Peter Swanson

THE KIND WORTH KILLING

© Peter Swanson, 2015.

Настоящий перевод книги THE KIND WORTH KILLING печатается с разрешения PRAVA I PREVODI.

 

Глава 1

Тед

– Привет, – сказала она.

Бледная веснушчатая рука незнакомки опустилась на соседний стул возле барной стойки, расположенной в зале ожидания бизнес-класса аэропорта «Хитроу».

– Мы знакомы? – спросил я.

Вряд ли мы встречались раньше, но ее американский акцент, накрахмаленная белая рубашка, обтягивающие джинсы, заправленные в сапоги до колена, – все это напоминало мне одну из мерзких подруг моей жены.

– Нет, извините. Мне просто захотелось заказать то же, что у вас. Не возражаете? – Высокая, стройная, она уселась на кожаный стул и положила сумочку на барную стойку. – Это джин? – она показала на мартини передо мной.

– «Хендрикс», – ответил я.

Она позвала бармена – подростка с торчащими во все стороны волосами и лоснящимся подбородком – и заказала «Хендрикс» с двумя оливками. Когда ей принесли мартини, она подняла бокал, обращаясь ко мне. У меня еще оставался глоток, и я сказал:

– За вакцинацию против международных перелетов.

– С удовольствием выпью за это.

Я допил свой мартини и заказал еще один. Она представилась, но ее имя тут же вылетело у меня из головы. Я назвался – просто Тед, а не Тед Северсон, по крайней мере, так я себя ощущал в тот момент. Мы сидели в битком набитом баре, свет резал глаза, мы пили, обменялись парой слов и обнаружили, что оба ждем один и тот же рейс в Бостонский аэропорт «Логан». Она достала из сумки тонкую книжицу в мягкой обложке и принялась читать. У меня появилась возможность как следует рассмотреть ее. Она была красива – длинные рыжие волосы, ясные зеленовато-голубые глаза, словно тропические озера, и кожа настолько бледная, что походила на пенку на молоке. Если такая женщина подсаживается к вам в баре и восхищается вашим напитком, можно надеяться, что ваша жизнь изменится. Но если этот бар находится в аэропорте, случайные знакомые вот-вот умчатся от вас в противоположном направлении. И хотя эта женщина тоже летела в Бостон, я думал только о том, как сильно ненавижу свою жену. Всю неделю, проведенную в Англии, эта мысль не выходила у меня из головы. Я почти не ел, почти не спал.

Громкоговоритель прохрипел очередное объявление, из которого удалось уловить только два слова – Бостон и задержан. Я взглянул на табло, висевшее над верхним рядом бутылок в баре, и увидел, как время нашего вылета переместилось на час вперед.

– Еще по одной? – сказал я. – Я угощаю.

– Почему бы и нет, – ответила она, закрыла книгу и положила обложкой вверх на барную стойку возле своей сумочки. «Два лика января» Патриции Хайсмит.

– Как книга?

– Не самая удачная.

– Нет ничего хуже скучной книги, когда твой рейс задержан на целый час.

– А вы что читаете? – спросила она.

– Газеты. Книги я не очень-то люблю.

– И как же вы развлекаетесь во время полета?

– Пью джин. Обдумываю очередное убийство.

– Интересно. – Она улыбнулась мне, впервые. Улыбнулась широко, так что между верхней губой и носом появилась складочка, обнажая безукоризненные зубы и полоску розовых десен. Интересно, сколько ей лет? Когда она подсела ко мне, я решил, что ей тридцать-тридцать пять, что мы с ней почти ровесники, но ее улыбка и бледные веснушки, словно брызги на лице, делали ее моложе. Двадцать восемь, не больше. Как моей жене.

– И, конечно, я работаю в самолете, – добавил я.

– Чем вы занимаетесь?

В двух словах я рассказал ей, что финансирую и консультирую компании, которые открывают свой бизнес в Интернете. Я не стал уточнять, что мой основной доход – продажа тех же самых компаний, когда они встанут на ноги. И я не рассказал ей, что мне вообще не нужно работать, что я был одним из немногих владельцев интернет-компаний в конце девяностых, которым удалось вовремя обналичить акции, как раз перед тем, как лопнул так называемый пузырь доткомов. Я скрыл эти факты по одной-единственной причине – мне не хотелось говорить о них, а не потому, что я боялся, как бы моя новая спутница, посчитав их предосудительными, не потеряла ко мне интерес. Никогда не считал необходимым извиняться за заработанные деньги.

– А вы чем занимаетесь? – спросил я.

– Работаю в колледже Винслоу. Я архивариус.

Винслоу – женский колледж в цветущем пригороде примерно в двадцати милях к западу от Бостона. Я спросил, что входит в обязанности архивариуса, и в ответ она выдала мне теперь уже свою краткую версию рабочих будней – как она собирает и подшивает документы колледжа.

– Вы живете в Винслоу? – спросил я.

– Да.

– Замужем?

– Нет. А вы женаты?

Я заметил, как ее взгляд скользнул по моей руке в поиске кольца.

– Да, к сожалению, – ответил я. Затем поднял руку, чтобы показать безымянный палец без кольца. – Кстати, нет, я не снимаю обручальное кольцо в барах аэропортов на тот случай, если такая женщина, как вы, подсядет ко мне. Никогда не носил колец. Терпеть их не могу.

– Почему к сожалению? – спросила она.

– Долго рассказывать.

– Рейс отложили. У нас куча времени.

– Вы действительно хотите услышать мрачную историю моей убогой жизни?

– Как я могу отказаться после такого интригующего начала?

– Прежде чем я начну, придется повторить, – я поднял бокал. – Хотите?

– Нет, спасибо. Два бокала – мой потолок. – Она зубами сняла одну из оливок с зубочистки и откусила кусочек. Краем глаза я заметил розовый кончик ее языка.

– Я всегда говорил, что два мартини – слишком много, а три – слишком мало.

– Смешно. Разве Джеймс Тербер не говорит то же самое?

– Никогда не слышал о нем, – сказал я, глупо улыбнувшись, хотя мне было неловко, что я выдал известное высказывание за свое. Словно из-под земли передо мной появился бармен, и я сделал заказ. Мои губы замерли в том блаженном оцепенении, которое вызывает джин, и я понял, что слишком пьян и слишком болтлив, но, в конце концов, таковы правила всякого аэропорта, и хотя моя попутчица жила всего в двадцати милях от меня, ее имя уже вылетело у меня из головы, и я знал, что вряд ли увижу ее снова. Мне было приятно говорить и пить с незнакомым человеком. Стоило мне озвучить свои мысли, как мой гнев рассеялся.

И я ей все рассказал. Я рассказал, что женат уже пять лет, и что мы с женой живем в Бостоне. Я рассказал ей о той чудесной сентябрьской неделе в гостинице городка Кенневик на южном побережье Мэна, и как мы влюбились в это место и купили дом на берегу по абсурдно завышенной цене. Я рассказал, что моя жена, будучи доктором наук в весьма сомнительной области под названием «Искусство и обществознание», решила, что она способна вместе с архитектурной фирмой работать над дизайном дома, и теперь проводила в Кенневике почти все время – вместе с подрядчиком по имени Брэд Даггет.

– И они с Брэдом?.. – спросила она, отправив в рот вторую оливку.

– Да-да.

– Вы уверены?

Я рассказал подробности. О том, как Миранде надоела наша жизнь в Бостоне. Первый год после свадьбы чем только она ни занималась – декорировала наш особняк в Саут-Энде, потом устроилась на полставки в галерее подруги в округе СоВа, но уже тогда я понял, что наш брак выдохся. Нам не о чем было говорить за ужином, мы стали ложиться спать в разное время. А главное – утратили те роли, которые некогда определяли наши отношения. Я был богатым бизнесменом, который угощал ее дорогими винами, водил на благотворительные вечера, а она – богемной художницей, которая обычно ездила на тайские пляжи и зависала в дешевых забегаловках. Конечно, мы были не более чем избитым клише, но нам это нравилось. Мы понимали друг друга с полуслова. Мне даже нравилось то, что никто не стал бы смотреть на меня в ее присутствии, хотя я был недурен собой. У нее были длинные ноги и пышная грудь, округлое лицо и полные губы. Свои темно-каштановые волосы она всегда окрашивала в черный цвет. Она намеренно укладывала их так, чтобы они казались растрепанными, как будто она только что встала с кровати. У нее была безукоризненная кожа, она не нуждалась в косметике, хотя никогда не выходила из дома, не подкрасив глаза черным карандашом. Я видел, как мужчины смотрят на нее в барах и ресторанах. Может, я преувеличиваю, но в этих взглядах было что-то первобытное, хищное. И я радовался, что не живу в те времена, когда каждый мужчина носил с собой оружие.

Наша поездка к Кенневик, штат Мэн, оказалась спонтанной: Миранда жаловалась, что мы уже больше года не бывали вдвоем. Мы отправились туда во второй половине сентября. Первые несколько дней были безоблачные, теплые, но потом на нас обрушился ураган со стороны Канады, заточивший нас в номере. Мы выходили из него только затем, чтобы выпить пива Allagash White и съесть лобстеров в ресторанчике в подвале гостиницы. После урагана дни стояли спокойные, сухие, сумерки стали длиннее. Мы купили свитера и отправились исследовать береговую линию, начинавшуюся как раз на северной стороне отеля и петлявшую между ревущими волнами Атлантики и скалистым утесом. Воздух, недавно отяжелевший от влажности и запахов солнцезащитного крема, стал свежим и соленым. Мы оба влюбились в Кенневик настолько, что, узнав о продаже клочка земли, заросшей шиповником, на отвесном берегу, сразу же позвонили его владельцу.

Через год шиповник выкорчевали, заложили фундамент и почти завершили каркас дома на восемь спален. Главным подрядчиком мы наняли Брэда Даггета, человека мрачного, сурового, разведенного, с густыми черными волосами, козлиной бородкой и кривым носом. Пока я работал в Бостоне – консультировал группу выпускников МТИ, которые разработали новый алгоритм для поисковой системы по блогам, – Миранда проводила почти все время в Кенневике; она жила в гостинице и контролировала строительство дома, придираясь к каждой плитке и каждому гвоздику.

В начале сентября я решил устроить ей сюрприз. Я отправил ей сообщение на мобильный и выехал из Бостона по шоссе I-95. В Кенневик я прибыл в полдень и поехал в гостиницу за Мирандой. Оказалось, что она ушла еще утром.

Я подъехал к строящемуся дому и припарковался на подъездной дорожке, усыпанной гравием, как раз за «Фордом F150», принадлежавшим Брэду. Бледно-голубой «Мини-Купер» Миранды тоже был там. Я не видел дом несколько недель и радовался, что за это время столько успели сделать. Вставили все окна, привезли дорожные плиты серо-голубого цвета, которые я лично выбрал для сада. Я обошел дом сзади, где в каждой спальне на втором этаже был свой балкон, а застекленная веранда на первом этаже вела к просторному каменному патио. Перед патио вырыли прямоугольную яму для бассейна. Поднимаясь по каменным ступенькам патио, я заметил Брэда и Миранду в высоких окнах кухни, выходивших прямо на океан. Я собирался постучать в окно, чтобы позвать их, но вдруг замер. Прислонившись к новенькой столешнице, они смотрели в окно, любуясь видом бухты. Брэд курил сигарету, и я наблюдал, как он стряхивает пепел в кофейную чашку, которую держит в другой руке.

Но остановился я не из-за него, а из-за Миранды. Что-то в ее позе, в том, как она облокачивалась на столешницу, обернувшись к широким плечам Брэда. Она казалась такой непринужденной. Я смотрел, как она подняла руку, и Брэд подал ей сигарету, словно они знакомы всю жизнь. Она затянулась и вернула ему сигарету. При этом они ни разу не взглянули друг на друга, и я понял, что они не только спят вместе, но, по-видимому, влюблены друг в друга.

Вместо того чтобы разозлиться или впасть в уныние, я испугался, что они заметят меня в патио – как я подсматриваю за ними в столь интимный момент. Я вернулся к парадному входу, пересек веранду, распахнул стеклянную дверь и крикнул: «Привет»; мой голос эхом разнесся по безжизненному дому.

– Мы здесь, – откликнулась Миранда, и я направился на кухню.

Они отстранились друг от друга, но ненамного. Брэд потушил сигарету в кофейной чашке.

– Тедди, какой сюрприз, – сказала Миранда. Кроме нее никто не называл меня так, это имя больше походило на прозвище, так как совершенно не соответствовало мне.

– Привет, Тед, – сказал Брэд. – Ну что, хорошо мы поработали?

Миранда подошла ко мне и поцеловала в уголок губ. Она пахла своим дорогим шампунем и «Marlboro».

– Ничего. Мои плитки привезли.

Миранда рассмеялась.

– Мы разрешили ему выбрать только одно, и теперь ничто другое его не беспокоит.

Брэд тоже подошел и пожал мне руку. Рука была широкая, костлявая, ладонь теплая, кожа сухая.

– Хотите, устроим экскурсию?

Пока они водили меня по дому, Брэд рассказывал о стройматериалах, а Миранда – о том, куда какую мебель нужно поставить, и я подумал, что ошибся. Ни один из них не нервничал в моем присутствии. Может, они стали близкими друзьями – такими, которые, обнявшись, делятся сигаретой. Миранда часто вела себя эмоционально, ходила за ручку с подругами и даже целовала в губы наших друзей-мужчин, когда здоровалась и прощалась. Может, я слишком подозрительный?

После экскурсии по дому мы с Мирандой отправились в гостиницу и пообедали в ресторане «Конюшня». Мы ели поджаренные сэндвичи с рыбой и пили виски с содовой.

– Ты снова куришь? – спросил я, надеясь поймать ее на лжи и посмотреть, как она отреагирует.

– Что? – спросила она, нахмурив брови.

– От тебя пахло сигаретами. В доме.

– Затянулась пару раз, вот и все. Я не собираюсь снова курить, Тедди.

– Дело твое. Я просто спросил.

– Даже не верится, что дом уже закончен, – сказала она, макая дольки жареного картофеля в мой кетчуп.

Мы поговорили о доме, и я еще больше засомневался в своих подозрениях. Никакого чувства вины она не выражала.

– Останешься на выходные? – спросила она.

– Нет, я только заехал повидать тебя. Вечером у меня ужин с Марком ЛаФрансом.

– Отмени его и останься. Завтра обещают чудесную погоду.

– Марк прилетел специально ради этой встречи. И мне нужно подготовить расчеты.

Изначально я планировал остаться в Кенневике до вечера, надеясь, что Миранда согласится провести это время в ее номере. Но когда я увидел, как они с Брэдом милуются на очень дорогой кухне, за которую платил я, между прочим, то передумал. У меня созрел новый план. После обеда я отвез Миранду обратно на стройку, чтобы она забрала свою машину. Затем, вместо того чтобы сразу же выехать на шоссе I-95, я поехал на юг, в Киттери, где фабричные магазины тянулись на четверть мили. Я подъехал к рыночной площади, где продавали охотничье снаряжение и одежду; я проезжал мимо этого места много раз, но ни разу не останавливался. Примерно за пятнадцать минут я потратил почти пятьсот долларов на непромокаемые камуфляжные штаны, серый плащ с капюшоном, огромные летные очки и профессиональный бинокль. В общественной уборной напротив магазина я переоделся и в капюшоне и очках стал неузнаваем. По крайней мере, издали. Я снова поехал на север, припарковался на общественной стоянке возле бухты Кенневика, втиснув свой «Куатро» между двумя пикапами. Вряд ли Миранда и Брэд приедут именно на эту парковку, но все же я решил поставить машину так, чтобы ее не было заметно.

Ветер стих, но небо нависло серой пеленой, и теплый дождь решетил туманный воздух. Я прошел по мокрому песку вдоль берега, перебрался через каменную россыпь и глину и направился к утесу. Я двигался осторожно, глядя под ноги на мощеную дорожку – скользкую после дождя и неровную там, где корни выбивались из-под земли – вместо того чтобы любоваться непокорными волнами Атлантического океана, вздымавшимися справа от меня. Местами мощеная дорожка вдоль утеса была полностью разрушена, и поблекший знак предупреждал об опасности. Из-за этого по ней редко ходили, и в тот вечер я встретил только одного человека – девушку в спортивной толстовке, от которой пахло так, как будто она только что выкурила косячок. Мы прошли, не обмолвившись ни словом, даже не поглядели друг на друга.

В конце дорожки я шел вдоль полуразвалившейся бетонной стены, огораживающей с тыльной стороны каменный коттедж – последний дом, за которым на четверть мили тянулся заброшенный пустырь, ведущий к нашему участку. Дорожка спустилась к морю, пересекла небольшой каменистый пляж, усеянный изжеванными буйками и водорослями, затем круто поднялась между елями с переплетенными ветвями. Дождь усилился, и я снял промокшие темные очки. Полагая, что вряд ли столкнусь с Мирандой или Брэдом снаружи, я решил занять позицию, не доходя до пустыря, и укрыться в зарослях кустарника там, где отвесная береговая линия низко опускалась. Если кто-нибудь из них выглянет в окно и заметит меня с биноклем, они подумают, что я наблюдаю за птицами. Если кто-то подойдет, я быстро ретируюсь на дорожку.

Когда я взглянул на дом, нависавший над высохшей землей, мне не впервые бросилось в глаза то, насколько его задняя часть – выходившая на океан – стилистически отличается от противоположной стороны, выходившей на дорогу. Фасад дома, облицованный камнем, украшали небольшие оконца и высокие двери из темного дерева в форме гигантской арки. Задняя часть дома, обшитая светлым деревом, с абсолютно одинаковыми окнами и балкончиками, напоминала небольшую уютную гостиницу. «У меня много друзей», – ответила Миранда на мой вопрос, зачем в доме семь комнат для гостей, и бросила на меня такой взгляд, будто я спросил, зачем в доме водопровод.

Я нашел отличное местечко под низкой изогнутой елью, как бонсай, лег на сырую землю и настроил бинокль. Я был примерно в пятидесяти ярдах от дома и сквозь окна прекрасно видел, что происходит внутри. Я осмотрел первый этаж, но не заметил никакого движения, затем «поднялся» на второй. Ничего. Я отложил бинокль и взглянул на дом, жалея, что мне не видна подъездная дорожка. На первый взгляд, в доме не было ни души, хотя пикап Даггета все еще стоял там, когда я высадил Миранду.

Несколько лет назад я ходил на рыбалку с коллегой – товарищем по спекуляциям в Интернете, лучшим рыбаком из тех, кого я знал. Он всматривался в поверхность океана и точно угадывал, где рыба. Он объяснил мне, что хитрость – в умении не фокусировать зрение на чем-то одном, а впитывать все, что тебя окружает. Именно так он улавливал малейшее движение, колыхание воды. Я пробовал, но кроме головной боли ничего не добился. Еще раз осмотрев дом через бинокль и ничего не заметив, я решил снова испробовать ту хитрость – теперь уже на своем доме. Я взглянул на дом, который в бинокле расплывался перед глазами гигантским пятном, и ждал хоть малейшего шевеления; не прошло и минуты, как я заметил движение сквозь высокие окна будущей гостиной на северной стороне дома. Я навел бинокль на окно: Брэд и Миранда только что вошли. Я видел их довольно отчетливо; лучи заходящего солнца освещали окно как раз под нужным углом и при этом не слепили глаза. Я видел, как Брэд подошел к самодельному столику, который смастерили плотники, поднял кусок дерева, что-то вроде потолочной балки, и показал моей жене. Он провел рукой по рифленой стороне балки, она сделала то же самое. Его губы шевелились, а Миранда кивала ему в ответ.

На мгновенье я почувствовал себя полным идиотом, параноиком, вырядившимся в камуфляж и выслеживающим собственную жену и своего же подрядчика, но вот Брэд положил балку, и я увидел, как Миранда обняла его, запрокинула голову и поцеловала в губы. Одной рукой он прижал ее бедра к себе, а второй схватил ее растрепанные волосы. Я уговаривал себя отвернуться, но не смог. Я смотрел минут десять, я видел, как Миранда легла на стол, Брэд задрал ее темно-сиреневую юбку, стянул с нее белые трусики и вошел в нее сзади. Я смотрел, как Миранда одной рукой схватилась за край стола, а другая рука скользнула между ног, направляя его. Безусловно, они занимались этим не в первый раз.

Я поднялся и пошел обратно к тропинке. Не успел я скинуть капюшон, как меня стошнило в грязную лужу.

– Давно это было? – спросила моя попутчица.

– Неделю назад.

Она прищурилась и прикусила нижнюю губу. Ее веки казались бледными, полупрозрачными, словно китайский шелк.

– Что вы собираетесь предпринять? – спросила она.

Этот вопрос я задавал себе всю неделю.

– Знаете, о чем я мечтаю? Убить ее. – Я улыбнулся онемевшими от джина губами и попытался подмигнуть, но ее лицо оставалось абсолютно серьезным. Она приподняла свои рыжие брови.

– Думаю, так и надо поступить, – произнесла она; я ждал хоть какого-то намека на шутку, но его не последовало. Ее взгляд был непоколебим. Уставившись на нее, я вдруг понял, что она намного красивее, чем мне казалось. Неземная красота, вне времени и пространства, словно она позировала для картин эпохи Ренессанса. Так отличалась от моей жены, похожей на героиню с обложки детективного романа 50-х годов. Я как раз собрался заговорить, как она подняла голову, прислушиваясь к хриплым звукам громкоговорителя. Объявили посадку на наш рейс.

 

Глава 2

Лили

В то лето, когда мне исполнилось четырнадцать, мама пригласила пожить у нас художника по имени Чет. Не помню его фамилии, а может, я ее никогда и не знала. Он поселился в небольшой квартирке над маминой мастерской. У него были толстые очки в темной оправе, взлохмоченная борода, всегда забрызганная краской, и пахло от него гнилью. Помню, как он уставился на мою грудь, когда нас представили. Лето было жарким, я надела джинсовые шорты и топ с бретельками. Мои груди были не больше прыщей, но он все равно разглядывал меня.

– Привет, Лили, – сказал он. – Зови меня дядя Чет.

– Почему? Вы мой дядя?

Он выпустил мою руку и рассмеялся – трескучим смехом, словно мотор заглох.

– Знаешь, я уже чувствую себя частью семьи, твои родители так заботливы и гостеприимны. Я смогу рисовать здесь целое лето. Невероятно.

Я ушла, ничего не ответив.

Он был не единственным жильцом. На самом деле в доме всегда было много гостей, особенно летом, когда мои родители могли отложить свои учительские обязанности и заняться тем, что они любили больше всего – алкоголем и адюльтером. Я говорю это не для того, чтобы изобразить свое детство в трагических красках. Я говорю, потому что это правда. И в то лето, лето Чета, у нас жили разного рода поклонники и дармоеды, студенты, бывшие любовники и нынешние любовники – они слетались, как мотыльки на свет, и исчезали столь же быстро. Помимо этого мои родители, как всегда, устраивали бесконечные вечеринки – их шум и гул доносился до меня сквозь стены моей спальни. Знакомая музыка, раскаты смеха, неуклюжий джаз и под конец, в ранние утренние часы, крики, стоны, иногда слезы и всегда хлопанье дверей в спальне.

Чет отличался от остальных гостей. Мама называла его свободным художником, имея в виду, что он не был связан с ее колледжем, не был студентом или преподавателем. Помню, отец называл его «бездомным дегенератом, которого твоя мать приютила на лето. Избегай его, Лили, кажется, у него проказа. И Бог знает что в бороде». Вряд ли отец верил в то, что говорил, – мама была неподалеку, и он говорил специально, чтобы она слышала, – однако его слова оказались пророческими.

Всю свою жизнь я провела в Монкс-Хаусе, так мой отец называл развалившийся, гниющий столетний викторианский особняк в часе езды от Нью-Йорка, в глухих дебрях Коннектикута. Дэвид Кинтнер – мой отец – был английским писателем, который большую часть денег заработал на экранизации своей первой и самой успешной книги – фарсе о сексуальных играх в закрытой школе, который стал настоящей сенсацией в 60-е годы. Он приехал в Америку по приглашению Университета Шепог и решил остаться, когда познакомился с Шэрон Хендерсон, моей мамой, экспрессионисткой и штатным преподавателем факультета искусств. Вместе они и купили Монкс-Хаус. Название появилось намного позже, в год, когда меня зачали, его придумал мой отец, который решил заполнить шесть спален творческими и интеллигентными гостями (молодыми девушками) и назвать особняк в честь дома, в котором жили Вирджиния и Леонард Вульф. А также в честь Телониуса Монка, любимого музыканта моего отца.

В доме было много странностей, например, всеми позабытые солнечные панели, увитые плющом, зал со старым кинопроектором, винный погреб с земляным полом и небольшой бассейн на заднем дворе, который редко чистили. Со временем он превратился в мрачный пруд, дно и стенки которого сплошь заросли водорослями, а поверхность устилала гниющая листва, фильтр, ставший бесполезным, был забит распухшими трупиками мышей и белок. В начале того лета я попыталась самостоятельно почистить наполовину высохший бассейн, стащила почерневший от плесени брезент, нашла сачок для ловли бабочек, которым собрала листья с поверхности воды, а потом, в прохладный июньский денек, наполнила бассейн из шланга. Я попросила по отдельности обоих родителей купить средства для дезинфекции бассейна, когда они поедут в магазин. Мама ответила: «Не хочу, чтобы моя дорогая дочь все лето купалась в химии». Отец обещал специально для этого поехать в магазин, но по глазам было видно, что он забыл о своем обещании, не успев договорить.

Несмотря на это, я все же плавала в бассейне всю первую половину лета, радуясь тому, что хотя бы не надо его ни с кем делить. Вода позеленела, дно и стенки стали скользкими от темных водорослей. Я представляла себе, что это самый настоящий пруд в лесной чаще, в секретном месте, о котором знала только я, а мои друзья – черепахи, рыбки и стрекозы. Я плавала на закате, когда жалобный стрекот сверчков достигал своего пика, практически заглушая шум вечеринок на застекленной веранде перед домом. В один из таких вечеров я заметила Чета с бутылкой пива в руке, он наблюдал за мной с опушки леса.

– Как вода? – спросил он, поняв, что его заметили.

– Ничего, – ответила я.

– А я и не знал, что бассейн функционирует.

Он подошел ближе, последние лучи заходящего солнца осветили его. На нем был белый комбинезон, забрызганный краской. Он глотнул пива, оставив пену на бороде.

– Никто им не пользуется, кроме меня. Родители не любят плавать. – Я отплыла на самое глубокое место, радуясь, что вода зеленая и мутная, и он не видит меня в купальнике.

– Может, я тоже приду поплавать. Не возражаешь?

– Мне все равно. Делайте, что хотите.

Он залпом допил пиво, причмокнув.

– Мне бы хотелось нарисовать этот бассейн. И, может, ты разрешишь нарисовать, как ты плаваешь. Что скажешь?

– Не знаю, – ответила я. – Как нарисовать?

Он рассмеялся.

– Вот так, как сейчас: ты в бассейне, в таком свете. Хочу создать картину. Обычно я делаю абстракции, но на этот раз… – Он не договорил, почесал ногу с внутренней стороны, и, помолчав, добавил:

– Ты хоть понимаешь, как ты чертовски красива?

– Нет.

– Так оно и есть. Ты красавица. Я не должен говорить тебе это, потому что ты еще так юна, но я художник, так что мне можно. Я понимаю красоту или, по крайней мере, делаю вид, что понимаю. – Он рассмеялся. – Ну что, подумаешь?

– Не знаю, приду ли я еще сюда. Вода грязная.

– Ладно. – Он оглянулся на лес позади него и кивнул головой. – Пойду возьму еще пива. Тебе принести что-нибудь? – Теперь он держал пустую бутылку вниз горлышком, и капли падали на нестриженую траву. – Пива, например.

– Я не пью пиво. Мне только тринадцать.

– Ясно, – сказал он, не двигаясь с места; он ждал, что я вылезу из воды. Он приоткрыл рот и снова почесал ногу с внутренней стороны. Я осталась в воде и стала кружиться, чтобы не смотреть на него.

– Офелия, – произнес он, обращаясь к самому себе. – Понятно. Еще пива.

Когда он ушел, я вылезла из бассейна, понимая, что больше мне не плавать этим летом, и ненавидя Чета за то, что он испоганил мой тайный пруд. Я завернулась в большое пляжное полотенце, которое захватила с собой, и побежала в ванную на втором этаже, ближайшую к моей комнате. Сердце заныло от боли, словно гнев внутри меня превратился в шар, который медленно раздувается, но никогда не лопнет. Я включила воду, залезла в душ и несколько раз выкрикнула самые отвратительные слова, какие знала. Я кричала, потому что меня душила злость, а еще потому, что хотела удержать слезы. Не помогло. Я опустилась на кафельный пол и рыдала, пока горло не заболело. Я думала о Чете – о том, как мерзко он смотрел на меня, а еще думала о родителях. Зачем они приглашают в дом незнакомцев? Почему их интересуют только сексуальные маньяки? После душа я пошла в спальню и стала рассматривать себя голую в большом зеркале на дверце шкафа. Я знала о сексе почти всю свою жизнь. Одно из моих первых воспоминаний – как мои родители занимаются этим под большим полотенцем на песчаном пляже во время отпуска. Я была в двух шагах от них, копалась в песке пластмассовым совком. Помню, в моей бутылочке был теплый яблочный сок.

Я повернулась и осмотрела себя со всех сторон, с отвращением взглянув на рыжий пушок между ног. Хоть грудь еле заметна, в отличие от моей подруги Джины, которая жила неподалеку. Я выпрямила плечи, и моя грудь стала абсолютно плоской. Если прикрыть рукой промежность, я выгляжу так, как в десять лет. Стройная, рыжая, с веснушками, из-за которых мои руки и шея казались темнее.

Я надела джинсы и футболку, хотя вечер был еще жаркий, и спустилась вниз, чтобы приготовить себе сэндвич с арахисовым маслом.

* * *

В бассейне я больше не плавала. Не знаю, искал меня Чет там или нет. Иногда я видела его на ступеньках квартиры над маминой мастерской, он курил сигарету и смотрел в сторону дома. А иногда он заходил к нам на кухню, говорил с мамой, обычно об искусстве. Его взгляд падал на меня, затем ускользал и снова возвращался.

Тем летом отец уехал недели на три. Сразу после того, как к нему приехали друзья из Англии, среди которых была молодая поэтесса по имени Роуз. Он представил нас: «Роуз, это Лили. Лили, это Роуз. Не соперничайте. Вы обе – прекрасные цветки». Роуз, худощавая, с большой грудью, пахла сигаретами с ароматом гвоздики. Пожимая мне руку, она уставилась на мою макушку. Я беспокоилась, что после отъезда отца Чет будет чаще появляться в доме. Но вместо него возник другой мужчина, с русским именем. Он нравился мне – исключительно потому, что у него была чудесная собачонка по кличке Горький. Мы не держали животных в доме с тех пор, как три месяца назад умерла моя кошка Бесс. Пока русский был в доме, Чет не появлялся, и мне стало спокойно. Но однажды поздним субботним вечером Чет зашел ко мне в спальню.

Я знала, что это суббота, потому что в тот вечер мама устроила важную вечеринку, о которой она говорила больше недели.

– Лили, дорогая, прими душ в субботу, у нас вечеринка.

– Лили, помоги маме приготовить пирог со шпинатом, хорошо? Угостишь гостей.

Странно, что она так суетилась из-за этого вечера. Она постоянно устраивала вечеринки, но обычно с преподавателями и студентами колледжа. На этот праздник люди ехали из Нью-Йорка, чтобы познакомиться с русским. Отец еще не вернулся, и мама нервничала; кончики ее коротких волос уже торчали во все стороны из-за того, что она постоянно их приглаживала рукой. Почти весь день меня не было дома. По дороге, петлявшей между сосен, я отправилась к своему любимому месту – к поляне, обнесенной каменными стенами, у давно заброшенной фермы. Я швыряла камнями в деревья, пока рука не заболела, потом легла на холмике, поросшем мягкой травой, неподалеку от ивы. Я замечталась, представляя, что у меня другая семья – с занудными родителями, четырьмя братьями и тремя сестрами. Жара стояла неимоверная. Я чувствовала соленые капельки пота на верхней губе и, лежа на траве, смотрела, как темные, набухшие облака заволакивали небо. Услышав первые раскаты грома, я встала, стряхнула траву с ног и вернулась в дом.

Гроза бушевала не меньше часа. Мама пила джин и доставала блюда из духовки, болтая с русским о том, что буря как раз вовремя – лучшую музыку для вечеринки и представить нельзя – хотя я видела, что она расстроена. Когда гости стали съезжаться, небо снова прояснилось, единственным напоминанием о грозе был свежий воздух и непрерывный стук капель из водосточных труб. Я угощала закусками людей, которых никогда раньше не видела, затем улизнула в свою комнату, захватив с собой два кусочка холодного пирога на ужин.

Я ела в своей комнате и пыталась читать книжку в мягкой обложке, которую взяла с маминой тумбочки. «Крах» Джозефины Харт. Маме книжка не понравилась, она говорила, что это мусор, который выдают за настоящую литературу. Я решила ее почитать, но мне она тоже не понравилась. Книга об англичанине, как мой отец, который занимался сексом с девушкой своего сына. Все персонажи показались мне отвратительными. Я закрыла книгу и взяла Нэнси Дрю со своей полки. «Тайна аллеи дельфиниумов». Я знала, что слишком взрослая, чтобы читать Нэнси Дрю, но это была моя любимая книга. Я заснула за книгой.

Меня разбудил звук открывшейся двери. Свет из коридора пробрался внутрь, и громкая рок-музыка донеслась снизу. Я лежала на боку, лицом к двери, укрывшись до пояса легким покрывалом. Я приоткрыла глаза и увидела, что на пороге стоит Чет. Он заслонил собой свет из коридора, но его было несложно узнать из-за бороды и очков в темной оправе. Он покачивался, как дерево во время урагана. Я не шевелилась, надеясь, что он уйдет. Может, он искал не меня, хотя я прекрасно понимала, что меня. Я подумала, может закричать или попытаться выбежать из комнаты, но дом гудел от барабанов и басов, и вряд ли кто-нибудь услышал бы меня. К тому же, я была уверена, что Чет убьет меня, если закричу. Так что я закрыла глаза, надеясь, что он уйдет, но услышала, как он вошел в комнату и тихо закрыл дверь за собой.

Я решила не открывать глаза, притвориться, что сплю. Сердце билось в груди, словно обезумев, но я старалась дышать ровно. Вдох через нос, выдох через рот.

Я слышала, как Чет сделал несколько шагов. Я знала, что он стоит прямо надо мной. Я слышала его прерывистое дыхание, чувствовала его запах. Гниющий, затхлый запах, смешанный с запахом сигарет и алкоголя.

– Лили, – шепнул он.

Я не шелохнулась.

Он нагнулся ко мне. Снова произнес мое имя, еще тише на этот раз.

Я притворилась, что глубоко сплю и ничего не слышу. Я подтянула колени, свернулась калачиком, двигаясь так, как сделал бы спящий. Я знала, зачем он пришел, знала, чего он хочет. Он собирался заняться сексом со мной. Но насколько я понимала, это возможно, только если я проснусь, так что я собиралась и дальше притворяться спящей, чтобы он ни делал.

Я услышала скрип, зашуршали джинсы, кислый, пивной запах от бороды ударил мне в нос. Он улегся рядом со мной. Внизу отгромыхали басы, закончилась очередная песня и началась новая, точно такая же. Я услышала, как он медленно расстегивает молнию, затем последовал ритмичный звук, будто терли рукой взад вперед по свитеру. Кажется, он довольствуется собой, я ему не нужна. Мой план сработал. Звук стал быстрее и громче, он произнес мое имя несколько раз, хриплым шепотом. Я думала, он не будет трогать меня, но вдруг почувствовала, как его пальцы дотронулись до моей пижамы. В комнате было тепло, но холодные мурашки покрыли меня с головы до ног. Я заставила себя не открывать глаза. Чет сдавил мою грудь, уколол меня своими острыми ногтями, затем издал звук, похожий то ли на мычанье, то ли на вздох, и убрал руку. Я слышала, как он застегнул молнию и быстро вышел из комнаты. Он ударился об косяк на пороге, потом захлопнул дверь, даже не пытаясь действовать бесшумно.

Я лежала, свернувшись, еще минуту, затем встала с кровати, взяла стул и попыталась подставить его под дверную ручку. Нэнси Дрю сделала бы так. Однако стул для этой затеи не подошел – он был слишком низкий – но все же лучше, чем ничего. Если Чет вернется, ему будет сложно открыть дверь, стул упадет и зашумит.

Я считала, что не смогу уснуть в ту ночь, но уснула, а проснувшись утром, лежала в постели и думала, что делать дальше.

Больше всего я боялась, что если расскажу маме о случившемся, она посоветует мне заняться сексом с Четом. Или рассердится, что я позволила ему войти в мою комнату, или что я позволила ему смотреть на меня в бассейне. Я понимала, что сама должна разобраться с ситуацией.

И я знала как.

 

Глава 3

Тед

В полночь я стоял на ступеньках нашего особняка, красные огоньки такси пронеслись по улице и исчезли из виду; я старался вспомнить, куда спрятал ключи от дома, уезжая в Лондон неделю назад.

Пока я открывал внешний карман чемодана, распахнулась дверь. Миранда зевала на пороге. На ней были короткая ночнушка и шерстяные носки.

– Как Лондон? – спросила она, поцеловав меня в губы. Изо рта у нее неприятно пахло, видимо снова заснула у телевизора.

– Сыро.

– Прибыльно?

– Да, сыро и прибыльно. – Я захлопнул дверь за собой и бросил багаж на паркет. В доме пахло тайской едой.

– Не ожидал увидеть тебя, – сказал я. – Думал, ты в Мэне.

– Я хотела увидеться с тобой, Тедди. Тебя не было целую неделю. Ты пьян?

– Рейс задержали, и я выпил несколько бокалов мартини. От меня пахнет?

– Да. Почисти зубы и ложись в кровать. Я валюсь с ног.

Я смотрел, как Миранда поднимается по лестнице в спальню на втором этаже, смотрел, как напрягаются и расслабляются мышцы на ее тонких икрах, смотрел, как ночнушка покачивается на бедрах, и вспомнил, как Брэд Даггет положил ее на стол, задрал ей юбку…

Я спустился вниз, где находились кухня и гостиная. Нашел в холодильнике упаковку креветок в соусе карри и съел их холодными, усевшись на разделочный стол.

Голова болела, хотелось пить. Я понял, что даже без сна у меня уже началось похмелье после того количества джина, который я выпил в баре аэропорта, а потом в самолете.

Рыжая девушка из бара тоже сидела в бизнес-классе, в соседнем ряду позади меня. В самолете мы болтали через ряды, хотя уже не обсуждали неверность моей жены. Старушка, сидевшая рядом со мной возле окна, заметила, что мы разговариваем, и предложила:

– Может, вы с женой хотели бы сесть вместе?

– Спасибо, – ответил я. – С удовольствием.

Она пересела ко мне. Я сказал стюардессе принести джин с тоником, затем попросил свою спутницу напомнить ее имя.

– Лили, – произнесла она.

– А дальше?

– Я скажу, но сначала сыграем в игру.

– Хорошо.

– Игра очень простая. Так как мы в самолете, а лететь долго, и вряд ли мы с вами снова увидимся, давайте говорить друг другу чистую правду. Обо всем.

– Вы даже не назвали мне свою фамилию, – сказал я.

Она рассмеялась.

– Действительно. Но именно так мы сможем играть по этим правилам. Если мы узнаем друг друга лучше, игра не получится.

– Например?

– Хорошо. Я терпеть не могу джин. Я заказала мартини, потому что точно такой же стоял перед вами, и это выглядело так утонченно.

– Правда? – спросил я.

– Не осуждать, – сказала она. – Ваша очередь.

– Хорошо. – Я задумался на минуту, затем сказал:

– Я так сильно люблю джин, что иногда кажусь себе алкоголиком. Если бы я мог делать все, что хочу, то пил бы по шесть бокалов мартини за вечер.

– Неплохо для начала, – сказала она. – Возможно, у вас действительно проблемы с алкоголем. Жена изменяет вам. А вы? Вы когда-нибудь изменяли ей?

– Нет, никогда. Я испытывал… Как говорил Джимми Картер?.. Желание, конечно. Кстати, я уже представил, как занимаюсь сексом с вами.

– Неужели? – Она вскинула брови и казалась удивленной.

– Только правда, помните? – сказал я. – Не удивляйтесь. Скорее всего, большинство мужчин, которых вы встречаете, представляют отвратительные вещи о вас уже в первые пять минут общения.

– Неужели это правда?

– Да.

– Насколько отвратительные?

– Лучше вам не знать.

– А что если я хочу знать? – наклонилась она ко мне.

Я сделал глоток джина с тоником, кубик льда ударился о мои зубы.

– Интересно, – продолжала она. – Не представляю себе, как можно встретить человека и сразу же почувствовать желание заняться с ним сексом.

– Не совсем так, – сказал я. – Это скорее врожденная реакция, когда представляешь себе некий образ. Например, когда мы стояли в очереди на посадку, я смотрел на вас и представлял себе голой. Это само собой происходит. С женщинами такого никогда не бывает?

– Вы имеете в виду, что женщина, увидев мужчину, может сразу представить, как занимается с ним сексом? Нет, наверное. У женщин по-другому. Мы думаем о том, хочет ли мужчина, с которым мы только что познакомились, заняться сексом с нами.

Я рассмеялся.

– Да, хочет. Примите это как аксиому. Но больше я вам ничего не скажу.

– Правда, веселая игра? Теперь расскажите, как вы хотите убить свою жену?

– Ах, это, – сказал я, – я же пошутил.

– Уверены? Судя по вашему тону, это не было похоже на шутку.

– Признаю, что когда я увидел их в доме, я бы легко застрелил их обоих через окно, будь у меня с собой оружие.

– Значит, вы все-таки думаете о том, чтобы убить ее, – сказала она. Самолет загудел перед взлетом. Мы пристегнулись, и я сделал большой глоток джина. Всегда нервничал во время полета.

– Послушайте, – продолжила она. – Я не заставляю вас говорить то, чего вы не хотите. Мне просто интересно. Это часть игры. Чистая правда.

– Тогда начнем с вас. Я знаю только то, что вы не любите джин.

– Хорошо, – сказала она и задумалась. – Честно, я сомневаюсь, что убийство – такое уж страшное преступление, как говорят. Все умирают. Какая разница, если несколько гнилых яблок скинуть с дерева чуточку раньше, чем планировал Господь Бог? А ваша жена, кстати, подходящий кандидат.

Гул моторов перешел на вой, и капитан приказал бортпроводникам занять свои места. Я радовался этой минуте промедления, потому что мне не пришлось сразу отвечать своей соседке. Ее слова перекликались с навязчивой мыслью, которая мучила меня уже неделю, с тех пор как я представил себе, как убиваю жену. Я уговаривал себя, что убийство Миранды окажет миру услугу, и вот появляется девушка, которая неожиданно дает мне нравственное право действовать сообразно с моими желаниями. И хотя меня шокировали ее слова, я был настолько пьян – джин приятно гудел где-то внутри – что думал, почему люди вообще хотят быть трезвыми. Я чувствовал, что мыслю абсолютно ясно и при этом никакие условности меня не сдерживают, и если бы мы с ней были наедине, думаю, я схватил бы Лили и попытался поцеловать ее. Вместо этого, после того как самолет оторвался от земли, я продолжил разговор.

– Признаюсь, мысль о том, чтобы убить свою жену, действительно кажется мне весьма привлекательной. Мы заключили контракт перед свадьбой, так что Миранда не получит половину моих денег, но ей достанется довольно солидная сумма, – достаточная, чтобы жить припеваючи до конца своих дней. О неверности речь в контракте не шла. Я мог бы найти юриста, который нанял бы детектива и открыл дело, но это дорого, а в итоге, потратив время и деньги, мне не избежать позора.

– Если бы она пришла ко мне и рассказала об этой связи, даже если бы созналась, что влюбилась в Даггета и хочет уйти от меня, я согласился бы на развод. Я бы ненавидел ее, но смог бы смириться с этим и жить дальше. Но я не могу смириться… не могу забыть… как они с Брэдом вели себя в тот день, когда они трахались в моем доме. Когда я разговаривал с ними, они держались так спокойно и убедительно. Миранда так легко лгала мне. Не знаю, где она научилась этому. Но когда я стал думать об этом, вдобавок ко всему, что знаю о ней, о том, как по-разному она ведет себя с разными людьми, то понял, что она именно такая – пустышка, фальшивая лгунья. Может, даже социопат. Не понимаю, почему я не замечал этого раньше.

– Думаю, она старалась быть такой, какой вы хотели ее видеть. Как вы познакомились?

Я рассказал ей, что мы познакомились на вечеринке по случаю новоселья у общих друзей в Нью-Эссексе одним летним вечером. Я сразу обратил на нее внимание. Другие гости были в летних платьях и застегнутых рубашках, а Миранда пришла в таких коротких шортах, что белые карманы висели ниже обрезанных краев, и в топе без рукавов, с изображением Джаспера Джонса в виде мишени прямо на груди. В руках она держала банку пива Pabst Blue Ribbon и болтала с Чэдом Певоном, моим другом из колледжа, который и купил этот дом. Миранда смеялась, запрокинув голову. Мне сразу же пришли в голову две вещи: она самая сексуальная женщина из тех, которых я лично встречал, и Чэд Певон никогда в жизни не умел шутить, так над чем же она смеется? Я сразу отвел взгляд, ища среди гостей знакомое лицо. Честно говоря, увидев Миранду, я будто получил удар под дых: я внезапно осознал, что такие женщины, как она, существуют не только на страницах грязных журналов и в голливудских фильмах, и что, скорее всего, она здесь не одна.

Ее имя я узнал у жены Чэда. Миранда Хобарт. Она жила в Нью-Эссексе примерно год. Она была художницей и устроилась работать в кассе местного летнего театра.

– Она одна? – спросил я.

– Как ни странно, да. Поговори с ней.

– Вряд ли я в ее вкусе.

– Не узнаешь, пока не спросишь.

Мы все же поговорили, Миранда сама подошла ко мне. Вечеринка затянулась, и я решил посидеть в одиночестве на склоне лужайки позади дома Чэда и Шерри. За нагромождением крыш виднелись сиреневые отблески океана, на который временами падал свет маяка. Миранда уселась рядом со мной.

– Слышала, вы неприлично богаты, – произнесла она невнятно. Ее голос показался мне низким, без малейшего намека на акцент. – Все только об этом говорят.

Недавно я помог одной крупной социальной сети купить небольшую компанию, разработавшую программу загрузки иллюстраций, за сумму, которая даже мне казалась нелепой.

– Так и есть, – ответил я.

– К вашему сведению, я не стану спать с вами только потому, что вы богаты, – она дерзко улыбнулась.

– Спасибо, что предупредили, – ответил я; язык заплетался, крыши вдалеке покачивались. – Но, уверен, вы бы вышли за меня замуж.

Она запрокинула голову и расхохоталась. Именно такой я увидел ее впервые, когда она смеялась над словами Чэда, но теперь, вблизи, ее смех не казался фальшивым. Я рассматривал ее лицо и представлял, как прикоснусь губами к нежной коже на ее шее.

– Конечно, я бы вышла за вас замуж, – сказала она. – Это предложение?

– Почему бы и нет, – ответил я.

– Когда же свадьба?

– На следующей неделе, наверное. Думаю, торопиться не стоит.

– Согласна. Это серьезное решение.

– Чисто из любопытства, – продолжал я, – хотелось бы узнать: мой вклад в наши отношения очевиден, а вот ваш пока нет. Готовить умеете?

– Не готовлю. Не шью. Могу пыль вытирать. Все еще хотите жениться за мне?

– Почту за честь.

Мы поболтали немного, а потом поцеловались прямо там, на лужайке, – вышло неуклюже, мы столкнулись зубами и подбородками. Она громко рассмеялась, а я сказал, что свадьба отменяется.

Но свадьба состоялась. Не через неделю, а через год.

– Думаете, она обманывала меня с самого начала? – спросил я Лили. Самолет взлетел, и мы оказались в том удивительном состоянии, которое принято называть воздушным путешествием – несемся из одной страны в другую с устрашающей скоростью на леденящей высоте и при этом преспокойно дремлем под кондиционерами, на мягких сиденьях, убаюканные равномерным урчанием двигателей.

– Видимо, да.

– Но когда она подошла ко мне… и сразу заговорила о том, что я богат. Это прозвучало как шутка, вряд ли она сказала бы это, если бы действительно пыталась заполучить мужа.

– Реверсивная психология. Если заговорить сразу, то это покажется невинным замечанием.

Я задумался.

– Знаете, – продолжала она. – Если она использовала вас, это еще не значит, что она не испытывала к вам никаких чувств, что вам было плохо вместе.

– Нам было хорошо. А теперь ей хорошо с кем-то другим.

– Что ей нужно от Брэда, как вы думаете?

– Что вы имеете в виду?

– В чем смысл? Она же рискует браком. Даже если она получит половину вашего состояния, ей, скорее всего, не достанется дом на берегу океана, о котором она столько мечтала. Связь с Брэдом может все испортить.

– Я много думал об этом. Сначала я решил, что она влюблена, но теперь сомневаюсь, что она вообще способна любить. Думаю, ей скучно. Очевидно, ко мне она уже охладела, я для нее – лишь источник дохода. Вряд ли она изменится, но она все еще молода и довольно красива, чтобы разбить сердце многим. Может, мне действительно стоит убить ее, чтобы избавить мир от такого наказания?

Я обернулся к своей попутчице, но не смотрел ей в глаза. Она сидела, скрестив руки, и я заметил мурашки на ее коже. Ей было холодно в самолете или это из-за моих слов?

– Вы окажете миру огромную услугу, – произнесла она почти шепотом, так что мне пришлось наклониться к ней. – Я действительно верю в это. Как я уже говорила, все мы умрем рано или поздно. Если вы убьете жену, вы сделаете только то, что и так с ней произойдет. К тому же убережете других людей от нее. Она – отрицательный персонаж. Из-за нее мир стал хуже. И за то, как она обошлась с вами, она заслуживает смерти. Все умирают, но мы не должны видеть своих любимых с другими людьми. Она нанесла первый удар.

В отсветах желтой лампочки над головой я видел множество бликов самого разного цвета в ее бледно-зеленых глазах. Она прищурилась, ее полупрозрачные веки казались мраморными. Близость наших лиц была намного интимнее секса, мы смотрели друг другу в глаза, и это удивило меня не меньше, чем если бы она залезла мне в штаны.

– Как же это сделать? – спросил я, и мурашки побежали по всему телу.

– Так, чтобы вас не поймали.

Я рассмеялся, и волшебство улетучилось.

– Так просто?

– Так просто.

– Еще мартини, сэр? – Стюардесса, высокая, стройная брюнетка с ярко-красной помадой, протянула руку к моему пустому бокалу.

Мне хотелось еще выпить, но у меня закружилась голова, когда я повернулся к стюардессе, и я отказался, попросив воды. Обернувшись снова к своей собеседнице, я увидел, что она зевает, вытянула руки вперед и кончиками пальцев дотронулась до мягкой спинки кресла впереди себя.

– Устали? – спросил я.

– Немного. Но давайте продолжим. Такого интересного разговора в самолете у меня еще не было.

В голове промелькнуло сомнение. Я для нее всего лишь интересный разговор? Представляю, как на следующий день она рассказывает подруге: «Не поверишь, в аэропорту я с таким типом познакомилась… Этот фрик рассказал мне во всех подробностях, как он собирается убить свою жену». Словно читая мои мысли, она дотронулась до моей руки.

– Извините, – сказала она. – Это прозвучало бестактно. Я серьезно отношусь к нашему разговору, по крайней мере, настолько серьезно, насколько вы сами хотите. Мы ведь играем в игру, помните, и, честно говоря, у меня нет никаких моральных возражений относительно того, что вы хотите убить жену. Она обманула вас. Она использовала вас, вышла за вас замуж. Она взяла деньги, которые вы заработали, а теперь изменяет вам с человеком, который тоже берет ваши деньги. Если хотите узнать мое мнение, она заслуживает наказания.

– Господи! А вы ведь не шутите.

– Не шучу. Но я просто незнакомый человек, который оказался с вами в одном самолете. Вам придется решать самому. Одно дело – желать смерти своей жене и совсем другое – убить ее; еще сложнее – не просто убить человека, а сделать это безнаказанно.

– Вы знаете по опыту?

– Это не мое дело, – сказала она, снова зевнув. – Я посплю немного, если не возражаете. А вы думайте о жене.

Она откинула спинку кресла и закрыла глаза. Я подумал, не вздремнуть ли и мне, но мысли не давали покоя. Я действительно обдумывал возможность убить свою жену, но теперь я говорил об этом открыто. С человеком, который считал это прекрасной идеей. Эта женщина реальна? Я взглянул на нее. Она уже дышала глубоко и размеренно. Я рассматривал ее профиль, изящный нос, слегка загнутый на кончике, сжатые губы, верхняя чуть выдавалась вперед. Длинные вьющиеся волосы, завернутые за маленькие непроколотые уши. Самые темные веснушки на лице были на переносице, но, если посмотреть вблизи, мелкая россыпь веснушек покрывала почти все лицо – словно галактика едва различимых отметин. Она глубоко вздохнула и повернулась ко мне. Я отвернулся, ее голова легла мне на плечо.

Так мы сидели не меньше часа. Рука, которую мне не хотелось двигать, заболела, потом онемела, будто ее вообще не было. Я заказал еще джин с тоником и задумался о том, что она сказала. Ее мысль казалась вполне разумной. Почему отнимать чужую жизнь – такое страшное преступление? Через пару мгновений на земле появятся новые люди, а все те, кто жив сейчас, умрут – некоторые страшной смертью, а некоторые угаснут в одно мгновенье, словно им выключили свет. Убийство считается грехом только из-за людей, которые остаются горевать. Из-за любящих. А что если человека никто не любил? У Миранды была семья и были друзья, но за три года брака я понял: все они прекрасно понимали, что она собой представляет. Она потребитель, бездушный, бессердечный; она пользуется своей внешностью, чтобы получать то, что ей нужно. Да, ее будут оплакивать, но сложно представить себе, чтобы кто-то скучал по ней.

Самолет стал подниматься и опускаться, и пилот, со своим чисто американским акцентом, сделал объявление: «Народ, мы попали в небольшую турбулентность. Прошу вернуться на свои места и пристегнуть ремни, пока не преодолеем этот неровный участок».

Я допил джин, как вдруг самолет резко бросило вниз, как машину, которая на огромной скорости въехала на холм. Женщина, сидевшая за мной, вскрикнула, а моя попутчица внезапно проснулась и взглянула на меня своими зелеными глазами. Не знаю, что ее удивило больше – внезапный скачок самолета или то, что она прижалась к моему плечу.

– Небольшая турбулентность, не волнуйтесь, – сказал я, хотя у самого внутри все сжалось от страха.

– Понятно. – Она выпрямилась, потерла глаза ладонями. – Мне приснился сон.

– Какой?

– Уже забыла.

Самолет тряхнуло еще несколько раз, прежде чем он выровнялся.

– Я думал о том, что мы обсуждали, – сказал я.

– И?

 

Глава 4

Лили

Однажды утром, за год до появления Чета, когда моя прекрасная рыжая кошка Бесс была еще жива, я нашла ее у огородного забора, где ее зажал огромный черный кот. Бесс шипела, шерсть дыбом, но явно проигрывала схватку. Я видела, как дикий кот прыгнул ей на спину и всадил когти в бока. Я знаю, что кошки не кричат, но только этим словом можно описать звук, который издала Бесс. Я отнесла ее домой и осмотрела. Крови не оказалось, но я была уверена, что тот ужасный кот вернется.

– Не выпускай ее из дома, – сказала мама.

Я пыталась, но Бесс жалобно мяукала у двери, а мой отец как раз проводил у нас дома семинары для студентов последнего курса; они приходили по вторникам и четвергам, по сто раз за вечер распахивали двери, чтобы покурить на ступеньках дома, и Бесс легко могла выбраться.

Пришла весна, потеплело, и по ночам я оставляла окно открытым. Однажды утром, как только рассвело, я услышала, что Бесс воет где-то снаружи – да так жутко, что у меня сердце замерло. Я натянула кеды и понеслась вниз, выбежала через заднюю дверь в сад. В серых красках раннего утра я заметила их сразу: Бесс снова прижалась к забору, а тот страшный черный кот припал к земле, готовясь нанести удар. Они застыли в ужасающем моменте, словно экспонаты Музея естественной истории. Я захлопала в ладоши, закричала, бездомный кот поднял уродливую, взьерошенную морду, бросив на меня полный безразличия взгляд, и снова отвернулся к Бесс. Тогда я поняла, что дикий кот убьет Бесс, возможно, не в то утро, а в другой день, и я обязательно придумаю, как этому помешать.

Возле нашего недостроенного патио лежала гора брусчатки. Она лежала там так давно, что покрылись мхом. Я взяла самый большой камень, какой смогла поднять; с острыми краями, скользкий от росы. Быстро и бесшумно я обошла черного кота сзади. Хотя мне не нужно было осторожничать, он не боялся меня, его интересовала только Бесс. Ни о чем не думая, я подняла камень над головой и изо всех сил кинула в кота. В последнюю секунду он обернулся и издал пронзительный вопль, когда острый край камня резанул его по голове, и он рухнул на землю. Бесс молнией пролетела через сад. Кот вздрогнул и замер. Я пошла к дому, ожидая, что в спальне зажжется свет, дом проснется, взбудораженный звуком убийства, но ничто не нарушило тишину.

Оказалось, все просто.

Дверь в погреб была открыта. Я спустилась по темным, покрытым листвой ступенькам и возле стены нащупала рукой одну из лопат для уборки снега. Я скинула лопатой камень с кота, затем приподняла его неподвижное тело. На голове у него не было никаких повреждений; я с ужасом подумала, что, наверное, он не умер, а просто без сознания и в любой момент может вскочить и наброситься на меня с шипением, чтобы отомстить. Но когда я подняла кота лопатой, его лапы безжизненно повисли, и я внезапно почувствовала вонь – от испражнений, которые остались от кота, когда он умер. Я ожидала, что будет кровь, но не думала, что будет дерьмо. Голова закружилась от запаха, но я радовалась, что убила это отвратительное существо.

Он оказался не таким тяжелым, как я думала; из-за жесткой, всклокоченной шерсти он казался больше, чем на самом деле, но все же нести его было нелегко. Мне удалось протащить его на десять футов, к опушке леса, где я сбросила его тело на гнилые листья. Еще пять минут мне понадобилось, чтобы засыпать его землей. Удачное место. Никто из моей семьи никогда не ходит к лесу.

Забравшись обратно в постель, дрожа от холода, я и не надеялась, что усну, однако уснула мгновенно.

Несколько дней я проверяла могилу кота. Он лежал там, никем не потревоженный, только мухи кружились над ним, а потом однажды утром он исчез. Видимо, его кто-то утащил – койот или лиса.

Бесс вернулась к своей обычной кошачьей жизни, гуляла, возвращалась в дом и иногда, когда она терлась об мои ноги или мурлыкала у меня на руках, я представляла, что она благодарит за то, что я сделала. Она снова стала единовластной владычицей своего царства, и мир не рухнул от этого.

После того, что сделал со мной Чет, когда в доме устроили вечеринку, я сразу же вспомнила того бездомного кота. Это натолкнуло меня на мысль, как убить его и замести следы. Важно, чтобы тело никто никогда не нашел. А в таком случае придется кое-что разузнать о Чете.

После вечеринки Чет не показывался, он не выходил из квартиры, не появлялся в доме. Однажды вечером я все же увидела его. Он стоял на лужайке и смотрел на окно моей спальни. Я только что выключила свет и собиралась лечь, и именно тогда я заметила, как он покачивается, словно дерево в ветреную погоду. Он следил за мной. Я открыла окно и приподняла жалюзи, чтобы воздух проникал в комнату. Я почувствовала себя глупо, стало страшно, и слезы выступили на глазах, но я тут же пообещала себе, что Чет никогда больше не заставит меня плакать. Теперь я точно знала, что он просто выжидает удобного случая, чтобы изнасиловать и убить меня. Я подумала, стоит ли рассказать маме о том, что случилось, но решила, что она встанет на защиту Чета и удивится, что я делаю из мухи слона. А отец все еще был в отъезде, с Роуз, поэтессой, и, судя по маминым словам, не собирался возвращаться. Однажды, когда она готовила огромную тарелку хумуса, я спросила ее:

– Папа звонил?

– Твой папа не звонил, – произнесла она с расстановкой. – Твой папа, насколько мне известно, опозорил себя в Нью-Йорке, так что, думаю, он скоро вернется. Ты же не беспокоишься, дорогая, правда?

– Нет. Просто интересно. А что с Четом? Он уехал?

– Чет? Нет, он еще здесь. Почему ты спрашиваешь о нем?

– Давно не видела его. Я подумала, может, он съехал с квартиры, и мне можно снова туда ходить.

Мне нравилась квартирка над маминой мастерской, с ее выбеленными стенами и высоченными окнами. Там было старое, красное кресло-мешок из искусственной кожи, которое когда-то перенесли туда из нашего дома. Оно было порвано снизу, и крошечные шарики-наполнители постоянно вылетали, но мне его не хватало. Когда квартира пустовала, я приносила туда книги и читала.

– Ты и сейчас можешь ходить туда. Чет не кусается.

– У него есть машина?

– Машина? Вряд ли. У него сейчас и дома-то нет, кроме этого.

– Как он приехал сюда, если у него нет машины?

Она рассмеялась, затем слизнула хумус с пальца.

– Моя единственная дочь – невозможная мещанка. Дорогая, не у всех есть машина. Он приехал на поезде из города. Почему ты задаешь столько вопросов? Разве он тебе не нравится?

– Нет, он жуткий.

– Ну вот, теперь ты говоришь, как твой отец. Что бы ты ни думала, Чет настоящий художник, и мы оказали миру искусства огромную услугу, что дали ему крышу над головой, чтобы он мог спокойно работать. Не забывай, Лили, мир не крутится вокруг тебя.

Я узнала то, что хотела. У Чета не было машины, он приехал на поезде, а это значит, что он запросто может собрать вещи и уехать навсегда. Это значительно облегчало задачу. Я стала готовиться: на лугу возле заброшенной фермы я собрала самые большие камни, какие смогла поднять. Кроме того, я показалась Чету – вытащила старый шезлонг и поставила его на солнце как раз между домом и мастерской. Я не хотела, чтобы он избегал меня: мне нужно было внушить ему доверие, наладить с ним отношения. Первые несколько дней, когда я лежала на солнце, читала и слушала музыку в наушниках, Чет не показывался. Раз или два мне показалось, что я заметила его силуэт в стеклянных дверях квартиры, он наблюдал за мной. Но в один прекрасный день он вышел покурить, в своем запачканном краской комбинезоне, без рубашки. Я приподняла глаза над книгой, которую читала; он кивнул мне и поднял руку. Мне захотелось проигнорировать его, не доставлять ему радости ответным приветствием, но я заставила себя поднять руку и помахать.

На следующий день, когда я пришла на свое читальное место, было жарко и душно, в такие дни просыпаешься мокрой, принимаешь холодный душ и снова потеешь, не успев выйти из ванной. Я надела зеленое бикини, купленное два года назад, но моя фигура не очень-то изменилась с тех пор. Сверху было впору, а вот внизу, где бедра стали округлыми, – немного тесно. Я надела шорты, которые попросила маму купить тем летом. Они были в шотландскую клетку, и мама сказала, что в них я похожа на Кеннеди, но все же купила их. Я принесла книгу и солнцезащитный лосьон к шезлонгу, который стоял прямо напротив квартиры Чета. Терпеть не могу солнце, терпеть не могу жару. У меня рыжие волосы и веснушки на коже, и под солнцем они становятся темнее. Я намазалась толстым слоем лосьона, пытаясь вспомнить: чем больше цифра на бутылке, тем лучше или хуже. Одним глазом я следила за квартирой и скоро заметила, как Чет подсматривает за мной в окне. Я видела, как мелькает оранжевый кончик сигареты. Прошло пятнадцать минут, я слушала мюзикл «Отверженные» и читала «Забытое убийство» Агаты Кристи, и тут появился Чет с кружкой кофе; он спустился по ступенькам мастерской и как ни в чем не бывало подошел к шезлонгу.

– Привет, Лили. – Чет стоял примерно в пяти футах от меня, солнце поднялось уже высоко и освещало волосы на его голых руках и плечах, так что он словно светился в ореоле мерцающих лучей. Несло от него так, будто он не принимал душ уже много дней.

Я поздоровалась.

– Что читаешь?

Я презрительно повернула книгу обложкой к нему, затем вспомнила, что должна быть милой и вежливой, чтобы он ничего не заподозрил, когда я приду к нему в квартиру.

– Агата Кристи, – ответила я. – Мисс Марпл.

– Круто, – произнес он и отхлебнул из кружки. Как и все, что попадало к нему в руки, кружка была испачкана краской. – Все в порядке? – спросил он.

Я поняла, его интересовало то, что произошло между нами в ту ночь, когда он пришел в мою комнату. Он хотел узнать, помню ли я об этом.

– Да, – ответила я.

Он покачал головой.

– Чертовски жарко.

Я пожала плечами и уставилась в книгу. Я сделала достаточно и не желала больше разговаривать с Четом. Я притворилась, что читаю, но чувствовала его взгляд на себе. Пот выступил между двумя треугольниками моего топа, и тонкая струйка медленно извивалась по ребрам. Я заставила себя не вытирать ее, пока Чет смотрит, хотя казалось, что не капля стекает по моей коже, а взгляд Чета разрезает меня на куски, как бензопила. Он еще раз отхлебнул из кружки и ушел.

* * *

Отец вернулся. Было много криков и даже слез. Русский уехал, и некоторое время родители не разлучались ни на минуту, пили, как раньше, в недостроенном патио на заднем дворе, слушали джаз. Я радовалась возвращению отца по нескольким причинам, и одна из них заключалась в том, что пока внимание родителей направлено исключительно друг на друга, я могла спокойно избавиться от Чета. На лугу все было готово, гора камней росла каждый день, а веревка лежала на своем месте, возле старого колодца. Оставалось выбрать подходящий день – день, когда никто не заметит, как я направлюсь через передний двор к квартире Чета и как мы с ним пойдем в лес. Такой день настал в один тихий четверг, через три дня после возвращения отца. Вечер я провела у себя в комнате, перечитывала «Скрюченный домишко» Агаты Кристи и прислушивалась к приглушенным разговорам родителей, которые пили внизу. Они начали рано, выпили бутылку вина за обедом, затем перебрались в патио, пили джин и слушали музыку. Когда доиграла последняя песня, новая так и не началась, и я услышала, как хлопнула дверь их спальни, затем смех. Я выглянула из окна своей комнаты; только что стемнело, длинные тени деревьев легли на заросший сорняками двор. Я поняла, что лучшего момента не найти. В Монкс-Хаусе не было других гостей, а мои родители вряд ли покинут спальню до утра.

Я натянула джинсы, носки и кеды, чтобы мошкара не искусала мне колени. Я отыскала белый топ на бретельках с вышитой бабочкой, который купила несколько лет назад. Он был тесноват. Я хотела сделать все, чтобы Чет пошел со мной в лес. В передний карман я спрятала перочинный нож, который подарил мне дедушка Хендерсон. Я не собиралась воспользоваться им, но с ним было спокойнее. Чет непредсказуем, а я не хотела, чтобы он стал приставать ко мне, прежде чем мы доберемся до колодца. Я спустилась вниз и из верхнего ящика комода достала фонарик. В лесу всегда темно, особенно на закате.

Я вышла из парадной двери, спустилась по деревянным ступенькам на асфальтную подъездную дорожку и пересекла двор. Меня беспокоило, что темнеет слишком быстро. Позади мастерской небо испещряли однообразные розовые облака, похожие на акварельный рисунок. Проходя мимо шезлонга, я почувствовала запах сигарет и, подняв голову, увидела, что Чет стоит на лестнице. Идеально. Мне не придется стучать в дверь или бояться того, что он затащит меня в квартиру.

– Привет, малышка Лил, – произнес он подвыпившим тоном.

Я остановилась и взглянула на него.

– Чет, нужна твоя помощь. – Я впервые назвала его по имени, и это слово казалось мне таким чужим, омерзительным, как ругательство, которое мне нельзя произносить.

– Помощь? Все, что скажешь, моя Джульетта, моя роза. – Он сложил руки на груди. Я поняла, что он изображает героя из Шекспировской пьесы, но он ошибся. Джульетта стояла на балконе, а Ромео был внизу.

– Спасибо. Можешь спуститься?

– Буду через мгновенье, моя Джульетта, – сказал он и бросил сигарету. Она описала дугу и упала на асфальтную дорожку, оросив ее искрами. Он вернулся в квартиру, я ждала. Я думала, что буду нервничать, но ошиблась.

 

Глава 5

Тед

Забрав багаж в аэропорту «Логан», мы с Лили прошли мимо скучающих такси возле Терминала Е и направились к Центральному парку. Она остановилась, как только мы оказались одни на темной парковке. Пилот сообщил нам, что температура в Бостоне двенадцать градусов, но из-за порывистого ветра, поднимавшего мусор на дорогах, казалось намного холоднее.

– Встретимся через неделю, – предложила она. – Выберем место. Если я передумаю, то не приду. А если вы передумаете, тоже не приходите, как будто этого разговора никогда не было.

– Хорошо. Где встретимся?

– Назовите город, где вы никого не знаете, – сказала она.

Я задумался.

– Как насчет Конкорда?

– Конкорд в Массачусетсе или в Нью-Хемпшире?

– В Массачусетсе.

Мы договорились встретиться в баре «Конкорд-Ривер» в следующую субботу в три часа дня.

– Не удивлюсь, если вы не придете, – произнесла она. – И не расстроюсь.

– Взаимно, – ответил я, и мы пожали друг другу руки. Эта формальность казалась такой странной – пожимать руку человеку, который предложил помочь вам убить вашу жену. Лили рассмеялась, будто чувствовала то же самое. Ее рука казалась такой маленькой в моей и такой хрупкой, как дорогой китайский фарфор. Мне безумно хотелось привлечь ее к себе, но вместо этого я спросил:

– Вы не снитесь мне?

Она выпустила мою руку.

– Узнаете через неделю.

* * *

Я приехал в бар «Конкорд-Ривер» раньше намеченного времени. Когда Лили попросила выбрать город, где никто меня не знал, я выбрал Конкорд, и хотя у меня там действительно не было ни одного знакомого, именно это место сыграло огромную роль в моем детстве. Я вырос в Мидлхеме, примерно в десяти милях к западу от Конкорда и тридцати милях от Бостона. Мидлхем издавна был фермерским районом, бескрайние поля и леса. В 1970-е в городе появились два новшества – тупики, названные в честь вырубленных деревьев, и типовые домики для рабочих из компании «Lextronics», расположенной неподалеку; там работал мой отец.

Отец, Бэрри, был выпускником МТИ и программистом в те времена, когда большинство людей понятия не имели, что представляет собой компьютерная программа. Он познакомился с Элейн Харрис, моей мамой, в «Lextronics», где она работала секретарем и, несомненно, была самой красивой девушкой на свете. Конечно, я не уверен, что отец ни с кем не встречался до того, как в возрасте тридцати лет познакомился с мамой, но я был бы удивлен. Мама, напротив, много лет сходилась и расходилась с выпускником Бостонского университета, хоккеистом, который два года играл профессионально, до того как травма колена завершила его карьеру. Однажды она рассказала мне, что когда они расстались – и она поняла, что потратила восемь лет жизни на плейбоя, – она поклялась, что выйдет замуж только за человека заурядной наружности, скучного и надежного. Таким человеком оказался Бэрри Северсон. Они встречались шесть недель, были помолвлены еще шесть недель, а потом поженились, устроили скромную церемонию в Вест-Хартфорде, штат Коннектикут, в родном городе моей матери.

Конкорд имел большое значение для меня по той причине, что мама всегда мечтала переехать туда. В первые годы после свадьбы она ненавидела одиночество и уединенность Мидлхема и словно зациклилась на этом престижном пригороде для богачей с его остроконечными крышами домов, домохозяйками в модной одежде, эстетскими ювелирными магазинами. Отец уже устал слушать об этом, поэтому мама наряжала меня в лучший костюм и везла нас со старшей сестрой обедать в Конкорд, часто в ресторан «Конкорд-Ривер», а потом мы ходили по магазинам; она покупала одежду или драгоценности, или «Рокфор» и «Пино-гри» в сырном магазине Конкорда. Ни я, ни отец не удивились, когда в мой последний год обучения в средней школе Дарфорд-Мидлхем Элейн ушла от отца и переехала в съемную квартиру на главной улице в самом центре Конкорда. Там она прожила примерно год, а затем уехала в Калифорнию вместе с разведенным бухгалтером.

Отец вышел на пенсию и до сих пор живет в Мидлхеме, где создает диорамы на тему Войны за независимость. Я навещаю его раз в неделю, по четвергам. Если погода теплая, выше пятнадцати градусов, он готовит мне стейк на гриле. Если ниже пятнадцати градусов, он готовит чили. Сестра приезжает раз в год на День благодарения. Это единственный день, когда мы видимся с ней, так как живет она на Гавайях со вторым мужем и его четырьмя детьми. С матерью она видится намного чаще, отчасти потому, что мама все еще живет в Калифорнии, а отчасти потому, что они очень похожи. Иногда я думаю, что после развода наша семья разделилась по половому и географическому признаку: мы с отцом остались на востоке, а мама с сестрой перебрались на запад.

Поднимаясь по ступеням «Конкорд-Ривер», я невольно вспомнил маму и то, как я сидел в заклеенном обоями ресторане и ел морепродукты на обед, мама пила коктейль «Пинк-Леди», а мне заказывала «Пепси» с долькой лимона. Мы с Лили договорились встретиться в баре, а не в ресторане. Но я забыл, что в лабиринтах «Конкорд-Ривер» два бара, один в форме буквы «L» напротив ресторана, а второй – большой, в дальнем конце. Я выбрал бар поменьше, так как там было пусто, и со своего стула мог наблюдать за коридором, ведущим во второй бар. Я заказал «Гиннесс» и решил пить как можно медленнее. Я не собирался напиваться.

Всю неделю после возвращения из Лондона я много времени проводил с женой. Миранда засыпала меня идеями о меблировке дома в Мэне. В библиотеке у нас стоял винтажный карточный стол, на который она выложила вырезки из каталогов и распечатки из Интернета. Я старался не думать о ней и о Брэде Даггете, когда она показывала мне вещи, которые необходимо купить для дома. Я соглашался на все: кафельный пол с подогревом для всех ванных комнат; кухонная плита «Викинг» за двадцать тысяч долларов; закрытый бассейн. И пока я кивал головой, меня успокаивала лишь одна мысль – она умрет, от моих рук. Я думал об этом непрерывно, любовался этой мыслью, словно бриллиантом, разглядывал ее со всех углов, выискивал пороки и изъяны, выискивал чувство вины или сомнения, но не находил ни того ни другого. Осталось только одно – убежденность в том, что Миранда – чудовище, которое мне придется уничтожить.

Она вернулась в Мэн в четверг, взяв с меня обещание, что я приеду к ней на выходные. Прежде чем уехать, она привела меня в библиотеку, чтобы показать еще несколько вещей, которые хотела заказать из многочисленных каталогов. Она показала мне фотографию на своем мобильном – картину, которая идеально подойдет для столовой.

– Размер шесть футов на девять, – объяснила она. – Будет прекрасно смотреться на южной стене.

Я взглянул на крохотное изображение. Было похоже на мужскую голову, уши горели.

– Это автопортрет Мэтт Кристи, – пояснила она. – Выгодное вложение. Посмотри в Интернете, если не веришь. – Затем она назвала чудовищную сумму, сопроводив ее словом «торг».

– Подумаю, – ответил я.

Она подпрыгнула от радости и поцеловала меня.

– Спасибо, спасибо.

Она прижала руку к моему паху, провела пальцами по ширинке моих джинсов. Несмотря на мое отношение к ней, я почувствовал, что страстно хочу ее.

– Когда приедешь в Мэн, я отблагодарю тебя как следует, хорошо? – шепнула она.

Внезапно мне захотелось развернуть ее и бросить на карточный столик – так, как трахал ее Брэд Даггет, но я не доверял себе. Что если мне захочется размозжить ей лицо об эти каталоги или назвать лживой сукой? Я сдержался и сказал, что смогу приехать в Мэн не раньше субботнего вечера. Она не слишком расстроилась.

Когда она уложила вещи, я проводил ее до гаража, где стояли наши машины. Загрузив ее «Мини Купер», я сказал:

– Надеюсь, Брэд не доставляет тебе хлопот. Вы столько времени проводите вместе.

– Что ты хочешь сказать?

– Он не влюбился в тебя случайно?

Она обернулась ко мне, изобразив задумчивость на лице.

– Брэд? Нет, он настоящий профессионал. А что, ревнуешь?

Она безупречно произнесла свою реплику, с нужной долей удивления, ожидания, размышления и хладнокровия. Если бы я не видел их вместе, я бы никогда не поверил, что между моей женой и моим прорабом есть какая-то связь. Первые несколько лет после знакомства с Мирандой я считал ее человеком, который не умеет скрывать свои чувства и просто не способен на обман. Как я ошибался!

Она села в машину, послала мне воздушный поцелуй через окно и выехала из узких дверей гаража. Я почувствовал непоколебимую уверенность. Эти несколько простых слов, отрицающих ее связь с Брэдом, развеяли все сомнения.

* * *

Лили опоздала, и я, попивая свой «Гиннесс», уже решил, что она не появится. Я был рад и разочарован одновременно. Если бы я никогда больше не увиделся с ней, моя жизнь вернулась бы в привычное русло. Мог ли я с уверенностью сказать, что убил бы свою жену без ее помощи и поощрения? Я бы даже пробовать не стал. А если мне удастся совершить преступление, что помешает Лили пойти в полицию и рассказать, что во время трансатлантического рейса я, выпив изрядное количество алкоголя, признался ей, что замышляю убийство жены? Нет, если Лили не появится, я поговорю с женой, скажу, что знаю о ее интрижке, и потребую развода. За этим последует целая вечность юридических пререканий и ритуального унижения, но я выживу. Миранде достанется крупная сумма – даже несмотря на брачный контракт – но я всегда смогу заработать еще. А Брэд получит то, что заслуживает. Мою жену.

Но доля разочарования, которое мучило меня, пока я ждал в баре «Конкорд-Ривер», убежденный, что больше никогда не увижу Лили, говорила о том, что в глубине души я надеялся, что у нее были ко мне романтические чувства. Я не мог забыть ее бледное, прекрасное лицо, забыть прикосновение ее тонкой руки. Может, роман с Лили стал бы лучшей местью, которую я мог бы обрушить на Миранду и Брэда. Око за око. И я, конечно же, обратил внимание, что мы выбрали для встречи бар, который находится в гостинице. Я будто чувствовал, что над деревянным потолком бара одиноко стоят пустые кровати, словно в ожидании гостей.

Я продолжил то, чем занимался всю неделю: дотошно восстанавливал мельчайшие подробности ночного рейса в Бостон, внезапного появления женщины, которая захотела помочь мне убить мою жену. Я хорошо помнил тот вечер, несмотря на выпитый джин. Каждое слово, каждый взгляд, но будто вспоминал фантастический сон. Я сомневался в точности некоторых воспоминаний и не мог бы с уверенностью сказать, что не проецирую на события свои собственные желания и стремления. Вернувшись домой, я, конечно же, пытался найти информацию о Лили. Я зашел на веб-сайт колледжа Винслоу, отыскал страничку со скудной информацией о целях и достижениях архива. Там были отмечены два имени: Отто Лемке, архивариус колледжа, и Лили Хейвард, архивариус. У каждого был указан личный номер телефона, а электронная почта была общая: [email protected]. Я поискал в сети информацию о Лили Хейвард и не нашел ничего. Ни страницы на Facebook. Ни страницы на LinkedIn. Никаких фотографий. Не удивительно. Она не походила на людей, которые выставляют себя напоказ в социальных сетях. И даже если бы она была в Интернете, сомневаюсь, что это пролило бы свет на то, что меня действительно интересовало. Почему незнакомый человек согласился помочь кому-то убить его жену? Зачем ей это?

Я как раз допивал свой бокал, как вдруг заметил ее. Она медленно шла по извилистому коридору, заглядывая в залы, и я развернулся на стуле, чтобы помахать ей.

– Вы здесь? – удивилась она.

– И вы здесь, – ответил я. – Давайте сядем за столик. Что вам заказать?

Она попросила бокал белого вина. Я заказал ей «Совиньон Блан», а себе еще «Гиннесс» и принес оба бокала к угловому столику, который она выбрала. Она выглядела точно так, как я помнил ее, только рыжие волосы были собраны в простой пучок. Пока я ставил бокал перед ней, она сняла серый блейзер. Под ним оказался бежевый кардиган, накинутый на темно-синюю блузку. Ее щеки порозовели на улице.

Каждый отпил из своего бокала, чувствуя неловкость; мы оба молчали.

– Похоже на неудачное второе свидание, – сказал я, чтобы нарушить тишину.

Она рассмеялась.

– Наверное, никто из нас не ожидал, что мы все-таки встретимся.

– Ну, не знаю. Я думал, вы придете.

– А я не ждала, что вы появитесь. Я решила, что вы проснулись на следующее утро с ужасным похмельем и туманными воспоминаниями о том, что планировали убийство своей жены.

– У меня было ужасное похмелье, но я вспомнил все, о чем мы говорили.

– И вы все еще хотите убить ее? – Она произнесла это так, будто спрашивала, хочу ли я заказать жареную картошку. Но в ее глазах блеснуло озорство или, может, вызов. Она проверяла меня.

– Больше, чем когда – либо, – ответил я.

– В таком случае я смогу вам помочь. Если вам еще нужна моя помощь.

– За этим я и пришел.

Лили откинулась на спинку стула и оглядела небольшой бар, где мы сидели. Я проследил за ее взглядом, осмотрев даже не покрытый лаком деревянный пол и потолок не выше семи футов. В баре был еще один посетитель, мужчина в костюме, который занял мой стул за барной стойкой и пил ирландский кофе со сливками.

– Место подходящее? – спросил я.

– Вас здесь никто не знает, да?

– Я бывал здесь раньше, но ни с кем не знаком в Конкорде.

Я вспомнил маму, которая целый год прожила в этом городе. Я подумал, ходила ли она в этот бар. Может, здесь она искала второго мужа? Может, здесь она познакомилась с Китом Доналдсоном, разведенным бухгалтером, который увез ее в Калифорнию? Они так и не поженились, но она все еще жила в Калифорнии, теперь уже с другим человеком. Я виделся с ней реже, чем раз в год.

– Нервничаете? – спросила она.

– Да. Было бы странно, если бы я не нервничал, вам не кажется?

– Вы переживаете из-за того, что мы собираемся сделать, или из-за меня?

– И то и другое. Сейчас меня мучает один вопрос – зачем вы пришли. Может, вы служите в полиции и собираетесь записать на пленку мое признание в том, что я хочу убить жену.

Лили рассмеялась.

– На мне нет «жучка». Если бы мы не были в публичном месте, я бы разрешила вам обыскать меня. Но даже если бы на мне был «жучок», как можно арестовать человека за то, что он планирует убийство жены? Это называется провоцированием преступления.

– А я мог бы сказать, что пытался соблазнить вас, притворяясь, что хочу убить жену.

– Это правда?

– Что я пытаюсь соблазнить вас?

– Да.

– А вы все еще играете в ту игру из самолета? Только правда и ничего кроме правды? В таком случае я не стану лгать и признаюсь, что не думал о вас в таком свете, но все, что я говорил о жене и о том, как я отношусь к этой ситуации, – правда. В самолете я был честен с вами.

– А я с вами. Я хочу помочь.

– Я верю вам, – ответил я. – Просто не понимаю почему. Зачем мне нужно то, что мы планируем, – совершенно очевидно.

– Быстрый развод, – произнесла Лили и сделала глоток вина.

– Да, мгновенный…

– Но вас интересует, зачем это нужно мне?

– Именно это мне хотелось бы узнать.

– Я предвидела этот вопрос, – сказала она. – Я бы забеспокоилась, если бы вы не спросили. – Она внимательно посмотрела на меня. – Помните, что я говорила о том, как отношусь к убийству? Что это не так аморально, как все думают. Я действительно верю в это. Люди излишне превозносят ценность жизни, но ведь в этом мире столько жизни, и когда кто-то злоупотребляет своей властью или, как Миранда, оскорбляет вашу любовь к ней, он заслуживает смерти. Конечно, многие считают это крайней мерой наказания, но я так не думаю. Каждый человек живет полной жизнью, даже если она короткая. Каждая жизнь – полноценный опыт. Вы знаете, что говорил об этом Т. С. Элиот?

– Нет.

– «Мера едина мгновенью и розы и тиса». Конечно, это не оправдывает убийство, но, думаю, опровергает общепринятое мнение о том, что человек заслуживает длинную жизнь, когда на самом деле мы вообще не заслуживаем жизни. Думаю, большинство превращает жизнь в фетиш – настолько, что даже позволяют другим людям обманывать и унижать их. Извините, я отвлеклась. Когда мы познакомились в баре и когда разговаривали в самолете, вы сами признались, что представляли себе, как убиваете жену, именно поэтому я рассказала вам о своей философии. Вот и все. Мне нравится разговаривать с вами, и если вы действительно собираетесь убить Миранду, я вам помогу – чем смогу.

Я наблюдал за Лили, пока она произносила эту небольшую речь, я видел, как она внезапно разгорячилась, наклонилась ко мне, словно подсолнух к солнцу, стараясь впитать как можно больше тепла. Затем она снова овладела собой, откинулась назад, словно слишком много раскрыла. Она теребила пальцами ножку бокала. На мгновенье мне показалось, что она безумна, но, как только мелькнула эта мысль, я решил, что готов с головой окунуться в то, что мне предстоит. Это чувство мне прекрасно знакомо. Именно так я зарабатываю огромные деньги, идя на безумный риск.

– Я хочу это сделать, – сказал я. – И прошу вас помочь.

– Хорошо.

Она сделала еще глоток вина, отблески настенной лампы осветили бокал и отразились на ее бледном лице. С поднятыми волосами она казалась еще красивее, но и суровее. Она напоминала мне моделей из каталогов, которые получала моя жена, где высокие шикарные девушки в костюмах из твида и в джинсах позируют с лошадьми или у каменных загородных коттеджей. Модели из этих каталогов никогда не улыбались.

– Только один вопрос, – начал я. – Сколько конкретно человек вы убили?

Я хотел превратить это в шутку, чтобы дать ей возможность выпутаться из ситуации, но мне также хотелось узнать, практикует ли она то, о чем говорит.

– Я не стану отвечать, – произнесла она. – Но только потому, что мы еще плохо знаем друг друга. Но обещаю, что после смерти вашей жены я расскажу все, что хотите. Никаких секретов не будет. Я жду этого с нетерпением.

Ее лицо смягчилось, и я воспринял это как обещание заняться со мной сексом. Я допил виски.

– Вы уже думали о том, как это сделать? – спросил я.

– Да, много думала, – ответила она и отодвинула свой бокал с вином, поставив его рядом с моим. – У нас огромное преимущество, и это преимущество – я. Я могу помочь вам, и при этом никто не знает, что мы знакомы. Я – невидимый сообщник. Я могу предоставить вам алиби, а так как никто не знает, что мы знакомы, полиция поверит мне. Между нами нет никакой связи. Но я помогу не только этим.

– Я не прошу убить ее вместо меня.

– Конечно, я понимаю. Просто, если я буду помогать вам, это сведет к минимуму вероятность того, что нас поймают. Это самое сложное. Совершить убийство – легко. Люди делают это постоянно. Но большинство из них оказываются за решеткой.

– И как же нам избежать наказания?

– Единственный способ – спрятать тело так, чтобы никто никогда не нашел его. Если не было убийства, нет и убийцы. Существует множество способов спрятать тело. Можно оставить тело на виду, но обставить все так, чтобы никто не подумал об убийстве. Вот, что надо сделать с Мирандой, потому что, если она исчезнет, полиция будет искать ее, пока не найдет. И когда полиция станет исследовать ее тело, оно должно рассказать историю, которая никак не связана с вами. Оно должно привести их туда, где вас не может быть. Позвольте спросить. Как вы относитесь к Брэду Даггету?

– В каком смысле?

– Вы думали о том, чтобы ему жить или умереть?

– Конечно, я думал об этом. Я хочу, чтобы он умер.

– Хорошо, – сказала она. – Так намного проще.

 

Глава 6

Лили

Когда Чет вышел из квартиры и спустился ко мне во двор, я обрадовалась, что он надел рубашку под комбинезон. От него все еще несло, как от прокисшего сидра. Я сказала ему, что нашла что-то на лугу, на той стороне леса, и мне нужна помощь. Я сказала ему, что попросила бы отца, но он слишком занят. Чет ухмыльнулся понимающе, словно знал, чем мои родители занимаются сейчас в спальне. Мы вышли на узкую тропинку, ведущую в сосновый лес, который отделял землю моих родителей от развалившейся фермы по соседству.

– Ты уже ходил на луг? – спросила я.

Он шел сзади, спотыкаясь, вытянув руку, словно ветки могли внезапно хлестнуть его по лицу.

– Я ходил вдоль старой железной дороги, когда только приехал сюда, – ответил он. Железная дорога находилась в противоположном направлении.

– На лугу круто, – сказала я. – Он за старой заброшенной фермой. Я всегда туда хожу.

– Далеко?

– Сразу за лесом.

Мы перелезли через развалившийся каменный забор, окаймлявший опушку леса. Призрачные лучи заходящего солнца окрасили россыпь полевых цветов удивительными тонами. Розовое небо над нами стало темно-сиреневым.

– Как красиво, – сказал Чет, и я внезапно почувствовала раздражение, что он оказался на моем лугу.

– Сюда, – я направилась к колодцу.

– Ты тоже, ты очень красивая.

Я заставила себя обернуться и посмотреть на него.

– Извини, – сказал он. – Я старался сдерживаться… Но, Боже, только посмотри на себя. Ты даже не представляешь, как ты прекрасна, да, малышка Лил? Ты ведь не возражаешь? Если я просто буду смотреть на тебя. – Его качнуло, одной рукой он почесывал всклокоченную бороду.

– Да нет, ничего, но сначала помоги мне. Это старый колодец, и там что-то есть внутри, привязано к веревке, а я не могу вытащить ее.

– Супер. Давай посмотрим. Как ты нашла этот колодец?

Я не ответила и повела его через луг. Я уже много лет знала о колодце. Там было не слишком глубоко. Фонарик освещал дно колодца, там не было ничего, кроме камней и стоячей воды после дождя. Я даже сомневалась, что это колодец, а не глубокая яма; может, когда-то тут действительно хотели сделать колодец, но бросили. Я наткнулась на него, когда мне было лет девять, и я носилась по лугу. Случайно наступив на него, я услышала пустой, деревянный звук, выкорчевала сухие, желтые сорняки и обнаружила крышку колодца – прогнившую квадратную деревяшку, которую, видимо, установили, чтобы такие, как я, не свалились в яму. Она едва прикрывала прямоугольный колодец, и ее легко было убрать. Стенки колодца были вымощены камнями. Тогда у меня не было с собой фонарика, так что я стала кидать вниз камни, чтобы проверить глубину. Они ударялись обо что-то твердое всего через секунду, и я поняла, что колодец неглубокий. Я решила, что там спрятаны сокровища или таится разгадка величайшей тайны. Я понеслась домой за фонариком, но меня ждало разочарование. Оказалось, это просто яма в земле, причем обваливающаяся.

Когда я показала Чету колодец, он сказал:

– Ты только посмотри. Когда ты нашла его?

– Примерно неделю назад, – соврала я. – Сначала увидела веревку, а потом сняла крышку колодца. Там неглубоко, наверное, но я не могу вытянуть веревку сама. Там что-то тяжелое на другом конце.

Я сама привязала веревку к колодцу. Это было частью плана. Я нашла веревку нужной длины в подвале дома, там же взяла старую металлическую балку и притащила на луг несколько дней назад. Я крепко привязала один конец веревки к самому тяжелому камню, какой удалось выкопать на лугу, и опустила этот конец с камнем в колодец, а другой конец с балкой закопала глубоко в землю. Выглядело не очень естественно, но какая разница. Нужно, чтобы Чет захотел выяснить, что на другом конце веревки. В то утро я вошла в ванную родителей и нашла в шкафчике гель для волос. Я принесла его к колодцу и натерла первые несколько футов веревки, чтобы сложно было держать. Я беспокоилась, что Чет слишком легко вытащит веревку, и ему не придется нагибаться. А мне нужно было, чтобы он встал на колени перед колодцем. Оказалось, я зря беспокоилась. Чет, радуясь, как мальчишка, встал на колени и схватился за веревку.

– Фу, чем она измазана?

– Не знаю, – сказала я. – Навозом, наверное.

Он поднес пальцы к носу и понюхал.

– Вроде не похоже. Пахнет шампунем.

– Кажется, кто-то не хочет, чтобы мы вытащили ее.

Я стояла прямо за ним. Он обернулся, чтобы взглянуть на меня. Я заметила, как его влажные, опухшие глаза уставились на мою грудь. Я напряглась, мурашки побежали по рукам.

– Любишь бабочек? – спросил он, не отрывая взгляда от вышивки на моем топе.

– Да, наверное, – ответила я и невольно попятилась.

Внезапно я почувствовала отвращение, кроме того, я злилась на себя за то, что привела этого человека на свой тайный луг. Конечно, ему все равно, что там внутри колодца. Конечно, он думает только о сексе. Он захочет засунуть в меня свой пенис, прежде чем вытащить веревку. Я сглупила. Я судорожно думала, что сказать, но в голове гудело, губы пересохли.

А потом Чет спросил:

– Ты не рассказала родителям об этом?

– Нет, – ответила я. – Они бы разозлились, а если бы нашли что-то прикольное в колодце, ни за что бы не отдали мне.

– Ну давай посмотрим, – сказал он и обернулся к колодцу. – А что я получу, если мы найдем сундук сокровищ?

Он делал именно то, на что я надеялась, – старался ухватиться за веревку. Он почти засунул голову в колодец и нагнулся вперед.

– Не упади, – я запланировала эти слова, чтобы он ничего не заподозрил.

– Там глубоко, говоришь?

– Нет, наверное.

Чет закряхтел, звук эхом вернулся обратно.

– Хочешь, подержу тебя? – Эту реплику я тоже спланировала, чтобы он привык к моим рукам на его спине. Мне совсем не хотелось просто скинуть его вниз, чтобы он выбрался и набросился на меня.

Я схватилась за его комбинезон обеими руками, как раз тогда когда он сказал:

– Есть. Тащу.

Я напряглась и изо всех сил и толкнула его. Он попытался поднять голову, но она была уже в колодце, и он ударился теменем о камни, которыми были вымощены стенки колодца. Он подался вперед, падая, и на мгновенье я подумала, что полечу в колодец вслед за ним; такой поворот событий мне даже в голову не приходил. Но каким-то образом ему удалось зацепиться ногой за край колодца и остановить падение. Я отскочила в сторону, прислушиваясь к удивленному крику. Один из его тяжелых башмаков застрял между двумя камнями на поверхности колодца.

– Господи! – закричал он. – Помоги мне!

Я услышала, как что-то стукнулось о дно колодца. Его очки, видимо.

Я встала. Мой ноготь зацепился за его комбинезон и сломался. Я заметила это, только когда встряхнула рукой, и капельки крови брызнули мне в лицо.

– Лили, Господи, помоги мне!

Я подползла ближе, где его нога застряла в камнях. Поняв, что долго он не продержится и обязательно упадет, я все же схватилась за поношенную подошву и толкнула ее вперед. Чет издал звук, похожий на мычание, потом я услышала скрежет и громкий стук, когда он ударился о дно колодца. Я ждала, что он снова закричит, но было тихо. Только грязь и комья земли полетели вниз, и две вороны каркали друг на друга на другом конце луга.

Я достала фонарик из кармана и повернула, чтобы включить. Свет был неяркий, но его хватило, чтобы осветить темный колодец. Я думала, что руки будут дрожать, но ошиблась. Я была абсолютно собрана и думала только о происходящем, словно читала хорошую книгу и не заметила, как пролетело время. Я заглянула через край и направила свет на дно. Я не сомневалась в том, что Чет останется жив после падения и будет умолять меня помочь ему. Я готовилась к этому. Однако он лежал на дне колодца, на спине, раскинув ноги, шея была свернута. Я разглядывала его. Фонарик светил слабо, а в колодце летала пыль, но было видно, что он не шевелится. И тут я заметила еле уловимое движение и услышала глухой вздох, который мог издать только Чет или то, что мы потревожили в заброшенном колодце.

Я поднялась и направилась к небольшой горке камней, которые набросала неподалеку. Я выбрала самый большой, с зазубренными краями. Мне пришлось тащить его обеими руками, держа фонарик в зубах. Переваливаясь, как пингвин, я вернулась к колодцу, забралась на него и нагнулась. Направив фонарик во тьму, я прицелилась как можно лучше и скинула камень прямо на голову Чета. Я не смотрела, как он летит, но услышала звук удара. Словно раскололся арбуз. Если Чет был еще жив после падения, сейчас он точно умер.

Руки болели от того, что пришлось тащить такую тяжесть, и я сидела, не шелохнувшись. Ворона следила за мной со своего наблюдательного пункта на ветке высохшего клена на краю луга. Интересно, чует ли она смерть? Она опустила голову, взъерошила черные крылья. Мне показалось, она приветствует меня на пороге нового, совершенно особого мира.

Выключив фонарик и положив его в карман, я вытащила балку из земли и скинула ее вместе с вымазанной веревкой в колодец. Затем перетащила к колодцу еще шесть валунов и скинула их на Чета. Позднее я планировала засыпать его основательнее, но решила, что это подождет. Почти стемнело, сиреневые облака помрачнели, луг и окружавший его лес поблекли, расплываясь в шероховатых оттенках серого. Я планировала вернуться в квартиру над мастерской, упаковать вещи Чета, принести их обратно к колодцу и бросить вниз. Затем я собиралась забросать все камнями и закрыть колодец крышкой. Но возвращаясь через темнеющий лес, освещая фонариком лишь крохотное пятно тропинки, я решила, что лучше сложить его вещи сейчас, а отнести к колодцу рано утром. Родители наверняка проснутся поздно.

Я прекрасно знала квартирку над мастерской. Это было одно из моих излюбленных мест, но я не приходила сюда с начала лета, с тех пор, как приехал Чет. Я беспокоилась, что у него много вещей, но зря. Он до сих пор не разобрал свой серо-зеленый рюкзак, который валялся рядом с кроватью. Я стала осматривать комнату, освещая ее фонариком, и вдруг поняла, что могу просто включить свет. Даже если кто-то из родителей выглянет в окно спальни, то вряд ли он удивится тому, что в квартире Чета горит свет. На самом деле они больше удивятся, если света не будет.

Лампа бросила сумрачный желтый отсвет на выбеленные стены и широкие, голые доски паркета. В квартирке было мало мебели, только мое любимое кресло-мешок, почти уже сдувшееся, и два стула с рваной обивкой, из которой торчала губка. Стул с пастельным узором был еще одним моим любимым местом для чтения. Я обрадовалась, что Чет сложил на нем книги. Значит, он не сидел на этом стуле.

На кровати валялась одежда, несколько футболок и пара белых трусов. Я взяла одну футболку, завернула в нее трусы и уложила все в рюкзак. Затхлый, тошнотворный запах человеческого тела доносился из полупустого рюкзака, но в квартире пахло не так плохо, как я думала. В основном смолой и пеплом. На полу стояла банка из-под кофе, почти до краев набитая окурками. Я подняла ее, раздумывая, куда ее поставить, и решила, что можно засунуть в рюкзак. Чету уже никогда не пригодится его одежда.

В ванной я нашла зубную щетку Чета, почти пустой тюбик с пастой, белый высохший дезодорант и ярко-зеленую бутылку «Pert». Кусок мыла с прилипшими волосами я оставила в мыльнице. С кухни, которая представляла собой уголок с мойкой, несколькими полками и электроплитой, я взяла две упаковки спагетти и большую пластиковую бутылку водки. Я вылила водку в мойку и поставила бутылку на полку. Внезапно я вспомнила, что оставляю отпечатки пальцев по всей квартире, нужно было надеть перчатки. Но завтра у меня будет время все вытереть. Кроме того, если дела пойдут так, как я планировала, никто не заподозрит, что Чета убили. Все подумают, что он просто уехал. Вряд ли кто-то будет тосковать по нему.

Набив рюкзак, я застегнула молнию и подняла его, чтобы убедиться, что утром смогу дотащить до колодца. Рюкзак был тяжелый, но подъемный. В квартире остались только предметы для рисования. Три холста стояли у стены так, чтобы не было видно то, что изображено на них. Четвертый холст все еще был на мольберте. Это оказался лишь набросок, несколько мазков поверх карандаша, но я поняла, что это бассейн позади дома, а в углу бассейна – набросок фигуры. Лишь смутные очертания, но было понятно, что это я. Холст был маленький, не больше среднего экрана телевизора. Я сняла его с мольберта и согнула так, что хрупкая деревянная рамка треснула, затем я положила его на пол и навалила сверху другие холсты. Я едва взглянула на них, но мне показалось, что это законченные картины. Абстрактные мазки и пятна разного цвета, смутно напоминавшие фигуру. Он рисовал не лучше меня.

Мольберт принадлежал Чету, я была уверена, что никакого мольберта в квартире не было. Он был маленький, на трех ногах. Я сложила его так, что получился небольшой чемоданчик – деревянная коробка в пятнах краски, с ручкой, и бросила его на холсты.

Я осмотрелась вокруг, думая, все ли собрала. Даже если я что-то забыла, все подумают, что Чет сам это оставил.

Палец болел в том месте, где я содрала ноготь. Я осмотрела его. Кровотечение прекратилось, кровь стала темной и липкой, и, кажется, я ничего не испачкала в квартире. Внезапно мне захотелось уйти отсюда, вернуться в свою спальню. К тому же я проголодалась. В холодильнике еще оставался кусок пирога, если родители не добрались до него.

* * *

Я поставила свой будильник в форме совы на шесть часов. Но когда часы заухали, я уже проснулась, встала и почти оделась. Мне удалось немного поспать, но это был такой сон, когда слышишь малейший шорох, стук и шелест, которыми полнится старый дом, когда думаешь, что не сомкнул глаз, а потом осознаешь, что странные мысли в голове на самом деле были снами, и что задернутые занавески уже светятся в лучах восходящего солнца.

Пришлось трижды сходить к колодцу, чтобы унести все вещи из квартиры. Первым я притащила рюкзак, это было самым сложным. Я волокла его по тропинке, когда стало слишком тяжело нести. На лугу мои джинсы промокли от холодной росы. Я заглянула в колодец, прежде чем скинуть туда рюкзак. Чет был там, погребенный под камнями. Несколько неуклюжих черных мух кружили над телом. Потом я притащила три больших холста. Они оказались легкими, но нести их было неудобно, и мне пришлось сломать на одном подрамник, чтобы сбросить в колодец. В последний заход я принесла мольберт и набросок, изображавший меня в бассейне. Сбросив все это в колодец, я притащила оставшиеся камни, которые заранее выкопала из земли, и кинула их туда же. Я наблюдала, как все признаки существования Чета исчезают под грудой камней, и чувствовала, что этого вполне достаточно. Старой ржавой лопаткой, которой выкапывала камни на лугу, я набросала комья грязи в колодец, чтобы все выглядело так, будто там внизу только грязь и камни. Получилось не совсем идеально, но я была довольна.

Перед уходом я бросила лопатку в колодец, закрыла его крышкой и замаскировала ее длинной сухой травой, затем обошла колодец, оглядела землю, чтобы ничего не забыть, но все было в порядке – ни одного окурка на земле, ничего. Чет исчез из мира. Утро было тихое, только жуки жужжали и вороны каркали – истинные хозяева луга. Я каркнула им в ответ, как иногда делала, и представила, что они обо мне думают.

Вернувшись домой, я долго мылась в душе, оттирала пальцы от грязи. Горячая вода гудела, убаюкивая и успокаивая меня. Я чувствовала себя сильной, я чувствовала себя в безопасности. Когда мама вошла в ванную и позвала меня, я подпрыгнула и чуть не свалилась, поскользнувшись на полу душа.

– Что случилось? – спросила я.

– Ничего, дорогая. Мы с папой решили позавтракать в Шейдис. Ты с нами?

– Хорошо, – ответила я. – Когда?

– Как только выйдешь из душа.

Мы часто ходили в Шейдис. Отец любил это место, и я тоже, завтраки там были особенно вкусные. Я заказала тост с поджаренным беконом. Родители сели напротив меня, прислонившись друг к другу, и даже ели фрукты из одной тарелки; папа заказал мясо с овощами, а мама омлет. Мысли о Чете закрадывались мне в голову и исчезали только тогда, когда кто-то из родителей говорил что-то смешное или когда я думала о том, какой у меня вкусный завтрак. Мой желудок казался мне бездонной корзиной, которую невозможно наполнить.

– Ты так проголодалась, Лили, – заметила мама.

– Растущий организм, почти уже стала женщиной, – сказал отец.

Все было замечательно, даже когда родители испортили мне впечатление от завтрака, в который раз спросив, не хочу ли я перескочить через класс. Некоторые учителя рекомендовали это в конце учебного года, но я отказалась еще в начале лета. Мама постоянно заводила об этом разговор, и я наказала ее тем, что не поехала в художественный лагерь в июле. Я знала, что она с нетерпением ждет этих двух недель, когда меня нет дома. Меня удивило, что она снова подняла эту тему, но ненадолго; мама не успела окончательно испортить завтрак.

Целую неделю о Чете никто не вспоминал, и я уже начала беспокоиться, нужно ли мне самой спросить, где он. И однажды во время обеда, когда отец куда-то ушел, а мама пребывала в молчаливом настроении, я спросила, что случилось с Четом.

– Чет уехал. Ты не знала?

– Куда уехал?

– Господи, Лили, откуда мне знать. Наверное, нашел местечко поудобнее. Даже не попрощался, неблагодарная свинья.

В тот вечер я поднялась в квартиру над мастерской. Похоже, мама или папа уже побывали там и прибрались немного. С постели сняли простыню, вынесли мусор из кухни. Я села на стул, хотя не собиралась читать. Окна были распахнуты, и свежий ветерок, первый за все лето, наполнил комнату. После убийства Чета я ждала двух вещей. Что меня поймают и что мне станет стыдно. Но не произошло ни того, ни другого.

 

Глава 7

Тед

Когда я сообщил Миранде, что в начале октября собираюсь провести целую неделю в Кенневике, она изобразила искреннюю радость. Мы сидели на кухне, на первом этаже нашего особняка, ели пасту лингвини с моллюсками (единственное, что я способен приготовить) и допивали бутылку «Пино-Гри».

– Замечательно, – воскликнула она. – Целую неделю ты будешь весь мой.

Я наблюдал за ее лицом, высматривая малейшие признаки обмана, но тщетно. Ее темно-карие глаза светились, казалось бы, абсолютно искренним восторгом. И на мгновенье я поверил ей, на сердце стало тепло, и появилась уверенность, оттого что любимый человек хочет быть с тобой. Но это ощущение быстро рассеялось, и я в очередной раз поразился актерским способностям жены, ее двуличной натуре. Неужели она не чувствует ни капли вины за то, что делала с Брэдом Даггетом?

– Снова забронировать тот номер? – спросила она.

– Который?

– Ну вот, уже забыл. Первая гостиница, в которой мы остановились. С горкой в бассейне.

– Ах да, конечно.

Убравшись на кухне, мы поднялись наверх и уселись перед телевизором смотреть ремейк «Сыщика», который показывали по одному из пяти тысяч каналов. Миранда переоделась в короткую ночнушку, которую обычно надевала по вечерам, и улеглась на диване, положив ноги мне на колени. Я рассматривал ее безукоризненный розовый педикюр, а затем, положив руку ей на ногу, надавил большим пальцем на нежную, как у ребенка, кожу подошвы. Она молчала, но ее тело откликнулось на призыв, чуть изогнулось и соскользнуло ближе ко мне. Наблюдая за ее томными, полусонными движениями, я отчетливо ощущал себя самого, свои напряженные плечи, неудобную рубашку, которую до сих пор не снял, и видел, будто со стороны, как я сидел, выпрямившись, возле подлокотника, как смешно торчал мой локоть. Я убрал руку с ее ноги, но она этого не заметила. Я знал, что она заснет еще до конца фильма.

Это Лили предложила мне провести неделю в Мэне, чтобы я знал, что там происходит, по какому графику работает Брэд и как проводит время Миранда.

– Но когда я приеду, там все изменится, – возразил я. – Миранда и Брэд будут вести себя совсем по-другому.

– Неважно. Меня больше интересует то, как работает ваша строительная бригада. Сколько людей бывает в доме? Часто ли Брэд остается один? Просто наблюдайте. Чем больше информации, тем лучше.

Я согласился. Сложнее всего было высвободить целую неделю на работе. Но я настоял, и Джанин, моя помощница, сумела перекроить график. По плану я должен приехать в Кенневик в пятницу вечером и вернуться в Бостон в следующее воскресенье днем. Как ни странно, я с нетерпением ждал этого отпуска и втайне радовался, что мое присутствие помешает любовным похождениям Брэда и Миранды. Интересно, как отреагирует Брэд, когда Миранда сообщит ему о моем приезде. Еще дома, сидя на своем диване, когда я сказал об этом Миранде, я почувствовал, что ситуация меняется в мою пользу.

Миранда вздрогнула, и я взглянул на ее лицо в мерцающих отблесках 84-дюймового экрана. Глаза закрыты, губы приоткрыты. Она уснула. Вместо того чтобы смотреть кино, я стал разглядывать ее. Темные тени подчеркивали изгибы ее тела, а лицо, освещенное экраном телевизора, казалось черно-белым. Ее губы приоткрылись чуть больше, жилка билась на виске. Меня восхищала ее дикая, необузданная красота, хотя я понимал, что в старости она будет совсем другой. Ее лицо, округлое, как у куклы, станет рыхлым, а соблазнительные формы обвиснут. Но старость ей не грозит. Я убью ее, не так ли? Одна мысль о безнаказанной мести дарила мне безмерное наслаждение и ощущение собственной силы, власти, хотя к ним и примешивались страх и печаль. Я ненавидел свою жену, но ненавидел потому, что когда-то любил. Возможно, я совершаю ошибку, о которой буду жалеть всю оставшуюся жизнь? Откуда такие мысли, откуда этот страх? Мне хотелось поговорить с Лили, услышать, как она рассуждает об убийстве – так просто и буднично, словно сообщает о том, что собирается выбросить старый диван. Но мы договорились не общаться какое-то время, не встречаться, пока я не съезжу на неделю в Мэн, и это была еще одна причина, по которой я с нетерпением ждал поездки в Кенневик. Каждый день приближал меня к встрече с Лили.

* * *

Джон, консьерж, сообщил мне, что Миранда в ресторане «Конюшня», и предложил отнести мои сумки в номер. Я поблагодарил его и направился к винтовой лестнице колониальной эпохи, которая вела на нижний этаж гостиницы. В ресторане, получившем свое название благодаря тому, что некогда здесь держали лошадей, были каменный пол, каменный камин и длинная дубовая барная стойка наподобие борта яхты. Миранда сидела одна в баре и оживленно болтала с барменшей в татуировках. Ее звали то ли Сид, то ли Синди. Никак не мог запомнить.

Прервав их разговор, я поцеловал жену, обратив внимание на отсутствие запаха сигарет на ее губах, и заказал «Хендрикс». Я снял свой шерстяной свитер, который успел промокнуть, пока я шел от машины до гостиницы. В Бостоне моросило, а в Мэне дождь уже лил как из ведра, «дворники» еле успевали протирать лобовое стекло.

– Ты весь мокрый, – сказала Миранда.

– Там ливень.

– А я и не знала. Не выходила весь день.

Сид/Синди принесла мой заказ.

– Ваша жена живет полной жизнью, – сказала она хриплым голосом и рассмеялась.

– Уверен, так оно и есть. – Я обернулся к Миранде. – Чем занималась сегодня?

– Не сидела сложа руки. Я подобрала мебель для каждой гостевой комнаты, потом пошла на массаж и ждала, затаив дыхание, своего супруга. Ах да, совсем забыла, – она подняла почти пустую кружку пива. – Мы проведем целую неделю вместе. Выпьем за это. Отпив большой глоток холодного джина, я сразу почувствовал, что согрелся.

– Ты ел что-нибудь? – спросила Миранда.

Я сказал, что нет, и открыл меню.

Мы сидели в баре до самого закрытия, и я успел напиться так, что забыл, зачем приехал в Мэн на целую неделю. Когда мы с Мирандой, спотыкаясь, дошли до нашего номера и, голые, свалились на гигантскую кровать, я забыл и Брэда Даггета и даже Лили.

Утром дождь прекратился, облака умчались к морю, и наступил один из лучших октябрьских дней. Пронзительно голубое небо и деревья будто в красно-желтых цветах. После обеда мы с Мирандой прогулялись до дома. Я засек время; двадцать пять минут по Микмак-роуд, ненамного дольше, чем вдоль утеса. Трасса 1А – самая загруженная в этой части мира, но отрезок Микмак очень живописный, с крутого берега открываются потрясающие виды на Атлантический океан, так что пока мы шли, мимо нас пронеслось много машин. Микмак-роуд ответвляется от трассы 1А в центре Кенневика, затем проходит мимо бухты и пляжа – это три основные части города. Пляж представлял собой протяженный песчаный отрезок, усеянный коттеджами, а через дорогу располагалась стоянка для кемпинга, которую летом заполняли дома на колесах. Кажется, Миранда говорила, что Брэд владеет несколькими коттеджами, которые сдает в аренду, а в одном из них живет после развода круглый год. Тогда я не обратил внимания на это, ведь я не думал, что он спит с моей женой. Но теперь я обращал внимание на все.

На подъездной дорожке у дома стояла только одна машина – пикап «Тойота» с надписью на бампере «Если бы Бог не хотел, чтобы мы ели животных, Он не стал бы делать их из МЯСА».

– Это Джим, – сказала Миранда. – Он штукатурит стены в подвале.

Мы обошли дом сзади и вошли через патио. Я невольно вспомнил, как в прошлый раз следил за ними, когда они курили на кухне, а вечером, лежа на земле в конце тропинки, идущей вдоль утеса, смотрел, как они трахаются в нашей гостиной.

– Вот увидишь, какой у нас бар! – Миранда вела меня по прихожей, где уже закончили укладку паркета, и ее шаги звонким эхом разносились по пустынному дому. Джим был внизу, он слушал рок-классику по запыленному радио и обедал, разложив еду на пластиковом ведре, перевернутом вверх дном. Он смутился, увидев нас, словно мы застали его спящим на работе, и убавил звук.

– Брэд приедет позже. Вы его ищете?

– Мы просто смотрим. Тед не был тут уже…

Она повернулась ко мне, я пожал плечами. Кажется, сюда я не спускался с тех пор, как поставили каркас дома. Миранда хотела устроить для меня настоящую мужскую берлогу, хотя я никогда об этом не просил. Она планировала поставить здесь кожаную мебель, стол для пула и сделать темно-красные стены. Когда она впервые рассказала мне об этом, я счел это проявлением заботы и любви, желанием устроить особое место в доме, только для меня. Теперь, обдумывая ситуацию, я злился, что она тратит с трудом заработанные мною деньги на то, что, возможно, никогда не понадобится мне.

Она устроила мне экскурсию, показала законченные полки, место для бильярдного стола и образцы цвета для стен. Когда мы ушли, Джим закончил обед и вернулся к работе. Из радио донеслась песня Steely Dan.

Брэд появился тогда, когда мы, закончив осмотр, спускались к подъездной дорожке. Он подъехал к дому в своем пикапе и затормозил так, что из-под колес посыпался гравий. Он заглушил мотор и распахнул дверь. Одетый в синие штаны и заправленную в них фланелевую рубашку, он подошел к нам спортивной походкой. Мы пожали друг другу руки, как всегда, и Брэд пристально посмотрел мне в глаза, спрашивая, доволен ли я работой. Пока мы говорили, Миранда казалась безучастной, отвернувшись, она смотрела на дом и на океан, безмятежный и тихий, под стать спокойному вечеру.

– Я слышал, вы приехали на неделю? – спросил Брэд.

– Решил устроить себе отпуск. И присмотреть за Мирандой.

Брэд рассмеялся, и мне показалось, что уж слишком усердно. Даже пломбы на зубах мелькнули. Краем глаза я заметил, что Миранда обернулась и смотрит на него.

– На самом деле она тут главный прораб. Вот чем ей надо было заниматься, – заметил Брэд.

– Она не устает мне напоминать об этом.

– Вообще-то я здесь, – заметила Миранда. – Я тоже могу участвовать в беседе.

Отправляясь с Мирандой обратно в гостиницу, я пригласил Брэда посидеть с нами в ресторане вечерком и пропустить по стаканчику. Он обещал прийти.

– Ты такой милый, – сказала Миранда, когда мы вернулись на Микмак-роуд.

– Это он милый. А я просто стараюсь быть дружелюбным, чтобы он не чувствовал себя брошенным, пока я здесь.

– Что ты хочешь сказать?

– Я думал, вы с ним друзья. Разве он никогда не приходил к тебе в гостиницу поужинать, например?

– Нет, конечно. Он живет в городе. Он не станет платить пять баксов за пиво.

– А куда ходят по вечерам городские жители?

– Есть одно местечко, «Кулис», недалеко от Кенневик-Бич, но меня туда пока не приглашали. Давай пойдем туда на неделе. Нельзя же ужинать в гостинице каждый вечер.

– Согласен, – сказал я.

Дорожка сузилась, Миранда взяла меня под руку и придвинулась поближе. Солнце светило ярко, но в тени дорожки все еще было холодно.

– Ты думаешь, Брэд не появится вечером? – спросил я.

– Откуда мне знать. Может, он решил, что обязан прийти, раз ты платишь ему за работу и лично попросил его. Но не удивлюсь, если он не придет.

– Вы с ним правда ни разу не пили вместе? Я решил, что пили, раз вы курили одну сигарету на двоих и все такое.

– Господи! Ты еще помнишь. Нет, мы с Брэдом не друзья, но у нас хорошие отношения. Он мой работник и прекрасно справляется со своей задачей, я уважаю его, но это совершенно не значит, что мы должны быть собутыльниками. Кстати, насколько я знаю, у него куча собутыльников в городе.

– Как это? Что ты слышала?

– Один из рабочих сказал, что он много пьет и болтается без дела. Вот почему жена ушла от него. Это не наше дело, конечно, пока он выполняет свою работу. А почему ты вдруг так интересуешься?

– Хочется знать, с кем ты проводишь здесь столько времени.

– У меня здесь только одна подруга – Сид. Она рассказала мне про «Кулис» и про репутацию Брэда. Давай вернемся в номер, отдохнем, а потом сходим в бар. Согласен?

Брэд не появился вечером. Мы с Мирандой сидели в баре, пили вино и болтали с Сид, хотя у нее было полно клиентов в субботний вечер. У Сид были непослушные светлые волосы и мудреные татуировки, полностью покрывавшие одну руку. Разговаривая с нами, она глаз не сводила с Миранды; мне было знакомо это и когда-то даже нравилось. Может, Миранда и Сид тоже занимаются сексом? Может, Миранда трахается с каждым Томом, Диком и Салли в Кенневике?

Каждый раз, когда открывались тяжелые двери ресторана, я оглядывался, не пришел ли Брэд. Миранда ни разу не оглянулась. Либо она знала, что он не придет, либо ей это было безразлично, в чем я сомневался, поэтому я предположил, что ей известно нечто такое, что мне неведомо, что они нашли способ общаться, или она посвящена в его планы.

Я не видел Брэда до понедельника. С океана шел холодный туман, и я решил исследовать дорожку вдоль утеса. Миранда спала. В то утро мы ездили к маяку, который явно стоило посмотреть. Маяк располагался на краю выступа, где туман был особенно густым. Мы сделали несколько фотографий, на которых маяк едва различим, затем поехали дальше вдоль берега и пообедали в ресторанчике, где подавали моллюсков; он закрывался на этой неделе до следующего сезона. Вернувшись в гостиницу, Миранда предложила отправиться в постель, как она делала каждый день после обеда, и я присоединился к ней. Как ни странно, после того как я узнал о ее неверности, наш секс стал лучше. Я так злился на жену, вел себя, как эгоист, меня мало интересовали ее желания, только свои, и она отвечала мне так, как никогда раньше. В тот день я повернул Миранду на живот и вошел в нее сзади, удерживая ее в таком положении, несмотря на ее желание видеть мое лицо. Я лег рядом с ней, зарылся лицом в ее спутанные волосы, ниспадавшие на шею, стиснул ее запястья. К моему удивлению, она кончила как раз перед тем, как кончил я, издав странный визг. После она шепнула:

– Ты такой дикий. Мне понравилось.

Она повернулась на бок и уснула. Я считал позвонки на ее спине, рассматривал ямочки над ягодицами, заметил небольшой синяк на бедре. Она мирно засопела, а меня снова стали терзать мои мысли. После секса с Брэдом она тоже так спокойно засыпает? Неужели она считает, что всю ее жизнь мужчины обязаны заботиться о ее потребностях? Напряжение, ненадолго рассеявшееся после секса, нахлынуло с новой силой. Интересно, что бы я почувствовал, если бы ударил ее изо всех сил?

Одевшись, я тихо вышел из комнаты, не оставив записки. Я почувствовал себя лучше, оказавшись на утесе, окутанном холодным туманом, и всматриваясь в мрачный океан. Я быстро зашагал, уставившись на скользкую дорожку и стараясь не думать о том, как в прошлый раз пробирался по ней к дому. Добравшись до конца дорожки, я посмотрел на часы – дорога от гостиницы до моего нового дома занимает чуть больше тридцати минут. Я стоял на обрыве и смотрел вниз, на заднюю часть дома. На этот раз я не боялся, что меня заметят. Я был хозяином, обозревавшим свои владения. Миновав заброшенный участок перед домом, я двинулся мимо пихт к парадному входу. Выйдя к подъездной дорожке, я заметил отъезжающую машину и решил, что разминулся с Брэдом. Но, подойдя к дому, я увидел его двухцветный пикап, а в нем и самого Брэда, с сигаретой во рту. Он набирал номер в мобильном, но остановился, как только заметил меня. Он улыбнулся, сигарета подпрыгнула и опустилась. Я улыбнулся в ответ и подошел к нему, протянув руку.

Пора нам с ним познакомиться поближе.

 

Глава 8

Лили

Я не собиралась влюбляться, но кто может предвидеть такое? Эрик Вошберн был студентом предпоследнего курса и президентом «литературного» братства Сен-Данстан (Сен-Дан) в колледже Матер, хотя я не знала этого, когда познакомилась с ним. Мы столкнулись в библиотеке. Она уже закрывалась, в этот холодный февральский вечер мы уходили последними и вместе вышли через стеклянные двери в пронизывающий ветер. Эрик предложил мне сигарету, от которой я отказалась, затем он закурил и спросил, в какую сторону я иду. Он проводил меня до Барнард-Холла, казалось бы, исключительно из вежливости, без всяких дурных намерений. Возле двери он пригласил меня на вечеринку в Сен-Дан, в четверг. Я ответила, что приду. Он был не особенно красив: вытянутое лицо, высокий лоб, тонкий нос и большие уши, но высокий и стройный, с глубоким мелодичным голосом. В тот вечер на нем было длинное серое пальто и бордовый шарф, который он несколько раз обмотал вокруг шеи. Я слышала о Сен-Дане – самом элитарном обществе колледжа, славившемся своим снобизмом, и прекрасно знала, где оно находится – в Особняке, каменном здании c черепичной крышей в готическом стиле, в северной части кампуса, где колледж граничил с пустынным пригородом Нью-Честера. Потрясающее здание, украшенное резьбой и гаргулиями, с высокой парадной дверью в виде арки и витражными окнами. Именно из-за архитектуры я и выбрала этот колледж. Я рассматривала несколько вариантов, но Матер, двухсотлетний частный университет, насчитывавший тысячу студентов, казался мне единственным правильным решением. С остроконечным кирпичным общежитием, арками и вязами, кампус словно застрял в прошлом – как в детективных романах 1930-х годов, когда мальчишки пели в квартетах, а девчонки в юбочках решительной походкой ходили из класса в класс. К ужасу моей мамы, которая чуть ли не с детства готовила меня к поступлению в Оберлин, свою альма-матер, и к неудивительному безразличию отца, я выбрала Матер.

– Лили, – сказал Эрик, после того как пригласил меня в Дан, – как твоя фамилия?

– Кинтнер.

– Ах да. Кинтнер. Я слышал, что ты здесь. – Его слова походили на отрепетированную реплику, будто он уже знал, кто я.

– Ты знаешь моего отца?

– Конечно, знаю. Он написал «Слева направо».

Я удивилась. Большинство поклонников моего отца восхищались «Сумасбродствами» – фарсом о закрытой школе, и я никогда не слышала, чтобы кто-то вспоминал его комедию о жизни лондонского портного.

– Во сколько? – спросила я, открывая дверь в Барнардс и торопясь войти.

– В десять. Подожди, – Эрик вытащил из кармана пальто небольшую квадратную карточку и протянул мне. Она была белая, с изображением черепа. – Покажешь это при входе.

Я попрощалась и вошла в свое общежитие. Джессика, моя соседка по комнате, еще не спала, и я рассказала ей о приглашении. Она активно участвовала в общественной жизни Матера, и мне было интересно, что она знает об Эрике Вошберне и готовящейся вечеринке.

– Ты получила карту с черепом, – сказала она и взяла карту из моих рук. Затем добавила громче:

– Ты получила карту с черепом от самого Эрика Вошберна.

– Что тебе известно о нем?

– Он здесь как король. Кажется, его пра-пра-пра-прадедушка построил Матер. Ты правда ничего не слышала о нем?

– Я слышала про Сен-Дан.

– Ну, конечно, все знают про Сен-Дан. Тебе можно взять с собой подругу?

– Вряд ли. Он не сказал.

Я пошла на вечеринку одна. Эрик стоял за барной стойкой, когда я вошла, и приготовил мне водку с тоником, не спрашивая, что я буду пить. Затем взял меня за руку и представил нескольким членам Сен-Дана, прежде чем вернуться за стойку. Он сказал, что эту работу по четвергам выполняют все по очереди, и на этот раз он вытянул короткую соломинку. Интерьер особняка немного разочаровал меня, я ожидала чего-то более соответствующего его готическому стилю. Не знаю, чего именно. Персидских ковров и кожаных кресел? А здесь оказалась слегка усовершенствованная версия других братств, куда я ходила в первый год обучения. Низкие потолки, потрепанная мебель и вездесущий запах «Camel Light» и дешевого пива. Я побродила по первому этажу, поболтала с ребятами, многие из них спрашивали про моего отца. Выпив третью порцию водки, я направилась к бару, чтобы попрощаться с Эриком и поблагодарить за приглашение.

– Приходи на следующей неделе, – сказал он и вытащил еще один «череп» из кармана. – Я уже не буду за стойкой.

Когда я вернулась домой, Джессика принялась меня расспрашивать. Я рассказала правду, что там не было ничего интересного и что все показались мне милыми, хотя не произвели особого впечатления. Оказалось, что там нет никаких тайных ходов или ритуалов инициации. И даже нет комнаты с черепами первокурсниц.

– Фу, Лили. Там был Мэтью Форд?

– Да, я с ним познакомилась. Коротышка с длиной челкой.

– Он такой крутой.

Так или иначе той зимой и весной Сен-Дан стал центром моей студенческой жизни. Каждый четверг я ходила на их вечеринки, а еще на все обеды – в качестве подруги одного из членов общества. Я сама не понимала, почему меня приглашают так часто. У Эрика, кажется, была девушка – его однокурсница по имени Фейт, которая зависала с ним почти на всех вечеринках. Однажды вечером я зашла в бильярдную и увидела, как они целуются. Они прижимались к книжным полкам. Фейт поднялась на цыпочки, но Эрику все равно пришлось нагнуться, чтобы поцеловать ее. Одну руку он запустил ей в волосы, а другой держал за талию. Эрик стоял лицом ко мне, и мы успели переглянуться, прежде чем я вышла из комнаты.

Другие члены общества (по сути Сен-Дан не был братством, и они не называли себя братьями) пытались приударить за мной, но никогда не лапали и не тискали меня, как в других братствах, куда я ходила несколько раз осенью вместе с Джессикой. Нет, ухаживания на вечеринках по четвергам обычно ограничивались полупьяными комплиментами и неуклюжими предложениями выпить или попробовать легкие наркотики в отдельной комнате. Я всегда отказывалась – не потому, что эти парни внушали мне отвращение, а потому, что я, несмотря на присутствие прекрасной темноволосой Фейт, влюбилась в Эрика Вошберна еще на первой вечеринке в особняке, когда он оставил барную стойку, чтобы устроить мне небольшую экскурсию и представить друзьям. Он держал меня за руку чуть выше локтя, словно говорил мне и остальным, что я принадлежу ему – пусть даже чуть-чуть. Именно ради Эрика я ходила в Сен-Дан, хотя мне нравилось болтать и с другими членами общества, даже когда они, напившись, пытались ухаживать за мной. Мальчиков, с которыми я познакомилась там, можно было назвать настоящими снобами – теми, кто родился с серебряной ложкой во рту, полагая, что весь мир у их ног (как сказала бы мама), но обычно они были вежливы и разговаривали не о том, как они набрались вчера или собираются набраться сегодня. Эти мальчики воображали, что они уже мужчины, поэтому изо всех сил старались впечатлить меня своими мыслями насчет политики и литературы. И хотя это были лишь ухищрения, чтобы затащить меня в постель, я ценила их попытки.

Так как именно Эрик пригласил меня в Сен-Дан, я обычно искала его перед уходом с вечеринок, чтобы попрощаться. Он протягивал мне очередную карту с черепом и просил прийти на следующей неделе. Если его уже не было под конец вечеринки, он умудрялся отыскать меня в течение недели и вручить приглашение, а однажды оставил карту в моем почтовом ящике в студенческом центре. Я воспринимала эти приглашения как свидетельство небольшого романа между нами. Крошечного, но первого. И я была счастлива.

Последний экзамен в конце первого курса я сдала во вторник днем и на следующее утро собиралась отправиться на автобусе из Нью-Честера в Шепог, где должна была встретиться с мамой, которая отвезет меня в Монкс. После экзамена я планировала заняться сборами своих немногочисленных вещей, наслаждаясь одиночеством последней ночи в Барнард-Холле. Джессика сдала экзамены раньше и уехала накануне. Вернувшись с экзамена по американской литературе, я обнаружила карту с черепом на полу своей комнаты, а на обороте – сообщение от Эрика: «Две бочки пива. Помоги прикончить их сегодня вечером». Собрав вещи, я направилась через грязный кампус к особняку и не удивилась, обнаружив у бара всего нескольких членов общества и их девушек. Большинство студентов уже уехали. Эрик был в восторге от того, что я пришла, а я выпила больше, чем обычно, обрадовавшись тому, что Фейт нигде не видно. Я даже спросила Эрика о ней.

– Ее больше нет, Кинтнер. В прямом и переносном смысле.

– Как это? – я вдруг испугалась, что она умерла, а я ничего не слышала об этом.

– Ее нет здесь, – он обвел рукой вокруг себя, – и здесь, – он показал на свое сердце; несколько друзей захохотали, глядя на него. Я вдруг поняла, что никогда не видела Эрика таким пьяным.

– Мне жаль, – сказала я.

– Не надо. Она мне не подходит. С глаз долой, из сердца вон. – Он сделал еще один театральный жест. И тут я поняла, что Эрик пригласил меня в Сен-Дан, чтобы переспать со мной, зная, что я не стану возражать. Я так долго ждала этого. Я не строила иллюзий, я понимала, что это будет всего на одну ночь, но я была девственницей и решила, что время пришло. Я была не настолько глупа, чтобы верить, что первую ночь надо подарить только тому, кто влюблен в меня, но мне было важно потерять девственность с тем, в кого была влюблена я.

На втором этаже Сен-Дана было три спальни. Так как Эрик был президентом, он занимал самую большую комнату, с высоким потолком и видом на часовню колледжа. Вместо простой одноместной кровати у него была кровать с пологом и четырьмя столбиками из темного дерева. Эрик нервничал больше, чем я, когда мы лежали, полностью одетые, и целовались на его кровати. Затем он ушел в ванную, а я разделась и залезла под одеяло. Когда он вернулся, на лице еще оставались капли холодной воды, а губы пахли зубной пастой. Он разделся до трусов и скользнул ко мне под одеяло.

– Мне надеть презерватив? – спросил он.

Я сказала «да». Я не призналась, что это мой первый раз, боясь, что он передумает. Мы дважды занимались сексом в ту ночь, первый раз он был сверху. Из-за его роста перед моим лицом маячили только его редкие волосы на груди в форме треугольника. Он двигался неуклюже, и мне показалось, что он не получает особого удовольствия, но, когда я подняла колени высоко к его бокам, он громко произнес мое имя, с придыханием, и все кончилось. Потом, чуть позже, я была сверху. Мне нравилось смотреть на его лицо, освещенное призрачным светом уличного фонаря. Я полюбила это лицо, несмотря на всю его неуклюжесть. Уши, как блюдца, бескрайний лоб, тонкие губы. У Эрика были потрясающие глаза, темно-карие, с красивыми густыми ресницами, как у девочки. Оказавшись сверху, я изменила ритм, замедлила, потом снова ускорила. Я проделала так несколько раз, как вдруг Эрик притянул меня к себе, схватил губами мой сосок и задрожал. Позже он спросил, был ли у меня оргазм. Я ответила, что не было, но мне было приятно; я не врала. Я ушла до рассвета. Он ворочался во сне, пока я одевалась, но мне удалось выйти из комнаты, не разбудив его. Мне не хотелось слушать пустых обещаний. Я уносила с собой только хорошие воспоминания об Эрике.

Это было первое лето после официального развода моих родителей. Мама впала в депрессию, изводила себя из-за слухов о том, что Дэвид уже нашел ей замену, и параллельно готовилась к выставке в Галерее Нью-Йорка. Я дважды разговаривала с отцом по телефону; он пригласил меня навестить его в Лондоне, но я отказалась, радуясь, что проведу лето в Коннектикуте за чтением. Монкс, к счастью, пустовал, никаких гостей не было. Моя благодушная тетя провела с нами весь август, но мама решила это лето провести без попрошаек и лодырей в доме. От Эрика не было ни слова, но, даже если бы ему захотелось связаться со мной, у него не было ни моего телефона, ни адреса.

На второй курс я попросилась жить в отдельной комнате, несмотря на заверения Джессики о том, что мы идеальные соседки. В августе я получила письмо из отдела расселения студентов: мне дали комнату с тремя соседками – тремя девушками, которых я не знала. Я подумала, либо они не могут ужиться с другими, поэтому все три просили отдельную комнату, либо это подруги, которые хотели жить вместе. К счастью, комната располагалась в Робинсон-Холле, старейшем общежитии кампуса – в кирпичной башне напротив двора. Во всех четырехместных комнатах были банкетки у окон, а в некоторых даже функционирующие камины.

Я приехала поздно вечером в день заезда. Мои соседки, совершенно очевидно, были близкими подругами и успели украсить комнату постерами из фильмов Дэвида Линча и рок-группы The Smiths. Я помнила их с первого курса. У всех троих были иссиня-черные волосы и бледные лица, как у готов из частной школы. По мне так они все походили на Вайнону Райдер, только из разных фильмов. Самая радикальная из них, с торчащими волосами и всегда только в черном, была как Вайнона из фильма «Битлджус». Две другие выбрали более классический стиль: Вайнона из «Реальность кусается» (волосы собраны в хвостик, косой пробор) и Вайнона из «Русалок» (кардиганы, челка и жемчуг, возможно настоящий).

Не знаю, что три Вайноны подумали обо мне в тот сентябрьский вечер, когда я появилась в комнате, одетая в капри и льняную рубашку с воротничком, но они, несмотря на их темную помаду и уши в пирсинге, вели себя вполне дружелюбно, даже выключили Joy Division, пока я разбирала вещи. Вайнона-Русалка только предложила мне бокал вина, как в дверь постучали. Это был Эрик Вошберн. Я так удивилась, подумав на мгновение, что он пришел к одной из моих соседок. Но он пришел ко мне. На нем были шорты и рубашка, пахло сигаретами и виски. Я пошла с ним в особняк, прямо в его комнату. Он говорил, что думал обо мне все лето и тщетно пытался отыскать мой адрес. И даже сказал, что любит меня. А я была настолько наивна, что поверила.

 

Глава 9

Тед

Для начала мы с Брэдом выпили пива, затем переключились на «Джеймсон» с имбирным элем. Мы сидели в кабинке с высокими спинками в баре «Кулис», одном из немногих баров на побережье Кенневика, которые работали круглый год. В меню гордо значилось, что бар открыт с 1957 года. Никто не сомневался в правдивости этого заявления. На полках за баром пылились самые разные вещицы, оставленные тысячами любителей выпивки в течение года. На стенах канделябры «Шлиц». Зеркало с надписью «Дженни Лайт». Постеры Спадз Маккензи. Я был рад перейти на «Джемесон» с имбирем – я смог заказать себе чистый имбирный эль, когда пришла моя очередь платить за выпивку.

Столкнувшись с Брэдом возле дома, именно я пригласил его выпить пива. Он с радостью согласился, предложил довезти меня, и мы поехали в «Кулис», в двух милях от дома, на побережье Кенневика. Мы приехали часов в пять вечера и были первыми клиентами. Барменша в обтягивающих черных джинсах и сиреневом топе, сказала: «Привет, Браггет», когда мы вошли.

– Как она тебя назвала? – спросил я, когда мы расположились в средней кабинке.

– Браггет. Здесь меня так прозвали. Брэд плюс Даггет. Еще со школы. Угощаю первым, босс.

Он встал и направился к бару. Я сам не знал, чего надеялся добиться от Брэда, но Лили сказала, что нужно собрать информацию; вот именно этим я и собирался заняться. Чем больше я узнаю о нем, тем легче будет выполнить задуманное.

Первый час мы с Брэдом обсуждали стройку. Он поражал меня, как всегда: на восемьдесят процентов блестящий профессионал, на двадцать – трепач, как автодилер, который честно не советует тратить деньги на кожаную обивку, но умудряется всучить вам дорогую навигационную систему. Мы пили «Хейнекен», болтали, и я пристально наблюдал за ним. Он был алкоголиком со стажем, выдувал бутылку пива за три глотка. И хотя он был все еще красив, но уже успел поизноситься. На загорелом лице виднелись пигментные пятна от солнца, а щеки розовели, как у пьяниц. Несмотря на мускулистую фигуру, подбородок уже начинал обвисать, что отчасти скрывала седеющая бородка. Самым красивым в нем были темно-карие глаза и густые черные волосы, посеребренные на висках.

Поговорив о доме, я сказал:

– Надеюсь, Миранда не слишком раздражает тебя. Она бывает такой дотошной и требовательной, пока не получит то, чего хочет.

– Так это ж хорошо. Сложнее всего работать с клиентами, которые постоянно меняют свое мнение. Миссис Северсон замечательная. – Бред вытащил сигарету из пачки «Marlboro Red», которая лежала на столе с тех пор, как мы начали пить. Он постучал несколько раз фильтром по лакированному столику, затем спросил, не возражаю ли я, если он выйдет покурить.

Пока его не было, я взглянул на мобильный, который последние двадцать минут периодически беззвучно вибрировал в кармане. Миранда завалила меня сообщениями, в последнем было написано: «Куда ты пропал?» Я написал ей, что зашел в бар вместе с Брэдом и скоро вернусь в гостиницу. Я написал, чтобы она ужинала без меня. Она ответила «ОК», А еще через несколько секунд: «ХОХОХО».

Я повернулся и выглянул в окно – туда, где стоял Брэд, выпуская кольца дыма в сумерки. Судя по наклону его головы, я решил, что он тоже смотрит на свой мобильный и, видимо, набирает сообщение. Может, он тоже писал моей жене. Внезапно меня охватил гнев, но я напомнил себе, что должен собрать как можно больше фактов. Война началась с мелкой перестрелки, и чем больше Брэд пил, тем больше шансов у меня оказывалось для выявления его слабости. Я пошел в уборную, захватив с собой свою кружку, и вылил почти все пиво в раковину, чтобы сохранить остатки трезвости.

Когда Брэд вернулся, мы больше не говорили о Миранде. Он стал расспрашивать о моей работе и жизни в целом, а когда узнал, что я окончил Гарвард, засыпал вопросами об их хоккейной команде, интересуясь, на скольких соревнованиях «Бинпот» я побывал. Хотя я не увлекался хоккеем, мне действительно довелось побывать на нескольких играх на втором курсе вместе с соседом по комнате, старшекурсником из Англии, страстным фанатом спорта, который в итоге стал преуспевающим издателем. С хоккея мы перешли на прошлогодний сезон команды «Ред Сокс», о которой я знал чуть больше. Я рассказал, что арендую вип-ложу на весь сезон, и обещал пригласить его на игру в следующем году. Переключившись на «Джемесон» и чувствуя, что исчерпал все свои знания о спорте, я спросил его о разводе.

– У меня двое замечательных детей, – сказал он, вытащив очередную сигарету из пачки и постучав ею по столику. – Чего не скажешь о бывшей жене.

– Дети остались с ней?

– Они приезжают ко мне раз в две недели, на выходные. Слушай, мне о ней больше нечего сказать, но она хорошая мама, и детям с ней лучше. Но если бы мы не развелись, я бы убил ее, или она меня, вот и все. Она изводила меня: «Брэд, где тебя носит? Возвращайся домой и почини туалет, Брэд. Брэд, когда ты повезешь нас с детьми во Флориду? Брэд, тебе не надоело строить красивые дома, в то время как твоя семья живет в лачуге?» И так без конца. Хорошо, что у меня нет оружия, – ухмыльнулся он, обнажив пожелтевшие от никотина зубы.

– Ты же знаешь, о чем я, брат, – продолжал он. – А может, и нет. С Мирандой есть проблемы?

– Никаких проблем. Мы все еще влюблены, как в медовый месяц. Рай да и только.

– Черт возьми! – выкрикнул он и добавил: – Уверен, так и есть.

Язык у него уже заплетался. Он сжал кулак, и я неуклюже стукнул по нему, ухмыляясь в ответ. Почему он вдруг так набрался? Хотя мы пили уже часа два, пять минут назад он казался не таким уже и пьяным.

– Миранда замечательная, – повторил я.

– Да уж, – подтвердил Брэд. – Пойми меня правильно, ты круто выглядишь, но как тебе удалось заполучить такую жену?

– Наверное, я просто везучий.

– Ну да, везучий и чертовски богатый.

Как только он произнес это, на его лице изобразилось сожаление. Не успел я ответить, как он протянул мне руку ладонью вверх и добавил: – Извини, брат. Зря я так ляпнул. Я не то хотел сказать.

– Все в порядке, – ответил я.

– Нет, не в порядке. Ляпнуть такое. Я придурок и слишком много выпил. Прости, друг. Ей повезло с тобой. Уверен, деньги тут ни при чем.

Я улыбнулся.

– Да нет, деньги тут сыграли свою роль. Но я не возражаю.

– Что ты! Я, конечно, плохо знаю Миранду, но ей плевать на деньги. Это сразу видно. Кажется, Брэд собирался еще долго извиняться, так что я был рад, когда размалеванная, как на парад, блондинка присела рядом с Брэдом и хлопнула его по ноге.

– Привет, Браггет, – сказала она, затем протянула мне руку. Я пожал ее пухлые пальцы, и она поздоровалась: – Привет, друг Браггета. Я Полли. Уверена, ты совершенно ничего обо мне не слышал.

– Пол, – сказал Брэд, – познакомься, Тед Северсон. Он хозяин нового дома на Микмак.

– Серьезно? – Полли улыбнулась мне. Даже клоунский макияж не мог скрыть того, что она симпатичная и, вероятно, когда-то ее можно было назвать даже красавицей. Блондинка с голубыми глазами и пышной грудью, которую она подчеркивала V-образным вырезом блузки и кардиганом. Грудь в вырезе была загорелой и покрытой веснушками.

– Брэд много рассказывал мне про этот дом. Получится очень красиво.

– Судя по плану, да, – ответил я.

– Что же, мальчики, я собиралась нарушить ваш тет-а-тет, но вижу, тут серьезный разговор, а мне это не интересно.

– Выпей с нами, – предложил я.

– Спасибо, не буду мешать.

Она ушла, оставив после себя тяжелый запах духов.

– Твоя подружка? – спросил я Брэда.

– Была. В восьмом классе, – рассмеялся Брэд, обнажив все свои зубы. – Но раз уж она пришла, мне бы не хотелось здесь засиживаться. Я живу тут за углом. Выпей еще стаканчик, и я отвезу тебя, ладно?

– Конечно, – сказал я, хотя пить совсем не хотелось, а еще больше не хотелось, чтобы Брэд вел машину. Но мне надо было узнать, где живет Брэд, а такой возможности я не мог упустить.

Ночь выдалась холодной, но туман рассеялся, и звезды высыпали на небе. Хотя съемные коттеджи Брэда располагались примерно в трех сотнях ярдов, он криво припарковался перед первым из дюжины квадратных коттеджей, которые стояли полукругом через дорогу от пляжа. На знаке было написано от руки «Коттеджи Крещент» и телефонный номер.

– Миранда рассказывала мне, что это твои владения, – сказал я, пока он отпирал дверь большого коттеджа. Все они были темные, освещенные только уличным фонарем и ярким ночным небом.

– Они принадлежат моим родителям, а я управляющий. Сейчас не сезон, но летом они приносят приличные деньги.

Он включил высокий торшер, когда мы вошли. Внутри было намного уютнее, чем я ожидал, но довольно уныло – немногочисленная мебель, самая простая и практичная, голые белые стены. Лишь одна вещь говорила о том, что это дом Брэда, а не съемный коттедж – гигантский телевизор на подставке, казавшийся неуместным в крошечной гостиной. Я думал, в доме пахнет сигаретами, но ошибся.

Брэд направился прямиком к кухне, устроенной в небольшой нише, а я закрыл за собой хлипкую входную дверь. Я услышал, как он откупорил две бутылки. Брэд вернулся и протянул мне холодный «Хейнекен». Мы сели на бежевый диван. Брэд развалился, широко расставив ноги. Бутылка пива казалась крошечной в его больших загорелых руках.

– Давно здесь живешь? – спросил я, чтобы нарушить тишину.

– Примерно год. Это временное убежище.

– Ясно, – сказал я. – Это я вижу. Здесь не захочется провести всю жизнь.

Не успел я договорить, как внезапно пожалел о своих словах, заметив, что глаза Брэда на мгновенье вспыхнули ненавистью, которую он тут же спрятал за маской задумчивости, нахмурив брови.

– Как я сказал, это временно.

Я ничего не ответил, и наступила тишина. Я огляделся и заметил, что стопка журналов о рыбалке на удивление ровно лежит на столике. Сверху на журналах лежал пульт, ровно посередине. На ближайшей ко мне тумбочке стояла фотография мальчика и девочки в лодке. Им было лет десять-двенадцать, на обоих были оранжевые спасательные жилеты.

Я взял фотографию.

– Твои дети?

– Джейсон и Белла. Это моя старая лодка. Я продал ее в начале лета и купил свою «Албемарль». Ты рыбачишь?

Я ответил, что нет, но он продолжал рассказывать про свою лодку. Я едва слушал, но это было неважно. Я уже кое-что узнал про Брэда Даггета. Даже если закрыть глаза на то, что он спал с моей женой, я понял, что Брэд Даггет мне совершенно не по душе. Он эгоист, пьяница и с возрастом, вероятно, еще больше укоренится в дурных привычках. Ему наплевать на своих детей, его любовь к ним ограничивалась тем, что он поставил их фотографию у себя дома, да и вряд ли он вообще заботился о ком-то еще, кроме себя самого. Он – отрицательный персонаж. Я вспомнил Лили и подумал о том, что жизнь Брэда может внезапно оборваться. На самом деле я жаждал этого. Не только потому, что хотел наказать его за интрижку с моей женой, но и потому, что если Брэд исчезнет с лица земли, от этого всем будет только лучше. Кого он радует? Ни детей, ни бывшую жену. Ни Полли из бара, которая, возможно, считает себя его девушкой. Он подлец, а чем меньше таких подлецов, тем лучше.

Я прервал бесконечный монолог Брэда о его лодке и сказал, что иду в туалет. В туалете было так же чисто, как во всей квартире. Я вылил пиво в раковину и заглянул в аптечку. Там не было ничего особенного. Бритвы, дезодорант и средства для волос. Большая бутылка ибупрофена. Неоткрытая коробка с краской для волос. Антибиотики, у которых уже пять лет как вышел срок годности. Я открыл баночку и обнаружил синие ромбовидные таблетки – «Виагра». Так значит наш Брэд-жеребец не такой уж и прыткий. Я рассмеялся в голос. Когда я вернулся в гостиную, Брэд сидел в том же положении, но закрыл глаза, а грудь его равномерно вздымалась и опускалась. Я наблюдал за ним, стараясь почувствовать хоть что-то помимо отвращения – может, сочувствие. Но тщетно.

Прежде чем уйти, я бесшумно открыл несколько ящиков на кухне. В одном из них хранились инструменты, сантиметр, бечевка, скотч. В глубине ящика я обнаружил револьвер «Смит и Вессон». Я удивился – ведь Брэд шутил, что убил бы жену, если бы у него было оружие. На мгновение мне захотелось украсть его, но я решил, что Брэд поймет, кто это сделал. Я не тронул револьвер, но взял новенький ключ из коробки с абсолютно одинаковыми ключами. Брэд никогда не хватится его, а ключ, возможно, открывает дверь этого коттеджа, а может, и всех коттеджей «Крещент».

Я в последний раз огляделся, прежде чем покинуть дом. Брэд не шелохнулся. Я вышел в холодную темную ночь и бесшумно проверил, подходит ли ключ к замочной скважине. Ключ легко входил и выходил. Я не стал запирать дверь, а ключ положил в карман. Достав мобильный, я собирался позвонить Миранде и попросить приехать за мной, но решил, что лучше прогуляться. Прохлада приятно щекотала кожу. Я глубоко вдохнул соленый воздух, впервые за много лет ощутив себя живым, и зашагал по дороге. До гостиницы было всего несколько миль, и я чувствовал себя властелином мира.

 

Глава 10

Лили

Весь свой второй курс и последний год обучения Эрика каждый четверг, пятницу и субботу я ночевала в Сен-Дане, в его спальне на втором этаже. В то время я считала эти месяцы лучшими в своей жизни. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было время сомнений и тревоги, и не только из-за того, что случилось после. Я была влюблена в Эрика Вошберна, а он говорил, что влюблен в меня. Я верила ему, но при этом знала, что мы молоды, что Эрик скоро окончит колледж и переедет в Нью-Йорк, чтобы найти работу в финансовом секторе. А я собиралась провести следующий учебный год в Лондоне, в Институте искусств. Хотя мы с Эриком говорили о будущем, я убеждала себя, что после выпускных экзаменов все изменится.

В тот год я жила двумя совершенно разными, но вполне совместимыми жизнями. С воскресенья по четверг я занималась чтением и домашними заданиями. Мои соседки по комнате, три Вайноны, включали громкую музыку и без конца дымили сигаретами, но оказались на удивление дружелюбными. Я обнаружила, что у меня много общего с Вайноной-Русалкой – книжным червем, которая, как и я, обожала Нэнси Дрю. В четверг вечером я отправлялась в Сен-Дан на еженедельную вечеринку, прихватывая с собой самую большую сумку с одеждой и туалетными принадлежностями, так как всегда ночевала в особняке, а иногда оставалась на все выходные. С утра пятницы до вечера воскресенья мы с Эриком почти не разлучались, за исключением занятий и соревнований Эрика по теннису или фрисби, или других многочисленных игр, в которых он обязательно должен был выиграть. Мы смотрели фильмы в кинотеатре кампуса, а иногда выбирались в итальянские рестораны Нью-Честера или ходили на вечеринки, которые проходили не в Сен-Дане или у членов общества, но это случалось редко. Нам было хорошо вместе, предсказуемо и стабильно – шутки, понятные только нам, и вполне удовлетворительный секс. Мы называли друг друга Вошберн и Кинтнер. Мы не страдали от мук разочарования и неверности. Я наслаждалась нашей близостью, но никому, кроме Эрика, не рассказывала о том, как сильно привязана к нему. Он отвечал взаимностью и иногда говорил о нашем совместном будущем после колледжа.

Бывшая подружка Эрика, Фейт, тоже оканчивала последний курс и каждый четверг появлялась на вечеринках. Теперь она встречалась с Мэтью Фордом, а так как мы с Фейт были девушками двух самых видных членов Сен-Дана, она не отходила от меня весь год, даже иногда спрашивала о моих отношениях с Эриком, хотя я никогда не попадалась на удочку. Она мне не нравилась – шумная, болтливая, хитрая, она любила быть в центре внимания, но я не возражала против ее общества. Если бы Фейт исчезла из поля зрения, интерес к девушке, которая два года была с Эриком, мог перерасти в одержимость. Но она всегда была рядом, и я успела хорошо изучить ее, именно поэтому она не занимала никакого места в моих мыслях.

Я понимала, чем она привлекла Эрика. Круглолицая и сексуальная, с короткими темными волосами. Одевалась элегантно и консервативно, как и подобало выпускнице частного колледжа, но ее свитера были всегда слишком обтягивающими, а юбки – слишком короткими. Разговаривая, она подходила близко и смотрела прямо в глаза, обезоруживая собеседника, но она много смеялась и шутила. Когда мы ходили куда-нибудь вместе, Фейт брала меня под руку, а если она стояла за мной, то проводила рукой по моим волосам. Мои родители никогда не баловали меня физическими проявлениями нежности, так что эмоциональность Фейт иногда смущала меня, а иногда и утешала. Однажды, когда Фейт выпила лишнего, она сказала, что хочет рассмотреть цвет моих глаз. Она подошла так близко, что ее карие глаза показались мне гигантскими.

– Да тут настоящий персидский ковер, – произнесла она, обдавая мою щеку теплым дыханием. – Оттенки серого, желтого, голубого, карего и даже розового.

Эрик редко заводил разговор о Фейт, но однажды ночью, когда мы лежали в его кровати, он спросил, не раздражает ли меня то, что мы так часто видимся с Фейт.

– Да нет, – ответила я. – Она решила, что мы с ней лучшие подруги. Ты заметил?

– Она со всеми так общается. Забудь. Думаю, ты ей действительно нравишься, и она правда хочет стать тебе другом, только вот…

– Не беспокойся. Я понимаю, о чем ты. Я не собираюсь с ней дружить. Вряд ли у нас есть что-то общее. Кроме тебя.

– У вас нет совершенно ничего общего. Готов поклясться. Она неплохой человек, и они с Мэтом – прекрасная пара.

– Наверное, – сказала я.

Больше мы не говорили о Фейт.

* * *

В то лето я вернулась в Монкс. Мама завела нового приятеля, Майкла Бьялика, бородатого профессора лингвистики из университета, на удивление приземленного. У него был свой дом примерно в полумиле от нашего, – перестроенный амбар, где он жил со своим сыном, одаренным пианистом по имени Сенди. Майкл любил готовить, и поэтому мама много времени проводила у него дома, оставляя Монкс в моем распоряжении. Я подрабатывала в библиотеке – всего четыре часа в день с понедельника по пятницу, а выходные проводила за чтением или бродила по окрестностям. Я была влюблена и чувствовала удивительное умиротворение. Я даже вернулась на свой любимый луг, где Чет нашел последнее пристанище. Крышка колодца была на месте и выглядела точно такой же, какой я нашла ее много лет назад под пожелтевшей листвой. Ферма по соседству все еще пустовала.

Я планировала навещать Эрика в Нью-Йорке по выходным, но когда он приехал в Монкс-Хаус, то влюбился в это место, по крайней мере, так он уверял.

– Мне хотелось бы проводить здесь все выходные, Кинтнер. Вот это идеальная жизнь. Неделя в городе, а в пятницу вечером я сажусь на поезд и приезжаю к тебе. Выходные за городом.

– Тебе не надоест?

– Ни за что. Мне так нравится. А тебе? Из-за меня ты будешь проводить здесь все свободное время.

– Как каждое лето своей жизни. Я не возражаю. К тому же я буду ждать тебя.

Так что летом наша студенческая жизнь практически не изменилась. Недели врозь. Выходные вместе. Я была довольна, потому что одиночество никогда не тяготило меня. А дни, которые я проводила одна, лишь приближали меня к выходным, когда Эрик сойдет с пригородного поезда, с рюкзаком на плече и улыбкой до ушей. К тому же выходные были намного насыщеннее. За стенами колледжа наши отношения казались более зрелыми, комфортными. Нам казалось, что мы – семейная пара. Так что меня вполне устраивало – видеться с Эриком два дня в неделю.

И Эрик не возражал – по своим причинам.

Я бы никогда не узнала об этих причинах и осенью уехала бы в Лондон, все еще уверенная в том, что Эрик – любовь всей моей жизни, если бы в последнюю неделю августа отец не приехал в Нью-Йорк и не пригласил бы меня пообедать с ним. У него готовилась к выходу новая книга – сборник рассказов – и он приехал в Нью-Йорк, чтобы встретиться с американским агентом и издателем, а также прочитать отрывок в книжном магазине «Стренд Букс». Он не пригласил меня на чтение, но я не удивилась. Однажды, классе в девятом, я спросила его, можно ли мне прийти на чтение его книги, и он ответил: «Господи, Лили, ты же моя дочь. Я ни за что не стану подвергать тебя такому испытанию. Тебе и так придется читать мои книги, не хватало еще, чтобы ты слушала, как я читаю их вслух».

Так что я отпросилась в библиотеке и села на поезд до Нью-Йорка. Мы с отцом пообедали в роскошном ресторане в лобби его отеля, недалеко от центра города, и поговорили о предстоящем учебном годе в Лондоне. Он обещал прислать мне по электронной почте список друзей и родственников, которых мне придется навестить, а также несколько его любимых мест в Лондоне – в основном пабов. Потом он подробно расспрашивал меня о маме и ее новом приятеле. Его разозлило, что профессор лингвистики оказался в целом вполне приличным человеком. После обеда мы расстались перед отелем.

– А из тебя вышел толк, Лил, несмотря на твоих родителей, – сказал он не в первый раз.

Мы обнялись на прощанье. Для конца августа день был на удивление чудесным, так что я отправилась в центр, к офису Эрика, где еще никогда не была. Весь месяц стояла невыносимая духота, но теперь воздух казался свежим; я шла тихими городскими улочками и радовалась жизни. Я еще не решила, стоит ли беспокоить Эрика на работе, представляя его лицо, когда я войду в офис. От приятных грез меня отвлек чей-то голос, выкрикнувший мое имя. Я обернулась и увидела Кети Стоун, первокурсницу из Матера, мы познакомились на вечеринке Сен-Дана; она переходила улицу и махала мне.

– Я узнала тебя, – сказала Кети, шагнув на край тротуара, как раз когда мимо пронеслось желтое такси. – Не знала, что ты будешь в городе летом.

– А я не в городе. Живу у мамы в Коннектикуте. Папа здесь, и мы обедали вместе.

– Хочешь кофе? Я пораньше освободилась с работы. Ужас, Нью-Йорк невыносимо депрессивный в августе.

Мы направились в кафе на углу улицы и обе заказали холодный латте. Кети трещала без остановки об общих знакомых из Матера и нескольких студентах, о которых я никогда не слышала. Она мастерски собирала и распространяла слухи, и я удивилась, что она не спрашивает меня об Эрике, поэтому спросила сама:

– Ты часто видишься с Эриком?

Глаза Кети на мгновение округлились, когда она услышала его имя.

– Знаешь, я не собиралась говорить о нем. Нет, не часто, только иногда. Он работает где-то неподалеку.

– Да, знаю. А почему ты не хотела говорить о нем?

– Не знала, как ты отреагируешь, ведь вы расстались. Может, ты и слышать о нем не желаешь.

Холодная дрожь пробежала по моему телу. Я чуть не выпалила, что, мы, конечно, встречаемся, но сдержалась.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Да нет, кажется. Я видела его пару раз, обычно он уезжает из города на выходные. Его папа заболел. Ты знала?

– Нет, – сказала я. – Что с ним?

– Рак, насколько мне известно. Эрик ездит к нему каждые выходные. Наверное, они близки? Я кивнула в ответ и внезапно ощутила жгучее желание выбежать из кафе, подальше от Кети. К счастью, зазвонил ее мобильный, и пока она искала его в своей огромной сумке, я вышла из-за стола. Взяв ключ у бармена, я заперлась в уборной. В голове гудело, я отчаянно пыталась осмыслить информацию, которую только что получила, и хотя часть меня сомневалась в словах Кети – наверняка, это какая-то нелепая ошибка – разум говорил, что это правда, что меня обманули. Эрик ведет две жизни, и никто не знает, что он ездит ко мне по выходным. Вернув ключ, я увидела, что Кети все еще болтает по телефону. Я хлопнула ее по плечу, показала на часы и быстро пошла к двери. Кети опустила мобильный и встала, но я пробормотала «прости» и ускорила шаг.

Оказавшись на улице, я свернула в переулок, где стояли жилые дома. К одному из них вели каменные ступеньки, скрытые в тени развесистого дерева. Я притаилась на последней ступеньке, не заботясь о том, что хозяин дома может заметить меня и прогнать. Не знаю, сколько я просидела там, но, видимо, часа два. Я чувствовала себя глубоко несчастной, но вскоре мне удалось успокоиться. Я стала анализировать ситуацию. Эрик ограничил наши отношения двумя днями в неделю и никогда не виделся со мной в городе. Так он всегда обычно действовал, еще в колледже. Но зачем врать о том, куда он ездит по выходным? Может быть только одна причина – у Эрика есть кто-то в Нью-Йорке.

Было около пяти, когда я направилась к офису Эрика. Я знала адрес, но никогда здесь не была. Я шла медленно, всматриваясь в толпу и понимая, что если столкнусь с Эриком, то не смогу сдержаться, но уехать из города тоже не могла. Мне хотелось посмотреть, где он работает, может, даже увидеть его, но остаться незамеченной.

Его офис располагался в неприглядном четырехэтажном кирпичном здании неподалеку от кафе «Грейс-Папайя». Я опустилась на скамейку напротив входа, вытащила «Нью-Йорк Пост» из урны, раскрыла газету и, спрятавшись за ней, уставилась на дверь. Вскоре после пяти из здания вышли несколько мужчин и женщина в юбке и блузке. Эрика не было; он появился чуть позже в сопровождении двух мужчин. На нем был светло-серый костюм; выйдя на тротуар, все трое закурили. Я не удивилась, что Эрик курит, хотя он сказал, что бросил в день выпуска. Он ни разу не закурил, когда приезжал в Коннектикут по выходным, но только потому, что был двуличным человеком. Его коллеги, с дымящими сигаретами, направились к центру города, а Эрик стоял, глядя на свой мобильный. Подъехало желтое такси, и я подумала, что Эрик уедет на нем, но вместо этого из машины вышла рыжеволосая девушка в коротком платье в стиле ретро и поцеловала Эрика в губы, пока он выбрасывал сигарету.

Они говорили с минуту, Эрик положил руку ей на талию.

Сердце защемило, перед глазами все расплывалось, как в тумане, и на мгновение я подумала, что у меня сердечный приступ. Но все прошло. Я выпрямилась, сделала глубокий вдох и стала разглядывать девушку. Она казалась знакомой, но лица я еще не видела. От того, что она тоже рыжая, было больнее, хотя даже издалека было видно, что она крашеная.

Эрик и рыжая обернулись, и я с ужасом подумала, что сейчас они перейдут улицу и подойдут ко мне, но они ушли в другую сторону, взявшись за руки. Я наблюдала за ними из-за газеты и, наконец, разглядела лицо его городской подружки. Это была Фейт, рыжая Фейт. Оглядываясь назад, я этому совсем не удивляюсь – конечно же, это была Фейт, – но тогда меня шокировала ее внешность – рыжие волосы, такие же, как у меня. И я разозлилась. Как никогда.

 

Глава 11

Тед

Прежде чем распрощаться в гостинице «Конкорд-Ривер», после того как мы решили, что мне имеет смысл провести время в Мэне с Брэдом и Мирандой, мы с Лили назначили следующую встречу – через субботу в то же время на кладбище «Олд-Хилл», возвышавшемся на холме над площадью Монюмент-Сквеа в центре города. Там можно было посидеть на скамейке и поговорить, да и место безлюдное, не то что бар в гостинице.

В субботу вечером я приехал рано. В городе были туристы, но на холм никто не поднимался. Я сидел один на холодной железной скамье и смотрел на черепичные крыши домов, ведущих к главной улице. Небо гранитного цвета висело низко. Неумолимый холодный ветер носил по воздуху разноцветные листья. Я искал Лили, рассматривал машины, кружившие на Монюмент-Сквеа, хотя понятия не имел, какая у нее машина. Я постарался угадать. Что-то из классики, наверное, но с «изюминкой». Может, винтажный BMW или оригинальный мини «Остин». Но когда я заметил Лили, она не вышла из машины, а быстро шла по главной улице в зеленом пальто до колен; ее рыжие волосы развевались с каждым шагом.

Я наблюдал, как она подходила к кладбищу, и потерял из виду, когда она нырнула под крыши домов. Я радовался, что скоро увижу ее. Отчасти из-за возрастающей симпатии к ней, а отчасти потому, что мне не терпелось рассказать ей о своей поездке и о ключе, который я украл у Брэда. Я чувствовал себя ребенком, который получил хорошие оценки и торопится похвастаться маме.

Лили появилась на кладбищенской дорожке, выложенной плиткой. Она улыбнулась мне и села на другой стороне скамейки.

– Какой вид, – сказала она, немного запыхавшись от подъема на холм.

– Я видел, как вы шли по главной улице. Вы почувствовали, что за вами наблюдают?

– Нет, даже не думала об этом. Я волновалась, что опоздаю, и вы уйдете.

– Что вы, я бы не ушел. Мне столько нужно вам рассказать.

Она повернулась ко мне. В серых лучах октябрьского солнца ее лицо казалось бесцветным, а волосы ярче, чем я помнил, – удивительно живой цвет среди однообразных могил. Мне хотелось протянуть руку и дотронуться до нее, убедиться, что она настоящая, но я сдержался.

– Вы ездили в Мэн? – спросила она.

– Да, – ответил я, затем рассказал, как прошла неделя, о том, как я общался с Брэдом, был у него дома и взял ключ.

– Вы думаете, он не заметит пропажи? – спросила она.

– Не знаю. У него целая гора ключей в комоде. Это его бизнес, так что ему нужно много ключей. Насколько я понял, это дубликаты, которые открывают двери всех коттеджей.

– Что ж, пригодится. Только не забудьте избавиться от ключа, когда все закончится, или вернуть его на место. Нельзя хранить у себя никакие улики. Вы же понимаете.

Я кивнул, и Лили спросила:

– Что еще вы выяснили насчет дома? Уже известно, когда завершится стройка?

Брэд сказал, что собирается закончить в декабре, в крайнем случае – в начале января.

– Значит, придется поторопиться. Важно, чтобы все произошло до завершения работ.

Мы разработали план – где и когда я должен быть, и что мы оба должны делать. Лили говорила так, словно мы старшеклассники, которые обсуждают, кто что будет делать, когда мы представим итоговый научный проект. Я люблю копаться в деталях – приходится, учитывая особенности моей работы и деньги, которые я зарабатываю, – и мне захотелось все записать, но я понимал, что это запрещено. Как сказала Лили, это наша последняя встреча, перед тем как я овдовею, а потом мы сможем снова встретиться, как бы случайно, словно никогда не были знакомы. Пока мы говорили, а я пытался запомнить, что мне нужно сделать, вдруг будто что-то сдавило мне грудь. Я опустил голову. Шея застыла, как деревянная.

– Все в порядке? – спросила Лили.

– Конечно. Просто не верится, что это происходит на самом деле. Одно дело – планировать вылазку в Мэн, а сейчас все совершенно по-другому.

Лили выпрямилась, прикусила нижнюю губу. В ее глазах читалась тревога.

– Вас никто не заставляет, понимаете? – сказала она. – Мы делаем это для вас, а не для меня. И меньше всего мне хотелось бы, чтобы вы совершили поступок, который будет мучить вас всю жизнь.

– Этого я не боюсь. Наверное, я переживаю, что что-то пойдет не так.

– Если сделаем все по плану, никаких проблем не должно быть. Позвольте спросить, если бы сегодня в Мэне произошло землетрясение, и Миранда с Брэдом погибли, что бы вы почувствовали?

– Радость, – ответил я, не задумываясь. – Это решило бы все мои проблемы, а они получили бы по заслугам.

– Так мы и поступим. Мы устроим землетрясение, которое похоронит их обоих. И когда мы сделаем все правильно, все, включая полицию, сочтут, что Брэд убил Миранду и сбежал из города. Все усилия они бросят на его поиски, но никогда его не найдут. Конечно, вы можете попасть под подозрение – ненадолго. Будет странно, если вас не проверят, но они не найдут ничего, указывающего на вашу вину, а я обеспечу вам железное алиби.

– Хорошо, я верю вам.

– Послушайте, если вы вдруг решите, что не хотите этого делать, дайте мне знать. Но вы зря беспокоитесь, что что-то пойдет не так. Если точно следовать плану, вы даже не попадете под подозрение. Миранда и Брэд получат по заслугам, а вам все будут сочувствовать. Ваша прекрасная молодая жена убита жестоким любовником. Да вам придется отбиваться от сочувствующих.

Лили улыбалась. Она убрала прядь со лба.

– Кстати, – произнес я, – это не главная причина.

– Нет?

– Нет… Вы ведь сами вызвались помочь.

Лили все еще улыбалась.

– Сюжет усложняется.

– Или упрощается, – сказал я.

Она рассмеялась.

– Точно, упрощается.

С минуту мы смотрели друг на друга, и улыбка Лили исчезла. Она ссутулилась и застегнула пальто до конца.

– Замерзли? – спросил я.

– Немного. Может, пройдемся? Я здесь никогда не была.

Я согласился, и мы прошлись мимо покосившихся, обветшавших надгробий; Лили взяла меня под руку. Нам было хорошо вместе, даже когда мы молчали, словно старая пара, которую объединяют многие годы общих воспоминаний. Мы прочитали несколько надписей, большинство относилось к восемнадцатому веку, многие жизни оборвались настолько рано, что сейчас это посчитали бы трагедией. Но они прожили свою жизнь. И не важно, как молоды они были, когда погибли, все они уже давно ушли бы в прошлое.

Некоторые надписи настолько стерлись, что превратились в мудреные иероглифы, на многих надгробиях был высечен череп с крыльями и слова «Momento mori». Помни о смерти. Я провел рукой по резьбе – череп в форме лампочки, с круглыми совиными глазами и полным набором зубов. Между черепом и надписью были изображены две пары скрещенных костей.

– Интересно, когда перестали вырезать на плитах символы смерти? – спросил я. – Это так уместно.

– Действительно, – произнесла Лили, потянув меня за руку. Кладбище спускалось вниз на дальнем конце, и мы оказались под холмом, возле дерева, все еще украшенного желтой листвой. Почти одновременно мы обернулись друг к другу, я обнял Лили, и мы поцеловались. Я расстегнул ее пальто и обнял ее за талию. Ее свитер был невероятно мягким на ощупь. Она дрожала.

– Все еще холодно? – спросил я.

– Нет, – ответила она, и мы снова поцеловались – страстно, притягивая друг друга к себе, словно хотели слиться воедино. Я провел рукой по ее свитеру, почувствовал ее ребра, грудь. Хрустнула ветка, и мы обернулись. На крутом склоне кладбища появилась длинная фигура, она наклонилась возле одной из могильных плит, чтобы сделать фотографию. Мы отстранились, но продолжали смотреть друг на друга.

– Пора прощаться, – сказала она.

– Хорошо, – произнес я хрипло.

– Ты запомнил план? Повторить еще раз?

– Я все помню. Он здесь, – я показал на лоб.

– Что ж, замечательно.

Мы не шелохнулись.

– Когда все закончится, – начал я, – мы продолжим?

– С удовольствием.

– И ты расскажешь мне все свои тайны?

– Да. Я все расскажу. Жду с нетерпением.

Я вспомнил шутку, которую сказал в гостинице «Конкорд-Ривер», когда спросил ее, сколько человек она убила. И вновь я задумался, с кем же я связался. И вновь я ответил себе, что мне все равно.

– Нам надо уйти отсюда по отдельности.

– Знаю. А то окажемся на одной из фотографий этого человека.

Я посмотрел на склон. Человек фотографировал ряд покосившихся могильных плит.

– Я пойду первой, – сказала Лили.

– Хорошо. До следующей встречи…

– Да. До встречи… и удачи.

Она покинула меня, поднялась по кладбищенскому склону и исчезла за ним, человек с фотоаппаратом даже не взглянул в ее сторону. Я стоял на месте, еще чувствуя вкус ее губ. Я застегнул пальто и засунул руки в карманы. Небо, все еще гранитного цвета, слегка прояснилось, и я прищурился, глядя на нее. Впервые после того, как я принял решение убить жену, мне захотелось, чтобы это случилось прямо сейчас. Я чувствовал себя ребенком за неделю до Рождества, когда дни тянутся, и каждый из них кажется вечностью. Я хотел, чтобы Миранда умерла. Она превратила нашу любовь в посмешище. Она меня превратила в посмешище. Я вспоминал, как Миранда смотрела на меня раньше, и сейчас иногда так смотрела, как будто я – смысл ее жизни. А потом она вырвала мое сердце. Зачем мне делиться своими деньгами с женщиной, которая поступила так – растоптала мои чувства, как будто они ничего не значат для нее? Вот моя причина, и я убеждал себя, что верю в это.

А теперь у меня новая причина. Лили. Я сделаю это ради Лили. Я убью свою жену, чтобы быть с ней. И эта причина казалась важнее всех остальных.

 

Глава 12

Лили

До отлета в Лондон оставалась целая неделя, и я сказала Эрику, что жутко простудилась, и ему не стоит приезжать. Он согласился, при условии, что отвезет меня в аэропорт JFK во вторник. Я думала, мне будет тяжело провести рядом с ним в машине несколько часов, но все оказалось проще. Я вела себя так, будто ничего не случилось.

Летом мы с Эриком несколько раз говорили о моей поездке в Лондон. Я дала ему возможность высказать сомнения и опасения, но он настоял на том, что мы должны остаться вместе, без исключений. Он планировал приехать ко мне в октябре, через шесть недель после моего отъезда. Эрик уже купил билет. Так что когда мы прощались у аэропорта, он сказал:

– Шесть недель – кажется, это целая вечность, но на самом деле время пролетит быстро. Скоро увидимся.

– Слушай, – сказала я, – наверное, это прозвучит странно, но если ты считаешь, что эта разлука слишком длинная, я пойму. Если хочешь сделать паузу, познакомиться с кем-то, мне это не понравится, но я не буду мешать. Скажи прямо сейчас. А не потом.

Он смутился, его глаза впились в мои.

– Ты этого хочешь?

– Нет, совсем нет. Но я хочу услышать правду. Мне не понравится, если ты будешь изменять мне.

– Тебе не нужно беспокоиться об этом. Никогда.

Я искала на его лице малейшие признаки обмана. Я занималась этим много лет с родителями и могла безошибочно определить, когда мне врут. Но на лице Эрика я не увидела ничего, кроме любви и искренности.

– Жду не дождусь октября, – сказала я и крепко обняла его, пока нам не посигналил «Рейндж Ровер», которому мы мешали проехать. В каком-то смысле я не врала. Я действительно с нетерпением ждала приезда Эрика. Его лицо, невинное, любящее лицо, решило его судьбу. Я пока не знала как, но точно знала, что найду способ наказать Эрика, когда он приедет ко мне в Лондон.

* * *

Лондонский Институт искусств принимал всего несколько иностранных студентов в год, так что первую неделю я провела в гостинице «Рассел-Сквеа» вместе с сорока американскими студентами, прикрепленными к Международной академии учебы за границей, которая занималась исключительно американскими студентами. В течение недели, помимо приветствий, знакомств и координационных собраний, мы должны были разделиться на группы и арендовать жилье. Нам выдали список агентов по недвижимости, которые специализировались на временном жилье, и сказали, что легче всего найти квартиру группам по четыре – шесть человек. Как оказалось, многие американские студенты уже приехали группами. Я надеялась найти дешевую квартиру самостоятельно, но тут ко мне подошла симпатичная студентка со списком агентов в руках.

– Ты уже нашла группу? – спросила она.

– Нет, а ты?

– Нет, но моя старшая сестра уже проходила эту программу и сказала мне, что на самом деле делиться на группы не нужно – просто по какой-то причине они хотят, чтобы мы разделились на большие группы – но легче всего найти квартиру для двоих, вот я и заметила тебя. – Она выпалила все это, не переводя дыхания, с сильным техасским акцентом.

– Буду рада, – ответила я, довольная, что нашелся человек, который хоть немного разбирается в аренде квартир.

Она подпрыгнула, ее длинные темные волосы взлетели на плечах.

– Здорово! А то во всех группах есть и мальчики и девочки, пойми меня правильно, мне нравятся мальчики, но совсем не хочется жить с ними в одной квартире. Меня зовут Эддисон Логан. В семье меня зовут просто Эдди, но в Лондоне я решила назваться полным именем, Эддисон, но ты можешь называть меня как хочешь.

– Лили Кинтнер, – сказала я, и мы пожали друг другу руки.

После двух дней поисков мы, наконец, нашли однокомнатную квартиру в цокольном этаже в одном из домов эпохи короля Эдуарда в районе Мейда Вейл. До Института искусств приходилось долго ехать на метро, но район оказался самый приятный из тех, что нам показали. Эддисон сказала, что это единственное место, после которого не возникало желания сразу же принять душ, так что я согласилась. Я позвонила отцу, который преподавал в том семестре где-то в Калифорнии, и рассказала, что сняла квартиру в Мейда Вейл, и он ответил, что я шикарно устроилась, и упомянул паб «Принц Альфред», а в конце разговора пробурчал, что «единственный недостаток Лондона – чертовы американские студенты».

Мы с Эддисон оказались прекрасными соседками, в основном потому, что из-за наших расписаний почти не виделись. А примерно через три недели после приезда я стала видеть ее еще реже, потому что она начала встречаться с соотечественником-техасцем с ее курса, у которого была своя квартира в Камден Таун.

– Понимаю, это ужасно, проделать такой путь до Лондона, чтобы здесь встречаться с парнем из Лаббока по имени Нолан, но он такой милый.

– Не оправдывайся, – сказала я.

– А когда приезжает твой парень – Эрик, верно?

Я сказала ей, и она пообещала не попадаться на глаза, пока он будет здесь. Я стала убеждать, что это неважно, хотя действительно хотела, чтобы Эддисон не появлялась в нашей квартирке, пока Эрик будет гостить. Помимо учебы в институте, изучения лондонских книжных магазинов и музеев, я пыталась придумать, как убить Эрика и не попасться полиции. И, кажется, придумала.

Первая часть моего плана опиралась на страсть Эрика к соперничеству. Я сто раз наблюдала, как он играет в пул в Сен-Дане, и прекрасно знала, что он ненавидит проигрывать. Он старался скрыть это, но, когда проигрывал, особенно тому, кого не любил, умудрялся найти способ снова сыграть с этим человеком и выиграть. В то лето, когда Эрик приезжал ко мне в Монкс, он спрашивал меня про гигантский дуб на заднем дворе. Он заметил два выцветших флага, приколоченных к стволу, один пониже, а другой ближе к верхушке. Я объяснила, что однажды летом друг детства моего отца гостил у нас целый месяц, и они с отцом соревновались, кто залезет выше, и каждый повесил свой флаг. Они соревновались не одну неделю, но все кончилось, когда однажды ночью мой отец, напившись, свалился с первой ветки и сломал запястье. Рассказав Эрику эту историю, я знала, что он захочет залезть на дерево. Так и случилось. Ему понадобилось несколько попыток, но, наконец, удалось залезть выше, чем мой отец и его друг.

– Твой отец не будет возражать, если я повешу свой флаг?

Я рассмеялась.

– Ему все равно. Наоборот, это даже позабавит его.

– Необязательно, конечно, но, если ты думаешь, что ему будет весело, тогда стоит повесить.

– Ты всегда любил соперничать?

Он нахмурился.

– Я не люблю соперничать. Ты бы видела моего брата.

Тогда я подумала, что он плохо знает себя, но теперь воспринимала это как лишнее подтверждение его двуличной натуры. Он не хотел, чтобы люди знали, как страстно он желает выиграть любыми средствами. Он не хотел выдавать себя – ту часть своего характера, которую невозможно изменить. Так что, когда я услышала о пивном соревновании в грязном пабе под названием «Бутылка и стакан» в конце нашей улицы, то поняла, что смогу уговорить Эрика поучаствовать. Мой план не требовал, чтобы он напивался до потери сознания, но это значительно облегчит задачу.

* * *

Он приехал в Лондон в холодный, дождливый субботний день. Эддисон сдержала обещание, собрала сумку еще в пятницу вечером и уехала на несколько дней к Нолану.

– Дорогая, ты, наверное, так рада, – сказала она.

– Да, рада, – ответила я.

– А по тебе не скажешь.

– Волнуюсь, – сказала я. – Даже не знаю почему.

– Это пройдет минут через пять после того, как он приедет сюда. Ложитесь сразу в постель. – Она рассмеялась, прикрывая рот рукой.

Эрик вылетел из Нью-Йорка накануне вечером и должен был приземлиться примерно в восемь утра. Я выслала ему по электронной почте адрес, объяснив, как добраться до моей квартиры. Я не врала Эддисон, признаваясь в волнении, но я волновалась не из-за того, что надумала сделать с Эриком, а из-за того, что какое-то время нам придется провести вдвоем, прежде чем я смогу воплотить свой план в жизнь. Я знала, что он, скорее всего, сразу же захочет заняться сексом; и мне предстояло выдержать это. Я убеждала себя, что это будет проверкой моих чувств к нему. Я знала, что секс не изменит моего отношения к его обману, но, возможно, я передумаю относительно убийства. Я сомневалась, но проверить стоило. И если все пойдет по плану, Эрик пробудет здесь не дольше двенадцати часов. Я справлюсь.

В дверь позвонили в девять тридцать, и я поднялась по ступенькам на облупившуюся мраморную лестничную площадку, чтобы впустить его. Он казался уставшим, волосы на затылке торчали в разные стороны. Мы обнялись и поцеловались, и я повела его вниз, на нижний этаж, показала квартиру.

– Ты, наверное, устал? – спросила я.

– Да, но не хочу спать весь день. Может, вздремну часик, а потом сходим куда-нибудь.

– В конце улицы отличный паб. «Бутылка и стакан».

– Хорошо, дай только поспать. Максимум один час, но только вместе с тобой.

Я сказала ему ложиться, а сама собиралась присоединиться к нему позже, надеясь, что он успеет уснуть. Но, когда он вошел в спальню, а я целых пятнадцать минут заваривала себе чай, стараясь делать это как можно медленнее, я почувствовала, что действительно хочу пойти к нему. Не для проверки себя, а чтобы попрощаться. Я вошла в крохотную темную спальню; Эрик ворочался под одеялом, и я услышала его дыхание. Я разделась и легла рядом с ним. Он шевельнулся, но не проснулся. Он тоже был голый, и прикосновение его длинного теплого тела к моему не вызвало у меня отвращения, как я думала. Я провела рукой по его груди, плоскому животу и дотронулась до пениса. Он мгновенно напрягся, бурча что-то непонятное в подушку, затем медленно повернулся ко мне. Я развела ноги и прижалась к нему. Он хотел сказать что-то, но я притянула его голову к себе. Его волосы, хоть и немытые, приятно пахли. Я помогла ему войти, затем укрыла нас одеялом с головой, и мы занимались любовью в этой душной темной пещере, молча, синхронно двигаясь в замедленном сонном ритме.

Он снова заснул, когда мы кончили, а я отстранилась и до пояса вылезла из-под одеяла. Прохладный воздух приятно коснулся моего обнаженного торса, влажной кожи. В тот вечер я снова думала о том, что собиралась сделать с Эриком, и старалась почувствовать хоть каплю сожаления. Я сравнивала его с Четом, который хотел заняться сексом с ребенком, но, по крайней мере, Чет не притворялся, что любит меня. Эрик всю свою жизнь будет брать то, что хочет, и мучить тех, кто любит его. Я подарила ему свою любовь – свою жизнь, а он пренебрег и тем и другим.

Эрик проснулся ближе к вечеру, потерянный и голодный. Он принял душ, оделся, и мы вышли погулять. Мы купили сэндвичи и напитки и отправились в небольшой парк «Рембрандт Гарденс», примыкавший к каналу. Дождь прекратился, но небо все еще было тяжелым и темным, а вода капала с деревьев, повсюду стояли лужи. Я постелила куртку на деревянной скамейке, мы сели и принялись есть сэндвичи, управившись с ними как раз тогда, когда мелкий дождь забарабанил по листве над нашей головой.

– Жуткая погода, – сказала я.

– В такую погоду надо сидеть в пабе, – ответил он.

– По стаканчику? «Бутылка» недалеко отсюда. Только не обращай внимания на их пивное состязание. Прошу тебя.

– А что это?

Больше мне ничего не пришлось делать. Когда мы пришли в «Бутылку», невзрачный паб по лондонским стандартам, с голыми полами и деревянными скамейками, Эрик прочитал про пивное соревнование и принялся изучать имена победителей прошлых лет. Для того чтобы увековечить свое имя на стене паба, нужно было всего лишь в течение пяти часов выпить по одной пинте каждого из десяти сортов пива, которые подавали в пабе, в том порядке, в котором они стояли в баре. В туалете за вами следили, чтобы убедиться, что вас не стошнило. Эрик сказал, что вроде это несложно. Я была того же мнения и как раз говорила об этом со Стюартом, барменом, на прошлой неделе. Он сказал, что сочетание этих сортов – от черного портера и горького пива до легкого пилснера и сидра – значительно усложняет задачу. Он видел, как даже самые крутые парни сдавались, многих тошнило.

– Я справлюсь, – сказал Эрик мне и барменше, женщине средних лет, которую я не видела здесь раньше.

– Ты серьезно, Эрик? – спросила я, а барменша добавила: – Прекрасно, красавчик, – и достала бланк участия. – Напиши свое имя там, где написано «Старт», и время. Когда допьешь десятую пинту, тебе нужно дойти до бара и написать свое имя в конце, а потом делай, что хочешь. Большинство оставляют последние пинты в туалете.

Я поныла немного, но только для вида; я знала, что Эрик не передумает. Первое пиво принесли Fullers ESB, и я выпила с ним. Мы отнесли наши пинты за угловой столик.

– У меня отпуск, – сказал он и сделал большой глоток.

– Совсем не хочется, чтобы тебя тошнило весь отпуск.

– Не волнуйся. Десять пинт за пять часов. Не проблема.

Я просидела с ним примерно три с половиной часа. Эрик был решительно настроен на то, чтобы выиграть; он заканчивал седьмую пинту, портер, и пил ее очень медленно.

– Никогда так не набирался, – сказал он, но из-за многочасового перелета и такого количества пива язык перестал его слушаться.

– Лучше сдаться, – сказала я. – Мне надоело сидеть в этом пабе.

– Не для того я проделал такой путь, чтобы сдаться. – Он огляделся. Несколько местных ребят, которые пришли недавно, заметили, что Эрик пытается оставить свое имя на стене. Я знала, что он продолжит, несмотря ни на что.

– Тогда я ухожу. Умираю от голода, а чипсы мне надоели до смерти. Куплю что-нибудь в индийском ресторане и буду ждать тебя в квартире.

– Прости, Лили.

– Не извиняйся. Веселись. Увидимся через несколько часов. Ты помнишь, куда идти?

– Вниз по улице, верно?

Я ушла. Стемнело, набухшее небо стало темно-сиреневым, в воздухе повисла прозрачная пелена тумана. Я направилась прямо к индийскому ресторану на углу, куда ходила много раз. Я заказала рагу из баранины «роган-джош», курицу-корма и кока-колу, чтобы скрасить ожидание.

– Роган-джош без орехов? – спросила я, когда хозяин принес заказ. Я знала ответ, но хотела, чтобы он запомнил мой вопрос.

– Роган-джош без орехов, а вот в курице есть кешью.

– Точно, я знаю. Спасибо.

Я отнесла пакеты с едой домой. Оставила их на небольшом деревянном столике на кухне и пошла в спальню, чтобы обыскать чемодан Эрика. Он привез несколько смен одежды, книгу «Метод Питера Линча» и спортивный костюм для бега. Два шприца с инъекцией «ЭпиПен» лежали в пластиковом пакете во внутреннем кармане на молнии. Он должен был взять один с собой – я говорила ему сто раз – но знала, что он не возьмет. Аллергия на орехи могла привести к летальному исходу, но из тщеславия он не носил с собой шприцы.

– Чего ты хочешь, Кинтнер, чтобы я носил их в заднем кармане?

Он убеждал себя, что никогда не станет есть на людях то, что может содержать орехи. Я взяла шприцы и спрятала под матрасом, затем вернулась на кухню. Я проголодалась и поела немного прямо из контейнеров, прежде чем вывалить курицу в миску. Затем я разложила курицу в желтом соусе и методично стала выбирать каждое кешью, выкладывая их в каменную ступу, которую обнаружила в одном из многочисленных шкафчиков на кухне. Когда я убедилась, что вытащила все кешью, я взяла пестик и тщательно размолола половину орехов, затем смешала их с курицей и вернула все обратно в контейнер. Оставшиеся кешью я завернула в бумажное полотенце и спрятала за приправами в холодильнике. Я вымыла ступку с пестиком и миску и положила обратно на место. Контейнеры с едой я положила в морозилку. Эрик обожал курицу-корма, а ресторан, где мы заказывали ее в Нью-Честере, никогда не добавлял в нее орехи. Итак, декорации готовы. Оставалось только ждать.

Я попробовала почитать «Вечер выпускников» Дороти Сейерс, но не смогла сосредоточиться. Я не волновалась, но мне хотелось быстрее покончить с этим. Эрик начал соревнование примерно в час тридцать, так или иначе он должен закончить в шесть тридцать. Примерно в шесть пятнадцать в дверь настойчиво позвонили. Я вскочила. Я подумала, неужели он сдался, но когда подошла к двери и открыла ее, там оказалась Эддисон. Она рыдала и судорожно искала в сумке ключи.

 

Глава 13

Тед

В предпоследнем классе школы Дартфорд-Мидлхем я пригласил на выпускной бал девочку на год младше меня по имени Ребекка Раст. Мы вместе работали в школьной газете. Она была блондинкой и пользовалась тогда успехом. Мне показалось, что она обрадовалась приглашению, хотя я знал, что ее больше интересуют наши спортсмены.

Но за неделю до выпускного я встретил Ребекку на пивной вечеринке на заброшенной военной базе в соседнем городке. Я слышал об этих вечеринках, но никогда там не бывал. Собралось не меньше ста человек, машины стояли на разбитом асфальте старой парковки, ребята толпились на холме с южной стороны заколоченных зданий. Большинство принесли с собой по шесть бутылок пива, выкраденных из родительского дома или купленных старшими братьями и сестрами. Я приехал со своим лучшим другом Биллом, который, как и я, не был ни популярным, ни изгоем. Не успели мы вылезти из машин, как нам захотелось вернуться – нас напугало увиденное, к тому же мы чувствовали себя неловко из-за того, что не принесли выпивку. Но тут я заметил Ребекку – она буквально вывалилась из ближайшего кабриолета вместе со своими подругами – и уговорил себя хотя бы поздороваться с девушкой, которая пойдет со мной на выпускной на следующей неделе.

Как ни странно, она обрадовалась мне, и почти весь вечер мы провели вместе, пили теплое пиво на холме, потом отправились исследовать заброшенную базу. Мы забрались по ржавой пожарной лестнице на низкую плоскую крышу и любовались там звездами, которые от выпитого пива стали расплываться перед глазами, потом поцеловались. Стояла теплая весенняя ночь, на Ребекке был облегающий топ с бретелькой через шею и короткая джинсовая юбка, и она позволила мне трогать ее, где мне хотелось, и вдруг шепнула, что пора притормозить, если у меня нет с собой презерватива. Презерватива не было, но, лежа в постели той ночью, я обещал себе раздобыть его как можно скорее – уж точно до выпускного. Голова кружилась от предвкушения, но еще больше от того, что у меня появилась первая девушка.

В день выпускного я заехал за Ребеккой в скромный дом ее родителей возле Мидлхемского пруда. Пока мама Ребекки фотографировала нас, ее отец, прислонившись к своему «Додж Дарту», курил сигару и бросал на меня леденящие взгляды из-под козырька бейсболки. Я был рад, когда мы сели в машину и поехали к гостинице «Холидей Инн», где проходил выпускной. На Ребекке было светло-голубое платье с глубоким декольте. Волосы она уложила по-французски и пахла ванилью.

Несмотря на то, что я дико волновался, первые часы выпускного прошли хорошо, Ребекка болтала и кокетничала со мной. Мы ели кордон бле с пересушенной курицей и несколько раз танцевали. Во время одного из медленных танцев я нежно поцеловал Ребекку в голову. Она притянула меня к себе, и я вспомнил о презервативе, который завернул в салфетку и спрятал за водительским удостоверением в бумажнике.

До конца выпускного оставалось каких-то двадцать минут, когда все рухнуло. Я отлучился в туалет, а когда вернулся, Ребекки уже не было за нашим столиком. Я заметил ее на дальнем конце танцевальной площадки: она прислонилась к стене и болтала с моим одноклассником, Биллом Джонсоном – полузащитником школьной футбольной команды. Я замер, ноги онемели, сердце сжалось. Вместо того чтобы пересечь бесконечный зал и подойти к ним, я вернулся к столику и оттуда увидел, как Ребекка и Билл обнялись, поцеловались и ушли вместе.

В понедельник после обеда я столкнулся с Ребеккой в коридоре школы. Я надеялся получить ее извинения, но она, едва взглянув на меня, отвернулась. Позже я узнал, что она теперь встречается с Биллом. Не знаю, хорошо это или плохо, что лишь немногие одноклассники знали, как она унизила меня на выпускном. Но я уверен, что, если бы Ребекка хотя бы извинилась передо мной, все могло бы обернуться иначе.

Месть я планировал больше года. Если я решил поквитаться с Ребеккой, то нужно было подождать какое-то время. Иначе я стану первым подозреваемым. Весь последний год я учился как одержимый, стараясь получать самые лучшие оценки, не высовываться и не подвергать себя риску новых унижений. Меня приняли в Гарвард, что удивило даже школьного психолога, и хотя это поступление уже было в какой-то степени местью, я все еще хотел отплатить Ребекке. Я мечтал унизить ее так же, как и она меня, но ничего не мог придумать. Тогда я перешел к запасному плану – напугать ее, очень, очень сильно.

За неделю до ее выпускных экзаменов, в один хмурый день, я припарковал свой «Форд Эскорт» возле магазина спиртных напитков «Арнис» и пересек небольшой парк, направляясь к черному входу дома Растов. Если бы кто-то заметил меня, они увидели бы парня в джинсовой куртке и бейсболке, – то есть в том, что обычно я не ношу. Но никто меня не заметил. Я принес в рюкзаке железный ломик с загнутым концом, чтобы взломать дверь, но она оказалась не заперта. Я знал, что дома никого нет, мистер Раст уехал несколько месяцев назад, а миссис Раст работала в дневную смену в аптеке. Я надеялся, что Ребекка вернется из школы одна примерно в три часа. Спрятавшись в шкафу в ее спальне, я стал ждать.

До сих пор помню ужас и возбуждение, которые я испытывал, сидя в крохотном темном пространстве под шуршащими одеждами Ребекки Раст и потея в лыжной маске, которую нацепил на лицо. Я приоткрыл дверцу шкафа и услышал, как подъехала машина Ребекки, как она вошла в дом и неспешно поднялась по лестнице. Сначала она направилась в туалет и провела там целую вечность, затем, наконец, спустила воду и вошла в спальню, что-то напевая. Сердце стучало так громко, что я удивился, как она не услышала. Я собирался выпрыгнуть из шкафа в своей лыжной маске, но она сама подошла прямо к шкафу и распахнула дверцы. Я шагнул на нее – с ножницами в одной руке и скотчем в другой. Она открыла рот, чтобы закричать, но звука не последовало. Я видел, как ее лицо побледнело, казалось она вот-вот лишится чувств, но вместо этого она бросилась бежать. Я схватил ее сзади и вдруг понял, что она в одном белье. Я скрутил ее, заставил нагнуться и скотчем обмотал сначала лицо и рот, затем руки и колени. Было нелегко; несколько раз она умудрилась пнуть меня ногой, но я молчал, чтобы она не узнала мой голос. Надежно связав ее скотчем, я затащил ее в шкаф и, прежде чем закрыть дверцу, провел кончиком ножниц по ее шее. Она зажмурилась, слезы катились по щекам. Я почувствовал резкий запах мочи.

Я бросил куртку, лыжную маску, ножницы, ломик и рюкзак в мусорный бак за магазином, где продавали алкоголь, и поехал домой. Руки у меня дрожали, но я чувствовал огромное удовлетворение от того, что отомстил Ребекке за боль, которую она причинила мне, однако мне было невыносимо стыдно, что я зашел так далеко. Эти чувства не покидали меня все лето, стыд периодически уступал место страху, что меня поймают. Меня публично опозорят и отправят в тюрьму, и в Гарвард я уже не попаду. Но полиция за мной так и не явилась, лето подходило к концу, и я решил, что мне удалось избежать наказания. Правда, однажды я услышал о случившемся – от моей подруги Молли, которая обожала собирать сплетни. Она рассказала мне, что на Ребекку Раст – «Ты же знаешь ее? Да ведь ты ходил с ней на выпускной, да?» – напали в ее собственном доме, связали и засунули в шкаф, и все думали, что это ее отец, мерзкий тип, который работал на заправке. Больше я ничего не слышал.

Мне все еще снится Ребекка Раст. В моих кошмарах Ребекка умирает в ту ночь, когда я связал ее и запихнул в шкаф. В этих снах меня мучают чувство вины и ужас от того, что меня поймают, и я никак не могу вспомнить, хотел ли я убить ее или просто напугать. В любом случае – я убийца, и эта мысль отравила мне жизнь.

В четверг утром, когда Миранда улетала в Майями-Бич на девичник, я проснулся после одного из таких снов. Я лежал один в постели, видения из ночного кошмара мелькали в голове, потом исчезли. Сначала мне снилась Ребекка Раст, затем я вспомнил, что человек, которого я убил во сне, – Миранда. Я засунул ее в шкаф Ребекки Раст, и она умерла там. Я вспомнил другие образы. Похороны, на которых никто не смотрел на меня. Ужас от того, что я забыл спрятать тело. Лицо отца, у которого из носа текла вода. Поле, на котором я в исступлении копал яму. На мгновенье мне показалось, что это не образы из моего сна, а воспоминания. У меня и раньше бывало такое чувство, когда я находился в пограничном состоянии между сном и бодрствованием – с жутким предчувствием, что мне снилась реальность, что я убийца, и рано или поздно весь мир узнает об этом. Я покачал головой и сказал себе, что это всего лишь сон, затем встал со смятой простыни и взял мобильный с комода. Восемь часов; обычно я встаю намного раньше. Такси должно приехать в восемь тридцать, чтобы отвезти Миранду в «Логан». Я натянул джинсы, свитер и спустился вниз.

– Привет, соня, – Миранда была в столовой. Она сидела за длинным деревянным столом, чемодан стоял рядом с ней. На ней было короткое синее платье и красные ковбойские сапоги, она внимательно смотрела на свой мобильный.

– Не замерзнешь в этом?

Она подняла голову.

– Ничего, это ненадолго. Попрошу водителя включить обогрев – чтобы было, как в Майями, – она выключила мобильный, положила в сумку и встала. – Чем займешься, пока меня нет?

– Во-первых, тебя никогда нет, так что мне не привыкать. Во-вторых, буду работать, очевидно.

– Поужинай с Маком сегодня. Уверена, он в городе.

– Вообще-то нет. Он уехал на похороны тети. Помнишь, я говорил тебе? Нет, я разогрею баранину. Устрою себе особый ужин, для одиноких.

– Пожалуйста, доешь все до конца. Кейси сказала, мы будем есть крабов в «Джоуз Стоун Крэб».

Я отнес ее чемодан в прихожую, не обронив ни слова о том, что он слишком тяжелый для трехдневной поездки.

– Лимузин приехал, – сказала Миранда, взглянув на остекленную входную дверь, и притянула меня к себе, чтобы обнять, как обычно. – Буду скучать, Тедди.

– Когда, говоришь, ты вернешься?

Она хлопнула меня по груди.

– Хватит шутить. Я действительно буду скучать. Ты прекрасный муж.

– Я тоже буду скучать, – сказал я, пытаясь вложить хоть какие-то чувства в эти слова. Судя по поведению Миранды, мне показалось, что девичник – выдумка. Неужели она встречается с Брэдом в Майями?

Миранда открыла дверь, водитель выпрыгнул из машины и поднялся по ступенькам, чтобы забрать чемодан. Миранда пошла за ним к машине, холодный ветер задирал подол ее платья. Она обернулась и помахала мне, она казалась такой хрупкой и озябшей в своем слишком легком платье. Прежде чем я захлопнул дверь, она вытащила огромные солнечные очки из сумки и надела их, а затем послала мне воздушный поцелуй.

День тянулся бесконечно. Мне надо было сделать пару звонков, проверить каталог, но все это можно успеть до обеда. Я налил себе кофе и сел к компьютеру. Я сотни раз искал в Google имя Лили Хейворд, но не нашел ничего похожего на нее, кроме должности в колледже Винслоу. Я поискал город Винслоу и проложил маршрут от моего дома до симпатичного ресторана в центре города. Что плохого, если я съезжу туда пообедать? За окном чудесный октябрьский день; после жаркого бесконечного лета листья отливали золотом. Я могу прогуляться, поесть, осмотреть город, где жила Лили. И если я увижу ее – что маловероятно – разве это плохо? Нам даже здороваться необязательно, но если и поздороваться, что это изменит?

Я закончил свои дела, принял душ и оделся. В гараже я вдруг решил вместо «Ауди» поехать на винтажном «Порше 911» 1976 года, который купил после первой крупной сделки. Я объехал Пайк и направился к реке, затем выехал на Сторроу-драйв. На реке было полно гребцов из колледжа, они готовились к соревнованию. День стоял идеальный, небо бороздили только газовые следы самолетов. Я посмотрел наверх и задумался, нет ли среди них следа от самолета, который увозит мою жену во Флориду.

Со Сторроу-драйв я выехал на Солджерз-Филд-роуд, затем свернул на Волтхем и Ньютон до Бостон-Пост-роуд и поехал на запад, через пригород, к Винслоу. Переключая скорость, я пожалел, что взял «Ауди» с автоматической коробкой передач, следующую куплю с «механикой».

Я поехал по Мейн-стрит через центр города в поисках парковки; было на удивление многолюдно. Студенты большими группами переходили улицу. В основном девчонки в джинсах и сапогах с волосами, собранными в хвостик. Пропуская их на пешеходном переходе, я взглянул сквозь щель металлических ворот на кампус колледжа и заметил три низких кирпичных здания вокруг ухоженной лужайки. Вдоль вязов шла тропинка через кампус. Может, Лили в одном из тех зданий? Интересно, приносит ли она еду с собой и ест в офисе или обедает в центре города? В конце концов, сегодня пятница, солнечный октябрьский день. Машина позади меня засигналила, и я тронулся с места, затем свернул с Мейн-стрит в переулок к платной парковке. Я оставил машину и вернулся пешком к ресторанам, мимо которых проехал. Ресторан, о котором я читал – «Карвери» – находился здесь, но я выбрал другой, «Элисонз», со столиками на улице, прямо напротив полуденного солнца и кампуса Винслоу. Подозвав официантку-студентку колледжа, я заказал «Кровавую Мери» и кобб-салат и стал наблюдать за прохожими. Студенты с серыми, изможденными лицами, похожие на убежденных молодых феминистов, тащили на спинах тяжеленные рюкзаки. Кроме студентов встречались домохозяйки средних лет, которые вышли за покупками или пообедать. На них были вязаные шарфы и юбки с оборками, скрывающими их бедра. Я заметил несколько профессоров – мужчин с плохой стрижкой, в твидовых пиджаках, и женщин, напоминавших состарившихся мрачных студенток. Но Лили я не увидел, даже когда после обеда и второй «Кровавой Мери» решил прогуляться по кампусу колледжа.

Там было красиво, кампус располагался на откосе, который вел от центра города к пруду, окруженному пешеходными дорожками. Я присел на деревянную скамью в ботаническом саду, рядом со зданием консерватории с высокой остроконечной крышей. Было безлюдно, и я представил, что именно в таком месте Лили могла бы обедать. На этой скамейке. Я сидел, пока на небе не появились тучи, солнце исчезло, и внезапно похолодало.

Я забыл продлить парковку после обеда и нашел под «дворниками» штраф от города Винслоу. Пятнадцать долларов. Я положил его в карман куртки и сел в «Порше». Неожиданно я почувствовал усталость и поехал по Пайк до самого Бостона, вернувшись домой как раз в тот момент, когда пришло сообщение от Миранды. Она писала, что благополучно долетела до Майями, и праздник уже начался. Я ответил ей, затем сел за компьютер, чтобы проверить почту. Работы было мало, хотя я в ней и не нуждался. Рынок акций после многих лет стагнации снова пробудился. Денег хватало, и работа стала для меня лишь средством заполнить время.

Еще одно сообщение от Миранды: Не забудь достать баранину из морозилки.

Я поблагодарил ее за напоминание.

Я действительно забыл про баранину, спустился на кухню, достал мясо из морозилки, положил его под воду, открыв кран. Следующее сообщение от Миранды удивило меня, как и ее сентиментальное прощание. Неужели она задумала что-то гнусное? Или она порвала с Брэдом и внезапно решила покаяться? Даже если так, это не умаляло ее вины передо мной.

Я зашел в винный погреб, примыкавший к кухне, и выбрал «шираз», который прекрасно подойдет к баранине. Я откупорил бутылку и сцедил вино. Мясо оттаяло, я оставил его в пластиковой упаковке в миске с холодной водой и поднялся в гостиную. Я еще не смотрел сегодняшние газеты, поэтому уселся в кожаное кресло и стал читать свежие новости, попивая джин с тоником. Затем, отложив газету, я стал думать о Брэде, Миранде и Лили и обо всем, что случилось и случится вскоре – с того дня, когда познакомился с Лили в аэропорту. Мыслями я невольно возвращался к тому кошмару, который разбудил меня утром. К тому жуткому чувству невозможности вернуться назад и оживить человека, которого ты убил. Ты уже не сможешь проснуться от кошмара и убедить себя, что, хотя в твоей жизни было немало грехов, ты все-таки не убийца. И внезапно я осознал, что мой план убить Миранду и Брэда – это возможность положить всему конец, чтобы сблизиться с Лили, но для этого мне совершенно не нужно совершать убийство. Я просто скажу Миранде, что хочу развестись с ней, затем напишу Лили по электронной почте и приглашу ее на ужин. Никто, кроме нас, не узнает о планах, которые мы строили. Миранде достанется Брэд, а мне – Лили, и мир не рухнет. Мне всегда удавалось разделять и властвовать, и я спрячу весь свой гнев и позор в коробку и закрою ее на ключ. Я передам свой брак юристам; половина моих денег – более чем достаточно. Какое облегчение. Словно я проснулся от кошмара и понял, что это всего лишь сон, а не реальность.

В дверь позвонили, я вздрогнул.

Подойдя к двери, я инстинктивно взглянул на часы. Чуть больше шести. Кто это может быть? Вероятно, курьер; я стал вспоминать, не жду ли я посылку.

Я приоткрыл дверь, не снимая цепочки. Это был Брэд Даггет, он смущенно улыбался. Я не сразу осознал, что Брэд, из Мэна, стоял на ступеньках моего дома в Бостоне. Это казалось нелепым, подобно тому, как увидеть человека в смокинге на деревенской ярмарке.

– Тед, – сказал он, запыхавшись. – Слава Богу, ты дома. Мы можем поговорить?

– Конечно, – сказал я, снял цепочку и открыл дверь. – Заходи.

Не успел я договорить, как пожалел об этом. Вряд ли Брэд проделал весь этот путь из Мэна, чтобы принести мне добрые вести. Он уже ступил за порог, и я удержал дверь, мешая ему войти.

– Брэд, зачем ты приехал?

– Впусти меня, Тед. Я объясню. – Его голос дрожал, я почувствовал запах алкоголя. Наши глаза встретились, и мне вдруг стало страшно. Я уперся в дверь, но Брэд не двигался. Он полез в карман куртки, и я увидел пистолет.

– Впусти меня, Тед, – повторил он, я отступил, и Брэд вошел в мой дом.

 

Глава 14

Лили

– Что стряслось, Эддисон? – спросила я.

– Чертов Нолан, – ответила она, спускаясь за мной вниз. Она стряхнула капли дождя с куртки, и они попали мне на волосы.

– Вы поругались? – спросила я, когда мы вошли в квартиру.

Она взглянула на меня и ладонью вытерла слезы со щеки.

– У него девушка в Техасском университете. Настоящая девушка.

– Черт, – сказала я. – Как ты узнала?

Эддисон рассказала, как вошла в его почту на компьютере и прочитала письма, и как он признался во всем и хотел давно рассказать ей про Линду, но сначала думал, что у них ничего серьезного, а потом запутался. Слушая краем уха, я откупорила бутылку вина и налила Эддисон, но сама отчаянно пыталась придумать, что делать, когда Эрик вернется. Отказаться от плана, рассказать Эрику, что в курице наверняка есть кешью, или сыграть эту пьесу до конца – на глазах у Эддисон? В каком-то смысле присутствие Эддисон облегчает задачу. Она подтвердит мою версию: подвыпивший Эрик случайно съел индийскую еду с кешью, а мы не смогли сразу найти шприц с инъекцией. Однако ее присутствие может создать немало проблем. Что если она вызовет скорую, которая успеет приехать вовремя? Она может заметить, что инъекции Эрика окажутся не там, где он их оставлял. А если Эрик спросит, есть ли в курице орехи, я не смогу соврать перед ней. И, самое главное, нечестно по отношению к Эддисон – заставлять ее смотреть, как Эрик умирает от анафилактического шока. Я решила отменить.

– Слушай, а где Эрик? Он не долетел? – спросила Эддисон, оглядывая квартиру, будто он был здесь, но она не заметила его.

– Помнишь соревнование в «Бутылке и стакане»?

– Десять пинт?

Я рассказала, что Эрик захотел участвовать, а я проголодалась, устала ждать его и ушла.

– Значит, мы обе одиноки в эту ночь.

– Я переживу, – сказала я. – Это тебя обманули. Что ты собираешься делать?

Прежде чем Эддисон ответила, в дверь снова позвонили.

– Это Эрик, – сказала я. – Готовься, он напился вдрызг.

– Лили, лучше я уйду. Совсем забыла, что он приезжает сегодня. – Эддисон встала и взяла сумку с кухонного столика.

– Ничего подобного. Оставайся.

Я поднялась по лестнице, готовясь увидеть пьяного Эрика, но за дверью оказался не Эрик, а Нолан с покрасневшими от слез глазами.

– А, двоеженец, – сказала я; он смутился.

– Она здесь? – Нолан был высокий и худощавый, с ярко-красными ушами. Его коротко стриженые волосы были почти что белыми, на шее висела цепочка.

– Она здесь, – ответила я, – но это не значит, что она хочет видеть тебя. Жди, пойду спрошу.

Я оставила Нолана на крыльце и спустилась вниз. Эддисон наливала себе вино.

– Угадай, кто пришел?

– Кто? – спросила она удивленно.

– Нолан. Он наверху. Хочешь, я прогоню его?

Она глубоко вздохнула – словно трагическая актриса.

– Нет, я поговорю с ним.

Она продолжала сидеть за столом, ожидая, что я позову его. Я снова поднялась по лестнице – казалось, уже в двадцатый раз за тот вечер, не меньше – но когда дошла до двери, то услышала громкие мужские голоса. Один из них принадлежал Эрику; он вернулся из паба.

– Вижу, вы познакомились, – сказала я, открывая дверь. Эрик положил руку на плечо Нолана и рассказывал ему про соревнование в пабе. Эрик взглянул на меня, улыбнувшись своей неотразимой улыбкой, и я поняла, что он выиграл. – Ты победил, да? – добавила я.

– С трудом, – ответил он. – Оказалось сложнее, чем я думал.

– Спускайтесь оба вниз. Эрик, оставь Нолана и Эддисон в покое, им нужно поговорить.

Мы втроем зашагали по гремящей лестнице. Эддисон стояла на пороге квартиры с решительным лицом.

– Эд, – произнес Нолан хриплым голосом.

Эрик представился – на удивление внятно для человека, который выпил столько пива. Это одно из его неизменных качеств – вежливость и доброжелательность независимо от обстоятельств. В целях личной выгоды, конечно же.

Мы с Эриком зашли внутрь, а Нолан и Эддисон остались за дверью на нашем мрачном лестничном пролете, который освещала только тусклая лампочка, висевшая на голом проводе. Я рассказала Эрику, что происходит, стараясь прочитать на его лице хоть какую-то реакцию на то, что Нолан, как и он, встречается с двумя девушками одновременно.

– Думаешь, помирятся? – спросил он и добавил, прежде чем я успела ответить: – Мне нужно что-то съесть.

Я уже собиралась сказать ему, что индийская еда в холодильнике, и я могу разогреть ее, и что не стоит есть курицу, потому что там могут быть орехи, как Эддисон распахнула дверь.

– Не волнуйтесь. Мы оставим вас одних. Пойдем выпьем чего-нибудь.

Нолан стоял за ее спиной, и, судя по следам губной помады на его губах, они целовались в коридоре. Не знаю, что он сказал, но это сработало. Эддисон схватила куртку и сумку, и они исчезли в прохладных сырых сумерках. Внезапно я поняла, что мой план снова в действии. Меня охватила тревога, но то, что произошло между Ноланом и Эддисон, придало мне решимости. Такие типы, как Нолан и Эрик, слишком часто разбивают женские сердца, и это сходит им с рук.

– Слушай, Эрик, – начала я, – я ужасно устала. Сама выпила лишнего, да еще Эддисон меня расстроила. Пойду спать. Еда в холодильнике, если хочешь. Я купила тебе курицу-корма.

– Святая ты моя! – сказал он и мокрыми губами поцеловал меня в уголок рта. Я зашла в спальню, чуть прикрыла дверь, сняла джинсы и свитер, натянула шерстяную пижаму, которая согревала меня в нашей холодной квартире. Я слышала, как Эрик гремит посудой на кухне; громко загудела старая микроволновка. Донесся запах курицы – специй и кокосового молока. Я сидела на краю кровати. Я была абсолютно спокойна, но в голове лихорадочно сменялись образы. Я вспомнила Чета на лугу, на закате, как он шел за мной, не догадываясь, что скоро умрет. Я вспомнила Эрика, как он вышел из офиса, закурил сигарету, встретился с Фейт. Я вспомнила Эрика в ту ночь, когда мы впервые занимались любовью, его темные карие глаза – так близко к моим.

Микроволновка умолкла, Эрик открыл дверцу, затем захлопнул ее, и все замерло в тишине. Я представила, как он жадно ест, наверное, даже стоя.

Минуту спустя дверь спальни распахнулась. Эрик стоял на пороге, с контейнером в руке, его лицо уже покраснело. Глаза опухли.

– Тут орехи, – сказал он, указывая на контейнер с едой. Он говорил словно с набитым ртом.

– Уверен? Где лекарство? – спросила я.

– В сумке, – он махнул рукой.

Я подняла сумку с пола и положила в ногах кровати. Эрик положил контейнер на комод и быстро направился к сумке, оттолкнув меня. Он заглянул в карман на молнии, где оставил шприцы, затем оглянулся на меня, в глазах читалась паника, лицо покраснело еще больше. Одной рукой он схватился за горло.

– Ты забыл их? – спросила я, изображая панику.

– Нет, – произнес он, но я еле расслышала. Слова звучали так, словно шли с далекого расстояния, – крик человека, запертого глубоко под землей, в тесной сырой пещере.

Эрик вывалил содержимое сумки на кровать и стал искать. Затем сел, выпрямившись, вытянул губы, стараясь вдохнуть воздух. Я тоже стала копаться в вещах, но он схватил меня за руку, показывая, что надо позвонить.

– Позвать на помощь? – спросила я.

Он кивнул. Шея вздулась и покраснела, как массы суши на топографической карте. Но лицо побледнело до синевы. Я побежала в соседнюю комнату, взяла телефон и с минуту стояла, прислушиваясь к тому, что происходит в спальне. Я услышала, как открылась молния, затем – глухой стук. Я тихо положила телефон на место, медленно досчитала до десяти, подошла к двери и заглянула в спальню. Эрик лежал, рука все еще была на шее, но уже не сжимала ее. Она лежала неподвижно. Я долго смотрела на него, пока не убедилась, что он не дышит, затем подошла и приложила два пальца к его шее. Пульса не было. Я вернулась к телефону и набрала 911, сообщила свое имя и адрес, сказала женщине с радостным голосом, что у моего парня анафилактический шок.

После звонка пришлось действовать быстро. Я достала несколько целых кешью из бумажного полотенца, которое спрятала в холодильнике, положила немного в курицу, которая оставалась на тарелке Эрика (до сих пор теплая) и немного в контейнер. Затем смыла бумажное полотенце в туалете и помыла руки. Эрик не шелохнулся. Я вытащила из-под матраса пластиковый пакет с двумя неиспользованными шприцами. Вещи Эрика валялись по всей комнате. Парой носков я стерла свои отпечатки с пакета и засунула и то и другое в его кроссовку. Мне показалось, в таком месте вполне можно хранить лекарства. Конечно, Эрик никогда бы так не поступил, но теперь он уже никому не расскажет. А еще он не расскажет, как я убедила его, что в курице нет орехов. Я скажу, что он был пьян и решил все-таки съесть эту курицу, а я была в спальне, и мы не смогли найти шприцы. Я задумалась, нужно ли добавить еще что-то к декорациям. Может, надавить на грудь Эрика несколько раз, будто я пыталась сделать искусственное дыхание. Интересно, следователь заметит это? Я уже собиралась приступить, как в дверь позвонили.

Я побежала вверх по лестнице, чтобы впустить врачей.

* * *

Три дня спустя, после того как о случившемся сообщили семье Эрика и тело перевезли домой, констебль, который приехал после медиков в ту пятницу, пришел ко мне, чтобы сообщить, что расследования не будет.

Я обрадовалась, конечно, но удивилась. Начитавшись английских детективов, я думала, что любая смерть, вызывающая хоть малейшие подозрения, неминуемо ведет к расследованию, которое непременно обнаружит улики, указывающие на неслучайную трагическую гибель жертвы. В каком-то смысле я была разочарована.

– Ясно, – сказала я, изобразив растерянность. – Что это значит?

– Это значит, что смерть признана случайной, и следователь не видит необходимости в дальнейшем расследовании. Это верное решение, честно говоря, хотя официальное расследование могло бы коснуться «Бутылки и стакана» и их соревнования. Думаю, я сам схожу туда и поговорю с ними.

У констебля были добрые глаза и усы, скрывавшие верхнюю губу. Он попросил снова рассказать все факты – уже во второй раз. Как Эрик напился и как я рассказала ему про орехи в курице, и как он все-таки съел ее, а потом никак не мог вспомнить, куда положил лекарство.

– Спасибо вам большое, – сказала я.

– Да, думаю, все-таки я схожу в этот паб, – повторил он. Затем постоял в дверях и вышел. Он назвал свое имя, но я забыла его.

Мой координатор в Институте спросил, не хочу ли я вернуться в Америку, но я ответила, что готова остаться в Лондоне. Если будет поминальная служба, я, скорее всего, поеду, но, несмотря на травму, хочу быть в Лондоне и участвовать в программе. Я не врала – я полюбила свой подвальчик в Мейда-Вейл и была рада, что после случившегося Эддисон редко появлялась там. Я никогда не считала себя городским жителем, всегда предпочитала тихий Коннектикут тягостному многолюдству Нью-Йорка, но жилая часть Лондона отличалась от шумного города. Было что-то умиротворяющее в его длинных рядах домиков, густой листве, суете и неизменной вежливости, когда даже в толпе можно оставаться незамеченной. Улицы рядом с моим домом были настолько тихие, что птичьи песни слышались намного чаще, чем человеческие голоса. Я обрадовалась, когда узнала, что Вошберны решили устроить закрытые похороны – только для членов семьи, а в будущем планируется более масштабная поминальная служба. Я собиралась присутствовать. Во-первых, было бы странно, если бы я не приехала, а во-вторых, я хотела посмотреть, придет ли Фейт, и если придет, как она отреагирует на меня. Я до сих пор не знала, намеренно ли она обманывала меня вместе с Эриком или стала такой же жертвой его двуличности, как и я. Мне хотелось выяснить.

Через полтора месяца после смерти Эрика я решила пройти от станции метро до дома другой дорогой, мимо «Бутылки и стакана». Был холодный темный вечер, в окнах паба виднелись приглушенный свет и очертания завсегдатаев – любителей выпить после работы. Я не приходила сюда со дня смерти Эрика. Открыв дверь, я вошла в многолюдный зал, наполненный гулом голосов. Я заказала пинту «Гиннесса» и села возле стены, на которой значились правила пивного состязания. Ничего не изменилось, и я подумала, приходил ли сюда тот любезный констебль, чтобы поговорить с владельцами паба об изменении правил состязания. Даже если приходил, они не послушали его. Рядом с правилами висела большая деревянная доска с именами, в основном мужскими, тех, кто выиграл. Я дошла до конца списка. Эрик Вошберн был вторым снизу. Здесь же висела доска с фотографиями. Все лица походили друг на друга – бледные мужчины с мутными глазами держали в руках пустой стакан. Я нашла фото Эрика в верхнем правом углу. Он слегка наклонил голову, и в его глазах сияла гордость. Летний загар еще не сошел, и на его фоне девичьи ресницы Эрика казались еще красивее. Я хотела взять фото себе, но передумала. Его место здесь. Это свидетельство.

Покончив с «Гиннессом», я решила, что моя карьера убийцы завершилась. Не потому что я испугалась, а потому, что больше никогда не возникнет такой необходимости. Я больше никому не позволю сблизиться со мной и причинить мне столько боли, как Эрик. Я повзрослела. Мне удалось пережить период детской уязвимости и опасности первой любви. И мне было приятно осознавать, что никогда больше я не окажусь ни в том, ни в другом положении, что с этих пор мое счастье зависит только от меня.

В тот вечер я вернулась в свою пустую квартиру, приготовила простой ужин и устроилась в своем любимом кресле, чтобы почитать.

Впереди меня ожидала долгая спокойная жизнь.

 

Глава 15

Тед

Я попятился, не сводя глаз с пистолета в руках Брэда.

– Какого черта? – сказал я и взглянул ему в лицо. Выглядел он плохо, обычно красное лицо посерело, мышцы на шее напряглись. На нем была джинсовая куртка с подкладкой из овчины, на лбу выступили капельки пота. Он был пьян.

– Милое местечко, – произнес он с расстановкой, словно отрепетированную фразу.

– Хочешь, устрою экскурсию, Брэд? Может, выпьем?

Он смутился, мои слова сбили его с толку.

– Здесь намного лучше, чем в моей дыре, так? Вот где должен жить настоящий мужчина, да?

Я вспомнил. Ночь, когда мы с Брэдом пили. Я сболтнул что-то насчет его дома. Ненависть на его лице. И вдруг я понял, что Брэд пришел убить меня, но вместо того чтобы запаниковать, я внезапно успокоился и стал мыслить рационально, мозг заработал в усиленном режиме. Я знал, что смогу отговорить его. Я знал, что умнее его.

– Серьезно, Брэд, зачем ты принес пистолет?

– А ты как думаешь? – сказал он и поднял пистолет, целясь мне в голову. Все в комнате исчезло, кроме этого пистолета.

– Господи, Брэд, подумай, что ты делаешь!

Я уставился на револьвер, видимо, тот же самый, который видел в его комоде в Кенневике. Револьвер двойного действия. Брэд взвел курок. Неужели он не знал, что можно просто нажать на спусковой крючок? Нужно что-то делать – либо атаковать, либо бежать. Я стоял в двух футах от Брэда, и я бросился на него. Последний раз я дрался в третьем классе и был побит мальчишкой по имени Брюс. Я толкнул Брэда изо всех сил, развернув его так, чтобы направить пистолет в другую сторону. Он отпрянул назад, громко стукнулся головой о входную дверь. Я подумал, что он отрубился, но он прошипел что-то непонятное. Я повернулся и побежал к лестнице. Добравшись до первой ступеньки и вспомнив о телефоне, который лежал наверху, я услышал выстрел, и струя воздуха ударила меня по спине, словно пуля промахнулась всего на пару сантиметров. Я побежал вверх по лестнице. Брэд метнулся за мной, его ботинки застучали по нижним ступеням. Я добрался до антикварного столика, на котором лежал телефон, споткнулся, упал на ковер и уронил телефон вместе со столиком. Что-то теплое выступило на животе, и я приложил к нему руку. Увидев на руке кровь, я удивился и на секунду задумался, откуда она. Брэд стоял надо мной, целясь прямо в меня. Он тяжело дышал, с нижней губы свисала слюна.

– За что? – спросил я, хотя сам знал ответ. Брэд не психопат, он не станет убивать меня, потому что я оскорбил его. Он делал это ради моей жены. И тут я все понял. Миранда использовала Брэда, чтобы избавиться от меня. Она хотела забрать себе все деньги. Как я раньше не догадался? Острая боль пронзила меня изнутри, я скорчился, затем рассмеялся.

Я взглянул на Брэда, на его глупое лицо и трясущийся пистолет.

– Миранда никогда не будет с тобой, – сказал я.

– Откуда тебе знать!

– Брэд, она использует тебя. Как ты думаешь, кто попадет под подозрение? Она во Флориде. У вас роман. Все об этом знают.

Я заметил сомнение на его лице и ухватился за эту соломинку. Я прижал рукой рану на животе. Кровь, теплая и густая, текла по моим пальцам.

– Думаешь, ты такой крутой, – сказал он.

– Брэд, ты идиот.

– Увидим, – сказал он и спустил курок.

 

Глава 16

Лили

– Привет, – я поздоровалась с Тедом Северсоном. Он сидел в баре бизнес-класса «Хитроу». Я сразу узнала его, но сомневалась, что он вспомнил меня. Мы встречались всего раз, пару лет назад, когда я столкнулась с Фейт Хобарт на ярмарке в Саут-Энде.

– Теперь я зовусь Мирандой, – сказала мне Фейт.

– Ясно.

– Это мое настоящее имя. Фейт – второе имя. Миранда Фейт.

– Я не знала. Значит, ты утратила свою веру.

Она рассмеялась.

– Можно сказать и так. Это мой жених Тед.

Симпатичный, несколько чопорный мужчина оторвался от винтажной полки, которую рассматривал, и пожал мне руку – сухо, решительно, как настоящий профессионал, но любезно сообщив, что рад познакомиться со мной, он вернулся к прилавку. Я сказала Фейт/Миранде, что у меня встреча, и мне пора идти. Прежде чем распрощаться, она шепнула мне:

– То, что случилось с Эриком, – ужасно. Извини, что не позвонила тебе, ты была в Лондоне, а потом…

– Ничего страшного, Фейт, все в порядке.

Я ушла. Сотни раз я думала, что произойдет, если я снова увижусь с Фейт. (Наверное, теперь нужно звать ее Мирандой.) Как она отреагирует? Удивилась ли она, когда выяснилось, что Эрик погиб в Лондоне, в моей квартире? Ее он тоже обманывал? Но, встретив ее на ярмарке, увидев ее иссиня-черные волосы и сапоги за пятьсот долларов, да еще с женихом, и услышав ее формальные, буднично выраженные мне соболезнования, я все поняла. Я поняла, что она тоже обманывала меня. Когда она была с Эриком в Нью-Йорке, она знала, что по выходным он все еще ездит ко мне в Шепог. Она мстила за то, что я встречалась с Эриком? Она одна из тех женщин, которые любят уводить чужих мужчин? На мгновение там, в Саут-Энде Бостона, боль снова пронзила мне сердце, как в тот день, когда я узнала, что Эрик изменяет мне с Фейт, и что моя жизнь никогда не будет прежней.

Я старалась не думать об этом, и мне это удалось, но, когда я увидела Теда Северсона в аэропорту (они с Мирандой были уже женаты; я прочитала объявление в «Глоуб»), я решила поговорить с ним.

– Привет, – сказала я, надеясь, что он вспомнит меня. Он взглянул на меня, словно видел впервые. Он был пьян, глаза покраснели, нижняя губа обвисла. Он пил мартини. Я заказала то же самое, хотя терпеть не могу мартини.

Мы летели одним рейсом в Бостон, и он рассказал мне печальную историю своей жизни – о том, как Миранда изменяет ему, как он злится и чувствует себя бессильным. Он думал, что никогда больше не увидит меня, поэтому и признался. В другое время, в другом месте он никогда не стал бы рассказывать. Он даже сказал, как сильно ненавидит жену, и в шутку признался, что хочет убить ее. Я решила, что не буду вмешиваться, но как только мы начали разговаривать, я поняла, что уже слишком поздно. Миранда снова вторглась в мою жизнь, не без причины. Из эгоизма, или чувства справедливости, или по другой причине, но в течение нескольких недель мне удалось убедить Теда Северсона убить Миранду вместе с ее любовником Брэдом Даггетом. Это было несложно. Но в одно прекрасно утро, когда план уже был готов, я подняла «Сандэй Глоуб» со своего крыльца и за чашкой кофе, сидя за столом на кухне, увидела фотографию Теда – небольшой квадратный снимок ужасного качества над колонкой в разделе «Метро»…

Я прочитала статью, рука с чашкой застыла на полпути к губам.

…

ЖИТЕЛЬ САУТ-ЭНДА ЗАСТРЕЛЕН В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ

Бостон. Полиция расследует убийство жителя Бостона, произошедшее в районе Ворчестер-Сквеа, в Саут-Энде, вечером в пятницу.

В полицию поступил звонок о стрельбе в 18:22. По словам бостонского детектива Генри Кимбелла, жертва, 38-летний Тед Северсон, был найден мертвым на втором этаже своего дома.

«Мы также расследуем кражу со взломом, которая произошла в пятницу вечером в том же районе, – сообщил детектив Кимбелл. – Пока неизвестно, связаны ли эти два преступления, и просим всех, кто располагает информацией, позвонить нам».

У Теда Северсона, президента консалтинговой компании Severson Inc., осталась жена, Миранда Северсон, в девичестве Хобарт, которая находилась во Флориде в момент убийства.

По словам соседки, Джой Робинсон, «Тед и Миранда Северсон были прекрасной молодой парой. Они походили на людей, которых показывают по телевизору. Не верится, что с ними могло случиться такое. Да еще и в нашем районе».

Всех, кто располагает информацией относительно убийства или кражи, просят позвонить на номер… – телефон полиции Бостона.

…

Я поставила чашку на стол и прочитала статью еще раз. Я похолодела.

Мне и в голову не приходило, что, пока мы с Тедом планируем убить Миранду, она планирует сделать то же самое с Тедом. Это точно Миранда, и Брэд. Ни за что не поверю, что это обычная кража со взломом, которая обернулась убийством. Слишком подозрительно, что Миранда уехала во Флориду и обеспечила себе идеальное алиби. Видимо, Брэд приехал из Мэна и застрелил Теда. Возможно, он вломился в дом по соседству, чтобы сбить полицию со следа. Так или иначе Миранда убрала Теда со своего пути, и все его деньги достанутся ей.

Я подумала о Теде. Его нашли на втором этаже особняка. Видимо, он впустил Брэда в дом, затем попытался бежать. Наверняка он понял, что умрет, и наверняка догадался, что за этим стоит Миранда. Сердце сжалось, слезы выступили на глазах, но ни одна капля не скатилась по моим щекам. Тед нравился мне. Когда мы впервые встретились в аэропорту и потом летели в самолете, я воспринимала его только как источник информации о моем враге. Миранда Фейт Хобарт всегда была неопределенным персонажем в моей истории, и, хотя она обманула меня и увела моего парня, я никогда по-настоящему не считала ее погубительницей. Но, поговорив с Тедом в самолете и услышав рассказ о ее предательстве, я поняла, что ошибалась. Она прогнила насквозь.

К тому же я обрадовалась, что снова нашла жертву. Не буду отрицать. Убийство – как старая страсть, которую я много лет оставляла без внимания.

Я привязалась к Теду. И даже больше. Когда мы поцеловались на кладбище в Конкорде, я удивилась собственной реакции – чувствам, которые вызвал во мне этот поцелуй. Я сказала себе – как всегда, когда в моей жизни появляется мужчина, – что влюбленность исключена. Я знала, что не смогу пережить это снова. Но Тед мне очень нравился. Он был симпатичный и капельку неуклюжий, как будто так и не смог привыкнуть к своему обаянию. Один из тех мужчин, кому принадлежит весь мир, но они и не подозревают об этом. Я знала, чем Миранда очаровала его. Она была не только самой сексуальной женщиной на свете, она была удивительно самодостаточной и уверенной в себе. Видимо, это качество и привлекло его. Но кроме страстного поцелуя – желтых листьев вокруг нас, его руки на моем свитере – у меня было удивительное чувство, что я могу быть собой рядом с этим человеком, могу рассказать ему о своих секретах. Он делился со мной самыми потайными мыслями, желанием убить жену, и однажды, говорила я себе, я смогу рассказать ему о своем прошлом.

А теперь его нет.

Мне вдруг нестерпимо захотелось снова увидеть его, но этого не случится никогда.

Я зашла в Интернет, чтобы найти хоть какие-то подробности. Но ничего нового не было, только несколько газетных статей, которые повторяли информацию «Глоуб». Я стала размышлять, как Миранда спланировала убийство. Наверняка Брэд спустил курок. Конечно, мог быть и третий человек, но я сомневалась. Так как же они сделали это? Миранда уезжает из города, зная, что Тед будет дома один в тот вечер. Брэд приезжает из Мэна. Сначала он вламывается в соседский дом и грабит его. Об этом доме наверняка знала Миранда. Она знала, что владельцев нет дома, и что у них нет сигнализации. Все просто. После ограбления Брэд пришел к Теду и постучался в дверь. Тед впустил бы его, и Брэду оставалось только застрелить его. Планировалось обставить все как неудачное ограбление. Затем Брэд вернулся в Мэн.

Я задумалась, какое алиби у Брэда. Оно должно быть, но как? Ведь он приехал из южного Мэна в Бостон, совершил два преступления и вернулся обратно. На это потребуется минимум три часа, скорее всего, больше, потому что нужно соблюдать скоростной режим на трассе. Возможно, Миранда рассчитывала на то, что абсолютно никто не знал о ней и ее подрядчике. Но можно ли надеяться на это? Тед ведь узнал о них. Кто-то еще в городе наверняка тоже знал. Рабочие на стройке? Бармен в гостинице Кенневика? Вряд ли они смогли сохранить свои отношения в тайне.

И я знала, конечно же. Мое положение оказалось уникальным – я обладала всей информацией от Теда Северсона, но никто в целом мире не знал, что мы с ним были знакомы. Я могла пойти в полицию и все рассказать, не упоминая, что Тед планировал убить свою жену. Но я не сделаю этого. Вполне возможно, что полиция загубит это расследование, и Миранда не попадет под подозрение. Но даже если ее арестуют и отправят в тюрьму, она прославится на всю страну. Я представила себе – женщина с ее внешностью, которая убедила любовника убить своего мужа. Это будут крутить по телевизору не один год.

Миранда заслужила наказание больше, чем когда-либо.

Я отправила сообщение своей подруге Кэти, предупредив ее, что плохо себя чувствую и не смогу пойти с ней в кино вечером. Затем послала электронное письмо своему боссу в Винслоу-колледж, написав, что простудилась и не смогу завтра выйти на работу. Мой босс до ужаса боится вирусов и всегда с радостью дает больничный.

Мне предстояло многое сделать, и в первую очередь – поехать в Кенневик и встретиться с Брэдом Даггетом. Я знала, что действовать придется быстро, потому что полиция, возможно, уже напала на след – нужно опередить их.

 

Глава 17

Миранда

Было десять часов утра, от него пахло алкоголем. Капельки пота блестели на волосах, под опухшими глазами виднелись синяки.

– Ты один?

– Да, – сказал Брэд.

Мы стояли на подъездной дорожке возле недостроенного дома в Мэне. Было воскресенье. Брэд застрелил моего мужа в пятницу вечером, и, глядя на него, я поняла, что переоценила его возможности. Его лихорадило, глаза блестели.

– Все в порядке, – сказала я. – Полиция думает, что это неудавшееся ограбление. Как мы и планировали.

– Да, – повторил он.

– Ты как? Выглядишь ужасно.

– И чувствую себя ужасно. Оказалось сложнее, чем я думал.

– Мне очень жаль, милый, – сказала я. – Это скоро пройдет. Обещаю. Мы поженимся. Ты разбогатеешь. Поверь мне, все пройдет.

– Да, знаю.

– Тогда соберись. Если полиция станет расспрашивать тебя, ты же не можешь выглядеть, как зомби. Понял? Все кончено. Тед мертв, и назад пути нет.

По Микмак-роуд проехала машина, и Брэд проводил ее взглядом. Я наблюдала за ним. Утро выдалось холодным, и его дыхание превращалось в пар. Он повернулся ко мне.

– Нам не стоит встречаться здесь, – сказал он и вытащил «Marlboro Red» из кармана куртки. Он прикурил, прикрыв руками спичку, хотя ветра не было.

– Ты мой прораб. Мужа убили, и я попросила прервать работу на несколько дней, пока не решу, что делать дальше. Ничего особенного. Я еду к матери. Никто не знает про нас. Никто. Не раскисай, Брэд.

– Да, да. Просто… Тебя там не было. Он так испугался.

– Конечно, испугался, милый.

– И еще кое-что.

– Что?

– Кажется, он знал про нас.

– В каком смысле?

– Он сказал, что ты никогда не будешь со мной, что ты используешь меня.

– Наверное, догадался. Когда увидел тебя с пистолетом, понял, что мы с тобой вместе. Он не мог знать этого раньше.

– А, по-моему, знал. Он даже не удивился. Он вел себя так, как будто давно все знал.

Я задумалась, но решила, что это невозможно.

– Откуда он мог узнать? – спросила я.

– Понятия не имею, Миранда, но, говорю тебе, он точно знал, – крикнул он, размахивая рукой с сигаретой.

– Тише, все в порядке. Может, и знал, но теперь он мертв, так что какая разница?

– Он мог рассказать кому-нибудь.

– Кому? Я его знаю. Близких друзей у него не было. Может, он и подозревал нас, но не стал бы никому говорить. Обещаю.

– Хорошо. – Он затянулся.

– Милый, послушай. Тебе нужно придумать, что говорить. Ты подрядчик, работал на меня и Теда. Тед редко появлялся, здесь была только я. И я успела тебе порядком надоесть, совала нос во все детали, но в основном у нас сложились хорошие отношения. Я не конфликтовала с тобой. Ты не конфликтовал со мной. Зачем тебе портить такой контракт? Клиенты чертовски богаты. Ты понятия не имеешь, кто убил Теда. Ты не знаешь, были ли мы с ним счастливы. Мы казались счастливыми, но, честно говоря, ты не обращал на нас особого внимания. Вот и все. Больше тебе ничего не известно.

– Ясно.

– Повтори.

– Миранда, я все понял.

– Ладно. Расскажи про Полли. Как все прошло?

– Нормально. Мы пообедали в «Кулис», выпили, ушли примерно в три. Мы поехали ко мне. Она отрубилась до того, как я уехал.

– Ты переспал с ней?

– Господи, Миранда!

– Я спрашиваю не для себя. Мне все равно. Лучше бы ты переспал с ней, на тот случай, если ее станут расспрашивать.

– Зачем ее расспрашивать? Ты же сказала…

– Ее не будут расспрашивать, я просто спросила. Она – твое алиби. Я хочу знать, что она скажет, если полиция станет проверять.

– Все в порядке. Она скажет, наверное, что я ее парень, и мы выпили вместе, затем занимались сексом у меня дома. Она скажет, что я провел там всю ночь, и что она помнит меня. Она не признается, что отключилась. Я ее знаю.

– Она еще была там, когда ты вернулся?

– Да, не шелохнулась.

– Ты ее разбудил?

– Да, я сделал так, как ты сказала. Я разбудил ее. Было около десяти, и отвез обратно к ее машине.

Еще одна машина выехала на Микмак, и Брэд снова проводил ее взглядом. Он выбросил сигарету и потер рукой бакенбарды.

– Хорошо, – сказала я. – Мне пора. Скажи рабочим, что у них два дня выходных, пока я не придумаю, что делать дальше. Я позвоню, но только по рабочим вопросам, ладно?

– Да, понимаю.

– Брэд, все будет хорошо. Обещаю. Вряд ли полиция вообще станет говорить с тобой.

– Знаю.

Я взглянула на дорогу, убедилась, что вокруг ни души, затем взяла его сильную руку и провела по своим спортивным штанам. Трусов на мне не было; в пятницу, за те несколько часов, что я провела в Майями, мы с девчонками ходили в спа, потом устроили себе настоящий бразильский массаж. Я прижала пальцы Брэда сильнее – себе между ног.

– А когда все кончится, – прошептала я, – мы устроим каникулы на каком-нибудь тропическом острове, где никто нас не знает, и я затрахаю тебя до смерти.

– Господи Боже, ладно, ладно, – сказал он, убирая руку, – нас могут увидеть.

– Ты слишком переживаешь, – сказала я. – Вот в чем твоя проблема.

– Ладно, – повторил он и достал еще сигарету из пачки. Он оглянулся на свой пикап, видимо, вспомнил про бутылку, которую хранил в бардачке.

– Мне пора, милый, – сказала я и села в машину. – Не волнуйся, ладно?

Он кивнул, и я выехала с дорожки. Брэд – большая ошибка. Это совершенно очевидно, и мне оставалось только надеяться, что расследование ограничится Бостоном, и полиция не будет расспрашивать его.

Я выехала на I-95 и приготовилась к долгому пути в Ороно. После свадьбы с Тедом я уговаривала маму переехать ближе к Бостону, но она решила остаться в Мэне. Я дала ей денег на дом площадью 1600 квадратных футов, в который она влюбилась из-за холодильника из нержавеющей стали и гранитных столешниц… Я сказала ей, что владеть симпатичным домом в Ороно – то же самое, что владеть половиной парковки в Бостоне, но она все равно не поехала туда. Думаю, она решила остаться, чтобы новообретенным богатством утереть нос своим знакомым. Помимо дома, она обновила свой гардероб и купила «Мерседес».

– Ты сказала отцу, что я теперь езжу на «Мерседесе»? У нас когда-то был такой, минут пять, – сказала она мне, после того как купила машину.

– Папе все равно, на какой машине ты ездишь.

– Думаешь, если он какой-то там интеллектуал, то ему все равно, на каких машинах люди ездят?

– Нет, просто ему все равно, на какой машине ездишь ты, мама.

Это было несколько недель назад. Мы не разговаривали с тех пор, до вчерашнего дня, когда я позвонила ей, чтобы сообщить, что Теда, ее зятя, убили в результате попытки ограбления. Я сказала ей, что приеду на несколько дней, что не хочу оставаться в Бостоне.

– Конечно, не хочешь, Фейт.

Мама все еще звала меня Фейт, моим средним именем, которым я называлась лет с шести и до окончания колледжа. Я настояла на этом, потому что в первом классе была еще одна девочка по имени Миранда. Когда я рассказала маме, что снова хочу быть Мирандой, она отказалась.

– Я наконец-то привыкла, Фейт, и не собираюсь ничего менять.

Детектив Кимбелл не обрадовался, когда я сообщила ему, что еду в Мэн к маме.

– Мы могли бы устроить вас в отеле здесь, в городе, – сказал он. – Ваша мама приехала бы к вам.

– Неужели так важно, чтобы я осталась в Бостоне?

– Если у нас возникнут вопросы, вам было бы легче отвечать на них, если бы вы остались в городе. – У детектива Кимбелла был низкий голос, и он казался слишком нервным для того, кто дослужился до звания в полиции. У него были длинноватые каштановые волосы и карие глаза. На нем были твидовое пальто и джинсы. Мне показалось, что он похож на одну из тех заблудших душ, которые работали в литературном журнале колледжа. Интересно, сколько времени мне понадобится, чтобы влюбить его в себя? Немного, подумала я.

– Я буду недалеко. У вас ведь есть мой мобильный. Я не могу оставаться… не могу оставаться сейчас в доме. Вы ведь понимаете…

– Конечно, понимаю, миссис Северсон. Тогда будем на связи. Я позвоню вам сразу же, как только что-то прояснится.

Этот разговор произошел после того, как я опознала тело Теда. Из полицейского участка я поехала домой на такси и собрала сумку. Брэд думал, что если я сразу поеду в Мэн, то это вызовет подозрения, но мне казалось это абсолютно естественным.

Все решат, что, лишившись мужа, мне захотелось пожить какое-то время с мамой. Вполне разумно. Если, конечно, вы не знакомы с моей мамой. К тому же поездка в Мэн позволила заехать в Кенневик, поговорить с Брэдом и выяснить, стоит ли волноваться из-за его нервов. И, как оказалось, волноваться действительно стоило.

Проехав Портленд, я не смогла поймать приличную радиостанцию и переключилась на диски, которые Тед записал для меня. Начиналось с песни, которую, как он утверждал, играли на вечеринке, где мы встретились. «Крыша мансарды» группы Vampire Weekend. Я никак не могла вспомнить ту песню, но мне она нравилась, и я стала подпевать. Выходя замуж за Теда, я не думала его убивать. Я не любила его, но он мне нравился. И он был щедрым. Он позволял мне тратить его деньги, ни разу не упрекнув меня за это. Хотя ему в общем-то не на что было жаловаться: насколько я знала, деньги текли рекой. Но потом в одно прекрасное утро я проснулась в Бостоне, солнце освещало спальню. Я взглянула на Теда, который еще спал, уткнувшись лицом в подушку. Я стала рассматривать темное пятно щетины у него под подбородком, которое он, видимо, пропустил, когда брился вчера. Он храпел – чуть слышно, но каждый храп начинался со свиста, словно у него в носу что-то застряло. Слушать невыносимо! И вдруг я поняла, что всю оставшуюся жизнь буду просыпаться и смотреть на одно и то же лицо, видеть, как оно стареет с каждым годом, и слушать этот омерзительный храп. Кроме того, я знала, что Тед, проснувшись, посмотрит на меня с довольным выражением лица и скажет: «Привет, красавица». Это хуже всего. И мне придется улыбнуться в ответ, вместо того чтобы стукнуть его по этой глупой ухмылке. Тед шевельнулся, скоро он проснется. Я мгновенно скинула с себя одеяло и спустила ноги с кровати. Но не успела. Тед открыл глаза, провел пальцами по моей спине и спросил сонным голосом: «Куда собралась, красотка?» И в тот момент я поняла, что не вынесу. Мне нужны деньги, но я не готова провести всю жизнь с Тедом. Даже думать об этом невыносимо. Мы как раз выкопали котлован и закладывали фундамент дома в Кенневике. Я вспомнила Брэда Даггета, нашего прораба, и подумала, годится ли он на что-то, кроме стройки.

Пока я ехала до Бенгора, диск проиграл уже дважды, но мне не хотелось его выключать. Я съехала с I-95, миновала пожарный стояк Томас-Хилл и направилась по Кендаскиг Авеню в город. Небо хмурилось, листья на деревьях пожелтели и опали. Их собрали в мешки, и город вернулся к привычной палитре плиток и кирпичей, низких строений под низким серым небом.

Я свернула на Стейт-стрит, окаймлявшей Пенобскот-ривер, которая вела на север, к Ороно. За четверть мили до маминого дома зазвонил мобильный. Я выключила музыку и ответила.

– Миссис Северсон, это детектив Кимбелл.

– Здравствуйте, – сказала я, и хотя он мог звонить по любому вопросу, сердце сжалось.

– Простите, что отвлекаю, но у нас вопрос. Вы знаете, чем ваш муж занимался в тот день, когда… в пятницу?

– Насколько мне известно, он был дома весь день. Мы виделись утром, перед тем как я уехала во Флориду. Он сказал, что будет работать, а вечером собирается поужинать дома один. Он хотел приготовить баранину. Я написала ему, чтобы напомнить вынуть мясо из морозилки, – я изобразила дрожь в голосе.

– Ясно. У вашего мужа были знакомые в Винслоу, Массачусетс?

Я сбавила скорость, стала искать глазами мамин дом.

– В Винслоу? Вряд ли. А что?

– Мы обнаружили в его машине штраф за стоянку в городе Винслоу. В 14:33, в ту пятницу, когда вашего мужа убили. Вы точно не знаете, зачем он туда ездил?

Я увидела наконец дорожку к дому, «Мерседес» белого цвета и припарковалась рядом с ним.

– Понятия не имею. А где находится Винслоу? Там ведь колледж, так?

– Да. У вашего мужа были там дела?

– Наверное. Даже не знаю, что сказать. А в чем дело? Вы думаете, это как-то связано с убийством?

– Нет, нет. Просто мы проверяем любые зацепки. Итак, насколько вам известно, ваш муж ни с кем не встречался в пятницу.

– Насколько мне известно, да, но меня же не было…

– Конечно. Спасибо большое, миссис Северсон. Если захотите что-то рассказать или вспомните, кого ваш муж мог знать в Винслоу, пожалуйста, свяжитесь со мной. У вас есть мой номер?

– Да, вы ведь позвонили. Он сохранился в мобильном.

– Точно, спасибо.

Я все еще сидела в машине, хотя уже заметила темную фигуру своей матери, выглядывавшей из окна гостиной на втором этаже. Меня беспокоило, что полиция решила выяснить, куда ездил Тед в день убийства. Я рассчитывала, что они просто решат, что Тед пытался убежать от грабителя. Я сделала глубокий вдох, подумала, не бросила ли моя мама курить и есть ли в доме сигареты, затем постаралась успокоиться. Конечно, они хотят выяснить, куда Тед ездил в тот день. Это в порядке вещей. Но зачем он поехал в Винслоу и почему не рассказал мне об этом? Я не соврала, когда сказала детективу, что у Теда нет знакомых в Винслоу. Хотя название города казалось знакомым, и я никак не могла вспомнить откуда. Кто-то из моих знакомых живет там, или я путаю Винслоу с Винчестером. Зачем же Тед ездил в Винслоу? У него тоже были секреты? Еще одна причина беспокоиться, помимо того, что Брэд на грани срыва. Вот так всегда.

Я вышла из машины в холодный вечерний воздух. Мертвые листья шуршали на подъездной дорожке. Я вытащила сумку с заднего сиденья «Мини» и направилась к парадной двери маминого дома.

 

Глава 18

Лили

По дороге из Винслоу в Кенневик я не переставала думать о том, что Миранда совершила с Тедом. Он был невинной жертвой. Хотя он и планировал убийство самой Миранды и Брэда в придачу, в глубине души я знала, что он – не прирожденный убийца, не настоящий хищник. А теперь я поняла, что все это время он был жертвой. Интересно, предчувствовал ли он, что Миранда жаждет его крови? Может, поэтому он и хотел ее убить – потому что чувствовал угрозу, как мышь чует кошку, которая замерла в высокой траве?

День выдался холодный и серый, но я опустила окно и, свернув с шоссе I-95 на развязку к северу от Портсмута, почувствовала соленый запах моря. Я плохо знала Мэн. Живя в Массачусетсе, я пару раз ездила в Кейп Код, останавливалась в Веллфлите у своей коллеги, но севернее границ своего штата бывала всего несколько раз. Я выехала на шоссе 1, затем мимо Киттери, с его ярмарками и магазинами, и заметила палатку, где Тед купил бинокль, чтобы следить за Мирандой. Я представила его на этой же дороге, всего несколько недель назад; я представила, что он чувствовал – ужасающую опустошенность, когда тебя предал любимый человек.

Миновав магазины, я увидела океан – почти серый, как и низкое безмятежное небо.

Я не сразу нашла гостиницу «Кенневик-Инн». Я съехала с шоссе 1 на Кенневик-Бич, затем пришлось вернуться на юг к Кенневик-Харбор. Я проехала мимо нескольких съемных домов, выцветших на соленом воздухе, и задумалась, какие из них принадлежат Брэду и его семье. Я проехала «Кулис», его неоновая вывеска не светилась в тот воскресный день. Пикап неторопливо завернул на парковку перед пабом, и я подумала, может, Брэд уже там. После Кенневик-Бич Микмак-роуд шла мимо дорогих особняков. Я искала дом, который строили Тед с Мирандой, и заметила его сразу же – уродливое бежевое строение чудовищных размеров громоздилось высоко на утесе на фоне темного океана. Перед домом стояли два больших мусорных бака, но машин не было видно.

Я поехала дальше, до гостиницы, и припарковалась на пустынной подъездной дорожке, покрытой гравием. Под деревянной вывеской, на которой вычурными буквами было вырезано название гостиницы, висело объявление о наличии свободных мест. Я так и знала. На дворе октябрь, воскресенье, в это время туристы идут в горы фотографировать и любоваться природой, оставляя прибрежную территорию местным жителям.

Я осмотрела гостиницу. Каркасное здание на краю дороги, с просторной территорией позади, искусственно состаренное, чтобы выглядело ровесником первоначального строения. Внешнюю деревянную обшивку недавно выкрасили в белый цвет, и даже в пасмурный день она блестела, обещая роскошь и комфорт. Стоит ли снимать комнату? Возможно, Миранда тоже здесь. Хотя маловероятно – ее мужа недавно убили, и я предполагала, что она в Бостоне, занимается делами. Но уверенности не было. Столкнуться с ней в гостинице – не самое плохое. У нее нет причин подозревать, что я как-то связана с ее мужем. Между нами не было абсолютно никакой связи. Все же она может насторожиться, а чтобы мой план сработал, она не должна ничего подозревать.

Я решила остаться. Честно говоря, мне хотелось взглянуть, где Миранда прожила целый год. Здесь ее наверняка знали. Наверняка ходили слухи. Все это может дать мне преимущество.

Я вышла из машины и направилась к регистратуре, соленый воздух пах горелым деревом. Рабочий в забрызганном краской комбинезоне вышел из бокового входа, когда я подошла к гостинице, и придержал для меня дверь. Я прошла по неровному паркету к пустой регистратуре. Подождала минуту, затем позвонила в звонок. Седой человек с подкрученными усами вышел из бокового офиса. На бейджике было написано: «Джон Корнинг, консьерж».

– Уезжаете?

– Вообще-то въезжаю. Если есть комната. Я не бронировала.

Минут пятнадцать Джон описывал несколько свободных комнат. Я выбрала номер в старой части гостиницы. Меня предупредили, что потолки низкие, но вид на океан – замечательный.

– Навещаете кого-нибудь?

– У меня отпуск пару дней, а здесь я никогда не была, так что решила побаловать себя.

– Что ж, вы выбрали подходящее место. У нас есть спа, но записаться нужно заранее. Столовая закрыта сегодня, но «Конюшня» работает – в подвале, по мне, так там кормят вкусно. Попробуйте лобстера. Буду рад порекомендовать рестораны неподалеку. Вас проводить в номер?

Я отказалась и поднялась по узкой лестнице на второй этаж. Видом из окна оказалась тонкая полоска океана за деревьями, теснившимися на утесе через дорогу, но комната была приятной, с темно-синими стенами, мебелью в стиле шейкеров и кроватью с четырьмя столбиками и настоящим красно-бело-синим лоскутным одеялом. Я сразу подумала, не в этом ли номере останавливались Тед с Мирандой? Возможно, они спали на этой кровати?

Я разобрала сумку. Я сказала консьержу, что останусь на две ночи, но одежду взяла с запасом. Буду действовать по обстоятельствам. В комнате было слишком тепло, радиатор шипел и потрескивал, я открыла окно и стояла, наслаждаясь прохладным воздухом. Низкие облака рассеялись к вечеру, и я заметила длинную тень гостиницы, тянущуюся прямо через дорогу. Меньше, чем через час, стемнеет. Я собиралась прогуляться вдоль утеса, но решила сделать это утром. Оставив окно открытым, я легла в мягкую постель. Потолок украшали перекрещенные темные балки, и я представила себе Миранду в этой комнате, то, как она смотрит на те же балки. Она одна, обнаженная, укрылась одеялом, думает о двух мужчинах в своей жизни – о муже и любовнике – и замышляет убийство. Я попыталась представить себе Теда, но мыслями постоянно возвращалась к Миранде. Может, я ошибаюсь на ее счет, и Теда действительно убил грабитель? Вряд ли, хотя вероятность есть. Это первое, что предстоит выяснить, и это главная причина, по которой мне нужно встретиться с Брэдом как можно быстрее.

Миранда овладела моими мыслями. Я помню, как много лет назад она вглядывалась в мои глаза в ту пьяную ночь в Сен-Дане. Она хотела изучить мои глаза, так она сказала, и я позволила ей это. Я чувствовала приторный запах водки на ее губах, одной рукой она держала меня за кисть. Она перечислила все цвета, которые увидела в моих глазах. А я никак не могла понять, зачем ей это нужно. Я решила, что это как-то связано с Эриком, что она пытается запугать меня, раз я стала встречаться с ее бывшим парнем, но теперь я подумала, не было ли это связано со мной. Что она увидела в моих глазах? Чета на дне колодца? То, что связывало нас намного сильнее, чем Эрик Вошборн?

Какой-то парень – не помню его имени – крикнул с другого конца комнаты: «Целуйтесь уже», и мы отстранились друг от друга, но я никогда не забывала тот момент. Интересно, помнит ли его она?

Я оставалась в комнате до пяти, затем переоделась в облегающие джинсы. Собрала волосы в хвост, накрасилась ярче обычного, подвела глаза черным карандашом. После ужина в «Конюшне» я собиралась отправиться в «Кулис», нужно выглядеть соответственно.

В «Конюшне» было немноголюдно. Бармен, унылый верзила в подтяжках и в галстуке, нарезал лимоны и лайм, официантка протирала столы. Бар был длинным и узким. В одном конце находился камин, в другом – площадка, где мужчина с длинными седыми волосами, достав электрогитару из чехла, настраивал усилитель. Я повесила сумку на крючок под деревянной барной стойкой и заказала бутылку слабоалкогольного пива. По телевизору, возвышавшемуся над бутылками, показывали фрагменты футбольных матчей, и я притворилась, что мне интересно. Я задумалась, будут ли здесь посетители в этот воскресный вечер, но к шести часам, когда я потягивала вторую бутылку пива, появились по меньшей мере пятнадцать человек, почти все сели у бара, а мужчина с гитарой уже спел две песни Eagles. Я с утра ничего не ела, поэтому заказала бургер с индейкой и сладкую картошку фри. Когда принесли мой заказ, Джон, консьерж, вошел в ресторан, подсел ко мне и заказал коктейль Grey Goose Martini.

– Привет, – сказала я, повернув свой стул к нему.

Я заметила, как он разглядывает меня. Я знала, что выгляжу совсем не так, как днем. Подумав немного, он сказал:

– Привет, гостья без бронирования. Вам понравилась комната?

– Да, чудесная. Вы были правы.

– Не стукнулись головой, когда через дверь проходили?

– Почти.

Принесли его коктейль, водка прозрачной пленкой колыхалась на поверхности стакана.

– И как мне это пить, по-твоему? – обратился он к бармену, который молча достал небольшую черную соломинку и положил ее в коктейль. Джон утопил водку на четверть дюйма, затем бросил соломинку прямо в бармена, она отскочила от его груди и упала на пол.

– Приятно уйти с работы, пройти всего сто ярдов и выпить мартини, – сказала я.

– Я не шутил, когда говорил, что это замечательное место. Да, из меня получилась отличная реклама – я пью на рабочем месте. – Он захихикал, и его плечи заходили вверх-вниз.

Мы болтали, пока я ела бургер, а он пил коктейль, добавляя лед. Я уже потеряла надежду услышать хоть какие-то слухи о Теде и Миранде, но когда принесли второй коктейль, Джон спросил:

– Так вы говорите, вы из Бостона?

– Нет, но тоже из Массачусетса. Из Винслоу, это примерно двадцать миль на запад от Бостона.

– Вы читали про убийство в Саут-Энде? Тед Северсон.

– Да. Говорят, кто-то вломился в дом, да?

– Точно. Он строил здесь особняк, всего в миле отсюда. – Большой мясистой рукой он показал на север. – Они всегда останавливаются здесь – то есть останавливались.

– Неужели вы знали их?

– Я неплохо знал Теда, а его жена Миранда прожила здесь почти год.

– Она действительно жила здесь, – вмешался бармен, нарушив свое молчание. – И ужинала тут почти каждый вечер.

– Сидни уже слышала? – спросил Джон бармена, и я заметила, что две молодые женщины на другом конце барной стойки умолкли и прислушались к нашему разговору.

– Не знаю, но наверняка слышала. Об этом знает весь город.

– А дом достроили? – спросила я, чтобы участвовать в разговоре.

– Нет еще, – ответил Джон. – Если пойдете вдоль утеса, увидите его. Он должен был быть огромным. То еще уродство, только не говорите никому, что я так сказал.

– Что теперь с ним будет?

– Понятия не имею. Насколько мне известно, Миранда достроит его и переедет сюда.

– Конечно переедет, – вставила одна из женщин. Им обеим было лет по двадцать, на одной была толстовка, на другой – ветровка и бейсболка. У женщины, которая заговорила, – той, что в толстовке, – был такой хриплый голос, словно она курила всю свою недолгую жизнь.

– Думаешь? – спросил Джон.

– Конечно, ведь она практически жила здесь и всегда говорила, как ей здесь нравится и каким прекрасным будет дом и так далее. Она из Мэна, знаете. Из Ороно. Может, ей не захочется переезжать в такой большой дом, раз мужа убили, но не удивлюсь, если она приедет сюда. С такими деньгами можно жить где хочешь.

– Почему она проводила здесь столько времени, если дом еще не достроен? – спросила я.

Ответил Джон:

– Она следила за стройкой. Говорила, что сама все спроектировала. Муж приезжал по выходным. Мы все хорошо его знали.

– Каким он был?

– Каким? Приятным, хотя немного отчужденным, наверное. Миранду мы знали намного лучше. Возможно, потому что она так часто бывала здесь.

– Кроме того, Миранда всегда оплачивала нам выпивку в баре, а Тед никогда, – сказала женщина в бейсболке, и ее лицо побледнело, как только она вспомнила, что Теда убили. Она прикрыла рот и сказала: – То есть я не хотела… – и умолкла.

– Они были богаты? – спросила я.

Отреагировали все – обе женщины в один голос воскликнули: «О да!», Джон громко вздохнул, а бармен кивнул головой, медленно и основательно.

– До безобразия, – сказал Джон. – Прогуляйтесь завтра и взгляните на дом. Вы его не пропустите. Там, кажется, спален десять. Я не преувеличиваю.

Гитарист заиграл «Милю лунного света» The Stones, и мои новые знакомые принялись обсуждать, какими богатыми были Тед и Миранда Северсоны. Женщина в толстовке произнесла слово «мультимиллионер», а Джон сказал, что они были «состоятельными». Я ушла в туалет, а когда вернулась, две женщины взяли подстаканники для своего пива со вкусом лайма и отправились покурить, а Джон купил мне еще бутылочку.

– Раз мы сплетничаем, – сказала я, садясь на стул, – странно, что она проводила столько времени здесь, в гостинице, без мужа. Вам не кажется, что она с кем-то встречалась?

Джон погладил свои подкрученные усы.

– Вряд ли. Она всегда радовалась, когда Тед приезжал, – произнес он холодно, будто я задаю слишком много вопросов.

– Я просто интересуюсь, – добавила я. – Это так грустно.

Я выпила еще несколько бутылок пива. Джон ушел после второго мартини, а я пересела к двум женщинам, представилась. Их звали Лори и Николь, обе официантки, одна – в рыбном ресторане в Портсмуте, а другая – в столовой другой прибрежной гостиницы в двух милях отсюда. В воскресенье вечером они выбирались куда-нибудь вместе. Они болтали только про Теда и Миранду, и не всегда уважительно. К восьми в «Конюшне» не осталось свободных мест, и другая пара – друзья Лори и Николь, присоединились к нам. Марк и Калли лет тридцати тоже занимались ресторанным бизнесом, и многое из того, что было сказано про убийство Теда Северсона, повторили после их прихода. Я осталась и внимательно слушала. Я уже решила, что пойду в «Кулис» только на следующий день. Я много выпила, в основном меня угощали мои новые друзья, и, хотя это было слабоалкогольное пиво, я слишком опьянела, чтобы разговаривать с Брэдом Даггетом.

Близилось время закрытия, наша компания расшумелась, и я снова заговорила о том, что Миранда могла завести любовника здесь, в Мэне.

– Вряд ли, – сказала Лори, которая считала себя самой близкой подругой Миранды в нашей компании. – Если у нее и был любовник, то не понимаю, когда она с ним встречалась, потому что здесь она только ночевала и всегда поднималась прямиком в свою комнату. Нет, вряд ли она занималась чем-то таким. Выбор-то невелик в наших краях.

– Точно, – подтвердила Николь.

– Не обижайся, Марк. Ты уже занят. Серьезно, сомневаюсь, что она изменяла мужу.

– Она, конечно, сногсшибательная. Вот и лезут такие мысли в голову, – сказал Марк, а его подружка Калли закивала головой, как и Николь с Лори.

– Правда? – спросила я.

– Ну конечно. Она как супер-модель. Горячая штучка.

– Наверняка, в нее влюблялись многие?

– Если бы она ходила в другие места, то да, конечно. Например, в «Кулис». А здесь – нет, в этом баре не знакомятся обычно.

– Сидни была бы непрочь познакомиться с ней поближе, – сказала Калли.

Снова все закивали головой.

– Точно, Сидни помешалась на Миранде, – добавила Лори. – Она работает здесь в баре почти каждую ночь. Она влюбилась в Миранду, но, понимаешь, безответно.

Больше я ничего не узнала, и когда бар закрылся в десять, я вернулась в свой номер, надела шорты, футболку, в которых обычно спала, и легла в постель, вытащив подоткнутое одеяло. Иначе мне не заснуть. Я выключила лампу на тумбочке, и в комнате стало невыносимо темно – я не привыкла к такой темноте. В Винслоу было тихо, но на моей улице стояли фонари, и в комнате никогда не было кромешной тьмы. Я подумала о Теде, но темная комната напомнила мне, где он сейчас находится, и я уснула. Лишь один образ не давал мне покоя – Миранда, ее глаза рядом с моими, вот она уже не прикасается, а хватает меня за руку и вонзает свои острые когти.

 

Глава 19

Миранда

В тот вечер в Ороно – после ужасного ужина из китайского ресторана и неуклюжих попыток мамы расспросить меня об убийстве моего мужа, вместо того чтобы рассказывать о своей никчемной жизни, – я лежала в унылой гостевой комнате на односпальной кровати – единственной мебели тут. Стены были выкрашены в уродливый лимонно-белый цвет, и даже при тусклом свете уличных фонарей их пошлость угнетала меня.

Я не спала, нервничала из-за Брэда – сможет ли он держать себя в руках, и все еще размышляла, зачем Тед ездил в Винслоу в ту пятницу, когда Брэд убил его. Весь день я повторяла про себя это слово – Винслоу, Винслоу. Уверена, что я знала кого-то из Винслоу. Очевидно, Тед тоже знал этого человека, и я голову сломала, перебирая всех наших друзей. Но никто не подходил.

Я грызла ноготь на большом пальце, пока не почувствовала вкус крови, и только тогда заставила себя остановиться. Я собралась встать, спуститься вниз и поискать сигареты, про которые мама врала, что их нет, но я знала, что если она услышит меня, то выйдет из спальни и продолжит свой треп. Вместо этого я попыталась мастурбировать – единственный известный мне способ уснуть. Я представила себе безликих мужчин, как делала всегда, но у них появлялись лица то Теда, то Брэда, и в итоге я отказалась от этой мысли, приготовившись к бессонной ночи. Я уставилась на потолок и на полоски света, которые пересекали его каждый раз, когда мимо проезжала машина.

Видимо, я заснула, потому что, открыв глаза, увидела маму, стоявшую надо мной в розовом халате с мокрыми после душа волосами.

– Мама! – вскрикнула я.

– Извини, Фейт. Просто хотела взглянуть, как мирно спит моя дочь.

– Вот именно. Я мирно спала.

– Спи, спи. Я буду внизу, на кухне. Приготовлю завтрак.

Когда она ушла, я уже не смогла заснуть и решила проверить мобильный. Я выключила его еще вчера вечером и теперь обнаружила по меньшей мере тысячу голосовых сообщений и смс от друзей, которые выражали соболезнования и спрашивали, не нужна ли мне помощь. Я зашла в Интернет, чтобы проверить, нет ли новой информации об убийстве Теда, но ничего не нашла – полиция все еще отрабатывала версию взлома, жители нашего района выражали обеспокоенность. Отсутствие новостей – тоже хорошая новость, сказала я себе и решила сегодня же вернуться в Бостон или в Кенневик. Еще один день с мамой – выше моих сил.

За завтраком мы обсуждали мои планы, мама задавала вопросы, на которые знала ответ. Как всегда. Что ты наденешь в первый день школы? Какой колледж ты выберешь? Почему твой отец поступил так с нами? В то утро она спросила, где я буду жить теперь без Теда.

– Не в Бостоне, конечно, – вставила она, прежде чем я успела ответить. – Это я уже знаю.

– Может быть, в Бостоне, – сказала я.

– Фейт, что ты говоришь? После того, что случилось. Район, видимо, опасный. Я всегда сомневалась, что там безопасно, и оказалась права. Я видела тот фильм с Мэттом Деймоном о Южном…

– Мам, я живу в Саут-Энде, а не в южном Бостоне. Это совершенно разные районы.

– Ты ошибаешься. А даже если так, они оба опасные. Переезжай сюда, покажи всем в Ороно, как изменилась твоя жизнь. С такими деньгами ты смогла бы купить здесь самый большой дом.

– Мам, не хочу это обсуждать – не сейчас, ладно?

К счастью, она мрачно кивнула и принялась мыть посуду, вздыхая в мою сторону. Я простила ей плохие манеры и эгоизм. Всегда прощала. Говорят, личность формируется к пяти годам, но личность Сандры Рой, по крайней мере во второй части ее жизни, сформировалась в тот день, когда мой отец, декан исторического факультета университета Мэна, лишился должности из-за того, что связался со студенткой первого курса. До того дня моя мама считала, что живет припеваючи. В каком-то смысле так оно и было – она выросла в многоквартирном доме в Дерри и проделала непростой путь до Университета Мэна, где познакомилась с Алексом Хобартом – студентом последнего курса из зажиточного Вермонта. Она ушла из колледжа, чтобы выйти за него замуж, и через несколько месяцев родила моего брата Эндрю, а еще через год – меня. Когда мы были детьми, отец получил должность преподавателя на историческом факультете университета. Затем стал самым молодым деканом в истории университета; его зарплата считалась в Ороно почти что состоянием, и мама, довольствуясь двумя детьми, превратила наш дом, построенный по спецпроекту, в свое любимое дело. Когда мне исполнилось девять, семья отправилась путешествовать по Европе, и мама вернулась с новой манерой говорить, как американская актриса 1950-х годов, не растягивая слова и слоги, как принято на Юге, и периодически вставляя английские гласные.

А потом все развалилось – в тот год, когда я перешла в девятый класс. Первокурсница, посещавшая семинары моего отца по Древнему Египту, записала на диктофон, как он склоняет ее к сексу в обмен на оценки. Об этом узнали все, и отца сразу уволили. Мама выгнала его из дома и подала на развод. Тот год я помню как один длинный разъяренный монолог моей матери, которая больше винила отца за то, что он потерял высокооплачиваемую работу, чем за сексуальный шантаж. Эти монологи она обрушивала на меня. Эндрю увлекся марихуаной, потом группой Phish и все свободное время проводил в спальне с большими наушниками на голове. Сбережений у нас не осталось; все деньги родители вложили в обустройство дома и поездки, и через два года после развода мама продала дом, и мы перебрались в квартиру под крышей с тремя спальнями, которую обычно снимали студенты. Эндрю прожил с нами меньше месяца, а потом переехал к другу. Мама возмущалась, но я знала, что на самом деле она не возражает. Она возненавидела всех мужчин, включая моего бестолкового брата.

– Остались только мы, девочки, – говорила она, убеждая меня, что долго мы здесь не задержимся. Но мы прожили в той квартире еще несколько лет, пока я не закончила школу. Мой брат после окончания школы целый год ездил с группой Phish по всей стране, оказавшись в итоге в Сан-Диего, где и живет до сих пор. Я слышала, что он работает в пивной и живет с женщиной, у которой четверо детей. Он позвонил мне и оставил сообщение на мобильном после убийства Теда, но я не ответила ему и, скорее всего, не стану этого делать.

После развода отец переехал в Портленд, где получил должность ассистента в колледже. Мама устроилась секретаршей в стоматологическую клинику, и с ее зарплатой и жалкими алиментами, которые отец платил на содержание детей, мы едва сводили концы с концами. В нашем доме была одна неизменная тема разговора – что хотя жизнь моей матери разрушена, но моя жизнь может сложиться намного лучше. И, прежде всего, мама имела в виду деньги.

В старших классах я была вполне обычным, среднестатистическим подростком, единственное, что меня отличало, – я стала первоклассной воровкой. В основном я воровала в магазинах за пределами Ороно, либо в Бэнгоре, либо в Портленде, когда ездила к отцу. Обычно я занималась этим в универмагах, то есть там, где работали контролеры, которые ходили по магазинам под видом покупателей. Они умели вычислять воришек, наблюдая за языком тела, выискивая тех, кто нервничал или вел себя подозрительно. Меня не поймали ни разу, потому что я никогда не вела себя, как вор. Я довела до совершенства образ беззаботной девушки с родительской кредиткой, которая бесцельно прогуливается по магазинам. Я брала с собой большую сумку и искала небольшие дорогие товары. Шарфы. Духи. Я действовала профессионально.

Меня застукали только один раз – мой одноклассник заметил меня в аптеке Ороно. Я редко воровала там – слишком близко к дому, к тому же я часто туда ходила. Я училась тогда в девятом классе. Выбрав несколько товаров и оплатив их у одной из зорких кассирш, я вышла из аптеки, прихватив там еще и три пачки сменных бритв для моего станка «Gillette Venus».

Выходя через автоматические двери, я услышала мужской голос:

– Кажется, ты забыла заплатить.

Я обернулась. Это оказался парень из моей школы. Джеймс, кажется. Я и не знала, что он работает в аптеке.

– Что, простите? – произнесла я, делая вид, что у меня есть дела поважнее, чем болтать с продавцом.

– В твоей сумке. Я видел, как ты положила туда бритвы.

– Господи! – сказала я, изобразив потрясение. – Совершенно выпало из головы. – Я подошла к магазину. – Я сейчас…

Парень засмеялся, схватил меня за руку и потащил через раскаленную парковку. Стоял август, когда каждый год на две недели северный Мэн становился удушливым местом, осажденным комарами. Асфальт плавился под солнцем, наполняя воздух запахом горячего битума.

– Я не собираюсь арестовывать тебя, – сказал он. – Я просто заметил. Хотя мне все равно, воруешь ты или нет. Я и сам этим занимаюсь.

– Надо же, – я рассмеялась. – Мы ведь знакомы, правда?

Мы представились. Его звали Джеймс Одэт, он тоже учился в девятом классе, перешел к нам в восьмом, посреди учебного года. Симпатичный, голубоглазый, с высокими скулами и густыми светлыми волосами. Он был невысокого роста, но мускулистый, и из-за этого ходил как спортсмен, пружиня на носках. В старших классах я не отличалась общительностью, с нетерпением ждала поступления в колледж и училась хорошо, чтобы получить стипендию в другом штате. Мы с Джеймсом подружились. Он признался, что единственной ценностью в жизни он считает деньги и собирается разбогатеть.

– В таком случае женись на богачке, – сказала я. Мы сидели в «Френдлис» в соседнем городке, где любили зависать.

– Ростом не вышел. Богатые женщины ищут высоких мужей.

– Серьезно?

– Доказано. А вот ты точно могла бы выйти за богача. С такой-то грудью.

– Ну да, та еще красавица.

– Поверь мне. Ты неуклюжая старшеклассница, которая на следующей встрече выпускников будет выглядеть как модель. Я видел это сотни раз.

– Где?

– В фильмах, конечно.

После окончания школы мы оба получили работу в центре Ороно, Джемс – в пиццерии, а я в той самой аптеке, которую когда-то обворовала. Меня приняли в Матер – частный колледж в Коннектикуте. Там учились в основном дети из богатых семей Нью-Йорка и Бостона, но по результатам экзаменов я стала третьей в классе, а финансовое положение моих родителей предполагало, что колледж внесет больше половины платы за мое обучение. Джеймс собирался в университет Мэна, где его отец тренировал команду по спортивной борьбе. Мы оба были девственниками, и в июле решили заняться любовью, чтобы уехать в колледж уже с определенным опытом. Мы сделали это на заднем сиденьи «Каприс Классик» Джеймса. После секса он спросил, понравилось ли мне.

– Такое чувство, что мы совершили инцест, – сказала я, и мы оба рассмеялись так сильно, что Джеймс свалился с сиденья и ударился бедром. Однако мы встречались все лето, оправдываясь тем, что больше заняться нечем – все стоящие фильмы мы уже посмотрели. В последнюю ночь перед тем, как отец должен был заехать за мной и отвезти в Коннектикут, Джеймс сказал:

– Было приятно познакомиться.

– Мы же увидимся на День Благодарения.

– Знаю. Просто решил, что к тому времени ты найдешь себе богатого парня и даже не станешь разговаривать со мной.

– Я буду разговаривать с тобой, – сказала я.

Но он был прав, и после той ночи мы практически не виделись. Я вспоминала о нем, только когда приезжала в Мэн. Интересно, знает ли он, как я богата?

– Ты что-нибудь слышала про Одэтов? – спросила я маму, когда мы убрались на кухне после завтрака и перешли в гостиную с высокими эркерами, выходившими на Методистскую церковь рядом с кладбищем.

– Их сын Джим женился. Ты же знаешь. Он работает в банке в Бэнгоре, и, кажется, его жена беременна.

– Его зовут теперь Джим?

– Так называет его Пег. Я не видела его после школы. Говорят, он так и остался коротышкой.

Зазвонил мобильный. Я узнала номер детектива Кимбелла. Страх, словно электрический разряд, пронзил меня.

– Мам, это важно.

Я ответила на звонок, выйдя на кухню.

– Миссис Северсон?

– Да.

– Это снова детектив Кимбелл. Как вы?

– Ничего, – сказала я со вздохом.

– Простите за беспокойство, но мне придется попросить вас вернуться в Бостон.

– Хорошо. Но почему?

– Соседка, кажется, видела мужчину, который мог убить вашего мужа. Мы сделали набросок и хотим, чтобы вы взглянули.

– Зачем? Вы думаете, я его знаю? – сказала я, сразу пожалев о тоне. Слова прозвучали так, будто я защищаюсь.

– Не обязательно. Мы все еще считаем это неудачным ограблением, однако необходимо исключить все другие варианты. Вполне вероятно, что это сделал человек, который желал смерти вашему мужу, и в таком случае вы, возможно, смогли бы опознать его.

– Я приеду сегодня вечером.

– Замечательно, миссис Северсон. Понимаю, вам нелегко, но любая помощь…

– Ничего страшного.

Детектив кашлянул раз шесть подряд.

– Извините, простыл. Еще кое-что. Вы случайно не вспомнили, кого мог знать ваш муж в Винслоу? Помните, я просил вас в прошлый раз?

– Нет, никто не пришел мне на ум. Извините.

– Просто спросил. Пожалуйста, позвоните, когда вернетесь в Бостон. Я могу привезти рисунок, куда скажете.

– Я позвоню, – ответила я.

Я слышала, как мама разговаривает по телефону в гостиной. Она произнесла слово «ужасно» несколько раз. Я выглянула в окно. Солнце спряталось, ветер гнал набухшие, темные тучи, близилась гроза с ливнем. В сгустившейся тьме я видела свое отражение в кухонном окне. Я уставилась на себя, снова вспомнив про Винслоу. Уверена, что знаю кого-то там… из школы или из Матера? И вдруг я вспомнила, я наконец поняла, о ком так долго думала. Лили Кинтнер, та чудачка, которая была с Эриком Вошборном, когда он умер в Лондоне. Я слышала, что она живет в Винслоу и работает библиотекарем в колледже. Но она не знакома с Тедом. По крайней мере, я так думала. Возможно, они виделись один раз много лет назад, когда мы столкнулись с ней в Саут-Энде? Неужели Тед ездил к ней?

Мама все еще болтала по телефону, она громко шептала, будто мне было не слышно. Я поднялась наверх и собрала сумку.

 

Глава 20

Лили

Тед рассказал мне, что «Кулис» – самый настоящий притон, и он был прав. Интерьер и атмосфера этого заведения сформировались за годы нагромождения пошлого, безвкусного китча – до такой степени, что все это казалось бутафорией. Если бы такой бар находился в Нью-Йорке или Бостоне, вы бы подумали, что предприимчивые хипстеры открыли его год назад. Но здесь мир светильников «Шлиц» был покрыт слоем въевшейся грязи, а ворчливый бармен действительно постоянно пребывал в скверном расположении духа, а не изображал из себя брюзгу, чтобы соответствовать атмосфере места. Я села на углу бара, откуда могла видеть входную дверь. Интересно, узнаю ли я Брэда Даггета, когда он появится. Наверняка узнаю. Тед говорил, что он дюжий болван со смазливым лицом, которое выдает его возраст. Этому описанию соответствует примерно половина мужчин, которые ходят в такие бары, как «Кулис», в понедельник вечером, но ведь Брэд недавно застрелил человека, а я знала, что смогу узнать убийцу.

Я добралась до бара часов в пять, выехав из гостиницы под ливнем. Сумеречное небо заволокло тьмой. На парковке «Кулис» стояли три машины, но я оказалась первым клиентом. Я уселась на стул, сняла мокрую куртку и заказала «Миллер Лайт». Бармен, копия Диснеевского Икабода Крейна, открыл и подал бутылку, затем положил ламинированное меню с обтрепанными углами на барную стойку. Я взглянула на меню – фирменным блюдом заведения был пирог из моллюсков.

Вечер тянулся бесконечно. Накануне меня удивило многолюдство в «Конюшне», а теперь я совсем не удивлялась количеству посетителей, которые решились отправиться в «Кулис» в этот холодный, мокрый вечер понедельника. К семи часам единственными клиентами, кроме меня, были одинокий мужчина лет семидесяти, который с трудом водрузил свое тучное тело на барный стул и заказал лимонный коктейль с бурбоном, две блондинки не первой свежести на противоположной стороне бара и пара туристов средних лет, которые задержались в дверях, но решили, что им не хватит смелости повернуться и уйти, и уселись в одной из кабинок. За два часа в «Кулис» я выпила две бутылки пива и попробовала знаменитый пирог с моллюсками, который подали на тарелке с отбитыми краями вместе с несколькими веточками петрушки. Пирог состоял из теста с измельченными моллюсками в панировочных сухарях цвета мокрого песка. На вкус похоже на жуткую начинку, которую выскабливаешь из запеченных фаршированных устриц. Я проглотила два кусочка и заказала тарелку жареной картошки. Бармена это, кажется, забавляло.

Почти весь день я провела в гостинице, читала газету возле камина, затем пообедала в «Конюшне», где меня обслуживала Сидни – стройная симпатичная барменша, которая якобы влюбилась в Миранду. Пока я ела салат, она суетилась за баром с целеустремленной активностью, проверяя каждый бокал и вытирая все поверхности. На ней была рубашка с воротником и закатанными рукавами, обнажавшими ее бицепсы. Одну руку полностью покрывали татуировки цветов и девиц в стиле «пин-ап». Она казалась необщительной, так что я решила не спрашивать про Теда и Миранду. Но как раз когда я собиралась уходить, девушка, работавшая в гостинице, спустилась в бар, чтобы наполнить стакан «Диет Колой», и я подслушала их разговор.

– Ты говорила с Мирандой? – спросила девушка, брюнетка с вызывающим макияжем в черном костюме.

– Я отправила ей смс, выразила соболезнование от всех нас. Вряд ли она ответит.

– Господи.

– Да, знаю. Постоянно думаю о ней… об этом… о Теде.

– Как думаешь, что она собирается делать? – спросила девушка в костюме, похожая на ивент-менеджера, сделав большой глоток «Диет Колы» через соломинку.

– Все меня только об этом и спрашивают. Честно говоря, понятия не имею. Мы друзья, но я знаю ее не настолько хорошо. Думаю, мы ее больше не увидим.

Я оставила деньги на барной стойке и встала. Я услышала то, что хотела услышать. Если только они не скромничают, казалось, сотрудники и постоянные клиенты «Конюшни» не знали, что Миранда крутит роман с Брэдом. Меня это не удивляло. Она, очевидно, хорошо постаралась скрыть это, и, если бы Тед не заметил, как они курят сигарету, и не заподозрил бы их, то никто, кроме Брэда и Миранды не знал бы, что их связывают не только деловые отношения. Возможно, Миранда с самого начала планировала использовать Брэда, чтобы убить мужа. Она никогда не ходила в «Кулис». Брэд никогда не приходил в «Конюшню». Вероятно, единственным местом, где они встречались, был строящийся дом, и только тогда, когда там не было рабочих.

После обеда я вернулась в номер, чтобы надеть ботинки и ветровку: я собиралась пройтись вдоль утеса. Мне не терпелось прогуляться. На улице было холодно и ветрено, океан, который виднелся из моего окна, стал серым, словно изрезанным порывами ветра. Я проверила прогноз погоды по мобильному: надвигалась гроза с ливнем, но только ближе к вечеру. Я вышла из гостиницы и пересекла Микмак-роуд. Ветер рвал на мне куртку. Я с трудом спустилась по ступенькам, ведущим к небольшой полоске пляжа, где начиналась тропинка. Кроме меня на пляже был только мужчина с лабрадором шоколадного цвета, огромными прыжками он носился за теннисным мячом, который бросал ему хозяин. Я сразу вышла на дорожку; было время прилива, и первые сто ярдов оказались скользкими от соленой воды, которая вздымалась выше валунов, но дальше тропинка поднималась и сворачивала в сторону, где полоска корявых низкорослых деревьев и кустов – в основном паслен сладко-горький, чьи желтые ягоды потрескались, обнажая красную сердцевину, и остролист – защищала меня от ветра. Я шла медленно, не из осторожности, а наслаждаясь прогулкой. Никогда не любила берег моря – растянувшиеся по всему пляжу неподвижные тела, намазанные маслом, как куски мяса на жаровне. Наверное, я предвзято отношусь к этому: моя бледная, веснушчатая кожа на солнце становится красной, а не загорелой. Я люблю плавать, но соленому океану предпочитаю озера и пруды, к тому же терпеть не могу, когда песок липнет к ногам. Но этот берег Мэна казался мне совершенно другим. Может, все дело в предгрозовой погоде и порывистом ветре, который гнал облака, но, казалось, меня окружает дикая, необузданная красота, первобытные силы природы. Древние громады серых валунов намного заманчивее переменчивого пляжа, о котором мечтают люди. Я несколько раз глубоко вдохнула, словно мне не хватало воздуха.

Было пустынно. Меня это не удивило. Когда я добралась до конца тропинки, откуда открывался вид на заднюю часть дома Теда и Миранды, ветер усилился, и косой дождь забарабанил по моей ветровке.

Я огляделась в поисках места, где Тед прятался с биноклем. Тут было несколько подходящих укрытий, но пригорок, покрытый травой, за низким изогнутым деревом казался самым надежным. Видимо, у Теда был хороший бинокль, дом стоял довольно далеко, за неприглядным участком вскопанной земли. Я думала перебраться через участок и рассмотреть дом вблизи, но боялась наткнуться на Брэда или кого-то из рабочих. Я повернула обратно. Брызжущие соленой водой и пеной волны обрушивались на прибрежные камни, словно в бешенстве. Я подставила лицо под косые струи дождя, уже не беспокоясь о том, что промокну, и осторожно и решительно зашагала обратно по тропинке.

В гостинице я зашла в небольшой бар с камином на первом этаже, заказала горячий виски – любимый зимний напиток моего отца – и отнесла его к себе в номер, где потягивала его, нежась в ванной. Я чувствовала себя замечательно, и мне пришлось напомнить себе, что я приехала в Кенневик по делу, что мне предстоит отомстить за друга. После ванны я вздремнула, затем снова надела узкие джинсы в которых была прошлым вечером, поправила макияж и поехала в «Кулис».

Я просидела там три часа, выпила четыре слабоалкогольных пива и решила, что Брэд уже не придет. Туристы ушли, как и две дамы из бара. За это время появились еще трое мужчин, и каждый раз, когда они входили, распахивая двери, стряхивая дождь с плащей, я ждала, что это будет Брэд. Но один был лет двадцати, второй – с солидным животом и густой бородой, а третий, лет сорока, в синем блейзере поверх белой рубашки с воротником и в выглаженных джинсах, как раз подходил по возрасту, но был гладко выбрит. Все же я внимательно наблюдала за ним. Возможно, Брэд сбрил бородку, о которой говорил Тед, и разоделся по какой-то причине. Возможно, он встречался с новым клиентом. Или у него свидание. Он заметил, что я смотрю на него, и приветливо поднял свою кружку пива. Я уставилась на свой мобильный, давая ему понять, что подходить ко мне не стоит. Я решила, что это не Брэд. Он сел неподалеку, и я заметила его мягкие руки и волосы с проседью. Конечно, это не Брэд, если только он не криминальный гений и не решил полностью изменить внешность. Я оплатила свой заказ наличными и поплелась из «Кулис» на своих высоких каблуках, на которых не привыкла ходить.

– Надеюсь, вы уходите не из-за меня, – сказал обладатель голубого блейзера, когда я проходила мимо него.

Я обернулась и взглянула на него оценивающе.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Крис.

– Крис, где вы работаете?

Он удивился моему вопросу, но ответил:

– Я менеджер в «Банана Репаблик» в Киттери. Мы знакомы?

– Нет, – ответила я. – Просто интересуюсь. Приятного вечера, Крис. – Я вышла из бара.

На улице шквалистый ветер сменился изморосью. Направление ветра изменилось, и хотя океан был совсем рядом, за дорогой, в воздухе пахло соснами и мокрой землей. В нескольких метрах от меня стоял пикап, окно со стороны водителя было опущено. Проходя мимо, я почувствовала запах сигареты во влажном воздухе. Я дошла до своей машины и стала рыться в сумке в поисках ключей, надеясь, что водитель пикапа докурит сигарету и выйдет, чтобы я смогла разглядеть его. Как раз когда я достала ключи из сумки, водитель пикапа заглушил мотор. Обернувшись, я увидела, как окурок, описав полукруг, с шипением упал в лужу. Из машины вышел высокий мужчина. На него падал свет фонаря, висевшего над входной дверью «Кулис». У него были темные волосы и широкие плечи, а когда он повернулся, чтобы закрыть дверцу машины, я заметила темную бородку. Это наверняка был Брэд.

Мне не хотелось возвращаться вместе с ним в «Кулис».

– Брэд, – заговорила я.

Подняв голову, он взглянул на меня. Даже в сумерках парковки я заметила опухшие от бессонницы глаза и тревожный, потусторонний взгляд человека, который совершил нечто ужасное.

– Вы это мне? – произнес он.

– Вы ведь Брэд, да?

– Ну да.

– Брэд Даггет?

– Точно. – Он мельком оглядел парковку, видимо ожидая, что притаившаяся неподалеку группа захвата скрутит его, стоит ему сделать резкое движение.

– Мы можем поговорить? Здесь, например. Это важно.

– Ладно. Мы знакомы?

– Нет, – ответила я. – Но у нас общие друзья. Я хорошо знаю Теда и Миранду Северсон. Слушайте, здесь холодно и мокро. Давайте сядем ко мне в машину и поговорим или можем это сделать в вашем пикапе, если вам так удобнее.

Он снова оглядел парковку. Я знала, что он отчаянно пытается понять, кто я и что мне нужно.

– Вам не о чем волноваться, – сказала я как можно мягче. – Давайте сядем в ваш пикап. Вы согласны?

– Конечно, – произнес он и открыл дверь со своей стороны.

Я сделала три шага по мокрой парковке и открыла дверь с другой стороны. Прежде чем сесть, я расстегнула молнию на своей сумке. Там, поверх остальных вещей, лежал электрошокер в виде зажигалки. Я не думала, что воспользуюсь им, но хотела обезопасить себя. Я не знала, как Брэд чувствует себя после того, как меньше недели назад хладнокровно застрелил человека, но предполагала, что он нервный, подозрительный и, возможно, опасный.

– Так значит вы знаете Северсонов? – спросил Брэд, когда мы сели в машину, с натянутой будничностью. В машине была идеальная чистота, пахло сигаретами и автомобильным спреем «ArmorAll».

– Да, – ответила я. – То есть я знала Теда Северсона и знаю Миранду.

– Это ужасно – то, что случилось…

– То, что случилось с Тедом. Да, ужасно. Именно поэтому я и пришла. Позвольте мне сказать, хорошо, Брэд? Вам это не понравится, но послушайте внимательно. Сможете?

Я посмотрела прямо ему в лицо. Его глаза покраснели, лицо, несмотря на темный загар, казалось опухшим, как у больного. От него пахло сырым зерном. Интересно, сколько он уже выпил?

– Конечно, конечно, – кивнул он.

– Брэд, я прошу вас об услуге. Большой услуге. И если вы согласитесь, я никому не расскажу, что в прошлую пятницу вы приехали в Бостон и убили Теда Северсона.

Я приготовилась, положив одну руку на шокер. Я думала, он бросится на меня или скажет, что понятия не имеет, о чем я говорю. Вместо этого его тяжелая нижняя губа обвисла, он стиснул челюсти, и на мгновение мне показалось, что он вот-вот расплачется. Однако он заговорил, и его голос был полон отчаяния:

– Кто вы? Чего вы хотите?

– Сейчас, – ответила я, – я ваш самый лучший друг на всем белом свете.

 

Глава 21

Миранда

Я покинула Ороно той же дорогой, по которой приехала, – через Бэнгор. Прежде чем выехать на I-95, я остановилась на местной заправке, где парень лет четырнадцати залил мне бензин. Я сидела в машине и нервничала из-за Брэда. Этого идиота действительно заметили в моем районе в день убийства? Я молилась о том, чтобы это был кто-то другой, совсем не похожий на Брэда, потому что, если этот человек похож на него – даже чуть-чуть – мне придется признать это. Тогда Брэда Даггета допросит полиция, а я сомневаюсь, что он справится. Я представила себе его вспотевшее лицо и бегающие глазки; полиции достаточно взглянуть на него, чтобы понять – это тот, кто им нужен. И он признается, в этом я уверена. Достаточно одного часа в комнате для допросов. А потом единственным спасением для меня будет заявить, что Брэд безумен, что он одержим мной и сам спланировал убийство. Я могла даже признаться полиции, что мы с Брэдом занимались сексом несколько раз в доме, который я строю, но я никогда не подстрекала его на убийство. Его слово против моего, и никто никогда не докажет, что я причастна к этому убийству. Но люди поймут. Конечно, поймут. Я заметила, что стиснула зубы, и заставила себя перестать.

Я несколько раз вдохнула носом, впитывая запах бензина, пока ждала, когда мне вернут кредитку. Пошел дождь – большие прерывистые капли застучали по крыше машины, когда я выехала с заправки в сторону шоссе I-95.

Почти всю дорогу до Бостона я нервничала из-за Брэда. Возможно, он все же не ударит в грязь лицом. Может, его алиби сработает. А может человек, которого видели рядом с домом, совсем не похож на Брэда. Это было бы лучшим вариантом, однако глубоко в душе я понимала, что видели не кого иного, как Брэда, что он облажался, попавшись кому-то на глаза. Я заставила себя отвлечься и вспомнила Лили Кинтнер – женщину, которая жила в Винслоу; я бы никогда не вспомнила о ней, если бы Тед не ездил туда в пятницу и не получил бы штраф за парковку. Когда-то Лили была постоянным и весьма раздражающим элементом моей жизни. Она была на два года моложе меня и тоже училась в Матере. Я познакомилась с ней на третьем курсе, когда мой парень Эрик Вошборн пригласил ее в Сен-Дан.

– Кто она? – спросила я. Меня не приглашали на вечеринки в Сен-Дан до второго курса, да и то лишь после того, как я три недели трахалась с Эриком Вошборном.

– Ты знаешь Дэвида Кинтнера, писателя? – спросил Эрик.

– Нет, – ответила я.

– Она его дочь.

В тот четверг она впервые пришла в Сен-Дан, но я почти не видела ее. Она походила на беспризорницу из викторианского романа – худая, бледная, с длинными рыжими волосами. Я наблюдала за ней, и сначала мне показалось, что она нервничает, не отлипает от стены с бокалом в руках, слишком боится заговорить с кем-нибудь. Но, подойдя ближе, я пригляделась и поняла: ей безразлично то, что она попала в Сен-Дан. Она казалась совершенно безучастной, как студентка на заднем ряду на скучной лекции. Сознавала ли она, что это значит – получить карту с черепом уже на первом курсе? Я думала, она не вернется, но она приходила каждый четверг; очевидно, Эрик стал проявлять к ней интерес. Я отыскала в библиотеке одну из книг ее отца и начала читать. Она задумывалась как комедия, но в ней рассказывалось о жестоких нравах студентов английской частной школы. Очередная глупая книжка, которой Эрик восторгался. В тот момент мне было все равно, потому что я начала встречаться с Мэтью Фордом, по сравнению с которым Эрик выглядел настоящим представителем среднего класса.

На последнем курсе Эрик с Лили стали встречаться. Я не возражала. Мэтью подходил мне гораздо больше, чем Эрик. В отличие от Эрика, Мэтью был настолько не уверен в себе, что покупал мне все, чего бы я ни пожелала. Я бессовестно врала ему о том, что я родом из богатого французско-канадского клана, но отца лишили наследства за то, что он переехал в Мэн и учил дочку только английскому языку. Перед Рождеством я сказала Мэтью, что мне нужна тысяча долларов, чтобы тайком уехать в Монреаль и навестить бабушку, которая была при смерти. Он дал мне деньги наличными. Так что отношения были выгодными, но я не строила иллюзий о том, что это продолжится и после окончания колледжа. Я думала, что Эрик с Лили тоже расстанутся, особенно учитывая то, что она только на втором курсе, но чем больше я наблюдала за ними, тем больше понимала, что их связывают серьезные чувства. По крайней мере, со стороны Лили; в этом я была уверена. Я сомневалась, способен ли Эрик любить. В этом он походил на меня – то есть мог «включить» и «выключить» чувства. Однажды, когда мы встречались, он сказал мне, что может легко иметь равноценные отношения с двумя женщинами одновременно. Я не забыла эти слова и напомнила их ему после сдачи экзаменов, когда студенты младших курсов еще корпели над учебниками.

– Что ты предлагаешь? – спросил он.

Мы сидели на лестничном пролете в Сен-Дане, курили одну сигарету на двоих и слушали гул вечеринки внизу. Заиграл Radiohead, и кто-то кричал, чтобы сменили музыку.

– Не знаю, – ответила я. – Все говорят, что у вас с Лили серьезно.

– А у тебя с Мэтью?

– Все кончится после выпускного.

– Ну да.

– Слушай, – сказала я и дотронулась до его небритого подбородка. – Сегодня наш день. Что скажешь?

В тот вечер мы занялись сексом и продолжали это делать все лето. Эрик ездил к Лили в дом ее родителей по выходным, а будни проводил со мной. Лили никогда не приезжала в город, а друзьям он врал, что навещает больного отца. Шутки ради я покрасила волосы в рыжий цвет и предложила Эрику притвориться, что у него только одна подружка. Мне нравилось проводить выходные в одиночестве в Нью-Йорке. Я сдавала свою комнату в деревне, так что по субботам и воскресеньям меня никто не беспокоил. Я представляла себе Эрика и Лили за городом, влюбленных, и меня это совершенно не волновало. Вообще-то было даже забавно.

В ту осень Эрик погиб в Лондоне. Он поехал к Лили и забыл лекарство от аллергии. Он умер, потому что съел орехи. Я иногда думала, каково было Лили. Я слышала, что он умер в ее квартире, у нее на глазах. Я представила, как она в панике ищет его шприцы с инъекцией, пытается спасти ему жизнь. Я всегда считала, что Лили повезло. Она думала, что Эрик Вошборн – преданный и любящий. Она так и не узнала правду о нем.

Я столкнулась с Лили несколько лет спустя. На Facebook’е ее не было, но до меня дошли слухи, что она вроде библиотекаря в колледже Винслоу, а ее отец попал в аварию, в которой погибла его вторая жена. Я сразу узнала ее. Она совсем не изменилась, такая же бледная и худощавая, волосы, как у Пеппи Длинныйчулок, та же прическа, пустое, невыразительное лицо. Я сказала, что сожалею о случившемся, а она уставилась на меня – пристально. На этом наше общение завершилось. Я пыталась вспомнить, представила ли я ей Теда; наверное, да, но не уверена. Помню только ее холодный взгляд, зеленые, почти прозрачные глаза. Неужели она знала, что мы с Эриком встречались тем летом? И если знала, возможно ли, что смерть Эрика была не случайной? Вряд ли, однако меня беспокоило, что она снова заняла мои мысли. Могут быть сотни причин, по которым Тед поехал в Винслоу в пятницу; вероятность того, что это как-то связано с Лили, невероятно мала.

Я вернулась в Бостон в четыре часа. Припарковалась на улице, примерно в трех кварталах от своего дома и зашла в бар дорогого отеля, где выпила водку со льдом и заказала лобстеров с пастой орекьетте. Я умирала с голоду. Покончив с пастой, я вернулась к машине и позвонила детективу Кимбеллу. Он ответил сразу.

– Я в Бостоне, – сообщила я.

– Замечательно, – сказал он. – Где вы? Могу заехать за вами, если хотите, и отвезти в участок.

Я сказала, что припарковалась неподалеку от своего дома и не знаю, что делать и куда идти. Я запнулась, словно сдерживая слезы.

– Я вас понимаю. Подождите, пожалуйста, я приеду за вами. Затем, если хотите, можете позвонить из участка. Возможно, вы остановитесь у друзей или в гостинице…

Детектив приехал через десять минут в белом «Меркюри Гранд Маркиз» и отвез меня в участок. В машине пахло самокрутками и мятными конфетами. На нем были джинсы и вельветовый пиджак. Галстук выглядел винтажным и был обтрепан с одной стороны.

– Спасибо, что вернулись в Бостон, – сказал он, положив одну руку на руль, а другую на колено, указательным пальцем отстукивая ритм. – Мы возлагаем большие надежды на эту зацепку. Мы располагаем подробным описанием человека, который застрелил вашего мужа.

– Откуда? – спросила я.

– Одна женщина приезжала в гости к вашим соседям, она сидела в машине и набирала сообщение на мобильном. Она видела, как мужчина вышел из дома, который ограбили, из дома 317, где живут Беннеты (вы знакомы с ними?), и направился к вашему дому. Она сказала, что наблюдала за ним, потому что он сильно нервничал. Он прошел прямо под фонарным столбом, и она хорошо разглядела его лицо. Она поработала с нашим художником, и, думаю, получилось довольно близкое сходство. – Детектив взглянул на меня. Он застенчиво улыбался, словно не знал, как себя вести. Я заметила, как его глаза изучают мое лицо.

– Зачем мне смотреть на рисунок? Думаете, я его знаю?

– Вполне вероятно. Свидетельница говорит, что подозреваемый позвонил в дверь вашего дома. Ваш муж открыл ему, и некоторое время они разговаривали. Вообще-то свидетельница говорит, что перестала наблюдать за ними, потому что они, казалось, знали друг друга. Когда она снова посмотрела, его уже там не было, и она предположила, что он вошел в дом.

– Господи! – сказала я. – Тед знал его?

– Это один из вариантов, миссис Северсон. Возможно, это был грабитель, который уговорил вашего мужа впустить его в дом. Вот почему мы просим вас взглянуть на рисунок.

– Вы уверены, что мужчина, который звонил к нам в дверь, и есть убийца?

Детектив привычным движением завернул на парковку и остановился перед участком.

– Мы думаем, что да, – ответил он, заглушив мотор. – Свидетельница сказала, что видела этого человека в шесть вечера, а это примерное время смерти, которое установил следователь. Она не слышала выстрела, но в машине работал мотор, а в вашем доме толстые стены, насколько мне известно.

Я опустила голову и сделала глубокий вдох.

– Все в порядке? – спросил детектив.

– Бывало и лучше. Извините. Дайте мне минутку… Давайте зайдем и взглянем на рисунок.

Детектив Кимбелл проводил меня в участок, провел мимо укрепленной регистратуры и дальше в коридор с потертым линолеумом и кирпичными стенами. Я проследовала за ним в просторную комнату, разделенную перегородками. Я шла медленно. Судя по тому, что я слышала, сомнений не осталось – Брэда видели. Я старалась подавить гнев и подумать о том, что сказать детективу. Если рисунок хоть отдаленно похож на него, мне придется признать это, иначе я попаду под подозрение, когда они доберутся до Брэда. Я отчаянно надеялась на то, что рисунок не похож на него, тогда я честно скажу, что не знаю этого человека.

Мы дошли до рабочего стола детектива за временными перегородками. Он предложил мне пластиковый стул, а сам уселся на вращающееся кресло с мягким сиденьем. Стол был завален бумагами, но папки и документы были аккуратно разложены по стопкам, и на верху каждой стопки был прикреплен стикер определенного цвета. Он взял папку из самой маленькой стопки и раскрыл ее.

– Вам хорошо видно? – спросил он.

Мы сидели под ярким флуоресцентным освещением на низком потолке. Я ответила, что мне видно. Он вытащил бумагу из файла и повернул так, чтобы я видела рисунок. Копия Брэда – толстая шея, черная бородка, темные глаза, поставленные слишком близко друг к другу, под густыми бровями. Самое главное – густые волосы и низкий лоб – были спрятаны под бейсболкой. Я чувствовала на себе взгляд детектива Кимбелла. Я чувствовала его нетерпение.

– Даже не знаю, – сказала я и выдвинула вперед нижнюю губу, рассматривая рисунок, чтобы выиграть время и подумать. Но сходство было слишком явным, чтобы не признаться.

– Знаете, на кого он похож? – начала я. – На нашего подрядчика в Мэне. Брэда Даггета. Но Брэд едва знал Теда, и он даже не живет в Бостоне, так что… – Я выпрямилась на стуле и посмотрела на детектива. – Не знаю, поможет ли это вам.

– Брэд Даггет? – Он записал имя. – Что вы можете рассказать о нем?

– Не много. Я работала с ним каждый день, но ничего не знаю о нем лично. Даже представить не могу, зачем Брэд приехал к Теду и зачем ему убивать Теда. Ерунда какая – то.

– Он был вашим подрядчиком? Возможно, у него с вашим мужем вышел спор из-за денег?

– Я бы знала об этом. Только я работала с Брэдом, и именно я принимала практически все решения относительно денег. Нет. Это невозможно.

– А у вас были с ним разногласия? По любым вопросам?

– По мелочам, например, однажды он купил не ту лепнину для потолка, ничего серьезного. Он самый настоящий профессионал, и платили ему щедро. У него не было абсолютно никаких причин сердиться на Теда.

– Он женат?

– Кто, Брэд? Вряд ли. Хотя он был женат, потому что у него точно есть дети, но он никогда не упоминал о своей жене.

– Он когда-нибудь вел себя неподобающим образом по отношению к вам? Он давал вам повод думать, что… считает вас привлекательной?

Детектив Кимбелл запнулся, ему стало не по себе, и я подумала, была ли его нервозность искренней или он притворялся.

– Нет. Даже если он так думал, я об этом не знала. Как я говорила, он абсолютный профессионал. – Я снова взглянула на рисунок, удивляясь, как сильно он похож на Брэда, и рассердилась, что этот глупец попался кому-то на глаза, затем добавила: – Чем больше смотрю на это, тем больше убеждаюсь, что это он, по крайней мере, в общих чертах. Это мужчина с бородкой. Не более того.

– Хорошо, – Кимбелл положил палец на рисунок и повернул его к себе. – Мы проверим его. У вас есть его номер?

Я достала мобильный и дала детективу номер Брэда.

– Я сомневаюсь, что… – начала я.

– Конечно, конечно, я понимаю. Но мы должны проверить все варианты, чтобы исключить его из подозреваемых. Мне кажется, в убийстве вашего мужа все предельно ясно. Кто-то вламывается в дома, ищет украшения и другие небольшие вещи. Возможно, у убийцы была приготовлена история, которая позволяла ему войти в дом жертвы. Как вы считаете, Тед был доверчивым? Он впустил бы в дом незнакомца, если бы тот подготовил блестящую историю?

Я задумалась; конечно, правильный ответ на этот вопрос – нет.

– Думаю, да, – сказала я. – Он жил как зачарованный, ничего плохого с ним никогда не происходило. Можно подумать, учитывая все его деньги… но он был довольно доверчивым.

Детектив Кимбелл откинулся на спинку вращающегося кресла и кивал мне головой. Я чувствовала, что наша беседа подходит к концу. Я забеспокоилась. Я знала, что как только детектив останется один, он позвонит Брэду, а я сомневалась, что Брэд выдержит этот разговор, хотя мы сто раз обсуждали, что он должен сказать. Я подумала, не попытаться ли позвонить ему и предупредить, но поняла, что телефонные звонки записываются, полиция узнает, что я звонила ему сразу после того, как опознала на рисунке.

– Знаете, – сказала я, понимая, что крайне важно не утаивать информацию от полиции, – я виделась с Брэдом Даггетом вчера утром. Я попросила приостановить стройку. Это было по дороге в Мэн.

– Вот как, – детектив нагнулся вперед.

– Ничего странного я не заметила. Он, конечно, был шокирован тем, что случилось с Тедом.

– Как я говорил, нам просто нужно исключить его из подозреваемых. Уверен, у него есть алиби. Судя по вашим словам, он вряд ли причастен к убийству. Ах да, еще кое-что, миссис Северсон, криминалисты закончили в вашем доме, так что вы можете вернуться туда. Я не знал, захотите ли вы…

– Я должна вернуться, – ответила я, – чтобы забрать вещи и решить, оставаться там или нет.

– Хорошо. – Он встал, и я тоже. – Мне нужно остаться в участке, – сказал он, – но могу попросить кого-нибудь довезти вас до машины или до дома.

– Нет, спасибо. Поеду на такси.

– В таком случае вызову вам такси. Еще раз благодарю за то, что согласились приехать и взглянуть на рисунок. Вы нам очень помогли, и мой опыт подсказывает, что когда есть сходство, арест не за горами. Кто-нибудь опознает его.

Я стояла, не решаясь уйти, я понимала – с этого момента события будут развиваться стремительно. Меня лихорадило, я отчаянно пыталась придумать что-то, наверняка через пару часов полиция будет допрашивать Брэда. Я учила его, что говорить, но этого недостаточно. Есть и другие причины для волнения. Например, тот факт, что во время последнего приезда в Кенневик Тед встречался с Брэдом в баре, где они напились. Для Теда это было настолько нетипично. Я вспомнила слова Брэда о том, что Тед знал о нас. Возможно, и знал, но откуда? А если знал, кому он мог сказать об этом? Но даже если он не знал, тот факт, что они с Брэдом пили вместе, даст еще один повод подозревать Брэда.

– Все в порядке? – спросил детектив Кимбелл, чувствуя себя неловко, и тут я поняла, что настолько ушла в свои мысли, что уже секунд пять стою перед ним. Я ссутулилась, притворилась, что едва сдерживаю рыдания, затем взглянула на него и пустила слезу. Он оглядел офис, но я шагнула к нему, и ему не оставалось ничего другого, как обнять меня. Я стала плакать, прижимаясь к нему, пряча лицо на его груди.

– Ничего, ничего, – сказал он, положив одну руку мне на плечо, а другую опустив вниз. Я отстранилась, стала извиняться, как раз когда детектив Джеймс, его напарница – высокая, темнокожая женщина, подошла и спросила, нужно ли мне что-нибудь.

– Только такси, – сказала я. – Простите меня. Мне так стыдно.

– Не переживайте. Я все понимаю.

Детектив Джеймс взяла на себя заботы о безутешной вдове и бережно, но решительно отвела меня от стола Кимбелла. Я остановилась и обернулась.

– Детектив, – сказала я, – помните, вы спрашивали вчера, есть ли у меня знакомые в Винслоу?

Он все еще стоял, с мобильным в руке.

– Да, помню.

– Я вспомнила одного человека. Лили Кинтнер. Я училась с ней в колледже Матер. Уверена, она никак не связана с тем, что Тед поехал туда в пятницу, но…

– Они знали друг друга? Вы были близки с ней?

– Нет. Мы не были близки. Вообще-то она увела у меня парня в колледже, так что я ее недолюбливаю… но Тед с ней не был знаком… то есть они виделись пару раз, насколько я помню. Я столкнулась с Лили в Бостоне несколько лет назад.

– Повторите, пожалуйста, ее имя.

Я повторила. Совершенно очевидно, что никакой связи между Тедом и Лили не было, однако я подумала, что не помешает подсунуть полиции еще одну зацепку. Возможно, удастся отложить неизбежное – арест Брэда и то, что он выдаст меня.

Я сказала детективу Джеймс, что все в порядке, и я хочу уйти.

– Может, стакан воды? – спросила она хриплым голосом, глядя на меня сверху вниз. Кажется, в ней было целых шесть футов. Видимо, она комплексовала из-за роста, потому что каждый раз, как мы с ней встречались, она была в обуви на низком каблуке. Темные брюки, рубашка с воротником и туфли на низком каблуке. И никаких украшений. Рядом с ней мне было не по себе, в отличие от детектива Кимбелла. Вряд ли она меня подозревала; просто я совершенно не понимала, о чем она думает. Она смотрела на меня так, как могла бы смотреть на парковочный аппарат.

– Вас проводить, миссис Северсон?

– Нет. Я в порядке. Зовите меня Мирандой.

Она кивнула и ушла. Спорю, макияжем она тоже не пользуется.

Детектив Кимбелл, видимо, вызвал такси, потому что, когда я вышла из участка, машина уже ждала меня. Стемнело, пошел дождь. Плохая погода следовала за мной от маминого дома.

 

Глава 22

Лили

Я покинула «Кенневик-Инн» ранним утром по вторник, планируя вернуться сразу в колледж Винслоу. Не стоит прогуливать еще один рабочий день и привлекать к себе внимание. Я выпила две чашки кофе в гостинице, но решила остановиться в Киттери в «Данкин Донатс» и взять с собой еще кофе. Я была измотана. Мы с Брэдом проговорили несколько часов подряд накануне вечером, сначала в его пикапе, затем в коттедже, где он жил. Несмотря на то, что он сделал с Тедом, мне стало жаль его. Он был на грани срыва, и как только понял, что я не выдам его полиции, то ухватился за меня, как тонущий за спасательную шлюпку. Он сказал, что устроит встречу с Мирандой вечером, часов в десять. Если она согласится, он позвонит мне домой из «Кулис». Он дождется двух звонков, затем положит трубку, и номер высветится на моем телефоне.

Я приехала в офис раньше всех. Зайдя в рабочую почту, я с удивлением обнаружила, что мой босс, Отто, ушел в понедельник утром с работы из-за сильного кашля и решил во вторник отлежаться дома. Отто Лемке был самым мнительным человеком на свете, особенно когда речь шла о болезни. Стоило сообщить ему в воскресенье, что мне нездоровится, как он поддался психосоматическому недугу. Все утро я писала краткие аннотации по материалам, хранящимся в архиве, для нашего сайта – для студентов и преподавателей. Закончив утренние дела, я прогулялась по кампусу до студенческого кафе, где обычно обедала. После вчерашнего шторма все вокруг казалось чистым и блестящим, словно машина, только что выехавшая из мойки. Безоблачное ярко-голубое небо. Свежий воздух, запах яблок. В кафе я заказала сэндвич с тунцом и карри на пшеничном хлебе и отнесла его на одну из каменных скамеек, откуда открывался вид на аллею вязов – ярко-желтых и взъерошенных ветерком, которые делили пополам четырехугольный двор колледжа. Я была довольна своей жизнью и на минуту задумалась, зачем мне ввязываться в грязные, убогие отношения между Мирандой, Тедом и Брэдом? То, что я планировала сделать завтра вечером в Кенневике, – серьезный риск. Все зависело от Брэда, который настолько ненадежен и уязвим, что вот-вот сорвется, а также от Миранды – почует ли она неладное, когда Брэд предложит ей встретиться. Меня мучили сомнения, но я точно знала, что не зря проделала весь этот путь и доведу дело до конца. Тед заслуживает отмщения, а Миранда заслуживает наказания – больше, чем когда-либо.

После обеда я собиралась навестить выпускницу Винслоу, пенсионерку лет восьмидесяти, которая хотела передать в архив кое-какие материалы своих учебных лет. Такие поездки обычно составляли самую приятную часть моей работы, а иногда – худшую. Все зависело от ясности ума и ожиданий бывших студентов и профессоров. Иногда у них хранилось всего несколько потрепанных учебников и конспектов лекций; обычно это были одинокие люди, которым хотелось поговорить хоть с кем-то, кто выслушает их бесконечные истории о студенческих годах. Но иногда у этих бывших студентов оказывались настоящие сокровища для архива. Обычно у женщин, которые никогда ничего не выбрасывали. Печатные меню зимнего приема 1935 года. Фотографии метели в марте 1960, когда снега намело на семь футов. Стихотворение Мэй Джилис, написанное от руки, в тот год, когда она преподавала в колледже. Никогда не знаешь, чего ждать от таких встреч, и обычно я назначала их, только если это было недалеко. В противном случае мы просили присылать нам материалы по электронной почте.

Я чуть не отменила ту послеобеденную встречу. Я устала и не выспалась, поэтому сомневалась, что мне хватит сил сопровождать незнакомого человека в путешествии по его личным воспоминаниям. Но я убедила себя, что нужно придерживаться расписания, как ни в чем не бывало, так что я села в машину, проехала несколько городов к западу, в сторону Гринфилда, где жила Пруденс Уокер, выпускница 1958-го. Она сгребала граблями листья, когда я подъехала, и успела наполнить несколько мешков, которые уже лежали на тротуаре в ожидании мусоровоза. У нее был уютный одноэтажный домик в окружении великанов колониального стиля и многоуровневых построек. Я припарковалась за новенькой «Камри», Пруденс Уокер прислонила грабли к клену и направилась ко мне.

– Здравствуйте. Спасибо, что приехали. Вы оказали старой леди бесценное одолжение.

На ней была выцветшая джинсовая юбка и зеленая ветровка. Седые волосы были убраны в пучок.

– Ничего страшного, – сказала я, вылезая из машины.

– Я уже все уложила в коробку вон там, на крыльце. Я бы принесла вам, но все силы потратила на то, чтобы дотащить ее с чердака вниз. Знаете, у меня привычка ничего не выбрасывать. В основном там альбомы с вырезками, еще я положила все свои конспекты лекций и расписание занятий, а еще экзаменационные билеты. Вы говорили, они вам нужны, да?

– Я все заберу. Спасибо еще раз.

Я подошла к крыльцу и подняла тяжелую коробку. Пруденс Уокер последовала за мной, прихрамывая и низко опуская правое плечо, когда ступала на правую ногу.

– Очень жаль, что вам пришлось проделать такой путь, а я даже не могу угостить вас, мне нужно успеть собрать листья, пока еще светло. Хотите стакан воды или еще что-нибудь?

– Нет, спасибо, – ответила я, укладывая коробку в багажник.

Отъезжая от дома, я заметила, как, прихрамывая, она вернулась к граблям, которые стояли у клена. Внезапно я почувствовала прилив нежности к этой женщине, так решительно сжигавшей мосты, соединявшие ее с прошлой жизнью, чтобы больше не оглядываться, но на самом деле я была благодарна ей за то, что мне не придется весь вечер рассматривать альбомы с вырезками и слушать бесконечные рассказы.

Я завезла коробку в Винслоу, ответила на несколько электронных писем, затем вернулась к себе – в коттедж с двумя спальнями, построенный в 1915 году. Оттуда открывался вид на живописный пруд; там никто не купался (все лето над ним висели тучи комаров), но в холодные зимние месяцы из него получался вполне приличный каток. Я проверила автоответчик; звонков из «Кулис» не было. Звонили от моего врача, чтобы напомнить о приеме, а еще звонила мама, но не оставила сообщение.

Было около пяти часов, и я решила вздремнуть, прежде чем готовить ужин. Я легла на диван в гостиной и только начала засыпать, как позвонили в дверь; я вскочила, пытаясь вспомнить, где нахожусь. Затем провела рукой по волосам, встала и направилась в прихожую. Через тонкую полоску витражного стекла на двери я увидела мужчину лет тридцати, слегка помятого, который стоял на крыльце и почесывал шею. Я приоткрыла дверь, не снимая цепочку.

– Что вы хотели? – спросила я.

– Вы Лили Кинтнер? – сказал мужчина, вытаскивая бумажник из кармана твидового пиджака в елочку. Прежде чем я ответила, он раскрыл бумажник и показал значок детектива Бостонской полиции.

– Я детектив Кимбелл. Если не возражаете, мне нужно задать вам пару вопросов.

Я сняла цепочку и открыла зверь. Он вытер ноги на дверном коврике и вошел.

– Замечательный дом, – сказал он, оглядываясь.

– Спасибо. Чем я могу помочь? Вы заинтриговали меня. – Я не спеша направилась в гостиную, и он последовал за мной.

– Ваше имя всплыло в ходе расследования, и у меня к вам несколько вопросов. Я вас не отвлекаю?

Я предложила ему красное кожаное кресло, и он скромно устроился на краю. Я села на диван. Я боялась услышать то, что он собирался сказать, но при этом сгорала от нетерпения.

– Что вы знаете о Теде Северсоне?

– Это тот, которого убили в Бостоне на прошлой неделе?

– Точно.

– Мне известно только то, что написано в газетах, вот и все. У нас есть общие знакомые, но я не знала его лично. Я училась вместе с его женой.

– Вы учились с Мирандой Северсон? – Детектив достал блокнот из пиджака и раскрыл его. Затем он вытащил огрызок карандаша из спиральки.

– Да, в колледже Матер. Тогда она была Мирандой Хобарт. Вообще-то Фейт Хобарт.

– У нее было другое имя?

– Фейт – ее среднее имя, кажется. В колледже все называли ее так.

– Вы поддерживали с ней связь? Как вы узнали, что она вышла замуж за Теда Северсона? – Он откинулся на спинку кресла. Для детектива полиции у него были слишком длинные волосы. Круглые карие глаза под густыми бровями, внушительный нос, а губы – словно девичьи, с пухлой нижней губой.

– Мы встретились в Бостоне несколько лет назад, случайно.

– Она была с мужем?

– Знаете, я сама об этом задумалась, когда прочитала про убийство. Она была с мужчиной, кажется, и она представила нас, но я не помню его. Даже не верится, что такое случилось в Бостоне. Детектив Кимбелл… верно?.. я собиралась приготовить кофе. Хотите? – Я встала, зная, что веду себя подозрительно, но мне нужно было время подумать.

– Да, спасибо. Если вас не затруднит.

– Или мы закончили? Мне вообще-то крайне любопытно было бы узнать, что вас привело ко мне, – сказала я уже из кухни.

– Нет-нет, давайте кофе, я с удовольствием.

Оказавшись на кухне, я сделала глубокий вдох, поставила чайник и насыпала молотый кофе в френч-пресс. Нужно подумать. Что-то произошло, иначе никто и никогда не смог бы найти связь между мной и Тедом Северсоном, и мне нужно быть крайне осторожной, чтобы не попасться на лжи, не противоречить себе. Они что-то выяснили, но я не знала, что именно. Когда вода вскипела, я налила ее в кофейник и опустила стержень с фильтром. Я поставила кофейник на поднос с двумя кружками, пакетом молока и сахарницей и принесла все это в гостиную. К моему удивлению, детектив стоял у книжных полок, внимательно рассматривая переплеты.

– Простите, – сказал он, садясь на уголок кресла. – У вас такие интересные книги. Не возражаете, если я спрошу, вы дочь Дэвида Кинтнера, да?

Я поставила поднос с кофе на стол и села на диван.

– Да. Вы его знаете? Угощайтесь.

– Знаю. Я читал его книги, а однажды слышал, как он читает. В Дерхеме, Нью-Гэмпшир.

– Правда?

– Он настоящий артист.

– Да, я слышала. Вообще-то я никогда не была на его чтениях.

– Неужели? Сложно поверить.

– Да нет. Он же мой отец, и его работа не очень-то интересует меня. По крайней мере, не интересовала, когда я была маленькой.

Я наблюдала, как детектив налил себе кофе, добавил молока, но сахар не положил. У него были красивые руки, с длинными тонкими пальцами. Я вдруг с удивлением заметила, как он похож на Эрика Вошборна. Худой, мужественный, но с почти женскими чертами лица. Пухлые, алые губы. Густые ресницы. Он отпил кофе, поставил кружку на журнальный столик и сказал:

– Знаете, вас было нелегко отыскать. Вы еще Кинтнер или официально поменяли фамилию на Хейвард?

– Нет, я еще Кинтнер, официально. Здесь меня знают как Лили Хейвард. Хейвард – девичья фамилия моей бабушки со стороны отца. Не ищите скрытого смысла. Просто здесь, в колледже, все знают моего отца и его книги, так что, когда я получила работу, то решила поменять фамилию.

– Вас можно понять.

– Так вы знаете про моего отца?

– Вы имеете в виду аварию в Англии?

– Да.

– Я слышал об этом. Мне очень жаль. Я действительно большой поклонник вашего отца. Вообще-то я прочитал все его книги. Кажется, последнюю он посвятил вам.

– Да. Жаль, что это не лучшая его книга.

Детектив улыбнулся.

– Она не так уж плоха. Думаю, рецензии были слишком строгие. – Он сделал еще глоток кофе и помолчал.

– Итак, – сказала я. – Вернемся к Теду Северсону. Я все еще не понимаю, зачем вы пришли.

– Что ж, это может быть простое совпадение, конечно, но Тед Северсон приезжал сюда, в Винслоу, в тот день, когда его убили. Нам это известно, потому что он получил штраф за парковку. Он, случайно, не к вам приезжал?

Я рассердилась на Теда – как он мог совершить такую глупость! Но гнев тут же сменился грустью. Он приехал ко мне. Он приехал в мой город. Я покачала головой.

– Как я говорила, я не знакома с ним лично, и он со мной. Мы виделись всего пару раз.

– В сентябре вы ездили в Англию, так?

– Да. Я ездила повидаться с отцом, после того как он вышел из тюрьмы. Он собирается переехать в Америку, и я помогала ему организовать переезд.

– Вы помните, каким рейсом летели обратно?

– Могу поискать, если хотите.

– Не надо. Я знаю номер рейса. Тем же рейсом летел Тед Северсон после деловой поездки в Великобританию. Вы видели его в самолете?

Я готовилась к этому вопросу. Значит, им известно, что мы с Тедом летели одним рейсом. Однако маловероятно, что они знают о нашей встрече в «Конкорд Ривер-Инн». Известно ли им, что я ездила в Кенневик вчера? Наверное, нет, но выяснить не составит труда.

– У вас есть его фотография?

– С собой нет, но можно посмотреть в Интернете…

– Точно. Я проверю еще раз, но, знаете, я разговаривала с одним человеком на том рейсе, и, кажется, это был Тед Северсон. Мы встретились в баре аэропорта «Хитроу». Помню, я тогда подумала, что он знает меня. Он так поздоровался со мной. Мы представились и поболтали немного. Но я не узнала его.

– Он не назвал свое имя?

– Назвал, но я не расслышала. Или забыла.

– Но вы назвали ему свое имя?

– Да. И сказала, что работаю в Винслоу.

– Значит, если бы он захотел, он бы отыскал ваш адрес и мог бы приехать к вам?

– Теоретически, – ответила я. – Хотя, если бы он действительно захотел связаться со мной, почему он не мог просто позвонить?

– Вы дали ему номер телефона?

– Вообще-то нет.

– Значит, возможно, он попытался найти ваш номер, но не смог, и решил приехать сюда.

– Да, наверное. Просто все это маловероятно. Мы мило пообщались, но не флиртовали, к тому же он женат, и…

Детектив улыбнулся и пожал плечами.

– Возможно, вы просто не заметили. Мы часто сталкиваемся с этим. Парень встречает девушку, и девушка ничего такого не думает, а потом вдруг он начинает преследовать ее. Или наоборот, хотя это случается редко.

– Вы думаете, он преследовал меня?

– Это мне не известно. Мы просто хотели выяснить, почему он приехал сюда в день убийства. Его смерть вызывает подозрения, так что мы проверяем все необычное, что произошло до этого. Но если он приехал сюда, надеясь встретиться с вами, то вряд ли это связано с убийством.

– Да уж, вряд ли.

– Не возражаете, если я спрошу – вы встречаетесь с кем-нибудь, мисс Кинтнер?

– Нет, не возражаю. И нет, не встречаюсь. Можете называть меня Лили.

– Просто проверяю, Лили. Никаких ревнивых возлюбленных?

– Насколько мне известно, нет.

Детектив взглянул на свой блокнот и помолчал. Я расслабилась, поняв, что мне ничего не угрожает. Я не могу отрицать, что встретила Теда в самолете. Были свидетели. Но рассказывать обо всем остальном неразумно. Если полиция выяснит, что я провела в Кенневике два дня сразу после убийства, я скажу, что это совпадение. Будет выглядеть странно, но что они со мной сделают? Я никак не связана с убийством.

– Простите, Лили, но мне нужно спросить. Где вы были в пятницу вечером?

– Здесь. Одна. Приготовила себе ужин, смотрела телевизор.

– Никто не заходил к вам, никто не звонил?

– К сожалению, нет.

– Ничего. – Он допил кофе и встал. – Можете взглянуть на фотографию Теда Северсона в Интернете, чтобы опознать его? – спросил он.

– Конечно, – сказала я и взяла ноутбук. Вместе мы нашли фотографию из статьи об убийстве Теда, и я сказала, что действительно это тот человек, с которым я разговаривала в самолете.

– Как странно, – сказала я. – Я ведь читала статью, и мне показалось, что я знаю его или, по крайней мере, точно знакома с его женой, а оказывается, я недавно встречалась с ним и даже разговаривала.

В дверях детектив Кимбелл порылся в кармане пиджака, затем сказал:

– Кстати, еще кое-что. Чуть не забыл. – Он достал ключ. – Не возражаете, я проверю, подходит ли он к вашей двери?

Я рассмеялась.

– Как таинственно! Думаете, у него был ключ от моего дома?

– Нет, не думаю, но мы нашли его среди вещей жертвы, а мне нужно проверить любую возможность. Просто чтоб исключить ваш дом.

– Пожалуйста, проверяйте. Я понимаю.

Вероятно, это ключ, который Тед украл в доме Брэда; видимо, он открывал все коттеджи. Если Брэд попадет под подозрение, полиция обязательно выяснит, что ключ принадлежит ему.

Я смотрела, как детектив вставил ключ в замочную скважину двери. Он легко вошел, и на мгновенье я с ужасом подумала, что он подходит, что у Теда действительно был ключ от моего дома. Но ключ не подошел. Детектив попытался повернуть его пару раз, затем вытащил.

– Нет, – сказал он. – Мне надо было проверить. Вы нам очень помогли. Если вспомните еще что-то… – Он протянул мне свою визитку, и я взяла ее. Взглянув на нее, я заметила, что его зовут Генри. Я стояла на пороге и смотрела, как он уезжает. Почти стемнело, небо испещряли оранжевые облака. Телефон зазвонил дважды, затем умолк. Я подошла к автоответчику, но заранее знала, что там. «Пропущенный звонок» и номер. Код города 207. Я хотела сверить его с номером «Кулис», который записала на салфетке, но была уверена, что это он. Звонок означает, что Брэд назначил встречу с Мирандой на сегодняшний вечер. Все согласно плану. Появление детектива заставило меня немного поволноваться, но, как он сказал, он просто должен был исключить меня из расследования.

Я открыла холодильник и заглянула внутрь, раздумывая, что приготовить на ужин.

 

Глава 24

Миранда

Когда мы с Брэдом планировали убийство Теда, я думала купить пару мобильных телефонов на время, чтобы их нельзя было проследить. На всякий случай. Но, к сожалению, отказалась от этой мысли, не желая оставлять никаких физических подтверждений наших замыслов. А сейчас я сожалела о своем решении. Я, как безумная, бродила по дому в Саут-Энде и буквально сходила с ума, раздумывая, не позвонить ли Брэду и предупредить, что его будут допрашивать. Я даже не знала, поможет ли это. Возможно, он еще больше запаникует, когда узнает, что полиция едет к нему. Может, сказать ему, что его опознал свидетель, и посоветовать собрать вещи и бежать из города?

Я представляла самые разные варианты событий.

Согласно звонкам с вашего мобильного, миссис Северсон, после того, как вы опознали Брэда Даггета как человека, которого видели входящим в ваш дом, вы позвонили мистеру Даггету в тот же вечер. А теперь мы не можем найти его. О чем вы говорили в течение десяти минут?

Я скажу, что звонила Брэду, чтобы предупредить, что полиция будет допрашивать его, что я опознала подозреваемого, который похож на него. Я посоветовала ему не нервничать, потому что никто не думает, что он замешан. Я и не подозревала, детектив. Откуда мне было знать?

Позвольте сообщить вам радостную весть, миссис Северсон: этим утром мы арестовали Брэда Даггета. Он недалеко ушел. Его поймали на канадской границе. Он признался в убийстве вашего мужа и сообщил нам еще кое-какие любопытные сведения. Не могли бы вы приехать в участок? Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.

Нет, бегство Брэда не решит проблему. Нужно успокоить его, заставить держать себя в руках, пока расследование не зайдет в тупик. У меня были планы на Брэда, но с ними придется подождать.

Я стояла перед высоким окном в гостиной на втором этаже. Стемнело, шел дождь – равномерный, убаюкивающий. Через дорогу светились окна соседнего особняка. Я заметила фигуры в одном из окон, которое завешивали шторой.

Я еще не включала свет в доме и чувствовала себя невидимкой, наблюдавшей за миром вокруг. Машина медленно двигалась по улице, наехала на колдобину и обрызгала дождевой водой тротуар. Неужели полиция уже следит за мной? Они подозревают меня? Сейчас понедельник. Убийство произошло в пятницу, и пока никого не арестовали. Наверняка, полиция нервничает, и я знала, что так или иначе попаду под подозрение. Я супруга богатого человека, который умер при подозрительных обстоятельствах. И все? Я задернула занавески, затем включила лампу. Бледный свет наполнил комнату. Я прищурилась и выключила свет. Я легла на диван в темноте, раздумывая, стоило ли вообще возвращаться в этот дом. Не лучше ли было остановиться в гостинице, как предлагал тот детектив с детским лицом.

Я представила себе Брэда в тот момент, когда детектив станет выяснять, где он был в пятницу вечером. Я представила, как он потеет и запинается, вызывая подозрение. Я знала, что с этого момента события буду развиваться быстро. Я переоценила Брэда. Когда мы впервые встретились, я увидела в нем только самоуверенного, нагловатого и глуповатого подрядчика. Соблазнить его было слишком легко. Дождавшись, пока мы остались в доме одни, я попросила у него сигарету и сказала, чтобы он не выдавал меня мужу.

– Слушай, – сказал он, – я ничего не скажу твоему мужу, если ты просишь.

Стоял август, на мне было короткое платье, застегнутое спереди. Я сняла его через голову, сбросила трусики и села на кухонную столешницу. Высота оказалась неудобной, и Брэду пришлось подставить ящик с кафелем и встать на него. Получилось неуклюже и неприятно, но потом, лежа рядом с Брэдом, я со слезами на глазах рассказывала ему, что занимаюсь сексом впервые за долгое время, потому что через неделю после свадьбы мой муж потерял ко мне интерес. Мы оделись, я немного поплакала, а потом мы снова разделись и занялись сексом, причем я сидела на одном из складных стульев, которые принесли рабочие для обеденного перерыва. Я была сверху, смотрела ему в лицо. Он буквально поедал меня взглядом, и его глаза сказали мне все, что я хотела знать.

– Только здесь, – сказала я ему. – И только когда мы уверены, что никто не застанет нас. Ладно?

– Ладно, – ответил он.

– Если расскажешь кому-нибудь…

– Не расскажу.

Через неделю я сказала ему, что иногда мечтаю убить мужа. Еще через две недели Брэд сказал, что сделает это ради меня, если я попрошу. Вот так просто. Я сказала, что если сделать все правильно, никто никогда не заподозрит нас, и мы сможем пожениться, купить яхту, устроить себе медовый месяц на целый год. Стоило упомянуть яхту, как глаза Брэда загорелись так, как никогда раньше, даже когда мы занимались сексом. Секс привлек его ко мне, но алчность не дала ему уйти, и я не сомневалась, что он справится. А теперь все изменилось.

Я встала с дивана, вытянула руки, подпрыгнула пару раз. Мурашки побежали по коже, голова гудела. Я налила себе водки со льдом и стала бродить по темному дому. На лестнице осталось пятно – там, где Тед истекал кровью. Полиция предупредила меня об этом, чтобы я не испугалась. Я дотронулась до пятна голой ногой – темно-коричневая лужа, почти одного цвета с деревянным полом. Завтра придет уборщик, и я обязательно попрошу стереть его. Я уселась со своим бокалом перед телевизором и стала переключать каналы, выбрала «Красотку», мой любимый фильм еще с детства. Его часто показывали, и каждый раз я смотрела с удовольствием, задолго до того, как поняла, кто такая проститутка. Теперь он казался мне глупым, но я все-таки досмотрела, произнося реплики прежде героев. Я успокоилась, и когда фильм закончился, как и моя водка, я поняла, что поеду в Мэн и поговорю с Брэдом. Его нужно подготовить к встрече с полицией.

Машина стояла на улице, а не в гараже. Я надела джинсы и темно-зеленую толстовку с капюшоном и вышла из дома. Идя к машине под дождем, я удержалась от желания оглянуться, проверить, не следят ли за мной. Я сомневалась, что кто-то следит. Машина стояла на углу улицы. Я села в нее и направилась сразу к шоссе I-95. На дорогах было пусто, и, кажется, «хвоста» не было. Я свернула на трассу, уверенная, что за мной никто не следит. Я перестроилась в средний ряд, включила музыку и постаралась расслабиться. Блестевшая от дождя дорога расстилалась передо мной. Было поздно, когда я добралась до коттеджей «Крещент», и дождь сменился изморосью. Пикапа Брэда не оказалось возле дома. Вероятно, он поехал в «Кулис», так что придется подождать. Он будет пьян, когда мне удастся наконец поговорить с ним, я надеялась только, что он сможет хоть что-то понять. Я собиралась подготовить его к допросу, убедиться, что он знает, что говорить, затем до рассвета вернуться в Бостон.

Я припарковала машину на другой стороне дороги, под отяжелевшими от дождя ветвями дуба. Долго ждать не пришлось. Машина Брэда заехала на парковку перед коттеджем примерно в одиннадцать вечера. Я приоткрыла окно, но стекла моего «Мини» все равно запотели, пока я ждала, и машина Брэда казалась одним расплывшимся пятном. Я опустила окно до конца и заметила, как другая машина, приземистая «Хонда», завернула вслед за ним. Черт, подумала я, это должно быть Поли. Я наблюдала, как сначала Брэд, затем высокая стройная женщина вышли из машин. Брэд придержал дверь, и женщина вошла в коттедж первой. На ней была гладкая светоотражающая куртка и обтягивающие джинсы. Слишком худая для Поли и слишком твердо стоит на ногах. Брэд последовал за ней. Что-то в их поведении навело меня на мысль, что они здесь не ради секса. Они вели себя, как менеджеры на деловой встрече. Я подождала минут пять, затем натянула на голову капюшон и вышла из машины. Я думала, еще идет дождь, но капало с листьев дуба.

Я перешла дорогу и подошла к коттеджу – внутри я никогда не была, но однажды стояла на пороге, много месяцев назад, когда принесла проект дома – еще до того, как мы с Брэдом стали спать вместе. Помню, я заметила, как там чисто, почти стерильно. Я подкралась к окну слева от входной двери. Жалюзи были закрыты, но я сумела кое-что разглядеть. Мне нужно было только взглянуть на женщину и понять, знаю я ее или нет. Внезапно лампа над дверью зажглась, и яркий белый свет осветил крыльцо. Я поспешно спряталась за угол, мои кроссовки заскрипели на дорожке. Я прислонилась спиной к деревянной обшивке, где сгустились темные тени, и ждала, когда свет погаснет. Он погас через минуту, тянувшуюся бесконечно долго. Внутри дома было тихо, на дороге тоже. С боку было одно окно, достаточно низкое, чтобы заглянуть туда, стоя на цыпочках. Жалюзи тоже были закрыты, но между планками оставалось место, и я смогла разглядеть кухню – белый холодильник, пустую столешницу – и гостиную, где Брэд вместе с рыжеволосой женщиной сидели на диване и разговаривали. Перед ними на журнальном столике стояли две бутылки пива. На мгновение я подумала, что это Лили Кинтнер из Матера, и меня пробрала дрожь, но женщина повернула голову, и я решила, что на Лили она не похожа. На ней была дешевая косметика: темные тени и яркая помада, и, если, конечно, Лили не изменилась, она не из тех, кто делает макияж.

Брэд и незнакомка сосредоточенно разговаривали, и я никак не могла понять, о чем же они говорят. Брэд казался сломленным, подавленным, плечи опущены, рот открыт. В основном говорила женщина, кем бы она ни была. А Брэд походил на глупого ученика, который пытался понять, что твердит ему учитель. Я ожидала увидеть совсем не это. Я ожидала увидеть, как Брэд с очередной шлюхой из «Кулис» кувыркаются на диване. Мне бы это не понравилось, конечно, но лучше это, чем то, что я увидела. О чем же они разговаривают?

Брэд кивнул несколько раз подряд, как марионетка, которую дергали за веревочку, затем порылся в кармане куртки и достал сигареты. Женщина встала, потянулась, рубашка задралась, обнажив бледную полоску живота, затем направилась на кухню. Я заставила себя остаться, продолжая всматриваться сквозь жалюзи и надеясь, что она не взглянет в мою сторону. Мне хотелось разглядеть ее. Она открыла холодильник, нагнувшись, заглянула внутрь, и я увидела ее профиль. Она действительно была очень похожа на Лили Кинтнер – та же мальчишеская фигура, бледная кожа, рыжие волосы. Но одежда другая.

Женщина достала бутылку с водой и открыла ее. Прежде чем вернуться в гостиную, она повернула голову, взглянула на безупречно чистую плиту. Я смогла лучше разглядеть ее, флуоресцентное освещение на кухне отражалось в ее глазах – призрачно зеленых, которые блеснули на мгновение передо мной. Я свалилась на землю. Это действительно Лили Кинтнер. Я помню ее глаза, и теперь я уверена. Не раздумывая, я быстро пошла к машине, обойдя стороной крыльцо, чтобы снова не включился свет. Я села в свой «Мини». Это Лили. Сомнений не осталось. Но почему? Как она познакомилась с Брэдом? И не только с Брэдом, это очевидно. Тед ездил в Винслоу, чтобы встретиться с ней. Значит, его она тоже знала. Неужели у них был роман? Она соблазнила его из запоздавшего чувства мести? Но, главное, как она нашла Брэда и что ей нужно от него?

Я сползла как можно ниже на сиденье, чтобы меня не заметили, и принялась ждать. Голова гудела. Дождь перестал, но небо все еще закрывали тучи, и я почувствовала себя защищенной под темной тенью дерева. Я наблюдала за коттеджем и думала, собирается ли Лили провести там всю ночь, но если вдруг она выйдет раньше, нужно дождаться. Я прокручивала в голове все возможные варианты, но каждый раз меня выслеживали и арестовывали. Лили точно выследит меня.

Мне показалось, что прошло часа два, но, скорее всего, не больше одного, – дверь открылась, и на пороге появилась Лили. Свет на крыльце включился, и я увидела, как она села в машину. Она выехала с парковки и повернула на юг, на Микмак-роуд. Мне захотелось проследить за ней, узнать, куда она едет, но сейчас главное – поговорить с Брэдом и выяснить, что происходит. Я заставила себя подождать минут пять, на тот случай, если Лили вдруг забыла что-то и вернется, затем выскочила из машины, перебежала дорогу и постучалась в дверь. Он приоткрыл дверь и посмотрел на меня, сбитый с толку. Я сняла капюшон.

– Это я, Брэд. Впусти меня.

– Черт, – выругался он, и открыл дверь.

Я зашла в дом и захлопнула за собой дверь. Я почувствовала запах дешевых духов.

– Какого черта Лили Кинтнер делала в твоем доме? – спросила я.

– Вот как ее зовут.

– Господи, Брэд, чего ей надо?

– Мы только что познакомились. Она была в «Кулис». Она подошла ко мне на парковке. – У него бегали глаза, словно он пытался вспомнить, что говорить. Мне так захотелось ударить его изо всех сил, но я сдержалась.

– Брэд, чего она хочет от тебя?

Он съежился, как побитая собака, и сказал:

– Она хочет убить тебя, Миранда. Просила меня все устроить. Она сказала, что только так я не попаду в тюрьму. Я собирался сказать тебе, клянусь.

 

Глава 24

Лили

В Кенневик я приехала в восемь вечера, во вторник, через двадцать четыре часа после того, как мы с Брэдом все спланировали. Без пробок дорога из Массачусетса занимает чуть больше часа. Я припарковалась возле «Адмиралс-Инн», новой гостиницы, уютно примостившейся на отвесном берегу на другой стороне пляжа Кенневик-Харбор. На парковке были свободные места, хотя и немного. Я сделала круг и припарковалась напротив короткой линии пляжа и далеких огней «Кенневик-Инн». Я не сразу вышла из машины. Ночь стояла безоблачная, черное небо усеяли желтые звезды. Неполная луна отражалась в океане. Я взяла с собой карманный фонарик, чтобы пройти по дорожке вдоль утеса к дому Теда и Миранды, но вряд ли он мне понадобится.

В тот день, приготовив себе простой омлет с сыром на обед, я позвонила боссу домой и сказала, что у меня еще болит горло, и состояние может ухудшиться.

– Не приходите завтра. Посидите дома. Поправляйтесь, – сказал он с паникой в голосе.

– Что ж, останусь завтра дома.

– Да, да, оставайтесь. Может, до конца недели?

После звонка я снова прошлась по деталям плана. Риск велик. Главное – сможет ли Брэд устроить все так, как я просила, а я так не люблю доверять другим. Никогда этого не делала раньше и в этот раз тоже не сделала бы, но действовать пришлось быстро. Детектив, который приходил вчера, – Генри Кимбелл – скорее всего, скоро доберется до Брэда и Миранды или только до Брэда, и мне нужно опередить его.

С минуту я сидела в машине. Я выбрала самую темную одежду, какую нашла у себя, – черные джинсы и черную водолазку поверх двух футболок, так как ночью будет холодно. Я надела ботинки на толстой подошве и темно-зеленую шерстяную зимнюю шапку, отрезав предварительно помпон и спрятав под нее заплетенные волосы. Я взяла с собой небольшой серый рюкзак с парой перчаток, электрошокером, фонариком, термосом с кофе, фляжкой абрикосового бренди, перочинным ножом в кожаных ножнах, многофункциональным набором инструментов «Leatherman» и целлофановыми пакетами.

Когда я вышла из машины, было прохладнее, чем я думала, с океана дул холодный ветер, и я жалела, что не взяла ветровку. Я положила фонарик в задний карман джинсов, надела рюкзак, заперла машину и спустилась вниз по берегу в сторону тропинки. Я старалась вести себя как можно естественнее, на тот случай, если за мной наблюдают, представляя себе, что я из тех, кто часто гуляет по берегу в лунную ночь. Кажется, меня никто не видел, и до тропинки я добралась незамеченной.

Времени было достаточно, и я шла медленно, фонарик пришлось включить только раз, когда тропинка шла под сплетенными деревьями. Я вспомнила, какой удивительной была эта дорога два дня назад в тот ветреный день, но сейчас она была еще живописнее – океан серебрился под высокой белой луной. Словно я попала в черно-белый фильм 30-х годов, а океан и небо – фантастические декорации к идеальному вечеру, романтическому и в то же время меланхоличному. Я продолжала идти, все мои чувства обострились, словно я крохотный зверек, который вылез из норки в этот гигантский мир. В кустах послышался шорох, и я замерла, ожидая увидеть еще одного зверька, похожего на меня, но это был просто ветер с океана. Было тихо, и я продолжила путь. Добравшись до конца тропинки, я опустилась на землю и посмотрела на грозные очертания дома. В лунном свете он казался достроенным, крыша с тремя заостренными коньками вырисовывалась на фоне неба. Участок между океаном и задней частью дома, который днем походил на перепаханную землю, преобразился в лунном свете и стал похож на покатую лужайку, какой ему и предстояло стать. Я обернулась и взглянула на небо; одинокое облако, словно обрывок лоскутного одеяла, вот-вот закроет луну. Я смотрела, как оно плывет, а когда луна скрылась и на время мир погрузился во тьму, я сделала глубокий вдох и направилась через участок прямо к дому, обойдя котлован для бассейна. Я поднялась по ступенькам патио, снова припала к земле, сняла рюкзак. Я достала из него шокер, нож, кожаные перчатки и два пакета, затем застегнула его и встала, положив нож в один из передних карманов, а шокер в другой. Я надела пакеты на ботинки, заткнув края в шерстяные носки, надела перчатки и проверила стеклянные раздвижные двери, которые, по словам Брэда, должны быть не заперты. Так и было, и я ступила в темный, как смоль, дом.

Я закрыла дверь за собой и с минуту стояла, внимательно прислушиваясь, пока глаза не привыкли к темноте. Потребовалось немало времени, пока я наконец стала различать туманные посеревшие очертания интерьера. Я увидела доделанный пол, стопки кафеля и большие нераспечатанные коробки гипсокартона. Я прошла в переднюю часть дома, шурша пакетами на ногах. Что-то коснулось моей головы, и я невольно вздрогнула – сверху свисали провода для люстры.

Я вошла на кухню, через высокие окна пробивался лунный свет, и мне стало легче передвигаться; я надеялась, что одно из окон выходит на подъездную дорожку. Но такого окна не оказалось, так что я повернула обратно, двигаясь, как в замедленной съемке, через зернистый свет. В доме было холодно, как снаружи, и пахло опилками и клеем. Я отыскала входную дверь, вдвое выше обычного человеческого роста, и выглянула в одно из боковых окон. Виднелся только большой контейнер для мусора, какие-то обрывки свисали из него, трепеща на ветру, но машин не было. Окно возвышалось от пола до потолка, так что я села, скрестив ноги, и стала ждать.

Я не говорила себе, что могу просто встать и уйти, вернуться по той же тропинке, сесть в машину и поехать домой в Винслоу. Пока что я не сделала ничего противозаконного и не позволила вовлечь себя в преступление. Я в безопасности. Но я также говорила себе, что если встану и уйду, то буду жить в мире, где Миранде Хобарт позволено избежать наказания за убийство. Тед мертв. Эрик Вошборн мертв. И оба могли бы жить, если бы не Миранда.

Я услышала пикап Брэда еще до того, как увидела его. Он выключил фары, но колеса тяжелой машины скрипели по гравию. Снаружи, под безоблачным небом, было все еще светло, и я увидела Брэда на водительском месте, а Миранду рядом с ним. Они приехали чуть раньше, чем я ожидала, и Миранда просидела в машине примерно минуту. Интересно, о чем они говорили? Когда она открыла дверь, в салоне включился свет, и я видела, как Брэд, с незажженной сигаретой во рту, поспешно выключил свет, пока Миранда выходила из машины. Она направилась к дому, покачивая бедрами, – я помню ее походку – волосы она заправила под серую твидовую шапку. Когда она приблизилась к двери, я встала и сделала шаг назад, укрывшись в тени. Сердце забилось чаще, и по коже словно прошел электрический заряд.

Я слышала, как вставили и повернули ключ. Дверь распахнулась внутрь дома, Миранда перешагнула порог и замерла. Ветер усилился. Я знала, что она привыкает к темноте, как и я, и пока меня не видит. Ее лицо казалось серым при таком освещении, глаза широко раскрыты, губы приоткрыты. Я взглянула на ее руки. На ней тоже были перчатки.

– Сюда, – сказала я.

Она обернулась, и я включила фонарик, светя на пол, чтобы она увидела, где я. Как только она нашла меня взглядом, я выключила фонарик.

– Лили? – произнесла она.

– Заходи. Скоро глаза привыкнут.

Она закрыла за собой дверь.

– Впечатляет, – сказала она, и я сразу вспомнила Фейт из колледжа. Насмешливая, пьяная, болтала со мной под тусклыми лампами на вечеринках Сен-Дана, с бокалом в одной руке и сигаретой в другой.

– Брэд сказал тебе, зачем я пришла? – спросила я.

Она сделала шаг вперед. На ней было длинное пальто, правую руку она положила в карман. Я инстинктивно дотронулась до электрошокера, который торчал из переднего кармана джинсов.

– Сказал, – ответила Миранда, остановившись примерно в ярде от меня. Я решила отойти немного, но не хотела, чтобы она услышала, как пакеты шуршат на моих ногах. – Признаться, я удивлена.

– Что же тебя удивляет?

– Да все. Удивляет, что ты здесь. Удивляет, что ты знала Теда. Но больше всего меня удивляет, что ты требуешь у меня денег. Не похоже на тебя. Это из-за твоего отца?

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Он убил кого-то, да? В Англии. Наверное, надо платить юристу.

– Нет, деньги для меня.

– Хорошо. Мне все равно, – ответила она. – Ты же знаешь, что я не могу передать тебе деньги прямо сейчас. Будут решать вопрос с наследством. На это уйдет уйма времени.

– Знаю. Я просто хотела встретиться с тобой сегодня, чтобы услышать все лично от тебя. Потом можно действовать через Брэда.

– Можно спросить? Ты спала с Тедом? Как это произошло? Где вы встретились?

– Мы летели одним рейсом. Он все знал о тебе, ты в курсе? Он знал, что ты изменяешь ему с Брэдом. Тебе не удалось обмануть его. – В призрачном свете я заметила, как Миранда пожала плечами. Она стояла достаточно близко, и я чувствовала запах сигарет и дорогого лосьона.

– Так почему же ты не пошла в полицию? – спросила Миранда. – Если считаешь меня таким ужасным человеком.

– Я пойду в полицию, Фейт, если ты не сделаешь то, что я скажу.

– Неужели это из-за Эрика? – спросила она. Где-то в доме скрипнула дверь, ветер снаружи усилился.

– Нет, – ответила я. – Это из-за тебя.

Миранда обернулась первой. Брэд появился из темноты и встал между нами, с тяжеленным гаечным ключом в правой руке. Он, видимо, зашел через патио и бесшумно прошел через дом – наверное, снял обувь. В полутьме его лицо исказилось, челюсть двигалась взад-вперед, словно что-то застряло в горле. Он посмотрел на меня. Затем поднял ключ над головой и нанес удар.

 

Глава 25

Миранда

Понадобилось два часа и три чашки кофе с виски, прежде чем Брэд выложил мне все. Он рассказал, как заметил машину шерифа возле своего дома в тот вечер. Он запаниковал, проехал мимо коттеджа и направился к домику своего отца, где тот обычно рыбачил. Он решил было заночевать там, но подумал, что это вызовет подозрения, как будто он действительно виновен. Он вернулся в Кенневик и, не заезжая домой, поехал прямо в «Кулис», где его на парковке поджидала Лили Кинтнер. Они поговорили в его машине; она сказала, что ей все известно про убийство. Она знала, что мы с Брэдом спим и что мы вместе спланировали убийство Теда. Она знала, что Брэд поехал в Бостон, сначала вломился в соседний дом, чтобы убийство было похоже на неудавшееся ограбление, затем постучался в дверь к Теду, попросил впустить и застрелил его.

– Откуда ей все это известно? – спросила я.

– Я не спрашивал, Миранда. Она знает. Она знает все. – Его голос срывался на визг, а рука дрожала, пока он пил кофе.

– Тише. Все будет хорошо. Я с тобой.

– Знаю. Я собирался позвонить тебе утром и все рассказать.

– Милый, я понимаю. Но все же хорошо, что я приехала сегодня. У нас будет больше времени, чтобы решить, что с ней делать. Чего она хочет?

Брэд запнулся.

– Я должен сказать, что она хочет денег.

– Какого черта это значит – должен сказать?

– Послушай меня! Я говорю, как есть. Я должен сказать, что она хочет денег, миллион долларов в год за молчание, и что она хочет встретиться с тобой завтра вечером в доме на Микмак. Она хочет услышать лично от тебя, что ты согласна.

– Завтра вечером?

– Да, в десять. Я отвезу тебя, и вы встретитесь в доме, один на один, без свидетелей.

– Господи!

– Миранда, ты не слышишь меня. Это то, что я должен был сказать. Но на самом деле она хочет убить тебя. Вот что она сказала мне.

– Как? – спросила я. Это первый вопрос, который возник в голове.

– У нее электрошокер, она вырубит тебя, а затем задушит. – Брэд потер нос тыльной стороной ладони.

– Не понимаю, зачем она рассказала все это тебе.

– Она ненавидит тебя. Она сказала, что знает тебя еще с колледжа, и ты ужасный человек.

– Надо же, – удивилась я.

– Тебя это совсем не беспокоит?

– Беспокоит? Да я в ужасе.

– Я действительно была в ужасе, но было и другое чувство, непонятное мне. Будто я, старшеклассница, случайно узнала, что самый симпатичный парень в классе говорил обо мне со своими друзьями. Я чем-то досадила Лили и даже не подозревала об этом.

– Как же она планирует избежать наказания? А ты? Тебя уже подозревают. В Бостоне нашли свидетеля. Кто-то видел тебя, Брэд, видел, как ты заходишь в дом. Вот почему шериф приезжал к тебе сегодня. Тебя допросят.

– Что ты несешь? – Капельки слюны слетели с его губ и попали мне прямо в лицо.

– Успокойся. Ничего страшного, – соврала я. – У тебя же есть алиби, помнишь? Вот почему я приехала сюда. Полиция собирается допросить тебя. Не знаю когда, но это случится. Не забудь, о чем мы с тобой говорили. Придерживайся плана, и все будет хорошо.

– Но теперь еще один человек знает правду.

– Дай подумать. – Я сделала два глубоких вдоха, все еще пытаясь осознать, что Лили известно все, и она хочет убить меня. – Лили сказала, откуда она знает Теда?

– Нет. Я думал, ты знаешь. Но ей известно все, что случилось.

– Как же она собирается улизнуть от полиции? Неужели она думает, что мое убийство сойдет ей с рук?

– Она сказала, что спрячет твое тело и твою машину, и все будет выглядеть так, как будто ты сбежала. Она сказала, что только так я смогу избежать тюрьмы. Я должен отвезти тебя на встречу с ней завтра вечером, а затем помочь ей дотащить твое тело до твоей машины. Она все спланировала.

– И что? Ты сказал, что будешь рад помочь?

– Миранда, у меня чуть сердце не остановилось. Ей все известно. Я сказал, что подумаю. Я должен позвонить ей из «Кулис» завтра, если удастся устроить встречу. Только два гудка, чтобы номер высветился на ее телефоне. Конечно же, я собирался рассказать тебе обо всем, но я решил подыграть ей. Что мне было делать?

– Да, ты прав. Ты правильно поступил. Я горжусь тобой. Дай подумать минутку.

Брэд стал поглаживать свои бакенбарды.

– Я знаю, что нам делать, – сказал он. – Знаю.

– Что?

– Я убью ее, Миранда. Это несложно. Она приедет тайком, чтобы увидеться с тобой. Никто не знает, что она замешана в этом деле. Она сама мне сказала. Я отвезу тебя к дому. Ты войдешь через парадную дверь, а я обойду сзади и войду со стороны патио. Пока ты будешь разговаривать с ней, я подкрадусь и ударю ее чем-нибудь. Ее можно закопать во дворе.

– Ты сделаешь это ради меня? – спросила я.

– Я убил твоего мужа ради тебя, Миранда. Я люблю тебя. Конечно, я убью эту сучку.

Вполне разумно. Это единственный выход. Если Лили действительно известно все, она должна умереть. Но я занервничала.

– А что если она ждет именно этого? – Я стала размышлять вслух. – С ее стороны рискованно встречаться со мной…

– Она не на встречу с тобой едет, она придет, чтобы убить тебя. Так она сказала мне.

– Вот именно. Почему она была так уверена, что сможет убедить тебя помочь ей? Вы ведь только что познакомились. Правда?

– Слушай. Она была убедительна. Она сказала, что это единственный выход – что ты бросишь меня, и, когда полиция допросит меня, мое слово будет против твоего, и нет никаких доказательств, что ты спланировала убийство своего мужа. Ты сказала бы, что я спятил, что я преследую тебя. И никто, кроме меня, не сможет опровергнуть твоих слов.

Действительно, я планировала поступить именно так, если Брэда арестуют за убийство моего мужа. Я бы призналась, что мы переспали один раз, в минуту слабости, но никогда не обсуждали убийство Теда. Помню, я сказала Брэду, что собираюсь улететь во Флориду на выходные. Наверное, он подумал… он подумал, что я хотела… О Боже. Меня могут подозревать, но доказать мою вину невозможно.

– И ты поверил в этот бред? – сказала я Брэду, изобразив на лице отвращение.

– Нет. Я верю тебе, но я сказал, что помогу ей. Я притворился, что верю ей. У нас проблемы, Миранда. Ей все известно.

– Хорошо, хорошо. Я встречусь с ней в доме, а ты убьешь ее. Все получится. Это необходимо сделать.

Мы поговорили еще немного, но Брэд напился и перестал понимать меня, к тому же ему нужно было выспаться. Приходится расплачиваться за то, что я связалась с трусливым, бесхарактерным алкоголиком. Прежде чем уехать, примерно за час до рассвета, я сказала, что ему нужно исчезнуть завтра. Уехать к побережью и не отвечать на звонки.

– Ты еще не готов к допросу, – сказала я.

– Знаю, – ответил он.

– У нас все получится. Даже если мы попадем под подозрение, никто нас не поймает. Мы знали об этом с самого начала.

– Знаю.

– Если хочешь, милый, можешь уехать завтра вечером, после встречи. Поезжай в деревню. На острова, например, а я приеду, когда все закончится.

– Они поймут, что это я.

– Да, но они не смогут найти тебя. Я дам тебе деньги, и мы встретимся позже. Ты будешь свободен.

– А мои дети? – сказал он, и его голос дрогнул. Он поднял свою большую голову, и я увидела слезы на его глазах. Мы никогда не говорили о его детях. Ни разу.

– Тише, – сказала я. – Не будем об этом. Тебе нужно где-то выспаться, а мы поговорим завтра вечером. Запомни: держись подальше от своего дома и не отвечай на звонки. Поезжай куда-нибудь на машине и выспись там, ладно? На тот случай, если полиция нагрянет рано утром. Встретимся в Портсмуте у того ресторана, куда мы ходили с тобой и с Тедом. Хорошо? В девять вечера.

Я вернулась в Бостон, когда холодные призрачные лучи рассвета коснулись края городских крыш. Я зашла в дом, подобрав с крыльца газеты, и приготовила кофе. Пока он заваривался, я приняла душ и переоделась. Я собиралась вздремнуть чуть позже, а пока даже думать не могла о том, чтобы спать. Меня лихорадило. Полиция не поверила в ограбление и скоро выследит Брэда. А теперь еще это безумие с Лили. В голове не укладывается. Лили Кинтнер всегда была странной. Такой подозрительной, наблюдательной. Я это помню. Мы познакомились, когда ей было лет восемнадцать, но казалась она намного старше. Сдержанная, хладнокровная, уверенная в себе и совершенно не похожая на других первокурсниц.

Неужели ей известно, что я увела у нее Эрика в то лето, перед тем как он погиб? Вообще-то я не уводила его, мы просто делили его – без согласия Лили, конечно. Может, она узнала и с тех пор выслеживает меня? Если бы Эрик был здесь, подумала я… и вдруг я ухватилась за мелькнувшую мысль. Возможно ли, что она убила Эрика в Лондоне? Он погиб в результате аллергического приступа, но, может, она сама дала ему орехи, зная, что он не сможет принять лекарство. Безумие какое-то, но это вполне возможно. Я старалась вспомнить, какие слухи тогда ходили. Все мои друзья в Нью-Йорке говорили только об этом. Он напился, купил курицу в индийском ресторане, там оказались орехи, и он умер. Что-то в этом роде. Одно я точно помню – Лили была рядом с ним, видимо, он умер у нее на глазах. Неужели она спрятала лекарство? Сейчас это казалось вполне вероятным.

День тянулся медленно. Я несколько раз меняла решение о том, как поступить. Я хотела, чтобы Лили умерла, но меня беспокоило, что я должна присутствовать на месте преступления. Я была крайне осторожна, чтобы меня никогда не смогли обвинить в убийстве Теда, потому что нет ни одной улики, связывающей меня с этим преступлением. Думая о предстоящем вечере, я словно предчувствовала, что попаду в ловушку. Так и есть – Брэд мне во всем признался – но, даже зная о замыслах Лили, мне было тревожно, и впервые в жизни я чувствовала себя неуверенно. Но я ни капли не сомневалась в том, что если Лили действительно все знает, ее нужно устранить. Только когда она исчезнет, я смогу спокойно жить. И тогда я разберусь с Брэдом.

Мобильный заряжался на тумбочке возле кровати. Я легла и стала просматривать пропущенные звонки и голосовую почту. Одно из сообщений было от детектива Кимбелла: эксперт-криминалист закончил осмотр тела, и похоронная служба может забрать его в любое время. Еще он спрашивал, как связаться с Брэдом Даггетом. Я обрадовалась; значит, Брэд сделал то, что я ему сказала, и исчез из города. Я подумала было позвонить в похоронное бюро, но вместо этого отправила сообщение друзьям, написав, что я в порядке, просто хочу побыть одна. Я позвонила маме, и мы обменялись парой слов. Я сказала ей, что устала от всех этих формальностей, связанных со смертью мужа.

– Кому ты рассказываешь, милая, – сказала она. – Развод ничем не лучше. Все эти бумаги.

Я попыталась заснуть, задремала на секунду, но мысли о Лили не давали мне покоя. Я попыталась вспомнить ее лицо, но вспомнила только худую плоскую фигуру, блестящие рыжие волосы и нервирующую безмятежность. Я так и не смогла вспомнить черты ее лица. Какой у нее нос? Рот? Стоило мне представить это, как воспоминание ускользало, словно бабочка, которую никак не удается поймать. Я вдруг поняла, что грызу ноготь на большом пальце, и заставила себя прекратить, пока не пошла кровь. На мне были тонкие леггинсы, и я провела пальцем по промежности, представляя безликого мужчину – богатого итальянца, женатого соседа, который пришел на мою виллу на берегу озера, чтобы потрахаться со мной. Я ускорилась и стянула леггинсы на бедрах, но прежде чем кончить я стала думать о Теде – как в первую ночь в этом доме он усыпал эту кровать лепестками роз и приготовил для меня дорогое неглиже, и как меня это возбуждало.

* * *

Я припарковалась на аллее, за рестораном в Портсмуте, где мы с Брэдом договорились встретиться. Похолодало, я надела длинное пальто и бейсболку, заправив под нее волосы. Один из уличных фонарей перед рестораном был разбит, и я встала под ним, поджидая машину Брэда. Ночь была ясная, и я чувствовала себя такой уязвимой. Брэд появился в условленное время – минута в минуту, и я уселась рядом с ним, надеясь, что он относительно трезвый.

– Ты не передумал? – спросила я, когда он отъехал от тротуара.

– Ни за что, – ответил он, и по чересчур громкому голосу я поняла, что он уже набрался, но еще соображает.

– Давай повторим план.

– На Микмак-роуд я выключу фары и подъеду к дому. Ты откроешь ключом парадную дверь и войдешь. Я обойду дом сзади и войду через патио. Затем я подкрадусь к вам и ударю ее по голове гаечным ключом.

– Почему бы не пристрелить ее?

– У меня уже нет пистолета. Ты же знаешь.

– Точно. Я забыла. А потом?

– Я оставил в доме пищевую пленку. Ты поможешь мне обернуть ее. Мы положим ее ко мне в багажник, затем я отвезу тебя обратно к твоей машине. А потом я избавлюсь от тела.

– Повтори еще раз, зачем мне нужно быть там.

Брэд медленно повернул ко мне голову. Мы ехали на север по шоссе 1, и фары встречной машины осветили его лицо. На мгновение в его глазах мелькнула ненависть, и я невольно вздрогнула.

– Потому что она хочет увидеться с тобой. Если я появлюсь один, кто знает, что произойдет. И потому что ты должна участвовать в этом. Первый раз я все сделал сам, а теперь мне нужна ты. Я не стану снова все делать один.

– Хорошо, хорошо.

– Я знала: на самом деле он хочет, чтобы я увидела, как человек умирает. Я не забыла его потусторонний, словно завороженный, взгляд, когда мы впервые встретились после убийства Теда. Может, он думал, что я не справлюсь, но я подготовилась. Меня беспокоило, все ли пройдет так, как мы планировали, но я не предполагала увидеть, как он размозжит голову Лили Кинтнер.

Мы приехали рано, так что Брэд колесил по пустынным улицам Кенневика. Когда мы поравнялись с пляжем, я взглянула на океан, на его волны, блестевшие серебром под лунным светом. Мне действительно нравился Кенневик, я бы не стала жить здесь постоянно, но приезжала бы сюда, когда захочется сбежать из города. Но после того как оформят наследство, и все деньги Теда перейдут ко мне, я продам дом на утесе. Есть места получше. Я представила себе острова в Средиземном море. Пальмы и прибрежные бары, которые ничем не напоминали «Кулис». Я слишком долго растрачиваю свою жизнь в Новой Англии.

Было почти десять, когда Брэд выключил фары и свернул с Микмак на дорожку, покрытую гравием, и подъехал к дому. Он ехал медленно, машина покачивалась, дорога была изрыта колеями после недавних дождей. Дом выступил из темноты, одновременно массивный – его темные контуры затмевали пейзаж – и при этом крошечный и хрупкий на фоне бескрайнего океана. Брэд припарковался за мусорным контейнером и заглушил мотор. Монотонный ветер, словно тиски, сдавливал машину с двух сторон.

– Наверняка она уже внутри, – сказал Брэд. – Наблюдает за нами.

– Не тяни, ладно? – сказала я. – Как только я войду в дом, действуй. Мне совсем не хочется отбиваться от психопатки.

– Я быстро. Хочу покончить со всем этим.

– Хорошо, – сказала я. Даже в полутьме я видела, что Брэд дрожит. Я провела рукой по его щетинистой щеке, и он отшатнулся, словно его ужалила змея.

– Господи! – сказала я. – Какой ты нервный.

– Ты меня напугала. Здесь ни черта не видно. Тебе пора.

Я открыла дверцу машины, и Брэд прикрыл рукой свет.

– Увидимся внутри, – сказала я и захлопнула дверцу.

Мотор постукивал, остывая. Я достала ключи из кармана и направилась к каменным ступеням. Луна скрылась за домом, и когда я подошла к крыльцу, дом казался темной стеной, за которой ничего нет. Я сделала глубокий вдох, удивляясь, каким холодным стал воздух. Я провозилась с ключами, пока нашла нужный, открыла дверь и вошла. На мгновение у меня мелькнуло безумное чувство, что я просто прошла через фасад дома и все еще нахожусь снаружи. Я подняла голову в поисках звезд, но не нашла их.

– Сюда, – донесся голос, и на долю секунды Лили появилась в проблеске света, затем снова исчезла. – Входи, – сказала она. – Твои глаза скоро привыкнут.

Я захлопнула за собой дверь. Высокие потолки прихожей стали вырисовываться в сером полумраке.

Мне захотелось услышать свой голос.

– Впечатляет, – произнесла я, и слова эхом пронеслись по дому.

– Брэд сказал тебе, зачем я пришла? – спросила Лили.

Я пошла на голос, инстинктивно спрятав одну руку в карман. Я принесла перцовый баллончик, который иногда брала с собой в городе. Я сказала Лили, что меня удивило, что ей нужны деньги. Я предположила, что она хочет помочь отцу, надеясь, что это больная тема, и мне удастся разозлить ее.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, и ее голос показался спокойным, почти будничным.

– Он убил кого-то, да? В Англии. Наверное, надо платить юристу?

– Нет, – ответила она, – деньги для меня.

Я сказала, что не могу достать деньги сразу, а она ответила, что просто хотела встретиться со мной лицом к лицу и услышать, что я согласна на ее требования. Мои глаза привыкли к темноте, но Лили все еще казалась бесформенным пятном. Она не шевельнулась, с тех пор как я вошла, словно приросла к одному месту. Если бы она сделала шаг вперед, я бы убежала. Я знала каждый закоулок этого дома и собиралась использовать это преимущество.

– Ты спала с Тедом? – спросила я. Брэд появится с минуты на минуту, и я действительно хотела узнать. – Как вы вообще познакомились?

– Мы летели одним рейсом. Он все знал о тебе, ты в курсе? Он знал, что ты изменяешь ему с Брэдом. Тебе не удалось обмануть его.

– Так почему же ты не пошла в полицию? – спросила я. – Если считаешь меня таким ужасным человеком.

– Я пойду в полицию, Фейт, если ты не сделаешь то, что я скажу.

Было так странно вновь услышать свое прежнее имя, мне вспомнился колледж, прокуренные комнаты и пьяные вечеринки. Вдруг я вспомнила лицо Лили, ее холодные зеленые глаза.

– Неужели это из-за Эрика? – спросила я и заметила темную фигуру, приближавшуюся к нам. Брэд пришел убить Лили. Мне захотелось, чтобы он подождал еще минутку. Я хотела узнать, убила ли она Эрика в Лондоне много лет назад. Мне нужно было знать.

– Нет, – ответила Лили, словно забавляясь нашим разговором. – Это из-за тебя.

И тут, словно призрак, из тьмы появился Брэд, поднимая над головой тяжелый гаечный ключ. Я следила за ним, словно завороженная, и вдруг поняла, что они оба, Брэд и Лили, обернулись ко мне. Брэд нанес удар, острая боль хлестнула меня по голове. Колени подкосились, и я внезапно рухнула на холодный, усыпанный опилками пол, схватившись за голову. Брэд навис надо мной. Он схватил мою руку и убрал с головы. Бейсболка свалилась. Сейчас я умру, подумала я, и услышала, как Брэд снова занес гаечный ключ.

 

Глава 26

Лили

Брэд со всего размаха опустил ключ на голову Миранды. Она рухнула сначала на колени, затем на пол, ее бейсболка слетела. Она подняла руку, дотронувшись до раны. Уже второй раз мне показалось, что у Брэда не хватит сил довести дело до конца, но он нагнулся и нанес еще несколько ударов. Гаечный ключ глухо ударялся по черепу. После последнего взмаха я услышала хруст, словно кто-то ударил кулаком по стене. Я аккуратно взяла Брэда за руку и отвела в сторону, убедившись, что она мертва, – даже в полутьме было видно, что одна сторона черепа проломлена и темная кровь растеклась по полу.

– Оставь здесь гаечный ключ. Давай выйдем на воздух, – сказала я.

Брэд аккуратно положил гаечный ключ возле неподвижного тела. Я взяла его за руку и повела через главный вход наружу. На улице оказалось так же холодно, как внутри, но воздух был свежий, с соленым ароматом океана. Я закрыла за нами дверь.

– Все кончено, – сказала я Брэду.

– Думаешь, она мертва? – спросил он.

– Да, она мертва. Все кончено. Ты справился. Она что-нибудь подозревала?

– Нет, я сказал ей все, как ты велела. Хотя она тебя видела.

– Как это? – спросила я.

– Вчера. После того как ты уехала, она постучала в дверь. Она приехала, чтобы поговорить со мной, и заметила тебя. Она узнала тебя. – Брэд достал из кармана куртки пачку «Marlboro» и безуспешно пытался вытащить сигарету.

– Посидим в машине минутку, покурим, – сказала я. – Потом разберемся с телом.

Мы сели в пикап. Я сняла рюкзак и держала его на коленях.

– Замерзла? – спросил Брэд. – Могу включить печку.

– Нет, я в порядке. Хочется выпить. – Я открыла рюкзак и достала фляжку с абрикосовым бренди. – Не возражаешь? Меня трясет немного.

– Не удивительно, – сказал Брэд и расхохотался нервно, неестественно.

Я приложила фляжку к губам, но не выпила ни капли.

– Хочешь? – сказала я. – Это абрикосовое бренди. Вкусно.

Он взял у меня фляжку, сделал большой глоток и вернул.

– Давай еще, – сказала я. – Я уже достаточно выпила сегодня.

– Если уж сегодня нельзя выпить, то даже не знаю… – сказал он и снова приложился к фляжке. Я услышала, как он сделал два глотка. Этого достаточно. Я надеялась, что абрикосовый вкус скроет то, что я добавила в бренди, так и получилось. Я не знала, через сколько времени это подействует, но мне хотелось узнать подробнее о вчерашнем разговоре с Мирандой.

– Расскажи, что случилось вчера, – попросила я. – А потом вернемся в дом.

Брэд достал зажигалку и закурил, выпустив голубую струйку дыма в лобовое стекло.

– Она напугала меня до смерти. Ты как раз ушла, и минут через пять появилась она. Я сначала подумал, это ты вернулась.

– Зачем она приехала?

– Она приехала, потому что не хотела звонить мне по телефону. Она сказала, что у полиции есть свидетель, и меня допросят, и мне нужно держать себя в руках. Мы недолго разговаривали, потому что ты ее серьезно напугала.

– И ты сказал ей все, как мы договаривались?

– Точно. Слово в слово. Я сказал, что ты пыталась убедить меня убить ее, а я ответил, что подумаю, но на самом деле планировал вместе с Мирандой убрать тебя. Я сказал, что готов убить тебя ради нее. Она купилась.

Прошлой ночью, подходя к Брэду на парковке «Кулис», я планировала уговорить его привести Миранду в дом на Микмак-роуд. Это было первым шагом. Оставшись наедине с Мирандой, я собиралась убить ее с помощью электрошокера, а затем либо удушить пакетом, либо воспользоваться ножом. Но когда мы с Брэдом разговаривали возле «Кулис», я поняла, что он на грани срыва. В призрачном свете салона он казался таким напуганным и бледным, как привидение. Он напоминал мне зверя, угодившего лапой в капкан, голодного и отчаявшегося. Я сразу изменила план, сказав ему, что знаю Миранду еще с колледжа, знаю, что она сделала и как она подставила его.

– Она выдаст тебя полиции, Брэд. Ты же знаешь, да? – сказала я.

– Ничего я не знаю, – ответил он.

– Брэд, я не спрашиваю, я говорю тебе. Миранда плохой человек. Нет абсолютно никаких улик, указывающих на ее причастность к убийству Теда. Только твое слово. Она скажет, что ты сам надумал это сделать. А ты не сможешь доказать обратное. Остаток жизни ты проведешь в тюрьме, а Миранда выйдет сухой из воды. Тебя использовали.

– Господи! – простонал он и потер глаза своей большой рукой.

Было нетрудно переманить его на свою сторону. Миранде все же не удалось одурачить его. Напротив. Я предложила обсудить дальнейшие действия у него дома. Я поехала за ним на своей машине до съемного коттеджа, где он жил. Тед описал мне его – унылое, пустое, почти стерильное место, и он был прав. Мебель была добротной, но скучной. Журналы аккуратно разложены на столике, и весь дом пах чистящими средствами. Я даже подумала, что теперь там стало чище, чем тогда, когда к нему приходил Тед, – наверняка Брэд, в расстроенных чувствах, маниакально вычищал свое жилище. Мы сели на диван. Я отказалась от пива, а Брэд взял себе «Хейнекен» из небольшой кухни в нише, примыкавшей к гостиной. Первым глотком он опустошил полбутылки.

– Ты влюблен в нее? – спросила я.

– Мне так казалось, – ответил он. – То есть я не знаю. Ты же видела ее. Она будет чертовски богата.

– Да, она будет богата, но с тобой она не поделится. Поверь мне. Так она действует. Заставляет мужчин делать то, что ей хочется, а потом устраняет их. Она уговорила тебя убить ее мужа – как раз в тот день, когда она была за тысячи миль оттуда.

Он кивнул мне, лицо его будто окаменело.

– Это самое ужасное, – продолжала я. – Она превратила тебя в убийцу, и ты ничего не сможешь исправить. Но ты не виноват, Брэд. Миранда виновата. Она манипулировала тобой. У тебя не было выбора.

По его щетинистому лицу тонкими струйками потекли слезы. Я сказала ему то, что он хотел услышать: что он не виновен в смерти Теда Северсона, что во всем виновата Миранда. Я отпустила ему грехи. Когда он перестал плакать, я попросила принести мне пиво. Я не собиралась пить, но мне хотелось поручить ему какое-то дело и дать почувствовать, что теперь я на его стороне. Он вернулся с двумя бутылками, снял крышки открывалкой, привязанной к брелку.

– Что же мне делать? – спросил он. – Пойти в полицию и признаться? Рассказать обо всем?

– Это не поможет. Ведь Теда убил ты. Она была далеко, когда это случилось, и скажет, что не имеет к этому никакого отношения.

– Так что же мне делать? – Он выпил пиво, капли стекли по его подбородку.

Он смотрел на меня так покорно и смиренно, что если бы я приказала ему сломать пальцы на руке, он бы сделал это. Так что я решила рискнуть и сказала:

– Помоги мне избавиться от Миранды. Она заслужила это, и только так ты избежишь тюрьмы. Ты справишься?

– Как это – избавиться от нее?

– Я собираюсь убить ее, Брэд.

– Ясно.

Я рассказала ему свой план. Нужно сказать Миранде, что я хочу встретиться с ней, что мне известно про убийство, и что я хочу получить деньги. Мы встретимся в недостроенном доме Северсонов завтра вечером, как только стемнеет.

– Она заподозрит неладное, – сказал Брэд.

– Да, – согласилась я, – ты прав. Поэтому, вместо того чтобы говорить, что я собираюсь шантажировать ее, скажи ей, что это ловушка, что это я велела тебе так сказать, а на самом деле я планирую убить ее, что я ждала подходящего случая еще с колледжа. Она придет. Я знаю, что придет. И я избавлюсь от нее, а ты поможешь мне закопать тело. Если ее найдут, я обеспечу тебе железное алиби. Я скажу, что мы с тобой познакомились здесь, в Кенневике, что у нас роман, и ты переехал ко мне в Массачусетс. Все будет хорошо, обещаю.

– А деньги?

– Тебе никогда не видать тех денег, Брэд. Никогда. Тебе светит тюрьма, а я предлагаю решение проблемы. Если Миранда исчезнет, ты будешь в безопасности.

Он быстро кивнул, как будто его только что отчитали.

– Как ты убьешь ее?

– Придумаю что-нибудь, – ответила я.

– Я мог бы сделать это, – сказал Брэд, и что-то новое блеснуло в его глазах. Уже не страх, а ненависть и еще капелька безумия. Мне показалось, что после убийства Теда он вообще не спал.

– Как это? – спросила я.

– Я отправлю ее в дом, а сам зайду через задний вход, через патио, и подкрадусь к ней. У меня там есть тяжеленный гаечный ключ. Я мог бы ударить ее по голове. А тебе не придется ничего делать. Лучше тебе не знать, каково это.

Блестяще. Это решает главную проблему: если бы мне пришлось убить Миранду, какая-нибудь судебная экспертиза наверняка показала бы, что удар нанесла женщина ростом пять футов восемь дюймов, а не мужчина ростом шесть футов два дюйма.

– Тебе не придется подкрадываться, – сказала я.

– То есть?

– Скажи ей, что ты собираешься убить меня, потому что мне все известно. Скажи Миранде, что ты подкрадешься ко мне сзади и ударишь меня ключом. Тогда, даже если она услышит, как ты вошел в дом, то ничего не заподозрит. Она даже не узнает, что ей конец.

– Хорошо, – кивнул он.

– Ты уверен?

Он ответил, что уверен, и я поверила ему. Мы обсудили каждую деталь плана. Мне пришлось несколько раз убеждать его, что все получится. Уходя, я не сомневалась, что он сделает все, как мы договорились.

И он сделал.

Когда я стояла во мраке рядом с Мирандой, мне показалось, что я сглупила, и он убьет меня вместо нее. Но в последний момент, когда Брэд занес тяжелый ключ, я все поняла. Я поняла, что победила, и Миранда, как другие до нее, умрет, а я буду жить.

Брэд курил с закрытыми окнами, и вскоре машина наполнилась едким дымом.

– Значит, она хотела убить меня? – мне нужно было это знать.

– Да. Как ты и говорила. Хотя она удивилась… сказала, что в колледже вы почти не общались. – Он вытер губы пальцами. – Откуда ты узнала обо всем? Про Теда? Я так и не спросил вчера.

– Я познакомилась с Тедом Северсоном на обратном рейсе из Лондона. Он рассказал мне, что его жена изменяет ему с подрядчиком. Он наблюдал за вами через бинокль с тропинки вдоль утеса. Потом мы встречались еще несколько раз. Он решил убить Миранду. И тебя тоже. Я сказала, что помогу.

Брэд затянулся еще раз, сигарета закончилась. Он приоткрыл окно и выбросил окурок. Я услышала, как он зашипел, угодив в лужу.

– Издеваешься? – сказал Брэд, обернувшись ко мне. Хлоралгидрат начинал действовать. Речь стала неразборчивой, глаза закрывались.

– Нет, к сожалению. Тед собирался убить Миранду, а она собиралась убить его, и ей удалось сделать это первой. То есть тебе удалось. Теперь все кончено.

– Точно, – сказал он, – точно.

Его слова смазались, и я еле поняла, что он сказал. Голова свесилась на бок, как у боксера, который пытается удержаться на ногах, не осознавая, что его уже нокаутировали. Он наклонился ко мне, и я отодвинулась к двери, пакеты на моих ногах зашуршали по полу.

– Зачем… зачем ты надела пакеты на ноги? – Он еле ворочал языком, и я бы никогда не поняла, что он сказал, если бы не увидела, куда он смотрит. Он наклонился вперед, качнувшись, так что правым плечом больно ударил меня по ноге. Обеими руками я схватила его за джинсовую куртку и посадила прямо. Его голова откинулась назад, рот приоткрылся. Я распахнула дверь и выбралась из машины, быстро захлопнув ее за собой, чтобы свет не горел слишком долго. Я подняла голову. Ночное небо было усыпано звездами, они горели теперь ярче, чем тогда, когда я приехала в Кенневик. Невидимый океан мирно колыхался. Я досчитала до десяти, затем принялась за работу.

Я достала пакеты и нож, но прежде чем воспользоваться ими, заглянула в кузов, где лежал ящик с инструментами, крепко пристегнутый тросом. Рифленая металлическая крышка была не заперта, и я, включив фонарик, заглянула внутрь. Как я и ожидала, там оказались все необходимые инструменты – молотки, пилы, паяльник, коробка с дрелью, а еще кусок проволоки с загнутым концом, которым пользовались как отмычкой на тот случай, если ключи останутся внутри. Я взяла ее и выпрямила. То, что нужно; мне не хотелось пачкать машину кровью.

Я села обратно на пассажирское сиденье и закрыла за собой дверь. Я опустила окно со своей стороны; запах последней сигареты Брэда еще не выветрился из салона, к тому же пахло алкоголем. И потом. Брэд захрапел – свистя носом на каждом выдохе. Я схватила его за плечо и стала трясти изо всех сил, но он не проснулся. Возможно, смесь алкоголя – сколько же он сегодня выпил? – и хлоралгидрата убьет его, но рисковать нельзя.

Я встала на колени. Отодвинула голову Брэда подальше от себя, так что он прислонился лицом к боковому зеркалу. Между толстой шеей и подголовником оставалось небольшое расстояние. Я плотно обмотала проволоку вокруг его шеи и соединила концы. Затем достала из рюкзака нож «Leatherman» и его кусачками откусила лишнюю проволоку, оставив лишь дюйм на кончиках.

Затем схватила концы проволоки плоскогубцами и стала скручивать, затягивая проволоку изо всех сил, пока не убедилась, что Брэд мертв.

 

Глава 27

Кимбелл

Мне не спалось.

Как обычно, особенно когда я работаю над делом. Часы на тумбочке показывали три утра. Кот Пайвекет дремал на разбросанной по полу одежде. Кажется, он продрог, свернулся калачиком, как мохнатая гусеница, которая притворяется мертвой. Наверное, удивляется, почему металлические полоски на полу его квартиры не урчат и не нагреваются. Конец октября выдался холодным, но я обычно жду хотя бы до ноября, прежде чем включить обогрев.

Я собрался вылезти из постели и посмотреть какой-нибудь фильм по телевизору, но тогда мне точно не заснуть. А завтра нужно на работу. Теда Северсона застрелили в пятницу вечером, а сегодня уже среда. Почти неделя прошла. Наш главный подозреваемый – некто Брэд Даггет – пустился в бега, и никто не может его найти. Весь день я провел в Мэне с самой услужливой полицией в мире – полицией Кенневика, мы следили за домом Даггета, проверяли все зацепки. Я уверен – он тот, кто нам нужен. Когда Миранда Северсон опознала его по рисунку, я проверил его по базе данных и нашел кое-что. Два ареста. Пять лет назад по подозрению в домашнем насилии и два года назад за вождение в нетрезвом виде. Я позвонил ему по номеру, который дала Миранда, но он не ответил. Тогда я связался с местной полицией и попросил заехать к нему и проверить, дома он или нет, задать несколько вопросов, выяснить, что ему известно о смерти Теда Северсона. Они сделали так, как я просил, но Брэда не оказалось дома. Я сказал им, что можно отложить это до завтра, утром я поговорю с главным свидетелем, и, возможно, мы узнаем что-то новое. Я напечатал фотографию Даггета и на следующее утро отвез ее Рейчел Прайс в Сомервиль. Взглянув на фото, она даже подпрыгнула:

– Да, да, это он. Точно он.

– То есть именно этот человек вошел в дом Северсонов в пятницу, в 18:00?

– Да, он. Я уверена.

Это было утром во вторник. Я позвонил шерифу, потом сам поехал в Мэн. Но Даггета мы так и не нашли. Ни на стройках, ни у него дома – в одном из съемных коттеджей на Кенневик-Бич. Снаружи белые стены, внутри зеленые обои. Это напомнило мне, как в детстве я проводил каникулы в Веллс-Бич, чуть дальше на север. Когда мы выяснили, что его нет дома и вряд ли он вернется в ближайшее время, я попробовал открыть дверь ключом, который нашел в комоде Теда Северсона. Ключ подошел. Откуда у Теда оказался ключ от дома своего подрядчика? Неужели у них был роман? Я заглянул в крошечный, идеально убранный коттедж, но не вошел внутрь. После обеда местный судья выдал ордер, и мы обыскали коттедж, но ничего не нашли.

Весь день я ругал себя за медлительность; надо было действовать быстрее, после того как Миранда назвала мне имя Брэда Даггета. Надо было сразу ехать с его снимком к Рейчел Прайс, но Миранда сомневалась, так что большой надежды у меня не было. Теперь-то я уверен, что Миранда опознала Брэда только потому, что у нее не осталось выбора – ей надо было прикрыть себя. Видимо, именно она предупредила Брэда, посоветовав ему не возвращаться домой и отключить телефон. Старо как мир. Жена уговорила любовника убить мужа. Единственная неожиданность – ключ, спрятанный в комоде Теда, ключ от коттеджа в Мэне. Может, это ключ Миранды, и она сама положила его в комод мужа? Вполне вероятно.

К вечеру мы объявили в розыск Брэда и его машину. Допросили его бывшую жену, нескольких рабочих из его команды и коллег. Никто не видел его со вчерашнего дня, когда он покупал себе на обед сандвич с мясом в пиццерии в Йорке, где часто бывал. А потом он исчез.

Поздно вечером я покинул Мэн и поехал по шоссе I-95 обратно в Бостон. Вскоре мне позвонил Билли Джонсон, полицейский, которого я попросил проверить Лили Кинтнер – знакомую Миранды Северсон из Винсоу. Он многое разузнал. Лили Кинтнер работала в библиотеке колледжа Винслоу под именем Лили Хейвард. Но дом на Поплар-роуд был записан на ее настоящее имя. А главное – двадцатого сентября Тед и Лили летели одним рейсом из Лондона. Наконец появился повод для радости. Я записал ее адрес.

Я попросил Билли проверить пассажиров того рейса просто на всякий случай, и случай оказался счастливым. Как только Миранда назвала имя Лили Кинтнер, я подумал, не она ли дочь Дэвида Кинтнера, моего любимого писателя из современных. Мне мало что известно про дочь Кинтнера, знаю только, что ее зовут Лили и она родилась в Америке, когда Дэвид жил в Коннектикуте и был женат на американской художнице по имени Шэрон Хендерсон. Колледж Матер находится в Коннектикуте, и если Лили ровесница Миранды, то по возрасту она вполне может быть дочкой Кинтнера.

Дело в том, что Дэвид Кинтнер известен не только как писатель, но и как невольный виновник гибели своей второй жены в Англии в результате аварии, когда пьяным сел за руль. В Англии все только об этом и говорили, в Америке эту новость восприняли намного спокойнее. Я следил за новостями, будучи поклонником его творчества. Он отсидел свой срок и вышел меньше месяца назад. Вполне вероятно, что его дочь летела из Америки в Лондон на встречу с ним. От Миранды Северсон я узнал, что не так давно Тед летал в Лондон в командировку, поэтому я подумал, а что если Тед и Лили Кинтнер познакомились в самолете? Я попросил Билли проверить список пассажиров – и вот результат! После целого дня безуспешных поисков Брэда Даггета приятно осознавать, что хоть какие-то усилия принесли плоды. Наверняка, именно ради нее Тед приехал в Винслоу, хотя, вероятно, с его смертью она никак не связана.

Когда я доехал до развилки шоссе I-95 и I-93, вместо того чтобы перестроиться на I-93 и продолжить путь в Бостон, я остался на I-95 и направился на запад, в сторону Винслоу. Вряд ли разговор с Лили Кинтнер поможет расследованию, но проверить все-таки нужно.

Я застал ее дома, и она действительно оказалась дочкой Дэвида Кинтнера, как я и ожидал. Она жила в заваленном книгами доме возле пруда, где на покрытом листвой берегу стояло всего несколько домов. Она поздоровалась со мной на пороге, немного растрепанная, внимательно изучая мое лицо. Наверное, я разбудил ее. Она пригласила меня войти. Я спросил ее про Теда Северсона, и она ответила, что слышала о его смерти из новостей и что училась вместе с его женой в колледже. Она предложила мне кофе, я согласился. Пока она готовила, я стал разглядывать книжные полки и нашел все романы Дэвида Кинтнера, выстроенные в ряд. Я провел пальцем по их корешкам, вспоминая фотографии автора. Высокий, нескладный, с копной светлых волос. Лицо алкоголика – желтушное, с впалыми щеками. Лили вернулась с кофе, волосы она убрала за уши, сонные глаза теперь смотрели зорко и пристально. Я рассказал ей, что читал книги ее отца, что я его поклонник, но она осталась безучастной, будто устала выслушивать восторженные отзывы о гениальности своего отца. Я сказал, что знаю про ситуацию в Англии, и напомнил ей про перелет и встречу с Тедом Северсоном. Что-то блеснуло в ее ярко-зеленых глазах, она сказала, что действительно познакомилась в самолете с мужчиной, и он показался ей знакомым; вероятно, это был Тед. Они разговаривали, и, скоре всего, она назвала свое имя и адрес. Мы отыскали фотографию Теда в Интернете, и она подтвердила, что это был Тед Северсон, но сказала, что не знает, зачем он приезжал в Винслоу.

Я отчасти поверил ей. Она действительно не знала о том, что Тед приезжал в Винслоу и искал ее здесь, и ее действительно удивило то, что я заявился к ней в дом, но я не поверил, что в самолете она не узнала мужа своей подруги. Это глупо. Но зачем ей врать в такой мелочи?

На пороге я достал из кармана ключ, который, как нам теперь известно, открывает дверь коттеджа Брэда Даггета в Мэне. Все же я попросил Лили разрешения проверить, не подходит ли ключ к ее двери. Мне просто хотелось увидеть ее реакцию. Она была озадачена, но не нервничала. Я уехал, не зная, что и думать. Но я понял, зачем Тед Северсон ездил в Винслоу в тот день. Он познакомился с Лили Кинтнер в самолете и влюбился в нее. Это совершенно очевидно. Его можно понять. Лили Кинтнер не выходит у меня из головы со вчерашнего дня. Она красавица, это я точно помню, но мне сложно восстановить в памяти черты ее лица. Помню длинные рыжие волосы, зеленые глаза, как у кошки, но ее лицо ускользает от меня. Хотя ее внешность впечатлила меня не так сильно, как сверхъестественное самообладание и вообще весь ее образ жизни среди книг, в этом доме, в лесах Винслоу. Одиноко ли ей? Или она одна из тех немногих, кому никто не нужен? Я намерен выяснить это.

Моя младшая сестра Эмили, которая знает меня лучше всех на свете, сказала мне недавно, что я влюбляюсь во всех женщин, которые мне нравятся.

– Разве не все мужчины так поступают? – сказал я.

– Нет, – ответила она, – Большинство мужчин хотят просто переспать с женщинами, которые им нравятся. О влюбленности даже речи нет. Ты называешь себя детективом и не знаешь таких вещей?

– Поверь мне. Я тоже хочу переспать с этими женщинами.

– Да, но ты еще и влюбляешься в них, и тогда либо они разбивают тебе сердце, либо…

– Давай обсудим теперь твою личную жизнь, – перебил я. Только так можно сменить тему, когда Эмили начинает анализировать мои неудавшиеся романы.

Пайвекет потянулся на полу, значит уже пять утра. Он прыгнул ко мне на кровать, приготовился лизнуть, чтобы разбудить меня, но я уже высунул ноги из-под одеяла, не доставив ему такого удовольствия.

Я выпустил его через заднюю дверь квартиры, которая вела к пожарной лестнице. Он пролетел мимо меня, ловко прошелся по металлическим планкам и спустился вниз, во дворик, где приступил к своим обязанностям – защищать наше царство от падающих листьев и заплутавших белок.

Я забрался обратно в постель, потеряв всякую надежду на сон. Блокнот и ручка лежали на стопке книг возле кровати. Предполагалось, что среди ночи я буду записывать мысли по поводу дела и стихи. Я все еще считал себя поэтом (о чем никто в полиции не догадывался), хотя давно уже не писал ничего, кроме коротких саркастических бессмыслиц. Я успокаивал себя тем, что хоть что-то пишу, и, возможно, это поможет мне работать над делом. Тем утром я написал вот что:

Я задумался – уже не в первый раз – почему мои стихи получаются такими пошлыми. Я попытался сочинить про Брэда Даггета, но не получилось. Я встал, приготовил кофе и стал собираться на работу.

До рабочего стола я добрался в семь утра, позвонил шефу полиции Кенневика и выяснил, что Брэд Даггет так и не вернулся домой.

– Не удивительно, – сказал я самому себе. – Оставьте там патрульную машину, на всякий случай. Хотя он наверняка сбежал.

– Вчера вечером мы поговорили с его подружкой, – сказал шеф Айрленд хриплым, простуженным голосом. – Поли Гринер. Она завсегдатай в «Кулис», в том баре, где бывал Брэд Даггет. Они то сходились, то расходились. Не один год, кстати. Они вместе учились в школе.

– Ей что-нибудь известно?

– Она не знает, где он скрывается. Хотя я спросил, когда она его последний раз видела, и она рассказала, что была с ним в пятницу вечером.

– В прошлую пятницу?

– Так она сказала. Они выпили в «Кулис» и поехали к нему. Она говорит, что провела там всю ночь.

– Уверены, что это было в пятницу?

– Нет, но можно проверить. Если они ходили в «Кулис» и ушли вместе, другие посетители наверняка видели их. Город у нас маленький, такие вещи замечают.

– Проверите тогда для меня?

– Конечно.

– И еще кое-что, – сказал я. – Пусть один из ваших патрульных проверит дом Северсонов, который строил Даггет. И все остальные дома, от которых у Даггета могли быть ключи. Если он еще не покинул округ, может, он прячется в одном из домов. А еще проверьте все его коттеджи на пляже.

– Мы их проверили.

– Хорошо, спасибо, шеф Айрленд.

– Просто Джим, ладно?

– Ладно, – ответил я.

Я сидел за столом и думал; не ожидал, что у Даггета окажется алиби, интересно, насколько оно надежное? Наверняка сфабриковано. Видимо, он уговорил свою подружку подтвердить, что они провели вместе вечер пятницы. В таком случае его алиби развеется прахом. Я записал ее имя в блокнот и обвел несколько раз. Моя напарница, Роберта, подошла к столу и положила макмаффин с яйцом («Два по цене одного, вот я и подумала о тебе»), и я рассказал ей о том, что узнал утром. Когда она ушла, я записал еще несколько вопросов под именем Поли Гринер. Зачем она врет ради Брэда? Почему у Теда хранился ключ от дома Брэда? Почему Лили Кинтнер соврала мне?

Я как раз собирался позвонить шефу полиции Джиму Айрленду и предупредить, что я собираюсь приехать и поговорить с Поли Гринер, как он сам позвонил.

– Вам лучше приехать, – сказал он. – У нас тело. В доме, который строил Даггет.

– Это он? – спросил я, вскочив со стула.

Натягивая куртку, я проверил в кармане ли ключи от машины.

– Нет, точно не он. Это женщина. Я еще не видел ее, но, скорее всего, это Миранда Северсон. Ей проломили голову.

– Скоро буду, – ответил я, подхватывая под руку Роберту, которая только что уселась за столом перекусить.

– Мы едем обратно в Мэн, – сообщил ей я.

 

Глава 28

Лили

Убедившись, что Брэд мертв, я сняла проволоку с его шеи. Ухватилась за его джинсовую куртку и сумела перетащить с переднего сидения на заднее, где пристегнула его ремнем. Я откинула сиденье вместе с Брэдом назад, затем застегнула молнию на его куртке и подняла цигейковый воротник, чтобы скрыть следы на шее. Если бы кто-то увидел нас в машине, то подумал бы, что Брэд задремал. По крайней мере, я надеялась на это.

Я завела машину и выехала на дорогу, не включая фар до самой Микмак-роуд. Я прикинула, что бензина хватит до Коннектикута. Я планировала заправиться на станции самообслуживания и расплатиться наличными, но радовалась, что не придется. Пока что никто не видел меня в Мэне, пусть так и остается.

Я поехала на север, в сторону съезда на I-95. Я съехала с Микмак-роуд, не доезжая до Кенневик-Бич: если полиция ищет Брэда, скорее всего, они следят за его коттеджем. Конечно, лучше было бы заехать к нему домой, взять кое-какие вещи, чтобы выглядело как настоящий побег, но рисковать не стоит. Прежде чем выехать на автомагистраль между штатами, я свернула к закрытому автомагазину «Майкс» – одному из захолустных гаражей, заваленных рухлядью. С выключенными фарами я припарковалась возле ржавого хлама и вышла из пикапа. Выбрав машину, которая выглядела так, словно она не двигалась с места года два, я с помощью инструментов из ножа «Leatherman» сняла с нее номера штата Мэн, а вместо них прикрутила номера с машины Брэда. На это ушло минут пять, и ни звука – кроме непрерывного ветра, который шуршал редкой листвой на деревьях. Поменяв номера, я вернулась в пикап; свет в салоне на мгновение упал на Брэда, голова которого неестественно свесилась на бок. Я отвернулась и краем глаза заметила коробку изи-пасс, приклеенную к лобовому стеклу. На магистрали взимали пошлину, два раза в Мэне, затем еще один раз там, где трасса проходит через Нью-Гемпшир. Я подумала, стоит ли использовать изи-пасс, – скорее всего, полиция отследит машину – или заплатить наличными. Решив заплатить наличными, я содрала коробку с лобового стекла и выбросила ее в лесу за гаражом. Брэд был действительно похож на мужа, который отсыпается в машине после разгульной ночи, и я не боялась, что меня кто-нибудь узнает. Свои рыжие волосы, слишком приметные для других, я спрятала под шапкой.

Я зря волновалась. За всю четырехчасовую поездку в Коннектикут кассиры на трассе едва взглянули на Брэда и на меня. Дороги были свободны, и я могла бы доехать за три с половиной часа, но строго соблюдала скоростной режим, оставаясь в правом ряду, пока грузовики с грохотом пролетали мимо меня. Я не включала радио, но примерно возле Ворчестера тело Брэда сдвинулось с места и издало свист, выпустив газы. Я была готова к этому, помня, что мертвецы издают звуки, но все равно вздрогнула. После этого я решила включить радио, долго искала что-то приличное, пока где-то в Коннектикуте не нашла ночное джаз-шоу на радиостанции без рекламы. Не очень люблю джаз, он напоминает мне о родителях, но несколько известных мелодий мне были знакомы. «На улице зеленого дельфина» Майлза Дэвиса плавно перешла в «Осенние листья» Нэта Кинга Коула. Я вслушивалась в слова, стараясь забыть, что еду среди ночи с мертвецом на заднем сиденье. Даже сквозь громкую музыку я слышала, как еще дважды тело испускало газы, салон пропах мочой и экскрементами. Мне вспомнился бездомный черный кот, которого я, будучи еще девчонкой, убила много лет назад, и то, как меня удивили его выделения. Я вспомнила, что из-за отвращения к этому дохлому коту я еще больше радовалась, что убила его. С Брэдом Даггетом то же самое. Он получил то, что заслужил, наверное, даже больше, чем заслужил. Теперь он мертв и больше никому не причинит зла, но с его омерзительным трупом еще придется повозиться. И нужно пережить оставшийся путь. Я нажала на газ – ничего страшного, если я немного превышу скоростной режим. Миля сменялась милей, пролетая сквозь «Маленький отель» и «Печали» Чета Бейкера и «Горькую землю» Дины Вашингтон. Сигнал радиостанции стал неустойчивым, когда я подъехала к дому, но я не стала искать что-то другое, предпочитая обрывки старой классики рекламе мебельных магазинов и низкопробным ток-шоу.

Я выключила радио, когда въехала в Шепог, прислушалась к тишине, заворачивая на знакомые улицы, усаженные деревьями. Я проехала мимо «Монкс-Хауса», инстинктивно повернула голову и заметила свет в одном окне на втором этаже. Мама, видимо, снова заснула за чтением, как каждый вечер, с раскрытой книгой на груди и включенной лампой. Я свернула направо, к заросшей сорняками дорожке, ведущей к заброшенной ферме. Выключив фары, я сбавила ход. Как и в Мэне, в Коннектикуте стояла безоблачная ночь, темное небо усеяли яркие звезды. Фермерский дом, пустой, бесцветный, возвышался посреди заросшего двора. Единственное дерево, посаженное слишком близко к дому, словно обнимало его, одна из веток проросла сквозь крышу. Я вышла из машины, и меня окутал знакомый аромат соснового леса. Я достала фонарик и пробралась на поляну; высохшая трава шуршала под ногами. После убийства Чета я пару раз возвращалась сюда, но ночью – впервые. Я дошла до того места, где должен был быть колодец, и, подойдя к нему ближе, включила фонарик, посветив на землю. Минут через пять мне удалось отыскать крышку колодца, которую я забросала травой много лет назад. Я положила фонарик на деревянный край крышки, направив его чуть вверх, чтоб видеть его бледный свет, а затем вернулась к машине.

За исключением вчерашнего дождя, сентябрь и октябрь выдались сухие в Новой Англии, и земля на лугу была мягкой, но не вязкой. Ориентируясь на свет фонарика, я въехала на луг, громыхая по камням – руинам старой стены. Брэд Даггет дергался взад-вперед на сиденье, он снова выпустил газы. Я высунула голову в опущенное окно. Я остановила машину слева от колодца и, не заглушая мотор, вышла и обошла крышку колодца. Надев перчатки, я стала очищать от травы крышку. Затем аккуратно сдвинула ее, стараясь не разломать прогнившее дерево, и положила ее рядом с колодцем. Я подняла фонарик: под крышкой копошились черви. Я посветила вниз и увидела только камни и грязь, скрывавшие тело Чета. Я представила себе, что могло от него остаться – иссохший труп, обрывки измазанной краской одежды, несколько сгнивших рам от картин, очки в темной оправе. Вокруг вдруг стемнело, и меня охватил страх. Я подняла голову – одинокое облако закрыло луну. Вот оно пронеслось мимо, и лунный свет снова наполнил мир вокруг меня.

Я открыла дверцу машины со стороны Брэда, отстегнула ремень, и тело вывалилось лицом на землю, зацепившись ботинком за порог. Я высвободила ботинок, и нога упала на землю. До колодца оставалось фута три, но тащить его было нелегко. Я перевернула его несколько раз, пока голова и торс не свесились в колодец, затем подняла его тяжелые ноги, пока он не соскользнул вниз. С глухим стуком он ударился о дно колодца, наполнив воздух пылью и едким запахом.

Брэд, знакомься, это Чет. Чет, знакомься, это Брэд.

Я закрыла колодец крышкой, постучала по краям и набросала сверху новой травы, прикрыв, словно волосами, голое место. Я взглянула на часы. Почти три утра. Все прошло так, как планировалось. Прежде чем вернуться в машину, чтобы ехать в Нью-Йорк, я задержалась на минутку: звездное небо, вокруг лишь темнота и природа. «Редкий зверь» – так однажды назвал меня отец, именно так я и ощущала себя. Живой и одинокой. Моим единственным компаньоном в тот момент была я сама в юности – та девчонка, которая сбросила Чета в колодец. Я представила, что она сейчас рядом. Мы встретились взглядом, слова были бы лишними. Мы обе понимали, что выживание – основная задача. Смысл жизни. А отобрать чужую жизнь – наивысшее проявление самой жизни. Я зажмурилась, и девочка исчезла. Она вернулась в меня, и вместе мы поехали в Нью-Йорк.

* * *

В Нью-Йорк я приехала рано утром. Я въехала в город, поколесила по Нижнему Ист-Сайду, пока не нашла место недалеко от станции метро. Район не из лучших – мусор, разбитые витрины магазинов. Несмотря на ранний час, громкая музыка доносилась из машины в квартале отсюда. Я припарковалась под мигающим фонарем. Я не снимала перчатки всю ночь, так что отпечатков не осталось, но я все-таки протерла всю машину небольшим полотенцем, обнаруженным в бардачке. Стерев отпечатки, я расправила полотенце и положила его на запачканное пассажирское сиденье, затем собрала все документы, на которых значилось имя Брэда, и взяла их с собой. Бумаги я засунула как можно глубже в ближайшую урну, под остатки пиццы и кофейные чашки. Ключи от машины я бросила на тротуар со стороны водителя – так, чтобы на них падал свет. Я надеялась, что человек, первым заметивший ключи, не окажется доброхотом и не побежит сразу в полицию. Я рассчитывала на то, что к обеду машину разберут на части в какой-нибудь мастерской.

На метро я доехала до станции «Гранд Сентрал» и купила билет на электричку до Шепога. Ждать пришлось целый час, и я выпила кофе, съела маслянистый донат и стала наблюдать, как постепенно вокзал наполнялся утренними пассажирами. В дороге мне удалось вздремнуть, и я проснулась, дрожа от холода, который пробрал меня до костей после длинной бессонной ночи. Со станции Шепог я три мили шла пешком до «Монкс-Хаус» вдоль заброшенной железной дороги. Я не жила в Шепоге почти десять лет, но мне не хотелось рисковать – вдруг кто-то из знакомых заметит меня.

Когда мама, с большой кружкой кофе в руках, открыла дверь, она воскликнула:

– Дорогая, вот и ты, – и на мгновение я подумала, не предупредила ли я, что приеду, но потом поняла, что она притворяется, на тот случай, если вдруг забыла про мой приезд.

– Ты ждала меня? – спросила я, входя в дом.

– Нет. А надо было? Он ведь не сегодня приезжает, так?

Она говорила о моем отце, который собирался переехать из Америки в «Монкс-Хаус». Я устроила этот переезд, когда летала в Лондон. В двух словах: папе нужно пожить с тем, кто сможет заботиться о нем, учитывая его шаткое психологическое состояние, а маме нужны деньги, чтобы оплачивать счета. Я взяла на себя роль посредника в этой сделке, хотя не знала, что из этого выйдет, но попробовать стоило, по крайней мере, так я себя успокаивала.

– В выходные, мама, – сказала я, направляясь прямо на кухню к кофейнику.

– Что ты там делаешь и что на тебе надето? Похожа на домушника.

За чашкой кофе я рассказала маме, что ездила по работе, собирала материалы для архива колледжа, сначала в Мэне, затем в Нью-Йорке. Я сказала, что оставила машину в Мэне, из Портленда долетела на самолете до Нью-Йорка, а на обратный рейс опоздала. Я сказала, что решила приехать в Шепог, повидаться с ней и, может, вернуться в Мэн за машиной. Нелепая история, конечно, но мама, несмотря на всю свою хваленую интуицию, была на удивление легковерной – по одной простой причине: она не настолько интересовалась людьми, чтобы вдумываться в их слова.

– Даже не знаю, Лили, у меня сегодня группа по гончарному делу…

– До Мэна всего часа три, – соврала я. – А потом ты могла бы поехать за мной в Винслоу. Мы бы поужинали вместе. Можешь переночевать у меня.

Она задумалась, но я знала, что она согласится. По какой-то непостижимой причине мама всегда напрашивалась ко мне в гости, в Винслоу. Ей нравился университетский городок и мой «крохотный домик» (как она говорила), и ей нравилось, что я готовлю для нее. Я знала, что она отвезет меня в Мэн, если потом мы поедем в Винслоу.

– Хорошо, дорогая, – сказала она. – Как интересно! Неожиданное путешествие в Мэн, только ты и я.

Часа два ушло на то, чтобы она собралась, но к полудню мы уже были на дороге, я сидела за рулем ее старого «Вольво». Я толком не спала около тридцати часов, и мысль о том, чтобы провести еще четыре часа за рулем, не радовала меня, но все прошло идеально. Осталось потерпеть еще немного.

Почти всю дорогу мы говорили о моем отце.

– Надеюсь, он не ждет, что мы заживем, как супруги, – сказала она уже не впервые.

– Вы ведь даже не женаты, так что супругами быть не можете, – ответила я.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Об этом не беспокойся. Ты даже не узнаешь его. Он очень изменился.

– Надеюсь.

– Его нельзя оставлять одного. По крайней мере, не ночью. У него приступы паники. Не нужно сидеть с ним двадцать четыре часа, но он должен знать, где ты.

– Да, ты говорила.

Я говорила ей несколько раз. Но я понимала, что она не готова увидеть, что стало с ее бывшим мужем. У него всегда были странности и фобии. Он боялся темноты, боялся переходить городские улицы, боялся сидеть на заднем сиденьи в машине. Удивительно! Ведь именно он совершенно бесстрашно выступал перед огромной аудиторией, именно он сбегал с брачного ложа, когда жена засыпала, открывал дверь любовнице и занимался с ней сексом на диване в гостиной, именно он на спор вскарабкался до середины Башни в Провинстауне. Но эта черта моего отца – безрассудство – исчезла после того, что произошло с Джеммой, его второй женой. Они познакомились, когда развод с мамой был наконец-то оформлен; он жил в гостинице на Олд-Бромптон-роуд в Лондоне. Джемма Дэниелс была начинающей писательницей, на год младше меня, и она пришла в любимый паб моего отца, видимо, только с одной целью – увидеться с ним. Они стали неразлучны и поженились всего через полгода после знакомства. Одним из недостатков жизни в Лондоне для моего отца было то, что английские таблоиды смаковали недостойное поведение писателей почти с тем же рвением, что и недостойное поведение футболистов и поп-звезд. Отца и Джемму сфотографировали, когда они ругались на улице; их окрестили «Грязным Дэви и его женой-ребенком». Это было до аварии, когда после очередной субботней вечеринки мой отец, напившись, въехал на своем «Ягуаре» 1986 года в дерево. Джемма сидела на пассажирском месте, она вылетела через лобовое стекло и сломала шею. Отец, который всегда пристегивался, не пострадал. Он вызвал скорую, но не смог выбраться из «Ягуара» и подойти к Джемме. Хотя это ничего не изменило бы. Она умерла на месте. Но пошли слухи, что его нашли в машине, трясущимся от страха, пока его жена висела на изгороди возле дороги. Его осудили за убийство по преступной халатности и посадили в тюрьму на два года. Срок сократили на год, и его отпустили в начале сентября. Я навестила его в Котсволде, где он жил у друзей, и попросила вернуться в Америку и жить с мамой. У отца оставалось достаточно денег, а мама, уволившись из-за разногласий с руководством факультета, едва сводила концы с концами. За «Монкс-Хаус» родители выплачивали обратную ипотеку. Со слезами на глазах отец согласился вернуться в Коннектикут.

– Да и ты недалеко, Лил. Ты ведь будешь приезжать, правда?

Отец в свои шестьдесят восемь лет казался маленьким мальчиком, который разговаривает с мамой перед отъездом в пансион.

– Тут красиво, – сказала мама, когда я свернула в сторону Кенневик-Коув. Было светло, но солнце опустилось низко на западе, отбрасывая длинные тени на дорогу. Небо было глубокого синего цвета.

Я заехала на парковку перед гостиницей «Адмиралс-Инн», где оставила машину меньше суток назад. Она была там. Прежде чем ехать обратно в Винслоу, мы с мамой решили размяться и прогулялись до пляжа, наслаждаясь видом темно-серых волн океана.

– Я всегда любила океан, а твой отец ненавидел его.

– Да, ненавидел, – ответила я и рассмеялась. – Он говорил, как будто смотришь на смерть.

– «Как будто смотришь на смерть, и все говорят, как это чудесно», – произнесла мама с английским акцентом, подражая отцу.

– Точно. Так он всегда говорил. И еще: я люблю пляж, люблю все, кроме чертова песка, чертова солнца и чертовой воды.

– Да, помню. Он имел в виду, что ему нравятся на пляже только девушки в купальниках.

Мы рассмеялись; мама поежилась от холода, и мы вернулись к нашим машинам и поехали в Винслоу. Мне хотелось поехать на север по Микмак-роуд и проверить, что происходит у дома Теда и Миранды, но я решила не рисковать. Скоро выяснится, сколько времени полиции понадобилось, чтобы отыскать тело Миранды. Я повернула на юг и выбрала самый короткий путь – шоссе I-95. Около шести вечера я завернула к дому, мама ехала за мной. Никаких полицейских на крыльце, ни группы захвата, поджидавшей в лесу. Я дома, мне все сошло с рук. Меня охватила эйфория – то же чувство, которое я испытала на лугу пятнадцать часов назад. Я изменила мир, и никто ни о чем не узнает. Даже если обнаружат пикап Брэда в Нью-Йорке, предположат, что он просто бросил там машину. Его не найдут никогда, и никогда не смогут привлечь меня к этому делу. Миранду найдут мертвой, все улики указывают на Брэда Даггета. А Брэд исчез навсегда. Полиция решит, что он сбежал, но найти его не сумеет. Дело закрыто.

Помню, как я рассказывала Теду, что есть два способа спрятать тело. Первый способ – буквальный, а второй – скрыть не само тело, а правду о нем, обставить все так, как будто случилось что-то другое. Мы справились, прошептала я, выходя из машины, – на мгновение мне так хотелось поверить, что кто-то разделяет сейчас мою радость. Мама зашла за мной в дом. Я включила свет в прихожей и взяла у нее сумку.

– Как эксцентрично, – сказала она, как говорила каждый раз, когда приезжала ко мне.

 

Глава 29

Кимбелл

К тому времени как мы с детективом Джеймс подъехали к дому Северсонов в Кенневике и с трудом нашли место, чтобы припарковаться, там уже царил хаос, как я и ожидал. Объявилась вся полиция Кенневика, но, поскольку ее возможности были невелики, подключили еще и детективов штата. Главный медэксперт тоже приехал, и, как я слышал, подозреваемый в убийстве, скорее всего, уже покинул штат. Мы сумели пробраться в дом, минуя бесконечные заграждения и семь полицейских в форме, которые зорко охраняли место происшествия.

Я уже видел этот гигантский дом снаружи, когда мы искали Брэда Даггета, но внутрь еще не заходил. Прихожая была размером с мою квартиру. Миранда Северсон лежала ничком на полу. На ней были дорогое темно-зеленое пальто, джинсы и сапоги. Одна рука в перчатке лежала возле окровавленной головы. Серая твидовая шапка с узкими полями слетела на пол. Разметавшиеся по полу волосы сливались с темной, застывшей кровью, образуя черный ореол вокруг головы. Едва можно было разобрать, где заканчивались волосы и начиналась кровь.

– Орудие убийства? – спросил я шефа Айрленда, который подошел ко мне. Он не сказал пока ни слова – дал мне возможность сначала осмотреть тело.

– Только что упаковали. Разводной гаечный ключ длиной двадцать четыре дюйма. Нашли рядом с телом. – Он показал на пыльный пол за ограждением.

– Что еще нашли?

– Много чего. Следы, кусочки ткани, волосы.

– Что-то необычное? – спросил я.

– То есть помимо женщины с проломленной головой?

– Все, что не вписывается в общую картину. Все, что опровергает то, что Брэд Даггет запаниковал, привез ее сюда и забил до смерти.

– В общем, нет. Бумажник с документами мэра Кенневика мы тут не находили, если вы об этом. Снаружи были довольно свежие следы от колес, которые не затоптали собаки и лошади. Мне показалось, что это следы пикапа, скорее всего F-150, принадлежавшего Даггету. Так что ничего странного. Хотя, если честно, тут все странно. Она подняла руку, чтобы защититься от удара, – шеф Айрленд поднес свою широкую ладонь к голове, – но больше никак не сопротивлялась. И это странно. Он притащил ее сюда, с огромным ключом в руке, а она просто стояла и смотрела, как он бьет ее по голове?

– Действительно странно, – согласился я. – Может, был еще кто-то, кроме них двоих?

– Тут все сфотографировали, так что подождем результатов анализа, но, на мой взгляд, вряд ли. Странно, что она, видимо, вошла через парадную дверь, а Даггет – через раздвижные двери сзади – вон те. Видите большие следы? Это он.

Лентой заклеили все, что можно, но я заметил темные бороздки на пыльном полу, видимо от ботинок Брэда.

– Зачем?

– Понятия не имею. Может, парадная дверь была заперта, и пока она искала ключи, он обошел дом, чтобы проверить, открыт ли черный ход. А может, он велел ей зайти первой, затем вернулся к машине за гаечным ключом, обошел дом и вошел через задние двери, чтобы застать ее врасплох.

– Вполне возможно, – согласился я.

– А может, ему захотелось полюбоваться лунной дорожкой на воде.

– И это не исключено, – сказал я.

Один из полицейских Айрленда помахал ему с другого конца комнаты. Айрленд извинился и подошел к нему. Я постоял немного, осматривая тело и раздумывая насчет следов. Джеймс вернулась. На ней был серый тренч-коут поверх темного брючного костюма. Стильная, как всегда, кроме зимней шапки зеленого цвета с ужасным изображением ирландского лепрекона, который крутит баскетбольный мяч на пальце.

– Что удалось узнать? – спросил я.

– Все указывает на Даггета. Время смерти примерно двенадцать часов назад, то есть он уже далеко.

– Его поймают, – сказал я.

– Ну да, – ответила она.

Я рассказал ей про следы, ведущие от парадной двери и от задней. Она задумалась.

– Все понятно. Он привез ее, чтобы убить. Но он же не мог войти в дом с огромным ключом. Так что он возвращается к машине, достает ключ, затем бежит к черному ходу. Раздвижные двери, видимо, были уже открыты. Мне не понятно только одно – как он вообще уговорил ее приехать сюда? Если он сказал, что хочет поговорить, они могли бы поговорить и в машине. Это не самый уютный дом, знаешь ли.

– Да, понимаю. Меня это тоже беспокоит.

Мы помолчали. Затем я просил:

– Ты видела вид сзади?

– Нет, – ответила она.

Мы направились к стеклянным раздвижным дверям, ведущим в каменное патио, за которым нас ждал чудесный осенний день. Вид был ослепительный. Дом стоял на утесе прямо над Атлантическим океаном. Видно было все на мили вокруг.

– Здесь должен был быть бассейн? – Джеймс показала на темную яму на покатой лужайке.

– Видимо, да, – ответил я.

– Жутковатое зрелище. Не само место, а размеры этой махины. Больше похоже на отель, а не дом для бездетной пары.

Я вышел наружу, обернулся и взглянул на бежевый фасад дома. Второй этаж окаймляли небольшие балконы. Один на каждую спальню, кажется. В каменном патио был встроенный камин, гриль и мини-холодильник. Интересно, что станет с этим местом? Кто-то купит этот дом и достроит его или он будет чахнуть и гнить, служа первосортной гостиницей для летучих мышей и енотов?

– Еще кое-что, – сказала Джеймс, не отрывая взгляда от океана. – Если наше предположение верно, если Миранда Северсон уговорила Брэда Даггета убить ее мужа, он сделал это, надеясь в конце концов разбогатеть.

– Может, он влюбился в нее, Джеймс. Не будь циничной.

– Все равно. Это ничего не меняет. Я вот думаю, почему он убил Миранду уже через несколько дней после того, как застрелил ее мужа? Ведь он все это сделал ради нее. Без нее нет ни денег, ни секса.

– Да, странно. Но причин может быть несколько – он запаниковал, решил, что Миранда выдаст его полиции.

– В таком случае почему он не сбежал сразу, а решил сначала убить ее?

– Не знаю, – ответил я. – Может, он задумал все это сам. Влюбился в Миранду и решил, что после убийства ее мужа она прыгнет к нему в объятия. Когда план не сработал, он убил Миранду, чтобы она не досталась больше никому.

– Я думала об этом, – сказала Джеймс, – но в таком случае как он уговорил Миранду приехать сюда?

– Узнаем. Его скоро схватят. Максимум через сутки. А пока нужно завести дело. Хочу поговорить с этой Поли Гринер, алиби Брэда.

– Я тебе нужна?

– Ты всегда нужна мне, – ответил я. – Но, думаю, с Поли я справлюсь. Что-то мне подсказывает, как только она узнает, что Брэда видели в Бостоне, ее алиби рухнет.

– Хорошо. Позвони, если понадоблюсь. Полиция штата просила передать ей все, что у нас есть по убийству Теда Северсона.

Узнав адрес у шефа Айрленда, я поехал на север, к Кенневик-Бич, мимо бара «Кулис», где Брэд якобы провел с этой Поли вечер пятницы. С прибрежной дороги я свернул на Си-Мист-роуд, проехал примерно милю, дома стали меньше, лес гуще. Поли Гринер жила в конце улицы Йорк-Корт, упиравшейся в тупик, в небольшом одноэтажном доме с лужайкой, которую не косили все лето. Я проверил номер на почтовом ящике. Дом с опущенными жалюзи на всех окнах казался заброшенным.

Я прошел по заросшему дворику к парадней двери. Звонок эхом разнесся по дому, и почти сразу же светловолосая женщина с телефоном, который она сжимала между плечом и подбородком, распахнула дверь. Я достал свой значок.

– Джэн, мне пора, – сказала она в телефон. Она толкнула ногой дверцу с проволочной сеткой и жестом пригласила меня войти. – Да, да, я перезвоню. Мне пора, полиция приехала.

– В чем дело? – спросила она меня, после того как я вытер ноги на коврике у двери и вошел в неубранный, захламленный дом.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов о том, когда вы последний раз видели Брэда Даггета. Не возражаете?

– Конечно, – ответила она. Она все еще держала телефон в одной руке. В другой – незажженная сигарета. На ней был длинный розовый халат, распахнутый спереди так, что виднелась пышная грудь. Я старался смотреть ей в лицо. Она пригласила меня войти, подобрав полы халата рукой, в которой держала сигарету, затем провела меня в гостиную, где стояли диван и кресло с откидывающейся спинкой – явно из одного гарнитура. Кокер-спаниель на собачьей подстилке поднял на меня свои влажные глаза. Поли вышла на минуту, а я сел на обитое вельветом кресло. В доме пахло сигаретами и освежителем воздуха.

Когда Поли вернулась в гостиную, на ней все еще был халат, но она туго завязала его. Светлые волосы собрала в пучок, и, кажется, успела накраситься.

– Вам что-то принести? Кофе?

– Если вы собирались пить, то я с удовольствием. Если нет, то не надо.

Она принесла нам обоим кофе и, не спрашивая, добавила молоко и сахар в мою чашку. Дожидаясь, пока Поли покончит с этим, я нагнулся и почесал пса за ухом. Он был старый, его большие глаза застилала катаракта.

– Это Джек, – сказала она, протягивая мне кофе. Я сделал глоток, Поли уселась напротив меня на диване. Она положила ногу на ногу, и халат обнажил ее колени. Поли Гринер была женщиной, что называется, в теле, полный живот вырисовывался под халатом, но ноги у нее были соблазнительные – стройные, слегка загорелые. С ярко-голубым педикюром.

По дороге сюда я гадал, слышала ли она про тело, которое обнаружили в доме Северсонов, но теперь понял, что слышала. Я понял это сразу, как только она открыла дверь, разговаривая по телефону. Видимо, она все утро обсуждала это.

– Вы слышали? – спросил я. – О трупе, который обнаружили сегодня утром?

– Да, конечно. Об этом весь город говорит. Это действительно Миранда Северсон?

– Ее пока не опознали, но мы считаем, что это она. Но я хотел поговорить с вами о Брэде Даггете.

– Я не знаю, где он. Богом клянусь. Вчера вечером я все рассказала шефу полиции.

– Да, я знаю, – сказал я. – Я приехал не потому, что вы знаете, где он. Я приехал, чтобы попросить вас рассказать о вашей последней встрече. Шеф Айрленд сказал, что это было в прошлую пятницу.

– Точно.

– Не могли бы вы рассказать подробно? Знаю, полиция уже разговаривала с вами, но мне бы тоже хотелось знать.

Она рассказала, что они с Брэдом то встречались, то расставались еще со школы, и что оба бывали в «Кулис» и периодически спали вместе, и что последний раз это было в пятницу вечером.

– Гордиться нечем, конечно. Но иногда мне казалось, что нам суждено состариться вместе.

– Вы уверены, что это была пятница?

– Абсолютно уверена, – сказала она, наклонившись вперед и взяв со стола пачку «Marlboro» с ментолом. – Не возражаете, если я закурю? – спросила она.

– Нет, конечно.

– Хотите?

– Спасибо, – ответил я и наклонился, чтобы вытащить сигарету из пачки. Обычно я курил самокрутки, но решил, что не повредит наладить отношения с этой Поли Гринер. Она закурила первой, затем передала зажигалку мне. Давно не курил ментоловые сигареты и чуть не закашлялся после первой затяжки.

– Почему вы так уверены, что это была пятница? – спросил я.

– Это единственный день в неделе, когда я могу уйти с работы пораньше. По пятницам я дежурю с пяти утра до часа дня в доме престарелых. Потом я пошла в «Кулис» пообедать и там встретилась с Браггетом… то есть с Брэдом… мы выпили и поехали к нему.

– Вы договорились встретиться или это случайность?

– И то и другое. Мы виделись на той неделе, и он сказал, что будет в «Кулис» в пятницу. Спросил, смогу ли я освободиться пораньше с работы и выпить с ним, отпраздновать выходные.

– В этом было что-то необычное? Вы часто назначаете встречи?

Она выпустила струю голубого дыма через ноздри и стряхнула пепел с сигареты на край стеклянной пепельницы на журнальном столике.

– Вообще-то нечасто. Обычно мы ничего не планируем. Город у нас маленький, мы постоянно видимся то там то здесь.

– В тот день было еще что-то необычное? Может, Брэд вел себя странно?

– Честно говоря, да. Он заплатил за мой ужин и угостил меня пивом. Был очень заботлив. Такое часто бывало раньше, но не так неожиданно посреди дня. Я подумала, что это странно, но мне понравилось. Я подумала, может, ему стало одиноко после развода, и он решил завести подружку.

Я докурил сигарету и положил окурок в пепельницу.

– Поли, Брэда Даггета видели в Бостоне в пятницу вечером, примерно в шесть часов. Вы уверены, что рассказали мне все?

– Не понимаю. Я же была с ним.

Я сделал еще один глоток кофе, чтобы перебить вкус ментола.

– Давайте говорить начистоту, Поли. У Брэда проблемы. Он главный подозреваемый в двух преступлениях. Если вы солгали о том, что Брэд был с вами, то вы намеренно мешаете правосудию, и вас посадят в тюрьму. Даже не сомневайтесь.

Она прижала руку ко рту. В глазах мелькнул ужас – и удивление.

– Брэд убил кого-то?

– Вы были с ним в пятницу вечером?

– Да. Я была с ним, но я мало что помню. Кажется, я отключилась. – Ее голос срывался на крик. Кокер-спаниель Джек поднял голову, но остался на подстилке.

– Просто расскажите все, что помните. Если скажете правду, у вас все будет хорошо, ладно?

– Мы много выпили в баре. И еще добавили у него дома…

– Во сколько?

– Точно не помню. Может, в три. Я приехала в «Кулис» примерно в час дня, и мы провели там пару часов. Точно не знаю…

– Ничего страшного. В три так в три. Итак, вы оба пили? Что пили?

– В основном ликер, потом стали дурачиться. Мы набрались, конечно. У него даже не встало. Это я помню. Он предложил выспаться, а потом попробовать еще раз, и мы пошли спать.

– Во сколько вы проснулись?

– Поздно. Не знаю. Примерно в десять. Я еще посмотрела на часы и не сразу поняла, утро или вечер.

– А Брэд был с вами в постели?

– Нет, но он был в доме. Смотрел телевизор в гостиной. Он отвез меня к моей машине, которую я оставила у «Кулис», и я вернулась домой. Чувствовала себя ужасно.

– Спасибо, Поли. Вы мне очень помогли. И после этого вы не видели его и ничего не слышали о нем?

– Нет, конечно. Он правда убил их? Обоих? – Ее рука снова поднялась к лицу, и халат распахнулся. Она положила сигарету на пепельницу, не потушив ее, и та продолжала медленно тлеть.

– Это мы и пытаемся выяснить. Он когда-нибудь говорил с вами о Северсонах?

– Нет, никогда, но они с тем мужчиной были друзьями. Они бывали в «Кулис» вместе. Однажды я их там встретила.

– Они пили вместе?

– По крайней мере, однажды. Брэд представил меня. Это он строил тот большой дом на утесе, да? Они показались мне друзьями.

– А Миранда Северсон? Жена? Вы когда-нибудь видели ее в «Кулис»?

– Нет, никогда. Я даже не слышала о ней до прошлой недели. Господи, поверить не могу! – Она потянулась к сигарете, увидела, что от нее остался один фильтр, и потушила ее.

Я оставил свою визитку и сказал, чтобы она позвонила, как только что-нибудь вспомнит, затем вернулся к машине. Был почти полдень. Я собирался заехать в «Кулис» и поговорить с барменом – проверить, подтвердит ли он историю Поли, но теперь не видел в этом нужды. Она сказала правду. Брэд напоил ее, чтобы она отключилась у него дома, затем поехал в Бостон и убил Теда. Я позвонил Джеймс и рассказал ей, что мне удалось выяснить – алиби Брэда оказалось фальшивкой. Она не удивилась. Она была еще в штабквартире полиции штата, в Портленде. Я сказал, что заеду за ней через час или два. Как раз успею пообедать. Я поехал на юг, мимо дома Северсонов, вокруг которого до сих пор теснились казенные машины. Я завернул к гостинице «Кенневик-Инн»; кажется, именно там Тед и Миранда останавливались, когда приезжали в Мэн. Деревянная вывеска, рекламировавшая свободные места, раскачивалась на ветру. Помню, подумал, как только пресса разнюхает об этой истории, свободных мест здесь уже не останется.

Над главным входом гостиницы висела вывеска поменьше – с названием ресторана «Конюшня». Я направился туда по узкому тротуару, шелестя пожухлой листвой, и спустился по каменной лестнице к подвальному этажу. «Конюшня» представляла собой длинный, узкий ресторан, пропахший древесным дымом и картошкой фри. Я сел у бара. В ресторане было всего несколько посетителей, но все они что-то жарко обсуждали – скорее всего, судачили о том, что произошло в миле отсюда. Я заказал чашку кофе и чизбургер, а затем достал блокнот и взглянул на то, что записал утром.

Поли Гринер – Почему она выгораживает Брэда? Теперь я знаю, что она не врет, что Брэд просто использовал ее как алиби.

Почему у Теда оказался ключ от дома Брэда? Пока не знаю, но Поли сказала, что они с Брэдом встречались в «Кулис». Чья это идея? Возможно, по какой-то причине Брэд отдал ключ Теду.

Последняя запись: Почему Лили Кинтнер соврала мне? Это тоже еще неясно, хотя я решил, что она не связана с тем, что случилось между Брэдом и Северсонами. Все же я достал телефон, проверил связь и отыскал в Интернете единственную фотографию Лили Кинтнер, которую можно было там найти. На фото она с отцом лет десять назад, качество плохое, но Лили почти не изменилась с тех пор. Те же рыжие волосы, та же прическа. Та же бледная кожа и глубокий, напряженный взгляд. Когда бармен принес чизбургер, я неожиданно для самого себя повернул к нему мобильный и спросил, не узнает ли он девушку на снимке. Он нагнулся и секунд пять рассматривал экран. Я был настолько уверен, что он скажет «нет», что не сразу осознал то, что он произнес:

– Конечно. Она была здесь в начале недели. Провела у нас пару дней. Симпатичная.

– Зачем она приезжала? – спросил я, стараясь скрыть удивление и возбуждение.

– Не могу сказать. Она пила «Сэм Адамс лайт», кажется. Выпивку всегда помню.

Он отошел к новым посетителям, которые только что сели на другом конце бара. Я взглянул на фото Лили – несколько зернистых точек, составлявших ее лицо. Неужели она связана с этим делом намного больше, чем я думал? Значит, придется снова поговорить с ней, выяснить, почему она соврала мне, почему приехала в Мэн после убийства Теда. Я не надеялся получить ответы на все вопросы, но, по крайней мере, снова увижусь с ней. Чем быстрее, тем лучше. Я откусил чизбургер, который оказался намного вкуснее, чем я ожидал. Жизнь налаживается.

 

Глава 30

Лили

Отец ерзал и вздыхал всю дорогу из аэропорта «Кеннеди» до Шепога.

– Это же мама, – сказала я. – Все такая же невыносимая.

Отец улыбнулся, но в его влажных глазах читался страх.

– Попробуй, – продолжала я. – Если не выйдет, придумаем что-то другое.

– Я мог бы пожить у тебя, Лил, – сказал он.

Этого я как раз надеялась избежать, конечно, но я просто положила руку ему на колено.

Когда мы перевалили через холмы Коннектикута и выехали на знакомую дорогу, отец притих, глядя в окно. Осеннее буйство красок миновало. Листья на деревьях поблекли. Красный превратился в ржавый, а желтый выцвел. Я завернула к «Монкс-Хаус», и отец сказал:

– Душа в пятки ушла – вот он дом, любимый дом.

Пока мы вытаскивали два громоздких чемодана из багажника, мама вышла из дома, в фартуке, запачканном краской. На губах блестела ярко-красная помада.

– Патриарх вернулся, – произнесла она, словно заученную фразу. Видимо, она тоже волновалась.

– Шэрон, – сказал отец, подняв очки на лоб, чтобы разглядеть ее издали. – Ты ничуть не изменилась. – По-видимому, ничего приятнее он не мог сказать ей, учитывая обстоятельства. Она кивнула и вернулась в дом.

Я помогла отцу распаковать вещи и устроиться в гостевой комнате на первом этаже в задней части дома, затем мы прогулялись по нашим владениям, пока солнце не село.

– Здесь рано темнеет, – сказал отец. – Это я помню.

– Только осенью и зимой, – ответила я. – Не весь год.

– Думаю, завтра возьмусь за грабли.

– Мама будет рада. Она ненавидит сгребать листья.

– Да, помню. Она всегда заставляла меня заниматься этим.

– Тебя или кого-нибудь еще.

– Точно. – Отец потуже затянул шарф на шее, хотя для конца октября было тепло. – Помнишь, когда ты была маленькой, ты любила залезать в кучу листьев?

– Правда? – ответила я.

– Другие дети обычно прыгали на листьях, а ты закапывалась в них. И сидела так часами. Неужели не помнишь?

– Что-то припоминаю.

– Ты была такой необычной девочкой. Пока ты не уткнулась носом в книги, мы думали, что произвели на свет дикую зверушку. Ты почти не улыбалась. Часами ползала по двору. Кричала и мурлыкала, как зверушка. Мы называли тебя лисенком и говорили, что тебя воспитывают люди. Надеюсь, мы не слишком напортачили.

– Да ничего, – сказала я; зарядил дождь. – У меня получилось воссоединить родителей. О чем еще может мечтать дитя развода?

– Но ты ведь не об этом мечтаешь? – сказал отец; мы повернули обратно к дому, уже стемнело, единственный свет шел из кухни.

– Конечно, нет. Я пошутила. Кроме того, вы ведь не собираетесь воссоединяться, надеюсь. А просто поживете вместе. Взаимный паразитизм. Мы ведь так планировали?

– Да, планировали. Мир и покой. Может, напишу еще одну книгу. А может и нет. Хочу дожить свои дни, никому не причиняя вреда. Только на это я и надеюсь.

Ужин прошел хорошо. Мама запекла курицу, и отец не сказал ни слова, хотя курица подгорела. Мы распили одну бутылку вина на троих, а потом отец решил сам убрать со стола и сказал, что будет это делать каждый раз.

– Готовить я не умею, Шэрон, ты знаешь, но я буду рад хоть чем-то помочь.

Мама закатила глаза, но так, чтобы отец не заметил. Он уже убрал со стола, аккуратно сложив посуду у раковины. Мы перешли в гостиную; теперь там стоял телевизор, которого раньше никогда не было в доме. Я заметила это.

– Сериалы смотреть, – сказала мама, когда мы сели с разных сторон потертого дивана. Я думала, мы поговорим об отце, но мама принялась рассказывать утомительные подробности хвалебной статьи о каком-то художнике, давнем ее знакомом.

– Никогда не любила его работы, но, кажется, я ошиблась на его счет, по крайней мере, если верить «Нью-Йорк Таймс».

Я слушала ее и думала, что это безумное соглашение между матерью и отцом может сработать, по крайней мере на какое-то время. Годы разлуки охладили их чувства, так что, по-видимому, они смогут ужиться. Их обоюдная неприязнь не настолько сильна, чтобы ранить друг друга.

Я уехала на следующий день после завтрака. Торопиться было некуда, у Хартфорда я повернула на север, чтобы проехать через Пайониер-Велли до шоссе 2 и вернуться в Винслоу более живописной дорогой. Осень – мое любимое время года, шумливый ветер носит мертвые листья, дома украшены к Хэллоуину. Неделю назад я узнала о смерти Теда Северсона, а теперь эта мрачная глава моей жизни осталась в прошлом. Миранда и Брэд исчезли, и мне все сошло с рук. Я больше не волновалась, что меня поймают. Я чувствовала себя абсолютно спокойной и полной сил. Мне даже понравилось общаться с родителями.

Убийства произвели много шума; до меня дошли слухи, что Кенневик осадили репортеры, которые пытались распутать дело о богатой молодой паре, убитой с разницей в неделю. Брэда Даггета не нашли – и никогда не найдут. Если обнаружили пикап, в новости это не попало. Брэд убил Теда и Миранду, судмедэксперт подтвердит это. А он уже никогда не расскажет правду.

Я вспомнила, что отец сказал накануне – что он никому не хочет причинять зла. Может, мне тоже поставить перед собой такую цель? После убийства Чета я желала именно этого, как и после убийства Эрика в Лондоне. Теперь я чувствовала то же самое. Конечно, я не сожалела о том, что сделала. Миранда и Эрик причинили мне боль. Чет собирался использовать меня, а Брэд – хотя лично мне он ничего плохого не сделал – убил невиновного человека. Скорее всего, я совершила ошибку, когда впустила Теда Северсона в свою жизнь. За последние несколько недель я пошла на чудовищный риск, и мне повезло «выйти сухой из воды». Но теперь все кончено. Буду жить тихо и не позволю больше никому причинять мне боль. Жизнь превратится в выживание, скрашенное уверенностью – как в ту ночь на лугу, когда звезды омывали меня своим светом – в том, что я особенная, что я родилась с другой системой нравственных ценностей. Как дикое создание природы – ворона, лиса или сова – а не нормальное человеческое существо.

Я свернула с шоссе 2 и поехала через центр Винслоу к своему дому. В городском парке проходил пивной фестиваль «Октоберфест», играла полька, разливали пиво. Я опустила окно. В воздухе пахло сидром. Я подумала остановиться, но решила все же ехать домой. Осталось две мили. Подъезжая к дому, я заметила длинную белую машину – она бросалась в глаза на фоне голых деревьев. Меня охватила паника, и я чуть не проехала мимо, но в последний момент завернула к дому, успокаивая себя, что все обойдется.

Прислонившись к машине, стоял детектив, который приезжал несколько дней назад и задавал вопросы. Генри Кимбелл из бостонской полиции. Увидев меня, он выбросил сигарету, которую курил, и потушил ее ботинком. Я припарковалась и вышла из машины. Он подошел ко мне с загадочной улыбкой на лице.

 

Глава 31

Кимбелл

В воскресенье, после обеда, я поехал в Винслоу, чтобы снова поговорить с Лили Кинтнер. Ее не оказалось дома, но день был свежий, бодрящий, не слишком прохладный, и я решил подождать. Она, видимо, завтракает в городе и скоро вернется. Я прислонился к машине, откуда открывался вид на пруд за домом, аккуратно скрутил сигарету – одну из двух, которые разрешал себе выкурить за день.

Брэда Даггета не нашли. У нас была только одна зацепка: из гаража в Кенневике сообщили, что у одной из машин поменяли номерной знак. Майк Комо, механик, заметил это только потому, что новый номер был слишком чистым по сравнению с самой машиной. Оказалось, что это номер с машины Даггета. Значит, Брэд Даггет достаточно умен, чтобы поменять номер, прежде чем бежать из Мэна. Новый номер объявили в розыск, но пока не обнаружили. Я уже сомневался, что его вообще найдут.

Я закурил, подставив лицо солнцу. Надо мной пролетела стая гусей. Только я докурил сигарету, как появилась «Хонда Аккорд» мисс Кинтнер. Я попытался угадать ее реакцию по выражению лица и прочитал в ее глазах не просто любопытство. Когда она припарковалась и вышла из машины, я подошел и снова представился.

– Я вас помню, – сказала она. – Мы виделись всего несколько дней назад.

Она достала из багажника спальный мешок, темно-синий в серый горошек, и я спросил, уезжала ли она.

– Ездила к родителям, в Коннектикут. Отец как раз вернулся из Лондона.

– Он поселится здесь?

– Планирует, по крайней мере. Чем могу помочь, детектив? Я слышала про Миранду. Ужасно.

– У меня еще несколько вопросов. Я надеялся, мы могли бы… посидеть и поговорить, как в прошлый раз.

– Хорошо. Дайте мне минутку. Можно посидеть на террасе, если хотите? Пока не очень холодно.

Я последовал за ней в дом, через гостиную и кухню на небольшую террасу, усыпанную листьями.

– Можете вытереть стулья? – спросила она, протягивая мне тряпку.

Я сделал так, как она просила, – смахнул с двух деревянных стульев ярко-желтые листья, по форме напоминавшие веер. Я сел, Лили вернулась минут через пять. На ней были те же джинсы, но она сняла пальто и осталась в белом кашемировом свитере с V-образным вырезом. Волосы она распустила, лицо сполоснула водой, макияжа не было.

– Итак, чем могу помочь?

Я уже решил, что перейду сразу к делу, так что спросил:

– Почему вы соврали мне?

Она не удивилась, медленно моргнула полупрозрачными ресницами.

– О чем?

– О вашей связи с Тедом Северсоном и о том, что вы ездили в Кенневик в воскресенье после убийства. Кажется, вы не говорили мне об этом?

– Могу объяснить, – начала она. – И извините, что соврала. Я переживала из-за отца. Когда вы приезжали в прошлый раз, я так перепугалась, что меня впутают в расследование убийства. Отец не перенес бы этого. Вот почему я притворилась, что не знаю Теда. Надеюсь, вы понимаете, я не стала бы врать, если бы наши отношения были хоть как-то связаны с убийством.

– Какие именно отношения связывали вас?

– Мы познакомились в лондонском аэропорту. Я даже не сразу узнала его, но мы разговорились и выяснили, что уже встречались – нас знакомила Миранда. Мы оба летели первым классом, и так получилось, что сидели рядом, и он рассказал, что жена изменяет ему с прорабом.

– Это важная информация, – сказал я. – Она пригодилась бы нам неделю назад.

– Знаю, знаю. Простите. Он не был уверен на сто процентов. Но подозревал. Я знала Миранду с колледжа и решила, что, скорее всего, он прав. В общем, мы разговорились. Он открылся мне, как это случается иногда в самолетах.

– Значит, вы влюбились.

– Нет, не совсем. Никакой романтики. Мы встретились еще раз в баре в Конкорде, но на этом все кончилось. Он был женат.

– Но он вам нравился?

Она снова медленно моргнула.

– Да. Он был приятным человеком.

– Когда вы узнали, что его убили?

– Я прочитала об этом в «Глоуб» в воскресенье. В статье было сказано, что его застрелил грабитель, но я подумала…

– Подумали, что его убил Брэд Даггет?

– Так его звали, да? Вы думаете, он убил Теда и Миранду?

– Объясните, почему вы решили поехать в Мэн.

– Сложно сказать. По многим причинам. Тед рассказывал, как ему там нравилось, и я решила съездить. Наверное, чтобы оплакать его. Мы встречались всего два раза, но обе встречи получились такими чувственными, страстными. К тому же я надеялась выяснить что-то. Наверное, решила, что я Нэнси Дрю. Глупо, понимаю.

– Чем вы занимались в Кенневике?

– Гуляла. Ужинала в баре гостиницы. Все обсуждали убийство, и я прислушивалась к разговорам, но никто не подтвердил, что у Миранды был роман. Это меня удивило; я думала, об этом весь город говорит. По словам Теда, Миранда практически жила в «Кенневик-Инн». Если она спала с кем-то из местных, наверняка все знали об этом. По крайней мере, я так думала. Но никто не сказал ни слова. Я даже ездила в «Кулис» – это бар для местных, так скажем, – надеясь выяснить что-то или даже встретить Брэда. Но не получилось.

– Что бы вы сделали, если бы выяснили, что Брэд и Миранда встречались?

– Выследила бы его, наверное, – сказала она. – Выбила бы признание. Произвела гражданский арест.

Ее лицо не дрогнуло, и я не сразу понял, что она шутит. Я ухмыльнулся, и она улыбнулась в ответ. Между ее верхней губой и носом пролегла складка.

– Честно, – продолжала она, – понятия не имею, что бы я сделала. Плана у меня не было. Даже если они и встречались, это еще ничего не доказывает.

– Мы практически уверены, что Брэд Даггет убил обоих Северсонов.

– Он исчез?

– Да.

Мы молчали. Лили сжимала пальцами левой руки подлокотник стула. Это первый внешний признак волнения, который я заметил в ней. Наконец она сказала:

– Я совершила ошибку. Надо было рассказать вам обо всем, когда вы приезжали в прошлый раз. Надо было рассказать, что Тед подозревал свою жену и Брэда. Извините. Честно, когда вы приехали, я решила, что Теда действительно убил грабитель. Мне даже стыдно стало, что я ездила в Мэн и пыталась провести собственное расследование. Так глупо.

– Как Нэнси Дрю, – сказал я.

– Значит, вы называете глупой героиню моего детства?

– Нет, конечно, нет. Я тоже любил Нэнси Дрю. Как вы думаете, почему я стал детективом?

Бродячий кот поднялся на террасу и замяукал, словно обращаясь к Лили.

– Это ваш кот? – спросил я.

– Вообще – то нет, – ответила она, вставая. – Его зовут Мог, но он живет на улице. Приходит, когда проголодается. Я дам ему поесть. Вам что-нибудь принести?

– Нет, спасибо, – ответил я. Пока ее не было, я шикнул на Мога, но он остался на месте. У него были глаза разного цвета, а может, один глаз поврежден. Лили вернулась с кошачьим кормом и поставила миску с ним на краю террасы. Мог пригнулся к миске и принялся за еду.

Мне хотелось посидеть здесь еще, но все вопросы я уже задал. Хотя я до сих пор не верил, что Лили сказала мне всю правду, но ее ответы казались достаточно разумными.

– Ваш отец, – начал я. – Как он?

– Он… он все так же. Думаю, он правильно сделал, что покинул Англию. Ему сильно досталось от прессы.

– Он еще пишет?

– Сказал, что есть мысли для последней книги, но я не уверена. Может, его вдохновит возвращение домой, к моей матери.

– Я думал, ваши родители разведены.

– Так и есть. Слава Богу. Это просто сделка. Да, странно, понимаю. Но маме нужны деньги, а папа поможет ей, пока живет у нее дома. Кроме того, папа не выносит одиночества. Не знаю, что из этого получится, но так они оба решат свои проблемы. Если не сработает, отец переедет ко мне.

Мне хотелось расспросить ее об отце, отчасти потому, что он действительно интересовал меня, но в основном потому, чтобы дольше оставаться там, на террасе Лили Кинтнер. Не сводить с нее глаз. В лучах заходящего солнца ее рыжие волосы казались огненными. Она скрестила руки на животе, свитер туго облегал ее высокую грудь и бледные очертания розового бюстгальтера под тонким белым кашемиром. Я лихорадочно думал, как продлить там свое пребывание. Можно задать еще вопросы об ее отце, об увлечении Нэнси Дрю, о работе в Винслоу, но я знал, что это лишнее. Меня же не в гости пригласили. Я встал, Лили тоже поднялась. Мог покончил с ужином, подошел к Лили и стал тереться об ее щиколотку, затем убежал тем же путем, каким появился.

– Кстати, – произнес я, вспомнив последний вопрос, который намеревался задать. – В прошлый раз вы сказали, что познакомились с Мирандой в колледже.

– Да, в колледже Матер, Нью-Честер, Коннектикут.

– И что вы не очень-то ладили, потому что она увела у вас парня?

– Надо же, вы помните. Что ж, мы встречались с одним и тем же парнем. Сначала Миранда, затем я, а потом он вернулся к ней. Было нелегко, но с тех пор прошло много лет.

– Значит, когда вы встретились с Тедом и поняли, что он женат на Миранде и что он несчастлив, вам не пришло в голову, что это блестящая возможность отомстить ей?

– Конечно, пришло. Мне нравился Тед и не нравилась Миранда, но у нас с Тедом были другие отношения. Мы не были влюблены друг в друга. Просто ему хотелось с кем-то поговорить.

Лили проводила меня через дом во двор, к моей машине. Она протянула мне руку, и я пожал ее – сухую, теплую ладонь. Прежде чем выпустить мою руку, кончики ее пальцев нежно скользнули по моей руке, и я задумался, намеренно ли она это сделала или я нафантазировал то, чего не было. Ее лицо оставалось непроницаемым.

Прежде чем сесть в машину, я обернулся и спросил:

– Как звали вашего парня?

– Простите? – спросила она.

– Того парня из колледжа, с которым вы обе встречались?

– Ах его, – сказала она и чуть заметно покраснела. Она замешкалась, затем сказала:

– Эрик Вошберн, но он… он умер.

– Правда? – сказал я. – Как это произошло?

– Сразу после колледжа. Он погиб от анафилактического шока. У него была аллергия на орехи.

– Ясно, – сказал я, не зная, что добавить. – Очень жаль.

– Ничего, – произнесла она. – Это было давно.

Я уехал. По дороге обратно в Бостон гряда облаков нависла надо мной, заслонив солнце. Вечер только начался, но казалось, что скоро стемнеет. Я обдумывал разговор с Лили. Я верил почти всему, что она сказала, но все же оставалось такое чувство, что меня обманули. Я знал, что кое-чего она не договаривает, как и в прошлый раз. Но почему? И почему Лили запнулась, когда я спросил имя ее парня из колледжа? Как будто не хотела говорить. Она сказала, что это давняя история, но это не совсем так. Ей около тридцати. Эрик Вошберн. Я произнес имя вслух, чтобы запомнить.

 

Глава 32

Лили

Через неделю после второй встречи с детективом Кимбеллом я приехала в Конкорд. Каждый вечер по местным новостям я следила за расследованием убийства Северсонов, хотя никаких подвижек в деле не было. И я знала, что не будет. Брэда Даггета не нашли. Мне было приятно осознавать, что я единственный человек на свете, который знает, где Брэд – и что ему уже никогда не пить коктейль с ромом на Карибах. Он потихоньку гниет на заброшенном лугу. Я знала это, как и птицы и звери, которые сновали мимо него. Они чуяли его запах и, возможно, думали, что сдох какой-нибудь крупный зверь, но затем возвращались к своим делам.

Было первое воскресенье после перевода часов на зимнее время. Утро выдалось прохладным, на рассвете за окном ревел ветер со снегом, но к полудню он стих, низкое, тревожное небо заволокли белые, как мел, облака. Я ехала проселочной дорогой, не спеша, слушала классику по радио. В Конкорд я приехала ближе к вечеру и припарковалась на Мейн-стрит. На тротуарах толпился народ: люди стояли в очереди у популярных ресторанов и кафе; женщина средних лет в спортивном костюме вышла из ювелирного магазина. Не спеша, я прогулялась до Монюмент-Сквеа, перейдя широкий перекресток, ведущий к кладбищу «Олд-Хилл». Я протиснулась между надгробьями и по крутой тропинке стала подниматься на вершину холма. На кладбище было безлюдно.

Я прошла мимо скамьи, где сидела с Тедом Северсоном последний раз, когда мы виделись, всего месяц назад, и взглянула на крыши города. С прошлого раза деревья на холме сбросили все листья до единого, и видно было все – до того места, где я припарковалась. Я постояла немного в своей ярко-зеленой куртке, наслаждаясь одиночеством и леденящим ветром Новой Англии; словно сам Господь Бог, я смотрела на суетящихся внизу людей, спешащих по своим делам в этот воскресный день, который продлится на час дольше. Я взглянула на место, где мы с Тедом целовались, и постаралась вспомнить свои ощущения. Его удивительно нежные губы, большие сильные руки, скользнувшие по моему свитеру. Минут через пять я перевела взгляд на гребень холма с его редкими рядами каменных могил. Ветер подхватил мертвые листья и соорудил из них кучи за несколькими надгробьями. Я медленно спустилась по дорожке, мощеной каменными плитами, выбрала наугад могилу, притаившуюся под покосившимся обнаженным деревом, и опустилась на колени перед ней. На надгробье значилось имя – Элизабет Минот, умерла в 1790 году в возрасте 45 лет. Она «приняла медленную, мучительную смерть со смирением и радостью». На верхушке надгробия был изображен череп с крыльями и словами «Помни о смерти». Я склонилась, рассматривая надгробие и представляя, какой была короткая, тяжелая жизнь Элизабет Минот. Хотя какая теперь разница. Она умерла, как и все, кто ее знал. Может, муж задушил ее подушкой, чтобы положить конец ее мучениям. Или своим. Но его тоже давно нет. Их дети умерли, и внуки умерли. Мой отец говорил: каждые сто лет обновляется все население планеты. Не знаю, почему он так говорил и какой смысл вкладывал в эти слова, – думаю, примерно такой же, как «Помни о смерти» – но я знала, что они означают для меня.

Я вспомнила тех, кого убила. Художника Чета, чью фамилию я так и не узнала. Эрика Вошберна, который умер, так и не начав толком жить. И бедного Брэда Даггета, который подписал себе смертный приговор в тот день, когда положил глаз на Миранду Фейт Северсон. Боль кольнула в сердце; непривычное чувство, хотя знакомое. Я не сожалела о содеянном, чувство вины не терзало меня. Честно. У меня были причины – веские причины – убить их. Нет, боль, кольнувшая меня в сердце, напомнила об одиночестве. О том, что во всем мире нет ни одного человека, которому известно то, что известно мне.

Я спустилась с холма и вернулась в город. Мобильный завибрировал в моей сумке. Звонила мама.

– Дорогая, ты уже читала «Таймс»?

– Я не получаю «Таймс», – ответила я.

– Ясно. Там целая статья про Марту Чанг. Ты помнишь Марту, правда? Она хореограф. – Она стала подробно пересказывать статью, даже прочитала мне отрывки. Я села на холодную скамейку с видом на Мейн-стрит.

– Как папа? – спросила я, когда она закончила.

– Проснулся с криками посреди ночи. Я вошла к нему, думая, что он таким образом пытается заманить меня к себе в комнату, но он будто с ума сошел. Дрожал и плакал. Я пошла на кухню, чтобы приготовить ему теплое молоко с виски, а когда вернулась, он уже спал. Знаешь, дорогая, он как ребенок.

Я сказала ей, что мне пора, а она стала рассказывать еще несколько историй про своих друзей, которых я даже не вспомнила. Когда мы закончили, я заметила, что толпа возле ресторанов рассеялась, и решила взять кофе с собой. Затем пошла обратно, мимо «Конкорд-Инн», где встретилась с Тедом и спланировала убийство его жены. Наш план сработал бы. Он был очень близок к тому, что в итоге и произошло. Подставить Брэда, чтобы его обвинили в убийстве Миранды, а затем сделать так, чтобы он исчез навсегда и его тело никогда не нашли. Детали отличались, конечно. Его тело я собиралась выбросить в океан по дороге в Бостон, а машину оставить там, где ее украдут и разберут на части, но результат получился тот же.

Я прогуливалась по тихим улочкам вдоль величественных домов колониального стиля. Я обошла кладбище сзади. Садовники убирали листья в одном из дворов. Мальчик лет двенадцати подбрасывал мяч высоко в воздух и ловил. Больше ни души. Я свернула на улицу, примыкавшую к кладбищу, которая вела к тупику. Перепрыгнула низкий забор, прислонилась к дереву и стала ждать. Мне была видна верхушка холма, усеянная надгробьями, словно чешуей. Солнце – тусклое белое пятно позади облачной завесы – стояло низко. Я прижала к груди стакан с кофе, чтобы согреться. Волосы были собраны под той же темной шапкой, которую я надела в ту ночь, когда Брэд и Миранда простились с жизнью. Я задумалась – не впервые – как сложились бы мои отношения с Тедом, если бы все пошло по плану. У нас начался бы роман, это я знала, но как долго он продлился бы? Я смогла бы рассказать ему все? Разделить с ним свою жизнь? И эта искренность сделала бы наши отношения прочнее? Или погубила бы нас? Думаю, погубила бы, хотя какое-то время было бы приятно – приятно, когда рядом есть человек, которому можно все рассказать.

Я допила кофе, положила пустой стакан в свою сумку. И продолжала ждать.

 

Глава 34

Кимбелл

Я решил, что если припаркуюсь возле «Данкин Донатс» на перекрестке, недалеко от центра Винслоу, то увижу, как Лили Кинтнер поедет по Лейтон-роуд. Там редко кто ездит, а ее темно-красную «Хонду» сложно не заметить. Я поджидал ее каждый день после нашей второй встречи и следил за ней уже раз семь. Я следовал за ней до офиса в колледже Винслоу и обратно домой. Однажды она выехала на перекресток и направилась на юг; я решил, что она едет в Коннектикут повидаться с родителями, и не стал следить. Несколько раз она ездила в центр Винслоу по делам, и я шел за ней пешком на большом расстоянии. Ничего необычного я не заметил.

Всем этим я занимался в свободное время, на своей неприметной серебристой «Сонате». Сам не знаю, что я надеялся выяснить. Я просто знал, сердцем чуял, что Лили Кинтнер причастна к убийству, и если я продолжу слежку, то, может быть, она чем-то выдаст себя.

В воскресенье вечером я припарковался у «Данкин Донатс», как обычно, и только собирался махнуть на все рукой, как заметил «Хонду» Лили. Она повернула налево на Брукс, направляясь на восток. Я выехал с парковки и пристроился за ней через три машины. У нее была старая модель «Аккорд», приземистая, по сравнению с другими «Хондами» на дорогах, так что следить было легко. Я ехал за ней через Стоу, затем Мейнард и Западный Конкорд. Однажды, когда мы проезжали центр Мейнарда, я потерял ее из виду, застряв за почтовым грузовиком, но я правильно угадал, что она осталась на шоссе 62, и снова нагнал ее. Она заехала в центр Конкорда, припарковалась на Мейн-стрит и вышла из машины. На ней была ярко-зеленая куртка, застегнутая на все пуговицы. Она прошла до развязки, за которой начинался небольшой парк.

Единственным человеком, который знал, что я слежу за Лили Кинтнер, была Роберта Джеймс, моя коллега, хотя она не знала, как часто я этим занимаюсь. И она точно не знала, что дважды после наступления темноты я оставлял машину на Лейтон-роуд и шел пешком через лес, чтобы следить за домом Лили. Однажды ночью я наблюдал целый час, как она сидит на своем красном кожаном кресле, подобрав под себя ноги, и читает книгу. Она рассеянно теребила пальцами длинный локон. Над чашкой чая на журнальном столике поднималась струйка пара. Я убеждал себя, что надо уйти, но словно прирос к месту, и если бы она неожиданно вышла наружу и заметила бы меня, даже тогда я вряд ли смог бы уйти. Я никогда не расскажу Джеймс об этом – она и так уже подозрительно относится к моим мотивам.

– Как она выглядит, Генри? – спросила она за день до этого. Я пригласил ее на спагетти карбонара и скотч.

– Красавица, – ответил я честно.

– Ага, – протянула Джеймс понимающе.

– Слушай, – сказал я, – Эрик Вошберн был ее парнем в колледже. Миранда Северсон, то есть Фейт Хобарт, тоже встречалась с ним. Лили рассказала, что Миранда увела у нее Эрика. Эрик погиб от аллергической реакции на орехи в тот год, когда окончил колледж. Он был с Лили в Лондоне.

– Думаешь, она убила его орехами?

– Если так, то это блестящий план. Невозможно доказать, что это не несчастный случай.

– Понятно. – Джеймс кивнула и сделала глоток своего «Макаллана».

– И вот прошли годы, и она познакомилась с мужем Миранды. Может, они были не просто друзьями. И тут его убивают…

– Его убил Брэд Даггет. Мы это точно знаем. Думаешь, Лили была знакома с Даггетом?

– Нет, вряд ли. Но я уверен, что она соврала мне, да и совпадение слишком странное: она замешана в обеих историях – с этим Эриком Вошберном и с Мирандой.

– Можно привезти ее в участок, расспросить подробнее. Ты спросил, есть ли у нее алиби на ту ночь, когда убили Миранду?

– Нет, не спрашивал. Мы же знаем, что это сделал Брэд. Думаешь, она была знакома с Брэдом, уговорила его совершить оба убийства и знает, где он прячется?

– Вполне вероятно, но зачем ей это? Люди не убивают тех, кто уводит у них парней.

– Ну да, – ответил я.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Да, все.

Джеймс улыбнулась. Она не часто делала это, но когда улыбалась, ее суровое лицо преображалось и становилось на удивление прекрасным. Мы стали коллегами чуть больше года назад. Скотч и паста по вечерам начались месяца три назад. До сих пор нас связывали самые успешные партнерские отношения в моей жизни – и никакого секса. С самого первого дня между нами установилась настолько комфортная манера общения, словно мы дружим много лет. Лишь недавно я вдруг понял, как мало знаю о Роберте Джеймс – только то, где она выросла (на побережье Мериленда), где училась (в университете Делавера) и где жила (на последнем этаже трехэтажного дома в Вотертауне). Я думал, она лесбиянка, но мы никогда не говорили об этом. Когда я наконец поднял эту тему, в наш первый вечер с пастой, она ответила:

– Мне нравятся мужчины, но только в теории.

– То есть в реальности тебе нравятся женщины?

– Нет. Я убежденная холостячка, но если когда-нибудь мне надоест одиночество, я буду с мужчиной.

– Понятно, Джеймс, – ответил я и не стал больше ее ни о чем расспрашивать. Ее обычно решительный взгляд дрогнул во время этого краткого разговора.

Как правило, наши вечера со спагетти и скотчем проходили у меня дома, наверное потому, что я всегда пил больше, чем стоило, и когда Роберта приглашала к себе, она всегда настаивала на том, чтобы я оставался на ночь у нее на диване. В одну из таких ночей я встал с дивана, чтобы попить воды, и когда шел обратно по коридору мимо спальни Джеймс, то заметил, что дверь приоткрыта, и желтый свет пробивается наружу. Я открыл дверь и сказал:

– Тук, тук.

Джеймс лежала на кровати и читала книгу. Ночь была теплой, и она высунула свою длинную ногу из-под тонкого одеяла. На ней были очки для чтения, и она удивленно взглянула на меня поверх них.

– Не спится, – сказал я. – Подумал, тебе не помешает компания.

Сам не знаю, какой реакции я ждал, но точно не ожидал взрыва смеха, которым она меня встретила. Я поднял руки, словно защищаясь, и вышел в коридор со словами: «Хорошо, хорошо».

Она пыталась остановить меня, но я мигом вернулся на диван. Джеймс проснулась на рассвете и принесла мне кофе.

– Прости меня за тот смех, – сказала она, протягивая мне чашку.

– Да нет, – ответил я. – Прости, что вломился к тебе ночью. Я вел себя совершенно неприемлемо, – добавил я сипло, голова раскалывалась, словно ее тисками сжимали.

– Ты застал меня врасплох. Последние три раза в меня влюблялись только женщины. Мне очень неловко.

– Ну что ты. Это ведь я пересек черту. Мы с тобой хорошие коллеги. Зачем все портить?

– Точно. Зачем все портить?

На этом разговор закончился. Некоторое время нам было неловко общаться друг с другом, но потом все прошло. И теперь мы снова регулярно встречались – и обсуждали мою личную жизнь.

– Значит, ты собираешься следить за ней завтра? – спросила Джеймс, наливая нам скотч.

– Не знаю, – сказал я. – Может, устрою себе выходной.

– Действительно. Уверена, ты мастер своего дела, но скоро она заметит тебя и пожалуется куда надо.

– Ты права, – сказал я, зная, что не последую ее совету.

Когда Лили дошла до конца Мейн-стрит, где начиналась развязка, я вышел из машины и пошел следом за ней. Она перешла перекресток, направляясь к белой квадратной церкви – ее шпиль обвивали леса – затем повернула направо и вошла на кладбище. Я присел на низкую каменную ограду и скрутил себе сигарету. Она была примерно в двухстах ярдах, но ее зеленая куртка сразу бросалась в глаза. Я смотрел, как она не спеша поднималась по кладбищенской тропинке. Она погуляла немного, ненадолго исчезла за черепичной крышей старого каменного дома с беседкой. Я закурил, и женщина средних лет в спортивном костюме и кроссовках для езды на велосипеде бросила на меня такой взгляд, словно я только что убил ее детей. Я не сводил глаз с кладбища. Наконец я снова заметил Лили, она шла по вершине холма. Видимо, она нашла могилу, которую искала – надгробие под покосившимся деревом. Она присела и прочитала надпись, затем поднялась и стала спускаться с холма. Интересно, чья эта могила, и что она значит для Лили?

Когда Лили дошла до тротуара перед кладбищем и стала пересекать Монюмент-Сквеа в моем направлении, я скрылся, перейдя Мейн-стрит, и зашел в дорогой магазин женской одежды, облицованный стеклом. Я притворился, что рассматриваю шарфы – каждый из них по цене приличной подержанной машины – и одним глазом следил за Лили, которая присела на каменную скамейку и разговаривала по мобильному. Я был достаточно близко, чтобы увидеть ее рыжий локон, выбившийся из-под темной шапки.

– Они кашемировые, – сказал консультант, неожиданно возникнув за моей спиной.

Я вздрогнул.

– Очень красивые. Такие мягкие.

– Конечно.

Я отошел от шарфов и решил побродить по магазину. Лили, кажется, не собиралась пока никуда. Несколько минут спустя я поблагодарил консультанта и вышел из магазина. Лили исчезла. Беспокоясь о том, что она может перейти улицу к магазинам и столкнуться со мной нос к носу, я вернулся к низкой каменной ограде, на которой сидел до этого. Мне очень хотелось подняться на холм и взглянуть на надгробие, которое с таким интересом рассматривала Лили. Могила располагалась под корявым деревом, торчащим на гребне холма, и я был уверен, что легко отыщу ее. Но лучше пойти на кладбище тогда, когда Лили точно не заметит меня. Так что я решил подождать.

Я огляделся по сторонам со своего «насеста». Лили исчезла, и я стал волноваться, что она внезапно появится и заметит меня. Я решил, что не буду больше искать ее, и покинул центр города. Я прошел мимо гостиницы с серой черепичной крышей под названием «Конкорд Ривер-Инн». Из трубы поднимался дым, и, по-видимому, в таком месте должен быть бар. Я зашел. В передней части был ресторан с белыми скатертями и витиеватыми обоями, но из глубины доносились голоса. Я прошел по коридору с низким потолком и обнаружил небольшой бар, втиснутый в пространство не намного больше парковки. Я мигом оглядел зал, чтобы убедиться, что Лили здесь нет – только две пары заканчивали поздний обед и один мужчина читал газету, попивая «Гролш». Я уселся на неудобный деревянный стул возле бара и заказал разливной «Боддигтон». Я собирался не спеша выпить пиво, затем вернуться и проверить надгробие, которое рассматривала Лили. Я не ждал ничего особенного. На том старом кладбище похоронены люди, умершие лет двести назад, но все же мне хотелось взглянуть. Лили так внимательно читала надпись на надгробии, и мне хотелось узнать почему. Я вспомнил ужин с Джеймс накануне вечером и ее беспокойство о том, что моя одержимость Лили Кинтнер уже вышла за рамки профессионального расследования. Наверное, так и есть.

Я сделал глоток пива, съел соленую соломку с тарелки на барной стойке и достал ручку из кармана пиджака. На салфетке я нацарапал:

Я скомкал салфетку и спрятал в карман пиджака. Затем достал новую салфетку из стопки на барной стойке и написал:

Эту салфетку я тоже скомкал и отправил в карман, затем вернулся к пиву. Вдруг я почувствовал себя глупо – не только из-за ужасных стихов, но и потому, что без ведома своего отдела упрямо преследую женщину, косвенно причастную к убийству. Джеймс права. Если я подозреваю, что Лили Кинтнер что-то скрывает, надо просто доставить ее в участок и допросить. Скорее всего, Тед Северсон влюбился в нее как раз перед тем, как его убили. Она соврала мне, потому что переживала из-за отца – человека публичного, который сам отсидел за убийство. Она никак не связана с Брэдом Даггетом, который убил Теда и Миранду, а затем исчез с лица земли. Предполагаю, что после убийства Теда Брэд стал шантажировать Миранду и каким-то образом сумел уговорить ее передать ему деньги в недостроенном доме. Это объясняет, почему они встретились там поздно вечером и почему Брэд смог бесследно исчезнуть – кругленькая сумма денег значительно облегчает задачу. Я допил пиво и расплатился. Я выйду из бара, вернусь к машине и поеду в Бостон. Завтра поговорю с начальством и выясню, стоит ли допрашивать Лили Кинтнер. Если начальство согласится, я попрошу Джеймс составить мне компанию. Если решат, что я лаю не на то дерево, то подожду неделю, а затем позвоню Лили и приглашу ее на свидание.

Я вышел через низкие двери гостиницы. За полчаса, что я провел в баре, почти стемнело. Я напомнил себе, что сегодня переводят часы, и сумерки наступят раньше. По дороге к машине я взглянул на кладбище. Там не было ни души. В угасающем свете я различил дерево и надгробье; не помешает взглянуть. Я миновал перекресток и отыскал узкий вход на кладбище. На относительно новом темном отполированном граните было написано: «Кладбище Олд-Хилл». Я направился вверх по крутой тропинке к дереву, чьи черные голые ветви вырисовывались на фоне светло-серого неба. Я отыскал надгробие, которое так внимательно рассматривала Лили, и прочитал надпись. Миссис Элизабет Минот, умерла в 1790 году. Вдруг я задумался, на что я вообще надеялся, когда шел сюда? Я провел пальцем по стершейся надписи. Красивое надгробие, с символическим изображением души и предупреждением: «Помни о смерти». Я вздрогнул и встал, хрустнув коленями. Голова кружилась в бледном сумеречном свете. Холодный ветер закружил опавшие листья на вершине холма. Пора возвращаться домой.

На другой стороне холма хрустнула ветка. Я обернулся: Лили Кинтнер стояла в нескольких шагах от меня. Она спрятала руки в широкие карманы куртки и направилась прямо ко мне. Она казалась такой нереальной, словно видение, и я улыбнулся, не зная, что делать. Признаться, что я следил за ней? Или притвориться, что это совпадение?

Она остановилась всего в нескольких дюймах от меня. На мгновение мне показалось, что она поцелует меня, но вместо этого она прошептала:

– Простите меня.

Острая боль вонзилась мне в ребра – я увидел, как ее рука в перчатке воткнула в меня нож и повернула его к сердцу.

 

Глава 35

Лили

С моего места под высохшим каштаном, примыкавшим к кладбищу, я заметила одинокую фигуру на вершине холма. Сумерки стремительно сгущались, но я разглядела, что это детектив Кимбелл. Он нагнулся и стал рассматривать надгробие – то же, которое разглядывала я. Миссис Минот.

Я встряхнула руками, чтобы разогнать кровь, и поздравила себя, как легко мне удалось заманить Кимбелла в безлюдное место, как раз когда стемнело. С минуту я наслаждалась своим успехом, а затем направилась к нему, предварительно оглядевшись – вдруг на кладбище остались посетители. Но никого не оказалось.

Когда между нами оставалось меньше пяти ярдов, я наступила на упавшую ветку, и он обернулся.

В одном кармане у меня был электрошокер, в другом – нож. Я собиралась сначала оглушить его, а затем зарезать, но мое появление настолько изумило его, что я просто подошла к нему вплотную и вонзила нож между ребер под таким углом, чтобы достать до сердца.

Так просто.

Его лицо побледнело, и я почувствовала теплую кровь на руке.

Мы смотрели друг другу в глаза, я слышала биение собственного сердца и едва различила поспешные шаги, глухо стучавшие по тропинке слева от меня.

– Отойди от него и подними руки, – громыхнул женский голос, перекрикивая шум ветра.

Я обернулась и увидела, как высокая темнокожая женщина в тренч-коуте поднимается по тропинке, сжимая пистолет обеими руками. Полы расстегнутого пальто развевались за ее спиной, хлопая на ветру. Я выпустила нож, Кимбелл упал на колени, ударившись о каменную плиту. Я подняла обе руки и отступила назад. Женщина взглянула на Кимбелла, продолжая идти к нам. Она заметила нож, торчащий из его бока, и ускорила шаг, направив пистолет на меня.

– На землю! Живо. Лицом вниз.

Я практически слышала адреналин в ее голосе, и сделала так, как она велела, растянувшись на холодной твердой кладбищенской земле. Я не собиралась драться или убегать. Меня поймали.

– Генри, не двигайся. Оставь нож, понял? – Слова, обращенные к Кимбеллу, прозвучали нежно, заботливо. Я повернула голову, чтобы разглядеть их – женщина быстро набирала номер на мобильном, продолжая целиться в меня. Она позвонила в 911, вызвала скорую «на какое-то чертово кладбище в центре Конкорда, на холме». Она назвалась – детектив Роберта Джеймс из Бостонской полиции – и сообщила диспетчеру, что ранили полицейского. Затем взглянула на детектива Кимбелла: «Выглядит не так уж плохо, главное – не двигайся», потом повернулась ко мне. Я услышала, когда ремень на ее пальто выскользнул из петель. Она уперлась коленом мне в спину и навалилась всем весом. Я почувствовала холодный ствол ее пистолета на своей шее.

– Без глупостей, – сказала она. – Руки за спину.

Я сделала, как она велела, и она туго связала мне запястья ремнем.

– Дернешься, выстрелю в голову, – предупредила она.

Я расслабила все тело. Гонимый ветром сухой лист ударил меня по щеке. Я закрыла глаза и подумала, ужасаясь и не желая верить, что моя жизнь кончена. Я слышала, как детектив нашептывала что-то Кимбеллу. Он ответил, но слов я не расслышала. Теперь, когда меня поймали, у меня не было причин желать ему смерти. Вообще-то я надеялась, что он выживет, скорее всего, так и будет. Нож вошел не слишком глубоко. Издали послышалась сирена скорой помощи. Детектив убеждала Кимбелла, что все будет хорошо, что он выживет. Я открыла глаза. Локон волос, выбившийся из-под шапки, мешал мне видеть происходящее – детектива Кимбелла, лежащего перед могилой Элизабет Минот, склонившуюся над ним женщину, которая зажимала рукой его рану, стараясь остановить кровотечение. Свинцовое небо потемнело, и бледные проблесковые маячки скорой помощи осветили нас.

* * *

Спустя двадцать четыре часа суд округа Мидлсекс отклонил мое прошение об освобождении под залог.

– Попробуем еще раз, – сказала назначенная штатом адвокат. Ее звали Стефани Флинн, и ей было лет двадцать пять. Небольшого роста, симпатичная, но ногти у нее были изгрызаны вконец, и выглядела она так, будто не высыпалась уже целый год.

Она вернулась вместе со мной в камеру.

– Они одобрят прошение, у них нет права удерживать вас здесь. При таких обстоятельствах.

– Ничего страшного, – сказала я. – Вы сделали все, что могли. Я ведь полицейского ранила.

– Полицейского, который преследовал вас и домогался, – уточнила Стефани, пристально взглянув на меня через свои стильные очки. – Кстати, его жизнь вне опасности, – добавила она. – Его недавно перевели из реанимации.

– Хорошо, – ответила я.

Адвокат посмотрела на часы, пообещала, что вернется завтра в то же время. Я могла бы нанять юриста сама или родители выбрали бы мне адвоката, но я решила, что лучше соглашусь на того, кого назначит штат, и была уверена, что не прогадала.

Когда она ушла, я легла на койку в своем темно-зеленом спортивном комбинезоне. Мой обед – гамбургер с овощами – принесла хмурая женщина-полицейский в униформе. Мне не хотелось есть, но я все же откусила пару раз и выпила яблочный сок из пластикового стакана, который принесли с обедом. Выпив стакан теплой воды из-под крана в камере, я легла на койку. Мои родители, которым я наконец позвонила утром с платного телефона в коридоре, скоро приедут, и я наслаждалась покоем до их появления. Накануне вечером, когда я неподвижно лежала на кладбище «Олд-Хилл» и наблюдала, как появилась сначала одна скорая, потом вторая, затем целая флотилия полицейских машин, я думала, что сказать на допросе. Может, рассказать правду, всю правду – о двух трупах в колодце и о том, что произошло с Эриком Вошберном в Лондоне, и о моем участии в убийстве Теда и Миранды Северсонов и Брэда Даггета. Я представила, каково это – признаться во всем – и холодные, озадаченные взгляды полицейских, а потом представила, как эти озадаченные взгляды будут преследовать меня всю жизнь. Все годы, которые мне предстоит провести в тюрьме. Печально известная дочь Дэвида Кинтнера. Я стану предметом обсуждений и сплетен, диковинкой. Обо мне напишут книги. Конец уединению.

Поэтому я придумала другую историю, намного проще. Я расскажу, что детектив Генри Кимбелл напугал меня до смерти, он больше недели следил за мной. Я расскажу, что заметила его несколько раз – так оно и было – и испугалась за свою жизнь. Если меня спросят, почему я не обратилась в полицию, я скажу, что он сам из полиции. Я скажу, что повсюду стала брать с собой электрошокер и нож, и в тот день я отправилась на свое любимое кладбище в Конкорде. Когда я заметила его, то запаниковала и набросилась на него с ножом. Теперь я понимаю, что совершила ошибку, но в тот момент я просто не могла ясно мыслить. Я словно обезумела от страха.

Вот что я рассказала – сначала полицейскому, который допрашивал меня после ареста в полицейском участке Конкорда, где меня обвинили в покушении с целью убийства, затем в тот же вечер детективу Роберте Джеймс, той женщине, которая спасла жизнь детективу Кимбеллу. Я пыталась выяснить – Джеймс и Кимбелл следили за мной вместе или она появилась случайно. Я была уверена, что Кимбелл следил за мной один, выйдя за рамки должностных обязанностей. Он был одержим мной, в этом не оставалось сомнений, и скоро изучил бы мою жизнь во всех подробностях. Я уже назвала ему имя Эрика Вошберна, и, конечно же, он выяснил, что мы были вместе, когда Эрик погиб. Я запаниковала и подумала, что если он действительно следит за мной один, то можно заманить его в безлюдное место и решить проблему. Я сразу вспомнила кладбище, куда ездила с Тедом Северсоном. Там обычно безлюдно, хотя территория абсолютно открыта. Если детектив Кимбелл проследит за мной до Конкорда, то он увидит меня на кладбище из города. Я стану рассматривать какую-нибудь могилу в надежде, что позже он придет туда сам. А мне останется только ждать.

Все сработало идеально, пока не объявилась детектив Джеймс.

Я была уверена, что моему рассказу поверят. Возможно, меня все-таки посадят на какое-то время или отправят в психиатрическое заведение, но вряд ли мне грозит длительный срок. Меня больше заботило, насколько основательно они станут расследовать смерть Миранды и исчезновение Брэда. На ту ночь у меня нет алиби, но зачем оно мне? Был вечер вторника, а я живу одна. Даже если допросят мою маму, маловероятно, что она расскажет, как отвезла меня в Мэн. Вряд ли она вообще вспомнит об этом.

Я услышала, как в конце коридора скрипнула дверь, и узнала задиристый голос своей матери. Я услышала слово «залог» и затем «нелепо». Родители подошли к решетчатой двери моей камеры в сопровождении той же женщины-полицейского, которая приносила мне обед. Мама негодовала, а отец выглядел старым и напуганным.

– Ох, дорогая, – произнесла мама.

* * *

Через три дня, когда пересматривали мое прошение о залоге, меня привели в комнату для допросов. Это было после завтрака, на который мне принесли яичницу, разогретую в микроволновке, с картошкой. Я уже была в этой комнате – коробка без окон, с белыми стенами.

Вошла детектив Джеймс, отметила свое присутствие и время начала допроса перед камерой, установленной под потолком.

– Как вы, мисс Кинтнер? – спросила она, усевшись на стул.

– Бывало и лучше, – ответила я. – Как детектив Кимбелл?

Она ничего не ответила, прикусила губу, и я заметила, как она кинула взгляд на прямоугольное зеркальное стекло на стене. Может, Кимбелл наблюдал за допросом?

– Он пошел на поправку, – ответила она наконец. – Ему повезло, что он выжил.

Я кивнула, но ничего не сказала.

– У меня есть к вам несколько вопросов, мисс Кинтнер. Во-первых, на прошлом допросе вы сказали, что несколько раз видели, как детектив Кимбелл следит за вами, еще до того, что произошло в воскресенье, когда вы отправились в Конкорд на кладбище. Расскажите об этих случаях.

Я рассказала ей, как детектив Кимбелл следил за мной. Один раз в Винслоу, второй раз я заметила его в машине, когда он медленно проезжал мимо моего дома. Она спросила про мои отношения с Тедом Северсоном и зачем я отправилась в Кенневик после его смерти. Я рассказала ей то же, что говорила Кимбеллу.

– Итак, судя по вашим словам, – сказала она, – хотя вы располагали важной информацией относительно убийства, вы решили скрыть ее от полиции и самостоятельно расследовать это дело? Затем, когда вы решили, что детектив, который просто выполнял свою работу, преследует вас, вы задумали убить его? Надо сказать, у вас крайне любопытная манера решать свои проблемы.

– Я не собиралась убивать детектива Кимбелла.

– Но вы решили воткнуть в него нож.

Я ничего не ответила. Детектив Джеймс уставилась на меня с другого конца стола. Я подумала, какие отношения ее связывают с детективом Кимбеллом, может романтические, но вряд ли. Ее можно было назвать красивой – стройная, высокая, длинноногая фигура модели – но в детективе Джеймс было что-то свирепое, хищное. Может, только в ее пристальном взгляде, словно она смотрит сквозь меня.

Наступила тишина, и я подумала, что детективу Джеймс больше нечего спросить. Затем она сказала:

– Детектив Кимбелл рассказал мне, что вы что-то сказали ему, перед тем как воткнуть в него нож. Вы помните свои слова?

Я помнила, но покачала головой.

– Честно говоря, – сказала я, – я почти ничего не помню про тот вечер. У меня словно помутнение было.

– Как удобно для вас, – ответила она, встала и вышла из комнаты.

Я просидела одна минут тридцать. Часов у меня не было, да и в комнате тоже, так что я не уверена, сколько времени прошло. Я не двигалась с места, старалась, чтобы на моем лице не отражалось никаких эмоций. Я знала, что за мной наблюдают через стекло, анализируют, обсуждают. Будто меня связали, голую, и ощупывают грязными руками. Но я не сомневалась, что если придерживаться своей истории и если Брэда не найдут, меня не смогут удерживать здесь вечно. Я вернусь к своей жизни – просто к жизни. И никогда не допущу больше таких ошибок. Никогда не подпущу к себе ни одного человека. От этого одни только проблемы.

Открылась дверь, и вошел детектив Кимбелл. На нем был привычный твидовый пиджак и джинсы, но он неделю не брился и казался бледным. Он осторожно подошел к стулу, но не сел на него, а облокотился руками на спинку и уставился на меня – в его взгляде читалось любопытство, а не гнев.

– Детектив, – произнесла я.

– Я знаю, вы помните, что сказали мне, – начал он. – Перед тем как ударить меня ножом.

– Не помню. Что я сказала?

– Вы сказали: «Простите меня».

– Хорошо, раз уж вы говорите.

– Почему вы так сказали, если боялись меня, думая, что я преследую вас?

Я покачала головой.

– Я выясню, что вы пытаетесь скрыть от меня, – сказал он. – Не знаю, где это и что это, но выясню.

– Очень надеюсь на это, – сказала я и посмотрела ему прямо в глаза. Я думала, он отведет взгляд, но он продолжал смотреть. – Рада, что у вас все хорошо, – сказала я, и это было искренне.

– Что ж, в данной ситуации для вас лучше, что я выжил.

Я ничего не ответила, а он не сводил с меня глаз. Я думала найти ненависть в его взгляде, но ее не было.

Дверь распахнулась, и мужчина в костюме, которого я раньше не видела, вошел в комнату. Он был средних лет, здоровенный, с седыми усами.

– Выйдите, детектив, сейчас же.

Генри Кимбелл медленно отвернулся от меня, затем решительным шагом покинул комнату, мужчина придержал для него дверь. Прежде чем дверь захлопнулась за ними, я услышала, как мужчина крикнул:

– Господи Иисусе! Что вы там…

Я снова оказалась в тишине.

* * *

В тот вечер, когда я вернулась в камеру, ко мне пришла мой адвокат и поставила стул по другую сторону решетчатой двери.

– Сегодня у вас был неожиданный гость, – сказала она. Ее лицо как-то странно искривилось, и тут я поняла, что она старается не улыбнуться.

– Вы про детектива Кимбелла?

– Точно. Я слышала, что он ворвался в комнату для допросов. Вас не должны были оставлять там одну. Вы можете настоять на моем присутствии во время допроса.

– Знаю.

– Что он сказал?

– Он хотел знать, помню ли я, что я сказала ему, прежде чем нанести удар, но я ответила, что ничего не помню, и это правда. А он добавил, что собирается выяснить, что я скрываю.

Теперь мой адвокат улыбалась во весь рот, и я впервые заметила, что на нижних зубах у нее почти незаметные пластиковые брекеты.

– Простите, – сказала она. – Вы должно быть расстроены, это недопустимо. Генри Кимбелл официально уволен из полиции. Все к этому шло, поверьте мне.

– Значит, он действительно выслеживал меня один?

– О да. Мы уже знали об этом. Его коллега присматривала за ним, беспокоясь за его психологическое состояние, – накануне происшествия он признался ей, что следит за вами в свободное от работы время. Она решила, что он одержим вами. Так что на следующий день она поехала к нему домой и в итоге проследила за ним до самого Конкорда. Это еще не все: когда его отвезли в больницу, в его вещах нашли кое-что про вас. Стихи.

– Правда? Какие стихи?

– Они, бесспорно, доказывают его вину. Вряд ли детектив Кимбелл когда-нибудь вернется в полицию.

– И что все это значит? – спросила я.

Завибрировал ее мобильный, она достала его из кармана пиджака, нажала на кнопку и спрятала обратно в карман.

– Не хочу торопить события, Лили, но думаю, можно заключить сделку. Что вы скажете, если вам предложат пройти психиатрическое освидетельствование и, возможно, провести какое-то время в больнице, чтобы поработать над управлением гневом.

Я ответила, что не возражаю.

– Хорошо, – сказала она. – Тогда дело почти улажено. – Она взглянула на меня и снова улыбнулась. – Так или иначе, вряд ли вы здесь задержитесь. Она встала, покопалась в своем битком набитом портфеле. – Чуть не забыла, вам еще одно письмо. Мне дали его наверху.

Она просунула конверт в прорезь, через которую мне давали еду. Еще одно письмо от моего отца. За три дня после нашей последней встречи он написал мне три письма.

– Спасибо, – сказала я.

После ухода адвоката я села на койку, но не стала сразу открывать конверт. Я не спешила. Новости оказались намного лучше, чем я надеялась. Я вернусь к своей жизни. Может, не сразу, но со временем. Я открыла конверт, предвкушая то, что прочитаю. Отец писал мне письма с тех пор, когда я была еще девочкой, и они всегда подбадривали меня.

Моя дорогая Лил,

Папа

Твоя мама уехала сегодня вечером обучать своих студентов (ее единственный доход!), так что мне пришлось разогреть лазанью в микроволновке. Думаю, на это уйдет минут пятнадцать, как раз успею написать еще одно письмо. Утром я разговаривал с твоим адвокатом и должен сказать, что она полна оптимизма, – думаю, совсем скоро ты вернешься домой. Мы надеемся на это.

Такое чувство, как будто уже десять вечера, хотя еще только пять! Здесь рано темнеет. Я потягиваю чудесный коктейль, который сам изобрел. Один стакан воды, а сверху примерно на два пальца скотча. По сути, вода со вкусом виски. Очень вкусно, могу пить с утра до вечера – и никакого вреда. К тому же я никогда не бываю абсолютно трезвым в течение дня, хотя наутро просыпаюсь бодрым и веселым. Жаль, что я не открыл этот способ много лет назад. Я бы запатентовал его и разбогател.

Микроволновка загудела, да и стакан просит добавки. Мама говорила, что мы приедем к тебе на выходные. А пока – «ДЕРЖИСЬ», сказал котенок, свисая с ветки дерева.

Пока, дорогая,

P.S. Забыл рассказать тебе в предыдущем письме, есть и плохие новости. Старую ферму Бардвелл по соседству с нами продали какому-то юнцу из города – управляющему хеджевым фондом. Он собирается все снести и построить что-то вроде дешевого отеля – на 50 комнат. Уже приехали бульдозеры. Я рассказываю тебе, потому что знаю, ты любила тот луг возле фермы, и, боюсь, что завтра там все перероют. Твоя мама неожиданно превратилась в активного защитника окружающей среды. Извини, что подпортил настроение. А может, ты удивляешься, зачем я все это пишу. Скоро увидимся, Лил. Папа любит тебя и всегда будет любить – несмотря ни на что.