Весь день Медведев отсыпался и под вечер приступил к сборам в ночную вы­лазку.

Если, отправляясь на покорение Татьего леса, он готовил свое оружие и снаряжение около часа, то теперь это заняло больше двух и свидетельст­вовало о том, какое большое значение придается каждой мелочи и какие особые меры предприни­маются, чтобы уберечься, выжить и победить в са­мых непредвиденных случаях.

Василий как раз оттачивал до необходимой остроты наконечник одной из своих особых стрел, когда вдруг каким-то таинственным шес­тым чувством ощутил на себе пристальный и как бы проникающий взгляд.

Если бы действие происходило где-нибудь на большой дороге, он немедленно бросился бы на землю, два раза перекатившись, вскочил, мол­ниеносно выхватив меч, и направил бы его в грудь того, кто смотрел таким взглядом. Но здесь он находился в безопасности, окруженный опыт­ными и преданными вооруженными людьми, на своей земле, в своем доме, если, конечно, можно назвать домом полуразрушенную баньку, в кото­рой теперь, кроме охапки сена, служившей постелью, стояли еще грубо сколоченный стол со скамьей, и вот на этой-то скамье Медведев и си­дел, склонившись над столом и оттачивая нако­нечник.

Василий прекратил работу и медленно повер­нулся.

В скособоченном проеме двери, на фоне крас­ного закатного неба стояла Надежда Неверова, жена Клима, мать близнецов Ивашки и Гаврилки, знахарка, целительница и ворожея.

— Прости, господарь наш Василий Иванович, что помешала тебе, — она поклонилась по-жен­ски низко и с каким-то неуловимым достоинст­вом.

— Я слушаю тебя, Надежда.

— С тех пор, как мы живем здесь, мне ни разу не довелось говорить с тобой, хозяин.

— Это верно, но я вижу всех моих людей и глу­боко ценю все, что ты делала, когда мы обустраи­вались, налаживали хозяйство и особенно сегодня под утро, когда ты весьма умело очищала раны и перевязывала тех, кому слегка не повезло в ноч­ном бою. О чем же ты хотела поговорить, Надеж­да?

— О надежде, государь. Я вижу, ты готовишься к какому-то странствию, а в чужих землях у челове­ка всегда должна быть надежда. На то, что все за­думанное исполнится и что он вернется живым и здоровым.

Медведев улыбнулся.

— Ты ошибаешься. Я собираюсь всего лишь на маленькую прогулку — она займет только пару ча­сов. А чужие земли — это Синий Лог напротив нас — вон как близко, посмотри, даже дым его до­мов за лесом виднеется…

— Позволь просить тебя о маленьком одолже­нии.

— Говори,

— Положи сюда на мгновенье свою левую руку.

Надежда подошла, протянула ладонь, и Мед­ведев увидел на этой ладони колоду больших карт. На их черной рубашке белел серебристый череп.

Еще никогда в жизни Медведеву никто не во­рожил, и он смутился, но после некоторого коле­бания протянул левую руку и прикоснулся к ко­лоде.

Надежда опустилась на колени напротив него, постелила на низкий бревенчатый стол свою чер­ную шаль и начала быстро-быстро раскладывать на ней карты, что-то тихонько шепча.

Жутковато выглядели эти карты со странными картинками, с мечами, кубками и висящим вниз головой шутом, но Медведев уже не раз видел та­кие — их часто возили с Востока на Запад купцы, которых грабили татары на степных путях, а по­том татар грабили засечные казаки и за гроши возвращали обратно купцам, которые везли их дальше в Венецию и там продавали, сказывают, за огромные деньги.

Надежда разложила карты, вздохнула и посмот­рела Медведеву в. глаза.

— Ждет тебя дальняя дорога, много тягот и пе­чалей вижу на ней, вижу кровь и смерть, вижу дво­их друзей, которые всегда рядом, и других, кото­рые придут, когда настанет час, вижу плененную девушку и много мужчин с оружием; будут на той дороге дома большие и маленькие, будут терема и замки, будут подземелья и темницы, и все случит-сясовсем не так, как ты ожидаешь… Есть многое, чего ты не ведаешь и о чем не подозреваешь,и многое из того удастся тебе узнать, но всего — никогда. Странствие же твое увенчается задуман­ным, когда пропоет высоко над головой железная птица.

Надежда умолкла.

— Ка… Какая птица? То есть это как пони­мать? — изумленно спросил Медведев.

Надежда пожала плечами.

— Не знаю. Так выходит: вот тут — птица, но не настоящая, то ли из железа, то ли в железной че­шуе, а вот — что она поет высоко, но сама не ле­тает, и сразу за тем — все кончается хорошо.

— Скажи, Надежда, ты давно ворожишь?

— С детства.

— А бывало ли когда, чтоб предсказанное то­бой не сбылось?

— Никогда.

— Гм, интересно… Ну что ж, возможно, это как раз и будет первый случай. А вот скажи, зачем ты мне ворожила?

— Чтобы надежда тебя не покидала и чтобы ты знал, что все кончится хорошо. '

— Но я никогда не берусь за то, что плохо кон­чится, а надежда и так всегда со мной, — улыбнул­ся Медведев. — Но все равно — спасибо:

— Ворожей не благодарят, — загадочно улыб­нулась Надежда. — Полагается дать им что-нибудь.

Медведев огляделся.

— Возьми вот это, — он протянул ей малень­кую деревянную поделку, довольно грубую. — Это я сам ножичком выстрогал перед сном, когда раз­ мышлял о том, что и как надо будет сделать сего­ дня. Это — бык. Мне один знакомый грек показы­вал на небе звезды, которые складываются в такую фигуру, и говорил, что как раз под ними я и ро­дился.

Надежда с поклоном приняла подарок.

- Если позволишь, я повешу его на кожаный шнурок, и буду носить, пока ты не вернешься — на удачу твою и нашу!

—Воля твоя, — пожал плечами Медведев, — од­нако ты меня все же насторожила. Передай мужу, пусть соберет всех у костра, когда стемнеет, — по­прощаемся.

—Я не собирался с вами надолго расставаться, — обратился Василий к своим людям, — но Надежда —. вы ведь все знаете об ее искусстве — предсказала мне дорогу более дальнюю, чем я предполагаю. По­тому решил я, на всякий случай, кое-что сказать вам на прощание.

Медведев уже как бы чувствовал себя в пути, на­

ходясь снова в полном боевом снаряжении, а Ма­

лыш под боевым седлом, увешанный всем необхо­

димым для боевого похода, нетерпеливо бил ко­

пытом землю, и казалось, будто они оба рвутся

поскорее выехать отсюда и снова окунуться в

полную опасностей и приключений жизнь. Впро­

чем, это не казалось — это было. .

— Так вот — слушайте, — продолжал Медве­дев. — Если вам скажут, что я тяжело заболел, несомневайтесь — я выздоровею. Если вы узнаете,что я попал в руки врагов, можете быть увере­ны — я выберусь. Если до вас дойдут слухи о моей смерти — не верьте! Живите дружно и во всяком деле, если надо, просите совета и помощи Варва­ры Петровны Картымазовой и Анны Алексеевны Бартеневой. Старшими назначаю трех человек.

Клим Неверов отвечает за безопасность. Гридя Козлов — за хозяйственные и строительные рабо­ты. Епифаний Коровин помогает обоим оасетаительным советом. Я оставляю вам жалованную грамоту великого князя на эту землю и свою гра­моту, в которой я записал всех вас по фамилиям как своих людей. Если явятся представители вла­стей, скажите, что хозяин в отъезде, и покажите им грамоты. Помните при этом, что все вы нахо­дитесь в моем единовластном подчинении — ни­кто, кроме меня и великого князя, не имеет права вами распоряжаться. Я дал Гриде и Климу все под­робные указания по хозяйству, они также знают, что и где строить, если вдруг меня и вправду дол­го не будет. Васюк Филин, пленник, которого мы вчера захватили, должен остаться здесь до моего возвращения, когда бы я ни вернулся. Клим отве­чает за его охрану. Если через неделю меня здесь не будет, ты, Гридя, отправишься под охраной Гаврилки в Боровский монастырь, найдешь там отца Иосифа и передашь в его собственные руки деньги на постройку нашей церкви. Не забудь по­лучить расписку. Это все.

Василий оглядел озабоченные лица вокруг: взгляд у всех напряженный и чуть растерянный.

— Ну, чего приуныли? — весело спросил он.

— А и правда! —- поднялся Епифан и снял шап­ку. — Я так рассуждаю — чего бояться-то? Раз на­до — поезжай, хозяин, и за нас не тревожься —мы за себя, если придется, вполне постоять мо­жем. Наказы все твои выполним, а самого — каж­дый день ждать будем. Тебе же во всех твоих де­лах — Пресвятая Богородица помогай!

Василий Медведев ответил на торжественный поклон своих людей, сделал несколько упругих, все ускоряющихся шагов и одним махом вско­чил в седло коня. На секунду мелькнула его весе­лая улыбка и вскинутая на прощанье рука; Ма­лыш встал на дыбы, заржал радостно и протяжно, и вот уже серая спина коня замелькала быстрым пятном меж деревьев и скрылась во тьме…

Когда Василий подъехал к условленному месту у брода, Картымазова еще не было, но Филипп уже ждал на том берегу и помахал факелом. Медведев снял с Малыша седло со всем укрепленным-на нем снаряжением и отнес в лодку, чтобы во время пере­правы ничего не промокло. Появился Картымазов и с ним Аким, крепкий бородатый человек лет сорока пяти, которого Медведев не раз уже видел. Они по­здоровались, и Картымазов сказал:

 — На такое дело не могу взять с собой никого, кроме Акима. Мой лучший воин и верный друг. Я обязан ему жизнью в Шелонской битве.

Аким смущенно махнул рукой.

— Грех говорить, Федор Лукич, ты ведь сам спасал меня дважды, так что все равно я у тебя в долгу. Только не приведи Господь случая отдавать такие долги…

Василий заметил, что Картымазов одет и воору­жен как для дальнего похода. Его доброе задумчи­вое лицо стало суровым, тоска в глазах как будто сгладилась, и проступил в них холодный блеск, ка­кой бывает у воинов утром перед битвой.

Ш том берегу их встретил Филипп, и Васи­лий, передав поводья трех лошадей, плывших за лодкой, принялся разгружать снаряжение вместе с Картымазовым и Акимом. Филипп с молодым крепышом лет восемнадцати обтирали мокрых лошадей попоной.

— Мы вас тут совсем заждались, — приговари­вал Филипп, растирая Малыша с лихорадочным нетерпением.—Я уж думал посылать Егора к ва-шей лодке, думаю, может, потекла или что… Все возитесь и возитесь. Полчаса прошло!

— Не больше пяти минутг Филипп, — возразил Медведев.

— Это я виноват, — примирительно сказал Картымазов. — Давал наставления жене и сыну. На случай, если вдруг задержимся. Да и собраться на­до было как следует.

— Вот интересно! — воскликнул Филипп. — Я тоже снарядился основательно и тоже, на всякий случай, сказал Аннице, чтоб не волновалась, если вдруг наши кони споткнутся в пути.

Дурной знак! Неужели мы все не уверены в ус­пехе? Не можем быть! Я чувствую, что все кон­чится хорошо!

— Пора, — торопил Филипп. — Алеша будет ждать в два после полуночи, а впереди — добрых семь верст! Поедем тропой тарпанов. Я вас прове­ду лесом почти до самого дома Кожуха, так что никто нас не обнаружит. Держитесь за мной!

Они двинулись, отряд вытянулся гуськом, пет­ляя между деревьями: впереди Филипп и Егор, за ними Картымазов, Аким и, наконец, Медведев.

Ехали молча.

Стояла первая ночь новолуния, в глухом лесу было совсем темно, и вдруг Медведев услышал за своей спиной странное эхо тихих шагов Малыша. Казалось, кто-то шестой ехал следом, и конь его старался попадать в ногу с идущими впереди ло­шадьми. Медведев прислушался, затем внезапно свернул в сторону и тихо затаился меж двумя тол­стыми стволами. Некоторое время звучали только шаги удаляющегося отряда, потом вокруг стало так тихо, что Медведев усомнился, не обманул ли его слух. Он напряженно всматривался, но лишь верхушки деревьев едва виднелись на фоне звезд, а ниже лежала сплошная темнота.

Медведев ожидал чего угодно, но только не то­го, что случилось.

Из темноты, совсем рядом с ним, выехала из чащи Анница на своем чёрном коне.

Она стояла так близко, что бока лошадей со­прикасались, но в темноте молодые люди не виде­ли друг друга, хотя находились рядом, на расстоя­нии вытянутой руки, и Анница протянула руку и, коснувшись руки Медведева, сказала тихо, но от­четливо:

— Я буду ждать тебя. Возвращайся скорей.

Василий нежно пожал ее руку, она резко при­шпорила и исчезла во тьме. Медведев догнал дру­зей.

—   Что случилось? — встревоженно спросил Филипп.

—   Померещилось что-то… А теперь не пойму: было — не было?!

— И ты не знаешь что делать?

-Нет.

— Плюнь три раза через левое плечо и скажи:«Сгинь, сгинь нечистая сила! Приди ко мне, мой добрый ангел!»

Вскоре после полуночи они пересекли межу, зе­мель Бартенева и Кожуха. Здесь предстояло пере­сечь мелкое, но большое болото — единственный открытый, без леса, участок пути, и потом до цели оставалось каких-то пять верст.

Филипп, в нетерпении рвущийся вперед, вы­ехал из чащи первым, и вдруг все услышали его громкий, хриплый возглас:

— Сюда!

Филипп, поднявшись на стременах во весь рост, вытянул вперед руку:

— Смотрите!

За болотом, над полосой леса ярко покраснело небо.

Все остолбенели, не решаясь поверить своим глазам. Но красно-бурый отсвет быстро увеличи­вался, то чуть угасая, то вздрагивая яркими вспо­лохами, и сомнений больше не оставалось — Си­ний Лог горел.

, — Скорей! — отчаянно крикнул Филипп и рва­нулся вперед.

Ах, какая это была скачка! Продираясь сквозь чащу, они выбрались на прямую дорогу и бешено помчались, безжалостно стегая и пришпоривая лошадей. Они уже не скрывались в лесу, не боя­лись быть замеченными, не опасались засады — да и кто мог бы сейчас остановить их?!

Наконец впереди замелькало пламя, послышал­ся треск огня, шум голосов, истошные крики, визг, надрывное мычание коров, блеяние овец, и, вы­ехав на опушку леса, они оказались перед боль­шим селением. Оно лежало в овальной ложбине и со всех сторон было окружено высокими елями синего цвета, от чего, вероятно, и получило свое название.

Вокруг было светло, как днем.

Держась подальше в тени деревьев, они стали объезжать Синий Лог.

Из двенадцати изб мужиков Кожуха две догора­ли, а три все еще пылали яркими огромными ко­страми. Горела вся западная часть частокола, ок­ружавшего двор Кроткого, горели какие-то по­стройки во дворе, но укреплённый дом в центре не пострадал.

В страхе и смятении бестолково метались по­луодетые люди и что-то кричали охрипшими го­лосами, не слыша друг друга, бабы вытаскивали из горящих домов пожитки, мужики пытались оста­новить огонь, а сквозь огромный выгоревший пролом в частоколе видны были хорошо одетые и вооруженные всадники, которые разъезжали по центральному двору, не обращая на огонь ника­кого внимания, и длинными протазанами делови­то стаскивали в одну кучу десятки неподвижных тел, повсюду валявшихся на земле — мертвых сви­детелей недавней схватки, жестокой и беспощад­ной.

Спокойствие и самообладание вернулись к Медведеву.

— Кажется, все ясно, — произнес он, внима­тельно осматриваясь. — Судя по догорающим из­бам, на Кожуха напали час назад. Нападающие появились с запада и, надо думать, неожиданно, потому им сразу удалось подорвать частокол по­рохом —- взгляните — больше всего трупов валя­ется с той стороны и пролом тоже на западе. Бой был коротким. Алеша говорил, что у Кожуха око­ло пятидесяти воинов, — я насчитал чуть больше убитых и около сотни всадников. Надо полагать, Кожух потерпел полное поражение и потерял всех своих людей. Вряд ли он сам остался жив. Су­дя по всему, нападающие пленных не брали. За­метьте — победители не грабят, а напротив, при­водят двор в порядок — значит, собираются ос­таться здесь надолго. Крестьяне их не боятся, стало быть, знают. Это не враги… Надо выяснить, что там произошло, и потом решить, как посту­пать дальше. Пусть Егор осторожно узнает у кре­стьян, что случилось.

— Егор! Ты слышал?!— резко спросил Фи­липп. — Поезжай!

— Нет, лучше пусть он пойдет пешком.

Егор спрыгнул с коня и, незаметно пробрав­шись к ближайшему дому, смешался с толпой.

Василий глянул на бледное лицо Картымазова и успокоительно сказал:

— По обычаю таких войн пленников должны освобождать с почетом. Враги врага — друзья.

— Дай Бог! — проговорил сквозь зубы Картымазов. — Только, боюсь, Кожух не тот человек,чтобы оставлять врагу своих пленников.

Филипп до крови закусил губу.

— Все произошло внезапно, — продолжал Мед­ведев. — Думаю, Кожуху было не до пленников.Кроме того, не забывайте об Алеше. Если он жив — Настенька не погибла. Я велел ему сделать все, чтобы спасти ее жизнь… Даже если для этого понадобиться убить Кожуха или умереть самому.

Картымазов взглянул на Медведева и хотел что-то сказать, но тут вернулся Егор и доложил:

— Это дворянин князя Федора Вельского — Ле­ваш Копыто. С ним сотня всадников, пищали, за­жигательные снаряды. Все люди Кожуха побиты.

Леваш объявил мужикам, что отныне Синий Лог — собственный князя Федора навсегда.

— Скорее к нему! — воскликнул Картымазов, —Быть может, ей удалось спастись.

— Не стоит торопиться, — остановил его Мед­ведев. — Неверный шаг может погубить все дело.

Должен поехать один из нас, встретиться с Левашом и разузнать о судьбе пленников. Возможно,Алеша с Настенькой уже ждут нас, но ведь может быть и так, что Леваш приберегает пленников Ко­жуха для своего князя. Нам нельзя выдавать своих намерений — Леваш может оказаться не лучше Кожуха.— Я поеду! — сказал Филипп твердо. — На пра­вах соседа я могу поздравить Леваша с победой и осторожно разузнать о судьбе Кожуха и его плен­ников.

— Правильно! — одобрил Медведев. — Поезжай с Егором, а мы будем ждать. Если через час ты или Егор не вернетесь — поедем на выручку.

Филипп кивнул и вместе с Егором направился вскачь к тому месту, где еще недавно стояли креп­кие ворота, а сейчас зиял широкий проход в обуг­ленной дымящейся бревенчатой стене.

У въезда во двор их остановил какой-то воору­женный всадник.

— Эй вы! Стойте-ка! Кто такие?!

— Я — Филипп Бартенев — хозяин соседней земли. Хочу проведать Леваша Копыто.

— А ну, ребята, — окликнул всадник двух воору­женных пеших, — проводите эту парочку к Левашу да присмотрите за ними.

Пешие взяли лошадей Филиппа и Егора за по­водья и повели во двор.

За большим домом, на лужайке, ярко освещен­ной пламенем горящих вокруг построек, стоял огромный стол, покрытый белоснежной скатер­тью.

Странно и жутко выглядел этот роскошно уб­ранный стол, такой аккуратный и чистый, будто он стоял в горнице богатого терема и мирный свет факелов, а не зловещий огонь пожарища ос­вещал пятерых крупных и тучных людей, чинно восседающих по одну его сторону.

Нет, это отнюдь не выглядело пьяным кутежом победителей — это был неторопливый, степен­ный ужин людей, которые любят хорошо поесть и славно выпить, не позволяя себе при этом ника­ких вольностей, а двое стольников прислуживали так церемонно и спокойно, как будто не стонали чуть поодаль раненые и не валялись вокруг окро­вавленные тела убитых.

Центральное место за столом принадлежало толстяку самого мирного и благодушного вида. Он был немыслимо разодет в шелк и бархат, а при каждом его движении множество скрепок, пряжек и запонок на одежде поблескивали, от­ражая в драгоценных камнях красное пламя по­жара.

К нему с поклоном подъезжали всадники, и,'не прерывая трапезы, толстяк отдавал приказания, размахивая огромной наполовину обглоданной костью.

Филиппа и Егора остановили в нескольких ша­гах от стола, один из сопровождавших прибли­зился к толстяку и сказал ему что-то, указывая в сторону прибывших.

— Да ну?! Быть не может! — удивленно восклик­нул толстяк и встал, вглядываясь перед собой.

Филипп спешился и шагнул вперед.

— Мне нужен Леваш Копыто, — несколько вы­сокомерно заявил он, чувствуя себя неловко под любопытными взглядами толстяков за столом, ко­торые все как один уставились на него.

— Черт подери?! —заорал разодетый толстяк в центре. — Да вот он перед тобой. И ты не узнаешь меня, паршивый мальчишка?! — Он встал от столаи, подбоченившись, вышел навстречу.

Филипп присмотрелся к нему и сдержанно от­ветил:

— Нет.

— Ах ты, дырявая башка! Да мы же с твоим от­цом всю молодость провоевали в Польше, и я столько раз приезжал к вам в гости! Меня не за­помнить! Нет, вы слышали — не запомнить Лева-ша Копыто! Впервые встречаю такого человека!

Он крепко обнял растерявшегося Филиппа и потащил к столу.

Егор скромно отступил и сел под деревом не­вдалеке.

—  Когда отец вернулся из Польши, мне было всего три года, — объяснил Филипп, все еще дер­жась недоверчиво.

—  Неужто?! Ай-ай-ай-ай, как быстро течет вре­мя! Впрочем, чужие дети всегда быстро растут.

Послушай, да ведь ты — вылитый отец! Подумать только—Алешка Бартенев, мой старый, приятель,и вот у него уже взрослый сын! Куда уходят наши годы?! Черт побери! Ах, какие добрые времена бы­ли когда-то, — приговаривал он,усаживйя Филип­па рядом с собой за стол. — Друзья, это Филипп Бартенев, сын друга моей юности! Когда его отцу было столько лет, сколько сейчас сыну, мы с ним добивали крестоносцев.

Четверо остальных толстяков шумно выразили свое одобрение. Леваш подал Филиппу огромный кубок, полный душистого крепкого меда.

—  Ну-ка, мой мальчик, выпьем за встречу! Не обращай внимания на эту падаль вокруг. Мы, ви­дишь ли, весь день не ели, а я этого не выношу —противно в животе и голова плохо работает! Од­нако поговорим о тебе. Как поживает отец?! Он дома? А твоя мать? Ах, какая женщина! Сейчас та­ ких не встретишь — нет! Надеюсь, она по-прежне­му красавица?

—  Матушка умерла десять лет назад, — ответил Филипп.

—  Да что ты?! Ай-ай-ай-ай! Какое несчастье! Полагаю, твой отец не женился вторично?

— Нет, он полностью посвятил себя детям —мне и сестре.

- Ах, так у тебя есть сестра? Я об этом не знаю! Наверно, она родилась позже…

— Она младше меня на пять лет — ей семна­дцать. Отец говорит, что Анница очень похожа на матушку.

— О-о-о! Значит — это красавица! Но как же твой отец? Он не воюет больше?

— Нет, с тех пор, как умерла матушка, не вое­вал, если, конечно, можно назвать миром такие события, — Филипп повел головой, указывая на горящие стены, — а подобное у нас бывало часто.

Но сейчас отца нет. Он уехал по делам и вернется через неделю.

— Какая досада! Но ничего! Я решил обосно­ваться здесь крепко и надолго, так что мы еще не раз увидимся.

Филипп воспользовался минутной паузой, во время которой Леваш осушал очередной кубок:

— Поздравляю тебя с победой, и расскажи, как тут все произошло?

— С удовольствием, но при условии, что ты пе­рекусишь с нами. Если бы не мой повар, которого я повсюду таскаю, мы бы умерли с голоду! Но он обшарил кладовые Кожуха и на скорую руку при­готовил легкий ужин — так, заморить червячка…

Леваш небрежным жестом указал на стол, про­гибавшийся под тяжестью еды. Четверо толстяков незаметно по одному удалились. Леваш сытно ик­нул и потянулся.

— Люблю перекусить на свежем воздухе. Быва­ ло, мы с твоим отцом частенько едали вот так по­сле ночных дел. Правда, он не такой любитель поесть, как я, да и покойники ему, видишь ли, ап­петит иногда отбивали. А мне — Нет! Хоть бы что! Да, так ты спрашиваешь, как все было? Очень просто. Вызывает меня князь Федор и говорит: «Послушай, Леваш, ты уже десять лет у меня на службе, и я знаю, что лучше никто не выполнит поручение, которое я намерен тебе дать. Дело в том, что я уступил свое имение Синий Лог на Уг­ре любезной сестрице Агнешке, а братец Се­мен — ну, ты же знаешь, он с детства шалить лю­бил — взял да и отнял его у нее силой. Она вер­нула мне все права на эту землю, а я человек тихий, мирный, кровопролития и разбоя не люб­лю, так ты бы взял сотню-другую людей, да и на- . вел бы на моей земле порядок». Сказано — сдела­но. Мне много говорить не надо. Беру полторы сотни, узнаю, кто на каких землях сидит, и начи­наю подряд, прямо с запада. За двое суток я пере­бил около двухсот Семеновых людей, а сам поте­рял всего какой-то десяток. И все потому, что у меня огромный многолетний опыт! Я не допус­каю, чтобы кто-нибудь предупредил соседей о моем приближений. — Леваш подмигнул Филип­пу, хлопнул его по колену и зычно захохотал. — Пленных я не беру! Никому не удается выйти жи­вым, если я захватил двор или крепостишку и со­бираюсь двигаться дальше! Так, например, сего­дня вечером я взял один крепкий дворик к западу отсюда, собрал своих людей и говорю: «Зачем от­кладывать на завтра главное развлечение? Поеха­ли, да и прикончим разом этого Кожуха — он у нас единственный остался — и вся наша земля свободна!» Так и порешили. Даже не обедали — сразу сюда двинули. Ну, ты сам знаешь, внезап­ность — половина успеха. Взрываем частокол, да­ем пару пищальных залпов, и все кончено! Толь­ко я не учел одного. Представляешь, этот воню­чий крот вырыл у себя под домом нору! Только мы во двор — он со двора! Никто его даже в глаза не увидал, как по нему и след простыл! Но я по­слал погоню! Его настигнут!

Филипп, мертвенно побледневший при словах Леваша о пленных, едва сдерживаясь, спросил:

— Леваш… А что ты сделал с пленниками Кожу­ха?

— Черт побери, мой мальчик, конечно же, я их немедля выпустил — ведь это наши люди, раз Ко­жух держал их взаперти! Сейчас их, бедняг, от­кармливают в доме. Я велел уложить их в лучшие постели! Сам-то я всегда ночую на воздухе…

Филипп вскочил на ноги и радостно обнял Ле­ваша:

— Ты освободил их? И Настеньку?!

— Какую Настеньку? — поразился Леваш.

— Как?! Разве среди пленников Кожуха не было девушки.

— Клянусь сатаной, нет! Разве что мне об этом не доложили, негодяи! Эй, Митрофан! — свирепо рявкнул Леваш, и тут же появился один из толстя­ков, что недавно сидели за столом.

— Кажется, это твои люди занимали двор? Ну-ка, скажи мне, кого вы там отбили у Кожуха? Ты что-то говорил о пленниках?

— Да, это были двое людей князя Федора.

— Оба мужики?

— Не понял? — вытаращил глаза Митрофан.

— Я спрашиваю, куда вы дели девицу?

— Леваш, ты, видно, хватил лишнего на голод­ное брюхо! Какую девицу!

Леваш взглянул на Филиппа:

— Среди узников Кожуха была девушка, —дрогнувшим голосом объяснил Филипп.,

— Не было, — твердо заявил Митрофан.— Ко­гда я с ребятами подбежал к пристройке, она горела и оттуда кто-то истошно орал. Мы вышибли дверь. В одной комнате было пусто — я еще, пом­ню, велел заглянуть под кровать, — а в Другой уже начинали поджариваться двое отощалых пар­ней — обоих я видел раньше среди людей князя нашего Федора…

— Ну-ка приведи их сюда! — распорядился Ле­ваш, и когда Митрофан бросился выполнять пору­чение, спросил:—А что за девица, Филипп?

— Моя невеста!

— Как?! — взревел Леваш. — Эта паршивая во­нючая крыса, эта беспородная шавка по имени Ян Кожух Кроткий посмела украсть у тебя невесту?

Постой — ничего не понимаю?! Да ведь у него же­на здесь! Он бросил ее вместе с двумя малыми детьми, а сам сбежал! Я захватил их, и не будь это последний двор, который мне надо взять, — им бы не уцелеть. Кстати, совсем еще недурно выгля­дит, эта… как ее… ну, жена Кожуха. Я велел поса­дить ее в погреб. Там, правда, сыровато и крысы бегают, но зато потом она…

Леваш не договорил. Митрофан привел двух изможденных людей.

— Вот что ребята, говорят, с вами сидела девка.

Не знаете, часом, что с ней сталось?

Бывшие узники Кожуха переглянулись, и один сказал:

— Ее увезли, как только началась драка. Мы гля­дели в щелку двери. Когда частокол загорелся и наши люди уже вбежали во двор, влетел Кожух, а. с ним какой-то маленький паренек. Они забрали девушку, и этот паренек связал ей руки. Кожух вы­нул саблю и хотел прикончить нас, но паре­нёк его остановил: «Некогда* — говорит, — сейчас не до этого, и так сгорят». «И то правда»,-сказал Кожух. Так что, парнишка, считай, спас нам жизнь.

— Ну а дальше что?

— Они вывели ее и бегом кинулись к дому. Ко­жух по дороге крикнул кому-то: «Бейтесь до по­ следнего, а я сейчас ударю на них с тыла». Вот и все. Больше мы их не видели.

— Ладно, ребята, идите, — сказал Леваш и, ко­гда пленники ушли вместе с Митрофаном, похло­пал Филиппа по колену. — Держись, мой маль­чик! Я послал за Кожухом добрую погоню. Ему не уйти! Ну, а если все же в дороге Кожух ее… ну сам понимаешь, тогда… Тогда знаешь что: я отдам те­бе этого Кожуха вместе со всей его семьей, и ты сделаешь нам большое удовольствие, если распо­рядишься ими прямо вот тут, посреди Синего Ло­га! Ты не огорчайся, — утешал он, — уж мы при­думаем Кожуху такую смерть, что сердце твое утешится…

Филипп молчал.

— Да-а-а-а… — покачал головой Леваш. — Не та нынче молодежь пошла. В наше время люди были покрепче." Когда у меня в первый раз слу­чилось такое, а было мне тогда восемнадцать, я изловил мерзавца, и знаешь, что я с ним сделал?

Я посадил его на кол, а сам сел напротив и це­лый день, пока он подыхал, рассказывал ему о ней. Понял?! Я отомстил сполна, и, представь,мне стало легче…

Леваш замолчал, погрузившись в свои воспоми­нания.

Пожар затухал, и на смену ему разгоралась заря.

— А чего это я тебя пугаю? — вдруг оживился Леваш и обнял Филиппа за плечо. — Все еще обойдется, сынок. Может быть. Потерпи. Погоня вот-вот вернется.

Филипп усилием воли вернул спокойствие.

—Леваш, скоро за мной приедут мои люди, так я пошлю к ним навстречу этого парня, чтобы они не волновались.

Егор похрапывая под деревом, но лишь только Филипп подошел, сразу открыл глаза.

— Ты все слышал?

— До единого слова.

— Скажи нашим, пусть ждут. Я задержусь до возвращения погони. И передай слово в слово все, о чем тут говорили.

Егор уехал.

Леваш взял Филиппа под руку и, пытаясь раз­влечь его, повел по всему двору, рассказывая, как был взят тот или иной участок. Они вместе до­просили заплаканную жену Кожуха Ядвигу, но она не видела мужа с момента нападения и до послед­ней минуты ждала его с детьми, пока дом не за­хватили люди Леваша и бежать стало некуда. Она уверяла, что не имеет понятия, куда мог скрыться ее муж. Скорее всего, он направился к князю Се­мену, а где князь находится, она не знает.

Потом Леваш рассказывал Филиппу о своей молодости и о войне с крестоносцами, но Фи­липп не слушал и мучительно ждал возвращения погони.

Перед самым восходом солнца в Синий Лог прискакал отряд падавших от усталости людей. Погоня не имела успеха.

Леваш строго расспрашивал своего десятника.

— Сбились со следа, — сокрушенно оправды­

вался тот, — ночь темная, ничего не видно, гна­

лись по дороге, думали, он поедет на тот двор, что

мы захватили перед этим, но он, видно, понял,

что вся его земля уже в наших руках, и где-то

свернул в лес. Теперь уже не догнать…

— Вот что, .; — решил Филипп. — Дай мне, Ле­ваш, опасную грамоту, что, мол, я и мои друзья —твои люди и едем по делам "князя Федора, чтобы нас не трогали подальше на Литовских землях. Я сам поеду искать Кожуха.

— Вот это дело! Вот это молодец' — обрадовал-ся Леваш. — И если найдешь, пожалуйста, не стес­няйся с негодяем! Да скажи ему, пусть перед смер­тью утешится, что не попал в мои руки!

Леваш вызвал своего писаря, и тут же была на­писана и скреплена личной печатью грамота, подтверждающая, что Филипп Бартенев и четверо людей с ним (следуют имена) едут по срочному делу князя Федора Вельского, а всех, читающих данную грамоту, просят помочь им в том, что они укажут.

Филипп вернулся к друзьям.

.—: Алеша несомненно ушел с Кожухом, — ска­зал Медведев, — Что-то помешало ему спасти На­стеньку во время набега, и он решил остаться в доверии у хозяина. Он действует правильно, и те­перь, куда бы Кожух ни двинулся, Алеша оставит нам знак, где их искать. Я предусмотрительно дал ему вчера все указания на такой случай.

..— Но прошло уже шесть часов с тех пор, как они бежали! — сказал Картымазов. — Даже на скверных лошадях это восемьдесят верст! Они уже давно выбрались из земель, захваченных Ле-вашом, и теперь им нечего бояться!

— Я не уверен, что они выбрались. Все-таки им приходится ехать лесом, их тормозит пленница, да и Алеша, я уверен, замедляет их продвижение изо всех сил. Скорее всего, они прячутся где-ни­будь поблизости. Алеша знал, что мы вот-вот явимся, он знал, что мы пустимся в погоню, и по­этому отправился сними. Он непременно оставит знак, где их искать. Но здесь я не знаю ни местно­сти, ни дорог — это усложняет дело.

— Я знаю, да и Федор Лукич бывал в этих кра­ях, — ответил Филипп. — С этим все в порядке, но вот где искать Алешины знаки…

— Положитесь на меня, — уверенно заявил Медведев, — я их найду.

Пятеро всадников двинулись в обход Синего Лога и вскоре отыскали место, где на плане Але­ши была помечена калитка. Медведев, стал про­двигаться в глубь леса по вытоптанной лошадьми тропе.

— Ничего не видно, — вздохнул он. — Все за­топтала погоня Леваша.

Картымазов внимательно осматривал ветки.

— Вот! — радостно воскликнул он и снял с кус­та шиповника несколько темных длинных во­лос, запутавшихся в колючках, — это волосы На­стеньки.

— Сюда! — позвал Медведев, и Они медленно двинулись дальше по тропе. — Тут они выехали на дорогу, а погоня шла по пятам, — бормотал

Медведев, — и вот то, что я ищу! Они свернули в лес, а погоня промчалась прямо. Теперь все ясно. Вот их отчетливые следы. Пятеро всадников. Один — с тяжелой ношей. А самый легкий из них замыкает шествие. Это, конечно, Алеша. А вот и его знак.

Медведев показал надломленную, указывающую на запад верхушку елочки на высоте поднятой ру­ки всадника.

Вскоре они выбрались на узкую лесную дорогу, по которой давно никто не ездил. Следы копыт были видны настолько четко, что можно было перейти на галоп, не опасаясь их потерять. Так они проехали еще несколько верст, петляя по едва приметным глухим дорогам и старым просекам. Наконец следы вывели их на большую "утоптан­ную дорогу.

— Куда она ведет? — спросил Медведев.

— В Смоленск! — хором ответили Филипп и Картымазов.

— Я ошибся! — вздохнул Василий. — Кожух не стал дожидаться ночи и прятаться. Он мчится без отдыха.

— Ясно! Они избавились от погони и теперь хотят объехать захваченные Левашом земли се вернее, — сказал Картымазов.

— Верно, и сейчас мы отстаем от них не мень­ше чем на четыре часа. Кажется, не зря мы все со­брались в дальнюю дорогу. Вот что это означа­ло, — пробормотал про себя Медведев. — Теперь остается ждать, когда запоет железная птица.

— Кто-кто? — хором спросили Филипп и Кар­тымазов.

Медведев рассказал им о ворожбе Надежды.

— А что? — сказал Филипп. — Я верю. Это здо­рово, — по крайней мере, как только увидим же­лезную птицу, так сразу будем знать, что дело идет к концу. .

— Значит — вперед? — спросил Василий.

К полудню они углубились в земли Великого кня­жества Литовского на двадцать верст.

По пути им встретилась деревушка, где рано ут­ром видели пятерых всадников, один из которых вез впереди себя в седле девушку. Это было шесть часов назад.

К середине дня лошади падали от усталости, но "Медведев настаивал на дальнейшем преследо­вании. Он указал на широкую борозду на пово­роте, которая, изгибаясь, вела влево, и, тщатель­но обследовав дорогу в этом месте, покачал го­ловой.

— Алеша начинает нервничать. Смотрите:здесь отряд поворачивает, стараясь держаться се­редины утоптанного пути. Но Алеша на повороте держится ближе к обочине и, свесившись набок,прочерчивает ногой полосу. Правда, он едет по­следним, однако любой может обернуться и слу­чайно заметить странный маневр. Мне не нра­вится, что мальчик теряет спокойствие. Куда ве­дет эта дорога?

—   В Рославль, — отвечал Картымазов. — Они поворачивают к югу.

—   Но где-то же они должны остановиться, —сказал Медведев. — Там все и узнаем.

Действительно, вскоре следы свернули в лес. Лужайка подле ручейка в двадцати шагах от доро­ги была вытоптана, а посередине ее чернело пят­но недавнего костра.

— Наконец! — обрадовался Медведев. — Не подъезжайте-близко, чтобы не затоптать следов.Пусть Егор и Аким займутся обедом, а мы осмот­рим поляну.

Медведев бросился на лужайку. Он переходил с места на место, что-то приговаривая, наклонялся к земле и даже забрался на дерево, но первым са­мый важный след нашел Филипп. Несколько су­хих веточек, как бы оброненных человеком, кото­рый нес хворост для костра, представляли собой стрелку, указывающую в глубь леса."Трое друзей осторожно пошли в этом направлении и очути­лись на полянке, окруженной кустарником. Здесь не видно было никаких следов, но Медведев уве­ренно двинулся к обросшему мхом валуну.

— Молодец! — воскликнул он. — Я знал, что

мальчик запомнит все, чему я его учил.

Он откатил валун. На аккуратно расчищенной земле под валуном было нацарапано: «Росл. д.Быка. 6.9».

—  Они едут в Рославль, остановятся в доме ка­

кого-то Быка и были здесь сегодня в девять часов

утра, — сказал Медведев. — Теперь все намного

проще. Сколько отсюда до Рославля?

—  Сотня верст будет, — Картымазов помор­

щился от усталости. — Шесть часов разрыва. Мы

не догоним их до самого Рославля.

—  Но мы настигнем их там! Сотня верст — это

каких-то восемь часов верхом! — утешил Медве­

дев. — Сейчас мы обедаем, потом три часа спим, и

без остановок — до Рославля. Они прибудут туда

на рассвете, и леший меня раздери, если мы не

появимся там же спустя час!