© М. Панкова, И. Романенко, И. Вагман, О. Кузьменко, 2004

© В. Скляренко, В. Сядро, П. Харченко, А. Кокотюха, 2008

© О. Балазанова, 2009

© М. Згурская, 2009

© В. Карнацевич, 2009

© А. Хорошевский, 2010

 

Тайна имени «Русь»

Самые трудные и интересные загадки истории порой скрываются не в малоизученных областях науки, не за семью печатями, а в самых, казалось бы, обыкновенных именах и понятиях. Слово «Русь», несмотря на свою древность, понятно любому человеку, говорящему на украинском или русском языке. Оно вызывает устойчивые ассоциации с далеким прошлым: Киевской Русью, первыми князьями, становлением славянской государственности и культуры. Тем не менее, на протяжении столетий историки и филологи не прекращают спор: откуда же пошла «Русь» и что означало это слово до того, как стало названием огромной территории и живущего на ней народа…

Слово «Русь» можно встретить в составе множества составных топонимов. Конечно, самой известной является Киевская Русь – колыбель восточнославянской цивилизации. После монголо-татарского нашествия, когда Киевская Русь оказалась раздроблена на отдельные княжества, многие восточнославянские земли сохранили в своем названии слово «Русь». Так появились Московская, Суздальская, Владимирская и даже Литовская Русь. А вот названия Белая, Черная и Красная (Червонная) Русь имеют иное происхождение. Дело в том, что в средние века направления север-юг и запад-восток имели свои «цветовые» аналоги. Малая Русь и Великая Русь произошли от греческих названий Μικρά Ρωσία – Микра Росиа и Μακρά Ρωσία – Макра Росиа (по аналогии с терминами «Малая Греция» и «Великая Греция»). Эти названия использовались в церковно-административной практике Византии с начала XIV века. Греки под «Малой Россией» понимали метрополию – Южную Русь (т. е. Украину), а под «Великой Россией» – в широком смысле все русские земли.

Дальнейшая история корня «рос» («рус») не менее занимательна. На рубеже XV–XVI веков в официальных документах получило распространение слово «Россия», близкое к греческому варианту. Это привело к тому, что словосочетания «Малая Россия», «Великая Россия», «Белая Россия» вскоре образовали новые слова: Великороссия, Малороссия и Белороссия (позже – Белоруссия). Когда к территории страны стали присоединяться новые земли, возникли названия Новороссия (южная часть современной Украины и южная часть европейской части современной России) и менее распространенное Желтороссия (Маньчжурия, позднее – северная и восточная часть современного Казахстана и степные территории восточного Поволжья, южного Урала и южной Сибири). Но все эти названия – лишь отголоски древнего слова, этимология которого до конца не выяснена.

Гипотез существует великое множество, и согласуются друг с другом они только в одном: «русь» – это этническое имя, именование народа. Но вот что интересно: не самоназвание, а имя, данное соседями. Дело в том, что слово «русь» некогда имело собирательное значение, то есть обозначало совокупность людей, воспринимаемых как единое целое (в современном русском языке такое значение присуще словам молодежь, студенчество и т. п.). В древности собирательные этнонимы в форме женского рода встречались нередко: меря, чудь, корела, мордва. Как правило, относились они к народам-соседям, носителям иной культуры и, как правило, иного языка. Это и заставляет задуматься: возможно, русь (русины, русичи) – это вовсе не славяне?

Ответ на этот вопрос получить несложно, достаточно проанализировать тексты летописей и отыскать самое раннее упоминание о таинственной «руси». Наиболее подробный перечень древних племен содержится в «Повести временных лет». Несмотря на то что эта летопись неоднократно редактировалась по распоряжению князей, едва ли изменения касались сведений о племенах, живших на территории Киевской Руси. В частности, в тексте, относящемся к 898 году, говорится, что все славяне общались между собой на одном языке: и угры, и чехи, и моравы, и (обратите внимание) поляне, которые в IX веке назывались «русь». Немного ниже находим уточнение: «А словенский язык и русский одно есть».

Итак, русичи – все же славяне. Упоминания о Руси в летописях XII–XIII веков позволяют даже довольно точно определить их изначальное место проживания: Киевщина, Черниговщина и Переяславщина. Дело в том, что древние летописцы очень четко проводили границу между Русью и другими землями. Судите сами: Юрий Долгорукий выступил с войском из Ростово-Суздальской земли «в Русь», то есть в Киев. После убийства Андрея Боголюбского владимирские бояре говорили: «князь наш убиен, а детей у него нету, сынок его в Новгороде, а братья его в Руси». В летописной статье 1135 года говорится: «иде в Русь архиепископ Нифонт». В 1142 году новгородское посольство было задержано «в Руси» (в Киеве), пока оно не дало согласия на вокняжение в Новгороде князя Святослава. Таких разграничений между Русью и соседними княжествами можно найти очень много. Проанализировав их, ученые нанесли на карту границы территории, которую называли «Русью» в XII веке: земли между Десной на севере, Сеймом и Сулой на востоке, Росью и Тясменем на юге, Горынью на западе. Кстати, именно в пределах этой территории сохранилось самое большое количество топонимов и гидронимов (названий водных объектов) с корнем «рос» или «рус»: Рось, Россава, Роставица, Ростовец.

Итак, место обитания древних русов мы уже знаем. Но загадка этимологии самого слова все еще не раскрыта. За многие десятилетия изучения этого вопроса возникло бесчисленное количество гипотез. Слову «Русь» приписывали древнеславянские, готские, шведские и даже иранские корни, пытались проанализировать структуру, сопоставить с аналогичными названиями в других языках.

Древнейшей формой самоназвания россиян было, вероятнее всего, «рос», удостоверенное и Псевдо-Захарием Ритором в VІ веке, и топонимикой, и византийскими авторами. Изменение «о» на «у» могло произойти позже, в VІІІ—ІX веках, когда в Надднепрянщине появилось много выходцев из северных славянских племен, для которых более характерно «у» – «рус». «Русская Правда» в ее древнейшей части носит название «Правда Росская». Интересно, что арабские и персидские авторы всегда употребляли форму «рус», а греки и византийцы – «рос». О народе «Рос» знали в VI столетии в Сирии. Князя этого мощного союза племен одаривал византийский цесарь. Россов считали «народом богатырей», они пользовались всеобщим уважением.

Долгое время самой распространенной гипотезой происхождения слова «Русь» считалась версия, что название «Русь» происходит от имени правого притока Днепра – реки Рось. Именно там, по мнению историков и лингвистов прошлого, находилась прародина племени, основавшего впоследствии мощную державу. Этой точки зрения придерживался, в частности, академик АН СССР М. Тихомиров: «Среди восточных славян в VІІІ—ІX вв. стало выделяться племя, обитавшее по среднему течению Днепра, в области полян, в древней культурной области, где когда-то была распространена трипольская культура… Трудно сомневаться в том, что основная масса полян жила к югу от реки Рось и по течению этой реки и ее притока Россавы. Здесь, при впадении Роси в Днепр, находился летописный город Родня, остатки которого видят в Княжьей горе, богатой на археологические находки…Возможно, первоначальное название Роси распространилось на все среднее течение Днепра, а корень Рос, возможно, уже содержится в геродотовом названии Днепра – Борисфен». Того же мнения придерживался и историк Б. Рыбаков, писавший: «…древности V–VII вв., обнаруженные по реке Рось, несколько севернее ее (до Киева) и южнее ее (до начала луговой степи), следует связать с конкретным славянским племенем – русами, или росами».

У этой гипотезы немало недостатков. Данные археологов вступают в противоречия с позицией исследователей языка. Филолог Г. Хабургаев отмечает, что попытки связать Русь с названием реки Рось лингвистически несостоятельны: «Для славянских диалектов рассматриваемого времени чередования о/у и даже ъ/у невероятны (учитывая, что термин «русь» появляется около IX столетия!); а сам этноним в славянской среде известен только с «у» в корне. И вообще, этот термин на Киевщине не обнаруживает никаких ономастических соответствий, и его появление здесь явно было связано с необходимостью общего наименования для нового территориально-политического объединения, которое непосредственно не соотносилось ни с одним из прежних племенных объединений, а потому не могло использовать ни одно из прежних местных наименований». Но наиболее сокрушительным ударом по рассматриваемой гипотезе стали исследования историка В. Кучкина, убедительно доказавшего, что бассейн реки Рось вошел в состав Русской земли (в узком понимании этого слова) лишь во времена Ярослава Мудрого. До того времени граница проходила севернее. Выяснился и еще один факт: южной границей территории обитания полян служил водораздел между притоками Днепра – Ирпенью и Росью. Бассейн Роси имел смешанное население, славянские и тюркские народы издавна жили здесь бок о бок, а значит, прародиной русов это место считаться никак не могло.

Более аргументированной кажется версия, выдвинутая писателем Владимиром Чивилихиным. По его мнению, изначально Рось (Русь) была именем нарицательным. Это слово обозначало не какую-то определенную речку, а реку вообще. Реки играли огромную роль в жизни восточных славян: это была и дорога, и естественная защита, и источник воды. Река снабжала окрестные племена рыбой и птицей, была гарантом и источником жизни. Не случайно восточные славяне обожествляли реки (первое свидетельство об этом зафиксировано у византийского летописца Прокопия в VI веке н. э.). Нестор-летописец тоже писал, что в языческую эпоху славяне, помимо богов, почитали также и реки, озера и источники. Дополнительное подтверждение этой версии можно обнаружить в работах словацкого лингвиста и этнографа Павла Шафранека: «В праславянском языке река называлась «руса» (rusa). Это коренное славянское слово, как общее существительное имя, уже осталось в употреблении только у одних русских в слове «русло», обозначающем ложбину, русло реки, глубь, вир; но как имя собственное рек, городов и селений, более или менее близ них лежащих, употребляется почти у всех славян». Кстати, от того же корня образовано слово «русалка». В словаре

В. Даля зафиксировано множество диалектных слов, производных от корня «рус» и указывающих на его прямое отношение к рекам: руслень – приполок за бортом, за который крепятся ванты; руслина – быстрина, стрежень; руст – «вода идет рустом», т. е. идет потоком, струей; собственное имя Рус – «сказочное чудовище днепровских порогов»; мужское имя Руслан. Все это наводит на мысль, что слово «Русь» первоначально означало «люди реки», «речной народ». Кстати, название по месту преимущественного обитания встречается в мире довольно часто. Например, приморские чукчи называли себя «ан калын» – «морские жители». Точно так же бедуины – «жители пустынь», селькупы – «люди тайги», индейцы племени сенека имели самоназвание нунда-вэ-оэно – «великий народ холмов».

Карта земель Древней Руси

Несколько другое толкование дается в работе профессора Ф. Кнауэра «О происхождении имени народа Русь». Русь, по его мнению, не просто река, а Волга. В древнеиндийской «Ригведе» она упоминается под именем «Раса» – «Великая матерь», в «Авесте», священной книге зороастрийцев, – как «Ранха». Позднейшие персидские источники упоминают о реке Раха, отделяющей Европу от Азии. При помощи филологического анализа Кнауэр доказывает этимологичское тождество этих названий с древним именем Волги – «Ра», которое обрело впоследствии такие формы, как «Рос» у греков и арабов, и Рось, Русь, Роса, Руса – у славян.

Большинство других версий выводит наименование «Русь» из иностранных источников. Они склоняются к тому, что «Русь» не является самоназванием. А это означает, что нужно искать соответствия этому корню в языках других народов. Некоторые ученые полагают, что в II–III веках н. э. на территории между балтами, славянами и германцами жили какие-то руты (руги), которых еще Тацит называл «Reudignii» – «корчеватели леса». Другие считают, что слово «Русь» получилось путем перестановки букв из общеевропейского «urs» – «медведь» или (уже безо всякой перестановки) от латинского «rus» – «деревня».

Но, пожалуй, самой популярной из «иностранных» версий долгое время оставалась предложенная еще известнейшим теоретиком русского языка историком А. Шахматовым. Ученый был уверен, что «форма Русь… так же относится к Ruotsi, как древнерусское Сумь… к финскому Suomi. Мне кажется, что элементарные методологические понятия не позволяют отделить современное финское RuotsI от имени Русь». Иными словами, корень «рус» имеет финно-угорское происхождение. Но если это так, почему в финно-угорской языковой среде невозможно найти сколько-нибудь убедительной этимологии этого слова? К тому же среди финно-угров слово «ruotsi» употреблялось по от ношению к нескольким разным этносам: шведам, норвежцам, россиянам и, наконец, самим финнам. Путаница? Скорее всего, дело в другом. Первоначально словом «русь» в Восточной Европе обозначали викингов; на этом сходятся все арабские историки. А греки, употреблявшие слово «russi», имели в виду тех, кого мы называем норманнами. Неудивительно, что сторонники «норманской теории» увидели в этих данных лишнее подтверждение того, что Русь была фактически создана варягами, приглашенными на царство слаборазвитыми славянскими племенами. По их мнению, слово «русь» происходит от корня со значением «гребля», «плавание на гребных судах». Производным от него термином называли себя скандинавы, бороздившие Восточную Балтику и вступавшие в военные конфликты и торговые контакты с местным финноязычным населением, которое называло их «руотси». Позже это слово было заимствовано восточными славянами и трансформировалось в «русь». С тех пор как варяжские князья обосновались в Киеве, оно распространилось на подвластную им территорию – «Русь», «Русская земля» – и ее население – «русские люди». По другой версии, слово «Русь» (или близкое по звучанию) было боевым кличем скандинавской дружины первых Рюриковичей. Постепенно оно закрепилось за самой дружиной, а затем – и за территорией, которую она контролировала. В доказательство своей правоты сторонники этой гипотезы приводят все ту же «Повесть временных лет». А точнее – отрывок, где Нестор пишет, что по просьбе различных племен в славянских землях в 862 году появились варяжские князья. «Те варяги назывались русью», – уточняет летописец. Однако приведенная цитата едва ли может считаться убедительным доказательством. Во-первых, варяги назвались «русью» только после прибытия в киевские земли. А это вполне может означать, что они поступили на службу к местному князю и приняли название народа, среди которого им предстояло жить. Во-вторых, археологам не удалось обнаружить следов сильного влияния варяжской культуры на тех русских землях, которые считаются «Малой Русью», исторической прародиной руссов. А предположение, что от народа, основавшего древнерусское государство, местные племена переняли только имя, кажется слишком смелым. Есть и еще одно возражение. Последняя версия, несмотря на авторитет ее создателей, совершенно не учитывает один факт. А именно – законы языка. Филологам прекрасно известны случаи, когда одно и то же слово в разных языках имеет различное значение. Вполне вероятно, что варяжское слово не имело прямого отношения к слову «Русь», образовавшемуся по законам общеславянского языка.

Часть ученых во главе с Л. Гумилевым считала, что племя русов, о котором шла речь выше, не являлось славянским, более того, отношения между русами и славянами в IX веке были откровенно враждебными. По сообщениям арабо-персидских источников, «русы нападали на славян, подъезжали к ним на кораблях, высаживались, забирали их в плен… и продавали». Однако в дальнейшем славяне и русы, проживавшие на общей территории и заключавшие между собой браки, взаимно ассимилировались. С этого времени русами стали называть уже не племя, а целый народ. Обычаи и язык они сохранили славянские.

Гораздо более обоснованной и логичной, на наш взгляд, выглядит гипотеза, изложенная академиком О. Трубачевым. Он полагал, что этноним «Русь» происходит от древнейшей индоарийской основы ruksa / ru(s)sa – «светлый, белый». Топонимы, образованные на этой основе, с глубокой древности распространялись в Северном Причерноморье, в местах расселения индоарийского населения. Не противоречит этой гипотезе версия о том, что слова «Русь» и «русский» восходят к слову «русый» – «светловолосый». Недаром все в том же словаре Даля записана пословица: «Русский народ есть русый народ». Встречается там, правда, и прямое толкование слова «Русь» – мир, белый свет. А словосочетание «на руси» имеет дополнительное значение – «на виду».

История – будь то история народа или история его языка – не может считаться точной наукой. В ней есть место самым разным интерпретациям и домыслам. Поэтому единого мнения о происхождении слова «Русь», вероятно, не сложится никогда. Разве что будет изобретена машина времени и ученым удастся опросить очевидцев тех времен, когда наши далекие предки впервые назвали свою землю Русью…

 

Почему монголы не взяли Новгород

Согласно общеизвестной концепции истории Руси, татаро-монгольское нашествие и последовавшее за ним иго стало для страны тяжелым ударом, который обусловил ее отставание в развитии от стран Западной Европы. Впрочем, скоро исполнится сто лет с тех пор, как некоторые историки начали оспаривать этот постулат. Одни полагают, что удар был не так уж силен, другие, что никакого ига, собственно, вообще не существовало, третьи, что монгольское присутствие, наоборот, стало даже положительным фактором. Наконец, четвертые придерживаются мнения, что под монголами в данном случае вообще следует понимать… самих русичей! Таким образом, главная загадка истории средневековой Руси связана с очень длительным периодом – с XIII по XV век.

Возможно, путь к разгадке лежит через понимание того, что случилось с одним из русских городов во время нашествия кочевников с Востока. Речь идет о богатейшем и величественном Новгороде – городе, который по не вполне понятным до сих пор причинам монголы не взяли, в котором не были посажены татарские наместники, городе, в котором правили два русских князя, чьи отношения с монголами рассматриваются в историографии, как минимум, неоднозначно – Ярослав Всеволодович и его сын Александр Ярославич, по прозвищу Невский. Как Новгороду удалось избежать участи многих других центров Руси? Не стали ли монголы для него могущественными и полезными союзниками, а не оккупантами? Насколько далеко зашли правители города в дружбе с ханами? Не помогли ли татары делу объединения и укрепления раздробленной Северо-Восточной Руси, делу, которым занимались потомки Александра Невского, создавшие в результате новое могущественное государство – Московию?

* * *

Вскоре после смерти в 1054 году великого князя киевского Ярослава Мудрого Русь вступила в полосу междоусобных войн. Их вели друг с другом русские князья, находившиеся между собой в той или иной степени родства. Причиной войн было то, что в руках каждого из них находились полученные в управление крупные города, обширные территории, которые в условиях существовавшего упора на натуральное хозяйство были в состоянии обеспечивать сами себя всем необходимым. Немаловажным было и то, что на Руси существовало правило передачи власти не от отца к старшему сыну, а от брата к брату. Естественно, между дядьями и племянниками возникали разногласия, приводившие подчас к кровопролитию. Впрочем, феодальная раздробленность не была уникальным русским явлением. В той или иной степени ее переживали и все государства Западной Европы.

Распад Руси на отдельные, независимые друг от друга княжества был временно приостановлен выдающимся правителем Владимиром Мономахом – внуком Ярослава Мудрого, который занял великокняжеский стол в Киеве в 1113 году. Более или менее крепко держал в своих руках государственную власть и его сын, Мстислав Великий. Смерть последнего в 1132 году привела к продолжению центробежных процессов на Руси.

Киев начал переходить из рук в руки. За великокняжеский стол упорно боролись, смещая друг друга, представители черниговской династии и потомки Мономаха. Не менее ожесточенная борьба велась между Рюриковичами и в южном Переяславском княжестве, и в западных землях – Волынском и Галицком княжествах. К участию в борьбе привлекались и иноземные войска – поляки, венгры, половцы. В этих условиях все большую силу набирали князья городов Севера. Ростов, Суздаль, Муром, Рязань, Владимир-на-Клязьме не имели столь большого значения в глазах многочисленных потомков Рюрика и, соответственно, могли развиваться более стабильно, иметь более прочную власть. То же произошло в свое время и в Смоленске, который на долгие годы оказался в руках внука Мономаха Ростислава Мстиславича и его потомков – Ростиславичей. В Суздальской же земле обосновались потомки шестого сына Владимира Мономаха – Юрия. Этот князь сделал очень многое для укрепления своего княжества и расширения его границ. Он также вел активную политику и на юге, за что получил прозвище Долгорукий. В Суздальском княжестве строились новые города, развивалась система централизованного управления, более прочного, чем на юге. Процесс этот продолжился при правивших после смерти Юрия его сыновьях – Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо. Главным центром княжества стал Владимир-на-Клязьме.

Всеволод пришел к власти после смерти своего брата Андрея. Он разгромил в феодальной войне других претендентов на Владимирский престол, подавил оппозицию ростовских бояр и установил свою власть на долгие 38 лет – с 1174-го по 1212 год. Всеволод, без сомнения, был самым сильным и авторитетным князем Руси на рубеже XII–XIII веков. Свое прозвище он получил за многодетность, но ни один из сыновей и не думал посягать на власть отца при его жизни. Под непосредственным влиянием Всеволода находились Муромское и Рязанское княжества, южный Переяславль (северный находился во Владимиро-Суздальском княжестве). В определенный момент право его дома на княжение признали и свободолюбивые новгородцы. Новгородские территории Торжок и Волок Ламский находились под совместным контролем Новгорода и Суздальской земли.

С владимирским князем советовались, просили его поддержки смоленские и черниговские (а как следствие – и киевские) князья, галицкие и волынские правители. Всеволод совершал успешные походы против волжских булгар, при нем строились новые города, развивалась культура Северо-Восточной Руси. В это же самое время Киев – «мать городов русских» – продолжал переходить из рук в руки. Особенно в начале XIII века усердствовали представители смоленской и черниговской династий. Штурмы следовали один за другим, население столицы сокращалось, ни один киевский князь не мог и подумать о том, чтобы заняться восстановлением влияния Киева на всю русскую землю.

Феодальные усобицы оказали свое влияние и на историю Новгорода. Можно сказать, что именно они стали причиной развития тут республиканских традиций, корни которых уходили в далекое прошлое и были связаны с уникальным географическим положением города, богатством местных бояр и купцов.

Новгородская земля, охватывавшая северо-запад Руси, была единственным русским регионом, который не был княжеством в полном смысле этого слова. Новгород расположен к северу от озера Ильмень на берегах реки Волхов. Новгородские земли простирались на севере до Финского залива, Невы, южных берегов Ладожского озера и реки Свирь. Восточным соседом новгородцев была Суздальская земля, южными соседями – Смоленское и Полоцкое княжества. Западная граница пролегала вдоль вдоль реки Нарова (Нарва) на юге через центр Чудского озера. Управление всей этой территорией централизованно осуществлялось из Новгорода, только на западе город Псков и значительная по размерам территория, зависевшая от него, имели самоуправление, пусть и под строгим надзором Новгорода, откуда в Псков назначался посадник, имевший исполнительную власть. В целом, Новгород Великий со своими обширными территориями стал единственным из древних городов, избежавшим упадка и дробления в XI–XII столетиях.

Исконным населением Новгородской земли были финно-угорские племена. В VI веке сюда пришли немногочисленные племена славян-кривичей, а в VIII столетии в процессе славянского заселения Восточно-Европейской равнины – племя словен.

Экономическая жизнь и политическое взаимодействие племен оказались связанными с Балтийско-Волжским торговым путем, проходившим по Волхову, Ильменю и Мете. Борьба с господствовавшими в международной торговле скандинавскими купцами-воинами способствовала ускорению процесса формирования государственных отношений. К середине IX века у истоков Волхова сформировался центр политического общения племен, живших на многочисленных реках, впадающих в озеро Ильмень, сложилась система их военного взаимодействия. Сбор и выплата варягам дани заложили основу государственного налогообложения. В 862 году для исполнения судебных и правоохранительных функций вождями племен был приглашен скандинавский князь с дружиной. Он стал основателем княжеской династии Рюриковичей, более семи с половиной веков управлявшей всеми русскими землями.

В начале X столетия новгородские племена словен и кривичей вместе с князем Игорем и скандинавскими дружинами начали поход на юг для обеспечения равноправной торговли с Византией. Были завоеваны Смоленск и Киев, на границе Дикого поля был заложен опорный пункт для дальнейшего движения на Константинополь. Походы одного из военачальников Рюрика – Олега, и опекаемого им долгое время сына варяжского вождя – Игоря, позволили достигнуть поставленной цели: проложить торговый путь «из варяг в греки». Следствием этих событий стало объединение восточнославянских племен и формирование древнерусского государства со столицей в Киеве.

Через Новгород проходили торговые пути, ведущие с севера, от Балтики (по Неве, Ладожскому озеру и Волхову), на юг, к Черному морю (по Ловати и волоком до Днепра), и пути с востока на запад, соединявшие Новгород с Волгой (по Полу и озеру Селигер, а также по Мете и волоком до реки Тверды). Расположенный на пересечении торговых путей Новгород был крупнейшим центром торговли. Источником богатства города была не только торговля, но и его обширные северные колонии. Они простирались на севере до Арктики и на востоке до Урала (районы Печоры и Югры). В богатом центральном районе, известном как Заволочье («за волоком», то есть на землях, расположенных в бассейне Северной Двины к северо-востоку от волока, соединявшего озера Белое и Кубенское), власть Новгорода твердо установилась уже в XII веке: правители в этот район назначались центральной властью. Отдаленные районы (Пермь, Югра, Печора и Кольский полуостров) находились под властью Новгорода только в том смысле, что регулярно платили дань.

Игорь Древний, его жена Ольга и их сын, прославленный воитель Святослав Игоревич, перенесли центр государства из Новгорода на юг. Так северный город стал вторым по значению центром Киевской Руси. В 970 году новгородцы обратились к Святославу с требованием дать им князя, угрожая в противном случае найти его в другой земле. Компромиссом стало направление в Новгород сына Святослава Владимира и его наложницы. После смерти отца Владимир был изгнан из Новгорода, но в 980 году он вернулся со скандинавским отрядом и завоевал город. Отсюда он направился на борьбу за Киев. Как мы знаем, Владимиру удалось занять великокняжеский престол, но и Новгород он оставил в своем подчинении, закрепив его положение как части государства. Здесь Владимир поставил править своего сына – Ярослава Мудрого, для которого это княжение, как и для его отца, стало трамплином в борьбе за власть над всей Киевской Русью.

Ярослав был, несомненно, выдающимся государственным деятелем, что отразилось и на развитии Новгорода, где долгие годы находилась его резиденция. При Ярославе в городе был построен знаменитый Софийский собор – центр государственной, церковной и культурной жизни княжества, символ Новгорода. В середине XII века новгородский церковный владыка получил сан архиепископа. При Ярославе Мудром возобновило деятельность Новгородское государственное вече, бояре – аристократия города (в большинстве своем потомки родоплеменных вождей) – получили особые права и налоговые льготы. Вероятно, именно в Новгороде была создана древнейшая редакция первого русского свода законов – «Русской правды».

Административно Новгород был разделен на две половины. На западном берегу Волхова располагалась так называемая Соборная (Софийская) сторона, состоявшая из детинца (кремля) и трех концов (округов): Неревского, Загородского и Людина (последние два известны как Прусская улица). Над всей этой стороной возвышался собор Св. Софии. На восточном берегу реки находилась Торговая сторона, состоявшая из двух концов: Плотницкого и Славенского. Каждый из пяти концов отвечал за управление пятью волостями – «пятинами», на которые была поделена центральная часть Новгородской земли.

Ярослав Мудрый основал свою резиденцию на Торговой стороне, и именно здесь в дальнейшем находились резиденции князей. Крепостные сооружения были воздвигнуты на Софийской стороне. Они опоясали владычный двор и Софийский собор. В 1116 году к епископской половине детинца была пристроена княжеская половина.

Пушнина, получаемая в виде дани из Северного Поморья и Приуралья и продаваемая на западных рынках, приносила большой доход боярам, снаряжавшим военно-промысловые экспедиции. В Новгороде было много искусных ремесленников: плотников, кузнецов, ткачей, гончаров, кожевников, оружейников. Главными предметами заморской торговли были, кроме пушнины, мед и воск. Новгородские купцы вели оживленную торговлю с прибалтийскими странами. На острове Готланд, в шведской Сиггуне и эстонской Линданисе (Таллинне) возникли поселения новгородцев. Купцы с Готланда уже в середине XII века основали в Новгороде Готский торговый двор. Другой торговый двор – Немецкий – построили купцы Ганзейского союза. С Запада на Русь везли сукна, вино, металлы.

Во времена феодальной раздробленности могущественным новгородским боярам удалось изменить политический строй в городе, вырваться из-под власти Рюриковичей. Важным этапом в формировании республиканских традиций стало обретение новгородской аристократией самоуправления. Киевские князья сажали в Новгороде посадников – старших сыновей, но с 1117 года было объявлено о новгородской «вольности в князьях» – то есть теоретической возможности самим выбирать себе князя из дома Рюрика. Впрочем, киевские великие князья все равно старались навязать горожанам своих правителей. Наследник Мономаха Мстислав княжил в Новгороде с двенадцати лет. Отозвав сына в Киев, Мономах решил передать Новгород несовершеннолетнему внуку Всеволоду. Новгородские бояре и население энергично протестовали против нарушения традиций. Тогда Мономах вызвал в Киев новгородских бояр и одних заточил в тюрьму, а других привел к присяге и отпустил домой. Однако в 1136 году новгородцы вместе с псковичами и ладожанами на вече изгнали князя Всеволода Мстиславича. В дальнейшем к Новгороду было привлечено внимание многих русских князей, стремившихся занять великокняжеский стол и на пути к нему получить поддержку северного центра. Каждый претендент старался завести своих сторонников в городе. Формировались партии, ожесточенно враждовавшие между собой. Широкое развитие получило народное вече с участием всех жителей города, вечевые собрания в городских концах. Новгородцы сами избирали себе посадников и тысяцких (руководителя военной организации города и начальника налоговой службы). От князя же ожидали прежде всего обеспечения обороны города, организации военных экспедиций.

Разрушить республиканскую традицию попытался великий владимирский князь Андрей Боголюбский. В 1169 году он объединил дружины южнорусских князей и бросил их на уничтожение Новгорода. Город не имел профессиональной армии, укреплений и не успел собрать ополчение. Силы нападавших и защитников города были неравны. Тем не менее, армия Боголюбского не смогла добиться успеха. Большего в отношении непокорного северо-западного города достиг Всеволод Большое Гнездо. С 1182 года он держал на новгородском столе свояка Ярослава Владимировича. Попытки новгородцев выйти из-под подчинения владимирского князя были пресечены. В 1199 году Всеволод даже смог заменить Ярослава Владимировича на своего трехлетнего сына. Всеволод продолжал властно вмешиваться в новгородские дела, судил и казнил бояр. Но в конце концов жителям города удалось изгнать его сына и пригласить на княжение представителя другого дома – Мстислава Удалого.

План древнего Новгорода. С иконы XVI в.

С начала XIII века власть в Новгороде все больше ускользала от князя и концентрировалась в руках выборных должностных лиц из среды боярства. Развитие вечевых порядков сопровождалось потрясениями, справиться с которыми князья уже не могли. Проведя несколько лет в Новгороде, князь Мстислав, согласно новгородской версии, «поиде по своей воли». Не желая возобновления прежней зависимости от Владимира, Новгород призвал князя Ярослава из Переяславского княжества, младшего из трех братьев Всеволодовичей. Действия Ярослава усугубили ожесточение и раскол, царившие в Новгороде. Он начал с того, что добился от вече решения об аресте новгородского тысяцкого и разграблении его двора. Начавшиеся в городе беспорядки заставили сплотиться противников суздальской партии, и в результате Ярослав Всеволодович был вынужден бежать в Торжок, граничивший с Владимиро-Суздальским княжеством. Там он арестовал прибывших к нему послов из Новгорода. Затем Ярослав приказал ограбить и взять под стражу многочисленных новгородских купцов, находившихся в Торжке, и перекрыть поставки продовольствия в Новгород.

События получили свое развитие в виде кровавого сражения на Липице, причины которого были не только в разногласиях между Ярославом Всеволодовичем и новгородцами, но и в розни между сыновьями Всеволода Большое Гнездо. Без сомнения, эта рознь, как и другие усобицы, стала одной из причин того, что русичи не смогли организовать достойный отпор монголам.

* * *

Итак, в 1212 году умер Всеволод Большое Гнездо. Следующее десятилетие, предшествовавшее первому вторжению татар на Русь, стало свидетелем жестоких внутренних войн в Суздальской земле между многочисленными сыновьями Всеволода и полного изменения соотношения сил на юге.

В Новгороде правил представитель Ростиславичей Мстислав Удалой. Летом 1212 года он организовал крупный поход против черниговских Ольговичей. Поход начался в Новгороде. Мстислав Мстиславич, утвердивший теперь свою власть на северо-западе, выступил с новгородским войском в Смоленск, где к нему присоединились другие Ростиславичи. Этим войскам удалось выбить из Киева правившего там черниговского князя Всеволода Черного. Ростиславичи стали наиболее влиятельными правителями на Руси. Это было сделать тем проще, что потомки Всеволода Большое Гнездо продолжали выяснять отношения между собой.

Поначалу Всеволод определил судьбу двух своих старших сыновей так: после его смерти Константин должен был княжить во Владимире, а Юрий получал Ростов. Но Константин, который к этому времени уже прочно обосновался в Ростове, вынашивал другие планы: хотел после смерти отца править и Ростовом, и Владимиром. Он отказался прибыть во Владимир по приглашению Всеволода. Тогда последний пересмотрел свое решение и пожаловал Владимир своему второму сыну, Юрию, даровал ему великое княжество и старейшинство в роду. Третий сын, Ярослав, получил третий по важности район Суздальской земли – Северный Переяславль.

Когда отец умер, Юрий и Ярослав, заключив двусторонний договор, направленный против Константина, выступили на Ростов. Юрий начал переговоры, предложив обменять Владимир на Ростов. Константин наотрез отказался, потребовав Владимир для себя, Ростов для своего сына и предложив Юрию удовлетвориться Суздалем.

В 1216 году разразилась настоящая война, осложненная участием внешних сил: на стороне Константина были Ростиславичи и новгородцы, а Юрию и Ярославу помогали дружины из Мурома и жители половецкого порубежья, которых называли бродниками. Начало войне положили события в Новгороде – бегство Ярослава Всеволодовича в Торжок, захват им купцов и перекрытия продовольственного потока. В войну с ним вступил вернувшийся в Новгород Мстислав Удалой. Его целью было выбить Ярослава из Торжка. Поначалу соперники ограничивались стычками на границах Новгородского, Смоленского княжеств и Суздальской земли. Но мало-помалу разрозненные отряды каждой из сторон объединялись, их численность возрастала благодаря прибывающему пополнению: Ярослав соединился с превосходящими силами своего брата Юрия, а Мстислав не только призвал на помощь своих родичей (брата Владимира, в то время княжившего в Пскове, двоюродного брата Владимира Рюриковича из Смоленска и Всеволода, сына киевского князя Мстислава Романовича), но и сообщил Константину о положении дел на западных границах Суздальской земли.

В конце концов два враждующих войска сошлись лицом к лицу на реке Липице в районе Юрьева Польского. Перед началом битвы Юрий и Ярослав, уверенные в победе, договорились между собой о будущем разделе Руси. По этому соглашению Юрий получил бы Владимирскую и Ростовскую земли, Ярослав – Новгород, их младший брат Святослав – Смоленск. Киев должен был отойти черниговским князьям, а Галицкая земля – поделена между Юрием и Ярославом.

Но осуществить эти планы не удалось. Решающая битва состоялась 21 апреля 1216 года и закончилась полной победой Константина и его союзников. Юрий и Ярослав вынуждены были бежать. Первый был смещен с владимирского престола, сослан в отдаленный удел, затем перемещен в Суздаль, где и правил до смерти Константина, которая наступила в феврале 1218 года. Второй затаился в своем Северном Переяславле. Ему удалось откупиться от победителей богатыми подарками, а также пришлось расстаться с женой – дочерью Мстислава Удалого.

Второе княжение Юрия во Владимире выдалось более успешным, если не считать того, как оно закончилось. В 1221 году ему удалось поставить князем в Новгороде своего сына. Когда последний бежал, на новгородский престол снова взошел Ярослав Всеволодович. Ему тут же пришлось вступить в войну за Новгород с Михаилом Черниговским. Борьба продолжалась девять лет, князей поддерживали разные боярские группировки, в роли посадников, тысяцких и архиепископов успели побывать сторонники разных партий. Порой они находились на своих постах одновременно, то примиряясь, то вновь организуя беспорядки в городе. Тот факт, что посадники, настроенные против «действующего» князя, удерживали за собой должность, свидетельствует о том, что князья не могли захватить полную власть над городом, подчинить себе вече и боярство. Последнее было особенно заинтересовано в развитии торговли с Западом через Балтийское море, а потому рьяно отстаивало необходимость отпора немецким рыцарям и шведам, пытавшимся захватить выходы к морю. Лишь в 1233 году Ярослав окончательно одолел своего противника Михаила, но стать абсолютным, полновластным правителем Новгорода ему так и не удалось.

Ярослав Всеволодович был одним из самых энергичных правителей на Руси. В 1210–1234 годах он участвовал в походах на половцев, на Рязань, Чернигов, Емьскую землю, Колывань (Таллинн) и Юрьев в Чудской земле, бился с литовцами. В 1212–1236 годах он владел Переславлем-Залесским, четырежды ему предоставляли стол в Новгороде и один раз в Киеве. Летописи неоднозначно трактуют его деятельность. Тем более, что многие из них составлялись в домах противников Ярослава – например его брата Константина. Новгородцы уважали, боялись и не очень любили властного князя, ростовские летописцы описывали его как отъявленного негодяя, не жаловали и черниговские. Тем не менее, ему удалось добиться своего, преодолев все препятствия. В конце концов он подчинил себе Новгород, а следующим этапом стало получение в 1238 году великокняжеского престола во Владимире. Обстоятельства этого получения вызывают особые споры. Дело в том, что на престол Ярослава Всеволодовича привели не кто иные, как монголы – злейшие враги русичей, ненавистные оккупанты. Сначала они расправились с братом Ярослава, Юрием, а затем выдали ярлык покорившемуся им князю.

Верным последователем политики Ярослава стал и его сын Александр – один из наиболее прославленных героев в отечественной истории. Александр был сыном Ярослава и Феодосии, дочери Мстислава Удалого. Он родился в 1220 году, а первое упоминание о нем относится к 1228 году, когда Ярослав, правивший в то время в Новгороде, вступил в очередной конфликт с горожанами и вынужден был уехать в родовой удел в Переславле, оставив двух своих малолетних сыновей – Федора и Александра – на попечении доверенных бояр в Новгороде. Когда Федор умер, Александру как старшему сыну Ярослава в 1236 году было дано новгородское княжение. (Ярослав в это время брал Киев.) Молодой князь зарекомендовал себя как жесткий правитель и энергичный военачальник. Под его руководством строились новые укрепленные пункты в Новгородской земле, он старался подчинить себе местную аристократию. Во время монгольского нашествия на Северо-Восточную Русь именно Александр находился на новгородском престоле.

* * *

Вторжение в земли северных русских княжеств в конце 30-х годов XIII века было не первым появлением монгольских полчищ на Руси. Первое же состоялось в 1223 году, но южнее. Тогда русские вообще не знали о том, что за новый народ появился на восточных границах государства и чего от него ждать. И неудивительно – ведь монголы за поразительно короткий срок преодолели огромные расстояния, отделявшие их историческую родину от Руси.

Монголы изначально проживали в Забайкалье, на территории современной Монголии, и в южной Сибири. Это был кочевой языческий народ, жизнь которого основывалась на первобытно-родовых, патриархальных порядках, а хозяйство – на разведении лошадей. Ведущими племенами были татары, монголы, меркиты, кераиты и найманы. Они дробились на многочисленные семьи, каждая из которых вела достаточно самостоятельный образ жизни, кочуя в степи. Раздробленность монгольских племен поддерживало и находившееся по соседству китайское государство, правители которого вмешивались в междоусобную борьбу, выбирая то одного, то другого вождя в качестве любимца и назначая его своим представителем. Одной из семей Монголии был клан монгола Езукая Багадура. После его смерти могущество семьи было временно утеряно. Положение изменил его талантливый и амбициозный сын Темучин. Выбрав сильного покровителя, он вернул клану богатство и авторитет среди соплеменников. Затем Темучин выступил и против покровителя. К 1206 году, после ряда кровопролитных войн, ему удалось объединить под своей властью большинство монгольских племен. На большом совете – курултае, проходившем в верховьях реки Онон в 1206 году, Темучин был избран всеобщим правителем, получив новое имя – Чингисхан, что значит «Великий хан» (другие варианты перевода – «Хан – истинный властитель» и «Океан-хан»). Новый хозяин Монголии отказался платить дань китайцам, подчинил себе племена Тибета, уйгуров и народы южной Сибири. К 1211 году монголы завоевали землю бурятов, якутов, киргизов и обложили их данью. В том же году Чингисхан приступил к завоеванию Северного Китая.

Успехи, которых добились монголы, основывались на созданной под мудрым и жестким руководством Чингисхана централизованной системе государственного управления и блестящей военной организации. По сути дела, все мужчины соответствующего возраста вошли в состав монгольской армии. Она была основана на десятичной системе. Десятки, тысячи и тумены (десятки тысяч) монгольской армии представляли собой спаянные строгой дисциплиной и круговой ответственностью боевые единицы. Начальники пользовались беспрекословным авторитетом. Монгольские воины были прекрасными наездниками, искусными лучниками, состав их снаряжения был унифицирован. Огромное поголовье лошадей обеспечивало скорость передвижения, маневренность и натиск армии. В самом войске применялись драконовские меры по отношению к провинившимся, жестокость проявляли монголы и по отношению к врагу, сметая не только армию противника, но и его города. Наступая так называемой «облавой», монголы рассеивали свои отряды, охватывая огромные территории. Снабжение войска обеспечивалось захватом территории противника. Покоренное население пополняло армию, ядром которой оставались сами монголы, занимавшие командные посты и составлявшие многочисленную гвардию хана. Принципом Чингисхана было не оканчивать войну, пока армия врага полностью не разгромлена. Он был максималистом и в геополитическом отношении, передав свои амбиции преемникам.

Уступая большинству противников в уровне цивилизации, монголы превосходили их в энергичности, сплоченности, фанатизме. Они быстро перенимали основные достижения покоренных народов, ставили себе на службу их государственных чиновников, культурных деятелей, ремесленников. Первый великий хан создал продуманную систему управления, судебную систему, почтовую службу.

В истории человечества это была, пожалуй, самая грандиозная по размаху попытка завоевания мирового господства. Соратники Чингисхана открыто говорили: «У нас всюду враг – от заката солнца до восхода его!» Обращаясь к непокорным, монголы от имени своего великого хана заявляли: «Да ведают эмиры, вельможи и подданные, что всю поверхность земли от места выхода солнца до места захода солнца Господь Всемогущий отдал нам. Каждый, кто подчинится нам, пощадит себя, своих жен, детей и близких, а каждый, кто не подчинится и выступит с противодействием и сопротивлением, погибнет с женами, детьми, родичами и близкими ему!»

Северный Китай был окончательно покорен монголами лишь в 1234 году, зато Корея подчинилась еще в 1218-м. На западе армия Чингисхана уже в 1219 году приступила к завоеванию Средней Азии. Правитель могущественного Хорезмского государства шах Мухаммед не смог организовать сопротивление врагу, и к 1221 году Средняя Азия была полностью захвачена монголами. Двое военачальников Чингиса – Джебэ и Субедэй – во главе трех туменов пошли еще дальше – в Закавказье. Под ударами их отрядов пали Азербайджан и Грузия, затем монголы вышли на просторы Дешт-и-Кыпчака – половецких степей, на западной границе которых находились южнорусские княжества.

Для начала монголы расправились с народом аланов, половцы же отступили на запад. Ханы, кочевавшие к западу от Днепра под руководством Котяна, поспешили приехать к Мстиславу Удалому, зятю Котяна, правившему тогда в Галицкой земле. Половцы заявили Мстиславу: «Нашу землю сегодня захватили татары, а ваша завтра взята будет».

Мстислав отнесся к этому предупреждению со всей серьезностью. Всем русским князьям были посланы приглашения на съезд в Киеве. Новых степных воителей русская летопись назвала татарами: «В год 6732 (1223). Из-за грехов наших пришли народы неизвестные, безбожные моавитяне, о которых никто точно не знает, кто они и откуда пришли, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры. И называют их татарами… Один Бог знает, кто они и откуда пришли, о них хорошо известно премудрым людям, которые разбираются в книгах».

На совет в столице собрались Мстислав Романович Киевский, Мстислав Мстиславович Галицкий, Мстислав Святославович Черниговский и Козельский и некоторые другие князья. Владимиро-суздальский князь Юрий Всеволодович и его брат Ярослав отказались приехать, ограничившись тем, что выслали в помощь ростовских князей. Но войска последних прибыли в Поднепровье слишком поздно. Князья, собравшиеся на совет, отвергли мирное предложение татаро-монгольских воевод, направленное на раскол половецко-русского союза, и решили выступить против врага.

Не ожидая сбора всех сил, русские дружины выступили в поход и на семнадцатый его день сосредоточились в низовьях Днепра, на правом берегу возле Олешья. Тут к войску присоединились половцы. Монгольские послы были убиты. Надо сказать, что для монголов это было одним из тягчайших преступлений, виновники которого непременно должны были быть наказаны.

В русском войске собрались киевские, галицкие, смоленские, волынские и другие полки. Армия была довольно значительной, но она состояла из отдельных отрядов князей, каждый из которых искал личной доблести на поле боя. Решения принимались на советах князей, зачастую довольно скандальных и шумных. Главными соперниками были Мстислав Удалой и Мстислав Киевский.

В то время как объединенные русские силы находились на правом берегу Днепра у устья реки Хортица, на противоположном берегу показались разведывательные отряды неприятеля. Князь Даниил Волынский переправился на другой берег и атаковал монголов. Те обратились в бегство. Мстислав Галицкий с тысячью всадников организовал преследование и окончательно разбил отряд против ника. Такая победа воодушевила русское войско, и союзники двинулись на восток, в степи. По словам мусульманского историка монгольских завоеваний Ибн ал-Асира (1160–1234), «…и возгорелось в урусах и кипчаках желание разбить татар: они думали, что те отступили, из страха и по слабости не желая сражаться с ними, и потому стремительно преследовали татар. Татары все отступали, а те гнались по следам». Через девять дней русско-половецкие войска были на реке Калке (теперь р. Калец).

Мстислав Киевский предлагал выжидательную тактику и был против того, чтобы переправляться через реку. Его войска обосновались на правом берегу и приступили к укреплению своей позиции. Его галицкий тезка, напротив, организовал переправу вместе с половцами и прочими войсками. 31 мая 1223 года он расположил свои силы на левом берегу Калки. В сторону монголов был направлен небольшой отряд, возглавляемый Даниилом Волынским и Яруном Половецким.

Этот отряд вскоре нарвался на монгольские части. Через несколько часов упорного боя половцы дрогнули и побежали. Они расстроили ряды русских и увлекли их за собой. События развивались стремительно. Монголы ворвались в расположение главных русских сил на плечах бегущего отряда. Люди Субедэя психологически были готовы лучше русских, столкнувшихся с невиданным ранее воинством. Кроме того, татары были значительно лучше организованы.

Несмотря на упорное сопротивление, дружины Мстислава Галицкого были уничтожены. На поле боя навсегда осталось шесть князей. Из простых воинов в живых вернулся лишь каждый десятый. В течение следующих трех дней монголы атаковали укрепившиеся войска киевского князя. Затем они предложили переговоры, в ходе которых пообещали пропустить русских без боя. Как только Мстислав вывел армию из-за укрепления, его дружины были атакованы. Десять тысяч киевлян погибли.

Битва на реке Калка для русских стала настоящей катастрофой. Военная мощь государства (а вернее, ряда его княжеств) была серьезно подорвана. Однако монголы не были готовы продолжать затянувшийся поход. Перед ними стояла задача укрепления своей власти в завоеванных странах. Они ушли, и долгое время русские ничего не слышали о недавних победителях. По дороге домой на волжских переправах монголы были перехвачены булгарами, уничтожившими большое количество непрошеных гостей.

Раздоры между русскими князьями в период между нашествиями монголов и даже во время оных не прекратились. Так, Киев в 1235–1240 годах переходил из рук в руки не менее семи раз. Вызывает удивление тот факт, что, уже имея представление о восточных воинственных кочевниках, получая о них сведения от соседней мордвы и булгар, владимирский князь Юрий фактически не предпринял никаких действий по обороне княжества, укреплению границ и городов. Возможно, он имел сведения о том, что монголы, будучи непобедимыми в открытом сражении, не умеют брать города, в их армии отсутствуют стенобитные, осадные орудия. Если так, то князь жестоко просчитался. У китайцев монголы переняли умение осаждать и штурмовать твердыни, и теперь перед ними не было преград.

Некоторые исследователи, опираясь на древнерусские источники, полагают, что не только продолжение усобиц или «преступная халатность» привели к катастрофе. Сама природа не давала Руси окрепнуть, ибо бедствие следовало за бедствием. В летописи сказано: «Не отмыли мы еще кровь после битвы на Калке, и снова народились люди после великого мора по всей земле, кроме Киева. А киевляне полегли костьми на Калке с великим князем Мстиславом Романовичем, и с другими десятью князьями, и с семьюдесятью двумя богатырями; новгородцы же частью умерли голодной смертью, а живые разошлись по чужим землям; также и Смоленск, и все другие города постигла такая же смерть, и вскоре опустели они. От битвы на Калке до землетрясения прошло немного времени – восемь лет, и тогда случился голод, а от землетрясения до нашествия Батыя прошло восемь лет. Поэтому не разбогатела наша земля, но, напротив, еще более обезлюдела».

Чингисхан умер в 1227 году. Перед смертью он выделил каждому из своих сыновей от первой жены часть державы в качестве улуса. Самый младший сын Толуй получил ядро владений – центральную и западную часть Монголии. Чагатаю досталась территория бывшего царства Кара-Кидань с центром в бассейне реки Или. Джунгария, включая район верхнего Иртыша, стала владением третьего сына – Угэдэя. Наконец, недавно завоеванный регион к северу от Аральского моря (современный Казахстан) был отдан старшему сыну – Джучи. Автоматически ему и его потомкам отходили западные земли, которые еще только предстояло покорить. Но Джучи умер раньше отца, и его улус перешел к внуку Чингисхана Бату (в отечественной историографии его принято называть Батыем). Великим ханом был избран Угэдэй.

Монголы не забыли ни о неподчинившихся им половцах, ни о расправе, учиненной над их послами русскими. Но только после взятия тангутской столицы Чжунси (1227) и крепостей Кайфын и Цый-чжоу у них появилась возможность продолжить военные действия на западе. Курултай монгольских нойонов (представителей крупной аристократии), собравшийся в 1235 году на берегу Онона, в районе современного Нерчинска, решил довести борьбу с половцами до конца. Начался Великий западный поход.

Главнокомандующим походом был Бату – правитель улуса Джучи (название этой части монгольского государства сохранилось и после смерти Джучи). При нем кем-то вроде начальника штаба состоял уже сталкивавшийся с русскими Субедэй. Отдельными формированиями командовали царевичи-«чингизиды» – сыновья Угэдэя Гуюк и Кадан, сын и внук Чагатая – Байдар и Бури, сын Толуя – Мункэ. Угэдэй приказал правителям всех улусов помочь Бату войсками, таким образом, западная экспедиция стала общемонгольским делом.

Войску предстояло пройти всю Монголию и через проходы в горах выйти в казахские степи. Их тоже нужно было пересечь и дойти до Арала. Затем путь лежал через плато Устюрт к Волге. Поход начался в 1235 году, а осенью 1236 года монголы вышли к Волге. Субедэй настоял на том, чтобы вторжение в русские земли состоялось именно зимой. В отличие от французов или немцев, побежденных «генералом Морозом» соответственно в 1812 и 1941 годах, монголы были хорошо готовы к зиме. В их родных местах зима была достаточно сурова, в походе использовались лошади, хорошо переносившие холод, умевшие находить пищу под толстым слоем снега, сами воины имели теплую одежду. Главным же преимуществом зимнего похода для монголов историки считают то, что по льду можно было переходить многочисленные речные преграды в Северо-Восточной Руси.

В литературе можно встретить указание на то, что монгольская армия вторжения насчитывала до 120–140 тысяч человек. Так, историк В. Каргалов в своей книге «Монголо-татарское нашествие на Русь» пишет: «Эта цифра подтверждается следующими соображениями. Обычно в походах ханы – потомки Чингисхана – командовали «туменом», то есть отрядом в 10 тысяч всадников. В походе Батыя на Русь, по свидетельствам восточных историков, принимали участие 12–14 ханов-чингизидов, которые могли вести за собой 12–14 туменов (то есть 120–140 тысяч человек)». Такая численность монголо-татарской армии вполне достаточна для объяснения военных успехов завоевателей. Но есть и исследования, которые показывают, что это число сильно завышено. Их авторы полагают, что, по всей видимости, на любой стадии похода в войске Батухана вряд ли состояло более 30–50 тысяч человек. Остальные либо находились в контингентах его родственников в других странах, либо обеспечивали растянувшиеся на несколько тысяч километров коммуникации. Представить себе массу в 120 тысяч воинов тем сложнее, что на каждого из них в армии приходилось 3–4 лошади (включая вьючных, запасных и т. д.). Перевести через пустынные степи табун величиной в полмиллиона голов было вряд ли возможно.

Первыми нападению монголов подверглись волжские булгары, которые в 1223 году разгромили отряд Субедэя и Джебэ. Город Булгар был взят и разрушен. Одновременно были покорены другие народы Поволжья – буртасы и башкиры. После форсирования Волги монгольское войско разделилось. Основные силы, которыми руководил Мункэ, приступили к преследованию половцев хана Котяна, оттеснив их к границам Венгрии. Другая часть армии во главе с самим Бату подошла к границам Рязанского княжества. В некоторых летописях есть указания на то, что отряды Мункэ успели вернуться к Бату еще по ходу завоевания последним Владимирского княжества. Более того, что под Торжком стояли их объединенные силы.

По мнению Льва Гумилева, монголы не собирались воевать с рязанцами, которые не участвовали в свое время в битве на Калке, им не за что было мстить. Возможно, немедленная и безоговорочная капитуляция рязанцев и спасла бы их, как могла спасти и киевлян, черниговцев и других. Однако история монгольских походов не позволяет нам заявлять это с уверенностью. Монголам точно так же не за что было мстить аланам и бурятам, жителям Хорезма и Ургенча, Багдада и Торжка. Однако все эти народы и города подверглись их атаке. Так или иначе, но рязанцы не оставили нам шансов проверить выдвинутую версию. Парламентерам, которых Бату послал в Рязань с требованием передать в его распоряжение пищу и лошадей, местные князья ответили: «Убьете нас – все будет ваше». Собственно, монгольские послы были задержаны еще в Воронеже, не будучи допущенными в большие города княжества. В ставку Бату рязанский князь отправил своего сына с богатыми дарами, которые, впрочем, не удовлетворили хана.

Рязанские князья обратились за помощью во Владимир и Чернигов, но нигде не нашли поддержки: соседи не успели собрать и прислать вспомогательные силы. А возможно, сказалась старая вражда всех со всеми на Руси. Владимиро-суздальские князья не хотели помогать представителям черниговской династии Ольговичей, которые издревле сидели на рязанском престоле. Кроме того, вероятно, они рассчитывали на то, что монголы не решатся двинуться дальше на север, прикрытый лесами. Не исключено, что думали они и о будущем Рязани, которая, окажись разгромленной, стала бы легкой добычей. Черниговские князья тоже не помогли. Может, помнили о том, что рязанцы не пришли на Калку, может, не желали протягивать руку городу, со времен Всеволода Большое Гнездо входившему в сферу влияния Владимира. А вероятнее всего, не проявили должной политической прозорливости, не поняли, чем грозят действия поодиночке в это трагическое время, не видели возможности собрать достаточно сил, будучи утомлены постоянными стычками последних лет за Киев и внутренней усобицей в самом Черниговском княжестве. Рязанцам пришлось рассчитывать на собственные силы и отряды «подручных князей» – Пронского, Муромского и Коломенского.

Два войска сошлись неподалеку от Рязани. Монголы быстро обратили противника в бегство, многие рязанцы были окружены и убиты. С небольшим отрядом рязанский князь Юрий Игоревич прорвался через кольцо врагов и ушел в Рязань организовывать оборону. Столица его княжества стояла на высоком правом берегу Оки, ниже устья реки Пронь. Город был хорошо укреплен. Все городское население взялось за оружие. Осада Рязани началась 16 декабря 1237 года. Татаро-монголы окружили город. Его стены круглосуточно обстреливались из камнеметальных машин. Меткие монгольские лучники беспрерывно пускали стрелы. 21 декабря монголы начали решительный штурм Рязани. Оборону города удалось прорвать сразу в нескольких местах. На улицах завязались тяжелые бои. В результате все воины и большинство жителей Рязани были уничтожены. Юрий Игоревич и вся его семья погибли. Рязань была разграблена и более никогда не возводилась на старом месте. На этом борьба монголов с рязанцами не закончилась. Когда завоеватели уже ушли из Рязани, сравнительно небольшой отряд, собранный боярином Евпатием Коловратом, нагнал их и ударил в тыл. Бату пришлось остановиться и развернуть фронт. Практически весь русский отряд был уничтожен.

От Рязани монголы двинулись по льду Оки к Коломне, расположенной поблизости от Владимирского княжества и прикрывавшей удобные подходы к Владимиру по рекам Москва и Клязьма. Юрий Всеволодович не решился лично возглавить выступление против гостей с Востока. Он ограничился тем, что направил к Коломне на соединение с одним из рязанских князей Романом Ингваревичем старшего сына Всеволода вместе с воеводой боярином Еремеем Глебовичем. Переяславские полки Ярослава Всеволодовича опять не тронулись с места, хотя в некоторых летописных источниках есть указания на то, что при Коломне сражались какие-то новгородские отряды. В начале 1238 года (вероятно, 7–9 января) владимирско-рязанская рать под Коломной преградила монголам путь. Монголы, возможно, специально дожидались здесь владимирских полков и не спешили штурмовать Коломну, чтобы разбить противника в чистом поле, а не дать возможность отойти при виде развалин взятого города. В упорном сражении русское войско было почти целиком истреблено, в самом начале сражения погиб руководивший авангардом воевода Еремей. Погиб и сын Чингисхана Кулькан. Это позволяет предполагать, что русские в какой-то момент вклинились глубоко в монгольский строй, ведь начальники туменов и царевичи находились, как правило, в тылу. Источники отмечают особую отвагу, проявленную обозленными гибелью своей земли рязанцами во главе с Романом Игоревичем. Он прорвался к стенам Коломны, но был убит, когда монголы приступили к ее штурму. После битвы Всеволоду Юрьевичу с небольшой дружиной удалось отойти.

От Коломны монголы двинулись к небольшому городку Москва, который оборонял Владимир, младший сын Юрия Всеволодовича. Город не стал сдаваться захватчикам, но на пятый день штурма пал. Москва была разрушена, а Владимир взят в плен.

Теперь Бату двинул свою армию на столичный Владимир-на-Клязьме. Многое указывает на то, что Юрий Всеволодович был в растерянности и испугался врага. Он оставил во Владимире семью, а сам подался на север к берегам Мологи и остановился на месте впадения в нее маленькой речки Сить. С ним были племянники – Василько, Всеволод и Владимир. Столица же даже не была обеспечена достаточным гарнизоном. Ее оборону возглавили сыновья князя – Всеволод и Мстислав. Впрочем, возможно, Юрий потому и оставил Владимир, что войска у него еще не было – его предстояло собрать. Увести же с собой сыновей означало оставить город без авторитетного военного руководства. Не исключено также, что Юрий Всеволодович поступил согласно законам своей государственной морали, принеся в жертву детей.

Татары приступили к осаде Владимира 3 или 4 февраля 1238 года. Владимир был окружен высокими деревянными стенами и мощными каменными башнями. С трех сторон его прикрывали реки: с юга – Клязьма, с севера и востока – Лыбедь. Над западной стеной города высились Золотые ворота – самое мощное оборонительное сооружение древнего Владимира. За внешним обводом укреплений находились внутренние стены и валы Среднего, или Мономахова, города. И наконец, в середине столицы располагался каменный кремль – детинец. Таким образом, монголам необходимо было прорвать три оборонительные линии, чтобы достигнуть центра города – Княжеского двора и Успенского собора. Рассчитывая выманить русских из крепости, они подвели к Золотым воротам попавшего к ним в плен Владимира Юрьевича.

С. Соловьев в своей «Истории России» так описывает взятие Владимира (безусловно, пересказывая русские летописи): «3 февраля толпы татарские, бесчисленные, как саранча, подступили к Владимиру и, подъехавши к Золотым воротам с пленником своим князем Владимиром московским, стали спрашивать у жителей: «Великий князь Юрий в городе ли?» Владимирцы вместо ответа пустили в них стрелы, татары отплатили им тем же, потом закричали: «Не стреляйте!» – и, когда стрельба прекратилась, подвели поближе к воротам и показали им Владимира, спрашивая: «Узнаете ли вашего княжича?» Братья, бояре и весь народ заплакали, увидавши Владимира, бледного, исхудалого. Возбужденные этим видом, князья Всеволод и Мстислав хотели было немедленно выехать из Золотых ворот и биться с татарами, но были удержаны воеводою Ослядюковичем».

Таким образом, вероятно, ввиду малочисленности гарнизона воевода отклонил предложение о вылазке. 6 февраля монголы «почаша наряжати лесы и порокы ставиша до вечера». На другой день они ворвались в центральную часть города и подожгли ее. Княжеская семья, бояре и посадские люди укрылись в Успенском соборе. Сдаться на милость победителю они категорически отказались и были заживо сожжены. Сам город Владимир подвергся полному разорению. Та же участь постигла Суздаль.

После взятия Владимира монгольская армия опять разделилась для облавного обхода русских городов и поиска великого князя Юрия Всеволодовича: «И оттоле разсыпашася татарове по всей земли той». Войско двинулось в трех направлениях: на север, к Ростову и Ярославлю, для преследования великого князя отправился сильный корпус Бурундая; на восток, к Средней Волге (на Городец) по льду Клязьмы был направлен второй отряд; а на северо-запад через Переяславль-Залесский, Юрьев, Дмитров, Волок Ламский и Тверь к пограничному пункту Новгородской земли – Торжку шли тумены самого Бату и других чингизидов.

Юрий со своим войском был найден на Сити отрядом тысяцкого Бурундая. Вот как рассказывает об этом летопись: «На исходе февраля месяца пришла весть к великому князю Юрию, находящемуся на реке Сити: «Владимир взят, и все, что там было, захвачено, перебиты все люди, и епископ, и княгиня твоя, и сноха, а Батый идет к тебе». И был князь Юрий в великом горе, думая не о себе, но о разорении церкви и гибели христиан. И послал он на разведку Дорожа с тремя тысячами воинов узнать о татарах. Он же вскоре прибежал назад и сказал: «Господин, князь, обошли нас татары». Тогда князь Юрий с братом Святославом и со своими племянниками Васильком, и Всеволодом, и Владимиром, исполчив полки, пошли навстречу татарам, и каждый расставил полки, но ничего не смогли сделать. Татары пришли к ним на Сить, и была жестокая битва, и победили русских князей. Здесь был убит великий князь Юрий Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, сына Владимира Мономаха, и убиты были многие воины его».

Итак, 4 марта на Сити русские были наголову разбиты, а князь погиб. До сих пор обстоятельства его смерти не выяснены. Многие историки полагают, что он погиб не на поле брани, а принял смерть от мечей своих же подданных, разгневанных его неумелым руководством и попыткой бежать. Армия Ярослава, брата Юрия, опять находилась где-то вне пределов досягаемости. Историки утверждают, что к концу 1220-х годов между братьями вообще произошло серьезное ухудшение отношений. В 1229 году имело место нечто вроде заговора против Юрия Всеволодовича, который и возглавлял Ярослав. Тогда дело до бунта не дошло, а теперь Ярослав просто «не успел» прийти на помощь старшему брату.

Еще до битвы на Сити, 22 февраля, другой монгольский отряд осадил город Торжок – восточный форпост Новгородской земли, важный торговый пункт Великого Новгорода. Казалось бы, Ярослав Всеволодович и его сын, княживший в то время в Новгороде, должны были организовать сопротивление. Однако нам неизвестно, где именно находился Ярослав в это время. Есть версии, что в Киеве, Переяславле-Южном или (что, на наш взгляд, более вероятно) в Новгороде, рядом с сыном. Не было в Торжке и Александра Ярославича. Не прислали князья и своих дружин. Обороной города занималось вооруженное посадское население во главе с «Иванко посадником Новоторожским, Якимом Влунковичем, Глебом Борисовичем, Михайло Моисеевичем». Удивительно, но им удалось на две недели задержать здесь врага.

Храм Св. Софии в Новгороде. Гравюра XIX в.

Лишь 5 марта монголы смогли взять город. Отсюда они могли двинуться на Новгород. Но монголы вновь разделились. Небольшой отряд конницы двинулся к Новгороду Селигерским путем. Но дойдя до города Игнач-крест, расположенного в 100 верстах (чуть более чем в 100 километрах) от Новгорода, они повернули назад. Вот здесь-то и возникает вопрос – а почему, собственно? Точного ответа на него не знает никто. Русские летописцы ссылаются на Промысел Божий: «Новгород же сохранил Бог, и святая и великая соборная и апостольская церковь Софии, и святой преподобный Кирилл, и молитвы святых правоверных архиепископов и благоверных князей, и преподобных монахов иерейского собора». Эта теория не нуждается в комментариях и анализе. Мы попробуем разобраться в основных научных версиях.

Самая популярная из них говорит, что Батый решил развернуть войска, поскольку скоро должна была начаться весна, половодье рек и озер, распутица. Путешествовавшим и сражавшимся на конях татарам было не с руки переправляться через реки и месить грязь по бездорожью. Если добавить к этому то, что путь к северному Новгороду лежал через леса и болота, получаем действительно не самую благо приятную для монголов картину. Еще одна причина, на которую указывают историки, – сырой воздух Северной Руси. В войске монголов могли начаться болезни, косившие их ряды.

Это выглядело бы достаточно правдоподобно, если бы не одно но. До возникновения проблемы глобального потепления в XIII веке было еще довольно далеко. В самом начале марта весенней распутицы в тех широтах можно было еще не опасаться, а лед на реках был достаточно крепок. Напомним, что знаменитое Ледовое побоище на Чудском озере состоялось через четыре года 5 апреля. Может быть, в том году весна наступила рано? Летописи не дают ответа на этот вопрос. Но исследования В. Чивилихина показали, что в XIII веке в Северном полушарии наблюдалось повсеместное похолодание, которое климатологи именуют «малым ледниковым периодом». О какой же распутице может идти речь? Впрочем, исключить эту гипотезу вовсе все равно нельзя. Монголы могли понимать, что могут застрять в Новгородской земле и до лета.

Перейдем к другой версии. Она касается проблем с численностью войска, которым в тот момент обладали монголы. Итак, на Русь было направлено войско численностью до 50 тысяч человек. Половина его под командованием Мункэ некоторое время действовала на юге против половцев. Половина – около 25 тысяч – пошла на города Северо-Восточной Руси вместе с Бату. Пока монголы дошли до Новгородской земли, они успели сразиться с русскими неподалеку от Рязани, штурмовать этот город, сразиться с другим войском под Коломной, штурмовать Москву и Владимир, сразиться на Сити, взять укрепленный Переяславль-Залесский, Юрьев-Польский, Дмитров, Галич-Мерьский, Тверь, выдержать двухнедельную битву за Торжок… По пути монгольские отряды перешли к тактике облавы, рассеяв свои отряды по обширной территории. Возникает вопрос: а сколько же монголов могло участвовать в походе на Новгород? Ведь когда одни из них брали Торжок, другие продолжали действовать во Владимирском княжестве – сражение на Сити произошло накануне сражения за Торжок, а ставка хана, вероятнее всего, находилась до середины марта под Переяславлем-Залесским. Армия Бату была вынуждена делиться на отряды, чтобы прокормить себя и, главное, лошадей. Напомним, что у монголов «война кормила себя сама». Более того, не может быть, чтобы во всех этих сражениях численность войска не уменьшилась. Даже учитывая то, что русские были подготовлены хуже и для каждой отдельной битвы не могли создать численного превосходства, они не могли не «проредить» ряды противника. Какое число воинов в отряде, дошедшем до Игнач-креста, мы получаем? Пятнадцать или пять тысяч воинов? Возможно, этот отряд лишь преследовал некоторых бежавших защитников Торжка. В Ермолинской летописи есть важное уточнение на этот счет – «вси люди изсекоша, а за прочими людми погнашеся от Торжка».

Теперь вспомним, что новгородская армия, в основной своей массе, вообще не участвовала ни в одной из крупных битв в соседнем Владимирском княжестве. Даже в обороне Торжка она не принимала участия. Очень возможно, что не обороняли свой город и переяславские полки Ярослава Всеволодовича. Дружины Ярослава и Александра не были потрепаны в боях и, вероятно, сохраняли полную боеготовность. Добавим к этому ополчение, которое мог выставить многолюдный Новгород. Напомним, что через четыре года это ополчение сыграло важнейшую роль в победе над профессиональной, одной из лучших армий того времени – рыцарями Ливонского ордена – на Чудском озере. Новгород был прекрасно укреплен. Его оборонительные сооружения не пострадали от каких-либо штурмов в ходе предыдущих, богатых событиями лет. Ведь фактически ни один князь не взял город в ходе военной операции. Они сменяли друг друга в связи с приглашениями самих новгородцев благодаря поддержке, которую находили среди местного боярства. И вот на этот-то мощный центр надо было идти уставшей и малочисленной монгольской армии.

Нам представляется вполне вероятным, что монголы понимали: поход на Новгород может стать далеко не столь успешным и закончиться гибелью отряда. Никакая самая распрекрасная армия не может бесконечно сражаться за укрепленные города с крупными и свежими соединениями противника. Не настолько велико было военное превосходство искусных монгольских кавалеристов, чтобы вступить ранней весной 1238 года в противоборство с новгородскими вооруженными силами. Даже победа могла стать пирровой. Мог Бату опасаться и удара с тыла. Ведь монголы просто не имели возможности посетить по пути к Новгороду княжества и города, лежащие южнее. Евпатий Коловрат из разграбленной Рязани с отрядом из тысячи семисот человек наделал немало шума. А что мог сделать какой-нибудь полоцкий князь со всем местным ополчением своего региона?

Политика и ратное дело – это искусство возможного. Прагматичный Бату верно оценил ситуацию. Игра не стоила свеч и была слишком рискованной. Гораздо выгоднее было побряцать оружием на границах Новгородской земли, показать силу и в дальнейшем включить город в орбиту своего влияния, собирая регулярную дань и подчинив себе местных правителей. Не стоило давать новгородцам опыт успешного сражения с «непобедимыми и ужасными» монголами. Как говорится, во всем надо знать меру. Точно так же полтора столетия спустя поступил знаменитый полководец Тамерлан, отказавшийся от похода на Владимир.

Отметим еще один момент. Могущество Новгорода основывалось прежде всего на его внешней торговле. Таким образом, разгром города по примеру Рязани мог привести к тому, что монголы лишились бы на будущее источника денежных и других материальных поступлений из Новгорода. А ханы не были расположены убивать курицу, которая несет золотые яйца. После походов в Среднюю Азию значительное влияние на их политику начали оказывать мусульманские купцы. В скором времени они получили возможность контролировать всю торговлю русской земли, право собирать налоги. Возможно, мнение этих купцов сыграло не последнюю роль в том, как развивались отношения ханов с новгородцами.

Еще одна гипотеза отсылает нас все к тем же событиям 1223 года и монгольской мести за убийство послов. Новгородцы не имели ни малейшего отношения к битве на Калке. Есть мнение, что по этой же причине не был взят и Смоленск – татары обошли его стороной. Впрочем, некоторые источники утверждают, что смоленские полки встретили монголов на подступах к городу и отбросили их. Если это так – наше мнение подтверждается: завоеватели уже не обладали достаточной силой, чтобы сражаться за большие города. Да и если не так, и смоляне вообще не встретились в бою с монголами, это не разрушает версии о низкой боеспособности кочевников, а лишь показывает, что они и сами осознавали ее недостаточность. Следует обратить внимание и на то, что Смоленск, как и Новгород, был крупным торговым центром, не пострадал в эпоху феодальных усобиц и мог выставить для обороны большую дружину.

Монгольские отряды повернули на юг и постепенно сосредоточились у небольшого городка Козельска, принадлежавшего черниговским князьям. Город был осажден в начале апреля. Показательно то, что жителям маленького Козельска удалось продержаться два месяца (!). Не это ли лучшее подтверждение того, что монгольская кампания к весне 1238 года исчерпала себя, что им требовалась передышка и обновление? Сама идея непременно взять Козельск, возможно, действительно возникла в результате желания отомстить черниговской династии за участие в битве на Калке. Имело место и определенное упрямство. Приступить к осаде небольшого городка и не взять его было бы позором для прославленных монгольских военачальников. Когда город все же пал, Бату, назвавший Козельск «Злым городом», в ярости приказал сровнять его с землей, что и было исполнено.

Козельск стал последним эпизодом зимне-весенней экспедиции монголов. Они отошли на восток. В следующем году монголы разгромили Муром и Гороховец, разбили войска мордвы и вновь ушли в степи. Но осенью они с новыми силами ринулись в глубь русских земель. На этот раз – южных. Нашествие монголов носило теперь более систематический характер, чем в Северо-Восточной Руси. Первой жертвой их нападения стал Переяславль-Южный, который до этого взять никому не удавалось. Следующий удар татаро-монголов был направлен на Чернигов. 18 октября 1239 года пал и этот древний город. Затем кочевники опустошили земли по рекам Десна и Сейм; разрушили Путивль, Глухов и другие города.

Осенью 1240 года, форсировав Днепр, татаро-монголы преодолели сопротивление загадочного народа «черные клобуки», защищавшего укрепленную линию по реке Рось. В конце ноября завоеватели подошли к Киеву. Бату послал на разведку передовой отряд во главе с Мункэ. Вот как описывает эти события Ипатьевская летопись: «Пришел Батый и остановился у городка Песочного, и, увидев Киев, был поражен его красотой и величиной; отправил он послов к князю Михаилу Всеволодовичу Черниговскому, желая его обмануть. Но князь Михаил послов убил, а сам убежал из Киева вслед за сыном в Венгерскую землю; а в Киеве взошел на престол Ростислав Михайлович, внук Давыда Смоленского. Но Даниил Романович, внук Мстислава Изяславича, выступил против Ростислава и взял его в плен; а Киев поручил оборонять против безбожных татар своему посаднику Дмитрию».

Таким образом, к концу 1240 года Киевом официально владел сильнейший русский князь Даниил Романович Галицкий. Фактически же «матерью городов русских» управлял его воевода – Дмитрий Ейкович. Героическая оборона Киева началась 11 декабря (по другим данным – чуть раньше). Со стороны, где лес примыкал к городским воротам, татары начали обстрел из стенобитных орудий. В результате стены рухнули, и татаро-монголы ворвались в город после девятидневной осады.

За ночь киевляне построили новую стену вокруг Десятинной церкви. Противник прорвал и эту оборону. Многие жители укрылись в самой церкви. Монголы не стали штурмовать храм, а просто разрушили его таранами. Обвалившиеся стены погребли под собой всех, кто искал в церкви убежища. В городе шел грабеж и разрушение. В живых оставлялись только те, кого имело смысл уводить в плен, в том числе ремесленники с их семьями. Через некоторое время западные путешественники, проезжавшие в ставку хана через Киев, были поражены картиной запустения в некогда цветущем городе.

После взятия Киева татаро-монголы двинулись дальше на запад. Они вторглись в Галицко-Волынские земли. Армия царевичей-чингизидов двумя потоками устремилась в Польшу (двое из них – Гуюк и Бури – вскоре рассорились с ханом и уехали в Монголию, где, кстати, получили строгий выговор от отцов за неповиновение командующему западным походом), а сам Батый направился в Венгрию. Через Венгрию, Тис и Дунай монгольские войска дошли до Адриатического моря. Дальше на запад монголы не пошли. Возможно, причиной тому было сопротивление, которое оказали им немецкие и чешские рыцари. Но был и другой, непосредственный повод для того, чтобы Бату закончил поход. Он получил известие о смерти великого хана Угэдэя. Предстоял курултай, на котором должен был определиться будущий правитель огромной империей. Среди претендентов были и личные соперники Батыя. Полководец поспешил на восток. На курултае все равно был избран нелюбивший его Гуюк. В 1243 году Бату обосновался в основанном им городе Сарай на Нижней Волге. Сарай стал столицей его улуса – государства, которое у нас принято называть Золотой Ордой. Это название не совсем корректно, впервые оно упоминается в русских летописях лишь в XVI веке, когда с зависимостью от монголов было давно покончено. Вероятно, правильнее было бы называть державу Бату и его преемников Белой Ордой. Из Сарая Батый приступил к управлению обширными территориями, которые покорили его войска. Значительную часть ее составляли северные и южные русские княжества. На Руси началась эпоха татаро-монгольского ига.

* * *

Возвратившись от изложения гипотез, касающихся избежавшего нападения Новгорода, к рассказу о монгольских завоеваниях, мы намеренно оставили в стороне еще один блок версий. Дело в том, что их анализ требует особо тщательного рассмотрения и подробного описания событий, последовавших за установлением монгольской власти на Руси.

В своих работах историки не перестают обсуждать возможность того, что новгородцы избежали нападения не только и не столько из-за трезвой оценки монголами всех за и против атаки город. Предприимчивые жители города могли по собственной инициативе вступить в переговоры с Бату. История знает множество примеров того, как богатые города откупались от завоевателей, избегая таким образом разгрома. Новгороду было чем откупиться. Бояре и купцы могли предложить монголам немало золота, серебра, мехов. Собственно, достоверно известно, что именно подарки помогли договориться с захватчиками жителям другого купеческого города, контролировавшего волжский торговый путь, – Углича. Возможно, успешные действия монголов во Владимирском княжестве и разгром ими Торжка заставили новгородских бояр срочно выступить с предложением выслать неис товым восточным воинам кое-что из сокровищ Новгорода. Никакие воинственные князья не могли помешать аристократам исполнить свой план, ведь новгородцы привыкли в экстренных случаях решать свои проблемы, не обращая внимания на мнение князей. Но были ли против сами князья? Вот что волнует умы исследователей. Судя по дальнейшим действиям Ярослава Всеволодовича и Александра Ярославича, они не только не возражали, но и могли возглавить процесс переговоров с монголами.

В 1243 году Батый, вернувшись из западного похода на Волгу, вызвал к себе князя Ярослава Всеволодовича. Тот еще в 1238 году, когда монголы покинули территорию Северо-Восточной Руси, поспешил взять власть в «осиротевших» местных княжествах в свои руки, принять меры к укреплению органов государственного управления, возрождению разоренного хозяйства и восстановлению военных сил. По приходу во Владимир он «поча ряды рядити» и «судити людем». Стоит отметить, что когда во время второго нашествия монголов в 1239–1240 годах князь черниговской династии Михаил Всеволодович покинул Киев и бежал в Венгрию, оставив семью в Каменце, его княгиню со всем имевшимся тут богатством захватили вовсе не монголы, а пришедшие с севера войска Ярослава Всеволодовича, на тот момент князя владимирского.

В 1243 году именно Ярослав принял из рук хана «ярлык» на великое княжение. Говорит ли это о том, что Бату был знаком с Ярославом и благоволил ему еще до окончания западного похода? Возможно. Хотя не исключено, что Батый просто отдал великое княжение старшему из рода владимирских князей. Это было тем более логично, что больших претензий к Ярославу он не имел – они не встречались на поле боя. Ярлык был формальным признанием зависимости Руси от улуса Джучи – Белой или, как принято говорить у нас, Золотой Орды. Но одновременно он подтверждал притязания на власть Ярослава Всеволодовича. Таким образом, приход монголов на Русь дал Ярославу возможность стать верховным правителем, его карьера самым непосредственным образом была связана с политикой Сарая. Влияние великого князя владимирского еще более усилилось после того, как вызванный в ставку хана в 1245 году черниговский князь Михаил Всеволодович был умерщвлен, а Даниил вынужденно отказался от Киевского княжества, признал право монголов брать с него дань и купил такой ценой мир для своего княжества. Такого ярлыка, как Ярослав, он не получил.

Ханская ставка. Гравюра XIX в.

Некоторые историки, не обращая внимания на моральный аспект «дружбы» Ярослава с убийцей своего брата Юрия, называют его поездку в Сарай «серьезным дипломатическим успехом». Действительно, для Северо-Восточной Руси установление вместо прямого правления монголов власти князя из рода Рюриковичей было положительным моментом. Следует отметить, что несколько последующих лет на этой территории не было никаких монгольских чиновников, не создавалась и система сбора дани. Историки отмечают удивительную скорость, с которой был отстроен ряд городов Северо-Восточной Руси, пострадавших от монгольского нашествия.

Пока Ярослав Всеволодович общался с Батыем, его сын Константин отправился в столицу Монгольской империи Каракорум. Он возвратился к отцу «с честью» в 1245 году. Однако, по всей видимости, Константин привез Ярославу жесткий приказ прибыть в Каракорум лично. В то время там происходила серьезная борьба за великоханский престол. В этой борьбе победителем оказался сын Угэдэя Гуюк – личный враг Батыя. Это делало положение последнего довольно шатким. Возможно, поэтому он и стремился установить нормальные отношения с русскими князьями. Но в этом случае союзники правителя улуса Джучи становились противниками Каракорума. Это, вероятно, определило участь Ярослава Всеволодовича. Подчинившись приказу центрального правительства монгольской державы, он прибыл в Каракорум в 1246 году, где присутствовал при пышной церемонии коронации Гуюка. Уже собравшись в обратный путь, Ярослав Всеволодович умер при загадочных обстоятельствах. Есть версия, что он был отравлен матерью Гуюка – коварной Туракиной. По крайней мере, это подтверждают записки папского посла Плано Карпини, который утверждал, что перед смертью Ярослав странно посинел. Так Бату потерял своего союзника. Историк

А. Свечин в своем исследовании биографии Ярослава намекает на то, что вероятным его отравителем мог стать и сам Плано Карпини. Причина – возможные переговоры монголов с великим князем об организации совместного похода на запад.

Летописи дают сведения о том, что причиной смерти Ярослава Всеволодовича была «крамола» его соотечественников, а именно некоего Федора Яруновича, который оклеветал великого князя. Но трудно предположить, чтоб Ярунович действовал здесь по личной инициативе; гораздо вероятнее, что он выполнял заказ родственников князя. Как тут не вспомнить принцип римского права «Ищи, кому выгодно». Выгодно было тому, кто занял великокняжеский престол после смерти Ярослава, или тому, кто на него претендовал…

По русской традиции стол Ярослава занял его брат Святослав Всеволодович. Но Святославу нужно было подтвердить свои притязания монгольским ярлыком, что ему, впрочем, удалось сделать в Сарае. Между тем на этот ярлык мог рассчитывать и сын Ярослава Александр, продолжавший править Новгородом. В среде простого народа и русской аристократии этот князь давно пользовался большим авторитетом. В первую очередь, благодаря своим военным успехам на поприще обороны Новгорода от шведской и немецкой экспансии. На этих событиях стоит остановиться подробнее.

Идея крестовых походов, направленных вроде бы против мусульман, захвативших Гроб Господень, прекрасно подошла для практически любых завоеваний, которые вели западноевропейские феодалы, любых мероприятий, в которых видела свою выгоду папская курия. Так крестовые походы начались и в Европе. Они были направлены как против еретиков, вроде альбигойцев, так и против язычников

Восточной Европы. Немцев интересовали восточноприбалтийские земли. В христианизации этих территорий был заинтересован и Рим. Немецко-рыцарская агрессия в Прибалтике началась еще в конце XII века. В 1200 году в устье Двины высадился с немецкими крестоносцами каноник Альберт. Разбив отряды ливов, немцы построили здесь свою крепость – Ригу. По опыту азиатских крестовых походов в 1202 году в Прибалтике Альбертом был учрежден орден меченосцев, содержавший постоянное рыцарское войско. В 1208 году меченосцы полностью покорили ливов, а через двадцать лет – эстов.

Эти захваты создавали более чем реальную угрозу землям и торговле Новгорода. В 1224 году рыцари захватили Юрьев (современный Тарту). Это выводило их на подступы к Пскову и Новгороду. Через десять лет русским удалось освободить захваченный немцами пригород Пскова Изборск и разбить рыцарей под Юрьевым. В 30-е годы меченосцы вынуждены были объединиться с Тевтонским орденом и стали его филиалом – Ливонским орденом. Это усилило военную мощь рыцарства.

Тевтонский орден был основан германскими крестоносцами в Палестине в 1128 году. По призыву Папы в 30-х годах XIII столетия тевтонцы начали наступление против пруссов. В 1234 году Тевтонский орден получил от Папы Римского права на владение всей Прусской и Кульмской землей за обязательство платить дань лично Папе, который таким образом стал сюзереном ордена. Орден исправно платил дань, но власть Папы над ним оставалась номинальной. Понтифик объявил крестовый поход против пруссов (они были полностью покорены в 1283 году). Орден обладал хорошей военной организацией, в которой преодолевалась феодальная анархия. Во главе ордена стоял магистр, которому подчинялись комтуры, управлявшие областями и городами. Комтуру подчинялись рыцари. Вся эта организация была спаяна военной дисциплиной на религиозной основе.

К началу 40-х годов XIII века тевтонцы прочно укрепились в землях Помезании, Погезании, Вармии и по побережью Западной Пруссии. Они также владели землями и замками в Словении, Германии, Чехии, Австрии, Румынии и Греции. В руках немцев были устья рек Висла, Двина и Неман, а следователь но – значительная часть всей балтийской торговли находилась под их контролем.

Однако рыцари встречали ожесточенное сопротивление со стороны русских и литовцев. Последние объединились и укрепили свое государство под руководством князя Миндовга. 22 сентября 1236 года в битве при Сауле (Шауляе) литовцы наголову разбили меченосцев. Успеху боя способствовал своевременный переход на литовскую сторону земгальских войск. При Сауле погиб магистр меченосцев Фолквин Винтерштаттен и вообще орден понес значительные потери. Немцы были отброшены западнее Двины, потеряв почти все, что приобрели за последние 30 лет. Это поражение послужило поводом к объединению двух организаций. К Папе в Рим с соответствующей просьбой отправилась делегация меченосцев. В результате длительных переговоров при деятельном участии папской курии в 1237 году и было достигнуто соглашение об унии ордена меченосцев и Тевтонского ордена.

Рыцари имели тяжелое вооружение – копья и мечи – и, как правило, сражались в глубоком строю, по форме напоминавшим трапецию, верхнее основание которой было обращено к противнику. Такой боевой порядок назывался «клином», или «свиньей». Клин врезался в центр боевого порядка противника, прорывал фронт и разобщал его силы. В голове его располагались наиболее сильные воины. Пехота строилась в центре боевого порядка и прикрывалась спереди и сзади конными рыцарями.

Папская курия участвовала в подготовке наступления на Русь не только с запада, но и с севера, поддерживая экспансионистские устремления шведских феодалов. Шведский король Эрик Картавый решил выступить против Новгородской Руси. Целью похода был захват Невы и Ладоги, а в случае полной удачи – Новгорода и всей его земли. Захватом Невы и Ладоги можно было решить сразу две задачи: отрезать финские земли от Руси (за эти территории шла давняя напряженная борьба) и, отобрав у Новгорода единственный выход к Балтийскому морю, поставить под шведский контроль всю внешнюю торговлю Новгородской республики. Надо заметить, что и немцы, и шведы в отношении русских земель были куда более претенциозны, чем монголы. Если последние могли ограничиться сбором дани, нерегулярными набегами, утверждениями и смещениями русских князей, то западные феодалы рассчитывали присоединить захваченные территории к своим землям и установить полный административный контроль над новыми регионами. И немцы, и шведы, и Рим вынашивали планы католизации приобретенных территорий. Монголы же вели сравнительно мягкую религиозную политику. Во время их нашествия и впоследствии церковные сановники и их владения не подвергались нападениям, их права соблюдались, в том числе и в отношении налоговых льгот. Обращать русских в новую веру монголы тоже не собирались. Для новгородцев оборона региона от западноевропейского воинства была вопросом жизни и смерти. Для бояр и вече критерием «полезности» того или иного князя были его действия по борьбе со шведами и немцами, укреплению крепостей на границах с владениями шведского короля и рыцарских орденов. Сами традиции новгородской политики, вечные экономические интересы этого торгового города подталкивали князей к тому, чтобы обращать особое внимание вовсе не на восточные дела.

Вряд ли стоит сомневаться в том, что выступление шведских феодалов было согласовано с действиями ливонских рыцарей, которые в 1240 году предприняли наступление на Изборск и Псков, причем, вопреки традиции, не зимой, а летом. В то же время готовились и шведы. Для похода на Русь король выделил значительное войско под предводительством ярла (князя) Ульфа Фаси и своего зятя Биргера.

Новгородские бояре не раз призывали для организации военного отпора врагам князя Ярослава Всеволодовича, а затем и его сына Александра. Так, в 1239 году Александр предпринимал меры по охране Финского залива и Невы, стратегически важных для новгородцев. Поэтому он оказался готов к произошедшему годом позже вторжению шведов. По распоряжению Александра новгородцы соорудили укрепления на реке Шелони, вдоль которой проходил путь в Новгород с запада. Кстати, в том же 1239 году силами дружин Ярослава из Смоленска был изгнан обосновавшийся там литовский князь – представитель еще одной набиравшей силу нации, геополитические устремления которой угрожали русским с запада. Брак, заключенный в том же году Александром Ярославичем с полоцкой княжной, имел большое политическое значение, по скольку подчеркивал готовность западнорусских земель оказывать совместное противодействие литовцам.

Одним июльским днем 1240 года дозорный отряд Александра, державший стражу по обоим берегам Финского залива, заметил приближающуюся шведскую флотилию. Князь был срочно поставлен об этом в известность. Шведы прошли по Неве до устья Ижоры и здесь решили сделать остановку. Часть судов вошла в устье Ижоры, а основной флот причалил к берегу Невы.

Ярл Биргер был уверен в конечном успехе. Северо-Восточная Русь переживала последствия монгольского удара, ждать помощи Александру было неоткуда (тем более что он, как и его отец, ничем не помогли восточным соседям, когда те столкнулись с армией Бату). Биргер послал Александру Ярославичу вызывающее письмо, в котором сообщал, что он уже здесь и идет воевать Новгородскую землю. Еще до получения этого послания новгородский князь начал спешные приготовления к военным действиям. Только внезапность и изобретательность могли помочь ему в решении возникшей проблемы. Возглавив собственную дружину и часть новгородского ополчения, не дожидаясь полного сбора войска, князь выступил по направлению к Ижоре. К утру 15 июля новгородцы были уже на берегу реки.

Александр разработал свой план, учитывающий, что значительная часть шведского войска находится на судах. Конная дружина князя должна была ударить вдоль Ижоры в центр расположения шведских войск. Одновременно пешие воины под руководством некоего новгородца Миши должны были наступать вдоль Невы и по мере продвижения уничтожать мостки, соединявшие корабли с сушей, отрезая рыцарям, опрокинутым неожиданным ударом русской конницы, путь к отступлению и лишая возможности получить помощь с кораблей. В случае успеха численное преимущество должно было оказаться на стороне русских, главная часть неприятельской армии была бы зажата в угол, образуемый реками, а соединившиеся пехота и конница Александра сбросили бы врага в воду. Сражение состоялось точно по описанному плану. Шведы были полностью разбиты. После событий 1240 года князь Александр и получил свое знаменитое прозвище Невский.

Теперь новгородцам следовало обратиться против немецких рыцарей. Пронемецкая группировка, одержавшая верх в Пскове, открыла перед рыцарями ворота города, который до этого выдержал 26 осад. Положение для Новгорода складывалось опасное. Александр возложил на боярство крупные расходы по подготовке к войне и постарался после победы на Неве упрочить свою власть в Новгородской республике. Боярство оказалось сильнее и зимой 1240 года отстранило его от власти. А немецкая экспансия тем временем продолжалась. В 1241 году была обложена данью Новгородская земля води, затем взято Копорье. Крестоносцы хотели захватить побережье Невы и Карелию. В это время в Новгороде вспыхнуло народное движение за союз с Владимиро-Суздальским княжеством и организацию отпора немцам, которые были уже в 40 верстах от Новгорода. Бояре были вынуждены просить Александра Невского вернуться. На сей раз он получил чрезвычайные полномочия.

С войском, состоявшим из новгородцев, ладожан, ижорян и карел, князь выбил неприятеля из Копорья, затем освободил землю води. Ярослав Всеволодович направил на помощь сыну заново сформированные после татарского нашествия владимирские полки. Александр взял Псков, после чего двинулся в земли эстов.

Немецкая армия сосредоточилась в районе Юрьева. Орден собрал значительные силы – здесь были немецкие рыцари, местное население, войско шведского короля. Когда русское войско находилось на западном берегу Чудского озера, здесь, в районе селения Мосте, дозорный отряд во главе с Домашем Твердиславичем разведал расположение основной массы немецких войск, завязал с ними бой, но был разбит. Разведка выяснила, что противник послал незначительные силы на Изборск, а основная часть вражеской армии двинулась к Псковскому озеру.

Стремясь предупредить это движение вражеской армии, Александр приказал отступить на лед Чудского озера. Ливонцы, поняв, что русские не дадут им совершить обходной маневр, пошли прямо на их войско и также ступили на лед озера. Русский князь расположил свою рать под крутым восточным берегом, севернее урочища Узмень у острова Вороний камень, против устья реки Желча.

Две армии встретились в субботу, 5 апреля 1242 года. В распоряжении князя было 15 тысяч воинов, у ливонцев – 12 тысяч. Александр Невский, зная о тактике немцев, ослабил «чело» и укрепил «крыла́» своего боевого порядка. Его личная дружина укрылась за одним из флангов. Значительную часть войска Невского составляло пешее народное ополчение.

Немцы традиционно наступали клином. На первом этапе боя они расправились с передовым полком русских, а затем прорвали и «чело» боевого новгородского порядка. Когда через некоторое время они рассеяли «чело» и уперлись в крутой обрывистый берег озера, им надо было развернуться, что глубокому строю на льду было сделать не просто. В это время с флангов ударили сильные крылья Александра, а окружение крестоносцев завершила его личная дружина.

Бой был удивительно упорным, вся окрестность была оглашена криками, треском и лязгом оружия. Но судьба рыцарей была предрешена. Новгородцы стаскивали их с лошадей копьями со специальными крюками, вспарывали животы их коней ножами-«засапожниками». Скучившись на узком пространстве, искусные воины ливонцы ничего не могли предпринять. Пользуются широкой популярностью рассказы о том, как под тяжелыми рыцарями треснул лед, но, надо сказать, что полностью вооруженный русский витязь весил не меньше. Другое дело, что немцы были лишены возможности свободно передвигаться и теснились на небольшой площади. Вообще сложность и опасность ведения боя с помощью конницы на льду в начале апреля приводит некоторых историков к выводу, что общий ход битвы был в летописях искажен. Они полагают, что ни один здравомыслящий военачальник не вывел бы драться на лед бряцающую железом и сидящую на лошадях армию. Возможно, бой начался на суше, и в ходе него русские сбросили противника на лед Чудского озера.

Тех крестоносцев, которым удалось вырваться, русские яростно преследовали до Суболичского берега. В ходе Ледового побоища было убито около 400 крестоносцев, немало пало и эстов, привлеченных ими в свою армию.

Знаменитое побоище и победа в нем войск Александра имели исключительно важное значение для всей русской истории. Продвижение Ливонского ордена на русские земли было остановлено, местное население не было обращено в католичество, сохранился выход к Балтийскому морю.

Удар, нанесенный ордену на Чудском озере, отозвался по всей Прибалтике. Тридцатитысячное литовское войско развернуло против немцев широкомасштабные военные действия. В том же 1242 году вспыхнуло мощное прусское восстание. Ливонские рыцари прислали в Новгород послов, которые сообщили, что орден отказывается от претензий на землю водь, Псков, Лугу и просит произвести обмен пленными, что и было сделано. Слова, сказанные послам Александром: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет», стали девизом многих поколений полководцев.

Таким образом, Александром Невским была решена главная задача, которую ставили перед ним жители Новгорода – защита города и его территорий от притязаний западных рыцарей. В этом деле князь проявлял решительность, неукротимую энергию, а новгородцы, не задумываясь, жертвовали жизнями, чтобы сохранить независимость своего города. Восточная же политика Александра Ярославича отличалась кардинальным образом. Он признал власть монголов, пошел с ними на сотрудничество и вообще стал одним из наиболее надежных союзников татар и желанных гостей в ставке хана в Сарае.

В течение четырех с лишним лет (с 1243-го по 1247 год) прославленному русскому полководцу удавалось воздерживаться от поездок в Орду, что делали многие русские князья, включая его собственного отца. Но когда Ярослав был убит, а стол во Владимире занял дядя Александра Святослав, он все же отправился в Сарай. В то же время, еще до этой поездки, послы Александра появлялись в ставке хана с большими дарами и просьбой отпустить пленных русских на родину.

Прибыв в Сарай, Александр был радушно принят Бату. Причина этого до конца не понятна. То ли хан был восхищен военными успехами и умом князя, то ли это благоволение Александр получил по наследству от отца. Наконец, не стоит исключать того, что князь был давно знаком с ханом и установил с ним хорошие отношения задолго до 1247 года. Впрочем, получить в Сарае ярлык на великое княжение Александр Ярославич не мог. Каракорум, где правил недруг Батыя Гуюк, не собирался отдавать хану Белой Орды право на утверждение русских князей. Поэтому новгородский князь получил строгий приказ прибыть в столицу монгольской державы. Не ждала ли его та же судьба, что и его отца? Об этом мы никогда не узнаем. Александр осмотрительно находился в Сарае до осени 1248 года, а когда он отправился дальше на восток, Гуюк был уже мертв. Он скоропостижно скончался летом в окрестностях Самарканда. А власть в Каракоруме захватила семья младшего сына Чингисхана Толуя. Регентшей стала вдова Толуя Огул-Каймиш, а в 1251 году великим ханом стал Мункэ – и та и другой поддерживали самые дружеские отношения с Батыем. Поэтому и его верные русские союзники не подверглись гонениям.

Руководствуясь, вероятно, своим пониманием иерархии русских князей, правительство в Каракоруме отдало Александру Невскому ярлык на великое киевское княжение и «владение всей Русской землей». А его младший брат Андрей получил ярлык на великое княжение Владимирское, а следовательно, и право на правление Северо-Восточной Русью. На самом деле, стол в Киеве в то время уже давно не представлял особой ценности для князя. В ходе кровопролитных событий первой половины XIII века и, в частности, опустошительного нашествия монголов древняя столица превратилась в небольшой, захудалый городок. Центр политической жизни окончательно переместился на северо-восток. Тем более, что здесь и монгольское присутствие ощущалось в меньшей степени. Глава Русской православной церкви митрополит Кирилл, протеже Даниила Романовича Галицкого, после посещения патриаршего двора в Никее подался не в Киев, а во Владимир, и в дальнейшем тесно сотрудничал с Александром Ярославичем. Покидая приходившие в запустение и испытывавшие постоянные набеги то половцев, то татар южные земли, русские переселялись на север.

Все преимущества Северо-Восточной Руси прекрасно понимал и Александр Невский. Как старший брат он был недоволен получением номинального владычества, в то время как Андрей получал фактическое. Александр отправился не в Киев, а в Новгород. Историк Татищев сообщает, что впоследствии новгородцы просто не отпустили князя в Киев, поскольку боялись потерять надежного защитника от притязаний татар.

Александр Невский у великого хана. Худ. В. Верещагин

Андрей же столкнулся с неповиновением дяди Святослава, который был возмущен тем, что при раздаче ярлыков он был обойден монгольскими правителями из Каракорума. В 1250 году Святослав вместе с сыном поехал в Сарай для восстановления попранных прав. Бату уже получил от Каракорума право на будущее выдавать ярлыки самостоятельно, без утверждения центральным правительством. Но претензии Святослава он не поддержал. В фаворе у него были дети Ярослава Всеволодовича – особенно его старший сын.

В 1252 году Александр Невский одним из первых русских князей ступил на путь осуществления новой политики в отношениях с монголами и в отношении русских земель. В этой политике главную роль играла дипломатия, использование монголов для получения власти над Русью, для победы над соперниками внутри своей страны. В этой борьбе родственные связи играли второстепенную роль. В дальнейшем, сочетая интриги, искусство переговоров с ханами, использование их военных сил и собственных дружин, представители династии Александра сумели стать во главе процесса объединения русских земель, создать централизованное государство. Перебравшиеся в Москву потомки Александра Невского сделали этот город общерусским государственным центром, а в конечном итоге и сбросили татаро-монгольское иго.

По всей видимости, события в 1252 году развивались следующим образом. Зимой или ранней весной Александр Ярославич выехал в Сарай с жалобой на брата, которая содержала два основных пункта: 1) будучи младшим, Андрей несправедливо получил ярлык на управление отцовским владимирским доменом; 2) он не полностью платит хану «выходы». Несправедливость монголов, вероятно, волновала слабо. А вот непорядок с выплатами их не устраивал. Были у Бату и другие причины наказать Андрея Ярославича. Дело в том, что тот начал переговоры с поляками, шведами, ливонцами, братом Ярославом, князем тверским и переяславским, могущественным галицко-волынским князем Даниилом Романовичем. Речь шла об образовании союза, который мог быть направлен в первую очередь против татаро-монголов. Даниил Романович был одним из выдающихся государственных деятелей своего времени. Объединив под своей властью обширные территории на юго-западе Руси, он сделал свое княжество наследником государственных и культурных традиций Киевской Руси. Даниил Галицкий участвовал в битве на Калке, вмешивался в дела соседних западных государств, давал отпор литовцам. Он вынужден был подчиниться монголам, ездил в Сарай, но по возвращении развил бурную деятельность по подготовке военного сопротивления захватчикам. В этом он искал поддержки Папы Римского, вынашивал планы образования всеевропейской христианской коалиции, которая выступила бы против монголов. От понтифика Даниил получил корону. Дело, впрочем, закончилось тем, что монгольский военачальник Бурундай вторгся на территорию Галицко-Волынского княжества, заставил Даниила отказаться от своих планов и срыть крепостные укрепления всех крупнейших городов.

Андрей Ярославич, ведший переговоры с Даниилом, также был наказан. В 1252 году на его княжество обрушилась монгольская рать под предводительством царевича Неврюя. Его действия не ограничились разгромом Переяславля, где находился Андрей, а охватили обширную территорию, откуда в Орду было уведено множество пленных и скота. Летописец передает слова, якобы сказанные младшим братом Александра, когда он узнал о приближении Неврюевой рати: «Что это, Господи! Покуда нам между собою ссориться и наводить друг на друга татар; лучше мне бежать в чужую землю, чем дружиться с татарами и служить им!» Впрочем, он все же собрал войска и попытался сразиться с татарами, но был разбит и бежал в Новгород, где был принят довольно холодно. Вскоре Андрей покинул и этот город и направился в Швецию, где его приняли гораздо более радушно. Вероятно, скандинавские политики рассчитывали использовать младшего Ярославича в качестве своего став ленника на русском престоле. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

Великокняжеский стол во Владимире был предоставлен Александру, который, само собой, никак не поддержал брата с военной точки зрения, поскольку сам, похоже, был инициатором экспедиции Неврюевой рати. Кстати, эта экспедиция нанесла Руси ущерб, возможно, не меньший, чем поход Батыя в конце 30-х годов XIII века.

В результате разгрома несостоявшихся заговорщиков пришлось бежать из своего княжества и Ярославу Ярославичу (брату Александра). В дальнейшем он сделал попытку поднять против великокняжеской власти Новгородскую и Псковскую республики. Есть сведения, что уже в 1252 году Новгород был враждебен великому князю Александру, который покинул его не по своей воле, а бежал. В 1253 году Ярослав был принят на княжеский стол в Псков, в 1255 году его пригласило к себе в качестве князя и новгородское боярство. Сын Александра при этом был изгнан из города. Самому Александру пришлось с оружием в руках принуждать новгородских и псковских бояр следовать новому политическому курсу. Он занял Торжок и двинулся на Новгород с полками из владимирского княжества и новоторжским ополчением. Бояре провладимирской группировки взяли власть в свои руки и впустили князя в город. На княжеский стол возвратился сын Александра Василий. В руках Александра Невского опять оказалась вся Северо-Восточная и Северо-Западная Русь – то есть влияние князя было не меньшим, а то и большим, чем у его деда – Всеволода Большое Гнездо.

В 1256 году Бату умер. Ханом Белой Орды стал его сын Сартак. Известно, что он симпатизировал христианам и даже, возможно, сам был крещен. В свое время Батый сообщил русским князьям, что все русские дела своего улуса он передает в руки сына. Не исключено, что именно Сартак больше, чем его отец, общался с Александром Ярославичем, именно он посылал на Русь Неврюеву рать. Некоторые источники сообщают, что в 1252 году Александр не только подружился с царевичем, но и побратался с ним. Впрочем, долго править Сартаку не пришлось. Он умер в том же 1256 году, по всей видимости, был отравлен родным дядей Берке, ставшим правителем улуса Джучи. Берке был мусульманином и стремился исламизировать своих соплеменников. На русских, впрочем, это не распространялось. Здесь продолжала соблюдаться та же политика веротерпимости.

После получения ярлыка на великое княжение во Владимире и до 1257 года Александр Невский практически не общался с монголами, спокойно занимаясь своими делами. Но затем монголы решили предпринять перепись населения русских земель с целью установления правильной системы налогообложения. До этого она, по всей видимости, носила достаточно беспорядочный характер. Плано Карпини говорит, что во время пребывания его в России ханы прислали сюда баскаком одного сарацина, который у каждого отца семейства, имевшего трех сыновей, брал одного, захватил всех неженатых мужчин и женщин, не имевших законных мужей, также всех нищих, остальных же перечислил, по обычаю татарскому, и обложил данью: каждый человек мужского пола, какого бы возраста и состояния ни был, обязан был платить по меху медвежью, бобровому, соболиному, хорьковому и лисьему; кто не мог заплатить, того отводили в рабство. Такой «беспредел» вряд ли устраивал и князей, и, конечно, жителей.

Великий князь не противился, а всячески содействовал новому плану монголов. Перепись входила в условия договора, заключенного им в 1257 году в ставке хана. Встречным условием была, вероятно, помощь монголов в борьбе против литовцев и немцев. Там же в ставке Александр сам добился прощения для Андрея Ярославича, который вернулся из Швеции и полностью подчинился старшему брату.

Иначе относились к переписи подданные Александра. Когда в Новгород прибыли монгольские «численники», вспыхнуло восстание, помогавший князю посадник был убит. Во главе бунта находился сын великого князя Василий Александрович. Александру пришлось срочно вывести монголов из Новгорода, прикрывая их собственной дружиной. С вожаками смуты Александр Ярославич поступил жестоко: им «вынимали очи», объясняя это тем, что глаза человеку все равно не нужны, если он не видит, что вокруг делается. Действительно, попытка убийства татарских послов могла закончиться для Новгорода трагически и была примером политической близорукости. Меры же, принятые князем, сгладили ситуацию. Своего сына с новгородского стола Александр Невский сместил.

В 1259 году в Новгород прибыло посольство «с Низу» (то есть из Владимирско-Суздальских земель) во главе с неким Михайлой Пинещиничем – очень вероятно, человеком князя Александра. «Если не согласитесь на перепись, – говорил он новгородцам, – то уже полки татарские в Низовой земле». Городским купцам этот довод показался убедительным. «Численники» опять попытались приступить к своей работе, но снова началось восстание. Александр использовал для его подавления военную силу, но результатом стало то, что новгородцы получили право самостоятельно определять размер дани, который следует платить Орде. Вероятнее всего, назначенные монголами в Новгородской земле для сбора налогов десятники и тысяцкие не были предводителями военных отрядов, да и вообще были русскими по национальности. Монгольский баскак находился только в столичном Владимире. Но даже после этого татары не прислали на Русь карательных войск. скорее всего, это было результатом дипломатической деятельности Александра. Хан придерживался прагматичной политики, сформулированной еще советником первых монгольских великих ханов Елюй-Чуцаем, который убедил правительство, что поголовное истребление местного населения покоренных земель менее выгодно государству, чем сбор дани.

В 1261 году Александр смог договориться с Берке об учреждении в Сарае подворья православного епископа. Это был большой дипломатический успех, который открывал путь к дальнейшему сотрудничеству монголов с русскими, слиянию в одно государство. К тому же он давал русским, находившимся в столице улуса, возможность поддерживать связь с родиной.

Для понимания характера отношений великого князя с Ордой историки тщательно анализируют события 1262 года на Руси. В этом году здесь состоялось массовое антимонгольское выступление, роль Александра в котором не выяснена. К тому моменту большое влияние на экономику и социальное положение населения Руси оказывали откупщики, которым монгольское правительство предоставило право собирать некоторые налоги. Многие из них были мусульманскими купцами. Они последовательно подчиняли себе всю торговлю русских городов. Собирателям налогов монголы позволяли забирать неплательщиков и заставлять их работать в счет неуплаченных налогов или даже продавать их в рабство. В Ярославле главным сборщиком налогов был некто Изосима, русский, обращенный в ислам. Давление на налогоплательщиков возросло с прибытием от «татарского царя» главного сборщика, которого Суздальская летопись характеризует как «мерзкого мусульманина».

В 1262 году творимое откупщиками насилие привело к взрыву возмущения населения сразу в нескольких русских городах: Ростове, Владимире, Суздале, Переяславле, Ярославле. В каждом из главных городов Суздальской земли созвали вече, и решение восстать против монголов было принято единогласно. Многих доверенных лиц монголов и сборщиков налогов, включая и Изосиму, убили во время последовавших за этим бунтов. Текст Устюжского летописного свода содержит прямое указание на некую грамоту, исходившую от самого князя и призвавшую жителей к восстанию: «И приде на Устюг грамота от великаго князя Александра Ярославича, что татар бити». Это позволяет некоторым исследователям утверждать, что Александр Невский лично возглавил антимонгольскую борьбу русского народа. Другие же утверждают, что он инициировал или, по крайней мере, не противился восстанию, поскольку сборщики налогов были посланы великим ханом Хубилаем из Каракорума, а не Берке из Сарая. Последний же мог быть даже доволен тем, как круто обошлись русские с людьми Хубилая, с которым у Берке были непростые отношения. Хозяин улуса Джучи имел все основания не желать присутствия на Руси представителей центрального правительства, рассчитывая на относительно самостоятельное управление своей территорией.

Впрочем, ряд фактов опровергают гипотезу о том, что Александр пошел на такой рискованный шаг, как антитатарский мятеж под своим личным руководством. Там, где власть была непосредственно в его руках, никаких серьезных беспорядков не произошло. Главный баскак оставался во Владимире по крайней мере до 1269 года, волнения имели место во владениях ростовских князей и были на правлены исключительно против мусульманских купцов, бравших сбор дани на откуп и жестоко притеснявших православное население. Ни о каких столкновениях собственно с татарами летописи не упоминают. Вызывает сомнение и тот факт, что главный сборщик налогов прибыл из Каракорума. Более вероятно, что большинство сборщиков были выходцами из Хорезма, а следовательно, подданными Берке.

Вскоре после бунта Александр поспешил в Сарай, чтобы «умолить хана простить народ» Суздальской земли. Была у этой поездки еще одна цель – убедить Берке не брать в свою армию русских воинов. Дело в том, что хан Белой Орды вступил в противостояние с находившимся в Иране ханом Хулагу. Берке начал обширную мобилизацию и при этом потребовал от великого князя владимирского прислать в действующую армию русские полки. Александр стал готовиться к поездке в Орду, «дабы отмолить люди от бед». Одновременно он послал своего брата Ярослава с сыном Дмитрием и «все полки своя с ними» на осаду города Юрьева. Такой ход позволял формально оправдаться перед ханом занятостью войск. Вероятно, поездка была достаточно успешной, но по дороге домой князь заболел и умер в Городце на Волге 14 ноября 1263 года. Митрополит Кирилл был во Владимире, когда узнал о смерти Александра. Народу он объявил об этом так: «Дети мои милые! Знайте, что зашло солнце земли Русской!», и все люди, как говорит летописец, завопили в ответ: «Уже погибаем!»

Итак, всю свою жизнь Александр Невский посвятил трем главным целям: нормализации отношений с монголами, борьбе с экспансией западных феодалов и объединению земель Северо-Восточной Руси под своей властью. Во всех этих начинаниях ему сопутствовал успех. Монголы подтверждали его права на управление Русью, реже, чем могли бы, вмешивались в дела русских княжеств, шли навстречу в отношении налогообложения, не устраивали гонений на православную церковь. Однако не следует полагать, что монголы попросту оставили Русь в покое. За вторую половину XIII века они не менее пятнадцати раз вторгались в Северо-Восточную Русь; четыре раза разрушали Переяславль-Залесский; Муром, Суздаль и Рязань, и так лежавшую в руинах, опустошали три раза; Владимир-на-Клязьме – дважды. Правда, многие из этих набегов состоялись уже после смерти Александра Ярославича. Отсутствие на владимирском столе равной ему фигуры сказалось и на единстве русских земель. Если Александру удалось дать пример объединения этих территорий, то после его смерти Северная Русь, не без участия монголов, начала быстро дробиться на сравнительно мелкие княжества и уделы.

С запада шведам и немцам был дан отпор. В 1240 и 1242 годах Александр одержал блестящие победы над их войсками, укрепив положение Новгорода и сохранив статус-кво. В 1253 году, после набега немцев на Псков, князь заключил с ними мир, подтверждавший соглашение 1242 года, а в 1254 году он заключил мирный договор с Норвегией. Далее, в 1262 году были подписаны договор с Литвой и договор о мире и торговле с Ливонским орденом, Любеком и Готландом. Когда в 1248 году Папа направил Александру письмо, обещая за признание власти Рима помощь ливонцев против татар, князь ответил достаточно резко, что с христианскими принципами знаком и без Папы, а в помощи не нуждается. Его подчинение монголам стало между тем одним из препятствий для крестоносцев. Вступать в борьбу с могущественными ханами они опасались. Показательный случай произошел в 1268 году. Через шесть лет после смерти Александра новгородцы пошли на принадлежавшую датчанам крепость Раковор (современный город Раквере недалеко от Таллинна). По дороге на новгородские полки напали немцы, и произошла Раковорская битва. Новгородцы одолели союзные войска немцев и датчан. Те призвали большое количество воинов и рыцарей из Западной Европы для того, чтобы, перейдя реку Нарову, захватить Новгород. Но тут в город, согласно договору с Ордой, явился татарский отряд в 500 всадников. Немцы, даже не зная точно размеров этого отряда, тотчас же «замиришася по всей воле новгородской, зело бо бояхуся имени татарского». Новгород и Псков уцелели.

Немудрено, что в Новгородских летописях выпады против монгольских ханов фактически отсутствуют. Город не испытал всех ужасов татарского нашествия и признал власть Орды. Ханы в летописях именуются цесарями. Новгород выплачивал львиную долю всей дани, которую собирали татары с русских земель.

Остается открытым вопрос, когда именно Ярослав Всеволодович и Александр Ярославич вступили в тесные отношения с монголами. Тогда, когда князь Ярослав впервые отправился в Сарай. Или раньше? Не проводили ли они переговоров с татарами во время их нашествия 1238 года, не отвели ли тогда угрозу от Новгорода? Вся дальнейшая история показывает, что такие действия были бы вполне в русле их политики. Даже если они и не вели соответствующих переговоров, а рать Батыя отступилась от Новгорода по другим объективным причинам, пассивность переяславского и новгородского князей сослужила им хорошую службу. И не только им, но и Новгороду, и, возможно, всей Северо-Восточной Руси, у которой в тяжелые времена нашлись правители, верно определившие стратегические цели своей политики, реально смотревшие на вещи. Учитывая это, канонизация Александра Невского собором русской церкви в 1547 году представляется оправданной. Что же касается Новгорода, то его бурное развитие в XIII–XIV веках во многом было обусловлено той политикой, которую вел св. Александр, его военными и дипломатическими успехами.

Не стоит забывать, что политический курс, которого придерживался Александр Невский, привел к еще одному результату, значение которого сам князь вряд ли мог умалить. Речь идет о возвышении его рода. Дальнейшая история показывает, что династия, основателем которой был Александр Ярославич, получила все возможные преимущества. Так, после смерти Александра ярлыки на великое княжение Владимирское доставались его братьям. С 1263-го по 1272-й год ярлыком владел Ярослав Ярославич, с 1272-го по 1276-й – Василий Ярославич. После, с 1276-го по 1294 год, великим князем владимирским считался Дмитрий Александрович Переяславский, а с 1294 года по 1304-й – Андрей Александрович Городецкий. Братья не ладили между собой, часто отправляли жалобы в Орду друг на друга, что имело порой трагические последствия. Страшная «Дюденева рать» в 1293 году, по размерам превзошедшая Батыеву, имела поводом для вторжения на Русь как раз свару недостойных сыновей Александра Невского – Дмитрия и Андрея. Сумевший завоевать большее расположение Орды Андрей Александрович (цена этого расположения – очередные «кровопускания» Руси и увеличение дани) на десятилетие закрепил за собой ханский ярлык на великое княжение. По его смерти в 1304 году великим князем владимирским по воле хана стал племянник Александра Невского тверской князь Михаил Ярославич. «Великий стол» достался князю Михаилу далеко не просто. Ему пришлось выдержать нелегкую борьбу с московским князем Юрием Даниловичем (внуком Александра), также искавшим в Орде великого княжения. Это была первая попытка московского князя достичь первенствующего положения среди русских князей. В дальнейшем на московском престоле утвердились потомки Александра Невского.

* * *

Целое направление в отечественной историографии посвящено тому, чтобы объяснить, что влияние монгольского погрома на исторические судьбы русского народа не следует преувеличивать. Почти половина территории Руси, включая Новгородскую землю, Полоцкое, Турово-Пинское и отчасти Смоленское княжества, избежала татарщины. Поход Батыя многими чертами напоминал позднейшие татарские набеги. Монголы прошли Суздальскую землю за три месяца. Некоторые небольшие города и сельские поселения были сметены с лица земли. Но подавляющая часть суздальского населения обитала в крохотных деревнях, затерявшихся среди лесов и болот. Зимние облавы монголов не затронули и не могли затронуть основную массу сельского населения. Деревне татары причинили ущерб, сопоставимый с ущербом от внутренних войн и усобиц, продолжавшихся десятилетиями. Контроль за установлением государственной власти со стороны монголов привел к усилению власти великого князя, впоследствии же необходимость борьбы с монголами сделала его фигурой еще более значимой. Приведем цитату из книги одного российского тюрколога: «Кочевая цивилизация представляла собой отработанную веками наиболее рациональную для того уровня производительных сил форму освоения человеком внутренних регионов Азии. Это была жизнеспособная, отнюдь не примитивная система общественной организации, способная гибко реагировать как на изменение природных условий, так и на внешнюю опасность». Это лишь один положительный отзыв об Орде, который подводит нас к проблеме, обсуждавшейся весь XX век. Нынешние споры воскрешают, казалось бы, забытые дискуссии еще 1920-х годов, эпохи рождения теории «евразийства», пережившей в России уже 1990-х годов свое второе рождение. Евразийцы настаивают на том, что для России соединение западного и восточного элементов в культуре, политике, психологии – не только явление реально существующее, но и полезное для ее развития, сохранения самобытности, особого места на геополитической карте мира. Среди тех, кто занимался проблемами евразийства, и ученые, бежавшие из Советской России, и Лев Гумилев с его книгой «Древняя Русь и Великая степь», и публицист В. Кожинов. Учитывая сказанное евразийцами о кочевниках, можно предположить, что их приход на Русь был едва ли не благом для местного населения и истории страны. Вспомним строки Блока: «Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, – с раскосыми и жадными глазами», и Владимира Соловьева: «Панмонголизм! Хоть имя дико, / Но мне ласкает слух оно».

По мнению американского историка Ч. Гальперина, евразийство выпало из «теологии Владимира Соловьева, успехов ориенталистики, поэзии символистов с ее метафорой “русский-азиатский”, православной экзальтацией». Также Гальперин увидел в евразийстве отзвуки «европейского отчаяния», вызванного ужасами войны, влияние «Заката Европы» О. Шпенглера. Евразийство играло и свою идеологическую роль, ведь оно говорило разноименным народам Российской империи, а потом и СССР: главное не то, что вы – русские, татары, малороссы, казахи, армяне; главное то, что все вы – дети Евразии, это единое геополитическое и этнокультурное пространство замкнуто в государственных пределах, охватывающих шестую часть земли, это величайшее ваше достояние и долг народов Евразии перед своей тысячелетней историей – это державное наследие сохранить. Можно согласиться, что само изучение в советских или нынешних российских школах монгольского нашествия только с точки зрения его трагедии для русского народа выглядело бы (или выглядит) несколько странно, поскольку ту же историю учат и нынешние потомки тех самых «жестоких воинов Чингисхана».

Впрочем, невозможно отрицать все бедствия, которые пали на голову русского народа с приходом монголов. Массовое разграбление и уничтожение собственности и людей на Руси во время монгольского нашествия 1237–1240 годов было ошеломляющим ударом, который оглушил народ и нарушил нормальное течение экономической и политической жизни. Трудно точно оценить потери русских, но, вне всяких сомнений, они были колоссальны, и, если мы включим в это число огромные толпы мужчин и женщин, уведенных монголами в рабство, они вряд ли составят меньше 10 процентов от общей численности населения. Война изменила лицо старого боярства. Княжеские дружины понесли катастрофические потери. Знать варяжского происхождения исчезла почти целиком. Последующие набеги тоже не приносили Руси ничего, кроме горя и разрушений. Конечно, была унижена и национальная гордость русского народа.

Больше всего в катастрофе пострадали города. Такие старые центры русской цивилизации, как Киев, Чернигов, Переяславль, Рязань, Суздаль и несколько более молодой Владимир, а также некоторые другие города были полностью разрушены, а первые три из перечисленных потеряли свое былое значение на несколько столетий. Только немногие важные города в Западной и Северной Руси, такие как Смоленск, Новгород, Псков и Галич, избежали разорения в это время. Монгольская политика забирать искусных мастеров и квалифицированных ремесленников на службу к хану накладывала новое бремя даже на те города, которые не постигло физическое разрушение в первый период завоевания.

Рассредоточение русских мастеров-ремесленников в монгольском мире не могло не прервать развития производственных традиций. Так, с закрытием в Киеве в 1240 году мастерских по изготовлению эмалей и убийством или пленением их мастеров исчезло и русское искусство перегородчатой эмали, достигшее в Киевской Руси очень высокого уровня. Техника чернения тоже вышла из употребления после монгольского нашествия и снова стала популярной только в XVI веке. Также нет свидетельств о производстве в конце XIII–XIV веках на Руси глазурованной полихромной керамики. Производство стеклянных браслетов, как и стеклянных, сердоликовых и бронзовых бус, а также некоторых других украшений тоже было полностью прекращено. Казалось бы, перечисленные потери выглядят незначительно – перестали делать бусы… Однако они являются свидетельствами того, что культурная жизнь Руси пошла на спад. Еще более показательным фактом является то, что в первое столетие монгольского владычества каменных зданий было возведено значительно меньше, чем за предыдущий век, а качество работ заметно ухудшилось. Даже в Новгороде около полувека продолжалась промышленная депрессия.

Исчезновение городских ремесел в первый век монгольского господства проделало на время серьезную брешь в удовлетворении потребительского спроса. Сельские жители вынуждены были зависеть от того, что они могли изготовить дома. Князья, бояре и монастыри не имели альтернативы развитию ремесел в собственных имениях. Основой национальной экономики на многие века стало сельское хозяйство, которое меньше пострадало от монгольского нашествия и развитие которого бравшие дань завоеватели всячески поощряли. Естественно, в связи с упадком ремесленного производства пришла в упадок и внутренняя торговля. Города были неспособны удовлетворить потребности деревень. Внешнюю же торговлю монополизировала корпорация мусульманских купцов.

Таким образом, монгольское нашествие, на наш взгляд, все же не было большой удачей для Руси и ее жителей. Но не стоит спешить и объявлять сотрудничество с завоевателями «бессовестным коллаборационизмом». Ярослав и Александр, преследуя и свои личные, амбициозные цели благодаря прагматизму и взвешенной политике смогли уменьшить вред, нанесенный монголами, защитить территорию от не менее опасных врагов с запада, заложить основы для будущей централизации власти, объединения русских земель, спасли от уничтожения многие тысячи своих подданных. В том числе горожан крупнейшего экономического и политического русского центра – Великого Новгорода.

 

«Царский сын» Гришка Отрепьев

Немало было самозванцев в Европе, однако Лжедмитрий был единственным, которому удалось не только взять власть, но и почти год удерживать ее.

За стенами московского Кремля наверняка хранится больше тайн, чем в Мадридском дворе, да и других монарших дворах Европы вместе взятых. Одной из таких тайн является загадка Лжедмитрия I. Кто он на самом деле? Принц или нищий? Монарх или монах? Дважды воскресший? Дважды убитый? Вопросов много. Ответов нет – одни предположения и версии.

Появление Лжедмитрия I не случайно. Не было бы его – появился бы кто-то другой. К этому вели как внутреннее положение в Руси, так и международная обстановка конца XVI – начала XVII века. С гибелью последнего сына Ивана Грозного прервалась династия Рюриковичей и началась борьба за власть. Бояре стремились устроить свою жизнь по-польски: с многочисленными олигархическими свободами и выборными царями. В это же время Речь Посполитая хотела расширить свою территорию за счет русских земель и, кроме того, после принятия в 1596 году Брестской унии усилилась экспансия Ватикана на Восток. На фоне всего этого появление человека, способного удовлетворить эти чаяния, было вполне закономерным.

15 мая 1591 года в г. Угличе произошло событие, имевшее довольно пагубное последствие для дальнейшего развития Руси. В этот день погиб младший сын Ивана IV Дмитрий, единокровный брат царя Федора Иоанновича. Брак Ивана Грозного и Марии Нагой, седьмой по счету, церковь не признавала законным, как и их сына. Поэтому малютку Дмитрия после смерти Грозного вместе с матерью и дядей отправили удельным князем в Углич. Здесь они жили под присмотром дьяка Михаила Битяговского. 15 мая Дмитрий умер от ножевого ранения в горло, которое он получил во время игры ножом с «потешными ребятами» на внутреннем дворе Угличского дворца. Сразу же появилась версия о насильственной смерти. Обезумевшая от горя мать кричала, что ее сына зарезали, а дядя царицы Марии, Михаил Нагой, прямо назвал убийц: сына и племянника Битяговского. Поползли слухи, что эта смерть нужна была Борису Годунову, желавшему воцариться после царя Федора, что он сначала посылал яд Дмитрию, а когда мальчика уберегли от отравы, приказал его зарезать. Подстрекаемая Нагими толпа разгромила приказную избу, убила Битяговского, его сына и еще более десяти чело век. Дом дьяка был разграблен. Через четыре дня в Углич из Москвы прибыла следственная комиссия во главе с Василием Шуйским. В результате ее работы появилась другая, официальная версия произошедшего: страдающий эпилепсией Дмитрий во время приступа случайно нанес себе смертельное ранение. Нагих обвинили в подстрекательстве, угличан – в убийствах и грабеже. Виновных сослали в различные места, Марию Нагую постригли в монахини, Дмитрия погребли не в Москве, где хоронили лиц царской семьи, а в Угличском соборе. Царь Федор не приехал на похороны брата, могила вскоре затерялась и была с трудом обнаружена в 1606 году.

По прошествии времени Василий Шуйский не раз менял свои показания, но только когда он сам стал царем, да и при Романовых версия о насильственной смерти Дмитрия получила официальное признание. В народе же распространилась легенда о добром царевиче, что вызывало многочисленные толки. Однако пока в Москве сидел законный царь, династический вопрос мало кого занимал. Только после смерти царя Федора Иоанновича, когда пресеклась династия, имя Дмитрия вновь появилось на устах. Слухи о спасении истинного Дмитрия – «доброго царя» – получили в народе широкое распространение. Это явилось фоном тех политических страстей, которые разыгрались в ходе борьбы за обладание троном. В этой борьбе победил Борис Годунов, проиграли Романовы и их сторонники, подвергшиеся жестокой опале. Это явилось прологом Смутного времени. Процветало доносительство на бояр, и их имущество конфисковывалось. Этим, пожалуй, можно объяснить то, что многие из них впоследствии признали Самозванца настоящим Дмитрием. В то же время усилилось закрепощение крестьян, и те бежали в огромном количестве, зачастую занимаясь разбоем. В стране накапливался горючий материал. И, как часто случается перед великими и страшными потрясениями, начались «знамения», предвещавшие нечто страшное. Чего ожидали, то и случилось. В результате неурожаев 1601–1603 годов разразился голод, унесший до трети населения страны. Начались бунты. Повсеместно ползли слухи о том, что именно Борис приказал убить сына Ивана Грозного – Дмитрия. Справиться с ситуацией Борис Годунов не сумел, а 13 октября 1604 г. в пределы Московского государства вступил Лжедмитрий I.

Кто же он такой? Откуда взялся? Ответы на эти вопросы лежат в плоскости версий. Есть среди них даже такая: Лжедмитрия специально подготовили к его роли в среде враждебных Годунову московских бояр. При Годунове Посольский приказ изложил в своих грамотах историю самозванца следующим образом. Указывалось, что в действительности его имя Юрий Отрепьев, что он из дворян Галицких и вел довольно беспутную жизнь. Сам царь Борис утверждал, что Отрепьев с детства жил в Москве в холопах у бояр Романовых и князя Бориса Черкасского, а с крушением Романовых принял постриг под именем Григория, очутившись, в конечном счете, в московском Чудовом монастыре. Здесь он начал хвастаться, что будет царем. Узнав об этом, Борис приказал сослать его в дальний Кириллов монастырь, но Григорий, вовремя предупрежденный, успел бежать и вместе с монахом Варлаамом очутился в Киеве, в Печерском монастыре. Свой вклад в составление образа Отрепьева внесла и церковь. Патриарх Иов сообщил пастве, что Григорий заворовался, живя у Романовых, и постригся в монахи, спасаясь от смертной казни. Только в царствование Василия Шуйского, а особенно Романовых, Отрепьева перестали изображать беспутным негодяем, увязывая его судьбу с судьбой семейства Романовых, обвиненных в заговоре против царя Бориса.

Вернемся в Киев. В Печерском монастыре, как и в Чудовом, Отрепьев настаивал, что он – царский сын, и игумен через три недели выставил его за дверь. Так же поступил и князь Константин Острожский, у которого Григорий попытался найти прибежище. Приют для себя до 1603 года он нашел в Гоще, центре арианства – направления в христианстве, считавшегося и католиками и православными еретическим. Там он снял с себя монашескую одежду, стал отправлять арианские обряды и учиться в арианской школе. Отсюда он ездил в Запорожье, где был с честью принят в отряде запорожского старшины Герасима Евангелика, а впоследствии казачий отряд во главе с арианином Яном Бучинским шел в авангарде армии Лжедмитрия I. Однако переход в арианство нанес ущерб его репутации. Православная церковь заклеймила его как еретика. Тогда он стал искать покровительства у ревностного сторон ника православия, одного из богатейших магнатов, князя Адама Вишневецкого, которому, прикинувшись умирающим, открыл свое «царское» происхождение: мол, в детстве, зная о происках Годунова, его подменили на похожего мальчика, которого и зарезали. Уже во время вторжения царь Борис попытался добиться правды у матери Дмитрия: жив ее сын или нет? Но та ответила: «Не знаю!»

Тем временем у Вишневецкого стали появляться русские люди, признававшие в самозванце мнимо убитого царевича. Поскольку у князя были территориальные притязания к Годунову, воскресший «царевич» оказался весьма кстати. Это давало ему возможность оказывать давление на русское правительство. В тот период «царевич» завязал близкие отношения с Сандомирским воеводой Юрием Мнишеком, в дочь которого, Марину, был влюблен. Мнишек пообещал выдать за него Марину, но только после того, как тот воцарится в Москве, а заодно передаст ему во владение Новгород и Псков. Он же помог будущему зятю набрать небольшое войско из польских авантюристов, к которым присоединилось 200 запорожских казаков и небольшой отряд донских.

Признал Лжедмитрия и король Сигизмунд, стремившийся расширить территорию Речи Посполитой за счет русских земель. За обещание ему Смоленска и Северской земли, а также введение в Московском государстве католицизма он, правда неофициально, разрешил всем желающим помогать «царевичу». Помощь обещал и Папа Римский.

С начала похода в Москве Лжедмитрия объявили Григорием Отрепьевым и предали анафеме. Но москвичи не поверили: многие видели Отрепьева и знали, что ему около 40 лет, в то время как царевичу было не больше 24. Повсеместно в стране стало разворачиваться народное восстание. Репрессии не помогали. Борис утратил контроль над ситуацией. Удача сопутствовала Лжедмитрию I, даже несмотря на поражения от правительственных войск.

13 апреля 1605 года внезапно скончался Борис Годунов. Есть мнение, что он был отравлен. У его сына Федора, пришедшего к власти, не было сил, чтобы ее удержать. Против него созрел заговор во главе с рязанским дворянином Прокопием Ляпуновым. 7 мая на сторону самозванца перешла армия, возглавляемая П. Ф. Басмановым, а находившийся в Москве В. И. Шуйский вдруг начал свидетельствовать, что истинного царевича спасли от убийства. Тогда многие бояре поехали из Москвы в Тулу навстречу новому царю и присягнули ему. Затем подосланными людьми во главе с князьями Голицыным и Мосальским были задушены Федор Годунов и его мать. Только после этого 20 июня 1605 года Лжедмитрий I вошел в Москву. Туда же привезли Марию Нагую, которая признала в нем своего сына Дмитрия. Вскоре он был помазан на престол, став, таким образом, законным царем. Однако теперь В. И. Шуйский начал распространять слухи о самозванстве нового царя, за что был приговорен к смерти, а затем прощен Лжедмитрием. Однако это было началом боярского заговора.

Для нового царя настало время платить по счетам тем, кто помог ему занять престол. Всех репрессированных при Годунове вернули из ссылки, возвратили им имущество. Особое внимание было оказано роду Романовых. Затем начались очень толковые реформы. Объявлялась свобода торговли, промыслов и ремесел, свобода передвижения. Всем служилым людям вдвое увеличили жалованье, ужесточилось наказание для судей за взятки. Патриарх и архиереи получили постоянные места в Боярской думе. Облегчалось положение крестьян. Началось ускоренное производство оружия, и появилась идея покорения Крыма. Но в отношении территориальных уступок Сигизмунду III и даже Мнишеку, а также о переходе в католицизм царь как-то сразу забыл. Многие тогда отмечали, что он совершенно не жесток, временами даже слишком добр. А гуманисты на русском престоле не выживали никогда. И заговор созрел. Князья Шуйские и Голицыны сообщили Сигизмунду III о намерении свергнуть самозванца и посадить на его место сына короля Владислава. Но положение самого короля было довольно шатким. Оппозиция была намерена предложить корону Речи Посполитой… Лжедмитрию, ставшему для короля опасным соперником. Теперь интересы русских бояр и Сигизмунда в отношении Лжедмитрия I совпали.

8 мая 1606 г. состоялась свадьба Лжедмитрия и Марины Мнишек, с которой прибыли польские войска во главе с ее отцом. Поляки позволили себе разные бесчинства, и этим воспользовались заговорщики, которые в ночь с 16 на 17 мая ударили в набат. Народу объявили, что поляки бьют царя, и, пока разбирались с поляками, заговорщики ворвались в Кремль. Царь попытался спастись, но, спрыгнув из окна второго этажа, сломал ногу, попал в руки людей Шуйского и был убит. По одним данным, его тело сожгли и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки в ту сторону, откуда Лжедмитрий I пришел в Москву. По другим – его труп уже после избрания Василия Шуйского царем привязали к лошади, выволокли в поле и закопали у дороги. Но после того как в народе пошли слухи о том, что над могилой стало появляться голубое свечение, труп был выкопан и сожжен. Вскоре, однако, распространились слухи о новом чудесном спасении Дмитрия, а затем появился и сам «спасенный». Но это уже другая история.

 

История дома Романовых: 37 лет заговоров

 

Дворцы, балы, маскарады, охоты, пудреные парики, роскошные наряды, изысканные манеры… На этом фоне бурные дворцовые интриги русского «галантного века» представляются захватывающим спектаклем, хотя в действительности они явились следствием серьезных социально-политических процессов, происходивших в российском обществе. История России второй четверти XVIII века характеризовалась острой борьбой дворянских группировок за власть, приводившей к частым сменам царствующих особ на престоле, перестановкам в ближайшем их окружении. Легенда гласит: «Отдать все…» – только и успел написать перед смертью Петр I. И началась в России лихорадочная череда заговоров, смена правителей – время после смерти Петра I называют «эпохой дворцовых переворотов». Шесть царствований на протяжении 37 лет. На русском престоле побывали вдова Петра Великого Екатерина I (1725–1727), его внук Петр II (1727–1730), его племянница герцогиня Курляндская Анна Иоанновна (1730–1740) и внук ее сестры младенец Иван Антонович (1740–1741) – «железная маска» русского престола, и дочь Петра Елизавета Петровна (1741–1761), и преемник Елизаветы Петровны, внук шведского короля Карла XII по отцовской линии и внук Петра I по материнской линии герцог Голштинский Петр III (1761–1762). Замыкает этот перечень жена последнего – великая императрица Екатерина II (1762–1796). И практически каждый из названных правителей приходил на престол в результате заговоров и дворцовых переворотов.

Все эти годы процветало искусство придворных интриг, блаженствовали временщики, наживались огромные состояния, день и ночь работала Тайная канцелярия, в чьих застенках томились государственные преступники и хранились страшные государственные тайны. И в то же время Россия заставила считаться с собой другие государства.

Так что же за роковые тайны скрывает эта неспокойная эпоха и что говорит историческая наука о дворцовых переворотах? Какими событиями была наполнена эпоха дворцовых переворотов?

Что за таинственная история произошла с завещанием Петра Великого? Может быть, оно все же существовало? Почему тогда его воля не была оглашена, и кому это было выгодно? Законно ли последующие Романовы занимали российский трон?

Итак, как говорят люди науки, договоримся о терминах.

 

Что такое «дворцовый переворот»

Само определение «эпоха дворцовых переворотов» принадлежит известнейшему русскому историку В. О. Ключевскому. Его же перу принадлежит самое известное определение дворцового переворота по-российски: «это захват политической власти в России XVIII столетия, имеющий причиной отсутствие четких правил наследования престола, сопровождающийся борьбой придворных группировок и совершающийся, как правило, при содействии гвардейских полков». Впрочем, и до сегодняшнего дня единого научного определения дворцового переворота нет, причем отсутствуют и четкие временные границы этого явления. Так,

В. О. Ключевский датирует эпоху дворцовых переворотов 1725–1762 годами. Однако на сегодняшний день существует и другая точка зрения – 1725–1801 годы. (Дело в том, что В. О. Ключевский не мог в публичной лекции, читавшейся в середине 80-х годов XIX века, упоминать о перевороте 1 марта 1801 года – свержении Павла Первого, это было категорически запрещено.)

Дворцовый переворот подразумевает свержение существующего правящего монарха и воцарение на троне нового или смену династии. Но главным является сохранение монархического строя: дворцовый переворот имеет целью смену персоны на троне, но сам трон должен быть незыблемым. Поэтому мятежи с целью смены строя, созыва парламента или принятия конституции дворцовыми переворотами не являются. Дворцовые перевороты представляли собой борьбу различных группировок дворянства за власть, а не смену формы правления. Повторяем, перевороты сводились к перемене лиц на престоле и перетряскам в правящих верхах. Существует мнение, что и восстание декабристов 1825 года было также в своем роде дворцовым переворотом, однако это суждение большинство ученых считают спорным и необоснованным.

Почему же стала возможной такая череда заговоров? Понятно, что династические интриги и заговоры около трона придумал не Петр I или его наследники, и в допетровские времена политическая история России знала неспокойные времена. Например, в период малолетства Ивана IV происходила борьба боярских кланов за влияние на малолетнего царя, закончившаяся в 1538 году победой бояр Бельских над Шуйскими. Во времена смуты, когда гвардии еще не было, известен заговор с целью переворота против Василия Шуйского. В 1609 году заговорщики (их число доходило до 300 человек) во главе с Григорием Сунбуловым, князем Романом Гагариным и Тимофеем Грязным обратились к боярам с требованием свергнуть Василия Шуйского. Но бояре просто разбежались по домам ждать конца переворота. Только князь Василий Голицын явился на площадь. Заговорщики бросились за патриархом Гермогеном в Успенский собор и потребовали, чтобы тот шел на Лобное место. Однако заговорщики не нашли поддержки и у него. С криками и руганью бросились они во дворец, но Шуйский не испугался, вышел к ним и спросил: «Зачем вы, клятвопреступники, ворвались ко мне с такой наглостью? Если хотите убить меня, то я готов, но свести меня с престола без бояр и всей земли вы не можете». Заговорщики, потерпев неудачу, бежали в Тушино, к самозванцу.

Известны дворцовые перевороты, связанные со стрелецкими бунтами времен Софьи Алексеевны, которой помогали начальники стрелецких приказов Хованский и Шакловитов. Но в этих мятежах не было, так сказать, системы, они были спонтанными. У дворцовых же переворотов послепетровского времени были общие предпосылки. И этими предпосылками, по мнению большинства историков, стали:

1) указ Петра I от 1722 года о наследии престола;

2) большое количество прямых и косвенных наследников дома Романовых;

3) противоречия между самодержавной властью, правящей верхушкой и господствующим сословием.

Виновником нестабильности верховной власти в XVIII веке в России оказался именно Петр I, который в 1722 году издал «Устав о наследии престола». Этот нормативно-правовой акт закреплял за самодержцем право назначать себе преемника по своему усмотрению. Таким образом, круг возможных претендентов на престол расширялся. В. О. Ключевский связывал наступление политической нестабильности после смерти Петра І именно с «самовластьем» последнего, решившегося поломать традиционный порядок престолонаследия (когда престол переходил по прямой мужской нисходящей линии). «Редко самовластие наказывало себя так жестоко, как в лице Петра этим законом от 5 февраля», – заключал Ключевский. Однако Петр I не успел назначить наследника: престол оказался отданным «на волю случая и стал его игрушкой». Отныне не закон определял, кому сидеть на престоле, а гвардия, ставшая в тот период «господствующей силой».

Многие историки оценивали 1720–1750 годы как время ослабления русского абсолютизма. В литературе много говорили о «ничтожности» преемников Петра I. Например, по словам Н. П. Ерошкина, автора учебника по истории государственных учреждений дореволюционной России, «преемниками Петра I оказались слабовольные и малообразованные люди, проявлявшие подчас больше заботы о личных удовольствиях, чем о делах государства». «Дело Петра эти люди не имели ни сил, ни охоты ни продолжать, ни разрушить; они могли его только портить, – писал об этом времени историк В. О. Ключевский. – После смерти Петра государственные связи, юридические и нравственные, одна за другой разрываются, после этого разрушения меркнет сама идея государства, оставляя по себе пустое слово в правительственных актах. Самодержавнейшая в мире империя, очутившаяся без установленной династии, лишь с кое-какими безместными остатками вымирающего царского дома; наследственный престол без законного престолонаследия; государство, замкнувшееся во дворце со случайными и быстро менявшимися хозяевами; сбродный по составу, родовитый или высокочиновный правящий класс, но сам совершенно бесправный и ежеминутно тасуемый. Придворная интрига, гвардейское выступление и полицейский сыск – все содержание политической жизни страны».

 

Тайна завещания Петра I и переворот в пользу Екатерины Алексеевны

Воцарение Екатерины открыло собой драматическую и еще до конца не понятую историками эпоху дворцовых переворотов середины XVIII века.

Екатерина І сама была довольно загадочной личностью. Так кто же она, первая российская императрица, женщина, которую любил великий Петр? Родилась она католичкой 5 апреля 1684 года (хотя эта дата ставится многими историками под сомнение) и до принятия православия, по одним данным, ее звали Марта, по другим – Елена, фамилия, которую называют некоторые источники, – Сковрощанко или Скавронская, в то время как другие – Рабе. Происхождение Екатерины тоже точно не известно. Предположительно, она не принадлежала к знатному роду и была дочерью прибалтийского крестьянина – «дочь литвина Самуила Сковрощанко и жены его, именуемой в разных известиях различно». Впрочем, национальность ее четко установить трудно, по разным версиям, она – литовка, шведка, полька… украинка. Родители Марты умерли от чумы в 1684 году, и дядя отдал девочку в дом лютеранского пастора Глюка (известного своим переводом Библии на латышский язык) в Мариенбурге (в настоящее время это город Алуксне в Латвии). Марта была в доме скорее служанкой, грамоте ее не учили, хотя по версии, изложенной в словаре Брокгауза и Ефрона, мать Марты, овдовев, отдала дочь в услужение в семью пастора Глюка, где ее будто бы учили грамоте и рукоделиям. Семейное положение Марты до встречи с Петром І было тоже весьма неопределенным: она была то ли вдовой, то ли неразведенной женой шведского солдата…

Екатерина I

Захвачена в плен русскими в 1702 году, когда была служанкой пастора Глюка. Пленницу взял поначалу в прачки «Шереметьев благородный», потом ее у него выпросил «счастья баловень безродный», то бишь Меншиков, а у того ее отобрал Петр, и в 1703 году она стала его фавориткой.

При крещении в православие Марта получила имя Екатерины Алексеевны. И все бы хорошо, если бы не одно «но»: ее крестный отец – сын Петра царевич Алексей (1690–1718), который был младше Марты на 6 лет (позже был казнен Петром) и стал крестным отцом собственной мачехи. Поэтому в глазах православных россиян ситуация с женитьбой царя выглядела крайне неестественно. Получалось, что Петр женился на своей внучке (отчество Екатерины – Алексеевна – дано по крестному отцу), а Екатерина стала мачехой своего отца (пусть даже и крестного).

Но как бы там ни было, в ноябре 1707 года она была тайно обвенчана с Петром в петербургской Троицкой церкви. В феврале 1708 года родила царю дочь Анну (впоследствии герцогиня Голштинская), а в декабре 1709 года – Елизавету (впоследствии ставшую императрицей и самодержицей российской). У Петра и Екатерины было много детей, но большинство из них умерли в младенчестве. В своей книге «Династия Романовых. Загадки, версии, проблемы» Фаина Гримберг приводит перечень царственных отпрысков: Екатерина (1707–1708), Анна (1708–1728), Елизавета (1709–1761), Мария (1713–1713), Маргарита (1714–1715), Петр (1715–1719), Павел (1717–1717), Наталья (1718–1725). Маленький Петр Петрович считался официальным наследным принцем, законным преемником великого отца на троне, но его ранняя смерть нарушила прямую передачу короны от отца к сыну и явилась одним из побудительных мотивов знаменитого указа о престолонаследии.

6 марта 1711 года было «всенародно объявлено всем о государыне царице Екатерине Алексеевне, что она есть истинная и законная государыня». 19 февраля 1712 года Петр I торжественно еще раз обвенчался с Екатериной в петербургской Исаакиевской церкви, и их дочери получили официальный статус цесаревен. А 7 мая 1724 года Петр короновал свою любимую жену. В главном храме России – Успенском соборе Московского Кремля – состоялась церемония коронования супруги первого русского императора. Французский посол

Ж.-Ж. Кампредон сообщал в Париж: «Весьма и особенно примечательно то, что над царицей совершен был, против обыкновения, обряд помазания так, что этим она признана правительницей и государыней после смерти царя, своего супруга». Примечательно, что все русские царицы (кроме Марины Мнишек) титуловались царицами по мужу. А Петр короновал Екатерину как самостоятельную императрицу, лично возложив на нее корону. Перед коронацией Екатерины происходит знаменательное событие – издание в 1722 году знаменитого указа Петра о престолонаследии, где он из-за смерти сына Петра и измены царевича Алексея отменяет устоявшийся порядок наследования – от отца к сыну – и устанавливает новый – отныне все решает воля монарха: кого посчитает нужным, того и назначит.

Как уже говорилось, в силу своего низкого происхождения Екатерина I была неграмотной и неспособной управлять великой империей. Одна ко императрицу любили за веселый и ласковый характер, за доброту и заступничество. Так она не раз спасала светлейшего князя Меншикова от страшного гнева Петра. Она поддерживала все начинания своего супруга, всегда была ему опорой и верным другом, любила готовить для него кушанья, чинила одежду. Муж был смыслом ее жизни. Только она и была способна успокоить разгневанного, разбушевавшегося Петра, что случалось довольно часто. Между супругами царило исключительное взаимопонимание и гармония. Если бы не «Монсова история», омрачившая (да еще как!) последние дни императора…

Девятого ноября 1924 года последовал неожиданный арест тридцатилетнего Виллима Монса, брата бывшей фаворитки царя Анны Монс – Монсихи, как ее называли недоброжелатели, молодого и щеголеватого камергера Екатерины. «Это арестование тем более поразило всех своею неожиданностью, что он еще накануне вечером ужинал при дворе и долго имел честь разговаривать с императором, не подозревал и тени какой-нибудь немилости».

Вот как описывает «Монсову историю» в своей «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьев: «Коронация Екатерины совершилась в Москве с великим торжеством 7 мая 1724 года. Но через полгода Екатерина испытала страшную неприятность: был схвачен и казнен любимец и правитель ее Вотчинной канцелярии камергер Монс, брат известной Анны Монс. Вышний суд 14 ноября 1724 года приговорил Монса к смерти за следующие вины:

1) Взял у царевны Прасковьи Ивановны село Оршу с деревнями в ведение Вотчинной канцелярии императрицы и оброк брал себе. 2) Для отказу той деревни посылал бывшего прокурора воронежского надворного суда Кутузова и потом его же отправил в вотчины нижегородские императрицы для розыску, не требуя его из Сената. 3) Взял с крестьянина села Тонинского Соленикова 400 рублей за то, что сделал его стремянным конюхом в деревне ее величества, а оный Солеников не крестьянин, а посадский человек. Вместе с Монсом попались сестра его, Матрена Балк, которую били кнутом и сослали в Тобольск; секретарь Монса Столетов, который после кнута сослан в Рогервик в каторжную работу на 10 лет; известный шут камер-лакей Иван Балакирев, которого били батогами и сослали в Рогервик на три года. Балакиреву читали такой приговор: “Понеже ты, отбывая от службы и от инженерного учения, принял на себя шутовство и чрез то Вилимом Монсом добился ко двору его императорского величества, и в ту бытность при дворе во взятках служил Вилиму Монсу и Егору Столетову”».

Описание очень детальное, сухое и сдержанное. Из него выходит, что был казнен некий придворный взяточник Монс. Причем вина этого Монса явно не заслуживает смертной казни, довольно и тюрьмы. Да и никого из подельников Монса не казнили. Но у Соловьева есть одно слово, которое намекает на действительную причину казни Монса, – любимец жены Петра. Но если заменить слово «любимец» словом «любовник», становится понятна причина казни. Об этом можно узнать в других исторических свидетельствах, а они гласят, что Петр I незадолго до кончины заподозрил в неверности свою жену Екатерину, в которой до этого души не чаял и которой намеревался в случае своей смерти передать престол. Когда Петр собрал достаточные, на его взгляд, улики о неверности жены, он приказал казнить Монса. А чтобы не выставлять себя в смешном и унизительном положении «рогоносца» перед иностранными дворами и собственными подданными, вменил в вину Монсу экономические преступления, которые при желании нетрудно было отыскать почти у каждого чиновника тех времен (да и не только тех).

Имя Екатерины в связи с арестом, следствием и казнью, естественно, не упоминалось – жена Цезаря вне подозрений! Она сохраняла спокойствие и невозмутимость, но попыталась, правда, как делала довольно часто, ходатайствовать перед Петром за арестованного. Император в припадке гнева разбил зеркало, очень красивое и дорогое, бросив многозначительную фразу: «Вот прекраснейшее украшение моего дворца. Хочу и уничтожу его!» Екатерина сдержанно, как всегда в таких случаях, ответила: «Разве от этого твой дворец стал лучше?» Однако намек, более чем прозрачный, поняла, зная крутой нрав супруга. Беспрекословно поехала с ним, по его приказанию, поглядеть на отрубленную голову своего фаворита. Инцидент был исчерпан, но доверие к Екатерине у Петра было подорвано. И, скорее всего, от планов передать престол императрице Петр отказался.

События, связанные с казнью Монса и утратой Екатериной доверия Петра, произошли всего за два месяца до смерти царя. В бумагах Монса нашли также факты, компрометирующие ближайших соратников Петра. В Петербурге ждали новых казней. Назывались имена Меншикова (которого Петр отдалил от себя и снял с поста руководителя военного ведомства), царского кабинет-секретаря Макарова и других сподвижников. Говорили, что Петр собирается поступить с Екатериной так же, как английский король Генрих VIII с Анной Болейн. Царедворец Андрей Остерман потом называл своей заслугой то, что он уговорил Петра не рубить голову супруге. Аргумент был таков: после этого ни один порядочный европейский принц не возьмет замуж дочерей Екатерины. Но и при таком – самом удачном – исходе уделом Екатерины в ближайшее время оставался монастырь с тюремными условиями заключения. Здесь показателен пример первой супруги Петра – Евдокии Лопухиной. Когда царь начал «от живой жены» роман с Анной Монс, Евдокия устроила сцену ревности и отлучила его от ложа. Петру только этого и надо было – он быстренько развелся с царицей и заточил ее в монастырь. Так что после того как факт ее измены стал очевидным, Екатерина, зная вспыльчивый нрав Петра, должна была понимать, что ее ожидало.

Когда неверность Екатерины уже не вызывала сомнений, взгляд императора должен был неизбежно обратиться в сторону внука – Петра Алексеевича как единственно возможного наследника престола, хотя Петр І и издал знаменитый указ о престолонаследии (после казни в 1718 году мятежного наследника престола Алексея), который начинается так: «Понеже всем ведомо есть, какою авессаломскою злостию надмен был сын наш Алексей…» Таким образом, исходя из этой самой «авессаломской злости» своего сына, Петр фактически отменил права на престол не только сына Алексея, но и своего внука Петра и по этому указу имел право сам назначать своего наследника. Отменялся старый, освященный традицией порядок передачи царской власти от отца к старшему сыну, а в случае смерти старшего сына – к внуку (если отсутствовал внук, престол переходил к младшему сыну и т. д.). Теперь престол мог достаться Петру Алексеевичу только в том случае, если он сумеет понравиться своему деду.

И хотя в глазах всей страны он был единственным легитимным наследником, в церквях царскую фамилию поминали так: «Благочестивейшего государя нашего Петра Великого, императора и самодержца Всероссийского, благочестивейшую великую государыню нашу императрицу Екатерину Алексеевну. И благоверные государыни цесаревны. Благоверную царицу и великую княгиню Параскеву Феодоровну. И благоверного великого князя Петра Алексеевича. И благоверные царевны великия княжны», то есть Петр стоял ниже своих теток-царевен.

Но времена идут, царский гнев утихает, тем более что история измены Алексея давняя, а у императора появился повод, чтобы гневаться на нового изменника, точнее изменницу. Екатерину после того, что случилось, своей наследницей он назначить не мог. Во-первых, Петр был очень ревнив и не прощал измен. Во-вторых, в соответствии с традиционными монархическими представлениями измена жены монарха приравнивалась к государственной измене. В-третьих, в бумагах Монса нашли много документов, которые вскрывали огромные злоупотребления царицы и ее приближенных, то есть запахло не только амурной, но и прямой государственной изменой.

Дочери Анне престол передать Петр не мог потому, что она была обручена с голштинским герцогом, и к тому же Анна официально отказалась от права на российский трон. Другую дочь – Елизавету – Петр воспринимал как особу легкомысленную и к правлению не готовую. К тому же ее планировали выдать замуж за короля Франции Людовика XV, да и не могла младшая дочь стать в шестнадцать лет императрицей, обойдя свою мать и старшую сестру. Это сильно осложнило бы ей правление, и реальную власть захватил бы все тот же Меншиков, которого Петр от власти «отодвинул». Да к тому же обе дочери считались в глазах народа незаконнорожденными (официальное венчание родителей произошло уже после их рождения) и немками, а потому и не имели священного права на трон. И самое главное – они были очень близки к Екатерине, и измена матери резко уронила и их престиж в глазах отца.

Итак, оставался единственный претендент. Тот самый, который через несколько лет станет Петром II. В его пользу говорило несколько моментов. Во-первых, десятилетний мальчик еще ничего не сделал, чтобы заслужить неприязнь деда. Да, он был сыном изменника Алексея, но рана, нанесенная Алексеем Петру Великому, уже успела зарубцеваться, к тому же Петр-внук не знал ни отца, ни матери, он рос сиротой, и в этом теперь было его преимущество перед цесаревнами. Во-вторых, Петр-младший вырос в новой России, его с детства окружали сподвижники деда, и тот мог видеть во внуке продолжателя своего дела, и продолжателя уж точно ничем не худшего, чем Екатерина и принцессы. В-третьих, вся Россия считала мальчика естественным и законным наследником престола.

Современники указывают, что Петр Великий все время колебался в отношении внука и время от времени выказывал ему сильное расположение. Естественно, в 1724 году колебания должны были закончиться, и Петр, вероятно, остановился на кандидатуре внука как наследника.

Но Петр-внук жил отдельно от деда, у него было свое окружение, поэтому люди из окружения Петра Великого могли опасаться, что с приходом к власти Петра II и возвращением к активной деятельности первой жены Петра Великого – Евдокии – они потеряют свое влияние. А некоторые из них (участники убийства царевича Алексея – отца наследника и сына Евдокии) опасались даже жизни лишиться. Поэтому противников наследования Петра II в окружении Петра I было более чем достаточно.

28 января (8 февраля) 1725 года первый российский император скончался, не оставив четких указаний о судьбе престола. За стенами кабинета, где он умирал, давно царили смятение и тревога: отсутствие завещания Петра создавало драматическую ситуацию, судьба императорского престола должна была решиться в столкновении придворных «партий» – группировок знати, высшего чиновничества и генералов.

Президент Тайного совета и министр герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского (1700–1739) – мужа дочери Петра I Анны (и фактически основателя династии, которая правила Россией до 1917 года) – граф Г. Ф. Бассевич (лицо крайне заинтересованное в возведении на освободившийся русский престол тещи герцога Екатерины или жены герцога Анны) оставил записки, в которых указывал, что рука Петра I закостенела, когда он хотел написать имя своего преемника, а голос онемел, когда он хотел сказать это имя своей дочери Анне Петровне, жене упомянутого герцога. Записки Бассевича служили одним из главных источников рассуждений о смерти Петра Великого для историков.

Эпохальный труд по истории России создал Сергей Михайлович Соловьев, как до него Карамзин. Но Карамзин закончил свою «Историю государства Российского» описанием событий начала ХVII века. Поэтому первоисточники по истории XVII–XVIII веков (куда полностью вписывается жизнь Петра Великого) поднял именно Соловьев в своей 29-томной «Истории России с древнейших времен». И все последующие историки занимались в основном тем, что другими словами переписывали историю Соловьева, кое-что уточняя и дополняя. Правда, Соловьев жил и работал в стране, которую возглавляли люди, считавшиеся потомками Петра I и Екатерины I, и, естественно, не мог открыто описывать все нелицеприятные моменты, всю изнанку взаимоотношений коронованной четы, но часто между строк можно прочитать то, что историк желал смягчить «политкорректности ради».

Вот как о последних днях жизни Петра Великого писал Соловьев в своей «Истории»: «К неприятностям от Монсовой истории присоединились неприятности от неисправимого Меншикова, у которого Петр принужден был отнять президентство в Военной коллегии; президентом ее был назначен князь Репнин. Макаров и члены Вышнего суда были также обвинены во взятках. Все это действовало на здоровье Петра. Он доживал только 53-й год своей жизни. Несмотря на частые припадки болезни и на то, что уже давно сам себя называл стариком, император мог надеяться жить еще долго и иметь возможность распорядиться великим наследством согласно с интересами государства. Но дни его уже были сочтены; никакая натура не могла долго выдерживать такой деятельности. Когда в марте 1723 года Петр приехал в Петербург по возвращении из Персии, то его нашли гораздо здоровее, чем как он был перед походом. Летом 1724 года он сильно занемог, но во второй половине сентября начал, видимо, поправляться, гулял по временам в своих садах, плавал по Неве. 22 сентября у него сделался сильный припадок, говорят, он пришел от него в такое раздражение, что прибил медиков, браня их ослами; потом опять оправился; 29 сентября присутствовал при спуске фрегата, хотя сказал голландскому резиденту Вильду, что все чувствует себя немного слабым. Несмотря на то, в начале октября он отправился осматривать Ладожский канал, вопреки советам своего медика Блюментроста, потом поехал на Олонецкие железные заводы, выковал там собственными руками полосу железа весом в три пуда, оттуда отправился в Старую Руссу для осмотра солеварень, в первых числах ноября поехал водою в Петербург, но тут, у местечка Лахты, увидав, что плывший из Кронштадта бот с солдатами сел на мель, не утерпел, сам поехал к нему и помогал стаскивать судно с мели и спасать людей, причем стоял по пояс в воде. Припадки немедленно возобновились; Петр приехал в Петербург больной и не мог уже оправиться; дело Монса также не могло содействовать выздоровлению. Петр уже мало занимался делами, хотя и показывался публично по обыкновению. 17 января 1725 года болезнь усилилась; Петр велел близ спальни своей поставить подвижную церковь и 22 числа исповедался и приобщился; силы начали оставлять больного, он уже не кричал, как прежде, от жестокой боли, но только стонал.

26 числа ему стало еще хуже; освобождены были от каторги все преступники, невиновные против первых двух пунктов и в смертоубийствах; в тот же день над больным совершено елеосвящение. На другой день, 27 числа, прощены все те, которые были осуждены на смерть или на каторгу по военным артикулам, исключая виновных против первых двух пунктов, смертоубийц и уличенных в неоднократном разбое; также прощены те дворяне, которые не явились к смотру в назначенные сроки. В этот же день, в исходе второго часа, Петр потребовал бумаги, начал было писать, но перо выпало из рук его, из написанного могли разобрать только слова «отдайте все…», потом велел позвать дочь Анну Петровну, чтоб она написала под его диктовку, но когда она подошла к нему, то он не мог сказать ни слова. На другой день, 28 января, в начале шестого часа пополуночи, Петра Великого не стало. Екатерина находилась при нем почти безотлучно; она закрыла ему глаза».

Основным источником версии Соловьева были уже упомянутые «Записки» Бассевича. Но ведь Бассевич был лицом, крайне заинтересованным в воцарении Екатерины I, и поэтому к его показаниям нужно относиться очень осторожно. Таким образом возникает вопрос – почему такой проницательный историк, как Соловьев, принял на веру столь сомнительные показания голштинского министра?

Чтобы понять причину доверия Соловьева к версии графа Бассевича, необходимо сказать несколько слов о самом историке. Сергей Михайлович Соловьев родился в семье священника и только исключительно благодаря своему таланту и трудолюбию достиг очень высоких государственных должностей. Соловьев стал доктором наук в 27 лет, в 30 – ординарным профессором, в 51 год – ректором Московского государственного университета, в 52 года – академиком. Был также деканом исторического факультета, директором Оружейной палаты. Соловьев преподавал студентам, выступал с публичными лекциями, занимался общественной деятельностью, внимательно следил за всеми новинками в области литературы, истории, историографии, политологии, географии… Он написал множество исторических работ, в числе которых колоссальная 29-томная «История России с древнейших времен». Разумеется, такую карьеру в царской России мог сделать не просто талантливый и трудолюбивый человек. Здесь требовалась еще и определенная лояльность к властям. А Россию во времена Соловьева возглавляли потомки Екатерины I и ее дочери Анны Петровны: Александр I, Николай I, Александр II и так далее. Причем, трон потомкам Анны передала ее сестра (другая дочь Екатерины I) Елизавета Петровна. То есть Россией во времена, когда Соловьев писал свой труд, правили потомки людей, которые в 1725 году отчаянно боролись с внуком Петра Великого – Петром II. И хотя Петр II позже ненадолго занял престол, ему не удалось на нем закрепить свое потомство, так как умер он в неполные 15 лет.

Конечно, такой ученый, как Соловьев, не стал бы фальсифицировать историю в угоду царям, но он был осторожен (говоря о Монсе, он называл его не любовником, а любимцем прапра…бабки царей Екатерины I, то есть вроде бы и правду сказал, и «верхи» не обидел). Иными словами, Соловьев был во время своей работы так же свободен, как любой советский историк, пишущий историю КПСС. Кроме того, существовала такая вещь, как цензура, и если бы Соловьев был неугоден властям, то не печатали бы каждый год по тому его «Истории». Поэтому в историю с легкой руки историка Соловьева вошла такая удобная и литературная версия о слабеющей руке и немеющем языке Петра. Она стала официальной и хрестоматийной и кочует теперь по всем учебникам. А ведь возможно, что окружение умирающего Петра I сфальсифицировало его последнюю волю, не допустив передачи престола законному наследнику Петру Алексеевичу.

Чье имя могло быть поставлено после слов «Отдайте все…»? Тот же граф Бассевич пишет, что, кроме слов «отдайте все…», были и другие, но их не смогли разобрать. Безусловно, не «смогли разобрать» имя «Петр Алексеевич», будь там имя Екатерины или Анны, герцогини Голштинской, разобрали бы без труда, и не пришлось бы им тогда прибегать к столь экстраординарным мерам, как государственный переворот.

Екатерина находилась при Петре безотлучно и закрыла ему глаза после смерти. Продиктовать Екатерине Петр ничего не мог при всем желании – есть все основания полагать, что писать она толком так и не научилась. Но если бы его последняя воля была выражена в пользу Екатерины, не потребовалось бы чертить слабеющей рукой ее имя или звать Анну. Указ бы написали, подписали и огласили без промедления. Есть, конечно, небольшая вероятность того, что Петр все же решил передать трон Анне, но ее имя тоже не нужно было скрывать. Правление Анны ничем плохим Екатерине и Меншикову не грозило. Екатерина в любом случае оставалась бы вдовствующей императрицей, а Меншиков, имея под рукой гвардию, стал бы реально править от имени обеих государынь. Но, скорее всего, Петр не стал бы передавать престол жене чужеземного герцога, ведь отречься Анну он заставил, когда уже знал о деле Монса. С чего бы это он вдруг передумал? А вот внука своего Петра Алексеевича от престола отдалил, когда еще не знал о «Монсовой истории», то есть надеялся на Екатерину как на достойную преемницу.

Но почему же тогда не было изготовлено фальшивое завещание Петра в пользу Екатерины? Вряд ли в окружении Меншикова не было ни одного умельца подделывать почерк или заинтересованные лица были отягощены высокоморальными принципами. Но в тех условиях, когда все знали о разрыве императора с женой, такой бумаге никто бы не поверил, могли бы обвинить в подлоге – да и не нужна была такая бумага после того, как царь официально короновал Екатерину как императрицу. Главное – не допустить появления указа другого рода. Царская власть имела такой характер, что самодержец мог одним росчерком пера отменить все законы империи, в том числе и свои прошлые указы. А имя Петра Алексеевича противоречило воле самой многочисленной, влиятельной и, что важно, ближайшей Петру I группировки.

Различные исторические источники смутно намекают на наличие какого-то таинственного документа, они говорят, что Петр писал что-то, а что – не ясно. К тому же, по сей день жива легенда о неком сокрытом завещании Петра. Таким документом мог быть только акт о передаче власти Петру II. Любой иной сокрытию не подлежал.

Итак, если остановиться на том, что завещание Петра I было не написано или уничтожено, то есть так или иначе – не оглашено, то претендентов на трон после смерти Петра I оставалось трое: Екатерина Алексеевна, ее младшая дочь Елизавета Петровна и внук Петра I, сын царевича Алексея, 10-летний Петр Алексеевич. Старшая дочь Петра Анна в 1724 году под присягой отказалась от русского престола за себя и свое потомство. Но по иронии судьбы именно ее потомки и занимали русский престол до самого конца в 1917 году. Акт отречения нужен был Петру I для того, чтобы иноземный герцог не стал править Россией. Петр понимал, что герцогу Россия нужна лишь для решения проблем своей маленькой Голштинии. Но, несмотря на этот акт, была попытка передать российский престол Анне и герцогу после смерти Екатерины I.

Решить, кто займет место на престоле, должно было ближайшее окружение императора, высшее чиновничество и высшие военные чины.

Права великого князя Петра Алексеевича, внука Петра I, сына царевича Алексея (будущего Петра II) отстаивали представители родовой аристократии (в первую очередь, князья Голицыны и Долгоруковы), считавшие его единственно законным наследником, рожденным от достойного царской крови брака. Народное большинство также было за единственного мужского представителя династии (только раскольники не признавали его потомком царя, так как он родился от брака с иностранкой).

Однако «новая» служивая знать, «птенцы гнезда Петрова» во главе с самым влиятельным лицом петровской эпохи А. Д. Меншиковым и вступившим в союз с Меншиковым дипломатом и сподвижником Петра I Андреем Ивановичем Остерманом, желала воцарения Екатерины. За нее были граф Толстой, генерал-прокурор Ягужинский, канцлер граф Головкин и многие другие, они не могли надеяться на сохранение полученной от Петра I власти при Петре Алексеевиче. К тому же на их стороне выступала гвардия, которая была предана до обожания императору; эту привязанность она переносила и на императрицу Екатерину.

И в противовес альянсу Меншикова – Остермана в России существовала еще одна группировка, которая сплотилась вокруг герцога Голштинского, мужа старшей цесаревны Анны Петровны. Герцог Голштинский также пытался повлиять на исход событий, хотя по брачному контракту 1724 года эта чета лишалась права наследования российского престола. Однако даже то, что герцог был введен в состав Верховного тайного совета, не помогло ему сколько-нибудь повлиять на события (он не говорил по-русски и вообще имел весьма слабое представление о жизни в России).

В конце концов именно Екатерина I стала российской императрицей. Ключевский суммирует сведения первоисточников: «28 января 1725 года, когда преобразователь умирал, не оставив последней воли, собрались члены Сената, чтобы обсудить вопрос о преемнике. Правительственный класс разделился: старая знать, во главе которой стояли князья Голицыны, Репнин, высказывалась за малолетнего внука преобразователя – Петра II. Новые неродовитые дельцы, ближайшие сотрудники преобразователя, члены комиссии, осудившей на смерть отца этого наследника, царевича Алексея, с князем Меншиковым во главе, стояли за императрицу-вдову.

Пока сенаторы совещались во дворце по вопросу о престолонаследии, в углу залы совещаний как-то появились офицеры гвардии, неизвестно кем сюда призванные. Они не принимали прямого участия в прениях сенаторов, но, подобно хору в античной драме, с резкой откровенностью высказывали о них свое суждение, грозя разбить головы старым боярам, которые будут противиться воцарению Екатерины. Вдруг под окнами дворца раздался барабанный бой. Оказалось, что там стояли два гвардейских полка под ружьем, призванные своими командирами – князем Меншиковым и Бутурлиным. Президент Военной коллегии (военный министр) фельдмаршал князь Репнин с сердцем спросил: «Кто смел без моего ведома привести полки? Разве я не фельдмаршал?» Бутурлин возразил, что полки призвал он по воле императрицы, которой все подданные обязаны повиноваться, «не исключая и тебя», – добавил он».

Это появление гвардии и решило вопрос в пользу императрицы, благодаря «силовой» поддержке удалось убедить всех противников Екатерины отдать ей свой голос. Сенат «единодушно» возвел ее на престол, назвав «всепресветлейшей, державнейшей великой государыней-императрицей Екатериной Алексеевной, самодержицей Всероссийской», и в оправдание объявив об истолкованной Сенатом воле покойного государя. Народ был очень удивлен восшествием женщины на престол впервые в российской истории, однако волнений не было.

28 января (8 февраля) 1725 года Екатерина I взошла на престол Российской империи благодаря поддержке гвардии и вельмож, возвысившихся при Петре. В России началась эпоха правления императриц – до конца XVIII века правили, за исключением нескольких лет, женщины.

После смерти Петра I Екатерина царствовала всего два года. Придя к власти, Екатерина I изо всех сил стремилась показать, что ее правление будет гуманным (были освобождены многие опальные сановники и преступники) и что все останется, как и при Петре. Действительно, сохранялись все принятые при Петре традиции и праздники.

Фактическую же власть в царствование Екатерины сосредоточил князь и фельдмаршал Меншиков, а также Верховный тайный совет. Екатерина же была полностью удовлетворена ролью первой хозяйки Царского Села, полагаясь в вопросах управления государством на своих советников. Ее интересовали лишь дела флота – любовь Петра к морю коснулась и ее. Весной 1725 года был спущен на воду большой новый корабль, заложенный еще Петром. Он назывался «NolI me tangere» – «Не тронь меня». Спуски кораблей с Адмиралтейской верфи, расположенной на берегу Невы в центре города, были любимым делом Петра. Обычно он сам руководил всей ответственной и очень символичной церемонией спуска новых кораблей.

Короткое царствование Екатерины I славно в истории России открытием Российской Академии наук. Петр, задумавший это дело, не успел его закончить – целый год ушел на переписку с заграницей, ведь в России не было тогда ни одного профессионального ученого. Их всех пришлось приглашать из Германии, Франции и других стран. Императрица приняла первых академиков и благосклонно выслушала речь на латыни профессора Якоба Германа. Он приветствовал императрицу как продолжательницу великого просветительского дела Петра.

В целом в царствование Екатерины I никаких коренных перемен в государстве не произошло. Не было ни шагов вперед, ни возврата к прошлому. Это была очаровательная женщина, но слабая правительница, которая жила, по словам В. О. Ключевского, «благополучно и даже весело, мало занималась делами, распустила управление». Императрица проводила время в развлечениях, устраивала балы, празднества и пиры. Вельможи хотели управлять при женщине и теперь действительно добились своего. Некоторым недальновидным людям из окружения Екатерины показалось, что теперь они могут не особенно церемониться и с самой государыней, чья мягкость и беспечность разительно отличались от стиля правления Петра. Таким неосмотрительным оказался крупнейший церковный деятель архиепископ Феодосий, позволивший себе публично и весьма неодобрительно высказаться о персоне Екатерины и заведенных при ее дворе порядках. Строптивое поведение церковного иерарха было воспринято как бунт. Так же скоро, как и при

Петре, было организовано следствие и суд, который приговорил Феодосия к смерти. Екатерина, впрочем, продемонстрировала свое великодушие: заменила Феодосию смертную казнь заточением в монастырской тюрьме.

Женщина, сидевшая на троне, показала всем, что и в слабых женских руках самодержавная власть в России остается непререкаемой и никому не будет позволено пренебречь ею. В этом состояло поразительное своеобразие всего российского XVIII века – слабость и даже недееспособность правителя (правительницы) еще не означала слабости режима, всей структуры власти самодержавия.

Чтобы сохранить силу режима, была нужна некая структура, эту силу осуществляющая. Вступление на престол Екатерины I вызвало необходимость такого учреждения, которое могло бы разъяснять положение дел императрице и руководить деятельностью правительства, к чему Екатерина не чувствовала себя способной. Таким учреждением стал Верховный тайный совет. Он был учрежден в 1726 году по предложению П. А.Толстого и стал высшим учреждением в государстве. Совет получил право назначать высших чиновников, ведать финансами, Совету подчинялись Военная, Адмиралтейская коллегии, коллегия Иностранных дел и даже Сенат, который стал именоваться Высоким (а не Правительствующим). Сенат сначала был принижен до такой степени, что решено было посылать ему указы не только из Cовета, но даже из прежде равного ему Святейшего синода. Влияние Сената резко упало.

Членами Верховного тайного совета были назначены генерал-фельдмаршал светлейший князь Меншиков, генерал-адмирал граф Апраксин, государственный канцлер граф Головкин, граф Толстой, князь Голицын и барон Остерман. Через месяц в число членов Совета включен был и зять императрицы, герцог Голштинский, на радение которого, как официально заявлено императрицей, «мы вполне положиться можем». Таким образом, Верховный тайный совет первоначально был составлен почти исключительно из «птенцов гнезда Петрова». Но уже при Екатерине I один из них, граф Толстой, был вытеснен Меншиковым, а при Петре II и сам Меншиков очутился в ссылке, граф Апраксин умер, герцог Голштинский давно перестал бывать в Совете, и из первоначальных членов Совета остались трое – Голицын, Головкин и Остерман. Но все это будет позже, а пока вернемся во времена Екатерины.

Совет имел широкие полномочия, ограничивающие царскую власть, он стал свидетельством «монархической беспомощности» Екатерины I. Признавая за Советом роль реального правительства страны, следует подчеркнуть, что он формально состоял при особе императрицы, она была Председателем Совета. Сами «верховники» признавали, что Совет является императорским, поскольку Екатерина в нем «президентство управляет», а их долг – «токмо Ея величества ко облегчению» служить. Но, конечно, ее власть над сановниками распространялась ровно настолько, насколько это позволяли сами царедворцы. «Верховники» сообща решали все важные дела, а Екатерина только подписывала присылаемые ими бумаги.

Верховный тайный совет был чисто «абсолютистским органом» и вел свою родословную от негласных советов Петра I, именно у Петра родилась мысль о создании небольшого по составу, более гибкого, чем Сенат, постоянного органа. Его создание отвечало задаче сосредоточения власти в руках абсолютного монарха. Ту же цель преследовала при Екатерине перестройка работы коллегий (сокращение штатов, тенденция к единоначалию), местного государственного аппарата. Указом от 15 марта 1727 года предписывалось «как надворные суды, так и всех лишних управителей и канцелярии и их конторы, камериров и земских комиссаров и прочих тому подобных вовсе оставить, а положить всю расправу и суд по-прежнему на губернаторов и воевод». Екатерина I распорядилась вывести армейские полки «с вечных квартир» и расселить их подгородними слободами. Мера эта, несомненно, облегчала положение крестьян, поскольку содержание полков ложилось, по словам Ключевского, «тяжелым и обидным бременем» на деревню; постоянно «у солдат с мужиками» случались «несогласия».

Но истинным правителем государства был даже не Верховный тайный совет и не Екатерина, а князь Меншиков, всегда имевший почти неограниченное влияние на императрицу. Его и Екатерину связывала давняя дружба; по мнению многих историков, они просто нуждались в помощи друг друга, чтобы противостоять своим врагам. С первых же дней царствования Екатерины именно Меншиков стал главным человеком в правительстве и фактическим правителем России. Он сыграл решающую роль при вступлении Екатерины на престол и теперь хотел получить все сполна: власть, почет, деньги, титулы и чины. Смерть Петра освободила Меншикова от вечного страха наказания за многочисленные проступки. Теперь он был свободен! И тотчас же в нем пышным цветом расцвели те черты характера, которые он, хотя и тщетно, скрывал при жизни быстрого на расправу Петра: жадность, безмерное честолюбие, дерзкая уверенность в своем праве подавлять других людей.

Это только увеличивало и без того немалое число его врагов. Против него выступали древнейшие знатные роды Голицыных, Долгоруковых, Шереметевых, Апраксиных, которые считали светлейшего князя зарвавшимся выскочкой. Сопротивление Меншикову пытался оказать Павел Ягужинский – первый человек в Сенате. В его руки попадало немало документов, позволявших делать выводы о неблаговидных деяниях Меншикова, и Ягужинский спешил изобличить его. Но Меншикова поддерживали солдаты, могущественная гвардия, и это давало ему преимущество. Пока на троне была Екатерина I, Меншиков мог быть спокоен, но он понимал, что царствование первой российской императрицы шло к закату и борьба за власть в придворных группировках разгоралась все сильнее. Вопрос о престолонаследии снова встал во всей остроте. Некогда Екатерину удалось легко возвести на престол вследствие малолетства Петра Алексеевича, однако в русском обществе присутствовали настроения в пользу взрослевшего Петра, прямого наследника династии Романовых по мужской линии. Императрица, встревоженная подметными письмами, направленными против указа Петра I от 1722 года (по которому царствующий государь имел право назначать себе любого преемника), обратилась за помощью к своим советникам.

Вице-канцлер Остерман предлагал для примирения интересов родовитой и новой служивой знати женить великого князя Петра Алексеевича на цесаревне Елизавете Петровне, дочери Екатерины. Во избежание возможного в будущем развода Остерман предлагал при заключении брака строже определить порядок престолонаследия. Несмотря на то что противниками этого брака были Меншиков и сама церковь (не допускавшая брака тетки с племянником), он вполне мог бы осуществиться. Под влиянием Остермана Петр влюбился в свою прекрасную тетку, и от нее зависело направить это весьма горячее чувство к цели, указанной честолюбию будущей императрицы тонким немецким политиком. Но в 17 лет это честолюбие еще недостаточно окрепло. Елизавета в жизни Петра II имела гораздо большее значение, чем он в ее. Петр был еще ребенком – ему шел тринадцатый год, и в глазах гораздо более зрелой Елизаветы он едва ли мог казаться привлекательным. Тем не менее в 1727 году дружба их была очень тесной. Не обольщая своего племянника, Елизавета оторвала его от серьезных занятий и учебников. Будучи бесстрашной наездницей и неутомимой охотницей, она увлекала его с собой на далекие прогулки верхом и на охоту. Но первую любовь она познала не с ним. В том же 1727 году она серьезно увлеклась Александром Бутурлиным. Свидания с императором стали после этого нерегулярными, и вскоре их пути разошлись.

Екатерина, желая назначить наследницей дочь Елизавету (по другим источникам – Анну), не решилась принять проект Остермана и продолжала настаивать на своем праве назначить себе преемника, надеясь, что со временем вопрос разрешится.

Партия во главе с Толстым, более всего содействовавшая возведению на престол Екатерины, могла надеяться, что Екатерина проживет еще долго и обстоятельства могут измениться в их пользу. Остерман грозил восстаниями народа за Петра как единственного законного наследника; ему могли отвечать, что войско на стороне Екатерины, что оно будет и на стороне ее дочерей. Екатерина, со своей стороны, старалась вниманием завоевать привязанность гвардии.

Тем временем главный сторонник Екатерины Меншиков был очень озабочен будущностью. Что будет с ним, если после смерти Екатерины на престол вступит великий князь Петр, дорогу которому к престолу в 1725 году преградил именно он, Меншиков? Оценив перспективу царевича Петра Алексеевича стать российским императором, Меншиков начал опекать следующего претендента на императорскую корону. Князю стало ясно, что не нужно бороться с судьбой – пусть Петр II сядет на престол деда. Но нужно сделать так, чтобы он попал туда при содействии Меншикова, будучи уже его зятем или, по крайней мере, женихом одной из его дочерей. У князя Меншикова было две дочери, Александра и Мария. Младшая, Мария, была помолвлена с польским аристократом Петром Сапегой, юношей изящным и красивым. Но императрица Екатерина как-то высмотрела в толпе придворных миловидного Сапегу и благосклонно ему кивнула. Этого было достаточно, чтобы Меншиков вступил в торг: в обмен на свободу помолвленного с Марией Сапеги он просил дать дочери замену – разрешить помолвить ее с двенадцатилетним великим князем Петром. Именно о таком гешефте и писал осведомленный датский посланник Вестфален: «Государыня прямо отняла Сапегу у князя и сделала его своим фаворитом. Это дало Меншикову право заговорить с государыней о другой приличной паре для своей дочери – с молодым царевичем. Царица была во многом обязана Меншикову – он был старым другом ее сердца. Это он представил ее – простую служанку – Петру, затем немало содействовал решению государя признать ее супругой». Екатерина не могла отказать «старому другу»!

Хитрый план Меншикова очень не понравился ветеранам переворота 28 января 1725 года. Светлейший князь, добиваясь брака своей дочери с Петром, которого он одновременно делал и наследником престола, бросал на произвол судьбы тех, кто в 1725 году помог ему возвести на престол Екатерину. Особенно обеспокоился П. А. Толстой. В руках начальника Тайной канцелярии были многие невидимые нити власти, и вот одна из них задергалась и натянулась – Толстой почувствовал опасность: приход к власти Петра II означал бы конец для него, виновного в смерти отца будущего монарха (Толстой был напрямую причастен к гибели царевича Алексея). Тревожились за свое будущее и прочие сановники – генерал Иван Бутурлин, приведший в ночь смерти Петра ко дворцу гвардейцев, генерал-полицмейстер Антон Девиер и другие. Они ясно видели, что Меншиков перебегает во враждебный им лагерь сторонников великого князя Петра и тем самым предает их. Толстой и дочери Екатерины, Анна и Елизавета, умоляли императрицу не слушать Меншикова и оформить завещание в пользу Елизаветы, но императрица, увлеченная Сапегой, была непреклонна. Да и сам Меншиков не сидел сложа руки. Он действовал, и притом очень решительно. Как-то в разговоре с Кампредоном о Толстом он был откровенен: «Петр Андреевич Толстой во всех отношениях человек очень ловкий, во всяком случае, имея дело с ним, не мешает держать добрый камень в кармане, чтобы разбить ему зубы, если бы он вздумал кусаться».

И вот настал час, когда Меншиков достал свой камень – доклад императрице о раскрытом заговоре. Толстой, Девиер, Бутурлин и другие недовольные его поступками были арестованы, их обвинили в подготовке мятежа против императрицы. Меншиков отчаянно спешил: «заговорщики» были допрошены 26 апреля 1727 года, а уже 6 мая Меншиков доложил Екатерине об успешном раскрытии «заговора». Меншикову удалось воспользоваться болезнью императрицы, и она, по его требованию, подписала 6 мая 1727 года, за несколько часов до своей кончины, обвинительный указ против врагов Меншикова. И в тот же день граф Толстой и другие высокопоставленные враги Меншикова были отправлены в ссылку.

Меншиков торжествовал победу. Но тогда, в мае 1727 года, он не знал, что это была пиррова победа, что судьба Толстого вскоре станет его, Меншикова, судьбой, и оба они умрут в один год – 1729-й: Толстой в каземате Соловецкого монастыря, Меншиков – в глухом сибирском городке Березове.

Завещание Екатерины I, по свидетельству историков, было публично подписано за императрицу ее старшей дочерью Анной. Однако В. А. Нащокин в своих «Записках» указывает: «…а о принятии всероссийского престола подписанною духовную ее величество собственною рукою утвердить изволила вселюбезнейшему внуку, государю великому князю, о чем 7 дня мая от его императорского величества выданным манифестом в народ опубликовано». Трон был передан двенадцатилетнему царевичу Петру Алексеевичу, вошедшему в историю под именем императора Петра II. Этого назначения требовали члены Верховного тайного совета, Синода, президенты коллегий, гвардейцы.

Последующие статьи относились к опеке над несовершеннолетним императором; определяли власть Верховного совета, порядок наследования престола в случае кончины Петра Алексеевича.

Согласно завещанию, в случае бездетной кончины Петра его преемницей становилась Анна Петровна и ее потомки (десценденты), затем ее младшая сестра Елизавета Петровна и ее потомки и лишь затем родная сестра Петра II Наталья Алексеевна. При этом те претенденты на престол, которые были бы не православного вероисповедания или уже царствовали за рубежом, из порядка наследования исключались. Именно на завещание Екатерины I 14 лет спустя ссылалась Елизавета Петровна в манифесте, излагавшем ее права на престол после дворцового переворота 1741 года. Позже императрица Анна Иоанновна приказала канцлеру Головкину сжечь духовную Екатерины I, что тот и исполнил, тем не менее сохранив копию завещания.

Шестого мая 1727 года в девять часов вечера Екатерина умерла. Правление Екатерины I – волшебная сказка о лифляндской золушке – закончилось.

 

Политические перестановки в эпоху Петра ІІ

Итак, после смерти Екатерины I в 1727 году снова возник вопрос о передаче власти. На этот раз, согласно Тестаменту Екатерины I, был объявлен императором именно сын Алексея – Петр II. Кстати, следует отметить, что в июле 1727 года (то есть спустя полтора месяца после смерти Екатерины) Указом Верховного тайного совета был изъят «Устав о наследии престола». При Петре II состав Верховного тайного совета поменялся: из первоначальных членов Совета остались трое – Голицын, Головкин и Остерман, зато были включены братья Долгорукие (князья Василий Лукич, Иван Алексеевич, Василий Владимирович и Алексей Григорьевич). Под влиянием Долгоруких состав Cовета изменился: власть в нем перешла в руки княжеских фамилий Долгоруких и Голицыных.

Анна Петровна и руководимая ею голштинская группировка сделали неудачную попытку устроить заговор против Меншикова – Остермана, а в конечном счете – против воцарения малолетнего Петра. (Кстати, в этом заговоре приняли участие не только голштинские немцы, но и русские вельможи, в частности генерал Бутурлин.) Но переворот не удался.

А. И. Остерман, сделавшись воспитателем и наставником юного царя, старался выполнять свою работу самым добросовестным образом. Однако, несмотря на все свои старания, опытный дипломат и придворный хитрец так и не сумел оказать должного влияния на мальчика-самодержца. Хотя составленная Остерманом программа обучения включала историю, географию, математику, иностранные языки, танцы, военное дело, Закон Божий, дело воспитания шло плохо. Домашние занятия в 1723–1727 годах были нерегулярны. Возведенный на престол после смерти Екатерины I Петр II не интересовался ничем, кроме охоты и удовольствий, не соответствовавших его возрасту и подорвавших его здоровье. склонности к государственным делам Петр II не проявлял, зато страстно увлекался охотой, собаками, кутежами. По словам одного историка, в это время главным государственным учреждением была псарня.

Петр II демонстративно объявил себя противником преобразований Петра I и ликвидировал созданные его дедом учреждения. Молодой государь не мог ему простить смерти отца, царевича Алексея, и опалы бабки, постриженной в монахини царицы Евдокии, которая в это время была переведена из Ладожского монастыря в московский Новодевичий монастырь. Император очень почтительно к ней относился. Евдокия даже имела планы стать регентшей при несовершеннолетнем императоре, но ей это не удалось. Вся полнота власти перешла к Верховному тайному совету. Иностранные послы писали, что «все в России в страшном беспорядке». Верховный тайный совет собирался редко, а Петр II всецело отдавался развлечениям и не заботился о делах государственных.

Долгое время человеком, который мог влиять на царя, считалась его старшая сестра Наталья Алексеевна. Четырнадцатилетняя девочка (она родилась в 1714 году) была умна, серьезна и воспитанна. Испанский посланник герцог де Лириа, как и многие другие, был буквально влюблен в великую княжну. Он писал: «Наталья не красавица… но что значит красота, когда сердце совершенно», ее «ум, рассудительность и благородство, наконец, все качества ее души выше всякой похвалы». Умная девочка своими советами и выговорами несколько сдерживала буйного братца, и при дворе полагали, что влияние Натальи будет расти. Но в 1728 году у нее началась скоротечная чахотка, и 22 ноября того же года великая княжна угасла.

Разумеется, личное, неформальное общение с государем давало Остерману поистине безграничные возможности – так исподволь готовилось свержение всесильного Меншикова. У Меншикова, казалось, были незыблемые позиции, он поддерживал и опекал Петра II. Фортуна благосклонно улыбалась, придворные раболепствовали перед ним, дела шли хорошо. Император Петр II в присутствии двора и генералитета попросил у светлейшего руки его дочери Марии. Меншиков благосклонно согласился, тем более что накануне Верховный тайный совет подписал постановление, одобряющее этот брак. И тотчас же началась церемония обручения. Все шло, как Меншиков задумал еще при Екатерине I: еще шаг – и вот он, трон Романовых! Многочисленные гости были смущены и шокированы – до совершеннолетия царя оставалось еще несколько лет, зачем же так спешить с обручением. «Никто не думал, – писали иностранные дипломаты, – чтобы это могло так скоро случиться!» Жених и невеста послушно стояли перед амвоном домовой церкви Меншикова. Ей исполнилось пятнадцать, а ему – одиннадцать лет. Эта разница в четыре года, вероятно, казалась им огромной, но оба они были, в сущности, игрушками, которыми играли взрослые. Они не знали, что не пройдет и четырех месяцев, как они расстанутся навсегда, но умрут почти одновременно. Мария зачахнет в Березове, пережив светлейшего всего на полтора месяца, умрет сразу после Рождества – 26 декабря 1729 года, в день своего восемнадцатилетия. Не пройдет и месяца, как на другом конце России умрет и ее бывший жених… Этот майский день обручения был последним триумфом светлейшего князя Меншикова.

Но пока он продолжал принимать дары, казалось бы, благосклонной к нему Фортуны: в начале 1727 года Меншиков был объявлен рейхсмаршалом, удостоен чина полного адмирала, а позднее в том же году – и звания генералиссимуса. Но, недооценив своих недоброжелателей, скрытых и явных врагов, Меншиков не смог сохранить своего влияния. Он не хотел довольствоваться своей и без того громадной, властью, чем, в конечном итоге, восстановил против себя весь политический и придворный бомонд.

Настал звездный час Долгоруких: для усиления своего влияния они всячески старались забавами и увеселениями отвлечь императора от занятий дела ми. Особенно Петр II сблизился с Алексеем Григорьевичем Долгоруким и его сыном Иваном Алексеевичем, который был всего на шесть лет старше царя.

При этом Меншиков по воле злого рока совершает недопустимую для властителя, держащего в руках судьбы других людей, ошибку. Летом 1727 года с ним произошло несчастье – он надолго заболел. Болезнь оказалась опасной: кровохарканье, судороги, лихорадка. Меншиков даже написал два завещания – имущественное и политическое. В последнем он призывал императора учиться, быть верному акту обручения. Но Петр лишь пару раз посетил больного, и вскоре визиты прекратились. Какой смысл был сидеть у постели больного, в сущности, умирающего старика. К тому же Меншиков слишком мало считался с желаниями и капризами довольно строптивого мальчишки, он чересчур обременял того своей властью, полностью контролировал все действия юного императора.

Петр II

В это-то время неверная Фортуна и покинула светлейшего. Болезнью князя не замедлили воспользоваться его недавние соратники, а теперь враги, недовольные чрезвычайным усилением власти Меншикова, в первую очередь Остерман и князья Долгорукие, люди бесцветные и беспринципные, стоявшие на страже лишь собственных интересов. Их влияние на царя было чрезвычайно велико. При посредстве Ивана Долгорукого, отличавшегося, по отзывам современников, бесшабашностью и распутным образом жизни, Петр много времени проводил в разного рода пирушках, за картами, в обществе девиц легкого поведения, рано пристрастился к алкоголю. За пять недель болезни князя они смогли склонить Петра на свою сторону. Под влиянием

А. И. Остермана и князей Долгоруких Петр, давно тяготившийся опекой Меншикова, объявил о расторжении помолвки с его дочерью. 8 сентября Меншикову объявляют предписание Верховного тайного совета о домашнем аресте, а затем и указ императора о лишении его чинов и наград и ссылке. «Полудержавный властелин», по существу, регент государства, был арестован, лишен богатств и званий и сослан в Березов. Созданный им в 1726 году Верховный тайный совет оказался в руках Долгоруких и Голицыных.

Долгорукие также обошли всесильного Меншикова и в делах сватовства взбалмошного юнца в короне: Петр II сделал предложение княжне Екатерине Долгорукой, старшей дочери Алексея Григорьевича Долгорукого. 30 ноября 1728 года произошло обручение Петра II с новой невестой. Петр II огласил указ, по которому все Долгоруковы получали высшие должности при императоре, а свадьба назначалась на 19 января 1730 года. Известно из источников, что брак этот не был по сердцу княжне Долгорукой, она любила другого человека. Но ни отец, ни брат, ни другие родственники о желаниях Екатерины не спрашивали – слишком крупную дичь удалось с ее помощью увлечь в брачные тенета, до дня свадьбы оставалось меньше двух недель.

Следует отметить, что А. И. Остерман играл далеко не главную роль в свержении «полудержавного властелина»: он лишь содействовал клану Долгоруких. Когда это семейство, благодаря дружбе Ивана Долгорукого с малолетним царем, стало быстро на бирать силу при дворе и в политике, а Меншиков, открыто помыкавший Петром, наоборот, стал терять свою былую власть, Остерман «поставил» на Долгоруких: иноземец в России (пусть и увенчанный славой искусного дипломата) может вершить свою политику лишь в тесном союзе с русскими олигархами.

Но все-таки треугольник Петр II – Остерман– Долгорукие не так однозначен, как кажется на первый взгляд. Существует ряд гипотез, по-другому расставляющих акценты в этой интриге. Долгорукие, желая полной власти над императором, хотели отправить в политическое небытие не только Меншикова, которого Петр не жаловал, но и Елизавету, которую император жаловал, и даже очень, еще с тех пор, как Остерман предложил вариант династического брака между ними. Возможно, между ними и не было любовного романа (все-таки разница в возрасте накладывает отпечаток на отношения), но они были очень дружны, и это факт. А по воле Долгоруких Елизавете уже полгода отказывали в праве присутствовать на охотах и балах, а также получать денежное содержание, достойное ее высокого положения.

Остерман пытался отстаивать интересы дочери Петра Великого. Подавленное состояние духа императора, которого мучила совесть за судьбу Елизаветы, после его тайной встречи с Остерманом только усугубилось. Предчувствуя неизбежные перемены с возвышением хитрых, деспотичных Долгоруких, вице-канцлер приехал на Рождество в Москву, надеясь отговорить Петра от бракосочетания. Император слушал, только иногда задавая вопросы о конкретных фактах взяточничества и казнокрадства новых родственников. Можно лишь гадать, что он имел в виду, сказав на прощание Остерману: «Я скоро найду средство порвать мои цепи».

6 января 1730 года, несмотря на сильный мороз, император неожиданно появился на параде московских полков и принимал его с фельдмаршалом Минихом и Остерманом. Возвращался он в толпе придворных невесты Екатерины Долгорукой, следуя за ее санями. Что замышлял коронованный подросток, обманутый в лучших чувствах опытными интриганами Долгорукими, почему не сел в карету Екатерины – остается загадкой.

Дома у Петра начался жар. Врачи обнаружили у него черную оспу и стали ждать кризиса, рассчитывая, что молодой организм справится с болезнью.

Иностранные дипломаты уже вовсю толковали о том, что будет, если случится несчастье. Указывали на четырех возможных наследников престола: цесаревну Елизавету Петровну, бабушку императора Петра II – Евдокию Федоровну Лопухину (монахиню Елену), малолетнего герцога Голштинии Карла Петра Ульриха – сына Анны Петровны, по линии матери внука Петра I – в будущем Петра III и невесту императора – княжну Екатерину Долгорукую. Говорили даже, что князь Алексей Григорьевич Долгорукий хочет обвенчать на смертном одре умирающего императора Петра II со своей дочерью.

В час ночи 19 января 1730 года Петр II пришел в себя. Саксонский посланник Лефорт сообщал в Дрезден, что последними словами царя было: «Заложите лошадей. Я поеду к сестре Наталии». Этот приказ уже не могли исполнить. Вскоре император умер.

Императора не стало за несколько часов до свадьбы.

Особенно горевали Долгорукие – корона империи выпала из их рук в последний момент. В последние часы жизни императора они попытались спасти положение, сочинив фальшивое завещание Петра в пользу невесты – Екатерины Долгорукой, а князь Иван тут же подделал под ним подпись своего царственного друга, ведь он в свое время развлекал Петра ІІ копированием его почерка. Но фокус не удался, подделка раскрылась. Саксонский дипломат И. Лефорт писал в письме, что Иван Долгорукий, стоявший у дверей покоев, где скончался император, выхватил шпагу и закричал: «Да здравствует императрица Екатерина Вторая Алексеевна!», после чего был немедленно арестован.

Его сестра, та самая Екатерина, прощаясь с покойным женихом, вдруг вскочила с безумным взором и, подняв руку, на которой сверкал его именной перстень, объявила: «Петр Алексеевич только что нарек меня императрицей!» Она была посажена под домашний арест, а позднее отправлена в пожизненную ссылку, т. е. повторила путь своей предшественницы, первой невесты юного императора княжны Марии Меншиковой. Уже в сентябре 1730 года Екатерина, сосланная со всем семейством Долгоруких, оказалась в Богом забытом Березове, что неподалеку от нынешнего Сургута, в том самом доме, на той же самой лавке, где до нее умерли Меншиков и его дочь. Страшная судьба для восемнадцатилетней светской красавицы, невесты государя! Потянулись бесконечные долгие годы ссылки, полярной зимы. Но и это не было концом страданий. После громкого дела Долгоруких, когда многие из близких родственников Екатерины были казнены в 1739 году на грязном поле под Новгородом, княжну отвезли в Томск, указ предписывал: постричь в монахини «по обыкновению девку Катерину», так теперь называлась бывшая «государыня-невеста благоверная княжна Екатерина Алексеевна» – и не спускать с нее глаз. Легенды гласят, что Екатерина держалась в монастыре гордо и высокомерно, категорически отказывалась снимать кольцо, подаренное императором при обручении. Освобождение пришло только в 1742 году, когда новая императрица Елизавета сжалилась над Долгорукими. Екатерина вернулась в Петербург, ей шел уже тридцатый год. В 1745 году она вышла замуж за графа А. Р. Брюса. Но молодые не прожили вместе даже медового месяца. Екатерина поехала в Новгород на могилы близких, по дороге простудилась и умерла. Легенда гласит, что перед самой смертью, собрав последние силы, графиня Брюс начала бросать в камин все свои наряды: если не довелось носить ей, пусть же не достанутся никому!

Каким же на самом деле был мальчик-император? Вздорным ничтожеством с ограниченным умом и низменными устремлениями? Или все это было просто издержками переходного возраста, отсутствием систематического воспитания и генами неистового деда?

К 1729 году личность императора многим казалась вполне устоявшейся и малоприятной. В его характере были заметны фамильные черты – он был жесток, властен и своеволен. «Царь, – писал саксонский дипломат И. Лефорт, – похож на своего деда в том отношении, что он стоит на своем, не терпит возражений и делает, что хочет». О жестоком сердце и весьма посредственном уме великого князя еще в 1725 году сообщал прусский посланник

A. Mapдефельд. К мнению коллег присоединяется и англичанин К. Рондо, который отмечает в характере царя признаки «темперамента желчного и жестокого». «Никто не смеет ни говорить ему ни о чем, ни советовать», – писал испанский посол герцог де Лириа. Все окружающие замечали необычайно быстрое, просто стремительное взросление Петра. Жена английского резидента леди Рондо писала в декабре 1729 года: «Он очень высокий и крупный для своего возраста, ведь ему только что исполнилось пятнадцать… Черты лица его хороши, но взгляд тяжел, и, хотя император юн и красив, в нем нет ничего привлекательного или приятного». Особенно внимательно за взрослением Петра наблюдали австрийские дипломаты: по матери, принцессе Шарлотте Софии, он приходился племянником австрийскому императору. Австрийские посланники не могли сообщить в Вену ничего утешительного: император не получает образования, часы учения не определены точно, развлечения берут верх, «государь все более и более привыкает к своенравию».

Как некий обобщающий итог плохого и хорошего в царе можно привести мнение герцога де Лириа: «…хотя и трудновато сказать что-либо о будущем характере государя, но можно было догадываться, что если бы он прожил дольше, то был бы вспыльчив, решителен и, может быть, жесток. В отличие от одного известного царя, он не терпел вина, то есть не любил пить более надлежащего, в отличие от другого – не стучал сапогом, однако, как все цари, не забывал своего высокого сана. Быстро понимал все, но был осмотрителен, любил народ свой и мало уважал другие. Словом, – полагает дипломат, – мог быть со временем великим государем, если бы… поправить недостаток воспитания».

Также де Лириа говорил, что пытался наставить государя на путь истинный: «Я приводил ему в пример короля французского Людовика XV, который, будучи еще ребенком, присутствовал в своем совете, дабы научиться искусству царствовать, также пример нашей покойной королевы Савойской, которая, сделавшись правительницей Испании в 14 лет, имела терпение присутствовать в каждом собрании совета». Но поучения испанского дипломата постигла судьба всех добрых советов.

Скорее всего Петр был живым, сообразительным и, по-видимому, не лишенным способностей, но в то же время упрямым и своенравным отроком, нравом напоминавшим своего великого деда. Но, несмотря на некоторое сходство, царь, в отличие от Петра I, не желал и не любил учиться. По причине же своего юного возраста он не мог должным образом заниматься государственными делами, почти не появлялся в Верховном тайном совете. Это привело вскоре к расстройству всей системы управления, поскольку чиновники, опасаясь немотивированных поступков Петра, не решались брать на себя ответственность за важные решения. Заброшенным оказался российский флот – любимое детище Петра Великого, к которому юный государь не проявлял никакого интереса.

Говорить о самостоятельной деятельности Петра II, умершего на шестнадцатом году своей жизни, нельзя; он постоянно находился под тем или иным влиянием, являлся орудием в руках какой-либо из многочисленных дворцовых партий того времени. Царствование Петра II было номинальным, он был лишь символической тенью императорской власти. Верховный тайный совет самостоятельно осуществлял все функции высшего государственного управления.

За время короткого царствования Петра II было, однако, издано несколько указов: в том числе указ от 4 мая 1727 года о переносе важных дел из Кабинета прямо в Верховный тайный совет, указы о более правильном сборе подушной подати и об упразднении Главного магистрата; указ 16 июня 1727 года о переносе малороссийских дел из Сената в Коллегию иностранных дел. Вексельный устав 1729-го; указ 29 сентября 1729 года о запрещении духовенству носить мирскую одежду.

Но что самое важное для династии (и России), со смертью Петра II прервался род Романовых по мужской линии, он не оставил потомков. Перед «верховниками» (так называли членов Верховного тайного совета) вновь возникла проблема престолонаследия.

 

Анна Иоанновна и ее «кондиции»

После внезапной смерти Петра II вновь встал вопрос о наследовании престола. Сенаторы, собравшиеся в ночь смерти Петра II, осмеяли липовые «завещания» Долгоруких и в конце концов склонились к мысли, что «род Петра Великого пресекся» и следует вернуться к ветви его старшего брата Ивана Алексеевича. Это традиционно соперничавшее с Долгорукими семейство Голицыных выдвинуло в наследницы жившую в Митаве Анну Ивановну (или как принято в исторической литературе – Иоанновну), вдовствующую герцогиню Курляндскую, племянницу Петра I (дочь сводного брата Петра I, его официального соправителя в начале царствования царя Ивана и царицы Прасковьи Салтыковой).

То, что четвертая дочь Ивана Алексеевича стала императрицей, в известной мере случайность. В октябре 1710 года семнадцатилетнюю Анну выдали замуж за герцога Фридриха Вильгельма Курляндского. В январе 1711 года герцог умер. Овдовев, Анна Иоанновна вернулась в Петербург, но в 1717 году Петр I выслал ее обратно в столицу Курляндии Митаву. Здесь в почти полном одиночестве и нищете провела она целых 13 лет.

Предложение Голицына возвести на престол дочь Ивана было ничем не справедливее предложений в пользу Елизаветы Петровны. И та и другая – «сосуды скудельные», и в том и в другом роду мужчин не осталось. Медики сказали бы, что от «скорбного» Ивана и яблочко могло недалеко упасть. Но медиков в Совет не позвали. Вообще-то, князь Голицын так рьяно агитировал за Анну потому, что ему был глубоко противен брак Петра и «простолюдинки» Екатерины Скавронской, и потомков ее он на дух не переносил.

Наиболее же вероятным кажется, что после безвременной кончины императора Петра II Верховный совет во главе с князем Долгоруким просто искал наиболее слабого правителя, чтобы никому не отдавать свою власть. Выбор пал на мало кому известную Анну. Смерть императора дала «верховникам» шанс осуществить давнюю мечту: поставить самодержца под контроль аристократии не только фактически (как при Петре II), но и юридически. Принимая решение в пользу Анны, сенаторы хотели еще больше «укрепиться». Они написали «кондиции, чтоб не быть самодержавствию». Ценой короны Анны Иоанновны было ограничение ее власти в пользу Верховного тайного совета.

«Кондиций» этих было восемь. Они фактически делали монархию конституционной и ограниченной. Анна должна была:

1) «ни с кем войны не всчинать»;

2) «миру не заключать»;

3) «верных наших подданных никакими податьми не отягощать»;

4) все кадровые перемещения оставить в исключительной компетенции Верховного совета;

5) конфискаций без суда не проводить;

6) вотчины и деревни не раздавать;

7) в придворные чины никого не производить;

8) государственный бюджет не транжирить.

В общем, Анна приглашалась на роль венценосной куклы с обязательством «буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской».

Однако большинству дворян (да и представителям иных слоев населения) такая затея «верховников» пришлась не по душе. Они считали «Кондиции» попыткой установить в России режим, при котором вся полнота власти будет принадлежать двум фамилиям – Голицыным и Долгоруким.

В Москву на торжества по случаю предполагавшейся свадьбы Петра II съехалось много дворян из разных мест России. Как ни пытались «верховники» скрыть свой план ограничения царской власти, об этом стало известно широким слоям дворянства, которое уже так много получило от этой власти и надеялось получить еще больше. В среде дворянства и духовенства развернулось широкое оппозиционное движение. «Кондиции» ограничивали самодержавие, но не в интересах дворянства, а в пользу его аристократической верхушки, заседавшей в Верховном тайном совете. Настроения рядового дворянства хорошо передавались в одной из записок, ходившей по рукам: «Боже, сохрани, чтобы не сделалось вместо одного самодержавного государя десяти самовластных и сильных фамилий!»

Анна Иоанновна, прибыв в Москву, разобралась в настроениях дворянства («вместо одного толпу государей сочинили»). На большом приеме у императрицы 25 февраля 1730 года оппозиционеры прямо обратились к Анне с просьбой «принять самодержавство таково, каково ваши славные и достохвальные предки имели, а присланные… от Верховного совета… пункты уничтожить». Сильная дворянская оппозиция «верховникам» была налицо.

Анна Иоанновна

Членов Верховного совета вызвали к императрице. Там они увидели, что вокруг трона столпилось 800 человек, и все выступают за самодержавие. «Как, разве кондиции мне в Митаву не всенародно посылали?» – наивно вопрошала Анна. «Нет, матушка! – ревела гвардия, валясь на колени, – это твои враги подстроили кондиционирование, дозволь, мы принесем тебе их головы?» Изобразив притворное возмущение тем, что кондиции «верховников» не были одобрены дворянством, императрица публично надорвала документ и бросила на пол. И объявила о намерении править самодержавно. Гвардия выразила свое полное одобрение сохранению самодержавной царской власти. Во Всесвятское к новой императрице промаршировал Преображенский полк, Анна сразу его построила, приняла чин полковницы и капитана кавалергардов, сама поднесла всем офицерам по чарке водки, чокнулась с каждым, выпила, крякнула, занюхала мундирным сукном, ухнула хрусталем об пол. «Вот таких императриц нам нужно», – одобрили гвардейцы.

Это самоназначение Анны было грубым нарушением «кондиций». «Верховники», желая замять неловкую ситуацию, сделали вид, что этого не заметили, и понесли Анне свою награду – Андреевскую ленту. Анна сделала смущенное лицо: «Ах, я и забыла ее надеть!» Это означало буквально следующее: что вы тут, холопы, суетитесь, мне это принадлежит по праву, а не по вашему дару!

15 февраля Анна въехала в Москву и направилась в Кремль принимать присягу. Долгорукие еще пытались подсунуть ей текст с «кондициями», но гвардия грозно стояла начеку. Поэтому присягнули по старинке «самодержавной императрице». Манифестом от 28 февраля объявлялось о «восприятии» ею «самодержавства». После того как Анна Иоанновна публично разорвала «кондиции», клан Долгоруких был подвергнут репрессиям.

Десятилетнее царствование Анны Иоанновны обычно определяют понятием «бироновщина» (от имени ее фаворита курляндского немца Эрнеста Иоганна Бирона), ибо Бирон, человек корыстолюбивый и бездарный, олицетворял собою все темные стороны правителей тогдашнего времени: безудержный произвол, бессовестное казнокрадство, бессмысленную жестокость. В это время в Россию нагрянуло множество немецких дворян из Курляндии и в стране установилось полнейшее засилье иностранцев. Царица во всем полагалась на своего любимца.

Об умственных способностях фаворита царицы метко отозвался современник: Бирон говорит о лошадях и с лошадьми, как человек, а с людьми и о людях, как лошадь. Пристрастие временщика (в прошлом конюха: Бирон – сын придворного служителя, был «человек добрый для смотрения и покупки лошадей и собак») к лошадям было беспредельным. Впрочем, и Анна Иоанновна питала слабость к охоте, собакам и верховой езде, не уступая в этом мужчинам.

Отзывы современников о ней разноречивы. Вообще непростая личность Анны Иоанновны характеризуется часто диаметрально противоположно. С одной стороны, Анна Иоанновна обладала тяжелым характером, была капризна, отличалась злопамятностью и мстительностью. С другой – Анна Иоанновна сама активно участвовала в управлении государством. Историками отмечается присущие ей «ясность взгляда и верность суждения, постоянное искание правды», «методический склад ума, любовь к порядку».

Петербургский двор времен Анны Иоанновны представлял собой впечатляющую смесь старомосковских порядков с элементами новой европейской культуры, привнесенными в Россию петровскими нововведениями. Судя по сохранившейся переписке, Анна Иоанновна представляла собой классический тип барыни-помещицы, вознесенной на самый верх. О причудах императрицы ходило много слухов.

Не имея ярких способностей и склонности к государственной деятельности, императрица проводила время в праздных придворных развлечениях среди шутов, лилипутов, блаженных, гадалок, старух-приживалок. Она, например, не могла заснуть без того, чтобы не выслушать сказку о разбойниках. Митавский двор был раздут неимоверно (а с переездом в Петербург вырос еще больше). Даже в крупных германских королевствах не было такого номенклатурного набора обер-гофмейстерин, ландратов и прочих нахтшпигельтрегеров. Двор любил веселье, потехи, праздники. Анна велела к своим шлафенмахерам добавить двух-трех 40-летних девок, чтоб болтали без умолку, попросила найти в провинции сплетниц из бедных деревенских дворян. По ее приказаниям отыскивали повсюду «говорливых баб», умевших придумывать и рассказывать страшные истории. Она любила выступать в роли свахи, обожала охоту, истребляя каждый год по несколько сот загнанных для нее животных. На правах шутов при ней состояли князья. Двух благородных, Волконского и Голицына, Анна сама определила в шуты, вернула из ссылки Бестужева, арапа Абрашку Ганнибала велела назначить майором в Тобольск, чтобы привыкал к северному климату и передал потомству любовь к снегам и санным прогулкам. скандально-печальную известность получила устроенная ею в феврале 1740 года свадьба шута князя М. Голицына-Квасника с калмычкой А. Бужениновой в специально выстроенном по приказу царицы Ледяном доме.

Вместе с тем при дворе были популярны итальянская опера и балет. По приказанию Анны Иоанновны был построен театр на 1000 мест, а в 1737-м открыта первая в России балетная школа.

Всем известно, что Анна Иоанновна вместе с Бироном нагоняла страху доносами, казнями, пытками, ссылками и зверскими сумасбродными увеселениями. Один из историков пишет: «Лихие ветры качали великую страну, забирали тысячи жизней, возводили и низвергали веселых фаворитов». Всюду свирепствовала тайная полиция, один за другим следовали смертные приговоры. В короткий срок Канцелярия тайных розыскных дел набрала чрезвычайную силу и вскоре сделалась своеобразным символом эпохи. Анна постоянно боялась заговоров, угрожавших ее правлению, поэтому злоупотребления этого ведомства были огромны. Двусмысленного слова или превратно понятого жеста часто было достаточно для того, чтобы угодить в застенок, а то и вовсе бесследно исчезнуть. Всех сосланных при Анне в Сибирь насчитывалось свыше 20 тысяч человек; из них «более 5 тысяч было таких, о которых нельзя было сыскать никакого следа, так как зачастую ссылали без всякой записи в надлежащем месте и с переменой имен ссыльных, не сообщая о том даже Тайной канцелярии. Казненных считали до 1000 человек, не включая сюда умерших при следствии и казненных тайно, которых было немало».

Тем не менее, в царствование Анны наблюдается дальнейшее усиление относительной самостоятельности абсолютистской власти. Этому способствовали преобразования системы государственного управления. Начались они под знаком возврата к заветам Петра I: 4 марта 1730 года последовал манифест об упразднении Верховного тайного совета и восстановлении Правительствующего сената «на таком основании и в такой силе, как при Петре Великом был».

Однако вскоре был создан небольшой по составу совет при императрице, получивший в указе от 18 октября 1731 года название Кабинета министров. В него вошли А. И. Остерман, граф Г. И. Головкин и князь А. М. Черкасский; после смерти Головкина его последовательно заменяли П. И. Ягужинский, А. П. Волынский и А. П. Бестужев-Рюмин. По сути дела, Кабинет явился прямым преемником Верховного тайного совета.

Была продолжена линия на подчинение церкви государству и превращение священнослужителей в послушный самодержавию специфический род чиновничества. Так, 15 апреля 1738 года из ведомства

Синода была изъята Коллегия экономии, которая передавалась Сенату. Вместе с ней туда же передавались существовавшие при Синоде приказы Дворцовый и Казенный. По сути, Синод стал бюрократическим учреждением, которое могло содержаться жалованьем из государственной казны.

Итак, Верховный тайный совет упразднили, Сенат заработал снова, Синод тоже оживили, а через год исполнилась мечта покойного Петра Великого – был учрежден Кадетский корпус. И даже по Москве установили через 20 сажен стеклянные фонари на конопляном масле! Получалось, что легкомысленная племянница восстанавливает порядки дядюшки, забытые его женой и внуком. Анна Иоанновна и ее курляндцы внешне правили и воевали, как Петр Великий, и с аналогичными результатами. Возможно, дело было в «немецком», европейском влиянии на российский обиход. Ибо Миних был продолжением Гордона и Лефорта, придворные «машкарады» – развитием потешных ассамблей.

В общем, внутренняя и внешняя политика России времен Анны Иоанновны в целом была направлена на продолжение линии Петра I. Царствование Анны Иоанновны отмечено подъемом российской промышленности, прежде всего металлургической, вышедшей на первое место в мире по производству чугуна. Со второй половины 1730-х годов началась постепенная передача казенных предприятий в частные руки, что было закреплено Берг-регламентом (1739), стимулировавшим частное предпринимательство.

Так что портрет «необразованной, ленивой, вздорной, мстительной и крайне расточительной царицы, предпочитавшей проводить время в бесконечных увеселениях», возможно, не совсем правдив. Точнее, быть может, она была и мстительна, и вздорна, и малообразованна, и где-то ленива, и действительно расточительна, но эти характеристики далеко не исчерпывают сложный характер императрицы Анны Иоанновны.

Так же как до сих пор сохраняются противоречивые мнения по поводу государственной деятельности Анны Иоанновны, так же разноречивы и оценки деятельности ее фаворита Бирона. Все злоупотребления власти при них патриотические представители российского общества позже стали связывать с так называемым «засильем немцев при русском дворе», назвав это явление бироновщиной. Но архивные материалы и исследования историков не подтверждают той роли Бирона и курляндских придворных в расхищениях казны, казнях и репрессиях, какую ему приписали позднее литераторы в XIX веке.

Одни историки говорят о том, что именно во времена правления Анны Иоанновны «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка», и что засилье немцев на высших государственных должностях возмущало русское дворянство. Другие сходятся во мнении, что иностранцы «посыпались» еще задолго до царствования Анны и их количество никогда не было устрашающим для русского народа. С незапамятных времен иностранные специалисты приезжали работать в Россию, и особенно широко двери страны открыл для них Петр Великий. Не будем забывать, что многие приказы Анны Иоанновны были направлены не на защиту интересов иностранцев, а, напротив, защищали русских. Так, например, именно при Анне было устранено болезненное для русских офицеров различие в жалованье: они стали получать столько же, сколько иностранцы, а не в два раза меньше, как было при Петре I.

Таким образом, бироновщина не ставила иностранцев в какие-то особые сказочные условия. Внутреннее положение страны в это время в литературе тоже характеризуется как весьма драматичное: «Народное, а с ним и государственное хозяйство, – писал Ключевский, – расстраивалось. Торговля упала». Однако данные многих других историков, в особенности современных, доказывают обратное, а именно: что представления об упадке торговли ни на чем не основаны. Внешняя политика России в царствование Анны не претерпела существенных перемен по сравнению с Петровской эпохи и не была отступлением от принципов царя-преобразователя.

Русских дворян беспокоило не «засилье иноземцев», а усиление при Анне Иоанновне бесконтрольной власти и иноземных, и русских «сильных персон», олигархические притязания части знати. В центре борьбы, которая шла внутри дворянского сословия, стоял, следовательно, не национальный, а политический вопрос. В правление Анны Иоанновны дворянство почувствовало силу – ему было возвращено право распоряжения вотчинами, которое разрешало делить свои имения между всеми детьми. Отныне все имения признавались полной собственностью своих владельцев.

Сбор подушной подати с крепостных был передан их владельцам. Помещик теперь был обязан наблюдать за поведением своих крепостных. Кроме того, правительство обязало помещиков кормить своих крестьян в неурожайные годы. Таким образом, можно заключить, что в целом абсолютистское государство проводило продворянскую политику – дворянство являлось его социальной опорой.

Время правления Анны Иоанновны было временем жестокой борьбы возле трона. В борьбе участвовали ее всесильный фаворит Бирон, фельдмаршал Б. Х. Миних, все тот же Остерман, бывший при Анне Иоанновне фактическим руководителем русской внешней политики, и новое лицо – Артемий Петрович Волынский. 1738 год стал годом возвышения князя Волынского. До тех пор он, обычный царедворец средней руки, имел не самые важные должности. И вот, благодаря поддержке Бирона, он попал в кабинет-министры. Сам Волынский считал, что обязан должностью своей родословной: род его происходил от князя Дмитрия Михайловича Волынского-Боброка, женатого на родной сестре великого князя Дмитрия Донского. Но Бирон при назначении Волынского в Кабинет руководствовался не его родословной, а его способностями. Когда иноземные послы спрашивали герцога, почему он именно на Волынском остановил свой выбор, то Бирон отвечал: «Волынский – это одна из лучших русских голов». На наш взгляд, в личности Волынского соединились все хорошие и дурные стороны его времени. Жизнь при царском дворе то возносила его светлую голову высоко, то роняла низко – до тех пор, пока не вознесла окончательно – на шест у места казни.

Но пока Волынский делил власть с Бироном, Остерманом и Минихом, Волынский начал с того, что расширил Кабинет министров частным созывом «генеральных собраний», на которые приглашались сенаторы, президенты коллегий и другие сановники, и сосредоточил в своих руках все дела Кабинета: через год после его назначения в кабинет-министры он стал единственным докладчиком у императрицы по делам Кабинета. Он попытался влиять на управление страной, и тут-то министры не захотели видеть в нем равного себе, если не больше. На него начали собирать компромат. В скором времени выяснилось, что претендует он не просто на место у кормушки, но и на «хозяйское место».

Еще в 1731 году во время пребывания в Москве Волынский сблизился с несколькими образованными людьми: морским офицером Ф. И. Самойловым, придворным архитектором П. М. Еропкиным и горными инженерами А. Ф. Хрущевым и В. Н. Татищевым. Друзья Волынского собирались у него в доме на Мойке. В дружеских беседах высказывались мечты о будущем, разные соображения и планы об улучшении государственных порядков, обсуждались (а частенько и осуждались) разные государственные мероприятия – действия правительственных лиц и самой императрицы. В этих разговорах давалась резкая характеристика правителей-немцев, в особенности Бирона и Остермана, изливалась желчь на родовитых русских людей, исполнявших роли шутов при дворе Анны Иоанновны. Волынский много рассуждал о браке Анны Леопольдовны и о наследовании престола после ее смерти.

Уже в 1730 году Анна Иоанновна озаботилась вопросом о наследнике. Анна не имела детей, по крайней мере законнорожденных, и смерть ее могла открыть дорогу к власти либо цесаревне Елизавете Петровне, либо «чертушке» – так звали при дворе племянника цесаревны, двухлетнего голштинского принца Карла Петера Ульриха, сына умершей в 1728 году старшей дочери Петра Великого Анны Петровны. Этого Анна Иоанновна ни при каких обстоятельствах допустить не могла. Сама же императрица, давно состоявшая в связи со своим фаворитом Бироном, замуж идти не хотела. Все свои надежды она возложила на свою племянницу – Елизавету Екатерину Христину Мекленбургскую. Получив при крещении имя Анны Леопольдовны, она была объявлена преемницей императрицы. Вернее, наследником был объявлен будущий ребенок Анны Леопольдовны. Указом от 17 декабря 1731 года самодержица восстановила в силе петровский «Устав о наследии» 1722 года. А затем население России принесло присягу на верность еще не родившемуся ребенку царской племянницы. Бирон хотел обвенчать с Анной Леопольдовной своего сына Петра, но это ему не удалось. В числе лиц, тайно, но деятельно работавших против этого замысла Бирона, был Волынский.

В 1732 году в Россию прибыл принц Антон Ульрих Брауншвейг-Беверн-Блакенбург-Люненбургский, отпрыск одной из самых древних монарших фамилий Европы – Вельфов. Он приехал в Россию

под предлогом поступления на русскую службу, но главной его миссией было стать супругом Анны Леопольдовны. В 1739 году состоялась его помолвка и свадьба с Анной Леопольдовной.

Однако вернемся к князю Волынскому. В подражание античным и средневековым теоретикам он написал «Генеральный проект о поправлении внутренних государственных дел» – обширный политический трактат, заключающий в себе исторический обзор русского государства, его политического и экономического положения в первой половине XVIII века и средства для «поправления внутренних государственных дел».

Сборища у Волынского не могли укрыться от зоркого глаза Остермана, не терпевшего Волынского. Остерман напустил на Волынского его недруга, князя А. Б. Куракина, который стал всюду преследовать Волынского, распускать про него порочащие сплетни, а В. К. Тредиаковскому поручил сочинить на Волынского пасквильные «песенки» и «басенки». Императрица и Бирон предупредили Волынского, что Куракин «врал» на него при дворе, советуя ему быть поосторожнее. Кроме князя Куракина, «вредил» Волынскому и другой русский – адмирал флота граф Головин, сердитый на него за беспорядки по адмиралтейству. Волынский подал императрице свое «доношение», в котором оправдывался от возводимых на него обвинений и едко указывал на лицемерие при дворе, вытекающее из всей политики Российского государства. Императрица заметила ему с неудовольствием, что он в своем доношении делает ей наставление, как управлять государством, как будто считает ее малолетней.

По Петербургу стала распространяться молва о каких-то ночных сборищах у Волынского, пошли толки о каких-то проектах возмутительного содержания, поползли слухи о том, что Артемий Петрович недолго останется кабинет-министром. Главному его противнику Остерману удалось вызвать против Волынского неудовольствие императрицы, хотя последнему как председателю «машкерадной комиссии» удалось устройством шуточной свадьбы князя Голицына с калмычкой Бужениновой (которая описана Лажечниковым в «Ледяном доме») на время вернуть себе расположение Анны Иоанновны. Но доведенное до ее сведения дело об избиении Тредиаковского и слухи о бунтовских речах Волынского окончательно решили его участь. Остерман и Бирон представили императрице свои донесения и требовали суда над Волынским, однако императрица на это не согласилась.

Вскоре после Ледяного дома в Петербурге последовали торжества по случаю заключения Белградского мира, прекращавшего русско-турецкую войну. Волынский был награжден щедрее многих других царедворцев: он получил 20 тысяч рублей. И снова зависть, интриги. Князь Куракин стал действовать самостоятельно – он утверждал, что Волынский оскорбил лично Бирона. Бирона окончательно восстановили против Волынского. Участь кабинет-министра была решена. На Страстной неделе, в первых числах апреля, Волынскому было запрещено являться ко двору. Волынский, недоумевая, в чем причина нечаянной опалы, поспешил к Бирону, но не был принят.

Про Волынского стали складываться целые легенды – наряду со слухами о «бунтовской книге», написанной Волынским в наставление государыне, одни рассказывали об обширном заговоре, другие приписывали Волынскому замысел государственного переворота с целью самого себя провозгласить русским государем.

12 апреля 1740 года Волынский был подвергнут домашнему аресту, и началось известное «дело» Волынского. На первых допросах Волынский вел себя храбро, но после замечания комиссии, чтобы он «постороннего не плодил», Волынский стал не только сдержаннее, но окончательно пал духом. При дальнейших допросах Волынского (с 18 апреля уже в Тайной канцелярии) его называли клятвопреступником, приписывая ему намерение совершить переворот в государстве. Под пытками Хрущев, Еропкин и Самойлов, которых тоже вскоре арестовали, говорили о желании Волынского самому занять российский престол после кончины Анны Иоанновны. Но Волынский и под ударами кнута отвергал это обвинение и всячески старался выгородить Елизавету Петровну, во имя которой будто бы, по новым обвинениям, он хотел произвести переворот. Не сознался Волынский в изменнических намерениях и после второй пытки. Тогда, по приказу императрицы, дальнейшее разыскание было прекращено и 19 июня назначено для суда над Волынским и его «конфидентами» генеральное собрание, которое постановило: 1) Волынского, «яко начинателя всего того злого дела, живого посадить на кол, вырезав у него предварительно язык»; 2) его «конфидентов» – четвертовать и затем отсечь им головы; 3) имения конфисковать и 4) двух дочерей Волынского и сына сослать в вечную ссылку.

23 июня этот приговор был представлен императрице, и последняя смягчила его, приказав отрубить головы Волынскому, Еропкину и Хрущеву, а остальных «конфидентов» после наказания сослать, что и было исполнено 27 июня 1740 года. Таким образом, Волынский был казнен по обвинению в государственной измене и попытке совершения дворцового переворота.

Казнь А. П. Волынского, опытного и умного царедворца, сплотившего вокруг себя недовольных «немецким произволом», вызвала особое негодование в гвардейской среде и резкое изменение отношения этой среды к императрице, которую так жаловала гвардия при ее вступлении в самодержавные права.

В августе 1740 года у Анны Леопольдовны и герцога Брауншвейгского Антона Ульриха родился долгожданный наследник – сын Иоанн Антонович. Таким образом была устранена угроза со стороны возможных претендентов – Елизаветы Петровны и Карла Петера Ульриха Голштинского (будущего Петра III).

5 октября 1740 года императрице Анне Иоанновне сделалось дурно за обедом. Она слегла, а вскоре приказала позвать Остермана и Бирона. В их присутствии она подписала бумаги – о наследовании после нее Иоанна Антоновича – Иоанна VI и о регентстве Бирона. В России начиналась новая сложная интрига с престолонаследием.

 

Регентство Бирона и переворот Миниха

Императором провозгласили новорожденного брауншвейгского принца Ивана Антоновича, которому предписывалось по мере взросления крепко держаться «регламентов, уставов и прочих определений» Петра Великого. В сенатской типографии напечатали указ о регентстве Бирона. Иван Антонович, не умея ходить и говорить, на другой день после смерти двоюродной бабки уже прислал в Сенат и Синод указ, чтобы немцев не трогали, уважали, Бирона именовали «его высочеством, регентом Российской империи, герцогом Курляндским, Лифляндским и Семигальским». И Бирон стал править страной. Но даже иностранцы, вновь приехавшие в Россию, не могли не заметить, что россияне отнюдь не ликовали. Все ожидали волнений.

Краткий период регентства Эрнеста Иоганна Бирона в исторических трудах освещен и оценен вполне однозначно. Бирон недолго оставался у власти, его регентство, которое стало возможно при деятельной поддержке все тех же Миниха, Остермана и Черкасского, продолжалось не долее трех недель. Это говорит исключительно о неспособности Бирона к самостоятельному управлению государством, о его неумении (вернее – нежелании) консолидироваться с теми, кто мог быть ему полезен. Даже получив право на регентство, Бирон продолжает бороться с Минихом. В стране зрело недовольство регентом.

В высших дворянских кругах началось движение против Бирона. За кулисами решался вопрос: кому быть вместо ненавистного временщика регентом при малолетнем Иоанне. Одни склонились в пользу его матери Анны Леопольдовны, другие – в пользу его отца Антона, третьи вспомнили наконец о Елизавете Петровне – дочери Петра I.

Легко понять, с каким чувством воспринял Бирон сопротивление его регентству. Герцоги Брауншвейгские были его врагами, так как Анна Леопольдовна ранее отказалась выйти замуж за сына Бирона – Петра. Армия поддерживала Анну и ее мужа. Произошла ссора Бирона с Антоном Ульрихом и Анной. Был схвачен и допрошен адъютант Антона Ульриха Петр Граматин. Бирон стал выживать из России семейство Брауншвейгских. В конце октября он пригласил на чрезвычайное собрание кабинет-министров, сенаторов, генералитет. На этом собрании Бирон потребовал от Антона Ульриха рассказать о действиях против законного правителя. Антон Ульрих во всем признался, сообщив, что он задумал совершить переворот и стать регентом. С «назиданием» выступил А. И. Ушаков, а затем сам Бирон.

Б. К. Миних тоже не любил Брауншвейгский дом, поэтому фельдмаршал сочинил бумагу от имени того же Антона Ульриха с отказом от всех воинских чинов. Герцог подписал и это прошение. Его «добровольную просьбу» удовлетворили. Людей неблагонадежных, действовавших против Бирона в пользу принца Антона или принцессы Анны, из столицы удалили. Появились также доносы на приверженцев цесаревны Елизаветы Петровны. Первым пострадал капрал Хлопов, на которого донес капрал Гольмштрем. За Елизавету Петровну пострадал также матрос Максим Толстой, которого сослали в Оренбург. Стало известно, что Бирон заигрывает с возможной претенденткой на трон – Елизаветой, ведет с ней какие-то переговоры и якобы желает женить на ней старшего сына. Поползли слухи о том, что регент намеревается удалить от дел кабинет-министра Остермана, фельдмаршала Б. К. Миниха и других влиятельных сановников.

Опасаясь этого, вчерашние союзники регента наносят превентивный удар: 8 ноября 1740 года произошел очередной дворцовый переворот, «душой» заговора был генерал-фельдмаршал Б. К. Миних и гвардия, ненавидевшая Бирона. Крайне честолюбивый Миних, поддерживая в свое время Бирона, рассчитывал на одно из первых мест в государстве, но ни новых постов, ни ожидавшегося звания генералиссимуса он не получил.

Кстати, считается, что именно фельдмаршал Б. К. Миних произвел самый красивый, «классический» дворцовый переворот. Адъютант Г. Х. Манштейн подробно описывает арест Бирона и его семьи в своих «Записках о России». Как ни удивительно, немцы совершили переворот против немца же. Кроме немцев, разумеется, пострадали и русские приверженцы регента. Например, А. П. Бестужев-Рюмин – впоследствии известный политик Елизаветинской эпохи. Был опубликован и манифест от имени младенца-императора, из которого следовало, что бывший регент попирал законные права его, императора, родителей и вообще имел дерзость всякие «…противные поступки чинить». Таким образом, дворцовый переворот получил официальное обоснование! Историки всегда однозначно оценивали этот переворот. Вот как пишет С. М. Соловьев: «Россия была подарена безнравственному и бездарному иноземцу как цена позорной связи! Этого переносить было нельзя».

Бирон был арестован менее чем через месяц после смерти Анны Иоанновны. Хотя Миних и сверг Бирона, но не мог провозгласить себя регентом, поэтому отдал свою «добычу» матери императора с тем, чтобы в качестве первого министра управлять Россией. Для этого были все основания: у Анны не было никаких способностей к управлению. И все-таки регентшей, несмотря на это, объявляется Анна Леопольдовна. У власти оставаться ей суждено было не более года, и от власти ее тоже отстранили испытанным методом.

 

«Спящая красавица» Анна Леопольдовна

Анна Леопольдовна, до крещения в православие Елизавета Екатерина Христина (1718–1746), была, как уже говорилось, дочерью герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда и Екатерины, дочери царя Ивана V. В 1722 году она вместе с матерью приехала в Россию, чтобы избежать жестокости отца; жила при царице Прасковье Федоровне то в Москве, то в Санкт-Петербурге, то в окрестностях столиц. С 1730-го воспитывалась при дворе императрицы Анны Иоанновны. Воспитательницей принцессы была назначена француженка, вдова генерала Адеркаса; в православии ее наставлял Феофан Прокопович. В 1733 году Анна Леопольдовна приняла православие.

Для того чтобы приискать ей подходящего жениха, на запад отправили генерал-адъютанта Левенвольде, который предложил двух кандидатов: маркграфа Бранденбургского Карла и принца Антона Ульриха Брауншвейг-Беверн-Люненбургского. Брак с первым повел бы к сближению с Пруссией, брак со вторым, племянником императора Карла VI, – с Австрией. 28 января 1733 года Антон Ульрих прибыл в Санкт-Петербург. Но с браком не торопились: холодность, проявляемая Анной Леопольдовной к жениху, была слишком очевидна, и свадьбу отложили до совершеннолетия невесты. Равнодушие Анны Леопольдовны к жениху поддерживалось и усиливалось увлечением Анны Леопольдовны саксонским посланником графом К. М. Линаром. По просьбе императрицы Линар был отозван из Санкт-Петербурга, и в 1739 году Анна Леопольдовна была выдана замуж за принца Брауншвейг-Беверн-Люненбургского Антона Ульриха. 12 августа 1740 года у нее родился сын, названный при крещении в честь прадеда Иваном и объявленный манифестом 5 октября 1740 года наследником престола.

Принцесса Анна не производила выгодного впечатления на окружающих. «Она не обладает ни красотой, ни грацией, – писала жена английского резидента леди Рондо в 1735 году, – а ее ум еще не проявил никаких блестящих качеств. Она очень серьезна, немногословна и никогда не смеется; мне это представляется весьма неестественным в такой молодой девушке, и я думаю, за ее серьезностью скорее кроется глупость, нежели рассудительность».

Иного мнения об Анне был Миних. Он писал, что ее считали холодной, надменной и якобы всех презирающей. На самом же деле ее душа была нежной и сострадательной, великодушной и незлобивой, а холодность была лишь защитой от «грубейшего ласкательства», так распространенного при дворе ее тетки. Так или иначе, некоторая нелюдимость, угрюмость и неприветливость принцессы бросались в глаза всем.

Во время вступления в должность регентши ей было 23 года. И она совсем не годилась на роль правительницы. Драма Анны Леопольдовны состояла в том, что она совершенно не подходила для «ремесла королей» – управления государством. Ее никогда к этому не готовили, да и никто об этом не думал. Анна не отличалась трудолюбием, у нее не было и честолюбия, энергии, воли, умения понравиться подданным приветливостью или, наоборот, привести их в трепет грозным видом, как это успешно делала ее тетушка Анна Иоанновна. При ней вся жизнь в Зимнем дворце замерла и застыла. Правительница абсолютно не занималась никакими делами, была особой весьма недалекой и чуждой русскому дворянству (однако Миних-сын в своих мемуарах отмечал ее добрый характер, кроме того, Анна Леопольдовна упразднила штат придворных шутов). Анна Леопольдовна проводила все время в своих покоях с любимой фрейлиной Юлианой Магнусовной Менгден. Поговаривали даже о том, что Анна Леопольдовна испытывает определенные чувства к своей фрейлине и не переносит своего мужа. Впрочем, сплетни всегда одинаковы – как в прошлом, так и в настоящем.

А вокруг императрицы, которую мало интересовала власть, кипели страсти и интриги между вельможами, которых власть даже очень интересовала. Самым влиятельным при дворе считался Миних. Ему было легко уживаться с Анной Леопольдовной и Менгден, так как последняя была родственницей первого министра. Казалось, ни один из русских вельмож теперь не был опасен Миниху.

Иностранцы предполагали, что Остерман сделает все для свержения Миниха и будет действовать в пользу цесаревны Елизаветы. Остерман мог убрать Миниха и с помощью Анны Леопольдовны, которая хоть и была обязана Миниху властью, но не была с ним связана ни родственными узами, ни личной приязнью. Знаменитый фельдмаршал – покоритель Данцига, Очакова и Хотина, свергнувший всесильного регента Бирона, не имел ни в ком и ни в чем опоры. К тому же он был бессильнее Бирона, ибо не был официальным правителем, не имел в своих руках верховной власти. Вся сила Миниха основывалась на расположении к нему Анны Леопольдовны, но не больше.

Иностранцы не ошиблись. Остерман все-таки решил убрать с политической сцены Миниха. И у него нашелся единомышленник – муж Анны Леопольдовны принц Антон Ульрих, который чувствовал неприязнь к себе со стороны Миниха. Бывший фельдмаршал не хотел подчиняться принцу Брауншвейгскому. С Остерманом заодно действовал обер-гофмаршал Р. Г. Левенвольде. Из русских Минихом был недоволен вице-канцлер Головкин. На свою беду, Миних заболел тотчас же после победы над Бироном – подвел желудок.

Год 1741-й начался борьбой трех – Антона Ульриха, Остермана и Левенвольде – против Миниха. Остерман действовал хитро. 28 января вышел указ, ограничивавший власть Миниха. Обидевшись, Миних потребовал отставки, думая, что без него не обойдутся и отставку ему Анна Леопольдовна не даст. Но случилось непредвиденное: 3 марта просьбу Миниха удовлетворили. Антон Ульрих радовался больше всех. На улицах Санкт-Петербурга после барабанного боя народу торжественно читали указ об отставке первого министра. Ходили слухи, что поводом для его падения послужили показания Бирона. Но старания Бирона переложить всю вину на Миниха нисколько не облегчили его собственной участи. Была создана генеральная комиссия, которая приговорила Бирона к смертной казни (четвертованию) с конфискацией всего имущества. Однако 14 апреля был издан указ от имени императора, по которому Бирон отправлялся на вечную ссылку в Пелым (Западная Сибирь). Сосланы были его братья, а также зять генерал-майор Рудольф Август Бисмарк. А. М. Бестужев-Рюмин был приговорен к четвертованию, но его участь облегчили, сослав в отцовскую пошехонскую деревню. Миних был прощен. Не знали, что с ним делать. Боялись и выслать его за границу, и оставить в России.

Итак, регент Бирон был сослан, Миних уже не был первым министром, да и фельдмаршалом он был лишь только по званию. Бестужева-Рюмина тоже сослали. Кто же остался? Все тот же Остерман. Никогда еще он не был так могуществен, как в первое время после падения Миниха.

Но вскоре и его положение пошатнулось. Возмездие неожиданно пришло со стороны Елизаветы Петровны. Народ с сожалением вспоминал о давно прошедших временах Петра I, а вспоминая их, невозможно было не вспомнить о дочери великого реформатора. Анна Леопольдовна понимала реальную опасность, исходившую от Елизаветы, и наметила в отношении ее свой план: выдать цесаревну замуж за принца Людовика, брата своего мужа Антона Ульриха. В то время Людовик готовился стать герцогом Курляндским, и таким образом, выйдя за него замуж, Елизавета удалялась от двора в Курляндию, так что возвращение ее было бы чересчур затруднено и даже невозможно. Но Елизавета, твердая в своем решении никогда не выходить замуж, категорически отказалась от этого брака. Она понимала всю опасность своего положения. Это подтвердил разговор Елизаветы с Анной Леопольдовной, состоявшийся 23 ноября 1741 года. По свидетельствам историков, Анна Леопольдовна тогда напрямую спросила у Елизаветы, не собирается ли она совершить переворот. Елизавета ответила отрицательно. Разговор регентши и цесаревны вышел очень трогательным и душевным, и Анна Леопольдовна успокоилась – гораздо опаснее Елизаветы она считала ее племянника, внука Петра Великого, жившего в Голштинии (впоследствии стараниями императрицы Елизаветы Петровны этот мальчик станет наследником престола, великим князем Петром Федоровичем, а еще позднее – императором Петром III).

Но инстинкт самосохранения заставил дочь Петра I действовать. Ситуация накалялась. Все были недовольны, и это недовольство действительно не могло привести ни к чему другому, кроме как к очередному перевороту.

Недовольство Анной Леопольдовной вызвало сильное брожение в дворянстве и гвардейских полках. Правительство попыталось отослать гвардейские войска к границам Финляндии. Близкие к цесаревне люди – Михаил Илларионович Воронцов, Алексей Григорьевич Разумовский (фаворит Елизаветы), братья Александр и Петр Шуваловы, Иоганн Герман Лесток (лейб-медик Елизаветы) – поняли этот маневр Остермана и начали настаивать, чтобы Елизавета немедленно с помощью гвардии произвела переворот. Елизавете Петровне трудно было решиться на это. Но все-таки, поборов страх, она уступила настойчивым требованиям гвардии.

Между 11 и 12 часами ночи 24 ноября 1741 года явились гренадеры, которые поклялись на верность Елизавете. Она плакала, обещала, что отменит все смертные приговоры. После молитвы она взяла крест, вышла к гренадерам и привела их к присяге, сказав: «Когда Бог явит милость свою нам и всей России, то не забуду верности вашей, а теперь ступайте, соберите роту во всякой готовности и тихости, а я сама тотчас за вами приеду». Был уже второй час ночи 25 ноября, когда Елизавета, надев кирасу на свое платье, села в сани и отправилась в казармы Преображенского полка в сопровождении Михаила Воронцова, Иоганна Лестока и Шварца, своего старого учителя музыки. Прибыв в казармы, Елизавета еще раз поклялась в верности гвардии, гвардейцы, в свою очередь, – ей, и все отправились в Зимний дворец. По пути арестовали генерал-фельдмаршала Миниха, графа Головкина, барона Менгдена. Под домашний арест были посажены Левенвольде и его друг, генерал-лейтенант Степан Лопухин. 30 гренадеров ушли арестовывать Остермана. В конце Невского проспекта, когда уже стали приближаться к Зимнему дворцу, гренадеры посоветовали Елизавете, во избежание шума, выйти из саней и идти пешком. Но быстро она идти не могла. Тогда гренадеры понесли ее на руках. Пришли прямо в караульное помещение. Охрана присягнула Елизавете.

Однако четыре офицера отказались это сделать, тогда их арестовали. Во дворце никакого сопротивления никто не оказал. Войдя в комнату Анны Леопольдовны, в которой обычно спала также ее фрейлина и подруга Юлиана Менгден, Елизавета сказала Анне: «Сестрица, пора вставать». Увидев за Елизаветой гренадеров, Анна Леопольдовна догадалась, в чем дело, и стала умолять цесаревну не делать зла ее детям и подруге Менгден. Елизавета отправила ее в свой дворец. За нею в двух других санях отвезли туда же маленького Ивана Антоновича с новорожденной сестрой Екатериной. Рассказывали, что Елизавета, взявши на руки спеленутого императора, целовала его и говорила: «Бедное дитя, ты вовсе невинно, твои родители виноваты».

Дворец цесаревны наполнился «гостями». Привезли принца Антона Ульриха вместе с фрейлиной Юлианой Менгден. Прибыли также Миних и Остерман. Им обоим досталось от солдат: Миниху за то, что его не любили солдаты, Остерману – за попытку к сопротивлению. Избили также президента Коммерц-коллегии Карла Людвига Менгдена и его жену. В домах под арестом остались граф М. Г. Головкин с женой и ее сестрой, графиней А. Г. Ягужинской, жена Остермана с детьми и другие.

Елизавета приказала призвать принца Гессен-Гамбургского и поручила ему ведать военными силами Санкт-Петербурга. Во дворец к Елизавете сразу же прибыли с готовностью служить генерал-фельдмаршал П. П. Леси, генерал-фельдмаршал князь И. Ю. Трубецкой, генерал-адмирал Н. Ф. Головин. Явились и статские чины: канцлер князь А. М. Черкасский, сенатор князь А. Б. Куракин, генерал-прокурор Сената князь Н. Ю. Трубецкой, член Коллегии иностранных дел, тайный советник Карл Бреверн – самый доверенный человек Остермана, но теперь не желавший разделять его участь, а также Алексей Петрович Бестужев-Рюмин. Сочинили манифест.

К 8 часам утра манифест, форма присяги и титулов – все было готово. Елизавета надела Андреевскую ленту, объявила себя полковником трех гвардейских полков, конной гвардии, кирасирского полка и приняла поздравления. Она вышла на балкон и была встречена громким ликованием народа.

Так 25 ноября 1741 года произошел переворот, результатом которого стало воцарение Елизаветы. Малолетний император Иоанн Антонович и его родители были арестованы и в 1744 году сосланы в Холмогоры. За время ссылки Анна Леопольдовна родила еще троих детей, помимо рожденных еще до ареста Ивана и Екатерины: Елизавету, Петра и Алексея. Она умерла родами, пытаясь произвести на свет последнего, пятого ребенка. Похоронили Анну Леопольдовну в Александро-Невской лавре без какого-либо памятника или надписи на могиле. Ее супруг прожил долго. Все их дети (кроме Ивана Антоновича) уже в зрелые годы были высланы в Данию, где впоследствии и умерли.

 

«Патриотический» переворот Елизаветы Петровны

Итак, находившаяся до тех пор в тени дочь Петра I принцесса Елизавета, поддержанная гвардией, совершила очередной (и не последний в XVIII столетии) дворцовый переворот и была провозглашена императрицей. Она царствовала 20 лет – с 1741-го по 1761 год.

Об этом перевороте написано очень много, и практически вся историческая (а тем более художественная) литература традиционно трактует это событие как «торжество русского духа», как окончание иноземного засилья, как единственно возможный и даже вполне законный акт. Утверждается, что он носил «патриотический», «антинемецкий» характер и был кульминацией борьбы русского дворянства против «засилья чужестранцев» в стране. На деле участвовавших в заговоре гвардейцев вдохновляла идея восстановления в России сильной самодержавной власти, пошатнувшейся при императоре-младенце.

В. О. Ключевский говорит о Елизавете следующее: «Наиболее законная из всех преемников и преемниц Петра I». Ночь переворота вошла не только в учебники истории, но и в легенды. Известна фраза, с которой цесаревна повела гвардейцев на штурм: «Знаете ли вы, чья я дочь?» Этого было вполне достаточно – авторитет Петра был слишком велик во всех слоях общества.

Что интересно, имя цесаревны Елизаветы называлось при каждой смене правителей с 1725 года, но всякий раз корона доставалась кому-нибудь другому. Елизавета всегда достаточно спокойно относилась к советам и призывам действовать ради восшествия на престол. Надо сказать, что и в 1741 году «дщерь Петрова» поддалась на уговоры своего окружения только под влиянием страха перед неизвестным будущим.

В общественном мнении Елизавета волею политических обстоятельств заслужила репутацию главы некоей «русской» партии, противостоящей засилью иностранцев при дворах Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны. В этом отношении Елизавета 1741 года была полной противоположностью Елизавете 1725 года.

После кончины Петра именно его дочери считались наряду с Екатериной главными покровителями иноземцев. Елизавета вместе с Анной Петровной была символом голштинского влияния на русский двор. Тем более в тот момент Елизавета считалась невестой Любекского князя-епископа Карла Августа, который впоследствии умер от скоротечной болезни.

Следует отметить, что Елизавета не была какой-то особенной русской патриоткой, просто она становилась центром притяжения той придворной группировки, которая в этот момент оказалась отстраненной от власти. Патриотические чувства сторонников Елизаветы были вызваны не столько неприятием иностранцев, сколько собственными интересами. Победа Елизаветы привела к власти новое поколение царедворцев и видных политиков – семейство Шуваловых, М. И. Воронцова, братьев Разумовских, возвысила и А. П. Бестужева-Рюмина.

Легкость, с которой Миних устранил Бирона, повлияла и на решимость сторонников Елизаветы. К тому же гвардейцы ощущали себя особой силой, так сказать, «гегемоном». Сам Миних в свое время им так и заявил: «Кого хотите государем, тот и быть может». Захотели – и смогли.

К тому же существуют неумолимые факты, подтверждающие, что именно иностранные дворы сыграли не последнюю роль в антиправительственной (по существу) авантюре цесаревны, что Елизавета сотрудничала с французскими и шведскими агентами влияния – Ж. Шетарди и Нолькеном, активную роль в подготовке переворота сыграл также «иноземец» Иоганн Лесток.

Важно и то, что при Елизавете в составе правящей верхушки государственного аппарата не произошло кардинальных перемен – были удалены лишь наиболее одиозные фигуры. Внешне же казалось, что наступили «новые» времена. Был упразднен Кабинет министров, и учреждалась личная канцелярия императрицы, сходная по характеру функций с Кабинетом Петра I. Были восстановлены отмененные в предшествующий период институт прокуроров, Главный магистрат, Берг– и Мануфактур-коллегии и пр. Было заявлено о возвращении к петровским порядкам в церковном управлении.

Императрица Елизавета основала первый настоящий университет – Московский. В первый же день после переворота был создан временный орган – «собрание гг. министров и генералитета» из 11 человек, называемый «советом одиннадцати». В дальнейшем роль императорского совета играют специально созываемые Елизаветой «совещания», а в 1756 году учреждается Конференция при высочайшем дворе – прямой наследник Верховного тайного совета и Кабинета министров. Можно, таким образом, говорить о стабильности высших советов при особе монарха как института русского абсолютизма, его необходимого элемента. Сохранилась Тайная розыскных дел канцелярия – преемник мрачной памяти Преображенского приказа.

Верховная власть на время приобрела устойчивость. А легкомысленная красавица на престоле предавалась развлечениям. Ее окружали способные государственные деятели (Шуваловы, Воронцов и др.). Но были среди них и совсем случайные люди. Высший военный чин генерал-фельдмаршала получил бывший простой украинский казак А. К. Разумовский, никогда не служивший в армии. Он стал морганатическим мужем императрицы Елизаветы, с которым она тайно обвенчалась.

Существуют различные оценки деятельности Елизаветы Петровны. Одни историки утверждают, что ее время отличалось гуманностью и веротерпимостью, усилением роли дворянства в государстве, расцветом мануфактурного производства и торговли, дальнейшим развитием образования; другие полагают, что каких-то коренных и значительных изменений в государстве и обществе не произошло. Поэтому, говоря о деятельности этой правительницы, нужно учитывать и брать во внимание обе точки зрения.

Елизавета Петровна

Например, по словам Ключевского, это была умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII века, которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и, тоже по русскому обычаю, все оплакали по смерти.

Взойдя на престол путем переворота, Елизавета Петровна не чувствовала себя на нем достаточно прочно. Поэтому, чтобы упрочить свои позиции, она озаботилась устройством дел престолонаследия. Разумеется, что после низвержения Миниха, Остермана, Левенвольде, а также Брауншвейгской фамилии немецкое влияние при русском дворе практически сошло на нет. Однако, утвердившись на престоле, Елизавета объявила своим наследником племянника – принца Карла Петера Ульриха Голштейн-Готторпского, сына своей сестры Анны. 5 февраля 1762 года, практически сразу после смерти Елизаветы, он был официально объявлен наследником русского престола.

Но Брауншвейгский дом – как и все запретное на Руси – манил и соблазнял мечтателей. Причем, Анна Леопольдовна, Антон и, конечно, малолетний и опальный Иван VI Антонович никаких интриг сами не затевали, но являлись возбуждающей приманкой для любителей стратегических игр, тем более что методика уже была отработана. Нужно было срочно женить герцога Карла Петера Ульриха, чтобы он поскорей произвел потомство и обозначил династическую ветвь.

Советники императрицы придерживались такого же мнения и стали предлагать невест. Бестужев продвигал саксонскую принцессу Марию Амалию. Польская королевна, дочь Августа III, была выгодной парой – она содействовала бы объединению России и Польши. Это испугало тайных почитателей франко-прусского союза, и они поспешили найти другой вариант. На прусской службе пребывал принц Ангальт-Цербстский, его жена, Елизавета Голштинская – родственница молодого Петра – была одновременно сестрой наследника шведского престола. И у этой пары имелась дочь София Августа Фредерика (принцесса Фике). В ее пользу Лесток и воспитатель Петра Брюммер пытались подогнать правило Вассиана Топоркова: «Надобно избрать такую, для которой брак был бы подлинным счастьем». Только на этот раз опытные интриганы перехитрили самих себя! Давно известно, что фигурант, поднятый из грязи, рвется в князи во столько раз сильнее благополучного и благородного, во сколько раз его детские игрушки – если они вообще были – дешевле позолоченных погремушек и фарфоровых заводных кукол богатого наследника. Был также еще один очень существенный момент: протестантка София Августа Фредерика куда проще перековывалась в православие, чем ярая католичка Мария Амалия. Где-то на горизонте самым впечатлительным мерещился бледный призрак Марины Мнишек.

Приглашение императрицы Елизаветы прозвучало в середине декабря 1743 года, а 3 февраля 1744 года София Августа Фредерика прибыла в Санкт-Петербург. Через 6 дней невеста была доставлена в Москву – фантастическая по тем временам скорость поездки. Жених при этом ничего не знал, его за хлопотами забыли известить.

К 14-летней невесте приставили трех учителей – греческой веры, русского языка и танцев. Девочка так серьезно взялась за изучение премудростей, что чуть было не погибла. Она выскакивала ночами из постели и перечитывала «конспекты по русскому», а сквозняки во дворце гуляли соответственно климату. Закончилось все тяжелейшим воспалением легких. Месяц горячки был пережит только благодаря Лестоку. Елизавета Голштинская пыталась привести к принцессе своего лютеранского пастора, но Фике отрезала: «Это зачем?» – и позвала Стефана Теодорского – учителя православия. Елизавета умилилась и обняла больную как родную дочь.

Болезнь с Божьей помощью отступила, но интрига продолжалась. Французская партия Лестока торжествовала рано. Опальный вице-канцлер Бестужев сумел перехватить письма посла Шетарди, активного франко-прусского сторонника, и более того – расшифровать их с помощью академика Гольдбаха. Поэтому, когда ему пришлось оправдываться по лестоковским доносам, он предъявил императрице расшифровку, где между прочим карикатурно описывалась сама Елизавета: и думать-то она не любит – держит для этого дураков-министров, и деньги экономит на войне, чтобы просаживать их на кутежи, и туалеты любит переменять по пять раз на дню, и любви предается налево и направо, и главное удовольствие для нее – блистать во дворце среди лакейства. Голова Шетарди оказалась в опасной близости к плахе. Но обошлось высылкой.

Материалы следствия вполне изобличали шпионскую или, по крайней мере, подрывную деятельность невесты, принцессы Фике. Лесток попытался с досады выслать и ее, но Елизавета на будущую невестку не рассердилась. 28 июня 1744 года состоялось миропомазанье Екатерины Алексеевны – так окрестили Софию Августу Фредерику. Об этом написали «Петербургские ведомости» – век-то был уже почти просвещенный! На другой день праздновались именины великого князя, и в качестве подарка состоялось обручение его с новокрещеной великой княжной.

Но осенью наследник заболел, у него обнаружилась оспа, и все думали, что этот Петр последует за предыдущим. Но царевич выздоровел, 10 февраля 1745 года ему исполнилось 16 лет, и его стали готовить к свадьбе. Готовили полгода. Свадьба состоялась 21 августа и праздновалась с необыкновенной пышностью 10 дней.

Конец года прошел в дипломатической работе. Елизавета умело маневрировала и уклонялась от участия в европейских войнах, куда ее норовили втянуть англичане, немцы, шведы.

В марте 1746 года двор получил известие о смерти Анны Леопольдовны, которая была заточена с семейством на берегу Белого моря. Похоронили ее в Санкт-Петербурге, в Александро-Невской лавре. А ее сыну Ивану была уготована участь пожизненного узника, русской «железной маски». Страх Елизаветы перед возможным новым переворотом заставлял ее все тщательней скрывать низложенного императора. Сначала Елизавета намеревалась выдворить Брауншвейгскую семью из России (так было официально указано в манифесте, обосновывающем ее права на престол), но передумала, испугавшись, что за границей она будет опасна, и приказала посадить в тюрьму бывшую регентшу и ее мужа. В 1742 году тайно для всех вся семья была переведена в предместье Риги – Динамюнде, затем, в 1744-м, в Ораниенбург, а после – подальше от границы, на север страны – в Холмогоры, где маленький Иван был полностью изолирован от родителей. В 1756 году его перевезли из Холмогор в одиночную камеру в Шлиссельбургской крепости. В крепости Иван (официально именовавшийся «известный арестант») находился в полной изоляции, ему не разрешалось никого видеть, даже крепостных служителей. За все время заключения он так и не увидел ни одного человеческого лица. Однако факты говорят о том, что, разлученный с родителями в четырехлетнем возрасте, Иван был нормальным мальчиком. Нет сомнения, что он знал, кто он такой и кто его родители. Об этом свидетельствует официальная переписка еще времен Динамюнде. Полковник Чертов, отправленный готовить камеру для Ивана, получил распоряжение: комната должна быть без окон, чтобы мальчик «по своей резвости в окно не выскочил». Позже, уже в 1759 году, один из охранников рапортовал, что секретный узник называет себя императором. Как вспоминал один из присутствовавших на беседе императора Петра III с Иваном в 1762 году в Шлиссельбурге, Иван отвечал, что императором его называли родители и солдаты. Помнил он и доброго офицера по фамилии Корф, который о нем заботился и даже водил на прогулку. Все это говорит только об одном – мальчик не был идиотом, больным физически и психически, как порой его изображали. Есть свидетельства, что в 1759-м у Ивана стали наблюдать признаки неадекватного поведения. Видевшая его в 1762 году императрица Екатерина II говорила об этом с полной уверенностью, но некоторые полагали, что это была лишь жалкая симуляция.

Представить Ивана безумцем было выгодно власти. С одной стороны, это оправдывало суровость содержания узника – ведь в те времена психически больные люди содержались, как животные, на цепях, в тесных каморках, без ухода и человеческого сочувствия. С другой стороны, представление об Иване как о сумасшедшем позволило оправдать убийство несчастного, который, как психический больной, себя не контролировал и поэтому легко мог стать игрушкой в руках авантюристов.

В доказательство безумия заключенного тюремщики пишут о его неадекватной, по их мнению, реакции на действия охраны: «В июне [1759 года] припадки приняли буйный характер: больной кричал на караульных, бранился с ними, покушался драться, кривлял рот, замахивался на офицеров». Из других источников нам известно, что офицеры охраны обращались с ним грубо, наказывали его – лишали чая, теплых вещей, возможно, били за строптивость и уже наверняка – дразнили, как сидящую на привязи собаку. Об этом есть сообщение офицера Овцына, писавшего в апреле 1760 года, что арестант здоров и временами беспокоен, но «до того его доводят офицеры, всегда его дразнят». Их, своих мучителей, Иван, конечно, ненавидел, бранил, и это было естественной реакцией психически нормального человека на бесчеловечное обращение.

Положение узника было ужасным. Его держали в тесном узком помещении, маленькие окна которого были постоянно закрыты. Многие годы он жил при свете свечей и, не имея при себе часов, не знал времени дня и ночи. Как писал современник, «он не умел ни читать, ни писать, одиночество сделало его задумчивым, мысли его не всегда были в порядке». К этому можно добавить отрывок из инструкции коменданту, данной в 1756 году начальником Тайной канцелярии графом Александром Шуваловым: «Арестанта из казармы не выпускать, когда же для убирания в казарме всякой нечистоты кто впущен будет, тогда арестанту быть за ширмой, чтоб его видеть не могли». В 1757 году последовало уточнение: никого в крепость без указа Тайной канцелярии не впускать, не исключая генералов и даже фельдмаршалов.

Пока Иван был в заточении, предпринималось много попыток освободить свергнутого императора и вновь возвести на престол. Последняя попытка обернулась для молодого заключенного гибелью. В 1764 году, когда уже царствовала Екатерина II, подпоручик В. Я. Мирович, несший караульную службу в Шлиссельбургской крепости, склонил на свою сторону часть гарнизона, призывая освободить Ивана. Однако стражникам Ивана была выдана секретная инструкция умертвить арестанта, если его будут пытаться освободить (даже предъявив указ императрицы об этом), поэтому в ответ на требование Мировича о капитуляции, они закололи Ивана и только потом сдались. Мирович был арестован и обезглавлен в Петербурге как государственный преступник. Существует неподтвержденная версия, согласно которой его спровоцировала Екатерина, чтобы избавиться от бывшего императора.

«Известный арестант» похоронен, как считается, в Шлиссельбургской крепости; он единственный из российских императоров (если считать найденные и перезахороненные останки Николая II подлинными), чье место захоронения сейчас точно не известно.

В декабре 1747 года был «добит» последний герой былых времен – Лесток, много о себе возомнивший. Лестока арестовали за связь с прусскими и шведскими агентами, получаемый от них «пенсион» и интриги против союзников России. Бестужев победил, российская дипломатия теперь стала воистину русской.

А юная принцесса София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская хорошо выучила уроки, которые преподала ей русская реальность, – она воплотит их в жизнь не менее успешно, чем ее наставники по российской политической истории.

17 ноября 1761 года у Елизаветы начались лихорадочные припадки. Ее нельзя было беспокоить, но советники непрерывно доносили о расстройстве в делах, неповиновении чиновников, нехватке денег. 12 декабря – новый, особенно тяжелый приступ. Правда, 20 декабря наступило неожиданное облегчение, но 22 декабря в 10 часов вечера у императрицы открылась кровавая рвота с кашлем. Обнаружились и некие другие признаки, по которым медики заключили, что существует прямая угроза жизни. Елизавета исповедалась и соборовалась, дважды приказывала читать и сама повторяла отходные молитвы. Агония продолжалась всю рождественскую ночь и почти весь день Христова пришествия. Елизавета Петровна скончалась около 4 часов дня 25 декабря 1761 года.

 

186 дней Петра III

На трон взошел Петр III, которому на тот момент было 34 года. Этого человека с полным основанием можно отнести к числу наиболее странных и противоречивых деятелей российской истории. Споры о нем начались еще при его жизни и продолжаются до сих пор. Наиболее распространено мнение о Петре III как об умственно неполноценном человеке, едва не приведшем страну к хаосу. С этой точки зрения все его шестимесячное царствование представляется досадным недоразумением, вовремя исправленным гвардейскими полками во главе с Екатериной II. Но в отечественной и зарубежной литературе имеется ряд работ, в которых политика Петра III признается вполне обоснованной, а сам он предстает способным государственным деятелем, не успевшим в полной мере реализовать свой творческий потенциал. Так кем же он все-таки был?

От своего брака Екатерина ждала императорской короны, а не личного счастья. Поэтому она уже в 1756 году планировала будущий захват власти. Во время тяжелой и продолжительной болезни Елизаветы Петровны Екатерина дала понять своему «английскому товарищу» Х. Уильямсу, что надо подождать только смерти императрицы. (Англии в тот момент была весьма выгодна смена политического курса в России.) Однако Елизавета умерла только в 1761 году, и на престол взошел ее законный наследник Петр III. После захвата власти Екатерина попыталась в своих манифестах, а затем в «Записках» нарисовать уродливо-гротескный образ своего супруга. Эта тенденциозная информация перекочевала в труды историков. С. М. Соловьев называл Петра Федоровича «чужим государем», «заклятым врагом России», существом слабым физически и духовно. Для В. О. Ключевского Петр III был «самым неприятным» из «всего неприятного, что оставила после себя императрица Елизавета», ограниченным, ничтожным, лживым, спившимся человеком, ненавистником всего русского. По его словам, «перед возмущенным чувством оскорбленного национального достоинства опять восстал ненавистный призрак второй бироновщины, и это чувство подогревалось еще боязнью, что русская армия будет раскассирована по армейским полкам, чем ей уже грозил Бирон. Все общество чувствовало в действиях правительства Петра III шалость и каприз, отсутствие единства мысли и определенного направления».

Переворот 28 июня 1762 года (9 июля по новому стилю) в российской и советской исторической литературе всегда трактовался однозначно – умная, решительная, патриотичная Екатерина свергает ничтожного супруга (маргинала и предателя русских интересов). В. О. Ключевский так отзывался об этом событии: «К возмущенному национальному чувству примешивалось в ней [Екатерине] самодовольное сознание, что она создает и дает Отечеству свое правительство, хоть и незаконное, но которое лучше законного поймет и соблюдет его интересы».

Но все же следует отметить попытку того же Ключевского дать непредвзятую характеристику Петра. Он отмечает, что император отнюдь не был грубым солдафоном: любил итальянскую музыку, играл на скрипке, любил живопись, книги, проявлял устойчивый интерес к нуждам Кильского университета и петербургского Сухопутного шляхетского кадетского корпуса. Ему были свойственны такие качества, как доброта, открытость, азарт, наблюдательность, остроумие, но в то же время он был вспыльчивым, гневливым, поспешным в действиях. За свое короткое царствование Петр провел в жизнь ряд мер, которые должны были упрочнить его положение и сделать его фигуру популярной в народе. Так, он упразднил Тайную розыскных дел канцелярию и дал дворянам возможность выбирать между государственной службой и беззаботной жизнью в своем имении («Манифест о даровании свободы и вольности российскому дворянству»). Развитию чувства достоинства у дворян должно было способствовать и упразднение Тайной канцелярии: внесудебный произвол заменялся отныне нормальным судебным разбирательством по делам политического обвинения. Наиболее ярко содержание этого указа можно выразить в следующих словах Манифеста: «Намерены мы помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном их повиновении содержать». Убийство помещиками своих крестьян квалифицировалось как «тиранское мучение», наказывающееся пожизненной ссылкой. Поощрялась торгово-промышленная деятельность и купечество, ряд указов был направлен на расширение применения вольнонаемного труда на мануфактурах, на льготы купечеству. Император положил конец преследованиям старообрядцев за веру.

Однако многие историки утверждают, что причиной переворота была именно крайняя непопулярность Петра III в народе. В вину ему ставились неуважение к русским святыням и заключение «позорного мира» с Пруссией.

На деле Петр вывел Россию из войны, которая истощала людские и экономические ресурсы страны и в которой Россия выполняла свой союзнический долг перед Австрией (то есть никакого «русского интереса» в Семилетней войне не наблюдалось). Он осуществил шаги по повышению боеспособности армии и флота. Однако Петр совершил непростительную ошибку, заявив о своем намерении двинуться на отвоевание Шлезвига у Дании. Особенно волновалась гвардия, которая, собственно, и поддержала Екатерину в грядущем перевороте. Император пытался укрепить воинскую дисциплину в гвардейских частях, его отношение к гвардейцам было крайне негативным. К тому же Петр не скрывал своего намерения со временем упразднить гвардейские полки. Армия спешно перестраивалась на прусский лад. Все это не могло не породить оппозиции Петру III в офицерской среде, прежде всего среди гвардейцев. Недовольно было и духовенство, и часть знати, шокированной некоторыми выходками императора, его пренебрежением правилами придворного этикета и пр. Этим недовольством не приминули воспользоваться.

Кроме того, Петр не торопился короноваться, и, по существу, он не успел соблюсти все те формальности, которые был обязан соблюсти в качестве императора. Фридрих II в своих письмах настойчиво советовал Петру поскорее возложить на себя корону, но император не прислушался к советам своего кумира. Таким образом, в глазах русского народа он был как бы ненастоящим царем.

Что касается Екатерины, то, как сказал все тот же Фридрих II, «она была иностранкой, накануне развода» и переворот был ее единственным шансом (Петр не раз подчеркивал, что собирается развестись с супругой и жениться на Елизавете Воронцовой).

В заговоре, по традиции, активную роль играли гвардейцы. Широкие связи претендентки на престол в офицерской среде обеспечили ей поддержку всех четырех полков гвардии и некоторых других расквартированных в Петербурге воинских частей. Важную роль сыграла позиция гвардейского полковника Кирилла Разумовского.

Некоторая часть дворянства примкнула к заговорщикам, чтобы возвести на престол наследника Павла Петровича, а Екатерину сделать регентшей и при ее содействии преобразовать Россию в конституционную монархию. Чтобы увеличить число противников Петра, распускались различные слухи о его намерении убить Екатерину, чтобы вступить в брак со своей фавориткой Елизаветой Воронцовой и короновать ее как императрицу, переодеть православных священников в пасторские одежды и сбрить им бороды и прочие «понятные массам» идеи.

Сигналом к началу переворота стал арест офицера-преображенца Пассека. На 29 июня 1762 года, когда по церковному календарю отмечался день Петра и Павла, Петр назначил торжественную церемонию. Утром накануне император с приближенными направился в Петергоф, где его должна была ждать Екатерина. Но выяснилось, что рано утром за несколько часов до этого Алексей Орлов (брат фаворита императрицы Григория Орлова) привез Екатерину в Петербург, где она обратилась к солдатам Измайловского полка, а потом и к семеновцам. Затем последовал молебен в Казанском соборе и присяга Сената и Синода. Вечером был совершен «поход на Петергоф», где Петр III был на праздновании своих именин и именин наследника Павла. Нерешительность и какая-то детская покорность императора сделали свое дело – никакие советы и действия приближенных не могли вывести Петра из состояния страха и оцепенения. Он довольно быстро отказался от борьбы за власть и, по существу, за свою жизнь.

Возможно, Петр III мог спастись, если бы действовал быстро и решительно. Но он потерял пять часов в ожидании точных известий о событиях в Петербурге, куда послал своих разведчиков. Почти все они были схвачены сторонниками Екатерины, а те немногие, кто сумел вернуться, могли сообщить только о блокировании въездов в столицу. Император вызвал из Ораниенбаума в Петергоф голштинский отряд и приказал ему окопаться для отражения атаки, но приближенные сумели отговорить его от вооруженного сопротивления, будучи уверенными в неравенстве сил (по одной версии, у Петра было восемьсот солдат, по другой – вдвое больше). Наконец, было принято решение, которое несколькими часами ранее могло оказаться спасительным: отплыть в Кронштадт. Но к тому времени он уже оказался в руках сторонников новой императрицы. Когда Петр III и сопровождавшие его лица на галере и яхте подошли к Кронштадту, им под угрозой артиллерийского обстрела приказано было уходить. Император в три часа утра 29 июня вернулся в Ораниенбаум и распустил по квартирам голштинские войска, готовые его защищать. После этого ему стало настолько плохо, что он послал за священником ближайшей православной церкви.

Вскоре в Петергоф прибыли полки новой императрицы, а отряд гусар под командованием брата фаворита Екатерины А. Г. Орлова блокировал Ораниенбаум. Петр III подписал отречение от престола. Свергнутого самодержца отвезли в Ропшу, где, по версии большинства историков, он был убит своими тюремщиками. Фридрих II так прокомментировал это событие: «Он позволил себя свергнуть, как ребенок, которого отсылают спать».

Петр III не был ничтожеством, но его нельзя назвать и талантливым государственным деятелем. Его способности были заурядными, хотя сам он считал иначе, а раболепие окружающих усиливало это пагубное самообольщение. В конечном счете самодержавие оказалось слишком тяжелым испытанием для него. В последний месяц правления несчастного императора стала складываться новая структура высшей власти, которая со временем, возможно, упрочила бы существующий режим. Но этого времени уже не оставалось. Наличие мощной оппозиции и продуманного заговора во главе с талантливой претенденткой на престол оказалось решающим фактором, определившим трагическую участь Петра III.

Вопрос о престолонаследии решался недолго: вскоре трон Российской империи надолго заняла Екатерина II. Ее правление называют «золотым веком» империи. Екатерина считала себя «философом на троне» и благосклонно относилась к европейскому Просвещению, состояла в переписке с Вольтером, Дидро, д’Аламбером. Она покровительствовала различным областям искусства – архитектуре, музыке, живописи. Сенат назвал ее Екатериной Великой и Матерью Отечества. О ее царствовании написаны тома, хотя, безусловно, не все, что произошло за 34 года ее царствования, еще объяснено историками: ее политика, ее интриги, ее фавориты, ее отношения (вернее, отсутствие оных) с сыном Павлом Петровичем (будущим Павлом I)…

Но все это уже не относится к загадкам эпохи дворцовых переворотов, потому что восхождение на трон Екатерины II опускает занавес над этим периодом российской истории.

 

О роли гвардии в истории. Независимая политическая сила

В истории России XVIII века есть явление, не имеющее аналогов в жизни европейских стран того же периода. Явление это – особая политическая роль русской гвардии. Невозможно достаточно полно понять период российской истории от Петра I до Павла I, и даже до Николая II, не исследовав политической истории гвардии. Работа эта между тем еще не проделана. Не изучен с достаточной точностью социальный состав гвардии, характер и динамика его изменения. И эта неизученность рождает исторические мифы.

Речь идет именно о политической истории, ибо после Полтавской победы и Прутского поражения на протяжении многих десятилетий XVIII века гвардия не принимала сколько-нибудь активного участия в военных действиях. Сферой деятельности гвардейских полков была политика.

Решающей силой дворцовых переворотов оказалась гвардия, привилегированная часть созданной Петром регулярной армии (это знаменитые Семеновский и Преображенский полки, в 1730-е годы к ним прибавились два новых, Измайловский и Конногвардейский). Ее участие решало исход дела: на чьей стороне была гвардия, та группировка одерживала победу. Гвардия была не только привилегированной частью русского войска, она являлась представительницей целого сословия (дворянского), из среды которого почти исключительно формировалась и интересы которого представляла.

Создавая в 1692 году гвардию, Петр хотел противопоставить ее стрельцам – привилегированным пехотным полкам московских царей, которые к концу XVII века стали вмешиваться в политику. «Янычары!» – так презрительно называл их Петр. У него были причины для ненависти – навсегда он, десятилетний мальчик, запомнил жуткий Стрелецкий бунт 1682 года, когда на копьях стрельцов погибли его ближайшие родственники. Гвардия – первое и, может быть, наиболее совершенное создание Петра. Эти два полка – шесть тысяч штыков – по боевой выучке и воинскому духу могли потягаться с лучшими полками Европы. Гвардия для Петра была опорой в борьбе за власть и в удержании власти. По свидетельству современников, Петр часто говорил, что между гвардейцами нет ни одного, которому бы он смело не решился поручить свою жизнь. Гвардия для Петра была «кузницей кадров». Гвардейские офицеры и сержанты выполняли любые поручения царя – от организации горной промышленности до контроля за действиями высшего Генералитета. Гвардия всегда знала свой долг – была так воспитана. Она казалась Петру той идеальной моделью, ориентируясь на которую он мечтал создать свое «регулярное» государство – четкое, послушное, сильное в военном отношении, слаженно и добросовестно работающее. А гвардия боготворила своего создателя. И недаром. Дело было не только в почестях и привилегиях. Петр сумел внушить семеновцам и преображенцам ощущение участия в строительстве нового государства. Гвардеец не только был, но и осознавал себя государственным человеком. И это совершенно новое для рядового русского человека самоощущение давало петровскому гвардейцу необыкновенные силы.

Стрелец царя Алексея Михайловича тоже был патриотом. Но он стоял за традицию, за незыблемость или медленную эволюцию государственного быта, сливающегося для него с бытом домашним, его идеалом было сохранение окружающей его жизни, ее эталонных ценностей. Петровский гвардеец чувствовал себя созидателем нового и небывалого. В отличие от стрельца, он куда меньше был связан с бытом. Он был предан будущему. Он жил с ощущением постоянного порыва, движения, совершенствования. Это был человек реформы как жизненного принципа. Именно это мироощущение и самоощущение, а не бритый подбородок и европейский мундир принципиально отличали петровского гвардейца от солдата допетровского.

Но не успел основатель и первый полковник Преображенского полка закрыть глаза, как его любимцы в зеленых мундирах превратились в новых янычар.

Прекрасно снаряженные, образцово вооруженные и обученные гвардейцы всегда были гордостью и опорой русского престола. Их мужество, стойкость, самоотверженность много раз решали судьбу сражений, кампаний, целых войн в пользу русского оружия.

Но есть и иная, менее героическая страница в летописи императорской гвардии. Гвардейцы, эти красавцы, дуэлянты, волокиты, избалованные вниманием столичных и провинциальных дам, составляли особую привилегированную воинскую часть русской армии со своими традициями, обычаями, психологией. Главной обязанностью гвардии была охрана покоя и безопасности самодержца, царской семьи и двора. Стоя на часах снаружи и внутри царского дворца, они видели изнанку придворной жизни. Мимо них в царские спальни прокрадывались фавориты, они слышали сплетни и видели безобразные ссоры, без которых не мог жить двор. Гвардейцы не испытывали благоговейного трепета перед блещущими золотом и бриллиантами придворными, они скучали на пышных церемониях – для них все это было привычно, и обо всем они имели свое, часто нелицеприятное мнение.

Важно и то, что у гвардейцев было преувеличенное представление о своей роли в жизни двора, столицы, России. Петр I создал силу, на протяжении XVIII века выступающую главным вершителем судеб монархов и претендентов на престол. Гвардейские полки, дворянские по составу, являлись ближайшей опорой трона. Они представляли ту реальную вооруженную силу при дворе, которая могла содействовать и возведению на престол, и низложению царей. Поэтому правители всячески старались заручиться поддержкой гвардии, осыпали ее знаками внимания и милостями. Между гвардией и монархом устанавливались особые отношения: гвардейская казарма и царский дворец оказывались тесно связанными друг с другом. Служба в гвардии не была доходна – она требовала больших средств, но зато открывала хорошие карьерные виды, дорогу политическому честолюбию и авантюризму, столь типичному для XVIII века с его головокружительными взлетами и падениями «случайных» людей.

И тем не менее часто оказывалось, что «свирепыми русскими янычарами» можно успешно управлять. Лестью, посулами, деньгами ловкие придворные дельцы умели направить раскаленный гвардейский поток в нужное русло, так что усатые красавцы даже не подозревали о своей жалкой роли марионеток в руках интриганов и авантюристов. Впрочем, как обоюдоострый меч, гвардия была опасна и для тех, кто пользовался ее услугами. Императоры и первейшие вельможи нередко становились заложниками необузданной и капризной вооруженной толпы гвардейцев. И вот эту зловещую в русской истории роль гвардии проницательно понял французский посланник в Петербурге Жан Кампредон, написавший своему повелителю Людовику XV сразу же после вступления на престол Екатерины I: «Решение гвардии здесь закон». И это было правдой, XVIII век вошел в русскую историю как «век дворцовых переворотов». И все эти перевороты делались руками гвардейцев.

28 января 1725 года гвардейцы впервые сыграли свою политическую роль в драме русской истории, сразу после смерти первого императора приведя к трону вдову Петра Великого в обход прочих наследников. Это было первое самостоятельное выступление гвардии как политической силы.

Когда в мае 1727 года Екатерина I опасно занемогла, для решения вопроса о преемнике собрались чины высших правительственных учреждений: Верховного тайного совета, Сената, Синода, президенты коллегий. Среди них появились и майоры гвардии, как будто гвардейские офицеры составляли особую политическую корпорацию, без содействия которой не мог быть решен такой важный вопрос. В отличие от других гвардейских корпораций – римских преторианцев, турецких янычар, – русская гвардия превращалась именно в политиче скую корпорацию.

Не занимавшийся специально этой проблематикой историк Ключевский учуял суть явления. Дав в нескольких фразах беглый обзор «эпохи дворцовых переворотов», он далее формулирует основополагающие положения: «Это участие гвардии в государственных делах имело чрезвычайно важное значение, оказав могущественное влияние на ее политическое настроение. Первоначально послушное орудие в руках своих вожаков, она потом становится самостоятельной двигательницей событий, вмешиваясь в политику по собственному почину. Дворцовые перевороты были для нее подготовительной политической школой, развили в ней известные политические вкусы, привили к ней известный политический образ мыслей, создали настроение. Гвардейская казарма – противовес и подчас открытый противник Сената и Верховного тайного совета».

Это мудрый пассаж. Вместе с тем здесь есть против чего возразить. Во-первых, определенную политическую школу гвардия прошла еще при Петре. К эпохе дворцовых переворотов она пришла уже «политической корпорацией». Ее претензии на решение вопросов, подлежащих компетенции правительствующих учреждений – Сената и Верховного совета, зиждились на воспоминаниях о той роли, которую отвел ей Петр в последнее десятилетие своего царствования, роли контролирующей и регулирующей силы, подотчетной только царю.

Во-вторых, вряд ли в 1725-м и 1727 году гвардия была «послушным орудием» в руках Меншикова и Бутурлина. Она была «послушным орудием» – идеальным орудием – в руках своего создателя, а с его смертью немедленно стала самостоятельной силой. Гвардия пошла за Меншиковым и Бутурлиным потому, что их программа в этот момент была действительно органически близкой гвардейцам: Екатерина представлялась преображенцам и семеновцам гарантом буквального следования предначертаниям первого императора.

Гвардия выбирала не просто царствующую особу, она выбирала принцип. Причем выбирала гвардия не между петровской и допетровской Россией, а она делала свой выбор в январе 1725 года между двумя тенденциями политического реформирования страны – умеренного, но несомненного движения в сторону ограничения самодержавия и неизбежного при этом увеличения свободы в стране, с одной стороны, и дальнейшего развития и укрепления военно-бюрократического государства, основанного на тотальном рабстве, – с другой.

Гвардия в 1725 году выбрала второй вариант.

 

Княжна Тараканова и другие «дочери» императрицы Елизаветы

Княжна Тараканова – одна из тех загадочных личностей, которые сумели создать ореол такой таинственности вокруг своей особы, что ни ее современники, ни исследователи наших дней не могут ответить на вопрос: кто же она? В ее характере и жизненном пути объединилось несоединимое: знаменитость и неизвестность; роскошная жизнь светской красавицы и бегство от кредиторов без гроша в кармане; мягкость и женственность, сменявшиеся жестокостью и хладнокровием; расчетливость и независимость, с которыми уживались и хитрость, и слепая доверчивость. Для русской истории княжна Тараканова то же самое, что «Железная маска» для французской. Фигура загадочная, таинственная, почти мифическая. Ее едва осязаемый многоликий образ как бы растворился во времени, и трудно уловить, какой была она при жизни. Может быть, эта женщина и есть всего лишь миф, плод чьего-либо воображения или она все же существовала в действительности? А если княжна Тараканова – реальная личность, то кем же она была – отчаянной авантюристкой-самозванкой, объявившей себя наследницей русского престола, или же монахиней Досифеей, дни которой закончились в Ивановском монастыре? Ответы на эти вопросы по сей день остаются для нас загадкой.

Одна из таинственных историй происхождения княжны Таракановой связана с браком императрицы Елизаветы Петровны и ее фаворита, бывшего церковного певчего, графа Алексея Григорьевича Разумовского. В предании высказывается предположение, что в этом законном, но тайном браке родилось двое детей. По законам того времени рожденные от подобного брака дети не имели права на престолонаследие. Более того, с годами они должны были утвердиться в мысли о необходимости добровольно отказаться от светской жизни и целиком посвятить себя Богу, «дабы не смогли люди нечестивые использовать их имена в корыстных целях, в политических интригах». Письменных свидетельств о сыне Елизаветы и графа Разумовского не сохранилось. Существует предположение, что жил он до самой кончины в одном из монастырей Переславля-Залесского.

Дочь же стала известна под именем княжны Таракановой (хотя существовали и другие самозванки). В 1770-х годах в Персии, потом на Балканах, а затем и в Западной Европе объявилась некая молодая женщина – образованная и богатая красавица. Кочуя из страны в страну, она с легкостью меняла не только влиятельных покровителей, но и свои имена. Ее называли то фрейлен Франк, то мадам де Тремуйль, то дочерью турецкого султана, то принцессой Азовской, то Владимирской… «Это была роковая фантазия» – русская, княжна Тараканова, дочь Елизаветы Петровны от тайного брака ее с Разумовским и, значит, претендентка на российский престол. Конечно же, как показывают документы, женщина, претендовавшая на царскую корону, не сама приняла такое решение – объявить себя наследницей трона. Среди тех, кто поддерживал амбициозные претензии молодой красавицы, был князь Радзивилл. Возможно, и еще кто-либо из влиятельных особ «играл» этой дорогой куклой, но всерьез ее намерения, в общем-то, воспринимали немногие. К тем же, кто придавал особое значение дерзким заявлениям искательницы приключений, несомненно, принадлежала Екатерина II. сколь бы легкомысленны и нереальны были попытки отнять у нее трон, императрица всегда решительно пресекала любые из них. Неудивительно, что, узнав о самозванке, она сразу же приняла все меры к тому, чтобы «схватить бродяжку». Тем более что «принцесса Владимирская» промелькнула в истории в грозные для русской царицы годы Пугачевского бунта.

Поселившись в 1772 году в Париже, красавица объявила себя принцессой Елизаветой Владимирской и стала распространять рассказ о том, что она происходит от богатого русского рода князей Владимирских, воспитывалась у дяди в Персии и по достижении совершеннолетия приехала в Европу с целью отыскания наследства, находившегося в России. «Принцесса» называла себя дочерью императрицы Елизаветы Петровны, «сестрой» Пугачева и заявляла – в письмах султану, графу Панину, графу Орлову-Чесменскому и другим, а также в фантастических манифестах – о намерении с помощью Пугачева вернуть себе «родительский пре стол». Для достижения своей цели она отправилась в Венецию, а оттуда в Константинополь, но бурей была выброшена около Рагузы, где и прожила до конца 1774 года, продолжая рассылать письменные послания и «манифестики». В письмах она продолжала говорить о своем царском происхождении, представляя даже духовное завещание императрицы (видимо, вымышленное), о житье при матери до девятилетнего возраста, о намерениях занять престол. Но ни обращения к султану, ни затем переговоры с кардиналами не имели успеха…

Между тем Екатерина отдала приказ немедленно поймать «легкомысленную авантюристку». Исполнить поручение было велено графу Алексею Орлову, генерал-адмиралу и генералиссимусу Российского флота, победителю турок при Чесме, за что его именовали Орловым-Чесменским. Граф даже был уполномочен подойти с эскадрой к городу, где в то время жила «самозванка», и потребовать у Сената ее выдачи, в случае же отказа бомбардировать город. Однако для выполнения задачи Орлов решил использовать другие методы.

Собрав необходимые сведения о «принцессе Владимирской» и отметив среди черт, ей свойственных, страстность и влюбчивость, Орлов решил сыграть на этом. Он незамедлительно отправился в Италию, в Пизу, где в то время пребывала княжна Тараканова, познакомился с ней и притворился безумно влюбленным… И как-то после обеда у английского консула в Ливорно граф предложил своей «возлюбленной» и ее спутникам осмотреть русский военный корабль и галантно вызвался сопроводить их (по некоторым версиям, на корабле был инсценирован обряд венчания). Вот тут-то мышеловка и захлопнулась. Жестоко обманутая своим любовником, доверчивая княжна попалась в хитро расставленные сети, прямо с корабля угодив в казематы Петропавловской крепости. Там арестованная пленница была подвергнута продолжительному допросу фельдмаршалом князем Голицыным, во время которого давала различные показания. А 4 декабря 1775 года несчастная узница умерла от чахотки, скрыв тайну своего рождения даже от священника. Обрядов при ее погребении не было совершено никаких.

Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения. Худ. К. Флавицкий

Предание же о гибели княжны Таракановой во время наводнения в Санкт-Петербурге в 1777 году, послужившее сюжетом для наделавшей в свое время много шума картины К. Д. Флавицкого, исследованиями не подтверждается. Полотно художника «Княжна Тараканова в Петропавловской крепости во время наводнения» сохранило для нас когда-то известное имя, но не образ. Петербургское наводнение 1777 года – единственное сходство картины Флавицкого с исторической реальностью. На Всемирной выставке в Париже полотно, выставленное под названием «Смерть легендарной принцессы Таракановой», имело приписку, что «сюжет картины заимствован из романа, не имеющего никакой исторической истины». Таким образом, не существует ни одного достоверного живописного портрета таинственной красавицы. История сохранила лишь несколько словесных зарисовок загадочной искательницы приключений. Вот, например, как ее описывает граф Валишевский: «Она юна, прекрасна и удивительно грациозна. У нее пепельные волосы, как у Елизаветы, цвет глаз постоянно меняется – они то синие, то иссиня-черные, что придает ее лицу некую загадочность и мечтательность, и, глядя на нее, кажется, будто и сама она вся соткана из грез. У нее благородные манеры – похоже, она получила прекрасное воспитание. Она выдает себя за черкешенку, точнее, так называют ее многие, – племянницу знатного, богатого перса…» Существует и другое, не менее любопытное описание нашей героини, принадлежащее перу князя Голицына: «Насколько можно судить, она – натура чувствительная и пылкая. У нее живой ум, она обладает широкими познаниями, свободно владеет французским и немецким и говорит без всякого акцента. По ее словам, эту удивительную способность к языкам она открыла в себе, когда странствовала по разным государствам. За довольно короткий срок ей удалось выучить английский и итальянский, а будучи в Персии, она научилась говорить по-персидски и по-арабски».

Несмотря на достаточно широкое распространение легенды, большинство историков все же отказывают в достоверности преданию о погибшей в Петропавловской темнице княжне Таракановой как о дочери Елизаветы Петровны и графа Разумовского. Советская историческая энциклопедия, например, в заметке об Алексее Григорьевиче Разумовском пишет: «Потомства (вопреки легендам) не было». Но даже если история о наследнице русского престола «всего лишь дым преданий», думается, подобная легенда заслуживает внимания, ибо «такие легенды корнями своими уходят в почву исторической реальности».

Тараканова Августа (принцесса, в монашестве Досифея). Неизвестный художник, середина XVIII в.

А вот энциклопедия Брокгауза и Эфрона «подлинной Таракановой», дочерью Елизаветы и, следовательно, внучкой Петра I называет монахиню Московского Ивановского монастыря Досифею. Эта женщина – абсолютно реальная историческая фигура, более того, имя ее фигурирует среди подвижников благочестия. «Жизнь инокини Досифеи, – пишет о ней Е. Поселянин, – представляет собою пример великого бедствия, ничем не заслуженного несчастия. Царской крови, родившись, казалось, для радостной жизни, для широкого пользования благами мира, она была в расцвете лет и сил заживо погребена, но вынесла безропотно тяжкую долю и просияла подвигами благочестия». Одно из преданий гласит, что «настоящая княжна» Августа Тараканова (ставшая впоследствии инокиней Досифеей) была направлена за границу, где воспитывалась и жила, пока в 1774 году о себе не заявила «всклепавшая на себя чужое имя» «принцесса Владимирская». Для княжны Августы эта интрига имела печальные последствия. Встревоженная восстанием Пугачева, объявившего себя, как известно, Петром III, императрица распорядилась доставить в Россию и настоящую дочь Елизаветы Петровны. В Петербурге с княжной беседовала сама Екатерина II. Она долго рассказывала о смутах, обрушившихся на Российскую империю, и в заключение объявила, что, «дабы не вызвать нечаянно государственного потрясения, княжне следует отказаться от мира и провести остаток дней в монастыре». Не противясь государственному благу, Тараканова предпочла смириться со своей участью. Местом заточения княжны был избран Ивановский монастырь в Москве, который покойная Елизавета Петровна и устраивала как монастырь для вдов и сирот знатных лиц. Здесь и содержали теперь ее дочь, ставшую инокиней Досифеей. Келью Досифеи составляли две низкие сводчатые комнаты, в которые, кроме игуменьи, духовника и келейницы, никто не входил. Досифею не пускали ни в общую церковь, ни в трапезную. Иногда для нее совершалось особое богослужение в надвратной Казанской церкви. Пока там находилась Досифея, двери церкви наглухо запирались. «Понятны, – пишет Е. Поселянин, – те глубокие внутренние муки, которые переживала она в своем невольном затворе. Конечно, она сравнивала его со своим прошлым: величием своих родителей, своей прежней вольною и роскошною жизнью, и какая тоска в эти минуты должна была грызть ее душу!» Последние годы жизни Досифея прожила в полном уединении… Благочестивую инокиню Господь призвал в 1810 году. На ее торжественные пышные похороны съехалась вся московская знать, в том числе и многочисленная родня Разумовских. Заупокойное богослужение совершало высшее духовенство Москвы. Похоронили затворницу не в Ивановском монастыре, где она приняла постриг, как того требовали церковные правила, а в Новоспасском, невдалеке от усыпальницы бояр Романовых.

Если это предание имеет под собой реальную почву, можно только подивиться, как чудовищно несправедливо устраиваются судьбы в доме Романовых… Родная дочь императрицы Елизаветы Петровны становится монахиней-затворницей, а чужестранка Екатерина – императрицей. Следы нескольких княжон Таракановых обнаруживаются и в других женских монастырях, и по этому поводу остроумно было замечено, что «в России нет женского монастыря, который не имел бы предания о какой-либо таинственной затворнице». По одной из легенд, якобы существовали две княжны Таракановы, воспитывавшиеся в Италии, которые коварно были арестованы графом Орловым. Граф приказал утопить сестер, но одна из них была спасена матросом. Впоследствии княжна приняла постриг в одном из московских монастырей. По мнению некоторых исследователей, весьма вероятному, легенда о Таракановых обязана своим происхождением тому факту, что граф Алексей Разумовский действительно воспитывал за границей (в Швейцарии) своих племянников Дараганов. Иностранцам нетрудно было переделать их фамилию сначала в Дарагановых, а потом в Таракановых и создать легенду об их особенном происхождении.

К сожалению, те материалы, которыми располагают историки, не дают ни малейшего шанса на разгадку тайны «лжедочери Елизаветы». Поэтому остается лишь верить или не верить легендам, гадать, где вымысел, а где реальность, и снова и снова строить догадки, кем же была эта женщина, претендовавшая на русский престол, – обаятельной авантюристкой, схваченной с поличным, или заслуживающей сочувствия фантазеркой, угодившей в силки большой политической игры и искренне верившей в свое «царское происхождение».

 

Заговор против Павла I

 

11 марта 1801 года произошел последний дворцовый переворот в истории России, им завершилась эпоха императора Павла I. Он – одна из самых загадочных фигур в длинной череде государей династии Романовых. Его четырехлетнее царствование наполнено самыми противоречивыми и странными событиями. В этот короткий, но чрезвычайно важный для всей последующей жизни России промежуток истории решалось очень многое: определялись судьбы страны, монархии, дворянства, различных общественных движений и капитальных идей. Почему-то именно Павлу I вменялись в вину и деспотичность правления, как будто не было явных тиранов – Ивана IV и Петра I, и низкопоклонство перед прусскими образцами, как будто не были западниками императрица Екатерина II и император Александр I – мать и сын императора Павла. Его подозревали в принадлежности к масонской ложе. Его внешнюю политику объявляли безумной. Известны слова Пушкина об императрице Екатерине II: «Конец ее царствования был отвратителен… Все негодовали; но воцарился Павел, и негодование увеличилось… Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы».

Однако возвращенный Павлом из сибирской ссылки писатель А. Н. Радищев назвал эти времена иначе и точнее: «Столетье безумно и мудро». Таков был и «российский Калигула», сын великой Екатерины, умный, просвещенный и добрый человек, загнанный бесчеловечной русской историей в тупик политического безумия и истерической тирании, самый одинокий, несчастный и непонятый деятель XVIII столетия.

Царствование императора Павла I стало последней неудачной, суматошной и трагикомической попыткой завершить дело Петра Великого, то есть «сверху», силой навязать разудалой, вконец избаловавшейся при снисходительной императрице Екатерине II России правильные европейские формы и прусский порядок во всех сферах ее привольного и бескрайнего бытия. Однако этого мало кто хотел, и о Павле современники с сожалением говорили: «Царствование его для всех было чрезвычайно тяжело, особливо для привыкших благодетельствовать под кротким правлением обожаемой монархини». Хотя романтическому императору-рыцарю больше пристало бы имя российского Дон Кихота, данное ему ироничным Наполеоном.

Но даже слова Бонапарта покажутся лестью на фоне сложившегося общепринятого мнения. Хрестоматийный облик Павла I небогат привлекательными чертами: школьные учебники привычно обвиняли девятого российского императора в безумии, ограниченности и жестокости. Но банальные истины имеют свойство оправдываться с точностью до наоборот. Архивные документы заставляют задуматься: а не является ли знакомый исторический портрет злой карикатурой? Французский дипломат Дюран в 1773 году делился своими впечатлениями о молодом Павле: «Воспитание цесаревича пренебрежно совершенно, и это исправить невозможно, если только природа не сделает какого-нибудь чуда. Здоровье и нравственность великого князя испорчены вконец». Еще более определенно высказывался английский посланник Витворт: «Император буквально сумасшедший». Эту точку зрения впоследствии разделяло большинство участников убийства

несчастного императора. Однако вряд ли мнение убийцы о жертве может считаться объективным. Кроме того, презумпция невиновности – закон правосудия. Врачи, чтобы поставить правильный диагноз, пытаются тщательно выяснить anamnes vitae – историю жизни больного. Что ж, последуем примеру медиков…

Каким же человеком на самом деле был «гатчинский отшельник», что им руководило, что за путь он видел для себя и Российской империи? Самодержец он или игрушка судьбы? Был он новым великим реформатором России или архитектором воздушных замков и прожектером?

«Загадка Павла» напрямую связана с обстоятельствами его кончины. Как известно, Павел был убит заговорщиками, проникшими в казавшийся абсолютно надежным Михайловский замок. Но был ли погибший тираном, от которого спасли Россию бесстрашные герои, или же толпа полупьяных дебоширов оборвала жизнь романтического и честного правителя, угрожавшего своими реформами их корыстным интересам? Каким на самом деле видели царя его современники? В зависимости от того, на какую сторону – заговорщиков или их жертвы – становились современники и будущие исследователи, личность Павла оказывалась наделенной совершенно разными, иногда абсолютно противоположными чертами.

Какие тайны хранит загадочный и окруженный мрачными легендами Михайловский замок, место, где начался и завершился земной путь императора Павла?

И безусловно, не дает покоя вопрос: какое отношение к Павлу I имели загадочные масоны и мальтийские рыцари? В массовом сознании все: и масоны, и мальтийцы, и заговорщики – все они одним миром мазаны. Но так ли это, и что думал Павел I по этому поводу?

 

Благословенный внук и ненавистный сын

Эта история начинается 20 сентября 1754 года‚ когда в семье наследника русского престола произошло давно ожидаемое и даже необходимое событие: у дочери Петра I русской императрицы Елизаветы Петровны родился внук – великий князь Павел Петрович, родился к величайшей радости своей венценосной бабушки и всей России: его рождением обеспечивалось престолонаследие в роду Петра Великого.

Но кто был этот младенец? Чьим сыном он был? До сих пор никто этого не знает наверняка. Сам Павел был убежден, что Петр III (бывший герцог Карл Петер Ульрих Голштейн-Готторпский), злополучный император, и года не пробывший на русском троне и потом задушенный одним из гвардейцев в 1726 году, действительно был его отцом. Другие сомневались в этом, предполагая, что отцом Павла был граф Салтыков, любовник Екатерины. Иные уверяли, что от красивого Салтыкова не мог родиться этот курносый мальчик и что Екатерина родила мертвого ребенка, которого заменили новорожденным чухонцем из деревни Котлы, расположенной недалеко от Ораниенбаума. Однако слухи о том, что отцом Павла был не Петр III, скорее всего не имеют под собой оснований.

Жизнь Павла оказалась не менее загадочной и фантастичной, чем его происхождение. Императрица Елизавета видела в младенце залог будущности своей империи и приняла на себя заботы о его воспитании. Бабушка была гораздо больше обрадована его рождением, чем отец ребенка, племянник императрицы великий князь Петр Федорович, и тем более мать новорожденного, великая княгиня Екатерина. Впрочем последней и не дали возможности порадоваться, сразу же забрав новорожденного в покои Елизаветы. Императрица была женщина добрая, своего новорожденного внучатого племянника обожала, но педагогическими талантами явно не обладала. Мать ребенка, великая княгиня Екатерина, поначалу пыталась спорить, но ее доводы игнорировались.

«Только что спеленали его, – пишет в дневнике Екатерина, – как явился по приказанию императрицы духовник ее и нарек ребенку имя Павла, после чего императрица тотчас велела повивальной бабушке взять его и нести за собою, а я осталась на родильной постели… В городе и империи была великая радость по случаю этого события. На другой день я начала чувствовать нестерпимую боль. Боль эта не давала мне спать, и, сверх того, со мною сделалась сильная лихорадка; но, несмотря на то, и в тот день я не удостоилась большого внимания.

Впрочем, великий князь на минуту явился в моей комнате и потом ушел, сказав, что ему некогда больше оставаться. Лежа в постели, я беспрерывно плакала и стонала; в комнате была одна только Владиславова; в душе она жалела обо мне, но ей нечем было помочь. Да и я не любила, чтобы обо мне жалели, и сама не любила жаловаться: я имела слишком гордую душу, и одна мысль быть несчастной была для меня невыносима; до сих пор я делала все, что могла, чтобы не казаться таковой… Наконец, великий князь соскучился по моим фрейлинам: по вечерам ему не за кем было волочиться, и потому он предложил проводить вечера у меня в комнате. Тут он начал ухаживать за графиней Елизаветой Воронцовой, которая, как нарочно, была хуже всех лицом».

Празднуя рождение внука, императрица Елизавета по-прежнему не щадила материнских чувств Екатерины: для нее на первом плане были лишь «интересы империи». Увидеть сына снова после родов Екатерина смогла только через шесть недель, когда она принимала очистительную молитву. Тогда императрица во второй раз пришла к ней в комнату и велела принести к ней Павла. «Он показался мне очень хорош, – пишет Екатерина, – и вид его несколько развеселил меня, но как скоро молитвы были окончены, императрица тотчас приказала унести его и сама ушла». В третий раз Павла показали матери по ее просьбе лишь весной, по случаю отъезда великокняжеской четы в Ораниенбаум. Екатерина видела сына только в покоях императрицы и только в присутствии последней.

Считается, что Павла мать не любила, ведь это был ребенок от нелюбимого мужа – Петра III. Однако записи в дневниках Екатерины II, сделанные после рождения сына, говорят о том, что она не была равнодушна к сыну, она хотела быть с ним, заниматься его воспитанием, но ее лишали этой возможности. Умная, европейски образованная мать не могла сразу подавить в себе естественной заботы о первенце и издали, со скорбью, следила за воспитанием, которое давала ему добродушная, но придерживавшаяся старозаветных русских традиций императрица. Павла Петровича, как помещичьего сынка, постепенно сдали на руки невежественной женской дворне, со страхом заботившейся только о том, чтобы беречь и холить барское дитя, оставшееся без всякой родительской ласки и внимания: еще до крестин Павел едва не умер от молочницы. «Я должна была, – пишет Екатерина, – лишь украдкой наведываться о его здоровье, ибо просто послать спросить о нем значило бы усумниться в попечениях императрицы и могло быть очень дурно принято. Она поместила его у себя в комнате и прибегала к нему на каждый его крик; его буквально душили излишними заботами. Он лежал в чрезвычайно жаркой комнате, во фланелевых пеленах, в кроватке, обитой мехом черных лисиц; его покрывали одеялом из атласного тика на вате, а сверх того еще одеялом из розового бархата, подбитого мехом черных лисиц. После я сама много раз видала его таким образом укутанного; пот тек у него с лица и по всему телу, вследствие чего, когда он вырос, то простуживался и заболевал от малейшего ветра. Кроме того, к нему приставили множество бестолковых старух и мамушек, которые своим излишним и неуместным усердием причинили ему несравненно больше физического и нравственного зла, чем добра».

Петр III

Этот рассказ матери Павла об обстоятельствах, сопровождавших его рождение, показывает, в какой обстановке появился на свет младенец – великий князь: семейная драма, имевшая место в императорской фамилии, уже заложила основу будущего конфликта Павла и Екатерины.

Итак, жертва политических расчетов, баловень царственной бабушки, Павел при самом рождении встречен был полным равнодушием отца и слезами матери, до глубины души прочувствовавшей свое унижение и бессилие: мало того что у нее отняли первенца и навсегда оторвали от семейных радостей, но ради этого же ее первенца саму ее же бросили на произвол судьбы, их заранее делали соперниками: возвеличивая сына, унижали мать. В первые полгода мать видела сына три раза, да и в дальнейшем недолгие свидания случались не чаще пары раз в месяц. Ей откровенно давали понять, что ее – принцессу – выписали из Германии, по сути дела, в качестве «родильной машины». Но «машина» оказалась с секретом. С первых дней своего приезда мелкопоместная и бедная Ангальт-Цербстская принцесса поставила перед собой задачу добиться верховной власти в России. И честолюбивая немка поняла, что с рождением сына ее и без того слабые надежды на российский престол рушатся. Все последующие взаимоотношения матери и сына так и складывались – как отношения политических противников в борьбе за власть. Материнский инстинкт стал планомерно вытесняться волей к власти. Екатерина недолго переживала разлуку с сыном и полностью отдалась политическим играм.

Что касается Елизаветы, то она сделала все возможное, чтобы расширить пропасть между матерью и сыном: особенные знаки внимания новорожденному, подчеркнутая холодность к великой княгине, которую и раньше-то не очень баловали вниманием. Намек ясен: произвела на свет то, что заказывали, – можешь уходить со сцены. Мать, которая неделями и месяцами не видела сына и которая понимала, что там, в покоях, куда ей нет доступа, из него делают не просто чужого ей человека, а противника, соперника, конкурента в борьбе за корону, в конце концов так и стала воспринимать его.

Понимала ли Елизавета Петровна, что она делает? Во всяком случае, на закате царствования она изменила свое отношение к невестке, окончательно махнув рукой на племянника. Она увидела, что скромная Ангальт-Цербстская принцесса превратилась в важную политическую фигуру при русском дворе, оценила ее работоспособность и организаторский талант. Слишком поздно поняла Елизавета, какого серьезного врага она создала своему любимому внуку, но времени на исправление ошибок уже не оставалось.

Елизавета Петровна умерла, когда Павлу было всего 7 лет. Эти первые семь лет, наверное, были счастливейшими в его жизни. Ребенок рос окруженный вниманием и заботой многочисленной дворцовой прислуги, в основном русской. В раннем детстве великий князь редко слышал иностранную речь. Императрица баловала внука, проводила с ним много времени, особенно в последние два года. Образ доброй русской бабушки, иногда приходившей проведать его даже ночью, навсегда остался в памяти великого князя. Изредка заходил к нему и отец. Их отношения нельзя было назвать близкими, но Павлу было обидно видеть, как окружающие открыто пренебрегают отцом и смеются над ним. Это сочувствие и жалость к отцу многократно возросли после короткого царствования Петра III, завершившегося дворцовым переворотом в пользу Екатерины.

Смерть Елизаветы, неожиданное исчезновение Петра, туманные слухи о его насильственной смерти потрясли восьмилетнего мальчика. Позднее жалость к убитому отцу переросла в самое настоящее поклонение. Есть сведения, что Павел сомневался в смерти отца, точнее, хранил надежду, что он каким-то образом успел спастись. До самого восшествия на престол Павел внимательно прислушивался к шепоту о самозванцах. Первое, что спросил у бывшего фаворита Петра графа Гудовича, возвращенного из ссылки: «Жив ли мой отец?» Подросший Павел очень любил читать шекспировские трагедии и сравнивал себя с принцем Гамлетом, призванным отомстить за отца. Но реальная жизнь осложнялась тем, что у «российского Гамлета» не было коварного дяди и обманутой матери. Злодеем, причем не особо скрывавшим причастность к убийству, была сама его мать.

После смерти бабушки и отца мало что изменилось в положении Павла, по отзывам – впечатлительного и даровитого ребенка. Он по-прежнему жил отдельно от матери. Екатерина все больше видела в нем продукт чужого и враждебного воспитания, возможно, что и живой укор ее совести – ведь он сын низвергнутого ею Петра III. Павел это чувствовал и сторонился матери, когда его изредка приводили к ней. Ребенок замкнулся в себя и с годами все больше и больше стал чуждаться матери. Когда же Павел узнал, что желание матери стать императрицей послужило причиной гибели его отца, а потом понял, что мать не только свергла с престола его отца, но намерена лишить законных прав на русский престол и его самого, эта отчужденность переросла в неприязнь.

Каковы были основные черты характера Павла, прежде чем тяжелая, ненормальная жизнь, которая досталась на его долю, подорвала его душевные силы? Многие из знавших Павла I близко единодушно отмечают рыцарские черты его характера. Княгиня Ливен утверждала, что «в основе его характера лежало величие и благородство – великодушный враг, чудный друг, он умел прощать с величием, а свою вину или несправедливость исправлял с большой искренностью».

В мемуарах одного из современников Павла, А. Н. Вельяминова-Зернова, мы встречаем такую характеристику нравственного облика Павла Первого: «Павел был по природе великодушен, открыт и благороден; он помнил прежние связи, желал иметь друзей и хотел любить правду, но не умел выдерживать этой роли. Должно признаться, что эта роль чрезвычайно трудна. Почти всегда под видом правды говорят царям резкую ложь, потому что она каким-нибудь косвенным образом выгодна тому, кто ее сказал».

Другой современник в своих мемуарах заметил, что: «Павел был рыцарем времен протекших». «Павел, – свидетельствует далее в своих воспоминаниях Саблуков, – знал в совершенстве языки: славянский, русский, французский, немецкий, имел некоторые сведения в латинском, был хорошо знаком с историей и математикой; говорил и писал весьма свободно и правильно на упомянутых языках».

Княгиня Ливен в своих воспоминаниях характеризует Павла следующим образом: «Хотя фигура его была обделена грациею, он далеко не был лишен достоинства, обладал прекрасными манерами и был очень вежлив с женщинами… Он обладал литературной начитанностью и умом бойким и открытым, склонным был к шутке и веселию, любил искусство; французский язык знал в совершенстве, любил Францию, а нравы и вкусы этой страны воспринимал в свои привычки. Разговор он вел скачками, но всегда с непрестанным оживлением. Он знал толк в изощренных и деликатных оборотах речи. Его шутка никогда не носила дурного вкуса, и трудно представить себе что-либо более изящное, чем кроткие милостивые слова, с которыми он обращался к окружающим в минуты благодушия. Я говорю это по опыту, потому что мне не раз, до и после замужества, приходилось соприкасаться с Императором». Деспоты по натуре, как известно, не любят детей и не умеют искренне веселиться. Княгиня же Ливен указывает, что Павел охотно играл с маленькими воспитанницами Смольного института и, играя с ними, веселился от всей души. Это, возможно, были немногие веселые часы в тяжелой, полной мучительных переживаний жизни Павла. «Он, – вспоминала княгиня Ливен, – нередко наезжал в Смольный монастырь, где я воспитывалась: его забавляли игры маленьких девочек, и он охотно сам даже принимал в них участие. Я прекрасно помню, как однажды вечером в 1798 году я играла в жмурки с ним, последним королем польским, принцем Конде и фельдмаршалом Суворовым. Император тут проделал тысячу сумасбродств, но и в припадках веселости он ничем не нарушил приличий».

Саблуков утверждал: «Действительно, это был человек в душе вполне доброжелательный, великодушный, готовый прощать обиды и сознаваться в своих ошибках. Он высоко ценил правду, ненавидел ложь и обман, заботился о правосудии и беспощадно преследовал всякие злоупотребления, в особенности же лихоимство и взяточничество. Нет сомнения, что в основе характера императора Павла лежало истинное великодушие и благородство и, несмотря на то что он был ревнив к власти, он презирал тех, кто раболепно подчинялся его воле в ущерб правде и справедливости, и, наоборот, уважал людей, которые бесстрашно противились вспышкам его гнева, чтобы защитить невинного… Павел I всегда рад был слышать истину, для которой слух его всегда был открыт, а вместе с нею он готов был уважать и выслушивать то лицо, от которого он ее слышал».

Л. В. Нащокин говорил А. С. Пушкину: «По восшествии на престол Государя Павла I, отец мой вышел в отставку, объяснив царю на то причину: «Вы горячи и я горяч, нам вместе не ужиться». Государь с ним согласился и подарил ему воронежскую деревню».

Несмотря на свою требовательность, несмотря на строгие меры, применяемые в отношении нарушителей порядка и дисциплины, Павел был очень снисходителен и легко прощал тех, кто раскаивался в совершенных дурных поступках.

Незадолго до совершеннолетия великого князя граф Сольмс дал ему весьма лестную характеристику: «В него легко влюбиться любой девице. Хотя он невысокого роста, но очень красив лицом; весьма правильно сложен; разговор и манеры его приятны; он кроток, чрезвычайно учтив, предупредителен и веселого нрава. Под этою прекрасной наружностью скрывается душа превосходнейшая, самая честная и возвышенная, и, вместе с тем, самая чистая и невинная, которая знает зло только с отталкивающей его стороны и вообще сведуща о дурном, лишь насколько это нужно, чтобы вооружиться решимостью самому избегать его и не одобрять его в других…» Однако уже тогда внимательные наблюдатели замечали в характере великого князя те странности, которые в дальнейшем будут так поражать современников. По мнению учителя астрономии и физики цесаревича, Франца Эпиниуса, «голова у него умная, но в ней есть какая-то машинка, которая держится на ниточке, – порвется эта ниточка, машинка завернется, и тут конец уму и рассудку». Не будет большой смелостью предположить, что началом этой ниточки стала трагедия в Ропше, где с ведома Екатерины был убит его отец. Павел, с его вспыльчивостью, постоянным страхом быть отравленным, недоверием к окружающим, бесконечными комплексами, недаром получил в Европе прозвание «русский Гамлет». Снова предоставляем слово графу Сольмсу: «Ключ к загадке характера великого князя имел в своей основе непримиримый конфликт сына с матерью, созданный роковыми событиями 1762 года, отстранить или смягчить которые не было во власти и самого мудрейшего из смертных. К этому следует присовокупить личные, наследственные особенности характера Павла, с годами получившие тот вид, который не мог согласовываться с государственным умом императрицы и с ее взглядами на управление и политику Российской империи. Началась глухая борьба двух противоположных мировоззрений, прерываемая временным затишьем, носящим отпечаток мимолетного примирения».

Известно, какой тяжелый отпечаток накладывает на всю жизнь человека нехватка или отсутствие материнской ласки. Трудно представить себе те разрушения, которые должна была произвести в душе Павла многолетняя незатухающая война с собственной матерью. Причем Екатерина была противником несоизмеримо более опытным и умелым, она первой наносила удары и всегда одерживала победу. Захватив престол, Екатерина выместила все свои унижения при русском дворе, и самой удобной и близкой мишенью оказался маленький Павел. Ему припомнили и мягкотелость отца, и ласки бабушки.

Однако нельзя было не считаться с мнением политического окружения: слишком многие из тех, кто поддержал переворот Екатерины, надеялись на воцарение законного наследника вскоре после его совершеннолетия. И Екатерина уступила, хотя и твердо решив в глубине души не допускать Павла к трону. Так, много претерпевшая от «государственного» подхода Елизаветы, новая императрица открыто взяла его на вооружение.

Первым делом наследника надобно было ослабить в плане конкурентоспособности: его постарались лишить всякого систематического образования. Создавая видимость заботы об образовании будущего императора, Екатерина – поклонница западной цивилизации – посылает приглашения виднейшим французским ученым-просветителям Дидро, д’Аламберу и Сорену занять при нем место воспитателей. Европа заговорила о новой правительнице России как о монархине с передовыми взглядами, и это увеличило ее политический капитал как внутри империи, так и за ее пределами.

Но из этой затеи ничего не вышло. Д’Аламбер, например, сразу отверг предложение императрицы, как отверг приглашение Фридриха Великого, который предлагал ему свое гостеприимство. Знаменитый энциклопедист, намекая на «геморроидальные колики», от которых, по официальной версии, умер Петр III, писал Вольтеру: «Я очень подвержен геморрою, а он слишком опасен в этой стране», то есть в России. Дидро и Сорен тоже отвели свои кандидатуры.

Вежливый отказ ученых не повлек за собой поиска новых преподавателей, так как результат (политический имидж) был достигнут. Воспитание цесаревича было оставлено в руках тех учителей, которых назначила ему Елизавета Петровна, и прибавлены новые, искусно подобранные наставники, которые не просвещали Павла, а скорее перегружали его детский ум множеством непонятных и разрозненных подробностей, ни о чем не дававших ясного представления. К тому же многие из них догадывались о своей роли и смело преподавали по принципу «чем скучнее, тем лучше». Здесь особенно усердствовал преподаватель «государственных наук» Григорий Теплов, заваливший подростка судебными делами и статистическими отчетами. После этих занятий Павел на всю жизнь возненавидел черновую кропотливую работу с документами, стараясь разрешить любую проблему как можно быстрее, не вникая в ее суть. Немудрено, что после семи лет такого «образования», дополненного тяжелыми впечатлениями от редких встреч с матерью, сыпавшей «остроумными замечаниями» по поводу его умственного развития, у ребенка сформировался непростой, капризный и раздражительный характер. О своенравных поступках наследника поползли слухи при дворе, и многие серьезно задумывались о последствиях его возможного правления. Екатерина блестяще выиграла первую схватку, а Павел был слишком мал и неопытен для ответных ударов.

Впрочем, Павла окружали не только шпионы, зануды и тупицы. Точнее, шпионы, зануды и тупицы чередовались с достойными воспитателями, людьми «сильного ума» и прекрасных нравственных качеств. И их влияние на наследника оказалось действенным. Павел, несмотря на интриги, все же получил для своего времени хорошее образование и, по свидетельствам современников, был способным, стремящимся к знаниям, романтически настроенным мальчиком с открытым характером, искренне верившим в идеалы добра и справедливости. «Он был воспитан в среде общественной и умственной, быть может, немного не по возрасту для него, но во всяком случае в среде, способной развить его ум, просветить его душу и дать ему серьезное практическое и вполне национальное направление, знакомившее его с лучшими людьми страны, ставившее в соприкосновение со всеми дарованиями и выдающимися талантами эпохи, – одним словом, в среде, способной привязать его ко всем нравственным силам страны, в которой он будет некогда государем», – писал уже упоминавшийся ранее граф Сольмс.

Среди воспитателей цесаревича был, между прочим, известный своими «Записками» Семен Андреевич Порошин, человек весьма честный и образованный. Кроме того, учили цесаревича Эпинус и Остервальд. Позднее других приглашен был в качестве преподавателя архимандрит Платон, впоследствии митрополит. Прежде чем назначить этого монаха учителем, его пригласили на обед ко двору, и сама императрица с ним беседовала, желая убедиться в том, что будущий воспитатель цесаревича не суеверен. Ученица Вольтера, как известно, больше всего опасалась суеверий. По-видимому, Платон с честью выдержал экзамен и был допущен как доверенное лицо к наследнику престола. Один из лучших педагогов – Ф. Д. Бехтеев, бывший дипломат, до этого несколько лет живший во Франции, преподавал цесаревичу грамматику и арифметику. Стараясь воспитать в цесаревиче чувство прилежания, Федор Дмитриевич начал издавать для наследника газету, в которой печатали о его делах за день и которую якобы получали во всех дворах Европы. Мера возымела действие, хотя воспитанник не столько проникся сознанием своей высокой ответственности, сколько очень рано понял, что его фигуре придают немалое значение.

Воспитанием наследника занимались братья Панины – Никита и Петр, а также Денис Фонвизин. Они были выбраны воспитателями еще Елизаветой, и Екатерина «не отвела» их кандидатуры хотя бы потому, что братья Панины, например, были ее союзниками, активно поддерживали ее в заговоре против Петра III. Никита Панин провел с мальчиком 13 лет и искренне к нему привязался. Из всей российской придворной знати он лучше всего мог понять причины странного поведения наследника и горячо поддерживал идею о передаче ему престола. Панины были сторонниками Просвещения, они искренне привязались к великому князю и старались воспитать из него идеального монарха. Они также пытались внушить ученику тайные мысли о конституции, либерализме, просвещении, которыми без осложнений переболела в молодости Екатерина. Но наставники скончались, и Павел остался наедине с прозой жизни. А она не очень-то радовала…

Время шло, но, когда Павел достиг совершеннолетия, Екатерина не передала ему власть, на которую он имел законные права. Отстраненный ею от вмешательства в решение каких-либо государственных дел, Павел, в свою очередь, открыто осуждал ее образ жизни и не принимал той политики, которую она проводила. Павел считал, что эта политика опирается на славолюбие и притворство, мечтал о водворении в России под эгидой самодержавия строго законного управления, ограничения прав дворянства, введения строжайшей, по прусскому образцу, дисциплины в армии.

А Екатерина всегда подозревала Павла, окружала его своими соглядатаями, боялась, что он захочет поступить так же, как и она, организует заговор и отнимет у нее принадлежащую ему власть. От сознания непрочности своего положения Екатерина не любила путешествовать, так как опасалась, что в столице в ее отсутствие может произойти переворот. Законный наследник власти – Павел – был постоянной угрозой для нее. Известны ее распоряжения, которые она оставляла, покидая столицу, в отношении Павла. Согласно этим распоряжениям, в случае начала волнений в столице ее доверенные лица должны были немедленно арестовать Павла и привезти к ней.

 

Загадки августейшего брака и дел сердечных

Почву для многих загадок в биографии «русского Гамлета» давала его личная жизнь. И очень многое в характере Павла объяснялось этим.

Павел был женат дважды. В 1773 году он женился на принцессе Вильгельмине Гессен-Дармштадтской (в православии – Наталье Алексеевне), но через три года она умерла, и в том же 1776-м Павел женился вторично, на принцессе Вюртембергской Софии Доротее (в православии – Марии Федоровне).

1773 год императрица Екатерина Великая встречала в тревожном состоянии духа. Последние пять лет для Российской империи оказались непростыми: 18 ноября 1768 года была объявлена война Оттоманской Порте, принесшая огромные финансовые и людские потери; затем в 1770 году в Москве вспыхнула эпидемия моровой язвы, повлекшая опасные бунты городской бедноты, грозившие вылиться в восстание социальных низов. Весь 1772 год прошел в сложных политических интригах, связанных с первым разделом Польши, а в довершение всех хлопот с юго-восточных окраин России стали приходить неутешительные известия о волнениях среди яицких казаков и калмыков. Однако все эти проблемы не могли помешать Екатерине II вплотную заняться таким серьезным делом, как женитьба сына, великого князя и наследника престола Павла Петровича, которому в сентябре 1772 года исполнилось 18 лет: как бы ни относилась императрица к сыну, но ему нужно было продолжать династию.

Еще за несколько лет до этого Екатерина обратилась к сумевшему завоевать ее доверие бывшему датскому посланнику в Петербурге барону А. Ф. Ассебургу с просьбой собрать подробную информацию о немецких принцессах, которые были бы достойны стать спутницами жизни великого князя. Это тонкое дипломатическое поручение было возложено на барона Ассебурга с ведома датского короля. Получив от барона сведения, Екатерина вначале заинтересовалась принцессой Софией Доротеей Августой Вюртембергской. Но юный возраст принцессы, которой тогда шел всего лишь девятый год, заставил императрицу обратить свой взор на принцессу Луизу Саксен-Готскую. Однако Луиза, узнав, что непременным условием брака является переход в православие, решительно заявила, что «скорее умрет, нежели решится только подумать о возможности перемены религии». Встретив такое упорство, Екатерина только пожала плечами и отписала барону Ассебургу: «Не думайте больше о принцессе Луизе Саксен-Готской. Она именно такова, какой следует быть, чтобы нам не понравиться». Затем Екатерина поделилась своим мнением о других кандидатурах, предложенных бароном-свахой: «Принцессу Вильгельмину Дармштадтскую мне описывают, особенно со стороны доброты сердца, как совершенство природы; но помимо того, что совершенства, как известно, в мире не существует, вы говорите, что у нее опрометчивый ум, склонный к раздору. Это, в соединении с умом ее батюшки и с большим количеством сестер и братьев, частью уже пристроенных, а частью еще ожидающих, чтобы их пристроили, побуждает меня в этом отношении к осторожности. Однако я прошу вас взять на себя труд возобновить ваши наблюдения… Я отказываюсь от принцессы Нассауской вследствие обстоятельств, которые вы мне указали, а от принцессы Цвейбрюккенской по трем другим причинам: 1) ей восемнадцать лет, следственно, она тремя годами старее; 2) она католичка; 3) поведение ее сестер не говорит в ее пользу…»

Любое сватовство – интрига. Чего же можно ожидать от подготовки династического брака, в котором тесно переплелись интересы не только отдельных людей или семейств, но целых государств, и государств немалых? Барон Ассебург являлся подданным прусского короля Фридриха II, который в силу политических интересов горячо желал этого брака – союза с принцессой Вильгельминой Дармштадтской, обладавшей «опрометчивым умом, склонным к раздору». Племянник Фридриха II и наследник прусской короны принц Фридрих Вильгельм был женат на принцессе Фредерике Дармштадтской, и брак наследника русского престола с любой из невесток его племянника был, безусловно, выгоден королю. В своих записках Фридрих Великий откровенно признается, что при помощи хитроумных дипломатических ходов и каверз он сумел остановить выбор Екатерины на желательной ему особе. Немаловажная роль в сложной игре короля отводилась барону Ассебургу. Фридрих имел долгую беседу с Ассебургом, после которой тот принялся лоббировать интересы дармштадской партии. Ассебург оказался отличным дипломатом, изловившим не двух, а трех зайцев: он в одно и то же время действовал как человек усердный и преданный Екатерине, демонстрировал приверженность интересам прусского короля и, казалось, принимал к сердцу интересы Гессен-Дармштадтской фамилии, во всяком случае, все были довольны.

Мать принцессы Вильгельмины ландграфиня Дармштадтская Генриетта Каролина, урожденная принцесса Цвейбрюккенская, в отличие от своего супруга ландграфа Людвига, заслужившего репутацию лучшего барабанщика всей Священной Римской империи, считалась одной из самых умных и образованных женщин тогдашней Германии, во дворце которой нередко бывали Гете, Гердер, Виланд. В ней соединялись глубокий ум, прекрасное образование и неимоверное честолюбие. Фридрих Великий, восхищаясь ее достоинствами, уважительно характеризовал ландграфиню как «мужчину по уму». А Екатерина II писала, что Генриетта Каролина – «человек души твердой».

Барон всячески старался убедить императрицу, что слухи о склочном характере Вильгельмины распространяются недоброжелателями, и ссылался на то обстоятельство, что из пяти дочерей ландграфа Гессен-Дармштадтского две старшие уже сделали выгодные партии: принцесса Каролина была замужем за ландграфом Гессен-Гомбургским, а принцесса Фредерика – за принцем Фридрихом Вильгельмом Прусским, племянником и наследником Фридриха II.

Екатерина сделала вид, что вполне доверяет своему «посланнику», но в то же время писала Никите Ивановичу Панину: «У ландграфини, слава Богу, есть еще три дочери на выданье; попросим ее приехать сюда с этим роем дочерей; мы будем очень несчастливы, если из трех не выберем ни одной, нам подходящей. Посмотрим на них, а потом решим. Дочери эти: Амалия Фредерика – 18-ти лет; Вильгельмина – 17-ти; Луиза – 15-ти лет… Не особенно останавливаюсь я на похвалах, расточаемых старшей из гессенских принцесс королем прусским, потому что я знаю, и как он выбирает, и какие ему нужны, и та, которая ему нравится, едва ли могла бы понравиться нам. По его мнению – которые глупее, те и лучше: я видала и знаю выбранных им…»

Через барона Ассебурга было передано предложение ландграфине Генриетте Каролине приехать в Петербург с тремя дочерьми: Амалией Фредерикой, Вильгельминой и Луизой. Ландграфиня без долгих колебаний приняла приглашение русской царицы.

Однако одним волевым решением в таком сложном предприятии обойтись было невозможно – требовались определенные гарантии и довольно значительные средства для осуществления поездки. Последнее обстоятельство было с легкостью решено русской императрицей, взявшей все издержки на себя. Екатерина предоставила для поездки 80 тысяч гульденов.

Екатерина II на Бриллианте. Худ. Б. Эриксен

Второе препятствие было иного толка и заключалось в опасности возникновения неприятных разговоров в том случае, если брак по каким-либо причинам не состоится. Помощь в решении этой проблемы оказал Фридрих II. Он убедил ландграфиню приехать в Берлин якобы для того, чтобы навестить свою дочь (жену прусского престолонаследника). В Берлине же, по его мнению, всегда можно будет найти предлог для поездки в Россию. Одновременно король дал поручение своему посланнику в Петербурге, Сольмсу, распустить слух, что Павел уже сделал свой выбор и ждет не дождется приезда невесты.

На самом деле великий князь практически не участвовал в столь ответственном и напрямую касающемся его деле – выборе собственной подруги жизни. Конечно, он знал о подготовке его бракосочетания, но все нити этой сложной игры находились в руках императрицы Екатерины. Настаивая на приезде принцесс Дармштадтских в Россию, царица категорически исключала даже мысль об отправке самого Павла в Европу для выбора невесты. Историк барон Ф. А. Бюлер писал: «Самолюбию ее льстило, что Европа и Россия примут за новое проявление ее величия и могущества то обстоятельство, что иностранная владетельная особа везет троих своих дочерей на показ и на выбор наследнику всероссийского престола. До сих пор на Западе существовал обычай, в силу которого одни короли не ездили за своими невестами, а их привозили к ним, но заочно помолвленными или даже обрученными. А тут невесты еще не было, и вообще тому, чего великая государыня добилась от ландграфини Дармштадтской, не бывало примера в истории».

Выбирая невесту для сына между тремя дармштадтскими принцессами, царица все более склонялась в пользу принцессы Вильгельмины. Но окончательный выбор невесты Екатерина решила сделать лишь после личного знакомства с принцессами. В 1773 году в Любек была выслана специальная российская эскадра, которая должна была доставить ландграфиню с дочерьми в Ревель. Одним из трех кораблей эскадры командовал капитан-лейтенант граф Андрей Разумовский, воспитывавшийся с детства вместе с великим князем Павлом Петровичем. Весь путь до Ревеля неотразимый красавец граф не отходил от принцессы Вильгельмины, всячески ухаживая за ней и осыпая комплиментами, и она не осталась равнодушной. Эта первая встреча оказалась роковой. 6 июня 1773 года эскадра бросила якоря на ревельском рейде. Отдохнув пять дней после морского путешествия, ландграфиня с дочерьми покинула Ревель и направилась в Петербург. 15 июня состоялась первая встреча путешественниц с императрицей Екатериной II и Павлом в Гатчине.

А что же Павел, неужели он был действительно так равнодушен к выбору своей будущей жены, как казалось Екатерине? Безусловно, нет. Он не мог влиять на действия своей матери, но испытывать эмоции ему нельзя было запретить. Павел находился в напряженном ожидании приезда принцесс Дармштадтских, одна из которых должна была стать его супругой. Не ощутивший в полной мере материнской ласки, Павел инстинктивно желал любви и испытывал потребность быть любимым, ведь с детства его отличала эмоциональность и восторженная влюбчивость.

Павел быстро определился с выбором невесты. После первой же встречи с юными принцессами Павел пишет в дневнике: «Несмотря на усталость, я все ходил по моей комнате… вспоминая виденное и слышанное. В этот момент мой выбор почти уже остановился на принцессе Вильгельмине, которая мне больше всех нравилась, и всю ночь я ее видел во сне». 18 июня Екатерина обратилась к ландграфине, прося от имени сына руки ее дочери, принцессы Вильгельмины. Ответ не заставил себя ждать. «Хотя этого должны были ожидать, но кажется, как будто уверенность в этом произвела заметное довольство; по крайней мере, таково впечатление, произведенное на великого князя, который вне себя от радости и видит величайшее счастье в браке своем с этой принцессой; он очень в нее влюблен и считает ее вполне достойной его любви и уважения…» – из донесения прусского посла, графа Сольмса, от 3 августа 1773 года.

Спустя несколько дней ландграфиня написала главному свату – Фридриху Великому: «Никогда не забуду, что я обязана вашему величеству устройством моей дочери Вильгельмины… Великий князь, сколько можно заметить, полюбил мою дочь, и даже больше, чем я ожидала».

15 августа 1773 года состоялось миропомазание принцессы Вильгельмины, получившей при переходе в православие имя и титул великой княжны Натальи Алексеевны. На следующий день состоялось ее обручение с великим князем, и к новому имени добавился новый титул – великая княгиня. 29 сентября 1773 года состоялась свадьба, отпразднованная с большой пышностью. Помимо непосредственной церемонии бракосочетания прошли праздники для всех сословий: для дворян, купцов, простых людей. Завершились двухнедельные празднества фейерверком.

В чем же была причина такой поспешности, почти неприличной для царственных особ?

Любовь? Да, разумеется, но не только… 20 сентября – день рождения великого князя Павла. Хотя он уже год как являлся совершеннолетним, Екатерина официально этого не признавала, поскольку он вполне мог предъявить права на престол, причем, куда более основательные, чем она сама, ведь Екатерина все-таки совершила государственный переворот и свергла своего мужа – законного императора. Именно поэтому восемнадцатый день рождения Павла прошел тихо и незаметно. А девятнадцатый императрица, являясь умным и расчетливым политиком, заменила брачной церемонией. Пусть подданные радуются свадьбе и поменьше думают о том, кому же на самом деле принадлежит трон.

Первое время все шло замечательно: влюбленный Павел забыл о престоле, он не мог надышаться на жену, которую называл «тихий ангел». Свекровь также была очарована невесткой, по крайней мере поначалу. «Ваша дочь здорова, она по-прежнему кротка и любезна, какою Вы ее знаете. Муж обожает ее, то и дело хвалит и рекомендует ее, я слушаю и иногда покатываюсь со смеху, потому что ей не нужно рекомендаций, ее рекомендация в моем сердце, я ее люблю, она того заслужила, и я совершенно ею довольна. Вообще наша семейная жизнь идет очень хорошо…» – пишет Екатерина ландграфине Гессенской 10 ноября 1773 года.

В действительности же «тихий ангел» – был тихим омутом, в котором скрывалось достаточное количество чертей. Наталья Алексеевна – принцесса Вильгельмина – по иронии судьбы была очень похожа на другую честолюбивую немецкую принцессу – Софию Фредерику Августу Ангальт-Цербстскую – и чуть было не повторила ее путь. Великая княгиня Наталья Алексеевна не любила своего мужа, была умна, честолюбива и желала реальной власти. Не испытывая любви к супругу, она имела большое влияние на него – Павел незаметно для себя стал играть вторую скрипку в собственном семействе. Наталья Алексеевна настойчиво пыталась изолировать его от влияния матери и ближайшего окружения, полностью подчинив волю супруга своей.

«Наталья Алексеевна была хитрая, тонкого, проницательного ума, вспыльчивого, настойчивого нрава женщина. Великая княгиня умела обманывать супруга и царедворцев, которые в хитростях и кознях бесу не уступят; но Екатерина скоро проникла в ее хитрость и не ошиблась в догадках своих!» Великая княгиня «без труда обнаружила секрет воздействия на мужа, причем делает это так, что он отстраняет от себя тех немногих близких ему людей, которых он сам выбрал…», «…сердце у нее гордое, нервное, холодное, быть может, несколько легкомысленное в своих решениях…» – так Александр Михайлович Тургенев, успевший за свою долгую жизнь послужить пяти царям (Екатерине II, Павлу I, Александру I, Николаю I, Александру II), охарактеризовал первую жену царевича Павла.

Английский посланник Гаррис писал о великой княгине: «Эта молодая принцесса была горда и решительна, и в течение ее жизни наверное возникла бы борьба между свекровью и невесткой». Гаррис оказался пророком – борьба действительно началась. В конце 1774 года отношения свекрови и невестки совершили поворот: от любви до ненависти один шаг, к тому же подозрительно быстро пройденный.

Великая княгиня Наталья Алексеевна была особой ветреной и легкомысленной. Судя по ее письмам к родным и записям церемониальных журналов, ее дни проходили во всевозможных увеселениях и развлечениях – балах, маскарадах, играх, охоте, «стрелянии тетеревей на чучелы», катании «в шлюпках по Неве-реке», прогулках на санях. При этом Наталья Алексеевна отличалась непомерным честолюбием, амбициозностью и тщеславием. Гостью из Гессена не устраивало положение ее мужа, и она всячески поощряла амбиции Павла. В раскладе политических сил при екатерининском дворе отныне появилась «партия наследника», в которой первую скрипку играла невестка императрицы.

Екатерина не скрывала своего недовольства поведением невестки. Не нравились императрице и нежелание гессенской принцессы учиться русскому языку и ее безмерное мотовство. Особенно беспокоило государыню отсутствие у великокняжеской четы детей. На протяжении 1774-го и первой половины 1775 года у супруги наследника не наблюдалось ни малейших признаков беременности. «О моем состоянии нельзя сказать ни “да”, ни “нет”, – сообщала Наталья Алексеевна в письме к матери от 1 февраля 1774 года. – Здесь думают, что “да”, потому что хотят этого. Я же боюсь, что “нет”, но веду себя как будто “да”».

Императрицу весьма тревожило состояние здоровья невестки. Так, в письме барону Гримму в феврале 1775 года Екатерина сообщает, что опасается чахотки у великой княгини Натальи Алексеевны. И все же основная причина недовольства Екатерины крылась совсем в другом. В это время при дворе завязался новый узел интриг: сближение Австрии и Пруссии с Россией на почве первого раздела Польши (1772) было негативно воспринято Францией и Испанией.

При чем же здесь великая княгиня? Вопрос вполне закономерный, а вот ответ несколько неожиданный. Весьма достоверно известно, что Павел Петрович, увы, не блистал красотой; напротив, его лучший друг – граф Андрей Кириллович Разумовский (сын бывшего гетмана Украины и племянник фаворита Елизаветы Петровны), был не только красив, но обладал блестящими способностями (окончил Страсбургский университет) и вдобавок успел отличиться в одном из знаменитых сражений Русско-турецкой войны – Чесменском. А Наталья Алексеевна с приснопамятной встречи на корабле, доставившем ее в Ревель, находилась под большим влиянием Андрея Разумовского. Отношения великой княгини и Разумовского стали предметом сплетен и пересудов великосветского петербургского общества.

Встречаться любовникам было просто: граф Разумовский был не только ближайшим другом Павла, но и камергером «малого двора», т. е. особой, наиболее приближенной к супругам по придворной должности. Разумовский, пользуясь расположением цесаревича, не только ежедневно бывал у Натальи Алексеевны в апартаментах, но даже по просьбе самого Павла Петровича поселился в его дворце. Иностранные послы в сообщениях своим правительствам открыто пишут о связи жены наследника престола с его близким другом. Именно Разумовский, не устоявший перед франко-испанским золотом, вовлек в политику Наталью Алексеевну, а далее совсем просто – где Наталья, там и Павел. Более того, поговаривали даже, что Наталья намерена взять пример со свекрови и совершить новый государственный переворот, благо есть с кого брать пример.

В отличие от сына, Екатерина излишней доверчивостью не страдала и, получив столь компрометирующие сведения, вызвала сына и попыталась открыть ему глаза на непозволительно тесные отношения между его лучшим другом Разумовским и женой. Ожидаемых результатов это не принесло.

Павел вышел от матери в угнетенном настроении, которое он пытался поначалу скрыть от супруги. Но Наталья Алексеевна вынудила его объяснить причину неожиданной перемены настроения. Далее была разыграна классическая сцена, известная во все времена и не только театральным актрисам: великая княгиня довольно талантливо и с большим чувством изобразила оболганную невинность. Слезы, уверения в любви и преданности, доводы, что сказанное императрицей преследовало цель поссорить мужа с женой, убедили Павла в полной невиновности супруги. Павел легко поверил жене, тем более что его отношения с матерью никогда не отличались теплотой; взаимная неприязнь Екатерины и молодых супругов только усилилась. Противостояние молодой великой княгини и императрицы принимало все более острые формы, но развязка наступила неожиданно.

27 августа 1775 года после совместного посещения Екатериной и Натальей Троице-Сергиевой лавры императрица пишет барону Мельхиору Гримму: «Моления наши услышаны: великая княгиня беременна и здоровье ее, кажется, укрепилось». Узнав о беременности невестки, Екатерина II активно готовилась к рождению долгожданного внука. Императрица собиралась пригласить в качестве крестных своих соратников по первому разделу Польши – прусского короля Фридриха II и австрийскую императрицу Марию Терезию. Официальные прошения к монархам предполагалось отправить сразу же после родов.

В конце 1775 года находившийся в Москве царский двор перебрался в северную столицу. С марта великая княгиня не покидала внутренних покоев дворца и не появлялась на публике. При ней безотлучно находился Павел. В воскресное утро 10 апреля 1776 года, когда вся императорская фамилия находилась в загородной резиденции, Наталья Алексеевна почувствовала приближение родов. Испуганный Павел поспешил в комнату к матери с просьбой скорее прийти к жене, чтобы помочь ей. Екатерина II оставила подробное описание этого дня: «Богу так угодно было. Что делать! Но то сказать могу, что ничего не было проронено, что только человеческий ум и искусство придумать могли к спасению ее. Но тут было стечение различных несчастных обстоятельств, кои казус сей сделали почти единственным в свете».

Императрица в течение пяти дней почти безотлучно находилась при постели великой княгини. К вечеру воскресенья родовые схватки были так сильны, что ожидали разрешения от бремени. Однако этого не произошло. У Натальи Алексеевны были боли, «переменные со сном», затем она «заснула так крепко, что храпела». В тот же день, в воскресенье, как отмечает в своем дневнике Корберон, один из врачей заявил, что «в положении великой княгини он усматривает нечто угрожающее». Однако к этому мнению не прислушались, а медик был осмеян коллегами, хотя сама Наталья Алексеевна, как впоследствии писала императрица, «очень тревожилась» сложившимся положением.

У врачей не было единого мнения о способе лечения и спасения великой княгини. Ситуация не изменилась и на следующий день. Для участия в спасении великой княгини были привлечены медики Крузе и Тоди, чьими советами безуспешно пользовалась повивальная бабка. Тоди предложил использовать акушерские щипцы, но этот способ лечения был отвергнут другими врачами, и 12 апреля повивальная бабка заявила о невозможности что-либо сделать для роженицы. После этого врачи Тоди и Роджерсон настаивали на необходимости хирургического вмешательства и предлагали немедленно приступить к операции по извлечению ребенка для спасения жизни великой княгини, ибо младенец, по предположению врачей, был уже мертв. Однако по неизвестным причинам операция так и не была проведена.

Состояние здоровья великой княгини Екатерина II всячески скрывала. Как следует из дневника Корберона, еще утром 12 апреля императрица уверяла прибывшего в Петербург прусского принца Генриха, что о здоровье Натальи Алексеевны «нет состояния для беспокойства, так как положение ребенка вполне правильно». Но, успокаивая иностранных дипломатов, императрица прекрасно сознавала критическое положение своей невестки. Уже утром 13 апреля Екатерина II написала записку своему статс-секретарю Кузьмину: «Сергей Матвеевич. Дело наше весьма плохо идет, какою дорогою пошел дитя, чаю, и мать пойдет. Сие до времени у себя держи». В этот же день, в среду, хирург Тоди сделал кесарево сечение великой княгине. Однако время было упущено и хирургическое вмешательство ни к чему не привело: у Натальи Алексеевны начался сепсис от разложения умершего младенца. Спасти жизнь несчастной пытались еще два дня.

В ночь на четверг для консультации был приглашен французский медик Моро. Утром 15 апреля к больной прибыл врач прусского принца Генриха, но лекари были уже не в силах помочь умирающей. 14 апреля великая княгиня приобщилась Святых Тайн, а затем была соборована. Церемонию проводил епископ Платон. Вечером следующего дня Наталья Алексеевна «в высочайшем Ея Императорского Величества присутствии» скончалась. Относительно точного времени смерти великой княгини в источниках имеются разночтения. Камер-фурьерский журнал сообщает, что смерть Натальи Алексеевны наступила «пополудни в 5 часов». В «объявлении» о трауре и других официальных документах говорится о смерти великой княгини «в шестом часу пополудни». Корберон со слов графа Разумовского указывает более точное время – без восемнадцати минут пять. Так или иначе, но сразу после смерти императрица в одной карете с цесаревичем выехала в Царское Село, «дабы отдалить его от сего трогательного позорища».

Императрица недолго горевала о потере невестки. Поручив генерал-фельдмаршалу А. М. Голицыну руководить церемонией прощания с усопшей, Екатерина II сразу же принялась подыскивать сыну новую жену. Уже в день смерти Натальи Алексеевны она составила подробную записку о путешествии в Россию принцессы Вюртембергской, предполагаемой супруги наследника. Для этой цели 18 апреля императрица просит «наипоспешнее» приехать в Царское Село фельдмаршала П. А. Румянцева для участия в «верном, нужном и приятном деле». Не желая тянуть с новым браком Павла, императрица, видимо, потребовала объявить и небольшой срок траура по умершей – всего три месяца.

Но Павел (в отличие от матери) был безутешен. Уже в день смерти медики пустили ему кровь, а затем наследник, при котором постоянно находился прусский принц Генрих, несколько дней находился в «невообразимой прострации». 16 апреля Павел сообщал тестю в Гессен, что «пребывал несколько дней» в лихорадке, которая так ослабила его, что он не смог лично подписать это письмо.

Екатерина приказала принести ей шкатулку с бумагами и записками покойной. То, что она прочитала, превзошло все ожидания. Кроме любовной переписки с графом Разумовским, среди писем обнаружился проект денежных займов, сделанных великой княгиней у французского и испанского послов. Екатерина немедленно вызвала сына и показала ему любовные записки умершей жены и Разумовского, исключающие все вопросы о том, кто был истинным отцом неродившегося ребенка. Тем не менее эти документы никогда впоследствии не были найдены и опубликованы, о них известно лишь по отдельным фразам из депеш иностранных дипломатов, что является не слишком убедительным доводом, свидетельствующим о реальности их существования. В то же время нельзя исключить вероятность того, что архив великой княгини Натальи Алексеевны был уничтожен или самой Екатериной II, или кем-то из ее наследников, – Романовы умели хранить династические тайны.

На следующий день, когда Разумовский явился по обыкновению к великому князю, тот молча отвернулся от него. Граф оставался в Петербурге до самого погребения тела великой княгини 26 апреля 1776 года. Примечательно, что Павел не присутствовал ни на панихиде по умершей жене в Царском Селе, ни на ее похоронах, вместо него, как писал французский посланник шевалье де Корберон, на могиле возлюбленной рыдал граф Разумовский. Кстати, он по распоряжению императрицы был выслан из Петербурга сначала в Ревель, затем в малороссийское имение отца – Батурин, а с 1777 года Андрей Разумовский был назначен посланником в Неаполь (это свидетельствует о том, что Екатерина простила ему попытку заговора, Лазурный берег – место ссылки опальных любовников великих княжон, а не революционеров, которых отправляют в более холодные края). В дальнейшем Разумовский стал видным дипломатом, получил титул светлейшего князя, высшие ордена многих государств, построил великолепный особняк в Вене и обманул несметное число мужей.

В ночь на 22 апреля «по полуночи в первом часу» тело великой княгини было переправлено в Александро-Невскую лавру. 23 апреля князь Голицын сообщал: «При продолжении обыкновенных у тела церковных обрядов превеликое народа бывает стечение». Массовое стечение народа на «поклонение» умершей великой княгини можно объяснить распространением среди простого люда различных толков и разговоров о причинах смерти Натальи

Алексеевны. Среди простого народа также ходили толки, что великая княгиня умерла «не своею смертью», а что ее «господа испортили». Корберон свидетельствовал: «Народ горько оплакивает ее и ожесточается. В лавках приходится слышать такие замечания: «Молодые женщины умирают, а старые бабы живут». К князю Орлову пришла толпа мужиков, чтобы узнать, достоверно ли известие о смерти великой княгини. Получив утвердительной ответ, они горько заплакали… В народе ходит молва, что причиною смерти великой княгини является то обстоятельство, что не служили молебнов о ее здравии и что ее лечили доктора, к тому же иностранные. В русском народе держится поверье, что при родах помогать женщине может только женщина, и притом непременно русская. Это убеждение очень неблагоприятно для принца Генриха. Народ утверждает, что во время своего первого путешествия он привез в Москву чуму, а теперешний его приезд ставят в связь с кончиной великой княгини».

Смерть Натальи Алексеевны вызвала различные толки и в обществе. Медицинское заключение, составленное после вскрытия тела на следующий день, называло причиной смерти «искривление стана», не позволившее произвести на свет ребенка естественным путем. Кроме того, «крупный ребенок» был неправильно расположен. Врачи заключили, что умерший в утробе матери младенец инфицировал организм матери, следствием чего и стала гибель 22-летней великой княгини. Но секретарь французского посольства шевалье де Корберон, ссылаясь в дневнике на мнение хирурга и соотечественника Моро, утверждал, что смерть великой княгини наступила из-за неопытности повивальной бабки и невежества придворных врачей. Моро обозвал их «несведущими ослами» и утверждал, что молодую женщину можно было спасти. Слухи связывали кончину Натальи Алексеевны с действиями повивальной бабки, якобы получившей от Екатерины II указания умертвить великую княгиню. Разговоры о насильственной смерти великой княгини вошли в сочинения некоторых западных историков и сохранялись в русском обществе еще долгое время.

Церемония похорон великой княгини отличалась отсутствием подобающих в таких случаях торжественности и театральной пышности. На это обратили внимание и современники. Тот же Корберон заметил: «Я был неприятно поражен отсутствием погребальной пышности: как будто пожалели воздать ей должное по чести, и кажется, что сама смерть не смогла смягчить чувство зависти к ней, зародившейся в сердце лица более сильного».

Сама Екатерина II много писала о смерти невестки, пересказывая в письмах официальное медицинское заключение, подписанное 13 врачами, и объясняла ее смерть врожденной патологией организма (аномалия развития костей таза). Императрица заключала: «Так как дознано, что она не могла иметь живого ребенка или, лучше сказать, не могла совсем родить его, то приходится перестать об этом думать». Некоторые современники, а затем и историки были склонны объяснять поведение императрицы во время родов невестки исключительно политическими соображениями и желанием избавиться от неугодного конкурента. Особо подчеркивалась медлительность врачей, которая якобы и привела к смерти Натальи Алексеевны. Но при этом в расчет не принималось то обстоятельство, что Екатерина II, постоянно находившаяся при невестке, могла впервые столкнуться с такой неординарной ситуацией и элементарно растеряться. Трагическому исходу способствовали и разногласия медиков, долго споривших о способе спасения несчастной роженицы.

Первый брачный союз Романовых с Гессен-Дармштадтским домом закончился трагично. Наталья Алексеевна провела в России всего 3 года. За это время она активно старалась отобрать у своей свекрови, Екатерины Великой, хотя бы часть власти, но в своей затее переоценила свои силы. Поэтому следующую супругу великому князю Екатерина подбирала с учетом прежних ошибок, никаких амбиций, никакого честолюбия – Küche, Kinder, Kirche с поправкой на статус российской великой княгини.

Павел после смерти первой жены и того, что он узнал о ее измене, потерял одновременно веру и в дружбу, и в любовь. Он заболел, стал мрачен и нелюдим. И тогда императрица, как искусный и тонкий политик, разыграла роль заботливой и нежно любящей матери, подыскавшей сыну достойную его партию в лице принцессы Вюртембергской, воспитанной в правилах добропорядочной немецкой жены и хозяйки дома. Эта юная принцесса, миловидная и сентиментальная, воспитанная в духе Руссо, отличалась характером доверчивым и нежным. Ее взгляды на женское образование соответствовали тем, что выражены в «Philosophie des femmes» – стихотворении, занесенном в тетрадь будущей императрицы: «нехорошо, по многим причинам, чтобы женщина приобретала слишком обширные познания. Воспитывать в добрых нравах детей, вести хозяйство, иметь наблюдение за прислугой, блюсти в расходах бережливость – вот в чем должно состоять ее учение и философия».

Жених с невестой встречаются при дворе прусского короля Фридриха II, который принимает наследника русского престола и свою внучатую племянницу с невиданной пышностью, несмотря на свою известную всей Европе природную скупость. Цесаревич покорен королем-рыцарем, покровителем масонов, книги которых, получаемые из Пруссии, он с такой жадностью читал дома в надежде познать истину. Из Берлина он увозит восхищение прусскими порядками и военной дисциплиной и обожаемую красавицу-невесту, отвечающую ему взаимностью.

В 1776 году Павел женился на принцессе Софии Доротее Вюртембергской (в православии Мария Федоровна). Брак действительно оказался счастливым. Екатерина обходилась с молодой четой благосклонно, и между Большим и Малым двором на некоторое время воцарился мир. Но длилось это недолго. Екатерина вновь неспокойна, ей снова видится призрак заговора. Вновь возрождается боязнь конкуренции со стороны Павла. И императрица снова наносит удар, оставив разыгрываемую до этого роль благосклонной свекрови. У молодой четы рождается первенец. В семье царят любовь и согласие. Но испытать родительское счастье наследнику престола и его жене удастся не скоро – только с появлением третьего сына Николая, двадцать лет спустя. Вообще же Мария Федоровна родила Павлу десять детей: Александра (1777–1825), будущего императора Александра I; Константина (1779–1831), цесаревича и великого князя; Николая (1796–1855), будущего императора Николая I; Александру (1783–1801), великую княжну, эрцгерцогиню Австрийскую; Елену (1784–1803), великую княжну, герцогиню Мекленбург-Шверинскую; Марию (1786–1859), великую княжну, герцогиню Саксен-Веймарскую; Екатерину (1788–1819), великую княжну; Ольгу (1792–1795), великую княжну; Анну (1795–1865), великую княжну, супругу нидерландского наследного принца Оранского (с 1840 года короля Виллема II), и Михаила (1798–1849), великого князя.

Первенец Александр, родившийся в 1777 году, и следующий за ним Константин, родившийся в 1779 году, были тотчас отобраны у Малого двора и взяты в Большой, к Екатерине. Когда у Павла родились сыновья, отношения между матерью и сыном снова ухудшились. Екатерина «отомстила», она поступила точно так же, как в свое время Елизавета по отношению к ней. Екатерина хотела передать власть не сыну, а внуку. Но когда Александр вырос, он стал противиться желанию бабки объявить его наследником престола. Он не хотел, чтобы законные права отца были нарушены. Александр говорил, что предпочитает лучше уехать из России, чем надеть корону, принадлежащую отцу. Екатерина требовала от Лагарпа, воспитателя Александра, чтобы он внушал последнему мысль о том, что он должен согласиться на объявление его наследником престола. Но Лагарп отказался влиять на Александра в этом направлении, что и послужило одной из основных причин его удаления из России.

Императрица занималась воспитанием внуков сама, в точности повторив Елизавету, действия которой осудит в написанных десять лет спустя мемуарах. Не тогда ли уже в трезвой голове императрицы начал зарождаться тот план, который убьет отцовские чувства наследника и нарушит мнимую идиллию Большого и Малого дворов. Когда речь идет об игре, где ставкой служит корона Российской империи, мораль не самая выигрышная карта. Мать подыскивает козыри против сына. Одним из них может стать дело царевича Алексея, печально известного сына Петра I, которое императрица тщательно изучает в это время и которое инициировало знаменитый указ преобразователя России о престолонаследии. Павел всерьез опасается, что мать поступит с ним так же, чтобы обезопасить себя, – обвинит его в вымышленном заговоре.

Павел ощутил неуверенность и страх за свою судьбу, услышав от матери предложение отправиться с женой в заграничное путешествие. Подозревая Екатерину в желании лишить его престола и назначить наследником Александра, он долго не давал своего согласия. На отказе от поездки настаивал и Никита Панин, имевший в глазах Павла неоспоримый авторитет, с которым наследник семейства поддерживал весьма оживленную переписку.

Императрице, тем не менее, удалось отправить Павла и его супругу путешествовать. В 1781–1782 годах супруги совершили вояж по Европе. Со времени восшествия на престол Людовика ХVI коронованные персоны и другие знатные особы вменяли себе, так сказать, в обязанность путешествовать во Францию. Эрцгерцог Максимилиан в начале 1775 года прибыл во Францию под именем графа Бургавского. Герцог Остготландский, брат покойного шведского короля, побывал во Франции и других государствах под именем графа Эланда. Император Священной Римской империи Иосиф II, обозревая европейские державы под именем графа Фалкенштейна, также посетил Францию. И его императорское высочество наследник Российской империи великий князь Павел Петрович с супругой своей великой княгиней Mapиeй Федоровной, путешествуя по Европе под именем графа и графини Северных, в мае 1782 года прибыли в Париж.

В первый же день Павел инкогнито присутствовал на торжественной мессе и видел процессию кавалеров ордена Святого Духа. Он был очарован великолепием Версаля. Представляясь королю, он сумел сказать любезные слова, не теряя достоинства, на что застенчивый Людовик XVI отвечал не слишком складно. Мария Антуанетта была в восторге от визитов Павла и его жены. Их развлекали пирами и балами каждый день граф д’Артуа и граф Прованский. Ни Павел, ни эти графы не предвидели, что они встретятся при совершенно иных обстоятельствах: принц Конде, граф д’Артуа и граф Прованский спустя несколько лет бежали от огня революции и нашли убежище в России, получив материальную помощь и покровительство у Павла Петровича.

Цесаревич удивлял парижан знанием французского языка и французской культуры. Гримм рассказывал, что, посещая мастерские художников, русский принц обнаружил тонкий вкус и немалые знания. Он осмотрел Академию, музеи, библиотеки и всевозможные учреждения, всем интересуясь. Бомарше читал ему еще не напечатанную тогда «Свадьбу Фигаро». Поэты подносили ему груды мадригалов и од. И вот в разгар этих торжеств и успехов Павел неожиданно получил от Екатерины грозное письмо. Оказывается, была перехвачена переписка наперсника Павла князя Куракина с Бибиковым, который в своей корреспонденции отзывался неуважительно о Екатерине и ее фаворитах. Слухи о неладах императрицы с наследником дошли до Людовика XVI, и король однажды спросил Павла, имеются ли в его свите люди, на которых тот мог бы вполне положиться. На это Павел ответил с присущей ему выразительностью: «Ах, я был бы очень недоволен, если бы возле меня находился хотя бы самый маленький пудель, ко мне привязанный: мать моя велела бы бросить его в воду, прежде чем мы оставили бы Париж».

Европейские дворы встречали Павла с таким почетом, какого он не знал у себя в России. Это льстило ему и волновало его честолюбивое сердце. А между тем в Европе многие сознавали, как двусмысленно положение великого князя. В придворном Венском театре предполагалось поставить «Гамлета», но актер Брокман отказался играть, сказав, что, по его мнению, трудно ставить на сцене «Гамлета», когда двойник датского принца будет смотреть спектакль из королевской ложи. Император Иосиф был в восторге от проницательности актера, и представление шекспировской трагедии не состоялось.

Великий герцог Леопольд, сопровождавший Павла в поездке из Австрии во Флоренцию, писал своему брату императору Австрии Иосифу II: «Граф Северный, кроме большого ума, дарований и рассудительности, обладает талантом верно постигать идеи и предметы и быстро обнимать все их стороны и обстоятельства. Из всех его речей видно, что он исполнен желанием добра. Мне кажется, что с ним следует поступать откровенно, прямо и честно, чтобы не сделать его недоверчивым и подозрительным. Я думаю, что он будет очень деятелен; в его образе мыслей видна энергия. Мне он кажется очень твердым и решительным, когда становится на чем-нибудь, и, конечно, он не принадлежит к числу тех людей, которые позволили бы кому бы то ни было управлять собою. Вообще, он, кажется, не особенно жалует иностранцев и будет строг, склонен к порядку, безусловной дисциплине, соблюдению установленных правил и точности. В разговоре своем он ни разу и ни в чем не касался своего положения и императрицы, но не скрыл от меня, что не одобряет всех обширных проектов и нововведений в России, которые в действительности впоследствии оказываются имеющими более пышности и названия, чем истинной прочности. Только упоминая о планах императрицы относительно увеличения русских владений на счет Турции и основания империи в Константинополе, он не скрыл своего неодобрения этому проекту и вообще всякому плану увеличения монархии, уже и без того очень обширной и требующей заботы о внутренних делах. По его мнению, следует оставить в стороне все эти бесполезные мечты о завоеваниях, которые служат лишь к приобретению славы, не доставляя действительных выгод, а напротив, ослабляя еще более государство. Я убежден, что в этом отношении он говорил со мной искренно».

Во время путешествия Павел открыто критиковал политику матери, о чем ей вскоре стало известно. Екатерину это не обрадовало. Она удалила сына, что называется, «с глаз долой».

 

«Гатчинский затворник»

По возвращении великокняжеской четы в Россию императрица подарила им Павловск и мызу Гатчина, куда отныне переместился Малый двор. Гатчина и Павловск – резиденции великокняжеской четы – сохранились до наших дней и остались, несмотря на перестройки, памятниками эпохи Павла. В Павловске преобладал вкус Марии Федоровны, в Гатчине – Павла.

Великий князь отправился из Санкт-Петербурга в Гатчину – не то в ссылку, не то в изгнание. Больше он был не опасен. Наступает тринадцатилетний «гатчинский» период жизни Павла. Здесь окончательно созрели политические идеи будущего императора, здесь он создал свой собственный своеобразный и мрачный быт. Эти годы сформировали характер Павла. Изредка Екатерина вызывала сына в столицу для участия в подписании дипломатических документов, чтобы еще раз унизить его в присутствии окружающих. «Положение Павла, – указывал свидетель всех этих событий Платонов, – становилось хуже год от года. Удаленный от всяких дел, видя постоянную неприязнь и обиды от матери, Павел уединился со своей семьей в Гатчине и Павловске – имениях, подаренных ему Екатериной. Он жил там тихой семейной жизнью…» Запертый в Гатчине, он был полностью лишен доступа даже к самым незначительным государственным делам и без устали муштровал на плацу свои полки – единственное, чем он мог по-настоящему управлять. Павел, унаследовавший от отца страсть в военном деле ко всему прусскому, создал свою небольшую армию, проводя бесконечные маневры и парады.

Были прочитаны все книги, которые можно было достать. Особенно увлекали его исторические трактаты и романы о временах европейского рыцарства. Наследник и сам иногда был не прочь поиграть в средневековье. Забава тем более простительная‚ что при материнском дворе в моде были совсем другие игры. Каждый новый фаворит стремился перещеголять предшественника в просвещенном изысканном цинизме. Наследнику оставалось одно – ждать. Не желание власти, а постоянный страх смерти от руки убийц, нанятых матерью, вот что мучило Павла. Кто знает, может быть, в Петербурге императрица ничуть не меньше опасалась дворцового переворота? И может быть, желала смерти своему сыну…

До 42 лет Павел прожил на двусмысленном положении законного наследника престола, без надежды получить когда-нибудь этот престол на законном основании. Сначала на его пути стояла мать, потом сын, которого она хотела сделать императором. Ложное, двусмысленное положение, если оно продолжается слишком долго, любого человека может лишить душевного равновесия. А ведь Павел I в таком положении находился с юности и сознавал его двусмысленность. Все изменила только внезапная смерть Екатерины.

 

Смерть Екатерины Великой. Новое царствование

Ночь с 5 на 6 ноября 1796 года в Санкт-Петербурге выдалась неспокойной. В 9 часов вечера великая императрица Екатерина II скончалась. Смерть ее была скоропостижной. Все произошло так неожиданно, что она не успела сделать никаких распоряжений о наследнике. По петровскому закону о престолонаследии император имел право назначать наследника по своему желанию. Желание Екатерины на сей счет‚ хотя и негласное‚ было давно известно: она хотела видеть на троне своего внука

Александра. Но, во-первых‚ не смогли (или не захотели) найти официального завещания‚ составленного в его пользу. Во-вторых‚ 15-летний Александр сам не высказывал активного желания царствовать. И в-третьих‚ у императрицы был законный сын‚ отец великого князя Александра‚ великий князь Павел Петрович‚ чье имя уже с утра не сходило с уст придворных.

Павел приехал в Зимний среди ночи в сопровождении сотни солдат гатчинского полка и сразу же прошел в спальню к матери‚ чтобы убедиться в том‚ что она действительно умерла. Его вступление во дворец походило на штурм. Расставленные повсюду караулы в немецких мундирах вызывали шок у придворных‚ привыкших к изящной роскоши последних лет екатерининского двора.

Наследник престола приказал опечатать все документы в покоях матушки. Говорят, что среди прочих бумаг, хранящихся в кабинете покойной, было завещание самой императрицы, в котором российский трон передавался не сыну, а внуку. Павел Петрович отправил роковой конверт в камин. Этот решительный жест был весьма символичен: в огне сгорела не только последняя воля Екатерины, огонь поглотил екатерининскую эпоху с ее порядками и устоями.

На площади под окнами дворца было заметно оживление. Горожане печалились о кончине «матушки-государыни»‚ однако шумно выражали свою радость‚ узнав, что царем станет Павел. То же было слышно и в солдатских казармах. Только в придворной среде было совсем не весело. По свидетельству графини Головиной‚ многие, узнав о смерти Екатерины и восшествии ее сына на трон, без устали повторяли: «Пришел конец всему: и ей‚ и нашему благополучию». 7 ноября 1796 года «золотой век российского дворянства» действительно закончился.

Перемены в жизни государства начались почти сразу же. Придворных немедленно привели к присяге. Спустя два дня присягают войска и население. Маленький курносый гатчинский полковник наконец-то достиг желанной цели – стал российским монархом.

Павел восстановил честь отца. Перед похоронами матери в Петропавловский собор из Александро-Невской лавры переносят его прах, над которым сын совершает своеобразный обряд коронации. 5 апреля 1797 года пересматривается закон о престолонаследии, положивший конец женскому правлению. Отныне трон может занимать только старший по мужской линии потомок правящего императора, а четко оговоренные условия должны быть надежной гарантией против ужаса дворцовых переворотов. Этим законом была наконец закрыта роковая брешь‚ пробитая петровским указом 1722 года. Отныне наследование престола приобретало четкий юридический характер‚ и никакая Екатерина или Анна не могли уже претендовать на него самочинно. Значение этого закона было столь велико‚ что Ключевский‚ к примеру‚ назвал его «первым положительным основным законом в нашем законодательстве»‚ ведь он, укрепляя самодержавие как институт власти‚ ограничивал произвол и амбиции отдельных личностей, служил своеобразной профилактикой возможных переворотов и заговоров.

Император торопился, его указы один за другим сыпались на головы подданных. Всего за четыре года правления Павел Петрович издал в два раза больше указов, чем его мать, правившая Россией на протяжении 34 лет. Один из современников Павла I писал: «Никогда еще по сигналу свистка не бывало такой быстрой смены всех декораций, как это произошло при восшествии на престол Павла. Все изменилось быстрее, чем в один день: костюмы, прически, наружность, манеры, занятия». Новый император сразу же попытался как бы зачеркнуть все сделанное за 34 года царствования Екатерины II, и это стало одним из важнейших мотивов его политики. Однако немало было продумано самостоятельно, благо на размышления ему было отведено 30 лет. А главное – накопился большой запас энергии, долго не имевший выхода. Итак, переделать все по-своему и как можно скорее! Очень наивно, но не всегда бессмысленно.

Павел I

Когда станет возможно полностью использовать архивные данные, историки, не загипнотизированные мифами, смогут наконец узнать правду о личности Павла I. До сих пор бытуют самые противоречивые мифы о Павле I – безумный деспот, записной самодур или чуть ли не самый прогрессивный император. Спорить с этим вряд ли стоит: самодурства и у Петра Великого хватало, а Александра II прогрессивные народовольцы взорвали ровно за сутки до планировавшегося обсуждения Конституции. Видимо, он казался им недостаточно прогрессивным. Было бы неверно утверждать, что Павел всегда и во всем поступал последовательно и что все его мероприятия приносили пользу. А много ли, спрашивается, в истории правителей, которые могут сказать о себе подобное? Разве могут похвалиться этими качествами два самых любимых русскими прогрессивными историками правителя – Петр I и Екатерина II? Постараемся все же подойти к исторической истине объективно, проанализировав те исторические данные, которые нам известны сейчас о Павле I как об императоре.

Павел I вовсе не всегда и не во всем был непоследовательным, как утверждали его враги. По поводу всех измышлений подобных людей, изображавших царствование Павла I как сочетание нелепого самодурства и дикого произвола ненормального деспота, Ключевский писал: «Собрав все анекдоты, подумаешь, что все это какая-то пестрая и довольно бессвязная сказка; между тем, в основе правительственной политики императора Павла, внешней и внутренней, лежали серьезные помыслы и начала, заслуживающие наше полное сочувствие». И дальше Ключевский дает следующую, совершенно верную историческую оценку замыслов Павла I: «Павел

был первый противодворянский царь этой эпохи…а господство дворянства и господство, основанное на несправедливости, было больным местом русского общежития во вторую половину века. Чувство порядка, дисциплины, равенства было руководящим побуждением деятельности императора, борьба с сословными привилегиями – его главной целью».

За время гатчинского затворничества у Павла сложилась любопытная политическая программа. Он считал, что европейская система абсолютизма с опорой на дворянскую аристократию (в особенности ее российский вариант) исчерпала себя. Дворянство‚ поставленное в привилегированное положение‚ из служилого сословия превратилось в паразита на теле государства. При этом царская власть‚ будучи формально неограниченной‚ стала защитницей и заложницей дворянских прав. Император (или императрица) еще имеет достаточно сил‚ чтобы заменить ключевые фигуры на государственных постах‚ но совершенно бессилен изменить общее положение в стране. А такие изменения давно назрели.

Как уже говорилось, буквально с первых дней своего царствования Павел I, подобно своему прадеду Петру Великому, начал реформировать жизнь России. Действительно, Павел получил в наследство от своей матери Екатерины II пустую государственную казну с огромным долгом, расстроенную экономику, развращенную армию, сельское хозяйство в упадке и плохо работающие государственные службы. Коррупция и неисполнительность чиновников, казнокрадство и фаворитизм были тормозами преобразований. Стране необходимы были новые законы. Павел I сразу же приступил к реализации финансовой реформы, желая повысить курс рубля и уменьшить дефицит. Однако ряд предпринятых им мер все же не мог уменьшить денежный дефицит России. Реформирование коснулось и государственных органов управления, судопроизводства, образования, гражданского права. Многие начинания имели действительно прогрессивный характер, как, например, сокращение барщины для крепостных крестьян до трех дней и право крестьян подавать жалобы на своих помещиков. Однако законопроизводство тормозилось бюрократическими проволочками чиновников и их крайней неисполнительностью.

Хотя Павел не любил слово «реформа» не меньше‚ чем слово «революция»‚ он всегда помнил‚ что со времен Петра Великого российское самодержавие всегда находилось в авангарде перемен. Примеривая на себя роль феодального сюзерена‚ а позднее – цепь великого магистра Мальтийского ордена‚ Павел всецело оставался человеком нового времени, мечтающим об идеальном государственном устройстве. Он считал, что государство должно быть преобразовано из аристократической вольницы в жесткую иерархическую структуру‚ во главе которой находится царь‚ обладающий всеми возможными властными полномочиями. Сословия и социальные слои постепенно теряют особые права‚ полностью подчиняясь лишь самодержцу‚ олицетворяющему небесный Божий закон и земной государственный порядок. На смену сословной иерархии должны прийти равноправные перед царем подданные.

Французская революция не только усилила неприязнь Павла к философии Просвещения XVIII века‚ но и лишний раз убедила его в том‚ что российскому государственному механизму требуются серьезные изменения. Екатерининский просвещенный деспотизм, по его мнению, медленно‚ но верно вел страну к гибели‚ провоцируя социальный взрыв‚ грозным предвестником которого был Пугачевский бунт. И для того чтобы избежать этого взрыва‚ необходимо было не только ужесточить режим‚ но и срочно провести реорганизацию системы управления страной. Павел единственный из самодержавных реформаторов после Петра планировал начать ее «сверху» в буквальном смысле слова‚ то есть урезать права аристократии (в пользу государства). Конечно‚ крестьяне в таких переменах поначалу оставались молчаливыми статистами‚ их еще долго не собирались привлекать к управлению. Но хотя по приказу Павла было запрещено употреблять в печатных изданиях слово «гражданин»‚ он больше чем кто-либо другой в XVIII веке старался сделать крестьян и мещан гражданами‚ выводя их за рамки сословного строя и «прикрепляя» непосредственно к государству.

Эта программа была достаточно стройной‚ соответствующей своему времени, но совершенно не учитывавшей амбиций российского правящего слоя. Именно это трагическое несоответствие‚ порожденное гатчинской изоляцией и пережитыми душевными волнениями‚ было принято современниками‚ а вслед за ними и историками за «варварскую дикость»‚ даже за сумасшествие. Тогдашние столпы российской общественной мысли (за исключением амнистированного Радищева)‚ испуганные революцией, стояли либо за то‚ чтобы проводить дальнейшие реформы за счет крестьян‚ либо не проводить их вообще. Если бы в конце XVIII века уже существовало понятие «тоталитаризм»‚ современники не задумались бы применить его к Павловскому режиму.

Политическая программа Павла была не более утопична‚ чем философия его времени. XVIII век – век расцвета социальных утопий. Дидро и Вольтер предрекали создание просвещенными монархами унитарного государства на основе Общественного договора и видели элементы своей программы в реформах начала царствования Екатерины. Если же приглядеться‚ то действительным сторонником идеи единого равноправного государства явился ее сын‚ ненавидевший французских «просветителей». При этом его политическая практика оказалась не более жестокой‚ чем демократический террор французского Конвента или последовавшие за ним контрреволюционные репрессии Директории и Наполеона.

Первой жертвой преобразований уже в 1796 году стала армия. Среди реформ императора Павла I военная реформа занимает, пожалуй, ведущее место – ведь интерес ко всему, что связано с армией, он проявлял с детства. 4 июля 1762 года Павел был произведен Екатериной II в полковники лейб-кирасирского полка, а 20 декабря того же года пожалован в генерал-адмиралы российского флота. С юных лет собеседниками Павла Петровича были известные военные деятели екатерининского царствования – братья Чернышевы, а также П. И. Панин и М. Ф. Каменский, причем последние, по мнению многих исследователей, сыграли значительную роль в увлечении наследника прусской армией. Впрочем, взгляд на прусскую военную систему как на образцовую для своего времени разделяли ведущие полководцы России – П. А. Румянцев, Н. В. Репнин, П. И. Панин, А. В. Суворов. Так что Павел в данном случае вовсе не был одинок. Таким образом, к началу 1770-х годов Павел Петрович, как под влиянием своих приближенных, так и общеевропейских настроений, сделался убежденным сторонником прусской военной системы. Как реформатор Павел I решил последовать своему любимому примеру – Петру Великому, как его знаменитый предок, он решил взять за основу модель современной европейской армии, а именно прусской, ведь разве не все немецкое может служить образчиком педантичности, дисциплинированности и совершенства.

Необходимо отметить, что к концу царствования Екатерины II русская армия переживала период упадка. В войсках, особенно в гвардии, царили страшные злоупотребления, дисциплина и боевая подготовка войск находились на чрезвычайно низком уровне. Необходимость реформ в армии была совершенно очевидной.

Реформы в армии были задуманы Павлом Петровичем задолго до восшествия на престол и опробованы в так называемых гатчинских войсках, существовавших с 1783-го по 1796 год. Гатчинский опыт и лег в основу военных преобразований. Сохранившиеся планы и описания маневров гатчинских войск за 1793–1796 годы свидетельствуют, что это была довольно серьезная боевая учеба, несмотря на малочисленность отряда цесаревича. Почему-то сложилось мнение, что «потешные» полки Петра I – явление передовое и положительное, а гатчинское войско – кошмар реакции и издевательство над личностью! Но это далеко не так.

На маневрах отрабатывались приемы взаимодействия различных родов и видов войск при наступлении и отступлении, форсирование водных преград, отражения морского десанта противника. Практиковались даже нетипичные для той эпохи переходы войск в ночное время. Уделялось внимание не только залповому огню, но и штыковому бою. Огромное значение придавалось действиям артиллерии, которая являлась костяком и наступления, и обороны. В гатчинской артиллерии в 1795–1796 годах проводились отдельные учения. Многие офицеры гатчинских войск впоследствии достойно проявили себя на боевом и административном поприще. В целом, к 1796 году гатчинские войска представляли собой одно из наиболее дисциплинированных, хорошо подготовленных и обученных подразделений русской армии, пусть и не имевшее боевого опыта.

Вскоре после воцарения Павла Петровича, 29 ноября 1796 года, были введены в действие новые воинские уставы: «Воинский устав о полевой пехотной службе», «Правила о службе кавалерийской» («Воинский устав о полевой гусарской службе») и «Воинский устав о полевой кавалерийской службе». Изменения произошли и в организационной структуре армии, особенно кавалерии и артиллерии. Были созданы инспекции, во многом соответствующие по функциям современным военным округам, чем впервые было четко организовано управление, снабжение и обучение войск в мирное время. В 1797 году был сформирован Пионерный полк – первое крупное военно-инженерное подразделение в русской армии. Мало кому известно, что Павел Петрович сам был замечательным артиллеристом, и в целом можно сказать: из всех его военных преобразований реформы в артиллерии явились наиболее плодотворными и долговечными, а многое из заведенного им в этой области сохранилось вплоть до сегодняшних дней.

Не оставлял Павел без внимания и военно-учебные заведения. Оба кадетских корпуса, как кузницу офицерских кадров, император взял под свое личное покровительство и требовал, чтобы директора по всем делам, касающимся этих заведений, обращались непосредственно к нему. При Павле в кадетских корпусах вновь была введена военная организация с разделением кадетов на роты.

Уже много раз ученые, журналисты и все кому не лень разбирали пресловутое «гатчинское наследство»: парады, парики, палки и т. п. Но стоит вспомнить и о распущенном рекрутском наборе 1795 года, половина которого была украдена офицерами для своих имений; о поголовной ревизии ведомства снабжения армии, выявившей колоссальное воровство и злоупотребления, и последовавшем сокращении военного бюджета; о превращении гвардии из придворной охраны и движущей силы дворцовых переворотов в реальную боевую единицу. А между прочим, эти бесконечные парады и маневры положили начало регулярным учениям русской армии (что очень пригодилось потом, в эпоху наполеоновских войн), до этого сидевшей на зимних квартирах в отсутствие войны. Солдаты Петербургского гарнизона щедро награждались государем за удачно проведенные разводы и учения.

В Воинском уставе 1796 года впервые были даны четкие указания по обучению рекрутов. Устав требовал также гуманного, без излишней жестокости, отношения к солдатам: «Офицерам и унтер-офицерам всегда замечать солдат, которые под ружьем или в должности ошибались, и таковых после парада или учения, или когда с караула сменятся, учить; а если солдат то, что надлежит, точно знает, а ошибся, такового наказать…».

При Павле солдат, безусловно, больше гоняли на плацу, строже наказывали, но в то же время их наконец стали регулярно кормить и тепло одевать зимой, что принесло императору небывалую популярность в войсках. Строгий и придирчивый к офицерам, Павел всегда с теплотой и заботой относился к солдатам. Было значительно улучшено и увеличено солдатское довольствие, увеличены размеры жалованья, серьезное внимание было обращено и на медицинское обеспечение нижних чинов. Теперь офицеры не могли использовать их для личных нужд как бесплатных крепостных.

Необходимо особо отметить, что, вопреки сложившемуся у большинства представлению, солдат при Павле наказывали гораздо менее жестоко, нежели при Екатерине или в последующие царствования, и наказание строго регламентировалось Уставом. Притом наказывали не только солдат, а и «неприкосновенных» ранее высших чинов. За жестокое обращение с нижними чинами офицеры подвергались взысканиям, причем довольно суровым. Кстати, офицеров больше всего возмутило введение телесных наказаний не вообще военным, а именно для благородного сословия. Это пахло нездоровым сословным равенством.

Итак, необходимо признать, что в целом военные реформы императора Павла сыграли значительную роль в повышении уровня боеспособности русской армии. В первую очередь, как уже говорилось, это касалось артиллерии и кавалерии. То полезное, что было сделано Павлом I, в значительной степени легло в основу военных реформ начала XIX века и помогло русской армии блестяще показать себя в сражениях с армией Наполеона. Надо сказать, что в целом военная реформа не была остановлена и после смерти Павла.

Не только в армии, но и во всех государственных службах Павел на первое место выдвинул дисциплину и порядок, ответственность и честность в ведении дел. Император старался не только во все вникнуть, все предусмотреть, но и все проконтролировать. Помещиков тоже попробовали прижать. Впервые крепостные крестьяне стали приносить императору личную присягу (раньше за них это делал помещик). При продаже запрещалось разделять семьи. Вышел знаменитый указ-манифест «о трехдневной барщине» (ограничивающий работу на помещика только тремя днями в неделю), текст которого, в частности, гласил: «Закон Божий, в Десятословии нам преподанный, научает нас седьмой день посвящать Богу; почему в день настоящий, торжеством веры прославленный и в который мы удостоились воспринять священное миропомазание и царское на прародительском престоле нашем венчание, почитаем долгом нашим пред Творцом всех благ Подателем подтвердить во всей Империи нашей о точном и непременном сего закона исполнении, повелевая всем и каждому наблюдать, дабы никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам…»

Хотя речь еще не шла об отмене или даже серьезном ограничении крепостного права, просвещенные земле– и душевладельцы забеспокоились: как может власть, пусть даже царская, вмешиваться в то, как они распоряжаются своей наследственной собственностью? Екатерина такого себе не позволяла! Эти господа пока не понимали, что крестьяне – основной источник государственного дохода и потому разорять их невыгодно. А вот помещиков не худо бы заставить оплатить расходы на содержание выборных органов местного управления, ведь они состоят исключительно из дворянства. Было и еще одно покушение на «священное право благородного сословия» – свободу от налогообложения.

Между тем общее налоговое бремя облегчилось. Отмена хлебной повинности, по свидетельству русского агронома А. Т. Болотова, произвела «благодетельные действия во всем государстве». Соль продавалась по льготной цене (до середины XIX века соль фактически была народной валютой). В рамках борьбы с инфляцией дворцовые расходы Павел сократил в 10 (!) раз, значительная часть серебряных сервизов из дворцов императорской семьи была перелита на монету, пущенную в оборот. Параллельно из обращения за государственный счет была выведена необеспеченная масса бумажных денег – на Дворцовой площади сожгли свыше пяти миллионов рублей ассигнациями.

Чиновничество также было в страхе. Взятки (при Екатерине дававшиеся открыто) искоренялись беспощадно. Особенно это касалось столичного аппарата, который сотрясали постоянные проверки. Неслыханное дело: служащие должны не опаздывать и весь рабочий день находиться на своем месте! Сам император вставал в 5 утра, слушал текущие доклады и новости, а потом вместе с наследниками отправлялся ревизовать столичные учреждения и гвардейские части. Сократилось количество губерний и уездов, а стало быть, и количество бюрократов, необходимых для заполнения соответствующих мест.

Православная церковь тоже получила определенные надежды на религиозное возрождение. Новый император, в отличие от своей матери, был неравнодушен к православию.

По некоторым свидетельствам, император нередко проявлял черты удивительной прозорливости. Так, известен из мемуарной литературы случай, когда Павел Петрович повелел отправить в Сибирь офицера, неудовлетворительно выступившего на военных маневрах, но, согласившись на просьбы окружающих о помиловании, все-таки воскликнул: «Я чувствую, что человек, за которого вы просите, – негодяй!» Впоследствии оказалось, что этот офицер убил собственную мать. Еще один случай: офицер-гвардеец, имевший жену и детей, решил похитить молодую девушку. Но та не соглашалась ехать без венчания. Тогда товарищ этого офицера по полку переоделся священником и разыграл тайный обряд. Через некоторое время оставленная с прижитым от соблазнителя ребенком женщина, узнав, что у ее мнимого мужа есть законная семья, обратилась с жалобой к государю. «Император вошел в положение несчастной, – вспоминала Е. П. Янькова, – и положил замечательное решение: похитителя ее велел разжаловать и сослать, молодую женщину признать имеющею право на фамилию соблазнителя и дочь их законную, а венчавшего офицера постричь в монахи. В резолюции было сказано, что «так как он имеет склонность к духовной жизни, то и послать его в монастырь и постричь в монахи». Офицера отвезли куда-то далеко и постригли. Он был вне себя от такой неожиданной развязки своего легкомысленного поступка и жил совсем не по-монашески, но потом благодать Божия коснулась его сердца; он раскаялся, пришел в себя и, когда был уже немолод, вел жизнь самую строгую и считался опытным и весьма хорошим старцем».

Вообще, Павел – первый император, смягчивший в своей политике линию Петра I на ущемление прав церкви во имя государственных интересов. Он прежде всего стремился к тому, чтобы священство имело более «соответственные важности сана своего образ и состояние». Так, когда Святейший синод сделал представление об избавлении священников и диаконов от телесных наказаний, император утвердил его (оно не успело вступить в законную силу до 1801 года), продолжая придерживаться практики восстановления подобных наказаний для дворян-офицеров.

Разумеется, рядом с серьезными нововведениями можно заметить и громадное количество подробно расписанных мелочей: запрещение некоторых видов и фасонов одежды, указания, когда горожане должны вставать и ложиться спать, как надо ездить и ходить по улицам, в какой цвет красить дома… И за нарушения всего этого – штрафы, аресты, увольнения. Опасаясь распространения в России идей Французской революции, Павел I запретил выезд молодых людей за границу на учебу, был полностью запрещен импорт книг, вплоть до нот, закрыты частные типографии. С одной стороны, в этом сказались роковые уроки Теплова: император не умел отделить мелких дел от крупных. С другой – то, что кажется нам мелочами (фасон шляп), в конце XVIII века имело важную символическую нагрузку и демонстрировало окружающим приверженность к той или иной идеологической партии. В конце концов, «санкюлоты» и «фригийские колпаки» родились отнюдь не в России и придумали их не при Павле.

Пожалуй, главная отрицательная черта павловского правления – неумение доверять людям, подбирать друзей и соратников и расставлять кадры. Все окружающие – от наследника престола Александра до последнего петербургского поручика – были под подозрением. Император менял высших сановников так часто, что они не успевали войти в курс дела. За малейшую провинность могла последовать опала. Впрочем, император умел быть и великодушным: из тюрьмы был освобожден Радищев; ссора с Суворовым закончилась тем, что Павел просил прощения (а потом произвел полководца в генералиссимусы); убийце Петра III Алексею Орлову было назначено «суровое» наказание – при перенесении праха Петра III идти несколько кварталов за его гробом, сняв шляпу.

И все же кадровая политика императора была в высшей степени непредсказуемой. Самые преданные ему люди жили в той же постоянной тревоге за свое будущее, что и записные придворные негодяи. Насаждая беспрекословное подчинение, Павел часто притеснял честных людей в своем окружении. На смену им приходили подлецы, готовые выполнить любой поспешный указ, окарикатурив императорскую волю. Сначала Павла боялись, но потом, видя бесконечный поток плохо исполнявшихся указов, начали над ним тихонько посмеиваться. Еще 100 лет назад насмешки над подобными преобразованиями дорого бы обошлись весельчакам. Но Павел не имел такого непререкаемого авторитета, как его великий прадед, и в людях разбирался хуже. Да и Россия была уже не та, что при Петре: тогда она покорно сбривала бороды, теперь возмущалась запрещением носить круглые шляпы.

Вообще все общество было возмущено. Мемуаристы потом представили это настроение как единый порыв, но каждая часть общества имела свою причину для возмущения, и эти причины были часто противоположны.

Боевые офицеры школы Суворова были раздражены новой военной доктриной; некоторые генералы беспокоились о сокращении своих доходов; гвардейская молодежь недовольна новым строгим уставом службы (где же прежняя гвардейская вольница?). Высшая знать империи – «екатерининские орлы» – лишена была возможности смешивать государственные интересы и личную выгоду, как в былые времена; чиновники рангом пониже все же воровали, но с оглядкой; городские обыватели злились на новые указы о том, когда они должны гасить свет и какие сюртуки носить.

Однако многие ясно видели несправедливости предыдущего царствования. Большинство окружения было убежденными монархистами (что и понятно). Павел мог бы найти в них опору для своих преобразований, надо было только дать больше свободы в действиях, не связывать руки постоянными мелкими распоряжениями. Но царь, не привыкший доверять людям, вмешивался буквально во все. Он один, без инициативных помощников, хотел управлять своей империей. В конце XVIII века это было уже решительно невозможно. Да и сейчас один из главных секретов успешного руководителя состоит не в том, чтобы самому качественно выполнять всю работу предприятия, а найти таких профессиональных и толковых заместителей, которые бы организовали дело «на местах» и отвечали каждый за свою территорию.

Внешняя политика Павла выглядела странной именно из-за того же архаического принципа, положенного в ее основу. Невозможно было вести европейскую дипломатическую игру на рыцарских началах. Свою внешнюю политику Павел начинал как миротворец: он отменил и готовящееся вторжение во Францию‚ и поход в Персию‚ и очередные рейды Черноморского флота к турецким берегам‚ но отменить всеевропейский мировой пожар было не в его силах. Объявление в гамбургской газете‚ предлагавшее решить судьбы государств поединком их монархов с первыми министрами в качестве секундантов‚ вызвало всеобщее недоумение. Наполеон тогда открыто назвал Павла «русским Дон Кихотом»‚ остальные главы правительств смолчали.

Тем не менее долго стоять в стороне от европейского конфликта российскому самодержцу было невозможно. К России со всех сторон обращались испуганные европейские монархии: с просьбой о покровительстве обратились мальтийские рыцари, остров которых оказался под угрозой французской оккупации; Австрии и Англии нужна была союзная русская армия; даже Турция обратилась к Павлу с мольбой о защите своих средиземноморских берегов и Египта от французского десанта. В результате возникла вторая антифранцузская коалиция 1798–1799 годов.

Русский экспедиционный корпус под командованием Суворова уже в апреле 1799 года был готов к вторжению во Францию. Но это не вязалось с планами союзного австрийского правительства‚ стремившегося округлить свои владения за счет «освобожденных» итальянских территорий. Суворов был вынужден подчиниться‚ и уже к началу августа Северную Италию полностью очистили от французов. Республиканские армии были разгромлены‚ крепостные гарнизоны сдались. Не менее серьезно показала себя объединенная русско-турецкая эскадра под командованием ныне причисленного к лику святых адмирала Федора Ушакова‚ освободившая с сентября 1798-го по февраль 1799 года Ионические острова у побережья Греции. Далее эскадра Ушакова, имея минимальное количество морской пехоты, провела операции по освобождению Палермо‚ Неаполя и всей Южной Италии‚ закончившиеся 30 сентября броском русских моряков на Рим.

Союзники России по коалиции были напуганы такими впечатляющими военными успехами. Им вовсе не хотелось усиливать авторитет Российской империи за счет Французской республики. В сентябре 1798 года австрийцы оставили русскую армию в Швейцарии один на один со свежими превосходящими силами противника‚ и только полководческое искусство Суворова спасло ее от полного уничтожения. 1 сентября Ушакова без предупреждения покинула турецкая эскадра. Что же касается англичан‚ то их флот во главе с Нельсоном блокировал Мальту и не подпустил к ней русские корабли. «Союзники» показали свое подлинное лицо. Разгневанный Павел отозвал Суворова и Ушакова из Средиземноморья.

В 1800 году Павел заключил с Наполеоном выгодный для России антианглийский союз. Франция предложила России Константинополь и полный раздел Турции. Балтийский и Черноморский флоты были приведены в полную боевую готовность. В то же самое время с одобрения Наполеона 30-тысячный казачий корпус Орлова двигался на Индию через казахские степи. Англия оказалась перед лицом страшной угрозы.

А что если интересы Англии и внутренней российской оппозиции совпадали?.. Британская дипломатия в Петербурге пустила в ход все свои средства и связи, чтобы разворошить тлеющий внутренний заговор. Огромные суммы из английского посольства золотым дождем пролились на благоприятную почву. Ростки заговора поднялись и окрепли.

 

Заговор

Реформы Павла, изменение внешнеполитического курса России: поражение России, распад коалиции, разрыв с Англией, сближение с наполеоновской Францией, план совместного русско-французского

похода в Индию с целью ослабления Англии – все это вело к большим переменам. Тревожное состояние умов в Петербурге вполне совпадало с планами лиц, стремившихся к устранению Павла от престола и к установлению в России регентства, так как казалось, что государь страдает психическим расстройством, во всяком случае именно такое мнение распространяла заинтересованная сторона. Мысль о возможности установления регентства укреплялась подобными примерами, бывшими незадолго до этого времени в Англии и Дании.

Обычно в качестве инициаторов заговора против Павла I называют трех лиц: Н. П. Панина, вице-канцлера, племянника воспитателя Павла, адмирала И. М. Рибаса и военного губернатора столицы графа фон дер Палена. А ведь Павел до последнего дня был уверен в его преданности. В руках графа Палена были сосредоточены решительно все нити государственного управления, а главное, ему был подчинен петербургский гарнизон и государственная почта. Он перлюстрировал письма, был вездесущ и всевластен. Заговор не мог бы осуществиться, если бы он того не захотел. Но граф помнил, как четыре года тому назад Павел послал ему выговор, именуя его действия подлостью. И он понимал, что нет никаких гарантий от новых оскорблений. И Пален стал во главе заговора.

Недовольные нашли общий язык: армию представлял вице-канцлер Л. Л. Бенигсен, высшее дворянство – командир легкоконного полка П. А. Зубов (фаворит Екатерины), проанглийски настроенную бюрократию – Никита Панин. Панин же привлек к участию в заговоре наследника престола великого князя Александра. Узнав о возможной отмене надоевшего армейского распорядка, в дело с радостью включились десятки молодых гвардейских офицеров; командиры гвардейских полков: Семеновского – Н. И. Депрерадович, Кавалергардского – Ф. П. Уваров, Преображенского – П. А. Талызин. Несколько человек оставили в своих мемуарах списки заговорщиков: М. А. Фонвизин, А. Н. Вельяминов-Зернов, А. Коцебу, Э. Ведель, В. Гете, М. Леоньтев, Р. Шаторжирон. Больше всего фамилий называют Фонвизин и Коцебу. Они говорят о 60 заговорщиках, но всех вспомнить не могут.

Депеша шведского дипломата Стединга королю Швеции Густаву IV от 1802 года говорит в пользу того, что поначалу убийство императора не входило в планы заговорщиков: «Панинский переворот, направленный против усопшего императора, был задуман в известном смысле с согласия ныне царствующего императора (т. е. Александра I) и носил очень умеренный характер. Замысел состоял в том, чтобы отобрать у Павла бразды правления, оставив за ним суверенное представительство, как это имеет место в Дании…» Действительно, современная Европа демонстрировала подобные исторические прецеденты. В Англии во время болезни короля Георга III руководство дел несколько раз вверялось принцу Уэльскому. В Дании в царствование короля Христиана VII с 1784 года правил регент, который затем стал королем под именем Фридриха VI.

«Мы хотели заставить императора отречься от престола, – рассказывал впоследствии Пален барону Гейкингу, и граф Панин вполне одобрял этот план. – Первою нашей мыслью было воспользоваться для этой цели услугами Сената…»

В одной из версий событий 11 марта 1801 года, изложенной Л. Л. Бенигсеном и дополненной П. А. Зубовым, говорилось следующее: Александру дело было представлено так, что «пламенное желание всего народа и его благосостояние требуют настоятельно, чтобы он был возведен на престол рядом со своим отцом в качестве соправителя, и что Сенат, как представитель народа, сумеет склонить к этому императора без всякого со стороны великого князя участия в этом деле». Есть сведения, что Н. А. Толстой получил задание собрать у представителей иностранных дворов подробные сведения о том, как это произошло в Англии и Дании.

Итак, первоначальный план Панина состоял в том, чтобы совершить английский государственный, а не русский дворцовый переворот. Но осенью 1800 года Панин как сторонник союза с Англией получил отставку и вскоре был выслан из столицы. Руководство же заговором перешло в руки Палена.

Существует устойчивая традиция изображать дело так, что после отъезда Панина «всякие разговоры о регентстве прекращаются среди заговорщиков». Сложилось мнение о «серьезных расхождениях» и взаимных противоречиях Панина и Палена. Однако в действительности в источниках нет четких сведений о том, что такие противоречия существовали.

По городу, кстати, с ведома Палена распускались слухи, что Павел Петрович собирается заключить супругу свою в монастырь, а старших сыновей своих – в Шлиссельбургскую крепость. Слухи эти ничем, однако, не подтверждались, хотя подозрительность императора часто изливалась на старшего сына. Известно только, что Павел однажды, когда великий князь ходатайствовал за некоторых провинившихся офицеров, увидел в этом ходатайстве стремление сына к популярности в ущерб себе и, подняв свою палку, с гневом закричал на него: «Я знаю, что ты злоумышляешь против меня!» Великая княгиня Елизавета бросилась между отцом и сыном, и Павел ушел, вздрагивая от гнева. Этим предубеждением государя и воспользовался Пален для достижения своих целей: он старался вооружить отца против сыновей, а великих князей уверял, что заботится об оправдании их поступков перед их родителем.

В конце концов Александр дал согласие. Но на что? Вопрос этот столь же важен, сколь и сложен. Обычно дело изображают так, что Александр дал согласие на переворот, поставив условие, чтобы жизнь его отца была сохранена. Такое обещание якобы ему было дано Паленом. Но было ли все это хитрой дипломатической игрой, смысл которой понимали и тот и другой? Очень образно эту мысль выразил Герцен: «Александр позволил убить своего отца, но только не до смерти».

Трудно сказать, как и когда начали бы заговорщики осуществлять свой план, если бы заговор не оказался на грани срыва. Непосредственная опасность быть раскрытыми заставила заговорщиков начать действовать немедленно, ибо Павел получил какие-то сведения о конспиративной организации. Существует предположение, что В. П. Мещерский, в прошлом шеф Санкт-Петербургского полка, квартировавшего в Смоленске, написал донос царю. По другой версии, это сделал генерал-прокурор П. Х. Обольянинов. Во всяком случае, Павел втайне от Палена подписал подорожную на проезд в Петербург Ф. П. Линденеру, которому два года назад помешали раскрыть до конца смоленский заговор, ставшего прологом к дворцовому перевороту 11 марта. Есть сведения, что был вызван и А. А. Аракчеев. (Тот и другой были в то время в немилости.) Пален остановил выдачу этих подорожных и сделал вид, что считает их подложными, о чем и доложил императору. Павел смутился и ответил, что имел причины так поступить. Пален отправил их по назначению. Это было грозное предзнаменование, особенно если учесть, что накануне, проводя вечер у своей фаворитки А. П. Лопухиной-Гагариной, Павел говорил о великом ударе, который он собирался нанести, он даже сказал, что скоро полетят некогда дорогие ему головы. Слухи о намерении Павла развестись с Марией Федоровной, детей заточить в крепость, а наследником назначить Евгения Вюртембергского, предварительно женив его на великой княжне Екатерине Павловне, усилились. К сожалению, не известно, когда произошел этот важный эпизод, какого числа. Согласно показаниям Л. Л. Бенигсена, именно эти предположения заставили заговорщиков действовать решительно. Кроме того, Павел заявил Палену, что существует заговор. Пален успокоил царя, заверив его в своей лояльности. Очевидно, что после этого разговора заговорщикам стало ясно: медлить нельзя.

Заговор очень ярко проиллюстрировал парадоксальную ситуацию, сложившуюся при дворе Павла. Дело в том‚ что император не был уверен ни в ком‚ но именно в силу этого он должен был оказывать доверие в общем-то случайным людям. У него не было друзей, не было единомышленников – только подданные. Подспудное же недовольство разных дворянских группировок теми или иными правительственными мерами в царствование Павла достигло невероятного накала. Когда любого несогласного заранее считают заговорщиком‚ тому психологически легче перейти черту, которая отделяет пассивное неприятие перемен от активного противодействия им. При всем этом нужно помнить, что при дворе было еще много «екатерининцев». Гнев же императора был страшен, но скоротечен, поэтому Павел оказался не способен на последовательные репрессии. Его мягкий характер не подходил для той политической системы, которую он сам пытался ввести.

Поэтому, когда после полуночи 11 марта 1801 года заговорщики ворвались в Михайловский дворец, там не нашлось ни одного офицера, способного встать на защиту императора. Главной заботой заговорщиков было не допустить во дворец солдат, поддерживавших императора. Часовых сняли с постов их начальники, двум лакеям разбили головы.

Один из самых важных моментов – это вопрос о цели, с которой заговорщики отправились в Михайловский замок. Согласно известному русскому историку Н. Я. Эйдельману, заговорщики шли «на кровь и убийство». Впрочем, он признает, что руководители не произносили слов об убийстве. Все источники, которые затрагивают этот вопрос, говорят об аресте императора, акте отречения, о заключении в крепость. Н. Я. Эйдельман придает решающее значение фразе, которую будто бы произнес Пален, напутствуя заговорщиков: «Прежде чем съесть омлет, необходимо разбить яйца». Фактически это было призывом к убийству Павла. Однако с этой фразой много нелепостей, так как свидетельства о том, когда именно и кем она была произнесена, очень противоречивы. Штединк утверждает, что эти слова были произнесены в прихожей императора. Ла Рош-Эмон говорит, что в спальне, в момент убийства. Д. В. Давыдов полагал, что Бенигсен произнес их в опочивальне, когда убивали Павла.

К. И. Остен-Сакен в дневниковой записи от 15 апреля 1801 года (а это одно из самых ранних свидетельств) приписывает их П. А. Зубову. Он якобы произнес их в тот момент, когда заговорщики уже приканчивали царя.

Точно восстановить картину убийства историкам не удалось, поскольку все бумаги, так или иначе зафиксировавшие события трагической ночи, были уничтожены. Кто-то говорит, что император кинулся бежать, другие отмечают, что его величество прятался за ширмами, иные заявляют о необычайно смелом поведении императора, который боролся с убийцами. Интересно, что злодеяние совершилось практически в присутствии как супруги, которая находилась за стенкой и все слышала, так и любовницы, безмятежно спавшей в нижней комнате.

Создается впечатление, что в заговоре участвовали все: и самые близкие, и далекие от императора люди. Павла I не спасли ни глубокие рвы, ни подъемные мосты, ни крепкие стены, ни многочисленная охрана. Роковая судьба настигла его даже там, где он, как ему казалось, был в безопасности.

Итак, очевидно, что все многочисленные, но во многом несогласованные между собой рассказы могут быть сведены к нескольким версиям.

Версия первая: преднамеренное убийство. Эта версия существует в двух вариантах. Вариант А: Павел принял все условия заговорщиков и подписал отречение. Тогда один из лидеров, П. Зубов или

Л. Бенигсен, призвал к решительным действиям, и с Павлом покончили. Вариант Б: Павел подписал условия заговорщиков. Бенигсен вышел. В этот момент царя убили пьяные заговорщики во главе с П. Зубовым.

Версия эта не может быть принята ни в одном из вариантов, потому что она исходит от лиц, которые не принимали непосредственного участия в убийстве и были далеки от заговорщиков. Все рассказы, излагающие эту версию, отличаются незнанием конкретных деталей топографии Михайловского замка. Сплошь и рядом встречаются совершенно неправдоподобные подробности.

Версия вторая: непреднамеренное убийство. Итак, существует версия, согласно которой Павлу предложили отречься, но он не только отказался, но оказал отчаянное сопротивление и был убит во время драки. Варианты версии расходятся в том, присутствовал ли Бенигсен при этом или вышел, но Зубовы здесь – главные действующие лица. Согласно одному из вариантов этой версии, Павел сначала угрожал заговорщикам карами, потом пытался разжалобить их и даже сумел поколебать их решимость. И тогда лидеры призвали к решительным действиям и сами показали пример. Орудиями убийства стали табакерка, шарф, рукоятка пистолета, эфес шпаги.

Хотя едва ли когда-нибудь удастся восстановить в деталях истинную картину произошедшего, эта версия представляется более близкой к действительности. Она позволяет объяснить, почему заговорщики шли в замок с документами об отречении или соправительстве, а закончили кровавой бойней. Это, кстати, и наиболее ранняя версия. Впервые она прозвучала в ночь убийства на парадной лестнице Михайловского замка, где Пален узнал от Ф. П. Уварова о смерти Павла. Не осведомляясь о подробностях, Пален сообщил великому князю Александру, что император отказался отречься, пытался ударить тех, кто это ему предлагал, и тогда заговорщики убили его.

Официального расследования обстоятельств смерти Павла не велось и не могло вестись, так как новый император вовсе не был заинтересован в том, чтобы обстоятельства скоропостижной кончины его отца были прояснены. Весть о смерти Павла I Петербург встретил заранее подготовленными фейерверками и всеобщим ликованием. Вначале все хвастались своим участием в этом «славном деле». Ходили в Михайловский замок и прямо на месте показывали, «как все происходило». Если бы всех «убийц» Павла в то время можно было бы собрать вместе, то они не поместились бы в опочивальне императора.

Интересно, но наиболее сильное сопротивление вступлению на престол Александра оказала Мария Федоровна, мать наследника. К сожалению, мы ничего не знаем о том, что ей было известно о подготовке заговора. Немецкий историк Т. Бернгарди по этому поводу писал, не называя своих источников: «Мария Федоровна знала о том, что подготовлялось, и имела на своей стороне собственную маленькую партию, интриги которой казались совершенно бессильными наряду с планами главного заговора. Семья Куракиных, близких друзей императрицы, играла главную роль в этих кругах и питала в своей высокой покровительнице надежды на то, что она может сделаться самодержавной императрицей… и повторить роль Екатерины. Ей говорили, что… Александр слишком молод, неопытен, малосилен и слабоволен, что он и сам откажется от тяжелой для него короны… Ее уверяли, что Россия привыкла к царствованию женщин. Она любима народом. Эта любовь и возведет ее на престол». И поведение Марии Федоровны после убийства мужа вполне оправдывает предположения немецкого историка. Когда Марии Федоровне объявили о смерти Павла, с ее уст сорвалась замечательная фраза: «Ich will regirien!», то есть: «Я хочу царствовать!» Она отказывалась признать сына императором. Принято считать, что Мария Федоровна с часу ночи до пяти отказывалась подчиниться воле сына и только в шестом часу утра, убедившись в бесплодности сопротивления, отправилась наконец в Зимний дворец, куда уже отбыл Александр.

В действительности сопротивление Марии Федоровны продолжалось вдвое дольше и было более упорным. Камер-фурьерский журнал сообщает, что это произошло уже после того, как в 9 часов утра в церкви Зимнего дворца придворные чины принес ли присягу на верность ее сыну. Камер-фурьерский журнал, ведшийся на половине Александра Павловича, устанавливает и точное время приезда императрицы – 10 часов утра.

До этого Мария Федоровна предприняла три попытки прорваться в спальню Павла. Узнав о смерти мужа, императрица попыталась пройти в опочивальню убитого со стороны своих покоев. Но комнату, разделяющую покои Павла и Марии, охранял пикет семеновского офицера Волкова и прорваться через него оказалось невозможно. Тогда Мария Федоровна попыталась выйти на балкон и обратиться к войскам, окружающим замок. Однако ее попытка была пресечена офицером Ф. В. Ридигером. Затем вдова пыталась прорваться в спальню Павла с другой стороны, обходным путем через библиотеку, но солдаты скрестили штыки у самых дверей. Мария Федоровна разбушевалась, дала начальнику караула К. М. Полторацкому пощечину и без сил опустилась в кресло. Затем появился Бенигсен, только что назначенный комендантом Михайловского замка, и через некоторое время велел допустить императрицу к телу Павла.

Это произошло только после того, как в Михайловский замок возвратился Александр, которому только что в Зимнем дворце была принесена присяга, и они все вместе, и мать и сын, посетили впервые место убийства Павла. Таким образом, только после посещения убитого мужа и свидания с уже воцарившимся сыном Мария Федоровна покорилась судьбе и переехала в Зимний дворец. С этого времени она стала изображать скорбящую вдову и преследовать заговорщиков, но не за то, что они сделали ее вдовой, а за то, что так бесцеремонно пресекли ее претензии на власть и помешали ей взойти на престол.

12 марта петербуржцы читали манифест, составленный по поручению Александра сенатором Трощинским: «Судьбам Всевышнего угодно было прекратить жизнь любезного родителя нашего, Государя Императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно от апоплексического удара». Позднее в народе шутили: «От апоплексического удара золотой табакеркой в висок». Что интересно, младший брат Александра, великий князь Константин Павлович, узнав о гибели отца, смог промолвить только: «Я бы от такого престола отказался…»

Кстати, позднее, в 1825 году, он и на самом деле отказался от трона, когда Александр, как было официально объявлено, скончался в Таганроге.

Двадцатитрехлетний Александр I торжественно сказал придворным: «При мне все будет, как при бабушке». Эти слова казались посмертной и окончательной победой Екатерины II над своим сыном. Проигравший поплатился жизнью. Чем же должна была расплачиваться Россия?..

 

Загадки Михайловского замка

Император Павел перекраивал Россию на свой манер, желая создать идеальное государство. Так, чтобы прекратить девальвацию рубля, Павел сжег на площади перед Зимним более 5 миллионов рублей ассигнациями, а придворные серебряные сервизы приказал переплавить в монету. «Я буду есть на олове до тех пор, пока курсы серебряного и бумажного рубля не стабилизируются», – заявил император. Жест, безусловно, красивый, но, отказавшись от серебряной посуды, Павел I начал тратить миллионы рублей золотом на строительство новой императорской резиденции – Михайловского замка. Подобные противоречия в поступках императора встречаются довольно часто. Современники считали, что это было вызвано безумием, историки же полагают, что всему виной был страх. Именно страх перед заговором, который мерещился Павлу в стенах Зимнего, заставил его приступить к реализации своей давней мечты – постройке рыцарского замка.

Прежде царские дворцы называли, как правило, либо по имени владельца, либо по топонимическому принципу. Новый дворец был назван Михайловским замком в честь архангела Михаила. Возможно, это несколько неожиданное название объяснялось тем, что Павел вступил на престол как раз накануне дня этого архангела, которого он считал к тому же небесным покровителем своей семьи. По замыслу Павла I, Михайловский замок должен был стать не просто очередной императорской резиденцией, но и символом его царствования.

Михайловский замок стоит в северной столице особняком, как Эскуриал в Мадриде. По стилю подобных зданий в городе нет, но от него, однако, веет своеобразной и мрачной прелестью. Первые чертежи Михайловского появились еще в 1784 году, но за 13 лет, вплоть до начала строительства в 1797-м, было уже 13 различных вариантов будущего дворца. Причем большинство из них созданы самим Павлом. Случайное совпадение цифр с чертовой дюжиной никого не смущало, к тому же, если верить легенде, строительству предшествовало доброе знамение.

По воспоминаниям современников Павла записана легенда, которая, кроме прочего, дает еще одно объяснение неожиданному названию замка. Караульному, стоявшему возле старого Елизаветинского Летнего дворца (прежде размещавшегося на месте Михайловского замка), привиделся светлоликий юноша. И повелел передать императору приказ: разобрать деревянное строение «веселой императрицы» и построить на этом месте церковь в честь архистратига Михаила, а над главными воротами сделать надпись из Библии. Однако что за надпись, простой солдат не разобрал. Но оказывается, что и у самого императора было подобное видение, и он понял, что это за текст.

Некоторые скептики уверяют, что слух о галлюцинациях караульного был пущен специально, дабы оправдать дорогостоящую затею. А что касается Елизаветинского дворца, то это место Павел выбрал лично: «Здесь я родился, здесь хотел бы и умереть», – таковы были пророческие слова Павла. А родился Павел Петрович, наследник российского престола, 20 сентября 1754 года в летнем деревянном дворце, построенном архитектором Растрелли для Елизаветы Петровны.

Как бы там ни было, но в полном соответствии с видением на фронтоне главного фасада была сделана надпись: «Дому твоему подобаетъ святыня Господня въ долготу дней». Что она означает, вопрос второстепенный, зато число символов в этом изречении оказалось равным числу прожитых Павлом лет – 47. Незадолго до смерти Павла I блаженная Ксения Петербургская предрекла скорую кончину императору Павлу Петровичу, добавляя при этом, что жить ему на земле столько лет, сколько букв в тексте изречения над главными воротами Михайловского замка. Из уст в уста передавалось в Петербурге это мрачное предсказание, пока не стало повсеместно распространенным поверьем. С суеверным страхом и тайной надеждой ждали наступления 1801 года. Считали и пересчитывали буквы библейского текста…

На самом же деле изречение было предназначено для украшения фасада Исаакиевского собора. Но вместе с облицовочными мраморными плитами и другими строительными материалами каменная надпись была изъята со строительства храма, что, возможно, и стало поводом для суеверных предположений.

Но это лишь часть загадки. Дело в том, что надпись эта исчезла с фронтона в начале ХХ века. «В 1901 году в очерках, изданных к 200-летнему юбилею Петербурга, В. М. Суходрев упоминает об этом тексте как о существующем. То же самое повторяет В. Я. Курбатов в 1913 году. В дальнейшем упоминания о нем как будто исчезают. Исчезает и сама надпись, от которой осталась таинственная петербургская легенда да темные точки на чистом поле фриза над Воскресенскими воротами замка – давние меты крепления мистических знаков», – читаем мы у Синдаловского в книге «История в преданиях и легендах», выпущенной в 2003 году. А летом 2005 года эти мистические знаки проступают вновь… Загадка!

Но вернемся во времена постройки Михайловского замка. В общем, с Божьего благословения или нет, но Летний дворец был разобран, и на его месте началось строительство резиденции Павла I. Замок был отделен от города лугом и рвами.

Император торопил художников и мастеров, он самолично контролировал все работы по сооружению своей резиденции. Главным архитектором дворца был назначен Винченцо Бренна, сумевший соединить все 13 вариантов чертежей замка. Сам император постоянно интересовался трудом зодчих. Это здание проникнуто его настроением.

Работы велись с такой поспешностью, будто надвигалась война. На строительной площадке одновременно трудилось около шести тысяч человек. Мастеровые не знали отдыха ни днем ни ночью. С наступлением темноты вокруг замка разводили костры и зажигали факелы, но работы не прекращались. Вопреки здравому смыслу, логике и строительному опыту рытье рвов под фундаменты начали глубокой осенью, а кладку стен – зимой! Штукатурные и отделочные работы велись почти одновременно. Не оставалось времени на просушку и необходимую выдержку. Строительных материалов катастрофически не хватало. И Павел дает распоряжение использовать мрамор Исаакиевской церкви (кроме вышеупомянутой надписи). Попутно разоряются имения Екатерины в Пелле и интерьеры Таврического дворца, которые использовались для внутренней отделки замка.

В Михайловском не было ни одной случайной детали. Все несло в себе глубокий смысл, зачастую понятный только Павлу. Петербуржцы XVIII века с ужасом взирали на рождающегося монстра. Такого город еще не видел. Все фасады строения были разными. Люди с любопытством ходили вокруг Михайловского, удивляясь странному эффекту, благодаря которому казалось, что замок постоянно меняется. К тому же он был полностью окружен каналами и рвами, наполненными водой. Вход во дворец осуществлялся через единственный мост, который с заходом солнца разводился.

Необычен был и красновато-кирпичный цвет замка. О его происхождении ходила романтическая легенда. По преданию, когда строительство Михайловского замка приближалось к завершению, на одном из дворцовых балов взволнованная танцами будущая фаворитка императора Анна Лопухина вдруг обронила перчатку. Оказавшийся рядом Павел I, демонстрируя рыцарскую любезность, первым из присутствующих мужчин поднял ее и собирался было вернуть владелице, как вдруг обратил внимание на странный, необычный, красно-оранжевый цвет перчатки. На мгновение задумавшись, император тут же отправил ее архитектору Бренне в качестве образца для колера дворца.

Хотя вряд ли перед Павлом всерьез стояла проблема выбора цвета фасадов замка и вряд ли в этом выборе такую решающую роль сыграла Анна Лопухина, но чего только не бывало в российской истории!.. скорее всего, архитектура Михайловского замка, необычная для северной столицы, исключала применение традиционных классицистических тонов петербургских зданий. Так или иначе, загадочный цвет Михайловского замка оказался настолько удачным, что другую окраску этого «памятника тирана» невозможно представить. Но история с покраской фасадов Михайловского замка на этом не закончилась. Легендарная рыцарская любезность императора по отношению к даме вызвала волну верноподданнических чувств у приближенных. И фасады многих петербургских особняков были поспешно перекрашены в мрачноватый цвет царской резиденции.

Михайловский замок в Петербурге. Гравюра XIX в.

Замок еще не был окончательно готов, когда 1 февраля 1801 года к нему двинулась торжественная процессия. Еще не просохли стены, когда император повелел двору переехать в полюбившийся ему дворец. Но лишь сорок дней довелось Павлу прожить в нем.

А 2 февраля был маскарад. Приглашено было три тысячи человек. Гости робко бродили по залам, пораженные необычайностью обстановки. Но трудно было оценить роскошь и великолепие убранства, потому что от холода, сырости и дымных печей все залы были наполнены синим туманом, и, несмотря на множество свечей, люди в них были похожи на привидения.

«Ничто не могло быть вреднее для здоровья, как это жилище, – рассказывает один из современников, – повсюду видны были следы сырости, и в зале, в которой висели большие исторические картины, я видел своими глазами, несмотря на постоянный огонь в двух каминах, полосы льда в дюйм толщиной и шириной в несколько ладоней, тянувшиеся сверху донизу по углам». Темные лестницы и жуткие коридоры, в которых постоянно горели лампы, придавали дворцу таинственный вид. В нем легко было заблудиться. На площадках дул непонятный ледяной ветер. Везде были сквозняки. И неожиданно хлопали двери, наводя ужас на окружающих.

В замке был мрачный лабиринт зал, и лишь в конце этих пышных комнат находился кабинет и спальня императора. Здесь стояла статуя безбожника Фридриха II, а над узкой походной кроватью висел сентиментальный ангел Гвидо Рени. Обстановка была сухой и строгой, за исключением роскошного письменного стола. В спальне было несколько дверей. Одна, вскоре запертая Павлом наглухо, вела в покои императрицы. Была и потаенная дверь, ведущая вниз по винтовой лестнице в покои царской любовницы Анны Лопухиной-Гагариной.

Вселившись в свой замок, император вел себя все более странно. Казалось бы, сбылась его давняя мечта, но радости от происходящего Павел не испытывал. Наступление нового века его пугало. Вечные страхи усугублялись и разными слухами, которые витали вокруг замка. Пытавшийся убежать от собственных страхов император не нашел покоя даже в этих могучих стенах. Смерть призрачным туманом витала по узким коридорам и просторным залам. Ночью 9 марта 1801 года Павел проснулся в холодном поту. Ему снилось, будто на него надели слишком узкую рубашку, которая его душит. Утро следующего дня также было омрачено одним странным событием. Готовясь к выходу на завтрак, император остановился у зеркала. «Посмотрите, какое смешное зеркало, – горько заметил Павел, – я вижу себя в нем с шеей на сторону». Говорят, в последние дни жизни он как-то сник. Всегдашнее беспокойство сменилось апатией. Павел словно махнул рукой на свою судьбу.

В ночь с 11 на 12 марта император неожиданно проснулся. Прошло не более десяти минут, в спальню ворвались заговорщики – и судьба императора была решена.

После убийства императора двор покинул Михайловский замок, навсегда лишившийся статуса резиденции царей. А ведь современники называли его «чудом роскоши и вкуса». И не случайно! Здесь Павел собрал великолепные коллекции живописи и скульптуры, да и сами интерьеры поражали богатством и изысканностью отделки.

После смерти Павла I Михайловский замок остался без хозяина… Чертежи, хранящие тайны подземелий, были уничтожены самим Бренной, уехавшим из России ровно через год после убийства царя. С тех пор с замком стало происходить что-то неладное. Говорят, что в совершенно пустой заброшенной резиденции после полуночи слышались шаги, стоны и иногда был виден слабый тусклый свет. Люди стали сторониться этого места. Мрачный полуразрушенный дворец, овеянный дурной славой, пустовал 18 лет.

А затем в XIX веке по воле третьего сына Павла, великого князя Николая (будущего императора Николая I), в здании разместилось Военно-инженерное училище. Многие интерьеры были перестроены, изменилось даже само название: с февраля 1823 года Михайловский замок стал называться Инженерным.

Однажды команда солдат столичного гарнизона, перевозящая военное имущество и застигнутая ливнем, была вынуждена заночевать в еще пустующем дворце. Старший – унтер-офицер – позволил подчиненным осмотреть бывшие царские покои. Буквально через полчаса один из солдат с перекошенным от страха лицом, лихорадочно крестясь, доложил о виденном им призраке со свечой в руке. Через некоторое время в замок перевезли имущество училища и выставили для охраны караул. И вот как-то ночью разводящий ефрейтор, некто Лямин, произведя смену часовых, справил малую нужду прямо у входа. Повернув голову в сторону, он обратил внимание на падающее на газон светлое пятно, исходящее из окна третьего этажа. Ефрейтор отошел подальше и вгляделся в окно. Горела свеча. Причем она не стояла на подоконнике, а парила в воздухе. Свечу держала незримая рука… Поговаривают, что это мятущаяся душа убиенного императора посещает свой замок.

Скорее всего, гамлетовская история с явлением императора связана с проделками кадетов. Но она доказывает, что и после смерти Павла последовательно появлялись мистические предания об императоре, незримая тень которого вот уже два столетия окрашивает биографию Михайловского замка в сумрачные тона загадочности и тайны.

И расскажем еще об одном загадочном происшествии, правда, произошедшем не в Михайловском замке, а в Гатчине, где через пятьдесят лет после смерти Павла I в 1852 году открыли памятник императору. Во время торжественной церемонии император Николай I расплакался, но слезы катились не от умиления. По свидетельству очевидцев, «покровы сняли, но веревка осталась на шее статуи, и державный сын, увидя это, заплакал. Всех поразила эта случайность», в которой невозможно было не увидеть некий символический смысл. Характерно, что всю свою жизнь Николай Павлович с фанатическим упорством уничтожал любые документы, которые могли пролить хоть какой-то свет на обстоятельства смерти его отца. Но, как говорится, истина сильнее царя!

 

Павел I, масоны, мальтийские рыцари и прочие розенкрейцеры

Императора Павла I, кроме внешне– и внутриполитических безумств, о которых рассказано выше, многие обвиняют и в том, что Россию-матушку он на корню запродал всяческим «нехристям» и «иродам» – масонам, католикам (Мальтийскому ордену) и прочим коварным тайным обществам, только и мечтавшим захватить власть в стране в свои руки. Последние три века масонство вообще неизменно является популярной темой для бурных дискуссий в прессе, околонаучных и политических кругах. Масонов обвиняют в причастности к международным заговорам, исполнении зловещих обрядов, к которым не допускаются непосвященные, в разврате, создании разветвленной тайной организации, которая оплела своими сетями весь мир. Как же в действительности обстояли дела с тайными орденами во времена Павла Петровича?

Прежде всего хочется разграничить две главные «статьи обвинения»: масонство и Мальтийский орден – две абсолютно разные, если так можно выразиться, вещи, даже антагонистичные друг другу. Но к обеим идеям Павел I имел прямое отношение. Какое? Тут необходим небольшой экскурс в историю.

Масонские идеи в то время просто витали в воздухе. Надо сказать, что Орден вольных каменщиков пребывал после смерти Екатерины в состоянии напряженного ожидания того, как определится его дальнейшая судьба. Многое было поставлено на карту, решалось, быть ли масонству в принципе. Российское масонство, разгромленное Екатериной II, пребывало в добровольном молчании («силануме» по терминологии ордена), растерянности и бездействии. «Усердие к царственному ордену везде угасло, и священные его работы пришли в упадок», – говорилось в одном масонском издании.

Сухой, ясный и насмешливый ум Екатерины не позволял ей отнестись к масонству с доверием и сочувствием. Она изучила масонскую литературу и сочинила на братьев каменщиков три сатирические комедии. Впрочем, наступили дни, когда ей пришлось бороться с вредным, по ее мнению, сообществом иными средствами – арестами и ссылками. Расправа с Новиковым всем известна. Сами масоны объясняли эти кары тем, что следствием были установлены связи Новикова с цесаревичем Павлом в контексте планируемого свержения императрицы. Преступность этих связей в глазах Екатерины усугублялась также близостью Павла I к немецким дипломатическим кругам.

Какого-либо официального рескрипта о запрещении масонства в России в связи с делом Н. И. Новикова не последовало. Бо́льшая часть лож (шведские, розенкрейцеры), за исключением елагинских, к которым у Екатерины II было особое отношение, еще задолго до ареста Н. И. Новикова были вынуждены заявить о прекращении или приостановке своих работ. С прекращением в 1793 году по воле императрицы деятельности елагинских лож легальное масонство в России, можно сказать, исчезло вовсе. Однако в действительности масонские собрания в Петербурге прекратились только в 1794 году. В Москве же они продолжались еще дольше – вплоть до 1797 года. (По другим сведениям, собрания масонских лож в Петербурге также проходили не до 1794-го, а до 1797 года.)

Как всегда в таких случаях бывает, гонения только усугубили назревавший кризис русского масонства и открыли дорогу новым людям и идеям. В то же время тайный орден сохранил свои основные кадры и организацию, ложи были готовы к возобновлению масонской «царственной работы» и прежней деятельности.

В 1780-е годы Павел всерьез увлекся масонством. Как уже говорилось, воспитателем Павла был известный масон Никита Иванович Панин. Суеверие и мистицизм великого князя и трезвое здравомыслие его окружения (Н. И. Панин, Н. В. Репнин, А. Б. Куракин, Г. П. Гагарин и др.) легко мирились с тогдашней практикой «вольных каменщиков». В ложах не было строгой идейной дисциплины. Суть дела заключалась в одном – в отрицании материализма, с одной стороны, и в соперничестве с христианской церковью – с другой. Очевидно, митрополит Платон сознательно или невольно уступил своего воспитанника Н. И. Панину. И. В. Лопухин даже восхвалял в стихах графа Панина за то, что он ввел Павла в общество «вольных каменщиков»:

О старец, братьям всем почтенный, Коль славно, Панин, ты успел: Своим премудрым ты советом В храм дружбы сердце царско ввел… Грядущий за твоим примером, Блажен стократно он масон…

Панин давал читать наследнику сочинения, где доказывалось, что император должен блюсти благо народа как некий духовный вождь, что он должен быть посвященным, ибо он помазанник Божий. Не церковь должна руководить им, а он церковью. Эти идеи смешались в экзальтированной голове Павла с той детской верой в Промысел Божий, которую он усвоил с младенческих лет. И вот Павел стал мечтать об истинном самодержавии, которое осчастливит весь народ. К тому же при всем этом масоны пытались связать свое движение со средневековыми рыцарскими орденами, уделяли большое значение мистике и ритуалам, что не могло не отразиться на влюбленном в рыцарские идеалы Павле.

Павел, следуя примеру Петра III, весьма чтил Фридриха Великого, который покровительствовал масонам. Из Пруссии присылали масонские книги и рукописи. Их жадно читал цесаревич, считая, что познает истину. Павел с ужасом смотрел на свою коронованную мать, которая, по его представлениям, смеялась над святыней – божественностью царской власти. Нет, он, Павел, будет другим. Ему не приходило в голову, что братья масоны лишь до поры до времени терпят его суеверие; он не догадывался, что именно из масонских кругов выйдут в недалеком будущем те самые «якобинцы», которых он впоследствии будет считать врагами рода человеческого.

Многие масоны являлись сторонниками ограничения самодержавия. Они боролись против любого абсолютизма, но вполне допускали монархию им подконтрольную. Масоны возлагали в этом на Павла большие надежды. В московском издании «Магазин свободно-каменщической» были напечатаны следующие вирши, обращенные к Павлу:

С тобой да воцарятся Блаженство, правда, мир, Без страха да явятся Пред троном нищ и сир; Украшенной венцом, Ты будешь всем отцом.

Император Павел, взойдя на трон, сначала продолжал благожелательно относиться к масонам, освободил арестованных («Невинность сам освобождает», – восторгался в благодарственной оде масон М. И. Невзоров), вернул сосланных, призвал на государственную службу И. В. Лопухина и И. П. Тургенева, сделал фельдмаршалом виднейшего розенкрейцера Н. В. Репнина, разрешил (с оговорками) деятельность лож и капитулов.

Пока не найдены несомненные архивные свидетельства о вступлении великого князя Павла Петровича в Орден вольных каменщиков, опять же точно не известно, был ли Павел масоном, но некоторые его поступки можно объяснить не иначе как «масонскими симпатиями» русского самодержца. В уникальной коллекции древностей, собранной псковским купцом Ф. М. Плюшкиным, имелись подлинные масонские знаки Павла I. Именно их мы видим на «масонском» портрете царя, опубликованном Т. О. Соколовской. Во всяком случае, к русским масонам он после коронации публично обратился как «брат». Очевиден огромный и вполне доброжелательный интерес будущего императора к масонству, его философии, эстетике и практической этике.

При Павле I русское масонство «проснулось» и преисполнилось надежд. Тайные чаяния ордена касались всех сфер русской действительности. Воспитанник Паниных Павел должен был стать деятелем, знаменующим собой новую историческую эпоху и воплощающим в реальность планы и чаяния «вольных каменщиков» России.

О Павел, Павел, ветвь Петрова, Надежда наша, радость, свет, Живи во счастьи много лет Под сенью матерня покрова; Живи и разумом блистай, Люби усердную Россию.

По восшествии на престол Павла І масоны посвятили ему множество од, в соответствии с орденской символикой именовали его «солнцем наших дней», а павловское царствование – «возрождением». Главный поэт масонства М. М. Херасков шел дальше, он называл Павла I Соломоном и советовал новому царю:

Ты храмы Истине поставишь И тамо Совесть водворишь; Ты Истину любить заставишь, Ее Ты любишь сам и чтишь!

Но надежды масонов на покровительство монарха и легализацию деятельности ордена не сбылись, хотя Херасков за свою оду получил чин тайного советника. Возрождения и обновления масонства при Павле не произошло, и стало ясно, что упадок идей вольных каменщиков – следствие не только политических репрессий и подозрительности Екатерины II или равнодушия ее сына, но и радикального и необратимого изменения исторической и культурной ситуации в Европе и России.

Это всем известное увлечение Павла I масонством и последующее разочарование и разрыв с «вольными каменщиками» стали причиной появления еще одной версии убийства императора. Конечно, убийцы и в этом случае назывались все те же, но изменились мотивы заговора и его цель. Теперь речь шла о масонском заговоре против российского самодержца. Ныне мы приводим аргументацию сторонников этой версии убийства Павла.

Масонство сделало стратегическую ставку на цесаревича в своей борьбе за власть с его умной и осторожной матерью, и в конце концов это погубило не только орден, но и самого императора. История не оправдала масонского оптимизма. «Надежды масонов, что Павел I будет послушным орудием масонства, не оправдались. Это-то и послужило впоследствии главной причиной его трагической гибели и клеветы на него при жизни и после его смерти», – пишет историк русского масонства Борис Башилов.

Можно определенно утверждать, что заговор и убийство Павла были организованы оппозиционной аристократией, а значит, и масонами. Ведь если не каждый дворянин был масоном, то 90–95 % масонов были дворянами, т. е. почти каждый масон был аристократом или дворянином. А им-то и принадлежит главная роль в убийстве Павла, жестоко обманувшего надежды масонов на то, что он будет послушным царем-марионеткой в их руках. Раньше всего план свержения Павла возник у племянника его воспитателя Н. И. Панина – у Никиты Петровича Панина. Панин планировал ввести регентство над «сумасшедшим» Павлом, причем регентом над «помешавшимся» отцом должен был быть воспитанный швейцарским масоном Лагарпом в соответствующем духе Александр. То есть дворянство и масоны не желали считаться с введенным Павлом I законом о престолонаследии и возвращались к утвердившейся после Петра практике возведения на престол государей, устраивающих дворянство. План регентства обсуждался Паниным в глубокой тайне, это, конечно же, был заговор.

Заговор Панина не удался, так как в 1800 году Н. П. Панин был удален Павлом из столицы. Но Панин только сделал вид, что устранился от участия в заговоре, и продолжал пользоваться влиянием среди заговорщиков. Это доказывает его присутствие во дворце в ночь убийства Павла.

После удаления Павлом Никиты Панина из Петербурга во главе заговора становится самое доверенное лицо Павла – граф Пален, а он носил официальный титул Великого магистра масонской ложи в России. Его совершенно не устраивало то, что Павел хотел создать антимасонское движение. И Павел действительно проникся другой идеей.

Он создал поразительный по глубине Мальтийский проект. Вот уж за что несправедливо упрекают Павла западники и патриоты. Западники говорят: куда же с суконным рылом – и на Мальту! А недалекие патриоты вопрошают: как же мог православный император Павел стать гроссмейстером ордена, признававшего первенство Папы Римского? Более того, до сих пор ходят феерические легенды о том, что мальтийские рыцари – это и есть масоны, и вот это как раз главное прегрешение императора Павла.

Мальтийский орден имеет славную историю. Из тех орденов, что официально известны до сих пор, он является самым древним. Возник он, по легенде самих мальтийцев, еще в VI веке нашей эры, и его основателем был святой Маврикий. Официальная же история гласит, что орден был создан в тысячном году и основателем его был аббат Проба. Основан орден был в Иерусалиме за столетие до захвата его крестоносцами в виде странноприимного дома (госпиталя) около собора Иоанна Крестителя (в нынешнем Иерусалиме) и был призван помогать всем, кто направлялся в паломничество на Святую землю. Отсюда и официальное название этого ордена – Суверенный рыцарский орден госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского Родоса и Мальты.

Однако не все было просто в тысячелетней истории ордена. После того как госпитальеры ушли со Святой земли, завоеванной мусульманами, они обосновались на острове Родос. Но в середине XVI века они проиграли битву за этот остров Сулейману Великолепному. Шестьсот рыцарей-мальтийцев (тогда еще госпитальеров) и три тысячи солдат этого ордена выдержали трехмесячную осаду шестидесятитысячной армии Сулеймана Великолепного. При подписании почетной капитуляции Сулейман выделил им пятьдесят кораблей, на которые они погрузили всех своих рыцарей, солдат, имущество, а также жителей Родоса, которые захотели уйти с ними. Госпитальеры ушли с Родоса и долго скитались по Европе. В конце концов испанский король (в то время император Священной Римской империи) Карл подарил им три острова: Камину, Гоцци и Мальту. С этого момента они стали называться Мальтийским орденом, но до сих пор в их названии есть слова «рыцари Родоса и Мальты».

Кроме того, что мальтийцы имели порядка девятнадцати тысяч своих комтурств – маленьких и больших замков, хозяйств, деревень по всей территории Европы, они снабжали, обували, одевали, поставляли ордену деньги. На эти деньги мальтийцы делали самое главное, за что отвечали. Даже на печати Великого магистра ордена изображен больной, лежащий на кровати. Они отвечали за лекарское дело, т. е. строили госпитали, родильные дома, лепрозории, инфекционные больницы. Им также подчинялся орден Святого Лазаря (отсюда мы знаем слово «лазареты»). Получилась некая наднациональная структура, хотя и границ в нашем понимании этого слова в средневековой Европе не было.

Везде, где бы ни появлялись рыцари с белым восьмиконечным крестом на груди, а позже на плаще (это знаменитый мальтийский крест), они основывали госпитали. И надо отдать им должное – это были лучшие госпитали в мире. Но не только этим славились мальтийские рыцари. Они были великолепными моряками, воевали с морскими пиратами – корсарами, имели лучшую морскую академию.

По просьбе императрицы Екатерины II российский военный флот был организован именно мальтийскими рыцарями. Самые точные морские карты также были составлены рыцарями, и адмирал Федор Ушаков неоднократно ими пользовался во время своих сражений с турками на Черном море. Орден учреждал публичные школы и библиотеки, построил знаменитый Мальтийский колледж, получивший статус университета.

Но в 1798 году рыцари были изгнаны Наполеоном с Мальты, и туда они больше не вернулись, но нашли приют в России. Наполеон, для того чтобы захватить Мальту и уничтожить Мальтийский орден, даже разорвал отношения с Россией. А ведь у него были далеко идущие планы: он хотел вместе с Павлом пойти на Индию, и русский император уже направил целый экспедиционный казачий корпус для поддержки Наполеона, который должен был подготовить пути следования армии французского императора в Индию.

Стоит отметить, что Мальтийский орден в целях самосохранения сознательно искал покровительства России и императора Павла. За год до этого была подписана конвенция между суверенным Мальтийским орденом в лице его Великого магистра Фердинанда де Гомпеша и императором Павлом I. Согласно этому международному акту, в России учреждалось Великое российское приорство, причем с 1798 года поднимался вопрос о создании двух приорств – католического и православного, но, к сожалению, Павел не успел решить этот вопрос и сегодня в Мальтийском ордене нет Православного приората.

Итак, сначала император Павел I стал протектором ордена, а затем был провозглашен его Великим магистром – 72-м по счету. Но провозглашение главой католического ордена женатого, да к тому же некатолика, было нарушением конституции и кодекса ордена и поэтому являлось незаконным и не было признано Римским Папой, а это являлось необходимым условием легитимности. И хотя Павла I признали в этом качестве и многие рыцари, и ряд правительств Западной Европы, все же его следует считать Великим магистром не де-юре, а де-факто.

Принятие православным Павлом титула главы католического Мальтийского ордена сделано было не только по политическим соображениям. Это была попытка воскресить в рамках ордена древнее византийское Братство святого Иоанна Предтечи, из которого и вышли когда-то иерусалимские госпитальеры. 12 октября 1799 года в Гатчину торжественно были принесены святыни ордена: десница святого Иоанна Крестителя, частица Креста Господня и Филермская икона Божьей Матери (всеми этими сокровищами Россия владела вплоть до 1917 года).

Тем не менее, несмотря на юридические неувязки, орден, его православная ветвь существовали в России и после трагической гибели императора, а белый эмалевый Мальтийский крест входил в наградную систему Российской империи. В 1803 году 73-м Великим магистром был избран Жан Батист Томмази, который перевел орден из Петербурга в Мессину – там располагалась новая штаб-квартира ордена, а российские приорства были запрещены императором Александром I в 1810–1817 годах. С 1834 года штаб-квартира суверенного Мальтийского ордена находится в Риме. На Мальту орден так и не вернулся.

Но вернемся в век XVIII. Итак, Павел стал Великим магистром ордена и вступил в войну против Наполеона. Но чем мальтийцы так не угодили Наполеону? Дело в том, что Павел I принял к себе мальтийцев с одной, единственной целью, и об этом было написано в его меморандуме. Он собирался на базе Мальтийского ордена создать надрелигиозный и наднациональный фронт против масонства и революционного движения в Европе, лозунгом которого стал бы лозунг масонов «Свобода, равенство, братство». Но, как мы знаем, этот опыт не удался.

 

Куда государь Павел I вел Россию

Павел I правил 4 года, 4 месяца и 4 дня. Это царствование российские историки оценивают по-разному. К примеру, Н. М. Карамзин в написанной по горячим следам «Записке о древней и новой России» (1811 год) писал: «Заговоры да устрашают государей для спокойствия народов!» По его мнению, из деспотизма невозможно извлечь никаких полезных уроков‚ его можно только свергнуть или достойно переносить. К концу XIX века такая точка зрения уже казалась примитивной. В. О. Ключевский писал‚ что «царствование Павла было временем‚ когда была заявлена новая программа деятельности». «Хотя, – тут же оговорился он, – пункты этой программы не только не были осуществлены‚ но и постепенно даже исчезли из нее. Гораздо серьезнее и последовательнее начала осуществляться эта программа преемниками Павла». Н. К. Шильдер‚ первый историк царствования Павла‚ согласился‚ что антиекатерининская государственно-политическая направленность «продолжала существовать» всю первую половину XIX века и «преемственность павловских преданий во многом уцелела». Он возложил на эти «предания» вину и за военные поселения‚ и за 14 декабря‚ и «рыцарскую внешнюю политику»‚ и за поражение России в Крымской войне. Той же точки зрения‚ видимо‚ придерживались и исторический публицист Казимир Валишевский, и известный русский писатель Дмитрий Мережковский. Лишь автор, изданный мизерным тиражом в годы Первой мировой войны, М. В. Клочков – единственный‚ кто возражает против этих упреков‚ утверждая, что именно при Павле началась военная реформа‚ подготовившая армию к войне 1812 года‚ были предприняты первые шаги в ограничении крепостного права‚ а также заложены основы законодательного корпуса Российской империи.

В 1916 году в околоцерковных кругах даже была попытка добиться канонизации «невинно убиенного» императора. По крайней мере, его могила в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга считалась среди простого народа чудотворной и была постоянно усыпана свежими цветами. В соборе даже существовала специальная книга, куда записывались чудеса, произошедшие по молитвам у этой могилы.

Леволиберальные‚ а следом за ними и советские историки были склонны приуменьшать значение Павловского царствования в истории России. Они, безусловно, не испытывали никакого пиетета к Екатерине II‚ однако рассматривали Павла лишь как частный случай особо жестокого проявления абсолютизма (в чем заключалась «особая жестокость», обычно умалчивалось)‚ в корне не отличавшегося ни от предшественников‚ ни от наследников. Только в середине 1980-х годов Н. Я. Эйдельман попытался понять социальный смысл павловской консервативно-реформаторской утопии. Этому автору принадлежит и заслуга реабилитации имени Павла в глазах интеллигенции.

Вышедшие за последние 10–15 лет книги в основном суммируют все высказанные точки зрения, не делая особенно глубоких и новых выводов. Видимо‚ окончательное суждение о том‚ кем же именно был император Павел Петрович, а также насколько реальна была его политическая программа и какое место она занимает в последующей российской истории, еще предстоит вынести.

Павел Петрович был не только дальновидным или, напротив, неудачливым государственным деятелем. Он был прежде всего человеком очень трагической судьбы. Еще в 1776 году он написал в письме: «Для меня не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиною тому небрежность и личные виды. Я желаю лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое». Но окружавшие его люди‚ как правило‚ даже не пытались понять причин его поведения. Что же касается посмертной репутации‚ то до недавнего времени она была самой ужасной после Ивана Грозного. Конечно‚ проще назвать человека сумасшедшим или злодеем, чтобы объяснить нелогичные, с нашей точки зрения, поступки этого человека. Однако это вряд ли будет справедливым.

Поэт Владислав Ходасевич писал о непонятом и странном императоре: «Когда русское общество говорит‚ что смерть Павла была расплатой за его притеснения‚ оно забывает‚ что он теснил тех‚ кто раскинулся слишком широко‚ тех сильных и многоправных‚ кто должен быть стеснен и обуздан ради бесправных и слабых. Может быть‚ это и была историческая ошибка его. Но какая в ней моральная высота! Он любил справедливость – мы к нему несправедливы. Он был рыцарем – убит из-за угла. Ругаем из-за угла…»

 

Александр I: монарх или монах?

 

По признанию многих историков, наивысший подъем Российского государства приходится на первую четверть XIX века. Прежде всего это связано с исторической победой русского народа в Отечественной войне 1812 года. Все страны Европы приветствовали страну-победительницу. Правителем же огромной империи в то время был царь Александр I.

Это одна из самых загадочных фигур в русской истории. Вероятно, ни о ком из государей не высказывали столько противоречивых суждений соотечественники и иностранцы, современники и нынешние исследователи. Для многих он так и остался «неразгаданным сфинксом». Самое же загадочное началось после его смерти…

 

Жизнь до смерти

Старший сын императора Павла Петровича и Марии Федоровны – будущий император Александр І – родился 12 декабря 1777 года. Это было радостное событие – прямое престолонаследие обеспечивалось надолго, и тревожившие Россию смуты должны были прекратиться. Свидетелями при крещении были австрийский император Иосиф II и прусский король Фридрих II.

Екатерина II была счастлива и, как многие бабушки, всю силу материнского чувства отдала любимому внуку-первенцу. Но наследник престола оказался в ужасной атмосфере сложных родственных отношений, которая сложилась между императрицей и опальными родителями, жившими в солдатско-прусской обстановке Гатчинского двора. Рождение Александра не принесло мира в царскую семью, а, напротив, увеличило противостояние между бабушкой-императрицей, с одной стороны, сыном и невесткой – с другой. Екатерина решила сама воспитывать внука. Через полтора года (в апреле 1779 года) у Павла Петровича и Марии Федоровны родился второй сын – Константин, постоянный товарищ и друг Александра – с ним вместе он рос и воспитывался. Позже, в 1825 году, появился на свет Николай, который и станет преемником старшего брата на посту императора, поскольку Константин будет вынужден отказаться от престола из-за не подобающей его положению женитьбы.

В дело воспитания внуков Екатерина вложила много любви и ума: написала для них «Бабушкину азбуку», «Записки, касающиеся русской истории», рассказы-притчи о Февее, Хлое и др. Позже она привлекла к этому делу лучшие научные и педагогические силы тогдашней России: академиков Петра Симона Палласа, который учил Александра и Константина географии, зоологии и биологии, Франца Ульриха Теодора Эпинуса, преподававшего математику и физику. Труды этих ученых составили два томика карманной, так называемой «Александро-Константиновской» библиотеки.

Александр I. 1801 г.

Говорить и писать об Александре стало потребностью и удовольствием Екатерины. Судя по ее письмам, Александр был исключительным, прямо-таки гениальным ребенком: на четвертом году он уже читает, пишет, рисует; за полчаса узнает по глобусу от бабушки столько, сколько учитель Екатерины сумел преподать ей самой за несколько лет; умеет говорить по-немецки, по-французски и по-английски; на пятом году обнаруживает удивительную склонность к чтению; на седьмом – с успехом разыгрывает сцены из екатерининской же комедии «Обманщик». Поскольку в своем родном сыне Екатерина не видела достойного продолжателя ее дел, она спешила с образованием внука, ей не терпелось видеть его взрослым и развитым.

Почти с самого начала Александр получал не по годам много пищи для ума. Впечатлительный ребенок улавливал желания бабки и старался соответствовать ее повышенным требованиям. Письма семилетнего Александра к Екатерине, написанные им то на неграмотном русском, то на хорошем французском языке, показывают его совсем недетскую, какую-то угодливую натуру: он всегда «целует ручки и ножки бабушки»; умеет шепнуть, кому следует, что «высшее его желание как можно больше походить на бабушку». И это не удивительно: Александр достаточно рано заметил противостояние между бабкой и отцом и должен был угождать и одной, и другому. Физическим его развитием сначала занималась англичанка-няня Гесслер, которая привила ему много здоровых английских привычек, закалила его тело и между делом обучила английскому языку.

Когда внукам исполнилось шесть и пять лет, Екатерина поручила воспитание Александра и Константина Н. И. Салтыкову – дворцовому угоднику и льстецу, который был своеобразным буфером между петербургским и гатчинским дворами. Наставником христианского закона, как тогда выражались, был приставлен А. А. Самборский, женатый на англичанке, всегда напыщенный и щеголеватый. В 1786 году учителем Александра стал швейцарец Лагарп, республиканец по взглядам, носитель «отвлеченных» идей XVIII века.

Оказавшись волею судьбы между обожающей его императрицей и раздражительным, суровым отцом, Александр нашел во Фредерике Сезаре де Лагарпе настоящего воспитателя и друга. Приверженец идей Просвещения Лагарп вылепил из мягкого юноши того Александра, которого позже узнала Российская империя. Он попытался взрастить в царевиче чувство справедливости и уважение к человеческому достоинству. Либеральные теории Лагарпа, хотя и далекие от понимания российской действительности, были неплохим противоядием при дворе Павла, не выносившего противоречий, преследовавшего всех пытавшихся «умничать», и стареющей Екатерины.

Так же, как и другие представители его поколения, принадлежавшие к верхам русского общества и к богатому дворянству, Александр был воспитан на французской литературе, науке, искусстве. Все окружавшие его люди владели французской речью лучше, чем своей родной, в переписке, даже официальной, нередко прибегали к французскому языку. Даже на Бородинском поле они говорили между собою по-французски, хотя и не становились от этого менее патриотами.

Республиканские идеи Лагарпа были восприняты Александром скорее как заветы любимого учителя, к тому же поданы они ему были в несколько подслащенном риторическом стиле. Десятилетним ребенком он уже читал Плутарха, «Илиаду», восторгался римским сенатом, негодовал, когда видел этот сенат у ног Цезаря. Правда, из своей юности Александр вынес и идеи другого порядка. Постоянные нашептывания бабки о его грядущей славе, сравнения его с Александром Великим не прошли бесследно.

Едва Александру стукнуло тринадцать лет, Екатерина стала подыскивать ему невесту и остановила свой выбор на принцессах Луизе-Марии-Августе и сестре ее Фредерике, дочерях наследного принца Баден-Баденского Карла-Людвига. Осенью 1792 года принцессы прибыли в Петербург, и, к большому удовольствию Екатерины, визит оказался удачен. На Рождество Александр под секретом сообщил принцессе Луизе, что скоро сделает ей предложение. 28 сентября 1793 года состоялось бракосочетание Александра. Невеста, как и положено, перешла в православие и получила при крещении имя Елизавета Алексеевна. Молодому супругу шел шестнадцатый год, супруге – пятнадцатый.

Период увлечения молодой женой у Александра длился недолго, и вскоре он почти забыл о ней. Их союз оказался не слишком счастливым: две дочери умерли в детстве (Мария в течение года, а Елизавета – в двухлетнем возрасте). Правда, внешне жизнь молодых протекала ярко и весело.

В январе 1795 года Лагарп покинул Россию (через три года он станет членом Директории Гельветической республики). К тому моменту отец привлек старшего сына к военным занятиям, назначив его командовать гатчинскими частями. Из Гатчины Александр вынес увлечение фронтовыми учениями, военной выправкой, муштрой, военными парадами. Это было единственное увлечение в жизни, которому он никогда не изменял и которое он передал своему преемнику. С тех пор вахт-парад, или же развод, по словам историков, приобрел значение «важного государственного дела» и стал на многие годы непременным ежедневным занятием русских императоров.

В это время Александр переживал тяжелый душевный кризис: Екатерина не скрывала своего намерения оставить ему престол, обойдя Павла. Незадолго до смерти императрица объяснила Александру всю необходимость лишить престола его отца. Внук письмом выразил свою глубокую признательность бабушке за дарованные ему милости, то есть, по сути дела, согласился на устранение Павла от престола. При этом, дав 24 сентября 1796 года Екатерине согласие принять престол, Александр в то же время дал присягу и Павлу, что признает его законным императором. Ему настолько не хотелось принимать на себя тяжесть короны, что он даже намеревался скрыться в Америке в случае, если бы его заставили занять престол.

Во всем этом виден главный недостаток характера Александра к тому моменту, когда императрица Екатерина Великая покинула этот мир, – отсутствие воли. Как и все слабовольные люди, он скрывал свои истинные мысли и чувства, притворялся, старался казаться другим, чем был на самом деле; сначала он боялся обнажить себя перед тем, кто сильнее его, а позже – и перед прочими окружающими. Сравнительно недолгая, но бурная жизнь рядом с близкими родными – бабушкой Екатериной II и отцом Павлом I – научила Александра многому. Он познал коварство, подлость, подкуп, измену, лесть – то, что так пагубно влияет на характер формирующейся личности. Окружающим часто приходилось угадывать его истинные убеждения и настроения. При дворе императрицы это – беззаботный, веселый кавалер; играет в карты, слушает оперы, концерты, иногда музицирует сам, переводит Шеридана. В Павловске и Гатчине – офицер, затянутый в прусскую форму, муштрующий своих солдат, спокойно слушающий брань Аракчеева. В беседах с молодыми друзьями – вольтерианец, либерал, поклонник принципов революции, критик Екатерины и ее системы, отрицающий какие-либо права рождения. У себя дома – довольно шумный барин, иногда бранящийся с женой, часто с домашними, забавляющийся грубыми шутками.

Смерть Екатерины кардинальным образом изменила положение вещей. Елизавета Алексеевна очень скоро обратила внимание на неприятные черты нового режима и острее мужа почувствовала весь ужас создавшегося положения: она увидела себя под суровым контролем, веселые званые вечера сменились скучными семейными прогулками и томительным пребыванием во дворце. Уже в письме от 7 августа 1797 года Елизавета выражает надежду на то, что произойдет что-нибудь особенное, и уверенность, что для успеха не хватает только решительного лица; в этом письме Павел прямо назван «тираном».

Приблизительно в то же время Александр написал Лагарпу письмо, из которого ясно, что происходившие вокруг изменения в государственных делах привели его к тем же выводам, которые сделала его супруга. «Мое отечество, – писал он, – находится в положении, не поддающемся описанию… Вместо добровольного изгнания себя я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкою в руках каких-либо безумцев». Александр мечтает произвести в России революцию с помощью власти, которая перестанет существовать, как только конституция будет принята и страна выберет своих представителей.

В царствование Павла Александр занимал много разных должностей, но большей частью номинально. Сам он характеризовал свое положение как «исполнение обязанностей унтер-офицера».

Уже в 1799 году в среде дворянской верхушки возникала идея ввести регентство, передав верховную власть Александру. Ему же, по-видимому, предполагалось поручить и осуществление задуманного. Неудача этого проекта (возможно, все из-за той же нерешительности Александра) привела к составлению другого, более радикального. На этот раз во главе движения стал умный, энергичный и решительный граф Пален. Александр опять дал свое согласие, поскольку кроме государственных и общественных мотивов у него теперь были еще и личные причины: в последние годы жизни недоверчивость и подозрительность Павла все усиливались, обращаясь даже на членов его собственной семьи. В феврале 1801 года Павел выписал из Германии 13-летнего принца Вюртембергского Евгения, племянника императрицы Марии Федоровны, и рассказал барону И. И. Дибичу о своем намерении усыновить этого принца. Сыну же он напомнил историю царя Петра I и царевича Алексея Петровича. Не доверяя старшим детям, Павел незадолго до своей смерти вторично привел к присяге и Александра и Константина. Поэтому Александр, зная о готовящемся государственном перевороте, целью которого было устранение Павла, ничего не предпринимал. Более того, заговорщики посвятили Александра в свои планы, но так как он не желал смерти отца, участники заговора дали ему клятву сохранить Павлу жизнь.

Петербург. 1800-е годы. Худ. Б. Патерсен

11 марта 1801 года заговорщики попытались осуществить давно задуманный план. Ночью они (в основном гвардейские офицеры) ворвались в покои Павла в только что выстроенном Михайловском дворце и потребовали у него отречения от престола. Когда же император попытался сопротивляться и даже ударил кого-то из них, один из мятежников стал душить его своим шарфом, а другой ударил в висок массивной табакеркой. Император был убит, народу же объявили, что Павел скончался от апоплексического удара.

Убийство отца потрясло Александра и осталось навсегда тяжелым грузом на его совести, омрачив все его царствование. Он чувствовал себя виновным в том, что уклонился от активной роли, предоставил другим выполнение плана, вследствие чего «государственное дело» превратилось в «ночное убийство». Александр не мог не сознавать, что его более решительное и активное поведение спасло бы отца. До сих пор почти все за него решали и делали другие: одни писали конституцию, другие занимались подготовкой вверенных ему отцом войск. Теперь же при его молчаливом потакании была решена судьба его отца…

Приближенные пребывали в восторге, народ, узнав о смене власти, ликовал. Но эта шумная радость оскорбляла сыновние чувства Александра, он искал опоры вокруг себя и не находил. Ближе всех к нему была Елизавета Алексеевна; в тяжелые дни она стала его верным и преданным другом, но по своему характеру сторонилась дел и никогда не пользовалась влиянием ни при дворе, ни у народа. Отношения с матерью у Александра сложились сложные и тягостные. Во главе правительства стояли лица, само присутствие которых было ему неприятно. Самый талантливый среди них – граф Пален – смотрел на молодого государя как на юнца, нуждающегося в опеке. Поэтому после переворота Александру стал ближе непричастный к нему Аракчеев, в верности которого покойному императору сомнений не было. Этот суровый и мрачный временщик станет главным помощником Александра в течение всей второй половины его царствования, в его руках постепенно сосредоточится все гражданское и военное управление, тогда как сам государь все более будет отходить от дел внутреннего управления, занимаясь преимущественно делами международной политики. Но сначала молодой император постарался удалить из Петербурга лиц, причастных к убийству отца, предоставил матери некоторый круг дел, окружил ее сыновним почтением.

Александр попытался взять власть в свои руки. Еще раньше он сформулировал для себя основные направления преобразований, которые, по его мнению, должны были привести Россию к благоденствию. Прежде всего он собирался заняться изменением структуры правительства и законодательством.

Такое понятие, как «законность», в России давно потеряло свой смысл. Даже в смене верховной власти после смерти Петра Великого часто лежало прямое нарушение законного порядка (примеры: воцарения на престоле Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины II происходили с помощью переворотов, а то и убийств). Два пункта – устранение произвола управления и упразднение крепостного права – вернули бы верховной власти, по мнению Александра, ее прежнее положение. У него были единомышленники – такие же молодые либералы, как и он. Одни из них возлагали надежды на преобразование Сената, предлагали сделать из него «политический» орган; другие шли дальше, проектируя и реформу Сената, и собрание депутатов; третьи мечтали об усилении в России аристократии как орудия для ограничения самодержавия; четвертые же толковали о «разных конституциях».

Александр вступил на престол, будучи полон возвышенных и доброжелательных устремлений, которые должны были дать свободу и благоденствие управляемому народу. Однако он четко не представлял себе, как же это сделать. Эти свобода и благоденствие, как ему казалось, должны были водвориться сразу, сами собой, без труда и препятствий, каким-то волшебным «вдруг». Вокруг государя образовался тесный кружок советчиков (В. П. Кочубей, П. А. Строганов, Н. Н. Новосильцев, А. А. Чарторыйский). Эти друзья-советчики принадлежали к высшему обществу, были образованными, воспитанными на просветительской литературе XVIII века выразителями аристократических тенденций. Все они были честными людьми, не стремившимися ни к каким личным выгодам, воодушевленные желанием работать на благо родины. Но при этом у них были и недостатки, и весьма существенные – слабое знакомство с бытом и прошлым России, нехватка деловитости, неумение разобраться в деталях. Сотрудничество Александра с этими людьми было непродолжительным – всего около пяти лет. Они смотрели на государя немного свысока, находили его неопытным, мягким и ленивым; им казалось, что, учитывая мягкость характера, его нужно подчинить, не теряя времени, пока другие не опередили их. Когда же отношение Александра ко всем этим попыткам расширить власть кружка изменилось, его недавние друзья стали отзываться о нем совсем иначе: «Александр – это совокупность слабости, неверности, несправедливости, страха и неразумия». А между тем, принимая на себя задачу полного переустройства России, они, безусловно, брали на себя груз, который был выше их сил и возможностей. Они разбрасывались и обсуждали в неофициальном комитете все подряд: и внешнюю политику, и реформу Сената, и учреждение института министерств и Кабинета министров, и крепостное право, и права дворянства, и систему народного просвещения. Члены неофициального комитета один за другим удалились от императора. Их места занял один человек – М. М. Сперанский.

Надо сказать, что в оценке характера молодого императора его советники отчасти были правы. Вступивший на престол в 24-летнем возрасте Александр перенял от бабушки не только навыки управления государством, но и тягу к роскоши, от деда к нему перешло увлечение военными делами, от отца – скрытность. Император любил пофилософствовать, порассуждать, помечтать. Его фразы всегда были звонкими, но, к сожалению, зачастую пустыми. Александр говорил: «Даровать России свободу и предохранить ее от поползновений, деспотизма и тирании – вот мое единственное желание». Скорее всего, именно так он и думал, по крайней мере, в начале своего правления. И даже кое-что успел сделать. И, должно быть, с бессилием наблюдал, как большинство его деяний дают ничтожный результат.

Однако надо признать, что хотя положение Александра в начале правления было не из легких, тем не менее, он сумел удержаться на престоле и проявил немало такта, ловкости и лукавства в отношениях с окружавшими его людьми. А. С. Пушкин заметил в своих записках, что император «был окружен убийцами своего отца» и «должен был терпеть их и прощать им». И в указах, и в частных беседах Александр выражал основное правило, которым он собирался руководствоваться: «на место личного произвола деятельно водворять строгую законность». Император не раз указывал на главный недостаток, которым страдал русский государственный строй; этот недостаток он называл «произволом нашего правления».

Для устранения этого недостатка Александр хотел ввести коренные, то есть основные, законы, которых в России до тех пор практически не было. Разумеется, при первых же попытках он встретил упорное сопротивление. Не умея преодолевать трудности, Александр начинал досадовать на людей и на жизнь, приходил в уныние. Непривычка к труду и борьбе развила в нем наклонность преждевременно опускать руки, слишком скоро утомляться; едва начав дело, он уже тяготился им, уставал раньше, чем принимался за работу.

И все же, несмотря на все свои недостатки, Александр I попытался перестроить, как он выражался, «безобразное здание Российской империи». В 1801 году один за другим он издал ряд указов, отменявших стесняющие, реакционные и карательные меры Павла. Было восстановлено действие жалованных грамот дворянству и городам, возвращены на службу все уволенные без суда чиновники и офицеры (число которых превышало 10 тысяч), освобождены из тюрем и возвращены из ссылок все арестованные и сосланные Тайной экспедицией, а сама Тайная экспедиция была упразднена, ибо, как гласил царский указ, «в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою закона». Было запрещено – «под страхом неминуемого и строгого наказания» – применение пытки («чтобы наконец самое название пытки, стыд и укоризну человечеству приносящее, изглажено было навсегда из памяти народной»). Разрешено было открыть частные типографии; отменено запрещение ввоза иностранных книг из-за границы и разрешен свободный выезд русских подданных за границу. Кроме этого, Александр своим указом учредил институт приходских училищ, финансировавшихся из местных бюджетов. К сожалению, как и многое другое, эти меры не получили широкого развития. К 1805 году в Российской империи (не считая Польши и Литвы) было открыто всего шесть университетов, 42 гимназии и 405 уездных училищ.

Несмотря на эти, казалось бы, положительные изменения, многое встречало недовольство и сопротивление, причем как дворянства, так и простого народа.

Перестройка государственного порядка на правовых уравнительных началах требовала подъема образовательного уровня народа, а между тем осторожное, частичное ведение этой перестройки вызывало двойное недовольство в обществе: одни были недовольны тем, что разрушается старый быт; другие – что слишком медленно вводится новое. Поэтому Александру и его единомышленникам и соратникам казалось, что необходимо руководить общественным мнением, сдерживать его попытки уйти в сторону, направлять, воспитывать умы.

Екатерина II оставила незавершенной систему центрального управления. Организовав сложный и стройный порядок местной администрации и суда, она не создала правильных центральных учреждений с точно распределенными ведомствами. Внук продолжил работу бабки, но возведенная им вершина правительственного здания не соответствовала своему фундаменту ни по духу, ни по форме.

Собиравшийся по личному указанию императрицы Екатерины Государственный совет 30 марта 1801 года был заменен постоянным учреждением, которое получило название Непременного совета, для рассмотрения и обсуждения государственных дел и постановлений. Непременный совет был организован на скорую руку, состоял из 12 высших сановников без разделения на департаменты.

Затем была изменена система петровских коллегий, уже при Екатерине утративших свой первоначальный характер. Манифестом 8 сентября 1802 года они были преобразованы в восемь министерств: министерство иностранных дел, военно-сухопутных сил, морских сил, внутренних дел, финансов, юстиции, коммерции и народного просвещения с Комитетом для обсуждения дел, требующих общих соображений. Прежние коллегии были подчинены министерствам или вошли в новые министерства в роли департаментов. Главным отличием новых органов центрального управления была их единоличная власть: каждое ведомство управлялось министром вместо прежнего коллегиального присутствия, каждый министр был подотчетен Сенату.

Был затронут щекотливый вопрос о крепостном праве. Изначально правительство давало понять, что собирается упразднять это право. Так, в правительственных периодических изданиях запретили печатать объявления о продаже крестьян без земли. Однако серьезные меры для улучшения положения крепостных крестьян были предприняты в эти годы только в Прибалтийском крае. «Положениями», изданными для крестьян Лифляндской и Эстляндской губерний в 1804-м и 1805 годах, продажа крестьян без земли была запрещена. Крестьянам предоставлялись гражданские права, они становились наследственными владельцами своих участков, вводились крестьянское самоуправление и крестьянские суды, размеры повинностей и платежей в пользу господ должны были определяться особыми комиссиями.

Вскоре выяснилось, что условия реформы не соответствовали интересам российских крестьян, ибо вся земля по-прежнему оставалась в собственности помещиков. «Учреждение» для эстляндских крестьян, изданное в 1816 году, гласило, что «эстляндское рыцарство, отрекаясь от всех доселе принадлежащих ему крепостных наследственных прав на крестьян, предоставляет себе токмо право собственности на земли». И это «токмо» сводило все усилия едва ли не к нулю. Крестьяне, став лично свободными, но не получив никаких земельных наделов, вновь попадали в полную экономическую зависимость от помещиков и должны были превратиться или в арендаторов помещичьей земли, или в батраков в помещичьих хозяйствах. На таких же условиях были «освобождены» крестьяне Курляндской и Лифляндской губерний.

Кроме того, череда войн и внутренних реформ выводила из равновесия государственное хозяйство, расстраивала финансы, заставляла напрягать платежные силы народа, снижала народное благосостояние.

Один из исследователей этого периода, историк Борис Зайцев пришел к выводу, что российской, точнее русской, политики в царствование императора Александра I, можно сказать, не существовало. Была политика европейская, была политика Священного союза. И была «русская политика» иностранных кабинетов, использующих для своих корыстных целей Россию и ее императора через посредничество доверенных лиц, имеющих на российского государя неограниченное влияние (вроде Поццо ди Борго и Мишо де Боретура – двух удивительных генерал-адъютантов, заправлявших русской политикой, но за длительное свое генерал-адъютантство так и не выучивших ни одного русского слова).

Политику александровского правления, согласно Борису Зайцеву, можно разделить на четыре фазы.

Первая – эпоха преимущественно английского влияния. Молодой государь не прочь помечтать в кругу близких друзей о «прожектах конституции российской». При этом Англия – идеал и покровительница всякого либерализма. Во главе английского правительства стоит Питт-младший – смертельный враг Франции вообще и Бонапарта в частности. Он озвучивает прекрасную идею освобождения Европы от тирании Наполеона (финансовую сторону Англия берет на себя). Результат – война с Францией, вторая французская война… Английской крови, правда, пролито немного, зато русская льется рекой при Аустерлице и Пултуске, Эйлау и Фридланде. Наполеону удалось разбить русских при Фридланде, и русская армия, оставив Пруссию, отступила на правый берег Немана. Александр был вынужден склониться к миру; летом 1807 года состоялось знаменитое свидание Наполеона с Александром на Немане, два великих актера политической сцены очень искусно разыграли свои роли.

Тильзит, следующий за Фридландом, открывает вторую эпоху в правлении императора Александра – эпоху французского влияния. Гений Наполеона производит глубокое впечатление на него. Тильзитский банкет, Георгиевские кресты на груди французских гренадеров… Эрфуртское свидание Императора Запада с Императором Востока… У Российской империи развязаны руки на Дунае, где она ведет войну с Турцией. Наполеон же получает свободу действий в Испании. Россия безоглядно присоединяется к континентальной системе, не обдумав всех последствий этого шага.

Однако, несмотря на все внешнеполитические успехи, после Тильзита в русском обществе проявлялись недовольство и ропот. Тильзитский договор и союз с Наполеоном считались унизительными для России; континентальная система подрывала внешнюю торговлю и причинила значительные убытки помещикам, отпускавшим продукты сельского хозяйства за границу; с другой стороны, цены заграничных («колониальных») товаров (например, сахара) чрезвычайно поднялись. Большие расходы на военные нужды вызывали постоянные дефициты в государственном бюджете, усиленный выпуск бумажных денег привел к быстрому падению их стоимости и в результате – общему росту цен.

Наполеон отправляется в Испанию. Прусское влияние начинает вытеснять французское. Главы прусской экономики и финансов Штейн и Пфуль (второй когда-то преподавал Александру науку стратегию) искусно повели дело, расписав русскому императору все величие подвига «спасения царей и их народов». Одновременно их сообщники стравливали Россию и Францию. Наполеон, продолжая распоряжаться в Европе как полновластный хозяин, между прочим выгнал родственника императора Александра, герцога Ольденбургского, из его владений за недостаточно строгое соблюдение континентальной системы. Александр воспринял это как личное оскорбление и заявил протест действиям Наполеона. Между тем сама Россия с 1810 года фактически уже не соблюдала континентальной системы, ибо судам «под нейтральным флагом» было разрешено приходить в русские порты, а под ним могли ввозиться и английские товары. Александр требовал от Наполеона прямого обязательства, что он не будет стремиться к восстановлению польского королевства, но Наполеон отказался дать такое обязательство. Весной 1812 года Александр потребовал вывода французских войск из Пруссии и герцогства Варшавского; Наполеон признал это требование для себя оскорбительным.

Отношения между «эрфуртскими союзниками» окончательно испортились, и пустячного повода оказалось достаточно для вовлечения Наполеона и Александра в жестокую трехлетнюю войну, обескровившую и разорившую их страны – но оказавшуюся до чрезвычайности прибыльной для Германии вообще и для Пруссии в частности.

После уничтожения «великой армии» Александр взял на себя задачу освобождения Европы от ига Наполеона и двинул свои войска в Германию. Пруссия, а потом и Австрия примкнули к нему и начали общими силами (в союзе с Англией) борьбу против французов. В октябре 1813 года в трехдневной «битве народов» под Лейпцигом союзники одержали решительную победу над Наполеоном, и 1 января 1814 года русские войска перешли французскую границу. В марте 1814 года союзные войска вступили в Париж; Наполеон постановлением французского сената был лишен престола, и королевский престол Франции занял Людовик XVIII (брат казненного революцией Людовика XVI). В мае 1814 года союзники заключили с Францией мир, по которому Франция отказалась от своих завоеваний в Европе и возвратилась к границам 1792 года. Наполеон получил во владение остров Эльбу, ему сохранили титул императора. Европейские государи и дипломаты съехались на конгресс в Вену для обсуждения и устройства европейских дел после ликвидации наполеоновских завоеваний. В 1815 году, когда заседания конгресса еще продолжались, Наполеон вдруг появился во Франции и армия перешла на его сторону. Союзники снова начали военные действия, Наполеон был разбит англичанами и пруссаками при Ватерлоо (в Бельгии) и вывезен англичанами на остров Св. Елены, где умер в 1821 году.

Собравшиеся в Вене монархи заключили между собой Священный союз (акт 14 сентября 1815 года), который, по замыслу Александра, должен был вносить в международные отношения начала мира и правды, взаимной помощи, братства и христианской любви (в действительности этот союз скоро превратился в оплот европейской реакции, стремившейся к сохранению абсолютизма и подавлявшей все свободолюбивые движения народов). Гравюра того времени изображает «клятву трех монархов на гробе

Фридриха Великого в вечной дружбе». Клятву, за которую ужасной ценой заплатили четыре поколения русских людей. На Венском конгрессе у России была отобрана Галиция, полученная ею незадолго до этого, а в обмен было дано герцогство Варшавское, – под названием Царства Польского; Познань была отдана Пруссии, а Галиция (включая Тарнопольский округ) – Австрии. В этот четвертый период русская политика следует указке Меттерниха.

События этого времени, в которых русскому народу пришлось принять такое деятельное участие, вызвали в российском обществе необычайное политическое и нравственное воодушевление.

Это возбуждение долго не могло улечься и по возвращении русской армии из-за границы. Силу этого возбуждения нам трудно теперь себе представить; оно передалось и правительственным кругам, проникло в официальные правительственные издания. Печатались статьи о политической свободе, о свободе печати; попечители учебных округов на торжественных заседаниях управляемых ими заведений произносили речи о политической свободе как «о последнем и прекраснейшем даре Божьем». Частные журналы шли еще дальше: они прямо печатали статьи под заглавием «О конституции», в которых старались доказать «доброту представительного учреждения».

Возбуждение сообщилось и, может быть, даже поддерживалось военными, вернувшимися из заграничных походов. В офицерских кругах образовывались общества, в которых читались речи о недостаточности специального военно-технического образования для военных людей, о необходимости для них чтения, ученых упражнений общего образования.

Однако на правительство, и прежде всего на Александра, внешние события подействовали совершенно иначе: он вышел из тревог военных лет с чувством усталости, с нежеланием продолжать преобразовательные начинания царствования, даже с некоторым разочарованием в прежних своих политических идеалах. Быстрая смена побед и поражений нарушила в императоре прежнее и без того не слишком устойчивое нравственное равновесие; недаром в 1814 году, возвращаясь из-за границы, он привез домой седые волосы.

Эту перемену в настроении вызывали различные причины, одной из них явилась ничтожность результатов этих преобразований. Они не оправдали ожиданий, не внесли заметного улучшения в жизнь общества, не устранили старых многочисленных злоупотреблений. Правительство и император пришли в уныние от этих неудач; причем на ход внутренних дел начала оказывать давление и внешняя политика.

Внешние события заставили Россию бороться с последствиями Французской революции; русское правительство во главе с Александром как-то незаметно для себя перешло от либерализма к консерватизму. В международных отношениях Россия превратилась в хранителя порядка, эдакого «жандарма Европы». Такое направление из международных отношений невольно переносилось на внутреннюю политику. Нельзя же было, в самом деле, одной рукой поддерживать восстановление привычного порядка на Западе, а другой продолжать преобразовательные предприятия дома. Так возникла новая почва для конфликта между русским правительством (а соответственно, и Александром) и русским обществом.

Правда, надо признать, что по окончании наполеоновских войн Александр I не сразу стал поклонником абсолютизма. В значительной мере под его влиянием новый французский король Людовик XVIII дал своему народу конституционную хартию (хотя и с очень ограниченным кругом избирателей). Сам Александр, превратившись по воле Венского конгресса в «царя польского», дал Польше в декабре 1815 года конституцию, предоставлявшую законодательную власть в стране польскому сейму. Наместником в царстве Польском был назначен старый польский генерал Зайончек (бывший начальником одной из дивизий в армии Наполеона). Польша имела свое правительство (из 5 министров) и свою особую армию (около 40 тысяч); командующим польской армией был назначен брат царя, великий князь Константин (женатый на польской аристократке). В речи при открытии польского сейма Александр сказал, что «свободные учреждения… совершенно согласуются с общественным порядком и утверждают истинное благосостояние народов», и заявил о своем намерении – «благодетельное влияние свободных учреждений распространить на все страны, попечению моему вверенные». Однако за пожалованную конституцию поляки вскоре отплатили упорной оппозицией на сейме, которая заставила отменить публичность заседаний и установить в Польше, помимо конституции, управление в чисто русском духе.

Александр I. 1819 г.

В это время Александр поручил другу своей молодости Новосильцеву составить план конституции для России, и тот составил «уставную грамоту», но Александр отложил осуществление этого проекта.

В 1820 году произошли события, означавшие конец периода конституционных колебаний Александра и решительно толкнувшие его в лагерь абсолютизма и реакции: в Европе это были военные революции в Италии и Испании, а в России – солдатские волнения в лейб-гвардии Семеновского полка. Хотя солдатское возмущение было вызвано, в основном, грубостью и жестокостью полкового командира и направлено лишь против него, Александр усмотрел в «семеновской истории» последствия революционной агитации, очень встревожился и приказал раскассировать весь наличный офицерский и солдатский состав полка по другим армейским частям.

Таким образом, после 1820 года Александр окончательно расстался с конституционными мечтами своей юности. Реформы зашли в тупик. Государь все чаще грустил, находя утешение в народных формах веры, искал истину в общении со святыми старцами. Россия же вступила в полосу правительственной реакции.

В течение 1818–1822 годов несколько раз собирались конгрессы участников Священного союза, которые принимали решения о поддержке вооруженной рукой легитимных правительств и действий против народных восстаний. И когда в 1821 году в Греции вспыхнуло восстание против турецкого владычества и все русское общество ожидало, что Александр окажет поддержку единоверным грекам, он последовательно стал на точку зрения легитимизма, признал греческое восстание «революцией против законного монарха» (турецкого султана!) и отказал грекам в помощи.

В это время в России начали создаваться первые тайные общества: «Союз спасения», «Союз благоденствия», Южное и Северное общества и, наконец, Общество соединенных славян – все те, кого позже станут называть декабристами. Сначала их члены стремились путем формирования общественного мнения оказывать влияние на правительство и добиваться проведения либеральных преобразований, но после 1821-го в планах декабристов стала преобладать идея военного переворота.

Самое интересное, что декабристы были, по сути, идеологическими воспитанниками и последователями Александра и графа Сперанского (который, кстати, в результате интриг в 1816 году был сослан служить в Сибирь), что особенно резко выразилось в вопросе о крепостном праве: как молодой Александр, так и декабристы были уверены, что сто́ит дать крестьянам личную свободу, как это тут же обеспечит им благоденствие. О материальном же положении простых людей, об их отношении к земле, об обеспечении их труда они практически не думали.

Впрочем, и этих идей было уже достаточно, чтобы поднять против себя волну высочайшего недовольства, ибо Александр к этому времени был уже не таким, как в молодости. Для него движение, приведшее в конце концов 14 декабря гвардейцев на Сенатскую площадь, было последним дворцовым переворотом – то есть продолжением цепочки незаконной смены власти, которая тянулась до него.

Царствование Александра I началось событиями ночи с 11 на 12 марта 1801 года и закончилось пушечной пальбой 14 декабря 1825 года. Правда, сам император этого восстания не увидел, потому что 1 декабря (по старому стилю) внезапно скоропостижно скончался в Таганроге.

Так подошло к последней черте «дней Александровых прекрасное начало» – при всеобщем недовольстве и при полном идейном отчуждении. Молодой человек, «достигший высшей власти», с высоким, но химерическим складом ума, натура богато одаренная, но противоречивая… Даже самый доброжелательный из его биографов Николай Карлович Шильдер терялся, пытаясь объяснить сочетание самых высоких стремлений с фальшью и двуличием. Истинный внук Екатерины Великой был в то же время и истинным сыном подозрительного, нервного, желчного и деспотичного Павла, выросшего без любви родной матери. Глубокий мистицизм, какое-то болезненное религиозное чувство, страсть к позе, которую подмечала в своем внуке еще Екатерина («Господин Александр – великий мастер красивых телодвижений»), повышенное самолюбие и подозрительность рано или поздно просто обязаны были привести к внутренней дисгармонии – несоответствию между чувством и волей, умом и сердцем, характером и обстоятельствами. Одна из самых характерных черт Александра I – богоискательство – стала доминирующей чертой в последние годы его жизни.

Полный когда-то либеральных идей и намерений дать всевозможные свободы своему народу, Александр должен был рано или поздно взглянуть правде в глаза и сказать себе – почти все его усилия пропали втуне, грех отцеубийства оказался не искуплен, жизнь не удалась…

 

Смерть

Согласно исследованиям профессора Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова В. Карташова, вот как развивались события последних дней жизни императора Всероссийского.

Александр, сопровождая свою больную жену на юг, 27 октября (8 ноября по новому стилю) 1825 года отправился в Крым. Прибыв в Севастополь, он, против обыкновения, отказался от обеда и удалился в кабинет. Только 30 октября он признался Якову Виллие – военному врачу, по происхождению шотландцу, который сопровождал императора, – что страдает расстройством желудка. Императрица Елизавета Алексеевна в письме к своей матери так описывала причину болезни: «Не в госпитале подхватил он болезнь, а переохладился на южном побережье Крыма… Он отправился вечером верхом на лошади в монастырь Св. Георгия, вырубленный в скале, поэтому жилые помещения там влажные. Три часа провел он в этой поездке и без всякого пальто, тогда как слуга, ожидавший его с коляской на проезжей дороге, трясся от холода, завернувшись в теплое пальто, и спал под коляской, дабы уберечь себя от холода! А оттуда он направился в Севастополь, где полтора дня провел в бесконечных инспекционных поездках (это военный морской порт). По приезде в Бахчисарай у него началась диарея… Потом он побывал в госпитале, но заразных больных там не было. Далее последовал длинный объезд окрестностей, а земля в тех местах источает ядовитые пары, и он уведомил Виллие только тогда, когда уже в течение двух дней чувствовал себя плохо. Вот в том-то и причина болезни». По прибытии в Мариуполь вечером 4 (16) ноября, император потребовал к себе Виллие, который нашел его, по словам лейб-хирурга Тарасова, «в полном развитии лихорадочного сильного пароксизма».

После приезда в Таганрог 5 (17) ноября Виллие записал в дневнике: «Скверная ночь. Отказ от лекарств. Он меня приводит в отчаяние. Я опасаюсь, чтобы это упрямство не привело как-нибудь к плохим последствиям». Через три дня врач поставил диагноз – «желчная лихорадка желудка», а еще через два дня записал: «Он очень плох сегодня». В своем дневнике 11 (23) ноября Виллие писал: «Когда я говорю ему о кровопускании и о слабительном, он сердится и не изволит разговаривать со мной»; 14 (26) ноября: «Все очень плохо, хотя горячки нет. Я хотел дать соляной кислоты в питье, но получил, как обычно, отказ». Уже 15 (27) ноября Александр исповедался и причастился после того, как Виллие в присутствии императрицы возвестил ему о приближении конца. Священник умолял Александра исполнить все предписания врачей, но было поздно. Виллие 18 (30) ноября писал: «Никакой надежды спасти моего обожаемого государя». Мучительная агония продолжалась почти двенадцать часов. В четверг, 19 ноября (1 декабря) 1825 года, в 10 часов 50 минут, монарх испустил последний вздох. Императрица, не отходившая от больного, закрыла его глаза и своим платком подвязала ему подбородок…

На следующий день состоялось вскрытие и бальзамирование тела императора. В протоколе о вскрытии тела сказано: «Сие анатомическое исследование очевидно доказывает, что августейший наш Монарх был одержим острою болезнью, коею первоначально была поражена печень и прочие, к отделению желчи служащие органы; болезнь сия в продолжении своем постепенно перешла в жестокую горячку с приливом крови в мозговые сосуды и последующим затем отделением и накоплением сукровичной влаги в полостях мозга, и было наконец причиною самой смерти Его Императорского Величества». Протокол был подписан девятью докторами и засвидетельствован генерал-адъютантом Чернышевым, причем в нем зафиксированы следы рожистого воспаления на левой ноге царя и раны, полученные в 1823 году от удара конским копытом на его правой ноге (царя тогда лягнула в правую голень лошадь адъютанта). Позднее, 26 февраля (9 марта) 1826 года, Виллие по указу Николая I проводил осмотр тела покойного и донес, что «не нашел ни малейшего признака химического разложения, и тело находится в совершенной сохранности». После панихиды в Царском Селе в присутствии царской семьи гроб Александра I был вскрыт. Императрица Мария Федоровна несколько раз целовала руку усопшего и говорила: «Да, это мой дорогой сын, мой дорогой Александр». Она трижды возвращалась и подходила к телу.

Итак, все, как кажется, указывает на то, что факт смерти Александра I в Таганроге можно считать достоверным…

 

Репетиция новой судьбы

В августе 1819 года игумен Валаамского Преображенского монастыря Иннокентий получил от министра духовных дел Голицына письмо – на остров Валаам собирается государь, проездом из Архангельска. Сообщалось, что Александр не желает никаких торжеств и встреч, едет с одним камердинером, как обыкновенный путешественник. Так что не нужно ни колоколов, ни риз, ни крестов.

Иннокентий сам был простой человек, из крестьян Олонецкой губернии. Уже занимая большой пост в монастыре, на себе таскал кирпичи для стройки и трудился на рыбной ловле. Наверно, и в других ценил простоту, но… Все-таки император Александр, победитель Наполеона, властелин России и Европы, в виде «штатского» человека с камердинером… – и принять его как заурядного паломника, какого-нибудь купца из Петербурга! Это казалось странным. Поколебавшись, посоветовавшись между собой, монахи решили встретить императора «по-настоящему».

Навстречу государю в Сердоболь выслали монастырское судно. В Сальму послали эконома Арсения – там стояло другое судно, и Арсений должен был везти Александра, откуда тот пожелает: из Сальмы или Сердоболя.

Александр прибыл в Сальму поздно вечером. Иеромонах Арсений поднес ему на блюде просфору. Император подошел под благословение, поцеловал Арсению руку и сказал, что путь его – на Сердоболь. Подтвердил, что никакой встречи не надо. Не желает также, чтобы ему кланялись в ноги и целовали руку.

Сумрачно было на Ладоге 10 августа 1819 года. Тучи, такой сильный ветер, такая волна, что государь в Сердоболе спросил даже Арсения, можно ли в такую погоду выезжать. На что эконом ответил: «И в худшую плавали, ваше величество, с помощью Божией». Последнее соображение, может быть, и определило все. Александр с экономом и камердинером тронулись.

В монастыре же следили за озером и с колокольни, и с передового островка, где находился скит Св. Николая (с давних пор в часовне ночью зажигался фонарь – окна выходили во все стороны, и фонарь служил маяком). Но прошел день, наступил вечер, непогода не унималась, а судна все не было. Когда стало совсем темно, дозорные ушли, решив, что сегодня никого уже не будет. И даже, совершив братское вечернее правило, легли спать.

Более трех часов плыл в сумерках, а потом и в полной тьме император Александр, и если бы не огонек, светившийся со скита Св. Николая, то неизвестно, как бы ввел в узкий пролив иеромонах Арсений своего высокого гостя.

В тишине и мраке причалили. И лишь когда поднимались наверх, по гранитной лестнице, в монастыре узнали о приезде государя. Зазвонили колокола: монахи спешно стали собираться. Они шли во тьме по монастырскому двору с ручными фонариками. А гость стоял на церковном крыльце. Подходили клиросные, в алтаре облачали старого Иннокентия, трудившегося в монастыре более полувека, а теперь полубольного (он, конечно, уже не мог, как прежде, носить на себе кирпичи).

Александр покорно ждал. Эти минуты в бурную валаамскую ночь на паперти перед храмом, в который он не мог еще войти, были для него, вероятно, не совсем обычны.

Игумен Иннокентий, благочинный Дамаскин, эконом Арсений и другие считали его высочайшим начальством – монастырь, как и вся Россия, его «вотчина» и заехал он к ним, объезжая ее. Сперва властитель, а потом паломник – этого властелина встретили не по чину и, наверно, были смущены. Но император держал себя не как начальство, не как ревизор. Он приехал действительно богомольцем. Что принес с собой в сердце, уже столько пережившем? Мы не знаем. Но вряд ли свет и мир – этого-то ему как раз и недоставало.

* * *

Восемнадцать лет был уже Александр императором, не просто человеком, а существом-символом, воплощавшим Россию, ее мощь. Не так легко было снять одежду, к нему приросшую. И по логике жизни «паломник» должен был ждать, пока в соборе «приуготовляли», и облачившийся Иннокентий, с крестом, в ризе, при открытых Царских вратах, встретил посреди храма императора. Люстры сияли, хор пел «многие лета». Александр приложился к иконам, подошел под благословение к игумену и по очереди ко всем иеромонахам, каждому целуя руку. Себе же запретил кланяться земно.

В нижней церкви император поклонился раке над мощами св. Сергия и Германа, а потом пил чай у игумена. За чаем Александр с игуменом сидели, «старшая братия» стояла. Государь говорил, что давно собирался на Валаам, но задерживали дела. Расспрашивал обо всем, касавшемся монастыря.

После чая его отвели в царские покои над Святыми вратами, во внешнем четырехугольнике монастыря. Вероятно, как теперь, и тогда под окнами были густолиственные деревья, мрачно они шумели, как и в ту ночь, страшную и роковую, что принесла ему раннюю корону.

Хорошо или плохо спал император в царских покоях пред пустынным суровым пейзажем Валаама, рядом с храмом апостолов Петра и Павла, мы не знаем. Но уже в два часа ночи он был у дверей собора – пономарь едва успел отворить их. Очевидно, так рано его не ждали и встал он сам, его не будили, иначе все было бы уже приготовлено, пономарю незачем было бы спешить. Три-четыре часа отдыха после дальней дороги – не так уж много… И не говорит ли это скорее о том, что и сам отдых не так уж был безмятежен?

Александр отстоял утреню в соборе, раннюю обедню в церкви Петра и Павла, потом осматривал монастырь и пешком отправился по пустынькам в лесах.

Современный валаамский паломник может восстановить путь императора. Теперь к «пустынной келье» покойного схимонаха Николая проведена прекрасная дорога, обсаженная пихтами и лиственницами. Тогда в таком виде ее не было. Государь шел пешком, поднимаясь, слегка запыхался.

– Всходя на гору, всегда чувствую одышку, – сказал благочинному Дамаскину, сопровождавшему его. – Еще при покойном императоре я расстроил себя, бегая по восемнадцати раз с верхнего этажа вниз по лестнице.

Но, несмотря на одышку, к Николаю дошел. Этот схимонах Николай был прежде келейником знаменитого игумена Назария, духовного восстановителя Валаама. Назарий ввел его на духовный путь, и он поселился отдельно, в тесной лесной келье, три на три аршина. «Жизнь его протекла в трудах и непрестанной молитве». Вот и все, что мы о нем знаем. Но сейчас видим крохотную келью, над которой теперь деревянный шатер, как бы футляр-изба, защищающий от непогоды.

Как ни убого обитал отшельник, именно к нему-то и пришел Александр, несмотря на одышку и на то, что по дороге пришлось чуть не ползком пролезать под какой-то изгородью. Победитель Наполеона, умиротворитель Европы, въезжавший с триумфом в Париж, сгибался вдвое, чтобы войти в хижину смиренного Николая. (Дверь эта действительно похожа больше на дыру.) И вот, все-таки вошел. Он сидел на деревянной табуретке у того самого столика, что и сейчас стоит в келье, и при таком же бледном и унылом свете из крохотного окна разговаривал с Николаем о духовной и аскетической жизни.

Отшельник предложил гостю три репки со своего огорода – все, чем мог угостить. Александр взял одну из них. После скудной трапезы он на прощание поцеловал Николаю руку, попросил благословения и молитв.

* * *

Вернувшись в монастырь, государь снова пил чай в игуменских покоях. Его угощали фруктами из знаменитого и существующего поныне монастырского сада. А потом ему поднесли описание монастыря и – жизнь есть жизнь – попросили кое о чем практическом: о прибавке к больничному штату пятнадцати человек, о подворье в Петербурге и т. д. Государь обещал все исполнить.

После полудня его возили в шлюпке по скитам, и Александр любовался красотою валаамских вод, лесов и гранитов. А вернувшись, он отстоял малую вечерню и правило. Позже вышел и ко всенощной. Александр расположился у столба, во время поучения сидел на скамейке с братией, как полагается. Старый слепой монах Симон тронул рукой сидевшего с ним рядом государя и спросил тихонько: «Кто сидит со мной?» Александр ответил: «Путешественник».

А на другой день, на ранней обедне, начавшейся, как и сегодня, в пять часов утра, он стоял рядом с пустынножителем Никоном, глубоким стариком, опиравшимся на костыль и так выстаивавшим долгие службы. От усталости в этот раз Никон выпустил костыль, поскользнулся и упал – Александр поднял его и усадил на скамью.

По окончании же литургии, на напутственном молебне преподобным Сергию и Герману, когда вынесли Евангелие, государь стал на колени. Иннокентий положил ему на голову руку и, держа сверху Евангелие, читал те самые слова, за которыми и плыл сюда в бурную ночь Александр Благословенный – грешная и мятущаяся христианская душа, ищущая успокоения: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим…»

* * *

«Путешественника» провожали по-царски, звонили во все колокола. Клиросные шли к пристани впереди, пели тропарь и догматик. За ними братия и государь с игуменом. Медленно отчаливало суд но, шло проливом под гудение колоколов. А пение сопровождало путешественника и на Ладоге: по его просьбе пели монахи хором «Спаси, Господи», «Херувимскую» и другие песнопения.

Александр никогда более не видел Валаама. Для политика и дипломата, военачальника, кумира офицеров и любимца дам, освободителя России, через грех взошедшего на престол, начиналась последняя пора его жизни. Известная легенда гласит, что он ушел в заволжские леса под именем старца Федора Кузьмича (об этом мы поговорим немного позже). Можно верить легенде, можно не верить, но пребывание Александра на Валааме выглядит как первый шаг – не вполне удавшийся первый опыт новой жизни, вне короны и скипетра…

 

Жизнь после смерти

А точно ли император Всероссийский умер в 1825 году? Конечно, есть официальная версия, которая гласит, что да, так и было, но умами некоторых историков и исследователей вот уже без малого два столетия овладевают сомнения. Попробуем же в них разобраться.

Сомнение первое

Если император скончался утром 19 ноября (1 декабря по новому стилю) 1825 года, то почему тело привезли в Петербург лишь в начале следующего, 1826 года? Зима зимой, но все-таки…

Сомнение второе

За несколько часов до того, как скорбный кортеж прибыл в столицу, жителей предупредили: неумолимый тлен обратил державный лик в черно-зеленую маску, неузнаваемо исказив черты. Вполне, казалось бы, объяснимо, и тем не менее – настоящего лица, выходит, увидеть не было возможности. Значит, есть, как минимум, повод сомневаться…

Сомнение третье

Гроб Александра I так и не был открыт. Когда его на короткое время поставили в Петропавловском соборе, то лицо покойника видела лишь комиссия из четырех человек, среди которых не было родственников. А потом и это тело пропало. Есть многочисленные свидетельства, что, когда в 1921 году саркофаги членов царской фамилии были вскрыты большевиками, все останки лежали на своих местах, отсутствовал лишь прах Александра I.

Сомнение четвертое

Профессор И. Т. Тарасов, племянник лейб-хирурга, подписавшего свидетельство о смерти царя, утверждал, что его дядя называл Александра I «человеком святой жизни», но избегал разговоров о дне его кончины и почему-то не заказывал по нему панихид вплоть до 1864 года. После чего стал служить их ежегодно. Знаменательно, что именно в 1864 году, 20 января, в Томске скончался старец Федор Кузьмич.

Сомнение пятое

Не так давно было напечатано сообщение, что сотрудник кафедры судебно-медицинской экспертизы Сибирского государственного медицинского университета В. В. Федоров доказал – посмертная маска императора Александра I была снята с лица живого человека. То есть, собственно говоря, маска эта посмертной не является, а значит…

Сомнение шестое

Сомневаться заставляют и зафиксированные современниками императора его неоднократные заявления вроде: «Поселиться бы с женой на берегах Рейна и жить спокойно, обычным человеком – в обществе друзей и изучении природы» (в юности), «Я скорее отращу себе бороду и соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подпишу стыд моего Отечества!» (после взятия Наполеоном Москвы, когда шла речь о подписании капитуляции) и т. д. Покидая 1 сентября 1825 года Петербург, Александр прощался со всеми так, как прощаются навсегда: плакал во время молебна, посетил келью схимника Алексея и обратился к монахам: «Помолитесь обо мне и о жене моей».

 

Возможна ли подмена тела первого лица государства?

Приходится признать, что без помощи венценосной супруги Елизаветы Алексеевны и, что важнее, Якоба Виллие такая подмена невероятна. Ведь даже если допустить, что девять медиков, подписавших заключение о смерти, недостаточно хорошо знали покойного императора в лицо, то это никак не относится к военному врачу, главному военно-медицинскому инспектору, президенту Петербургской медико-хирургической академии Виллие, близко знакомому с царственной четой. По крайней мере, кто-то же должен был перечислить в документе особые приметы почившего – след от удара конским копытом или рожистого воспаления.

Что касается Елизаветы, то можно допустить разные варианты развития событий. В недавно вышедших книгах «Жены русской короны», «Жена и муза» их автор Л. Н. Васильева приводит несколько версий этой легенды. Версия первая: Елизавета не заметила подмены тела, и ее излияния горя были искренни. Вторая версия: Елизавета заметила подмену, но никому ничего не сказала по каким-то своим соображениям. Третья версия: Елизавета была соучастницей Александра в его побеге с русского престола. И вполне возможно, пишет Васильева, вместе с нею он составил план своего ухода. Более того, исследовательница выдвигает четвертую версию, очень близкую ко второй: Елизавета не знала, что Александр задумал оставить престол и приказал подменить себя. Увидев чужое тело, она и бровью не повела, лишь посетовала, что он не предупредил ее. Взяв на себя ложь, она должна была, заключает Васильева, оберегать эту ложь до той минуты, когда он, живой, даст ей знак, как действовать дальше.

Кого же тогда похоронили в столице? Князь Барятинский, самый известный дореволюционный исследователь легенды о старце Федоре Кузьмиче, доказывал, что под видом праха царя в Петербург привезли тело фельдфебеля лейб-гвардии Семеновского полка Струменского. И впрямь – не зря же незадолго до официальной даты своей кончины государь посетил военный лазарет. Вполне возможно, что там он и нашел похожего на себя умирающего.

А как же мать, спросите вы? Могла ли пожилая женщина при дрожащем свечном освещении на панихиде 26 февраля (9 марта) 1826 года не узнать умершего за три месяца до этого сына? Конечно, такое вполне возможно. Кстати, целовала она ему не чело, а руку… Обратите внимание, уважаемый читатель, и на то, что кроме нее да все того же доктора Виллие больше никто из близких знакомых не видел открытый в Царском Селе для опознания гроб.

 

Старец Федор Кузьмич

Нет ни одного свидетельства о детстве, отрочестве и юности Федора Кузьмича, старца, в которого, согласно очень устойчивой легенде, «превратился» после своей мнимой смерти император Александр I. 4 сентября 1836 года в Красноуфимском уезде Пермской губернии был задержан проезжающий на лошади, запряженной в телегу, неизвестный человек, который при допросе в земском суде показал, что он, Федор Кузьмич, 70 лет, неграмотный, не помнящий своего происхождения, направляется в Сибирь. Документов при нем обнаружено не было. Несмотря на величественную наружность, приятное обхождение и манеры, что расположило к нему судей, по решению уездного Красноуфимского суда 12 октября старик все же был наказан двадцатью ударами плетью и на следующий день под конвоем отправлен в Сибирь. 26 марта он прибыл в село Зерцалы близ Томска и был помещен на казенный каторжный Краснореченский винокуренный завод в 15 верстах от Зерцал. Здесь он прожил пять лет, но не работал ни на каких принудительных работах. Утверждают, что в 1837 году цесаревич Александр – сын Николая Павловича, – путешествуя по Сибири, встречался с Федором Кузьмичом и имел с ним продолжительную беседу. Это заставило Федора Кузьмича перебраться в другую келью – близ села Краснореченского. Но, покидая Зерцалы, старец оставил в здешней часовне образ Печерской Божьей Матери, Евангелие и раскрашенный вензель на бумажном листе – букву «А» с царской короной над ней.

В 1842 году казак Семен Сидоров, заметив у Федора Кузьмича желание удалиться куда-нибудь подальше от народа, построил возле своего дома в станице Белоярской небольшую избушку и уговорил его переселиться туда. В Белоярской старец прожил недолго. Однажды в гости к Семену Сидорову зашел другой казак – Березин, который долго служил в Петербурге. Он увидел Федора Кузьмича и ахнул – опознал в нем покойного государя. Старец ничего не сказал и молча ушел в свою келью. А вскоре те же подозрения подтвердил сосланный в Сибирь декабрист Кюхельбекер, поговоривший с Федором Кузьмичом «о большой политике». Признал в странном затворнике императора и местный священник – отец Иоанн Александровский, высланный из Петербурга за какую-то провинность.

Федор Кузьмич опять перебрался в келью по месту своей прописки в Зерцалах. Там старец жил очень скромно – питался обычными сухарями, вымоченными в воде, хотя не отказывался и от мяса, пирога с рыбой, если угощали. Денег же ни от кого не принимал, а в церкви вел себя скромно, всегда стоял поблизости от двери. Никто не видел, как он молился, и лишь после смерти обнаружилось, что колени Федора Кузьмича представляют собой сплошные мозоли.

В 1858 году он переехал в Томск, где вначале жил в доме купца Хромова, а затем – в келье при доме на пасеке. Последние шесть лет жизни он провел на заимке Хромова около Томска.

Аристократическая внешность старца, его разностороннее образование и строгий аскетический образ жизни породили загадки о его высоком происхождении. Многие замечали его светские манеры, он обнаруживал знание всех дворцовых событий до мелочей, рассказывал в подробностях о триумфальном походе императора Александра против Наполеона. Купец Хромов настойчиво поддерживал версию о тождестве Федора Кузьмича и Александра I, якобы не умершего, а скрывшегося из Таганрога в 1825 году.

Федор Кузьмич был уже стар и болен, но стойко сносил болезни, стараясь никого не беспокоить. А когда приехали его исповедовать, то и на смертном одре наотрез отказался раскрыть тайну своего имени.

Местный архимандрит Иона вспоминал, что после смерти старца в его вещах нашли свидетельство о бракосочетании великого князя Александра Павловича с принцессой Луизой-Марией-Августой, зашифрованное письмо о заговоре против Павла I, икону и перстень царя, пропавшие в Таганроге. Все это Хромов отвез в Петербург, где след этих предметов затерялся.

В изданной в 1992 году книге «Два монарха и таинственный старец Феодор Козьмич», которая во многом является перепечаткой дореволюционного издания, приводятся сведения о том, что все те, кто был посвящен в тайну императора Александра I, впоследствии разбогатели. Косвенным доказательством в пользу версии «Александр – это

Федор Кузьмич» считается и таинственное появление после смерти императрицы Елизаветы Алексеевны в 1826 году «Молчальницы» Веры Александровны, столь же безродной, как и старец. Верить ли этим сведениям, мы сказать не можем – пока они ничем конкретным не подтверждаются.

Похоронили Федора Кузьмича в 1864 году в Богородице-Апексеевском мужском монастыре Томска. Над могилой поставили обычный крест с надписью: «Здесь погребено тело Великого Благословенного старца Феодора Козьмича». Могила старца сразу стала местом паломничества. На средства его почитателей в 1904 году там была построена часовня, которую, к сожалению, в 1936 году разобрали. В 1984 году в списке «Собора Сибирских Святых и подвижников благочестия, в земле Сибирской просиявших» по благословению Святейшего патриарха Московского и всея Руси Пимена был отмечен и праведный Федор Кузьмич Томский. В 1995 году произошло торжественное перенесение мощей старца в монастырскую церковь. Правда, по свидетельству очевидцев, у скелета отсутствовала одна немаловажная деталь – череп. Местные краеведы рассказывают, как в 1960-е годы в одной из московских газет появилась заметка, из которой удивленные жители Томска узнали, что некие органы власти изъяли из могилы череп старца и отправили его в столицу с целью установить точно, был ли Федор Кузьмич императором Александром I. Нам не удалось обнаружить эту заметку, но, учитывая, что слухи о тождественности личности старца императорской особе начали циркулировать еще до революции, это сообщение выглядит вполне достоверным.

Ныне мощи старца помещены в специальную раку, залиты восковой мастикой с елеем, привезенным из Иерусалима, и находятся в храме Казанской Божьей Матери. В 1998 году часовня над местом первоначального погребения святого Федора Томского была восстановлена.

 

Мнение великих

Загадку царственного богоискателя, якобы замаливающего грех отцеубийства, не обошли своим вниманием и многие «властители дум». Лев Николаевич Толстой, например, в «Посмертных записках стар ца Федора Кузьмича, умершего 20 января 1864 года в Сибири, близ Томска на заимке купца Хромова» писал, что «ходили про него странные слухи о том, что это не кто иной, как император Александр I». Распространению таких слухов способствовало то, что Александр I неоднократно говорил и писал о желании «избавиться от своего положения и уйти от мира». Кроме того, совсем еще не старый император, несмотря на отличное здоровье, умер неожиданно «вдали от всех, в довольно глухом месте», а после смерти вроде бы сильно изменился, и его было трудно узнать.

Отшельник Федор Кузьмич (?—1864)

Сговорившись будто бы с женой, императрицей Елизаветой Алексеевной, с князем П. М. Волконским и с врачами – лейб-медиком Я. В. Виллие и лейб-хирургом Д. К. Тарасовым, император исчез из Таганрога. Вместо царя был похоронен якобы другой покойник, внешне похожий на него, а сам Александр начал вторую жизнь под видом богомольного старца-отшельника Федора Кузьмича. Старец же Федор Кузьмич очень напоминал императора наружностью, ростом, возрастом, глухотой на правое ухо, выправкой, манерами и образованием, знанием иностранных языков и осведомленностью о жизни царского двора в 1801–1825 годах. Старец этот вроде бы исповедался перед священником в том, что он причастен к убийству императора Павла I, отца своего, и, чтобы искупить столь тяжкий грех, решил удалиться с раскаянием от всех мирских благ в Сибирь…

 

Итак…

Какой же вывод можно сделать из всего вышесказанного? Был ли старец Федор Кузьмич ушедшим от мира императором Всероссийским Александром I? Или же это просто красивая легенда? А может, как утверждал великий князь Николай Михайлович (дядя Николая II), под именем старца Федора скрывался Семен Афанасьевич Великий, внебрачный сын Павла I от Софьи Чарторыжской, урожденной Ушаковой? Или стоит поверить в версию профессора К. В. Кудряшова, который предположил, что старец Федор в прошлом был кавалергардским офицером Федором Александровичем Уваровым, исчезнувшим «из среды семейства» 7 января 1827 года?

Пока однозначного ответа на этот вопрос нет. До сих пор находятся десятки исследователей, «неопровержимо» доказывающих – император Александр I не умер в 1825 году. Но еще больше уважаемых ученых уже неоднократно доказали (причем их доказательства выглядят вполне убедительно), что Александр I и Федор Кузьмич не могут быть одним и тем же человеком. Так что это тот случай, когда мы не рискнем дать однозначный ответ на эту историческую загадку, которую многие считают одной из величайших мистификаций в истории. Закончим же мы наш рассказ о загадке императора Александра I словами Льва Толстого: «Пускай исторически доказана невозможность соединения личности Александра и Кузьмича, легенда остается во всей красоте и истинности… Прелестный образ».

 

Где искать золотой запас России?

Одной из самых интересных российских загадок, бесспорно, является знаменитое золото Колчака. Поиски этого клада ведутся еще с 1920х годов, но пока безрезультатно. История с «золотом Колчака» началась в 1918 году в Казани. Во время военных действий войска белого генерала Каппеля отбили у большевиков половину золотого запаса Российской империи и отправили завоеванные сокровища в Омск через Уфу и Самару, погрузив золото в грузовые вагоны (со станции выехало 40 вагонов с золотом). В ноябре 1918 года золотой запас попал в руки адмирала Колчака, который к тому времени объявил себя Верховным правителем России. Получив золото в свое распоряжение, Колчак решил истратить часть ценностей на нужды белогвардейской армии, а вторую часть отложить до лучших времен. По приказу адмирала в октябре 1919 года 217 тонн золота было отправлено во Владивосток в уплату японцам за оружие и амуницию (правда, последний эшелон захватил атаман Семенов со своими подельщиками). В октябре 1919 года началось широкое наступление Красной армии по всем фронтам. Под этим напором Колчак вынужден был отступить из Омска. Уходя, он смог прихватить с собой 29 вагонов сокровищ. Адмирал намеревался употребить оставшуюся часть золота на формирование более мощной и вооруженной армии, которая смогла бы обеспечить ему победу над противником. Но судьба распорядилась иначе. Чешские легионеры, охранявшие эшелон, предали Колчака, и благодаря этому красные смогли заполучить не только адмирала, но и 13 вагонов золота. Остальные 16 вагонов, в которых находилось 36 ящиков с золотом, бесследно исчезли. С тех пор многие «кладоискатели» пытались найти следы потерянного золота. В 1995 году был создан специальный фонд по поиску сокровищ, но пока никаких результатов это не принесло. Дальше проверки выдвинутых версий работа фонда не пошла.

На сегодняшний день существует несколько версий того, где искать золотой запас России. Первая из них появилась в 1999 году в газете «Томская неделя». Ее автор Виктор Дерябин утверждает, что, скорее всего, золото могло быть похищено между станциями Судженская – Бирикульская, Юрга – Тайга,

Тайга – Тяжин и отправлено в Томск на пароходе. В статье Дерябина сказано, что тайная экспедиция на пароходе «Пермяк» собиралась по Иртышу спуститься до Оби, а затем подняться вверх по течению до Томска. Но из-за рано наступившей зимы, которая сделала невозможным дальнейшее путешествие по реке, ей удалось добраться лишь до села Сургут. В тайге возле этого небольшого поселения и был спрятан колчаковский клад. В подтверждение своей версии Дерябин приводит найденный им дневник одного из участников экспедиции штабс-капитана Киселева, в котором описывается пройденный ею маршрут и говорится, что место, где был зарыт клад, помечено забетонированным в земле рельсом. Для проверки выдвинутой версии в село Сургут была отправлена небольшая поисковая группа, состоящая из историков и археологов. Но, прибыв на указанное в дневнике место, исследователи обнаружили, что вместо тайги там раскинулись распаханные поля, а рельс, если предположить, что таковой существовал на самом деле, уже давно срезан, чтобы не мешал пахать. Так что найти спрятанный клад не удалось. Исследователи также не смогли подтвердить и достоверность данной версии.

Вторая версия о спрятанных сокровищах появилась в газете «Власть» и принадлежала историку Олегу Будницкому, который утверждает, что искать «золото Колчака» нужно не в мерзлой северной земле, а за океаном. В опубликованной им статье говорилось, что разгадку этой тайны ему удалось обнаружить в Гуверовском архиве, находящемся при Стэнфордском университете в Калифорнии. Пересмотрев огромное количество листов бухгалтерских отчетов, секретной переписки, номера счетов, ведомости закупленного или проданного имущества, которые были разбросаны по разным фондам, Будницкий смог проследить путь каждой унции золота (отчетность российскими финансистами велась образцово, и все ведомости о закупках винтовок и пулеметов на сотни тысяч долларов сохранились до наших дней). По версии Будницкого, складывается следующая картина событий. В декабре 1919 года, когда стало ясно, что падение Колчака – дело ближайших недель, министр финансов колчаковского правительства Павел Бурышкин дал телеграмму российским финансовым агентам о перечислении государственных денег на их личные счета. Смысл этого был понятен: в случае падения правительства его счета могли быть арестованы и деньги переданы большевистскому правительству. Своими доверенными лицами Бурышкин избрал финансовых агентов Конрада фон Замена, бывшего директора Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов, Сергея Угета и Карла Миллера и перевел деньги, полученные от продажи золота, на их счета в Великобритании. Таким образом, в результате исследований Олега Будницкого выходит, что никакие вагоны с золотом не пропадали бесследно на маленьких таежных станциях, а были полностью израсходованы на нужды Белой армии. И деньги, вырученные от продажи последней части золотого запаса России, оказались в Великобритании и хранились здесь более 25 лет. Впоследствии, правда, выяснилось, что большей части этих денег на указанных счетах уже нет.

Специалисты тщательно рассмотрели версию Будницкого, но подтвердить ее достоверность так и не смогли по причине недостаточности доказательств. В связи с этим вопрос о нахождении российского золота так и остался нерешенным. И вскоре появилась третья версия, автором которой был историк И. Латышев.

Проведя тщательное исследование и анализ некоторых архивных документов, Латышев установил, что Колчак, получив в свое распоряжение эшелон с царским золотом, вначале вознамерился сберечь его до дня полной победы Белой армии. Поэтому все драгоценности, находившиеся в прибывшем из Самары эшелоне, были оприходованы колчаковской администрацией. Их общий вес составил 30 589 пудов. Общая сумма золотых слитков и драгоценностей, поступивших после оприходования эшелона на баланс Омского отделения Государственного банка, составила 651 532 117 рублей. Сумма, согласитесь, не малая. Вскоре, однако, выяснилось, что сохранить в неприкосновенности все золото Колчаку не удастся. Стремление сформировать боеспособную армию и удержать власть заставляло Верховного правителя черпать из находившегося в его распоряжении «царского» золотого запаса все большие и большие средства (подсчеты специалистов показали, что Колчак израсходовал на нужды армии едва ли не половину находившегося у него российского государственного золота).

Летом 1919 года во время вынужденного отступления Колчак предпринял попытку вывезти оставшуюся часть казны по Транссибирской железной дороге. Но тут выяснилось, что этот участок находится под контролем отрядов казачьего атамана Григория Семенова. Зная о нахождении в Омске «царского» золотого запаса, атаман стал настойчиво добиваться выдачи ему части золота в качестве оплаты за беспрепятственный проезд по охраняемой им территории. Историки считают, что Семенова на такие домогательства подбивали японские советники, неотлучно находившиеся при нем в те годы. Колчаку, за неимением другого выхода, пришлось отдать семеновцам часть царских драгоценностей.

В июне 1919 года казачий атаман получил от Омского правителя два вагона с золотыми слитками (ориентировочно в золотых рублях их стоимость исчислялась в 43,5 миллиона рублей) и дал разрешение на провоз ценностей по своим территориям. После этого золото из Омского банка было погружено в 20 товарных вагонов и под охраной солдат отправлено в Иркутск, где эти ценности должны были храниться до лучших времен. Но последующее развитие событий полностью нарушило все ожидания и расчеты Колчака: 28 декабря 1919 года в Иркутске политические противники Колчака – левые эсеры – подняли восстание. Попытки отрядов атамана Семенова оказать помощь колчаковцам окончились неудачей. Не помогли Верховному правителю и подошедшие к Иркутску с востока японские вооруженные силы (их генералы предпочли не ввязываться в сражение и заняли выжидательную позицию). В результате спустя несколько дней, а именно 3 января 1920 года, сопротивление колчаковцев отрядам восставших левоэсеров было подавлено, а казачьи подразделения атамана Семенова отступили от Иркутска в направлении Читы. 4 января 1920 года морально сломленный Колчак сложил с себя полномочия Верховного правителя России и сдался отряду белочехов, которые передали беззащитного адмирала в руки красных. В этой сумятице значительная часть эшелона с «царским» золотом была перехвачена вступившими в Иркутск отрядами Красной армии и взята под охрану.

Дальнейшее расследование показало, что отступившим на восток колчаковцам не удалось полностью увезти с собой оставшуюся у них часть золота и они бросили в Иркутске 6354 ящика с золотыми слитками и прочими драгоценностями на сумму 409 625 870 рублей. Вскоре, а именно 28 мая 1920 года, эти ящики по решению специальной комиссии были переданы под контроль Наркомата финансов РСФСР. Что же касается другой части эшелона с «царским» золотом, которая якобы была похищена на одной из северных станций, то эти вагоны остались в руках колчаковцев, бежавших в направлении Читы, и оказались, таким образом, в зоне дислокации японских вооруженных сил. Их хищные генералы жадно захватывали все, что плохо лежало, и золото вполне могло быть увезено ими в Страну восходящего солнца. Так что, может быть, именно в Японии имеет смысл искать потерянное российское богатство.

 

Спонсоры революции: загадки и тайны финансирования партии большевиков

Период с 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года до 25 декабря 1991 года – это не просто «советская эпоха», не просто «Советская империя», это миллионы судеб, которым довелось жить в этом временно́м промежутке. Советская империя – понятие противоречивое, каждый может понимать его по-своему. Кому-то вообще может не понравиться термин «Советская империя», ведь это было время относительного спокойствия, уверенности в завтрашнем дне, время, когда народы, объединенные на одной шестой части суши, жили дружно, а саму эту страну уважали во всем мире. Для других же – это время страха, когда нечаянно оброненное слово могло обернуться для человека десятилетиями забвения, время «дружбы по принуждению», время, когда огромная империя была ядерным пугалом для всего мира. Первым казалось, что эта страна, пусть даже империя – бессмертна, вторые же (которых сначала было очень немного, но с каждым годом становилось все больше) помнили об известном историческом принципе: империи не вечны, причем в историческом плане время их жизни очень и очень коротко.

Так или иначе, Советская империя возникла, пробыла какое-то время на историческом небосклоне и сошла с него. А это значит, что в ее истории были свои тайны и загадки. Естественно, что их было гораздо больше, чем тех, о которых мы попытаемся рассказать в этой книге. Пять загадок и тайн – это лишь малая их часть, тем не менее, надеемся, что читателю будет интересно узнать что-то новое из истории государства, которое еще недавно было общей родиной для трех сотен миллионов людей.

Начнем же мы с загадки появления империи, с того времени, когда она находилась в зародыше и лишь немногие верили в то, что она появится на свет. Как же удалось этим немногим победить другую империю? Читателям, конечно, известно, что была предреволюционная ситуация, мировая война, первая революция, вторая революция, а дальше – 74 года империя или эпоха – кому как нравится.

А что же такое революция? Обратимся к одному из символов советской эпохи, источнику, на наш взгляд, очень уместному в данном случае, – Большой советской энциклопедии. Итак:

«Революция социальная, способ перехода от исторически изжившей себя общественно-экономической формации к более прогрессивной, коренной, качественный переворот во всей социально-экономической структуре общества. Содержание Р. классически раскрыто К. Марксом в Предисловии к «К критике политической экономии»: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции…»

Классы и социальные слои, которые по своему объективному положению в системе производственных отношений заинтересованы в ниспровержении существующего строя и способны к участию в борьбе за победу более прогрессивного строя, выступают в качестве движущих сил Р. Революция никогда не является плодом заговора одиночек или произвольных действий изолированного от масс меньшинства».

Обратим внимание на последнее предложение. Из него естественным образом делается вывод, что для революции необходима некая организация, строгая структура, ведущая за собой массы. Более того, хотя энциклопедия об этом и не упоминает, со временем революция стала делом профессионалов, людей, для которых действия по подготовке революционной ситуации и непосредственному осуществлению смены власти являются их работой.

Вся эта довольно долгая прелюдия на самом деле сводится к простой формуле: чтобы произошла революция, нужны профессионалы, которые смогут ее сделать, а им, в свою очередь, нужны деньги. Но деньги нужно откуда-то взять, или их должен кто-то дать. Финансирование революции и революционеров – это и есть первая загадка Советской империи.

Для начала спросим у читателя: знакомо ли ему такое понятие – «Большевистский центр»? Если да, то практически все, о чем в дальнейшем мы собираемся поведать в этой главе нашей книги, вряд ли будет для него какой-то особой тайной. Но думается, что таких просвещенных читателей найдется очень немного. Интересно, что в советское время, когда история РСДРП – ВКП(б) – КПСС была изучена до последней запятой, когда каждый советский гражданин обязан был знать эту историю, о Большевистском центре знала лишь очень небольшая группа историков, имевших доступ к наиболее строго охраняемым архивам. Например, в «Истории Российской коммунистической партии (большевиков)», изданной в 1923 году под руководством Г. Е. Зиновьева, того самого, который через десяток лет был объявлен одним из лидеров «троцкистско-зиновьевского блока» и сгинул в застенках Лубянки, о Большевистском центре еще упоминается, хотя и как-то вскользь, очень сдержанно. А вот, например, в «Кратком курсе истории ВКП(б)», отредактированном лично Сталиным, о нем ничего не говорится.

Ленин

Откуда же такая таинственность и загадочность? Ведь, кроме всего прочего, в работе Центра принимали участие виднейшие большевики, в том числе и сам В. И. Ленин. Дело в том, что большевистская фракция в РСДРП, возглавляемая Лениным, постоянно испытывала нужду в средствах. Как известно, руководители фракции большую часть времени проводили за границей, там же они организовывали выпуск легальной и нелегальной прессы и литературы, готовили кадры для партии, как это было, например, в знаменитой школе пропагандистов в пригороде Парижа Лонжюмо. Те же, кто оставался в России, за счет партийных взносов и добровольных пожертвований едва-едва покрывали свои расходы на текущую деятельность и, как правило, не имели возможности переводить своим лидерам за границей хотя бы минимальных отчислений. В этой ситуации руководители большевистской фракции РСДРП приняли решение создать организацию, впоследствии получившую название «Большевистский центр», в задачи которой входило финансовое и материальное обеспечение нужд фракции.

Историки расходятся во мнении относительно того, когда именно был создан Центр. Одни называют май 1906 года – тогда состоялся Стокгольмский съезд РСДРП, другие – май следующего, 1907 года, имея в виду Лондонский съезд российских социал-демократов. Очевидно, подобные разногласия объясняются тем, что в Стокгольме идея создания Центра впервые была озвучена, официально же она была оформлена в Лондоне. В столице Британской империи фракционное отделение большевиков получило свою организационную базу и официальное название. В руководство Центра входили 15 человек: А. А. Богданов, И. П. Гольденберг (Мешковский), И. Ф. Дубровинский, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Л. Б. Красин, В. И. Ленин, Г. Д. Линдов, В. П. Ногин, М. Н. Покровский, Н. А. Рожков, А. И. Рыков, В. К. Таратута, И. А. Теодорович и В. Л. Шанцер.

У Большевистского центра было три задачи. Первая и, очевидно, самая важная – добывание средств. Вторая – техническое обеспечение подпольной работы, прежде всего это касалось типографий, где печатались нелегальная литература, фальшивые документы и т. д. Третья – обеспечение необходимых контактов за границей как с властями и легальными структурами и партиями, так и нелегальными организациями.

Ядром, средоточием власти в Большевистском центре была так называемая «большая тройка» – Владимир Ленин, Александр Богданов, Леонид Красин. «Летом и осенью 1904 г. мы окончательно сошлись с Богдановым, как беки (большевики. – Авт.), и заключили тот молчаливый и молчаливо устраняющий философию, как нейтральную область, блок, который… дал нам возможность совместно провести в революцию… тактику революционной социал-демократии», – так в одном из писем Горькому Ленин писал о своих взаимоотношениях с Богдановым. В 1904 году Ленин, у которого вконец испортились отношения с коллегами по редакции «Искры» (Носковым, Красиным, Кржижановским и др.), находился в политическом одиночестве, из-за чего испытывал серьезные материальные затруднения и не имел возможности печатать свои сочинения. Именно в этот момент Александр Богданов, член ЦК РСДРП, предложил ему свою помощь, буквально вытащив из политической ямы. Богданов же сумел вернуть на сторону Ленина Красина и некоторых других членов РСДРП. Оба, и Ленин, и Богданов, осознавали свои различия во взглядах на философию и социал-демократическое движение, что, тем не менее, не помешало заключить им стратегический союз.

Основными источниками пополнения кассы Большевистского центра были, во-первых, доходы от экспроприаций, производимых боевыми дружинами, а во-вторых, суммы, получаемые от пожертвований и разного рода сборов.

Экспроприации как форма пополнения партийного бюджета лидерами социал-демократических организаций никогда официально не поощрялась. Кроме одной – фракции большевиков, руководимой Лениным.

Одной из первых крупных экспроприаций, проведенных большевиками совместно с латышскими социал-демократами, было ограбление филиала Государственного банка в Гельсингфорсе в феврале 1906 года. Руководил операцией Янис Лютер, один из основателей Латышской социал-демократической рабочей партии и руководитель всех ее военизированных формирований, большевик с 1903 года; всего же в ней участвовало 15 человек. Похитив 170 тысяч рублей, налетчики скрылись. Правда, большинство из них были затем задержаны полицией, была возвращена государству и часть денег. Однако около 110 тысяч были переданы Красину и попали в распоряжение Большевистского центра.

Боевые группы действовали не только на севере империи. Очень активно практиковали «эксы» большевики Закавказья во главе Симоном Тер-Петросяном, известным под партийной кличкой Камо. Именно эта группа осуществила самое громкое «ограбление по политическим мотивам» в Российской империи – так называемую «Тифлисскую экспроприацию», нападение на казначея Тифлисского банка на Эриванской площади.

Днем 13 июня 1907 года заведующий особым отделом тифлисской полиции полковник Бабушкин отправил в Главный департамент полиции телеграмму следующего содержания:

«Сегодня в 11 утра в Тифлисе на Эриванской площади транспорт казначейства в 350 тысяч был осыпан семью бомбами и обстрелян с углов из револьверов, убито два городовых, смертельно ранены три казака, ранены два казака, один стрелок, из публики ранены 16, похищенные деньги, за исключением мешка с девятью тысячами изъятых из обращения, пока не разысканы, обыски, аресты производятся, все возможные аресты приняты».

Чуть позже Бабушкин отправил еще одну телеграмму: «Депеше № 5657 цифра неправильна, проверкою установлено ограбление двухсот пятидесяти тысяч».

Несмотря на то что первоначальная похищенная сумма «несколько уменьшилась», дело было очень громким. Для его расследования и задержания налетчиков были подключены лучшие полицейские силы, однако даже чрезвычайные меры оказались безрезультатными. Все 250 тысяч «наш кавказский разбойник» (как называл Камо Ленин) лично привез в штаб-квартиру Большевистского центра в Куоккала. Вот здесь-то у большевиков начались трудности. 150 тысяч рублей были в мелких купюрах и размен их не представлял опасности, эти деньги сразу же поступили в распоряжение «большой тройки». Но 100 тысяч были в купюрах по 500 рублей. Понимая, что попытка реализовать или разменять эти купюры может вывести на след налетчиков и тех, кто их направлял (кстати, утверждается, что в то время главным лидером и организатором всех действий грузинских боевых дружин был небезызвестный Иосиф Джугашвили), Центр принял решение вывезти эти 100 тысяч за границу, что и было сделано большевиком М. Н. Лядовым.

Камо

Красин, курировавший всю операцию, решил провести размен «опасных денег» одновременно в нескольких городах Европы. Возможно, он также предполагал, что номера украденных 500-рублевых купюр могут быть известны полиции и что царское правительство может сообщить эти номера зарубежным банкам. Не исключено, что Красин понимал, что некоторых из «обменщиков» могут задержать. Но задержали не «некоторых», а практически всех – операция по обмену закончилась полным провалом. В Париже, например, был арестован Макс Валлах, более известный под именем Максим Литвинов, – будущий нарком иностранных дел СССР. Задержали большевиков с купюрами в Мюнхене, Стокгольме, Женеве и других городах.

Провал объяснялся тем, что заграничный филиал Охранного отделения в Париже был хорошо осведомлен о приготовлениях Красина и заблаговременно уведомил полицию тех стран, где проводился обмен. Оказалось, что среди привлеченных к этой операции людей был некто Житомирский (Отцов), доверенный человек Ленина по делам большевистских групп в эмиграции и одновременно осведомитель охранного отделения.

Впрочем, о роли Житомирского стало известно только после 1917 года, тогда же, в 1908-м, провал операции привел в итоге к разрыву Ленина с Красиным, а затем и с Богдановым. После этого Ленин назвал Красина «очковтирателем», а затем и вовсе обвинил в краже ни больше ни меньше 140 тысяч рублей из партийной кассы. Естественно, что никакой кражи в помине не было. В конце концов, уже после революции 1917 года Ленин привлек Красина на работу в советское правительство, сделав его сначала председателем Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной армии, затем наркомом торговли и промышленности, а с марта 1919 года – наркомом путей сообщения. Трудно себе представить, что на такие ответственные, в том числе и с финансовой точки зрения, должности, был назначен человек, «когда-то что-то укравший».

В чем же была истинная причина развала «большой тройки»? О возможном варианте развития событий пишет в своей книге известный историк и революционер Б. М. Николаевский, который до революции 1917 года восемь раз был арестован полицией, а после – вынужденный эмигрировать за границу.

«Оба его коллеги по этому триумвирату были слишком крупными индивидуальностями и слишком самостоятельными людьми, чтобы Ленин мог надеяться превратить их в простые пешки в его руках… Ленина они оба, особенно Богданов, в настроениях которого было много элементов примитивной революционной романтики, ценили исключительно высоко и признавали его ведущую роль, но умели самостоятельно мыслить политически, самостоятельно разбирались в людях и событиях и были способны свои мнения отстаивать, отказываясь от них лишь после того, как им приводили убедительные аргументы. Поэтому пока «коллегия трех» в указанном составе была руководящим органом БЦ, при всех размерах личного влияния Ленина руководство большевистской фракцией было руководством коллективным.

Но Ленин был слишком авторитарной натурой, чтобы надолго ограничивать себя ролью хотя бы и первого, но все же только одного среди трех равноправных членов правящего триумвирата».

То есть, по мнению историка, речь идет о борьбе за власть во фракции. Как отмечает другой известный историк Юрий Фельштинский: «Дело в том, что в это самое время Ленин получил известие об успешном завершении еще одной операции, дающей в кассу БЦ большие деньги. Настолько большие, что стало выгодно не делиться ими со старыми соратниками – Красиным и Богдановым, а поссориться с ними, обвинив их в присвоении денег от тифлисской экспроприации, а новые деньги забрать себе».

* * *

Почему такие люди, как Камо, бойцы самого что ни на есть переднего края борьбы с царизмом, оказались в итоге задвинутыми даже не на второй, а, как минимум, на третий план? И почему замалчивается деятельность Большевистского центра? Неужели дело в том, что их методы борьбы за денежные знаки впоследствии были признаны «неблаговидными»? Думается, что это на самом деле мало волновало тех, кто впоследствии писал и, что гораздо важнее, редактировал учебники по истории партии. Очевидно, причины этого надо искать в другой плоскости.

Во-первых, на фоне «робин-гудов – экспроприаторов» революционная борьба главных вождей большевиков выглядела как-то неубедительно. Взять хотя бы того же самого Владимира Ильича. Да, была подпольная деятельность, да, была ссылка в Шушенское и тому подобное. Но как ни делай эту ссылку «тягостной и полной лишений», она, по большому счету, таковой не выглядит. И уж тем более такой не является жизнь в эмиграции, в которой Ленин, как известно, с 1908 года провел десять лет до самой Февральской революции 1917 года. Судьба товарища Сталина в этом смысле выглядела более привлекательно, и все же и она блекла на фоне той опасности, которой ради дела революции подвергали себя Камо и другие «добытчики» денег для партии.

И второй момент. Эксы эксами, но они не могли в полной мере обеспечить потребности тех, кто готовил революцию. Был и еще один источник денег – пожертвования людей, сочувствовавших революционерам. Здесь были совершенно удивительные повороты, как, например, судьба знаменитого Саввы Морозова – одной из выдающихся фигур российского предпринимательства, помогавшего большевикам организовывать подпольную деятельность и забастовки рабочих.

Собственно говоря, Савва Морозов и подобные ему были представителями того самого класса, к искоренению которого стремились большевики. Что, однако, совершенно не мешало им принимать от «буржуев» деньги. С точки зрения редакторов учебников по истории КПСС, факт «не очень героический». Но опять же, не в этом заключается причина того, что деятельность Большевистского центра, как и вся система финансирования революционной деятельности, начиная с 1905-го и заканчивая 1917 годом, была практически закрытой темой. Как писал Борис Николаевский, «знакомство с материалами о БЦ (Большевистском центре. – Авт.) позволяет понять причины замалчивания: в его истории было слишком много таких сторон, привлекать внимание к которым советские историки считают нежелательным».

Попытаемся же пролить свет на те «стороны», которые были нежелательными для советских историков, и остановимся на судьбе двух «спонсоров революции» – Саввы Морозова и его родственника Николая Шмита.

На первый взгляд, жизнь Саввы Морозова изучена более чем подробно. Немало написано и сказано о его смерти. Но все равно остается какая-то недосказанность и противоречивость. Была ли смерть Саввы Тимофеевича самоубийством, как это было объявлено после официального расследования? Если нет, то тогда откуда прозвучал выстрел, оборвавший его жизнь, – справа или слева? Все эти вопросы – это не просто одна из загадок истории, они непосредственно касаются темы данного очерка.

* * *

Как и очень многие российские купеческие династии, семья Морозовых происхождения была самого простого. Крепостной крестьянин села Зуева Московской губернии Савва Васильевич Морозов, родившийся в 1770 году в старообрядческой семье, работал ткачом на небольшой фабрике некоего Кононова. Поднакопив денег, в 1797 году он завел собственную мастерскую, при этом оставаясь в крепостной зависимости от своего помещика Рюмина. Поначалу дела Саввы шли ни шатко ни валко, но после 1812 года резко пошли в гору. Дело в том, что знаменитый пожар уничтожил практически все ткацкие мастерские Москвы. Потребности в тканях были огромны, и Савве благодаря этому удалось разбогатеть – настолько, что в 1820 году он сумел выкупить себя и всю свою немалую семью из крепостных за баснословные по тем временам деньги – 17 тысяч рублей. В 1850 году Савва Васильевич отошел от дел, а спустя десять лет умер, оставив дело сыновьям.

Еще в 1837 году старший сын Саввы Васильевича Елисей открыл в селе Никольском (ныне это город Орехово-Зуево Московской области) красильную фабрику, таким образом фактически отделившись от отца. Его сын, Викула Елисеевич, существенно расширил дело – в 1872 году он основал бумагопрядильную фабрику, а в 1882-м учредил паевое «Товарищество Викула Морозов с сыновьями». Именно поэтому эту ветвь семьи Морозовых часто называют «Викуловичами».

Савва Морозов

Главой другой ветви Морозовых долгое время был Тимофей Саввич Морозов – младший сын Саввы Васильевича. Тимофей Морозов – квинтэссенция российского дельца второй половины XIX столетия. Человек невероятно предприимчивый и жесткий, суровый по отношению к окружающим, в том числе и родным, и энергичный. Морозов оснастил свои фабрики новейшими английскими станками и другим оборудованием, пригласил на работу самых прогрессивных инженеров своего времени как из-за границы, так и русских. Но при этом он выжимал последние соки из своих рабочих. 15-тысячное население села Никольское находилось фактически в феодальной зависимости от хозяина. Тимофей Морозов ввел жесточайшую систему штрафов за малейшие нарушения. В среднем рабочие были вынуждены отдавать хозяину от четверти до половины своего и без того невеликого заработка (за 1882–1884 годы он снижался пять раз).

Если учесть еще и адские условия труда, то неудивительно, что именно на фабрике Тимофея Морозова вспыхнула первая в России массовая стачка рабочих. Забастовка, начавшаяся 7 января 1885 года, первоначально напоминала обычный погром – рабочие разгромили контору, лавки, квартиры директора и мастеров. Однако руководителям стачки быстро удалось прекратить погром и повернуть выступление рабочих в организованное русло. Поначалу правительство действовало в привычной манере – разогнать и арестовать. 17 января стачка была подавлена, более 600 человек было арестовано. Однако масштабность Морозовской стачки и последовавшие за ней выступления заставили правительство пойти на весьма значительные уступки. Например, в изданном в июле 1886 года Законе о штрафах были отражены многие требования никольских забастовщиков. Более того, на суде над зачинщиками стачки всесильный Тимофей Морозов, вызванный в качестве свидетеля, в глазах публики превратился в главного обвиняемого. Савва Морозов вспоминал об этом суде: «В бинокли на него смотрят, как в цирке. Кричат: «Изверг! Кровосос!» Растерялся родитель. Пошел на свидетельское место, засуетился, запнулся на гладком паркете – и затылком об пол, как нарочно перед самой скамьей подсудимых. Такой в зале поднялся глум, что председателю пришлось прервать заседание».

Суд, на котором вскрылись многие злоупотребления Морозовых, произвел на Тимофея Саввича настолько гнетущее впечатление, что он слег на месяц, а после намеревался продать фабрику, и только уговоры и железная воля супруги Марии Федоровны не позволили этого сделать. Однако от дел он полностью отошел и через четыре года умер.

Морозовская стачка вызвала огромный резонанс в Российской империи. Писал о ней и Ленин: «Эта громадная стачка произвела очень сильное впечатление на правительство, которое увидало, что рабочие, когда они действуют вместе, представляют опасную силу, особенно когда масса совместно действующих рабочих выставляет прямо свои требования».

Впрочем, в 1885 году будущий вождь мирового пролетариата еще был пятнадцатилетним школьником и вряд ли думал о том, что на деньги сына того самого «кровососа» Тимофея Морозова он будет готовить революцию.

* * *

Мы не будем подробно останавливаться на детских и юношеских годах Саввы Морозова, скажем только, что родился он 3 (15) февраля 1862 года, воспитывался в традиционном старообрядческом духе, при этом по характеру был горяч, порывист и особым послушанием не отличался. Савва окончил 4-ю московскую гимназию, в 1885 году поступил на естественный факультет Московского университета, а затем отправился в Англию, в Кембридж, где поступил на химический факультет и параллельно изучал текстильное дело.

А еще Савва Морозов был человеком увлекающимся и готов был тратить на свои разнообразные увлечения огромные деньги, тем более, что он стал во главе семейного дела (здесь, кстати, нужно отметить, что Савва управлял наследством отца, но не был его полновластным хозяином – согласно завещанию Тимофея Морозова, большая часть паев отошла Марии Федоровне, матери Саввы). Самым известным меценатским проектом Морозова был, безусловно, Московский художественный театр. Роль Саввы Тимофеевича в создании самого знаменитого театра России ничуть не меньше, чем Станиславского и Немировича-Данченко. Морозов не просто финансировал все расходы театра, он, по воспоминаниям Станиславского, «…взял на себя всю хозяйственную часть. Он вникал во все подробности дела и отдавал ему все свободное время. Савва Тимофеевич был трогателен своей бесконечной преданностью искусству».

Впрочем, у столь страстного увлечения театром была еще одна причина, кроме «бесконечной преданности искусству».

Зинаида Зимина

* * *

Женитьба Саввы Морозова на Зинаиде Григорьевне Зиминой наделала в свое время немало шума и долго была предметом самых разнообразных пересудов. Дело в том, что Морозов без памяти влюбился в замужнюю женщину. В те времена развод уже не был чем-то совсем уж немыслимым, хотя и осуждался обществом, однако Савва «умудрился» отбить жену у своего родственника – двоюродного племянника Сергея Викуловича Морозова.

Поначалу страсть была взаимной и всепоглощающей. Зинаида Григорьевна отличалась красотой и умом, что было редкостью для купеческих жен и что, очевидно, и привлекло Савву. Но при всем своем уме Зинаида была тщеславна и обожала роскошь. Так что вскоре страсть сменилась обоюдным равнодушием, и брак не могли спасти даже четверо детей.

Неудивительно, что Савва Морозов снова влюбился. Свою любовь он встретил в МХТ. Бурный роман с Марией Федоровной Желябужской, более известной под сценическим псевдонимом Андреева, вновь стал событием номер один для московской публики. Андреева считалась если и не самой талантливой, то по крайней мере самой красивой актрисой российской сцены. Первый ее супруг, высокопоставленный чиновник Московско-Курской железной дороги, вряд ли мог надолго увлечь такую склонную к авантюрам и приключениям натуру, как Мария Федоровна.

Мы не упоминали бы обо всех этих любовных перипетиях, если бы не одно «но». Актерскую карьеру Мария Андреева совмещала… с революционной деятельностью. «Товарищ феномен» – так называл ее Ленин, имея в виду не ее красоту и актерские таланты, а способность с их помощью добывать деньги для партии. Именно под влиянием Андреевой Савва Морозов стал вносить первые пожертвования на «дело революции». Крупнейший российский предприниматель финансировал издание ленинской «Искры», легальных большевистских газет «Новая жизнь» и «Борьба», провозил на свою фабрику запрещенную литературу и т. д. и т. п. А в 1904 году (как говорят, под влиянием все той же Марии Андреевой) он назначил на должность директора Никольской мануфактуры человека по имени… Леонид Борисович Красин.

Однако все же не стоит думать, что Савва Морозов был настолько слеп от любви к Андреевой и так же слепо увлечен идеями Ленина, что давал деньги на что угодно и сколько угодно, не имея в виду получить что-то взамен. Многие российские предприниматели хоть и находились на совершенно разных полюсах с представителями социал-демократического и прочих левых движений, были так же, как и они, недовольны самодержавием, считая его тормозом на пути развития России. И Савва Морозов был именно из таких. Не следует также забывать, что он хоть и не был истово религиозен, как его отец и мать, но все же происходил из старообрядческой среды. А в конце XIX – начале ХХ века старообрядцев хоть и не преследовали, как в XVII–XVIII столетиях, но они все же отчасти были поражены в правах.

В 1900 году в «любовно-финансовые» отношения Марии Андреевой и Саввы Морозова вмешался еще один персонаж – Максим Горький. В 1903 году Андреева стала гражданской женой писателя. Обычный русский купец тотчас бросил бы неверную возлюбленную, не говоря уже о том, чтобы прекратить снабжать ее деньгами. Но Савва Морозов был человеком иного склада. Он продолжал трепетно заботиться о ней, более того – и о ее новом возлюбленном. Когда на гастролях в Риге Мария Федоровна заболела перитонитом и была на волосок от смерти, все заботы о ней взял на себя именно Савва Морозов. И он же в начале 1905 года внес 10 тысяч рублей залога за арестованного Горького.

И еще один финансовый момент. Когда Морозов и Андреева были еще близки, Савва Тимофеевич застраховал свою жизнь. Полис на предъявителя он отдал Марии Федоровне, вместе с письмом, в котором, как утверждала актриса, он «поручает деньги мне, так как я одна знаю его желания, и что он никому, кроме меня, даже своим родственникам, довериться не может». Андреева позже ушла к другому, но Савва Тимофеевич свой полис не отозвал, хотя речь шла о сумме весьма значительной – 100 тысяч рублей. В дальнейшем этот полис будет не раз упоминаться в качестве доказательства того, что Савва Морозов погиб не от собственной руки.

Меж тем в России грянула Первая русская революция. После 9 января 1905 года Морозов подал премьер-министру С. Ю. Витте записку, в которой говорил, среди прочего, о необходимости покончить с самодержавием, а также о свободе слова, печати и союзов, всеобщем равноправии, неприкосновенности личности и жилища, обязательном школьном образовании, общественном контроле за государственным бюджетом и т. д. Савва шел на откровенную ссору с правительством, открыто высказывал свою позицию и, казалось, должен был найти поддержку у большевиков во главе с Лениным. Однако этого не случилось. Более того, фактически на морозовские деньги, с использованием той самой запрещенной литературы, которую Савва привозил на свою мануфактуру, Красин организовал в Никольском одно из самых мощных выступлений рабочих в первый период революции. И это при том, что положение рабочих морозовских мануфактур было несравнимо лучше, чем на других фабриках. Морозов отнюдь не хотел идти по стопам своего отца и пытался улучшить условия жизни своих рабочих, строил для них больницы и школы. Ничего не помогло – в итоге и он оказался «кровососом».

Тем не менее, Морозов, стремясь договориться с рабочими, задумал реформировать мануфактуры так, чтобы каждый труженик был заинтересован в успешной работе предприятия и имел свою долю в его прибыли. Он потребовал у матери права единолично распоряжаться семейным делом, однако встретил решительный отказ. Более того, Савва был отстранен от управления Никольской мануфактурой и фактически отныне должен был полностью подчиняться воле матери.

Все эти события могли подкосить волю человека, имеющего самую железную нервную систему, а меж тем Савва Морозовым таковым не был. Его внучатый племянник К. Кривошеин так писал о Савве и его родственниках: «Третье поколение Морозовых вполне восприняло европейскую культуру, но у него уже начала проявляться, при железном здоровье, некоторая надломленность духа, часто даже странности («морозовские странности»), депрессии, неврастения, мучительные колебания при принятии самого простого решения, как, например, пойти или не пойти гулять, воображаемые недуги – все это при больших интеллектуальных способностях, врожденном барстве, утонченной воспитанности, хоть слегка смягчавшей мучительную для окружения тяжесть их характеров». Сам Морозов говорил о себе: «Одинок я очень, нет у меня никого! И есть еще одно, что меня смущает: боюсь сойти с ума. Это – знают, и этим тоже пытаются застращать меня. Семья у нас – не очень нормальна. Сумасшествия я действительно боюсь. Это – хуже смерти».

Впрочем, «надломленность» или даже «нервный срыв» – это не совсем то же самое, что и «сумасшествие». А именно в этот момент по Москве стали ползти слухи о том, что Савва Морозов сошел с ума. Причем одни источники утверждают, что исходили они от «революционных друзей» предпринимателя – Андреевой и Красина, а другие – что от семьи, недовольной попытками Морозова вести переговоры с рабочими.

В это же время становится совершенно очевидно, что Савва начал разочаровываться в большевиках. «Что творят эти анархисты, куда они ведут несчастных людей!» – так он, по утверждению некоторых современников, говорил тогда о них. И что когда Красин, главный «финагент» Ленина, приехал к Морозову в его дом на Спиридоновке в Москве, разговор у них явно не получился. Так, по крайней мере, утверждала в своих воспоминаниях законная супруга предпринимателя Зинаида Григорьевна.

* * *

Здесь мы сделаем паузу и отметим, что подавляющее большинство источников, касающихся последних дней жизни и смерти Саввы Морозова, хоть и достаточно подробны, но при этом во многом тенденциозны и придерживаются одной выбранной версии и не пытаются рассматривать другие. Наша же задача – рассмотреть загадку (как эту, так и все остальные, о которых мы расскажем в этой книге) с разных позиций и если и не полностью расставить все точки над «i», то, по крайней мере, как можно ближе подобраться к разгадке тайны.

Версия о том, что распространение информации о мнимом сумасшествии было выгодно большевикам, с одной стороны, безусловно, имеет право на жизнь. Но есть и другое мнение: «больным» Савву решила объявить семья. Из некоторых источников известно, что Морозов в феврале-марте 1905 года нередко появлялся в обществе, был вполне вменяем и не производил впечатления совсем уж подавленного человека. «Сегодня напечатано в газетах и ходит слух о том, что Савва Тимофеевич сошел с ума, – писал Константин Станиславский жене 13 апреля 1905 года. – Кажется, это неверно».

Тем не менее, по настоянию матери и жены Саввы Тимофеевича 15 апреля был созван врачебный консилиум, который констатировал у него «тяжелое общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и прочее». Врачи рекомендовали Савве Морозову продолжить лечение в Европе, что и было сделано. Через несколько дней в сопровождении жены и личного врача Н. Н. Селивановского Морозов уехал во Францию, сначала в Виши, потом в Канны, где остановился в гостинице «Ройаль».

Казалось, что Савва идет на поправку, он был вполне бодр и находился в нормальном расположении духа. 12 мая доктор Селивановский сделал запись в своем дневнике: «Все идет хорошо. Савва Тимофеевич уже не раздражается, спокоен. Думаю, дней через 5–6 можно уже думать о возвращении в Москву».

13 мая, по словам жены, утром Савва Тимофеевич сделал гимнастику, долго плавал, потом около часа просидел у моря. Затем зашел разговор о том, что детей надо бы отправить в Крым, к морю. После второго завтрака Морозов сказал жене: «Что-то жарко сегодня, отдохну до обеда», – и ушел в свой номер. Зинаида Григорьевна какое-то время беседовала с доктором Селивановским, а затем поднялась к себе. Здесь, сидя у зеркала, она услышала звук выстрела.

Савва Тимофеевич лежал на диване, возле него находился браунинг, а на полу – листок бумаги со словами: «В смерти моей прошу никого не винить», без подписи и даты. Вскоре прибежал доктор Селивановский. Он сразу же обратил внимание на две детали, которые затем более всего вызывали подозрение в том, что это было самоубийство: глаза Саввы Тимофеевича были закрыты, а руки сложены на животе. «Это вы закрыли ему глаза?» – спросил Селивановский у Зинаиды Григорьевны. Та отрицательно покачала головой и сказала, что видела через окно в парке убегающего мужчину…

* * *

Версия о том, что Савва Морозов не покончил жизнь самоубийством, а его на самом деле убили большевики и сделал это лично Красин, просто не могла не появиться. И именно ее придерживаются очень многие авторы. Морозов, разочаровавшись в большевиках, отказал им в финансировании. Поначалу они через Красина пытались убедить его, когда же не получилось – прибегли к шантажу и угрозам. Савва продолжал упорствовать. И тогда «верные ленинцы» решили его устранить. Тем более что был еще один, очень веский финансовый довод – тот самый страховой полис на 100 тысяч рублей, который Морозов передал «товарищу феномену» – актрисе Марии Андреевой.

По воспоминаниям Зинаиды Григорьевны Морозовой, в конце апреля 1905 года они выехали из Берлина во Францию, в Виши. Савва Тимофеевич был бодр и весел, снова стал шутить, но тут появился Красин, который, очевидно, приехал во Францию из Лондона, где в это время как раз проходил III съезд РСДРП. Появление Леонида Борисовича явно расстроило Морозова. Зинаида Григорьевна оставила мужчин наедине, но в какой-то момент услышала обрывок разговора. «Красин что-то стал говорить, – вспоминала она, – понизив голос. Савва, упорно молчавший, вдруг взорвался: “Нет! Нет и нет! Денег для вас, милостивые государи, больше у меня нет!”». Зинаида Григорьевна вошла в комнату и предложила кофе. Было видно, что и Красин, и Савва Тимофеевич сильно взволнованы. «Трудно понять вас, Савва Тимофеевич!» – воскликнул незваный гость, отказался от кофе и, сказав, что торопится на поезд, ушел.

Вскоре Морозовы уехали в Канны, где их снова нашел Красин. Но на этот раз разговора не было – Савва Тимофеевич отказался от беседы. А через несколько дней его нашли в номере на диване с пулей в сердце…

Версия о том, что самоубийство было инсценировкой и что сделали это боевые дружины во главе с Красиным, выглядит настолько стройно и убедительно, что, кажется, другого варианта развития событий и искать не надо. И все же не будем торопиться с выводами. Во всей этой стройности есть несколько моментов, на которые мы, следуя принципу беспристрастной оценки, не можем не обратить внимания. Что получали большевики, убив Морозова? Полис Андреевой? Действительно, железный довод. Но не слишком ли явную улику оставляли они против себя? И кто мог поручиться за то, что, порвав, как утверждается, отношения с революционерами, предприниматель не аннулирует свой полис? Более того, за эти деньги Андреевой пришлось судиться с вдовой Саввы. Существовала ли стопроцентная гарантия того, что после смерти Морозова эти 100 тысяч достались бы его бывшей возлюбленной? Нет, хотя суд она в итоге выиграла и деньги получила. Впрочем, большевикам достались не все 100 тысяч, а только 60.

Как о доказанном факте говорится также и о том, что Савва отказал большевикам в финансировании. Но по большому счету, никаких достоверных доказательств этому нет. Красин якобы в феврале 1905 года приезжал к Морозову в Москву и требовал денег. Но Леонид Борисович прекрасно знал, хотя бы потому, что работал на Никольской мануфактуре, что в то время Савва был отстранен от дел своей же собственной семьей и большими суммами распоряжаться не мог. Да и зачем опытнейшему конспиратору было так светиться и приезжать домой к Морозову? Неужели не было возможности встретиться где-нибудь еще, на той же Никольской мануфактуре, где такая встреча не вызвала бы ни малейших подозрений?

Об этой встрече и о якобы имевшей место ссоре между Морозовым и Красиным известно со слов Зинаиды Морозовой. Она же, как мы помним, настояла на выезде мужа за границу. Она же была последней, кто видел Савву Морозова живым, и первой, кто обнаружил его мертвым. Она же заметила некоего убегающего человека, которого больше никто не видел. И самое главное – если большевики получили после смерти Саввы Тимофеевича 60 тысяч, то Зинаида Григорьевна, согласно завещанию, причем по так называемому духовному, нотариально не заверенному, – миллионы. Ведь Никольская мануфактура была только частью владений Саввы Морозова: в них еще входили рудники, леса, пароходы, другие фабрики и заводы и т. д. и т. п. Не остались внакладе и другие члены семьи Морозовых. Кстати, все попытки провести тщательное расследование по делу Саввы Морозова решительно пресекла его мать Мария Федоровна, которая якобы сказала: «Оставим все как есть. скандала я не допущу».

Все это абсолютно не означает, что мы стремимся подвести читателя к выводу, что в смерти Саввы Морозова виновата его супруга или кто-либо еще из его родных. Это означает, что в этом деле есть масса вопросов, на которые сложно или вообще невозможно дать ответы. К примеру, такой. Допустим, что кто-то, например уже неоднократно упоминавшийся нами Леонид Красин, действительно задумал совершить убийство, инсценировав его как самоубийство. Но тогда зачем показывать следствию, что это инсценировка, зачем закрывать убитому глаза и складывать руки на животе? Сентиментальность? Боже упаси, большевиков можно обвинять в чем угодно, только не в сентиментальности. Поэтому напрашивается еще одна возможная версия – назовем ее «инсценировка инсценировки самоубийства». То есть кому-то было выгодно изобразить, что Савва Морозов покончил жизнь самоубийством, но сделать это так, чтобы возникли сомнения. Сомнения, которые затем удобно направить в нужное русло.

Кому был выгоден такой вариант? Охранное отделение в качестве исполнителя, а царское правительство в качестве заказчика источники упоминают очень редко. Но, собственно, почему? «Политиканствующий купец нарождается у нас. Не спеша и не очень умело он ворочает рычагами своих миллионов и ждет, что изгнившая власть Романовых свалится в руки ему, как перезревшая девка. Когда у нас вспыхнет революция, буржуазия не найдет в себе сил для сопротивления, и ее сметут как мусор» – это далеко не самые крепкие высказывания, в которых Морозов выражал свое отношение к власти. И тот факт, что он рассорился с большевиками (что, еще раз напомним, абсолютно достоверно не доказано), совсем не означает, что Савва Тимофеевич поменял свое отношение к Романовым и правительству.

«Но зачем царской охранке нужно было убивать талантливого, известного в России промышленника и мецената, в доме которого бывал и всесильный С. Ю. Витте, и великий князь Сергей Александрович, жена которого была подругой Зинаиды Григорьевны, многие известные государственные и общественные деятели России? – вопрошают авторы некоторых публикаций. – Наверное, царской охранке, если бы она поставила перед собой задачу уничтожить Морозова, интереснее было бы убийство Ульянова, Троцкого или того же Красина?!»

Мы, в свою очередь, не будем настаивать на том, что Морозова убили люди именно из Охранного отделения. Но и утверждать, что охранке была невыгодна смерть Саввы Морозова, – более чем неразумно. Для правительства в 1905 году Морозов был гораздо опаснее Ленина, Троцкого и Красина вместе взятых. Без денег, прежде всего морозовских, они были «революционными импотентами». Ленина и Красина можно было совершенно спокойно арестовать, отправить в ссылку, изолировать в эмиграции. А теперь представим, какой резонанс вызвал бы арест Саввы Морозова, как бы на это отреагировали в промышленных и купеческих кругах! Ведь Савва Тимофеевич хоть и отличался «нестандартными» взглядами (при этом, надо сказать, он был отнюдь не одинок в этом), но все же для «миллионщиков» являлся своим, одним из первых. Авторам приведенного выше высказывания также хотелось бы напомнить, что спустя шесть лет в Киеве был убит глава исполнительной власти Российской империи – Петр Аркадьевич Столыпин. Уж он-то был вхож не то что к дяде императора – встречаться с самим Николаем II ему приходилось по долгу службы. И тем не менее, существует масса убедительных доказательств того, что в Охранном отделении, как минимум, знали о предстоящем покушении на Столыпина, но ничего не предприняли для его предотвращения, более того, именно в охранке Дмитрий Богров получил билет в театр, где он потом и стрелял в премьера.

Еще одна версия возможного убийства Саввы Морозова, отчасти совпадающая с предыдущей, – это дело рук черносотенцев. Известно, что кроме легальных черносотенных организаций существовали и нелегальные, такие как, например, «Священные дружины», которые подозревались в организации политических убийств. То, что Морозову за его финансирование революции 1905 года не раз угрожали «справа», подтверждено не одним свидетелем.

Удивляет и официальное отношение к делу Морозова соответствующих органов Российской империи. В некоторых статьях по поводу смерти Саввы Тимофеевича можно встретить такой пассаж: «Русской жандармерии тоже было совсем не до убийства миллионера-фабриканта – шел 1905 год». Не хочется обижать авторов подобных статей, но такие утверждения не имеют ничего общего с действительностью. Русская жандармерия более чем пристально следила за миллионером-революционером, финансировавшим этот самый 1905 год, и многих причастных к нему, она просто не могла оставить без внимания одного из крупнейших денежных мешков России, открыто (!) призывавшего, как минимум, к радикальному реформированию самодержавия. Однако к расследованию загадочной смерти такого человека почему-то особого интереса не проявила, быстро удовлетворившись выводами французской полиции.

А вот почему особого рвения не проявляли французские следователи, понять как раз можно. Одно дело – русский миллионер, по лишь ему одному ведомым причинам пустивший себе пулю в сердце, и совсем другое – убийство иностранного подданного на территории Французской республики. Первый вариант – личное дело семьи покойного, второй – международный скандал. И поскольку видимые признаки того, что Савва Морозов сам нажал на курок своего браунинга, были налицо, департамент полиции города Канны делает вывод – это самоубийство. Спустя сутки в мэрии Канн в присутствии свидетелей был составлен акт о смерти и дано разрешение вывезти тело «инженера Морозова» в Москву. Собственно говоря, на этом официальное расследование гибели Саввы Морозова завершилось. Его похоронили на старообрядческом Рогожском кладбище Москвы, а дело сдали в архив. Национальные же попытки раскрыть тайну гибели «мятущегося купца» предпринимались неоднократно, вплоть до сих пор. Но ни одна из них, по сути, так и не опровергла с полной достоверностью того факта, что Савва Морозов добровольно прервал свой земной путь…

* * *

60 тысяч образца 1905 года – сумма значительная, особенно если рассуждать категориями вроде тех, что в то время корова стоила три рубля. Но большевикам не нужны были тысячи коров, им нужно было вести революционную работу. А вот с этой точки зрения, 60 тысяч – не то чтобы мало, но и не «катастрофически много». Очевидно, что Ленину нужны были еще деньги, что и вынудило его и единомышленников активизировать свои поиски денежных знаков, законными, не очень и совсем не законными средствами. Этим объясняется создание Большевистского центра, усиленная «работа» экспроприаторских групп и т. д. А тут еще на горизонте замаячил гораздо больший куш, чем 60 тысяч, полученных после реализации страхового полиса Саввы Морозова.

Для начала, так сказать для затравки разговора, приведем две цитаты:

«На рассвете 26 февраля, в каземате московских Бутырок с перерезанной сонной артерией нашли труп товарища Николая Павловича Шмидта. Арестованный в декабрьские дни в связи с вооруженным восстанием, Шмидт в продолжение 14 месяцев находился в одиночном заключении, претерпевая все муки тюремного режима. Он умер, замученный жестокими преследованиями своих палачей, и на кладбище жертв российской революции выросла лишняя могила. В годовщину праздника освобождения пролетариат не забудет своих товарищей, павших в борьбе, и в их числе Николая Павловича Шмидта».

В том, что кто-либо опровергает чьи-то слова, нет, наверное, ничего удивительного. Удивительно другое – когда свои слова опровергает… сам автор. Эта заметка появилась в газете «Дело жизни» в 1907 году, в пятом ее номере. А спустя много лет ее автор, известный философ-марксист, после революции занимавший ряд ответственных постов, а в 1930 году ставший одним из первых высокопоставленных «невозвращенцев» в истории Советского Союза, написал следующее: «Моя заметка составлена в стиле и духе того времени. Что произошло в тюрьме со Шмидтом, я никакого понятия тогда не имел, помню только, что, когда моя заметка появилась, Сорин и другой меньшевик, только что вышедший из Бутырской тюрьмы (фамилию его я забыл), мне сообщили, что никаких «физических мук» тюремного режима Шмидт не испытывал, «материально», например, относительно всякой еды, находился в исключительно благоприятных условиях, имел в тюремной больнице комнату даже с комфортом, но уже с половины 1906 года был явно ненормальным».

Кто же такой Николай Павлович Шмит (мы будем придерживаться именно этого варианта написания его фамилии)? Человек, дни которого окончились в московской тюрьме, был наследником сразу двух крупнейших предпринимательских семей Российской империи. Прадед по отцовской линии Матвей Шмит, уроженец Риги, перебрался в Москву в 1817 году, построил у Арбатской площади мебельную фабрику и, удачно ведя дела, быстро разбогател. Не менее предприимчив был и его сын Александр, добившийся, среди прочего, выгоднейшего заказа на поставку мебели для вокзалов на линии Петербург – Москва. Положение и богатство позволили следующему мужчине в семействе Шмитов – Павлу Александровичу, породниться с семьей Морозовых: в конце 1880-х годов он женился на Вере Морозовой, дочери уже упоминавшегося нами Викулы Елисеевича Морозова.

Успешный ход дел и жизни семьи Шмитов в 1902 году был прерван скоропостижной смертью Павла Александровича. Девятнадцатилетнему Николаю Шмиту в этой ситуации пришлось бросить учебу на естественном отделении физико-математического факультета Московского университета и переключиться на семейный бизнес. Но дабы продолжить обучение, совмещая его с делами фирмы, он нанял себе репетитора – некоего помощника присяжного поверенного М. Л. Михайлова.

Некоторые авторы полагают, что именно с этого момента Леонид Красин по согласованию с Лениным начал многоходовую операцию по привлечению Николая Шмита к «делу мировой пролетарской революции». Естественно, не в качестве, например, члена боевой дружины. Николай уже тогда был довольно обеспеченным человеком, а по достижении им 21 года должен был полностью вступить в наследство своего отца, а также получить часть паев от наследства своего деда Викулы Морозова.

Михайлов, известный в «определенных кругах» по кличке Дядя Миша, к 1902 году занимал далеко не последнее место в системе большевистского подполья, в частности, специализировался на организации нелегальных типографий, печати фальшивых документов и т. д. Как утверждает публицист Виктор Тополянский, в достаточно закрытую старообрядческую семью Шмитов – Морозовых Михайлова ввел еще один помощник присяжного поверенного А. Ф. Линк. Последний в 1902 году решением московского окружного суда был назначен опекуном над несовершеннолетним Николаем Шмитом и его сестрой Екатериной, а вскоре стал еще и репетитором их младшего брата Алексея. Как и Михайлов, Линк был связан с социал-демократами, входил в созданную Красиным систему финансового обеспечения нужд партии. Они же первыми и привили революционные идеи пылкому и даже экзальтированному юноше.

Впрочем, на этот счет есть и другое мнение. Некоторые историки полагают, что в формировании весьма сумбурных, но революционно направленных взглядов Николая Шмита главную роль сыграли не Михайлов и Линк, а Савва Морозов. Через своего знаменитого родственника Николай был представлен Горькому, а затем познакомился с московскими большевиками Леонидом Красиным, Николаем Бауманом, Виргилием Шанцером.

10 декабря 1904 года Николай Шмит вступил в права наследства. Согласно воле отца, фабрику на Пресне и принадлежавший ему мебельный магазин в Неглинном проезде следовало продать, а деньги, вырученные от реализации недвижимости, разделить поровну между четырьмя детьми. Детям в равных долях поступало в собственность и все движимое имущество, основная часть которого состояла из 8 паев «Товарищества мануфактур Викула Морозова с сыновьями».

Доверие друзьям-большевикам было полным – после событий января 1905 года Николай Шмит регулярно передает РСДРП крупные суммы, в частности 20 тысяч Красину на закупку оружия, затем еще 15 – на издание газеты «Новая жизнь». Всего за год, по данным полиции, Шмит роздал до 140 тысяч рублей.

Николай не очень разбирался в том, как правильно управлять предприятием, но это, по большому счету, ему было не очень нужно. Знаменитая мебельная фабрика быстро превращается в «чертово гнездо», как стали ее называть в полиции. По совету Красина и Баумана, он принял на работу слесарями большевиков Михайлова и Карасева. В цехах они не появлялись, но немалое жалованье исправно

получали. Старые рабочие во главе с мастером Блюменау выразили свое недовольство, после чего было созвано общефабричное собрание, на котором многих из недовольных объявили «агентами полиции» и «коллективным решением коллег» уволили. Из Англии пришло новое оборудование, но устанавливать его не спешили. Зато прямо на фабричном дворе молодые рабочие под руководством Михайлова и Карасева учились бросать муляжи бомб.

В сентябре 1905 года натренированные «шмитовцы» впервые перешли к активным действиям. Чтобы привлечь к забастовкам и железнодорожников, группа во главе с Михайловым должна была устроить ночное крушение товарного поезда недалеко от станции «Кунцево». Боевики должны были остановить поезд красным фонарем и, «изолировав» машинистов, пустить вагоны под откос. Однако что-то пошло не по плану, поезд не остановился, и «шмитовцы» «ограничились» обстрелом вагонов.

Издание 17 октября царского манифеста, объявлявшего о создании Государственной думы, несколько снизило накал забастовочного движения. Взяли паузу и левые силы. Но не надолго. В начале декабря 1905 года силы, добивавшиеся свержения монархии, объявили о начале всеобщей забастовки и вооруженного восстания.

В те дни на улицах действовало до 1500 вооруженных боевиков, среди которых «шмитовцы», отличавшиеся высоким уровнем подготовки, составляли до 20 %. Орудовали они в основном в районе Пресни и Садово-Кудринской. Центральные районы города с каждым днем покрывались все новыми и новыми баррикадами. 13 декабря московский генерал-губернатор Ф. В. Дубасов ввел в Москве комендантский час и обратился за помощью в Санкт-Петербург. В ответ из столицы были направлены две тысячи солдат и офицеров лейб-гвардии Семеновского полка во главе с полковниками Г. А. Мином и Н. К. Риманом.

Постепенно кольцо вокруг мятежников сжималось. Фабрика Шмита превратилась в главный опорный пункт повстанцев. 16 декабря правительственные войска полностью блокировали Пресню и район фабрики. В тот же день штаб восстания (кстати, в нем принимали участие не только большевики, но также меньшевики и эсеры) отдал приказ о прекращении вооруженного сопротивления, всем боевикам надлежало в ночь на 17 декабря спрятать оружие и незаметно рассредоточиться. Но еще вечером 16 декабря командиру лейб-гвардии семеновцев Мину была поставлена боевая задача: «Окружить весь Пресненский квартал с Прохоровской (Трехгорной. – Авт.) мануфактурой и с помощью бомбардировки последней заставить мятежников, предполагавшихся на фабрике и в квартале искать себе спасение бегством, и в это время беспощадно уничтожать их».

Все это время Шмит вместе с двумя младшими сестрами координировал действия своих боевых дружин, рассылая распечатанные на гектографе указания и прокламации. В целях конспирации они находились не в своем особняке, а на съемной квартире на Новинском бульваре. Тем не менее, полиция узнала о его местонахождении. Ранним утром 17 декабря усиленный драгунами полицейский отряд окружил дом на Новинском бульваре. Шмит, не оказавший при задержании сопротивления, был препровожден в Пресненский полицейский участок.

Что же произошло дальше? В этом официальные документы тех лет и свидетельства очевидцев разнятся. Согласно полицейским данным, через три часа после задержания, около семи часов утра, полковник Мин провел первый допрос Николая Шмита. Мин предъявил ультиматум: либо Шмит отдает приказ своим рабочим сдаться, либо фабрика будет разрушена, а все, оказавшие сопротивление, – уничтожены. Юный революционер-фабрикант якобы согласился, но только при условии собственного освобождения. Сам же Шмит рассказывал об этом так: «Меня отвезли в Пресненскую часть, вместо губернской тюрьмы, и там мне заявили, что фабрика будет уничтожена, если рабочие не выдадут оружие, предложив мне написать записку на имя рабочих. Я написал эту записку, а потом вскоре услышал канонаду».

Действительно, когда Шмит находился в полиции, Семеновский полк при поддержке артиллерии атаковал «чертово гнездо». Снаряды попали в склад, где хранились приготовленные революционерами бомбы, фабрика загорелась. К трем часам дня воскресенья 17 декабря правительственные войска взяли приступом девять домов, где держали оборону восставшие.

В результате артиллерийского обстрела и пожаров полностью сгорели склады с готовой продукцией (стоимостью до 100 тысяч рублей), оборудованием и лесоматериалами, контора и особняк Шмитов. Потери правительственных сил составили 36 полицейских, 28 солдат и 14 дворников. Жертвами боев среди гражданского населения стали около 980 человек, в том числе 137 женщин и 86 детей. Из 700 с лишним убитых тогда мужчин около половины составили члены боевых дружин, включая примерно 15 «шмитовцев».

К вечеру воскресенья сопротивление было окончательно сломлено. Однако уже на следующий день боевики дважды атаковали Пресненский участок, стремясь освободить Шмита, но безрезультатно. На следующий день его вывезли в Петровский парк, где у него на глазах расстреляли нескольких захваченных рабочих-боевиков. Здесь, согласно докладным запискам Мина, Шмит и сломался, дал детальные показания об известных ему активных участниках восстания и просил отпустить его, так как уже «наказан убытком имуществу в 400 тысяч рублей» в результате разрушения фабрики и другого имущества. Но, опять же, сам Николай сообщал из тюрьмы, что он признался в помощи революционерам, однако никаких конкретных сведений полиции не давал.

Ближе к новому году Шмита перевели в Таганскую тюрьму, а 15 января 1906 года он оказался в Бутырском замке. Здесь на первом же допросе он отказался от показаний, данных ранее, и заявил: «…во время вооруженного восстания я никакого активного участия не принимал, с оружием не ходил, баррикад не строил, дружинниками не заведовал и никаких распоряжений насчет их деятельности не делал». Но уже спустя два дня Шмит снова сотрудничает со следствием: он назвал нескольких организаторов вооруженного восстания и признал себя виновным в регулярном выделении средств на нелегальные издания и покупку оружия для боевых дружин. Очевидно, юноше 22 лет от роду ясно дали понять, что церемониться с ним не будут и вместо «царства социальной справедливости» его вполне может ожидать смертная казнь. Впрочем, по ходу следствия Николай несколько раз то отказывался от своих показаний, то вновь подтверждал их.

Все время, пока Шмит находился в Бутырках, младшие сестры добивались его освобождения под залог. Не оставляли без внимания дело Шмита и большевики. Что ими двигало – желание помочь попавшему в беду товарищу или стремление спасти «спонсора»? Однозначно сказать трудно, но, учитывая, как развивались события дальше, более вероятен все же второй вариант. Так или иначе, но по рекомендации Красина к делу Шмита в качестве официального защитника подключился присяжный поверенный Н. П. Малянтович – опытный правовед, связанный с рядом социал-демократических организаций.

В конце февраля 1906 года Николай Шмит выдал доверенность на управление всеми своими делами и принадлежащим ему имуществом сестре Екатерине, лишь на днях достигшей совершеннолетия. Сразу же после этого в качестве «партийного опекуна» возле девушки оказывается некто Н. А. Андриканис – кроме прочего, член финансовой комиссии московского комитета РСДРП. Вскоре Андриканис и Екатерина Шмит вступили в гражданский брак.

Объединив усилия, родственники Шмита, Малянтович и Андриканис начали забрасывать прошениями и жалобами различные инстанции, настаивая на изменении меры пресечения или хотя бы на переводе заключенного в тюремную больницу ввиду ухудшающегося состояния здоровья. Однако Московская судебная палата неизменно оставляла эти бумаги без внимания. Впрочем, и следствие шло отнюдь не так, как бы того хотелось. Дело в том, что Николай Шмит проходил по статье 100 Уголовного уложения Российской империи. Статья эта была «расстрельной», но при этом требовала «сознаваемого и волимого учинения мятежнического деяния, предпринятого для ниспровержения существующего государственного строя». А с этим были проблемы. Шмит снова вернулся к тактике «не видел, не знаю», а с вещественными доказательствами по делу вообще вышла странная история: в мае 1906 года выяснилось, что все найденное на фабрике Шмита оружие, в основном обгоревшее, было давно уничтожено по приказу московского градоначальника.

Летом 1906 года защита Шмита наконец добилась своего – была проведена врачебная экспертиза заключенного, выявившая у него целый букет заболеваний, в том числе и расстройства психики. 28 июля он был помещен в Московскую тюремную больницу, где пробыл ровно три месяца. Здесь Николая трижды обследовал официальный консультант больницы П. Б. Ганнушкин, оставивший в его деле следующую запись: «На основании личного исследования больного (при исследовании обнаружена наличность стойких бредовых идей преследования, величия, изобретения, наличность галлюцинаций слуха, зрения, осязания) считаю возможным подтвердить в данном случае диагноз хронической паранойи, того ее подвида, который известен под именем paranoia originaria Sander (тип Зандера. – Авт.)». Осматривал Шмита и знаменитый профессор Сербский, выводы которого в целом совпадали с заключением молодого коллеги: «…в связи с расстройством душевной деятельности пациент не мог понимать свойства и значения им совершенного и руководить своими поступками; он был и остается невменяемым и недееспособным».

12 февраля Николай был извещен, что через три дня Московская судебная палата должна рассмотреть его дело и отпустить его на поруки. Ночью следующего дня, а точнее около 4 часов утра, он попросил у надзирателя кружку воды и новую свечу вместо догоревшей. А спустя два часа, при утреннем обходе, было обнаружено бездыханное тело заключенного Николая Шмита…

Следователь, срочно вызванный в Бутырки, при осмотре окна установил, что нижнее звено зимней рамы и соответствующее ему звено летней рамы выдавлены изнутри кнаружи. Чтобы выдавить стекла, заключенный использовал одеяло, на котором было обнаружено несколько свежих порезов. Завернув осколки стекла в полотенце и платок, он порезал себе левое предплечье и сосуды шеи и скончался от обильного кровотечения.

Судебно-медицинская экспертиза, проведенная в присутствии родственников погибшего заведующим кафедрой судебной медицины Московского университета П. А. Минаковым, установила, что раны нанесены не острым орудием, а зазубренным предметом в виде осколка стекла. Каких-либо признаков, характерных для самообороны, Минаков не обнаружил и поэтому определил случившееся как самоубийство.

Похороны Николая Шмита прошли 16 февраля на Преображенском кладбище. Они были достаточно многолюдными, но какой-либо «большой политической манифестации», как любили утверждать советские источники, на самом деле не было, погребение прошло без значительных эксцессов.

* * *

Естественно, что такая развязка дела Николая Шмита не могла не вызвать соблазна обвинить кого-либо в злонамеренных кознях и представить ситуацию иначе, чем это было сделано официальным полицейским расследованием и судебно-медицинской экспертизой.

Первая альтернативная версия и, пожалуй, в настоящее время самая популярная – Шмита убили большевики. Очень категоричен в этом смысле Юрий Фельштинский: «Не нужно обладать повышенной проницательностью, чтобы догадаться, что Шмидта зарезала не тюремная администрация, готовая выпустить его на поруки, а люди, подосланные большевиками, уже имевшими в своем распоряжении подлинное или подложное завещание Шмидта (превращающееся в реальные деньги только в случае его смерти). В смерти Шмидта большевики были заинтересованы еще и потому, что Шмидт начал выдавать своих сообщников».

Если бы руководство большевиков приняло решение об устранении Николая Шмита, то можно не сомневаться – никакие моральные и иные принципы их бы не остановили. Но вполне логично отвечая на вопрос «зачем?», Ю. Фельштинский не утруждает себя ответом на вопрос «как?». Большевики по части политических убийств действительно были способны на многое, но не стоит превращать их во всемогущих демонов, способных, по словам Виктора Тополянского, «проходить сквозь стены и пользоваться осколком стекла вместо холодного оружия».

Предположим, что кто-то задумал «устранить» Николая Шмита, причем сделать это именно в тюрьме. Напомним, что речь идет об одном из самых опасных, с точки зрения власти, подозреваемых в политических преступлениях и о самой охраняемой тюрьме империи. Возможно ли в таких условиях организовать убийство? Мы не станем однозначно отбрасывать эту версию как невозможную в принципе, но, безусловно, в практическом плане ее осуществление выглядит очень сложным. Да и зачем Шмита убивать в тюрьме, если это же значительно проще можно сделать спустя всего несколько дней, когда он будет на свободе? Конечно, убийство в стенах Бутырки выглядит «эффектнее», но «перевести стрелки» на охранку несложно было в любом случае. Ко всему прочему, не будем забывать и о заключении судебно-медицинской экспертизы, которая не обнаружила на теле Николая Шмита каких-либо признаков борьбы.

Вторая версия – совершенно противоположная: Шмит был убит охранкой либо уголовниками при попустительстве надзирателей по приказу царских властей. Об этом, в частности, писала Надежда Крупская: «Двадцатитрехлетний Николай Павлович Шмидт, племянник Морозова, владелец мебельной фабрики в Москве на Пресне… был арестован, его всячески мучили в тюрьме, возили смотреть, что сделали с его фабрикой, возили смотреть убитых рабочих, потом зарезали его в тюрьме». Большая советская энциклопедия, правда, менее категорична: «…В разгар декабрьского восстания Шмидт был арестован и подвергнут пыткам… 13/26/II 1907 (после года с лишним одиночного заключения) Шмидт был найден мертвым в камере тюремной больницы (по одной версии, он был зарезан тюремной администрацией, по другой – покончил самоубийством)».

В этом случае не стоит вопрос «как?» (у тюремной администрации, конечно, были возможности не просто убить Шмита, но и инсценировать его самоубийство), зато не совсем понятны мотивы. Большевики утверждали, что Шмит, выйдя на свободу, может поведать миру, с помощью того же Максима Горького, «о беззаконии, царящем в тюрьмах, жестокости царских карателей» и т. д. Возникает вопрос: насколько интересно это было миру? Большевики, да и не только они, и без того немало говорили повсюду о преступлениях царизма, используя как действительно правдивые факты, так и откровенную ложь. Так был ли настолько велик смысл убивать Шмита, при этом неминуемо навлекая на себя подозрения в этом?

Что же касается пыток, то здесь следует проводить разграничение между пытками физическими и пытками моральными. Вряд ли Шмита подвергали такой же «обработке», как это было позже заведено «обличителями царских карателей» в тюрьмах ГУЛАГа. Шмит все же был представителем влиятельнейшего предпринимательского семейства, к его делу постоянно был прикован немалый интерес общества. А вот по поводу моральных издевательств все не так однозначно. В этом плане очень показательно открытое письмо профессора Сербского, опубликованное им в московских газетах вскоре после гибели Николая Шмита.

«Трагическая смерть фабриканта Н. Шмита, покончившего самоубийством в одиночной камере Бутырской тюрьмы, заставляет меня обратиться к Московской судебной палате за некоторыми разъяснениями.

Н. Шмит неоднократно подвергался врачебной экспертизе; в последний раз он был освидетельствован 10 ноября 1906 года… Болезнь Н. Шмита была так характерна и резко выражена (paranoia originaria Sander), что я охотно принял бы его в психиатрическую клинику для ознакомления своих слушателей с этой типичной формой психического расстройства.

Николай Шмит

Я желал бы получить ответ, зачем суд приглашает врачей-экспертов, если сами судебные деятели считают себя более компетентными в разрешении чисто медицинского вопроса, имеют ли они дело с больным или здоровым человеком, и не будет ли в таком случае только последовательным, если министерство юстиции возбудит ходатайство о замене в психиатрических больницах всех врачей лицами судебного ведомства, как более опытными в распознавании душевных болезней. В частности, я желал бы получить от Московской судебной палаты ответ, на каком основании (конечно, не юридическом, а нравственном) она, вопреки категорически заявленному мнению врачей, отправила Н. Шмита не в больницу, а подвергла его снова одиночному заключению, и не считает ли она себя непосредственно виноватой (опять, конечно, только нравственно) в этой ужасной смерти?»

В этих словах знаменитого психиатра, очевидно, и кроется ответ на вопрос, что же именно случилось ранним утром 13 февраля 1907 года. Не было ни таинственных большевиков-убийц, ни жестоких карателей из охранки. Был насильно помещенный в полное одиночество молодой человек с явными психическими расстройствами, запутавшийся как в людях, его окружавших, так и в собственных мыслях, который, в итоге, и принял последнее решение в своей жизни…

* * *

Смерть Николая Шмита еще долго была предметом разговоров у публики и доходным материалом для газетчиков. Но людей, скажем так, заинтересованных волновало уже другое – судьба наследства неудачливого предпринимателя-революционера. За два года Шмит потерял очень много, но немало еще осталось – 166 паев «Товарищества мануфактур Викула Морозова с сыновьями» минимальной стоимостью одна тысяча рублей за пай и другие активы.

Важный момент: различные источники утверждают, что, во-первых, Николай Шмит был большевиком, а во-вторых, что он завещал свое имущество большевикам. Ни то ни другое не соответствует действительности. Шмит помогал большевикам, однако не только им, но и другим организациям радикального толка, и при этом не был действующим членом какой-либо из них. Это раз. А два – он никогда напрямую не отписывал свое имущество большевикам.

Имущество Шмита в долях, соответствующих закону, должны были наследовать совершеннолетняя сестра Екатерина и несовершеннолетние Елизавета (18 лет) и Алексей (15 лет). Соответственно, дабы имущество перешло в руки большевиков, было необходимо, что все эти три лица (уже обеспеченные наследством от их отца) этого захотели.

Вот тут и началась изобилующая загадочными моментами «матримониально-финансовая» операция по направлению наследства Николая Шмита в «нужные руки». Мы уже упоминали о том, что во время декабрьского вооруженного восстания сестры Николая Шмита принимали активное участие в организации действий боевых групп, а затем всеми силами добивались освобождения брата из тюрьмы. Казалось бы, Екатерина и Елизавета были для большевиков «своими» и проблем с наследством не должно было возникнуть. Но все было не так просто.

«Тем-то он и хорош, что ни перед чем не остановится. Вот, вы, скажите прямо, могли бы за деньги пойти на содержание к богатой купчихе? Нет? И я не пошел бы, не мог бы себя пересилить. А Виктор пошел… Это человек незаменимый». Так Ленин однажды отреагировал на замечание известного социал-демократа Н. А. Рожкова, охарактеризовавшего одного члена РСДРП как «прожженного негодяя». Этот человек – Виктор Таратута, ставший одним из доверенных лиц Ленина в том, что касалось финансового снабжения его партии (кстати, после 1917 года Таратута руководил несколькими финансовыми учреждениями, в том числе и Внешторгбанком).

С ноября 1905 года Таратута, бежавший из кавказской ссылки, стал секретарем московского комитета фракции большевиков, заведовал в комитете финансами и типографией. Вскоре несколько видных большевиков обвинили его в том, что он является провокатором и агентом полиции. Но, несмотря на это, Таратута по-прежнему пользовался доверием Ленина. Весной 1907 года на съезде РСДРП в Лондоне вождь большевиков настоял на том, чтобы Таратуту избрали кандидатом в члены ЦК партии. Это был первый в истории социал-демократов случай, когда человек, подозреваемый в связях с полицией, получил столь высокое место в партийной иерархии. Так что совершенно очевидно, насколько важное место Ленин отводил Таратуте в своих планах и замыслах.

Как позже выяснилось, Таратута провокатором не был и своих товарищей по партии охранке не сдавал. Что, впрочем, отнюдь не означало, что, с точки зрения моральных принципов, он был эталоном для подражания, скорее, он был подтверждением известного ленинского принципа, что «партия не пансион для благородных девиц».

Весной 1907 года в Выборге состоялась встреча Ленина, Красина и Таратуты с юным Алексеем Шмитом и его адвокатами. Стороны спокойно обсуждали вопросы, как вдруг Таратута резко встал и резким голосом сказал: «Кто будет задерживать деньги, того мы устраним». Ленин, что-то пробормотав, дернул его за рукав, а петербургские адвокаты были в замешательстве. Спустя несколько дней после встречи адвокаты сообщили, что Алексей Шмит отказывается от своих прав на наследство в пользу сестер.

Такая «настойчивость» Таратуты, откровенные угрозы в адрес 15-летнего юноши смутили даже Ленина, который, как мы знаем, в вопросах получения денег для нужд партии мало перед чем останавливался. Впрочем, это не означало, что он исключил Таратуту из своих планов, наоборот, именно «товарищу Виктору» предстояло сыграть решающую роль в реализации наследства Николая Шмита.

К тому моменту Ленин уже знал, что Елизавета Шмит, особа свободолюбивая и романтичная, была влюблена в Таратуту. Именно это и нужно было Большевистскому центру. Младшая из сестер Шмит еще не могла самостоятельно распоряжаться наследством, но могла выйти замуж и передать право распоряжаться деньгами своему супругу. Однако Таратута, находившийся на нелегальном положении, не мог просто так «материализоваться» и вступить в законный брак. Тогда была придумана комбинация с фиктивным браком – Елизавета вышла замуж за «легального» большевика Александра Игнатьева, передала ему права на наследство, а тот, в свою очередь, отдал деньги Большевистскому центру. Произошло это 24 октября 1908 года в Париже, в церкви при русском посольстве.

Казалось, что теперь все проблемы с передачей наследства Николая Шмита в кассу Большевистского центра улажены – согласие младшего брата и его адвокатов, пусть и путем откровенно бандитского «наезда», получено, удалась и операция с фиктивным браком младшей сестры. При старшей же уже давно был «верный большевик» Андриканис, в 1907 году сочетавшийся с Екатериной законным браком. Но тут произошла непредвиденная осечка – то ли парижский воздух сказался, то ли еще какие причины, но Андриканис решил, что совершенно необязательно отдавать деньги партии.

Некоторое время его не трогали, он по-прежнему входил в парижскую группу большевиков-ленинцев, исправно посещал их собрания. Возможно, руководители Большевистского центра считали, что Андриканис одумается, или же просто были заняты какими-то другими делами, например реализацией имущества младшей сестры Шмит. Но Андриканис с деньгами расставаться не собирался, и тогда осенью 1908 года Большевистский центр перешел к активным действиям. Метод решили использовать уже проверенный – Виктор Таратута стал откровенно угрожать Андриканису расправой.

В отличие от адвокатов младшего Шмита, Андриканис «впадать в замешательство» не стал и, как было принято в те времена в подобных случаях, обратился в так называемый Межпартийный суд, возглавляемый видным деятелем партии эсеров М. А. Натансоном. Согласно решению суда, Андриканис должен был отдать деньги, но не все, а около половины. Муж Екатерины Шмит решение выполнил. Однако вскоре со стороны Таратуты снова зазвучали новые угрозы – «товарищ Виктор», очевидно, с благословления руководителей Большевистского центра, явно не желал оставлять Андриканису немалую сумму. Андриканис снова молчать не стал и обратился с жалобой в ЦК РСДРП.

Здесь уже руководители Центра не стали делать вид, что это дело их никоим образом не касается. «Мы заявляем, что все дело Z. (так в партийных документах с целью конспирации «обозначался» Андриканис. – Авт.) тов. Виктор вел вместе с нами, по нашему поручению, под нашим контролем. Мы целиком отвечаем за это дело все и протестуем против попыток выделить по этому делу тов. Виктора». Вскоре Андриканис фактически отказался от своих претензий. Поскольку этот конфликт уже вышел наружу, то здесь, очевидно, речь шла не об угрозах, а о договоренности между Андриканисом и руководителями Большевистского центра. Отчасти подтверждение этому можно найти в книге Каменева «Две партии», которая фактически стала ответом большевиков на обвинения в присвоении денег Николая Шмита: «Нам оставалось либо отказаться от всякой надежды получить что-либо, отказавшись от такого суда, либо согласиться на состав суда не из социал-демократов. Мы избрали последнее, оговорив только ввиду конспиративного характера дела, что суд должен быть по составу «не правее беспартийных левых». По приговору этого суда мы получили максимум того, чего вообще суд мог добиться от Андриканиса. Суду пришлось считаться с размерами тех юридических гарантий, которые удалось получить от Андриканиса до суда. Все-таки за Андриканисом осталась львиная доля имущества».

Сколько же всего денег досталось большевикам? Очевидно, что точные суммы могли знать лишь руководители Большевистского центра, возможно, только члены «большой тройки». Во многих источниках указывается цифра 280 тысяч рублей, хотя называются и гораздо большие суммы. Но все ли они попали к большевикам? Дело в том, что РСДРП в те времена представляла собой пусть и расколотую, но формально единую партию. С точки зрения деятельности Большевистского центра и наследства Николая Шмита – момент очень важный. Когда не афишируемая финансовая деятельность большевиков стала известна другим членам партии, то она, по вполне понятным причинам, вызвала их, мягко говоря, недоумение. Да, именно большевики «завербовали» в ряды сочувствующих Николая Шмита и его сестер. Но при этом, еще раз повторимся, нигде не было сказано, что Шмит передает свое состояние Ленину и иже с ним. То есть имущество должно принадлежать не одной фракции, а партии в целом.

В этих условиях Ленин начал жесткую борьбу за единоличную власть в своей фракции. В июне 1909 года на совещании расширенной редакции газеты «Пролетарий» в Париже из нее были исключены «отзовисты» во главе с Богдановым (названы так за требования отозвать депутатов от социал-демократов из Государственной думы). Богданов совместно с В. Л. Шанцером пишет заявление в расширенную редакцию «Пролетария», которое завершается словами: «Финансовая политика Большевистского центра имеет явно характер не партийно-коллегиальной, а мелко-кружковой политики. Такое положение не терпимо долее». Но сути дела это не меняет – Ленин избавился и от идейного противника, и, что более важно, от человека, с которым он еще недавно контролировал финансовую деятельность фракции.

В январе 1910 года была предпринята последняя, как выяснилось позже, попытка примирения большевиков и меньшевиков. Одними из условий такого примирения было требование упразднить Большевистский центр и прекратить публикацию фракционных (то есть не общепартийных) изданий. И Ленин идет на это, несмотря на то что судьба «шмитовских» денег опять оказалась под вопросом. Одним из условий примирения было также объединение фракционных касс, именно поэтому большевики обязались передать видным деятелям международного социал-демократического движения К. Каутскому, Ф. Мерингу и К. Цеткин большую часть «заработанных» на Шмите и иных операциях денег. Как писал Николай Вольский-Валентинов, «держателям» русских социал-демократических денег «было предоставлено право решать вопрос о выдаче и невыдаче денег и кому именно. В случае нарушений условий объединительного договора «держатели» были уполномочены решить вопрос о дальнейшей судьбе порученного им имущества, опираясь на постановление пленума Центрального комитета, специально для сего созываемого».

Однако в том же 1910 году Ленин снова порывает с меньшевиками. Естественно, встал вопрос и о деньгах, находившихся у «держателей». Видимо, непрекращающиеся склоки в РСДРП заставили Карла Каутского, а затем и Франца Меринга отказаться от роли «третейских судей». Единственной «держательницей» осталась Клара Цеткин.

Судьба этих денег – еще одна загадка, окружающая «финансовую» историю РСДРП – ВКП(б) – КПСС. В примечаниях к Полному собранию сочинений Ленина можно прочитать, что «борьба вокруг большевистского имущества затянулась вплоть до империалистической войны». Имелись ли в виду деньги, оставленные «держателям»? Очевидно, да. Но так же очевидно, что к Кларе Цеткин, единственной «держательнице» после 1912 года, в уже Советской России относились с большим почтением, здесь же, в знаменитом подмосковном селе Архангельское, Цеткин и умерла своей смертью в 1933 году. И это с большой долей уверенности позволяет сделать вывод: деньги, полученные от наследства Николая Шмита, вернулись к большевикам.

* * *

Имущество, принадлежавшее представителям семьи Морозовых, и экспроприации – значительный, но далеко не единственный источник пополнения большевистской кассы. В 1906 году, например, уже упоминавшиеся нами гражданские супруги Максим Горький и Мария Андреева отправились в США собирать пожертвования на «дело революции». Еще до создания Большевистского центра российских социал-демократов субсидировало японское правительство.

Какое-то время, очевидно, финансовое положение большевиков было, как минимум, стабильным. Но, как свидетельствуют источники, накануне Февральской революции 1917 года дела их оказались плачевными. Начальник петербургского охранного отделения Константин Глобачев отмечал в своем докладе: «Денежные средства их (большевиков) организаций незначительны, что едва ли имело бы место в случае получения немецкой помощи». И вдруг все меняется. Партия, насчитывающая около 25 человек, плативших в среднем по полтора рубля ежемесячных взносов, резко увеличивает свои траты. Например, в период между двумя революциями ЦК РСДРП(б) приобрел собственную типографию, в десятки, если не в сотни раз возросли тиражи партийных газет.

Очевидно, что большевики получили значительные вливания. Но откуда они могли прийти? Времена «филантропов-революционеров» вроде Саввы Морозова и Николая Шмита уже прошли, значит, тот, кто давал деньги большевикам, был в них заинтересован, имел близкие с ними цели и задачи.

Даже те, кто и поныне отрицает любую связь Ленина и его соратников с «немецкими деньгами», вряд ли будут отрицать общность целей, вставших с началом Первой мировой войны перед германским правительством и русскими большевиками. Германия была заинтересована в поражении Российской империи, потрясениях, которые могли бы развалить ее изнутри. У Ленина, по сути, были похожие цели: развал империи, революционная ситуация, собственно революция и, как следствие, приход к власти. Но была ли эта схожесть целей и взаимная заинтересованность исключительно «платонической»?

Начиная войну, любое государство обычно надеется на победоносное ее завершение. Так было и в случае с кайзеровской Германией, которая, используя в качестве повода выстрел Гаврилы Принципа в Сараево, решила по-своему подключиться к разделу мира и «поставить на место» Францию, Великобританию и их союзников, в том числе и Россию. Однако победоносность настроений достаточно быстро улетучилась, по крайней мере, у тех, кто отчетливо понимал истинное положение дел. Уже в конце 1914 года заместитель министра иностранных дел Циммерман в секретном меморандуме, написанном для сотрудников МИДа, писал следующее: «Целью нашей политики, безусловно, должно стать окончание проводимой в настоящее время с огромными жертвами войны миром, который будет не только прочным, но и длительным. Чтобы добиться достижения этой цели, как я считаю, было бы желательно вбить клин между нашими врагами и как можно быстрее прийти к сепаратному миру с одним или другим противником».

Позиция очевидная – выход из войны одного из членов Антанты значительно повысил бы шансы Германии на выгодный для нее мир. Но куда именно вбивать клин? Были проработаны несколько направлений, в том числе и российское. Однако Российская империя, с неохотой вступавшая в войну, теперь была намерена ее продолжать – свое дело сделали военные успехи в Галиции, а также огромные займы, вливаемые в российскую экономику союзниками по Антанте.

Именно в этот момент германский МИД получил от своего посла в Константинополе фон Вангенхайма сообщение следующего содержания.

«Заместитель статс-секретаря иностранных дел – статс-секретарю иностранных дел

(в Ставку) Берлин, 9 января 1915 г.

Имперский посол в Константинополе прислал телеграмму за № 76 следующего содержания: «Известный русский социалист и публицист д-р Гельфанд, один из лидеров последней русской революции, который эмигрировал из России и которого несколько раз высылали из Германии, последнее время много пишет здесь, главным образом, по вопросам турецкой экономики. С начала войны Парвус занимает явно прогерманскую позицию. Он помогает д-ру Циммеру в его поддержке украинского движения, а также сделал немало полезного в деле основания газеты Бацариса в Бухаресте. В разговоре со мной, устроенном по его просьбе Циммером, Парвус сказал, что русские демократы могут достичь своих целей только путем полного уничтожения царизма и разделения России на более мелкие государства. С другой стороны, Германия тоже не добьется полного успеха, если не разжечь в России настоящую революцию. Но и после войны Россия будет представлять собой опасность для Германии, если только не раздробить Российскую империю на отдельные части. Следовательно, интересы Германии совпадают с интересами русских революционеров, которые уже ведут активную борьбу. Правда, отдельные фракции разобщены, между ними существует несогласованность. Меньшевики еще не объединились с большевиками, которые, между тем, уже приступили к действиям. Парвус видит свою задачу в объединении сил и организации широкого революционного подъема. Для этого необходимо прежде всего созвать съезд руководителей движения – возможно, в Женеве. Он готов предпринять первые шаги в этом направлении, но ему понадобятся немалые деньги. Поэтому он просит дать ему возможность представить его планы в Берлине. Он, в частности, убежден, что если издать некий имперский циркуляр, который пообещает немецким социал-демократам в награду за патриотическое поведение немедленное усовершенствование начальных школ и сокращение рабочего дня, то это окажет существенное влияние не только на немецких социалистов, служащих в армии, но и на русских, придерживающихся тех же политических взглядов, что и Парвус. Сегодня же Парвус уехал через Софию и Бухарест в Вену, где он встретится с русскими революционерами. Д-р Циммер прибудет в Берлин одновременно с Парвусом и сможет организовать необходимые встречи с ним. По мнению Парвуса, действовать следует быстро, чтобы русские новобранцы прибывали на фронт уже «зараженными» революционным микробом.

Вангенхайм».

Было бы желательно, чтобы статс-секретарь иностранных дел принял Парвуса».

Чтобы быть достоверным, любое историческое расследование, должно опираться на документы. И в этом плане нам следует поблагодарить немецкий педантизм и привычку к документам относиться бережно. Именно они позволяют сейчас делать не умозрительные заключения, а точные выводы. Например, следующий документ ясно дает понять, что в МИДе сообщением Вангенхайма, как минимум, заинтересовались.

«Статс-секретарь иностранных дел – в МИД Германии

Телеграмма № 40, Ставка, 13 января 1915 г., 12.20

Получено: 13 января, 1.43

Мы намерены послать Рицлера на встречу с русским революционером Парвусом в Берлине. Он будет иметь подробные инструкции. Прошу телеграфировать время прибытия Парвуса. Парвус не должен знать, что Рицлер прибывает из Ставки.

Ягов».

Помимо того, что статс-секретарь Министерства иностранных дел Германии Готтлиб фон Ягов отрядил на встречу с «русским революционером» высокопоставленного чиновника МИДа Курта Рицлера, входившего в свиту самого кайзера, он еще и распорядился навести справки насчет того, кто же такой Гельфанд-Парвус. Вполне естественно, что и мы остановимся на биографии человека, который был одним из самых главных персонажей истории о «немецком золоте на русскую революцию».

* * *

Итак, Александр Лазаревич Гельфанд родился 27 августа 1867 года в местечке Березино Минской губернии в семье еврейского ремесленника. После очередного погрома семья Гельфанд перебралась в Одессу. Отец устроился в порт грузчиком, сын же стал грызть гранит науки. И довольно успешно – мальчик из бедной семьи сумел окончить гимназию, после чего в 1885 году уехал в Швейцарию и поступил в Базельский университет, где изучал философию.

Отсутствие у юного Александра Гельфанда любви к царской власти более чем объяснимо – благословляемые сверху погромы, ценз оседлости и прочие антисемитские вещи вполне логично привели его к революционным идеям. Еще в Одессе он познакомился с членами народовольческих кружков, а за границей сблизился с группой «Освобождение труда», возглавляемой Плехановым, Аксельродом и Верой Засулич.

После окончания в 1891 году университета Гельфанд переехал в Германию. Здесь он вступил в Немецкую социал-демократическую партию, познакомился с Каутским, Цеткин, Розой Люксембург. Вскоре «нежелательным иностранцем» заинтересовалась немецкая полиция, и ему приходилось постоянно переезжать из города в город. В 1894 году в социал-демократической газете «Die Neue Zeit» впервые появился псевдоним Парвус – так Александр Гельфанд подписал одну из своих первых опубликованных статей. В переводе с латыни «parvus» означает «смиренный» или же «ребенок». Но ни смиренным, ни ребенком Гельфанд-Парвус никогда не был. Когда он в 1897 году стал редактором «Саксонской рабочей газеты», резкий тон ее высказываний вызывал неприятие даже среди занимавших левые позиции социал-демократов. Впрочем, это не помешало выдвижению Парвуса в качестве одного из самых известных марксистских теоретиков и публицистов, особенно этому способствовала его полемика с критиком учения Маркса Эдуардом Бернштейном.

С конца 1890-х годов квартира Парвуса в Мюнхене стала центром притяжения не только немецких, но и русских марксистов. Ленин, Мартов, другие видные социал-демократы часто бывали дома у Парвуса и очень его ценили, Троцкий, например, писал о нем как о «несомненно выдающейся марксистской фигуре конца прошлого и начала нынешнего столетия».

«Местопребыванием редакции «И.» был избран Мюнхен», – так о газете «Искра» говорит Большая советская энциклопедия, скромно умалчивая о том, что первая русская марксистская газета печаталась не просто в Мюнхене, а на квартире у Александра Парвуса. О Парвусе БСЭ в статье об «Искре» не упоминает ни единым словом, при том что его роль в создании газеты была определяющей. «На своей квартире в Швабинге Гельфанд оборудовал нелегальную типографию с современным печатным станком, – пишут З. Земан и В. Шарлау в книге «Парвус – купец революции», – имевшим специальное устройство, которое позволяло мгновенно рассыпать набор, – это была мера предосторожности против возможных налетов полиции. На этом станке было отпечатано восемь номеров «Искры». Редколлегия «Искры» оставалась в Мюнхене до начала 1902 года. Все это время Гельфанд занимал положение, которое его вполне устраивало. Он был хозяином и посредником, осуществлявшим связь между двумя мирами. Разногласий между ним и Лениным тогда еще не было. Он согласился писать для русской прессы о немецком социалистическом движении и с удовольствием знакомил молодое поколение русских социалистов с немецкими товарищами». Парвус не только издавал «Искру», но и был в числе ее самых «почетных» авторов, ради его статей редакторы без вопросов отодвигали с первой полосы других.

Александр Парвус

Набив руку на издании «Искры», в 1902 году Александр Парвус принялся за еще один издательский проект – «Издательство славянской и северной литературы». Из-за того, что Российская империя не подписала Бернскую конвенцию 1896 года об охране авторских прав, за границей русских авторов можно было издавать без каких-либо ограничений, не выплачивая им отчислений. Парвус предложил издавать произведения русских писателей небольшими тиражами, чтобы была возможность защитить их авторским правом. Кроме того, Парвус занимался и театральными постановками. В частности, ему удалось заключить договор на постановку в Германии пьесы Максима Горького «На дне».

Пьеса пошла на ура, только в Берлине состоялось более 500 представлений. Однако с деньгами вышла «заминка», а точнее, весьма темная история с участием самого Парвуса и его друга Юлиана Мархлевского, которого Парвус сделал руководителем своего издательства. Согласно договору, Парвус получал 20 % от сборов, Горький – 25, а все остальное шло в кассу РСДРП. Но ни Горький, ни РСДРП денег так и не увидели, а ведь речь шла о значительной сумме – порядка 130 тысяч марок. В 1907 году Горький подал жалобу на Парвуса в ЦК Немецкой социал-демократической партии. В начале 1908 года третейский суд в составе А. Бебеля, К. Каутского и К. Цеткин вынес решение в пользу Горького. Парвус подвергся «моральному осуждению» и был исключен как из РСДРП, так и из рядов немецких социал-демократов (по другим данным, формулировка решения суда была следующей: «возбраняется участие в социал-демократическом движении»). Чем завершилось это дело – до конца не ясно: одни источники утверждают, что Парвус подчинился решению суда и выплатил деньги еще в 1908 году, другие – что тяжба продолжалась до начала Первой мировой войны.

Эта история серьезно ударила по репутации Парвуса, что, однако, не сильно его волновало. Ради достижения своей истинной цели жизни – во чтобы то ни стало разбогатеть, он готов был на все.

* * *

Впрочем, мы несколько забежали вперед в нашем рассказе о весьма извилистом и загадочном жизненном пути Александра Гельфанда-Парвуса. В 1903 году, после раскола РСДРП на II съезде партии, он недолгое время поддерживал меньшевиков, но очень скоро перешел к большевикам. Парвус продолжал зарабатывать себе имя в социал-демократических кругах и делал это весьма успешно. После начала русско-японской войны он опубликовал в «Искре» серию статей «Война и революция», в которых предсказывал неизбежное поражение России и как следствие – революцию. Это сбывшееся на все сто предсказание (кстати, далеко не единственное в жизни Парвуса) принесло ему славу не только блестящего публициста, но и проницательного политика.

С началом в октябре 1905 года Всероссийской стачки по фальшивому паспорту Парвус вернулся в Россию. Естественно, не с целью созерцать, как будут развиваться события Первой русской революции, а принимать в них активное участие. Вместе с Троцким, с которым он сблизился еще за границей, Александр Лазаревич принял непосредственное участие в создании Петербургского совета народных депутатов и вошел в его Исполнительный комитет. Парвус и Троцкий приобрели несколько газет и быстро «раскрутили» их тираж до невероятных высот.

3 декабря 1905 года Троцкий и ряд других членов Исполнительного комитета были арестованы. Через неделю был образован новый состав комитета, а Александр Парвус стал его председателем. Однако его председательство длилось недолго – члены комитета отказались поддержать его стремление продолжать забастовку «до победного конца» и Парвус в знак протеста вышел из его состава. А вскоре он также был арестован.

Осенью 1906 года состоялся суд над главными организаторами Всероссийской стачки. Парвус получил три года ссылки в Туруханский край; приговор, надо сказать, очень мягкий, тот же Троцкий, например, был приговорен к пожизненной ссылке с лишением гражданских прав. Но Парвус (кстати, как и Троцкий) сидеть в ссылке не собирался – по пути он сбежал, перебрался в Петербург, а затем в Германию. Здесь он некоторое время занимался написанием статей, одна из которых – «Колониальная политика и крушение капиталистического строя» – стала фактически первым глубоким исследованием империализма и оказала значительное влияние на теоретиков марксизма, в том числе и на Ленина.

Тем временем разгорелся уже известный читателю скандал с деньгами Горького, в России наступило время реакции, царское правительство стало требовать от германского правительства выдачи революционеров. И Александр Лазаревич решает, что ему лучше лечь на дно. Сделал он это так мастерски, что нынче его биографам и историкам практически ничего не известно, чем он занимался с 1908 по 1910 год.

В 1910 году Парвус вынырнул в Константинополе. В столице Турции он предполагал пробыть недолго, четыре-пять месяцев. Но в итоге прожил здесь пять лет, и эти пять лет стали, по выражению историка Л. Шуба, «самой сенсационной главой жизни этого человека». Очевидно, что поначалу Александр Лазаревич вынужден был играть роль талантливого, но бедного журналиста. «Часто мне приходилось ступать крайне осторожно, чтобы никто не заметил дыр на моих подметках», – писал он об этом периоде своей жизни. А затем произошла удивительнейшая метаморфоза. К 1912 году Александр Лазаревич Гельфанд-Парвус стал не просто богатым, а очень богатым человеком. Он ворочает миллионами, контролирует поставки зерна в турецкую столицу, является официальным представителем ряда немецких компаний, в том числе оружейного гиганта концерна Круппа. Но и это еще не все – Парвус стал политическим и финансовым советником при правительстве младотурок. Каким образом ему это удалось? На этот счет версий много, но все они базируются на догадках и предположениях. Есть, как и полагается, масонская версия – якобы в высшие политические круги Турции Парвуса ввел Мехмет Таллат – член правительства младотурок и по совместительству великий мастер ложи «Великий Восток Турции». Однако наиболее вероятными выглядят два других варианта развития событий. Первый – Парвус сумел пробить выгоднейший контракт на поставку зерна из России, буквально спасший режим младотурок от катастрофы, что и позволило ему сблизиться с правительством. И второй – ему на помощь снова пришло мастерское владение словом. Карл Радек писал об этом так: «Он сблизился с турецкими кругами и начал печатать в правительственном органе «Молодая Турция» прекрасные боевые статьи против всех проделок финансового капитала в Турции».

По роду своих занятий Парвус познакомился с неким доктором Максом Циммером, уполномоченным германского и австрийского посольств по делам антироссийских националистических движений, финансируемых Германией и Австро-Венгри-ей. В начале января 1915 года Парвус договорился с Циммером, что тот организует ему встречу с германским послом в Турции фон Вангенхаймом, который принял его 7 января.

Результатом этого разговора и стала телеграмма, которую Вангенхайм отправил своему непосредственному руководству. После ответа статс-секрета ря МИДа Ягова Парвус отправился в Берлин. В конце февраля он был принят Яговым; кроме них в беседе участвовали представитель Министерства обороны Рицлер (который, как мы уже знаем, был представителем ставки кайзера) и вернувшийся из Турции Циммер. А спустя несколько дней Парвус направил германскому правительству подробный план организации революции в России – документ, известный под названием «Меморандум доктора Гельфанда».

Для многих историков, исследующих «дело о немецком золоте», «Меморандум» является едва ли не главным доказательством финансирования германским правительством Ленина и его революции. Действительно, если посмотреть на события 1917–1918 годов, то кажется, что большевики действовали точь-в-точь с планом Парвуса. Однако другие исследователи отмечают, что сам факт существования «Меморандума» и его соответствие действиям большевиков еще не является бесспорным доказательством «продажи» Лениным русской революции. Впрочем, об этом мы поговорим немного позже, а пока же обратимся непосредственно к «Меморандуму доктора Гельфанда». В целом документ занимает около 20 страниц, но мы не будем утомлять читателя и представим лишь «избранные» его фрагменты.

«Меморандум д-ра Гельфанда

9 марта 1915 г.

Приготовления к массовой забастовке в России

Следует начать приготовления к политической массовой забастовке в России под лозунгом «Свобода и мир», с тем чтобы провести ее весной. Центром движения будет Петроград, а в самом Петрограде – Обуховский, Путиловский и Балтийский заводы. Забастовка должна прервать железнодорожное сообщение между Петроградом и Варшавой и Москвой и Варшавой и парализовать Юго-Западную железную дорогу. Железнодорожная забастовка будет преимущественно направлена на крупные центры с большим количеством рабочих сил, железнодорожными депо и т. д. Чтобы расширить область действия забастовки, следует взорвать как можно больше железнодорожных мостов, как это было во время забастовочного движения 1904–1905 годов.

Конференция русских социалистических руководителей

Эта цель может быть достигнута только под руководством русских социал-демократов. Радикальное крыло этой партии уже начало действовать, но необходимо, чтобы к ним присоединилась умеренная группа меньшинства. До сих пор объединению мешали в основном радикалы. Однако две недели назад их вождь Ленин сам открыто поднял вопрос об объединении с меньшинством.

Следует создать возможность добиться объединения на основе компромисса, вызванного необходимостью использовать ослабление административного аппарата страны в результате войны, и таким образом начать нужные действия. Следует понимать, что умеренная группа всегда находилась под большим влиянием немецких социал-демократов и личный авторитет некоторых немецких и австрийских социал-демократических вождей и сейчас может оказать на них сильное воздействие. После тщательного предварительного зондирования важно, чтобы конгресс русских социал-демократических лидеров был проведен в Швейцарии или другой нейтральной стране. В конгрессе должны участвовать: 1. Социал-демократическая партия большевиков. 2. Партия меньшевиков. 3. Еврейская лига. 4. Украинская организация Спилка. 5. Польская социал-демократическая партия. 6. Социал-демократическая партия Польши. 7. Литовская социал-демократическая партия. 8. Финские социал-демократы…

Конгрессу может предшествовать дискуссия между большевиками и меньшевиками…

Русские социалисты-революционеры

Отдельные переговоры нужно провести с партией русских социалистов-революционеров. Эти люди наиболее склонны к национализму. Однако их влияние в рабочих кругах минимально. В Петербурге у них есть небольшое число приверженцев лишь на балтийских заводах. По вопросу массовой забастовки они могут быть без ущерба исключены. Их сфера – это крестьянство, где они оказывают существенное влияние, используя учителей народных школ.

Местные движения

Одновременно с подготовкой условий для массовой забастовки необходимо начать агитацию. Через Болгарию и Румынию можно установить связь с Одессой, Николаевым, Севастополем, Ростовом-на-Дону, Батуми и Баку. Во время революции русские рабочие этих городов выдвигали требования местного и производственного характера, на которые хозяева предприятий поначалу согласились, но затем так и не выполнили. Однако рабочие не забыли о своих требованиях. Два года назад матросы и рабочие верфи снова выдвинули те же требования во время забастовки. Агитацию следует строить именно на этом и постепенно придать ей политический характер. Хотя организовать в черноморском районе всеобщую забастовку, скорее всего, не удастся, возможно проведение местных забастовок в Николаеве, в Ростове и на некоторых предприятиях в Одессе, в связи с безработицей в этих местах…

Для организации этого движения нужно возродить организацию русских моряков… Тот факт, что города на побережье Черного моря будут серьезно затронуты войной на море, делает их особенно восприимчивыми к политической агитации. Особые усилия должны быть направлены на то, чтобы, как в 1905 году, революционные организации при поддержке рабочих контролировали городскую администрацию с целью облегчения участи бедных классов, страдающих из-за войны. Это последнее также послужит одним из толчков к общему революционному движению. Если произойдет восстание в Одессе, его может поддержать турецкий флот.

Перспективы мятежа на Черноморском флоте невозможно оценить до установления более тесного контакта с Севастополем.

Забастовка в Баку в районе нефтяных полей может быть организована сравнительно легко. Важно, что значительная часть рабочих здесь – татары, т. е. мусульмане. Если такая забастовка произойдет, то, как и в 1905 году, будут предприняты попытки поджечь нефтяные скважины и депо. Представляется также возможным организовать забастовки в районе шахт на Донце. Особенно благоприятны условия на Урале, где многие поддерживают большевиков. При бедности тамошнего населения организация забастовок среди шахтеров не составит труда, для этого понадобятся лишь незначительные суммы денег.

Сибирь

Особое внимание следует уделить Сибири… В городах имеются деловые круги и интеллигенция, состоящая из политических ссыльных и тех, кто находится под их влиянием. Сибирские избирательные округа направили в Думу социалистических депутатов. Во время революции 1905 года все управление находилось фактически в руках революционного комитета. Административный аппарат чрезвычайно слаб, а военный – сведен к минимуму, поскольку опасность со стороны Японии, по всей видимости, отпала. Эти обстоятельства позволяют создать в Сибири несколько центров деятельности. В то же время необходимо подготовить побеги политических ссыльных в Европейскую Россию, что является чисто финансовой проблемой. Если это сделать, в упомянутые выше агитационные центры и в Петроград можно направить несколько тысяч прекрасных агитаторов с обширными связями и бесспорным авторитетом. Это, конечно, может быть осуществлено только самими социалистическими организациями, так как только они обладают достаточной информацией о полезности отдельных лиц…

Рост революционного движения

Агитация в нейтральных государствах и агитация в России будут испытывать взаимное влияние. Дальнейшие события в большей мере зависят от течения войны. После восторгов первых дней в России наступило отрезвление. Царский режим нуждается в быстрых победах, а на деле терпит кровавые поражения. Даже если русская армия останется на зиму на теперешних позициях, по всей стране прокатится волна недовольства. Аппарат агитации, описанный выше, использует, углубит, расширит и распространит во все концы страны эти настроения масс. Повсеместные забастовки, восстания, вызванные недовольством масс, усиление политической агитации – все это поставит царское правительство в затруднительное положение. Если оно ответит репрессиями, это вызовет еще большее ожесточение; если оно проявит терпимость, это будет воспринято как признак слабости и еще больше разожжет революционный пожар. В 1904–1905 годах мы видели много доказательств этому. Если же, с другой стороны, русская армия понесет поражение, то антиправительственное движение приобретет невиданный размах. В любом случае при мобилизации имеющихся сил согласно вышеизложенному плану можно рассчитывать на массовую забастовку весной. Если массовая забастовка достигнет сколько-нибудь значительного размаха, царский режим будет вынужден сконцентрировать военные силы внутри России, особенно вокруг Петрограда и Москвы. К тому же, правительству понадобятся войска для защиты железных дорог. Во время забастовки в декабре 1905 года только на защиту железнодорожной линии между Москвой и Петроградом понадобилось два полка, и только благодаря этим полкам не были взорваны железнодорожные мосты около Твери и в других местах, а в Москву были переброшены гвардейские полки, которые и подавили восстание. Хотя основные усилия будут направлены на организацию железнодорожной забастовки на западе, будут делаться попытки организовать по мере возможностей и другие железнодорожные забастовки. Даже если это не везде удастся, царскому правительству придется задействовать крупнее военные силы для защиты мостов, станций и т. д. Забастовка вызовет замешательство внутри административного аппарата и приведет к его распаду.

Крестьянское движение и украина

…Крестьянский вопрос в России сводится к вопросу о владении землей, а решение его тесно связано с созданием кооперативов и организаций, предоставляющих кредит под низкий процент, со школьным образованием, налоговой системой и государственной администрацией в целом. На Украине все эти факторы, вместе взятые, вызывают требования автономии. Пока там доминирует царский режим, что выражается в наделении землей московской аристократии и в защите крупных русских помещиков от украинских крестьян всеми доступными средствами, у крестьян нет другого выхода, как восстать, едва они почувствуют слабость правительства или увидят, что режим находится в трудном положении. Одной из первых задач украинского правительства будет установление порядка и законности вместо анархии, возникшей в результате деятельности московского правительства, и при поддержке украинского народа оно с легкостью выполнит эту задачу. Образование независимой Украины явится одновременно освобождением от царского режима и спасением от хаоса крестьянских восстаний.

Если возникнут крестьянские выступления в центральной России (а великорусские крестьяне наверняка не останутся в бездействии, когда рядом с ними восстанут их украинские собратья), то и партия социал-революционеров откажется от своей политики бездействия. Эта партия оказывает большое влияние на русских крестьян через учителей начальных школ и пользуется авторитетом у трудовиков, крестьянской народной партии в Думе. Русские социал-демократы сразу же отреагируют на крестьянские волнения, если крестьяне решат бороться с царизмом…

Кульминация движения

Рост революционного движения в царской империи создаст, кроме всего прочего, атмосферу беспокойства. В дополнение к воздействию войны, могут быть предприняты специальные меры к усилению этого беспокойства. По понятным причинам наиболее благоприятными в этом смысле районами являются бассейн Черного моря и Кавказ…

Царскому правительству, чтобы выжить, необходимо быстро одержать победы на фронте – это факт, не требующий доказательств. Если оно продержится до весны, то даже нынешняя ситуация, в которой русская армия подвергается мучениям ничего не достигая, может вылиться лишь в революцию. Однако нельзя не учитывать трудности, стоящие перед движением.

Во-первых и в основном – это мобилизация, лишившая страну наиболее активных молодых элементов; во-вторых, это рост национальных чувств, вызванный войной. Но в случае, если война будет проиграна, это чувство переродится в озлобление, направленное против царизма. Следует понимать, что, в отличие от украинских или финских социал-демократов, русская социал-демократическая партия никогда не встанет на позицию, враждебную русской империи. Даже во время революции в рядах этой партии насчитывалось более миллиона рабочих, а с тех пор число ее последователей среди народных масс выросло настолько, что правительство дважды было вынуждено менять законодательство о выборах из опасений, что Думу заполонят социал-демократические депутаты. Такая партия непременно должна представлять интересы и настроения масс, которые не хотели войны и теперь вынуждены участвовать в ней. Социал-демократы решительно выступают против безграничного расширения власти вовне, что является целью царской дипломатии. Они считают это серьезным препятствием к внутреннему развитию народов, составляющих империю, – в том числе и русского народа. Они считают царизм ответственным за войну и поэтому будут считать его ответственным за поражение в войне. Они будут требовать свержения правительства и быстрого заключения мира.

Если революционное движение достигнет значительных масштабов и даже если у власти в Петрограде останется царское правительство, можно сформировать временное правительство для обсуждения вопроса о перемирии и мирном договоре и для начала дипломатических переговоров.

Если царское правительство будет вынуждено заключить перемирие до того, как это случится, то чем лучше будет подготовлено революционное движение, тем громче оно тогда заявит о себе. Даже если царское правительство сумеет сохранить власть на период войны, оно никак не сможет удержаться после заключения мира, продиктованного извне.

Таким образом, армии центральных держав и революционное движение сокрушат колоссальную политическую централизацию, являющуюся воплощением царской империи и представляющую угрозу делу мира во всем мире, и уничтожат опору политической реакции в Европе.

Кампания в прессе

Развитие событий после завершения этого меморандума подтвердило предсказания относительно Румынии и Болгарии. Болгарская печать стала прогерманской, значительные изменения заметны в позиции румынской прессы. Наши усилия приведут в скором времени к еще более заметным результатам. Теперь особенно важно начать работу над (пропущено слово).

1. Финансовая поддержка для группы большевиков в русской социал-демократической партии, которая борется против царизма всеми доступными ей средствами. Ее вожди находятся в Швейцарии.

2. Становление прямых связей с революционными организациями в Одессе и Николаеве через Бухарест и Яссы.

3. Установление контактов с организацией русских матросов. Кое-какие контакты уже осуществлены через человека в Софии, дальнейшие контакты возможны через Амстердам.

4. Поддержка деятельности еврейской социалистической организации «Лига» (не сионисты)…

11. Технические приготовления к восстанию в России:

а) составление точных карт русских железных дорог с указанием наиболее важных мостов, подлежащих уничтожению в целях нарушения сообщения, с обозначением главных административных зданий, депо и мастерских, которым нужно уделить особое внимание;

б) точные цифры о количестве необходимой взрывчатки. Следует помнить о нехватке материалов и трудных условиях, в которых будут осуществляться эти акции;

в) четкие и простые инструкции к пользованию взрывчаткой при взрыве мостов, больших зданий и т. п.;

г) простые формулы для изготовления взрывчатки;

д) разработка плана сопротивления вооруженным силам восставшим населением Петрограда, с уделением особого внимания рабочим кварталам, защите домов и улиц, сооружению баррикад и защите от кавалерии и пехоты. Еврейская социалистическая «Лига» в России – революционная организация, поддерживаемая рабочими, которая сыграла важную роль даже в 1904 году. Она не имеет ничего общего с сионистами, от которых нечего ожидать:

1) потому что их партийная структура очень слаба,

2) потому что русские патриотические тенденции сильно проявились в ее рядах с начала войны,

3) потому что после балканской войны ядро их вождей активно пыталось сговориться с английскими и русскими дипломатическими кругами – что, однако, не мешало им пытать ся воздействовать также и на германское правительство.

4) потому что они неспособны ни на какие политические акции».

* * *

Кто-то называл этот план бредовым, кто считал его руководством к действию. Так или иначе, для Парвуса задачей номер один было получить деньги под этот план. И он своего добился, хотя, возможно, и не в том объеме, в котором планировал. Свидетельством этого может быть следующий документ:

«Статс-секретарь иностранных дел – министру финансов Германии

Берлин, 6 июня 1915 г.

На революционную пропаганду в России требуется 5 млн марок. Так как мы не можем покрыть эту сумму из фондов, находящихся в нашем распоряжении, я просил бы Ваше превосходительство предоставить ее мне по статье VI раздела II бюджета на непредвиденные расходы. Я был бы чрезвычайно благодарен Вашему превосходительству, если бы Вы сообщили мне о предпринятых Вами действиях.

Ягов».

Через неделю просьба фон Ягова была удовлетворена. Означало ли это, что план Парвуса был принят к исполнению? Да, но при этом насколько далеко германское правительство намеревалось зайти в его реализации – это остается одной из загадок «дела о немецком золоте». Некоторые историки, в частности З. Земан и В. Шарлау, полагают, что кайзеровская Германия «не собиралась играть с огнем» и речь шла не более чем о давлении на Николая II с целью подписания сепаратного мира.

Деньги деньгами, но чтобы воплотить в жизнь свой план, Парвусу необходимо было реализовать еще одну задекларированную идею – привлечь на свою сторону большевиков и другие социал-демократические силы, на которые он и делал основную ставку. А вот с этим у Александра Лазаревича были серьезные проблемы. Ореол «блестящего марксиста-публициста» давно улетучился, теперь революционеры, причем как российские, так и немецкие, видели в нем человека с подмоченной репутацией (дела о «На дне» и прочие грехи ему не забыли) и сомнительными связями. Еще в феврале 1915 года Троцкий опубликовал в газете «Наше слово» статью под заголовком «Некролог живому другу». «Парвуса больше нет. Теперь политический Фальстаф бродит по Балканам и порочит своего же покойного двойника», – писал Лев Давыдович о человеке, которого не так давно считал своим учителем. В одном из следующих номеров газета призвала всех социал-демократов воздержаться от любых контактов с Парвусом.

Однако контакты тем не менее были, и с далеко не последними людьми в социал-демократическом движении. В мае 1915 года в Берне Парвус встречался и с Лениным. О чем конкретно они говорили, точно не известно. Ильич об этой встрече нигде и никогда не упоминал (но то, что она состоялась, сомнений не вызывает), Парвус же в своих воспоминаниях говорил о ней весьма обтекаемо: «Я изложил ему мои взгляды на социал-революционные последствия войны и обратил его внимание на тот факт… что сейчас революция возможна только в России, где она может разразиться в результате победы Германии». Естественно, трудно судить и о том, были ли на этой встрече достигнуты какие-либо договоренности. Если верить Артуру Зифельду, одному из заграничных соратников Ленина, Ильич сразу же после «совещания» сказал о Парвусе, что считает его «агентом Шейдемана и других немецких социалистов, ставших шовинистами, и что он не хочет иметь с ним ничего общего», а затем якобы указал Парвусу на дверь. Однако другие исследователи считают, что все это не более чем создание видимости: «архиосторожный Ильич» просто не хотел себя скомпрометировать контактами с Парвусом, которого в то время едва ли не все социал-демократические газеты Европы критиковали (и не без оснований) за связи с кайзеровским правительством.

По мнению многих историков, встреча Ленина и Парвуса в Берне была организована при непосредственном участии еще одной «революционно-примечательной» личности – Якова Ганецкого.

Яков Станиславович Фюрстенберг родился в 1879 году в Варшаве в немецкой, но уже давно полонизированной семье. В 1896-м вступил в ряды Социал-демократии Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ), через пять лет выехал в Германию, учился в Берлине, Гейдельберге, затем в Цюрихе. С 1902 года Ганецкий стал одним из ближайших соратников Феликса Дзержинского, который в то время был секретарем заграничного отделения СДКПиЛ. С 1903 года Ганецкий входит в число руководителей СДКПиЛ, а с 1907-го является членом ЦК РСДРП.

За свою деятельность Яков Ганецкий неоднократно арестовывался и столь же неоднократно совершал побеги. Организация побегов и освобождение арестованных товарищей по партии стали своеобразной специализацией Ганецкого, с его помощью получили свободу многие видные социал-демократы. На этой же почве Ганецкий сблизился и с Лениным. Когда в марте 1914 года последний был по подозрению в шпионаже арестован на польско-австрийской границе, именно Ганецкий, имевший тогда статус члена Краковского Союза помощи политзаключенным, объяснял полицейским чиновникам, что Ленин-де противник царской власти и «видный организатор стачек в России». И таки добился своего – Ленин был освобожден и переправлен в Швейцарию.

А в 1915 году Яков Ганецкий становится сотрудником работающего в Копенгагене Института по изучению причин и последствий мировой войны. Сей факт вновь заставляет нас обратить взоры на Александра Лазаревича Парвуса, поскольку Институт был создан на его деньги, а точнее, на деньги, выделенные германским правительством.

Для Парвуса идея создания подобного института была очевидна. У социал-демократов он получил фактически от ворот поворот, а деньги меж тем надо было как-то отрабатывать. Каковы были истинные мотивы создания Института и чем на самом деле занимались его сотрудники – и поныне остается загадкой. Некоторые биографы Парвуса, в частности З. Земан и В. Шарлау, считают, что «институт занимался тем, чем и должен был заниматься, – исследовательской работой». Может быть и так, но очевидно, что Парвус активно приглашал на работу многих социал-демократов, прежде всего русских. Соглашались далеко не все, но некоторые все же перебирались в Копенгаген. По некоторым данным, Парвус даже заручился согласием самого Николая Бухарина, и только категорический запрет Ленина остановил того от переезда в столицу Дании.

Каковы были мотивы подобного запрета? Может быть, Ленин действительно хотел оградить своих соратников от контактов с Парвусом и его организаторами? Если да, то тогда почему под крылом у Парвуса оказался Ганецкий (причем некоторые историки утверждают, что едва ли не по личной рекомендации Ленина, доверенным лицом которого он тогда был) и не последний человек в социал-демократическом движении Моисей Урицкий (после революции – первый председатель Петроградской ЧК)?

В сентябре 1915 года Парвус начал издавать в Германии журнал «Die Glocke» («Колокол»). Основной тезис статей, в нем печатавшихся, – германский генеральный штаб является главным защитником интересов пролетариата в России. Через пару месяцев последовала реакция Ленина. В статье «У последней черты» он писал: «В шести номерах его журнальчика нет ни единой честной мысли, ни одного серьезного довода, ни одной искренней статьи. Сплошная клоака немецкого шовинизма, прикрытая разухабисто намалеванной вывеской: во имя будто бы интересов русской революции!»

На первый взгляд, подобная реакция однозначно свидетельствует об отношении Ленина к Парвусу. Но был ли «вождь революции» до конца откровенен? Многие исследователи считают, что нет.

З. Земан и В. Шарлау, например, рассматривают эту ситуацию в следующем контексте: «Статья Ленина против «Die Glocke» была использована большевистскими публицистами как доказательство, что между их партией и Парвусом не было никакой связи. Но Ленин в своей статье воздержался от того, чтобы назвать Парвуса агентом германского правительства. Ленин ни одним словом не обмолвился об их встрече в мае 1915 года. Ленин считал политически целесообразным открыто отмежеваться от Парвуса, не порвав, однако, с ним окончательно. Молчаливое соглашение насчет роли Ганецкого, как помощника Парвуса и одновременно конфиденциального агента Ленина, ни в коем случае не могло быть расторгнуто из-за критики Лениным журнала “Die Glocke”».

* * *

Согласно Парвусу, день «Х», на который он «назначил» новую русскую революцию, был 22 января 1916 года. Однако с приближением этой даты становилось ясно, что революции не будет. По край ней мере пока. 23 января 1916 года немецкий посланник в Копенгагене Брокдорф-Ранцау доносит рейхсканцлеру: «Гельфанд настаивал приступить к действиям 22 января. Однако его агенты решительно отсоветовали, говоря, что немедленные действия были бы преждевременны». Что это за агенты и были ли они вообще – историкам неизвестно. В это время в Петрограде и других городах прошли забастовки рабочих, но к революции они не привели.

Меж тем, даже несмотря на то что обещанная революция не состоялась, Александр Парвус продолжал свою бурную деятельность. Относительная неудача с Институтом по изучению причин и последствий мировой войны подвигла его на создание более действенных, на его взгляд, инструментов борьбы как за революцию, так и за денежные знаки. В Копенгагене и Стокгольме Парвус создал несколько коммерческих организаций, среди которых особо выделялась фирма «Фабиан Клингсланд». Официальный род деятельности – экспортно-импортные операции. Но, скажем так, пикантность ситуации заключалась в том, что Парвус обеспечивал поставки из Германии – одной воющей страны, в Россию – другую воющую страну, противницу первой, дефицитнейшего медицинского оборудования и препаратов.

По идее, обычному бизнесмену, даже крупному, государство не позволило бы поставлять своему противнику в войне товары стратегического назначения. Но то, что не позволено быку, было позволено Парвусу. Интересные воспоминания о его торговых операциях оставил австро-венгерский дипломат Гребинг, работавший в то время в Стокгольме: «Несомненно, что Парвус и Фюрстенберг-Ганецкий могли и действительно вели, с помощью Германии, экспортную торговлю через Скандинавию с Россией. Этот экспорт германских товаров в Россию шел регулярно и в значительных количествах через фирму Парвуса – Ганецкого следующим образом: Парвус получал из Германии некоторые товары, такие как хирургические инструменты, медикаменты и химические продукты, в которых Россия очень нуждалась, а потом Ганецкий, как русский агент, отправлял их в Россию. Но за эти товары они Германии ничего не платили, все вырученные ими деньги от продажи германских товаров, с первого же дня революции в России, были использованы, главным образом, для финансирования ленинской пропаганды в России».

Не менее интересен и другой аспект деятельности «Фабиан Клингсланд» – люди, поставленные Парвусом руководить фирмой. Управляющим компанией стал (так и хочется воскликнуть вслед за героем великой комедии Грибоедова: «Ба! Знакомые все лица!») не кто иной, как Яков Ганецкий, как мы уже неоднократно упоминали – один из ближайших соратников Ленина в дореволюционный период. Представительницей фирмы в Петрограде была Евгения Суменсон – двоюродная сестра Ганецкого, а юридическими делами заведовал Мечислав Козловский – еще один видный большевик польского происхождения, выходец из окружения Феликса Дзержинского, хорошо знакомый и Ленину.

Согласно версии журналиста Дмитрия Корнейчука, изложенной им в статье «Генеральный план “купца революции”», схема работы «Фабиан Клингсланд» выглядела примерно следующим образом:

«1) Деньги из немецкого казначейства переводились на счета фирм Парвуса в «Ниа Банкен» (Стокгольм) и «Ревизионсбанк» (Копенгаген).

2) Часть финансовых средств использовалась на печать нелегальной антиправительственной литературы, заполонившей Российскую империю, и торговые операции, пополняющие счета лично Парвуса. Оставшиеся финансы шли на закупку немецких медикаментов по льготным ценам.

3) Примерно 1/3 от вырученного от продажи дохода переводилась в банки Скандинавии. Основные же деньги «оседали» на российских счетах Ганецкого («Московский коммерческий» и «Частный коммерческий» банки) и Суменсон («Сибирский», «Азов-Дон»)».

В 1917 году деятельность Парвуса, Ганецкого, Козловского и Суменсон стала поводом для двух очень громких разбирательств. В середине июля (по новому стилю) Александр Парвус был в Берлине, где заверял немецких дипломатов в скорейшей победе большевиков. Последние в это время действительно подняли восстание в Петрограде («июльский кризис власти», или «июльский мятеж»), но оно было подавлено. После этого в адрес большевиков раздались первые обвинения в измене и сотрудничестве с немцами.

18 (5) июля в газете «Живое слово» появилась статья под заголовком «Ленин, Ганецкий и К° – шпионы!», авторами которой были бывший лидер фракции большевиков во 2-й Государственной думе Алексинский и просидевший более 20 лет в Шлиссельбургской крепости народоволец Панкратов. Уже через несколько дней появились и данные расследования, проведенного Министерством юстиции Временного правительства. В них, среди прочего, говорилось следующее: «Расследование установило, что Яков Ганецкий-Фюрстенберг, проживая в Копенгагене во время войны, имел тесные финансовые связи с Парвусом, агентом германского правительства. Деятельность Парвуса, как агента германского и австрийского правительств, была направлена на поражение России в войне и отделение Украины…

Из многочисленных телеграмм, имеющихся в руках представителей юстиции, установлено, что между госпожой Суменсон, Ульяновым-Лениным, Александрой Коллонтай и Козловским, проживающим в Петрограде, с одной стороны, и Ганецким и Парвусом – с другой, шла постоянная большая переписка. Хотя в этой переписке говорилось о чисто коммерческих делах, об отправке разного рода товаров и о денежных операциях, но она дает достаточно оснований, чтобы сделать заключение, что это было просто прикрытие для сношений шпионского характера».

Не стоит думать, что эти сведения появились буквально за два дня. Расследование дела о государственной измене большевиков было начато еще в апреле 1917-го, когда контрразведка Петроградского военного округа перехватила несколько писем, адресованных Парвусу. Письма якобы содержали фразы типа «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы», «работа продвигается очень успешно», «присылайте побольше материалов», «будьте архиосторожны в сношениях». Была проведена графологическая экспертиза, установившая, что большинство писем были написаны рукой Ленина.

В июне контрразведка получила новые данные, на этот раз это были телеграммы, перехваченные союзными разведками. Эта была уже упомянутая переписка (по большей части, телеграммы) между Лениным, Зиновьевым, Ганецким, Козловским, Суменсон и Коллонтай. По предположению контрразведки, денежные суммы они зашифровывали словами «телеграммы», «карандаши» и др.

Например, в одном из своих посланий Ганецкий писал: «…пусть Володя телеграфирует, прислать ли и в каком размере телеграммы для “Правды”», – это истолковывалось как запрос о финансировании главного печатного органа большевиков. Самыми «доказательными» следствие полагало телеграммы Евгении Суменсон Ганецкому: «Финансы весьма затруднительны, абсолютно нельзя дать крайнем случае 500 как прошлый раз. Карандашах громадные убытки, оригинал безнадежен, пусть Нюабанкен (вариант названия «Ниа Банкен». – Авт.) телеграфирует относительно новых 100 тысяч» и «Номер 90 внесла Русско-азиатский банк 100 тысяч».

На основании этих и других улик 1 июля 1917 года начальник контрразведки Петроградского военного округа подполковник Б. В. Никитин выписал ордер на арест 28 человек – верхушки партии большевиков во главе с Лениным. Но, как предполагается, удар был нанесен преждевременно. Министр юстиции Переверзев, давший по политическим мотивам добро на публикацию материалов, обвиняющих большевиков, фактически сорвал приезд в Россию и арест главного фигуранта этого дела Ганецкого – Суменсон успела его предупредить телеграммой: «Поездка теперь невозможна, послала письмо нарочным, когда смогу приглашу вас приехать, напишите, не откажите платить моему тестю двести рублей». Сама она, как и Козловский, была арестована, Ленин и Зиновьев сумели скрыться.

Парвус, не имевший возможности приехать в Россию, после июльских событий выпустил в Берлине брошюру под названием «Мой ответ Керенскому и компании», где, среди прочего, писал: «Я всегда всеми имеющимися в моем распоряжении средствами поддерживал и буду поддерживать российское социалистическое движение. скажите вы, безумцы, почему вас беспокоит, давал ли я деньги Ленину? Ни Ленин, ни другие большевики, чьи имена вы называете, никогда не просили и не получали от меня никаких денег ни в виде займа, ни в подарок…»

Всего по делу большевиков следствие собрало 21 том материалов. Казалось бы, более чем достаточно, но уже в августе дело фактически стало разваливаться. Во Временном правительстве усилилось левое крыло, министром юстиции вместо Переверзева стал бывший адвокат Троцкого Зарудный, гораздо более мягко относившийся к большевикам. А сменивший его Малянтович, который, как помнит читатель, уже упоминался нами в связи с делом Николая Шмита, вообще заявил, что большевики неподсудны, поскольку действовали по политическим, а не уголовным мотивам. Многие из арестованных по этому делу были освобождены, в том числе и Суменсон. Убедительных улик против нее найдено не было, содержание телеграмм и движение денег она объясняла чисто коммерческими мотивами: согласно показаниям Суменсон, крупные суммы поступали ей от перекупщиков и снимались ею для перечисления в Стокгольм.

Вообще надо заметить, что, несмотря на громогласность обвинений следствия в адрес большевиков, доказательная база по этому делу была отнюдь не безупречна, а во многом просто малоубедительна. Косвенных улик сговора большевиков с немцами действительно было много, но прямых – практически не было. Так что если бы дело и дошло до суда, не факт, что оно было бы выиграно следствием. Но суд не состоялся, поскольку был назначен на начало ноября (по новому стилю) 1917 года…

Интересно, что после победы большевиков разбирательства по поводу коммерческой деятельности фирмы «Фабиан Клингсланд» не прекратились. Уже в конце 1917 года ЦК РСДРП(б) провел внутреннее расследование «по обвинению товарищей Ганецкого и Козловского в контрабанде и спекуляции».

Еще в июле 1917-го, отвечая на обвинения в связях с немцами, Ленин писал: «Прокурор играет на том, что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий связан с Лениным. Но это прямо мошеннический прием, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких. Ганецкий, как торговец, служил у Парвуса, ибо они торговали вместе, и целый ряд русских эмигрантов, назвавших себя в печати, служил в предприятиях и учреждениях Парвуса». Очевидно, что Ильич отрицает свои финансовые связи с Парвусом, но признает наличие таковых у Ганецкого. Парвуса, как мы уже знаем, после 1915 года Ленин неизменно обвинял во всяческих нечистоплотных делах. По идее, примерно так же должно относиться и к человеку, который не один год работал на Парвуса. Собственно, так и поступило ЦК, отказавшись утвердить Ганецкого дипломатическим представителем в Швеции. Более того, по некоторым данным, речь шла

(и даже дошла) до исключения Ганецкого из партии, такая же судьба ждала и Мечислава Козловского. Но тут в дело вмешался Ленин – в письме в ЦК он назвал все обвинения в его адрес «безответственной болтовней и необоснованными сплетнями». После этого и Ганецкий, и Козловский занимали ряд ответственных постов: первый возглавлял Народный банк РСФСР, был членом правления Центросоюза и членом коллегий Наркомфина, Внешторга и Наркомата иностранных дел СССР, входил в Президиум ВСНХ СССР, а перед арестом и расстрелом в 1937 году возглавлял Музей революции; второй одно время даже был руководителем Малого Совнаркома РСФСР.

* * *

Активная и весьма успешная до поры до времени финансовая деятельность Парвуса заставила некоторых историков задуматься над вопросом: а не играл ли он непосредственно перед Февральской революцией свою собственную партию? На такую мысль наталкивают прежде всего два момента. Первый – финансовый. К 1917 году только на счетах Ганецкого и Суменсон лежало более 2 млн рублей. Ясно, что на счетах самого Парвуса денег было еще больше. А последний «транш» от германского правительства составил 1 млн рублей. То есть Парвус был финансово самостоятелен для того, чтобы самому «революционизировать» Россию. И второй момент – после провала планов устроить революцию в январе 1916 года германский генштаб, очевидно, охладел к Парвусу и его «революционному потенциалу». Г. М. Катков, известный историк-эмигрант, отмечал, «что документы германского Министерства иностранных дел за период с февраля 1916 по февраль 1917 года не содержат указаний на какие бы то ни было действия, предпринятые Гельфандом, или на какие-либо суммы, переданные ему на нужды революции». Отсутствие документов Катков объяснял тем, что «в середине 1916 года Гельфанд не нуждался в субсидиях министерства, а значит, мог и не отчитываться в своих действиях, не подвергаться мелким придиркам и держать при себе те сведения, которые благоразумно было утаить от немцев… Несмотря на отсутствие каких бы то ни было доказательств в архивах германского Министерства иностранных дел, упорный характер забастовочного движения в России в 1916-м и в начале 1917 года наводит на мысль, что оно руководилось и поддерживалось Гельфандом и его агентами».

В принципе, аргументация выглядит достойно, но, как обычно бывает, на любые, казалось бы, убедительные доводы «за» находятся не менее убедительные доводы «против». Есть они и у тех, кто считает, что Парвус в ходе всего развития революционного процесса в России был надежно привязан к немецкому генеральному штабу и никогда не отклонялся от его не менее генеральной линии. Даже если предположить, что для своих финансовых операций Парвус брал деньги не у немецкого казначейства (а это, учитывая масштабы операций, на самом деле предположить довольно трудно), а из своих личных средств, то все равно остается вопрос – как его допустили к торговле медицинским оборудованием и медикаментами, да еще с противником в войне. Очевидно, что без санкции высшего руководства Германии это было бы невозможно. Второе – без сомнения, Парвус находился под плотнейшим колпаком немецкой контрразведки, и если бы он позволил себе некие «вольности», то его тотчас бы этим колпаком и накрыли. И третье – Февраль 1917 года и события, за ним последовавшие, показали, что интересы Александра Парвуса и генерального штаба по-прежнему совпадают.

* * *

Внимательный и хорошо знающий историю читатель наверняка заметил, что мы пропустили один важный момент событий между двумя революциями 1917 года – так называемый эпизод с «пломбированным вагоном». Что ж, пришло время наверстать упущенное.

«Ленин был перевезен в Россию, как чумная палочка», – так в свое время сказал об этом Уинстон Черчилль. Сравнение действительно яркое, хотя отношение к нему может быть, в зависимости от исторических и политических предпочтений, совершенно противоположным. Как, собственно, и к самому эпизоду. Сторонники «немецкой руки в русской революции» считают поездку Ленина и других революционеров-эмигрантов в опломбированных вагонах через территорию Германии еще одним неоспоримым фактом, свидетельствующем о сотрудничестве большевиков и германского генерального штаба. Для тех же, кто такого сотрудничества не признает, «опломбированные вагоны» являются ничем не доказанной и тенденциозной попыткой обвинить большевиков во всех грехах.

Прежде чем попытаться определить, кто прав, напомним, о чем, собственно, идет речь.

«Разложение, внесенное в русскую армию революцией, мы естественно стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддержавшему сношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы еще скорее уничтожить дух русской армии и отравить ее ядом». Начальник штаба немецкого Восточного фронта Макс Гоффман, которому принадлежат эти строки, был не одинок в своих мыслях по поводу ситуации, которая сложилась в России после Февральской революции 1917 года. Естественно, что и революция в Российской империи, и возможность сыграть свою партию в сложившейся ситуации не могли не заинтересовать и наших старых знакомых: Александра Парвуса и германских дипломатов и военных. Практически заглохшие контакты и переписка между ними возобновились с новой силой.

21 марта 1917 года германский посланник в Дании Ульрих фон Брокдорф-Ранцау писал в родной МИД: «Д-р Гельфанд, с которым я обсуждал события в России, объяснил, что, по его мнению, конфликт имеет место главным образом между умеренными либералами и социалистическим крылом. Он не сомневается, что последнее победит. Однако победа социал-демократов в России означала бы мир. Лица, стоящие теперь у власти, очевидно, хотели бы продолжать войну. Лидеры этой политики – Милюков и Гучков. Они оба стараются оттянуть созыв Национального учредительного собрания, так как знают, что в тот момент, когда оно получит какое-то влияние, продолжение войны станет невозможным.

На мой вопрос, какова точка зрения армии, д-р Гельфанд ответил, что среди офицеров есть желание продолжать войну, особенно среди высшего командного состава, но рядовые хотят мира, и, что крайне важно, простые солдаты, без исключения, братаются с рабочими».

Но для того чтобы «социалистическое крыло» в России победило, его необходимо было туда доставить – в то время большинство руководителей российской социал-демократии находились в эмиграции, в основном в Швейцарии. Как считают многие историки, идея доставки Ленина и других, по словам Брокдорфа-Ранцау, «экстремистов, действия которых приведут к тому, что месяца через три можно рассчитывать на то, что дезинтеграция достигнет стадии, когда мы сможем сломить Россию военной силой», прошла по следующей цепочке: Парвус – Брокдорф-Ранцау – МИД – канцлер Бетман-Гольвег – ставка кайзера. Когда одобрение плана получили на самом верху, посол в Швейцарии фон Ромберг был уполномочен войти в контакт с русскими эмигрантами-революционерами в Швейцарии и предложить проехать в Россию через Германию. Одновременно с этим в начале апреля 1917 года казначейство выделило 3 млн марок на продолжение пропаганды в России.

Параллельно с немецкими дипломатами Парвус с одобрения германского генштаба решил действовать по своим каналам. Он направил в Цюрих своего (а также и немецкой разведки) человека Георга Скларца, который должен был организовать поездку, но только двоих – Ленина и Зиновьева. 24 марта (по старому стилю) Зиновьев по указанию Ленина посылает Ганецкому телеграмму: «Письмо отправлено. Дядя (Ленин. – Авт.) хочет знать более подробно. Официальный проезд только нескольких лиц – неприемлемо». Однако Скларц выехал в Швейцарию до получения Ганецким телеграммы Зиновьева, к тому же он еще больше осложнил дело тем, что в ходе переговоров предложил покрыть все расходы по поездке двух большевистских лидеров. После этого Ленин отказался от дальнейших переговоров. 28 марта Ганецкий получил от него новую телеграмму: «Берлинское разрешение для меня неприемлемо. Или швейцарское правительство получит вагон до Копенгагена, или русское договорится об обмене всех эмигрантов на интернированных немцев». Через два дня, говоря о возможных контактах с Парвусом, Ленин пишет Ганецкому: «Пользоваться услугами людей, имеющих касательство к издателю «Колокола» (имеется в виду Парвус. – Авт.), я, конечно, не могу».

Собственно, тот факт, что Ленин отказался от сотрудничества с Парвусом, не вызывает ни у кого сомнения. Однако трактуется он по-разному. Для сторонников Ленина (как тогда, в 1917-м, так и сейчас) это является еще одним неоспоримым фактом «кристальной честности» Ильича. Но есть и другое мнение – Ленин старался использовать любую возможность, чтобы подчеркнуть отсутствие каких-либо контактов с Парвусом и свое неприятие его. Но при этом он активно общался с людьми (с тем же Ганецким), входившими в ближайшее окружение Александра Лазаревича. Все это наводит некоторых историков на мысль, что упомянутые письма и телеграммы Ленина были не более чем игрой, рассчитанной на соответствующую обработку социал-демократического общественного мнения. Не исключается также, что Парвус был в курсе этой игры и даже сам ее и режиссировал.

В определенном смысле похожая ситуация сложилась и после ноября 1917 года. Мы уже упоминали о том, что Ганецкий, Козловский и другие люди из окружения Парвуса не просто получили важные посты при новой власти – они находились под личной защитой Ленина. Однако самому Парвусу Ленин приехать в Россию не позволил, хотя тот и настоятельно просил об этом. Александр Лазаревич какое-то время пытался участвовать в процессах, проходивших в теперь уже Советской России, но без особого успеха. «После Октября Парвус сделал было попытку сблизиться с нами, – писал в своих воспоминаниях Лев Троцкий, – он даже стал издавать для этой цели где-то в Скандинавии газетку на русском языке, кажется, под заглавием «Извне»… Помню, как весело мы смеялись по поводу неуклюжей попытки «бывшего» человека взять русскую революцию под свою высокую руку. «Надо поручить «Правде» его отхлестать…» – такими примерно словами откликнулся Ленин на парвусовскую попытку». В итоге Парвус хоть и продолжал издавать несколько изданий социал-демократического толка, но, по выражению Карла Радека, «политически он совершенно опустился». Умер Александр Парвус в том же 1924 году, что и Ленин.

* * *

Но вернемся к событиям марта-апреля 1917 года. На следующий день после окончательного отказа от услуг Парвуса Ленин связался со швейцарским социал-демократом Робертом Гриммом, выступавшим в качестве посредника в переговорах между русскими эмигрантами и немецким МИДом, и сообщил о «безоговорочном принятии» предложения фон Ромберга о проезде через территорию Германии. Вскоре роль посредника перешла к другому швейцарскому социал-демократу, личному другу Ленина Фридриху (Фрицу) Платтену.

Из Швейцарии Ленин сотоварищи сначала должны были попасть в Стокгольм. Германский генштаб в случае отказа Швеции готов был пропустить большевиков прямо через фронт, однако шведский МИД дал свое согласие. 4 апреля Платтеном и немецкими дипломатами были согласованы условия проезда.

«Условия проезда русских эмигрантов через Германию

1. Я, Фриц Платтен, сопровождаю за полной своей ответственностью и на свой риск вагон с политическими эмигрантами и беженцами, возвращающимися через Германию в Россию.

2. Сношения с германскими властями и чиновниками ведутся исключительно и только Платтеном. Без его разрешения никто не вправе входить в вагон.

3. За вагоном признается право экстерриториальности. Ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее никакого контроля паспортов или пассажиров не должно производиться.

4. Пассажиры будут приняты в вагон независимо от их взглядов и отношений к вопросу о войне или мире.

5. Платтен берет на себя снабжение пассажиров железнодорожными билетами по ценам нормального тарифа.

6. По возможности, проезд должен быть совершен без перерыва. Никто не должен ни по собственному желанию, ни по приказу покидать вагона. Никаких задержек в пути не должно быть без технической к тому необходимости.

7. Разрешение на проезд дается на основе обмена на германских или австрийских военнопленных или интернированных в России.

8. Посредник и пассажиры принимают на себя обязательство персонально и в частном порядке добиваться у рабочего класса выполнения пункта 7-го.

9. Наивозможно скорое совершение переезда от Швейцарской границы к Шведской, насколько это технически выполнимо. Берн – Цюрих. 4 апреля (22 марта. Н. М.) 1917 г.

(Подписал) Фриц Платтен Секретарь Швейцарской Социалистической Партии».

Насколько равноправными в данной ситуации были отношения между русскими революционерами-эмигрантами и немецким правительством, и является ли вообще поездка в «опломбированном» (или же «экстерриториальном») вагоне доказательством сотрудничества большевиков с Германией? На этот счет мнения сторонников и противников версии «немецкого золота для большевиков», естественно, противоположны друг другу. Профессор С. Г. Пушкарев считает, что о каком-либо равноправии не могло быть и речи и в качестве аргументации приводит седьмой пункт «Условий проезда»: «…поскольку ленинцы в то время в правительство не входили и в советах большинства не составляли, никакого обмена австро-германских интернированных в России они производить не могли бы: совершенно очевидно, что пункт этот не только не имел никакой обязательной силы для договаривающихся сторон, но и вообще не имел никакого реального смысла (и был включен только “для обмана невинных простаков”)».

Наиболее значимые аргументы другой стороны – это уже упоминавшийся категорический отказ Ленина от любого сотрудничества с Парвусом, а также тот факт, что революционеры-эмигранты пытались действовать открыто и легально, через Комитет по возвращению русских эмигрантов на родину (и это действительно так). Кроме того, «опломбированных вагонов» было несколько, германским коридором для возвращения в Россию воспользовались не только большевики, но и меньшевики и эсеры. Да и вообще в то время шпиономания в России достигла таких размеров, что в пособничестве немцам обвиняли не то что большевиков, но даже членов императорской фамилии.

* * *

Сама поездка Ленина и еще тридцати эмигрантов прошла без каких-либо эксцессов. Днем 9 апреля они выехали из Цюриха на пограничную станцию Готтмадинген, где пересели в вагон с опломбированными дверями, который сопровождали два офицера германского генштаба – капитан фон Планец и лейтенант фон Буринг. Вагон без остановок проследовал до станции Засниц, где пассажиры пересели на пароход «Королева Виктория». На нем они добрались до Мальмё, а 13 апреля Ленин и его попутчики прибыли в Стокгольм.

Гораздо более интересными, чем сама поездка, были последовавшие за ней события. В Мальмё Ленина встретил не кто иной, как Яков Ганецкий, в сопровождении которого Ильич и приехал в шведскую столицу. Нетрудно догадаться, что если где-то есть Ганецкий, то значит, где-то рядом должен быть Парвус. Так было и в этот раз. Парвус хотел встретиться с Лениным, однако тот ответил категорическим отказом, потребовав засвидетельствовать это трех лиц, в том числе и Карла Радека, прибывшего в Стокгольм вместе с Лениным.

Однако именно с Радеком Парвус провел в переговорах большую часть дня 13 апреля, и вряд ли у кого-то могут возникнуть сомнения, что Радек участвовал в них без санкции Ленина. «Мы никогда не узнаем точно, что эти два человека говорили друг другу, – пишет об этой встрече Давид Шуб. – Мало вероятно, чтобы они потратили много времени, обсуждая марксистские теории. Парвус в состоянии был обещать большевикам большую финансовую поддержку в будущей борьбе их за завоевание власти в России. А Радек был уполномочен Лениным принять это предложение. События последующих месяцев в России дают достаточно доказательств, что именно эта договоренность произошла в Стокгольме 13 апреля 1917 года».

Мы не будем столь категоричны в выводах, но факт действительно примечательный – Ленин снова демонстративно игнорирует Парвуса, однако активно контактирует с ним через других лиц. 16 апреля Парвус приехал в Копенгаген, тотчас отправился к Брокдорфу-Ранцау и подробно рассказал ему о своих переговорах с Радеком. В свою очередь, посол телеграфировал в Берлин: «Доктор Гельфанд сегодня вернулся из Стокгольма, где он вел переговоры с русскими эмигрантами из Швейцарии. Его вызвали в Берлин телеграммой от исполнительного комитета социал-демократической партии. Он приедет завтра и пробудет несколько дней».

Главной целью приезда Парвуса в Берлин была аудиенция у главы германского МИДа Артура Циммермана. Через несколько дней Александр Лазаревич был уведомлен, что министр ждет его. Аудиенция была строго секретной, свидетелей не было, протокол не велся. З. Земан и В. Шарлау на основе имевшихся у них скупых сведений пишут об этой встрече: «Нет никакого сомнения, что Парвус

доказывал Циммерману необходимость поддержки Германией большевистской партии. Большевикам нужны были деньги для расширения своей пропаганды мира в русском тылу, а также среди солдат на фронте, которая уже велась в течение многих месяцев. Эта пропаганда должна теперь значительно усилиться и быть связанной с политикой большевиков. Опасность, что германское военное наступление на Восточном фронте поведет к объединению всех патриотических элементов в России и парализует пропаганду мира – все еще существует. От этого больше всех пострадают большевики. Парвус вновь настаивал, чтобы никакого наступления на русском фронте не было в течение нескольких месяцев. Еще раньше Министерство иностранных дел просило государственное казначейство о новой ассигновке пяти миллионов марок для политических целей в России, и 3 апреля просьба эта была удовлетворена».

Тем временем, пока Александр Парвус делал свои дела в Германии, 16 апреля Ленин прибыл в Петроград. По воспоминаниям современников, он опасался ареста, однако был встречен цветами и оркестром. Сразу же после приезда Ленин выступил со своими «Апрельскими тезисами». В постреволюционном обществе, в том числе и среди большевиков, превалировали идеи признания демократического характера Февральской революции, поддержки Временного правительства и «обороны революционного отечества от германского империализма». Но Ленин выдвинул совершенно противоположные идеи – антивоенной борьбы и пропаганды, перерастания буржуазной революции в пролетарскую, отказа в поддержке Временного правительства, передачи власти Советам и осуществления социалистической программы-максимум (отмена полиции, армии, чиновничества, национализация банков и земли, в перспективе – построение «государства-коммуны»).

И уже на следующий день представитель Министерства иностранных дел в ставке кайзера Штайнвахс телеграфировал из Стокгольма в Берлин: «Приезд Ленина в Россию успешен. Он работает совершенно так, как мы этого хотели». А 30 апреля фон Ромберг, который, как мы уже говорили, был направлен МИДом Германии для переговоров с русскими революционерами-эмигрантами, сообщал канцлеру Бетман-Гольвегу: «Сегодня меня посетил Платтен, который сопровождал русского революционера Ленина и его последователей в их поездке через Германию, чтобы от их имени поблагодарить меня за услуги, оказанные им… Ленину… по словам Платтена, его сторонники устроили блестящую встречу. Можно сказать, что он имеет за собой три четверти петроградских рабочих. Труднее обстоит дело с пропагандой среди солдат, у которых еще сильно распространено мнение, что мы собираемся атаковать русскую армию. Как пойдет дальше развитие революции, пока еще не ясно. Возможно, что достаточно будет заменить отдельных членов Временного правительства как Милюкова и Гучкова социалистами. Во всяком случае, абсолютно необходимо притоком из-за границы увеличить число безусловных друзей мира… Из замечаний Платтена стало ясным, что у эмигрантов нет достаточных средств для ведения своей пропаганды, в то время как средства их врагов безграничны. Фонды, которые были собраны для них, попали главным образом в руки социал-патриотов. Я постараюсь при помощи агента расследовать деликатный вопрос, возможно ли будет предоставить им эти средства так, чтобы их не смутить».

* * *

О том, что было дальше, читатель отчасти уже знает – политика Ленина, скажем так, не понравилась Временному правительству, и оно обвинило его в пособничестве немцам. А далее была, собственно, Октябрьская революция и приход большевиков к власти. То есть часть плана «Парвуса – германского генштаба» (если, конечно, отталкиваться от стопроцентной уверенности, что таковой имел место) была реализована – большевики пришли к власти.

8 ноября 1917 года Второй Всероссийский съезд Советов принял Декрет о мире, в котором предложил всем воюющим государствам немедленно заключить перемирие и начать мирные переговоры. В ночь на 21 ноября Совнарком направил радиотелеграмму исполняющему обязанности верховного главнокомандующего русской армии генералу Н. Н. Духонину с приказом немедленно предложить перемирие всем воюющим странам. В тот же день за отказ выполнить это распоряжение Духонин был смещен с должности. Наркомат иностранных дел обратился с нотой ко всем послам союзных держав, предлагая объявить перемирие и начать мирные переговоры.

22 ноября Ленин направил телеграмму во все фронтовые части: «Пусть полки, стоящие на позициях, выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем». В тот же день дипломатические представители союзных стран на совещании в Петрограде решили игнорировать ноту советского правительства. На следующий день главы военных миссий союзных стран при штабе верховного главнокомандующего вручили генералу Духонину коллективную ноту, в которой выразили протест против нарушения договора от 5 сентября 1914 года, запрещавшего союзникам заключение сепаратного мира или перемирия. Духонин разослал текст ноты всем командующим фронтами.

27 ноября Германия сообщила о согласии начать мирные переговоры с советским правительством. В тот же день Ленин от имени Совнаркома обратился с нотой к правительствам Франции, Великобритании, Италии, США, Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Китая, предлагая им присоединиться к мирным переговорам: «1 декабря мы приступаем к мирным переговорам. Если союзные народы не пришлют своих представителей, мы будем вести с немцами переговоры одни». Ответа на это предложение не было.

Так начинался еще один пункт исполнения плана «Парвуса – генштаба» – подписание Россией сепаратного мира. Рамки нашего очерка, к сожалению, не позволяют подробно остановиться на интереснейшей и во многом загадочной теме подписания Брестского мира. Для того чтобы подписать этот мирный договор, Ленину прежде всего пришлось преодолеть сопротивление своей партии, причем не каких-нибудь рядовых членов, а самого что ни на есть высшего руководства. И там были такие перипетии…

Собственно переговоры предваряло заключение перемирия между Россией и странами Четвертного союза. Соглашение, оформленное в Брест-Литовске 4 декабря 1917 года, предусматривало, что войска остаются на своих позициях, кроме того, прекращалась переброска новых частей на фронт.

На переговорах о заключении мирного договора, начавшихся 22 декабря, советская делегация пыталась отстоять принципы «мира без аннексий и контрибуций». Однако это совсем не устраивало немцев, причем с каждым этапом переговоров их требования ужесточались. Лев Троцкий пытался разрешить проблему своей знаменитой формулой «ни мира, ни войны». «Отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия со своей стороны объявляет состояние войны прекращенным. Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему фронту», – заявил он немецким генералам. Но и это не сработало. В ультимативной форме немецкая сторона выдвинула жесткие условия, дав 48 часов срока для их выполнения. Одновременно 18 февраля 1918 года австро-германские войска начали наступление по всему фронту. Им, по сути, никто не оказывал сопротивления, разве что весенняя российская распутица. 23 февраля они заняли Псков, 3 марта – Нарву. Под угрозой был Петроград.

В этих условиях советское руководство было вынуждено согласиться с условиями немцев. Согласно условиям подписанного 3 марта 1918 года в Брест-Литовске представителями Советской России, с одной стороны, и держав Четвертного союза (Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии) – с другой, от России отторгались привислинские губернии, Украина, губернии с преобладающим белорусским населением, Эстляндская, Курляндская и Лифляндская губернии, Великое Княжество Финляндское, Карсская область и Батумская область на Кавказе. Это означало, что страна потеряла территорию, на которой проживало 50 млн человек, добывалось свыше 70 % железной руды и около 9 % угля. Но и это еще не все: Советская Россия обязывалась выплатить 6 миллиардов марок репараций плюс уплата убытков, понесенных Германией в ходе русской революции, – 500 млн золотых рублей.

* * *

Пришло время подводить итоги. То, что большевики в той или иной степени сотрудничали с немцами и брали у них деньги на революцию, сомнений не вызывает. Однако зададимся вопросом: что это доказывает? Является ли это свидетельством некоего предательства большевиками интересов своей родины? Да, безусловно… но только если руководствоваться ура-патриотическими и сентиментальными настроениями. Однако большая политика, борьба за власть в огромной стране не подразумевают сантиментов, здесь работает принцип «враг моего врага – мой друг». Взглянем теперь на то, что делали Ленин и компания с этой точки зрения. Боролись ли они со своей страной или же с режимом, ею управлявшим? Наверное, все же второе, если, конечно, не брать в расчет маловразумительные теории, утверждающие, что большевики были некой «темной силой», призванной не менее «темными силами», чтобы разрушить Россию. Режим, существовавший в Российской империи до 1917 года, был невероятно далек от идеалов демократии (точно так же, как от них был далек впоследствии и режим большевиков). Более того, большевики боролись против войны, уносившей миллионы жизней. Да, факт гибели миллионов волновал Ленина и его последователей в последнюю очередь, что они и доказали последующими тремя четвертями века своего правления, но, так или иначе, они выступали за прекращение огня. За это же выступало и германское правительство, притом, опять же, продиктовано это было отнюдь не гуманистическими идеалами. И получилось так, что интересы кайзеровской Германии и большевиков совпали.

Невозможно, на наш взгляд, однозначно оценить и то, что произошло после октября 1917 года. С точки зрения темы финансирования большевистской революции, наиболее важным является вопрос: чем, собственно, был Брестский мир? Расплатой по счетам? Очевидно – да, но в какой степени – это является загадкой, однозначно неразгаданной и до сих пор. «Некоторые ищут разрешения загадки в том, что первоначально большевики по чисто деловым соображениям воспользовались немецкими деньгами в интересах своей агитации и в настоящее время являются пленниками этого необдуманного шага», – сказал о Брестском мире уже упоминавшийся нами Эдуард Бернштейн, и он, по нашему мнению, очень близок к истине.

Безусловно, Брестский мир был поражением для страны под названием Россия, но «деловые соображения» для большевиков были в той ситуации гораздо важнее. Об этом говорит Юрий Фельштинский: «По иронии судьбы получалось, что для победы революции в России нужно было принести в жертву возможную революцию в Германии, а для успеха революции в Германии может быть пришлось бы пожертвовать советской властью в России. Именно эту альтернативу заключал в себе для советского правительства Брестский мир. Мирный договор с Германией давал германскому правительству известную передышку и улучшал общее положение страны. Наоборот, отказ советского правительства подписать мир ухудшал военное и общеполитическое положение Германии и увеличивал шансы германской революции».

И последнее. Кто кого использовал – немцы большевиков или же наоборот? На первый взгляд, этот вопрос может вызвать недоумение: верным является первый вариант. Это ясно и не подлежит сомнению… но только если рассматривать краткосрочную перспективу. Один факт – после подписания Брестского мира Советская империя просуществовала семьдесят с лишним лет, тогда как Германская – восемь месяцев. Так кто кого использовал – немцы Ленина или Ленин немцев? Ведь если «вождь мирового пролетариата» брал деньги у кайзеровского генштаба и МИДа на то, чтобы сначала сделать революцию у себя на родине, а затем финансировать революцию германскую, то это… Это хоть и циничная, но при этом гениальная комбинация. Впрочем, не будем вдаваться в область предположений. История финансирования революционной борьбы в России – тема, в которой по-прежнему больше загадок и вопросов, чем достоверных сведений и ответов…

 

Вожди под прицелом: загадки покушений на советских лидеров

В начале ХХ века некий русский эмигрант оказался в Париже. Здесь он вел вполне обычную жизнь – ходил в кофейни, театры и кабаре, переписывался с друзьями и знакомыми, иногда вполне по-эмигрантски скучал по родине. А еще он любил ездить по окрестностям на велосипедах. Однажды, в 1910-м, такая поездка закончилась происшествием, о чем эмигрант и писал своей сестре: «Ехал я из Жювизи, и автомобиль раздавил мой велосипед (я успел соскочить). Публика помогла мне записать номер, дала свидетелей. Я узнал владельца автомобиля (виконт, черт его дери) и теперь сужусь с ним через адвоката. Надеюсь выиграть».

Судебное разбирательство закончилось в пользу эмигранта. Об этом он также извещал своих родных: «Погода стоит такая хорошая, что я надеюсь снова взяться за велосипед, благо процесс я выиграл и скоро должен получить деньги с хозяина автомобиля».

Имя незадачливого виконта-автомобилиста история не сохранила, а вот имя русского эмигранта известно всем и каждому. Звали его Владимир Ульянов.

Именно так начиналась история покушений на советских лидеров. Конечно, и Ленин еще не был советским лидером, и покушения никакого не было, да и случай сам по себе являлся скорее курьезом, поскольку автомобилей даже по Парижу тогда ездило так мало, что любой факт их столкновения с кем-либо или чем-либо был сам по себе курьезным.

Позже, когда Владимир Ленин пришел к власти в России, все уже было гораздо серьезнее…

* * *

Большевики пришли к власти насильственным путем, а насилие, как известно, порождает насилие. Неудивительно, что у их лидера было множество врагов и многие из них пытались устранить его с политической арены отнюдь не парламентскими методами. Собственно, по мнению профессора

В. И. Старцева, историю покушений на Ленина надо начинать с весны 1917 года, когда лидер большевиков прибыл из Швейцарии в Стокгольм. Здесь некий шведский аристократ якобы планировал убийство Ленина. Спустя несколько месяцев, после «июльского кризиса власти», Ленин вместе с Зиновьевым скрывался в сарае усадьбы служащего Сестрорецкого оружейного завода Емельянова в поселке Разлив. О том, что два руководителя РСДРП(б) скрываются где-то в районе Разлива, стало известно главнокомандующему войсками Петроградского военного округа генералу П. А. Половцеву. 11 июля 1917 года он распорядился направить на Сестрорецкий завод отряд под командованием штабс-капитана Гвоздёва. Официально этот отряд должен был разоружить «красную гвардию» завода, но настоящей его задачей был поголовный обыск домов рабочих с целью поимки Ленина и Зиновьева. Позже Половцев писал в своих воспоминаниях, что Гвоздёв перед отъездом в Разлив спросил его: «Хотите ли вы, чтобы я привез этого господина в целом или разобранном виде?» На это Половцев с улыбкой ответил: «Арестованные часто делают попытки к бегству». Большевикам стало известно о готовящейся операции, и поэтому Ленин и Зиновьев провели у Емельянова всего одну ночь, после чего были перевезены на лодке в шалаш у озера Разлив.

Первое покушение на Ленина уже как на главу Советского государства было предпринято спустя полтора месяца после Октябрьской революции. Предоставим слово очевидцу – сестре Ленина Марии Ульяновой: «1 (14) января 1918 года, под вечер, Владимир Ильич выступал в Михайловском манеже перед первым отрядом социалистической армии, уезжавшим на фронт.

На митинг его сопровождали швейцарский товарищ Платтен и пишущая эти строки. Выйдя после митинга из манежа, мы сели в закрытый автомобиль и поехали в Смольный. Но не успели мы отъехать и нескольких десятков саженей, как сзади в кузов автомобиля, как горох, посыпались ружейные пули. «Стреляют», – сказала я. Это подтвердил и Платтен, который первым долгом схватил голову Владимира Ильича (они сидели сзади) и отвел ее в сторону, но Ильич принялся уверять нас, что мы ошибаемся и что он не думает, чтобы это была стрельба. После выстрелов шофер ускорил ход, потом, завернув за угол, остановился и, открыв двери автомобиля, спросил: «Все живы?» – «Разве в самом деле стреляли?» – спросил его Ильич. «А то как же, – ответил шофер, – я думал – никого из вас уже и нет. Счастливо отделались. Если бы в шину попали, не уехать бы нам. Да и так ехать-то очень шибко нельзя было – туман, и то уж на риск ехали».

Всё кругом было действительно бело от густого питерского тумана.

Доехав до Смольного, мы принялись обследовать машину. Оказалось, что кузов был продырявлен в нескольких местах пулями, некоторые из них пролетели навылет, пробив переднее стекло. Тут же мы обнаружили, что рука т. Платтена в крови. Пуля задела его, очевидно, когда он отводил голову Владимира Ильича, и содрала на пальце кожу.

«Да, счастливо отделались», – говорили мы, поднимаясь по лестнице в кабинет Ленина».

Судьба распорядилась таким образом, что через двадцать лет «спаситель вождя мирового пролетариата» Фриц Платтен (который принимал активное участие в обеспечении проезда Ленина и других революционеров-эмигрантов в Россию через территорию Германии) был отстранен от работы в Коминтерне, арестован и приговорен к восьми годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях. Это был мягкий по тем временам приговор, однако Платтену хватило и этого. Через четыре года родственники швейцарского коммуниста получили извещение, что он умер в лагере от сердечно-сосудистого заболевания. Позже было установлено, что от голода и болезней Платтен просто не смог работать и был расстрелян конвоирами.

Что же касается организаторов и исполнителей, то, несмотря на все усилия ЧК, их установить и задержать не удалось. Впоследствии, когда некоторые из участников покушения на Ленина перебрались за границу, стало известно, что заговор был устроен группой во главе с князем Шаховским.

* * *

«Всем Советам рабочих, крестьянских, красноармейских депутатов, всем армиям, всем, всем, всем!

Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. Роль тов. Ленина, его значение для рабочего движения России, рабочего движения всего мира известны самым широким кругам рабочих всех стран. Истинный вождь рабочего класса не терял тесного общения с классом, интересы, нужды которого он отстаивал десятки лет.

Тов. Ленин, выступавший все время на рабочих митингах, в пятницу выступал перед рабочими завода Михельсона в Замоскворецком районе гор. Москвы. По выходе с митинга тов. Ленин был ранен. Задержано несколько человек. Их личность выясняется. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов.

Призываем всех товарищей к полнейшему спокойствию, к усилению своей работы по борьбе с контрреволюционными элементами. На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов Революции.

Товарищи! Помните, что охрана ваших вождей в ваших собственных руках. Теснее смыкайте свои ряды, и господству буржуазии вы нанесете решительный, смертельный удар. Победа над буржуазией – лучшая гарантия, лучшее укрепление всех завоеваний Октябрьской революции, лучшая гарантия безопасности вождей рабочего класса.

Спокойствие и организация! Все должны стойко оставаться на своих постах. Теснее ряды!

Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета

Я. Свердлов».

Это воззвание, принятое ВЦИК 30 августа 1918 года в 22.40 и на следующий день переданное по радио и опубликованное в газетах, за всю историю Советского государства стало фактически единственным сообщением власти о том, что на ее лидера покушались. На самом деле покушений этих было не одно и не два. Но попытка Фанни Каплан (до поры до времени мы будем придерживаться официальной версии) убить Ленина в самом конце лета 1918-го было действительно самым известным. Почему? Во-первых, Каплан была единственной, кому хотя бы отчасти удалось достичь цели – Ленин был тяжело ранен. А во-вторых… Во-вторых, есть достаточно много свидетельств того, что выстрелы на заводе Михельсона прозвучали «очень удачно», в «нужный момент» для большевиков, и именно поэтому они решили сделать покушение достоянием всего народа, чего не делали впоследствии ни разу. Впрочем, так ли это на самом деле, попытаемся выяснить немного позже, а пока же остановимся на том, кто же такая Фанни Каплан – «главная террористка советской эпохи».

* * *

«Имя, отчество, фамилия или прозвище, к какой категории ссыльных относится? – Фейга Хаимовна Каплан. Каторжная.

Куда назначается для отбытия наказания? – Согласно отношения Главного Тюремного Управления от 19 июня 1907 г., за № 19 641, назначена в ведение Военного Губернатора Забайкальской области для помещения в одной из тюрем Нерчинской каторги.

Следует ли в оковах или без оков? – в ручных и ножных кандалах.

Может ли следовать пешком? – Может.

Требует ли особо бдительного надзора и по каким основаниям? – Склонна к побегу.

Состав семейства ссыльного. – Девица.

Рост. – 2 аршина 3 1/2 вершка.

Глаза. – Продолговатые, с опущенными вниз углами, карие.

Цвет и вид кожи. – Бледный.

Волосы головы. – Темно-русые.

Особые приметы. – Над правой бровью продольный рубец сант. 2 1/2 длины.

Возраст. – По внешнему виду 20 лет.

Племя. – Еврейка.

Из какого звания происходит? – По заявлению Фейги Каплан, она происходит из мещан Речицкого еврейского общества, что по проверке, однако, не подтвердилось.

Какое знает мастерство? – Белошвейка.

Природный язык. – Еврейский.

Говорит ли по-русски? – Говорит.

Каким судом осуждена? – Военно-полевым судом от войск Киевского гарнизона.

К какому наказанию приговорена? – К бессрочной каторге.

Когда приговор обращен к исполнению? – 8 января 1907 года».

К тому моменту, когда летом 1907 года чиновник Киевской губернской тюремной инспекции заполнял анкету на осужденную Фейгу Каплан, она уже успела поучаствовать в подготовке террористического акта против киевского генерал-губернатора Сухомлинова, заработать несколько тяжелых ранений, почти ослепнуть и получить смертный приговор, замененный на пожизненную каторгу. И было дочери набожного и вполне лояльного к властям меламеда хедера (учителя начальной еврейской школы) в Волынской губернии всего-то навсего семнадцать лет…

Фейга Хаимовна Ройдман родилась 10 февраля 1890 года в многодетной семье, в которой было четыре сестры и столько же братьев. Образование она получила дома. Вряд ли ее отец предполагал, что его дочь станет террористкой, но «революционные вихри» уже вовсю витали над Российской империей…

Свою «карьеру» Фейга начала с анархистов, к которым примкнула в ходе революции 1905 года. «Дора» (под этим именем она была известна в революционных кругах) вместе со своим гражданским мужем Виктором Гарским готовила самодельную бомбу для киевского градоначальника, будущего военного министра Российской империи Владимира Сухомлинова. Но, видимо, навыков обращения с «адскими машинками» у них было еще немного – взрывное устройство сработало прямо в номере гостиницы «Купеческая». Гарский сбежал, а Фанни, сильно раненная (в «правую руку, правую ягодицу и левую голень», как значилось в медицинском свидетельстве, оформленном перед ее отправкой по этапу), была задержана полицией. В те времена с революционерами не церемонились, не смотрели ни на возраст, ни на пол – Киевский военно-полевой суд приговорил Каплан к смертной казни. Впрочем, из-за несовершеннолетия осужденной приговор все же смягчили – до пожизненной каторги, отбывать которую она должна была в Акатуйской каторжной тюрьме.

Каторга была тяжелейшим испытанием, однако за все время ни одной просьбы о помиловании Каплан не написала. Она тяжело болела, несколько раз лежала в больнице. Фанни страдала от тяжелых головных болей, но самое страшное – она теряла зрение. Одна из каторжанок, сидевших вместе с ней, вспоминала: «В камере с нами была бессрочница Каплан, слепая. Она потеряла зрение еще в Мальцевской (каторжной тюрьме, где Каплан сидела до пересылки в Акатуй. – Авт.). При аресте ее в Киеве взорвался ящик с бомбами, которые она хранила. Отброшенная взрывом, она упала на пол, была изранена, но уцелела. Мы думали, что ранение в голову и явилось причиной слепоты. Сначала она потеряла зрение на три дня, затем оно вернулось, а при вторичном приступе головных болей она ослепла окончательно. Врачей-окулистов на каторге не было; что с ней, вернется ли зрение или это конец, никто не знал. Однажды (каторгу) объезжал врач областного управления, мы попросили его осмотреть глаза Фани. Он очень обрадовал нас сообщением, что зрачки реагируют на свет, и сказал, чтоб мы просили перевода ее в Читу, где ее можно подвергнуть лечению электричеством. Мы решили – будь что будет, а надо просить Кияшко (начальника каторги. – Авт.) о переводе Фани в Читинскую тюрьму для лечения. Тронула ли его молодая девушка с незрячими глазами, не знаю, но только мы сразу увидели, что дело нам удастся. Расспросив нашу уполномоченную, он громогласно дал слово перевести Фаню немедленно в Читу на испытание».

Фанни Каплан

В итоге срок Фанни сократили до двадцати лет. Но до конца она их не отсидела – после Февральской революции ее, как подавляющее большинство других «политических», освободили из тюрем и каторг.

Пока Фанни была в Акатуе, ее семья (в 1911 году) переехала в Соединенные Штаты. Была такая возможность и у Фанни – из страны еще выпускали, родственники обещали помочь с деньгами на проезд. Но Америка Каплан не интересует – ей хочется быть в гуще революционных событий. Зачем уезжать за океан, если здесь, в России, свершилось то, за что боролась юная Фаня и за что провела десять лет на каторге? И Фанни решает ехать в Москву, к своей подруге, также политкаторжанке Анне Пигит. Ее родственник, Д. И. Пигит, владел московской табачной фабрикой «Дукат», а также большим доходным домом на Большой Садовой улице, № 10. Здесь, в квартире № 5, Фанни прожила с Анной около месяца, а затем уехала в Евпаторию, где Временным правительством был открыт санаторий для амнистированных политзаключенных. В санатории, как утверждают некоторые источники, Фанни познакомилась с Дмитрием Ульяновым – братом Ленина. Существует мнение, что именно Дмитрий помог Каплан попасть в Харьков, в глазную клинику доктора Гиршмана, однако, согласно другим данным, Каплан просто узнала в санатории от кого-то из больных, что в Харькове есть «чудо-доктор», который оказывает помощь всем, вне зависимости от толщины кошелька.

Операция в Харькове прошла успешно – глаза Фанни, пусть и частично, стали видеть свет. Конечно, о какой-то остроте зрения говорить не приходилось, но она хотя бы стала различать силуэты и могла самостоятельно ориентироваться в пространстве. Из Харькова Фанни переехала в Симферополь, где занимала должность заведующей курсами по подготовке работников в волостные земства. Здесь, как вспоминала сама Каплан, на всем готовом, 150 рублей в месяц, она прожила до февраля 1918 года.

* * *

Сидя на каторге, Фанни продолжала мечтать о всеобщем счастье, но политические взгляды ее при этом несколько изменились. «В Акатуе я сидела вместе со Спиридоновой. В тюрьме мои взгляды сформировались – я сделалась из анархистки социалисткой-революционеркой. Свои взгляды я изменила потому, что попала в анархисты очень молодой».

Партия социалистов-революционеров, более известная под сокращением «эсеры», – явление особенное в русской политической и революционной истории. Если, например, социал-демократы вооруженными способами предпочитали «зарабатывать» деньги, то социал-революционеры видели свою задачу в уничтожении высших чинов существующей власти. Большинство громких политических убийств, совершенных в России в период с 1901-го по 1917 год, именно на счету эсеров. Чтобы проиллюстрировать это, процитируем историка Николая Костина: «В феврале 1901 года эсер П. В. Карпович смертельно ранил министра народного просвещения Н. П. Боголепова, подписавшего за месяц до этого приказ об отдаче в солдаты 183-х студентов Киевского университета. 2 апреля 1902 года в своем кабинете в Мариинском дворце в Петербурге членом Боевой организации эсеров С. В. Балмашевым был убит министр внутренних дел Д. С. Сипягин. В мае 1903 года слесарь Уфимских железнодорожных мастерских эсер Е. Дулебов убил генерал-губернатора Н. М. Богдановича. 15 июля 1904 года эсер Е. С. Созонов недалеко от Обводного канала, на Измайловском проспекте, увидел приближающийся экипаж министра внутренних дел В. К. Плеве, сошел с тротуара и бросил в его карету бомбу. Плеве был убит. Созонов, тяжело раненный, арестован.

В начале 1905 года эсер И. П. Каляев бросил бомбу в Московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, а в конце года по постановлению Боевой организации эсеров ее член А. А. Биценко несколькими выстрелами застрелила усмирителя аграрных волнений в Саратовской губернии генерал-лейтенанта В. В. Сахарова.

Террористические акты были совершены против начальника охранного отделения Нижнего Новгорода, губернатора Уфы, градоначальника Москвы, командира Семеновского полка генерала Г. А. Мина. Готовились покушения на полковника Н. К. Римана, министра внутренних дел П. Н. Дурново, генерал-губернатора Москвы Ф. В. Дубасова, жестоко подавивших Декабрьское вооруженное восстание».

Особая песня в партии эсеров – Боевая организация (БО). Самая законспирированная часть партии, БО фактически находилась на автономном положении – ЦК партии давал ей задание на совершение очередного террористического акта и указывал желательный срок его исполнения. И все, дальше БО действовала самостоятельно – у нее были своя касса, явки, адреса, квартиры; никто, даже высшие руководители ЦК партии, не имел права вмешиваться в ее внутренние дела.

Эсеры бойкотировали выборы в Государственную думу 1-го созыва, участвовали в выборах в Думу 2-го созыва, в которую от них было избрано 37 депутатов, а после ее роспуска в июне 1907 года снова бойкотировали выборы в Думу 3-го и 4-го созывов.

Пик популярности эсеров и влияния их на общественно-политическую жизнь России пришелся на период после февраля 1917 года. Партия эсеров, вступив в блок с меньшевиками-«оборонцами», стала крупнейшей политической силой страны – к лету 1917-го в партии было около 1 млн чел., объединенных в 436 организаций в 62 губерниях, на флотах и на фронтах действующей армии. Эсеры играли значительную роль во Временном правительстве, членами партии эсеров были А. Ф. Керенский, В. М. Чернов – министр сельского хозяйства (он же – главный теоретик партии и автор ее программы), Н. Д. Авксентьев – министр внутренних дел, председатель предпарламента.

Однако власть эсеры удержать не сумели и после Октябрьского переворота превратились едва ли не в главных врагов большевиков (равно как и любая другая политическая сила, не желавшая четко следовать «генеральной линии»). Впрочем, эсеры, к тому моменту расколовшиеся на два основных крыла – центристское и интернационалистское (левые эсеры), – некоторое время оставались заметной и влиятельной силой. Особенно это касалось левых эсеров, которые были союзниками большевиков в осуществлении Октябрьской революции.

В марте 1918 года левые эсеры в знак протеста против подписания Брестского мира вышли из состава Совнаркома. Но при этом они продолжали оставаться в коллегиях наркоматов, военном ведомстве, разных комитетах, комиссиях, советах, более того – на тот момент левые эсеры занимали едва ли не ведущее положение в ВЧК.

14 июня 1918 года ВЦИК исключил из своего состава представителей партий эсеров (правых и центра) и меньшевиков. Тот же декрет ВЦИК рекомендовал всем Советам рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов удалить из своей среды представителей этих партий. Это был первый звонок для левых эсеров, недаром член ЦК «интернационалистов» В. А. Карелин назвал этот декрет незаконным, так как по закону менять состав ЦИК мог только Всероссийский съезд Советов.

Разногласия между недавними союзниками стремительно углублялись. Прежде всего эсеры были не согласны с политикой большевиков на селе, продразверсткой и прочими методами «борьбы за урожай». На V Всероссийском съезде Советов левые эсеры открыто выступили против них, однако были в меньшинстве (около 350 депутатов из 1164) и поддержки не получили.

После этого Всероссийский съезд левых эсеров, заседавший в Москве одновременно с V съездом Советов, по вопросу о внешней политике постановил: «Разорвать революционным способом гибельный для русской и мировой революции Брестский договор. Выполнение этого постановления съезд поручает ЦК партии». В свою очередь, ЦК решил прибегнуть к «знакомым» методам…

* * *

События, разыгравшиеся 6 июля 1918 года в немецком посольстве в Москве, сами по себе весьма загадочны и при этом имеют определенное отношение к теме покушения на Ленина, поэтому остановимся на них поподробнее.

В этот день в 14 часов 15 минут около особняка по адресу Денежный переулок, 5, где, собственно, находилось посольство Германии, остановился темный «паккард», из которого вышли два человека. Швейцару они предъявили удостоверения сотрудников ВЧК на имя Якова Блюмкина и Николая Андреева и потребовали встречи с послом Вильгельмом фон Мирбахом. В посольстве осознавали, что в сложившейся ситуации возможны любые инциденты (дипмиссия неоднократно получала сигналы, что на посла готовится покушение), и поэтому Мирбах практически не принимал посетителей. Но, узнав, что прибыли официальные представители ВЧК, он решил сделать исключение. К послу присоединились советник посольства доктор Курт Рицлер и адъютант военного атташе лейтенант Леонгарт Мюллер в качестве переводчика.

Беседа началась около 14.45. Блюмкин показал послу бумаги, которые якобы изобличали родственника посла, некоего Роберта Мирбаха, в шпионской деятельности. Посол ответил, что никогда о таком «родственнике» не слышал. Второй сотрудник ВЧК, Андреев, поинтересовался, хочет ли Мирбах знать, какие меры намерена предпринять ЧК. Дипломат кивнул, после чего Блюмкин выхватил револьвер и открыл огонь. Он выстрелил трижды, но ни один из выстрелов не достиг цели. Дипломаты бросились бежать. Андреев мгновенно выхватил и бросил бомбу, но она не взорвалась, после чего он уже из ре вольвера смертельно ранил фон Мирбаха. Блюмкин поднял с пола неразорвавшуюся бомбу и бросил ее вторично. Раздался взрыв. Чекисты выпрыгнули в окно и через сад побежали к «паккарду». Спустя несколько мгновений Андреев уже был в машине, Блюмкин же при приземлении сломал ногу. В этот момент охранники посольства открыли огонь по убегавшим. Одна из пуль угодила Блюмкину в ногу, но ему, с простреленной и сломанной ногой, удалось перебраться через ограду и добежать до машины.

На первый взгляд, все было ясно – убийство немецкого посла было организовано и осуществлено левыми эсерами, которые таким образом пытались настроить Германию против Советской России и добиться разрыва Брестского мира. Однако не все так просто. В этом деле было немало подводных камней, немало моментов, затрагивающих высших руководителей Советского государства.

Начать хотя бы с того, что Блюмкин и Андреев были вполне реальными сотрудниками ВЧК. В этом не было ничего удивительного, однако Блюмкин, несмотря на свой юный возраст (на момент убийства ему было всего 19 лет), был руководителем одного из подразделений, созданных при важнейшем в ВЧК отделе по борьбе с контрреволюцией. И не какого-нибудь, а… отделения, нацеленного на работу против «шпионской деятельности германского дип-представительства» (Андреев официально числился фотографом этого отделения). Более того, Блюмкин и Андреев предъявляли документы (некоторые из них они оставили в посольстве – в ходе следствия эти документы были одной из важнейших улик), подписанные самим председателем ВЧК Феликсом Дзержинским. Который, в свою очередь, также был противником Брестского мира.

Реальной персоной, кстати, был и Роберт Мирбах, правда, «немного» не в той ипостаси, в какой представили его немецкому послу Блюмкин и Андреев. На самом деле он был русским подданным, до революции служил в хозяйственной части Смольного института. Но кто мог помешать ЧК сделать из Роберта Мирбаха австро-венгерского офицера, якобы служившего в 37-м пехотном полку, попавшего в русский плен и освобожденного из него после ратификации Брестского мира? Никто, тем более что в реализации этого плана принимал участие сам Феликс Дзержинский. Знал ли председатель ВЧК, каковы истинные планы Блюмкина и Андреева, или же считал, что «дело Мирбаха» будет использовано для давления на посла? На этот вопрос однозначного, стопроцентно верного ответа нет. Но так или иначе, на руках у Блюмкина оказались два документа.

Яков Блюмкин

Николай Андреев

Первый ВЧК получила от датского консульства, в то время представлявшего в Советской России интересы австро-венгерских подданных. Чекистам удалось убедить сотрудников консульства, что Роберт Мирбах является австрийским офицером и родственником немецкого посла, и те выдали справку следующего содержания: «Настоящим Королевское Датское генеральное консульство доводит до сведения Всероссийской чрезвычайной комиссии, что арестованный офицер австро-венгерской армии граф Роберт Мирбах, согласно письменному сообщению Германского дипломатического представительства в Москве, адресованному на имя Датского генерального консульства, в действительности состоит членом семьи, родственной германскому послу графу Мирбаху, поселившейся в Австрии».

После этого у Блюмкина появился второй документ: «Всероссийская чрезвычайная комиссия уполномочивает ее члена Якова Блюмкина и представителя Революционного трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином Германским послом в Российской Республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к господину послу. Председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии: Ф. Дзержинский. Секретарь: Ксенофонтов».

Дзержинский, отвечая на вопросы специальной следственной комиссии ВЦИК, утверждал, что его подпись на последнем документе подделана. Но в целом его показания были весьма запутанны и противоречивы. Он, к примеру, говорил, что «Блюмкина я близко не знал и редко с ним виделся». Что, исходя из логики и принципов работы ВЧК, неправда – не мог председатель Чрезвычайной комиссии «не близко» не знать начальника одного из важнейших направлений руководимой им организации и редко общаться с ним. Это позднее говорил и сам Блюмкин: «…вся моя работа в ВЧК по борьбе с немецким шпионажем, очевидно, в силу своего значения, проходила под непрерывным наблюдением председателя Комиссии т. Дзержинского и т. Лациса».

7 июля 1918 года, на следующий день после убийства Мирбаха, Дзержинский подал заявление об освобождении его от должности председателя ВЧК в связи с тем, что он «является одним из главных свидетелей по делу об убийстве германского посланника графа Мирбаха». Очевидно, чтобы успокоить немцев, Ленин придал освобождению «железного» Феликса демонстративный вид – его заявление рассматривалось на заседании ЦК РКП(б), а постановление о снятии с должности было не только напечатано в газетах, но и расклеено по всей Москве.

А знал ли Ленин о готовящемся покушении? Опять же, дать однозначный ответ на этот вопрос сложно. Однако зададим еще один вопрос: как должен вести себя глава государства в ситуации, которая, по идее, грозила перерасти в новую войну? Что удивительно – есть не одно свидетельство того, что Ленин был едва ли не доволен сложившейся ситуацией. Леонид Красин вспоминал (так, по крайней мере, рассказывал сотрудник советского полпредства в Берлине Георгий Соломон), что Ленин в дни кризиса говорил «с улыбочкой»: «Мы произведем среди товарищей левых эсеров внутренний заем и таким образом и невинность соблюдем, и капитал приобретем».

А вот еще один факт: нарком просвещения Анатолий Луначарский свидетельствовал, что в его присутствии Ленин, имея в виду убийц Мирбаха, отдал следующий приказ: «Искать, очень тщательно искать, но… не найти». Приехав же в немецкое посольство, чтобы лично принести извинения от имени советского правительства, Ленин выразил уверенность, что «дело будет немедленно расследовано и виновные понесут заслуженную кару». Но когда дело действительно дошло до наказания виновных, советская власть вдруг проявила удивительную мягкость.

Андреев, находившийся после убийства Мирбаха в Украине, вскоре умер от тифа. А вот Блюмкин в мае 1919 года оказался в Москве и явился с повинной. И… получил амнистию. Постановление Президиума ВЦИК гласило: «Ввиду добровольной явки Я. Г. Блюмкина и данного им подробного объяснения обстоятельств убийства германского посла графа Мирбаха президиум постановляет: Я. Г. Блюмкина амнистировать». Вот так просто – достаточно всего лишь «подробно объяснить обстоятельства убийства» посла иностранного государства и все – убийца прощен. А вскоре Яков Блюмкин и вовсе был принят в партию большевиков (!) по личной рекомендации (!!) Феликса Дзержинского. Кстати, уже 22 августа 1918 года, всего через полтора месяца после теракта в посольстве, Дзержинский вновь возглавил ВЧК.

* * *

Убийство немецкого посла стало началом цепочки событий, которые в итоге и привели к покушению на Ленина. Сбежав из посольства, Блюмкин и Андреев скрылись в одном из домов в Трехсвятительском переулке, где располагался отряд ВЧК под командованием их товарища по партии Дмитрия Попова. Этот отряд состоял из 800 человек (некоторые источники указывают цифру 1800 бойцов) и имел на вооружении несколько артиллерийских орудий и броневиков.

Узнав о случившемся, Дзержинский отправился в Трехсвятительский переулок, где был задержан Поповым. Судьба председателя ВЧК (пока еще) висела на волоске. На борьбу с эсерами были мобилизованы работники советских и коммунистических органов, делегаты съезда Советов, рабочие Москвы. Когда стало известно о мятеже отряда Попова, Ленин и Свердлов приказали арестовать руководство левых эсеров, которое в тот момент находилось в Большом театре на заседании съезда Советов. Ленин взял на себя руководство разгромом левых эсеров. Ночью 7 июля на места ушла телеграмма за его подписью: «Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов. Будьте беспощадны против левых эсеров и извещайте чаще». Непосредственно боевыми действиями руководили член Высшего военного совета Николай Подвойский и командир латышских стрелков Иоаким Вацетис.

Ранним утром 7 июля латышские части, при поддержке пулеметов, пушек и броневиков, начали операцию по уничтожению левоэсеровских отрядов. В течение нескольких часов мятеж был подавлен. Попов сумел скрыться (он, как активный участник махновского движения, был пойман и расстрелян в 1921 году), 13 наиболее активных участников мятежа из его отряда, в том числе и заместитель председателя ВЧК В. Александрович, были арестованы и, согласно постановлению ВЧК, на следующий день расстреляны…

Два предыдущих абзаца – это официальная версия того, что в советской историографии было принято называть «левоэсеровским мятежом 6–7 июля 1918 года». Об этих событиях в 1968 году был даже снят художественный фильм по сценарию Михаила Шатрова с соответствующим названием – «Шестое июля», соответствующим же пафосом и малоправдивым изложением того, что происходило на самом деле.

Слово «мятеж», согласно словарям, означает «массовое стихийное или организованное выступление социальных групп, направленное против существующего социально-экономического порядка или властей». Но отряд Попова никуда «не выступал», это признавали даже советские историки, например автор вышедшей в 1971 году книги «Крах одной авантюры» Леонид Спирин: «Никаких вариантов военных действий не существовало, отряд Попова так и не сдвинулся с места до самого разгрома, оборона занятых позиций свелась к отсиживанию в двух зданиях Трехсвятительского переулка». Одновременно с событиями в Москве серьезные восстания, сопровождавшиеся грабежами и убийствами советских работников и членов их семей, происходили в других городах: Ярославле, Вологде, Арзамасе, Муроме и т. д. Но все они были организованы либо белогвардейскими офицерами, либо правыми эсерами, левые же эсеры к ним не имели отношения, более того, принимали участие в их подавлении. Единственным действительно левоэсеровским выступлением против власти стал демарш командующего Восточным фронтом Михаила Муравьева. 11 июля 1918 года он во главе отряда в тысячу человек прибыл из Казани, где тогда находился штаб фронта, в Симбирск и приказал занять все стратегически важные пункты города и арестовать военных и гражданских руководителей. Оставшиеся на свободе верные большевистскому правительству руководители города пригласили Муравьева на совещание и прямо там же без лишних слов застрелили. После этого выступление в Симбирске было быстро подавлено.

Преувеличены, мягко говоря, и утверждения о том, что «судьба Дзержинского висела на волоске». Есть не одно свидетельство того, что во время своего пребывания в доме в Трехсвятительском переулке Дзержинский и Попов спокойно пили вместе чай. Вообще же вся эта ситуация с приездом Дзержинского в «логово мятежников» выглядит довольно странно: создается впечатление, что не Попов задержал Дзержинского, а сам «железный» Феликс решил «задержаться» у своих (что тоже немаловажно) подчиненных. Правда, тот же Спирин объясняет бездействие мятежников и мягкость по отношению к Дзержинскому тем, что руководство партии левых эсеров оказалось в заложниках у большевиков. Может быть, и так. Но непонятно, зачем назначать убийство немецкого посла и последующие за ним выступления на тот день, когда все руководство партии находилось в Большом театре, где проходил съезд, и их всех можно было арестовать «не отходя от кассы»? Именно поэтому многие современные историки считают, что Дзержинский поехал в Трехсвятительский переулок не для того, чтобы потребовать выдачи убийц Мирбаха, а чтобы удержать своего подчиненного Попова от спонтанного выступления.

Вообще же складывается впечатление, что к «организованному мятежу» готовились не левые эсеры, а большевики, для которых этот мятеж якобы должен был стать неожиданностью. Например, в воспоминаниях Иоакима Вацетиса можно встретить упоминание о том, что он за две недели до 6 июля привел свои части в состояние повышенной боевой готовности, более того, прекрасно знал, против кого именно ему предстоит действовать. Известен и такой факт: вскоре после «посещения» Блюмкиным и Андреевым германского посольства из советского полпредства в Берлине в Москву пришла депеша, в которой, среди прочего, были и такие слова: «Германское правительство не сомневается, что граф Мирбах убит самими большевиками».

Какой же могла быть истинная цель комбинации «убийство Мирбаха – мнимый мятеж левых эсеров»? Ответ – однопартийность, по крайней мере, так считают многие исследователи событий лета 1918 года. Точнее, устранение единственной помехи, мешавшей Ленину добиться этой самой однопартийности, – партии левых эсеров.

Сразу же после убийства Мирбаха и разгрома отряда Попова большевики приступили к «зачистке территории» от левых эсеров. Перво-наперво Совнарком постановил распустить коллегию ВЧК, назначив новым председателем Якова Петерса. Петерс сформировал новую коллегию ВЧК, отныне состоявшую исключительно из большевиков. Местным органам ВЧК было приказано в кратчайшие сроки изгнать эсеров из своих рядов и разоружить эсеровские боевые дружины в Петрограде и других городах.

Как мы уже упоминали, руководство партии левых эсеров было арестовано, а все делегаты от нее не допускались на заседания съезда Советов. Сама партия была запрещена. Таким образом, РКП(б) де-факто получила монополию на политическую деятельность на территории Советской России. Де-юре это произошло 4 октября 1920 года, после самороспуска Партии революционного коммунизма (ПРК), отколовшейся от левых эсеров в июле 1918 года.

Но на этом загадки и странности «дела Мирбаха и левых эсеров» не заканчиваются. Зададимся вопросом: как должна была молодая неокрепшая власть в условиях военного времени покарать тех, кто якобы организовал против нее мятеж? Со всей «революционной строгостью»? Вроде бы да, но и здесь большевики почему-то проявляют удивительную мягкость. Уже через три дня (!) после ареста большинство руководителей партии левых эсеров были выпущены из-под стражи в честь принятия первой советской Конституции. 27 ноября того же, 1918, года начались заседания Ревтрибунала при ВЦИК по делу о «заговоре ЦК партии левых эсеров против Советской власти и революции». Казалось бы, такая формулировка не давала подсудимым никаких шансов. Но в зале из 14 обвиняемых присутствовали всего двое – М. А. Спиридонова и Ю. В. Саблин. 10 человек были приговорены к… трем годам «заключения в тюрьму с применением принудительных работ».

Все это привело некоторых современных исследователей к двум версиям. Первая: левые эсеры, по крайней мере, некоторые члены руководства партии знали, что их будут «громить», то есть имел место некий сговор между лояльными к советской власти левоэсерами и большевиками. И вторая: целью убийства немецкого посла фон Мирбаха было… убийство немецкого посла фон Мирбаха.

По некоторым данным, Мирбах до своего приезда в Россию работал в дипмиссии в Швейцарии и, возможно, был в курсе отношений большевиков и немецкого генштаба. Более того, достоверно известно, что Мирбах рекомендовал своему правительству отказаться от Брестского мира и не вступать в переговоры с большевиками. То есть, устраняя Мирбаха, большевики решали сразу две проблемы: избавлялись от нежелательного свидетеля и неудобного дипломата. А третья решалась «в нагрузку» – по ходу дела устранялись левые эсеры.

* * *

Как бы ни развивались события июля 1918 года, каковы бы ни были истинные мотивы его участников, для нас важно прежде всего то, что они окончательно привели Фанни Каплан к решению убить вождя большевиков. Уже после покушения на допросе в ВЧК она говорила: «Октябрьская революция меня застала в Харьковской больнице. Этой революцией я была недовольна, встретила ее отрицательно. Я стояла за Учредительное собрание и сейчас стою за это. По течению в эсеровской партии я больше примыкаю к Чернову». И далее она продолжала: «Решилась на этот шаг (убить Ленина. – Авт.) еще в феврале. Эта мысль во мне созрела в Симферополе, и с тех пор я начала готовиться к этому шагу».

Когда же произошло левоэсеровское восстание, Каплан решила ехать в Москву – ведь там большевики расправлялись с ее партией, там была Мария Спиридонова, которая для Фанни была больше, чем товарищ по партии – она была подругой. Близкой подругой, которая оказалась в тюрьме… Во время допросов Каплан рассказывала: «Ранней весной 1917 года освобожденные Февральской революцией мы, десять политкаторжанок, выехали на телегах из Акатуя в Читу… Был мороз, ветер хлестал по щекам, все были больные, кашляли… и Маша Спиридонова отдала мне свою пуховую шаль… Потом, в Харькове, где ко мне почти полностью вернулось зрение, я так хотела в Москву, поскорей увидеть подруг, и часто сидела одна, закутавшись в эту шаль, прижавшись к ней щекой…»

Каплан прибыла в Москву, когда мятеж уже был подавлен. Но ее решимости это не уменьшило, скорее наоборот: для нее целью борьбы и жизни становится устранение главного человека в большевистском лагере – Ленина. Остается вопрос – как это сделать…

Дело о покушении на Ленина – это пример сочетания, казалось бы, несочетаемых вещей – массы информации и при этом большого числа вопросов, на которые нет точных ответов. Есть свидетели, есть показания преступника, есть вещественные доказательства – но нет стройной цепочки преступления. Например, совершенно непонятно, чем почти полтора месяца занималась Фанни Каплан до того момента, как она стреляла в Ленина. Она приехала в Москву, вроде бы искала встречи с эсерами. Но нашла она товарищей по партии или нет – неизвестно. Есть какие-то обрывочные сведения, что Каплан была на некой конспиративной квартире, где убеждала собравшихся в необходимости убийства Ленина. Но все это на уровне каких-то слухов и домыслов. Информации о том, как Фанни Каплан готовилась к покушению, помогал ли ей кто-то в этом – нет практически никакой. Единственное, что известно достоверно – вечером 30 августа 1918 года она оказалась во дворе завода Михельсона.

* * *

«День 30 августа 1918 года начался скверно, – вспоминал комендант Кремля П. Д. Мальков. – Из Петрограда было получено мрачное известие – убит М. С. Урицкий… Ленин должен был выступать в этот день на заводе быв. Михельсона. Близкие, узнав о гибели Урицкого, пытались удержать Ленина, отговорить его от поездки на митинг. Чтобы их успокоить, Владимир Ильич сказал за обедом, что, может, он и не поедет, а сам вызвал машину и уехал».

Моисей Урицкий

И снова вопрос: были ли связаны между собой два события, произошедшие в один день, – убийство председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого и покушение на Ленина?

«В начале 11-го часа утра 30-го августа в Петербурге из квартиры на Саперном переулке вышел одетый в кожаную куртку двадцатилетний красивый юноша «буржуазного происхождения», еврей по национальности. Молодой поэт Леонид Каннегисер сел на велосипед и поехал к площади Зимнего дворца. Перед Министерством иностранных дел, куда обычно приезжал Урицкий, Каннегисер остановился, слез с велосипеда и вошел в тот подъезд полукруглого дворца, к которому всегда подъезжал Урицкий.

– Товарищ Урицкий принимает? – спросил юноша у старика швейцара еще царских времен.

– Еще не прибыли-с, – ответил швейцар. Поэт отошел к окну, выходящему на площадь.

Сел на подоконник. Он долго глядел в окно. По площади шли люди. В двадцать минут прошла целая вечность. Наконец вдали послышался мягкий приближающийся грохот. Царский автомобиль замедлил ход и остановился у подъезда.

Прибыв со своей частной квартиры на Васильевском острове, маленький визгливый уродец на коротеньких кривых ножках, по-утиному раскачиваясь, Урицкий вбежал в подъезд дворца. Рассказывают, что Урицкий любил хвастать количеством подписываемых им смертных приговоров. сколько должен был он подписать сегодня? Но молодой человек в кожаной куртке встал. И в то время, как шеф Чрезвычайной комиссии семенил коротенькими ножками к лифту, с шести шагов в Урицкого грянул выстрел. Леонид Каннегисер убил Урицкого наповал».

Так описывает само убийство писатель и публицист Роман Гуль. Его, участника Белого движения, конечно, можно подозревать в предвзятости к любому представителю советской власти, но слова про «любовь» Урицкого к смертным приговорам – не пустой звук. Глава Петроградской ВЧК действительно хвастался тем, что за день подписал не один десяток смертных приговоров, причем не стеснялся этого делать даже в присутствии иностранных дипломатов, а за исполнением приговоров любил наблюдать из окна своего кабинета. За эту свою жестокость Урицкий и поплатился…

Каковы же были мотивы убийцы? В материалах следствия по делу Леонида Каннегисера есть такие строки: «При допросе Леонид Каннегисер заявил, что он убил Урицкого не по постановлению партии или какой-либо организации, а по собственному побуждению, желая отомстить за аресты офицеров и расстрел своего друга Перельцвейга, с которым он был знаком около 10 лет».

Леонид Каннегисер мстил за друга. Однако он отнюдь не собирался совершать «самоубийственное убийство» – попадаться в лапы ВЧК он не хотел. Однако молодого (всего-то 22 года) человека подвело волнение. Единственным свидетелем был престарелый швейцар, который явно был не в состоянии бежать за юношей. Леонид выбежал на улицу, но вместо того, чтобы спокойно смешаться с толпой, он схватил велосипед и поехал прочь. При этом даже не догадался выбросить или хотя бы спрятать в карман револьвер.

Служащие ЧК, услышав выстрелы, а затем увидев лежащего возле лифта Урицкого, сели в автомобиль и бросились догонять одинокого велосипедиста, который был прекрасным ориентиром. Понимая, что от автомобиля ему не уйти, Леонид остановился у дома № 17 по Миллионной улице, вбежал в подъезд и зашел в первую попавшуюся квартиру. В ней жил князь Меликов, чья прислуга была изумлена, увидев юношу с револьвером в руке, который, не обращая ни на кого внимания, взял с вешалки паль то и стал надевать его поверх куртки. В таком виде он выскочил во двор. Однако преследователи его опознали и сумели задержать.

Как мы уже говорили, Каннегисер свою причастность к какой-либо организации не признавал и говорил, что убийство совершил по собственной воле и без какого-либо влияния извне. Следствие в ходе дознания арестовало нескольких друзей Леонида, а также родителей и сестры. Однако они вскоре были отпущены, и следователи сделали вывод: «Точно установить путем прямых доказательств, что убийство товарища Урицкого было организовано контрреволюционной организацией, не удалось».

Впрочем, некоторые современные исследователи с подобными выводами не согласны и выдвигают свою версии произошедшего. В частности, Н. Зенькович, автор известной книги «Покушения и инсценировки: от Ленина до Ельцина», обращает внимание на следующие слова в материалах следствия: «Установить точно, когда было решено убить товарища Урицкого, Чрезвычайной комиссии не удалось, но о том, что на него готовится покушение, знал сам товарищ Урицкий. Его неоднократно предупреждали и определенно указывали на Каннегисера, но товарищ Урицкий слишком скептически относился к этому. О Каннегисере он знал хорошо, по той разведке, которая находилась в его распоряжении».

Факт действительно странный. Получается, что если Урицкий не просто знал о возможном покушении на свою жизнь, но и имел сведения о конкретном исполнителе, то значит, что в окружении Леонида Каннегисера был либо агент, либо осведомитель ЧК. Но вряд ли бы чекисты приставляли агента к простому студенту Петроградского политеха, коим являлся Каннегисер. Следовательно, делает вывод Зенькович, должна существовать некая организация, членом которой и был убийца Урицкого. Загадочным выглядит и то, что глава петроградских чекистов знал о готовящемся покушении на свою жизнь, но ничего не предпринял. Может быть, не верил до конца, что это возможно, или не слишком доверял источнику информации.

А далее Зенькович, опираясь на публикации, по его словам, «исследователей новой волны», делает вывод о том, что история о романтически настроенном юном поэте, мстящем за друга, это не более чем «тщательно слегендированная версия». И придумана она, судя по всему, самой ВЧК. При этом автор проводит параллели между убийством Урицкого и покушением на Ленина. Такие сопоставления вполне понятны, прежде всего хотя бы потому, что произошли они в один день. Откуда такая синхронность? И могли ли некие подпольщики, если, конечно, таковые были, обеспечить ее в условиях 1918 года?

По мнению Зеньковича (точнее, он в данном вопросе ссылается на публикации другого исследователя тех событий – Александра Кравцова, пишущего под псевдонимом Григорий Нилов), подобная синхронность в то время была под силу только одной организации – ВЧК. Кроме этого, упоминаются и другие загадочные моменты, характерные для обоих событий: отсутствие результатов экспертизы оружия, из которого стреляли Каннегисер и Каплан, легкость, с которой они смогли подобраться к своим «целям» (Каннегисер вообще каким-то образом беспрепятственно прошел в учреждение, которое, по идее, должно было строго охраняться) и с которой смогли покинуть место преступления, почти случайное задержание обоих стрелков и т. д.

Правда, некоторые сопоставления Зеньковича – Нилова выглядят малоубедительно. Например, говорится о «самоубийственном поведении обоих киллеров», но, как мы знаем, Каннегисер убил Урицкого всего при одном свидетеле и если бы вел себя хладнокровнее, вполне мог без проблем скрыться. Утверждается также, что «от выстрелов киллеров до их расстрела проходит не более четырех суток». Но это не так. Точная дата расстрела Каннегисера неизвестна, но подавляющее большинство источников утверждают, что это произошло либо во второй половине сентября, либо даже в октябре 1918 года. Есть и другие моменты, которые не укладываются в выстроенную цепь «Убийство Урицкого + покушение на Ленина = заговор ВЧК».

Впрочем, мы несколько забежали вперед в ходе нашего повествования. О событиях утра 30 августа 1918 года в Петрограде мы рассказали, теперь пришло время узнать о том, что произошло вечером того же дня в Москве.

* * *

Лишь только большевики утвердились во власти, они стали уделять огромное внимание агитации. В 1918 году телевидение и интернет были делом еще очень далекого будущего, радио еще только начинало свой путь в массы, газеты выходили с перебоями и были доступны далеко не всем хотя бы потому, что даже в городах процент безграмотных был еще очень высок. Именно поэтому одним из главных средств агитации были митинги.

На 30 августа, пятницу, в Москве было назначено несколько больших митингов в разных районах города. Ленин должен был выступать на двух – сначала на Хлебной бирже, в Басманном районе, а затем на заводе Михельсона, в Замоскворечье. За день до этого, 29 августа, председатель ВЦИК Яков Свердлов отправил Ленину телеграмму: «Владимир Ильич! Прошу назначить заседание Совнаркома завтра не ранее 9 часов вечера. Завтра по всем районам крупные митинги по плану, о котором мы с Вами уславливались; предупредите всех совнаркомщиков, что в случае получения (приглашения) или назначения на митинг, никто не имеет (права) отказываться. Митинги начинаются с 6 часов вечера».

Тем временем и без того напряженная обстановка в городе после получения сообщения об убийстве Урицкого еще более накалилась. Родные Ленина во главе с сестрой Марией якобы пытались отговорить его отменить выступления на митингах, но он отказался, отшутился, мол, «товарищ Яков Михайлович Свердлов строго требует от всех руководящих лиц участия в митингах и сильно побранит за такой отказ».

Около 17.00 Ленин обедал с женой в своей квартире в Кремле. Казалось, что последние события его не особо взволновали – он был весел, много шутил. Крупская также попыталась было отговорить его от поездок на митинги, но Ленин снова ответил отказом. Примерно в 18.00 он выехал на митинг в Басманный район.

«В Басманном районе, – вспоминала Е. Ямпольская, секретарь Басманного райкома, – мы поручили члену райкома Шабловскому охранять Ленина на митинге и проводить его до Замоскворечья. За 2–3 часа до начала митинга нас снова вызвали в МК (Московский комитет РКП(б). – Авт.) и сообщили, что в связи с тревожным положением Владимиру Ильичу предложено сегодня не выступать».

Ленина снова отговаривают ехать, но он все же отправляется на митинг на Хлебную биржу. А ведь там – так, по крайней мере, гласили результаты официального расследования, проведенного три года спустя (об этом читатель узнает немного позже) – на него уже готовилось покушение. Однако в Басманном районе все прошло без происшествий.

Важный момент – Басманный райком партии обеспечивал Ленина охраной. Пусть для этого был выделен всего один человек, но это все же больше, чем ничего. А вот на завод Михельсона, на второй намеченный на тот вечер митинг, глава государства отправился вообще без охраны. «Сначала мы поехали на Хлебную биржу, где был митинг, – рассказывал шофер Ленина Степан Казимирович Гиль

В. Бонч-Бруевичу через несколько лет после событий. – Митинг прошел благополучно, и мы уехали на завод бывший Михельсона на Серпуховскую улицу… Въехали прямо во двор. Охраны ни с нами в машине, ни во дворе не было никакой, Владимира Ильича никто не встретил: ни завком, ни кто другой. Он вышел совершенно один и быстро прошел в мастерские». Многие исследователи делают из этого факта далеко идущие выводы, мы же пока просто обратим внимание читателя на это.

По словам Гиля, после того как Ленин вышел из машины, он поставил ее к выезду со двора шагах в десяти от выхода в мастерские. Через 10–15 минут к шоферу подошла женщина с портфелем в руках и спросила: «Что, товарищ Ленин, кажется, приехал?» На это Гиль ответил: «Я не знаю, кто приехал». Женщина рассмеялась и сказала: «Как же это? Вы – шофер и не знаете, кого везете…» После этого она вошла в помещение мастерских.

В этот день, как вспоминал председатель заводского комитета Н. Иванов, на заводе было вывешено объявление: «Все на митинг!» «Рабочие спешили домой переодеться, чтобы к 7 успеть на митинг. В назначенный час гранатный корпус, вмещавший пять-шесть тысяч человек, был переполнен… Я и председатель правления завода И. Я. Козлов сидели на помосте, на столе (у нас скамеек не было) и совещались перед митингом… Но никто не мог точно сказать, будет ли у нас выступать Ленин. Я открыл митинг и дал слово докладчику. Вдруг послышалось со всех сторон: “Ленин приехал!”».

Как выяснилось, Каплан пришла на завод Михельсона около шести вечера, ходила среди собравшихся рабочих, прислушивалась. Вскоре на заводе появился еще один эсер – переодетый матросом Василий Новиков, в задачу которого входило обеспечить Каплан условия для стрельбы.

Когда Ленин уже заканчивал свою речь, Каплан вошла в гранатный цех. Ленин попросил у собравшихся извинения за свой срочный отъезд на заседание Совнаркома и направился к выходу. Он шел к машине не быстро, на ходу надевая пальто, рядом с ним пристроилась какая-то женщина. Это была кастелянша Попова, она жаловалась Ленину на произвол заградотрядов, реквизировавших хлеб, который горожане везли от родственников в деревнях. «Есть декрет, чтобы не отбирали, а они отбирают», – говорила она. Ленин ответил, что заградотряды действительно иногда поступают неправильно, но скоро это прекратится и нормальное снабжение Москвы продуктами будет налажено.

Впоследствии, когда началось следствие, Попова, естественно, попала под подозрение. Газета «Известия ВЦИК» вскоре после покушения писала: «В день рокового покушения на тов. Ленина означенная Попова была ранена навылет; пуля, пройдя левую грудь, раздробила левую кость. Две дочери ее и муж были арестованы, но вскоре освобождены». Арест родных Поповой означал, что в ЧК ее всерьез подозревали, по крайней мере, в пособничестве террористам: возможно, в ее задачу входило задержать Ленина, чтобы дать основному стрелку прицельно вести огонь. Но вскоре один из следователей В. Кингисепп дал по поводу Поповой следующее заключение: «Пособничество со стороны Поповой покушению ничем не подтверждено. Установлено, что она шла по правую руку от В. И. Ленина, отставая на несколько шагов от него и, во всяком случае, не загораживая ему дорогу к автомобилю. Нет никаких данных, что Попова вообще задержала В. И. Ленина и этим помогла Каплан».

По версии следствия, такая задача была возложена на уже упоминавшегося эсера Новикова, переодетого матросом. Ленин стал подниматься по лестнице к выходу. В этот момент Новиков, сделав вид, что споткнулся, преградил ему дорогу и создал вокруг затор. Он стал задерживать рабочих, кричал: «Пропустите, пропустите товарища Ленина! Не напирайте!»

Когда Ленин подошел к машине, кто-то из рабочих открыл ее дверцу. В этот момент раздался выстрел, за ним еще несколько. Позже Степан Гиль на допросе у председателя Московского ревтрибунала Дьяконова показал следующее: «Когда Ленин был уже на расстоянии трех шагов от автомобиля, я увидел сбоку, с левой стороны от него, на расстоянии не больше трех шагов протянувшуюся из-за нескольких человек женскую руку с браунингом, и были произведены три выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли, стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе».

Гиль, по его словам, выскочил из машины, выхватил свой револьвер и бросился за стрелявшей. Однако он заметил, что Ленин лежит на земле, и вернулся к нему. Раненый хриплым голосом спросил шофера: «Поймали его или нет?» Гиль ответил: «Сейчас не надо говорить, вам тяжело».

В этот момент Гиль заметил бежавшего прямо на него матроса (это был Новиков), который правую руку держал в кармане. Шофер попытался закрыть своим телом лежащего на земле Ленина и крикнул: «Стой! Стрелять буду!» Матрос повернул влево и выбежал за ворота. Увидев, что державший в руке пистолет Гиль склонился над Лениным, какая-то женщина приняла его за террориста. Она вцепилась в шофера и начала кричать: «Что вы делаете? Не стреляйте!» В эту секунду из цеха выбежали трое вооруженных людей с криком: «Это свой, свой! Мы – заводской комитет, свои!»

Первым, кто оказал Ленину врачебную помощь, был фельдшер Сафронов, перевязавший его рану носовым платков. В материалах следствия есть и его показания: «Проживаю: Б. Строгановский пер., д. 24, кв. 18. Работаю в 81-м эвакуационном госпитале. Фельдшер. Пошел на митинг послушать Ленина. Я не партийный, но душой коммунист. Митинг кончился часов в 9 вечера 30 августа 1918 года. Когда Ленин кончил речь, он пошел к выходу. За ним пошел народ, пошел и я. Во дворе к нему подошли две женщины… Стал прибывать народ. Меня оттеснили от Ленина несколько назад, и раздались выстрелы. Не помню сколько: три или четыре. Стреляли в Ленина сзади… Толпа раздалась, и я увидел тов. Ленина лежащим вниз лицом. Около него уже был шофер, и подошел еще один товарищ, служащий в аппарате Троцкого. Подошла женщина и назвалась фельдшерицей. Мы посадили Ленина в автомобиль. Я спросил: «Ранены ли вы, товарищ?» Он ответил, что ранен в руку. Я перевязал ему руку носовым платком, чтобы не было кровотечения».

Вокруг Ленина собралось несколько человек. Раненому помогли встать, затем его усадили на заднее сиденье машины, двое рабочих сели рядом с ним. Гиль вывел машину из ворот завода и на предельно возможной скорости поехал в Кремль. «Подъехал прямо к квартире Владимира Ильича во двор, – рассказывал потом шофер Ленина. – Здесь мы все трое помогли выйти Владимиру Ильичу из автомобиля… Мы стали просить и умолять его, чтобы он разрешил нам внести его, но никакие уговоры не помогли, и он твердо сказал: «Я пойду сам»… И он, опираясь на нас, пошел по крутой лестнице на третий этаж».

Стрелявшую женщину задержал помощник военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии С. Н. Батулин. «В момент выхода народа с митинга, – говорил он на допросе 30 августа, – я находился в десяти или пятнадцати шагах от т. Ленина, шедшего впереди толпы. Я услыхал три выстрела и увидел т. Ленина лежащего ничком на земле. Я закричал: «Держи, лови», – и сзади себя увидел предъявленную мне женщину, которая вела себя странно. На мой вопрос, зачем она здесь и кто она, она ответила: «Это сделала не я». Когда я ее задержал и когда из окружившей толпы стали раздаваться крики, что стреляла эта женщина, я спросил еще раз, она ли стреляла в Ленина, последняя ответила, что она».

Интересно, что 5 сентября Батулин дополнил свои показания, причем эти дополнения во многом опровергали сказанное им же неделей ранее. «Я услышал три резких сухих звука, которые я принял не за револьверные выстрелы, а за обыкновенные моторные звуки. А вслед за этими звуками я увидел толпу народа, до этого спокойно стоявшую у автомобиля, разбегавшуюся в разные стороны, и увидел позади кареты автомобиля т. Ленина, неподвижно лежавшего лицом к земле… Человека, стрелявшего в т. Ленина, я не видел».

Батулин, по его словам, выбежал на Серпуховку, добежал до перекрестка и остановился – хватать было некого. И тут у дерева он увидел странного вида женщину с портфелем и зонтиком в руках. Удивительное «пролетарское чутье» не менее удивительным образом позволило комиссару определить, что именно она стреляла в Ленина. Батулин задержал женщину и повел ее на завод. Члены заводского комитета вызвали машину, на которой задержанную отвезли в находившийся неподалеку Замоскворецкий военный комиссариат. Здесь, после тщательного обыска, в присутствии председателя Московского трибунала А. Дьяконова, комиссара Замоскворечья И. Косиора, самого С. Батулина, комиссара И. Пиотровского и рабочего завода Михельсона А. Уварова задержанная сделала первое официальное заявление: «Я – Фанни Ефимовна Каплан. Под этим именем отбывала каторгу в Акатуе. На каторге пробыла 11 лет. Сегодня я стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению. Я считаю его предателем революции. Ни к какой партии не принадлежу, но считаю себя социалисткой».

* * *

То, как стали известны многие подробности дела о покушении на Ленина, весьма интересно. В 1920 году Яков Петерс заболел тифом. Болел он серьезно, долго лежал в больнице. Чтобы чем-то себя занять, Петерс стал записывать свои воспоминания о событиях двухлетней давности, причем делал это на английском языке – он долго прожил в Британии и английский был ему привычнее русского. Записи эти сохранились.

Незадолго до полуночи Каплан перевезли из Замоскворецкого военкомата на Лубянку. В 23.50 ее привели в кабинет исполняющего обязанности председателя ВЧК Петерса. Здесь уже собрались пять человек – хозяин кабинета, председатель ВЦИК Свердлов, секретарь ВЦИК Аванесов, Дьяконов и нарком юстиции РСФСР Курский (по некоторым данным, позже к ним присоединился заведующий отделом ВЧК Н. Скрыпник). Несколько минут в кабинете стояла тишина. Наконец Курский начал первый допрос задержанной.

«Приехала я на митинг часов в восемь. Кто мне дал револьвер, не скажу. У меня никакого железнодорожного билета не было. В Томилине я не была (при обыске у Каплан в ботинке был обнаружен железнодорожный билет до станции Томилино. – Авт.). У меня никакого билета профсоюзного союза не было. Давно уже не служу. Откуда у меня деньги, я отвечать не буду. Я уже сказала, что фамилия моя Каплан одиннадцать лет. Стреляла я по убеждению. Я подтверждаю, что я говорила, что я приехала из Крыма. Связан ли мой социализм со скоропадским, я отвечать не буду. Я никакой женщине не говорила, что «для нас неудача». Я не слышала ничего про организацию террористов, связанную с Савинковым. Говорить об этом не хочу. Есть ли у меня знакомые среди арестованных Чрезвычайной комиссией, не знаю. При мне никого из знакомых в Крыму не погибло. К теперешней власти на Украине отношусь отрицательно. Как отношусь к Самарской и Архангельской власти, не хочу отвечать. Допрашивал наркомюст Курский».

Курский допрашивал Каплан примерно до двух часов ночи. Протокол допроса задержанная подписать отказалась. В полтретьего ночи наркома юстиции сменил Петерс. Каплан заявила, что говорить с ним будет только с глазу на глаз. Глава ВЧК решает сменить тактику и сыграть если и не в «доброго следователя», то, по крайней мере, не давить на Каплан и попытаться ее разговорить. Он рассказал немного о себе, поведал о былом увлечении анархизмом. И такая тактика принесла определенные плоды. «…Я спросил, за что ее посадили, как она ослепла, – вспоминал Яков Петерс. – Она постепенно разговорилась. В конце допроса она расплакалась, и я до сих пор не могу понять, что означали эти слезы: раскаянье или утомленные нервы».

Мы уже частично приводили фрагменты записей второго допроса Фанни Каплан. Она действительно рассказала немало – о себе, родных, о своей жизни до и после 1917 года, о каторге, о своих убеждениях. Назвала она и две фамилии – Спиридоновой и Чернова. Первую упомянула просто как подругу по каторге, второго – как руководителя течения в партии эсеров, которому симпатизировала. Но о тех, с кем Каплан организовывала покушение на Ленина, кто помогал ей после приезда в Москву, – ни слова.

Почему Каплан назвала именно эти две фамилии? Этому вопросу исследователи внимания практически не уделяют, и зря. Ведь оба – Спиридонова и Чернов – принадлежали к партии эсеров. Но Спиридонова, как мы уже упоминали, была одним из руководителей левого крыла партии, тогда как Чернов являлся идеологом правого крыла. И почему следствие, по большому счету, не стало разрабатывать эти две линии? Впрочем, Петерс, как явствует из протокола допроса, не был столь наивен, чтобы поверить в то, что Каплан – террористка-одиночка.

* * *

Естественно, что следователи допрашивали не только Каплан. Среди прочих был допрошен и уже упоминавшийся выше шофер Ленина Степан Гиль. Повторим еще раз показания одного из самых важных свидетелей: «Я приехал с Лениным в десять часов вечера на завод Михельсона. По окончании речи Ленина из помещения к автомобилю бросилась толпа человек в пятьдесят. Вслед за толпой вышел Ильич, окруженный мужчинами и женщинами. Среди них была блондинка, которая жаловалась на проблемы с мукой. Когда Ленин был в трех шагах от автомобиля, я увидел сбоку, с левой стороны от него, на расстоянии не более трех шагов, протянувшуюся из-за нескольких человек руку с браунингом. Были произведены три выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли. Стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе».

Запомним последнюю фразу Степана Казимировича и снова обратимся к следственным банальностям: если преступление совершается с использованием огнестрельного оружия, значит надо: а) если таковая возможность имеется, это оружие нужно найти; б) провести тщательнейшую экспертизу оружия и гильз. Гиль показал, что Каплан бросила ему под ноги револьвер, «револьвер этот лежал под моими ногами, при мне револьвера этого никто не поднял». Позже он добавил, что толкнул револьвер под автомобиль и из-за спешки не подобрал. Оружие якобы на следующий день нашел рабочий завода Михельсона Кузнецов (некоторые источники утверждают, что он работал на расположенной неподалеку фабрике им. Савельева), который отнес находку в Замоскворецкий военкомат. Где (так по крайней мере утверждал рабочий) его находка никого не заинтересовала… Не правда ли – удивительный факт, учитывая, что именно в этот военкомат накануне привели Каплан и здесь проводили первый этап дознания?

1 сентября газета «Известия ВЧК» опубликовала следующее обращение к читателям: «От ВЧК. Чрезвычайной Комиссией не обнаружен револьвер, из коего были произведены выстрелы в тов. Ленина. Комиссия просит лиц, коим известно что-либо о нахождении револьвера, немедленно сообщить о том комиссии».

Только после этого утром в понедельник 2 сентября рабочий Кузнецов принес найденный во дворе завода Михельсона браунинг следователю Верховного трибунала В. Э. Кингисеппу. В протоколе тот записал: «Кузнецов представил браунинг № 150 489 и обойму с четырьмя в ней патронами. Револьвер этот т. Кузнецов поднял тотчас после того, как его выронило стрелявшее лицо, и он находился все время у него, Кузнецова, на руках. Браунинг этот приобщается к делу о покушении на убийство т. Ленина».

Допросы подозреваемой и свидетелей – это лишь часть следственной работы. Не менее значимым является доскональный осмотр места происшествия и точное фиксирование всех объектов, на нем находящихся. Даже для начинающего следователя это истины прописные. Но представьте: два дня и три ночи место покушения на Ленина оставалось фактически без присмотра. Только 2 сентября следственная группа провела его осмотр. Результатом этих действий стал следующий протокол.

«Протокол осмотра места покушения на убийство т. Ленина на заводе Михельсона 30-го августа 1918 г.

2-го сентября 1918 г., мы, нижеподписавшиеся Яков Михайлович Юровский и Виктор Эдуардович Кингисепп, в присутствии председателя заводского комитета зав. Михельсон т. Иванова Николая Яковлевича и шофера т. Степана Казимировича Гиля совершили осмотр места покушения на председателя Совнаркома т. Ульянова-Ленина.

Выход из помещения, где происходят митинги, один. От порога этой двустворчатой двери до стоянки автомобиля 9 (девять) сажен. От ворот, ведущих на улицу, до места, где стоял автомобиль, 8 саж. 2 фута (до передних), 10 саж. 2 фута (до задних) колес автомобиля.

Стрелявшая Фанни Каплан стояла у передних крыльев автомобиля со стороны хода в помещение для митингов.

Тов. В. И. Ленин был ранен в тот момент, когда он был приблизительно на расстоянии одного аршина от автомобиля, немного вправо от дверцы автомобиля. Место стоянки автомобиля, пункты, где стояла Каплан, тов. Ленин и М. Г. Попова, изображены на фотографическом снимке.

Недалеко от автомобиля нами найдено при осмотре четыре расстрелянных гильзы, приобщены к делу в качестве вещественных доказательств. Места их нахождения помечены на фотографических снимках (4, 5, 6, 7). Находка этих гильз несколько впереди стрелявшей объясняется тем, что таковые отскакивали от густо стоявших кругом людей, попадали ненормально несколько вперед.

К настоящему протоколу осмотра приобщаются: план строения Московского снарядного и машиностроительного завода А. М. Михельсона, 4 фотографических снимка, изображающих три момента покушения, и само здание, в котором происходил митинг.

В. Кингисепп, Я. Юровский».

А что же с гильзами, найденными на месте покушения? Они действительно были выпущены из того браунинга, который Кингисеппу принес рабочий Кузнецов? На этот вопрос, казалось бы, может быть только два ответа: либо «да», либо «нет», так как при наличии оружия и гильз установить это несложно. Но ответа нет… Следствие не удосужилось провести баллистическую экспертизу. Зачем – ведь и так все ясно. Или должно быть ясно…

Интересно в этом плане и сообщение, опубликованное в «Известиях ВЦИК» 3 сентября, гласившее, что в ВЧК «явился один из рабочих, присутствовавших на митинге, и принес револьвер, отобранный у Каплан. В обойме оказалось три нерасстрелянных патрона из шести». Во-первых, если речь идет о револьвере, то откуда взялась обойма, которая используется в пистолетах? Обычная журналистская оплошность? Допустим. Но не исключено, что револьвер превратился в браунинг – любимое, кстати, оружие эсеров-террористов, – дабы ни у кого не возникло сомнений, кто именно стрелял.

И второе: так сколько же было выстрелов? Если Кузнецов принес некое оружие, в котором было «три нерасстрелянных патрона из шести», то значит, выстрелов было три. Но это нехитрое вычисление опровергается протоколом осмотра места покушения, в котором четко указано: «найдено при осмотре четыре расстрелянных гильзы». Значит, выстрела было все-таки четыре? Или же был еще один выстрел из какого-то другого оружия?

Разнятся в определении количества выстрелов и показания свидетелей. Некто Д. А. Романычев показывал, что «выстрелов всего было три-четыре».

Е. Е. Мамонов сказал следователям, что «три раза ей удалось выстрелить». И. Г. Богдевич утверждал председателю Ревтрибунала Дьяконову, что первым выстрелом Каплан ранила кастеляншу Попову, а вторым и третьим – Ленина. И. И. Воробьев, стоявший неподалеку от стрелявшей, видел, что первые два выстрела она сделала в Ленина в упор, а следующие два – на некотором расстоянии. «Вероятно, – показывал Воробьев, – вторыми выстрелами была ранена женщина, беседовавшая с Лениным».

* * *

В связи с ранением Ленина возникает еще один немаловажный вопрос: были ли отравленными пули, попавшие в него, что, в свою очередь, вызвало его тяжелую болезнь, приведшую к преждевременной смерти? В 1918 году в материалах следствия об этом ничего не сказано, зато в 1922 году, во время процесса над эсерами (об этом читатель узнает немного позже), пули уже стали «отравленными». В массовом сознании советских людей факт «отравленности» пуль прочно закрепился после многочисленных публикаций и фильмов наподобие «Ленин в 1918 году», где террористы-эсеры старательно надпиливают пули, а затем смазывают их ядом кураре.

Чтобы попытаться прояснить этот вопрос, проследим за тем, как менялось состояние здоровья Ленина на протяжении нескольких дней после ранения. Помогут нам в этом официальные бюллетени о его здоровье, публиковавшиеся в период с 31 августа по 18 сентября 1918 года.

Итак, первый бюллетень, появившийся в ночь с 30 на 31 августа, гласил: «Констатировано два слепых огнестрельных ранения: одна пуля, войдя над левой лопаткой, проникла в грудную полость, повредила верхнюю долю легкого, вызвав кровоизлияние в плевру, и застряла в правой стороне шеи выше правой ключицы; другая пуля проникла в левое плечо, раздробила кость и застряла под кожей левой плечевой области, имеются налицо явления внутреннего кровоизлияния. Пульс 104. Больной в полном сознании. К лечению привлечены лучшие специалисты-хирурги».

В бюллетене № 2 сообщалось, что состояние Ленина тяжелое. В третьем сообщении врачей уже отмечалось, что пациент чувствует себя бодрее.

Вечером 31 августа вышел бюллетень № 4. В нем говорилось, что «непосредственная опасность для жизни Владимира Ильича миновала».

Наконец 18 сентября «Правда» опубликовала последний бюллетень: «Температура нормальная. Пульс хороший. От кровоизлияния в левую плевру остались небольшие следы. Со стороны перелома осложнений нет. Повязка переносится хорошо. Положение пуль под кожей и полное отсутствие воспалительных реакций позволяют отложить удаление их до снятия повязки. Владимиру Ильичу разрешено заниматься делами».

Как видим, состояние больного день ото дня улучшалось. Но ведь если в организм попал яд, то его действие должно было проявиться в течение буквально нескольких часов. Однако ничего подобного не происходило – Ленин поначалу, что вполне естественно, находился тяжелом состоянии, но затем стал уверенно идти на поправку.

Так откуда же взялась версия об отравленных пулях? Здесь возможны несколько вариантов. Первый – пули действительно были отравленными, но, попав в организм Ленина, таковыми уже не являлись. Что имеется в виду? То, что в вопросе применения ядов эсеры были попросту дилетантами и не понимали очевидной вещи – под действием высокой температуры пороховых газов кураре просто разрушался и при выходе пули из ствола от яда уже не оставалось и следа.

Вероятность того, что в Ленина стреляли отравленными пулями, и явно не рассматривали кремлевские врачи, оказывавшие ему помощь вскоре после покушения. Как только во дворе завода Михельсона прозвучали выстрелы, Гиль повез Ленина в Кремль (кстати, еще один вопрос: а почему, собственно, в Кремль, а не в ближайшую больницу?). По словам шофера, «смертельно раненный» Ильич на своих ногах поднялся по довольно крутой лестнице на третий этаж. Прибывший через несколько минут врач Винокуров застал пациента «самостоятельно раздевающимся у постели». А еще один кремлевский врач Обух на вопрос корреспондента «Правды» по поводу пуль и операции по их извлечению ответил следующее: «Их хоть сейчас вынуть можно – они лежат на самой поверхности. Во всяком случае, извлечение их никакой опасности не представляет, и Ильич будет через несколько дней совершенно здоров». Собственно говоря, так и произошло.

Второй вариант: версия об отравленных пулях была пущена кем-то из кремлевских врачей. Это, в принципе, вполне логично – в случае, если бы спасти Ленина не удалось, можно было бы попытаться свалить неудачу на яд и, следовательно, получить шанс хоть как-то оправдаться в глазах ВЧК и прочих карательных органов.

Но для того чтобы нанести яд на пулю, им нельзя просто ее обмазать – на нее нужно нанести пропилы. В 1922 году врачи извлекли одну из пуль – ту, которая попала в шею, – из тела Ленина (вторая была удалена уже в 1924-м, после его смерти). Пропилы на ней действительно были обнаружены. Однако эта пуля была выпущена… не из того браунинга, который был приобщен к делу как оружие, из которого Каплан стреляла в Ленина. Об этом, в частности, пишет исследователь и оружейник Павел Макаров: «Извлеченная в Боткинской больнице в 1922 году пуля, по описанию, имеет крестообразный надрез по всей длине оболочки и отнесена к боеприпасу среднего калибра.

Описываемая пуля (с надпилами) относится к калибру 7,65 мм, а фигурирующий в деле браунинг имеет калибр 6,35 мм, таким образом, налицо несовпадение калибров. Версий может быть много, но точная только одна: извлеченную пулю подменили в самой больнице. На это указывает факт пропилов оболочки пули по всей длине, что невозможно сделать, не извлекая ее предварительно из патрона. Теоретически это возможно, но практически пуля закрепляется в патроне браунинга такого калибра с усилием в 40 кг, что сделать в кустарных условиях невозможно, так как существует угроза заклинивания (перекоса) патрона либо некачественного выстрела. То есть в этом случае большое количество пороховых газов, вместо толкания пули, будет свободно истекать по пропилам оболочки пули».

* * *

2 сентября 1918 года по инициативе Якова Свердлова созывается заседание Президиума ВЦИК, на которое среди прочих был приглашен и Петерс. Исполняющий обязанности ВЧК доложил собравшимся, что получены новые данные, будут проводиться экспертизы и следственный эксперимент.

Свердлов, с одной стороны, согласен с докладчиком, говорит, что расследование надо продолжать. Но при этом требует «разобраться» с Каплан немедленно. В протоколе заседания зафиксирован следующий диалог:

«Свердлов: В деле есть ее признание? Есть. Товарищи, вношу предложение – гражданку Каплан за совершенное ею преступление сегодня расстрелять.

Петерс: Признание не может служить доказательством вины».

На этой фразе протокол обрывается… 2 сентября 1918-го Каплан, несмотря на торопливость Свердлова, была еще жива. В этот же день провели и упомянутый Петерсом следственный эксперимент. Выполнили его Кингисепп и Яков Юровский – креатура Свердлова, тот самый, при активном участии которого в Екатеринбурге была расстреляна царская семья.

И снова поговорим об элементарных законах следовательской науки. Предположим, по некоторому делу нужно провести следственный эксперимент, причем в руках у следствия находится подозреваемый(ая). Вполне естественно, что его или ее нужно привезти на этот эксперимент. Но Юровский и Кингисепп, вопреки всем канонам расследования, оставляют Каплан на Лубянке и едут на машине Гиля на завод Михельсона без нее. Роль фотографа взял на себя Юровский, шофер Ленина изображал сам себя; Ленина и свидетельницу Попову, беседовавшую с ним насчет произвола заградотрядов, изображали заводские активисты Иванов и Сидоров, а Кингисепп взял на себя роль Каплан, хотя, по идее, как член следственной комиссии должен был руководить следственным экспериментом.

По чьей же инициативе был проведен этот «эксперимент»? Свердлова, чьими подручными были Кингисепп и Юровский? Но для председателя ВЦИК вроде бы уже все ясно – Каплан призналась и ее можно и нужно расстреливать. Или Петерса, который… уже сдался, понимая, что Каплан обречена и довести следствие до разумного завершения ему не дадут. В воспоминаниях Петерса есть такие строки: «У меня была минута, когда я до смешного не знал, что мне делать, самому застрелить эту женщину, которую я ненавидел не меньше, чем мои товарищи, или отстреливаться от моих товарищей, если они станут забирать ее силой, или… застрелиться самому».

Петерс не застрелился (он, кстати, был расстрелян в апреле 1938-го), но и борьбу за Каплан проиграл. 3 сентября от Свердлова пришло распоряжение: перевести Каплан с Лубянки в Кремль. Позже высказывались предположения, что это решение было якобы вызвано информацией о том, что эсеры готовят налет на ВЧК, чтобы отбить Каплан. Вряд ли эту версию можно рассматривать всерьез – эсеры не располагали ни малейшей возможностью совершить подобное. А если бы и располагали, то кто мешал им совершить подобный налет на тот же Кремль и покончить с Лениным, Свердловым и прочими?

О том, как была убита Фанни Каплан, известно из воспоминаний тогдашнего коменданта Кремля Павла Малькова. Конечно, эти воспоминания цензурированы, да и скорее всего полуграмотный матрос Мальков подписал уже то, что ему дали как его «воспоминания». Однако это все же лучше, чем ничего – рассказ Малькова является фактически единственным свидетельством того, как большевики убирали главного и на тот момент единственного фигуранта дела о покушении на своего вождя.

«Уже в день покушения на Владимира Ильича Ленина, 30 августа 1918 года, было опубликовано знаменитое воззвание Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета «Всем, всем, всем», подписанное Я. М. Свердловым, в котором объявлялся беспощадный массовый террор всем врагам революции.

Через день или два меня вызвал Варлам Александрович Аванесов.

– Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.

Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Комната была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось метрах в трех-четырех от пола. Возле двери и против окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал лично, только коммунистов, и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан, надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из своего карабина.

Прошел еще день-два, вновь вызвал меня Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан – расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.

– Когда? – коротко спросил я Аванесова.

У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.

– Сегодня. Немедленно.

– Есть!

Да, подумалось в тот момент, красный террор не пустые слова, не только угроза. Врагам революции пощады не будет!

Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и отправился к себе в комендатуру. Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я обстоятельно проинструктировал их, и мы отправились за Каплан.

По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она находилась, и мы приказали ей сесть в заранее подготовленную машину.

Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, – собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская курок, как не дрогнула она тогда…»

На следующий день, 4 сентября 1918 года, в газете «Известия» было опубликовано краткое сообщение:

«Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)».

Чтобы расстрелять Каплан, Малькову пришлось придумать целый сценарий казни – ведь расстреливать пришлось среди бела дня, в месте, где это могли видеть и случайные свидетели. Все происходило возле кремлевского гаража. Комендант приказал выкатить несколько грузовиков и завести моторы. В тупик загнали легковую машину, повернув ее радиатором к воротам, у которых поставили латышских стрелков. Потом Мальков привел Каплан, ничего ей не объясняя. Она особенно и не удивилась, услышав команду «К машине!», ведь ее уже не раз перевозили с места на место. В этот миг раздалась еще одна команда, шоферы грузовиков нажали на газ, моторы взревели. Каплан сделала несколько шагов к машине, и в этот момент загремели выстрелы. Комендант Кремля выпустил в жертву всю обойму.

Обычно при казнях присутствовал врач, который должен был зафиксировать факт смерти. Но в данном случае обошлись без него. Впрочем, человек с медицинскими навыками при расстреле Каплан все же присутствовал – пролетарский поэт Демьян Бедный, по образованию фельдшер. Узнав о предстоящей казни, он сам напросился в свидетели.

«Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить!» – такой приказ получил Мальков от Свердлова. Еще теплый труп Каплан засунули в металлическую бочку и облили бензином. Мальков попытался поджечь тело, но спички отсырели, и Бедный великодушно предложил свои. До поры до времени он держался бодро, но когда запахло горелым мясом, не выдержал и упал в обморок. На этом все было кончено…

* * *

Следствие закончено, подозреваемая созналась в преступлении, приговор приведен в исполнение – можно закрывать дело? Так действительно было в 1918-м, но затем ЧК (самостоятельно ли, или же по указке сверху – однозначно ответить невозможно, хотя гораздо более вероятным видится второе) расширила дело, результатом чего стал состоявшийся в 1922 году процесс по делу партии эсеров. На нем «контрреволюционная деятельность эсеров была окончательно всенародно разоблачена», а заговор против Ленина и других вождей превратился из «дела одиночек» в процесс над целой партией.

В советское время о покушении на Ленина, об эсерах и их причастности к «злодейскому преступлению против всего трудового народа» писали много и с удовольствием, ибо тема была благодатная. Книги под названиями типа «Выстрел в спину революции» и подобные выходили едва ли не сотнями. Воспользуемся и мы подобным источником. Приведенный ниже фрагмент из книги «Они целились в сердце народа» Василия Хомченко может показаться читателю длинным и пафосным, однако он достаточно четко показывает, как советские историки трактовали события лета 1918 года.

«Подробности этого преступления (то есть покушения на Ленина. – Авт.) стали известны спустя три года, когда некоторые члены партии правых эсеров – исполнители террористических актов, такие как Г. Семенов, Л. Коноплева и другие, раскаявшись, выступили с разоблачением политики ЦК своей партии, его методов борьбы против Советской власти. Они же рассказали о покушении на В. И. Ленина и других террористических актах.

ВЧК провела следствие и оконченное, тщательно расследованное дело передала в Верховный революционный трибунал при ВЦИК РСФСР. С 8 июля по 7 августа 1932 года в Москве в специальном присутствии Верховный революционный трибунал рассмотрел это дело. Перед судом предстали правоэсеровские вожаки и руководители партии эсеров, организовавшие тяжелые преступления против Советской власти, а также непосредственные исполнители убийств и диверсий.

Этими подсудимыми были: А. Р. Гоц, Д. Д. Донской, М. А. Лихач, Н. Н. Иванов, Л. Я. Герштейн, М. Я. Гендельман, С. В. Морозов, Г. И. Семенов, Л. В. Коноплева, В. Л. Дерюжинский, П. Н. Пелевин, П. В. Злобин, Ф. В. Зубков, Ф. Ф. Федоров-Козлов, К. А. Усов и другие.

Согласно обвинительному заключению, утвержденному распорядительным заседанием Судебной коллегии Верховного революционного трибунала при ВЦИК, подсудимые обвинялись в деятельности, направленной на свержение власти рабоче-крестьянских Советов и существующего на основании Конституции РСФСР рабоче-крестьянского правительства, для чего:

– подготовляли и организовывали вооруженные восстания против Советской власти;

– входили в сношения с представителями Антанты и с белогвардейским командованием;

– проводили террористические акты против деятелей Советской власти, совершали диверсии на железных дорогах и т. д.

Это они, представшие перед судом, убили Володарского и Урицкого, они организовали и покушение на В. И. Ленина 30 августа 1918 года.

Официально провозгласив отказ от террора против партии большевиков и деятелей Советской республики, эсеровские вожаки (А. Гоц, Е. Ратнер,

В. Чернов и др.) в действительности ориентировали членов своей партии на то, чтобы в борьбе с большевиками не останавливаться перед применением любых средств, и прямо выступали с заявлениями о необходимости террора.

В судебном заседании Революционного трибунала было установлено, что покушение на жизнь

В. И. Ленина правые эсеры начали готовить вскоре после Октябрьской революции…

В мае 1918 года Гоц и Донской дали от имени ЦК начальнику эсеровской боевой дружины Семенову согласие на организацию так называемого «центрального боевого отряда», предназначенного для систематической, организованной террористической борьбы против видных представителей Советской власти. В отряд были привлечены террористически настроенные эсеры Коноплева, Иванова-Иранова, Усов, Сергеев и другие. Под руководством Семенова этот отряд сразу же приступил к «работе». Прежде всего было решено убить руководителей петроградских большевиков В. Володарского, М. Урицкого и других…

После убийства Володарского ЦК партии эсеров перебазировал террористическую группу Семенова в Москву, где она стала готовить покушение на

В. И. Ленина. В группу вошли Усов, Зубков, Федоров-Козлов. К ним присоединились приехавшие в Москву позже Коноплева и Ефимов, а также Новиков, Королев и Киселев.

Из ЦК эсеровской партии Семенову сообщили, что в Москве параллельно с ним действует с той же целью вторая группа и что в ней находится Каплан. Семенову предложили познакомиться с Каплан и взять ее группу в свое подчинение. Знакомство и слияние этих групп произошло в первой половине августа 1918 года.

Семенов по данному обстоятельству дал такие показания: «В беседе со мной Каплан сказала, что она давно приняла решение убить Ленина. Она же предложила себя в исполнительницы. При дальнейшем знакомстве с Каплан я убедился, что она террористка-фанатичка. Такая пойдет на все. Затем я познакомился и с остальными членами ее группы».

Ими были Рудзиевская, а также эсерка, действовавшая под именем Маруси, и бывший матрос крейсера «Память Азова» П. Пелевин. Из всех участников Семенов взял в исполнители одну лишь Каплан. Остальные ему не внушали доверия: были нерешительными людьми и высказывали сомнение в правильности террористического метода борьбы…

Семенов, Каплан и другие террористы приступили к делу сразу же. Составили подробный план, решив убить В. И. Ленина на митинге. Сделать это было легко, учитывая, что Ленин в то время ездил на митинги без охраны.

Семенов на суде рассказал об этом плане очень подробно.

В группе Семенова насчитывалось четыре исполнителя: Каплан, Коноплева, Федоров-Козлов и Усов.

Первый раз террористы увидели В. И. Ленина на митинге в Алексеевской народном доме 23 августа 1918 года. Ленин приехал туда днем, о чем немедленно был извещен Усов. Он прибыл на митинг и протиснулся в толпе поближе к трибуне. Усов держал в кармане оружие, готовый выхватить его в любую минуту. Никто не мешал Усову стрелять. Но он видел, как слушают В. И. Ленина, как верят ему, и заколебался. Вместе с сотнями рабочих он слушал его, затаив дыхание…

Наступила пятница – 30 августа. Террористы вновь вышли на дежурство. Семенов был уверен, что на этот раз им удастся осуществить свой злодейский план.

За несколько дней перед этим Коноплева передала Семенову небольшой пакет.

– Яд, – сказала она. – Кураре.

– Зачем? – поинтересовался Семенов.

– Надо отравить пули.

– Где достала?

– Взяла у Рихтера.

Рихтер – эсер, входил в военную организацию эсеровской партии.

Семенов тут же взял патроны, надрезал ножом головки пуль и обмазал их ядом.

Теперь у Семенова было три исполнителя: Каплан, Коноплева и Федоров-Козлов. Каждому из них Семенов выдал оружие и необходимое количество отравленных пуль. Исполнители разошлись по районам.

Днем 30 августа 1918 года Ленин выступал на митинге на Хлебной бирже. О приезде Ленина на Хлебную биржу Федорову-Козлову сообщил Зубков. Федоров-Козлов прибыл на митинг, но, как и Усов, стрелять не решился. Стоявший рядом с Федоровым-Козловым Зубков то и дело толкал его в плечо и говорил: «Слышишь! Ведь правду Ленин говорит. А?»

Возвращаясь с митинга, Зубков сказал расстроенному и подавленному Федорову-Козлову:

– Ты правильно поступил, что не стал стрелять в Ленина, Он же за рабочих и социализм.

В судебном заседании Федоров-Козлов сказал: «Я не решился выстрелить в Ленина, так как к этому времени убедился, что тактика убийств, которую избрали мои руководители, является неправильной, вредной, страшной для дела социализма…»

Итак, на этот раз тоже не прогремел выстрел. Но вечером В. И. Ленин поехал на Серпуховку, к рабочим завода Михельсена (так в оригинале. – Авт.). Там дежурила Ф. Каплан. Она ходила в толпе, прислушивалась к разговорам, курила одну за одной папиросы. Там же в толпе находился и В. А. Новиков, переодетый в матросскую форму. Семенов послал его в помощь Каплан. По распоряжению Семенова Новиков нанял извозчика и поставил его недалеко от заводских ворот. Новиков сказал Каплан:

– После выстрелов бегите к извозчику. Он вас быстро увезет отсюда.

Вдруг загремели аплодисменты, люди кричали: «Ленин! Ленин! Ура товарищу Ленину!»…

Только на суде стало известно, что Каплан стреляла из браунинга, который ей дал Семенов. Вот почему она так упорно молчала, не желая отвечать, где взяла оружие. скрывала она и то, каким образом у нее в портфеле оказался билет до станции Томилино. Дело в том, что на этой станции находилась конспиративная квартира эсеров…

В судебном заседании выступил в качестве общественного обвинителя народный комиссар просвещения РСФСР А. В. Луначарский.

– Партия эсеров заслужила смерть, – сказал Анатолий Васильевич. – Она должна умереть. Нужно падающего толкнуть и ускорить смерть партии, чтобы разлагающееся тело не заражало политической атмосферы. Мы обязаны обезвредить партию эсеров и с фронта, и с тыла, и с флангов. Революционный трибунал обязан выполнить свой революционный долг перед пролетариатом.

Трибунал выполнил этот долг. 7 августа 1922 года был оглашен приговор.

Главари правоэсеровской партии А. Гоц, Д. Донской, Л. Герштейн, М. Лихач, Н. Иванов, М. Гендельман, С. Морозов, Г. Семенов, Л. Коноплева, Е. Иранова, Е. Ратнер, Е. Тимофеев, В. Агапов, А. Альтовский и В. Игнатьев были приговорены к расстрелу.

Остальные подсудимые – В. Дерюжинский, П. Пелевин, Ф. Федоров-Козлов, Ф. Зубков, П. Злобин, К. Усов и другие осуждены к лишению свободы.

Президиум ВЦИК приговор в отношении осужденных к расстрелу утвердил, но исполнение приостановил. Впоследствии всем им расстрел был заменен лишением свободы.

Осужденные к лишению свободы Дерюжинский, Пелевин, Федоров-Козлов, Усов и другие Президиумом ВЦИК, с учетом их раскаяния и заверения, что честным трудом загладят совершенные ими преступления, были освобождены oт наказания».

* * *

А как, собственно, сам Ленин реагировал на то, что произошло с Каплан? Прямых свидетельств оценки вождем того, что сделал Свердлов с террористкой, нет – так что достоверно неизвестно, был он доволен поспешностью Якова Михайловича или же, наоборот – нет. Но все же есть некоторые факты, дающие серьезный повод задуматься. Например, Анжелика Балабанова, российская и итальянская социалистка (в 1918 году она занимала пост помощника председателя Совнаркома и Наркома иностранных дел Советской Украины Христиана Раковского), вхожая в дом Лениных, вспоминала, что в кремлевской квартире вождя царило смятение. «Когда мы говорили о Каплан, – писала Балабанова, – молодой женщине, которая стреляла в него и которая была расстреляна, Крупская была очень расстроена. Позже, когда мы были одни, она горько плакала, когда говорила об этом. Сам Ленин не хотел преувеличивать эпизод. Но у меня сложилось впечатление, что он был потрясен казнью Каплан».

Удивительно – Ленин был потрясен, но ничего не смог сделать, чтобы защитить Каплан. Можно предположить, что он не мог говорить, был при смерти, находился в тяжелом состоянии. Но это же не так! В воспоминаниях Свердлова есть свидетельство того, что уже 1 сентября Ленин был если и не здоров, то, по крайней мере, вполне разговорчив: «Больной шутит, заявляет врачам, что они ему надоели, не хочет подчиняться дисциплине, шутя подвергая врачей перекрестному допросу, вообще, бушует». Эта фраза вызывает и другой вопрос: почему не был допрошен Ленин – потерпевший и один из свидетелей?

* * *

Как видим, выстроенная ЧК в 1918 и 1922 годах версия о покушении на В. И. Ленина выглядит стройной и убедительной только в одном случае – если вообще не задавать вопросов. По сути, основана она на единственном доказательстве – признании Фанни Каплан в том, что именно она стреляла в Ленина. А далее… Далее начинаются вопросы.

Следствием огромного количества этих вопросов является столь же немалое число версий того, что же именно произошло 30 августа 1918 года. Для их рассмотрения мы воспользуемся классификацией, предложенной исследователем А. Видгопом, которую расширим и дополним собственными рассуждениями. Итак,

Версия. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.

Покушение на Ленина – это организованная кем-то, скорее всего, ВЧК, провокация против партии эсеров, которую впоследствии и обвинили в этом покушении на процессе 1922 года. При этом большевики фактически ничего не смогли доказать. На допросах Каплан говорила лишь о сочувствии эсерам, но свою причастность к какой-либо партии и политическому направлению отрицала. Кроме того, в пользу этой версии говорит тот факт, что подавляющее число эсеров не только не были с ней знакомы, но даже никогда о ней не слышали.

Версия 2. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.

По мнению некоторых историков, в частности

Б. Орлова, в вождя стреляла эсерка Лидия Коноплева, в 1922 году выступавшая на процессе по делу эсеров и обвинившая их в организации этого покушения.

Как мы уже знаем, Революционный трибунал по итогам процесса над партией эсеров приговорил в числе прочих к расстрелу и Коноплеву. Но Президиум ВЦИК заменил расстрел лишением свободы, и уже вскоре Коноплева оказалась на свободе. Как, кстати, и Григорий Семенов – предполагаемый организатор группы, к которой принадлежала, по версии ЧК, Каплан. Однако на этом поразительные факты не заканчиваются. За год до процесса эсеров и Коноплева, и Семенов синхронно меняют свои взгляды и вступают… в РКП(б) (есть данные, что Семенов вступил в партию большевиков еще раньше – в 1919-м). А затем заявляют судьям Ревтрибунала, что именно они «руководили действиями Каплан по убийству Ильича». Как говорится, более чем расстрельное признание, но их не просто оставляют в живых, они всячески обласканы советской властью. Семенов, например, после процесса работал в ВЧК и Генеральном штабе РККА, дослужился до звания бригадного комиссара. Правда, Коноплева и Семенов все-таки были расстреляны в 1937-м, но совсем не за то, что покушались на жизнь Ленина.

Именно это и дает повод исследователям утверждать, что Коноплева и Семенов были провокаторами, завербованными ВЧК, возможно, до покушения, возможно – после. Журналист Виктор Тополянский отмечает по этому поводу: «Наиболее странным в этой криминальной истории выглядит благодушие властей по отношению к подлинным соучастникам покушения – Коноплевой и Семенову. Их прощают и оставляют на свободе. Более того, объявляют о вступлении обоих в ряды большевиков, умиляясь их чистосердечному раскаянию и своевременно заговорившей “революционной совести”».

Предположим, что некая эсеровская группа, готовившая покушение на Ленина, действительно существовала, и к ней в какой-то момент «прибилась» Фанни Каплан.

Первый вопрос, который задают противники официальной версии: могла ли вообще она, очень плохо видящая женщина, не разбирающаяся в оружии, попасть в Ленина? И если покушение готовила террористическая группа, в распоряжении которой было немало хорошо подготовленных боевиков, то почему для покушения была выбрана именно Каплан?

Ответ на первый вопрос – да, могла. Как бы плохо ни видела Каплан, после операции в Харькове она уже не была абсолютно слепой. Главным для нее в тех условиях, которые сложились на момент покушения, – было узнать Ленина. А условия эти, надо сказать, были просто идеальными. Сумерки, Ленин без охраны идет через двор, никто не мешает Каплан приблизиться к жертве буквально на метр. С такого расстояния попасть в человека может любой, даже очень плохо видящий стрелок.

Сторонники невиновности Каплан также утверждают, что она не умела обращаться с оружием. На это можно напомнить, что Фанни до своего ареста в 1906 году готовилась к совершению террористических актов и, очевидно, все же знала, как обращаться со стрелковым оружием. Кроме того, за то время, пока Каплан жила в Москве, ее нетрудно было этому научить.

А вот с ответом на второй вопрос все далеко не так однозначно. В вопросе: Каплан стреляла или нет – сложилась поистине патовая ситуация. С одной стороны, убедительных доказательств, что это было именно так, по сути, нет. Отсутствие достоверных показаний свидетелей, непонятная ситуация с количеством выстрелов, странные особенности задержания Каплан, громадное количество нестыковок и пробелов в материалах следствия – все это не позволяет с уверенностью утверждать, что стреляла именно террористка-эсерка по имени Фанни Каплан.

Как мы уже упоминали, Каплан была задержана помощником военного комиссара С. Н. Батулиным на Серпуховской площади. Некоторые эксперты отмечают, что Каплан просто не могла добежать туда с места покушения к тому моменту, по крайней мере, это было очень нелегко. Как выяснилось в ходе следствия, в тот вечер на ней были ботинки с дырами и обнаженными на подошве гвоздями, которые вряд ли вообще давали ей возможность куда-либо бежать. Если при ней были портфель и зонтик, то они тоже явно мешали ей совершать «пробежки». К тому же не стоит забывать и о плохом зрении Каплан, и о сумерках – еще два фактора, совсем не способствующих быстрому бегу.

Однако, с другой стороны – есть признание, которое неоднократно сделала сама Каплан и которое, очевидно, было получено без какого-либо нажима со стороны следствия.

То, что Каплан принимала участие в покушении, – сомнений практически не вызывает. Но вот в какой роли? Известно, что Боевая организация партии эсеров, планируя покушения на высокопоставленных лиц Российской империи, всегда выставляла нескольких метальщиков бомб или стрелков, и не только для того, чтобы перекрыть возможный проезд жертвы по какому-либо другому маршруту, но и чтобы в случае необходимости второй стрелок или метальщик мог довершить дело, если первому удалось только ранить «объект». Не исключено, что Каплан, возможно, была осведомительницей, сигнальщицей, то есть должна была оповестить руководителей операции, что цель прибыла в нужное место. Можно предположить и такой вариант: Каплан использовалась в качестве «запасного игрока», то есть ей все-таки дали браунинг, поставили во дворе завода Михельсона, но основная роль отводилась кому-то другому.

Версия 3. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.

Достаточно распространенная и популярная в данное время версия – покушение на Ленина было частью заговора, организованного его же товарищами по большевистской верхушке. Роль главного заговорщика отводится Якову Свердлову.

В пользу этой версии действительно говорит немало фактов. Начнем с хронологии событий 30 августа 1918-го, точнее, еще раз к ним вернемся. Когда же именно Каплан стреляла в Ленина? Самым «ранним» оказался В. Бонч-Бруевич – он в своих воспоминаниях утверждает, что узнал о покушении на Ленина в 18.00. Официальные органы советской печати по горячим следам утверждали, что покушение произошло около половины восьмого вечера. Однако на первом допросе в ВЧК Каплан показала, что она приехала на завод Михельсона около восьми часов. Какое-то время она осматривалась, говорила со Степаном Гилем, ждала, когда Ленин выйдет с завода.

А Гиль, шофер Ленина? Он, как мы помним, утверждал, что «приехал с Лениным на завод Михельсона около 10 часов вечера». Предположим, что Ленин быстро вышел из машины, прошел на завод, выступил, вышел из гранатного цеха, какое-то время у него заняла беседа с кастеляншей Поповой. На это ушло, как минимум, двадцать минут. Значит, Каплан стреляла в Ленина (с учетом того, что Гиль мог не засечь точного времени приезда) где-то в промежутке

22.15–22.25. Затем была суматоха, Ленину оказывали первую помощь, усаживали в машину – еще, как минимум, десять, а то и пятнадцать минут. После этого раненого везут Кремль, поднимают по лестнице. Очевидно, что в своей квартире он оказался около 11 вечера. Именно в это время, как свидетельствуют официальные документы, был произведен первый медицинский осмотр пациента.

А теперь вспомним воззвание о покушении на Ленина, написанное Свердловым и опубликованное по его распоряжению. Время, которым оно датировано, – 22.40. Причем в самом его начале говорится: «Несколько часов тому назад (курсив мой. – Авт.) совершено злодейское покушение на тов. Ленина». Как видим, с хронологией, основанной на показаниях Степана Гиля (и, кстати, не только его), это стыкуется плохо.

Но может быть, Гиль все же ошибся, и на самом деле он привез Ленина на завод Михельсона раньше, допустим, на полчаса. Тогда у Свердлова действительно было время, чтобы узнать о покушении на Ленина, и он, проявив чудеса владения эпистолярным жанром, написал воззвание уже после покушения. Однако здесь возникает еще один вопрос: откуда у Якова Михайловича такая фантастическая прозорливость, позволяющая так точно, за несколько минут, расставить акценты и фактически назвать преступников: «Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов». Интересно, что советские историки и те, кто и сейчас придерживается официальной большевистской версии о покушении на Ленина, так не любят эту фразу, что, цитируя воззвание Свердлова, заменяют ее стыдливым троеточием.

«Наймиты французов и англичан» – это еще можно понять, их товарищ Свердлов мог приплести в «дежурном порядке». Но почему именно правые эсеры, а не какая-нибудь «белогвардейская шваль»? Примечательный в этом плане разговор произошел у Свердлова с Петерсом (он стал известен из уже упоминавшихся нами записок последнего). Вечером 31 августа Свердлов сказал и. о. председателя ВЧК, что утром нужно дать официальное сообщение в газеты.

– Напиши коротко, стрелявшая – правая эсерка черновской группы, установлена ее связь с самарской организацией, готовившей покушение, принадлежит к группе заговорщиков.

– Этих заговорщиков придется выпустить, – ответил Петерс, – против них ничего нет.

Никакими связями ни с какой организацией от этой дамы пока не пахнет, а то, что она правая эсерка, сказал я. И вообще таких дилетантов, как мы, самих сажать нужно!

Свердлов на это ничего не ответил, зато позднее, когда его кто-то спросил, как идет следствие, ядовито бросил: «А так, что всю ВЧК надо пересажать, а даму выпустить. И на весь мир покаяться: мы, мол, дилетанты-с, извините-с!»

Второй аргумент в пользу данной версии – ход следствия, с вечера 30 августа по 3 сентября 1918 года полностью контролировавшийся Свердловым. Как утверждают некоторые историки, Яков Михайлович запретил Феликсу Дзержинскому возвращаться из Петрограда, куда тот накануне отправился расследовать дело Урицкого. Общее руководство следствием возглавил Петерс, которого вряд ли можно назвать человеком Свердлова, а вот конкретные следственные действия – дознание, опрос свидетелей, осмотр места покушения и следственный эксперимент, вызывающие массу вопросов, – проводились его людьми – Кингисеппом и Юровским. Известно, что Свердлов трижды, наедине, без протокола разговаривал с Каплан. Петерса председатель ВЦИК нейтрализовал просто – по его личному указанию Каплан была переведена с Лубянки в Кремль. А дальше последовал расстрел – Мальков с помощниками, опять же, по указанию Свердлова, уничтожил женщину, которая являлась главной ниточкой, позволявшей распутать это непростое дело.

Все это приводит некоторых исследователей к выводу: Свердлов, в руках которого и без того было сосредоточено немало рычагов власти, решил подмять под себя всё. Но операция пошла не по плану, Ленин выжил, и тогда председателю ВЦИК пришлось заметать следы. Поскольку Свердлов в момент недееспособности Ленина фактически стал руководителем государства (он даже отдавал приказы, расположившись в кабинете Ленина), сделано это было быстро, хотя и не без труда. Кто знает, как бы повернулась история Советского государства, живи Свердлов и дальше, но после тех событий ему суждено было прожить недолго: в середине 1919-го он скоропостижно скончался от испанки.

Версия 4. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.

По мнению историка Васильева и некоторых других, никакого покушения вообще не было, а была «мастерски организованная чудовищная инсценировка» при активном участии самого вождя.

Эта версия основывается на двух аргументах. Во-первых, довольно странном характере ранений Ленина и чудесно быстром исцелении вождя. В Ленина якобы стреляют разрывными пулями «дум-дум», для пущей верности (хотя это и абсолютно бесполезно) смазанными ядом кураре, он получает якобы «смертельные ранения», после которых, как мы уже упоминали, Гиль везет его не в ближайшую больницу, а в Кремль. Этой версии, например, придерживается Полина Дашкова. На вопрос корреспондента «Комсомольской правды», что заставляет ее думать, что никакого покушения не было, известная писательница ответила:

«Медицинские документы. Как в официальном бюллетене обозначен ход пуль? Одна пуля вошла под левую лопатку Владимира Ильича, прошила наискосок грудную полость и застряла над правой ключицей под кожей шеи, не задев никаких жизненно важных органов. Если она не задела сердце, то обязательно должна была задеть артерии или легкие. Но она (хотя диаметр пули был достаточно большой) почему-то шла зигзагом, аккуратненько все обходя. Траектория полета пули может измениться при столкновении с чем-то твердым – лопаткой или позвоночником. Но повреждение позвоночника – травма весьма серьезная. Даже если предположить, что случилось абсолютное чудо и ни одна из артерий и сосудов не была задета, у нас остаются легкие. Ибо не могло не быть так называемого пневмоторакса, то есть повреждения легкого и внутреннего кровоизлияния. При пневмотораксе он не смог бы проехать от Серпуховки к Кремлю, выйти из машины на собственных ногах, подняться на третий этаж, раздеться и лечь. Что касается второй пули – там все проще: она раздробила плечевую кость и застряла под кожей. Чем опасны пулевые ранения? Сепсисом. Антибиотиков тогда не было, но у Владимира Ильича ни разу даже не поднялась температура!

Я обсуждала это со многими врачами, показывала рентгеновский снимок. Пока я рассказывала, как эта пуля шла согласно официальной версии, которая нам всегда преподносилась на уроках истории, все говорили: ну это же бред, невозможно – человек бы десять раз умер! Потом спрашивали: а кто это? Я говорила: Ленин… И у всех был шок».

И второй аргумент. 26 июня 1918 года Ленин пишет в письме Г. Е. Зиновьеву: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы… удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров…»

«Архивоенное» время, по мнению Ленина, требует соответствующих мер. Но, несмотря на то что Ленин является главой государства, в 1918 году это еще не означало, что он мог действовать без оглядки на других членов верхушки РКП(б). Да и массы, несмотря на всю их «революционную инициативу», нужно все же как-то мотивировать. Именно это, по мнению некоторых исследователей, и подвигло Ленина сотоварищи организовать инсценировку покушения на «вождя мирового пролетариата».

2 сентября 1918 года Свердлов в обращении ВЦИК призывает к началу «красного террора». Уже на следующий день в Петрограде расстреляны около 500 человек, в основном представители элиты – бывшие царские чиновники высшего ранга, профессора университетов и т. д. А 5 сентября появляется постановление СНК «О красном терроре», согласно которому «обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью», советская республика должна быть очищена от «классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях», «подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам». После этого эстафету подхватывает пресса. Газета «Красное знамя», официальный печатный орган Петросовета, писала в своей первополосной статье: «Кровь за кровь. Без пощады, без сострадания мы будем избивать врагов десятками, сотнями. Пусть их наберутся тысячи. Пусть они захлебнутся в собственной крови! Не стихийную, массовую резню мы им устроим. Мы будем вытаскивать истинных буржуев-толстосумов и их подручных. За кровь товарища Урицкого, за ранение тов. Ленина…» Повод для террора был найден…

Версия 5. Фанни Каплан стреляла в Ленина.

Стрелятьто стреляла, однако не ведала, что творила. Эта «компромиссная», «примиренческая» версия основывается на словах Якова Петерса, называвшего Каплан «сумасшедшей или экзальтированной». То есть Фанни, страдавшая психическим расстройством, покушалась на Ленина, но при этом не осознавала, что она, собственно, делает.

С этой версией отчасти перекликается следующая.

Версия 6. Фанни Каплан стреляла в Ленина.

Причина – неразделенная любовь. Не к Ленину, конечно, а к тому человеку, который двенадцать лет назад сбежал от нее после взрыва бомбы в киевской гостинице. В записках Петерса есть запись одного из допросов Каплан: «…в Харькове я встретила Мику, Виктора. Мы с ним вместе в шестом году работали в одной группе, готовили взрыв. Встреча была случайной, он остался анархистом, и я была ему не нужна… Даже опасна. Он сказал, что побаивается меня, моей истеричности и прошлого. А я тогда ничего этого не понимала. Как мне объяснить? Всё опять было в красках, всё возвращалось – зрение, жизнь… Я решила пойти к нему, чтоб объясниться. И перед этим пошла на базар, чтобы купить мыла. Хорошего. Просили очень дорого, и я продала шаль. Я купила это мыло. Потом… утром… он сказал, что не любит меня и никогда не любил, а произошло всё сегодня оттого, что от меня пахнет духами Ванды. Я вернулась в больницу, села в кресло и хотела закутаться в свою шаль, потому что я всегда в ней пряталась от холодной тоски… Но шали у меня больше не было, а было это мыло… и я не могу простить себя… не прощаю…»

В общем, как считает исследователь Е. Съянова, «брошенные женщины опасны для вождей». Каплан, узнавшая, что Гарский ее бросил, решила за это отомстить Ленину и доказать всему миру, на что способна неразделенная любовь.

Версия 7. Фанни Каплан стреляла в Ленина. Ее не расстреляли 3 сентября 1918 года.

В добрых царей хотелось верить не только подданным Российской империи, но и победившему пролетариату. Существует версия о том, что Ленин пожалел стрелявшую в него Каплан (а может быть, решил исправить несправедливость и сохранить жизнь обвиненной ни за что женщине).

Наиболее интересными в этом плане являются свидетельства Василия Новикова, того самого, который, по версии ЧК, принимал участие в покушении на Ленина и обеспечивал для Каплан удобные условия для стрельбы. На одном из допросов в конце 1937 года он показал следующее:

«Вопрос: Вы называли всех бывших участников эсеровской террористической дружины, с которыми вы встречались в последующие годы?

Ответ: Я упустил из виду участницу покушения на В. И. Ленина – Ф. Каплан, которую встречал в Свердловской тюрьме в 1932 г.

Вопрос: Расскажите подробно, при каких обстоятельствах произошла эта встреча?

Ответ: В июле 1932 г. в пересыльной тюрьме в г. Свердловске, во время одной из прогулок на тюремном дворе, я встретил Каплан Фаню в сопровождении конвоира. Несмотря на то что она сильно изменилась после нашей последней встречи в Москве в 1918 г., я все же сразу узнал ее. Во время этой встречи переговорить мне с нею не удалось. Узнала ли она меня, не знаю, при нашей встрече она никакого вида не показала. Все еще сомневаясь в том, что это Фаня Каплан, я решил проверить это и действительно нашел подтверждение того, что это было именно так.

Вопрос: Каким образом?

Ответ: В Свердловской тюрьме содержался Кожаринов, переводившийся из челябинского изолятора в ссылку. Кожаринов был привлечен к работе в качестве переписчика. Я обратился к нему с просьбой посмотреть списки заключенных, проверив, находится ли среди них Фаня Каплан. Кожаринов мне сообщил, что действительно в списках тюрьмы числится направленная из политизолятора в ссылку Каплан Фаня, под другой фамилией – Ройд Фаня…

Вопрос: От кого и что именно вы слышали о Каплан в 1937 г.?

Ответ: 15 ноября 1937 г. я был переведен из Мурманской тюрьмы в Ленинградскую на Нижегородской ул. Находясь там в одной камере с заключенным Матвеевым, у меня с ним возник разговор о моей прошлой эсеровской деятельности и, в частности, о Каплан Фане. Матвеев, отбывавший наказание в Сибирских к/лагерях, сказал мне, что он знает о том, что Каплан Фаня – участница по кушения на В. И. Ленина – работает в управлении Сиблага в Новосибирске в качестве вольнонаемного работника…

Новиков подтвердил правильность записи протокола и то, что он им был прочитан.

Допрос вели: начальник и оперуполномоченный 4-го отделения УГБ УНКВД Ленинградской области».

Эти сведения не то чтобы встревожили руководителей НКВД, но все же заставили провести их проверку. В декабре 1937 года в Свердловск и Новосибирск поступили запросы за подписью заместителя наркома внутренних дел СССР Фриновского с требованием проверить сведения, изложенные Новиковым. Слова Новикова не подтвердились. После проверок картотек, материалов конвойного полка и т. д. был сделан вывод: «Не установлено ни одного арестованного, сходного с Ройд Фаней».

Были и другие свидетельства, – например, утверждалось, что Каплан даже выпустили на свободу и она умерла в 1947 году. Очевидцы якобы видели ее то в Сибири, то на Урале, то в Воркуте.

И наконец, последняя версия, сформулированная одним из самых компетентных исследователей первых революционных годов А. Л. Литвиным: «Да там вообще разобраться ни в чем нельзя, ничего не ясно». Конечно, такое мнение не оставляет шансов на установление истины. Но с другой стороны – оно, как это ни парадоксально, ближе всего к истине. Сейчас уже трудно сказать, намеренно ли кто-то «запутывал следы» или же это получилось, что называется, само собой. Но при кажущемся обилии материалов и версий, претендующих на достоверность, это дело было и остается одной из самых больших загадок советской истории.

* * *

Мы уже говорили о том, что покушение на Ленина в 1918 году было фактически единственным, о котором хоть что-то стало известно советскому народу. В последующие годы информация о любых подобных инцидентах являлась строжайшей государственной тайной, и поэтому простым советским гражданам могло показаться, что покушений на вождей больше и не было. Но они были, причем не одно и не два. И это несмотря на то, что с каждым годом совершенствовалась охрана: отныне не могло быть и речи о том, чтобы руководитель государства приезжал на какой-нибудь завод в сумерках фактически один, как это было 30 августа 1918-го. Например, уже 9 апреля 1919 года Оргбюро ЦК направило коменданту Кремля Малькову перечень дополнительных мер по охране Ленина:

«Уважаемый т. Мальков!

Оргбюро постановило:

1. При выездах тов. Ленина из Кремля необходимо сопровождение 2-х автомобилей с охраной из 5 человек. Шофер – партийный, преданный. Рядом – вооруженный конвоир.

2. Охрана квартиры и кабинета – часовыми из коммунистов (не менее 1 года партстаж). У часовых – сигнализация; кнопка на полу (использовать в случае нападения).

3. Вход в квартиру В. И. – по особым билетам, выдаваемым т. Лениным.

4. Перенести канцелярию вниз.

5. Перенести кабинет рядом с квартирой В. И. Ленина (рядом зал заседаний).

6. Провести основательную чистку среди сотрудников Совнаркома».

Впрочем, эти меры были детским лепетом по сравнению с тем, как была организована охрана следующего вождя. Если верить материалам судебных процессов тех лет, то на жизнь товарища Сталина покушались едва ли не миллионы. Сейчас уже всем хорошо известно, как добывались «чистосердечные признания». Однако, как считают историки, были и реальные попытки убить Иосифа Виссарионовича.

Первым покушением на него считается эпизод 1933 года, произошедший недалеко от дачи вождя, расположенной на берегу реки Лашупсе, впадающей в озеро Рица. Сталин иногда отдыхал на этой даче, его сопровождал Лаврентий Берия, который тогда еще работал первым секретарем грузинского ЦК. Однажды, когда кавалькада из пяти бронированных машин ехала на дачу, Берия попросил Сталина пересесть из второй машины в предпоследнюю, мол, у него тяжелое предчувствие. Удивительно, но когда кортеж переезжал через небольшой деревянный мостик, одна из машин рухнула в воду. И это была именно вторая машина… Почему это произошло – осталось загадкой: мост не обследовали, сваи на предмет подпила или взрыва не осматривали, никаких документов по этому происшествию составлено не было.

Второй случай произошел буквально через несколько дней. Катер, на котором Сталин катался по озеру Рица, был неожиданно обстрелян с берега. Берия якобы даже заслонил вождя своим телом. Расследование показало, что стреляли пограничники. Катер не был внесен в список плавсредств, имеющих доступ в охраняемую пограничную зону. Пограничники действовали по инструкции, но впоследствии все это было «перешито» в заговор – с соответствующими последствиями. Естественно, что у современных историков «феноменальное чутье» Берии и его способность и желание использовать свое тело в качестве живого щита вызывают большие сомнения. Очевидно, что это были провокации, организованные с целью показать вождю свою преданность.

Естественно, что после того как Советский Союз в конце 1930-х годов начал боевые действия на Дальнем Востоке, а затем вступил во Вторую мировую войну, планы уничтожения советского лидера разрабатывались разведками Японии и Германии. Однако, что удивительно, наиболее реальное покушение на вождя было спланировано террористом-одиночкой.

6 ноября 1942 года одна из правительственных машин проезжала по Красной площади. Когда автомобиль поравнялся с Лобным местом, оттуда неожиданно появился человек и открыл огонь из пистолета (по другим данным, он был вооружен винтовкой). Стрелявший успел сделать несколько выстрелов, после чего был схвачен сотрудниками охраны. Ни одна из пуль не достигла цели, при покушении пострадавших не было. Позже было установлено, что нападавшим был дезертировавший из Красной армии ефрейтор Савелий Дмитриев. В ходе следствия Дмитриев рассказал, что действовал в одиночку, собирался убить Сталина, однако перепутал его машину с машиной Анастаса Микояна. В тюрьмах НКВД Дмитриев провел восемь лет. Наконец в августе 1950 года в газетах появилось небольшое сообщение: «Террорист Дмитриев был задержан на Красной площади. 25 августа 1950 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР он расстрелян».

Накануне встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля в Тегеране в ноябре – декабре 1943 года советская и английская разведки получили данные о готовящейся германскими спецслужбами операции под названием «Длинный прыжок». Руководство этой операцией было возложено на немецкого «супердиверсанта» Отто Скорцени. В результате совместных мер было ликвидировано гитлеровское подполье в Иране, арестованы десятки агентов. Заговор против «Большой тройки» провалился. Позже, в 1960-х годах, Скорцени рассказывал, что действительно имел задание уничтожить Рузвельта, Черчилля и Сталина или выкрасть их в Тегеране.

Сталин, Рузвельт и Черчилль на конференции в Тегеране

На этом абвер не успокоился. В 1944 году начальник восточного отдела РСХА оберштурмбанфюрер СС Греве получил задание – подготовить и направить в Москву небольшую группу террористов. В качестве «ударной силы» выступали двое – лейтенант Красной армии Политов, в 1942 году перешедший на сторону немцев, и его любовница, Адамичева, также сотрудничавшая с немцами. И здесь не обошлось без Скорцени – именно он занимался подготовкой двух диверсантов. По легенде, Политов «превращался» в начальника отдела Смерш 39-й армии майора Таврина. Мотивировка появления в Москве – отпуск после ранения и лечения в госпитале. Для имитации залеченных ранений немецкие хирурги сделали пластическую операцию – несколько надрезов и «бывших» швов. Политову-Таврину дали советские награды, среди которых были орден Ленина и медаль Золотая Звезда, принадлежавшие замученному в концлагере генералу Шепетову. Были предусмотрены и такие детали, как фальшивые вырезки из газет «Правда» и «Известия» с очерками о подвигах, указах о награждении и фото майора Таврина. Согласно изготовленным немецкими специалистами документам, майор Таврин и младший лейтенант Шилова (т. е. Адамичева) были направлены командованием в Москву, где после сдачи специального груза им предоставлялся краткосрочный отпуск.

К операции в абвере готовились очень серьезно. Для переброски диверсантов через линию фронта был изготовлен специальный самолет «Арадо-332», располагавший самым современным навигационным оборудованием и способный сесть на очень ограниченной площадке. А в качестве орудия убийства был разработан уникальный прибор, названный его создателями «Панцеркнакке» (в переводе с немецкого что-то вроде «вскрыватель брони»). Он представлял собой пусковую трубу диаметром около 60 и длиной около 200 мм, крепившуюся ремнями на предплечье. Труба заряжалась реактивным снарядом с кумулятивной боевой частью, пробивавшей броню толщиной 30–45 мм на расстоянии до 300 метров. Для маскировки «Панцеркнакке» было сшито кожаное пальто с удлиненным правым рукавом. Пуск производился при помощи электрозапала, батарея которого размещалась на поясе, а пусковая кнопка – на кисти второй руки. В качестве запасного варианта Политова снабдили вмонтированным в портфель мощным взрывным устройством, которое он должен был оставить в зале заседаний Кремлевского дворца во время торжественного собрания, посвященного очередной годовщине Октябрьской революции.

6 сентября 1944 года в 3 часа ночи «Арадо-332» приземлился на поляне леса недалеко от Смоленска. Из него по выдвижному трапу выкатили советский мотоцикл М-72, на котором «Таврин» и «Шилова» быстро поехали в сторону Москвы. Казалось бы, операция была продумана до мельчайших подробностей. Однако уже утром Политов и Адамичева были задержаны сотрудниками Смерш.

По поводу того, почему диверсантам не удалось даже добраться до Москвы, существует несколько версий. Во-первых, Политов «засветился», еще когда находился в оккупированной немцами Риге. Ему захотелось сшить себе кожаный плащ, такой, как носили в Москве «особисты» и сотрудники Смерша. Вряд ли Политов мог предполагать, что владелец швейной мастерской, которому он принес сверток кожи с советскими клеймами, связан с подпольем. Так у советской разведки оказался словесный портрет Политова.

Найти подходящую площадку для посадки самолета «Арадо-332» должна была небольшая группа диверсантов, заброшенная за месяц до отправки Политова и Адамичевой. Она была задержана смершевцами (по другим данным, диверсанты сами пришли с повинной), и таким образом было известно, что в назначенный день из-за линии фронта должен прилететь самолет. Впрочем, кто именно должен прилететь, диверсанты не знали.

В указанные «группой подготовки» день и место самолет не прилетел. Оказалось, что он попал под огонь зенитной артиллерии и, получив повреждения, сел в 150 км от того места, где его ждали смершевцы. Пустой самолет вскоре нашли (его экипаж пробирался к своим лесами), на всех дорогах, ведущих в Москву, были установлены дополнительные посты.

Один из таких постов и остановил мотоцикл Политова и Адамичевой. Документы были в порядке, но, когда Политов зашел в дом и снял плащ, у старшего группы возникли подозрения, что он не тот, за кого себя выдает. «Майора Таврина» выдали награды – пока Политов был у немцев, был изменен порядок ношения наград, соблюдавшийся на фронте очень строго. Дальнейшее уже было делом техники – запросили 39-ю армию, где никакого майора Таврина отродясь не знали. Политов и Адамичева поняли, что раскрыты, и пошли на сотрудничество с советской разведкой. А их немецкие хозяева более двух месяцев были уверены, что они занимаются подготовкой к выполнению задания.

* * *

О покушениях на следующего советского лидера – Никиту Хрущева – известно немногое. Странная и загадочная история произошла в 1957 году, когда Хрущев прибыл с дружественным визитом в Великобританию на советском крейсере «Орджоникидзе». Во время стоянки в Портсмуте советский лидер дал прием на корабле, на который были приглашены видные политики, влиятельные банкиры, предприниматели и другие представители деловых кругов страны. Когда прием был в самом разгаре, корабельные акустики засекли аквалангиста, который приближался к крейсеру. Что произошло дальше и зачем, собственно, аквалангист «пожаловал в гости», покрыто мраком тайны. На следующий день правительственные издания сообщили о некоем аквалангисте-любителе по имени Лайонелл Крэбб, который на свой страх и риск решил обследовать днище советского корабля, однако его подвела система подачи кислорода и он погиб. На это тут же ответили оппозиционные СМИ – по их данным, Крэбб являлся командором Британского королевского флота. В любом случае премьер-министр Великобритании Антони Иден принес извинения Хрущеву, и на этом инцидент был исчерпан.

Не так давно грузинская телекомпания «Рустави-2» показала документальный фильм, в котором рассказывалось о четырех жителях Грузии, готовивших заговор против Никиты Хрущева. Отари Миквабишвили, Алеко Меладзе, Абрек Батошвили и Акакий Мдинарадзе планировали убить Хрущева во время празднования 40-летия установления советской власти в Грузии. Для молодых людей это был акт мести Хрущеву за развенчание культа личности Сталина, а также якобы имевшие место намерения Хрущева выслать сотни тысяч жителей Грузии в Среднюю Азию. Заговорщики купили в одной из воинских частей несколько гранат, с помощью которых хотели собрать взрывное устройство. Однако за месяц до приезда Никиты Сергеевича все четверо были арестованы. Миквабишвили, как руководитель заговора, был приговорен к смертной казни, Меладзе получил 15 лет, Батошвили – 10, Мдинарадзе – 2 года лишения свободы. Когда Хрущев приехал в Тбилиси, мать Миквабишвили выбежала навстречу кортежу и попросила не расстреливать сына. Что и было сделано – смертную казнь заменили на 15 лет заключения.

О том, что на жизнь Никиты Хрущева готовились какие-то покушения, простые советские люди ничего не знали – в те времена пресса о подобных вещах предпочитала умалчивать. А вот в случае с четвертым по счету советским лидером – Леонидом Брежневым – пришлось отреагировать даже немногословным советским газетам – слишком уж громким было дело…

* * *

24 января 1969 года. «Правда», как и положено главной советской газете, была скупа на информацию:

«22 января во время торжественной встречи летчиков-космонавтов совершен провокационный акт – было произведено несколько выстрелов по автомашине, в которой следовали космонавты тт. Береговой, Николаева-Терешкова, Николаев, Леонов. В результате получили ранение водитель автомашины и мотоциклист, сопровождавший кортеж. Никто из космонавтов не пострадал. Стрелявший задержан на месте преступления. Производится следствие».

А вот еще одно сообщение, посвященное тому же событию:

«Не один, а пять – шесть выстрелов раздалось в Москве, в первый раз за долгие годы, в первый раз с тех пор, когда в 1918 году в Петрограде Фанни Каплан, поняв, что он предал народ и революцию, стреляла в Ленина…

Ясно, что это не поступок сумасшедшего. Это также не может быть полицейской провокацией. Какой смысл для советских властей или МВД организовывать покушение, указывающее на неблагополучное положение в стране? Еще опаснее для них террористический акт, являющийся наглядным примером, что они не обладают монополией насилия и что оружие может быть обращено против них. А предлога для нового зажима народа им, конечно, не нужно. «Растерянность и подавленное настроение» присутствовавших на трибуне в Кремле официальных лиц, отмеченные многими иностранными корреспондентами, также опровергают эту версию. Наконец новое сообщение ТАСС’а о каком-то «провокационном действии», сделанном уже не органами госбезопасности, а кем-то неизвестным, можно отнести только к какой-то странной советской терминологии. – Какая провокация? Кем и против кого? Косвенно это признание политического характера покушения.

На самом деле выстрел в Москве мог быть действием человека – трагическим протестом против бесчеловеческой государственной системы, держащей в рабстве вот уже 50 лет великий народ. Неизвестный отдавал себе отчет, что ему придется заплатить жизнью за свой поступок. По последним сведениям, при нем нашли две капсюли цианистого калия, которые он не успел проглотить. Участь его должна быть ужасной. Все указывает на то, что в СССР происходит также борьба, которая идет вот уже несколько месяцев в Чехословакии, где протест против захвата и насилия принял такие странные формы. Так как в Советском Союзе люди готовы на великие жертвы, предпочитая смерть вечной неволе».

Выходившая в Париже газета «Русская мысль» была эмоциональна, но в плане информации мало чем отличалась от «Правды». Понятно, что кто-то в кого-то стрелял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Но что?..

Гриссом, Чаффи, Уайт погибли у американцев, Комаров – у русских, разбились на самолете Гагарин и Серегин. Почти полтора года мир не знал, что такое пилотируемые полеты в космос. Наконец в СССР решились – отправили в полет на трех «Союзах» под порядковыми номерами 3, 4 и 5 космонавтов Берегового, Волынова, Елисеева, Хрунова и Шаталова. Первый успешно завершил свой полет в конце 1968-го, Волынов, Елисеев и Хрунов на «Союзе-4» приземлились 17 января 1969-го, а на следующий день мягко приземлился «Союз-5» с Шаталовым на борту.

Это был триумф, причем неподдельный, чувства людей, встречавших космонавтов, были искренни – радость и гордость за свою страну. Тысячи встречали героев на улицах Москвы, миллионы следили за происходившим по телевизору. Во «Внуково-2» космонавтов встречали едва ли не все высшие руководители страны во главе с Брежневым. Из аэропорта кортеж направился в Кремль. Около 14.00 пять ЗИЛов приблизились к Красной площади. Диктор телевидения вел репортаж:

– Кортеж правительственных машин приближается к Боровицким воротам, и через несколько минут герои-космонавты будут в Кремле, где состоится торжественная церемония их награждения…

На этих словах трансляция оборвалась. Через час она возобновилась, картинка шла уже из Кремля. Тогда еще мало кто знал, что произошло, но люди проницательные заметили: что-то не так. На лицах космонавтов вместо радости – какая-то бледность и тревога, не лучше выглядели и руководители государства. И самое главное – почему-то вместо Брежнева награждение проводил председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный…

* * *

Родился в 1948 году, закончил Ленинградский топографический техникум, из которого был призван в армию в звании младшего лейтенанта, в 61-й геодезический отряд, расквартированный в Ломоносове – одном из пригородов Ленинграда. Стандартные биографические данные, таких, как он, младших лейтенантов, в Советском Союзе были, наверное, сотни тысяч. Впрочем, особенности в биографии Виктора Ильина все же были.

Его родители-алкоголики вскоре после рождения сына были лишены родительских прав. Виктора отдали в Дом ребенка, после он был усыновлен бездетной супружеской парой. В документах Витя значился русским, однако был похож на цыгана, из-за характерной внешности к нему с детства приклеилось прозвище Копченый. Жил в Ленинграде, в трехкомнатной квартире с приемной матерью и бабушкой, откуда каждый день ездил в Ломоносов на службу.

Служба в армии особой радости Ильину явно не доставляла. Сослуживцы сразу отметили странности в поведении молодого коллеги. Молодой офицер Советской армии, служивший в секретной части, мог на политзанятиях заявить, что время комсомола как объединяющей советскую молодежь организации давно прошло. Неодобрительно Виктор отзывался и о вводе советских войск в Чехословакию. Восхищался поступком Ли Харви Освальда, который, застрелив президента Кеннеди, прославился на весь мир, приводил в качестве примера офицеров из государств третьего мира, устраивающих военные перевороты в своих странах, – мол, а мы что же? (Уже после покушения сослуживцы Ильина младшие лейтенанты Степанов и Васильев были осуждены на пять лет и отсидели свой срок от звонка до звонка за то, что слышали высказывания Ильина, но не сообщили, «куда следует».) Когда же Виктор поссорился со своей девушкой по имени Наташа, то якобы взял табельный пистолет и поехал выяснять с ней отношения.

Странности странностями, но сослуживцы и командиры не могли предположить, что на самом деле творится в голове Виктора Ильина. Замполит части иногда проводил с ним «душеспасительные» беседы, однако на Виктора они, судя по всему, не действовали. Часть, естественно, курировалась КГБ, однако и там не слишком интересовались крамольными речами молодого офицера. К тому же случилось так, что в 1968 году офицер госбезопасности, в ведении которого находился 61-й геодезический отряд, сначала ушел в отпуск, затем у него была сессия, и КГБ в течение двух месяцев практически не имел информации о том, что происходило в дислоцированной в Ломоносове части.

* * *

Вечером 20 января 1969 года Виктор Ильин заступил в наряд помощником дежурного по части. В тот день командир части Машков и замполит Мельник отбыли в Ленинград на недельные командирские сборы. Во время обеда им сообщили, что в их части ЧП: Ильин исчез прямо с боевого поста.

О том, что помощник дежурного пропал со своего места, стало известно ранним утром. Но до одиннадцати часов об этом никому не сообщали, думали, что, может быть, спит где-нибудь на территории отряда или ушел в самоволку – например, выяснять отношения со своей Наташей. Однако вскоре выяснилось, что дела обстоят гораздо серьезнее: из оружейной комнаты пропали два пистолета Макарова – Ильина и еще одного офицера – и четыре полных обоймы.

Солдаты, стоявшие в наряде на проходной, показали, что примерно без четверти восемь утра Ильин проследовал мимо них, сказав, что идет на кухню снять пробу с завтрака. Это входило в обязанности дежурных офицеров и поэтому не вызвало ни малейшего подозрения. Однако, по словам поваров, на кухне младший лейтенант в то утро не появлялся, не проходил он обратно и мимо проходной.

Прибыв в Ломоносов, командир части Машков сформировал для поиска дезертира две группы – одна должна была вести поиски в Ломоносове и ближайших окрестностях, вторая, во главе с самим командиром, отправилась в Ленинград, на квартиру, где жил Ильин. Там его не оказалось, однако при беглом осмотре комнаты Виктора один из офицеров обнаружил на столе тетрадь с записью: «Узнать, когда рейс на Москву. Если летят, брать. Идти на дежурство. Все уничтожить». В аэропорту «Пулково» офицеры узнали, что Ильин действительно улетел в столицу рейсом в 10.40.

С одной стороны, появилась уже хоть какая-то определенность по поводу судьбы пропавшего офицера, но с другой – это означало, что о его исчезновении надо сообщать в милицию и КГБ. Однако Машков, которому, очевидно, очень не хотелось этого делать, протянул до вечера и только тогда сообщил о пропаже своего подчиненного в областное управление КГБ. Оттуда информация пошла уже в Москву.

Не нужно было быть «лучшим в мире сыщиком всех времен и народов», чтобы понять, что подразумевал Ильин под словами «если летят, брать». О встрече космонавтов говорили на каждом углу. Было ясно: с этим как-то связаны и действия Ильина. Однако зачем он поехал встречать героев космоса, прихватив с собой два пистолета, оставалось загадкой. В любом случае, это было уже серьезно, за поиски сбежавшего младшего лейтенанта принялись основательно, по отделениям милиции полетели ориентировки на него.

Виктор Ильин

О том, было ли это просто везением или чем-то иным, мы поговорим немного позже, пока же ограничимся констатацией факта – несмотря на всю наивность своего плана и усиленные поиски, Виктору Ильину практически удалось совершить задуманное…

* * *

Прилетев в Москву и без проблем пройдя досмотр, Ильин сразу же отправился на квартиру своего дяди, жившего в столице. Причину своего неожиданного приезда он объяснил просто, сказав почти правду: «Хочу на космонавтов посмотреть. Когда еще такая возможность представится. Завтра ведь встреча?» Родственника (кстати, работника милиции) такое объяснение вполне удовлетворило. Уже вечером, за ужином, Виктор неожиданно сказал: «Вот если бы ты, дядя, дал мне свою форму, тогда, глядишь, и в Кремль пропустили бы». Родственник от такой идеи в восторг явно не пришел. «Ты что, спятил? – ответил он Виктору. – Знаешь, что за это полагается?» Ильин обратил дальнейший разговор в шутку и больше к своим планам на завтрашний день не обращался.

Утром Виктор исчез. Дядя обнаружил, что пропал не только племянник, но и его летняя милицейская форма. Церемониться он не стал и, сопоставив факты – разговоры Виктора о том, чтобы проникнуть на Красную площадь, и пропажу формы, – сообщил об этом в органы. Там уже не на шутку встревожились, ведь уже было известно, что у дезертира есть оружие. К дяде Виктора прибыл сам комендант Кремля генерал Шорников и, посадив его в свою «Чайку», дважды проехал с ним по маршруту до «Внуково-2» и обратно: вдруг дядя увидит в толпе лицо Виктора? Но это результата не дало.

Позже Ильин рассказывал, что, выйдя из квартиры, он нырнул в метро и вышел на станции «Проспект Маркса». Оттуда пошел по направлению к Боровицким воротам, где, по его расчетам, должен был проехать правительственный кортеж. Удивительное дело – на всем протяжении отнюдь не близкого пути на молодого «сержанта» милиции, одетого в самый разгар зимы в легкую летнюю форму, не обратили внимания ни сотрудники милиции, ни одетые в штатское гэбисты, коих в тот день на Красной площади и подходах к ней было великое множество.

Дойдя до ворот, Виктор встал в милицейское оцепление. И вновь ему невероятно повезло (мы до определенного момента будем считать, что речь идет именно о везении) – он очень удачно стал на стыке двух отделений. По версии следствия, получилось так, что в первом отделении подумали, что Ильин – сотрудник второго, и наоборот.

Простояв некоторое время в оцеплении, Виктор решил переместиться поближе к зданию Алмазного фонда. И вновь какое-то просто фантастическое наитие – Ильин встал на том месте, где ранее был милицейский пост, который буквально накануне встречи космонавтов почему-то упразднили. И опять на него никто не обращал внимания. Впрочем, в какой-то момент к Виктору подошел крепкий человек в штатском и спросил: «Ты чего здесь стоишь?» – «Поставили, вот и стою», – просто ответил Ильин. Сотрудник КГБ знал, что пост отсюда убрали, но решил, что его восстановили, и больше вопросов не задавал.

* * *

«…Это было не спонтанное решение, Ильин тщательно готовился к покушению: просматривал кадры кинохроники, изучал маршруты передвижения первых лиц государства и их гостей, учился стрелять. Он почти до метра вымерил Красную площадь, вычислив самое удобное место для нападения. Кстати, его странные манипуляции вызвали некоторые подозрения у дежурившего милиционера, но, поскольку Ильин был одет в милицейскую форму, тот не придал значения чудаковатому офицеру», – так о деле Ильина вспоминал Алексей Кривошеин, который, будучи молодым офицером госбезопасности, проходил службу в Особом отделе Ленинградского военного округа и принимал участие в расследовании дела о покушении на Брежнева. Интересно и свидетельство еще одного сотрудника органов, В. В. Мухина, без малого двадцать лет проработавшего в охране первых лиц государства: «Ильин находился возле Алмазного фонда и, пользуясь формой, делал вид, что работает в Кремле. Он ходил взад-вперед и все время призывал людей встать поровнее, придерживаться порядка. Это и сбило с толку».

Наконец пришло время действовать. У поворота на мост Боровицкой башни появился сопровождаемый эскортом мотоциклистов правительственный кортеж. Когда он поравнялся со зданием Алмазного фонда, Виктор Ильин быстро стянул с рук перчатки, вытащил из карманов пистолеты и метнулся ко второй машине. За шесть секунд он успел выпустить по лобовому стеклу лимузина шестнадцать пуль. Водитель, заливаемый кровью, обмяк на рулевом колесе. На долю секунды ЗИЛ потерял управление. Пятеро пассажиров бросились на сиденья, затем один из них, увидев, что машина стала неуправляемой, сумел перехватить руль и направил ЗИЛ к обочине.

Одна из пуль срикошетила и попала в плечо сопровождавшего кортеж мотоциклиста. Превозмогая боль, он направил мотоцикл на стрелявшего и сбил его с ног. На Ильина тут же набросились стоявшие неподалеку офицеры «девятки» – управления КГБ, отвечавшего за безопасность высших должностных лиц государства. Виктор не сопротивлялся. Ему казалось, что он сделал нужное и важное дело, за которое не страшно и умереть…

Прозрение наступило на следующий день. Раненый Ильиным шофер Илья Жарков, которому оставался буквально один день до пенсии, умер в больнице. Более того, оказалось, что в машине, которую изрешетил Виктор Ильин, ехал не ненавистный ему Брежнев, а космонавты Береговой (он, кстати, был немного похож на генсека, что тоже отчасти ввело Ильина в заблуждение), Терешкова, Леонов и Николаев, а также сотрудник управления охраны. Они, к счастью, серьезно не пострадали – Георгий Береговой порезался осколками лобового стекла, а Андрияну Николаеву пуля слегка оцарапала спину. Именно Николаев, не утративший под пулями хладнокровия, сумел взять на себя управление машиной и остановить ее у обочины.

Когда Ильину на следующий день сказали, что он стрелял не по той машине и что из-за него погиб ни в чем не повинный человек, у него случилась истерика, он долго не мог поверить в то, что ошибся. Когда же заговорил, то поражены были уже следователи, особенно когда Ильин сказал им, что хотел не просто убить Брежнева, а после его смерти создать свою партию – некоммунистическую.

Перед следственной бригадой КГБ стояло два главных вопроса: не были ли действия Ильина частью антиправительственного заговора и вменяем ли преступник? На первый вопрос ответили доста точно быстро – лиц, которые каким-либо образом помогали Виктору Ильину в осуществлении его замысла, установлено не было. Конечно, за Ильина все же «ответили» – о двух его товарищах, получивших по пять лет за недоносительство, мы уже упоминали, кроме этого, естественно, сняли руководство части, прошерстили штаб округа и т. д. и т. п.

Сложнее со вторым вопросом. Многие, знавшие Ильина и принимавшие участие в следствии, говорили, что он, несмотря на свои странности и какое-то наивно-детское восприятие мира, все же был вполне нормальным. Уже упоминавшийся нами Алексей Кривошеин говорил об этом: «Лично я думаю, что он был здоров, так как во время совершения преступления отдавал отчет своим действиям, осознавал, что он делает и какие могут наступить последствия. Но, видимо, в тот момент было выгоднее признать его умалишенным…»

В ходе следствия Ильину предъявили обвинение по пяти статьям: организация и распространение клеветнических измышлений, порочащих советский строй; попытка теракта; убийство; хищение оружия; дезертирство с места службы. Букет, за который на суде он наверняка бы получил высшую меру. Однако до суда дело не дошло. В мае 1970 года Виктор Ильин был признан невменяемым и помещен на принудительное лечение в Казанскую психиатрическую больницу, где содержался в строгой изоляции в одиночной палате площадью 4,2 квадратных метра. В течение первых лет ему не разрешалось читать газеты, слушать радио и встречаться с родственниками. Даже его лечащий врач для посещения больного должен был получать специальное разрешение. Впоследствии режим несколько ослабили, а в 1988 году по ходатайству приемной матери Ильина перевели в Ленинградскую психиатрическую клинику № 3, уже не в одиночку, а в палату, где содержалось пять человек.

В 1990 году решением выездной коллегии Верховного суда СССР (это был беспрецедентный случай в его истории), прошедшей прямо в больнице № 3, Виктор Ильин был освобожден от принудительного лечения. Он вернулся в Ленинград, получил от государства однокомнатную квартиру. Удивительно, но все те годы, пока он находился на лечении, по документам он числился… в командировке. Это позволило Виктору Ивановичу по суду добиться выплаты по больничному листу жалованья за 20 лет. Ныне он продолжает жить в Санкт-Петербурге, получая пенсию по инвалидности.

* * *

В отличие от покушения на Ленина в 1918 году, в самом факте стрельбы у Боровицких ворот 22 января 1969 года загадки, по сути, никакой нет – четко ясно, кто стрелял и в кого стреляли. Загадка в другом: во-первых, как Ильину удалось сбежать с боевого поста, добраться с двумя пистолетами за пазухой на самолете в Москву, остаться – притом, что его уже искали, – незамеченным, прийти на Красную площадь, занять выбранную позицию и открыть огонь по охраняемому кортежу? И второй вопрос: как случилось так, что первому лицу государства удалось избежать непосредственного покушения – то ли благодаря счастливому совпадению случайностей, то ли какому-то невероятному чутью опасности его охранников?

Проще всего, наверное, ответить на первую часть первого вопроса. Сейчас, когда на борт самолета невозможно пронести (конечно, если строго соблюдаются соответствующие меры контроля) маникюрные ножницы, трудно себе представить, что обычный человек мог пройти контроль с двумя пистолетами за пазухой. Но в конце 1960-х годов ситуация была несколько иной. Обычный внутренний рейс, обычный молодой офицер летит на нем из Ленинграда в Москву. Ильина, кроме как в родной части, пока не ищут и он не вызывает никаких подозрений. «А как же металлоискатели?» – может спросить читатель. А металлоискателей на внутренних линиях тогда еще не было, их стали устанавливать позже, причем даже не после дела Ильина (что, кстати, тоже довольно-таки странно), а в следующем году, после попытки угона самолета в Турцию.

С этим, в общем-то, понятно. А вот дальше начинаются вопросы. Удивительно, но странности в поведении органов по отношению к розыскам Ильина напоминают дилетантские ошибки ЧК в расследовании дела о покушении на Ленина. Предположим, что некий разыскиваемый человек прилетел в какой-либо город. Где он может остановиться? Среди возможных вариантов прежде всего – гостиница либо родственники. Значит, именно их нужно проверить в первую очередь. Но этого почему-то не де лается – Ильин спокойно проводит у своего дяди вечер и ночь 21-го числа, то есть тогда, когда его уже якобы усиленно ищут.

Идем далее. Работники КГБ, принимавшие участие в расследовании этого дела, в своих воспоминаниях и интервью с удивительной синхронностью отмечают, что, мол, искали они человека, на котором должна была быть форма младшего лейтенанта Советской армии, а Ильин переоделся в сержантскую милицейскую форму. Но ведь дядя Виктора с утра 22-го числа сообщил не только о том, что племянник был у него и собирался идти в Кремль, но и что он прихватил с собой форму милиционера и собирался ее надеть! То есть, рассылая ориентировки на Ильина, можно было предусмотреть два варианта – младший лейтенант Ильин и «сержант» Ильин.

На своем пути от квартиры дяди до Кремля и за время пребывания возле Боровицких ворот и Алмазного фонда Ильин попался на глаза не одному милиционеру. Кроме прочего, как уже упоминалось, на нем был летний сержантский плащ, а ведь ношение такой формы сотрудниками милиции допускалось только с середины весны до середины осени. Никто ни разу не потребовал от него показать удостоверение, а Ильин не просто гулял по городу – он находился вблизи одного из самых охраняемых объектов страны. Более того, Ильина должны были видеть не только милиционеры, но и сотрудники КГБ, ведь около 8.00 22 января они были оповещены, что такой-то человек с характерной «цыганской» внешностью, одетый в летний плащ сержанта милиции, вооруженный двумя пистолетами, направился в сторону Кремля «встречать» кортеж с космонавтами. Данных более чем достаточно. Но Ильина почему-то в упор не видят. Как такое могло произойти? Халатность и небрежность? Можно поверить в халатность одного, ну пускай двух человек, но ведь, еще раз повторимся, Виктора видели десятки сотрудников органов. И спокойно пропустили его к пути следования кортежа…

Все вышесказанное по вполне понятным причинам заставляет, как минимум, усомниться в официальной версии развития событий. Тогда что же произошло на самом деле? Возможный ответ напрашивается сам собой – в КГБ знали о намерениях Ильина, знали, что он ночует у своего дяди, знали, что на нем сержантский плащ, «довели» его до Красной площади, отфиксировали каждое его движение у Боровицких ворот и Алмазного фонда и позволили стрелять. При этом предусмотрительно убрав из кортежа машину с генсеком…

Как мы помним, Виктор Ильин, тщательно изучив схему проезда правительственных кортежей, установил, что Брежнев обычно едет во второй машине. И он был прав – обычно происходило именно так. Но только не в то утро. Почему же и кем был изменен установленный порядок?

Ответ на этот, казалось бы, простой вопрос покрыт туманом загадочности. По одной из версий, машина Брежнева ехала в кортеже, но охрана переставила ее в хвост кавалькады. По другой – Брежнев якобы сказал охране: «А мы-то чего лезем вперед? Кого чествуют, нас или космонавтов?» – и приказал водителю заезжать в Кремль не через Боровицкие, а через Спасские ворота. Согласно же третьей версии, еще в аэропорту поехать по другому маршруту предложил глава КГБ Юрий Андропов.

Александр Шмонов

В любом случае, версия о том, что КГБ знало о готовящемся покушении, но, исходя из своих мотивов, решило не мешать ему, имеет свои весьма убедительные аргументы. Какова же была мотивация органов? На первый взгляд, факт покушения был не на пользу органам – они должны такие вещи предотвращать. Но ведь покушения-то на Брежнева, по сути, не было, да и Ильин признали невменяемым одиночкой, в конце концов, в «дружной многомиллионной семье» не без урода. Зато после этого покушения КГБ было серьезно усилено, значительно увеличилось влияние «всесильного органа» и во внутрипартийной борьбе. Настолько значительно, что после смерти Брежнева именно руководитель КГБ занял высший пост в государстве. Так что не исключено, что Виктор Ильин был просто пешкой, которую очень неплохо разыграли в большой политической партии. Впрочем, это только догадки…

* * *

Последним покушением на руководителя СССР стала неудачная попытка ленинградца Александра Шмонова застрелить из ружья Михаила Горбачева.

– Если бы я снова оказался на Красной площади 15 лет назад, – говорил неудавшийся террорист в интервью «Огоньку» в 2005 году, – то я опять бы выстрелил в Горбачева, потому что я считал и считаю его ответственным за гибель невинных людей в Тбилиси и Баку. Кроме того, он захватил власть в обход воли народа. Правда, сегодня я бы целился лучше. Я ведь всегда стрелял неплохо. В армии со 100 метров попадал в «девятку», диаметр которой был всего 15 сантиметров. А в Горбачева я стрелял с 47 метров и целил в голову. Так что, если бы не тот сержант, у меня все шансы были…»

Коренной ленинградец Александр Шмонов вырос в хорошей семье, отслужил в армии, работал на Ижорском заводе, жил с семьей в заводском общежитии. В 1990 году он получил разрешение в милиции и купил немецкое двуствольное ружье, после чего отправил в Кремль послание-ультиматум. Поняв, что на его требования никто реагировать не собирается, он отправился в Москву, на Красную площадь.

Когда 7 ноября 1990 года, во время праздничной демонстрации, очередная колонна приблизилась к Мавзолею, раздались выстрелы. Шмонов достал ружье, однако прицельных выстрелов сделать не успел – ему помешал оказавшийся рядом старший сержант милиции Андрей Мыльников. Милиционер ударил по ружью, одна из пуль ушла в небо, вторая – застряла в стене ГУМа. Шмонова тут же скрутили подоспевшие сотрудники 9-го управления КГБ. Идейный террорист-одиночка считал Горбачева виновным в существовании в Советском Союзе тоталитарного режима до и после 1985 года, тормозом на пути начавшихся в стране преобразований. Шмонов был признан невменяемым, провел три года в психиатрических больницах. Затем работал сантехником, организовал свою собственную строительную фирму, а позже организовал аж шесть общественно-политических правозащитных движений.

* * *

Как видим, ни одно покушение на руководителя советского государства не достигло своей цели. Однако это отнюдь не означает, что история Советской империи не знает такого понятия, как «политическое убийство», в том числе и по отношению к людям, которые могли стать у руля государства. Об этом и пойдет речь в следующей главе нашей книги.

 

Тайны и загадки гибели Михаила Фрунзе и Сергея кИрова

Они были молоды и популярны, один – в армии, второй – в Ленинграде. В какой-то момент их популярность стала выходить за рамки их «вотчин» и они погибли. Первый – во время несложной операции, на которую он идти не хотел, но его заставил это сделать ЦК. Второй – от руки одиночки, который странным образом проник в строго охраняемый объект. Удивительным образом смерть этих двоих была выгодна третьему – тому, который претендовал на абсолютную власть в огромной стране…

Михаил Фрунзе и Сергей Киров. При определенных раскладах и тот, и другой могли претендовать на то место, дорогу к которому так упорно и с таким тщанием расчищал себе Иосиф Сталин. Была ли их смерть случайной, было ли все так, как показало официальное расследование, или же они пали в результате заговора, стали жертвами политической борьбы? Этот вопрос уже не один год является предметом нешуточных споров среди историков, попытки докопаться до истины предпринимались даже в советские времена, когда, казалось, такие темы были под запретом. Но… Когда Никита Хрущев в 1950-х годах ознакомился с результатами работы особой комиссии, расследовавшей дело об убийстве С. М. Кирова, он взял документы, положил их в свой личный сейф и сказал: «Пока в мире существует империализм, мы не можем опубликовать такой документ». На что в своих воспоминаниях Вячеслав Молотов ответил: «Хрущев намекнул, что Кирова убил Сталин. Кое-кто до сих пор в это верит. Зерно было брошено. Была создана комиссия в 1956 году. Человек двенадцать разных смотрели много документов, ничего против Сталина не нашли… Комиссия пришла к выводу, что Сталин к убийству Кирова не причастен. Хрущев отказался это опубликовать – не в его пользу».

Кто же прав? Казалось бы, давно открыты архивы, известны мельчайшие подробности. Но если заговор и преступление хотят скрыть – их скрывают, а если заговора и преступления не было… то их и не было. Как и в случае других загадок и тайн, о которых мы рассказываем в этой книге, преждевременная смерть Михаила Фрунзе и убийство Сергея Кирова являют собой пример того, как исследователи, выбрав для себя определенное направление, старательно идут по нему и не менее старательно не замечают ничего другого. Хотелось бы сразу предупредить читателя – мы не претендуем на истинность и однозначность ответов, на четкое, как на пешеходном переходе, разделение на черное и белое. Наша задача и цель – рассмотреть все варианты и версии, определить возможные мотивы и аргументы. И, не делая бесспорных выводов, попытаться разобраться в том, что случилось с людьми, оставившими очень заметный след в истории Советской империи…

Начнем, как и полагается в таких случаях, с биографии. Михаилу Фрунзе было отпущено немного – он не дожил и до 41 года. При этом восемь лет, треть своей сознательной жизни, он провел в тюрьмах и ссылках.

Он родился 2 февраля (21 января по ст. ст.) 1885 г. в городе Пишпек Семиреченской области Туркестанского края (ныне – столица Киргизстана Бишкек), в семье фельдшера, молдаванина по происхождению. После окончания Пишпекского городского училища Михаил поступил в гимназию города Верного (ныне Алматы, Казахстан), окончил ее с золотой медалью. В 1904 году стал студентом экономического отделения Петербургского политехнического института, но уже в ноябре этого же года был арестован за революционную деятельность.

Политех, как и большинство других вузов страны, бурлил и кипел недовольством. «Макаки», как презрительно именовали японцев русские генералы в начале войны 1904–1905 годов, показали огромной России всю ее косность, продажность и бездарность власти. Эти настроения быстро захватили и Михаила Фрунзе. Он вступает в большевистскую фракцию РСДРП, 9 января 1905 года, в знаменитое Кровавое воскресенье, принимает участие в демонстрации на Дворцовой площади. Протестующих рабочих и студентов жестоко разгоняет полиция, Фрунзе при этом ранен в руку – позже он признавался, что именно это ранение окончательно сделало из него революционера.

В мае 1905 года партия направляет Михаила в Иваново-Вознесенск – город, где возник первый в империи Совет рабочих депутатов. В конце 1905 года во главе боевой дружины иваново-вознесенских и шуйских рабочих Фрунзе участвовал в Декабрьском вооруженном восстании в Москве. В 1906 году он был делегатом IV съезда РСДРП в Стокгольме, где познакомился с Лениным.

В марте 1907-го его вместе с Павлом Гусевым арестовали за то, что они пытались убить урядника конно-полицейской стражи Никиту Перлова.

Следствием было установлено, что 21 февраля 1907 года в половине шестого вечера, в городе Шуе Владимирской губернии недалеко от земской больницы в конного урядника Перлова было произведено несколько револьверных выстрелов. Полицейский чин не пострадал и вступил с нападавшими в перестрелку. Одного из них Перлов сразу же опознал – это был хорошо знакомый ему революционер Павел Гусев. А вот насчет второго стрелявшего урядник сомневался. Но нашелся очевидец – не кий крестьянин по фамилии Быков в ходе следствия опознал в стрелявшем Фрунзе. Однако Фрунзе утверждал, что у него есть алиби – он заявил, что с 20-го по 22 февраля 1907 года его вообще в Шуе не было и что все эти дни он находился в дачной местности Химки.

О том, как появилось это алиби, рассказывал в своих воспоминаниях один из соратников Михаила Васильевича П. Н. Караваев: «Фрунзе и Гусеву было предъявлено обвинение в покушении на должностное лицо при исполнении им служебных обязанностей в местности, состоящей под особым надзором. Дело поступило в военный суд. Над Фрунзе нависла угроза смертной казни… Узнав об опасности, которой подверглась жизнь Михаила Васильевича, его партийные товарищи на воле и родственники стали принимать экстренные меры. Под Москвой был найден… врач Иванов, который согласился подтвердить на суде, что в день покушения на Перлова Фрунзе был у него на приеме, о чем-де свидетельствует запись в книге посетителей. Одновременно оставшиеся на свободе боевики явились к Быкову и заявили, что, если он не откажется от своего показания у следователя, они расправятся с ним, как с предателем. В результате Быков подал заявление, в котором отрицал ранее данные им показания об участии М. В. Фрунзе в покушении на урядника Перлова».

Однако приговор, оглашенный 27 января 1909 года, все же гласил: «Подсудимых Павла Гусева и Михаила Фрунзе лишить всех прав состояния и подвергнуть каждого смертной казни через повешение». Так Михаил Фрунзе получил свой первый приговор.

Подсудимые и их адвокаты с приговором не смирились и направили в Главный военный суд кассационные жалобы, в которых указали на допущенные судом процессуальные нарушения. Дело Фрунзе и Гусева снова поступило на рассмотрение в Московский окружной военный суд, но уже в новом составе судей.

Тем временем подходило к концу следствие по второму делу, в котором в качестве обвиняемого фигурировал Михаил Фрунзе. 38 революционеров обвинялись в создании «…сообщества, заведомо поставившего целью своей деятельности ниспровержение путем вооруженного народного восстания существующего в России, основными законами установленного образа правления и замену его демократической республикой». На этот раз тактика Фрунзе и его защитников была иной – поскольку смертная казнь по этому делу подсудимому не грозила, он, не скрывая своей принадлежности к большевикам, использовал зал суда как трибуну для пропаганды революционных идей. В итоге Михаила, как и большинство других обвиняемых (некоторые, впрочем, были судом оправданы), приговорили к 4 годам каторжных работ. Однако на каторгу Фрунзе так и не отправили, поскольку не было закончено разбирательство по первому делу о нападении на урядника.

Новое заседание Московского окружного суда под председательством генерал-майора Кошелева началось 22 сентября 1910 года. Крестьянин окончательно запутался в своих показаниях по поводу того, кто именно стрелял в урядника Перлова, вызванный же в суд врач Иванов подтвердил «алиби» Фрунзе. Однако показания Иванова и других свидетелей были признаны недостоверными, и уже на второй день рассмотрения этого дела Фрунзе и Гусев во второй раз были приговорены к смертной казни.

И снова революционерам удалось избежать казни. Это дело привлекло внимание многих известных людей той эпохи, например писателя В. Г. Короленко, который в своей статье «Черты военного правосудия» писал: «Под давлением общественности казнь была заменена Фрунзе каторгой». Впрочем, П. Н. Караваев отмечал, что его (Михаила Васильевича) друзья и родственники нашли пути к командующему войсками Московского военного округа и добились замены смертной казни каторжными работами».

Мы не случайно так подробно коснулись темы взаимоотношений Михаила Васильевича Фрунзе и судебной системы Российской империи. Историк и телеведущий Лев Лурье говорил об этом так: «Фрунзе – это тип Овода из романа Войнич. Это человек, который выдержал не просто каторгу царскую, он сидел тяжелее, чем кто бы то ни было из большевиков, другие и рядом с ним не стояли. Его пытали и били казаки, его приторачивали к лошади и волочили по булыжной мостовой во время подавления революции 1905 года». Вообще, Михаил Васильевич был единственным большевиком, которого царское правительство приговорило, причем дважды, к смертной казни. Фрунзе провел восемь лет в заключении, и не в ссылке, а самых суровых тюрьмах Российской империи, в том числе и в печально знаменитом Владимирском централе.

Еще раз повторимся: ни один руководитель партии большевиков, ни один из командиров Красной армии не мог похвастаться подобными «достижениями». И это тяжелое, даже мучительное революционное прошлое стало фундаментом популярности Фрунзе и одновременно определенной ревности однопартийцев.

В апреле 1914 года Михаил Фрунзе был освобожден из тюрьмы и отправлен на поселение в село Манзурка Иркутской губернии. В 1915 году, за создание подпольной организации ссыльных, он вновь был арестован, бежал, оказался в Чите, где жил по поддельному паспорту на имя Г. В. Василенко. В 1916 году Фрунзе переехал в Москву, а затем в начале апреля с паспортом на имя Михаила Александровича Михайлова – в Белоруссию. В апреле 1916 года «Михайлов» поступил на должность статистика в комитет Западного фронта Всероссийского земского союза. После Февральской революции Фрунзе (все еще под фамилией Михайлов) был назначен временным начальником милиции Всероссийского земского союза по охране порядка в городе Минске. Затем он занимал должность председателя Совета крестьянских депутатов Минской и Виленской губерний, члена комитета Западного фронта. В сентябре 1917 года партия перебросила Фрунзе в уже хорошо знакомую ему Шую, где он был председателем исполкома Совета и комитета РСДРП(б).

Октябрьскую революцию Михаил Фрунзе встретил в Москве. После прихода к власти большевиков в первой половине 1918 года он занимал одновременно должности председателя Иваново-Вознесенского губкома партии, председателя губисполкома, губсовнархоза и военного комиссара Иваново-Вознесенской губернии, с августа 1918-го – был военным комиссаром Ярославского военного округа.

В феврале 1919 года Михаил Фрунзе впервые стал командармом – под его начало была отдана 4-я армия. Каковы были его полководческие способности? Естественно, что отсутствие военного образования сказывалось. Но недостаток знаний Михаил Васильевич компенсировал талантом организатора и личной храбростью. И это не пропагандистский штамп.

Фрунзе не только применял свои таланты, но и умело использовал таланты и умения других. Никаких классовых и революционных предрассудков, только профессионализм – таким был принцип командарма. Костяк его команды составляли бывшие офицеры царской армии – Федор Федорович Новицкий, генерал-лейтенант, который стал заместителем Фрунзе, когда тот еще был военным комиссаром в Ярославле, бывший полковник Александр Карлович Андерс, Иван Паука, Август Корк, Владимир Лазаревич и др.

Михаила Васильевича отличало желание и умение найти компромисс – если он считал нужным, то мог пойти на любые переговоры, даже с заклятым врагом. Например, борьбу с Врангелем Фрунзе вел совместно с армией Нестора Махно, с которым в октябре 1920 года подписал соглашение о единстве действий против белых войск и установил хорошие личные отношения. Самому же Врангелю и его войскам Фрунзе предложил беспрепятственно покинуть Крым в обмен на прекращение сопротивления.

Впрочем, Фрунзе отнюдь не был ангелом во плоти среди большевистских демонов. Он прекрасно знал, что такое «красный террор», и часто использовал его «на практике».

В мае 1919 года Фрунзе принял под свое командование Туркестанскую армию, одновременно, еще с марта, он являлся командующим Южной группой армий Восточного фронта. А с июля 1919-го возглавил Восточный фронт, став таким образом единственным не кадровым офицером – командующим фронтом в Красной армии. Под его началом фронт провел ряд успешных операций против армии генерала Колчака, за что Фрунзе получил свой первый орден Красного Знамени (в те годы это была высшая награда РСФСР). В августе 1919-го Михаил Васильевич принимает под свое начало Туркестанский фронт. И здесь ему сопутствует полководческая удача – Фрунзе разбил Южную белую армию, а затем очень жестоко подавил главные очаги сопротивления местного населения. Здесь, в Азии, очень ярко проявилась знаменитая доктрина Фрунзе – «Советская власть устанавливается там, где ступает нога красноармейца». Хива и Бухара были хоть и зависимыми от Российской империи, но формально все-таки самостоятельными государственными образованиями. Но Фрунзе юридические тонкости не смущают – под его руководством народам Хивы и Бухары была оказана «помощь силой войск», то есть законные правительства были свергнуты и их место заняла Советская власть.

С сентября 1920 года Михаил Васильевич командовал Южным фронтом, организовывал операцию по изгнанию врангелевских войск. Несмотря на то, что Фрунзе снова блестяще справился с возложенной на него задачей, именно здесь он получил свой первый нагоняй от Ленина. Ильичу не понравилась «непомерная уступчивость условий», предложенных Фрунзе Врангелю, – уже упоминавшееся предложение беспрепятственно покинуть полуостров, приказ щадить попавших в плен белых офицеров и т. д. «Наверстывать упущенное» в Крым была направлена «карательная тройка» – Г. Л. Пятаков, Р. С. Землячка, Бела Кун. Фрунзе в бессмысленном терроре уже не участвовал, он был отправлен на Украину, где руководил операцией против своего недавнего союзника Нестора Махно и был назначен командующим Вооруженными силами Украины и Крыма, уполномоченным Реввоенсовета Республики.

Михаил Фрунзе не был профессиональным военным, однако вошел в историю как выдающийся военачальник. Интересно, что не изучал он и искусство дипломатии, однако именно ему в конце 1921 года было поручено ответственное и весьма деликатное дипломатическое поручение – наладить и укрепить отношения между Советской Россией и Турцией.

После оккупации Стамбула англичанами и разгона стамбульского парламента (16 марта 1920 года) лидер революционеров Мустафа Кемаль (позже принявший имя Ататюрк) созвал в Анкаре собственный парламент – Великое Национальное собрание Турции, первое заседание которого открылось 23 апреля 1920 года. Вскоре Мустафа Кемаль обратился с письмом к Ленину с просьбой о признании и о помощи. И то, и другое было получено. Советские республики поставили Турции около 40 тысяч винтовок, сотни пулеметов, более 50 орудий, другое военное снаряжение. В общей сложности, как полагают историки, правительству Мустафы Кемаля была оказана финансовая помощь на сумму не менее 10 миллионов рублей золотом.

Формально Фрунзе поехал в Анкару устанавливать дипломатические отношения от имени правительства Советской Украины. 20 декабря 1921 года он выступил перед Национальным собранием. Очевидно, что обе стороны были довольны переговорами.

После поездки в Турцию Фрунзе вернулся на Украину, где с февраля 1922 года занимал пост заместителя председателя СНК УССР. К делам военным Михаил Васильевич вернулся в марте 1924 года, когда стал заместителем председателя Реввоенсовета СССР и наркома по военным и морским делам Льва Троцкого, с апреля того же года Фрунзе одновременно являлся начальником штаба Красной армии и начальником Военной академии. Считается, что именно Михаил Васильевич играл важнейшую роль в проведении военной реформы 1924–1925 годов в Красной армии, настаивал на введении принципов единоначалия.

Надо сказать, что знакомые Михаила Васильевича, в частности И. К. Гамбург, с которым Фрунзе вместе сидел в тюрьме, отмечали, что он без энтузиазма отнесся к своему новому назначению. Фрунзе беспокоила предстоящая работа с Троцким, у них были серьезные разногласия по военным и политическим вопросам. К этому примешивались и личные трения – как считал Михаил Васильевич, Троцкий испытывал к нему неприязнь (очевидно, что это чувство было взаимным).

После смерти Ленина карьера Михаила Фрунзе стремительно пошла вверх. Чего не скажешь о Льве Давыдовиче Троцком – с начала 1925 года стало ясно, что он начинает постепенно проигрывать Сталину в борьбе за власть в партии и стране. Первым «звоночком» стал уход Троцкого с поста председателя Реввоенсовета и народного комиссара СССР по военным и морским делам. Его место и занял Фрунзе.

В 1906 году Фрунзе впервые пожаловался на болезненные ощущения в верхних отделах живота. Брат Михаила, по профессии врач, диагностировал у него язву двенадцатиперстной кишки. Не исключено, что примерно в то же время у Фрунзе появились и первые внутренние кровотечения. С тех пор его преследовали сильные боли. Естественно, что годы, проведенные в тюрьмах, только усугубили положение. После 1917 года, когда Фрунзе уже стал одним из руководителей страны, за его состоянием следили опытные врачи, однако походная жизнь Гражданской войны также не прибавляла ему здоровья.

Очевидно, что к сорока годам состояние здоровья Михаила Фрунзе было далеко не идеальным. Но с другой стороны, даже неспециалисты знают, что язва двенадцатиперстной кишки – болезнь хоть и очень неприятная, однако отнюдь не смертельная, люди с таким диагнозом живут подолгу, иногда десятки лет без операций. Фрунзе, если не было обострений, очень много работал, вел активный образ жизни, любил охоту, обожал быструю езду на автомобиле, зачастую сажал шофера на заднее сиденье и сам управлял машиной (при этом, правда, неоднократно попадал в аварии; после одной из них он серьезно повредил руку и ногу).

Каково же было состояние здоровья Михаила Фрунзе осенью 1925 года, нуждался ли он в срочном хирургическом вмешательстве, и кто принимал решение об операции?

Бархатный сезон 1925 года Сталин, Фрунзе и Ворошилов проводили в Крыму. Михаил Васильевич, как обычно, был активен, ходил на охоту. Тем не менее, живот у него побаливал, после осмотра лечащий врач Петр Мандрыка в очередной раз диагностировал у него внутреннее кровотечение.

О том, что произошло дальше, историк и писатель, сын известного революционера и партийного деятеля Антон Антонов-Овсеенко пишет так: «Сталин вмешался внезапно. Он отправил Мандрыку в Москву и вызвал из столицы профессоров Розанова и Касаткина». Однако некоторые исследователи, не отрицая факта приезда в Крым В. Н. Розанова и А. М. Касаткина, утверждают, что Мандрыку никто из Крыма не отсылал.

Так или иначе, было решено, что Фрунзе должен лечь на операционный стол. Впрочем, кто бы ни принимал решение об операции, оно должно быть подтверждено врачебным консилиумом. По прибытии в Москву Фрунзе положили в Кремлевскую больницу. 8 октября 1925 года консилиум под председательством наркома здравоохранения

Н. А. Семашко «рекомендовал хирургическое вмешательство в связи с обнаруженными признаками язвы желудка».

В те годы Кремлевская больница находилась в состоянии своего становления, незадолго до описываемых событий, летом 1925 года, она была переведена в здание на улицу Воздвиженка, 6. На тот момент больница не располагала подходящими операционными, и Фрунзе был переведен в больницу имени Кузьмы Солдатенко (сейчас – Московская клиническая больница им. Боткина), которой с 1920 года руководил профессор В. Н. Розанов. Он в свое время был лечащим врачом Ленина, извлек из его тела две пули, и он же должен был делать операцию Фрунзе.

Ассистентами Розанова были назначены знаменитый ленинградский хирург И. И. Греков и московский хирург А. В. Мартынов. Естественно, что к лечению Фрунзе были привлечены лучшие медицинские силы, по выражению Льва Лурье, это была «хирургическая сборная страны».

24 октября в Солдатенковской больнице был проведен второй врачебный консилиум. Его выводы фактически совпадали с первым: «Давность заболевания и наклонность к кровотечению, могущему оказаться жизненно опасным, не дают права рисковать дальнейшим выжидательным лечением. Предлагая операцию, необходимо, однако, предупредить, что операция может оказаться, в зависимости от тех изменений, которые будут обнаружены по вскрытии брюшной полости, трудной и серьезной. Необходимо также считаться с тем, что операция не является радикальной, что возможны рецидивы, и что операция не избавляет больного от необходимости и в дальнейшем соблюдать известный режим и продолжать лечение… Операция может быть проведена в ближайшие дни».

Глядя на это заключение, даже неспециалисту ясно, что люди, его писавшие и подписывавшие, действовали с большой оглядкой, явно перестраховывались. Что в общем-то вполне объяснимо по двум причинам. Во-первых, уровень технологий 1925 года так или иначе отличался от современного. Во-вторых, речь шла о человеке, входившем в пятерку высших руководителей страны.

Естественно, возникает вопрос: если опираться на данные и заключение консилиума, была ли эта операция, на взгляд современного врача, действительно необходима? Предоставим слово специалисту, Виктору Тополянскому, который по своему основному роду занятий является доцентом Московской медицинской академии имени И. М. Сеченова: «С одной стороны, все состояние Фрунзе, весь его анамнез служили прямым показанием к проведению хирургического вмешательства в том или ином объеме. Для этого были прежде всего такие основания, как наличие хронической, глубокой, как мы говорим, каллезной язвы с мозолистыми краями в области двенадцатиперстной кишки; второе – это повторные желудочно-кишечные кровотечения, которые приводили к резкому ухудшению его самочувствия и вынуждали длительное время находиться на постельном режиме».

А как сам Михаил Фрунзе оценивал свое состояние? Конечно, в подобных ситуациях, что бы ни говорил пациент, опираться прежде всего нужно на выводы врачей, но мнение больного, да еще такого, как Фрунзе, узнать очень интересно. В своем последнем письме жене председатель Реввоенсовета писал: «Ну вот… и подошел конец моим испытаниям. Завтра утром переезжаю в Солдатенковскую больницу, а послезавтра (в четверг) будет операция. Когда ты получишь это письмо, вероятно, в твоих руках уже будет телеграмма, извещающая о ее результатах. Я сейчас чувствую себя абсолютно здоровым, и даже как-то смешно не только идти, а даже думать об операции. Тем не менее оба консилиума постановили ее делать… У меня самого все чаще и чаще мелькает мысль, что ничего серьезного нет, ибо в противном случае как-то трудно объяснить факт моей быстрой поправки после отдыха и лечения».

Вот так, у Фрунзе все чаще мелькает мысль, что ничего серьезного нет. Но врачи и политбюро настаивают на операции. Так или иначе, как и любой другой человек на его месте, Михаил Васильевич рассчитывает на благополучный исход предстоящей операции…

Операция Фрунзе началась 29 октября 1925 года в 12.40. Помимо Розанова, Грекова и Мартынова, на ней присутствовали сотрудники Лечебно-санитарного управления Кремля П. Н. Обросов, А. М. Касаткин, А. Ю. Канель и Л. Г. Левин. Наркоз проводил доктор А. Д. Очкин.

О ходе операции известно со слов врачей, ее проводивших. С самого начала стало ясно, что все идет не по плану. Когда была вскрыта брюшная полость, оказалось, что операция бессмысленна – язва затянулась… Выяснилось, что клиническая картина выглядит не так, как представляли ее себе врачи. Были, однако, обнаружены другие очаги воспаления в брюшной полости, не совсем заживший аппендикс.

Собственно операция длилась 35 минут. Наркоз давали дважды, больной долго не засыпал, и ему увеличили дозу хлороформа. Именно это и стало причиной резкого ухудшения его состояния. Уже в ходе операции появились характерные признаки непереносимости наркоза – ослабло дыхание, упал пульс, наступил сердечный шок. Из-за падения пульса врачи применяли впрыскивания, стимулирующие сердечную деятельность. С сердечной недостаточностью боролись профессор Д. И. Плетнев и хирург из отделения Розанова Б. И. Нейман. Врачи спасали пациента 39 часов. Но все меры вывести больного из наркоза оказались безуспешными – 31 октября в 5 часов 40 минут Михаил Фрунзе умер.

В тот же день, 31 октября, было произведено вскрытие. Его делали известнейшие патологоанатомы под руководством профессора Абрикосова. При вскрытии присутствовали не только врачи, но и четверка партийных руководителей – Сталин, Рыков, Бубнов, Микоян. В выписке из протокола указано: «Заболевание М. В. Фрунзе, с одной стороны, заключалось в наличии круглой язвы двенадцатиперстной кишки… с другой стороны, имелся застарелый воспалительный процесс брюшной полости. Операция… вызвала обострение имевшего место хронического воспалительного процесса, что повлекло за собой быстрый упадок сердечной деятельности и смертельный исход».

В целом вскрытие показало следующее:

1) У пациента был обнаружен распространенный фибринозно-гнойный перитонит. Степень выраженности этого перитонита такая, что его вполне можно считать причиной смерти.

2) У пациента имела место неполноценность аорты и крупных артериальных сосудов. Очевидно, эта патология имела врожденный характер. Непосредственной причиной смерти она не являлась.

3) У Фрунзе был туберкулез легких, который ко времени операции уже зажил. Какой-то значительной роли в наступлении смерти туберкулез не сыграл.

4) У пациента был обнаружен застарелый воспалительный процесс в области удаленного аппендикса.

Впрочем, и тогда, в 1925-м, и сейчас не все склонны доверять этому заключению. Виктор Тополянский имеет свой взгляд на результаты вскрытия: «К сожалению, профессор Абрикосов мог скрыть те или иные данные патологоанатомического исследования. Этим он занимался еще в 1924 году, когда производил вскрытие тела умершего вождя мирового пролетариата, а повторно он это сделал, вскрывая тело Фрунзе. Утаил он самое главное – он утаил фактическую причину смерти. Фактической причиной смерти была сердечная недостаточность, обусловленная передозировкой наркоза».

Итак, Михаил Фрунзе скончался на операционном столе. Надо сказать, что в 1925 году цензура в СССР хоть и существовала, но она еще не была «всеобъемлющей и всепоглощающей», какой стала буквально лет через пять. Общественность узнала не только о самом факте смерти председателя Реввоенсовета, но и о достаточно странных обстоятельствах, ее сопровождавших. Резонанс был очень заметным. Известный историк Рой Медведев пишет об этом: «Обстоятельства, связанные с неожиданной смертью М. В. Фрунзе после сравнительно несложной операции, а также крайне путаные объяснения врачей, проводивших эту операцию, вызвали недоумение в широких партийных кругах. Иваново-вознесенские коммунисты требовали даже создать специальную комиссию для расследования причин его смерти. В середине ноября 1925 года под председательством Н. И. Подвойского состоялось также заседание правления Общества старых большевиков по поводу смерти М. В. Фрунзе. На это заседание был вызван нарком здравоохранения Н. А. Семашко. Из доклада Семашко и его ответов на заданные вопросы выяснилось, что ни лечащий врач, ни проф. В. Н. Розанов не торопили с операцией и что многие участники консилиума не были достаточно компетентны. Все дело шло не через Наркомат здравоохранения, а через Лечебную комиссию ЦК, во главе которой имелись люди, о которых Семашко отозвался весьма неодобрительно. Выяснилось также, что перед консилиумом В. Н. Розанова вызывали к себе Сталин и Зиновьев. От Семашко же стало известно, что уже во время операции от слишком большой дозы наркоза возникла угроза смерти Фрунзе на операционном столе…»

Профессор Греков, принимавший участие в операции, даже был вынужден выступить с обращением, которое было перепечатано многими газетами. Он говорил, что операция была необходима, поскольку «Фрунзе стоял на краю пропасти», а летальный исход объяснял «обнаруженными во время операции непредвиденными обстоятельствами, связанными с тем, что сердечно-сосудистая система товарища Фрунзе не перенесла наркоза».

Как видим, объяснения врачей действительно не отличаются стройностью – профессор Абрикосов говорит о гнойном перитоните, врачи, делавшие операцию, – «о явлениях паралича сердца». Все это, а также то обстоятельство, что речь шла об очень высокопоставленном пациенте, порождало и порождает различные версии об истинной причине смерти Михаила Фрунзе. По сути дела, все они сводятся к двум основным.

Версия 1. Михаил Фрунзе умер в результате врачебной ошибки

Мы уже говорили, что анестезия плохо действовала на Фрунзе, чтобы приступить к операции, врачам пришлось ждать почти сорок минут. В те годы основными средствами анестезии были эфир и хлороформ. При использовании первого вещества оперируемый обычно засыпал через 17–18 минут, второго – через 11–12 минут. Менее опасным по своему побочному воздействию на организм является эфир, и поэтому анестезиологи обычно и применяли его первым. Так, собственно, и поступил врач Алексей Очкин – он дал Фрунзе в качестве наркоза 140 грамм эфира. Но пациент на него практически не реагировал.

В те времена анестезиология как медицинская специальность находилась в стадии зарождения. Собственно говоря, в случае операции на простых смертных функции анестезиолога обычно брала на себя опытная старшая медсестра. К Фрунзе, конечно же, подход был иным. Поэтому к операции, согласно воспоминаниям профессора Розанова, был привлечен «опытный наркотизатор, изучивший все нюансы хлороформирования», – ученик самого Розанова Алексей Очкин.

«Нюансы хлороформирования» упомянуты отнюдь не случайно. Хлороформ как анестезирующее вещество был более действенен, чем эфир, но и более опасен. Даже небольшая передозировка могла привести к сердечной недостаточности, а затем и полной остановке сердца. Так что Алексею Очкину, приступая к анестезии, необходимо было учесть множество факторов, чего, по мнению некоторых специалистов, он не сделал.

Очкин на момент операции был уже опытным врачом, ему, как и Фрунзе, было сорок лет. Но, еще раз повторимся, анестезиология не являлась его основной специализацией. Приступая к наркозу, он не обратил внимания на возбужденное состояние Фрунзе, который, откровенно говоря, боялся операции. Естественно, эмоции и возбуждение снижают действие наркотического вещества. А теперь представим себе ситуацию: Очкин хоть уже и опытный врач, но рядом с ним в операционной стоят лучшие медицинские светила страны. И все они смотрят на Очкина и ждут, когда он сможет усыпить пациента. Но тот не засыпает. Очкин начинает волноваться. После первой дозы эфира он дает вторую, но снова безрезультатно. И тогда врач решает дать больному хлороформ.

Как мы уже упоминали, хлороформ опасен сам по себе, смесь же его с эфиром вообще становится «взрывоопасной». И все это наложилось на суженные сосуды Фрунзе. По мнению специалистов, например того же Виктора Тополянского, Михаил Васильевич был фактически мертв уже во время операции, которую хирургам пришлось завершать в срочном порядке и после этого приступать к реанимационным мерам. Они позволили поддерживать жизнь пациента в течение 39 часов, но не более того…

Версия 2. Михаил Фрунзе был убит.

Если отбросить эмоции и сожаление по поводу безвременно ушедшего из жизни человека, то врачебная ошибка со статистической точки зрения – случай далеко не единичный. Михаил Фрунзе попал в число тех, кто умер из-за оплошности, незнания или халатности врача, – что ж, это печально, но это жизнь. Однако есть еще одно «околостатистическое» наблюдение – любая преждевременная смерть известного и влиятельного человека стопроцентно вызывает сомнения и подозрения в том, что она была не случайной. Не стала исключением и смерть Михаила Фрунзе.

Странных смертей в те годы было немало. Во время прогулки на моторной лодке утонул бывший заместитель Троцкого Эфраим Склянский. Причем произошло это в Соединенных Штатах, где он был по заданию АО «Амторг». От сердечного приступа скончался Нариман Нариманов, председатель ЦИК Закавказской СФСР (при этом упорно ходили слухи, что он был отравлен). Погиб в авиакатастрофе Александр Мясников (Мясникян) – первый секретарь Закавказского крайкома РКП(б), член Реввоенсовета и Президиума ЦИК СССР. В августе 1925 года некто Мейер Зайдер убил Григория Котовского – легендарного красного командира, члена Реввоенсовета, человека из окружения Михаила Фрунзе. И наконец, на операционном столе погибает сам Фрунзе…

Если предположить, что Фрунзе все же был убит, то тогда естественным образом возникают два вопроса: кто исполнитель и кто заказчик? Фамилию наиболее подходящей кандидатуры на роль исполнителя мы уже неоднократно упоминали – это доктор Очкин (сразу оговоримся, что все сказанное далее – не более чем версия и предположения). Именно он делал Фрунзе наркоз, который фактически и стал причиной смерти Михаила Васильевича. Допустим, со стороны Очкина имела место не врачебная ошибка, а преднамеренные действия. Следует отметить, что Алексей Очкин как врач проявил себя во времена Гражданской войны, когда служил в Первой конной армии. Первая конная – это, как известно, детище Буденного и Ворошилова. Ворошилова, которой и сменил Фрунзе на посту председателя Реввоенсовета.

Интересно, как сложилась судьба врачей, принимавших участие в операции. Так вот, профессоры Розанов, Греков, Мартынов умерли в одном и том же 1934 году, в год убийства Кирова, как раз накануне начала «большого террора». В 1937 году были расстреляны сотрудники Лечебно-санитарного управления Кремля – Левин (которого, кстати, обвинили в отравлении Максима Горького), Канель и другие. Благополучно пережил 1930-е только один из тех, кто имел отношение к той злосчастной операции, – доктор Алексей Очкин. И не просто пережил, а чувствовал себя весьма комфортно. Он стал доктором наук, причем без защиты диссертации, профессором, был награжден орденом Ленина и умер своей смертью в 1952 году.

И еще один странный момент, связанный с врачами. Во время консилиумов, подготовки к операции и ее проведения к Фрунзе приглашались и допускались все ведущие специалисты, какие только были на тот момент в СССР. Все, кроме человека, который, пожалуй, лучше всего был осведомлен о состоянии здоровья Михаила Васильевича. По каким-то загадочным и непонятным причинам его лечащий врач Петр Мандрыка был полностью отстранен от наблюдения и проведения любых врачебных действий…

Кто бы ни был исполнителем, в расследовании заказного убийства гораздо более важен второй вопрос: кому была выгодна смерть, кто мог быть заказчиком убийства?

Чтобы разобраться в этом вопросе, вкратце остановимся на том, что же происходило в партийных верхах в первой половине 1920-х годов. Когда стало ясно, что дни Ленина сочтены, в «ближнем кругу» началась борьба за власть. Наиболее вероятным преемником вождя считался Лев Троцкий, но это не устраивало большинство членов ЦК. Против Троцкого формируется оппозиция во главе с триумвиратом Сталин – Зиновьев – Каменев. После смерти Ленина им удается перехватить инициативу и задвинуть Троцкого на второй план. Однако уже вскоре между членами «большой тройки» возник свой собственный конфликт. Решающий бой произошел в декабре 1925 года на XIV съезде партии. Зиновьев и Каменев попытались создать оппозицию Сталину, однако проиграли. Попытка в дальнейшем объединиться с Троцким только усугубила их положение – Сталин уже надежно взял в свои руки все рычаги власти.

В ситуации накануне XIV съезда Михаил Фрунзе рассматривался как некоторая независимая фигура, которая в дальнейшем может разыграть свою партию. Многие надеялись на него, как на «красного Бонапарта», который окажется выше разборок коммунистических доктринеров и наведет порядок в стране. Но Фрунзе неожиданно умирает…

Собственно, мы уже назвали имя того, кого многие исследователи называют виновником смерти Михаила Фрунзе. Это Иосиф Сталин, который методично расчищал себе дорогу к единоличной власти. О возможных мотивах, по которым Сталин мог «заказать» Фрунзе, писал в своих воспоминаниях его главный противник – Троцкий: «На посту руководителя вооруженных сил ему суждено было оставаться недолго: уже в ноябре 1925 г. он скончался под ножом хирурга. Но за эти немногие месяцы Фрунзе проявил слишком большую независимость, охраняя армию от опеки ГПУ… Оппозиция нового главы военного ведомства создавала для Сталина огромные опасности; ограниченный и покорный Ворошилов представлялся ему гораздо более надежным инструментом. Бажанов (помощник Сталина, сбежавший за границу и издавший там книгу разоблачительных воспоминаний. – Авт.) изображает дело так, что у Фрунзе был план государственного переворота. Это только догадка и притом совершенно фантастическая. Но несомненно, Фрунзе стремился освободить командный состав от ГПУ и ликвидировал в довольно короткий срок комиссарский корпус. Зиновьев и Каменев уверяли меня впоследствии, что Фрунзе был настроен в их пользу против Сталина. Факт, во всяком случае, таков, что Фрунзе сопротивлялся операции. Смерть его уже тогда породила ряд догадок, нашедших свое отражение даже в беллетристике. <…>.

Из всех данных ход вещей рисуется так. Фрунзе страдал язвой желудка, но считал, вслед за близкими ему врачами, что его сердце не выдержит хлороформа, и решительно восставал против операции. Сталин поручил врачу ЦК, т. е. своему доверенному агенту, созвать специально подобранный консилиум, который рекомендовал хирургическое вмешательство. Политбюро утвердило решение. Фрунзе пришлось подчиниться, т. е. пойти навстречу гибели от наркоза. Обстоятельства смерти Фрунзе нашли преломленное отражение в рассказе известного советского писателя Пильняка. Сталин немедленно конфисковал рассказ и подверг автора официальной опале. Пильняк должен был позже публично каяться в совершенной им «ошибке».

Со своей стороны, Сталин счел нужным опубликовать документы, которые должны были косвенно установить его невиновность в смерти Фрунзе. Права ли была в этом случае партийная молва, я не знаю; может быть, никто никогда не узнает. Но характер подозрения сам по себе знаменателен. Во всяком случае, в конце 1925 года власть Сталина была уже такова, что он смело мог включать в свои административные расчеты покорный консилиум врачей и хлороформ, и нож хирурга».

Говоря о «рассказе известного советского писателя Пильняка», Троцкий имеет в виду «Повесть непогашенной луны», вышедшую из-под пера Бориса Пильняка в 1926 году. Эта повесть – еще одна загадка, непосредственным образом связанная с гибелью Михаила Фрунзе. В самом начале повести писатель говорит:

«Фабула этого рас сказа наталкивает на мысль, что поводом к написанию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, видев его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю, и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рас сказа никак не являлся репортаж о смерти наркомвоена. Все это я нахожу необходимым сообщить читателю, чтобы читатель не и скал в нем подлинных фактов и живых лиц».

Борис Андреевич как минимум лукавит. Очевидно, что он хорошо знал, о чем писал. Совпадения характеров и событий, образ вымышленного командарма Гаврилова, без всяких сомнений, списаны с реального председателя Реввоенсовета Михаила Фрунзе. Об этом даже писал сын Пильняка Борис Андроникашвили: «…сопоставив повесть с воспоминаниями ближайших друзей и сподвижников Фрунзе… я нашел в них много общего… обнаружил даже совпадение отдельных реплик». Далее Андроникашвили отмечает, что это укрепило его «веру в то, что отец получал материал из ближайшего окружения полководца».

Хотя в «Повести» напрямую нет указаний на Фрунзе, его в образе командарма Гаврилова узнали все. Так же было совершенно ясно, что писатель явно намекает на причастность к смерти Гаврилова-Фрунзе кого-то, кто стоит над всеми, – Сталина.

Для тех, кто считает Сталина виновником смерти Фрунзе, произошедшее с Пильняком и его «Повестью» является еще одним доказательством того, что «зловещий человек с усами и трубкой» и есть главный заказчик убийства Михаила Васильевича. «Повесть непогашенной луны» была опубликована в журнале «Новый мир». Вскоре после этого часть тиража была конфискована. А в октябре 1937 года Борис Андреевич Пильняк был арестован и 21 апреля 1938 года по приговору Верховного суда СССР расстрелян.

Итак, суммируя, мы имеем следующее. Михаил Васильевич Фрунзе, председатель Реввоенсовета, ведет свою независимую политику и при определенных раскладах может претендовать на власть в стране. Сталин, понимая это, решает устранить Фрунзе, сделав это руками доктора-«наркотизатора» Очкина. За это Очкин обласкан и засыпан наградами, остальные же врачи, принимавшие участие в операции, различными способами уничтожены. Борис Пильняк рассказал о заговоре против Фрунзе в своей «Повести непогашенной луны», за что попал в опалу, а затем был расстрелян.

На первый взгляд, схема очевидная и логичная. Но при всей этой бесспорности есть некоторые моменты, которые при ближайшем рассмотрении выглядят далеко не так очевидно. Для начала вернемся к разговору о Борисе Пильняке и его произведении. Действительно, редколлегия «Нового мира» признала публикацию «явной и грубой ошибкой», часть тиража была уничтожена, Пильняк подвергся критике со стороны коллег по писательскому цеху. Но при этом писателя до поры до времени никто особо не трогал, более того, его книги продолжали печататься. Например, в 1929–1930 годах вышло собрание сочинений писателя в восьми томах. Похоже ли это на опалу человека, который посмел предположить, что руководитель государства отдал приказ об убийстве одного из своих соратников? Да, Пильняка в итоге все же расстреляли, это безусловно трагедия и преступление режима, но произошло это спустя одиннадцать лет после публикации «Повести».

В чем-то схожая ситуация и с доктором Алексеем Очкиным. Если Очкин – исполнитель убийства, не проще ли было заказчику убрать нежелательного свидетеля? Ведь Сталин мог это сделать, что называется, щелчком пальца. Но нет, Очкин живет и процветает до тех пор, пока не умирает естественным путем.

А мотивы, которые побудили Сталина пойти на убийство Фрунзе? При беспристрастном рассмотрении они также не выглядят столь уж однозначно. Олег Будницкий в своей статье говорит об этом следующее: «А была ли логика в том, чтобы Сталину устранить Фрунзе?

Я ее не усматриваю по одной причине: ведь Фрунзе был назначен вместо Троцкого совершенно сознательно, поскольку это был человек других взглядов. Никаких признаков нелояльности к тогдашнему партийному руководству у Фрунзе не было, отношения были вполне нормальные. И идти на такой риск, втягивать в это массу людей… И ведь это 1925-й год, осень, это еще не тот Сталин и не та ситуация».

И действительно, Михаил Фрунзе мог стать фигурой, которая вокруг себя и подвластной ему силовой структуры могла объединить очень многих. И разве выгодно было Сталину в тот момент, когда ему предстояла жесточайшая схватка за власть, убирать человека, который вполне лояльно к нему относился и мог стать его союзником? Конечно, можно практически не сомневаться, что останься Фрунзе жив, то в 1930-х его, как и всех видных героев Гражданской войны, кроме Ворошилова и Буденного, перемололи бы в жерновах «большого террора». Но в 1925-м Сталин еще не мог действовать без оглядки на кого-либо.

Кому же еще могла быть выгодна смерть Фрунзе, и кто располагал возможностью организовать убийство? Его должности отошли к Ворошилову, но историки как один отметают его непосредственное отношение к возможному заговору – слишком уж политически слаб и зависим от Сталина был Климент Ефремович. Единственной «альтернативной кандидатурой» Сталину исследователи называют Троцкого. Которого, кстати, подозревали в причастности к гибели других талантливых и известных командиров Гражданской войны, в частности щорса.

Что же могло толкнуть Льва Давыдовича на такой поступок? Возможных мотивов называется два. Первый: месть и зависть – Троцкий, как мы уже рассказывали, конфликтовал с Фрунзе, он был всемогущим главой вооруженных сил, и вот все изменилось – вместо него поставили Михаила Васильевича. И второй мотив: Троцкий в борьбе за власть со Сталиным решил, воспользовавшись подходящим случаем, устранить одного из его возможных союзников.

Но имел ли Лев Давыдович такую возможность? По этому поводу среди исследователей нет единого мнения. Историк Сергей Полторак, например, считает, что нет: «К тому моменту Троцкий уже был в опале. У него не было каких-либо рычагов, с помощью которых он мог бы решить такую проблему, как убийство».

Как бы то ни было, Михаил Фрунзе стал не первым и далеко не последним в списке руководителей СССР, кто погиб при загадочных обстоятельствах. Его гибель стала типичным примером того, когда при обилии фактов и свидетелей истина сокрыта за множеством версий и предположений.

То же самое можно сказать об еще одной, как принято говорить сейчас, знаковой смерти в истории Советской империи – убийстве Сергея Мироновича Кирова…

* * *

Шок, потрясение, крушение идеалов, непонимание того, как жить дальше, – такой была реакция рядовых коммунистов и членов низшего звена руководства на доклад Никиты Хрущева ХХ съезду КПСС. О репрессиях, беззаконии и странных обстоятельствах смерти некоторых высших руководителей, конечно, знали, догадывались и об их чудовищных масштабах. Но то, что об этом говорилось с трибуны съезда партии, казалось невероятным. И главное, человек, который еще недавно считался божеством, был фактически объявлен преступником…

Знаменитый доклад Никиты Хрущева ХХ съезду партии был, по сути, только началом процесса «десталинизации», но уже его одного было достаточно, чтобы страна вздрогнула. Одним из наибольших потрясений были очень прозрачные намеки на то, что убийство Сергея Кирова было совершено по приказу Сталина. Ведь долгие годы людям вдалбливали в голову, что существует «троцкистско-зиновьевско-бухаринская банда», вредившая везде и всюду и только о том и мечтавшая, как бы погубить Страну Советов. А ведь единственным реальным преступлением, совершенным этой бандой, было убийство Кирова. И вдруг новый первый секретарь говорит совершенно иное: «Следует сказать, что обстоятельства, связанные с убийством т. Кирова, до сих пор таят в себе много непонятного и загадочного и требуют самого тщательного расследования. Есть основания думать, что убийце Кирова – Николаеву помогал кто-то из людей, обязанных охранять Кирова. За полтора месяца до убийства Николаев был арестован за подозрительное поведение, но был выпущен и даже не обыскан. Крайне подозрительным является то обстоятельство, что когда прикрепленного к Кирову чекиста 2 декабря 1934 года везли на допрос, он погиб при «аварии» автомашины, причем никто из сопровождающих его лиц при этом не пострадал.

После убийства Кирова руководящие работники Ленинградского НКВД были сняты с работы и подвергнуты очень мягким наказаниям, но в 1937 году были расстреляны. Можно думать, что их расстреляли затем, чтобы замести следы организаторов убийства Кирова…»

Киров был не менее харизматичной и прославленной фигурой, чем Фрунзе. Более того, популярность Михаила Васильевича все же ограничивалась партийными и армейскими кругами, тогда как Сергей Миронович был любим всем народом (впрочем, сейчас некоторые историки полагают, что размеры этой популярности преувеличены).

Удивительно, но при всем обилии материалов загадкой остается не только убийство Сергея Кирова, но и его биография. Сразу же после его гибели в стране началась «массовая кировизация» – именем Кирова назывались города, поселки, улицы, заводы, пароходы и т. д. и т. п. Усилия мощнейшей пропагандистской машины были направлены на создание образа кристально честного, доброго, отзывчивого большевика, «любимца партии», всегда ставившего интересы простого народа выше своих. И такая же тенденция сохранилась и при Хрущеве – при нем ставилась задача показать наличие в партии некоего «ленинского ядра», боровшегося против «сталинско-бериевских» репрессий. У некоторых же современных историков наблюдается иная крайность: Киров – жестокий и кровавый человек, преданный Сталину, что называется, «до мозга костей». А погиб он из-за того, что оказался в той самой банке, в которой выжить может только один, самый сильный паук…

Сергей Миронович Киров родился в городе Уржум Вятской губернии 27 марта 1886 года в семье мещанина и тогда носил фамилию Костриков.

Родители Сергея приехали в Вятскую губернию из Пермской незадолго до его рождения. В семье до него родилось пятеро детей, но в живых осталась только сестра Анна, в 1889 году на свет появилась еще одна сестра, Лиза. В 1894 году дети остались сиротами – отец, пристрастившийся к водке и картам, бросил семью и ушел искать легкого заработка, а мать умерла от чахотки. Девочек взяла на воспитание бабушка, Сергея же отдали в приют.

Первые два года детей-сирот не отпускали домой даже по воскресеньям, и естественно, что приютская жизнь была мальчику не в радость. Впрочем, он проявлял тягу к знаниям, много читал, пел в церковном хоре. В 1898 году Сережа Костриков поступил в городское училище Уржума. Своих способностей и желания учиться он не растерял, после каждого учебного года награждался похвальной грамотой и книгами.

В 1901 году воспитатели приюта и учителя городского училища ходатайствуют перед начальством, чтобы способного ученика Сергея Кострикова перевести в Казанское низшее механико-техническое училище. Просьба была удовлетворена, причем учится Сергей за счет земства и Попечительского фонда училища. Через три года он завершил образование, был удостоен грамоты первой степени, оказавшись в пятерке лучших выпускников того года.

В 1904 году Сергей переехал из Казани в Томск, где стал учиться на инженера-механика. Больше в Уржум он не вернулся. Более того, после отъезда в Томск Сергей ни разу не встречался со своими сестрами, последнее письмо-открытку он послал им в 1909 году.

Два главных героя этого очерка – Михаил Фрунзе и Сергей Киров – были практически одногодками, и неудивительно, что свой путь в революцию, а затем и во власть они начали практически одинаково – с событий Первой русской революции 1905 года. Правда, если Фрунзе до 1917 года большую часть времени провел в тюрьмах и ссылках, то жизнь Сергея Кострикова-Кирова была более насыщенной.

«По окончании училища стал достаточно определенным революционером с уклоном к социал-демократии», – писал Сергей Миронович в своих воспоминаниях. Действительно, в 1904 году в Томске он вступил в ряды РСДРП. Забегая немного вперед, отметим, что большевистская пропаганда изображала Кирова верным ленинцем, что называется, «с младых ногтей». Однако на самом деле он долго не мог определиться со своими политическими убеждениями, значительное время был близок к меньшевикам, после февраля 1917 года открыто поддерживал Временное правительство и только после Октябрьской революции окончательно примкнул к большевикам.

В начале 1905 года Костриков впервые участвует в демонстрации и впервые попадает в полицию. Пока все ограничивается лишь кратковременным задержанием. В июле 1905 года Сергей был избран членом томского комитета партии. В октябре того же года он организовал забастовку на крупной железнодорожной станции Тайга, после чего уже всерьез попадает в поле зрения полиции. В 1906 году его снова арестовывают, и арест заканчивается полуторагодичной отсидкой в томской тюрьме.

После выхода из тюрьмы Сергей Костриков некоторое время пребывает в Иркутске, где участвует в работе местной организации меньшевиков, в 1909 году перебирается на Кавказ. Там он устраивается на работу в контролируемую партией кадетов газету «Терек», в которой пишет под псевдонимом «Сергей Миронов». А в 1912 году появился псевдоним «С. Киров», по версии некоторых исследователей – от имени Кир, которое Сергей Миронович увидел в своем настольном календаре.

Надо сказать, что литературный и журналистский талант Сергея Мироновича – это не пропагандистские изыски. Особенно ему удавались рецензии на спектакли местного городского театра и гастролирующих трупп, а также литературно-критические статьи, посвященные В. Г. Белинскому, А. И. Герцену, Т. Г. Шевченко, Л. Н. Толстому, М. Е. Салтыкову-Щедрину, Ф. М. Достоевскому, А. П. Чехову, М. Горькому и др. Вообще же (мы снова немного забегаем вперед) Кирова от других членов сталинского политбюро отличал необычайно широкий кругозор, он живо интересовался всем и разбирался в совершенно различных областях, начиная с философии и заканчивая геологией и альпинизмом. Он, как и в детстве, много читал, его личная библиотека насчитывала тысячи книг. Кроме того, Киров был, пожалуй, единственным среди своих коллег по политбюро настоящим оратором, для которого никогда не было проблемой произнести «с ходу» речь практически на любую тему.

Во время Первой мировой войны Сергей Киров некоторое время руководил партийной организацией Владикавказа, в 1917 году стал членом исполкома Владикавказского совета, затем переехал в Петроград. Участвовал в Октябрьской революции, сразу же после которой был командирован на Северный Кавказ, где занимался созданием Терской и Северо-Кавказской республик.

С 25 февраля 1919 года Киров возглавил временный революционный комитет в Астрахани. Здесь, по мнению современных историков, он впервые проявил себя на ниве жестокого подавления любого инакомыслия. Методы были соответствующие – расстрелы, баржи с белыми офицерами, потопленные в Волге, убитые по его приказу священники, в том числе митрополит Астраханский Митрофан.

После Астрахани Киров снова возвращается на Кавказ. В июне – сентябре 1920 года он был полномочным представителем РСФСР в меньшевистской Грузии, принимал активное участие в подготовке свержения законного правительства республики; с октября 1920 года – член Кавказского бюро ЦК РКП(б). В апреле 1921 года Сергей Миронович руководил работой Учредительного съезда Горской Советской республики.

1921 год стал, пожалуй, одним из самых важных с точки зрения карьеры Кирова. В этом году на Х съезде РКП(б) он был избран кандидатом в члены ЦК, а вскоре стал первым секретарем ЦК компартии Азербайджана.

В 1923 году Сергей Киров становится членом ЦК РКП(б). Борьба за власть, о которой мы уже упоминали, рассказывая о судьбе Михаила Фрунзе, коснулась, естественно, и Кирова. Но если Фрунзе фактически остался над схваткой, то Сергей Миронович целиком и полностью выступил на стороне Сталина.

Сказалось ли это на личных отношениях Сталина и Кирова? Артем Сергеев в книге «Беседы о Сталине» писал об этом так: «Знакомы они были очень давно и по-настоящему дружили, эта была дружба по жизни. Чувствовалась теплота в их личных отношениях – они были единомышленниками и друзьями прежде всего. Это можно понять, если какое-то время наблюдать людей, а мне пришлось довольно близко наблюдать их с конца 1929 года и почти до последнего дня жизни Кирова. Ближе друга у него не было… У Сталина не могло быть ревно сти к славе Кирова, к любви народа к нему. А Кирова действительно очень любили. Да и неудивительно: он был обаятельный человек сам по себе. Но их взаимоотношения были прежде всего взаимоотношениями друзей, которые вели общую борьбу, делали общее дело».

В 1924 году Сталин подарил Кирову свою книгу, на которой сделал надпись: «Другу моему и брату любимому». Киров всегда знал свое место, он понимал – Сталин старше его как по возрасту, так и по положению, но при этом Сергей Миронович мог если и не возразить вождю, то, по крайней мере, высказать свое мнение. Но эта черта, отличавшая его от других «приближенных к телу», Сталину скорее нравилась. Уважал он (так, по крайней мере, считают многие исследователи) Кирова и за его эрудицию, и ораторский талант.

Киров (опять же, на первый взгляд) отвечал Сталину «взаимностью» и использовал все свое мастерство оратора для прославления вождя. В начале 1934 года, выступая на Ленинградской партконференции, он говорил, как обычно, без бумажки и с соответствующим пафосом в голосе: «Трудно представить себе фигуру гиганта, каким является Сталин. За последние годы, с того времени, когда мы работаем без Ленина, мы не знаем ни одного поворота в нашей работе, ни одного сколько-нибудь крупного начинания, лозунга, направления в нашей политике, автором которого был бы не товарищ Сталин. Вся основная работа – это должна знать партия – происходит по указаниям, по инициативе и под руководством товарища Сталина. Самые большие вопросы международной политики решаются по его указанию, и не только эти большие вопросы, но и, казалось бы, третьестепенные и даже десятистепенные вопросы интересуют его». Подобная «сверхлесть» была необычна даже для тех лет.

Впрочем, при более внимательном рассмотрении выясняется, что не все было так гладко. Еще в середине 1920-х годов в «Правде» появился фельетон, в котором с жесткой иронией описывался некий руководящий работник, переехавший из Баку в Ленинград. Имена и фамилии не упоминались, но всем было понятно, что огонь велся по Кирову. И очень маловероятно, что подобный материал мог появиться в «Правде» без указания или хотя бы одобрения Сталина.

Надо сказать, что и Сергей Миронович не всегда говорил исключительно «правильные» слова. За пять лет до упомянутой речи на партконференции в одном из выступлений он говорит: «После смерти Ленина у нас остается только один наследник его дела – Коммунистическая партия большевиков, и больше никто (курсив мой. – Авт.) на эту высокую честь претендовать не может».

Стоит упомянуть еще и о том, что после гибели Кирова в его личной библиотеке были найдены книги Льва Троцкого «Моя жизнь», «Сталинская школа фальсификаций», «История русской революции», «Перманентная революция и сталинская бюрократия», а также несколько номеров «Бюллетеня оппозиции». Означает ли это, что Киров на самом деле был троцкистом? На первый взгляд, нет, он, в конце концов, мог просто изучать их для борьбы с «идеологическим врагом». Однако в последнее время появились публикации, в которых говорится о возможных связях Троцкого и Кирова. Историк В. Роговин, например, пишет об этом: «Совершенно новая информация о позиции Кирова в последние месяцы его жизни была сообщена в 1978 году старым французским коммунистом Марселем Боди. В воспоминаниях, опубликованных левым журналом «Le Refractaire», Боди рассказывал: летом 1934 года ему передали, что с ним хочет встретиться находящийся в Париже кремлевский врач Л. Г. Левин (один из будущих подсудимых на процессе «правотроцкистского блока»). «Встреча состоялась, – писал Боди, – и скоро беседа приняла столь важный характер, что я был изумлен. Доктор Левин информировал меня о сокровенных мыслях Кирова. Это были мысли «умеренного» политика, который хотел положить конец внутренней борьбе (в партии. – В. Р.), так же как внутренней политике, проводимой в его огромной стране. Согласно Кирову, они (Киров и его единомышленники. – В. Р.) хотели вернуться к более гуманной политике, близкой к той, которую предлагал Ленин во время нэпа, и отказаться от жестокой коллективизации в деревне». Левин передал, что «Киров хочет восстановить внутрипартийную демократию и свободное выражение каждого течения в партии». – «Включая течение троцкистов?» – спросил Боди. Левин ответил на этот вопрос утвердительно. – «И включая возвращение Троцкого в СССР?» Левин ответил, что «это должно быть обсуждено». После этой встречи Боди позвонил Л. Седову и сообщил ему о беседе с Левиным. Седов встретился «с доверенным лицом Кирова и беседовал с ним три часа».

Узнав об этом рассказе, П. Бруэ (известный французский историк-советолог. – Авт.) решил отыскать его подтверждение в архиве Троцкого. Прямых подтверждений найти не удалось. Бруэ объясняет это тем, что Троцкий и Седов были опытными конспираторами и либо не писали друг другу о столь важном и секретном факте, либо уничтожили соответствующие документы. Однако историк считает, что косвенные доказательства правдивости рассказа М. Боди содержатся в сообщении Седова о том, что в Советском Союзе «очень ответственные товарищи обсуждают вопрос о возвращении Троцкого».

Но вернемся в середину 1920-х годов. Сталин расправляется (пока политически) со своими главными противниками в борьбе за власть и на их место ставит более лояльных людей. Место Троцкого в армии занял Фрунзе, а в Ленинград на смену Зиновьеву отправляется Киров.

На первый взгляд, назначение Кирова на пост первого секретаря Ленинградского обкома РКП(б) может показаться понижением в карьере. Но самом же деле это было свидетельством доверия со стороны Сталина. По числу коммунистов ленинградская парторганизация была второй в стране. Но гораздо важнее был тот факт, что Киров направлялся в «логово оппозиции», ведь здесь долгое время «хозяйничал» Зиновьев. Леворадикальные, а значит, «прозиновьевские» настроения были сильны как среди партфункционеров, так и среди простых ленинградских рабочих. И Киров должен был эти настроения искоренить.

Киров был очень активен. Он практически ежедневно выступает перед рабочими и служащими, громит «зиновьевцев», которые мешают жить трудовому народу. Как он решал поставленные перед ним задачи? В советское время о Кирове писали как о талантливом организаторе. Позже, после смерти вождя, убрали «мудрое руководство». Сейчас же Кирову припоминают многое, о чем предпочитали умалчивать в хрущевские и брежневские времена.

Так, Киров курировал работу Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН), и именно при нем (а некоторые источники утверждают, что по его прямому указанию) там начались массовые расстрелы. Он же был одним из руководителей строительства Беломорканала, на котором погибли тысячи заключенных. Возглавляя правительственную комиссию по проверке деятельности Академии наук СССР (которая в то время находилась в Ленинграде), в августе 1929 года Киров запросил согласие Сталина на привлечение ОГПУ к выполнению операции против ученых. Вскоре на свет появилось сфабрикованное «дело академика Платонова», которое стало началом настоящего погрома академии. Ученым инкриминировали вредительство и «создание контрреволюционной организации с целью свержения Советской власти и установления в стране конституционно-монархического строя». Более 500 сотрудников Академии наук потеряли работу, многие из них были арестованы или сосланы, а некоторые – расстреляны.

«Оригинальным» способом решал Сергей Миронович остро стоявшую в Ленинграде жилищную проблему. Новые стройки требовали новой рабочей силы, которую нужно было куда-то селить. И тогда Киров приказал выселить из своих (хотя уже и без того «уплотненных») квартир «недобитых классово чуждых элементов не пролетарского происхождения». Под выселение на восток страны попали не только совсем уж «классово чуждые» дворяне, но и представители интеллигенции.

Конечно, Киров не только «карал и громил». Нельзя не упомянуть его вклад в развитие горнодобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности Северо-Западного региона, в строительство новых объектов в Ленинграде и др.

Как свидетельствовали современники, проявлял Сергей Миронович активность и на другом фронте. Мы бы не касалась темы, которая больше подходит для расследований в духе «скандальной хроники», но она, как читатель поймет позже, имеет непосредственное отношение к факту убийства Кирова (так, по крайней мере, считают некоторые историки).

Сначала приведем две цитаты. Первая – из книги «Черная книга имен, которым не место на карте России»: «Руководство репрессиями, сотрясавшими Ленинград, Киров сочетал с кутежами с участием балерин Мариинского театра. Оргии происходили во дворце, принадлежавшем до октября 1917 года балерине Матильде Кшесинской».

Вторая цитата – из статьи Юрия Жукова «Роковой выстрел», опубликованной в журнале «Вокруг света»: «Для многих красивых женщин города, для балерин Мариинского театра Киров был иным – бонвиваном и ферлакуром, очаровательным хозяином частых вечеринок во дворце Кшесинской, которые молва называла оргиями. В этом дворце он практически жил, а в официальной его квартире на Каменноостровском проспекте жила тяжелобольная жена Сергея Мироновича – Мария Львовна Маркус – со своей сестрой – Софьей Львовной, которая ухаживала за нею».

В этих двух цитатах говорится, по сути, об одном и том же, но акценты расставлены совершенно по-разному. Киров молод, умен, входит в число высших руководителей страны, хорош собой – просто идеальный тип «советского мачо». При этом у него больная и уже растерявшая былую красоту жена (Мария Львовна Маркус была старше своего супруга на год). Насколько далеко простирался «мачизм» Кирова? И что такое «вечеринки по-пролетарски»? Как видим, исследователи по-разному, зачастую исходя просто из своих предпочтений, описывают взаимоотношения «хозяина Ленинграда» с его очаровательными жительницами. А сейчас расскажем о том, что же происходило в 1934 году, последнем в жизни Сергея Мироновича…

Этот год начался с XVII съезда ВКП(б). Съезда, который и по сей день является одной из загадочных страниц в истории Советской империи.

Что же происходило на этом съезде, который сначала называли «съездом победителей», а затем «съездом расстрелянных»? Если смотреть на официальные документы – ничего особенного. Отчет Сталина от имени ЦК ВКП(б), отчетный доклад Центральной ревизионной комиссии, план второй пятилетки, о котором доложили Молотов и Куйбышев, организационные вопросы. И наконец, выборы руководящих органов партии.

Вот этот последний пункт повестки и вызывает до сих пор массу вопросов. Делегаты при закрытом голосовании выбирали руководство партии. И здесь произошло то, что не входило в планы.

Предоставим слово одному из участников того съезда – Никите Сергеевичу Хрущеву, который в своих воспоминаниях уделил этому моменту много внимания.

«Комиссия при расследовании обстоятельств убийства Кирова просмотрела горы материалов и беседовала со многими людьми. При этом выявились новые факты…

В то время (т. е. в первой половине 1930-х годов. – Авт.) в партии занимал видное место секретарь Северо-Кавказского краевого партийного комитета Шеболдаев… Как стало теперь известно, этот-то Шеболдаев, старый большевик с дореволюционным стажем, во время работы XVII съезда партии пришел к товарищу Кирову и сказал ему: «Мироныч (так называли Кирова близкие люди), старики поговаривают о том, чтобы возвратиться к завещанию Ленина и реализовать его, то есть передвинуть Сталина, как рекомендовал Ленин, на какой-нибудь другой пост, а на его место выдвинуть человека, который более терпимо относился бы к окружающим. Народ поговаривает, что хорошо бы выдвинуть тебя на пост Генерального секретаря Центрального Комитета партии».

Что ответил на это Киров, неизвестно, но он пошел к Сталину и рассказал об этом разговоре с Шеболдаевым. Сталин якобы ответил Кирову: «Спасибо, я тебе этого не забуду!»

Комиссия проявила интерес и к тому, как проходило голосование на XVII партийном съезде. Стали искать членов счетной комиссии. Некоторые из них остались в живых, товарищ Андреасян и некоторые другие… Андреасян тоже «отбыл срок», просидев не то 15, не то 16 лет. Эти члены счетной комиссии XVII партийного съезда доложили о том, что количество голосов, поданных тогда против Сталина, было не шесть, как это сообщили на съезде, а не то 260, не то 160. И та, и другая цифра очень внушительна, особенно принимая во внимание положение Сталина в партии, его самолюбие и его характер. На съезде же было объявлено, что против кандидатуры Сталина проголосовали шесть человек.

«Кто дал счетной комиссии директиву фальсифицировать результаты выборов? – писал Шверник. – Я абсолютно убежден, что без Сталина никто бы на это не пошел. Если связать результаты голосования и беседу Шеболдаева с Кировым, о которой узнал Сталин, и учесть известное предупреждение Ленина, что Сталин способен злоупотреблять властью, то все становится на свои места.

Сталин – умный человек, и он понимал, что если на XVII партсъезде против него проголосовали 260 или 160 человек, то это означает, что в партии зреет недовольство. Кто мог голосовать против Сталина? Это могли быть только ленинские кадры. Нельзя было даже предположить, что Хрущев или подобные ему молодые люди, которые выдвинулись при Сталине, боготворили Сталина и смотрели ему в рот, могут проголосовать против него. Этого никак не могло быть.

А вот старые партийцы, которые общались с Лениным, работали под его руководством, хорошо знали Ленина и чье завещание всегда оставалось в их памяти, конечно, не могли мириться с тем, что Сталин после смерти Ленина набрал к XVII съезду партии такую силу и перестал считаться с ними, стал вовсю проявлять те черты своего характера, на которые указывал Владимир Ильич. Вот они-то, видимо, и решили поговорить с Кировым и проголосовать против Сталина. Сталин понял, что старые кадры, которые находятся в руководстве, недовольны им и хотели бы его заменить, если это удастся. Эти люди могли повлиять на делегатов очередного партсъезда и добиться изменений в руководстве…»

Если следовать этой версии, дальнейшее развитие событий вполне понятно. Сталин, желая любыми средствами сохранить власть, просто не мог не отреагировать на эту ситуацию. Убивая Кирова, он (да простит нам читатель сразу два прегрешения – тавтологию и некоторый цинизм) убивал сразу двух зайцев: устранял самого реального претендента на власть и получал повод для начала массовых репрессий и «чисток».

Однако у противников этой версии событий на XVII съезде есть своя аргументация, которая, как минимум, достойна внимания. Она основана на том, что вся стройность приведенной выше схемы рушится при упоминании всего лишь одного момента – не обнаружено ни одного документа, подтверждающего факт фальсификации результатов голосования. Все основано на устных рассказах, причем построенных по принципу «кто-то кому-то что-то рассказал, а уже третий написал об этом в своих воспоминаниях».

Съезд закончился, Киров, избранный секретарем ЦК, вернулся к своим обязанностям. Как свидетельствуют некоторые источники, Сталин предложил Сергею Мироновичу переехать в Москву, на работу в секретариат ЦК, но тот отказался. В августе вождь снова демонстрирует свое особое отношение к «любимому брату и товарищу» – приглашает Кирова на отдых в Сочи. Вместе с ними отдыхает и Жданов – человек, которому суждено вскоре стать преемником Кирова.

В конце ноября Сергей Киров в последний раз в жизни едет в Москву. 25 ноября в столице проходит Пленум ЦК, посвященный вопросу частичной отмены продуктовых карточек. 28-го числа пленум заканчивается, но Киров на пару дней остается в Москве. В Ленинград он приезжает 1 декабря. Выйдя из вагона, он едет домой на Каменноостровский проспект – проведать жену и подготовиться к докладу. На 18.00 в Таврическом дворце было запланировано собрание партийного и хозяйственного актива города, на котором должны были обсуждаться итоги только что прошедшего Пленума ЦК.

В четыре часа дня Киров вышел из подъезда дома. Он любил пройтись пешком. Три охранника находились рядом, один шел впереди, двое – в десяти шагах позади. Затем Киров сел в свою машину. Кортеж из двух машин (охранники сели в свой автомобиль) направился по Литейному проспекту к Таврическому дворцу. Но возле дворца Киров неожиданно говорит шоферу, чтобы тот не останавливался и ехал дальше – в Смольный, где находился рабочий кабинет Сергея Мироновича.

Автомобиль остановился во дворе, у служебного входа. Здесь, согласно правилам, охрану члена политбюро взяли на себя дежурившие в Смольном охранники Аузен, Бальковский и Борисов. Дойдя до третьего этажа, Аузен и Бальковский остались на лестничной площадке. За Кировым по так называ емому большому коридору пошел только Борисов. Находившийся возле кабинета Сергея Мироновича охранник Дурейко был по телефону предупрежден о приближении «объекта» и должен был выйти ему навстречу. Однако он почему-то задержался в приемной.

В коридорах Смольного было довольно многолюдно. На первом этаже Киров встретил первого секретаря Хибиногорского горкома ВКП(б)П. П. Семячкина. Разговаривая с Кировым, тот поднялся вместе с ним на третий этаж. Затем Сергей Миронович поговорил с заместителем заведующего торговым отделом Ленинградского обкома ВКП(б) Н. Г. Федотовым.

Киров не торопился, он почти дошел до поворота в малый коридор, в котором по левой стороне находились его кабинет и кабинет второго секретаря обкома Чудова с общей приемной, а также архив, по правую – помещения секретной части и специальной столовой № 4, предназначенной только для высокого начальства. Впереди Сергея Мироновича шла с бумагами курьер Смольного М. Ф. Федорова, на углу большого и малого коридоров нервно расхаживал директор ленинградского цирка М. Е. Цукерман, который ждал, когда закончится совещание у Чудова. В конце малого коридора работал с проводкой электромонтер Платоч, в коридоре также находились инструктор горкома Лионикин и кладовщик Васильев.

В этот момент из туалета, который находился рядом с поворотом в малый коридор, вышел человек с портфелем в руках. Он увидел Кирова, пропустил и пошел за ним. Когда тот уже подходил к двери приемной, человек нагнал его, достал из портфеля пистолет и выстрелил в затылок.

Первым к истекающему кровью Кирову бросился электромонтер Платоч. Вскоре к раненому подбежали другие находившиеся в коридоре люди – Цукерман, Васильев, охранник Борисов. Из кабинетов выбегали сотрудники Смольного, кто-то бросился к телефону вызывать «скорую».

Кирова в бессознательном состоянии перенесли в кабинет Чудова, где оказали первую помощь. Вскоре из медицинского пункта Смольного прибыли врачи. Киров не дышал, пульс не прощупывался. Доктора принимали все необходимые меры – впрыскивали адреналин, эфир, камфару и кофеин, делали искусственное дыхание. Но вернуть Кирова к жизни не удалось, и через несколько минут врачи констатировали его смерть.

Когда Киров умирал в кабинете своего заместителя, его охранники обыскали лежавшего без чувств убийцу. Из его портфеля извлекли записную книжку, дневник, предсмертную записку, обращение, озаглавленное «Мой ответ перед партией и народом», а из кармана достали партбилет, в котором значилось: «Николаев Леонид Васильевич. Год вступления в партию – 1924-й»…

Леонид Николаев родился в 1904 году в Петербурге в семье рабочих. Он лишился отца в четыре года. Матери еле-еле удавалось свести концы с концами. Как позже говорили на допросах мать и сестра Леонида, он нередко впадал в депрессию, страдал нервными и сердечными припадками. Позже в поведении Николаева стали проявляться и признаки явной паранойи. Так, по словам жены, «он писал несколько раз свою автобиографию, причем один раз переписал ее печатными буквами. На мой вопрос, для чего он это делает, он объяснил мне, что хочет, чтобы старший сын Маркс смог ее читать и изучать».

Учился Леонид Николаев в городском училище, затем в совпартшколе. В 1920 году вступил в комсомол, в 1924-м – в партию. Он не мог найти себя в жизни и часто менял работу. Был секретарем сельсовета в Саратовской области, санитаром военного госпиталя, сотрудником комхоза Выборгского района г. Ленинграда, управделами Выборгского РК комсомола, слесарем завода «Красная заря», управделами Лужского укома ВЛКСМ (Ленинградская обл.), строгальщиком заводов «Красный арсенал» и т. д. и т. п. Последняя его должность – инструктор Ленинградского института истории партии. Всего за 15 лет Николаев сменил 13 мест работы. А с апреля 1934 года был безработным.

Нетрудно догадаться, что Николаев отличался неуживчивым характером, страдал «комплексом Наполеона», хотел быть «большим начальником», но вместо этого долгие годы оставался мелкой сошкой. Это нашло отражение как в его взаимоотношениях с коллегами по многочисленным работам, так и с властью и начальством. Правда, каких-то серьезных прегрешений за Николаевым замечено не было, но в поле зрения правоохранительных органов и органов партийного контроля он попадал. Например, в январе 1929 года за неосторожную езду на велосипеде народным судом он был оштрафован.

А в марте 1934 года, когда шла партийная мобилизация для работы на транспорте, среди прочих партком Института истории партии выбрал и Николаева. Но Леонид подчиниться решению парткома категорически отказался. 31 марта Николаев был исключен из членов ВКП(б), а на следующий день его уволили с работы.

Николаев этими решениями был недоволен и рассылал во все партийные органы жалобы. И отчасти добился своего: его восстановили в партии, правда объявив строгий выговор с занесением в личное дело. Леонид продолжал добиваться снятия партийного взыскания и восстановления на работе. Он жалуется сначала – в Ленинградский горком, потом – в обком, в августе 1934 года пишет письмо Сталину, в октябре – в Политбюро ЦК ВКП(б). Но ответа ниоткуда не последовало.

Ко всем неудачам Николаева добавилась и бедность.

Впрочем, с бедностью все не так однозначно. Во-первых, проблемы с продуктами были уделом очень многих простых ленинградцев. Во-вторых, его мать, например, на следствии говорила следующее: «В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений. Они занимали отдельную квартиру из трех комнат в кооперативном доме, полученную в порядке выплаты кооперативного пая. Дети также полностью обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь. К этому следует добавить, что безработный Леонид Николаев летом 1934 года имел возможность снимать в Сестрорецке дачу.

Посылал письма Николаев и Кирову, причем неоднократно. Например, в ноябре 1934 года он писал: «Т. К-в. Меня заставило обратиться к Вам тяжелое положение. Я сижу семь месяцев без работы, затравленный за самокритику… Меня опорочили, и мне трудно найти где-либо защиты. Даже после письма на имя Сталина мне никто не оказал помощи, не направил на работу. Однако я не один, у меня семья. Я прошу помочь мне, ибо никто не хочет понять того, как тяжело переживаю я этот момент. Я буду на все готов, если никто не отзовется, ибо у меня нет больше сил… Я не враг». По некоторым сведениям, он дважды пытался прорваться к Кирову, когда тот садился в свою машину. Но на письма Сергей Миронович не отвечал, а поговорить «по душам» Николаеву не позволяла охрана.

И тогда Леонид окончательно озлобился на власть, да и вообще на весь мир. Он решает, что должен убить кого-то очень значительного, лучше всего – члена политбюро. Его выбор падает на Кирова. 14 октября 1934 года он пишет прощальную записку (мы публикуем ее с сохранением авторского стиля и орфографии): «Дорогой жене и братьям по классу! Я умираю по политическим убеждениям, на основе исторической действительности. Поскольку нет свободы агитации, свободы печати, свободы выбора в жизни и я должен умереть. Поскольку из ЦК/Политбюро не подоспеет, ибо там спят богатырским сном».

На следующий день Николаев отправляется к дому Кирова, дежурит там. Его настойчивое топтание прямо возле подъезда привлекло внимание охраны, и его задержали. При обыске у него нашли заряженный револьвер. С Николаевым побеседовали и… отпустили.

Формально повода для ареста действительно не было. При нем был партбилет (а в те годы это много значило), а револьвер Леонид приобрел совершенно легально в 1924 году – в те годы личное оружие имели многие члены партии. Органы выдали на этот револьвер соответствующее разрешение. В апреле 1930 года Николаев револьвер перерегистрировал. И хотя очередную регистрацию он просрочил, на это не обратили внимания.

Почему же Николаев выбрал своей мишенью именно Кирова? Однозначно ответить сложно, но предположить можно. Киров руководил городом, в котором жил Леонид, он, по мнению Николаева, мог решить его проблемы, но не решил. Мог ли кто-то повлиять на решение убийцы? В этом вопросе мнения исследователей расходятся. По мнению сторонников заговора против Кирова, сотрудники НКВД направляли озлобленность Николаева на Кирова и чуть ли не вывозили его в лес за городом тренироваться в стрельбе. Леонид действительно учился стрелять в организации, имеющей отношение к милиции, но было это еще в 1930 году, в тире общества «Динамо», в котором он состоял.

Но был еще один фактор, который, по мнению многих, мог спровоцировать Николаева на убийство Кирова. Известный разведчик Павел Судоплатов, в своих воспоминаниях уделивший внимание в том числе и этому убийству, писал: «Киров был убит Николаевым. Жена Николаева, Мильда Драуле, работала официанткой при секретариате Кирова в Смольном…

От своей жены, которая в 1933–1935 годах работала в НКВД в секретном политическом отделе, занимавшемся вопросами идеологии и культуры <…>, я узнал, что Сергей Миронович очень любил женщин, и у него было много любовниц как в Большом театре, так и в Ленинградском. (После убийства Кирова отдел НКВД подробно выяснял интимные отношения Сергея Мироновича с артистками.) Мильда Драуле прислуживала на некоторых кировских вечеринках. Эта молодая привлекательная женщина также была одной из его «подружек». Ее муж Николаев отличался неуживчивым характером, вступал в споры с начальством и в результате был исключен из партии. Через свою жену он обратился к Кирову за помощью, и тот содействовал его восстановлению в партии и устройству на работу в райком. Мильда собиралась подать на развод, и ревнивый супруг убил “соперника”».

Свою будущую супругу Мильду Драуле, латышку по национальности, Леонид встретил в 1925 году в Луге, где работал в местном комитете комсомола. В Ленинград супруги вернулись уже с маленьким сынишкой, позже у них родился еще один ребенок.

После переезда в Ленинград Мильда устроилась на работу в обком партии, инспектором отдела кадров. Вскоре поползли слухи о «внерабочих» отношениях Кирова и молодой интересной сотрудницы. Дополнительной почвой для них стало приобретение семьей Николаевых трехкомнатной квартиры в кооперативном доме, на что требовались немалые деньги, а также то, что Мильда проводила свои отпуска отдельно от мужа, зато они почему-то едва ли не до дня совпадали с отпусками Кирова.

Как видим, Павел Судоплатов, а также молва были достаточно категоричны в отношении Мильды Драуле. Однако подобные разговоры шли по поводу едва ли не каждой молодой работницы Ленинградского обкома.

Впрочем, для Леонида Николаева достаточно было и слухов, которые часто бывают гораздо сильнее любой правды. С его точки зрения выходило, что Киров не только виноват во всех его бедах, он еще и соблазнитель его законной жены.

С Мильдой Драуле связана еще одна странность дела об убийстве Сергея Кирова. Представим себе ситуацию – совершено убийство высокопоставленного чиновника, в руках следствия находятся убийца, множество свидетелей. Где, по идее, в первую очередь должны проводиться следственные действия? Правильно, на месте преступления. Однако прежде чем следователи начали осмотр места преступления, допрос свидетелей и т. п., в Управлении НКВД начальник 4-го отделения секретно-политического отдела Коган начал допрос Мильды Драуле. На часах при этом было 16.45, с того момента как Леонид Николаев выстрелил в затылок Кирову прошло… всего 15 минут.

Откуда такая оперативность? Остается загадкой и то, где именно была Мильда Драуле в момент задержания, как ее удалось так быстро доставить в управление, почему первой стали допрашивать именно ее и т. д.

А вот допрос свидетелей в Смольном начали только через час. К тому же долго не удавалось допросить убийцу. Николаев пришел в себя, но находился в шоковом состоянии. Чтобы привести убийцу в чувство, около 19.00 его решили отправить во 2-ю городскую психиатрическую больницу.

Первый допрос Леонида Николаева удалось начать только около одиннадцати часов вечера. С первых же слов Николаев решительно отвергает наличие у него соучастников.

«Вопрос: Сегодня, 1 декабря, в коридоре Смольного вы стреляли из револьвера в секретаря ЦК ВКП(б) тов. Кирова. Скажите, кто вместе с вами является участником в организации этого покушения?

Ответ: Категорически утверждаю, что никаких участников в совершении мною покушения на тов. Кирова у меня не было. Все это я подготовил один, и в мои намерения никогда я никого не посвящал…

Причина одна – оторванность от партии, от которой меня оттолкнули… Цель – стать политическим сигналом перед партией, что на протяжении последних 8—10 лет на моем пути жизни и работы накопился багаж несправедливого отношения к живому человеку. Эта историческая миссия мною выполнена. Я должен показать всей партии, до чего довели Николаева… План совершения покушения – никто мне не помогал в его составлении… Я рассматривал покушение как политический акт. Чтобы партия обратила внимание на бездумно бюрократическое отношение к живому человеку… Я сделал это под влиянием психического расстройства и сугубого отпечатка на мне событий в институте…»

Расследование тем временем переходило в ту фазу, когда о нем узнавали все больше и больше людей. В 18.20 Филипп Медведь отправил первое донесение в Москву: «Наркомвнудел СССР – тов. Ягода. 1 декабря в 16 часов 30 минут в здании Смольного на 3-м этаже в 20 шагах от кабинета тов. Кирова произведен выстрел в голову тов. Кирову шедшим навстречу ему неизвестным, оказавшимся по документам Николаевым Леонидом Васильевичем, членом ВКП(б) с 1924 г., рождения 1904 г. Тов. Киров находится в кабинете… Николаев после ранения тов. Кирова произвел второй выстрел в себя, но промахнулся. Николаев опознан несколькими работниками Смольного (инструктором-референтом отдела руководящих работников обкома Владимировым Вас. Тих. и др.) как работавший ранее в Смольном. Жена убийцы Николаева по фамилии Драуле Мильда, член ВКП(б) с 1919 г., до 1933 г. работала в обкоме ВКП(б). Арестованный Николаев отправлен в управление НКВД ЛВО. Дано распоряжение об аресте Драуле. Проверка в Смольном производится».

Вторая телеграмма в Москву, которую Медведь отправил в 22.30, не содержала ничего необычного, в ней сообщалось, что проведен допрос Мильды Драуле, что у Николаева было оружие с просроченной регистрацией и др. А вот третья, отправленная в 0.40 2 декабря, была очень неожиданной: «В записной книжке Николаева запись: «герм. тел. 169-82, ул. Герцена 43». Это действительно адрес германского консульства. С этого момента у следствия появляется так называемая «иностранная» версия.

Утром 2 декабря в Ленинград прибыли Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов, Ягода, его заместитель Агранов, группа ответственных работников ЦК и НКВД. С вокзала Сталин, Молотов, Ворошилов и Жданов поехали в больницу имени Свердлова, где находилось тело Кирова, затем – на Каменноостровский проспект, к вдове погибшего, и уже оттуда – в Смольный. Там вождь приказал привести к себе Николаева.

Допрос убийцы – еще один эпизод дела, о котором источники сообщают противоречивую информацию. Некто Кацафа, сотрудник НКВД, охранявший Николаева в камере, в своем рапорте докладывал следующее: «Передавая мне Николаева в Смольном, заместитель начальника оперода НКВД Гулько сказал, что этот подлец Николаев в очень грубой форме разговаривал со Сталиным, что отказался отвечать на его вопросы». А уже упоминавшийся нами Антон Антонов-Овсеенко описывал встречу Сталина и Николаева так:

«Сталин спросил:

– Вы убили Кирова?

– Да, я… – ответил Николаев и упал на колени.

– Зачем вы это сделали?

Николаев указал на стоящих за креслом Сталина начальников в форме НКВД:

– Это они меня заставили! Четыре месяца обучали стрельбе. Они сказали мне, что…»

По версии Антонова-Овсеенко, «начальники в форме НКВД» – это Медведь и его заместитель Иван Запорожец. Одни источники дружно подхватывают этот эпизод, дополняя его подробностями: мол, свидетелями этого допроса были второй секретарь обкома Чудов и прокурор Пальчаев. Чудов якобы перед своим арестом успел рассказать о словах Николаева, Пальчаев же, понимая, что он стал нежелательным свидетелем, застрелился.

Но при этом другие исследователи версию Антонова-Овсеенко столь же дружно опровергают, утверждая, что все это – не более чем художественный вымысел автора. Хотя бы потому, что Запорожца в тот момент не было не только в Смольном, но и в Ленинграде – с августа 1934 года он находился на лечении в госпитале, а в ноябре отправился в санаторий в Сочи.

После допроса Николаева Сталин потребовал привезти к нему охранника Борисова. Ведь он – один из главных свидетелей, он может многое рассказать. Охранника содержали в Управлении НКВД и должны были привезти в Смольный на машине. Но через полчаса приходит сообщение – Михаил Борисов по пути в Смольный погиб в автомобильной катастрофе…

В тот же день, 2 декабря, «Правда» и другие центральные газеты на первой полосе в траурной рамке помещают сообщение: «Центральный комитет ВКП(б) и советское правительство с прискорбием сообщают, что 1 декабря 1934 года в 16 часов 37 минут от рук подосланного врагами рабочего класса убийцы погиб член Политбюро и ОРГбюро, секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь Ленинградского обкома партии Сергей Миронович Киров». Как видим, если следствие пока основной акцент делает на бытовую версию, то газеты говорят о «подосланном врагами рабочего класса убийце».

Кто же эти «враги»? Все ждут, что скажет и сделает один человек, какой «сигнал» он подаст. И вскоре, буквально в тот же день, «сигналы» начали поступать.

2 декабря Сталин приказал руководству ленинградского НКВД предоставить данные о «контрреволюционной деятельности» бывших членов зиновьевской оппозиции. Ему на стол кладут дело агентурной разработки под названием «Свояки». Название не случайно – в нем был намек на поиск связей между троцкистами и зиновьевцами. К делу были приобщены ордера на арест нескольких бывших оппозиционеров, выписанные еще в октябре 1934 года. Однако Киров не санкционировал арест, и эти люди оставались на свободе. В деле «Свояки» значились все, кто вскоре будет проходить с Николаевым по одному процессу. Уже 2 декабря трое из них были арестованы, а в партийные органы пошла директива – составить списки всех бывших оппозиционеров.

Впрочем, следствие продолжало придерживаться версии о бытовых мотивах убийства: на допросах Николаева упорно «подводили» именно к таким признаниям, мотивы преступления – увольнение с работы и неудовлетворенность жизнью.

Но вечером 4 декабря, когда Сталин вернулся в Москву, направление следствия меняется – оно начинает активно разрабатывать «троцкистско-зиновьевскую» версию. В тот же день Сталин приказывает заменить группу ленинградских следователей новой следственной группой (все члены этой группы, за исключением популярного в те годы писателя Льва Шейнина и сбежавшего к японцам

Генриха Люшкова, в 1937–1938 годах были расстреляны). И в тот же день новый руководитель сообщает – агенту, подсаженному в камеру Николаева, удалось выяснить, что лучшими друзьями убийцы Кирова были «троцкисты» Котолынов и Шацкий.

Момент, когда следствие начало активно «склонять» Николаева к признаниям, что он действовал по указке некой «троцкистско-зиновьевской» группы, многие считают отправной точкой «Большого террора», который вскоре перемолол в своих жерновах миллионы судеб. Но поначалу следствие продолжало разрабатывать «иностранную» версию.

В любом другом подобном деле «иностранный след» был бы очень перспективным. Но с каждым днем становилось все яснее, что эта версия переходит в категорию все более и более «запасной». Из Кремля следствию все четче дают понять, какие именно «показания» хотят получить от Николаева. Но убийца упорствует, отрицает связь с «троцкистами» и «зиновьевцами» и их участие в подготовке и исполнении убийства. Он разве что признает, что на решение совершить террористический акт в какой-то мере повлияли разговоры с некоторыми «троцкистами», однако этих людей он знал «не как членов группировки, а индивидуально».

Этого явно мало, следствие продолжает «обрабатывать» Николаева. Причем, сочетая как кнут, так и пряник. Следователи обещают Николаеву сохранить жизнь, переводят на привилегированное содержание, обеспечивают усиленным питанием, фруктами, папиросами лучших сортов. И наконец, 13 декабря приходит «успех». О новом повороте в показаниях Николаева свидетельствует протокол очередного допроса:

«Вопрос: Признаете ли Вы, что входили в к. р. (контрреволюционную. – Авт.) группу бывш. оппозиционеров, существовавшую в Ленинграде в составе КОТОЛЫНОВА, ШАЦКОГО, ЮСКИНА и др.?

Ответ: Да, подтверждаю, что входил в группу б. оппозиционеров в составе КОТОЛЫНОВА, ШАЦКОГО, ЮСКИНА и др., проводившую к. р. работу.

Вопрос: Каких политических взглядов придерживались участники группы?

Ответ: Участники группы состояли на платформе троцкистско-зиновьевского блока. Считали необходимым сменить существующее партийное руководство всеми возможными средствами.

Вопрос: Кем было санкционировано убийство тов. Кирова?

Ответ: Убийство КИРОВА было санкционировано участниками группы КОТОЛЫНОВЫМ И ШАЦКИМ от имени всей группы.

Вопрос: Какие Вы получили указания от КОТОЛЫНОВА, ШАЦКОГО по вопросу о том, как держать себя во время следствия?

Ответ: Я должен был изобразить убийство КИРОВА как единоличный акт, чтобы скрыть участие в нем зиновьевской группы.

Записано с моих слов правильно. Протокол мне прочитан. Л. Николаев.

Допросили: Зам. наркома внудел СССР Агранов

Нач. ЭКО ГУГБ НКВД СССР Миронов

Пом. нач ЭКО ГУГБ НКВД СССР Дмитриев».

Получив такое «нужное» сообщение, Агранов тотчас информирует Москву: «Выяснено, что его (то есть Николаева. – Авт.) лучшими друзьями были троцкист Котолынов Иван Иванович и Шатский Николай Николаевич, от которых многому научился. Николаев говорил, что эти лица враждебно настроены к тов. Сталину. Котолынов известен Наркомвнуделу как бывший троцкист-подпольщик. Он в свое время был исключен из партии, а затем восстановлен. Шатский – бывший анархист, был исключен в 1927 году из рядов ВКП(б) за контрреволюционную деятельность. В партии не восстановлен. Мною дано распоряжение об аресте Шатского и об установлении местопребывания и аресте Котолынова. В записной книжке Леонида Николаева обнаружен адрес Глебова-Путиловского. Установлено, что Глебов-Путиловский в 1923 году был связан с контрреволюционной группой «Рабочая правда». Приняты меры к выяснению характера связи между Николаевым и Глебовым-Путиловским. В настоящее время Глебов-Путиловский – директор антирелигиозного музея».

Маховик закрутился. Были арестованы Н. М. Шатский, И. И. Котолынов, В. В. Румянцев, В. И. Звездов, Н. С. Антонов, Г. В. Соколов, И. Г. Юскин, Л. О. Ханик, А. И. Толмазов, А. И. Александров, Н. А. Царьков – люди, работавшие с Николаевым в Выборгском райкоме комсомола, в Лужском укоме, сталкивавшиеся с ним по работе в Ленинградском горкоме комсомола.

Понимали ли эти люди, что ждет их и тех, чьи фамилии они называли во время допросов? Возможно, некоторые да, но в основном все задержанные, как и обычно бывало в таких случаях, думали, что все происходящее – ошибка, что «органы скоро во всем разберутся», и поэтому откровенно рассказывали следователям о том, что знали и слышали. И таким образом уровень задержанных и арестованных повышался – от рядовых комсомольцев и членов партии – к бывшим и даже действующим руководителям. И наконец, 16 декабря были арестованы и этапированы в Ленинград проживавшие в Москве Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев.

17 декабря «Правда» пишет, что Киров был убит «рукой злодея-убийцы, подосланного агентами классовых врагов, подлыми подонками бывшей зиновьевской антипартийной группы». Это означает, что отмашка дана.

Через четыре дня на совещании у Сталина Ягода, Агранов, председатель Военной коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульрих, Прокурор СССР

И. А. Акулов и его заместитель А. Я. Вышинский представили проект сообщения в печати о результатах следствия по делу об убийстве С. М. Кирова и передаче дела в суд. Сталин собственноручно написал в проекте, что «убийство тов. Кирова было совершено Николаевым по поручению террористического подпольного Ленинградского центра». Из перечисленных 23 арестованных он отобрал для судебного процесса 14 человек: Николаева; студента Ленинградского индустриального института, в прошлом секретаря Выборгского райкома комсомола и члена ЦК ВЛКСМ И. И. Котолынова; бухгалтера, в прошлом секретаря ЦК ВЛКСМ и Ленинградского губкома комсомола В. В. Румянцева; инженера Н. Н. Шатского, студентов Ленинградского индустриального института В. И. Звездова и Н. С. Антонова и др. Однако при этом фамилии Зиновьева и Каменева, а также некоторых других известных оппозиционеров он вычеркнул.

22 декабря 1934 года центральные газеты СССР опубликовали сообщение «В Народном комиссариате внутренних дел», в котором сообщалось, что предварительное расследование убийства Кирова закончено и передано в Военную коллегию Верховного суда СССР. «Установлено, – отмечало сообщение, – что убийство тов. Кирова было соверше но Николаевым по поручению террористического подпольного «Ленинградского центра»… Мотивами убийства тов. Кирова явилось стремление добиться таким путем изменения нынешней политики в духе так называемой зиновьевско-троцкистской платформы».

А за три недели до этого, 1 декабря, в день убийства Кирова, Президиум ЦИК СССР принял постановление «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов». Оно было коротким и состояло всего из трех пунктов:

«1. Следственным властям – вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов в ускоренном порядке.

2. Судебным органам – не задерживать исполнение приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению.

3. Органам Наркомвнудела – приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания в отношении преступников названных выше категорий немедленно по вынесении судебных приговоров».

Подписано это постановление было секретарем ЦИК А С. Енукидзе, но было ясно, что инициировал его принятие Сталин. Под это постановление и попадало дело так называемого «Ленинградского центра», по которому проходил Леонид Николаев и еще тринадцать ни в чем не повинных человек. Судебное заседание под председательством главы Военной коллегии Верховного суда CCCP В. В. Ульриха началось 28 декабря 1934 года в 14.20. Шло оно непрерывно и в 5.45 следующего дня было закончено. Затем был объявлен неизбежный приговор: «За организацию и осуществление убийства тов. Кирова подсудимых Николаева, Антонова, Звездова, Юскина, Соколова, Котолынова, Шацкого, Толмазова, Мясникова, Ханика, Левина, Сосицкого, Румянцева, Мандельштама приговорить к высшей мере наказания».

В своем очередном донесении Сталину и Ягоде, комментируя ход судебного заседания, Агранов писал: «Почти все обвиняемые выслушали приговор подавленно, но спокойно. Николаев воскликнул: «Жестоко!» – и слегка стукнулся о барьер скамьи подсудимых.

Однако другие источники свидетельствуют, что все было не так гладко. Они утверждают, что Николаев кричал: «Обманули! Не может быть…» Многие из обвиняемых стали отрицать свое участие в заговоре. Это даже привело в замешательство Ульриха (все же «конвейер» был еще не до конца отлажен), он позвонил Сталину с предложением отправить дело на доследование. Но вождь колебаться не позволил: «Какие еще доследования? – ответил он. – Никаких доследований. Кончайте!..» И спустя всего два часа после оглашения приговора все действительно было кончено – приговор привели в исполнение…

То, что Сталин вычеркнул Зиновьева и Каменева из списка проходящих по делу «Ленинградского центра», отнюдь не означало, что они прощены. Для них был придуман свой «контрреволюционный центр» – «Московский», точнее «Московский центр контрреволюционной зиновьевской организации».

По этому делу 16 января 1935 года в Ленинграде Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила к лишению свободы на сроки от пяти до десяти лет 19 человек. Среди них: Зиновьев, Каменев, начальник Главного управления молочной промышленности Наркомата пищевой промышленности СССР Г. Е. Евдокимов, управляющий трестом Главэнергосети И. П. Бакаев, начальник управления трикотажной промышленности Наркомата местной промышленности РСФСР Я. В. Шаров, начальник сектора Госплана РСФСР И. С. Горшенин и др. А в августе 1936 года Зиновьев и Каменев были приговорены к расстрелу по делу «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра».

После начала перестройки все проходившие по делам «Ленинградского» и «Московского центра», кроме Леонида Николаева, были оправданы.

Итак, пришло время анализировать. Каковы же версии убийства Сергея Мироновича Кирова? Если не распыляться на подробности, их четыре:

1. Убийство Кирова было организовано Троцким.

2. Кирова убили члены некой внутренней оппозиции, существовавшей в ВКП(б), либо же люди, считавшие его своим соперником в борьбе за власть.

3. Киров был убит по прямому приказу либо, по крайней мере, с ведома Сталина.

4. Николаев – убийца-одиночка, убийство он совершил из личных мотивов.

Первая версия является фактически перепевкой официального расследования, проведенного в 1934–1935 годах. Впрочем, некоторые исследователи считают, что версию о причастности Троцкого все же не стоит сбрасывать со счетов. Но в данной ситуации прежде всего нужно ответить на вопрос не «как?» (в конце концов пусть и с ничтожной долей вероятности можно предположить, что Троцкий мог организовать это убийство), а «зачем?». Для Льва Давыдовича главным противником всегда был Сталин, а не «какой-то там» Киров. Влиятельность Кирова была сильно преувеличена как в 1930-е годы, так и после, во времена «оттепели». На самом деле Киров уступал таким людям, как Молотов или Каганович, и входил скорее во второй эшелон «приближенных к телу» вождя. При этом Троцкий не мог не понимать, что Сталин в любом случае использует убийство Кирова в своих целях, чтобы еще больше укрепить свою власть.

Что же касается «внутренней оппозиции», то, в принципе, наверное, были люди, которым Киров мешал в их продвижении по карьерной лестнице. Но представить себе, что кто-нибудь, кроме Сталина, мог организовать такой заговор, да еще и с привлечением десятков сотрудников органов, а также охраны Кирова, просто невозможно.

Остаются две последние версии, которые и являются основными. Чтобы в дальнейшем не перегружать наш рассказ громоздкими фразами, сторонников версии о том, что организатором убийства Кирова был Сталин, мы будем называть просто первыми, а тех, кто считает, что Николаев был одиночкой и совершил убийство из личных мотивов, – вторыми. Каковы же аргументы обеих сторон?

Мотивации

Насколько Сталин был заинтересован в физическом устранении Кирова? По мнению первых – более чем. Киров с каждым годом становился все более популярным как в народе, так и среди многих представителей партийной верхушки. На его фоне Сталин, который, по мнению многих старых большевиков, узурпировал власть после смерти Ленина, смотрелся все более блекло. Это стало очевидным на XVII съезде, когда Сталину пришлось пойти на явный подлог при подсчете голосов. Но Сталин понимает, что арест главы ленинградского обкома, попытки обвинить его в каком-то «вредительстве» по своим последствиям непредсказуемы, вплоть до заговора против самого Сталина. И тут в Ленинграде «подворачивается» Николаев.

После этого появляется уже упоминавшаяся нами схема: Николаева берет в оборот ленинградское НКВД, направляет и «регулирует» его озлобленность на Кирова, кормит умело распространяемыми слухами об измене жены, обеспечивает свободный подход к жертве и т. д. Но в какой-то момент происходит сбой – охрана Кирова задерживает Николаева возле подъезда дома Сергея Мироновича. Казалось бы, вот он шанс спасти «любимца партии». Взять Николаева, раскрутить его, допросить по полной программе родственников и знакомых – все это не составляло ни малейшей проблемы для НКВД. Но будущего убийцу по указанию сверху отпускают.

Доводы первых можно подытожить словами Никиты Хрущева: «Почему же “выбор” пал на Кирова? Зачем Сталину была нужна смерть Кирова? Киров был человек, близкий к Сталину. Он был послан в Ленинград после разгрома зиновьевской оппозиции и провел там большую работу, а Ленинградская организация состояла прежде в своем большинстве из сторонников Зиновьева. Киров повернул ее, и она стала опорой Центрального Комитета, проводником решений ЦК. Все это сам Сталин ставил в заслугу Кирову. Кроме того, Киров – это большой массовик. Я не стану тут касаться всех тех его качеств, которые высоко ценились в партии. Напомню лишь, что он был прекрасным оратором и, как мог, боролся за идеи партии, за идеи Ленина, был очень популярен в партии и в народе. Поэтому удар по Кирову больно отозвался и в партии, и в народе. Кирова принесли в жертву, чтобы, воспользовавшись его смертью, встряхнуть страну и расправиться с людьми, неугодными Сталину, со старыми большевиками, обвинив их в том, что они подняли руку на Кирова».

Что же на этот счет думают вторые? Для начала следует отметить, что многие из них не верят в «святость» вождя (а таких, кстати, подавляющее большинство) и не отрицают того, что Сталин по полной программе использовал убийство Кирова в своих целях, однако считалось, что начало всем громким процессам было положено самим Николаевым, без какого-либо внешнего влияния. Характерным представителем подобной точки зрения является Павел Судоплатов, который в своих воспоминаниях пишет: «Документов и свидетельств, подтверждающих причастность Сталина или аппарата НКВД к убийству Кирова, не существует. Киров не был альтернативой Сталину. Он был одним из непреклонных сталинцев, игравших активную роль в борьбе с партийной оппозицией, беспощадных к оппозиционерам и ничем в этом отношении не отличавшихся от других соратников Сталина…

Сталин манипулировал делом Кирова в своих собственных интересах, и «заговор» против Кирова был им искусно раздут. Он сфабриковал «грандиозный заговор» не только против Кирова, но и против самого себя. Убийство Кирова он умело использовал для того, чтобы убрать тех, кого подозревал как своих потенциальных соперников или нелояльных оппонентов <…>. Сначала в число «заговорщиков» попали знакомые Николаева, затем – семья Драуле, после чего настала очередь Зиновьева и Каменева, первоначально обвиненных в моральной ответственности за это убийство, а потом в его непосредственной организации. Коллег и знакомых Николаева причислили к зиновьевской оппозиции. Затем Сталин решил отделаться от Ягоды и тех должностных лиц, которые знали правду. Они тоже оказались притянутыми к заговору и были уничтожены».

Какие же еще аргументы приводят вторые? Рассуждения о том, что Киров был одним из ближайших друзей Сталина, что Сергей Миронович, помимо начальника личной охраны Власика, был единственным из смертных, кого Сталин приглашал вместе попариться в бане, оставим для тех, кто верит в честность и дружбу борющихся за власть политиков, а также в Деда Мороза, эльфов, русалок и прочих сказочных существ.

А вот к мнению известного американского советолога Адама Улама прислушаться стоит: «Вряд ли Сталин хотел бы создать прецедент успешного покушения на высокопоставленного советского чиновника. Это могло бы поощрить организацию покушения на него самого». Действительно, Сталин направил Кирова в одно из самых проблемных, с точки зрения оппозиционности, мест в стране. А значит, не сомневался в том, что Киров не может перейти на сторону этой самой оппозиции (хотя, как мы уже упоминали, сейчас появились сведения о том, что в этом смысле Сергей Миронович был отнюдь не «безгрешен» по отношению к Сталину). Благословляя же убийство Кирова, Сталин развязывал руки не только себе, но и тем, кто, возможно, мечтал таким же образом уничтожить и его самого.

Охрана

Говоря об охране, в первую очередь поговорим об охране Смольного. Никита Сергеевич Хрущев пишет: «…Николаев получил доступ в Смольный, на лестничную клетку обкома партии, где работал Киров. Без помощи людей, обладавших властью, это было сделать нельзя, невозможно, хотя бы потому, что все подходы к Смольному охранялись, а особенно подъезд, которым пользовался Киров».

С точки зрения первых – звучит очень убедительно. Но вторые на это возражают – в те времена никакой строгости в охране Смольного и подобных объектов не было, для того чтобы пройти, достаточно было просто показать партбилет. Что Николаев и делал, причем неоднократно, недаром многие сотрудники обкома его знали и опознали сразу же после того, как он, убив Кирова, упал без сознания рядом с ним.

Гораздо более важный аспект – охрана непосредственно Кирова. Как считают некоторые исследователи, о том, что Николаев планирует его убийство, органы знали еще даже до того, как Леонид был задержан возле подъезда дома, где жил руководитель Ленинграда. Но главное, по мнению тех, кого мы условились называть первыми, не это, а действия охраны в тот самый день – 1 декабря 1934 года. Киров – один из самых охраняемых людей страны. Десятки сотрудников органов четко ведут «объект» по маршруту, каждую секунду рядом с Кировым находится как минимум один охранник… но только до того момента, когда его в коридоре Смольного встречает Николаев. Именно в этот промежуток времени один охранник – Дурейко – почему-то задерживается в приемной, а второй – Борисов – отстает от Кирова на значительное расстояние и не контролирует ситуацию в месте пересечения большого и малого коридоров. Именно там, где Кирова ждал Николаев.

По мнению первых, действия охраны в Смольном – очень сильный аргумент в пользу их версии. На это вторые отвечают своим, не менее сильным аргументом. А именно – убийство Кирова в Смольном было… случайностью.

Что имеется в виду? То, что Николаев не планировал убивать главу Ленинграда в коридорах Смольного. Он собирался это сделать в Таврическом дворце, там, где проходил уже упоминавшийся нами актив области. Но чтобы туда попасть, нужен был специальный билет, которого у Леонида не было. Чтобы достать его, Николаев и пришел около полудня в Смольный. Он ходил из кабинета в кабинет, просил у сотрудников обкома билет. Ему отказывали, пока наконец секретарь сельскохозяйственного отдела Петрашевич не сказал ему, что если у него останется лишний билет, то он отдаст его Николаеву. Они договорились, что Николаев зайдет попозже. Леонид вышел на улицу, пробыл там около часа, а затем вернулся в Смольный. Около половины пятого он зашел в туалет, а выйдя из него, едва не столкнулся со своей жертвой. Он удивился, но, увидев, что рядом нет охраны, быстро сориентировался и решил действовать.

Если верить вышесказанному, то о каком заговоре может идти речь? Охрана Кирова не могла «расступиться» перед Николаевым просто потому, что не знала, где он находится. Но вопросы все равно остаются.

А что же вообще представляла собой охрана Кирова? До лета 1933 года она состояла из пяти человек, причем только двое – М. В. Борисов и Л. Ф. Буковский – были штатными охранниками и сопровождали его повсюду: в поездках по городу, в командировках, на охоте и т. д. Кроме того, по заданию ОГПУ негласную охрану осуществляли оба шофера Кирова – Юдин и Ершов, а также швейцар дома, где жил Киров.

С лета 1933-го штат охраны главы ленинградского обкома был существенно расширен – до 15 человек. Теперь автомобиль Сергея Мироновича сопровождала машина прикрытия. Впрочем, сам Киров довольно легкомысленно относился к своей охране, даже несколько раз сбегал от нее.

Почему же Борисова не было рядом с охраняемым объектом? 7 декабря 1934 года сотрудник оперативного отдела УНКВД по Ленинградской области Малий рассказал следователям, что вскоре после убийства его направили в Смольный, где на третьем этаже он увидел плачущего Борисова. В разговоре тот сказал, что в момент, когда Николаев открыл огонь, он был в коридоре на расстоянии 20–30 м за углом от того места, где находился Киров. На вопрос Малия, почему же он не был рядом с Кировым, Борисов ответил: «Товарищ Киров не любил, когда близко ходили». Слова Малия спустя четверть века подтвердил и П. Г. Кульнев, тоже состоявший в личной охране Кирова. В своем объяснении от 30.11.1960 года он указал: «Несение охраны на близком расстоянии от охраняемого нам запрещалось. Нам было велено ходить не ближе 20–25 шагов».

Михаилу Васильевичу Борисову в 1934 году было уже 54 года, происходил он из крестьян, с 1931 года – кандидат в члены ВКП(б). В свое время работал сторожем, в ОГПУ пришел в 1924 году, последняя должность – оперативный комиссар 4-го отделения оперода УНКВД по Ленинградской области. Говорят, что Филипп Медведь хотел заменить Борисова кем-то из молодых сотрудников, однако Киров настоял на том, чтобы пожилого охранника оставили. Каких-либо серьезных происшествий на работе с Борисовым не происходило, и это, возможно, и усыпило его бдительность – он отстал от «охраняемого объекта» и позволил убийце беспрепятственно приблизиться к Кирову. Есть и другая версия – Борисова по пути на третий этаж Смольного отвлекли намеренно, например, просто попросив прикурить. И, наконец, третья – Борисов был одним из участников заговора и умышленно отстал от Кирова. Но что произошло на самом деле, так и осталось тайной. Настало время прояснить еще один момент рассматриваемого нами дела.

Гибель охранника Борисова на следующий день после убийства

По мнению первых, смерть Борисова – один из сильнейших аргументов в пользу теории о заговоре против Кирова. Охранник мог что-то знать и сказать лишнее – и его убрали, при этом в спешке не особо заботясь о правдоподобности.

Что же произошло? От здания Управления ленинградского НКВД до Смольного – примерно два с половиной километра. Когда поступил звонок от Сталина, Борисова посадили в кузов обычной грузовой машины (что само по себе являлось нарушением правил и инструкций – перевозить людей в кузове грузовиков запрещено как обычными правилами дорожного движения, так и инструкциями по перевозке подозреваемых в совершении преступлений). Сопровождали Борисова сотрудники оперативного отдела Д. З. Малий и Н. И. Виноградов. Во время движения в 10 часов 50 минут машина потеряла управление, ее резко бросило вправо на тротуар, и она сильно ударилась правым бортом о стену дома № 50 по улице Воинова. Борисов, сидевший на облучке как раз у правого борта, ударился о стену дома. Его срочно доставили в Николаевский военный госпиталь, где он, не приходя в сознание, 4 декабря скончался. При этом ни сидевшие в кабине люди, ни сопровождавшие Борисова в кузове оперативники не пострадали.

«Причиной самопроизвольного поворота машины вправо и ее аварии явилась неисправность передней рессоры автомобиля, а повышенная скорость движения этому способствовала» – гласило заключение технической экспертизы. 4 декабря 1934 года была проведена судебно-медицинская экспертиза, члены которой пришли к единому выводу: Борисов погиб от полученных повреждений в результате автопроисшествия.

Для тех, кто верит, что Киров погиб в результате заговора, гибель важнейшего свидетеля на второй день после убийства является одним из главных доказательств того, что заговор действительно был. Вновь предоставим слово Никите Хрущеву:

«Мы поручили комиссии (под руководством Шверника. – Авт.) попросить людей, которые везли этого комиссара (Хрущев имеет в виду Борисова. – Авт.), чтобы они рассказали, при каких обстоятельствах произошла авария и как при этом погиб комиссар, начальник охраны Кирова. Стали искать этих людей. Их было трое, мне называли их фамилии. Двое сидели в кузове грузовой машины вместе с комиссаром, охраняя его, а третий находился в кабине с шофером. Всех троих не оказалось в живых: они были расстреляны. Это вызвало у нас еще больше подозрений, что все было организовано свыше и что авария автомашины оказалась не случайной.

И я предложил: «А вы поищите, не остался ли в живых шофер?» Никаких надежд я не питал, потому что видел, как было организовано дело, и считал, что шофера, как свидетеля, видимо, тоже уничтожили. Но, на счастье, шофер остался жив. Его допросили. Он подтвердил, что был шофером на той машине, и рассказал: «Ехали мы. Рядом со мной сидел чекист и все время понукал меня, чтобы я ехал быстрее, дабы скорее доставить арестованного. На такой-то улице при повороте он вдруг схватил руль и направил машину на угол дома. Но я был крепкий человек, молодой, перехватил руль. Машина вывернулась и только помяла крыло. Никакой аварии не произошло. Однако я слышал, как при нашем столкновении раздался наверху какой-то сильный стук. А потом объявили, что “при аварии” этот комиссар погиб»…

Конечно, самого Кирова нет, и тут порвались связующие нити, которые могли как-то выявиться и обнаружить, что перед нами именно заговор. Все свидетели были убиты. Правда, шофер остался. Я поражался этому. Убийцы были квалифицированными людьми, а всего не предусмотрели. Почти всегда преступление оставляет за собой след, в результате чего и раскрывается. Так случилось и с шофером: все как будто предусмотрели, троих чекистов уничтожили, комиссара убили (комиссар, конечно, мог многое сказать: видимо, он имел какие-то указания, потому что отстал от Кирова, когда они вошли в подъезд и Киров стал подниматься по лестнице), а о шофере забыли».

Противники версии заговора и предумышленного убийства Борисова возражают: да, охранник Кирова погиб в очень неподходящий момент, но в жизни бывают и не такие совпадения. Естественно, они не ограничиваются только этим доводом и в качестве аргумента ссылаются на результаты официальных экспертиз.

Допустим, выводам экспертиз, проведенных в 1934 году, доверять нельзя. Однако по делу Кирова было проведено не одно расследование. Сразу же после ХХ съезда Президиум ЦК КПСС принял решение о создании комиссии, которая должна была проверить обстоятельств убийства Кирова. Комиссия работала год, и в апреле 1957 года пришла к выводу, что убийство Кирова совершил Николаев, который никогда не был связан с троцкистско-зиновьевской оппозицией. Однако никакого решения по результатам работы комиссии принято не было.

В 1960 году была создана новая комиссия – уже упоминавшаяся нами комиссия под руководством Шверника. Ее вывод однозначен: «Убийство

С. М. Кирова было организовано и осуществлено работниками НКВД по указанию Сталина. Охранник С. М. Кирова оперкомиссар Борисов, вызванный на допрос к Сталину, погиб не в результате автомобильной аварии, а был умышленно убит сопровождавшими его работниками НКВД».

Уже в мае 1961 года под руководством все того же Шверника начала свою работу новая комиссия. В ее итоговой записке значилось: «Николаев был террористом-одиночкой, и Сталин использовал убийство Кирова для физической изоляции и уничтожения как лидеров зиновьевской оппозиции, так и бывших их сторонников».

В работе этих комиссий активное участие принимала О. Г. Шатуновская – член РСДРП(б) с 1916 года. После революции она некоторое время работала в партийных органах Азербайджана, а с 1929 года являлась членом комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б). В 1937 году Шатуновская была репрессирована, в 1954-м – реабилитирована и восстановлена в партии.

Именно Шатуновская первой выдвинула версию о том, что Киров был убит в результате заговора, организованного Сталиным. В 1955 году в письме Анастасу Микояну она писала: «Находясь в заключении на Колыме, я в 1943 или 44 году лежала в больнице при лагере Арманского рыбпромхоза (поселок Армань на Охотском море). Врачом этой больницы был Кирчаков, медсестрой – Дуся Трунина. Узнав друг о друге, что являемся коммунистами, мы иногда беседовали втроем…

В одну из таких бесед Кирчаков рассказал мне и Труниной со слов Медведя – бывшего начальника Ленинградского ГПУ – следующее. Медведь был после убийства тов. С. М. Кирова заключен в лагерь одного из Колымских приисков, где находился на административной работе. Наблюдая события 1937 года, Медведь сказал близким ему товарищам, что он со дня на день ожидает, что его заберут и расправятся с ним. Он не хочет допустить, чтоб с ним в могилу ушло то, что он знает, и поэтому сообщает товарищам и просит их передавать другим коммунистам с тем, что когда-нибудь это дойдет до партии».

Далее Шатуновская со слов Медведя пересказывает уже упоминавшийся нами эпизод допроса Николаева Сталиным, когда Леонид якобы показал на руководителей ленинградского НКВД и сказал, что это они заставили его совершить убийство. Филипп Медведь, кстати, вскоре после убийства Кирова был отстранен от должности и арестован. Он получил срок, но достаточно мягкий – «за преступную халатность» суд приговорил его к трем годам исправительных работ. Более того, на Колыме Медведь занимал административную должность начальника Южного горно-промышленного управления Дальстроя. Все это вроде бы свидетельствовало о том, что Медведя особо никто трогать не будет, однако в 1937-м он был вновь арестован, обвинен в участии в «польской военной организации» и расстрелян.

После прихода к власти Брежнева о деле Кирова, по крайней мере, на высшем уровне, практически не вспоминали, но когда началась перестройка, о нем снова заговорили. И произошло это с подачи О. Г. Шатуновской. В 1988 году она направила письмо члену Политбюро ЦК КПСС А. Н. Яковлеву, который был известен своими либеральными взглядами. Яковлев фактически инициировал новое расследование и свое видение проблемы изложил в «Записке в Комиссию Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30—40-х и начала 50-х гг., “Некоторые соображения по итогам изучения обстоятельств убийства С. М. Кирова”». По поводу охранника Борисова Александр Николаевич писал: «В выяснении непосредственных фактов обстоятельств гибели Кирова Борисов был главным свидетелем. Однако, как известно, на следующий день, когда Борисова везли на допрос к Сталину, он погиб. Как утверждает проверка – в результате автомобильной катастрофы.

Можно ли безоговорочно принять эту версию?

На мой взгляд, нельзя…

Все документы, фиксирующие автомобильную катастрофу, воспринимаются и оцениваются как достоверные, не вызывающие сомнения, их выводы безоговорочно используются как бесспорные факты. Между тем они нуждаются в критическом осмыслении и проверке…. Все возможные варианты последствий аварии не просчитаны, они воспринимаются как непреложный факт, а между тем нуждаются в проверке <…> квалифицированных специалистов. Это, мне кажется, возможно сделать и сейчас, даже на основании имеющихся в деле документов».

Ответом стала «Справка работников Прокуратуры СССР и Следственного отдела КГБ СССР по поводу записки А. Н. Яковлева “Некоторые соображения по итогам изучения обстоятельств убийства С. М. Кирова”», появившаяся на свет в июне 1990 года. В ней по поводу причин гибели Борисова говорится следующее:

«Вторично (т. е. после экспертизы 1934 года. – Авт.) причины смерти Борисова по поручению председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Н. М. Шверника в период с 17 по 30 декабря 1960 года устанавливались Главным судебно-медицинским экспертом Министерства здравоохранения СССР профессором В. И. Прозоровским и заведующим кафедрой судебной медицины 2-го Московского медицинского института профессором В. М. Смольяниновым. Ими были исследованы материалы судебно-медицинской экспертизы за 1934 год, а также эксгумированный 22.12.1960 г. череп Борисова. Сопоставление повреждений головы трупа Борисова, описанных в акте от 4 декабря 1934 года, с повреждениями извлеченного из могилы черепа показало совпадение их локализации и основных направлений.

Отсутствие вдавлений и проломов на костях черепа, как указано в заключении от 30.12.1960 г., дает основание считать, что повреждения возникли от действия твердого предмета с большой поверхностью, каковым послужила каменная стена здания, у которой двигался автомобиль. Подтверждением этому, по мнению экспертов, служит также и образование обширного кровоизлияния в мягких покровах черепа при отсутствии нарушений целости кожи в правой затылочно-теменной области, где именно произошло повреждение костей.

Эксперты В. И. Прозоровский и В. М. Смольянинов подтвердили заключение от 4.12.1934 года об имевшихся повреждениях на трупе Борисова, механизме их образования и причине его смерти.

И наконец, выводы этих двух экспертиз по поручению КПК при ЦК КПСС были проверены в 1967 году специалистами (судебный медик, автотехник и трассолог) Центрального научно-исследовательского института судебных экспертиз при Совете Министров РСФСР. При этом наряду с другими вопросами выяснялась возможность получения значительных повреждений головы Борисова при небольшой скорости движения автомобиля.

В ходе проведенного эксперимента установлено, что во время выезда машины с проезжей части дороги на тротуар (при преодолении его бордюра) со скоростью движения 5—10 км/час удар был настолько сильным, что тело экспериментатора подбрасывало вверх и отрывало от сиденья кузова.

Согласно заключению от 22 мая 1967 года, выводы экспертиз за 1934 и 1960 годы признаны достоверными. Констатировано, что повреждения в области головы Борисова, повлекшие его смерть, могли образоваться в результате дорожно-транспортного происшествия, которое произошло по причине технической неисправности переднего моста автомобиля (передней рессоры).

Таким образом, изложенное выше свидетельствует, что все три комиссии, работавшие в различное время и независимо друг от друга, пришли к единому мнению по вопросу о причине смерти охранника Кирова. Вывод экспертов о возникновении имевшихся у Борисова повреждений в области головы от действия предмета с большой плоской поверхностью, каковым могла являться каменная стена здания, исключает возможность нанесения ему ударов ломом или булыжником, поскольку они оставили бы характерные для этих предметов следы.

В настоящее время оснований для постановки вопроса о проведении повторной экспертизы не имеется, так как предыдущие экспертизы выполнены наиболее квалифицированными специалистами нашей страны, выводы экспертов не противоречат друг другу и не вызывают сомнений в их достоверности».

Как видим, выводы комиссий и экспертиз как по общему характеру дела, так и касательно смерти охранника Борисова противоречивы. Столь же противоречив и еще один аспект дела.

Показания доктора Мамушина

С. А. Мамушин, начальник лечебно-санитарного отдела Ленинградского управления НКВД, был одним из немногих реальных свидетелей по делу об убийстве Кирова и гибели Борисова, оставшихся в живых к середине 1950-х годов. Именно поэтому его показания представляют особый интерес. «Мамушин сам был членом медицинской комиссии, – отмечал в своей «Записке»

А. Н. Яковлев, – и пишет, что ее заключение о смерти Борисова было сделано вопреки фактам обследования. Вскрытие черепа Борисова показало наличие многочисленных радиально расходящихся трещин черепа, что было следствием удара по голове тяжелым предметом, тогда как в заключении было написано, что была найдена одна трещина черепа, которая свидетельствовала об ударе головой о каменную стену. Свидетельства С. А. Мамушина требуют тщательного изучения и приобщения к делу».

В ходе работы всех комиссий Мамушин неоднократно давал объяснения, и в итоге сформировался список из четырех пунктов, в которых изложено его видение случившегося:

1. Докладная записка бывшему первому секретарю Ленинградского обкома КПСС Ф. Р. Козлову от 29 марта 1956 года.

2. Объяснение в комиссию КПК при ЦК КПСС от 20 ноября 1960 года.

3. Личное письмо своему другу Соломону Осиповичу за 1961 год.

4. Объяснение в Партийную комиссию при ЦК КПСС от 15 октября 1964 года.

В первом из перечисленных документов Мамушин указал, что смерть Борисова ему показалась загадочной еще в 1934 году «вследствие отсутствия наличия каких-либо точно установленных признаков причин этой смерти».

В объяснении от 20.11.1960 г. и письме своему товарищу доктор утверждает, что в 1960 году водитель Кузин ему сообщил об убийстве Борисова: «Оказывается, как это выяснилось окончательно в одном из заседаний ЦКК в Смольном, куда вместе с двумя шоферами был вызван и я, что преступная рука нанесла по черепу Борисова сокрушительный удар тяжелым предметом, а таким мог быть только булыжный камень».

Но в 1964 году Мамушин меняет свои показания. Причем обращает на себя внимание не только сам этот факт, но и то, когда это произошло – 15 октября 1964 года, буквально на следующий день после снятия Никиты Хрущева с поста первого секретаря ЦК КПСС. На этот раз Мамушин пишет следующее: «Экспертная комиссия пришла к единому выводу, что Борисов погиб во время автомобильной катастрофы в результате несчастного случая. С этим мнением я был согласен, о чем свидетельствует моя подпись на акте вскрытия… Эксперты в своем заключении о причинах гибели Борисова были единодушны. В 1934 году никакого давления на членов экспертной комиссии не было, и члены экспертной комиссии давали свободные заключения, исходя из результатов вскрытия и известных им к тому времени обстоятельств гибели Борисова… В 1960 году я был вновь вызван в Смольный по вопросу, связанному с гибелью Борисова. Тогда же в Смольный были приглашены оставшиеся в живых два шофера. Из беседы с этими шоферами стало известно, что Борисов был убит булыжным камнем, которым запаслись сотрудники, сопровождавшие Борисова. Под влиянием совокупности всей обстановки и беседы с шоферами у меня возникла мысль о возможности насильственного убийства Борисова булыжным камнем. Сейчас же я подтверждаю выводы экспертной комиссии, которые были сделаны в 1934 году при вскрытии трупа Борисова. Все остальные разговоры и мои суждения были под влиянием времени, беседы с шоферами и от них я полностью абстрагируюсь – отказываюсь».

Как же расценивать подобную «переменчивость»? По мнению первых, Мамушин в большинстве своих объяснений однозначно указывает на то, что Борисов был убит, а результаты экспертизы 1934 года были сфальсифицированы. Когда же был смещен Хрущев, бывший начальник санчасти либо сам решил откреститься от своих слов, либо его, в соответствии с новой «генеральной линией», заставили это сделать. Вторые же говорят совершенно обратное: при Хрущеве Мамушина, очевидно, заставили дать «соответствующие» объяснения, а когда пришел Брежнев, у доктора появилась возможность сказать, как дело обстояло на самом деле.

Подлоги и фальсификации в ходе следствия и судебных процессов

Чтобы рассмотреть этот аспект, вновь обратимся к письму О. Г. Шатуновской А. Н. Яковлеву, на этот раз процитировав его. «Следует отметить, что все расследование материалов (по поводу дела об убийстве С. М. Кирова. – Авт.) проводилось мной в обстановке яростной травли со стороны сталинистов и интенсивной слежки за каждым моим шагом. Об этом меня предупредили члены ЦК зав. отделом руководящих парторганов Чураев и управделами ЦК Пивоваров, а также – контролер КПК, сотрудник КГБ Грачев.

После того, как материалы всех расследований (они составили 64 тома) и итоговые записки по ним были сданы в архив, а я была вынуждена уйти из КПК, сталинисты получили возможность осуществить подлог. Это проделали заместитель председателя КПК З. Сердюк и сотрудник КПК Г. Климов. Часть основных документов они уничтожили, часть подделали.

5 июня текущего года ко мне явился Н. Катков из КПК в сопровождении двух прокуроров – с целью «посоветоваться» со мной. В ходе беседы подтвердилось, что по заданию сталинистов из окружения Хрущева был совершен исторический подлог. Из документов расследования исчезли:

1. Свидетельство члена партии с 1911 года

С. Л. Маркус, старшей сестры жены С. М. Кирова – с его слов – о тайном совещании на квартире Орджоникидзе и о вызове Кирова после этого совещания к Сталину. И, подробно, о беседе с генсеком.

2. Копия полученных на следствии показаний помощника Серго – Маховера, присутствовавшего на упомянутом совещании. По этому пункту тов. Катков заявил, что никакого тайного совещания на квартире Серго в дни работы ХVII партсъезда не было.

3. Исчезли также показания старых большевиков Опарина и Дмитриева о сцене допроса Сталиным

Л. Николаева 2 декабря, когда убийца заявил, что к покушению на жизнь Кирова его побудили и готовили сотрудники НКВД. Тогда энкаведисты жестоко избили Николаева и в бесчувственном состоянии доставили его в тюрьму. В материалах расследования были свидетельства тюремных врачей.

Что касается мотивов покушения, то т. Катков заявил, будто Николаев совершил убийство исключительно ради личной мести и что Сталин к этому не имеет никакого отношения.

4. Пропало полученное в ходе расследования заключение о причине смерти телохранителя

С. М. Кирова – Борисова, который погиб не от удара о какую-либо плоскость, а от удара по голове металлическим орудием.

5. По свидетельству водителя грузовика, сидевший рядом с ним сотрудник НКВД вырвал у него из рук руль и направил машину на стену склада, но шофер успел перехватить руль и предотвратить аварию. Это свидетельство, по словам т. Каткова, тоже отсутствует.

6. Круглосуточно находившийся при Николаеве в камере сотрудник ГПУ Кацафа написал в комиссию, что убийца согласился дать следствию требуемые от него показания о якобы существующем «троцкистско-зиновьевском центре» только после обещания сохранить ему за это жизнь.

7. На суде под председательством Ульриха Николаев сначала отказался от вымученных у него показаний и заявил, что никакого центра не было… О происходившем на суде дала также показания комиссии присутствовавшая в зале суда знакомая Ульриха. Ее свидетельство, так же как и приведенные выше показания Кацафы, исчезли…

8. В ходе нашего расследования в личном архиве Сталина обнаружен собственноручно им составленный документ со списками двух сфабрикованных им троцкистско-зиновьевских террористических центров – ленинградского и московского. Причем Зиновьев и Каменев были вначале помещены Сталиным в ленинградский, потом переставлены в московский центр, так же как и другие участники вымышленных центров. Этот документ был передан нам заведующим личным архивом Сталина как особо секретный.

Графологическая экспертиза Прокуратуры СССР подтвердила, что рукопись составлена собственноручно Сталиным. Два сотрудника Ленинградского управления НКВД показали, что в 1934 году, 3 декабря, Сталин вызвал их с картотеками на зиновьевцев и троцкистов. Сталин располагал кроме того списком 22 бывших оппозиционеров, которых начальник УНКВД Медведь представлял С. М. Кирову для визы на арест. Однако Киров в санкции отказал. В присутствии этих сотрудников НКВД Сталин и сфабриковал состав террористических центров.

Этих свидетельств, по словам т. Каткова, в деле нет. Он уверял также меня в том, что упомянутая рукопись принадлежит не Сталину, а руке Ежова.

Фотокопия сталинской рукописи и акт графологической экспертизы были разосланы вместе с итоговой запиской всем членам Президиума ЦК.

Нет возможности перечислить все факты и случаи подлога и исчезновения решающих документов.

К сожалению, Н. Катков и его помощники оказались в плену сфальсифицированных в свое время материалов. После шести месяцев работы они обратились ко мне впервые с готовым заключением. Это заключение по существу подрывает постановление Президиума ЦК о пересмотре всех судебных процессов 30-х годов и наносит удар по престижу партии в самый ответственный период перестройки».

Данный список выглядит внушительно и для многих является неоспоримым доказательством причастности Сталина и работников НКВД к смерти

С. М. Кирова. Если пропадают важнейшие документы – значит, на то есть причины, а именно: желание скрыть истинное положение дел. Но было бы даже странно, если бы не нашлось контраргументации. А именно – большая часть списка – это попытка выдать желаемое за действительное. Вообще же те, кто придерживается версии, что Леонид Николаев был убийцей-одиночкой, считают, что расследования комиссий, созданных после ХХ съезда, являются частью «антисталинской истерии», развязанной Хрущевым. Мотивы – как политические, так и личные. К первым можно отнести желание укрепить свою власть, ко вторым – стремление отомстить Сталину за годы унижений, когда жизнь Хрущева, как и других его коллег по политбюро и ЦК, зависела от одного слова вождя.

Дочитав этот очерк до конца, кое-кто из читателей может спросить: а где четкие, ясные и однозначные ответы на вопросы? А их нет, и по нашему глубокому убеждению, и не может быть. Документы, свидетельства, доказательства, версии и предположения – их по двум рассмотренным в этом очерке делам – преждевременной смерти Михаила Фрунзе и убийству Сергея Кирова – великое множество.

И, конечно, возникает соблазн расставить все точки над «i», разложить все по полочкам и сказать, кто прав, а кто виноват. Более того, очевидно, что очень многие исследователи не смогли избежать этого соблазна. Но если бы все было ясно и понятно, то не было бы и загадки как таковой. А так у читателя даже есть определенное преимущество – возможность, используя предоставленную информацию (надеемся, что ее достаточно), думать, анализировать и решать самому…

 

Даманский, Жаланашколь и другие тайны советско-китайских вооруженных конфликтов

«Советское правительство заявляет правительству Китайской Народной Республики следующее. 2 марта в 4 часа 10 мин московского времени китайские власти организовали на советскокитайской границе в районе пограничного пункта Нижне-Михайловка (остров Даманский) на реке Уссури вооруженную провокацию. Китайский отряд перешел советскую государственную границу и направился к острову Даманский. По советским пограничникам, охранявшим этот район, с китайской стороны был внезапно открыт огонь из пулеметов и автоматов. Действия китайских нарушителей границы были поддержаны из засады огнем с китайского берега реки Уссури. В этом провокационном нападении на советских пограничников приняло участие свыше 200 китайских солдат.

В результате этого бандитского налета имеются убитые и раненые советские пограничники.

Наглое вооруженное вторжение в пределы советской территории является организованной провокацией китайских властей и преследует цель обострения обстановки на советскокитайской границе.

Советское правительство заявляет решительный протест правительству Китайской Народной Республики по поводу опасных провокационных действий китайских властей на советскокитайской границе.

Советское правительство требует немедленного расследования и самого строгого наказания лиц, ответственных за организацию указанной провокации. Оно настаивает на принятии безотлагательных мер, которые исключали бы всякое нарушение советскокитайской границы.

Советское правительство оставляет за собой право принять решительные меры для пресечения провокаций на советскокитайской границе и предупреждает правительство Китайской Народной Республики, что вся ответственность за возможные последствия авантюристической политики, направленной на обострение обстановки на границах между Китаем и Советским Союзом, лежит на правительстве Китайской Народной Республики.

Советское правительство в отношениях с китайским народом руководствуется чувствами дружбы, и оно дальше намерено проводить эту линию. Но бездумные провокационные действия китайских властей будут встречать с нашей стороны отпор и решительно пресекаться».

Эта нота протеста Советского правительства правительству КНР от 2 марта 1969 года была опубликована в «Правде» и других советских газетах. На первый взгляд, все ясно и понятно – «наглое вооруженное вторжение», «бездумные провокационные действия», «бандитский налет» и прочие выражения и соответствующие эпитеты не оставляют сомнений в том, кто виноват в этом конфликте, кто является агрессором, а кто – жертвой нападения. Однако не будем торопиться с выводами. Газеты выходили и по другую сторону границы, и в них тоже печатались ноты протеста и гневные статьи.

«2 марта, двинутые кликой ревизионистов ренегатов, советские вооруженные войска нагло вторглись на остров Чжэньбаодао на реке Усулицзян в провинции Хэйлунцзян нашей страны, открыли ружейный и пушечный огонь по пограничникам Народноосвободительной армии Китая, убив и ранив многих из них. Это крайне серьезная пограничная вооруженная провокация со стороны советского ревизионизма, спровоцированный им бешеный антикитайский инцидент и новое самообличение его хищнической социалимпериалистической природы. Китайский народ и Народноосвободительная армия Китая выражают величайшее возмущение и самый решительный протест по поводу этого тягчайшего преступления клики советских ревизионистовренегатов.

Этот серьезный инцидент пограничной вооруженной провокации был целиком и полностью заблаговременно спланирован и умышленно подстроен кликой советских ревизионистовренегатов. Остров Чжэньбаодао на реке Усулицзян является китайской территорией. Наши пограничники несут патрульную службу на своей собственной территории – это наше священное право. Но советские ревизионистские власти вопреки всему двинули большой контингент вооруженных войск, а также бронемашины и автомашины, которые вторглись на территорию нашей страны и напали на наш патрульный отряд. Наши пограничники многократно предупреждали советские пограничные войска, однако безрезультатно. Только при создавшемся нетерпимом положении наши пограничники вынуждены были дать в целях самозащиты отпор и должным образом наказали вторгшихся провокаторов, победоносно защитив священную территорию нашей страны. Вся наша армия и весь наш народ выражают самую решительную поддержку справедливому действию героических пограничников, вставших на защиту территории и суверенитета своей Родины…

Наш великий вождь Председатель Мао Цзэдун указывает: «В истории человечества всегда бывает так, что умирающие силы реакции бросаются в последнюю судорожную схватку с силами революции». Именно так поступает клика советских ревизионистовренегатов. Нынешняя ее военная провокация против Китая есть не что иное, как проявление присущей ей слабости.

Мы предупреждаем клику советских ревизионистовренегатов: мы ни в коем случае не допустим посягательств на территорию и суверенитет Китая. Пусть нас не трогают, и мы не тронем, а если тронут – мы не останемся в долгу. Безвозвратно ушло в прошлое то время, когда китайский народ оскорбляли. Вы еще хотите обращаться с великим китайским народом так, как с ним обращалась в свое время царская Россия? Это же слепота, это бред средь бела дня. Если вы будете продолжать военные провокации, то непременно получите суровое наказание. сколько бы вас ни пришло и с кем бы вы ни пришли, мы решительно, окончательно, начисто и полностью уничтожим вас. 700миллионный китайский народ и Народноосвободительная армия Китая, вооруженные идеями Мао Цзэдуна и закаленные в Великой пролетарской культурной революции, сильны как никогда. Кто осмелится напасть на нашу великую социалистическую Родину, тот будет разбит наголову, стерт в порошок!

Долой новых царей! Долой социалимпериализм советских ревизионистов!»

«Наглое вторжение», «бешеный антикитайский инцидент» и т. д. и т. п. – тон передовой статьи под названием «Долой новых царей!», опубликованной в центральных печатных органах Китая «Жэньминь жибао» и «Цзефаньцзюнь бао», был, пожалуй, еще более резким, в какой-то мере пафосным, но столь же категоричным, как и нота советского правительства. И самое главное – разве после прочтения этой статьи могли у кого-либо возникнуть сомнения в том, кто же истинный виновник боестолкновения на границе?

Конфликт на острове Даманском, события, предшествовавшие ему и последовавшие за ним, сами по себе не являлись тайной ни в СССР, ни в Китае. О них сообщали телевидение и радио, в газетах писали о героях, проливших кровь за родину. Все, в общем-то, было похоже, вот только каждая сторона по-своему видела черное и белое, по-своему расставляла точки над «i».

С тех пор, как на льду Уссури пролилась кровь советских и китайских солдат, прошло уже более сорока лет. Конфликт был улажен, в 1991 году стороны официально урегулировали все спорные вопросы, касающиеся их границы. Но, несмотря на это, несмотря на обилие информации по поводу конфликта на Даманском, он по-прежнему остается одной из загадок как Советской империи, так и Китая.

* * *

Для того чтобы разобраться в причинах, по которым остров Даманский ранней весной 1969 года стал камнем преткновения между двумя великими державами, рассмотрим историю русско-китайских отношений. Тема эта настолько необъятна, что нам придется остановиться только на самых основных моментах. Итак, первые контакты между славянами и представителями народов, населявшими Китай, историки относят к XIII–XIV векам, к временам, когда Китай являлся частью Юаньской империи монголов, а на Русь шли орды потомков Чингисхана. В середине XVI века, при Иване Грозном, в Китай было снаряжено два посольства. В течение XVI–XVII веков русские стали продвигаться на восток, осваивая Сибирь и граничащие с Китаем регионы. В 1608 году Василий Шуйский направил к монголам отряд томских казаков, особо распорядившись также узнать и про Китайское государство и его правителя. Казаки, встретившие со стороны монголов ожесточенный отпор, были вынуждены повернуть назад, но все-таки некоторые сведения о Китае им собрать удалось.

В мае 1618 года по инициативе тобольского воеводы князя И. С. Куракина с целью найти дорогу в Китай и установить с китайской стороной добрососедские отношения направился отряд казаков во главе с владевшим несколькими языками учителем Иваном Петлиным. До Пекина миссия добралась в конце августа. Правда, встретиться с китайским императором казакам не удалось. Дело в том, что, согласно китайской традиции, все люди, в том числе и иностранцы, рассматривались как подданные императора и, следовательно, должны были выражать свои верноподданнические чувства в дорогих подарках и строгом следовании церемониалу, согласно которому послы должны были пасть ниц перед владыкой Китая и стукнуться несколько раз об землю. Подарков у послов не было, как и не было желания присягать на верность «не своему» царю. Но, несмотря на это, миссию Петлина нельзя считать провальной: во-первых, казаки провели переговоры с высокопоставленными китайскими чиновниками, во-вторых, они получили официальную императорскую грамоту на имя русского царя с разрешением русским вновь направлять посольства и торговать в Китае, и, в-третьих, отчет Ивана Петлина об этой поездке – «Роспись Китайскому государству и Лобинскому, и иным государствам, жилым и кочевным, и улусам, и великой Оби, и рекам, и дорогам» – стал наиболее полным после Марко Поло описанием маршрута из Европы в Китай через Сибирь и Монголию.

К середине XVII столетия относятся и первые конфликты, возникавшие на границах (пока, конечно, очень условных) двух государств. Дело в том, что русские постепенно стали составлять конкуренцию маньчжурам и китайцам в таком важном деле, как сбор дани с заселяющих Сибирь и Дальний Восток эвенков, дауров, нанайцев, солонов и других малых народов. Отношение этих таежных народов к русским было гораздо лучше, чем к китайцам, поскольку казаки и ясак собирали необременительный, и за это обещали защиту и покровительство (правда, нужно отметить, что этот факт отмечен только в русских источниках; в китайских, как не трудно догадаться, все выглядело с точностью до наоборот). Визит отправленного в 1654 году для урегулирования спорных вопросов посольства под управлением Федора Байкова оказался, по сути, провальным фактически по тем же причинам, что и миссия Петлина – русским послам предлагалось признать подданство китайского императора, с выполнением соответствующих ритуалов и обрядов. Послы, имея на этот счет строжайшее указание царя Алексея Михайловича, делать это отказались. В результате Байков и его товарищи полгода были фактически арестованы, в это время им угрожали казнью. Правда, до этого дело не дошло, и в сентябре 1656 года Байков и его свита были высланы из Пекина.

Последовавшие в 1660-х годах столкновения привели к тому, что маньчжурам удалось практически полностью вытеснить русских из районов Приамурья. Московское государство пыталось наладить отношения с восточным соседом. Отправленное в 1675 году посольство Николая Спафария прошло более спокойно, чем миссия Байкова, но и оно не добилось каких-либо позитивных результатов. Однако заселение русскими Забайкалья все же продолжалось. В 1655 году по указу Алексея Михайловича статус казаческого воеводства получил Нелюцкий острог, переименованный в 1659 году в Нерчинский и получивший в том же году статус города. Еще раньше, в 1651 году, знаменитый русский путешественник и исследователь Ерофей Хабаров-Святитский основал первый русский город на Амуре недалеко от слияния рек Шилки и Аргуни, напротив устья реки Албазихи на месте селения даурского князька Албазы, от этого и получивший название Албазин.

Вскоре после своего основания Албазин был сожжен, однако в середине 1660-х годов стал возрождаться. В это время на место сгоревшего острога прибыла группа из примерно 80 казаков и крестьян во главе с Никифором Романовичем Черниговским. Интересно, что, с точки зрения московского правительства, эти люди были преступниками – незадолго до этого казаки Черниговского на Лене в устье реки Киренги убили илимского воеводу Лаврентия Обухова. Справедлив ли был гнев казаков против воеводы или же нет, но, согласно царскому указу, они объявлялись «ворами» и часть приговаривалась к смертной казни, а часть – к битью кнутом и отсечению руки. Правда, исполнить столь грозный указ не было возможности. Казаки спокойно отстроили острог, и со временем албазинский воевода фактически стал правителем окрестных земель, заменив собой официальную власть. К чести Черниговского и его товарищей, они вели себя разумно – собирали ясак с местных племен и отправляли его в Нерчинск, не забывая бомбардировать Москву челобитными и прошениями о помиловании. И в итоге добились своего – в 1672 году Черниговский и его товарищи были помилованы, а острог, до того в государственных бумагах именовавшийся исключительно «воровским», был признан официально. В 1681 году было образовано Албазинское воеводство.

Вскоре правители Китая, недовольные активными действиями русских и стремясь вытеснить их из Амурского региона, начали против них военные действия в районе рек Зеи и Сунгари. В 1685 году двухтысячный китайский отряд (по другим данным, китайцев было до пяти тысяч) подступил к Албазину. После десяти дней осады и обстрела из пушек воевода Толбузин, под командованием которого было не более 400 человек, принял решение сдаться.

26 июня 1685 года Албазин был сдан китайцам с условием, что все русские жители будут вывезены в Нерчинск или Якутск. Однако китайцы в городе не задержались, и в том же году русские поселенцы вернулись, чтобы собрать урожай и отстроить свои дома. К лету 1686 года «третий» Албазин снова превратился в боеспособную крепость. Через год под ее стенами вновь появились отряды китайской армии. Пять тысяч человек и сорок пушек представляли грозную силу. Правда, и защитников крепости было больше, чем год назад, – порядка тысячи казаков. Пять месяцев продолжалась жестокая осада. Воевода Толбузин был убит, к ноябрю защитников Албазина осталось не более 200. В конце ноября начались мирные переговоры, в Пекин пришло известие о том, что в Китай едет посольство во главе с князем Федором Головиным. Свита князя составляла около 2 тысяч человек, причем большинство из них были ратные люди. Посольство выглядело весьма воинственно, так что неудивительно, что китайский император распорядился прекратить активные военные действия, хотя осада Албазина снята не была.

Подготовка к мирным переговорам между Московским царством и Китаем шла очень тяжело. Не менее сложными были и сами переговоры, начавшиеся в августе 1689 года в живописном месте под Нерчинском. Стороны предпочитали действовать с позиции силы – посольство русских было немалым, однако китайское – куда более внушительным. Под Нерчинск прибыли около 15 тысяч китайцев, и нетрудно догадаться, что большинство из них явно не относились к «дипломатическому корпусу».

Ведя переговоры, китайская делегация открыто угрожала русским взять Нерчинск силой, кроме того, представителям Поднебесной удалось настроить против русских окрестные племена бурят, онкотов и др. Головин стремился выторговать как можно больше «землицы», однако силы были неравны. Результатом этих переговоров стал Нерчинский мирный договор от 9 августа 1689 года. Согласно этому договору, Московское царство уступало Цинской империи почти все земли по верхнему Амуру и обязалось ликвидировать там русские поселения. Албазин, согласно третьей статье договора, подлежал «разрушению до основания». Пожалуй, единственной территориальной уступкой со стороны Китая было обязательство не заселять «Албазинские земли». Другие статьи договора регулировали торговые отношения, порядок разрешения пограничных споров и т. д.

* * *

Как видим, до поры до времени инициатива в освоении забайкальских и приамурских районов принадлежала Китаю. Что было неудивительно – китайцы с давних пор обитали в этих местах, русские же, в силу огромной оторванности от «базы», не могли оказывать им достойного сопротивления. Однако в XIX веке ситуация стала кардинально меняться. Российская империя превратилась в одну из ведущих мировых держав, развитие промышленности и путей сообщения привело к тому, что интересы русских продвигались все дальше и дальше на восток. Иной была ситуация с Китаем. Некогда могучая империя постепенно скатывалась на задворки мировой политики.

С середины XVIII века Китай стал постепенно расширять свои торговые отношения с другими странами, прежде всего с Великобританией. Правда, политика изоляционизма, проводимая династией Цин, сказывалась и на торговле. Китайцы, чувствуя себя вполне самодостаточными, с удовольствием и немалой выгодой продавали свои товары иностранцам, но вот покупать что-либо у них не стремились. Британцы тем временем пристрастились к китайскому чаю, полюбили они и местный фарфор и шелк. Но за эти товары приходилось платить серебром. Английские купцы пытались найти какой-либо товарный заменитель серебра, однако, за редким исключением, эти попытки оказывались провальными.

Еще в XVII веке голландские купцы для того, чтобы выменять у индонезийцев перец и другие пряности, использовали опиум. Помимо чисто экономической выгоды, у подобного обмена была и политическая подоплека: голландцы, массово делая наркоманами подвластных им индонезийцев, таким образом снижали сопротивление колонизации. Опиум оказался отличным средством (а в перманентном сражении за деньги и государственные интересы, как известно, любые средства хороши) и в борьбе за китайский рынок.

Англичане получили доступ к обширным опиумным плантациям в 1770-х годах, после завоевания Бенгалии. Вначале они не понимали, что им делать с таким невероятным количеством опиума, пытались даже противодействовать нелегальному ввозу наркотика в Китай. Но вскоре ситуация изменилась.

Китайцы знали о медицинских свойствах опиума еще с V века. Опиум, который в самом Китае не выращивался, легально ввозился в страну в небольших и жестко регламентированных количествах, его применение в иных, кроме медицинских, целях, было строжайше запрещено. Первую попытку нелегального ввоза опиума британцы предприняли в 1770-х годах, но окончилась она неудачей, нераспроданный опиум пришлось продавать в Сингапуре по демпинговым ценам. Однако следующие партии стали расходиться уже гораздо быстрее. Китайцы массово стали привыкать к опиуму, количество наркоманов росло с катастрофической быстротой и вскоре стало исчисляться миллионами человек. К 1835 году покупка опиума составляла 3/4 всего китайского импорта. Экономика разваливалась, население стремительно уменьшалось, страна становилась все более и более зависимой от иностранного влияния.

Естественно, что такое положение не устраивало китайских государственных мужей. Но и британцы в ситуации, когда уже не они, а китайцы платили им огромные суммы, не собирались легко расставаться с завоеванным. Подобное противостояние так или иначе должно было привести к войне, что, собственно, и произошло в 1839 году, когда между Великобританией и Китаем началась так называемая Первая опиумная война. Ее результатом стало поражение Цинской империи. Согласно условиям Нанкинского договора 1842 года, Китай обязывался выплатить Британской империи огромную контрибуцию, передавал в собственность остров Гонконг, открывал свои порты для беспрепятственного входа британских судов и т. д.

Еще более печальным для Поднебесной империи был итог Второй опиумной войны, продолжавшейся с 1856-го по 1860 год. Правящая династия оказалась в тяжелейшем положении: помимо внешних агрессоров – Великобритании и Франции, при поддержке США, ей пришлось бороться и с внутренними врагами. Так называемое восстание тайпинов привело к возникновению на территории Китая Тайпинского государства, под контролем которого находилось более 30 миллионов человек. И хотя тайпины в итоге были побеждены, Китайское государство

было полностью обескровлено изнурительной борьбой. Неудивительно, что китайская армия не могла оказать достойного сопротивления британским и французским войскам, которые захватили Пекин и разграбили императорский дворец.

Этот пусть и несколько пространный исторический экскурс позволяет понять, в каком положении оказался Китай во второй половине 1850-х годов. Российская же империя, как мы уже говорили, находилась на подъеме. И хотя Россия и не вмешивалась в ход войны между Китаем и западными странами, воспользоваться ослабленным до предела состоянием Китая она не преминула. На Поднебесную империю со стороны Петербурга оказывалось недвусмысленное давление с целью пересмотра явно несправедливого (по мнению России, естественно) Нерчинского договора. Отчасти это было действительно так – с точки зрения международно-правовых норм, Нерчинский договор был очень несовершенен и давно устарел. Его тексты на русском, китайском (точнее маньчжурском) и латинском (переговоры велись через двух монахов-иезуитов, состоявших на службе у китайского императора) не совпадали, отличались не просто в буквах, а в принципиальных положениях. Делимитация (т. е. определение общего положения и направления) границы была проведена не на должном уровне, не был даже произведен обмен картами, а демаркацией – проведением государственной границы на местности с обозначением соответствующими знаками – из-за ее продолжительности и труднодоступности вообще никто и заниматься не собирался.

Цинская же династия в тот период времени находилась в таких условиях, что переговоры и мирное урегулирование пограничных споров для нее были выгоднее, чем война еще с одной сильной державой.

Правда, это отнюдь не означает, что китайцы были согласны совсем уж на любые условия. Попытки переговоров по вопросу территориального разграничения были предприняты в 1855-м, затем в 1857 году, однако они закончились неудачей. В конце 1857 года китайское правительство было уведомлено, что проведение переговоров об уточнении границы вдоль Амура и Уссури и о плавании по этим рекам с российской стороны поручено генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву.

Очередной этап переговоров должен был пройти в китайском городке Айгунь (Айхунь), на правом берегу Амура (в районе современного города Хэй-хэ). 26 апреля 1858 года губернатор Муравьев в сопровождении нескольких доверенных лиц отплыл вниз по Амуру. Вскоре они прибыли в Айгунь, где должны были дождаться специального императорского представителя И-Шаня. Переговоры начались 10 мая. Аргументируя свою позицию, Муравьев отмечал, что Россия готова обеспечить защиту интересов Китая от иностранных посягательств в этом регионе, однако для этого ей, естественно, нужно иметь такую возможность. Китайская сторона поначалу настаивала лишь на легкой модернизации Нерчинского договора. Тогда 12 мая П. Н. Перовский, пристав православной духовной миссии в Пекине (он заменил на переговорах заболевшего Муравьева), занял гораздо более жесткую позицию. Это возымело действие – китайская сторона согласилась практически на все условия русских. 16 мая договор был подписан.

Со времени подписания Айгуньского договора до событий на Даманском прошло более 110 лет. Но случилось так, что положения и принципы этого договора (о чем более подробно мы поговорим ниже) стали первоосновой конфликта между СССР и Китаем. Именно поэтому мы приведем этот договор полностью.

«Великого российского государства главноначальствующий над всеми губерниями Восточной Сибири, е.и.в. государя императора Александра Николаевича ген. ад., ген. лейт. Николай Муравьев, и великого дайцинского государства ген. ад., придворный вельможа, амурский главнокомандующий князь И-Шань, по общему согласию, ради большей вечной взаимной дружбы двух государств, для пользы их подданных, постановили:

1

Левый берег реки Амура, начиная от реки Аргуни до морского устья р. Амура, да будет владением российского государства, а правый берег, считая вниз по течению до р. Уссури, владением дайцинского государства; от реки Уссури далее до моря находящиеся места и земли, впредь до определения по сим местам границы между двумя государствами, как ныне да будут в общем владении дайцинского и российского государств. По рекам Амуру, Сунгари и Уссури могут плавать только суда дайцинского и российского государств; всех же прочих иностранных государств судам по сим рекам плавать не должно. Находящихся по левому берегу р. Амура от р. Зеи на юг, до деревни Хормолдзинь, маньчжурских жителей оставить вечно на прежних местах их жительства, под ведением маньчжурского правительства, с тем, чтобы русские жители обид и притеснений им не делали.

2

Для взаимной дружбы подданных двух государств дозволяется взаимная торговля проживающим по рекам Уссури, Амуру и Сунгари подданным обоих государств, а начальствующие должны взаимно покровительствовать на обоих берегах торгующим людям двух государств.

3

Что уполномоченный российского государства генерал-губернатор Муравьев и уполномоченный дайцинского государства амурский главнокомандующий И-Шань, по общему согласию, постановили – да будет исполняемо в точности и ненарушимо на вечные времена; для чего российского государства генерал-губернатор Муравьев, написавший на русском и маньчжурском языках, передал дайцинского государства главнокомандующему И-Шань, а дайцинского государства главнокомандующий И-Шань, написавши на маньчжурском и монгольском языках, передал российского государства генерал-губернатору Муравьеву. Все здесь написанное распубликовать во известие пограничным людям двух государств.

Город Айхунь, мая 16 дня 1858 года

(На подлинном подписали:)

Всемилостивейшего государя моего императора и самодержца всея России ген. ад., ген. губернатор Восточной Сибири, ген. лейт. и разных орденов кавалер Николай Муравьев

Службы е.и.в., государя и самодержца всея России, по Министерству иностранных дел ст. сов. Петр Перовский

Амурский главнокомандующий И-Шань

Помощник дивизионного начальника Дзираминга скрепили:

Состоящий при генералгубернаторе Восточной Сибири переводчик губернский секретарь Яков Шишмарев

Ротный командир Айжиндай».

Резюмируя в двух словах итоги Айгуньского договора, можно сказать, что Российская империя вернула себе практически все земли, потерянные ею согласно Нерчинскому договору. Дальнейшим развитием переговорного процесса между двумя государствами стали Тяньцзиньский и Пекинский договоры, подписанные, соответственно, в 1858-м и 1860 годах. Первый из них с русской стороны был подписан адмиралом Е. В. Путятиным, с китайской – полномочным представителем императора Хуа Шанем. Тяньцзиньский договор в основе своей касался вопросов торговли, входа русских кораблей в китайские порты, назначения консулов и т. д. Что же касается пограничных вопросов, то в договор была включена специальная статья (она шла под номером девять, всего договор состоял из 12 статей). Она обязывала Российскую империю и Китай безотлагательно исследовать на местности неопределенные участки и заключить соглашение о граничной черте. При этом в статье 9 отмечалось: «По назначении границ сделаны будут подробное описание и карты смежных пространств, которые и послужат обоим правительствам на будущее время бесспорными документами о границе».

В марте 1859 года с целью дальнейшего уточнения вопросов, связанных с границей, Петербург направил в Китай очередное посольство, главой которого на этот раз был генерал Николай Павлович Игнатьев. К этому времени ситуация в противостоянии китайских и союзных англо-французских войск несколько изменилась. Ряд побед китайцев привел и к трансформации их позиции по отношению к России. В начале переговоров китайские представители даже заявляли Игнатьеву, что их страна готова воевать с русскими, дабы не допустить их посягательства на «исконно китайскую землю». Отказывались представители цинского императора и ратифицировать Айгуньский договор. Однако вскоре, как мы уже говорили, союзники снова переломили ход Опиумной войны и своими ударами заставили китайцев покинуть даже их древнюю столицу – Пекин. Неудивительно, что представители Поднебесной в такой ситуации опять стали очень сговорчивыми на переговорах с русскими.

Начавшиеся в октябре 1860 года в Пекине переговоры шли медленно. В какой-то момент китайская сторона заявила, что брат императора Гун Цинван якобы не уполномочен вести разговор о границе. Но все же 27 октября последовал указ китайского императора с одобрением договора, а 2 ноября состоялась торжественная церемония подписания Пекинского договора.

Пекинский договор устанавливал восточную часть границы России с Китаем почти на всем ее протяжении – от слияния рек Шилки и Аргуни, т. е. от начала Амура до реки Туманной. Статья 1 определяла, что граница должна пройти вниз по течению Амура до ее слияния с рекой Уссури. Территория по левому берегу Амура объявлялась собственностью России, по правому – до устья реки Уссури – Китая. Затем от устья Уссури граница определялась по рекам Уссури и Сунгача, соответственно, территория по правому берегу этих рек объявлялась российской, по левому – китайской. Далее граница шла по озеру Ханка к устью реки Тур, от устья этой реки по горному хребту к устью реки Хубту (русское название – Гранитная), а оттуда – по горам до реки Туманной. Территории к востоку от этой линии объявлялись принадлежащими России, к западу – Китаю.

Первая статья Пекинского договора утверждала также карту, на которой граничная линия, «для большей ясности», была обозначена красной чертой и направление ее показано буквами русского алфавита от А до У. Это «Карта государственной границы от слияния рек Шилки и Аргуни до моря», составленная в 1859 году топографической экспедицией под командованием полковника К. Ф. Будогоского. Поначалу китайцы не хотели принимать ее в качестве приложения к договору, ссылаясь на то, что они просто не понимают ее. Н. П. Игнатьев, тем не менее, подписал ее и передал Гун Цинвану. Последний своей подписи не поставил, однако пообещал передать карту самому императору. Впоследствии Гун в одном из писем Игнатьеву отмечал, что выполнил свое обещание, однако было неясно, одобрил император такой вариант границы или же нет.

Как предполагают историки, красная линия на карте Будогоского была проведена Н. П. Игнатьевым. Линия эта шла почти у правого, китайского берега границы. Она проходила через правый рукав Амура – протоку Казакевичева на Уссури, где снова следовала по китайскому берегу и доходила до притока Уссури реки Мурены (Мулинхэ). Затем, вследствие неясности характера местности, которую следовало уточнить особой комиссии, линия обрывалась и возобновлялась у верховьев реки Хубту, доходя до реки Туманной.

Не совсем ясная ситуация с картами привела к тому, что демаркация русско-китайской границы шла с большим трудом и продолжалась практически до 1917 года (до Октябрьской революции было заключено более 30 договоров, касающихся этого вопроса). Многие спорные моменты удалось решить, однако граница была демаркирована не на всем ее протяжении, не была определена в двустороннем порядке и принадлежность островов на Амуре и Уссури.

В международной практике самыми распространенными методами делимитации являются проведение государственной границы на основе трех принципов: так называемого «принципа тальвега», береговой линии и срединной линии (медианы). Когда речь идет о спорных моментах, которые касаются международных рек, чаще всего используется принцип тальвега. Тальвег (нем. Talweg, от Tal – долина и Weg – дорога) – это линия, соединяющая наиболее пониженные участки дна реки, долины, балки, оврага и др. вытянутых форм рельефа. Известно, что под делимитационным принципом тальвега понимается линия, соединяющая наиболее глубокие части главного фарватера судоходной реки. Важной особенностью этого принципа является то, что в случае, если в силу природных причин граница пограничного водного пути смещается в ту или иную сторону, государства обычно договариваются о перенесении границы в соответствии с перемещением тальвега.

Как видим, договоры 1850—1860-х годов между Российской империей и Цинским государством этим принципам не отвечали. Граница была смещена к китайскому берегу, что, кроме прочего, затрудняло китайцам судоходство и рыболовство на приграничных реках. Это, а также довольно загадочная ситуация с картами, которые, по идее, должны были четко определить границу (на самом же деле все было наоборот), давало китайской стороне повод для претензий. Однако здесь есть и другой момент: государства хоть и старались придерживаться общепринятых принципов пограничного водораздела, однако они не являлись обязательными, по сути, не были закреплены какими-либо официальными международно-правовыми актами. То есть, строя отношения с Китаем (пусть и, по сути, с позиции силы), Российская империя не обязана была строго следовать этим принципам.

Как же обе стороны относились и относятся к Айгуньскому, Пекинскому и другим заключенным во второй половине ХIХ столетия договорам? Как нетрудно догадаться, точки зрения диаметрально противоположны. Для примера приведем две цитаты. Первая взята из книги историка В. Киреева «Россия – Китай. Неизвестные страницы пограничных переговоров»: «Пересмотр границы в соответствии с Айгуньским договором по политической ситуации резко отличался от условий, существовавших в период нерчинских переговоров. Если Нерчинский договор был подписан Ф. А. Головиным под давлением военной силы со стороны Китая, то при подготовке Айгуньского договора такого давления со стороны России не было. Его подписание было заслугой русской дипломатии, использовавшей благоприятные для нее условия того периода».

А вот что думает по этому же поводу китайский ученый Ли Даньхуэй: «…7300-километровая китайско-российская граница сформировалась в результате последовательных действий царской России по «обгрызанию» китайской территории, для чего были использованы несколько неравноправных договоров».

В любом случае, вне зависимости от того, кто и как относился разделу территории между Россией и Китаем, мина замедленного действия под отношения между двумя странами была заложена…

* * *

От отношений русско-китайских перейдем к отношениям советско-китайским. Первым документом, определявшим отношение правительства большевиков к Китаю, была «Декларация СНК РСФСР к народу и правительствам Южного и Северного Китая» от 25 июля 1919 года. В ней, в частности, говорилось, что советское правительство «объявляет уничтоженными все тайные договоры, заключенные с Японией, Китаем и бывшими союзниками, договоры, которыми царское правительство вместе с его союзниками насилием и подкупами закабалило народы Востока, и главным образом китайский народ, для доставления выгод русским капиталистам, русским помещикам, русским генералам».

Эта декларация была подтверждена в ноте Народного комиссариата иностранных дел от 27 сентября 1920 г., которая была вручена главе китайской военно-дипломатической миссии Чжан Сылиню, прибывшему из Пекина в Москву. Первый пункт этого документа, содержавшего примерную схему договора между РСФСР и Китаем, гласил: «Правительство Российской Социалистической Федеративной Советской Республики объявляет не имеющими силы все договоры, заключенные прежним правительством России с Китаем, отказывается от всех захватов китайской территории, от всех русских концессий в Китае и возвращает безвозмездно и на вечные времена все, что было хищнически у него захвачено царским правительством и русской буржуазией».

Советское правительство также предложило Китаю вступить в переговоры об аннулировании договора 1896 года Пекинского протокола 1901 года и всех соглашений с Японией с 1907-го по 1916 год.

Означала ли такая сговорчивость большевиков, что они готовы уступить Китаю земли, некогда принадлежавшие Поднебесной империи согласно Нерчинскому договору? Отнюдь. Дело в том, что те договоренности, о которых упоминалось в ноте, касались торговых, таможенных, дипломатических отношений, вопросов концессий, принципа экстерриториальности русских владений на территории Китая и т. д. Советское правительство не отказывалось от них вообще, а лишь предлагало пересмотреть те положения, которые явно ущемляли китайские интересы. Что же касается пересмотра условий Айгуньского и Пекинского договоров, переноса государственной границы, то об этом речи с советской стороны не шло.

Несмотря на очевидные разногласия, до 1925 года переговоры между Советской Россией (впоследствии СССР) и Китаем шли хоть и трудно, но все же без видимого обострения отношений.

В 1923 году в ноте СНК было заявлено, что «полное признание юрисдикции Китая над некоторыми территориями является основой для заключения нового договора». Правда, и здесь под «некоторыми территориями» имелась в виду всего лишь полоса отчуждения Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и тех земель, которые были предоставлены Российской империи для эксплуатации этой железнодорожной линии.

Раз мы уже упомянули КВЖД, то остановимся и на этой теме, ведь именно эта дорога стала причиной первого вооруженного конфликта между Советским Союзом и Китаем. Идея о постройке КВЖД впервые возникла после проведения изысканий вдоль Амура, которые показали, что запроектированное продолжение Транссибирской магистрали от Сретенска по долине Амура до Хабаровска сопряжено со значительными техническими трудностями. Соединение же Сибирского пути с Владивостоком прямым железнодорожным путем через территорию Маньчжурии было более выгодным как в экономическом, так и в эксплуатационном отношениях.

В 1895 году правительство Российской империи предоставило Китаю заем в 400 млн франков и учредило Русско-Китайский банк, а год спустя между Россией и Китаем был заключен договор на постройку Китайско-Восточной железной дороги. После согласования всех условий было образовано частное акционерное общество – «Правление КВЖД», учредителем которого был Русско-Китайский (с 1910 года – Русско-Азиатский) банк в Хабаровске.

В июле 1897 года в Маньчжурию прибыли первые партии русских инженеров, которые возглавлял главный строитель и изыскатель КВЖД А. И. Югович. Строительство шло в непростых условиях, к естественным трудностям, обусловленным географическими и погодными условиями, добавилась и политическая нестабильность в Китае. Когда в 1900 году было уложено более 1000 км пути, в Китае вспыхнуло Ихэтуаньское (Боксерское) восстание. Дорога стала подвергаться постоянным атакам восставших. Несмотря на сопротивление железнодорожной охраны и служащих дороги, около 80 % уже уложенных путей были разрушены.

Но, несмотря на все трудности и перерывы в строительстве, 5 (18) июля 1901 года было открыто пробное движение поездов по всей протяженности КВЖД. 1(14) июня 1903 года Строительное управление КВЖД передало дорогу Эксплуатационному управлению – этот день стал официальной датой открытия дороги.

Затраты на строительство одного километра КВЖД составили умопомрачительную по тем временам сумму – более 150 тысяч рублей. Однако эти расходы были не напрасны. Благодаря КВЖД быстрыми темпами развивалась Маньчжурия, ее население за семь лет эксплуатации дороги выросло в два раза – с 8 до 15,7 миллиона человек. И хотя потеря Россией в войне с Японией портов на Дальнем Востоке и передача Японии той части дороги, которая оказалась на оккупированной территории (эта ветка была преобразована в так называемую Южно-Маньчжурскую железную дорогу), несколько снизили стратегическое значение КВЖД, она по-прежнему продолжала играть важную роль в жизни всего Азиатско-Тихоокеанского региона.

29 ноября (12 декабря) 1917 года Харбинский Совет рабочих и солдатских депутатов объявил себя единственным органом власти на КВЖД, а 4 (17) декабря отстранил назначенного еще царским правительством управляющего Д. Л. Хорвата от управления дорогой. Однако с помощью китайских войск и белогвардейцев Хорват очень быстро сверг власть большевиков и сумел превратить КВЖД в оплот Белого движения на Дальнем Востоке. Впрочем, вскоре из-за разногласий с другими лидерами белых Д. Л. Хорват был отстранен от управления дорогой. Сама же КВЖД оказалась в эпицентре борьбы мировых держав за свои интересы в Китае.

Некоторая стабилизация обстановки как в самом Китае, так и по отношению к КВЖД наметилась в 1923–1924 годах. 31 мая 1924 года СССР и Китайская республика подписали «Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом ССР и Китайской республикой», по которому между двумя странами восстанавливались дипломатические отношения и урегулировались вопросы о собственности СССР в Китае, в том числе и КВЖД. Дорога была определена как коммерческое предприятие, управляемое совместно СССР и Китаем. Правление дороги состояло из 10 человек, из которых было пять советских и пять китайских представителей. Во главе стоял председатель правления – дубань, назначаемый Китаем, и его помощник, представитель СССР. Такая же схема была применена во всех структурах управления железной дорогой. Прибыль от эксплуатации КВЖД делилась между СССР и Китаем поровну.

Период стабильности продолжался недолго. В Китае в то время продолжалась гражданская война. На юге страны с центром в Кантоне власть принадлежала правительству гоминьдана, возглавляемому Сунь Ятсеном, на севере – в Пекине – другому правительству, главную роль в котором играли военные губернаторы. После смерти Сунь Ятсена в марте 1925 года новый лидер гоминьдана Чан Кайши начал поход на север. Новый виток гражданской войны сказался и на КВЖД. В январе 1925 года китайские власти захватили Харбинский участок железной дороги, в этом же году произошел крупный конфликт по поводу увольнений русских белоэмигрантов (на этом настаивали советские представители). В 1926 году власти Китая потребовали от управления КВЖД бесплатной перевозки войск. В ответ на это советская сторона настаивала на уплате всех долгов. Когда же переговоры зашли в тупик, китайские власти упразднили профсоюзы, арестовали управляющего дорогой, силой оружия принудили служащих обеспечить перевозку войск.

22 декабря 1928 года китайцы неожиданно заняли телефонную станцию КВЖД. Это стало началом активной фазы по захвату дороги. 29 декабря был спущен флаг КВЖД (состоящий из китайского пятицветного наверху и советского красного внизу), вместо него над управлением дороги был вывешен флаг гоминьдана.

В феврале 1929 года советское правительство предложило представителям Чан Кайши провести переговоры и попытаться урегулировать разногласия. Но встреча в Мукдене советского генерального консула Бориса Мельникова с китайским военачальником Чжан Сюэляном окончилась взаимными обвинениями и ссорой. Ноты протеста советского правительства также не возымели действия, более того, дубань дороги Люй Чжун-хуан потребовал от генерального управляющего КВЖД Емшанова и его заместителя Эйсмонта передать управление представителям китайской стороны. После отказа выполнить это требование они были отстранены от службы и высланы в СССР. Последовали аресты и высылки других служащих КВЖД. Стремления мирно разрешить конфликт результата не дали.

Несмотря на то что КВЖД находилась, по сути, на территории Китая, действия правительства Чан Кайши были явно провокационными. Правда, и СССР действовал далеко не в интересах дороги – среди работников КВЖД было множество сотрудников разведки, которые работали отнюдь не на пользу правительству Чан Кайши. Так или иначе, обмен гневными нотами и протестами завершился в июле 1929 года. Реагируя на очередную советскую ноту, 16 июля китайская сторона прислала ответ, в котором говорилось о том, что Китай вынужден пойти на меры по поддержанию общественного порядка и действия властей северных провинций являются вынужденным, учитывая противоправные действия советской стороны. Кроме этого там отмечалось, что в СССР без предъявления обвинений были арестованы тысячи китайских эмигрантов и торговцев, а тысячи оставшихся на свободе китайцев поставлены в условия, в которых они не имеют возможности зарабатывать себе на жизнь. Китайское правительство было согласно отпустить советских служащих КВЖД, если Советский Союз освободит всех китайских граждан, арестованных по политическим мотивам, и если всем китайским гражданам, торговцам и организациям будет гарантирована соответствующая защита.

Уже на следующий день из Москвы пришел ответ, в котором нота правительства Чан Кайши признавалась неудовлетворительной. Так как конфликт зашел в тупик, СССР объявил о разрыве дипотношений с Китаем, отозвал своих дипломатических, консульских и торговых представителей и выслал из страны китайских официальных лиц. В тот же день, 17 июля, был остановлен транссибирский экспресс, следовавший по КВЖД. 19 июля китайское правительство опубликовало манифест, в котором объясняло другим странам свою позицию в конфликте. 20 июля правительство Чан Кайши объявило о разрыве дипломатических отношений с СССР.

Практически сразу же после этого на границе начались активные маневры советских войск. 7 августа была сформирована Особая Дальневосточная Красная армия (ОДКА). Продолжался обмен нотами протеста, были попытки вести переговоры, однако они окончились провалом. Конфликт перешел в ту фазу, когда вопрос состоял не в том, начнутся ли активные военные действия в принципе, а в том, когда они начнутся. Взаимные провокации происходили едва ли не ежедневно, дошло даже до того, что жители приграничных районов создавали собственные отряды самообороны, которые давали отпор регулярным частям – как советским, так и китайским.

К 1 октября 1929 года основные силы китайских войск (около 5–6 тысяч человек и 20 орудий) сосредоточились у устья реки Сунгари в районе Лахасусу – Фугдин (Фучин). Советская Сунгарийская группа была расположена на северном берегу Амура в районе устья Сунгари. Понимая, что в сложившейся ситуации время работает на противника и что китайская армия с каждым днем наращивает число войск у границы, советское командование приняло решение первым перейти в наступление. Сунгарийская наступательная операция ОДКА началась 12 августа. Амурская флотилия в бою под Лахасусу потопила 7 из 11 находившихся там китайских кораблей, на следующий день город был взят сухопутными частями ОДКА.

Китайские формирования, уцелевшие в боях у Лахасусу, отошли к городу Фугдин (примерно 60 км вверх по реке Сунгари). Однако и там закрепиться им не удалось. Фугдинская операция (военные историки считают ее вторым этапом Сунгарийской наступательной операции), начатая ОДКА 30 октября, уже через пять дней окончилась полной победой советских войск.

Дальнейшее наступление ОДКА было направлено на два укрепленных района, находившихся возле городов Маньчжоули и Чжалайнор. Здесь китайцы активно готовились к обороне, ими были построены многочисленные укрепления и вырыты километры противотанковых рвов. Однако, несмотря на это, а также на установившуюся морозную погоду, 17 ноября 1929 года ОДКА начала так называемую Мишаньфусскую операцию. Ночью части Красной армии перешли по льду реку Аргунь и на рассвете атаковали китайские укрепления. Нападение было столь внезапным и при этом хорошо организованным, что первая линия обороны была смята буквально за несколько минут. Одновременно с этим кавалерийские эскадроны перерезали железную дорогу у Чжалайнора, так что китайцы не могли ни отступить по ней, ни подвезти подкрепления. Китайские солдаты оказывали ожесточенное сопротивление, но 18 ноября бойцы 35-й и 36-й стрелковых дивизий ОДКА при поддержке танков завершили разгром противника прежде, чем успели подойти подкрепления.

Взяв Чжалайнор, силы ОДКА повернули на Маньчжоули. К 20 ноября город и находившиеся в нем китайские части были полностью окружены. Потери армии гоминьдана в ходе Мишаньфусской операции составили 1500 человек убитыми, 1000 ранеными и 8300 пленными. Среди пленных был и командующий Северо-Западным фронтом Лян Чжуншян вместе со своим штабом. Потери же ОДКА составили более 120 человек убитыми и около 600 ранеными.

Лидеры гоминьдана осознали, что ситуация развивается явно не в их пользу, и еще до взятия Маньчжоули предложили советским представителям вступить в переговоры, существенно умерив свой воинственный пыл и аппетиты. 19 ноября 1929 года поверенный по иностранным делам Цай Юньшэн направил телеграмму представителю Наркоминдела в Хабаровске А. Симановскому, в которой говорилось, что два сотрудника советского консульства в Харбине отправляются в сторону фронта и просят, чтобы их встретили. 21 ноября двое русских – Кокорин, прикомандированный к немецкому консульству в Харбине с тем, чтобы помогать советским гражданам после разрыва дипломатических отношений с Китаем, и Нечаев, бывший переводчик КВЖД, – в сопровождении китайского полковника перешли на советскую сторону в районе станции Пограничная. Кокорин передал советским властям послание Цай Юньшэна: тот уполномочен приступить к немедленным мирным переговорам и просит СССР назначить официальное лицо для встречи с ним.

22 ноября поступил ответ из Москвы на китайские предложения. В нем говорилось, что Советский Союз согласен начать мирные переговоры, однако только после восстановления статус-кво по отношению к КВЖД и возврату к положениям Пекинского и Мукденского договоров 1924 года. СССР потребовал, чтобы был восстановлен в своей должности советский управляющий дорогой, а все ее арестованные сотрудники немедленно отпущены безо всяких условий. Как только это будет выполнено, СССР со своей стороны обязался выпустить на свободу всех китайских граждан, арестованных в связи с конфликтом на КВЖД. 27 ноября в Москву пришла телеграмма от командующего китайской армией Чжан Сюэляна с согласием на советские условия. В тот же день нарком иностранных дел СССР Максим Литвинов отправил своих представителей. После проведения консультаций 22 декабря стороны подписали Хабаровский протокол, согласно которому КВЖД был возвращен статус совместного советско-китайского предприятия. Вскоре была восстановлена нормальная работа дороги.

* * *

Дальнейшее развитие советско-китайских отношений вплоть до окончания Второй мировой войны неразрывно связано с интересами еще одного важного игрока в Азиатско-Тихоокеанском регионе – Японии. Стабильность, наступившая после разрешения конфликта на КВЖД, продержалась недолго. В сентябре 1931 года японские источники сообщили о якобы имевшей место попытке взрыва китайскими войсками железнодорожного полотна близ города Шэньяна. Использовав это в качестве предлога, 18 сентября японские войска напали на Китай. В короткие сроки ими была оккупирована вся Маньчжурия. В марте 1932-го здесь было провозглашено прояпонское государство Маньчжоу-Го, возглавить которое японцы пригласили Айсиньгёро Пуи – последнего отпрыска маньчжурской династии Цин. Контроль японцев над Маньчжоу-Го был абсолютным. 1 марта 1934 года Маньчжурия была объявлена монархией. Император правил, опираясь на Тайный и Государственный советы. При этом командующий японской Квантунской армией одновременно являлся и японским послом в Маньчжоу-Го и обладал правом вето на решения императора.

В сложившихся условиях режим Чан Кайши оказался в очень сложной ситуации, будучи вынужденным бороться фактически на три фронта: с японскими агрессорами, воинственными милитаристами на местах, постоянно устраивавшими бунты, а также с вооруженными силами Коммунистической партии Китая. Поначалу Чан Кайши пытался искать компромисс с японцами и вести жесткую борьбу с коммунистами. Однако затем руководитель гоминьдана был вынужден изменить свою позицию. Осенью 1935 года он распорядился начать неофициальные контакты с представителями КПК. Еще в большей степени стремление найти общий язык со своими соплеменниками для совместной борьбы с японцами были характерны для гоминьдановских генералов. В итоге в конце 1936 года между гоминьданом и КПК было подписано соглашение о создании единого фронта для борьбы против агрессоров.

7 июля 1937 года произошел так называемый инцидент на мосту Лугоуцяо, расположенном недалеко от Пекина. Якобы во время ночных учений пропал японский солдат, после чего японцы потребовали выдать солдата или же открыть ворота города-крепости Ваньпин, чтобы провести там «поисковую операцию». Сделано это было в ультимативной форме, и китайцы по вполне понятным причинам отказались выполнить условия японцев. Далее дело дошло до перестрелки, причем не только из стрелкового оружия, но и артиллерии. Этот «китайский инцидент» (по терминологии японской пропаганды) привел к полномасштабному вторжению японских войск в Китай и войне, которая продолжалась девять лет.

Борьба между СССР, Японией и другими государствами в Азиатско-Тихоокеанском регионе завершилась разгромом Японии в августе-сентябре 1945 года. 14 августа 1945-го император Хирохито в своем радиообращении к гражданам страны заявил о капитуляции Японии. Тогда же было объявлено о прекращении огня (отдельные части Квантунской армии продолжали сопротивление до 7–8 сентября 1945 года). 2 сентября 1945 года на борту американского линкора «Миссури» представителями США, Великобритании, СССР, Франции и Японии был подписан акт о капитуляции японских вооруженных сил. 9 сентября 1945 года китайский военачальник Хэ Инцинь, представлявший одновременно правительство Китайской республики и Союзное командование в Юго-Восточной Азии, принял капитуляцию от командующего японскими войсками в Китае генерала Окамура Ясудзи. Так завершилась Вторая мировая война.

Что же касается советско-китайской границы, то в двух словах ситуация была следующей: на момент окончания Второй мировой войны стороны находились в слишком разных весовых категориях – СССР был в числе трех ведущих стран-победительниц и вершил судьбы послевоенного устройства мира, Китай же, хоть также считался победителем в войне, был тогда, по сути, сферой влияния, которую предстояло разделить между супердержавами. Так что неудивительно, что на Ялтинской конференции (февраль 1945 года), определившей послевоенные границы, в том числе и на Дальнем Востоке, о проблеме границ между СССР и Китаем не было сказано ни единого слова. Китайское (гоминьдановское) правительство подтвердило решения Ялтинской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании. 14 августа 1945 года оно подписало советско-китайский Договор о дружбе и союзе, в котором обе стороны условились «о тесном и дружественном сотрудничестве после наступления мира, действовать в соответствии с принципами взаимного уважения суверенитета и территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела». Интересно, что в своей книге «Судьба Китая» Чан Кайши отнес Маньчжурию к «естественным границам Китая» на северо-востоке. То есть лидер гоминьдана не претендовал на советские дальневосточные земли.

Вторая мировая хоть и подошла к концу, но в самом Китае война – гражданская – была в самом разгаре. Противостояние между гоминьданом и КПК вступило в решающую фазу. В 1945 году Красная армия полностью оккупировала Маньчжурию, приняв капитуляцию у большей части Квантунской армии. Советские войска находилась в Маньчжурии вплоть до мая 1946 года. И не просто находились, а активно помогали представителям КПК организовать, обучить и вооружить новые китайские войска. Еще в сентябре 1945 года была начата масштабная переброска вооруженных сил из северного и восточного Китая на северо-восток страны. В итоге, когда войска гоминьдана в апреле 1946 года начали входить в Маньчжурию, то обнаружили там не разрозненные и плохо контролируемые партизанские отряды, а хорошо организованную армию.

Собственно говоря, тенденция постепенного перехода преимущества от гоминьдана к КПК наметилась еще во времена войны с Японией. Это объяснялось и отработанной лидером китайских коммунистов Мао Цзэдуном тактикой партизанской войны, позволявшей успешно оперировать в тылу у противника, и тем, что основные удары японские части наносили по армии Чан Кайши, которая воспринималась японцами как основной противник. Неудивительно, что в конце войны попытки сблизиться с китайскими коммунистами были предприняты со стороны не кого-нибудь, а самих Соединенных Штатов, главного борца с коммунизмом в мире. Видимо, в Белом доме слишком разочаровались в Чан Кайши и его армии, терпящей одно поражение за другим (правда, когда противостояние между КПК и режимом Чан Кайши вошло в решающую фазу, Вашингтон все же встал на сторону гоминьдана, хотя активно в боевые действия не вмешивался).

Во второй половине 1940-х годов состояние всех общественных институтов гоминьдана, включая армию, было критическим. Повсеместно процветала коррупция, действовало право сильного, повсеместными были случаи произвола и насилия по отношению к простым смертным, экономика и финансовая система страны находились в глубоком коллапсе. Всё это способствовало негативному отношению к гоминьдану и распространению симпатий большинства населения, в том числе и интеллигенции, к коммунистам. 19 марта 1947 года армии гоминьдана удалось одержать последнюю значительную победу: ею была захвачена «коммунистическая столица» город Яньань. Всему высшему руководству КПК во главе с Мао Цзэдуном пришлось спасаться бегством. Но главного – уничтожить основные силы коммунистов и захватить их опорные базы – гоминьдановцам добиться не удалось.

В ноябре 1948 года силы коммунистов (так называемая 4-я полевая армия) перешли в активное наступление. Очень быстро им удалось разгромить более 50 дивизий армии гоминьдана, еще 26 дивизий перешли на сторону коммунистов. 22 января 1949 года объединенные вооруженные силы КПК взяли Пекин. 24 апреля 1949 года войска вступили в столицу гоминьдановского Китая – город Нанкин. Само правительство гоминьдана во главе с Чан Кайши еще в феврале переехало на юг страны, в Кантон, а затем вместе с остатками верных ему войск бежало на остров Тайвань. 1 октября 1949-го с ворот Тяньаньмэнь Мао Цзэдун провозгласил образование Китайской Народной Республики. К концу года армия КПК окончательно разбила силы гоминьдана на континенте.

* * *

Когда в 1949 году на политической карте мира возникло новое государственное образование – Китайская Народная Республика, первым оно было признано Советским Союзом. Что было вполне закономерно. Пришедшая к власти КПК во главе с Мао Цзэдуном объявила главным приоритетом своей внешней политики дружбу с «большим братом».

Первая половина 1950-х годов стала временем расцвета в отношениях между Советским Союзом и КНР. Уверенность в том, что «русский с китайцем – братья навеки», казалась незыблемой. Появление «советско-китайского монолита» вызвало вполне понятное воодушевление в социалистическом мире и состояние, близкое к панике, в мире капиталистическом. Правда, некоторые специалисты-китаеведы отмечали, что в отношениях между двумя восточными гигантами не все так просто и что существует немало факторов, которые препятствуют сближению. Среди прочего упоминался и фактор неурегулированности границы. Как показали дальнейшие события, эти специалисты были правы.

Впрочем, в самом начале 1950-х годов Мао всячески подчеркивал, что у Китая нет и не может быть каких-либо претензий к «большому северному брату». В отчете ЦК КПК на VII съезде партии он сказал: «Советский Союз первым отказался от неравноправных договоров и заключил с Китаем новые, равноправные договоры». По прибытии в Москву во главе делегации КНР в декабре 1949 года Мао повторил, что после Октябрьской революции 1917 года советское правительство «первым аннулировало неравноправные договоры в отношении Китая, существовавшие во время царской России», то есть те договоры, которые касались вопросов концессий и экстерриториальности.

Надо сказать, что первый визит Мао в Москву в качестве полновластного руководителя Китая был далеко не однозначным. Дело в том, что теплых, доверительных отношений между двумя вождями – Сталиным и Мао – не сложилось. Сталин не доверял Мао, говорят, что однажды даже сравнил его с редиской – «красный снаружи, белый внутри». Глава СССР долго не хотел встречаться с китайцами, мало того, не позволял этого делать другим партийным руководителям. Расстроенный Мао хотел было даже уехать, так и не начав переговоров. Но, видимо, в Кремле решили, что достаточно «промариновали» китайского лидера, и встречи на самом высшем уровне наконец-то начались.

Так или иначе, визит Мао в Москву зимой 1949/50 года был успешным. Несмотря на все сложности, стороны заявили о своей готовности и желании всесторонне развивать отношения. 14 февраля 1950 года СССР и КНР подписали Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи.

* * *

Приход к власти в СССР Н. С. Хрущева и взятый им курс на десталинизацию в Советском Союзе поначалу были восприняты в Китае позитивно. Мао, при всех внешних проявлениях «глубочайшего почтения» к «великому вождю СССР» товарищу Сталину, приходилось мириться с положением «младшего брата» и терпеть поучения советских руководителей о том, как правильно нужно вести народ к победе коммунизма. Когда же в 1953 году Сталин умер, Мао уже рассчитывал на иной статус – по его мнению, «младшим» уже был Хрущев, ведь он и по возрасту был моложе китайского руководителя, и «стаж» пребывания у руля государства у него был гораздо меньше. После смерти Сталина Мао, на его взгляд совершенно обоснованно, стал претендовать на роль лидера международного коммунистического движения.

Однако у Никиты Хрущева на этот счет было свое мнение, мнение же китайского руководителя даже по глобальным вопросам его мало интересовало. То, что первый секретарь КПСС начал слишком активно критиковать Сталина и при этом не посоветовался с Мао, китайский лидер воспринял едва ли не как личное оскорбление. Известно его высказывание, что он оценивает деятельность Сталина на 70 % как положительную и только на 30 % – как отрицательную. Кроме того, Мао видел в развенчании культа личности Сталина угрозу своему личному положению как вождя китайской нации. «Алеет восток, солнце встает, в Китае родился Мао Цзэдун…» – под слова гимна китайцы вставали с утра и ложились спать вечером. «Нас вырастил Сталин – на верность народу / На труд и на подвиги нас вдохновил!» – в СССР еще недавно все было похоже. Но теперь все было по-иному. Был ХХ съезд, был доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях». Мао не мог не понимать, что СССР для многих китайцев был примером того, как надо жить, тысячи китайских студентов учились в Советском Союзе и видели, что там происходит. А это значит, что в головах китайцев могло зародиться сомнение и в непогрешимости и мудрости самого Мао…

Первое отчетливо видное облако на, казалось бы, безоблачном небе советско-китайских взаимоотношений пробежало в 1957 году. Связано это было с начавшейся в Китае кампании под лозунгом «Пусть расцветают сто цветов». За год до этого Чжоу Эньлай предложил провести широкую кампанию среди всех интеллектуалов страны, чтобы получить полную картину мнений о политике китайского руководства. Тогда эта идея Мао пришлась по душе – он считал, что коммунистам, чтобы добиться «подлинной диктатуры народной демократии, нужна критика от народа». Поначалу кампания, название которой было взято из классического стихотворения: «Пусть расцветают сто цветов, Пусть соперничают сто школ», развивалась довольно вяло. В феврале 1957-го Мао заявил, что требуется именно критика, и стал критиковать тех, кто не желает подвергнуть здоровой критике центральное правительство и боится этого. И, что называется, прорвало: в адрес Мао и Чжоу пошли миллионы писем, по всей стране стали возникать митинги и стихийные выступления. В итоге все громче и громче зазвучали требования о смене руководства страной и партией. Такая критика, по мнению Мао, уже не была «здоровой», и в июле 1957 года он распорядился свернуть кампанию. Тех, кто еще недавно, поддавшись уговорам, стал резко критиковать партию, начали арестовывать и отправлять в ссылку. Как сама кампания «Пусть расцветают сто цветов», так и ее резкое сворачивание и последствия вызвали недоумение в Кремле. Это было первым серьезным разногласием между китайским и советским руководством.

Примерно в то же время (точнее, немногим ранее) Китай начал так называемую «картографическую агрессию». В учебниках и на картах спорные территории обозначались как принадлежащие Китаю. Например, в «Атласе провинций КНР» граница в районе Хабаровска была показана по северному руслу Амура, а не по южной Амурской протоке, как китайская территория был изображен весь Памир. И это при том, что незадолго до этого, в начале 1950-х годов, советские представители передали КНР топографические карты с обозначением всей линии границы, в том ее виде, как ее понимали в Советском Союзе. И тогда каких-либо возражений с китайской стороны по поводу линии проведения границы не последовало.

Мао Цзэдун

Противоречия нарастали. Амбиции и своеобразные характеры двух лидеров, не терпящих возражений, накладывались на серьезные геополитические и идеологические разногласия между двумя странами. Вектор внешней политики Кремля после марта 1953 года сместился если не кардинально, то достаточно существенно в сторону сотрудничества с Западом. В Москве считали, что две системы вполне могут мирно сосуществовать и сотрудничать на благо друг друга. Стремление снизить ядерную угрозу и снять напряжение нашло свое отражение, например, в предложении Хрущева об одновременном роспуске НАТО и Организации Варшавского договора.

Совсем иной была позиция Пекина и Мао, который постепенно стал иконой леворадикальных сил всего мира. Мао выдвигал идею всеобщей революционной войны с капитализмом и империализмом, по его мнению, спор между двумя системами мог решиться только военным путем. «Если половина человечества окажется уничтоженной, то еще останется половина, зато империализм будет полностью уничтожен», – говорил китайский лидер, подразумевая, что в борьбе с Западом не стоит обращать внимания на большое количество жертв. Он призывал русских при необходимости отступать до Уральских гор, где в борьбу уже вступят китайцы. Хрущев, не особо стесняясь в выражениях, назвал все эти рассуждения Мао «детским лепетом», что, естественно, еще больше ухудшило отношения между двумя лидерами и их странами.

Сильно обиделся Мао на Советский Союз и его лидера в 1959 году, когда СССР фактически отказался поддержать Китай в его конфликте с Индией. Этот конфликт интересен тем, что за десять лет до противостояния на Даманском он достаточно ясно продемонстрировал всю серьезность намерений КНР любыми, в том числе и военными, средствами добиваться возвращения «исконно китайских» территорий. Не исключено, что китайско-индийский конфликт был своего рода «разведкой боем» перед возможной войной с СССР (правда, следует опять же отметить, что в те времена в военно-техническом плане Советский Союз и Индия находились в совершенно разных «весовых категориях»).

Эскалация отношений с Индией проходила, по сути, по тому же сценарию, что и ухудшение отношений с СССР. Индия, только-только получившая независимость, как и Китай, стала претендовать на роль лидера региона и всего движения «молодых», недавно получивших свободу государств. Но, в отличие от Пекина, Дели поддерживал хорошие отношения как с социалистическими, так и с капиталистическими государствами. Такая гибкая политика позволяла Индии добиваться больших успехов в деле укрепления своего влияния, что не нравилось китайским руководителям во главе с Мао.

Предтечей конфликта стала уже известная нам «картографическая агрессия», когда на китайских картах и в учебниках принадлежащие Индии территории обозначались как собственность Китая. Затем были обмен нотами протеста, гневные публикации в прессе, мелкие стычки на границе. Наконец 23 января 1959 года Чжоу Эньлай впервые официально заявил, что «индийско-китайская граница никогда не была формально определена, что не существует никаких договоров и соглашений, подписанных центральным правительством Китая и правительством Индии, относительно границы между двумя странами».

Одним из главных объектов спора между двумя государствами стала дорога, проходившая через плато Аксайчин в индийском штате Джамму и Кашмир. Эта трасса, соединявшая Тибет с китайской провинцией Синьцзян, имела огромное стратегическое значение для КНР. Пекин пытался закрепить всю линию прохождения дороги за собой, что, естественно, не вызывало восторга в Дели.

Масла в огонь подлило и восстание в Тибете в марте 1959 года, жестоко подавленное китайскими войсками. Духовный и политический (до присоединения Тибета к Китаю) лидер Тибета Далай-лама бежал в Индию. Вскоре после этого КНР предъявила претензии на плато Аксайчин, ряд других территорий в районах горных перевалов и всю восточную часть индийской территории, прилегающую к границе Китая от Бирмы до Бутана. Летом перестрелки на границе переросли в серьезные столкновения между регулярными частями китайской и индийской армий.

В этой ситуации в трудном положении оказался и Советский Союз, ведь обе стороны конфликта пока еще считались союзниками СССР. В Кремле заняли нейтральную (и, по большому счету, единственно правильную в сложившейся обстановке) позицию: в заявлении ТАСС от 9 сентября 1959 года советское правительство просто призвало Дели и Пекин к

мирному урегулированию спора. Премьер-министр Индии Джавахарлал Неру назвал это заявление справедливым, в Пекине же посчитали, что такая позиция является нарушением заключенного в 1950 году «Большого» советско-китайского договора.

* * *

К началу 1960-х годов отношения между СССР и Китаем становились уже не просто прохладными, а все сильнее и сильнее переходили в состояние самой настоящей «холодной войны». Никита Хрущев начал открыто выступать против Китая и его руководства, подвергнув критике народные коммуны, политику «Большого скачка» (попытку Мао на основе марксистской теории достичь экономического роста путем резкой коллективизации и объединения населения в коммуны; она, по сути, закончилась грандиозной катастрофой для китайской экономики) и «чванливых руководителей, имеющихся в социалистическом лагере». Пекин ответил опубликованной 14 апреля 1960 года в журнале «Хунци» теоретической статьей под названием «Да здравствует ленинизм!», приуроченной к девяностолетию со дня рождения Ленина, в которой, среди прочего, содержались подробные обвинения в адрес внешнеполитического курса СССР.

В том же, 1960 году Советский Союз отозвал всех своих советников и специалистов, помогавших развивать народное хозяйство Китая (на тот момент их насчитывалось около 1600). В Кремле этот шаг мотивировали тем, что в КНР развернулась «антисоветская кампания, что условия для наших специалистов в Китае стали невыносимыми». Пошел и обратный процесс – из Союза на родину стали принудительно возвращаться учившиеся в советских университетах и институтах китайские студенты.

С 1960 года стала обостряться и обстановка на границе между двумя государствами. 7520 километров советско-китайской границы стали превращаться в зону постоянной напряженности. Мелкие переходы границы с китайской стороны начались еще с середины 1950-х, а первый крупный инцидент произошел летом 1960 года. В районе перевала Буз-Айгыр в Киргизии группа китайских граждан (по национальности – киргизов), выпасавших отару овец, совершила переход на территорию СССР. В ответ на требования советских пограничников покинуть территорию Союза они заявили, что находятся в этом районе по указанию своего руководства и что это не советская, а китайская территория. Спор и обмен нотами продолжался до октября, когда из-за наступивших холодов китайские скотоводы покинули этот участок. Оказалось, что СССР и Китай по-разному понимают принадлежность этого участка и линию прохождения границы, но выразили готовность провести консультации по этому вопросу. Выступая на пресс-конференции в столице Непала Катманду и отвечая на вопрос о наличии спорных участков на советско-китайской границе, премьер Госсовета Чжоу Эньлай заметил: «На картах есть незначительные расхождения. Но их очень легко решить мирным путем…»

Действительно, тогда казалось, что, несмотря на все разногласия, СССР и Китаю все же удастся без особых проблем прийти к компромиссу. Обе стороны предпринимали определенные шаги в этом направлении. Осенью 1960 года по указу Политбюро ЦК КПСС была создана межведомственная комиссия из представителей МИДа, КГБ и Министерства обороны с целью подбора и изучения договорных актов по границе с КНР, на основе которых она могла сделать доклад политическому руководству страны.

Изучив соответствующие документы, комиссия в своем заключении отметила, что, за исключением участка на Памире южнее перевала Уз-Бель, вся пограничная линия советско-китайской границы определена договорами. При этом было указано, что в договорах описание местности, по которой проходит граница, имеет недостаточно конкретный характер, а карты, прилагаемые к договорным актам, составлены примитивно и имеют слишком мелкий масштаб. По состоянию на 1960 год из 141 необходимого погранзнака в нормальном состоянии находились 40, в разрушенном виде – 77, а 24 знака вообще отсутствовали на местности. То есть как договорные документы, так и состояние границы не давали полного и четкого представления о пограничной линии.

По мнению членов комиссии, на границе было 26 участков, которые могли стать предметом переговоров с китайской стороной. Из них в половине случаев имелись серьезные расхождения в картах сторон, а еще в половине не было проведено четкого распределения островов на реках Амур и Уссури. В том числе и Даманского… И еще один момент, имеющий непосредственное отношение к конфликту вокруг Даманского. Комиссия, в случае проведения переговоров по поводу границы, предлагала проводить ее не по берегам рек, а по линии середины главного фарватера на судоходных реках и по линии середины реки на несудоходных реках. То есть не так, как она была обозначена красной линией на той самой карте, прилагавшейся к Пекинскому договору 1860 года, по которой граница шла по китайскому берегу. Из этого следовало, что если бы на возможных переговорах советская сторона следовала этим рекомендациям, то многие острова, в том числе и Даманский, должны были отойти Китаю. Значит, если бы так случилось, то получается, что для конфликта 1969 года уже просто не было бы повода? Конечно, не все так просто. Но так или иначе, работа межведомственной комиссии закончилась ничем, и никаких «оргвыводов» по поводу границы с Китаем не последовало. Было указано, что «в данный момент предлагать проведение демаркации и редемаркации границы нецелесообразно по политическим мотивам», и поэтому комиссия ограничилась представлением материалов на рассмотрение правительства на случай проявления китайской стороной соответствующей инициативы.

Еще одна попытка разобраться с пограничной проблемой была предпринята в сентябре 1961 года. МИД, КГБ и Министерство обороны СССР подготовили и внесли на рассмотрение руководства страны предложения по пограничным вопросам с Китаем, суть которых состояла в том, чтобы попытаться выяснить мнения китайской стороны относительно проведения переговоров об уточнении прохождения пограничной линии на отдельных ее участках. И прежде всего упоминались те участки, где, как показывали события, нерешенность пограничных вопросов могла стать предметом трений между СССР и КНР.

Почему же докладу комиссии не был дан ход? Этот вопрос остается одной из самых главных загадок, касающихся событий вокруг Даманского и вообще отношений между СССР и Китаем в 1960—1970-х годах. Объяснений этому может быть несколько. Во-первых, в Кремле могли опасаться (и, учитывая характер и амбиции Мао, небезосновательно), что Китай, получив некоторую часть спорных территорий, на этом не остановится и будет только наращивать свои требования. Во-вторых, необходимо учитывать и личные отношения между лидерами стран, понятно, что неуступчивый (если не сказать упертый) Хрущев не хотел даже в мелочах поступаться Мао, с которым у него были давние споры.

Так или иначе, тогда, в 1960-м, проблема решена не была. Меж тем обстановка на границе продолжала ухудшаться. Если в 1960 году количество незаконных переходов со стороны Китая и других инцидентов составило чуть более 100, то в 1962-м – уже свыше 5 тысяч. Китайские граждане, отдельные военнослужащие и даже группы военнослужащих демонстративно нарушали границу, провоцировали советских пограничников на силовой отпор. Было очевидно, что действия эти – спланированы и носят организованный характер.

Были переходы и несколько другого рода. Весной 1962 года более 60 тысяч уйгуров, казахов и представителей других некитайских национальностей, спасаясь от притеснений со стороны китайских властей, бежали из Синьцзян-Уйгурского автономного округа на территорию Казахстана и среднеазиатских республик. Естественно, тот факт, что советские власти в данном случае не препятствовали переходу и позволили беглецам обустроиться на советской территории, вызвал резкое негодование в Пекине. Китайская пропаганда характеризовала эти события как вмешательство во внутренние дела Китая, а Москва была обвинена в подстрекательстве массового бегства уйгуров и казахов из Синьцзяна.

* * *

Определенную надежду на улучшение ситуации на границе дала осень 1963 года. В октябре этого года советские власти, идя навстречу хозяйственным интересам жителей приграничных районов, выразила готовность разрешать китайским гражданам, при соблюдении необходимых условий, переход на советские острова, а также судоходство и лов рыбы в некоторых районах рек Амур и Уссури до середины этих рек.

А в следующем месяце Советский Союз и Китай договорились провести переговоры по пограничным вопросам на уровне заместителей министров. Эти переговоры начались 25 февраля 1964 года в Пекине. Китай представлял заместитель министра иностранных дел КНР Цзэн Юнцюань, его заместителем был заведующий отделом МИД КНР Юй Чжань. Главой советской делегации был назначен командующий пограничными войсками СССР генерал-полковник Павел Зырянов. Китайцев, скажем так, «не совсем верно информировали», сказав, что он имеет ранг заместителя министра, хотя это и не соответствовало действительности. Впоследствии участники тех переговоров объясняли это тем, что советская сторона видела основной их смысл в уточнении прохождения линии границы, поэтому и было целесообразно поручить дело специалисту-пограничнику. Заместителем Зырянова был советник-посланник посольства СССР в КНР И. С. Щербаков.

С самого начала переговоров стало ясно, что стороны по-разному видят их цели и задачи. О понимании ситуации советской стороной мы только что упоминали. Руководители же китайской делегации говорили, что задачей консультаций является вопрос о советско-китайской границе вообще, т. е. проблема границы между двумя странами в целом.

Китайская позиция на этих переговорах сводилась к трем пунктам:

1. Основой для переговоров должны служить только договоры.

2. На переговорах должна быть рассмотрена вся граница, а не только ее отдельные участки.

3. В результате переговоров должен быть заключен новый договор со ссылкой на существующие договоры, которые следует квалифицировать как неравноправные.

Первый пункт у представителей СССР принципиальных возражений не вызывал, более того, этот пункт советская сторона пыталась использовать как аргументацию своей позиции о незыблемости существующей границы: «Мы говорим, – отмечал глава советской делегации П. И. Зырянов, – что нынешняя граница сложилась исторически и закреплена самой жизнью, а договоры о границе являются основой – и это, по существу, признается и китайской стороной – для определения прохождения советско-китайской пограничной линии».

Подобная тактика воспринималась китайцами довольно-таки остро, если не сказать болезненно. «Что вы подразумеваете под исторически сложившейся пограничной линией? – спрашивал глава китайской делегации Цзэн Юнцюань. – Имеете ли вы в виду линию, сложившуюся в ХVII или ХVIII веке, или же линию, сложившуюся за минуту до вашего выступления? На тех участках, где вы не перешли определенной договорами пограничной линии, вы, видимо, не будете возражать против того, чтобы действовать в соответствии с договорами, а на тех участках, где вы перешли определенную договорами пограничную линию, вы будете настаивать на том, чтобы вопрос разрешался в соответствии с “фактически охраняемой линией”».

Как видим, позиция Китая в данном случае была, как минимум, ничуть не менее аргументированней позиции советской стороны. Далее Цзэн Юнцюань отмечал, что «фактически охраняемая, исторически сложившаяся линия границы» появилась, когда на огромной границе Китая и СССР было рассредоточено не многим более 200 китайских пограничников и советская сторона посылала войска «куда заблагорассудится».

Несмотря на подобные заявления и разногласия, переговоры шли достаточно успешно. Вскоре в Москве, более детально изучив представленные топографические карты, пришли к выводу, что имеется возможность рассмотреть линию прохождения границы на всем ее протяжении, а не только на отдельных участках. Что, как легко заметить, совпадало со вторым пунктом консолидированной позиции китайской делегации. В связи с этим из Москвы руководителям советской делегации в Пекине пришло указание подтвердить линию прохождения границы на участках, где стороны понимают ее одинаково, и обсудить вопросы об уточнении линии границы и попытаться прийти к компромиссу там, где имеются различия в понимании ее прохождения.

Обсуждение в подобном формате продолжалось более двух с месяцев. В результате было в целом завершено согласование линии границы на всей ее восточной части. Исключение составлял участок возле слияния рек Амур и Уссури – здесь китайцы настаивали на передаче Китаю островов Тарабаров и Большой Уссурийский, а советские представители считали, что граница должна проходить по протоке

Казакевичева, как было предусмотрено договорными документами. Но это, по большому счету, были частности, главное, что было движение навстречу друг другу. По согласованным участкам были подготовлены три проекта соглашения рабочей группы, с приложением топографического описания прохождения границы, также были отработаны карты, на которых обе стороны согласовали делимитированную линию границы. И еще один очень важный момент: кроме прочего, из Москвы пришло личное указание Хрущева пойти на изменение некоторых положений договоров о границе и провести линию границы по фарватеру судоходных рек и по середине несудоходных рек.

Момент действительно очень важный – получается, что Советский Союз соглашался перенести границу на реках и, соответственно, отдать КНР часть приграничных островов. Опять же, получается, что была бы устранена причина, которая в 1969-м привела к вооруженному конфликту между двумя государствами… Мы уже второй раз констатируем это, но, как знаем, конфликт все-таки имел место. Почему же так произошло?

Летом 1964-го свое слово сказал Мао. Слово, которое серьезно подорвало все успехи, достигнутые на пограничных переговорах. 10 июля 1964 года китайский лидер встречался с главой делегации Японской социалистической партии Коцзо Сасаки, парламентариями Тосио Курода и Каненуцу Хососеко, а также с руководителем делегации Японской социалистической партии района Хоккайдо Тетцуо Ара. Среди прочего, Тетцуо Ара задал такой вопрос: «…на севере, недалеко от Хоккайдо, где я живу, имеются Курильские острова, которые оккупированы Советским Союзом. С нашей точки зрения, они именно оккупированы. Говорят, что Курильские острова были переданы Советскому Союзу на основании Потсдамской декларации, в которой мы не участвовали. Мы в течение длительного времени обращаемся к Советскому Союзу с требованиями о возвращении, но никаких результатов нет. Очень хотел бы узнать мнение председателя Мао по данному вопросу».

Ответ Мао был следующим: «Советский Союз захватил слишком много земель. На Ялтинской конференции Монголии номинально предоставили независимость, номинально отрезали ее от Китая. Фактически же она находится под контролем Советского Союза. (Далее Мао упоминает о других территориальных захватах СССР, в частности в Польше, Румынии, Германии, Финляндии и др.) Они отрезали все, что можно было отрезать. Некоторые говорят, что в придачу они хотят отрезать еще китайские Синьцзян и Хэйлунцзян. Они нарастили военную мощь на границе с нами. Я считаю, что все это не нужно было отрезать. У Советского Союза и без того территория уже слишком большая, более 20 млн км2. Население же составляет лишь 200 млн. У вас, японцев, население составляет более 100 млн, а площадь территории – лишь 370 тыс. км2. Более 100 лет назад они отрезали земли к востоку от Байкала, включая и Боли и Хайшэньвэй и полуостров Камчатка. Этот счет не погашен, мы еще не рассчитались с ними по этому счету (выделено мной. – Авт.). Поэтому, что касается ваших Курильских островов, то для нас нет никакой проблемы с тем, чтобы вернуть их вам».

Почему же Мао, прекрасно зная о прогрессе на переговорах, сделал явно провокационный шаг? Этот вопрос также является одной из загадок советско-китайских взаимоотношений периода 1960-х годов. Вряд ли Мао сомневался в том, что беседа с японской делегацией останется частным разговором, скорее наоборот, он прекрасно понимал, что это его заявление немедленно станет достоянием гласности.

Некоторые эксперты полагают, что прогресс на переговорах и, соответственно, спокойная граница, Мао, в общем-то, были не выгодны. Многочисленные кампании вроде «Большого скачка» заканчивались провалами, экономика Китая никак не хотела подчиняться марксистским теориям, жизнь простых китайцев лучше не становилась. А тут под боком – страна, к которой можно предъявить территориальные притязания (и, по крайней мере отчасти, справедливые). А, как известно, претензии на чужую территорию во все времена были прекрасным способом создания образа врага и отвлечения населения от внутренних проблем.

Не исключено также, что этот шаг был частью политики Мао по усилению своего влияния и лидерства в социалистическом мире. В этом плане успех на переговорах и уступка Советским Союзом незначительной части своей территории пошли бы скорее на пользу Москве, показав миролюбивый характер советского руководства. Мао, получается, в таком случае проигрывал.

Вполне возможно, что китайский лидер просто рассчитывал таким способом надавить на Кремль, чтобы тот стал сговорчивее на переговорах по границе. Однако эффект был обратным. Позиция Москвы стала очень жесткой, и с середины июля переговорный процесс окончательно застопорился. Да и в мире реакция на подобные заявления была скорее не на пользу Китая. Одно дело – разногласия по поводу демаркации границы, и совсем другое – уже не завуалированные, а совершенно ясные территориальные претензии «на сумму» в полтора миллиона квадратных километров, которые предъявляются к одной ядерной державе со стороны другой, уже «почти ядерной» державы. Первое успешное ядерное испытание Китай произвел 16 октября 1964 года. Когда это произошло, было официально заявлено, что это сделано «во имя защиты суверенитета, против угроз США и великодержавности СССР».

Но даже ощущая близость «ядерного статуса», Мао, очевидно, понимал, что тягаться с Советским Союзом в том, что касается возможной ядерной войны (а таковая, если бы вопрос о масштабных территориальных притязаниях развивался и дальше, была вполне реальной) Китаю пока не под силу. В Москве, как мы уже говорили, заявлений из Пекина не испугались, а, наоборот, еще более ужесточили свою позицию. «Правда» и другие советские средства массовой информации развернули мощнейшую пропагандистскую кампанию по осуждению заявлений Мао.

10 сентября 1964-го в беседе с главой французской технической выставки в Пекине Ж. Пике Мао, в ответ на очередной вопрос о территориальных претензиях Китая к СССР, сказал следующее: «Я ведь не говорил, что более миллиона квадратных километров непременно нужно возвратить Китаю. Я только сказал, что было такое дело. Это были неравноправные договоры, принятие которых было навязано Китаю. А еще была Монголия, в отношении которой Китай также заставили принять решение. Я еще много говорил о подобных проблемах…»

Очевидно, что в этом заявлении Мао перевел свои «территориальные запросы» из политической в некую историческую плоскость. Однако в Кремле не собирались пока вникать в такие тонкости. Мао беседует с японскими парламентариями и предъявляет территориальные претензии к СССР? Что ж, с японскими депутатами парламента может встретиться и Никита Сергеевич Хрущев. И нет ничего удивительного, что в беседе с японцами советский лидер, так же как и его китайский коллега-соперник, затронул тему границы между СССР и Китаем. Высказывания Хрущева по этому поводу были очень жесткими. «Границы СССР священны, и тот, кто рискнет нарушить их, получит решительный отпор представителей всех народов Советского Союза», – кому и по какому поводу отвечал таким образом Никита Сергеевич, догадаться не сложно. «Китайские императоры прошлого были еще большими захватчиками, чем русские цари. Они оккупировали Монголию, Тибет и Китайский Туркестан» – еще один более чем прозрачный намек.

Новое заявление со стороны Китая последовало 6 октября 1964-го. На этот раз по пограничной проблеме высказался премьер Госсовета Чжоу Эньлай. Во время встречи с премьер-министром Румынии Г. Маурой он сказал следующее:

«Переговоры шли полгода. Мы выдвинули три принципиальных подхода к пограничным переговорам. Затем еще выдвинули три конкретных предложения. Три наших принципа были следующие:

1. Подписанный с царской Россией до XIX в. Нерчинский договор, исходя из тогдашних обстоятельств, нельзя считать неравноправным договором. Те договоры, которые царская Россия после середины XIX века навязала китайской династии Цин, являются неравноправными договорами. Что касается границы, определенной этими договорами, то мы не требуем ее изменять. Мы также не выдвигаем территориальных претензий.

2. Принцип проведения пограничных переговоров должен состоять в том, чтобы, взяв за основу первоначально имевшиеся договоры, посмотреть, в каких местах та или другая сторона вышла за пределы линии границы, определенной этими договорами, и дополнительно заняла некоторые участки. В таких случаях придется возвратить земли. Если проводить пограничную линию в соответствии с таким принципом, то обеим сторонам придется что-то отдать и что-то приобрести, придется провести упорядочение.

3. Основываясь на неравноправных договорах прошлого, нужно полностью демаркировать пограничную линию на всей протяженности. После внесения некоторых надлежащих изменений, необходимо заключить новый договор на замену старым договорам. Таким образом, эти неравноправные договоры более не будут существовать…» С учетом предыдущей, острейшей полемики, слова «мы… не выдвигаем территориальных претензий» и «…обеим сторонам придется что-то отдать и что-то приобрести» были явной попыткой поиска путей примирения. Конечно, в Китае явно ждали ответа Кремля на слова Чжоу. Но в Москве в тот момент были заняты другими проблемами…

* * *

Смена власти в СССР в середине октября 1964 года – тема, безусловно, интересная и по-своему загадочная. Но мы подробно останавливаться на ней не будем, а коснемся лишь того, как приход к власти Леонида Брежнева сказался на советско-китайских отношениях. Была ли надежда на то, что отставка Хрущева, у которого явно не сложились отношения с Мао, может в итоге привести к улучшению отношений между СССР и Китаем? Конечно, была. Советский Союз в одностороннем порядке предпринял целый ряд шагов, которые должны были продемонстрировать Пекину готовность к нормализации двусторонних отношений. Советские партийные издания на время прекратили публичную полемику с КПК и критику курса китайского руководства. Однако на состоявшихся встречах партийно-политического руководства двух стран Брежнев и другие руководители СССР фактически подтвердили свою приверженность политической линии, выработанной в период с ХХ по ХХII съезд КПСС. В том числе и в тех вопросах, которые непосредственно касались взаимоотношений с Китаем.

Мао Цзэдуна такой вариант развития событий явно не устраивал. Он совсем не был настроен идти на компромисс, полемика и споры между КПСС и КПК снова возобновились, причем еще в более ост рой форме. Одной из последних попыток найти согласие было письмо, направленное ЦК КПСС в адрес ЦК КПК 28 ноября 1965 года. В нем, не затрагивая вопросов идеологического порядка, была изложена программа экономического сотрудничества между двумя странами. Но ответное письмо ЦК КПК шансов на примирение не оставляло. Это письмо посол КНР в Москве Пань Цзыли официально передал 7 января 1966 года советской стороне. В нем было сказано: «Если вы хотите, чтобы мы и все другие марксисты-ленинцы перестали разоблачать вас и вести с вами борьбу, то единственное средство для этого: по-настоящему осознать свои заблуждения, полностью покончить с ревизионистскими и раскольническими ошибками, допущенными вами за период после XX и XXII съездов КПСС и после ухода Хрущева с руководящих постов, и вернуться на путь марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма. Никаким подштопыванием делу не поможешь».

Окончательно разрыв был оформлен весной 1966 года. 22 марта в своем официальном письме в адрес ЦК КПСС руководители Китая заявили о своем отказе прислать делегацию на XXIII съезд КПСС. Это было уже открытое оскорбление, ведь какими бы ни были разногласия, подобный отказ означал одно – КПСС и КПК становились врагами.

В это время в Китае начиналась «культурная революция». Мы, опять же, не будем подробно останавливаться на этом, безусловно, важном периоде в истории КНР. Отметим разве, что даже ярые поклонники Мао (а таковых и сейчас немало как в самом Китае, так и за его пределами) называют «культурную революцию» «временем ошибок». Уже в 1981 году в специальном постановлении Пленума ЦК КПК под названием «Решение ЦК КПК по некоторым вопросам истории партии со времени образования КНР» говорится: «“Культурная революция” не была и не может быть революцией или социальным прогрессом в каком бы то ни было смысле… она была смутой, вызванной сверху по вине руководителя и использованной контрреволюционными группировками, смутой, которая принесла серьезные бедствия партии, государству и всему многонациональному народу».

Для нас же, с точки зрения предыстории конфликта на острове Даманском, важен тот факт, что в это время китайская пропаганда окончательно сделала Советский Союз главным врагом «революционного Китая». Если до этого, несмотря на все разногласия, полемика все же была полемикой, то с началом «культурной революции» все, что было связано с СССР, было объявлено враждебным Китаю, и все, кто с уважением относился к Советскому Союзу, объявлялись врагами китайского народа. «Люди всего мира, объединяйтесь для свержения американского империализма! Долой советский ревизионизм! Долой реакционеров всех стран!» – гласил один из самых известных агитационных плакатов тех времен. И это было еще не все. На другом плакате, под воззванием «Долой советский ревизионизм!», подпись гласила: «Разобьем собачью голову Брежневу! Разобьем собачью голову Косыгина!»

С началом нового, 1967 года Китай вступил на путь откровенного провоцирования Советского Союза. «Китайские граждане, в том числе находящиеся в Москве проездом, и сопровождающие их сотрудники посольства, грубо нарушая установленные и известные всем правила посещения Мавзолея, создали беспорядок, применяя физические действия, грубо оттесняли других посетителей, не давали им возможности пройти в Мавзолей, сопровождая свои действия выкриками, шумом, пением и другими непристойными провокационными действиями и дикими выходками. Только присутствие при этом случае представителей охраны общественного порядка дало возможность предотвратить то, чтобы распоясавшаяся группа китайских граждан не получила по заслугам от советских людей, справедливо возмущенных подобным поведением указанных лиц у этого святого для каждого советского человека места». Так заместитель министра иностранных дел СССР Н. П. Фирюбин описывал инцидент, имевший место на Красной площади в Москве 25 января 1967 года, в своем заявлении, направленном на имя временного поверенного в делах КНР в СССР Ань Чжиюаня.

Уже на следующий день после событий в Москве советское посольство в Пекине было фактически блокировано толпами хунвейбинов. Служебные машины посольства с трудом могли въехать на территорию посольства и выехать, по ним били палками и обливали краской. Те же, кто пришел к посольству пешком, вообще были лишены возможности пройти на его территорию.

Обеспокоенность по поводу происходящего вокруг посольства вышла уже на высший уровень. В официальном письме Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина Премьеру Госсовета КНР Чжоу Эньлаю от 2 февраля 1967 г. ситуация описывалась следующим образом:

«У советского посольства днем и ночью происходят сборища, организуются демонстрации и шествия, носящие резко выраженный злобный антисоветский характер. Демонстрации сопровождаются грубой бранью в адрес Советского Союза и советского народа, выкрикиваются угрозы «свергнуть» советское правительство и «расправиться» с государственными и политическими деятелями СССР.

Бесчинствующие элементы устраивают дикие оргии с кострами, на которых сжигаются изображения советских людей. На территорию посольства бросают разные горящие предметы, создающие опасность пожара. Все это напоминает сборища куклуксклановцев, которых все честные люди заклеймили как носителей крайней реакции и мракобесия.

Дело доходит до того, что распоясавшиеся хулиганы грубо нарушают территориальную неприкосновенность посольства, а право на такую неприкосновенность признается с давних времен и является твердо установившейся нормой в отношениях между государствами. Участники оргий забираются на крыши посольских помещений, развешивают во дворе посольства листовки с оскорбительными непристойными надписями и призывами к расправе, глумятся над государственной эмблемой Советского Союза.

Посольство и Торгпредство СССР в Пекине полностью блокированы. При выезде в город или даже подходе к ограде посольства советских людей по служебным делам со стороны участников антисоветских демонстраций им не только наносятся всяческие оскорбления, но и предпринимаются попытки физической расправы с ними. Имеются случаи нанесения телесных повреждений сотрудникам советских учреждений. Для того чтобы создать затруднения в питании, отоплении и удовлетворении других бытовых нужд сотрудников советских учреждений, 26 января был отозван с работы китайский персонал, обслуживающий посольство. Вокруг посольства, вдоль жилых домов через каждые сорок метров установлены мощные громкоговорители, из которых круглосуточно несется оглушительный свист и гул, что лишает сотрудников сна и отдыха. От этих изуверских действий особенно страдают женщины и дети, среди которых возникли случаи серьезных заболеваний».

Это и подобные заявления особого воздействия на китайские власти практически не оказывали. Массовые акции возле посольства продолжались всю весну и лето 1967 года, а 17 августа бесчинствующая толпа ворвалась на территорию посольства и, угрожая физической расправой персоналу, учинила погром в помещении консульского отдела. И это был далеко не единичный случай.

* * *

Естественно, что общее состояние советско-китайских отношений отражалось и на ситуации на границе между двумя странами. Стороны наращивали военное присутствие, например, в 1967 году в приграничные районы были переведены 22 китайские дивизии. Уже в феврале того же, 1967 года с китайской стороны было заявлено, что «кроме большой войны существуют пограничные войны» и что «пограничная война между Китаем и СССР начнется раньше, чем война с США». Причем принадлежали эти слова человеку, который считался «умеренным», настроенным на поиски компромисса с Советским Союзом – Чжоу Эньлаю. Вопрос о возможности войны с Китаем задавался и советским руководителям. Например, в феврале 1967 года во время пресс-конференции в Лондоне корреспондент западногерманского информационного агентства прямо спросил у Алексея Косыгина, будет ли СССР воевать с Китаем. «Что касается возможности вооруженного конфликта, то я не вижу причин для такого конфликта», – ответил Алексей Николаевич, очевидно, прекрасно понимая, что все обстоит как раз наоборот.

В этом убеждает хотя бы принятое еще 4 февраля 1967 года постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об усилении охраны государственной границы СССР с Китайской Народной Республикой». В исполнение этого постановления в 1967–1969 годах были сформированы Забайкальский пограничный округ, 7 пограничных отрядов, 3 отдельных дивизионов сторожевых кораблей и катеров, 126 пограничных застав, 8 маневренных групп. Минобороны СССР передало пограничным войскам 8 бронекатеров, 680 кадровых офицеров, 3000 сержантов и солдат, дополнительно было призвано 10 500 человек. Плотность охраны границы с КНР была увеличена в 5 раз – с 0,8 чел./км (1965 г.) до 4 чел./км.

Как свидетельствуют некоторые источники, за четыре с половиной года, с октября 1964 года по март 1969-го, на советско-китайской границе было зафиксировано около 4200 разного рода и масштаба пограничных конфликтов. Со стороны Китая было проведено несколько «репетиций» и «прелюдий» главного «представления» – вторжения на Даманский в марте 1969-го. Одним из самых масштабных стал инцидент на острове Киркинский (на реке Уссури), произошедший в самом начале 1968 года.

«В первых числах января группы нарушителей границы, специально доставляемые в район острова Киркинский на грузовых автомашинах, многократно вторгались на остров и по льду на советскую часть реки Уссури, применяя при этом физическое насилие в отношении советских пограничников, которые останавливали нарушителей границы и предлагали им покинуть советскую территорию. Провокационные вторжения в пределы СССР и нападения провокаторов на советских пограничников заранее планируются китайскими властями. На это указывает такой факт. 4 января на китайский берег против упомянутого острова были привезены в большом количестве ломы, колья. На другой день, 5 января из города Жаохэ к острову Киркинский колоннами военных автомашин были доставлены свыше 500 переодетых китайских военнослужащих, которые, вооружившись этими ломами и кольями, организованно большими группами вышли на лед советской части реки Уссури. Применяя физическое насилие и нанося словесные оскорбления небольшой группе советских пограничников, они пытались заставить их уйти с данного участка территории СССР.

Вторгшиеся в пределы Советского Союза группы провокаторов не раз, в частности, 2 и 5 января, окружали бронетранспортеры, доставлявшие советских пограничников в район острова Киркинский. С применением ломов и других металлических предметов они разбивали фары, смотровые стеклоблоки и стоп-сигналы, старались вывести эти машины из строя, обливали их химической жидкостью, обсыпали едким пылевидным веществом, ослеплявшим водителей.

А. Косыгин на встрече с Президентом США Л. Джонсоном. 1967 г.

Систематическое провоцирование китайскими властями инцидентов в районе советского острова Киркинский свидетельствует о том, что эти действия являются преднамеренными и преследующими цель дальнейшего обострения обстановки в указанном районе советско-китайской границы…»

Так о событиях на острове Киркинском говорилось в специальной ноте МИД СССР от 9 января 1968 года. На самом деле такие жесткие стычки происходили не так часто, а вот стычки «стенка на стенку» – чуть ли не ежедневно. Герой Советского Союза Виталий Бубенин, в те годы возглавлявший 1-ю пограничную заставу «Кулебякины сопки» 57-го Иманского пограничного отряда Тихоокеанского пограничного округа (впоследствии он дослужился до звания генерал-майора, в 1974 году стал первым командиром легендарного отряда «Альфа»), вспоминал о методах борьбы с нарушителями: «Чтобы обезопасить личный состав и уменьшить риск травмирования при силовом контакте, мы стали применять рогатины и дубины. Солдаты с большим удовольствием и рвением выполнили мою команду по подготовке нового и одновременно самого древнего оружия первобытного человека. У каждого солдата была своя собственная – из дуба или черной березы, с любовью обструганная и отшлифованная. А на рукоятке привязан темляк, чтобы не вылетела из рук. Хранились они в пирамиде вместе с оружием. Так что по тревоге солдат брал автомат и прихватывал дубину. А как групповое оружие использовали рогатины…

Они нас поначалу здорово выручали. Когда китайцы перли на нас стеной, мы просто выставляли рогатины вперед… не допуская контакта, отбрасывали их назад. Солдатам это очень нравилось. Ну а если какой смельчак все же прорывался, то, извините, добровольно нарывался на дубину.

…Таким нехитрым образом мы исключали непосредственный контакт с провокаторами. Тем более не раз отмечали, что некоторые из них носили ножи на поясе под верхней одеждой, и нарваться на него было очень даже просто».

По итогам 1968 года начальник Тихоокеанского пограничного округа генерал-лейтенант В. Лобанов докладывал высшему руководству: «На границе, проходящей по реке Уссури, в 1968 году пресечено более 100 провокаций, в которых участвовало 2000 китайцев. По существу, все это происходило на участках двух погранзастав на правом фланге отряда».

Правда, объективности ради следует отметить, что в сообщениях китайских источников акцент был поставлен на другой стороне. Когда в январе 1968 года советские погранотряды использовали бронемашины для вытеснения китайских граждан со спорных территорий и при этом было задавлено четыре человека, то граждане эти назывались «мирными и местными», действия же советских солдат расценивались как «жестокие». Если верить информации, почерпнутой из китайских газет той поры, то выходило, что мирные китайские граждане пытались вести хозяйственную деятельность, причем на китайской же территории, а советские пограничники избивали их теми самыми дубинами и рогатинами, о которых генерал-майор Бубенин говорил как исключительно о способе обороны. С точки зрения объективного исследования, имеем ли мы право однозначно принимать чью-либо сторону и утверждать, что есть правда, а что ложь? Очевидно, нет, особенно учитывая то, что как в СССР, так и в Китае пресса и другие источники были полностью подконтрольны власти и отнюдь не стремились (точнее, не могли стремиться) к объективному освещению событий. Вряд ли стоит рассчитывать и на полную беспристрастность непосредственных участников тех событий, хотя, конечно, их свидетельства являются наиболее ценным источником информации по данному вопросу. Именно поэтому события, предшествовавшие конфликту на Даманском, впрочем, как и сам конфликт, до сих пор являются загадкой, разгадать которую отнюдь не просто.

* * *

Прежде чем непосредственно приступить к изложению событий марта 1969 года, остановимся на том, что же представлял собой «главный виновник» конфликта – остров Даманский. Итак, Даманский, или, на китайском, Чжэньбао, необитаемый остров площадью 0,74 км2 на реке Уссури, в 230 км южнее Хабаровска и в 35 км западнее города Лучегорска. Остров находился рядом с китайским берегом, до которого было около 45 м, тогда как расстояние до советского берега Уссури составляло 120 м. Однако, как мы уже упоминали, согласно Пекинскому договору 1860 года и прилагающимся к нему картам, линия границы между двумя государствами была проведена по китайскому берегу, и Даманский считался собственностью Российской империи, а затем Советского Союза.

В те годы, когда СССР и КНР были друзьями и союзниками, проблем с островом не было никаких. Советские пограничники беспрепятственно пропускали на Даманский китайских граждан, где те занимались обычной хозяйственной деятельностью, пасли скот, заготавливали сено, ловили рыбу и т. д. Однако когда дружба сменилась враждой, изменилась и ситуация вокруг острова.

Начиная с 1968 года стычки на Даманском, как и на других приграничных островах, стали обыденным делом. «Большинство стычек с применением физической силы заканчивалось победой более крупных и сильных советских солдат, которые выбивали пограничников кулаками. Однако китайцы вновь и вновь возвращались на остров Чжэньбао. Эта настойчивость раздражала советских военных, но драки никогда не перерастали уровня рукопашного столкновения, так как обе стороны опасались последствий применения оружия. Поэтому эти стычки известны как групповые драки», – вспоминал о событиях тех лет офицер китайского спецназа Цзянь Чжоу.

Однако к новому, 1969 году ситуация стала меняться. Против советских пограничников на остров стали выходить уже не хунвейбины с цитатниками Мао, а солдаты Народно-освободительной армии Китая (НОАК). Соответственно, и вооружены они были автоматами Калашникова и карабинами. Правда, до поры до времени эти автоматы в стычках на границе использовались как «дубины».

В ходе стычек несколько китайских «стволов» попали к советским пограничникам. При их осмотре было установлено, что боевые патроны в них досланы в патронник. Узнав об этом и обратив внимание на возросшую активность китайцев, начальник Иманского погранотряда, ответственного за этот участок границы, Демократ Леонов сделал вывод, что в районе Даманского назревают гораздо более масштабные события, чем «привычные» драки с китайцами. Леонов провел совещание с начальником штаба отряда полковником Павлиновым, начальником особого отдела подполковником Синенко и начальником политотдела подполковником Константиновым.

Составив соответствующее донесение, руководители Иманского погранотряда направили его в штаб округа. Помимо своих опасений, они высказывали недоумение действиями Военного совета округа, который не давал каких-либо конкретных указаний по поводу действий в случае вооруженного конфликта. «Когда я был на Западной границе и узнавал о происходившем там в 1941 году, меня не покидало ощущение, что все повторилось один к одному, – вспоминал Виталий Бубенин. – Что 1941 год, что 1967–1969 годы. «Не поддаваться на провокации» и так далее. Мы всё видим, всё докладываем. Но решения нет. Затем все же дают отмашку – выдворять китайцев. Как именно – никто не говорит… В конце концов стало ясно, что они вызывают нас на открытие огня. А у нас был строгий приказ: «Не допустить вооруженного столкновения. Огня не открывать!» А как этого не допускать?»

Через неделю после отправки донесения полковник Леонов был вызван во Владивосток, в управление округа. Там ему сказали, что критика действий Военного совета – вещь недопустимая (по другим данным, даже сделали официальный выговор). Леонов попытался объяснить, что обстановка вокруг Даманского накаляется, и попросил усилить отряд людьми и техникой. В ответ полковник услышал, что лишних людей и вооружений на данный момент в распоряжении округа нет.

Вернувшись в отряд, Леонов взял инициативу в свои руки и приказал увеличить штат застав, расположенных возле Даманского, а также отправить туда несколько БТРов из резерва отряда. Были также усилены и занятия по стрелковой подготовке.

2 марта 1969 года, как и в другие дни, около 9 часов утра с застав «Нижне-Михайловка» (командир – старший лейтенант Иван Стрельников) и «Кулебякины сопки» (командир – Виталий Бубенин) в сторону Даманского были направлены группы наблюдения. В 10.20 по местному времени пограничный наряд поста наблюдения заставы на сопке Кафыла в составе рядовых Кояхова и Шевцева доложил о выдвижении с находящейся напротив китайской погранзаставы «Гунсы» группы примерно из 30 китайцев. Получив информацию, Иван Стрельников скомандовал: «Застава, в ружье!» и доложил о случившемся оперативному дежурному Иманского погранотряда, а также командиру заставы «Кулебякины сопки» Виталию Бубенину.

Все, как казалось, шло по обычному сценарию. Китайцы шли открыто, уверенно, и советские пограничники не сомневались, что это стандартная провокация. От «Нижне-Михайловки» до Даманского было примерно шесть километров, от «Кулебякиных сопок» – двенадцать. Схема действий была следующая: Стрельников подходит к Даманскому, наблюдает за обстановкой и дожидается Бубенина. Далее они вместе пресекают провокацию. Однако в тот день Иван Стрельников не стал дожидаться своего товарища и пошел навстречу китайцам один.

Личный состав заставы в количестве тридцати человек погрузился в БТР-60ПБ, ГАЗ-66 и ГАЗ-69 и выдвинулся к месту инцидента. Одна из групп ехала на автомобиле бригады техпомощи ГАЗ-66. Двигатель барахлил, машина не успевала за командирским БТРом и опоздала минут на пятнадцать. Это спасло многим бойцам жизнь…

Около 10.40 основные силы отряда Стрельникова прибыли к Даманскому. Командир, следуя инструкции, отправил БТР в укрытие, – в прессе, и не только китайской, появлялись фотографии «бесчинствующих советских пограничников», и БТРы на фоне одетых в гражданскую одежду китайцев только подливали масла в огонь. Затем солдаты спешились, взяли автоматы «на ремень» и развернулись в цепь…

* * *

Прервем на время хронологическое изложение событий и зададим два вопроса: почему именно Даманский и почему 2 марта 1969-го?

Как утверждают некоторые источники, планированием широкомасштабной военной операции на границе с СССР китайское командование вплотную занялось в середине 1968 года. В конце января 1969 года в приграничном с СССР Шэньянском военном округе завершилась разработка плана грядущей военной операции, получившей название «Возмездие». Общее руководство операцией было возложено на заместителя командующего войсками военного округа Сяо Цюяньфу, а непосредственное – на начальник штаба подокруга Ван Цзэыляна, командный пункт которого был расположен у заставы «Гунсы». 19 февраля 1969 года Генштаб НОАК совместно с МИД КНР утвердил план спецоперации, а вскоре он был одобрен и ЦК КПК.

Задачей и главной целью операции «Возмездие» было любой ценой спровоцировать советскую сторону на решительные действия и заставить советских солдат открыть стрельбу. В плане особо подчеркивалась необходимость, как минимум, любыми способами добыть доказательства того, что советская сторона вела стрельбу, и, как задача максимум – захватить советских пограничников, если те углубятся на территорию КНР.

Как уже отмечалось, остров Даманский находился в непосредственной близости от китайского берега и был густо покрыт тальником и кустами; в распоряжении китайцев было множество проходов, по которым они могли попасть на остров незаметно для советских пограничников. Учитывалось также и то, что постоянной заставы в непосредственной близости от Даманского не было и с советской стороны контроль за островом велся методом наблюдения и патрулирования.

На руку китайцам сыграла и погода – в ночь с 1 на 2 марта дул ветер и мела поземка, позволившая переправить на остров незамеченными значительные силы.

Немаловажное значение имел и выбор дня – 2 марта был выходной. Какими бы бдительными ни были местные пограничники, им все равно пришлось бы докладывать о событиях «наверх», в штаб погранотряда, оттуда – в штаб округа, далее, по цепочке – в Москву. А потом – обратный процесс. И без того это потребовало бы определенных затрат времени, в выходные же координация действий разных ведомств так или иначе ухудшалась. Более того, 2 марта был не просто выходным, а еще и праздничным днем – в частях Приморья отмечался праздник прихода весны, традиционная русская Масленица. Китайцы вполне обоснованно рассчитывали, что многие командиры из-за этого будут отсутствовать на своих местах, что еще более затруднит координацию.

Можно не сомневаться в том, что все вышеперечисленные факторы были учтены китайским командованием. А вот еще один, и случайность (или же неслучайность) его совпадения с теми событиями до сих пор остается одной из загадок Даманского. Знало ли китайское командование о том, что именно 2 марта, согласно распоряжению штаба округа, все резервы Иманского погранотряда были отозваны на учения, которые за три дня до этого начались в районе заставы «Буссе»? И если да, то была ли эта утечка информации случайной? Более того, некоторые исследователи идут еще дальше и задают еще один вопрос: а не была ли малопонятная необходимость отзывать резервы чем-то «мотивирована»? Намек вполне понятен. Ситуация с этими учениями действительно выглядела странно: в момент, когда обстановка на границе накалена до предела, когда начальник погранотряда докладывает о том, что возможна не просто провокация, а серьезное вооруженное столкновение, резервы с границы вдруг переводятся глубоко в тыл. Называя вещи своими именами, не исключено, что среди высшего руководства Тихоокеанского округа был предатель (предатели), который намеренно увел резервы в тыл.

Остров Даманский

Впрочем, большинство историков склонны объяснять совпадение учений и нападение на Даманский известным принципом (да простит читатель нам некоторую вольность): «война – фигня, главное – маневры». Были запланированы учения, в которых должны были принимать участие две дивизии и 100 танков, на них приезжали большие начальники, в том числе и из Москвы. А граница… Граница – дело десятое, на ней за день-два ничего не случится.

Случилось…

* * *

Советские пограничники разбились на две группы. Первая – И. Стрельников, оперуполномоченный особого отдела 57-го погранотряда старший лейтенант Н. Буйневич и еще пять пограничников – направилась к острову с фронта. Вторая – 13 человек под командованием сержанта В. Рабовича – двигалась с фланга. Увидев, что часть нарушителей отделилась от основной группы и стала удаляться в восточном направлении, Стрельников приказал Рабовичу преследовать их и по возможности задержать.

В некоторых источниках утверждается, что как только группа Стрельникова подошла к китайцам, те открыли огонь. Это однозначно не соответствует действительности. Около 11.1 °Cтрельников приблизился к китайцам, что-то сказал им и показал рукой в сторону китайского берега (очевидно, как положено по инструкции, выразил протест по поводу нарушения границы и потребовал покинуть советскую территорию). Один из китайских бойцов что-то громко ответил. Рядовой Николай Петров вел кино– и фотосъемку, фиксируя нарушение границы. В какой-то момент китайский солдат поднял руку и резко опустил его камеру…

Китайский пограничник

Далее в описании событий в разных источниках есть одно, довольно важное разногласие. Одни утверждают, что первая шеренга китайцев резко расступилась и по советским пограничникам был открыт огонь в упор. Но другие, в том числе и непосредственные участники событий, говорят еще о двух одиночных пистолетных выстрелах, после которых уже раздались автоматные очереди. Были ли эти выстрелы? И если да, то кто их сделал? Конечно, исходя из логики дальнейших событий, выстрелы должны были прозвучать с китайской стороны. Но логика логикой, а абсолютно достоверных данных по этому поводу нет.

И. Стрельников, Н. Буйневич, Н. Петров, И. Ветрич, А. Ионин, В. Изотов и А. Шестаков – пограничники, вступившие в непосредственный контакт с китайскими нарушителями, – были убиты на месте. Услышав выстрелы, вторая группа под командованием сержанта Рябовича успела залечь на снег. В этот момент по ним был открыт массированный огонь со стороны острова – в бой вступили основные силы китайцев. Группа Рабовича, оказавшись на открытой местности, была прекрасной целью для залегших в кустах китайских снайперов.

«Чтобы заманить нас в ловушку и вывести под расстрел, китайцы применили обычную тактику, которую использовали во всех прошлых провокациях, – вспоминал Виталий Бубенин. – Ведь действия наши всегда были одинаковыми и напрямую зависели от действий китайских групп. Как ни крути, они нам навязывали свой сценарий. И действия наши в определенной степени выглядели стандартными. Мы с Иваном (Стрельниковым. – Авт.) выходили как парламентеры, выполняя мирную миссию, и никогда не думали, что это может быть смертельно опасно. Привыкли уже».

Ловушка действительно была подстроена грамотно. Тридцать китайцев, вышедших на лед, были «живцом». «Охотником» же являлся регулярный батальон НОАК в составе пяти рот при поддержке двух минометных и одной артиллерийской батареи. В ночь с 1 на 2 марта эти люди незаметно для советских пограничников переправились на Даманский. Перед рассветом по острову прошел советский лыжный пограннаряд, однако китайцы, чтобы не раскрыться раньше времени, его не тронули.

Когда около 11.25 раздались первые выстрелы, к Даманскому как раз подъехала группа Юрия Бабанского. Из-за густого кустарника они до определенного момента не были видны китайцам. Сержант приказал рассредоточиться, лечь на снег и подал команду: «К бою!» Несколько китайских солдат упали, остальные бросились к своим позициям.

Действия группы Бабанского для китайцев стали неожиданностью. Однако они быстро пришли в себя и поняли, что численное преимущество по-прежнему на их стороне. Стрельба по советским пограничникам велась с трех направлений, сначала из автоматов, а затем из пулеметов и миномета.

«Мы залегли в камышах и открыли шквальный огонь, – вспоминал Юрий Бабанский. – Правда, через несколько минут я сообразил, что при таком огне мы вскоре останемся без боекомплекта, и приказал беречь патроны. Китайцы же, поначалу ошеломленные неожиданной атакой, быстро сообразили, что русских всего ничего, и, прикрываясь камышами, начали медленно нас окружать».

Через двадцать минут боя из двенадцати бойцов группы Бабанского в живых осталось восемь, еще через пятнадцать минут – пять. Командир принял решение отходить к тому месту, где стояли БТР и машины. Увидев это, китайская артиллерия своим огнем уничтожила ГАЗ-66 и ГАЗ-69. Водители машин и оставшиеся в живых бойцы из группы Бабанского укрылись в БТРе, а затем попытались выехать на остров. Но берег оказался слишком крут, к тому же был покрыт наледью. После нескольких неудачных попыток БТР отошел в укрытие на советском берегу.

Положение группы Бабанского было критическим – патронов мало, бойцов тоже. Казалось, еще немного – и китайцы возьмут их голыми руками. В этот момент оставшиеся в живых пограничники услышали, по словам Бабанского, «совершенно дикий мат и раскатистое «ура!» – это с другой стороны острова нам на выручку неслись ребята с соседней заставы старшего лейтенанта Бубенина. Китайцы, побросав убитых, рванули на свой берег, а я еще долго не мог поверить, что смерть прошла мимо…»

* * *

Получив утром 2 марта телефонное сообщение о стрельбе на Даманском, старший лейтенант Бубенин, командир заставы «Кулебякины сопки», посадил в БТР около двадцати бойцов и поспешил на выручку соседям. Примерно в половине двенадцатого бронетранспортер был у Даманского. «Когда я подъехал, – рассказывал Виталий Бубенин, – уже пять-десять минут шел бой… Со мной двадцать три человека. Спешились, развернулись в цепь. Встретили сильное огневое сопротивление. Тридцать-сорок минут шел огонь из стрелкового оружия, после чего нас стали подавлять огнем минометов».

Оперативный дежурный Иманского погранотряда передал по рации приказ вывести оставшихся в живых пограничников из неравного боя. Однако Виталий Бубенин принял другое решение: он посадил свою группу в БТР и на предельно возможной скорости обогнул остров и зашел в тыл китайцам. В этот момент на Даманский переправлялась рота подкрепления китайских войск. Китайцы оказались прямо перед БТРом Бубенина, и они явно не ожидали увидеть здесь советских солдат. Буквально в считаные мгновения огнем из орудий БТРа и автоматов эта рота была практически полностью уничтожена.

Бронетранспортер остановился, чтобы подобрать раненых. В этот момент выпущенный из гранатомета снаряд пробил броню машины. Виталий молниеносно перевел своих солдат в другой БТР – тот, который был оставлен Стрельниковым, и решил теперь ударить по китайцам с фланга. И снова его действия оказались полной неожиданностью для китайцев. Увидев прямо перед собой БТР Бубенина, бойцы НОАК повскакивали и стали убегать с позиций. Кульминацией боя стал момент, когда БТР Бубенина уничтожил командный пункт китайцев.

Расстреляв практически весь боезапас, БТР Бубенина отошел в протоку между островом и советским берегом. Бубенин заметил двух раненых пограничников и остановился, чтобы их подобрать. В этот момент бронетранспортер был подбит. Старший лейтенант и его подчиненные были ранены. «Мы взялись за руки и вчетвером пошли в бой, – вспоминал об этом моменте Виталий Бубенин. – я четко представлял, что это последний бой, последний выход и вряд ли кто-то живым вернется. Потому что я знал, сколько там китайцев, и знал, что резерв подойдет еще не скоро. Мы шли, но никто не стрелял. Солдаты мне кричат, машут руками… я был тяжело контужен, плохо слышал… Но я понял, что все кончилось…»

Пока БТР Бубенина действовал в протоке, несколько его подчиненных, оставленных на берегу, самостоятельно держали оборону, отбивая атаки находящихся поблизости китайцев. Под прикрытием пулеметного огня солдаты НОАК шли в атаку, но каждый раз наталкивались на ответную стрельбу. После одной из таких атак двое солдат – Василий Каныгин и Николай Пузырев, – скрываясь за высокой травой и кустарником, незаметно вышли во фланг китайских позиций. Меткий и интенсивный огонь внес сумятицу в ряды противника, за несколько минут Каныгин и Пузырев уничтожили более десятка солдат НОАК. Когда боеприпасы закончились, Пузырев сумел подползти к убитым китайцам и забрал шесть магазинов (китайские солдаты в подавляющем большинстве были вооружены аналогами автомата Калашникова местного производства, так что и патроны калибра 7,62 мм подходили к советским автоматам). Два бойца, продолжив бой, сумели в итоге уничтожить до взвода китайцев. Позже Василий Каныгин и Николай Пузырев были представлены к награждению орденами Красной Звезды.

Силы сторон таяли. Китайцы несли тяжелые потери, однако и на советских заставах не осталось личного состава. На помощь пограничникам пришли жители расположенного неподалеку села Нижне-Михайловка. На своих лошадях и санях они эвакуировали раненых, доставили к острову станковый гранатомет СПГ-9 и боеприпасы.

Когда разворачивались события на Даманском, командование Иманского погранотряда во главе с полковником Леоновым находилось на уже упоминавшихся нами учениях, примерно в 100 км от места боя. Получив сообщение о вторжении китайцев, Леонов немедленно отдал распоряжение снять с учений маневренную группу и школу сержантского состава и выдвигаться в район заставы «Нижне-Михайловка». Около 12.30 вертолет с руководством Иманского погранотряда прилетел к Даманскому. Леонов остался на берегу и взял на себя командование боем, а начальник политотдела отряда А. Константинов организовывал спасение раненых и поиск погибших советских пограничников. «Вокруг все горело: кусты, деревья, две машины, – вспоминал об увиденном на острове Константинов. – Мы полетели над нашей территорией, наблюдая за Даманским. У какого-то дерева увидели наших солдат, приземлились. Я стал высылать группы на поиски раненых солдат, дорога была каждая минута. Бабанский сообщил, что нашли Стрельникова и его группу. Мы по-пластунски поползли туда. Они так рядком и лежали. Первым делом проверил документы. У Буйневича на месте. У Стрельникова исчезли. Наломали веток, уложили трупы и, встав в полный рост, пошли к своим. Солдаты тащили, а мы с офицерами чуть отстали – с пулеметами и автоматами прикрывали. Так и вышли. Китайцы огня не открывали. Почему? Наверное, получили команду. Они же нас могли перещелкать, как куропаток. Стало быть, одно дело сделали – хватит».

В 13.20 китайские солдаты покинули остров, а через полчаса Даманский был полностью взят под контроль советскими войсками. Раненых пограничников отправили в госпиталь в селе Филино, тела погибших доставили на заставу «Нижне-Ми-хайловка».

* * *

На следующий день в расположение Иманского погранотряда прибыла специальная комиссия из Москвы, возглавляли которую первый заместитель Председателя КГБ СССР генерал-полковник Н. С. Захаров и начальник штаба пограничных войск генерал-лейтенант В. А. Матросов. Комиссия осмотрела остров и обнаружила 320 (по другим данным – 306) лежек – неглубоких стрелковых укрытий, вырытых в снегу и выложенных соломенной циновкой. На поле боя было обнаружено 248 убитых солдат НОАК. Они были одеты в серо-белые маскхалаты, вооружены карабинами Х-9957 и автоматами Калашникова китайского производства, у некоторых были гранатометы и снайперские винтовки. Возле лежек было разбросано множество бутылок и фляжек из-под китайской водки – очевидно, таким нехитрым способом китайские солдаты согревались в достаточно холодную ночь (температура доходила до -15 °C).

С советской стороны в том бое принимали участие 66 пограничников, из которых 32 человека погибли, а 14 – получили ранения той или иной тяжести. Некоторое время считался пропавшим без вести комсорг погранзаставы «Нижне-Михайловка» Павел Акулов. Оказалось, что он был взят в плен и там скончался. Только в середине апреля 1969 года его тело было обменено на тело погибшего китайского солдата. В некоторых источниках утверждается, что попавшего в плен Акулова якобы жестоко пытали, поместили в клетку и возили по стране, показывая народу «ревизиониста», а затем сбросили с вертолета на границе. Ни одно из этих утверждений не соответствует действительности. Результаты вскрытия тела ефрейтора показали, что он получил очень тяжелые ранения и, очевидно, умер вскоре после пленения. Кроме того, в желудке советского солдата были обнаружены чумиза и гаолян – это означает, что его в плену кормили.

Практически сразу же после боя в направлении Даманского направилась усиленная маневренная группа 69-го погранотряда под командованием подполковника Евгения Яншина общей численностью 45 человек. Группа имела на своем вооружении 4 бронетранспортера БТР-60, пулеметы и гранатометы. В качестве резерва на советском берегу был сосредоточен отряд численностью 80 человек, состоявший из курсантов школы сержантского состава 69-го пограничного отряда Тихоокеанского пограничного округа. Затем по приказу Председателя КГБ пограничные заставы Иманского погранотряда были усилены личным составом и техникой: отряду выделялось звено вертолетов Ми-4, маневренные группы Гродековского и Камень-Рыболовского отряда на 13-ти БТРах. Командование Дальневосточного военного округа выделило в распоряжение отряда две мотострелковые роты, два танковых взвода и батарею 120-миллиметровых минометов 135-й мотострелковой дивизии. Вдоль линии границы на участке Иманского погранотряда, в том числе и на Даманском, пограничники скрытно оборудовали ряд опорных пунктов.

Проводилась активная разведработа: осуществлялось визуальное наблюдение китайской территории на большую глубину с применением самолетов и вертолетов, фотографирование местности. Велась агентурная, радиолокационная и радиотехническая разведка.

«События» на Даманском

Наращивали силы и китайцы. На Даманском и Киркинском направлении командование НОАК сосредоточило до пехотного полка, усиленного артиллерией, минометами, противотанковыми средствами. Как было установлено советской разведкой, в 10–15 км от границы разворачивалось до 10 батарей дальнобойной артиллерии. К 15 марта на Губеровском направлении было сосредоточено до батальона, на Иманском – до пехотного полка с танками, на Пантелеймоновском – до двух батальонов, на Павло-федоровском – до батальона. То есть в сумме на этом участке границы китайцы сосредоточили пехотную дивизию, усиленную артиллерией и танками.

12 марта (так, по крайней мере, утверждала спустя четыре дня газета «Правда») состоялась встреча представителей советских и китайских пограничных войск. Во время этой встречи офицер китайской заставы «Хутоу», ссылаясь на указание высшего руководства своей страны, сообщил о возможности применения вооруженной силы в отношении советских пограничников, охраняющих остров Даманский.

* * *

14 марта в 11.15 посты наблюдения заметили выдвижение группы вооруженных китайских солдат в сторону Даманского. Пулеметным огнем советские пограничники заставили их отойти на свою территорию. Д. Леонов, начальник Иманского погранотряда, сразу же доложил о случившемся в штаб округа.

На некоторое время возникла пауза. А затем из штаба округа пришел приказ: отвести с Даманского все подразделения…

Об этом приказе упоминают практически все источники, посвященные событиям 14–15 марта 1969 года на Даманском. И при этом нигде не указано, кто же именно отдал это распоряжение. Максимум, что есть, – вышестоящая инстанция. Некоторые источники упоминают командующего Дальневосточным военным округом Плотникова, который обещал придать Иманскому погранотряду батальон пехоты, танковую роту и минометную батарею. Но письменных, документальных свидетельств по поводу приказа снять наряды с Даманского, не обнаружено.

Вспомним ситуацию накануне вторжения 2 марта. Приказ снять резервы с границы и отправить их на учения в тыл вызывал и вызывает вопросы, но он хотя бы имеет какие-то логические объяснения: во-первых, китайцы до этого все же не прибегали к широкомасштабным военным операциям на границе, несмотря на то, что обстановка была накалена. Во-вторых, учения, так или иначе, были запланированы заранее.

Но какой логикой можно объяснить приказ убрать пограннаряды с Даманского, на который две недели назад было совершено нападение?! С острова, добраться на который с китайского берега можно без особых проблем и, в случае отсутствия наблюдения, незаметно? Естественно, что в подобной ситуации не может не возникнуть подозрения в предательстве. Еще одна версия произошедшего (и, на наш взгляд, все же более правдоподобная) – это указание высшего политического руководства страны любой ценой не допустить, с одной стороны, захвата советской территории, а с другой – избежать широкомасштабной войны с Китаем. Именно этим могут объясняться метания КГБ (в ведении которого, как мы уже упоминали, находились пограничные войска): «Остров оставить! Остров занять!» Также понятно, что в данной ситуации приказы шли сначала из Москвы во Владивосток, а затем уже на границу. Это же объясняет и отсутствие письменных приказов…

Около 16.00 посты наблюдения обнаружили выход на остров с китайской стороны двух (как выяснилось позже, их было больше) групп, численностью 10–15 человек. Проведя рекогносцировку, группы отошли с острова. Примерно в 19.00 на китайском берегу были установлены пулеметы и гранатометы. Было ясно, что идет подготовка к новому вторжению на Даманский.

Только в 23.50 полковник Леонов получил приказ из штаба ДВО снова занять остров. После этого на Даманский выдвинулась маневренная группа подполковника Яншина. Для ее поддержки на советском берегу Уссури был сосредоточен резерв в составе 80 человек на семи БТРах, а на заставе «Нижне-Михайловка» – 100 человек и три БТРа в боевой готовности. Здесь же находилась оперативная группа Тихоокеанского пограничного округа под командованием заместителя командующего войсками ДВО полковника Г. Сечкина.

15 марта в 10.05 наблюдатели заметили перемещение на остров китайских солдат, численностью около роты. Учитывая опыт боя 2 марта, они перемещались небольшими группами, по 10–12 человек. Вскоре в бой вступила китайская минометная артиллерия. Заняв значительную часть острова, китайцы сосредоточили огонь на группе Яншина. В ходе боя подполковник неоднократно просил поддержать его огнем минометной батареи. Более того, в 11.00 мотострелковый батальон и минометная батарея были вообще выведены из подчинения начальника Иманского погранотряда. В распоряжении полковника Леонова остались два танковых взвода, которым при этом было запрещено вести артиллерийский огонь.

Бой шел с переменным успехом. Около полудня группе Яншина удалось отбить попытку прорыва роты китайцев. После этого против советских пограничников была брошена еще одна рота НОАК, вооруженная гранатометами. Напряжение боя возрастало, в группе Яншина появились первые раненые. «В командирской машине стоял сплошной грохот, чад, пороховой дым, – вспоминал Евгений Яншин. – Смотрю, Сульженко (он вел огонь из пулеметов БТРа) шубу сбросил, затем бушлат, одной рукой расстегнул ворот гимнастерки… Вижу, вскочил парень, отбросил ногой сиденье и стоя поливает огнем. Не оглядываясь, руку за новой банкой протягивает. Заряжающий Круглов только успевает ленты заряжать. Молча работают, с одного жеста понимают друг друга. «Не горячись, – кричу, – экономь патроны!» Указываю ему цели. А противник под прикрытием огня опять в атаку пошел. Новая волна к валу катит.

Из-за сплошного огня, взрывов мин и снарядов соседних БТРов не видно. Командую открытым текстом: «Иду в контратаку, Маньковскому и Клыге (командирам групп. – Авт.) прикрыть огнем с тыла». Мой водитель Смелов рванул машину вперед, через огневую завесу. Ловко маневрирует среди воронок, создает нам условия для прицельной стрельбы. Тут пулемет умолк. Сульженко растерялся на мгновение. Перезаряжает, нажимает электроспуск – следует только одиночный выстрел. А китайцы бегут в рост. Сульженко вскрыл крышку пулемета, устранил неисправность. Пулеметы заработали. Командую Смелову: «Вперед!» Отбили мы очередную атаку…»

В 14.00 огонь китайской артиллерии резко усилился. Помимо минометов, против Яншина и его подчиненных были брошены гранатометчики. Действуя поодиночке, умело маскируясь, они доставили немало проблем советским БТРам. Яншину приходилось постоянно маневрировать, чтобы не подставить боевые машины под огонь РПГ. Когда же боезапас иссякал, бронетранспортеры выходили на берег, пополняли боезапас в специальном пункте и мгновенно возвращались в бой.

Потери советских пограничников становились все ощутимее. В одном из БТРов погибло сразу семь человек. Другой, под командованием старшего лейтенанта Маньковского, загорелся, под огнем противника экипаж был вынужден срочно эвакуироваться. Лев Маньковский сколько мог прикрывал огнем из пулемета отход своих подчиненных, сам выбраться из горящей машины не успел. Серьезные повреждения получили и другие БТРы, на всех четырех машинах вышли из строя радиостанции, что затрудняло координацию действий.

Все время, пока шел бой, командиры Иманского погранотряда Леонов и Константинов запрашивали у штаба ДВО и лично у командующего округом генерал-лейтенанта Олега Лосика помощь и разрешение открыть ответный артиллерийский огонь по противнику. Лосик, в свою очередь, бомбардировал запросами Москву. Но ответа не было.

В 15.00 к командному пункту Иманского погранотряда подошли девять танков Т-62 (как утверждают некоторые источники, такая удача явилась следствием элементарной неразберихи – танки подошли к КП по ошибке). Пограничники решили использовать эти танки для атаки на противника, но тут возникла типичная для тех лет проблема – танки принадлежали армейской дивизии, то есть другому ведомству. Пришлось прямо на месте оформлять передачу боевых машин из подчинения Министерства обороны в КГБ.

Используя танки, командование Иманского погранотряда намеревалось повторить рейд БТРа Виталия Бубенина, который во многом решил исход боя 2 марта. Однако и командиры НОАК помнили о том бое и учли свои ошибки…

Сформировав группу из трех танков, полковник Демократ Леонов сел в головную в машину и направил ее в сторону Даманского. Обойдя остров с западной стороны, Т-62 вошли в протоку, которая вела к китайскому берегу Уссури. Здесь их и встретил мощный огонь замаскированных батарей противотанковых орудий, а также засевших в засаде гранатометчиков. Танки прекрасно просматривались на открытом льду, кроме того, протока была узкой, что затрудняло маневрирование. Не успев достигнуть берега, головная машина была подбита и остановилась. Тут же китайская артиллерия сосредоточила на ней всю мощь своего огня. Экипаж попытался выбраться из горящего танка, но был перебит огнем из стрелкового оружия. Погиб и Демократ Леонов – пуля снайпера пробила ему сердце. В этой ситуации два других танка были вынуждены отойти к советскому берегу.

Танковый маневр хоть и окончился неудачей, но все же несколько улучшил положение группы Яншина – китайцы, ожидая повторной танковой атаки, отвели часть сил для прикрытия протоки. Впрочем, было ясно, что без ввода подкреплений она долго не продержится. К 16.30 у Яншина закончились боеприпасы. В 16.30 Александр Константинов, принявший командование после гибели Леонова, отправил на Даманский еще два танка под командованием старшего лейтенанта В. Соловьева. Под прикрытием огня танкистов группа Яншина, собрав раненых и убитых, покинула остров.

Ситуация для советских пограничников ухудшалась. Противник бросал в бой все новые и новые подкрепления, тогда как советские командиры по-прежнему не имели возможности адекватно ответить на нападение. Наконец в 17.10 из штаба ДВО пришел приказ: командиру 135-й мотострелковой дивизии, в распоряжении которой находилась батарея ракетных установок «Град», подавить живую силу противника артогнем, а затем атаковать силами 2-го батальона 199-го мотострелкового полка и мотоманевренных групп 57-го погранотряда.

* * *

Кто же отдал долгожданный приказ? Этот вопрос является очередной загадкой Даманского. Еще один момент: знали ли вообще руководители государства о сложившейся ситуации или же подчиненные, по крайней мере, до самого критического момента, боялись им доложить о сложившейся ситуации? Некоторые источники утверждают, что когда на Даманском лилась кровь советских пограничников, Леонид Брежнев направлялся поездом в Будапешт, на встречу с руководителем Венгрии Яношом Кадаром. Когда поезд стоял в Виннице, генсеку наконец доложили, что Даманский уже практически взят китайцами. Потрясенный Брежнев спросил: «А где же наша армия?..» Ответом было молчание. Тогда генсек сказал: «Армии нанести удар всеми имеющимися средствами. Вышвырнуть оккупантов с советской земли к чертям собачьим!»

Впрочем, есть мнение, что все это – не более чем мифотворчество, либо возникшее само собой, либо «катализированное» соответствующими органами с целью хоть как-то обелить высшее руководство, оказавшееся в весьма неприятной ситуации.

Так или иначе, в Иманский погранотряд пришел приказ применить установки «град» против сил НОАК. Здесь снова загадка. Большинство источников утверждает, что это было личное решение командующего ДВО Олега Лосика. Но есть и другие данные, например, что приказ открыть огонь армейским частям отдал командующий Забайкальским военным округом генерал И. Г. Павловский. Впрочем, для пограничников, из последних сил сдерживавших атаки китайцев, было уже и не так важно, кто же именно отдал этот приказ. Главное, что он был дан…

Огонь из «градов» велся в течение 10 минут. Удары были нанесены на глубину до 20 километров по китайской территории (по другим данным, площадь обстрела составляла 10 км по фронту и 7 км в глубину). Всего по Даманскому и позициям на китайском берегу Уссури было выпущено 1700 снарядов.

Говорят, что во время Великой Отечественной войны немецкие солдаты, попавшие под огонь «катюш» и чудом выжившие, сходили с ума – настолько страшным было это оружие. Можно себе представить, насколько мощным был огонь «градов» – оружия гораздо более совершенного, чем «катюши». Удар машин залпового огня фактически решил исход боя. В результате этого был нанесен серьезный урон живой силе НОАК, были уничтожены резервы, пункты боепитания, склады и т. д.

После удара «градов» в атаку пошли пять танков, 12 БТРов, 4-я и 5-я мотострелковые роты 2-го батальона 199-го полка (командир – подполковник А. Смирнов) и маневренная группа пограничников. Части НОАК оказывали упорное сопротивление, но примерно к 18.00 были выбиты с Даманского. Через час с китайского берега начался новый минометный обстрел советских позиций, были предприняты еще три попытки наступления, но все они были довольно легко отбиты.

* * *

Активные боевые действия закончились, однако ситуация по-прежнему оставалась напряженной. Советское командование беспокоила как возможность нового повторения наступления китайцев на Даманский, так и то, что на льду остался подбитый Т-62. Танк этой модели хоть и был поставлен на вооружение еще в 1961 году, однако многие разработки, внедренные в нем, по-прежнему оставались секретными. В ночь на 16 марта на Даманский была отправлена разведрота под командованием старшего лейтенанта Бортковского. Добравшись до танка, разведчики поняли, что китайские «коллеги» их опередили. Китайцы сняли с Т-62 ряд приборов и механизмов.

Танк решили отбуксировать, однако при попытках зацепить буксирный трос с китайского берега был открыт мощный огонь, и сделать этого не удалось (одному из советских пограничников это стоило жизни). Неудачей закончилась и попытка взорвать Т-62 фугасными зарядами. Тогда было принято решение потопить танк. Огнем 200-миллиметровых минометов лед вокруг Т-62 был разрушен и он затонул.

Потери советских войск в бою 15 марта составили 28 человек убитыми (21 пограничник и семеро военнослужащих Советской армии), 42 получили ранения. Потери китайской стороны оценивались в 600 человек убитыми и примерно столько же – ранеными (о том, как сами китайцы видели эти цифры, мы поговорим немного позже).

По окончании боевых действий на Даманском 150 человек были награждены правительственными наградами. Пятеро были удостоены звания Героя Советского Союза: старший лейтенант И. И. Стрельников (посмертно), старший лейтенант В. Бубенин, младший сержант Ю. В. Бабанский, полковник Д. В. Леонов (посмертно), командир пулеметного отделения 199-го мотострелкового полка младший сержант В. В. Орехов, три человека были награждены орденами Ленина (полковник А. Д. Константинов, сержант В. Каныгин, подполковник Е. Яншин), 10 военнослужащих – орденом Красного Знамени, 31 – орденом Красной Звезды, 10 – орденом Славы III степени, 63 – медалью «За отвагу», 31 – медалью «За боевые заслуги».

* * *

Здесь необходимо отметить, что все вышеизложенное является, по сути, советской (российской) версией событий марта 1969 года. А что же думают об этом в Китае? Конечно, нам гораздо труднее получить картину произошедшего в том виде, в котором ее воспринимали китайские военные и историки. И все же некоторые данные, безусловно интересные с точки зрения объективного исследования, найти можно.

Нетрудно догадаться, что ход самих событий на Даманском и их последствия оцениваются в Китае иначе, чем в бывшем СССР и нынешней России. Начнем, для примера, с такого факта. Итак, по данным советской следственной комиссии, после боя 2 марта на Даманском было обнаружено 248 трупов солдат НОАК, еще около пятидесяти, как предполагается, были унесены отступившими китайцами в тыл или же скончались позже от тяжелых ран. То есть общие потери китайских войск оцениваются примерно в 300 человек.

Китайские источники, оценивая потери противника, в большинстве своем ссылаются на советские данные – 32 погибших, около 20 раненых. Но вот по поводу своих потерь называли и называют совершенно иные данные – 24 убитых и 1 пропавший без вести. Не правда ли, разительное отличие? То же самое касается и потерь в боях 14–15 марта. Советские источники, как уже указывалось, оценивают их в 600 человек, китайские же – называют цифру 100–150. В целом же в Китае события 1969 года оценивают сквозь призму того, что Даманский – это на самом деле Чжэньбао, что остров всегда был (а ныне, забегая немного вперед, и есть) китайской территорией.

А вот как, к примеру, начало конфликта описано в статье, опубликованной на китайском сайте www. xinjunshi.com (перевод с китайского Д. В. Ершова): «2 марта 1969 года, в 8.40 утра китайский пограничный наряд численностью 30 человек двумя группами вышел на патрулирование Чжэньбао. Неожиданно со стороны противолежащих советских погранзастав «Нижнемихайловка» и «Кулебякины [сопки]» появились советские пограничники численностью более 70 человек на двух бронетранспортерах, грузовике и командирской машине. Советские пограничники с четырех сторон устремились к китайскому пограннаряду. Первая группа китайских пограничников, преследуемая советскими военнослужащими, отошла на берег Чжэньбао. В 9.17 советские пограничники первыми открыли огонь, убив и ранив 6 китайцев. Китайские военнослужащие были вынуждены принять меры к отражению нападения».

На самом деле большинство китайских исследователей не пытаются отрицать сам факт вторжения и то, что подготовка к нему велась заблаговременно и целенаправленно. Но, как считает китайской историк Ли Даньхуэй, знаток проблемы Даманского и других приграничных регионов, ставших объектом спора между СССР и Китаем, «основной вопрос, связанный с вооруженным конфликтом, состоит не в том, кто первым начал подготовку к удару, и не в том, с чьей стороны прозвучал первый выстрел». В любом случае, если встать на позицию, что Даманский-Чжэньбао являлся китайской территорией, то получается, что вторжение уже не является вторжением, а «восстановлением исторической справедливости» и «стремлением изгнать захватчика со своей территории».

Приведем еще одно мнение. «На мой взгляд, принятое потом решение о передаче острова Китаю было обоснованно и исторически необходимо (выделено мной. – Авт.). Только это решение не было своевременно принято. Поэтому дело дошло до конфликта. Представьте себе: река Уссури, граница проходит в нескольких десятках метров от китайского берега, а китайцы не могли себе позволить ни рыболовством, ни судоходством заниматься. В международной практике принято, что граница между государствами проходит по фарватеру судоходных рек. В случае с Китаем было не так».

Наверное, в том, что эти слова принадлежат человеку русскому, странного ничего нет. Удивительно другое – это сказал человек, принимавший непосредственное участие в событиях на Даманском, более того, едва не погибший от китайских пуль, а именно Юрий Бабанский. Конечно, Юрий Васильевич называет те события «китайской агрессией», но сам факт, тем не менее, говорит о многом.

Еще один момент. Советские, а за ними и российские историки говорят об очень агрессивных действиях КНР, и не только по отношению к СССР. Упоминаются конфликты с Тайванем, Индией, Монголией и т. д. Но разве политика Советского Союза была менее агрессивной? Китайские исследователи вполне резонно напоминают о том, что за полгода до событий на Даманском советские танки своими гусеницами растоптали «Пражскую весну». Конечно, речь идет о совершенно разных идеологических мотивациях (там – попытка построить «социализм с человеческим лицом», здесь – наоборот, стремление следовать ортодоксальным догмам коммунистической теории), несопоставимых территориях и числе населения и т. д. Но в целом и там и там имела место попытка вырваться из «ласковых» объятий Советского Союза. В Чехословакии это закончилось вводом танков. Может ли кто-то дать стопроцентную гарантию, что и противостояние с Пекином не закончилось бы массированным ударом по китайской территории, более того, использованием «ядерной дубинки»? Известно, что в январе 1967 года в одном из своих выступлений Брежнев высказал «уверенность в том, что здоровые силы КПК смогут покончить с кликой Мао Цзэдуна». Ссылаясь на данные китайской разведки, исследователи отмечают, что на учениях, неоднократно проводившихся возле границы, часто отрабатывались наступательные удары по «воображаемому» противнику. Нетрудно догадаться, кто был этим самым «воображаемым противником».

И еще один момент. «Отношения между Китаем и СССР дали США богатую тему, сколько статей теперь появится!» – так сказал Мао, получив доклад о событиях на Даманском. Кроме того, китайский лидер отметил, что отныне для Соединенных Штатов война на два фронта превратилась в «полвойны» и теперь Белый дом будет строить свою внешнюю политику на основе противоречий между двумя крупнейшими коммунистическими государствами. Именно после событий 1969 года между двумя, казалось бы, совершеннейшими антагонистами – США и КНР – наметилось явное сближение. Стороны посылали друг другу явные сигналы, свидетельствовавшие о стремлении наладить нормальные отношения. Все это закончилось визитом в 1972 году президента Никсона в Пекин – событием, которое еще совсем недавно казалось фантастикой.

Конечно, это не означало, что в случае, если приграничная война между СССР и КНР перерастет в войну широкомасштабную, Соединенные Штаты выступят на стороне Китая. Но сам факт подобного сближения не на шутку встревожил кремлевских руководителей – это означало, что Советский Союз явно терял свои позиции на международной арене.

На события 1969 года есть еще один взгляд, который, с некоторой долей условности, можно назвать независимым. Те события были встречены с вполне понятной озабоченностью не только в СССР и Китае, но и во всем мире. Публикаций и исследований было много, в разных странах. Мы из всего этого массива выделим одну, на наш взгляд, очень интересную, особенно с учетом только что обсуждавшихся взаимоотношений между СССР, Китаем и Соединенными Штатами. Это – разведывательная записка № 139, составленная службой разведки Госдепартамента США 4 марта 1969 года, спустя два дня после военного столкновения в районе острова Даманский (мы приводим ее в сокращенном виде).

«РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА 139

4 марта 1969 г.

Госдепартамент США

Директор службы разведки

Секретно/Для внутреннего пользования/

Доступ ограничен

Адресат: Госсекретарь

Автор: Служба разведки – Джордж Денни Мл.

(George C. Denney, Jr.)

Тема: СССР/Китай:

Советско-китайское столкновение на реке Уссури.

Советско-китайское столкновение на реке Уссури 2 марта, по-видимому, стало результатом постоянных попыток обеих сторон установить контроль над островами Уссури. Вероятно, столкновение не приведет к более крупному конфликту в ближайшем будущем.

Что произошло? 2 марта ТАСС передал текст заявления советской стороны, протестующей против вторжения войск коммунистического Китая на советскую территорию вблизи острова на реке Уссури в 120 милях к югу от Хабаровска. Советская сторона понесла потери, когда войска отразили атаку захватчиков. 3 марта коммунистический Китай выступил с ответным заявлением, обвинив Советский Союз в агрессии и заявив, что китайская сторона также понесла потери…

Очевидно, каждая из сторон пытается завладеть по крайней мере островом, ставшим объектом столкновения 2 марта, если не всеми пограничными речными островами. Согласно заявлению китайской стороны, остров Даманский, он же Чжэньбао, наряду с другими островами неоднократно становился ареной столкновений в течение двух последних лет. Столкновение 2 марта, повлекшее потери с обеих сторон, таким образом, является наиболее острым из них. Заявление советской стороны предполагает, что это было скорее хорошо подготовленной операцией китайцев, нежели случайным столкновением между небольшими разведывательными отрядами.

Кто кого спровоцировал? Имеющиеся данные свидетельствуют, что каждая из сторон могла спровоцировать инцидент. Японские разведывательные органы в конце 1968 г. сообщали, что советские танковые подразделения проводили учения по преодолению водной преграды на реке Уссури, а советские сторожевые катера на Уссури подвергали китайские суда слишком тщательному осмотру. Согласно сообщению, китайские войска были направлены в этот район в ответ на провокации со стороны СССР. По другим данным, еще в начале ноября советский дипломат в Пекине заявил, что китайские войска провели несколько провокационных маневров вдоль границы в провинции Хэйлунцзян, на что СССР ответил увеличением своих войск в этом районе. Мы не имеем подтверждения ни одного из сообщений. В сентябре Пекин обвинил Москву в неоднократных нарушениях воздушного пространства Китая. В неофициальных беседах с американскими представителями советские дипломаты соглашались с обвинениями, пытаясь, тем не менее, не придавать им особого значения.

Укрепление обороноспособности границы. Частые столкновения на границе с начала 1960-х гг. создавали напряженность в этом районе. СССР, опасаясь за безопасность границы, в несколько раз увеличил численность войск вдоль границы с Китаем. Сейчас, по нашим оценкам, там насчитывается 25 советских дивизий и еще 4–5 дивизий, вероятно, будут развернуты в ближайшем будущем.

Китай не стал многократно увеличивать свои войска в Маньчжурии, возможно, из-за того, что еще со времен войны в Корее в этом районе были сосредоточены достаточно большие резервы. Китайские войска в Маньчжурии (некоторые из их числа расположены поблизости от Кореи) состоят из 2 пограничных дивизий, 24 пехотных дивизий, 2 стрелковых и 6 артиллерийских дивизий, всего 34 дивизии. Недавно, однако, Китай увеличил количество производственно-строительных подразделений в провинции Хэйлунцзян; их задача, вероятно, заключается в строительстве пограничных оборонительных сооружений и хозяйственных объектов…

Советские намерения. Почти двукратное увеличение численности войск с 1965 г. на границе с Китаем, по-видимому, было вызвано опасением Москвы, что резкое изменение положения внутри Китая либо внезапная агрессия со стороны Китая могут угрожать безопасности Советского Союза. Маловероятно, что СССР намеревается напасть на Китай. Тем не менее, сохраняется вероятность того, что возможные будущие инциденты, наподобие произошедшего 2 марта, станут результатом агрессивной советской политики по контролю над границей и спорными островами на реках Амур и Уссури.

Демонстрации в КНР: скрытые намерения Пекина. Утром 3 марта было распространено заявление, направленное Советскому Союзу. В это же время толпы демонстрантов собрались у советского посольства в Пекине, выкрикивая антисоветские лозунги и держа в руках плакаты с надписями «Долой клику Брежнева и Косыгина». По всей территории Китая были организованы массовые шествия и митинги с участием военных и гражданских лиц с целью осуждения Советского Союза.

Использование митингов и демонстраций с целью инсценировки международного протеста является многолетним приемом китайских коммунистов. Тем не менее, до сих пор нет веских доказательств того, что Китай намеревается пойти дальше идеологического противоборства и использовать пограничный инцидент в качестве повода для создания существенного политического кризиса в отношениях с СССР. Заявления Пекина были серьезными, но не подтверждались действиями. В ноте протеста от 2 марта говорилось о «готовящихся контрударах», однако только в том случае, если действия СССР «будут постоянными». Подобный характер носит и совместная редакционная статья газет «Жэньминь жибао» и «Цзефаньцзюнь бао» от 4 марта, в которой сообщается о жестоком наказании, если Советский Союз продолжит «вооруженные провокации», и приводится цитата Мао, которая гласит: «Пусть нас не трогают, и мы не тронем, а если тронут – мы не останемся в долгу».

Каким бы ни был готовящийся в Пекине «контрудар», маловероятно, что он будет носить полномасштабный характер. С момента советского вторжения в Чехословакию Китай, очевидно, предпринимал значительные усилия по обеспечению безопасности границы с СССР. Можно было ожидать, что Китай поведет себя так же агрессивно, как Советский Союз, в отношении тех районов, которые в Пекине относят к территории КНР. Тем не менее, тот факт, что Пекин не посчитал необходимым увеличить количество своих войск на границе в тот момент, когда это делал Советский Союз, говорит о том, что Китай не желает реализовывать свои намерения военным способом».

* * *

После 15 марта обстановка вокруг Даманского оставалась напряженной, но, в общем-то, стабильной. Китайцы со своей стороны засыпали протоку, соединявшую остров с берегом, что позволяло им после схода льда без проблем проникать на спорную территорию. Советские пограничники отгоняли их автоматным и пулеметным огнем. Всего за летние месяцы таких инцидентов произошло более 300. Однако в целом было ясно, что новые широкомасштабные столкновения в районе Даманского маловероятны.

Впрочем, советско-китайская граница не ограничивалась Даманским и Дальним Востоком. С началом весны 1969 года эпицентр напряженности переместился на казахстанский участок границы. Здесь китайская сторона претендовала на участок советской территории шириной 12 км и глубиной 7 км. В течение марта-апреля на участках Маканчинского, Курчумского и Учаральского погранотрядов постоянно происходили нарушения границы под видом перегона отар скота.

Утром 2 мая наблюдатели заставы «Дулаты» Маканчинского погранотряда заметили движение у границы отары овец в сопровождении 30 чабанов и доложили об этом на заставу. Начальник заставы майор Р. Загидулин вместе с 18 пограничниками выехал к месту нарушения. Уточнив обстановку, он доложил о ней начальнику отряда подполковнику

А. Я. Пашенцеву. Когда был получен приказ на выдворение нарушителей, отряд Загидулина развернулся в цепь и остановил чабанов. В этот момент командир заставы заметил, что кроме 30 чабанов на советской территории находятся и 60 китайских военнослужащих с автоматами. Один из китайцев прокричал: «Мы находимся на своей территории. Это вам не остров Даманский!» После этого с китайской стороны несколько групп солдат по 20–30 человек стали занимать находящиеся на советской территории высоты, отрывая на них окопы.

Начальник отряда, узнав о присутствии вооруженных людей на подотчетной ему территории, приказал майору Загидулину не препятствовать перегону овец и усилить наблюдение. Чабаны погнали отару по тропе перегона и напротив заставы «Дулаты» расположились на отдых. Там, под охраной солдат НОАК, они находились более часа.

К 12.00 к месту нарушения прибыла маневренная группа Учаральского погранотряда. Заметив приближение бронетехники, нарушители без сопротивления спешно покинули советскую территорию. Однако на этом конфликт не закончился. Стороны подтягивали к «Дулаты» все новые и новые подкрепления. В течение ночи китайцы продолжали окапываться на окрестных сопках. К утру 3 мая здесь уже рассредоточились свыше двух рот, усиленных минометами и гаубицами. Советское командование выдвинуло в район «Дулаты» три мотострелковые роты с двумя танковыми взводами, три минометные батареи и дивизион реактивных установок «град». К 5 мая силы НОАК уже составляли пехотный полк, в противовес этому с советской стороны был подтянут еще один дивизион «градов» и артиллерийский полк, кроме того, в Учарале был приведен в боевую готовность полк истребителей-бомбардировщиков.

С 6 по 18 мая стороны демонстрировали друг другу свою силу, проводя рекогносцировку и укрепляя свои позиции. Достаточно было одного выстрела, даже случайного, чтобы начались боевые действия. К счастью, обошлось. Все это время проходили переговоры, благодаря которым конфликт удалось решить мирным путем. 18 мая покинули занятые позиции китайские части, а спустя пять дней на место постоянной дислокации вернулись подразделения Советской армии.

10 июня произошел крупный инцидент в районе речки Тасты в Семипалатинской области. Советские пограничники прибыли на задержание китайского чабана, перешедшего с отарой овец на территорию СССР. В этот момент бойцы НОАК, находившиеся вблизи линии границы, открыли по ним огонь из автоматов. Китайцы вторглись на советскую территорию на 400 метров, но, встретив упорное сопротивление, быстро вернулись назад.

Кульминацией противостояния на казахском участке советско-китайской границы стал конфликт у озера Жаланашколь, все в той же Семипалатинской области, на участке Учаральского погранотряда, на так называемом Джунгарском выступе. Начиная с апреля 1969-го события здесь разворачивались по «даманскому» сценарию – на границе постоянно происходили стычки и драки, в которых стороны использовали «подручные средства»: палки, колья, приклады автоматов. До стрельбы дело не доходило. До поры до времени…

12 августа 1969 годы наряды застав «Родниковая» и «Жаланашколь» заметили на сопредельной территории активные перемещения групп китайских военнослужащих. О произошедшем было немедленно доложено начальнику Восточного погранокруга Михаилу Меркулову. Меркулов отдал приказ о приведении в состоянии повышенной боеготовности застав «Жаланашколь» и «Родниковая», одновременно предложив китайской стороне переговоры, чтобы прояснить ситуацию. Однако ответа не последовало. После этого на заставу «Жаланашколь» были переброшены два взвода маневренной группы под командованием капитана П. Теребенкова.

Около 4 часов (по другим данным – в 5.30) утра 13 марта пограничный наряд в составе младшего сержанта Дулепова и рядового Егорцева обнаружил на высоте Каменная, на советской территории, группу китайских солдат. Дулепов, как положено по инструкции, потребовал от нарушителей покинуть советскую территорию. Ответа не последовало. Спустя несколько минут младший сержант повторил свое требование, уже на китайском языке, но китайцы делали вид, что не замечают советских пограничников и продолжали окапываться. Немного позже несколько групп военнослужащих НОАК были обнаружены и на высоте Правая. Еще около ста китайцев расположились у самой линии границы, не переходя ее.

Получив доклад о нарушении границы, исполняющий обязанности (командир в это время находился в отпуске) командира заставы «Жаланашколь» Евгений Говор отдал приказ «В ружье!». Личный состав заставы выдвинулся в район высот Каменная и Правая. Общее руководство действиями пограничников взял на себя начальник штаба Учаральского погранотряда подполковник Никитенко. По его приказу к месту нарушения границы выдвинулись резервы с других близлежащих застав. Все это время, пока советские пограничники подтягивались к границе, китайцы продолжали демонстративно окапываться.

О том, что произошло дальше, в источниках нет единого мнения. Одни утверждают, что примерно в 7.40 «со стороны китайских провокаторов раздалось несколько выстрелов в направлении советских пограничников». Тут же был открыт ответный огонь из крупнокалиберного пулемета одного из БТРов. Но, согласно другим данным, подполковник Никитенко принял решение выдавить нарушителей с советской территории, и первым огонь открыли его подчиненные.

Так или иначе, бой начался. «Когда нам приказали атаковать, – вспоминал Петр Теребенков, – солдаты мгновенно выбрались из БТРов и рассредоточились, интервал шесть-семь метров, побежали к сопке. Китайцы вели огонь не только с Каменной, но и с линии границы. У меня был ручной пулемет. Увидев небольшой бугорок, залег за ним, дал по окопам несколько очередей. В это время солдаты делали перебежку. Когда они залегли и открыли автоматический огонь, побежал я. Так, поддерживая друг друга, и двигались».

Активная часть боя продолжалась немногим более получаса. Преимущество, в основном за счет присутствия бронетранспортеров, было на советской стороне. К 8.15 большая часть китайских военнослужащих ушла за линию границы. Произведенная с вертолетов разведка установила, что противник ушел далеко от границы и повторных атак не планировал.

В отличие от событий на Даманском, конфликт у озера Жаланашколь долгое время оставался загадкой сам по себе, советская пресса широко его не освещала. Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении наиболее отличившихся (всего около тридцати человек) в том бою пограничников появился только 7 мая 1970 года. Не совсем была ясна и цель китайской стороны. На поле боя было обнаружено 19 погибших китайских солдат (еще трое были взяты в плен, но двое вскоре скончались от полученных ран). У одного из них был обнаружен наградной знак с портретом Мао и любопытной надписью: «Пожалован в честь победоносного отражения агрессии советских ре визионистов на острове Чжэньбао. Изготовлен в шеньянских частях». Очевидно, что этот человек каким-то образом принимал участие в событиях на Даманском, а затем был переброшен на этот участок границы. В цитатнике другого была найдена пробитая пулей фотография. На этом групповом портрете можно было различить многих из тех, кто остался лежать на поле боя. Кроме того, среди убитых пограничники нашли сразу двух кинооператоров. Возможно, истинной целью этой операции (учитывая к тому же относительную малочисленность задействованных в ней сил) был не захват территории, а некая пропагандистская акция. Впрочем, так ли это на самом деле, достоверно установить не удалось.

* * *

На протяжении всего развития конфликта обе стороны на дипломатическом уровне высказывали готовность к переговорам и мирному урегулированию. Однако инциденты на границе не прекращались. И только после событий на Жаланашколе СССР и Китаю удалось договориться о встрече на высшем уровне.

Переговоры, состоявшиеся 11 сентября 1969 года в Пекинском аэропорту, это еще одна загадка советско-китайского конфликта, за прошедшее время они стали обрастать подробностями и догадками, подчас совершенно невероятными. Вот, например, найденный нами в Интернете рассказ о них со слов некоего генерала Виктора Филатова: «Когда с советско-китайской границы повезли гробы, а с Дальнего Востока побежали люди, в Китай прилетел Косыгин. Он там пробыл ровно 30 минут. Не выходя из аэровокзала, за 30 минут Косыгин провел переговоры с тогдашним премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем, сел в самолет – и улетел в Москву. И сразу как обрезало – бои на советско-китайской границе прекратились, даже отдельные выстрелы больше не раздавались. И Пекин стал в мгновение – шелковым. Это потом, 20 октября 1969 года прошли в Пекине официальные переговоры делегаций СССР и КНР.

Алексей Николаевич Косыгин сказал китайским руководителям примерно такие слова: “В Индийском океане на боевом дежурстве находятся наши подводные лодки, вооруженные торпедами с атомной начинкой. Если вы немедленно не прекратите войну против Советского Союза, то будет произведен пуск торпеды с атомной боеголовкой. В расчетной точке торпеду подорвут – создастся многометровая направленная волна. Учитывая рельеф местности – понижение в сторону океана, она смоет юг Китая, потом это будет списано на стихийное бедствие. Известно, что удар землетрясения на дне океана практически не отличим от глубоководного атомного взрыва”».

На самом деле все вышесказанное, мягко говоря, не соответствует действительности. И дело здесь даже не в технических подробностях, не в «многометровой направленной волне, которая смоет юг Китая». Переговоры, хоть и завершились в целом успешно, отнюдь не сделали Китай шелковым. Бои действительно прекратились, однако нарушения границы (в советской прессе они, естественно, назывались провокациями) продолжались. В 1970–1972 годах только на участке Дальневосточного пограничного округа было зафиксировано 776 незаконных переходов границы, в 1977 году – 799, а в 1979-м – более 1000. Так что, как видим, политика Китая в отношении СССР мало изменилась.

Вернемся назад, в 1969 год. 2 сентября скончался Хо Ши Мин, первый президент Демократической Республики Вьетнам. На его похороны съехались делегации из всех стран социалистического блока. Естественно, что присутствовали делегации из СССР и Китая, возглавляемые, соответственно, Алексеем Косыгиным и Чжоу Эньлаем. Между дипломатами состоялся обмен мнениями по поводу возможности встречи двух премьеров. С советской стороны было получено принципиальное согласие, китайцы же ответа не давали. Не дождавшись какого-либо решения, в ночь с 10 на 11 сентября А. Н. Косыгин вылетел в Москву.

Вскоре после отлета Косыгина МИД Китая пригласил временного поверенного в делах СССР в Китае (после начала конфликта стороны отозвали своих послов, оставив только временных поверенных) Алексея Елизаветина и сообщил о готовности Чжоу Эньлая встретиться с Косыгиным в пекинском аэропорту.

С точки зрения дипломатии, подобное обращение было не очень вежливым, и некоторые члены политбюро считали, что Косыгину не стоит лететь в Пекин. Но желание найти компромисс с Китаем все же победило. Чтобы «не уронить лицо», в официальном коммюнике было сказано, что Председатель Совета Министров СССР сделает остановку в Пекине «по пути на Родину». В итоге Косыгин все же полетел в Пекин.

Встреча двух премьеров прошла в здании пекинского аэропорта. С советской стороны в ней участвовал А. Елизаветин (его воспоминания, кстати, являются наиболее ценным и достоверным источником по данному вопросу), из Москвы же никто из сотрудников МИДа не прилетел. Китай, помимо Чжоу Эньлая, представляли два его заместителя, Ли Сяньнянь и Се Фучжи, заместитель министра иностранных дел КНР Цяо Гуаньхуа и зав. отделом МИД КНР Юй Чжань.

В целом встреча проходила в благожелательном настроении. В самом начале А. Н. Косыгин сказал, что у сторон накопилось много вопросов и, чтобы решить их, потребуется немало времени, но путь этот надо пройти. Он подчеркнул, что Запад во главе с США стремится столкнуть СССР и КНР и в связи с этим возлагает надежды на победу над коммунизмом и социализмом. Именно поэтому нормализация отношений касается не только собственно Советского Союза и Китая, но и важна для всего мира. «Мы хотели бы поэтому обменяться с вами мнениями по наиболее актуальным вопросам, – отметил советский премьер. – Вы помните, что я хотел с вами поговорить по телефону, но тогда вы сказали, что вопросы следует рассмотреть по дипломатическим каналам. Нам в Советском Союзе кажется, что надо найти пути для нормализации наших отношений, в этом заинтересованы как наши народы, так и народы социалистических стран, и хотелось бы в связи с этим обменяться с вами, товарищ Чжоу Эньлай, мнениями по наиболее актуальным вопросам».

В ответ Чжоу Эньлай высказал свое согласие по поводу оценки значимости советско-китайских отношений, отметив, что обе страны должны стремиться к их нормализации, найти пути решения вопросов и не дать тем самым империализму возможности воспользоваться разногласиями между СССР и Китаем. Центральным же вопросом, заявил он, является вопрос о границе. «Этот вопрос сложился еще тогда, – говорил Чжоу Эньлай, – когда не было компартий, наши народы были в бесправном положении, и если мы его решим, то это будет хорошо. Столкновения на границе, которые имели место, происходили не по нашей вине, и мы это хорошо знаем. Решить этот вопрос – это значит прекратить вооруженные столкновения на границе, необходимо, чтобы вооруженные силы обеих сторон были выведены из спорных районов. Мы не хотим войны, ведем культурную революцию, и зачем нам развязывать войну?»

Затем в ходе переговоров Чжоу Эньлай сформулировал принципы, на основе которых, по мнению китайского руководства, необходимо вести переговоры о границе:

«1. Сохранять существующее положение на границе;

2. Избегать вооруженных конфликтов;

3. Признать наличие спорных районов и вывести из соприкосновения оттуда войска обеих сторон, чтобы они не стояли друг против друга».

Когда Косыгин спросил, что его китайский коллега понимает под «спорными районами», Чжоу взял карандаш, чтобы на бумаге показать, какие именно районы Китай считает спорными. Но Алексей Николаевич остановил его, заявив, что это не дело двух премьеров. «Если я возьму карандаш, то он пойдет в сторону китайскую, а ваш – в советскую, поэтому мы и предлагаем решить вопрос в принципе о начале переговоров. Существуют договоры между нашими странами, и их надо рассмотреть. Надо договориться прежде всего о формировании состава делегаций на переговоры из знающих досконально дело людей, которые с картами и другими документами смогут скрупулезно изучить вопрос и внести предложения. Что же касается отвода войск, советская сторона пойти на это не может, так как у нас в этих районах есть население и оставить его без защиты мы не можем. Мы уйдем, а вы займете эти территории, что тогда будем делать? Выход единственный и разумный состоит в том, чтобы начать спокойные и квалифицированные переговоры о линии прохождения границы с использованием всех существующих на этот счет документов. Вопрос о спорных районах, если они обнаружатся при этом, можно тоже решить на основе взаимности путем переговоров».

Можно сказать, что на этом главный вопрос встречи был решен. Косыгин и Чжоу Эньлай договорились, что СССР и Китаю не следует начинать войну из-за пограничных споров, что советско-китайские переговоры должны продолжаться в условиях «отсутствия угрозы» и в этих целях стороны подпишут промежуточное соглашение о сохранении статус-кво на границе (с формулировкой «стороны остаются там, где они находятся в данный момент»), предотвращении вооруженного конфликта и выводе вооруженных частей со спорных территорий, а также будут добиваться решения пограничного вопроса в ходе переговоров.

Встреча Алексея Косыгина и Чжоу Эньлая продолжалась с 10 до 16 часов (по пекинскому времени). Заканчивали встречу два премьера уже почти как добрые друзья. Завершая переговоры, они договорились о публикации сообщения в прессе об их встрече и согласовали текст: «11 сентября 1969 г. по взаимной договоренности в Пекине состоялась встреча Председателя Совета Министров СССР

А. Н. Косыгина, возвращавшегося из ДРВ в Москву, с премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем. Встреча была полезной и проходила в откровенной обстановке». Этот текст должен был появиться в печати на следующий день, 12 сентября.

Официальная часть закончилась. Алексей Николаевич сказал, что очень доволен встречей и будет рад вскоре увидеть Чжоу Эньлая в Москве. Китайский премьер также высказал удовлетворение прошедшими переговорами, после чего пригласил Косыгина и сопровождавших его лиц на завтрак. Обсудив за едой некоторые вопросы мировой политики, два премьера попрощались, после чего А. Косыгин улетел в Москву.

Его самолет уже был в воздухе, когда в советском посольстве раздался телефонный звонок. Чиновник из МИДа КНР сообщил, что согласованный двумя премьерами текст будет изменен – из него будут исключены слова «Встреча была полезной и проходила в откровенной обстановке». На недоумение А. Елизаветина о том, что подобные действия нельзя делать в одностороннем порядке, тем более что текст был одобрен китайским премьером, его собеседник ответил, что решение принято и в китайской печати текст будет опубликован именно в таком виде.

Позже, в приватной обстановке, Алексей Елизаветин спросил у Цяо Гуаньхуа, почему же, собственно, так произошло. В ответ один из руководителей китайского МИДа многозначительно посмотрел вверх и сказал, что в Китае даже премьер Госсовета, второй человек в стране, не может принять такое решение без согласования на самом верху. То есть с Мао Цзэдуном. Очевидно, Мао был настроен не так благожелательно по отношению к СССР, как Чжоу. А это означало, что предстоящие переговоры, о которых договорились два премьера, будут очень сложными.

* * *

Следует отметить, что после встречи Алексея Косыгина и Чжоу Эньлая в пекинском аэропорту мощная пропагандистская кампания против «клики Мао» практически сошла на нет. Кроме того, иными стали и действия советских пограничников. Им было дано указание охранять границы на реках до середины фарватера и вменялось поддерживать нормальные отношения с пограничными войсками и властями КНР, «рассматривать все пограничные вопросы путем консультаций в духе доброжелательности и учитывая взаимные интересы населения пограничных районов обеих стран в области хозяйственной деятельности». В то же время китайская пропаганда продолжала громить «советских ревизионистов», а действия китайских пограничников были достаточно агрессивными.

До начала переговоров два премьера обменялись рядом писем, в которых обсудили формат переговоров, определили состав делегаций и т. д.

В 18 октября 1969 года в 9 часов утра из московского аэропорта «Внуково-2» вылетел самолет с делегацией правительства СССР, направлявшейся для переговоров в Пекин. Возглавлял ее опытнейший дипломат, первый заместитель министра иностранных дел СССР Василий Васильевич Кузнецов, его заместителем был В. А. Матросов – генерал-лейтенант, начальник пограничных войск СССР. После посадки и ночевки в Иркутске самолет взял курс на Китай. В 12 часов дня делегация прибыла в Пекин, в аэропорту ее встречал Цяо Гуаньхуа, который возглавлял на переговорах китайскую сторону. В тот же вечер, в 18 часов 30 минут в здании бывшего посольства Венгрии в Пекине состоялась первая официальная встреча глав делегаций.

Вряд ли тогда В. Кузнецов, Цяо Гуаньхуа и другие участники переговоров предполагали, что они затянутся на долгих десять лет (естественно, с весьма продолжительными перерывами). Понятно, что мы не будем подробно останавливаться на их ходе и рассмотрим только основные моменты.

С самого начала переговорного процесса китайская делегация настаивала, чтобы все участки, по которым имеются разногласия по поводу линии прохождения границы, были признаны «спорными районами» и чтобы на них был установлен так называемый «особый режим», включавший отвод войск. Для советской стороны такой подход был неприемлем, прежде всего потому, что признание «спорным» того или иного района без аргументации сторон давало Китаю возможность ставить под сомнение принадлежность любого участка границы.

Наиболее четко и полно советская позиция была изложена в проекте «Соглашения о сохранении статус-кво на границе и о ведении переговоров о прохождении линии границы между СССР и КНР», который был представлен В. Кузнецовым в ходе десятого заседания, состоявшегося 11 февраля. Проект из 12 статей включал следующее:

«Статья 1. Завершить не позже трех месяцев рассмотрение прохождения линии границы, подписать новый договор, провести демаркацию, подписать договор о режиме границы.

Статья 2. Нет территориальных претензий. Граница исторически сложилась и соответствует документам.

Статья 3. Не передвигать линию границы, какой она была на 11 сентября 1969 г.

Статья 4. Не применять на границе оружия и силы.

Статья 5. Соблюдать границы воздушного пространства.

Статья 6. О плавании судов по рекам в их пограничной части: соблюдать порядок, соответствующий соглашению от 2 января 1951 г. и принятым на его основе правилам плавания.

Статья 7. Хозяйственная деятельность: на определенных участках она ведется; порядок и сроки определяются уполномоченными. Затем в течение согласованного срока не будет требоваться уведомление по каждому случаю. Те, кто осуществляет хозяйственную деятельность, не будут иметь при себе оружия. И не будут возводить постройки и сооружения.

Статья 8. Не вести никакими средствами пропаганды войны и подготовки к войне, не допускать недружественной пропаганды.

Статья 9. Пограничные вопросы решаются путем консультаций пограничных представителей, а если они не договорятся, то в дипломатическом порядке.

Статья 10. В приграничных районах, где местное население ведет хозяйственную деятельность, не должны находиться воинские подразделения; там могут быть лишь патрули, которые при этом не должны пересекать государственную границу.

Статья 11. Приступить к заключению договора о ненападении и взаимном отказе от применения силы, который будет заключен одновременно с договором о границе. В него включить следующие положения:

– не нападать, в том числе и с применением ядерного оружия;

– не допускать призывов к применению силы против другой стороны;

– решать вопросы, которые могут возникать, мирными средствами.

Статья 12. Данное соглашение будет действовать несколько больший срок, чем указанный в статье первой».

Кроме того, в 1970 году возникла идея предложить Китаю заключить договор о неприменении силы. 15 января 1971 года проект этого договора, разработанный советскими дипломатами, был официально представлен китайской стороне. В середине 1971 года казалось, что согласие по этому договору вот-вот будет достигнуто. Однако довольно неожиданно китайское руководство стало настаивать на объединении этого договора с проектом соглашения о статус-кво на границе, содержащим положения о «спорных районах», отводе войск и др., несовместимые с позицией СССР. В итоге договор так и не был подписан.

Отчасти жесткая позиция Китая на переговорах объяснялась уже упоминавшимся сближением с Соединенными Штатами, кульминацией которого стал визит Ричарда Никсона в Пекин в 1972 году. Неудивительно, что с 1973 года переговорный процесс по поводу советско-китайской границы практически остановился. В ходе все же продолжавшихся, но очень «вялых» консультаций Пекин настаивал на решении вопроса о «спорных районах». Самым ясным ответом советской стороны на это стали слова, сказанные Л. Брежневым во время его речи в Улан-Баторе 26 ноября 1974 года: «Пекин прямо заявил, что будет согласен на переговоры по пограничным вопросам лишь после того, как его требование, касающееся так называемых «спорных районов», будет удовлетворено. Совершенно ясно, товарищи, что подобная позиция является абсолютно неприемлемой, и мы ее отвергаем».

9 сентября 1976 года умер Мао Цзэдун. Смерть «Великого кормчего», главного борца с «советскими ревизионистами», казалось, должна была, хотя бы частично, снять напряженность в отношениях между СССР и Китаем. Однако этого не произошло, скорее наоборот. Правда, переговоры по границе были возобновлены, в 1976-м, 1977-м и 1978 годах состоялось несколько их раундов на разных уровнях. Но все они закончились безрезультатно.

Причиной для нового витка конфронтации между двумя соседями стали внешние факторы. Когда в 1979 году Вьетнам ввел свои войска в Кампучию, Китай решил «поставить на место» Ханой. Но Вьетнам пользовался тогда поддержкой Советского Союза и, имея столь мощного союзника, отнюдь не спешил выполнять требования Пекина. Масла в огонь подлил и ввод советских войск в Афганистан. В Пекине считали, что этот шаг на самом деле является частью плана Москвы по окружению Китая. При этом из Москвы поступали предложения о начале переговоров, однако в Пекине готовы были что-либо обсуждать только после устранения так называемых «трех препятствий»: Вьетнам, под давлением СССР, должен был вывести войска из Кампучии, сам Советский Союз должен был убрать свою армию из Монголии и сократить численность вооруженных сил на границе с Китаем до уровня 1964 года. В Москве, естественно, подобные предложения даже не рассматривались.

И все же время потепления отношений пришло. Если и не переломным, то по крайней мере обнадеживающим в плане двусторонних отношений стал VI пленум ЦК КПК, состоявшийся в 1981 году, на котором китайское руководство впервые дало объективную оценку «культурной революции» и прочим «перегибам прошлого». После этого изменилась и тональность высказываний советских руководителей. Например, выступая 24 марта 1982 года в Ташкенте, Л. И. Брежнев сказал: «Мы никогда не считали состояние враждебности и отчуждения между нашими странами нормальным явлением. Мы готовы договариваться без всяких предварительных условий о приемлемых для обеих сторон мерах по улучшению советско-китайских отношений на основе взаимного уважения интересов друг друга, невмешательства в дела друг друга и обоюдной пользы и, разумеется, не в ущерб третьим странам».

Как известно, в 1982–1985 годах в СССР прошло три смены руководителей. Но этот фактор, к счастью, не сказался на процессе нормализации отношений с КНР. В одном из своих выступлений в 1982 году Юрий Андропов отметил, что «СССР желает развития и улучшения отношений со всеми социалистическими странами, в том числе и со своим великим соседом – Китайской Народной Республикой». Ну а после прихода к власти Михаила Горбачева стало ясно, что полная нормализация отношений является отныне исключительно вопросом времени. В июле 1986 года, находясь во Владивостоке, новый генсек просто не мог обойти вниманием «китайскую» тему. Он, в частности, заявил о намерении вывести значительную часть войск из Монголии и Афганистана, а также высказал уверенность в нормализации отношений между Китаем и Вьетнамом. Это был ясный сигнал – Горбачев был готов если не устранить полностью, то, по крайней мере, существенно уменьшить те самые «три препятствия», которые так раздражали Пекин.

В 1987 году начались новые переговоры по проблемам границы. В отличие от прошлых лет, с самого начала стороны не стали ударяться в бесплодную идеологическую полемику, а сразу принялись за решение конкретных вопросов. Работа делегаций была, в том числе, направлена на подготовку без сомнения исторического визита Михаила Горбачева в Пекин в мае 1989 года. В ходе визита, который стал кульминацией нормализации отношений, были согласованы все принципы решения пограничного вопроса. С китайской стороны черту под вопросом о территориальных претензиях подвел лидер Китая легендарный Дэн Сяопин: «Мои пространные рассуждения насчет того, чтобы «поставить точку на прошлом» преследуют цель дать возможность советским товарищам представить себе, как мы понимаем это прошлое и что имеем в виду. Исторические счета предъявлены, и все эти проблемы канули в небытие. И в этом заключается один из результатов нашей нынешней встречи. Об этом было сказано и с этим покончено – на прошлом поставлена точка».

16 мая 1991 года между СССР и Китаем был подписан договор о границе, проведены обмен картами и редемаркация границы. 13 февраля 1992 года Верховный Совет Российской Федерации принял постановление «О ратификации Соглашений между СССР и КНР о советско-китайской границе на ее восточной части». В 2004 году тогдашний Президент России В. Путин передал своим решением остров Даманский и некоторые другие острова китайской стороне.

* * *

Такой была история взаимоотношений Российской империи, а затем Советского Союза, с Китаем, прошедшим путь от Поднебесной империи до Народной Республики. Глядя на нее, не может не возникнуть вопрос: зачем? Зачем гибли молодые ребята, зачем тратились колоссальные силы и средства, если было ясно, что граница проведена несправедливо и Даманский и некоторые другие участки должны отойти Китаю? Конечно, можно в качестве аргумента привести некоторые геополитические и военно-стратегические факторы: мол, незначительная уступка территории обернулась бы гораздо большими претензиями Китая. Если такая аргументация верна, то лишь отчасти. На самом деле недоверие и амбициозность порождали принципиальность во второстепенных вопросах и отсутствие глобальной и долговременной стратегии во взаимоотношениях со своим самым большим соседом. Советскому руководству проще было наказать «зарвавшегося» агрессора, положив при этом сотню жизней, чем попытаться понять, чем же вызваны его претензии.

Тот же вопрос «зачем?» можно, безусловно, задать и китайской стороне. Ведь и Китай на алтарь достижения своей цели положил немало. Неужели небольшие участки территории стоили сотен (а может быть, и тысяч) жизней? Конечно, и здесь возможна «высокая» аргументация, ведь с точки зрения Китая речь шла о «восстановлении исторической справедливости». Но думается, это был только предлог. Мао прекрасно понимал, что Советский Союз может отдать небольшую часть территорий, но никогда не уступит те полтора миллиона квадратных километров своей земли, которые Российская империя якобы отобрала у Китая. Это был, как мы уже говорили, способ отвлечь народ от истинных проблем.

В целом же конфликты на Даманском, Жаланашколе и другие ярко показали нежизнеспособность коммунистической системы, по крайней мере, в ее ортодоксальном варианте. Две страны, два оплота коммунистической идеологии не могли в течение четверти века договориться друг с другом и практически все это время находились в «предвоенном» состоянии, а расплачиваться за это пришлось простым солдатам и офицерам, которые, без сомнения, честно выполнили свой долг. История же Даманского завершилась тем, чем она и должна была завершиться, – мирно, справедливо и с учетом интересов обеих сторон…

 

© В. Карнацевич, 2004

 

Куликово поле (1380 г.)

Первая крупная победа русских над татарами. Битва показала мощь объединенных русских сил, имела огромное моральное значение для жителей Руси. Куликовское сражение также способствовало усилению авторитета Москвы.

Широко распространено мнение, что знаменитая битва на Куликовом поле стала началом освобождения русского народа от татаро-монгольского ига. Однако уже через два года после сражения хан Тохтамыш совершил более чем успешный набег на Москву. Само же иго продолжалось еще сто лет (а до битвы оно существовало 140 лет). Можно ли считать, что битва была бесполезной? Ни в коем случае! На поле боя остались десятки тысяч русских воинов, и все они отлично знали, за что умирают.

В XIV в. на первый план в политической жизни Руси выдвигаются новые центры, князья которых претендуют на старшинство среди всех правителей русских земель. Это в первую очередь Тверь и Москва. Возвышение последней связано с именем князя Ивана Калиты. В то же время с середины 1350-х гг. Орда начинает переживать тяжелые времена постоянных усобиц и борьбы за власть. Все это вело к ослаблению татаро-монгольской власти на покоренных Ордой землях.

Одним из выдающихся борцов за объединение Руси через усиление Москвы и за освобождение от иноземного гнета был князь Дмитрий Иванович – внук Калиты.

Дмитрий стал князем в 1359 г., когда умер его отец Иван Красный. Уже в 1360-е гг. молодой князь начинает активную борьбу с политическими соперниками. Он подчиняет своей власти нижегородского, ростовского и стародубского князей. В 1366 г. уже идет работа по укреплению Московского Кремля. Через два года начинается борьба с тверским князем, растянувшаяся на много лет. К этой борьбе привлекались и Литва, и Орда. Князья поочередно убеждали ордынских ханов и крупных чиновников вручить именно им ярлык на княжение, после чего вступали друг с другом в ожесточенные схватки.

Чаша весов постепенно склонялась на сторону московского князя. Ему удалось убедить многих князей в необходимости выступить против Твери, столь часто обращавшейся за помощью к монголам и литовцам. В 1375 г. тверской князь Михаил Александрович в очередной раз получил ярлык на великокняжескую «должность». Однако тогда к войскам Дмитрия в Волоке присоединились князья из Суздаля, Городца, Ростова, Смоленска, Ярославля, Белоозера, Кашина, Стародуба, Брянска, Чернигова, Оболенска, Таруссы и т. д. Такая демонстрация силы смутила спешащего на помощь союзнику литовского князя Ольгерда. Вскоре и сам Михаил Александрович запросил мира. Так Москва стала главным русским городом.

В это время участились ордынские набеги на русские земли. Только теперь они чаще встречали вооруженный, организованный отпор. Так, в 1378 г. темник Мамай послал рать мурзы Бегича на Московскую землю (возвышение Москвы очень тревожило татар). Однако за Окой на реке Воже Бегич столкнулся с крупными силами Дмитрия Ивановича и был разбит.

Наступал 1380 г. Мамай, сразу после поражения Бегича совершивший разорительный поход в Рязанские земли, не мог простить московского князя. Главное же – он не мог смириться с утратой русской дани. В то время темник Мамай играл роль фактического правителя Орды. Он решил восстановить власть татар над русскими во всей полноте. Все, что можно было мобилизовать в распадавшейся Орде, Мамай собрал в своей армии. Обещаниями богатой добычи он привлек на помощь племена Северного Кавказа, нанял за деньги генуэзцев из Кафы (Феодосии). По некоторым данным, войско Мамая насчитывало около 100 тысяч человек.

Дойдя до реки Воронеж, войско Мамая остановилось и начало кочевать. Мамай обещал своим воинам, что им не надо ни о чем заботиться, поскольку осенью у них будет русский хлеб. Он строил грандиозные планы: собирался «побить» всех русских князей, разрушить церкви и поставить вместо них мечети. Темник заявлял, что ему пристало, конечно, победить не какого-то русского князя, а некоего великого и сильного царя, «якоже царь Александро Македоньский победи Дария царя Перскаго и Пора царя Индейскаго». Когда Олег Рязанский и Ягайло предложили ему свою помощь, он милостиво разрешил им присоединиться к его войску, если они успеют.

Весть о нашестии Мамая заставила Дмитрия Ивановича спешно собирать войска. По его требованию первым пришел на помощь тверской князь, затем серпуховский – двоюродный брат Дмитрия, Владимир Андреевич. Потянулись дружины других князей.

Мамай выслал в Москву послов с требованием дани, как было прежде. Но послы ничего не смогли добиться от московского правителя. Позже в ставку татарского темника явился дьяк Захарий Тютчев с подарками, но этого Мамаю было мало.

Когда в Москву пришло известие, что татары двинулись дальше, Дмитрий Иванович держал совет с братом и прочими князьями, на котором было решено выслать на разведку сильный сторожевой отряд во главе с Родионом Ржевским, Андреем Волосатым и Василием Тупиком. Их задачей было добыть «языка» и узнать истинные намерения Мамая. Сам же Дмитрий разослал всюду грамоты, созывая князей и их дружины в Коломну. Сбор был назначен на 31 июля.

Через некоторое время Василий Тупик привел в Москву «языка», который сообщил, что Мамай ждет осени. Таким образом, сбор был переназначен на 15 августа в той же Коломне. Благословение на борьбу Дмитрий Донской получил от близкого ему человека и влиятельного религиозного деятеля игумена Сергия Радонежского (Сергий занимает одно из главных мест в списке русских православных святых).

Всего под флагом Дмитрия Ивановича якобы собралось 100–150 тысяч воинов. Так ли это, непонятно, однако вряд ли стоит подвергать сомнению следующее высказывание летописца: «От начала бо такова сила Руская не бывала». Еще важнее было то, что это была объединенная армия практически всех русских земель. На самом деле, скорее всего, численность русской рати была порядка 50–60 тысяч человек.

Когда силы были расставлены по полкам и определены воеводы, войско двинулось на переправу через Оку, причем пошло оно прямо на запад. Вероятно, Дмитрий не хотел давать повода Олегу Рязанскому обвинить объединенное русское войско во вторжении и открыто перейти на сторону татар. Ягайло получил от Олега Рязанского скорбное сообщение, что Дмитрий собрал огромную армию и занял все дороги. Литовский князь предпочел подождать, чем все закончится, и не пошел на встречу с татарами.

Когда русские войска подошли к Дону, состоялся еще один большой совет князей. На повестке дня был самый главный вопрос – переходить ли Дон. Одни убеждали, что переход развяжет руки оставшимся на другой стороне рязанцам и литовцам. Другие настаивали на переправе. По их мнению, это отрезало у войска возможности к отступлению, настраивало рать на решительный и беспощадный бой.

Куликовская битва. Худ. А. Ивон

Эту мысль поддержал и сам московский князь. «Братиа, – говорил он, обращаясь к совету, – лутчи есть честна смерть злаго живота; лутчи было не ити противу безбожных сил, неже пришед и ничтоже сотворив, возвратитися вспять; преидем убо ныне в сий день за Дон вси и тамо положим главы своя…»

Этот приказ был отдан 6 или 7 сентября. Были наведены мосты, и ночью состоялась переправа. Как только она закончилась, мосты были разрушены. Спешная переправа и выстраивание войск для боя диктовались к тому же донесениями разведки, которая сообщила, что Мамай тоже приближается к полю боя. Дмитрий хотел выиграть время и расставить полки до того, как подойдет неприятель.

Место, избранное Дмитрием Ивановичем для боя, называлось Куликовым полем. Это было холмистое пространство в 10–13 верст, расположенное между Доном и его правым притоком Непрядвой. Оно перерезалось несколькими маленькими речками, в том числе Смолкой, впадающей в Дон, и Нижним Дубняком – правым притоком Непрядвы. Поскольку у ордынцев ударной силой была конница, поле это было крайне неудобно для них. Холмы, овраги, речушки не давали места для разворота и маневра конницы. Зато они прикрывали фланги русских войск, знающих тактику врага – наносить основные удары по флангам.

Утром 8 сентября над полем стоял густой туман. Дмитрий расставлял войска для решающего боя, возможно, еще накануне вечером. Ему помогал талантливый полководец Дмитрий Боброк с Волыни и литовские князья – братья Ягайлы, принявшиеся сторону Дмитрия.

Тылом русское войско стало к Непрядве, имевшей обрывистый, крутой берег. В центре расположился большой полк во главе с московским воеводой Вельяминовым. Тут же занял место в общем строю и сам князь.

Полк правой руки был прикрыт обрывистым берегом Нижнего Дубняка. Командовал литовский князь Андрей Ольгердович. Полк левой руки, которым руководили князья Василий Ярославский и Феодор Моложский, прикрывали Смолка и лесистый овраг. Именно тут было наиболее слабое место в русском боевом порядке. Поэтому позади полка левой руки был выставлен резервный полк во главе с Дмитрием Ольгердовичем, а еще левее, в Зеленой Дубраве, – засадный полк. В засаде остались отборные воины под началом серпуховского князя Владимира и Дмитрия Боброка Волынца.

Переднюю позицию заняли передовой и сторожевой полки Симеона Оболенского и Иоанна Тарусского.

В центре войск Мамая находилась наемная пехота, по флангам – сильная конница.

Дмитрий дал приказ продвинуться вперед. К ним с Красного холма направились татарские войска. Спустившись, татары вынуждены были стать очень тесно. Места для разворачивания всех сил на поле боя не было. Таким образом русским удалось нивелировать численное преимущество противника.

К 11 утра обе стороны были готовы к бою. «И бе страшно видети две силы великиа снимающеся на кровопролитие, на скорую смерть». Перед боем Дмитрий объезжал свои войска, выкрикивая ободряющие слова. Затем он вернулся на свое место и надел боевые доспехи. В княжескую одежду облачился один из приближенных Дмитрия. Над ним же развевалось княжеское знамя.

Когда друг к другу приблизились передовые полки обеих армий, из татарского строя выехал на середину могучий всадник Темир-мурза. По обычаю того времени предстоял стартовый поединок двух сильнейших воинов. Из русского полка выехал монах Пересвет – до пострига брянский боярин Александр, – тоже не слабого сложения витязь. Богатыри на всем скаку вонзили друг в друга копья и упали замертво. Говорят, что столкновение было настолько сильным, что и земля под ногами задрожала, и даже кони их тоже упали мертвыми.

После этого поединка начался бой – по всей видимости, исключительно ожесточенный и кровавый. Татары одолели передовой полк и врезались в большой, но его опрокинуть не смогли. Помогла стойкость владимирских и суздальских воинов. Тогда бо́льшая часть конницы сконцентрировала свои усилия на левом фланге рати Дмитрия. Возникла реальная угроза захода в тыл русского войска. Положение выправил резерв Дмитрия Ольгердовича. В самой гуще сечи в большом полку дрался Дмитрий Иванович. По сообщениям летописца, под князем пало два коня, Дмитрий сражался пешком, пока, израненный, не вышел из боя. Правый полк успешно отразил все атаки противника.

К трем часам дня положение левого фланга было уже кризисным. Все больше татар бросались в образовавшуюся брешь и теснили полк левой руки к Непрядве.

Тем временем в засадном полку Владимир Андреевич несколько раз порывался идти на помощь землякам левого фланга, но каждый раз его удерживал опытный Боброк: «Пождите мало, еще есть бо вам с кем утешитися». Настал решающий час. Около четырех часов переменился ветер, который до этого дул в лицо засадному полку и лишал его возможности стремительно вылететь на врага. Тогда Волынец воскликнул: «Час прииде, время приближися! Братия моя и друзи, дерзайте!» Воины полка дружно вылетели из засады и ударили в тыл увлекшимся боем с левым флангом русских татарам. При виде новых, свежих всадников те пришли в замешательство. Одновременно, почувствовав перелом в ходе сражения, воспрянули и контратаковали остальные русские полки.

Видя поражение своих войск, Мамай кинулся спасаться бегством. Побежала и орда. Русские полки преследовали противника на расстоянии до 30–40 километров до реки Меча. Мамаю удалось уйти лишь с малой дружиной. Остальные полегли на поле боя или были потоплены в Непрядве: небольшая речушка до половины была наполнена трупами.

Возвратившимся русским открылась страшная картина. Все поле было усеяно мертвыми телами, которым, казалось, просто не хватало места. В дубраве был найден сильно контуженный Дмитрий, которого теперь уже можно с полным правом называть привычным для нас прозвищем – Дмитрий Донской. Когда все собрались, князь приказал сосчитать всех погибших и выживших.

Печальный доклад делал московский боярин Михаил Александрович. В живых не было 40 бояр московских, 30 серпуховских, 20 костромских, 30 владимирских, 50 суздальских, 40 муромских, 60 можайских, 30 звенигородских, 22 переяславских, 34 ростовских, 23 дмитровских и 30 панов литовских. Воинов осталось лишь 40 тысяч (таким образом, потери среди простых воинов достигали 20–25 тысяч).

«Вечная им память!» – провозгласил Дмитрий Донской и просил у них прощения. Восемь дней простояли воины-победители на Куликовом поле, хороня погибших товарищей и собирая оружие.

Ягайло, узнав об исходе боя, направился в Литву с такой скоростью, как будто это за ним гнались русские.

Мамай вскоре собрал новые силы, но был разбит другим татарским правителем, Тохтамышем. Свои дни когда-то могущественный темник закончил в Кафе (Феодосии), где был убит бывшими союзниками-генуэзцами из-за богатств, которые привез с собой.

Зависимость Руси от Орды была восстановлена, но Дмитрий Донской свято верил в то, что освобождение Руси не за горами. Он ошибался, но его победа имела важнейшее значение для того, чтобы это все-таки произошло. Разгром татар на Куликовом поле воодушевил население русских земель, заставил уже громко говорить о необходимости объединения. Москва приобрела огромный вес в глазах жителей многих русских городов.

Заслуги Дмитрия Донского были признаны Русской православной церковью. В 1988 году он был, как ранее Александр Невский, канонизирован.

 

Полтавская битва (1709 г.)

Русские войска под командованием Петра I и А. Д. Меншикова разбили прославленную шведскую армию во главе с Карлом XII. Так были сорваны планы шведов по захвату Москвы, битва стала переломным моментом в ходе Северной войны России со Швецией.

Еще в начале XVII века, пользуясь ослаблением России, Швеция захватила русские города Ивангород, Ям, Копорье и Орешек. Так Россия отказалась отрезанной от морского побережья, прекратила внешнюю торговлю через балтийские порты. На рубеже XVII–XVIII вв. Петр I решил «прорубить окно в Европу», вернуть россиянам выход к Балтийскому морю. В этой борьбе он столкнулся с талантливым полководцем, внуком Густава-Адольфа королем Карлом XII. В 1700 г., на момент начала так называемой Северной войны с Россией, королю было всего 18 лет, Петру – 28.

Стосорокатысячная армия шведов считалась на тот момент одной из лучших в Европе, большой мощью обладал и шведский флот, насчитывавший 42 линейных корабля и 12 фрегатов. В России же только осуществлялись первые шаги по реорганизации армии. Начало войны сложилось для России неудачно, ее войска осенью 1700 года потерпели поражение под Нарвой.

Но развитие военной промышленности и активные действия по укреплению армии продолжались. Началось производство ружей со штыком, огромное внимание уделялось артиллерии. Только за 1700–1708 гг. в России было отлито 1006 пушек, мортир и гаубиц. С 1703 г. начали регулярно производиться рекрутские наборы из крестьян и горожан (в основном ремесленников), офицерский состав формировался из дворян, которые обязательно проходили солдатскую службу в гвардии. В 1708–1709 гг. все роды войск получили единую форму военного мундира.

После победы под Нарвой Карл XII основной удар направил против Польши, ставшей в 1704 г. союзницей России. Воспользовавшись отсутствием основных сил Швеции в Прибалтике, русские полки под командованием Б. П. Шереметева в 1701–1702 гг. разгромили шведов при Эрестфере и под Гуммельсгофом. В результате осады и штурма русские взяли крепость Нотебург (Орешек). Эта победа открывала дорогу к овладению устьем Невы. 16 мая 1703 г. была заложена Петропавловская крепость, положившая начало Санкт-Петербургу.

В 1704 г. русские войска овладели Нарвой и Дерптом (Тарту). Россия возвратила себе побережье Невы и прочно утвердилась в Восточной Прибалтике.

Театр военных действий смещался к югу. Карл XII выбрал другое стратегическое направление. В Польше шведам удалось взять Варшаву и Краков, добиться от сейма лишения Августа II польской короны. На престол был посажен сторонник шведского короля Станислав Лещинский. В связи с этими событиями Петр I собрал военный совет в Жолкве (Галиция), на котором обсуждалась возможность генерального сражения со шведами не в Польше, а на территории России. Для этого надо было измотать силы противника. Уже в начале 1707 г. русскому командованию стало известно, что удар главных сил противника будет направлен через Белоруссию и Смоленск на Москву. Карл XII хотел расчленить Российское государство. Северные его территории должны были отойти Швеции, в Москве король собирался посадить своего ставленника. Украину, Смоленщину и другие западные территории он обещал Польше.

Несвоевременное генеральное сражение Петр I рассматривал как «зело опасное дело» и готов был дать его только после тщательной подготовки. Выигрывая время, русские войска наносили отдельные удары по противнику, задерживая его на водных рубежах.

Вступив 8 июля 1708 г. в Могилев, Карл XII ожидал подхода шестнадцатитысячного корпуса Левен-гаупта, который с большим обозом следовал из Риги на соединение с основными силами. Не дождавшись подкрепления и испытывая острую нужду в продовольствии и фураже, шведы перешли на левый берег Днепра и двинулись на Смоленск. В бою у села Доброе их авангард численностью свыше пяти тысяч человек был разбит. Карл XII отказался от похода через Смоленск и повернул на Украину, воспользовавшись приглашением гетмана Мазепы.

68-летний Мазепа был опытным и ловким дипломатом и политиком. Он исполнял особого рода поручения при польском короле, гетманах Дорошенко и Самойловиче, вошел в доверие к временщику Василию Голицыну и в 1687 г. получил гетманскую булаву. Петр I, жестоко расправлявшийся со ставленниками Голицына, не тронул украинского гетмана. Более того, Мазепе удалось расположить к себе грозного царя. Во время Северной войны Петр продолжал полностью доверять гетману и позволил ему занять Правобережную Украину, когда шведы вторглись в Польшу. Таким образом, под властью Мазепы оказались оба берега Днепра.

Иван Степанович еще в первые годы Северной войны вел тайные переговоры с Карлом, а затем и со Станиславом Лещинским. Он обещал при вторжении шведов обеспечить им зимние квартиры, продовольствие и пятидесятитысячное казацкое войско. Вероятнее всего, Мазепа хотел усиления собственной власти, объединения под своей булавой значительных территорий и определенной независимости в управлении от шведов и поляков. Впрочем, переговоры велись крайне осторожно: Мазепа выжидал, на чьей стороне окажется преимущество. Но когда шведский король повернул на юг, ему пришлось уже открыто перейти на сторону противников России. 24 октября 1708 г. всего с пятитысячным (по другим данным – двухтысячным) отрядом и частью верной старшины Мазепа переправился через Десну и пошел на соединение с Карлом, надеясь на поддержку всего казачества и мотивируя свой переход восстанием против московского гнета.

Когда в сентябре Карл вторгся в пределы Украины, основные силы русской армии под командованием Б. П. Шереметева также повернули на юг, а Петр I и А. Д. Меншиков, сформировав легкий двенадцатитысячный подвижный отряд, двинулись навстречу корпусу Левенгаупта. 28 сентября русские войска вынудили Левенгаупта принять бой в труднопроходимой лесисто-болотистой местности у деревни Лесной. Шведы потеряли 8700 человек убитыми, 45 офицеров и более 700 солдат попали в плен. Весь обоз с большим количеством боеприпасов и продовольствия, 17 орудий, 44 знамени достались русским. Петр I называл победу у Лесной «матерью Полтавской баталии».

На переход Мазепы на сторону противника быстро отреагировал Меншиков, находившийся возле украинских границ. Он перекрыл переправу через Десну и выпустил 28 октября манифест к украинскому народу, в котором заклеймил гетмана как изменника родины и веры, который хотел отдать православную веру униатам. 2 ноября Меншиков вошел в Батурин и устроил там погром, уничтожив значительную часть населения, а через четыре дня в Глухове на место низложенного Мазепы гетманом избрали И. Скоропадского. Впрочем, и без репрессивных мер российского командования украинское население не спешило переходить на шведскую сторону.

Весной Петр I отправил отряд Яковлева на подавление возможного выступления сечевиков. Царские войска ворвались в Сечь и после короткого боя заставили запорожцев капитулировать. В плен сдалось 300 человек. Яковлев велел отправить знатных пленников к царю, а остальных казнил на месте как изменников. По царскому приказу Запорожская Сечь была разрушена и сожжена.

Взятие русскими Батурина было вторым серьезным ударом для шведов после Лесной. Карл XII рассчитывал пополнить в гетманской резиденции запасы продовольствия, пороха, ядер, взять находившуюся там артиллерию.

Продвижение шведской армии по Украине проходило не без проблем. Упорное сопротивление Карлу оказали Ромны, Гадяч, Чернухи, Пирятин, Зеньков и другие города. Тревожили шведов и многочисленные мелкие отряды казаков и местных жителей, действовавшие в тылу продвигавшейся армии.

Шведские войска начали вторжение на Слобожанщину. И здесь их не встречали с рапростертыми объятиями. Упорно оборонялись Котельва, Краснокутск, Коломак. Против шведов успешно действовали небольшие русские отряды и казацкий полк Галагана. Шведские войска вынуждены были отойти в междуречье Ворсклы и Псла. В это время русские войска и казаки осуществляли стратегическое окружение неприятеля на Левобережной Украине. Казацкие полки контролировали переправы через Днепр. Петр I неоднократно предлагал Карлу XII заключить мир, но тот заявлял, что закончит войну, войдя в Москву.

Для улучшения снабжения своих войск шведский монарх решил занять Полтаву. Это помогло бы ему также получить удобные пути для связи с Турцией и Крымским ханством, использовать переправу через Днепр у Переволочной для пополнения армии отрядом генерала Крассоу и польской шляхтой. Полтава находилась на правом, высоком берегу Ворсклы. Ее укрепления, как казалось шведским генералам, не могли быть серьезным препятствием. Армия Карла XII имела опыт осады и более мощных крепостей в Прибалтике, Польше, Саксонии.

Учитывая важное стратегическое положение города, русское командование направило в Полтаву шесть батальонов пехоты под командованием полковника А. С. Келина. Гарнизон Полтавы состоял из 4181 солдата и офицера, 91 пушкаря и 2600 вооруженных местных жителей, в городе имелось 28 пушек.

3 апреля 1709 г. полуторатысячный шведский отряд появился перед укреплениями и начал их штурмовать. Нападение было отбито. В последующие дни проходили вылазки с обеих сторон. 5 апреля шведы потеряли убитыми 427 человек, гарнизон Полтавы – 62. Вылазки защитников города не давали шведам возможности возводить шанцы около крепостных валов. В ответ на подкопы, куда закладывались мины, Келин приказал вырыть траншеи из города. Полтавчане получили возможность изымать закладываемый порох. Захлебнулись штурмы 29 и 30 апреля.

14 мая Меншиков подвел свои войска к левому берегу Ворсклы напротив города. На рассвете 15 мая около 1200 переодетых в шведскую форму солдат под командованием Алексея Головина перешли Ворсклу. У самой крепости они ворвались во вражеские окопы и перебили 200 солдат, затем отряду удалось пробиться в город.

Карл XII понимал, что у Полтавы сосредотачиваются крупные силы русских, но уходить категорически отказывался, ожидая поддержки от Лещинского и Крассоу. Овладение Полтавой стало для него вопросом престижа. 23 мая, заложив под валы мины, три тысячи шведов бросились в атаку. Осажденным удалось разрядить мины, а атака отряда Карла была отбита.

Вечером 1 июня Полтава была обстреляна зажигательными бомбами. Пока в городе тушили пожар, шведы ворвались на крепостной вал, но снова были опрокинуты и отброшены.

2 июня фельмаршал Реншильд предъявил коменданту Келину ультиматум о сдаче на почетных условиях. В противном случае он угрожал полным истреблением гарнизона и жителей города. Келин, не раздумывая, отклонил требования, заявив, что у него уже семь таких писем.

4 июня под Полтаву, в село Крутой Берег, прибыл Петр I. Об этом было сообщено защитникам города в письме, вложенном в разряженное ядро. 16 июня военный совет русских пришел к выводу, что единственным способом предупредить падение Полтавы является генеральное сражение. Подготовка к нему предусматривала переход главных сил русской армии на правый берег Ворсклы. Одновременно казакам было приказано занять все пути отхода шведских войск через Псел и далее в Польшу.

Шведская армия оказалась в тупике. Для наступления не хватало сил, но и отход был связан с большим риском. Во время рекогносцировки 17 июня Карл XII был ранен в ногу, по его армии поползли слухи, что король намеренно ищет смерти. «Северный Александр Македонский» понимал, что русская армия готовится к генеральному сражению и единственной возможностью обезопасить себя с тыла видел взятие Полтавы. Штурмы следовали один за другим. Тяжелые дни пережил город 21 и 22 июня, когда шведы были особенно настойчивы и потеряли свыше двух тысяч человек. Защитники Полтавы за время обороны потеряли убитыми 1186 воинов, ранено было 1200 человек, Карл же остался без шести с лишним тысяч солдат – т. е. пятой части армии, пришедшей на Украину. Надежды его получить поддержку не оправдались: корпус генерал-лейтенанта Гольца предоставил появление в Украине войск польской шляхты и шведского корпуса Крассоу.

19 июня тремя бродами основные силы русской армии перешли Ворсклу (остальные части пере правились в ночь на 20 июня) и расположились на широкой открытой равнине у деревни Семеновки. Здесь был построен лагерь. Однако такая местность была удобной для линейного построения и дала бы большие преимущества сильной шведской коннице. 25 июня после осмотра лагеря Петр приказал перевести армию ближе к Полтаве и расположить у села Яковцы. Лощины, овраги и небольшие леса исключали возможность широкого кавалерийского маневра. Здесь была нужна пехота, которая и составляла основную силу русской армии.

За одну ночь был построен лагерь, защищенный с одной стороны крутым берегом Ворсклы, с другой – Яковецким лесом, с третьей – небольшой лощиной. Укрепления состояли из земляных валов и реданов в форме выступавшего наружу угла. Между валами и реданами оставались значительные промежутки, чтобы армия могла не только обороняться, но и быстро переходить в наступление. Перед лагерем простиралось небольшое ровное поле, шириной около полутора и длиной до трех километров. С востока оно примыкало к Яковецкому, с запада – к Малобудыщанскому лесу. Со стороны Полтавы пролегал единственно возможный путь наступления шведской армии. На этой части поля по распоряжению Петра I была создана передовая позиция: построено шесть поперечных (по отношению к направлению шведского наступления) и четыре продольных редута. (Кстати, подобные укрепления на полях битв в Европе появились еще не скоро.) Ружейный и артиллерийский огонь из редутов должен был расчленить линейный порядок вражеских полков.

Русское командование учло, что Карл XII обычно стремился нанести первый удар максимальными силами. Пехота и артиллерия, сконцентрированные в редутах, обеспечивали отражение первого натиска, вынуждали шведов дробить свои силы.

Все русские полки 26 июня заняли позиции, предусмотренные планом сражения. В редутах разместилась пехота Белгородского полка с артиллерией. За редутами расположилась конница под командованием Меншикова и Боура в составе 17 драгунских полков.

Полтавская победа. Худ. А. Коцебу

В ночь с 26 на 27 июня из русского лагеря перебежал к шведам унтер-офицер Семеновского полка, который сообщил о подготовке русских к битве и расположении войск. Он, по-видимому, рассказал и о том, что шведы могут иметь успех при атаке на полк Апраксина, состоявший из новобранцев, одетых в серые мундиры. Петр, узнав о перебежчике, приказал произвести изменения в расположении полков, а солдатам Апраксина поменяться мундирами с испытанным Новгородским пехотным полком. Основные силы казацкой конницы сосредоточились у села Жуки с целью закрыть прямой путь для отступления неприятеля. Накануне сражения Петр I объехал войска и произнес краткие патриотические обращения, в которых призывал биться не за Петра, а «за Россию и российское благочестие». Пронесли на носилках перед шведскими полками и Карла XII, который обещал, что завтра его солдаты будут обедать в русском обозе.

Численность русских войск под Полтавой составляла 42 тысячи, шведских – около 30 тысяч. Часть сил Карл оставил для охраны траншей и осадного лагеря под городом, обоза и дороги вдоль Ворсклы к Днепру.

27 июня перед рассветом шведская пехота и конница двинулись к расположению русских войск. Меншиков вывел конницу к передовым редутам и завязал встречный бой.

Неожиданно для себя шведское командование столкнулось с русской передовой позицией на редутах. Артиллерия открыла огонь на предельной дистанции, что уже лишало врага важного преимущества – внезапности удара. Шведам вначале удалось несколько потеснить русскую конницу и занять два ближайших недостроенных редута. Однако пройти поперечные редуты им не удавалось. Перекрестный огонь русской пехоты и артиллерии из редутов и атаки конницы отбивали натиск противника. Русская конница теснила шведскую кавалерию в сторону Яковецкого леса.

Получив донесение, что часть войск Шлиппенбаха и Росса, уходивших в Яковецкий лес, отрезана, Петр послал Меншикову пять батальонов пехоты и пять драгунских полков. Одновременно русской коннице во главе с Боуром было приказано отойти с редутов. Отход Боура был воспринят шведами как вынужденный. Увлекшись преследованием, шведская кавалерия и пехота оказались на поляне в ста шагах от русского лагеря. Артиллерия русских, которой командовал Я. Брюс, открыла огонь. Поражаемый картечью и ядрами, неприятель устремился влево, к опушке Малобудыщанского леса. Генералы и офицеры Карла XII стали приводить в порядок поредевшие полки. Только теперь стало известно об отсутствии колонн Росса и Шлиппенбаха, составлявших четвертую часть шведской армии. Они были наголову разбиты русскими у Яковецкого леса. Первый этап сражения окончился к шести часам утра. Наступило трехчасовое бездействие шведских войск. Передышка означала, что шведы уступили инициативу.

Через некоторое время разведка русских сообщила, что шведы строятся в боевой порядок у Малобудыщанского леса. Теперь главную роль должна была сыграть русская пехота. Петр I приказал вывести полки. Шесть пехотных полков остались в лагере, чтобы шведы не увидели численного превосходства русских и не отступили без боя. Русские полки построились перед лагерем. Пехота выстроилась в две линии: впереди первые батальоны каждого полка, за ними вторые. Это обеспечивало взаимоподдержку, необходимую глубину боевого порядка, а также известную самостоятельность действий полков. В первой линии находилось 10 тысяч человек. Артиллерия была рассредоточена по всему фронту пехоты. На левом фланге расположились шесть отборных драгунских полков под командованием Меншикова, на правом – одиннадцать во главе с Боуром. Три батальона пехоты направлялись для связи с гарнизоном Полтавы, а шесть драгунских полков – в село Жуки для помощи казакам при преследовании врага.

Командующим всеми войсками был назначен Шереметев, сам Петр принял на себя руководство дивизией центра. Перед началом боя царь обратился к солдатам со знаменитым призывом: «Воины! Вот пришел час, который решит судьбу отечества. Итак, не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество…»

Боевой порядок шведских войск по форме соответствовал построению русских полков. Но пехота была поставлена в одну линию, чтобы растянуть фронт и скрыть большие потери, понесенные на первом этапе боя. Во второй линии находилось только три батальона пехоты. Конницу расположили в две линии и равномерно распределили на флангах, четыре пушки поставили вдоль фронта. В таком боевом порядке шведы пошли на сближение с русскими.

При сближении на ружейный выстрел обе стороны дали сильный залп из всех видов оружия. Огонь русской артиллерии расстроил неприятельские ряды, затем наступил момент жестокого рукопашного боя. Два шведских батальона, сомкнув фронт, бросились на выделявшийся своими сермягами первый батальон Новгородского полка. К их удивлению, «новобранцы» не растерялись. Но штыковой атакой шведам все же удалось смять и потеснить первый батальон. Петр сам повел в атаку второй батальон. Новгородцы кинулись с примкнутыми штыками и восстановили линию. Могучая фигура Петра привлекла вражеских стрелков: одна пуля пробила ему шляпу, вторая – седло.

Огромную роль сыграла прекрасная русская артиллерия. Второй этап боя продолжался с 9 до 11 часов. В первые полчаса орудийный и ружейный огонь причинил шведам громадный урон. Отборные полки Карла потеряли больше половины состава и почти всех офицеров. Во время боя ядро ударило в королевские носилки, среди воинов пошел слух, что Карл погиб. Панику усилил фельдмаршал Реншильд, закричав: «Ваше величество, наша пехота погибла!»

Натиск шведов ослабевал. Атаковав правый фланг неприятеля, Меншиков оттеснил вражескую конницу, оголил пехоту и поставил ее под угрозу уничтожения. Правый фланг шведов дрогнул и начал отступление. Локальный успех Меншикова вскоре перерос в наступление русских по всему фронту. Шведы обратились в бегство. Остатки некогда непобедимой армии хлынули через Малобудыщанский лес. В дальнейшем они столкнулись с казаками скоропадского и повернули к Кобелякам, чтобы выйти к Днепру у Переволочной.

В сражении под Полтавой Карл XII потерял 9324 воина; 2874 солдата и офицера во главе с Реншильдом сдались в плен. Русская армия имела 1345 убитых и 3290 раненых. 28 июня состоялся торжественный въезд победителей в Полтаву. Десять драгунских, Преображенский и Семеновский гвардейские полки под общим командованием Меншикова преследовали шведскую армию. В погоне за врагом приняли участие казаки полковника Палия. Преследование продолжалось до Днепра. У Переволочной шведы не обнаружили средств переправы – их заранее уничтожил отряд Яковлева. Лишь Карлу с отрядом охраны в тысячу человек и Мазепе с несколькими сотнями казаков удалось переправиться через Днепр. Подоспевший отряд Меншикова уступал по численности шведской армии, оставленной в Переволочной. Меншиков приказал драгунам спешиться и соединиться с пехотой, а коноводы расставили лошадей так, чтобы неприятель принял их за боевую кавалерию. С нескольких сторон было произведено демонстративное наступление. Не видя другого выхода, 11 пехотных и 11 драгунских полков (16 264 человека) под командованием Левенгаупта 30 июня капитулировали. В руки русских попало 174 знамени, 28 орудий, множество стрелкового оружия, обоз, казна шведов.

Полтавская битва стала переломным этапом в ходе Северной войны и, по выражению Петра I, «заложила камень в основание Санкт-Петербурга», то есть в основание могущественной Российской империи.

 

Взятие Измаила (1790 г.)

Одна из знаменитых побед Суворова – взятие сильной крепости в открытой атаке меньшими, чем у противника, силами. Взятие Измаила окончательно решило исход русско-турецкой войны в пользу России.

Победы 1789 г. при Фокшанах и Рымнике, одержанные Суворовым, сами по себе являлись серьезным ударом по военному могуществу турок. Но русские войска одерживали и другие победы в этой войне. Они захватили Бендеры, Аккерман и небольшую крепость Хаджи-бей на морском побережье (на ее месте сейчас находится Одесса). На Черном море прекрасно действовал флот Ушакова. Однако эти успехи не были использованы в полной мере, и турки оправились после поражений.

Центром их обороны на Дунае была сильнейшая крепость Измаил. Турки называли ее «Орду-калеси» – армейская крепость. В 1774 г. она была перестроена по проекту французского и немецкого инженеров в соответствии со всеми современными требованиями к военному строительству. Измаильская крепость лежала на левом берегу Килийского рукава Дуная между озерами Ялпух и Катлабух, на склоне отлогой высоты, оканчивающейся у русла Дуная низким, но крутым скатом. Крепость была окружена большим валом, доходившим в высоту до 8 метров. Вал имел протяженность 6 километров, на нем было сооружено семь земляных и каменных бастионов, проход обеспечивался четырьмя воротами. Вал опоясывал город с трех сторон – севера, запада и востока. С юга город был защищен Дунаем, имеющим здесь ширину полкилометра. Перед валом находился ров в 12 метров шириной и 6—10 метров глубиной, наполненный в некоторых местах водой. Каменные постройки внутри крепости позволяли вести эффективную борьбу с нападавшими в случае, если те проникнут в город. Во главе гарнизона стоял Айдозли-Мехмет-паша. Частью гарнизона командовал Каплан-гирей, брат крымского хана. Крепость имела более 200 крупных орудий и гарнизон из 35 тысяч человек. Русские войска под Измаилом насчитывали 31 тысячу человек.

Окончание войны с Турцией зависело от взятия этой крепости. (Союзница России Австрия уже заключила сепаратный мир с Портой.) Крепость играла важную роль в русско-турецких войнах: она не только серьезно препятствовала освобождению Добруджи русскими войсками, но вместе с тем являлась прекрасным убежищем для остатков султанской армии, бежавших из разгромленных русскими войсками крепостей Аккерман, Бендеры и Хотин. В то время за валами Измаильской крепости укрылись не только беглецы из этих крепостей, но и наиболее зажиточное мусульманское население края со своими семьями.

Русские войска осадили Измаил, но взять его не могли. Решить эту задачу не удалось ни Репнину в 1789 г., ни И. В. Гудовичу с П. С. Потемкиным

в 1790 г. Поэтому 25 ноября 1790 г. главнокомандующий Г. А. Потемкин направил гонца к Суворову с приказанием выехать из-под Галаца и возглавить русские войска под Измаилом. На следующий день под городом заседал военный совет, признавший невозможность активных действий против сильной крепости. Некоторые части начали отход от Измаила, а командующий флотилией де Рибас решил направиться под Галац к Суворову.

Однако прибывший 2 декабря под Измаил полководец придерживался иного, нежели совет, мнения относительно возможности штурма. Он хотел атаковать крепость. Оставив лошадь у подножия скифского кургана, Суворов поднялся на его вершину. Отсюда хорошо просматривались в подзорную трубу бастионы и валы, за которыми упирались в небо шпили остроконечных мечетей и минаретов, виднелись красные крыши магазинов и складов. «Крепость без слабых мест, – осмотрев сооружение, сообщил Суворов на второй день главнокомандующему. – Сего числа приступлено к заготовлению осадных материалов, коих не было для батарей, и будем стараться их совершать к следующему штурму дней через пять…»

Штурму предшествовала большая инженерная подготовка (было заготовлено и доставлено из Галаца 70 штурмовых лестниц и 1200 фашин), а затем – тренировка солдат в обращении с лестницами и инженерным инструментом. По приказу Суворова возле села Сафьяны были построены валы и рвы такого же типа, как и измаильские; именно там солдаты учились штурмовать город.

Командующему турецкими войсками в городе генерал-аншеф предъявил ультиматум: «Я с войсками сюда прибыл. 24 часа на размышление – воля; первый мой выстрел – уже неволя; штурм – смерть».

Айдозли-Мехмет-паша отказался принять ультиматум, сказав, что скорее Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил. Александр Васильевич созвал военный совет и дал приказ штурмовать крепость.

Штурм был назначен на 11 декабря. Суворов планировал атаковать крепость одновременно в нескольких местах: шестью колоннами (19 500 человек) с сухопутной стороны и тремя колоннами под командованием де Рибаса со стороны Дуная (9 тысяч человек). Главный удар наносился по приречной части города, где было сосредоточено две трети сил (части де Рибаса, колонны Кутузова, Львова, Ласси). Три колонны должны были наступать с востока (Килийские ворота новой крепости) под началом А. Н. Самойлова, три – с запада (Бросские ворота) под командованием П. С. Потемкина. Кавалерийские резервы бригадира Вестфалена (2500 человек) находились на сухопутной стороне.

Переднюю линию боевого порядка русских составляли стрелки. Следом за ними шли саперные команды, вооруженные топорами, кирками и лопатами. Затем следовали пехотные колонны, позади которых размещался резерв, построенный в каре, чтобы отражать кавалерийские атаки из крепости.

Флотилия была построена в две линии. 145 легких судов и казачьих лодок с десантными войсками были размещены в первой линии, а 58 крупных судов – во второй. Крупные суда должны были прикрывать огнем тяжелой артиллерии высадку войск на берег.

10 декабря началась артподготовка, которая велась силами полевой и корабельной артиллерии (палило до 600 орудий). Обстрел крепости велся целый день. 11 декабря в три часа по сигналу ракет войска начали сосредотачиваться в указанных пунктах. В 5.30 начался штурм. Атакующие войска были встречены огнем 250 орудий противника.

Бой за овладение бастионами и всем валом продолжался до 8 часов утра. Первой подошла к крепости 2-я колонна генерал-майора Б. П. Ласси. В 6 часов утра егеря Ласси одолели вал, и наверху завязался жестокий бой.

Самый мощный западный бастион – Табия – атаковала колонна С. М. Львова. Тяжелораненого генерала Львова сменил верный сподвижник Суворова полковник В. И. Золотухин. Он вовлек в бой гренадеров Апшеронского полка, овладел прибрежной батареей противника, обошел Табию с тыла и открыл Бросские ворота – ключ от всей крепости

На противоположной стороне крепости в районе гранитных Килийских редутов дважды атаковали солдаты М. И. Кутузова и дважды отступали под натиском противника. Взяв из резерва Херсонский полк, Кутузов в третий раз повел на штурм своих гренадеров и овладел бастионом.

Трудным оказался северный Бендерский бастион, который штурмовала 3-я колонна под командованием Мекноба. Его же отряд штурмовал соседний с Бендерским бастион и промежуток между ними. Здесь глубина рва и высота вала оказались столь велики, что лестницы пришлось связывать по две. Много солдат и офицеров полегло на мокрых и скользких от крови крепостных валах. Турки несколько раз производили вылазки и контратаковали русских, но бастионы были взяты. Выполнили свои задачи и колонны полковника В. П. Орлова и бригадира М. И. Платова.

Успешно шла атака со стороны Дуная, где три колонны русских опрокинули турок и закрепились в городе. Высадка началась около 7 часов утра. Здесь русскому десанту сопротивлялось более 10 тысяч турок и татар. Зиновий Чепега – бригадир запорожских казаков, – командуя 2-й колонной высадки речных десантов, бросился с казаками на берег и занял редуты вдоль Дуная. Успеху десанта способствовали колонна Львова, атаковавшая на фланге береговые дунайские батареи, и действия сухопутных войск с восточной стороны Измаила. Запорожские казаки во главе с атаманом А. А. Головатым нанесли смелый и сокрушительный удар с севера в самую середину крепости. В это же время к центру двинулись другие части – справа Потемкин, слева Кутузов.

Ожесточенные уличные бои продолжались до 16.00. В город была введена часть русской полевой артиллерии. Турки упорно обороняли каждую площадь и каждый дом. Для полного их разгрома в критический момент в Измаил вошел резерв Суворова.

В своем рапорте А. В. Суворов писал: «Не бывало крепости крепче, не бывало обороны отчаяннее обороны Измаила, но Измаил взят», «Солдаты мои проявили массовый героизм, забыв чувство страха и самосохранения».

Таким образом, город, который турки считали неприступным, был взят в течение одного суворовского штурма. Потери гарнизона составили 26 тысяч убитыми и около 9 тысяч пленными – свидетельство упорного сопротивления русским. Турки потеряли всю артиллерию, боеприпасы, 42 корабля. Русские потеряли 10 тысяч человек – 4 тысячи убитыми и 6 тысяч ранеными. Пленных отправили под конвоем в Николаев, трупы сбрасывали в Дунай еще 6 дней.

Отличившийся умелым руководством своей колонной и показавший пример личной храбрости генерал-майор М. И. Кутузов был назначен новым комендантом города. Суворов же не получил чин генерал-фельдмаршала, на который рассчитывал. Императрица по настоянию Г. А. Потемкина ограничилась медалью и почетным званием подполковника Преображенского полка. Сам же князь Таврический получил фельдмаршальский жезл, очередной дворец и т. п.

Считается, что на примере Измаила Суворов доказал ошибочность западноевропейских представлений о взятии крепостей, основывающихся на необходимости долгой и методичной инженерной подготовки. Гениальный русский полководец решился на открытую атаку, которая к тому же была произведена меньшими, чем у противника, силами (случай уникальный, поскольку обычно, наоборот, меньшие силы, засевшие в укрепленной крепости, могли отражать огромные армии наседавшего врага).

Штурм Измаила и победы русского флота на море решили исход войны в пользу России. В 1791 г. был заключен Ясский мир, согласно которому Турция признала присоединение к России Крыма, Черноморского побережья от Южного Буга до Днестра и земель по р. Кубань. Порта обязалась также не вмешиваться в дела Грузии.

 

Бородинское сражение (1812 г.)

Одна из самых ожесточенных битв наполеоновских войн. Русские войска под командованием Кутузова, показав беспримерное упорство и храбрость, не были сломлены и опрокинуты не менее мужественными солдатами Наполеона. Французский император не добился каких-либо реальных результатов.

«В битве под Москвой французская армия оказалась достойной победы, а русская армия стяжала право называться непобедимой», – так писал незадолго до смерти знаменитый узник острова Святой Елены. Действительно, после сражения никто из командующих не мог с уверенностью сказать, что он одержал настоящую победу. Для Наполеона, вероятно, ясно было только то, что Бородино – не Аустерлиц или Йена: никаких триумфальных и решительных политических результатов это сражение императору не принесет. Армия противника на сей раз не была разгромлена и сломлена, она готова была сражаться и дальше. Готова более, чем многонациональное войско Бонапарта.

* * *

В июне 1812 года наполеоновская армия, сконцентрированная на территории Германии и Польши, двинулась к границам России, имея неимоверную для того времени численность – свыше 600 тысяч человек. Всю ночь с 11 на 12 (24 – по новому стилю) июня четырьмя непрерывными потоками наполеоновская армия переходила по мостам, наведенным через Неман в районе Ковно. Почти половину французской армии составляли, собственно, не французы, а итальянцы, немцы, австрийцы, поляки и другие покоренные народы Европы.

Главной задачей русских войск с самого начала войны против Наполеона было соединение двух больших армий, одной из которых командовал Барклай де Толли, а другой – Багратион. Император Бонапарт наседал, старался разбить армии поодиночке, но сделать этого не сумел. Умело маневрируя, давая арьергардные бои, русские генералы смогли 22 июля (3 августа) соединить свои части под Смоленском. Теперь объединенное русское войско под общим командованием Барклая де Толли насчитывало около 120 тысяч человек.

В Смоленске разгорелись жесточайшие бои. Они продолжались три дня, после чего Барклай приказал уходить на восток. Оборона Смоленска уже показала исключительный героизм русских солдат. Но генерального сражения так и не произошло. К этому времени французская армия сильно сократилась. Приходилось оставлять гарнизоны в захваченных городах, обеспечивать растянувшуюся коммуникационную линию. Много солдат терял Наполеон в постоянных стычках с арьергардами отступающих войск, в стране разворачивалась и народная война; в руки партизан каждый день попадали сотни захватчиков. Тяжело было со снабжением – отступающие русские опустошали дорогу, население уходило в леса вместе со всем скарбом, не шло на сотрудничество с наполеоновской военной администрацией. Когда-то Наполеон, предвидя подобные трудности, говорил, что первый этап русской кампании он закончит в Смоленске и Минске, где и перезимует. Действительно, дальнейшее наступление могло обернуться хозяйственной катастрофой для армии. Но летом 1812 г. Наполеон все-таки двинулся дальше. Он утверждал, что с такой разноплеменной армией не может стоять на месте – это приведет к неизбежному разложению. Кроме того, император жаждал генерального сражения, разгрома живой силы соперника. Конечной целью было объявлено взятие Москвы. «Если я возьму Петербург – я возьму Россию за голову, если Киев – за ноги, если Москву – я поражу Россию в самое сердце», – утверждал Бонапарт.

В русской армии постепенно росло недовольство действиями Барклая де Толли. Двор, многие генералы и солдаты считали его излишне осторожным, ходили слухи об измене, немалую роль сыграло и иностранное происхождение командующего. Особенно разгневала, например, храброго Багратиона сдача Смоленска: «Это стыдно, и пятно армии нашей, а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно». На самом деле следует, наверное, признать, что действия Барклая де Толли были продуманы и отличались большим здравомыслием. «Тактика скифов», затягивание Наполеона в глубь страны, безусловно, оправдывала себя. Но командующего все-таки решено было сменить. Особый комитет из пяти лиц (Салтыков, Аракчеев, Вязьмитинов, Лопухин и Кочубей) единогласно посоветовал Александру I поставить во главе армии 67-летнего полководца суворовской школы Михаила Илларионовича Кутузова.

Боевая деятельность Кутузова началась в 1764 г. Он участвовал в походах 1765 и 1769 гг., принимал участие в войне с Турцией в 1770 г. в сражениях при Рябой Могиле, на реках Ларге и Кагуле, в 1771 г. при Попештах; сражался в Крыму, у Кинбурна, участвовал в осаде Очакова, при взятии крепости Аккерман и Бендеры. В результате одного из ранений Кутузов потерял глаз. В 1790 г. под руководством Суворова Кутузов брал Измаил. Александр Васильевич ценил своего подчиненного: «Хитер, хитер! Умен, умен! Никто его не обманет».

Приходилось Михаилу Илларионовичу использовать эти качества и на дипломатическом поприще. Так, он служил послом в Турции, выполнял миссию при шведском короле. Отношения его с императором, особенно после ненужного и катастрофического сражения под Аустерлицем, были напряженными, но Александр не решился пойти против желания советников и армии и утвердил назначение Кутузова.

Кутузов прибыл в расположение русской армии в Царево-Займище 17 (29) августа. Солдаты все были уверены в том, что новый главнокомандующий собирается прекратить отступление. Сам Кутузов по прибытии заявил: «Ну как можно отступать с такими молодцами!», после чего приказал продолжить отход. Была б на то его воля, Кутузов бы и не давал никакого генерального сражения, которого так жаждал противник. Однако взять на себя такую огромную моральную и политическую ответственность и сдать Москву без боя он не решился.

Для совершенно ненужной, по глубокому убеждению командующего, битвы было в результате избрано место под деревней Бородино – в 12 км к западу от Можайска, в 120 км от Москвы, за р. Колоча. Пока продолжалось отступление от Царева-Займища, к армии присоединились 15 589 человек подкрепления под командованием Милорадовича, под Бородино влились 7 тысяч человек Московского и 3 тысячи Смоленского ополчения. На решение относительно места битвы повлиял и тот факт, что Наполеон к этому времени практически догнал на марше русскую армию, уже не выпускал из виду ее арьергарда под командованием Коновницына и постоянно вступал с ним в бой. Кутузов мог ускориться и тем самым обречь Коновницына на уничтожение, а мог остановиться и развернуться лицом к противнику уже теперь. Так он и поступил.

Фронт армии, занимавший 8 км, расположен был на холмистой равнине с пологими скатами, покрытой кустарником и изрезанной оврагами. Протекавшие здесь реки и ручьи (Колоча, Семеновка, Стонец) были проходимы вброд. Имевшиеся возвышенности – Центральная, или Курганная, расположенная между ручьем Стонец и реками Колоча и Семеновка, и Семеновская, находившаяся в 200 м к юго-западу от деревни Семеновская у деревни Утица, – являлись опорными пунктами позиции.

Кутузов лично объехал бородинские позиции и утвердил порядок расположения русских войск. Вначале предполагалось иметь на левом фланге Шевардинский редут, но затем он был оставлен в качестве передового опорного пункта, а левый фланг был отодвинут назад к деревням Утица и Семеновская. В центре и на правом фланге было Бородино; река Колоча, впадавшая в Москву-реку, являлась естественным препятствием. Далее проходила новая Смоленская дорога на Москву, удобная для обхода русских войск с правого фланга.

Левый фланг русской армии обойти было труднее, так как он упирался в лес, но тут не было серьезных естественных препятствий. Кутузов видел слабые места левого фланга и стремился устранить их путем возведения укреплений. Юго-западнее деревни Семеновской на высоте были установлены три батареи по 12 орудий – «Багратионовы флеши», – а недалеко от них в центре позиции на Курганной возвышенности были установлены 18 орудий – «батарея Раевского». Правым флангом и центром командовал Барклай де Толли, левым флангом – Багратион. Правым крылом непосредственно командовал Милорадович, в распоряжении которого было два пехотных корпуса – 2-й и 4-й (19 800 человек) – и два кавалерийских – 1-й и 2-й (6 тысяч человек). Центром непосредственно командовал Дохтуров с одним пехотным и одним кавалерийским корпусом (в общей сложности 13 600 человек). Кутузов оставил в своем распоряжении большой резерв центра и правого крыла (36 300 человек).

Михаил Илларионович хотел привлечь внимание Наполеона к левому флангу и заставить противника пойти здесь на фронтальную атаку. Поэтому бо́льшая часть резервов была расположена ближе к правому флангу, где находился и сам командующий со штабом в деревне Татариново.

Левое крыло состояло из двух пехотных корпусов (22 тысячи человек) и одного кавалерийского (3800 человек). Резервы этого крыла насчитывали 8300 человек. Слева близ деревни Утица были скрыто расположены части генерала Тучкова.

Боевой порядок русских войск состоял из рассыпного строя егерских полков, двух пехотных линий батальонных колонн, двух кавалерийских линий в развернутом строю и затем резервов (общего и частных), находившихся на дистанции менее 1 км.

Наполеон счел позиции правого фланга русских неудобными для наступления своей армии в силу пересеченности местности и высоких берегов реки Колочи. Тучкова и артиллерийский резерв русских на левом их фланге император не видел, поэтому решил, проведя демонстрацию на правом фланге русской армии, наносить главный фронтальный удар именно на левом. Необходимо было сломить сопротивление русских на Семеновских укреплениях (флешах), затем, когда русские подадутся назад, свежими силами взять Центральную (Курганную) высоту, а потом отрезать пришедшего в расстройство противника от новой Смоленской дороги, прижать к Колоче и Москве-реке и довершить разгром.

К Бородино Наполеон привел пять пехотных корпусов, четыре кавалерийских корпуса, старую и молодую гвардию.

Русские войска под Бородино насчитывали 120 тысяч человек, в том числе 10 тысяч ополчения и 7 тысяч казаков; русская армия имела 640 орудий. У Наполеона было 135 тысяч человек и 587 пушек. Русская артиллерия превосходила французскую не только количественно, но, вероятно, и качественно. Она была более дальнобойной (тяжелая пушка била на 1200 метров; у Наполеона лишь 10 % орудий могли стрелять на 1000 метров, многие тяжелые орудия отстали в пути), стреляла более тяжелыми ядрами.

Бородинскому сражению предшествовал бой за Шевардинский редут, развернувшийся 24 августа (5 сентября). Его обороняли части под командованием князя Горчакова в количестве до 12 тысяч человек. Наступлением наполеоновских войск руководили Даву и Мюрат. В бой было брошено более 35 тысяч солдат. Редут несколько раз переходил из рук в руки, бой шел и в темноте. Около полуночи Кутузов приказал прекратить бои за Шевардинский редут. Генералы доложили Наполеону, что в редуте не удалось взять пленных, так как артиллерийский расчет не бросился бежать, когда уже стало ясно, что французы займут укрепление, а пошел в штыковую атаку и был переколот. «Они не сдаются в плен», – объясняли пораженные офицеры. «Тогда мы будем их убивать», – ответил император. Многие французы объясняли такое мужество русских тем, что они привыкли сражаться с турками, которые пленных убивали, однако это сомнительная точка зрения.

Перед началом сражения Наполеон обратился к армии с такими словами: «Воины, вот сражение, которого вы так желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть потомки с гордостью вспоминают о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвой».

Кутузов, в свою очередь, обратился к русским солдатам: «Вам придется защищать родную землю. Каждый полк будет потреблен в дело. Вас будут сменять, как часовых, каждые два часа».

День 25 августа (6 сентября) был использован Наполеоном, чтобы разместить войска на поле боя, оценить обстановку. Ставка Наполеона находилась в деревне Валуево. Ночью император плохо спал, он все время боялся, что русские снимутся с мест и опять попытаются избежать генерального сражения; он требовал, чтобы ему докладывали, горят ли огни в лагере противника, горят ли они у Семеновской, у Утицы. Наконец, едва рассвело, император приказал начать атаку. «Вот солнце Аустерлица!» – воскликнул он, когда первые лучи осветили поле боя.

* * *

Бой начался в 5.30 утра с мощной артиллерийской подготовки. Более 100 французских орудий обстреливали Багратионовы флеши. Бой завязался за мостом у села Бородино (находившегося перед боевым порядком русской армии), где наступали части корпуса вице-короля Евгения Богарнэ. Деревня была взята французами, но они не смогли закрепиться на правом берегу Колочи. Барклай приказал сжечь мост через реку. Здесь наступление французов прекратилось. Вскоре стало ясно, что главным местом действия стал левый фланг русской армии. Наполеон сосредоточил основные силы против Багратионовых флешей и батареи Раевского. Сражение разворачивалось на полосе шириной не более километра, но по силе своего напряжения это был небывалый бой.

Во время первой атаки на флеши французы были отброшены егерями Шаховского и гренадерами Воронцова. Тут же началась вторая атака дивизий Кампана, Дюппелена и Дессе, но и это наступление отразила 27-я дивизия Неверовского. Даву, руководивший этой атакой, был контужен, генералы Кампан, Дюппелен и Дессе выбыли из строя.

Наполеон подкрепил корпус Даву корпусом Нея, направил на флеши конницу Мюрата, Нансути и Латур-Мобура, сосредоточил здесь до 300 орудий. Место Кампана занял адъютант императора Рапп. В третьей атаке участвовало 38 тысяч человек. Но Багратион предвидел нарастание боя – князь взял у Тучкова дивизию Коновницына, от Раевского – восемь батальонов. По просьбе Багратиона Кутузов отправил из общего резерва к флешам 100 орудий, три полка Депрерадовича, сводную гренадерскую бригаду и приказал корпусу Багговута передвинуться на левый фланг. Позднее по приказанию командующего четвертый корпус передвинулся к батарее Раевского. Но эти части не успели к началу третьей атаки, и 38 тысяч наполеоновских солдат встретило 16 тысяч обороняющихся.

Но взять флеши французам не удалось. Воронцов контратакой отбил обратно правую флешь, а Неверовский – левую. Тем временем маршал Понятовский со своим корпусом начал наступление на деревню Утицу, расположенную на крайнем левом фланге. Утицу он занял, но дальше продвинуться не смог, попав под обстрел егерей Шаховского и артиллерии корпуса Тучкова. Наполеон отправил на подкрепление Понятовскому корпус Жюно.

Император готовил четвертую атаку на Багратиона. Войска Даву и Нея были подкреплены дивизией Фриана, атака развернулась в 9.30 утра. В четвертый раз французы ворвались на флеши, но сам Багратион во главе восьми батальонов при поддержке гусар из кавалерийского корпуса Крейца заставил бежать Мюрата. Те, кто видел в этот день Петра Багратиона, понимали, что флеши не будут сданы, если Багратион не будет убит или тяжело ранен. Собственно, по замечанию историка Тарле, самое поразительное в военной карьере отважного 47-летнего генерала было то, что он был еще жив.

Вскоре началась первая атака против батареи Раевского. Командовал ею Богарнэ с не менее чем 20 тысячами солдат. Защитники батареи отбросили противника. Вице-король остановил бегущих и раз вернул их обратно, на батарее вновь завязался ожесточенный бой.

Одновременно началась пятая атака на позиции Багратиона. Отступивших французских солдат вернули наполеоновские кирасиры (тяжелая кавалерия). Но подошедший Коновницын снова выбил их из флешей.

Богарнэ же удалось на время взять батарею Раевского. Но с занятых позиций его отбросили части генерала Ермолова и начальника русской артиллерии генерала Кутайсова. В этой схватке Кутайсов был убит, а Ермолов ранен.

Шестая атака флешей состоялась около 11 часов. Ее вели пять французских дивизий с фронта и две с фланга. Атака была отражена 27-й пехотной и 2-й гренадерской дивизией, бригадой егерей Шаховского, кирасирами Депрерадовича, частями Коновницына, одной из бригад корпуса Багговута. В это же время упорные бои вел у Утицы Тучков; когда генерал был убит, его сменил Багговут. Вскоре на флеши последовала седьмая атака – теперь удар приняли на себя и отбили атаку гренадеры Кантакузена и кавалерия Дорохова.

В это время на ширине в один километр грохотало уже 400 французских и 300 русских орудий. Из-за канонады не было слышно ружейных выстрелов, ядра рыли землю, разрывные гранаты выводили из строя сразу десятки людей; в нескольких местах уже не было видно солнца из-за дыма, пушки не выдерживали напряжения и лопались, убивая самих артиллеристов. Солдаты обеих армий показали беспримерное мужество и упорство – они бросались вперед, не ожидая приказа; теперь уже в плен не сдавался никто; те, у кого падали ружья, сцеплялись руками и душили друг друга. Поле покрылось трупами, по которым, как по брусчатке, скакала кавалерия и ехала артиллерия, раненые пытались добраться до своих лагерей и время от времени падали на смешавшиеся свои и чужие трупы; табуны лошадей, потерявших седоков, ошалев от шума, метались по полю боя. Позиции так часто переходили из рук в руки, что артиллерия не всегда могла вовремя приноровиться и некоторое время продолжала обстреливать уже своих. Потрясающую смелость проявили и генералы. По свидетельству многих очевидцев, Барклай де Толли явно искал смерти, Милорадович специально выезжал под перекрестный огонь противника и объявлял, что именно здесь он будет завтракать, генералы лично водили солдат в смертельные атаки и контратаки.

Фрагмент панорамы Бородинского сражения. Худ. Ф. Рубо

В исторических книгах бытует мнение, что Наполеон не мог как следует управлять битвой, потому что был простужен, а Кутузов вовсе не вмешивался в ход событий. И то и другое вызывает большие сомнения.

Восьмую атаку на Семеновские укрепления повел маршал Ней. Сам Багратион стал во главе гренадеров Кантакузена и в момент, когда он приказывал перейти в контрнаступление, был тяжело ранен в ногу. Некоторое время князь пытался не показывать своей боли, понимая, какое значение для войск будет иметь его выход из битвы, но через несколько минут стал тяжело валиться с лошади. Ранение

Багратиона оказалось в конце концов смертельным. Одной из последних фраз генерала было: «Браво! Браво!» – когда он увидел приближающийся со штыками наперевес и не отстреливающийся, дабы не терять времени, 57-й полк французов.

Гибель командующего второй армией произвела удручающее впечатление на солдат и офицеров, флеши были сданы. Сам Кутузов тоже был потрясен потерей. Командование флангом было поручено Дохтурову. «Дмитрий Сергеевич, – передал ему Кутузов, – держаться надо до последней крайности».

Коновницын отвел части за Семеновский овраг к деревне Семеновской, где привел их в порядок. В его распоряжении было в общем до 10 тысяч штыков. Наполеон бросил было в атаку на деревню до 25 тысяч своих войск, но наступление это было отбито. Вторая атака силами Даву, Нея и Мюрата также была безрезультатна. Русские оставили деревню, но отошли недалеко – к опушке леса. В качестве резерва император мог теперь использовать разве что гвардию. Наступать с Багратионовых флешей на Семеновскую французы уже не рисковали. Центром боя стала батарея Раевского. Сюда были двинуты части молодой гвардии Наполеона. Положение становилось критическим, но Кутузов еще во время седьмой атаки на флеши направил в глубокий тыл к французам казаков Платова и кавалерийский корпус Уварова. Переправившись в 12-м часу через Колочу у деревни Малое, Платов с Уваровым опрокинули дивизию Орнано и произвели в тылу Наполеона большой переполох. Эти действия вызвали у императора чувство неуверенности за свои позиции, молодая гвардия отошла от батареи Раевского. На просьбу своих генералов пустить в дело старую гвардию он ответил, что вдали от Франции он не может рисковать всей своей армией.

Бой несколько ослабел после рейда русской конницы. За два часа Кутузов укрепил слабые места. В 14.00 под гул канонады опять бросилась в атаку французская конница, которая имела задачу обойти укрепление Раевского с севера. Русская пехота стойко отражала эти наскоки; затем подтянулась наполеоновская пехота, и бой продолжился с прежним ожесточением. Хотя после третьей атаки к 16.00 три четверти защитников были уже перебиты и батарея была взята, она уже не представляла собой важный стратегический пункт.

Теперь русские войска стояли всего в нескольких сотнях метров от своего первоначального положения, на высотах за Горским и Семеновским оврагами и были готовы продолжать бой. На полную мощность работала русская артиллерия, от огня которой несли большой урон флеши и батарея, занятые французами. Богарнэ был вынужден укрыть свои поредевшие и измученные части в небольших углублениях в земле, позади полуразрушенных укреплений, солдаты часами стояли на коленях, согнувшись за исковерканными брустверами. Но французы и сами отвечали свирепым артиллерийским огнем. Конница Наполеона, пытавшаяся наступать в районе села Горки, была отброшена.

Вечером пошел мелкий дождь. «Что русские?» – спросил император. «Стоят на месте, сир». – «Усильте огонь. Значит, им еще хочется. Дайте им еще!»

К ночи Наполеон приказал отводить части из флешей и с Курганной высоты на прежние позиции, но отдельные схватки вспыхивали и ночью.

Битва при Бородино продолжалась 12 часов. Потери русских войск составили более 40 тысяч человек, французов – 58–60 тысяч, французы потеряли 47 генералов, русские – 22. Впоследствии трупы долго не убирали и сожгли всех павших воинов и лошадей только после отступления французов от Москвы. 28 августа (8 сентября) рано утром Кутузов дал приказ отступать, что армия и сделала в полном порядке. Рассказывают, что маршал Ней, увидев, что противник исчез, был поражен и сказал Мюрату: «Что это за армия, которая после такой битвы так образцово отошла?»

* * *

Как уже было сказано, насчет победителя в битве есть разные мнения. Сам Кутузов сообщал императору, что «неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами». При дворе Александра были и другие докладчики, которые полагали, что битва проиграна. Однако выводы о поражении делались в основном после того, как Кутузов оставил Москву. В самый же вечер битвы, по разнообразным свидетельствам, никто из русских участников битвы не считал, что сражение проиграно, и многие были готовы продолжать драться и на следующий день. Наоборот, французский император был мрачен как никогда. Он писал домой о тысячах пленных, но на самом деле их было лишь 700 человек. Император потерял около 40 % своей армии, не разбил решительным образом армию неприятеля, не добился никаких политических результатов. Позже Бонапарт напишет: «Из всех моих сражений самое ужасное – то, которое я дал под Москвой… В битве под Москвой выказано французами наиболее доблести и одержан наименьший успех».

 

Шипка (1877 г.)

Героическая оборона Шипкинского перевала русско-болгарскими войсками стала одним из ключевых эпизодов русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Здесь были в значительной степени сорваны стратегические планы турецкого командования.

Поражение России в Крымской войне отчетливо выявило недостатки российской армии, как, собственно, и недостатки политического и социального строя. Вскоре после прихода к власти императора Александра II в стране начинаются широкомасштабные реформы. Кроме отмены крепостного права, судебной и административной реформы, преобразования коснулись и армии. Вдохновителем военной реформы стал Д. А. Милютин, занимавший в течение 20 лет (1861–1881) пост военного министра.

В 1874 г. в России была введена всеобщая воинская повинность, что позволило приступить к накоплению обученных резервов для развертывания в военное время массовой армии. Общий срок службы в армии определялся в 15 лет: 6 лет действительной службы и 9 лет в запасе; на флоте – 10 лет: 7 лет действительной и 3 года службы в запасе.

В 1864 г. было образовано 15 военных округов, что ликвидировало излишнюю централизацию. В 1868 г. была закончена реорганизация военного министерства. Созданные управления улучшили и упростили руководство войсками. Подверглась значительным изменениям организация армии, было увеличено количество дивизий и упразднены части, не имеющие боевого значения. Реформа военно-учебных заведений улучшила систему подготовки офицерского состава.

Производилось перевооружение армии. Были введены новые образцы винтовок. В 1870 г. на вооружение была принята винтовка Бердана со скользящим затвором, прицельной дальностью 1500 шагов и скорострельностью – 8–9 выстрелов в минуту. В 1867 г. на вооружение в российской армии были введены первые нарезные орудия, заряжавшиеся с казенной части и имевшие клиновые затворы.

В 1860—1870-х гг. пехота еще делилась на стрелковую, предназначенную для ведения огневого боя, и линейную – главным образом для штыкового боя. Стрелковая цепь рассматривалась как вспомогательная часть боевого порядка. Действию линейной пехоты в сомкнутых строях отводилось первенствующее значение.

Преобразованная русская армия прекрасно показала себя в очередной русско-турецкой войне 1877–1878 гг.

* * *

В 1875 году вспыхнуло восстание против турецкого ига в Боснии и Герцеговине, а в апреле 1876 г. – в Болгарии. В июне против Турции начали военные действия Сербия и Черногория. Россия вступила в войну с Турцией под лозунгом «защиты братьев-славян». Геополитические интересы России совпали с мнением общественности.

Турция в своем развитии давно уже отставала от ведущих европейских держав. Впрочем, ей помогли вооружиться западноевропейские страны. Так, 70 % состава турецкой пехоты было вооружено нарезным ружьем Мартини с прицельной стрельбой до 1800 шагов. Бо́льшая часть полевой артиллерии имела нарезные стальные пушки.

На стороне России выступила Румыния. В рядах русской армии сражалось много болгарских добровольцев. Вообще, русские войска встречали самую горячую поддержку местного населения.

По стратегическому плану профессора Академии Генерального штаба Обручева русские войска разворачивались на двух основных театрах войны – Балканском и Кавказском. Главный удар наносился на Балканах с целью захвата Константинополя. Численность русской Дунайской армии доходила до 260 000 человек.

План турецкого командования сводился к обороне на рубежах р. Дунай и Балканских гор.

Турецкие войска (до 190 тысяч человек) находились в четырехугольнике крепостей Рущук, Шумла, Варна, Силистрия, а также в Видине, т. е. на флангах наступающей русской армии. Война началась 12 (24) апреля 1877 г.

15 (27) июня началась переправа русских войск через Дунай у румынского селения Зимницы против болгарского города Систово. Первым форсировал реку отряд генерала Драгомирова. Первые русские батальоны, высадившиеся около 3 часов на противоположный берег с понтонов, вели бой, применяя стрелковые цепи. Ошибкой турецкого командования было то, что его главные силы во время форсирования реки русскими войсками и их продвижения после переправы оставались в крепостях.

Овладев плацдармом в районе Систово, русские войска разделились на три отряда и наступали в направлениях: передовой отряд (10 тысяч человек) – к Балканским проходам; Рущукский (75 тысяч человек) – к крепости Рущук; Западный (35 тысяч человек) – к Плевне.

Передовой отряд под командованием генерала Гурко перешел через Балканы самым трудным перевалом, не наблюдаемым противником. 5 (17) июля внезапным ударом кавалерия отряда заняла деревню Шипка с тыла, а также южный спуск с Шипкинского перевала. Рущукский отряд ограничился наблюдением. Западный отряд овладел 4 (16) июля крепостью Никополь. Под Плевной произошло три сражения: 8 (20), 18 (30) июля и 26–31 августа (7– 12 сентября) 1877 г. Первые два сражения закончились неудачно для русских войск – турки организовали огневое взаимодействие между отдельными пунктами оборонительной позиции, атаки русских проводились разрозненно, сильные участки русские пытались взять с фронта, чрезмерно густые боевые порядки приводили к большим потерям.

9—14 (21–26) августа русские части совместно с пятью дружинами болгарского ополчения вели ожесточенные бои за удержание Шипкинского перевала. Здесь русские и болгары покрыли себя бессмертной славой.

* * *

Неудачи русских войск под Плевной позволили турецкому командованию принять решение о наступлении. Большая отборная армия под командованием Сулейман-паши двинулась на север, рассчитывая отбросить противника за Дунай. Первый удар она нанесла по городу Эски-Загра, который оборонял небольшой русско-болгарский гарнизон. Ожесточенный бой продолжался весь день 19 июля. Далее путь турок лежал через Шипкинский перевал, который обороняли малочисленные части: три батальона Орловского пехотного полка, пять дружин болгарского ополчения и четыре казачьи сотни – всего пять тысяч человек при 27 орудиях. Начальником обороны был генерал Н. Г. Столетов. Уже в начале августа гарнизон Шипки стал получать известия о приближении турок. Скоро турецкие войска показались в поле зрения с Шипкинского перевала. «Доношу безошибочно, – сообщал Столетов генералу Радецкому, который командовал Южным фронтом Дунайской армии, – что весь корпус Сулеймана, видимый нами как на ладони, в 8 верстах от Шипки. Силы неприятеля громадны». Генерал Столетов созвал военный совет, на котором было принято решение удержать перевал любой ценой; несмотря на значительный численный перевес противника, держаться до прихода подкреплений.

Позиция на Шипкинском перевале (высота 1200 метров), занятая русско-болгарским отрядом, проходила по самому гребню, который пересекала дорога Казанлык – Шипка – Габрово – Тырново. Ее протяженность достигала 2 километров, при глубине от 60 до 1200 метров. У передового пункта – вершины Шипки (1326 м) и Орлиного гнезда – глубина позиции составляла всего 600 м, а главная позиция – между Шипкой и соседней высотой – около 1 км. Над Шипкинской позицией доминировали более высокие вершины – Малык-Бедек с востока и Малуша (Голата-Висота) с запада. Но из-за малочисленности отряда эти вершины не были заняты. Поэтому неприятель мог обстреливать Шипкинскую позицию только с этих вершин. Во всем районе не было воды. Дорога, по которой к позиции можно было подвезти боеприпасы, продовольствие и воду, а также выслать подкрепления с севера, со стороны Габрово, проходила по узкому (шириной от 50 до 80 м) гребню, который свободно простреливался ружейным огнем. Недаром впоследствии его не без иронии назвали «Райской долиной». Но позиция имела и очень важные преимущества: во многих местах она была крутая, что облегчало ее оборону сравнительно небольшим гарнизоном. Позиции этой было суждено прогреметь на всю Европу. На Шипку были обращены взоры болгарского народа, решившего сбросить ярмо пятивекового чужеземного ига. Шипка – это болгарские Фермопилы.

Оборонительные русско-болгарские позиции эшелонировались в два-три яруса по скатам высот. Позиция, по сути дела, делилась на две части: передовую на вершине Шипка и «главную», расположенную севернее передовой. Обе позиции объединялись узкой площадкой. Генерал Н. Г. Столетов, начальник Шипкинской позиции, распределил наличные силы следующим образом.

На передовой были установлены две батареи и Большая батарея (четыре полевых 9-фунтовых орудия). Большая батарея непосредственно примыкала к западной части вершины Шипка и была обращена фронтом к югу, к селу Шипка, и западу – к вершинам Малык-Бедек и Демиртепе. Стальная батарея находилась на самом уязвимом месте – на повороте старой дороги (6 орудий Круппа и 1 горное орудие, доставшиеся русским при первой атаке перевала 19 июля, 2 полевых орудия 9-й артиллерийской бригады), она тоже была обращена фронтом к вершинам Малык-Бедек и Демиртепе. Между Стальной и Большой батареями протянулись стрелковые окопы и траншеи, занятые батальоном 36-го пехотного Орловского полка и четырьмя ротами 1-й и 4-й дружин ополченцев. Начальником передовой позиции был назначен полковник М. П. Толстой.

Местность восточнее Стальной батареи и перешеек гребня, соединяющий вершину Шипки с северной вершиной, круто опускались в глубокую и обширную лесистую ложбину, по дну которой текла вода, а далее снова поднимались поросшие лесом склоны высокого Бедека. На вышеупомянутом крутом восточном склоне теснины и на вершине Шипка находились окопы первой линии или глубокие ямы с небольшими брустверами спереди, которые не могли уберечь защитников от турецких пуль. Оказалось, что Шипкинский отряд не располагает необходимым шанцевым инструментом. В ходе августовских боев русские воины и ополченцы были вынуждены рыть окопы руками и с помощью котелков.

Главная позиция на северной высоте была выгнута дугой по протяжению перевала. Вогнутой стороной она была обращена к западу. На левом (южном) конце дуги, в том месте, где начинался перешеек, ведущий к Шипке, находилось два холма, один с западной стороны шоссе, другой – с восточной. На западном холме старое турецкое укрепление было приспособлено русскими под позицию для Центральной батареи (четыре четырехфунтовых орудия). Позиция была обращена фронтом к вершине Малуша, названной впоследствии Волынской высотой (в честь 53-го Волынского полка). Этой батареей командовал поручик Поликарпов. На восточном холме, где также прежде находилось турецкое укрепление, была установлена другая батарея (четыре четырехфунтовых орудия). Так как здесь был только один выход, батарею назвали Круглой. Ею командовал полковник Бенецкий.

Холм Центральной батареи и склоны Шипки к востоку и югу были защищены несколькими рядами окопов. Окопы перед Центральной батареей заняли семь рот 36-го пехотного Орловского полка во главе с подполковником Депрерадовичем. Вторая, третья и пятая дружины ополченцев под командованием полковника Л. Д. Вяземского заняли окопы левого фланга. Остальные три роты 36-го пехотного Орловского полка, как и 1-я и 4-я дружины ополченцев, вместе с четырьмя орудиями 2-й горной батареи капитана Константинова были выделены в резерв, расположенный на перешейке, вблизи старого турецкого караульного помещения. Командный пункт генерала Н. Г. Столетова находился за вершиной Шипка.

Сулейман-паша 20 августа созвал военный совет. Было принято решение атаковать левый фланг русских, а с тем, чтобы отвлечь от него внимание противника, предпринять ложную фронтальную атаку – по старой дороге, ведущей из села Шипка к одноименной вершине. Атака перевала началась в 7 часов утра 21 августа 1877 г. С юга наступали таборы Шакир-паши, с востока – отборные части Реджеба-паши. Всего – 24 табора (половина состава армии Сулеймана-паши), поддержанные черкесской конницей. В тот день противник предпринял 11 атак. Но защитники перевала отбили их, нанеся наступающим большие потери.

Огонь русских батарей косил цепи турок. Большая батарея причиняла большой урон таборам Реджеба-паши, наступающим со стороны Демиртепе и ложбины. На укрепленном пункте Орлиное гнездо турки были встречены залпами орудий и градом камней. Несколько раз его защитники вступали с атакующими в рукопашную и каждый раз отбрасывали их на исходные позиции. Когда кончались патроны, ополченцы третьей роты 1-й дружины обрушивали на врага каменные глыбы, сметая его в ложбину.

Поросшую лесом ложбину и старую дорогу обстреливала Малая батарея. Она помогла отбить по меньшей мере шесть атак неприятеля. Пришлось вступить в действие и резервной – Горной батарее, расположенной неподалеку от бывшей турецкой казармы. Во время самой яростной, пятой атаки 21 августа (в 13 часов) она успешно отбивала спускающиеся с Демиртепе цепи неприятеля. Особенно сильным был огонь Стальной батареи. Поручик Киснемский использовал турецкий порох и кабель турецкого телеграфа для изготовления фугасов, на которые натыкались колонны атакующих. Из трофейных снарядов изготовлялись ручные гранаты. Огнем Стальной батареи было уничтожено турецкое орудие на вершине Малык-Бедек и шесть на высоте Демиртепе. В ночном бою во время последней турецкой атаки батарея расстреливала почти в упор карабкающихся на бруствер неприятельских пехотинцев.

«Нельзя не помянуть добрым словом храбрые болгарские дружины, 1 и 4, – говорилось в дневнике одного из русских офицеров, – будучи ослабленными, они занимали восточный склон вершины Св. Николы (ныне Столетова). Это небольшое пространство заросло кустарником, что позволяло неприятелю совсем близко приблизиться к ним. Турки не раз почти достигали вершины, но дружинники отбивали их прикладами и камнями».

К полудню на позицию прибыл 35-й Брянский пехотный полк, встреченный защитниками перевала мощным «Ура!». Его батальоны с марша вступили в бой.

Бой продолжался и следующий день – 22 августа. Велась главным образом артиллерийская перестрелка. Турки под прикрытием артиллерийского огня перегруппировывали силы, стараясь занять новые позиции, в том числе и в центральном секторе, под вершиной Малуша. На подмогу защитникам перевала утром 22 августа из Габрово прибыл полковник Иловайский с двумя орудиями конной артиллерии и несколькими десятками казаков. Прибыли и 200 болгар-добровольцев для пополнения поредевших ополченских дружин. Генерал Ф. Ф. Радецкий направил к Шипкинскому перевалу находившиеся в Елене и Тырново главные силы резерва 8-го корпуса. На позицию прибыл генерал В. Дерожинский (ему суждено было погибнуть при защите перевала).

23 августа 1877 г. Сулейман-паша изменил направление главного удара. Теперь все его внимание было направлено на правый фланг Шипкинской позиции. Для атаки позиции русских на правом фланге была выделена центральная турецкая колонна, призванная охватить вершину Шипка с западной стороны. Одновременно Сулейман-паша 23 августа атаковал Шипкинскую позицию еще с двух сторон. Тридцать девять таборов были поддержаны 18 орудиями, установленными на соседних высотах.

Но защитники стояли на своем посту. Они ответили ружейными и орудийными залпами. Только до полудня Сулейман-паша шесть раз атаковал Шипкинскую позицию, охватывая ее с трех сторон. Турки шли напролом, в надежде сломить сопротивление защитников перевала. Особенно яростным был натиск на Волынскую высоту и Шипку. К 14 часам черкесская конница атаковала позицию защитников перевала с тыла, пытаясь отрезать Габровское шоссе и прервать их коммуникации с Габрово. Однако она была отброшена. Большая батарея помогла брянцам отбить атаки рвущихся к Волынской высоте турецких орд. Туркам удалось достигнуть окопов в непосредственной близости от Центральной батареи. Но здесь они были встречены сильным картечным огнем батареи. Погибли русские артиллеристы Круглой батареи во главе с полковником Бенецким, но 12 ополченцев, занявшие их места, продолжали вести огонь до последнего снаряда. В критический момент обороны командир 35-го Брянского пехотного полка повел в контратаку 150 человек, которые выбили из окопов проникших туда турецких пехотинцев. Когда отдельные группы неприятеля достигли перевязочного пункта на перешейке, врач К. Вязенков повел в бой и раненых. К 17 часам нападающие заняли боковые высоты, угрожая центральной позиции. Истощенные нехваткой воды и продовольствия, испытывая страшную усталость после трехдневных непрерывных боев, страдая от невиданной августовской жары, русские воины и болгарские ополченцы из последних сил удерживали позицию. Гибли в неравных сражениях орловцы, брянцы, ополченцы. Одна за другой перестали вести огонь Стальная и Круглая батареи.

Наступила кульминация битвы, но прибыли долгожданные подкрепления. По всей позиции пронеслось громкое «Ура!», дружно подхваченное защитниками. Прибывшие стрелки 4-й стрелковой бригады восседали по двое – по трое на казацких конях. Первая группа поручика Буфало (205 бойцов 16-го стрелкового батальона) вышла точно к Центральной батарее и с ходу бросилась в атаку. Общими усилиями турецкие полчища были отбиты. Постепенно прибывали и другие части во главе с генералом Ф. Ф. Радецким. Солнце уже заходило, когда появились первые колонны 56-го Житомирского и 55-го Подольского пехотных полков 14-й пехотной дивизии под командованием генерала М. И. Драгомирова. Поздно ночью прибыли 53-й Волынский и 54-й Минский пехотные полки.

Убедившись, что бой 23 августа проигран, Сулейман-паша дал приказ к отступлению. В ночь на 24 августа на перевале были сосредоточены резервы 8-го корпуса.

Бои продолжались еще много дней, но русские уже имели достаточно сил. В то время, когда в Северной Болгарии велись кровопролитные бои, ворота, ведущие к долине Дуная, оказались наглухо запертыми. Наступила осень, затем зима. На смену прежним защитникам пришли другие полки 24-й пехотной дивизии: 93-й Иркутский, 94-й Енисейский и 95-й Красноярский. Началось знаменитое «зимнее сидение на Шипке». Оно продолжалось четыре месяца при сильных морозах, сопровождавшихся буранами и метелями. Защитники перевала умирали от болезней и холода, но каждое новое донесение Радецкого содержало одну и ту же фразу: «На Шипке все спокойно». В середине зимы началось общее наступление русских войск, 28 декабря 1877 г. в Шипко-Шейнинском сражении турецкая армия была разгромлена. Вскоре война закончилась полной победой над Турцией.

Генерал Радецкий писал: «Шипка – это запертые двери: в августе они выдержали тяжелый удар, которым Сулейман-паша хотел их пробить, чтобы выйти на просторы Северной Болгарии, соединиться с Мехмедом-пашой и с Османом-пашой и тем самым разорвать русскую армию на две части, после чего нанести ей решительное поражение. А в тече ние следующих четырех месяцев Шипка приковала к себе 40-тысячную турецкую армию, отвлекая ее от других пунктов театра военных действий, чем облегчила успехи наших двух других фронтов. Наконец, та же самая Шипка подготовила капитуляцию еще одной неприятельской армии, а в январе через ее открытые двери прошла часть нашей армии в своем победоносном шествии к Константинополю». Шипкинский перевал стал символом героизма русских и болгарских солдат, символом дружбы двух народов, которую не смогли поколебать никакие коллизии века ХХ.

 

Цусима (1905 г.)

Полный разгром русской эскадры японским флотом адмирала Того в Корейском проливе. Цусимское сражение, возможно, оказалось одним из важнейших факторов поражения России в русско-японской войне.

Одной из самых трагических страниц в русской военной истории остается битва при Цусиме. Подсчитано, что изо всех морских сражений больше, чем о Цусиме, написано только о Ютландской битве. Помимо знаменитого и объемного произведения Новикова-Прибоя существует масса исследований, авторы которых представляют широкий спектр мнений – от полной и уничтожающей критики русского адмирала, кораблей, орудий до полного их оправдания и списания неудачи на ряд случайностей. Действительно, для того чтобы разгром получился столь полным, нужно было, чтобы сыграли свою роль и субъективные и объективные факторы, и случайность и закономерность.

* * *

Вскоре после начала русско-японской войны русское командование приняло решение послать к месту событий большую эскадру из Балтийского моря. Так была образована 2-я Тихоокеанская эскадра, которой командовал З. П. Рожественский.

Второго октября 1904 г. эскадра вышла из Либавы (Лиепая) на театр военных действий. Ночью девятого октября весь отряд «отличился», открыв огонь по рыболовным судам. Выпустив около 2000 снарядов, броненосцы потопили один траулер, повредили несколько других; 5 снарядов попали в шедший параллельным курсом крейсер «Аврора». В испанском порту Виго для участия в расследовании этого происшествия остались свидетели с трех броненосцев. В походе командующий эскадрой подверг новые броненосцы резкой критике за систематический выход из строя электрических приводов управления рулем, разных труб главного паропровода и, в основном, за малую дальность плаванья. На каждой стоянке адмирал с завидным постоянством требовал увеличения угольных запасов. Уголь вскоре занял центральную батарею, кают-компанию и даже верхнюю палубу позади кормовой башни.

Длительное плавание в тропиках, при частых погрузках угля, без нормального отдыха, потребовало предельного напряжения физических и моральных сил. И надо сказать, что русские моряки с этой задачей справились. В походе русские узнали о гибели 1-й Тихоокеанской эскадры в Желтом море. Это стало для них тяжелым ударом. Стратегически положение становилось отчаянным, и офицеры ожидали, что их эскадру отзовут домой. Но русское правительство не смогло пойти на такой шаг – ведь это означало бы признание своего поражения на море. Поэтому был дан приказ продолжать движение. Рожественский пытался отказаться от своего поста, просил заменить его по болезни, но все эти просьбы также были напрасны. Задержка на острове Мадагаскаре негативно отразилась на моральном состоянии членов эскадры.

В марте 1905 г. эскадра пересекла Индийский океан и вскоре сделала остановку в бухте Капранг у берегов Индокитая, откуда, присоединив отряд контр-адмирала Небогатова, 1 мая вышла на прорыв во Владивосток после перехода почти в 2000 миль. Успех перехода, тем не менее, не гарантировал успеха в бою, для которого требовалась радикальная разгрузка кораблей от лишних запасов. К сожалению, этого сделано не было. Броненосцы вступили в бой с суммарной перегрузкой около 1700 тонн, имея на борту 1000 тонн угля каждый. В результате над водой у флагмана, например, осталась лишь часть броневого пояса. Борта захлестывало при сильном волнении (а 14 мая оно было довольно серьезным). Командованием эскадры не были приняты и важнейшие меры по подготовке к бою; на кораблях оставались все гребные шлюпки, паровые и личные катера, обильная деревянная отделка рубок и внутренних помещений. Окраска броненосцев в черный цвет с желтыми трубами и шаровыми мачтами облегчала противнику наводку орудий.

В состав русской эскадры входило восемь эскадренных броненосцев (из них три старых), три броненосца береговой обороны, броненосный крейсер, восемь крейсеров, пять вспомогательных крейсеров и девять эскадренных миноносцев. Главные силы эскадры, состоявшие из 12 броненосных кораблей, были разделены на три отряда по четыре корабля в каждом. Крейсера были сведены в два отряда – крейсерский и разведывательный. Командующий эскадрой адмирал Рожественский находился на броненосце «Суворов».

Японский флот, которым командовал адмирал Того, насчитывал четыре эскадренных броненосца, шесть броненосцев береговой обороны, восемь броненосных крейсеров, 16 крейсеров, 24 вспомогательных крейсера и 63 эскадренных миноносца. Он был разделен на восемь боевых отрядов, из них первый и второй, состоявшие из эскадренных броненосцев и броненосных крейсеров, представляли главные силы. Первым отрядом командовал адмирал Того, вторым – адмирал Камимура.

Русская эскадра по количеству броненосных кораблей (эскадренных броненосцев и броненосных крейсеров) была сравнима с Японией, однако в качественном отношении превосходство было на стороне неприятеля. Главные силы японского флота имели больше орудий крупного и среднего калибра; японская артиллерия превосходила русскую в скорострельности, а японские снаряды имели в пять раз больше взрывчатого вещества, чем русские фугасные снаряды. (Это, возможно, и не дало бы такого эффекта, если бы на русских кораблях сняли деревянные части. А так в ходе боя после попадания японских снарядов на русских кораблях начинались пожары.) Японцы имели многократное превосходство в крейсерах и особенно в миноносцах.

Японцы уже имели боевой опыт (в частности, в ведении дальней, сосредоточенной стрельбы по кораблям противника), русская же эскадра, не имея такового, после перехода должна была с ходу начать бой. (При этом в стрельбе достаточной практики не было. На Мадагаскаре были проведены стрельбы, но снаряды для учений быстро закончились, а боевые надо было беречь.)

К моменту прибытия русской эскадры на Дальний Восток главные силы японского флота в составе 1-го и 2-го боевых отрядов сосредоточились в корейском порту Мозампо, а крейсера и миноносцы – у о. Цусима. В 20 милях к югу от Мозампо, между островами Гото и Квельпарт, находился японский крейсерский дозор. Его задачей было своевременно обнаружить русский флот на подходе к Корейскому проливу. Исключалась всякая возможность прохода русской эскадры через Корейский пролив без боя. Но, вероятно, у Рожественского другого выхода, кроме как идти именно здесь, не было.

В ночь на 14 мая русская эскадра подошла к Корейскому проливу. Впереди были развернуты крейсера, за ними в двух кильватерных колоннах шли эскадренные броненосцы и между ними транспорты. Позади эскадры на расстоянии одной мили следовали два госпитальных судна. Рожественский отказался от ведения разведки и не произвел затемнения на кораблях. Первым в 2 часа 25 минут заметил русскую эскадру и донес адмиралу Того вспомогательный крейсер «Синано-Мару». Вскоре по интенсивной работе японских радиотелеграфных станций на русских кораблях поняли, что они обнаружены. Но Рожественский приказал не мешать радиопереговорам японцев. По этому поводу существует мнение, что адмирал хотел, чтобы японцы передали сообщение о двух кильватерных колоннах, в то время как сам он собирался перестроиться.

«Синано-Мару» телеграфировал Того: «Враг в квадрате № 203 и, по-видимому, идет в восточный пролив». Того, получив телеграмму около 5.00 утра, уже через 2 часа (7.10) вышел из Мозампо в море, к полудню пересек с запада на восток Корейский пролив и спокойно ожидал неприятеля. Он хотел главными силами совершить охват головы русской эскадры, вывести из строя флагманские корабли, а затем отдать «поле боя» миноносцам, которые ночью довершили бы разгром противника.

Утром 14 мая Рожественский перестроил эскадру сначала в строй кильватера, а затем в две кильватерные колонны, оставив транспорты позади под охраной крейсеров. Следуя Корейским проливом, русская эскадра в 13 часов 30 минут справа по носу обнаружила главные силы японского флота, которые шли на пересечение ее курса.

Вероятно, японцы не рассчитали – они прошли на расстоянии 70 кабельтовых от головного русского корабля. В то же время Рожественский, полагая, что японцы стремятся атаковать левую колонну эскадры, состоявшую из старых кораблей, снова перестроил свой флот из двух кильватерных колонн в одну. Главные же силы японского флота в составе двух боевых отрядов, выйдя на левый борт, начали последовательный поворот, чтобы охватить голову русской эскадры. (Маневр «Расставить палочки над t».) Этот поворот производился сравнительно недалеко от головного русского корабля и продолжался 15 минут. Он ставил японские корабли в невыгодное положение. Возможно, если бы русская эскадра сразу открыла огонь и сосредоточила его на точке поворота японского флота, последнему могли быть причинены серьезные потери. Но головные корабли русской эскадры открыли огонь только в 13.49.

Впрочем, здесь тоже есть мнение, что Рожественский, в принципе, делал то, что мог, чтобы как можно быстрее начать планомерный и сильный обстрел «подставившегося» противника. Другое дело, что эта попытка внесла некоторый беспорядок в строй русских кораблей. Когда головные корабли Того – «Микаса» и «Сикисима» – легли на новый курс, русский адмирал приказал открыть огонь и уменьшить скорость с 11 до 9 узлов. В результате шедший в строю пятым «Ослябя» застопорил машины, чтобы пропустить четвертый в строю «Орел», не успевший занять место впереди «Осляби». «Ослябя» повернулся бортом к противнику, а следующие броненосцы частично сбились в кучу. Затем «Ослябя» увеличил ход, и линия русских выпрямилась. И уже в 13.49 минут был произведен пристрелочный выстрел из левой носовой 152 мм башни. Снаряд упал всего в 20 метрах от кормы «Микасы».

Вслед за флагманским кораблем русские броненосцы открыли огонь, пытаясь сосредоточить его на головном броненосце противника. Фактически по нему стреляли «Князь Суворов», «Император Александр III», «Бородино» и некоторое время «Ослябя» и «Орел». Последний, оказавшись вне строя, пристреливался через «Ослябю».

Корабли противника по мере поворота также открывали огонь, сосредоточивая его на флагманских кораблях «Суворов» и «Ослябя». По каждому из них одновременно вели огонь от четырех до шести японских броненосцев и крейсеров. Через 10 минут после начала русской стрельбы японский флагманский корабль вышел из угла обстрела кормовой башни (получив уже немало попаданий), противник быстро обгонял русскую колонну, стремясь охватить ее голову. Плохая организация огня русской эскадры привела к тому, что три других сильных японских корабля – «Фудзи», «Асаки», «Сикисима» – остались практически не обстрелянными.

Вскоре сказалось превосходство японцев в стрельбе из орудий. Вслед за «Микасой», открывшим огонь с первыми попаданиями в него снарядов, «Асаки» без помех начал стрельбу по русскому флагманскому кораблю, «Сикисима» и «Фудзи» обстреляли «Ослябю» и нанесли ему гибельное повреждение. С 14 часов «Фудзи» перенес огонь на «Суворова», по которому вел огонь также «Адзуми». Через несколько минут после открытия огня «Суворов» начал получать одно попадание за другим. В 14 часов 23 минут броненосец «Ослябя», получив серьезные повреждения, вышел из строя и вскоре затонул. Около 14 часов 30 минут вышел из строя броненосец «Суворов». По приказу Рожественского «Суворов» не маневрировал, несмотря на предложение капитана уклониться от японских снарядов, градом сыпавшихся на него. На нем перебило привод от штурвала в боевой рубке к рулевой машине. Руль остался в положении на правый борт. Броненосец, получивший к тому времени не менее 30 попаданий, описал полный круг, прорезал строй своих кораблей и склонился в сторону противника. «Император Александр III» последовал за ним, но, оценив обстановку, в соответствии с приказом повел эскадру на прежний курс.

После выхода из строя броненосцев «Ослябя» и «Суворов» боевой порядок русской эскадры нарушился, и она потеряла управление. Японцы воспользовались этим и, выйдя в голову русской эскадры, усилили огонь. Потеряв в дыму «Суворова», противник перенес огонь на оказавшегося во главе эскадры «Александра III». Он получил несколько попаданий и тоже загорелся. В 14 часов 40 минут этот корабль вышел из строя, временно прекратив огонь. Место «Императора Александра III» занял «Бородино». В 15 часов 5 минут начался туман, противники разошлись на контркурсах и потеряли друг друга.

К 15.40 капитан 1-го ранга Серебряников вновь вывел эскадру на генеральный курс северо-восток 23°. За «Бородино» следовали «Орел» и «Император Александр III». В кильватер последнему собрался вступить старший из флагманов контр-адмирала Небогатова. Имея за собой три броненосца береговой обороны, он обходил слева растянувшиеся корабли 2-го отряда.

В это время слева из мглы показались 5 крейсеров Камимуры, за которым следовал Того. За 35 минут боя японцы вновь обогнали русскую эскадру и сосредоточили на ведущем корабле огонь почти всех своих броненосцев, а между сражавшимися колоннами зигзагами двигался представлявший собой горящую груду металлолома «Суворов». Он невольно сближался с противником до 11 кабельтов, а дистанция между главными силами составляла 30–35 кабельтов. Для прикрытия флагманского корабля «Бородино» склонился на восток. В этом бою вновь сказалось превосходство японцев в организации эскадренного огня. «Суворов» лишился передней трубы, обломка грот-мачты. Все башни его замолчали. На «Бородино» был ранен командир, на «Орле» оторвало часть ствола левого 305 мм орудия носовой башни. Русские корабли отвечали довольно точным, но не сосредоточенным огнем.

Около 16 часов русская эскадра, уклоняясь от охвата, повернула на юг. Вскоре бой снова прекратился из-за тумана. Адмирал Того в течение полутора часов не мог найти русскую эскадру и вынужден был использовать для ее поисков свои главные силы.

Около 17 часов 30 минут командир миноносца «Буйный» К. К. Коломейцев спас с флагмана тяжелораненого Рожественского, уцелевших офицеров штаба и несколько матросов. Убедившись в поразительной живучести «Суворова», вице-адмирал

С. Каотака около 19 часов послал в атаку отряд миноносцев, которые обошли русский флагман с правого борта и выпустили в него 7 торпед, после чего броненосец затонул. Вообще днем 14 мая японские миноносцы предприняли несколько торпедных атак против русских кораблей, поврежденных в артиллерийском бою. Эти атаки производились одновременно группой миноносцев (по четыре корабля в группе) с различных направлений. Причем из 30 торпед в цель попало только пять и три из них – в броненосец «Суворов».

В 17.40–17.50 главные силы японского флота, обнаружив русскую эскадру, которая в это время вела бой с японскими крейсерами, вновь атаковали ее. Строй русских растянулся, строго в кильватер «Бородино» шел только «Орел», «Император Александр III», заливаемый водой через носовые пробоины, заметно отстал. За ним следовал отряд вице-адмирала Небогатова, позади и левее которого держался 2-й броненосный отряд. Японский командующий теперь отказался от маневра охвата головы и повел бой на параллельных курсах. Условия стрельбы были неблагоприятны для броненосцев Того – русские оказались на фоне заходящего солнца. С уменьшением дистанции до 30 кабельтовых видимость улучшилась, к 18.14 «Бородино» получил несколько попаданий и начал скрываться в дыму. Около 18 часов 30 минут по русским кораблям с дистанции 40–46 кабельтовых открыли огонь крейсеры Камимуры. Их целью стал «Император Александр III», державшийся правее концевого корабля отряда Небогатова. Трубы и мачты на нем еще стояли, но на корабле бушевал пожар. Под огнем японцев корабль покатился влево, крен увеличился. Вскоре вода хлынула в разбитые порты 75 мм орудий. В 18.50 броненосец перевернулся на правый борт, по его днищу карабкалось до 40 матросов. К моменту гибели «Александра III» «Бородино» и «Орел» были охвачены пламенем пожаров. Особенно серьезно пострадал «Бородино», все его офицеры были убиты или ранены, и образовался крен до 5°. «Орел», по мнению самих японцев, вел довольно точный огонь, нанеся серьезные повреждения «Микасе», но и у этого корабля образовался серьезный крен, в критический момент его прикрыл бортом «Наварин».

Дневное сражение продолжалось до 19 часов 12 минут. С наступлением темноты адмирал Того прекратил артиллерийский бой и направился с главными силами к о. Оллындо (Дажелет), а миноносцам приказал атаковать русскую эскадру торпедами. Уходя, «Фудзи» произвел последний выстрел из уцелевшего 305 мм орудия. Снаряд попал в район правой носовой башни «Бородино», очевидно, вы звав взрыв боезапаса. «Бородино» перевернулся на правый борт и затонул.

Около 20 часов до 60 японских миноносцев, разделенных на небольшие отряды, стали охватывать русскую эскадру. Из 75 торпед, выпущенных с дистанции от 1 до 3 кабельтовых, в цель попало только шесть. Отражая торпедные атаки, русские моряки уничтожили два японских миноносца и 12 повредили. Кроме того, в результате столкновений своих кораблей японцы потеряли еще один миноносец, и шесть были серьезно повреждены. Корабли Небогатова и присоединившийся к ним броненосец «Орел», погасив все огни, не были ночью торпедированы, но утром были окружены японским флотом и сдались. Крейсер «Изумруд», который также входил в этот отряд, развив максимальную скорость, прорвал кольцо японских кораблей, но выскочил на камни в бухте Владимир и был взорван экипажем.

К утру 15 мая русская эскадра как организованная сила перестала существовать. В результате частых уклонений от атак японских миноносцев русские корабли рассредоточились по всему Корейскому проливу. Только отдельные корабли пытались самостоятельно прорваться во Владивосток. Встречая на своем пути превосходящие силы японцев, они смело вступали с ними в решительный бой и вели его до последнего снаряда. Геройски сражались с противником экипажи броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» под командованием капитана 1-го ранга Миклухо-Маклая и крейсера «Дмитрий Донской», которым командовал капитан II ранга Лебедев. Эти корабли погибли в неравном бою, но не спустили флагов перед врагом.

Броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» в дневном бою получил 20 попаданий всех калибров, а ночью был торпедирован в правый борт с носа. Затоплен экипажем около 10 часов 15 мая. «Сисой Великий» в дневном бою получил незначительные повреждения, а в 00.00 15 мая он был затоплен экипажем. «Наварин» ночью был торпедирован в корму с правого борта, а затем еще в середину правого борта и в левый борт с носа, перевернулся и затонул с 700 членами экипажа. «Владимир Мономах» тоже был торпедирован в носовую часть с правого борта и затонул в 10.30 15 мая. «Олег», «Аврора» и «Жемчуг» ушли на Филиппины и были интернированы в Маниле. «Светлана» в дневном бою получила большую пробоину по ватерлинии в носу и была затоплена после боя с двумя крейсерами 15 мая. «Алмаз» получил 14 мая небольшие повреждения и прорвался во Владивосток. «Урал» был потоплен японскими броненосцами. Из 9 миноносцев 4 – «Буйный», «Блестящий», «Громкий», «Безупречный» – были потоплены, 2 – «Бравый» и «Грозный» – прорвались во Владивосток, «Бодрый» интернирован в Шанхае, «Бедовый» сдался в плен вместе с находившимся практически в бессознательном состоянии Рожественским.

В Цусимском сражении русский флот потерял 8 броненосных кораблей, 4 крейсера, вспомогательный крейсер, 5 миноносцев и несколько транспортов. Японцы потеряли в этом сражении 3 миноносца. Многие их корабли получили серьезные повреждения. В самом начале боя русскими был поврежден и выведен из строя крейсер «Асама».

Русского адмирала японцы отвезли в свой госпиталь в Сасебо, где окружили его вниманием и заботой. По окончании войны Рожественский вернулся на родину – сначала во Владивосток, затем в Петербург. Встретив негодование со стороны подавляющей части прессы, он пытался оправдываться, но волна критики росла, и в феврале 1906 г. Зиновий Петрович подал в отставку с поста начальника Главного морского штаба. Устав от продолжавшейся в прессе травли, он настоял на привлечении его к суду, на суде старался оправдать своих подчиненных, особенно матросов, попросил для себя смертного приговора. Военно-морским судом Рожественский был оправдан, поскольку получил в сражении тяжелое ранение. Суд истории над Рожественским продолжается до сих пор. Ему ставят в упрек отказ от радиопомех, перестройку в неудобную однокильватерную колонну, несвоевременную атаку разворачивающихся в начале боя японских кораблей, неудачный маневр при перестройке в одну колонну, отсутствие четкого руководства по ходу боя. Однако немало есть и таких исследователей, которые оправдывают опытного адмирала по каждому из предъявленных обвинений.

Так или иначе, русский Тихоокеанский флот перестал существовать. Господство на море теперь полностью принадлежало Японии. Не факт, что именно это принесло победу Японии во всей войне, однако с моральной точки зрения Цусима стала большим ударом для россиян.

 

Брусиловский прорыв (1916 г.)

Крупная и успешная наступательная операция, организованная на Юго-Западном фронте генералом Брусиловым. В ходе нее русским войскам удалось прорвать на широком фронте оборону австро-германской армии.

Первая мировая война стала для России тяжелым испытанием. Технически отсталая держава с большим трудом переводила свою экономику на военные рельсы. Война стала, возможно, важнейшей причиной обеих революций 1917 года. Но ситуация на фронтах могла сложиться совершенно иначе, моральный дух русского солдата не был бы столь низок к началу 1917 г., если бы командующие фронтами поддержали своего наиболее талантливого коллегу с Юго-Западного фронта. Алексей Алексеевич Брусилов стал одним из немногих русских генералов того времени, кто проявил себя с наилучшей стороны. Да и иностранные авторы признают за Брусиловым выдающуюся заслугу. Именно этому русскому военачальнику удалось найти противоядие от позиционной войны, которое столь безуспешно в это же время искали англичане, французы и немцы.

* * *

А. А. Брусилов был назначен на пост главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта (ЮЗФ) 16 (29) марта 1916 г. Генерал был одним из наиболее заслуженных военачальников в русской армии. За плечами у него был 46-летний опыт военной службы (в том числе участие в русско-турецкой войне 1877–1878 гг., подготовка командного состава русской кавалерии, руководство крупными соединениями). С начала Первой мировой войны Брусилов командовал войсками 8-й армии. На посту командующего в ходе сражений начального периода войны, в Галицийской битве (1914 г.), в кампании 1915 г. раскрылись талант и лучшие качества Брусилова-полководца: оригинальность мышления, смелость суждений, самостоятельность и ответственность в руководстве крупным оперативным соединением, активность и инициатива.

К началу 1916 г. противоборствующие стороны мобилизовали практически все свои людские и материальные ресурсы. Армии уже понесли колоссальные потери, но ни одна из сторон не добилась сколько-нибудь серьезных успехов, которые открывали бы перспективы успешного завершения войны. Ситуация, сложившаяся на фронтах, напоминала исходное положение враждующих армий перед началом войны. В военной истории такое положение принято называть позиционным тупиком. Противостоящие армии создали сплошной фронт глубоко эшелонированной обороны. Наличие многочисленной артиллерии, большая плотность обороняющихся войск делали оборону труднопреодолимой. Отсутствие открытых флангов, уязвимых стыков обрекало попытки прорыва и тем более маневра на неудачу. Чрезвычайно ощутимые потери в ходе попыток прорыва также являлись доказательством того, что оперативное искусство и тактика не соответствовали реальным условиям войны. Но война продолжалась. И Антанта (Англия, Франция, Россия и другие страны), и государства Германского блока (Австро-Венгрия, Болгария, Румыния, Турция и др.) были полны решимости вести войну до победного конца. Выдвигались планы, шли поиски вариантов боевых действий. Однако всем было ясно одно: любое наступление с решительными целями надо начинать с прорыва оборонительных позиций, искать выход из позиционного тупика. Но найти такой выход пока не удавалось никому.

Численное (и экономическое) превосходство было на стороне Антанты: на Западном фронте 139 дивизиям англо-французов противостояли 105 германских дивизий. На Восточном фронте 128 русских дивизий действовали против 87 австро-германских.

Что касается русской армии, то в целом ее снабжение несколько улучшилось. В войска стали поступать в значительном количестве винтовки (хотя и разных систем) с большим запасом патронов. Прибавилось пулеметов. Появились ручные гранаты. Изношенные орудия заменялись новыми. Все больше и больше поступало артиллерийских снарядов. Армия, однако, испытывала недостаток в тяжелой (осадной) артиллерии, очень мало было самолетов и совсем не было танков. Войска нуждались также в порохе, толуоле, колючей проволоке, автомобилях, мотоциклах и многом другом.

В начале 1916 г. германское командование приняло решение перейти к обороне на Восточном фронте, а на Западном – наступлением вывести Францию из войны.

Союзники также приняли совместный стратегический план. Его основы определились на союзнической конференции в Шантильи. Был принят документ, определявший способы действий каждой из армий коалиции и включавший следующие предложения: 1. французская армия должна была стойко защищать свою территорию, чтобы немецкое наступление разбилось о ее организованную оборону; 2. английской армии надлежало сосредоточить наибольшую часть своих сил на франко-германском фронте; 3. русской армии предлагалось оказывать действенное давление на неприятеля, дабы не дать ему возможности отвести с русского фронта свои войска, а также непременно начать приготовления к переходу в наступление.

Стратегический план ведения боевых действий русской армией был обсужден 1–2 (14–15) апреля 1916 г. в Ставке в Могилеве. Председательствовал сам Николай II. Исходя из общих и согласованных с союзниками задач, было решено войскам Западного (командующий – А. Е. Эверт) и Северного (командующий А. Н. Куропаткин) фронтов подготовиться к середине мая и вести наступательные операции. Главный удар (в направлении Вильно) должен был наносить Западный фронт. По замыслу Ставки, Юго-Западному фронту отводилась вспомогательная роль, ему ставилась задача вести оборонительные бои и сковывать противника. Объяснение было простое: этот фронт не способен наступать, поскольку ослаблен неудачами 1915 г., а для его усиления Ставка не имеет ни сил, ни средств, ни времени. Все резервы были отданы Западному и Северному фронтам. (Кстати, союзники возражали против активных действий на Юго-Западном фронте России, поскольку наступление здесь могло привести к усилению влияния России на Балканах.)

Брусиловский прорыв. Австро-венгерские солдаты сдаются в плен русским войскам на румынской границе

А. А. Брусилов на совещании в Ставке настаивал на изменении задач своего фронта. Целиком согласившись с решением о задачах других фронтов, Брусилов со всей убежденностью и решительностью убеждал коллег в необходимости наступления и на юго-западе. Ему возражали начальник штаба Ставки Алексеев (до 1915 г. – начальник штаба ЮЗФ), бывший командующий ЮЗФ Н. И. Иванов, Куропаткин. (Впрочем, Эверт и Куропаткин не верили в успех и своих фронтов.) Но Брусилову удалось добиться разрешения наступать, правда, с частными, пассивными задачами и рассчитывая только на собственные силы.

Фронт Брусилова располагал четырьмя армиями: 8-я с командующим генералом А. М. Калединым; 11-я армия под командованием генерала В. В. Сахарова; 7-я армия генерала Д. Г. Щербачева и 9-я генерала П. А. Лечицкого. Последнего, ввиду болезни, временно заменил генерал A. M. Крылов. В войсках фронта насчитывалось 573 тысячи штыков и 60 тысяч сабель, 1770 легких и 168 тяжелых орудий. Русские войска превосходили противника в живой силе и легкой артиллерии в 1,3 раза; в тяжелой уступали в 3,2 раза.

Отказавшись от применявшихся в то время способов прорыва (на узком участке фронта при сосредоточении на выбранном направлении превосходящих сил), главнокомандующий Юго-Западным фронтом выдвинул новую идею – прорыв укрепленных позиций противника благодаря нанесению одновременных дробящих ударов всеми армиями данного фронта. При этом на главном направлении следовало сосредоточить возможно большее количество сил и средств. Такая форма прорыва лишала противника возможности определить место нанесения главного удара; неприятель, следовательно, не мог свободно маневрировать своими резервами. Поэтому наступающая сторона получала возможность полностью применить принцип внезапности и сковывать силы врага на всем фронте и на все время операции. Успешное решение задачи ЮЗФ в операции было изначально связано не с превосходством над противником в силах и средствах, а с массированием сил и средств на избранных направлениях, достижением внезапности (обманом противника, оперативной маскировкой, мерами оперативного обеспечения), искусным маневром силами и средствами.

Первоначально планы Брусилова одобрили только Сахаров и Крылов, чуть позже – Щербачев. Дольше всех упорствовал Каледин, армии которого предстояло действовать на острие главного удара. Но Алексей Алексеевич сумел убедить и этого генерала. Вскоре после совещания (6 (19) апреля 1916 г.) Брусилов разослал в армии «Указания», в которых подробно излагал характер и способы подготовки к наступлению.

1. «Атака должна вестись по возможности на всем фронте, независимо от сил, располагаемых для сего. Только настойчивая атака всеми силами, на возможно более широком фронте, способна действительно сковать противника, не дать ему возможности перебрасывать свои резервы.

2. Ведение атаки на всем фронте должно выразиться в том, чтобы в каждой армии, в каждом корпусе наметить, подготовить и организовать широчайшую атаку определенного участка неприятельской укрепленной позиции».

Основная роль в наступлении Юго-Западного фронта отводилась 8-й армии, ближе всего стоявшей к Западному фронту и, следовательно, способной оказать Эверту наиболее действенную помощь. Другие армии должны были максимально облегчить эту задачу, оттянув на себя значительную часть сил неприятеля. Разработку планов отдельных операций Брусилов возложил на командующих армиями, предоставив им возможность проявить инициативу.

Подготовка операции проходила скрытно. Весь район расположения войск был изучен с помощью пехотной и авиационной разведки. С аэропланов были сфотографированы все неприятельские укрепленные позиции; фотографии увеличены и развернуты в планы. Каждая армия выбрала себе для удара участок, куда скрытно подтягивались войска, причем располагались они в ближайшем тылу. Начались спешные окопные работы, проводившиеся только по ночам. В некоторых местах русские окопы приблизились к австрийским на расстояние 200–300 шагов. Незаметно подвозилась на заранее намеченные позиции артиллерия. Пехота в тылу тренировалась в преодолении проволочных заграждений и других препятствий. Особое внимание уделялось непрерывной связи пехоты с артиллерией.

Сам Брусилов, его начальник штаба генерал Клембовский и офицеры штаба почти постоянно находились на позициях, контролируя ход работ. Того же Брусилов требовал и от командующих армиями.

9 мая на позициях побывала царская семья. У Брусилова состоялся довольно любопытный разговор с императрицей Александрой Федоровной. Вызвав генерала к себе в вагон, императрица, которую, вероятно, небезосновательно подозревали в связях с Германией, пыталась выведать у Брусилова дату начала наступления, но тот отвечал уклончиво, сказав, что информация настолько секретная, что он и сам ее не помнит.

В то время как русская армия готовилась к наступательным действиям, превосходящие силы австрийцев внезапно атаковали соединения итальянской армии в районе Трентино. Понеся крупные потери, итальянцы стали отступать. Вскоре итальянское командование обратилось в русскую Ставку с настойчивыми просьбами о помощи. Поэтому 18 мая в войска поступила директива, в которой начало наступления войск Юго-Западного фронта переносилось на более ранний срок, а именно на 22 мая (4 июня). Наступление войск Западного фронта должно было начаться неделей позже. Это очень огорчило Брусилова, связывавшего успех операции с совместными действиями фронтов. Брусилов просил Алексеева назначить для обоих фронтов единую дату, но его просьбы не были услышаны.

* * *

Мощная артиллерийская канонада на рассвете 22 мая обозначила начало операции на Юго-Западном фронте. Огонь был весьма эффективен, поскольку велся не по площадям, а по целям. Артиллерийская подготовка продолжалась почти сутки, а на некоторых участках – до 48 часов, после чего соединения перешли в атаку. Первыми (22 мая) пошли вперед войска 9-й армии. Волна за волной сквозь разметанные снарядами проволочные заграждения катились цепи русской пехоты. 9-я армия заняла передовую укрепленную полосу противника и захватила в плен более 11 тысяч солдат и офицеров. Хорошо было организовано взаимодействие артиллерии с пехотой. Впервые были выделены батареи сопровождения пехоты в бою и применено последовательное сосредоточение огня для поддержки атаки. Многократные ложные переносы огня обеспечили внезапность и успех атаки пехоты. Пехотные части и подразделения, составлявшие боевые участки, строились в форме волн – цепей – и вели атаку перекатами. Первая волна овладевала первой и второй траншеями, а последующие волны – третьей траншеей и артиллерийскими позициями.

23 мая перешла в наступление 8-я армия. Корпуса ее ударной группировки к исходу этого дня прорвали первую полосу австрийской обороны и стали преследовать врага, поспешно отходившего на Луцк. 25 мая этот город был взят русскими войсками. На левом крыле фронта соединения 7-й армии также прорвали оборону противника. Первые же результаты превзошли все ожидания. За три дня войска Юго-Западного фронта прорвали оборону противника в полосе 8—10 км и продвинулись в глубину на 25–35 км. Уже к полудню 24 мая в плен было взято 900 офицеров, более 40 тысяч солдат, захвачено 77 орудий, 134 пулемета и 49 бомбометов.

С подходом из резерва Ставки свежих корпусов Брусилов выпустил директиву о наращивании силы удара. Главная роль по-прежнему отводилась 8-й армии, которая должна была наступать на Ковель. 11-я армия продвигалась на Злочев, 7-я – на Станислав, 9-я – на Коломыю. Наступление на Ковель отвечало не только интересам фронта, но и стратегическим целям кампании вообще. Оно должно было способствовать объединению усилий Юго-Западного и Западного фронтов и привести к разгрому значительных сил противника. Однако этому замыслу не суждено было сбыться. Ссылаясь на дождливую погоду и незаконченность сосредоточения, Эверт отсрочил наступление, и Ставка одобрила это решение. Это использовал противник. Немцы перебросили на Восточный фронт несколько дивизий, и «ковельская дыра… стала постепенно заполняться свежими германскими войсками».

Брусилову пришлось приказать прекратить общее наступление на своем фронте и перейти к прочной обороне захваченных рубежей. К 12 (25) июня на Юго-Западном фронте наступило затишье. Брусилов сокрушенно вспоминал о том, как его подвели «соседи» и верховное командование: «Мне потихоньку посылали подкрепления с бездействующих фронтов, но и противник не зевал, и так как он пользовался возможностью более быстрой перестройки войск, то количество их возрастало со значительно большей прогрессией, нежели у меня, и численностью своей, невзирая на громадные потери пленными, убитыми и ранеными, противник стал значительно превышать силы моего фронта».

Однако вскоре Ставка дала приказ Брусилову продолжить наступление. На Юго-Западном фронте шла энергичная подготовка к возобновлению атаки. В то же время командующие Куропаткин и Эверт беспрерывно жаловались на трудности. Ставка, убедившись в тщетности своих надежд на наступление Западного фронта, наконец решила перенести главные усилия на Юго-Западный фронт. Брусилов приказал начать общее наступление 21 июня (3 июля). После мощной артиллерийской подготовки войска прорвали оборону противника и через несколько дней вышли на реку Стоход. Новое наступление русских крайне осложнило положение австрийских войск. Однако попытки форсировать Стоход на плечах отступающего противника успеха не принесли. Австро-германцы сумели заблаговременно разрушить переправы и своими контратаками мешали русским переправиться на западный берег реки.

Преодоление Стохода требовало подготовки атаки и сосредоточения свежих резервов. Общее наступление Юго-Западного фронта возобновилось 15 (28) июля. Но оно уже не было столь успешным, как предыдущее. Удалось добиться лишь частичных успехов. Противник сумел сосредоточить крупные резервы в полосе Юго-Западного фронта и оказывал ожесточенное сопротивление.

К этому времени Брусилов окончательно потерял надежду на активные боевые действия Северного и Западного фронтов. Рассчитывать же достичь ощутимых стратегических результатов силами только одного фронта не приходилось. «Поэтому, – писал позднее генерал, – я продолжал бои на фронте уже не с прежней интенсивностью, стараясь возможно более сберегать людей, а лишь в той мере, которая оказывалась необходимой для сковывания возможно большего количества войск противника, косвенно помогая этим нашим союзникам – итальянцам и французам».

Боевые действия приняли затяжной характер. К середине сентября фронт стабилизировался. Наступательная операция войск Юго-Западного фронта, продолжавшаяся более 100 дней, завершилась.

* * *

В результате операции значительная часть австро-германских армий, противостоявших Юго-Западному фронту, была разгромлена. Австро-германцы потеряли до 1,5 млн человек убитыми, ранеными и пленными. Потери русских войск составили 500 тыс. человек. Войска ЮЗФ продвинулись на глубину от 80 до 150 км. Было захвачено 25 тыс. кв. км территории, в том числе вся Буковина и часть Восточной Галиции. Чтобы ликвидировать прорыв, командование противника вынуждено было снять с Западного и Итальянского фронтов 30 пехотных и 35 кавалерийских дивизий. Брусиловский прорыв оказал решающее влияние на изменение позиции Румынии. 4 (17) августа между державами Антанты и Румынией были подписаны политическая и военная конвенции. Вступление Румынии в войну на стороне Антанты серьезно осложнило положение Центральных держав. (Впрочем, по мнению некоторых историков, оно же сковало действия русских на Юго-Западном фронте. Уже скоро румынские войска потребовали срочной помощи союзников.)

За проведенную операцию командующий Юго-Западным фронтом А. А. Брусилов получил Георгиевское оружие, украшенное бриллиантами.

Успех брусиловского наступления не принес, однако, решающих стратегических результатов. В том, что наступление Юго-Западного фронта не получило дальнейшего развития, Брусилов обвинил прежде всего начальника штаба ставки Алексеева. «Только подумать, что если бы в июле Западный и Северный фронты навалились всеми силами на немцев, то они были бы, безусловно, смяты, но только следовало навалиться по примеру и способу Юго-Западного фронта, а не на одном участке каждого фронта», – отмечал генерал.

 

Битва за Москву (1941 г.)

Бои проходили в два этапа осенью-зимой. Наступление немцев на Москву было остановлено героически оборонявшимися советскими войсками, которые затем без паузы перешли в контрнаступление и нанесли противнику первое с начала Второй мировой войны крупное поражение.

С первых дней нападения на СССР немцы стремительно продвигались на восток. Они окружили и уничтожили грандиозные военные соединения Красной Армии. Одной из важнейших целей гитлеровцев была Москва. Ее немецкое командование во главе с фюрером хотело непременно захватить до наступления зимы. Это явилось бы символом успеха всей кампании 1941 года. Однако в ходе летне-осенней (август-сентябрь 1941 г.) кампании, несмотря на новые тяжелые потери, Красная армия смогла затормозить продвижение вермахта и в значительной степени истощить его силы. Советское руководство получило время для развертывания военного производства, создания новых резервов, ввод в действие которых должен был переломить ход войны.

* * *

Наступала на Москву очень сильная группа армий «Центр» под командованием фельдмаршала фон Бока.

Противостояли ей войска трех фронтов (с севера на юг): Западного фронта под командованием г.-п. И. С. Конева, Резервного фронта маршала С. М. Буденного и Брянского фронта генерал-лейтенанта А. И. Еременко.

30 сентября 2-я танковая группа Гудериана из района Шостки – Глухова нанесла удар на Севск в тыл войскам 13-й армии. 2-я немецкая армия, прорвав оборону 50-й армии, двигалась на Брянск и в тыл 3-й армии. 3 октября немецкие войска стремительным ударом захватили Орел и попытались развить наступление вдоль шоссе Орел – Тула. К 6 октября полоса обороны Брянского фронта была прорвана в трех местах. 6 октября был занят Брянск. 3-я, 13-я и частично 50-я армии Брянского фронта оказались в окружении. Управление советскими войсками было потеряно. Войска Брянского фронта оказались рассеченными на части, а пути их отхода – перекрытыми.

2 октября главные силы группы армий «Центр» перешли в наступление против Западного и Резервного фронтов из районов Рославля и Духовщины. Сомкнувшись 6 октября западнее Вязьмы, немцы окружили 16, 19 и 20-ю армии Западного фронта и 24-ю и 32-ю армии Резервного фронта. Советские войска понесли тяжелые потери. Часть их отходила на северо-восток к Калинину, часть – к незавершенной Можайской оборонительной линии.

Таким образом, в ходе первого этапа операции «Тайфун» вермахту удалось окружить и частично уничтожить около 77 % войск Западного, Брянского и Резервного фронтов.

К середине октября немецкие войска вышли к Можайской линии обороны и в результате тяжелых боев прорвали ее. К концу октября линия фронта установилась на рубеже Калинин – Волоколамск – Кубинка – Наро-Фоминск – Серпухов – Таруса – Алексин – Тула. На московском участке фронта наступило относительное затишье.

Советское командование, воспользовавшись передышкой, перебросило войска из Средней Азии и с Дальнего Востока, развернув на московском направлении до 99 новых дивизий и воссоздав фронт обороны. Из остатков Западного и Резервного фронтов, а также частей резерва Ставки и пополнений был сформирован новый Западный фронт. Командовал им с 10 декабря 1941 г. Г. К. Жуков, отозванный из Ленинграда. Конев был назначен командующим новым Калининским фронтом, созданным из частей Западного и Резервного фронтов, оставшихся севернее немецкого клина.

Второе наступление вермахта на Москву началось 15–18 ноября. Однако советскому командованию удалось своевременно обнаружить сосредоточение ударных группировок, направление главных ударов и противопоставить им глубоко эшелонированную противотанковую и инженерную оборону. По всему фронту шли напряженные бои. Противник пытался окружить столицу, но ему удалось прорваться лишь к Яхроме, Крюкову, Кашире. Была частично окружена Тула. Уже 20 ноября стало ясно, что прорыв к Москве не удался, а 30 ноября командующий группой армий «Центр» сделал вывод, что войска не располагают силами для наступления. В первых числах декабря 1941 г. немецкие войска фактически перешли к обороне, и тут выяснилось, что никаких планов на этот случай у германского командования нет, поскольку в Берлине господствовало мнение, что противник не располагает силами как для продолжительной обороны, так и для контрудара. Блицкриг потерпел окончательный крах. Это было большим психологическим ударом для немцев. Ведь Москва просматривалась в бинокли, были видны озарявшие ее ночью прожекторы ПВО, гитлеровские офицеры заготовили мундиры для парада на Красной площади. Однако все напрасно…

Потрясающий героизм проявили части Красной армии при защите столицы. Несколько раз, по раз ным источникам, дорога на Москву то здесь, то там оказывалась открытой и незащищенной, и прежде, чем противник осознавал это, на ней появлялись новые и зачастую совсем немногочисленные части. Многие офицеры и солдаты прославили свое имя, защищая Москву. (Как, например, 28 бойцов дивизии Панфилова.) Фраза политрука из 316-й стрелковой дивизии Клочкова «Отступать некуда, позади Москва» стала известна всему Союзу. Не менее известен и торжественный митинг на станции метро «Маяковская» по случаю годовщины революции, и военный парад на Красной площади, с которого войска уходили прямо на фронт. Это событие серьезно подняло моральный дух советских войск.

Первые же грозные сообщения с подмосковных фронтов мобилизовали трудящихся столицы. Сотни тысяч москвичей вступали в дивизии народного ополчения, истребительные отряды, строили укрепления. На усиление опасности Москва ответила новыми десятками тысяч добровольцев. Женщины и подростки – около шестисот тысяч москвичей – были заняты строительством оборонительных сооружений на подступах к Москве. Их героическим трудом под бомбежками, под обстрелом с самолетов было сооружено больше 400 километров противотанковых рвов, проволочных заграждений, более двух тысяч артиллерийских и пулеметных дотов и дзотов.

Огромную роль в переломе, происшедшем под Москвой, сыграл Жуков, укрепивший фронт и организовавший контрнаступление без паузы. Сам «отец народов» признавал, что «Жуков спас Москву».

* * *

Идея контрнаступления начала вырисовываться у советского командования еще в ноябре. Контрнаступление стало возможно за счет больших потерь вермахта и свежих кадровых дивизий, переброшенных с Дальнего Востока и из Сибири. Это были хорошо оснащенные и обученные войска, обладавшие высокой боеспособностью. Ход оборонительного сражения позволил сберечь их для нанесения ответного удара. Учитывались и погодные условия, поставившие немецкие войска в сложное положение из-за неподготовленности к зиме.

Особенностью советского контрнаступления под Москвой являлось то, что силы Красной армии количественно все еще не превосходили силы вермахта, за исключением самолетов. Для достижения превосходства в местах главных ударов внутри каждого из фронтов пришлось произвести серьезные перегруппировки, оставив на второстепенных участках минимальное количество сил.

Переход в контрнаступление происходил без оперативной паузы и стал полной неожиданностью для руководства вермахта. Первым 5 декабря 1941 г. перешел в наступление Калининский фронт. 6 декабря началось наступление Западного и Юго-Западного фронтов.

Калининский фронт наносил удар 29-й армией генерала И. И. Масленникова и 31-й армией генерала В. А. Юшкевича. 29-я армия наносила удар юго-западнее Калинина, 31-я – южнее. 29-я армия, перейдя Волгу по льду, вклинилась в оборону 9-й ПА на глубину 1–1,5 км. 31-я армия после трехдневных упорных боев прорвала оборону противника на Волге южнее Калинина и к исходу 9 декабря взяла под контроль железную дорогу Калинин – Москва. 13 декабря соединения армий Калининского фронта сомкнулись юго-западнее Калинина, отрезав пути отхода калининской группировке противника. 16 декабря Калинин был полностью очищен от противника. Немцы потеряли только убитыми свыше 10 тыс. солдат и офицеров. Советские войска захватили большие трофеи.

6 декабря войска правого крыла Западного фронта (30-я, 1-я ударная А, 20, 16 и 5-я армии) во взаимодействии с Калининским фронтом начали наступление против 3-й и 4-й танковой группы немцев. 30-й армии предстояло нанести главный удар из района юго-западнее Волжского водохранилища в общем направлении на г. Клин, во фланг и тыл 3-й танковой группы. Начавшая наступление утром 6 декабря армия, усиленная шестью сибирскими и уральскими дивизиями, прорвала оборону врага севернее Клина.

В это же время 1-я ударная армия наводила переправу через канал Москва – Волга в районе г. Дмитрова. Глубина прорыва составила к вечеру 6 декабря 17 км. На 7 декабря прорыв расширился до 35 км по фронту и 25 км в глубину. 8 декабря 30-я армия взяла Рогачево. Соединения 1-й ударной и 20-й армий освободили крупные населенные пункты – Яхрому, Белый Раст, Красную Поляну. Левофланговые соединения армии отбросили противника на Истринский рубеж.

9 декабря 5-я армия генерала Говорова с боем форсировала реку Истру и заняла несколько населенных пунктов на северном берегу. 11 декабря Солнечногорск и Истра были очищены от противника. 15 декабря был освобожден Клин. В боях за город были разгромлены две моторизованные и танковая немецкие дивизии. В течение 20–24 декабря армии правого крыла Западного фронта достигли рубежа рек Ламы и Рузы, где противник заранее подготовил прочную оборону. Здесь было принято решение приостановить наступление и закрепиться на достигнутых рубежах.

На центральном участке войска Западного фронта сковали основные силы 4-й ПА противника, не допуская их переброски на направления главных ударов советских армий. Левофланговые соединения 5-й армии генерала Говорова, 33-я генерала Ефремова и 43-я армии и правофланговые соединения 49-й армии вели бои на 130-километровом фронте от железной дороги Москва – Можайск до Тарусы.

5-й армии 11 декабря удалось прорвать немецкую оборону в районе г. Дорохов. 33-я армия 18 декабря после короткой артподготовки начала наступление в направлении на Боровск. 24 декабря советские войска вышли на Варшавское шоссе. 4 января были освобождены Боровск, Наро-Фоминск и Малоярославец.

Левое крыло Западного фронта 6 декабря перешло в наступление северо-восточнее Тулы против 4-й ПА и 2-й ТА. Правое крыло Юго-Восточного фронта продвигалось в районе Ельца. Были очищены дороги, соединяющие Тулу с Москвой. 7 декабря войска 10-й армии освободили Михайлов и Серебряные Пруды.

Советское командование своевременно разгадало намерение противника задержаться на рубеже р. Оки. Для того чтобы сорвать его, 14 декабря севернее Тулы 49-я армия генерала Захаркина перешла в наступление. Преодолев Оку, она 18 декабря завязала бои на окраинах Тарусы, а ночью, совершив обходной маневр, разгромила немецкий гарнизон. Благодаря введению в разрыв между 4-й ПА и 2-й ТА подвижной группы войск 50-й армии под командованием генерала Попова, удалось неожиданно для противника прорваться к Калуге. За трое суток группа прошла 90 км и к вечеру 20 декабря вышла с юга на подступы к Калуге. Утром 21 декабря советские войска атаковала железнодорожный вокзал. Тем не менее немцы оказывали упорное сопротивление, и Калуга была освобождена только 30 декабря после тяжелых боев.

Существенную помощь войскам Западного фронта оказало правое крыло Юго-Западного фронта. Помимо выполнения собственной операции по ликвидации группировки противника (дивизии немецкой 2-й ПА) в районе Ельца, Юго-Западный фронт сковал часть сил 2-й ТА Гудериана.

Контрнаступление против 2-й ПА началось на северном фланге 13-й армии действиями подвижной группы войск генерала Москаленко, которая оттянула часть сил вражеской группировки. С рубежа г. Ефремов противника атаковали соединения 3-й армии генерала Крейзера. Главный удар нанесли войска генерала Костенко. Для немецкого командования появление 7 декабря этой группы войск было полной неожиданностью. 10 декабря группировка противника в районе г. Елец была окружена. Окруженные войска противника пытались пробиться на запад, советские кавалеристы отбили атаки, немцы сдались или разбежались по лесам. В боях в районе Ельца были полностью разгромлены три пехотные дивизии противника – 45, 95, 134-я. Фашисты потеряли на поле боя 12 тысяч убитыми.

Второй этап битвы за Москву – Московская стратегическая наступательная операция – длился 34 дня. Ширина фронта боевых действий составила 1000 км. Глубина продвижения советских войск – 100–250 км. Среднесуточные темпы наступления стрелковых соединений – 3–6 км.

На полях Подмосковья вермахту было нанесено первое крупное поражение во Второй мировой войне.

В результате неудач на Восточном фронте около 35 высших командиров вермахта были отправлены в отставку, в том числе командующий сухопутными войсками фельдмаршал Браухич, командующий группой армий «Центр» фон Бок, командующий группой армий «Юг» фон Рундштедт и танковый генерал вермахта Гудериан.

По подсчетам некоторых специалистов, в боях под Москвой участвовало с обеих сторон 7 170 000 человек. Потери убитыми в Московском сражении с советской стороны достигли 1 284 600 человек; с немецкой – 615 000. Для сравнения: американцы за всю Вторую мировую недосчитались 300 тысяч солдат. Французы – 200 тысяч.

12 декабря советские граждане услышали по московскому радио первую победную сводку. Впервые они увидели, что «непобедимая германская армия» терпит крупные поражения. Увидел это теперь и весь мир. Это был еще не перелом в войне, это был перелом в сознании.

 

Сталинградская битва (17.07. 1942 – 2.02. 1943 г.)

Одно из крупнейших и ожесточеннейших сражений Второй мировой войны. Советские войска остановили продвижение немцев в южном направлении, не дали выйти за Волгу, а затем окружили и уничтожили наступавшую группировку. Сражение ознаменовало начало перелома в ходе войны.

Летом 1942 г. немецко-фашистские войска, сосредоточив основные усилия на южном крыле фронта (свыше 90 дивизий), предприняли новое стратегическое наступление с целью захвата районов Кавказа, Дона, Кубани, Нижней Волги, чтобы обеспечить себя таким образом нефтью и продовольствием, а затем нанести завершающий удар в направлении Москвы.

В середине июля 1942 г. передовые части группы армий «Б» вермахта вышли в большую излучину реки Дон. Войска советского Юго-Западного фронта, ослабленные в тяжелых предыдущих боях, не в состоянии были своими силами остановить их дальнейшее продвижение. Возникла реальная угроза прорыва наступающих немецко-фашистских войск в район Сталинграда. Сталинградские заводы производили и ремонтировали танки, артиллерийские орудия и тягачи, суда, минометы, автоматы, другое вооружение и боеприпасы. Сталинград был также крупным транспортным узлом на магистралях в Среднюю Азию и на Урал. Выход немецко-фашистских войск к Сталинграду ставил под угрозу Волгу – крупнейшую транспортную артерию, по которой шло снабжение центральных районов кавказской нефтью и другими грузами. В условиях войны Сталинград приобрел стратегическое значение.

Ставка Верховного главнокомандования приняла меры к усилению его войсками. На дальние подступы к Сталинграду были выдвинуты 1, 5 и 7-я резервные армии, которые 10 июля 1942 г. были соответственно переименованы в 62, 63 и 64-ю армии. 12 июня 1942 г. на базе оперативного управления Юго-Западного фронта был создан Сталинградский фронт, объединивший эти армии и отошедшие за Дон 21-ю общевойсковую и 8-ю воздушную армии. В резерв фронта были выведены 57-я, а также 38-я и 28-я армии, на базе которых формировались 1-я и 4-я танковые армии.

С 23 июля в командование фронтом вступил генерал-лейтенант В. Н. Гордов. Перед вновь созданным фронтом была поставлена задача остановить противника, не допустить его выхода к Волге. Войска должны были прочно оборонять рубеж по реке Дон общей протяженностью 520 км.

Для наступления на Сталинград германское командование из сил группы армий «Б» (командующий – генерал-полковник М. Вейхс) выделило 6-ю полевую армию в составе 14 дивизий, поддерживаемых авиацией 4-го воздушного флота. Германские войска наступали, прочно владея инициативой. 6-я полевая армия являлась одной из лучших в германских сухопутных войсках, ее солдаты были воодушевлены новыми успехами на Восточном фронте и чувствовали себя безнаказанно в условиях подавляющего превосходства в воздухе немецко-фашистской авиации. Германское командование, уверенное в своем численном и военном превосходстве над советскими войсками, деморализованными после майско-июньского отступления, не сомневалось, что Сталинград будет быстро взят.

Основные усилия Сталинградского фронта были сосредоточены в большой излучине реки Дон, где заняли оборону 62-я и 64-я армии. Перед ними стояла задача – не допустить форсирования Дона противником и предотвратить его прорыв к Сталинграду кратчайшим путем.

В первой половине июля 1942 г. 6-я полевая армия вермахта, поддерживаемая мощными силами авиации, быстро продвигалась к Сталинграду. С 17 июля на дальних подступах к городу развернулась ожесточенная борьба. Боевые действия вели передовые отряды советских войск. Они стремились выиграть время для того, чтобы подтянуть войска из резерва и эвакуировать население и имущество из районов, оказавшихся под угрозой вторжения немецко-фашистских войск. Эта задача в значительной степени была решена. Темп наступления немецко-фашистских войск снизился с 30 км (12–17 июля) до 12–15 км (18–22 июля) в сутки. Шесть суток потребовалось 6-й полевой армии вермахта, чтобы сломить сопротивление передовых отрядов советских войск и выйти, преодолев расстояние в 70 км, к главной полосе обороны на дальних подступах к Сталинграду.

Операция группы армий «Б» под кодовым названием «Фишрейер» имела целью «нанести удар по Сталинграду и разгромить сосредоточившуюся там группировку противника, захватить город, а также перерезать перешеек между Доном и Волгой и нарушить перевозки по реке…» Особенно большое значение придавалось заблаговременному разрушению Сталинграда авиацией. Однако немецко-фашистские войска были втянуты в затяжные и кровопролитные бои в 150 км от Сталинграда, на западном берегу Дона. Их дальнейшее продвижение на восток временно было приостановлено. Был сорван замысел германского командования – окружить и уничтожить сражавшиеся здесь советские войска, захватить переправы через Дон и стремительным маршем к 25 июля 1942 г. взять Сталинград. Но при этом обстановка на Сталинградском направлении продолжала оставаться напряженной. Немецкие войска глубоко охватили оба фланга 62-й армии, вышли к Дону в районе станицы Нижне-Чирская, где оборону держала 64-я армия, и создали угрозу прорыва к Сталинграду с юго-запада.

В момент тяжелых боев на южном крыле советско-германского фронта 28 июля 1942 г. И. В. Сталин как народный комиссар обороны СССР подписал знаменитый Приказ № 227 «О запрещении отхода с занимаемых позиций без приказа и мерах по его обеспечению». В приказе, в частности, говорилось об организации заградительных отрядов, призванных не допускать отступления.

Ставка ВГК, стремясь облегчить управление растянувшимся на 800 км Сталинградским фронтом, 5 августа разделила его на два самостоятельных фронта: Сталинградский под командованием генерал-лейтенанта В. Н. Гордова (63, 21, 62-я общевойсковые, 4-я танковая и формирующаяся 16-я воздушная армии, 28-й танковый корпус), и Юго-Восточный под командованием генерал-полковника А. И. Еременко (64, 57, 51-я общевойсковые и 8-я воздушная армии, 13-й танковый корпус).

Германское командование, со своей стороны, к концу июля убедилось, что захватить Сталинград с ходу силами только 6-й полевой армии невозможно, и перегруппировало войска для нового наступления. 31 июля 4-я танковая армия под командованием генерал-полковника Гота в составе 48-го танкового корпуса, 4-го армейского корпуса и 6-го румынского корпуса была повернута с кавказского направления на Сталинградское. 6-я полевая армия под командованием генерала танковых войск Паулюса получила задачу полностью овладеть правым берегом Дона и совместно с 4-й танковой армией захватить Сталинград. Немцы рвались к Сталинграду с северо-запада и юго-запада и всюду встречали отчаянное сопротивление. В этих боях обе стороны несли большие потери. Особенно тяжело приходилось советской 62-й армии. Практически каждая свежая дивизия, прибывающая на фронт, отправлялась для возобновления сил этого соединения.

23 августа 1942 г. ударная группировка 6-й немецкой армии вырвалась к Волге близ северной окраины Сталинграда, в районе поселков Латошинка, Акатовка, Рынок. К вечеру десятки немецких танков появились в районе тракторного завода. В образовавшийся 8-километровый коридор были брошены моторизованные дивизии 14-го танкового корпуса. Немецко-фашистским войскам удалось вбить клин в боевые порядки войск Сталинградского фронта, рассекая его на две части. Части фронта, действовавшие севернее города, оказались отрезанными от оборонявших город частей 62-й армии и войск Юго-Восточного фронта. Для командующего фронтом генерал-полковника А. И. Еременко это стало полной неожиданностью. Советская разведка еще 19 августа перехватила приказ командующего 6-й полевой армией вермахта Ф. Паулюса о наступлении, но активные действия 4-й танковой армии с юга-запада помешали А. И. Еременко оценить и предупредить сложившуюся угрозу.

По приказу А. Гитлера все силы 4-го воздушного флота Люфтваффе (более 1200 самолетов) под командованием генерала фон Рихтгофена были переброшены на Сталинградское направление. 23 августа во второй половине дня армада немецкой боевой авиации появилась в небе над Сталинградом. Началась беспрецедентная бомбардировка города, ставившая своей целью не только его разрушить, уничтожить коммуникационные, промышленные и военные объекты, но и деморализовать жителей и солдат.

Немецкими летчиками было совершено почти 2000 самолетовылетов, сброшены тысячи тонн бомб. Горела даже Волга от разлившейся из разбитых цистерн нефти.

Общее количество мирных жителей в Сталинграде составляло около 600 тысяч. Часть из них (чуть более 100 тысяч) была переправлена за Волгу до бомбардировки. По указанию высшего партийного руководства страны эвакуация жителей, занятых на оборонных предприятиях, и членов их семей запрещалась. Многие не желали эвакуироваться, поскольку считали, что Красная армия не пустит противника к городу. Усиленные бомбардировки продолжались в течение нескольких следующих дней, а регулярные авианалеты – весь оборонительный период битвы. Никто не может ответить на вопрос, сколько мирных жителей погибло в первый день налета. Называют разные цифры: от полутора до десятков тысяч человек. Навсегда 23 августа останется для жителей города на Волге днем скорби.

Во второй половине дня 25 августа после пополнения сил обороняющихся немецкие войска успешной контратакой были отброшены на 3 км. Положение на наиболее угрожающем участке было упрочено. Советским контратакующим частям несколько раз удавалось перерубать узкий коридор от Дона к Волге, образованный 14-м танковым корпусом вермахта к северо-западу от города, однако восстановить положение на этом участке так и не удалось.

В последние дни августа немцы предприняли отчаянные попытки сомкнуть «клещи» силами 6-й полевой и 4-й танковой армий с целью окружения 62-й и 64-й советских армий. Под угрозой охвата неприятелем обе армии отошли, и в первых числах сентября бои велись уже непосредственно у Сталинграда.

Еще 26 августа генерал армии Г. К. Жуков был назначен заместителем Верховного главнокомандующего и послан представителем Ставки Верховного главнокомандования на Сталинградский фронт.

Это было знаковый шаг. Сталин отдавал инициативу полководцам «новой волны». На какое-то время военачальники получили простор для решений и действий, не обремененных идеологическим давлением. Не случайно, что именно в это время – в самый разгар уличных боев в Сталинграде – вышел приказ от 9 октября 1942 г. «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной армии». Главным критерием для командира стали ум, оправданный риск и результат.

Взятие города противником было реальной угрозой, поэтому в Сталинграде еще в августе были заминированы все важнейшие объекты промышленного и стратегического значения, а штаб Сталинградского фронта был передислоцирован на левый берег Волги. На помощь 62-й армии были брошены три новые армии. В 62-й в очередной раз происходит смена командования. Сталин не простил генерал-лейтенанту Лопатину прорыв немецко-фашистских войск к Волге, и с 3 сентября вместо него во главе армии становится генерал-майор Крылов, которого, правда, уже через неделю сменил генерал-лейтенант В. И. Чуйков, имя которого сейчас неразрывно связано с обороной Сталинграда.

Немецкое командование также значительно усилило свои войска под Сталинградом. Это усиление проводилось прежде всего за счет переброски войск с кавказского направления и резервов группы армий «А». Только с 1 по 13 сентября сюда прибыло девять дивизий и одна бригада. В основном это были войска германских союзников – Румынии, Италии, Венгрии. Их ставили, как правило, на пассивных участках фронта, высвобождая немецкие части, которые посылались в Сталинград.

13 сентября 1942 г. немецко-фашистские войска начали штурм города. Бои закипели на улицах, превращенных немецкой авиацией в труднопроходимые руины. Части Красной армии развернули яростную борьбу за каждую улицу, дом, этаж. 14 сентября противник обрушил на 62-ю армию удар огромной силы. Он стремился расчленить советскую оборону. Ожесточенные бои развернулись в районе Мамаева кургана, на берегу Царицы, в районе элеватора. Во второй половине дня частям вермахта удалось прорваться к Сталинграду одновременно в нескольких местах: в районе поселка Купоросное, на Дар-горе, по оврагу реки Царицы и через территорию авиагородка. Упорные бои велись в районе вокзала Сталинград-II. Ценой больших потерь немцы захватили господствующую над городом «высоту 102,0» – Мамаев курган. Овладев вокзалом и заняв стоящие рядом жилые дома, немецкие солдаты стали простреливать берег и Волгу на участке центральной переправы, стремясь сорвать переброску подкреплений к 62-й армии с левого берега Волги. В тот же день части вермахта прорвали оборону на стыке 62-й и 64-й армий, овладели поселком Купоросное и вышли к Волге, тесня части 64-й армии на юг, а левый фланг 62-й армии – к зацарицынской части города. 62-я армия оказалась изолированной от остальных сил фронта. Немцы были в шаге от того, чтобы овладеть Сталинградом. В Германии уже создавался пропагандистский фильм, а газеты пестрили победными заголовками.

62-я армия оказывала противнику яростное сопротивление. Воины срочно переброшенной с Левобережья 13-й гвардейской дивизии под командованием генерала А. И. Родимцева (имевшего опыт уличных боев в Мадриде) отбросили врага от района центральной переправы, очистили от него многие улицы и кварталы, не допустили разобщения фронта армии в центре города. Гвардейцы вышли на железную дорогу и захватили вокзал Сталинград-I. На рассвете 16 сентября совместно с одним из полков 112-й стрелковой дивизии они овладели Мамаевым курганом.

Немцы, понеся большие потери, заняли лишь небольшую часть города севернее реки Царицы, и потому они изменили тактику борьбы. Они стали вести ее на небольших участках отдельными боевыми группами. В 6-й армии вермахта были созданы штурмовые отряды по десять человек, которые были обучены ведению уличных боев и вооружены пулеметами, огнеметами и холодным оружием. Немецкие солдаты называли ближний бой в разрушенных зданиях «крысиной войной». Для подобного боя были характерны бешеные рукопашные стычки.

В южных районах города в эти дни вели бои войска 64-й армии. Перед ними стояла задача – не дать танковой армии Гота войти в Сталинград с юга.

Отрезанные от основных сил фронта рекой, воины 62-й армии ожесточенно оборонялись, навязав противнику ближний бой. Как отмечал генерал

В. И. Чуйков: «Бой в городе – это особый бой. Тут решает вопрос не сила, а умение, сноровка, изворотливость и внезапность. Городские постройки, как волнорезы, разрезали боевые порядки наступающего противника, направляли его силы вдоль улиц. Поэтому мы крепко держались за особо прочные постройки, создавали в них немногочисленные гарнизоны, способные в случае окружения вести круговую оборону». В зданиях устраивались многочисленные огневые точки, в том числе вынесенные и за пределы домов. В состав гарнизонов входили саперы и снайперы, кроме пулеметов и стрелкового оружия они вооружались легкими противотанковыми орудиями и ружьями. В итоге боев 21–23 сентября, как и в предыдущие дни, войскам вермахта не удалось добиться решающего успеха. 13-я гвардейская и 95-я стрелковая дивизии выдержали натиск немецких солдат и не допустили их выхода к Волге в центральной части города, не отдав и Мамаев курган.

В конце сентября создалась угроза прорыва неприятеля к Волге в районе площади 9 января и мельницы № 4, где находился командный пункт 42-го полка 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Командир 7-й стрелковой роты этого полка старший лейтенант И. И. Наумов принял решение превратить в опорные пункты два четырехэтажных дома, расположенных параллельно на площади 9 января, и направил туда две группы бойцов. Первая группа состояла из четырех разведчиков под командованием сержанта Я. Ф. Павлова, вторая группа – взвод лейтенанта Н. Е. Заболотного, они захватили эти дома и закрепились в них. Впоследствии эти дома вошли в историю Сталинградской битвы как «дом Павлова» и «дом Заболотного». На третьи сутки на помощь разведчикам Я. Ф. Павлова прибыло подкрепление, и гарнизон дома увеличился до 24 человек. Гвардейцы при помощи саперов усовершенствовали оборону дома, заминировав все подходы к нему, прорыли небольшую траншею, по которой поддерживалась связь с командованием, доставлялось продовольствие, боеприпасы. Дом стал неприступной крепостью. Легендарный гарнизон удерживал его 58 дней.

Надвигающаяся зима усилила стремление германского командования быстрее завершить операции по захвату Сталинграда и Кавказа. Гитлер провел серьезные изменения в руководстве вермахта. 24 сентября был смещен начальник генерального штаба сухопутных сил вермахта Гальдер. Паулюса постоянно критиковали за то, что Сталинград до сих пор не взят. Фюрер утверждал, что советские резер вы вот-вот будут исчерпаны и необходим последний бросок к Волге. 6-я армия с приданными ей двумя корпусами 4-й танковой армии имела 19 дивизий и представляла собой самую крупную группировку вермахта численностью более 300 тысяч человек. Из них лишь 8 дивизий атаковали советские войска на улицах города, а остальные 11 были растянуты по всей линии фронта протяженностью 200 км.

Паулюс решил нанести удар в районе северо-западнее Сталинграда. 27 сентября в 6 часов утра наступление немецко-фашистских войск началось массированными бомбардировками советских позиций. К 11 часам австрийская 100-я егерская дивизия перешла в наступление в направлении на Мамаев курган с целью пробиться к Волге. Атака была сорвана частями 62-й армии. 95-я стрелковая дивизия стремительной атакой после короткого, но сильного огневого налета советской артиллерии очистила от противника западные и южные скаты Мамаева кургана. Однако, пополнив силы, гитлеровцы к 14 часам прорвались на западную окраину поселка Красный Октябрь и в юго-западную часть поселка Баррикады. Здесь разгорелись ожесточенные уличные бои. На отдельных участках части вермахта продвинулись на 2–3 км к востоку, а также оттеснили 95-ю стрелковую дивизию 62-й армии с западных и южных склонов Мамаева кургана. Кроме того, части вермахта прорвались к Волге южнее Царицы на участке протяженностью до 10 км. Натиск немецко-фашистских войск был настолько силен, что командование 62-й армии всерьез засомневалось, удастся ли его сдержать. Днем 28 сентября снова разгорелись уличные бои на территории рабочих поселков, причем в поселке Баррикады немецко-фашистским частям удалось продвинуться вперед. Самолеты Люфтваффе нанесли несколько массированных ударов по советским позициям и переправам, стремясь оборвать связь 62-й армии с восточным берегом. Однако в целом частям вермахта не удалось добиться решающего результата.

С 27 сентября по 4 октября шли ожесточенные бои на северных окраинах города за рабочие поселки Красный Октябрь и Баррикады. Одновременно враг вел наступление в районе Мамаева кургана (центр города) и на крайний правый фланг 62-й армии в районе Орловки (здесь, стремясь овладеть северной частью города, немцы отчаянно пытались ликвидировать «Орловский выступ»). 2 октября немцы захватили Орловку.

В конце сентября Сталинградский фронт, основные силы которого оказались отрезанными противником от города, был переименован в Донской фронт (63, 21, 24, 66 и 1-я гвардейская армии). Командующим Донским фронтом был назначен генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский. В то же время Юго-Восточный фронт, войска которого вели бои непосредственно за город, переименовывался в Сталинградский фронт. Командующим Сталинградским фронтом был назначен генерал-полковник А. И. Еременко. В состав Сталинградского фронта вошли 62, 64, 57, 51 и 28-я армии.

Командование Сталинградского фронта (бывшего Юго-Восточного), стремясь ослабить натиск вражеских войск непосредственно на город и облегчить положение 62-й и 64-й армий, организовало ряд частных операций южнее Сталинграда. Контрудары войск 57-й и 51-й армий южнее Сталинграда заставили немецкое командование снять часть сил с главного направления, что временно ослабило давление непосредственно на город.

Гитлеровцы удерживали захваченную ими территорию в городе и любой ценой стремились полностью овладеть Сталинградом. Дни и ночи дивизии 64-й армии пробивались к северу, на соединение с 62-й армией, но расстояние между армиями почти не сокращалось, их разделяла территория нынешнего Советского района и центра города. В первые дни октября 1942 г. 62-я армия оборонялась на фронте протяженностью 25 км и глубиной от 200 м до 2,5 км. На этой узкой прибрежной полосе, целиком простреливаемой противником, передвижения частей и подразделений могли осуществляться лишь ночью. Маневр из глубины практически был невозможен из-за отсутствия постоянных переправ через Волгу. Когда противник занял часть районов города к югу от р. Царицы до Купоросного, а севернее ее вышел на вершину Мамаева кургана, он стал просматривать и простреливать всю территорию, удерживаемую защитниками Сталинграда, а также переправы через Волгу.

В руках немцев оказалась также территория северной и центральной частей города: Ерманского, Дзержинского, Краснооктябрьского, Баррикадного и Тракторозаводского районов. В ходе боев за север ную часть Сталинграда немецкие войска подошли к окраинам Рынка и Спартановки, но захватить эти поселки не смогли. С первых чисел октября начались бои за заводы «Красный Октябрь», «Баррикады» и СТЗ, расположенные к северу от Мамаева кургана. Немцы рвались к переправам через Волгу. К ним постоянно прибывали гитлеровские подкрепления.

14 октября немецко-фашистские войска предприняли мощное наступление на Тракторный завод и завод «Баррикады». Этой атаке противостояли 37-я гвардейская, 95-я и 308-я стрелковые дивизии и 84-я танковая бригада. Между поселками Баррикады и СТЗ отдельные дома и улицы по нескольку раз переходили из рук в руки. К вечеру 14 октября противник ворвался на территорию Тракторного завода, а затем, углубляя прорыв, ударными отрядами вышел к Волге. Положение войск 62-й армии стало еще более трудным. Ее правый фланг был отрезан от основных сил севернее р. Мокрая Мечетка. Отрезанная группа, которую возглавил командир 124-й стрелковой бригады полковник С. Ф. Горохов, охваченная противником с трех сторон и прижатая к Волге, свыше месяца продолжала стойко обороняться.

37-я гвардейская стрелковая дивизия, на которую пала главная тяжесть борьбы в эти дни наиболее мощного наступления захватчиков, продолжала сражаться отдельными подразделениями в поселке СТЗ и частью сил – в районе Минусинской улицы. Дивизия была почти полностью уничтожена. Тяжелые бои вели также 95-я стрелковая дивизия и 84-я танковая бригада. Остальные части армии вели бои с мелкими группами противника. Штурмующие силы были тоже измотаны. То, что удавалось захватить утром, ночью опять переходило в руки советской стороны. После 18 октября наиболее острая борьба велась на территории заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь».

11—12 ноября противник предпринял еще одно крупное наступление на 62-ю армию, бросив в него пять пехотных и две танковые дивизии, усиленные отдельными частями, специально для этого переброшенными в Сталинград самолетами. К концу дня 11 ноября гитлеровцам удалось преодолеть оборону 241-го полка 95-й дивизии, захватить южную часть завода «Баррикады» и на участке шириной 500 м прорваться здесь к Волге. Но изменить общую обстановку враг уже не мог. На других участках все его атаки успешно отбивались. Дивизии противника несли такие огромные потери, что от многих из них оставались лишь номера. Обескровлены были и войска 62-й армии.

Оборона 62-й армии была расчленена на три основных очага борьбы: район Рынок; Спартановка, где сражалась изолированная с 14 октября от основных сил армии группа полковника С. Ф. Горохова; восточная часть завода «Баррикады», где на узком плацдарме продолжала упорно обороняться 138-я стрелковая дивизия И. И. Людникова численностью не более 500 человек; затем, после разрыва в 400–600 м, шел основной фронт 62-й армии – от «Красного Октября» до пристани (части 95-й, 45-й стрелковых дивизий, сводный полк 193-й стрелковой дивизии, части 39-й гвардейской и 284-й стрелковых дивизий). Левый фланг на этом участке занимала 13-я гвардейская дивизия, позиции которой проходили вблизи от берега Волги. Территорию Ворошиловского района (от центра города до Купоросной балки) занимали гитлеровцы. Южную часть города от Купоросного до Красноармейского (сельского) района продолжали оборонять части 64-й армии под командованием генерал-майора Шумилова. Оттеснив защитников Сталинграда почти к самому берегу Волги, войска Паулюса были бессильны сбросить в нее советских воинов. Каждый шаг продвижения стоил неприятелю колоссальных потерь.

В боях на территории Сталинграда не было длительных оперативных пауз. Бои шли беспрерывно. Они усиливались и стихали, но не прекращались. Немцы предприняли свыше 700 атак. Советские части и подразделения, обороняясь, в то же время использовали любую возможность для нанесения контрударов. В течение всего периода борьбы с обеих сторон активно действовали артиллерия, авиация и танки. За 68 дней оборонительного сражения в городе германская артиллерия выпустила около 900 тысяч снарядов и мин, не считая снарядов самоходной артиллерии, танков и малокалиберной артиллерии. Господствуя в воздухе, немецко-фашистская авиация бомбила и обстреливала советские войска, совершая каждый день от 1000–1500 до 2500 самолето-атак. На каждый квадратный километр Сталинградского фронта противник израсходовал до 76 тысяч снарядов и бомб. За это же время советская артиллерия и авиация обрушили на противника лишь на главном направлении свыше 100 тысяч снарядов, мин и бомб.

К середине ноября продвижение гитлеровских войск на территории города было остановлено на всем фронте и инициатива их действий парализована. Враг окончательно перешел к обороне. Его главная ударная группировка оказалась обескровленной, тогда как силы защитников Сталинграда возросли и окрепли. Как и под Москвой, сказалось большое преимущество СССР в способности восполнять потери в живой силе и вооружении. Советское командование готовило переход в контрнаступление.

* * *

Утром 19 ноября 1942 г. после мощной артиллерийской подготовки, которая завершилась залпом большого количества гвардейских минометов, началось наступление войск Юго-Западного и Донского фронтов, а на следующие сутки – и Сталинградского фронта. Хотя из-за тумана и низкой облачности авиация не смогла поддержать наступающие войска, огонь артиллерии был настолько эффективным, что стрелковые соединения первых эшелонов армии за 4–5 часов продвинулись на глубину 3–4 км, прорвав таким образом первую позицию обороны противника.

В 12 часов дня в полосе наступления ударной группировки Юго-Западного фронта были введены в бой на участке прорыва дополнительные советские танковые силы. Массированные удары крупных группировок танков ошеломили противника. Почти на всех участках он начал поспешное отступление. За 4–6 часов танковые корпуса совместно со стрелковыми соединениями полностью завершили прорыв тактической зоны обороны противника и вышли на оперативный простор.

В результате маневра были окружены три дивизии румын, которые вскоре капитулировали. В плен было взято 27 тысяч солдат и офицеров. Успешно был осуществлен прорыв обороны противника и ударными группировками Донского и Сталинградского фронтов.

При наступлении основную роль играли танковые и механизированные корпуса, которые в отдельные сутки продвигались вперед до 50–70 км. Особенно успешно действовали соединения 26-го и 4-го танковых корпусов Юго-Западного фронта и 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта. Они не ввязывались в затяжные бои за населенные пункты, занятые противником, смело маневрируя, наступали не только днем, но и ночью.

Флаг над освобожденным Сталинградом. 1943 г.

Для овладения единственной переправой через Дон в ночь на 22 ноября был сформирован передовой отряд в составе пяти танков Т-34 157-й танковой бригады и двух рот 14-й мотострелковой бригады под командованием командира этой бригады подполковника Филиппова. Отряд к рассвету вышел в район переправы. Командир группы принял решение двигаться на переправу в походной колонне с зажженными фарами. Охрана переправы не ожидала такой дерзости со стороны противника и приняла колонну за свою. После короткого боя к 5 часам утра важная переправа перешла в руки советских войск. Это позволило переправить на левый берег Дона главные силы двух танковых корпусов, что в значительной степени предопределило быстрый захват г. Калач – важнейшего узла вражеской обороны.

В 15 часов 23 ноября в районе Калача и населенного пункта Советский передовые части 26-го и 4-го танковых корпусов Юго-Западного фронта и 4-го механизированного корпуса Сталинградского фронта соединились. Так было завершено окружение главных сил группы армий «Б». С 23 по 30 ноября советские войска сжимали внутренний фронт окружения. Была ликвидирована задонская группировка войск гитлеровцев. Территория, занимаемая окруженной группировкой, уменьшилась вдвое и достигла в поперечнике 40 км. Таким образом, к 30 ноября закончился первый этап контрнаступления. В окружение попали 22 дивизии противника, насчитывавшие 330 тыс. человек.

Для освобождения из окружения 6-й полевой и 4-й танковой армий немецкое командование спешно создало две группировки: одну в районе Тормосина (около 17 дивизий) и другую – в районе Котельниково (13 дивизий), которые вошли в подчинение вновь образованной группы армий «Дон» под командованием фельдмаршала Манштейна. Эти группировки и должны были ударом с юго-запада освободить окруженные войска противника.

Советское Верховное главнокомандование в целях развития контрнаступления и срыва планов противника в начале декабря приняло решение силами 1 и 3 гвардейских и 5-й танковой армий Юго-Западного фронта и 6-й армии Воронежского фронта разгромить 8-ю итальянскую и остатки 3-й румынской армий. Эта операция была проведена с 16 по 30 декабря. Намеченные задачи были выполнены полностью. Советские войска продвинулись вперед до 150–200 км, выйдя на линию Кантемировка – Миллерово – Тацинская – Морозовский. 8-я армия была полностью разгромлена. В плен было взято около 60 тысяч солдат и офицеров, захвачено 2 тысячи орудий, 178 танков, 368 самолетов и много другой военной техники.

Успешные действия Юго-Западного фронта облегчили Сталинградскому фронту борьбу с котельниковской группировкой противника. Основу группы составляли три танковые немецкие дивизии (около 350 танков), успевшие сосредоточиться раньше тормосинской группировки. 12 декабря они перешли в наступление против 51-й армии, оборонявшейся на внешнем фронте окружения в полосе 140 км. Противник, используя подавляющее превосходство в силах, к 19 декабря продвинулся вперед до 50 км и вышел на рубеж р. Мышкова, пройдя примерно половину расстояния, отделявшего его от окруженной группировки.

В состав Сталинградского фронта из резерва Ставки была передана 2-я гвардейская армия под командованием генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского, которая раньше предназначалась для ликвидация окруженной группировки. Теперь эта армия была выдвинута на рубеж р. Мышкова правее 51-й армии. Попытки противника прорвать оборону этого рубежа успеха не имели. 24 декабря войска левого крыла фронта перешли в решительное наступление. Котельниковская группировка к 30 декабря была полностью разгромлена и отброшена на 100–150 км.

На втором этапе контрнаступления большую помощь советским сухопутным войскам оказала авиация. Ее действия значительно активизировались еще в конце первого этапа в связи с улучшением погоды. Авиация создала также надежную блокаду с воздуха окруженной вражеской группировки.

Немецкое командование продолжало кормить свое население и солдат победными лозунгами. Был одобрен план Геринга по организации воздушного моста, по которому немецкая армия должна была получать оружие и снабжение. Паулюс получил чин генерал-фельдмаршала с намеком на то, что ни один германский фельдмаршал не сдавался в плен. Впрочем, действия командования только разозлили измученных, замерзших солдат. Вместо одежды и нормальной еды им сбрасывали конфеты и ордена. Паулюс не считал необходимым покончить с собой ради бесноватого фюрера.

1 января 1943 г. Сталинградский фронт был переименован в Южный. В командование фронтом вместо убывшего на лечение из-за ранения генерал-полковника А. И. Еременко вступил генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский. В конце января 1943 г.

Р. Я. Малиновский вступил в командование Юго-Западным фронтом, передав командование Южным фронтом генерал-лейтенанту Ф. И. Толбухину. Войска фронта продолжали стремительное наступление на ростовском направлении.

Таким образом, с 1 декабря 1942 г. по 9 января 1943 г. были отражены попытки противника деблокировать окруженную группировку. Проходившая с 10 января по 2 февраля 1943 г. ликвидация окруженной группировки врага составляла третий этап контрнаступления.

Этот этап проходил в условиях начавшегося в начале января общего зимнего наступления советских Вооруженных сил, развернувшегося на фронте свыше 1200 км. Ликвидация окруженной группировки, отклонившей ультиматум о капитуляции, потребовала проведения специальной фронтовой операции, получившей условное наименование «Кольцо». Главный удар наносился с запада на восток двумя армиями, что позволяло наступать вдоль оврагов, идущих к Волге, на тех направлениях, где оборона противника была значительно слабее. При прорыве обороны противника 10 января 1943 г. впервые в Великой Отечественной воине поддержка атаки осуществлялась огневым валом.

Операция продолжалась в течение 24 суток. 26 января в результате соединения наступавшей ударной группировки фронта в районе Мамаева кургана с 62-й армией войска гитлеровцев были рассечены на две части. 31 января капитулировала южная группировка во главе с фельдмаршалом Паулюсом, а 2 февраля была ликвидирована северная группировка противника. Только пленными советские войска захватили 91 тысячу человек, в том числе 2500 офицеров и 24 генерала.

Военно-политические итоги битвы на Волге были очень велики. В ходе контрнаступления, продолжавшегося 2,5 месяца, было разгромлено пять армий противника, в том числе попали в окружение и были полностью уничтожены 6-я полевая и 4-я танковая немецкие армии – лучшие гитлеровские силы. Общие потери противника составили 800 тысяч человек (в том числе около 180 тысяч пленными), свыше 10 тысяч орудий и минометов, до 2 тысяч танков и самоходных орудий, более 70 тысяч автомашин и около 2 тысяч боевых и транспортных самолетов. Германия вынуждена была прибегнуть к тотальной мобилизации.

Контрнаступление в битве на Волге еще до его завершения в начале января 1943 г. переросло в общее наступление Красной армии на центральном и южном участках советско-германского фронта. Разгром немецко-фашистских войск на Волге положил начало коренному перелому в ходе всей Второй мировой войны.

 

Курская битва (943 г.)

В ходе упорных боев на Курской дуге советские войска перешли от обороны к широкому контрнаступлению, освободив Орел, Белгород, Харьков. В рамках Курской битвы состоялось крупное танковое сражение под Прохоровкой. Курская битва ознаменовала перелом в ходе Второй мировой войны.

«Это был настоящий ад» – так вспоминают участники сражения под Прохоровкой самую большую танковую битву в истории. Танки стреляли друг в друга буквально в упор, их схватка напоминала рукопашную – только механизированную. Машины ехали с включенными фарами, а танкисты отличали своих от чужих только по силуэтам. Над полем в это же время происходила ожесточенная воздушная битва. Сражение под Курском продолжалось, можно сказать, недолго – не сравнить с Москвой и Сталинградом, – но упорство, напряжение битвы и количество техники сделали именно Курск кульминацией Великой Отечественной войны.

* * *

Соотношение сил по всем показателям к лету 1943 г. изменилось в пользу Красной армии. Коренной перелом произошел не только в положении на фронте, но и в работе советского тыла, непрерывно наращивающего выпуск военной продукции. Так, успехи советского тыла позволили к лету 1943 г. значительно увеличить количество танковых и механизированных корпусов, отдельных танковых бригад и полков. Было сформировано пять танковых армий. Гордостью советских вооруженных сил был танк Т-34.

В Германии также выросло производство военной техники. Гитлер очень рассчитывал на новые тяжелые танки «тигр» и «пантера», а также на новую самоходную артиллерийскую установку «Фердинанд». В результате проведенной тотальной мобилизации количество гитлеровских дивизий на советско-германском фронте возросло до 230.

На лето 1943 г. немецкое командование разработало наступательный план. Оно рассчитывало укрепить пошатнувшийся военный престиж и вернуть в свои руки стратегическую инициативу. Для наступления был выбран центральный участок, на котором орловский и белгородско-харьковский плацдармы, находившиеся в руках немцев, охватили Курский выступ, обороняемый советскими войсками. План гитлеровского командования предусматривал нанесение двух ударов в общем направлении на Курск – из района южнее Орла силами группы армий «Центр» и из района севернее Харькова силами группы армий «Юг» – с целью окружения советских войск, обороняющих Курский выступ. Этот план получил название «Цитадель». Общее руководство операцией осуществлял прославленный немецкий полководец Манштейн.

Сосредоточив для этой цели 50 дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных (свыше 900 тысяч человек), до 10 тысяч орудий и минометов, около 277 танков и штурмовых орудий (самоходных артиллерийских установок – САУ), свыше 2 тысяч самолетов, немцы 5 июля перешли в наступление.

Этому наступлению предшествовала долгая борьба разведок, в которой победу одержала в целом советская сторона. Место, способ и приблизительная дата наступления, силы нападающих были давно известны советскому командованию. Противник же был введен в заблуждение относительно сил, которые будут противостоять ему в июле. Сосредоточение сил проходило в обстановке строжайшей секретности, продовольствие выдавалось без накладных «под честное слово», были самым решительным образом ограничены все радиопереговоры, даже между небольшими резервными частями. Немецкие офицеры свидетельствовали, что появление в глубине советских войск такой крупной группировки, как Степной фронт, они полностью проморгали.

Долгое время в Ставке велись споры насчет того, как нужно вести себя советским войскам – самим перейти в наступление, упредив удар врага, или обороняться. В конечном счете с подачи Г. Жукова и А. Василевского решено было перейти на начальном этапе боя к преднамеренной обороне, измотать противника и затем перейти в контрнаступление силами пяти фронтов – Центрального, Воронежского, Брянского, Юго-Западного и Степного.

Непосредственно Курский выступ обороняли части двух фронтов. В составе Центрального фронта под командованием К. Рокоссовского и Воронежского под командованием Н. Ватутина к началу июля было 10 общевойсковых, две танковых армии, четыре отдельных танковых и два отдельных стрелковых корпуса, один кавалерийский корпус, две воздушные армии. Количество сил и средств было примерно равно противостоявшим силам противника. В непосредственной близости от выступа были расположены крупные стратегические резервы: четыре общевойсковых и одна танковая армия и шесть отдельных корпусов (танковые, механизированные и кавалерийские), объединенные командованием Степного фронта (командующий – И. Конев).

Советские войска готовились к обороне исключительно тщательно. Было создано несколько оборонительных полос на общую глубину 250–300 км – траншеи, мины (плотность минирования значительно превышала ту, что имела место под Москвой и Сталинградом), подвижные заградительные отряды, противотанковые опорные пункты и т. д. Понимая, что немцы будут стремиться атаковать у основания выступа, именно здесь командование сосредоточило основные силы – 13-ю армию Центрального фронта, 6-ю и 7-ю гвардейские армии Воронежского фронта. Полоса каждой из этих армий имела ширину от 32 до 60 км и глубину до 35–40 км. Во втором эшелоне Воронежского фронта за 6-й и 7-й армиями оборонялась 69-я армия. У основания Курского выступа в ближайшей оперативной глубине находились 1-я и 2-я танковые армии, предназначенные для нанесения контрударов.

В ночь на 5 июля советские разведчики поймали «языка», который показал, что наступление немцев начнется утром. Информация была доведена до командующего Центральным фронтом Рокоссовского, и он на свой страх и риск решил упредить противника, устроив с утра артподготовку. Мощнейший артобстрел застал готовящегося к атаке противника врасплох. Очевидцы вспоминают, что офицеры и солдаты пребывали в совершенном недоумении. «Кто же наступает, мы или русские?» – спрашивали они друг у друга. Обстрел нанес немецким войскам ощутимые потери, им пришлось отложить начало наступления на два часа.

Атака немцев началась в 5.30 утра. В семь часов Рокоссовский позвонил Верховному главнокомандующему и кратко доложил: «Немцы наконец перешли в наступление». Сталин холодно спросил генерала: «Чему вы, собственно, радуетесь?» – и получил ответ: «Тому, что наши расчеты полностью подтвердились, а значит, исход сражения предрешен».

На Центральном фронте главный удар немцев пришелся в основном по 32-километровой оборонительной полосе 13-й армии. Фашисты предприняли наступление на деревню Ольховатку. В атаку ринулись 500 фашистских танков и штурмовых орудий при поддержке 300 бомбардировщиков. Немцы сумели прорвать лишь главную полосу обороны армии и продвинуться на глубину от 8 до 12 км. На второй оборонительной полосе они были остановлены, чему способствовал контрудар, нанесенный оперативными резервами фронта 6 июля. Особенно ожесточенные бои происходили за деревню Поныри – она несколько раз переходила из рук в руки. Большую поддержку обороняющимся частям советских войск оказывали «катюши». С 9 июля войска гитлеровцев не имели продвижения, а 14 июля были вынуждены прекратить наступление.

На Воронежском фронте немцы основные удары нанесли по 6-й и 7-й гвардейским армиям. Здесь действовали отборные танковые войска, в том числе 2-й танковый корпус СС, входивший в состав 4-й танковой армии. Одна ударная группировка наступала на Курск через Обоянь, другая стремилась обойти Курск с юго-востока через Корочу. Более широкий, чем на севере выступа, фронт наступления немцев (до 140 км) и полуторное превосходство в танках позволили им прорвать оборону советских войск на полосе до 100 км и на обоянском направлении продвинуться до 35 км. Однако 9 июля на третьей полосе обороны наступление это было приостановлено во многом благодаря действиям 1-й танковой армии.

Немало советских воинов стали героями Курской битвы уже на этом этапе. Старшина А. Власов подбил 6 июля в одном бою 9 танков. Знаменитый летчик А. Маресьев, переживший ампутацию обеих ног, в первых же боях над Курским выступом сбил три самолета противника. Летчик-истребитель Горовец в одном воздушном бою сбил девять немецких самолетов – единственный случай в истории боевых действий в мире.

Немцы отчаянно пытались сломать наметившуюся тенденцию к затуханию своего наступления. 11 июля сильная немецкая группировка прорвалась в район железнодорожной станции Прохоровка.

* * *

12 июля в 8.30 силы 2-го танкового корпуса немецких войск в составе дивизий СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мертвая голова», насчитывавших до 500 танков и САУ, включая 42 «тигра», перешли в наступление в направлении Прохоровки. В то же самое время после 15-минутной артподготовки немецкая группировка была атакована основными силами 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова. В первые же минуты сражения, поднимая черные тучи пыли и дыма, навстречу друг другу ринулись две могучие лавины танков. На небольшом пространстве в районе Прохоровки с обеих сторон в бою одновременно участвовало 1200 танков. Так разгорелось крупнейшее в истории войн, невиданное по размаху и ожесточению встречное танковое сражение. Широкое поле под Прохоровкой оказалось тесным для огромной массы сражающихся. Сражение длилось до позднего вечера. На поле боя горели сотни танков и самоходных орудий, стоял страшный шум от скрежета гусениц, грохота снарядов, многие из которых, ударяясь о броню, с визгом летели в сторону.

Советские танкисты, используя высокую маневренность отечественных танков, находили уязвимые места и умело расстреливали бронированных монстров. Снаряды, посылаемые с коротких расстояний, рвали броню «тигров». Внутри танков взрывались боеприпасы, многотонные башни отлетали на десятки метров. Тяжелый черный дым поднимался над землей.

Генерал Ротмистров рассказывал о мужестве советских солдат. Так, танковому взводу под командованием лейтенанта Бондаренко был отдан приказ выйти на помощь второй роте, оказавшейся в трудном положении. Развернув взвод, он ринулся вперед. Наперерез танку Бондаренко двигались два «тигра», ведущие огонь. Умело маневрируя, Бондаренко поставил свой танк за один из горящих немецких танков. Фашисты были уверены, что советский танк горит. Тем временем командир взвода незаметно навел орудие и метким выстрелом поджег один из «тигров».

Бой шел не только на земле, но и в воздухе. Над танками сражались советские и немецкие самолеты. Вой объятых пламенем машин, несущихся в последнее пике, гром взрывов на земле – все слилось в этот день в один сплошной несмолкающий грохот.

За один день сражения под Прохоровкой 5 гвардейская танковая армия уничтожила около четырехсот танков противника (из них 70 «тигров»), 158 орудий и минометов, более трехсот автомашин, более трех тысяч пятисот солдат и офицеров. Главная вражеская группировка, наступавшая на Прохоровку, была разгромлена. Враг понес невосполнимые потери. В ходе сражения с обеих сторон вышло из строя свыше 700 танков. Всюду на поле боя виднелись тела убитых, искореженные танки, раздавленные орудия, бесчисленные воронки.

Курская битва. Немецкая танковая колонна. 1943 г.

Это распространенная версия событий. Однако, по подсчетам некоторых специалистов, 12 июля 1943 г. против армии Ротмистрова непосредственно на подступах к Прохоровке действовал лишь 2-й танковый корпус СС. 11 июля в составе этого корпуса СС было 211 боеспособных танков. Среди них 15 исправных «тигров» и ни одной «пантеры». Спорной остается и роль «Фердинандов» в каких бы то ни было частях Манштейна. Не все ясно и с потерями сторон. Сами немцы не признавали сражение под Прохоровкой переломным, вероятно, потому, что танковые силы, привлеченные двумя сторонами, были значительны и до 12 июля.

В направлении самой Прохоровки действовала только одна немецкая дивизия 2-го танкового корпуса СС – «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» в составе 56 танков (из них 4 «тигра»). Утром 12 июля она, стоя на позициях, встретила наступавшие на нее советские 18-й и 29-й танковые корпуса 5-й гв. танковой армии и 9-ю гв. воздушно-десантную дивизию 5-й гв. армии. Всего в двух корпусах было 336 танков, из них 190 Т-34. Советское наступление началось в 8.30 утра. К полудню 18-й танковый корпус приблизился к позициям немцев и, встретив сильное сопротивление, перешел к обороне. 29-й танковый корпус к 10.30 также подошел к немецким позициям (совхоз «Октябрьский»), где был остановлен немецкой авиацией. В 11.00 «Октябрьский» был взят мотострелковой бригадой 29-го корпуса, но после контратаки немцев бригада отступила. В 16.00 была предпринята последняя атака 29-го танкового корпуса (силами остававшихся 15 танков) на позиции «Лейбштандарта» в «Октябрьском», но безуспешно.

Другая дивизия 2-го танкового корпуса СС, «Рейх», сражалась 61 танком (в том числе 1 «тигр») южнее Прохоровки – против 2-го танкового корпуса, 2-го гв. танкового корпуса и 183-й стрелковой дивизии 69-й армии. Дивизии «Рейх» противостояло 180 танков, из них 93 Т-34.

Советский 2-й гв. танковый корпус начал наступление в 10.00, 2-й танковый корпус оставался на занимаемых позициях. К полудню наступление было остановлено немецкой реактивной артиллерией и авиацией, в 15.00 дивизия «Рейх» перешла в наступление, оттеснив советские части. В результате «Рейх» продвинулась на 2 км на восток (на участке шириной 5 км), понеся сравнительно небольшие потери.

Дивизия СС «Мертвая голова» (94 танка, из них 10 «тигров») на плацдарме за Пслом сражалась против 97, 95, 52, 42-й гв. стрелковых дивизий 5-й гв. армии. «Мертвая голова» начала наступать в 5.25 утра, переправившись через Псел. По донесению «Мертвой головы» от 20.00 12 июля, советских танков она не встречала. 12 июля «Мертвая голова» продвинулась на северо-восток на 5 км.

Итак, 12 июля на центральном участке (18-й и 29-й танковые корпуса и 9-я гв. воздушно-десантная дивизия против дивизии СС «Лейбштандарт») советское наступление было остановлено, после упорных боев в районе совхоза «Октябрьский» немцы остались на прежних позициях, однако 18-й танковый корпус вклинился на узком участке (2 км по фронту) на глубину 5 км между дивизиями «Мертвая голова» и «Лейбштандарт», а 29-й танковый корпус занял ничейную полосу перед «Октябрьским». На северном участке (97, 95, 52, 42-я гв. стрелковые дивизии и 24-я гв. танковая бригада против дивизии СС «Мертвая голова») немцы продвинулись на 5 км, на участке 6 км по фронту. На южном участке (2-й гвардейский и 2-й танковые корпуса, 183-я стрелковая дивизия против дивизии СС «Рейх») немцы продвинулись на 2 км, на участке 8 км по фронту.

Авторы альтернативного взгляда на историю Прохоровского сражения подсчитали, что 12 июля непосредственно под Прохоровкой 2-й танковый корпус СС потерял поврежденными и уничтоженными около 70 танков, а 5-я гв. танковая армия потеряла на подступах к Прохоровке в этот день 343 танка.

Зато в тот же день 12 июля удар 1-й танковой армии (генерал-лейтенант Катуков) и 6-й гв. армии (генерал-лейтенант Чистяков) дал прекрасные результаты. Немецкие 3-я танковая дивизия и механизированная дивизия «Гросс Дойчланд» были отброшены примерно на 4 км на участке 12 км по фронту. Также была потеснена (на 2 км на участке 10 км по фронту) 11-я танковая дивизия немцев и частично 332-я пехотная дивизия. Наверное, недаром Жуков вспоминал: «В своих мемуарах бывший командующий 5-й танковой армией П. А. Ротмистров пишет, будто бы решающую роль в разгроме бронетанковых войск армий «Юг» сыграла 5-я танковая армия. Это нескромно и не совсем так. Обескровили и измотали врага войска 6-й и 7-й гвардейских и 1-й танковой армий, поддержанные артиллерией резерва Главного командования и воздушной армией в период ожесточенных сражений 4—12 июля. 5-я танковая армия имела дело уже с крайне ослабленной группировкой немецких войск, потерявшей веру в возможность успешной борьбы с советскими войскам».

Создается впечатление, что немецкие войска не были потеснены в результате Прохоровского сражения. Более того, советские танковые войска (а именно армия Ротмистрова) понесли гораздо бо́льшие, чем противник, потери. По решению И. В. Сталина была создана комиссия под председательством Георгия Маленкова для расследования причин больших потерь, понесенных 5-й гв. танковой армией под Прохоровкой. В отчете комиссии, представленном Сталину в августе 1943 г., боевые действия советских войск 12 июля под Прохоровкой названы образцом неудачно проведенной операции.

Объяснение того, что после войны в СССР итоги этого сражения были поставлены с ног на голову, возможно, таково: Никита Хрущев, давший указание в конце 1950-х писать многотомную историю войны, сам пребывал на южном фасе Курской дуги в качестве члена Военного совета Воронежского фронта.

В день сражения под Прохоровкой 12 июля 1943 г. севернее города Орла началась операция «Кутузов». В ней участвовали войска Западного и Брянского фронтов. Операция проходила исключительно успешно, и, вероятно, именно поэтому день 12 июля по праву может считаться переломным в ходе Курской битвы (тем более, что с этого дня прекратилось продвижение немецкой 9-й армии против Центрального фронта Рокоссовского).

Но действиями здесь, на северном фасе Курской дуги, до 13 июля руководил Жуков, которого в октябре 1957 г. Хрущев снял с государственных и партийных постов – министра обороны и члена Президиума ЦК КПСС.

Для наступательных действий Красной армии в ходе операции «Кутузов» была создана огромная плотность огня: до 150–200 орудий и 15–20 танков на одном километре фронта. Утром 12 июля после мощной авиационной и артиллерийской подготовки, продолжавшейся около трех часов, войска Западного и Брянского фронтов перешли в наступление. Наибольший успех был достигнут на направлении главного удара Западного фронта. К середине дня советские ударные части прорвали главную полосу обороны противника.

К концу июля войска трех фронтов охватили орловскую группировку противника с севера, востока и юга. Немецко-фашистское командование, стремясь предотвратить окружение, 30 июля начало отвод всех своих войск с орловского плацдарма. Советские войска перешли к преследованию. Утром 4 августа войска Брянского фронта ворвались в Орел и к утру 5 августа освободили его. В этот же день был освобожден войсками Степного фронта Белгород. Впервые в Москве состоялся салют по поводу победы советских войск. 23 августа был освобожден Харьков.

События 12 июля 1943 г. на Курской дуге стали переломом в ходе Второй мировой войны. Престижу немецкого оружия был нанесен непоправимый урон. Разгрому подверглись 30 немецких дивизий, в том числе 7 танковых. Общие потери вермахта составили более 500 тысяч солдат и офицеров, до 1,5 тысячи танков, 3 тысячи орудий и более 3,5 тысячи самолетов. Советские войска потеряли свыше 860 тысяч человек, более 6 тысяч танков, самоходок, свыше 1,6 тысячи самолетов. 132 соединения и части получили гвардейское звание, 26 были удостоены почетных наименований «Орловские», «Белгородские», «Харьковские».

 

Битва за Берлин (945 г.)

Завершающая операция советских войск в ходе войны с Германией. Ценой огромных потерь, опережая союзников, советские войска 2 мая 1945 г. взяли Берлин.

Взятие Берлина – еще одна неоднозначная страница в истории Второй мировой войны. В стреми тельной операции по окончательному разгрому вермахта и всего Третьего рейха советские войска понесли колоссальные потери. Сталин принес в жертву политике жизни сотен тысяч солдат. Цели советского руководства были очевидны: как можно быстрее взять Берлин – до того, как немецкую столицу начнут штурмовать западные союзники. Весной 1945 г. правители Германии вели оживленные переговоры с США и Великобританией, надеясь на заключение сепаратного мира, который мог бы спасти руководство рейха от физического уничтожения, а Германию – от прокоммунистического правительства. Опасность такого соглашения была велика, и Сталин не жалел средств для того, чтобы самому диктовать условия Западу по окончании войны. То, что немцы потерпят в ней поражение, было ясно и без взятия Берлина, а вот какой быть затем Германии – во многом зависело от того, в каком ключе пройдут последние дни войны.

* * *

В результате зимнего наступления 1945 г. войска 2-го, 1-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов освободили всю Польшу, вышли к рекам Одер и Нейсе, захватив на западном берегу Одера несколько плацдармов, из которых наибольшее значение имел плацдарм, занятый 1-м Белорусским фронтом в районе Кюстрина. До Берлина оставалось всего 60 км.

Несмотря на серьезный производственный и военный кризис, Германия все еще оставалась сильным противником. Гитлеровское командование приняло самые серьезные меры по обороне столицы. К началу операции оборона состояла из Одерско-Нейсенского оборонительного рубежа и берлинского оборонительного района. Общая глубина обороны достигала 100–120 км. Одерско-Нейсенский оборонительный рубеж глубиной 20–40 км состоял из трех полос. Наиболее сильным участком обороны на второй полосе являлись Зееловские высоты (40–60 м высотой). Наиболее сильными участками на третьей полосе были Эберсвальде, Фюрстенвальде и участок на западном берегу р. Шпрее. Берлинский оборонительный район опирался на несколько препятствий в виде окружающих город рек, каналов, озер и лесов. Улицы Берлина перегораживались баррикадами и минными полями. В центре города были возведены сотни бетонных оборонительных сооружений.

На берлинском направлении немецкое командование сосредоточило крупную группировку в составе группы армий «Висла» (3-я танковая и 9-я армии) генерал-полковника Хейнрици (с 30 апреля генерала пехоты Типпельскирха) и 4-й танковой и 17-й армий группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала Шернера (всего около 1 млн человек, 10 400 орудий и минометов, 1530 танков и штурмовых орудий, свыше 3300 самолетов).

Стены домов покрывали пропагандистские лозунги Геббельса: «Мы никогда не сдадимся!», «Каждый немец будет защищать свою столицу!», «Остановим красные орды у стен нашего Берлина!», «Победа или Сибирь!» Громкоговорители на улицах призывали жителей сражаться насмерть.

Советское командование планировало силами трех фронтов при поддержке Балтийского флота окружить всю берлинскую группировку противника, одновременно расчленить ее на части и уничтожить каждую из них в отдельности.

1-й Белорусский фронт (командующий Г. К. Жуков) должен был, перейдя в наступление на участке Шведт, Грос-Гастрозе, разгромить берлинскую группировку гитлеровцев, овладеть Берлином и, развивая удар на запад, не позднее 12—15-го дня операции выйти на Эльбу. Для обеспечения главной ударной группировки фронта с севера и юга приказывалось нанести два вспомогательных удара силами двух армий каждый: из района Цеден в направлении Фербеллина и с плацдармов севернее и южнее Франкфурта-на-Одере – в направлении Бранденбурга в обход Берлина с юга.

1-й Украинский фронт (командующий И. С. Конев) получил задачу разгромить группировку противника в районе Коттбуса и южнее Берлина и не позднее 10—12-го дня операции выйти на рубеж Беелитц, Виттенберг и далее по Эльбе до Дрездена. Частью сил в случае изменения обстановки фронт должен был содействовать 1-му Белорусскому фронту в овладении Берлином.

2-й Белорусский фронт (командующий К. К. Рокоссовский) получил задачу разгромить штеттинскую группировку противника и не позднее 12– 15-го дня операции овладеть рубежом Анклам, Виттенберг, обеспечивая наступление 1-го Бело русского фронта от контрудара противника с севера.

В качестве подвижной группы фронты имели: 1-й Белорусский фронт – 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии, 1-й Украинский фронт – 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии, 2-й Белорусский фронт – три танковых корпуса, один механизированный и один кавалерийский. Танковые армии намечалось ввести в прорыв в первый день операции после захвата стрелковыми подразделениями первой полосы обороны на 1-м Белорусском фронте и на второй день с рубежа р. Шпрее на 1-м Украинском фронте. Затем они должны были действовать в самом городе. Двухэшелонное построение войск давало возможность наращивать усилия из глубины. На участке 1-го Белорусского фронта было создано превосходство над противником более чем в три раза, на участке 1-го Украинского – в 8– 10 раз. Тщательно было спланировано применение артиллерийской подготовки – двойной огневой вал, одинарный огневой вал, последовательное сосредоточение огня. Четкие задачи получила и авиация. В частности, она должна была не допустить подхода к противнику резервов со стороны Берлина и Дрездена.

Все три фронта к началу операции насчитывали 2,5 млн человек, 41 600 орудий и минометов, 7500 боевых самолетов, 6250 танков. Столь большое количество сил и средств не применялось еще ни в одной операции.

* * *

В 5 часов 16 апреля 1945 г., еще затемно, началась артиллерийская и авиационная подготовка, а спустя 20 минут – общее наступление. С началом наступления были включены 143 прожектора, лучи которых направлялись в сторону противника. Это новшество на короткое время возымело психологическое воздействие.

Проведение артиллерийской подготовки только на глубину первой позиции осложнило положение наступающих. Когда советские войска вышли ко второй, а на некоторых участках – к третьей позиции, огневое сопротивление противника возросло, он переходил в контратаки. Войска 1-го Белорусского фронта резко затормозили наступление. В связи с этим Жуков в тот же день для завершения прорыва главной полосы ввел в сражение 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии. В результате к исходу первого дня операции удалось завершить прорыв главной полосы вражеской обороны и выйти ко второй полосе. Попытки с ходу прорвать вторую полосу не увенчались успехом. Приходилось действовать в условиях сплошного оборонительного плацдарма противника, со множеством рек, каналов и озер. Значительно сложнее, чем казалось советскому командованию до начала операции, было взять Зееловские высоты. Здесь полегло огромное количество советских солдат.

С утра 17 апреля после 20—30-минутной артиллерийской подготовки войска ударной группировки фронта начали прорыв второй полосы обороны и после ожесточенных боев к исходу дня прорвали ее, продвинувшись за день на 6– 13 км. В последующие два дня войска 1-го Белорусского фронта, отражая многочисленные вражеские контратаки, завершили прорыв третьей полосы вражеской обороны, то есть всего Одерского оборонительного рубежа противника, на глубину до 30 км.

16 апреля утром войска 1-го Украинского фронта форсировали р. Нейсе, захватили плацдарм на противоположном берегу и к исходу дня прорвали главную полосу обороны противника. На следующий день, 17 апреля, войска ударной группировки, в том числе и танковые армии, отразив контратаки резервов противника, прорвали вторую полосу обороны, продвинувшись за два дня на глубину 18 км. Немцы начали отход к третьей полосе обороны за р. Шпрее. 18 апреля советские войска форсировали Шпрее и взломали третью полосу обороны противника. Танковые армии приступили к окружению берлинской группировки. На четвертый день наступления 1-й Украинский фронт прорвал Нейсенский оборонительный рубеж на всем фронте и вклинился в оборону врага до 50 км.

18 апреля начались боевые действия войск 2-го Белорусского фронта. В течение двух дней войска фронта форсировали Восточный Одер, очистили междуречье от противника, заняли исходное положение для наступления на восточном берегу Западного Одера. Этими действиями 2-й Белорусский фронт сковал силы 3-й танковой армии гитлеровцев, которая не могла помочь соседней 9-й армии, терпящей поражение под ударами 1-го Белорусского фронта.

Завершив прорыв Одерско-Нейсенского оборонительного рубежа, войска ударной группировки 1-го Белорусского фронта продолжали наступать на Берлин с северо-востока и востока, а войска 1-го Украинского фронта – с юга и юго-востока. 20 и 21 апреля войска 1-го Белорусского фронта ворвались на окраину города с севера и северо-востока.

21—22 апреля с юга к Берлину вышли и части 1-го Украинского фронта. 24 апреля войска 8 гвардейской, 3 и 69-й армий 1-го Белорусского фронта соединились юго-восточнее Берлина с 3-й гвардейской танковой и 28-й армиями 1-го Украинского фронта. Этим они рассекли берлинскую группировку противника на две части и одновременно окружили его франкфуртско-губенскую группировку (9-ю армию).

25 апреля войска 47-й и 2-й гвардейской танковой армий в районе северо-западнее Потсдама соединились с войсками 4-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта, завершив тем самым окружение всей берлинской группировки.

В тот же день основные силы 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта вышли в районе Торгау на восточный берег Эльбы и встретились с войсками 1-й американской армии. Территория Германии и ее вооруженные силы были рассечены.

Войска 2-го Белорусского фронта 20 апреля форсировали Западный Одер и до 25 апреля продолжали упорные бои с гитлеровцами за расширение плацдарма.

Группировка противника юго-восточнее Берлина была окружена и уничтожена. Правда, 45 тысячам немцев удалось здесь прорвать кольцо окружения и 30 апреля выйти в район Лукенвальде, а частью сил – в район восточнее Беелитца. Однако в этих районах 1 мая силами резервов обе группы были окружены и взяты в плен. Попытки 12-й немецкой армии, спешно сформированной к западу от Берлина, перейти в наступление в восточном направлении и прорвать советское окружение извне ни к чему не привели.

Общие потери вражеской группировки, окруженной юго-восточнее Берлина, составляли убитыми более 60 тысяч солдат и офицеров, пленными – до 120 тысяч.

Ликвидация берлинского гарнизона под командованием генерала Вейдлинга насчитывавшего более 200 тысяч человек, проходила в ожесточенных уличных боях. Фашисты оказывали упорное сопротивление. Они ожесточенно дрались за каждый квартал, за каждый дом. Приступив 26 апреля к расчленению противника, советские войска 28 апреля вышли к центральному сектору Берлина и развернули бои за него. На следующий день берлинская группировка немцев были разделена на три изолированные части, командование которыми фактически было нарушено.

Особенностью Берлинской операции можно назвать широкое использование крупных танковых масс в зоне сплошной обороны немецких войск, в том числе и в самом Берлине. В подобных условиях советские бронированные машины не имели возможности применить широкий маневр и становились удобной мишенью для противотанковых средств немцев. Это привело к высоким потерям. Достаточно сказать, что за две недели боев Красная армия потеряла треть участвовавших в Берлинской операции танков и самоходных артиллерийских установок.

Накануне капитуляции город представлял собой ужасное зрелище. Из поврежденного газопровода вырывались языки пламени, освещая закопченные стены домов. Улицы были непроходимы из-за груды обломков. Из подвалов домов выскакивали смертники с бутылками с зажигательной смесью и кидались на ставшие легкой добычей в городских кварталах советские танки. Переходящие в рукопашную бои шли повсюду – на улицах, на крышах домов, в подвалах, в тоннелях, в берлинском метро.

В течение 30 апреля развернулись ожесточенные бои за Рейхстаг, здание которого являлось одним из важнейших узлов сопротивления центрального сектора обороны Берлина. Подступы к нему прикрывались р. Шпрее, многочисленными крупными каменными зданиями и простреливались огнем зенитной артиллерии. Здание Рейхстага было приспособлено к круговой обороне: оконные и дверные проемы были заделаны кирпичом, отверстия оставлены лишь для бойниц и амбразур. В нескольких метрах от здания находились железобетонные лоты, а в 200 м проходили траншеи с пулеметными площадками и ходами сообщения, соединявшими траншеи с подвалом здания. Рейхстаг оборонял гарнизон из нескольких тысяч офицеров и солдат, в том числе 1 тысяча моряков из морской школы г. Росток, заброшенных в этот район на парашютах.

Захват Рейхстага проводил 79-й стрелковый корпус 3-й ударной армии, под командованием генерал-майора С. Н. Переверткина. Была подтянута артиллерия крупных калибров, гвардейские минометы. Бои за Рейхстаг начались рано утром 30 апреля после короткой, но сильной артиллерийской подготовки. Они приняли затяжной и упорный характер. На многих участках бои переходили в рукопашные схватки.

В 18.30 под прикрытием артиллерийского огня три стрелковых батальона бросились в последнюю стремительную атаку. Советские солдаты через проломы в стенах ворвались в здание Рейхстага, и через несколько минут на нем заалело множество красных флагов. Многие советские источники утверждали, что красное знамя на самом куполе рейхстага водрузили Егоров и Кантария. Но уже давно доказано, что это лишь легенда, в которой подчеркивается дружба представителей разных народов в советской армии.

Только в боях за Рейхстаг было убито и ранено более 2000 немецких солдат и офицеров противника, уничтожено 28 орудий, захвачено 2604 пленных, 1800 винтовок и автоматов, 59 орудий, 15 танков и штурмовых орудий.

В ночь с 30 апреля на 1 мая Гитлер покончил с собой. К утру 2 мая остатки берлинского гарнизона были расчленены на отдельные группы, которые к 15 часам капитулировали. Капитуляцию берлинского гарнизона принял командующий 8-й гвардейской армией генерал В. И. Чуйков.

8 мая фашистская Германия подписала Акт о безоговорочной капитуляции.

В ходе Берлинской операции только в плен попало около 480 тысяч немецких солдат и офицеров. Потери же Красной армии составили 352 тысячи человек. По размерам суточных потерь личного состава и техники (свыше 15 тысяч человек, 87 танков и САУ, 40 самолетов) битва за Берлин превзошла все остальные операции Красной армии.

 

© М. Панкова, И. Романенко, И. Вагман, О. Кузьменко, 2004

© В. Скляренко, Г. щербак, А. Ильченко, О. Очкурова, О. Исаенко, 2005

© В. Скляренко, В. Сядро, П. Харченко, 2008

 

«И всплыл Петрополь, как тритон…»

На Руси всегда было так: что написано пером – не вырубишь топором! Может, где-то результаты наводнений имели более трагические последствия, но питерские воспел сам Александр Сергеевич Пушкин в поэме «Медный всадник», и с тех пор Петербург (Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград) считается «столицей наводнений». Со дня своего основания город пережил 323 наводнения, из которых три отнесены к разряду катастрофических…

Закладывая город, Петр I, видимо, рассчитывал, что Ладожское озеро – вполне надежный регулятор, обеспечивающий Неве завидную равномерность стока. Но, как показала история, месторасположение Санкт-Петербурга для «отсель грозить мы будем шведу» – идеально, а вот для спокойной жизни граждан – не совсем удачно. С самых отдаленных времен почти все пространство земли, занимаемое ныне городом, было покрыто водой на 4,6 м, а во время приливов окрестности погружались на глубину до 7,6 метра. При строительстве, конечно, был насыпан дополнительный слой почвы, но никто не просчитал, что устье Невы, превосходящее почти в семь раз ширину не разделенной на рукава реки, при ветрах, противоположных течению, может принять весьма много морских волн, которые не только останавливают исток, но делают его обратным, в результате чего вода начинает быстро выступать из берегов и заливать все низменные части этого побережья.

Не прошло и трех месяцев со дня основания Санкт-Петербурга, как случилось первое наводнение. В ночь с 30 на 31 августа 1703 года вода в реке поднялась выше ординара на 7 футов (более 200 см). Мощный поток разнес часть леса и других строительных материалов, приготовленных для сооружения Петропавловской крепости. Начальник гарнизона А. И. Репнин доносил Петру I: «Зело, государь, у нас жестока погода с моря и набивает в нашем месте, где я стою с полками, воды аж до моего станишки…». Петром были изданы указы о принятии мер по спасению имущества во время наводнений. Но следующие восемь, случившиеся еще при его жизни, немало озадачили царя.

Царь Петр издавал указы «возвышать сушу с великим поспешанием», заботился и об экологии, требуя «никакого сору и помета на Неву не бросать». После каждого наводнения следовали мероприятия по защите – возведение валов, проведение каналов, конкурсы проектов… Чтобы предотвратить частые наводнения в Петербурге, еще в первые годы, при его основании, архитекторы Леблон и Трезине предложили весь Васильевский остров и Петербургскую сторону поднять на 3,2 метра. Петр предполагал застраховать Васильевский остров от наводнений, перерыв его большими каналами, как в Венеции, но исполнению этого проекта, видимо, что-то помешало, и потому в 1723 году он повелел на острове выкопать пруды, чтобы везде иметь воду в случае пожара. Но и пруды тоже не были выкопаны. После, уже в 1736 году, последовал высочайший указ: от пожара вырыть на дворах колодцы. Император Петр II, после наводнения 12 октября 1729 года, даже подумывал перенести столицу навсегда в Москву, оставив в Петербурге одно

Адмиралтейство и 40-тысячное войско. При императрице Елизавете отец фельдмаршала Кутузова, Илларион Матвеевич, представил проект «О проведении канала для предотвращения жителей столицы от гибельных последствий наводнений». Проект этот был приведен в исполнение только в царствование Екатерины II. Канал назвали в честь императрицы Екатерининским.

Но не успели еще его достроить, как на город обрушилось наводнение, которое и было отнесено к разряду катастрофических (первое по времени и третье по мощности). В ночь с 21 (10) сентября 1777 года уровень воды поднялся на 321 см. Весь город был затоплен, только Литейная и Выборгская части не скрылись под водой. В седьмом часу вечера вода начала сбывать и в полдень вступила в свои берега. За два дня до этого бедствия в Петербурге прошла буря, которая принесла большие разрушения в город и сопровождалась человеческими жертвами. После этого бедствия Екатерина II в указе, данном вице-президенту адмиралтейств-коллегии и главному галерного флота командиру графу И. Г. Чернышеву, повелела учредить знаки и сигналы, по которым жители должны были принимать спасательные меры.

Но ни работы по строительству спасительного Екатерининского канала, окончившиеся в 1790 году, ни начатая постройка Обводного канала при Александре I не смогли предотвратить бедствия, названного «потопом XIX века». А ведь многие народные приметы предвещали катастрофу еще месяца за четыре до того рокового дня – 18 (7) ноября 1824 года. Так, летом камень, лежащий близ берега на Каменном острове, был весь покрыт водой, а муравьи устроили свои «склады» зимних запасов необыкновенно высоко – на верхней перекладине ворот. По приметам старожилов, это предвещало повышение воды осенью. За день до наводнения кошка в одном из домов перетащила своих котят на ту ступеньку лестницы, до которой вода потом не поднялась. Крысы и мыши из подвалов перебрались на чердаки. Но большая часть жителей отнеслась к чудовищным порывам ветра с беспечной легкомысленностью, хотя ветер вздымал воду в реках и каналах Петербурга и вода в Неве сильно поднялась. «Нева металась, как больной…» Многочисленные реки и каналы Невской дельты слились с водами, покрывающими улицы. Вода все продолжала прибывать. В середине дня ветер достиг особой силы. Именно это катастрофическое наводнение было описано в знаменитой поэме А. С. Пушкина «Медный всадник»:

«Ужасный день!» С вечера 6 ноября, когда вода только поднялась на три с половиной фута, на Адмиралтействе были зажжены сигнальные фонари, и всю ночь (на 7 ноября) неоднократно раздавались пушечные выстрелы. Вот как писал об этом в своих записках писатель Фаддей Булгарин: «К 10 часам толпы любопытных все равно устремились на берега Невы, которая высоко вздымалась пенистыми волнами и с ужасным грохотом разбивала их о гранитные берега. Невозможно описать того ужасного явления, которому были свидетелями люди, бывшие в это время на берегу Финского залива и чудесно спасшиеся от гибели. Необозримое пространство воды казалось кипящей пучиною, над которой распростерт был туман от брызгов волн, гонимых против течения и разбиваемых ревущими вихрями. Белая пена клубилась над водяными громадами, которые, беспрестанно увеличиваясь, наконец, яростно устремились на берег… Люди спасались как могли, в уцелевшие дома, на бревнах, плавающих кровлях, воротах и т. д. Многие погибли, как и домашний скот и пожитки… в одно мгновенье вода полилась через края набережных, через подземные трубы она хлынула в виде фонтанов».

В полдень улицы уже представляли собой быстрые реки, по которым носились барки, галеоны, полицейские будки, крыши с домов, дрова и вообще всякий хлам. Среди порывов ужасной бури со всех сторон раздавались отчаянные людские крики, ржание коней, мычание коров и истошный лай собак. Исаакиевский мост, который представлял тогда из себя крутую гору, бурей был разорван на части.

Нева явила свою страшную силу, поднявшись выше ординара на 421 сантиметр!

В Адмиралтейской части и везде, где строения были каменные, наводнение оказало не столь пагубное воздействие. Но затопление всех нижних этажей, магазинов, складов, лавок, лабазов и погребов нанесло несметные потери. Было затоплено около половины всей площади города, полностью разрушено 324 дома, повреждено 3257 разных строений (т. е. половина всех имевшихся на то время). Из 94 судов, стоявших в гавани, удалось спасти только 12. Быков, лошадей, коров и прочей домашней живности в одном только Петербурге погибло 3609 голов. Их невозможно было свозить за город и закапывать, поэтому сжигали прямо в городе. Материальный ущерб составил 15–20 миллионов рублей. В городе погибло более трех тысяч человек, большей частью люди из низшего сословия. Но и те, которые уцелели, немногим отличались от мертвых – так они были измучены борьбой с волнами. Долгое время в городе свирепствовали простудные заболевания. Цены на продукты питания, сено и дрова резко подскочили.

Больше половины территории Петербурга было покрыто водой. А. С. Грибоедов вспоминал, что «…Невский проспект превращен был в бурный поток». Другой очевидец наводнения А. Философов описывал свои впечатления в письме: «По Невскому проспекту, до самого Белосельских дома, ездили в лодках. Летний сад, Царицын луг, Семеновского полку парадное место, все окрестности Петербурга, словом, весь Петербург до Фонтанки, начиная от Пантелеймона, был в воде, и все прибрежные улицы. Домы плыли по улицам, барки и лодки въезжали на набережную – деревья Летнего сада повалены, мосты все разорваны, исключая тех, которые на Фонтанке. Новый мост согнут, украшения, быки Суворовского моста вдребезги разбиты, парапет и сиделки большой набережной повалены. Галерной гавани, Кларкова чугунного завода едва след остался». Огромный ущерб был нанесен Кронштадтской крепости. Почти весь остров Котлин был залит водой. После этого в течение ряда лет продолжалось восстановление гаванских стенок, крепостных сооружений. Деревоземляные сооружения были заменены каменными. И еще долгое время спустя это наводнение именовалось «потопом».

Нельзя сказать, что стихия ежегодно «пробует на зуб» город на Неве. За свое почти 300-летнее существование Питер прожил 130 лет без наводнений, включая 32 годовых перерыва, 8 – двухгодовых и 10 – трехгодовых. Имели место перерывы в 4–9 лет, особенно на рубеже XVIII–XIX веков. Но случаются повторные наводнения, которые происходят через 5–7 суток после основного, а также и внутрисезонная повторяемость с интервалами в 1–2 месяца. Характер грозной стихии изучен до мелочей. Согласно многолетним исследованиям, природа невских наводнений вкратце такова. Циклон, несущий с собой ненастную, ветреную погоду, пересекая Балтийское море, выводит из равновесия его водные массы и чаще всего формирует особого рода длинную волну. Высота такой волны в центральных районах моря обычно не превышает нескольких десятков сантиметров, а ее длина сравнима с длиной самого моря. Особенно опасна волна, которую ветер гонит с юго-запада на северо-восток. Именно тогда циклоны увлекают длинную волну непосредственно в Финский залив и у его горла как бы возникает выпученность за счет воды, согнанной сюда из открытых районов Балтики и отчасти из центральных районов Финского залива. С подходом к вершине залива высота волны возрастает, так как залив делается уже и мелководнее, а атмосферный фронт как бы подхлестывает волну, создавая эффект резонанса.

Впервые предупреждения об угрозе наводнения в Петербурге (без указания ожидаемой высоты подъема) стали составляться Главной физической обсерваторией в 1897 году. С тех пор и по настоящее время предупреждения о наводнениях регулярно составляются в старом «Доме погоды». Но если предсказывать беду научились, то предотвращать – нет. Сколько было всевозможных проектов – от научно обоснованных до авантюрных. Большая часть специалистов и по сей день склоняется к предложению профессора П. П. Базена, который с 1824 по 1834 год занимал пост директора Института инженеров путей сообщения. Он через год после «потопа XIX века» представил правительству проект заградительной каменной дамбы длиной 22 км, которая перекрыла бы Финский залив от Лисьего носа через Кронштадт до Ораниенбаума. Это была бы в полном смысле слова дамба, так как предлагалось сделать лишь одно отверстие – шлюз в районе Морского канала для пропуска. А также водослив – у южной оконечности дамбы. Предложение не получило поддержки. В основном возражения вызвала необходимость проводить суда через шлюз и факт значительного подъема грунтовых вод в городе. Об этом проекте вспоминали, только когда город вновь попадал во власть стихии, а потом опять благополучно откладывали «на потом».

И это «потом» грянуло ровно через столетие. Наводнение 23 ноября 1924 года немногим уступало наводнению 1824 года, так как вода в Неве поднялась на 3,64 метра выше ординара. Волна хлынула через гранитный парапет Невы и добралась до Васильевского острова и Петроградской стороны. В центре тогда уже Ленинграда вода залила весь район от Адмиралтейства до Фонтанки. Толпы прохожих бежали изо всех сил от Гостиного двора и Садовой к Фонтанке с криками: «Вода! Вода!» Люди спасались бегством от гнавшейся за ними большой волны. Вода подняла знаменитую торцовую мостовую Невского, и деревянные торцы носились по волнам. К вечеру вода схлынула обратно в Неву, но встревоженный и промокший город гудел.

Убытки были огромны – позже их исчисляли в 100 млн рублей (червонцами). Было затоплено 65 км2 территории города, снесено 19 мостов, повреждено более 5000 домов. Запасы дров, выгруженные с барж на набережных Васильевского острова и Петроградской стороны, были унесены водой. Город, большинство домов которого отапливалось дровами, мог остаться на зиму без дров. Продукты и товары на складах были испорчены. Их «сушили» на малопроезжих улицах. Человеческих жертв, к счастью, было не много (их количество так и не было обнародовано), так как все были предупреждены, а спасательные лодки, разъезжавшие по затопленным улицам и площадям, спасли множество ленинградцев, захваченных наводнением. Жители 2–3—4-х этажей охотно пускали к себе жильцов из залитых квартир и прохожих, отрезанных наводнением от своих домов. Несчастье сплотило горожан.

О потрясающей силе стихии свидетельствовала огромная баржа, в 30–40 метров длиной, «возлежавшая» на набережной Зимнего дворца. Поднятая волнами, она была переброшена через гранитный парапет и врезалась носом в стеклянную галерею первого этажа Дома ученых, пройдя внутрь зала.

Жизнь города, всего восемь месяцев носившего имя вождя революции, была серьезно нарушена. Сильно пострадали порт, ряд фабрик и заводов, а также склады. Были частичные пожары. Снесено несколько мостов: Сампсониевский, Гренадерский и другие. Местные и центральные газеты с пафосом сообщали о революционной борьбе со стихией и о мужественном сопротивлении красного питерского пролетариата природному бедствию. Печатались стихи типа «…иль страшна мне Нева озверелая, испугается ль страна моя краснотелая?..»

В «преступной ошибке и невнимательности» обвинили синоптиков. Заработали проверочные комиссии, правда, сошлись на том, что «обсерватория проявила не преступную халатность, а недопустимую небрежность», так что никто из ученых в данном случае не пострадал. И вообще в советские времена о наводнениях сообщалось весьма скупо и сдержанно, причем часто – искаженно. Например, когда 15 октября 1955 года произошло наводнение, оказавшееся четвертым по высоте в истории города (282 см), о нем сообщили в местных газетах, не указав главного – максимальной отметки уровня воды, ибо не подобало «столице трех революций» тонуть…

И вновь бросились осуществлять проект Базена, решив возвести к 1938 году защитные сооружения «централизованным способом, подобно «всесоюзным гигантам» – Магнитогорскстрою, Днепрострою и Беломорстрою. Но еще один объект ГУЛАГа, «у морских ворот Невы» не состоялся. Вначале помешали массовые репрессии, а потом были война и блокада и «возрождение». Проект не осуществлен до сих пор. Теперь ко всем экономическим проблемам добавились протесты «зеленых».

А угроза наводнений продолжает нависать над городом. Наводнения, отнесенные к группе «опасных» (161–210 см), случались в XX веке 105 раз. Так, 21 сентября 1977 года уровень воды поднялся на 321 см, а 30 ноября 1999 года – на 262 см. Три опасных подъема воды произошли в 2002 году. Расчеты ученых бесстрастно и беспощадно говорят, что возможны подъемы больше, чем в 1824, 1924 или 1977 годах. И цифры эти угрожающие: в Петербурге один раз в тысячу лет возможно еще не наблюдавшееся наводнение высотой 465 см над ординаром, а раз в десять тысяч лет – 530 сантиметров. А если учесть, что в последние тридцать лет участились зимние наводнения, то картина выглядит совсем удручающей. И с каждым разом ущерб от наводнений становился более значительным и исчислялся миллионами рублей. Историческому центру наносится тяжелый непоправимый ущерб. Принимая во внимание состояние старинных зданий, можно предположить, что в случае возникновения наводнения большое количество архитектурных ансамблей просто не сможет быть восстановлено. И не известно, что принесет 2024 год…

 

Светопреставление в окрестностях Москвы

Циклон, который прошел в тот далеко не прекрасный июньский день 1904 года над центральной частью России, вызвал к жизни сильнейшие смерчи в окрестностях Москвы. Скорость движения воронок достигала 60 км/ч, а скорость самого вихря – сотен метров в секунду. Светопреставление сопровождалось градом размером с куриное яйцо, отдельные градины весили 400–600 граммов и стали причиной смерти нескольких человек. Общее же количество жертв превышало сто человек, раненых насчитали 233. Страшный «хобот» сметал на своем пути прочные постройки, срывал крыши, переворачивал вагоны и… отсосал воду из Москвы-реки. К счастью, такие бедствия на нашей территории – редкость. Но люди, пережившие буйство стихии, вспоминают о происходившем с содроганием.

Смерч – одно из наиболее разрушительных явлений природы – часто сопровождается грозой, дождем, градом. Это не ветер, как считалось до недавнего времени, а скрученный в тонкостенную трубу «хобот» дождя, огромный пустотелый цилиндр, ярко освещенный внутри блеском молний и издающий оглушительный рев и жужжание. Он вращается со скоростью 300–500 км/ч, а перепад давлений (внутри смерча и наружного) разгоняет вторичный воздушный поток до 330 м/с (1200 км/ч) и более, т. е. до сверхзвуковых скоростей. Чудовищная воронка образуется на грани фронтов – в переходной зоне между теплой и холодной воздушными массами, в мощных грозовых облаках. Прогнозировать возникновение смерчей люди, увы, еще не научились.

К счастью, «хобот» живет недолго, но, несмотря на это, почти всегда успевает произвести огромные разрушения. Примером может служить один из сильнейших вихрей, когда-либо проносившихся над Московской областью.

29 июня 1904 года над центральной частью Русской равнины проходил циклон, двигавшийся в северо-восточном направлении. В нижней части образовавшихся мощных дождевых облаков то и дело возникали и исчезали смерчевые воронки. В тот день сильная гроза затронула территории нынешних четырех районов Московской области: Серпуховского, Подольского, Московского и Дмитровского. Грозы с градом прошли также в Калужской, Тульской и Ярославской губерниях. Начиная с Серпуховского района, буря превратилась в ураган, который постепенно усиливался. В Подольском районе он нанес существенный ущерб 48 селениям и стал причиной гибели и увечий большого числа людей. Но самые страшные опустошения принес смерч, возникший к юго-востоку от Москвы в районе деревни Беседы. Его путь лежал неподалеку от трех московских обсерваторий: Университетской, Межевого института и Сельскохозяйственной академии. Установленные там самописцы зафиксировали ценные данные о том, что же творилось в Москве в тот день.

На своем пути «хобот» произвел огромные разрушения, уничтожил деревни Рязанцево, Капотня, Чагино, Грайвороново, Карачарово и Хохловку; в Люблинской роще вырвал с корнем и сломал до 7 га леса.

По внешнему виду вихрь представлял собой черный столб, напоминавший по форме песочные часы. Многие очевидцы принимали его за поднимающийся дым от горящего дома. Одна из пожарных команд столицы даже примчалась тушить «пожар».

Все началось с того, что в районе деревни Беседы, восточнее линии Московско-Курской железной дороги, появилась двигавшаяся с запада громадная грозовая туча. Необычная, многоцветная, она неслась, почти касаясь земли. На нижней границе тучи небольшие, более светлые облачка хаотически двигались в разные стороны. Постепенно их движения становились спиральными. В 16 часов 38 минут к земле свесилась серая остроконечная воронка, которая почти сразу втянулась обратно в облако. Через несколько минут рядом появилась другая, быстро увеличившаяся в размерах; навстречу ей с земли поднялся столб пыли, становившийся все выше. Наконец столб и воронка соединились, и возникла колонна смерча, которая, достигнув ширины около 500 метров, двинулась к деревне Шашино. Там она подняла на воздух избы, разметала обломки строений и куски деревьев; люди и домашний скот сильно пострадали от буйства стихии. В это же время в нескольких километрах к западу, вдоль Московско-Курской железной дороги шла другая воронка. Расплывчатые очертания черных колонн, их большая ширина, значительная площадь разрушений и низко ползшая туча привели к тому, что люди не поняли, что это смерч. Даже в газетах и журналах его чаще всего называли ураганом.

Главная воронка начала свои бесчинства в Москве с Люблино, затем захватила Симонов монастырь, Рогожский район. Но больше всего досталось Лефортовской части, по обе стороны Яузы. Когда смерч надвинулся на город, стало совершенно темно; на одной из улиц даже столкнулись две кареты – извозчики попросту не видели друг друга. Темнота сопровождалась страшным шумом, ревом и свистом, заглушавшим все звуки. Вслед за этим небо начали рвать электрические явления огромной интенсивности. Из-за частых разрядов молний погибло два человека, несколько получили серьезные ожоги, тут и там возникали пожары. В Сокольниках наблюдалась шаровая молния. Прохождение воронки сопровождалось градом необыкновенных размеров: льдины были с куриное яйцо, а отдельные градины, имевшие форму звезды, достигали 400–600 г веса. Прямое попадание такого «снаряда» убило на месте нескольких человек, перерубало толстые ветви деревьев, срывало провода, сильно повредило посевы и сады.

Налетевший вихрь производил такой треск, вой и грохот, как будто рушилось небо. Вдоль улиц летали, точно пушинки, железные листы с крыш, стволы сломанных деревьев, куски бревен, доски, кирпичи, кареты. Все это продолжалось не более двух минут. Двинувшись дальше, смерч оставил после себя разрушенные строения, заваленные об ломками и разным хламом улицы. Массивная толстая металлическая фабричная труба смялась, точно была вылеплена из пластилина, и вершиной легла на мостовую.

В Лефортово на пути воронки оказалась знаменитая Анненгофская роща. Громадный парк напоминал сады французских королей: геометрически правильные скрещивающиеся дорожки, фонтаны и гроты, деревья ценных пород. По преданию, это чудо возникло в одну ночь. Государыня Анна Иоанновна, гуляя по лугу, как-то обмолвилась: «Очень приятно было бы гулять здесь, ежели бы тут была роща: в тени ее можно было бы укрыться от зноя». Несколько дней спустя рано утром на этом месте действительно появилась роща. Придворные разбили луг на участки и за ночь засадили его старыми деревьями. Простояв почти три столетия, парк так же внезапно исчез. На это потребовалось всего несколько минут. Коровы, бродившие в роще, летали по воздуху и были брошены воронкой в нескольких километрах от этого места. А поваленные, как спички, деревья, за которыми открылась Лефортовская тюрьма, стали сюжетом для почтовых открыток.

От смерча пострадали даже такие крепкие здания, как Лефортовский дворец и военный госпиталь. Не обошлось и без трагикомичных случаев. В том же Лефортово «хобот» опустошил кабинет участкового судьи, рассеяв по дворам, садам и крышам окрестных зданий все квитанции, дела, заключения, решения, приговоры и обвинения. Двое задержанных, которых должны были судить на следующий день, с радостью узнали, что все улики и материалы против них бесследно исчезли. Кроме того, отмечались случаи, когда куры, попавшие в полосу прохождения смерча, мгновенно оказывались голыми, как будто их ощипали.

Пройдя по Гаврикову (Спартаковскому) переулку, «хобот» ненадолго поднялся в воздух и с новой силой обрушился на Сокольники, где повалил вековой лес, проделав просеку шириной 200–400 метров. Затем смерч направился в Лосиноостровский район, где уничтожил 120 га крупного леса, и вышел к Мытищам, уйдя, наконец, из Москвы. Далее воронка распалась, уступив место сильной буре.

Напоследок смерч до полусмерти перепугал крестьянку с тремя детьми, которые шли через поле около Мытищ. Налетевший «хобот» слегка помял и отбросил в канаву старшего и младшего мальчиков, где они спаслись. Третьего малыша вихрь подхватил и унес. Ребенок почти сразу потерял сознание и был занесен в Сокольники, за несколько километров от того места, где его захватил смерч. Мальчик, совершенно невредимый, очнулся в яме, образовавшейся от вывороченной с корнями громадной сосны. Нашли его лишь на следующий день.

Всего московский смерч 1904 года преодолел около 40 км, при этом ширина полосы причиненных им разрушений все время колебалась от 100 до 700 м. Вторая воронка прошла Грайвороново, Карачарово, Измайлово и Черкизово, прежде чем распалась. Ширина пути у обоих «хоботов» была значительной, как это обычно бывает у расплывчатых смерчей, и достигла от 200 до 1000 и более метров. Изогнутая железная лестница, носившаяся по воздуху, доски, брусья, бревна, целые крыши, поднятые на десятки метров люди и домашние животные стали свидетельством того, что скорость московского вихря не уступала скорости громадных расплывчатых смерчей в США (несколько сотен метров в секунду).

Разрушительная сила смерча 1904 года казалась очевидцам ужасающей. Большинство домов, попавших в зону прохождения страшного «хобота», превратилось в развалины. Большие, солидные каменные дома остались стоять. Но крыши везде были сорваны, стропила поломаны, а местами повреждены верхние этажи и участки стен. Каменные заборы оказались снесены. В результате разгула стихии были уничтожены многие дома около Немецкого рынка. В этом же районе в центр страшного вихря попал городовой. Он «вознесся на небо» и затем, раздетый и избитый градом, был брошен на землю. На переезде подмосковной железной дороги ветер поднял высоко в воздух железнодорожную будку и швырнул ее на землю в 40 метрах от старого места. Странно, но обходчик, который не успел выскочить наружу, остался жив и даже не очень сильно пострадал. В Карачарово смерч снес половину колокольни. У Черкизово на землю опустилось черное облако и непроницаемой пеленой закрыло митрополичий сад и рощу. Вслед за темнотой пришли страшный шум и свист, удары грома и треск крупного града. Громадная липа влетела на террасу дома через окно толстым концом вперед. Ураган перебросил ее по воздуху на 100 метров. Роща за три-четыре минуты превратилась в поляну, которую завалило обломками огромных берез, местами с корнем вырванных из земли и переброшенных на значительные расстояния. Кирпичная ограда оказалась разметана. В тех местах, где смерч проходил через Москва-реку, он засасывал столько воды, что на какое-то время русло полностью оголилось.

Картина разрушений московского смерча оказалась очень сложной. Анализ его следов как раз и заставил считать, что 29 июня 1904 года через Москву промчались несколько «хоботов». Строения на расстоянии нескольких десятков метров от границ их пути остались абсолютно нетронутыми.

В последующие дни циклон ушел в Финский залив и вызвал серьезные бури на Балтике.

К счастью, на территории нашей страны смерчи – довольно редкое явление: здесь они наблюдаются не чаще двух раз в год. Но, по странному стечению обстоятельств, вихри, которые проносятся над Московской областью, обычно отличаются огромной разрушительной силой. Правда, в каждом отдельном месте черный «хобот» появляется не чаще одного раза в 100 лет.

…Может, обойдется?

 

Огненный шар над Тунгуской

Утром 30 июня 1908 года в небе над бассейном р. Подкаменная Тунгуска (Красноярский край) стремительно пронесся гигантский сверкающий огненный шар и взорвался на высоте около десяти километров. Сила взрыва была эквивалентна взрыву атомной бомбы мощностью от 10 до 40 мегатонн, что сравнимо с энергией двух тысяч единовременно взорванных ядерных зарядов, сброшенных на Хиросиму в 1945 году. На площади в 2250 км2 в считанные секунды взрывной волной было повалено 80 млн деревьев, уничтожены звери, пострадали люди. Одновременно под действием светового излучения в радиусе 40 км от эпицентра вспыхнула тайга. Начавшийся пожар уничтожил то немногое, что уцелело после взрыва. Космический ураган на долгие годы превратил некогда богатую флорой и фауной тайгу в унылое кладбище мертвого леса. На месте катастрофы произошла частичная мутация растений, ускорился рост деревьев, изменился химический состав и физические свойства почвы и воды.

Летом 1908 года в природе чувствовалось напряжение и приближение чего-то необычного. Учеными отмечались частые появления ярких метеоров, на Средней Волге и в Сибири наблюдался эффект, похожий на северное сияние. В небе ярко светились длинные серебристые облака, вытянутые с востока на запад. За девять дней до Тунгусской катастрофы во многих местах Европы и Западной Сибири небо пестрело яркими цветными зорями.

Утром 30 июня 1908 года на территории нынешнего Эвенкийского автономного округа местные жители наблюдали фантастическое зрелище: по небу летело нечто огромное и светящееся. Огненное тело оставляло за собой след, как падающий метеорит. Люди приходили в ужас от ослепительно яркого света и грохочущих звуков, напоминавших раскаты грома и слышных на тысячу километров вокруг. Затем последовал невиданной силы взрыв. В радиусе более чем 100 км от его эпицентра дрожала земля, вылетали оконные стекла, падали деревья, в реках воду гнало мощным валом. В таежных поселках и эвенкийских стойбищах началась паника. Сотрясение почвы ощущалось на площади свыше 1 млн км2 между Енисеем, Леной и Байкалом. Отзвуки вызванного взрывом землетрясения были зарегистрированы сейсмографами в Иркутске и Ташкенте, Слуцке, Тбилиси, а также в йене (Германия). Воздушная волна, порожденная чудовищным взрывом, два раза обошла земной шар. Она была зафиксирована в Копенгагене, Загребе, Вашингтоне, Потсдаме, Лондоне, Джакарте и в других городах планеты.

Из-за мощной световой вспышки и потока раскаленных газов возник лесной пожар в радиусе нескольких десятков километров, отличающийся от обычных лесных пожаров тем, что лес загорелся одновременно на большой площади. Но пламя тут же было сбито ударной волной. Затем вновь возникли очаги пожара, которые слились в один. Спустя несколько минут после взрыва началось возмущение магнитного поля Земли и продолжалось около четырех часов. Это было похоже на геомагнитные бури, наблюдавшиеся после высотных взрывов ядерных устройств.

Эвенки-кочевники и жители поселка Ванавара, обосновавшиеся на берегу Подкаменной Тунгуски, правого притока Енисея, находились ближе всех к эпицентру катастрофы. По их рассказам, после мощных световых явлений земля под ногами качнулась, раздался грохот, многократно повторившийся, как громовые раскаты. Многие из очевидцев не смогли устоять на ногах, а открытые части их тела оказались обожженными. Ожоги получили даже люди, находящиеся в сотне километров от места катастрофы. Ударная волна ломала многовековые деревья, как спички, и гнала воду в реке вспять. По встревоженной тайге метались обезумевшие звери, в воде плавали вывороченные с корнем деревья и трупы животных.

Через 15–20 часов после катастрофы от Центральной Сибири до Великобритании на территории площадью более 12 млн км2 началось необычное свечение земной атмосферы. Облака, образовавшиеся на высоте около 80 км, интенсивно отражали солнечные лучи, тем самым создавая эффект светлых ночей даже там, где их прежде не наблюдали. Сияние неба было настолько сильным, что многие жители не могли уснуть. Ночью можно было свободно читать газету. Это явление продолжалось несколько суток. В июле – августе 1908 года на актинометрической станции в Калифорнии (США) ученые зафиксировали резкое помутнение прозрачности атмосферы и значительное снижение солнечной радиации. Оно было сравнимо с тем, что происходило после крупных вулканических извержений.

Что же случилось на самом деле в малонаселенном районе Сибири? Ответ пытались найти многие научные экспедиции. По сохранившимся документам, первая из них отправилась к месту Тунгусской катастрофы в 1911 году и была организована Омским управлением шоссейных и водных дорог. Ее возглавлял инженер Вячеслав Шишков, ставший впоследствии известным писателем. Экспедиция записала показания многих очевидцев необычной катастрофы, обнаружила в районе Нижней Тунгуски огромный вывал леса и следы колоссального пожара.

В 1921–1922 годах ученый-геофизик Леонид Алексеевич Кулик (1883–1942) предпринял разведочную экспедицию в Восточную Сибирь. В этой поездке он собрал много сведений о событии, произошедшем в глухой тайге 13 лет назад, и предположил падение на Землю огромного метеорита. В 1927 году Кулик возглавил специальную научную экспедицию в район Подкаменной Тунгуски. Ученые искали кратер внушительных размеров от упавшего небесного тела и его осколки. Но вместо этого они увидели безжизненную равнину и лес, поваленный веером. В эпицентре деревья стояли на корню, но были обуглены и без веток. Огромная часть тайги оказалась сожжена. Каких-либо обломков предполагаемого метеорита эта экспедиция ученого-геофизика найти не смогла, как, впрочем, и все последующие (1929–1930 годы и 1938–1939 годы). Как показали аэрофотосъемки, поваленный лес сверху напоминал форму бабочки. В этих местах наблюдалось ярко выраженное перемагничивание почв в радиусе примерно 30 км вокруг центра взрыва. Если за пределами района взрыва вектор намагниченности закономерно ориентирован с юга на север, то около эпицентра направленность его практически терялась. В 1940 году местная печать сообщала о «чертовом кладбище», или «поляне смерти» диаметром примерно 200 м. Ее обнаружили местные охотники в сотне километров от упоминавшегося уже поселка Ванавара. На этой поляне, по их словам, не росла даже трава, виднелись многочисленные кости зверей и птиц. Свежая ветка, положенная в этом гиблом месте, спустя несколько минут увядала и ее листья желтели. Охотничьи собаки скулили и становились вялыми. Люди чувствовали необъяснимую тревогу, потом возникала боль во всем теле и тяжесть.

Следующая экспедиция Кулика в 1941 году не состоялась из-за войны, а спустя год ученый скончался. 12 февраля 1947 года на Дальнем Востоке упал громадный Сихотэ-Алинский метеорит, изучение которого началось практически незамедлительно. Естественно, что исследования тунгусской загадки отложили на неопределенное время. С 1958 года были проведены еще несколько экспедиций Академии наук СССР в эвенкийскую тайгу, но ничего существенно нового они не принесли.

Картосхема и фотография места падения Тунгусского метеорита. Журнал «Вокруг света», 1931 г.

Сегодня существуют десятки гипотез, предлагающих различные сценарии катастрофы. Некоторые астрономы считают, что небесный объект был в действительности обломком кометы Энке. В космосе тело имело диаметр около 100 м, а его масса составляла от 100 тысяч до одного миллиона тонн, комета летела со скоростью до 40 км/сек. Пыль, образовавшаяся после измельчения в атмосфере, стала причиной «белых ночей», наблюдавшихся после тунгусского взрыва. Другие истолковывают этот взрыв как результат дробления и испарения кометного льда, что объясняет отсутствие кратера и крупных осколков. Обнаруженные оплавленные шарики – это твердые компоненты ядра космической гостьи. А свечение неба в июле 1908 года могло быть вызвано распылением хвоста кометы. По другой версии, все-таки в тайгу упал метеорит и утонул в болоте, а образовавшийся кратер затянула болотистая почва.

Другие ученые предполагают, что 30 июня 1908 года в эвенкийской тайге взорвалось огромное количество газа метана. В результате необычно жаркого для этих краев лета вечная мерзлота растаяла и выброс газа в атмосферу, по словам очевидцев, продолжался целую неделю, о чем свидетельствует вышеупомянутое свечение облаков. Ведь в районе Подкаменной Тунгуски находится один из огромнейших угольных бассейнов мира, а где уголь, там и метан. Кстати, многие месторождения полезных ископаемых были открыты благодаря случайным взрывам газа. Возможно, сначала произошел подземный взрыв, потом в небе появился огненный шар, затем начался пожар в тайге. Либо метан выходил вверх, пока его не подожгла в воздухе молния, и произошел взрыв – надземный, а не подземный.

По мнению вулканологов, тунгусская катастрофа могла явиться естественным продолжением вулканической деятельности более ранних эпох. В 1908 году случился газово-грязевой выброс вулканического пепла, грязи и раздробленного взрывом каменного материала. Газ рассеивался, и ветер относил его в сторону. В верхних слоях атмосферы, взаимодействуя с озоном, он окислялся. И в небе появилось свечение. Всего за сутки шлейф должен был растянуться на 400 км. Смешавшись с воздухом, газ превратился в огромное взрывоопасное облако. За многие километры от Тунгусской котловины, согласно данной гипотезе, шлейф газа прошел через грозовой фронт. И тут же, словно гигантский болид, пронесся по небу огненный хвост. В котловине, где концентрация газа была самой высокой, вспыхнул гигантский огненный шар. Взрыв потряс тайгу. От ударной волны земля просела, разломы закрылись и газ перестал выходить в атмосферу. По рассказам местных эвенков, после катастрофы вода в болоте «жгла людей и оленей, как огонь». Ведь в составе природного газа есть сероводород. Сгорая, он образует сернистый ангидрид, а тот, смешавшись с водой, превращается в своего рода кислоту.

Физики объясняют события 1908 года прорывом сгустка солнечной плазмы, вызвавшим образование, а затем взрыв нескольких тысяч шаровых молний с объемом в четверть кубического километра. Можно предположить, что огненные шары, обследовав районы поверхности нашей планеты, в урочный час сошлись над безлюдной Подкаменной Тунгуской, чтобы избежать совсем (или значительно уменьшить) количество человеческих жертв. Следовательно, тунгусская катастрофа могла быть целенаправленной акцией внеземного разума. Писатель-фантаст

А. Казанцев говорил об инопланетном космическом корабле, потерпевшем аварию в 1908 году над тайгой. Участники научно-исследовательской экспедиции Сибирского общественного государственного фонда «Тунгусский космический феномен» утверждают, что в Байкитском районе в окрестностях поселка Полигуса им удалось обнаружить блоки инопланетного технического устройства. Помимо этого, участники экспедиции нашли так называемый «олень» – камень, неоднократно упоминаемый в воспоминаниях очевидцев падения Тунгусского метеорита, и доставили в Красноярск его осколок весом около 50 кг для экспресс-анализа. На момент написания очерка о результатах исследований этого обломка и материала неземного происхождения ничего не известно.

Канадские ученые высказывают предположение, что разрушения в сибирской тайге в 1908 году были вызваны столкновением Земли с «черной дырой». Кстати, 31 марта 1965 года в 21 час 47 минут ослепительный метеор пронесся с запада на восток над Южной Канадой. Потом произошел взрыв, напоминающий тунгусский, только меньшего масштаба, в 450 км к юго-западу от города Эдмонтона в канадской провинции Альберта. Ударная волна выбила стекла в близлежащих селениях и переполошила население в радиусе 200 км. Сейсмические станции зарегистрировали землетрясение средней силы даже в Колорадо (США), т. е. на расстоянии 1600 км от эпицентра.

 

Смерч над Россией

Смерчи – явления столь же серьезные, как и землетрясения или наводнения. Разрушения они причиняют порой даже большие, а число жертв этих природных катастроф впечатляет. На что способен мощный смерч, хорошо проиллюстрировал случай, который произошел в центральных областях РСФСР в начале июня 1984 года. Ранее на территории СССР смерчи подобной силы не были зарегистрированы.

Порывы ветра буквально валят с ног. С неба, от темных низких туч, к земле спускается призрачная колонна, по форме напоминающая то ли хобот, то ли гигантские песочные часы. Она вплотную прижимается к поверхности почвы, а иногда взмывает вверх – как будто переступает с места на место, ощупывая землю. Там, где «хобот» опускается вниз, здания, машины, деревья, люди и животные подхватываются сильнейшим вихрем, безжалостно крошатся, ломаются, выворачиваются. Затем игрушки стихии отшвыриваются в сторону – за ненадобностью. Это – смерч. Чаще всего страшная воронка имеет диаметр от нескольких метров до полутора километров. Воздух в ней вращается с огромной скоростью, измерить которую еще ни разу не удавалось: приборы не выдерживают натиска стихии. Считается, что в отдельных случаях скорость вихря достигает 300–400 км/ч. В результате возникают огромные центробежные силы. Именно они создают внутри «хобота» сильное разрежение, позволяющее втягивать песок, почву, воду, различные предметы. Когда смерч проходит над строениями, они из-за разницы давления как бы взрываются изнутри. Полоса разрушения – след очередной катастрофы – может достигать нескольких километров в ширину и десятков и сотен километров в длину. Но путь смерча часто бывает прерывистым: иногда «хобот» вихря отрывается от земли, чтобы обрушиться на нее с новой силой.

Впервые о смерче в России официально упоминается в Троицкой летописи: в 1406 году под Нижним Новгородом вихрь поднял в воздух и унес упряжку вместе с лошадью и человеком. На следующий день телегу и мертвую лошадь нашли висящими на дереве по другую сторону Волги, а человек пропал без вести… Но вообще смерчи в средней полосе – гости редкие. Самый же мощный из них прошелся по территории России в июне 1984 года. Тогда в зоне бедствия оказались Московская, Калининская, Ярославская, Ивановская, Костромская, Тверская, Вологодская и Нижегородская области. Но наиболее круто стихия показала свой норов именно в Иванове.

Позднее Гидрометцентр СССР утверждал, что возникновению смерчей предшествовали сильные южные и юго-западные ветры. Они способствовали перемещению далеко к северу теплого влажного воздуха в нижней части тропосферы, а сухого холодного – в ее верхней части (выше 2–3 км). Именно закручивание этих потоков в вихри стало причиной образования страшных воронок. Но в тот день, 9 июня, никто из россиян не подозревал, какое бедствие обрушится на них через несколько часов. Несмотря на существование в центральной зоне России густой сети метеостанций, ни одна из них не зафиксировала прохождение смерчей… Все показания соответствовали грозовой обстановке со шквалами и градом. Так что перемещение русского торнадо пришлось воссоздавать по показаниям очевидцев, следам разрушений и другим косвенным признакам.

В этот день наблюдалось резкое усиление скорости ветра до 15 м/с. Смерч зарождался на западной окраине Иванова: примерно в 15.30 здесь прошло грозовое облако с крупным градом, а через четверть часа вблизи города появилось темное пятно с хоботом, который, раскачиваясь, опускался от грозовой облачной массы к земле. Почти коснувшись ее, «хобот» стал быстро расширяться и всасывать все, что находилось в пределах досягаемости. Нижний конец его неоднократно приподнимался и опускался. Призрачный столб, светящийся внутри, быстро вращался, издавая свист и гул, словно мощный реактивный самолет. От этого адского кипящего котла отрывались рукава, которые разлетались в стороны и вновь возвращались, «выплевывая» на высоте втянутые вихрем предметы. Облако, из которого опустился «хобот», быстро перемещалось на север, оставляя полосу шириной около 500 метров. Здесь оказались сорваны крыши домов (многие постройки просто разметало до основания), поломаны или вырваны с корнями деревья в лесу, повалены столбы и опоры электропередач, перевернуты тяжелые вагоны, раскиданы искореженные автомашины, автобусы, троллейбусы и даже погнуты рельсы железной дороги.

Налетев на Иваново, вихрь вмиг превратил все в сплошное месиво, оставив после себя трупы людей и вырванные с корнями деревья. Спаслись только те жители, которые успели укрыться в погребах каменных домов.

Особенно сильно пострадал район Балино. Вдоволь наиздевавшись над строениями, транспортом и зелеными насаждениями, превратив в груду металлолома подъемный кран весом 350 т, смерч обрушился на старое кладбище. Поскольку была суббота, там находилось довольно много народа. Внезапно налетел огромный расширяющийся кверху, ревущий коричнево-серый столб дождя и ветра. В течение полутора – двух минут он бесновался, раскидывая в разные стороны людей и куски камня. Затем смерч передвинулся, оставив картину полного разрушения: разрушенные могилы, поваленные или унесенные кресты и памятники, сметенные сады, вывернутые с корнем деревья (кладбищенский лес почти весь лежал на земле), груды искореженного металла. То немногое, что осталось, было залеплено серой грязью. Здесь надо отметить одно странное обстоятельство: все раненые и пострадавшие отмечали, что боль от полученных травм была несоизмеримо мала по сравнению с их тяжестью, а заживление повреждений происходило быстро и без осложнений. Но самым удивительным оказалось даже не это. По непонятным причинам мелкие предметы (щепки, ветки, соломинки, песчинки) наносили тяжкие повреждения, проникая в человеческие тела на глубину до 5 см.

Покинув Иваново, смерч отправился дальше и стер с лица земли деревни Беляницы и Говядово. Только в городской больнице № 7 сразу после катастрофы прооперировали 97 человек, еще 166 оказали первую помощь. Общее же количество жертв стихии было огромным, а точное число погибших и по сей день неизвестно.

Ивановский смерч, диаметр которого достигал 2 км, «нарисовал» на земле зигзаг замысловатой формы протяженностью около 100 км. Вихрь двигался скачками длиной 1–2 км со скоростью 70–80 км/ч в направлении с юго-запада на северо-восток. Призрачный «хобот» оставлял после своего соприкосновения с землей площадки разрушений диаметром от 500 до 1000 м, в центре которых имелось круглое ядро диаметром 300–400 м, хаотически заваленное переломанными соснами. По периферии некоторых таких площадок смерч оставлял еще по несколько коридоров длиной 300–400 м и шириной 50 м. Здесь сосны были повалены вдоль просек к ядру площадки. Судя по этим следам, воронка смерча опустилась на лес, ее нижняя кромка наткнулась на деревья и порвалась на пять кусков. Каждый из них под действием перепада давления, сил инерции и торможения двигался по сворачивающейся спирали и прорубил в лесу 5 коридоров. Вблизи центра смерча эти обрывки воронки смешивались и образовывали хаос из переломанных сосен.

Полоса разрушений протянулась через леса, поля, пригород Иванова, вышла к Волге, обошла город Волгореченск. Лесоповалы протянулись вплоть до восточной окраины города Любима. Активность вихря понемногу уменьшалась, но на холмистом берегу, примерно в 60 километрах к северо-востоку от Иванова, у турбазы Лунево (смерч добрался сюда приблизительно через час) ветер вновь резко усилился. Падали вывороченные с корнем ели, ломались сосны и березы. Бак водонапорной башни весом 50 тонн ветер, играючи, отбросил на 200 метров в сторону. Большие бетонные и кирпичные строения, правда, выстояли под натиском стихии, отделавшись лишь сорванными кровлями и разбитыми стеклами. Зато смерч с удовольствием отыгрался на щитовых и деревянных домиках – от них остались только фундаменты… Перед прохождением воронки над турбазой выпал град. Диаметр ледяных шариков внушал невольное уважение: он достигал трех сантиметров.

После того как град закончился, в небе над Лунево вновь засияло солнце. Но уже после обеда вдалеке, километрах в десяти, показался высокий темный столб, на который опиралась грозовая туча. Несколько левее и дальше маячил еще один (более светлый) «хобот». Через пару минут он исчез, а темный столб, озаряемый огненными проблесками, обрушился на дачный поселок. Ревущий ветер играючи гнул толстые деревья и срывал с них листву. Средь бела дня на берег Волги опустились сумерки. И вдруг наступила полнейшая тишина. Она совершенно не соответствовала тому, что творилось вокруг: ураган превращал в чудовищное месиво все, до чего мог дотянуться, но не было слышно ни звука. В жутком безмолвии срывались с места и улетали куда-то теплицы, словно клочки газетной бумаги; разлетались щепками новенькие дачные домики; бились о землю, превращаясь в груду искореженного металла, машины. Отдыхающие получили множество серьезных повреждений. Многих вихрь уволок из домиков на несколько десятков метров в сторону. Но наибольшее удивление вызвала странная избирательность смерча. На одном из участков, например, на клумбе росли два пиона: красный и белый. От красного не осталось и следа, а на белом ветер не тронул ни лепестка. Стоявший под навесом стол с инструментом бесследно исчез, а ящик с гвоздями почему-то остался. В домике, из которого стихия «прихватила» крышу, две стены и всю мебель, обнаружился холодильник (ранее у хозяев его не было). А на соседнем участке, где смерч тоже разрушил половину постройки и уволок мебель, остался шифоньер. Однако вместо одежды его почему-то заполнял битый шифер. У кого-то из дачников из кармана ветер вытащил документы. Их прислали пострадавшему из Костромской области.

Уничтожив турбазу Лунево, вихрь затих в лесном массиве вблизи Костромы. «Выдохшуюся» воронку последний раз видели в селе Владычное. В тот день смерчи были отмечены во многих районах Ярославской области, но по ряду признаков можно судить, что это был один и тот же торнадо. Прошедший вблизи Ростова, «хобот» окончательно затерялся над болотами в районе Варегово. Прохождение ревущих колонн в ряде мест сопровождалось градом диаметром 3—15 сантиметров. Вес отдельных градин достигал одного килограмма.

Вблизи Москвы стихия также не забыла оставить свою «визитную карточку»: еще один смерч прошел через аэропорт Шереметьево. Он разрушил ангар и проложил в лесу полосу поваленных деревьев.

Только в Ивановской области от вихрей существенно пострадали 680 жилых домов, 200 объектов промышленного и сельского хозяйства, 20 школ, детские сады, леса. Без крова остались 416 семейств, оказались разрушенными 500 садово-дачных строений. В дачном кооперативе «Южный», на который обрушился первый удар стихии, более 20 человек погибли, многие получили ранения. Из 200 домиков были уничтожены 130. Сильно пострадали леса.

Конечно же, вся страна тут же пришла на помощь пострадавшим. В район бедствия были отправлены строительные бригады, перечислялись денежные средства, отсылались одеяла, платки, консервы. Страшная рана, нанесенная стихией, постепенно затягивалась. Вот только забыть о том смерче люди не могут и по сей день. Тем более, что молодые деревья, высаженные на месте многих лесоповалов, заставляют местных жителей иногда с опаской поглядывать на небо…

 

Спитакский разлом

Армения – одна из стран с самым большим количеством континентальных землетрясений в мире. Здесь неоднократно происходили разрушительные сейсмические катастрофы, которые причинили огромный материальный ущерб народному хозяйству и стоили жизни тысячам людей. В памяти нынешнего поколения еще свежо ужасное по своим масштабам Спитакское землетрясение 7 декабря 1988 года.

За год на Земле случается от 300 до 600 серьезных землетрясений (от 7 баллов и выше). Чаще всего они происходят на Тихоокеанском кольцевом поясе. Но иногда центры сейсмической активности располагаются в горных районах, где существуют глубокие разломы земной коры. Так, на территории бывшего СССР толчки более 7 баллов возможны почти на 20 % площади страны. Обычно землетрясение начинается от гипоцентра, расположенного на глубине от 5 до 700 км. Причина – напряжение вдоль линии взаимодействия плит. Сейсмические волны вызывают поперечные и продольные (наиболее разрушительные) сдвиги. Продолжительность землетрясения – как правило, всего несколько секунд. Силу толчков принято характеризовать балльностью, а воздействие землетрясения на объект – его интенсивностью. Внешние проявления оцениваются по 12-балльной шкале Меркалли: сила землетрясения от 1 до 4 баллов не вызывает повреждения зданий и сооружений (разве что иногда на них появляются трещины), остаточных явлений в грунтах и изменения режима грунтовых и наземных вод. Толчки силой 5–7 баллов уже влекут за собой значительные разрушения не только строений, но и серьезные изменения грунтов: образование тонких трещин, перераспределение грунтовых вод и источников. Передвижение людей без дополнительной опоры становится затруднительным, а в помещениях находиться уже невозможно. И только землетрясения силой от 8 до 12 баллов относят к катастрофическим. Но, как свидетельствует история, иногда толчки меньшей силы приводят к ужасающим последствиям, если из-за них вступает в силу вращательный фактор перемещения тектонических плит Земли.

В прошлом Армении сильнейшие сейсмические катастрофы происходили довольно часто: в 735 году погибло около 10 тысяч человек, в IX веке Двинские землетрясения разрушили столицу древней Армении в Араратской долине – город Двин. Катастрофа 973 года уничтожила уникальный храм Звартноц около Еревана. Сильные землетрясения в Армении происходили и в 1679, 1827, 1840, 1926, 1931 годах. Однако несмотря на все это, территория Спитака и близлежащих городов на тот период времени не относилась к потенциально сейсмически опасным зонам. Поэтому дома здесь строились из расчета на гораздо меньшую интенсивность землетрясений, без точной оценки грунтовых условий, и отличались крайне низким качеством. Защиты от этого природного катаклизма нет, и единственное, чем можно помочь, – это просчитать его начало, чтобы предупредить людей.

Вот и 7 декабря 1988 года произошло печальное совпадение: в Ашхабаде, пострадавшем от разрушительного землетрясения сорока годами ранее, проходило Всесоюзное совещание сейсмологов, приуроченное к годовщине этой катастрофы. Прямо в зале заседания ученые рассматривали свежепроявленные пленки сейсмограмм. Огромные черные амплитуды колебаний в районе Памбак-Севанского и Амасия-Сарыкамышского разломов земной коры, с которыми были связаны сильные Ленинаканские землетрясения 1926 года, свидетельствовали, что катастрофу опять не удалось предсказать заранее, что разрушения будут велики, но никто не предполагал настолько печального исхода. Ученые снова проморгали. Так, директор Институ та сейсмологии РАН Г. А. Соболев свидетельствует, что за неделю до землетрясения в Спитаке уровень подземных вод – один из параметров сейсмоконтроля – заметно колебался, и шансы предсказать этот катаклизм все-таки были, если бы данные обрабатывались в реальном времени, но началась армяно-азербайджанская война, и наука отошла на задний план. Остался не услышанным и доклад киевского Института геофизики Академии наук УССР (докладчик Э. И. Несмеянович), опубликованный еще в апреле 1988 года, в котором сейсмолог предсказала зону и место Спитакского землетрясения. На рисунке, представленном ею, изображена именно эта зловещая зона – Спитак, Ленинакан, Кировакан, а на графике – пик амплитуды с указанием срока 7—13 декабря 1988 года!

Удары стихии обрушились в 11 часов 41 минуту – до школьного звонка оставалось всего четыре минуты… Подземные толчки силой до 7 баллов по шкале Рихтера за 30 секунд практически уничтожили Спитак, разрушили Ленинакан (ныне Гюмри), Степанаван, Кировакан (ныне Ванадзор). Центром землетрясения был Спитак. Толчки с магнитудой 7,0 разрушили этот районный центр до основания. Очаг землетрясения располагался на глубине до 20 километров от поверхности и в шести километрах на северо-запад от города. Землетрясение охватило всю северную часть территории Армении с населением около одного миллиона человек – трети жителей республики. Сейсмический толчок уничтожил до 80 % жилищного, социального и производственного фонда второго по величине города Армении Ленинакана. Также пострадали 350 селений, из которых 60 разрушены полностью (из 1063 населенных пунктов республики).

Землетрясение вывело из строя около 40 % промышленного потенциала Армении, нанесло значительный ущерб примерно 9 млн м2 жилья, из которых 4,7 млн м2 было просто уничтожено или снесено впоследствии из-за аварийного состояния. Непригодными для использования оказались 280 школ, 250 объектов здравоохранения, сотни детских садов, около 200 предприятий. Измеренный ущерб от Спитакского землетрясения – 20 млрд долларов. Но самое страшное – в Спитаке и Ленинакане, по официальным данным, погибли 28 854 человека (по неофициальным данным, число человеческих жертв достигло 55 тысяч), тяжелые увечья получили около 20 тысяч человек, без крыши над головой в тяжелый зимний период осталось 530 тысяч человек. Большинство из них до сих пор меряют жизнь на «до» и «после» землетрясения.

После землетрясения в Спитаке

После толчков возник 37-километровый разлом земной поверхности, с амплитудами смещения от 80 до 170 сантиметров. Он образовался на месте уже существовавшего здесь тектонического разлома. Характерной особенностью разрушительного Спитакского землетрясения было то, что в зоне бедствия рядом стоящие здания получили развороты и наклоны в противоположных направлениях. В самом Спитаке наблюдались смещения и повороты архитектурных памятников и надгробных камней при хорошем качестве цементного раствора. Подобное происходило в Ленинакане, Кировакане, Степанаване и во многих других населенных пунктах. На одной из фотографий видно часовню, верхняя часть которой получила сдвиг и поворот относительно нижней. Это подтверждает, что имевшие место вращательные силы проворачивали здания вокруг оси, тем самым разрушая их до основания. Были строения, которые наклонились под углом в 45°, были дома (пяти– и девятиэтажные), разрезанные пополам: одна половина в развалинах, другая стоит, а в разрезе свисают с каждого этажа на арматуре железобетонные плиты, одеяла, ковры…

Первый самолет Министерства обороны СССР вместе с военно-полевыми хирургами и лекарствами почти сразу, как стало известно о землетрясении, вылетел из московского аэропорта Внуково. В Ереване военные медики пересели на вертолет и уже через два часа приземлились в Ленинакане. Садились поздно вечером и в полной темноте. Ни одного огонька внизу не светилось. Казалось, город со всеми своими домами, улицами, площадями, скверами просто исчез. Курганы из красного туфа, щебня, бетона, кирпича, стекла и остатков мебели… Со всех сторон раздавались крики и стоны. С редкими фонариками на эти курганы взбирались мужчины, выкрикивая имена жен и детей и отыскивая своих потерявшихся родственников. Изредка в темноте виднелся свет фар машин «скорой помощи», которые подбирали раненых.

Генерал Николай Тараканов, президент Центра социальной защиты инвалидов Чернобыля, который в те трагические дни участвовал в работах по ликвидации последствий землетрясения в Спитаке и посвятивший ему несколько своих книг, в том числе «Разлом» и «Мертвые судят живых», на пресс-конференции, приуроченной к 15-й годовщине трагедии, говорил: «Это самая крупномасштабная катастрофа и великая трагедия ушедшего века. Как будто это была ядерная война – весь город лежал в руинах. Всю жизнь это будет стоять у меня перед глазами… Я не мог уложить в своей голове силу сдвига, который вызвал такой разлом, прошедший по самой окраине Спитака».

Оставшиеся в живых или ходили среди руин как потерянные, с потухшими, безжизненными глазами, или обреченно сидели на развалинах своих домов. Солдаты, прибывшие на место трагедии и разбирающие завалы, не могли ни есть ни спать после увиденного. Бывший армейский командир Геннадий Колышкин, встретивший первый день этой катастрофы в Спитаке, рассказал про похоронные команды, которые были созданы из солдат для захоронения погибших под завалами: «Славянская команда от пережитых впечатлений за 10 дней вышла из строя, пришлось создавать команду из мусульман». А когда открыли дверь класса одной из разрушенных школ и увидели мертвых детей, один французский спасатель-доброволец скончался от разрыва сердца. Некоторые сходили с ума. В первые дни наблюдалась полнейшая растерянность, но люди, особенно медики, работали на износ. Тот же Тараканов пишет: «Я наблюдал в одном из госпиталей такую картину. Хирург оперирует пострадавших, к нему приносят его раненую дочь, которой срочно нужна операция. Врач говорит, что будет оперировать девочку в порядке общей очереди. Когда подходит очередь его дочери, она умирает у него на руках…»

Врачи прибыли на место трагедии раньше спасателей и испили горькую чашу человеческих мук до дна. Раненых свозили не машинами «скорой помощи», а грузовыми, автобусами и даже самосвалами. «Из них – крики, стоны и кровь, просто ведрами лилась на землю кровь. Открываешь дверь автобуса – оттуда вываливаются окровавленные люди с поврежденными конечностями. Чья нога, чья рука – не поймешь. Оторванные конечности, переломанные. В том числе уже мертвые… – вспоминает исполняющий в то время обязанности главврача Ара Михайлович Минасян. – Знаете, я раньше никогда не плакал… Ну, есть люди, которые не могут плакать. Но тут не удержался. Убежал в кабинет, заперся и пять минут громко плакал. Думаю, так и другие. Потом мы справились с шоком и начали работать. Тяжело смотреть на людей и детей с аппаратами Илизарова и гирями на конечностях, которые врачи пытаются исправить, спасти. Но еще тяжелее – на выздоравливающих, которым некуда идти после выписки. Впрочем, всякий раз находились люди среди больных и родственников, которые брали таких к себе – “на время или насовсем”».

Еще более страшное зрелище являл собой городской стадион: тысячи трупов, накрытых чем попало и ждущих часа быть опознанными, и тысячи гробов. Гробы стояли и вдоль центральной улицы Орджоникидзе… Только за первые три дня из-под руин извлекли более 1700 живых и свыше 2000 мертвых. Возможно, что спасти можно было больше людей, но в то время никаких служб спасения, никаких МЧС еще не существовало. Не были отработаны методы борьбы со стихийными катастрофами, отсутствовали специально подготовленные кадры, техника. А когда первые иностранцы, прилетевшие на место трагедии, спрашивали: «А кто у вас занимается спасением людей?» – наши даже не понимали, о чем идет речь, и отвечали: ну, исполком, ну, райком, ну, милиция…

Следует сказать, что именно на части МВД и армейские подразделения легла вся ответственность за спасательные работы, наведение порядка, создание атмосферы надежности, которая очень нужна людям. Именно военные и милиция навели порядок с распределением поступающих грузов и в борьбе с мародерами (однако нужно подчеркнуть, что таких преступников были единицы). Огромную помощь оказали и 130 спасательных отрядов, созданных комсомольскими активистами из всех республик. Среди добровольцев были даже выпущенные на время из тюрем заключенные.

Весь тогда еще существующий Союз и мировая общественность пришли на помощь пострадавшей республике. Со всех сторон шла помощь. В сутки разгружали сначала 800, потом 1200, 1600 вагонов гуманитарной помощи, лекарственных препаратов и строительных материалов. Кроме того были самолеты: 170 в Ереване и 130 в Ленинакане ежесуточно… Повсюду проводился сбор гуманитарной помощи. Медикаменты, продовольствие и одежда поступали и из-за рубежа. Для восстановления разрушенного в Армению приехали 45 тысяч строителей. Очень многое в сложившейся ситуации зависело от организации спасательных и срочных восстановительных работ. И надо отдать должное, люди сделали все от них зависящее, вынося на своих плечах десятикратную нагрузку, работая день и ночь. Так, начальник станции Спитак, железнодорожник с 40-летним стажем, А. Б. Асатрян, похоронив сына и невестку, друзей и сослуживцев, собрал живых и немедленно организовал восстановительные работы.

Даже те, которые до сих пор поливают грязью «коммунистический строй», признают, что наибольший объем работы взяли на себя партийные и комсомольские работники. Спитакский районный штаб возглавил неутомимый Норайр Мурадян, секретарь Спитакского райкома, человек большого мужества и целеустремленности. Симпатичный молодой человек с густой черной шевелюрой в один день поседел, постарел на глазах у людей. «До разлома» у него была большая семья, много друзей, единомышленников. Бывший директор швейной фабрики, сделавший ее конкурентоспособной среди многих зарубежных фирм (это в 80-е годы!!), став секретарем райкома, все силы отдал любимому Спитаку. В этом маленьком городе была не только промышленность республиканского, союзного и международного значения – лифтостроительный завод, мукомольная фабрика, мощный элеватор, швейная фабрика, – здесь, благодаря горячей инициативе Мурадяна, был известный на всю республику детский сад, образцовая школа и много-много другого. За 30 секунд это все было уничтожено. Тогда и потерял секретарь всю семью – 11 его близких родственников погибли. Не все могут выдержать такие удары. Это на пределе человеческих сил, человеческой психики. Норайр Мурадян выдержал: живя в палатке, питаясь кое-как, засыпая изредка, одетым, он с первых минут беспрерывно работал – ездил по объектам, говорил с людьми, отдавал распоряжения, работал со спасателями, железнодорожниками, сейсмологами, строителями, совместно с проектировщиками обсуждал образ будущего, возрожденного Спитака.

И еще три человека стали объектами мгновенно вспыхнувшей, горячей, истинно всенародной благодарности, возникшей в эти дни, – премьер СССР Николай Иванович Рыжков (ему в Спитаке был поставлен памятник), Шарль Азнавур и сын тогдашнего президента США Буша. Слезы этих людей и жажда помочь были настолько искренними, что секундные телекадры сделали свое дело: народ поверил…

Спитакская трагедия проверила людей на душевную чистоту. Вот один эпизод: американский пенсионер на другой стороне планеты отдал свои сбережения, чтобы на них купили одноразовые шприцы, югославские летчики их доставили и погибли при приземлении, а на следующий день шприцами торговали армяне на главном проспекте Еревана! Все мыслимые нравственные границы преступили члены террористической организации «Карабах», потребовав в ночь после землетрясения в Армении изгнать всех азербайджанцев из села Гурсалы, также серьезно пострадавших от подземных толчков. Трагедия не спасла два народа от межнациональной вражды.

Еще одна трагическая, почти не описанная в печати ситуация – это разрушения мелких селений на большой территории. Дело в том, что гигантские разрушения трех городов зоны – Спитака, Кировакана, Ленинакана – заслонили все. О провинциях как бы просто забыли. Не умышленно, просто не пришло сразу в голову, что и там тряхнуло. Хватились только на третий, а где-то и на четвертый день. А уже 7 декабря сразу оборвалась всякая связь, прекратилась подача электричества, разрушились скотоводческие здания, погубив часть людей и скота. Люди ничего не могли понять, растерялись,

были подавлены. «Я подумал, что пришел конец света, – говорил старый скотник, – самый настоящий. По Библии. скотина воет страшно: одни от боли, раненые, другие – от голода, третьи от страха, общей паники. Вспоминаю, где должны были люди остаться. Стою, как сумасшедший, во дворе фермы среди этого ужаса. Уже вечер. Света нет и ясно, что не будет. Темнота. Конец света. Но если я – Ной, Бог должен мне дать какой-то разум, какое-то знание, какие-то силы. А ничего нет…»

В общей сложности более полумиллиона людей остались без своих квартир и домов, и до сих пор некоторые жители, чьи дома были разрушены при землетрясении, живут в железных вагончиках. Вернуть города и поселки в их первоначальный вид не удалось ни руководителям СССР (рабочие со всего Союза были отозваны в 1992 году), ни армянским властям, хотя тогдашний президент Армении Роберт Кочарян перед своим избранием и обещал восстановить разрушенные районы. Для нормализации жизни в зоне бедствия потребуются еще десятки лет. А душевная боль останется в сердцах поколений навсегда.

 

Последний рейс «Адмирала Нахимова»

Крупнейшее кораблекрушение ХХ века на Черном море произошло в 1986 году. Один из крупнейших в Советском Союзе кораблей – круизный теплоход «Адмирал Нахимов» при выходе из порта Новороссийска столкнулся с океанским балкером «Петр Васев». В результате трагедии погибли 423 человека, 65 – значатся пропавшими без вести.

Все трагические рейсы пассажирских кораблей начинаются более или менее одинаково. Ничто не предвещает беды – пассажиры отдыхают и веселятся, команда исправно ведет корабль. Но наступает момент, когда нечто внезапно прерывает веселье, и тогда крики радости сменяются воплями ужаса.

Так было и с теплоходом «Адмирал Нахимов». Когда корабль вышел в плавание, никто и предположить не мог, что его ждет катастрофа. Круизный теплоход шел по сотни раз хоженному маршруту Одесса – Батуми – Одесса с заходом в Новороссийск и Сочи. Был конец лета, на черноморском побережье начинался бархатный сезон. Именно это благодатное время многие используют для отдыха на море, тем более, если погода совсем не напоминает осень. Конец августа 1986 года был очень жарким, температура воды в Черном море поднялась до +27 °C. Желающих отдохнуть в круизе было достаточно, тем более что теплоход принимал так называемых «палубных» пассажиров, которые путешествовали на небольшие расстояния, например между Новороссийском и Сочи или Батуми и Одессой.

В Новороссийск корабль обычно приходил в два часа дня и восемь часов стоял на якоре. Пассажиры за это время могли сходить на экскурсию в город или отдохнуть на местных пляжах. Так было и 31 августа 1986 года. В этом рейсе на борту корабля находилось 1234 человека, из них – 884 пассажира, 346 членов экипажа и 4 члена их семей. По расписанию теплоход отходил из порта в 22.00. Но в этот раз рейс задержался: на борт принимали опоздавшего высокопоставленного пассажира – начальника управления КГБ в Одесской области генерала А. Крикунова. Затем теплоход, весь в праздничной иллюминации, начал выходить из Цемесской бухты, напоминающей гигантскую подкову. Видимость вокруг была отличная, море тихое. «Адмирал Нахимов» был единственным кораблем, который выходил из Новороссийского порта, а океанский балкер «Петр Васев» – единственным, который двигался ему навстречу. Курсы пассажирских судов, которые ходят на Крымско-Кавказской линии, давно отлажены, составлены подробные расписания движения теплоходов. Суда, идущие с моря, пересекают «пассажирские трассы» на безопасном расстоянии. Портовые лоцманы-операторы при помощи радара «ведут» корабли, как авиадиспетчеры самолеты.

Теплоход «Адмирал Нахимов»

В 23 часа на круизном теплоходе многие пассажиры еще не спали. Кто-то праздновал День шахтера, кто-то находился на палубе и смотрел на огни удаляющегося города. Многих заинтересовал двигающийся навстречу огромный океанский корабль. А в 23 часа 12 минут Цемесскую бухту потряс жуткий грохот удара – океанский балкер протаранил пассажирский теплоход. Все произошло очень быстро – «Адмирал Нахимов» получил чудовищную пробоину в 80 м2. Вода мгновенно начала заполнять трюм и палубы. Всюду погас свет, теплоход начал крениться на правый борт. После катастрофы корабль продержался на плаву примерно 7–8 минут (к слову, «Титаник» держался на плаву более двух часов), а до берега по морским меркам было рукой подать, всего 3,7 километра. «Нахимов» затонул под углом 50 градусов, подминая под себя находящихся в море и не успевших отплыть подальше людей, навечно замуровав каюты по правому борту.

Команда тонущего корабля пыталась спасти пассажиров, рискуя собственной жизнью. Бортпроводницы отдавали им свои спасательные жилеты, выводили людей к спасательным шлюпкам. Так, механик Долинский сбрасывал с верхней палубы застрявшие там плотики, и пока он спасал других, погибла его семья – жена и ребенок.

В 23.15 «Адмирал Нахимов» подал сигнал бедствия SOS. Первыми пришли на помощь пограничники. Вместимость пограничного катера типа «Гриф» по инструкции – не более 12 человек. Мичман А. Гусев, командир катера № 624, который первый пришел на сигнал бедствия, принял на борт 146 человек. Катер под командованием М. Леденева подобрал из воды более 90 человек. От морского вокзала стали прибывать экскурсионные «кометы». Без приказа сверху в море вышли курсанты Новороссийского высшего инженерного морского училища. Всего в район кораблекрушения прибыло около 60 судов – кораблей, катеров, шлюпок. За 80 минут добровольцы спасли 800 человек. А профессиональные спасатели прибыли на место кораблекрушения лишь спустя четыре часа после катастрофы.

Потом живых уже не было. За первые сутки после кораблекрушения у береговой линии Новороссийска подобрали 79 мертвых пассажиров. Отряд водолазов 18 суток работал на затонувшем корабле. За это время аквалангисты вытащили на поверхность 280 тел, а среди спасателей погибло два водолаза – Ю. Полищук и С. Шардаков. На 19 сутки работы были свернуты; корабль ушел в грунт на полтора метра, каюты по правому борту заполнились илом и стали недоступны для поиска.

По делу гибели «Адмирала Нахимова» срочно была создана правительственная комиссия, которую возглавил член Политбюро ЦК КПСС Гейдар Алиев. Было составлено шестьдесят томов уголовного дела. Следствие вел государственный советник юстиции 3-го класса Борис Уваров. По его мнению, главной причиной катастрофы такого масштаба стало нарушение правил эксплуатации «Адмирала Нахимова», 60-летнего корабля, имеющего свою историю.

Он был построен в 20-х годах ХХ века в Германии и спущен на воду под именем «Берлин» как один из «самых быстрых, самых лучших» кораблей, который смог бы успешно конкурировать с английскими пассажирскими судами такого же класса. При достройке корабля обнаружились некоторые неточности в проекте, и судно стало не таким быстрым, зато очень комфортабельным. Учитывая урок «Титаника», инженеры стали разделять корпуса кораблей определенным числом поперечных водонепроницаемых переборок. При затоплении двух смежных отсеков корабль еще долгое время должен был оставаться на плаву. У теплохода «Берлин» было 12 таких отсеков, водоизмещение его составляло 18 940 тонн. Лайнер обслуживал линию Бремен – Нью-Йорк. Во время Второй мировой войны его переделали в военный транспорт. Существует даже легенда, что некоторое время теплоход был личным кораблем самого фюрера. Но именно в качестве военного транспорта «Берлин» был торпедирован в 1945 году британской подводной лодкой и затонул в устье реки Свине в районе Балтийского моря. По репарации затонувший корабль достался СССР. В 1948 году судно было поднято со дна (причем при подъеме сработало взрывное устройство, которое дополнительно разрушило часть кормы) и восстановлено в ГДР. А в 1957 году бывший «Берлин» появился в составе пассажирского флота Черноморского морского пароходства под именем «Адмирал Нахимов», где и проходил 22 года безаварийно.

С конца 1960-х годов судно перестало отвечать требованиям конвенций СОЛАС 1960 и 1970 годов. Металлические листы обшивки корпуса были соединены металлическими заклепками, поэтому при плановых ремонтах расшатавшиеся заклепки не вынимали, а приваривали сверху. Регистр (организация наподобие «морского ГАИ», проверяющая техническое состояние судов) Болгарии, где ремонтировался корабль, именно поэтому не рекомендовал судну выходить в Мировой океан. Поэтому «Нахимов» с 1960-х годов ходил исключительно на внутренних рейсах, недалеко от берега. Со временем корабль нужно было списать, но Регистр СССР каждый раз давал «добро» на выход в море. Кстати, этот трагический рейс по плану должен был быть последним у корабля, после его завершения судно наконец хотели списать…

А «Петр Васев» возвращался из Канады в Новороссийск с грузом в 28 600 тонн ячменя. Балкер был построен в Японии в 1981 году – по сравнению с «ветераном» «Нахимовым» относительно недавно. Это было современное транспортное океанское судно, водоизмещением 41 тыс. тонн, отличающееся от обычных сухогрузов более высокой прочностью, оснащенное навигационными приборами для автоматической обработки информации. На судне была установлена САРП – Система автоматической радиолокационной прокладки. Еще одно техническое усовершенствование, сыгравшее роковую роль в трагедии, – бульб балкера. Бульб – это надстройка в подводной части современных судов для уменьшения сопротивления. Именно им «Петр Васев» протаранил теплоход при расхождении. Многометровый таран вошел в борт «Адмирала Нахимова», как «консервный нож в металлическую банку». Удар пришелся в самое уязвимое место пассажирского корабля – ниже ватерлинии, в переборку между дизель-генераторным и машинным отделениями. А так как оба корабля находились в движении, то были пробиты 5 из 12 водонепроницаемых отсеков. После тарана, нанесенного под углом, тысячи старых заклепок «Нахимова» моментально вылетели из пазов, и правый борт сразу же оголился. К тому же люки и иллюминаторы не были задраены. По утверждению экспертов, у «Адмирала Нахимова» не были задраены и клинкетные двери между водонепроницаемыми перегородками. Это все спровоцировало быстрое распространение воды из отсека в отсек, и почти мгновенное, по морским меркам, погружение корабля в воду.

В ходе следствия виновность капитанов В. Маркова и В. Ткаченко была полностью доказана. Что же произошло на капитанских мостиках обоих кораблей?

Капитан «Нахимова» Вадим Марков незадолго до трагедии покинул капитанский мостик. Он вывел теплоход за границу порта на курс, и по инструкции ему вовсе не обязательно было теперь присутствовать на мостике. Вел корабль второй помощник капитана А. Чудновский. В капитанских рубках на обоих кораблях знали о пересечении курсов. По правилу расхождения «Адмирал Нахимов» должен был уступить дорогу идущему по правому борту балкеру. Но, учитывая особенности навигации в данном районе, кораблю нужно было провести дополнительные маневры, что, при большом количестве пассажиров на борту, было для него не желательно. Поэтому диспетчер берегового управления рекомендует «Петру Васеву» пропустить круизный теплоход. По рации судоводители долго согласовывали свои курсы, дважды проговорили порядок расхождения. В. Ткаченко, капитан балкера, вел судно, основываясь на данных САРП, не учитывая визуальные наблюдения. Существует версия, что САРП Ткаченко показывал совершенно другую цель, поэтому капитан не смог правильно сориентироваться в происходящем. Когда наконец капитан балкера визуально оценил обстановку, он дал в машинное отделение несколько команд: «Малый вперед», «Стоп», «Полный назад». Но инерция огромного корабля все равно несла сухогруз вперед – на «Адмирала Нахимова». В это время А. Чудновский, наблюдая курс «Васева» стремится избежать столкновения. Он дважды меняет курс по 5 градусов влево, начинает замедлять движение, потом еще два раза берет влево, что по правилам навигации является нарушением: капитан не должен менять курс при опасности столкновения на незначительные углы.

Эксперты утверждают, что при грамотных действиях судоводителей столкновения можно было бы избежать. Или оно произошло бы, но с гораздо меньшими потерями. Оба капитана были осуждены по статье 85 Уголовного кодекса СССР, предусматривающей срок за преступную халатность, и получили по 15 лет тюремного заключения. А через 6 лет оба капитана были амнистированы.

Со дня кораблекрушения прошло уже довольно много времени. Но каждый год 31 августа в Новороссийск и Одессу приезжают родные и близ кие тех, для кого круизный теплоход «Адмирал Нахимов» стал братской могилой. Черноморский христианский центр «Миссия для мореплавателей» делает все возможное, чтобы люди не забывали трагедии и память о погибших была увековечена.

 

Катастрофа под Уфой

Трагедии тем и страшны, что всегда случаются, когда их не ждешь. Так было и на этот раз. Утром 4 июня 1989 года страна и весь мир узнали страшную новость – ночью произошел взрыв на железной дороге в Башкирии, в результате которого пострадало почти 1200 человек – 575 погибли, 623 стали инвалидами, получив тяжелые ожоги и телесные повреждения. Газеты пестрели заголовками: «Катастрофа, которой не знал мир», «Самая страшная “газовая” катастрофа». Железные дороги считались в нашей стране самым безопасным видом транспорта, и тут такое…

3 июня 1989 года на продуктопроводе Западная Сибирь – Урал – Поволжье произошла «газовая» авария, ставшая крупнейшей даже по мировым масштабам. Трубопровод диаметром 700 мм служил для транспортировки под высоким давлением сжиженного газа широкой фракции нефтяных углеводородов. Около поселка Улу-Теляк в Башкирии из-за разрыва трубы произошла утечка газа. Сжиженный газ, который был тяжелее воздуха, разлился по земле, заполнив собой две большие ложбины – от прилежащего леса и до железной дороги. Примерно в 23 часа 10 минут по московскому времени именно здесь, на 1710 км в зоне скопления углеводородно-воздушной смеси встретились два пассажирских состава – «Новосибирск – Адлер» и «Адлер – Новосибирск». Машинист одного из составов успел передать по радио, что поезд вошел в зону сильной загазованности. И тут связь оборвалась…

Во время схождения поездов внезапно произошел взрыв колоссальной силы, эквивалентный взрыву 300 тонн тротила. В нескольких километрах от его эпицентра, в колхозе «Красный восход», на центральной усадьбе вылетели все стекла в домах, взрывная волна повалила деревья на расстоянии до 3 км вдоль железной дороги. Взрывом были сброшены с колеи 14 вагонов. Многих пассажиров выбросило из поезда. На месте катастрофы начался пожар, который охватил территорию около 250 гектаров. Фронт взметнувшегося пламени достигал полутора-двух километров. Оба поезда оказались в громадном огненном котле.

Составы были довольно большими – 20 вагонов в поезде «Новосибирск – Адлер» и 18 вагонов у встречного. Сколько всего было пассажиров, точно не известно, поскольку на детей до пяти лет билеты не брались. Взрослых пассажиров было 1284, кроме того были дети и 86 членов поездных бригад – машинистов и проводников.

Катастрофа произошла в труднодоступной для наземного транспорта местности. Кругом леса и болота, ближайшие селения – на расстоянии трех-пяти километров. Эта изолированность и безлюдность привела вначале к отсутствию достоверной информации о случившемся, а затем осложнила проведение спасательных работ, затруднила оказание первой медицинской помощи пострадавшим. Несмотря на это, уже через час Комиссия по чрезвычайным ситуациям Башкирской республики приступила к организации аварийно-спасательных работ. А еще через 20 минут на месте аварии работало 14 бригад «скорой медицинской помощи». Спустя 2,5 часа после катастрофы сюда прибыло более 100 врачебно-сестринских бригад. Вскоре в помощь им дополнительно поступили еще 42 санитарные дружины и 14 санитарных постов. Всего было задействовано 138 санитарных машин, 37 вертолетов, 4 автобуса, а затем и просто грузовики и самосвалы эвакуировали пострадавших пассажиров. Их привозили «вповалку: живых, не очень живых, вообще неживых». Разбираться было некогда – грузили в спешке и темноте. А на месте уже смотрели – в первую очередь в больницы отправляли тех, кого можно было спасти. Людей со стопроцентными ожогами оставляли – помогая одному такому безнадежному, можно было потерять двадцать человек, у которых был шанс выжить.

Больницы Уфы и Аши, принявшие основную нагрузку, были переполнены – пострадавших во время аварии размещали в палаты и коридоры, на все освобожденные койки и на пол. Спешно, той же ночью, эвакуировали роддома и хирургические отделения – нужно было слишком много мест. Врачи и медперсонал по трое-четверо суток не выходили из больниц. Американцы, увидев пациентов ожогового центра, поставили диагноз – «выживет не больше 40 процентов, этих и этих вообще лечить не надо». Наши врачи сумели спасти более половины из тех, кого уже считали обреченными.

Для ликвидации последствий аварии были привлечены воинские подразделения. Спустя несколько часов пожар был локализован. Огонь непосредственно на газопроводе погасили только тогда, когда, собственно, выгорел весь углеводород, собравшийся в месте разрыва.

Когда, наконец, спасатели завершили свою работу и стало возможно оценить потери, люди ужаснулись масштабам случившегося. В огне пожара были разрушены оба электровоза и 37 вагонов из 38. Семь вагонов сгорело дотла, 26 – полностью выгорели изнутри. Взрыв разворотил рельсы и шпалы железнодорожного пути на протяжении 350 метров, разрушил 17 тысяч метров воздушных линий связи, 1500 метров линии электроснабжения и около трех километров контактной сети, вывернув около 30 опор. Алексей Годок, заместитель начальника пассажирской службы Южно-Уральской железной дороги, рассказывал: «Когда мы облетали место аварии, было такое впечатление, что напалм какой-то прошел. От деревьев остались черные колья, как будто их ободрали от корня до верхушки. Вагоны были разбросаны, раскиданы…» Горело все – деревья, трава, земля…

В момент взрыва температура достигла 900– 1000 °C. Такой вывод был сделан после того, как на одной из пострадавших пассажирок обнаружили оплавленные золотые сережки и такую же зубную золотую коронку у другой женщины, доставленной в уфимскую больницу с сильными ожогами. Это при том, что температура плавления золота – 1242°

С. Одежда не выдерживала высокой температуры, она просто истлевала от жара на людях. Синтетические материалы плавились и испарялись.

На месте аварии было обнаружено 258 трупов, 806 пассажиров получили ожоги и травмы различной степени тяжести, из них 317 умерло в больницах. Всего погибло 575 человек, травмировано – 623.

Уже на следующий день за погибшими стали приезжать родственники. Но опознать всех не удалось – некоторые обгорели так, что невозможно было определить, мужчина это или женщина. Некоторых опознали по документам, личным вещам – люди сгорели, а бумаги остались невредимы. Почти треть погибших была захоронена неопознанными.

В составе поезда «Новосибирск – Адлер» было два вагона с детьми. В одном из них, прицепном, ехали в Молдавию на сбор черешни челябинские школьники: традиция была такая в школе. В вагоне было более 50 детей и три преподавателя. Когда произошел взрыв, все дети крепко спали, поэтому спастись почти никому не удалось. В живых осталось только девять человек. Ни один из учителей не выжил.

Василий Рожко, бывший в 1989 году начальником оперативного отдела штаба ГО по Челябинской области, вспоминал: «Бабушка одна у меня перед глазами стоит. На веревке через плечо привязан чемодан. С другой стороны висит сумка. За руки держит двух маленьких девочек с бантиками. Тоже пассажиры с того поезда – живые, невредимые. На них ни царапинки. Самым страшным в те дни были не трупы, а живые, которые с последней надеждой ждали, когда ты найдешь фамилию в списках живых. А ее нет там, фамилии этой…»

Вероятно, этой трагедии могло и не быть. Все могло бы закончиться не так трагично, если бы не роковое стечение обстоятельств. Во-первых, разгерметизация трубы произошла вблизи железнодорожной магистрали Москва – Уфа – Новосибирск – Владивосток, которая в этом месте находилась всего в километре от трубопровода. Во-вторых, случилось то, чего случиться никак не должно было – два пассажирских поезда встретились именно здесь, в месте загазованности. Такое произошло впервые. По расписанию составы должны были разминуться в другом месте, но поезд, следовавший в Адлер, опаздывал. Ему пришлось сделать вынужденную остановку на промежуточной станции: у одной из женщин в поезде начались преждевременные роды.

Что послужило причиной взрыва – установить уже не представляется возможным. Это могло быть искрение токоприемника одного из локомотивов, детонация, вызванная потоками воздуха от двух идущих навстречу друг другу поездов, или прос то выброшенная в окно сигарета. Специалисты предполагают, что если бы поезда прошли строго по расписанию и встретились раньше, все бы обошлось. Дело в том, что следовавшие в этот день железнодорожные составы мощным потоком воздуха прокладывали в загазованной зоне безопасный для себя «коридор». А когда два поезда сошлись на критическое расстояние, произошло столкновение двух встречных воздушных потоков. Теперь для взрыва было достаточно малейшей искры из-под колес поезда.

Для выяснения причин катастрофы было начато следствие, которое вела союзная прокуратура. Сразу же было установлено, что о загазованности в данном районе сообщали неоднократно и машинисты проходящих поездов, и местные жители. Что было неудивительно – запах газа распространялся на расстояние до восьми километров. Как оказалось, утечка газа началась там довольно давно, газ накапливался уже 20–25 дней. И в течение всего этого времени по железной дороге регулярно ездили поезда! Никакой реакции на сигналы тревоги не последовало – ни поиском, ни ликвидацией утечки никто не стал заниматься. Потом выяснилось, что трубопровод был практически без присмотра и за его состоянием следить было некому. К этому времени – из экономии или по халатности – были отменены регулярный облет трубопровода на вертолете и даже упразднена должность обходчика. Следствие сразу же вышло на ответственных лиц: руководителей проектного института, утвердивших проект с нарушениями; зам. министра нефтяной промышленности Донгаряна, отменившего телеметрию, предназначенную для контроля работы газопровода; на руководителей уфимского управления «Нефтепроводмонтаж», построившего магистраль. Девяти должностным лицам было предъявлено обвинение по статье 215, часть II Уголовного кодекса РСФСР. Еще до суда двое из них были амнистированы. Итого – семь человек «ответственных»: начальник СМУ треста, прорабы, другие исполнители. Максимальная мера наказания по статье – пять лет лишения свободы. После суда, который состоялся 26 декабря 1992 года, дело было отправлено на дорасследование. В результате только двое были осуждены: два года с высылкой за пределы Уфы.

Судебное разбирательство, которое продолжалось почти шесть лет и содержало двести томов показаний потерпевших, свидетелей, экспертов и специалистов, имевших отношение к строительству газопровода, закончилось наказанием «стрелочников».

 

«Ленинград» в огне

23 февраля 1991 года около восьми часов утра вспыхнул пожар в гостинице «Ленинград» в одноименном городе на Неве (ныне – Санкт-Петербург). В огне погибли девять пожарных, шесть постояльцев отеля, швейцар и сотрудник милиции.

1991 год для Санкт-Петербурга (тогда еще Ленинграда) начался неудачно: 11 января город «посетило» наводнение, и Нева принесла много неприятностей в виде материальных убытков. Не успела северная столица России залечить раны после природной стихии, тут еще одна напасть – «огненный петух», унесший человеческие жизни в образцово-показательном советском отеле.

Гостиницу «Ленинград» построили в 1970 году на стрелке Выборгской стороны (Выборгская набережная, дом 5/2). Главное, о чем заботились подгоняемые властями проектировщики и строители, – сдать объект в год 100-летия со дня рождения вождя мирового пролетариата В. И. Ленина. При возведении здания мало кто задумывался о безопасности людей. Настоящим преступлением можно назвать использование легкогорючих и токсичных отделочных материалов на путях эвакуации жильцов. Внутренняя облицовка отеля была хоть и красива, но пожароопасна. Ковры и дорожки – без специальной огнестойкой пропитки. Обои – легковоспламеняющиеся, выделяющие при горении удушливый дым и газ. Несовершенной оказалась система дымоудаления, а в результате – сильная загазованность и отравление людей продуктами горения. Незаделанные технические проемы между этажами позволили огню и дыму легко распространиться на другие этажи и увеличить количество жертв.

Но это обнаружится и случится через два десятилетия, а пока гостиница являлась самой фешенебельной в Северной Пальмире. Обычным делом для гостей этого отеля, впрочем, как и во многих других элитных гостиницах СССР, были постоянные ночные побудки, устраиваемые проститутками, т. к. большинство ее постояльцев составляли иностранцы. Там же останавливались партийные, профсоюзные и комсомольские деятели, высокопоставленные чиновники, звезды театра, кино, эстрады. Номеров «люкс» не хватало, и в 1986 году началось возведение второй очереди «Ленинграда». Потом из-за ряда причин местный стройтрест отказался продолжить строительство, и работы продолжила югославско-австрийская фирма. Контракт был подписан на сумму 48,5 млн долларов, согласно которому через 26 месяцев со дня передачи стройплощадки (май 1989 г.) второй корпус этой гостиницы (в просторечии – «шайба») должен был войти в строй. Но не вошел.

Кстати, на момент загорания многие иностранные строители жили в этом элитном отеле. Кроме того, в тот роковой день там находились и советские командированные, несколько туристов из Швеции, корреспондент журнала «Огонек», а также знаменитая французская актриса Марина Влади, известный российский актер Андрей Соколов, другие артисты, игравшие роли в фильме, съемки которого проходили под Ленинградом. Соколов потом рассказывал: «В тот вечер я так устал на съемочной площадке, что отключился сразу. Проснулся оттого, что ко мне в номер буквально ворвалась испуганная женщина, что-то крича на английском языке. Спросонья я решил, что она зовет на помощь, и побежал за ней. В себя пришел только на улице. Самое удивительное, что накануне я забыл закрыть на ключ дверь своего номера! Это меня и спасло: я был последним, кто самостоятельно покинул верхние этажи. Потом огонь и дым заполнил лестничные пролеты, и всех жильцов снимали из окон с помощью пожарных лестниц. Помню, я очень переживал за Марину Влади. Я знал, что она осталась там, наверху. Думал: это же какая нелепость – приехать в Россию на съемки и погибнуть в гостинице. Слава богу, пожарным удалось спасти знаменитую француженку, а вот все ее вещи, документы и гонорар сгорели».

Первым о пожаре на городской диспетчерский пульт огнеборцев сообщила дежурная по этажу (по другим источникам – швейцар). Через шесть минут к полыхавшему зданию подъехал первый пожарный караул, потом одна за другой стали прибывать другие красные автомашины – цистерны, насосы, лестницы, ГЗДС и прочая техника. Вскоре сюда были стянуты практически все отряды пожарной охраны города.

Но вот беда: автолестницы доставали максимум до четвертого этажа, а люди в окнах просили помощи на седьмом этаже и выше. Оттуда раздавались крики, из некоторых номеров валил бурый дым – горела синтетика. По единственной лестнице в панике спускались постояльцы, которые успели вырваться из огненного плена. Многие, пытаясь выбраться из комнат, падали в коридоре, отравившись дымом. Прежде чем пожарные смогли пробиться туда, горящий пластик погубил несколько человек – он при горении выделяет до ста отравляющих веществ. Задохнулся также работник гостиницы на десятом этаже. Ветер мгновенно раздул пламя внутри отеля, лестничные марши и коридоры уже заволокло смертельной дымовой завесой. В течение короткого времени седьмой, восьмой и девятый этажи были охвачены пламенем и жильцы оказались отрезанными от выхода. Одна женщина, не выдержав жара огня, выбросилась в окно и разбилась.

Отделения газодымозащитников начали эвакуацию постояльцев по лестничным клеткам. Звенья одно за другим спешили в здание, устремившись по этажам на спасение задыхающихся от ядов людей. Спасатели выскакивали назад, неся на плечах мужчин и женщин с посиневшими лицами, следами рвоты на костюмах. Их тут же передавали «скорой помощи» и вновь скрывались в ядовитом дыму. Другие бойцы прокладывали пожарные рукава и вступали в поединок с огнем.

Повторилась ситуация 14-летней давности, когда в Москве 25 февраля 1977 года горела гостиница «Россия». Там тоже пластик отравлял постояльцев, лестницы не доставали до охваченных пламенем этажей, и люди в отчаянии пытались спуститься с огромной высоты с помощью связанных штор и простыней или выпрыгивали из окон и разбивались о мостовую. С 1977 года никаких технических новинок и современных методов спасения людей из высотных зданий в СССР не было разработано и внедрено. Хотя на «загнивающем Западе» давно существовали и применялись соответствующие технические средства и способы эвакуации людей из горящих многоэтажных домов, в том числе небоскребов. Неудивительно, что в СССР, а потом и в России остался самый высокий в мире уровень гибели и травматизма людей на пожарах, в три– шесть раз превышающий аналогичный показатель развитых зарубежных стран. В 1990 году в Российской Федерации количество погибших на пожарах составило 6,5 тысячи человек, не менее 65 тысяч получили ожоги и травмы.

Высокая температура и сильное задымление препятствовали работе пожарных. Несмотря на это, постоянно рискуя собственной жизнью, огнеборцы выводили людей из опасной зоны или выносили их на себе. Таким образом было эвакуировано 253 и спасено 36 человек. Но усилившееся горение внутренней синтетической отделки помещений создало непреодолимую огненную преграду и очень высокую температуру. Девять пожарных, отыскивая оставшихся в номерах людей, оказались в кольце сплошного огня, на них загорелась боевая одежда, шланги и маски противогазов. Кто-то сгорел заживо, остальные скончались в больнице. Один чудом остался в живых после падения с седьмого этажа.

Пожар все же удалось локализовать. В страшной жаре, в густом дыму, проникавшем снизу, бойцы из стволов подавили пламя и спустя несколько часов потушили его. Серьезно пострадали четыре этажа здания. Как водится, прокуратура сразу возбудила уголовное дело, которое до времени написания этих строк не закончено.

Партийные и советские органы, несмотря на гласность и перестройку, не торопились сообщать о грандиозной катастрофе с человеческими жертвами: газеты, радио, телевидение героически молчали по этому поводу. Они информировали советских людей об очередных успехах передовиков производства и колхозного крестьянства, восхваляли работников литературы и искусства, воспевали доблестную Советскую Армию и Военно-морской флот, защищающий завоевания социализма от кровожадных империалистов, и т. д. Потом некоторые газеты все же дали информацию о том, что в холле гостиницы «Ленинград» загорелся телевизор, огонь вырвался на верхние этажи, все окуталось дымом от синтетических полов и обшивки, в результате чего были жертвы.

Ввиду отсутствия официальных сообщений по невским берегам, а затем и по всему Союзу о причинах этого пожара поползли слухи и версии, одна фантастичнее другой. Говорили, что это работа западных спецслужб, борьба за кресло первого секретаря Ленинградского обкома КПСС, попытка «насолить» генсеку М. С. Горбачеву, передел гостиничного бизнеса в Ленинграде, покушение на вдову

В. Высоцкого Марину Влади и т. п. Имела место и такая версия: дескать, журналист «Огонька» приезжал в город для расследования фактов коррупции в Ленгорисполкоме, остановился в лучшем отеле, и его подожгли. Еще один вариант – этот теракт предполагал срыв митингов на Дворцовой площади Ленинграда перед Всесоюзным референдумом: за сохранение целостности СССР и против. Митинги, несмотря на пожар, состоялись в тот же день. Правда, большинство «добровольно-принудительно» на него «приглашенных» граждан обсуждали между собой в основном ЧП в гостинице, а не единодушно поддерживали партию в деле сохранения Советского Союза. Несмотря на референдум, он все равно распался в декабре того же года.

Лишь спустя четыре месяца пожарная охрана Ленинграда разрешила временную эксплуатацию пострадавшей гостиницы. Ее руководство надеялось достроить вторую очередь («шайбу»), принимать там туристов, а первую закрыть на реконструкцию. Потом по различным причинам строительство законсервировали, здание переходило от одного владельца к другому, и его судьба до времени написания этого очерка не прояснилась.

Отдавших свои жизни пожарных посмертно наградили орденами в августе того же года, позже открыли мемориальные доски. Не забыли и живых, особо отличившихся при тушении огня и спасении людей в «Ленинграде». Очевидцы утверждали, что жертв могло быть значительно больше, если бы не мужество и самоотверженность этих парней. В память погибших при исполнении служебного долга рядовых, сержантов, старшин, прапорщиков и офицеров пожарной охраны в Санкт-Петербурге проходит ежегодный турнир по мини-футболу. А все крупные соревнования по пожарно-прикладному спорту в этом городе начинаются с возложения венков на Серафимовском кладбище к могилам героических бойцов огненного фронта. 23 февраля у огнеборцев принято считать Днем памяти погибших товарищей, отдавших жизни ради спасения людей на пожаре.

 

© В. Мирошникова, Д. Мирошникова, 2002

© И. Вагман, Н. Вукина, В. Мирошникова, 2003

 

Иван IV Грозный

(Род. в 1530 г. – ум. в 1584 г.)

Первый русский царь, превративший государство в абсолютную монархию, известный жестокими массовыми опалами и казнями.

Иван Грозный – кумир Петра I, один из любимых героев И. Сталина – личность довольно противоречивая. С одной стороны, реформатор, поэт, композитор; с другой – тиран, прославившийся жестокостью, доходящей до садизма.

С началом XVI в. на Руси начался процесс формирования единого класса феодалов и наметилась тенденция к централизации управления. Еще существовали удельные княжества, в основном принадлежащие младшим братьям великого князя Василия III; власть его еще была слаба, единого аппарата управления не существовало. Наибольшее беспокойство у великого князя вызывали именно братья, поскольку за 20 лет его брака с Соломонией Юрьевной, из боярского рода Сабуровых, детей она ему так и не родила, наследника не было. Тогда Василий решился на развод. Соломонию постригли в монахини в Суздале, в Покровском монастыре, где через полтора века будет содержаться и первая жена Петра I. Новой женой великого князя стала молодая красавица княжна Елена Глинская. По легенде, род Глинских берет свое начало от правителя Золотой Орды Мамая, сыновья которого после гибели отца бежали в Великое княжество Литовское, приняли православие и получили в удел город Глинск. Таким образом, получается, что Иван IV является одновременно потомком и Дмитрия Донского, и Мамая. После подавления восстания, поднятого дядей Елены против княжества Литовского, род Глинских бежал на Русь. Елене тогда было 2 года. Через 4 года брака новая жена родила наследника – Ивана. В его честь строили церкви, отливали колокола. Второй сын, Юрий, родился глухонемым.

В 1533 г. Василий III внезапно заболел и умер от заражения крови, успев благословить Ивана на великое княжение. Так он в 3 года вступил на престол. Первые 5 лет от имени малолетнего Ивана правила мать. Правительницей она оказалась твердой и решительной. В развернувшейся борьбе за власть, на которую претендовали брат Василия III Юрий и ее дядя Михаил, Елена победила: оба претендента умерли в тюрьме. Затем был устранен еще один брат Василия III – Андрей Старицкий, после подавления мятежа, который он поднял против Москвы. Однако через год Елена скоропостижно умерла. Ходили слухи, что ее отравили. Таким образом, с 3 апреля 1538 г. 8-летний мальчик, круглый сирота Иван IV самостоятельно воссел на троне. На голове у него шапка Мономаха, в руках скипетр и держава, а вокруг трона – ожесточенная борьба боярских родов за власть. Сцены насилия, убийства, мольбы о пощаде, льстивость, казнокрадство, полное принебрежение им, великим князем – вот что видел Иван вокруг себя. И он все примечал, все запоминал, становился жестоким и злобным. Уже в 13-летнем возрасте Иван вынес свой первый смертный приговор

боярину князю Андрею Шуйскому, приказав своим псарям убить его. А еще через два года за невежливое слово отрезали язык Андрею Бутурлину, казнили по доносу любимцев Ивана IV бояр Воронцовых и князя И. Кубенского, а 70 почтенных старцев из Пскова, пришедших к великому князю жаловаться на злоупотребления наместника, он пытал сам, обливая спиртом и поджигая бороды.

Богатым на события выдался 1547 г. В январе Иван IV короновался и принял титул царя. Это сыграло важную роль в международных отношениях как с Востоком, так и с Западом. В марте царь женился на боярышне Анастасии из старого московского рода Захарьиных. Так возле трона наряду с Глинскими появились родственники молодой царицы. А летом, жарким и ветреным, загорелась Москва и горела, пока было чему гореть. Погибло несколько тысяч человек, население осталось без крова. Тогда началось восстание, в ходе которого погибли многие из Глинских, которых москвичи считали виновными в случившемся. Вскоре после этого, в 1549 г. при царе появилась Избранная рада, группа советников, куда вошли священник Сильвестр, А. Адашев, Андрей Курбский, Дмитрий Курлятев. Затем начались реформы. Задачей их стало усиление централизации государства. Были созданы приказы, ведающие отдельными отраслями государственной жизни; принят новый Судебник – свод законов; сформирован Стоглавый собор – как реформа церкви, призванная усилить ее централизацию, унифицировать обряды, улучшить нравы духовенства. Активную роль в работе собора играл сам царь. Кроме того, ограничивалось местничество, вводился точный порядок службы феодалов, отменялась система кормлений, и власть на местах целиком переходила к выборным – представителям сословий; создано постоянное стрелецкое войско. Наряду с этим стало распространяться книгопечатание, появились аптеки и врачи-иностранцы.

В это же время происходит расширение пределов государства: завоеваны Казанское, Астраханское и Сибирское ханства. В покорении Казанского ханства царь принял непосредственное участие. В 1558 г. началась Ливонская война – за отвоевание прибалтийских земель, захваченных Ливонским орденом, и за выход к Балтийскому морю. Эта война продлилась 25 лет, но цели так и достигла.

На фоне этих событий с 1553 г. началось охлаждение царя к Избранной раде. Он тогда так тяжело заболел, что даже был поставлен вопрос о престолонаследии. Иван настаивал на присяге своему 5-месячному сыну, но многие бояре склонялись в пользу двоюродного брата царя – Владимира Старицкого. Однако царь выздоровел и в 1560 г. разгромил свою раду. Сильвестра сослали в Соловецкий монастырь, а А. Адашев умер накануне ареста. Именно своих советников Иван обвинил в смерти жены Анастасии. На самом деле он, человек властолюбивый, уже тяготился ими – людьми такими властными, с сильной волей. Кроме того, Иван был нетерпелив, а реформы требовали времени. Для ускоренного проведения в жизнь задуманного царь избрал только один метод – массовый террор.

В январе 1564 г. русские войска потерпели ряд поражений. Виновных царь нашел быстро, хотя они и не покидали Москвы. Он собственноручно убил князя М. Репнина, по его приказу прямо на пороге церкви убили князя Ю. Кашина и тогда же – князя Д. Овчинина. Все они были из рода Оболенских. Затем казнили воеводу Н. Шереметева. Мать же Владимира Старицкого княгиню Ефросинью сослали в монастырь. Репрессии усилились после того, как в Великое княжество Литовское бежал, опасаясь царской немилости, Андрей Курбский, а вслед за ним еще ряд бояр. В декабре Иван отправился на богомолье и вскоре прибыл в Александрову Слободу. Отсюда в январе 1565 г. он отправил в Москву две грамоты. В первой содержались обвинения в адрес бояр и дворян, во второй, адресованной посадским людям, говорилось, что царь на них не гневается. Вот тогда, оставшись без царя, народ стал просить его вернуться и покарать изменников. Выходило, что сам народ санкционировал террор. Царь согласился вернуться при условии, что казнит изменников по своему усмотрению и учредит опричнину – земли, где он все устроит по-своему. Сюда вошли лучшие земли страны, включая и часть Москвы. Остальные земли составили земщину, которая уплатила царю 100 тыс. рублей. Было создано особое опричное войско, достигшее 6 тысяч человек. Опричники приносили особую присягу на верность царю и получали поместья. Они имели свои знаки отличия: метла, чтобы выметать измену, и собачью голову, чтобы ее выгрызать.

В Александровой слободе, ставшей царской резиденцией, создалось некое монашеское братство, где Иван IV выступал в качестве игумена – настоятеля. Попойки сменялись богослужениями, во время которых царь решал, кого убить, кого сжечь и т. п. Нервное напряжение этого времени привело к тому, что Иван полностью, хотя и временно, облысел. Кроме того, ему всюду мерещились заговоры, и он сам любил участвовать в следствии, когда показания давались под пыткой; сам, тыча пальцем в тут же присутствующих бояр, подсказывал пытаемому нужные имена. В казнях, в которых он заставлял принимать участие все свое окружение, Иван был очень изобретателен, он забавлялся зрелищем. Людей зашивали в медвежьи шкуры, затравливали собаками, привязывали к бочкам с порохом и взрывали. Иногда царь убивал людей в шутку. Облив как-то ради смеха на пиру горячими щами одного опричника и увидев, как тот мучается от ожогов, он «пожалел» беднягу и всадил в него нож. Потом пир как ни в чем не бывало продолжился. Заподозрив знатного боярина Федорова в желании захватить царский трон, Иван приказал посадить его, одетого в царские одежды, на трон, а затем нанес ему удар ножом. После этого Федорова ножами добивали опричники. Таких примеров множество.

Людей убивали и поодиночке, и семьями. Этим возмущался митрополит Филипп, но его всего лишь заточили в монастырь под Тверью. А затем Иван расправился и с братом Владимиром Старицким, приказав ему вместе с семьей выпить яд. После этих событий начался поход опричного войска во главе с Иваном на Новгород. По пути, в Твери, новый любимец царя Григорий Лукьянович Бельский, больше известный как Малюта Скуратов, задушил Филиппа. Обвинив новгородцев в желании отойти к Польше, царь устроил в городе побоище. Не жалели ни женщин, ни младенцев. Людей убивали разными способами: сжигали, спускали живыми под лед, разрывали лошадьми. Погибло тогда до 15 тысяч человек. При этом имущество убитых конфисковывалось. После этого начался поход на Псков, но тут, по преданию, Ивану было страшное видение, и в Пскове обошлось лишь ограблением горожан.

1570 г. – пик террора. Настал черед самых близких к царю людей – руководителей опричнины. 25 июля на Красной площади в Москве начались массовые казни. Этим делом распоряжался сам Иван. В тот день погибло свыше 100 человек. Убивали по-разному: одних попеременно обливали кипятком и холодной водой, с других вырезали ремнями кожу, с третьих сдирали кожу, четвертых рубили по частям. Обвинения были типовыми – измена, тайная служба другим государям. Кроме людей знатных, опричнина отобрала жизни тысяч простых людей. В результате многие земли опустели, крестьяне разбежались, начался голод, мор, война проигрывалась. В 1572 г. Иван IV отменил опричнину. Из-за террора вокруг царя все чаще образовывалась пустота, его все больше снедало чувство одиночества, мучила мания преследования. Иван всерьез начал задумываться о бегстве в Англию и вел об этом тайные переговоры с королевой Елизаветой. Он даже собирался жениться на ее племяннице Мэри Гастингс, хотя и был в это время в очередной раз женат.

А браков у него было много. После смерти двух жен – Анастасии и Марии Темрюковны княжны Черкасской – в 1571 г. Иван женился на Марфе Собакиной, но через 3 недели и она умерла. Четвертый брак запрещался церковью. Однако под давлением царя церковный собор дал разрешение. Новой женой в 1572 г. стала Анна Колтовская, но ее вскоре постригли в монахини. Один год – 1575-й – прожила с царем следующая жена, Анна Васильчикова. Затем ненадолго царицей стала вдова Василиса Мелентьева. И наконец, в 1580 г. Иван женился в седьмой раз, на Марии Нагой, родившей несчастного царевича Дмитрия, погибшего в Угличе в 1591 г.

Из множества детей Ивана IV в живых осталось трое: Иван и Федор от Анастасии и Дмитрий от Марии Нагой. Иван, наследник, был таким же жестоким, как и отец: вместе с ним рубил головы опальным. В свои 30 лет он уже был трижды женат. Но 9 ноября 1581 г. царь избил сына посохом, да так, что тот умирал целых 10 дней. Причины этого зверства называли разные: подозрение о каких-то намерениях сына или то, что он вступился за беременную жену, которую свекор побил палкой. Погиб наследник – царь был в отчаянии. Он даже на несколько месяцев перестал называть себя царем. Теперь наследником стал слабоумный Федор. А жить Ивану IV оставалось три года. Организм его был изношен: расшатаны нервы, пьянство, разврат, да еще мощные отложения солей на позвоночнике. Царь теперь мало передвигался, в свои 53 года выглядел дряхлым стариком. 18 марта 1584 г. Иван, грозный царь, умер. С его смертью связано много легенд. По одной из них, он был задушен Борисом Годуновым и племянником Малюты Скуратова Богданом Бельским, опасавшимся за свою жизнь; по другой – был отравлен Бельским. По мнению современной медицины, Иван IV умер от отравления лекарствами, мазями, которыми он лечил венерические заболевания и в состав которых входила ртуть. Однако есть сведения о том, что царь скончался от красной волчанки. Он фактически заживо сгнил.

Как бы то ни было, смерть Ивана Грозного открыла новую страницу в истории Руси.

 

Петр I Великий

(Род. в 1672 г. – ум. в 1725 г.)

Первый российский император, известный своими реформами государственного управления.

27 января 1725 г. Императорский дворец в Петербурге был окружен усиленной стражей. В страшных мучениях заканчивался жизненный путь первого российского императора Петра I. Последние десять суток судороги сменялись бредом и глубокими обмороками, а в те мгновения, когда царь приходил в себя, то от невыносимой боли ужасно кричал. За последнюю неделю, в краткие минуты облегчения, Петр трижды причащался. По его приказу из тюрем были выпущены все арестованные должники и их долги покрыты из царских сумм. Во всех церквах, включая иноверческие, о нем служили молебны. Облегчение не наступало, и 28 января в начале шестого утра император скончался.

Петр был сыном царя Алексея Михайловича и его второй жены Натальи Кирилловны Нарышкиной. Он родился 30 мая 1672 г. От первого брака с Марией Ильиничной Милославской царь имел 13 детей, но из сыновей выжило только двое – Федор и Иван. После смерти Алексея Михайловича в 1676 г. воспитание Петра проходило под присмотром старшего брата, царя Федора, являвшегося его крестным отцом. Для молодого царевича он выбрал в наставники Никиту Зотова, под влиянием которого тот пристрастился к книжкам, особенно к историческим сочинениям. Никита много рассказывал воспитаннику о прошлом Отечества, о славных деяниях предков. Подлинным кумиром для Петра стал царь Иоанн Грозный. Впоследствии Петр говорил о его правлении: «Сей государь есть мой предшественник и образец; я всегда представлял его себе образцом моего правления в гражданских и военных делах, но не успел в том столь далеко, как он. Глупцы только те, коим не известны обстоятельства его времени, свойства его народа и величия его заслуги, называют его мучителем».

После смерти в 1682 г. 22-летнего царя Федора резко обострилась борьба за престол двух семейств – Милославских и Нарышкиных. Претендентом на трон от Милославских был слабый здоровьем Иван, от Нарышкиных – здоровый, но младший Петр. По наущению Нарышкиных патриарх провозгласил царем Петра. Однако Милославские не смирились и спровоцировали стрелецкий бунт, во время которого погибли многие близкие к Нарышкиным люди. Это произвело неизгладимое впечатление на Петра, повлияло на его психическое здоровье и мировоззрение. На всю жизнь он затаил ненависть к стрельцам и ко всему роду Милославских.

Результатом бунта явился политический компромисс: на трон возвели и Ивана, и Петра, а регентшей (правительницей) при них стала царевна Софья, умная и честолюбивая дочь Алексея Михайловича от первого брака. Петр и его мать никакой роли в жизни государства не играли. Они оказались в своего рода ссылке в селе Преображенском. Петру доводилось принимать участие только в посольских церемониях в Кремле. Здесь, в Преображенском, начались воинские «потехи» молодого царя. Под руководством шотландца Менезиуса из ровесников Петра, в основном представителей знатных родов, был набран детский полк, из которого в начале 90-х гг. выросли два гвардейских полка – Преображенский и Семеновский. В них служили и будущий фельдмаршал М. М. Голицын, и потомок знатного рода Бутурлин, и сын конюха, а в будущем друг и сподвижник Петра, А. Д. Меншиков. Сам царь прошел здесь службу начиная с барабанщика. Офицерами в полках были в основном иностранцы. Вообще, иностранцы, проживавшие недалеко от Преображенского в Немецкой слободе (Кукуй), приехавшие в страну еще при царе Алексее искатели счастья и чинов, мастера, военные специалисты, сыграли в жизни Петра огромную роль. У них он учился кораблестроению, военному делу, а кроме того, пить крепкие напитки, курить, носить иноземное платье. От них он, можно сказать, впитал пренебрежение ко всему русскому. Наиболее близким к Петру стал швейцарец Ф. Лефорт.

Летом 1689 г. обострилась борьба с Милославскими. Царевна Софья, понимая, что вскоре Петр оттеснит больного Ивана и возьмет бразды правления в свои руки, стала подбивать стрельцов во главе с Шакловитым к бунту. Но эта затея провалилась: стрельцы сами выдали Петру Шакловитого, и тот, назвав под пытками многих своих единомышленников, вместе с ними был казнен. Софью же Петр заточил в Новодевичий монастырь. Так началось его единоличное правление. Иван правил лишь номинально, а после его смерти в 1696 г. Петр стал самодержцем.

В 1697 г. царь в составе Великого посольства из 50 человек под видом урядника Преображенского полка Петра Михайлова отправился за границу. Цель поездки – союз против турок. В Голландии и Англии, работая плотником на верфях, царь осваивал кораблестроение. На обратном пути, в Вене, его застало известие о новом стрелецком бунте. Петр поспешил в Россию, но в дороге узнал, что бунт подавлен, казнено 57 зачинщиков, а 4 тыс. стрельцов сосланы. По возвращении же, считая, что «семя» Милославского не истреблено, царь приказал возобновить следствие. Уже сосланных стрельцов вернули в Москву. Петр лично участвовал в пытках и казнях. Он сам рубил головы стрельцам и заставлял это делать приближенных и придворных. Многих стрельцов казнили по-новому – колесовали. Мстительность царя к роду Милославских не знала предела. Он приказал вырыть гроб с телом Милославского, привезти его на свиньях к месту казни и поставить возле плахи так, чтобы кровь казненных лилась на останки Милославского. Всего же казнено было свыше тысячи стрельцов. Их тела сбросили в яму, куда сваливали трупы животных. 195 стрельцов повесили у ворот Новодевичьего монастыря, а троих – возле самых окон Софьи, и целых пять месяцев трупы не убирали с места казни. В этом страшном деле, да и во многих других Петр по жестокости превзошел своего кумира Иоанна Грозного.

В то же самое время царь приступил к реформам с целью преобразовать Россию по западноевропейскому образцу, превратить страну в абсолютистское полицейское государство. Он хотел «все и сразу». Своими реформами Петр I поставил Россию на дыбы, но сколько людей при этом взошло на дыбу, на плаху, на виселицу! Сколько было забито, замучено… Началось все с культурных новшеств. Обязательным для всех, кроме крестьян и духовенства, стало ношение иностранного платья, армию переодевали в форменную одежду по европейскому образцу, и все, опять-таки, кроме крестьян и духовенства, обязаны были брить бороды, причем в Преображенском Петр собственноручно отрезал бороды боярам. С 1705 г. на бороды был введен налог: со служилых и приказных, торговых и посадских людей по 60 руб. в год с человека; с богатых торговцев гостиной сотни – по 100 руб.; с людей низшего звания, боярских людей, ямщиков – по 30 руб.; с крестьян – по 2 деньги каждый раз, когда они входили в город или выходили из него.

Введены были и другие новшества. Поощрялось обучение ремеслам, создавались многочисленные мастерские, на учебу за границу отправлялись юноши из знатных семей, реорганизовывалось городское управление, была проведена реформа календаря, учрежден орден Святого апостола Андрея Первозванного, открылась Навигацкая школа. Для усиления централизации управления государством вместо приказов были созданы коллегии и Сенат. Все эти преобразования проводились насильственными методами. Особое место занимали отношения Петра с духовенством. День за днем он вел наступление на самостоятельность церкви. После смерти матери Петр уже не участвовал в религиозных процессиях. Патриарх перестал быть советником царя и был исключен из царской Думы, а после его смерти в 1700 г. управление делами церкви перешло к специально созданному Синоду. И на все эти и другие преобразования накладывался необузданный нрав царя. По словам историка Валишевского: «Во все, что Петр делал, он вносил слишком много стремительности, слишком много личной грубости, и в особенности, слишком много пристрастия. Он бил направо и налево. И поэтому, исправляя, все он портил». Ярость царя, доходящая до бешенства, его глумления над людьми не знали удержу. Он мог с дикой бранью наброситься на генералиссимуса Шеина, а пытавшимся его унять близким к нему людям Ромодановскому и Зотову нанести при этом тяжелые раны: у одного оказались перерубленными пальцы, у другого – раны на голове; мог избить своего друга Меншикова за то, что на ассамблее во время танцев тот не снял шпаги; мог убить палкой слугу за то, что тот слишком медленно снял шляпу; он мог приказать, чтобы 80-летнего боярина М. Головина заставили голым, в шутовском колпаке целый час сидеть на невском льду за то, что тот отказался, одевшись чертом, участвовать в шутовском шествии. После этого Головин заболел и вскоре умер. Так царь вел себя не только дома: в копенгагенском музее Петр изуродовал мумию, потому что ему отказались ее продать для кунсткамеры. Таких примеров можно было бы привести множество.

Петровская эпоха – это время постоянных войн. Азовские походы 1695–1696 гг., Северная война 1700–1721 гг., Прутский поход 1711 г., поход на Каспий 1722 г. Все это требовало огромного количества и людей, и денег. Созданы были огромная армия и флот. Рекрутов зачастую приводили в города закованными в цепи. Многие земли обезлюдели. А вообще за время правления Петра I Россия утратила почти треть населения. Во всем государстве запрещалось рубить большие деревья, а за порубку дуба вообще полагалась смертная казнь. Для содержания армии вводились новые поборы: рекрутный, драгунский, корабельный, подворный и гербовая бумага. Вводились новые оброки: на рыбную ловлю, домашние бани, мельницы, постоялые дворы. В руки казны перешли продажа соли и табака. Даже дубовые гробы были переписаны на казну и продавались затем в 4 раза дороже. Но денег по-прежнему не хватало.

Тяжелый характер Петра отразился и на его семейной жизни. Еще в 16-летнем возрасте мать, чтобы отвадить от Немецкой слободы, женила его на Евдокии Лопухиной, которую он никогда не любил. Евдокия родила ему двоих сыновей: Александра, умершего в младенчестве, и Алексея. После смерти Натальи Кирилловны отношения между супругами резко обострились. Петр даже хотел казнить жену, но ограничился лишь насильственным пострижением ее в монахини в Покровском монастыре в Суздале. 26-летней царице не дали ни копейки на содержание, и она вынуждена была просить денег у родственников. В то же время у Петра в Немецкой слободе были две любовницы: дочь серебряника Беттихера и дочь виноторговца Монса – Анна, которая и стала первой титулованной фавориткой царя. Ей он дарил дворцы, поместья, но когда открылась ее любовная связь с саксонским посланником Кейзерлингом, мстительный Петр отобрал почти все, что подарил, и даже некоторое время держал ее в тюрьме. Злопамятный, но не безутешный любовник, он быстро нашел ей замену. В числе его фавориток были в одно время и Анисья Толстая, и Варвара Арсеньева, и ряд других представительниц знатных родов. Нередко выбор царя останавливался и на простых служанках. В 1703 г. появилась еще одна женщина, сыгравшая особую роль в жизни монарха, – Марта Скавронская, ставшая впоследствии под именем Екатерины Алексеевны женой Петра. После занятия русскими войсками Мариенбурга она была служанкой и любовницей фельдмаршала Б. Шереметева, затем А. Меншикова, который и представил ее царю. Марта приняла православие, родила Петру трех дочерей и сына, Петра Петровича, умершего в 1719 г. Но только в 1724 г. Петр ее короновал. В это же время разразился скандал: царю стало известно о любовной связи Екатерины и Виллема Монса, брата бывшей фаворитки. Монс был казнен, а его голова в банке со спиртом по приказу царя несколько дней находилась в спальне жены.

На фоне этих событий ярко выделяется трагедия сына Петра – Алексея. Страх его перед отцом доходил до того, что он, по совету друзей, даже хотел отказаться от наследства. Петр усмотрел в этом заговор и приказал упечь сына в монастырь. Алексей бежал и укрылся со своей любовницей сначала в Вене, а затем в Неаполе. Но их нашли и выманили в Россию. Отец обещал сыну прощение, если тот назовет имена сообщников. Но вместо прощения Петр отправил его в каземат Петропавловской крепости и повелел начать следствие. За неделю царевича пытали пять раз. При этом присутствовал и сам отец. Чтобы прекратить муки, Алексей оговорил себя: дескать, хотел добыть престол с помощью войск австрийского императора. 24 июня 1718 г. суд, состоявший из 127 человек, единогласно приговорил Алексея к смерти. Выбор казни был отдан на усмотрение царя. О том, как погиб Алексей, известно мало: то ли от яда, то ли от удушения, то ли ему отрубили голову, то ли он умер под пыткой. Однако участники следствия получили награды, звания, деревни. На следующий же день Петр пышно отпраздновал девятую годовщину Полтавской битвы.

С окончанием Северной войны в 1721 г. Россия была провозглашена империей, а сенат удостоил Петра титулами «Отец Отечества», «Император» и «Великий».

Бурная жизнь царя «подарила» ему к 50 годам букет болезней, но больше всего он страдал от уремии. Не помогали и минеральные воды. Последние три месяца Петр в основном провел в постели, хотя в дни облегчения принимал участие в празднествах. В середине января приступы болезни участились. Нарушение функций почек привело к закупорке мочевыводящих путей. Сделанная операция ничего не дала. Началось заражение крови. Остро встал вопрос о престолонаследии, поскольку сыновей царя к этому времени не было в живых. 27 января Петр захотел написать распоряжение о преемстве престола. Ему дали бумагу, но он смог написать всего два слова: «Отдайте все…» Кроме того, у него отнялась речь. На следующий день он скончался в страшных муках. Тело его оставалось непогребенным 40 дней. Оно было выставлено на бархатной, расшитой золотом постели в дворцовой зале, обитой коврами, которые Петр получил в подарок от Людовика XV во время своего пребывания в Париже. Императрицей была провозглашена его жена Екатерина Алексеевна.

 

Екатерина II Великая

(Род. в 1729 г. – ум. в 1796 г.)

Российская императрица с 1762 по 1796 г., пришедшая к власти в результате организованного ею государственного переворота. Проводила политику просвещенного абсолютизма.

По словам знаменитого русского историка Н. М. Карамзина, Екатерина «очистила самодержавие от примеси тиранства». Если иметь в виду ее стремление к утверждению в России законности и созданию условий для благополучия своих подданных, то эти слова следует признать справедливыми. Но если учитывать ряд характерных черт правления императрицы, неизбежных в период господства абсолютизма, то мнение Карамзина можно оспорить. Екатерина, несмотря на либерализацию правления, оставалась тираном уже в силу того, что являлась абсолютным монархом, то есть обладала полнотой власти, ничем не ограниченной, а саму власть получила в результате переворота, то есть насильственным путем.

Отец будущей российской императрицы, Христиан Август Ангальт-Цербстский, принадлежал к числу многочисленных германских принцев, которые не могли претендовать на наследование трона и вынуждены били служить своим более счастливым собратьям. Поэтому Христиан Август был сначала генерал-майором прусской армии и командовал полком, позже дослужился до фельдмаршала и стал губернатором Штеттина.

Иоганна Елизавета, мать девочки, при рождении нареченной Софией Августой Фредерикой Амалией, была принцессой Голштинского дома и через многочисленных родственников находилась в родстве со многими правящими домами Европы. Иоганна Елизавета была красива, легкомысленна и не единожды давала поводы к подозрениям в супружеской неверности. Впоследствии это породило слухи о том, что настоящим отцом Софии Августы Фредерики Амалии был прусский король Фридрих II, что, однако, не подтверждено серьезными исследователями.

Вместе с матерью, любившей перемену мест, принцесса много путешествовала. В 1739 г. она побывала в Эйтине, куда съехались члены Голштинского дома. Здесь она впервые увидела юного герцога Карла Петера Ульриха, благодаря кровным связям могущего претендовать сразу на две короны – шведскую и российскую. Слабый и хилый родственник не понравился принцессе. Но именно на этого герцога, когда пришло время позаботиться о наследнике престола, пал выбор бездетной русской императрицы Елизаветы. Она вызвала племянника из Голштинии, крестила его в православие под именем Петра Федоровича и сделала великим князем.

Теперь наследника нужно было женить. Среди немецких принцесс кандидаток было множество. Но Фридрих II Прусский особенно рекомендовал принцессу Ангальт-Цербстскую, и Елизавета вняла совету. 17 января 1744 г. вместе с матерью пятнадцатилетняя София Августа Фредерика отправилась в далекий Петербург, была крещена в православие под именем Екатерины и в начале 1745 г. обвенчана с великим князем Петром.

С первых же месяцев брака Екатерина оказалась в достаточно сложном положении. Елизавета невзлюбила невестку. Она казалась императрице слишком умной, а потому опасной. Не радовал и муж, который не мог исполнять супружеские обязанности. На брачном ложе Петр играл с куклами-марионетками и солдатиками, а шокированная этим Екатерина изгоняла его из спальни. Екатерина жила в атмосфере постоянной слежки и недоброжелательства, хотя не имела недостатка в нарядах и драгоценностях.

Однако молодая княгиня сумела не сломаться, обеспечила себе добрую славу в государстве и даже обзавелась любовниками. Нашла она друзей и среди молодых придворных. По ночам несколько приближенных тайно собирались в ее покоях и устраивали веселые пирушки. Иногда Екатерина тайком покидала дворец. Все это оставалось незамеченным и сходило ей с рук.

Однако эти развлечения быстро наскучили Екатерине. Все больше времени она стала уделять серьезному чтению – книгам Вольтера, Дидро, Монтескье, античных авторов. Одновременно она старалась постигнуть обычаи народов России, русские традиции, интересовалась историей страны и бытом простых людей.

Через несколько лет после заключения брака по приказу Елизаветы, встревоженной отсутствием у молодой четы наследников, великая княгиня была подвергнута медицинскому освидетельствованию. Петру была сделана операция. После этого 20 сентября 1754 г. Екатерина родила сына Павла. Однако к этому времени она уже имела в любовниках молодого гвардейца Сергея Салтыкова, что дало повод к версии о том, что император Павел не был сыном Петра III. Вопрос этот и поныне остается без ответа. Тем более, в мемуарах Екатерины есть намеки на то, что ее свели с Салтыковым специально, по приказу Елизаветы, дабы обеспечить рождение наследника трона. В то же время некоторые исследователи считают, что все это придумано императрицей, чтобы поставить под сомнение права сына на престол. В доказательство они приводят факт внешнего сходства между отцом и сыном.

К моменту смерти Елизаветы, последовавшей 25 декабря 1761 г., отношения между Екатериной и Петром совсем испортились. Петр обзавелся любовницей, отличавшейся редкой некрасивостью фрейлиной Елизаветой Воронцовой. Было весьма вероятно, что новый император отошлет жену в монастырь, а императрицей сделает Воронцову. Во всяком случае, он неоднократно заявлял об этом, а однажды даже решил заключить жену в крепость, но придворные отговорили его от скандального шага. Екатерина, давно нашедшая сторонников среди придворных и военных, отрицательно относившихся к вечно пьяному и невоздержанному императору, сверх меры увлеченному прусскими порядками, решилась на переворот.

Безмерно преданный Екатерине гвардеец Григорий Орлов привлек к заговору своих братьев и других сторонников великой княгини из гвардии. 28 июня 1762 г. брат Григория, Алексей Орлов, разбудил Екатерину и отвез ее в казармы Измайловского полка. Там ее провозгласили императрицей. То же повторилось в казармах Семеновского полка. Солдаты и офицеры сбросили введенную Петром и ненавистную им форму прусского образца и надели русские мундиры. Вскоре в Казанском соборе духовенство тоже провозгласило Екатерину императрицей, а в Зимнем дворце приступили к присяге гражданских и военных чинов.

Арестованного Петра отвезли в небольшое местечко Ропшу неподалеку от Петербурга. Там его сторожили несколько офицеров и около сотни солдат. Просьба Петра прислать ему его врача, арапа, обер-камердинера, скрипку и мопса была выполнена. Однако врача Людерса пришлось долго уговаривать. Время показало, что боялся он недаром.

В начале июля Алексей Орлов неожиданно прислал Екатерине письмо, написанное в большой спешке и великом испуге. Он сообщил о внезапной смерти императора. Тот, якобы будучи пьяным, впал в буйство, а когда его схватили, внезапно умер. Официальной же причиной смерти, сообщенной за границу, были названы приступ геморроидальных колик, которыми уже давно страдал бывший император, и прилив крови к мозгу, т. е. инсульт. Екатерина тоже была перепугана и очень боялась, что ее сочтут виновной в смерти мужа. Подозрение это падает тенью на ее имя до сих пор, но так и остается только подозрением. А сам факт смерти Петра был воспринят в России и за границей спокойно.

Первые пять лет на троне дались Екатерине нелегко. Она была вынуждена контролировать свои поступки в соответствии с настроениями различных придворных группировок, оглядываться на мнение венценосных кузенов за рубежом. Она не могла не понимать, что трон узурпировала, а в глазах народа остается чужеземкой, поэтому действовала с огромной осторожностью. С первых же шагов Екатерина показала, что не отличается злопамятностью. После свержения Петра III, вопреки обыкновению, никто из его приближенных не был отправлен в Сибирь. Даже его любовница, доставившая новой императрице много тяжелых минут, связанных с перспективой отправки в монастырь, не пострадала. Напротив, ее дочь стала фрейлиной императрицы.

На своих приближенных, бывших главными исполнителями ее воли, Екатерина старалась воздействовать не страхом, а убеждением. Будучи тонким психологом, она умела повлиять на их честолюбие, чувство долга, преданность лично ей. Однако наряду с этим сверх меры задаривала вельмож из ближайшего окружения и фаворитов. Все щедро награждались титулами, чинами, пенсиями, деревнями с крепостными крестьянами, ценными подарками.

В то же время допускался произвол в отношении российских граждан, особенно тех, кто отличался свободомыслием. Судьбы Н. И. Новикова и А. Н. Радищева служат тому примерами. Просветитель и литератор Новиков принадлежал к масонам, а Екатерина видела в них угрозу своей власти. Он был заподозрен в попытке сделать масоном наследника и заключен в Шлиссельбургскую крепость. А Радищева императрица тоже объявила мартинистом, то есть представителем одного из самых радикальных направлений масонства, и проповедником «заразы французской», то есть революционных идей. Автор «Путешествия из Петербурга в Москву» был сослан в Сибирь, и вернул его оттуда только Павел.

В первые годы правления Екатерина уделила много внимания борьбе с лихоимством. Но к жалобам на злоупотребления местных властей и помещиков, поступавшим от крестьян, относилась отрицательно. Не без ведома императрицы все челобитные возвращались подателям, а в августе 1767 г. вышел сенатский указ, окончательно запретивший крестьянам жаловаться на своих помещиков. Нарушителям, пытавшимся отдать челобитную в собственные руки императрицы, грозило наказание кнутом и ссылка «в вечную работу в Нерчинск».

Воцарение Екатерины II в основном стало благом для варварской страны, где подданных публично четвертовали, наказывали кнутом, где в судопроизводстве широко применялись пытки. Новая императрица предпочитала иные средства воздействия на приближенных и преследовала цели, направленные на улучшение положения российских народов, независимо от национальности и вероисповедания. Недаром в одном из частных писем она заметила: «Держусь правила, что злым надо делать как можно менее зла; зачем следовать примеру злых?» Однако смертная казнь была сохранена, а многие исследователи ставят Екатерине в вину применение плетей в судопроизводстве, хотя в те времена это не квалифицировали как пытку.

Безусловно, к числу «тиранских» действий Екатерины относится окончательное закрепощение крестьян и ликвидация автономий Украины, Лифляндии (Литвы) и Эстляндии (Эстонии). Эти автономии императрица считала «глупостью» и стремилась к тому, чтобы они «перестали глядеть, как волки в лесу». При этом следует учитывать, что господствующей формой правления для лидирующих европейских стран в ХVIІI в. был абсолютизм, при котором монарху принадлежала неограниченная власть. В этой ситуации любые вольности (а именно их требовала украинская казацкая старшина) правительнице представлялись абсолютно недопустимыми и даже вредными.

Тираническую жесткость Екатерина проявляла и во внешней политике, особенно в отношении Польши, приняв участие в ее разделе. Вместе с прусским королем Фридрихом II она в октябре 1763 г. посадила на польский трон своего бывшего любовника Станислава Августа Понятовского. При выборах короля немаловажную роль сыграла угроза, высказанная императрицей польскому послу, «населить Сибирь моими врагами и спустить [на польские земли] запорожских казаков».

Польша (Речь Посполитая), в составе которой в то время находилась часть украинских земель и вся Белоруссия, традиционно интересовала Россию, стремившуюся к расширению своей территории. Коренное население названных земель было православным и подвергалось притеснениям со стороны католической шляхты. Екатерина воспользовалась этим. Требуя уравнять в правах католиков и православных, она вскоре после избрания на трон ее ставленника Станислава Августа ввела в Речь Посполитую войска. Польский король стал послушной марионеткой в руках российского двора. Даже после того как проблема с урегулированием прав православных была решена, российские войска по-прежнему оставались на польских землях.

Польская шляхта не хотела мириться с создавшимся положением и начала искать союзников среди соседей. Ее интересы совпадали с интересами турков. Заручившись поддержкой Франции, Турция, обеспокоенная опасной близостью сильной российской армии, потребовала от императрицы немедленного выведения войск с территории Речи Посполитой. Возможно, еще долго длились бы дипломатические игры, но казаки напали на пограничное местечко, где жили и поляки, и турки. Турция немедленно объявила войну, которая продлилась 6 лет, с 1768 по 1774 г.

Русский флот, состоявший всего из 15 кораблей, как и его командир Алексей Орлов, был мало подготовлен к борьбе с сильным турецким флотом. Тем не менее русские сумели обогнуть Европу, войти в Средиземное море и в знаменитом Чесменском сражении 26 июня 1770 г. сжечь 15 линейных кораблей, 6 фрегатов и около полусотни мелких турецких судов. Не менее удачными были и военные действия на суше. Были взяты Хотин, Яссы, Бухарест, Азов, Таганрог, очищены от османов Валахия и Молдова, заняты Перекоп, Керчь, Ялта.

Прусский король и австрийский император, озабоченные успехами русского оружия, предложили России раздел Речи Посполитой, чтобы лишить ее возможности контролировать всю Польшу. 7 сентября 1772 г. посланники России и Пруссии пере дали польским властям объявления о разделе государства. Польский сейм признал его, король тоже не стал протестовать, и политический разбой троих союзников завершился полным успехом. Россия сначала получила большую часть белорусских земель, а в следующем году, в результате Второго раздела Речи Посполитой – часть Восточной Белоруссии и Правобережную Украину.

В 1794 г. на бывших польских землях началось восстание под предводительством Тадеуша Костюшко, которое быстро было подавлено. Русские генералы во главе с А. Суворовым действовали крайне жестоко, а императрица их поощряла. Недаром после кровавого избиения повстанцев при взятии Варшавы она приветствовала Суворова как героя.

В 1796 г. последовал Третий раздел Речи Посполитой, надолго покончивший с польской государственностью. А Россия опять увеличила свою территорию за счет Западной Белоруссии, Западной Волыни, Литвы и Курляндии, но приобрела для себя серьезную внутреннюю национальную проблему.

На новых землях жило большое количество евреев. Вначале императрица уравняла их в правах с остальным населением. Но очень скоро возник печально известный указ о черте оседлости, по которому евреи могли жить только в четко определенных местах. Считают, что в этом вопросе на Екатерину сильное влияние оказало русское купечество, боявшееся конкуренции. Для купцов гораздо удобнее было прежнее уложение, с запретом евреям въезда в Россию, существовавшее еще при Елизавете и Екатериной так и не отмененное.

Особую главу в жизни Екатерины составляют ее взаимоотношения с европейскими просветителями и попытки реализовать их идеи на практике, что, в конечном итоге, создало ей в Европе репутацию «просвещенной монархини». В то время многие европейские правители разделяли идеи Просвещения. К ним относились австрийский император Иосиф II, прусский король Фридрих II и др., чьи методы правления явно отличаются признаками тирании. Но наибольшую активность проявляла именно Екатерина, состоявшая в переписке с Вольтером и другими видными авторами идей эпохи Просвещения.

Впрочем, в России потомки отнеслись к этой стороне деятельности императрицы отрицательно. Многие, в том числе молодой Пушкин, считали, что слова ее расходились с делом, что в ее письмах не было искренности, а имело место лишь стремление произвести впечатление на философов и использовать их в собственных целях. Примерно такую же оценку «просвещенности» Екатерины дал и Энгельс. Вслед за ним советская историческая наука иначе как лицемеркой императрицу не называла.

Однако просветители во главе с Вольтером сами закрывали глаза на многие действия Екатерины, видя в ней не только наследницу, но и реализатора своих идей. Недаром даже после пугачевского восстания, о котором за границей хорошо знали, Вольтер не перестал славить ее на всю Европу, а Пугачева рекомендовал «без промедления» повесить.

Приверженность императрицы идеям Просвещения, несомненно, была искренней. К ним она пристрастилась еще в ту пору, когда, третируемая мужем и властительной свекровью, находила утешение в чтении. А в бытность императрицей свои нововведения стала проводить под флагом Просвещения. В то же время нельзя не отметить, что в письмах к просветителям желаемое часто выдавалось за действительное, а ситуации сильно приукрашивались.

Несмотря на прочное положение на троне, Екатерине долгое время приходилось отстаивать свое право на власть, причем, как считают многие, методами, делавшими честь любому тирану. Поводом для такого мнения послужил ряд ситуаций, достойных стать сюжетом для авантюрных романов (не единожды именно так они и использовались).

В наследство от Елизаветы Екатерина получила политического узника, сам факт существования которого висел над ней дамокловым мечом. Гвардейский переворот, в результате которого Елизавета пришла к власти, сверг с трона императора-младенца Ивана VI, правнука русского царя Ивана V. Новая императрица не решилась умертвить законного государя. Под именем Иоанна Антоновича (отцом императора был принц Антон Ульрих Брауншвейгский) он был заключен в Шлиссельбургскую крепость. Узник, несмотря на явную невменяемость, был опасен самим фактом своего существования, так как давал соблазн для нового переворота. Поэтому Елизавета приказала охранникам убить Иоанна Антоновича, если кто-либо попытается его освободить. Петр III, а потом Екатерина оставили этот приказ в силе. Поэтому в 1764 г., когда поручик В. Я. Мирович предпринял такую попытку, узник был убит. В истории правления Екатерины этот факт до сих пор покрыт завесой тайны. Достоверных свидетельств того, что поручик действовал не по собственному почину, а по наущению императрицы, не существует.

Не менее яркой, но более таинственной, является история княжны Таракановой – авантюристки, выдававшей себя за дочь Елизаветы и ее фаворита А. Г. Разумовского. По расхожей версии, ее, влюбив в себя, обманом заманил в Россию Алексей Орлов. Там княжна оказалась в заточении и якобы была убита по приказу императрицы. Подлинное имя Таракановой до сих пор неизвестно. Однако и в этом случае роль Екатерины как организатора убийства остается недоказанной и базируется только на предположениях.

Нельзя не отметить, что тирания Екатерины носила чисто женский характер. Прославленная на всю Европу правительница оставалась до мозга костей женщиной, со всеми присущими женской натуре недостатками, в частности резкими перепадами настроения. Особенно явно это стало проявляться в преклонных годах, когда истрепанные долгим напряжением нервы заставляли ее срываться на приближенных. Потом она просила прощения у обиженных, старалась быть ласковой. Однако сказанное оставляло тяжелый осадок в настроении близких ей людей. Именно это происходило со знаменитым поэтом Державиным, бывшим одно время статс-секретарем императрицы (справедливости ради следует заметить, что поэт и сам обладал весьма нелегким характером).

Одним из главных упреков в адрес Екатерины являются ее многочисленные фавориты, точное количество которых никому не известно. Даже ссылка на то, что фаворитизм был достаточно распространенным явлением при дворах той чувственной и далеко не пуританской эпохи, не обеляет ее в глазах современников и потомков и ставит на одну доску с древними и современными ей правителями-тиранами.

Но кто знает, как сложилась бы ее судьба, если бы в браке она обрела любовь, к которой всегда стремилась. Неудачный брак наложил отпечаток на всю ее жизнь. И вряд ли Екатерину, вопреки мнению многих, следует обвинять в банальном разврате. В двусмысленную ситуацию ее поставили обстоятельства, да и нравы, принятые при европейских дворах. Стоит вспомнить, что именно в эту эпоху появились романы маркиза де Сада, пользовавшиеся огромной популярностью и имевшие последователей. Сама же императрица ничего подобного не делала. И уж в интимной сфере она была далека от римских императоров-тиранов, прославившихся в веках развратным поведением. Все россказни относительно оргий являются чистейшим вымыслом, созданным в угоду либо любителям исторической клубнички, либо политической конъюнктуре.

Умерла Екатерина внезапно. 5 ноября 1796 г. она потеряла сознание, а утром следующего дня скончалась. Трон унаследовал ее сын, Павел Петрович, к которому слово «тиран» применимо гораздо в большой степени, чем к его матери, хотя на престол он взошел вполне законным путем.

 

Владимир Ильич Ленин

(Род. в 1870 г. – ум. в 1924 г.)

Идейный и практический руководитель Октябрьского восстания в России. Основатель и руководитель Российской Коммунистической партии (большевиков) и Советского государства, вдохновитель и организатор «красного террора».

История ХХ века целиком связана с именем этого человека. Земной бог, гений, вождь мирового пролетариата – таким он являлся для миллионов людей много десятилетий. Нет ни одного города, ни одного села в бывшем СССР, где бы ему не был поставлен памятник или бюст, где бы его именем не назвали улицу или площадь. И это не только в СССР.

Генеалогическое древо семьи Ульяновых скорее всего напоминает генеалогический коктейль – столько там смешано различных кровей. Прадед Ленина по материнской линии, торговец-еврей из Волынской губернии Мойше Бланк был женат на шведке Анне Карловне Остедт; дед – выкрест – врач Александр Бланк – сделал блестящую карьеру, дослужившись до статского советника, и был приписан к дворянству Казанской губернии, где купил имение Кокушкино и до 1861 г. имел крепостных крестьян. В браке с А. Г. Гросскопф, немкой по происхождению, у него было 5 дочерей, одна из которых, Мария, стала матерью Володи Ульянова. Прадед по отцовской линии был крепостным, дед – мещанином-портным. Только после 50 лет он женился на дочери крещеного калмыка, бывшей младше его почти на 20 лет. У них родилось трое сыновей и две дочери. Илья, отец Владимира, был самым младшим в семье. Большую помощь в его образовании и становлении оказал зажиточный старший брат. С 1869 г. семья Ульяновых поселилась в Симбирске (Ульяновске), где в апреле 1870 г. родился Владимир. Илья Николаевич прошел путь от рядового педагога до инспектора народных училищ Симбирской губернии, став вскоре их директором. За свою деятельность он награждался орденами, получил чин действительного статского советника (штатский генерал), что давало дворянство. Мать, хоть и не кончала университетского курса, была весьма образованной женщиной. В семье росли 3 сына и 3 дочери. Ульяновы ни в чем не нуждались: имели кухарку, няню, в случае необходимости нанимали работников.

В гимназии Володя учился прекрасно, был первым учеником и не раз получал похвальные листы от директора Ф. М. Керенского, отца будущего премьера России. Родители много сделали для создания в семье демократической, гуманной обстановки. Однако друзей в гимназии у Володи было мало. Любимчик в семье, постоянно находившийся в центре внимания, захваленный и учителями, и родителями, считавшими его гением, – он рос самоуверенным, с большим самомнением. Утверждая свое лидерство, не останавливался ни перед грубым моральным давлением, ни перед открытой нетерпимостью к иным взглядам. Эти качества характера Володи с годами прогрессировали.

В 1886 г. вроде бы прочное положение семьи Ульяновых пошатнулось – внезапно в 54 года умер отец, а в следующем году за участие в террористической организации был арестован старший сын Александр. Обращение матери к царю с просьбой о помиловании не дало результата. Сам Александр отказался подать прошение и был повешен. Это потрясло Владимира и подтолкнуло его к выбору пути. Да и власти во многом этому поспособствовали. Как и на многих молодых людей, большое влияние на 18-летнего Владимира оказала книга Н. Г. Чернышевского «Что делать?», а также идеи народовольцев. Он в это время только начал учиться на первом курсе Казанского университета. Большую помощь в поступлении в университет ему, брату государственного преступника, оказала блестящая характеристика, данная Ф. М. Керенским. Но Владимиру не удалось закончить даже первый семестр. В декабре 1887 г. за участие в студенческой сходке он был исключен и выслан из Казани в Кокушкино. Просьбы матери о восстановлении сына в университете результата не дали. Директор департамента полиции П. Н. Дурново на прошении Марии Александровны наложил резолюцию: «Едва ли можно что-нибудь предпринять в пользу Ульянова». Теперь у Владимира появилось много свободного времени. Он много читал, занимался самообразованием и тогда же познакомился с марксизмом. Ему нравился «силовой», революционный дух марксистской теории, а у Чернышевского – идея о профессиональных революционерах, которые, нигде не работая и даже проживая вне пределов отечества, присваивали себе право решать судьбоносные вопросы за миллионы людей. А еще ему запали в душу идеи Нечаева с его «Катехизисом революционера»: «Нравственно… все, что способствует делу революции». С этих позиций Ленин впоследствии будет поучать молодежь на III съезде РКСМ. По его мнению, в политике нет места нравственности, там властвует только целесообразность. «Иной мерзавец, – говорил он, – может быть для нас именно тем полезен, что он мерзавец». Но все это впереди. А тогда большое влияние на него оказал Н. Е. Федосеев, молодой, но популярный марксист, составивший для просвещения будущих социал-демократов подробные списки-программы: что читать и на что обращать особое внимание.

Активно постигая марксизм, Владимир все же подготовился и успешно сдал экстерном экзамены за курс Петербургского университета. В 22 года он стал юристом и был зачислен помощником присяжного поверенного Самарского окружного суда. На этом поприще у него никаких успехов не было, вскоре он прекратил свою трудовую деятельность и больше нигде не работал. Правда, мать сделала попытку приобщить сына к труду, когда в 1889 г., продав свою часть имения, купила хутор с 83 десятинами земли и даже обзавелась скотиной. Но Володя жил здесь, как на даче. Единственное, в чем он преуспел, так это в выигранной судебной тяжбе с местными крестьянами, скотина которых забрела в угодья Ульяновых. Впоследствии хутор сдали в аренду, что давало немалый доход в семейный бюджет.

В 1894 г. Владимир приехал в Петербург и довольно быстро установил связи с марксистами города. Уже в следующем году он создал «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Правда, в том же году все члены «Союза» были арестованы и сосланы. Но в отличие от других поехавших на Север, Владимир Ульянов стараниями матери, «ввиду слабости здоровья», был отправлен в Красноярский край в село Шушенское. В 1898 г. там состоялась скромная свадьба Владимира с Надеждой Константиновной Крупской, тоже ссыльной, знакомой еще по Петербургу. Она приехала к нему с матерью, которая сопровождала ее везде. По воспоминаниям Крупской, еще до того, как они поженились, Володя как ссыльный получал 8 рублей казенных денег на неделю, ему забивали барана и кормили им, пока не съест, потом забивали корову. Это не считая шанежек и молока, которое он получал постоянно. Кроме того, Владимир был страстным охотником. Когда же он женился, семье выделили больший дом и огород, но поскольку Н. Крупская была плохой хозяйкой, хозяйство вела ее мать, а для работы в доме и на огороде наняли девочку-работницу.

По окончании срока ссылки В. Ульянов по паспорту на фамилию Ленин, которая со временем станет его окончательной партийной кличкой, вместе с женой выехал за границу. Ему теперь предстояла борьба за лидерство в Российской социал-демократической партии (РСДРП), созданной в 1898 г. С. И. Радченко, когда Ульянов находился в ссылке. В 1903 г. Ленин на II съезде РСДРП сознательно пошел на раскол социал-демократии. Внесенные им в программу партии и устав положения о диктатуре пролетариата, национализации собственности и обязательном участии в работе партии заставили большинство участников в знак протеста уйти со съезда. Оставшиеся же при выборах руководства раскололись на большевиков – сторонников Ленина – и меньшевиков – сторонников Плеханова. Хотя Ленин теперь присвоил себе право выступать от имени большинства, на самом деле его сторонники представляли собой незначительную группу среди социал-демократии. Во время революции 1905–1907 гг. Ленин только раз посетил Россию. В декабре 1905 г. он провел в Таммерфорсе (ныне Тампере, Финляндия) партийную конференцию, где дал своим сторонникам очередные указания. После этого Ленин покинул Россию и до 1917 г. проживал в Западной Европе, где ему приходилось постоянно доказывать свое право на лидерство в борьбе с Плехановым и Троцким.

За границей В. Ленин и Н. Крупская жили довольно неплохо. Надежда Константиновна впоследствии вспоминала: «Расписывают нашу жизнь как полную лишений. Неверно это. Нужды, когда не знаешь на что купить хлеба, мы не знали. Разве так жили товарищи эмигранты? Бывали такие, которые по два года ни заработка не имели, ни из России денег не получали, форменно голодали. У нас этого не было. Жили просто, это правда». Ленин получал гонорары, правда небольшие, за свое литературное творчество, присылала деньги и мать. Неплохой источник к существованию давала партийная касса, которой он непосредственно распоряжался. Деньги в кассу в основном поступали от экспроприаций – ограблений, хотя и запрещенных IV съездом РСДРП. Руководили террористической организацией, добывающей деньги, большевики Сталин (Джугашвили) и Камо (Тер-Петросян). Самой крупной их акцией стал захват 26 июня 1907 года 340 тыс. руб., перевозимых в банк в Тифлисе. Подобные деяния являлись фактически уголовной страницей партии Ленина. Из партийной кассы он получал порядка 350 франков, что по тем временам представляло среднюю зарплату европейского рабочего. Партийную кассу, а также и личный бюджет Ленина пополняло и весьма интересное меценатство. Миллионер Савва Морозов, многие годы жертвовавший деньги большевикам, в мае 1905 г. покончил с собой, передав им через Горького (по другой версии – через М. Ф. Андрееву) свыше 100 тыс. рублей. Его племянник фабрикант Н. П. Шмидт при весьма загадочных обстоятельствах покончил с собой в 1907 г. в тюрьме. Большая часть его имущества, правда с приключениями, тоже перешла в партийную кассу. Сюда же поступали деньги от Горького, предпринимателя А. И. Ермасова и ряда других состоятельных людей.

Питались Ленин и Крупская в эмигрантских столовых, где зачастую трапезы перерастали в партийные диспуты и споры. Иногда они превращались в ссоры, грозившие возникновением потасовки, и тогда Ленин тут же покидал столовую. Но когда мать присылала из России различные балыки и разносолы, лидер социал-демократии сразу переставал ходить в столовую, не желая делиться гостинцами с товарищами.

Находясь в эмиграции, Ленин сумел превратить партию большевиков в партию профессиональных революционеров, своего рода орден – орудие захвата власти. Известие о Февральской революции 1917 г. застало его в Швейцарии, и он с группой товарищей тут же стал готовиться к отъезду. Но приезд в Россию был связан с большими трудностями – шла Первая мировая война. Вот тут-то и помогли немцы, которым прибытие в Россию революционера, постоянно выступающего за немедленное прекращение империалистической войны и превращение ее в гражданскую, было крайне выгодно. Решение на проезд через территорию Германии принималось на самом высоком уровне: генштаб, МИД, кайзер Вильгельм II. Кроме того, немцы выделили огромные средства для деятельности Ленина, направленной на захват власти. Уже к июлю 1917 г. большевики издавали 41 газету с ежедневным тиражом в 320 тыс. экземпляров, 27 из которых выходили на языках народов России, и купили в собственность типографию за 260 тыс. рублей. Чуть позже Ленин с лихвой отблагодарил своих благодетелей, подписав с ними в марте 1918 г. сепаратный Брестский мир. Прибыв в апреле 1917 г. через Германию, Швецию и Финляндию в Россию, он тут же, в условиях сложившегося двоевластия – Временное правительство и Советы, – стал готовить свою партию к захвату власти. В июне на I съезде Советов под смех делегатов Ленин от имени партии большевиков заявил о претензиях на власть. Да, тогда многие смеялись, но уже 4 июля большевики пошли на путч. Эта затея провалилась, мало того, началось расследование связей Ленина с немцами, и 7 июля был выписан ордер на его арест как немецкого шпиона. Ленин вынужден был скрыться: вначале в Разливе, прячась вместе с Зиновьевым у рабочего Емельянова, затем в Финляндии. Связь с партией он держал через Сталина. В июле-августе он написал письма в ЦК с требованием готовить вооруженное восстание. Не все в партии были с этим согласны, подготовка к восстанию шла крайне вяло. Тогда Ленин 1 октября нелегально прибыл в Петроград и взял дело в свои руки: были созданы Политбюро, штаб восстания. Но и теперь ряд соратников – Каменев, Зиновьев, Троцкий – по разным, правда, причинам – выступали против восстания. Дошло даже до того, что Ленин потребовал исключить Каменева и Зиновьева из партии и расстрелять Антонова-Овсеенко за медлительность в подготовке восстания. Однако все уладилось. Попытки Временного правительства, к этому времени уже крайне слабого, противостоять большевикам успехом не увенчались. 25 октября переворот был совершен и большевики пришли к власти. Правда, без помощи левых эсеров, самой многочисленной тогда партии, они вряд ли бы победили.

На II съезде Советов сразу же приняли декрет «О мире», а по требованию левых эсеров – декрет «О земле», по которому земля переходила крестьянам; было создано правительство – Совнарком, во главе с Лениным, и ВЦИК во главе с Каменевым. Через несколько дней после этих событий Горький сказал о Ленине: «Это не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата». Это соответствовало действительности: первое мероприятие Ленина по насаждению, как он говорил, диктатуры пролетариата – подавление выступлений рабочих-железнодорожников. В знак протеста против этого со своего поста ушел Каменев, а его место занял Я. Свердлов. Были закрыты все небольшевистские газеты; для подавления любого недовольства создана ВЧК – «карающий меч революции» – во главе с Ф. Дзержинским. Охрану Кремля и самого Ленина осуществляли только интернационалисты – латышские стрелки.

Сразу же после захвата власти Ленин начал переговоры с немцами, заключив в марте 1918 г. с ними позорный для России Брестский мир, по которому немцам отходил почти 1 млн кв. км российской территории, выплачивалась громадная контрибуция, армия и флот подлежали демобилизации. Такова была плата Ленина Германии за захват и удержание власти.

После большевистского переворота народ ничего из обещаний Ленина не получил, зато получил гражданскую войну.

Первым шагом Ленина в укреплении власти был разгон Учредительного собрания, отказавшегося признать навязываемую народу диктатуру пролетариата. Это собрание, которое должно было утвердить постоянную законную власть, основанную на демократических началах, грозило большевикам потерей завоеванного в октябре 1917 г. Теперь, после его роспуска можно было переходить к террору, главным орудием которого стала ВЧК. Россия, по мнению Ленина, должна была сгореть, как дрова, в топке мировой революции, т. е. дать ему возможность осуществить идею мировой революции и мировой диктатуры пролетариата за счет России. При этом необходимо было уничтожить буржуазию как класс. Путем обысков и реквизиций за короткий срок у населения изъяли 2,5 млрд золотых рублей, не считая украшений и драгоценных камней. Ценности уходили в заграничные банки – на личные счета, а также на финансирование деятельности иностранных коммунистических партий. В то же время происходила национализация промышленности и изъятие хлеба у крестьян – продразверстка. «Практически мы забирали все излишки хлеба, – писал позднее Ленин, – а временами… и часть хлеба, которая нужна была крестьянину, чтобы прокормить себя». «Ни один пуд хлеба, – учил вождь, – не должен оставаться в руках держателей. Объявить всех имеющих излишек хлеба и не вывозящих его на ссыпные пункты врагами народа…» Ленин также предложил выделять часть конфискованного зерна доносчикам-информаторам. Хлеб давал власть. «Распределяя его, – говорил Ленин, – мы будем господствовать над всеми областями труда». Но крестьяне отдавать хлеб не хотели, они сопротивлялись. Тогда вождь мирового пролетариата предложил: «взять 25–30 заложников из числа богатых крестьян, которые отвечали бы жизнью за сбор и отгрузку зерна». И далее: «Замаскируйтесь под «зеленых» (а позднее мы на них и свалим), проскачите 10–20 верст и перевешайте всех кулаков, священников и помещиков. Премия 100000 рублей за каждого повешенного».

C марта 1918 г. Ленин начал избавляться от вчерашних союзников, которые помогли ему взять и удерживать власть. Восстание в Москве левых эсеров, протестующих против политики большевиков, и взрыв в Леонтьевском переулке, приписанный анархистам, поставили под запрет эти партии. Теперь правящей осталась только одна партия – партия Ленина. Террор, хотя и негласно, продолжал расширяться. В июне была расстреляна в Екатеринбурге царская семья, затем – царский брат Михаил, а вскоре в Петропавловской крепости и другие члены дома Романовых.

30 августа 1918 г. возле завода Михельсона прозвучали три выстрела, которые чуть было не изменили ход событий. Это было покушение на жизнь Ленина. Одна пуля застряла в правой стороне шеи, другая – в левом плече. Хотя некоторые очевидцы видели стрелявшего мужчину, одетого в солдатскую шинель, в двух кварталах от места покушения была схвачена женщина, в сумочке которой обнаружили пистолет. Это была эсерка, политкаторжанка Фанни Каплан. Она была полуслепа, в стволе пистолета отсутствовал пороховой нагар, но именно ее объявили террористкой и на следующий день расстреляли. Это событие официально открыло дорогу «красному террору». «Надо поощрять энергию и массовидность террора, – вскоре писал Ленин, – против контрреволюционеров». ЧК получила колоссальную власть. Расстреливали целыми камерами в тюрьмах – за спекуляцию, за то, что были офицерами, за принадлежность к «богатым» классам… Инструкция Кремля гласила: «Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии». Имущество казненных конфисковывалось. Появились концентрационные лагеря.

В 1921 г. надежды на мировую революцию, несомую на штыках Красной армии, разбились, особенно после неудачи возле Варшавы. В это же время в стране зрел острый политический кризис, грозивший большевикам потерей власти. После Кронштадтского мятежа Ленин изменил курс, перейдя к новой экономической политике (нэп). Это был большой обман, так как через год он написал: «Было бы большой ошибкой думать, что нэп положил конец террору. Мы должны вскоре вернуться к террору, как политическому, так и экономическому». В том же году страну поразил голод, особенно свирепствовавший на Волге. Под видом борьбы с голодом началось наступление на церковь: церковные ценности изымались, церкви разворовывались, а священники расстреливались. Кроме того, шло постоянное подавление интеллигенции, о которой сын интеллигента В. Ульянов отзывался словами, граничащими с нецензурной бранью. В 1922 г. из страны были высланы крупнейшие философы ХХ века: Бердяев, Сорокин, Булгаков, Ильин и многие другие. О них Ленин писал: «Выслать за границу немедленно… всех их – вон из России».

Ленинский террор унес десятки миллионов жизней: за годы гражданской войны погибло более 10 млн человек, еще 5 млн жизней унес голод 1921–1922 гг., 3 млн умерли от эпидемий тифа, холеры и дизентерии и еще 7 млн человек погибли по другим причинам, таким, как расстрел больных сифилисом и сапом. А на фоне всего этого ужаса процветали большевистские лидеры. Сам Ленин жил в имении великого князя Сергея Александровича в Горках. Он лично следил за ассортиментом в столовой ЦК. В меню обязательно входили три сорта паюсной икры, разнообразные сорта мяса, колбасы, сыров, деликатесных рыб, грибы, соления, три вида кофе.

С 1921 г. у Ленина начали учащаться головные боли. Стала развиваться болезнь, сведшая в могилу его отца, – атеросклероз. В мае 1922 г. произошел первый приступ, но после него Ленин быстро оправился. В декабре же случилась неприятность: исчезли деньги основного капитала партии в швейцарском банке. Исчезли и секретные документы из кабинета Ленина в Кремле. Тогда с вождем случился новый удар – его парализовало. Едва оправившись,

он начал диктовать «Письмо к съезду», так называемое политическое завещание, в котором дал оценку возможным своим преемникам, особенно упирая на то, почему они не могут стать таковыми. Это письмо открыло дорогу борьбе за власть после его смерти. А болезнь прогрессировала. 21 января 1924 г. случился третий удар – и жизнь Ленина закончилась. В трескучие январские морозы рабочие ломами и лопатами рыли мерзлую землю, чтоб приготовить котлован под первый мавзолей, куда вскоре положили забальзамированное тело вождя «мировой революции». Однако его дело не пропало. Эстафету коммунистического террора подхватил и понес его «верный ученик» – Иосиф Сталин.

 

Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили)

(Род. в 1878 г. – ум. в 1953 г.)

Создатель тоталитарной системы в СССР, инициатор массового террора и репрессий.

Мало найдется в мире людей, которые ничего не знали бы или, по крайней мере, не слышали об этом человеке. Почти 30 лет он держал в своих руках судьбы людей, проживающих на 1/6 части суши. От него во многом зависела мировая политика. По его повелению совершались и великие дела, и страшнейшие преступления. Его имя и сегодня произносят кто с любовью и восхищением, кто с уважением, кто с ненавистью.

По официальной версии, получившей распространение с 1922 г., Сталин родился 21 декабря 1879 г., хотя в метрической книге Горийского Успенского собора значится совсем другая дата – 6 декабря 1878 г. Все попытки в 20—30-х гг. написать его полную биографию заканчивались ничем. Итак, в тот день в семье сапожника Виссариона и прачки Екатерины Джугашвили родился третий, довольно слабый здоровьем сын (двое сыновей умерли в младенчестве) – Иосиф, или Сосо, которого мать решила посвятить Богу, считая, что он должен стать священником. Екатерина была весьма религиозна, знала грамоту, любила музыку. Отец же любил пить, а пьяный – всегда лез в драку. Мать Иосиф любил. Уже став во главе государства, поселил ее в бывшем дворце наместника Кавказа, в котором она сама заняла только одну комнатку. Он писал ей короткие, но нежные письма, звал к себе, но мать не ехала. Да и сам он посетил ее только в 1935 г. И именно тогда она сказала ему: «Лучше бы ты стал священником». Отец, постоянно пьяный, часто и жестоко бил сына, своим грубым отношением изгоняя из сердца Сосо любовь к Богу и людям. Да и мать, уже после отъезда мужа в Тифлис, тоже частенько прикладывала руку к нему, росшему грубым, дерзким и упрямым. Вот в такой обстановке постоянного битья и проходило детство Иосифа. Кроме того, вечно пьяный Виссарион, все время завидующий сотоварищам по ремеслу, в основном евреям, более умелым, а потому и более зажиточным, успел заложить в душе Сосо зачатки антисемитизма.

Мечтая об образовании для сына, мать много работала, и в 1888 г. Иосиф поступил в Горийское духовное училище. В течение 4 лет обучения Сосо был первым учеником. Но и здесь детей учили с позиции силы, и он, маленький и тщедушный, с покрытым оспинами лицом, со сросшимися двумя пальцами левой ноги и начавшейся вследствие ушиба атрофией плечевого и локтевого сустава левой руки, рос болезненно гордым и вызывающе грубым, как это часто бывает с детьми униженными, имеющими физические недостатки. В 1894 г. по окончании училища Сосо поступил в Тифлисскую духовную семинарию, но и здесь педагогика сводилась главным образом к наказаниям. В это время в семинарию проникли марксистские идеи, к которым приобщился и юный Джугашвили, став втайне от всех посещать марксистские диспуты. С этого момента в его жизнь вошла такая черта, как двоедушие. Тогда же Сосо чуть не стал поэтом: в журнале «Иверия» были опубликованы семь его стихотворений. У него появился любимый литературный герой – Коба, грузинский Робин Гуд из романа Казбеги «Отцеубийца». Это имя стало впоследствии на долгие годы партийной кличкой Сосо. Именно тогда в его характере, и без того скрытном, начали проявляться мстительность, неуемные вспышки гнева, стремление к утонченным издевательствам. Его стали бояться даже физически сильные, которых он использовал в борьбе со своими врагами. Друзей у него не было – он хотел командовать другими.

Сосо, теперь уже Коба, стал руководить марксистскими рабочими кружками, вступил в социал-демократическую организацию «Месаме-Даси», и в 1899 г. его исключили из семинарии. Он устроился на работу наблюдателем-вычислителем в обсерваторию, где прятал нелегальную литературу и листовки Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). Коба сразу встал на позиции Ленина, приняв его тезис, что партия – это боевая, законспирированная, строящаяся на беспрекословном подчинении приказам и жесткой дисциплине организация, стоящая целиком на позициях марксизма и ставящая своей целью революцию. В 1901 г. в Тифлисе произошли первые кровавые столкновения рабочих с полицией. После этого в городе начались обыски и аресты. Искали и Кобу, но он успел бежать и на некоторое время скрылся в Гори, затем, уже будучи на нелегальном положении, вернулся в город и был направлен комитетом партии в Батум. Там Коба возглавил местную партийную организацию, которой руководил довольно деспотично. Уже тогда ходили слухи о его самоуправстве, нарушениях дисциплины, интригах, клевете на товарищей и даже доносах в полицию на своих соперников.

Вскоре Кобу избрали в состав Всекавказского комитета РСДРП, но тут последовал арест. В батумской тюрьме произошло его сближение с уголовниками. Они не только признали «политического» своим, но и подчинились ему; их руками он захватил в тюрьме власть. А затем последовала ссылка – в с. Нижняя Уда в Иркутской губернии. В ноябре 1903 г. Коба совершил побег, но отморозил уши и нос и вынужден был вернуться. Однако уже в январе следующего года он опять бежал и по подложным документам прибыл в Тифлис. Здесь произошло знакомство с семейством Аллилуева, у которого только что произошло прибавление – родилась дочь Надежда, ставшая впоследствии женой Кобы. В январе 1906 г. последовал очередной арест, но Коба вновь удачно бежал из тюрьмы.

Первое знакомство с Лениным произошло в 1905 г. на конференции большевиков в Таммерфор-се, продолжилось на съездах партии в Стокгольме и Лондоне. Ничем особым Коба здесь не выделялся, разве что антисемитскими высказываниями типа «…Еврейский народ произвел только вероломных, которые бесполезны в борьбе». Может, тут сказалась зависть к таким ораторам, как Троцкий и Зиновьев, уже находившимся в руководстве партии? В ораторстве Коба был не силен. Но Ленин его почему-то ценил, хотя ценил он только тех, кто нужен был ему для дела. И дело началось: Коба организовал убийство генерала Грязнова – военного диктатора Грузии, а 26 июня 1906 г. провел со своим дружком по Гори Камо разбойное нападение на конвой, перевозивший большую сумму денег в банк в Тифлисе. Деньги эти пошли на пополнение партийной кассы, и хотя подобные дела были запрещены съездом партии, Ленин правильно оценил способности Кобы: прекрасный террорист. Придя впоследствии к власти, Джугашвили – уже не Коба, а Сталин, – уничтожит многих своих подельников – свидетелей его деятельности в тот период. Даже друг Камо погибнет под колесами автомобиля, когда захочет писать мемуары.

В 1907 г. Коба женился на сестре революционера Александра Сванидзе. Это была любовь! Екатерина напоминала ему мать: и звали ее так же, и такая же религиозная. Они тайно обвенчались, поскольку церковный брак в среде революционеров не приветствовался. Теперь у него, нелегала, ведущего бродячую, полунищую жизнь, появился свой дом, своя семья. В следующем году родился сын Яков. Но денег для обеспечения семьи у Кобы не было – все средства он отсылал Ленину. Жена вскоре заболела и умерла.

В это время в революционной среде распространились слухи о том, что Коба – провокатор. Однако слухи были прерваны его арестом и очень мягкой (всего 2 года) ссылкой в Сольвычегодск, откуда он в июне 1909 г. бежал и вновь объявился на Кавказе. Через 9 месяцев – новый арест и столь же мягкий приговор: возвращение в тот же Сольвычегодск. Там у него родился еще один сын, о чем стало известно только в 90-х гг. XX в. После окончания ссылки Коба по приказу Ленина приехал в Петербург, но через три дня был арестован и сослан в Вологду. В это время, в январе 1912 г., на Пражской конференции большевиков Ленин открыто пошел на раскол РСДРП. Был избран большевистский ЦК, куда по личному указанию Ленина ввели Кобу. А в феврале по требованию вождя он сбежал из Вологды. Его маршрут – Тифлис – Петербург. На этом пути Коба инспектировал провинциальные партийные комитеты, а в Петербурге руководил избирательной кампанией большевиков в Государственную Думу. Здесь произошло его знакомство с Вячеславом Молотовым (Скрябиным). В апреле последовал новый арест и ссылка в Нарымский край, откуда он 1 сентября в очередной, пятый по счету, раз бежал и направился к Ленину в Краков. Затем они вместе переехали в Вену. В это время Коба много писал, а Ленин редактировал его работы, называя его в письмах товарищам «чудесный грузин». Именно тогда Коба взял себе новое партийное имя – Сталин. Вскоре по поручению Ленина он выехал в Петербург. Но затем последовал арест и ссылка на 4 года за Полярный круг в Туруханский край. Только 20 февраля 1917 г. ему разрешили переехать в город Ачинск. Здесь началась его «дружба» с Л. Б. Каменевым. Узнав о Февральской революции, они вместе уехали в Петроград, где стали редакторами «Правды», отстранив от руководства прежних редакторов, в том числе и Молотова.

После Февральской революции в стране сложилось двоевластие – Временное правительство и Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, опиравшийся на гарнизон. В Исполнительный комитет Совета от большевиков делегировали Сталина. Это уже было приобщение к реальной власти. Но ничем примечательным он себя в Совете не проявил: оратором не был, терялся перед лицом массы. Уверенно себя чувствовал только на конспиративной квартире. В сложной обстановке Сталин предпочитал выжидать. В апреле 1917 г. в страну из-за границы вернулся Ленин. Он потребовал немедленного продолжения революции. Многие возражали, но Сталин был целиком на его стороне, и Ленин лично рекомендовал его в ЦК. А в мае, когда было создано Бюро ЦК (в будущем – Политбюро), Сталин наряду с Лениным, Зиновьевым и Каменевым вошел в четверку вождей партии. 4 июля большевики в Петрограде начали путч, но их затея захватить власть провалилась. Правительство обвинило Ленина и многих большевиков в шпионаже в пользу Германии. Начались аресты. Ленину и Зиновьеву помог скрыться Сталин. Он укрыл их недалеко от Сестрорецка у рабочего Емельянова. Отсюда Ленин продолжал, но только через Сталина, руководить партией. В августе на VI съезде партии с отчетным докладом и докладом о политическом положении выступал Сталин. Этот съезд взял курс на подготовку вооруженного восстания. В эти дни Сталин жил в семье Аллилуевых, где и произошло тесное знакомство с одной из дочерей Аллилуевых, молоденькой гимназисткой Надей, которую он когда-то спас, когда она, еще совсем маленькая, чуть не утонула.

После подавления «корниловского мятежа» произошла большевизация Советов. Во главе Петросовета стал Троцкий. Ленин требовал немедленного восстания. Сталин поддержал вождя, Каменев и Зиновьев были против; Троцкий занял особую, выжидательную позицию. Для руководства восстанием было создано Политбюро, куда Ленин включил Сталина. Но вся техническая сторона подготовки переворота легла на Троцкого. Сталин же оставался как бы в стороне: он готовил повестку ІІ Всероссийского съезда Советов и никакого активного участия в Октябрьском перевороте не принял. Впрочем, как и Ленин. После захвата большевиками власти Ленин ввел Сталина в состав правительства – Совнаркома – наркомом по делам национальностей. В это время его мало кто знал, авторитетом он не пользовался даже в своем комиссариате, не умел убеждать людей и иногда попросту исчезал с заседаний и прятался от всех. В этот момент остро проявилась такая черта его натуры, как противоречие между крайней властностью и недостатком интеллекта. Положение большевиков было еще шатким. Сталин в эти дни все время находился при вожде как его доверенное лицо. Только два человека тогда могли входить в кабинет Ленина без доклада – Сталин и Троцкий, признанный второй вождь переворота. С этого момента между ними началось соперничество, переросшее в конечном счете в открытую вражду. Троцкий писал: «В период Октябрьской революции Сталин… воспринимал свою карьеру как ряд неудач… Его честолюбие не давало ему покоя… и отравляло его отношение к выдающимся людям, начиная с Ленина, мстительностью и завистливостью».

С началом гражданской войны Троцкий возглавил военные силы. Он создает регулярную Красную армию, привлекает туда «военспецов» – бывших царских офицеров, семьи которых становятся заложниками большевиков, внедряет жесткую дисциплину. При «военспецах», контролируя их действия, появляются политические комиссары.

29 мая 1918 г. Сталина назначили руководителем продовольственной комиссии на юге России. Он едет в Царицын в сопровождении машинистки Надежды Аллилуевой, ставшей после поездки его женой. На юге царит хаос – здесь и немцы, и много эсеров, анархистов и монархистов. Но здесь много хлеба и нужен революционный порядок. Порядок Сталин начал наводить с расстрелов. Трупы сваливали в мешки и ночью хоронили. Здесь, в Царицыне, произошло знакомство Сталина с Ворошиловым, командиром 10-й армии, ставшим его соратником. Сталин теперь не хочет сотрудничать с Троцким, он требует для себя военных полномочий и вместе с Ворошиловым организует наступление, закончившееся провалом. Однако это сошло ему с рук, и когда будет создан Ревком Северного Кавказа, то во главе его станет Сталин. Он очень нужен Ленину как противовес Троцкому.

После покушения на Ленина в стране развернулся массовый «красный террор». Не отстает и Сталин: по его приказу 22 августа в Царицыне были расстреляны «военспецы», привлеченные Троцким. Баржу с их телами затопили в Волге. Кроме того, Сталин решительно отказывался подчиняться командующему фронтом бывшему генералу Сытину. И терпение Троцкого лопнуло: он потребовал у Ленина немедленно отозвать Сталина с фронта. На этом настаивал и главком Вацетис. Ленин вынужден был согласиться. Когда Сталин вернулся в Москву, Троцкий отказался с ним общаться. Тогда по совету Ленина, желавшего в данной ситуации их примирить, Сталин в «Правде» напечатал хвалебную статью о Троцком. Такого унижения он ни забыть, ни простить не мог.

С 1919 г. начался настоящий взлет Сталина на политический олимп. Когда в Сибири стал наступать Колчак и деморализованные части Красной армии откатывались назад, для восстановления положения Ленин отправил на Урал Сталина. «Я думаю послать туда Сталина, – писал вождь. – Боюсь, что Смилга будет мягок». В кратчайший срок беспощадными расстрелами Сталин восстановил боеспособность армии. Во время наступления генерала Юденича на Петроград – он там. Опять последовали расстрелы заложников: офицеров, священников, аристократов. С помощью кораблей Балтийского флота подавлены мятежи двух фортов под городом. Сталин телеграфирует Ленину: «Быстрое взятие Красной Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей… в оперативные дела, доходившим до отмены приказов и навязывания собственных. Считаю своим долгом заявить, что я впредь буду действовать таким образом». Петроград отстояли. Затем был Южный фронт и борьба с Деникиным.

Одновременно Ленин нагружает Сталина громадным количеством должностей. Он ввел его наряду с Троцким и Каменевым в состав Политбюро – мозгового центра партии, фактически управлявшего страной. Кроме того, Сталин – еще и член Оргбюро, которое руководит текущими делами РКП(б), а также возглавляет Рабоче-крестьянскую инспекцию, имеющую право контролировать любого человека, любое должностное лицо; член различных комиссий, руководящих повседневной жизнью страны. И везде – постоянные столкновения с Троцким.

В 1918–1920 гг. возник мираж мировой революции. Началась цепная реакция революций: Германия, Австрия, Венгрия, Словакия. Когда в 1920 г. Красная армия разгромила на Украине поляков, Ленин настоял на походе против Польши, чтобы через нее идти на помощь германским революционерам. Главный удар на Варшаву наносил Западный фронт Тухачевского. Сталин же – председатель РВС Юго-Западного фронта, которым командовал Егоров. Для усиления удара на Варшаву Троцкий приказал Егорову передать Тухачевскому 1-ю Конную армию Буденного. Но тут вмешался Сталин и отказался выполнять этот приказ. У него свой план: захватить Львов, а оттуда ударить по Варшаве. В результате – полный провал наступления. Мало того, за мир с Польшей Ленин вынужден был расплатиться с поляками западными областями Украины и Белоруссии. Надежды на мировую революцию были похоронены. Но и это сошло Сталину с рук. Ленин просто отозвал его в Москву.

Передышкой для будущего углубления большевистской революции в стране стал нэп. В 1922 г. в партии появился новый пост – Генеральный секретарь. Им по предложению Ленина был избран Сталин. Поначалу считалось, что этот пост будет чисто административным. Вторым секретарем стал Молотов. Сталин получил возможность контролировать все назначения в партии, а через верного Л. Кагановича – заведующего орготделом ЦК – назначать партийных руководителей на местах. Так открылась дорога к бесконечной власти. Для этого Сталин использует ГПУ (преемник ВЧК), члены коллегии которого включены в номенклатуру ЦК. На многих партийных деятелей заводят досье.

С 1921 г. Ленин все реже бывает в Кремле – он болен. Контроль за его лечением возложен на Генсека. С помощью врачей Сталин изолировал Ленина от власти: тому было разрешено работать не более 10–15 минут в день, никто, кроме Сталина, не мог с ним встречаться. Для Сталина эта мера была крайне необходимой, так как между ним и вождем начались разногласия – главным образом из-за различных подходов к созданию СССР. Ленин настаивал на союзе независимых республик, Сталин – на автономии в составе РСФСР. Кроме того, началось резкое сближение Ленина с Троцким. Тогда вождь победил, хотя после его смерти Сталин все сделал по-своему. Однако с этого момента Ленин для него – враг, и когда Крупская попросила у него яд для уже умиравшего в страшных мучениях мужа, он ответил: «Пусть умирает сам». Тогда же между Лениным и Сталиным произошел полный разрыв личных отношений из-за грубости последнего в адрес Крупской. Сталин знал от секретарей Ленина о так называемом политическом завещании вождя – «Письме к съезду», в котором давалась характеристика возможным претендентам на место лидера: Троцкому, Каменеву, Зиновьеву, Бухарину, Пятакову и ему. Именно ему Ленин дал самую негативную оценку: груб, нелоялен, нетерпим к людям. В связи с этим Ленин предлагал сместить его с поста Генсека. Зная об этом, Сталин смог подготовиться к схватке за власть. В этом ему впоследствии помогли Каменев и Зиновьев, которые, опасаясь усиления Троцкого, объявили «Письмо» плодом воображения больного человека.

После смерти Ленина интрига вокруг борьбы за власть закрутилась сильнее. Сталину с помощью ложной телеграммы о времени похорон вождя удалось не допустить приезда в Москву Троцкого, находившегося в санатории на лечении. Теперь он стоял у гроба один, он давал клятву верности заветам Ильича, он говорил о себе как о верном ученике Ленина.

Еще до смерти Ленина Зиновьев настаивал на ограничении власти Генсека. Теперь же на первый план вышло столкновение Каменева и Зиновьева с Троцким. Они требовали исключить его из партии и даже арестовать. Сталин этого не допустил. Еще не время! Он объявил «ленинский призыв» в партию, в результате чего количество членов ВКП(б) со стажем до 1917 г. составило в партии всего 2 %. А Сталин всегда с большинством! Борьба за лидерство Каменева, Зиновьева и Троцкого скомпрометировала их в глазах народа и партии. Сталин же, наблюдая за событиями, остался в стороне от схватки. В конечном счете Троцкого сняли с постов наркомвоенмора и председателя РВС, и армия перешла под контроль верного соратника Сталина – Ворошилова; затем из партии исключили Каменева с Зиновьевым. В 1929 г. Троцкого вообще выслали из страны. Это был единственный случай, когда Сталин надолго, до 1940 г., выпустил из рук свою жертву. В дальнейшем, укрепляя свою власть, он умело воспользуется и ошибками своих противников, и их идеями: у Троцкого взял идею тоталитарного государства; у Каменева – исключение из партии как средство борьбы; у Бухарина – необходимость расстрелов в мирное время.

Неправ оказался Троцкий, утверждая: «Сталин есть самая выдающаяся посредственность нашей партии». В деле захвата власти он был гением! Его утверждение о том, что по мере строительства социализма врагов у советской власти будет все больше, открыло путь широкомасштабному террору. Начались сбои в экономике? Это дело рук «вредителей». Возникли сфабрикованные ГПУ дела: «Шахтинское», «Промпартии», «Трудовой крестьянской партии». Это был удар по технической интеллигенции. Не должно было быть предприятий, организаций, учреждений, где бы не было своего «вредителя». Потребовали большей самостоятельности коммунисты Украины – началась травля видных деятелей КП(б)У, а также процессы над бывшими членами Центральной Рады, правительства Скоропадского, Директории: Украина должна забыть, что хотя бы краткий период после 1917 г. она была независимой. А заодно, когда потребовалось поставить народ Украины на колени, в разгар коллективизации и зверского раскулачивания зажиточного украинского села была организована террористическая акция – голодомор 1932–1933 гг., унесший жизни 8 млн человек. Голодные не бунтуют – так учил Ленин. Так нужно для мировой революции! Всю страну покрыли концлагеря – создан ГУЛАГ. Все грандиозные стройки свершались руками заключенных: дешевая рабочая сила, дешевая жизнь. Миллионы безвестно погибали.

В 1932 г. застрелилась жена Сталина Надежда. Версии ее самоубийства различны: по одной – она не выдержала его грубости и его отношения к товарищам; по другой – ее убил сам Сталин. На похоронах он не присутствовал, утверждая, что жена его предала. Несчастливой оказалась и судьба его детей. Старший – Яков – погибнет в немецком концлагере; Василий после смерти отца до 1961 г. будет сидеть в тюрьме и умрет вскоре после выхода из нее; дочь Светлана сбежит из страны.

В 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) ленинградская делегация потребовала снять Сталина с поста Генсека и назначить на его место С. М. Кирова. Но Киров в разговоре со Сталиным сказал, что снимает свою кандидатуру в пользу последнего. «Спасибо, Сергей, – ответил Сталин. – я тебе этого не забуду». И он не забыл. Как же восхищался тогда Сталин чисткой, проведенной Гитлером в своей партии: «Вот это вождь!» – восклицал он. 1 декабря 1934 г. на пороге своего кабинета был убит Киров. В тот же день принимается закон о терроризме. Затем Сталин санкционировал применение пыток, расстрелы, начиная с 12 лет. А дальше руками НКВД – преемника ГПУ – он начал разгром партийно-государственного аппарата. Это было сделано в ходе трех московских процессов, где свидетелями выступали сами подсудимые, а роли для них расписывал Сталин. Прежде всего уничтожали тех, кто был назван в ленинском завещании. Все они стали «врагами народа» и обвинялись в самых немыслимых преступлениях: убийстве Кирова, покушениях на Ленина и Сталина, шпионаже и пр. Расстреливали списками, репрессиям подвергались и семьи «врагов народа». Недовольны чем-то в армии – уничтожалась верхушка армии во главе с Тухачевским; за ним последовали маршалы Егоров, Блюхер. Процессы над военными продолжались и в 1941 г. При этом периодически «чистился» и НКВД: были уничтожены много знающие руководители Ягода, затем Ежов, и только Берия продержался до смерти Сталина. Кроме того, постоянным погромам подвергалась творческая интеллигенция – думающие люди опасны, – а также во имя мировой революции распродавались за рубеж культурные ценности из музеев.

С конца 30-х гг. Сталин уже не только вождь – он Хозяин. В это время произошло сближение Сталина с Гитлером. В Германию идет продовольствие, нефть. Они вместе делят Европу. За нападение на Финляндию СССР исключили из Лиги Наций. «Дружбой» с Гитлером Сталин сам привел войну в СССР. Во время Великой Отечественной войны Сталин, по мнению многих военных, проявил себя как выдающийся тактик и стратег. О нем очень хорошо отзывались Черчилль и Рузвельт; на него с надеждой смотрело человечество.

Во время войны политические репрессии несколько поутихли, но после нее вспыхнули с новой силой. Они коснулись целых народов. Были выселены с мест проживания народы Кавказа, крымские татары. Армия возомнила себя победительницей – возникло дело маршала Новикова, с постов были сняты Жуков и Рокоссовский. Соратники посчитали, что его преемником будет секретарь ЦК из Ленинграда Кузнецов? Срочно фабрикуется «Ленинградское дело» – и нет Кузнецова. Продолжались погромы интеллигенции: литераторы, «безродные космополиты», генетики. В 1952 г. началось «дело врачей», подготавливавшее массовую депортацию евреев. Но тут Сталин уже не успел. 1 марта 1953 г. он подозрительно долго не выходил из своих комнат. Охрана не решалась туда войти, а когда вошла, увидела Хозяина лежащим на полу. Из Кремля приехали Берия, Молотов, Маленков, Хрущев. Долго совещались. Медицинскую помощь вовремя не оказали, а когда врачей допустили к Сталину – было поздно. Сын Василий тогда кричал, что отца убили. 5 марта в страшных мучениях Сталин умер. Но даже смерть его оказалась кровавым прощанием. Во время похорон толпы народа запрудили улицы, чтобы проститься с Вождем, Отцом народов, и тысячи людей погибли в давке.

До 1961 г. забальзамированное тело Сталина находилось в мавзолее рядом с телом Ленина, а затем по указанию Н. С. Хрущева было захоронено возле кремлевской стены.

 

Никита Сергеевич Хрущев

(Род. в 1894 г. – ум. в 1971 г.)

Первый секретарь ЦК КПСС и советский руководитель с 1953-го по 1964 г. Герой Советского Союза (1964 г.). Герой Социалистического Труда (1954, 1957, 1961 гг.). Кавалер ордена Суворова 2-й степени.

Третий руководитель советского государства был первым (задолго до Горбачева и Ельцина) коммунистическим реформатором и одним из крупных утопистов ХХ столетия, истово верившим в возможность построения коммунизма в ближайшие десятилетия.

Его история – одна из самых драматичных в ХХ столетии. С его непосредственным участием связаны Карибский и Берлинский кризисы, появление первого спутника Земли, полет Юрия Гагарина, целинная эпопея, открытие ворот ГУЛАГа, реабилитация невинно осужденных и, наконец, развенчание тирана.

Решительный, часто импульсивный, нередко допускающий непоследовательность, недальновидность, переоценивавший свои личные способности – все это было присуще Хрущеву, мужественному человеку, готовому всегда взять ответственность на себя.

Никита Сергеевич родился 17 апреля 1894 г. в с. Калиновка Курской губернии. Его родители были крестьянами, а позже переехали на Успенский рудник неподалеку от Юзовки (Донецк). Как все крестьянские дети, Никита начал трудиться в раннем возрасте. По собственным словам главы советского государства, он до 15 лет пас коров и овец. На руднике чистил котлы, а потом пошел на завод учеником слесаря и помогал ремонтировать оборудование для окрестных шахт. Писать и читать он научился в начальной школе. Но продолжить образование из-за бедности семьи не смог.

В подростковом возрасте Никита пользовался уважением стариков из-за рассудительности и обстоятельности характера. А молодежь любила его за открытость и умение играть на гармошке. Без него не обходилось ни одно молодежное гуляние.

В Юзовке юноша познакомился с шахтером Пантелеем Махиней – большим любителем книг, который сочинял стихи и увлекался марксизмом. С его помощью Никита познакомился с работами

К. Маркса, которые произвели на него неизгладимое впечатление. Добрый по натуре, обладающий инстинктивной тягой к справедливости, Никита Хрущев решил посвятить себя борьбе за народное счастье. Поэтому неудивительно, что во время забастовок 1912 г. в Юзовке он был среди уволенных активистов. Пришлось идти работать в шахту.

В 1914 г. Россия вступила в Первую мировую войну. Но тогда Хрущев на фронт не попал, так как шахтеров в армию не призывали. Он продолжал работать под землей и в этом же году женился. Его первую жену звали Ефросинья, она подарила будущему главе государства двух детей – Леонида и Юлию.

Молодой глава семьи не оставил своих юношеских увлечений. Когда на шахтах в 1915–1917 гг. прошли забастовки, он был в числе руководителей. Поэтому вполне естественно, что после свержения самодержавия Никита Хрущев стал членом Совета рабочих депутатов, в котором занимал большевистские позиции.

В сущности, его политическая карьера в начальный период была типичной для выходца из народа, жившего вдалеке от событий в Москве и Петрограде, но искренне увлекшегося большевистскими идеями. В дни Корниловского мятежа он стал членом военно-революционного комитета в Рутченкове. В декабре 1917 г. был избран председателем местного профсоюза металлистов горнорудной промышленности. В период Украинской Народной Республики вступил в ряды Красной армии, отряды которой бурно формировались на территории Донбасса. Вместе со своим полком принимал участие в боях против казачьего отряда есаула Чернецова. Потом возглавил рутченковский шахтерский батальон и стал членом партии большевиков.

Когда Центральная Рада нашла поддержку в Германии и на землю Украины вступили немецкие войска, большевику Хрущеву пришлось спрятаться в шахте, а оттуда через шахтную стойку уйти в степь. Ему удалось добраться до Курской губернии, где была установлена советская власть. Поработав некоторое время в местном ревкоме, он вновь ушел на фронт, на этот раз в качестве комиссара.

После Гражданской войны Хрущев работал заместителем управляющего рудником и учился на рабфаке. Здесь он встретился с Ниной Петровной Кухарчук, преподававшей политическую экономию в окружной партийной школе. К тому времени Никита Сергеевич овдовел. В 1924 г. молодые люди поженились. В 1929 г. у них родилась дочь Рада, а несколькими годами позже – Сергей и Елена, рано умершая от туберкулеза.

Молодой и энергичный коммунист с прекрасной биографией пользовался все большим авторитетом в партийной среде. В январе 1924 г. он ездил на похороны Ленина в составе донецкой делегации. С 1925 по 1928 гг. работал секретарем Петровско-Марьинского райкома партии, в партийных органах в Сталино (Донецк) и Киеве. Был делегатом от Украины на ХIV и ХV съездах ВКП(б). В 1929 г. Хрущева направили на учебу в Москву в Промышленную академию, которая готовила кадры партийно-промышленного руководства. Вскоре он был избран секретарем ее парткома.

Все это время Никита Сергеевич горячо и, надо полагать, искренне защищал «генеральную линию партии». В 1928 г. он поддержал приговор, вынесенный по «Шахтинскому делу». В Промакадемии активно боролся с «правыми уклонистами».

В эти годы Сталин начал с помощью репрессий активно убирать из своего окружения «ленинскую гвардию». На смену ветеранам партии пришли новые кадры – звезд с неба не хватавшие, активно и строго выполнявшие приказы, имевшие безукоризненное пролетарское происхождение. Никита Сергеевич подходил по всем статьям.

Он сам считал, что своим выдвижением обязан Надежде Аллилуевой, работавшей вместе с ним в Промакадемии. Однако, по мнению известного историка и публициста Р. Медведева, к этому скорее причастен Л. М. Каганович, в то время член Политбюро и первый секретарь Сосковского обкома. Хрущева он знал еще в пору своего пребывания в Украине и вспомнил о нем, когда ему понадобились «свои» люди в Москве. Именно он отозвал Никиту Сергеевича из Промакадемии.

С этого момента карьера молодого функционера начинает стремительно развиваться. В 1931 г. он становится первым секретарем сначала Баумановского, а потом Краснопресненского райкомов партии, в 1932 г. – вторым секретарем Московского горкома, позже – вторым секретарем Московского обкома. После ухода Кагановича в наркомат путей сообщения его заместителя назначили первым секретарем Московского обкома. На этом посту Хрущев стал вхож в ближайшее окружение Сталина, который, при всей своей проницательности, сумел разглядеть только простодушие, верность его идеям и, по мнению многих, использовал его как шута во время своих ночных «пиров Вальтазара», где Никита мастерски плясал гопак.

В 1937 г. по Украине прокатилась волна страшного террора. В течение года были уничтожены почти все члены Политбюро ЦК КП(б)У, арестовано свыше 150 тыс. коммунистов. Сталин решил создать здесь совершенно новое руководство. В январе 1938 г. Хрущев стал первым секретарем ЦК КП(б)У и уехал в Украину, где прошли его молодые годы. Он искренне любил Украину. И украинские сорочки, которые носил Хрущев, будучи главой государства, и передача Крыма неопровержимо свидетельствуют об этом. Тем не менее в репрессиях во время своего пребывания у власти он, видимо, принимал участие. Санкции на арест, правда, за пределами республики, П. Постышева и С. Касиора давал, конечно, не без приказа сверху.

Во главе компартии Украины Хрущев находился до декабря 1949 г. Здесь его и застала Великая Отечественная война.

Когда Украина была полностью оккупирована, первого секретаря украинской компартии использовали в качестве члена военных советов Киевского особого военного округа, Юго-Западного направления, Южного, Воронежского, 1-го Украинского, Сталинградского фронтов.

Хрущев никогда не засиживался в штабах и на командных пунктах. Часто ездил в войска, вел себя смело и энергично, стремился общаться с людьми. Солдаты его любили. В начале 1943 г. ему присвоили звание генерал-лейтенанта, и в этом же году под Сталинградом погиб его старший сын Леонид.

После войны Хрущев вернулся в Украину в качестве председателя Совета Министров, а в 1947 г. вновь возглавил компартию Украины. В эти годы с его ведома в западноукраинских землях широко применялись репрессивные меры. При этом страдали не только бандеровцы, но и мирное население.

В то же время Хрущев, несмотря на тяжелый период восстановления хозяйства, много внимания уделял национальной украинской культуре. Отмечались юбилейные даты Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Коцюбинского, Г. Сковороды и других. Началась подготовка к изданию Украинской энциклопедии.

В результате засухи 1946 г. в Украине начался голод. Хрущев понимал, что без помощи Союза не обойтись. Зная, что Сталин недоволен тем, что Украина не выполняет план по сдаче хлеба, он, сильно рискуя, сначала написал грозному диктатору, а потом отправился в Москву, чтобы добиться помощи.

Сталин обозвал Никиту Сергеевича «подозрительным элементом». Он кричал: «Не будь мягкотелым. Они обманывают тебя!», но все же выделил Украине продовольствие, а также 140 млн рублей на организацию бесплатного питания.

В феврале 1948 г. Верховный Совет СССР принял указ «О выселении из Украинской ССР особ, которые злостно уклоняются от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведут антиобщественный, паразитический образ жизни». Хрущев не усматривал в этом документе ничего противоестественного и начал активно его реализовывать. С момента опубликования указа до июля 1950 г. было вынесено около 12 тыс. «общественных приговоров». Главным образом страдали люди преклонного возраста, инвалиды войны, служащие, работавшие в сельской местности, но не состоявшие в колхозах. Часто председатели колхозов сводили счеты с неугодными. Хрущев обратил внимание на перегибы и написал об этом Сталину, но потребовал не отмены указа, а его распространения на весь Союз.

В 1949 г. Хрущев вернулся в Москву в качестве секретаря обкома и горкома партии. Кроме того, он был избран секретарем ЦК ВКП(б). Эту должность Никита Сергеевич занимал до самой смерти Сталина, свидетелем которой он был. Он же возглавил и комиссию по организации похорон вождя и в этом качестве косвенно несет ответственность за гибель множества людей, задавленных толпой в первый день прощания с покойным.

Неожиданная смерть вождя вызвала панику среди его ближайшего окружения. Все боялись захвата власти со стороны Л. П. Берии, возглавлявшего репрессивный государственный аппарат в последние годы жизни Сталина. И тут незаметный Хрущев сумел преодолеть страх и взял инициативу в свои руки. В условиях строжайшей конспирации он лично переговорил со многими членами Политбюро и правительства с целью обеспечить поддержку низвержения Берии.

Предприятие было чрезвычайно рискованным. Ведь Лаврентию Павловичу подчинялась охрана Кремля, он стоял во главе мощной военно-полицейской организации и имел в своем подчинении не менее 10 дивизий МВД.

6 июня 1953 г. состоялось заседание Президиума ЦК КПСС. Хрущев пришел на него с пистолетом в кармане, а Берия – с таинственным портфелем, который положил рядом с собой на подоконник. Он не знал, что в смежной комнате находится группа военных во главе с Жуковым, у которого имеется письменное предписание Президиума Верховного Совета СССР о его аресте, а в Москву введена Кантемировская и Таманская танковые дивизии, способные противостоять войскам МВД, имеющим в своем распоряжении только легкое стрелковое оружие.

На заседании Хрущев произнес длинную речь, направленную против Берии. Его поддержали Молотов, Булганин и другие. Хрущев предложил освободить Берию от занимаемых им постов. В этот момент Маленков нажал кнопку и в комнату ворвались военные. Лаврентий Павлович был арестован, судим вновь назначенным Генеральным прокурором Р. А. Руденко, представлявшим СССР на Нюрнбергском процессе и имевшим репутацию независимого и честного юриста, а потом расстрелян.

Власть в стране перешла в руки триумвирата, состоящего из Маленкова, Хрущева и Булганина, а на сентябрьском пленуме ЦК КПСС Хрущева избрали Первым секретарем ЦК, что закрепляло за ним ведущее положение в руководстве партией и страной. Подавляющее большинство участников не предполагало, какой сюрприз готовит им Никита Сергеевич в недалеком будущем.

Незадолго до очередного ХХ съезда КПСС на одном из заседаний Политбюро Первый секретарь предложил создать комиссию по расследованию деятельности Сталина. Это вызвало бурный протест со стороны Молотова, Кагановича и Ворошилова, но было поддержано другими членами Политбюро. Комиссия была создана. Ее материалы легли в основу знаменитого «секретного» доклада Хрущева «О культе личности и его последствиях», зачитанного делегатам ХХ съезда КПСС в ночь на 25 февраля 1956 г. и произведшего эффект разорвавшейся бомбы. По словам известного историка Дм. Волкогонова, в ту ночь Хрущев «совершил гражданский подвиг. Исторический подвиг мысли, политики, действия». Неожиданно для окружения он проявил историческую смелость, гражданское мужество, способность перешагнуть через «десятилетиями создававшиеся предрассудки».

Далеко не все согласились с позицией главы государства. На июньском пленуме ЦК КПСС была предпринята попытка отстранить Хрущева от власти, но провалилась. Маленкова, Кагановича и Молотова отправили на пенсию.

Десять лет находился Хрущев у власти. За эти годы в стране произошли значительные перемены, и главными среди них были изменения в психологии народа, постепенно избавлявшегося от страха. В этом – главная заслуга Никиты Сергеевича.

Велико было его стремление улучшить жизнь советских людей. Уже к началу 60-х гг. стала увеличиваться заработная плата, колхозники получили паспорта и освободились от крепостной зависимости, был принят закон о государственных пенсиях. Началось масштабное жилищное строительство, позволившее тысячам людей переселиться пусть в маленькие и неудобные, но все же индивидуальные квартиры, и забыть о коммуналках.

Но в скором времени начала сказываться непоследовательность и поверхностность экономических реформ, позже охарактеризованных в партийной печати как волюнтаризм. Часто из-за увлеченности и напористости лидера их суть извращалась и доводилась до абсурда, или отличалась непродуманностью. Так, например, было с внедрением кукурузы – культуры весьма прогрессивной, но выращиваемой в неподходящих для нее климатических условиях. Знаменитая целинная эпопея на короткое время дала сказочные урожаи зерновых, но разрушила уникальную экологическую систему и создала условия для эрозии почв и возникновения пыльных бурь.

Горячее стремление Никиты Сергеевича за 20 лет построить коммунизм и в несколько лет «догнать и перегнать Америку» осуществлялось без малейшей опоры на законы экономики и возможности государства. Создание территориальных советов народного хозяйства (совнархозов), разделение обкомов и райкомов на промышленные и сельскохозяйственные, сокращение личных подсобных хозяйств и другие мероприятия только ухудшили экономическое положение в стране.

В то же время увлеченность государственного лидера новейшими техническими достижениями привела к увеличению производства бытовой техники и… завоеванию СССР приоритетного положения в освоении космоса.

Часто действия Хрущева-политика напоминали реакцию ребенка, получившего сложную и небезопасную игрушку. В 1960 г. его поведение на заседаниях Генеральной Ассамблеи ООН, где он выступил более 10 раз, угрожая показать мировому сообществу «кузькину мать», в кратчайшие сроки ликвидировать капиталистическую систему, и стучал ботинком по трибуне, способствовало лишь ухудшению отношений между странами социалистического и капиталистического лагеря.

В своем неуемном желании видеть страну всегда и везде на первом месте, а также в стремлении победить мировой капитализм Хрущев не останавливался даже перед блефом. Возможно, под влиянием сына Сергея, работавшего в конструкторском бюро

В. Челомея, одного из самых удачливых ракетостроителей, Никита Сергеевич свято верил, что это можно сделать с помощью ракет. В развитие ракетной и космической техники вкладывались огромные деньги. Успехи в этой отрасли всячески пропагандировались, что, в конечном итоге, способствовало гонке вооружений.

В 1998 г. журнал «Коммерсант. Власть» (№№ 45–49) сообщил любопытные данные. Когда в СССР на боевом дежурстве стояло всего 4 межконтинентальные ракеты, а США располагало 60-ю, глава Советского государства заявлял, что в Союзе их делают, «как сосиски». Во время парадов на Красной площади демонстрировались ракеты, никогда не состоявшие на вооружении Советской армии. Внутри они были пустыми, но производили внушительное впечатление. Перепуганные американцы в рекордно короткие сроки создали Minuitman – первую и на долгое время единственную в мире межконтинентальную ракету на твердом топливе.

Эта рискованная политика достигла своего апогея в период знаменитого Карибского кризиса, когда мир стоял на грани ядерной войны. Надо отдать должное Хрущеву. Он вовремя остановился и согласился вывезти ракеты с ядерными боеголовками с Кубы. Но что случилось бы, если бы президент США Кеннеди проявил меньшую выдержку?

Нет сомнений в том, что Хрущев до конца не освободился от влияния сталинизма. Его знаменитые встречи с творческой интеллигенцией, разгром выставки абстракционистов в Манеже, где Никита Сергеевич, настроенный своим ближайшим окружением, громил писателей, художников, кинематографистов с точки зрения пещерного марксизма (и собственной эстетической неразвитости), – яркое тому свидетельство. Впрочем, от этого серьезно – по сравнению со сталинским периодом – никто не пострадал. Были примеры и похуже.

В стране нарастало недовольство, вызванное исчезновением некоторых продуктов и увеличением цен на продукты животноводства. В начале июня 1962 г. мирная демонстрация рабочих в Новочеркасске была расстреляна. В результате 23 человека погибли, семерых приговорили к расстрелу, многие получили по 10–15 лет лагерей. Советская печать по этому поводу хранила молчание.

Советские люди ничего не знали и об испытаниях атомной бомбы на Тоцком полигоне под Оренбургом (1954 г.), о взрыве хранилища радиоактивных растворов в Челябинской области (1957 г.), отнявшем жизнь и здоровье персонала и многих жителей близлежащих населенных пунктов.

Но не это стало главной причиной отрешения Хрущева от власти. Большинство партийных лидеров в его ближайшем окружении и на местах были недовольны новыми методами управления. Решительность, импульсивность, непредсказуемость лидера создавали серьезную угрозу для власти партийных функционеров. Против Хрущева созрел заговор, во главе которого стояли член Президиума ЦК КПСС Суслов и секретарь ЦК КПСС А. Н. Шелепин. Сменивший Хрущева на посту первого секретаря Л. И. Брежнев знал о заговоре и поддерживал его, но важной роли в организации не играл.

В середине октября, когда Никита Сергеевич отдыхал в Пицунде, в Москве собралось расширенное заседание Президиума ЦК КПСС, на котором Суслов и Шелепин поставили вопрос о смещении Первого секретаря и Председателя Совета Министров со всех занимаемых им постов. Они были уверены в итогах голосования, так как заседанию предшествовала большая работа по выяснению позиций участников. Большинство было «за».

13 октября Хрущеву позвонил Брежнев и передал, что в Москве собирается пленум, на котором предполагается обсудить его предложения по сельскому хозяйству, и вынудил его согласиться на возвращение в столицу.

Вместо пленума состоялось заседание Президиума ЦК КПСС, продолжавшееся два дня. Стенограмма заседания не велась, но известно, что многое из сказанного на нем справедливо. Жаль только, что целью выступающих было не развитие страны на благо ее народа, а улучшение собственного положения и благосостояния.

В первый день Хрущев отказывался «добровольно» уйти в отставку, но ночью позвонил Микояну – единственному, кто его поддерживал, – и сказал: «Если они не хотят меня, то пусть так и будет».

Свою политическую смерть Никита Сергеевич встретил мужественно. На следующий день, вернувшись домой и бросив в угол портфель, он сказал: «Может быть, самое главное из того, что я сделал, заключается в том, что они могли меня снять простым голосованием, тогда как Сталин велел бы всех их арестовать».

Тем не менее случившееся не могло не отразиться на его душевном состоянии. Его маленький внук на вопрос директора школы о том, что делает дедушка, ответил: «Дедушка плачет».

Никита Сергеевич был открытым и веселым человеком. Его дети доверяли ему больше, чем суровой матери. Рада вспоминала: «…если он дома, было весело: ехали на дачу, он пел песни, читал стихи, брал меня с собой на лыжах». Теперь все изменилось. Трудно сказать, что случилось бы, если бы не преданность детей и жены, окруживших его любовью и вниманием. Большую моральную поддержку оказывали и прежде гонимые им поэты, художники, писатели.

Мало-помалу Никита Сергеевич оправился от удара. Он стал много читать, увлекся фотографией, собирал грибы, слушал «Голос Америки», Би-би-си. Его взгляды во многом изменились. Теперь человек, который когда-то распорядился использовать военную силу в Венгрии, осуждал вторжение в Чехословакию. Он неодобрительно отзывался о процессе Даниэля и Синявского. Сожалел о выпадах против интеллигенции.

Свою жизнь Хрущев изложил в мемуарах, которые были изданы на Западе. Осенью его вызвали в ЦК КПСС к Председателю партийного контроля

А. Пельше. Видимо, разговор был нелегким. Никита Сергеевич подтвердил существование мемуаров, но осудил публикацию и в заявлении написал, что ничего никому не передавал для печати. Из кабинета Пельше он вышел держась за грудь.

11 сентября 1971 г. Никита Сергеевич скончался в больнице от сердечного приступа. Сообщение о смерти Хрущева появилось только 13 сентября, в день похорон. Ни времени, ни места не сообщалось. Однако в 12 часов к Новодевичьему кладбищу стали собираться люди, но монастырь и кладбище были оцеплены войсками внутренней охраны, а на воротах висела надпись: «Санитарный день». И все же некоторым удалось пробраться и услышать надгробную речь Сергея Хрущева. В ней были слова: «…он никого не оставил равнодушным. Есть люди, которые любят его, есть и такие, которые его ненавидят. Но никто не мог пройти мимо него, не обернувшись».

 

Леонид Ильич Брежнев

(Род. в 1906 г. – ум. в 1982 г.)

Руководитель Советского государства с 1964-го по 1982 г. Генеральный секретарь ЦК КПСС с 1966 г. Маршал Советского Союза (1976 г.), Герой Социалистического Труда (1961 г.), Герой Советского Союза (1966, 1976, 1978, 1981 гг.). Кавалер многочисленных орденов, обладатель огромного количества медалей СССР и зарубежных стран.

Несмотря на невероятное количество наград, Леонид Ильич Брежнев является одним из самых слабых и невыразительных политиков ушедшего столетия. Но результаты его правления, приведшие к стагнации и глубокому кризису во всех сферах жизни огромного государства и, в конечном итоге, к распаду СССР, заставляют отнестись к нему серьезно.

О ранних годах жизни и становления политической карьеры будущего генсека известно мало. Он родился 19 декабря 1906 г. на Украине в Екатеринославской губернии. Все члены семьи Брежневых трудились на Днепровском заводе Южнорусского Днепропетровского металлургического общества в с. Каменское (ныне Днепродзержинск). Сюда же учеником слесаря пришел и окончивший единую трудовую школу (бывшую гимназию) пятнадцатилетний Леня.

Когда завод закрыли на консервацию, Брежневы перебрались на родину предков в Курскую губернию и занялись крестьянским трудом. Здесь в 1923 г. Брежнев-младший поступил в Курский землеустроительно-мелиоративный техникум и через четыре года окончил его.

В Курске Леонид Ильич на танцах познакомился со своей будущей женой, Викторией Денисовой, дочкой машиниста паровоза и студенткой медицинского техникума. Он пригласил танцевать ее подругу, та отказалась, а Виктория согласилась. Скоро знакомство стало более тесным и закончилось свадьбой. И хотя Леонид Ильич, по-видимому, был женолюбив и имел не одно увлечение, он нежно любил жену, без которой не мог обходиться, и ласково называл Витей. Она платила ему тем же. Была прекрасной хозяйкой, искусно готовила и не обращала внимания на разговоры досужих кумушек. В семье росли дети – Галина и Юрий. Кроме того, Леонид Ильич очень любил племянников и других родственников. Уже будучи главой государства, он часто приглашал их отдыхать на правительственные дачи.

Кандидатом в члены ВКП(б) Леонид Ильич стал в 1929 г., когда на селе шло распределение земли в пользу бедняков и борьба с «вредительством» кулаков. Будущий Генсек принимал в ней активное участие и вскоре стал заведующим земельным отделом, а позже заместителем председателя Бисертского райсовета (Свердловский округ Уральской области).

В 1931 г. Брежнева переводят в Свердловск и назначают заместителем начальника областного земельного управления. Однако на этом посту он почему-то не задержался. Не проработав и года, Брежнев вернулся в Каменское, где устроился рабочим на завод и параллельно учился на вечернем отделении местного металлургического института.

На заводе Леонид Ильич стал полноправным членом партии и начал продвигаться вверх по партийной лестнице. Сначала стал партгрупоргом, потом председателем профкома и наконец секретарем парткома института. Дела в институте тоже шли неплохо. На третьем курсе Брежневу поручили руководить рабфаком, а потом назначили директором техникума.

После окончания института молодого инженера-теплосетевика призвали в армию и зачислили курсантом в Читинское бронетанковое училище, а вскоре доверили командовать взводом. Но он предпочел остаться политруком роты. Здесь было спокойнее.

После окончания армейской службы Брежнев опять вернулся в Каменское на должность директора техникума. Так бы и сидеть ему там до скончания дней. Но по стране волной катились репрессии 1937 г. Ощущалась острая нехватка свежих партийных кадров взамен репрессированных.

Уже в мае 1937 г. молодого, общительного и неконфликтного Брежнева, аккуратно исполняющего свои обязанности, назначили заместителем председателя Днепродзержинского горисполкома. Год спустя он возглавил отдел советской торговли Днепропетровского обкома КП(б)У, а в феврале стал секретарем обкома по пропаганде. На этой должности Брежнев занимался организацией массового изучения населением сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)».

4 апреля 1940 г. бывший в то время первым секретарем ЦК КП(б)У Н. С. Хрущев подписал постановление об утверждении Л. И. Брежнева членом бюро обкома, а 26 сентября – об утверждении его третьим секретарем обкома. В его обязанности входили вопросы оборонной промышленности Днепропетровщины.

Когда началась война, Леонид Ильич занимался мобилизацией населения в Красную армию и эвакуацией промышленности. Имея военную специальность, он сам попросился в действующую армию и в середине июня 1941 г. отбыл на Южный фронт в качестве заместителя начальника Политуправления в звании бригадного комиссара. По тем временам чин этот считался довольно высоким.

О поведении Брежнева на фронте, несмотря на позднейшее возвеличивание его военных заслуг и звание маршала, присвоенное спустя 30 лет после войны, известно немного. Личной храбростью он явно не отличался.

Наряду с другими за участие в Барвенково-Лозовской операции Леонид Ильич был награжден орденом Красного Знамени – первым среди его многочисленной коллекции и одним из немногих действительно заслуженных. Кроме этого, в военный период им были получены еще один орден Красного Знамени, орден Красной Звезды и орден Богдана Хмельницкого, введенный в 1943 г. по предложению Хрущева для участников боевых действий на Украине, а также медаль «За оборону Кавказа». Это количество значительно уступало наградам многих других равных ему по рангу и прошедших всю войну офицеров.

В начале 1943 г., когда в армии вводились новые единые звания, бригадный комиссар Брежнев получил новое звание полковника. Одновременно его понизили в должности и сделали начальником политотдела 18-й армии. В этом чине он провел всю оставшуюся часть войны и в работе Военного совета армии, вопреки утверждениям официальной биографии, участия не принимал. В его функции входила организация работы партийных и комсомольских организаций, агитационно-пропагандистская работа, прием новых членов партии, армейская газета, подготовка наградных документов и т. п.

С выполнением этих функций было связано и пресловутое участие в боях на Малой Земле, изложенное в приписываемых Брежневу мемуарах. Малая Земля – небольшой плацдарм южнее Новороссийска в районе Мысхако – была изолирована фашистами. 15 тыс. бойцов с танками и артиллерией обороняли ее в течение 225 дней, до начала Новороссийско-Таманской наступательной операции. Все это время штаб 18-й армии и ее политотдел находились на Большой земле в относительной безопасности. Впрочем, редкие поездки на плацдарм были сопряжены с определенным риском. По воспоминаниям военного корреспондента С. А. Борзенко, «…однажды сейнер, на котором плыл Брежнев, напоролся на мину, полковника выбросило в море, и там его в бессознательном состоянии подобрали матросы». Во времена же правления Брежнева муссировалась версия, что он сам сумел выплыть и даже вытащил одного из матросов. О присутствии Брежнева на Малой Земле малоземельцы узнали только из одноименной книги, в которой многое в их быте искажено.

Суть военных подвигов Брежнева отражает отзыв полкового комиссара ПУ РККА Верхорубова, который, проверяя работу политуправления 18-й армии, написал о его начальнике: «Черновой работы чурается. Военные знания тов. Брежнева – весьма слабые. Многие вопросы решает как хозяйственник, а не как политработник. К людям относится не одинаково ровно, склонен иметь любимчиков».

Победу генерал-майор встретил в Праге и через несколько дней после окончания войны стал начальником Политуправления 4-го Украинского фронта, который летом того же года был передислоцирован в Западную Украину и преобразован в Закарпатский военный округ. Долго Леонид Ильич здесь не задержался. В августе 1946 г. он был направлен в распоряжение ЦК КП(б) Украины, первым секретарем которого был в то время Н. С. Хрущев. По его представлению Брежнев с 1946 по 1950 гг. побывал первым секретарем Запорожского и Днепропетровского обкомов КП(б)У, а в июле 1950 г. был назначен главой ЦК КП(б) Молдавии.

В Молдавии будущий генсек пробыл два года. На XIX съезде КПСС его избрали в ЦК. Чуть позже Леонид Ильич стал кандидатом в члены Президиума и одним из секретарей ЦК КПСС.

После смерти Сталина Брежнев, в то время начальник Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота, участвовал в аресте Берии. А в начале 1954 г. Хрущев, хорошо знакомый с Леонидом Ильичем еще по работе в Украине и благоволивший к нему, назначил его вторым секретарем Коммунистической партии Казахстана.

В Казахстане Брежнев опять быстро продвинулся, став первым секретарем после отъезда его руководителя П. К. Пономаренко послом в Польшу. Главным делом нового главы республики стало освоение целины. Уже в 1954 г. здесь было распахано 8,5 млн га., а в 1955 г. еще 9,5 млн. Однако желанных результатов не получили. Сильная засуха привела к гибели посевов.

На ХХ съезде партии Брежнев выступил от имени республики и поддержал курс Хрущева, обещая довести производство зерна в Казахстане до 1 млрд 400 млн пудов уже в 1956 г. На первом же после съезда Пленуме ЦК КПСС его избрали кандидатом в члены Президиума и одним из секретарей ЦК. Брежнев вновь перебрался в Москву, теперь уже навсегда. В его анкете в графе «национальность» вместо записи «украинец» появилась другая – «русский».

На новой работе Леонид Ильич контролировал развитие тяжелой промышленности, капитального строительства, работу оборонной промышленности и любимое детище Хрущева – космонавтику. Никита Сергеевич всецело доверял своему выдвиженцу, который на ХХI съезде опять восхвалял патрона и поддержал его в борьбе с «антипартийной группой», пытавшейся сместить главу государства. В 1960 г. он стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР, а в 1964 г. – главным советником Хрущева. Председатель бывал за границей, где его принимали как главу государства. Видимо, тогда в его голове и зародилась мысль: «А почему не я?» Но что-либо сделать для достижения цели было слишком опасно и поэтому страшно.

Постепенно Брежнев начал перетаскивать в Москву своих выдвиженцев, а приятелей по всей стране у него было множество. Приятельствовал он и с большинством членов Политбюро. Поэтому Леонид Ильич одним из первых узнал о заговоре против Хрущева и поддержал его. Он не входил в число главных организаторов, как довольно часто говорили и писали, хотя в вербовке сторонников участвовал. Для более серьезных действий ему не хватало энергии, напористости и смелости. Однако стремления остальных, раздраженных и напуганных реформами Хрущева, его грубостью, а главное, постоянной перетасовкой кадров, он, несомненно, разделял. А возможно, лелеял и надежду оказаться на самом верху. Поэтому именно Брежнев оказался подходящей фигурой для осуществления не совсем приятного поручения: выманить Хрущева из Пицунды, где тот проводил свой отпуск.

Заговор был успешно реализован. Занимавшего видное положение и имевшего немалый вес, «своего парня» Брежнева временно выбрали первым секретарем вместо Хрущева. Но не бывает ничего более постоянного, чем временное. Брежнев устраивал всех, поэтому в апреле 1966 г. он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, а с 1977 г. еще и Председателем Президиума Верховного Совета СССР.

Страной руководил человек, еще в Днепропетровске получивший прозвище «Балерина» за то, что им мог «крутить» кто угодно. Видимо, поэтому в его политике так много противоречивого.

Например, с одной стороны – стремление к смягчению напряженности во время «холодной войны», с другой – наращивание советской военной мощи, ввод советских войск в Прагу (1968 г.), в Афганистан (1979 г.), скандалы с диссидентами и тому подобное.

Внутри страны ситуация напоминала странную игру, призванную создать видимость активной деятельности. Вместо хрущевского «Догнать и перегнать Америку» появились лозунги типа «Экономика должна быть экономной». Каждый год пятилеток имел свое название («определяющий», «завершающий» и т. п.). Таким образом пытались воодушевить людей на трудовые подвиги во имя общественного блага. Было объявлено о построении в СССР общества «развитого социализма». При этом мало кто понимал, что же это такое, но без этого странного определения не обходилось ни одно политзанятие, партийное или профсоюзное собрание.

Страна проедала нефтедоллары, не заботясь о завтрашнем дне. В рамках все той же игры придумали Продовольственную программу, которую особенно и не пытались выполнить. Но на проверку ее реализации постоянно отправлялись в командировки партийные работники, специалисты разных отраслей, вплоть до библиотекарей.

Высокие чины, рядовая бюрократия не стеснялись, раскрадывая и разбазаривая государственные средства. Мягкий генсек не представлял для них никакой опасности. Одна из легенд гласит: когда-то в раннем возрасте Брежнев и его друзья воровали мешки с зерном. Генсек, рассказывающий об этом, с явным удовольствием заметил: «Да кто же не ворует?» Был ли такой факт, неизвестно, но в народе этот эпизод рассказывался довольно часто.

Все это позволяет сомневаться в существовании политики Брежнева как таковой. Скорее можно говорить о политике брежневщины, которая осуществлялась рядом приближенных лиц (Суслова, Устинова, Черненко, Андропова, Гришина, Тихонова, Громыко и др.) и огромной армии специалистов – личных помощников, секретарей, референтов, объединенных в большой и влиятельный Секретариат при Генеральном секретаре ЦК КПСС.

Культ личности, реанимацию которого пытались провести сторонники Сталина, при Брежневе превратился в фарс. Портреты и обязательное произнесение полного титула Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева вызывали раздражение. Страсть руководителя государства к наградам стала неистощимым источником для острословия. И было над чем смеяться (или возмущаться).

К концу жизни Генсек стал Героем Социалистического Труда, четырежды героем Советского Союза, лауреатом Ленинской премии, обладателем ордена Победы, восьми орденов Ленина и многих других наград. Ни один политик за всю историю человечества не имел столько: количество полученных им орденов и медалей превышало цифру 200. Видимо, он даже не понимал, как кощунственно поступает, принимая, например, орден Победы, которым награждались только крупнейшие полководцы за выдающиеся победы в масштабах фронтов или групп фронтов. К примеру, этот орден был у Сталина. Получив в мирное время звание маршала, Брежнев хвастался им с чисто детской непосредственностью, показывая на погоны и гордо заявляя: «Дослужился».

Вокруг семьи руководителя самого большого государства мира ходили неисчислимые сплетни. Не легенды, а именно сплетни, связанные с любовницами отца семейства, страстью к бриллиантам и пьянством его дочери. То, что было несчастьем семьи, став достоянием «гласности», вызывало не сочувствие, а насмешку, иной раз и злорадство.

Ирреальность происходящего дополняла ситуация с состоянием здоровья советского лидера. Первые проблемы, по-видимому, начались уже через 5 лет после прихода к власти, т. е. в 1969–1970 гг. В местах проживания генсека были организованы медицинские кабинеты с необходимым оборудованием. Рядом с ним постоянно дежурили врачи, причем только кремлевские. По словам вдовы Леонида Ильича Виктории Петровны, Джуна и экстрасенсы никогда не лечили ее мужа.

В начале 1976 г. Брежнев пережил состояние клинической смерти. Потом это случалось не один раз. Обычные врачи рядом с ним были заменены врачами-реаниматорами.

Тяжелобольной человек не мог справляться со своими обязанностями, но не отказывался от них. Он по-прежнему представлял страну на международных встречах, вызывая жалость, недоумение и стыд. Например, личный переводчик Брежнева

В. М. Суходрев о встрече Генсека с президентом Картером рассказывал следующее. Престарелый и больной лидер СССР уже ничего не мог говорить, а только зачитывал заранее приготовленные тексты даже в беседах с главами государств. В этот раз ему подали бумагу, состоящую из двух частей. Читать нужно было только половину, так как текст представлял собой варианты ответа. Ненужное было зачеркнуто переводчиком. Брежнев благополучно прочел, что требовалось, потом помолчал и спросил: «А дальше читать не надо?» Так что многочисленные анекдоты вполне могут быть и не вымыслом…

Очередное состояние клинической смерти Брежнев пережил в 1982 г. Это было последним звонком. 10 ноября 1982 г. Леониду Ильичу, три дня назад стоявшему, как всегда, на Мавзолее и выглядевшему лучше обычного, вдруг стало плохо. Во время завтрака он вышел зачем-то в кабинет и долго не возвращался. Встревоженная Виктория Петровна пошла за мужем и нашла его лежащим на полу без сознания. Врачи ничем не смогли помочь, и через четыре часа четвертый руководитель СССР умер. Старухи на базаре с сочувствием говорили: «Отмучился, бедный…»

Он был добрым, общительным, обаятельным, не любящим конфликтов человеком. Не имел ни сильного характера, ни выдающегося интеллекта. Был очень сентиментальным, часто плакал. Известно, что во время одной из грубых выходок Кагановича упал в обморок. Обслуга в апартаментах, принадлежащих первому лицу в государстве, любила его. Некоторые из них потом помогали Виктории Петровне просто так, из личной симпатии к своим бывшим хозяевам. Думается, что эта, в общем, хорошая и обыкновенная советская семья была бы гораздо счастливее, если бы не политический взлет Леонида Ильича, заплатившего за свои высокие посты судьбой собственных детей, искалеченных системой.

 

Юрий Владимирович Андропов

(Род. в 1914 г. – ум. в 1984 г.)

Руководитель Советского государства и Генеральный секретарь ЦК КПСС в 1982–1984 гг. С июня 1983 г. Председатель Президиума Верховного Совета СССР. В 1967–1982 гг. председатель КГБ СССР. Генерал. Герой Социалистического Труда (1974 г.).

Короткое пребывание у власти Юрия Владимировича Андропова, а также некоторая таинственность его биографии создали два прямо противоположных мифа о его личности и возможных результатах деятельности во главе СССР. По одной версии, Юрий Владимирович – тайный либерал, интеллектуал, последний «настоящий коммунист», единственный из советских руководителей, который был способен возродить страну, но которому власть досталась слишком поздно. Другая рисует Андропова человеком весьма ограниченных взглядов, недостаточно образованным даже для партийного работника, интриганом, от которого невозможно было ожидать ничего хорошего. Как всегда в таких случаях, истину следует искать где-то посередине.

Юрий Владимирович Андропов родился 15 июня 1914 г. на станции Нагутская в Ставропольском крае в семье железнодорожного телеграфиста. Когда мальчику было пять лет, умер его отец. А в 1927 г. он стал круглым сиротой. Девичья фамилия матери, Фанштейн, послужила поводом для многочисленных слухов о еврейском происхождении Андропова. Приписывали ему и примесь греческой крови. В школу Юрий ходил в Моздоке (Сев. Осетия), а потом окончил Рыбинский техникум водного транспорта. Больше никакого образования будущий глава СССР не получил. Правда, уже на посту председателя КГБ сдал экзамены экстерном в Высшей партийной школе при ЦК КПСС, созданной специально для того, чтобы партийные работники могли получить фикцию высшего образования без отрыва от основной деятельности. Ряд биографов подчеркивает, что Андропов хорошо владел английским, мог общаться на немецком и венгерском языках, с удовольствием читал английские и американские романы в подлиннике. По другим данным, английский он пытался изучить уже будучи председателем КГБ, но так и не сумел достичь хорошего уровня. Что касается увлечения живописью и музыкой, то при матери, которая была учительницей музыки, это вполне вероятно.

В Моздоке Андропов работал телеграфистом, учеником киномеханика. После окончания техникума устроился на судоверфи им. Володарского и плавал матросом по Волге. На всю жизнь юноша запомнил слова своего начальника, боцмана: «Жизнь, Юра, это мокрая палуба. И чтобы на ней не поскользнуться, передвигайся не спеша. И обязательно каждый раз выбирай место, куда поставить ногу». Похоже, они стали девизом Юрия Владимировича на всю жизнь.

Несомненно, юноша стремился к более высокому уровню, так как вскоре стал освобожденным комсомольским работником Рыбинской судоверфи. В годы комсомольских и партийных чисток такие карьеры делались быстро. Для многих это кончалось трагически. Однако были и такие, кто постепенно, ступенька за ступенькой, пробирались до самого верха. К ним относился и Андропов.

В 1935 г. Юрий Владимирович женился на Нине Ивановне Енгалычевой, с которой познакомился еще в техникуме. Через два года у них появилась дочь Евгения, а в 1940 г. – сын Владимир. Дети выросли без отца, так как через 5 лет он оставил семью и почти не интересовался ими. Евгения стала врачом и живет в Ярославле. Владимир дважды сидел в тюрьме, спился и умер еще молодым.

В 1937 г. Юрий Владимирович был избран секретарем, а затем первым секретарем Ярославского обкома ВЛКСМ. В 1940 г. его направили в Петрозаводск первым секретарем ЦК Компартии недавно образованной Карело-Финской ССР. Республику возглавлял один из создателей финской Компартии и многолетний сотрудник Коминтерна Отто Вильгельмович Куусинен, сыгравший значительную роль в становлении и продвижении Андропова к вершинам власти.

В Петрозаводске Юрий Владимирович женился во второй раз. Его жену звали Татьяна Филипповна. У них родилось двое детей – Игорь и Ирина. Со временем сын стал дипломатом, а дочь занялась журналистикой. Оба никогда ничем не выделялись среди своих сверстников. В отличие от многих детей номенклатурных работников, они никогда не были замешаны ни в каких скандалах.

На фронте секретарь комсомола республики не был. Он занимался проблемами организации партизанского движения на оккупированной территории Карелии. В 1944 г. Андропов сумел достичь поста второго секретаря Петрозаводского горкома партии, а несколько позже стал вторым секретарем ЦК компартии Карело-Финской республики. Во время партийных чисток в связи с известным «ленинградским делом» Юрий Владимирович сумел избежать краха то ли благодаря Куусинену, то ли за счет того, что на партийных собраниях каялся в ошибках и критиковал товарищей, обвинения против которых носили более тяжкий характер.

Когда в 1952 г. Куусинена избрали членом Президиума ЦК КПСС, вместе с ним в Москву отправился и Андропов, занявший должность в аппарате ЦК. В 1954 г. он был уже послом в Венгрии.

Эти годы стали едва ли не самыми яркими в жизни будущего Генсека. Обстановка в стране в связи с тяжелой экономической ситуацией и репрессивными методами руководства Матьяша Ракоши была неспокойной. Осенью 1956 г. в Будапеште вспыхнули массовые волнения, принявшие ярко выраженный антисоциалистический характер. По требованию посла СССР в столицу были введены советские войска. Венгры не покорились. В советские танки полетели бутылки с зажигательной смесью. Расстрелы манифестантов, стрельба по домам из танковых орудий и пулеметов только обострили ситуацию. Избранный народом Имре Надь потребовал вывода советских войск, и Хрущев согласился. Однако после этого начались расправы над столичными партийными работниками и сотрудниками госбезопасности. Их вешали на деревьях вниз головой. Правительство СССР решило сменить правительство в Венгрии. Выбор пал на Яноша Кадара, его приход к власти был обеспечен советскими войсками.

Функции посла состояли в том, чтобы информировать свою страну о ситуации, давать прогнозы и предложения. Некоторые исследователи сообщают о том, что Андропов ловко дезинформировал венгерскую сторону относительно намерений СССР. Наряду с этим можно утверждать, что свои обязанности Юрий Владимирович выполнял чрезвычайно добросовестно и четкостью действий в осуществлении операции по усмирению Венгрии советское правительство во многом обязано своему послу.

Тогда советское посольство пережило страшные дни, хотя и было защищено щитом из 30 танков. Из окон можно было наблюдать кровавые сцены расправы как над коммунистами, так и над восставшими. Достаточно сказать, что во время венгерских событий жена Андропова получила сильнейшее нервное потрясение, от которого так и не оправилась. Позже в Москве она не раз лежала в неврологическом отделении 4-го главного управления при Минздраве СССР. Ей постоянно требовался морфий.

В 1957 г. Андропов вернулся из Венгрии героем и возглавил новый отдел ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, а 19 мая 1967 г. Андропов против своего желания сменил Семичастного на посту председателя КГБ. Этот пост он занимал 25 лет – более чем кто-либо из его предшественников. В награду за послушание Брежнев уже через месяц сделал нового хозяина Лубянки кандидатом в члены Политбюро. Вероятно, Андропов помнил это, так как всегда во всех дискуссиях был на стороне генсека и строго следил за лояльностью других по отношению к главе государства. Известно, что некорректные высказывания о генсеке среди аппаратчиков, если они становились известны, чаще всего приводили к увольнению. Впрочем, по воспоминаниям многих очевидцев, Юрий Владимирович еще в молодости отличался большим пиететом по отношению к начальству.

Главным итогом работы Андропова на посту председателя КГБ явилась переориентация работы Комитета. Из карательного органа, типичного для периода сталинизма, он превратился в орган «профилактики» антисоветских настроений в стране.

Во времена Андропова была восстановлена сошедшая на нет при Хрущеве тотальная слежка за состоянием общества: расширена сеть местных КГБ и созданы новые управления, в том числе знаменитое 5-е управление по борьбе с идеологическими диверсиями, т. е. с диссидентами; восстановлена система тайных информаторов, попросту доносчиков, в трудовых коллективах и даже по месту жительства. Письма подвергались перлюстрации, прослушивались телефонные разговоры. Даже высшие государственные чиновники были уверены, что на каждого из них в аппарате КГБ имеются досье, а их телефоны прослушиваются. Недаром Брежнев однажды в кругу членов Политбюро обронил: «На каждого из вас у меня есть материалы». Прослушивались не только телефоны, но и квартиры. Сам Андропов не скрывал этого и мог даже в личном разговоре сообщить: «У меня на прослушивании телефонных и просто разговоров сидят молодые девчата. Им иногда очень трудно слушать то, о чем говорят и что делают в домах у людей. Ведь прослушивание ведется круглосуточно…»

К неблагонадежным лицам применялись различные меры пресечения: заключение в лагеря, принудительное лечение в психоневрологических лечебницах, высылка за границу. По более невинным поводам можно было распрощаться с работой. Например, одного из послов по требованию Андропова убрали, когда в беседе с каким-то немцем он неосторожно заметил: «Умный человек на Западе не пропадет».

Во время работы в КГБ Андропов вел активную борьбу с «сионизмом». Строго ограничивался выезд евреев за границу. Негласно существовало и запрещение выдвигать их на руководящие посты.

Справедливости ради следует заметить, что во многих случаях Юрий Владимирович мог и помочь попавшим в беду интеллигентам. Так, например, случилось с крупнейшим русским философом, литературоведом и теоретиком искусства М. Бахтиным, которому по просьбе Ирины Андроповой разрешили вернуться из ссылки в Москву. Андропов помог получить работу «наказанному» за какой-то мелкий проступок Министерством культуры Муслиму Магомаеву, нескольким художникам и скульпторам-модернистам. Он пытался сохранить советское гражданство знаменитому скульптору Эрнсту Неизвестному, уезжающему за границу. А вот вернуть из ссылки А. Сахарова председатель КГБ, несмотря на ходатайства научной общественности, отказался.

Впрочем, борьба с «внутренними врагами» была лишь одним из направлений работы КГБ. При Андропове советская разведка и контрразведка стали едва ли не лучшими в мире. По всему земному шару проводились тысячи разнообразных операций. По его инициативе была создана блестящая диверсионно-разведывательная группа «Вымпел», а также группа по борьбе с терроризмом «Альфа». И это в то время, когда ни о каком терроризме на территории СССР никто и не помышлял.

Несмотря на огромную власть и приписываемое ему всеведение, Андропов, по всей видимости, был человеком довольно закомплексованным. Стесняясь своего роста, всегда чуть сутулился, стремился быть в тени. Возможно, последнее больше связано с желанием не выпячиваться, следуя законам игры, принятой в высших партийных кругах КПСС. Некоторые свидетельства близких к Андропову людей позволяют говорить о его страхе перед вышестоящими, например перед Сусловым. Он очень переживал, когда его работу критиковало начальство. В ряде случаев это кончалось сердечным приступом и даже инфарктом. Крайняя недоверчивость и подозрительность Андропова граничили с трусостью. Однажды, когда сосед по даче М. Горбачев пригласил его с женой на обед, Юрий Владимирович отказался, сославшись на то, что об этом непременно будут судачить и доложат Брежневу.

Манерой поведения и одеждой Юрий Владимирович очень напоминал чеховского «Человека в футляре»: всегда носил длинное черное пальто, темный костюм, фетровую шляпу даже летом.

Известно, что Андропов не пил и не курил, отличался ровным характером, никогда не кричал на подчиненных. К числу его увлечений относилась поэзия. Он писал стихи. Любил музыку, знал много казачьих песен и неплохо пел. Был неравнодушен к хоккею и болел за «Динамо».

С годами состояние здоровья Брежнева достигло той стадии, когда он уже не мог заниматься государственными делами и стал представлять собой ширму, за которой действовал триумвират – министр иностранных дел Громыко, министр обороны Устинов и председатель КГБ Андропов. После смерти в январе 1982 г. секретаря ЦК М. Суслова, бывшего вторым человеком в партии, положение Андропова еще больше укрепилось. Он занял место покойного. В этом качестве Юрий Владимирович пробыл недолго. До смерти Брежнева оставалось всего несколько месяцев. Но и Андропов к тому времени был уже очень больным человеком. Даже просмотр документов был ему в тягость, и их читали вслух помощники. Однако физическое состояние преемника Суслова тщательно скрывалось. Лишь единицы знали о действительном положении дел. В результате страну возглавил человек, чьи моральные и физические силы были на исходе.

Ослабленный организм не выдержал все возрастающей нагрузки. В феврале 1983 г. в болезни произошло необратимое ухудшение. Уже летом он мог работать только под присмотром врачей в своей подмосковной резиденции. Охранники носили генсека на руках и переворачивали ему страницы. Передвигаться самостоятельно он уже не мог. В скором времени развилась острая почечная недостаточность, а потом отказали обе почки. 9 февраля 1984 г. Юрий Владимирович умер.

В прошлом блестящий аналитик, чей ум отличался математической точностью, а память была сродни компьютерной, Андропов в период своего пребывания на посту руководителя СССР успел провести лишь массовую кампанию по укреплению трудовой дисциплины и слегка приоткрыть возможности для газетной критики опять-таки «отдельных недостатков».

О том, что бы было, приди Андропов к власти лет на 10–15 раньше, говорить, пожалуй, бессмысленно. Наверняка человек, насмерть перепуганный венгерскими событиями 1956 г., не пошел бы на кардинальные реформы, а укрепление дисциплины могло иметь только один результат: постепенное возобновление массовых репрессий, которое на короткое время продлило бы агонию советского государства.

 

Михаил Сергеевич Горбачев

(Род. в 1931 г.)

Руководитель СССР (1985–1991 гг.). Генеральный секретарь ЦК КПСС (с 1985 г.). Первый и последний Президент СССР (1990–1991 г.). Лауреат Нобелевской премии мира 1990 г.

Михаил Сергеевич Горбачев относится к той редкой категории политиков, которые сумели изменить мир. По словам известного историка Д. Волкогонова, последствия его деятельности «люди будут испытывать долгие десятилетия». Первый Президент СССР родился 2 марта 1931 г. в с. Привольном Ставропольского края в крестьянской семье. Дед Горбачева по отцовской линии – ярый противник ликвидации частного хозяйства – выступал против создания колхозов и оказался в ссылке. Дед по материнской линии, напротив, организовывал и возглавлял колхоз, но в 1937 г. был арестован и некоторое время провел в тюрьме. Отец будущего президента, механизатор, водил трактор. Сам Миша уже в 13 лет участвовал в сезонных сельскохозяйственных работах, а в 15 лет стал помощником комбайнера.

Во время войны семья, за исключением отца, ушедшего на фронт, оказалась на оккупированной территории. В доме Горбачевых, как и в других домах односельчан, жили немцы, которым нужно было готовить пищу. Мальчик часами ощипывал гусей и кур для стола гитлеровцев. Однажды сотрудничавший с немцами калмык отстегал Мишу нагайкой, и это глубоко врезалось ему в память. В этих условиях учиться не представлялось возможным. Занятия в школе возобновились только после освобождения территории Ставрополья от оккупантов.

Великовозрастный школьник вскоре стал комсоргом и с увлечением играл в любительских спектаклях. В будущем актерские способности очень помогали Горбачеву-политику и за рубежом, и внутри страны.

Школу Миша окончил только в 1950 г. с серебряной медалью. В его аттестате была одна четверка по иностранному языку. К этому времени, в возрасте 18 лет, Миша подал заявление в партию, его приняли кандидатом. Совмещая работу с учебой, он добился неплохих производственных результатов, получив в 1949 г. орден Трудового Красного знамени.

Молодому орденоносцу легче, чем большинству его сверстников, было поступить в Московский университет – самое престижное учебное заведение в стране. По предположению одного их первых биографов Горбачева Жореса Медведева, он выбрал юридический факультет, так как в детстве слышал немало рассказов о страшном периоде коллективизации на Ставрополье, унесшем миллионы жизней. Однако истинной причиной наверняка была престижность юридической профессии.

Об университетском периоде жизни Горбачева известно чрезвычайно мало. Уже на первом курсе он был избран комсоргом группы, а позже – секретарем бюро курса. В 1952 г., вступив в ряды КПСС, будущий президент возглавил бюро юридического факультета. Это свидетельствует о большом честолюбии молодого человека, отдавшего предпочтение не обычным увлечениям юности, а общественной работе.

В университете Михаил сблизился с приехавшим из Чехословакии на учебу Зденеком Млинаржем, в будущем активным деятелем «Пражской весны». Потом он вспоминал: «Студент Горбачев был не только очень способным и интеллигентным, он был человеком открытым, умным, но не самоуверенным, умел и хотел слушать других». Млинарж свидетельствовал и о том, что Михаил уже в то время много рассказывал о действительном положении колхозников и подчеркивал подневольный характер труда в колхозах.

В 1954 г. Горбачев женился на студентке философского факультета Раисе Титаренко, приехавшей в Москву из Стерлитамака. Умная и честолюбивая, после окончания университета она преподавала в вузах, написала и защитила кандидатскую диссертацию о жизни колхозного крестьянства, высоко оцененную зарубежными исследователями, стала доцентом и… замечательной женой, бывшей не только опорой, но и помощницей мужа на всех этапах его политической деятельности. Злые языки утверждают, что своей карьерой Михаил Сергеевич во многом обязан напористости жены.

Летом 1955 г. супруги Горбачевы по направлению приехали в Ставрополь. В 1955 г. Михаил Сергеевич оказался в аппарате городского комитета комсомола в скромной должности зав. отделом. Однако уже через год он стал первым секретарем горкома, в 1958 г. перебрался в краевой комитет ВЛКСМ, который возглавил в 1960 г. Но молодой аппаратчик, судя по всему, стремился в партийные органы. Видимо, это заставило его перейти на бесперспективную должность инспектора одного из управлений Ставропольского края, числящуюся за партийным аппаратом. Ставка, однако, была сделана верно. Уже в 1962 г. Михаил Сергеевич оказался на посту зав. отделом кадров краевого комитета партии. Дальнейшая карьера – не менее стремительна: в 1966 г. – первый секретарь горкома, в 1968 г. – второй секретарь, а в 1970 г. – первый секретарь краевого комитета партии.

Восьмилетнее пребывание Горбачева на вершине власти в регионе с населением в 3 млн человек стало хорошей школой управления и, по-видимому, позволило обрести понимание действительного состояния советского общества в гораздо большей степени по сравнению с московскими партаппаратчиками. В конечном итоге Горбачев стал единственным из семи верховных вождей партии, который обладал длительным опытом власти в провинции.

Со временем «хозяин» Ставропольского края стал хорошо известен в Москве. В 1971 г. его избрали членом ЦК КПСС, а в 1978 г. назначили на должность секретаря ЦК по сельскому хозяйству. В 1979 г. Горбачев стал самым молодым членом Политбюро ЦК КПСС. Ему шел 49-й год.

Трудно сказать, как именно будущему президенту удалось заручиться покровительством Ю. Андропова. Видно, тот сумел разглядеть в нем черты, которых не видели другие, иначе в пору своего пребывания у власти не доверил бы ему идеологию – важнейший пост в системе партийного руководства страной. После смерти покровителя, при К. Черненко, Горбачев, несмотря на недоверие со стороны нового генсека и его окружения, сумел сохранить свои позиции и даже позволил себе смелый и небезопасный ход, выступив на совещании в ЦК с докладом «Живое творчество народа», в котором говорил о необходимости покончить с догматизмом в вопросах управления экономикой, призывал к развитию самоуправления, инициативы, расширению гласности и социалистической демократии. Этот доклад был опубликован только после 1985 г.

В марте 1985 г. Черненко умер. В тот момент в высшем партийном аппарате у Горбачева было много противников и его политическая судьба висела на волоске. Тем не менее в ЦК альтернативы ему действительно не было. Недаром его кандидатура была предложена старейшим и авторитетнейшим членом Политбюро А. Громыко.

Дальнейшие события, произошедшие между 11 марта 1985 г. и 25 декабря 1991 г., в общих чертах широко известны. Однако действительные процессы и механизмы влияния на ситуацию в стране не только президента, но и различных политических сил и слоев населения как внутри государства, так и за рубежом историкам еще предстоит установить. Слишком противоречивы как действия, так и результаты деятельности Горбачева-политика за 5 самых бурных лет в истории советского государства. Не менее противоречивы и оценки Горбачева-человека.

Большинство авторов книг, статей, мемуаров по-разному, в зависимости от собственных политических установок, рисуют портрет президента СССР. Даже серьезные исследователи явно грешат необъективностью оценок. Видимо, сам характер Горбачева является настолько противоречивым, что легко позволяет производить такие манипуляции или впадать в заблуждение.

Когда читаешь высказывания политиков Запада о Горбачеве, невольно возникает мысль: о том ли человеке, который в течение пяти лет появлялся на экранах телевизоров в СССР, идет речь. Возьмем, к примеру, впечатления Р. Никсона, который говорил: «…в 1986 г. в Кремле на меня произвели сильное впечатление его обаяние, интеллект, решительность… он был настолько уверен в своих силах, что не боялся говорить и о своих слабостях… Всем его поведением руководил холодный расчет… идиллические разговоры его не занимали. В важных, содержательных беседах Горбачев, как и его предшественники, всегда оставался холодно расчетлив».

Запад приписывал советскому лидеру высокий уровень культуры, интеллигентность, открытость. Страна же видела многословие, косноязычие, нерешительность, половинчатость и непоследовательность действий, обидчивость, подозрительность, в иных случаях определенную нечистоплотность. Были случаи, когда президент откровенно лгал с трибуны, что особенно поражало при курсе на соблюдение общечеловеческих ценностей.

Горбачев, несомненно, чрезвычайно честолюбив, самолюбив, и это часто служило ему не на пользу. По воспоминаниям людей из аппарата президента, многие советы он воспринимал чрезвычайно болезненно, видимо, рассматривая их как покушение на свою власть. Президент легко перешагивал через прежние связи, своих товарищей по работе. К концу правления удалил из своего окружения многих людей, искренне верящих в перестройку.

Запад признал Горбачева виртуозом компромиссов и ставил это ему в заслугу. Но на родной земле его центризм и стремление к «плюрализму» сыграли негативную роль, так как создавали впечатление слабости лидера. На самом же деле Горбачев умел держать в руках и аудиторию и окружение и потерял бразды правления только тогда, когда выпущенный им джинн разнес в щепки насквозь прогнившее здание государства. Для того чтобы предвидеть такой поворот событий, не нужно было особого ясновидения. Недаром последний советский министр иностранных дел А. А. Громыко назвал Горбачева и его сторонника Шеварнадзе «марсианами» за «беспомощность в земных делах». По его мнению, объединение Германии и роспуск Организации Варшавского Договора без требования гарантий безопасности в новых условиях были актами самоубийственными. Но в масштабах планеты ситуация выглядит несколько по-иному, поэтому в 1990 г. Горбачев стал лауреатом Нобелевской премии мира. Его соперниками были В. Гавел и Н. Мандела. Комитет решил, что без политики Горбачева они не смогли бы добиться успеха в своих странах.

После отставки Михаил Сергеевич читал лекции, писал статьи в зарубежные газеты и журналы, выступал на симпозиумах и конференциях (тоже за рубежом), снимался в рекламе, участвовал в различных ток-шоу. В 1993 г. он основал организацию «Международный зеленый крест». Она состоит из сети национальных организаций 16 стран мира. Цель – разрешение конфликтов путем переговоров, без привлечения силы и поиск новых путей международного сотрудничества.

В июне 1996 г. Горбачев баллотировался на пост Президента Российской Федерации, но проиграл уже в первом туре, набрав всего 0,51 % голосов. Этого следовало ожидать. В регионах, куда он ездил во время предвыборной кампании, бывшего президента принимали плохо. В родном Ставрополье многие старые знакомые перестали здороваться. Дорога в Белый дом стараниями Ельцина была полностью закрыта даже для частных визитов. Новая власть демонстративно не замечала первого президента. Но Горбачев не сдавался. В марте 2000 г. учредительный съезд Российской объединенной социал-демократической партии избрал Михаила Сергеевича своим лидером.

Возвращение в политику далось Горбачеву нелегко не только по причине обструкции со стороны президентского окружения и отрицательного отношения к нему большинства населения. Летом 1999 г. его постигло огромное горе. Раисе Максимовне был поставлен страшный диагноз – лейкемия. Уже через несколько дней немецкие врачи начали борьбу за ее жизнь, но успеха не достигли. 20 сентября она умерла. Горбачев говорил, что она так и не оправилась от потрясения во время его пленения в Форосе. В горе Михаила Сергеевича поддержали Г. Коль,

М. Тэтчер, чета Рейган, показав всему миру, что их отношение к бывшему президенту носит далеко не протокольный характер. Смерть Раисы Максимовны, которую в Союзе откровенно не любили, вызвала на территории бывшего СССР волну сочувствия и даже сожаления о том, что в свое время отношения между супругами вызывали раздражение.

10 августа 2000 г., после девяти лет отлучения от Кремля, Михаил Сергеевич снова посетил свой кабинет. Там его принял новый президент России Владимир Путин. Политики общались более часа и остались довольны друг другом. Таким образом, Путин покончил с диким для цивилизованного мира отношением к первому и единственному президенту СССР.

Cкорее всего, Горбачев так или иначе был обречен на недолгое правление. При полученном им наследстве и уровне демократического сознания в обществе у него было только две перспективы: то, что произошло, и судьба Хрущева (в лучшем случае).

Конечно, в большую политику Горбачев уже не сможет вернуться. Сейчас не время 70-летних.

Тем не менее поворот в сознании россиян в отношении бывшего президента СССР, несомненно, произошел. К его юбилею в средствах массовой информации появилась масса статей. Вот некоторые высказывания из них: «Он хотел воплотить в себе высшие цели и идеалы, стремление народа к свободе и прогрессу», «Он хотел дать людям надежду и волю», «Политик, совершивший невозможное и отворивший калитку в будущее без крови и страха», «Горбачев – один из величайших политиков ХХ столетия». Поэтому можно предположить, что со временем оценки Востока и Запада относительно Горбачева придут к общему знаменателю. Уж очень похожи приведенные выше цитаты на высказывание одного из самых незаурядных политиков конца ХХ в. Ф. Миттерана: «Я приветствую его как самого выдающегося человека в истории нынешнего столетия, добившегося появления демократии в своей стране, завершения холодной войны и разоружения».

 

Борис Николаевич Ельцин

(Род. в 1931 г. – ум. в 2007 г.)

Первый Президент Российской Федерации (1991–1999 гг.).

Председатель Верховного Совета РСФСР (1990–1991 гг.).

Лауреат Международной литературной премии «Капри-90».

Кавалер нескольких зарубежных орденов и медалей.

Так получилось, что первым президентом России, дважды избранным всенародным голосованием, стал могучий, властный человек, этакий «русский медведь», задавший много загадок своим современникам. Его любили, им восхищались, за ним безоглядно шли в бой за демократию, но многие ненавидели и презирали его. Так бывает всегда, когда на вершину власти попадает самобытная, яркая личность, не скрывающая своих достоинств и недостатков.

Первый президент России родился 1 февраля 1931 г. в с. Бутка Талицкого района Свердловской области. В его родословной все были крестьянами. По данным агентства «Панорама», во время коллективизации дед Ельцина был раскулачен и в 1931 г. сослан. В 1932 или 1937 г. несколько месяцев в тюрьме провел и отец, Николай Игнатьевич.

В начале 30-х гг., когда в семье сдохла последняя корова, Ельцины начали голодать. В 1935 г. отец, Николай Игнатьевич, завербовался на строительство Березниковского калийного комбината. Сложив в телегу убогое имущество, семья отправилась на новое место в Пермскую область.

Боря рос упрямым и драчливым, за что ему не раз доставалось от отца, но в школе учился на «пятерки». Окончив ее, поступил на строительный факультет Уральского политехнического института. Здесь он преуспел, прежде всего, на спортивном поприще. Стал мастером спорта СССР по волейболу, играл в команде высшей лиги страны, тренировал вторую сборную института.

В институте Борис Николаевич познакомился с Наиной Гириной. В 1955 г., одновременно получив дипломы, молодые люди договорились на некоторое время разъехаться в места назначения молодых специалистов, чтобы проверить чувства. Ельцина оставили в Свердловске. Ная уехала в Оренбург. Через год созвонились и встретились в Куйбышеве на зональных соревнованиях. Выяснив, что чувства сохранились, Борис забрал невесту в Свердловск. Там они и поженились.

Молодой специалист был распределен в трест Уралтяжтрубстрой на должность мастера. Однако он предпочел сначала овладеть рабочими профессиями: по одному месяцу работал каменщиком, бетонщиком, плотником, столяром, стекольщиком, маляром, штукатуром, машинистом крана и только потом занял должность мастера. С 1957 по 1963 гг. с должности прораба поднялся до начальника строительного управления треста «Южгорстрой». Здесь вступил в КПСС. В 1963 г. перешел главным инженером в лучший на Свердловщине домостроительный комбинат и оставил его в ранге начальника.

В 1968 г. Ельцина перевели на партийную работу. Здесь его карьера развивалась не менее стремительно. В 1976 г. функционер с богатым жизненным, производственным и управленческим опытом возглавил Свердловский обком партии и пробыл на этом месте до 1985 г.

Перестройка дала Ельцину возможность для выхода на качественно иной стиль продвижения к власти. Хотя начинал он вполне типично, разве что темпы продвижения по партийной лестнице значительно ускорились. 3 апреля 1985 г. ему было предложено возглавить отдел строительства ЦК КПСС. В июне этого же года свердловчанина назначили секретарем ЦК по вопросам строительства. А 22 декабря 1985 г. М. Горбачев рискнул доверить ему Московскую партийную организацию. Однако в этом качестве Ельцин пробыл недолго, до ноября 1987 г. Причиной его понижения до первого заместителя председателя Госстроя СССР послужило выступление на октябрьском партийном пленуме, где он критиковал темпы перестройки и методы руководства, за что подвергся обструкции. Ни один из членов Политбюро и ЦК его не поддержал. Сразу же последовали репрессии. На пленум Московского горкома партии, когда его сняли с должности, Ельцина привезли прямо из больницы, предварительно накачав лекарствами. Но Ельцин не растерялся и перешел к открытой оппозиции Горбачеву. Развитие гласности позволило ему приобрести симпатии народа. В 1989 г. при поддержке демократического движения он был избран депутатом Съезда народных депутатов СССР, где продолжил свою линию. В 1990 г. Ельцин вышел из КПСС, мотивируя это своим избранием на пост Председателя Верховного Совета РСФСР.

Летом 1991 г. в Российской Федерации прошли первые по-настоящему демократические выборы. Газеты писали, что в списке кандидатов две фигуры: Ельцин и все остальные. Внушительная победа на выборах показала, что Борис Николаевич стал бесспорным лидером не только демократов, но и подавляющего большинства россиян. Это сделало его практически неуязвимым и позволило в августе 1991 г. возглавить сопротивление антидемократическому путчу, организованному созданным консерваторами Государственным комитетом по чрезвычайному положению (ГКЧП), выиграть битву, перехватить инициативу у терявшего авторитет Горбачева и добиться отлучения КПСС от власти.

Следующим мощным ходом Ельцина стало так называемое Беловежское соглашение о прекраще нии существования СССР и создании Содружества Независимых Государств (СНГ), подписанное совместно с руководителями Белоруссии и Украины,

С. Шушкевичем и Л. Кравчуком. В декабре 1991 г. Советский Союз перестал существовать, Горбачев был вынужден подать в отставку, а Ельцин получил полную свободу действий в руководстве Россией – самой большой из бывших республик СССР.

Результаты распада Советского Союза не замедлили сказаться. Разрыв экономических связей привел к жестокому кризису и поставил страну на грань катастрофы. Пришлось ввести нормированное распределение продуктов. Валютные резервы были почти исчерпаны, в большинстве регионов отсутствовали запасы продовольственного зерна. Имел место дефицит топлива и электроэнергии.

С 1992 г. первый президент России начал осуществлять руководство экономическими и политическими реформами в России. Поскольку он не боялся окружать себя людьми молодыми и инициативными, им было создано правительство «молодых реформаторов» во главе с экономистом Е. Гайдаром, который применил в стране «шоковую терапию».

Гайдаровские реформы, а особенно поспешная приватизация, выгодная зарождавшейся финансовой олигархии, привели к резкому обнищанию народа и криминализации обстановки внутри страны. Началась хроническая невыплата зарплат (часть задолженности не была погашена даже после отставки президента). В то же время довольно быстро в стране появился класс мощной буржуазии, куда вошли бывшая партийно-хозяйственная номенклатура, бывшие комсомольские лидеры, экспортеры отечественного сырья, чиновничество и лидеры организованной преступности.

В октябре 1993 г. в стране разразился острый политический кризис, вызванный противостоянием президента и консервативного Верховного Совета. Оппозицию Ельцину в парламенте возглавили бывшие его сподвижники, спикер Р. И. Хасбулатов и вице-президент А. В. Руцкой. Хасбулатов пытался проводить собственную внешнюю и внутреннюю политику, отстаивая верховенство парламента в триаде власти. Руцкого же прочили на роль нового президента. В марте 1993 г. ВС поставил на голосование вопрос об импичменте, и только нескольких голосов не хватило для того, чтобы запустить процедуру. В ответ президент в апреле провел референдум, результаты которого показали, что, несмотря ни на что, народ все же поддерживает Бориса Николаевича. Однако взаимоотношения с парламентом не улучшились. Все указы президента немедленно блокировались законодательной ветвью власти.

В этой сложной ситуации Ельцин, как всегда бывало в минуты опасности, действовал быстро и твердо. 21 сентября 1993 г. он объявил о роспуске Верховного Совета и о выборах в новый парламент (Думу), назначенных на декабрь этого же года. Тогда распущенный Верховный Совет собрался в своей резиденции, Белом доме, и отстранил президента от власти. На защиту парламентариев, по примеру 1991 г., двинулись их сторонники. 3 октября эти защитники под руководством мятежного генерала Макашова штурмовали башню «Останкино», мэрию и некоторые другие здания. На следующий день в столицу ввели танки, которые расстреляли Белый дом. Путчисты были арестованы верными президенту спецчастями. Трупы погибших потом три дня вывозили из здания, но руководителей мятежа среди них не было. Большинство из них успели вовремя сбежать. Позже всех участников путча амнистировали. В декабре 1993 г., по результатам референдума, в стране была принята новая Конституция, по которой законодательная власть в России переходила к Государственной Думе.

К 1996 г. рейтинг президента в стране сильно упал. Реформы не приносили стране облегчения. Зная об этом, Ельцин все же решился выдвинуть свою кандидатуру и, несмотря на тяжелейшее состояние здоровья, вновь сумел выиграть.

Немаловажную роль в успехе Ельцина сыграл его штаб по подготовке к выборам. Чувствуя необходимость в близком человеке, он ввел в него свою дочь Татьяну. Выбор оказался удачным. Она легко вписалась во вновь созданную аналитическую группу, возглавленную Чубайсом. Положительное влияние оказала и поддержка руководителей крупнейших банковских и медиа-групп Ходоровского, Гусинского, Березовского и других.

Кроме Татьяны, у Ельцина есть еще одна дочь, Елена. Они подарили ему пятерых внуков, есть уже и правнук Саша. Обстановка в семье носила патриархальный характер. С проблемами шли к деду, но только в крайних случаях. Желтая пресса доставляла им много неприятностей, сочиняя самые невероятные сенсации. Новый год семья встречала вместе. Борис Николаевич играл роль Деда Мороза и раздавал подарки. Иногда Новый год встречали на даче, где есть русская печь под навесом, чтобы поесть под шампанское настоящих русских блинов, испеченных Наиной Иосифовной.

Среди увлечений Бориса Николаевича были охота и рыбалка. К этому он пристрастился еще на Урале, где ходил даже на лося. Среди спортивных пристрастий – теннис.

Средства массовой информации часто обвиняли Ельцина в пристрастии к алкоголю. Сам он, комментируя это, пишет о редких случаях, когда после сильного и длительного нервного напряжения, как было, например, во время путча, после нескольких рюмок вина у него наступало состояние эйфории, во время которого он мог совершать непривычные для его положения поступки. Например, начать дирижировать оркестром. Это вполне соответствовало характеру бывшего президента. В иных случаях и без алкоголя он мог пуститься в пляс, петь и т. п. Пожалуй, следует поддержать мнение самого Ельцина, который писал: «Доказывать всем, что сердце и давление, которые оказывают влияние на речь и походку, постоянные стрессы и бессонница, лекарства… не стоит путать с алкогольным синдромом?…Все это… унизительно и противно… ненависть, истерику, клевету вызывают сама моя фигура, моя упрямая воля, мой характер. Если бы не пресловутый алкоголь, били бы за что-то другое».

Ельцин имел крепкий организм, доставшийся ему от родителей. Однако постоянное напряжение, сильные эмоциональные перегрузки сделали свое дело. Легкие заболевания переносились на ногах. Довольно часто ситуации становились катастрофическими. Известно, что Ельцин перенес прободение язвы, травму позвоночника после аварии самолета в Испании, несколько инфарктов, операции, послеоперационное воспаление легких. Дошло до того, что в начале ноября 1998 г. оппозиция в Думе настояла на рассмотрении законопроекта «О медицинском заключении о состоянии здоровья Президента РФ». Всего пяти голосов не хватило для его прохождения. Отставка президента чуть было не стала возможной на законном основании. Тем не менее в коридорах Госдумы депутаты шепотом рассказывали друг другу анекдот: «Статья о первом президенте России в Большом Энциклопедическом Словаре 2001 г. издания гласит: «Борис Ельцин – первый президент России. Годы жизни: 1931–1998. Годы правления: 1991–2000».

Примечательно, что самые ответственные решения Борис Николаевич всегда принимал в одиночку и реализовывал их быстро. Любил эффектно преподнести их. Так случилось и с отставкой президента. В конце 1999 г. Борис Николаевич решил уйти в отставку, чтобы дать возможность лучшему, с его точки зрения кандидату, приобрести опыт и проявить себя до выборов. Некоторое время об этом никто не знал, кроме двух-трех человек из ближайшего окружения, самого кандидата на высший пост в государстве, премьер-министра

В. Путина и дочери Татьяны. Официальное объявление последовало 31 декабря 1999 г. «Мужским решением» назвал это событие патриарх Алексий и благословил его.

После 10 лет бурного правления, прощаясь в новогоднюю ночь с измученными россиянами, Борис Николаевич сказал: «Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми лицами, с новыми, умными, сильными, энергичными людьми» – и пожелал россиянам счастья и спокойствия, которое они заслужили.

Борис Ельцин, первый президент Российской Федерации, скончался 23 апреля 2007 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище с воинскими почестями.

 

© В. Скляренко, Е. Васильева, Т. Иовлева, В. Мирошникова, О. Очкурова, Ю. Пернатьев, И. Рудычева, Г. Щербак, 2005

 

Ахматова Анна Андреевна

Настоящая фамилия – Горенко (род. в 1889 г. – ум. в 1966 г.)

Русская поэтесса. Книги стихов «Вечер», «Четки», «Белая стая», «Подорожник», «Anno Domini», «Бег времени»; циклы «Тайны ремесла», «Ветер войны», «Северные элегии»; поэмы «Реквием», «Поэма без героя»; статьи о Пушкине и др.

Анну Ахматову современники именовали торжественно и величаво – «Анна всея Руси». Действительно, в ее облике, в осанке, в обращении с людьми было что-то величественное, горделивое. Не случайно ее поэтический «крестник» Иосиф Бродский говорил, что, глядя на

Ахматову, он представлял себе, что такой, вероятно, могла быть императрица Екатерина II. А немецкий писатель Г. В. Рихтер, присутствующий при вручении Ахматовой литературной премии в Таормине в Италии, называя ее «царицей поэзии», писал: «Анна Ахматова… высокая женщина, на голову выше всех поэтов среднего роста, подобная статуе, о которую разбивались волны времени с 1889 г. и до наших дней. Видя, как она шествует, я внезапно понял, почему в России время от времени могли править именно царицы…»

Естественность, простота и горделивость были присущи Ахматовой в течение всей жизни, где бы она ни пребывала. Даже в поздние, нелегкие для нее годы, в очереди за керосином, в переполненном ташкентском трамвае, в больнице люди, не знавшие ее, сразу замечали в этой женщине «спокойную величавость», неизменно вызывавшую восхищение. Ее прекрасной внешности гармонически соответствовало истинное величие духа и огромная душевная сила.

Высокая свобода души давала Анне Ахматовой возможность стоически переносить клевету и предательство, обиды и несправедливость, нищету и одиночество, которыми так была полна ее жизнь. И проходила Ахматова через все невзгоды так, будто мир земных реальностей для нее не существовал. Однако во всем, что было в этом мире, она оставляла свои знаки добра, сострадания и правды. Наверное, поэтому поэзия Ахматовой, наполненная светом, музыкой и тихой печалью, звучит так легко и свободно.

Родилась Анна Андреевна на юге России, в Одессе, 11 июня 1889 г. в семье инженер-капитана 2-го ранга Андрея Антоновича Горенко и Инны Эразмовны (в девичестве Строговой). Спустя два года супруги Горенко переехали в Царское Село, где Аня училась в Мариинской гимназии. Она прекрасно владела французским, читала в подлиннике Данте. Из русских поэтов первыми открыты были ею Державин и Некрасов, затем – Пушкин, любовь к которому осталась на всю жизнь.

В 1905 г. Инна Эразмовна развелась с мужем и переехала с дочерью сначала в Евпаторию, а затем в Киев. Здесь Анна закончила Фундуклеевскую гимназию и поступила на юридический факультет Высших женских курсов, отдавая все же предпочтение истории и литературе.

Со своим будущим мужем поэтом Николаем Гумилевым Аня Горенко познакомилась еще четырнадцатилетней девочкой. Позже между ними возникла переписка, а в 1909 г. Анна приняла официальное предложение Гумилева стать его женой. 25 апреля 1910 г. они обвенчались в Николаевской церкви села Никольская слобода под Киевом. После венчания молодые отправились в свадебное путешествие, пробыв в Париже всю весну.

С 1910-х годов началась активная литературная деятельность Ахматовой. В это время молодая поэтесса познакомилась с Блоком, Бальмонтом, Маяковским. Свое первое стихотворение под псевдонимом Анна Ахматова она опубликовала в двадцатилетнем возрасте, а в 1912 г. вышел первый сборник стихов «Вечер». Своим именем Анна Андреевна всегда очень гордилась и даже выразила это чувство в стихотворных строчках: «В то время я гостила на земле. Мне дали имя при крещенье – Анна, сладчайшее для губ людских и слуха» – так гордо и торжественно писала она о своей юности. Гораздо менее известно, что когда молодая поэтесса поняла свое предназначение, то не кто иной, как отец Андрей Антонович запретил ей подписывать свои стихотворения фамилией Горенко. Тогда Анна и взяла фамилию своей прабабушки – татарской княгини Ахматовой.

Сразу же после издания сборника «Вечер» Ахматова и Гумилев совершили новое путешествие, на сей раз по Италии, а осенью того же 1912 г. у них родился сын, которому дали имя Лев. Писатель Корней Чуковский, познакомившийся с Ахматовой в это время, так описывал поэтессу: «Тоненькая, стройная, изящная, она ни на шаг не отходила от мужа, молодого поэта Н. С. Гумилева, который тогда же, при первом знакомстве, назвал ее своей ученицей. То было время ее первых стихов и необыкновенных, неожиданно шумных триумфов».

Анна Ахматова очень рано поняла, что писать надо только те стихи, которые «если не напишешь, то умрешь». Иначе, как она считала, нет и не может быть поэзии. А еще, чтобы поэт мог сочувствовать людям, ему надо пройти через отчаяние, горе и научиться преодолевать их в одиночку.

В марте 1914 г. вышла вторая книга стихов «Четки», которая принесла Ахматовой уже всероссийскую известность. Следующий сборник «Белая стая» увидел свет в сентябре 1917 г. и был встре чен довольно сдержанно. Война, голод и разруха отодвинули поэзию на второй план. Но те, кто знал Ахматову близко, хорошо понимали и значимость ее творчества.

В марте 1917 г. Анна Андреевна проводила Николая Гумилева за границу, где тот служил в Русском экспедиционном корпусе. А уже в следующем 1918 г., когда он вернулся из Лондона, между супругами произошел разрыв. Осенью того же года Ахматова вышла замуж за В. К. Шилейко, ученого-ассиролога и переводчика клинописных текстов.

Октябрьскую революцию поэтесса не приняла. Ибо, как она написала, «все расхищено, предано, продано; все голодной тоскою изглодано». Но Россию не покинула, отвергнув «утешные» голоса, звавшие на чужбину, где оказались многие ее современники. Даже после того как в 1921 г. большевики расстреляли ее бывшего мужа Николая Гумилева.

Декабрь 1922 г. ознаменовался новым поворотом в личной жизни Ахматовой. Она переехала к искусствоведу Николаю Пунину, позже ставшему ее третьим мужем.

Начало 1920-х годов отмечено новым поэтическим взлетом Ахматовой – выходом поэтических сборников «Anno Domini» и «Подорожник», закрепивших за ней славу выдающейся русской поэтессы. В эти же годы она серьезно занималась изучением жизни и творчества Пушкина. Результатом этих исследований стали работы: «О Золотом петушке», «Каменный гость», «Александрина», «Пушкин и Невское взморье», «Пушкин в 1828 году».

Новые стихи Ахматовой с середины 1920-х годов печатать перестали. Ее поэтический голос умолк вплоть до 1940 г. Для Анны Андреевны наступили тяжелые времена. В начале 1930-х годов был репрессирован ее сын Лев Гумилев, переживший в период репрессий три ареста и проведший в лагерях 14 лет. Все эти годы Анна Андреевна терпеливо хлопотала об освобождении сына, как хлопотала она и за арестованного в то же страшное время своего друга, поэта Осипа Мандельштама. Но если Лев Гумилев все же впоследствии был реабилитирован, то Мандельштам погиб в 1938 г. в пересыльном лагере по дороге на Колыму. Позже судьбам тысяч и тысяч заключенных и их несчастным семьям Ахматова посвятила свою великую и горькую поэму «Реквием».

В год смерти Сталина, когда начал отступать ужас перед репрессиями, поэтесса произнесла пророческую фразу: «Теперь арестанты вернутся, и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили. Началась новая эпоха».

Отечественная война 1941 г. застала Анну Андреевну в Ленинграде. В конце сентября, уже во время блокады, она вылетела сначала в Москву, а затем эвакуировалась в Ташкент, где жила до 1944 г. Здесь поэтесса чувствовала себя не так одиноко. В обществе близких и приятных ей людей – актрисы Фаины Раневской, Елены Сергеевны Булгаковой, вдовы писателя. Там же она узнала о переменах в судьбе своего сына. Лев Николаевич Гумилев просил отправить его на фронт, и просьбу его удовлетворили.

Летом 1944 г. Ахматова вернулась в Ленинград. Она выезжала на Ленинградский фронт с чтением стихов, с успехом прошел ее творческий вечер в Ленинградском доме писателей. Весной 1945 г., сразу после победы, ленинградские поэты, в их числе и Ахматова, с триумфом выступали в Москве. И вдруг все оборвалось. 14 августа 1946 г. было опубликовано печально-знаменитое постановление ЦК КПСС «О журналах “Звезда” и “Ленинград”», в котором творчество А. Ахматовой и М. Зощенко определялось как «чуждое идеологически». Общее собрание ленинградской творческой интеллигенции дружно одобрило линию ЦК по отношению к ним. А через две недели президиум правления Союза писателей СССР постановил «исключить Анну Ахматову и Михаила Зощенко из Союза советских писателей», тем самым оба литератора практически лишались средств к существованию. Ахматова вынуждена была зарабатывать на жизнь переводами, хотя всегда считала, что переводить чужие и писать собственные стихи немыслимо. Она выполнила несколько серьезных в художественном отношении работ, среди которых переводы трагедии Гюго «Марион Делорм», корейской и китайской поэзии, лирики Древнего Египта.

Опала была снята с Ахматовой лишь в 1962 г., когда из печати вышла ее «Поэма без героя», которая писалась 22 года, а в 1964 г. увидел свет поэтический сборник «Бег времени». Любители поэзии приняли эти книги с восторгом, впрочем, они Ахматову никогда и не забывали. Несмотря на долгие годы молчания, ее имя, произносимое с неизменным глубоким почтением, всегда стояло в первом ряду русских поэтов ХХ века.

В 1960-е годы к Ахматовой наконец пришло мировое признание. Ее стихи появились в переводах на итальянском, английском и французском языках, за границей стали выходить ее поэтические сборники. В 1962 г. Ахматовой была присуждена Международная поэтическая премия «Этна-Таормина» – в связи с 50-летием поэтической деятельности и выходом в Италии сборника избранных произведений Ахматовой. Процедура вручения премии проходила в старинном сицилийском городе Таормина, а в Риме в советском посольстве был дан прием в ее честь.

В том же году Оксфордский университет принял решение присвоить Анне Андреевне Ахматовой степень почетного доктора литературы. В 1964 г. Ахматова побывала в Лондоне, где состоялась торжественная церемония ее облачения в докторскую мантию. Церемония прошла особенно торжественно. Впервые в истории Оксфордского университета англичане нарушили традицию: не Анна Ахматова всходила по мраморной лестнице, а ректор спускался к ней.

Последнее публичное выступление Анны Андреевны состоялось в Большом театре на торжественном вечере, посвященном Данте.

Она не сетовала на возраст и старость приняла как должное. Осенью 1965 г. Анна Андреевна перенесла четвертый инфаркт, а 5 марта 1966 г. она скончалась в подмосковном кардиологическом санатории. Похоронили Ахматову на Комаровском кладбище под Ленинградом.

До конца жизни Анна Андреевна Ахматова оставалась Поэтом. В своей короткой автобиографии, составленной в 1965 г., перед самой смертью, она писала: «Я не переставала писать стихи. Для меня в них – связь моя со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».

 

Булгаков Михаил Афанасьевич

(Род. в 1891 г. – ум. в 1940 г.)

Русский писатель и драматург. Романы «Белая гвардия», «Театральный роман» (незаконченный), «Мастер и Маргарита»; биографическая повесть «Жизнь господина де Мольера»; повести «Записки на манжетах», «Собачье сердце»; сборники рассказов «Роковые яйца», «Дьяволиада»; цикл «Записки юного врача»; пьесы «Дни Турбиных», «Бег», «Зойкина квартира», «Багровый остров» и др.; очерки, фельетоны.

Имя Михаила Булгакова приобрело широкую известность среди читающей публики в середине 60-х годов ХХ в. До этого времени о жизни и творчестве писателя знал лишь сравнительно небольшой круг его друзей и литераторов. Правда, театральные старожилы Москвы с восторгом вспоминали спектакль «Дни Турбиных», поставленный в 1930-е годы во МХАТе по роману Булгакова «Белая гвардия» и в течение трех лет собиравший полные аншлаги. Широкая известность в СССР, а затем и мировая слава пришли к Булгакову лишь с публикацией в 1968 г. романа «Мастер и Маргарита», спустя 20 с лишним лет после смерти писателя. Сегодня, перечитывая «Театральный роман» и «Мастера и Маргариту», в Булгакове-художнике можно увидеть дар загадочный, мистический и даже пророческий. Но в жизни это был светлый и остроумный человек, с неуемной фантазией и радостным восприятием жизни.

Родился Михаил Афанасьевич 15 мая 1891 г. в Киеве, в интеллигентной семье профессора Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова и преподавательницы женской гимназии Варвары Михайловны, урожденной Покровской.

Афанасий Иванович был человеком разносторонних интересов, круг его чтения далеко выходил за рамки курса истории религии, которую он преподавал. Прекрасное знание иностранных языков обусловило и домашнее воспитание сына-первенца Михаила (у него было еще два брата и четыре сестры), для которого французский язык был так же понятен, как и русский. Карьера преподавателя духовной семинарии в то время считалась почетной, но для своих сыновей отец не хотел ее и стремился им дать светское образование.

Особо нежные чувства Михаил Булгаков испытывал к матери. В романе «Белая гвардия» ее образ возникает на первых же страницах повествования: «Мама, светлая королева, где же ты?» Добрая, ко всем благосклонная, с мягкой улыбкой и на редкость сильным, даже властным характером, Варвара Михайловна прекрасно управлялась со своим маленьким «королевством».

В 1901 г. Миша Булгаков поступил в Первую Александровскую гимназию, названную так в честь Александра I, некогда пожаловавшего ей особый статут. В этом учебном заведении он проучился восемь лет, а потом описал его в «Белой «гвардии» и вывел на сцену в пьесе «Дни Турбиных». Уже гимназистом юный Булгаков, как тогда говорили, подавал большие надежды – писал стихи, рисовал, играл на рояле, сочинял устные рассказы и с успехом сам их исполнял. После окончания гимназии Булгаков стал студентом медицинского факультета Императорского университета Св. Владимира, где проучился 7 лет.

В 1913 г. 22-летний Булгаков женился на Татьяне Лаппа, красивой, статной девушке, дочери крупного чиновника. Через год началась Первая мировая война, и Булгаков, как будущий медик, стал работать в госпитале. Тася, как он ласково называл жену, стараясь не отставать от мужа, устроилась в тот же госпиталь сестрой милосердия. В 1916 г. Булгаков, окончив курс и получив «степень лекаря с отличием», уехал на Юго-Западный фронт в качестве врача госпиталя Красного Креста. Татьяна Николаевна поехала вместе с ним сестрой милосердия. Позже молодой врач работал в Каменец-Подольском, в Черновцах, в Смоленской губернии, в Вяземской городской больнице. В Вязьме Булгаковы узнали об Октябрьской революции.

Весной 1918 г. Булгаковы вернулись в Киев. В первых строках романа «Белая гвардия» год этот назван «великим и страшным», а последняя его глава начинается с фразы, содержащей слова: «…но 1919 был еще страшнее». Действительно, за эти два года Булгаков пережил многое. Он был свидетелем немецкой оккупации Украины в 1918 г., зверств, творимых на ее территории, и заката «белого движения». В сентябре 1919 г. Киев захватили войска генерала Деникина. Сразу же началась мобилизация и отправка на юг пополнения для деникинской армии, включая и врачей. Среди них оказался и Булгаков. Его отправили на Северный Кавказ, где уже разгоралось пламя Гражданской войны.

В начале 1920 г. во Владикавказе Булгаков заболел возвратным тифом, протекавшим в очень тяжелой форме. Биографы отмечают, что именно после выздоровления он решил посвятить себя литературе. Этому способствовало и то, что госпиталь расформировали, работы не было, жили впроголодь. Как вспоминала Татьяна Николаевна: «Жили на мою золотую цепь – отрубали по куску и продавали». В это время во Владикавказе открылся русский театр, появились газеты, издающиеся на русском языке. И Булгаков начал активно с ними сотрудничать, писать статьи и заметки, участвовать в литературных диспутах, сочинять миниатюры и пьесы для театра. Правда, в театре денег не платили, только выдавали постное масло и огурцы.

В конце сентября 1921 г. Булгаков переехал в Москву, без денег, но с твердой решимостью завоевать свое место в литературе. Вскоре приехала Тася, разделившая с ним тяготы первых лет жизни в столице. А жилось им трудно, пока не нашли жилье и работу. Благодаря вмешательству Крупской, к которой писатель обратился с письмом, Булгаковых прописали в доме № 10 по ул. Садовой. Впоследствии этот дом, в котором силой творческого воображения писателя поселились герои романа «Мастер и Маргарита», стал известен миллионам читателей. В романе Михаил Афанасьевич зашифровал номер дома, где завелась нечистая сила, обозначив его 302-bis. Если сложить цифры (3+0+2) и удвоить полученную сумму (bis означает по латыни «дважды»), то получится 10, то есть номер дома на Садовой, в котором в квартире № 50 провели Булгаковы первые московские годы своей жизни.

В 1920-е годы литературная жизнь в столице начала возрождаться: создавались частные издательства, открывались новые журналы. Булгаков, проработав два месяца секретарем литературного отдела Главполитпросвета, устроился «бытовым фельетонистом» в газету «Гудок», где в то время работали Катаев, Олеша, Ильф и Петров. Параллельно он стал писать очерки-фельетоны для берлинской русской газеты «Накануне». Собственно, с нее и началась популярность Булгакова. В этой газете и ее «Литературных приложениях» были напечатаны многие произведения писателя, написанные в 1920-е годы, – «Записки на манжетах», «Похождения Чичикова», «Сорок сороков», «Путевые заметки», «Багровый остров». Тогда он пишет рассказы, вошедшие позже в сборник «Записки юного врача», и начинает работу над романом «Белая гвардия».

Первое упоминание об этом произведении можно найти в мартовском номере журнала «Россия» за 1923 г., где было помещено сообщение: «Михаил Булгаков начинает роман “Белая гвардия”, охватывающий эпоху борьбы с белыми на юге (1919–1920 гг.)». Весной 1924 г., когда роман «Белая гвардия» был почти закончен, Булгаков разошелся с Татьяной Николаевной и женился на Любови Евгеньевне Белозерской, молодой женщине, недавно вернувшейся из эмиграции. Через год читатели увидели ее имя на первом листе «Белой гвардии»: «Посвящается Любови Евгеньевне Белозерской». Позже она приняла фамилию Булгакова. Годы брака с Любовью Евгеньевной – это годы создания «Дней Турбиных», «Багрового острова», «Зойкиной квартиры». Она переводила для писателя с французского языка книги о Мольере. Ее рукой, под диктовку Булгакова, написаны многие страницы пьес «Кабала святош», «Адам и Ева» и страницы первой редакции книги, которая впоследствии стала романом «Мастер и Маргарита».

Из романа «Белая гвардия» родилась пьеса «Дни Турбиных», премьера которой состоялась 5 октября 1926 г. в Художественном театре. Этот спектакль имел огромный успех, достаточно сказать, что за два с половиной года его давали 250 раз. Несколько раз на спектаклях побывал сам Сталин, поначалу одобрительно отзывавшийся о пьесе.

Увы, триумфальная постановка «Дней Турбиных», вошедшая в историю русского театрального искусства, впоследствии послужила поводом для травли писателя. Некоторые критики обвинили его в сочувствии белогвардейцам, наклеивали ярлыки типа: «“Дни Турбиных” – домашняя контрреволюция», «Идеология стопроцентного обывателя», «Это объективно белая агитка» и тому подобное.

Булгаков, как это было ни трудно при его самолюбивом характере, старался не обращать внимания на злобные выпады критики и работал над новой пьесой «Бег», которая стала завершением темы Гражданской войны, а главный герой Хлудов – воплощением краха «белой» идеи. «Бег» был принят Художественным театром восторженно, но Главрепертком не разрешил его к постановке.

В резолюции от 9 мая 1928 г. говорилось, что пьеса написана во имя прославления эмиграции и белых генералов… а руководители белого движения представлены в ней «чрезвычайно импозантными и благородными в своих поступках и убеждениях». И как ни боролись за нее руководители театра, сломить сопротивление Главреперткома они не смогли, тем более что у них появился неожиданный сильный противник. Пьесу прочел Сталин и дал оценку, близкую к мнению Гравреперткома. Судьба «Бега», а с ним и Булгакова, была решена. Его имя стиралось с афиш, в 1929–1930 гг. не было поставлено ни одной пьесы, в печати не появилось ни одной булгаковской строки.

Затравленный, без средств к существованию, в марте 1930 г. после отказа Художественного театра принять к постановке его пьесу «Кабала святош» Булгаков решился написать безумное по смелости послание Советскому правительству, в котором говорилось: «Зная, что ни печататься, ни ставиться более в пределах СССР мне нельзя… я прошу… об изгнании меня за пределы страны».

18 апреля 1930 г. в квартире Булгакова раздался телефонный звонок. Женский голос сказал: «С вами будет говорить товарищ Сталин». Тот поинтересовался, действительно ли Булгаков хочет уехать за границу. Писатель ответил, что оставлять родину он не хочет. Тогда Сталин спросил, действительно ли Булгаков хочет работать в Художественном театре, и, получив утвердительный ответ, посоветовал подать туда заявление. «Мне кажется, что они согласятся», – на прощание сказал Сталин.

В мае 1930 г. Михаил Булгаков стал режиссером Художественного театра, а в октябре 1931 г. пьеса «Мольер» (новое название «Кабалы святош») была принята к постановке.

Почти одновременно Булгаков начал работу над автобиографической повестью «Тайному другу» (так называл он Елену Сергеевну Шиловскую, послужившую прообразом Маргариты и ставшую его третьей женой). Эта повесть, оставшаяся, к сожалению, незаконченной, была предпосылкой его «Театрального романа». С Еленой Сергеевной, женой видного военачальника и матерью двух маленьких детей, Михаил Афанасьевич познакомился в 1929 г. Эта 36-летняя женщина была очень хороша собой и восторгалась Булгаковым как писателем. Прошло более трех лет, прежде чем им стало ясно, что жить друг без друга они не могут. Брак между ними был оформлен в октябре 1932 г.

Несмотря на эти счастливые и трагические повороты судьбы, Булгаков все последние годы жизни работал над лучшим своим творением – романом «Мастер и Маргарита», хотя и знал, что ни одно издательство его не примет к публикации. Только самым близким друзьям он читал главы из «романа про дьявола». Некоторым он был известен уже в законченной рукописи. Актриса Фаина Раневская, вспоминая о годах эвакуации, писала: «В Ташкенте я часто ночевала у Анны Ахматовой – лежала на полу и слушала «Мастера и Маргариту» Булгакова… Она читала вслух, повторяя: “Фаина, это гениально, он гений!”»

То, что эта удивительная книга дошла до читателя, заслуга Елены Сергеевны. Она сохранила все рукописи, черновики, варианты, деловые бумаги, письма мужа, сама переписывала, редактировала главы романа, почти двадцать лет добивалась его публикации. Наградой для нее был неимоверный успех этого произведения у читателей, последовавший уже после его публикации в сокращенном варианте в журнале «Москва» зимой 1966–1967 гг.

Роман этот удивительно многомерен, он стоит как бы за пределами какой-либо конкретной эпохи. Он вечен, потому что вечны не только его темы – борьба добра и зла, но вечна и любовь, соединившая Мастера и Маргариту. Можно тысячу раз быть самым воинственным атеистом, не верить ни в Бога, ни в дьявола, ни в чудеса. Но когда входишь в мир булгаковского повествования, то остро ощущаешь реальность его героев – Воланда и Понтия Пилата, Иешуа и Мастера, Маргариты и Берлиоза, и еще целой вереницы ярких, живых персонажей, которым подарил жизнь гений великого писателя. Для читателей 1960-х годов это была совершенно новая русская проза, одновременно и сложная, и увлекательная. Без преувеличения можно сказать, что «Мастера и Маргариту» прочитали миллионы читателей.

Михаилу Афанасьевичу триумф своего произведения увидеть не довелось. Осенью 1939 г. у него обострилась гипертония в почечной форме, наследственная болезнь, унесшая в могилу и его отца. Кроме того, писателя мучили изнуряющие головные

боли, участились сердечные приступы. В одном из писем он писал: «Ну, вот я вернулся из санатория. Что же со мной? Если откровенно и по секрету сказать, сосет меня мысль, что вернулся я умирать…» Будучи по специальности врачом, Булгаков знал, что говорил. И все же в эту свою последнюю зиму перед смертью, уже почти слепой, изнуряемый сильными болями, он напряженно работал. В его записных книжках остались осуществившиеся и неосуществленные записи к роману «Мастер и Маргарита», наброски новой, но так и не написанной пьесы.

Михаил Афанасьевич Булгаков скончался 10 марта 1940 г. Наконец-то для него наступил тот покой, который был дарован его Мастеру. И если сочинение булгаковского героя по достоинству оценили только Маргарита, Воланд и Иешуа, то творчество самого Булгакова стало достоянием миллионов благодарных читателей.

 

Бунин Иван Алексеевич

(Род. в 1870 г. – ум. в 1953 г.)

Русский писатель, лауреат Нобелевской премии (1933 г.). Роман «Жизнь Арсеньева»; повести и рассказы «Деревня», «Суходол», «Митина любовь», «Антоновские яблоки», «Человек из Сан-Франциско», «Дело корнета Елагина», «Легкое дыхание», «Божье дерево» и др.; сборник рассказов «Темные аллеи»; литературно-философское исследование «Освобождение Толстого»; стихи (сборник «Листопад»).

Последнее десятилетие XIX в. обозначилось в России резким размежеванием литературных сил. Об этом времени Иван Бунин говорил: «Я увидел сразу четыре литературных эпохи: с одной стороны Григорович, Жемчужников, Л. Толстой; с другой – редакция “Русского богатства”; с третьей – Эртель, Чехов; а с четвертой – те, которые, говоря словами Мережковского, “уже преступали все законы, нарушали все черты”».

Бунин выбрал то течение, которое было связано с именем Чехова, а в более общем плане, с классическими традициями русской литературы XIX в. А вот к четвертому направлению, где процветали декаданс, акмеизм, символизм, мистика, лубок, вплоть до хулиганствующего футуризма, он всю жизнь питал откровенную неприязнь и даже отвращение. Это ясно видно в «Воспоминаниях» Бунина, которые он написал уже в конце своей жизни. Деликатная и интеллигентная жена писателя Вера Николаевна сетовала: «Ян мне такое диктует, такие вещи про Маяковского, Есенина, Горького, что они ему с того света мстить будут».

Такое отношение объяснимо не только дворянским происхождением (а Бунин дворянский род уважал и в себе и в других как что-то, имеющее некую нравственную ценность), но и его стойкой привязанностью к лучшим образцам классической русской поэзии и прозы.

Иван Алексеевич Бунин родился 22 октября 1870 г. в Воронеже в дворянской семье. Детство и юность его прошли в обедневшем поместье Орловской губернии. Систематического образования будущий писатель не получил, о чем сожалел всю жизнь. Правда, старший брат Юлий, с блеском окончивший университет, прошел с Ваней весь гимназический курс. Они занимались языками, психологией, философией, общественными и естественными науками. Именно Юлий оказал большое влияние на формирование вкусов и взглядов Бунина.

Писать Бунин начал рано. Писал очерки, зарисовки, стихи. В мае 1887 г. журнал «Родина» напечатал стихотворение «Нищий» шестнадцатилетнего Вани Бунина. С этого времени началась его более или менее постоянная литературная деятельность, в которой нашлось место и для стихов, и для прозы.

Внешне стихи Бунина выглядели традиционными как по форме, так и по тематике: природа, радость жизни, любовь, одиночество, печаль утраты и новое возрождение. И все же, несмотря на подражательность, была в бунинских стихах какая-то особая интонация. Это стало более заметным с выходом в 1901 г. поэтического сборника «Листопад», восторженно принятого и читателями, и критиками.

Стихи Бунин писал до конца своей жизни, любя поэзию всей душой, восхищаясь ее музыкальным строем и гармонией. Но уже в начале творческого пути в нем все явственнее проявлялся прозаик, причем настолько сильный и глубокий, что первые рассказы Бунина тут же заслужили признание именитых в ту пору писателей Чехова, Горького, Андреева, Куприна.

В 1898 г. Бунин женился на гречанке Анне Цакни, пережив перед этим сильную влюбленность и последовавшее за ней сильное разочарование к Варваре Пащенко. Впрочем, по собственному признанию Ивана Алексеевича, Цакни он никогда не любил.

В 1910-е годы Бунин много путешествует, выезжает за границу. Он посещает Льва Толстого, знакомится с Чеховым, активно сотрудничает с горьковским издательством «Знание», знакомится с племянницей председателя первой Думы А. С. Муромцева Верой Муромцевой. И хотя фактически Вера Николаевна стала «госпожой Буниной» уже в 1906 г., официально зарегистрировать свой брак они смогли лишь в июле 1922 г. во Франции. Только к этому времени Бунину удалось добиться развода с Анной Цакни.

Вера Николаевна была преданна Ивану Алексеевичу до конца его жизни, став ему верной помощницей во всех делах. Обладая большой духовной силой, помогая стойко переносить все невзгоды и тяготы эмиграции, Вера Николаевна имела еще и великий дар терпения и всепрощения, что было немаловажно при общении с таким трудным и непредсказуемым человеком, каким был Бунин.

После шумного успеха его рассказов в печати появляется, ставшая сразу знаменитой, повесть «Деревня» – первая крупная вещь Бунина. Это горькое и очень смелое произведение, в котором перед читателем предстала полубезумная русская действительность со всеми ее контрастами, шаткостью, изломанностью судеб. Бунин, пожалуй, один из немногих русских писателей той поры, не побоялся сказать нелицеприятную правду о русской деревне и забитости русского мужика.

«Деревня» и последовавший за ней «Суходол» определили отношение Бунина к своим героям – слабым, обездоленным и неприкаянным. Но отсюда и сочувствие к ним, жалость, желание понять, что же происходит в страдающей русской душе.

Параллельно с деревенской тематикой писатель развивал в своих рассказах и лирическую, которая ранее наметилась в стихах. Появились женские характеры, хотя и едва намеченные, – очаровательная, воздушная Оля Мещерская (рассказ «Легкое дыхание»), бесхитростная Клаша Смирнова (рассказ «Клаша»). Позже женские типы со всей лирической страстью проступят в эмигрантских повестях и рассказах Бунина – «Ида», «Митина любовь», «Дело корнета Елагина» и, конечно же, в его знаменитом цикле «Темные аллеи».

В дореволюционной России Бунин, как говорится, «почивал на лаврах» – трижды ему присуждалась Пушкинская премия; в 1909 г. он был избран академиком по разряду изящной словесности, став самым молодым академиком Российской академии.

В 1920 г. Бунин с Верой Николаевной, не принявшие ни революцию, ни большевистскую власть, эмигрировали из России, «испив несказанную чашу душевных страданий», как позже писал Бунин в своей автобиографии. 28 марта они прибыли в Париж.

К литературному творчеству Иван Алексеевич возвращался медленно. Тоска по России, неуверенность в будущем угнетали его. Потому первый сборник рассказов «Крик», вышедший за рубежом, составляли только рассказы, написанные в счастливейшее для Бунина время – в 1911–1912 гг.

И все же писатель постепенно преодолел чувство угнетенности. В рассказе «Роза Иерихона» есть такие проникновенные слова: «Нет разлук и потерь, доколе жива моя душа, моя Любовь, Память! В живую воду сердца, в чистую влагу любви, печали и нежности погружаю я корни и стебли моего прошлого…»

В середине 1920-х годов Бунины переехали в небольшой курортный городок Грас на юге Франции, где поселились на вилле «Бельведер», а позже обустроились на вилле «Жанет». Здесь им суждено было прожить бо́льшую часть своей жизни, пережить Вторую мировую войну. В 1927 г. в Грасе Бунин познакомился с русской поэтессой Галиной Кузнецовой, которая с мужем проводила там отпуск. Бунин был очарован молодой женщиной, она же, в свою очередь, была в восторге от него (а уж Бунин умел очаровывать женщин!). Их роман получил широкую огласку. Оскорбленный муж уехал, страдала от ревности Вера Николаевна. И здесь произошло невероятное – Иван Алексеевич сумел убедить Веру Николаевну, что его отношения с Галиной чисто платонические, и ничего, кроме отношений учителя и ученицы, у них нет. Вера Николаевна, как это ни покажется невероятным, поверила. Поверила потому, что без Яна своей жизни она не представляла. В результате Галина была приглашена поселиться у Буниных и стать «членом семьи».

Почти пятнадцать лет делила Кузнецова общий кров с Буниными, играя роль приемной дочери и переживая с ними все радости, беды и лишения.

Эта любовь Ивана Алексеевича была и счастливой, и мучительно трудной. Она же оказалась и безмерно драматичной. В 1942 г. Кузнецова покинула Бунина, увлекшись оперной певицей Марго Степун.

Иван Алексеевич был потрясен, его угнетала не только измена любимой женщины, но и то, с кем она изменила! «Как она (Г.) отравила мне жизнь – до сих пор отравляет! 15 лет! Слабость, безволие…», – писал он в своем дневнике 18 апреля 1942 г. Эта «дружба» между Галиной и Марго для Бунина была как кровоточащая рана до конца его жизни.

Но вопреки всем невзгодам, бесконечным лишениям бунинская проза набирала новую высоту. На чужбине вышли книги «Роза Иерихона», «Митина любовь», сборники рассказов «Солнечный удар» и «Божье древо». А в 1930 г. был опубликован автобиографический роман «Жизнь Арсеньева» – сплав мемуаров, воспоминаний и лирико-философской прозы.

10 ноября 1933 г. газеты в Париже вышли с огромными заголовками «Бунин – Нобелевский лауреат». Впервые за время существования этой премии награда по литературе была вручена русскому писателю. Всероссийская известность Бунина переросла во всемирную славу.

Каждый русский в Париже, даже тот, который не прочитал ни одной строчки Бунина, воспринял это как личный праздник. Русские люди испытали сладчайшее из чувств – благородное чувство национальной гордости.

Присуждение Нобелевской премии стало огромным событием и для самого писателя. Пришло признание, а вместе с ним (хотя и на очень короткий период, Бунины были на редкость непрактичны) материальная обеспеченность.

В 1937 г. Бунин закончил книгу «Освобождение Толстого», которая, по мнению специалистов, стала одной из лучших книг во всей литературе о Льве Николаевиче. А в 1943 г. в Нью-Йорке выходят «Темные аллеи» – вершина лирической прозы писателя, подлинная энциклопедия любви. В «Темных аллеях» можно найти все – и возвышенные переживания, и противоречивые чувства, и неистовые страсти. Но ближе всего Бунину была любовь чистая, светлая, подобная гармонии земли с небом. В «Темных аллеях» она, как правило, коротка, а порой мгновенна, но ее свет озаряет всю жизнь героя.

Некоторые критики того времени обвиняли бунинские «Темные аллеи» то в порнографии, то в старческом сладострастии. Ивана Алексеевича это оскорбляло: «Я считаю “Темные аллеи” лучшим, что я написал, а они, идиоты, считают, что я ими опозорил свои седины… Не понимают, фарисеи, что это новое слово, новый подход к жизни», – жаловался он И. Одоевцевой.

До конца жизни ему пришлось защищать свою любимую книгу от «фарисеев». В 1952 г. он писал

Ф. А. Степуну, автору одной из рецензий на бунинские произведения: «Жаль, что вы написали, что в “Темных аллеях” есть некоторый избыток рассматривания женских прельстительностей… Какой там “избыток”! Я дал только тысячную долю того, как мужчины всех племен и народов “рассматривают” всюду, всегда женщин со своего десятилетнего возраста и до 90 лет».

Последние годы жизни писатель посвятил работе над книгой о Чехове. К сожалению, этот труд остался незавершенным.

Свою последнюю дневниковую запись Иван Алексеевич сделал 2 мая 1953 г. «Это все-таки поразительно до столбняка! Через некоторое, очень малое время меня не будет – и дела и судьбы всего, всего будут мне неизвестны!»

В два часа ночи с 7 на 8 ноября 1953 г. Иван Алексеевич Бунин тихо скончался. Отпевание было торжественным – в русской церкви на улице Дарю в Париже при большом стечении народа. Все газеты – и русские, и французские – поместили обширные некрологи.

А сами похороны состоялись намного позже, 30 января 1954 г. (до этого прах находился во временном склепе). Похоронили Ивана Алексеевича на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа под Парижем. Рядом с Буниным через семь с половиной лет нашла свой покой верная и самоотверженная спутница его жизни Вера Николаевна Бунина.

 

Вернадский Владимир Иванович

(Род. в 1863 г. – ум. в 1945 г.)

Выдающийся ученый-энциклопедист, естествоиспытатель, минералог, кристаллограф, геолог, химик, историк и организатор науки, философ, общественный деятель. Основатель геохимии, биогеохимии, радиогеологии, создатель учения о биосфере и ее эволюции в ноосферу. Академик (с 1912 г.), почетный член российских и западноевропейских АН и различных обществ. Основатель и первый президент Всеукраинской АН, организатор и директор Радиологического института, Биогеохимической лаборатории. Лауреат Сталинской премии (1943 г.), награжден орденом Трудового Красного Знамени (1943 г.). Автор более 700 научных трудов и статей.

«Какое наслаждение “вопрошать природу”, “пытать ее”! Какой рой вопросов, мыслей, соображений! сколько причин для удивления, сколько ощущений приятного при попытке обнять своим умом, воспроизвести в себе ту работу, какая длилась века в бесконечных ее областях! И тут он [человек] поднимается из праха, из грязненьких животных отношений… Здесь он понимает, что он сделал и что может сделать. Моя цель – познание всего, что возможно человеку в настоящее время и сообразно его силам (и специально моим) и времени. Я хочу, однако, увеличить хоть отчасти запас сведений, улучшить хоть немного состояние человека». Эти слова из дневника, достойные умудренного опытом философа, принадлежат 19-летнему Владимиру Вернадскому. С юных лет и до последних дней жизни он жил наукой, но не «сделался какой-нибудь ученой крысой», и деятельность крупнейшего ученого XX в. оказала огромное влияние на мировоззрение многих людей. Академик

А. Е. Ферсман так писал о своем учителе и друге: «Десятилетиями, столетиями будут изучаться и углубляться его гениальные идеи, а в трудах его – открываться новые страницы, служащие источником новых исканий; многим исследователям придется учиться его острой, упорной, отчеканенной, всегда гениальной, но трудно понимаемой творческой мысли; молодым же поколениям он всегда будет служить учителем в науке и ярким образцом плодотворно прожитой жизни».

Родился Владимир 12 марта 1863 г. в Петербурге в либеральной семье Ивана Васильевича Вернадского, который после окончания философского факультета Киевского университета стал его профессором. Переехав затем в Москву, а позднее – в Петербург, Иван Васильевич занимался анализом экономических проблем и изданием экономических журналов, преподавал политэкономию в Московском и Петербургском университетах. Владимир был сыном от его второго брака с Анной Петровной Константинович, дочерью украинского помещика, бывшей в молодости хоровой певицей и педагогом вокала. А в общем, родовые корни Вернадских уходят в середину XVII века, когда литовский шляхтич Верна боролся против Польши на стороне Богдана Хмельницкого; позже его потомки осели в Киеве.

Детство Владимир провел в Петербурге, а затем в Харькове, где поступил в гимназию, а летом с семьей выезжал к многочисленным и гостеприимным полтавским родственникам. На всю жизнь он сохранил привязанность к языку, истории и культуре родного края, специально ими занимался и в «Заметках по истории Украины» причислял себя к «родному племени Украинскому». Ближайшее семейное окружение сформировало культуру и общественные воззрения юного Владимира. Особый след в его душе оставил старший сводный брат Николай, сын рано умершей от туберкулеза первой жены отца, замечательной русской публицистки М. Н. Шигаевой. Любимец семьи, необычайно одаренный юный художник и поэт, он был первым учителем мальчика в чтении и письме, ввел его в сокровищницу мировой культуры.

С 13 лет Владимир начал вести подробный дневник, который обнаружил неожиданные стороны его личности. Оказывается, с раннего детства он был наделен странными, пугавшими его самого качествами. Наряду с наследственным лунатизмом в нем проявилась способность во сне и наяву вступать в контакт с образами дорогих ему людей, причем в яркой галлюцинаторной форме. Но «из-за страха» (его собственное объяснение в поздних дневниках) Владимир решительно заглушил в себе такого рода «мистические» рецепторы, сознательно закрыв для себя эту область: «Я что-то остановил в своей природе. Иногда жалею, что погасил, а не развил эту способность… Твердо и ясно сознаю, что какая-то сторона видения мною в моей личности остановлена». Но вытесненные способности возвращались к нему в экстремальных ситуациях. А сознательное самоограничение, предельная дисциплинированность и целеустремленность стали основой всей его научной и личной жизни.

После переезда семьи в Петербург Владимир окончил гимназию и в 1881 г. поступил на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета, где под влиянием выдающегося ученого В. В. Докучаева занялся минералогией и кристаллографией. Но его интересы не замыкались на этих узких областях науки. Вернадский серьезно занимался почвоведением, физической географией, мерзлотоведением, природными водами, биологией, историей развития научной мысли, философией, историей и литературой. Для чтения художественной и научной литературы он изучил все славянские языки, а также английский, французский, немецкий и многие другие, что помогало ему в общении с иностранными учеными во время многочисленных научных командировок по Европе.

Не оставался Владимир и в стороне от общественной жизни. В 1883 г. он стал одним из основателей Студенческого научно-литературного общества и руководил его Научным советом. Теплые отношения и схожесть взглядов (за исключением террора) связывали его с одним из членов общества Александром Ульяновым. Но близкими друзьями Вернадского на всю жизнь стали братья С. и Ф. Ольденбурги, А. Корнилов, И. Гревс, Д. Шаховский, Н. Ушинский, А. Краснов. А в созданную ими группу по изучению народной литературы вошла и Наталья Егоровна Старицкая, в 1886 г. ставшая его женой и давшая ему счастье и ту поддержку, которой Владимир Иванович после смерти отца не ощущал от матери и младших сестер, Ольги и Екатерины. Они прожили вместе более полувека, воспитали двоих детей – Георгия (1887 г.) и Нину (1898 г.), а тысячи писем, написанных преданными супругами, стали свидетелями их не угасших с годами чувств и полного взаимопонимания.

По окончании университета в 1885 г. Вернадский был оставлен при нем хранителем минералогического кабинета и вел активную научно-исследовательскую работу в области минералогии, кристаллографии и смежных наук. Покушение на жизнь царя и арест А. Ульянова (1887 г.) чуть не оборвали успешно начатую карьеру ученого. Чтобы избежать его увольнения, Вольное экономическое общество отправило Владимира Ивановича исследовать залежи фосфоритов в Смоленской губернии. А ранней весной 1888 г. университет командировал его на стажировку к выдающемуся специалисту в области кристаллографии П. Гроту в Мюнхен, а в Париж – к Л. Ле Шателье и Ф. Фуке. В течение двух лет молодой ученый работал в различных научных учреждениях Германии, Австрии, Италии и Франции и к интересующим его темам добавил органическую и неорганическую химию.

Сразу по возвращении Вернадский был назначен руководителем кафедры минералогии физико-математического факультета Московского университета и вместе с Докучаевым занимался почвоведческими исследованиями на Полтавщине. В 1891 г. он уже приват-доцент, семь лет спустя защищает докторскую диссертацию «Явления скольжения кристаллического вещества» и становится профессором минералогии и кристаллографии Московского университета. К этому периоду относятся и его первые работы по геохимии – новой науке, которую Вернадский развил из генетической минералогии, – а также геологические исследования на Левобережной Украине, в Польше, на Урале, в Крыму. Лекции, обширные научные изыскания, работа над фундаментальными проблемами не отдалили ученого от общественной жизни. Во время голода 1895 г. он активно участвовал в кампании по сбору средств для крестьян и был одним из организаторов и деятельных членов так называемого «Приютинского братства». В течение семи месяцев вместе с друзьями и единомышленниками Вернадский не покладая рук спасал крестьян от голодной смерти. В 1890-х гг. он неоднократно избирался земским гласным Моршанского уезда Тамбовской губернии, где располагалось семейное имение Вернадовка. Эта же гражданская позиция заставила Владимира Ивановича в знак протеста против репрессивной антистуденческой политики Министерства просвещения и полицейского произвола выйти в отставку вместе с другими профессорами и преподавателями, оставив пост помощника ректора.

Для Вернадского 1911 г. был юбилейным – 25-летие научной, педагогической деятельности, а также семейной жизни. Ученики подготовили и выпустили сборник своих статей с посвящением учителю, а палеонтолог А. Б. Миссуна назвала в его честь открытую ею диатомовую водоросль. К тому времени сын Георгий, историк по образованию, готовился стать профессором истории. И в том же году Вернадский переехал в Петербург, где вскоре был избран академиком и заведовал минералогическим отделением Геологического музея. Ему приходилось постоянно курсировать по делам между Петербургом и Москвой, но несмотря на общественную загруженность, ежегодно в специальных журналах появлялось по 10–15 статей. Разнообразны были и маршруты научных командировок Вернадского: Скандинавия, Франция, Ирландия, Англия, Италия, Греция. А для студентов он организовывал минералогические экскурсии на Урал.

Осознав значение радиоактивных веществ как источника энергии и средства создания новых химических элементов, Вернадский активно принялся за практическую работу по картированию месторождений радиоактивных минералов и сбору образцов. Владимира Ивановича считают создателем радиогеологии как самостоятельного научного направления. Проблемами радиоактивности он занимался с 1908 г. Уже в июне 1911 г. им была организована первая экспедиция за радием. Открытие радиоактивных руд в Фергане, поиски их на Урале и в Забайкалье позволили создать собственную сырьевую базу. Собранные в Ферганской долине образцы исследовали в лаборатории, и из минерала тюямуюнита впервые был получен русский радий. В 1909 г. стараниями Вернадского была учреждена Радиевая комиссия, в январе 1912 г. заработала первая в России радиохимическая лаборатория.

Первая мировая война выявила необходимость создания современной минерально-сырьевой базы. В 1915 г. по инициативе Вернадского была создана и возглавлена им Комиссия по изучению естественных производительных сил России (КЕПС), проработавшая до 1930 г. Она объединила крупнейших ученых из 16 институтов: геологов, химиков и экономистов. Впервые были открыты бокситы (Тихвинское месторождение), дана оценка железных руд Урала, исследованы фосфориты Центральной России и т. д.

Еще с 1912 г. Вернадские на лето переезжали на Украину, где приобрели немного земли в Шишаках под Полтавой и на высоком левом берегу р. Псел построили двухэтажный дом. Именно здесь из очертаний биогеохимии возникло новое биосферное мировоззрение. Существеннейшая коррекция утвердившейся научной картины мира, где до сих пор не было места жизни, явилась ученому как озарение летом 1917 г., в естественной лаборатории в Шишаках. Собственно, все его учение о живом веществе, о биосфере, новые, введенные им понятия-термины, такие, как «всюдность» жизни, давление жизни, ее скорость и сгущения, были им разработаны этим летом.

Удивительно, как в этой веренице научных изысканий Владимир Иванович находил время активно участвовать в общественной жизни России: входил в земское и конституционно-демократическое движения, был одним из организаторов либеральной партии конституционных демократов (кадетов) и бессменным членом ее Центрального комитета. В апреле 1906 г. он был приглашен в Государственный совет от академической курии (вышел из Совета после роспуска Думы в июле 1906 г., вновь вошел в его состав в 1907 г.). В 1907 г. работал в редакции кадетской газеты «Новь». Свою деятельность в Государственном совете возобновил в 1915 г., и последним его актом стала телеграмма царю в Ставку с предложением отречься от престола. Вернадский также возглавлял ученый комитет при Министерстве земледелия, комиссию по подготовке реформы высшей школы, а осенью 1917 г. вошел в состав Временного правительства как товарищ министра народного просвещения, которым был его друг С. Ф. Ольденбург. На этом посту он поднимал вопрос о создании Академий наук Грузии, Украины и Сибири.

Октябрьскую революцию Владимир Иванович решительно не принял, ибо считал, что «социализм неизбежно является врагом свободы, культуры, духа, науки» и «всегда боялся, что социализм даст дисциплину казармы». После прихода к власти большевиков оставаться в Петрограде стало опасно, и Академия наук удовлетворила его просьбу о командировке в южные районы страны из-за состояния здоровья (туберкулез). Вернадский переехал в Украину для продолжения работ по живому веществу.

В мае 1918 г. при гетмане П. Скоропадском он начал работу по организации Всеукраинской академии наук. Несмотря на мнение М. Грушевского и некоторых его коллег, что академия, которая создается русскими, не обеспечит чисто национальный украинский характер ее деятельности, Вернадский 27 ноября 1919 г. провел первое общее собрание академиков. На его сторону стали такие выдающиеся ученые, как С. Тимошенко, А. Крымский, Н. Петров, Д. Багалей, Н. Кащенко, М. Туган-Барановский, и Вернадский был единодушно избран президентом Академии. Он был уверен, что «дело роста украинской культуры есть не только дело украинцев, но и русских, что историческим фактом является совместное сожитие и участие украинцев в создании русской культуры за последние два столетия…» «И я так верю в будущее украинской культуры и украинского языка!.. С ходом времени в этих рамках, не враждебных русской культуре, украинский язык и украинская культура вырастут…» В то же время Вернадский не верил в то, что независимость украинскому народу могут принести немецкие, австрийские или прочие иностранные штыки: «Впечатления от украинской власти опять прежние – бессилие и бездарность… Они играют печальную роль марионеток, приведших в свою страну иноземцев-поработителей».

Занимался Владимир Иванович и формированием академической библиотеки (ныне – Центральная научная библиотека им. В. Вернадского НАН Украины), пытаясь в начавшемся хаосе и калейдоскопической смене властей спасти ценные коллекции книг и рукописей. И даже после перехода власти к большевикам в феврале 1919 г. он пытался наладить работу Академии. В конце августа Киев заняли войска генерала Деникина, который и слышать ничего не хотел о чем-то украинском, и Академия была закрыта. Но когда к городу подошла Красная армия, Вернадский уехал в Ростов, а затем перебрался в Крым. Он был приглашен на должность профессора минералогии Таврического университета в Симферополе, где читал курс геохимии, а в сентябре 1920 г. стал его ректором. Вернадский встречался с П. Врангелем и просил его о содействии университету. Несмотря на скудость средств, ученый пытался наладить минералогические и геохимические исследования. Владимир Иванович собирался эмигрировать в Великобританию, однако остался по настойчивой просьбе преподавателей.

Скорее всего, Вернадский все же уехал бы в Лондон, если бы не слег с сыпным тифом, который едва не стоил ему жизни. Интересна дневниковая запись, сделанная Владимиром Ивановичем в это время. В ней ученый рассказывает об удивительном состоянии, пережитом им в полубреду, когда он «почувствовал в себе демона Сократа», преисполнился сознанием поистине эпохального значения своего учения, и более того, как в фильме, перед ним прошли его возможное будущее и главное дело жизни – организация Института живого вещества. Ему даже было дано знание предельного срока земного бытия.

С приходом большевиков в Крым в январе 1921 г. Вернадский был уволен из университета и чуть не стал жертвой «красного террора». Благодаря своему ученику Н. Семашко, ставшему наркомом здравоохранения, Вернадский вместе с семьей Ольденбурга отдельным вагоном, прицепленным к санитарному поезду, был отправлен в Петроград. Но избежать беды не удалось. В июле ученый был арестован ЧК по так называемому «делу Таганцева». Унижения, грязь, переполненная камера и глупое обвинение в шпионаже. К удивлению охранников, Вернадский был освобожден. Чуть позднее выяснилось, что Карпинский и Ольденбург послали телеграммы Ленину и Луначарскому. Семашко и помощник Ленина Кузьмин распорядились освободить Вернадского из заключения. Не дожидаясь новых неприятностей, Владимир Иванович вместе с дочерью отправился на биостанцию близ Мурманска. Вернулся он в Петербург осенью и занялся совместно с В. Хлопиным организацией Радиологического института при Наркомате просвещения, возглавил Комиссию по истории науки, философии и техники, свою радиохимическую лабораторию и КЕПС, а также занял должность заведующего метеоритным отделом Минералогического музея. Он всегда интересовался проблемами космоса. В конце 1930-х гг. ученый возглавлял Комитет по метеоритам и космической пыли, и ему удалось организовать экспедицию Н. Кулика в Сибирь, на место упавшего в 1908 г. Тунгусского метеорита.

Вернадский, избранный за свой вклад в науку профессором Парижского университета (как, впрочем, и многих других), принял его приглашение и в начале лета 1922 г. уехал вместе с женой и дочерью через Прагу (где осталась учиться дочь) в Париж. Он читал лекции по геохимии и радиогеологии в Сорбонне, выпустил на французском языке книгу «Геохимия» (на русском языке книга вышла в 1927 г. под названием «Очерки геохимии»). Владимир Иванович работал в лаборатории М. Склодовской-Кюри, а получив грант от фонда Розенталя, подготовил отчет «Живое вещество в биосфере» и статью «Автотрофность человечества».

И хотя Вернадскому предлагали остаться во Франции, в 1926 г. он вернулся в Ленинград по настоянию своего ученика А. Ферсмана и президента Академии наук С. Ольденбурга, побуждаемый чувством долга «перекинуть мост между старой русской культурой и пореволюционной». Владимир Иванович был убежден, как и многие другие ученые, пошедшие на компромисс с советской властью, в скором крахе большевиков и считал своей обязанностью сохранить то, что еще оставалось от русской науки и культуры после большевистского погрома. В конце 1926 г. вышел в свет его труд «Биосфера», и вслед за этим Вернадский углубился в создание новой науки – науки о живом веществе, которую назвал биогеохимией. При КЕПСе он организовал Отдел живого вещества, а затем Биогеохимическую лабораторию (БИОГЕЛ) (1928 г.).

Против биогеохимии появляются разгромные статьи. В вышедшей в 1934 г. «Малой Советской энциклопедии» о Вернадском писалось: «По своему мировоззрению – сторонник идеалистической философии. В научных трудах проводит идеи “нейтрализма” науки, выступает в защиту религии, мистики, исконности жизни и “живой материи” и ряда виталистических и антиматериалистических концепций, отрицая материалистическую диалектику». Многие, видя Вернадского на свободе, недоумевали: как он уцелел в годы репрессий? Ученого спасал колоссальный практический и теоретический опыт в геологии (в том числе радиогеологии), а недра – это валюта и оборона. И даже в те трагические времена у него находились заступники. Гонения Вернадский воспринимал как «насилие над человеческой личностью», «исключительный моральный и умственный гнет». Он пытался, насколько возможно, материально и морально помогать ссыльным, проявлял большую личную смелость, протестуя и ходатайствуя за них перед власть имущими.

Вернадский часто выезжал за границу – в Германию, Чехословакию, Францию, Англию и другие страны, читал лекции и работал в научных центрах. Везде он встречал уважительный прием. Учение о биосфере мало кто понимал в полном объеме, но многие чувствовали его перспективность. Начиная с 1930 г. выезды за границу требовали преодоления все бо́льших препятствий, однако отказать ученому с мировым именем было невозможно. И наверное, этот «кочевой» образ жизни помог ему выжить. Последний раз он выехал за границу в 1936 г. на лечение. Это время Вернадский использовал для работы над книгой «Научная мысль как планетное явление» (издана только в 1977 г.), в которой, приняв идеи Э. Леруа, вплотную подошел к созданию учения о ноосфере как логического продолжения генетической минералогии, биогеохимии, радиогеологии, учения о биосфере. Он считал, что биосфера под влиянием научных достижений и деятельности человека постепенно переходит в новое состояние – сферу разума, или ноосферу. Последним исследованием ученого стала работа «Несколько слов о ноосфере» (1944 г.).

Надежды на крах большевиков постепенно угасли, Академия подверглась чистке и советизации. Шаг за шагом «старая русская культура» замещалась «новым варварством». Однако Вернадский не пытался уехать за рубеж, хотя его приглашали сын (профессор кафедры истории йельского университета) и дочь (врач-психиатр, вышедшая замуж за археолога Н. П. Толля), обосновавшиеся в США. Он продолжал научную работу, которая, согласно его взглядам, одна могла спасти Россию. Исследования ученого охватывали все более широкий круг проблем естествознания: историю природных вод и значение тяжелой воды, роль живых организмов в геохимических процессах, синтез алюмосиликатов, геологическое время.

В 1934 г. Вернадские поселились в Москве в связи с переездом Академии наук из Ленинграда в столицу. В июне 1940 г. Владимир Иванович получил из США, от сына Георгия, вырезку из газеты, где сообщалось о работах над «новой ядерной энергией». Письмо очень взволновало ученого. Еще два десятилетия назад он поднимал этот вопрос, но не получил на эти работы ни копейки. Владимир

Иванович одним из немногих понял смысл происшедшего, и уже в июле инициировал создание Комиссии по проблемам урана при Президиуме АН СССР, фактически положив начало ядерному проекту в СССР. Комиссию, в которую вошли И. Курчатов, С. Вавилов, Д. Щербаков, П. Капица, возглавлял В. Хлопин.

С началом войны Вернадский с женой эвакуировался вместе с Академией наук в Боровое (Казахстан). Здесь в течение двух лет он работал над своим самым большим, обобщающим трудом «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения». Замысел работы до сих пор поражает своим размахом. После смерти автора над этой рукописью работала А. Шаховская, а после ее смерти – К. Флоренский. С его предисловием и под его редакцией книга вышла в 1965 г.

Вернулся Владимир Иванович в Москву только в конце августа 1943 г. Он составил хронику своей жизни, историю зарождения и развития своих идей и практических дел, словно сознательно готовился к уходу из жизни. Но его еще ждало тяжкое личное испытание: 3 февраля 1944 г. внезапно умерла Наталья Егоровна, с которой они прожили душа в душу 56 лет.

Вернадский начинает работать и над проектом института под Москвой, ведет борьбу с цензурой научных журналов, надеясь на бо́льшую свободу после войны. Ценного для страны специалиста власти «не обижают» и к 80-летию награждают Сталинской премией в 200 тысяч рублей, половину которой он сразу же передает на нужды обороны, и орденом Трудового Красного Знамени за выдающиеся заслуги в области науки и техники и за развитие геохимии и генетической минералогии.

Умер Владимир Иванович в Москве 6 января 1945 г., от кровоизлияния в мозг. Он последним из «Братства» покинул этот мир. В полном объеме работы ученого не публиковались вплоть до 1990-х гг. Но его труды и идеи не потеряли актуальности и практического значения и в наши дни, потому что характерной чертой исследований ученого является фундаментальность. Из более чем 700 опубликованных трудов 100 посвящено минералогии, 70 – биогеохимии, 50 – геохимии, 43 – истории наук, 37 – организационным вопросам, 29 – кристаллографии, 21 – радиогеологии, 14 – почвоведению, остальные – разным проблемам науки. Многие идеи Вернадского оказались пророческими, хотя не находили понимания у современников. Он предвидел глобальные экологические проблемы, о возможности которых в начале ХХ в. никто не задумывался: «В геологической истории биосферы перед человеком открывается огромное будущее, если он поймет это и не будет употреблять свой разум и свой труд на самоистребление».

В. И. Вернадского справедливо называют Ломоносовым XX в. за редкую синтезирующую способность, всеохватность творческого гения. Великий естествоиспытатель-мыслитель создал не только целый комплекс наук о Земле, но и оставил в наследство потомкам целостное видение мира и задач человека разумного, предсказав будущие пути его развития. Недаром говорили, что Вернадский в одном лице может представлять целую академию. Поэтому вполне справедливо и естественно выглядит взрыв посмертной славы гениального ученого. Его имя носят: кратер на обратной стороне Луны, пик в бассейне р. Подкаменная Тунгуска, гора на о. Парамушир (Курильские острова), подледные горы в Восточной Антарктиде, подводный вулкан в Атлантическом океане, минерал вернадит, диатомовая водоросль, рудник в районе озера Байкал, научно-исследовательское судно НАНУ, украинская научная станция в Антарктиде. За выдающиеся научные работы в области минералогии, геохимии и космохимии АН России и НАН Украины присуждаются премии им. Вернадского. Академией наук России учреждена золотая медаль. В 2000 г. на всеукраинском шоу «Человек года» ученого назвали «Человеком века»! И это справедливо, ведь поставленную в молодости задачу «приносить самую активную пользу тем, кто его окружает», Владимир Иванович выполнил полностью.

 

Высоцкий Владимир Семенович

(Род. в 1938 г. – ум. в 1980 г.)

Знаменитый русский актер театра, кино и телевидения. Исполнитель острохарактерных и драматичных ролей более чем в 20 спектаклях, 30 кино и телефильмах и 8 радиоспектаклях. Создатель и исполнитель циклов песен и баллад в фильмах «Стрелы Робин Гуда», «Вертикаль», «Опасные гастроли», «Одиножды один», «Бегство мистера Мак-Кинли», «Вооружен и очень опасен», а также в других фильмах и спектаклях. Обладатель почетных наград: главного приза шекспировского фестиваля в Белграде за роль Гамлета (1971 г.), приза кинофестиваля в Тафмине за роль в фильме «Плохой хороший человек» (1972 г.), приза на Всесоюзном кинофестивале (1978 г.), Государственной премии СССР за роль в телесериале «Место встречи изменить нельзя» и авторское исполнение песен (1987 г., посмертно). Обладатель цикла пластинок с записями собственных песен и 3х авторских компакт-дисков (Франция, 1974 г.). Автор сборников стихов, песен и прозы, вошедших в состав 3-томного собрания сочинений (издано посмертно). Учреждена премия им. В. Высоцкого и Благотворительный фонд его имени.

«Если взять две чаши весов и на одну из них бросить всю мою другую работу: и выступления, и работу в кино, и работу в театре, и телевидение, и радио, а на другую – только работу над песнями, эта вторая чаша перевесит», – так оценивал свое творчество сам

Владимир Высоцкий. Несомненно, его певческий и поэтический дар был огромен. Высоцкий родился поэтом, актером его сделал театр. Но проявлением в творчестве особых свойств души, характера и личности он обязан лишь самому себе и никому другому. Он был истинным самородком.

В своем творчестве Высоцкий шел непроторенным путем, подтверждая извечную истину, что только самобытная личность способна взойти на вершину успеха и стать кумиром миллионов. А он, бесспорно, им был. На его концерты невозможно было попасть, билеты на спектакли, в которых он играл, раскупались за два месяца вперед. Записи песен тиражировались кустарным способом на сотнях километров магнитной пленки. А на многие фильмы с участием актера зрители шли только из-за его имени на афише и полюбившихся песен.

Популярность Высоцкого поражала еще и тем, что о нем при жизни пресса почти ничего не писала или давала лишь негативный материал. Хотя его песни с не меньшим интересом слушали не только почитатели актера, но и высокие партийные чины, кагэбисты и снобы-искусствоведы, официально, по долгу службы призванные «не пущать» их в народ. А если кто и не любил эти «стихи под гитару», то, по крайней мере, отдавал дань мужеству этого человека, говорившего в своей клокочущей, обжигающей души песне напрямую о том, о чем другие только шептались на кухнях.

Военную, тюремно-лагерную, спортивную и прочие биографии песенных героев Высоцкого многие отождествляли с его собственной – настолько они были правдивы и точны. Но подлинная биография актера мало в чем на них походила.

Владимир Семенович Высоцкий родился в Москве, в интеллигентной семье. Его родители – отец, Семен Владимирович, кадровый офицер и мать, Нина Максимовна Серегина, прожили вместе пять лет. А затем у каждого из них появилась новая семья. Володя жил то с матерью и отчимом, то с отцом в Германии, где тот служил с 1947 по 1949 г. в военном гарнизоне в г. Эберсвальде.

Учился Высоцкий хорошо и охотно, много читал, занимался музыкой. Любил и шумные компании сверстников, в которых рано научился курить, пить и петь под гитару песни, сначала чужие, потом свои, часто блатные. Он никогда не отказывался от этого периода творчества, как от своего рода детской, вернее подростковой болезни.

В 1955 г. после окончания школы Володя по совету родных поступил в инженерно-строительный институт. Проучился до первой сессии, в новогоднюю ночь сидел за чертежами, а затем вылил на ватман флакончик туши и сказал: «Это не мое».

«Своим» Володя считал театр. Бросив институт, он с первого захода поступил в Школу-студию МХАТ. Там, наряду с занятиями, писал сценарии капустников, пародии, стихи, песни, комедии с двусмысленным подтекстом и даже шуточные оперетты. Толчком к серьезному сочинительству стало знакомство с творчеством Булата Окуджавы. Со временем он посвятит ему «Песню о Правде и Лжи». Тот, в свою очередь, споет «О Володе Высоцком», но уже после его смерти.

С 1960 г., после окончания учебы, Высоцкий с перерывами работал в Театре им. Пушкина, Театре миниатюр, где играл малозаметные роли, пробовался в «Современнике». В это же время он начал выходить на эстраду со своими песнями и работать по договорам на киностудиях. Свою первую маленькую роль Высоцкий сыграл в фильме В. Ордынского «Сверстницы» (1959 г.).

Еще в мае 1958 г. Высоцкий женился на своей однокурснице Изе Мешковой-Жуковой. Но семейная жизнь у них не получилась. Они часто ссорились. А после того как Володя встретил и полюбил молодую киноактрису Людмилу Абрамову, их брак распался.

Начало 1960-х годов – трудный период в жизни актера. Неустроенность, хроническое безденежье (в это время в семье рождаются двое сыновей – Аркадий и Никита) приводят его к душевному разладу с самим собой. Появляются первые нервные срывы, он много пьет и в результате вынужден впервые лечь в больницу для лечения от алкоголизма. Несмотря на это, Высоцкий снимается в целом ряде фильмов – «Штрафной удар», «Стряпуха», «Наш дом», «На завтрашней улице», но они не принесли ему ни заработков, ни удовлетворения.

Только с 1964 г., с приходом в Театр на Таганке, руководимый Ю. Любимовым, начинается настоящая театральная деятельность Высоцкого. Вспоминая свою первую встречу с актером, этот режиссер признавался, что намерен был уделить Высоцкому пять минут и согласился прослушать его песню. Тот взял аккорд и… пел полтора часа. Любимов не прерывал. Он не только принял его в труппу, но и ввел в течение года в ведущие спектакли репертуара: «Герой нашего времени», «Добрый человек из Сезуана», «Антимиры», «Берегите ваши лица», «Десять дней, которые потрясли мир», «Павшие и живые». Окрыленный признанием Высоцкий поверил в собственные возможности. Впоследствии он сыграл в этом театре свои лучшие роли – Галилея в постановке по пьесе Б. Брехта «Жизнь Галилея», каторжника Хлопушу в «Пугачеве» – по драматической поэме С. Есенина, Лопахина в «Вишневом саду» А. Чехова, Свидригайлова в «Преступлении и наказании» – по роману Ф. Достоевского и др.

Но самой замечательной театральной работой Высоцкого станет заглавная роль в шекспировском «Гамлете», к которой он придет еще не скоро, в начале 1980-х гг. Это был необычный спектакль, как по реализации идеи, так и по оформлению и костюмам. Гамлет, облаченный в черное трико, открывал его песней на стихи Б. Пастернака «Гул затих, я вышел на подмостки…» А затем уже не играл, а был Гамлетом, произнося монологи с такой невыразимой болью, отчаянием и страстью, что, как говорят, зрителям первых рядов становилось не по себе от колоссальной энергии, идущей от актера. Сам Высоцкий писал об этой работе: «Спектакль “Гамлет” требует большой отдачи физических и моральных сил. Есть эпизоды, после которых невозможно дышать нормально. Например, есть кусок – сцена с актерами, громадный монолог после этой сцены, потом “Быть или не быть”, потом сцена с Офелией. После этого хоть на сцену не выходи…» «Гамлет» с успехом шел не только на Таганке. Он пользовался зрительскими симпатиями во Франции, Югославии, Венгрии. На шекспировском фестивале в Белграде, где принимало участие более ста театров, в том числе и английские, Высоцкий за исполнение роли Гамлета был удостоен первого приза, а во время гастролей в Париже критики называли его лучшим создателем этого образа.

Театр на Таганке сформировал Высоцкого-актера по своему образу и подобию. Ю. Любимов, развивающий вахтанговские законы театрального действа, собирал в труппу ярких актеров, способных к синтетическому искусству и самостоятельному творчеству, обладающих индивидуальностью. Именно за эти качества он и ценил Высоцкого. Несмотря на всю сложность их отношений, связанную с непростительными проступками актера – запоями, прогулами или появлением на сцене в нетрезвом состоянии, – режиссер много раз прощал его, оставаясь учителем, другом и заступником.

Органической частью многих театральных постановок стали песни Высоцкого. Их использовали не только на родной сцене, но и в других театрах. Вскоре они зазвучали и в сольных концертах актера. Он принес на эстраду нетрадиционную авторскую песню, в которой все было слито воедино – текст, музыка, манера исполнения и, не в последнюю очередь, раскрепощенность личности. Вне этого напора, вне его голоса, вне энергии чувства эти песни представить невозможно. Он пел везде – в знакомых и незнакомых квартирах, на кораблях, на летном поле, на стройках, на гигантских стадионах, в студенческих общежитиях, в автобусах. Нетрадиционность песен, разоблачительная и непримиримая позиция исполнителя навлекали много нападок на Высоцкого со стороны официальных кругов. Представители творческой интеллигенции, в их числе маститые советские композиторы В. Соловьев-Седой и Д. Кабалевский, клеймили в прессе его «пошлятину», называя произведения поэта «незамысловатыми виршами», «рифмоплетством», исполняемым «под монотонное треньканье на двух гитарных струнах». Высоцкий неимоверно страдал от таких оценок своего адского труда, жил и творил на нервах. Не зря его первый сборник стихов так и назывался «Нерв».

Знаменательным для актера стал 1967 год, когда он снялся в фильме «Вертикаль» и выпустил первую пластинку со своими песнями. После этого Высоцкого, несмотря на активное сопротивление руководства «Мосфильма» и чиновников, начинают много снимать («Я родом из детства», «Короткие встречи», «Служили два товарища», «Опасные гастроли» и др.).

Жизнь Высоцкого в тот период была заполнена не только творчеством, но и многочисленными любовными историями. Одна из них была связана с его увлечением партнершей по фильму «Вертикаль»

Л. Лужиной, вторая – с романом Высоцкого и одной из актрис театра на Таганке, в результате которого у него появилась внебрачная дочь. Эта разгульная и бесконтрольная жизнь доставляла немало огорчений его жене, дети видели его очень редко. Еще больше обострилась личная жизнь актера в связи с его любовью к обворожительной «колдунье» – европейской кинозвезде Марине Влади. Двенадцать лет, которые они проживут вместе, станут годами отчаянной борьбы: для Высоцкого – за признание и творческую свободу, для Влади – за его жизнь и здоровье. Долгое время актер был, как ангелом, храним этой сильной и талантливой женщиной с русскими корнями. Но даже любовь к ней оказалась не вечной. Когда Марина уезжала домой, во Францию или на съемки, Высоцкий снова срывался в запои, потом пристрастился и к наркотикам. В его жизни появляются другие женщины. Одной из них стала Оксана Афанасьева, которой не было и двадцати лет. Не оформляя развода с Влади, актер собирался обвенчаться с этой девушкой.

Последние годы жизни Высоцкого состоят из череды взлетов и падений, беспробудного пьянства, очередных курсов лечения и периодов просветления, озаренных гибнущим талантом. И без того расшатанное здоровье актера подрывала развязанная против него откровенная травля: его концерты отменялись, по надуманным причинам стихи не печатались, не выпускались пластинки с уже записанными песнями. При огромной популярности в народе он как будто и не существовал. Не лучше обстояли дела и в кино. Был снят с проката уже готовый фильм режиссера Г. Полоки «Интервенция», где Высоцкий сыграл роль большевика-подпольщика. Затем его не утвердили на главную роль в картине Г. Натансона «Еще раз про любовь». Едва не запретили Высоцкому сниматься в фильме «Хозяин тайги», а ведь именно в нем появились его знаменитые песни «Охота на волков» и «Банька по-белому».

В этот период актер все чаще попадает в Институт скорой помощи им. Склифосовского. Его чудом спасают, но даже самые близкие люди мало верят в то, что он сможет справиться с болезнью, хотя и стараются подать руку помощи. Именно в это время Высоцкий возрождается в Гамлете. Премьера спектакля состоялась в ноябре 1971 г. Актер, по его же определению, живший на лезвии ножа, все-таки победил тогда. Роль изменила его, заставила глубже задуматься над смыслом жизни и своим предназначением. Вопрос «Быть или не быть?» стоял тогда и перед ним самим. «Он ощущал себя проводником высших сил, – так охарактеризовала его состояние А. Демидова. – Отсюда и чувство долга. Громадная концентрация энергии. Боязнь не успеть отдать этот заряд».

И Высоцкий спешит. Не щадя себя. Дает концерты по всей стране, а с 1973 г. и за рубежом. Он побывал во Франции, Германии, Канаде, США, записал три диска своих песен. Его принимали везде, даже там, где не понимали языка, подчиняясь только невероятной энергетике исполнителя. Он покорил даже снобов Голливуда. Очевидцы его выступления там говорили, что на вечер пришли Влади с супругом, а ушли Высоцкий с женой. Он научился говорить и сочинять по-французски. Стал жить (по нашим меркам) шикарно: имел машины, деньги, строил дачу, щеголял в дорогой одежде, делал друзьям и любовницам щедрые подарки. И вызывал этим еще большую зависть и раздражение в идеологических верхах. Как выяснилось потом, в январе 1974 г. в КГБ готовился его арест, но беду отвести удалось. Зато многие творческие задумки осуществить не дали: сборник стихов так и остался не изданным, в ряде фильмов актер не смог сняться. Единственными значительными работами в кино в этот период стали роли, сыгранные в фильмах И. Хейфица «Плохой хороший человек» и А. Столпера «Четвертый».

С середины 1970-х гг. главное внимание Высоцкий уделяет работе над песнями. Он дает огромное количество концертов: только в 1978 г. выступил с ними 150 раз! На сцене он появляется в роли Лопахина в «Вишневом саде», играя ее блистательно.

Немало интересных работ удается сделать актеру и в кино. Кинематографисты, ухитряющиеся обходить запреты чиновников «на Высоцкого», снимают его в фильмах «Единственная», «Как царь Петр Арапа женил», «Бегство мистера Мак-Кинли», «Маленькие трагедии» и наконец в телесериале «Место встречи изменить нельзя» (1979 г.). Силы Высоцкого были уже на исходе. Он сам понимал это и потому убеждал постановщика фильма С. Говорухина: «Пойми, мне так мало осталось! Я не могу год жизни тратить на эту роль». Но когда фильм вышел на экраны, все поняли, что в замечательном актерском ансамбле, игравшем в нем, Высоцкий был фигурой первой величины.

Ролью Жеглова закончился путь В. Высоцкого в кино. Ни медицина, ни народные целители, ни экстрасенсы не могли уже помочь ему в борьбе за жизнь. Он, по собственному признанию, «устал бороться с притяжением земли». Вечером 24 июля 1980 г. он сказал Нине Максимовне: «Мама, я сегодня умру». Ночью это случилось, его привередливые кони примчались к последнему приюту.

В Москве в те дни проходила Олимпиада, и город был закрыт. Сообщение о смерти Высоцкого напечатали только в двух газетах – «Советской культуре» и «Вечерней Москве». Тем не менее проводить его в последний путь пришли тысячи людей. Марина Влади, пораженная стечением народа, говорила впоследствии, что такого количества прощающихся она не видела даже на похоронах президентов. Даже гробовщики не остались равнодушными: нашли для него самый лучший гроб, из тех, какие делали только по спецзаказу для членов правительства, да яму вырыли поглубже. Говорили, что умер народный артист Владимир Высоцкий. Он и вправду был народным, без всяких официальных званий.

 

Гагарин Юрий Алексеевич

(Род. в 1934 г. – ум. в 1968 г.)

Имя Юрия Гагарина знают все, потому что он открыл для человечества не просто новое пространство, а новое измерение: Космос. Летчик-космонавт СССР, полковник, Герой Советского Союза (1961). 12 апреля 1961 г. впервые в истории человечества совершил полет в космос на корабле «Восток»

Очень редко случается так, что всенародные любимцы, «звезды первой величины», оказываются в жизни такими же, как в официальной биографии. Юрий Гагарин – исключение из этого правила. Фотографии этого улыбчивого парня, ставшего одним из символов СССР, визитной карточкой советской космонавтики, разошлись по всему миру. Но до конца своей жизни он оставался все тем же скромным и удивительно обаятельным человеком, каким его запомнили все, кто с ним общался, начиная от одноклассников и заканчивая сослуживцами.

Юрий Гагарин родился 9 марта 1934 г. в небольшой деревушке, расположенной в 20 км от города Гжатска Смоленской области. Его детство пришлось на годы войны. Во время оккупации немцы выселили большую семью Гагариных из дома, и семья жила в землянке, построенной руками Алексея Ивановича, отца Юры. Когда война наконец закончилась, Юрий вместе с родителями переехал в Гжатск. В 1949 г. он окончил 6 класс на «отлично» и принял первое самостоятельное решение: уехал в Москву и поступил в Люберецкое ремесленное училище. Одновременно мальчишка начал заниматься в вечерней школе рабочей молодежи. В семнадцать лет, получив специальность формовщика-литейщика, Юра решил продолжить учебу в Саратовском техникуме, куда его приняли без экзаменов – как отличника.

Гагарин умел ценить каждую минуту своего времени, поэтому ухитрялся не только успевать по всем предметам и заниматься общественной работой, но и записался во все действовавшие в техникуме кружки. Его можно было встретить на репетициях духового оркестра, на баскетбольной площадке, на тренировках по лыжным гонкам. Его привлекали и физика, и литература, и танцы… Но только одно из юношеских увлечений переросло в настоящую страсть – летное дело, которое Юрий начал изучать в Саратовском аэроклубе. «Именно с Саратовом связано появление у меня болезни, – писал позже Гагарин, – которой нет названия в медицине, – неудержимой тяги в небо, тяги к полетам». Конечно, нелегко было совмещать столько занятий сразу. Но затраченные усилия оказались не напрасны: Юра получил сразу два диплома с отличием (об окончании техникума и аэроклуба), и аэроклуб дал ему рекомендацию, необходимую для поступления в 1-е Чкаловское (Оренбургское) военное авиационное училище летчиков им. К. Е. Ворошилова. Надо ли говорить, что и это училище Гагарин окончил, как сказали бы сегодня, с красным дипломом?

В 1957 г. в его жизни произошло сразу два радостных события: 26 октября он вместе с однокурсниками отмечал окончание учебы, а на следующий день состоялась свадьба Юрия Гагарина и студентки медицинского училища Вали Горячевой. Это была крепкая счастливая семья. Валентина стойко переносила частые разлуки, старалась создать дома уютную теплую атмосферу. И видимо, ей это удалось, ведь самыми счастливыми для Гагарина были короткие часы, проведенные вместе с семьей.

После окончания училища как отличник Юрий имел право выбрать любое место дальнейшей службы. Он получил много заманчивых предложений, но предпочел самый трудный участок – Заполярье. Там Гагарин узнал о том, что начался набор кандидатов в группу будущих покорителей космоса. И подал рапорт с просьбой зачислить его в эту группу.

Попасть в число летчиков-космонавтов было довольно сложно: заявления написали 3000 человек. Отбор происходил поэтапно. Вначале – обследование в частях, на месте службы. Затем – углубленные испытания в Москве: барокамера, центрифуга, тесты, анализы… Только 20 кандидатов, успешно выдержавших проверку, получили допуск к тренировкам. Они и составили первый отряд советских космонавтов, который позже назвали «гагаринским».

В начале марта 1960 г. отряд приступил к тренировкам в Москве, а летом перебрался в Зеленый городок на северо-востоке Московской области, который вскоре был переименован в Звездный. Программа занятий была довольно плотной: теоретическая подготовка, тренировочные полеты, испытания в барокамере, сурдокамере, термокамере, парашютная подготовка, знакомство с невесомостью в специально оборудованном самолете, тренировки на центрифуге. Время было расписано по секундам. Все было подчинено идее покорения космоса, на личную жизнь времени почти не оставалось. Семья старалась приободрить и поддержать Юрия – к тому времени старшей дочери Гагарина исполнилось чуть больше года; младшая родилась незадолго до его полета в космос – 7 марта 1961 года. Да он и сам прекрасно понимал, насколько важны все те изматывающие испытания, которые готовили человека к выходу в космос.

Для ускоренной подготовки к первым полетам по предложению Королева были отобраны лучшие:

В. Быковский, Ю. Гагарин, А. Карташов, Г. Нелюбов, А. Николаев, П. Попович, Г. Титов.

Пятого апреля 1961 г. группа впервые посетила космодром. А через пять дней стало известно, кто именно из семерых космонавтов станет пассажиром космического корабля «Восток». Решение Государственной комиссии гласило: полетит Юрий Гагарин. Дублером был назначен Герман Титов.

После распада СССР часто говорили о том, что на назначение Гагарина космонавтом № 1 прежде всего повлияла идеальная для того времени его биография. Но скорее всего, дело было совсем в другом: в исключительно удачном сочетании высокой физической формы и редкого набора психологических качеств. В служебной аттестации Юрия Гагарина были отмечены не только его прекрасная память и беспредельное самообладание. В ней есть формулировки, которые трудно назвать канцеляристскими штампами: «Любимое слово – “работать”. Чистосердечен. Чист душой и телом, вежлив, тактичен, аккуратен до пунктуальности. скромен. Смущается, когда “пересолит” в своих шутках. Не стесняется отстаивать точку зрения, которую считает правильной. Похоже, что знает жизнь больше, нежели его некоторые товарищи».

День 12 апреля 1961 г. навсегда вошел в историю человечества. Последние приготовления перед стартом… Обратный отсчет… И знаменитое гагаринское: «Поехали!» До конца жизни Юрий Гагарин не мог забыть открывшуюся ему фантастическую картину, которую он пытался описать сначала в своем рапорте, а потом – в интервью и книгах. «После выхода “Востока” из тени Земли она осуществила поиск и ориентацию корабля на Солнце. Лучи его просвечивали через атмосферу, горизонт стал ярко-оранжевым, постепенно переходящим во все цвета радуги: к голубому, синему, фиолетовому, черному. Неописуемая цветная гамма!» В иллюминаторе он видел реки, океан, под ним проплывали крошечные острова…

Полет продолжался 1 час 48 минут. За это время «Восход» совершил один виток вокруг Земли. После этого спускаемый аппарат корабля совершил посадку в Саратовской области. На высоте нескольких километров от поверхности Земли космонавт катапультировался и совершил посадку на парашюте. Первыми людьми, которых увидел Юрий, вернувшись на родную Землю, были доярка с дочерью. «Неужели из космоса?» – спросили они. «Представьте себе, да», – ответил Гагарин. Весть о благополучном приземлении космонавта облетела весь мир. Конечно же последовала церемония награждения, было много цветов, поздравлений. Гагарин совершил целый ряд поездок по странам мира. Восхищаясь его мужеством, руководители самых разных государств спешили представить Юрия к высшим орденам и медалям. Он был награжден орденом Ленина, орденом Георгия Димитрова (Болгария), орденом «Грюнвальдский крест І степени» (Польша), орденом «Плайя-Хирон» (Куба), орденом Знамя Венгерской Народной Республики І степени с алмазами, орденом «Ожерелье Нила» (Объединенная Арабская Республика), Большой лентой Африканской звезды (Либерия), орденом Карла Маркса (ГДР), Звездой IІ степени (Индонезия)… Гагарину вручали не только правительственные, но и научные знаки отличия – золотую медаль имени К. Э. Циолковского, золотую медаль Международной ассоциации «Человек в космосе», медаль де Лаво (FAI)… Полное перечисление регалий космонавта заняло бы целую страницу. Дома, в России, его узнавали на улицах, старались перекинуться с ним хотя бы парой слов, просили автограф. Когда он приезжал к матери, в окна заглядывали любопытные глаза вездесущих мальчишек.

Кому-то другому такая слава могла вскружить голову. Но Гагарин остался самим собой. Он знал, что его выход в космос – общая заслуга тысяч людей: конструкторов, создавших «Восток», медиков, рабочих, собравших первый космический корабль. Поэтому он не стал «звездой», а продолжал оставаться обычным человеком. А свое положение использовал только тогда, когда речь шла о помощи другим или, скажем, о поддержке интересного начинания. Мало кому сейчас известно, что именно Гагарин стоял у истоков движения всесоюзных студенческих стройотрядов. Благодаря его поддержке Гжатск (с 1968 г. переименованный в Гагарин) стал столицей этого движения, здесь работал самый большой интернациональный стройотряд.

После приземления Юрий Гагарин принимал непосредственное участие в обучении и тренировке экипажей космонавтов, руководил полетами космических кораблей «Восток», «Восход» и «Союз». В 1964–1968 гг. он занимал должность заместителя начальника Центра подготовки космонавтов. В 1968 г. с отличием окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского. Темой его дипломного проекта был космический корабль многоразового использования. Кроме того, он вел огромную общественную работу: был депутатом Верховного Совета СССР 6-го и 7-го созывов, членом ЦК ВЛКСМ (избран на 14-м и 15-м съездах ВЛКСМ). Эти аббревиатуры мало что могут сказать нынешнему поколению, впрочем, как и понятие «общественная работа». На практике то, чем занимался Гагарин, сводилось к решению множества проблем (зная, что Гагарин – человек справедливый, к нему часто обращались за помощью), выступлениям на многочисленных встречах, участию в управлении страной.

Свободного времени стало еще меньше. Но при первой же возможности Юрий выбирался к жене и детям, привозил с собой «живые подарки» для девочек: белку, птиц, как-то доставил даже маленькую лань. Изредка он выезжал на охоту. К 34-м годам у Гагарина было все, что нужно для счастья – любимая работа, счастливая семья, всеобщее уважение, здоровье. 9 марта он отпраздновал свой день рождения, на котором звучало множество искренних пожеланий долгих лет жизни и успехов в работе. А через 18 дней его не стало…

Юрий Гагарин погиб 27 марта 1968 г. в авиационной катастрофе вблизи деревни Новоселово Киржачского района Владимирской области при выполнении тренировочного полета на самолете. В 10 часов 30 минут машина, в которой находились Гагарин и Серегин – двухместный УТИ МИГ-15, – врезалась в землю. Друзья никак не могли поверить, что опытный летчик разбился во время тренировочного полета. До сих пор не умолкает спор о причинах катастрофы. Было предложено немало вариантов развития событий, от вполне реальных до абсурдных. Говорили даже, что Гагарин и Серегин перед вылетом крепко выпили. Ходили слухи, что космонавта № 1 украли инопланетяне. Одной из самых продуктивных казалась гипотеза столкновения самолета с метеорологическим зондом или птицей. Рассматривались версии террористического акта, ошибки, допущенной во время пилотирования. Выдвигалось предположение, что Серегину внезапно стало плохо, и Гагарин не смог бросить своего друга, катапультировавшись в одиночку… Но, вероятно, гибель Гагарина так и останется одной из трагических загадок советской космонавтики.

Память о первом космонавте не потускнела до сих пор. Имя Гагарина присвоено Военно-воздушной академии, научно-исследовательскому судну АН СССР, Центру подготовки космонавтов, улицам и площадям многих городов мира. Его назвали своим почетным гражданином Калуга, Новочеркасск, Смоленск, Саратов (Россия), Винница, Севастополь (Украина), Сумгаит (Азербайджан), София, Перник (Болгария), Афины (Греция), Фамагуста, Лимасол (Кипр), Сен-Дени (Франция), Тренчанске-Теплице (Чехия)… Гагарин оставил свой след и на звездных картах. В его честь назван кратер на обратной стороне Луны. А где-то среди бескрайнего космоса, невидимая вооруженным глазом, вертится малая планета 1772, которая во всех каталогах носит имя Gagarin…

 

Гоголь Николай Васильевич

(Род. в 1809 г. – ум. в 1852 г.)

Великий украинский и русский писатель.

«Скажу вам одно слово насчет того, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Я сам не знаю, какая у меня душа. Знаю только, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, что нет в другой: явный знак, что они должны пополнить одна другую». Так писал Николай Васильевич Гоголь своему лучшему другу А. О. Смирновой-Россет в декабре 1844 г. Стоит ли после этого спорить по поводу того, какой из народов вправе считать своим великого писателя?

Сам Николай Васильевич, проведший бо́льшую часть своей жизни в России и за границей (только в Европе он прожил 12 лет), никогда не забывал о своих украинских корнях, находя душевный покой и отдохновение лишь в родных местах.

Родился будущий писатель 20 марта 1809 г. в селе Большие Сорочинцы Миргородского уезда Полтавской губернии. Род Гоголей-Яновских шел от Остапа Гоголя, полковника, соратника самого гетмана Дорошенко. Были в этом роду и шляхтичи, и военные, и царские чиновники, и священники. Таким образом, Гоголь был представителем малороссийского дворянства с примесью польской крови, особенно по материнской линии. И в его характере органично соединились гордость польского духа с темпераментом жизнерадостного украинца.

Его отец, Василий Афанасьевич Гоголь-Янов-ский, владел тысячей десятин земли и двумя сотнями крепостных. Чтобы содержать большую семью (12 детей, из которых до зрелого возраста дожили лишь четверо), ему пришлось служить сначала чиновником на Полтавском почтамте, потом управляющим у родственника жены, богатого помещика

Д. П. Трощинского. Хозяин поместья был большим театралом, и Василий Афанасьевич, обладавший литературными способностями, сочинял для его дворового театра на малороссийском языке пьесы из народной жизни, принимал активное участие в их постановке – не только как режиссер, но и как актер. Присущий ему дар комического рассказа, как и любовь к театру, передались сыну. (Кстати, эпиграфы к «Сорочинской ярмарке» и «Майской ночи» были взяты Николаем Васильевичем из комедий отца.) От него же мальчик унаследовал и чрезмерную мнительность, мучившую его всю жизнь.

Мать писателя, Мария Ивановна, происходившая из небогатого рода Косоровских, была женщиной экзальтированной и набожной. Выйдя замуж в 14 лет и потеряв двоих детей в младенческом возрасте, она всю свою любовь и надежды сосредоточила на Николеньке. Под ее влиянием в мальчике развились задатки религиозности. По свидетельствам биографов, он был слабеньким, тщедушным ребенком, до трех лет не говорил, зато уже в пять начал писать стихи, что вызывало восторг у матери. Она вообще была неуемной фантазеркой и считала своего сына непревзойденным талантом, приписывая ему самые немыслимые открытия, например железной дороги и паровой машины. И все же, несмотря на комизм этих представлений, Мария Ивановна не ошиблась в главном – сын действительно стал гением, правда, не техники, а мировой литературы.

Детские годы будущего писателя прошли в имении родителей Васильевке, по соседству с селом Диканька – краем легенд, малороссийских поверий и исторических преданий, впоследствии так любовно и ярко описанных в его произведениях. Получив дома начальное образование, мальчик два года провел в Полтавском уездном училище, а в 1821 г. поступил в Нежинскую гимназию высших наук, которая была создана по типу Царскосельского лицея и предназначалась для детей провинциального дворянства. Особым прилежанием юный гимназист не отличался и считался учеником посредственным, хотя и обладал прекрасной памятью, хорошо рисовал и уже тогда проявлял склонность к русской словесности. Несмотря на скрытность и необщительность, юный Гоголь был ревностным участником всех гимназических театральных постановок. Чаще всего играл роли комических стариков и старух (госпожа Простакова в «Недоросле» Фонвизина), рисовал декорации. С особым интересом вместе с гимназическими друзьями, будущими литераторами Нестором Кукольником, Евгением Гребенкой и Николаем Прокоповичем, участвовал юноша и в издании рукописного журнала. В нем были помещены первые литературные опыты Гоголя: трагедия «Разбойники», баллада «Две рыбки», сатиры «Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан», «Завтрак у предводителя», «На ярмарке» и др. Еще одно произведение юного писателя – поэму «Братья Твердославичи» – товарищи не одобрили, и автор ее уничтожил. Тогда же им была написана и подражательная поэма «Ганц Кюхельгартен», в которой явственно обнаруживалось влияние поэтов-романтиков В. Жуковского, А. Бестужева-Марлинского и Дж. Байрона. Будучи уже в Петербурге, в 1829 г. Гоголь напечатал ее на свои средства под псевдонимом В. Алов. Но прочитав разгромные рецензии в «Северной пчеле» и «Московском телеграфе», молодой писатель собрал нераспроданные экземпляры и сжег их.

Однако к концу завершения гимназии Гоголь мечтал не столько о литературном поприще, сколько о широкой общественной деятельности. Он думал о том, чтобы приносить пользу обществу на государственной службе, и с этой целью в 1828 г. выехал в Петербург. Но здесь юношу ждало жестокое разочарование: блестящие надежды не осуществились – к службе он оказался совершенно неспособным. И после недолгого пребывания в департаменте государственного хозяйства и публичных зданий на должности писца, а затем помощника столоначальника в департаменте уделов Гоголь отказался от мысли стать чиновником. Попытка устроиться в театр тоже не увенчалась успехом.

После неудачи «Ганца Кюхельгартена» молодой писатель приходит к мысли о необходимости поисков другого литературного пути: теперь вместо мечтательно-романтической поэзии он обращается к воссозданию народного быта и жизни Малороссии – темам, которые с детства знал и любил. Гоголь осаждает мать просьбами о присылке ему сведений о малорусских обычаях, преданиях, костюмах, а также «записках, веденных предками какой-нибудь старинной фамилии, рукописей стародавних». Все это наряду с воспоминаниями о родном крае стало материалом для цикла повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки». В 1830–1831 гг. в «Отечественных записках» и «Литературной газете» появляются «Вечер накануне Ивана Купала», «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь, или Утопленница», а в альманахе «Северные цветы» за 1831 год – глава из исторического романа «Гетман». Эти произведения сразу же привлекли внимание литературных кругов Москвы и Петербурга. Талант Гоголя высоко оценили В. Жуковский, А. Дельвиг и столь любимый им А. Пушкин, с которым Николай Васильевич познакомился в мае 1831 г. на вечере у поэта и издателя П. Плетнева.

Вскоре первая часть «Вечеров…» была издана отдельной книгой. Читающая публика встретила ее с восторгом, а Пушкин, которого Гоголь считал своим самым авторитетным критиком, писал: «Сейчас прочел “Вечера близ Диканьки”. Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая “поэзия”, какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей литературе, что я доселе не образумился…»

Окрыленный успехом, Гоголь работает много и плодотворно. В течение четырех лет из-под его пера выходят вторая часть «Вечеров…», повести «Старосветские помещики», «Тарас Бульба», «Вий», «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», вошедшие в сборник «Миргород». Источником всех этих произведений по-прежнему была Малороссия, ее быт, нравы, обычаи, героическое прошлое и современный Гоголю патриархальный уклад провинциальной жизни. Отмечая эту связь писателя со своей малой родиной,

М. Коцюбинский писал: «Свежестью и силой своих произведений Гоголь обязан не только своему таланту, но также богатству новых слов, оборотов, понятий и образов, которые он щедро черпал из мало знакомой российским писателям жизни Малороссии».

Начало 1830-х гг. было самым счастливым в творческой судьбе Гоголя. Вслед за малороссийскими повестями он создает цикл произведений, в которых показывает призрачность и трагизм петербургской жизни, где за «выставкой человеческого тщеславия и лицемерия… фланируют люди-куклы, люди-носы, люди-усы, люди-бакенбарды, исчезают и скрываются существа никем не защищенные, никому не дорогие, никому не нужные», такие, как Акакий Акакиевич, герой повести «Шинель».

В это же время у писателя созревало множество грандиозных замыслов. Осенью 1833 г. он вынаши вал идею создания «Истории Украины»: «Мне кажется, что я напишу ее, что я скажу много так, чего до меня не говорили…» К сожалению, этот гоголевский замысел, как и начатая по совету А. Пушкина «История русской критики», остался неосуществленным. Зато другие темы, также подсказанные Гоголю великим поэтом, получили блестящее воплощение. Умоляя Пушкина дать ему «какой-нибудь сюжет, но русский чисто анекдот», писатель действительно получил историю анекдотическую и превратил ее в сочинение смешное и остроумное, какого еще не было в России, – комедию «Ревизор». Она была написана в 1835 г. всего за несколько месяцев. Однако этот шедевр гротесковой драматургии вызвал у публики самые противоречивые оценки. Первое представление пьесы в Александринском театре прошло как-то вяло, актеры, привыкшие играть французские водевили, терялись и не могли передать яркий комизм действия. Правда, в зале не раз были слышны взрывы смеха, но аплодисментов почти не было. Под конец спектакля недоумение зрителей перешло в негодование. Общая оценка публики: «Это невозможность, это клевета и фарс». Гоголь был обескуражен и раздражен, повторяя: «Господи Боже! Ну если бы один, два ругали, ну и бог с ними, а то все, все!»

Зато публика не «избранная», молодая, была в восторге от «Ревизора», повторяя реплики и целые сцены. Между поклонниками и критиками комедии разгорелись настоящие битвы, в результате которых среди молодежи обожание Гоголя только возросло. Но сам писатель, утомленный напряженной работой последних лет и нравственными тревогами, которые принес ему «Ревизор», решил отдохнуть от всех проблем вдали от родины. В июне 1836 г. он уехал за границу, где пробыл много лет с небольшими перерывами на приезды в Россию.

Пребывание в «прекрасном далеке» (писатель побывал в Германии, Швейцарии, Франции и давно полюбившемся ему Риме), с одной стороны, укрепило и успокоило Гоголя и дало ему возможность осуществить еще один грандиозный замысел – «Мертвые души». С другой стороны, в эти годы, по словам известного литературоведа XIX в. А. Н. Пыпина, в жизни Николая Васильевича обозначились зародыши тех явлений, которые привели к трагическим последствиям: «Усиленное удаление в самого себя, экзальтация религиозного чувства повели к пиитическому преувеличению, которое закончилось его последней книгой, составившей как бы отрицание его собственного художественного дела…»

Перед отъездом за границу Гоголь в последний раз встречался с А. Пушкиным, с подачи которого начал работу над «Мертвыми душами», ставшую отныне главной в его творческой судьбе. Чем дальше она продвигалась, тем более грандиозными представлялись Гоголю ее масштабы и более спорными – задачи. Написанные еще в России первые три главы поэмы за границей тщательно перерабатывались. Гоголь бесконечно переделывал каждую вновь написанную страницу. Он жил в Риме настоящим затворником, встречаясь только с узким кругом близких ему людей (художниками А. А. Ивановым и И. С. Шаповаловым, В. А. Жуковским, композитором И. М. Виельгорским, поэтом Н. М. Языковым и др.). И лишь в периоды депрессий, участившихся после гибели Пушкина, и последовавшей вскоре кончины И. Виельгорского Гоголь отрывается от работы, чтобы уехать для лечения на воды в Баден-Баден или короткого отдыха – в Женеву и Париж. К лету 1841 г. первый том «Мертвых душ» был готов, а в следующем году он вышел в свет в Москве с некоторыми купюрами, после чего писатель опять уехал за границу.

Это последнее пребывание в Европе ознаменовалось окончательным переломом в душевном состоянии Гоголя. Следует сказать, что и до этого у него проявлялось немало разного рода «странностей»: частая смена настроения, депрессии, религиозный мистицизм, постоянные переживания по поводу своих болезней, которые во многом были обусловлены мнительностью. Если к этому добавить характерные для писателя замкнутость и пророческий тон в общении с окружающими, то становится понятно, почему знакомые и друзья давали Николаю Васильевичу контрастные характеристики. По словам С. Т. Аксакова, «лирико-художественная» натура писателя находилась в вечном движении, в борьбе с человеческим несовершенством, в «самоосуждении» и поэтому «ускользала не только от наблюдения, но даже от понимания людей, самых близких Гоголю».

Духовный кризис писателя наиболее отчетливо стал проявляться с 1845 г., когда у него возник замысел книги «Выбранные места из переписки с друзьями». В ней Гоголь хотел собрать все, о чем писал своим друзьям в 1845 и 1846 гг. Но книга на всех, в том числе и на друзей писателя, произвела тяжелое впечатление своим тоном пророчества и учительства, проповедью смирения, за которой, впрочем, просматривалось крайнее самомнение автора, осуждением его прежних трудов, в которых русская литература видела «одно из своих лучших украшений». Высшая степень негодования, возбужденного «Выбранными местами», выразилась в известном письме В. Белинского, на которое Гоголь не сумел ответить.

Еще одним проявлением перелома в мировоззрении Гоголя стало сожжение им в середине 1845 г., в минуту тяжелого раздумья, первоначальной редакции второго тома «Мертвых душ». Ему казалось, что содержание книги должно быть иным, что он наконец понял, как надо писать, чтобы «устремить все общество к прекрасному». А еще он считал, что не может продолжить работу над книгой, не исполнив своего давнишнего намерения поклониться Святому Гробу Господнему в Иерусалиме. Однако и осуществление этой поездки не принесло душевного успокоения: «Еще никогда не был я так мало доволен состоянием сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, – говорил Гоголь. – у Гроба Господня я был как будто затем, чтобы там на месте почувствовать, как много во мне холода сердечного, как много себялюбия и самолюбия».

Продолжая работу над вторым томом «Мертвых душ», писатель понял, что описывать русскую жизнь можно, только живя посреди нее и изучая ее. И в 1848 г. Гоголь окончательно вернулся в Россию. Последние годы жизни он подолгу жил в домах друзей – А. О. Смирновой, С. Т. Аксакова, А. П. Толстого, семейства Виельгорских. С последними Николая Васильевича связывала не только давняя дружба, но и сердечная привязанность к Анне Михайловне Виельгорской. По словам В. Соллогуба, она, «кажется, единственная женщина, в которую влюблен был Гоголь». Действительно, сохранилось свидетельство о том, что Николай Васильевич в 1850 г. сделал ей предложение, но оно было отклонено.

Между тем в Гоголе продолжалась мучительная борьба «между художником и пиэтистом». Он много раз переделывал написанные главы второго тома, поддаваясь то одному, то другому настроению. В начале 1852 г. им овладел страх смерти, он проводил ночи в молитве, постился. Однажды февральской ночью среди религиозных размышлений им овладел ужас и сомнение, что он не так исполнил долг, возложенный на него Богом. Тогда он велел открыть трубу камина и сжег рукопись готового второго тома «Мертвых душ». С тех пор Гоголь впал в мрачное уныние, не принимал пищи, отказывался от лечения. 21 февраля 1852 г. он скончался.

Писателя похоронили в Москве, в Даниловом монастыре (в 1931 г. прах был перенесен на Новодевичье кладбище), и на его памятнике были начертаны слова из книги пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеюся». Они как нельзя лучше отражают художественное кредо писателя, который так мечтал «устремить все общество к прекрасному». Недаром, оценивая значение гоголевского творчества, Т. Г. Шевченко писал: «Перед Гоголем должно благоговеть как перед человеком, одаренным самым глубоким умом и самою нежною любовью к людям».

 

Достоевский Федор Михайлович

(Род. в 1821 г. – ум. в 1881 г.)

Русский писатель. Романы «Бедные люди», «Униженные и оскорбленные», «Игрок», «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы»; повести «Двойник», «Хозяйка», «Слабое сердце», «Белые ночи», «Неточка Незванова» (незаконченная), «Село Степанчиково и его обитатели», «Записки из подполья»; книга «Записки из Мертвого дома»; рассказы, очерки, публицистика.

Федор Михайлович Достоевский был одним из немногих русских писателей, которые необыкновенно повлияли на умы не только своих современников, но и потомков. Как писателя, его ставят рядом с Гоголем, Бальзаком, Диккенсом, Толстым, а как мыслителя – со всей мировой литературой ХХ века. Не случайно критик Н. Н. Страхов писал Федору Михайловичу: «Очевидно, по содержанию, по обилию и разнообразию идей вы у нас первый человек и сам Толстой, сравнительно с вами, однообразен. Этому не противоречит то, что на всем вашем творчестве лежит особенный и резкий колорит».

Жизнь Достоевского на всех поворотах судьбы всегда была долгом, обязанностью и борьбой. И когда Страхов говорил «о резком колорите» писателя, то имел в виду и особенности его личности – неустойчивую психику, ревностное отношение к своему и чужому творчеству, обидчивость, необычайное самолюбие, резкую смену настроения. Все эти качества сложились под влиянием многих жизненных обстоятельств, выпавших на долю писателя.

Федор Михайлович Достоевский родился 11 января 1821 г. в Москве. Его отец Михаил Андреевич Достоевский, сын сельского священника, юношей порвал с семейной традицией и навсегда оставил отцовский дом. В Москве он получил медицинское образование, а в 1812 г. во время нашествия Наполеона служил в военных госпиталях, затем определился в Мариинскую больницу для бедных. В 1828 г. штаб-лекарь Достоевский получил право на потомственное дворянство. Мать будущего писателя, Мария Федоровна, была из московского купеческого рода. Она умерла рано, когда Федору было всего 16 лет. Ее смерть Федор и его брат Михаил пережили очень тяжело.

В 1837 г. отец решил отправить сыновей поступать в Главное инженерное училище в Петербурге. Поступить удалось только Федору, что подействовало на него угнетающе: он должен был расстаться с любимым братом, самым близким ему человеком. А с товарищами по училищу Достоевский так и не сблизился. Чаще всего его видели одиноко сидящим за своим столом или вышагивающим по комнате. Он производил впечатление идеалиста и мистика, предпочитая держаться в стороне от веселых сборищ и дружеских бесед. В письме к брату Федор писал: «У меня есть проект: сделаться сумасшедшим… Брат, грустно жить без надежды. Смотрю вперед, и будущее меня ужасает… Я ношусь в какой-то холодной полярной атмосфере, куда не заползал луч солнечный; я давно не испытывал взрывов вдохновения… зато часто бываю в таком настроении, как шильонский узник после смерти братьев в темнице». Личная драма усугублялась и тяжелыми семейными обстоятельствами: в 1839 г. неожиданно скончался Михаил Андреевич, и Федор вместе с Михаилом были взяты под опеку. Известие о смерти отца настолько потрясло восемнадцатилетнего юношу, что с ним случился тяжелый эпилептический припадок, первый из тех, которые будут впоследствии преследовать его всю жизнь.

Одиночество, нелюбовь к будущей профессии и военной муштре привели к тому, что уже через год после окончания училища Достоевский оставил службу в Инженерном департаменте, решив посвятить себя литературе, в основном переводам. Некоторый опыт у него уже был: в 1844 г. в печати появился его перевод романа Бальзака «Евгения Гранде».

Жизнь, между тем, складывалась у Федора неудачно, прежде всего, в материальном отношении. Нельзя сказать, что Достоевский был полностью лишен средств к существованию. Вместе с казенным жалованием и помощью опекунов он получал до 5 тысяч ассигнациями в год. Но Достоевский оказался крайне непрактичным в житейском отношении. Деньги уходили от него с неимоверной быстротой, и почти все его расходы были тратами капризного и прихотливого человека: он любил играть в бильярд, в рулетку и почти всегда проигрывал. Постоянное безденежье мучило его самого, но справиться с собой он и не хотел, и не умел. Когда в 1844 г. Достоевский оставил службу, нищета стала постоянным спутником его жизни.

Перелом в творческой судьбе Достоевского произошел в мае 1845 г. После нескольких месяцев упорной работы он закончил свое первое художественное произведение – повесть «Бедные люди», которая сразу же вызвала многочисленные восторги критиков и читателей. Успех повести ввел Достоевского в круг известных литераторов, среди которых были Григорович, Некрасов, Белинский, Тургенев.

Увы, эта дружба оказалась недолгой. Раздражительность, высокомерие, убежденность в своей гениальности вскоре оттолкнули от Достоевского тех, кого он поразил своим внезапным талантом. Его желчность и мнительность дали повод к едким замечаниям, колкостям и даже пародийным стихам, в которых высмеивался герой «Бедных людей» Макар Девушкин.

Положение писателя усугубилось и относительными неудачами в дальнейшем творчестве. Повесть «Двойник» вызвала недоумение и нещадную критику со стороны прежних почитателей Достоевского. С такой же оценкой была встречена и повесть «Хозяйка». Все это побудило писателя отойти от литературного общества и примкнуть в 1847 г. к революционному кружку Петрашевского. На одном из собраний Достоевский познакомил петрашевцев с распространявшимся нелегально письмом Белинского к Гоголю. Вместе с другими членами кружка, ставившими конечной целью «произвести переворот в России», Федор Михайлович попытался организовать тайную типографию для печатания противоправительственной литературы и прокламаций.

23 апреля 1849 г. Достоевский был арестован по делу петрашевцев, помещен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. 22 декабря 1849 г. в числе других петрашевцев его вывели на Семеновский плац в Петербурге, где осужденным зачитали смертный приговор. Лишь после того как первой группе приговоренных завязали глаза и приготовили к расстрелу, было объявлено, что казнь заменяется каторгой с последующей службой в армии рядовыми. Так Достоевский был отправлен на каторжные работы в Омский острог сроком на 4 года, а с 1854 г. начал солдатскую службу в Семипалатинске, где и пребывал до февраля 1859 г., т. е. до той поры, пока ему не разрешили вернуться в Европейскую Россию.

Во время пребывания в Сибири, после выхода из острога, Достоевский, несмотря на подорванное здоровье, отсутствие денег и перспектив, пожалуй, впервые по настоящему влюбился. Его избранницей стала Мария Исаева. Это была обоюдная любовь со сценами ревности, необузданной страстью, ссорами и примирениями. В 1857 г. Федор Михайлович женился на Марии.

В конце 1859 г. Достоевский вернулся в Петербург. С этого времени происходит как бы его второе писательское рождение. В 1860-х годах были написаны «Записки из Мертвого дома», романы «Униженные и оскорбленные», «Преступление и наказание», «Игрок», «Идиот». В то же время Достоевский вместе с братом Михаилом начал издавать журнал «Время», где одновременно был редактором и сотрудником. Журнал пользовался успехом, в основном, благодаря произведениям Достоевского, однако в 1863 г. он неожиданно был закрыт. Об этом Достоевский рассказывал: «Все шло прекрасно. Мой

“Мертвый дом” сделал буквально фурор, и я возобновил свою литературную репутацию. Как вдруг в 1863 г., в мае, журнал был запрещен за одну самую горячую и патриотическую статью, которую ошибочно приняли за самую возмутительную…»

К неприятностям с журналом прибавились и трагические обстоятельства жизни. 15 апреля 1864 г. Федор Михайлович похоронил жену Марию Дмитриевну, которая умерла от чахотки. Как писал Достоевский своему другу Врангелю: «Она любила меня беспредельно, я ее любил без меры, но мы не жили счастливо».

Через три месяца скончался самый близкий Федору Михайловичу человек – брат Михаил. Смерть брата повлекла за собой новые заботы. Покойный оставил огромные долги, которые Федор Михайлович вынужден был взять на себя и которые тяготели над ним почти до конца жизни.

В октябре 1866 г., находясь в критическом положении из-за кабального договора, заключенного с книгоиздателем Стелловским (к последнему переходило право собственности на все произведения писателя), Достоевский, чтобы ускорить работу, пригласил стенографистку, которой в течение месяца продиктовал роман «Игрок». Стенографистку звали Анна Григорьевна Сниткина: в феврале 1867 г. она стала второй женой писателя и верной его помощницей.

После свадьбы Достоевские четыре года провели за границей, преимущественно в Германии и Швейцарии. Это были годы постоянной нужды и скитаний. Единственной радостью было рождение детей – Сони и Любы. Однако и здесь не обошлось без трагедии. Сонечка умерла в трехмесячном возрасте.

Лишь в июле 1871 г., после частичной уплаты долгов кредиторам, Достоевские смогли вернуться в Россию. Поселились они в Петербурге, где Федор Михайлович закончил роман «Бесы», начатый за границей. В 1873 г. писатель вернулся к журнальной деятельности, приняв на себя редактирование журнала «Гражданин». В нем он регулярно печатал «Дневник писателя» – серию фельетонов, очерков, полемических заметок на «злобу дня». В 1876 и 1877 гг. Достоевский издавал «Дневник писателя» в качестве самостоятельного собственного издания, печатая его в виде ежемесячных выпусков и ведя при этом обширную переписку с читателями. Это издание пользовалось огромным успехом у читаю щей публики. С восторгом был принят и последний роман Достоевского «Братья Карамазовы». Но апогея своей славы писатель достиг после Пушкинского праздника в 1880 г., на котором выступил со своей знаменитой речью. Ни одно произведение Достоевского при жизни автора не вызывало такого количества откликов: речь породила лавину комментариев, оценок, возражений и опровержений, которые на протяжении нескольких месяцев буквально захлестнули русскую прессу.

В мае 1878 г. Достоевского постигло еще одно страшное горе. Внезапно умер от приступа эпилепсии трехмесячный сын Алеша. «Он как-то особенно любил Алешу, почти болезненной любовью, точно предчувствуя, что скоро лишится его, – вспоминала позже жена писателя Анна Григорьевна. – Федор Михайлович был спокоен и мужественно выносил разразившийся над ним удар судьбы, но я сильно опасалась, что это сдерживание своей глубокой горести фатально отразится на его и без того пошатнувшемся здоровье».

Действительно, здоровье Федора Михайловича внушало серьезные опасения его родным. Последние восемь лет жизни он страдал хроническим катаром верхних дыхательных путей. Его организм ослабляли и регулярно повторяющиеся эпилептические припадки, доставлявшие немало физических и душевных страданий. В ночь с 25 на 26 января 1881 г. у Достоевского произошел разрыв легочной артерии, после чего он потерял сознание. Когда Федор Михайлович пришел в себя, то первым его желанием было исповедоваться и причаститься, что и было исполнено.

В последний вечер перед смертью писатель попросил жену зажечь свечу и принести Евангелие. Наудачу открыл его. На этот раз открылось Евангелие от Матфея: «Иисус же сказал ему в ответ: не удерживай, ибо так надлежит нам исполнять великую правду». «Ты слышишь, – “не удерживай”, – значит, я умру», – сказал Достоевский и закрыл книгу. 9 февраля в 8 часов 38 минут вечера писателя не стало.

Современники отмечали, что таких похорон Россия еще не знала. Тысячи людей собирались в огромные манифестации, чтобы проводить в последний путь писателя, чей дар уже давно воспринимался как пророческий. А две истины – «

Страдание рождает любовь и веру» и «Красота спасет мир», выведенные писателем и выстраданные всей его нелегкой жизнью, вписаны отныне золотыми буквами в историю творческой мысли всего человечества.

 

Дягилев Сергей Павлович

(Род. в 1872 г. – ум. в 1929 г.)

Театральный и художественный деятель, издатель, критик, организатор «Русских сезонов» и труппы «Русский балет Дягилева» в Париже.

Сергей Павлович был импресарио и антрепренер от Бога: высочайшего класса профессионал, эрудит, смелый новатор, не терпящий рутины в искусстве, блестящий организатор, умеющий находить таланты и продвигать их. Он вдохновлял музыкантов, художников, хореографов, танцовщиков, давал им творческие задания и требовал, чтобы работа, за которую он хорошо платил, была гениальной.

Родился будущий деятель искусства 19 (31) марта 1872 г. в с. Грузино Новгородской губернии. Мать умерла во время родов. Его детство прошло в Петербурге, где служил отец, полковник кавалерии, знавший и ценивший русское искусство. Дом Дягилевых был наполнен музыкой и пением, так как вся семья любила петь и играть на различных инструментах.

В Перми, куда в 1880 г. они переехали, когда отец получил место начальника местного воинского гарнизона, Сергей закончил гимназию. Одновременно с учебой талантливый мальчик по настоянию мачехи брал уроки фортепиано и композиции у частного педагога. В 1890 г. вчерашний гимназист поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета и через шесть лет получил диплом правоведа. Студент также увлекался живописью, театром, историей художественных стилей и приобрел в этих областях обширные познания. Параллельно Сергей одно время являлся вольнослушателем в классе пения консерватории и брал уроки у итальянского певца-баритона и педагога Антонио Короньи, а также учился по классу композиции у самого Римского-Корсакова. Мэтр, прослушав как-то одаренного молодого человека, сказал, что композитора из него не выйдет. Взбешенный ученик закричал прямо в лицо прославленному маэстро: «Вы увидите, кто из нас будет более знаменит!» (Позже они вместе плодотворно сотрудничали в Париже.)

Несостоявшийся композитор решил выбрать стезю покровителя искусства. Правда, для этого требовались очень большие деньги, которых не было, что, впрочем, не смущало начинающего мецената. От него исходила такая энергетика, такое покоряющее обаяние, что контакт с нужными людьми Сергей находил очень легко. Например, практическая жилка наряду с тонким художественным чутьем и организаторским талантом помогла Дягилеву с помощью богатых людей России устроить в 1897 и 1898 гг. в Петербурге ряд успешных художественных выставок картин скандинавских, немецких, английских и русских художников.

В свое время С. Д. Философов, двоюродный брат Сергея и первая любовь, познакомил его с молодыми мастерами кисти: Александром Бенуа, Львом Бакстом и др. Они вместе образовали кружок, а затем Дягилев в 1898 г. основал и более пяти лет возглавлял один из первых художественных журналов в России «Мир искусства». (В 1900 г. Сергей стал и одним из учредителей одноименного художественного общества). Молодой редактор привлекал к работе талантливых художников и критиков своего времени, открывал читателям новые имена, выступал на страницах элитарного издания как один из авторов и критиков, писал монографии, издавал книги о знаменитых русских художниках и архитекторах.

Не имея крупных собственных средств, литератор убедил известных меценатов С. И. Мамонтова, княгиню М. К. Тенишеву и др. финансировать журнал и ряд таких показов работ талантливых мастеров кисти, как «Международная выставка картин» (1899 г.), «Мир искусства» (1900–1903 гг., 1906 г.). В 1904 г. он поразил западноевропейскую публику картинами русских современников и иконописью. Спустя год в Таврическом дворце Петербурга Дягилев представил русских портретистов. Выставка отличалась беспрецедентной широтой охвата, научной обработкой и атрибуцией материала. Она сыграла выдающуюся роль в пропаганде русского искусства XVIII–XIX ст. и еще больше укрепила репутацию Сергея Павловича как знатока и ценителя авангарда.

Еще в конце 1899 г. Дягилев занял пост чиновника по особым поручениям Дирекции Императорских театров. Но уже в начале 1901 г. он был уволен без права поступления на государственную службу. Причины изгнания исследователи называют разные: попытка нового госслужащего провести кардинальные реформы, чтобы вывести казенные театры из рутины, после чего новатор искусства оказался в опале перед высшими бюрократами; нетрадиционная сексуальная ориентация; ссора с фавориткой Великих князей балериной Матильдой Кшесинской.

Не сделав карьеру на родине, с 1906 г. Дягилев-импресарио сконцентрировал всю свою энергию и незаурядные организаторские способности на пропаганде русского искусства в Западной Европе. Он уехал во Францию и организовал показ икон и картин русских художников в Париже, Берлине, Монте-Карло, Венеции. Выставка русского изобразительного искусства во многом явилась откровением для Запада, и не подозревавшего о существовании столь высокой художественной культуры.

В устройстве выставок, а потом концертов и спектаклей Дягилеву, не имевшему никаких средств, на протяжении десятилетий вплоть до его кончины помогали деньгами российские и зарубежные любители искусства, коллекционеры, представители деловых кругов: В. Н. Аргутинский-Долгоруков, С. С. Боткин, В. В. фон Мекк, И. А. Морозов и др. В обмен на помощь он льстил тщеславию дельцов, включая их имена в состав комитета концертов. Благодаря франко-русскому сближению влиятельные лица в Париже и Лондоне охотно оказывали покровительство представителю искусства России, правда, не всегда бескорыстно: Дягилеву приходилось давать благотворительные спектакли, сбор с которых шел в распоряжение этих благодетелей.

В 1907 г. в помещении парижского театра «Гранд-опера» благодаря энергии и настойчивости Сергея Павловича прошли так называемые «Русские исторические концерты». Они включали в себя оперные произведения Бородина, Глинки, Римского-Корсакова, а также инструментально-симфонические сочинения Балакирева, Глазунова, Кюи, скрябина, Чайковского и др. Пение Шаляпина, игра Рахманинова и дирижирование Римского-Кор-сакова ошеломили публику своим художественным разнообразием и богатством.

Год спустя в Париже с огромным успехом был показан «Борис Годунов» с Ф. Шаляпиным в роли царя Бориса. Произведение Мусоргского вызвало шок у видавших виды парижан. Русская музыка поначалу казалась неблагозвучной, но блестящему ансамблю певцов, художников и, конечно, Шаляпину, а также самому Дягилеву, «руководившему игрой актеров и устанавливавшему свет» удалось покорить публику.

С 1909 г. главным делом жизни Сергея Павловича стали «Русские сезоны» в созданной им балетно-оперной антрепризе. Талантливый театральный деятель собрал труппу из танцоров Императорских театров России и во время летнего отпуска вывез ее в Париж. Первый «Сезон» открылся 19 мая того же года в театре «Шатле» спектаклем, оркестрованным композитором А. Глазуновым. Для афиши с силуэтом балерины позировала знаменитая Анна Павлова, а выполнял заказ известный художник Валентин Серов. Выступления русских артистов прошли с огромным успехом.

В последующие годы Дягилев пригласил к сотрудничеству в свой балет таких звезд, как: композиторы И. Стравинский, С. Прокофьев, К. Дебюсси, М. Равель; артисты балета А. Павлова, Т. Карсавина, М. Кшесинская, М. Фокин, В. Нижинский. (С последним взаимоотношения выходили за профессиональные рамки. Однако роман оказался непродолжительным: Дягилев был ревнив, обращаясь с послушным молодым танцором, как со своей собственностью, и в 1913 г. Нижинский женился в Буэнос-Айресе на герцогине Ромоле.) Грандиозный успех спектаклей определялся великолепными постановками, непревзойденными исполнителями и новаторским оформлением декораций, где были задействованы именитые художники П. Пикассо, Н. Рерих и др. Стравинский вспоминал о Дягилеве: «Он определял тему, выбирал композиторов, художников, хореографов, исполнителей главных ролей, руководил репетициями. Каждая постановка своей оригинальностью отражала его личное соучастие». Это был красивый, респектабельный господин, немного полноватый, с романтической седой прядью в черных волосах и печальными задумчивыми глазами. Но его внешность совсем не вязалась с его взрывным, жестким и требовательным характером.

Нередко в собственную балетную труппу Дягилев-антрепренер набирал красивых юных любовников, которым помогал делать карьеру. Его знаменитые танцовщики – Леонид Мясин, Антон Долин, Сергей Лифарь – пришли к нему 18-летними, а будущий композитор и дирижер Игорь Маркович – 17-летним.

С 1913 г. балетная группа стала именоваться «Русский балет Сергея Дягилева». В том году во время лондонских гастролей, были показаны «Борис Годунов», «Хованщина» и «Псковитянка», а в следующем сезоне – «Золотой петушок» (опера, преобразованная в балет) и «Князь Игорь». И во всех спектаклях пел знаменитый Шаляпин, что гарантировало успех.

В Париже труппа играла «Жизель», «Шехерезаду», «Петрушку», «Жар-Птицу» и другие спектакли. Позднее балет с большим успехом гастролировал в Риме, Берлине, в городах Америки. Таким образом, Дягилев внес огромный вклад в пропаганду русского искусства за рубежом и дал толчок к возрождению, а иногда и возникновению национальных балетов некоторых стран.

После большевистского переворота 1917 г. маэстро надеялся побывать в России, позже завязал тесные отношения с Маяковским, который устроил приятелю советский паспорт, въездную и выездную визу. Но суеверный Дягилев в последний момент отменил поездку, опасаясь, что коммунисты не позволят ему вернуться во Францию.

В 1920-е гг. знаменитый антрепренер стал заядлым библиофилом и собрал более двух тыс. редких изданий, а также автографы Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Глинки и др.

В 1927 г. Сергей Павлович осуществил свой самый, пожалуй, рискованный и смелый проект, предложив парижской публике, среди которой было много эмигрантов, балет «Стальной скок» (название придумал он сам). В интервью, появившемся в русской газете «Возрождение», Дягилев так объяснил смысл своей неожиданной инициативы: «Я хотел изобразить современную Россию, которая живет, дышит, имеет собственную физиономию. Не мог же я ее представить в дореволюционном духе! Это постановка не большевистская, ни антибольшевистская, она вне пропаганды». Всего же знаменитому театральному деятелю удалось организовать около 80 оригинальных балетных и оперных спектаклей. Он часто говорил: «За мной вечно следуют восемь вагонов декораций и три тысячи костюмов».

В мае – июле 1929 г. его балет, как всегда триумфально, выступил в Париже, Берлине и Лондоне, после чего все ушли на каникулы. Мэтр уехал отдыхать в Венецию и умер там 19 августа (уж не сбылось ли, в самом деле, предсказание лондонской гадалки о смерти «на воде»?). В литературе встречаются несколько самых разных причин его кончины: паралич, сменившийся коматозным состоянием, заражение крови, диабет. Но все мемуаристы вспоминают выдающегося театрального и художественного деятеля в конце его жизни очень больным и уставшим.

Итальянский композитор Казелла в своих воспоминаниях писал: «Он умер один, в гостиничном номере, бедный, каким был всегда. Он жил здесь в кредит, не имея возможности оплатить комнату». По словам учеников Дягилева, «он тратил миллионы и миллионы меценатских денег на своих артистов и практически ничего на себя. Всю жизнь маэстро прожил в гостиницах, имея только два костюма и пальто».

Сергея Павловича похоронили на деньги богатой французской покровительницы искусства, друга и помощницы Мисии Серт. У его могилы, которая находится на Греческом кладбище рядом с надгробием И. Стравинского на острове-кладбище Сан-Микеле в Венеции, по-прежнему собираются почитатели, отдавая дань памяти этому человеку, чьи идеи сыграли очень важную роль в создании современного балетного танца.

Не являясь профессионалом ни в одном из видов искусств, С. П. Дягилев сыграл выдающуюся роль в истории русской культуры начала XX столетия. «Дягилевская эпоха мирового балета» признана временем наивысшего расцвета балетного искусства.

Именем организатора «Русских сезонов» названа одна из площадей в Париже, в театре Шатле установлена мемориальная доска, его бюст поставлен в Монте-Карло. Имя Дягилева носят «Гран-при» проводимых в Перми конкурсов артистов балета и центры антрепризы в Москве и Перми.

 

Калашников Михаил Тимофеевич

(Род. в 1919 г.)

Дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий СССР, генерал-лейтенант, конструктор автоматического оружия.

Его автомат признан изобретением века – это мнение французской газеты «Либерасьон», составившей список выдающихся изобретений ХХ века. АК изображен в национальных гербах шести государств и находится на вооружении армий 107 стран. Если бы

Михаил Тимофеевич жил на Западе и запатентовал свое изобретение, то, наверное, был бы сегодня богаче Билла Гейтса.

Известность и авторитет изобретателя безграничны. Когда надо было лететь в Ливию, Муаммар Каддафи впервые за много лет дал коридор российскому самолету, узнав, что на его борту находится знаменитый создатель АК. Израильский оружейник Узи Гал сказал однажды конструктору: «Вы среди нас самый непревзойденный и авторитетный». А в некоторых странах Африки мальчикам даже имя дают Калаш, веря, что малыш вырастет сильным и смелым.

Родился будущий гений 10 ноября 1919 г. в поселке Курья, Алтайского края. Рос хилым, часто болел, и в шесть лет чуть не умер (из 19 детей Калашниковых выжили только 8). Уже и дышать перестал. Отец, Тимофей Александрович, позвал плотника, и тот приступил к изготовлению гробика. Но как только мастер застучал топором, малыш стал подавать признаки жизни. Мать, Александра Фроловна, потом не раз говорила соседкам, что Миша родился в рубашке и вырастет счастливым. При этом почему-то показывала на икону в углу. Сын решил, что внутри ее лежит заветное одеяние. Оставшись один, разобрал святыню, но рубашки не нашел.

С самого раннего детства он был приучен к труду. Работящая семья содержала свое большое хозяйство в достатке. В 1930 г. во время коллективизации Калашниковых, в числе других «кровопийц», раскулачили и выселили в необжитые места Сибири. В тот же год надорвался, корчуя пни, и умер отец. Несмотря на полуголодное существование, детям была предоставлена возможность учиться в школе. Учителя были в основном ссыльные политические переселенцы с университетским образованием. С третьего класса Миша писал стихи и даже пьесы, которые исполнялись учениками. Увлекался и техникой, что-то постоянно мастерил, разбирал и собирал.

После окончания школы Михаил уехал в Курью к замужним старшим сестрам и устроился работать на машинно-тракторную станцию. Как-то друг принес будущему оружейнику ржавый браунинг. Михаил спрятался на чердаке, разобрал его до винтика, очистил от ржавчины, снова собрал. Кто-то «настучал», и через несколько дней милиционер устроил Калашникову в милиции допрос: где и с какой целью «недобитая контра» прячет оружие. Юноша не сознался и тем спас от тюрьмы себя и друга. Потом браунинг пришлось тайком разобрать и разбросать детали в чистом поле. После этого случая друзья подались в соседний Казахстан на станцию Матай, где родной брат друга помог обоим устроиться на работу в депо. Михаил сначала работал учетчиком, а потом перевелся в Алма-Ату на должность технического секретаря в политотдел Туркмено-Сибирской железной дороги. Однажды многотиражка этой магистрали напечатала его стихи, за которые молодого поэта-комсомольца пропесочили на собрании. Оказывается, нужно было прославлять Родину и партию, а не писать про любовь и красоту озерно-степного Казахстана, где он с товарищами по работе охотился на уток и зайцев.

Осенью 1938 г. Михаила призвали в ряды Красной армии в Киевский Особый военный округ. Будучи курсантом танковой дивизионной школы младших командиров, он разработал и сделал инерционный регистратор для учета фактического количества выстрелов из танковой пушки. А еще – специальное приспособление к пистолету ТТ для повышения эффективности стрельбы из него через щели в башне танка и комбинированный счетчик учета моторесурса танка. 19 января 1941 г. в окружной газете была опубликована статья о конференции армейских рационализаторов и изобретателей, в которой отмечался изобретенный курсантом

Михаилом Калашниковым счетчик. После его испытаний на боевых машинах командующий округом Жуков наградил башковитого сержанта именными часами. На одном из ленинградских заводов, куда командировали изобретателя, прибор предстояло запустить в серию. Опытный образец успешно выдержал все лабораторные испытания, о чем 24 июня 1941 г. в Главное бронетанковое управление РККА отправили соответствующий документ.

С августа 1941 г. Калашников участвовал в боях против немецких фашистов в должности командира танка, а в начале октября того же года под Брянском был ранен в плечо осколками и контужен. В госпитале у него и зародилась идея нового автомата. Михаил брал в госпитальной библиотеке техническую литературу, придумывал и вычерчивал в тетради детали будущего оружия. Ко времени выписки из госпиталя в шестимесячный восстановительный отпуск он уже имел эскизы для воплощения идеи в металл.

Вместо дома танкист поехал на станцию Матай, где работал до войны. Здесь за три месяца в кустарных условиях мастерских паровозного депо при помощи старых друзей и с позволения начальника он изготовил свой первый пистолет-пулемет. Там же Михаил познакомился со своей будущей гражданской женой, которая позже родила сына. С готовым макетом автомата начинающий оружейник отправился в Алма-Ату. И здесь его… задержал патруль. Старший сержант сидел на гауптвахте, пока выясняли, что за неизвестное оружие при нем и где он его взял. В лаборатории Московского авиаинститута, находящегося в Алма-Ате в эвакуации, пистолет-пулемет был доработан. После положительного отзыва академика А. А. Благонравова – большого авторитета в области стрелкового оружия – 8 июля 1942 г. Калашникову открылся путь к профессиональной конструкторской работе.

В Главном артиллерийском управлении РККА обратили внимание на творческие способности молодого человека, даже не имеющего высшего технического образования, и направили его на Центральный полигон стрелково-минометного вооружения в Коломну. Здесь в конструкторском бюро Калашников познакомился со своей будущей законной женой Катей, имевшей маленькую дочь Нелю. Екатерина Моисеева работала техником-конструктором и выполняла чертежи для Миши.

Старший сержант продолжил работу над совершенствованием своего пистолета-пулемета, затем сконструировал ручной пулемет и самозарядный карабин. И все его образцы не выдержали полигонных испытаний. После этого поражения некоторые коллеги говорили Калашникову, мол, куда тебе, самоучке без образования, тягаться с мэтрами отечественного вооружения? Займись чем-нибудь другим! Но молодой конструктор верил в себя, а проделанная работа послужила ему хорошей базой для создания в будущем автомата АК-47.

В 1945 г. набравшийся опыта оружейник в числе других начал создание автомата под патрон образца 1943 г. На следующий год все ведущие конструкторы из Тулы, Коврова, Ижевска – Шпагин, Дегтярев, Симонов, Горюнов, Федоров, Токарев и другие представили свои детища для полигонных испытаний. И среди этих генералов и высших офицеров – малоизвестный, невысокого роста старший сержант. Он усовершенствовал и внедрил в свою конструкцию оригинальную новинку – принцип использования части пороховых газов для автоматического отведения затвора и выбрасывания стреляных гильз из патронника. Это позволяло вести скоростной огонь как одиночными выстрелами, так и очередями. Среди отобранных трех лучших, его автомат был рекомендован комиссией для окончательной доводки и участия в повторных испытаниях. Калашников со своими помощниками, работая сутками напролет, перекомпоновал и значительно упростил устройство, уменьшил вес и повысил надежность изделия.

Уже в 1947 году накануне решающего экзамена на полигоне генерал Дегтярев, ознакомившись с образцом АК, заранее поздравил 28-летнего конкурента с победой. Образец Калашникова успешно прошел все испытания. Даже после замачивания в болотной жиже и «купания» оружия в песке сильно загрязненный автомат без задержки отстрелял весь магазин. Авторитетная комиссия рекомендовала его для принятия на вооружение.

На мотоциклетном заводе «ИЖМАШ» была изготовлена первая партия автоматов для испытаний в войсках. Через очень короткое время стало ясно, что именно такое удобное в эксплуатации и безотказное автоматическое оружие и нужно солдату. В начале 1949 года вышло правительственное постановление о принятии автомата АК-47 на вооружение и о его массовом выпуске на Ижевском машиностроительном заводе. Тогда же его изобретателя наградили Сталинской премией – 150 тыс. рублей и вручили орден Красной Звезды.

Еще в 1948 году Михаил Тимофеевич переехал с семьей на постоянное жительство в Ижевск, где в тот же год и родилась их общая с Екатериной Викторовной дочь Елена, а в 1953 г. – еще одна дочь Наташа. Глава семьи очень хотел сына. Даже когда узнал, что родилась девочка, называл ее Васенькой.

Через три года Калашников привез из Казахстана четырнадцатилетнего Витю – сына от первой (гражданской) супруги, скоропостижно скончавшейся. Виктор был одного возраста с первой дочерью Екатерины Викторовны, Нелей. Так и образовалась довольно сложная по составу семья из шести человек. Все заботы о семейном быте по причине постоянных командировок и занятости мужа легли на плечи жены.

В 1958 г. за модернизацию автомата АКМ и создание ручного пулемета РПК М. Т. Калашникову присвоили звание Героя Социалистического Труда. А в 1964 г. – Ленинскую премию. В 1971 г. традиционные конкуренты Михаила Тимофеевича и «Ижмаша» – туляки – высоко оценили его творческие достижения и преподнесли ему приятный сюрприз: по совокупности исследовательско-конструкторских работ и изобретений без защиты диссертации ученый совет Тульского политехнического института присвоил М. Т. Калашникову ученую степень доктора технических наук. Беспрецедентный случай!

В середине 1970-х годов на вооружение поступили автоматы АК-74 и АКС-74, а чуть позже на их базе были разработаны и также приняты на вооружение укороченный автомат с откидным прикладом АКС-74У калибра 5,45 мм и ручные пулеметы РПК-74 и РПКС-74.

В 1976 г. М. Т. Калашников стал дважды Героем Социалистического Труда. В его родном селе Курья на Алтае в 1980 г. установили бронзовый бюст. Эти годы стали для него пиком творческой славы и непоправимых потерь. Совместная работа, сблизившая сначала Катю с Михаилом, потом стала разлучницей. Супруг редко бывал дома, всю жизнь мотался по заводам и полигонам. Да и жизни-то, как таковой, не было. На первом плане было оружие, которое он конструировал, испытывал, усовершенствовал, о котором рапортовал и за которое получал деньги, награды и звания. Может, ощущение ненужности, отсутствие тепла со стороны Михаила Тимофеевича и подорвало здоровье Екатерины Викторовны, покинувшей этот мир на 56-м году жизни? А спустя шесть лет, в 1983 г., погибла в автокатастрофе дочь Наташа. Отрадой стал сын Виктор, работающий в КБ отца, и внук Михаил. Позже он открыл свой магазин охотничьего оружия, где продавал разработанные дедом на основе автомата охотничьи самозарядные карабины «Сайга».

Калашников до 1990 г. работал и жил в режиме строгой секретности. Лишь один раз КГБ разрешил ему под вымышленной фамилией поехать с супругой в Болгарию по турпутевке. Даже в своих трех книгах-воспоминаниях автор рассказывает о себе полунамеками. Он не уверен, что опубликует когда-нибудь «черный ящик» своих записей. Когда пала пелена секретности, живую легенду стали часто приглашать за рубеж на оружейные выставки. На одной из них в Саудовской Аравии смуглолицый майор долго уговаривал конструктора стать своего рода «знаменем ислама», как бы почетным мусульманином: «Мы вашими автоматами столько неверных положили, что Аллах вас живьем в рай возьмет». Говорили, что в Афганистане единственные лавки, которые были открыты по пятницам, – это лавки, где продавали АК: оружие можно было купить и в священный для мусульманина день. Изобретатель очень переживал, что его «калаши» находились в руках тех, кто был вовлечен в кровавые межнациональные конфликты и бандитские разборки. Ведь он создавал свое детище не для нападения, а для обороны своей Отчизны.

Многие музеи мира имеют оружие, созданное Калашниковым. Самая значительная коллекция образцов опытных и штатных систем, разработанных им с 1945 года, хранится в Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт-Петербурге.

Потрясающие качества АК до сих пор не превзойдены ни в одной стране. Правда в России появился автомат «АБАКАН», который может стрелять не только одиночными выстрелами и очередями, как АК, но и двойными выстрелами.

За разработку новых образцов стрелкового оружия, за участие в Великой Отечественной войне и общественно-патриотическую работу М. Т. Калашников был награжден многими орденами, медалями, удостоен многочисленных почетных званий, в том числе отечественных и зарубежных академий. А вот в материальном плане…

В 1990-х гг. он вынужден был дать согласие на использование своего имени на этикетке поллитровой «огнестрельной» продукции и теперь получает дивиденды. В Германии легендарный изобретатель тоже учредил товарный знак своего имени, который ставят на металлоизделиях высшего качества. А в 2004 г. группа американских кинематографистов приступила в Ижевске к съемкам полнометражного фильма о Михаиле Калашникове, премьера которого состоялась в США 10 ноября – в день 85-летия знаменитого оружейника.

Михаил Тимофеевич увлекается классической музыкой, театром, любит поэзию. В одном из интервью сказал, что если бы не война, стал бы, наверное, поэтом. А во время войны конструировал свой автомат с думой о рядовом солдате: «Наш солдат академий не кончает, поэтому ему надо то, что проще и надежнее». Вот вам и ответ на вопрос: как человек без специального технического и высшего образования сделал более полувека назад оружие, которому пока не нашли замену? Все просто – автомат создавал солдат для солдата.

Уже будучи знаменитым, главный конструктор этого легендарного оружия иногда любил озадачить солдат, когда открывал затвор, сыпал туда горсть песка, после чего, как ни в чем не бывало, вел прицельный огонь из своего автомата.

 

Кандинский Василий Васильевич

(Род. в 1866 г. – ум. в 1944 г.)

Выдающийся русский живописец и график, один из основоположников и теоретиков абстрактного искусства. Один из организаторов общества «Синий всадник» и ИНХУКа, организатор художественных объединений «Фаланга», «Общество Кандинского», «Синяя четверка» и др. Автор теоретических работ «Пункт и линия к плоскости», «О духовности в искусстве» (1911 г.), «Ступени. Текст художника» (1918 г.) и др.

Абстрактное искусство уже существовало, когда Василий Кандинский начал создавать свои творения, но в истории живописи именно ему принадлежит почетная роль «изобретателя» этого направления. И это не случайно, поскольку именно он сумел дать абстракционизму «масштаб, цель, объяснение и высокое художественное качество».

Удивительно, что человек, достигший невероятных успехов в живописи, занялся ею гораздо позже многих своих соратников. Василию Кандинскому было 29 лет, когда он принял решение оставить успешную карьеру юриста и посвятить себя искусству. А поначалу жизнь этого человека складывалась так, что никто не мог и предположить, что его ожидает судьба всемирно известного художника.

Василий Кандинский, сын торговца чаем, родился в Москве, но детство его прошло в Одессе. В 1871 г., когда родители мальчика развелись, его отдали на воспитание тете. В 1886 г. двадцатилетний Кандинский начал обучаться экономике и праву в Москве. После получения ученой степени, в 1893 г. он женился на своей кузине Анне Чимякиной, с которой развелся в 1904 г.

Поворотным событием в жизни молодого Кандинского стало посещение выставки французских импрессионистов. Именно после этого блестящий правовед решил оставить привычную профессию и обучаться искусству живописи. В 1896 г. он уехал в Мюнхен, который был в то время центром европейского академического образования. В этом городе, названном художником «островком духовного в громадном мире», жил и работал теоретик нового искусства Август Эндель, статьями которого зачитывался молодой Кандинский. «Мы стоим в преддверии совершенно нового искусства, слияние форм которого ничего не представляет, не изображает, не рассказывает, но которое захватывает душу так глубоко, как это способна сделать лишь музыка!» – эти строки Энделя, ставшие пророческими, особо запомнились начинающему живописцу.

Обучаясь у мюнхенских профессоров Антона Ашбе и Франца фон Штука, Кандинский создавал свои ранние произведения, для которых в основном позировали профессиональные модели. Первыми полотнами, в которых воплотилась самостоятельная, «несколько импрессионистическая манера» начинающего художника, стали написанные в 1901–1902 гг. в Швабии и подмосковной Ахтырке небольшие натурные этюды. Те же незамысловатые деревенские и пригородные пейзажи, порой напоминающие полотна И. И. Левитана, художник продолжал писать в 1906 г. в Сен-Клу и в 1908 г. в Мурнау близ Мюнхена. В эти годы появились картины, в которых явственно ощущается близость Кандинского таким мастерам, как И. Я. Билибин, Н. К. Рерих, А. Я. Головин. Композиции, изображающие русские сцены базаров, парусных прогулок, гусляров и грустящих красавиц, художник писал в так называемой «мозаичной» технике декоративной пуантели, столь типичной для эпохи модерна.

В это же время В. Кандинский занимался гравюрой, к которой обратился под влиянием творчества Поля Гогена и Эдварда Мунка. По своему стилю гравюры «Игра на гуслях», «Свет луны» (1907 г.) близки самым современным исканиям тех лет. Формирующаяся эстетика Кандинского ярко выразилась в серии гравюр «Стихи без слов» (1904 г.), изданных в виде книги, где художник использовал возможности сочетаний изображения, звука и слова.

Полотна «Синяя гора», «Купола», «Пейзаж с лодкой», «Дамы в кринолинах» (все 1909 г.) стали первыми работами, свидетельствовавшими о серьезных изменениях в живописной манере Кандинского. В этих картинах-ландшафтах, для которых были характерны энергичные краски и простые сменяющие друг друга контуры, образы едва угадываются. За счет этого композиции стали весьма близки к абстрактным. Традиционный «пейзажизм» Кандинского, взаимодействуя с поиском «синтетического» стиля, постепенно образует в его творчестве «новые жанры»: впечатления, импровизации и композиции. Сам художник считал, что «впечатления» передают эффект видимой натуры, «импровизации» выражают внутренние впечатления, а «композиции», что особенно важно, представляют их синтез. Слово «композиция», по собственному признанию мастера, звучало для него как «молитва» и вызывало «внутреннюю вибрацию».

Еще летом 1901 г. Кандинский основал художественную группу «Фаланга», в которой стремился воплотить свою мечту о «сообществе творцов». Вообще, необыкновенная организаторская деятельность художника поражает на всех этапах его жизненного пути. Он с гордостью говорил, что «никогда не чуждался общественных дел» и организаторская и преподавательская работа приносила ему неизменную радость. Вслед за первым объединением «Фаланга» художник организовал в разные годы «Новое художественное общество Мюнхена», «Синий всадник», «Общество Кандинского» и «Синюю четверку». Важно отметить, что при создании этих объединений он привлекал художников самых разных направлений, не предъявляя единых эстетических требований. Кандинский всегда был настроен на «интернационализацию передового искусства» и являлся яростным противником националистической ограниченности. С большим уважением художник относился к различным мировым культурам и постоянно изучал их особенности.

Будучи заядлым путешественником, Кандинский побывал во многих странах мира: Австрии, Германии, Швейцарии, Швеции, Голландии, Италии, Бельгии, Египте, Сирии, Турции, Тунисе, Греции. Часто приезжая на родину, он бывал не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и много путешествовал по русскому Северу и другим местам. Художник искренне верил, что именно из России грядет «постепенное освобождение духа». Как глубоко верующий человек Кандинский ассоциировал «свет из России» с христианством, «корнем духовности», которое, по его мнению, было сродни тому, что «мы постигаем в искусстве». О русских художниках он говорил как о «принадлежащих русскому народу носителях космополитической идеи». Живописец ценил все русское, навсегда сохранив «любовь к глубокой сущности русского народа». Не случайно его вилла в Мурнау, стены которой были расписаны в русском народном стиле, так и называлась – «русской». О том, чтобы поддерживать в доме «русский дух», заботилась и мать художника, которая жила с сыном в Германии. Еще одной хозяйкой «русской виллы» была художница Габриэль Мюнтер, бывшая ученица Кандинского, ставшая его подругой жизни. Вместе с ней он увлекался теософией, что было крайне популярно в те годы среди людей искусства.

Многие термины – «вибрация», «созвучие», «восхождение», ставшие впоследствии ключевыми в теоретических работах художника, он позаимствовал из теософских и оккультных трактатов. Большое воздействие на него оказывали также идеи русского символизма, с которыми он знакомился, ежегодно приезжая в Россию.

Абстракционист Василий Кандинский, тем не менее, особо ценил реалистические традиции в истории искусства. Одними из первых живописных работ художника стали копии полотен В. Д. Поленова и В. М. Васнецова, выполненные в 1888 г. Он мог по памяти нарисовать картины Рафаэля, Пуссена, Хальса, Рембрандта, что однажды и сделал, создав так называемый «воображаемый музей». В наследии прошлого Кандинский больше всего чтил Эль Греко, Рембрандта, Делакруа, Грюневальда. Мало кто в начале ХХ в. так знал и любил творчество старых мастеров. Досконально он знал и произведения современных живописцев, со многими из которых был знаком лично, а творчество Матисса, Сезанна, Руссо, Руо, Ван Гога ценил особо, находя в нем «связь цвета и рисунка» и «выход в тайну».

Увлекаясь теософией и идеями символизма, Кандинский прочно связал себя с романтической традицией в искусстве. В 1911 г. он создал картину «Романтический пейзаж», о которой говорил впоследствии, что она написана так, как ее смог бы написать «ранний романтик». Художник полагал, что «смысл, содержание искусства – романтика, и мы сами виноваты в том, что ищем ее в истории, рассматриваем ее только как исторический феномен». Именно в «абстрактной, фантастической, музыкальной, поэтической» живописи реализовались концепции романтиков.

По традиции работы Кандинского 1909–1914 гг. считают абстрактными, хотя во многих из них легко угадываются изобразительные элементы, трактованные автором как некие символы. Эти полотна легко отличить от так называемой «Первой абстрактной акварели», которая в действительности, вовсе ничего не изображает. Абстрактная картина была создана после того, как художник пришел к выводу, что предметность как таковая диаметрально противостоит его живописи. Кандинский стремился представить «движения души» посредством одной лишь чистой гармонии цветов, прибегая только к языку знаков и символов. Период с 1909 по 1914 г. в творчестве художника считается, пожалуй, самым интересным, самым экспериментальным и самым интенсивным – только живописных работ за это время он создал более двухсот.

В своих знаменитых «Созвучиях» (1913 г.), состоящих из 38 поэм с 12 цветными и 54 черно-белыми гравюрами, художник сумел синтезировать поэзию, музыку и живопись. Это стало возможным благодаря универсальности его творчества. Ведь помимо живописи и графики Кандинский занимался музыкой, поэзией, был теоретиком искусства. В Мюнхене он вместе с композитором Томасом фон Хартманом и танцовщиком Александром Сахаровым сочинил либретто балета «Желтый звук», а в «Баухаузе» осуществил постановку «Картинок с выставки»

М. П. Мусоргского, в которой взаимодействовали музыка, освещение, пантомима и краски. Кроме того, художник занимался оформлением интерьеров, проектировал модели одежды, создавал эскизы росписей по фарфору, интересовался фотографией и кинематографом. В искусстве будущего он видел «потрясение привычных форм делений и перегородок между отдельными искусствами».

В предвоенные годы в предчувствии мировых катаклизмов Кандинский обратился к библейским темам, что нашло отражение в картинах «Потоп», «Рай», «Трубный глас», «Всадники Апокалипсиса». В начале Первой мировой войны художник вернулся на родину. В 1916 г. он познакомился с дочерью генерала Ниной Андреевской, которая через год стала его женой. Словно находясь в раздумьях, писал в то время художник очень мало. Он почти не обращался к абстрактным композициям, напротив, в его творчестве вновь появились полуимпрессионистические пейзажные композиции. Картина «Красная площадь», написанная в 1917 г., своей манерой исполнения напоминает полотна 1908–1909 гг.

После революции 1917 г. Кандинский начал работать в комиссариате народного искусства и стал профессором Московских государственных художественно-технических мастерских. В 1920 г. в Москве состоялась выставка работ художника. Среди его произведений вновь появились абстрактные полотна («Композиция на белом фоне»). Он вводит в них «геометризированные элементы», которые наметили переход к последней, так называемой «золотой» живописной манере Василия Кандинского. Впрочем, живописью художник все еще по-прежнему занимается мало, уделяя основное внимание организационной, преподавательской и исследовательской деятельности.

В 1921 г., получив разрешение на командировку, Кандинский уехал в Германию. В следующем году он начал преподавать в Веймаре в школе «Баухауз», в которой разрабатывалась концепция создания единого искусства, не имеющего внутренних границ. Здесь же в 1926 г. художник написал свой известный труд «Пункт и линия к плоскости». Его живопись тех лет, для которой стала характерна геометрическая строгость, претерпела заметные изменения. Графические циклы «Малый мир» (1922 г.), «Композиция VIII» (1923 г.), в которых преобладают круги, треугольники и косые линии, существенно напоминают супрематические композиции Казимира Малевича. Новые приемы Кандинский пытался совместить со своими прежними в картинах, которые называл «ландшафтами» («Холодная энергия», «Темный пульс» и др.). В таких полотнах, как «Убежденный» (1926 г.) и «Акцент в розовом свете» (1926 г.), контуры изображения почти полностью разложены на косые и диагональные линии.

В 1928 г., осознав, что связи с родиной оборваны, Кандинский получил немецкое гражданство. Спустя пять лет, после закрытия национал-социалистами школы «Баухауз», художник обосновался в Париже. В нацистской Германии его произведения были причислены к «вырожденческому искусству». В 1939 г. появилась последняя крупная работа Кандинского «Композиция Х». Художник продолжал писать до последних дней жизни, экспериментируя, пробуя различные «соединения, сдвиги, ритмы» («Небесная голубизна», 1940 г.; «Сумерки», 1943 г.). Он скончался в 1944 г. в Париже от кровоизлияния в мозг.

Вся творческая деятельность Василия Васильевича Кандинского была направлена на то, чтобы вызвать в людях «радостную способность переживать духовную сущность в материальных и абстрактных вещах». По-своему понимая «ритмы истории искусств», живописец считал, что его искусство получит свою оценку только через сто лет. Но необходимость в художественном наследии Василия Кандинского потомки ощутили гораздо раньше. Сегодня творчество великого абстракциониста, которого по меньшей мере три страны готовы объявить своим национальным достоянием, знают и ценят во всем мире.

 

Ковалевская Софья Васильевна

(Род. в 1850 г. – ум. в 1891 г.)

Выдающийся русский математик и литератор, первая женщина член-корреспондент Петербургской академии наук (1889 г.), профессор Стокгольмского университета (1884 г.), автор трудов по математическому анализу, механике и астрономии.

В семье полковника артиллерии Василия Васильевича Корвин-Круковского после рождения первенца – дочери Анюты – семь лет мечтали о сыне. Поэтому, когда в ночь на 15 января 1850 г. во II квартале Сретенской части Москвы, в доме Стрельцова (сохранился до наших дней) на свет появилась девочка, родители были разочарованы. Малышку окрестили Софьей и сдали на попечение няни Прасковьи. В 1858 г. Василий Васильевич вышел в отставку и поселился в своем родовом имении в селе Полибино Великолукского уезда (юг Псковской области). Тогда же Корвин-Круковские после многолетнего сбора доказательств благородного происхождения получили наконец свидетельство о дворянстве. А вскоре родился долгожданный наследник – сын Федор.

В семейных преданиях Круковских почти ничего не сохранилось о раннем детстве Сони. Мать семейства, Елизавета Федоровна, женщина образованная, была даже знакома с идеями французского философа Жан-Жака Руссо, однако проводить какие-либо принципы в воспитании детей не пыталась – они росли «как трава в поле». Такое положение вещей в конце концов обеспокоило отца. Няня была отстранена от детской, а в дом пригласили поляка-учителя и гувернантку – англичанку Маргариту Францевну Смит, круто изменившую весь уклад неспешной деревенской жизни. Отныне дети вставали «на заре» и бежали к умывальнику, где горничная быстро окатывала их ледяной водой и крепко растирала мохнатым полотенцем. Со временем нововведение англичанки понравилось Соне: «На мгновение захватывало дух от холода, а затем кровь горячо бежала по жилам, и тело становилось необыкновенно легким и упругим», – вспоминала она. Если на улице не было ветра и термометр показывал меньше десяти градусов мороза, девочка должна была идти на обязательную полуторачасовую прогулку, которую англичанка совершала ежедневно, невзирая ни на что. Многое из насаждаемого неумолимой мисс Смит пошло излишне самолюбивой Софье на пользу, но многое только усилило ее душевное одиночество, возникшее из-за постоянного ощущения, что в семье ее не любят.

Другой учитель, поляк Иосиф Игнатьевич Малевич, приучил Соню к систематическим занятиям и серьезному отношению к своим обязанностям. Как специалист по историко-филологическим наукам, он обучал девочку прежде всего истории, географии, русскому языку. Придерживаясь мнения, что математика, как наука положительная, развивает быстрое соображение, верность взгляда, приучает излагать понятия и суждения кратко, ясно и логично, Малевич стремился дать своей ученице прочные знания и в этой области. Однако поначалу она не проявила ни особого интереса, ни способностей к математике. Еще в пять лет Софья начала сочинять стихи, а в двенадцать уверяла, что станет поэтессой. Но случилось иначе. Довольно скоро девочка открыла для себя изящество и стройность формул, всей душой полюбила изысканную логику рассуждений, оценила гармонию, единившую эту науку с милой ее сердцу поэзией. Математика оказалась такой красивой… «Нельзя быть математиком, не будучи в то же время и поэтом в душе», – много позже утверждала она.

Немалую роль в развитии тяги к занятиям сыграло желание заслужить похвалу отца, интересовавшегося математикой, завоевать его любовь своими успехами. Даже будучи взрослой, Софья Васильевна по-прежнему нуждалась в поощрении, в человеке, который разделял бы ее интересы.

Однажды сосед по имению, известный профессор Морского корпуса Николай Никанорович Тыртов, привез Корвин-Круковским в подарок свой «Элементарный курс физики». Девочка с большим энтузиазмом взялась за чтение, но «споткнулась» о неизвестные ей в ту пору тригонометрические понятия – синусы, косинусы, тангенсы. Малевич, стоявший за системность и последовательность обучения, отказался от объяснений, и тогда с упорством, свойственным ей с детства, Соня принялась за изучение применения этих функций, разгадала их смысл и самостоятельно вывела простейшие формулы. «Сама того не сознавая, – рассказывал позже ее брат Федор, – она как бы вторично создала целую отрасль науки – тригонометрию. Живи она несколько лет раньше и сделай то же самое, этого было бы достаточно для того, чтобы потомство поставило ее наряду с величайшими умами человечества. Но в наше время труд ее, хотя и не имевший непосредственного научного значения, тем не менее обнаруживал в ней дарование, совершенно выходящее из ряда обыкновенных, в особенности, если принять во внимание, что он исходил от 14-летней девочки!»

Этот случай окончательно убедил Василия Васильевича в уникальных способностях дочери, и, следуя настойчивому совету Тырнова дать ей возможность заниматься высшей математикой, он обратился к широко известному в кругах петербургской интеллигенции замечательному педагогу Александру Николаевичу Страннолюбскому. В одном из посланий к сестре Соня пишет: «Страннолюбский просидел у нас весь вечер. Он вовсе не озлился, когда я сказала ему, что собираюсь, кроме математики, заниматься еще физиологией, анатомией, физикой и химией; напротив, он сам согласился, что одна математика слишком мертва, и советовал не посвящать себя исключительно науке и заняться даже практической деятельностью».

К 18 годам Софья превратилась в очаровательную девушку, робкую и застенчивую при незнакомых людях, но стоило ей заговорить, как она сразу оказывалась в центре внимания. Ее круглое лицо с прелестной ямочкой на подбородке матово светилось, живые глаза вопрошающе смотрели на мир, движения были порывисты, речь быстрая, слова перегоняли друг друга. Ее стремление к науке было велико, хотя Соня и не решила еще, будет ли это увлекшая ее математика или нужная народу медицина (в ее характере всегда было стремление приносить общественную пользу). В любом случае стояла необходимость продолжать учебу, но высшее образование для женщин возможно было получить только за границей. И то – далеко не везде и только замужним. Замуж так замуж – трудности Сонечку никогда не страшили. В то время среди «передовых» барышень был широко распространен фиктивный брак как средство избавиться от родительской опеки, и 15 сентября 1868 г. в деревенской церкви близ Полибино состоялась свадьба.

Владимир Онуфриевич Ковалевский, занимавшийся в то время издательской деятельностью, был родом из мелкопоместных дворян. Он получил хорошее образование, отличался прогрессивными взглядами, а вот предпринимательской хватки у него не было: он заимел большие долги; нераспроданные книги его издательства лежали мертвым грузом. Молодая жена вызывала у Владимира Онуфриевича искреннее восхищение: «Я думаю, что эта встреча сделает из меня порядочного человека, что я брошу издательство и стану заниматься, хотя не могу скрывать от себя, что эта натура в тысячу раз лучше, умнее и талантливее меня. О прилежании я уже и не говорю, как говорят, сидит в деревне по 12 часов, не разгибая спины, и, насколько я видел здесь, способна работать так, как я и понятия не имею», – писал он брату. Испытывая обоюдную симпатию, супруги тем не менее долгое время держались обособленно. Она – ввиду врожденной скромности и приобретенной неуверенности в возможности быть любимой. Он – не желая мешать ее устремлениям и навязываться в фактические мужья. Почти 10 лет они «деликатничали», заставляя страдать друг друга, однако нельзя не признать, что такие отношения в немалой степени взаимно стимулировали научную и общественную деятельность Ковалевских.

Вскоре после свадьбы молодожены стали посещать в Петербурге лекции по естествознанию профессора И. М. Сеченова. Но физиология Софью не заинтересовала, зато Владимир Онуфриевич очень увлекся палеонтологией и в дальнейшем добился в этой области значительных успехов, стал автором известных научных трудов. Весной 1869 г. Ковалевские уехали за границу, Софья Васильевна для изучения математики, а ее муж – геологии.

Не найдя хороших математиков в Вене, Софья переехала в Гейдельберг, где не без трудностей, но была-таки допущена к посещению лекций в местном университете. В течение трех семестров 1869/1870 учебного года она слушала курс теории эллиптических функций у Кенигсбергера, физику и математику у Кирхгофа, Дюбуа Реймона и Гельмгольца, работала в лаборатории химика Бунзена – самых известных ученых Германии. Занималась Ковалевская с тем напряжением, с каким всегда шла к намеченной цели – забывая обо всем на свете, и вскоре приобрела такую славу в небольшом городке, что матери показывали на нее детям на улице. Мечтая учиться в Берлинском университете, Софья в октябре 1870 г. отправилась в немецкую столицу к крупнейшему в то время математику Карлу Вейерштрассу, которого называли «великим аналитиком с берегов Шпрее». Старый холостяк и убежденный противник высшего женского образования, Вейерштрасс был настолько покорен умом и обаянием девушки, что не только предпринял попытку (к сожалению, неудачную) походатайствовать перед академическим советом о допущении госпожи Ковалевской к его лекциям, но и с удовольствием взялся заниматься с ней частным образом. За четыре года, проведенные в Берлине, Софья Васильевна опубликовала три статьи (о решении дифференциальных уравнений в частных производных, об абелевых и эллиптических интегралах и о форме кольца Сатурна). В июле 1874 г. Совет Геттингенского университета присудил Ковалевской степень доктора философии по математике и магистра изящных искусств «с наивысшей похвалой». На защите Вейерштрасс сказал: «Что касается математического образования Ковалевской, то я имел очень немного учеников, которые могли бы сравниться с ней по прилежанию, способностям, усердию и увлечению наукой».

В Россию Ковалевская возвращалась окрыленная успехом, полная надежд. Она мечтала предложить родине и талант свой, и труд. Поначалу казалось, что чаяниям ее суждено сбыться. Было организовано чествование Софьи и ее подруги – химика Юлии Всеволодовны Лермонтовой; жизнь обещала быть насыщенной – новые знакомства, литературные кружки, посещение театров – и виделась в радужном свете до тех пор, пока Софья Васильевна не занялась поисками работы. В России по существующим законам она, как представительница слабого пола, имела право преподавать только в женских гимназиях: ни в Петербургском университете, ни на открывшихся накануне Высших женских Бестужевских курсах места для ученого, работами которого восхищались лучшие умы Европы, не оказалось.

Однажды, когда петербургский чиновник в очередной раз отказал Ковалевской, заявив, что преподаванием всегда занимались мужчины и не надо никаких нововведений, она смело парировала: «Когда Пифагор открыл свою знаменитую теорему, он принес в жертву богам 100 быков. С тех пор все скоты боятся нового». Не сумел найти достойного приложения своих знаний и Владимир Онуфриевич.

Надо сказать, что брак Ковалевских со временем перешел-таки из разряда фиктивных в фактический. В октябре 1878 г. у супругов родилась дочь Софья. Фуфа (так называли малышку в семье) в детстве бо́льшую часть времени провела у Юлии Лермонтовой, ставшей для нее не только воспитательницей, но и второй матерью. Забегая вперед, скажем, что когда Софья Васильевна внезапно скончалась, участие в судьбе осиротевшей девочки приняли многие друзья и знакомые, но самым близким для нее человеком осталась «мама Юля». Материнская привязанность уже стареющей Юлии Всеволодовны проявилась в ее завещании: свое имение она передавала в полную собственность малолетней Соне (Софье Владимировне) Ковалевской.

Отчаявшись найти место преподавателя, Софья Васильевна обратилась к литературно-публицистической деятельности, благо, что склонность к этому ремеслу она имела давнюю и немалую. В 1876–1877 гг. она сотрудничала в газете «Новое время», выступая как научный обозреватель и театральный критик, что давало выход ее писательскому таланту и приносило некоторый доход. Занимаясь журналистикой, Софья Васильевна подружилась с И. С. Тургеневым, возобновила теплые отношения с Ф. М. Достоевским (он в свое время сватался к ее сестре Анне), очень заинтересовалась творчеством Л. Н. Толстого. Однако вскоре с газетой пришлось расстаться, и перед молодой женщиной опять возник вопрос: к чему приложить свои силы и знания?..

Тем временем финансовое положение Ковалевских оставляло желать лучшего. Отцовское наследство в 50 тыс. рублей частью пошло на уплату старых долгов Владимира Онуфриевича, а на оставшиеся деньги супруги построили на Васильевском острове в Санкт-Петербурге дома и бани, которые сдавали внаем. Но не имея ни малейшего предпринимательского таланта, Ковалевский скоро окончательно запутался в финансовых делах и в апреле 1883 г. решил ся на крайний шаг – добровольно ушел из жизни. Трагическое известие застало Софью Васильевну в Париже, где она как вновь избранный член Парижского математического общества собиралась сделать сообщение о некоторых своих исследованиях. Тяжело переживая смерть мужа, она обвиняла себя в происшедшем и лишь в начале июля, кое-как оправившись от потрясения, нашла силы приехать в Берлин, под гостеприимный кров старого профессора Вейерштрасса. В ноябре Софья Васильевна получила приглашение шведского математика г. Миттаг-Лефлера занять должность приват-доцента в Стокгольмском университете. Встречали ее восторженно. «Принцесса науки, госпожа Ковалевская почтила наш город своим посещением», – писали газеты.

30 января 1884 г. взоры собравшихся в большой университетской аудитории были прикованы к миниатюрной женщине в черном бархатном платье без украшений, поднявшейся на кафедру. Бледная, с широко открытыми глазами, она казалась спокойной и уверенной, но сама с ужасом думала, что сегодня решается ее судьба. «Господа, среди всех наук, открывающих человеку путь к познанию законов природы, самая могущественная, самая великая наука – математика», – так начала свою первую лекцию Софья Ковалевская. С точностью, ясностью и поэтической теплотой излагала она трудный вопрос, и, когда затихла последняя фраза, профессора устремились к ней, жали руку, шумно благодарили и поздравляли с блестящим началом. Курс, прочитанный Софьей Васильевной на немецком языке, носил частный характер, но составил ей отличную репутацию, и уже в июне она была «назначена профессором сроком на пять лет». Последующие курсы (а всего их было 12) Ковалевская читала по-шведски, настолько полно овладев не только разговорной, но и литературной речью, что публиковала на этом языке свои математические работы и даже беллетристические произведения.

Помимо более чем успешной преподавательской деятельности, Ковалевская была одним из редакторов крупного математического журнала. Будучи весной 1886 г. в Петербурге, пыталась добиться финансовой поддержки для своего издательства, но уехала ни с чем. А в Россию Софью Васильевну привело печальное событие – серьезная болезнь сестры Анны. Вернувшись в Стокгольм с тяжелым сердцем,

Ковалевская нашла выход накопившимся чувствам и мыслям в литературном творчестве. Совместно со шведской писательницей А.-Ш. Эдгрен-Лефлер она стала автором двух пьес, составляющих во многом автобиографическую драму «Борьба за счастье», в которой показала развитие одних и тех же событий с противоположных точек зрения: «как оно было» и «как могло быть». В основе сюжета лежит убеждение, что все поступки людей заранее предопределены, но всегда существуют такие моменты, когда дальнейшее течение жизни зависит от избранного пути. К необыкновенной драме Софья Васильевна дала и предисловие не менее оригинальное, объясняя человеческие поступки примерами из области механики.

Выплеснув на бумагу мысли о любви, о своем понимании счастья, она смогла вернуться к занятиям математикой. В ту пору Ковалевская увлеклась решением одной из труднейших задач о вращении твердого тела вокруг неподвижной точки, которая сводится к интегрированию некоторой системы уравнений, всегда имеющей три определенных алгебраических интеграла. Лишь в тех случаях, когда удается найти четвертый интеграл, задачу можно считать полностью выполненной. Софья Васильевна блестяще справилась с проблемой. До сей поры четыре алгебраических интеграла существуют лишь в трех классических случаях: Эйлера, Лагранжа и Ковалевской. В 1888 г. ею была представлена работа на конкурс Парижской академии наук, которая была признана «замечательным трудом» и удостоена премии Бордена. За пятьдесят лет, которые прошли с момента учреждения этой награды «за усовершенствование в каком-нибудь важном пункте теории движения твердого тела», ее присуждали всего десять раз, а последние три года подряд достойных и вовсе не находилось. Тем почетнее был успех Софьи Васильевны. К тому же ввиду серьезности исследования премия была увеличена с обычных трех до пяти тысяч франков. Воодушевленная признанием заслуг Ковалевская поселилась близ Парижа, в Севре, и углубилась в дополнительные исследования. В 1889 г. за сочинение, связанное с предыдущей работой, она получила премию короля Оскара II в тысячу пятьсот крон от Шведской академии наук.

Все бы хорошо, но неуемная тоска по родине, нереализованное стремление приносить пользу отечеству отравляли радость научного триумфа. Чувства эти послужили стимулом к написанию семейной хроники «Воспоминания детства» (1890 г.). В апреле 1890 г. Софья Васильевна последний раз посетила Россию. Полгода назад она была избрана член-корреспондентом Петербургской академии наук (правда, как представитель шведской науки) и теперь лелеяла надежду стать действительным членом уважаемого заведения, заняв место умершего математика Буняковского, что дало бы ей, наконец, возможность приобрести материальную независимость и заниматься наукой в своей стране. Увы, когда она пожелала соответственно своему статусу посещать заседания, ей ответили, что присутствие женщин «не в обычаях Академии». Разочарованная, Ковалевская вернулась в Стокгольм.

В конце недолгого жизненного пути судьба послала Софье Васильевне то ли подарок, то ли новое испытание. В 1888 г. она встретила человека, словно предопределенного для нее изначально. Историк, юрист, социолог и общественный деятель Максим Максимович Ковалевский (однофамилец – странное совпадение) был выходцем из богатого помещичьего рода, рос в дворянской семье в г. Харькове. Учился в Харьковском университете, а затем в Европе. На его работы о поступательном развитии общества опирались в своих трудах К. Маркс и Ф. Энгельс. Знавшие его люди говорили: «У Ковалевского благородное сердце». Талантливый ученый и просто обаятельный человек – он, несомненно, был незаурядной личностью, и нет ничего удивительного в том, что при первой же встрече Софья Васильевна была очарована его остроумием и интеллектом. Свидетели развития их романа единодушно утверждали, что новые отношения совершенно преобразили Ковалевскую: она похорошела, сменила строгие черные платья на яркие, нарядные. Влечение было обоюдным, и дело шло к свадьбе, однако непомерно завышенные требования Софьи Васильевны к себе, а стало быть, и к другим в очередной раз сыграли с ней плохую шутку. Высказанная однажды мысль: «Я чувствую, что предназначена служить истине – науке», ставшая девизом всей жизни, не позволила отказаться от своего предназначения и остаться просто любящей женщиной. Понимая, что отношения зашли в тупик, она тем не менее не находила в себе силы отказаться ни от научных изысканий, ни от надежд на женское счастье. Исполненная тяжелых предчувствий накануне нового 1891 г., Софья Васильевна, будучи в Генуе, попросила Максима Ковалевского сопровождать ее на кладбище Санто-Сампо. Бродя меж величественных памятников знаменитого «города мертвых», она произнесла пророческую фразу: «Один из нас не переживет этот год!»

Возвращаясь в Швецию, Ковалевская жестоко простудилась. Мучимая частым сухим кашлем и лихорадкой, она много говорила о смерти. Неожиданно стала сторонницей индуистского способа погребения – кремации; ее преследовал страх быть похороненной заживо. Сказывалось сильнейшее нервное напряжение последних лет. Однако, вопреки всему, она вынашивала планы новой научной работы, начала писать философскую повесть «Когда не будет больше смерти», продолжала ходить и читать лекции, пока окончательно не слегла. Врачи диагностировали сильное воспаление легких, друзья усердно за ней ухаживали, но никто не предполагал близкого конца. Агония началась внезапно. 10 февраля 1891 г. великая женщина-математик Софья Васильевна Ковалевская умерла от паралича сердца. Ее последними словами были: «Слишком много счастья…»

 

Королев Сергей Павлович

(Род. в 1907 г. – ум. в 1966 г.)

Выдающийся конструктор и ученый, работавший в области покорения космического пространства. Создатель ракет средней и межконтинентальной дальности, искусственных спутников Земли, пилотируемых космических кораблей, основоположник практической космонавтики.

С именем Сергея Павловича связаны эпохальные события человеческой цивилизации: запуск первого искусственного спутника Земли и беспримерный полет в космос первого космонавта. Но немало замечательного было сделано этим талантливым человеком до этих свершений и после них. Все созданное им в жизни – это единство цели в достижении все больших скоростей и высот.

Будущий конструктор космических кораблей родился 12 января 1907 г. в Житомире в семье учителя Павла Яковлевича Королева. Когда мальчику было около трех лет, семья перебралась в Киев и вскоре после этого родители разошлись. Сережу мама, Мария Николаевна, отвезла к бабушке и дедушке в Нежин, а сама исполнила свое давнее желание – поступила на Высшие женские курсы и стала учительницей. В 1916 г. она вновь вышла замуж и вместе с сыном и новым мужем – инженером-механиком Григорием Баланиным – переехала в Одессу. В следующем году Сережа поступил в гимназию, однако началась революция, гимназию закрыли, и он стал заниматься самостоятельно под руководством матери и отчима.

В 1922–1924 гг. Королев учился в одесской строительной профшколе, получив по ее окончании среднее образование и специальность каменщика-черепичника. Еще в детские годы он отличался исключительными способностями и неукротимой тягой к новой тогда авиационной технике – однажды Сергей вблизи увидел гидросамолет и «заболел» воздухоплаванием, что впоследствии привело его в планерный кружок. В 17 лет он уже разработал проект летательного аппарата оригинальной конструкции – «безмоторного самолета К-5».

Поступив в 1924 г. в Киевский политехнический институт на механический факультет, Королев за два года освоил в нем общие инженерные дисциплины и стал спортсменом-планеристом. Осенью 1926 г. стало ясно, что авиационное отделение при факультете открыто не будет, и Сергей перевелся на вечернее отделение МВТУ им. Баумана. Одновременно он работал разносчиком газет, столяром, а затем устроился на завод Всесоюзного авиационного объединения им. Менжинского. К этому времени юноша получил известность как способный авиаконструктор и опытный пилот, окончивший Московскую школу летчиков-планеристов. Некоторые из его планеров уже тогда обращали на себя внимание знатоков, отличаясь повышенной прочностью и чуть ли не вдвое большей удельной нагрузкой на крыло. Недаром на планере СК-3 «Красная звезда» известный летчик В. А. Степанченок впервые в мире совершил три мертвых петли Нестерова. Примечательно, что Сергей сразу готовил свои планеры для установки на них реактивного двигателя. Свой дипломный проект в МВТУ – разработку легкомоторного двухместного самолета СК-4 – талантливый студент выполнил под руководством будущего академика А. Н. Туполева.

Спроектированные и построенные летательные аппараты Королева – планеры «Коктебель», «Красная Звезда» и легкий самолет СК-4, предназначенный для достижения рекордной дальности полета, – показали его незаурядные способности как авиационного конструктора. Однако юношу больше увлекали полеты в стратосфере и принципы реактивного движения. Познакомившись с работой К. Э. Циолковского «Реактивный аэроплан», он проштудировал все его книги, какие только смог достать. Идеи калужского мечтателя о полетах на другие планеты глубоко проникли в душу Сергея и овладели им на всю жизнь.

В сентябре 1931 г. вместе с талантливым энтузиастом в области ракетных двигателей Ф. А. Цандером Королев добился создания в Москве общественной организации – Группы изучения реактивного движения (ГИРД) при Центральном совете Осоавиахима, которая уже через год стала государственной научно-конструкторской лабораторией по разработке ракетных летательных аппаратов. В ней были созданы и опробованы первые отечественные жидкостно-баллистические ракеты ГИРД-09 и ГИРД-10.

В августе 1931 г. Сергей женился на своей школьной подруге Ксении Винцентини, которая после окончания Харьковского мединститута работала в Алчевске. Молодые стали жить в Москве, и спустя четыре года у них родилась дочь Наталка.

В это время Королев работал начальником отдела ракетных летательных аппаратов в Реактивном научно-исследовательском институте (РНИИ). Он руководил полетными испытаниями первых отечественных жидкостных ракет «09» (конструкции М. К. Тихонравова) и «ГИРД-Х» (конструкции Ф. А. Цандера), подготовил к печати книгу «Ракетный полет в стратосфере» и экспериментировал с крылатой ракетой «06/1». В 1936 г. молодой ученый создал конструкцию ракетоплана «318-1», обосновав технические требования к самолету с ракетным двигателем.

После расстрела маршала Тухачевского и группы командиров Красной армии летом 1937 г. некоторые сотрудники РНИИ были арестованы как «участники троцкистской вредительской организации». Сам Сергей Павлович более года находился под секретным надзором, затем был исключен из рядов ВКП(б) и понижен в должности, а 27 июля 1938 г., после аварии во время стендового испытания ракеты, – арестован. Через два месяца Военная коллегия Верховного суда СССР осудила его на 10 лет лишения свободы с ограничением в правах на 5 лет и конфискацией личного имущества. Местом отбывания наказания была определена Колыма, золотодобывающий прииск Мальдяк.

Летом 1940 г. Особое совещание при НКВД СССР отменило предыдущий приговор и осудило С. П. Королева на 8 лет исправительно-трудового лагеря, заменив ярлык «члена антисоветской контрреволюционной организации» на «вредителя в области военной техники». Спустя несколько месяцев мера наказания была пересмотрена, и на основании личного заявления с просьбой использовать его по специальности заключенный Королев был переведен в Центральное конструкторское бюро – спецподразделение НКВД. Там, в стенах ЦКБ-29, под руководством заключенного А. Н. Туполева уже полным ходом велись серьезные разработки нового поколения летательных аппаратов с реактивными двигателями.

Четыре года находился Королев в закрытых конструкторских бюро, или «шарашках», как называли подобные заведения сами арестанты. «Шарашки», как и сам принцип использования дешевой, но весьма квалифицированной рабочей силы, были изобретением наркома Л. П. Берии. Сюда считали за счастье попасть рассеянные по тюрьмам и лагерям ГУЛАГа, измотанные морально и физически инженеры, технологи, конструкторы, ученые…

Под руководством А. Н. Туполева Королев принимал участие в создании и производстве фронтового бомбардировщика Ту-2 и одновременно разрабатывал проекты управляемой жидкостной аэроторпеды и нового варианта истребителя-перехватчика. Это послужило поводом для перевода его в 1942 г. в другую организацию такого же лагерного типа – ОКБ НКВД СССР при Казанском авиазаводе, где велись работы над созданием самолетных двигателей новых типов. Там Королев приступил к воплощению идеи использования ракетных двигателей в самолетостроении.

В июле 1944 г. конструктор был досрочно освобожден и по окончании войны в составе Технической комиссии командирован в Германию для знакомства с немецкой трофейной ракетной техникой. В мае 1946 г. было принято секретное постановление правительства о создании в СССР отрасли по разработке и производству ракетного вооружения. Вскоре все советские специалисты были отозваны из Германии для работы во вновь созданных НИИ и ОКБ. Среди них был и Королев, который по возвращении в Москву приступил к исполнению обязанностей главного конструктора баллистических ракет дальнего действия и начальника отдела НИИ-88 по их разработке. К тому времени он уже развелся со своей женой, ведущим хирургом-травматологом Боткинской больницы, которая отказалась играть роль домохозяйки при муже, отдававшем себя без остатка работе. В мае 1947 г. Сергей Павлович женился на 26-летней Нине Котенковой, работавшей в НИИ в бюро переводов, и счастливо прожил с ней до конца своих дней.

Первой задачей, поставленной правительством перед ним и всеми организациями, занимающимися ракетным вооружением, было создание копии немецкой ракеты Фау-2 из отечественных материалов. Но уже в 1947 г. ученые получили задание на разработку новых баллистических ракет с большей, чем у немецкого прототипа, дальностью полета – до 3 тыс. км. В следующем году главный конструктор приступил к летным испытаниям баллистической ракеты Р-1 и в 1950 г. успешно сдал ее государственной комиссии. В те же годы Королевым были разработаны ракеты Р-2, Р-5 и Р-11, впоследствии принятые на вооружение.

В 1956 г. под руководством Королева была создана первая отечественная стратегическая баллистическая ракета с ядерным боевым зарядом Р-5М, ставшая основой ракетно-ядерного щита страны. В этот период ОКБ-1 стало самостоятельной организацией, главным конструктором и директором которой был назначен С. П. Королев. В следующем году под его руководством были созданы первые мобильные баллистические ракеты наземного и морского базирования.

В 1960 г. на вооружение ракетных войск стратегического назначения была принята первая межконтинентальная ракета Р-7, которая обеспечивала достижение первой космической скорости и возможность вывода на околоземную орбиту летательных аппаратов массой в несколько тонн. До этого с ее помощью были выведены на орбиту пер вые три искусственных спутника Земли. Позднее Королев, избранный в 1958 г. действительным членом Академии наук, говорил: «Он был мал, этот самый первый искусственный спутник нашей старой планеты, но его звонкие позывные разнеслись по всем материкам и среди всех народов как воплощение дерзновенной мечты человечества». Когда о первом запуске стало известно Президенту США Эйзенхауэру, он воскликнул: «Если бы в России свершилась еще одна Октябрьская революция, я еще поверил бы, но в то, что русские запустили спутник, – никогда». Но самую глубокую оценку событию, по мнению Королева, дал Ф. Жолио-Кюри: «Это великая победа человека, которая является поворотным пунктом в истории цивилизации. Человек больше не прикован к своей планете…» Впоследствии Р-7 была модифицирована и превращена в трехступенчатый носитель для вывода «лунников» и полетов с человеком. Это была блестящая победа Королева и его сотрудников.

В дальнейшем гениальный ученый создал более совершенную компактную двухступенчатую межконтинентальную ракету Р-9, принятую на вооружение в 1962 г., и начал первым в стране разрабатывать твердотопливную межконтинентальную ракету РТ-2, которая была освоена военными уже после его смерти.

Все время, занимаясь боевыми баллистическими ракетами, Сергей Павлович мечтал о покорении космического пространства человеком. Поэтому он еще в 1949 г. начал регулярные эксперименты по изучению параметров ближнего космического пространства, солнечных и галактических излучений, магнитного поля Земли, поведению высокоразвитых животных в космических условиях, а также отработки средств жизнеобеспечения и возвращения животных на Землю из космоса – было произведено около 70 специальных запусков ракет. Этим Сергей Павлович заблаговременно заложил серьезные основы для штурма космоса человеком.

12 апреля 1961 г. люди Земли узнали о том, что в СССР осуществлен первый запуск ракеты с человеком на борту. Весь мир с восторгом произносил по-русски ставшие сразу знаменитыми слова: «Гагарин», «Восток», «космос». В редакционной статье «Нью-Йорк таймс» писала, что полет пилотируемого корабля-спутника – «величайший подвиг в истории извечного стремления человека покорить силы природы…»

При жизни Королева на его космических кораблях в космосе побывало еще десять советских космонавтов, а 18 марта 1965 г. А. А. Леонов осуществил выход человека в открытый космос.

Продолжая развивать программу пилотируемых околоземных полетов, Королев приступил к реализации своих идей о разработке долговременной орбитальной станции. Ее прообразом стал принципиально новый, более совершенный, чем предыдущие, космический корабль «Союз». В состав этого корабля входил бытовой отсек, где космонавты могли бы долгое время находиться без скафандров и проводить научные исследования. В ходе полета предусматривались также автоматическая стыковка на орбите двух кораблей «Союз» и переход космонавтов из одного корабля в другой через открытый космос в скафандрах. К сожалению, Сергей Павлович не дожил до первого старта «Союза», явившегося реальным воплощением его гениальных идей.

Для реализации пилотируемых полетов и запусков автоматических космических станций Королев разработал на базе боевой ракеты семейство совершенных трехступенчатых и четырехступенчатых носителей. Таким образом, его вклад в развитие отечественной и мировой пилотируемой космонавтики является решающим.

Параллельно с бурным развитием пилотируемой космонавтики велись работы над спутниками научного, народно-хозяйственного и оборонного назначения. В 1958 г. были разработаны и выведены в космос геофизический спутник, а затем и парные спутники «Электрон» для исследования радиационных поясов Земли. В следующем году были созданы и запущены три автоматических космических аппарата к Луне. В дальнейшем Королев приступил к разработке более совершенного лунного аппарата для его мягкой посадки на поверхность Луны, фотографирования и передачи на Землю лунной панорамы.

Сергей Павлович был генератором многих неординарных идей и прародителем выдающихся конструкторских коллективов, работающих в области ракетно-космической техники. Можно только удивляться многогранности его таланта и неиссякаемой творческой энергии. В конце 1965 г. Королев писал: «То, что казалось несбыточным на протяжении веков, что еще вчера было лишь дерзновенной мечтой, сегодня становится реальной задачей, а за втра – свершением. Нет преград человеческой мысли!» В тот момент Сергей Павлович уже дал согласие на хирургическую операцию на прямой кишке, не подозревая, что диагноз «кровоточащий полип» на самом деле представляет собой запущенную саркому. Умер он через две недели, 14 января 1966 г., на операционном столе московской больницы – сердце не выдержало многочасовой нагрузки.

Легенда о безымянном Главном конструкторе советской ракетной техники была развеяна уже на следующий день. Из правительственного некролога весь мир узнал о том, кто скрывался под именем таинственного «Главного». Урна с прахом С. П. Королева была торжественно захоронена в Кремлевской стене. В 1966 г. Академия наук СССР учредила золотую медаль имени С. П. Королева «За выдающиеся заслуги в области ракетно-космической техники» и именные стипендии для студентов высших учебных заведений. В Житомире, в Москве, на Байконуре, в других городах были сооружены памятники ученому и созданы мемориальные дома-музеи. Его имя носят авиационный институт, улицы многих городов, два научно-исследовательских судна, высокогорный пик на Памире, перевал на Тянь-Шане, астероид и горное образование на Луне.

 

Крузенштерн Иван Федорович

(Род. в 1770 г. – ум. в 1846 г.)

Русский мореплаватель, адмирал. Руководил первой русской кругосветной экспедицией. Впервые нанес на карту большую часть побережья о. Сахалин. Один из учредителей Русского географического общества. Его имя носят пролив в северной части Курильских островов, проход между о. Цусима и о-вами Ики и Окиносима в Корейском проливе, острова в Беринговом проливе и архипелаге Туамоту, гора на Новой Земле.

Для первой половины XIX в. характерна активизация русских исследований в самых различных регионах планеты. Важные географические открытия были сделаны не только в сфере непосредственных интересов России – на Камчатке, Аляске, Дальнем Востоке, – но и в Тихом океане. Только с 1803 по 1826 г. Россия организовала 23 кругосветных путешествия.

Первым из русских мореплавателей, совершивших кругосветное путешествие, стал Иван (Адам) Федорович Крузенштерн, оставивший глубокий след в истории географических открытий. Он родился 8 ноября 1770 г. в Эстляндской (Эстонской) губернии близ Ревеля (совр. Таллинн) в родовом имении. Его отец, Иоганн Фридрих, и мать, Кристина Фредерика, были небогатыми дворянами. По совету одного из друзей, когда Ивану исполнилось 15 лет, родители отдали его в Морской корпус в Кронштадте. Кадетам приходилось довольно туго: жили впроголодь, здания корпуса плохо отапливались, в спальнях были выбиты окна, дрова приходилось таскать с соседних складов. Через много лет Иван Федорович, мечтавший видеть своих сыновей моряками, все же не решился отдать их в Морской корпус, и они стали учениками знаменитого Царскосельского лицея.

В связи с началом русско-шведской войны выпуск кадетов состоялся раньше срока. В 1788 г. Крузенштерн был отправлен на корабль «Мстислав», однако полагавшегося в таких случаях чина мичмана ему, как и остальным выпускникам, не дали. В его документах значилась запись: «за мичмана». Чин, впрочем, он вскоре получил: юноша участвовал в четырех сражениях и за проявленную доблесть уже в 1790 г. стал лейтенантом.

Смелого, энергичного и решительного офицера заметили. После окончания военных действий его отправили для продолжения обучения в Англию. Плавая на английских кораблях, Крузенштерн побывал в Америке, Африке, на Бермудских островах, в Индии и Китае. Именно в это время у него созрела идея о необходимости осуществления русскими кругосветных плаваний для исследований и разведки торговых путей для России. Вернувшись в 1800 г. в Россию, произведенный в капитан-лейтенанты Крузенштерн подал правительству записки: «О возвышении российского флота посредством дальнего плавания до уровня лучших иностранных флотов» и «О развитии колониальной торговли и выгоднейшем снабжении российско-американских колоний всем для них необходимым». Обе записки остались без ответа, но после дворцового переворота, при Александре I, во главе морского ведомства встал Н. С. Мордвинов, который совместно с министром коммерции Н. П. Румянцевым добился от императора разрешения на экспедицию для организации морской торговли с Китаем и Японией. Командовать экспедицией было поручено Крузенштерну.

Корабли для экспедиции, закупленные в Англии, назвали «Нева» и «Надежда». Там же приобрели лучшие по тому времени инструменты и приборы для мореплавания. Крузенштерн шел на «Надежде», а капитаном «Невы» назначили его лучшего друга и боевого товарища Ю. Ф. Лисянского. Общее количество экипажей составляло 129 человек. Команда состояла из русских, только ученые, ехавшие с экспедицией, были иностранцами. На борту «Надежды» находился также русский посол Н. П. Резанов, плывший со своей свитой в Японию.

26 июня 1803 г. корабли вышли из Кронштадта и направились к берегам Бразилии. Это был первый переход русских кораблей в южное полушарие. В качестве противоцинготного средства на о. Тенерифе закупили большой запас лучшего вина, каждому матросу полагалась бутылка в день. Крузенштерн лично осматривал матросов. К счастью, благодаря стараниям командора в этом переходе цинги удалось избежать.

После месяца ремонта на бразильском острове Св. Екатерины экспедиция двинулась к мысу Горн. Здесь во время тумана корабли потеряли друг друга. Крузенштерн зашел на Маркизские острова, а Лисянский подошел к о. Пасхи и исправил ошибку Кука в определении его географических координат. Встретились путешественники у о. Нукагива (Маркизские о-ва).

Дальше экспедиция направилась к Южным Сандвичевым островам, а там опять разделилась. Крузенштерн без остановок двинулся к Камчатке, а Лисянский зашел на Сандвичевы острова для пополнения продовольствия и оттуда отправился к Алеутским островам.

Из Петропавловска-на-Камчатке Крузенштерн пошел в Нагасаки. Во время этого перехода корабль попал в страшный тайфун и едва не потерял мачты. В Нагасаки пришлось простоять целых 6 месяцев. Японцы не хотели принимать Резанова; так ничего и не добившись, посольство вынуждено было вернуться на Камчатку. Японские власти не разрешили даже произвести закупку продовольствия. Правда, император снабдил экспедицию необходимыми продуктами на два месяца.

На обратном пути мореплаватели нанесли на карту западное побережье острова Хондо (Ниппон), о-ва Хонсю и Хоккайдо, а также южную часть Сахалина. В Курильской цепи они обнаружили несколько неизвестных ранее островов, очень низких и потому опасных для мореплавания. Крузенштерн назвал их Каменными Ловушками. Высадив посольство, Крузенштерн продолжил плавание. Он обследовал восточное и северное побережья Сахалина до устья Амура, а оттуда направился в Макао (Аомынь) для встречи с Лисянским. Приняв на борт большой груз китайских товаров, экспедиция 9 февраля 1806 г. двинулась в обратный путь, на родину.

15 апреля в пасмурную погоду корабли вновь разлучились. Крузенштерн предпринял попытки найти «Неву», но успеха не достиг. Не было Лисянского и на условленном месте встречи на о. Св. Елены.

Позже выяснилось, что капитан «Невы» решил идти в Кронштадт без остановок во имя славы русских мореплавателей. Он благополучно совершил этот переход, который до него ни одному из подобных кораблей не удавался. А задержавшаяся из-за поисков и захода на о. Св. Елены «Надежда» достигла Кронштадта на две недели позже, 19 августа 1806 г. Во время стоянки в Копенгагене русский корабль посетил датский принц, пожелавший встретиться с русскими моряками и послушать их рассказы.

Первое русское кругосветное плавание имело большое научное и практическое значение и привлекло к себе внимание всего мира. Русские мореплаватели исправили во многих пунктах английские карты, считавшиеся тогда самыми точными. Крузенштерн и Лисянский открыли много новых островов и исключили не существующие, но отмеченные на картах. Они провели наблюдения над температурой глубинных слоев моря и течениями. Собрали богатые коллекции. Впервые в истории были проведены профессиональные метеорологические исследования, сохранившие свое научное значение по сей день. Во время всего плавания изучались течения, их направления и сила, были осуществлены и этнографические наблюдения, особенно ценные в отношении нукагивов, камчадалов и айнов. Эти материалы считаются классическими. Кроме того, экспедиция впервые прошла морским путем из европейской части России до Камчатки и Аляски, в связи с чем была выгравирована специальная медаль.

Эти труды получили заслуженное признание. Руководитель экспедиции получил чин капитана 2-го ранга, был избран членом Академии наук и Адмиралтейского департамента.

После возвращения прославленный мореплаватель долгое время работал над теоретическими вопросами морского дела и гидрографическими промерами. Крузенштерн пытался определить роль и место географии в системе наук, интересовался ее связью с физикой, химией, философией и историей, стремился определить влияние экономики и коммерции на географические исследования и географические открытия. С мнением капитана считался и состоял с ним в переписке непререкаемый авторитет в области географических исследований англичанин Джон Барроу. Он, в частности, выяснял у русского коллеги, что тот думает по поводу северо-западного прохода.

Переписывался мореплаватель также с Гумбольдтом, картографом Эспинозой и другими известными учеными того времени.

Война 1812 г. в очередной раз показала патриотизм Крузенштерна: треть своего состояния пожертвовал он на народное ополчение. В это тяжелое время ученый-мореплаватель превратился в дипломата, входил в состав миссии в Лондоне, но и здесь не прекращал интересоваться новшествами в области судостроения, достижениями флота Великобритании, осматривал важнейшие порты и доки.

Вопросы организации русского мореплавания продолжали интересовать Крузенштерна. В 1815 г., после окончания наполеоновских войн, он принимал участие в организации экспедиции О. Коцебу на поиски северо-западного прохода. Позже ученый сделал много и для организации других плаваний, в первую очередь для экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева, завершившихся открытием Антарктиды.

Однако напряженные научные занятия сильно сказались на здоровье мореплавателя. Из-за болезни глаз ему пришлось подать прошение о бессрочном отпуске для поправления здоровья. Впрочем, не это было основной причиной: новый морской министр маркиз Траверсе, человек бесталанный и самолюбивый, не жаловал фаворита министра коммерции Румянцева и всячески противостоял его предложениям об улучшении флота и деятельности в области географических изысканий.

В своем имении Крузенштерн продолжил научные занятия. Он закончил работу над книгой о кругосветном путешествии, представил несколько записок Адмиралтейству, в т. ч. о необходимости составления «всеобщего морского атласа». Однако его идеи были оставлены без внимания. Только после того как Траверсе сменил адмирал А. В. Моллер, понимавший значение такого издания, проект был принят. Александр I согласился выдать на публикацию книги мореплавателя и атласа 2500 руб. После издания атласа Крузенштерна и в России, и в Европе стали считать первым гидрографом Тихого океана. Сам же атлас вышел далеко за рамки гидрографии: вместе с материалами кругосветной экспедиции он в большой степени способствовал дальнейшему развитию наук о Земле.

С 1827 г. знаменитый ученый-мореплаватель, к тому времени произведенный в вице-адмиралы, был директором Морского корпуса и, таким образом, получил возможность исправить те неполадки, которые мучили его в юности. Одновременно он работал во многих научных учреждениях. При деятельном участии адмирала в России было организовано Географическое общество, ставшее одним из самых мощных и авторитетных в мире.

Умер Крузенштерн 24 августа 1846 г. в своем имении Асс и был похоронен в Ревеле в Вышгородской (Домской) церкви. Его дело продолжили сын, Павел Иванович, и внук, Павел Павлович. Оба стали известными путешественниками, исследовавшими северо-восточные берега Азии, Каролинские и другие острова Печерского края и обский Север.

Крузенштерн оставил после себя ряд серьезных научных работ, в т. ч. уже известный читателю «Атлас Южного моря» с объяснительным текстом. А кругосветное путешествие было описано им в сочинении «Путешествие вокруг света в 1803–1806 гг. на кораблях “Надежда” и “Нева”». В сокращенном варианте книга была переиздана в 1950 г.

 

Кутузов Михаил Илларионович

(Род. в 1745 г. – ум. в 1813 г.)

Великий русский полководец, генерал-фельдмаршал. Участник трех русско-турецких и Отечественной войн, главнокомандующий всеми русскими армиями (1812–1813 гг.). Утвержден орден Кутузова трех степеней.

Велика роль и ответственность полководца на войне. Его воля и решение воплощаются в действия войск. От этого во многом зависит успех или поражение в сражении, а то и в войне в целом. М. И. Кутузов был не только великим полководцем, но и крупнейшим военным мыслителем.

Михаил Илларионович родился в Петербурге 16 сентября 1745 г. Род его известен с XV в. Отец будущего полководца был крупнейшим военным инженером, разносторонне развитым человеком. Мать Миши умерла вскоре после рождения, и заботу о нем взяла на себя бабушка. После возвращения отца в Петербург из командировки воспитание сына полностью перешло в его руки. Илларион Матвеевич, будучи человеком образованным и деятельным, обладающим серьезным подходом к жизни, сумел лучшие свои качества передать сыну. Но самая значительная роль в воспитании будущего полководца принадлежала родственнику по отцовской линии, адмиралу Ивану Логиновичу Голенищеву-Кутузову. В его доме мальчик встречался с учеными и писателями, армейскими и флотскими офицерами. К военной службе Михаила готовили с раннего возраста и в 12 лет отдали в Инженерную школу – тогдашний центр инженерной мысли в России. Мальчик отлично преуспевал в науках, много читал. В 1759 г. он досрочно закончил курс обучения и затем полтора года сам обучал математике кадетов в Артиллерийской и Инженерной школе. Но в 1761 г. по его настоятельной просьбе Михаил был направлен на строевую службу – командиром роты в Астраханский пехотный полк, стоявший под Петербургом, а в следующем году назначен адъютантом к Ревельскому губернатору принцу Гольштейн-Бекскому и произведен в капитаны. Затем было недолгое пребывание с войсками в Польше, а с 1767 г. – работа в комиссии по составлению нового Уложения – проекта новых законов государства, вместо устаревшего Соборного уложения. В 1769 г. молодой офицер участвовал в борьбе с польскими конфедератами, потом была почти двадцатилетняя служба на южных границах, участие в русско-турецких войнах. Все это оказало значительное влияние на формирование Кутузова как полководца.

В русско-турецкую войну 1768–1772 гг. Кутузов поначалу служил в армии П. А. Румянцева. В первом же своем сражении у Рябой Могилы в июне 1770 г. он показал себя храбрым, инициативным офицером, получил высокую оценку командира и был замечен самим командующим. Отличился Кутузов и в сражениях у Ларги и Кагула, командуя гренадерским батальоном. Его произвели в обер-квартирмейстеры, но из-за несогласия с насаждением в русской армии прусских порядков по представлению начальника штаба армии перевели в Смоленский пехотный полк. В 1772–1774 гг. Кутузов находился в Крымской армии В. М. Долгорукова, в отдельном отряде, действовавшем против турецкой крепости Кинбурн. В бою у деревни Шумы, где высадился турецкий десант, он со знаменем в руках повел батальон в атаку и был тяжело ранен. Пуля попала ему в левый висок и вылетела у правого глаза. Но Кутузов выжил. По приказу Екатерины II его отправили за границу лечиться. Императрица знала Кутузова лично и считала, что он «будет великим генералом». Находясь на лечении в Германии, Англии, Австрии, Михаил Илларионович внимательно знакомился с состоянием военного искусства западноевропейских армий, встречался с Фридрихом II, прусскими полководцами Ласси и Лаудоном. По возвращении он получил назначение в войска А. В. Суворова, где в течение шести лет был его деятельным помощником и учеником. Суворов ценил талантливого полководца, поручал ему ответственные задачи. По его ходатайству Кутузов был произведен в полковники и назначен командиром Луганского, а затем Мариупольского легкоконного полка.

В это время произошли изменения в личной жизни Михаила Илларионовича: в мае 1778 г. он женился на дочери известного генерала-поручика И. А. Бибикова – Екатерине Ильиничне. Жена час то сопровождала мужа в походах, была другом и советчиком. У них было шестеро детей: пять дочерей и сын, умерший в младенчестве. Основой счастливого брака послужили общие интересы супругов: оба были весьма начитанными, любили театр и искусство.

В 1784 г. Кутузов – уже генерал-майор, командир Бугского егерского корпуса. В суворовском духе он занимался обучением солдат действиям в рассыпном строю, стрельбе; много внимания уделял быту и здоровью подчиненных; строго взыскивал за нерадивость и поощрял за добросовестное выполнение обязанностей.

В этот период произошло знакомство Кутузова с героем национально-освободительного движения в Латинской Америке Франсиско Мирандой.

В 1787 г. разразилась новая русско-турецкая война. Корпус Кутузова входил в состав Екатеринославской армии Г. А. Потемкина. В 1788 г. его перебросили под Кинбурн, где действовали войска А. В. Суворова. Со своими егерями генерал участвовал в штурме Очакова и получил вторую рану – в то же место, что и при первом ранении. Врачи не надеялись на то, что полководец выживет. Но он одолел смерть, хотя и ослеп на правый глаз. Вскоре после выздоровления Кутузов уже командовал войсками, расположенными между Бугом и Днестром. Здесь он участвовал в бою под Каушанами, в штурме Аккермана и Бендер. В заключительный период войны Кутузов стал одним из виднейших военачальников русской армии. Способности полководца особенно проявились во время взятия крепости Измаил. Он участвовал в разработке плана штурма, в подготовке войск и их материально-техническом обеспечении, командовал шестой колонной при самом взятии города. Эта победа во многом определила исход всей войны. Кутузов был произведен в генерал-поручики, получил орден Георгия 3-й степени и был назначен комендантом Измаила. Теперь ему подчинялись войска, расположенные между Днестром и Прутом.

14 июня 1791 г. армия под командованием Кутузова разгромила турок у Бабадача, а 9 июля – у Мачина. Турция признала себя побежденной и подписала Ясский мирный договор.

В 1792 г. Кутузов, командуя корпусом, участвовал в походе в Польшу, а затем по указу Екатерины II был направлен чрезвычайным и полномочным послом в Турцию. По возвращении оттуда в 1794 г. он был назначен главным директором сухопутного кадетского корпуса, но в 1797 г. Павел I направил его с дипломатической миссией в Берлин, а затем приказал генералу от инфантерии Кутузову сформировать одну из двух армий на западной границе. В июне 1801 г. новый император Александр I назначил его военным губернатором Петербурга. Одновременно Кутузов работал в Воинской комиссии по улучшению организационной структуры армии. Но затем неожиданно на него обрушился гнев царя. В сентябре 1801 г. Кутузова сняли с должности генерал-губернатора и отправили в отставку по явно надуманной причине – из-за болезни. На самом деле царь догадывался, что генерал осведомлен об истинной причине смерти Павла I и о причастности к заговору Александра. Осенью 1802 г. Кутузов без жены и детей отправился в деревню Горошки, где жил больше трех лет. Это было, по сути, изгнание.

Но вскоре стало неспокойно в Европе. Стремление Наполеона к мировому господству привело к целой полосе войн. Сложилась антифранцузская коалиция в составе Англии, России, Австрии, Швеции и Неаполитанского королевства. Основная тяжесть борьбы ложилась на Австрию и Россию. Русская армия была направлена в Австрию как вспомогательная. Командование ею Александр I вынужден был поручить опальному генералу, поскольку при дворе не нашел никого, кто смог бы исполнить такое ответственное дело.

Кутузов стал первым русским полководцем, который возглавил армию, боровшуюся с Наполеоном. Но он очутился в тройном подчинении: русского и австрийского императоров и австрийского главнокомандующего. Русская армия только входила в Австрию, когда стало известно, что Наполеон разбил австрийцев. Соединяться уже было не с кем, резервов не существовало, и только теперь Кутузову разрешили действовать самостоятельно. Опасаясь окружения, ведя арьергардные бои, русская армия отходила. Для ее спасения возле деревни Шенграбен Кутузов оставил заслон – 5-тысячный корпус под командованием Багратиона. Выдержав удар 30-тысячной французской армии, отряд выстоял и позволил своим войскам выйти из окружения. А из России в это время уже шли свежие силы. Русский и австрийский императоры настаивали на немедленном наступлении, но Кутузов был против. В ноябре 1805 г. в сражении под Аустерлицем, где в основном распоряжался Александр I, русско-австрийские войска потерпели поражение. Однако всю вину за это возложили на Кутузова. Его отстранили от командования и назначили военным губернатором в Киев.

Тем временем в 1806 г. войну против России начала Турция. За годы войны сменилось несколько командующих, но серьезных результатов не было. В 1811 г. царю снова пришлось предоставить командование Кутузову. Уже в июне 1811 г. ему удалось под крепостью Рущук разбить турок, несмотря на их четырехкратное численное превосходство, а в октябре там же окончательно их разгромить. После этого Кутузов в Бухаресте заключил выгодный мир – в случае нападения на Россию Наполеона Турция не смогла бы выступить на его стороне.

12 июня 1812 г. Наполеон начал войну с Россией. 24 июля на Кутузова возложили обязанность готовить Петербург к обороне, и одновременно он был избран начальником Петербургского ополчения. Но угнетающее отступление русской армии, отсутствие главнокомандующего, распри между командующими 1-й и 2-й армиями Барклаем-де-Толли и Багратионом по поводу того, кто должен руководить войсками, обвинения Барклая в измене – все это привело к тому, что Александр I, уступая желанию дворянства и купечества, опять-таки вынужденно назначил Кутузова главнокомандующим.

14 августа, прибыв в Царево-Займище и увидев, в каком состоянии находятся войска – усталость, отсутствие резервов, – Кутузов приказал отступать. На Бородинском поле армия остановилась. Здесь было решено дать Наполеону генеральное сражение. 120-тысячная русская армия располагалась следующим образом: на правом фланге стояла 1-я армия Барклая, на левом – 2-я армия Багратиона, в центре – батареи войск генерала Раевского. Кроме того, 40-тысячная армия была выведена в резерв. Позиции оборудовались в инженерном плане. На правом фланге было создано несколько редутов и люнетов, на левом – флеши, у деревни Шевардино – редут. 24 августа до самой темноты французы штурмовали редут. 26 августа 130-тысячная армия Наполеона начала сражение у Бородино. После отвлекающего удара на правом фланге французы основной удар нанесли по левому, восемь атак отбил Багратион. В одной из контратак он был смертельно ранен. Не добившись здесь успеха, Наполеон перенес удар в центр. Именно в это время Кутузов бросил в обход левого фланга французов конницу Платова и Уварова. Это спасло ситуацию. С наступлением темноты сражение завершилось. Потери Наполеона составили 44 % личного состава, Кутузова – 36 %. «Русские стяжали право быть непобедимыми», – сказал после сражения Наполеон.

После подсчета потерь Кутузов не решился продолжить сражение и отступил к Москве. 1 сентября в деревне Фили состоялся военный совет. Главный вопрос – давать ли сражение под Москвой? Барклай был против, большинство – за. Кутузов поддержал Барклая. Прикрываясь частями Платова и Милорадовича, Кутузов совершил фланговый марш-маневр и ушел в деревню Тарутино. Наполеон на две недели потерял из виду русскую армию. «Хитрая лиса – Кутузов – меня сильно подвел своим фланговым маршем», – признал император. От него теперь были отрезаны богатые, не разоренные войной южные районы. Французы попали в кольцо, образованное русской армией и партизанскими отрядами. Тарутино превратилось в укрепленный лагерь. Сюда стягивались пополнения, вооружение. Армия обучалась только самому необходимому: стрельбе, преодолению препятствий, маршам. Кутузов способствовал созданию партизанских отрядов и ополчения.

6 октября французы, уйдя из Москвы, пошли на Малоярославец, намереваясь пробиться в южные районы. В ожесточенном сражении 12 октября русские войска не допустили прорыва, и Наполеон вынужден был отступать по старой Смоленской дороге. С этого сражения началось контрнаступление русской армии. Кутузов организовал параллельное преследование Наполеона, идя по новой Смоленской дороге. С флангов и тыла французов громили казаки и партизаны. В ряде сражений французская армия была сокрушена, а при переправе через р. Березину – окончательно разгромлена. Переправиться удалось только 9 тыс. человек. 6 января Александр I издал манифест об окончании Отечественной войны.

В конце декабря 1812 г. русская армия перешла границу. Ее союзниками стали прусская и австрийская армии, прежде шедшие вместе с Наполеоном. В конце февраля были освобождены Берлин и Гамбург. Но чрезмерное напряжение сил, походная жизнь окончательно подорвали здоровье Кутузова. 16 апреля 1813 г. он скончался в г. Бунцлау. Тело его было забальзамировано и положено в цинковый гроб. В изголовье установили серебряный сосуд с набальзамированным сердцем. 25 июля 1813 г.

М. И. Кутузов был похоронен в Казанском соборе в Петербурге. В 1821 г. в Бунцлау открылся обелиск фельдмаршалу. Надпись на нем гласит: «До сих мест довел князь Кутузов-Смоленский победоносные российские войска, но здесь положила смерть предел славным дням его. Он спас отечество свое, он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя».

 

Левитан Исаак Ильич

(Род. в 1860 г. – ум. в 1900 г.)

Выдающийся русский живописец-пейзажист, создатель «пейзажа настроения», превосходный рисовальщик и колорист. Академик живописи (1897 г.), член Товарищества передвижных выставок (с 1887 г.), действительный член Мюнхенского художественного общества «Сецессион» (1897 г.). Участник международных выставок в Мюнхене (1896, 1898, 1899 гг.), Всемирной Парижской выставки (1900 г.). Руководитель пейзажного класса в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (с 1898 г.).

Понятия «левитановский пейзаж», «левитановская осень» давно вошли в нашу жизнь, став синонимами красоты русской природы. Не каждому живописцу удавалось так поэтично и возвышенно увековечить свое имя в памяти потомков, как Левитану. А между тем к сложному искусству постижения природы этот гений пейзажа шел путем трудным, а порой и мучительным. И даже будучи уже признанным мастером, он нередко чувствовал неудовлетворенность своим творчеством, страдал от невозможности передать на холсте всю божественную красоту мироздания.

В письме к А. П. Чехову в 1887 г. художник писал: «Может ли быть что-то трагичнее, как чувствовать бесконечную красоту окружающего, подмечать сокровенную тайну, видеть Бога во всем и не уметь, сознавая свое бессилие, выразить эти большие ощущения…»

Современники нередко называли Левитана «удачливым неудачником». В этом парадоксальном определении выразились и сладость творческих побед художника, и горечь его несчастливой человеческой судьбы. За свои неполные сорок лет он сполна испытал нужду и унижения, часто жил в разладе с самим собой и окружающими, переживал творческие кризисы и вновь возрождался к жизни через искусство. И потому, говоря о себе, Левитан утверждал: «…я не могу быть хоть немного счастлив, покоен, ну, словом, не понимаю себя вне живописи».

Будущий художник родился в местечке Кибарты бывшей Ковенской губернии в бедной еврейской семье. Его отец окончил раввинское училище, но затем, пристрастившись к иностранным языкам, стал зарабатывать на жизнь уроками. Знание французского языка особенно пригодилось ему, когда началось строительство Ковенской железной дороги, в котором участвовали инженеры из Франции. Левитан-старший стал служить на железнодорожной станции сначала переводчиком, а затем кассиром.

В 1869 г. семья переехала в Москву. В 1873 г. Исаак был принят в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где уже учился его старший брат Адольф. Семья жила бедно, а после смерти родителей (матери – в 1875 г. и отца – в 1877 г.) четверо детей, оставшихся сиротами, впали в крайнюю нужду. Известный художник М. В. Нестеров, бывший товарищем Исаака по училищу, вспоминал: «Левитан сильно нуждался, про него ходило в школе много полуфантастических рассказов. Говорили о его большом даровании и о великой нужде. сказывали, что он не имел иногда и ночлега. Бывали случаи, когда Исаак Левитан после вечерних классов незаметно исчезал, прятался в верхнем этаже огромного старого дома Юшкова… выждав последний обход опустелого училища солдатом Земляникиным, прозванным «Нечистая сила», оставался один коротать ночь в тепле, оставался долгий зимний вечер и долгую ночь с тем, чтобы утром, натощак, начать день мечтами о нежно любимой природе».

Но, несмотря на голод и бесприютность, талантливый юноша учился гораздо лучше многих состоятельных одногруппников. Уже в 1875 г. Левитана, как получившего «первые номера по художественным занятиям», награждают ящиком красок и дюжиной кистей (для нищего художника это было целое состояние), а в 1876–1879 гг. освобождают от платы за обучение «ввиду крайней бедности» и как «показавшего большие успехи в искусстве». И в это же время Исааку пришлось почувствовать на себе всю тяжесть унижения человеческого достоинства. В 1879 г., после покушения народовольцев на жизнь Александра II, он, так же как и другие евреи, вместе с братом и сестрой Анной был выслан из Москвы (второй раз Левитана, уже известного живописца, вышлют в 1892 г.). «Изгои» поселились на даче в подмосковной деревне Салтыковка. Жили впроголодь, и, чтобы добыть средства к существованию, начинающий художник создает свою первую картину «Вечер после дождя». Писать ее было трудно: Исааку, одетому в красную старую рубаху, дырявые брюки и опорки на босу ногу, приходилось прятаться за кустами, чтобы своим жалким видом не привлекать внимание нарядной гуляющей публики. Попросив одежду у шурина, он поехал в Москву, где на Покровке продал эту картину за 40 рублей и был несказанно счастлив.

В октябре 1879 г. Левитан был зачислен советом преподавателей училища на получение стипендии им. В. А. Долгорукого. Тогда же им написана картина «Осенний день. Сокольники», сразу же приобретенная П. М. Третьяковым. Уже в ней проявилась основная черта левитановского творчества – неотделимость природы от мира человеческих чувств. Все в этой картине – и низкие серые облака, и стоящие вдоль пустынной аллеи деревья, горящие последней, увядающей красотой, и опавшая осенняя листва – созвучно печали одиноко бредущей женской фигурки (она была нарисована художником Николаем Чеховым). Такому восприятию природы научили молодого живописца его замечательные учителя – А. К. Саврасов и В. Д. Поленов, которые всячески развивали и поддерживали дарование Левитана. К примеру, Поленов привлекал его к работе над декорациями для Частной оперы С. И. Мамонтова, часто приглашал в свое имение «пожить и поработать». Но даже эти маститые мэтры не смогли изменить решение Совета училища о том, что дипломная работа их ученика не достойна большой серебряной медали. И, закончив в 1883 г. учебу, Левитан получил не звание художника, а диплом учителя чистописания.

Уже первые его пейзажи, написанные в 1883–1884 гг., очаровывали необычайной свежестью живописи. Картины «Мостик. Саввинская слобода», «Саввинская слобода под Звенигородом» и этюд «Первая зелень. Май» (одноименное полотно было написано в 1888 г.) наполнены ослепительным солнцем, сочной и ажурной зеленью трав и деревьев, ощущением радости от буйства красок и жизненных сил пробуждающейся природы. Между тем творческое настроение самого художника в это время было отнюдь не радостным. Крушение надежд, неотступная нужда, ощущение себя изгоем общества часто повергали его в состояние депрессии. В такие периоды он уходил от людей, из мягкого и деликатного человека превращался в молчаливого или грубого и непредсказуемого. Весной 1885 г. он даже предпринял попытку самоубийства, первую и не последнюю.

Но лето, проведенное Левитаном с семейством Чеховых на даче в Бабкино, вернуло ему жизнерадостность и силы для работы. Это был редкий для художника период беззаботной жизни, полной молодого веселья, дурачеств и розыгрышей. Здесь Левитан особенно близко сошелся с А. П. Чеховым, и эта дружба, омраченная впоследствии единственным трехлетним перерывом, продлилась до конца жизни художника. Несмотря на прелести летней дачной жизни, он успевал много и плодотворно работать. Флигель, в котором жил Левитан, был сверху донизу завешан этюдами, которые потом стали основой многих его знаменитых картин.

Большую роль в творчестве художника сыграли его поездки на Волгу в 1887–1890 гг. Благодаря им он создал необычные пейзажные полотна, в которых органично соединились эпический размах и тонкая лиричность, задушевность и созерцательность, глубокие размышления о непреходящей красоте мира и светлая грусть («Вечер на Волге», «Вечер. Золотой плёс», «После дождя. Плёс», «Березовая роща», «Золотая осень. Слободка», «Тихая обитель»). Поездки на Волгу взбудоражили Левитана. Он перестал хандрить, повеселел, и это радостное настроение отразилось в его полотнах. А. П. Чехов очень их расхваливал: «Знаешь, – заметил он другу, – на твоих полотнах даже появилась улыбка». В волжских работах Левитана особенно сильно проявился национальный характер русского пейзажа. Они принесли художнику известность и признание. Одна из них – картина «На Волге», представленная на конкурсе Московского общества любителей художеств, была удостоена первой премии. С этого времени Левитан становится желанным гостем в домах московской художественной интеллигенции. Особенно часто он посещает вечера, устраиваемые художницей С. П. Кувшинниковой, которая сопровождала его во всех поездках по Волге. По словам

М. П. Чеховой, сестры писателя, «Софья Петровна была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина». Она хорошо рисовала, и некоторые ее работы даже были представлены в Третьяковской галерее. Неудивительно, что пылкий и темпераментный Левитан не на шутку увлекся ею. Их отношения легли в основу чеховского рассказа «Попрыгунья», что надолго рассорило художника с Антоном Павловичем.

Это увлечение было не единственным в жизни Левитана. Долгое время он был влюблен в Лику Мизинову, делал предложение Марии Павловне Чеховой. Впоследствии она вспоминала: «У Левитана было восхитительное благородное лицо и очень выразительные глаза. Женщины находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал… Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюбчив необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно». История с выстрелом, о которой вспоминает Мария Павловна, была описана Чеховым в пьесе «Чайка». Она произошла в июле 1895 г. в имении Турчаниновых, куда художник приехал писать этюды. Причиной, по которой Левитан хотел застрелиться, стало соперничество увлеченных им Анны Николаевны Турчаниновой и ее дочери Вари. К счастью, и на этот раз смерть миновала его. Но пережитое потрясение еще долго мучило душу художника. В письме В. Д. Поленову он писал: «…жить нет сил, умереть также; куда деть себя?!!» Целительную силу Левитан, как всегда, нашел в искусстве.

С 1891 г. художник работает в мастерской, любезно предоставленной ему С. Т. Морозовым. Здесь он создает лучшие свои произведения: «У омута», «Владимирка» (обе в 1892 г.), «Над вечным покоем» (1893–1894 гг.), «Золотая осень», «Март», «Свежий ветер. Волга» (все в 1895 г.), «Весна – большая вода» (1897 г.) и др. Эти полотна поражают своим колоритом, продуманностью композиции, новыми, небывалыми для русской пейзажной живописи сюжетными мотивами, а главное – философским звучанием. Раздумья художника о мире и человеке в нем особенно сильно выражены в картине «Над вечным покоем». В ней отчетливо звучит тема бренности человеческого существования и безграничной власти природы. Сам Левитан писал об этой картине: «…В ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием…» Не менее монументальный пейзажный образ создан художником и во «Владимирке», которая, по словам М. В. Нестерова, «может быть смело названа русским историческим пейзажем, коих в нашем искусстве немного».

В последнее десятилетие своей жизни Исаак Ильич часто бывает за границей: во Франции, Италии, Швейцарии, Финляндии. Там он знакомится с искусством старых и современных европейских мастеров, ищет новые живописные формы, пишет пейзажи («Близ Бордигеры. На севере Италии», «Берег Средиземного моря», 1890 г.; «Озеро Комо», 1894 г.). Но заграничные картины художника в России успеха не имели. Критика ядовито писала о том, что Левитан «уже спел свою песенку и умер для русского пейзажа». Знакомясь с подобными высказываниями, очень ранимый и чувствительный художник не мог найти себе места. К тому же все больше давали знать о себе признаки тяжелой сердечной болезни. В 1897 г. врачи сказали Исааку Ильичу, что у него порок сердца и расширение аорты. Он был очень опечален тем, что болезнь не дает ему возможности работать, и говорил: «Так рано складывать оружие больно».

Но, несмотря на запреты врачей, Левитан продолжает много писать. Он создает тончайшие лирические поэмы в красках – «Сумерки», «Стога. Сумерки», «Летний вечер», «Поздняя осень» и большое, давно задуманное полотно «Озеро. Русь», которое современники назвали «песней без слов». Именно об этих работах художника А. П. Чехов писал: «…До такой изумительной простоты и ясности мотива, до которых дошел в последнее время Левитан, никто не доходил до него, да и не знаю, дойдет ли кто после».

Гениальный пейзажист скончался 22 июля 1900 г., в пору цветения любимых им флоксов. Они были положены на его могилу молодыми художниками – теми, кого он учил постигать природу глубоко и проникновенно, так, чтобы слышать «трав прозябанье».

 

Леонов Алексей Архипович

(Род. в 1934 г.)

Летчик-космонавт СССР, первый человек, вышедший в открытый космос. Генерал-майор авиации, дважды Герой Советского Союза. Член Союза художников России.

18 марта 1965 г. жители Земли, следящие за полетом советского космического корабля «Восход-2», услышали взволнованный голос его командира, полковника П. И. Беляева: «Заря! Я – Алмаз!.. Человек вышел в космическое пространство! Находится в свободном плавании!..» В 11 часов 30 минут по московскому времени на втором витке полета второй пилот летчик-космонавт подполковник Алексей Леонов впервые в мире вышел в открытый космос, удалился от корабля на расстояние до пяти метров и провел вне шлюзовой камеры 12 минут 9 секунд. На заседании государственной комиссии после полета прозвучал самый короткий в истории космонавтики доклад: «В открытом космосе жить и работать можно». Так было положено начало новому направлению космических исследований.

Алексей Леонов был девятым ребенком в семье. Он родился 30 мая 1934 г. в селе Листвянка Тисульского района в 600 км к северу от города Кемерово. Сюда к деду, сосланному царским правительством за участие в революции 1905 г., в разное время приехали с Донбасса родители Алексея – вначале мать, а после окончания Гражданской войны и отец. Донецкий шахтер Архип Леонов стал в сибирском селе председателем сельсовета, Евдокия Минаевна работала учительницей.

После окончания Великой Отечественной войны вся семья перебралась в Калининград (Кенигсберг). В 1953 г. Алексей окончил среднюю школу, получил хороший аттестат зрелости и поступил в Кременчугскую военную авиационную школу первоначального обучения летчиков. О небе юноша мечтал с самого детства. По конспектам брата – бывшего авиационного техника – он с завидным упорством изучил не только авиационные двигатели и конструкции самолетов, но и основы теории полета. В сочетании со спортивными достижениями это был тот ключ, который сделал его мечту реальностью.

С 1955 по 1957 год Леонов учился в Чугуевском военном авиационном училище летчиков, по окончании которого проходил службу в строевых частях. В 1959 г. молодой пилот попал в экспериментальную группу «по освоению перспективной военной техники», однако перед окончательной медицинской комиссией в феврале следующего года передумал и решил возвратиться в свою часть. Новые друзья уговорили его остаться, и в марте, 1960 г. Леонов был зачислен в первый отряд советских космонавтов. Там он прошел полный курс подготовки к полетам на кораблях типа «Восток», а затем типа «Восход». Тогда же Алексей женился. Жена Светлана подарила ему двух дочерей – Викторию и Оксану.

Свой первый космический полет Леонов совершил 18–19 марта 1965 г. вместе с полковником П. И. Беляевым. В ходе этого полета, продолжительностью 1 сутки 2 часа 2 минуты 17 секунд, и был осуществлен первый в мире выход человека в открытый космос.

Для обеспечения этого эксперимента в НПО «Энергия» был создан специальный переходной шлюз, который имел цилиндрическую конструкцию и состоял из 36 надувных секций, разделенных на 3 изолированных друг от друга группы. Шлюз сохранял свою форму даже в случае выхода из строя двух из них. Космонавт, выходящий в открытый космос, соединялся с кораблем фалом, по которому обеспечивалась телефонная связь и подавался кислород. Вся процедура работы в космосе была проверена во время наземных тренировок и смоделирована в невесомости на борту летящего по параболической траектории самолета.

Сразу же после выхода корабля на заданную орбиту космонавты начали подготовку к эксперименту. Беляев помог Леонову облачиться в скафандр и укрепить аварийный баллон с кислородом. Затем Алексей прошел через шлюзовую камеру и оказался в открытом космосе. Через 10 минут он заметил, что скафандр в реальных условиях ведет себя совсем не так, как на земле, – он раздулся, и стало невозможно что-либо делать руками. Из-за увеличения размеров скафандра возникли проблемы и с возвращением на борт – космонавту с трудом удалось протиснуться в люк. Первый выход человека в космос продолжался в общей сложности 23 минуты 41 секунду.

Однако проблемы на этом не закончились. Перед возвращением на Землю выяснилось, что вышла из строя автоматическая система ориентации корабля на Солнце. Космонавтам пришлось сделать два лишних витка, вручную сориентировать корабль и включить тормозной двигатель. Поэтому посадка была произведена в совершенно другом районе – в глухой заснеженной тайге, в 180 км северо-западнее Перми. Первую помощь они получили лишь спустя сутки от местных лесорубов, а вертолеты за ними прилетели только на третий день.

За успешное осуществление полета и проявленные при этом мужество и героизм подполковнику А. А. Леонову 23 марта 1965 г. было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

После возвращения на Землю Алексей Леонов был назначен заместителем командира отряда космонавтов. В 1967 г. он готовился в составе группы к полетам на Луну. Если бы лунная программа СССР была реализована, Леонов должен был стать первым советским человеком, побывавшим на этой планете. На Байконуре был построен огромный завод «Прогресс», старты следовали один за другим – и все неудачно. Лишь когда не стало Королева, новый главный конструктор Валентин Глушко признал: эта система устарела. Потом на испытаниях появились луноходы. Леонов тогда говорил: «Это же техника, не люди! Ну хоть бы какой-нибудь хреновенький наш космонавтик на Луне побывал!» Однако его мечта так и не сбылась…

В 1968 г. Алексей Архипович окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского. В последующие годы он неоднократно проходил подготовку к полетам, но по различным причинам они не состоялись.

В начале 1973 г. Академия наук СССР и Национальное агентство космических исследований США объявили о начале развертывания программы «Экспериментальный полет “Аполлон”—“Союз”». Были названы космонавты, которым предстояло пройти долгий и сложный путь к совместному старту. Необходимым условием итоговой подготовки должны были стать глубокие знания техники, умение работать с системами и оборудованием обоих кораблей, знание языка страны-партнера и высокая профессиональная квалификация. СССР представляли летчики-космонавты А. А. Леонов и В. Н. Кубасов, Америку – астронавты Т. Стаффорд, В. Бранд и Д. Слейтон. В июле 1975 г. совместный полет был осуществлен. Командиром корабля «Союз-19» был Алексей Леонов.

Все человечество с восхищением следило за космонавтами. Впервые в истории была осуществлена стыковка космических кораблей двух разных стран, опробованы в действии новые средства обеспечения безопасности полетов человека в космическом пространстве, проведены астрофизические, медико-биологические, технологические и геофизические эксперименты. Полет продолжался более пяти суток, открыв новую эру в освоении космоса.

С 1972 по 1991 год Леонов был заместителем начальника Центра подготовки космонавтов им. Юрия Гагарина, командиром отряда космонавтов. В 1981 г. он защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук.

За годы научно-практической работы и во время космических полетов Алексей Леонов выполнил целый ряд исследований и экспериментов. Среди них: исследование световых и цветовых характеристик зрения после полета в космос, влияние факторов космического полета на остроту зрения пилота комплекса «Буран», использование гидросферы как аналога невесомости, создание скафандра для работы в гидросфере. Он неоднократно принимал участие в научных конференциях и международных конгрессах, сделал около 30 докладов, был автором книг «Пешеход космоса», «Солнечный ветер», «Восприятие пространства и времени в космосе», «Особенности психологической подготовки космонавтов» и др.

Алексей Леонов награжден двумя орденами Ленина, орденами Красной Звезды, «За службу Ро дине в ВС СССР» 3-й степени, «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени, медалями, многочисленными иностранными наградами. Он лауреат Государственной премии СССР и премии Ленинского комсомола в области литературы и искусства. Является почетным гражданином 30 городов мира, его именем назван кратер на обратной стороне Луны. Бронзовые бюсты установлены в Москве, на Аллее космонавтов, и на родине.

С марта 1992 г. генерал-майор авиации Алексей Леонов – в запасе. Еще в школьные годы он был неравнодушен к живописи. Увлечение стало его «второй специальностью» – он был принят в Союз художников СССР почти 40 лет назад. Леонов – автор около 200 картин и 5 художественных альбомов, среди которых космические пейзажи, фантастика, земные пейзажи, портреты друзей (акварель, масло, голландская гуашь). «Для меня живопись не просто отображение, – говорит знаменитый космонавт, – а сама жизнь, ее достойнейшее проявление, ее многообразие».

С 1992 по 2000 год Алексей Леонов был президентом специализированного инвестиционного фонда «Альфа-капитал». Сейчас он сопредседатель Международной ассоциации участников космических полетов, действительный член Международной академии астронавтики и президент Международного фонда поддержки космонавтики. Кроме того, Леонов занимает пост вице-президента Альфа-Банка. Недавно он посетил Омский авиационный завод «Полет», проявив интерес к подписанным в рамках МАКС-2003 соглашениям о запуске ракет «Космос 3М» для вывода на орбиту немецких спутников, а также о производстве новых самолетов. Леонов заявил, что его банк намерен участвовать в тендере на финансовое участие в проекте и предоставить кредит под исполнение этого контракта. Все его планы на будущее по-прежнему связаны с космосом.

 

Лобачевский Николай Иванович

(Род. в 1792 г. – ум. в 1856 г.)

Великий русский математик, создатель неевклидовой геометрии, мыслитель-материалист. Автор трудов по алгебре, математическому анализу, теории вероятностей, механике, физике и астрономии.

В 1828 г. ректор Казанского университета Н. И. Лобачевский произнес ставшую потом знаменитой речь «О важнейших предметах воспитания». В ней он, в частности, сказал: «Примеры научают лучше, нежели толкования и книги». Жизнь Николая Ивановича сама является замечательным примером служения отечеству и науке. Его открытие, не получившее признания современников, совершило переворот в представлении о природе пространства, в основе которого более 2 тыс. лет лежало учение Евклида, и оказало огромное влияние на развитие науки. Вместе с тем, Лобачевский вошел в историю математики не только как гениальный геометр, но и как автор фундаментальных работ в области алгебры, теории бесконечных рядов и приближенного решения уравнений.

Николай Лобачевский родился 1 декабря 1792 г. в Нижнем Новгороде в бедной семье мелкого чиновника. Когда Коле исполнилось 9 лет, он был определен вместе с двумя братьями в Казанскую гимназию на казенное содержание. Здесь состоялось первое знакомство мальчика с математикой, которую преподавал талантливый учитель Г. И. Карташевский. Выдающиеся способности юноши к изучению физико-математических наук позволили ему в 14-летнем возрасте стать студентом Казанского университета и попасть на курс к профессору М. Ф. Бартельсу, близко знакомому с самим Гауссом.

Учился Николай блестяще. В отзыве декана, представленном в 1812 г., говорилось, что этот выпускник «в будущем не сможет остаться не прославленным». Научная карьера молодого математика развивалась стремительно. В 1814 г. по рекомендации Бартельса он был утвержден адъюнктом, через 2 года – выбран экстраординарным профессором (соответствует должности доцента), а еще через 6 лет – стал ординарным профессором.

Список курсов, которые Лобачевский прочитал в начале своей педагогической деятельности, содержит более десятка наименований. Уже в 25—30-летнем возрасте он преподавал математику, читал физику и заведовал физическим кабинетом, вел астрономию и геодезию, приняв в свое ведение обсерваторию. Несколько лет он был деканом физико-математического отделения и одновременно заведовал научной библиотекой. Понимая, какую важную роль в образовании играет библиотека, Лобачевский ездил в Петербург, чтобы лично отбирать и закупать книги. Как председатель строительного комитета университета, он руководил строительством новых учебных корпусов.

И все это время Лобачевский не прекращал напряженной творческой деятельности. Он написал два учебника для гимназий: «Геометрию» (1823 г.) и «Алгебру» (1825 г.). Обе эти книги не были опубликованы, а «Геометрия» к тому же получила отрицательный отзыв академика Н. И. Фусса. Столичный ученый не оценил тех изменений, который Лобачевский внес в традиционное изложение предмета, и осудил введение метрической системы мер, поскольку она была изобретена в революционной Франции.

Учебным руководством по геометрии до Лобачевского служили главным образом «Начала» Евклида (IIІ век до н. э.). Математик из Казанского университета продемонстрировал стремление порвать со старыми классическими традициями и найти новые пути для построения основ геометрии. Основным камнем преткновения оказался так называемый V постулат Евклида о параллельных прямых, в необходимости которого принято было не сомневаться.

Многие крупные математики прошлого пытались доказать V постулат, пробовал это сделать и Лобачевский. Но к моменту написания своей «Геометрии» он уже осознал ошибочность доказательства и не включил его в свою рукопись. Совокупность теорем, которые доказываются без помощи постулата о параллельных линиях, в настоящее время принято называть «абсолютной геометрией». В первых пяти главах рукописи были изложены положения абсолютной геометрии, а затем автор перешел к теоремам, которые не удается доказать без помощи V постулата. Это принципиальное разделение и знаменовало начало новой эры в математике.

Открытие Лобачевского поставило перед наукой, по крайней мере, два принципиально важных вопроса, не поднимавшихся со времен Евклида: «Что такое геометрия вообще? И какая геометрия описывает геометрию реального мира?» Ответы на эти вопросы дало последующее развитие математики. В 1872 г. Феликс Клейн определил геометрию как науку об инвариантах той или иной группы преобразований, при которых сохраняются расстояния между любыми двумя точками. Геометрия Лобачевского изучает инварианты группы Лоренца, а высокоточные геодезические измерения показали, что на участках поверхности Земли, которые с достаточной точностью можно считать плоскими, выполняется геометрия Евклида. Вывод о том, что евклидова геометрия не является единственно возможной, сделанный Лобачевским, оказал влияние на мировоззрение человечества, сравнимое с влиянием таких великих открытий естественных наук, как гелиоцентрическая система Коперника или эволюционная теория Дарвина.

В 1827 г. Лобачевского избрали ректором Казанского университета. Впоследствии он переизбирался на эту должность шесть раз и оставался ректором в течение 20 лет. На этом посту ученому приходилось выполнять множество обязанностей – наряду с учебной и научной работой он занимался и финансами, и строительством. Во время эпидемии холеры в 1830 г. Лобачевский организовал изоляцию сотрудников и студентов университета, принял меры по дезинфекции территории. Во время грандиозного пожара Казани в 1842 г. стараниями ректора были спасены астрономические инструменты и книги из загоревшейся библиотеки, при этом ему удалось отстоять от огня почти все университетские здания.

В тот сложный для Николая Ивановича год произошло единственное прижизненное признание его научных заслуг – он был избран членом-корреспондентом Гёттингенского ученого общества (академии наук). Решение об избрании и диплом были подписаны самим Гауссом.

Личная жизнь ученого устроилась лишь после сорока лет. Николай Иванович женился на Варваре Алексеевне Моисеевой, скромной гувернантке, моложе его на 20 лет. В этом браке родилось 15 детей. Лобачевский боготворил жену, которая самоотверженно разделяла с ним все невзгоды. В 1846 г. исполнилось 30 лет службы Лобачевского, и по уставу занимаемая им кафедра должна была с этого времени считаться свободной. Петербург воспользовался этим обстоятельством и лишил ученого не только кафедры, но и ректорского поста. Внешне он получил повышение – был назначен помощником попечителя Казанского учебного округа, однако жалованья ему за эту работу не назначили.

Насильственное отстранение от деятельности, которой Николай Иванович посвятил свою жизнь, ухудшение материального положения, а затем и семейное несчастье (в 1852 г. у него умер старший сын) негативно отразилось на его здоровье. Лобачевский сильно сдал и стал слепнуть. Но и в таком состоянии он по-прежнему приходил на экзамены, на торжественные собрания, присутствовал на ученых советах и не прекращал занятий наукой. Последняя работа Лобачевского «Пангеометрия» (т. е. «Всеобщая геометрия») была записана учениками под диктовку за год до его смерти. Умер великий математик в Казани 24 февраля 1856 г.

Практически все сочинения Лобачевского по неевклидовой геометрии не были поняты при его жизни и подверглись резкой критике. Полное признание и широкое распространение «геометрия Лобачевского» получила через 12 лет после его смерти. В 1868 г. итальянский математик Э. Бельтрами в своем мемуаре «Опыт толкования неевклидовой геометрии» показал, что в евклидовом пространстве на псевдосферических поверхностях имеет место геометрия куска плоскости Лобачевского, если на них за прямые принять геодезические линии. Эта работа послужила толчком к общему признанию идей казанского ученого. Весь академический мир понял, что вопрос о доказательстве V постулата Евклида был решен Лобачевским полностью, т. е. было наконец принято, что этот постулат нельзя вывести из предложений абсолютной геометрии.

Лобачевский был не только геометром исключительной творческой силы, но и математиком с широким кругозором. Ему принадлежит ряд фундаментальных работ в области алгебры и математического анализа: «Алгебра, или вычисление конечных», «Об исчезновении тригонометрических строк», «О сходимости бесконечных рядов», «О значении некоторых определенных интегралов» и др. В области анализа ученый получил новые результаты в теории тригонометрических рядов. Им же установлен один из наиболее удобных методов приближенного решения уравнений, впоследствии названный его именем.

Большую работу по пропаганде идей Лобачевского и изданию его сочинений провели Казанский университет и Казанское физико-математическое общество. После смерти его стали называть Коперником в геометрии, сравнивать с Колумбом и говорить, что он, как и Ломоносов, на век опередил свое время. В 1893 г. в научных кругах широко отмечалось 100-летие со дня рождения Н. И. Лобачевского, была учреждена международная премия его имени, а через три года в сквере напротив здания университета ему был установлен памятник работы скульптора М. Л. Диллона. Именем знаменитого математика в Казани названы улица и научная библиотека, а также кратер на обратной стороне Луны.

 

Менделеев Дмитрий Иванович

(Род. в 1834 г. – ум. в 1907 г.)

Великий русский химик и педагог, разносторонний ученый, интересы которого простирались в области физики, экономики, сельского хозяйства, метрологии, географии, метеорологии, воздухоплавания. Автор периодического закона химических элементов – одного из основных законов естествознания.

В середине февраля 1869 г. Дмитрию Менделееву пришла в голову оригинальная мысль – сопоставить свойства химических элементов с близкими атомными массами. Недолго думая, на клочке бумаги он записал символы хлора и калия, атомные массы которых довольно близки, и набросал символы других элементов, отыскивая среди них подобные «парадоксальные» пары: фтор и натрий, бром и рубидий, йод и цезий. Вечером 17 февраля 1869 г. он набело переписал составленную им таблицу и под названием «Опыт системы элементов, основанной на их атомном весе и химическом сходстве» послал ее в типографию, сделав пометки для наборщиков и поставив дату.

…Так был открыт периодический закон, современная формулировка которого такова: «Свойства простых веществ, а также формы и свойства соединений элементов находятся в периодической зависимости от заряда ядер их атомов». Менделееву тогда было всего 35 лет.

А родился гениальный ученый 27 января 1834 г. в Тобольске и был последним, семнадцатым по счету ребенком в семье директора местной гимназии Ивана Павловича Менделеева. В год рождения Мити его отец ослеп и покинул службу, получив взамен мизерную пенсию. Основная тяжесть забот о семье из 10 человек легла на плечи матери, Марии Дмитриевны, происходившей из старинного рода местных купцов Корнильевых.

От своего брата, жившего в Москве, Мария Дмитриевна получила доверенность на управление принадлежавшим ему небольшим стекольным заводом, находившимся в 25 км от Тобольска, в селе Аремзянское. Здесь Митя провел дошкольные годы и поступил в гимназию. В доме Менделеевых тогда бывало много интересных людей. Учителем мальчика был сам П. П. Ершов, автор знаменитого «Конька-Горбунка», школьным товарищем – сын Анненковых Владимир, большим другом дома считался декабрист Н. В. Басаргин.

Ко времени окончания Митей гимназии скончался отец, сгорел в Аремзянском стекольный завод… Уже ничто не удерживало Марию Дмитриевну в Тобольске. На свой страх и риск она решила отправиться в Москву, чтобы сын мог продолжить образование.

Так в 1849 г. Менделеев оказался в Москве в доме брата матери В. Д. Корнильева. Хлопоты о поступлении в Московский университет не увенчались успехом, поскольку выпускники Тобольской гимназии имели право учиться только в Казани. На следующий год, после неудачной попытки поступить в столичную Медико-хирургическую академию, Дмитрий, благодаря ходатайству одного из друзей его отца, был зачислен на естественно-математический факультет Петербургского Главного педагогического института на казенное обеспечение. Его педагогами стали известнейшие ученые того времени А. А. Воскресенский (химия), М. В. Остроградский (высшая математика), Э. Х. Ленц (физика).

Учеба Дмитрию вначале давалась нелегко. На первом курсе он умудрился по всем предметам, кроме математики, получить неудовлетворительные оценки. Но потом ситуация изменилась – в 1855 г. он окончил институт с золотой медалью и получил предложение продолжить обучение. Однако по состоянию здоровья Менделееву пришлось переехать на юг. Он преподавал в Одесской гимназии при Ришельевском лицее, а через год все же вернулся в Петербург, сдал магистерские экзамены, защитил диссертацию «Удельные объемы» и получил право читать лекции по органической химии в университете. В январе 1857 г. Дмитрий Иванович был утвержден приват-доцентом Санкт-Петербургского университета.

Следующие несколько лет прошли в научных командировках за границей (Париж, Гейдельберг, Карлсруэ), здесь приват-доцент Менделеев встречался с иностранными коллегами, участвовал в первом Международном съезде химиков. В эти годы он занимался исследованиями в области капиллярных явлений и расширения жидкостей, и одним из результатов его работы стало открытие температуры абсолютного кипения. Вернувшись из-за границы в 1861 г., 27-летний ученый за три месяца написал учебник «Органическая химия», который, по оценке К. А. Тимирязева, был «превосходнейшим по ясности и простоте изложения, не имеющим себе подобного в европейской литературе».

Однако это были трудные времена для Менделеева, когда, как он писал в дневнике, «пальто и сапоги шиты в долг, всегда хочется есть». Видимо, под давлением обстоятельств, он возобновил знакомство с Феозвой Никитичной Лещевой, с которой был дружен еще в Тобольске, и в апреле 1862 г. женился. Падчерица знаменитого П. П. Ершова, Физа (как ее звали в семье), была старше мужа на шесть лет и по характеру, склонностям, интересам она не составляла своему супругу гармоничную половину. Но следует сказать, что после 14 лет брака у супруги не осталось сил выдерживать холерический темперамент Дмитрия Ивановича, его вспыльчивость и раздражительность по пустякам, любовные похождения. Феозва Никитична предоставила ему полную свободу при условии, что официальный брак не будет расторгнут. Но именно в это время Менделеев был страстно влюблен в юную Анну Ивановну Попову. Разница в возрасте в 26 лет не стала для них препятствием, тем более что ректор университета А. Н. Бекетов все же выхлопотал у законной жены согласие на развод. К моменту свадьбы (1882 г.) у супругов уже подрастала дочь Люба, которая впоследствии стала женой А. Блока. Позже родилось еще трое детей: Иван, Василий и Мария. Дмитрий Иванович был любящим и заботливым отцом, ведь он как никто другой знал, что такое потерять ребенка – он пережил троих детей от первого брака.

В 1865 г. Менделеев защитил докторскую диссертацию «О соединении спирта с водой», после чего был утвержден профессором Санкт-Петербургского университета по кафедре технической химии. Спустя три года он приступил к написанию курса лекций и сразу столкнулся с трудностями систематизации фактического материала. Обдумывая структуру учебника, Менделеев постепенно пришел к выводу, что свойства простых веществ и атомные массы элементов связывает некая закономерность. К счастью, молодой ученый не знал о многих попытках его предшественников расположить химические элементы по возрастанию их атомных масс и о возникающих при этом казусах.

Решающий этап его раздумий наступил в середине февраля 1869 г., когда на свет появился первый вариант периодической системы. Об этом событии ученый впоследствии высказался так: «Я над ней [системой], может, двадцать лет думал, а вы думаете: сидел и вдруг… готово». Самым же важным в открытии «Таблицы Менделеева» было предсказание существования еще не известных науке химических элементов.

Периодический закон стал тем фундаментом, на котором Дмитрий Иванович создал свой самый знаменитый учебник «Основы химии». Книга выдержала восемь изданий при жизни автора, а последний раз была переиздана в 1947 г. По богатству и смелости научной мысли, оригинальности освещения материала, влиянию на развитие и преподавание неорганической химии этот труд не имел равного в мировой химической литературе.

Следует сказать, что не все зарубежные коллеги сразу оценили значение открытия Менделеева. Уж очень многое оно меняло в устоявшихся стереотипах научного мира. Однако вскоре пришло время триумфа. В 1875 г. французский химик Л. де Буабодран открыл предсказанный русским ученым «экаалюминий», назвал его галлием и заявил: «Я думаю, нет необходимости настаивать на огромном значении подтверждения теоретических выводов господина Менделеева». В то же время предугадать существование группы благородных газов Дмитрий Иванович не смог, и им поначалу не нашлось места в периодической системе. В результате открытие аргона английскими учеными У. Рамзаем и Дж. Релеем в 1894 г. сразу же вызвало бурные дискуссии и сомнения в Периодическом законе и Периодической системе элементов. После нескольких лет раздумий Менделеев согласился с присутствием в предложенной им системе «нулевой» группы химических элементов, которую заняли другие благородные газы, открытые вслед за аргоном. В 1905 г. ученый написал: «По-видимому, периодическому закону будущее не грозит разрушением, а только надстройки и развитие обещает, хотя как русского меня хотели затереть, особенно немцы».

Наряду с исследованиями в области химии Менделеев продолжал свои изыскания в метеорологии, воздухоплавании, сопротивлении жидкостей. Он работал в Италии и Англии, осуществил полет на воздушном шаре «Русский», наблюдал солнечное затмение. Будучи консультантом Научно-технической лаборатории Морского министерства, Дмитрий Иванович планировал принять участие в экспедиции на Север, создал проект ледокола, изобрел новый вид бездымного пороха (пироколлодий) и организовал его производство. Кроме того, он возглавлял большую экспедицию по изучению промышленности Урала, участвовал в работе Всемирной выставки в Париже, разрабатывал программу экономического преобразования России. В своих последних крупных работах «Заветные мысли» и «К познанию России» ученый суммировал идеи, связанные с общественной, научной и экономической деятельностью.

«…Сам удивляюсь, чего я только не делывал на своей научной жизни. И сделано, думаю, недурно», – писал Дмитрий Иванович Менделеев за несколько лет до смерти. Он умер 20 января 1907 г. в Петербурге и был похоронен на Волковом кладбище, недалеко от могил своей матери и старшего сына. Еще при жизни всемирно известный ученый получил свыше 130 дипломов и почетных званий от русских и зарубежных академий и научных обществ. В России были учреждены Менделеевские премии за выдающиеся достижения в области химии и физики. Сейчас имя знаменитого ученого-энциклопедиста носят Российское химическое общество, ВНИИ метрологии, Санкт-Петербургский химико-технологический институт, подводный хребет в Северном Ледовитом океане, действующий вулкан на Курилах, кратер на Луне, научно-исследовательское судно для океанографических исследований, 101-й химический элемент и минерал – менделеевий.

 

Миклухо-Маклай Николай Николаевич

(Род. в 1846 г. – ум. в 1888 г.)

Русский этнограф, антрополог и путешественник, выдающийся ученый, изучавший коренное население Юго-Восточной Азии, Австралии и Океании. Его имя носит знаменитый Берег Маклая – участок северо-восточного побережья Новой Гвинеи.

Среди славного племени путешественников Николай Николаевич Миклухо-Маклай представляет собой уникальное явление. Его имя известно каждому с раннего детства. Его книги дарят многим радость общения с природой и людьми далекой земли, затерянной в Тихом океане, учат быть добрыми и открытыми, заставляют по-новому взглянуть на окружающий мир.

Сейчас мало кто знает истинную протяженность его маршрутов. Ведь кроме знаменитых пятнадцати месяцев жизни на Берегу Маклая было еще множество других путешествий, полных опасных приключений. Были собраны драгоценные материалы, которых хватило бы на добрый десяток путешественников.

Будущий путешественник родился 17 июля 1846 г. в деревне Рождественской близ г. Боровичи Новгородской губернии. В роду числились выходцы из Германии, Польши, Шотландии. Отец будущего путешественника, Николай Миклуха, был дворянином, но прежде всего гордился своим дедом Степаном – хорунжим одного из казацких малороссийских полков, отличившегося при взятии Очакова в 1772 г. Был он инженером-железнодорожником в чине капитана и первым начальником Николаевского вокзала в Петербурге. К несчастью, смерть отца очень сказалась на материальном положении семьи. Николаю в это время было 11 лет. Вдова с пятью детьми испытывала серьезные материальные трудности, но сумела дать детям хорошее образование.

Она отдала Колю в немецкую «Школу Св. Анны» в Петербурге, но потом перевела во Вторую петербургскую гимназию. Однако в шестом классе мальчик был исключен за неуспеваемость и нарушения дисциплины. Это, впрочем, не помешало будущему ученому-путешественнику в 1863 г. поступить вольнослушателем в Петербургский университет на физико-математический факультет. Оттуда Николая тоже вскоре исключили, несмотря на не совсем вразумительную формулировку – «…неоднократно нарушал во время нахождения в здании университета правила, установленные для этих лиц» (то есть вольнослушателей). Юношу выгнали с «волчьим билетом», то есть без права учиться в других университетах России. Чтобы продолжить образование, надо было ехать за границу.

В 1864 г. Миклухо-Маклай поступил на философский факультет одного из лучших европейских университетов в Гейдельберге. Однако вскоре студент разочаровался в философии и занялся медициной. Через некоторое время он перебрался в Йену.

В те годы среди ученых-естествоиспытателей шли жаркие споры по поводу различных теорий о происхождении человека. Одни утверждали, что все народы мира произошли от единого предка, другие отстаивали противоположную точку зрения. Среди них было много таких, которые считали, что «цветные» народы стоят ближе к животным, чем европейцы. Несомненно, Миклухо-Маклай не мог не интересоваться этими проблемами, однако в его жизни произошло важное событие, на время отодвинувшее в сторону эти интересы.

В йенском университете преподавал знаменитый естествоиспытатель, убежденный сторонник идей Дарвина, Эрнст Геккель. Новый студент вскоре обратил на себя внимание профессора, и тот в 1866 г. предложил ему участвовать в путешествии на Мадейру и Канарские острова в качестве своего ассистента. После этого, войдя во вкус полевой работы, Миклухо-Маклай направился в Марокко и пешком обошел эту небезопасную для европейца страну, потом побывал на Сицилии, в Испании и Франции. В этот период он под влиянием Геккеля занимался изучением морской фауны. Это же занятие он в 1869 г. продолжил на Красном море. Чтобы избежать стычек с мусульманами, молодой ученый последовал примеру многих европейских путешественников, то есть выучил арабский язык и преобразился в араба: обрил голову, окрасил лицо и надел арабскую одежду. В таком виде с микроскопом в руках он бродил по берегам и коралловым рифам в поисках интересующих его морских обитателей. Однако невыносимая жара, голод и болезни расшатали его здоровье, пришлось возвращаться на родину.

В России Миклухо-Маклай по рекомендации Геккеля начал работать под руководством одного из патриархов русской науки, академика Карла Бэра. Кроме морской фауны знаменитого ученого очень интересовали проблемы происхождения человека. Он-то и утвердил своего молодого помощника в необходимости исследования первобытных народов с этнографическими и антропологическими целями. Миклухо-Маклай мечтал из тропиков постепенно, в течение восьми-девяти лет, продвинуться на север, к Охотскому и Берингову морям. С этой идеей он, заручившись поддержкой видных ученых-путешественников, начал осаждать Русское географическое общество, прежде всего его главу, знаменитого мореплавателя Федора Литке. Однако к тому времени в русском правительстве, да и в самом Географическом обществе интерес к научным исследованиям в Тихом океане в значительной степени был утерян. Несмотря на это, Николаю Николаевичу все же удалось выхлопотать разрешение на то, чтобы его взяли на российское военное судно, направлявшееся в нужный ему район. В заливе Астролябия на Новой Гвинее, где не ступала нога белого человека, он в сопровождении двух слуг должен был высадиться на берег и остаться там среди папуасов, слывших и действительно являвшихся людоедами. На нужды экспедиции Географическое общество выделило ничтожную сумму в 1350 рублей.

27 октября 1870 г. военный корвет «Витязь» вышел из Кронштадта. Его маршрут проходил через Магелланов пролив, поэтому Миклухо-Маклай смог провести некоторые исследования на островах Пасхи, Таити и Самоа. У главной цели своего путешествия ученый оказался 19 сентября 1871 г. И капитан корвета Назимов, и видавшие виды матросы «Витязя» считали, что высаживаться следует только в сопровождении вооруженного отряда. Но Миклухо-Маклай отказался. Вместе с двумя слугами, Ульсоном и Боем, он отправился к берегу.

Папуасы встретили незваных гостей враждебно. В них стреляли, правда, желая напугать, а не убить. Перед их лицами размахивали копьями. Но поразительная выдержка и презрение к смерти Маклая, а также его всегда ровное и дружелюбное поведение помогли преодолеть недоверие. Об этом красноречиво свидетельствует знаменитый эпизод: Миклухо-Маклай заставил себя заснуть в присутствии угрожавших ему оружием туземцев. Вскоре папуасы были в восторге от своего гостя. Они стали его друзьями, часто приходили в гости, приносили подарки. Посмотреть на Тамо-руса (Русского человека) приезжали даже с других островов. Туземцы разрешали ученому измерять себя, состригать волосы с головы (правда, в обмен на пряди волос самого Маклая). Он свободно передвигался по острову, сделал прекрасные зарисовки, осуществил съемку участка побережья от мыса Круазиль до мыса Короля Вильгельма. С помощью хозяев острова Тамо-рус собрал уникальные коллекции, в т. ч. человеческих черепов, крайне необходимых для антропологических исследований.

Путешественник не только изучал папуасов – он делил с ними радость и горе, лечил, рассказывал о далеких странах. Ученый сумел во время своего пребывания прекратить междоусобные войны на острове. Туземцы платили ему привязанностью, а однажды даже устроили для него смотр невест, боясь, что соседи с Били-Били и Бонгу переманят к себе почетного гостя. От участи быть мужем сразу трех папуасок еле-еле удалось избавиться. Маклай заявил, что женщины много шумят, а он любит тишину. Это было понятно, и туземцы отстали.

Тем не менее папуасы были совсем не безобидны. В их миролюбии сыграли роль не только личные качества путешественника и его доброе отношение к туземцам. Поначалу новогвинейцы, видимо, считали ученого каарам-тамо (Человеком с Луны), бессмертным, поэтому не трогали, а только пугали. Надо отдать должное ученому – он не обольщался на счет хозяев острова. Когда от воспаления брюшины умирал Бой, от Маклая не укрылось, что туземцев очень интересует, умрет или нет его слуга. Если умрет, то пришельцы окажутся совсем не богами, а обыкновенными людьми. Трудно сказать, что бы случилось, если бы Бой скончался на глазах у папуасов. Возможно, те захотели бы убедиться в бессмертии путешественника опытным путем. Но это произошло ночью, Маклай предпочел не рисковать и опустил тело слуги в океан, чтобы не спровоцировать туземцев на агрессивные действия. Он прекрасно знал о людоедстве своих опасных друзей и имел прямые доказательства тому. Однажды в подарок ему вместе с плодами хлебного дерева принесли куски человеческого мяса. Гости с соседнего острова Витязь знаками дали понять понравившемуся им Тамо-русу, что никогда не съедят его – найдется достаточно других.

Однако со временем всякие опасения отошли на задний план, но Маклаю становилось все тяжелее заниматься работой. Ульсон был плохим помощником, он часто болел и был ленив. Ученого тоже трепала жестокая лихорадка, обострились хронические заболевания – катар желудка и кишок, появились язвы на ногах. Кроме того, продукты с «Витязя» подошли к концу, а на острове было очень мало белковой пищи. Непривычный к этому Маклай начал слабеть, но продолжал исследовать даже реакции своего организма на местные условия.

А в это время в немецких газетах появилось сообщение о том, что Миклухо-Маклай погиб. Русское правительство отправило для выяснения его судьбы клипер «Изумруд». 19 декабря 1872 г. он вошел в бухту Астролябия. Узнав о том, что их соотечественник жив, матросы громко закричали «ура!», страшно перепугав этим туземцев. Столкновения, однако, не произошло.

Вначале Маклай, несмотря на ужасное физическое состояние, наотрез отказывался уезжать, не закончив работу. Он был уверен, что Географическое общество не выделит денег для новой экспедиции, и просил лишь оставить ему продовольствие. Однако капитан «Изумруда» уговорил ученого отдохнуть в нидерландских колониальных владениях в Восточной Индии. Ему было точно известно, что скоро в эти места прибудет научная экспедиция, которая сможет взять с собой Маклая. Трогательно простившись с папуасами и пообещав, что вернется, Тамо-рус под грохот длинных новогвинейских барабанов благополучно отбыл на борт «Витязя».

Следующее свидание с папуасами, однако, произошло не так скоро, как предполагал Миклухо-Маклай. По дороге он пришел к выводу о необходимости сравнительного изучения папуасов, меланезийцев и филиппинских негритосов. С этой целью ученый побывал на Филиппинах, остановился в Сингапуре, на о. Ява, где жил в резиденции генерал-губернатора в г. Бейтензорге. В городе, название которого в переводе означает «беззаботный», Маклай отдохнул, подлечился, разобрал материалы первой экспедиции.

В 1873 г. он вновь отправился в длительное путешествие, сначала на о. Амбоин в Южном Молуккском архипелаге, а потом на берег Папуа-Ковиай Новой Гвинеи. Здесь у мыса Айва путешественник построил хижину и поселился в ней. На этот раз его сопровождение насчитывало 16 человек.

Однажды Маклай ушел далеко в глубь острова, чтобы исследовать район возле озера Камака-Валлар. Здесь он открыл неизвестное ранее племя папуасов ваау-сирау. А в это время на берегу разыгралась страшная трагедия. На местных папуасов напали туземцы из бухты Кируру. Папуасы из Кируру победили, а заодно разграбили хижину Маклая, с особой жестокостью убили его людей, в т. ч. нескольких женщин и ребенка. Одну из несчастных разрубили тут же на столе на куски, вероятно, чтобы потом не тратить время на разделывание мяса. Кроме того, источники вблизи хижины оказались отравленными.

Как выяснилось позже, папуасы искали Маклая, чтобы убить. Их подстрекал к этому давний недоброжелатель Тама-руса, глава одной из близлежащих деревень по имени Суси. Через несколько дней большой отряд повторил нападение, но ученый и оставшиеся в живых члены его группы успели перебраться на о. Айдум.

Вскоре на острове появился Суси с отрядом. Маклай, по-видимому, отличавшийся отчаянной храбростью, узнав об этом, спокойно допил кофе, взял пистолет и в сопровождении всего двух человек отправился к пироге, на которой прибыли разбойники. Суси не было видно. Тростниковая крыша не позволяла заглянуть в глубь лодки. Тогда Маклай сдернул крышу, схватил огромного папуаса за горло и приставил пистолет к его виску. Спутники Суси не посмели вмешаться даже тогда, когда их командира связали. Позже его передали голландским властям. Больше Маклая и его спутников не тревожили.

Закончив работу, путешественник вернулся на Амбоин, где тяжело заболел лихорадкой. В Европе о нем долгое время ничего не знали. Английское правительство приказало капитану одного из своих военных кораблей срочно заняться поисками. Тот выполнил задание, но нашел Маклая в таком состоянии, что был уверен в его близкой смерти. Однако сила духа Тамо-руса опять победила смерть. Он вновь продолжил исследования на Малаккском полуострове, где в верховьях р. Пахан нашел остатки вымирающего племени оран-секай (семанг), но приступы лихорадки вынудили его отправиться в Сингапур.

Едва оправившись от болезни, Миклухо-Маклай в 1876 г. посетил о. Яп (Каролинские острова), острова Адмиралтейства, а потом выполнил обещание и вернулся в бухту Астролябии.

Здесь Тамо-руса встретили с восторгом. Несколько дней длился праздник общения со старыми знакомыми. Старая хижина была разрушена землетрясениями и муравьями, но матросы с корабля и туземцы выстроили новую. Маклай сам посадил вокруг нее пальмы и разбил новый огород. Научная работа была продолжена. За 17 месяцев ученый исследовал 150 папуасов, собрал уникальные сведения о папуасских танцах, бытовых пантомимах, праздниках.

Было ясно, что туземцы крепко полюбили своего необычного друга. Но вопрос о бессмертии Человека с Луны по-прежнему мучил их. Однажды один из туземцев, которому Маклай когда-то спас жизнь, прямо спросил, может ли он умереть. Ученый не хотел лгать другу и нашел соломоново решение. Он взял копье и передал его туземцу, чтобы тот сам смог выяснить интересующий его вопрос. Расчет был верен: тот не поднял руку на Тамо-руса.

Дни и месяцы летели быстро. К лихорадке Маклая прибавилась еще и невралгия. Поэтому, когда к берегу случайно подошла британская шхуна, он решил покинуть Новую Гвинею. Пообещав вернуться, он предупредил друзей, что сюда могут приплыть злые белые люди, которые будут убивать и забирать людей в рабство.

В этом – весь Миклухо-Маклай, человек с обостренным чувством справедливости, ответственности, гуманизма. Недаром, несмотря на титаническую научную работу при плохом состоянии здоровья, разрушенного голодной жизнью в молодости и путешествиями, он активно занимался еще и политикой, отстаивая в публикациях равенство белых и чернокожих на строго научной основе. В 1881 г. он даже выдвинул план создания на Новой Гвинее независимого государства, опережая свое время на доброе столетие.

В 1881 и 1883 гг. Маклай побывал на островах Новая Каледония, Новые Гебриды, Санта-Крус, Адмиралтейства и вновь собрал значительное количество материалов по антропологии, этнографии, зоологии и географии. В 1883 г. он в третий – и последний – раз посетил Берег Маклая, но прожил там всего 2 дня. Здесь его ожидали печальные перемены. На берегу побывали торговцы «черным товаром». Многие друзья были убиты или умерли. Оставив папуасам быка, корову, козла и козу, семена кукурузы и других растений, Маклай вновь отправился в Сидней. Врачи давно предупреждали, что тропики пагубно действуют на его здоровье, а климат Австралии, наоборот, – благоприятен.

Сидней был хорошо знаком путешественнику. Здесь при его непосредственном участии была создана зоологическая станция. В этом активную поддержку путешественнику оказал премьер-министр австралийского штата Новый Южный Уэльс, сэр Джон Робертсон. Его дочь, двадцатидвухлетняя Маргарет, вскоре стала самым дорогим человеком для Маклая. Молодая женщина отвечала ему взаимностью. Несмотря на серьезные препятствия, возникшие из-за различия вероисповеданий, влюбленные все же соединились. Маклай добился разрешения царя на освящение брака по протестантскому обряду. А православный обряд был совершен тремя годами позже в Вене, по пути в Россию.

Супруги прожили вместе всего четыре года. В 1887 г. с двумя маленькими сыновьями они приехали в Петербург. Завершить обработку материалов экспедиций ученый не успел. Лишь часть его колоссальной работы была опубликована в немецких и русских журналах. Окончились неудачей и его попытки оградить туземцев от насилия со стороны европейских стран. В 1888 г. Германия объявила Новую Гвинею своим владением. Миклухо-Маклай успел выразить протест, но 14 апреля этого же года скончался в Петербурге. Ему было всего 42 года.

Маргарет с детьми вернулась в Сидней. Все из наследия мужа, что представляло малейшую научную ценность, она передала музеям Петербурга и Сиднея. Все оставшиеся 48 лет жизни она чтила память о Николае Николаевиче и воспитывала детей и внуков с чувством благоговейной памяти об отце и деде. Их потомки до сих пор живут в Австралии и бережно хранят память о своем удивительном предке.

Результатом титанической исследовательской работы Миклухо-Маклая стали веские доказательства того, что «дикие» народы Новой Гвинеи, Малайи, Австралии, Океании, а значит, и других неевропейских территорий, – абсолютно равны так называемым «цивилизованным» народам планеты. Он изучил биологические и физиологические свойства мозга темнокожих, строение их черепа и на этой основе смело, вопреки утверждению многих поклонников расового превосходства белых (да и то не всех белых), заявил: никаких расовых различий в функционировании мозга у народов Земли не существует.

 

Набоков Владимир Владимирович

(Род. в 1899 г. – ум. в 1977 г.)

Русский и американский писатель. Романы «Машенька», «Король, дама, валет», «Возвращение Чорба», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар», «Другие берега», «Пнин», «Лолита», «Ада»; монография «Николай Гоголь»; повести, рассказы.

В мире было немало писателей, которые чувствовали себя легко в различной языковой среде. Можно назвать имена Камю, Беккета, Бродского. Но особое место в этом списке, видимо, все же занимает Владимир Набоков. Он не только одинаково талантливо писал на русском и английском, но и собственноручно переводил свои произведения с одного языка на другой. Такая способность была обусловлена воспитанием Набокова, выросшего в многоязыковой среде и получившего по тем временам прекрасное образование в престижном Тенишевском училище и Кембриджском университете.

Владимир Владимирович Набоков родился 23 апреля 1899 г. в Петербурге в одной из самых богатых аристократических семей России. (Достаточно сказать, что в семнадцать лет он унаследовал одну из лучших русских усадеб, принадлежавших семейству, построенную в XVIIІ веке для князя Безбородко, министра внешних сношений при Екатерине II.) Его отец, Владимир Дмитриевич Набоков, крупный общественный и политический деятель, происходил из древнего дворянского рода. Набоковы состояли в разнообразном родстве с Аксаковыми, Шишковыми, Пущиными, Данзасами.

Володя Набоков был, пожалуй, одним из самых благополучных и счастливых детей в России. Позже, уже будучи известным писателем, он с легкой грустью и ностальгией подробно описал в романе «Дар» свой земной детский рай.

Уже в юности будущий писатель проявил редкую для молодого человека отстраненность от политических событий. На протяжении всего бурного 1917 г. он продолжал писать любовные стихи, как будто вокруг ничего не происходило. В ночь штурма Зимнего дворца он, сочинив очередное стихотворение, сделал такую запись: «Пока я писал, с улицы слышалась сильная ружейная пальба и подлый треск пулемета».

Эмиграция из большевистской России была для семьи Набоковых не только идеологическим протестом, но и средством спасения от физической расправы. Из Крыма Набоковы эмигрировали в Берлин, где Владимиру Владимировичу пришлось пережить страшную трагедию. В марте 1922 г. погиб его отец. В зале берлинской филармонии он заслонил собой от пули экстремиста своего оппонента, известного историка Милюкова.

В эмиграции молодой Набоков оказался перед выбором – жить как все, просто выживая, либо, наперекор всему, хранить и пестовать прекрасную легенду своего происхождения. Он выбрал второе и на всю жизнь так и остался одиночкой.

Пытаясь разобраться в загадке его личности, биографы отмечали три наиболее характерные его особенности. Во-первых, необыкновенная самоуверенность; во-вторых, почти беспощадная напряженность его чувств к другим людям. (Набоков мало кому позволял считать себя другом, только отца, мать и жену с ребенком он любил с необыкновен ной, неистовой преданностью). В-третьих, его индивидуализм. Он всегда отказывался приглаживать свои вкусы и взгляды в угоду времени, ненавидел всяческие объединения, обобщения, условности. Главными и в жизни, и в творчестве для него были индивидуализм и полная независимость.

В апреле 1925 г. Набоков женился на Вере Слоним. В 1931 г. у них родился сын Дмитрий. С женой он не разлучался никогда. Этот союз прошел под знаком верности и любви. Вера Евсеевна всячески оберегала писателя от нежелательных, на ее взгляд, контактов и встреч.

В эмиграции началась для Набокова серьезная литературная работа. В 1920-х годах под псевдонимом Сирин он начал печатать стихи, переводы, а затем и прозаические произведения. Один за другим выходят его романы «Машенька», «Король, дама, валет», «Возвращение Чорба». По своей языковой структуре проза Набокова корнями уходила в классическую прозу Гоголя, Толстого, Достоевского. Но по стилю, по мировосприятию она опиралась на опыт русских символистов, в частности Андрея Белого, чей роман «Петербург» Набоков считал одним из четырех главных произведений ХХ века наряду с «Уллисом» Джойса, «В поисках утраченного времени» Пруста и «Процессом» Кафки.

Одно из самых совершенных произведений Набокова – роман «Приглашение на казнь» – увидел свет в 1936 г. Все внимание в нем сосредоточено на внутреннем мире человека по имени Цинциннат Ц., сидящего в тюрьме в ожидании казни. Читатель не знает и не узнает до конца романа, в чем состоит преступление Цинцинната. Есть лишь намек на то, что он повинен в «некоторой своей особости и желании эту особость скрыть от других». У Цинцинната тоже есть свое прошлое, в котором он испытал счастье. В том прошлом были сны, в которых мир представлялся ему облагороженным и одухотворенным. Теперь же ничего не осталось: любимая жена его предала, мать и родные не поняли, а самого Цинцинната окружил мир пошлости и моральных пыток. Герой оказывается в замкнутом пространстве одиночества, где нет ни одного человека, «говорящего на его языке». Даже сокамерник, пытающийся навязать Цинциннату свою дружбу, ведущий с ним душеспасительные беседы, в конце концов оказывается палачом, который и казнит приговоренного.

В 1937 г. выходит роман «Дар». В нем Набоков переплел две сюжетные линии, образовавшие как бы роман в романе. Главный герой писатель Федор Годунов-Чердынцев пишет исследование о революционном демократе Н. Г. Чернышевском. Это эссе – одно из самых противоречивых в критической литературе. Годунов-Чердынцев, а по сути, сам Набоков, изображает Чернышевского в таких тонах и в таких ситуациях, что исследование воспринимается как самая настоящая пародия на революционного демократа и писателя. И все же сквозь глумливый тон проступает признание: такие люди, как Чернышевский, действительно герои в борьбе с деспотией государства. Утрачивая прекрасный рай, человеческая душа должна возродить его в чувстве собственного достоинства.

Несмотря на необычайную творческую активность в 1930-е годы, Набоков испытывает материальные затруднения. Литературный труд не приносил особых доходов. Приходилось заниматься чтением лекций, выступлениями, которые тоже приносили гроши. Несколько лет писатель с семьей жил в Германии, однако находиться в стране, которая была охвачена безумными идеями Гитлера, было невыносимо не только по материальным обстоятельствам, но и по личным причинам. Жена писателя Вера Евсеевна Слоним-Набокова была еврейкой.

Переехав во Францию, Набоковы оказались в еще более бедственном положении. И с помощью благотворительных организаций, а также поклонников таланта Набокова, таких, как Рахманинов, графиня А. Л. Толстая, в 1940 г., за три недели до вступления гитлеровских танков во Францию, Набоков с женой и маленьким сыном перебирается в США. В 1945 г. Набоков принял американское гражданство.

Жизнь в Америке в материальном отношении у Набокова начиналась более чем скромно. Почти десять лет он перебивался случайными заработками, сотрудничал в американских журналах, преподавал русский язык и литературу в ряде учебных заведений, в том числе и в Корнеллском университете. Все это время он с упорством работал над новыми книгами, пытался опубликовать их на русском языке, но тщетно. Американская литературная интеллигенция, в большинстве своем, относилась к русским эмигрантам с подозрением. «Все-таки здесь (в Америке) нужно научиться жить, – говорил Набоков в одном из интервью, – я как-то зашел в автоматический ресторан, чтобы выпить стакан холодного шоколада. Всунул монету, повернул ручку и вижу, что шоколад льется прямо на пол. По своей рассеянности я забыл подставить под кран стакан. Так вот, здесь нужно научиться подставлять стакан».

Жизненные обстоятельства складывались так, что Набокову пришлось оставить русский язык и перейти на английский. Об этом он сам объявил в письме в издательство Harper & Bros в 1950 г.: «Новый вариант рекламы на суперобложке [автобиографии] кажется вполне удовлетворительным. Думаю только, необходимо подчеркнуть тот факт, что я американский гражданин и американский писатель». Этот переход был болезненным, но без него, по всей вероятности, Набоков не стал бы всемирно известным. В Америке на английском языке были написаны монография о Н. В. Гоголе, романы «Другие берега», «Пнин», начата работа над переводом на английский язык «Евгения Онегина», снабженным обширными авторскими комментариями.

Несмотря на немалое количество написанного, Набоков не был особенно популярным ни на Западе, ни тем более в России, где его в те времена вообще мало кто знал. Знаменитым его сделал роман «Лолита», история любви зрелого мужчины к девочке, любви не платонической, а самой что ни на есть плотской. Роман вызвал шумный литературный скандал и был назван критикой и цензурой «порнографическим». Конечно, при нынешней сексуальной открытости назвать порнографией описание отношений героя романа Гумберта и Лолиты было бы натяжкой. Даже во времена Набокова были и маркиз де Сад, и «Любовник леди Чаттерлей» Дэйвида Лоренса. Но возмущение вызвали не сами эротические сцены, а то, что бурная и губительная страсть проявлялась у взрослого мужчины к двенадцатилетней девочке, почти ребенку. Из великовозрастного любовника нимфетки он превращается в самого обыкновенного преступника.

Четыре крупнейших американских издательства единодушно отвергли «Лолиту», и только небольшое парижское издательство «Олимпия-пресс» решилось принять рукопись. Публикация в 1955 г. прошла незамеченной, и вначале книга не распродавалась. Все изменилось после того, как известный английский писатель, истинный католик Грэм Грин назвал «Лолиту» одной из трех лучших книг 1955 г. В результате «Лолита», изданная наконец в Америке, возглавила список общенациональных бестселлеров. Позже с присущим ему сарказмом Набоков отозвался на окололитературную шумиху, поднятую вокруг романа, едкими строчками:

Роман «Лолита» принес Набокову не только всемирную известность, но и деньги. После коммерческого успеха этого произведения издатели вдруг проявили интерес ко всему, что он когда-либо написал на русском языке.

С 1960 г. и до конца своей жизни Набоков жил в Швейцарии, в живописном курортном городке Монтре на берегу Женевского озера. Семья Набоковых снимала апартаменты, занимающие весь верхний этаж в роскошном Палас Отеле. Жил Владимир Владимирович уединенно, избегал соприкосновения с каким-либо бытом (их обслуживала целая свита лакеев). В Монтре Набоков много работал, наслаждался жизнью и творческой свободой. В 1964 г. был закончен англоязычный перевод «Евгения Онегина», а в 1969 г. вышел роман «Ада», вызвавший огромный интерес читателей и критиков.

В свою частную жизнь Набоков не пускал никого. Он не признавал импровизаций и перед интервью всегда требовал заранее показать вопросы, которые будут заданы, писал на них ответы и произносил уже написанный текст. «Я почти исключительно писатель, и мой стиль – все, что у меня есть», – говорил он.

Кроме литературы была у Набокова еще одна страсть – ловля и изучение бабочек. Бабочки и их цветущие «хозяева» – растения – были первой любовью писателя, интерес к ним возник уже в раннем детстве. В автобиографической книге «Другие берега» есть такие строки: «Если в качестве сочинителя единственную награду нахожу я в личных молниях и посильном их запечатлении… то – признаюсь – вскипаю непонятным волнением, когда перебираю в уме свои энтомологические открытия – изнурительные труды, изменения, внесенные мной в систематику… редкостных бабочек, которых я сам и поймал и описал, и свою отныне бессмертную фамилию за придуманным мною латинским названием или ее же, но с малой буквы, и с окончанием на латинское «і» в обозначении бабочек, названных в мою честь». Долгие годы писатель сотрудничал с Гарвадским музеем сравнительной зоологии, опубликовал более двадцати научных статей, высоко оцененных учеными-энтомологами.

Умер Владимир Владимирович Набоков 12 июля 1977 г. и похоронен на престижном кладбище близ Монтре. На надгробном, редкой породы, голубом камне надпись по-французски: «Vladimir Nabokov, ecrivain» и годы жизни. Нет ни креста, ни портрета, зато вокруг могилы обилие цветов и зелени.

Русский читатель получил доступ к сочинениям писателя лишь спустя годы после его смерти. Набоков наконец «возвратился» на родину, обретя славу одного из лучших стилистов ХХ века. И при всей европейской и заокеанской известности он вряд ли имел более благодарных читателей, чем его соотечественники.

 

Неизвестный Эрнст Иосифович

(Род. в 1925 г.)

Выдающийся русско-американский скульптор-монументалист, живописец, график, иллюстратор, работающий в стиле модерн, теоретик искусства, писатель, поэт. Профессор Орегонского (1983 г.) и Колумбийского (1986 г.) университетов; член Шведской королевской академии наук, Нью-Йоркской академии искусств и наук (1986 г.) и Европейской академии искусств, наук и гуманитарных знаний. Обладатель почетных наград: медали «За Отвагу»; орденов Красной Звезды (1945 г.), «За заслуги перед Отечеством» (1996 г.), «Знак почета» (2000 г.); лауреат Государственной премии Российской Федерации (2000 г.). Автор книг «О синтезе в искусстве» (1982 г.), «Говорит Неизвестный» (1984 г.), «Пространство, время и синтез в искусстве», «Лик – лицо – личина» (обе в 1990 г.), сборника поэзии «Судьба» (1992 г.).

«В истории искусства не было подпольных скульпторов – были непризнанные; но признанных и одновременно загнанных в подполье не было. Эта сомнительная честь выпала мне», – без ложной скромности говорит о своей творческой жизни Эрнст Неизвестный. Его искусство самобытно и современно. Это попытка в камне, бронзе, живописи овеществить мысль, рассказать в пластической форме о столкновении Добра и Зла, Бога и Дьявола, Жизни и Смерти. Работы Неизвестного не столько отражают окружающий мир, сколько философски его осмысливают. Предпосылки для становления и развития его неординарного таланта были заложены еще в детстве.

Семья Неизвестных жила в большом трехэтажном доме в Свердловске (ныне Екатеринбург), доставшемся в наследство от богатой купеческой семьи деда, отличавшейся либеральными взглядами настолько, что в их типографии печаталась революционная литература. И хотя после Октябрьского переворота отец Эрнста, Иосиф Неизвестный, воевал в рядах Белой армии, репрессии их семьи не коснулись. К тому же он был прекрасным детским хирургом, чей опыт высоко ценился в городе. Любимым отдыхом отца была полемика с советским радио (может быть, поэтому сын потом всегда побеждал в дискуссиях с власть предержащими). В русско-еврейской семье Неизвестных царило уважение, самодисциплина, наука и культура. Дочь Людмилу и сына Эрика (позже он сменил имя на Эрнст) воспитывала няня под неусыпным вниманием матери, Беллы Дижур. Это была интеллигентная, образованная женщина, по профессии – химик-биолог, по складу души – поэт и писатель, серьезно занимающаяся мистикой и теософией. Благодаря семье Эрнст получил прекрасное разностороннее образование. Он, как любой мальчишка, увлекался футболом и боксом, но в то же время постигал философию. Его настольными книгами в юности были произведения таких авторов, как Флоренский и Бердяев. И сколько он помнит себя – всегда рисовал или лепил.

Став в четырнадцать лет одним из победителей всесоюзного конкурса, Эрнст был принят в среднюю художественную школу при Академии искусств в Ленинграде на полное государственное обеспечение. В Самарканде, куда школа эвакуировалась в годы войны, Эрнст тяжело переболел тифом. Выздоровев, он добавил себе годы и отправился добровольцем на войну. С 1943 г., после окончания военного училища в Кушке, юный лейтенант с боями прошел через всю Украину до Австрии. Был контужен, несколько раз ранен, последнее ранение было очень тяжелым. Разрывная пуля раздробила грудную клетку, травмировала позвоночник и внутренние органы. Эрнст пережил клиническую смерть, даже был «посмертно награжден орденом Красной Звезды», но в госпитале его выходила старая нянька.

С войны Неизвестный вернулся героем и инвалидом. Преподавал рисование в суворовском училище (1945–1946 гг.). Затем семь лет учился в Рижской академии художеств и Московском институте им. Сурикова. Он был примерным, многообещающим и талантливым студентом. Его работа – неоклассический женский торс, выполненная на третьем курсе, получила международную медаль и была приобретена Третьяковкой, а «Строитель Кремля Федор Конь» (5-й курс) – была выдвинута на Сталинскую премию и куплена Русским музеем. И только близкие друзья, создавшие с Эрнстом группу «катакомбной культуры», знали его как начинающего мастера конструктивистской скульптуры, работающего в стиле модерн. Работы Малевича, Филонова, Кандинского и Татлина были его второй Академией. От абстракционизма молодой скульптор меньше всего взял «внешнее», но он ухватил суть – ритм, движение и внутреннее напряжение.

Ставший в 1955 г. членом Союза художников СССР, Неизвестный выпадал из общепринятой гладкости соцреализма, а в период хрущевской «оттепели» открыто отказался создавать работы в стиле «девушки с веслом» или «юноши с отбойным молотком». Эрнст работал в экспериментальной манере. Как художник он был неуправляем идеологическими доктринами и, хотя не выступал против государственной политики, сразу стал «отступником и предателем социалистических идеалов».

В скульптурных циклах «Война это», «Концлагерь» нет внешней красоты подвига и слезливости гибели. Искаженные, изуродованные войной человеческие фигуры и машины мучаются в боли и агонии. Все работы динамичны и глубоко символичны. Неизвестный был победителем открытых конкурсов на создание монументов в честь воссоединения Украины и России (1954 г.) и мемориала Победы в Великой Отечественной войне (1959 г.). Но его проекты не осуществлялись, а идеи присваивались более именитыми мастерами.

Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве принес Эрнсту сразу три высших награды за гранитные скульптуры: золото – за «Землю» («Природа»), серебро – за «Мулатку» и бронзу – за «Женский торс». Все медали ему «не могли» дать, и скульптор снял с выставки «Землю», которую впоследствии А. Н. Косыгин подарил президенту Финляндии Урхо Кекконену. Но за год до этого успеха Неизвестный был выселен из Москвы и изгнан из Союза художников «за ревизионизм». Он работал в Свердловске в литейном цехе, начал пить, впал в глубокую депрессию. Видение «Древа жизни» стало поворотным моментом в тот трудный период непонимания. Эта идея так захватила художника, что над ее реальным воплощением он работает на протяжении всей жизни.

Но несмотря на все продолжающуюся опалу, Неизвестный становится знаменит вначале в СССР, а затем и на Западе. В своих скульптурах он философски напряженно соединяет человека и созданную им «вторую природу» – науку, машины, технологию (серия «Гигантомахия»). Художник мыслит масштабно и монументально и с таким же размахом отстаивает свое право творить не «как надо», а «как хочу». Его дискуссия с Н. С. Хрущевым на выставке модернистского искусства в Манеже (1962 г.) обсуждалась миллионами. Никита Сергеевич внутренне симпатизировал Неизвестному, но понять до конца его искусства не смог или не захотел, как не мог повернуть вспять идеологическую машину. Но по его завещанию именно Неизвестный создал надгробный памятник Хрущеву (1974 г.) на Новодевичьем кладбище, символическими контрастами подчеркнув противоречивость его правления.

В 1962 г. была создана скульптура «Пророк», оживившая в пластике любимое художником стихотворение Пушкина. Неизвестный до сих пор считает, что шестикрылый серафим – «лучший скульптор», потому что сумел человеческое «трепетное сердце» заменить «пылающим огнем».

В годы «прозябания» Эрнст работал каменщиком, формовщиком, грузчиком. Часто он с трудом сводил концы с концами, ведь скульптура – искусство не только трудоемкое, но и очень дорогостоящее. Но даже испытывая постоянное давление и саботаж, Неизвестный устанавливает в Югославии монументальные скульптуры «Кентавр» и «Каменные слезы» (1965 г.), создает 150-метровый декоративный рельеф «Прометей» в пионерском лагере «Артек», работает над серией рисунков и гравюр к «Аду» и «Маленьким произведениям» Данте, иллюстрирует «Преступление и наказание» своего любимого писателя Ф. М. Достоевского (1970 г.). Его работы экспонируются в Музеях современного искусства в Белграде (1965 г.), Вене (1966 г.), в парижской галерее Ламбер (1966 г.), в шведской галерее Астли (1969 г.), в Музее современного искусства в Париже и на Выставке произведений ветеранов Великой Отечественной войны (1970 г.). Тайно переправленный скульптором на международный конкурс проект памятника для Асуанской плотины (1969 г.) был признан лучшим. 85-метровый «Цветок Лотоса», символизирующий жизнь, расцвел в Египте. Отмахнуться от такого успеха «советского искусства» было уже невозможно.

Неизвестного вновь ввели в члены Союза художников. После выставки в Польше (1973 г.) серии скульптур «Распятие» в собрании папы Иоанна Павла I («Большое распятие» приобретено Музеем Ватикана в 1974 г.) скульптор стал «невыездным». Но благодаря Косыгину, Капице, Ландау Неизвестный получал большие заказы на оформление общественных и научных зданий: декоративный (970 м2) рельеф для Института электроники и технологий (самый большой в мире), скульптурный монумент «Полет» для Института легких сплавов, архитектурный фасад здания ЦК партии в Ашхабаде. Если бы общество принимало его творчество, а бюрократы не вставляли палки в колеса и дали Неизвестному просто спокойно работать, по его собственному признанию, он никогда бы не покинул страну. «Я не бунтарь, я – персоналист, и поэтому на меня смотрели как на бунтаря; правительство требовало от меня послушания, интеллигенция – прогресса, молодежь – модерна». А художник просто хотел творить так, как видел и чувствовал он сам.

В мае 1976 г. при поддержке канцлера Австрии Б. Крайского Неизвестный эмигрировал. В Москве остались жена Дина Мухина (известная керамистка), дочь Ольга, друзья. Год Эрнст Иосифович жил и работал в Цюрихе, затем переехал в Нью-Йорк. В 50 лет ему пришлось учиться жить по другим законам. На своем опыте он убедился, что если в СССР искусство – это идеология, то на Западе – бизнес. Но в творчестве он остался самим собой – художником-философом. Свой экспансивный, щедрый, «вулканически продуктивный» дар Неизвестный посвятил воплощению прекрасных замыслов: бронзовый портрет Д. Шостаковича украсил Центр Кеннеди в Вашингтоне (1976 г.); «Новая статуя Свободы» установлена на Тайване (1988 г.). Работы Неизвестного покупаются частными коллекциями и музеями мира по баснословным ценам (от 4 до 30 тысяч долларов). И это не мода, это – понимание.

«Художник имеет право быть понятым… Быть непонятым для художника всегда трагедия», – пишет Неизвестный. В своих философско-искусствоведческих работах, на лекциях в университетах США он рассказывает о собственной творческой лаборатории, о своем видении реальности. скульптор ссылается на Эмпедокла, в теории которого все части тела родились отдельно друг от друга. Стремясь соединиться в единое целое, они на первых порах срослись нелепо, негармонично. Затем все установилось анатомически цельно и целесообразно, приобрело многознаковость, как египетские символы. Кентавры в работах Неизвестного стали человеко-машинами, тогда как в Древней Греции были человеко-кони. Превращение лица в маску также древняя традиция многих народов, так как маска и кукла более выразительны и запоминаемы, чем человек. Рассеченные, изувеченные, исковерканные люди – это не стремление разрушить человеческую суть, а желание исследователя показать их бесконечность. Скульптуры Неизвестного – это бесконечный синтез: человек – природа – «вторая природа» (наука и технология). Незакрепощенное догмами воображение органично соединяет, казалось бы, несоединимое, делает его благородным, осмысленным и величественным. Мастер понимает, что скульптура напряжена только «от воли духовных переживаний скульптора» и поэтому заряжает свои работы драматизмом формы и глубинным символизмом. скульптуры Неизвестного надо не просто смотреть, в них надо проникать, разбираться, «вчитываться, как в интеллектуальный и чувственный философский трактат».

Неизвестный стал еще одним русским художником-авангардистом, которого вначале признал Запад и только потом – Россия. Но в последнее время многое меняется в восприятии его творчества и на родине.

Вскоре перед зданием мэрии Москвы на Новом Арбате будет «посажено» то самое «Древо жизни», над моделью которого Неизвестный трудится с 1956 г. Замысел поражает не размером монументального сооружения, а философским и символичным подтекстом и продуманностью. «Древо жизни» – это здание музея и одновременно многокомпозиционная скульптура. Названа она «древом» потому, что произрастает из семи корней – семи смертных грехов человека. Надземная крона «древа» – «сердце» и «крест» (по Библии все три слова – синонимы) – образована из семи 150-метровых лент Мебиуса, окрашенных в цвета спектра. Многочисленные поверхности лент будут заполнены барельефами и скульптурами. Посетитель, рассматривая стенды с экспонатами, как бы сам становится частью «древа». Архитектурно-скульптурная композиция в основе своей посвящена творчеству человека, в котором искусство через духовное соединяется с современной наукой и технологией, – «Вера и Знание».

Неизвестный по-прежнему живет и работает в Нью-Йорке. У него собственная огромная студия и большой дом на престижном острове Шелтер, квартира в Швеции и студия в Швейцарии. В Уттерсберге (Швеция) открыт музей с его работами. Свою вторую жену, Анну, Эрнст Иосифович считает идеалом женщины. Она ведет все его дела и является директором студии. Неизвестный достиг благосостояния и всемирного признания своего искусства, но с завидным для его лет темпераментом продолжает работать. Его изящные статуэтки с гордостью держат в руках победители премий «ТЭФИ» и «Триумф». Он плодотворно работает как иллюстратор (сочинения Беккета, 1992 г.; «Достоевский и канун ХХІ века», 1989 г.; «Книга Екклесиаста», 1998 г.; «Книга Иова», 1999 г.; книга «Пророки» – в работе; стихотворный сборник своей матери Б. Дижур «Тень души», 1990 г.). Во многих странах издаются эссе Неизвестного по теории искусства. В настоящее время Эрнст Иосифович отказался от преподавательской деятельности, полностью посвятив себя творчеству.

Бывший гражданин СССР, он с болью вспоминает годы гонений, но зла на свою страну не держит. Среди наиболее значительных работ последнего десятилетия – монумент жертвам Холокоста в Риге, 1989 г.; памятник Сахарову в Москве, 1990 г.; проект мемориалов жертвам сталинских репрессий в Екатеринбурге, Воркуте, Магадане, 1991 г.; памятники «Исход и возвращение» в Элисте, 1996 г., и «Возрождение» в Москве, 2000 г. В возведенный в Магадане монумент «Маска скорби» (1996 г.) скульптор вложил не только свой талант, но и весь гонорар – один миллион долларов.

Для Неизвестного важнее всего созидать и быть понятым. Его искусство отражает «полное безумие» нашего времени, монументально перечеркивает «простодушную серость будней», заставляет задуматься над тем, чего может достичь «песчинка»-человек в огромном живом организме общества.

 

Плисецкая Майя Михайловна

(Род. в 1925 г.)

Одна из самых знаменитых балерин Большого театра ХХ в. Народная артистка СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии. Руководила балетом Римской оперы и Национальным театром в Мадриде. Почетный президент труппы Имперский Русский Балет.

Слово «вопреки» стало для Майи Плисецкой едва ли не главным в ее длинной, яркой, до жестокости трудной, но прекрасной жизни. В день прошедшего в 2000 г. юбилея президент России В. Путин вручил ей орден «За заслуги перед Отечеством» IІ степени. А еще балерину наградили орденом Почетного легиона и президент Франции Ф. Миттеран лично прикрепил награду к ее костюму. Однажды в Кремле высокопоставленный российский чиновник недоуменно протянул: «Я думал, что орден Почетного легиона дают только участникам Движения сопротивления». – «А я всю жизнь и сопротивлялась», – рассмеялась балерина.

Плисецкая родилась 20 ноября 1925 г. в Москве в семье потомственных интеллигентов. Ее мать – черноволосая, тихая Рахиль Мессерер, актриса немого кино, была дочерью известного зубного врача, имевшего свой кабинет на Сретенке. Отец Майи был родом из Гомеля. На заре советской власти он «записался в коммунисты», искренне поверив в эту идею. Юный Миша Плисецкий, как многие выходцы из черты оседлости, получил высшее образование и добился солидного положения в обществе. В 1932 г. он был назначен начальником угольных рудников на Шпицбергене.

Из своего детства Майе запомнилось многое: неповторимо красивое северное лето с его бледными цветами; первая в жизни роль Русалочки в опере Даргомыжского («Я с шиком сыграла свою крошечную роль»); но больше всего – «чистый, белый, хрустальный, светящийся снег». Этот снег однажды чуть было не стал причиной ее гибели. Возвращаясь домой, она решила передохнуть и села на лыжи. «Снег стал превращать меня в андерсеновскую деву. Начала засыпать, впала в сладкую дрему. Моя спасительница – умница-овчарка Як раскопала меня из снежного сугроба и поволокла за шиворот к людям. Так я родилась во второй раз…»

В 1934 г. семья после длительных зимовок на Шпицбергене приехала в отпуск в Москву, и Майю, уже проявившую склонность и любовь к танцам, определили в балетную школу в класс к Е. И. Долинской.

Училась она с упоением. Ей было 11 лет, когда отца, занимавшего высокий пост, исключили из партии, уволили с работы. Рано утром 1 мая 1937 г. в дом ввалились чекисты и увезли Плисецкого с собой. Рахиль, беременная третьим ребенком, кричала, цепляясь за мужа, плакал маленький Саша, а Майя плохо соображала, что происходит.

Отца расстреляли через год после ареста, а мать в это время уже была в Бутырской тюрьме. Ее взяли прямо в Большом театре, куда она пришла вместе с Майей посмотреть свою сестру Суламифь Мессерер, танцующую «Спящую красавицу». Майя так увлеклась происходящим, что не заметила, когда исчезла мама. После спектакля, поискав ее и не найдя, девочка понесла букет цветов домой к тете. Там ей попытались объяснить, что мама с недавно родившимся братиком срочно уехала к отцу… Тетка оставила Майю жить у себя, а Сашу взял в дом брат матери – Асаф.

Лишь весной 1941 г. благодаря ходатайствам орденоносцев Асафа и Суламифи Мессереров мать с братишкой освободили. Она вернулась в Москву, но тут грянула война, и семья была вынуждена эвакуироваться в Свердловск. Целый год Майе было не до балета, еще немного, и с профессией она могла бы попрощаться. Тогда Плисецкая решила вернуться в столицу и продолжать занятия. Поехала без согласия матери и без пропуска и все боялась, что в город ее не пустят. Но ей удалось прошмыгнуть мимо патруля.

Окончив хореографическое училище в 1943 г., 17-летняя Майя Плисецкая была принята на работу в Большой театр. Основная масса артистов Большого находилась в эвакуации, поэтому в труппу взяли всех выпускников.

На «главной сцене страны» в то время царили Семенова, Лепешинская, Мессерер, Головкина. Чтобы не терять форму, Майя стала танцевать сольные партии в Домах культуры, а потом в стране началась кампания «по выдвижению молодежи», и ей выпала честь представлять молодое поколение балета. Она танцевала мазурку в «Шопениане». Успех был оглушительным. За ним последовал следующий – «Раймонда». Плисецкая стала ведущей балериной среди молодых солисток. И наконец – «Лебединое озеро». Впоследствии этот балет станет главным в ее жизни. А станцевала она его более 800 раз на протяжении 30 лет, объехав весь мир.

«Жалею, что никогда не вела счет, сколько раз я станцевала “Умирающего лебедя”. Но если вы напишете “50 тыс.” – не ошибетесь, – говорила Майя журналистам. – В этом маленьком балете, который Фокин поставил для Павловой, я каждый раз танцевала иначе. Я вообще импровизатор по натуре. На меня жаловались балетмейстеры: на Плисецкую невозможно ставить, она все равно сделает по-своему. Фокинского “Лебедя” мне интересно танцевать всегда». Последний раз «Умирающего лебедя» балерина танцевала в 75 лет – это настоящий рекорд для Книги Гиннесса.

Но это будет потом, а пока же, в 1953 г., Плисецкая стала «невыездной»: ставка в Большом была сделана на Уланову. Да, зал взрывался аплодисментами, когда Майя выходила на сцену. Но у нее был репрессированный отец, бывшая ссыльная мать, родственники за границей и «пятый пункт» в паспорте. Да, всех заморских гостей вели на «Лебединое» с Плисецкой, но из страны ее никуда не выпускали, и не то что о мировой славе – даже о возможности быть признанной коллегами за рубежом и речи быть не могло.

Труппа ехала на гастроли за границу, Майя оставалась. «Почему?» – спрашивала она. «В следующий раз непременно!» – обещали ей. Театр попытался вступиться, было написано коллективное письмо в защиту балерины Плисецкой, на которой держится весь репертуар. Его подписали Уланова, Лавровский, Файер. Поступок по тем временам был, прямо сказать, геройский, но… все напрасно. Глава КГБ генерал Серов Майю невзлюбил, за каждым ее шагом следили. Знакомые стали ее сторониться – кому хочется быть рядом с опальной балериной?

Однажды театр отправился в Лондон, Плисецкая, как всегда, осталась. Англичанам объяснили, что она заболела. Сидеть без дела было нестерпимо, и Майя решила продемонстрировать, как «болеют» советские артисты. Собрав оставшуюся труппу, она предложила показать «Лебединое» в Москве. Дирекция (а ее первые лица в это время наслаждались красотами британской столицы) согласилась. Известие облетело Москву со скоростью звука: «Пойдет “Лебединое” с невыпущенной Плисецкой». Министр культуры СССР Фурцева советовала отказаться от этой идеи, но Майя настояла на своем. Театр был забит до отказа…

Следующий спектакль строго запретили, но он все же состоялся: приехал премьер-министр Японии. Через день снова спектакль: еще один высокий гость изъявил желание посмотреть русский балет.

Здесь можно возразить – подумаешь, за границу не выпускали. Танцевать-то разрешали, на приемы приглашали, титулами жаловали… Чего еще надо? В своей книге Плисецкая написала: «Про других не знаю. А про себя скажу. Не хочу быть рабыней. Не хочу, чтобы неведомые мне люди мою судьбу решали… Не таить, что думаю, – хочу… Голову гнуть не хочу и не буду. Не для этого родилась…»

С Родионом Щедриным Майя встречалась неоднократно. Они познакомились в гостях у Лили Брик, потом обменивались случайными фразами, но в марте 1958 г. после премьеры «Спартака», где Плисецкая танцевала Эгину, он позвонил ей и напросился прийти на репетицию. В то время композитор работал над «Коньком-Горбунком» для Большого театра. Эффектная Майя произвела на него впечатление, и, не откладывая дело в долгий ящик, он тем же вечером пригласил ее на прогулку по Москве…

Летом театр опять уехал без Плисецкой в Париж, а она отправилась в Карелию, где под Сортавалой в Доме отдыха композиторов ее ждал Щедрин. Они жили в лесу, в неотапливаемом коттедже. Зверски кусали комары, и умываться приходилось из деревенского рукомойника. Потом на новой машине Родиона они отправились в Сочи. Покупали еду в придорожных селах, спали в машине и много говорили о музыке, танце, будущих постановках.

Вернувшись домой, Плисецкая поняла, что беременна. Она была в самом зените славы (знать бы тогда, что зенит этот затянется на два десятилетия – случай в балете беспрецедентный). Несмотря на горячие протесты щедрина, Майя решила не рожать. Самый романтичный, страстный и трагичный период в их отношениях закончился тем, что 2 октября 1958 г. Родион и Майя зарегистрировали свой брак.

Свадебным подарком от мамы стала выхлопотанная отдельная двухкомнатная крохотная квартира на Кутузовском проспекте. Этот год стал переломным в судьбе Плисецкой. Ее известность благодаря опале достигла своего апогея. Любовь удивительного человека укрепила веру в собственные силы. Вдобавок с политической сцены ушел Серов…

«Щедрин всегда был в тени прожекторов моего шумного успеха, но, на мою радость, ни разу не страдал от этого. Иначе не прожили бы мы безоблачно столь долгие годы вместе. Щедрин – профессионал самой высокой пробы, может сделать отменно и оперу, и что угодно. А балеты написал просто-таки мне в помощь. В вызволение от надвигающегося возраста: новый репертуар обязательно выводит на следующую ступень искусства…» На титульных листах четырех балетов Родиона стоит имя жены. Майе он посвятил «Конька-Горбунка», «Анну Каренину», «Чайку», «Даму с собачкой». Его гений, любовь и самопожертвование помогают ей до сих пор быть в форме, не терять веры в собственные силы.

Именно муж и вызволил Плисецкую из гастрольного застоя. Он записался на прием к заместителю председателя КГБ, и после этой встречи дело сдвинулось: в 33 года Майя первый раз в жизни улетела с театром на гастроли в США, а Щедрин остался заложником в Москве. Успех был ошеломительный. Америка приняла и полюбила русский балет и Майю Плисецкую – одну из лучших балерин мира.

Ее героини необычайно щедро одарены природой. Их жизнь – духовный подвиг. Они всегда от стаивали право оставаться собой, не примиряясь с обстоятельствами, не страшась смерти. Это Майя отлично чувствует, потому и сама поступает так, как это свойственно ее героиням. В те годы, когда балерины на своих юбилеях сидят в ложах, она ставит балеты и сама танцует специально созданные для нее сольные номера.

20 ноября 2000 г. на сцене Большого театра прошел большой гала-концерт в честь 75-летия Плисецкой. «Большой был, есть и будет всегда самым любимым, а его сцена самой лучшей в мире», – всегда говорила она. В концерте приняли участие артисты из Италии, Франции, Германии, Швеции, Испании, Польши, США, Кубы. Сама легендарная танцовщица выступила трижды: кроме «Умирающего лебедя» зрители увидели премьеру поставленного специально для нее Морисом Бежаром трехминутного мини-балета «Аве Майя» на музыку Баха – Гуно и фрагмент из балета «Айседора» на музыку Шуберта, также поставленного для нее в свое время Бежаром.

Сейчас Майя живет в Мюнхене. В 1990 г. ей пришлось покинуть стены Большого, которому было отдано 50 лет жизни, но театры всего мира с радостью распахнули двери перед российской балериной.

О ней можно говорить бесконечно. Независимо от возраста и от стремительно летящего времени искусство Плисецкой всегда останется молодостью, полетом и символом XX в. И время не властно над Майей. Американский хореограф Роберт Джофри некогда сказал о ней: «В Советском Союзе много сокровищ. Майя Плисецкая – одно из величайших». А как известно, сокровища – вне времени.

 

Пржевальский Николай Михайлович

(Род. в 1839 г. – ум. в 1888 г.)

Выдающийся русский путешественник, исследователь Центральной Азии. Впервые описал природу многих ее районов, открыл ряд хребтов, котловин и озер в Куньлуне, Наньшане и на Тибетском нагорье. Генерал-майор. Его именем названы хребет в Куньлуне, ледник в северной части Монгольского Алтая, мыс на о. Итуруп в группе Курильских островов, мыс на о. Беннета (Аляска), город возле оз. Иссык-Куль, несколько видов животных и растений, открытых в ходе его экспедиций.

Одно из самых славных и значительных мест в истории географических открытий занимает имя Николая Михайловича Пржевальского, явившего собой целую эпоху в исследовании Центральной Азии.

Официальной датой рождения знаменитого путешественника является 13 (по другим данным, 12) апреля 1839 г., хотя сам Пржевальский и его семья по невыясненным обстоятельствам праздновали этот день 31 марта.

Отец Пржевальского, Михаил Кузьмич, некрасивый и болезненный человек, происходил из славного рода. Основатель рода, запорожский казак Корнила Анисимович Паровальский, поступив на службу в Войско Польское, ополячил свою фамилию и стал называться Пржевальским. В ноябре 1581 г. польский король Стефан Баторий за доблесть, проявленную в сражении под Великими Луками, возвел его в дворянское достоинство и жаловал гербом, а позже и земельными наделами. Его сын Казимир перешел в православие и стал называться Кузьмой.

Жалованные Баторием земли не пошли впрок. Кузьма Пржевальский служил управляющим у помещика Полибина на Смоленщине. Туда, уволенный по состоянию здоровья из армии, приехал его сын Михаил, ничем не примечательный прапорщик пехоты.

Рядом в деревне Кимборово жил сравнительно богатый помещик А. С. Каретников. Когда-то он был крепостным, но сумел дослужиться до чина коллежского асессора и получить дворянство. Известно, что в годы Отечественной войны он служил при Александре I, несколько раз побывал в Европе.

Его младшая дочь, властная красавица Елена, полюбилась молодому Пржевальскому. Как ни странно, но девушка ответила взаимностью. Ее не смутили ни слабохарактерность молодого человека, ни колтун в волосах – малоприятная болезнь, подхваченная им во время службы. Старый Каретников был против: он считал такого жениха неровней своей дочери. Однако Елена, видимо, сумела добиться желаемого. Молодые поселились в Киборово.

Николай был первым сыном в семье. В ранние годы его воспитанием занимались мать, дядя Павел Каретников, страстный охотник и пьяница, а также ключница Ольга Макарьевна, крепостная крестьянка, властно правившая в доме Каретниковых.

Мальчика держали в строгости, но не ограничивали развития его склонностей – любви к природе, охоте, чтению. От деда остались целая стая попугаев и выводок обезьян, которые свободно резвились в доме. Это будило воображение. В результате уже с ранних лет Николая начали привлекать путешествия в дальние страны, о которых он читал в книгах. Сильный и здоровый от природы, он как нельзя лучше подходил для этой цели. Кроме того, полученное мальчиком спартанское воспитание значительно увеличило его шансы стать путешественником.

Но в то время об этом никто не думал, детские мечты в расчет не принимались. Елена Алексеевна была хорошо образована. Вместе с братом Павлом она сумела подготовить сына сразу во второй класс Смоленской гимназии, куда Николай поступил в ноябре 1849 г.

Трудолюбивому и привыкшему с ранних лет к дисциплине мальчику учеба давалась легко. Но преподавание велось из ряда вон плохо: учителя позволяли себе пьяными являться на уроки, били детей, методика преподавания строилась на зубрежке. В результате Николай стал непокорным и часто подвергался телесным наказаниям. Нечего и говорить, что мальчик страстно рвался домой, где его ждали любимые книги и охота. В это время он уже хорошо стрелял и часто приходил из леса с добычей.

Однажды Пржевальского чуть было не исключили из гимназии. В шестом классе гимназисты решили украсть классный журнал. Сделал это Николай. Ненавистный документ был тут же утоплен в реке. Гимназическое начальство искало виновников, нескольких самых ярых смутьянов посадили в карцер. На хлебе и воде в подвале дети просидели четверо суток. Наконец, чтобы освободить товарищей, Пржевальский признался. Мать упросила оставить сына в гимназии, но его жестоко высекли: домой мальчика унесли на носилках.

Несмотря на это, в 1855 г. Пржевальский с отличием закончил гимназию и, восхищенный подвигами русских под Севастополем, решил стать военным. Осенью этого же года он был зачислен вольноопределяющимся сначала в сводно-запасной

Рязанский полк, а потом в Полоцкий полк, стоявший в Смоленской губернии.

Будни военной жизни оказались очень далеки от того, что писалось в книгах. Воевать Пржевальскому не пришлось, а вот на пьяные кутежи, игру в карты, жестокое обращение с солдатами он насмотрелся вдоволь.

Такой образ жизни не прельщал молодого военного. Он во что бы то ни стало решил «выйти в люди». Вспомнились детские мечты о путешествиях. Пржевальский начал подумывать о научной карьере и засел за книги. Сослуживцы сторонились его и насмешливо говорили: «Он не наш, а только среди нас». Им непонятны были честолюбивые утверждения будущего путешественника, что именно он откроет истоки Нила и станет исследователем Приамурья. Феноменальная память и усидчивость позволили ему за короткое время приобрести фундаментальные знания по топографии, астрономии, зоологии, ботанике и пр. По возможности занимался юноша и сбором коллекций. Еще в Рязанском полку, стоявшем в Козлове под Калугой, он составил гербарий местной флоры.

Осенью 1861 г. Пржевальский приехал в Петербург и блестяще сдал экзамены в Академию Генерального штаба. Во время учебы он по своей инициативе написал «Военно-статистическое обозрение Приамурского края», где собрал все известные данные об Амуре. В Русском географическом обществе на труд, носивший печать явного литературного дарования и таланта подлинного ученого, обратили внимание. Вскоре Пржевальский стал действительным членом общества. Но до путешествий было еще далеко.

По окончании академии будущий путешественник преподавал географию и историю в Варшавском юнкерском училище, где написал учебник «Заметки всеобщей географии по программе юнкерских училищ», получивший общее признание. Этой книгой долгое время пользовались во многих учебных заведениях России и даже в Пекине. Кроме того, здесь он познакомился с ученым-зоологом Тачановским и ботаником Александровичем. Под их влиянием Пржевальский за два года смог получить серьезную научную подготовку и начал подумывать о научной экспедиции в Центральную Азию. Для этого он подал рапорт о переводе в один из восточных военных округов. Однако подозрительный звук «прж» в фа милии после польского восстания вызывал серьезные подозрения у начальства, и долгое время его прошения оставались без ответа. Но настойчивость молодого преподавателя победила. В ноябре 1864 г. пришел приказ о его причислении к Генеральному штабу с назначением «для занятий в Восточно-Сибирский военный округ».

В январе следующего года Пржевальский отправился в Петербург, чтобы получить инструкции в Генеральном штабе и Русском географическом обществе. Здесь он встретился с Семеновым-Тян-Шанским, который заинтересовался планами Николая Михайловича и дал ему рекомендации к западносибирскому губернатору Корсакову и в Сибирское отделение Географического общества. Это помогло: уже в мае 1867 г. Пржевальский отправился в свою первую экспедицию в Уссурийский край, после которой сразу вошел в число крупных исследователей-географов.

В ходе экспедиции были исследованы южная часть края, р. Уссури, оз. Ханка, побережье Японского моря. Собрав богатые коллекции, материалы о природе, климате, жителях края, путешественник вернулся в Иркутск. В общей сложности было пройдено 3 тыс. км, снята на карту значительная территория, изучены пути, ведущие в Маньчжурию и Корею, и пр. Поскольку экспедиция носила не только научный, но и военный характер, отряд участвовал в карательных действиях против китайских разбойников-золотоискателей в Маньчжурии (они вторглись на русскую территорию и сожгли несколько деревень). Пржевальский получил чин старшего адъютанта войск Приамурской области, позже был удостоен серебряной медали Русского географического общества.

Но не чины интересовали ученого-путешественника. Рискуя вызвать неудовольствие начальства, он выступил с сообщением о неблагополучном положении уссурийских казаков. По результатам путешествия написал работы «Инородческое население в южной части Приамурской области» и «Путешествие в Уссурийском крае. 1867–1869 гг.» (книга была издана за свой счет). А в 1870 г. Пржевальский отправился в Петербург для доклада в Русском географическом обществе и Российской академии наук. После этого Семенов-Тян-Шанский сразу же привлек путешественника к разработке плана путешествия в Китай и Монголию.

В то время на карте Азии в центре материка светилось громадное белое пятно площадью более 7 млн кв. км. Здесь не ступала нога ни одного европейского исследователя. По плану Пржевальского предполагалось для начала изучить районы гор Ганьсу, входящих в систему Наньшаня, страну Ордос и Северный Тибет. Часть пути предстояло пройти по району восстания дунган – китайских мусульман, которые еще в 1860-х гг. выступили против цинской (маньчжурской) династии и опустошали целые районы в Монголии, не щадя ни старого, ни малого. Доброжелатели, так же как и Маклая, пугали Пржевальского неизбежной гибелью, но путешественник не испугался. Наоборот, он загорелся идеей собрать сведения о восстании, о котором в Европе почти ничего не было известно.

Первая монгольская экспедиция (так стали ее называть впоследствии) в декабре 1870 г. выступила из Кяхты на Ургу (совр. Улан-Батор). Отсюда через пустыню Гоби добрались до Калгана и двинулись к Пекину. Здесь получили паспорт от китайского правительства и отправились на оз. Далайнор, а потом вернулись в Калган.

В начале мая 1871 г. Пржевальский со своим помощником М. А. Пыльцовым и двумя казаками, взяв 8 верблюдов и двух коней, отправился исследовать Монголию. Маленький отряд двинулся в таинственную страну Ордос у северной излучины р. Хуанхэ, прошел Ордосской степью, пересек южную часть Гоби, взошел на Алашаньские горы, достиг берегов высокогорного оз. Кукунор, известного европейцам только по названию. Накануне 1872 г. отряд вернулся в Калган, завершив первый этап путешествия.

Осенью, после долгой волокиты в Пекине по переоформлению паспортов, опять вернулись на Кукунор, отсюда двинулись на Цайдам, добрались до Тибета, вышли к р. Янцзы. Однако до цели путешествия – Лхасы – дойти не смогли. Люди и животные были страшно измучены, путешественники располагали суммой всего в 10 руб. скрепя сердце пришлось возвращаться на Кукунор. На оставшиеся деньги купили три револьвера, что позволило некоторое время заняться здесь исследованиями. Потом путешественники отправились в Ургу, где 5 сентября 1873 г. закончили одно из самых впечатляющих путешествий XIX в. Пржевальский писал: «Нам, совершенно уже отвыкшим от европейской жизни, сначала все казалось странным, начиная от вилки и тарелки и кончая мебелью и зеркалами».

Путешествие было очень нелегким. скудные средства, выделенные на экспедицию, быстро кончились. Однажды пришлось даже продать часть оружия, чтобы купить самое необходимое. Одежда на них истлела. Часто питались одной цзамбой – поджаренной ячменной крупой.

Путешественники страдали от плохого качества воды, а часто и от ее отсутствия. Несколько раз маленький отряд чуть не погиб от безводья. Во время одного из переходов от жары умерла даже собака. Тяжести путешествия не выдерживали и привыкшие к жизни в пустыне верблюды. Время от времени взамен павших приходилось покупать новых. Люди, к счастью, не пострадали. Источники часто бывали загажены скотом. Однажды после обеда в колодце, опустошенном после того, как напоили верблюдов, обнаружили полуразложившийся труп, оставленный там дунганами. Таким образом разбойники отравляли источники.

Поразительно, но дунгане практически не тревожили маленький отряд. Почему-то Пржевальский очень быстро приобрел славу непобедимого богатыря и колдуна. Местные жители отсиживались за стенами укреплений, боясь высунуть оттуда нос. Причем часто их количество достигало нескольких тысяч, а Пржевальский и его люди спокойно ночевали в степи. Однажды в ущелье четверым путникам преградил дорогу отряд дунган. Путешественники спокойно пошли навстречу, и те бежали. Само присутствие русских в какой-либо местности заставляло разбойников прекращать грабежи. Однако стоило уйти – и они сразу же возобновлялись. Но бывали случаи, когда даже вещи, оставленные русскими в селениях, защищали жителей от нападения. Пржевальский писал: «Нас четверых разбойники боялись больше, чем всех китайских войск в совокупности…» Тем не менее местные жители часто относились к путникам враждебно: отказывали в ночлеге, неверно указывали дорогу.

Результаты первой экспедиции Пржевальского оказались на редкость впечатляющими: было пройдено около 12 тыс. км, проведена глазомерная съемка около половины этого расстояния, нанесено на карту огромное пространство Центральной Азии до верховьев Янцзы, открыты неизвестные хребты, горы, реки, пустыни, определены абсолютные высоты Тибетского нагорья, проведены ценные метеорологические наблюдения, собраны богатейшие сведения о жизни местных жителей, огромные коллекции.

Экспедиции повезло с целым рядом уникальных находок. В развалинах монастыря Шара-Дзу отыскали страницы священной книги Ганчжур – изложения мистических ритуалов буддистов. До этого в научных библиотеках Петербурга хранилось только два неполных ее экземпляра. Многими фактами обогатились ботаника и зоология. Были собраны богатейшие коллекции, насчитывающие 8,2 тыс. экз. При сборе ботанических коллекций посчастливилось найти настоящую драгоценность – пугоний рогатый (Pigionium cornutum), крестоцветное растение, всего два экземпляра которого, найденные еще Гмелиным, хранились в немецких музеях.

За результаты этой экспедиции Пржевальский был награжден Константиновской золотой медалью Русского географического общества, Пыльцов – серебряной, а казаки – бронзовыми. Кроме того, французское министерство просвещения присудило путешественнику золотой знак «Пальма академии». Николай Михайлович получил повышение в чине и стал подполковником Генерального штаба.

За заслуги перед отечеством Пржевальскому была назначена пенсия в 600 руб. и ежегодное содержание в 2250 руб. На эти деньги можно было спокойно прожить, занимаясь кабинетной работой, благо материалов, полученных в экспедиции, могло хватить на всю жизнь. Но Пржевальский был путешественником «от Бога», он не мог сидеть на месте.

В январе 1876 г. Николай Михайлович подал проект нового путешествия через Джунгарию в район кочующего оз. Лобнор (со временем это путешествие стали называть «лобнорским»). В октябре он уже двинулся в путь из Кульджи по направлению к плоскогорью Юлдуз. По течению р. Тарим экспедиция прошла к оз. Лобнор, известному еще со Средних веков лишь по названию. Оттуда путешественники в конце 1877 г. прибыли в Зайсан, засняв в общей сложности 1300 км пути. Они исследовали район Лобнора, нанесли на карту озеро (позже его очертания устанавливали еще несколько путешественников, так как его местоположение постоянно изменялось), открыли и обследовали хребет Алтынтаг, определили широту и долготу главнейших пунктов рельефа местности, описали таримцев и каракурчинцев, сведениями о которых ученые еще не располагали, собрали большие и разнообразные коллекции. Среди важнейших экземпляров были шкуры дикого верблюда, до того науке не известного.

На этот раз путешествие было сопряжено с серьезными опасностями и политическими препятствиями. Путешественников в Туркестане не жаловали. Экспедицию могли задержать, а ее членов убить. В Кашгаре, по которому проходил маршрут экспедиции, за двадцать лет до этого без вести пропал немецкий натуралист Адольф Шлягинтвейт. Позже его судьбу разделил англичанин Гевард. В это время и русские, и англичане стремились упрочить свое влияние в Центральной Азии. Пришедший к власти в Кашгаре жестокий и хитрый Якуб-бек находился под влиянием англичан, чьи агенты уже давно действовали в Центральной Азии и проводили политику «обороны от России», что на деле означало вытеснение русских из Туркестана. Поэтому военное министерство поручило экспедиции собрать информацию о деятельности Якуб-бека.

Якуб-бек действительно пытался задержать экспедицию в г. Курлю, но в конце концов не захотел ссориться с русскими и пропустил отряд на Лобнор, правда, под сильным конвоем и самым трудным путем, ссылаясь на необходимость охраны. Свирепый владыка явно заигрывал с русским офицером. Он подарил Пржевальскому два золотых кольца, для него и его матери, намекая на то, что покинут своими союзниками, то есть англичанами. Кашгарский властитель явно пытался заручиться поддержкой русского царя.

В Кашгаре все кончилось благополучно. Но все равно в этой экспедиции обстоятельства сложились неблагоприятно для Пржевальского и его спутников. В августе 1877 г. глава экспедиции тяжело заболел. Его мучила лихорадка, болело горло, распухло лицо. Но страшнее всего был невероятный зуд, который мучил не только его одного. Причиной скорее всего была соленая пыль – обычное явление в этих местах. Дошло до того, что Пржевальский не мог ехать верхом и вынужден был передвигаться в некоем подобии двуколки, которую смастерили из передка телеги. Лекарства из аптечки не действовали, единственной надеждой был русский пограничный пост Зайсан, где путешественники надеялись получить

медицинскую помощь. На Зайсане Пржевальского ожидало печальное известие о смерти матери, тяжело отразившееся на его душевном состоянии. В полной мере не восстанавливались и физические силы. Однако экспедицию пришлось прервать не по этой причине: отряд получил телеграмму от военного министра, в которой предписывалось отложить путешествие из-за обострения отношений России и Китая. В конце мая Пржевальский прибыл в Петербург, где врачи обнаружили у него общее нервное расстройство.

Некоторое время Николай Михайлович прожил в деревне, работая над очередной книгой. Он стал первым обладателем вновь учрежденной медали Гумбольдта Берлинского географического общества. Золотые медали были получены от географических обществ Парижа и Лондона. Вскоре обладатель этих наград занялся проектом новой экспедиции.

Третье (1-е тибетское) путешествие Пржевальского началось в феврале 1879 г. из Зайсана. В составе экспедиции в качестве помощника находился будущий известный путешественник В. И. Роборовский. Всего отряд насчитывал 13 человек, в т. ч. еще одного помощника Ф. Л. Эклтона, опытного препаратора, 3 солдат, 5 казаков и переводчика.

Путешественники охватили Джунгарию, города Баркуль и Хами, Хамийскую пустыню, оазис Сачжэу, горы Няньшань. Они смогли с севера на юг пройти плоскогорье Цайдам и выйти к верховьям р. Янцзы. Однако в Лхасу пройти опять не удалось. Китайские власти путешественников туда не пропустили: дорогу преградило целое войско, а местное население было крайне возбуждено присутствием возможных «осквернителей» их святыни. На обратном пути маршрут прошел через район верхнего течения р. Хуанхэ, оз. Кукунор и пустыню Гоби. Путешествие закончилось в Урге в октябре 1880 г.

Главной сенсацией этой экспедиции стало открытие дикой лошади, известной сейчас как лошадь Пржевальского. Тогда в Петербург была привезена всего одна шкура, купленная у киргизов. Однако путешественники видели небольшие табуны этих лошадей в естественных условиях. В последующих экспедициях Роборовского, Козлова и Грум-Гржимайло было добыто несколько экземпляров.

В России Пржевальского опять ждали восторги и различные почести. Московский университет утвердил его профессором зоологии. В Москве была организована выставка всех собранных коллекций, которая имела огромный успех.

Четвертое (2-е тибетское) путешествие Пржевальского началось 21 октября 1881 г. из Кяхты. На этот раз помощниками ехали Роборовский и молодой П. К. Козлов, тоже ставший достойным продолжателем дела своего учителя. Караван из 56 верблюдов и 7 лошадей двинулся к Урге. В качестве продовольственного запаса вели 30 баранов.

В третий раз Пржевальский пересек Гоби и направился к горам Ганьсу. На этот раз за 2 года путешественники исследовали и нанесли на карту район истоков р. Хуанхэ и установили точное расположение истока, завершили и дополнили исследование Цайдама, бассейна оз. Лобнор и огромной горной системы Куньлуня.

По результатам этой колоссальной работы путешественнику присвоили звание генерал-майора и назначили пенсию в 1800 руб. Шведское географическое общество наградило его медалью «Вега» – своим высшим знаком отличия. Открытый же путешественником хребет Загадочный при единодушном мнении научной общественности был переименован в хребет Пржевальского.

1888 год стал последним в жизни великого путешественника. Но даже смерть он встретил в дороге, совершая вместе с Козловым и Роборовским путешествие к своей мечте – Лхасе. Возле г. Бишкек он заболел тифом и умер. По желанию Николая Михайловича его похоронили на высоком берегу Иссык-Куля неподалеку от г. Каракола, который позже был переименован в Пржевальск.

Заслуги Пржевальского перед географической наукой огромны. Фактически он открыл новую эпоху в исследовании Центральной Азии. Кроме открытых и тщательно нанесенных на карту территорий, кроме осуществленных по его методике комплексных исследований и наблюдений за природными и климатическими особенностями региона, местным населением, а также неисчислимых коллекций, материалов, документов и пр., Николай Михайлович сумел создать замечательную географическую школу русских исследователей, продолживших его благородное дело на благо России.

Ученый-путешественник обладал и литературным даром. Его книги о путешествиях стали классическим чтением для многих поколений любителей такой литературы в России и за рубежом. Они много раз переиздавались на многих европейских языках. Пржевальским написаны уже известное нам «Путешествие в Уссурийском крае», а также «Монголия и страна тангутов. Трехлетнее путешествие в Восточной нагорной Азии», «От Кульджи до Тяньшаня», «Из Зайсана, через Хами в Тибет и на верховье Желтой реки», «От Кяхты на истоки Желтой реки».

Немало споров вызвали попытки оценить Пржевальского как человека, настолько противоречивыми кажутся его слова и поступки в том, что не касалось дела. В вину ему ставили грубость в обращении с местными жителями и подчиненными, зуботычины, злоупотребление нагайкой, жестокость. Он, например, мог взять местного князька под арест, его помощника посадить на цепь, а одного из княжеских приближенных, осмелившегося ударить кого-то из русских, – высечь. Были ситуации и похуже. Однажды командир отряда приказал одному из своих людей, посланному за водой, убить проводника, если вода не отыщется.

Прирожденный путешественник, он ненавидел цивилизацию и высшее ее проявление – город. Цивилизованное общество Пржевальского раздражало, он считал его лицемерным и развращенным. К женщинам относился с презрением, называя их пустыми сплетницами и болтушками. С не меньшим презрением относился Николай Михайлович и к «нецивилизованным» азиатам. Широко известны его слова: «Для успеха далекого и рискованного путешествия в Азию необходимы три проводника: деньги, винтовка и нагайка».

О желчности и противоречивости натуры Пржевальского свидетельствуют постоянные крайности в оценке европейцев и азиатов. Ряд его высказываний прямо указывает на то, что он признавал превосходство европейцев. В то же время, будучи в России, путешественник часто на все лады клял соотечественников, превознося достоинства «первобытного» человека. В сущности, хорошо он чувствовал себя только в дальних походах и в деревне с немногими близкими, вдали от людей.

И все же Пржевальского невозможно отнести к числу мизантропов. Нередко он проявлял подлинную доброту, помогая конкретным людям как в России, так и в Азии. Сочувствовал тангутам, каракурчинцам, русским крестьянам, хотя называл их пьяницами и лентяями. Однажды спас от верной смерти калмыков, бежавших из владений Якуб-бека, поделившись с ними одеялами.

Впрочем, все это – как хорошее, так и плохое – сейчас забылось. Остались только восхищение и благодарность к человеку, который, не щадя себя (и других), открыл миру удивительную, сказочную страну и заложил фундамент для продолжения ее изучения.

 

Прокофьев Сергей Сергеевич

(Род. в 1891 г. – ум. в 1953 г.)

Советский композитор, пианист, дирижер. Опираясь на классическое наследие украинской, русской и зарубежной музыки, осуществил реформаторские преобразования в музыкальном театре, симфоническом и камерно-инструментальном жанрах. Музыка Прокофьева, завоевав огромную популярность во всем мире, оказала значительное влияние на творчество многих композиторов современности.

В 1991 г. в ознаменование 100-летия со дня рождения великого композитора и пианиста в Донецке впервые состоялся «Музыкальный конкурс молодых исполнителей им. С. С. Прокофьева», влияние которого на развитие музыкальной культуры превзошло все ожидания.

Уровень этого мероприятия, опыт его организации дали основания превратить Всеукраинский конкурс с 1999 года в полномасштабный международный. Видные музыканты Польши, Германии, Греции, России участвовали в работе жюри, которое возглавлял крупнейший пианист современности – народный артист СССР, президент Академии российского искусства Николай Петров. По итогам состоявшихся конкурсных выступлений можно констатировать, что Украина – родина великого композитора – подготовила достойную смену музыкантов, которые будут творить уже в XXІ столетии.

Сергей Прокофьев родился 23 апреля 1891 г. в селе Сонцовка Екатеринославской губернии (ныне поселок Красное Донецкой области). Его отец, Сергей Алексеевич, агроном по образованию, служил управляющим имением помещика Сонцова, своего соученика по университету. Мать, Мария Григорьевна Житкова, занимавшаяся воспитанием детей, после смерти двух старших дочерей всю свою любовь сосредоточила на сыне. Она была хорошей пианисткой, и трехлетний мальчик с удовольствием прислушивался к ее игре и тут же, взобравшись на стул, пытался повторить понравившуюся мелодию.

Когда Сереже было 5 лет, он записал одну из своих импровизаций на листе бумаги, нарисовав не пять, а целых десять линеек нотного стана. А потом плакал от негодования, что мама не может исполнить его «произведение». Но вскоре с ее помощью он начал правильно записывать то, что подсказывало ему врожденное музыкальное чутье. Свои музыкальные опыты, написанные им от 5 до 15 лет, Сережа озаглавил «Мои сочинения». В 9 лет юный композитор сочинил свою первую оперу «Великан».

Кроме музыки родители занимались и общим образованием ребенка: отец преподавал ему русский язык, арифметику, географию и историю, а мать – иностранные языки, а также Ветхий и Новый Завет. Когда Сереже исполнилось 11 лет, родители пригласили на лето в Сонцовку учителя музыки – талантливого молодого композитора Р. М. Глиера, только что с золотой медалью окончившего консерваторию. Глиер давал мальчику уроки гармонии и музыкальных форм. Под его присмотром Сережа написал первую симфонию. Благодаря терпеливой работе юный музыкант вскоре смог поступить в Петербургскую консерваторию. На приемных экзаменах Прокофьева серьезно проверял сам Н. А. Римский-Корсаков, который впоследствии, как и А. К. Лядов, стал его учителем.

В годы учебы в консерватории юноша с неиссякаемым трудолюбием создавал произведения, внесшие большой вклад в мировую музыку ХХ в. Все эти сочинения были основаны на украинском и русском фольклоре. В 1908 г. молодой музыкант впервые выступил на вечере современной музыки со своими фортепианными пьесами, которые были очень тепло встречены слушателями. В 1914 г. Сергей блестяще закончил консерваторию сразу по трем специальностям – композитора, пианиста и дирижера, а за исполнительское мастерство он был удостоен премии им. Рубинштейна.

Первые годы после окончания консерватории были периодом напряженного композиторского труда, быстрого роста творческой самостоятельности Прокофьева. В 1915 г. он написал свой «Второй фортепианный концерт» и выезжал в Италию для его исполнения, а в следующем году создал первую редакцию оперы «Игрок». Ко времени Октябрьского переворота Сергей Прокофьев являлся уже сложившимся композитором с резко выраженной индивидуальностью. Его музыка поражала свежестью, динамичностью, вызывала бурные споры. Горячими поклонниками искусства Прокофьева были А. М. Горький и

В. В. Маяковский, который в шутку прозвал Сергея «председателем земного шара от секции музыки».

Весной 1918 г. с разрешения советского правительства Прокофьев выехал на длительный срок за границу. После недолгого пребывания в Японии композитор направился в США и с 1929 г. жил и работал попеременно в Америке и Европе, преимущественно в Париже, выступая как первоклассный пианист, интерпретатор собственных сочинений. Годы, проведенные Прокофьевым на Западе, не были безоблачно счастливыми. Он нигде не стал в полной мере своим, всюду оставаясь интересным, но странным чужаком, иностранцем, прибывшим из далекой и непонятной страны. Время проведенное на чужбине, было окрашено не прекращавшейся, постоянной тоской по Родине.

Примечательно, что работая на чужбине, композитор ни разу не воспользовался сюжетами, почерпнутыми в литературе или театре США, Германии или Франции. За рубежом были написаны три его оперные партитуры – «Любовь к трем апельсинам», «Огненный ангел» и капитально доработанная версия «Игрока». Две темы были взяты из русской литературы (Достоевский, Брюсов), а третья – внушена театральным движением в дореволюционной России (журнал В. Мейерхольда «Любовь к трем апельсинам»). Из трех прокофьевских балетов, поставленных труппой Дягилева, два были основаны на отечественных сюжетах и на русском интонационном материале («Шут» и «Стальной скок»). Живя за границей, Прокофьев создал несколько произведений по заказам из СССР, в т. ч. симфонические сюиты «Поручик Киже» и «Египетские ночи».

В то время композитор говорил: «Воздух чужбины не идет впрок моему вдохновению… Самое неподходящее для такого человека, как я, – это жить в изгнании, оставаться в духовном климате, который не соответствует моей нации… Здесь я лишаюсь сил. Мне грозит опасность погибнуть от академизма». Он откровенно признавал, что «не может сочинять нигде, кроме Родины». В 1927 и 1929 гг. Прокофьев приезжал с концертами в Москву, Ленинград, Киев, Одессу, Харьков, а в 1932 г. появился на родине с семьей – с женой Линой Ивановной Любера (испанкой по происхождению, в молодости камерной певицей) и двумя их сыновьями, Олегом и Сергеем. Процесс адаптации в новых советских условиях был для Прокофьева сложным и затяжным. В этот период он все чаще приезжал в СССР и выполнял заказы советских театров и киностудий, оставаясь пока еще «парижанином». Лишь в сезон 1935/36 г. композитор получил постоянную квартиру в Москве и смог перевезти туда свою семью.

Первые годы после возвращения были наполнены напряженным трудом. Прокофьев то обращается то к славным страницам родной истории, создавая величественные картины, потрясающие глубоким драматизмом, то – к мировой классике или к волнующим темам современности, трактуя их гуманистически, жизнеутверждающе. В это время он написал знаменитую симфоническую сказку для детей «Петя и волк», музыку к историко-патриотическому фильму С. М. Эйзенштейна «Александр Невский», балет «Ромео и Джульетта». К 20-летию Октября была создана кантата на слова Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина – своего рода коммунистическая литургия (грандиозная фреска для двух хоров и четырех оркестров), построенная по принципу католической мессы. На 60-летие «вождя народов» Прокофьев написал кантату «Здравица», исполнение которой стало кульминационным пунктом юбилейных торжеств.

Последняя зарубежная поездка, которую власти позволили совершить Прокофьеву (при том, что его семья оставалась в Москве в качестве заложников), состоялась в 1938 г. После этого у композитора отобрали зарубежный паспорт и больше за пределы СССР не выпускали.

В годы Второй мировой войны Прокофьев находился в эвакуации. Он чувствовал настоятельную необходимость откликнуться на это трагическое и героическое время: так возникла его монументальная опера «Война и мир» по роману Л. Н. Толстого – о непобедимости великой России, о ее героической воинской славе. Еще ни над одним произведением он не трудился так долго и вдохновенно. В этот период брак Сергея Прокофьева распался и он связал свою жизнь с Миррой Мендельсон, которая стала его спутницей до самой смерти.

Долгое время положение композитора было вполне благополучным, он даже был лауреатом нескольких Сталинских премий. Прекрасно зная о происходящем в стране терроре, Сергей Сергеевич не вступал в конфликт с властями, приняв за правило полное невмешательство в политику и ратуя лишь за свою художественную самостоятельность. Но в 1948 г. вышло постановление ЦК ВКП(б), в котором музыка Прокофьева, наряду с произведениями других авторов, была объявлена «формалистической», «чуждой советскому народу». Затем последовал арест его первой жены, которая отсидела несколько лет в лагере и провела некоторое время в ссылке, выйдя на свободу уже после смерти мужа. Прокофьев был вынужден написать покаянное письмо Союзу композиторов и Комитету по делам искусств, в котором он наивно пытался объяснить, что такое «мелодия», «традиции» и «новаторство».

От этого удара мастер не оправился до конца жизни. Почти все его произведения, написанные в последние пять лет (опера «Повесть о настоящем человеке», балет «сказ о каменном цветке», оратория «На страже мира», симфония № 7) – малоудачны, отмечены попытками «упростить» и сделать «ближе к народу» свой музыкальный язык.

Вряд ли есть основание объявлять композитора «убежденным выразителем советской художественной идеологии», подобно его другу Маяковскому. Немногие «заказные» произведения Прокофьева начисто лишены официоза, характерного для многих сочинений сталинской эпохи. Высокий вкус и духовная независимость предохраняли его от трескучего пафоса и дутого верноподданнического восторга. Здесь стоит вспомнить балет «Золушка», оперу «Дуэнья», фортепианные сонаты или три последние симфонии. Были, конечно, и сочинения менее удачные – сказывалась тяжелая болезнь композитора, а порой и отдельные стереотипы тогдашней эстетики. В целом же его наследие этих лет обозначило блистательный взлет удивительного таланта – второй после «классической» поры 1908–1918 гг. Ни мрачная атмосфера террора конца 1930-х гг., ни гибель друзей, ни тяжкие жизненные условия военных лет, ни оскорбительные проработки властей не смогли помешать рождению этих шедевров.

5 марта 2003 г. исполнилось 60 лет со дня смерти гениального музыканта. В некотором смысле композитору «не повезло»: он умер, чуть ли не день в день со Сталиным – тираном, в тени которого исчезли многие выдающиеся люди. Но ничто не в силах заслонить собой фигуру величайшего композитора современности – Сергея Сергеевича Прокофьева, память о котором будет жить в веках.

 

Пушкин Александр Сергеевич

(Род. в 1799 г. – ум. в 1837 г.)

Русский поэт. Роман в стихах «Евгений Онегин»; поэмы «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Гаврилиада», «Братья-разбойники», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы», «Граф Нулин», «Полтава», «Домик в Коломне», «Анджело», «Медный всадник»; сказки в стихах «Сказка о попе и его работнике Балде», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях», «Сказка о золотом петушке»; трагедия «Борис Годунов»; маленькие трагедии – «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Русалка» и др.; роман «Арап Петра Первого» (незаконченный); повести «Дубровский», «Капитанская дочка», «История села Горюхина», «Рославлев», «Пиковая дама», «Египетские ночи» (незаконченная); цикл «Повести покойного Ивана Петровича Белкина»; философская, вольнолюбивая и любовная лирика; очерки.

Александр Сергеевич Пушкин, стоявший у истоков новой русской литературы, был удостоен потомками самой высокой чести, о которой только может мечтать поэт: его именем названа целая историческая эпоха, узнаваемая по одному слову – «пушкинская».

Даже город, где жил поэт, определен временным отрезком истории – «пушкинский Петербург». Все красавицы, в которых он влюблялся, фрейлины, хозяйки салонов, где он бывал, члены высочайшего двора, министры, с которыми он общался, его близкие друзья постепенно стали именоваться пушкинскими современниками. И многие из них остались в истории лишь благодаря знакомству с Пушкиным.

Такова притягательная сила гения, давшего не только имя веку, но совершившего в нем величайшие открытия. Среди них – русский язык во всем его совершенстве и великолепии. Тот язык, который сегодня мало кто слышит и на котором уже никто не заговорит завтра, но который всегда останется при нас как вечная драгоценность.

Детские годы Александра Сергеевича, как, собственно, вся его жизнь и творчество, описаны до малейших подробностей в многочисленных литературных трудах и монографиях. В детстве юный Пушкин мало походил на будущего гения, отличаясь разве что живостью воображения и некоторой диковатостью натуры. Рос он ленивым, малоподвижным, замкнутым ребенком, не очень любимым родителями. Эта взаимная неприязненность и сухость в семейных отношениях так и не была преодолена до конца жизни поэта. Даже добрейшая бабушка Марья Алексеевна Ганнибал говаривала о своем старшем внуке: «Не знаю, что из него выйдет, мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, то его не расшевелишь, а то вдруг он так разойдется, что ничем его не уймешь: из одной крайности в другую бросается». Бабушка точно определила характер юного Пушкина. Порывистость, неуравновешенность сопровождали Александра Сергеевича всю жизнь, вплоть до женитьбы, которая несколько уравновесила нрав пылкого поэта.

Начальное обучение Пушкин получил в родительском доме с помощью гувернеров и домашних учителей. Продолжить образование ему предстояло в Царскосельском лицее, только что учрежденном, как говорилось, «исключительно для юношества благородного происхождения… особенно предназначенного к важным частям службы государственной». В лицее окончательно развился характер Пушкина – страстный, независимый и свободолюбивый. Он обрел ту среду, в которой мог быть самим собой – остроумным, живым, непосредственным, порой неуместно шутливым и до крайности привязанным к своим друзьям. Лицеисты, в распоряжении которых имелось немало свободного времени, не всегда отдавали его учебе. Они водили знакомство с гусарами, жившими в то время в Царском Селе, тайком от начальства «приносили жертвы Бахусу и Венере и приударяли за хорошенькими актрисами и субретками». В этих играх Пушкин всегда хотел быть первым и вполне преуспевал. Уже в ранней юности он буквально бредил женщинами, его лицейские стихи писались не только под впечатлением эротических поэтов XVIIІ века, но и были следствием его «сладострастных мечтаний».

9 июня 1817 г. в Лицее состоялась торжественная церемония выпуска. Вырвавшись из «лицейского заточения», Пушкин с «горячей головой и неустановившейся мыслью» жадно спешил изведать все соблазны жизни. Связи отца и дружба с лицеистами открыли перед ним двери петербургских салонов. Правда, принадлежа к старинному родовитому дворянству, Пушкин все же не был равным среди блестящей светской молодежи: он не имел большого состояния, и отсутствие денег нередко ставило его в неловкое положение. За стихи в то время ему не платили, а жалованья коллежского секретаря для светского образа жизни не хватало. Отец был скуп и ворчал из-за каждого истраченного гривенного.

Начало творческой деятельности принесло Пушкину и популярность, и неожиданные неприятности. Первая гроза разразилась над головой юного поэта после его, как выразился император Александр I, «возмутительных стихов, которыми он наводнил всю Россию». Поэту угрожала ссылка в Сибирь или водворение на покаяние в Соловецкий монастырь. От Сибири поэта спасло заступничество влиятельных друзей. Дело ограничилось ссылкой, которая официально именовалась переводом коллежского секретаря Пушкина из Петербурга в канцелярию генерала Инзова, попечителя Южного края. 6 июля 1820 г. Пушкин покинул Петербург с напускным равнодушием: «Без слез оставил я с досадой венки пиров и блеск Афин». Начинался первый этап странствий поэта, самый бурный и легендарный.

И в Кишиневе, и в Одессе Пушкин, откровенно скучая, все же не оставался в безделье. Бо́льшую часть дня он проводил в каком-либо обществе, а утром – писал. На местных жителей он производил странное впечатление: одевался молодой ссыльный то греком, то евреем, носил необъятные шаровары, длинный плащ, похожий на мантию. Обыватели ходили «смотреть на Пушкина».

В таком же странном одеянии он проследовал в 1824 г. с юга в село Михайловское. Этой причуде было вполне житейское объяснение: поэт сильно бедствовал в это время, как, впрочем, и в последующие годы. Даже его кишиневский начальник генерал Инзов вынужден был ходатайствовать о скорейшей высылке жалованья поэту. Недостаток в денежных средствах объяснялся и другой причиной. Пушкин во время южного периода ссылки пристрастился к игре в карты, о чем сам признавался в стихах:

«Игру он вел сильную, – вспоминал знакомый Пушкина, критик К. Полевой, – и чаще всего продувался в пух. Жалко бывало смотреть на этого необыкновенного человека, распаленного грубой и глупой страстью». А друг поэта П. Вяземский отмечал, что Пушкин «до кончины своей был ребенком в игре и в последние годы жизни проигрывал даже таким людям, которых, кроме него, обыгрывали все… Например, в Пскове проиграл он 4-ю главу “Евгения Онегина”. А в Петербурге проиграл Н. Всеволожскому “целый том стихотворений”».

При всей правоте современников поэта, выражавших прискорбие в связи с его карточной игрой, надо все же заметить, что эта игра была своего рода светской модой, от которой нельзя было отстать. И Пушкин, как светский человек, не мог стать «белой вороной», ему бы это просто не позволило его непомерное самолюбие.

То же самое можно отнести и к дуэлям, которые, говоря современным языком, создавали имидж светского человека начала XIX в. Вряд ли Пушкин так уж сильно любил стреляться. Но факт остается фактом: любую, даже малейшую ссору или просто недоразумение он был готов решать только поединком. К этому побуждало как неуемное честолюбие, так и знаменитая «африканская кровь» поэта.

Она же, эта самая наследственная «кровь», видимо, возбуждала и любовные страсти в молодом поэте. По словам его брата Льва, «женщинам Пушкин нравился: он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не одну страсть на веку своем». Александр Сергеевич знал и чувствовал женщин «как никто другой». Достаточно сказать, что только по его любовной лирике можно составить целые биографические тома, ибо почти все, что поэтом было пережито в реальной жизни, нашло свое отражение в стихах. Существует даже знаменитый «донжуанский» список, составленный, кстати, самим Пушкиным, где упоминаются имена не одного десятка женщин, которых любил поэт и которые отвечали ему взаимностью. В 30-летнем возрасте Пушкин вспоминал юные проказы:

По приезде в Михайловское Пушкин принялся за стихи. Осенью 1824 г. он написал «Разговор поэта с книгопродавцем», «Подражание Корану», закончил поэму «Цыганы». Кроме стихов в Михайловском ему заняться было нечем. Родной дом, где семья встретила его очень неприветливо (отец, испуганным ссылкой поэта, призывал младшего сына Льва «не знаться с этим чудовищем»), казался Пушкину тюрьмой. Одно время он даже строил планы побега, косвенно упомянутого в 1-й главе «Евгения Онегина»:

Прозой же он писал брату Левушке: «Не то взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Константинополь. Святая Русь мне становится невтерпеж».

Из своего псковского имения Пушкин все же никуда не уехал. После отъезда отца ему стало легче жить и работать. Единственной его собеседницей была няня Арина Родионовна. Она создала своему любимцу домашний уют, окружила заботой и даже внесла свой малый вклад в творчество поэта, став прообразом няни в «Евгении Онегине» и Пахомовны в «Дубровском». Любопытная деталь: поэт, которому легче было выражать тончайшие оттенки чувств стихами, чем прозой, ни одной строчки не посвятил ни отцу, ни матери, ни другим родственникам. Зато «мамушке» Арине Родионовне посвящается самое мистическое и самое нежнейшее стихотворение «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет»), знакомое каждому из нас с детства. А в знаменитых больших черных тетрадях с черновиками «Цыган», «Онегина» и «Годунова» записал Пушкин и семь няниных сказок, переложенных позже на стихи и включенных в поэму «Сказка о царе Салтане».

Живя в Михайловском, Пушкин нашел вполне подходящее для себя женское общество. Он часто наезжал в соседнее имение Тригорское и даже увлекся его 36-летней хозяйкой П. А. Осиповой. Не без успеха ухаживал опальный поэт и за целой вереницей хорошеньких барышень. Однако подлинная страсть его настигла в один из июньских дней 1825 г., когда он встретил в том же Тригорском новую гостью – белокурую красавицу Анну Керн, племянницу первого мужа Осиповой. Их сразу потянуло друг к другу. Оба были молоды, раскованны, а о том, что где-то есть муж Анны, генерал Керн, смешно было и вспоминать. Влюбленность Пушкина в Анну Керн была недолгой, но какой прекрасный след она оставила в его любовной лирике!

Друзья напрасно опасались, что деревенское одиночество будет порой бездеятельности Пушкина. За два года в Михайловском он написал немало прекрасных строк. Поэт, казавшийся таким беззаботным и веселым, оказался великим тружеником, для которого писательство было и радостью и служением.

Своему брату Левушке Пушкин поручил важное дело – быть в Петербурге посредником в переговорах с цензурой и с книгопродавцами. Ему он отправил первую главу «Онегина», которую планировал включить в книгу стихотворений. Но ветреный Левушка вместо того, чтобы вести долгие и скучные разговоры с издателями, беспечно читал неизданные рукописи брата в светских гостиных, благодаря чему неизданные стихи Пушкина расходились в списках по дворянским городским домам и деревенским усадьбам. Только в декабре 1825 г. вышел первый том «Стихотворений Александра Пушкина», мгновенно раскупленный восторженными читателями. Как писал поэту Дельвиг: «Никто из писателей русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты».

Декабрьские события 1825 г. прошли вдали от Пушкина, хотя поэт был дружен со многими декабристами и искренне им сочувствовал. Узнав о смерти Александра I и коронации Николая Павловича, он проникся надеждой на снятие опалы. Пусть и не так скоро, но эти надежды осуществились. Более того, осенью 1826 г. он был даже удостоен аудиенции у молодого царя и проговорил с ним почти два часа. Результатом этой знаменательной встречи были слова Николая, сказанные на прощание: «Ну, теперь ты не прежний Пушкин, а мой Пушкин» и фраза, произнесенная приближенным: «Я нынче долго разговаривал с умнейшим человеком в России – с Пушкиным».

Такое пристальное внимание со стороны власти объяснялось, прежде всего, высоким авторитетом поэта среди русской интеллигенции. Кроме того, были опасения, что некогда опальный поэт все еще не избавился от своих вольнолюбивых юношеских настроений. Царь посчитал, что лучше всего установить над Пушкиным некий надзор, который бы выглядел как забота о его судьбе и творчестве. Так поэт попал под опеку Николая I и самого бдительного цензора графа Бенкендорфа, что наложило определенный отпечаток на его душевное состояние. Опасение царя было не напрасным. Спустя два года после декабрьских событий на Сенатской площади поэт напишет свое знаменитое стихотворение «В Сибирь» – послание к друзьям-декабристам. И власти ему этого не простят.

Между тем, вернувшегося из ссылки поэта московская публика встретила восторженно. Его наперебой приглашали в лучшие дома. Не без успеха ухаживал он и за многими светскими дамами, но, как говорил сам, «мертвецки не был влюблен ни в одну из них». До тех пор, пока не встретил свою «мадонну», «чистейшей прелести чистейший образец» – Наталью Гончарову. 18 февраля 1831 г. они были обвенчаны в церкви Старого Вознесения в Москве. Женитьба Пушкина весьма удивила высший свет, многие жалели невесту, помня о множестве похождений влюбчивого поэта.

А между тем первые годы семейной жизни принесли Пушкину счастье и успокоение, к которому он внутренне всегда стремился. Но этому мало кто верил, кроме разве что близких друзей. Высший свет никогда не относился к поэту искренне и доброжелательно, а после женитьбы на первой красавице Москвы недоброжелательство только усилилось. Кроме того, Пушкина не любили за своевольный характер, едкие эпиграммы, завидовали его литературной славе, о нем злословили и сплетничали, втягивая в никчемные ссоры. А когда Николай I «пожаловал» Пушкину несоответствующее его годам звание камер-юнкера, придворные получили достаточно пищи для насмешек и злых шуток.

Последние годы жизни Пушкина были полны неприятностей, денежных хлопот, тревог, мелких, злых уколов и крупных обид. У него не стало «досуга вольной холостой жизни, необходимой для писателя», как выразился он в одном из писем. Вынужденному содержать большую семью, «кружиться в свете», поэту приходилось постоянно изворачиваться – обращаться за помощью к казне, занимать деньги у друзей и ростовщиков, закладывать бриллианты жены. Он мечтал оставить Петербург и уехать в деревню, но царь ему в этом отказывал. Полиция за ним постоянно шпионила, критики холодно отзывались о новых сочинениях, Белинский заговорил о «закате пушкинского гения». А ведь именно в этот период поэт создал поэму «Медный всадник», лучшие свои прозаические произведения, такие, как «Дубровский», «Пиковая дама», «Капитанская дочка» и многое другое.

Вдобавок ко всему злословие преследовало поэта и в личной жизни: злобные анонимы посылали подметные письма о неверности жены, а весь высший свет Петербурга дружно обсуждал небылицы о ее романе с пустым франтом Жоржем Дантесом…

Екатерина Мещерская, дочь историка Н. М. Карамзина, видевшая Пушкина за несколько дней до трагических событий, свидетельствовала, что Пушкин в последние дни жизни был в «лихорадочном состоянии», с «какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице и во всем теле», как только он встречал Дантеса. Дуэль с ним стала неизбежной. Она оказалась роковой для поэта. Выстрел приемного сына французского посланника оборвал жизнь Пушкина 28 января 1837 г.

Сохранилось немало воспоминаний современников о смерти поэта. Но, пожалуй, никто так проникновенно, как В. Жуковский не смог передать свои ощущения от посмертного преображения пушкинского облика, исполненного величия и покоя: «Когда все ушли, я сел и долго один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видел ничего подобного тому, что было на нем в первую минуту смерти… Но что выражалось на его лице, я сказать не умею… Это не было выражение ума, прежде свойственное этому лицу; это не было также выражение поэтическое. Нет. Какая-то глубокая удивительная мысль на нем разливалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, важное, удовлетворенное знание. Я уверяю тебя, что никогда на лице его я не видал выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, конечно, таилась в нем и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только тогда, когда все земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был конец нашего Пушкина».

Земная жизнь поэта оказалась до боли короткой. Но вслед за его гибелью началась другая, бессмертная жизнь пушкинских творений, отмеченная поистине всенародной любовью и славой, которую не смог затмить ни один русский писатель ни в XIX, ни в XX веке.

 

Рахманинов Сергей Васильевич

(Род. в 1873 г. – ум. в 1943 г.)

Русский композитор, пианист-виртуоз, дирижер. Сочинения: оперы «Алеко», «Франческа да Римини», «Скупой рыцарь»; кантата «Весна»; поэма «Колокола» для хора и оркестра, 3 симфонии; 4 концерта для фортепиано с оркестром; «Литургия Иоанна Златоуста»; «Всенощное бдение»; «Рапсодия на тему Паганини»; «Симфонические танцы»; камерно-инструментальные ансамбли, прелюдии, этюды-картины и др; 70 романсов.

«Я предсказываю ему великую будущность», – такую оценку таланту молодого Рахманинова дал незадолго до своей смерти Петр Ильич Чайковский. Эти слова оказались пророческими. Слава сопутствовала Рахманинову с первых же творческих шагов. На родине он был кумиром молодежи, а позже, во время жизни за рубежом стал признанным «вождем современного пианизма». Его самоотдача, экспрессивность, широкий концертный размах и силь ная воля не знали границ и покоряли щедростью мелодического дара. Музыка была для него выражением «жизни чувств», а чувства – наиболее тонким инструментом постижения мира и человека.

Отец будущего композитора, Василий Аркадьевич Рахманинов, принадлежал к старинному дворянскому роду. В молодости он принимал участие в военных действиях на Кавказе, после служил в Гродненском гусарском полку в Варшаве. В отставку он вышел в чине штаб-ротмистра и поселился вместе с женой, Любовью Петровной, дочерью генерала Бутакова, в имении Онег, близ древнего Новгорода, где 1 апреля 1873 г. родился Сергей Васильевич Рахманинов.

Любовь к музыке, можно сказать, была фамильной чертой Рахманиновых. Дед, Аркадий Александрович, выступал в благотворительных концертах и в музыкальных салонах Тамбова, Москвы, Петербурга, был знаком с видными музыкантами своего времени. Отец, Василий Аркадьевич, часами мог импровизировать за роялем, а мать, Любовь Петровна, стала первой учительницей музыки своего сына. Под ее руководством Сережа играл на рояле с четырех лет, тогда уже проявив незаурядные способности. Но как генеральского внука его вместе с братом Володей по семейной традиции решили определить в Пажеский корпус, ибо в те времена музыка рассматривалась лишь как необходимый атрибут хорошего воспитания.

Однако жизнь резко изменила предполагаемый ход событий. Чтобы избежать разорения, Рахманиновы продали имение и в 1881 г. переехали в Петербург. При тяжелом материальном положении семьи нечего было и думать о поступлении мальчиков в Пажеский корпус, обучение в котором стоило очень дорого. Потому учитывая способности и влечение к музыке, восьмилетнего Сережу определили в Петербургскую консерваторию, на младшее отделение.

Через некоторое время Любови Петровне довелось пережить еще одну драму – муж оставил семью, и ей пришлось не только самой вести хозяйство, но и воспитывать пятерых детей. Неожиданная помощь пришла от двоюродного брата Рахманинова, Александра Зилоти. Он был всего на десять лет старше Сережи, но уже был известен как выдающийся пианист. Игра 12-летнего брата произвела сильное впечатление на Зилоти, и он убедил Любовь Петровну отправить Сережу учиться в Московскую консерваторию. Так решилась судьба юного дарования. В Московской консерватории Рахманинов поступил в класс известного педагога Н. Зверева, который взял нового ученика на полный пансион.

Успехи Рахманинова и по классу фортепиано, и по специальной теории с каждым годом все больше выделяли его среди других студентов консерватории. К этому времени Рахманинов уже начал сочинять собственные произведения. Среди его студенческих работ – Первый концерт для фортепиано с оркестром, одночастная симфония, известная под названием «Юношеская», симфоническая поэма «Князь Ростислав», ряд романсов.

Пробует себя начинающий композитор и в оперном жанре: в его ученических работах – монолог Арбенина (из драмы «Маскарад» Лермонтова), ариозо Бориса и монолог Пимена (из трагедии «Борис Годунов» Пушкина») и др.

29 мая 1892 г. Рахманинов окончил консерваторию с большой золотой медалью, и его имя было вписано на мраморную доску в Малом зале консерватории. Дипломной работой молодого композитора стала одноактная опера «Алеко», премьера которой состоялась в апреле 1893 г. в Большом театре. Опера прошла с большим успехом и получила положительные отзывы в московской прессе. В частности, она очень понравилась Чайковскому.

Успех «Алеко» помог Рахманинову занять прочное место в музыкальной Москве и укрепил веру в свои силы. Он начал выступать с концертами в Москве и других городах России, в течение нескольких месяцев написал симфоническую фантазию «Утес», созданную под впечатлением рассказа «На пути» Чехова, ряд фортепианных произведений, Первую сюиту для двух фортепиано, романсы «Не пой, красавица», «Островок», «Весенние воды».

Несмотря на признание публики, материальное положение композитора оставляло желать лучшего. Чтобы увеличить свой небольшой заработок, он вынужден был взять несколько учеников, а с весны 1894 г. начал преподавать в Мариинском женском училище и Елизаветинском институте.

В 1895 г., в возрасте 22 лет, Рахманинов закончил Первую симфонию, над которой напряженно работал около восьми месяцев. Единственный раз при жизни композитора симфония прозвучала 15 марта 1897 г. в Петербурге, в зале Дворянского собрания. Дирижировал Глазунов. Увы, Рахманинова постигло горькое разочарование: публика и музыкальная критика отнеслись к этому сочинению довольно холодно.

Провал Первой симфонии композитор пережил тяжело, по его словам, он «был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись и голова, и руки». Почти три года Рахманинов ничего не писал. Все это сказалось и на материальном положении. Деньги, полученные от издания некоторых сочинений, быстро таяли. Приходилось рассчитывать только на частные уроки. Правда, концерты Рахманинова всегда шли при переполненном зале и сопровождались успехом, но они были слишком редки, чтобы обеспечить ему заработок. В это время Рахманинов получил от известного мецената Саввы Мамонтова приглашение занять должность дирижера в его оперном театре. Рахманинов с радостью принял это предложение и с осени 1897 г. стал вторым дирижером в мамонтовском театре.

Деятельность Рахманинова в оперном театре Мамонтова была высоко оценена музыкальной общественностью. Московские газеты тоже тепло отзывались о молодом дирижере. «Главная заслуга г. Рахманинова в том, что он сумел изменить оркестровую звучность оперы до неузнаваемости!.. Оркестр звучит у него совсем особенно: мягко, не заглушая пения и в то же время до мелочей тонко, точно это специально симфоническая музыка, а не оперный аккомпанемент», – писал один из рецензентов.

Сезон, проведенный Рахманиновым в театре Мамонтова, имел большое значение для его дальнейшей деятельности. Он детально изучил партитуры многих русских и западноевропейских опер, прошел практическую школу дирижерского искусства.

Подлинного расцвета творчество Рахманинова достигло в начале XX в. 27 октября 1901 г. на симфоническом собрании Филармонического общества в Москве прозвучал в авторском исполнении Второй фортепианный концерт, ставший шедевром мировой концертной литературы.

Вскоре после Второго концерта для фортепиано были сочинены Вторая сюита для двух фортепиано, затем виолончельная соната, 12 романсов, Вариации на тему Шопена, десять прелюдий для фортепиано, кантата «Весна» на стихи Некрасова.

Кстати, кантата «Весна» написана в знаменательном для композитора 1902 г., когда состоялась его свадьба с Натальей Сатиной. «Лучшей жены он не мог себе выбрать, – писала в своих воспоминаниях знакомая композитора Л. Д. Ростовцева. – Она была умна, музыкальна и очень содержательна». Рахманинов знал Наталью Александровну с детства. Она была его двоюродной сестрой и буквально боготворила Сергея Васильевича, оставаясь верным другом до последних дней жизни. В 1903 г. в семье Рахманиновых родилась дочь Ирина, а в 1907 г. – еще одна дочь, Татьяна.

В 1904 г. Рахманинов принял приглашение занять пост дирижера Большого театра, где проработал два года. Но за этот короткий срок благодаря его дирижерскому таланту, увлеченности и бескорыстной любви к оперной классике, особенно русской, художественный уровень спектаклей значительно вырос. «Кому довелось слышать рахманиновское исполнение «Пиковой дамы» Чайковского, – писал композитор и музыковед Б. Асафьев, – тому казалось, что более чуткого интерпретатора этого произведения нет и быть не может».

Правда, интенсивная дирижерская деятельность Рахманинова сказывалась на его творчестве. Поэтому, несмотря на уговоры дирекции театра возобновить контракт на третий сезон, Рахманинов ответил отказом и на три года уехал с семьей за границу. Поселившись в Дрездене, композитор, тем не менее, каждое лето проводил в России, в деревне Ивановка.

В 1904 г. Рахманинов завершил оперу «Франческа да Римини» по V песне Ада из «Божественной комедии» Данте. Одновременно с «Франческой» он пишет одноактную оперу «скупой рыцарь» по маленькой трагедии Пушкина. Премьеры этих опер состоялись в январе 1906 г. на сцене Большого театра под управлением автора и имели большой успех.

В 1906–1908 гг. Рахманинов жил то в Германии, то в России. За это время он сочинил Вторую симфонию, Сонату № 1 для фортепиано, 15 романсов, симфоническую поэму «Остров мертвых». Не оставляет он и концертной деятельности: выступает как пианист и дирижер в странах Европы и на родине. В октябре 1909 г. Рахманинов предпринял первую гастрольную поездку в Америку и Канаду, где выступил с сольными фортепианными концертами как дирижер и как пианист. Здесь же впервые он познакомил публику с только что написанным Третьим концертом для фортепиано, который посвятил знаменитому пианисту И. Гофману. Американская публика восторженно приветствовала русского музыканта.

1909–1917 гг. оказались для Рахманинова последними, прожитыми в России. Его выступления закрепили за ним славу одного из лучших пианистов современности. Все его концерты проходили с аншлагом. Длинные очереди выстраивались задолго до открытия кассы. Пресса давала восторженные отзывы о его исполнительском искусстве. Авторитетный московский критик Н. Кашкин назвал Рахманинова «могучим художником фортепиано, занимающим в этом отношении совсем особенное, только ему свойственное место». «Как зачарованный, слушаешь игру этого титана пианиста, – вторил ему Е. Гунст, – и не верится, чтобы когда-либо мог быть пианист, равный ему».

В 1910-х гг. Рахманинов также уделял значительное внимание крупным хоровым формам. Огромное значение для духовной русской музыки имеют его великолепные богослужебные композиции «Литургия Иоанна Златоуста» (1910 г.) и «Всенощное бдение» (1915 г.). В 1913 г. была написана монументальная поэма «Колокола» на стихи Эдгара По для солистов, хора и оркестра.

Октябрьский переворот композитор встретил настороженно. Он понимал, что старой России больше нет, а в новой высокому искусству вряд ли найдется место. Потому, получив декабре 1917 г. приглашение на концерты в Швеции, Рахманинов тут же выехал в Стокгольм с женой и дочерьми. В Россию он уже больше не вернулся.

После 15 концертов, которые композитор дал в Скандинавии, он переехал в США, получив от различных концертных фирм несколько серьезных предложений. Первый концерт музыканта состоялся в Нью-Йорке 8 декабря 1918 г. Это выступление открыло «концертную эстраду» Рахманинова в Америке, продолжавшуюся без перерыва 25 лет. Его слава распространялась с молниеносной быстротой, а портреты не сходили со страниц американских и европейских газет.

С 1918 по 1925 г. Рахманинов в основном занимался исполнительской деятельностью, которая достигла грандиозных масштабов. К примеру, только в сезон 1921/22 года он дал 64 концерта, а уже в следующий сезон – более 70!

В 1926 г. Рахманинов временно перестал концертировать. Его неодолимо потянуло к композиции. Он закончил Четвертый концерт для фортепиано, основные темы которого были написаны еще в России, а также «Три русские песни для хора с оркестром».

В 1930 г. Рахманинов приобрел участок земли в Швейцарии на берегу Фирвальштедского озера, вблизи от Люцерна. Здесь на огромной скале, недалеко от знаменитых швейцарских озер, он решил выстроить виллу, где мог бы отдыхать от напряженной концертной деятельности. Строительство продолжалось четыре года. Возле дома был разбит великолепный сад, посажено более тысячи кустов роз, множество цветов и декоративных деревьев. Имение получило название «Сенар» – по начальным слогам имен Рахманинова и его жены и начальной буквы их фамилии. Вскоре оно стало местной достопримечательностью. «Пароходы, на которых совершались экскурсии из Люцерна по озеру, – вспоминала их родственница Сатина, – делали специальный крюк, чтобы показать экскурсантам с озера вид “Сенара” с его деревьями, розами и необычайно красивым домом».

В «Сенаре» Рахманиновы проводили каждое лето вплоть до 1939 г., когда с началом войны они навсегда уехали в США. Здесь же Сергей Васильевич много и плодотворно работал: в 1934 г. создал знаменитую «Рапсодию на тему Паганини», а затем была написана и Третья симфония.

В 1940 г. Рахманинов написал свое последнее сочинение для оркестра – «Симфонические танцы», которые считал своим лучшим произведением. Несмотря на недомогания, 68-летний композитор продолжал концертировать. В 1941–1942 гг. он выступал с концертами, сборы от которых передавал в помощь Красной Армии.

И все же болезни и годы давали о себе знать. Здоровье Рахманинова с каждым днем ухудшалось. Незадолго до его смерти родным объявили страшный приговор: у Сергея Васильевича оказался рак легких и печени. Операция уже не могла предотвратить смертельный исход.

С. В. Рахманинов скончался 28 марта 1943 г. в Лос-Анджелесе, не дожив нескольких дней до своего семидесятилетия. Гроб с телом покойного перевезли в Нью-Йорк, где 1 июня на русском кладбище в Кенсико состоялись торжественные похороны.

С уходом из жизни Сергея Рахманинова – великого композитора и пианиста – завершился тот блестящий период, который именуют русской музыкальной классикой.

 

Репин Илья Ефимович

(Род. в 1844 г. – ум. в 1930 г.)

Выдающийся русский художник-жанрист, портретист, исторический живописец реалистического направления. Профессор живописи (1893 г.), действительный член Петербургской академии художеств. Обладатель почетных наград: золотой медали «За экспрессию» им. Виже Лебрен за картину «Бурлаки на Волге» (1873 г.); памятной золотой медали и диплома «За особые труды и заслуги на поприще живописи и искусства» за портрет Е. Н. Корева на Всемирной выставке в Сент-Луисе (Америка). Автор воспоминаний «Далекое близкое» (1915 г., изданы в 1937 г.).

Величие Репина как художника явилось следствием гармоничного соединения врожденного таланта, глубокого осознания действительности и в высшей степени по-детски восторженного мировосприятия.

Детские и юношеские годы Ильи прошли на Украине, в г. Чугуеве. Он родился в семье военного поселянина Ефима Васильевича Репина, который служил фуражистом и квартирмейстером в кавалерийском полку. Когда отец надолго уезжал по делам службы, заботу о благополучии четырех детей (двое умерли в раннем возрасте) брала на себя мать, Татьяна Степановна. Илья был на редкость любознательным мальчиком, но в школе учиться ему не довелось. Грамоте Илью обучил сельский пономарь, а арифметике – дьячок. Получив в семилетнем возрасте набор красок, он с таким восторгом и упорством рисовал, что у него кровь стала идти носом. Все соседки предсказывали, что мальчонка не выживет. Но он выздоровел и снова вернулся к краскам, чтобы уже никогда с ними не расставаться.

Проучившись несколько месяцев в Корпусе топографов, Илья в 1858 г. пошел в ученики к художнику-иконописцу И. М. Бунакову. Он быстро освоил сложную технику росписи, а в иконах давал волю своему воображению. Священникам нравились их яркие краски. Особенно удалась Илье «Мария Магдалина» – пылающие лучи и заплаканные глаза страдалицы на иконе производили сильное впечатление на верующих. Юный художник получал много заказов на росписи церквей и портреты горожан. В свои 19 лет в родном городе он был признанным мастером.

В 1863 г., взяв заработанные 100 рублей, Илья поехал в Петербург штурмовать академию, о которой давно мечтал. Однако опыта провинциального живописца оказалось недостаточно для поступления. Репина подвела «тушевка». По совету художника-архитектора Петрова, у которого он снимал комнату, он поступил в вечернюю рисовальную школу на бирже. Днем Илья метался по столице в поисках заработка, а вечером успешно осваивал злополучную штриховку. Получив первый номер в школе, он справился с экзаменом в академию и в 1864 г. был зачислен вольнослушателем. Чтобы заплатить 25 рублей за первый год обучения, Илья пошел на поклон к меценату генералу Прянишникову, и тот внес необходимую сумму.

Со всем пылом юности Репин постигал азы творчества. Но ему не хватало общеобразовательных знаний, и он с поразительным упорством изучал историю, литературу, анатомию, математику, физику, химию. Илья даже подумывал года на четыре отказаться от живописи, чтобы догнать «интеллектуальных богачей». Товарищи по учебе – В. Поленов, М. Антокольский, А. Шевцов, Н. Мурашко – отговорили его и старались раздобыть ему заказы на портреты, чтобы он мог заработать на жизнь. Преодолев все препятствия, уже через год и восемь месяцев обучения Репин получил Малую серебряную медаль за эскиз «Ангел смерти истребляет первенцев египетских» (1865 г.). Это было для Ильи не просто признанием его успехов, но и позволило освободиться от податного сословия и телесных наказаний, получить звание художника и больше не оплачивать обучение.

Обязательные академические работы на библейские сюжеты Репина не волновали. Его вторым учителем с 1863 г. был И. Н. Крамской, а близким другом и советником стал В. В. Стасов. Проникнувшись идеями артельщиков и передвижников, равняясь на реалистическое творчество В. Г. Перова, Илья успешно исполнял задания, но душу в них не вкладывал. Он искал свою тему. И она открылась ему погожим днем 1868 г. на Неве. Фигуры бурлаков, доведенных каторжным трудом до состояния тяглового скота, их измученные лица и непокорные взгляды заслонили весь горизонт. Репин одновременно заболел сюжетом и влюбился в своих героев. Он задумал сложную, построенную на контрасте композицию: изможденные фигуры бурлаков, яркий солнечный день и стайки барышень в разноцветных платьях на берегу. Но по совету друга Ф. Васильева, Илья отказался от «назидания» в картине, а каникулы 1870 г. провел с друзьями и братом на Волге, «охотясь» за бурлаками, проникаясь их жизнью и повадками. Эскизы летних работ, разбросанные по полу конференц-зала, были лично рассмотрены Великим князем Владимиром, и он оставил за собой право купить будущую картину.

Репин так увлекся бурлаками, что друзья с трудом убедили его участвовать в конкурсе на Большую золотую медаль и пенсионерскую поездку за границу. Илья долго не знал, как подойти к очередной библейской теме – «Воскрешение дочери Иаира» (1871 г.), пока не вспомнил о смерти сестры Усти. Он представил, как в их затихший от горя дом вошел бы человек и вернул сестре жизнь. После четырех месяцев бесплодных поисков Илья переписал картину за несколько дней, получил медаль и успешно закончил академию.

Молодой художник не смог сразу отправиться в пенсионерскую поездку. Задержали неоконченные портреты, «Бурлаки» и огромный заказ на картину «Славянские композиторы» (1871–1872 гг.), которую Тургенев назвал «холодным винегретом из живых и мертвых». Картина имела огромный успех, хотя в ней все надумано, а среди выдающихся мастеров нет ни Мусоргского, ни Бородина, ни даже Чайковского.

Еще одной причиной задержки стала смена неуютной холостяцкой жизни на семейную. Невеста, Вера Алексеевна Шевцова, на глазах художника

из неуклюжей девятилетней девочки, сестры друга, превратилась в нежную и вдумчивую девушку. 11 февраля 1872 г. молодые обвенчались в академической церкви, а в ноябре радовались рождению дочери. Пока маленькая Вера подрастала, чтобы осилить путешествие, счастливый отец представил зрителям полотно «Бурлаки на Волге» (1870–1873 гг.), на котором сами за себя говорят «11 фигур – 11 горьких судеб на горячем песке под палящим солнцем раздольной русской реки». Репинское мастерство спаяло здесь спокойную мудрость, богатырскую силу, суровую доброту, тяжкие думы и отсутствие некрасовской покорности. «Нельзя не полюбить этих беззащитных… Нельзя не подумать, что действительно должны народу… Ведь эта бурлацкая “партия” будет сниться потом во сне, через 15 лет вспомнится. А не были бы они так натуральны, невинны и просты – не производили бы впечатления и не составили бы такой картины…» – писал Ф. М. Достоевский. «Бурлаки» были восторженно приняты зрителями и критикой в Петербурге и на Всемирной выставке в Вене, а затем на долгие 44 года скрыты от глаз публики в бильярдной князя Владимира…

За границу Репин уезжал прославленным мастером. С 1873 по 1876 г. художник побывал в Вене, Венеции, Флоренции, Риме, Неаполе, Альбано, Лондоне. Долгое время жил с семьей в Париже, где родилась вторая дочь Надя. Их дом стал родным и для девятилетнего Валентина Серова, а Илья Ефимович – его первым и любимым учителем. Художник знакомился с западным искусством, написал много пленэрных пейзажей, этюдов, портреты Тургенева и дочери Веры, «Девочку-рыбачку», картину «Парижское кафе» (все в 1874 г.) и аллегоричное полотно «Садко в подводном царстве» (1876 г.). За последнюю работу Репин получил звание академика живописи.

Но в России от создателя «Бурлаков» ожидали чего-то большего. Парижские работы ничего не добавили к его доброму имени. Казалось, он накапливал силы, чтобы по возвращении в Чугуев выплеснуться своеобразной летописью пореформенной России: «Под конвоем» (1876 г.), «В волостном правлении», «Возвращение с войны», «Мужичок из робких», «Мужичок с дурным глазом» (направлено на Международную выставку в Париж), «Крестный ход в дубовом лесу» (все в 1877 г.). Одним из действующих лиц «Крестного хода» стал чугуевский соборный протодиакон И. Уланов. Его же монументальную фигуру темпераментно, свободно, с исключительным богатством живописных приемов изобразил Репин в картине «Протодиакон» (1877 г.). «Да ведь это целая огнедышащая гора», – сказал о портрете Мусоргский. Эти и другие работы художник создал за один год жизни в родном городе. Ему было жаль расставаться с Украиной, но очень хотелось быть в центре российской живописи.

Прожив пять лет в Москве, Репин с семьей, пополнившейся сыном Юрием и дочерью Татьяной, переехал на постоянное место жительства в Петербург. В своей живописной мастерской художник работал сразу над несколькими полотнами. Его творческий темперамент был огромен. Он постоянно совершенствовал композиции, создавал десятки эскизов даже не к основным фигурам, искал выразительную натуру. Так, образ горделивой женщины в «Царевне Софье» (1879 г.) художник нашел, слив воедино эскизные портреты Бламберг-Апрелевой, портнихи и матери В. Серова. Критическое отношение к своим работам у Репина бывало чрезмерным. Он постоянно что-то исправлял в уже готовых картинах, а иногда заново переписывал их на том же холсте. Так, над «Явленной иконой» художник работал с 1877 по 1924 г. Долгие годы, создавая в картинах «Отказ от исповеди» (1879–1885 гг.), «Арест пропагандиста» (1880–1892 гг.), «Не ждали» (1884–1888 гг.) образы революционеров-народовольцев, Репин воспел облик человека, отдающего жизнь за высшие идеалы.

Никого не оставила равнодушным многоликая толпа «Крестного хода в Курской губернии» (1880–1883 гг.), которая мерно наплывала на зрителя. В картине нет никакого благоговейного и религиозного экстаза – только чванливость, тупость, жестокость, боль и нищета. Десятки фигур, но нет ни одной лишней. Каждый образ, продуманный и десятки раз переписанный, мог бы стать отдельной картиной: от мальчика-горбуна и нищенки до толстой женщины и урядника с нагайкой. Репин даже по просьбе Третьякова ничего не изменил в картине, хотя очень часто поддавался уговорам. «Красота – это дело вкусов; для меня она вся в правде», – ответил художник знаменитому галерейщику.

Такой же жуткой по своей правдивости и реальности преступления и смерти стала картина «Иван Грозный и его сын Иван 16 ноября 1581 года» (1882–1885 гг.) – наиболее драматическое произведение Репина. «Чувства, перегруженные ужасами современности», позволили воссоздать на полотне «живую смерть», детоубийство. Художник запечатлел момент, когда в тиране Грозном пробуждается человек и отец, осознавший свой зверский поступок и горе. Слабая улыбка прощения освещает лицо умирающего. Цвет на полотне созвучен трагедии: серый фон, кроваво-красный ковер, черное одеяние Грозного и розово-золотые одежды царевича усиливают общее впечатление. Но именно мгновенная смена душевного состояния человека, бьющая из глаз царя, ошеломляет зрителя больше, чем хлынувшая из раны кровь. Картина написана «так мастерски, что не видать мастерства» и так правдиво, что Третьякову, купившему ее, от имени царя было велено не выставлять это произведение в галерее.

Работа над «Грозным» забрала у художника много сил и душевной энергии. Да и в семейной жизни у Ильи Ефимовича давно не было тишины и счастья. Его частые увлечения, неуравновешенный вздорный характер доставляли немало горя жене, занятой домом и воспитанием четырех детей. Она не могла быть светской хозяйкой репинского салона. Друзья видели «затаенное страдание» этой женщины. Вера Алексеевна потребовала разрыва. Старшие дочери остались с отцом, а Юра и Таня – с матерью. Но контакта с детьми у Репина не было, они не простили ему грозовую атмосферу детства и скандалы. Тихое семейное счастье не удовлетворяло его бурную натуру. Ему требовалось состояние юношеской влюбленности, яркая и сильная страсть. В 44 года он пережил это чувство к своей одаренной ученице, Елизавете Николаевне Званцевой. Девушка не могла ответить взаимностью обремененному семьей художнику.

После душевного и семейного кризиса Репин полностью погрузился в работу над задуманной еще в 1878 г. искрометной и сочной картиной «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» (1878–1891 гг.). Проникаясь стариной, художник несколько раз ездил на Украину, встречался с историком Яворницким (он изображен на картине писарем). Яркие типажи, хохочущие лица, уверенные в своей мощи фигуры, слитые в едином порыве веселья, на картине стали символом казацкой вольности и товарищества.

«Запорожцев» купил царь за 35 тысяч рублей. На эти деньги Репин приобрел поместье Здравнево в Белоруссии и превратился в настоящего помещика, занятого посевами, скотом, наймом рабочих. Может быть, на этом и закончился бы великий художник, если бы Репин не попытался примириться с семьей. Но совместная жизнь опять не задалась. Художник оставил имение жене и вернулся в Петербург, где окунулся в общество высшего света, с представителей которого писал портреты. Постепенно он усвоил их взгляды, стал стыдиться своих юношеских порывов и исканий, превращаясь в салонного живописца.

Друзья по Товариществу передвижников, в правлении которого Репин то состоял, то выходил из него, не узнавали его. Художник со свойственной ему резкостью и непредсказуемостью суждений и оценок постоянно раздувал конфликты. Часто он безапелляционно подвергал критике то, в чем еще и сам не разобрался, а потом чистосердечно каялся. Но обиды оставались. Друзей-художников становилось все меньше (хотя со Стасовым, Поленовым, Суриковым дружба почти не прерывалась), а вот среди знати – все больше. Какая-то раздвоенность поселилась в душе и творчестве Репина. Он больше не мог остановиться ни на одном интересном сюжете, испытывал чувство опустошенности. В этот период художник даже отошел от реализма: «Буду держаться только искусства и даже только пластического искусства для искусства», – писал он из Италии Стасову в 1893 г., и тот поспешил причислить его к ренегатам. Все чаще на мольберте Репина появлялись картины на ранее не любимые им библейские темы: «Голгофа», «Утро воскресения», «Неверие Фомы», «Отрок Христос в храме».

Столкновения с «мирискусниками» вернули живописца к реализму, и его «Дуэль» в 1897 г. на Международной выставке в Венеции «удивила всю Европу». Но Репину хотелось «хоть бы что-нибудь для сносного финала сделать». И все свое мастерство портретиста художник вложил в огромную, заказанную Александром II картину «Заседание Государственного совета» (1901–1903 гг.). Грандиозное многофигурное полотно, в исполнении которого помогали Б. М. Кустодиев и И. С. Куликов, заблистало нарядными мундирами более 80 сановников во главе с царем. Используя манеру односеансного письма, работая в стиле импрессионистов, Репин создает этюдные портреты, по силе впечатления превышающие даже саму картину. «Образы наших держиморд» потрясают своей реалистической правдой, особенно портрет Победоносцева. Лицо-маска иезуита, молитвенно сложенные руки, страшный облик уверенного в своей безмерной власти сановника. Каменное, холодное лицо человека, по чьей подсказке царь запретил показывать зрителям «Ивана Грозного». Каждый портрет – это приговор жестокости, равнодушию и хитрости. Картиной все были довольны. Очевидцы заседания считали, что она стала зеркальным отражением торжественного события, так «жизненны были лица, так характерны позы, так точно воспроизведена обстановка».

Репин недаром считался одним из лучших портретистов. Лучше всех удавались ему образы тех людей, которых он искренне любил и уважал. Живописец создал портреты целой плеяды ученых: Пирогова, Сеченова, Бехтерева, Менделеева, Павлова; русских писателей: Тургенева, Л. Толстого, Писемского, Горького, Короленко, Маяковского; композиторов: Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова; художников: Крамского, Сурикова, Куинджи, Ге, Васнецова, Серова; портреты Стасова и Третьякова, а также всех своих родных. По словам самого живописца, даже в «самый пустой портрет» он «вкладывал душу».

Можно только удивляться, как такой тонко чувствующий человека художник, непокорный и своенравный, мог связать свою жизнь (1900 г.) с сочинительницей банальных романов Натальей Нордман-Северовой и полностью подчиниться ее укладу жизни. Она в разное время была то боевой суфражисткой, то ярой феминисткой, потом проповедовала вегетарианство и самообслуживание. О ее обедах из сена ходили анекдоты. Все, что она делала, было нелепо, напыщенно, громогласно, но в то же время искренне. Илья Ефимович сносил все ее сумасбродства очень терпеливо, хотя жизнь в имении жены «Пенатах» в Финляндии была больше похожа на буффонаду, чем на творчество. Но Нордман противопоставила враждебности репинской семьи культ художника, подчинив этим Илью Ефимовича. За 15 лет совместной жизни мир для Репина сузился до размеров одной усадьбы в Куоккале. Он прекратил преподавание в академии (1894–1907 гг.), с удивлением и обидой осознав, что теперь «оказался плохим педагогом», хотя для многих был великим учителем. Он воспитал Грабаря, Малявина, Кустодиева, Остроумову-Лебедеву, Билибина и Серова.

Художник продолжал работать в привычном для него режиме и, когда в 1907 г. отказала правая рука, писал левой, закрепив палитру специальными ремнями на теле. Когда совсем запретили рисовать, он ухитрялся при помощи окурка и туши на клочках бумаги создавать самобытные портреты посетителей и друзей. Часто принимал гостей, но вздохнул свободно только после смерти Нордман. Свое бескорыстное отношение к Репину она доказала тем, что, заболев, покинула имение, уехала в Швейцарию и там умерла в больнице для бедных, отказавшись от его помощи. В «Пенатах» были созданы: «Иди за мною, Сатано!», «Черноморская вольница», «Голгофа», «Утро воскресения», «Финские знаменитости», «Гопак».

В усадьбе Репина хозяйствовала его любимая дочь Веруня, с алчностью распродавшая после смерти отца его драгоценные альбомы рисунков и эскизы. Она заставляла Илью Ефимовича подписывать каждый лист, чтобы продать подороже. Не радовала старика и дочь Надя, страдавшая тихим помешательством. Трагически сложились отношения с сыном Юрием, который был признан хорошим живописцем, но всегда находился в тени отца.

После революции в России 1917 г. Финляндия стала отдельным государством. Репин чувствовал себя человеком, которому «пойти некуда». Его звали в Россию, но запуганный рассказами дочери о разрушенных музеях и «расправах» над его друзьями-художниками Илья Ефимович вначале боялся ехать, а затем подвело здоровье. Репин скончался 29 сентября 1930 г. и был похоронен у «чугуевской горы» в парке «Пенат».

Время сгладило неудачи и колебания последних лет, оставив чистый образ ищущего правду художника, сохранив доходчивость репинского искусства и обессмертив его имя и творчество.

 

Рерих Николай Константинович

(Род. в 1874 г. – ум. в 1947 г.)

Выдающийся русский художник, путешественник, археолог, философ, мистик, писатель, общественный деятель, инициатор движения в защиту памятников культуры. Совершил две уникальные экспедиции в

Центральную и Восточную Азию. Создатель Лиги культуры и международного Пакта об охране научных и культурных ценностей. Вице-президент Всемирной лиги культуры, почетный президент более 80 культурно-просветительских и философских обществ во всем мире. Кавалер русских орденов Св. Владимира, Св. Станислава IIІ степени, югославского ордена Св. Саввы І степени, ордена Почетного легиона Франции, королевского шведского ордена Полярной Звезды І степени.

На полуобработанном камне серого гранита, установленном в древней долине Кулу (Индия), высечены слова: «Тело Махариши Николая Рериха, великого друга Индии, было предано сожжению на сем месте 30 магхар 2004 г. Викрам эры, что соответствует 15 декабря 1947 г. Ом. Рам».

На вопрос о том, кто такой махариши, один из современных индийских гуру-прорицателей ответил: «Это тот, чьи дела и мысли обгоняют устремления живущих с ним рядом, и поэтому эти дела и мысли после его ухода еще долго служат людям». Именно таким человеком и был Николай Константинович Рерих.

Автор более 7 тысяч полотен, рассеянных по всему свету, соединил реликвии далекой древности с предощущением грядущего. Он усматривал перспективы будущего в единении культур – европейской с ее строго логическим принципом мышления, развитием экспериментальной науки, активности в действии и свойственного Востоку внимания к духовной жизни человека. В авангарде такого синтеза Рерих видел Россию, устойчивые и многообразные традиции которой связывают Восток и Запад.

Каждый образованный человек знает Рериха-художника, но далеко не всем известно, что он был еще и путешественником и что именно путешествия стали основой для создания так называемой «Державы Рериха», которая включает в себя живописные произведения, стихи, прозу, громадные коллекции, выставленные сейчас во многих музеях мира, меж дународные акты, научные труды во многих областях знания, вплоть до медицины и эрозии почв.

Рерих родился 10 октября 1874 г. в Петербурге в старинной дворянской семье скандинавского происхождения. В переводе на русский язык «рерих» означает «богатый славой». Свою фамилию предки Николая Константиновича получили заслуженно. Рассказы отца и деда о семейной истории были полны саг и преданий о храбрых воинах, государственных мужах, епископах и тамплиерах. Известен даже случай, когда один из предков Рериха посмел противостоять Петру I, защищая церковь от разрушения, и победил.

Отец будущего художника, Константин Федорович, владел нотариальной конторой в Петербурге. В его доме часто бывали известные ученые и деятели культуры. Естественно, маленький Николай впитывал атмосферу духовности, царящую в доме. Уже с ранних лет его привлекала древняя история. Мальчик с упоением читал о русских князьях и старинных обычаях. Его восхищала изысканная красота древних русских храмов. Лето семья часто проводила в отцовском имении Извара. Туда частенько наведывался археолог Л. К. Ивановский, занимавшийся раскопками в окрестностях. Нередко он брал с собой в поле девятилетнего Николая. Мальчик страстно увлекся археологией, которая на всю жизнь стала для него источником творческого вдохновения, помогала, по его словам, проникнуть «сквозь вековой туман в тридесятое царство».

Рерих-старший, надеясь, что сын унаследует нотариальную контору, прочил его в юристы и косо смотрел на увлечения наследника, но все же разрешил ему учиться в Академии художеств, правда, при условии поступления также на юридический факультет университета. В итоге Николай Константинович получил одновременно три образования: художника, историка-археолога и юриста. Тем не менее после смерти отца (1900 г.) он решил всецело посвятить себя живописи. Однако это удалось лишь в определенной степени. Разносторонние интересы молодого человека властно влекли его и в другие области, правда, тесно связанные с художественной культурой.

В 1899 г. Рерих познакомился с Еленой Ивановной Шапошниковой – правнучкой великого русского полководца М. И. Кутузова и двоюродной племянницей композитора М. П. Мусоргского. По

последней линии род Шапошниковых, как и род Рерихов, восходил к Рюрику. Елена отличалась необыкновенной красотой, обаянием и необычностью душевного склада. Девушка мечтала выйти замуж за человека искусства, чтобы всю жизнь вдохновлять его на высокие цели. Вскоре молодые люди обвенчались в церкви Петербургской академии художеств. Жену Рерих называл «Лада моя», «другиней, спутницей, водительницей и вдохновительницей» и говорил, что его произведения должны носить два имени.

В 1902 г. у Рерихов родился первенец Юрий, а в 1904 г. – второй сын, Святослав. Их воспитанию родители уделяли огромное внимание, проявляя замечательное уважение к ребенку как новой человеческой личности. На протяжении всей жизни в семье царил дух взаимоуважения. Супруги постоянно стремились к тому, что называли «гигиеной духа», – отсутствию раздражения, озлобленности, лжи, недоверия, всяких мелких недостойных мыслей, которые они считали порождением невежества.

В 1903–1904 гг. Николай Константинович и Елена Ивановна совершили несколько длительных путешествий по русским городам. Они стремились изучить русскую архитектуру различных времен и школ, овладеть искусством реставрации старинных полотен, участвовали в археологических раскопках. Во время поездок на глаза часто попадались разрушающиеся или приходящие в запустение памятники старины. И Николай Константинович стал выступать со статьями в печати и с чтением лекций, призывая к их сохранению; таким образом, он начал беспримерную по масштабам деятельность в защиту памятников культуры. Именно в эти годы Рерихи начали увлекаться и философскими учениями Востока, что со временем сделало Николая Константиновича не только оригинальнейшим художником, но и крупным мыслителем.

Творческая энергия Рериха поражает. К 1910 г. он был уже статским советником, академиком, членом Академии художеств, Совета общества защиты и сохранения памятников искусства и старины, членом-учредителем Общества возрождения ремесел, многих других русских и зарубежных академий и обществ. Он не только руководил школой Общества поощрения художеств, но по-прежнему занимался раскопками, разыскивал экспонаты для музеев, часто выезжал за границу, правда, для лечения (его мучили бронхиты и пневмонии).

В 1916–1918 гг. Рерихи жили в Карелии, климат которой был благоприятен для тяжело заболевшего воспалением легких Николая Константиновича (он даже вынужден был составить завещание). Здесь семья встретила Октябрьскую революцию и оказалась отрезанной от родины.

Именно в это время Рерихи задумали большое путешествие в Индию, Тибет и Монголию, чтобы подтвердить свою гипотезу о глубинном родстве индийской и русской культур. Оба хотели приобщиться к сокровенным восточным знаниям о человеке и Вселенной.

Увлечение Индией для Николая Константиновича и его жены не было чем-то исключительным. Интерес к культуре Востока, в особенности Тибета и Индии, был свойствен российской интеллигенции. Среди поклонников этих культур были Л. Толстой, Ф. Достоевский, М. Горький и многие другие. На русский язык были переведены «Махабхарата», «Рамаяна», Веды, работы крупнейших индийских философов Рамакришны и Вивекананды, произведения Рабиндраната Тагора. Но только Рерихи, как утверждают их последователи, смогли стать сотрудниками анонимной группы философов и Учителей и войти внутрь индийской духовной жизни. Эта группа опиралась на древние корни индийской духовной традиции, тесно связанные с философами-кшатриями, создателями «Упанишад», с лесными общинами бродячих проповедников. Индия для Николая Константиновича, по его собственным словам, стала «больше чем полем творческой деятельности», то есть «тем, что индийцы называют “кшетра” – “поле делания, жизненная битва”».

В 1923–1928 гг. Николай Рерих вместе с женой и обоими сыновьями совершил свое первое трансгималайское путешествие по Центральной Азии. Трудно даже представить, как тяжело было им без опыта высокогорных путешествий пройти путь в тысячи километров. В ноябре путешественники покинули Марсель и достигли Бомбея. Уже в декабре начались научные работы в княжестве Сикким, между Непалом и Бутаном. В марте 1925 г. исследователи перебрались в Сринагар, столицу Кашмира, оттуда в августе двинулись по караванной дороге до Лэ через перевал Зоджила (3529 м) и добрались до Ладака. Преодолев хребет, а затем один из самых труднодоступных перевалов – Сасэр (5364 м), вышли на Даксангское плато и поднялись к перевалу Сугет (5285 м). Отсюда Рерих и его спутники через Хотан, Кашгар, Аксу, Карашар добрались до Синь-цзяна и прожили там целый год.

Весной 1926 г. экспедиция пересекла советскую границу возле оз. Зайсан. Вместе с семьей Николай Константинович совершил поездку в Москву. На родину он привез письмо индийских Учителей, ларец с гималайской землей «на могилу нашего брата Махатмы Ленина» и серию картин «Майтрейя». Однако Луначарский, Чичерин, Крупская, принявшие путешественников, не придали этому жесту должного значения, проявив лишь вежливое любопытство. Пробыв некоторое время на Алтае, Рерихи продолжили путешествие по Тибету. Однако, как стало ясно впоследствии, визит в Москву имел большое значение для судьбы экспедиции и, к сожалению, для оценки личности ученого-художника.

Зиму 1926–1927 гг. экспедиция провела в Улан-Баторе и подготовилась к пути через монгольскую часть пустыни Гоби в Китай, на оз. Кукунор и в Тибет. Путешественники стремились в таинственную Лхасу – оплот ламаизма. На р. Дричу, одном из притоков Янцзы, Рериха и его спутников встретили пограничные отряды лхасского правительства, а в урочище Чунаркэн путь преградили военные отряды кочевников хор-па. Здесь не обошлось без вмешательства английской разведки, которая опасалась, что в Москве Рериха сделали агентом Советов.

Зиму пришлось провести в крайне тяжелых условиях на плато Чантанг на высоте 5 тыс. м над уровнем моря. О тяжести ситуации прекрасно свидетельствуют строки из книги Рериха «Сердце Азии»: «Кончались лекарства, кончалась пища. На наших глазах погибал караван. Каждую ночь иззябшие голодные животные приходили к палаткам и точно стучались перед смертью. А наутро мы находили их павшими тут же около палаток, и наши монголы оттаскивали их за лагерь, где стаи диких собак и стервятников уже ждали добычу. Из ста двух животных мы потеряли девяносто двух. На тибетских нагорьях осталось пять человек наших спутников… Даже местные жители не выдерживали суровых условий. А ведь наш караван помещался в летних палатках, не приготовленный к зимовке в Чантанге, который считается наиболее суровой частью Азии».

Только в марте 1928 г. экспедиции наконец было разрешено выступить на юг, но обходным путем, минуя Лхасу, по не изученной европейцами местности от Намру на Нан-цанг, по южному берегу Силинг-цо и далее на юго-запад к оз. Догра Юмцо.

Главный хребет Трансгималаев преодолели через перевал Сангмо-бэртик (5819 м). Русские научные экспедиции до Рериха здесь никогда не проходили. Далее спустились в бассейн р. Цангпо до Тингри-дзонга, затем до пограничного форта Кампа-дзонг на сиккимской границе. Там путешествие завершилось.

Результатами экспедиции стали не только 500 удивительных полотен и этюдов, но также ценнейшие и обширнейшие коллекции произведений китайского и тибетского искусства.

В 1928 г. Рерих с семьей обосновался в Индии. В его жизни появилась древняя долина Кулу, где, по преданиям, жили великие подвижники и мудрецы Востока. Среди них были Будда и собиратель Махабхараты, риши Вьяса. Здесь находилось «место исполнения желаний», куда приходили тысячи людей в надежде обрести мечту. Рерихи поселились в большом доме под черепичной крышей, с просторными гостиными и скрипучими половицами, вскоре тоже ставшем легендой. Местные жители хорошо знали Рерихов, а главу семьи с почтением называли Гуру – Учителем.

И снова – кипучая деятельность. Под патронатом Рериха в 30 странах мира существовали более 80 объединений, музеев, просветительских организаций. Стараниями Николая Константиновича в 1929 г. был создан знаменитый Институт Урусвати для изучения индийской и тибетской культур, который в течение ряда лет проводил изыскания в Западных Гималаях и прилегающих частях Тибетского нагорья. Здесь же родился и знаменитый Пакт Рериха.

Вопросы сохранения культурного наследия всегда волновали художника. Центральной проблемой его пьесы «Милосердие», написанной еще в 1917 г., было спасение знания, на которое обрушились темные силы. «Культура есть почитание Света», – писал он. В 1929 г. Рерих выступил с идеей международного договора по охране памятников культуры. В соответствии с ним в случае войны культурные учреждения и их коллекции должны «считаться нейтральными и как таковые будут под покровительством и уважаемы воюющими». В 1935 г. в Вашингтоне 21 страна Америки подписала Пакт. А в 1954 г., уже после смерти автора, он лег в основу заключительного акта Гаагской конференции «О защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта». Для обозначения культурных учреждений, подлежащих защите, Рерихом было предложено знаменитое Знамя Мира – белое полотнище с тремя красными кругами, заключенными в красную окружность. Идея символа была подсказана иконой «Троица» Андрея Рублева.

В 1934–1935 гг. в возрасте шестидесяти лет Рерих осуществил вторую экспедицию, во время которой опять посетил Центральную Азию вдоль ее восточной окраины по маршруту: Барга – Внутренняя Монголия – Алашань. Результатом были новые наблюдения, коллекции и картины. Гербарные сборы послужили основой для изучения тибетских лекарственных растений как базы знаменитой тибетской медицины.

Долгие годы Николай Константинович стремился на родину. В 1947 г. он запросил визу на въезд в Советский Союз. Уже был упакован багаж, в том числе рукописи и коллекции, куплены билеты. Но в начале лета Рерих тяжело заболел, а 13 декабря 1947 г. его не стало. По индийскому обычаю его прах был предан огню, а пепел рассеян с вершины горы.

При жизни и особенно после смерти художника и его сына Святослава, тоже художника, имя Рерихов стало объектом клеветы. Николая Константиновича называют агентом ОГПУ, шпионом Коминтерна, обвиняют в попытке проникнуть в Лхасу с целью убийства далай-ламы и свержения тибетского правительства, в стремлении создать на Алтае «масонское государство». Будто предвидя это, художник еще в 1931 г. писал: «…клевета создает такого рода выдумки, которые противоречат всякому здравому рассудку… клевета даже не утруждает себя пользоваться какими-либо фактами, она просто измышляет и бедно и нехудожественно».

В защиту ученого-художника прежде всего выступают его картины, непревзойденные по силе воздействия и глубине философского обобщения. Каждая из них призывает вспомнить слова их автора: «Помни о красоте! Не изгоняй ее облик из жизни и зови действенно других к этой трапезе радости!»

Путешествия Рерихов по Центральной Азии описаны Николаем Константиновичем в книге «Сердце Азии» и очерке «Азия».

 

Рихтер Святослав Теофилович

(Род. в 1915 г. – ум. в 1997 г.)

Выдающийся пианист, легенда музыки XX в. Потрясающий исполнитель-виртуоз. Один из организаторов знаменитого московского фестиваля «Декабрьские вечера».

По мнению критика Бориса Лифановского, «явление под названием “Святослав Рихтер” столь необъятно и величественно, что для того чтобы говорить о нем подробно и серьезно, вероятно, необходимо немалое мужество. Рихтер ушел из жизни недавно, мы все имели честь быть его современниками, можно сказать, привыкли к этому. Тем более удивительно наблюдать, как его имя и его творчество стремительно уходят из современности в историю музыки, становясь при этом одной из величайших ее страниц».

Святослав родился в Житомире, в семье с сильными музыкальными традициями. Его дедушка по отцовской линии, Даниил Рихтер, был настройщиком. Он был настоящим этническим немцем, но родом из Польши, и эмигрировал в Россию в поисках заработка. Мастер по фортепиано, он открыл собственную мастерскую в Житомире. Его сын Теофил был самым младшим из пятерых детей и единственным, кто связал свою жизнь с музыкой. Отслужив в армии, он был направлен на учебу в Вену, которая в то время была музыкальной столицей мира. Тогда там можно было запросто встретить на улице Малера или Грига, да и Брамс регулярно посещал оперу. Теофил Рихтер получил образование как композитор и пианист и подавал большие надежды.

По окончании консерватории он долго не возвращался на родину: играл при дворе королевы Драги, давал частные уроки для австрийских аристократов. Вернувшись в Житомир через 22 года, Теофил женился на дворянке Анне Москалевой. Ее отец Павел Петрович, одно время даже председательствовавший в земстве, был категорически против столь неравного брака, но свое согласие все-таки дал.

20 марта 1915 г. у Рихтеров родился сын, которого назвали Святославом. Через год они перебрались в Одессу, где отцу предложили место в консерватории. В 1918 г. разразилась страшная эпидемия тифа. Святослав в это время гостил у дедушки в Житомире. Там он и заболел, а вместе с ним – мамина сестра Елена. Тетка вскоре умерла, а из Одессы поступило известие, что отец тоже болен. Мать посчитала необходимым находиться рядом с мужем, и мальчик остался на три года на попечении многочисленных родственников (в семье Анны было семеро детей).

Наибольшее влияние на маленького Святослава оказала его тетка Мери, которой в ту пору было лет 16. Именно ей он обязан своими увлечениями живописью, театром и кино, пронесенными через всю жизнь. Если мать будущего пианиста была настоящей светской дамой, то тетка – взбалмошной, веселой женщиной, которая постоянно что-то выдумывала. Она все время рисовала и пыталась приобщить к живописи племянника, который был совсем не против. В то время маленький Рихтер абсолютно не интересовался музыкой и собирался стать художником.

По возвращении в Одессу в 1921 г. мальчик попал в совершенно другой мир. Здесь царила музыка. Отец не только преподавал, но и играл на органе в местной кирхе, куда все отправлялись слушать его по воскресеньям. Дома постоянно устраивались музыкальные вечера. Все это привело к тому, что в возрасте примерно восьми лет мальчик сам сел за инструмент. Он никогда не играл гаммы, а взялся сразу за ноктюрн Шопена. Впоследствии юный талант еще не раз удивлял отца, занимавшегося его начальным музыкальным образованием. Например, Святослав сам выучился читать оркестровые партитуры. Правда, музыка еще не казалась ему выбором на всю жизнь. Просто по указанию матери он исполнял перед гостями что-то вроде обязательной программы, но по собственному выбору. Желание стать пианистом появилось после первого публичного выступления в доме сестер Семеновых в 1931 г.

С 15 лет влюбленный в театр Святослав начал аккомпанировать в различных концертах и даже три года проработал во Дворце моряков. Потом наступила пора оперы. Вначале его взяли репетитором балета. Однако вскоре он уже дебютировал в качестве сольного исполнителя. Произошло это 19 февраля 1934 г. в зале клуба инженеров. Публика с восторгом оценила исполнение довольно сложных произведений Шопена, Святослава даже вызывали на бис.

Поработав какое-то время концертмейстером Одесского театра оперы и балета и стремясь избежать службы в армии, Рихтер отправился на учебу в Москву. В 1937 г. его без экзаменов зачисляют в Московскую консерваторию, в класс Г. Г. Нейгауза. Вот как вспоминал впоследствии об этом событии великий учитель: «Он не получил никакого музыкального образования, нигде не учился, и мне сказали, что такой вот юноша хочет поступить в консерваторию. Он сыграл Бетховена, Шопена, и я прошептал окружающим: “По-моему, он гений”». Позже к такому же мнению будут приходить практически все, кто будет слышать игру Рихтера. Еще когда он был студентом, его услышал С. Прокофьев и был настолько покорен мастерством исполнения, что доверил в 1940 г. этому в общем-то молодому и малоизвестному пианисту премьеру своей Шестой фортепианной сонаты. Впоследствии музыкант станет первым исполнителем и остальных сонат Прокофьева, настолько тот будет восхищен его игрой. А Девятая соната была даже посвящена Рихтеру композитором.

Накануне войны в семье Рихтер произошла трагедия, о которой Святослав Теофилович долго не упоминал. Однако на склоне лет он поведал об этом в одном из документальных фильмов о себе. Позже этот рассказ был повторен им неоднократно в различных книгах и дневниковых записях. Видимо, это была очень болезненная тема, которая долго мучила музыканта. История была достойна дамского романа, и возможно, не воспринималась бы так печально, не произойди она в жизни.

Еще в годы революции в Одессу сбежал сын одного видного царского чиновника. Сам он был немцем, но во избежание преследования сменил фамилию на Кондратьев. Он подавал надежды как музыкант, но, опять же из опасения разоблачения, предпочел оставить консерваторию и симулировать костный туберкулез. Роль требовала быть прикованным к постели. Зарабатывал он себе на хлеб, давая частные уроки композиции. В число его учеников входил и Рихтер. Уроки мальчику не нравились, но он их исправно посещал. В результате с мнимым больным очень сблизилась его мать. Анна Павловна не была женщиной сердобольной и мягкотелой, но тут поддалась (по мнению Рихтера) внушению. Сергей Кондратьев был перевезен к ним в дом, и она за ним самозабвенно ухаживала. Рихтер, как мы помним, в то время находился в Москве и не догадывался о том, что происходило в семье его родителей. Меж тем, с началом войны всем предложили эвакуироваться, но мать отказалась. Отец, все прекрасно понимая, остался вместе с ней и был в 1941 г. расстрелян по доносу как немец, незадолго до прихода оккупантов. С приходом врага «больной» неожиданно выздоровел и спустя 20 лет встал и пошел. Анна Петровна бежала с ним в Германию, где они поженились, причем Кондратьев предпочел взять фамилию жены. Когда его принимали за отца великого пианиста, он совсем не возражал и даже пользовался этим…

Всю войну Святослав Рихтер проездил с концертами, исколесив как север России, так и Закавказье. Этот период он считал началом своей карьеры. Летом 1942 г. состоялся его первый сольный концерт в Малом зале Консерватории. Когда он играл в Ленинграде в 1944 г., в зале были выбиты окна, и публика сидела в шубах, поскольку было очень холодно. Рихтер же играл как всегда, утверждая, что его греет вдохновение.

В 1945 г. Святослав Рихтер стал победителем Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей. В 1947 г. он наконец окончил учебу в консерватории, прерванную войной, а в 1949 г. уже стал лауреатом Сталинской премии. В это же время кроме сольных выступлений он стал давать совместные концерты с Ниной Львовной Дорлиак. Они познакомились еще во время войны в 1943 г. на одной из многочисленных тогда панихид, где оба выступали. Вот как вспоминал об этом сам музыкант: «А потом вышла певица, она мне ужасно понравилась и выглядела, как принцесса. Пела замечательно, и только потом я понял, что это была Нина Дорлиак».

Нина Львовна происходила из довольно известной театрально-музыкальной семьи. Как и Рихтер, она закончила Московскую консерваторию с золотой медалью и подобно своей матери стала впоследствии одним из самых выдающихся ее профессоров. Они прожили вместе более 50 лет, при этом до конца своих дней называли друг друга только на «вы». Все началось в 1946 г., когда Рихтер не имея собственного жилья (по приезде в Москву он жил у Нейгауза), перебрался в квартиру Нины Дорлиак на Арбате. Это были две комнаты в коммуналке, где она проживала вместе с матерью и племянником. А последним их домом стала квартира на 16-м этаже по улице Неждановой, где теперь Музей-квартира Святослава Рихтера в составе Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Они часто устраивали там для друзей музыкальные вечера, карнавалы, просмотры фильмов и даже чтения оперных либретто.

До смерти Сталина в 1953 г. Рихтер за границу не выезжал. Он был удивительным человеком и никогда не скрывал, что играл на похоронах отца народов, куда его спешно доставили из Тбилиси на военном самолете. Святослав был настолько чужд политике, что на экзамене не смог ответить кто такой Карл Маркс, а об этом событии вспоминал буквально следующее: «Играл на пианино и близко видел мертвого Сталина, и Маленкова, всех руководителей. Сыграл и вышел на улицу».

После с концертами Рихтер объездит весь мир, начав с Праги и – до самого Дальнего Востока. Например, в 1986 г. он выступил 150 раз. Всего у него было 80 концертных программ, и все их он играл по памяти. Успех был безумный, но будучи серьезным музыкантом, Рихтер не зацикливался на гастролях. Для него было наиболее важным самосовершенствование и постоянный труд.

В 1964 г. Рихтер основал ежегодный фестиваль во Франции, в Турене, и принимал в нем постоянно участие. А в 1989 г. при его участии был организован проводящийся с тех пор ежегодно в Московском музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина фестиваль «Декабрьские вечера» (кстати пианист является автором этого названия).

Недостижимо великий на мировой сцене, маэстро был очень скромен, и никогда не отказывался выступить на самых маленьких площадках. Рихтер говорил: «Я готов сыграть и в школе без гонорара, играю в маленьких залах без денег, мне все равно».

Так в 1978 г. он с готовностью откликнулся на просьбу И. Т. Бобровской, директора московской ДШИ № 3. Между музыкантом и преподавателями школы сложились самые теплые отношения, и с тех пор концерты стали регулярными. Теперь это учебное заведение носит имя Святослава Рихтера.

Музыкант считал, что «публика всегда права» и «ни в чем не виновата», но при этом отмечал, что играет для себя и чем лучше играет для себя, тем лучше воспринимает концерты публика. Его мать признавалась, что, вынашивая сына, старалась смотреть и слушать только самое прекрасное, чтобы ребенок все это воспринял. Что ж, у нее получилось. Святослав Рихтер принес в этот мир свое удивительное искусство. Люди, слушая его игру, становились счастливее, лучше, чище и добрее. Он никогда не шел против своей совести. На первом конкурсе им. П. И. Чайковского он поставил Ван Клиберну 25 баллов, а остальным участникам ноль. С тех пор его в жюри не приглашали.

Святослав Рихтер ушел из жизни 1 августа 1997 г., но его чудесная музыка осталась с нами.

 

Ростропович Мстислав Леопольдович

(Род. в 1927 г. – ум. в 2007 г.)

Величайший виолончелист современности, дирижер, педагог, общественный деятель. Его имя входит в число «Сорока бессмертных» – почетных членов Академии искусств Франции. Почетный доктор более 50 университетов мира. Командор ордена Почетного легиона (Франция), почетный рыцарь-командор Светлейшего ордена Британской империи. Имеет государственные награды 29 стран.

Мстислав Леопольдович родился 27 марта 1927 г. в городе Баку в музыкальной творческой семье. Отец, Леопольд Витольдович – виолончелист, мать, Софья Николаевна – пианистка. Родители долгое время преподавали в Азербайджанской консерватории. Музыкальные способности мальчика проявились очень рано. В четыре года он уже сочиняет музыку. В во семь лет – начинает заниматься игрой на виолончели. Первым учителем Мстислава становится отец. Когда семья в 1932 г. переехала с Москву, Леопольд Витольдович стал преподавать в музыкальной школе им. Гнесиных, куда впоследствии поступил и Мстислав. Мать параллельно занималась с сыном игрой на фортепиано. Продолжая сочинять музыку, мальчик с 1939 г. занимался в классе композиции у Е. О. Месснера в училище при Московской консерватории. В 1930-е гг. он регулярно ездил с отцом на летние сезоны в Славянск. Леопольд Витольдович возглавлял в городском оркестре группу виолончелей. Там же состоялось первое публичное выступление Мстислава. 13-летний музыкант сыграл с оркестром виолончельный концерт К. Сен-Санса.

Во время Великой Отечественной войны семья эвакуировалась в Оренбург. Там Мстислав продолжает совершенствовать свое исполнительское и композиторское мастерство. Его учителем становится М. И. Чулаки.

Первое заметное выступление Ростроповича состоялось на творческом вечере советских композиторов в апреле 1942 г. «Слава Ростропович сыграл свою Поэму для виолончели и Прелюдию для фортепиано. Произведения свидетельствуют о большом мелодическом даровании, тонком гармоническом чутье и высоком музыкальном вкусе. Юный автор подкупает слушателей и своими прекрасными исполнительскими возможностями», – так о нем отзывалась пресса того времени. Выступление стало началом концертной деятельности Ростроповича. В 1942 г. умирает отец и 15-летний Мстислав сочетает концертные выступления с педагогической деятельностью, заменив его в музыкальном училище.

В 1943 г. Ростропович возвращается в Москву и сразу поступает в консерваторию. Он одновременно посещает классы трех педагогов: виолончель – С. М. Козолупов, композиция – В. Шебалин, инструментовка – Д. Д. Шостакович. С консерватории началась его исполнительская карьера. 1944 г. – первая премия на студенческом конкурсе. В 1945 г. Мстислав завоевал золотую медаль на Всесоюзном конкурсе молодых музыкантов. После этих побед он сразу был переведен со второго курса на пятый, и в 1946 г. с блеском окончил консерваторию. Победы на международных конкурсах в Будапеште (1949 г.) и в Праге (1950 г.) принесли Ростроповичу мировое признание. Начиная с 1950-х гг. он становится первой виолончелью мира. Наступила «эпоха Ростроповича».

В 1959 г. Мстислав становится профессором. В течение 26 лет он преподает в Московской консерватории и 7 лет в Ленинградской. Многие из его учеников стали знаменитыми исполнителями и преподавателями в музыкальных академиях мира.

Большое влияние на творчество Ростроповича оказала дружба с гениальными композиторами ХХ в. – С. Прокофьевым и Д. Шостаковичем, без музыки которых он не мыслит своего творчества. Сергей Прокофьев посвятил ему виолончельную «Симфонию-концерт», которую написал в 1952 г., незадолго до своей смерти. Дмитрий Шостакович специально для Ростроповича писал свои виолончельные концерты. С 1961 г. началось творческое сотрудничество маэстро с крупнейшим английским композитором Бенджамином Бриттненом, который тоже создавал специально для него музыкальные произведения. В исполнении Ростроповича прозвучал почти весь репертуар мировой виолончельной музыки. «Исполнитель – это прежде всего добытчик нового в искусстве, неустанно будоражащий мысль композитора, его интерес к репертуару для того или иного инструмента», – убежден Ростропович. Благодаря ему во второй половине ХХ в. значительно увеличилось число композиторов, пишущих для виолончели. Специально для Ростроповича писали и пишут концерты. Около 60 современных композиторов посвятили маэстро свои сочинения. «Я сделал 117 мировых премьер музыки для виолончели и 70 оркестровых премьер, и я теперь умею читать у композиторов по лицу. Придет ко мне сейчас очередной молодой композитор с партитурой, и я могу, даже не заглядывая в партитуру, сказать, что за музыку и о чем он написал».

В 1955 г. происходит большое событие в личной жизни Ростроповича. Он женится на известной оперной певице, приме Большого театра Галине Вишневской, с которой прожил в счастливом браке более 40 лет. У него две дочери – Ольга (1956 г.) и Елена (1958 г.).

Брак для него является еще и творческим союзом. С 1961 г. он выступает с Вишневской как аккомпаниатор. Их ансамбль назван выдающимся художественным явлением в культурной жизни страны. Ростропович не идет по стандартному пути, его привлекает интерпретация сложнейших произведений камерного репертуара. Вокальный цикл С. Прокофьева на слова А. Ахматовой, «Песни и пляски смерти» М. Мусоргского, «Сатиры» Д. Шостаковича на слова Саши Черного – вот далеко не весь перечень их исполнительских программ. Как камерный музыкант, он выступает в ансамбле с С. Рихтером, в трио с Э. Гилельсом и Л. Коганом.

За концертную деятельность Ростропович был удостоен Сталинской премии СССР в 1951 г., Ленинской премии в 1964 г. А в 1966 г. музыкант получил звание народного артиста СССР.

В итоге в конце шестидесятых произошел еще один «скачок» Ростроповича в новую для него сферу музыки. В 1968 г. в Большом театре прошла опера П. И. Чайковского «Евгений Онегин» с Ростроповичем за дирижерским пультом. Он взял оперу, «освоенную» вековой дирижерской традицией, и проявил себя здесь как новатор. Рецензии были восторженные: «Сброшен старый груз исполнительских штампов: традиционные оперные номера разомкнулись, и словно потянулись от сцены к сцене невидимые нити большой симфонической драматургии». Затем последовали оперы «Семен Котко» и «Война и мир» С. Прокофьева.

К началу 1970-х гг. Ростропович стал мировой знаменитостью. Он часто выезжал на зарубежные гастроли, получил бесчисленное количество наград. Мстислав как-то пошутил, что «если одновременно наденет ордена всех государств, которыми награжден, то ему позавидует сам Брежнев». Но, несмотря на это, он оказался крайне «неудобным» у себя в стране. Поддержка опального А. Солженицына привела сначала к запрету на выступления в Большом театре, затем вообще в Москве и Ленинграде. Имя музыканта исчезло с афиш, из титров телевизионных передач. Тоску по работе Ростропович пытался утопить в спиртном. Тогда Галина Вишневская решилась на отчаянный шаг – она написала письмо Брежневу с просьбой выпустить их за границу. В 1974 г., в самом расцвете творческих сил и возможностей, они выехали из СССР. А спустя четыре года, когда его лишили советского гражданства, Ростропович становится «гражданином мира». В 1990 г. М. Горбачев издал указ о восстановлении гражданства и снятых почетных званий. Но российское гражданство Ростропович так и не принял. «Когда в моей жизни что-то не ладится, я прежде всего вспоминаю свое письмо в “Правду”, которое я в свое время написал в защиту Солженицына… Если меня попросят назвать главное деяние моей жизни, оно не будет связано с музыкой. Оно – в одной страничке этого письма. С тех пор моя совесть чиста и ясна».

На Западе Ростроповича встретили восторженно, здесь его творчество знали и любили. Но, несмотря на хороший прием, первое время артистам приходилось туго. «Мы свалились на Запад как снег на голову. Там вся концертная жизнь расписана на годы вперед. Пришлось буквально с ходу искать в ней свое место». С 1977 по 1994 г. Ростропович возглавляет Национальный симфонический оркестр США. За 17 лет он «приучил» Америку любить Д. Шостаковича. Тогда же, в 1977 г., музыканта пригласили на должность артистического директора Бриттеновского фестиваля в Олдборо. Со временем Ростропович организовывает собственные фестивали во Франции, США, Англии. Их он посвящает своим любимым композиторам – Д. Шостаковичу, С. Прокофьеву, Бриттену. Один из Лондонский фестивалей, посвященный Д. Шостаковичу, длился несколько месяцев. Ростропович исполнил все его 15 симфоний с Лондонским симфоническим оркестром. Во Франкфурте по инициативе маэстро возрождается международный конкурс виолончелистов имени Пабло Казальса. С 1998 г. проводится Международный конкурс по композиции «Мастерпрайз». Его цель – соединить почитателей классической музыки и современных композиторов. Ростропович организовывает мастер-классы игры на виолончели по всему миру, а с 2004 г. возглавляет Школу высшего музыкального мастерства в Валенсии.

Музыкант успевает откликаться на все важнейшие мировые события. Со своей виолончелью он высаживался на лед в Арктике, спасал леса Амазонки, играл в 1989 г. у разрушенной Берлинской стены, выступал в Москве у Белого дома в августе 1991 г., после ночи на баррикадах. В связи с этим даже родился анекдот: «Если в России появился Ростропович с виолончелью, значит что-то стряслось».

С 1990 г. он часто приезжает на родину, и не только на гастроли. «Никому и никогда не удастся меня поссорить с Россией, сколько бы грязи на мою голову не лили», – утверждает маэстро. «…Обязанным я считаю себя России. Там я жил, получил образование. Поэтому я и Вишневская организовали Фонд помощи педиатрии России. Помочь детям для меня – смысл жизни». Ростропович – президент Благотворительного фонда Вишневской – Ростроповича, который оказывает помощь детским лечебным учреждениям Российской Федерации. С 2000 г. фонд начал проводить в России программу по детской вакцинопрофилактике. Маэстро также основал стипендионный фонд для талантливых детей в России. Он был одним из первых, кто поддержал идею проведения в Нижнем Новгороде Международного фестиваля искусств имени А. Д. Сахарова. На Втором фестивале был почетным гостем, а на Четвертом – участником.

Скончался Мстислав Ростропович 27 апреля 2007 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Но память о нем жива.

 

Рублев Андрей

(Род. ок. 1360–1370 гг. – ум. ок. 1430 г.)

Выдающийся русский иконописец, крупнейший мастер московской школы живописи.

Мудрость можно выразить не только словом. Визуальный образ порой красноречивее философского трактата. Особенно это касается древнерусской иконописи. Вглядитесь в строгие лики святых, загляните в их глаза. Ведь перед вами не просто предметы культового поклонения. На выцветших досках старинных икон, на обветшалых фресках древних монастырей – тайны мироздания, раскрытые древними мастерами, их видение Бога, Вселенной, людей. Недаром многие ставят иконописца Рублева в один ряд с великими философами. Знаменитый русский скульптор Эрнст Неизвестный как-то сказал: «Рублев никогда не читал лекций по философии, не писал ни строчки. Он даже не говорил, так как дал монашеский обет молчания. Почему же он философ? Да потому, что в России было такое понятие: «умозрение в красках». То есть высокое искусство рассматривалось как одна из форм не только познания мира, но и создания структур, равных философии».

Но, к сожалению, о жизни талантливого русского иконописца, жившего 600 лет назад, известно куда меньше, чем о многих философах Древнего мира. Немногочисленные факты его биографии по крупицам собраны из летописей и работ древнерусских писателей Пахомия Логофета и Иосифа Волоцкого. Родился Рублев между 1360 и 1370 гг. В конце XIV в. он был послушником в Троицком монастыре. В какой семье вырос, почему ушел от мирской жизни – на эти вопросы мы, наверное, уже никогда не получим ответов.

«Кто книги пишет, кто книгам учится, кто рыболовные сети плетет, кто кельи строит. Одни дрова и воду носят в пивоварню, другие хлеб и варево готовят», – так писал о монастырях современник Рублева. Послушнику Андрею досталась особая обязанность – научиться выражать церковную мудрость на языке красок. Троицкий монастырь являлся неисчерпаемым источником этой мудрости. Здесь жил когда-то известный мыслитель своего времени Сергий Радонежский, «кроткий душою, твердый верою, смиренный умом». Возможно, Рублев еще застал старца в живых. Но и после смерти Сергия в монастыре царила созданная им атмосфера нравственной чистоты, трудолюбия, сердечности. Молодой художник, как губка, впитывал моральные устои Радонежского. Позже это нашло отражение в его работах – таких светлых и человечных.

Однако, оставаясь в обители Сергия, Андрей Рублев не мог совершенствовать свой талант. Его влекла Москва, новый центр русских земель, который с каждым годом становился все сильнее. Здесь строились храмы, со всей Руси (да что там Руси – из самой Византии!) съезжались зодчие, иконописцы. Здесь было у кого поучиться. Возможно, поэтому в 1400–1405 гг. Рублев оставил Троицкий монастырь и перебрался поближе к Москве, в Андроникову обитель. Здесь его заметил великий князь Василий Дмитриевич, сын Дмитрия Донского. Иконописца пригласили принять участие в росписи Благовещенского собора Московского Кремля. Рублеву выпало работать вместе со знаменитым Феофаном Греком и неким старцем Прохором из Городца. Причем в летописи, повествующей об этой росписи, имя Рублева, как самого младшего по возрасту, стоит последним.

Шанс поработать рука об руку с самим Феофаном, приехавшим из Кафы, корифеем иконописи, был большой удачей для Андрея. Он мог многому научиться у мастера, которого Епифаний, один из просвещенных писателей того времени, называл «преславным мудрецом, зело философом хитрым». Каждый его штрих смел и точен (его манеру именуют живописной скорописью), созданные им образы величавы, суровы, горды. Но Андрей, воспитанный на духовных традициях Сергия Радонежского, напротив, отказывался от присущей феофановскому письму доли драматизма и суровости. Он стремился к гармонии, спокойствию, ясности.

Скорее всего, Рублеву, Прохору и их помощникам довелось писать в Благовещенской церкви фигуры апостола Петра, архангела Михаила, мучеников Дмитрия и Георгия и так называемые «праздники»-иконы, посвященные великим событиям в истории христианской церкви. Трудно с уверенностью сказать, какие из икон и фресок принадлежат кисти Рублева. Вполне возможно, что он создал «Преображение». Это торжественная, светлая икона, в которой преобладают золотистые, розовые краски, яркая киноварь. Композиция очень гармонична: силуэт Христа вписан в круглую розетку, полукруг образуют и фигуры апостолов. Стремление к кругу, как к наиболее совершенной геометрической фигуре, будет характерно и для многих более поздних работ Рублева.

В начале XV в. мастером были созданы также росписи Успенского собора близ Звенигорода. Здесь он работал вместе со старшим соратником и другом Даниилом Черным. Неизвестно, когда именно Рублев получил приглашение от князя Юрия Звенигородского – до или после работы в Московском Кремле. Княжий выбор пал на Андрея не случайно. Юрий был крестником Сергия Радонежского, братом великого князя Василия Дмитриевича и о талантливом живописце, по-видимому, слышал давно. Росписи храмов в то время выполняли целые артели художников. Потому, хотя влияние Рублева ощущается в большинстве звенигородских фресок и икон, однозначно рублевскими исследователи считают только фрески с изображением Флора и Лавра. Эти росписи отличаются поразительной геометричностью. Исследователь творчества Рублева М. Алпатов, описывая фигуру Лавра, замечает: «Его голова с широкими прядями волос образует пирамиду, и эта пирамида соответствует пирамидальности всей полуфигуры. Это придает образу большую устойчивость, тем более что круг медальона повторяется в круглом нимбе».

Среди ранних произведений Рублева – иллюстрации к «Евангелию Хитрову» (рукопись названа по имени позднейшего владельца). Андрей выполнил миниатюры, изображавшие евангелистов и их символы, заставки и инициалы в виде фантастических животных. Работая над рукописью, он проявил много фантазии и мастерства: даже чудища в его исполнении грациозны и совсем не страшны. Самой завораживающей миниатюрой в «Евангелии Хитровом» считается изображение ангела, символа евангелиста Матфея. Здесь мы снова сталкиваемся с кругом. Внутри него шагает крылатый юноша. Композиция миниатюры как бы гласит: все возвращается на круги своя. Эти иллюстрации близки к византийской традиции, но в отличие от стремительных образов греческих мастеров у Рублева все очень уравновешенно. Его святые живут не внешней, а внутренней, духовной жизнью.

«В лето 6916 майа 25 начата быть подписывати великая и соборная церковь Пречистыя Владимирская повелением великого князя Василия Дмитриевича, а мастеры Данила иконописец да Андрей Рублев», – гласит древняя летопись. Действительно, в 1408 г. Даниил и Андрей были приглашены во Владимир. Здесь прикосновения их кистей ждали стены Успенского собора – огромного храма, возведенного еще до монгольского нашествия. Из владимирских работ Андрея Рублева и Даниила Черного наибольшую известность получили фрески, изображающие Страшный суд. Эта часть росписи покрывала своды, столбы и стены западной части храма, так что только выходя из собора вдохновленные молитвой прихожане обращали внимание на широкую панораму Страшного суда. Весь цикл представляет собой не отдельные иконы, объединенные общей темой, а целостный мир, сродни созданному Данте в «Божественной комедии». Вот павший на колено пророк Даниил, которому ангел указывает на фреску, изображающую суд. Вот апостол Петр, ведущий праведников в рай. Вот сонмы трубящих ангелов… Изображая Апокалипсис, Рублев не пытался никого напугать, у него нет назидательности, свойственной византийским мастерам. Роспись Рублева дает зрителю надежду на избавление, на новую жизнь.

В декабре 1408 г. на Русь двинулись полчища татарского хана Едигея. Его войска разорили Серпухов, Переславль, Нижний Новгород, Ростов, подошли вплотную к Москве. Был уничтожен Троицкий монастырь. В 1410 г. нападению подвергся Владимир. Успенский собор был разорен. Для русского народа наступили тяжелые времена голода, разрухи, мора. Следы Андрея Рублева в этот период теряются. Возможно, он спасался в Андрониковом монастыре. А может быть, иконописец отправился в более безопасные северные края. Так или иначе, но после нескольких лет напряженного труда последовали почти два десятилетия молчания.

В 1422 г. началось восстановление Троицкого монастыря. Вместо сгоревшего деревянного храма был построен белокаменный. Для украшения нового собора игуменом Никоном были приглашены Андрей Рублев и Даниил Черный.

Для иконостаса Троицкого собора Рублевым была написана икона, которую все исследователи безоговорочно считают вершиной творческого наследия мастера. Речь идет о знаменитой «Троице». К Аврааму и его жене Саре явилось трое странников, предрекших престарелой женщине рождение сына. Пророк, догадавшись, что перед ним божество, приготовил для гостей угощение. Таков библейский сюжет иконы. Рублев изображает странников в виде трех ангелов, склонившихся над чашей. Иконописец попытался выразить в их образах богословское представление о триединстве Бога. Во многом это было достигнуто потрясающей композиционной выверенностью. Рублев вновь обращается к кругу. Его образуют фигуры ангелов, склонившихся друг перед другом. Круговое движение охватывает и все неодушевленные предметы – поникшее дерево, повторяющее наклон головы среднего ангела, горку, соответствующую линии спины правого. Левый ангел несколько напряжен, что подчеркивается высоким зданием за его спиной. Здесь все перекликается со всем. «Часть подобна целому», – так сформулировал основной композиционный закон картины М. Алпатов. Яркие, жизнерадостные краски иконы далеки от мрачного феофановского колорита. Многие считают, что Рублев в выборе цвета руководствовался впечатлениями от солнечного летнего дня в средней России – переливы золотых нив с синими вкраплениями васильков. Трудно выразить словами непостижимую красоту «Троицы». У этой иконы есть голос. Она звучит как симфония надежды.

Вернувшись из Троицкой обители, Андрей и Даниил приступили к росписи Андроникова монастыря. Но закончить ее не успели. Около 1430 г. Рублев умер. Не намного пережил его и Даниил. Согласно преданию, незадолго до смерти к нему явился с того света Андрей, «в радости призывающий его в рай». Облик друга был «светел и радостен». Как и все произведения Рублева.

 

Сахаров Андрей Дмитриевич

(Род. в 1921 г. – ум. в 1989 г.)

Создатель советской водородной бомбы. Неформальный лидер советских диссидентов. Лауреат Нобелевской премии 1975 г. Дважды Герой Социалистического Труда. Лауреат Государственной, Ленинской и других премий, в основном международных. Почетный член множества научных ассоциаций.

Андрей Дмитриевич Сахаров – великий ученый, правозащитник, мыслитель, общественный деятель. Он не был ни вождем, ни организатором – он был и остается нравственным авторитетом для многих людей, твердо уверенных в несправедливости советского государства либо инстинктивно чувствующих эту несправедливость.

Андрей Дмитриевич Сахаров родился 21 мая 1921 г. в Москве в трудовой интеллигентной семье, где царила любовь к литературе и науке. Предки великого правозащитника были русскими священниками и русскими дворянами с небольшой примесью греческой крови. Отец, Дмитрий Сахаров, – известный педагог, автор популярных изданий, учебников и задачников по физике, по которым учились многие поколения советских детей. Девичья фамилия матери, Софиано, трижды встречается у Пушкина.

Прадед, Николай Сахаров, в течение 40 лет был священником сначала в пригороде Арзамаса, а потом в Нижнем Новгороде. Дед, Иван Сахаров, известный московский адвокат, вместе с Львом Толстым выступал против смертной казни. В его доме бывал В. Г. Короленко. Он переписывался с А. П. Чеховым, редактировал вышедшее после революции 1905 г. большое издание по проблеме смертной казни. В детстве Андрей познакомился с этой книгой, и она произвела на него большое впечатление.

Об атмосфере в семье красноречиво говорят строки из воспоминания знаменитого диссидента. Он пишет: «Мое детство прошло в коммунальной квартире… В доме сохранялся традиционный дух большой крепкой семьи – постоянное деятельное трудолюбие и уважение к трудовому умению, взаимная семейная поддержка, любовь к литературе и науке. Мой отец хорошо играл на рояле, чаще Шопена, Грига, Бетховена, Скрябина. В годы Гражданской войны он зарабатывал на жизнь, играя в немом кино… Для меня влияние семьи было особенно большим, так как я первую часть школьных лет учился дома». В 1938 г., окончив школу с отличием, Андрей поступил на физический факультет МГУ и в 1942 г., будучи в эвакуации в Ашхабаде, окончил его тоже с отличием. По состоянию здоровья юноша не попал в армию и во время войны работал инженером-изобретателем на большом военном заводе на Волге. Здесь он стал автором ряда изобретений в области контроля продукции, а в 1944 г. написал несколько статей по теоретической физике.

В 1943 г. Сахаров женился на К. А. Вихиревой, родившей ему троих детей. В 1969 г. Клавдия Алексеевна скончалась от рака. В 1972 г. он женился вторично, на Елене Георгиевне Боннэр.

В 1945 г. Андрей Дмитриевич стал аспирантом Физического института АН СССР им. П. Н. Лебедева (ФИАН). В 1948 г. был включен в научно-исследовательскую группу по разработке термоядерного оружия, которую возглавлял академик И. Е. Тамм. С этих пор ученый в течение 20 лет работал в условиях полной секретности сначала в Москве, а потом в научно-исследовательском секретном центре. Совместная работа Тамма и Сахарова легла в основу разработок СССР по управляемому термоядерному синтезу. Вспоминая это время, Андрей Дмитриевич писал: «Все мы тогда были убеждены в жизненной важности этой работы для равновесия сил во всем мире и увлечены ее грандиозностью».

В 1953 г. в 32-летнем возрасте Сахаров стал действительным членом АН СССР. Примерно в это же время в СССР впервые была взорвана водородная бомба. Прошло совсем немного времени, и Сахаров забил тревогу, понимая, что рождение термоядерного оружия порождает множество моральных проблем в связи с его чрезвычайной опасностью для человечества. В конце 1950-х годов по просьбе Курчатова он написал ряд статей о биологических последствиях ядерных испытаний, в начале 1960-х гг. выступил с предложением о запрете ядерных испытаний в трех средах, которое было принято Н. Хрущевым и послужило основой для знаменитого советско-американского договора 1963 г. До конца жизни ученый гордился этим.

В то же время он пытался оказывать действенную помощь пострадавшим. В 1969 г. Андрей Дмитриевич передал почти все свои сбережения на строительство онкологической больницы и в Красный Крест.

На протяжении этих и последующих лет Сахаров все больше внимания стал уделять общественно-политическим проблемам. Он неоднократно обращался к руководству страны с предложениями проведения в СССР экономических и других реформ. В 1966 г. Андрей Дмитриевич принял участие в коллективном письме XXIII съезду КПСС против возрождения культа личности Сталина, а также направил в Верховный Совет телеграмму против введения в законодательство статьи, дающей возможность преследовать за убеждения. Он выступал за отмену смертной казни, за полную реабилитацию депортированных Сталиным народов, в поддержку конкретных людей, которые подвергались преследованиям по идеологическим мотивам. Поскольку все предложения Сахарова игнорировались, весной 1968 г. он передал друзьям для распространения в «Самиздате» программную статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», понимая, что она будет перенаправлена за рубеж. Статья неоднократно публиковалась на Западе. Ее общий тираж превысил 20 млн экземпляров.

В результате Сахарова отстранили от секретных работ. Он перебрался в Москву и поступил на работу в Отдел теоретической физики ФИАНа, где и работал до самой смерти, в том числе и «заочно» в период ссылки. При этом Сахаров не согнулся и продолжал заниматься общественной деятельностью. В 1970 г. вместе с В. Н. Чалидзе и А. Н. Твердохлебовым принял участие в организации Комитета прав человека. В 1971 г. он направил Брежневу «Памятную записку» с приложением «О преследованиях по политическим мотивам», а когда ответ не был получен, отдал ее для опубликования. В 1974 г., получив международную премию Чино дель Дука, ученый направил все деньги на организацию фонда помощи детям политзаключенных. В 1975 г. в своей знаменитой речи по поводу вручения ему Нобелевской премии мира (она была прочитана в Осло Еленой Боннэр, так как Сахарова за границу не выпустили) он указал на опасность любой идеологии и провозгласил защиту прав человека главной общественной задачей. Примечательно, что в своей деятельности Андрей Дмитриевич использовал только ненасильственные методы борьбы и никогда не призывал к агрессии.

В конце 1979 г. правозащитник выступил с резкой критикой ввода советских войск в Афганистан. Он трижды делал заявления, требуя вывести войска, и сумел организовать пресс-конференцию. За это его лишили правительственных наград, а 22 января 1980 г. задержали и без суда и следствия выслали в Горький, закрытый для иностранцев. У его квартиры был установлен круглосуточный милицейский пост. Без специального разрешения к Сахарову и Боннэр никого не допускали. На улицу им нельзя было выходить без охраны.

Так он и его жена прожили почти 7 лет. Андрей Дмитриевич, протестуя против преследования своих близких, провел несколько голодовок. Его принудительно кормили, привязывая к кровати, и делали инъекции, пагубно отражавшиеся на его здоровье. Врачи прямо говорили, что умереть ему не дадут, но он может остаться калекой. И так продолжалось не неделю, не месяц, а в общей сложности 300 дней. Позже, уже в Москве, ученый сказал одному из друзей: «Ты знаешь, в больнице я понял, что испытывали рабы Древнего Рима, когда их распинали».

А он еще находил в себе силы работать. В ссылке Сахаров написал ряд теоретических работ по физике и статью «Опасность термоядерной войны», освещающую пути всеобщего разоружения и его этапы.

Этот человек никогда и ничего не боялся. Он мог, узнав, что у кого-то проводится обыск, не поймав такси, приехать туда на автокране. Мог вместе с женой пройти 20 км пешком по тайге, чтобы навестить сосланного друга. Его предостерегали. Ему угрожали. Его уговаривали. Его унижали. Но не сломили.

Начавшаяся в 1973 г. с письма 40 академиков травля Сахарова длилась более 10 лет. Газеты пестрели заголовками: «На руку силам реакции», «Отщепенцы и их радетели», «Гневное слово писателей», «Когда теряют честь и совесть», «Недостойно звания ученого»… Ему было все равно. Такое мог себе позволить только страстно убежденный в своей правоте человек, чья совесть абсолютно чиста и чья душа не замутнена абсолютно никакими соображениями о личной выгоде.

15 декабря 1986 г. в горьковской квартире Сахарова неожиданно установили телефон, а на следующий день ему позвонил Горбачев. Андрей Дмитриевич с триумфом вернулся в Москву, и вскоре трудовые коллективы АН СССР и других организаций выдвинули его кандидатом в депутаты. Однако на расширенном пленуме президиума академии он и несколько других кандидатов, известных своей активной позицией, были отвергнуты. Имея законное право на выдвижение от неакадемических трудовых коллективов, Сахаров отказался баллотироваться вне академии. И только после того как митинг научных сотрудников АН безоговорочно поддержал его кандидатуру и осудил решение президиума, он дал свое согласие и победил.

«Я народный депутат. Это оказалось моим главным делом», – заявил Сахаров. Но на этом поприще ученый не успел реализовать свои возможности. Он был избран в состав комиссии по выработке новой конституции. В конце ноября представил свой вариант, но его предложения не были поняты.

На съезде народных депутатов под улюлюканья «агрессивно-послушного большинства» он говорил простые, на первый взгляд наивные слова, которые на самом деле отличались глубиной неуловимого для многих нравственного чувства. Народ за стена ми Дворца съездов лучше понимал бывшего диссидента. По его инициативе за три дня до смерти, 11 декабря 1989 г., состоялась всесоюзная политическая забастовка с требованием отмены 6-й статьи Конституции о руководящей роли КПСС в стране (она была отменена в феврале 1990 г.).

Он не сдавался до последнего. 14 декабря 1989 г. вечером он сказал жене: «Я пошел отдыхать. У меня завтра трудный день. Предстоит бой на съезде». Утром депутаты узнали о его смерти. Наверное, многие из них пожалели о том, что участвовали в травле великого гуманиста.

На похороны Сахарова собралось много людей. Целая толпа – спокойная, интеллигентная и аккуратная. Попрощаться с легендарным человеком пришли люди особой категории. Те, которые понимали огромное значение этого человека и того, что он сделал.

Но и теперь не многие знают, что благодаря Сахарову человечество отошло от пропасти термоядерного безумия. Что именно он первым выдвинул тезис о необходимости защиты каждого отдельно взятого человека в противовес идеологическим догмам, требующим жертв во имя идеи. И это далеко не все.

Его наследие мало изучено историками. В архивах и музеях почти нет документов о нем. В 1982 г. в письме известному правозащитнику Борису Альтшулеру Сахаров написал: «Будущее покажет, кто прав, покажет всем нам и многое другое. К счастью, будущее непредсказуемо, а также (в силу квантовых эффектов) – и неопределенно». И может быть, его идеи все же пробьются сквозь толщу равнодушия и привычки к злу, и осветят людям дорогу вперед, и научат самостоятельности мышления, мужеству и неподверженности дурному при любых условиях и в любых ситуациях.

 

Серов Валентин Александрович

(Род. в 1865 г. – ум. в 1911 г.)

Выдающийся русский живописец и рисовальщик, портретист и пейзажист, иллюстратор и театральный художник, представитель художественного объединения «Мир искусства». Академик живописи, член совета Третьяковской галереи, педагог Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Обладатель Почетной золотой медали Парижской выставки 1900 г. за «Портрет Великого князя Павла Александровича» (1897 г.).

«У него была душа художника, глаза художника, рука художника». Так лаконично охарактеризовал Валентина Серова поэт-символист Валерий Брюсов. И как у каждого талантливого человека, у него был свой путь от рождения к вершинам мастерства.

Маленький Серовчик, как нежно называл его отец, Александр Николаевич, выдающийся композитор, написавший музыку к операм «Рогнеда», «Юдифь» и «Вражья сила», рос тихим и спокойным ребенком. Он не доставлял особых хлопот своей матери, Валентине Семеновне, талантливой пианистке и совсем молодой женщине. В их доме жизнь всегда била ключом. У матери, проповедовавшей идеи шестидесятников, собиралась эмансипированная молодежь. К отцу приходили известные люди: изобретатель Ладыгин, путешественник Миклухо-Маклай, писатели Тургенев, Достоевский, Островский, художники Антокольский, Репин и Ге. Валентошка-Тошка-Антошка радовался многочисленным гостям, а особенно Н. Ге, который рисовал лошадку на четырех ножках, и она стояла, а на его картинке ей для устойчивости требовалось тринадцать ног.

Но так продолжалось недолго. Скоропостижно скончался отец, мать сразу постарела. Она решила, что уедет в Мюнхен продолжать музыкальное образование, а шестилетний Тоша поживет в коммуне, у ее подруги. Он возненавидел эту общину, потому что в качестве наказания у него забирали карандаши. А через год, приехав к матери в Мюнхен, «разлюбил» музыку, так как она стала причиной его постоянного одиночества.

Валентина Семеновна, по совету П. Антокольского, в 1879 г. переехала в Париж и договорилась об уроках для сына с И. Репиным. И если Илья Ефимович «любовался зарождающимся Геркулесом в искусстве», то в школе у мальчика обучение шло из рук вон плохо. Он думал только о рисовании и лошадях.

С 1875 г. события мелькали как в калейдоскопе: возвращение в Петербург, замужество матери, рождение брата, ссылка отчима, гимназия и, наконец, опять обучение у Репина. В гимназии Валентин больше забавлялся, зато в мастерской работал как взрослый. Мать забрала неуспевающего по всем предметам сына из гимназии, и он стал полноправным членом семьи Репина. Валентин был очень доволен. Он везде следовал за своим прославленным учителем и рисовал.

Серов стремительно превращался в мастера, и Репин ходатайствовал о досрочном зачислении пятнадцатилетнего юноши в Петербургскую академию художеств в класс П. П. Чистякова (1880 г.), который развил рисунок Валентина до совершенства. Большое значение в формировании художественных взглядов Серова имело общение с М. Врубелем, В. Васнецовым, К. Коровиным и кружком С. Мамонтова.

После посещения музеев в Голландии и Греции и видя вокруг себя поглощенных творчеством друзей, Серову так захотелось самому по-настоящему рисовать, что он, не доучившись, оставляет академию. Получив деньги за роспись плафона, Валентин с Остроуховым и братьями Мамонтовыми посещает музеи в Венеции. Вернувшись в Абрамцево (1887 г.) в состоянии восторга, «опьянения» от Веласкеса и Тициана, Серов за месяц создает картину-портрет «Девочка с персиками», для которой позировала двенадцатилетняя Веруша Мамонтова. Такой солнечной, решенной в розовых и золотых тонах, пронизанной светом картины еще не было в русском искусстве. «Рядом висящие портреты Репина и Васнецова кажутся безжизненными образами, хотя по-своему представляют совершенство… У нас подобное явление немыслимо… Настолько это ново и оригинально», – писал о картине М. Нестеров.

Перебравшись в имение двоюродной сестры Домотканово, Серов пишет не менее прославленный портрет Марии Симонович – «Девушка, освещенная солнцем» (1887 г.). Эта работа не так эмоциональна, зато более глубока и обаятельна. За картину «Девочка с персиками» художник получил премию Московского общества любителей художеств, а второй портрет купил П. Третьяков. Для молодого двадцатитрехлетнего художника это был прекрасный дебют, а денежное вознаграждение позволило начать семейную жизнь.

Серов давно полюбил воспитанницу своей тетки Ольгу Федоровну Трубникову, славную, трудолюбивую девушку с мягким характером. Не желая быть обузой в доброй, но все же чужой семье, она учительствовала в Одессе, и долгие годы влюбленные переписывались и только изредка виделись. В январе 1889 г. они обвенчались и на месяц уехали в Париж. Материальное положение Серова не позволяло ему быть все время с любимой женой. Художник постоянно разъезжал, выполняя многочисленные заказы, чтобы обеспечить большую семью (две дочери и три сына), которая жила в Домотканове. В этом имении, куда Серов стремился всей душой, им были написаны лучшие пейзажи: «Заросший пруд» (1888 г.), «Дуб. Домотканово» (1890 г.), «Дорога в Домотканове», «Стригуны на водопое» (обе в 1903 г.), «Октябрь. Домотканово» (1895 г.). И хотя они менее лиричны, чем у Левитана, и не так трогательны, как у Нестерова, но щемяще реальны и светлы. Ведь недаром его называли «интуитивным импрессионистом».

Художник получал все большее признание как портретист. Он с удовольствием рисовал друзей, родственников, детей (портреты О. Ф. Серовой, 1895 г.; С. И. Мамонтова, 1880 г.; Е. Г. Мамонтовой, 1887 г.; А. П. Нурока, 1893 г.; И. Остроухова, 1902 г.; М. Врубеля, 1907 г.; «Дети», 1899 г.). Все они разные по характеру, внутреннему миру и темпераменту: жизнерадостен, самоуверен, вальяжен лучший друг Серова К. А. Коровин, (их даже объединяли одной фамилией «Серовин-Коровин»); грустен, артистически нежен и лиричен, как и его пейзажи, И. Левитан. Гордостью русского искусства стали портреты писателей: Н. Лескова (1894 г.), А. Чехова (1902 г.),

А. Горького (1905 г.); композиторов: А. Глазунова (1899 г.), Н. Римского-Корсакова (1898 г.); артистов: Ф. Шаляпина, Г. Федотовой (оба в 1905 г.), И. Москвина, В. Качалова (оба в 1908 г.), К. Станиславского (1911 г.). Словно живая статуя, возвышается над зрителем М. Ермолова (1905 г.). Серов рисовал эту простую, скромную женщину, сидя на скамеечке у ее ног, и создал парадный портрет гениальной актрисы, ставшей эпохой для русского театра, наполнив его красотой, духовной силой и пафосом. Как эльф, легка и водушна парящая в танце А. Павлова (1909 г.). «Античная трагедия тела», мягкая пластика изломов, хрупкая незащищенность обнаженной фигуры, необычайно броская красота лица танцовщицы И. Рубинштейн (1910 г.) – такое новое стилизованное решение портрета было не понято многими современниками художника.

Популярность Серова росла и среди высокопоставленных заказчиков. В отличие от уже именитых мастеров, он исполнял даже парадные портреты в светлой манере, красочно. Его «Портрет Портретыч» никогда не льстил и не шаржировал модель. Серов только высматривал и подмечал (портреты князя и княгини Юсуповых, оба в 1903 г.; Г. Гиршман, 1907 г.; княгини О. Орловой, 1911 г.; М. Ф. Морозовой, 1897 г.; И. А. Морозова, 1910 г.). «У меня проклятое зрение, – жаловался художник, – я вижу каждую морщинку, каждую пору…» И характер человека он видел прекрасно, и мог одним жестом подчеркнуть его. Так, на портрете В. Гиршман (1910–1911 г.) словно пересчитывает деньги в кармане. И сколько банкир ни просил художника «убрать руку», Серов ничего не изменил. Знатных и богатых художник видел насквозь. Тяжело и уверенно стоит на портрете осознающий свою власть миллионер М. А. Морозов (1902 г.), но вместе с тем это умный, интеллигентный человек и большой ценитель искусства. Он понял замысел художника, но ничего не просил изменить. А на портрете его четырехлетнего сына Мики Морозова (1901 г.) еще ничто не говорит, что это будущий крупнейший шекспировед. Ребенок подвижен, нежен, широко распахнутыми глазами он с интересом всматривается в мир. При взгляде на его портрет невольно возникает добрая улыбка.

Серов неоднократно писал портреты царской семьи Александра III и Николая II, работал долго, «позевывая», но после кровавых событий 1905 г. наотрез отказался «бывать в этом доме» и в знак протеста сложил с себя звание академика. Всегда сдержанный и мягкий, он сделался резким, нетерпимым, угрюмым, настолько потрясла его расправа. Художник и раньше не особо жаловал «царскую тему». Словно школьник, отлынивал от заказа для иллюстрированного издания «Царская охота» и считал, что на картинах «Выезд Петра II и цесаревны Елисаветы Петровны на охоту» (1900 г.), «Юный Петр на псовой охоте», «Выезд Екатерины II на соколиную охоту» (обе в 1902 г.) лучше всего получились милые его сердцу кони и борзые. Высокую оценку получил Серов за картину «Петр I на постройке Петербурга» (1907 г.) от своего учителя П. Чистякова. Словно «ломовик, прет» против ветра мощной поступью царь. Великий строитель и жестокий монарх уже видит перед собой будущий город, он устремлен вперед и сам «создает ветер», от которого сгибаются размытые фигуры свиты.

Серов работал напряженно и разнопланово. Иллюстрировал произведения А. Пушкина и басни С. Крылова. Участвовал в деятельности объединения «Мир искусства» и совместно с Л. Бакстом оформлял одноименный журнал. Преподавал в Московском училище живописи. После смерти П. Третьякова Серов вошел в совет галереи и много сделал для признания молодых талантов, но свои работы «не пристраивал» (к 1898 г. в Третьяковке было 35 работ художника, в настоящее время – более 80). С удовольствием он работал в области театральных декораций в театре С. Мамонтова, Мариинском театре, в «Русских сезонах» Дягилева. Серов создал прекрасные декорации к опере своего отца «Юдифь» (1886, 1907 гг.).

Художник интуитивно чувствовал, что надо искать новые формы выразительности. Он сумел взять лучшее из старой живописной школы и придать ему современное звучание. В 1907 г. Валентин Александрович вместе с Львом Бакстом путешествовал по Греции. Он был покорен легендарными памятниками и мифологической красотой Эллады. В монументально-декоративном стиле художник создал картину «Похищение Европы» (1910 г.), решенную в ярких, непривычных глазу красочных сочетаниях, максимально упростив фон и четко выписав хрупкую фигуру девушки, уверенно сидящей на огромной спине красавца быка.

Помимо живописи, у Валентина Александровича был еще один дар – он умел дружить. «По существу это был человек нежный, тонкой души, бесконечно верный друг. Он ясно видел недостатки людей, их провалы, душевные изломы и охотно прощал все это, лишь бы было за что. Своей любовью он покрывал изъяны других…» – писал Д. Философов. Серов мучился от непризнания современниками таланта

М. Врубеля, лично ходатайствовал перед царем за обвиненного в подлоге и присвоении денег С. Мамонтова (позже он был оправдан), понял и простил эмигрировавшего А. Бенуа, которому было тесно в России. Но навсегда порвал многолетнюю дружбу с Ф. Шаляпиным, увидев его на коленях перед царской ложей при исполнении «Боже, царя храни» после премьеры оперы «Борис Годунов».

Серов был молчаливым и довольно хмурым человеком. А с гастролей в Париже и Англии, где с блеском прошло представление «Шахеразады», к которому он создал великолепный занавес, Валентин Александрович вернулся необычайно веселым и оживленным. Многие даже не подозревали, каким он был шутником и выдумщиком, как легко и красиво танцевал, как обаятельно улыбался. Серов давно чувствовал, что у него «птичье сердце» (врачи диагностировали стенокардию), и теперь старался все успеть и всех порадовать. Рано утром, вдоволь порезвившись с младшей дочерью, трехлетней Наташей, он заспешил оканчивать заказной портрет княгини П. щербатовой и упал… Художник умер в возрасте 46 лет, в самом расцвете таланта.

«Бывают смерти, в которые не веришь, – писал в статье Н. Рерих, – целый день требовали опровержений. Не хотели признать ужасного и непоправимого…» Друзья на руках внесли гроб в Третьяковскую галерею, где была отслужена лития. Серова оплакали и как художника, и как друга, и как человека.

 

Солженицын Александр Исаевич

(Род. в 1918 г. – ум. в 2008 г.)

Русский писатель, лауреат Нобелевской премии (1970 г.). Опыт художественного исследования «Архипелаг ГУЛАГ», роман «В круге первом»; повести «Один день Ивана Денисовича», «Раковый корпус»; пьесы «Пир победителей», «Пленники», «Республика труда», «Свет, который в тебе», 1-й том научно-исторической книги «Двести лет вместе»; публицистические произведения.

Патриарх русской литературы Александр Исаевич Солженицын многими воспринимался как некий ветхозаветный пророк с его беспощадными и категорическими суждениями обо всем, что происходило в России и за ее пределами. Этому способствовал не только солидный возраст писателя (он родился 11 декабря 1918 г.), но и выстраданное судьбой право говорить как от имени миллионов людей, погубленных в страшные годы ГУЛАГа, так и от имени тех, кто именовал себя русскими патриотами, борцами за правду, добро, справедливость и, не в последнюю очередь, национальную идею. В повести «Один день Ивана Денисовича» об этом сказано образно и доступно: «Молиться не о том надо, чтобы посылку прислали или чтоб лишняя порция баланды. Что высоко у людей, то мерзко перед Богом! Молиться надо о духовном: чтоб Господь с нашего сердца накипь злую снимал».

Кто же мог возразить на эти слова старейшины российской словесности! Другой вопрос, как это сделать, и могут ли одни молитвы преобразить человека настолько, чтобы он перестал делать зло другим людям? У Александра Исаевича на сей счет «рецепта» не было, но его собственный жизненный путь служит лучшим свидетельством тому, как человек может преобразиться духовно, осознав простые и вечные истины бытия.

Александр Исаевич Солженицын родился на Северном Кавказе, в Кисловодске. И хотя его родители были выходцами из ставропольских и кубанских крестьян, по тем временам они получили неплохое образование и, как говорили тогда, были интеллигентами в первом поколении. Когда началась Первая мировая война, Исай Солженицын был студентом Московского университета и ушел добровольцем на фронт, где трижды награждался за храбрость. Он погиб в результате несчастного случая на охоте, еще до рождения сына. Чтобы прокормить себя и маленького Александра, мать, Таисия Захаровна (урожденная Щербак), после смерти мужа устроилась на работу машинисткой, а когда мальчику исполнилось шесть лет, переехала с сыном в Ростов-на-Дону, где и прошло его детство.

В старших классах Солженицын увлекся литературой, писал статьи для сатирического школьного журнала, занимался в драмкружке. К взрослой жизни он готовился серьезно, накапливая знания, изучая немецкий и английский языки. Потерпев неудачу в попытке сдать экзамены в театральную студию Ю. Завадского, Солженицын поступил на физико-математический факультет Ростовского университета, где учился вполне успешно, и за несколько недель до начала Второй мировой войны получил диплом и назначение на работу – учителем в провинциальную школу.

К этому времени свой дальнейший жизненный путь Солженицын определил достаточно четко – он решил стать писателем. Летом 1939 г. он поступил на заочное отделение Московского института философии, литературы и истории и все свободное время отдавал работе над рассказами, стихами, очерками. Возник и крупный замысел – написать серию романов о революции. Счастливо складывалась и личная жизнь. Его женой стала Наташа Решетовская, милая, жизнерадостная студентка химического факультета университета, увлекающаяся музыкой и литературой.

Все поломала война. В октябре 1941 г. Солженицына призвали в армию, и после окончания артиллерийского училища в феврале 1943 г. он в звании лейтенанта попал на фронт. Но и на фронте он ухитрялся выкраивать время для литературной работы, рассылал свои рассказы на отзывы и в 1944 г. получил одобрительное заключение от Бориса Лавренева, бывшего заметной фигурой на тогдашнем литературном Олимпе.

Однако до публикаций дело не дошло. В феврале 1945 г. капитана Солженицына, награжденного к тому времени двумя орденами, арестовали и из Восточной Пруссии препроводили под конвоем в Москву, на Лубянку. Причиной послужила его переписка со старым товарищем, в которой Солженицын, наверняка зная о цензуре, все же решился на критику самого Сталина. Приговор суда был суров: 8 лет лагерей за антисоветскую пропаганду и агитацию.

Солженицына продержали в московской тюрьме, а затем перевели в спецучреждение в Марфино, так называемую «Шарашку», где ученые разных направлений вели секретные научные исследования. Позже Солженицын говорил, что диплом математика спас ему жизнь, поскольку режим Марфинской тюрьмы был гораздо мягче, чем в других лагерях. Из Марфино писатель попал в особый лагерь в Экибастузе (Казахстан), где содержались политические заключенные. Именно там у Солженицына впервые созрела мысль о том, что необходимо рассказать всему миру об ужасах сталинских лагерей.

Отбыв заключение и освободившись из тюрьмы 5 марта 1953 г., в день смерти Сталина, Солженицын получил удостоверение ссыльного и поселился в одном из казахстанских поселков. Казалось бы, самое страшное осталось позади. Но тут врачи обнаружили у Александра Исаевича раковую опухоль в брюшной полости. Лечение лучевой терапией в Ташкентском госпитале прошло на удивление благополучно.

До 1956 г. писатель проживал в различных районах Сибири, учительствуя в местных школах. А в июне 1957 г., после реабилитации, Александр Исаевич поселился в Рязани. Его жена Наталья Решетовская, которая за время его ссылки успела выйти замуж, добилась развода и снова вернулась к Солженицыну.

Важной вехой в последующих событиях стал доклад Н. С. Хрущева на ХХ съезде партии о «культе личности Сталина». Доклад разоблачал преступления прежнего режима. К этому времени Солженицын закончил работу над повестью «Один день Ивана Денисовича» и предложил ее журналу «Новый мир», редактором которого был авторитетный советский литератор А. Твардовский. Разрешения на публикацию повести пришлось добиваться на самом высоком уровне – в Президиуме ЦК КПСС и лично у Хрущева. Предваряя публикацию, Твардовский писал: «Я не хочу предвосхищать оценку читателями этого небольшого по объему произведения, хотя для меня несомненно, что оно означает приход в нашу литературу нового, своеобычного и вполне зрелого мастера».

Повесть, написанная живым, образным языком, рассказывала об одном лагерном дне заключенного Ивана Денисовича Шухова, от имени которого велось повествование. Появление этой повести всколыхнуло всю страну, начались издания ее за рубежом. Правление Союза советских писателей по собственной инициативе, даже без заявления автора, приняло Солженицына в члены Союза. А критики сравнивали «Один день Ивана Денисовича» с «Записками из мертвого дома» Достоевского.

За этой повестью последовал рассказ «Матренин двор», в котором речь шла о нелегкой судьбе деревенской женщины, праведность которой осмысливается окружающими только после ее смерти. Симпатии автора принимали законченную форму в конце рассказа: «Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит ни село, ни город, ни вся земля наша».

Но хрущевская «оттепель» подходила к концу, и страна стояла перед новой волной безвременья. В этих условиях конфликт Солженицына с «сильными мира сего» был неизбежен. Уже в апреле 1964 г. кандидатура Солженицына была изъята из списков для тайного голосования в Комитете по Ленинским премиям. В следующем году органы КГБ конфисковали рукопись романа «В круге первом», а также литературный архив писателя. В 1966 г. партийные организации Москвы получили директиву не устраивать читательских вечеров с участием Солженицына, а в канун 1968 г. руководители секретариата Союза писателей приняли решение запретить публикацию романа «Раковый корпус». И наконец, в 1969 г. Солженицын был исключен из Союза писателей.

Тем не менее рукописи романов «В круге первом» и «Раковый корпус» попали на Запад и были изданы там без согласия автора, что только усугубило и без того его тяжелое положение на родине. Писатель отказался нести ответственность за публикацию своих произведений за границей и заявил, что именно власти способствовали вывозу рукописей из страны, чтобы был предлог для его ареста.

В 1970 г. Солженицын был удостоен Нобелевской премии по литературе за «нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской литературы». Узнав о награждении, писатель заявил, что намерен получить награду «лично, в установленный день». Однако советское правительство сочло решение Нобелевского комитета «политически враждебным», и Солженицын, боясь, что после своей поездки в Швецию он не сможет вернуться в Россию, с благодарностью принял высокую награду, однако на церемонии награждения не присутствовал.

Через год после получения Нобелевской премии Солженицын разрешил публикацию своих произведений за рубежом, и в 1972 г. в лондонском издательстве на английском языке вышел «Август четырнадцатого» – первая книга многотомной эпопеи о русской революции, которую критики часто сравнивают с «Войной и миром» Толстого.

В 1973 г. после допроса машинистки, работавшей у писателя, КГБ конфисковал рукопись главного произведения Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ, 1918… 1956. Опыт художественного исследования». Работая по памяти, используя собственные записи, которые он вел в ссылке, Александр Исаевич задался целью воссоздать события, тщательно скрываемые советской историографией, почтить память миллионов советских заключенных, «растертых в лагерную пыль». В своей книге писатель пользовался воспоминаниями, устными и письменными свидетельствами более двухсот заключенных, с которыми он встречался в местах лишения свободы.

12 февраля 1974 г. писатель был арестован, обвинен в государственной измене, лишен советского гражданства и депортирован в ФРГ. Его второй жене, Наталье Светловой, на которой Солженицын женился в 1973 г., и трем сыновьям было разрешено присоединиться к нему позднее. После двух лет пребывания в Цюрихе Солженицын с семьей переехал в США и поселился в штате Вермонт. Там был завершен третий том «Архипелага ГУЛАГа» и продолжена работа над циклом исторических романов о русской революции.

В середине 1990-х годов Александр Солженицын вернулся на родину. В связи с его возвращением было много надежд на то, что личность знаменитого писателя-гуманиста станет центром притяжения для всех демократических сил России. Звучали даже предложения Солженицыну баллотироваться на пост президента страны. Однако после нескольких публичных выступлений писателя оказалось, что его идеи пока остаются невостребованными обществом. Живой классик русской литературы, как и прежде, выступал страстным обличителем тоталитарного режима, строгим документалистом эпохи, которая с каждый годом все дальше отдалялась в прошлое, оставаясь одной из самых трагических страниц русской истории.

В 2001 г. Солженицын после 10-летнего труда опубликовал первый том своей новой книги «Двести лет вместе» – об истории евреев в России. Это научно-историческое произведение (по замыслу автора) многих представителей интеллигенции повергло в оцепенение. Им было непонятно, зачем писателю понадобилось в очередной раз трогать проблему русско-еврейских отношений.

В прессе книга получила противоречивые оценки. Одни считают, что на этот раз из-под пера знаменитого писателя вышел страстный манифест «русского просвещенного почвенничества». Другие упрекали его в том, что он «слишком мягок к евреям, и ему не хватает твердости». Третьи называли книгу откровенно антисемитской. Сам же Александр Исаевич, подчеркивая объективность освещения темы, в одном интервью сказал: «Я не мог бы написать этой книги, если бы не проникся обеими сторонами».

Скончался писатель 3 августа 2008 года на 90-м году жизни, в своем доме в Троице-Лыкове и был похоронен в некрополе Донского монастыря за алтарем храма Иоанна Лествичника, рядом с могилой историка Василия Ключевского.

 

Спиваков Владимир Теодорович

(Род. в 1944 г.)

Всемирно известный музыкант, скрипач, дирижер, общественный деятель; народный артист СССР (1990 г.), основатель и дирижер камерного оркестра «Виртуозы Москвы», художественный руководитель и главный дирижер Российского национального оркестра (РНО) (1999–2002 г.), президент Московского международного дома музыки (ММДМ); организатор, художественный руководитель и главный дирижер Национального филармонического оркестра России (НФОР); член жюри известных международных скрипичных конкурсов: им. К. Флеша (Лондон), им. Н. Паганини (Генуя), им. М. Лонг – Ж. Тибо (Париж), председатель жюри конкурсов Сарасате (Испания) и им. П. Чайковского (Россия) и др. Лауреат Государственной премии СССР (1989 г.), премии критики Всеевропейской Мюнхенской академии «За выдающиеся достижения в области музыкального искусства» (1981 г.), кавалер ордена Почетного легиона (Франция, 2000 г.). Награжден орденами Дружбы народов (1994 г.), «За заслуги перед Отечеством» IIІ степени (1999 г.), а также государственными наградами зарубежных стран: «За заслуги» IIІ степени» (Украина, 1996 г.), Орденом Офицера Искусств и Изящной словесности (Франция, 1999 г.), Орденом Святого Месропа Маштоца (Армения, 1999 г.). В год 50-летия маэстро в его честь одна из малых планет получила название «Спиваков».

Выдающегося музыканта, создателя и руководителя знаменитого камерного оркестра «Виртуозы Москвы», художественного руководителя и главного дирижера Национального филармонического оркестра России, дирижера с мировым именем Владимира Спивакова представлять не надо. Его карьеру от солирующего скрипача к дирижеру камерного ансамбля и далее к дирижированию симфоническим оркестром без преувеличения можно назвать блестящей. Хотя слово «карьера» музыкант не любит. «Я просто занимался тем, к чему был, видимо, призван, – говорит он, – и до сих пор этому служу, вот и все».

Родился Владимир Спиваков 12 сентября 1944 г. в Уфе, в музыкальной семье. Через год после его рождения семья переехала в Ленинград, где и прошло раннее детство будущего музыканта. Здесь шестилетним мальчишкой Володя Спиваков впервые взял в руки скрипку. Педагогам сразу стало ясно – перед ними способный ученик. Свое обучение подающий надежды маленький скрипач продолжил в Москве, в музыкальном интернате при Центральной музыкальной школе. В детских воспоминаниях Спивакова сохранились и многочасовая игра на инструменте, и суровая дисциплина. Но о своем интернатском детстве маэстро вспоминает отнюдь не как о «музыкальной казарме»: «Нет, для меня это не было ужасом. Я интернат вспоминаю с удовольствием. Я там жил, у нас в спальне было восемнадцать человек. Мне было 14–15 лет. Масса была интересов, замечательные ребята, друзья. Единственная неприятность заключалась в том, что нам всем пошили одинаковые костюмы. …А ночью мы очень часто спускались по пожарной лестнице на волю и иногда подрабатывали грузчиками на станции Москва-Сортировочная, чтобы заработать трешник, а потом на него поесть».

Надо заметить, что не только музыка увлекала Спивакова в те годы. Например, он мог похвастаться прекрасно развитым боксерским торсом, что не очень характерно для музыканта. Дело в том, что в детстве Володя был очень слаб физически и, как вспоминает маэстро сегодня, «в один прекрасный день ему все это надоело»: «Я пошел заниматься в секцию бокса. Что было непросто, поскольку все были против: руки, много времени отнимает и так далее. Но я считаю, что спорт – это замечательное дело. У нас говорят: “В здоровом теле – здоровый дух”. У римлян было: “Здоровый дух – здоровое тело”. Надо соединять эти два момента с обеих сторон, и будет неплохо. Мне это удавалось».

Но все же главное место в жизни музыканта всегда занимала и продолжает занимать музыка. Хотя Спиваков достаточно поздно осознал, что всерьез будет заниматься ею – уже после того, как поступил в Московскую консерваторию. «Тогда я понял, что да, наверное, я буду этим заниматься, – вспоминает маэстро. – Потому что я занимался столькими разными вещами в своей жизни, и меня так много интересовало других вещей. Живопись, например, интересовала, спорт меня интересовал. Я с увлечением занимался». Однако распыляться на другие увлечения юному виртуозу не позволил его педагог, профессор консерватории Юрий Исаевич Янкелевич. По словам самого Спивакова, учитель буквально «вел борьбу в этом направлении». «Однажды он меня, если можно так сказать, застукал – я в ватнике шел писать этюды на пленэре с Александром Васильевичем Бутуровым, с моим учителем по живописи, и, естественно, не играл, потому что это тоже требовало больших занятий, по нескольку часов. И Юрий Исаевич вызвал меня и сказал: “Либо ты будешь скрипачом, либо занимайся живописью и уезжай обратно в Ленинград”. Так что был суровый очень разговор. Я любил этого человека, глубоко уважал и не хотел его огорчать», – рассказывает музыкант.

Консерваторию Спиваков закончил в 1967 г., будучи к этому моменту многообещающим солистом-скрипачом, отмеченным рядом премий и званий лауреата на международных конкурсах. А вообще-то еще в тринадцатилетнем возрасте Володя получил Первую премию на конкурсе «Белые ночи» в Ленинграде и дебютировал в качестве солистаскрипача на сцене Большого зала Ленинградской консерватории. Затем в творческой жизни музыканта-виртуоза было множество наград на самых престижных международных конкурсах: им. М. Лонг – Ж. Тибо в Париже (1965 г.), им. Н. Паганини в Генуе (1967 г.), Монреальском конкурсе в Канаде (1969 г., первая премия), им. П. Чайковского в Москве (1970 г., вторая премия).

В 1975 г., после триумфальных сольных выступлений Владимира Спивакова в США, начинается его блестящая международная карьера. Маэстро неоднократно выступал и продолжает выступать в качестве солиста с лучшими симфоническими оркестрами мира, такими, как академический симфонический оркестр Ленинградской филармонии, Государственный академический симфонический оркестр СССР, оркестры Берлинской, Венской, Лондонской и Нью-Йоркской филармоний, оркестр «Концертгебау», оркестры Чикаго, Питтсбурга и Кливленда. Спиваков работал с самыми знаменитыми дирижерами мира: Е. Мравинским, Е. Светлановым, Ю. Темиркановым, М. Ростроповичем, Л. Бернстайном, Л. Маазелем и др. Профессиональные критики ведущих музыкальных держав мира отмечали в его исполнительской манере глубокое богатство, красоту и объем звука, тонкую нюансировку, яркий артистизм. Сам Спиваков считает, что если кто-то находит в его игре перечисленные выше достоинства, то это, прежде всего, благодаря школе его знаменитого учителя Ю. И. Янкелевича и творческому влиянию его второго учителя и кумира – величайшего скрипача ХХ в. Д. Ойстраха.

В 1979 г. Спиваков с группой музыкантов-единомышленников создал камерный оркестр «Виртуозы Москвы» и стал его бессменным руководителем, главным дирижером и солистом. Нет ничего удивительного в том, что поклонники понимают название этого блистательного коллектива буквально – здесь поистине собраны музыканты-виртуозы, в совершенстве владеющие исполнительской техникой. Однако центральная фигура в оркестре – впрочем, как это и должно быть – Владимир Спиваков, его руководитель. Вскоре после своего создания оркестр «Виртуозы Москвы», во многом благодаря выдающейся роли Спивакова, получил широкое признание и стал одним из любимейших музыкальных коллективов бывшего СССР и одним из наиболее популярных камерных оркестров мира. За 25 лет своего существования «Виртуозы Москвы» побывали с гастролями почти во всех крупных городах СССР, в Европе, США и Японии, принимали участие в самых известных международных музыкальных фестивалях, таких, как Зальцбургский, Нью-Йоркский, Токийский, Кольмарский и других. Созданию «Виртуозов» предшествовала серьезная и многолетняя подготовительная работа Спивакова. Она включала обучение дирижерскому мастерству у прославленного профессора И. Гусмана в России и великих дирижеров Л. Маазеля и Л. Бернстайна в США. В конце обучения Леонард Бернстайн подарил Спивакову свою дирижерскую палочку, тем самым символически благословив его как начинающего, но многообещающего дирижера. С тех пор с этой дирижерской палочкой маэстро Спиваков не расстается. Он и сегодня часто вспоминает, как Бернстайн сделал этот бесценный подарок: «Был день рождения Моцарта, 27 января, в Зальцбурге. И мы играли с Бернстайном Пятый концерт Моцарта для скрипки с оркестром. Эта встреча вообще стала поворотной. Возможно, именно она привела меня к симфоническому оркестру. После концерта он зашел ко мне за кулисы и подарил эту палочку. сказал: “Я знаю, что ты дирижируешь, возьми на память о сегодняшнем дне”». Кстати, именно Л. Бернстайн помогал «невыездному» в те годы Спивакову выезжать на гастроли за рубеж. «Я несколько лет был невыездным, как это принято сейчас называть. Почему? Не знаю, – говорит маэстро. – Сейчас можно выяснить, почему меня не выпускали, но не хочется. Это перевернутая страница жизни. Видимо, потому что я не очень гладкий человек, когда вижу несправедливость, нечестность и другие негативные проявления человеческого характера. Думаю, что в таких трудностях тоже есть положительная сторона. В Средние века был даже такой трактат “О пользе безвыходных ситуаций”. И в тот трудный момент Бернстайн помог мне выехать. Видимо, потому что дружил с Бруно Крайским, Федеральным канцлером Австрии».

Параллельно с сольной исполнительской деятельностью успешно развивается и карьера Спивакова-дирижера симфонического оркестра. Он выступает в лучших концертных залах мира, дирижируя концертами Чикагского, Филадельфийского, Кливлендского, Лондонского симфонических оркестров, оркестрами театра Ла скала, академии «Санта-Чечилия», Кельнской филармонии, Тулузы, Монако, Будапешта, лучшими российскими оркестрами. До 1997 г. Спиваков играл на скрипке работы мастера Ф. Гобетти, подаренной ему Ю. Янкелевичем.

А с 1997 г. он играет на скрипке работы А. Страдивари, переданной ему в пожизненное пользование восхищенными меценатами – поклонниками его большого таланта. Кстати, за кулисами за безопасность скрипки отвечает специальный человек. И дело здесь не только в сохранности инструмента. Просто Спиваков относится к скрипке как к личности и не хочет, чтобы «ее тревожили перед выступлением». С инструментом музыкант не расстается практически никогда. Все свое время, едва выдается свободная минута, он репетирует. «Если он не на концерте и не спит, то все равно со скрипкой, – говорит его жена Сати. – Даже на пляже и в аэропорту, из-за чего его либо за сумасшедшего принимают, либо он рискует пропустить свой рейс. Такое уже бывало – как-то Володя “проспал” вылет в Ниццу». Причем все это происходит не от недостатка времени, это уже «просто способ существования».

«Жить с опережением» выдающемуся музыканту во многом помогает его семья – жена и дочери. Долгие годы Сати Спивакова была просто супругой и матерью. Хотя какое там «просто»! Наверное, среди прочих женских ролей эта – самая сложная. Как жена знаменитого музыканта и мать троих детей, Сати знает это, наверное, лучше других. И хоть теперь она ведет программу «Камертон» на телеканале «Культура» и написала книгу, эта роль для нее по-прежнему – самая главная. За годы совместной жизни она так и не научилась не волноваться за мужа во время его концертных выступлений. «Еще страшнее стало! – признается она. – Я и за отца боялась, когда он играл – папа тоже был скрипач. Маме легче приходилось, чем мне, – она пианистка, с мужем всегда была на сцене. Когда встретила Спивакова, думала – вот за этого я бояться не буду точно. Он был весь такой уверенный, блестящий, смелый. Куда там! Наши девочки тоже за отца волнуются – хотя меньше, конечно, чем я». Кстати, дочери Спиваковых тоже увлечены музыкой. Старшая дочка, Екатерина, занималась музыкой достаточно серьезно, играла на рояле, но все-таки решила избрать другое поприще: закончила университет во Франции, где изучала философию. Средняя дочка, Таня, играет на флейте и занимается музыкой, видимо, достаточно серьезно. А младшая, Анечка, поет и играет на рояле. Знаменитый отец не принуждает дочек заниматься музыкой. «Я стараюсь не быть каким-то деспотом в отношении детей вообще и своих в частности, – говорит он. – я думаю, что дети должны жить свою жизнь, и, если их что-то интересует, они должны заниматься тем, что их интересует».

В 1989 г. Спиваков впервые организовал Международный музыкальный фестиваль в Кольмаре (Франция), бессменным руководителем которого он является до сих пор. Авторитет этого фестиваля непререкаем: его отличают безупречный вкус и высочайший исполнительский уровень. За прошедшие годы на фестивале выступало множество выдающихся музыкальных коллективов, среди которых значительную часть представляют лучшие российские оркестры и хоры, а также такие выдающиеся артисты, как М. Ростропович, Е. Светланов, Е. Кисин, В. Крайнев, В. Виардо и другие.

С 1989 г. Спиваков – член жюри известнейших международных конкурсов (в Париже, Генуе, Монреале). Вот уже более 10 лет по просьбе королевской семьи он возглавляет конкурс Сарасате в Испании. В 2002 г. Спиваков возглавил скрипичное жюри российского конкурса им. П. Чайковского. В мире давно сложилось негативное отношение к этому конкурсу. И связано это с исключительно консервативным подходом организаторов и членов жюри к самому мероприятию. Маэстро Спиваков сделал немало, чтобы вернуть конкурсу Чайковского реноме. «Мне хотелось что-то сделать в этом направлении, – говорит Владимир Теодорович. – В первую очередь я изменил программу. Конечно, не все удалось сделать – стереотипы менять очень трудно. Не удалось поменять, например, число российских членов жюри. Их очень много, я считаю. Это создает некую односторонность. А односторонность, как Гоголь писал, это прямой путь к фанатизму. Я изменил программу скрипичного конкурса, сделал ее более современной. Не нужно забывать, что конкурс – это не Олимпийские игры. Здесь не может быть, как в фигурном катании, отдельных оценок за артистизм и за технику исполнения. Думаю, что главная идея конкурса – техника на службе музыки».

С 1994 г. Спиваков принял эстафету от Н. Мильштейна по проведению ежегодных и весьма престижных мастер-классов в Цюрихе. Последние годы он ежегодно принимает участие в работе Всемирного экономического форума в Давосе в качестве Посла искусства ЮНЕСКО. Широко известен Спиваков и своей благотворительной деятельностью. Вместе с оркестром «Виртуозы Москвы» он выступал в Армении сразу же после землетрясения 1988 г., в Украине через три дня после Чернобыльской катастрофы; дал сотни бесплатных концертов по всему бывшему СССР. В 1994 г. Спиваков основал собственный Международный благотворительный фонд, деяния которого простираются от помощи детям-сиротам до поддержки талантливых молодых музыкантов. Около 1,5 тыс. детей получили помощь, организовано более 500 концертов, 500 человек стали стипендиатами, 50 из них – лауреаты международных конкурсов и фестивалей; подарено около 100 музыкальных инструментов, оказано содействие в проведении более 30 хирургических операций.

Замечательный скрипач никогда не останавливается на достигнутом. В постоянном творческом поиске он открывает новые и новые грани своего таланта… Маэстро нередко спрашивают, с чем связано его многотворчество. На это он отвечает, что «творческий человек должен все время быть в напряжении, в форме». «От чего я устаю – так это от однообразия, – говорит маэстро. – И, как ни странно, перемена амплуа позволяет отдыхать. Не терять первые, свежие эмоции». Словно в подтверждение своих слов, с сентября 1999 г. наряду с руководством камерным оркестром «Виртуозы Москвы» Спиваков возглавляет еще один мощный коллектив – Российский Национальный оркестр. В течение трех лет он являлся не только его художественным руководителем, но и главным дирижером. Взяв под управление мощную оркестровую стихию, обогащенную сольным и хоровым пением, Спиваков использовал весь свой прошлый опыт. Как отметила критика, «…у нас стало первоклассным симфоническим дирижером больше». По итогам опроса радиостанции «Радио-1» и газеты «Музыкальное обозрение» Владимир Спиваков был назван Лучшим музыкантом 1999 г.

Свой репертуар маэстро как и прежде составляет из сочинений композиторов разных эпох. В его концертных программах с РНО звучали Стравинский, Рахманинов, Моцарт… Глубокое впечатление производят на слушателей моменты, когда послушное дирижерскому жесту открытое звучание многоголосого инструментального ансамбля, переполняющее пространство концертного зала, как будто бы внезапно переходит к мягкому пианиссимо. Спиваков, по общему признанию, «мастер паузы». Каждая секунда его «тишины» таинственна и неизменно значительна.

Обстоятельства сложились так, что в сентябре 2002 г. Спиваков досрочно оставил пост руководителя и главного дирижера оркестра. Отношения маэстро и руководства РНО не сложились, и истинные причины разногласий, видимо, далеки от музыки. В момент накала страстей эти прения активно обсуждались в прессе. Председатель Фонда РНО С. Марков сказал «Известиям»: «Музыканты жаловались, что Спиваков тормозит их творческий рост. А крупнейшая студия звукозаписи “Дойче граммофон”, которая прежде записывала по несколько наших дисков ежегодно, послушав концерты Спивакова, отказалась от сотрудничества». Сам же маэстро в дни разрыва тоже много нелицеприятного говорил о руководителях оркестра. В одном из интервью он сказал по поводу своего ухода из РНО: «Симфоническая музыка – это всегда совместное желание довести репетиционную работу до звездного часа. Это творческое сближение с оркестром у меня произошло. Чего я не могу сказать о своих взаимоотношениях с дирекцией и администрацией РНО. Это отдельная субстанция. Я не люблю, когда людьми пользуются, ничего не давая им взамен. Когда людей в оркестре делают бессловесными и бесправными и они работают в страхе, а не в уважении. Люди в искусстве должны работать в радости, а не в безысходности. А я увидел, что здесь присутствует именно большая безысходность. И безысходность эта идет из-за непреодолимого Рубикона между дирекцией и замечательными музыкантами РНО. Такого быть не должно. А что касается меня, то использовать себя я не позволю ни при каких условиях. Вывеской на доме, где счастья нет и правды мало, быть не хочу». Но сегодня Спиваков старается не комментировать те события. «Страница моей биографии, связанная с РНО, перевернута», – говорит он.

Уйдя из РНО, Владимир Спиваков занял пост руководителя Московского Международного дома музыки и организовал свой оркестр. Каждый час, выкроенный для занятий скрипкой, таким образом, идет на вес золота. Ведь с января 2003 г. Спиваков является художественным руководителем и главным дирижером Национального филармонического оркестра России (НФОР). В этом коллективе – и опытные музыканты, работавшие в ведущих российских оркестрах, и консерваторская молодежь, стремящаяся доказать свое право быть соратниками маэстро, о котором Л. Бернстайн сказал: «Золотое сердце, золотые руки, золотая голова!» Огромная исполнительская практика позволила Спивакову сплотить в единую крепкую команду около сотни ярких артистических индивидуальностей. Его дирижерская техника, отточенная на концертах «Виртузов Москвы» и РНО, выразительна и в то же время лишена внешних эффектов. «Все в музыке!» – девиз Спивакова, и ему подвластны музыканты. Сам маэстро возлагает на свой коллектив большие надежды. «НФОР – это символ новой культурной политики страны, ее возрождающейся духовности», – говорит он. С оптимизмом смотрит в будущее музыкальная общественность и пресса. Так, «Российская газета» отмечала: «Не все так плохо: вместо одного замечательного оркестра у нас будут два плюс Дом музыки… Обиды забудутся, торжествовать будет музыка. А пока симфония не окончена, ее финал еще предстоит писать и писать».

 

Станиславский Константин Сергеевич

Настоящее имя – Константин Сергеевич Алексеев (род. в 1863 г. – ум. в 1938 г.)

Русский актер, режиссер, педагог, теоретик и реформатор современного театра. Основатель и первый руководитель Московского художественного театра. Народный артист СССР (1936). Создал свое направление в сценическом искусстве, теоретически изложив свои идеи в так называемой системе Станиславского.

Константин Сергеевич родился в Москве 5 января 1863 г. в семье богатого промышленника. Семья родителей принадлежала к прогрессивным кругам московского торгово-промышленного капитала, из которого вышли знамени тейшие московские меценаты: П. М. Третьяков,

А. А. Бахрушин, С. И. Мамонтов, М. В. Сабашников. Отец его, Сергей Владимирович Алексеев, был продолжателем рода купцов и фабрикантов, мать, Елизавета Васильевна, дочерью известной в свое время парижской артистки Варлей. Родители светской жизни не любили. «Мать проводила свою жизнь в детской, отдавшись целиком нам, ее детям, которых было десять человек», – вспоминает Станиславский.

Свой первый театральный дебют Константин Сергеевич совершил в возрасте трех-четырех лет. В живых картинках маленький мальчик изображал Зиму. В шубе и меховой шапке, с длинной бородой «сидел я и не понимал, куда мне нужно смотреть и что мне нужно делать». Это яркое впечатление детства Станиславский описал более чем полвека спустя: «Ощущение неловкости при бессмысленном бездействии на сцене, вероятно, почувствовалось мною бессознательно еще тогда, и с тех пор и по сие время я больше всего боюсь его на подмостках».

В 14 лет Станиславский впервые осознанно выступил на домашней сцене. Вскоре образовался любительский театральный «Алексеевский кружок». Отец, увлекаясь этой деятельностью детей, построил им в с. Любимовка флигель, где была настоящая сцена, зрительный зал и артистические уборные. Позже и в Москве был построен для детей театральный зал. «Артисты» ставили водевили и сцены из оперетт, где Костя сыграл множество комедийных ролей с пением и танцами.

Станиславский получил хорошее образование. Он обучался в Лазаревском институте восточных языков. В совершенстве знал французский и немецкий языки, изучал литературу, историю, искусство, учился пению у знаменитого певца и педагога Ф. Комиссаржевского. По окончании института пришел работать в «Товарищество Владимира Алексеева», которым владел его отец. Один из влиятельнейших директоров «Товарищества», он вплоть до 1917 г. руководил семейной фирмой.

В 1888 г. Станиславский вместе с режиссером Ф. Федотовым и педагогом Ф. Комиссаржевским основал «Общество искусства и литературы». В развитие своего проекта он вложил значительные личные средства – около 30 тыс. рублей.

В спектаклях «Общества» блистал Станиславский-актер. Он обладал превосходными сценическими данными: высоким ростом, выразительным лицом, пластичностью, музыкальностью. В театральных кругах Москвы он был замечен. Знаменитые иностранные актеры, итальянец Э. Росси и немец Л. Барнай, пригласили его в качестве партнера для гастрольных выступлений. В любительских спектаклях «Общества» Станиславский пробовал себя и как театральный режиссер. Это были годы ученичества. Режиссеры Федотов и Сологуб критически оценивали опыт молодого коллеги. Они так «доказали отсталость, несостоятельность и пошлость моего тогдашнего вкуса, – вспоминал Константин Сергеевич, – что я сначала смолк, потом устыдился, наконец почувствовал полное ничтожество и – точно опустел внутри. Старое не годится, а ничего нового нет».

Просматривая спектакли гастролирующей в 1890 г. труппы герцога Мейнингенского с режиссером Кронеком, Станиславский был удивлен тем, как решались сценические задачи постановочными средствами – с помощью мизансцен и сценографии. Переосмысливая режиссерский опыт, экспериментируя на своей сцене, в 1890–1895 гг. Станиславский пришел к тем идеям, которые развились впоследствии в театре ХХ в. Работа режиссера подразумевает не только назначение актеров на роль и слежение за очередностью произношения текста. Режиссер – душа спектакля, где актеры играют не так, как могут, а в соответствии с его требованиями.

Станиславский постепенно выработал особые принципы своей работы, стараясь избегать штампов в трактовке роли. Он пытался «заставить выбраться чувство из своих тайников», хотел от актеров «подлинного переживания» на сцене, «включения того психофизического аппарата, которым актер пользуется в жизни как любой человек».

Событием московского театрального сезона 1891 г. стала режиссерская работа Станиславского – постановка комедии Л. Толстого «Плоды просвещения». Сатирическое произведение режиссер трактовал как остросоциальную пьесу, написанную в защиту прав народа. 10 лет просуществовало «Общество искусства и литературы», за это время Станиславский сыграл в его любительских спектаклях 34 роли, поставил 16 пьес, среди которых «Уриэль Акоста» (1895 г.), «Самоуправцы» (1895 г.), «Отелло» (1896 г.), «Бесприданница» (1896 г.).

В годы артистической учебы молодой режиссер женится на Маше Перевощиковой, которая на любительской сцене играла под псевдонимом Лилина. В 1891 г. у них рождается дочь Кира, в 1894 г. – сын Игорь.

22 июня 1897 г. произошла «знаменательная встреча» К. С. Станиславского с драматургом и литературным критиком В. И. Немировичем-Данчен-ко. Они обсуждали создание своего театра, и их разговор продолжался восемнадцать часов. «Самое замечательное в беседе было то, что мы не разу не заспорили. Наши программы или сливались, или дополняли одна другую, но нигде не сталкивались в противоречиях», – вспоминал впоследствии Немирович-Данченко. В 1898 г. создается Художественно-общедоступный театр. Распределение обязанностей режиссеров прокомментировали «Московские ведомости»: «Г-н Немирович-Данченко ведет составление труппы, репертуар, распределение ролей и сношения театра со всеми лицами и учреждениями, имеющими отношение к деятельности театра.

К. С. Алексеев – полновластный распорядитель сцены, главный режиссер». В труппу нового театра вошли наиболее талантливые актеры «Общества искусства и литературы» и ученики Немировича-Данченко по Музыкальному драматическому училищу Московского филармонического общества.

Художественно-общедоступный театр открылся 14 октября 1898 г. трагедией А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». Но настоящее рождение театра связано с премьерой «Чайки» А. П. Чехова. Постановка Станиславского и Немировича-Данчен-ко имела триумфальный успех. Родился не только новый театр, но и новое направление в мировом сценическом искусстве. А изображение чайки стало символом театра, который с 1901 г. стал именоваться Московским художественным театром.

Три первых сезона молодого театра – три пьесы Чехова: «Дядя Ваня» (1899 г.), «Три сестры» (1901 г.), «Вишневый сад» (1904 г.). В пьесах Чехова режиссеры-новаторы нашли новые приемы раскрытия духовного мира человека. В 1900 г. с триумфом прошел спектакль «Доктор Штокман» Ибсена. И если в постановках чеховских пьес Станиславский отображал трагедию отсутствия выбора, то в «Докторе Штокмане» – трагедию выбора, конфликт человека и среды. Совпадение происходящего на сцене с происходящим в общественной жизни России делало постановку актуальной. В театре впервые ставятся на сцене новые пьесы М. Горького, М. Метерлинка.

Станиславского увлекал сам процесс репетиций, работы с актерами. Он мог превратить репетицию в огромный урок дикции или пластики. Мог увести от авторского текста в ту реальность, из которой родился данный сюжет, предложить актерам десятки вариантов исполнения эпизода. Именно в 1900–1910 гг. режиссером разрабатывалось учение о творчестве актера, раскрывающее технику и методы его работы над пьесой и ролью. Позже оно получило название «система Станиславского». Доминирующая идея его учения заключалась в том, что существует три технологии актерской игры: ремесло, представление и переживание. Ремесло – это пользование готовыми штампами. Представление основано на подлинных переживаниях. Актер в спектакле эти чувства не испытывает, но на сцене их вспоминает, воспроизводя готовый внешний рисунок роли. В искусстве переживания актер испытывает подлинные чувства, живет на сцене жизнью героя, направляя поток своих эмоций к зрителю.

Успех спектаклей определялся слаженностью действий всех участников, объединенных единым творческим методом и пониманием идеи драматического произведения. Станиславский стремился, чтобы игра актеров, декорации, освещение, звуковое оформление создавали одно неразрывное целое, единый художественный образ. Критики обвиняли режиссера, что актеры у него «обезличенные рабы г-на Станиславского». В статьях Константин Сергеевич спорит с этой устойчивой точкой зрения, говоря о том, что стоит такому «обезличенному» актеру Художественного театра уйти в другой театр, то он оказывается выше других актеров, ему приходится приспосабливаться к более низкому уровню.

Режиссерская фантазия Станиславского не знала границ. Постепенно театральной труппы для его экспериментов становилось мало. В 1905 г. был организован Театр-студия на Поварской при МХТ. Режиссером в экспериментальный театр Станиславский пригласил Всеволода Мейерхольда, общее руководство осуществлял сам. В 1912 г. он совместно с Л. А. Сулержицким при МХТ образовал Первую студию. Впоследствии будут Вторая, Тре тья, Музыкальная. Сюда Станиславский переносил свои изыскания в области театральной теории и педагогики, здесь проходили обкатку его новые идеи и замыслы.

К 1917 г. МХТ стал самым крупным в художественном отношении театром Российской империи: гениальный режиссер, знаменитые актеры. Октябрьский переворот внес существенные коррективы в работу театра и режиссера. «Пришлось начать с самого начала, учить первобытного в отношении искусства зрителя сидеть тихо, не разговаривать, садиться вовремя, не курить, не грызть орехов, снимать шляпы, не приносить закусок и не есть их в зрительном зале».

В 1918 г. Станиславский возглавил оперную студию Большого театра, выросшую позже в самостоятельный театр. В 1922 г. труппа уехала на гастроли по Европе и Америке, которые продлились до 1924 года. Тогда же по заказу американского издательства шестидесятилетний Станиславский написал автобиографическую книгу «Моя жизнь в искусстве». Ее русское издание увидело свет в 1926 г. Вторая книга – «Работа актера над собой», которую режиссер начал писать еще в 1907 г., вышла в 1938 году.

Первыми громкими послереволюционными премьерами театра стали «Горячее сердце» Н. Островского и «Дни Турбиных» М. Булгакова (1926 г.). Позже «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Бомарше (1927 г.), «Бронепоезд 14–69» Вс. Иванова (1927 г.) и другие. Все чаще режиссеру приходилось ставить не то, что нравится, а то, что было нужно новой власти. Станиславский осознавал, что прежний его театр убит, души актеров сломаны. При этом театр был обласкан властью, на главного режиссера «сыпались» награды и звания: 1925 г. – почетный академик АН СССР, 1936 г. – народный артист СССР…

«Мне 70 лет. Пора кончать. Меня заставляют опять халтурить. Денег нет. Халтура и нажива только мешают. Театр стал не Государственным Художественным театром, а Государственным Халтурным… Хочу передать знания. Мешают. Говорят: нет денег. Надо уходить». Так писал режиссер в своих записных книжках конца 1920-х годов. 29 октября 1928 г. на юбилейном спектакле, посвященном 30-летию МХАТа, прямо на сцене у Станиславского произошел сердечный приступ. После этого он ушел от больших постановок и снова приступил к студийной, экспериментальной работе. Занятия проходили на квартире Константина Сергеевича – в театр его давно уже не тянуло. 7 августа 1938 года, в процессе работы над «Тартюфом», Станиславский умер от сердечной недостаточности.

 

Суворов Александр Васильевич

(Род. в 1730 г. – ум. в 1800 г.)

Выдающийся русский полководец, генерал-фельдмаршал австрийской и генералиссимус русской армии, князь Италийский, граф Рымникский, граф Священной Римской империи. Участник многих военных походов и кампаний. Автор военно-теоретических работ «Полковое учреждение», «Наука побеждать». Утвержден орден Суворова трех степеней и организованы суворовские военные училища.

Суворов – самый знаменитый полководец в русской военной истории. Он дал более 60 сражений и все выиграл. Среди его лучших учеников-полководцев были М. Кутузов, П. Багратион, М. Платов. Имя Суворова навсегда стало символом доблести и славы русского оружия.

Родился Александр Васильевич 13 ноября 1730 г. в семье генерал-аншефа Василия Ивановича Суворова. По преданию, его предки будто бы еще в XIV в., при Симеоне Гордом приехали в Москву из Швеции. Дед будущего генералиссимуса служил при Петре I генеральным писарем Преображенского полка. Отец, крестник самого царя, стал при нем вначале денщиком, затем переводчиком, а при Елизавете Петровне был уже генералом, членом Берг-коллегии. Василий Иванович был довольно скаредным человеком и должного внимания сыну не уделял, на домашних учителей и воспитателей не тратился. Тем не менее впечатлительный и любознательный мальчик, наделенный врожденными способностями, быстро изучил французский, немецкий и итальянский языки (а уже в зрелые годы овладел польским, арабским, турецким и финским). Подростком он был довольно хилого сложения, и отец предназначал его сначала к гражданской службе, но под влиянием Ганнибала, знаменитого «арапа Петра Великого», записал 13-летнего Александра рядовым в лейб-гвардии Семеновский полк. Учился он в Сухопутном кадетском корпусе, но в большей мере знания приобретал самообразованием. Александр тщательно изучал военную историю, инженерное и артиллерийское дело, закалял свой слабый от природы организм. Так же досконально овладел будущий полководец и солдатским делом. В 1847 г. его произвели в капралы. На двадцать пятом году жизни Александр получил чин поручика в Ингерманландском пехотном полку, затем его назначили обер-провиантмейстером со службой в Новгороде. Юноша продолжал много читать, посещал Общество любителей русской словесности, театр.

Первый боевой опыт Суворов получил во время Семилетней войны (1756–1763 гг.). С ее начала он исполнял службу по провиантскому ведомству. Однако в мае 1758 г. его в чине подполковника перевели в Казанский пехотный полк, а затем, благодаря хлопотам отца, зачислили в корпус князя М. Н. Волконского, который воевал в Силезии. Суворов участвовал во взятии Кроссена, потом стал генеральным дежурным при генерал-аншефе В. В. Ферморе. При Салтыкове он участвовал в Кунерсдорфской битве, в составе корпуса Чернышева – в походе на Берлин. В 1760 г. Александр Васильевич возглавил штаб корпуса легкой кавалерии генерала Ф. Ф. Берга. Первым боевым делом для него было сражение под Бреславлем, где Суворов, прикрывая отход русской армии, одним огнем артиллерии разбил пруссаков, и они бежали с поля боя. Все последующие его сражения отличались смелостью и дерзостью. В армии о молодом офицере начали ходить легенды. Очень хвалил его главнокомандующий А. Б. Бутурлин. Суворов несколько раз громил прусскую кавалерию генерала Платена, взял город Голькау, захватив в плен два батальона пехоты. Здесь его дважды ранило. В 1761 г. Александр Васильевич временно командовал поочередно Тверским и Архангелогородским полками. Но с воцарением Петра III, ярого поклонника прусского короля Фридриха II, Семилетняя война окончилась.

В последующие два года Суворов, уже полковник, командовал сначала Астраханским, затем Суздальским пехотными полками, несшими караульную службу в Петербурге. За 6 лет руководства ими он выработал свою систему воспитания и обучения войск, основанную на напряженной боевой подготовке и уважительном отношении к солдату. Не удивительно, что в полках, а потом в войсках, которыми командовал Суворов, появлялись и укреплялись чувства товарищества, взаимопомощи, храбрости и стойкости. Его девизом навсегда стали слова: «Глазомер, быстрота, натиск». Солдатам были близки установки молодого полководца на осознанное отношение к военному делу: «Каждый воин должен понимать свой маневр», «Солдат любит учения, лишь бы коротко да с толком». Дисциплина, которую он сам строго соблюдал и требовал соблюдать других, основывалась не на «палочных» методах, а на совести, воле, разуме, хотя за грабежи, дезертирство и мародерство Суворов, так же, как и другие командиры, прогонял сквозь строй. Все это кардинально отличалось от практики, принятой в русской армии, не говоря уже о европейских.

В 1768–1772 гг. во главе Суздальского полка, затем бригады, Суворов действовал в Польше против конфедератов. Русские войска, вошедшие в Речь Посполитую, столкнулись с тактикой партизанской войны. Разделившись на небольшие отряды, они заняли многие города, в том числе и Варшаву. Но восстание шляхтичей-конфедератов расширялось, сопровождаясь разбоями и анархией. Россия в этой войне выступала в союзе с Пруссией. Но враждебную позицию занимала Австрия, а также Турция, которая собиралась объявить войну России.

В ряде сражений полк Суворова разбил отряды конфедератов. С мирными жителями Александр Васильевич приказывал обходиться мягко и заботливо, впрочем, как и с конфедератами, сложившими оружие. Своими действиями он обеспечил спокойствие на значительной территории Польши. В этот период ему был присвоен чин генерал-майора и орден Георгия 3-й степени, а затем и орден Александра Невского. Война закончилась разделом Польши между Россией, Пруссией и Австрией, и Суворов возвратился в Россию. Вскоре Екатерина II командировала его на русско-шведскую границу в Финляндию для изучения там военно-политической ситуации и состояния обороны. Но Суворов мечтал участвовать в войне с Турцией.

В апреле 1773 г. он был назначен в дивизию И. Салтыкова 1-й армии П. Румянцева, действующей на Дунае. В мае-июне Суворов разгромил вдвое превосходившие его силы турок под Туртукаем, что оказало помощь русской армии в победе у Карасу и при переправе через Гуробоа. За эти действия Екатерина II наградила его орденом Георгия 2-й степени. В сентябре Суворову, руководившему обороной Гирсово и имевшему всего 3 тыс. человек, удалось обманным ударом разгромить 6-тысячный турецкий отряд и захватить весь обоз, а в следующем году вместе с генералом М. Каменским он разбил 40-тысячный турецкий корпус при Козлудже. Вскоре был заключен Кючук-Кайнарджийский мир. Война закончилась, за успехи в ней Александра Васильевича наградили золотой шпагой, украшенной бриллиантами, и чином генерал-поручика.

В военных действиях наступило затишье, и Суворов отпросился в Москву. Здесь в январе 1774 г. он женился на княжне Варваре Ивановне Прозоровской. Но семейная жизнь оказалась неудачной. Жена ему изменяла, и, уличив ее в этом, Суворов в 1779 г. начал бракоразводный процесс, но затем отказался от него, прервав с женой отношения. У него были дочь и сын, который, будучи уже генералом, трагически погиб, утонув в реке Рымник.

В августе 1774 г. по приказу Екатерины II Суворов был направлен в распоряжение генерал-аншефа П. Панина для участия в подавлении восстания Пугачева. Но еще до его прибытия Пугачев был разбит, и Суворову пришлось лишь сопровождать плененного мятежника в Симбирск, где он сдал его Панину.

В следующем году ввиду кончины отца Александр Васильевич получил годовой отпуск и вступил во владение имениями, в которых числилось до 3,5 тыс. душ. Как хозяин он проявил себя бережливым, экономным и заботливым человеком. Но мирные заботы скоро окончились: уже в 1776 г.

Г. А. Потемкин направил Суворова в Крым для подавления назревшей смуты. Полководец командовал пехотой в корпусе Прозоровского, но из-за болезни последнего под его командой фактически находился весь корпус. Через два года Суворов под началом Румянцева командовал всеми войсками на Кубани, а затем в Крыму. Он руководил сооружением Кубанской укрепленной линии, укреплял оборону Крыма, предотвратил высадку турецкого десанта в

Ахтиярской бухте (под Одессой). За боевые действия до 1786 г. полководец был награжден многими наградами: орденом Александра Невского (причем Екатерина II лично награждала его, сняв орден со своего платья), орденом Владимира 1-й степени, чином генерал-аншефа. Когда императрица совершала путешествие в Херсон, Суворов находился в ее свите. В Полтаве, производя смотр его дивизии, Екатерина осталась очень довольна и пожаловала генералу табакерку со своим вензелем.

В русско-турецкую войну 1787–1791 гг. 56-летний Суворов вступил командующим корпусом в армии Потемкина. На Кинбурнской косе ему удалось разгромить турецкий десант, что расстроило первоначальный военный план противника. За это по ходатайству Потемкина Екатерина II наградила Суворова орденом Андрея Первозванного. В 1788 г., участвуя в осаде Очакова, в одной из вылазок он был ранен и на несколько месяцев вышел из строя, а после выздоровления возглавил корпус, действовавший в Молдавии и Бессарабии. В июле 1789 г. при участии союзников-австрийцев Суворов нанес поражение туркам при Фокшанах, затем в сентябре разгромил турецкую армию, вчетверо превосходившую его силы, при Рымнике. За эту победу он удостоился ордена Георгия 1-й степени и титула графа Рымникского. После этого настал черед сильно укрепленной крепости Измаил, имевшей 35-тысячный гарнизон. Суворов готовил войска к штурму: заготавливал все необходимое, проводил постоянные тренировки солдат. В результате комбинированным ударом крепость была взята. В честь этого подвига по распоряжению Екатерины выбили золотую именную медаль с профилем Суворова, а его самого удостоили почетного звания подполковника лейб-гвардии Преображенского полка.

После окончания этой войны Александр Васильевич командовал различными соединениями в Финляндии и на юге России, руководил строительством приграничных укреплений, а в 1794 г. участвовал в подавлении восстания Т. Костюшко в Польше. После занятия Варшавы Екатерина удостоила его чина генерал-фельдмаршала.

В январе 1796 г. полководец получил назначение главнокомандующим в Новороссию. Его штаб-квартира находилась в Тульчине, где Суворов закончил «Науку побеждать», в которой обобщил свой опыт обучения войск.

Но со смертью Екатерины II многое изменилось. Новый император Павел I начал вводить в армии прусские порядки. При его дворе усилилось влияние прусских генералов. Суворов отказался от прусских нововведений, за чем последовали выговоры, отставка, арест и ссылка в имение под надзор специально приставленного чиновника. Но в 1799 г., с образованием 2-й антифранцузской коалиции, Павел, по настоянию союзников, назначил Суворова главнокомандующим русскими войсками, направленными в Италию. Ему были подчинены и австрийские войска. В ряде сражений прославленный полководец нанес поражения французам и освободил Северную Италию, а затем, перейдя через Альпы, вошел в Швейцарию. Наградой Суворову стали титул князя Италийского и звание генералиссимуса. Однако вскоре Павел I, недовольный политикой союзников, отозвал войска в Россию. В Петербурге Суворову готовили торжественную встречу, но вместо этого последовала новая опала: выговор за нежелание принимать прусскую систему. Павел отказал ему в аудиенции.

Походы 1799 г. надломили силы 70-летнего полководца. 6 мая 1800 г. в доме Хвостова на Крюковом канале Суворов скончался. Похоронили его в Александро-Невской лавре при стечении огромных толп народа, но при отсутствии Павла I и его двора. На могильной плите написано просто: «Здесь лежит Суворов».

 

Тарковский Андрей Арсеньевич

(Род. в 1932 г. – ум. в 1986 г.)

Кинорежиссер, ставший легендой и классиком еще при жизни. Человек безмерно талантливый, он не был понят на родине. После съемок в 1982 г. в Италии фильма «Ностальгия» домой не вернулся, прожив последние несколько лет во Франции. Фильмы Тарковского, получившие высокую оценку за рубежом, в СССР практически запрещались к прокату, поскольку не укладывались в рамки тогдашней советской идеологии. Народный артист РСФСР (1980 г.), лауреат Ленинской премии (1990 г., посмертно). Его творчество изменило духовное пространство страны, противостояло коммунистическому диктату в искусстве, стало символом первого свободного поколения России 60-х гг. минувшего века.

Представить себе искусство ХХ века без Андрея Тарковского, пожалуй, просто невозможно – картина была бы слишком искалеченной, неполной. Его киношедевры могут нравиться либо ускользать от понимания, но вызывать равнодушие – никогда; они были приняты в мировой прокат как классика еще при жизни своего создателя. Вступление Тарковского в искусство было триумфальным, но жил и работал он чрезвычайно трудно, став живой иллюстрацией к высказыванию: «Нет пророка в своем Отечестве».

Андрей Арсеньевич родился 4 апреля 1932 г. в селе Завражье Ивановской области, близ города Юрьевца на Волге. Его отец, известный поэт, оставил семью, когда сын и дочь были еще маленькими. Мать растила детей одна, поэтому будущий режиссер прекрасно знал, что такое бедность. Но в военные и послевоенные годы так жили практически все. Правда, Андрей всегда отличался от своих сверстников подчеркнутой аккуратностью, раскованностью и глубоким чувством собственного достоинства.

После окончания школы, в 1951 г., он поступил на арабское отделение Московского института востоковедения, но смог проучиться там всего полтора года: на занятиях по физкультуре Андрей получил тяжелое сотрясение мозга, долго болел, сильно отстал от курса и вынужден был уйти из института. Он устроился на работу во ВНИИ цветных металлов и золота, а затем в геолого-разведывательную партию. Можно сказать, что все это время Тарковский искал себя, свое место в жизни. Поиск привел его на режиссерский факультет ВГИКа, в мастерскую знаменитого Михаила Ромма. Почти сразу 23-летний студент стал звездой курса, и его наставник однажды очень убежденно и торжественно сказал: «Запомните это имя: Андрей Тарковский».

В 1960 г. молодой режиссер защитил диплом, создав картину «Каток и скрипка», сценарий которого он писал совместно со своим другом Андреем Кончаловским.

Дальнейшая судьба Тарковского оказалась связана с «Мосфильмом». Он был автором и соавтором многих сценариев, среди которых стоит вспомнить такие, как «Антарктида – далекая страна», «Один шанс из тысячи», «Гофманиана», «Берегись! Змей!» Кроме того, Андрей успел попробовать свои силы и в качестве актера, снявшись в фильмах «Мне 20 лет» и «Сергей Лазо».

Первый полнометражный фильм Тарковского вышел на экраны в 1962 г. Картину «Иваново детство» по роману Владимира Богомолова было поручено снимать другому режиссеру, но он безнадежно провалил проект, успев к тому же растратить половину выделенных на съемки средств. Тогда руководство киностудии решило попытаться спасти положение, поручив создание фильма другому режиссеру. Им оказался Андрей Тарковский. Приступив к работе, он с самого начала шокировал съемочную группу, отказавшись от всего отснятого ранее материала и переделав сценарий заново. Но победителей, как известно, не судят. А «Иваново детство» в том же году было удостоено премии «Золотой лев» на международном кинофестивале в Венеции. С того момента мировая общественность с интересом наблюдала за творчеством этого режиссера.

В 1969 г. во внеконкурсной программе Каннского кинофестиваля был представлен новый фильм Тарковского – знаменитый «Андрей Рублев» (первоначальное название – «Страсти по Андрею»), получивший специальный приз. К сожалению, чиновники от искусства усмотрели в картине какие-то нелицеприятные параллели с современной действительностью. Да и непривычная форма произведения настораживала. Поэтому ленту фактически запретили к показу: в Союзе было сделано ограниченное количество копий сильно урезанного оригинала, к тому же демонстрировались они крайне редко во второсортных кинотеатрах. А к международному прокату «Андрей Рублев» был разрешен «Совэкспортфильмом» только в 1973 г. Зато партийные лидеры за рубежом явно кичились творением соотечественника, как бы наглядно демонстрируя лояльность партии к творческим поискам нестандартно мыслящего кинорежиссера.

Фильм «Солярис», созданный по мотивам одноименного романа известного польского фантаста Станислава Лема, был снят в 1971–1972 гг. и вызвал волну нападок со стороны советской кинокритики в адрес его создателя.

В 1974 г. Тарковский завершил работу над фильмом «Зеркало» – своеобразной автобиографией. Ленту, к сожалению, ждали долгие годы изоляции от массового зрителя, к экспорту ее тоже не разрешали.

В 1976 г. Андрей Арсеньевич выступил в роли театрального режиссера, поставив шекспировского «Гамлета» в театре «Ленком». Вторую свою постановку он осуществил значительно позже: это была опера Мусоргского «Борис Годунов», прошедшая в 1983 г. в Лондоне, в театре Ковент-Гарден.

Нападки со стороны критиков не прекращались. Тарковскому просто не давали работать: за все время на «Мосфильме» вышли только пять его картин. Последней лентой, снятой режиссером на родине, стал «Сталкер» (1980 г.), в котором многие усматривают некоторую уступку тогдашней идеологии. В том же году Андрею Арсеньевичу было присуждено звание народного артиста РСФСР и он стал лауреатом итальянской премии «Давид ди Донателло» в номинации «За вклад в киноискусство».

Но звание только прикрывало несправедливое отношение к Тарковскому со стороны официальных представителей «Союзкино». На деле все оставалось по-прежнему: травля критики, урезывание снятого материала «бдительной» цензурой, политические обвинения, отсутствие постоянной работы и хроническое безденежье. А ведь Тарковский был просто честным художником, стремившимся познать загадки мира и человека. В 1982 г. Андрею Арсеньевичу предложили снять в Италии фильм «Ностальгия». Главную роль в нем сыграл Олег Янковский. Его герой – русский эмигрант, гибнущий от тоски по родине. Фильм был принципиально аполитичным, но почему-то вызвал подозрения у идеологов серпа и молота. После того как «Ностальгия» была закончена, Тарковскому предложили еще поработать за границей. Он согласился, а советские официальные органы стали проявлять обеспокоенность слишком затянувшимся отсутствием неугодного режиссера. Дескать, хватит ему торчать за рубежом, пора возвращаться в СССР. Но работы на родине ему вообще не предлагали. В 1984 г. Тарковский, обратившийся с просьбой продлить ему пребывание за границей, получил категорический отказ. Чувство собственного достоинства было у Андрея Арсеньевича, по всей видимости, врожденным, и он в ответ заявил, что остается на Западе, поскольку считает, что собственной судьбой должен распоряжаться он сам. Режиссер очень дорожил временем, будто предчувствуя, что его осталось совсем немного… Семья, однако, не получила разрешения выехать к нему, и Тарковский остался один. В СССР его сразу же объявили предателем, хотя любому здравомыслящему человеку было ясно, что режиссер никого и ничего не предавал. Но, как и дома, он не сдавался, был бесстрашен и тверд, напоминая сталкера из собственного фильма. Иногда Андрея Арсеньевича охватывало глухое отчаяние, но он находил в себе силы не малодушничать, не впадать в истерики и не прибегать к алкоголю. Тем не менее, отрыв от родины, друзей и родных тяжело ударил по нему, подорвав окончательно и без того слабое здоровье. В то время в Швеции начались съемки последнего фильма Тарковского – камерной философской притчи «Жертвоприношение». Самочувствие его становилось все хуже, и западная общественность поднялась на защиту гения кинематографа.

Потребовалось активное вмешательство иностранных представителей и категорическое гневное требование самого Франсуа Миттерана для того, чтобы к больному режиссеру разрешили приехать жене и сыну. Тогда же шведские врачи дали заключение о состоянии здоровья Тарковского. Диагноз был страшным: рак. Еще в детстве Андрей Арсеньевич болел туберкулезом, с тех пор постоянно кашлял. Стрессы довершили дело. Он стал жаловаться на слабость, а во время монтажа «Жертвоприношения» у него постоянно держалась невысокая температура, обеспокоившая даже его самого. Правда, он говорил, что смерти не боится и в нее не верит, поскольку в действительности существуют только страдание и боль. Режиссер отшучивался, что когда столкнется с этим вплотную, ему, возможно, станет страшно и он будет рассуждать иначе. Но… Мнения своего он так и не изменил. Его друг, кинооператор Франко Терилли, вспоминал, как Тарковский попросил его немедленно приехать в декабре 1985 г. к нему во Флоренцию и при встрече рассказал, что у него рак, но сам он этого не боится. Хотя врачи предупредили, что жить Андрею Арсеньевичу осталось совсем немного.

В то время Тарковские находились в сложном материальном положении, поскольку у режиссера не было медицинской страховки, деньги за последний фильм еще не были получены, а одно обследование сканером стоило 16 тыс. франков. Сам же курс лечения требовал еще 40 тыс.

Из безнадежной ситуации Андрея вытащила Марина Влади: узнав о страшном диагнозе, она не задумываясь выписала чек на необходимую сумму. Позднее ее муж, профессор Леон Шварценберг, стал лечащим врачом Андрея Арсеньевича. Пройдя курс лечения, больной почувствовал себя значительно лучше, и 11 июля 1986 г. покинул клинику. Но Марина Влади не выпустила его из-под своей опеки, поселив Тарковских у себя. Режиссер даже смог продолжить работу над монтажом ленты, но вскоре решил уехать в ФРГ, чтобы лечиться в модной клинике. Влади не раз говорила, что он поступил так, последовав совету «не очень умного друга». Но надежды Андрея Арсеньевича не оправдались. Его уже не могла спасти даже самая престижная клиника. Он вернулся в Париж, где прошли последние месяцы его жизни. Режиссер сохранял уверенность в том, что он все равно выздоровеет, особенно воспрянув духом после того, как во Францию приехал его сын.

Тарковский работал до последнего момента, а книгу «Запечатленное время» вообще завершил за девять дней до смерти. Несколько дней он принимал морфий для обезболивания, но при этом сознание его оставалось совершенно незамутненным, он не лишался своей собранности. За 10 дней до смерти он прислал Терилли листок, на котором были нарисованы бокал и роза, а вскоре по телефону он простился со своим другом. До последнего часа Андрей Арсеньевич был в полном сознании. 29 декабря 1986 г. он позвонил жене, просил ее приехать. При встрече шутил, смеялся, очень боялся, что Лариса уйдет. Они расстались, когда пришла ночная сиделка: жена Тарковского практически не спала предыдущие три месяца, каждые три часа подавая мужу лекарства, так что ей просто необходим был отдых. Она даже не представляла себе, что говорила с Андреем последний раз в жизни…

Тарковский умер в тот же день. Его отпевали в Свято-Александро-Невском соборе, во двор которого пришли сотни людей. На церковных ступенях Мстислав Ростропович играл возвышенно-строгую «Сарабанду» Баха. Последнее пристанище Андрей Арсеньевич обрел на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Он часто говорил, что в творчестве ему помогает сам Бог. Поэтому над его могилой была установлена плита с надписью: «Человеку, который увидел Ангела». Итог жизни знаменитого режиссера можно подвести стихами его отца:

Я – свеча. Я сгорел на пиру. Соберите мой воск поутру, И подскажет вам эта страница, Как вам плакать и чем вам гордиться.

 

Терешкова Валентина Владимировна

(Род. в 1937 г.)

Первая в мире советская женщина-космонавт и женщина-генерал. Герой Советского Союза.

Идея женского космического полета возникла из политических соображений. Известно, что генерал Н. Каманин приступил к организации женской космической группы, познакомившись в Америке с летчицей Дж. Кобб из отряда астронавтов: нельзя было допустить, чтобы американка полетела в космос раньше нашей. В последние годы, когда космонавтика перестала быть областью закрытой для критики, в прессе неоднократно поднимался вопрос: а нужен ли был вообще полет женщины в космос?

Разумеется, он был нужен – в первую очередь для поддержания и развития мифа о преимуществах социализма. Сам С. П. Королев, выступая перед журналистами, результат полета поставил во главу угла: «Полет Терешковой – это прежде всего одно из самых ярких доказательств равноправия советских женщин, их большого мужества».

Первая женщина-космонавт родилась 6 марта 1937 г. в деревне Масленниково Тутаевского района Ярославской области в семье крестьян-колхозников. Отец Валентины погиб в финскую войну, и ее маме пришлось в одиночку воспитывать троих детей. На каждого из них она получала пособие – по 50 рублей, а буханка хлеба стоила тогда 200…

Вскоре семья переехала в Ярославль, где Валя пошла в школу и закончила семилетку, затем вечернюю школу рабочей молодежи. В конце июня 1954 г. она устроилась в сборочный цех Ярославского шинного завода, а в следующем году перешла на комбинат технических тканей «Красный Перекоп», где работала браслетчицей. В 1956 г. Валентина поступила в Ярославский заочный техникум легкой промышленности.

Кроме работы и учебы в техникуме девушка посещала местный аэроклуб, занималась парашютным спортом, совершила 163 прыжка с парашютом и стала перворазрядницей. На «Красном Перекопе» Терешкова вступила в комсомол, а в 1960 г. была избрана секретарем комсомольской организации комбината и успешно закончила техникум.

Мать не одобряла увлечение дочери парашютным спортом, считая, что это занятие для мальчишек. Несколько раз она запирала ее дома, не пускала на аэродром, но та все равно сбегала. «18 августа 1961 г., в День Воздушного флота ярославцы собрались на набережной. Пришли мама, брат с сестрой. По громкоговорителю объявили: прыгает Валентина Терешкова. Я приводнилась в Волгу. И вот, мокрая, подхожу к маме: “Ты видела, как я прыгала?” А она очень серьезно отвечает: “Разобьешься, домой не приходи!”»

Освобожденным секретарем комитета комсомола на комбинате «Красный Перекоп» Терешкова проработала до 1962 г., когда была зачислена в отряд советских космонавтов. Валентина прошла полный курс подготовки к полетам на кораблях типа «Восток». Соперниц по фортуне у нее оказалось четверо – Валентина Пономарева, Ирина Соловьева, Татьяна Кузнецова и Жанна Еркина. Окончательный выбор счастливицы сделал сам глава правительства Н. С. Хрущев. Говорят, стрелка весов склонилась в пользу Терешковой благодаря ее безупречному пролетарскому происхождению, но, возможно, были какие-то и другие аргументы, пока неизвестные, в одночасье превратившие ее в женщину-легенду.

16—19 июня 1963 г. Терешкова совершила свой исторический полет в космос на ракете «Восток-6», находясь на околоземной орбите вместе с кораблем «Восток-5», пилотируемым Валерием Быковским. Ее позывной «Чайка» 48 раз облетел вокруг планеты, а общая продолжительность полета составила 2 суток 22 часа 50 минут.

Она до сих пор остается единственной женщиной – командиром космического корабля. Светлана Савицкая, Елена Кондакова, да и американские женщины-астронавты летали только в составе экипажей. А Терешкова была одна. В том, чего ей это стоило, она и сейчас не признается: «Бог знает, что писали: и что меня тошнило, и что лежала влежку. Но ведь мое состояние во время полета зафиксировано приборами телеметрии, кроме того, все снималось на кинокамеру. И при желании все это можно просмотреть. Если бы мне было так плохо, как говорят, разве смогла бы я выполнить намеченную программу? По сделанным мною из космоса снимкам и наблюдениям в науке существует целое направление. Конечно, были огромные нагрузки, особенно во время приземления».

Первые корабли серии «Восток» напоминали их пилотам консервные банки. Гагарин, Титов, Попович не то чтобы встать в полете, но даже шевельнуть рукой не могли. Трудно представить себе трехдневное пребывание женщины на борту в таких условиях. Говорят, вернувшись на землю, Гагарин не смог вспомнить месяц, число, забыл имя конструктора Королева; всегда жизнерадостный и веселый, он в течение целой недели пребывал в жесточайшей меланхолии. По мнению специалиста по послеполетной адаптации космонавтов Виталия Воловича, женский организм оказался абсолютно неприспособленным к условиям полета в безвоздушных пространствах.

Эксперимент оказался явно преждевременным. Желание обогнать само время – этим пороком всегда страдали большевики – дорого обходилось человеку в советской стране. Если у мужчин-космонавтов кальций в организме восстанавливался за 10–12 дней, то Терешкова не могла встать на ноги около месяца. Всепроникающие космические лучи действовали на женщину иначе. Кости стали хрупкими, ломались от небольшой нагрузки, нередко возникали кровотечения. Тот же Волович утверждает, что Валентина всю жизнь живет под угрозой на ровном месте сломать ногу или истечь кровью от крохотной ранки.

Со своим первым мужем Андрияном Николаевым (космонавтом № 3) Терешкова познакомилась в Звездном городке еще до полетов. Но шоу из их романа государство решило организовать уже после того, как она стала народной героиней. «Космической свадьбой» руководил сам Хрущев. Дом приемов на Ленинских горах был полон высокопоставленных

личностей, тосты, подарки и поздравления должны были вызвать восхищение всего мира, но мало кто знал, что настоятельный «совет» партии завести космической паре ребенка вызвал у молодых супругов панический ужас. Им было хорошо известно, что эксперимент с собаками-космонавтами закончился плачевно: щенки рождались слепыми, один даже – трехногим, все очень скоро погибли. Можно себе представить ту перспективу, которую воображала будущая мать, побывавшая в космосе.

По словам все того же Воловича, беременность Терешковой протекала очень тяжело. Практически весь период она пролежала в госпитале. Девочка Аленка родилась хотя и слабенькой, но нормальной и постоянно находилась под наблюдением врачей. Сегодня дочь Терешковой имеет собственную семью, а Валентина Владимировна стала бабушкой.

После своего полета Терешкова продолжала проходить подготовку в отряде космонавтов, но бо́льшую часть времени занималась общественными нагрузками. Ей пришлось совершить немало поездок по городам СССР, по многим странам мира. Одновременно с работой в Центре подготовки космонавтов и активной общественной деятельностью Валентина поступила в Военно-инженерную академию имени Н. Е. Жуковского, которую успешно закончила в 1969 г., получив специальность летчик-космонавт-инженер. Затем ее и Юрия Гагарина оставили в академии соискателями ученой степени, и спустя семь лет она защитила кандидатскую диссертацию.

С 1968 г. Валентина Владимировна работала в общественных организациях, исполняя обязанности председателя Комитета советских женщин и вице-президента Международной демократической федерации женщин. За это журналисты окрестили ее «первой “феминисткой” Советского Союза». Но сама Терешкова говорила: «Я не считаю себя феминисткой, хотя в Комитете нам приходилось бороться именно за права женщин. Мы получали до 200 тыс. писем в год, и до 20 тыс. посетителей приходили на прием. Приезжали целыми семьями. Одна из женщин с 13 детьми пришла ко мне в кабинет. Сколько слез я видела, сколько боли… Однажды у меня на столе даже оставили новорожденного ребенка…»

С 1987 по 1992 г. она была председателем Президиума Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, а затем руководила Российской ассоциацией международного сотрудничества. С 1994 г. Терешкова возглавляет Российский центр международного научного и культурного сотрудничества. Она делает все, чтобы осложнить жизнь своим будущим биографам – старательно скрывает свою личную жизнь, отказывается от встреч с журналистами, не пишет мемуаров, не выступает со скандальными разоблачениями.

Сегодня ей хочется, чтобы ее никогда не покидали близкие: «Моя мама, мой муж, брат. Эти потери для меня – незаживающая рана. С мужем, Юлием Георгиевичем Шапошниковым, мы прожили вместе почти 20 лет. Он был талантливый хирург, удивительный человек – честный, добрый. Сколько раз его поднимали среди ночи и вызывали на операцию, он мчался в госпиталь по первому зову. Юлий всю свою жизнь посвятил борьбе за продление жизни других людей. На памятнике ему я написала: “Светя другим, сгораешь сам”».

Герой Советского Союза Валентина Терешкова награждена пятью орденами и десятками медалей. Она первая в мире женщина-космонавт и генерал-майор авиации, почетный гражданин многих иностранных и российских городов, ее именем назван кратер на Луне. В октябре 2000 г. она была удостоена звания «Женщина века», присужденного британской международной организацией «За вклад в освоение космического пространства и в экологические разработки». А 9 июня 2004 г. в Гамбурге Валентина Владимировна стала единственной русской женщиной, получившей престижную премию «Woman’s World Awards».

 

Толстой Лев Николаевич

(Род. в 1828 г. – ум. в 1910 г.)

Русский писатель. Романы «Семейное счастье», «Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение»; трилогия «Детство», «Отрочество», «Юность»; повести «Два гусара», «Утро помещика», «Альберт», «Казаки», «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната», «Отец Сергий», «Хаджи-Мурат»; книга «Посмертные записки старца Федора Кузьмича»; цикл «Севастопольские рассказы»; драмы «Власть тьмы, или Коготок увяз, всей птичке конец», «Живой труп»; рассказы, философско-нравоучительные рассказы и притчи, рассказы и сказки для детей; публицистика.

На протяжении XIX века лишь несколько выдающихся людей занимали умы читающей публики, страстно желавшей знать, что думает по тому или иному вопросу великая личность. В начале века весь образованный мир прислушивался к Иоганну Вольфгану Гете, затем духовным лидером европейской литературы был блистательный Виктор Гюго и наконец, в конце столетия выразителем дум и надежд стал Лев Николаевич Толстой, которому «смотрела вослед» не только Россия, но и Европа, Америка и Азия.

Толстой восхищал не только необычайным писательским талантом, проявившимся в его знаменитых романах. Притягивала мудрость писателя, его просветительская деятельность, его взгляд на религию, его проповедь христианской любви, добра и правды. А понятие «толстовство» во всем мире стало заметным явлением общественной жизни начала ХХ в.

Лев Толстой родился 12 сентября 1828 г. в семье с древними аристократическими корнями. Его матерью была княжна Волконская, бабушкой – княгиня Горчакова, бабушкой по матери – княжна Трубецкая. Все эти звучные имена были в прошлом прямыми потомками Рюрика, а портреты, украшавшие зал яснополянского имения, изображали исключительно титулованных особ – князей, графов, генералов, тайных советников.

Отец Льва, Николай Ильич Толстой, от своего родителя получил полностью разоренное хозяйство, но благодаря природной хозяйской сметке сумел раздать долги. Он жил на скромное жалованье офицера, пока не женился на немолодой и не очень красивой княжне Марье Ивановне Волконской, единственной наследнице одного из богатейших русских вельмож. Семья Толстых жила преимущественно в Ясной Поляне, и жизнь эта протекала счастливо и безмятежно. Тем не менее, Левушку, как называли его родные, не миновала детская печаль. К девяти годам он остался круглым сиротой: мать умерла, когда мальчику исполнилось три года, а через шесть лет скончался и отец.

Воспитанием детей занялись дальние родственники и опекуны, забиравшие их то в Москву, то в Казань. Детей в гимназию не отдавали, а нанимали домашних учителей, которыми были и гувернеры-немцы, и русские семинаристы. Таким образом, молодые баре поступали в университет кто в четырнадцать, кто в шестнадцать лет не из гимназий, а прямо из классных комнат помещичьих домов.

Лучшим из факультетов Казанского университета в то время был математический, где работал знаменитый математик Лобачевский. Но 15-летний Левушка, несколько неожиданно для всей родни, выбрал факультет восточных языков. Впрочем, его учеба была малоуспешной, поскольку юноша все же еще не определил, чем будет заниматься в дальнейшем. Спустя некоторое время он перешел на юридический факультет, но вскоре остыл и к юриспруденции. В итоге университет мало что дал своенравному молодому человеку. Гораздо больше ему дала сама жизнь, приучившая к напряженному труду и заставившая его уже в зрелости упорядочить собственные взгляды.

В 1847 г., даже не сдав экзамены за третий курс, Толстой уехал из Казани в родовое поместье. Три года пролетели без особых волнений и забот. Но в 1851 г. 23-летний баловень судьбы весьма сильно проигрался в карты. Неприятный проигрыш побудил Льва Николаевича отправиться на Кавказ. Но не с целью участвовать в сражениях, а просто для перемены мест и экономии средств. Позже Толстой любил вспоминать о своем пребывании на юге России. Богатая природа, удачная охота, война с горцами, как и участие в обороне Севастополя – все это ему нравилось и послужило толчком к литературному вдохновению. Уже первая повесть «Детство», опубликованная в 1852 г. в «Отечественных записках», свидетельствовала о том, что в русскую литературу вошел новый талант. За «Детством» последовали кавказские рассказы, «Утро помещика», «Случай», повесть «Отрочество», «Севастопольские рассказы».

В 1855 г. Толстой приехал в Петербург, будучи уже состоятельным и титулованным молодым офицером, к тому же еще и севастопольским героем. Перед ним открылись двери лучших аристократических домов, где начинающего писателя встречали с восторгом и радушием. Впереди маячила блестящая карьера, женитьба на богатой и знатной девушке, перспектива стать завсегдатаем петербургских салонов. Все это льстило самолюбию Толстого, но не укрепило его в мысли, что такое времяпровождение составляет суть и смысл жизни. Ни с кем из известных писателей молодой Толстой так и не сошелся близко, а его отчужденность от высшего общества вскоре стала очевидной.

Литературные кружки первой половины 1850-х годов вызвали в писателе сначала недоверие, а затем и явную враждебность к ним. Тем не менее, шесть лет Толстой, по его признанию, «предавался безумию» светской жизни, развлечениям, дружеским пирам, пока не понял: столичная богема не для него.

В Ясную Поляну Лев Николаевич вернулся утомленным от всего пережитого и перечувствованного. Чтобы отвлечься, в 1857 г. он решил отправиться за границу. Однако Европа лишь убедила молодого Толстого в том, что праздная жизнь не может дать удовлетворения человеку, который всерьез задумывается о смысле бытия. Писатель через полгода возвратился в Ясную Поляну с твердым намерением полностью изменить свой уклад жизни. Он занялся хозяйством, просветительской деятельностью среди крестьян, переустройством сельских школ.

Осенью 1862 г. 34-летний граф Толстой женился на дочери врача придворного ведомства 18-летней Софье Андреевне Берс. Первые семейные радости создали у Толстого ощущение обретенного мира и большого счастья. «Счастье семейное поглощает меня всего, – писал он в “Дневниках” в январе 1863 г. – Такого не было и не будет ни у кого… Все условия счастья совпали для меня!»

Семья вывела Толстого из заколдованного круга переживаний, сосредоточенных на собственной личности. Увлекшись хозяйством, он умножил свои имения, купил земли в Самарской губернии. Свободное же время было отдано литературе и, прежде всего, роману «Война и мир», который Толстой писал с «мучительным упорством и волнением в продолжение семи лет».

«Война и мир» поставила Толстого в первый ряд русских литераторов рядом с Тургеневым, Достоевским, Салтыковым-Щедриным и Островским. Вторым большим произведением, написанным после «Войны и мира», был роман «Анна Каренина», включавший в себя два отдельных повествования – историю любви Анны Карениной и духовное возрождение Константина Левина.

После завершения двух крупнейших произведений в творчестве Толстого наступил определенный кризис. В его душе с каждым годом обострялись беспокойство и тревога, порождавшие «вечные вопросы»: в чем смысл жизни? что есть человек? для чего он живет? и куда идет в своем неведении? Сомневаясь и веруя, Толстой писал в своих «Дневниках»: «От души говорю: помоги, Господи!.. ничего не хочу для себя. Готов на страдания и унижения, только бы знать сам с собой, что делаю то, что должно. Какое легкое или страшное слово: что должно!» Неудовлетворенность жизнью привела к тому, что писатель одно время даже перестал, как он об этом сам рассказал в «Исповеди», «ходить с ружьем на охоту, чтобы не соблазниться слишком легким способом избавления себя от жизни».

Духовный перелом у Толстого произошел на рубеже 1880-х годов. Поистине выстрадав свое новое миропонимание, он обрел в нем опору для жизни и дальнейшего творчества. По-своему переосмыслив учение Христа, Толстой сделал неожиданное для себя открытие: «Жизнь вдруг переменилась: мне перестало хотеться того, что прежде хотелось… Случилось со мной то, что случается с человеком, который вышел за делом и вдруг решил, что дело это совсем не нужное, и повернул домой. Я так же, как разбойник на кресте, поверил учению Христа и спасся». С этого момента началось духовное перерождение Толстого и, по определению Бунина, его «освобождение».

Суть учения Христа, по Толстому, кратко можно свести к нескольким пунктам:

– основная идея жизни – идея религиозная; – религиозная идея практична; – современное представление о мире противоречит учению Христа;

– не противься злу; – помогай ближнему и люби его.

Толстовские взгляды разделялись далеко не всеми почитателями его таланта. Резко отреагировала и церковь, отлучившая Толстого «от своего лона» и назвавшая его религиозные толкования еретическими. В 1903 г. вышло даже специальное постановление Св. Синода о признании Толстого не принадлежащим к церкви, что грозило ему лишением права на христианское погребение. Но Толстой уже не нуждался в поддержке церкви, он искал истину в своем сердце и разуме и не прекращал этот поиск до конца своих дней. О необходимости постоянной внутренней работы и ее значимости он писал: «Писатель ведь дорог и нужен нам только в той мере, в которой он открывает нам внутреннюю работу своей души. Что бы он ни писал: драму, ученое сочинение, повесть, философский трактат, лирическое стихотворение, критику, сатиру – нам дорога́ в произведении писателя только эта внутренняя работа его души, а не та архитектурная постройка, в которую он большей частью укладывает свои мысли и чувства».

Писатель и моралист, поэт и философ, реалист и идеалист, религиозный мыслитель и отрицатель церкви как института власти, Толстой до конца был верен своим моральным обязательствам перед Богом, людьми и собой. К сожалению, уйти с миром ему не пришлось. Последние месяцы жизни писателя были омрачены тяжелой семейной драмой – обострением отношений с Софьей Андреевной, связанным, в первую очередь, с несколькими завещаниями Толстого относительно будущего его произведений и «Дневников». Разлад в семье сказался на душевном и физическом состоянии писателя. Уход 82-летнего Толстого из Ясной Поляны 28 октября 1910 г. стал последним актом отречения от собственного прошлого и еще одной дерзкой, хотя и безуспешной, попыткой освободиться от мучительных сомнений в истинности своей веры. В то же время это был последний акт бунтаря против раз и навсегда заведенного порядка, оборачивавшегося в итоге житейской бессмыслицей.

Но уйти «из мирской жизни, чтобы жить в уединении и тиши последние дни своей жизни», Толстому не удалось. Едва только пронесся слух, что граф Толстой тайком, ночью ушел из дому, как министр внутренних дел телеграфировал подчиненным, чтобы те «не спрашивали у него паспорт, если такого не окажется». Корреспонденты русских и европейских газет тут же отправились по следам писателя. Через день после появления Толстого в Астапово, крохотной железнодорожной станции, ставшей в мгновение ока знаменитой на весь мир, уже собралась вся семья, от которой он бежал. Во все концы мира шли телеграммы с бюллетенями о его здоровье, а умирающий писатель считал, что он наконец скрылся от мира и что никто не знает, где он…

Лев Николаевич остался верен себе до конца. «Зачем вы заботитесь обо мне, когда есть миллионы людей, о которых надо заботиться», – такова одна из последних фраз, произнесенных им перед смертью, которая наступила 7 ноября 1910 г.

 

Туполев Андрей Николаевич

(Род. в 1888 г. – ум. в 1972 г.)

Советский авиаконструктор, один из основоположников современного авиастроения, под руководством которого был создан первый в СССР цельнометаллический, реактивный и сверхзвуковой самолеты. Академик АН СССР, генерал-полковник-инженер, трижды Герой Социалистического Труда.

АНТ-2… Под таким индексом ранним утром 26 мая 1924 г. в небо поднялся первый советский цельнометаллический самолет. В тот день имя Андрея Николаевича Туполева, создателя этой небольшой, но чрезвычайно необычной для своего времени машины, появилось на заглавной странице истории авиации. За свою долгую жизнь этот уникальный человек создал более 130 типов самолетов, 70 из которых строились серийно: бомбардировщиков, разведчиков, истребителей, пассажирских, транспортных, морских и специальных; был автором серии торпедных катеров и аэросаней, а также гондол, двигателей и оперения дирижаблей. На протяжении многих десятилетий Туполев олицетворял славу и силу советской авиации.

Будущий легендарный авиаконструктор родился 10 ноября 1888 г. в селе Пустомазове Тверской губернии (ныне Кимрский район) в многодетной семье Туполевых. Николай Иванович служил нотариусом в окружном суде, а Анна Васильевна вела домашнее хозяйство и сама занималась обучением детей. После окончания Тверской мужской гимназии в 1908 г. юноша уехал в Москву и поступил в Императорское техническое училище, уже тогда прославленное научным авторитетом своей профессуры.

В стенах ИМТУ студент Туполев познакомился с выдающимся ученым, «отцом русской авиации» Н. Е. Жуковским и стал его ближайшим учеником. По поручению и под руководством профессора он проектировал первые аэродинамические трубы. Наряду с занятиями в лаборатории Андрей участвовал в работе воздухоплавательного кружка при училище, проектировал и строил учебные планеры, на одном из которых сам совершил полет.

Весной 1911 г. работа и учеба одаренного студента были неожиданно прерваны. Он был арестован по подозрению в политической неблагонадежности и, несмотря на ходатайство директора ИМТУ, исключен из вуза. Юноша отправился домой, в деревню, где занимался делами, далекими от авиации, но уже осенью 1913 г. «полицейский надзор» был снят и он вновь появился в аэродинамической лаборатории. Спустя два года Туполев стал помощником профессора Жуковского, который возглавил новый научный центр – авиационное Расчетно-испытательное бюро.

Летом 1918 г. Андрей с отличием окончил МВТУ, получил звание инженера-механика и был оставлен на преподавательской работе. В конце того же года он стал организатором и одним из руководителей Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ), ставшего крупнейшим мировым центром авиационной науки. Конструкторскую деятельность Туполев начал в 1922 г., возглавив в ЦАГИ группу специалистов, которая спроектировала одноместный деревянный самолет АНТ-1. Затем молодой ученый обратил внимание на использование в самолетостроении нового материала – дюралюминия. Он сконструировал аэросани, глиссер, двухместный самолет АНТ-2 и на этих машинах проверил эксплуатационные преимущества дюраля. В 1925 г. был создан первый военный цельнометаллический самолет (АНТ-3), выпускавшийся серийно.

Обладая исключительным даром научного предвидения, Туполев правильно оценил перспективы развития авиатехники и в дальнейшем создал целый ряд пассажирских и военных самолетов, которые стали настоящей сенсацией. В 1934 г. был построен крупнейший в мире пассажирский самолет «Максим Горький», в конструкции которого были решены вопросы увеличения размеров и тоннажа машины. Спустя 3 года на туполевском АНТ-25 впервые в истории был совершен беспосадочный перелет из СССР в США, а на АНТ-6 – высажена первая экспедиция на Северный полюс.

Тогда же были созданы первые двух– и четырехмоторные тяжелые бомбардировщики ТБ-1 и ТБ-3. Это были цельнометаллической конструкции машины с мотором жидкого охлаждения, которые долгое время оставались непревзойденными по своим летным характеристикам. В ряду лучших боевых машин, сконструированных Туполевым, был скоростной бомбардировщик СБ, развивавший по тем временам огромную скорость – 430 км/час.

Успехи талантливого инженера не остались не замеченными правительством. Нарком тяжелого машиностроения Серго Орджоникидзе назначил Туполева своим заместителем. На этом посту Андрей Николаевич развернул модернизацию старых и строительство новых авиа– и моторостроительных заводов с использованием закупленных на Западе передовых технологий, организацию новых КБ и заводов. Однако работать в этой должности ему долго не пришлось. В 1937 г. руководитель советского авиапрома был обвинен в создании вредительской организации, передававшей чертежи самолетов французской разведке. Полтора года его продержали в тюрьме, а затем перевели в ЦКБ-29 НКВД, располагавшееся в подмосковном Болшеве. Там он возглавил коллектив заключенных, работавших над созданием авиационной техники.

Перед самой войной Сталин заказал бериевскому ведомству тяжелый четырехмоторный пикирующий бомбардировщик. Андрей Николаевич возразил, что сделать такой самолет невозможно по техническим соображениям и предложил замену – средний бомбардировщик (будущий Ту-2). Сталин вопреки своему обычаю не менять собственных решений согласился с аргументацией «заключенного Туполева» и разрешил привлечь к работе всех, кого он считал нужным. Таких специалистов, которые в это время находились за решеткой, набралось 200 человек, и конструктор фактически спас их от неминуемой смерти. Кстати, одним из первых в этом списке был будущий руководитель советской ракетно-космической программы Сергей Королев.

С началом войны разработчики Ту-2 были освобождены из-под стражи, хотя условия содержания фактически остались прежними. В это непростое время Туполев сумел обеспечить развертывание серийного производства нового самолета в Омске, доведя его к середине 1942 г. до уровня оперативной готовности. Несколько позже, уже в Москве, он наладил крупносерийное производство с одновременной подготовкой нескольких целевых модификаций этого уникального фронтового бомбардировщика.

Следующей вехой на пути талантливого конструктора стало создание советского стратегического бомбардировщика на основе американского В-29. Сталин предоставил Туполеву чрезвычайные полномочия – он получил право командовать сотнями КБ и заводов, участвовавших в копировании самолета. Андрей Николаевич обеспечил выполнение задания в немыслимо короткий срок – 1,5 года, и в мае 1947 г. первый серийный Ту-4 поднялся в небо. Эта история с плагиатом американской «летающей крепости» всегда вызывала неоднозначные оценки. Однако журнал Королевского авиационного общества Британии писал в 1973 г., что копирование B-29 было отнюдь не «обезьянничаньем», а «блестящей попыткой осуществить технологический прорыв в разоренной стране в ультракороткий срок».

В послевоенные годы под руководством академика Туполева была создана целая серия первоклассных самолетов для ВВС и ГВФ. Всему миру известен первый стратегический турбовинтовой ракетоносец Ту-95, многоцелевые бомбардировщики Ту-16 и Ту-22, первые реактивные пассажирские самолеты Ту-104, Ту-114, Ту-124, Ту-134, Ту-154, а также первый сверхзвуковой Ту-144. На крылатых машинах Туполева установлено 78 мировых рекордов, выполнено 28 уникальных перелетов.

Андрея Николаевича всегда отличала способность мгновенно улавливать суть явлений, тонко чувствовать прогрессивные тенденции в науке и технике. То, что было им осмыслено, он умел силой своего ума и организаторского таланта быстро внедрять в производство. В результате на свет появлялись самые передовые конструкции самолетов, нередко превосходившие зарубежный уровень.

Туполев всегда был причастен к прогрессу в смежных отраслях, от которых зависел успех создаваемых им моделей. Придумав нестандартное решение задачи, Андрей Николаевич добивался претворения его в жизнь, что приводило к интенсивному развитию соответствующих научно-технических направлений. Так было с использованием впервые дюралевых сплавов, мощных двигателей и воздушных винтов, радиолокационного, криогенного и вычислительного оборудования и т. д.

За выдающиеся достижения в области самолетостроения Туполев был избран действительным членом Академии наук СССР, почетным членом Королевского авиационного общества Великобритании и Американского института аэронавтики и астронавтики; ему были присуждены премия и золотая медаль имени Н. Е. Жуковского, шесть Государственных премий, высшая награда Международной авиационно-спортивной федерации; трижды было присвоено звание Героя Социалистического Труда, он имел 16 орденов и множество медалей. Туполев сделал столько, что его имя навсегда вошло в золотой фонд технического прогресса.

Андрей Николаевич был не только крупным ученым и конструктором, но и талантливым организатором, умевшим увлечь за собой весь коллектив конструкторского бюро. Очень точно охарактеризовал его известный летчик-испытатель М. Л. Галлай: «Редко я встречал в своей жизни человека, так мало заботящегося о том, какое впечатление он производит на окружающих. Может быть, в этом и заключалась одна из причин того, что впечатление он производил самое сильное».

Скончался Андрей Николаевич Туполев 23 декабря 1972 г. в Москве и был похоронен на Новодевичьем кладбище. Спустя год его именем была названа одна из московских набережных, улицы в Твери и Кимрах, а на доме, где жил прославленный конструктор, и на здании бывшей Тверской гимназии, где он учился, были установлены мемориальные доски. Дело Туполева продолжил его сын Алексей Андреевич. Он занял место генерального конструктора в туполевском бюро и уже при нем были разработаны военные самолеты Ту-160 и Ту-204, а также пассажирский Ту-155М, летающие на жидком газе и водороде.

К сожалению, легендарный авиаконструктор не оставил потомкам книги воспоминаний. На вопросы, почему он не напишет о своей жизни, он обычно отшучивался. А однажды сказал: «Я не пишу, а делаю». И в этом вся его жизненная философия – до последнего дня Туполев был человеком дела.

 

Тургенев Иван Сергеевич

(Род. в 1812 г. – ум. в 1883 г.)

Русский писатель. Романы «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», «Дым», «Новь»; повести «Андрей Колосов», «Три портрета», «Бретёр», «Первая любовь», «Дневник лишнего человека», «Степной король Лир», «Ася», «Вешние воды», «Клара Милич»; цикл «Записки охотника»; рассказы и очерки; комедии «Месяц в деревне», «Нахлебник», «Провинциалка»; поэмы «Параша», «Разговор», «Помещик» и др.; «Стихотворения в прозе».

Тургеневы принадлежали к старинному и знатному дворянскому роду России. В XVIІ веке предки Ивана Сергеевича Тургенева, первым прославившего свою фамилию на литературном поприще, занимали ответственные посты воевод в различных городах, в XVIIІ веке служили в коллегиях и армии или жили помещиками в своих имениях.

Иван Сергеевич родился 9 ноября 1812 г. в доме деда в Орле, где жили в то время его отец, полковник гвардии Сергей Николаевич, и мать, Варвара Петровна, урожденная Лутовинова. Отец вскоре подал в отставку, и семья переехала в Спасское, огромное родовое имение помещиков Лутовиновых.

Сергей Николаевич Тургенев, красивый высокорослый мужчина, поправивший свои дела женитьбой на самой богатой наследнице в губернии, слыл хлебосолом и страстным охотником, характер имел добродушный и мягкий; кроме охоты и развлечений, был равнодушным ко всему, в том числе и к детям. Варвара Петровна, напротив, была женщиной властной и деспотичной. Сцены барского произвола разыгрывались в Спасском ежедневно, и их отголоски впоследствии будут отчетливо слышны в знаменитом рассказе «Муму», где в образе жестокой помещицы Тургенев описал свою мать.

В такой же строгой дисциплине, безжалостно наказывая за любую, даже мелкую провинность, держала Варвара Петровна и трех своих сыновей. Правда, Ваня пользовался ее особым расположением. Однако открыто свои материнские чувства Варвара Петровна не проявляла никогда.

Воспитание детей было отдано гувернерам, которые выписывались из-за границы. Малообразованные, забитые, жалкие, сразу по приезде поступавшие в разряд дворни, они, разумеется, не могли оказывать серьезного влияния на детей. Читать и писать по-русски Тургенев научился, по-видимому, от крепостного Пунина, знавшего русскую грамоту. От него же он узнал о Ломоносове, Сумарокове, Кантемире.

Жизнь в Спасском протекала шумно и весело. Балы, маскарады, свой оркестр, свой театр с крепостными актерами – все это было к услугам многочисленных гостей. Благодаря безалаберности, царившей в доме, переполненном праздным, посторонним народом, маленький Ваня пользовался завидной свободой. Он часто оставался один, любил забираться в глубь роскошного Спасского сада, где вместе с Пуниным читал русских классиков, слушал пение соловьев, радовался жизни и природе.

В 1828 г. мальчика отправили в Москву и отдали в частный пансион Вейденгаммера, позже он перешел в пансион директора армянско-лазаревского института Краузе. Здесь Тургенев познакомился с сочинениями Карамзина, Батюшкова, Жуковского, изучал английский язык; французскому и немецкому его обучили гувернеры. Иностранные языки давались Тургеневу очень легко, и владел он ими в совершенстве. Недруги, а у Тургенева, как и у любого талантливого человека, их было немало, позже даже будут распространять слухи, что многие произведения он пишет предварительно на немецком или французском языке, а затем уже переводит на русский.

В 1834 г. Тургенев поступил на словесный факультет Московского университета, а вскоре перешел в Петербургский университет. Словесность здесь читал ректор Плетнев, друг Пушкина, искренне любивший свой предмет и имевший большое влияние на молодежь. Благодаря Плетневу Тургенев завязал некоторые литературные знакомства и даже напечатал в «Современнике» несколько своих стихотворений.

В 1838 г. Тургенев закончил университет и, чувствуя пробелы в своем образовании, уехал продолжать учебу в Берлин, где изучает философию (прослушал курс лекций Гегеля), древние языки, историю. Вернувшись из-за границы в 1843 г., он впервые решил попробовать силы на литературном поприще и анонимно издал свою поэму «Параша», которую публика встретила весьма прохладно. Однако Белинский все-таки смог разглядеть в незрелой поэме «глубокую мысль, выхваченную из тайника русской жизни, изящную и тонкую иронию». Благоприятный отзыв критика вдохновил Тургенева на дальнейшее творчество. Он пишет стихи, пробует сочинять драматические сцены. Однако как писатель он развивался очень медленно, и только к тридцати годам, после публикации рассказа «Хорь и Калиныч», который впоследствии открывал «Записки охотника», четко определил свое призвание.

В 1846 г. Тургенев пробовал служить, но неудачно, и вскоре вышел в отставку. В это же время произошла его крупная ссора с матерью, в результате он остался без средств и должен был рассчитывать только на литературный заработок. Одной из причин ссоры было дурное обращение матери с внебрачной дочерью Тургенева Полиной, рожденной от швеи Авдотьи Ивановой, служившей в доме по найму. До восьми лет девочка жила в Спасском на барском дворе с прачками, исполняла тяжелую работу и подвергалась насмешкам дворовых и самой барыни. Узнав об этом, Тургенев отправил дочь в Париж для воспитания в семье Виардо. Полина позже получила фамилию Тургенева и тем самым по французским законам была признана его дочерью.

Мать была разгневана этим, а также связью Ивана Сергеевича с французской певицей Полиной Виардо, «проклятой цыганкой», как она ее называла. Тургенев познакомился с ней в ноябре 1843 г. во время ее гастролей в Петербурге. О чарующем голосе и удивительном искусстве пения Виардо с восхищением отзывались многие современники. Под обаяние этой гордой, самоуверенной женщины сразу же попал и Тургенев, причем на всю жизнь. «Эта привязанность, – писал он в одном из писем, – срослась с моей жизнью, и без нее я был как без воздуха». Любовь к ней оказалась настолько сильной, что вторую половину своей жизни Иван Сергеевич провел с Виардо и ее семьей под одной кровлей.

Правда, у него был кратковременный роман с дальней родственницей Ольгой Тургеневой, завязавшийся летом 1854 г. в Петергофе. Но, как писал П. В. Анненков: «Он не отвечал ни на одну из симпатий, которые шли ему навстречу, за исключением разве трогательных связей его с О. А. Тургеневой в 1854 г., но она длилась недолго и кончилась… мирным разрывом и поэтическим воспоминанием о прожитом времени».

Сын Толстого, Сергей Львович, вспоминая о последнем приезде Тургенева в Ясную Поляну в августе 1881 г., писал: «Тургенев до старости лет был тем юношей, который умел любить глубоко и самоотверженно, но никак не мог жениться. Его мать говорила про него: он однолюб, он может любить только одну женщину».

В 1850 г. мать Тургенева умерла, оставив ему в наследство огромные, прекрасно устроенные имения. Первое что сделал Иван Сергеевич для своих крестьян, – это «немедленно отпустил дворовых на волю, кто пожелал из крестьян, перевел на оброк и в главном имении ничего не взял за усадебную землю, что составляло крупную сумму… Хвастаться, конечно, нечего, но и бесчестия, я полагаю, мне это не принесло», – говорил он.

До 1852 г. Тургенев был мало известен русской читающей публике. Знаменитым его сделали «Записки охотника», которые возвели писателя на российский литературный пьедестал. Для читателей он стал кумиром, а для читательниц – чуть ли не полубогом, чему способствовало не только творчество, но и весьма примечательная внешность. Его друг, немецкий критик Людвиг Пич вспоминал: «Головой и ростом он походил на Петра Великого в молодости. Эта массивная голова и тело вмещали в себе утонченный ум, добрую и мягкую, гуманную душу. Он был человек, не сделавший никому малейшего зла».

В 1950-х годах были написаны «Рудин», «Фауст», «Дворянское гнездо». Как указывал Тургенев в предисловии к собранию своих романов: «“Дворянское гнездо” имело самый большой успех, который когда-либо выпал мне на долю. Со времени появления этого романа я стал считаться в числе писателей, заслуживающих внимания публики». Слава Тургенева в те годы достигла невиданных размеров, его, первым из русских литераторов, стали читать за границей. Среди парижских собратьев по перу Тургенев был своим человеком. Особенно близко он сошелся с Проспером Мериме, а после его смерти – с Гюставом Флобером. Среди его друзей были Золя, Доде, Мопассан.

В 1852 г. Тургеневу пришлось пережить арест и ссылку в Спасское-Лутовиново. Поводом для этого стал некролог, написанный им на смерть Гоголя, и поскольку петербургская цензура запретила печатать его, он появился в «Московских новостях». Правда, статья о Гоголе послужила скорее поводом, чем причиной ареста и высылки писателя. Истинная причина заключалась в том, что жандармское управление считало Тургенева неблагонадежным человеком. Знакомство с Белинским, частые поездки за границу, рассказы о крепостных – все это вызывало у властей подозрение.

В Спасском Тургенев пробыл два года. «Все к лучшему, – писал он в своем дневнике, – пребывание под арестом, а потом в деревне принесло мне несомненную пользу: оно сблизило меня с такими сторонами русского быта, которые, при обыкновенном ходе вещей, вероятно, ускользнули бы от моего внимания».

Как помещик Тургенев был бездарным. В нем не было даже малейшей хозяйственной жилки. Да и сам он называл себя «безалабернейшим из русских помещиков». В управление своими огромными поместьями он не вмешивался, препоручая вести хозяйственные дела то своему дяде, то дальнему родственнику, а то и просто случайному знакомому. Имения приносили большой доход, литературный заработок Тургенева был также значителен. Но денег у него постоянно не хватало, он часто сидел без гроша, раздавая при этом направо и налево огромные суммы. Размашистые привычки русского барина доставили Тургеневу много неприятностей в жизни и породили массу глупых и обидных сплетен. Мягкий и доверчивый по отношению к людям, уступчивый до слабости и чрезмерной снисходительности, он страшился возможности огорчить кого-либо отказом. Ему было чуждо чувство зависти к чужому таланту или успехам.

Но как бы ни относились современники к Тургеневу как к человеку, литературный талант его был признан всеми. Им восхищались, его боготворили, каждое новое произведение ждали с нетерпением. Восхищение Тургеневым продолжалось до 1862 г., то есть до той поры, пока не были опубликованы в «Русском вестнике» «Отцы и дети». Трудно даже передать реакцию русской публики на этот роман. Казалось, вся читающая Россия занята только этим произведением, его прочитали даже люди, которые со школьной скамьи не брали книг в руки. Настолько актуальной и злободневной оказалась тема двух поколений, двух идеологий, развернутая в «Отцах и детях», что это произведение горячо обсуждали, о нем жарко спорили на студенческих сходках в Москве и Петербурге, в светских гостиных, в ученой и писательской среде.

Русское общество не поняло «Отцов и детей». Произошло невероятное недоразумение, не имеющее себе примеров в истории литературы. Лучший роман Тургенева, несомненно самый прогрессивный, был забракован прогрессивной русской публикой. Молодежь обиделась до такой степени, что решилась высказать это демонстративно и не прислала Тургеневу обычного почетного билета на концерт в пользу нуждающихся студентов.

И все же самым любимым героем для Тургенева был Базаров – фигура, по его словам, сумрачная, дикая, большая, сильная и честная. Писатель до того сроднился с Базаровым, что в течение двух месяцев вел дневник своего героя, где старался выяснить, как отнесся бы такой человек к различным крупным и мелким обстоятельствам жизни. А когда он писал страницы о смерти Базарова, то, как признавался позже, не мог удержаться от слез.

Тургенев несомненно страдал и как писатель, и как человек, которому невежды приписывали самые низменные побуждения. Одно время он даже хотел оставить литературную работу, простившись с читателями в своей поэтичной статье «Довольно». Но не писать он не мог. Творческая натура слишком властно предъявляла свои требования. Так появились романы «Дым» и «Новь». По поводу последнего в 1876 г. Тургенев писал: «Если за “Отцов и детей” меня били палками, за «Новь» меня будут лупить бревнами – и точно так же с обеих сторон».

Однако в конце 1870-х годов симпатии русской читающей публики вновь обратились к писателю и достигли своего апогея в 1880 г. во время пушкинских празднеств в Москве, когда каждое выступление Тургенева сопровождалось восторженными овациями.

Правда, радоваться этому Ивану Сергеевичу оставалось недолго. В 1882 г. обострилась его смертельная болезнь, рак спинного мозга. Письма к друзьям, кроме трогательных воспоминаний о родине, содержат в себе описания жестоких мучений, причиняемых ему недугом.

22 августа 1883 г. в Буживале, старинном городке близ Парижа, Иван Сергеевич Тургенев скончался. Его прах был перевезен из Франции в Петербург, и 27 сентября 1883 г. грандиозная похоронная процессия с венками и эмблемами проводила в последний путь «незабвенного учителя правды и нравственной красоты».

 

Уланова Галина Сергеевна

(Род. в 1910 г. – ум. в 1998 г.)

Выдающаяся советская балерина, балетмейстер-репетитор, народная артистка СССР. Удостоена прижизненных памятников – в Стокгольме установлена ее скульптура, а в Санкт-Петербурге – бронзовый бюст. Ее творчеству посвящено два фильма и множество книг.

Уланову называли богиней танца XX столетия, непревзойденной и несравненной. Еще при жизни она стала живой легендой и олицетворяла собой целую эпоху русского балета. До сих пор феномен ее таланта остается загадкой.

В ней соединились два дара – великой балерины и драматической актрисы. Магия ее таланта, артистизм, прозрачный рисунок образов – все было совершенно. Может быть, поэтому ее танец рождал у зрителей волнение и восхищение. Ее искусство балерины и сегодня незабываемо для всех, кто имел счастье прикоснуться к нему хоть однажды. Двадцатому веку она подарила своей талант, а двадцать первому – оставила легенду, имя которой Уланова.

Будущая звезда русского балета, «его неуловимая душа и вдохновенная поэзия» родилась 8 января 1910 г. в Петербурге в семье балетного актера и режиссера Сергея Уланова и известной классической танцовщицы Марии Романовой. После революции в холодном, голодном Петрограде ее родители зарабатывали тем, что танцевали в кинотеатрах перед сеансами. На эти выступления они брали с собой маленькую дочь.

Пришло время, и мать привела Галю в интернат при хореографическом училище: «Я поступала в балетное училище, как поступают все. Был просмотр, экзамен. Мама моя вела у нас класс. Она старалась не выделять меня, как бы я не должна была у нее отнимать больше внимания. Но замечания мне, конечно, делала, как всем. Мне было очень трудно, хотелось домой и не хотелось заниматься».

В 1928 г. Уланова окончила хореографическое училище по классу А. Я. Вагановой и сразу была принята в Ленинградский театр оперы и балета. «Родители мои дали мне то первое, что могли дать и что помогло мне потом в балетной школе и в жизни. Это были советы, добрые советы – не нравоучения. Я старалась пронести их через всю жизнь. Но после школы я поняла, что многого не хватает, – впоследствии вспоминала балерина. – И вот я познакомилась с семьей драматической актрисы Е. Тиме. Это был открытый, гостеприимный и очень скромный дом. Когда бы мы к ним ни приходили, здесь всегда были актеры, музыканты, литераторы. У них часто бывали Мейерхольд, Мичурина-Самойлова, Алексей Толстой. Старшие разговаривали, спорили. А мы, несколько человек молодежи, сидя в уголочке, только слушали».

Галина умела держать дистанцию. В те страшные 1930-е гг. она не хотела вступать с властью в какие бы то ни было отношения. Власть сама выбрала Уланову (которую Сергей Прокофьев назвал «обыкновенной богиней») своим кумиром. Ее предпочитали всем другим блистательным звездам – Семеновой, Лепешинской, Вечесловой. Ею восхищался сам Сталин (хотя досуг предпочитал проводить с оперными артистками).

«В молодости мне везло, – говорила Галина. – Мне встречались люди, у которых я училась всему: общению, чистому отношению, даже не отношению – служению искусству. Училась долгу, дисциплине, умению понимать природу, слушать музыку. Разные это были люди, у которых, как у всех живых людей, были свои огромные достоинства и маленькие недостатки».

От «Жизели», «Лебединого озера», «Бахчисарайского фонтана», «Ромео и Джульетты», «Умирающего лебедя» в ее исполнении сходили с ума простые солдаты и балетоманы, выдающиеся композиторы и артисты. Она же всегда держалась холодно и отстраненно. За эту черту ее прозвали Великой Немой.

Годы войны Уланова провела в эвакуации вместе с Театром им. Кирова в Перми и Алма-Ате, выступая с концертами перед ранеными красноармейцами. У нее почти не было друзей, она была неизменно ровна и корректна даже с самыми близкими людьми. В 1944 г., после разрыва с танцовщиком и хореографом К. Сергеевым (он предпочел великой Улановой Наталию Дудинскую, вскоре ставшую королевой ленинградского балета), Галина переехала в Москву и стала ведущей солисткой Большого театра. В этом качестве она оставалась до декабря 1960 г., когда последний раз станцевала «Шопениану» на главной сцене страны.

О многих звездах Большого небезосновательно сплетничали, что они были фаворитками членов Политбюро. Одна купалась в шампанском в ванне, обложенной по периметру черной икрой, другая прославилась художествами похлеще… Про Уланову никогда ничего подобного не говорили. Она просто не давала повода. Хотя, по ее словам, «не была монашенкой и не вела совсем замкнутый образ жизни. Но старалась уравновешивать. Если на одной стороне весов лежало дело, работа, театр, – это всегда перевешивало все другое. Для меня всегда главным было главное.

Я выстраивала свою жизнь постепенно… Не торопиться, как в спорте, чтобы быстрее других прийти к цели, а идти к ней терпеливо и честно. Любая жизнь не обходится без самоограничений, без умения от чего-то отказываться. Мне кажется, все удается, если человек строит свою жизнь сам. Не по звонкам, не по знакомству, а честно – сам. Это трудно, но надежно».

Все мужья Галины Улановой и ее близкие друзья были намного старше артистки: режиссер-красавец Юрий Завадский, театральный художник Вадим Рындин, выдающийся артист Иван Берсенев, знаменитый дирижер Юрий Файер. Ее сопровождали блестящие мужчины, ценившие прежде всего редчайший талант и человеческую уникальность балерины. Расставаясь со своими мужьями, Галина сохраняла с ними достойные отношения. На похороны Завадскому послала венок с лаконичной надписью: «Завадскому – от Улановой». На панихиде по Берсеневу у гроба стояли две женщины – законная жена актриса Софья Гиацинтова и великая балерина Галина Уланова.

Она не стремилась ни к богатству, ни к славе, все само ложилось к ее ногам. Артистка жила в огромной квартире в высотном доме на Котельнической набережной, населенном творческой и военной элитой. В последние годы жизни главному педагогу Большого театра, легенде русского балета не хватало денег, чтобы содержать пять комнат, из которых постепенно исчезали остатки былой роскоши. Ей пришлось перебраться в квартиру поменьше. Она если и не презирала богатство, то была к нему блистательно равнодушна. Уланова не замечала всего этого – ни дорогих шуб, ни «ЗИМов», на которых возили звезд первой величины. Однажды у нее украли машину. Когда балерине сказали об этом, ни один мускул не дрогнул на ее бесстрастном лице.

Столько наград, сколько было у Улановой, не имел ни один представитель «творческой интеллигенции» коммунистической эпохи. Народная артистка СССР, дважды Герой Социалистического Труда, четырежды лауреат Государственной премии СССР (1941, 1946, 1947, 1950 гг.), лауреат Ленинской премии 1957 г.; премии имени Анны Павловой Парижской академии танца (1958 г.), премии Оскара Парселли «Жизнь ради танца» (1988 г., Милан)… Уланова была почетным членом Американской академии искусств, награждена Командорским орденом за заслуги в области искусства и другими орденами и медалями.

«Кстати, мне легко ничего не давалось. Это в ответ на все определения обо мне. И о загадочности, и о простоте, и о прочем. Я боялась всего легкого. Это в балете особенно видно: чем способнее человек, чем легче ему даются роли, партии, тем скорее он теряет форму. Когда все легко, исчезает привычка трудиться, упорство. Если, конечно, не ставить самому себе трудные задачи.

Я старалась себя контролировать, всегда смотрела на себя как бы со стороны. Глаз у меня такой, что я вижу свои недостатки больше, чем достоинства. Я не была обойдена похвалами, но я старалась их не слушать, они мне мешали в работе. Хотя я и понимаю: каждому приятно, когда тебя хвалят. Но в любом искусстве нужна дисциплина и самодисциплина. Надо уметь себя контролировать. Особенно у нас в балете, где все содержание в жесте, в движении».

Уланова не была ослепительно красива: небольшие глаза, не самые идеальные линии лица, неяркая, без блеска. Магия ее таланта заключалась в поразительной одухотворенности танца, в его строгой выразительности и редчайшем совпадении со вкусами своего времени. Ее героини были кумирами и идеалами, а не секс-символами. Уланова была непорочна, как снег. И именно эта целомудренность сделала ее королевой.

Галина Сергеевна, до конца жизни ходившая на высоких каблуках и ежедневно делавшая балетную гимнастику, немногословная и погруженная в себя, полностью соответствовала своей высокой репутации. В последние годы, идя по коридорам Большого театра, иногда она не слышала обычных приветствий. Новое поколение танцовщиков, лицом к лицу столкнувшись с живой легендой, не узнавало ее. На это «первая балерина эпохи» лишь улыбалась: «Лучи юпитеров обнажают не только плохой грим, неряшливый костюм, некрасивые декорации. Лучи юпитеров, как и глаза зрителей, обнажают человеческую сущность. Хочешь ты или не хочешь, а то, что в тебе глубоко, твое настоящее все равно видно».

Уланова никогда не участвовала в политике, в отличие, скажем, от Натальи Бессмертновой, жены Ю. Григоровича, бывшей депутатом Верховного Совета. Галина Сергеевна танцевала в правительственных концертах – и все, пожалуй. Когда разразился скандал между бывшим руководителем Большого театра Ю. Григоровичем и тогдашним директором

В. Васильевым, Уланова заняла подчеркнуто нейтральную позицию. Сама она говорила о своем характере: «Мой недостаток в том, что я не всегда боролась. Я не очень умею требовать, стучать кулаком. Громко защищать и отстаивать свое я умею не всегда. Надо просто жить честно и чисто и не делать людям зла».

В Москве Уланова всегда чувствовала себя не в своей тарелке. За полгода до своей смерти великая балерина говорила журналистам: «Я ленинградка, или, как сейчас надо говорить, петербурженка. Москву я не люблю. Никак не могу привыкнуть, что я в ней живу. В Ленинграде я родилась, училась, там ко мне пришла слава. А потом меня взяли в Москву.

Да, я живу в высотном доме, но я живу одна. Мои близкие, даже те, кто был моложе меня, покинули этот мир. Я не царица Савская, я должна сама себя обслуживать. Я осталась совсем одна, и оказалась, по большому счету, никому не нужной».

Национальная гордость России, прославленная балерина Галина Уланова умерла 21 марта 1998 г. в возрасте 88 лет. По свидетельству нескольких близких ей людей, незадолго до смерти она уничтожила все бумаги, из которых можно было что-то узнать о ее частной жизни. Не оставила она и завещания.

 

Цветаева Марина Ивановна

(Род. в 1892 г. – ум. в 1941 г.)

Выдающаяся русская поэтесса, автор лирической прозы, эссе об А. С. Пушкине и воспоминаний об А. Белом, В. Я. Брюсове, М. А. Волошине, Б. Л. Пастернаке и других поэтах.

Осенним днем 1910 г. из ворот небольшого дома около Патриарших прудов вышла невысокая круглолицая гимназистка. Она пересекла Тверской бульвар и направилась в типографию Мамонтова. В руках у нее была внушительная пачка исписанных листов со стихами, в душе – дерзость и нерешительность. В этот ничем не примечательный день 18-летняя Марина Цветаева постучала в двери русской литературы.

Будущая поэтесса родилась 26 сентября 1892 г. в семье ученого-филолога, основателя знаменитого Музея изобразительных искусств на Волхонке Ивана Владимировича Цветаева. Ее «счастливая и невозвратимая пора детства» была связана с рождественскими елками, с первыми книгами и рассказами матери, Марии Александровны. Летние «золотые деньки» Марины и ее младшей сестры Анастасии протекали в старинном городке Тарусе на Оке. Осенью 1902 г. мать заболела чахоткой, и семья уехала за границу, так как здоровье больной требовало мягкого климата.

Мария Александровна лечилась в Италии, Швейцарии и Германии, девочки учились в католических пансионах, а отец разрывался между Москвой и заграницей. Тоска полусиротства чередовалась с переживаниями от недолговечных привязанностей, перемен мест и незабываемых впечатлений от сказочной природы, которая их окружала. Слишком рано познала юная Цветаева одиночество на людях – этот парадокс жизни, раздвоивший ее душу.

В 1905 г. решено было ехать в Ялту. Год, прожитый в Крыму, принес Марине детское увлечение революционной героикой – у всех на устах было имя лейтенанта Шмидта; среди новых знакомых оказались радикально настроенные молодые люди. Но новые впечатления вскоре сменились безутешным горем: так и не выздоровевшая мать, которую летом 1906 г. привезли в Тарусу, скончалась там 5 июля.

Осенью Марина по собственной воле пошла в интернат при московской частной гимназии Алферовой, предпочтя целый год жить среди чужих людей. В это время она беспорядочно читала книги и жила жизнью их героев, исторических и вымышленных, реальных и литературных, одинаково переживая за всех. Особенно она восхищалась личностью Наполеона и собирала все, что с ним было связано. Из-за Наполеона 16-летняя Цветаева самостоятельно поехала в Париж, где прослушала в Сорбонне курс по старинной французской литературе. Она уже писала стихи и рассказы, вела дневники.

В жизни Марина была диковата и дерзка, застенчива и конфликтна. Не уживалась в гимназиях и меняла их: за пять лет – три. Замкнутая в себе, она была неотступно влекома жаждой узнать мир, и в первую очередь – литературный. Юная Цветаева посещала издательство «Мусагет», где царил Андрей Белый с его «ритмистами», вслушивалась в непонятные ей литературные споры. Ее интересовала и одновременно отталкивала личность и поэзия Валерия Брюсова. И вероятно, в ее детской гордой и робкой душе постепенно созревал честолюбивый замысел: войти в этот малознакомый, но влекущий мир – со своим миром, своим словом, рассказать другим то, что она пережила.

И молодая женщина собрала стопку стихов – исповедь души за последние два года, отнесла в типографию, заплатила за печатание пятисот экземпляров и через месяц уже держала в руках довольно объемистую книжку в картонной обложке под названием «Вечерний альбом».

Итак, она вступила на путь, откуда ход назад был невозможен. Марина послала свою книгу В. Брюсову, М. Волошину и А. Белому. Это была большая смелость: отправить полудетские стихи Брюсову с просьбой «посмотреть». Но в ее первых, наивных, «невзрослых стихах» уже чувствовалось проявление той романтической «диалектики души», что не покинет Цветаеву до конца дней.

Весной 1911 г. Марина бросила гимназию и уехала в Крым. Живя в доме у Волошина – старшего и верного друга, вдохновителя ее на путь поэзии, она встретилась с Сергеем Эфроном. В Коктебеле он проходил курс лечения от туберкулеза и тяжело переживал смерть родителей. Общительный, красивый и внешне открытый юноша оставался внутри глубоко смятенным и одиноким.

С этого момента кончилось «трагическое отрочество» и началась «блаженная юность». В январе 1912 г. Марина обвенчалась с Сергеем и тогда же выпустила свой второй сборник стихов «Волшебный фонарь». Короткий промежуток времени между их встречей и началом Первой мировой войны был единственным в их жизни периодом беззаботного счастья. В сентябре у молодых супругов родилась дочь Ариадна.

С писательской средой сколько-нибудь прочных связей у Цветаевой не установилось. В январе 1916 г. она съездила в Петроград, где встретилась с М. Кузминым, Ф. Сологубом, С. Есениным и ненадолго подружилась с О. Мандельштамом. Позже, уже в советские годы, изредка встречалась с Б. Пастернаком и В. Маяковским, дружила со стариком К. Бальмонтом.

С весны 1917 г. для Цветаевой наступил трудный период. Беззаботные, быстро промчавшиеся времена, когда можно было позволить себе жить тем, чем хотелось, отступали все дальше в прошлое. В апреле она родила вторую дочь – Ирину. Размышляя о будущем, Марина ничего вокруг не замечала: «Множество всяких планов – чисто внутренних (стихов, писем, прозы) – и полное безразличие, где и как жить. Мое – теперь – убеждение: главное – это родиться, дальше все устроится».

Но ничего не «устроилось». «В Москве безумно трудно жить», – писала Цветаева в августе Волошину. В сентябре она уехала в Коктебель, а Эфрон, получивший после окончания школы прапорщиков назначение в запасной пехотный полк, остался в Москве. В самый разгар Октябрьского переворота Марина вернулась и увезла мужа в Крым, оставив детей в Москве. Когда через некоторое время она приехала за девочками, обратный путь был уже отрезан.

С этого момента началась долгая разлука Марины с Сергеем, прерванная лишь на несколько дней в январе 1918 г., когда он тайно приезжал в Москву. Белый офицер, он отныне превратился для нее в мечту, в прекрасного «белого лебедя», героического и обреченного. А она стоически переносила разлуку и беспомощно – разруху и лишения. Осенью 1919 г. Марина отдала детей в подмосковный приют, однако вскоре она забрала оттуда тяжело заболевшую Ариадну, а в феврале 1920 г. похоронила маленькую Ирину, погибшую в приюте от истощения и тоски.

Как ни удивительно, но никогда еще не писала Цветаева так много и вдохновенно, как в это тяжелое время. Дело, впрочем, было не столько в количестве, сколько в чуде многообразия. Марина находилась в поразительном расцвете творческих сил. Создается впечатление, что ее поэтическая энергия становилась тем сильнее, чем непосильнее делалось для нее бытовое существование.

Постоянно ощущая себя одинокой, Цветаева между тем проводила много времени в общении с самыми разными людьми – из ее записей виден весьма обширный круг знакомств. Она выступала на вечерах, отдавала стихи в сборники и, разумеется, была в курсе литературной жизни. Никто не узнал бы теперь в этой подтянутой, стремительной женщине с обострившимися чертами лица, ранней проседью, пристальным и одновременно отрешенным взглядом близоруких зеленых глаз прежнюю застенчивую и румяную гимназистку в пенсне.

Событие, перевернувшее всю последующую жизнь Марины, произошло 14 июля 1921 г. В этот день она получила первое за четыре года письмо от Сергея. После разгрома армии Врангеля он попал в Чехию, где поступил в Пражский университет. Цветаева мгновенно и бесповоротно приняла решение ехать к мужу. Без него она не мыслила своего существования.

Пребывание с мужем в Чехии продлилось около 3 лет и представляло собой бесконечную череду скитаний по близлежащим к столице деревням в поисках более дешевого жилья. Бедность, тяжесть жизни внешней и сосредоточенность жизни внутренней – вот главное в положении Цветаевой, которая впервые за много лет обрела долгожданное уединение.

В Чехии Марина выросла в поэта, который в наши дни справедливо считается великим. Одновременно со стихами шла работа над крупными произведениями: ей стало тесно в границах лирического стихотворения. Заветную идею о том, что любовь это – всегда и непременно – вначале глыба, лавина страстей, обрушивающихся на человека, а потом – также неизбежно – расставание, разрыв, – Марина воплотила в своих поэмах, давно уже ставших обязательной принадлежностью всякого цветаевского сборника.

1 февраля 1925 г. родился долгожданный сын Георгий, которого в семье ласково называли Мур. Осенью Цветаева, к тому времени изрядно уставшая от длительного и чрезмерного уединения, приходит к мысли о переезде во Францию. Не радовала перспектива растить маленького сына в убогих деревенских условиях; к тому же в Чехии семью больше ничего не удерживало: Эфрон заканчивал курс обучения в университете. В ноябре Марина с детьми приехала в Париж, где их временно приютили знакомые.

В пригородах французской столицы Марине было суждено прожить почти 14 лет. Скромные гонорары не могли удовлетворить нужды семьи. Чешская стипендия Эфрона подходила к концу; он метался от одного занятия к другому: был актером-статистом в кино, занимался журналистикой, но деньги были случайные и мизерные. Выручали литературные вечера-чтения, где некоторая часть билетов распространялась по высокой цене, и Фонд помощи Марине Цветаевой, созданный подругой С. Андрониковой-Гальперн.

От внешних обстоятельств менялся и характер супругов: «сердце остывало, душа уставала». Муж все чаще мечтал о России; в начале 1930-х гг. он стал одним из активных деятелей организованного «Союза возвращения на родину» и, о чем не догадывалась жена, секретным сотрудником НКВД. Марина же упорно оставалась вне всякой политики, и ответить на вопрос, хотела ли она так же, как Сергей, вернуться домой, очень сложно.

Время шло, и в марте 1937 г. дочь Цветаевой Ариадна, исполненная радостных надежд, уехала в Москву. А осенью Сергею пришлось бежать в Советский Союз, спасаясь от французской полиции. Такая внезапность была вызвана провалом парижской агентуры НКВД, принимавшей участие в убийстве советского разведчика И. Рейсса, перебежавшего на Запад. Марина осталась с сыном, но их отъезд был предрешен.

В Россию Цветаева с 14-летним Георгием приехала 18 июня 1939 г. Родина встретила ее мачехой – не как поэта и полноправную, законную гражданку, а как подозрительную белогвардейку, жену провалившегося в Париже советского агента. И первая весть на родной земле ударила как обухом: сестра Анастасия в концлагере.

Семья жила в подмосковном поселке Новый Быт на даче НКВД. Но это последнее счастье длилось недолго: в августе арестовали дочь, а в октябре – мужа Марины, обвинив их в шпионаже. Катастрофу Цветаева предчувствовала – недаром ее называли «колдуньей»: еще когда очутилась на пароходе, увозившем ее из Гавра в Россию, сказала: «Теперь я погибла…»

Цветаева оказалась без средств, в неизвестности – как, чем жить? Днем с сыном собирала хворост для печи – дров нет. Ночью не спала, прислушивалась, вздрагивала: теперь придут за ней… Что тогда будет с Муром? Ее нервы сдали после ареста соседа по дому, бывшего помощником мужа по работе в Париже. Спешно собравшись, она бежит в Москву, вон из этого проклятого места!

Цветаева с сыном скиталась по углам: снимала комнату в Голицыне, переменила три жилья в Москве. Ездила по тюрьмам с передачами Але (Ариадне) и Сергею; тряслась над хрупким здоровьем Мура; вызволяла прибывший из Франции багаж, который задерживали на таможне целый год, несколько раз безуспешно писала на Лубянку в надежде, что арест ее родных – недоразумение. И занималась переводами – с французского, немецкого, английского, грузинского, болгарского, польского и других языков.

Разразившаяся война с Германией застала Цветаеву за переводом Гарсиа Лорки. Работа была прервана, происходящие в стране события привели ее в состояние паники, безумного страха за сына, полной безысходности. Тогда-то, вероятно, и начала слабеть ее воля к жизни.

18 августа 1941 г. Марина вместе с Муром и несколькими писателями прибыла в городок Елабугу на Каме. Навис ужас остаться без работы. Надеясь устроиться в более крупном городе – Чистополе, где в основном находились эвакуированные московские литераторы, – она съездила туда, получила согласие на прописку и оставила заявление о приеме на работу в качестве посудомойки столовой Литфонда. В Елабугу Цветаева вернулась 28-го, с твердым намерением перебраться в Чистополь. А через три дня, в воскресенье, когда все ушли из дому, повесилась…

Марина опередила мужа, он будет расстрелян в тюрьме 16 октября 1941 г., так и не признав себя виновным. Сын Георгий погибнет на фронте через 3 года. Дочь Ариадна вернется из лагеря, снова будет арестована, отправлена в ссылку в Сибирь, опять вернется и до самой смерти в 1975 г. посвятит себя поэзии матери – работе над ее рукописями и изданием ее книг.

 

Чайковский Петр Ильич

(Род. в 1840 г. – ум. в 1893 г.)

Русский композитор, дирижер, педагог, музыкальный деятель. Сочинения: 12 опер, в том числе «Черевички», «Евгений Онегин», «Орлеанская дева», «Мазепа», «Пиковая дама», «Иоланта»; балеты «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик»; концерт; четыре кантаты; шесть симфоний; пять увертюр, в том числе увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта»; «Детский альбом»; 12 характеристических картин «Времена года»; 104 романса; музыка к спектаклям, в том числе к «Снегурочке» Островского, и др.

Петр Ильич Чайковский – пожалуй, один из самых любимых в мире русских композиторов. Его творчество стало апофеозом национальной музыки, своеобразным итогом исканий многих великих музыкантов XVIII–XIX веков. Да и в мировой «табели о рангах» Чайковский занимает самое привилегированное положение, ибо понятен всякому, кто ищет в музыке божественную красоту и высокое вдохновение.

Будущий композитор родился 7 мая 1840 г., в г. Воткинске Вятской губернии. Он был вторым сыном инженера-подполковника Ильи Петровича Чайковского – начальника Камско-Воткинского завода. Маленький Петя рос в обстановке семейного благополучия, окруженный любовью и вниманием. Его родителей, несмотря на значительную разницу в возрасте (Александра Андреевна Чайковская была младше своего мужа на 20 лет), связывали исключительные по глубине и искренности взаимные чувства. Расставаясь даже на короткое время, они писали друг другу подробные письма – своеобразные отчеты о своей жизни и жизни своих детей. Впоследствии дети Чайковских сохранили переписку родителей и переплели письма в красивый альбом. В нем, помимо прочего, можно увидеть и первые каракули четырехлетнего Пети Чайковского, которые он начеркал в письме своего отца к матери.

В своих письмах отец называл Петю не иначе, как «наш общий любимец». Да и мать не могла нарадоваться на младшего сына, тихого, приветливого и отзывчивого мальчика, который отличался от сверстников разве что своей несколько повышенной впечатлительностью.

Музыкальный слух и память проявились у Чайковского уже в раннем возрасте. В пять лет он начал учиться игре на фортепьяно, а через три года уже читал ноты не хуже своей учительницы и играл вполне профессионально со свойственным юным талантам стремлением к импровизации.

После переезда семьи Чайковских в Петербург девятилетнего Петю родители определили в подготовительный класс Училища правоведения, которое готовило чиновников для департамента юстиции.

В 1854 г. Чайковских постигло страшное горе: от холеры умерла мать, Александра Андреевна. Ее смерть 14-летний Петя пережил очень тяжело. Позже в своих письмах Петр Ильич не раз с горечью вспоминал это страшное детское потрясение, наложившее отпечаток на всю его дальнейшую жизнь.

С момента кончины матери у Чайковского, еще самого подростка, возникло удивительное чувство ответственности за судьбу братьев-близнецов, которые были младше его на десять лет. Он сам подтверждал это удивительное братское единение: «Моя привязанность к этим двум человечкам с каждым годом делается все больше и больше. Я внутренне ужасно горжусь и дорожу этим лучшим чувством моего сердца. В грустные минуты жизни мне толь ко стоит вспомнить о них – и жизнь делается для меня дорога. Я по возможности стараюсь для них заменить своею любовью ласки и заботы матери…»

В свою очередь, Модест Чайковский говорил о старшем брате, что «влияние его на нас было безгранично, его слово закон… Для нас он был брат, мать, друг, наставник – все на свете». И, словно в благодарность за это, Модест Ильич был первым помощником в творчестве композитора, в частности, автором либретто двух последних оперных шедевров Чайковского – «Пиковой дамы» и «Иоланты».

В мае 1859 г. Чайковский окончил Училище правоведения, получив чин титулярного советника и должность мелкого чиновника в Министерстве юстиции. Окунувшись в столичную светскую жизнь, он часто бывал в театре, развлекал друзей своими фортепианными импровизациями, даже сочинял романсы, которые сам же исполнял, обладая от природы небольшим, но приятного тембра баритоном. Воспоминания современников характеризуют его как «юношу приятного» – тактичного, воспитанного, остроумного и музыкального.

Понимая, что хороший юрист из него не получится, Чайковский долго колебался, прежде чем решился изменить свою жизнь. В 1862 г. он поступил в недавно открывшуюся Санкт-Петербургскую консерваторию, которую возглавлял знаменитый пианист и композитор Антон Рубинштейн. Вера в свое призвание у Чайковского была так сильна, что однажды, несмотря на свою врожденную скромность, он сказал брату: «С Глинкой мне, может быть, не сравняться, но увидишь, что ты будешь гордиться родством со мной».

Встреча с Антоном Рубинштейном сыграла исключительную роль в жизни Петра Ильича. Великий музыкант не просто заметил музыкальные способности своего ученика, но и безоговорочно признал их исключительными.

В консерваторский период Чайковский создал свое первое крупное симфоническое произведение – увертюру «Гроза» по драме А. Островского. В этом далеко еще не совершенном сочинении уже просматриваются черты почти всего дальнейшего симфонического и оперного творчества композитора – вплоть до Шестой симфонии и «Пиковой дамы». А к выпускному экзамену, который состоялся в декабре 1865 г., молодой композитор сочинил кантату на слова оды Шиллера «К радости» для хора и оркестра. Экзаменационная комиссия присудила выпускнику серебряную медаль.

После окончания консерватории Чайковский принял предложение известного пианиста и музыкального деятеля Николая Рубинштейна (брата Антона Рубинштейна) переехать в Москву и стать преподавателем музыкально-теоретических дисциплин в только что организованных московских Музыкальных классах, в том же году преобразованных в консерваторию.

В Москве Чайковский жил с 1866 по 1877 г. В этот период его деятельность была активной и разнообразной: он преподает в консерватории, пишет учебник по гармонии, выступает со статьями в газетах как музыкальный критик. Но, прежде всего, он без устали работает как композитор. В числе произведений этих лет – три симфонии, симфонические поэмы «Фатум», «Буря», увертюры-фантазии «Ромео и Джульетта», «Гамлет», фортепианные сочинения, два струнных квартета и целый ряд романсов. Тогда же созданы и первые оперы: «Воевода», «Ундина», «Опричник», «Черевички» (в первой редакции «Кузнец Вакула»). «Воевода», «Опричник» и «Кузнец Вакула» были поставлены на оперной сцене, но они не принесли автору славы – вскоре их сняли с репертуара. Чайковский и сам не был доволен своими первыми операми: партитуры «Ундины» и «Воеводы» он уничтожил, а оперу «Кузнец Вакула» впоследствии серьезно переработал, переименовав ее в «Черевички».

Вскоре после переезда в Москву композитор написал свою Первую симфонию («Зимние грезы»), в которой запечатлены не только бескрайние заснеженные просторы России, но и душевные переживания человека, настроения путника, погруженного в себя во время бесконечно долгой дороги. Первая симфония не сразу получила одобрение друзей и учителей Чайковского. Антон Рубинштейн отнесся к ней весьма критически и рекомендовал ряд эпизодов переработать. В 1868 г. симфония, уже в новой редакции, была с большим успехом исполнена в Москве оркестром под управлением Николая Рубинштейна.

Вторую симфонию, написанную в 1892 г., часто называют «Украинской», так как в ней композитор использовал украинские народные мелодии (в частности, ее финал основан на украинской народной песне «Журавель»).

С Украиной связано и создание одного из самых вдохновенных сочинений Чайковского – Первого концерта для фортепиано с оркестром, ставшего популярным во всем мире. Композитор начал писать его в конце 1894 г., сразу после возвращения в Москву с Украины, где он гостил в селе Каменка Киевской губернии у своей сестры, Александры Ильиничны. Украинские народные мелодии положены в основу первой части и финала концерта. Это произведение сразу получило широкую известность. Оно звучало в исполнении выдающихся пианистов не только в Петербурге и в Москве, но и во многих городах Европы и Северной Америки.

1870-е годы вообще были очень плодотворным периодом в творчестве Чайковского. Кроме упомянутых произведений, он написал ряд оркестровых сочинений, романсов, инструментальных пьес, музыку к пьесе А. Островского «Снегурочка». В 1876 г. был закончен балет «Лебединое озеро», который вызвал неоднозначные оценки. Одни упрекали композитора в бедности творческой фантазии, однообразии тем и мелодий, другие же, наоборот, считали, что музыка прекрасна и даже слишком хороша для балета. Тем не менее, премьера «Лебединого озера», состоявшаяся в феврале 1877 г. в московском Большом театре, прошла с успехом, и спектакль оставался в репертуаре еще шесть лет. Ныне этот балет признан во всем мире классическим, став своеобразной визитной карточкой высокого балетного искусства.

Несмотря на относительные неудачи создания опер, Чайковский не оставлял мысли о продолжении работы в этом жанре. После написания «Лебединого озера» у него впервые зародился замысел «Евгения Онегина» – оперы, ставшей впоследствии одной из лучших в мировом классическом наследии. Создание ее совпало для композитора со сложным моментом его жизни. Летом 1877 г. 37-летний Чайковский женился на одной из своих студенток, 16-летней Антонине Милюковой, весьма экзальтированной особе, которая буквально изводила своего учителя признаниями в любви и страсти. Последствия этого брака, который длился всего несколько месяцев, оказались ужасными. Настойчивые сексуальные притязания жены привели Чайковского к попытке самоубийства, и уже осенью того же 1877 г. брак был расторгнут. До самой смерти композитор материально обеспечивал Милюкову, правда, ни разу с ней больше не встречался. Антонина Милюкова пережила своего мужа более чем на двадцать лет, скончавшись в 1917 г. Последние два десятилетия своей жизни она провела в приюте для умалишенных.

Моральное состояние Чайковского было крайне угнетенным, здоровье внушало серьезные опасения и врачи рекомендовали ему лечение за границей. В это трудное время ему на помощь пришли друзья – Николай Рубинштейн и Надежда фон Мекк, вдова, обладательница огромного состояния, страстная поклонница музыки композитора. Рубинштейн сохранял за Чайковским его консерваторское жалованье, а Надежда Филаретовна оказывала ему материальную поддержку в течение тринадцати лет. С нею Петр Ильич был знаком только по переписке, которая началась в 1876 г. и затем привела к многолетней дружбе. Надежда Филаретовна назначила Чайковскому ежегодную денежную субсидию, что позволило ему прекратить работу в консерватории, пройти полный курс лечения в Италии и Швейцарии и спокойно заниматься творческой работой.

В Россию Чайковский вернулся в 1878 году. Тогда же была закончена опера «Евгений Онегин», ознаменовавшая собой новый этап в развитии русской оперной музыки. Эту оперу Чайковский скромно назвал «лирическими сценами». Она была поставлена в 1879 г. силами студентов Московской консерватории, а в 1884 г. – в Петербургском и Киевском оперных театрах. Очень скоро «Евгений Онегин» завоевал сцены почти всех русских театров. Имя Чайковского становится одним из самых популярных в России.

Почти одновременно с «Евгением Онегиным» композитор написал Четвертую симфонию, которую посвятил Надежде фон Мекк. Тогда же были созданы оперы «Орлеанская дева», «Мазепа» и «Чародейка».

1880-е и начало 1890-х годов стали временем творческой зрелости Чайковского и его европейской известности. В этот период Петр Ильич много путешествовал – он долгое время жил в Западной Европе и побывал в Америке. Его авторские концерты в разных городах России и за рубежом неизменно проходили с огромным успехом. Авторитет Чайковского приобрел международное значение. В 1893 г. в Англии ему была присуждена степень доктора Кембриджского университета.

В это время композитор написал свои лучшие произведения, среди которых Пятая и Шестая симфонии, оперы «Пиковая дама» и «Иоланта», балеты «Спящая красавица» и «щелкунчик».

Шестая симфония (Патетическая), созданная в 1893 г., стала последним творением великого композитора. В ней трагедийная линия симфонизма Чайковского достигла кульминации. Музыка ее отличается предельной эмоциональной насыщенностью, остротой контрастов и яркой реалистичностью. Шестая симфония – это трагическое повествование о жизни человека, полной суровой борьбы, радостных взлетов и тяжелых разочарований.

Впервые Шестая симфония была исполнена под управлением автора 16 октября 1893 г. в Петербурге. Это было последнее выступление великого композитора. 25 октября Петр Ильич Чайковский скончался в Петербурге. Он похоронен в Александро-Невской лавре.

 

Чехов Антон Павлович

(Род. в 1860 г. – ум. в 1904 г.)

Русский писатель. Роман «Драма на охоте»; повести «Степь», «Огни», «Скучная история», «Палата № 6», «Три года», «Моя жизнь», «Мужики», «Попрыгунья», «Душечка» и др.; сатирико-юмористические рассказы; пьесы «Иванов», «Дядя Ваня», «Чайка», «Вишневый сад», «Три сестры» и др.; книга «Остров Сахалин».

Антон Павлович Чехов, говоря о себе, был предельно сдержан: «Ничего из себя не делал… Ни рисовки или любования собою… Читать про себя какие-либо подробности, а тем паче писать для печати – для меня истинное мучение». Эту скромность Чехов пронес через всю свою жизнь, включая и годы, когда он стал вровень с величайшими русскими писателями XIX в. А к своей литературной деятельности относился Чехов словно к служению – честному, бескорыстному и радостному. И если в более поздние годы в его пьесах и повестях проступили печаль и самоирония, то лишь благодаря мудрой ясности, которая неизбежно приходит к большому художнику.

Дед Чехова, Егор Михайлович, был крепостным. Грамотность и предприимчивость позволили ему выкупиться на волю, освободить от крепостной зависимости всю семью и дать возможность развиваться способностям сына Павла и внука Антона, будущего писателя. Детство и юность Антоши, как ласково называли Чехова родные, прошли в Таганроге – небольшом портовом городе на степной окраине России. Отец, Павел Егорович, оказался здесь не случайно. С юных лет избрав купеческое ремесло, он стремился в город крупной торговли. Накопив небольшой капитал, Павел Егорович приобрел лавку и женился на Евгении Яковлевне Морозовой, дочери моршанского купца-суконщика, которая родила ему пятерых сыновей и одну дочь.

С детских лет Антон вместе со своими братьями и сестрой учились разным ремеслам, а главное, искусству торговли в лавке отца, поскольку Павел Егорович хотел их видеть людьми практичными. И все же по коммерческой части никто из них не пошел. Антон прославил фамилию Чеховых как писатель. Александр тоже обнаружил литературные способности, но из-за беспорядочной богемной жизни так и не состоялся как литератор. Михаил был известным актером, Иван – учителем, Николай, рано умерший от туберкулеза, подавал большие надежды как художник, Мария писала неплохие пейзажи.

В 1876 г. семья Чеховых оказалась в трудном положении. Павел Егорович разорился, его признали несостоятельным, и он, скрываясь от кредиторов, тайком уехал из Таганрога с женой и младшими детьми в Москву, где учились старшие сыновья – Александр в университете, Николай в Училище живописи. Антоше, гимназисту шестого класса, пришлось остаться в Таганроге до окончания гимназии. Как ни удивительно, но одиночество пошло ему только на пользу.

Три года прожил Чехов в Таганроге один. И за это время не только устоял под тяжестью семейных испытаний, но и возмужал, окреп, стал лучше учиться, проявив те качества, которых не доставало ни отцу, ни другим членам семейства – волю к жизни, духовную свободу и чувство собственного достоинства. Еще семнадцатилетним юношей он писал своему младшему брату Михаилу: «Ничтожество свое сознавай знаешь где? Перед Богом, пожалуй, перед умом, красотой, но не перед людьми. Среди людей нужно сознавать свое достоинство».

Антон легко привык к одиночеству и строгому, почти монашескому распорядку, к непрерывному труду. Он распродавал остатки домашнего имущества, сам зарабатывал себе на жизнь уроками (причем часть денег посылал матери в Москву), успешно сдал выпускные экзамены и даже заслужил стипендию, которую Таганрогская городская управа выплачивала одному из таганрожцев, обучавшихся в высших учебных заведениях.

В 1879 г. девятнадцатилетний Чехов стал студентом медицинского факультета Московского университета и почти одновременно сотрудником юмористических журналов «Будильник», «Зритель», «Спутник» и «Стрекоза». Медицинский факультет был выбран вполне осознанно, и учился Антон основательно, хотя совмещать учение с повседневной работой в журналах было нелегко. Первые годы в Москве Чеховы жили бедно. Отец служил приказчиком, младшие брат и сестра учились в гимназии, денег хронически не хватало. Поэтому вскоре писательство Антона стало для семьи главным источником существования. Печаталось далеко не все, но и отвергнутые юморески он как-то пристраивал уже в московские газеты за смехотворный гонорар – несколько копеек за строчку. Кассы редакций пустовали, и молодые авторы вынуждены были ожидать, пока мальчишки-газетчики принесут с улицы хоть какую-то выручку.

Первый, кто как-то помог Чехову войти в литературу, был петербургский издатель Лейкин. Он вел журнал «Осколки» и в июне 1883 г. предложил Чехову писать для него заметки два раза в месяц под заглавием «Осколки московской жизни». Тот принял предложение и вел свою колонку до октября 1885 г. Кроме того, в «Осколках» под многочисленными псевдонимами Чехов напечатал более сотни юмористических рассказов и пародий. Однако вскоре его стал тяготить навязанный ему юмористический жанр, и тогда Лейкин, человек добрый и разумный, устроил Чехову договор с «Петербургской газетой», куда он писал каждую неделю уже серьезные рассказы.

Многие читатели и критики восприняли Антошу Чехонте (один из многочисленных псевдонимов Чехова) как поставщика увеселительного чтива. Но в своих маленьких рассказах начинающий автор затрагивал большие темы, умел показать жизнь человека во всем ее многообразии. Это была необычная проза. Каждый рассказ, написанный в лаконичной форме, заключал в себе сюжет целой повести и даже романа. Тогда и появились изречения Чехова, определившие его стиль: «Краткость – сестра таланта», «Коротко говорить о длинных вещах», «Искусство писать – это искусство сокращать».

Чехов писал свои веселые и грустные истории и одновременно учился, при этом не имея элементарных бытовых условий для работы и испытывая постоянную нужду в деньгах. Такой изнурительный труд, безусловно, сказывался на здоровье. В 1884 г. у Антона случилось сильное горловое кровотечение – первый признак туберкулеза. Члены семьи Чеховых были подвержены этой болезни, и студент-медик прекрасно знал ее симптомы. Но к врачам он категорически отказался обращаться, а мать поспешил успокоить, что его болезнь никак не связана с семейным недугом.

Несмотря на это, в конце 1884 г. Антон успешно сдал экзамены и стал дипломированным врачом. Через несколько месяцев, собрав немного денег, он отправился в Петербург. До сих пор Чехов не придавал серьезного значения своему литературному труду, но, приехав в столицу, он, к своему удивлению, обнаружил, что его рассказы знают и любят. Петербургские литераторы и критики увидели в них свежесть, живую интонацию и оригинальность.

В Петербурге Чехов познакомился с издателем престижной газеты «Новое время» Сувориным, который сразу же предложил ему сотрудничество, а позднее стал его близким другом. Завел знакомство и с писателем Дмитрием Григоровичем, имевшим большой авторитет среди русской интеллигенции. Григорович, пожалуй, первый разглядел в Чехове большой талант, о чем позже писал ему: «Вы, я уверен, призваны к тому, чтобы написать несколько превосходных истинно художественных произведений. Вы совершите великий нравственный грех, если не оправдаете таких ожиданий».

Но жить только литературой Чехов не собирался, он говорил, что «медицина – моя законная жена, литература – незаконная. Обе, конечно, мешают друг другу, но не настолько, чтобы исключать друг друга». Как врач Чехов не имел большой практики, одно время (около двух лет, с 1884 по 1886 г.) он служил врачом в заштатном городке Воскресенске под Москвой, заведовал земской больницей в Звенигороде, неподалеку от Воскресенска, принимал больных из окрестных деревень. Однако дохода врачебная деятельность практически не приносила, поскольку пациенты, местные крестьяне, были бедны. Поэтому, как и раньше, он мог рассчитывать лишь на публикации рассказов в московских и петербургских журналах.

Первая книга его рассказов «Сказки Мельпомены» увидела свет в 1884 г. и прошла почти незамеченной у читающей публики. Вторую книгу «А. Чехонте (Ан. П. Чехов). Пестрые рассказы», которая вышла в мае 1886 г., критики оценили неоднозначно, хотя с прилавков книжных магазинов она очень быстро исчезла. Чехов писал по этому поводу Лейкину: «Про мою книгу заговорили толстые журналы. “Новь” выругала и мои рассказы назвала бредом сумасшедшего, “Русская мысль” похвалила, “Северный вестник” изобразил мою будущую плачевную участь на 2-х страницах, впрочем, немного похвалил…»

К началу 1890-х годов Чехов становится одним из популярнейших писателей в России. В 1887 г. вышли еще две книги его рассказов «Невинные речи» и «В сумерках» (за которую 27-летний писатель был удостоен академической Пушкинской премии); состоялась также премьера его первой пьесы-комедии «Иванов» в московском театре Корша. В 1888 г. была опубликована повесть «Степь», о которой Чехов говорил, что это «не повесть, а степная энциклопедия», а через два года вышел еще один сборник рассказов «Хмурые люди» с посвящением композитору П. И. Чайковскому.

В 1890 г. Чехов совершил путешествие на Сахалин, где пробыл три месяца, изучая быт ссыльных поселенцев, и, как он писал Суворину, на каторге и поселениях «видел все, кроме смертной казни». Результатом этой поездки стала уникальная исследовательская книга «Остров Сахалин», которая привлекла внимание общественности к «острову изгнания». Некоторые реформы в положении каторжных и ссыльных, проведенные правительством в начале 1890-х годов, современники Чехова склонны были расценивать как уступку общественному мнению, вызванному книгой.

В 1892 г. Чехов приобрел небольшое имение в деревне Мелихово в 50 верстах от Москвы и переехал туда со всем своим многочисленным семейством. Он надеялся поправить свое здоровье, поскольку все чаще его стали мучить горловые кровотечения. Годы, прожитые в Мелихове, были, пожалуй, лучшими в жизни Чехова. Здесь он много писал (за его произведения издатели уже платили приличные гонорары), принимал активное участие в общественных делах – был земским гласным, попечителем сельского училища, на свои средства построил школу для крестьян и, как всегда, бесплатно лечил. Двери гостеприимного мелиховского дома всегда были открыты для друзей. Здесь пережил писатель и несколько любовных увлечений. Женщины всегда любили Чехова, но ни одна из них так и не увлекла его серьезно. Чаще всего биографы упоминают имена Лики Мизиновой, которая была дружна со всей семьей Чеховых, и писательницы Лидии Авиловой, которая уже в 75-летнем возрасте опубликовала мемуарный роман «Чехов в моей жизни», имевший первоначальное заглавие «О любви».

К 1897 г. здоровье Антона Павловича настолько ухудшилось, что в марте ему пришлось лечь в клинику. Врачи поставили окончательный диагноз – верхушечный процесс в легких. В сентябре Чехов лечился в Ницце, но надежды на лечение за границей не оправдались, поэтому в следующем году Антон Павлович приобрел в Ялте участок для постройки дачи. Отныне дача в Ялте стала для писателя основным местом жительства.

В середине 1890-х годов Чехов достигает вершин художественного мастерства в области драматургии. Его пьесы «Чайка», «Дядя Ваня», «Вишневый сад» вот уже почти столетие вдохновляют крупнейших режиссеров не только России, но и Франции, Англии, Америки. А впервые они были поставлены в Художественном театре, которым руководили Станиславский и Немирович-Данченко. Эти два великих режиссера сумели почувствовать чеховский дар, увидеть скрытую, «незаметную» красоту в обыденной жизни, понять и передать в своих спектаклях особенности его стиля.

Постановка «Чайки» переплелась с большим событием в личной жизни Чехова. В сентябре 1898 г. на репетиции этой пьесы он познакомился с актрисой Ольгой Книппер, которая играла Нину Заречную. В мае 1901 г. Антон Павлович и Ольга Леонардовна поженились. Кстати, к большому неудовольствию всего семейства Чеховых, которое все еще от него материально зависело.

Молодожены условились, что Ольга по-прежнему будет играть в театре, а встречаться с ней Антон Павлович будет в Москве или в Ялте, куда та приезжала в дни, свободные от спектаклей. Сохранились их письма, трогательные и нежные, дышащие любовью и заботой друг о друге. Именно Ольга склонила Чехова написать «Вишневый сад». В этой пьесе ей отводилась роль Раневской.

Премьера «Вишневого сада» состоялась в день рождения писателя 17 января 1904 г. и имела огромный успех. А уже в июне здоровье Антона Павловича настолько ухудшилось, что врачи рекомендовали ему немедленно ехать за границу на лечение. Чехов с женой отправился на немецкий курорт Баденвейлер, который, впрочем, мало подходил больному туберкулезом. К сожалению, лечение не принесло желаемых результатов. Больному становилось все хуже, и в ночь с 1 на 2 июля, сказав по-немецки: «Я умираю», Антон Павлович Чехов скончался. Ему исполнилось лишь 44 года.

Тело Чехова было перевезено в Москву, и 9 июля он был похоронен на Новодевичьем кладбище рядом с могилой отца.

 

Шнитке Альфред Гарриевич

(Род. в 1934 г. – ум. в 1998 г.)

Русский композитор. Основные сочинения: четыре симфонии; три Концерто гроссо; девять инструментальных концертов; сонаты, квартеты, камерно-инструментальные ансамбли; Реквием и др. хоровые сочинения; кантата «История доктора Иоганна Фауста», камерно-вокальные сочинения, музыка к драматическим спектаклям и кинофильмам.

Среди композиторов второй половины ХХ века, чья музыка прозвучала остро и современно, имя Альфреда Шнитке стоит в первом ряду. Как никто из русских композиторов, он близко воспринял творчество «титанов столетия» Шёнберга, Веберна и Берга, став гениальным интерпретатором философских идей своего времени. Человек и мир; человек и Космос – вот основные мотивы произведений мастера, переведенные на метафорический, нередко усложненный язык музыки.

Альфред Гарриевич Шнитке родился 24 ноября 1934 г. в г. Энгельсе АССР Немцев Поволжья (ныне Саратовская область). Отец, Гарри Викторович Шнитке, был журналистом, переводчиком с немецкого; мать, Мария Иосифовна Фогель, сотрудничала с московской газетой «Neues Leben».

Надо сказать, что семья Шнитке жила очень просто: русская печь, вода из колодца. Маленький Альфред помогал маме на огороде и даже сидел перед домом, продавая морковку и зелень. Он рос серьезным, прилежным мальчиком с незаурядными музыкальными способностями: уже в двухлетнем возрасте обнаружил тягу к ритму, отбивая его деревянными ложками, а позже, словно совершенствуя музыкальный слух, пристрастился к игре на губной гармонике. Конечно, никто тогда не мог предположить, что мальчик, забавлявшийся простенькой гармоникой, станет в будущем выдающимся композитором ХХ столетия и выразителем идей мирового постмодернизма.

Родители первыми поддержали стремление сына к музыке. Семилетнего Альфреда привезли в Москву на прослушивание в Центральную музыкальную школу. Но тут началась война, и стало не до музыки. Шнитке-старший ушел добровольцем на фронт, став военным переводчиком, а Мария Иосифовна с детьми все тяготы войны пережила в Энгельсе, откуда ее, как ни удивительно, не выслали ни в Сибирь, ни в Казахстан, куда отправляли всех поволжских немцев.

В 1945 г., после окончания войны, Гарри Викторович получил назначение в Вену, став сотрудником советской пропагандистской газеты. Семья Шнитке поселилась в самом центре Вены, неподалеку от Венской оперы. В этом же доме жила Шарлотта Рубер, пианистка и преподавательница, давшая Альфреду первые уроки игры на фортепиано. Ему было уже двенадцать, когда он впервые прикоснулся к клавишам рояля. Эти два венских года определили судьбу Альфреда Шнитке как музыканта и прибавили к его немецкому языку, которым он уже владел в совершенстве, еще и венский акцент.

Из Вены семья переехала в Подмосковье. После долгих скитаний удалось наконец снять небольшую комнату в Москве, разделенную деревянной перегородкой. К тому времени у Альфреда пробудилась настоящая страсть к музыке. Казалось, юноша, не получивший серьезной музыкальной подготовки, не имел никаких шансов быть замеченным, и вдруг неожиданная встреча, тоже вроде бы случайная, отца со старинным приятелем, певцом в ансамбле песни и пляски Александрова. Тот был близко знаком с ректором Московского музыкального училища и помог одаренному юноше поступить на хоровое отделение.

После музыкального училища было композиторское отделение Московской консерватории, которую Шнитке закончил в 1958 г. и тут же был принят в аспирантуру по классу сочинения Е. Голубева. И все эти годы начинающий композитор не прерывал творческой работы. Еще будучи студентом, Шнитке удостоился чести прижизненного исполнения нотных публикаций и официальных заказов, что, помимо прочего, давало надежду на заработок.

К 1958 г. относится встреча Шнитке с восемнадцатилетней красавицей Ириной Катаевой, талантливой пианисткой, поступавшей в Московскую консерваторию. Правда, к этому времени Шнитке был уже женат и вряд ли думал о каких-либо изменениях в личной жизни. Все произошло достаточно тривиально. Ирина, дочь состоятельных родителей, уже считала себя принятой в консерваторию, как вдруг получила «неуд» по теории музыки. Ничего не оставалось делать, как обратиться за помощью к более опытным музыкантам. Кто-то из знакомых дал ей телефон Шнитке, который уже тогда был подающим надежды композитором.

«Альфред! Я прекрасно помню этот момент. Меня как громом ударило, – вспоминала впоследствии Ирина Шнитке. – Это имя присутствовало в моей жизни с детства. Я когда в дочки-матери играла, всегда почему-то называла своего “мужа” Альфредом».

Встреча двух молодых людей стала судьбоносной. 4 февраля 1961 г. Ирина и Альфред поженились. Свадьба была веселой, но дальше чете Шнитке пришлось пережить тяжелые десять лет, наполненные постоянными материальными проблемами.

Но было и творчество, спасавшее от трудностей повседневной жизни. Первые музыкальные

сочинения молодого Шнитке – оратории и кантаты на стихи разных авторов. Хотя, по сути, этот список должен возглавить Первый скрипичный концерт, написанный еще в студенческие годы. В этом произведении уже чувствовались явные признаки формирующегося стиля, который позже назовут «шнитковским». Инструментальная музыка вообще будет доминирующей сферой выражения композитора.

В эти годы Шнитке огромное внимание уделял композиционной технике. Позже он стал великолепным теоретиком музыки, разрабатывающим музыкальные идеи, у истоков которых стояли Прокофьев, Стравинский, Шёнберг, Шостакович. Методам сочинения Шнитке придавал настолько большое значение, что сам разделил свое творчество на определенные периоды. Первый – до 1963 г. – малое использование новых техник; второй – 1963–1967 гг. – интенсивное применение додекафонии, сериализма и др.; третий – с 1968 г. – свободная техника.

Такой интерес к теоретическим изысканиям побудил молодого композитора заняться преподавательской работой. Деятельность Шнитке-педагога в Московской консерватории охватывает период с 1961 по 1972 г., после чего он избрал профессию свободного художника.

Итак, Шнитке, досконально изучив принципы современной классической музыки, уже к середине 1960-х гг. начал создавать свой индивидуальный стиль. Произведением, которое открыло меломанам зрелого Шнитке и определило многие черты его творчества, стал Второй скрипичный концерт. Здесь вечные темы жертвования, страдания, предательства, смерти воплощены в яркой драматической форме, где линию сил добра вели солирующая скрипка и группа струнных, а силы зла – контрабас, духовые, ударные и фортепиано.

Форма стилистической контрастности, в которой цитируются другие композиторы, существовала в искусстве давно. Но в ХХ в. «игра» чужими стилями стала основополагающей художественной концепцией сочинения. Вторая скрипичная соната (1968 г.) – яркий тому пример. В этом произведении слышны отзвуки музыки Бетховена, Брамса, Листа. Кроме того, Шнитке искусно соединил в этой сонате приемы многих эпох, романтизма, но при этом основательно их трансформировал, показав мир глубокой и сложной личности и вечную борьбу человека с демоническими силами.

Одним из центральных произведений Шнитке является и Первая симфония, написанная в 1972 г., главная идея которой – судьба искусства как отражение метаний человека в современном мире. Первая симфония создавалась долго, в общей сложности три года. Она посвящена знаменитому дирижеру Геннадию Рождественскому, ставшему и ее первым исполнителем. Премьера состоялась в г. Горьком в феврале 1974 г. Эффект исполнения Первой симфонии Шнитке был таков, что отклики, можно сказать, волной прокатились по страницам печати Горького и Москы, а также польской печати, а затем выразились в исследовательских и журналистских работах музыковедов Ленинграда, Москвы, Германии.

Первая симфония Шнитке принадлежит к тем произведениям, которые ставят вопрос: что такое музыка вообще? Вопрос для тех времен звучал весьма актуально, ибо впервые в советской музыке в одном произведении была представлена необъятная панорама стилей, жанров и направлений – классика, авангард, древние хоралы, вальсы, польки, марши, мазурки, гитарные наигрыши, джаз и так далее. Композитор применил здесь методы так называемой полистилистики и коллажа, а также приемы инструментального театра (движения музыкантов по сцене). Это было необычно, ново, свежо и очень «документально», хотя далеко не всеми воспринималось как истинное классическое искусство.

Полистилистику как яркий способ показать конфликт классической гармонии и современной перенапряженности Шнитке использовал и во многих других своих сочинениях – Второй и Третьей симфониях, Третьем и Четвертом скрипичном концертах, альтовом Концерте, Посвящении Паганини и Второй сонате для скрипки.

Новые грани композитора раскрылись в период так называемого «ретро», простоты, вернувшейся в европейскую музыку в 1970-е годы. Почувствовав тягу к выразительной мелодии, Шнитке создал лирико-трагические Реквием и фортепианный Квинтет.

Реквием из музыки к драме Шиллера «Дон Карлос» для солиста, хора и инструментов, благодаря индивидуальной трактовке старинного, освященного веками жанра, открыл еще одну страницу творчества Шнитке. По свидетельству поэта Арсения

Тарковского, «эта музыка – и до XVIIІ века, и после нас». То же самое можно сказать и о Квинтете для фортепиано, двух скрипок, альта и виолончели. Композитор писал его с 1972-го по 1976 год долго и трудно. Посвященный памяти матери, скончавшейся в 1972 г., Квинтет отразил и еще не пережитую боль утраты, и попытку осознания проблем бытия и смерти вообще. Как писал музыковед В. Бобровский: «Душевная боль, воплощенная в музыке Квинтета, изживается и сменяется всеобщим просветлением. Истина найдена. Личная скорбь возвышена до символа бессмертия».

Если музыка Квинтета глубоко личная и даже интимная, то созданное одновременно с ним Концерто гроссо № 1 – лирико-философское произведение, страстное и трагическое повествование о мироздании, жизни и связи времен. Это как бы взгляд из настоящего на великие цивилизации прошлого, от которых остались лишь изуродованные осколки как после вселенской катастрофы.

1980-е гг. стали для композитора периодом синтеза лирического и мелодического начал, возникших в ретро и соединенных с симфонизмом предыдущих лет. Таковые Вторая и Третья симфонии, Второй струнный квартет, в котором проступают черты древнерусской песенности, Третий скрипичный концерт, Виолончельная соната.

К середине 1980-х годов творчество Альфреда Шнитке стало широко известно не только в СССР, но и за рубежом. Его музыка звучала в родной стране – в концертах, на встречах с композитором, в учебных классах (музыкальных и балетных), по радио, в кино (фильмы «Восхождение», «Агония», «Как царь Петр арапа женил» и многие другие – всего около 60 фильмов), по телевидению («Маленькие трагедии» по Пушкину, «Мертвые души» по Гоголю и др.). Музыка Шнитке исполнялась за границей – в Польше, Германии, Венгрии, Австрии, Англии, Финляндии, Франции, Турции и других странах.

Одним из самых впечатляющих произведений 1980-х гг. является кантата «История доктора Иоганна Фауста» (1983 г.). Традиционный для европейской культуры образ чернокнижника, продавшего душу дьяволу за жизненное благополучие, раскрыт композитором в самый драматический момент его истории – момент кары за содеянное, ужасной, но справедливой. Шнитке так разъяснял свое прочтение легенды: «У всех Фауст, погрязший во зле, сохраняет драгоценнейшее качество, отличающее человека, – совесть. Беспощадный суд человечества над собой, творимый им на протяжении всей истории, – источник надежды и на будущее мира».

Друзья композитора вспоминали, что в эти годы он творил как одержимый. Неудивительно, что перенапряжение в работе катастрофически подрывало здоровье маэстро. В 1985 г. случился первый инсульт, который тогда еще не привел к тяжелым последствиям.

На самочувствие Шнитке влияло и настороженное отношение к нему со стороны официозных музыковедов и Союза композиторов, членом которого, кстати, он был многие годы.

Правда, музыка раннего Шнитке звучала современно, за что к автору власти поначалу благоволили, хотя и сдержанно. Первые произведения композитора исполнялись в Большом зале консерватории, а Большой театр даже заказал ему оперу. Но когда Шнитке ее написал, художественный совет отказался от постановки, мотивируя нежеланием автора подправить этот «сумбур» вместо музыки. Было это в начале шестидесятых. Следующие двадцать лет Союз композиторов делал вид, что композитора по имени Альфред Шнитке просто не существует: музыка его не исполнялась, приглашения из-за границы, поступавшие на его имя в адрес Союза, не доходили до адресата. Тем не менее, и в таких условиях Шнитке творил намного плодотворнее, чем другие композиторы классической музыки, к которым власти относились гораздо благосклоннее.

В 1990 г. Альфред и Ирина Шнитке эмигрировали из Советского Союза и поселились в Гамбурге, где композитор стал преподавать и где до сих пор живет сын, известный фотограф и музыкальный аранжировщик. В Гамбурге, в конце концов, была поставлена «История доктора Иоганна Фауста».

Альфред Шнитке скончался 3 августа 1998 г. в одной из гамбургских клиник, после четвертого инсульта. Знал ли он, что в будущем станет всемирно признанной знаменитостью? Наверняка знал, потому никогда и не изменял своей музыке, своему видению и пониманию мира. А это и есть главная черта великого художника.

 

Шостакович Дмитрий Дмитриевич

(Род. в 1906 г. – ум. в 1975 г.)

Русский композитор, пианист, педагог. Сочинения: оперы «Нос», «Катерина Измайлова»; балеты «Золотой век», «Болт», «Светлый ручей»; музыкальная комедия «Москва-Черемушки»; 15 симфоний для симфонического оркестра; концерты с оркестром – два для фортепиано, два для скрипки, два для виолончели; камерно-инструментальные ансамбли – сонаты для скрипки, альта, виолончели с фортепиано; четыре балетные сюиты; 24 прелюдии; 15 струнных квартетов, романсы; музыка к кинофильмам «Златые горы», «Встречный», «Юность Максима», «Возвращение Максима», «Человек с ружьем», «Пирогов», «Овод» и др.

Как человек Дмитрий Шостакович принадлежал к тому поколению интеллигенции, которому предстояло жить в непростых условиях государственного строя, диктовавшего свою идеологию и свой способ мышления. Но как гениальный композитор он создавал музыку, выходящую за рамки любого режима, то есть такую, которая больше принадлежит будущему, чем сиюминутному и «злободневному». Этот композитор всегда шел своим, подчас трудным путем исканий, философски осмысливая время и творчески обогащая наследие классиков.

Дмитрий Дмитриевич Шостакович родился в Петербурге 25 сентября 1906 г. в семье инженера-химика, сотрудничавшего с самим Менделеевым. И отец, Дмитрий Болеславович, и мать, Софья Васильевна, были поклонниками музыки, часто звучавшей в их доме. Игре на фортепиано девятилетний Митя сначала учился дома под руководством матери, а затем продолжил учебу в школе Гляссера, известного музыкального просветителя. У него мальчик стал играть сложные сонаты Моцарта, Гайдна, «Маленькие фуги» Баха.

В тринадцатилетнем возрасте Шостакович поступил в Петроградскую консерваторию. Ее директор А. К. Глазунов сразу разглядел в одаренном подростке яркую личность и посоветовал Дмитрию одновременно заниматься и по классу фортепиа но, и по классу композиции. Так учителями Шостаковича стали замечательные русские музыканты М. Штейнберг и Л. Николаев.

Учился молодой человек блестяще, с легкостью овладевая тем, что другим давалось с большим трудом. Достаточно сказать, что за четыре года он окончил полный курс фортепианной игры, а еще через два года – полный курс композиции. Таким образом, в девятнадцать лет, в возрасте, в котором многие лишь переступают порог высшего учебного заведения, Шостакович уже выходил на путь самостоятельной деятельности, имея в своем активе собственные сочинения – пьесы для фортепиано, оркестровое скерцо, пьесы для виолончели с оркестром и Первую симфонию – произведение удивительной зрелости для столь юного автора.

Триумфальная премьера Первой симфонии прошла в мае 1926 г. в Ленинграде в Большом зале филармонии. На следующий день имя молодого композитора стало знаменитым, его произведением заинтересовались многие дирижеры, вскоре она транслировалась по радио, а в 1927 г. была впервые сыграна за границей. Эту «весеннюю» симфонию слушатели полюбили за юношеский оптимизм и свежесть звучания, и лишь со временем стало заметно, что эта музыка является глубокой и сложной психологической драмой.

Как сын своего времени, Шостакович, конечно же, не мог пройти мимо революционной темы. Ей посвящены Вторая симфония («Октябрю») и Третья («Первомайская»), написанные в 1927–1929 гг. и приуроченные к новым советским праздникам. И хотя оба эти произведения свидетельствовали об искреннем желании молодого композитора откликнуться на идеи новой жизни, музыка оказалась сложной для восприятия и, возможно, потому особых восторгов у критиков не вызвала.

А уж появление в конце 1920-х годов оперы «Нос» по повести Гоголя и балета «Золотой век» и вовсе вызвали раздражение советских чиновников от музыки. В печати появились статьи о «тлетворном влиянии Запада», модернистских тенденциях и заумном экспериментаторстве. Композитора упрекали в создании противоестественных вокальных мелодий и звукоподражательных эффектов.

А между тем, обращение к произведению великого русского писателя сыграло важную роль в становлении Шостаковича как художника, выявило своеобразие его таланта. Опера «Нос» стала подлинным пиршеством музыкального гротеска и театра абсурда. Кроме того, это еще и пародия на классическую оперу и оперные формы: возвышенных героев заменила серая, абсолютно безликая масса. Никогда более Шостакович с такой откровенностью и прямотой уже не сможет рассказать, как ужасна и бесчеловечна власть ничтожеств!

И все же как реформатор музыкальных форм он наиболее ярко проявил себя в следующей опере – «Катерина Измайлова», написанной в 1934 г. на сюжет повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда». В отличие от «Носа», это была уже настоящая опера, а не злая пародия на нее, и прежде всего, благодаря героине, Катерине Львовне, бросающей вызов окружающей ее беспросветной жизни. Но как же не похожа новая героиня на традиционных «романтических» оперных див! Деяния ее преступны (убийство свекра и мужа), цели – иллюзорны (любимый, ради которого Катерина идет на преступление, оказывается вульгарным пошляком)…

«Катерина Измайлова» вконец разозлила советских идеологов. В газете «Правда» в начале 1936 г. появилась статья под многозначительным названием «Сумбур вместо музыки», в которой опера подвергалась уничтожающей критике. Подающий большие надежды композитор, которому в эти годы были близки и атональность Шёнберга, и конструктивизм Стравинского, а также джаз и музыкальный футуризм, получил суровый урок, отойдя от традиционной музыки. С этого момента власти негласно запретили Шостаковичу исполнять все, написанное ранее, из-за чего ему пришлось отменить исполнение своей Четвертой симфонии (1936 г.).

Единственное, что скрашивало жизнь композитора в это непростое для него время, – это работа для театра и кино. Еще в 1920-е годы он активно работал в драматических театрах – Ленинградском ТРАМе, Московском театре Вахтангова и в театре Мейерхольда. Шостакович писал музыку, соответствующую духу и высокой трагедии («Гамлет» для театра имени Вахтангова), и феерической комедии («Клоп» Маяковского в постановке Мейерхольда).

Но особенно популярными стали его мелодии к фильмам «Златые горы», «Встречный» из кинотрилогии о Максиме, «Человек с ружьем» и др. Здесь важно подчеркнуть, что заслуга Шостаковича как деятеля кино состоит в том, что он первым ввел в кинофильм песню как лейтмотив, то есть музыкальное воплощение определенной характеристики картины и ее героев. Другими словами, это то, что сегодня именуется «саунд трек».

Что касается личной жизни композитора, то она всегда была упорядочена, проста и полностью подчинена творчеству. В отношениях с женщинами он проявлял уважение, терпимость и благородство. Первый раз Шостакович женился в 26 лет на Нине Васильевне Варзар, астрофизике по профессии. От этого брака родилось двое детей – сын Максим, который стал дирижером, и дочь Галина, избравшая профессию биолога.

С написанием Четвертой симфонии, виолончельной сонаты и 24-х прелюдов завершился, пожалуй, самый сложный период в творческой судьбе композитора. Стараясь не терять избранного стиля, он в то же время стремится к большей простоте музыкального языка, чему свидетельством его своеобразная исповедь – Пятая симфония, которая стала классической вершиной симфонической музыки XX века.

В 1937 г., когда была написана и впервые исполнена Пятая симфония, Шостакович стал профессором Ленинградской консерватории, где преподавал инструментовку, а затем и композицию. Как педагог он ввел в учебный процесс организационную аккуратность и даже педантичность. В частности, каждого студента называл по имени-отчеству и только на «вы», чем ставил их в положение коллег. Именно в классе Шостаковича сформировались уверенные профессиональные композиторы, владевшие всеми навыками работы, сочинявшие много, активно и по-разному, со свободным выявлением индивидуальности.

Одновременно с преподавательской работой Дмитрий Дмитриевич напряженно работал над собственными сочинениями. В 1939 г. была создана Шестая симфония, в которой ощущается раздолье широких напевных мелодий, русская народно-песенная стихия.

Великая Отечественная война круто изменила творческие планы композитора. В июне 1941 г. дети с Ниной Васильевной находились на государственной даче в Келломяках. Оттуда в конце июня семья возвратилась в Ленинград, затем уехала в Вырицу, из которой пришлось уже бежать под бомбежкой.

Шостакович просился на фронт, подал заявление в Народное ополчение, работал на строительстве оборонительных рубежей, в консерваторской команде по тушению пожаров от зажигательных бомб. Он категорически отказывался уезжать из города, но Военный Совет фронта отдал распоряжение о немедленной эвакуации композитора. Шостакович с семьей был эвакуирован в Куйбышев, где в конце декабря 1941 г. завершил знаменитую Седьмую симфонию.

В марте 1942 г. там же состоялась и ее премьера. Вскоре симфония прозвучала в Москве, а 9 августа 1942 г. была исполнена в блокадном Ленинграде в Большом зале филармонии. Кроме того, она транслировалась по радио. Дата эта для северной столицы роковая – именно день 9 августа был назначен Гитлером для взятия города.

Тот знаменательный день, когда в городе были включены все уличные репродукторы и измученные ленинградцы стояли перед ними и слушали мужественную победоносную музыку, поэтесса Ольга Берггольц увековечила в пронзительных строках: «Наступила полная тишина, и началась музыка. И мы, не плакавшие над погибающими близкими людьми, сейчас не могли и не хотели сдерживать отрадных, беззвучных, горючих слез. И мы не стыдились их».

Вскоре после окончания Седьмой симфонии Шостакович создал два шедевра в области инструментальной музыки, глубоко трагичных по своему характеру, – Восьмую симфонию (1943 г.) и фортепианное трио памяти И. Соллертинского (1944 г.) – музыкального критика, одного из самых близких его друзей.

Созданием Десятой симфонии (1953 г.) Шостакович подвел итог не только эпохе сталинизма, но и длительному периоду в собственном творчестве, отмеченному, прежде всего, непрограммными инструментальными сочинениями (симфониями, квартетами, трио и др.).

В декабре 1954 г. скоропостижно скончалась жена Дмитрия Дмитриевича – Нина Васильевна Шостакович. Смерть ее стала для него огромной потерей. Ее памяти он посвятил Седьмой квартет, по-светлому печальный и по-своему ностальгический.

В 1956 г., отметив пятидесятилетие, Шостакович неожиданно для всех женился на Маргарите Андреевне Кайновой, инструкторе Центрального Комитета комсомола. Возможно, он считал, что это была любовь с первого взгляда, которая, как известно, свойственна и зрелым гениям. Тем не менее, с Кайновой Шостакович прожил всего лишь три года и так же неожиданно разошелся.

В 1962 г. Дмитрий Дмитриевич познакомился с симпатичной 27-летней Ириной Супинской, работавшей литературным редактором издательства «Советский композитор». Через некоторое время он на ней женился. Этот брак оказался прочным. К тому времени Шостакович страдал страшной болезнью – боковым амиотрофическим склерозом («полимиелит взрослых»), в результате чего у него оказалась поражена вся правая сторона тела. Ирина Антоновна всегда была рядом с мужем, водила его по врачам, организовывала полноценный отдых. Она стала для Дмитрия Дмитриевича шофером, сиделкой, секретарем, а в конце жизни – и поводырем.

В начале 1960-х гг., в период так называемой «оттепели», наибольший общественный резонанс вызвали публицистические сочинения Шостаковича – Тринадцатая симфония и поэма «Казнь Степана Разина» на стихи Евтушенко. Среди других значительных произведений можно упомянуть Четырнадцатую симфонию – сочинение на текст одиннадцати стихотворений (Ф. Лорки, Г. Аполлинера, В. Кюхельбекера и Р. Рильке), объединенных общей темой смерти, и Пятнадцатую симфонию.

В 1971 г. здоровье Шостаковича резко ухудшилось, к тому времени он уже перенес два инфаркта, но композиторскую деятельность не оставлял. Последним его сочинением стал Пятнадцатый квартет – медленная, щемящая и печальная музыка.

Дмитрий Дмитриевич Шостакович скончался 9 августа 1975 г. По мистическому совпадению, именно в этот день 33 года назад в блокадном Ленинграде исполняли Седьмую симфонию.

Завещания Шостакович не оставил, устных распоряжений тоже. Близкие вспоминали, что, возвратившись после заседания о тяжбе по поводу наследства Сергея Прокофьева, он сказал: «После меня чтобы такого не было, иначе я приду к вам с того света…».

И он вернулся, но с более высокой миссией, пришел к потомкам как живой, со своей титанической музыкой, увенчанный славой классика ХХ века.

 

© В. Скляренко, Е. Васильева, Т. Иовлева, В. Мирошникова, О. Очкурова, Ю. Пернатьев, И. Рудычева, Г. щербак, 2005

 

Алехин Александр Александрович

(Род. в 1892 г. – ум. в 1946 г.)

Русский шахматист, четвертый в истории чемпион мира. Шахматный литератор и теоретик, доктор права.

Шахматный мир всегда боготворил своих чемпионов. Их шахматным вкусам и творчеству стараются подражать не только любители, но и профессионалы. Личность мирового чемпиона всегда вызывает неподдельный пристальный интерес. Публика стремится видеть в каждом шахматном короле не только гения игры и живую легенду, но и сверхчеловека, на которого можно равняться. Эти ожидания легко объяснить, но они несколько завышены. Ведь не всякий чемпион мира признается шахматным гением, и тем более гением «вообще». Таким гением можно по праву назвать Александра Алехина. Он был не просто неординарной личностью – современники не зря называли его императором шахмат. На блестяще сыгранных шахматных партиях и книгах Алехина учились многие будущие звезды, которые, безусловно, не смогли бы добиться такого уровня игры без опоры на его творческое наследие. Как и каждый человек, Алехин имел свои недостатки. Его жизнь не всегда была гладкой и спокойной. Но он умел мобилизовываться и стоически переживать трудности, ложившиеся на его плечи…

Александр Александрович Алехин родился 19 октября 1892 г. в Москве в семье предводителя дворянства Воронежской губернии, депутата Госдумы Александра Ивановича Алехина. Мать мальчика, Анисия Ивановна Прохорова, происходила из семьи известного текстильного фабриканта, владельца Трехгорной мануфактуры. Кроме маленького Александра в семье Алехиных было еще двое детей: младший брат Алексей, ставший впоследствии довольно сильным шахматистом, и сестра Варвара, в будущем профессиональная киноактриса.

Анисия Ивановна, сама неплохо игравшая в шахматы, привила любовь к этой игре и детям, что предопределило судьбу ее сыновей. С семи лет Саша начал играть в шахматы. Он любил эту игру, но не был «шахматным вундеркиндом». По сравнению с Капабланкой и Морфи, в детские годы Алехин показывал весьма скромные результаты. Только в 12 лет шахматы полностью завладели мальчишкой и стали делом его жизни. Став взрослым, Алехин писал: «Цель человеческой жизни и смысл счастья заключаются в том, чтобы дать максимум того, что человек может дать. И так как я, так сказать, бессознательно почувствовал, что наибольших достижений я могу добиться в шахматах, – я стал шахматным маэстром».

Маленький Алехин был вообще вундеркиндом. Учась в гимназии, он показывал результаты, намного превосходившие результаты его сверстников. Многие преподаватели классической гимназии И. Л. Поливанова и Императорского училища правоведения отмечали его необыкновенную рассеянность. Однажды на вопрос учителя математики во время контрольной работы: «Ну что, Алехин, решили?» – он рассеянно ответил: «Да, я жертвую коня и… белые выигрывают». Дуз-Хотимирский, с которым юный Алехин общался в 1906 году, вспоминал: «Он сразу же заставил меня забыть о том, что он, в сущности, еще ребенок. Я поймал себя на мысли, что с этим ребенком можно говорить на любую тему, забывая, что перед тобой отнюдь не взрослый человек».

Юный шахматист начал свою карьеру, принимая участие в турнирах по переписке. Нужно отметить, что это один из самых тяжелых видов шахматных баталий: здесь психологически вес каждого хода партии в среднем выше. Александр с достоинством пережил череду первых неудач и горьких поражений от своих более опытных соперников. Он самокритично оценил свою игру и старался всего добиться умом и железной волей. Благодаря систематической работе над собой и тщательному анализу каждой сыгранной партии Алехин выработал свой особенный творческий стиль игры. Обладая абсолютным комбинационным даром, он успешно дебютировал в 1908 году на одном из побочных турниров, поделив 4–5 место с неплохим результатом: 8 побед, 3 поражения, 2 ничьи. В следующем году юноша победил на Всероссийском любительском турнире по шахматам, где получил звание «маэстро» и был удостоен фарфоровой вазы – главного приза, учрежденного Их Императорским Величеством. В это время Александр играет в романтическом стиле, часто выбирая дебюты представителей старой школы: венскую партию, королевский гамбит, шотландскую партию. «Юный маэстро» играет в свое удовольствие и часто проигрывает, но обращает на себя внимание знаменитых шахматистов интересными партиями.

В 1912 году в Стокгольме Александр Алехин одержал первую международную победу. Но на смену успеху пришло одно из самых жестоких поражений в его шахматной карьере. На Всероссийском турнире мастеров он набрал в сумме 1 очко, заняв 5–6 место при десяти участниках.

В 1914 г. в Санкт-Петербурге состоялся супер-турнир, ставший важнейшим шахматным событием начала ХХ века. Александр Алехин блестяще завершил соревнование, заняв почетное третье место. Этот успех был более значим потому, что во время участия в турнире Александр заканчивал учебу в элитном Императорском Санкт-Петербургском училище правоведения, по окончании которого ему был присвоен чин титулярного советника. К Алехину пришла первая слава, а удачное выступление молодого маэстро принесло ему мировую известность. Он получил звание гроссмейстера, и многие специалисты в области шахмат начинают говорить о шансах Алехина в борьбе за мировое первенство. Но сам 21-летний шахматист реально оценивал свои силы. Его игра имела слабые стороны, о которых он знал лучше других. После поединка с Лескаром, неудачно закончившимся для Алехина, молодой шахматист больше никогда не применял несолидные дебюты и варианты в ответственных партиях. Слова Александра «посредством шахмат я воспитал характер» стали крылатыми в шахматном мире.

Алехин после супертурнира ставит перед собой чрезвычайно амбициозную задачу – сократить разрыв между собой и Капабланкой в уровне игры и через несколько лет добиться права на проведение матча с ним за мировое первенство. Спустя лишь месяц с небольшим молодой гроссмейстер прибыл в Мангейм, где проходил очередной конгресс Германского Шахматного Союза. Но турнир прервала Первая мировая война. Алехин, как единоличный лидер турнира, получает 1-й приз…

В 1916 г. Александр отправился добровольцем на фронт, хотя имел белый билет в связи с болезнью сердца. Но молодой человек всегда был патриотом России и не желал отсиживаться в тылу. В годы войны он стал командиром отряда Красного Креста. За мужество и героизм получил орден Святого Станислава и две медали. Александр Александрович был дважды контужен, причем вторая контузия оказалась настолько серьезной, что ему пришлось несколько недель пролежать в госпитале. Там он провел сеанс игры вслепую на пяти досках и выиграл все партии, а изумительная по красоте победа над «Фельдом» из этого сеанса одновременной игры до сих пор является одной из самых красивых из числа сыгранных в этом необычном виде шахматного творчества.

Октябрьская революция 1917 года полностью изменила жизнь молодого гроссмейстера. Он лишился всего имущества и состояния, а дворянские корни создавали в его жизни множество проблем. В 1918 году, отчаявшись внести в свою жизнь какую либо определенность, Алехин решил выехать за границу. Но уехать гроссмейстеру так и не удалось. Его арестовывает Губчека и приговаривает к расстрелу по обвинению в связях с белогвардейцами. За два часа до приведения приговора в исполнение Александр был освобожден благодаря вмешательству председателя Совнаркома Украины Х. Раковского. В 1919 г. Алехин поступает на работу в Государственную студию киноискусства в Москве, а в мае 1920 г. переходит работать в Московский уголовный розыск следователем главного управления милиции. Александр обладал феноменальной памятью на лица, прекрасно запоминал 10–15 страниц любой книги или уголовного дела и мог рассказать их наизусть, прочитав лишь один раз. Однажды, случайно увидев гражданина, который дал о себе ложные сведения, Алехин уличил его во лжи, назвав фамилию и все воровские клички подозреваемого, а также дело, по которому тот проходил несколько лет назад. Причем сам Александр Александрович это дело не вел, а всего лишь мельком видел преступника и кратко ознакомился с сутью обвинения. Однако осенью 1920 г. он переходит на работу переводчиком Коминтерна.

Александр Алехин свободно говорил на шести языках. Работая в Коминтерне, он познакомился со своей первой женой Анной-Лизой Рюэг, швейцарской журналисткой, представительницей социал-демократической партии этой страны. Вместе с женой они приняли решение эмигрировать в Париж, там шахматист надеялся провести матч с Капабланкой за звание чемпиона мира. Однако за несколько дней до отъезда молодой гроссмейстер был арестован в Москве. На этот раз органы НКВД заподозрили его в антисоветской деятельности. Но Алехин сумел найти алиби, и 21 февраля 1921 г. уголовное дело было закрыто (одной из причин такого исхода стало личное знакомство Рюэг с Лениным).

Александр Алехин покидал родину, став первым чемпионом по шахматам Советской России. К сожалению, его брак оказался непродолжительным. Во Франции у русского гроссмейстера родился сын – Александр Алехин-младший. Но это не смогло сохранить семью, и она вскоре распалась.

Находясь в эмиграции, Алехин зарабатывал на жизнь не только шахматной игрой. Несмотря на достаточно стесненные средства, он не оставил юридическую науку. В промежутках между турни рами шахматист написал несколько крупных научных трудов по юриспруденции, за что в 1925 г. Сорбонский университет присвоил ему ученую степень доктора права после защиты диссертации о системе тюремного заключения в Китае.

С 1921 по 1927 год Александр Алехин принял участие в 22 международных шахматных турнирах, одержав победу в 14 из них. Самыми престижными среди них были Гастингский (1922), Баден-Баденский (1925), Кечкемедский (1927). В 1924–1925 гг. московский шахматист установил несколько мировых рекордов в сеансах одновременной игры вслепую.

В 1921 г. в Берлине на немецком языке была издана первая книга Алехина «Шахматная жизнь в Советской России», а затем подряд выходят в свет еще две книги: «Сборник партий Нью-Йоркского турнира», «Мои лучшие партии (1908–1923)». Любители шахмат и профессионалы с восторгом приняли эти работы, и с этого момента Александр Алехин стал самым популярным и уважаемым шахматным литератором.

В 1924 г. московский гроссмейстер познакомился на балу в Париже со вдовой генерала Васильева. Александр Александрович страстно влюбился в нее и после развода с женой вступил во второй брак. Надежда Васильевна была намного старше своего жениха. Ее мягкий, уживчивый характер, спокойствие и уравновешенность обеспечили будущему чемпиону мира идеальные условия для работы. Алехин смог защитить докторскую диссертацию, выиграть ряд турниров и бой за звание чемпиона мира. Супруги прожили счастливо 10 лет, хотя нередко оказывались без гроша.

В 1927 г. состоялся международный шахматный турнир в Буэнос-Айресе. Эксперты до сих пор считают этот турнир важнейшим событием в истории шахмат. Два величайших шахматных гения ХХ века – Александр Алехин и Хосе Рауль Капабланка – были почти ровесниками. Это был турнир, в котором встретились не просто два профессионала, но и два разных стиля игры, два разных взгляда на шахматное искусство. По сути эти два шахматиста были абсолютными антиподами. Капабланка действовал осторожно, был крупнейшим специалистом в игре на упрощение, отличался фантастической скоростью шахматного мышления, играл в блиц и всегда вел себя хладнокровно, за что получил прозвище шахматной машины. Алехин же старался играть на усложнении, не боясь творческого риска, иногда страдал цейтнотной болезнью, а о его нервозности ходили легенды. Александр Александрович справедливо считался воплощением абсолютного художника. Турнир проводился до шести побед одного из игроков, исключая любую случайность при определении победителя. Капабланка специально не готовился к предстоящим матчам. А мировая пресса писала, что он играет как Бог. Но постепенно от партии к партии чаша весов перевешивалась в пользу Алехина. Говорили, что удачу знаменитому московскому шахматисту принес живой талисман – сиамский кот по кличке Чес (Chess – «шахматы»). Во время всех матчей он сидел на коленях у Александра Алехина и с интересом рассматривал шахматную доску своими голубыми глазами, как будто пытаясь подсказать правильный ход своему хозяину. Проиграв в 11-й партии, восхищенный Рауль воскликнул: «Я так выигрывать не умею!» 26 ноября 1927 г. стал одним из величайших дней в истории русского шахматного движения. Весь мир рукоплескал русскому шахматисту: «Художник одолел машину».

Только на родине он стал изгоем. На Алехина навечно был повешен ярлык «белоэмигранта и предателя родины» – так о нем высказывался председатель ревтрибунала Крыленко. Многочисленные попытки Алехина вернуться в Советскую Россию успехом не увенчались.

После завоевания звания чемпиона мира в жизни московского гроссмейстера наступила, по его мнению, эпоха новых задач и новой ответственности. В это время русский чемпион издал книгу «На пути к первенству мира», в которой описал все перипетии поединка с Капабланкой. К этому времени отношения их были абсолютно испорчены. Вызов на матч от Капабланки пришел слишком поздно, так как Алехин принял вызов от Боголюбова, над которым одержал легкую и убедительную победу.

Начиная с 1927 г. последовала череда турнирных триумфов Алехина. Он убедительно выиграл несколько крупных и мелких турниров, первым из чемпионов мира провел первые в истории шахмат кругосветные гастроли по США, Мексике, Японии, Цейлону, Египту и т. д., за время которых сыграл 1325 партий, 1161 выиграв и только 65 проиграв. Александр Алехин возглавлял сборную Франции на 4-х Всемирных шахматных олимпиадах: 1930, 1931, 1933 и 1939 годов.

В 1934 г. Алехин расстался со своей второй женой. Причиной этому послужило его знакомство с вдовой губернатора Марокко, англичанкой Грейс Висхар. Это была эрудированная, умная женщина, которая хорошо понимала шахматного гения. Грейс получила в наследство от покойного мужа большое состояние, и впервые за годы эмиграции из России Александр Алехин жил в полном материальном достатке. К сожалению, его третий брак также не был счастливым. Вместо того чтобы бороться с пагубным пристрастием мужа к алкоголю, Грейс выпивала сама, и к тому же она скептически относилась к желанию мужа вернуться на родину и сыграть матч с Ботвинником.

В 1935 году Алехин неожиданно проиграл голландскому гроссмейстеру Максу Эйве. Матч прошел в острой борьбе. Эйве достиг зенита своей славы, в то время как Алехин был просто неузнаваем. Позднее специалисты выделили несколько основных причин, стоявших в основе его поражения. Во-первых, он очень много пил; во-вторых, находился в состоянии депрессии бо́льшую часть матчей, которую порождали две причины – острая тоска по родине и конфликтная ситуация с сыном. Его третья жена отказалась принять младшего Александра в свою семью, и мальчик воспитывался в приюте. К тому же здоровье Алехина в те годы было подорвано длительной болезнью. Голландский врач, осматривая четвертого чемпиона мира по шахматам, так оценивал его состояние: «Боюсь, что Алехин долго не проживет, больное сердце… нервы!» Почувствовав себя хуже, Алехин попросил тайм-аут, но получил отказ: «В зале ждут 2 тысячи зрителей, они не поймут». Но 1937 г. Алехин взял матч-реванш, одержав триумфальную победу над М. Эйве с результатом: 10 побед, 4 поражения, 11 ничьих.

Через год начались переговоры о проведении матча Алехина с Ботвинником, но этому помешала Вторая мировая война. В январе 1940 г. шахматный король вернулся в Европу. После нападения фашистской Германии на Францию Александр Александрович возвратился на свою вторую родину. Он добровольцем вступает во французскую армию в качестве лейтенанта-переводчика. Но боевые действия быстро закончились, и бо́льшая часть

Франции оказалась оккупированной Германией. В этом же году Алехин начинает переговоры с Капабланкой о матче-реванше, который планируется провести на Кубе. Этот поединок не состоялся из-за отказа кубинского правительства в финансировании. А в 1942 г. Капабланка неожиданно умирает.

С момента оккупации фашистами Франции Алехин попал в зависимость от «новых властей». Его жену обещают не подвергать репрессиям при условии, что он будет участвовать в международных турнирах на оккупированных территориях. К тому же за ряд статей об истории шахмат ему обещали предоставить визу для выезда из Франции. К сожалению, шахматные статьи, написанные Алехиным, были тщательно переделаны австрийским мастером и антисемитом Т. Гербецом. Статьи вышли в таком виде, что Алехин говорил: «Напечатанное в “Паризер Цайтунг” потрясло и оскорбило меня больше всего не столько из-за содержания, сколько из-за полной невозможности очиститься от этой грязи». Лишь в октябре 1943 г. Алехин под предлогом участия в турнире смог выехать в Испанию, где, чтобы прокормиться, дает частные уроки 13-летнему Артурито Помару. Для него чемпион мира написал специальный учебник «Курс шахмат для Артурито Помара», позднее опубликованный под названием «Завет!». Кроме этого он создал одно из лучших произведений в мире шахматной литературы: книгу о его лучших шахматных партиях во время Второй мировой войны. Ученик Алехина оказался талантливым шахматистом, позднее он неоднократно побеждал в международных турнирах и стал чемпионом Испании. А сам Алехин в Испании снова пристрастился к спиртному, в результате чего его здоровье было окончательно подорвано.

В Португалии, куда чемпиона мира пригласили на выступление, он оказался в тяжелейшем состоянии. Один из португальских шахматистов написал Грейс Висхар полное отчаяния и мольбы письмо: «Ваш муж находится в невыносимой ситуации: больной, без средств к существованию». Но время шло, а вестей от жены не было.

В марте 1946 г. Александр Алехин получил вызов на матч от чемпиона СССР М. Ботвинника. Это были самые счастливые дни в его жизни. Португальский шахматист Люпи так вспоминал об этом дне: «Алехин почувствовал новый прилив энергии. Он даже выразил желание пойти куда-нибудь развлечься и там не переставал говорить о предстоящем матче с Ботвинником». Местом встречи был избран маленький португальский городок Эшторил близ Лиссабона. Смерть неожиданно настигла А. А. Алехина в воскресенье 24 марта 1946 г. в эшторильском отеле. Служащий, зайдя в его комнату в 11 утра на следующий день, обнаружил шахматиста мертвым. Шторы на окнах были задернуты, на столе горела лампа, ужин остался нетронутым. 53-летний король шахмат сидел в пальто, прикрыв ноги одеялом. Справа от него на подставке для чемоданов стояла шахматная доска, а слева – книга, открытая на странице, где были такие слова: «Это судьба всех, кто живет в изгнании».

Официальной причиной смерти была названа остановка сердца. Однако доктор Антонио Ферейра, присутствовавший при вскрытии, сделал следующую запись: «Алехин был найден в отеле мертвым при обстоятельствах, которые могут считаться подозрительными. Причиной смерти явилось болезненное удушье от кусочка мяса, оказавшегося в гортани. Чего-нибудь такого, что могло свидетельствовать об убийстве или самоубийстве, найдено не было. Правда, не обнаружилось и заболеваний, которые могли бы вызвать внезапную смерть». Полиция рассматривала версию об отравлении, но отнеслась к расследованию формально. А католический священник отказался от погребения тела Алехина, обнаружив на его лице следы, свидетельствующие о насильственной смерти. Через 50 лет, умирая, один из официантов ресторана, в котором в тот день обедал Алехин, признался, что подсыпал яд в еду знаменитого шахматиста.

В лиссабонском морге Алехин пролежал три недели, так как денег на похороны не было. Свое последнее пристанище он нашел в семейной усыпальнице местного шахматиста Франсишку Эстевеша. В конце концов похороны оплатила Португальская шахматная федерация.

По случаю 10-летия смерти первого русского чемпиона в Москве состоялся турнир, и было получено разрешение от властей перевезти останки Алехина из Португалии в Москву и установить памятник. Но на заседание ФИДЕ в Париже, где окончательно решался этот вопрос, в зал неожиданно ворвалась Грейс Висхар. Она пожелала перезахоронить урну с прахом мужа на кладбище Монпарнас с надписью: «Памятник гению шахмат России и Франции».

«Не могу представить, что после смерти от меня ничего не останется», – однажды сказал Алехин, никогда не посещавший церковь, но свято веривший в бессмертие души. Он не канул в Лету и, забытый родными и близкими, остался в памяти миллионов шахматистов и просто любителей этой игры. Не одно поколение шахматных мастеров не только советской, но и зарубежной школы воспитывалось на творческих традициях первого русского чемпиона по шахматам.

 

Буре Павел Владимирович

(Род. в 1971 г.)

Известный хоккеист, заслуженный мастер спорта СССР. В хоккее с 1976 г., воспитанник спортшколы ЦСКА. Чемпион СССР 1989 г. Обладатель Кубка европейских чемпионов 1989 и 1990 гг., чемпион мира 1990 г., бронзовый призер чемпионата мира-91, чемпион мира среди молодежных команд 1989 и 1990 гг., серебряный призер молодежного чемпионата мира-91, серебряный призер Олимпиады-98, финалист Кубка Стэнли-94. Лучший игрок «Матча всех звезд» в 2000 г. Награжден орденом Почета за Олимпиаду-98.

Стоило на хоккейной площадке появиться «Русской Ракете» – Павлу Буре, и огромный зал непременно взрывался бурными аплодисментами. Болельщики знали: если на поле вышел Буре, значит, их ожидает невероятная, интересная, напряженная игра. Несомненно, бывший нападающий «Рейнджерс» Павел Буре является мега-звездой мирового хоккея. Его феноменальный успех заключался не только в блестящих физических данных, упорстве и удивительной воле к победе, но и в богатейших семейных традициях, которые он впитывал с самого детства. Ведь Павел – достойный представитель и продолжатель спортивной династии Буре. Его дед, Валерий Владимирович Буре, заслуженный тренер СССР, первый вратарь национальной сборной по водному поло, бессменно защищал ворота сборной СССР с 1929 по 1936 г. Дядя Павла, Алексей – пловец, экс-рекордсмен мира, а отец спортсмена, Владимир Буре – шестикратный чемпион СССР по плаванию, призер Олимпиад и вице-чемпион мира.

Когда в семье Владимира 31 марта 1971 г. родился первенец, имя сыну и внуку дали сразу – в честь знаменитого прапрапрадеда – часовщика двора Его Императорского Величества Павла Буре. Сам же Паша называл себя тогда кратко: «Па». «Он никогда не сюсюкал и не коверкал слова, – вспоминает его мама, Татьяна Львовна. – Просто сокращал их, пока не научился хорошо говорить, до одного слога. «Тра» – трамвай, «мо» – мороженое».

Паша рано стал самостоятельным. Когда мальчику шел девятый год, его родители расстались. Воспитанием Павла и его младшего брата Валерия занималась мама. Хотя после развода отец мальчиков все время был рядом, помогал сыновьям в тренировках, все равно их семья теперь состояла из трех человек: мама и два сына. По воспоминаниям Татьяны Буре, детство у ее детей было довольно суровым и малообеспеченным. Но ребята никогда не переживали по этому поводу. Татьяна поднимала детей в 5 утра и перед работой отвозила их на тренировку, которая начиналась в семь. Это был мощный рывок, и, как знать, не мамин ли пример подарил будущей «Русской Ракете» феноменальный старт с места, когда на первых же секундах Буре уходит с шайбой в отрыв от защитников… Взамен одного ушедшего из дома мужчины Татьяна получила заботу двух оставшихся. Пытаясь порадовать маму, к ее приходу сыновья пекли кексы из полуфабрикатов, а иногда и блины, которые получались, естественно, комом. Мама, проявляя недюжинный педагогический талант, улыбаясь, съедала их все. «Павел – очень заботливый ребенок, – говорит Т. Буре. – Если ему давали шоколадку, обязательно поделит на всех. А мне вообще оставит самый лакомый кусочек. Говорю: да не буду, худею… Конфета будет пропадать, но к ней никто не притронется». Когда у Паши появлялись карманные деньги, он всегда старался купить маме что-то приятное. А в 14 лет привез ей из своей первой заграничной поездки кожаную куртку – это подарок на день рождения, за который он отдал все заработанные деньги. Старший сын и теперь первый мамин помощник. Несмотря на жесткий график Павла, они немало времени проводят вместе. «Когда я был маленький, я не понимал до конца, что значит мама в моей спортивной карьере, в моей судьбе, – говорит Паша сегодня. – Позже я понял, на какие жертвы она шла, молодая женщина двадцати восьми лет, чтобы воспитать и меня, и брата. И сегодня она жертвует многим, чтобы быть рядом с сыновьями, поддержать, помочь выстоять».

Когда дети выросли, муж предложил Татьяне снова жить вместе, но она отказалась. Сейчас у Владимира Буре новая семья. С Татьяной они друзья. Вместе ездят на матчи, смотреть, как играют их дети.

В семье Буре культ спорта существовал всегда. Едва Паша появился на свет, дед Валерий Владимирович уже искренне переживал, что внука начали учить плавать слишком поздно – в трехмесячном возрасте. По его мнению, начинать приобщать ребенка к воде следовало не позже чем через неделю после рождения. Если бы Павел пошел по стопам своего отца, он бы, возможно, добился больших успехов в плавании. Но хоккею повезло больше: «Павел Буре предпочел иметь дело с замерзшей водой», – написал о самом выдающемся российском хоккеисте американский журнал «Sports Illustrated».

Хоккейная карьера Павла начиналась в ЦСКА. В ДЮСШ армейского клуба Паша пришел 6-летним мальчиком. Правда, его звездный путь чуть было не оборвался в самом начале. Года через три он решил «завязать» с зимним видом спорта, упрямо заявив: «Хочу плавать! Как папа!» Получалось у него довольно неплохо, но перспективы терялись в тумане. Павел был явно тяжеловат для профессионального плавания. Последнюю точку в этой эпопее поставил его будущий тренер Ю. Румянцев: «Хватит мучить ребенка. Верните его в хоккей. Он – парень с головой. Будет играть!» Как оказалось, на лед Паша вернулся не напрасно. Еще маленьким он подсчитал, что «если будет играть очень-очень хорошо, то в 16 лет сможет попасть в команду мастеров». Так и случилось. За все время существования ЦСКА единицы попали туда в таком возрасте. Павлу не было и семнадцати, когда состоялся его дебют в большом спорте. И хотя матч ЦСКА – «Динамо» (Москва) 5 марта 1988 г. завершился со счетом 4:3 в пользу динамовцев, юный спортсмен уже начал отсчет карьерным голам. По признанию самого Буре, у него было много разных голов: важных, красивых, нелепых, но первая шайба за ЦСКА навсегда останется главным голом его жизни. Не успел Павел выйти на лед, как первым же броском, на 4-й минуте встречи забил гол. «Казалось бы, так быстро, – вспоминает он те мгновения. – Но этого дня я ждал 10 лет. Наверное, это и есть самый важный и долгожданный гол».

А через несколько дней после памятного матча главный тренер ЦСКА В. Тихонов принял решение объединить в одну тройку П. Буре, С. Федорова и А. Могильного. Связку Буре – Федоров – Могильный пригласили в сборную СССР для участия в молодежном чемпионате мира-89 и, как оказалось, не напрасно. Наша сборная выиграла золотые медали, а Павел, набрав 14 очков в семи играх, был признан лучшим форвардом чемпионата.

В дальнейшем хоккейная карьера Буре в СССР складывалась как нельзя успешно: в 19 лет он уже выступал в первой пятерке сборной СССР, был заслуженным мастером спорта и чемпионом мира. В той, прежней системе координат, он достиг потолка.

Но, как оказалось, это был еще не предел. Следующим этапом звездной карьеры Буре стала Национальная хоккейная лига – круг небожителей, куда мечтает попасть каждый настоящий хоккеист. Агентами НХЛ Павел был замечен в 16-летнем возрасте, когда играл еще в Москве. В зарубежной прессе писали о юном игроке: «В 16 лет по своей игре Павел Буре уже был профессионалом. Двумя годами позже на юниорском чемпионате мира в Анкоридже был признан одним из лучших игроков турнира. В первый же год своего пребывания в НХЛ получил титул «Новичок года», несмотря на то что появился в составе клуба «Ванкувер Кэнакс», когда первые 15 матчей сезона были уже сыграны. В двух следующих сезонах Буре забил 120 голов (гроссмейстерским рубежом в НХЛ считается 50 шайб за сезон)».

В Канаду Павел Буре уехал совсем юным. Молодой нападающий ЦСКА и сборной СССР был выбран самым богатым клубом НХЛ «Ванкувер Кэнакс». В сущности, не Буре был инициатором своего отъезда в НХЛ. В интервью Павел неоднократно заявлял, что ему так и не удалось найти общего языка с родным клубом ЦСКА и потому летом 1991 г. он был вынужден заключить контракт с фирмой С. Ханли. Сейчас можно с уверенностью констатировать – Буре сделал правильный выбор. Его популярность сравнима разве что с популярностью звезд шоу-бизнеса. В детстве Павла Буре дразнили Буренком, и был он самым обыкновенным троечником. А теперь он суперзвезда мирового хоккея, знаменитая «Русская Ракета». Знакомством с ним гордятся, он неслыханно богат: имеет особняк в Ванкувере, который считается местной достопримечательностью, и двухэтажную квартиру в Майами с видом на океан. У него есть «мерседес» последней модели и спортивный «феррари». О размерах его годовых контрактов можно даже не говорить – Павел был одним из самых высокооплачиваемых игроков НХЛ. Но путь к мировой славе был непрост.

Первые два сезона, по словам Павла, выходить на площадку было страшновато – в Америке не слишком жалуют европейских легионеров, тем более тех, кто, невзирая на авторитеты, обыгрывает на площадке всю пятерку противника. Тем не менее Буре не стушевался перед именитыми соперниками и раз за разом поражал ворота. В дальнейшем спортсмен, отвечая на вопрос о своих первых шагах в НХЛ, неизменно отмечал огромную поддержку со стороны более опытного товарища И. Ларионова и родителей, последовавших за океан вслед за сыном. «Я приехал в Ванкувер 20-летним парнем, и все там для меня было чужим – язык, люди, даже хоккей. Если бы я не ощущал постоянной поддержки со стороны своих близких и не получал практической помощи на льду от Игоря Ларионова, мой путь к признанию в заокеанском спорте был бы куда более тяжелым».

Уже в первом матче в своем заокеанском сезоне Павел Буре показал, что способен на высококлассную игру. Хотя ему и не удалось забросить шайбу в ворота «Виннипег Джетс», его маневры против защиты соперников привели в восторг искушенных зрителей. Одаренность российского новичка единодушно отметили не только специалисты, но и болельщики обеих команд, что случается довольно редко. Воспоминания об этом матче наверняка сохранятся у Павла на всю жизнь: «Волновался я в тот вечер неимоверно. А чего еще ожидать от вчерашнего мальчишки, вышедшего на лед перед двадцатитысячной аудиторией? Что я мог знать в то время о легендарной хоккейной лиге, о болельщиках Северной Америки? Да ровным счетом ничего. Но как только я ступил на лед, моя внутренняя неуверенность испарилась без следа и я заиграл в своей привычной манере. И по сей день каждый мой выход на лед производит аналогичный эффект – все, кроме собственно игры, отходит на второй план и существует как бы в другом измерении. Неудивительно, что матч против “Виннипега” я считаю одним из наиболее важных в своей карьере, ведь тут вопрос стоял ребром – или пан, или пропал. Очень многое зависит от того, как пройдет дебютный поединок. Если впечатление от твоей игры не ахти какое, можно надолго усесться на скамью запасных, и для молодого хоккеиста это может оказаться нокаутирующим ударом».

После столь успешного старта мировой хоккейной общественности пришлось признать, что в лице дерзкого новичка из далекой России легендарная лига получила хоккеиста экстракласса. Пресса проявляла редкое единодушие в обсуждении дальнейших перспектив игрока – безусловный лидер атак «Ванкувера» был обязан в следующем сезоне вывести клуб на качественно новый уровень. И Павел сполна отработал выданные ему авансы. Для канадских болельщиков обаятельный российский хоккеист стал едва ли не идолом. Такого количества изображений на первых полосах спортивных изданий не удостоился никто. Особой популярностью у журналистов пользовалась фраза Буре, произнесенная на одной из пресс-конференций. На вопрос о том, приятно ли ему играть в одной команде с родным братом Валерием, Павел ответил: «В этой команде со мной играет 22 брата, а не один». Несколько пафосно, но об отношении Буре к сборной свидетельствует достаточно красноречиво.

Одним из самых удачных этапов звездной карьеры Павла была зимняя Олимпиада 1988 г. в Нагано. Перед началом этого спортивного форума многие приглашенные российские игроки выражали сомнение в целесообразности своего приезда. А Буре ответил корреспондентам так: «Если тренер считает, что я смогу помочь команде на Олимпиаде, я однозначно приму его приглашение. Помешать мне сможет только неудовлетворительная спортивная форма. Я приложу все усилия для того, чтобы сборная России напомнила всей планете, кто есть кто в мировом хоккее. Наша хоккейная школа – одна из сильнейших, и мы просто обязаны доказывать это победами на международной арене». Свои слова русский форвард блестяще подтвердил на деле. Он стал лучшим снайпером турнира, забив 9 голов в 6 играх, и был признан лучшим нападающим Олимпиады. В полуфинальном матче с финнами он забросил 5 (!) шайб, чего раньше на Олимпиадах не удавалось никому. С этим достижением россиянин вошел в Книгу рекордов Гиннесса. «Против нас играл гений», – отозвался об успехе капитана сборной России лидер финской команды и звезда НХЛ Т. Селянне. Среди российских спортсменов, награжденных за выдающиеся достижения на Олимпиаде в Нагано орденом Почета, сплошь чемпионы Игр. За одним исключением. Этой награды удостоен и серебряный призер Белой олимпиады – капитан сборной России по хоккею Павел Буре. И вряд ли у кого-то из спортивных специалистов мелькнула даже тень сомнения по поводу уместности такого исключения. Павел Буре на олимпийском льду превратился в национального героя.

В Нагано Буре не только повторил знаменитый рекорд 1924 г., забив 5 голов в одной игре, но и вернулся в большой спорт после серьезной травмы (разрыв связок). Лет 10 назад на карьере хоккеиста пришлось бы ставить крест. Теперь медицина творит чудеса. Но чтобы вернуть свой знаменитый рывок, Павел каждый день бегал по вязкому мокрому песку побережья с парившим у него за спиной парашютом. Спортсмен неоднократно получал тяжелейшие травмы, которые могли стоить ему карьеры. Но благодаря своему феноменальному трудолюбию и целеустремленности Буре продолжал двигаться вперед, порой не замечая трудностей хоккейного «закулисья». «Тренировки, переезды, травмы, сумасшедшие нагрузки. Когда во всем этом варишься, то не замечаешь, – говорит он. – Но однажды получилось, что я посмотрел на закулисную жизнь хоккея со стороны. Какое-то время не выходил на лед из-за травмы и зашел проведать ребят в раздевалку. Помню, сам тогда поразился возникшему чувству, будто попал в госпиталь. Каждый себе что-то перематывает бинтом, кладет мазь, лед. Потом проходит 15 минут, все одеваются, выходят на поле, как гладиаторы, которым не бывает больно и страшно. Начинается шоу. После игры все снова повторяется – лед, бинты, доктора. Может быть, это и хорошо, что зрители ничего этого не видят?»

Летом 1998 г. в карьере Буре произошел новый виток. Спортсмен решился на окончательный и бесповоротный разрыв с клубом «Ванкувер». Ни для кого не секрет, что НХЛ – прежде всего большой бизнес, и каждый его участник действует, руководствуясь собственными интересами. Клуб не хотел расставаться с суперфорвардом, а Буре жаждал сменить ванкуверскую прописку. В конфликте с клубом Павел избрал единственно возможный и крайне радикальный вариант – забастовал на 7 месяцев. Он потерял на этом около 5 млн долларов, но своего добился – «Русскую Ракету» гостеприимно приняла солнечная Флорида. С появлением Павла игра «Флорида Пантерз» стала более насыщенной, а российский форвард напомнил всем о своем прозвище – в 11 матчах Буре забросил 13 шайб. Регулярный сезон 1999–2000 гг. можно признать одним из самых успешных в хоккейной карьере Павла. Буре провел 74 встречи, в которых забил 58 шайб и сделал 36 передач. Павел стал лучшим снайпером чемпионата, а за победу в «Матче всех звезд» в Торонто получил приз «Самого ценного игрока» матча.

Но если регулярный чемпионат прошел для Павла удачно, то все, что было после, кроме как «черной полосой» назвать нельзя. В 1/8 финала Кубка Стэнли «Флорида Пантерз» не смогла ничего противопоставить будущему обладателю трофея «Нью-Джерси Дэвилз». Но не стоит забывать, что неудачи – это часть жизни, а не вся жизнь. В июне 2000 г. на церемонии награждения лучших игроков сезона Буре был номинирован на звание лучшего игрока наравне с К. Пронгером и Я. Ягром.

Несмотря на то что Буре не является обладателем Кубка Стэнли, свою хоккейную карьеру он считает удачной. Отмечая 30-летие, Павел сказал: «В истории НХЛ было всего трое игроков, которые продолжали выступать после двух операций на крестообразных связках колена. Я вполне отдаю себе отчет в том, что мне 30 лет и что карьера может оборваться в любой момент. …Наверное, со стороны может показаться, будто у меня все легко и красиво в жизни. Нет, проблем хватает, но зачем вслух рассказывать о них? Все равно ответы на трудные вопросы придется искать самому. Однажды умный человек сказал мне: “Не так важно, что именно с тобой случилось, как последующая реакция. Назад ничего не вернуть, а вот выводы сделать необходимо”. Мне импонируют умеющие преодолевать трудности. Нытик не сможет добиться успеха в жизни, испытать чувство удовлетворения от нее».

Перед сезоном 2005–2006 гг. после очередной травмы Павел заявил о завершении своей спортивной карьеры.

10 октября 2009 года 38-летний Павел Буре женился на Алине Хасановой. 24 апреля 2013 года в Майами у них родился сын, которого назвали в честь отца и прадеда Павлом.

В настоящее время Павел Буре – успешный бизнесмен, занимается недвижимостью.

 

Власов Юрий Петрович

(Род. в 1935 г.)

Выдающийся тяжелоатлет. Заслуженный мастер спорта. Победитель (1960 г.) и серебряный призер (1964 г.) Олимпийских игр, четырехкратный чемпион мира, шестикратный чемпион Европы, пятикратный чемпион СССР. Удостоен титула «Самый сильный человек мира». Установил 29 рекордов мира. Писатель-публицист, автор нескольких десятков книг. Общественный деятель, историк, политик. Президент Независимой Пушкинской академии. Награжден орденами Ленина и «Знак Почета».

На протяжении всей спортивной карьеры рядом с Юрием Власовым работал спокойный умный педагог и очень душевный человек Сурен Петрович Богдасаров. В послесловии к книге своего воспитанника «Справедливость силы» он писал: «Власов – явление исключительное и неповторимое: огромная сила и мощный интеллект, оказывающий влияние на целый народ. В истории не найти такое сочетание качеств. Прибавьте искреннюю человечность, презрение ко лжи, неизменное бескорыстие. В отзывчивости ему трудно найти равных. Он сразу откликался на чью-то беду, совсем не думая о себе, не изменяясь даже в самых сложных материальных условиях. Это атлет самой высокой надежности…» И как показала жизнь, Власов и человек самой высокой надежности. И все эти качества были в нем заложены еще в детстве.

Юрий родился 5 декабря 1935 г. в Макеевке Донецкой области. Его отец Петр Парфенович Власов (псевдоним – Владимиров) был воронежским крестьянином из села Хреновое, позже – после окончания Института востоковедения – стал кадровым разведчиком ГРУ (полковником), с 1938 г. почти всю Вторую мировую войну был представителем и связным Коминтерна при ЦК КПК в Яньани (Китай). Потом находился на дипломатической службе. Он ушел из жизни в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР в Бирме, когда сыну исполнилось всего 18 лет. Мать Юрия, Мария Даниловна, происходила из рода кубанских казаков, корни которого уходили в Запорожскую Сечь. Она заведовала школьной библиотекой. «И вот эта библиотечная служба матери оказала решающее, я бы сказал, взрывное воздействие на меня, – вспоминал впоследствии Юрий Петрович. – я начал не просто читать – я читал запоем, нажив скоро близорукость, как и мой брат Борис. Книги обрушились на мое сознание ледоходом. Некоторые из них вызывали подлинное потрясение. Я фантазировал, бредил, выдумывал…»

Но при всем при этом юноша крепко стоял на земле. В 1953 г. Власов с медалью окончил Саратовское суворовское военное училище, а в 1959 г. – прославленную Военно-воздушную инженерную академию им. Н. Е. Жуковского в Москве по специальности «инженер по авиационной радиосвязи». В звании лейтенанта он прослужил в войсках ПВО всего лишь год. Затем Юрий был откомандирован в распоряжение Центрального спортивного клуба армии (ЦСКА), где с весны 1960 г. служил инструктором по спорту. В этом нет ничего удивительного, ведь Власов с 1957 г. входил в состав сборной СССР по тяжелой атлетике, выступал на международных соревнованиях. Он выиграл шесть чемпионатов Европы (1959–1964 гг.). В 1959 г. Юрий впервые стал чемпионом мира в тяжелой весовой категории, а затем еще трижды (1961, 1962, 1963 гг.) подтвердил этот титул. Министр спорта СССР Н. Н. Романов, наблюдавший за его «восхождением на Олимп» писал: «…Венец нашей победы олицетворял Юрий Власов – умный, прекрасно образованный, интеллигентный человек и волевой спортсмен-боец… Высокий, с красивой гармонично развитой фигурой, белокурый, широкоплечий атлет. Обаятельная, несколько застенчиво-белозубая улыбка, уверенные и в то же время мягкие, торжественные движения…»

Гармоничное развитие Власова, его разносторонний талант привлекли к нему пристальное внимание. Для многих он сразу стал любимым спортивным героем, а для поклонников штанги был и остается триумфатором Рима (XVII Олимпийские игры). 10 сентября 1960 г. все вечерние газеты вышли с аншлагом: «В Палаццето делло спорт предстоит битва колоссов». Борьба тяжеловесов на олимпийском помосте свелась к дуэли трех гигантов: Юрия и двух американцев – Джеймса Брэдфорда и чемпиона ХV Олимпийских игр Норберта Шемански. Но, если говорить откровенно, никто не ожидал, что Власов – первый из советских спортсменов вступивший в клуб «500», сможет оказать противникам достойное сопротивление. Американские атлеты в наиболее почитаемой весовой категории не знали себе равных и снисходительно-лениво посматривали на спортсменов других стран. С интересом они следили за маловнушительным по габаритам советским тяжелоатлетом, мол, и стулья под ним не трещат, да еще и в очках. Куда такому интеллигенту тягаться с мастодонтами. Но олимпийский поединок расставил всех по своим местам.

Первое движение – жим. У Власова и Брэдфорда результат одинаковый – по 180 кг. Шемански выжал на 10 кг меньше. Во втором движении – рывке – все три фаворита подняли 150 кг. Во втором подходе Власов попросил добавить еще 5 кг и спокойно поднял штангу и обошел соперников. Третье движение – толчок. Шемански остановился на 180 кг, Брэдфорд толкнул 182,5 кг и ушел с помоста. Власов остался один. Он уже олимпийский чемпион, но Юрий начал бороться с достижениями американского супертяжеловеса Пауля Андерсона, чей официальный рекорд в троеборье составлял 512,5 кг, а на внутренних соревнованиях в Техасе – 533 кг. Все газеты США упорно твердили, что никто в ближайшие 100 лет не сможет превысить тот же вес. Власов толкнул 185 кг – и «обновил» официальный мировой рекорд в троеборье – 520 кг! Затем он попросил добавить 10 кг – и без видимых усилий расправился с огромным весом. Еще один мировой рекорд! На оставшуюся третью попытку Юрий заявил 202,5 кг и четко вытолкнул штангу вверх. Он замер на мгновение, удерживая этот непостижимый вес, и зал взорвался аплодисментами. Всего за один вечер советский атлет установил три мировых рекорда в троеборье. Последний рекорд – 537,5 кг – казался в то время просто фантастическим. Из зала, где скандировали имя победителя и радовались рождению феноменального рекорда, Власова вынесли на руках, как римского триумфатора. Он был признан лучшим спортсменом Римской Олимпиады и отобрал у П. Андерсона титул «Самый сильный человек мира».

Роберту Хоффману, знаменитому организатору мирового спорта, принадлежат пророческие слова: «Власов приобретает знания для будущего. Когда-нибудь Россия сможет извлечь иную, более высокую пользу из своего атлета. Его интеллект столь же велик, как и сила». И это говорит о том, что интересы Юрия не ограничивались только спортом. С 1959 г. его очерки, репортажи и рассказы печатались в газете «Известия», в журналах «Огонек», «Юность», «Физкультура и спорт», «Октябрь» и других. Следуя своим убеждениям, даже после выхода в свет книг Власов так и не вступил в Союз писателей, считая это несовместимым с творческой свободой. Литературную деятельность, спортивные достижения и общественную жизнь он рассматривал, как служение своему народу. Именно поэтому в 1960–1964 гг. Власов исполнял обязанности депутата Моссовета.

Но до 1968 г. на первом месте у Юрия все же был спорт. Войдя в число первых атлетов страны серией всесоюзных рекордов в 1957 г. (12 рекордов СССР), он установил 29 мировых рекордов – последний на чемпионате Москвы в 1967 г. В сумме троеборья Власов достиг 580 кг. На олимпийском турнире в Токио (1964 г.) удача слегка отвернулась от Юрия: «битву титанов» выиграл Леонид Жаботинский, обойдя триумфатора Рима на 2,5 кг. После этого Власов отказался от активных тренировок, хотя из спорта не ушел и еще четыре года делил первые места с украинским тяжелоатлетом.

Оглядываясь на пройденный путь, Юрий Петрович писал: «Ничего случайного в моих спортивных победах не было. Все, чего я добился, явилось результатом привязанности к силе. Я был верен ей с детских лет. С тех же лет делал все, чтобы развить силу. В этой работе я не знал жалости к себе. Безусловно, это закаляло волю. Но разве только одну волю? Разве победа над тяжестью, бессилием, преодоление страха перед испытанием не есть победа духа?.. Думаю, что подлинный атлетизм – атлетизм не для рекордов и чемпионатов. Спорт как средство оздоровления универсален, но не универсально его приложение в каждом случае. Нет и не может быть строго единой методики. Все надо переводить с коэффициентом поправки на себя. Это очень важно». Не менее важным для любого спортсмена и человека он считал жизненный настрой: «Любая мысль вообще переходит в физический строй человека. Тяжелые и унылые мысли калечат, радостные – оздоравливают. Счастлив, кто легок настроением». Поэтому Власов без особой грусти в 1968 г. официально простился с большим спортом. Для миллионов болельщиков Власов остался «королем в королевстве королей». Юрий ушел в расцвете сил – в золотом возрасте для атлета, далеко не исчерпав свои физические возможности. За десятилетие активной жизни в большом спорте (1957–1967) он не имел ни единой нулевой оценки и покорил 29 мировых рекордов. А вот «нервная система просто не хотела, точнее не могла служить двум богам с одинаковой истовостью – литературе и спорту рекордов. А я был, да и остаюсь, большим мастером жечь свечу жизни с обоих концов».

Одновременно инженер-капитан Власов по личной просьбе был уволен в запас из рядов Советской армии и весь свой талант сосредоточил на литературе и тренерской работе с тяжелоатлетами в спортивном клубе «Труд». В 1987–1988 гг. он руководил Федерацией атлетической гимнастики СССР. Из-под его пера вышли книги: «Себя преодолеть» (1964 г.), «Белое мгновение» (1972 г.), «Особый район Китая» (1973 г.), «Соленые радости» (1976 г.), «Справедливость силы» (1989 г.), «Геометрия чувств» (1991 г.), «Стужа» (1992 г.), «Кто правит бал» (1993 г.), трехтомная историческая исповедь «Огненный крест» (1993–1994 гг.), «Русь без вождя» (1995 г.), «Мы есть и будем» (1996 г.), «Русская правда» (1999 г.), «Временщики: Судьба национальной России. Ее друзья и враги» (1999 г.). Каждая из них нашла своего читателя, потому что автор был предельно правдив в своем творчестве. А как тонко и поэтично он умеет передать чувства! Его «Белый омут», вошедший в сборник «Первая любовь», стоит там рядом с произведениями Тургенева, Достоевского, Бунина.

И тем не менее после 1976 г. последовал долгий перерыв в писательской карьере Власова, во время которого несколько книг были опубликованы на Западе. Это было связано не столько с резко ухудшившимся здоровьем (в 1978 г. Юрий перенес несколько операций на позвоночнике), сколько с опалой. Его тренер С. П. Богдасаров писал: «По отношению к политической системе Юра занимал строгую и принципиальную позицию. Развратники и казнокрады не могли простить ему той нетерпимости, с которой он к ним относился. Его боялись и будут бояться – ведь не купишь. За сорок лет не купили, жизнь его проверила… Даже когда ему было сделано предложение от имени самого Брежнева работать в Международном отделе ЦК его личным референтом (это было признанием фундаментальных знаний по Китаю после написания книги «Особый район Китая») – Власов отказался. А было бы положение, высокий заработок, дача, машина, пайки!.. Но он тогда уже пишет свою работу «Огненный крест» и отчетливо представляет, кто эти люди, что пристроились у власти. Он раз и навсегда прочертил границу дозволенного в отношениях с номенклатурой. И она это знала. Существовал фактический запрет на издание его книг… Власов знал об этом. И все же оставался неподкупным и непокорным номенклатуре».

Но и находиться в стороне от политической и общественной жизни страны он не мог. По складу характера его можно отнести к правдоборцам. В 1989 г. Власов вышел из членов КПСС и был избран народным депутатом СССР по территориальному округу. На Первом съезде народных депутатов СССР он выступил с речью, в которой подверг острой критике КПСС и КГБ. В Верховном Совете СССР Юрий Петрович входил в Межрегиональную депутатскую группу. В 1990–1991 гг. он возглавлял Фонд социальной защиты москвичей. В августе 1991 г. во время попытки государственного переворота (ГКЧП) принял участие в защите Белого дома. В 1993 г. Власов занял пост председателя попечительского совета высших Столыпинских курсов государственного права и управления, а также был избран на должность президента Независимой Пушкинской академии по настоянию ее учредителей – потомков Александра Пушкина и соучредителей – потомков Натальи Гончаровой.

В 1993 г. Власов как депутат Государственной думы РФ первого созыва вошел в состав Комитета по безопасности, а в июне 1996 г. баллотировался на пост Президента РФ. В первом туре он набрал 0,02 % голосов избирателей и выбыл из дальнейшей борьбы. Но как точно отметил доктор филологии

Ю. Сохряков: «…если бы на высшую государственную должность выбирали не по принципу партийной принадлежности, но по преданности и служению Родине, то имя Юрия Власова было бы вне конкуренции. Последние его книги, как и вся его жизнь, бесспорное тому доказательство». В 1994 г. на учредительной конференции Всероссийского общественного комитета за законность и народовластие, проходившей в Москве, он был избран членом президиума и председателем комитета.

Сам Юрий Петрович говорит о своем отношении к жизни: «Я делал сколько угодно и ложных шагов, и опрометчивых, и строил отношения нередко с предвзятостью. Но совершенно точно одно: в главном я был неизменным. И это главное – бескомпромиссное движение к цели, такой, какой я ее представлял. И в этом движении я ни во что не ставил себя. Здесь я действовал без колебаний».

 

Каспаров Гарри Кимович

Настоящее имя – Гарри Кимович Вайнштейн (род. в 1963 г.)

Известный шахматист, гроссмейстер. Самый молодой в истории шахмат чемпион мира, многократно завоевывавший это звание. Семикратный олимпийский чемпион. Публицист, политик и финансист.

Творческий взлет Каспарова удивителен. Уже в шестнадцать лет он становится чемпионом мира по шахматам среди юношей, в семнадцать – получает звание гроссмейстера, а в двадцать два – становится чемпионом мира среди взрослых. Регалии этого выдающегося шахматиста можно перечислять очень долго. Например, он пятнадцать лет удерживал звание чемпиона мира, а приз «Шахматный Оскар» получал девять раз. Конечно, время идет, появляются новые чемпионы, но не стоит забывать и тех, кто много лет составлял элиту международного спорта.

Гарри Кимович родился 13 апреля 1963 г. в г. Баку. Его отец, Ким Моисеевич Вайнштейн, был по специальности инженером-энергетиком. Мать, Клара Шагеновна Каспарова, фамилию которой Гарри позже взял, долгое время работала старшим научным сотрудником Азербайджанского научно-исследовательского электротехнического института.

Отец Гарри Каспарова был очень разносторонне развитым человеком, любил искусство, неплохо играл в шахматы. Мальчик научился играть в шахматы очень рано, наблюдая за игрой своих родителей. Когда встал выбор – заниматься шахматами или музыкой, отец, заметивший у сына аналитические способности, решил, что надо сделать выбор в пользу шахмат. Гарри начал серьезно заниматься шахматами в бакинском Дворце пионеров. Он отличался большим трудолюбием и именно этим обратил на себя внимание тренера, Олега Приворотского. Занятия во Всесоюзной школе экс-чемпиона мира Михаила Ботвинника дали Каспарову понимание стратегии игры и развили заложенные в нем аналитические способности. Впервые на серьезных соревнованиях Гарри проявил себя в 1973 году – тогда он в составе команды Азербайджана выступил на Всесоюзных молодежных играх в Вильнюсе. После этого Гарри уверенно выиграл юношеские чемпионаты СССР в 1976 и 1977 гг. Фактически уже в это время он играл как мастер. Официально же это звание он получил после победы в 1978 г. на Мемориальном матче памяти А. Сокольского. Уже через два года после этого Каспаров становится чемпионом СССР – самым молодым за всю историю.

К восемнадцати годам у Гарри уже был впечатляющий комплект шахматных наград и званий. Кроме этого он имел и золотую медаль за отличное окончание средней школы. И вот впереди осталась одна, но самая заветная цель – стать чемпионом мира. Колоссальный многолетний труд дал результаты: Каспаров побеждает в матчах претендентов и получает право на матч за мировое первенство, который и состоялся в 1984 г. между ним и тогдашним чемпионом мира Анатолием Карповым. По драматизму борьбы и накалу отнюдь не спортивных страстей этому матчу нет равных до сих пор. Соперники «доигрались» до того, что президент ФИДЕ Флоренсио Кампоманес вынужден был прервать поединок без объявления результата. Новый матч, который начался 1 сентября 1985 г. в Москве, принес Каспарову долгожданный чемпионский титул – тринадцатый в истории шахмат.

Однако Карпов не опустил рук и продолжил борьбу. Он попытался взять реванш через год, однако снова был побежден. И так продолжалось до 1990 г., когда Карпов проиграл последний, пятый матч и выбыл из борьбы за мировое первенство.

Одной из главных черт характера Каспарова является способность преодолевать трудности, невзирая на противодействие. Для того чтобы отточить свое и так незаурядное мастерство, он устраивал сеансы одновременной игры с национальными сборными Германии, Швейцарии, Аргентины, Израиля. И во всех побеждал.

В 1988–2000 гг. Каспаров становится победителем многочисленных турниров и матчей. В результате серии побед в супертурнирах 1999 г. его рейтинг поднялся до отметки 2851 единиц (рейтинг Эло – основной в современных шахматах показатель силы игры шахматиста). И это при том, что до сих пор никому не удалось преодолеть рубеж в 2800 единиц.

Выйдя в 1993 г. из ФИДЕ, Каспаров спровоцировал серьезный раскол в среде шахматистов. Он создал альтернативную ФИДЕ Профессиональную шахматную ассоциацию, начавшую проводить международные соревнования и организовавшую розыгрыш мирового первенства 1995 г. После ее распада целых пять лет никто не брался организовать поединок за шахматную корону против Каспарова. Получилось, что пять лет чемпион почивал на лаврах, не отстаивая свой титул. И вот в 2000 г. английская компания «Brain Games Net Work» организовала такой матч. Впервые претендента не определяли путем проведения предварительных отборочных игр, а назначили по желанию спонсоров. Таких претендентов изначально было два – Ананд и Владимир Крамник, но Ананда не устроили условия поединка. Матч состоялся в ноябре 2000 г. Каспаров потерпел поражение и уступил чемпионский титул Крамнику. Несмотря на внешне хорошие отношения с соперником, Каспаров регулярно критикует его за отказ от матча-реванша.

Гарри Кимович вообще в последние годы больше критикует, чем играет. С его точки зрения, весь мир плох, и становится все хуже. Каспаров не сотрудничает с ФИДЕ, обвиняя ее президента Кирсана Илюмжинова в развале организаторской деятельности. Своих коллег-гроссмейстеров обвиняет в излишней любви к деньгам, заставляющей их выступать в чемпионате мира по версии ФИДЕ. При этом он ратует за профессионализацию спорта и стремится контролировать призовой фонд своих матчей. В начале 2003 г. Каспаров попытался заключить контракт на матч за звание чемпиона мира с Русланом Пономаревым, официальным чемпионом по версии ФИДЕ. Несмотря на предполагавшуюся честную борьбу, включавшую еще и полуфинальный матч между Крамником и Петером Леко, Пономареву предложили подписать контракт, где указывалось, что его матч с Каспаровым является матчем за чемпионское звание. Не договорившись об устраивающих обоих соперников условиях, адвокаты Пономарева не пошли на подписание контракта, в результате чего матч был сорван. Хотя возможно, если стороны сумеют договориться, он все-таки произойдет.

Противостояние Каспарова и ФИДЕ продолжается. И от этого проигрывают зрители, ради которых, собственно, и выступают спортсмены. Трудно представить дальнейшие чемпионаты мира, проводимые ФИДЕ, без Каспарова и Крамника. Да и им могут надоесть игры между собой.

Каспаров активно занимался и занимается пропагандой шахмат, а также сочетания шахматного искусства с новейшими технологиями. Огромную популярность снискали проведенные в 1996 г. в Филадельфии и в 1997 г. в Нью-Йорке матчи против суперкомпьютера «Deep Blue», созданного компанией IBM. Игра Каспарова стала демонстрацией огромных возможностей человека, несмотря на итоговый проигрыш. Кстати, преемник Каспарова по чемпионскому титулу Владимир Крамник в ноябре 2002 г. также не смог выиграть у компьютера, сведя партию вничью при счете 4:4.

Гарри Кимович – активный сторонник использования системы Интернет для прямой трансляции соревнований, организации учебного процесса, активной рекламы шахмат. Шахматный сайт «Клуб Каспарова», созданный в 1998 г., сейчас достаточно популярен. Во время матча «Каспаров против всего мира», организованного в 1999 г. компанией Microsoft, сайт посетило более трех миллионов человек.

18 ноября 2003 г. со счетом 2:2 закончился матч между Гарри Каспаровым и шахматным компьютером «X3D Fritz». Поединок транслировался в сети Интернет в режиме реального времени. Одной из основных особенностей этого матча было то, что игра шла на виртуальной доске, которую гроссмейстер видел при помощи специальных очков, дающих трехмерное изображение. Как раз необычность и трудность условий, в которых проходил матч, и была выдвинута Каспаровым как аргументация поражения в двух партиях. На пресс-конференции после матча он заявил, что устроителям не удалось создать равные условия для участников, подразумевая в первую очередь себя. «По-моему, человеку должно было быть предоставлено больше времени», – заявил он. Однако, несмотря на поражение, призовой фонд матча в размере 250 тысяч долларов Каспаров и разработчики Fritz разделили поровну.

Несмотря на то что в жизни Каспарова шахматы занимают основное место, ими она все-таки не ограничивается. Он предпочитает гармонично совмещать спорт, семью и даже политику. Правда, с разным успехом.

Любой спорт дается ему легко. Каспаров с удовольствием играет в футбол, теннис, занимается гимнастикой и бегом, плавает.

Своей семейной жизнью Гарри полностью доволен. Он второй раз женат, его супругу зовут Юлия. В 1996 г. у них родился сын Вадим. От первого брака у него дочь Полина (1993 г.).

А вот попытки Каспарова заняться политикой не очень удались. Когда в 1991 г. шахматист, неожиданно для своих поклонников, пошел в политику, он считал, что может повлиять на ситуацию в стране. Он стал председателем московской городской организации Демократической партии России. Потом объявил о создании собственной Либерально-консервативной партии. Но с годами нарастало разочарование, и постепенно Гарри Кимович отошел от активного участия в общественной жизни, а затем и окончательно оставил большую политику.

Сейчас Каспаров в интервью заявляет, что полностью разуверился в реформах, не хочет иметь никаких дел с Россией и все его интересы – за рубежом. Вообще с годами отзывы Каспарова о России становятся все резче. С его точки зрения, шахматы здесь умерли. Экс-чемпион, видимо, за что-то обижен на страну, которая вырастила из него гроссмейстера. Ну что ж, каждый имеет право на свое мнение. А мнения у Гарри Кимовича порой очень любопытные, как отмечал в начале 1990-х гг. немецкий журнал «Спорт-ревю». Журнал решил создать портрет идеального чемпиона. И головой такого чемпиона, по мнению журнала, должна была стать голова Гарри Каспарова. В журнале отмечалось, что на тренинг мысли у Каспарова уходит по 6–8 часов в день, зато эти мысли оригинальные, а подчас – парадоксальные.

Эту парадоксальность мыслей Каспаров блестяще подтвердил, заинтересовавшись новой для себя областью деятельности – историей. Он написал в журнал «Огонек» статью, посвященную так называемой «новой хронологии». В этой статье он с апломбом любителя «разгромил», как он считал, профессионалов от истории. И все было бы ничего, если бы Гарри в исследовательском порыве не объявил себя буквально основателем и первооткрывателем жанра, по случайности забыв упомянуть действительных авторов широко разрекламированной им теории – ученых-математиков Носовского и Фоменко. А по уровню научного невежества он далеко превзошел даже этих реформаторов, чем блестяще подтвердил народную пословицу: «Не в свои сани не садись».

Несмотря на неудачи и разочарования последних лет, Гарри Каспаров пока не думает уходить на покой из большого спорта. Он собирается бороться за будущее шахмат, за их внедрение в систему образования. С этой целью он даже занялся писательским трудом. В 2006 году Каспаров завершил работу над пятитомным изданием «Мои великие предшественники».

 

Латынина Лариса Семеновна

(Род. в 1934 г.)

Советская гимнастка, заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР. Абсолютная чемпионка Олимпийских игр 1956 и 1960 гг. Награждена 18 олимпийскими медалями, из которых 9 золотых, 5 серебряных, 4 бронзовых. Восьмикратная чемпионка мира, многократная чемпионка Европы и СССР. Тренер олимпийской команды гимнасток в 1968, 1972 и 1976 гг.

Весной 1958 г. на прием к маститому киевскому гинекологу А. Лурье пришла известная гимнастка Лариса Латынина, собиравшаяся стать мамой. «Вы планировали выступать в июле на чемпионате мира? – поинтересовался профессор. – Вот и выступайте. Только никому ни слова. Начнутся комиссии, советы. В гимнастике я разбираюсь плохо, но в балете известен как повивальная бабка. Думаю, ребенок родится здоровым, мама будет счастлива, а профессор – доволен». На этих соревнованиях 23-летняя спортсменка завоевала 4 золотые медали и стала абсолютной чемпионкой мира.

Кроме Латыниной, получить столько же золотых олимпийских наград за всю спортивную карьеру удалось только финну Пааво Нурми, за что ему на родине был установлен памятник. По количеству завоеванных медалей гимнастка не имеет равных в 100-летней истории Олимпиад, а ее имя внесено в Книгу рекордов Гиннесса.

Лариса родилась 27 декабря 1934 г. в Херсоне. Когда началась война, ее отец, Семен Андреевич Дирий, ушел на фронт. «Войну я никогда не забуду, – вспоминала впоследствии прославленная гимнастка. – И не забудет ее никто из моего поколения. Тысячи бед принесла она нам. И нет среди семей моих сверстников ни одного, которого бы ни опалили частые неразборчивые молнии военной грозы. Где-то в районе великой Сталинградской битвы, в земле, усеянной осколками и пропитанной пороховой гарью, похоронен мой отец».

На долю маленькой Лоры и ее матери Пелагеи Анисимовны Барабанюк выпали нелегкие годы вражеской оккупации и послевоенной разрухи. Чтобы прокормить семью, маме приходилось работать днем и ночью – уборщицей и истопником. Тем не менее ее непоколебимый принцип – дочка должна воспитываться не хуже, чем у людей, – действовал при любых обстоятельствах.

Мировая спортивная гимнастика должна быть благодарна случаю, что Лариса не стала балериной – в родном Херсоне после уроков в школе она прилежно занималась в хореографическом кружке, но он быстро закрылся, а балетного училища, о котором мечтала ладная бойкая девчонка, в городе не было.

Не удалось ей проявить и свои великолепные вокальные данные. Ее первый тренер в гимнастике Михаил Сотниченко пришел к руководителю хора, куда хотела поступить его юная способная подопечная, и упросил: «Скажите, что нет у нее ни слуха, ни голоса – ничего нет». Так и получилось. Услышав: «Нет, милая, для хора ты не подходишь», девочка вернулась домой.

Гимнастика все больше входила в ее жизнь. В 1950 г. Лора выполнила первый разряд и в составе сборной команды школьников Украины отправилась на всесоюзное первенство в Казань. Однако выступление сложилось неудачно: юная гимнастка получила ноль на перекладине и долго потом переживала, в одиночку заливаясь слезами. Именно тогда она усвоила одно твердое правило: смейся со всеми, плачь в одиночку.

После Казани Лариса тренировалась с удвоенной энергией и уже в 9-м классе выполнила норматив мастера спорта. В Херсоне на городском стадионе ей торжественно вручили значок и удостоверение. Она стала первым мастером спорта СССР в своем родном городе. В 1953 г. Лора окончила школу с золотой медалью и собралась ехать в Киев поступать в политехнический институт. Почти одновременно из Москвы ей прислали вызов на всесоюзный сбор в Братцево, где готовилась сборная команда страны, выезжающая на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Бухарест. Решающие контрольные отборочные соревнования она прошла достойно и вскоре получила заветный синий шерстяной костюм с буквами «СССР».

В столице Румынии были выиграны первые в спортивной карьере Ларисы Дирий золотые медали на соревнованиях международного масштаба.

В Киеве студентка электротехнического факультета политеха продолжала тренировки под руководством заслуженного тренера СССР Александра Мишакова. Из простого увлечения гимнастика перерастала в дело жизни. Ей все яснее становилось, что надо избирать путь, где будущая профессия будет связана со спортом. А когда это стало очевидным, она перешла учиться в Институт физической культуры.

Так раскладывала судьба свой пасьянс, по которому мировой спорт «приобрел» в итоге самую титулованную гимнастку ХХ в. «Иногда я начинаю подсчитывать все свои спортивные награды, – смеялась Лариса, – так запутываюсь где-то между цифрами 140 и 150. Меня подчас спрашивают: “Какая из медалей вам особенно дорога?” Конечно же, нельзя забыть о первой, это долгожданное счастье. Ну и, верно, последняя – знак скорого расставания с активным спортом. Не могу не сказать о наградах чемпионата мира 1958 г. Тогда на помосте я думала не столько о призах и возможном месте в таблице, сколько о том, что у меня скоро должен родиться ребенок. И через пять месяцев появилась Татьяна. Когда Таня была маленькой, и к нам приходили гости, она любила показывать эти награды и говорила: “Это наши с мамой медали, мы их вместе завоевали…”»

Во время Олимпийских игр 1964 г. «Таймс» писала: «В жизни каждого человека бывает несколько моментов такой красоты, которая вызывает слезы и стеснение в груди. Это может быть закат в горах, картина, какой-нибудь музыкальный отрывок, это может быть один из тех редких моментов, когда спорт внезапно становится формой искусства.

Один такой момент мы испытали здесь, в Токио, когда Латынина очаровала нас своими вольными упражнениями. В этот момент она была не просто великолепной гимнасткой. Она была воплощением молодости, красоты и блеска… В памяти остается Латынина. Сейчас ей 29 лет, возможно, мы уже никогда не увидим ее такой. Но именно такие моменты, как те, которые она нам дала в этот вечер, порождают вечные надежды».

И по сей день Лариса остается единственной гимнасткой, которой удалось выиграть золотые медали в вольных упражнениях на трех Олимпиадах подряд – в Мельбурне (1956 г.), в Риме (1960 г.) и в Токио (1964 г.), – и единственной за всю историю Олимпийских игр обладательницей 18 олимпийских медалей, из которых 9 – золотые.

В 1966 г., на ее последнем в качестве гимнастки чемпионате мира, 32-летняя Латынина была рядом с совсем молодыми Ольгой Карасевой, Зиной Дружининой, Наташей Кучинской, Ларисой Петрик. «Это же наша мама, – говорила тогда Карасева. – Она добрая и внимательная, но и сердиться умеет, особенно когда мы с девчонками втихомолку едим мороженое. Думаю, что Ларисе Семеновне бывает очень грустно. Наверное, это ее последний чемпионат…»

Да, это был ее последний мировой турнир. А потом пришла пора нового взлета легендарной чемпионки: Латынина стала старшим тренером женской сборной СССР и десять лет была на этом посту. Под ее руководством спортсменки трижды выиграли золотые медали Олимпиад 1968, 1972 и 1976 гг. Именно в это время Латынина и ее помощники создавали гимнастические шедевры Ларисы Петрик, Эльвиры Саади, Нины Дроновой, Людмилы Турищевой, Ольги Корбут – достойнейших учениц и наследниц великой Латыниной.

И все это «золотое десятилетие» Лариса отстаивала в гимнастике ее главные, непреходящие ценности – красоту, женственность, лиризм. Она следовала этим принципам всю жизнь, стараясь не дать восторжествовать гимнастике супертрюковой, жесткой, больше цирковой, нежели спортивной. Гимнастика души, гимнастика вдохновения была для нее превыше всего.

Но большой спорт – это нередко и большие интриги. Не миновала чаша сия и Латынину. После Монреаля ее стали обвинять в том, что она проповедует женственность, а нужны трюки, скорость и сложные элементы. В 1977 г., устав от незаслуженных упреков, Лариса подала заявление об уходе с тренерской работы: «Бороться было трудно, даже бесполезно. Но вот спустя годы смотрю выступления сегодняшних мастеров и вижу, что возвращаются прежняя красота, изящество, гармония гимнастики. Значит, я была права, и сознание этого придает мне силы».

В течение четырех лет Латынина работала в оргкомитете «Олимпиада-80», где курировала подготовку и проведение соревнований по гимнастике. После привычной тренерской работы она осваивала новое для себя поприще: занималась вопросами строительства и оборудования гимнастических залов, обеспечения спортсменов формой и необходимым инвентарем, представляла оргкомитет на всех проводившихся в те годы крупнейших международных соревнованиях по гимнастике, в том числе на чемпионатах мира и Европы.

Затем она работала в Спорткомитете Москвы, на протяжении 10 лет была старшим тренером сборной команды столицы по гимнастике. С 1990 г. Латынина работала в Фонде милосердия «Физкультура и здоровье», в 1997–1999 гг. была заместителем гендиректора СП «Гефест». С 1991 г. и по настоящее время она – член бюро Союза спортсменов России.

И все же в Москве «бабушка русской гимнастики» бывает нечасто. Бо́льшую часть времени она вместе с мужем Юрием Фельдманом (он – один из руководителей электротехнической компании АО «Динамо», в прошлом мастер спорта по гонкам на треке) постоянно живет в своем имении близ подмосковного Семеновского. Это настоящая ферма – с коровой, козой, свиньями, овцами, кроликами, домашними собаками и котом…

«Мне нравится новая роль управительницы большого хозяйства, – говорит знаменитая российская спортсменка. – На склоне лет приятно жить на природе, заниматься полюбившимся делом. Всю жизнь, пока я выступала, тренировала, моталась по городам и весям, своим домом, квартирой заниматься было некогда. Теперь все по-иному, и я с радостью живу каждый день, благо рядом любимый муж, неподалеку дом дочери с двумя внуками. Думаю, что мы живем счастливо…»

За выдающиеся спортивные заслуги заслуженный работник физической культуры РФ Лариса Латынина награждена орденами Ленина, Дружбы народов, Почета, тремя орденами «Знак Почета» и медалями. Президент Международного олимпийского комитета Самаранч вручил Ларисе в 1991 г. серебряный орден МОК, ЮНИСЕФ наградила ее «Золотым камертоном». Ее имя внесено в уникальный список спортсменов в Нью-Йорке – «Холл Олимпийской славы». В 2000 г. на Олимпийском балу в номинации «Лучшие спортсмены России ХХ в.» Латынина была включена в эту великолепную десятку, а по опросу ведущих мировых спортивных журналистов, она была названа в числе 25 выдающихся спортсменов столетия.

 

Михалков Никита Сергеевич

(Род. в 1945 г.)

Российский кинорежиссер, актер, сценарист, продюсер. Народный артист РСФСР. Председатель Союза кинематографистов России. Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» IIІ степени, Сергия Радонежского І степени, Почетного легиона и др. Лауреат более тридцати премий международных кинофестивалей.

Этот человек не нуждается в представлении. Как говорит он сам, «полжизни работаешь на имя – и полжизни имя должно работать на тебя». Актер Никита Михалков сыграл более 45 ролей, кинорежиссер Никита Михалков создал 15 полнометражных и 12 короткометражных фильмов, а также осуществил несколько постановок театральных спектаклей. Он же является председателем Президиума Российского фонда культуры, членом Совета по культуре при Президенте РФ, членом коллегии Министерства культуры РФ, членом комиссии РФ по делам ЮНЕСКО, представителем России в Европейской киноакадемии. Михалков – действительный член Академии гуманитарных наук и профессор Академии гуманитарных наук Сан-Марино. Он возглавляет Союз кинематографистов России, преподает во ВГИКе и на Высших режиссерских курсах, проводит мастер-классы дома и за рубежом, руководит студией «Три Тэ». Народный артист РФ Михалков – лауреат многих отечественных и международных премий, обладатель Гран-при Каннского фестиваля и «Оскара» за лучший иностранный фильм.

Будущий российский «оскароносец» родился 21 октября 1945 г. в Москве в старинной дворянской семье, известной с конца XV столетия. Его отец – детский писатель Сергей Михалков (автор легендарного «Дяди Степы», а также гимна Советского Союза и новой России), мать – поэтесса Наталья Кончаловская. Среди его предков был постельничий царя Алексея Михайловича, художники Василий Суриков и Петр Кончаловский. Наивысшего подъема фамилия Михалковых достигла в XVI в., когда ее представители оказались приближены к великокняжескому, а затем и к царскому двору. Их родовым имением было село Петровское на Шексне Рыбинского уезда Ярославской губернии, где находилась и семейная усыпальница.

Вместе со старшим братом – ныне известным режиссером Андроном Михалковым-Кончаловским, Никита с детства был «обречен» вращаться в литературно-художественной среде и искать свое призвание в сфере искусства. Он учился в музыкальной школе при Московской консерватории, занимался в студии при театре им. Станиславского и с 13-летнего возраста начал сниматься в кино. Его первыми работами стали эпизоды в фильмах «Солнце светит всем», «Тучи над Борском» и «Приключения Кроша». В 18 лет он сыграл одну из главных ролей в фильме Г. Данелия «Я шагаю по Москве» и даже спел там доныне популярную песню. После такого удачного дебюта юный актер не сомневался в выборе профессии и в 1963 г. поступил в Театральное училище им. Щукина.

Здесь, в училище, Никита женился на однокурснице, восходящей звезде советского кино Анастасии Вертинской. Однако брак двух неординарных личностей оказался непрочным и, несмотря на рождение сына Степана, вскоре закончился разводом. А в 1966 г. Михалкова отчислили из училища с формулировкой «за нарушение дисциплины». Оказывается, талантливый четверокурсник неоднократно игнорировал запрет руководства вуза и продолжал сниматься в кино. В том же году он был принят на 2-й курс режиссерского факультета ВГИКа в мастерскую Михаила Ромма, а по его окончании неожиданно для всех ушел служить в армию, на Тихоокеанский флот.

Вернувшись в 1973 г. в Москву, Никита женился во второй раз – на манекенщице столичного Дома моделей Татьяне Соловьевой, с которой был знаком до армии. Через год в семье Михалковых родилась девочка, которую назвали Анной, а потом сразу мальчик – Артем. В это время вышла первая полнометражная картина молодого режиссера – «Свой среди чужих, чужой среди своих», которая сразу же стала заметным событием советского кинематографа. Михалков, выступивший в этом фильме еще и в качестве актера и сценариста, продемонстрировал мастерское владение профессией, а также оригинальность сюжета, ничем не уступающего голливудским вестернам.

Вслед за первым фильмом последовали ленты «Раба любви», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Пять вечеров», «Несколько дней из жизни Обломова», «Родня», «Без свидетелей», «Очи черные», «Автостоп», «Урга: территория любви», «Утомленные солнцем». Картины Михалкова, совершая триумфальное шествие по экранам мира, покоряли сердца зрителей, удостаивались самых престижных кинематографических премий. В списке наград режиссера более 30 отечественных и международных призов. Среди них: «Большая Золотая раковина» МКФ в Сан-Себастьяне-77, «Золотой Хьюго» МКФ в Чикаго-78, «Золотой щит» МКФ в Оксфорде-80, «Золотой лев» МКФ в Венеции-91, Гран-при МКФ в Кельне-92, главная премия Европейской киноакадемии «Феликс-93», «Серебряный голубь» МКФ в Лейпциге-94, Гран-при МКФ в Каннах-94, первый для новой России «Оскар» Американской киноакадемии за лучший иностранный фильм 1995 года – «Утомленные солнцем».

Одновременно Михалков много снимался как актер. Среди наиболее заметных его ролей – Паратов в «Жестоком романсе» и Андрей в «Вокзале для двоих» Э. Рязанова, Александр III в «Сибирском цирюльнике» и другие. В 1984 г. кинорежиссер был удостоен высокого звания народного артиста РСФСР, а в 1990-х гг. стал кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством» IIІ степени и Сергия Радонежского І степени, а также был награжден французским орденом Почетного легиона. В феврале 2004 г. президент Итальянской республики удостоил Михалкова высшей государственной награды страны – ордена Рыцаря Большого Креста и вручил ему национальную премию им. Витторио Де Сики.

В перестроечные годы Никита Сергеевич был одним из немногих, кто выступил в защиту С. Бондарчука во время «переворота 1986 г.» в Союзе кинематографистов. Эта принципиальная позиция режиссера во многом послужила поводом к тому, что его фильм «Очи черные» был воспринят в штыки отечественной критикой, несмотря на огромное количество призов, которое он занял на международных кинофестивалях. Во время съемок этой ленты в семье Михалковых родилась дочь – Надя.

В конце 1990-х гг. Михалков основал продюсерскую студию «Три Тэ» (Творчество, Товарищество, Труд), которая стала заметным явлением как в мире искусства, так и в сфере бизнеса. В жизни режиссера творчество успешно сочетается с активной общественной деятельностью: с 1993 г. он исполняет обязанности председателя правления Российского фонда культуры, а с 1998 г. – председателя Союза кинематографистов России. Его авторитет признан многими престижными международными и российскими организациями. Имя Никиты Михалкова неразрывно связано с различными благотворительными акциями, направленными на возрождение России, памятников отечественной культуры, русской Православной церкви и ее святынь. Он член президиума Всемирного русского собора и сопредседатель Совета Российского земского движения.

В 2000 г. Михалков стал лауреатом Государственной премии РФ в области литературы и искусства за фильм «Сибирский цирюльник», премьера которого состоялась 20 февраля 1999 г. в Кремлевском Дворце и сопровождалась уникальным фейерверком. В мае того же года картина открывала показ работ на традиционном Международном кинофестивале в Каннах, а в столице Франции, впервые за всю историю русского кино, ее демонстрировали сразу два десятка крупнейших кинотеатров. Сам Никита Михалков назвал фильм «Сибирский цирюльник» «той Россией, которая должна быть».

Сегодня мастер говорит о своей работе в кинематографе: «Господь так управил, что мне никогда не приходилось делать что-то только ради денег. У меня была возможность делать то, что мне нравится, и отвечать за то, что я делаю… Я снял множество кинокадров за свою уже 35-летнюю работу в кино, но всю свою жизнь я снимаю один фильм о том, что мне интересно, о том, что люблю…»

К 60-летию Победы в Великой Отечественной войне на российские экраны вышел новый фильм Никиты Михалкова, рабочее название которого «Утомленные солнцем-2». Сценарий картины режиссер представлял на кинофестивале в Выборге «Окно в Европу». Это дилогия, состоящая из двух самостоятельных полнометражных фильмов: «Утомленные солнцем. Предстояние» и «Утомленные солнцем. Цитадель». «Утомленные солнцем-2» является самым дорогим российским фильмом с бюджетом, по разным данным, от 40 до 55 млн. долларов.

По словам Михалкова, новый фильм показывает войну такой, какой ее никто еще не видел: «Эта картина не для ветеранов. Не потому, что я их не уважаю, наоборот, я их очень люблю и склоняю перед ними голову. Но они уже свое кино получили. И это кино замечательное. Я снимаю для тех, кто не знает войны. И здесь дело не в документальной точности, а в том, что произошло: как и кем выиграна война… Я понимаю, что историки потом к чему-то придерутся. Но есть высшая цель! Я хотел бы следовать высшей правде, а высшая правда – это то ощущение, с которым зритель должен выйти из кинозала».

 

Михалков-Кончаловский Андрон (Андрей) Сергеевич

(Род. в 1937 г.)

Известный кинорежиссер и сценарист, народный артист России, старший сын известного советского поэта Сергея Михалкова. Народный артист РСФСР (1980). Первый советский режиссер, выехавший из страны для работы в Голливуде. Сейчас живет в основном в Москве. Президент киноакадемии «Ника».

Андрон Сергеевич Михалков-Кончаловский родился 20 августа 1937 г. в Москве, в творческой семье. Его мать, Наталья Кончаловская, – известная писательница и поэтесса, автор книги «Наша древняя столица». Отец, Сергей Михалков, – знаменитый детский писатель, создавший, помимо стихов, басен и пьес, текст гимна Советского Союза. Дед Андрона, Петр Кончаловский, – один из мастеров знаменитой группы художников «Бубновый валет». Прадед, Василий Суриков, – всемирно известный художник-передвижник. Среди предков Андрона – Романовы и Пушкины, Толстые и Ржевские, Одоевские и Михалковы.

В 1952 г. молодой человек закончил Центральную музыкальную школу и поступил в музыкальное училище при Московской консерватории, где проучился с 1953 по 1954 г. Затем Кончаловский был зачислен в консерваторию, которую закончил в 1959 г. по классу фортепиано. Но музыкантом он так и не стал. В 22 года Андрон поступил во ВГИК и начал постигать искусство кинематографии в мастерской Михаила Ромма. Первая лента, снятая студентом режиссерского факультета в качестве курсовой работы, называлась «Мальчик и голубь». В 1961 г. на XIV фестивале детских фильмов в Венеции этот фильм был удостоен первой в жизни Кончаловского награды – «Бронзового льва».

В студенческие годы Андрон познакомился с Андреем Тарковским. Творческий дуэт молодых людей был более чем продуктивен: сценарий фильма – режиссерского дебюта Тарковского «Каток и скрипка» они писали вместе, как и сценарии «Иванова детства» и «Андрея Рублева».

Позже Кончаловский стал автором многих сценариев к популярным фильмам: «Ташкент – город хлебный», «Конец атамана», «Лютый», «Ждем тебя, парень», «Седьмая пуля», «Поклонник», «Транссибирский экспресс».

ВГИК Андрон закончил в 1965 г. Его дипломной работой стал фильм «Первый учитель», снятый под влиянием творчества Акиры Куросавы. Лента сразу же завоевала признание критики: она принесла молодому кинематографисту специальный приз жюри на кинофестивале в Йере, а в 1966 г., на фестивале в Венеции, исполнительница главной женской роли Наталья Аринбасарова получила Кубок Вольпи.

Следующий, 1967 год стал для Кончаловского годом эксперимента. Он снял «Историю Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж, потому что гордая была». Впервые в истории советского кинематографа исполнение почти всех ролей было доверено не профессиональным артистам, а жителям тех мест, где картина снималась. Эксперимент, не совпадавший с шаблонной трактовкой жизни советской деревни, пришелся не по душе чиновникам от кинематографии; «Асю» запретили, а Кончаловский оказался занесенным в «пантеон российского культурного диссидентства». На экраны вышел лишь сильно купированный вариант ленты под названием «Асино счастье». Только в 1987 г. режиссер по случайно сохранившейся авторской копии восстановил все сделанные купюры и, дав фильму его изначальное название, выпустил в прокат. Новая критика, ориентированная на перестроечную волну, дала ленте положительную оценку.

Неудача «Аси» на время отвратила Кончаловского от экспериментов, и он решил заняться классикой. Уже в 1969 г. на экраны вышел фильм «Дворянское гнездо». Советская критика была опять недовольна: еще бы, их «бдительное» око углядело в ленте «капитуляцию перед системой, бегство от сегодняшних проблем в упражнения с киноформой, эстетское любование ретромиром»… Конечно, непорядок: ни тебе упоминаний о росте производства, ни личных проблем на фоне станков, турбин или героического труда колхозников! Однако существовало и иное мнение, в корне отличавшееся от мнения советского Госкино. Через много лет, на пресс-конференции по поводу выхода на американские экраны фильма «Одиссей», Андрон Сергеевич услышал от Джералдин Чаплин: «Если бы отец знал, что я снимаюсь у Кончаловского, он был бы счастлив. Это он мне сказал: “Обрати на него внимание. Это великий режиссер!”».

В 1972 г. за создание сценария фильма «Конец атамана» Михалков-Кончаловский стал лауреатом Государственной премии Казахской ССР. Его по-прежнему тянуло к философии и идеализму. В итоге, советский кинематограф обогатился экранизацией чеховского «Дяди Вани», получившей приз «Серебряная раковина» в Сан-Себастьяно, и «Романсом о влюбленных». А в 1975 г. режиссер приступил к работе над знаменитым кинороманом «Сибириада». Представленный на Каннском фестивале 1979 г., он был удостоен Специального приза жюри.

В 1980 г. Кончаловскому присвоили звание народного артиста Российской Федерации, но найти общего языка с руководством Госкино СССР он так и не смог. В очередной раз не сойдясь во мнении с отечественными чиновниками, Андрон Сергеевич уехал в США. Для того, чтобы стать «гражданином мира», он оставил семью и женился на иностранке, получив вместе с французским паспортом возможность жить за границей. Конечно, в Голливуде режиссеру из СССР было достаточно тяжело пробиться, поскольку он был вынужден работать в традициях «мейнстрима», отдавая приоритет сюжетной занимательности перед психологизмом, социальным типам – перед характерами. Но после фильма «Возлюбленные Марии», в котором главную роль исполнила восходящая звезда Настасья Кински, стало очевидно: советский режиссер все-таки способен снимать качественное кино в Америке. Да и актерская ставка Кински после выхода ленты сразу увеличилась в два раза. Следующий фильм Кончаловского, снятый в США, – «Поезд-беглец» (1985 г.). Эта лента обеспечила ему почетное место в мировых киноэнциклопедиях. Интересно, что фильм был снят по сценарию знаменитого Акиры Куросавы. Великий японский мастер не смог воспринять условия работы на голливудской фабрике-конвейере и расторг контракт, вернувшись на родину. Его сценарий взялся реализовать Андрон Сергеевич. И это не удивительно: вряд ли кто-нибудь из американских режиссеров был бы способен столь полно воплотить в жизнь идею Куросавы. Похоже, что это оказалось под силу только Кончаловскому. У Андрона Сергеевича лента превратилась в философскую метафору, сохранив первоначальную идею сценариста и одновременно привнеся в нее нечто совершенно самобытное. Судите сами: два вырвавшихся на свободу человека оказываются на потерявшей управление связке локомотивов. Естественно, советская публика, весьма искушенная в чтении между строк, смогла различить не только метафору мира, но и более прозрачный подтекст: смену человеком тоталитарной тюрьмы на неуправляемый поезд свободы. Подобные многоуровневые размышления были привнесены Кончаловским во многие фильмы, снятые им в Голливуде и сохранившие приметы европейского стиля. Это и «Дуэт для солиста» (1986 г.), и «Стыдливые люди» (1987 г.), и «Гомер и Эдди» (1989 г.). Правда, российские коллеги режиссера сразу же обвинили соратника по цеху в излишней американизации. Но для настоящих ценителей творчества Кончаловского связь советского и американского периодов в его работе была совершенно очевидной. А единственным по-настоящему «американским» фильмом режиссера стал его «Танго и Кэш», с Сильвестром Сталлоне в главной роли. Именно этот «шаблонный» фильм послужил причиной досрочного расторжения контракта и ухода Андрона Сергеевича из американского кинематографа. Его профессиональный подход к работе привел к конфликту с продюсером ленты Джоном Питерсом. В результате Кончаловский предпочел уйти, не закончив съемки, сохранив, однако, в титрах свое имя. Он решил, что настало время возвратиться на родину, и сразу же по приезде занялся воплощением в жизнь интернационального проекта «Ближний круг» (1992 г.). Этот фильм был снят в России с участием русских, американских и английских актеров, вся работа велась на итальянские средства, а для проката новую ленту купила известная американская телекомпания Colambia Pictures.

В 1994 г. режиссер решил исследовать такую существенную черту русского характера, как зависть. Результатом стала лента «Курочка Ряба» – своеобразное продолжение скандальной «Аси Клячиной», рассказывающее о тех же героях 30 лет спустя. Как и в «Асе», почти все роли здесь исполнили непрофессиональные актеры. Критика, как всегда, осталась недовольна и даже раздражена новым «экспериментом» непредсказуемого режиссера. Еще бы, ведь фильм, по мнению отечественных чиновников, был «очернением русского народа»!

А в 1997 г. на американские экраны вышел следующий шедевр Кончаловского. На сей раз он постарался донести до западного зрителя великое творение Гомера – фильм «Одиссей» стал, пожалуй, наиболее удачной экранизацией творения древнего автора. Кроме того, этот проект оказался и самым дорогим в истории телевидения: в него было вложено 40 млн долларов. Но вышедшая в прокат лента с лихвой окупила все затраты, принеся своему создателю премию «Эмми» за телевизионное мастерство. На ХХ Московском Международном кинофестивале «Одиссея» признали самым громким событием года; здесь же Андрон Сергеевич представил и ретроспективу собственных фильмов, в которую вошли 13 лент. С этого события началось празднование двойного юбилея Кончаловского: 60-летия со дня рождения и 35-летия творческой деятельности. 20 августа 1997 г. вышел президентский указ о награждении режиссера орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени. Тогда же, в августе, состоялся Международный кинофестиваль «Балтийская жемчужина» в Юрмале. Конечно же, режиссер и здесь оказался в центре внимания, получив от Джины Лоллобриджиды приз за вклад в кинематограф.

А триумфальное шествие фильмов Кончаловского по Международным фестивалям продолжилось: с 1 по 7 октября в Анталии была продемонстрирована краткая ретроспектива его работ, а полная, включавшая в себя 17 фильмов, прошла с 1 по 15 ноября того же года в Линкольн-центре в Нью-Йорке. В лентах российского режиссера снимались такие звезды западного кинематографа, как Сильвестр Сталлоне, Вупи Голдберг, Джералдин Чаплин, Изабелла Росселини, Настасья Кински, Курт Рассел, Эрик Робертс, Боб Хоскинс и Джули Эндрюс.

Творческая натура Кончаловского никак не желала довольствоваться исключительно рамками кинематографа. В итоге зрители имели возможность увидеть созданные им нашумевшие театральные постановки «Чайка» (спектакль прошел в парижском театре «Одеон»), «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Война и мир» (оперы, поставленные на сцене «Ла Скала», парижской Бастилии и Мариинского театра). Кроме того, Андрон Сергеевич зарекомендовал себя и как писатель (сказалась, видимо, наследственность!). Кроме огромного количества статей, им были выпущены книги «Парабола замысла», «Низкие истины» и «Возвышающий обман». А музыкальное действо «Наша древняя столица», открывшее 5 сентября 1997 г. на Красной площади торжества по поводу празднования 850-летия Москвы, проявило еще одну грань таланта Кончаловского. Это грандиозное музыкальное шоу было обязано своим рождением его дару режиссера-постановщика.

Но работа в кинематографе по-прежнему остается приоритетной для Андрона Сергеевича. Очередной нашумевшей работой режиссера стала лента «Дом дураков», на 59-м Венецианском кинофестивале 2002 г. получившая специальный приз жюри. Эта картина, рассказывающая о психиатрической больнице в горячей точке во время чеченской войны, снималась в реальном интернате среди по-настоящему больных людей и по событиям, которые происходили в действительности. Сам Кончаловский высказал предположение, что, по всей вероятности, фильм лучше встретят за границей, чем в России, так как у себя на родине мы привыкли считать, что чеченцы – бандиты, а русские – хорошие. Хотя на деле они все несчастные, поскольку вынуждены вести войну. Изображение чеченских лидеров в фильме явно не соответствует уже устоявшемуся стандарту. Сам режиссер относится к войне так же, как и Толстой. Недаром Андрон Сергеевич включил в свой фильм фразу классика: «Человек убил другого и радуется. А чему, собственно, радуется?» Режиссер вполне допускал, что русские будут возмущены его собственной трактовкой ситуации и манерой изображения чеченцев.

Личная жизнь знаменитого режиссера столь же беспокойна и разнообразна, как и его творчество. В 2003 году Кончаловский стал отцом в седьмой раз. Наследника ему подарила пятая по счету супруга, Юлия Высоцкая, которая младше мужа на 36 лет. Что ж, мать Андрона Сергеевича когда-то сказала, что ее сын просто не способен жить больше пяти лет с одной женщиной… Так что кто знает, успокоится ли режиссер на этот раз или вскоре обретет еще одну свою «половину»? А пока семья живет периодически то в Москве, то в Лос-Анджелесе, где Кончаловский также имеет собственный дом. Вот только от маленького лондонского замка, в котором обитают привидения, после рождения ребенка пришлось отказаться, поскольку молодожены почти все время находились в Москве.

Ныне А. С. Михалков-Кончаловский определяет культурную политику телеканала НТВ. В круг его обязанностей входит формирование общего стиля и разработка долгосрочной творческой стратегии развития канала. А это значит, что зрители вправе ожидать всплеска творческих идей, новаторских технических решений и появления на НТВ новых талантливых людей.

 

Мордюкова Нонна Викторовна

Настоящее имя – Ноябрина Викторовна Мордюкова (род. в 1925 г. – ум. в 2008 г.)

Знаменитая русская киноактриса, входящая в десятку самых выдающихся актрис XX в. Исполнительница драматических и комедийных ролей более чем в 50 фильмах. Актриса Театра-студии киноактера (с 1950 г.). Обладательница почетных званий и наград: народной артистки СССР (1974 г.), ордена «За заслуги перед Отечеством» IIІ степени, Сталинской премии за роль Ульяны Громовой в фильме «Молодая гвардия» (1949 г.), Государственных премий РСФСР им. братьев Васильевых за роли в фильмах «Председатель», «Женитьба Бальзаминова» (в 1964 г.), «Журавушка» (1968 г.), «Они сражались за Родину» (1973 г.), премии «Кинотавр» за творческую карьеру (1996 г.). Автор книг «Записки актрисы» (1994 г.) и «Не плачь, казачка!» (1997 г.). Именем актрисы названа планета № 4022 Солнечной системы (1992 г.).

Нерастраченная сила. Этими двумя словами можно и начать, и закончить рассказ о жизни и творчестве Н. Мордюковой. Природа действительно щедро наделила ее физической, нравственной, творческой силой, как будто предвидя ее тернистый путь. У нее было и в самом деле босоногое детство, нелегкий труд всю жизнь и тяжелые удары судьбы.

Родилась Нонна в станице Константиновской Донецкой области в семье военного и крестьянки, была первым ребенком, после нее появилось еще пятеро. Отец по роду службы часто уезжал, мама всегда была занята работой, вот и росли младшенькие на Ноннушкиных руках. Этот «комплекс старшей сестры» остался у нее на всю жизнь, до сих пор она опекает и согревает всю семью. Работать приучена с малых лет. «Я родилась грузчиком», – скажет она потом. Была заводилой и сорванцом, школу не любила, воспринимала учебу как отдых от физической работы дома и в поле.

Ясное солнышко ее детства – мама. Нонна унаследовала от нее ум, смекалку, широту души, любовь к пению, трудолюбие, энергичность, чувство лидерства, даже роль председателя колхоза она во многом лепила с нее (мать не раз избирали на эту должность).

Хорошо помнит Н. Мордюкова коллективизацию, голод 33-го. Пережила фашистскую оккупацию и годы разрухи. Очень ярко, талантливо и, как всегда, честно поведала она об этом в своей книге «Не плачь, казачка!»

Где-то в 12 лет Нонна решила, что «пойдет в артистки». В станицу привозили кино – чудо по тому времени, – которое ее зачаровывало. И пример для подражания был. Сергей Бондарчук, впоследствии всемирно известный режиссер и актер, из той же станицы родом, матери их подругами были, – уже поехал учиться на артиста. И в один прекрасный день девушка сбежала из дома, на товарняке четверо суток добиралась до Москвы, с трудом, но разыскала этот ВГИК (а поступать туда советовал сам

Н. Мордвинов, которому Нонна послала письмо и получила ответ). Наконец предстала перед комиссией, в ситцевом платье и галошах – во всей красе, так сказать. Хотя красота и вправду была при ней, яркая, самобытная. Подготовки не было никакой. Она покорила всех, рассказывая истории из жизни, придумывая и проигрывая их, да так зажигательно, что члены комиссии смеялись до слез. Девушку приняли в мастерскую выдающихся педагогов Б. Бибикова и О. Пыжовой. Училась Мордюкова с упоением. Правда, тому, чему хотелось, где можно было раскрыться; теорию не очень уважала, да и общественные науки тоже. Квартировала далеко от института, пока не дали общежитие, жила и в холоде, и в голоде, одеться не во что, однако никогда не унывала.

Педагогам студентка нравилась. Способная, неординарная и в то же время естественная, она умела почувствовать настоящее, глубинное в тех ролях, которые училась играть. Любила классику —

А. Островского, Ф. Достоевского, Л. Толстого. А о ее внешности А. Довженко сказал: «Такие профили я видел на скифских вазах». Очевидно, многое в ее внешности и характере идет от далеких предков.

Творческий путь Мордюковой начался рано и стремительно. За два года до окончания института молодой тогда еще режиссер С. Герасимов пригласил группу студентов ВГИКа сниматься в фильме «Молодая гвардия» по роману А. Фадеева. Нонне планировалась роль Громовой. Внешне она была так похожа, что даже родители погибшей девушки одобрили этот выбор: «Наша Ульяша». И сыграла она вдохновенно, мастерски. После выхода картины почти все участники, в том числе и Н. Мордюкова, получили Сталинские премии.

Закончив в 1950 г. институт, она рвалась работать. Но не все шло гладко. После Ули Громовой ей долго не предлагали ролей, потому что была уже некая заданность масштаба и образа. К тому же на съемках «Молодой гвардии» она полюбила красавца В. Тихонова и своим напором, что называется, женила его на себе. Родился сынишка. Жили по углам, у друзей, пока не удалось устроиться в барак.

Муж много играл в Театре-студии, снимался в кино, а Нонне приходилось нянчить ребенка и соглашаться на незначительные роли или вовсе сидеть без работы, безденежье было хроническое. В крупной роли Стеши в «Чужой родне» М. Швейцера Мордюкова блеснула только в 1956 г. Потом за рядом похожих, однотипных ролей, в которых актриса набиралась опыта, появилась наконец Саша Потапова – специально написанная для нее роль в картине Ю. Егорова «Простая история» (1960 г.). Только тогда к ней пришел настоящий успех зрелой актрисы.

А вот в личной жизни все было нескладно. Брак, ставший мучением для обоих супругов, распался. Очень уж они оказались разными по происхождению, воспитанию, темпераменту, по отношению к себе и людям. Вячеслава тяготило и раздражало многое в характере жены – ее бесшабашность, ее пение (он называл «частушками» все, что бы она ни пела), а также частые наезды таких же шумных родственников и земляков Нонны (в их-то шестиметровую проходную комнатушку!). В общем, тринадцати лет совместной жизни как и не было. Больше она замуж не выходила.

Наверное, собственная боль и вывела Н. Мордюкову на близкие и понятные ей образы неустроенных, неприкаянных одиноких женщин, которые ищут и не находят себе достойной пары. Вспоминается ее фраза из фильма «Председатель» (1964 г.): «Хороший ты мужик, но не орел!» И в жизни она тяготела к сильным и надежным, орлиного полета личностям, но так случалось, что под крылом у нее все норовили пригреться птицы помельче. Ни один из ее избранников даже не пытался сделать ее счастливой. Неслучайно на вопрос одной из анкет, кто ее опора в жизни, она ответила: «Я сама». Так и жила. Воспитывала сына, играла в театре и снималась, снималась…

1960-е и 1970-е годы для Мордюковой были плодотворными как по количеству ролей, так и по качеству, ей удавалось талантливо сыграть почти все. Невероятная трудоспособность и требовательность к себе, к сценарному материалу, критический и творческий подход к любой роли – большой или эпизодической, сотрудничество с режиссером, стремление воплотить свое понимание образа, руководствуясь собственным чутьем, своими критериями, сделали ее настоящим мастером. Режиссерам было с ней не всегда легко и просто. Дело даже не в крутом характере актрисы, а в том, что в работе она не допускала ни малейшей фальши, тем более халтуры. Ее искусство – высшей пробы, потому что поистине народное – и по истокам, и по средствам воплощения, и по зрительскому восприятию.

Незабываемо и талантливо выступила Н. Мордюкова в различных амплуа в десятках полюбившихся зрителю фильмов: «Женитьба Бальзаминова» (1964 г.), «Тридцать три» (1965 г.), «Бриллиантовая рука», «Журавушка» (оба в 1968 г.), «Они сражались за Родину» (1975 г.) и многих др. Тут и комедия, и мелодрама, и трагедия. Одной из вершинных стала ее главная роль в фильме «Комиссар». Снятый еще в 1967 г., он был выпущен на экраны почти через 30 лет. Слово «выпущен» здесь более чем уместно, поскольку чиновники от искусства в свое время забраковали картину, сочтя ее слишком «еврейской». Критики писали, что в 1960-е годы «эпоха оказалась не в силах принять эту работу». А ведь именно роль комиссара Вавиловой принесла исполнительнице титул одной из лучших киноактрис века!

1980-е годы не были богаты большими работами Мордюковой, и причин тому множество. Предложения были, но далеко не все они устраивали народную артистку СССР. Время застоя отразилось и на кинематографе. Кроме того, Нонна Викторовна никогда не кичилась и не пользовалась своим званием, регалиями и привилегиями, не любила «мелькать» около сильных мира сего, кривить душой и угождать, подыгрывать. Не опускалась она и до выпрашивания ролей, гордость не позволяла. Даже когда пережила настоящую трагедию – ее не утвердили на роль Аксиньи в «Тихом Доне», пригласив молодую, неизвестную тогда артистку Э. Быстрицкую, – Мордюкова считала, что именно она, коренная казачка, выросшая на донской земле, знающая историю, жизненный уклад, традиции, своеобразный язык казачества, может во всей полноте раскрыть образ, созданный М. Шолоховым. Это ее масштаб, ее высота! До сих пор актриса с болью вспоминает об этой несыгранной роли.

Работы Н. Мордюковой того периода – в картинах «Доченька», «Ссуда на брак» (оба в 1987 г.), «Запретная зона» (1988 г.) и др. – не блещут ни драматургией, ни режиссерскими находками.

В 1990 г. случилось страшное горе – Нонна Викторовна потеряла единственного сына. Давно страдавший наркоманией и алкоголизмом, он умер в возрасте 40 лет, оставив жену (Наталью Варлей), сына и ряд довольно удачных работ в кино и театре. Эта трагедия сказалась на творчестве Мордюковой, под ее тяжестью она прожила многие годы, отвергая предлагаемые роли, которые актриса, женщина и мать оценивала с высоты пережитого, искусственные страсти ее не привлекали. И только в 1999 г. режиссер Д. Евстигнеев уговорил ее сняться в главной роли в фильме «Мама», где и само название, и перипетии сюжета подводили зрителя к мысли, что только Мать может уберечь, объединить и спасти своих детей, в какие бы времена они ни жили. Этот образ заступницы – Матери человеческой! – перекликается с еще одной героиней актрисы, тоже непризнанной критиками и апологетами партийного искусства, которую она сыграла в фильме «Трясина» (1979 г.). Он и переименован был по идеологическим причинам (первоначальное название «Нетипичная история»), ибо рассказывал о том, что мать прятала своего сына-дезертира от фронта. Этот образ, внешне суровый, даже несимпатичный, по сути нес в себе все ту же идею всепобеждающей материнской любви.

В последние годы Н. Мордюкова не снималась, заявив, что сниматься больше не будет: «Не могу видеть себя на экране старой». Однако без дела не сидела. Бывала на кинематографических премьерах и торжествах, встречах со зрителями и читателями. Ее автобиографическая книга разошлась моментально, по многочисленным просьбам она написала вторую, благо материала у нее за всю жизнь накоплено предостаточно, остается только доставать свои записки и перерабатывать, переживая заново. Актриса подбадривала сама себя: «Не плачь, казачка! Кому нам плакать…» Делай свое дело, дескать, тем и жива будешь.

Но увы, так и не нашелся талантливый режиссер, который сумел бы подступиться к этой «глыбе во всех отношениях», как назвал Н. Мордюкову Никита Михалков, и позволил бы еще раз раскрыться, реализовать свои нерастраченные возможности, снова излить свою бесконечную любовь к простому человеку, такому же, как она сама. Умерла Нонна Мордюкова 6 июля 2008 года и была похоронена на Кунцевском кладбище в Москве рядом с сыном.

 

Пугачева Алла Борисовна

(Род. в 1949 г.)

Знаменитая эстрадная певица, композитор, актриса, режиссер-постановщик, продюсер, бизнесмен. Народная артистка РСФСР (1985 г.) и СССР (1991 г.), лауреат Государственной премии России в области театрального (эстрадного) искусства. Обладательница Гран-при фестиваля «Золотой Орфей» (1975 г.) и Гран-при «Янтарный соловей» на конкурсе «Сопот-78», Национальной музыкальной премии «Овация» и музыкальной премии «Звезда». Награждена орденами «За заслуги перед Отечеством» и Николая Чудотворца.

Кто бы мог подумать, что незамысловатая мелодия Э. Димитрова, давно позабытая в Болгарии, и текст, написанный за 30 минут малоизвестным поэтом Б. Баркасом, способны перевернуть заунывно-патриотическое существование советской эстрады? Впрочем, такой фантастический успех песня получила только благодаря своей исполнительнице. Пройдя «по острым иглам яркого огня», через десять лет от начала творческой деятельности А. Б. Пугачева прорвала все заслоны и все «не пущать!». Она пела на международном конкурсе «Золотой Орфей» (Болгария, 1975 г.). Странный балахон, марионеточные движения рук, знаменитый смех «Арлекина» и голос-театр, наполненный болью, насмешкой, иронией и печалью… И хотя пресса на родине певицы охарактеризовала это выступление как «пугачевский взрыв», песню удалось «пробить» во всесоюзный эфир только спустя месяц. По мнению высокопоставленных «товарищей», ее «успех был не советский». Эта непохожесть на других, неординарность творческого «Я» только мешали певице с уникальными вокальными данными. Много сил ушло на преодоление барьеров, это испортило характер и превратило закомплексованную девчонку в Примадонну и «Живую легенду» советской и постсоветской эстрады.

Родители Аллы прошли войну. Борис Михайлович Пугачев был на фронте разведчиком и вернулся домой без одного глаза. На цирковой карьере пришлось поставить крест, но до последних дней жизни в нем бурлил неуемный артистизм, озорство и балагурство, впоследствии так свойственные дочке. Его супруга, Зинаида Архиповна Одегова, была бойцом противовоздушной обороны, но так хорошо пела, что практически сразу ее перевели в концертную бригаду. Алла, родившаяся в Москве 15 апреля 1949 г., и ее младший брат Евгений считали родителей идеальной парой. Зинаида Архиповна благодаря мужу могла позволить себе какое-то время не работать и занималась детьми. Для пятилетней дочки она пригласила учительницу и внимательно следила за ее фортепианными занятиями в музыкальной школе. Даже летом на дачу перевозилось пианино, но Алла никогда не бунтовала против этого, хотя по характеру была лидером и давления не терпела.

«Алла была у нас самой главной заводилой и выдумщицей», – вспоминал ее брат. К ее чудачествам и беззлобным выходкам привыкли. Поэтому никого не удивило, когда с присущей ей непредсказуемостью после восьмого класса она поступила на дирижерско-хоровое отделение музыкального училища им. Ипполитова-Иванова (1964 г.), хотя педагоги ей пророчили блестящее будущее концертирующей пианистки. Позже она призналась: «Я с детства любила петь. И боялась это делать. Аккомпанировала другим, помогала подругам ставить песни на школьных концертах. А сама… Сочиняла песни и пела их в пустой комнате, когда никого не было. Стеснялась, что плохо это делаю». И все же она преодолела свою робость. Первая ее песня «Робот», прозвучавшая в программе «С добрым утром» на всю страну, имела у слушателей грандиозный успех. Но Пугачева не нравилась начальству, и редакторам радио приходилось сражаться за каждую ее запись.

Девушка, которая никогда не училась петь, имела уникальный слух и голосовые данные. Сейчас бы она в один день превратилась в «раскрученную столичную звезду», но в 1960-х гг. об этом не могло быть и речи. Уже на первых гастролях с сатирическим дуэтом Лившица и Ливенбука (1965 г.), а затем в составе агитбригады радиостанции «Юность» (1966 г.) слушатели принимали ее восторженно. Алле пришлось долго жить с чувством, что ею «заполняют перерыв». Ей было тесно в рамках ВИА «Новый электрон» и «Москвичи». В эстрадном оркестре под управлением О. Лундстрема она «разогревала» публику перед появлением В. Ободзинского, и даже в таком популярном ансамбле, как «Веселые ребята», ей не удавалось много солировать.

Пугачева не исполняла комсомольских и патриотических песен и, значит, даже не могла надеяться на скромное звание лауреата. Первый серьезный успех пришел к певице осенью 1974 г. на Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, когда жюри чуть ли не с боем присудило ей третье место за песню «Посидим-поокаем». Шуточную незамысловатую песенку Алла превратила в мини-спектакль, проявив великолепные артистические данные. Но ни это выступление, ни прекрасное исполнение песен в фильмах «Король-олень», «Дорогой мой мальчик», «Стоянка поезда три минуты» не изменили отношения администраторов филармоний к Пугачевой. И слушатели, с восторгом распевавшие «До свиданья, лето», «Куда уходит детство», «Волшебник-недоучка» и песни из «Иронии судьбы», зачастую не знали имени певицы.

Только после конкурсов «Золотой Орфей» и «Сопот-78», где прозвучала знаменитая песня «Все могут короли», мэтры эстрады были вынуждены признать «рыжую нахалку из самодеятельности». К тому времени Пугачева успела стать любимицей всей страны, поступить на режиссерское отделение Государственного института театрального искусства (1976–1981 гг.) и дважды побывать замужем. Ее первым мужем и отцом единственной дочери Кристины был музыкальный эксцентрик Миколас-Эдмундас Орбакас (согласно литовскому лингвистическому феномену дочь получила всем известную фамилию Орбакайте). Затем была встреча с режиссером «Мосфильма» Стефановичем. Именно Александр Борисович принял деятельное участие в создании неповторимого сценического образа певицы. Исповедальность в песнях тонкой и ранимой женщины стала настоящим бунтом на советской эстраде. Стефанович построил выступления Аллы именно на том, к чему она всегда стремилась: «Каждая песня должна стать маленьким спектаклем, потому что ты человек с актерскими способностями, и надо сделать спектакль с минимумом реквизита – обыгрывать пластику, обыгрывать детали декораций, если они существуют…» Фактически это были первые шаги к созданию «Театра Аллы Пугачевой».

В 1979 г. страна восторженно штурмовала кинотеатры. Фильм «Женщина, которая поет», получивший от Госкино уничижительную третью категорию, просмотрело 55 млн человек. Сама Пугачева говорила, что «фильм получился не плохой и не хороший – а музыкальный». После его показа на экранах Алла Борисовна уже не могла уйти с концерта без наряда милиции. В этом фильме она впервые выступила как композитор. Правда, некоторое время ей удавалось скрываться под именем мифического парализованного юноши Бориса Горбоноса. Алла Борисовна не была уверена, что и «королевы могут все». Хотя пока снимался фильм, в СССР разошлось свыше четырех миллионов экземпляров пластинки «Зеркало души» с тремя песнями Б. Горбоноса.

Песенное искусство Пугачевой было самобытным и неповторимым. Если она исполняла какую-то песню, то другим артистам уже не стоило за нее браться. Все свои сольные программы («Монологи певицы», «Как тревожен этот путь», «Пришла и говорю» и др.) Алла Борисовна продумывала до мелочей и ставила сама. Благо, что все организационные вопросы взял на себя ее новый муж и директор Росконцерта (впоследствии и личный менеджер) Евгений Болдин. Он обивал пороги кабинетов, отстаивал концертные ставки, помог с созданием музыкального коллектива «Рецитал», организовывал гастроли по стране и за рубежом, где слушатели были покорены талантом певицы. Пугачева удостоилась «Золотого диска» за свой «скандинавский» альбом «Soviet Superstar» в Швеции, и финский паром носит ее имя (1985 г.). Голос Аллы Борисовны завораживал, как волшебная свирель. Гитарист ее ансамбля А. Левшин говорил: «Вы знаете, что много певиц у нас фальшиво поют вживую? Она действительно пользуется богатой интонацией своей души, она может произвести в одной фразе так много оттенков… Она не мучается у микрофона, как многие! У нее есть возможность точно воспроизвести музыку, которая у нее внутри!»

С приходом славы имя певицы, ее песни, поступки и личная жизнь стали «всенародным достоянием». Со злым задором Алла Борисовна выдавала журналистам «спонтанные дерзости» и, как положено звезде, обрастала легендами, слухами, скандалами. Публика с напряжением наблюдала за развитием ее сценического романа с Р. Паулсом во время исполнения «Маэстро». Затем у всех на устах были «Две звезды» – Пугачева и человек-оркестр и певец Владимир Кузьмин. Все любимые мужчины Аллы Борисовны были людьми творческими, в дешевой рекламе не нуждались и говорили о творческом союзе. «Пугачева, по сути, была в то время моим продюсером, – признал по окончании романа Кузьмин. – Обсуждала со мной аранжировки, нюансы исполнения, придумывала образ, костюмы». Но сама певица оставалась в душе «шаловливым прикольщиком» и о себе «живописала» так, что журналисты дрожали в предвкушении сенсации. А она после многих публикаций заявляла, что это очередной «прикол».

Близкие друзья уверенно говорят, что Алла Борисовна исключительно теплый и отзывчивый человек, всепрощающая, мудрая, волевая и мужественная женщина. Сама Пугачева признавалась: «Ну, может быть, несколько раз подмочила себе репутацию, потому что уж слишком незапятнанной она была. Скучновато быть правильной». Пугачева имела полное право на титул звезды. С «Монологами певицы» она покорила парижскую «Олимпию», где некогда пела ее любимая певица Эдит Пиаф. Алла Борисовна не понаслышке знала, каким вниманием и комфортом окружены артисты за границей за свой нелегкий труд. Не то что «советский ненавязчивый сервис». Обычное по мировым нормам требование заказанного ею номера в ленинградской гостинице вызвало бурю негодования «общественности» и переросло в настоящую травлю. Пугачеву почти год в наказание не выпускали на сцену, и ее песни изъяли из эфира. Но лучшие эстрадные площадки мира, включая Карнеги-холл (1988 г.), распахнули двери перед неповторимой русской певицей.

По своей натуре Алла Борисовна – творческий трудоголик и не почивает на лаврах от концерта к концерту. В 1988 г. она организовала «Театр песни» и создала первую программу из цикла «Рождественские встречи». Народная артистка СССР (1991 г.)

А. Б. Пугачева никогда не боялась, что ее могут потеснить на пьедестале молодые исполнители. Наоборот, она их отыскивает, представляет публике и помогает встать на ноги, возможно, памятуя, как тяжело прорывалась на эстраду сама. Десятки певцов и групп обязаны ей своим стремительным успехом и сценическим образом. Помощь Пугачевой в высшей степени профессиональна. Но многие видят в каждом протеже мужского пола очередного любовника, а роман певицы с музыкантом Сергеем Челобановым окрестили «челобановским периодом». В любви Алла Борисовна всегда бескорыстна. Так и в этом случае, она забросила все свои дела и открыла дорогу на эстраду одаренному человеку.

Пугачева известна не только как эстрадная певица, режиссер, продюсер, композитор и актриса. В 1992 г. она создала фирму-студию «Алла» и начала выпуск духов. Этот год был для нее очень тяжелым. Серьезная операция, сделанная в Швейцарии, чуть не закончилась летальным исходом. Свое спасение Алла Борисовна назвала «вторым рождением». Вернувшись на сцену, она совершила большой гастрольный тур по России, СНГ и США с программой «Поет Алла Пугачева» (1993 г.). А в январе 1994 г. огорошила своих поклонников помолвкой с Филиппом Киркоровым. Даже близкие друзья считали это очередным розыгрышем Примадонны и Лучезарного. Но свадьба в Ленинграде и венчание в Иерусалиме таки состоялись, и «шутка» звезд продолжалась более десяти лет, пока Пугачева не нашла нового мужа – пародиста Максима Галкина (свадьба – 24.12.2011 г.).

В 1995 г. после большого гастрольного тура, выхода на экраны пятисерийного телефильма «Жди и помни меня» и выпуска дисков «Путь звезды», «Не делайте мне больно, господа» Пугачева ушла в творческий отпуск. Занималась режиссурой (концертная программа А. Укупника), как дизайнер создала не одну коллекцию обуви марки «Alla Pugachova». Но публика не верила, что певица может расстаться с песней, и Алла Борисовна вернулась на сцену. Она по-прежнему умеет подобрать песни, характерные для нашего времени («Мадам Брошкина», «Девочка сэконд-хэнд») и для всех возрастных категорий («Белый снег», «В Петербурге сегодня дожди»).

По колоссальной силе воздействия на зрителя ярче Пугачевой нет никого на российской эстраде. Ее друг со времен учебы в музыкальном училище

М. Шуфутинский как-то сказал: «Есть два вида популярных людей: люди просто популярные и люди не только популярные, но и любимые. Алла Пугачева – любимая. Она прошла с музыкой через всю жизнь, создавала такие песни, которые, услышав од нажды, уже невозможно забыть. Ее песни, если они звучат по радио или телевидению, никогда никто не выключит: они сразу западают в душу, притягивают, как магнит». Именно за эти поразительные качества и за приумножение добра на Земле Пугачева награждена орденами «За заслуги перед Отечеством» (Россия, 1999 г.) и Николая Чудотворца (Украина, 2000 г.). Обладательница уникальной коллекции званий, призов и наград признана «Живой легендой» (премия «Овация», 1994 г.) и певицей века (читателями «МК», 1999 г.), поскольку сумела создать свою эпоху эстрадного песенного искусства. Антология из 210 песен Пугачевой («Коллекция», 1996 г.) с трудом поместилась на 13 лазерных дисках (около 70 песен из-за низкого качества старых записей не были включены), и ее творчество по-прежнему никого не оставляет равнодушным. Алла Борисовна умеет достучаться до сердец.

 

Роднина Ирина Константиновна

(Род. в 1949 г.)

Легендарная советская фигуристка. Трехкратная чемпионка Олимпийских игр (1972, 1976, 1980 гг.). Десятикратная чемпионка мира (1969–1978 гг.), одиннадцатикратная чемпионка Европы (1969–1978, 1980 гг.), шестикратная чемпионка СССР (1970–1971, 1973–1975, 1977 гг.). Занесена в Книгу рекордов Гиннесса как спортсменка, не проигравшая ни в одном турнире за всю карьеру. Тренер. Награждена орденами Трудового Красного Знамени (1972 г.), Ленина (1976 г.), «За заслуги перед Отечеством» IIІ степени (1999 г.) и многими медалями. Автор книги «Негладкий лед» (1978 г.).

Легенда советского спорта Ирина Роднина, величайший мастер фигурного катания, как никто знает, сколько кропотливого труда, пота, травм, нервов, а порой боли и разочарований стоит за пышными титулами и громкой славой. Известна ей и горечь незаслуженного забвения, когда после того, как отгремят фанфары и стихнут аплодисменты, спортсмен вдруг резко может оказаться ненужным. И, не найдя себе места на родине, он вынужден искать счастья там, где умеют ценить мастеров своего дела.

Ирина родилась 12 сентября 1949 года в Москве. Ее отец, Константин Николаевич Роднин – полковник, и мать, Юлия Яковлевна – врач, прошли суровую школу войны. Их очень беспокоило слабое здоровье дочери, которая одиннадцать раз перенесла воспаление легких и состояла на учете в туберкулезном диспансере. В 1954 г. родители решительно привели свою болезненную девочку на каток в парке культуры имени Прямикова. Простое незамысловатое катание, безо всякой претензии на будущее мастерство, привило девочке любовь к конькам на всю жизнь и укрепило не только тело, но и дух.

Карьера многих мировых знаменитостей начинается с человека, который смог разглядеть талант с первых неуклюжих попыток. Для Иры таким человеком стал Станислав Алексеевич Жук, который, определив индивидуальность спортсменки словами «Подобных ей нет!», на долгие годы стал ее тренером. Мастер своего дела, он в то же время был человеком тяжелым и деспотичным. Ира надолго запомнила эпитеты, которыми он ее награждал: «крокодил на коньках», «камень на шее общества»…

Чтобы выдержать такое давление вместе с выматывающими тренировками, надо было иметь поистине характер «железной леди фигурного катания», как ее именовали впоследствии. Ира с детства обладала обостренным чувством независимости и справедливости. Например, когда девочке было шесть лет, ей не хватило места за праздничным столом и родители приказали сесть за маленький столик отдельно от других. Это так ее задело, что, не долго думая, она ушла из дому. Только поздно вечером Иру нашли милиционеры и вернули домой.

Начинала Роднина кататься в одиночку, но Жук быстро понял, что ее будущее – это спортивное парное катание. Первым ее партнером был Алексей Уланов, стройный белокурый мальчик, до этого катавшийся в паре со своей сестрой. С ним она и выступила впервые на соревнованиях «Московские коньки» (1966 г.). Ирина и сейчас вспоминает, как растерялась при виде трибуны, как, выйдя на тренировку, падала (а в зале уже сидели судьи и собирались зрители) и как Жук шептал им сквозь зубы что-то угрожающее. Их каскад прыжков приняли на ура. А в общем публика оценила их так: «Бегают они быстро, но корявые какие-то, неаккуратные, все у них недоделано» (из книги отзывов). Но уже на следующий год, всех немало удивив, их пара выиграла это соревнование.

После успеха тренировки, проходившие на неровном льду под снегом, стали просто бешеными – по восемь часов. Тогда лидерами парного катания были Белоусова и Протопопов, а Жук мечтал их обогнать, утвердить свой стиль, отличный от классического. Для Иры же пределом желаний было выполнить норму мастера спорта. А возможность конкуренции со звездами, окруженными неким ореолом? Для нее это вообще казалось странным.

1968 год принес паре Роднина – Уланов третье место в чемпионате СССР. Это было просто шоковое состояние для девушки, не имеющей амбиций тренера. Она стояла через ступеньку от величайших спортсменов страны. Именно с того момента Ира начала смутно чувствовать, что перед ней лежит поистине фантастическая задача – стать лучшей в мире. Знала бы она тогда, что все только начиналось!

Однако взлет был настолько стремительным, что Ира чувствовала себя морально неготовой к своему первому чемпионату Европы в Вестеросе (1968 г.). Там были избранные, те, кого она только по телевизору и видела. Они так красиво катались на экране! И вдруг уже на первой тренировке она с удивлением заметила множество ошибок у ее конкурентов. Просто пришло время, и Ира смогла оценить чужую технику уже профессионально, а не взглядом новичка. И все-таки страх не прошел, наоборот, он усилился от сознания того, что у них есть шанс выиграть. В результате – всего пятое место и язвительные слова тренера-именинника: «Ну, спасибо, Иришенька, с днем рождения ты меня поздравила». Но не бывает худа без добра! Ира поняла просчеты и сумела трезво оценить свои силы.

На чемпионат Европы в Гармиш-Партенкирхене (1969 г.) Ира ставила очень многое. Она четко осознавала: скатится ниже третьего места – спортсменкой ей не быть. О победе Роднина даже не думала – она просто не знала, как посмотрит в глаза своему тренеру, если «опозорится». Напряжение перед выступлением было просто громадным… Но уже после первой части их программы музыки слышно не было – зал ревел от восторга. Их программа по сложности, скорости, скольжению и красоте исполнения была на порядок выше, чем у остальных пар. Роднина и Уланов, взорвав установившиеся годами каноны, стали носителями нового прогрессивного направления в фигурном катании. По окончании выступления их кинулись обнимать тренеры, кричали о победе, о каких-то медалях. Ошеломленная Ирина осознавала только то, что справилась.

Руководство Спорткомитета СССР тут же решило, что такая пара достойна представлять страну на чемпионате мира в Колорадо-Спрингс. И они вновь победили. Это были первые шаги Ирины Родниной в легенду. И как может не стать легендой человек, который с 1969 по 1978 г. неизменно был чемпионом мира и чемпионом Европы?

Напряженнейшая подготовка к Олимпиаде в Саппоро (1972 г.) проходила в тяжелой атмосфере. Алексей протестовал против стиля, навязываемого Жуком, – технически более сложного, но, по его мнению, менее художественного, и тренировался с прохладцей. К тому же он хотел танцевать со своей женой, известной фигуристкой Л. Смирновой. Ира поняла – вместе они сказали все, что могли. А потому был вынесен вердикт – после выступления тихо-мирно расстаться. Об этой Олимпиаде Роднина до сих пор вспоминать не любит – да, они взяли «золото», да, эта победа увенчала самый стремительный взлет за всю историю фигурного катания, но в душе остался горький осадок – там недоработала, там комбинацию сорвала. сказался раскол с партнером, к которому она была неравнодушна.

На чемпионате мира в Калгари (1972 г.) Ирину ждала проверка на прочность. Во время тренировки Уланов не удержал ее в поддержке (как говорили многие, не случайно). Множество ушибов, сотрясение мозга, внутричерепная гематома… О выступлении и речи быть не может. Но человек потому и Человек, что способен на подвиг. Роднина вышла на лед, и они стали четырехкратными чемпионами мира. Под шквал аплодисментов силы покинули фигуристку, и она рухнула на колени. Ее буквально унесли.

Начался короткий период сомнений и переживаний. Оставшейся без партнера Ирине казалось, что ей стоит бросить спорт, но тренерской практики у нее не было, как и высшего образования (позже она окончила Институт физкультуры)… Куда идти? Пока она восстанавливалась после травмы, Жук подыскал ей нового партнера. Высоким, сильным «парнишкой» со смешной прической оказался еще никому неизвестный Александр Зайцев, танцевавший одиночником. Он оказался удивительно надежным и «совместимым» партнером. Ирина Роднина говорила: «Мне с ним было удобно кататься в паре. Я протягивала руку и не оглядывалась. Это потрясающее чувство! Не оглядываться. Даешь руку, а ее подхватывают. Всегда с тобой сила какая-то!»

У Иры началось «постоянное возбуждение, жажда действовать, и не просто действовать, а словно все время кому-то что-то доказывая». Буквально за девять месяцев они с Зайцевым освоили программу высочайшего класса (чего никто не ожидал) и «с лету» стали чемпионами СССР.

Впереди были новые достижения. 1973 г. ознаменовался двумя событиями – на чемпионате Европы за произвольное катание они получили десять высших оценок – 6.0. Это был наивысший результат за всю историю фигурного катания. И уже через месяц они проявили себя на чемпионате мира в Братиславе. Во время исполнения короткой программы из-за замыкания в радиорубке оборвалась музыка, но пара докаталась до конца под аплодисменты трибун. Потом оказалось, что их движения разошлись с мелодией всего на одну секунду. Всю эту ситуацию, как ни странно, Ира видела во сне…

В 1974 г. Жук и Роднина расстались. Ирина выросла и не могла больше работать как из-под палки (спустя много лет они встретились и все простили друг другу). Новым тренером пары стала Татьяна Тарасова – мягкая, тонко чувствующая музыку женщина. Роднина и Зайцев продолжали выигрывать все международные соревнования самого высокого ранга. Яркая, порывистая, целеустремленная Ирина и уверенно-спокойный, крепкий Александр были на ледовой арене единым целым. Но все же лидером в паре оставалась Роднина. После победы на Олимпиаде в Инсбруке (1976 г.) они поженились. Ирине этот брак позволил познать материнское счастье. Для измученного тренировками и травмами женского тела это было тяжелейшим испытанием – восемь месяцев постельного режима предшествовали рождению Александра-младшего (1979 г.). Но уже через два месяца Роднина вновь приступила к тренировкам. Рождение сына и возвращение на лед уже само по себе стоило золотой медали.

Последнее олимпийское золото Лейк-Плэсида (1980 г.) было омыто слезами Ирины, вошедшими вместе с ней в историю мирового спорта. Камеры крупным планом показывали, как плакала стоящая на пьедестале чемпионка. Когда ее спросили о причине слез, ответила, что это – из-за удивительной гордости за себя. Ее тут же толкнул в бок какой-то советский начальник, идущий рядом. Нужно было говорить о любви к Родине, а не выпячивать простые человеческие чувства, которые были понятны миллионам телезрителей всех стран и народов без всякого перевода.

После этой победы Роднина и Зайцев оставили большой спорт и ушли в профессиональный. Но еще долго у любителей фигурного катания при звуках русской народной песни «Калинка» возникал образ стремительно летящей по льду Ирины в сложном сплетении каскадов прыжков, поддержек и дорожек шагов.

Но в жизни Родниной началась черная полоса. Она вдруг резко оказалась никому не нужной. Спортсменка стала работать в ЦК комсомола, потом старшим тренером в «Динамо», затем преподавала по-часово в Институте физкультуры. Сразу появилась толпа злобствующих завистников, которых не было видно и слышно во времена ее звездного прошлого. От одного из тренеров она как-то услышала: «Позвездила? Ну а теперь черпай дерьмо вместе с нами…» Вместо работы Роднина получала холодное: «Займитесь лучше материнством». Но отношения в семье складывались непросто. Ирина и Александр замечательно подходили друг другу как партнеры на льду, но устоять в обыденной жизни без совместного увлечения для них оказалось гораздо сложнее, чем новичку на коньках. Вслед за спортивным распался и их семейный дуэт.

От полного разочарования в жизни спасла любовь, о которой многие женщины мечтают всю жизнь. Рискнуть родить дочь Алену в 37 лет можно было только от любимого мужчины. Ее новый муж, бизнесмен Леонид Миньковский быстро понял, что его жене больше нечего делать на родине. И когда пришло приглашение поработать в Американском международном центре фигурного катания, сказал: «Поехали. Я открою тебе другой мир». И она согласилась. Роднина стала первой в истории советского спорта спортсменкой, заключившей частный контракт на работу за границей. Ей пришлось все начинать с нуля: язык, общество, законы – все было чужим. Но была работа, и она чувствовала себя необходимой людям, детям, мужу.

Однако в жизни ничто не бывает вечным. Муж ушел к другой. Ирина вдруг осталась одна в незнакомой стране. Вернуться на родину она не могла, так как по решению суда после развода с мужем ее дочь не имела права покидать пределы США до совершеннолетия. Ирине не хватало ни времени для детей, ни денег, ни друзей – иногда приходили мысли о самоубийстве. Ей помог сын, сказавший, глядя на депрессию матери: «Мама, посмотри на себя, на кого ты похожа. Вся седая стала, некрасивая».

Ирина выстояла. Черная полоса начала подходить к концу – она стала тренером с блестящей репутацией, подняв на высшую ступень пьедестала почета чешских спортсменов Радку Коваржинкову и Рене Новатного. Ее услуги стали стоить два доллара за минуту, и ученики со всего мира стремились попасть в ее группу. Она уже могла оплачивать обучение повзрослевшего Саши в колледже. Наверное, это заложено в Родниной – уметь преодолеть слабость, стать на ноги, доказать всем – людям, жизни, себе, – что ты можешь победить, даже когда все кажется проигранным.

В 1998 г. она вернулась домой, где была награждена орденом «За заслуги перед Отечеством» IIІ степени (1999 г.). Фактически ее «выдернули» из заморской жизни, обещая воплотить в жизнь проект «Международного центра фигурного катания» в Москве – Ледового дома Ирины Родниной, где имели бы возможность заниматься обычные люди, а не только те, которые могут заплатить за это удовольствие. Но оказалось, что государству «не по зубам» такой гигантский проект.

С 2002 г. на спортивном канале «7 ТВ» Ирина Роднина ведет авторскую программу «После пьедестала», в которой рассказывает о знаменитых спортсменах, принесших родине славу. О таких людях она знает не понаслышке. Для многих из них после лавровых венков и грома фанфар наступала тишина безызвестности. Не все сумели справиться с этим. Роднина выстояла. Сейчас она говорит: «Впереди большая жизнь. Я была очень счастливо, успешно и фантастически реализована в спорте (мало кто может сказать так же). Как женщина была счастлива с разными мужчинами в разные периоды моей жизни. У меня двое детей.

Есть дело, которое я люблю. Может, оно не такое прибыльное, не столь амбициозное, но я люблю учить тому, что сама любила и что приносило мне огромное удовольствие. Передавать свой талант, свои знания – наверное, самое большое счастье. Вообще счастье – это отдавать».

В декабре 2007 года Роднина была избрана депутатом Государственной думы V созыва по списку «Единой России». В Думе заняла пост заместителя председателя Комитета по образованию. Является членом Совета при Президенте РФ по физической культуре и спорту.

 

Смоктуновский Иннокентий Михайлович

(Род. в 1925 г. – ум. в 1994 г.)

Выдающийся русский актер театра, кино и телевидения. Исполнитель ролей в 90 фильмах и свыше 50 спектаклях. Постановщик спектакля «Зима тревоги нашей» и автор сценария к фильму «Дети солнца» (1985 г.), исполнитель многочисленных радиоинсценировок по произведениям русской классики. Обладатель почетных званий и наград: народного артиста СССР (1974 г.), Героя Социалистического Труда (1990 г.), двух медалей «За отвагу», Ленинской премии за роль в фильме «Гамлет» (1964 г.), Государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых за роль в фильме «Преступление и наказание» (1971 г.), приза на кинофестивале в Карловых Варах за роль в фильме «Девять дней одного года», приза на кинофестивале в Сан-Себастьяне за роль в фильме «Чайковский» (1970 г.), премий «Ника» за роль в фильме «Дамский портной» (1990 г.) и за вклад в киноискусство (1993 г). Автор книги «Быть!» (1998 г.). Именем актера названа малая планета № 4926.

Иннокентий Смоктуновский в сознании большинства зрителей – это прежде всего Гамлет. Мало того, что русский актер был признан самым блистательным исполнителем шекспировского героя, но и сам он у многих ассоциировался с непостижимым принцем Датским. Говорили о его особой нервной организации, божьем даре, кто-то считал артиста шутом, юродивым, кто-то – гением. Даже супруга после смерти И. Смоктуновского сказала, что за всю жизнь так и не смогла понять его до конца. Кто знает, где лежит граница между чудаковатостью и гениальностью?

Сам актер считал себя типичным порождением своего времени, ибо на формирование его характера огромный отпечаток наложили пережитые страдания. И это не преувеличение. Ведь многие годы он провел в борьбе за выживание и самоутверждение, и вопрос «Быть или не быть?» стоял перед ним не один раз.

Надо сказать, что жизнь И. Смоктуновского в разные периоды неоднократно корректировалась. Поначалу она выглядела схематичной и почти безоблачной: актер избегал давать интервью. Потом стали появляться кое-какие подробности, многое открылось благодаря его книге под символическим названием «Быть!».

Родился И. Смоктуновский в с. Татьяновка Томской области. Настоящая его фамилия была Смоктунович. Прадед будущего актера – польский еврей – был сослан в Сибирь за участие в восстании 1863 г. Неподходящую национальность Смоктуновскому пришлось менять дважды – на поляка и белоруса. Отец его был крупным и сильным, в воспоминаниях Иннокентия он остался человеком добрых шалостей и лихачества. Мать, наоборот, была маленькая, тихая и добрая. В семье Смоктуновичей росло трое детей – Володя, Кеша и Аркаша.

В 1929 г., в разгар коллективизации, родители, спасаясь от голода, переехали в Красноярск, где жили родственники отца. Не успели чуточку откормиться, как снова пришел голод 1932 г. Двух старших мальчиков взяла к себе тетка, но пропитание они добывали себе сами: в основном попрошайничали или воровали на базаре. Вскоре Володя умер, а Кешу поймали и жестоко избили. Очень пострадали при этом глаза, которые мучили его потом всю жизнь.

То, что в кратком жизнеописании проходило почти одной строкой (школа – армия – фронт и награды – Победа – драматическая студия – работа в театрах и кино – слава), на самом деле было для Иннокентия цепью тяжелых испытаний. Учеба давалась мальчику трудно. Он был диковатым, замкнутым и неуживчивым второгодником. Не закончив школу, попытался учиться на фельдшера – не получилось. Тогда пошел на курсы киномехаников и стал работать в порту.

Когда началась война, Иннокентию было 16 лет. Отец сразу ушел на фронт и погиб. В 1943 г. юношу призвали в армию и определили в Киевское военно-пехотное училище, где учеба велась по сокращенной программе. Но до лейтенантских погонов он не дотянул, проштрафился (выкопал картошку в поле) и за это был отправлен на фронт, попал сразу на Курскую дугу. Затем 18-летним младшим сержантом участвовал в форсировании Днепра и освобождении Киева, был награжден медалью «За отвагу», но не получил ее, так как попал в плен. Эту награду ему вручат уже в 1954 г. Сбежав из плена, он долго бродил по лесам и болотам Житомирщины, пока, вконец отощавший, не появился на пороге крайней избы в пос. Дмитровка. Там его отмыли, откормили и через месяц пристроили в партизанский отряд. После выхода из окружения он снова воевал в рядах действующей армии, дошел до Берлина, в конце войны заслужил еще одну медаль «За отвагу».

Радоваться победе Иннокентию, как и многим, побывавшим в фашистском плену, пришлось недолго. Ему предъявили список десятков городов, где жить ему не дозволялось. Приехал он в свой Красноярск, подумал было поступать в лесотехнический институт, но знаний для этого не было, поэтому за компанию с другом пошел в театральную студию. Через три месяца его выгнали оттуда за драку. «Спасителем» оказался директор театра из Норильска – города-лагеря. Не дожидаясь ареста, Смоктунович сам согласился ехать за колючую проволоку. Тогда-то он и поменял фамилию на Смоктуновский и подписал такой документ: «Даю настоящую подписку Управлению Норильского комбината и Норильского МВД в том, что нигде не буду сообщать какие бы то ни было сведения, касающиеся жизни, работ, порядков и размещения лагерей МВД, а также в том, что не буду вступать с заключенными ни в какие частные, личные отношения». За четыре года работы во 2-м Заполярном театре драмы и музкомедии Иннокентий повидал тысячу подобных себе «изменников Родины», играя раз в неделю спектакли в лагерях. Жил он вместе со ссыльными артистами, учился у них, ведь это был цвет (вернее его остатки) советского театра. Здесь же на всю жизнь он подружился со знаменитым впоследствии Г. Жженовым, который как мог помогал ему выживать.

Об условиях этой «лагерно-театральной» жизни свидетельствует то, что Смоктуновский дошел до истощения, заболел цингой и потерял все зубы. Как вольнонаемный он мог уехать из Норильска и потому переселился в Шахстрой – поселок, тоже находящийся за Полярным кругом. Здесь он работал дворником и целый год восстанавливал силы. Потом подался искать актерскую работу в Грозный, Махачкалу, а позже поступил в Сталинграде во вновь отстроенный театр. Сюда Иннокентий прибыл уже с женой, актрисой Риммой Быковой, ставшей причиной новых неприятностей в его жизни: после скандалов, которые ревнивый и вспыльчивый Смоктуновский устраивал своей ветреной половине, и конфликтов с режиссером его попросили покинуть труппу.

На дворе был год 1955-й. Прежние запреты уже не имели силы, и Смоктуновский, помня положительные отзывы столичных актеров о его игре, делает смелый и безрассудный шаг – едет в Москву. Конечно, никто не ждал его там с распростертыми объятиями, странного вида провинциал получил отказ в восьми театрах и дошел до того, что ночевал в подъездах. Наконец повезло, его взяли статистом в Театр Ленинского комсомола.

Здесь же судьба послала Смоктуновскому и вторую удачу – девушку по имени Суламифь (он всегда ее называл Соломкой), которая заворожила его с первого взгляда. Восторженный неудачник решил тогда: «Я есть, я буду, потому что пришла она». И оказался прав. Именно она помогла получить актеру рекомендательную записку в Театр-студию киноактера от самого И. Пырьева, а полюбив этого незаурядного человека на всю оставшуюся жизнь, она стала его женой и верной подругой.

Вскоре И. Смоктуновскому пришлось репетировать вместе с Е. Кузьминой, женой М. Ромма, и та рассказала супругу о новом актере. Ромм предложил ему сняться в небольшой роли в фильме «Убийство на улице Данте» (1956 г.). Как вспоминает М. Козаков, игравший главного героя, режиссер терпеливо провозился с исполнителем эпизода весь день, все устали и выражали недовольство, а Ромм вдруг резко оборвал их возмущение: «Прекратите эту мышиную возню! Неужели вы не видите, как он талантлив?!» Так состоялся дебют Смоктуновского в кино.

В том же 1956 г. он снялся на «Ленфильме» в картине А. Иванова «Солдаты», где сыграл обаятельного и интеллигентного солдата Фарбера, в чем-то похожего на него самого. Большой известности этот фильм не принес, но актера заметили. Именно тогда Смоктуновский понравился главному режиссеру Ленинградского БДТ Г. Товстоногову, который готовил постановку «Идиота». В уже сформировавшуюся актерскую труппу он и пригласил этого провинциального «ежика». Отношения между актером и режиссером складывались трудно. В процессе работы Смоктуновский дважды подавал заявление об уходе, но… именно князь Мышкин положил начало настоящей актерской биографии Смоктуновского и навсегда остался самой любимой им ролью. После нее началось триумфальное шествие актера на киноэкранах. Он сыграл большевика Антонова-Овсеенко в фильме «День первый» (1960 г.), а затем его снова пригласил М. Ромм на роль Куликова в фильме о физиках-ядерщиках «Девять дней одного года». Интересно, что поначалу режиссер вовсе не думал снимать его в этой роли и, услышав от сценариста Д. Храбровицкого имя Смоктуновского, даже воскликнул: «Да вы с ума сошли!» Но именно в его исполнении Куликов – новый герой эпохи перемен – поразил зрителей. В 1962 г. фильм был признан лучшим на фестивале в Карловых Варах и получил «Хрустальный глобус», а И. Смоктуновский – приз за лучшую мужскую роль.

Дальше последовала работа с режиссерами А. Эфросом в картине «Високосный год» (1961 г.), с М. Козинцевым – в «Гамлете» (1964 г.) и с большим экспериментатором Э. Рязановым – в «Берегись автомобиля» (1966 г.). Роль Гамлета Смоктуновский получил без всяких проб, вопреки мнению съемочной группы и чиновников от искусства. С большим трепетом он взялся за эту работу. На приглашение режиссера ответил: «Горд, счастлив, смущен и благодарен, но больше всего напуган». Роль давалась очень нелегко, но получилась потрясающей. Даже на родине Шекспира Смоктуновский был признан лучшим Гамлетом. А в фильме Рязанова актер легко перешел от величайшей трагедии к современной комедии, где его симпатичный герой Деточкин из эксцентричного чудака превращается в из ряда вон выходящую фигуру борца за справедливость. За эти работы в кино актер получил множество наград, а роль Гамлета сделала его всемирно известным. Посыпались новые предложения от режиссеров.

Но в 1965 г. у И. Смоктуновского обнаружили туберкулез глаз (позже эта болезнь не раз выводила его из строя), и по этой причине ему пришлось отказываться от ролей Каренина в фильме А. Зархи, фотографа в «Зигзаге удачи» и жениха в «Небесах обетованных» Э. Рязанова. После вручения актеру Ленинской премии он вынужденно снялся в роли вождя в фильме «На одной планете» (1965 г.), но его трактовка образа Ленина очень отличалась от привычного, хрестоматийного показа в исполнении Щукина и Штрауха. Далее был фильм «Чайковский», за исполнение главной роли в котором Смоктуновскому вручили приз на кинофестивале в Сан-Себастьяне. Роль Порфирия Петровича в картине Л. Кулиджанова «Преступление и наказание» принесла Госпремию РСФСР. В 1970 г. по телевидению показали фильм «Кража» по Д. Лондону, где И. Смоктуновский сыграл миллионера, снова непохожего на всех, созданных до него.

Несмотря на огромную работу в кино, Смоктуновский также много и плодотворно трудился на театральных подмостках Ленинграда (в БДТ он был занят в 17 спектаклях), а затем опять в Москве, переходя из труппы в труппу. На сцене Малого театра актер создал образ царя Федора Иоанновича, в МХАТе играл в «Дяде Ване» (Войницкий), «Господах Головлевых» (Иудушка), «Чайке» (Дорн) и других спектаклях.

Режиссеры и партнеры по сцене и кинематографу нередко вспоминали, что общаться и работать со Смоктуновским было непросто. Видимо, потому, что он как бы существовал вне реальной среды, а вернее – над ней, он абсолютно не вписывался в предлагаемые рамки. Спасало только творчество. А еще семья, которую он очень любил. Суламифь Михайловна подарила ему дочь Машу и сына Филиппа, всю жизнь она поддерживала в доме атмосферу тепла, взаимопонимания и обожания.

Став народным артистом СССР (1974 г.), Иннокентий Михайлович начал постепенно уходить от больших ролей в кино, как бы давая себе отдых. Он создал второстепенные, но законченные, своеобразные, образы современников в фильмах «Дочки-матери», «Выбор цели», «Романс о влюбленных» (все в 1974 г.), «Звезда пленительного счастья» (1975 г.), «Степь», «В четверг и больше никогда» (оба в 1977 г.).

В 1980-е годы И. Смоктуновский увлекся работой на телевидении. Он замечательно сыграл в «Маленьких трагедиях» режиссера Швейцера. Несколько работ со Смоктуновским сделал Л. Пчелкин – «Поздняя любовь» (1983 г.), «Дети солнца» (1985 г.), «Сердце не камень» (1989 г.) и др. Особо стоит сказать о работе актера на радио и «за кадром». Мягкий, богатый интонациями голос Смоктуновского театровед А. Смелянский назвал «звуковым образом его души».

В последние годы своей жизни Иннокентий Михайлович снимался мало, в основном потому, что не видел подходящего материала. На предложения часто отвечал вопросом: «Сколько вы заплатите мне за это безобразие?» Тем не менее даже «безобразие» ему удавалось сделать привлекательным. Критика отмечала, например, его работу в картине «Гений» (1991 г.), а за роль в «Дамском портном» (1990 г.) актер получил «Нику» и диплом в Сан-Ремо. В 1993 г. Смоктуновский был отмечен еще одной «Никой» – за вклад в киноискусство. Последнюю, незаконченную его работу в фильме «Вино из одуванчиков», в котором он снимался вместе с Л. Ахеджаковой, актриса назвала просто гениальной. В МХАТе Иннокентий Михайлович репетировал Арбенина в «Маскараде». Премьера спектакля должна была состояться в сентябре 1994 г., но 3 августа актер внезапно скончался после очередного инфаркта.

Чуткий и очень уязвимый человек, И. М. Смоктуновский всегда стремился к добру и справедливости. О себе мог с совестливой улыбкой сказать: «Что поделать, я гений». Его кончина стала огромной потерей для всего театрального мира. А что касается кино, то, по словам О. Табакова, оно лишилось одного из своих «поразительных рыцарей».

 

Тихонов Вячеслав Васильевич

(Род. в 1928 г. – ум. в 2009 г.)

Популярный русский киноактер. Исполнитель острохарактерных и драматических ролей более чем в 50 фильмах и телесериалах.

Актер Театра-студии киноактера (с 1950 г.). Обладатель почетных наград и званий: народного артиста СССР (1974 г.), Героя Социалистического Труда (1982 г.), лауреата Ленинской премии за роль в фильме «Белый Бим Черное ухо» (1980 г.), Государственных премий РСФСР им. братьев Васильевых за роль в фильме «Доживем до понедельника» (1970 г.) и роль в телесериале «Семнадцать мгновений весны» (1976 г.), Государственной премии УССР за чтение текста в телефильме «Возрождение» (1980 г.), премии ВЛКСМ за роль в фильме «Фронт за линией фронта» (1979 г.), премии «Ника» (2000 г.) и др.

Трудно поверить, что когда-то Вячеслава Тихонова не приняли во ВГИК. Но так оно и было. Не сумел вчерашний слесарь продемонстрировать актерские способности, да и «не показался» комиссии своими внешними данными – тощий, длинноносый, крайне стеснительный. Когда провалился, стоял в коридоре, лицом к стене, и… плакал. Горе было так велико и неподдельно, что его успокоил и взял в свою мастерскую на испытательный семестр сам профессор Бибиков. Просто девушек поступало много, а среди юношей был недобор. Но вскоре мастерство педагогов, настойчивость и трудолюбие студента дали свои плоды и юноша пошел вгору. В 1950 г. он закончил институт с отличием и получил работу в Театре-студии киноактера, где его коллегами и наставниками были Н. Крючков, Б. Андреев, Э. Гарин и другие тогдашние кумиры зрителей.

Творческий путь ныне знаменитого актера был в общем удачным, но не гладким, даже напротив – полным сомнений, неуверенности в себе и даже отчаяния. Не раз, критически оценивая свою очередную работу, он решал, что в кино ему делать нечего. Так было с первым появлением на экране в «Молодой гвардии» (1948 г.). Но, перемучившись, он все-таки не оставил учебу.

По окончании ВГИКа молодого, очень красивого лирического актера активно снимали в ролях, не требующих особых находок. Это были чистенькие, несколько картинные герои в белых мундирах (фильмы «Тарас Шевченко» (1951 г.), «Максимка» (1953 г.) и др.). Хотя отношение кинорежиссеров к нему было неоднозначным. Например, И. Пырьев, занимавший тогда должность директора «Мосфильма», никак не воспринимал Тихонова, а молодой режиссер С. Ростоцкий (они подружились еще студентами и сохранили дружбу на всю жизнь) буквально ухватился за него: «Я сделаю из тебя Жерара Филипа!» Именно Ростоцкий предложил Тихонову после десятилетнего пребывания в однажды заданном амплуа неожиданную острохарактерную роль, ставшую этапной в творчестве актера: Матвея Морозова в картине «Дело было в Пенькове» (1958 г.). Здесь Тихонов по-настоящему раскрылся, почувствовал свой потенциал. Он не только изменился внешне (ему просто «убирали» красоту), сел за трактор, научился играть на гармошке, но и «заиграл» изнутри, вошел во вкус творчества, прожил жизнь своего героя. Потому не случайно фильм получил приз Всесоюзного кинофестиваля. Это была живая, близкая актеру роль, ведь он и вырос-то в рабочей среде, учился в ремесленном училище, стоял у станка в годы войны, привык жить честным трудом, как учили его отец, мама и добрый ангел семьи – бабушка.

Герои Тихонова взрослели вместе с ним, менялись внешне и внутренне, постигали вечные ценности. В ряду таких героев кульминационная фигура – матрос Алексей из «Оптимистической трагедии».

В. Тихонов – один из самых красивых актеров отечественного кино. Но героев-любовников он не играл никогда, а только приближался – осторожно и деликатно – к большому чувству, как будто опасаясь его. Может быть, потому, что сам актер пережил личную драму, которая не могла не наложить отпечаток на его творчество. Еще во время съемок «Молодой гвардии» он женился на Н. Мордюковой, игравшей роль Ульяны Громовой. О них говорили, что это был лед и пламень. Уравновешенный, мягкий, в общем-то надежный и порядочный Вячеслав страдал от несовместимости с темпераментной казачкой, от материальных недостатков, бытовой неустроенности (какая уж там семейная жизнь, если ему с женой и сыном приходилось 13 лет жить и по углам, и в крохотной проходной комнатке барака). Этот брак распался. Потом он женился снова. То ли не желая ворошить прошлое, то ли считая личную жизнь закрытой для посторонних, он никогда не давал интервью на подобные темы. Охотнее всего рассказывал о любимой дочери Анне, которая тоже стала актрисой. В 1991 году она снялась вместе с отцом в фильме «Призраки зеленой комнаты». Говоря об этой совместной работе, Анна Тихонова признавалась: «Мне трудно говорить о папе объективно – я его очень люблю и боготворю. Он интеллигентный, добрый и мудрый человек. Когда я смотрю его фильмы, всегда плачу – мне его жалко!»

Работы у В. Тихонова хватало всегда. Не все, конечно, получалось. Так, например, четыре года напряженнейшего труда над ролью князя Андрея Болконского (С. Бондарчук снимал «Войну и мир» в 1964–1967 гг.) не дали желаемого результата. Неодобрение критиков – еще полбеды, но недоволен был сам исполнитель. Он мечтал об этой роли, перевернул горы литературы, тяжело вживался в образ и обстоятельства… После такой неудачи у него вновь созрело решение распрощаться с профессией. Но рядом вовремя оказался друг, тот же С. Ростоцкий, чутьем угадавший новую работу для Тихонова – роль учителя истории Мельникова. В его картине по-новому была осмыслена школьная тема, иначе высвечены проблемы морали, долга, ответственности за будущее. Фильм «Доживем до понедельника» (1968 г.) удался настолько, что исполнителю главной роли в 1970 г. была присуждена Государственная премия.

За взлетом снова потянулась череда неприметных ролей. А потом настал звездный час: Т. Лиознова пригласила актера на съемки фильма «Семнадцать мгновений весны» (1976 г.). Тихонов уже был настоящим профессионалом, но в роли Исаева-Штирлица от него потребовалось все, что он умел, тут заиграли все грани его таланта. Жанр детектива сам по себе давал право надеяться на успех, однако такой триумф первого телесериала могла обеспечить только великолепная работа его создателей. Сейчас фильму почти 40 лет, а интерес к нему не ослабевает. Конечно же, во многом благодаря участию В. Тихонова. Еще от Райского из «Чрезвычайного происшествия» (1959 г.), от мичмана Панина из одноименного фильма жил в Вячеславе Васильевиче интерес к людям неординарным, способным вести сложную жизнь, рисковать, просчитывать каждый свой шаг, действовать порой на грани человеческих возможностей, для которых чувство долга – превыше всего. Не зря он так много играл военных – от простых солдат до генералов. Ему всегда было интересно создавать психологически тонкие образы, делать упор не на внешние эффекты (за редким исключением, он почти не прибегал к гриму), а на детальную разработку характера. Процесс перевоплощения, два плана в одной роли, игра в игре – такой интересный материал! Тихонов сумел показать не только мужество, профессионализм разведчика Исаева, но и сделать его глубоко симпатичным, «живым». Это коронная роль В. Тихонова, за которую он в 1974 г. получил звание народного артиста СССР, а в 1976 г. – Государственную премию им. братьев Васильевых и множество других наград и титулов.

После головокружительного успеха иной мог бы и успокоиться, почивать на лаврах или просто не рисковать, рассчитывая на повторение достигнутого. Поэтому актер осторожно и, как всегда, требовательно, с сомнениями встречал новые предложения. Он, как немногие, имел право выбирать. И выбирал. То, что было ему ближе, – правду жизни. Так появились роли майора Млынского («Фронт без флангов», 1975 г.), солдата Стрельцова («Они сражались за Родину», 1975 г.) – роли значительные, отмеченные наградами, хорошо воспринятые зрителем.

В 1977 г. С. Ростоцкий вновь пригласил Тихонова, на этот раз для экранизации повести «Белый Бим Черное ухо» (1977 г.). Все повторилось: уговоры, доводы и споры, затем работа в столь удачном тандеме и заслуженный успех. На одной этой истории из жизни собачьей было выстроено повествование о человеке, о любви к природе, всему сущему на земле. Фильм не оставил равнодушным никого из посмотревших его. В. Тихонову за роль Ивана Ивановича была присуждена Ленинская премия. А в 1982 г. он стал Героем Социалистического Труда.

В 80–90 гг. Вячеслав Васильевич снялся еще в нескольких картинах, среди которых «Европейская история» (1984 г.), «ТАСС уполномочен заявить», «Бесы», «Бульварный роман», «Убить дракона», «Утомленные солнцем», телефильм «Зал ожидания» (1998 г.) и др., где ему достались не столь значительные роли. Но он и так сделал уже очень много. Даже одного Штирлица было бы достаточно, чтобы войти в историю кинематографа. Завоевавший симпатии миллионов зрителей, актер стал обладателем премии «Кумир».

Чем же подкупают нас его герои? Они живут среди нас и в то же время приподняты над действительностью. Они умны, интеллигентны, романтичны, скромны и порядочны. Большинство из них так симпатичны зрителю потому, что наделены в большой мере чертами, свойственными самому артисту. Конечно, много значит красота и обаяние, но есть в В. Тихонове и внутренняя теплота, которая проявляется во взгляде, в доброй, снисходительной улыбке, в неторопливой речи и даже в молчании. Его экранные герои часто немногословны, потому что сам Тихонов не любил суеты и помпезности, предпочитал общение с природой, очень любил собак (а еще вспомните: детей и стариков). Он считал: гораздо интереснее не то, что человек сказал, а то, о чем промолчал. Часто его герой в кадре молчит, но как! В эти минуты достигается точка накала страстей, полета мысли, постижения чего-то бесконечно важного. Это – моменты истины. Кстати, не случайно сцена свидания в кафе полковника Исаева с женой – одна из лучших в сериале «Семнадцать мгновений весны». Этой немой сцены не было в задумках режиссера, ее предложил В. Тихонов. Она придала его герою еще больше человечности и нравственной силы.

Сергей Бондарчук во время съемок фильма «Они сражались за Родину» однажды заметил, что в Тихонове есть «народное начало». Именно поэтому, в каком бы экранном обличье он ни представал – писателем или офицером, трактористом или учителем, – это наш Тихонов, всегда узнаваемый и любимый. Человек долга, никогда не изменявший своим принципам в искусстве, сохранивший высокое достоинство Мастера. И потому не случайно последнюю в XX в. премию «Ника» (за 2000 г.) в номинации «Достоинство и честь» получил именно он.

Эта премия оказалась для актера последней. Он скончался 4 декабря 2009 г. Одной из причин его смерти стала перенесенная в начале декабря операция. Хотя хирургическое вмешательство прошло нормально, вскоре у него отказали почки и его подключили сначала к аппарату гемодиализа, а затем и к аппарату искусственной вентиляции легких. По мнению лечащего врача Тихонова, кардиолога А. Леонова, в его быстром уходе помимо ухудшения состояния организма «свою роль сыграли и одиночество актера, и отсутствие должного ухода».

 

Янковский Олег Иванович

(Род. в 1944 г. – ум. в 2009 г.)

Популярный русский актер театра, кино и телевидения. Исполнитель ролей более чем в 80 фильмах. Режиссер фильма «Приходи на меня посмотреть» (2000 г.). Обладатель почетных наград и премий: народного артиста РСФСР (1984 г.), народного артиста СССР (1991 г.), премии ЛКСМ (1977 г.), Государственной премии СССР за роль в фильме «Полеты во сне и наяву» (1987 г.), Государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых за роль в фильме «Крейцерова соната» (1989 г.), приза Всесоюзного кинофестиваля за лучшие актерские работы (1983 г.), премии на Международном кинофестивале в Вальядолиде за лучшее исполнение мужской роли в фильме «Филер» (1988 г.), премии «Ника» (1991 г.). Президент Международного кинофестиваля «Кинотавр» (с 1993 г.).

Олега Янковского называют последней советской звездой. Основанием для этого служит то, что долгие годы он играл «героя нашего времени», в облике которого были и обреченность, и уязвимость, и молчаливое несогласие с тем, что происходило вокруг. Есть для такого определения и чисто формальная причина: Янковский стал последним русским актером, которому было присвоено звание народного артиста СССР, накануне официального распада самого СССР. Он говорил: «Первым народным в 20-е годы стал Константин Сергеевич Станиславский, а я оказался последним. К слову, на вечере, посвященном столетнему юбилею МХАТа, я даже позволил себе шутку на эту тему: «С кого начинали, товарищи, и кем закончили!»

И наконец, последний признак, по которому Янковского можно считать советской звездой: он нигде и никогда не снимался только из-за денег.

Характеризуя творчество актера, многие киноведы часто отмечают его интеллектуальность и интеллигентность, аристократическую внешность. И действительно, Олег Иванович – потомок старинного дворянского рода, по отцовской линии– польского, а по материнской – русского. Его отец, Иван Павлович Янковский, был штабс-капитаном знаменитого Семеновского полка, кавалером Георгиевского креста. Но в Гражданскую войну он служил под началом М. Тухачевского и так же, как и его прославленный командир, в 30-е годы был репрессирован. Вместе с семьей его сослали в Казахстан. Там в небольшом городке Джезказгане и родился Олег. Первые годы его жизни прошли в Таджикистане и, несмотря на все тяготы послевоенного времени, были счастливыми и безмятежными. «А потом, – вспоминает актер, – в одночасье все кончилось: отца в очередной раз забрали, мать, которая никогда прежде не работала, осталась с тремя детьми на руках». Опасаясь за семью, мать Олега Марина Ивановна вынуждена была сжечь все семейные архивы, в том числе и дворянскую грамоту. От прежней жизни остались только богатая библиотека и знание иностранных языков. Выучившись на бухгалтера, Марина Ивановна пыталась как-то прокормить большую семью. Но жили они впроголодь, ходили в обносках, ютились в маленькой комнатушке. Несмотря на это, Марина Ивановна, которая в юности бредила балетом, сумела передать своим детям тягу к сцене, и может быть, благодаря ей семья Янковских стала театральной.

Первый шаг на сцену был сделан старшим сыном, Ростиславом, который уехал в Минск и до сегодняшнего дня играет там в Русском драматическом театре. Он взял на себя заботу о 14-летнем Олеге, который переехал к брату и под его покровительством дебютировал в эпизодической роли мальчика в спектакле «Барабанщица», а также часто выступал в массовках. Правда, Олег тогда еще не чувствовал особой тяги к актерской профессии. Он больше увлекался футболом, мечтая о славе вратаря или нападающего.

Школу Олег закончил в Саратове, куда перебралась мать со средним сыном Николаем. Тот тоже обладал несомненным актерским дарованием, но, обремененный собственной семьей и заботами о матери и бабушке, вынужден был работать на заводе сталеваром. Однако не оставляя мечту о сцене, Николай втайне от родных сдал вступительные экзамены в Саратовское театральное училище им. Слонова. Но так случилось, что учиться в нем довелось не ему, а Олегу. История его «поступления» в училище не только любопытна, но и в каком-то смысле фатальна. Получив аттестат, юноша собирался поступать в медицинский институт. Он думал выучиться на стоматолога, чтобы впоследствии хорошо зарабатывать и помогать матери, которую очень любил. Но однажды Олег увидел на рынке объявление о приеме в театральное училище. Вспомнив о своем минском опыте и подумав, что в медицинский институт можно и не пройти по конкурсу, он решил зайти. К немалому его удивлению, директор училища, услышав его фамилию, не вдаваясь в подробности, посмотрел в какие-то списки и сообщил Олегу о том… что он принят и может приходить в сентябре учиться. В действительности, конечно, туда был зачислен Николай, но он решил пожертвовать своей мечтой ради младшего брата. Впоследствии Николай Янковский все же придет в искусство – станет директором Дворца культуры в Саратове, заслуженным работником культуры России. Но мировую славу семье Янковских будет суждено принести именно Олегу.

В Саратовском драматическом театре, куда молодой актер попал после окончания училища, большого дарования он не проявил. Будучи к тому времени уже женатым на своей сокурснице, рыжекудрой красавице Людмиле Зориной, ставшей первой звездой театра, он некоторое время был известен именно как «муж самой Зориной». Не желая оставаться в этом «звании», актер много работает и уже в 1966 г. впервые заявляет о себе первой крупной ролью – Ненилло в спектакле «Рождество в доме синьора Купьелло».

Но по-настоящему большой актерский талант Янковского открыло кино. Это случилось в 1968 г., когда он снялся сразу в двух фильмах. В первый из них, «щит и меч», он попал случайно. Режиссер фильма В. Басов вспоминал: «Во Львове, в гостиничном кафе, я обратил внимание на юношу, он сидел за столиком. Сказал ассистенту: вот этот бы отлично подошел на Генриха. Так ведь, наверное, не актер, аспирант какой-нибудь. Оказалось, артист Янковский из Саратова, во Львове с театром на гастролях. В его мальчишечьей повадке покоряло обаяние». Видимо, именно оно и принесло тогда актеру популярность – ведь играть в роли Генриха Шварцкопфа, прямо скажем, было абсолютно нечего. Но уже следующий фильм «Служили два товарища» стал настоящей актерской удачей Янковского. Его сценарист

В. Фрид рассказывал: «Янковский ходил за своим партнером Роланом Быковым в немом восхищении, полуоткрыв рот, ходил и учился. Никакого премьерства, прилежное ученичество, отличничество. Помню, как-то прибежал к нам с Дунским обеспокоенный Женя Карелов и показал листочек. Все реплики Некрасова-Янковского уместились на половине печатной странички. Как же так, главная роль и столь мало текста. Может, добавите? Не надо, сказали мы режиссеру, пусть молчит, пусть Быков разговаривает, а у Янковского и так все ясно без текста, и молчит он так выразительно, так много говорит его молчание».

С тех пор театр и кино словно соревнуются между собой: кто из них предложит Янковскому роль ярче и необычней. 70-е гг. стали для него временем серьезных театральных ролей: Светлова в спектакле «Тогда в Тегеране», князя Мышкина в «Идиоте», Мелузова в «Талантах и поклонниках» и др. Не менее плодотворной в этот период была и его работа в кино. Он снялся в фильмах «Я, Франциск Скорина» (1969 г.), «О любви» (1970 г.), «Гонщики» (1972 г.), «Зеркало» (1974 г.), «Чужие письма» (1975 г.), «Сладкая женщина», «Слово для защиты» (оба в 1976 г.) и др. На съемках «Гонщиков» судьба свела Янковского с Евгением Леоновым, по рекомендации которого режиссер «Ленкома» Марк Захаров пригласил актера в свою труппу. И с тех пор до самой своей смерти Янковский успешно выступал на московской сцене.

Переезд Янковских в столицу был нелегким, сопряженным с бытовыми трудностями. Молодая семья, в которой уже подрастал сын Филипп, сначала ютилась в пятиметровой комнатке театрального общежития. Не все сразу получалось у актера и на сцене. Его дебют в «Ленкоме» в роли секретаря парторганизации в спектакле «Автоград XXI» нельзя было назвать успешным. Впоследствии подобные роли он сыграет и в ряде фильмов – «Премия» (1974 г.), «Обратная связь» (1977 г.), – и они тоже будут далеки от совершенства. Роли «власть предержащих» были всегда чужды Янковскому. А вот в спектакле «Ясновидящий» по роману Л. Фейхтвангера «Братья Лаутензак» актер сыграл прекрасно, был удостоен самых высоких отзывов и с тех пор органично «вписался» в репертуар «Ленкома».

Восьмидесятые годы можно назвать «временем Олега Янковского» в отечественном кино. Он снимался ежегодно, иногда даже в пяти-шести картинах. Самые блистательные работы были созданы им в фильмах «Мой ласковый и нежный зверь», «Обыкновенное чудо» (оба в 1978 г.), «Тот самый Мюнхгаузен» (1979 г.), «Мы, нижеподписавшиеся» (1981 г.), «Полеты во сне и наяву», «Влюблен по собственному желанию» (оба в 1982 г.), «Дом, который построил Свифт», «Ностальгия» (оба в 1983 г.), «Храни меня, мой талисман» (1986 г.), «Крейцерова соната», «Филер» (оба в 1987 г.), «Убить дракона» (1988 г.). Особенно удавались актеру образы битых жизнью, сломленных людей, таких как Макаров из фильма «Полеты во сне и наяву» или бывший спортсмен из фильма «Влюблен по собственному желанию». Эти герои прячут свою большую и гордую натуру под шутовскими одеждами. Они обладают противоречивым характером. И Янковский, с поразительной тонкостью изображая таких людей, умеет балансировать на грани смешного и серьезного, даже трагического. Сам актер в одном из интервью признавался: «Я щемяще люблю Макарова… хотя не хотел бы разделить его судьбу. Он ведь сломанный человек». По мнению одного из критиков, к этой роли «Олег Янковский готовился всю свою актерскую жизнь. Здесь нет преувеличения. Актер в этой картине играет с огромной одержимостью, будто последнюю роль в жизни, будто высказаться мог только здесь».

К счастью, Янковскому многое удалось сделать и в 90-е гг., когда другие замечательные актеры были вынуждены «простаивать». В конце 1991 г. он был приглашен в Париж ведущим французским режиссером Клодом Режи для участия в спектакле «Падение». С этой работой он полгода гастролировал по Франции. Актера очень охотно снимали в кино за рубежом. Он сыграл в двух французских лентах – «Мадо, до востребования» и «Алиса», в японской – «Сны о России», греческой – «Терра Инкогнита», венгерской – «Мой XX век», американской – «Немой свидетель». Последний из этих фильмов имел особо большой успех и был отмечен призом «Жерардмер-96». Но и в России о Янковском не забывали. Среди его театральных работ – главные роли в спектаклях «Карманный театр», «Школа для эмигрантов», «Гамлет», «Чайка», «Варвар и еретик», а в кино – герои в фильмах «Первая любовь», «Роковые яйца» (оба в 1995 г.), «Ревизор» (1996 г.), «Китайский сервиз» (2000 г.). Однако Янковский, тонко чувствовавший время и умевший в своих героях передавать его точно и остро, ощущал определенную творческую пустоту в современном кинематографе России. «Понимаете, прежде моим героям было что сказать, поэтому их слушали тогда и готовы слушать до сих пор, – говорит актер. – Сегодня наступило молчание. Увы, не великое… Впрочем, я прекрасно понимаю: мой герой ушел, а кумиром нового поколения мне уже не стать, поэтому мечтаю о более скромных вещах. Например, сыграть в хорошей классике… Для новой творческой идеи десять лет – не срок. Думаю, какое-то время нам придется еще помучиться, перебиваясь за счет классики».

Поэтому Янковский решил попробовать себя в режиссуре. Первой премьерой московского киносезона 2001 г. стал его фильм «Приходи на меня посмотреть», поставленный совместно с М. Аграновичем. Эта добрая новогодняя лирическая комедия была показана на открытии Международного кинофестиваля «Лики любви».

Но как ни богата творческими свершениями судьба Янковского, на вопрос о том, что является его наибольшей удачей в жизни, актер отвечал: «Семья». Более 35 лет он ощущал огромную поддержку жены. Рассказывая о съемках в «Крейцеровой сонате», Янковский говорил: «Я благодарен супруге, которая ночами сидела вместе со мной и поправляла меня. Хотя с супругой всегда очень тяжело работать: кто, как не она, знает тебя, к тому же актриса-профессионал. Она делала мне замечания чисто творческие, я злился, срывался. Более тяжелой ситуации не помню в своей жизни – просто не мог дождаться, когда все это кончится. Другое дело, что результат получился хороший. Безумно люблю эту работу, считаю ее лучшей».

Актерские гены проявились и в сыне Янковского, Филиппе, который закончил Школу-студию МХАТа и режиссерский факультет ВГИКа. Его музыкальные клипы и рекламные ролики уже не раз отмечались как лучшие. В 2000 г. вместе с отцом он снялся в фильме А. Абдулова «Бременские музыканты». Тот же генетический код, видимо, и у внуков. Их у Олега Янковского двое: Иван, который уже дебютировал в фильме деда, и Лиза.

За свою долгую творческую жизнь актер сыграл более чем в 80 фильмах и в нескольких десятках спектаклей. Все они, по мнению Р. Балаяна, напоминают поезд. Он говорит: «Поезд, который Олег собрал из своих ролей, состоит из вагонов СВ. Он всегда был в СВ, шел ли его поезд в Углич, Ужгород или Крыжополь».

Последними фильмами, в которых снялся Олег Янковский, стали «Райские птицы», «Без вины виноватые», «Стиляги», «Царь» (все в 2008 г.), «Анна Каренина» (2009 г.). А последней работой Янковского в театре стала роль моряка Жевакина в спектакле «Женитьба» по Н. В. Гоголю, поставленного Марком Захаровым в «Ленкоме». 18 февраля 2009 г. актeр в последний раз вышел в этой роли на сцену, а 20 мая того же года его не стало.

 

Яшин Лев Иванович

(Род. в 1929 г. – ум. в 1990 г.)

Выдающийся советский спортсмен, один из лучших голкиперов в истории мирового футбола. Тренер. Заслуженный мастер спорта международного класса. Неоднократный победитель чемпионатов СССР и Кубка страны. Олимпийский чемпион, призер Кубка Европы. Герой Социалистического Труда, обладатель Олимпийского ордена МОК, награды ФИФА «Золотой орден за заслуги» и звания «Лучший вратарь мира ХХ века».

Для советского и мирового футбола Лев Яшин стал примером спортивного мужества и долголетия. За все годы выступлений он провел 207 официальных «сухих» матчей, уйдя из большого спорта, когда ему было уже за сорок. В составе «Динамо» Яшин 5 раз становился чемпионом страны и трижды выигрывал Кубок СССР, он был чемпионом Мельбурнской Олимпиады и обладателем Кубка Европы. Ему было присуждено звание лучшего футболиста континента,

и до сих пор ни одному вратарю не удалось получить этот почетный титул. Без преувеличения можно сказать, что Яшин долгие годы являлся знаковой фигурой советского спорта.

Этот вратарь обладал прекрасной координацией движений и молниеносной реакцией, умел предвидеть развитие событий на поле. Он изобрел свою уникальную вратарскую технику, выигрывал все поединки с нападающими один на один и брал такие «безнадежные» мячи, от которых у болельщиков захватывало дух. За сборную СССР голкипер выступал 14 сезонов подряд, в чемпионатах страны за московское «Динамо» сыграл 326 игр, парировал более 150 пенальти. Статистики общественного пресс-центра «Динамо» к прощальному матчу Яшина подсчитали все его игры. Их оказалось 812.

«Вратарь всех времен и народов» родился 22 октября 1929 г. в Москве в рабочей семье. Его детские годы прошли в тесной коммуналке на Миллионной улице, неподалеку от завода «Красный богатырь». В октябре 1941 г. семьи рабочих оборонного предприятия, на котором уже в течение ряда лет работал отец Яшина, было решено вывезти в Поволжье. Там, в голой степи под Ульяновском, было развернуто производство, где после окончания пятого класса успел поработать и Лева – учеником слесаря. Вернувшись в 1943 г. в Москву, он стал токарем Тушинского инструментального завода и записался в детскую футбольную команду.

Тренер заводской команды И. Шубин первый заметил в мальчишке отменные вратарские данные. Смышленый пацан защищал ворота заводчан, играл за Тушино в чемпионате Московской области. Хотя поселок, где теперь жила семья Яшина, входил в состав Красногорского района, тушинцев называли «москвичами» – в силу наибольшей приближенности к столице. Зимой Лева играл в русский хоккей, и не в воротах, а в нападении.

В феврале 1949 г. Яшина призвали во внутренние войска. Во время прохождения службы его заметил динамовский тренер А. И. Чернышев и пригласил в московский клуб «Динамо», ставший домом Льва на долгие 22 сезона.

Вратарский дебют будущей легенды советского и мирового футбола был настолько курьезен, что о нем следует сказать особо. В апреле 1950 г. в Гаграх «Динамо» играло контрольный матч со сталинградским «Торпедо». Незабываемый гол забил тогда в ворота молодого Яшина… вратарь команды соперников. Мяч, выбитый голкипером «Торпедо» очень сильно и высоко, влетел в штрафную площадку «Динамо», Лева рванулся вперед, но столкнувшись, со своим же защитником, упал. Когда футболисты увидели, что мяч закатился в ворота, игру пришлось остановить – игроки обеих команд долго не могли прийти в себя от хохота…

После этого несколько лет Лев просидел в запасе, а потом «с горя» ушел играть в хоккей с шайбой. На ледовой площадке он стал бронзовым призером чемпионата страны и выиграл Кубок СССР 1953 г., но даже этот факт не смог преодолеть его любви к футболу. В какой-то момент Яшин понял, что жить без него не может и уже в середине 1950-х годов стал лучшим вратарем страны. Эта метаморфоза имела достаточно прозаическое объяснение: просто парня вернули в команду и назначили дублером голкипера А. П. Хомича, прославившегося во время турне по Англии (1945 г.) и получившего прозвище Тигр. Знаменитый вратарь учил Леву работать на тренировках до седьмого пота и передавал ему секреты своего мастерства.

Появление Яшина на поле счастливо совпало с невиданным впоследствии подъемом советского футбола. Он стал рекордсменом московского «Динамо» по числу сыгранных в чемпионатах СССР матчей – 326. В составе команды выиграл 5 чемпионатов СССР (1954, 1955, 1957, 1959 и 1963 гг.) и 5 раз становился серебряным призером (1956, 1958, 1962, 1967 и 1970 гг.). Трижды выигрывал Кубок СССР (1953, 1967, 1970 гг.) и приз журнала «Огонек» лучшему вратарю сезона (1960, 1963 и 1966 гг.), 17 раз был назван в списках 33 лучших футболистов сезона, 14 раз – под номером 1. В составе сборной СССР Яшин провел 78 официальных матчей, стал чемпионом Олимпийских игр 1956 г., обладателем первого в истории Кубка Европы 1960 г. и серебряным призером Кубка Европы 1964 г. Он участвовал в трех чемпионатах мира – 1958 г. в Швеции, 1962 г. в Чили и 1966 г. в Англии, входил в символическую сборную СССР за 50 лет, был капитаном «Динамо», сборной СССР, сборной УЕФА и сборной ФИФА.

Лев Яшин был настоящим новатором футбола. Умение, как говорят специалисты, «читать игру», редкий дар «предвидения» позволяли ему не только отлично взаимодействовать со своей защитой, но и руководить ею. Новаторство этого голкипера заключалось еще и в том, что он фактически первым из вратарей стал вводить мяч в игру рукой. Яшин вбрасывал мяч на разное расстояние, иногда и метров на сорок, очень точно, прямо в ноги партнерам, что создавало предпосылки для успешной контратаки. А до него вратари старались просто как можно дальше выбить мяч ногой от своих ворот, совершенно не заботясь о том, кому он достанется. Придуманные советским спортсменом способы ведения игры, взятые на вооружение практически всеми голкиперами мира, широко применяются и сегодня.

Подтянутый, приветливый, располагающий к себе Лев Иванович стал одним из самых узнаваемых в мире советских граждан. В матче века, посвященном столетию британского футбола, который проходил осенью 1963 г. на стадионе «Уэмбли» в Лондоне, Яшин играл за сборную мира против сборной Англии. Он продемонстрировал в этой игре великолепную реакцию и новые принципы действия вратаря, уверенно руководил защитой, словом, был настоящим хозяином штрафной площадки. «Только в исполнении Яшина вратарь стал активным полевым игроком», – признал потом прославленный капитан английской команды Бобби Чарльтон. Спустя несколько месяцев советского голкипера ждала уникальная награда – «Золотой мяч» лучшего футболиста Европы, учрежденный еженедельником «Франс-футбол». Ни до, ни после этого стражам ворот этот трофей не доставался…

В мае 1971 г. в Лужниках состоялась прощальная игра Льва Яшина в составе московского «Динамо» против сборной мира (из сильнейших игроков планеты не смогли участвовать только Пеле и Ф. Беккенбауэр). Организация и проведение подобного матча стало свидетельством признания Международной федерацией футбола заслуг и вклада советского голкипера в развитие мирового футбола. По окончании встречи, завершившейся со счетом 2:2, растроганный Лев Иванович смог сказать своим болельщикам только два слова: «Спасибо, народ…»

Следующие пять лет Яшин работал начальником московского клуба «Динамо», затем, после небольшого перерыва, – заместителем начальника управления футбола Госкомспорта СССР, а с 1988 г. был старшим тренером по воспитательной работе ЦС «Динамо». Десятилетия работы на износ давали о себе знать: великого вратаря мучили тяжелые болезни. По словам врача советской сборной О. Белаковского, на протяжении всей футбольной карьеры Льву Ивановичу приходилось бороться с приступами язвенной болезни желудка. Болельщики ни о чем даже не догадывались, глядя на бесстрашные броски человека в черном свитере с буквой «Д» на груди, а для товарищей по команде, которые все знали, он всегда был образцом мужества.

В последние годы жизни великий вратарь перенес инсульт, ампутацию ноги и все больше времени проводил на больничной койке. За шесть дней до смерти ему, знаменитому спортсмену, кавалеру многих орденов, присвоили звание Героя Социалистического Труда. Легенда и гордость советского футбола, Лев Иванович Яшин скончался от рака легких 21 марта 1990 г. на 61-м году жизни.

В 1997 г. на Аллее спортивной славы в московских Лужниках был установлен памятник выдающемуся спортсмену. Его имя носит футбольная школа московского «Динамо», Международный общественный благотворительный фонд спортсменов, ветеранов спорта и правоохранительных органов, а также символический клуб, в который вошли вратари, не пропустившие ни одного мяча в 100 и более матчах. Решением Международной федерации футбола самому результативному голкиперу мирового чемпионата вручается приз имени Льва Яшина «Лучшему вратарю мира».

В октябре 1999 г. в Москве у главного входа на стадион «Динамо» была установлена скульптурная композиция «Вратарь-легенда». А в следующем году вдове Льва Ивановича, Валентине Тимофеевне Яшиной, вручили «Золотой мяч», который означает, что решением Интернациональной федерации истории и статистики футбола ее муж был признан «Лучшим вратарем мира ХХ века».