Весь свой второй курс и последний год обучения Эрика каждый четверг, пятницу и субботу я ночевала в Сен-Дане, в его спальне на втором этаже. В то время я считала эти месяцы лучшими в своей жизни. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было время сомнений и тревоги, и не только из-за того, что случилось после. Я была влюблена в Эрика Вошберна, а он говорил, что влюблен в меня. Я верила ему, но при этом знала, что мы молоды, что Эрик скоро окончит колледж и переедет в Нью-Йорк, чтобы найти работу в финансовом секторе. А я собиралась провести следующий учебный год в Лондоне, в Институте искусств. Хотя мы с Эриком говорили о будущем, я убеждала себя, что после выпускных экзаменов все изменится.

В тот год я жила двумя совершенно разными, но вполне совместимыми жизнями. С воскресенья по четверг я занималась чтением и домашними заданиями. Мои соседки по комнате, три Вайноны, включали громкую музыку и без конца дымили сигаретами, но оказались на удивление дружелюбными. Я обнаружила, что у меня много общего с Вайноной-Русалкой – книжным червем, которая, как и я, обожала Нэнси Дрю. В четверг вечером я отправлялась в Сен-Дан на еженедельную вечеринку, прихватывая с собой самую большую сумку с одеждой и туалетными принадлежностями, так как всегда ночевала в особняке, а иногда оставалась на все выходные. С утра пятницы до вечера воскресенья мы с Эриком почти не разлучались, за исключением занятий и соревнований Эрика по теннису или фрисби, или других многочисленных игр, в которых он обязательно должен был выиграть. Мы смотрели фильмы в кинотеатре кампуса, а иногда выбирались в итальянские рестораны Нью-Честера или ходили на вечеринки, которые проходили не в Сен-Дане или у членов общества, но это случалось редко. Нам было хорошо вместе, предсказуемо и стабильно – шутки, понятные только нам, и вполне удовлетворительный секс. Мы называли друг друга Вошберн и Кинтнер. Мы не страдали от мук разочарования и неверности. Я наслаждалась нашей близостью, но никому, кроме Эрика, не рассказывала о том, как сильно привязана к нему. Он отвечал взаимностью и иногда говорил о нашем совместном будущем после колледжа.

Бывшая подружка Эрика, Фейт, тоже оканчивала последний курс и каждый четверг появлялась на вечеринках. Теперь она встречалась с Мэтью Фордом, а так как мы с Фейт были девушками двух самых видных членов Сен-Дана, она не отходила от меня весь год, даже иногда спрашивала о моих отношениях с Эриком, хотя я никогда не попадалась на удочку. Она мне не нравилась – шумная, болтливая, хитрая, она любила быть в центре внимания, но я не возражала против ее общества. Если бы Фейт исчезла из поля зрения, интерес к девушке, которая два года была с Эриком, мог перерасти в одержимость. Но она всегда была рядом, и я успела хорошо изучить ее, именно поэтому она не занимала никакого места в моих мыслях.

Я понимала, чем она привлекла Эрика. Круглолицая и сексуальная, с короткими темными волосами. Одевалась элегантно и консервативно, как и подобало выпускнице частного колледжа, но ее свитера были всегда слишком обтягивающими, а юбки – слишком короткими. Разговаривая, она подходила близко и смотрела прямо в глаза, обезоруживая собеседника, но она много смеялась и шутила. Когда мы ходили куда-нибудь вместе, Фейт брала меня под руку, а если она стояла за мной, то проводила рукой по моим волосам. Мои родители никогда не баловали меня физическими проявлениями нежности, так что эмоциональность Фейт иногда смущала меня, а иногда и утешала. Однажды, когда Фейт выпила лишнего, она сказала, что хочет рассмотреть цвет моих глаз. Она подошла так близко, что ее карие глаза показались мне гигантскими.

– Да тут настоящий персидский ковер, – произнесла она, обдавая мою щеку теплым дыханием. – Оттенки серого, желтого, голубого, карего и даже розового.

Эрик редко заводил разговор о Фейт, но однажды ночью, когда мы лежали в его кровати, он спросил, не раздражает ли меня то, что мы так часто видимся с Фейт.

– Да нет, – ответила я. – Она решила, что мы с ней лучшие подруги. Ты заметил?

– Она со всеми так общается. Забудь. Думаю, ты ей действительно нравишься, и она правда хочет стать тебе другом, только вот…

– Не беспокойся. Я понимаю, о чем ты. Я не собираюсь с ней дружить. Вряд ли у нас есть что-то общее. Кроме тебя.

– У вас нет совершенно ничего общего. Готов поклясться. Она неплохой человек, и они с Мэтом – прекрасная пара.

– Наверное, – сказала я.

Больше мы не говорили о Фейт.

* * *

В то лето я вернулась в Монкс. Мама завела нового приятеля, Майкла Бьялика, бородатого профессора лингвистики из университета, на удивление приземленного. У него был свой дом примерно в полумиле от нашего, – перестроенный амбар, где он жил со своим сыном, одаренным пианистом по имени Сенди. Майкл любил готовить, и поэтому мама много времени проводила у него дома, оставляя Монкс в моем распоряжении. Я подрабатывала в библиотеке – всего четыре часа в день с понедельника по пятницу, а выходные проводила за чтением или бродила по окрестностям. Я была влюблена и чувствовала удивительное умиротворение. Я даже вернулась на свой любимый луг, где Чет нашел последнее пристанище. Крышка колодца была на месте и выглядела точно такой же, какой я нашла ее много лет назад под пожелтевшей листвой. Ферма по соседству все еще пустовала.

Я планировала навещать Эрика в Нью-Йорке по выходным, но когда он приехал в Монкс-Хаус, то влюбился в это место, по крайней мере, так он уверял.

– Мне хотелось бы проводить здесь все выходные, Кинтнер. Вот это идеальная жизнь. Неделя в городе, а в пятницу вечером я сажусь на поезд и приезжаю к тебе. Выходные за городом.

– Тебе не надоест?

– Ни за что. Мне так нравится. А тебе? Из-за меня ты будешь проводить здесь все свободное время.

– Как каждое лето своей жизни. Я не возражаю. К тому же я буду ждать тебя.

Так что летом наша студенческая жизнь практически не изменилась. Недели врозь. Выходные вместе. Я была довольна, потому что одиночество никогда не тяготило меня. А дни, которые я проводила одна, лишь приближали меня к выходным, когда Эрик сойдет с пригородного поезда, с рюкзаком на плече и улыбкой до ушей. К тому же выходные были намного насыщеннее. За стенами колледжа наши отношения казались более зрелыми, комфортными. Нам казалось, что мы – семейная пара. Так что меня вполне устраивало – видеться с Эриком два дня в неделю.

И Эрик не возражал – по своим причинам.

Я бы никогда не узнала об этих причинах и осенью уехала бы в Лондон, все еще уверенная в том, что Эрик – любовь всей моей жизни, если бы в последнюю неделю августа отец не приехал в Нью-Йорк и не пригласил бы меня пообедать с ним. У него готовилась к выходу новая книга – сборник рассказов – и он приехал в Нью-Йорк, чтобы встретиться с американским агентом и издателем, а также прочитать отрывок в книжном магазине «Стренд Букс». Он не пригласил меня на чтение, но я не удивилась. Однажды, классе в девятом, я спросила его, можно ли мне прийти на чтение его книги, и он ответил: «Господи, Лили, ты же моя дочь. Я ни за что не стану подвергать тебя такому испытанию. Тебе и так придется читать мои книги, не хватало еще, чтобы ты слушала, как я читаю их вслух».

Так что я отпросилась в библиотеке и села на поезд до Нью-Йорка. Мы с отцом пообедали в роскошном ресторане в лобби его отеля, недалеко от центра города, и поговорили о предстоящем учебном годе в Лондоне. Он обещал прислать мне по электронной почте список друзей и родственников, которых мне придется навестить, а также несколько его любимых мест в Лондоне – в основном пабов. Потом он подробно расспрашивал меня о маме и ее новом приятеле. Его разозлило, что профессор лингвистики оказался в целом вполне приличным человеком. После обеда мы расстались перед отелем.

– А из тебя вышел толк, Лил, несмотря на твоих родителей, – сказал он не в первый раз.

Мы обнялись на прощанье. Для конца августа день был на удивление чудесным, так что я отправилась в центр, к офису Эрика, где еще никогда не была. Весь месяц стояла невыносимая духота, но теперь воздух казался свежим; я шла тихими городскими улочками и радовалась жизни. Я еще не решила, стоит ли беспокоить Эрика на работе, представляя его лицо, когда я войду в офис. От приятных грез меня отвлек чей-то голос, выкрикнувший мое имя. Я обернулась и увидела Кети Стоун, первокурсницу из Матера, мы познакомились на вечеринке Сен-Дана; она переходила улицу и махала мне.

– Я узнала тебя, – сказала Кети, шагнув на край тротуара, как раз когда мимо пронеслось желтое такси. – Не знала, что ты будешь в городе летом.

– А я не в городе. Живу у мамы в Коннектикуте. Папа здесь, и мы обедали вместе.

– Хочешь кофе? Я пораньше освободилась с работы. Ужас, Нью-Йорк невыносимо депрессивный в августе.

Мы направились в кафе на углу улицы и обе заказали холодный латте. Кети трещала без остановки об общих знакомых из Матера и нескольких студентах, о которых я никогда не слышала. Она мастерски собирала и распространяла слухи, и я удивилась, что она не спрашивает меня об Эрике, поэтому спросила сама:

– Ты часто видишься с Эриком?

Глаза Кети на мгновение округлились, когда она услышала его имя.

– Знаешь, я не собиралась говорить о нем. Нет, не часто, только иногда. Он работает где-то неподалеку.

– Да, знаю. А почему ты не хотела говорить о нем?

– Не знала, как ты отреагируешь, ведь вы расстались. Может, ты и слышать о нем не желаешь.

Холодная дрожь пробежала по моему телу. Я чуть не выпалила, что, мы, конечно, встречаемся, но сдержалась.

– Что-то случилось? – спросила я.

– Да нет, кажется. Я видела его пару раз, обычно он уезжает из города на выходные. Его папа заболел. Ты знала?

– Нет, – сказала я. – Что с ним?

– Рак, насколько мне известно. Эрик ездит к нему каждые выходные. Наверное, они близки? Я кивнула в ответ и внезапно ощутила жгучее желание выбежать из кафе, подальше от Кети. К счастью, зазвонил ее мобильный, и пока она искала его в своей огромной сумке, я вышла из-за стола. Взяв ключ у бармена, я заперлась в уборной. В голове гудело, я отчаянно пыталась осмыслить информацию, которую только что получила, и хотя часть меня сомневалась в словах Кети – наверняка, это какая-то нелепая ошибка – разум говорил, что это правда, что меня обманули. Эрик ведет две жизни, и никто не знает, что он ездит ко мне по выходным. Вернув ключ, я увидела, что Кети все еще болтает по телефону. Я хлопнула ее по плечу, показала на часы и быстро пошла к двери. Кети опустила мобильный и встала, но я пробормотала «прости» и ускорила шаг.

Оказавшись на улице, я свернула в переулок, где стояли жилые дома. К одному из них вели каменные ступеньки, скрытые в тени развесистого дерева. Я притаилась на последней ступеньке, не заботясь о том, что хозяин дома может заметить меня и прогнать. Не знаю, сколько я просидела там, но, видимо, часа два. Я чувствовала себя глубоко несчастной, но вскоре мне удалось успокоиться. Я стала анализировать ситуацию. Эрик ограничил наши отношения двумя днями в неделю и никогда не виделся со мной в городе. Так он всегда обычно действовал, еще в колледже. Но зачем врать о том, куда он ездит по выходным? Может быть только одна причина – у Эрика есть кто-то в Нью-Йорке.

Было около пяти, когда я направилась к офису Эрика. Я знала адрес, но никогда здесь не была. Я шла медленно, всматриваясь в толпу и понимая, что если столкнусь с Эриком, то не смогу сдержаться, но уехать из города тоже не могла. Мне хотелось посмотреть, где он работает, может, даже увидеть его, но остаться незамеченной.

Его офис располагался в неприглядном четырехэтажном кирпичном здании неподалеку от кафе «Грейс-Папайя». Я опустилась на скамейку напротив входа, вытащила «Нью-Йорк Пост» из урны, раскрыла газету и, спрятавшись за ней, уставилась на дверь. Вскоре после пяти из здания вышли несколько мужчин и женщина в юбке и блузке. Эрика не было; он появился чуть позже в сопровождении двух мужчин. На нем был светло-серый костюм; выйдя на тротуар, все трое закурили. Я не удивилась, что Эрик курит, хотя он сказал, что бросил в день выпуска. Он ни разу не закурил, когда приезжал в Коннектикут по выходным, но только потому, что был двуличным человеком. Его коллеги, с дымящими сигаретами, направились к центру города, а Эрик стоял, глядя на свой мобильный. Подъехало желтое такси, и я подумала, что Эрик уедет на нем, но вместо этого из машины вышла рыжеволосая девушка в коротком платье в стиле ретро и поцеловала Эрика в губы, пока он выбрасывал сигарету.

Они говорили с минуту, Эрик положил руку ей на талию.

Сердце защемило, перед глазами все расплывалось, как в тумане, и на мгновение я подумала, что у меня сердечный приступ. Но все прошло. Я выпрямилась, сделала глубокий вдох и стала разглядывать девушку. Она казалась знакомой, но лица я еще не видела. От того, что она тоже рыжая, было больнее, хотя даже издалека было видно, что она крашеная.

Эрик и рыжая обернулись, и я с ужасом подумала, что сейчас они перейдут улицу и подойдут ко мне, но они ушли в другую сторону, взявшись за руки. Я наблюдала за ними из-за газеты и, наконец, разглядела лицо его городской подружки. Это была Фейт, рыжая Фейт. Оглядываясь назад, я этому совсем не удивляюсь – конечно же, это была Фейт, – но тогда меня шокировала ее внешность – рыжие волосы, такие же, как у меня. И я разозлилась. Как никогда.