Посмотрев напра– налево и увидев однообразные унылые ряды административных построек, я свернул налево, прошел двадцать шагов, еще раз свернул налево и оказался перед постройкой, испуганно отступившей на шаг назад из общего строя зданий. У постройки были все основания прятаться – ее украшала вывеска «столово-бар №3».

Облизав пересохшие губы, я глянул на пару десятков легких двухместных ярко раскрашенных летательных аппаратов, запаркованных у толстой стеклянной двери. Отпугивающие расцветки аппаратов – детской неожиданности и взрослой предсказуемости, добили насмерть желание куда-либо лететь и я помаршировал к двери.

Дверь от моего приближения не стала раскрываться, а прощебетала:

– Пожалуйста, приложите левую ладонь к идентификационной пластине для определения кредитоспособности.

Я перекинул пакет в правую руку и приложил левую ладошку к черной пластине слева от замка.

– Добро пожаловать, старший сержант Трокли. Состояние вашего счета – тысяча пятьдесят кредиток. – Радостно сказала дверь, раздвигая створки. Последние слова вместе со мной прошли внутрь, и стоявшие у входа рядовой с капралом вытаращили глаза и открыли рты. Их откормленные круглые морды окончательно превратились в подобие детского рисунка циркулем.

– Старшсерж, сэр! – хором гаркнули они, выпрямляясь в стойки «смирна». – Куда Вас подкинуть, сэр?!

– Пока никуда, вольно, отставить. – Прогудел я и прошел дальше, в полумрачную комнату с тускло светящимися столиками, стуликами и стойкой бара, спрятанной за бронестеклом. Бронестекло, отделявшее бутылки с жидкостями от помещения, было снабжено окошечком, в которое был врезан лоток.

Обменявшись изучающими взглядами с десятком сидевших по углам людей, чьи знаки различия в темноте не просматривались, я встроился в булькающий под потолком ритм и протанцевал строевым шагом к окошечку. Рядом с лотком для обмена виртуальной валюты на жидкую в стойку была врезана еще одна пластина финансовой идентификации.

Взгромоздясь на табурет, я приложил к пластине ладошку. На пластине вспыхнуло 1050. Я посмотрел на изменения в лице лысого горбоносого дяденьки без знаков различия, нависавшего над стойкой по ту сторону стекла.

Горбоносый приподнял бровь и картинно наклонил ухо к динамику, врезанному в стекло над лотком.

Я понадеялся, что двое у входа не прикололись и что 1050 у.е. хватит хотя бы на один раз упиться пивом. Вдоволь насладясь надеждой, я тихо спросил:

– Мне с литровую бутылку чего-нибудь холодненького, совершенно безвредного для мозгов, но очень полезного для тела в целом.

– Понял. – Рыкнул горбоносый, изгибая тонкие маленькие губы в ехидной усмешке. – Стаканчик надо?

Я огляделся по сторонам и увидел, что все присутствующие сидят без стаканов.

– Нет, спасибо, не поймут.

Ехидная улыбка бармена расширилась до злостно дружелюбной усмешки.

– Да и так не поймут. Кто в здравом уме и твердой памяти в полдень пьет лимонад, да еще который дороже вина? – хмуро сказал он, занося руку с пластиковой черной бутылкой над лотком.

– Я пью. – Холодно сказал я и потянулся за трубочкой.

Лоток проехал в глубине стойки, а цифра 1050 моргнула и сменилась на 1049,5. Я выудил из лотка бутылку и установил на стойку. Продолжив забивание трубочки, я углубился в раздумья, что же имеет место быть – то ли неизвестно за что свалившаяся сумма денег, то ли дико дешевые цены.

– Ого! Богатенький какой! – ответили мне из-за спины. – Уж не премиальные ли получил? – Голос был низкий и чуть гнусявый. Из-за спины веяло эдаким восковым весельем, прикрывающим внутреннюю гнильцу. – Тогда надо проставляться. – Резюмировал голос и его поддержали два дружных «Ага!».

Я чиркнул зажигалкой и начал распыхивать трубку, окружая себя вонючей завесой. Дождавшись, когда за спиной раздадуться три громких чиха, я подхватил бутылку, и отвалив от стойки, отправился на ближайший к двери столик, на который падало немножко света и на котором сохранилась нетронутая стопка салфеток.

Гигантских размеров белобрысо-рыжий сержант и двое от входа проводили меня взглядами, насколько хватило повернуть шеи.

Прошествовав сквозь их тупые злобные взгляды, я плюхнулся на табуреточку спиной к залу, лицом к двери, с грохотом уронил пакет на пол и установил бутылку на стол.

Через пару секунд троица, проигнорировав грохот пакета, выплыла из-за спины и перекрыла падающий из двери свет.

– А употребление наркотиков в общественных местах запрещено уставом, старшенький, – прогнусил сержант, усаживаясь напротив меня и устремляя куда-то в лоб взгляд стеклянно-зеленых глазок.

Я посмотрел, как капрал, взяв мою бутылку, читает этикетку, поднял с пола и уронил на стол свой баул и рассеяно ответил:

– А это религиозный ритуал, или, в переводе на понятный вам язык, рапорт Творцу с просьбой уберечь ваши жизни.

Рядовой опасливо покосился на металлически грохнувший пакет и настороженно поднял взгляд на меня. Я деловито распутывал завязки.

Капрал поставил на стол бутылку одновременно с доставанием мной одного из маленьких пакетиков. Нащупав его содержимое, я все с тем же деловитым лицом быстро развязал тесемки, достал пистолет и обойму и с лязгом воткнул обойму в рукоять. Большой палец стронул рычажок на боку. Пистолет тихо пискнул и зажег на боку красную лампочку. Я поднял и направил пистолет на сержанта и холодно отцедил, вытаскивая из баула пачку бумаги:

– Сержант, освободите мой стол.

Троица пару секунд изучала, как я деловито достаю из баула бумагу и стило. Затем они, грохоча табуретами, вскочили и переместились к двери.

– Я тебя с патрулем познакомлю! – прошипел сержант, выпрыгивая сквозь закрывающиеся створки.

– Извини, подружка, у меня другая ориентация. – Буркнул я в закрывающиеся двери. Поставив пистолет на предохранитель, я кинул его обратно в пакет и посмотрел на свою бутылку. Ощущение было, будто капрал обмазал ее дерьмом.

Вздохнув, я поднялся, перекинул авоськи на соседний столик, и в гробовом молчании, замаскированном бульканьем музыки под потолком, сходил к стойке за второй бутылкой.

Усевшись, я еще раз вздохнул, свинтил пробку и хлебнул.

Жидкость на вкус напоминала сок, но вкусовые рецепторы, быстро распробовав состав, сообщили, что это гораздо полезнее. Охотно хлебнув еще, я выдвинул стопку бумаги на свет, падающий через входную дверь. Лист с текстом, отпечатанный капитаном, лежал наверху. Я пыхнул дымком и углубился в чтение.

"Форма 12А, Отчет об операции, заполняется от руки на бумагу в единственном экземпляре лицом, осуществлявшим действия, приведшие к изменениям стратегической обстановки на планетах, пригодных для обитания или в целом в КВР. (Форма 12Б, отчет о наблюдении операции, заполняется лицом, не осуществлявшим такого действия, но присутствовавшими при совершении таковых. Далее применимо к обеим формам).

В отчете указывается:

1) Место или места, в которых поводились действия;

2) временные интервалы совершения действий;

3) примерная ориентация внешних объектов, на которые обращалось внимание отчитывающегося;

4) субъективные мысли, идеи и т.д., генерированные отчитывающимся при совершении действий.

5) субъективная оценка результата сделанных действий (по желанию).

Отчеты напрямую, или через курьеров, или по командному каналу и далее напрямую подаются в ближайший офис Секции данных, Департамента, в котором служил или работал отчитывающийся на момент выполнения действий. (В случае, если перевод произведен в процессе действия, отчет отправляется в СД департамента, где отчитывающийся находился на момент окончания действия).

СД сохраняет оригинал отчета и предоставляет копии всем заинтересованным лицам (по запросу).

Никаких дополнительных требований (кроме вышеуказанных) к написанию и направлению форм 12А и 12Б нет.

Ни один служащий ни одного департамента не имеет права перехватывать отчеты, направленные в СД, а так же осознанно мешать их целостной доставке (включая искажение содержимого)".

Когда я дочитал, у меня появилась потрясшая меня самого по гнусности замысла своего мысль.

Перечитав инструкцию и убедившись, что в ней нет запретов на написание отчетов по-русски, я злобно захихикал.

– Хорошая получиться шутка! – просмеялся я себе под нос.

– Извините, старшсерж, – осторожно спросил кто-то из темного угла стола.

Оторвавшись от собственных гнусных замыслов, я увидел низкого плотного рядового с усталыми умными глазами. От него исходило доброе-доброе желание помочь, даже если это будет невыгодно самому.

– А? – состороил я дружелюбную морду.

– Старшсерж, извините, что высказываюсь. Просто эти… пьянчуги сволочные, которых вы отшили, на самом деле могут пойти за патрулем. А вы, гляжу, куда-то летите. Вот я и подумал – может, вас подбросить?

– Пасибо, рядовой. Только я хотел бы допить это. – я кивнул на литру. – Кстати, если вы сгоняете до стойки за стаканом и поможете мне быстрей с ней справиться, мы уберемся отсюда скорее.

Глаза рядового удивленно округлились. Пару секунд он стоял с глупым лицом переваривая мое предложение, а потом неуверенно улыбнулся и сорвался к стойке.

Вернувшись со стаканом, он сел напротив, скромно поставил стакан на стол и уставился в мой подбородок.

– Че стесняешься, наливай. – кивнул я ему на бутылку. Он покосился на соседний столик, где гордо стояла первая, не вскрытая бутылка и осторожно спросил:

– А вы не из этих… не помню… не тронь мое… в смысле, мне не придется допивать ее всю? Тогда мы здесь точно просидим долго.

– А что, он в тебя не лезет? – хихикнул я.

– Нет, лезет, но я не могу, точней, не хочу настолько, что не могу, пить это залпом. Только по глоточку. – тихо уронил он в основание бутылки.

– Вот и я так же, поэтому и позвал тебя на помощь. – жизнерадостно воскликнул я. – А эту – я кивнул на соседний столик. – трогали они и мне из нее не вкусно. А эту будешь трогать ты и из нее мне будет вкусно. Ты никогда не замечал, что некоторые что-нибудь потрогают – и как дерьмом обмажет. А некоторые, ты, например, – наоборот, как… как жизни плеснут?

– Замечал, сэр. Спасибо, сэр, Вы тоже, сэр. – задумчиво сказал он, наливая стакан. Сделав два глотка, он поднял взгляд, в котором были боль напополам со сменяющей его неуверенностью, и тихо сказал:

– Только я думал, что я ненормальный, больной, что я это вижу.

– Конечно, ты ненормальный! – бодро воскликнул я, чувствуя, как во мне, поднятый из комы раствором витаминов, просыпается пророк. – Но не больной. Это большинство больные, и поэтому болезнь считается нормой. Но подумай: если ты можешь притвориться таким, как они, просто не хочешь, а они не могут притворится таким, как ты, хотя и хотят – кто из нас больные – мы или они?

Я метнул подмигивание в его широко распахнутые удивлением глаза, стукнул стаканом об его и отпил большой глоток. Машинально последовав моему примеру, он поставил стакан на стол и задумчиво в него уставился.

Я, попыхивая в потолок трубочкой, смахнул бумажку в авоську, сунул стило в карман и начал гадать, сколько времени ему потребуется, чтобы осмыслить подброшенную мною мысль.

– А-а-а-а… сэр. – посмотрел он на меня всего лишь через минуту десять. – А не подскажете, что мне с этим делать?

– А подумай, в каком департаменте скапливаются прибабахнутые?

Судя по счастливой улыбке, он нашел ответ, но огласить его не успел, поскольку дверь распахнулась с возгласом:

– … добро пожаловать, сэр!

В бар, громко топая ботинками скафандров, ввалились четверо.

Передний, со значками лейтенанта, попробовал бегло окинуть бар гордым взглядом, но споткнулся о мое спокойное лицо.

– Старшсерж, встать! – выпалил лейтенант.

Я глянул на троих громил с какими-то ужасно громоздкими винтовками у него за спиной, медленно перетек в стоячее лицом к лейтенанту положение, и широко улыбаясь, закачался на носках, пыхтя последними, особо вонючими крошками табака.

Лейтенант закашлялся, накинул на лицо забрало шлема и из-под него прорычал:

– Старшсерж! Смирна! Отставить курение наркотических средств в наркотических местах!

Я перестал качаться, стиснул зубы на мундштуке и заорал, воплем выбивая из чубука искры и дым:

– Есть СМИРНА, СЭР! Не могу отставить курение, сэр! Это религиозный ритуал, сэр! Не могу прекратить по личным убеждениям, сэр!

– Старшсерж, – зловеще прогремело в глубине шлема. – Вы разве не помните, что в вашем контракте есть пункт об отказе от соблюдения любых религиозных ритуалов, соблюдение которых требует нарушения устава?

Я мысленно сделал себе галочку, что надо проконтролировать, чтобы такой пункт вычеркнули из контракта и радостно сообщил:

– Так точно, сэр, не помню, сэр. В моем контракте этого нет, сэр!

Лейтенант озадаченно замолк, собирая мысли для следующей атаки.

– Старшсерж, а хотите, я понижу ваш ИЭЭ на пару тысяч? – ласковым голосочком выдал он резервы своего небогатого мыслительного арсенала.

– Хочу, сэр. Но у вас не выйдет, сэр. У меня нет ИЭЭ, сэр.

Через пару секунд молчания и осмысления, как это может быть, лейтенант выдавил:

– То есть как?

Я посмотрел на стволы, уже нацеленные на меня из-за спины лейтенанта, и грустно сообщил:

– Деп ОЭЭН отказался поставить на учет до заполнения отчетов об двух проведенных в процессе попадания на должность операциях, сэр. И до проверки ИУБДа, сэр. И до заполнения подписанного мною контракта, сэр.

Лейтенант переваривал информацию секунд пять. Потом он молча снял с пояса идентификационную пластину, и после того, как я прижался к ней пятерней, уставился на экранчик, которым пластина была снабжена.

Около десяти секунд он осмысливал информацию, а потом прорычал:

– Старшсерж, какого хрена вы все еще не убрались с Базы?

Мне стало интересно, что же такого он вычитал на экранчике, но тот уже потух.

– Потому что, сэр, у меня еще час до отлета и я зашел в бар, чтобы в тишине и прохладе и спокойствии начать писать отчеты, а заодно переждать это время, сэр. – тихо сказал я. – А потом трое, сержант, капрал и рядовой попытались создать ситуацию, опасную для моей жизни, а поскольку у меня имеется приказ избегать таковых, я счел возможным сделать ситуацию не совсем штатной, но соответвтвующей рекомендации, сэр. – тихо и миролюбиво закончил я, глядя на щиток шлема честными, добрыми и печальными глазами.

Лейтенант глянул на часы, повернул шлем на рядового и гаркнул:

– Рядовой, у вас есть двоелет?!

– Так точно, сэр! – доложил он, вскакивая с табуретки.

– Через полчаса доставите старшего сержанта в квадрат 1126-23-18. В случае его отказа следовать с вами доложите по сети. Проследите отлет транспорта и по отлету старшего сержанта с Базы доложите об его убытии. Задача ясна?

– Так точно, сэр!

– Вопросы ест?

– Никак нет, сэр!

Лейтенант повернулся и пошел к двери.

Проводив его взглядом, я подождал, пока за прикрытыми броней задницами патрульных закроются двери и уселся обратно. Затем разлил жидкость по стаканчикам и подняв свой, сказал:

– Ну, за то, чтобы тебе часто приказывали делать то, что хочешь сделать сам.

Выйдя из оцепенения, рядовой бухнулся на табуретку, схватил стакан и осушил его залпом. Грохнув стакан об стол, он глянул на меня совершенно офигевше и выпалил:

– Сэр, тогда, раз уж вы можете ТАК, подскажите, как мне перевестись, если у меня гражданский каркас и рекрутный контракт, то есть боевые части мне не светят?

Я осмотрел остальных посетителей бара и тоном проповедника, вещающего откровение, сказал:

– Дружище, а кто тебе сказал, что департамент ОД боевая часть?

Насладившись индикаторами крайней степени шока, появившимися на его лице через пару секунд, когда до него дошло мое сообщение, я спрятал трубку в карман, и разлил по-последнему стакану.

Рядовой, судя по затуманившемуся взору, вовсю планировал, как ему сменить место службы на место работы. Дождавшись, пока он завершит этот процесс и обратит на меня сверкающий взор пророка, на которого рухнул бог в полной божественной экипировке, я поднял стакан и сказал:

– С тебя тост.

– Сэр, а вы, случайно, не бог?

– Хороший тост. – похвалил я, бзякнул об его стакан и выхлебал свою порцию, соображая, что бы ответить.

Одновременно с ним с грохотом поставив стакан на стол, я сообщил:

– Я не бог, дружище. Богом будешь ты, когда окажешься на своем месте.

Сделав паузу чтобы он успел уловить мою мысль, я поднимаясь, добавил:

– А я, пожалуй, пойду и, если добросишь до корабля, полечу писать и может быть, нарываться на кого-нибудь еще, кто пока не на своем месте.

Он кивнул, поднялся и молча пошел к выходу, без слов приглашая идти за ним.

– Располагайся как дома! – жизнерадостно воскликнул лейтенант, отодвигая в сторону дверь.

Я глянул внутрь каморы два на три метра, снабженной столом и койкой, и тихо вздохнул.

– Да, ничего себе гробик. А сколько мне в нем лежать? Пока проветриться не захочется или пока не станет скучно? И что мне делать, когда станет скучно?

Лейтенант чуть испуганно покосился на свисающие с моих боков кобуры и патронташи и осторожно сообщил:

– Старшсерж, я конечно, понимаю, что по личной неприкосновенности транспортники приравниваются к вооруженным патрулям и сторожевым, но если вы…

Он замолчал, удивленно глядя на мою отпавшую челюсть. До меня дошло, какой я теперь неприкосновенный.

– А по личной активности транспортники приравниваются к кому? Сэр?

Лейтенант задумчиво почесал нос и буркнул:

– Старшсерж, вы давно в Конфедерации?

– Э-э-э… месяц, сэр.

Лейтенант еще раз покосился на мои пистолеты, на экранчик с панелью, где все еще светилось мое назначение и официально протараторил:

– Старшсерж Трокли, я убедительно прошу Вас не поднимать пальбу на моем транспорте. Если захотите прогуляться – Бар и виртуалка в Вашем распоряжении. Если хотите – можете переодеться в бортовую форму одежды.

Я удивленно хлопнул глазами и промямлил:

– Да запросто – что я – монстр какой?

– Монстр не монстр… – вздохнул лейтенант – Но спецкурьер, следующий с грузом, о чем он не обязан сообщать никому по пути, имеет право делать для доставки груза ВСЕ.

Лейтенант вздохнул и вышел из кубрика, оставив меня оценивать достойность ответа ВКС спец депу.