Медведеву показалось, что еще не успел сомкнуть глаз, как его уже разбудили, хотя на самом деле прошло около шести часов.

Со стороны Картымазовки к дому медленно приближался большой обоз, и его никак нельзя было принять за разбойничий — казалось, просто богатый литовский вельможа переезжает на лето с семьей и слугами из одного своего имения в другое. Впереди на черном коне в дорогой сбруе степенно и неторопливо ехал одетый богато и на­рядно Антип, за ним двое молодых людей в роли оруженосцев, потом изящная, запряженная чет­веркой лошадей карета, изготовленная, несомнен­но, одним из лучших фряжских каретников, а в карете — Варежка, казавшаяся намного старше из-за прически и роскошного парчового платья, ко­торое не постыдилась бы надеть королевская дочь, и рядом с ней какая-то разбойничья жена, ни дать ни" взять, придворная дама. Следом чинно двигались две дюжины всадников, одетых как мел­кие дворяне и слуги, затем с десяток груженных доверху тяжелых возов с каким-то скарбом, плот­но упакованным и тщательно прикрытым от лю­бопытных глаз плотной декоративной тканью, и совсем позади, отстав на приличное расстояние, тащились как бы ничем не связанные с богатым караваном пять скромных крестьянских телег, телег же, впрочем, нагруженных доверху и тщательно прикрытых; на телегах этих кроме скарба находи лись еще женщины и дети, некоторые из них держали в руках плетенные из прутьев клетки с домашней птицей, а в одной такой клетке, на коленях у девочки, Медведев увидел даже кошку с целым выводком котят. К телегам были привязаны вожжи, или неторопливо двигались верхом небогато, но добротно одетые, вполне приличные и  почтенные бородатые мужики, которых никак нельзя было бы заподозрить в каких-либо незаконных, нечестивых или не угодных Господу делах.

 Вот эти-то пять телег и въехали во двор медведевского дома — разумеется, через ворота — и скромно расположилась тут же, как бы опасаясь подъехать ближе, в то время как основной обоз миновал двор и остановился подальше на дороге.

 Антип отдал какие-то распоряжения и спешился у колодца.

 Он вежливо поклонился Картымазову, который  ответил на его поклон сдержанным кивком, и обратился к Андрею:

— Я хочу попросить у тебя прощения за все неудобства, которые тебе пришлось перенести, — сказал он. — Знакомство с тобой — честь и удовольствие; из всех пленников, которые когда-либо у меня были, ты оказался самым мужественным, порядочным и благородным. Кроме того, ты оказал мне огромную услугу, занимаясь с Вареж­кой, — тебе известно мое намерение отдать ее на учебу и воспитание в хороший женский мона- стырь и теперь, благодаря тебе, она к этому блестяще подготовлена. Позволь мне отблагодарить тебя за это, — Антип зубами снял с пальца своей единственной руки золотой перстень с ярко блес­нувшим на солнце камнем и лротянул Андрею. — Это один из пяти самых дорогих камней во всем Литовском княжестве, оправленный в чистейшее золото, остальные четыре находятся в королев­ской казне. Прими его от меня в знак признатель­ности.

— Твоя дочь — умная, способная девочка с тон­кой и чувствительной душой. Я хотел помочь ей лучше понять окружающий мир, чтобы она могла вырваться из того ужасного окружения, в котором она сейчас живет и где ей совершенно не место. А что до этого, —- Андрей небрежно кивнул в сторо­ну протянутой с перстнем руки Антипа, — я не считаю для себя возможным принимать какие бы то ни было подарки от вора и убийцы, единствен­но достойное место которого — виселица.

Антип несколько секунд внимательно смотрел в суровые глаза Андрея, потом медленно отвел притянутую руку в сторону.

— Насчет единственно достойного места ты,быть может, и прав, — сказал он, — но все же я хочу, чтобы ты поверил, что моя благодарность по отношению к тебе искренна и столь же глубо­ка, как этот колодец.

Он разжал пальцы, и в наступившей тишине было слышно, как из глубины колодца донесся легкий всплеск.

Антип улыбнулся князю Андрею и повернулся к Медведеву.

— А теперь, если позволишь, Василий Ивано­вич, я хотел бы переговорить с тобой наедине.

— Прошу, — указал Медведев на крыльцо и поднялся первым. Тяжелая стрела все еще торчала в дверном косяке, и с нее белыми сережками сви­сали две ленточки бересты.

— А ты, я вижу; не прочел ответ на свое посла­ние, — лукаво прищурившись, сказал Медведев.

Антип размотал обе ленточки и прочел вслух поочередно:

— «Если до рассвета ты навсегда не покинешь этих мест, следующего восхода тебе уже не ви­дать. Антип Русинов». «Когда наступит следующий восход, Татьего леса уже не будет. Василий Медве­дев». — Антип покивал головой и снисходительно улыбнулся. — Мне не нужно было это читать. Я был уверен, что ты поступишь именно так. Ну, не­ ужели ты всерьез думаешь, что мы успели со­браться за эти несколько часов? Да мы уже месяц как готовились к отъезду, но мне мешали некото­рые люди в моем отряде. Одни — слишком мяг­кие, другие слишком жестокие. Надо было как-то решить эту проблему. И ты блестяще справился с этим. Ты избавил меня и от тех  и от других.

Медведев ощутил острый укол самолюбия.

Неужели это правда? Неужели так легко мож­но просчитать наперед все мои действия. Нет,не мог он знать, не мог! Просто проиграл, а те­перь оправдывается…

Они вошли в единственную комнату дома с ды­рой в потолке, сквозь которую теперь падал пыль­ный луч полуденного солнца. Василий жестом предложил Антипу сесть на лавку, но тот отрица­тельно покачал головой, и Медведев тоже остался стоять.

- Один вдовец, один холостяк , четыре се­мьи, — сказал Антип. — Зге те, кто захотел ос­таться здесь и служить тебе. Они все вольные лю­ди в большинстве с разоренных порубежными войнами окрестных земель и пришли в мой отряд добровольно, но их тяготило наше ремесло, а по­тому они охотно приняли твое предложение. Я знаю, что ты человек словами посему прошу, что­бы ты пообещал мне следующее: пусть никто и никогда не узнает о том, что они были со мной, ибо их может ждать серьезное наказание вплоть до пыток и смерти. Кроме тебя, об их прошлом будут знать только Картымазов и князь Андрей, но я уверен, что они сохранят эту тайну.

— Да, разумеется, — кивнул Медведев, — насчет меня ты можешь быть спокоен, я уже передавал им такое обещание через Николу.

- Спасибо,- сказал Антип и протянул Васи­лию несколько свернутых в трубку листов перга­мента. — Здесь ты яайдешь подробные сведения о каждом из этих людей, кто они, откуда и так да­лее, а кроме того, мои наблюдения и советы, как и где их лучше использовать.

—- Благодарю, с удовольствием прочту. — Мед­ведев принял сверток и спрятал за пазухой.

— И последнее, — сказал Антип. — Каждому из этих людей я справедливо выделил его долю до­бычи, которая заработана тяжелым трудом и по­стоянным риском своей жизнью. Чтобы избежать кривотолков, я выдал каждому его долю золотыми монетами. Ни у кого из них нет ни одной вещи,которую можно было бы опознать как похищен­ную. Кроме личного имущества, лошадей, кое-ка­кой домашней живности и этих денег, у них ни­чего мет, Я надеюсь, ты не будешь возражать, —

Антип окинул взглядом -запущенную полуразру­шенную комнату, — деньги вам сейчас очень при­годятся,

— Мы поговорим с ними об этом, — сказал Василий. — А теперь я просил бы тебя ответить на несколько моих вопросов.

— Слушаю.

— Кто напал на Картымазова?

— Ян Кожух Кроткий со своими людьми.

— Что это за человек?

— Разбойник и тать, — невозмутимо ответил Антип. — Дворянин князя Семена Вельского и управляет имением от его имени.

— Есть у него там некий Степан. Что ты о нем знаешь?

— Степан? Нет, не слыхал про такого.

— В ту ночь, когда я приехал, ты был у них?

— Да. Нам донесли, что Кожух со своими луч­шими людьми куда-то отправился, и мы решили немедленно воспользоваться случаем. Я не знал,что он двинулся в Картымазовку, и примерно в тоже время, когда они были здесь, мы напали на Си­ний Лог. Там остались не лучшие люди из его от­ряда, кроме того, многие были пьяны. Мы без осо­бого труда перебили тех, кто сопротивлялся, ос­тальных заперли и хорошенько потрясли имение.

Правда, там ничего особо ценного не было. Так,мелочи. Плывем обратно на пароме, тихо вокруг,луна иногда выглядывает, и вдруг видим: пере­правляются люди Кожуха вплавь через Угру в двухстах саженях. Не заметили нас. Не знал я то­гда, что они дочку у Картымазова увезли. А как уз­нал наутро, сразу понял: все! Надо немедля отсюда уходить. Началось.

— Что началось?

— Самое грязное и кровавое дело на свете. По­литика.

— Не понимаю,

— Уж будто бы! Не видать Картымазову дочки,пока не перейдет со всей своей землей на службу к Семену Вельскому. А потом и к тебе с этим при­дут. На то ведь и дают такого покроя людям землю на рубеже, чтобы они у соседей по кусочку отщи­пывали и себе добавляли.

— Вот как?

Антип насмешливо прищурился.

— Будя прикидываться. Сам-то каков? Думаешь, я не знаю, зачем тебя сюда великий князь Иван Васильевич, государь наш родимый, прислал?! Да ведь за тем же. Я сразу это понял, как только ты ручей пересек и мне донесли, что ты там натво­рил. И то удивляюсь, что так поздно спохватились московиты. А ты думаешь, почему я так вольготно тут жил? Неужто всерьез можно поверить, что я был так неуловим в этих болотах? Да стоило им послать из Медыни один хорошо вооруженный отряд — и мне конец. А почему же они не посыла­ли, не слыша многочисленных жалоб на бесчин­ства и грабежи этих злых разбойников, поступаю­щие с той и другой стороны? А? Угадай.'Им было выгодно мое здесь присутствие! Так что хочешь не хочешь, а выходит теперь таю я — на ту сторо­ну в Литву, а ты, стало быть, потихоньку за мной.

Ссора за ссорой, стычка за стычкой, имение за имением, глядишь, и как-то незаметно рубеж верст  на двадцать уже отодвинулся. Вот какая по­литика уже много лет царит в этих краях. А бу­дешь неисправно действовать, чуть что неловко исполнишь - пожалуется на тебя король Казимир великому князю, великий князья тут же тебя как разбойника и убивца на плаху, а сам лицемерно обнимать короля — да ведь братья мы с тобой,ибо все короли— братья, и никакого зла я против тебя не держу,:да вот людишки мне скверные по­пались — видишь, что творят, негодные. Но мы их накажем, ох, накажем. Двадцать лет назад я был точно таким, как ты сейчас, Василий. И это, — Антип потряс обрубком руки, — на службе великому князю. И жену любимую потерял тоже на службе, а за то, что дочь, когда еще младенцем была, спас — казнить собирались. Но в последнюю ми­нуту удалось мне бежать, и тогда я поклялся, что больше никому, кроме себя самого и своей доче­ри, служить никогда не буду. Ну да ладно, пора мне. А тебе теперь, Василий, за подвиги, которые ты тут ежедневно творил, самому расплачиваться придется. Я ухожу, и отныне Яна Кожуха Кроткого и ему подобных ничего больше удерживать не бу­дет. Так что — держись.

Медведев слушал Антипа очень внимательно.

Неужели он прав? «Убежден, что Господь нашвсемилостивый вразумит заблудших, и они вско­ре сами поймут, где и с кем им надлежит быть.А если рядом с ними в трудную минуту выбораокажется добрый человек, который поможетмудрым советом,.,» И неужто Картымазов тоже прав? *Меч живет хмельной минутой схватки, меч не думает о завтрашнем дне. Погоди немно­го, позже сам все поймешь…*

Много лет спустя, вспоминая эту минуту, Мед­ведеву пришло в голову, что, наверно, именно то­гда он впервые начал понимать, что весь его ог­ромный воинский опыт, его искусство убивать, оставаясь самому живым, весь неисчерпаемый ар­сенал хитростей, уловок и приемов оказывается порой совершенно беспомощным перед ежеднев­ной будничной обязанностью обыкновенно по-че­ловечески жить в этом невероятно сложном, за­путанном и полным противоречий мире, где все на самом деле оказывается совсем не таким, ка­ким кажется на первый взгляд.

— Я подумаю обо всем, что ты сказал, — произнес Медведев, — И знай* если тебе или твоей доче­ри понадобится помощь, рассчитывай на меня.

— Давно я не слышал добрых слов и, честно го­воря, от тебя их ждал меньше всего. Вдвойне спа­сибо. И ты на меня всегда можешь положиться. Никогда не известно, что может произойти в этой жизни. А пока прощай.

— Я провожу тебя до парома, но сперва погово­рим с людьми, которые остаются.

Они вышли из дома и приблизились к телегам у ворот. Мужики сняли шапки и поклонились в пояс, некоторые женщины взволнованно перекре­стились. Медведев внимательно оглядел своих первых подданных и негромко заговорил:

— Я еще раз подтверждаю свое обещание со­хранить в тайне известную часть вашей жизни,никогда не попрекать вас за нее и не упоминать о ней. В ответ я хочу, чтобы вы все присягнули мне на верность и безусловное выполнение всех-моих приказов.

- Будем тебе на том торжественно крест цело­вать, государь наш, —от имени всех ответил, низ­ко поклонившись, Епифаний.

— С сегодняшнего дня вы начнете новую жизнь. Быть может, опасную — вы лучше меня знаете, что это за место; наверняка полную тяже­лого труда — оглянитесь и увидите, сколько пред­стоит сделать; но, безусловно* открытую, честную и благородную. Однако вы, кажется, намерены на­чать ее с помощью золота, добытого разбоем. Хо­рошо ли это?

Медведев поймал себя на том, что повторил ри­торический вопрос великого князя.

Лица мужиков вытянулись, и они напряженно переглянулись. Медведев продолжал:

— Полагаю — так негоже. Я совсем не против богатства, но оно праведно лишь тогда, когда на­жито честным трудом, без ущерба ближним на­шим. Потому первое мое для вас испытание такое:со мной останутся только те, кто откажется от своей разбойной доли.

Наступила мертвая тишина.

Наконец высокий чернобородый мужик креп­кого телосложения, которого Василий раньше не видел, сделал несколько шагов вперед.

— А ты куда это, Гридя? — взволнованно спро­сил его Епифаний.

Гридя вынул из-за пазухи довольно объеми­стый тяжелый кожаный мешочек и, бросив его на землю, вернулся к телегам. За ним последовали остальные. Епифаний, кряхтя и сопя, последним избавился от своего мешка и виновато развел ру­ками.

— Видишь, вот оно как выходит, Антипушка…

Так что извиняй да забирай наши доли обрат­но, — он горестно вздохнул. — Пущай робятам больше будет. — И вернулся на место, вытирая глаза полой длинного кафтана.

— Нет, — спокойно сказал Антип. — Это ваши деньги, и вы вольны делать с ними что угодно.

Хоть в Угру бросьте.

И вдруг в голове Епифания забрезжила мысль.

— А позволь, государь наш хозяин Василий Иванович, слово молвить. Что ж это у нас тут по­лучается, ежели рассудить? Вроде как ничьи выхо­дит деньги-то немалые эти? А ничьи деньги -—они ведь чьи? — Он огляделся, но никто не отве­тил. - Вот то-то. Ничьи деньги — деньги Боговы.

Давайте мы Господу нашему да пресвятой заступ­нице Богородице и Сыну и Духу Святому их и отдадим. Давайте-ка наймем мастеров едавных, и пусть они нам прямо вот тут на холме, на берегу Угры, добрую церковь для спасения душ наших сирых построят. Чтоб было нам где грехи наши тяжкие замаливать да за будущее детей наших за­ступников святых просить.

— Ну что ж, — после секундного колебания сказал Медведев. — Может, это и неплохое ре­шение, тем более что служителя нам уже обеща­ли. Назначаю тебя, Епифаний, казначеем. День­ги пересчитай при всех, сложи вместе да храни как зеницу ока, потому что, как ты сказал, они уже не ваши — Боговы. А теперь попрощайтесь с Антипом и разгружайтесь, а я провожу его до парома.

 Те, кто оставался с Медведевым, гурьбой по­дошли вместе с женщинами и детьми, и каждого крепко обнял и расцеловал разбойничий ата­ман. Тем временем, отойдя чуть в сторону, Мед­ведев увидел издалека другую, не менее трога­тельную сцену прощания. Дверцы роскошной кареты распахнулись, оттуда стремительно вы­бежала одетая, как маленькая принцесса, Вареж­ка и помчалась через луг, увидев гуляющего там князя Андрея. Он присел на корточки, открыв ей навстречу объятия, она бросилась в них и что-то горячо говорила, а он улыбался и кивал голо­вой. Следом за Варежкой из кареты выкатилась кругленькая пухлая женщина; сердито крича и размахивая руками, она бросилась к ним, а Ва­режка, в последний раз крепко обняв за шею Ан­дрея и весело, звонко смеясь, побежала обратно, увертываясь от толстушки, и так они бегали по лугу, пока не раздался резкий разбойничий свист и все поняли, что настала окончательная пора ехать.

Через час Медведев с Антипом были уже у па­рома возле монастыря. Василий обратил внима­ние, что, несмотря на все угрозы Иосифа, игумен беспрепятственно пропустил за рубеж весь раз­бойничий отряд, который был так тяжел и много­числен, что парому пришлось совершить пять хо­док. Правда, еще не успел паром отчалить от бе­рега в третий раз, как из монастыря выехал верхом монах и спешно отправился по медын­ской дороге. Наблюдая за всем этим и вспоминая разговор Иосифа с игуменом, Медведев подумал, что Иосиф очень скоро узнает о том, что Антип Русинов "я его люди покинули земли Великого княжества Московского.

— У нас в лесу землянки остались, — сказал на прощанье Антип. — Могут тебе когда-нибудь при­годиться. Из моей есть подземный ход за линию просек. И еще — там, у болота, кладбище наше.

Хоть грешники да разбойники — а все ж люди бы­ли. Я просил тех, кто с тобой остался, чтоб при­смотрели за могилками, так ты им в том не пре­пятствуй.

— Будь спокоен.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом оба кивнули головой, и Антип при­соединился к своим людям, поджидавшим на па­роме.

Медведев наблюдал, как паром медленно пере­плыл Угру, Антип выехал вперед во главу колон­ны, и теперь это снова был обоз богатого литов­ского вельможи, которому вздумалось по весне перебраться в другое имение.

Медведев, стоя на вершине холма, еще долго различал красный платочек, которым махала ему Варежка, высунувшись из окна кареты, и долго ма­хал ей в ответ рукой, пока не поглотил эту ма­ленькую алую точку дремучий и таинственный синий лес на той стороне…