Первая глава в истории португальской монархии

В сознании многих людей возникновение португальского государства чаще всего ассоциируется с эпохой Великих географических открытий. Между тем португальское королевство провозгласило свою независимость еще в 40-х годах XII века. И произошло это благодаря Афонсу (Альфонсу) Энрикешу, ставшему его первым королем.

Родоначальник португальской монархии родился 25 июля 1109 года (по другим данным – 1111 года) предположительно в Коимбре, одном из старейших городов на Пиренейском полуострове. Его отцом был Генрих (Анри, Энрике или Энрикеш) Бургундский (внук Роббера, первого графа Бургундского), а матерью – внебрачная дочь короля Альфонсо VI Кастильского, принцесса Тереза Леонская. Их брак был продиктован политическими соображениями. В связи с развернувшейся на Пиренейском полуострове в конце XI столетия Реконкистой – изгнанием мавров – король Альфонсо VI обратился за помощью к иностранным рыцарям. За это согласился отдать своих дочерей Урраку и Терезу в жены их предводителям. После заключения брака принцесса Тереза получила в приданое графства Порту и Коимбра, которые были тогда наименее защищенной от вторжения мавров провинцией на юге Кастилии, а ее муж Энрике Бургундский – титул графа Португалии. Вместе со своей супругой граф правил в течение 16 лет.

Это вообще был один из самых трудных периодов для христианских государств, находящихся на Пиренейском полуострове. Со всех сторон их теснили войска Альморавидов – мусульманской династии в Северной Африке (1050–1146 гг.), которая к тому времени правила огромным государством, включавшим территории Марокко, Западного Алжира, Западной Сахары, Балеарских островов и мусульманской части Испании. Граф Энрике, не жалея сил, защищал южные рубежи своей страны от мавров. Он ожесточенно боролся с ними вплоть до своей смерти в 1112 году. А в последние годы жизни ему не удалось избежать и междоусобной борьбы с соседними графствами Леона, Арагона и Галисии.

Дело в том, что граф Энрике неукоснительно выполнял свои феодальные обязанности по отношению к Альфонсо VI вплоть до смерти последнего в 1109 году, но после нее отказался признать себя вассалом наследницы Альфонсо – его дочери Урраки, которая правила Галисией. Ведь к тому времени территория Португальского графства значительно расширилась за счет дарования форалов (жалованных королем прав) городам Соуре, Гимарайншу, селениям Константин де Паноайш и Тентугалу. Рост населения, освоение и закрепление новых земель за графством дали возможность Энрике вести себя более независимо по отношению к своему сюзерену и надеяться на обособления графства. Но осуществить свои мечты он не успел.

После его смерти фактическая власть над Португалией перешла к его вдове Терезе, которая правила графством на правах регентши при малолетнем сыне Афонсу Энрикише. Это была очень энергичная, самолюбивая и находчивая женщина. Так же как и ее супруг, Тереза успешно боролась с маврами и закладывала фундамент, на котором ее сыну предстояло возвести независимое Португальское королевство. После раздела Кастилии между Урракой и ее сыном, будущим королем Альфонсо VII, Тереза также провозгласила себя королевой, не признавая вассальной зависимости от них. Но ее увлечение одним из рыцарей, доном Фернандо Пересом де Трава, безмерно щедрые милости, которыми она осыпала своего фаворита, а также ее сближение с галисийской знатью привели к тому, что ослепленная любовью и властью регентша нажила себе немало врагов среди собственных придворных. И самым неприятным в этой ситуации было то, что главным противником Терезы стал собственный сын Афонсу.

Оставшись без отца в трехлетнем возрасте, Афонсу быстро повзрослел. Уже в одиннадцать лет этот мальчик, унаследовавший от Энрике титул графа Португалии, уже имел собственные политические взгляды, которые разительно отличались от взглядов его матери. В 1120 году юный принц встал на сторону архиепископа Браги, являвшегося политическим оппонентом Терезы. Мать изгнала обоих из Коимбры, и последующие три года Афонсу вынужден был провести вдали от своей страны под присмотром архиепископа. По традиции того времени в 14 лет он прошел посвящение в рыцари, которое осуществил его двоюродный брат Альфонсо VII Кастильский. Несмотря на юный возраст графа, подданные видели в нем образец христианского рыцаря, достойного сына человека, посвятившего свою жизнь борьбе с мусульманами. Юноша был высок и крепок телом, обладал физической силой. При этом он значительно превосходил остальных рыцарей в умении владеть оружием, прекрасно держался в седле и был достаточно образованным, хотя его познания и отличались бессистемностью. Афонсу сочетал в себе пылкую набожность со склонностью к плотским утехам, вспыльчивость и порывистость с неудержимым высокомерием. Его отношения с матерью были всегда довольно прохладными, а после того, как Тереза, потерпев поражение в борьбе с Альфонсо VII, была вынуждена в 1127 году заключить с ним мир и войти в союз против Арагона, Афонсу выступил против матери.

 

Юный бунтарь

Сразу же после заключения Терезой мира с королем Альфонсо VII семнадцатилетний Афонсу попытался взять бразды правления в свои руки. Его первым самостоятельным шагом стало пожалование земель Сан-Винсенте де Фрагозу, подписанное без участия регентши. После этого он также самолично подтвердил форал городу Гимарайншу. Одновременно юноша начал собирать войско, чтобы выдворить мать вместе с ее фаворитом из страны. Молодого графа поддержали многие представители старинных португальских семей, в том числе Мендеш да Майа, из рода которого происходил воспитатель Афонсу, архиепископ Браги Найу Мендеш. На стороне инфанта выступили Гимарайнш, Брага и многие другие города – от Дору до Минью. Через год он собрал большое войско, но воинственная Тереза еще долго сопротивлялась. Только 24 июля 1128 года в битве при Сан-Мамеде Афонсу удалось одержать победу над войском матери, а саму ее взять в плен.

Но, заточив свою мать, юный глава Португальского графства не угодил Риму. У донны Терезы было немало влиятельных друзей в Ватикане, которые, несмотря на ее скандально-провокационное поведение, расценили действия Афонсу как нарушение сыновнего долга. Они повлияли на главу католической церкви, и тот в категорической форме потребовал от Афонсу немедленно освободить мать. Неисполнение повеления Папы Римского грозило юному графу отлучением от церкви. В Брагу, где находился в то время бунтарь, приехал папский легат, объявивший ему о решении главы Ватикана. А так как Афонсу и не думал сдаваться, события могли принять драматический характер.

О том, как именно разрешился этот конфликт, существует немало преданий. Одно из них изложено в книге писателя Рафаэля Сабатини «Капризы Клио». В главе «Отпущение грехов» он в художественной форме попытался воссоздать эти драматические события португальской истории. В его интерпретации дело обстояло следующим образом. Первым, кто поведал Афонсу об ультиматуме Папы Римского, был его друг и духовный наставник – епископ Коимбрский. Он уговаривал инфанта смириться с этим решением и освободить донну Терезу из заточения. Но тот в ответ лишь залился краской гнева и с возмущением прогнал его. На следующий день епископ то ли от страха, то ли от ощущения собственного бессилья покинул Коимбру и отправился на север страны, к городу Порту. А на дверях коимбрского собора появился пергамент, сообщающий об отлучении инфанта от церкви. Узнав об этом, Афонсу облачился в латы, набросил на плечи отороченную золотом белую мантию и в сопровождении своего сводного брата Педру и рыцарей Эмигиу Мониша и Санчо Нуньеса прискакал к собору. Он сорвал пергамент и смял его, а затем приказал бить в колокола.

Вскоре на церковном дворе вокруг инфанта собрались члены монашеского ордена. Он заявил им, что, будучи богобоязненным христианским рыцарем, не признает этой анафемы, а поскольку отлучивший его епископ сбежал, предложил избрать нового. Монахи отказались выполнить волю графа, и тогда он сам выбрал из их числа епископа и заставил его во время торжественной мессы объявить о снятии анафемы. Но члены монашеского ордена не смирились с таким произволом и срочно отправили в Рим подробный доклад о кощунственной проделке инфанта. Папа Римский поспешил восстановить авторитет церкви и отрядил к юному бунтарю, незаконно правившему Португалией, своего легата кардинала Коррадо в сопровождении двух его племянников – римских патрициев Джан-нино и Пьерлуиджи да Коррадо.

Кардинал застал Афонсу в старом мавританском дворце, служившем ему резиденцией, за веселой пирушкой с друзьями. Юноша, не ожидая ничего хорошего от этого визита, принял папского посланника сдержанно. Оскорбленный его неучтивостью, легат жестко объявил ему цель своего появления: «Я прибыл, дабы преподать вам урок веры, о которой вы, похоже, напрочь забыли. Я приехал, чтобы научить вас блюсти свой христианский долг и потребовать немедленного исправления последствий ваших святотатственных деяний. Папа требует незамедлительно восстановить в прежнем положении епископа Коимбры, которого вы изгнали из города, угрожая насилием, и низложить священнослужителя, богохульно поставленного вами на место законно избранного епископа… Мы требуем также, чтобы вы тотчас освободили даму, вашу мать, которую вы несправедливо заточили в узилище и держите там». Афонсу попытался объяснить кардиналу, почему он содержит королеву в неволе: «Возможно, Рим поверил лживым наветам. Донна Тереза вела распутную жизнь, и мой народ страдал от несправедливости во время ее правления. Вместе с пресловутым сеньором Трава она разожгла пожар гражданской войны в подвластных ей землях. Узнай же от нас правду и поведай ее Риму». Но папский посланник остался непреклонным. И тогда вспыльчивый и порывистый Афонсу прогнал его прочь.

А на следующий день стало известно, что разгневанный кардинал отлучил от церкви всех жителей Коимбры. Храмы города были закрыты до тех пор, пока отлучение не будет снято. Ни одному священнику не разрешалось крестить, венчать, исповедовать и отпевать умирающих. Народ был объят страхом и, зная, что анафема была наложена из-за инфанта, умолял его избавить их от ужасов отречения. Папский посланник к тому времени уже покинул город, и Афонсу отправился за ним в погоню. Он догнал его в маленькой деревушке, где тот остановился на постоялом дворе, и стал требовать снять анафему с Коимбры. «Я могу понять и снести твое желание покарать меня при помощи орудий церкви за грехи, которые ты мне приписываешь, – сказал инфант кардиналу. – Быть может, тут есть некий резон. Но скажи, какой смысл наказывать целый город за проступок, который совершил – если вообще совершил – я один?» На что получил такой ответ: «Ужас заставит горожан взбунтоваться против тебя. Если, конечно, ты не избавишь их от проклятия. У меня, государь, есть отличное средство удержать тебя в узде. Либо ты покоришься, либо будешь уничтожен».

И тут Афонсу решился на небывалый поступок. Он приказал своим рыцарям схватить племянников кардинала и повесить их без причастия. Видя, что инфант не остановится ни перед чем, сеньор Коррадо стал на коленях умолять Афонсу проявить милосердие и отпустить его близких. Но тот был неумолим, и по его приказанию на шеи несчастных рыцари уже накинули веревки. И тогда кардинал сдался. Он крикнул инфанту: «Заставь их остановиться! Проклятие будет снято». Но дерзкому юноше было мало этого обещания. Теперь он диктовал свои требования папскому посланнику: «Выслушайте условия, которые вам надо принять, чтобы спасти им жизнь. Полное отпущение грехов и апостольское благословение для моих подданных и меня самого. Нынче же вечером. Я, со своей стороны, готов исполнить волю его святейшества и освободить из заточения мою мать, но при условии, что она тотчас же покинет Португалию и больше не вернется сюда. Что касается изгнанного епископа и его преемника, то пусть все остается как есть… Вот так, сеньор. Мне кажется, что я достаточно великодушен. Освободив свою мать, я даю вам возможность ублажить Рим». Кардинал выполнил все условия Афонсу, который, в свою очередь, выделил донне Терезе замок на севере страны, где она и провела оставшиеся два года своей жизни с графом Фернандо Пересом де Трава.

Так ли в действительности развивались события, или многое из описанного Сабатини является плодом его художественной фантазии, остается только гадать. Скупые исторические источники позволяют лишь констатировать тот факт, что в результате победы в битве при Сан-Мамеде 24 июня 1128 года Афонсу отстранил от власти свою мать и стал главой Португальского графства. К этому стоит добавить, что в их междоусобной борьбе, помимо противоборствующих феодальных группировок, выступавших на стороне Терезы или Афонсу, большое значение имела также позиция других слоев населения. В частности, как уже говорилось, за инфанта выступили Гимарайнш, Брага и другие городские центры – от Дору до Минью. По сообщению хроники, Афонсу призвал «своих друзей и бедняков Португалии, которые предпочитали его правление правлению его матери и недостойных чужаков», выступить под его знаменами. Объяснить этот, казалось бы, не свойственный для феодального мира призыв и оказанную Афонсу поддержку можно тем, что попытка феодалов, поддерживающих королеву Терезу, вернуть Португалию в состав Леоно-Кастильской монархии привела бы к войне и грабежам на территории Португалии. В свете этого Афонсу выступал в роли защитника своих подданных. Можно сомневаться в мотивировке и оценке этих событий хронистом, но сам факт попытки включения в борьбу более широких слоев населения бесспорен. Эта черта политической жизни Португалии в дальнейшем пройдет красной нитью через всю ее средневековую историю.

Еще одним немаловажным условием поддержки молодого правителя Португалии как со стороны населения страны, так и со стороны Ватикана являлась его готовность продолжать непримиримую борьбу с мусульманами, которую вел его отец. Война против арабского владычества стала для него священным долгом, который он истово исполнял до конца своей жизни. И за это католическая церковь готова была отпустить ему все грехи.

 

Строитель португальского государства

Первые годы правления Афонсу были связаны с урегулированием отношений с Леоно-Кастильской монархией. С 1132 года не прекращались и его междоусобные стычки с Галисией из-за спорных земель и замков. Но в 1135 году король Леона и Кастилии Альфонсо VII был провозглашен императором Испании. Через два года в Туе он заключил с Афонсу мирный договор, по которому молодой португальский правитель признавал свое вассальное подчинение императору в обмен на неприкосновенность северных границ Португалии. Этим договором Афонсу еще раз доказал свое умение находить компромисс при решении спорных проблем. Интересно, что даже в этом «межгосударственном» документе не обошлось без упоминания об арабских завоевателях. В отдельном пункте договора предусматривалось, что если в земли Альфонсо вторгнется «какой-либо король христиан или язычников», то Афонсу обязан помогать их оборонять.

Но правитель Португалии и без договора с 1130 года рьяно защищал южные границы страны от набегов мусульман. И большинство его военных кампаний против мавров были успешны. Особенно удачным стало сражение, состоявшееся 25 июля 1139 года при Орике, в котором он одержал решительную победу над объединенными войсками бадахосского, севильского, эворского, уэльвского и бежского эмиров, выступивших на завоевание Коимбры. С этой битвой связана легенда, по которой перед боем у Афонсу было видение – ему явился Иисус Христос, который сказал, что он одержит победу. Так и произошло. Историки по-разному оценивают это событие. Некоторые из них считают, что битва при Орике была всего лишь незначительным «весенним» набегом арабов и достигнутая в ней победа имела не столько стратегическое, сколько моральное значение, подняв престиж Афонсу как борца с мусульманским владычеством. Однако, по легенде, именно за эту победу солдаты незамедлительно провозгласили Афонсу королем. Это решение было утверждено португальскими кортесами – сословно-представительским собранием депутатов, состоявшимся в Ламегу. А в 1143 году Афонсу короновал в Браге епископ Иоанн Странный. Это означало, что отныне Португалия больше не является феодальной вотчиной Кастилии, а становится полноправным независимым государством. С победой при Орике связано и возникновение герба Португалии. Пять синих щитов на нем, расположенных в серебряном поле, символизируют пять поверженных при Орике исламских «королей», а пять серебряных гвоздей на каждом из щитов напоминают о распятии Христа.

Но одного самопровозглашения независимости было мало. Теперь Португалию должны были признать соседние государства и католическая церковь. Сначала Афонсу решил доказать эту независимость силой. Он собрал войска и, нарушив договор в Туе, отправился в поход на Галисию. Разбив армию Альфонсо VII, монарх-завоеватель захватил Туй и ряд галисийских земель. Только в 1143 году между соседями-родственниками было заключено новое мирное соглашение в городе Самора. Как следует из исторических документов, в соответствии с ним Альфонсо VII признавал самостоятельную Португалию, не входящую в состав Леона, а вот городом Асторгой Афонсу все же владел на правах вассальной зависимости от него. Фактически был признан и королевский титул португальского правителя. Став императором, Альфонсо VII с юридической точки зрения не имел ничего против вассала-короля.

Что же касается Афонсу, то его участие в Реконкисте, т. е. в борьбе с «неверными» в защиту христианства, и возвращение под его эгиду порабощенного мусульманами населения и земель, захваченных арабами, и отпор притязаниям Кастилии – все это требовало экономической самостоятельности Португалии. И молодой король неустанно заботился об этом. Стремясь обеспечить процветание португальских городов, он пожаловал форалы Лиссабону, Сантарену, Визеу, Синтре и ряду других поселений. Для того чтобы обеспечить отвоеванные у мавров земли рабочими руками, Афонсу издавал многочисленные королевские грамоты и форалы, в которых «отныне и вовек» были установлены повинности крестьян. Иногда он уничтожал этими грамотами личную зависимость крестьян от землевладельцев, а на новых землях, где жизнь была особенно трудна и опасна, о ней вообще и говорить не приходилось. Здесь селились пришельцы-христиане, крестьяне выходили в поле, вооруженные мечами, а каждый горожанин почитал свои священным долгом и обязанностью защиту городских стен и участие в королевских походах. Все это привело к тому, что уже к концу XII века личная зависимость крестьян и прикрепление их к земле – столь привычный элемент средневековой истории – в Португалии почти исчезли.

Главной формой освоения отвоеванных у арабов земель во время правления Афонсу Энрикеша была королевская колонизация. Он прекрасно понимал, что закрепление этих земель за португальским государством было невозможно без их освоения и заселения. Поэтому одной из важнейших забот короля стало восстановление старых укреплений и строительство новых замков. Об этом повествуют все хроники и документы тех лет. Так, при Афонсу дважды был отстроен замок в Лейрии, возведены новые замки в Жерманелу и Коруше.

Отвоеванные португальским правителем в ходе Реконкисты земли в основном заселялись пришельцами-христианами. Однако те из мусульман, которым удалось выжить, не изгонялись за пределы христианских владений. Им разрешалось заниматься прежним ремеслом, но жить они должны были только за пределами городских стен. Так вокруг крупных городов появились новые арабские кварталы – аррабалде. Афонсу издал несколько специальных форалов, регулирующих жизнь арабского населения, согласно которым, ворота этих кварталов, обнесенных собственной стеной, закрывались с вечерней зарей и жителям запрещалось их покидать до того, как начинали звучать колокола утренней мессы. В то же время христианки не имели права входить в пределы арабской общины без сопровождающих.

Одновременно с заботой о благе подданных Афонсу многое делал для укрепления церкви: он раздавал щедрые пожалования и дарения церквям, монастырям, монашеским орденам и рыцарям, сам основывал новые ордена и монастыри. Так, в 1153 году Афонсу основал бенедиктинский монастырь Санта-Мария в городе Алкобасе (ныне входит в Список памятников Всемирного наследия), в 1162-м в Сантьяго – орден св. Беннета, соединявший в себе военные и религиозные элементы, а в старинном городе Эвора – Ависский орден рыцарей. В 1144 году молодой король пожаловал ордену тамплиеров замок в Соуре, а в 1160-м они заложили замок Томар, который стал в Португалии главной резиденцией ордена. По инициативе тамплиеров восстанавливались и заполнились населением города Помбал, Эга и Сераш. В 1170 году орден присоединил к своим владениям замок Алмурол, расположенный на острове посреди Тежу, получив, таким образом, возможность контролировать в этом месте реку. Благодаря всему этому политика Афонсу, направленная на достижение юридической независимости государства, находила поддержку среди духовенства и знати. Если в начале XII века постоянно сталкивались интересы Сантьяго, Толедо и Браги из-за прав и привилегий, из-за подчиненности тех или иных епископств, то спустя тридцать лет португальские епископства уже проявляли открытое неповиновение. Так, в 1143 году епископы Браги, Коимбры и Порту отказались прибыть на Вальядолидский собор, объясняя это тем, что они не подчиняются Толедо. Таким образом, стремления к церковной и политической самостоятельности страны совпали.

В свою очередь Афонсу, заботясь о процветании духовенства, видел в церкви мощного гаранта действительной независимости Португалии, поэтому прилагал много усилий для упрочения своих отношений с римским престолом. Сразу же после заключения мирного договора с Альфонсо VII в Саморе Афонсу обратился к папе Люцию II с просьбой принять Португалию под свое покровительство как вассала, с условием выплаты Риму ежегодного взноса в размере 4 унций золота. Молодой монарх хорошо понимал, что любой договор может быть рано или поздно нарушен и поэтому искал мощной поддержки со стороны церкви. Оценивая этот шаг Афонсу, известный португальский историк А. Эркулану справедливо писал, что Португалия могла избежать зависимости от Кастилии, только сменив ее на тень папского престола. Впрочем, молодого короля она не очень обременяла. Он считал, что сюзерен находится от него достаточно далеко и с уплатой взносов в папскую казну можно не спешить, уклоняясь от нее под всякими предлогами.

Риму также было выгодно сотрудничество с Афонсу. Папская власть была заинтересована в дальнейшем успешном проведении Реконкисты, которое он мог обеспечить. Война с арабами устраивала ее как с точки зрения религиозной, так и с точки зрения расширения христианского мира со всеми вытекающими из этого идеологическими, политическими и экономическими последствиями. Поэтому папы всегда благословляли войны с мусульманами. Кроме того, в конце XI века значительно возросли и теократические притязания Рима, его попытки усилить свое влияние на жизнь западноевропейских стран. Между тем существовавшие тогда на Пиренейском полуострове христианские государства в целом вели самостоятельную политику. Усиление Леоно-Кастильской монархии после принятия ее королями титула императора не могло не вызывать беспокойства папского престола, особенно на фоне его борьбы со Священной Римской империей. Поэтому Ватикан стремился постоянно контролировать и вмешиваться в дела пиренейских государств. Папские легаты неоднократно мирили королей, смещали неугодных епископов, налагали интердикты – церковные наказания, запрещавшие совершать богослужение и религиозные обряды. С одной стороны, Рим боялся дробления христианских сил перед лицом мусульман, а с другой – сам стремился расколоть пиренейские государства, чтобы подчинить их себе. Поэтому, когда Афонсу обратился к папе с предложением ленной присяги, тот благосклонно принял ее, обещал ему защиту и покровительство, но в то же время не признал Португалию самостоятельным королевством, а его самого – королем, и на протяжении долгих лет папская курия по-прежнему титуловала португальского государя герцогом.

Португалия была признана независимым государством только в 1179 году после издания Папой Александром III буллы, вручавшей Афонсу «Португальское королевство со всей полнотой королевских почестей и достоинством, которое следует королям», и все земли, которые он завоюет в будущем. При этом ежегодный взнос, выплачиваемый им Риму, был повышен почти в четыре раза – до 2 марок золота. Это долгожданное решение было продиктовано не столько успехами Португалии в Реконкисте, сколько политическим интересом Ватикана, который наконец увидел в португальском государе своего верного союзника в борьбе с имперскими устремлениями Кастилии. К тому времени Афонсу было уже семьдесят лет. С 1139 года он правил страной как самопровозглашенный король, и запоздалое папское признание за ним этого титула для него уже мало что значило. Свое государство он создал сам, отвоевывая и защищая новые земли у арабских династий Альморавидов и Альмоадов.

 

Монарх-завоеватель

Афонсу I Энрикеш по праву вошел в историю Португалии не только как первый ее король, но и как выдающийся военный деятель, прославившийся своими завоеваниями, которого португальцы почитают как национального героя. Он до конца своей жизни участвовал в воинских походах, несмотря на преклонный возраст и полученные ранения. Завоевания Афонсу на южных границах Португалии начались, если вы помните, с разгрома мусульманских войск при Орике (1139 г.) и продолжались до 1184 года, т. е. в течение 45 лет. После этой победы все устремления молодого тогда короля были направлены на взятие Лиссабона – крупнейшего торгового и ремесленного центра западной части полуострова, который контролировал и устье реки Тежу, и морское побережье. Уже в 1142 году он попытался овладеть этим городом. Но, несмотря на то что в этом походе ему помогали английские и нормандские рыцари, которые по пути в Святую землю сделали остановку в Порту, сил для взятия этого очень хорошо укрепленного города ему оказалось недостаточно. Афонсу пришлось удовлетвориться обещанием мавританского правителя Лиссабона выплачивать дань Португалии. После этого осада города была снята.

Однако мысль о взятии Лиссабона не покидала португальского правителя. Прошло пять лет. Учитывая свой прежний неудачный опыт, он решил начать новую военную кампанию с завоевания небольшого городка Сантарена, который как будто «сторожил» подходы к Тежу с севера. С 715 года он находился под властью мусульман, и вот теперь настало время вернуть его под юрисдикцию Португалии. В марте 1147 года Афонсу отправил в город троих вестников, чтобы предупредить горожан о разрыве мирного договора. Сам же в спешном порядке выступил с войском и уже через пять дней, 15 марта, был под стенами города. Его расчет на внезапность оправдался. При поддержке рыцарей ордена тамплиеров, которые и раньше неоднократно участвовали в военных походах Афонсу, Сантарен был взят в тот же день. Теперь Афонсу была открыта дорога на Лиссабон. Однако лиссабонская кампания началась только в июне. Почти три месяца король провел в ожидании «франков» – западноевропейских рыцарей-крестоносцев, флот которых должен был летом по пути в Палестину остановиться в Порту. Когда их корабли прибыли, епископ Порты, по обычаю его страны, поприветствовал крестоносцев и передал им просьбу Афонсу помочь в осаде Лиссабона, за что они будут достойно вознаграждены. Предводители «франков» встретились с королем и обсудили условия осады.

Перед началом боевых действий была проведена месса, во время которой случилось нечто из ряда вон выходящее: гостия – облатка из пресного пшеничного теста, употреблявшая с XII века в католической церкви для причащения, к ужасу собравшихся оказалась пропитана кровью. Разгорелись споры по поводу толкования этого явления: одни считали его грозным предзнаменованием, другие, напротив, – благим знаком. Так или иначе, но христиане решили не отступать от задуманного и драться до победы.

Сражение под стенами Лиссабона продолжалось 20 недель. Осаждавшие неоднократно пытались делать подкопы, чтобы разрушить крепостные стены. Они соорудили передвижные осадные башни и ежедневно шли с ними на приступ. Положение города с каждым днем все усложнялось, и его правитель попытался обратиться за помощью к другим мусульманским городам. Только одному гонцу удалось добраться до Эворы, да и тот был убит на обратном пути крестоносцами. Попавший в их руки ответ правителя этого города ничем не облегчил бы участи лиссабонцев: он отказался оказать им помощь, поскольку не смел нарушить мирный договор с Афонсу.

Кольцо осады вокруг Лиссабона непреодолимо сжималось. Его не могли разорвать отдельные вылазки арабских воинов за стены города. Погибшие в этих боях арабы подвергались крестоносцами поруганию: их головы насаживались на кол и выставлялись у городских стен, несмотря на все просьбы мусульман отдать тела убитых для погребения. К тому же в Лиссабоне начался голод. После четырех с лишним месяцев осады правитель города вынужден был обратиться к Афонсу с просьбой о перемирии. Он выдвигал перед королем только одно условие: лиссабонцам будет разрешено беспрепятственно покинуть город, оставив завоевателям золото, серебро и другое имущество.

Однако такие условия сдачи Лиссабона не устраивали крестоносцев. Многие из них настаивали на штурме города, тогда они могли бы делить добычу по собственному усмотрению. Споры между осаждающими нередко перерастали в стычки – воины хватались за мечи. Только решительность Афонсу положила этому конец. Король потребовал, чтобы предводители «франков» успокоили своих людей, только после этого он примет окончательное решение. Постепенно страсти улеглись. На совете было решено, что в завоеванный город войдет отряд из 300 крестоносцев, в котором в равном количестве будут представлены все подразделения христианского воинства. Он займет цитадель Лиссабона, в которую его жители доставят свои драгоценности и другое имущество. Таким образом, все получат должное вознаграждение, а новое владение Португалии не будет разорено. Но на деле все вышло иначе. Как только ворота города открылись, ряды крестоносцев смешались и они вскачь, опережая друг друга, помчались по улицам, грабя и убивая. Среди жертв алчных победителей оказался и епископ Лиссабона. Старец, переживший все невзгоды долгой осады, пал с перерезанным горлом от руки христианина. Вспыхивали драки и среди самих победителей, не поделивших награбленное. Вскоре они перешли в настоящую резню. Улицы Лиссабона были завалены телами убитых, которых некому было хоронить.

1 ноября 1147 года была освящена лиссабонская мечеть, которая теперь стала христианским храмом. Вместо убитого епископа был назначен новый, им стал английский прелат Джильберт Гастингский. Часть крестоносцев осталась в городе, получив здесь владения в качестве вознаграждения за участие в этом походе. А король перенес в этот прекрасный приморский город с отличной гаванью свою столицу. Подробности лиссабонской кампании Афонсу стали известны благодаря рукописи «Завоевание Лиссабона», составленной английским клириком по имени Осберн (Осберт), который принимал в ней участие. Она представляла собой, судя по всему, письмо, отправленное на родину крестоносца. Внимательный взгляд непосредственного участника этих событий, определенная отстраненность в их изложении делают рукопись Осберна одним из важнейших памятников по истории средневековой Португалии.

Взятие Лиссабона, являвшегося ключом к южным и центральным областям страны, стало значительной вехой в португальской Реконкисте. Обладание им существенно повышало экономическую и политическую значимость королевства, дало Афонсу Энрикешу власть над новыми землями. Но еще немало городов оставалось под властью арабов. Поэтому король в течение следующего десятилетия продолжал медленное, но неуклонное наступление на юг, дойдя к 1158 году до города Одемира, хотя некоторые завоевания давались ему нелегко: так, только с четвертой попытки его войско смогло взять (24 июля 1158 года) мощную крепость арабов Алькасер. В следующем году он овладел такими большими южными городами, как Эвора и Бежу. Затем ему без боя сдались Мора, Серпа и Эльваш. Но после этого дальнейшее продвижение войск Афонсу было остановлено альмоадами – мавританскими племенами, вторгшимися на Пиренейский полуостров из северных районов Африки и подчинивших себе южные арабские эмираты. Уже в 1161 году мусульмане вернули себе Эвору и Бежу (впрочем, они еще не раз переходили из рук в руки).

В войске Афонсу было немало смелых рыцарей. Один из них, по имени Жиралду, прозванный Бесстрашным, особо отличился во время сражений с альмоадами в Алентежу. По преданию, он совершил какой-то проступок, навлекший на него гнев Афонсу. Из-за этого рыцарю пришлось бежать в Алентежу. В схватках с мусульманами он взял не один замок, стремясь боевыми заслугами вернуть себе милость короля. Жиралду проникал в замки «неверных» ночью. Блестяще владея арабским языком, он обманывал охрану и беспрепятственно проникал в помещения. А утром замок оказывался в руках его воинов. Такими молниеносными захватами он заслужил грозную славу. Осенью 1165 года рыцарю удалось отвоевать у арабов Эвору, ставшую достойным даром Афонсу, за который Жиралду наконец получил у него прощение. Этого рыцаря нередко называют португальским Сидом – из-за сходства судьбы, военной дерзости и удачливости, какими славился его кастильский собрат.

Арабы были не единственным противником Португальского королевства. В разные периоды своего правления Афонсу приходилось сражаться и со своими ближайшими соседями – христианскими государствами. Так, его войска были дважды разбиты в 1167 году королем Леона Фернандо II у Бадахоса, а сам правитель Португалии получил ранение в результате падения с лошади и был взят под стражу солдатами леонского правителя. Тогда Португалия вынуждена была капитулировать, отдав Фернандо II в качестве выкупа все завоеванное до этого Афонсу в Галисии. Вместе с тем были и случаи совместного выступления Афонсу с государем Леона против арабов. Одним из примеров может служить сражение 27–28 июня 1184 года у города Касереса между христианами, возглавляемыми Афонсу I и Фернандо II, и мусульманами во главе с халифом альмоадов Юсуфом. Тогда же, несмотря на преклонный возраст, у португальского короля было еще достаточно энергии, чтобы освободить из осажденного маврами города своего сына Саншу. Однако эта битва стала последней в воинской биографии Афонсу I Энрикеша, прозванного Завоевателем. Жить ему оставалось не более полугода.

 

Король умер! Да здравствует король!

Первый король Португалии скончался 6 декабря 1185 года в Коимбре в возрасте 76 лет и был похоронен в монастыре Санта-Круш. Его правление длилось 57 лет – он правил сначала в качестве графа, а потом короля. Притом, эти годы прошли в военных походах, где, непосредственно участвуя в сражениях, он ежеминутно рисковал жизнью. Афонсу I Энрикеш не только сумел сделать Португалию независимым королевством, но и расширил ее границы к югу от реки Мондегу и далеко за реку Тежу. А еще он явился основателем Бургундской королевской династии, которая царствовала в Португалии до 1383 года. Практически все ее представители, так же как и Афонсу, отличались силой характера и величием замыслов, укрепляли и защищали свое государство. Может быть, поэтому они тоже правили долго: Афонсу III – 34 года, Диниш – 46, Афонсу IV – 32. Но всех их, конечно же, превзошел Афонсу I Энрикеш, который по праву считается «старейшиной европейской монархии».

Он был не только правителем государства, но и главою большого семейства. Еще в 1146 году Афонсу женился на Мафальде (Матильде) Савойской, дочери графа Амадея III Савойского. От этого брака родилось семеро детей. Но, помимо законных, у любившего плотские утехи государя было еще пять внебрачных детей – обычное явление для того времени. Все они занимали достойное место в кругу португальской знати, но королевскую корону получил только один из сыновей Афонсу, ставший следующим правителем Португалии – Саншу I. В отличие от отца, он не был воинственным человеком. Главной его заботой стало установление порядка на тех землях, которые были завоеваны его предшественником и уже вошли в состав королевских владений. Поэтому по португальской исторической традиции он получил прозвище Освоителя.

В отличие от отца, Саншу не раз вступал в конфликты как с папской курией, так и с местным духовенством. Он почти 20 лет не посылал вассальные выплаты Ватикану, несмотря на неоднократные требования и запросы Святого престола, а также пытался ограничить земельные владения португальских церковников. Так, он отнял у коимбрского епископа два замка, а его вмешательство в дела епископа Порту привели к тому, что папа наложил интердикт на все королевство, который был снят лишь перед самой смертью Саншу.

Выдающийся португальский поэт Луиш де Камоэнс в поэме «Лузиады», пронизанной любовью к истории своей страны и народа, написал такие восторженные строки:

И хотя эта поэма посвящена португальскому королю Себастьяну, эти слова можно по праву отнести и к его далекому предшественнику – Афонсу I Энрикешу, с которого, собственно, и начался блеск португальской славы на Пиренейском полуострове.

 

Морозным днем 22 января 1687 года к зданию Лувра – древней «усыпальницы французских королей», – переданному Людовиком XIV Французской академии, съехалось множество карет. Это столпотворение из ученых мужей, государственных деятелей, представителей литературы и высшей знати было вызвано премьерой поэмы «Век Людовика Великого», написанной французским писателем, академиком и государственным деятелем Шарлем Перро, больше известным миру по своим сказкам. Особую значимость этому событию придавало присутствие в академическом зале самого короля.

Поэму можно было бы счесть за очередной панегирик венценосной особе, каких немало сочинялось в честь правителей и в других странах, если бы не одно обстоятельство. Восхваляя в ней ум, решительность, мудрость и военный талант французского монарха, Перро прославлял тем самым не только его самого, но и эпоху его правления, считая, что по развитию культуры, образованности, науки и медицины она намного превзошла античные идеалы. В поэме, в частности, говорилось:

В своем произведении Перро ниспровергал авторитеты общества Ренессанса, отстаивая свою веру в нравственный прогресс, в достижение новых высот в науке, культуре и искусстве, которые, по его мнению, явственно проявились во Франции XVII века, который он назвал Великим, и во многом превзошли античную цивилизацию.

Слушатели поэмы кардинально разошлись в ее оценке: приверженцы «древних», к числу которых относился Никола Буало, были оскорблены услышанным, те же, кто разделял мнение автора, видели будущее развития человеческой цивилизации в разрыве с античными традициями. Относился ли к их числу и король, трудно утверждать, но при завершении чтения произведения он милостиво кивнул поэту.

Сегодня уже никто не сомневается, что XVII век занимает в истории Франции и Европы в целом исключительное положение. В этот период страна достигла небывалого культурного развития, в своем стремлении к совершенству она стала поистине законодательницей моды в архитектуре, музыке, литературе и театре на всем европейском континенте, доводя каждое нововведение в этих сферах деятельности до совершенства. Некоторые исследователи правления Людовика XIV, благодаря которому это стало возможным, считают, что при нем даже война была «идеальной», где каждая военная операция превращалась королем в настоящий спектакль.

Однако сам Людовик XIV до сих пор вызывает как у историков, так и у писателей самые противоречивые мнения. Это отношение четко выразил Александр Дюма, который в книге «Жизнь Людовика XIV» написал следующее: «Быть может, Людовик XIV один до сих пор избег справедливого суда истории. Он был объявлен непогрешимым одними, а другими обвинен в недостатке всех достоинств. Ни об одной коронованной особе не было столько и таких разнообразных суждений, как о нем, и никто не слышал более громких похвал и более несправедливых обвинений». Так же дело обстоит и сегодня.

Действительно, не может не возникнуть вопрос, как человек, который не был ни дальновидным политиком, ни мудрым мыслителем, ни искусным полководцем, сумел укрепить территориальную целостность своего королевства, достичь пика абсолютистской власти, создать единый экономический рынок и оказать такое большое влияние на французскую культуру, определив главные направления ее развития на многие десятилетия вперед? К тому же Людовик XIV правил Францией гораздо дольше других монархов – 72 года. Так в чем же состоял секрет его политического долголетия?..

 

Богоданный чудо-ребенок

Долгожданный наследник у венценосной четы – Людовика XIII и испанской инфанты Анны Австрийской – появился на свет 5 сентября 1638 года, когда их возраст уже приближался к 40 годам и надежды на его рождение почти угасли. Отсутствие потомства, видимо, объяснялось тем, что супруги на протяжении долгих лет совместной жизни питали друг к другу неприязненные чувства и король редко разделял брачное ложе с женой. А может быть, виной всему было злосчастное падение королевы в начале 1623 года, в результате которого ее первая беременность окончилась выкидышем. Как бы то ни было, но царственные супруги, почитая рождение наследника своим государственным долгом, предпринимали для этого немало усилий: королева Анна ездила на воды в Нормандию, совершала паломничества, обращалась за помощью к святому Норберту, а Людовик принес обет Богородице, вверив ее покровительству Францию. Так или иначе, но эти усилия наконец-то увенчались успехом.

В ожидании родов королева поселилась в Сен-Жерменской резиденции, в пригороде Парижа. В то время мост через Сену в том месте отсутствовал, и для оповещения о предстоящем событии на ее левом берегу поставили часовых, которым велели наблюдать за окнами королевской спальни и передавать знаками известия. Если королева родит дочь, то они должны были встать по стойке смирно, сложив руки на груди крест-накрест, если сына – кричать от радости и махать шляпами. 5 сентября в полдень их ликующие крики были услышаны на противоположном берегу Сены, и по живому телеграфу, расставленному вдоль дороги, радостная весть быстро донеслась до Парижа.

По случаю рождения наследника французского трона два дня палили пушки, бил большой дворцовый колокол и колокол на Самаритянской башне, по всей столице были бесплатно выставлены бочки с вином, накрыты столы, а у городской ратуши устроен фейерверк. По улицам разъезжали торжественные колесницы с музыкантами, которые играли веселые песни, а на площадях при свете факелов актеры разыгрывали комедии. Так Париж приветствовал маленького дофина, которого называли богоданным ребенком. Известный астролог Томазо Кампанелла составил гороскоп будущего короля. В нем говорилось: «Этот младенец будет горд и расточителен, как Генрих IV. Он будет иметь много забот и трудов во время своего царствования. Царствование его будет продолжительно и в некоторой степени счастливо, но кончина его будет несчастна и повлечет за собой большие беспорядки в религии и государстве». Это был тот редкий случай, когда почти все, предсказанное астрологом, сбылось…

Королевский первенец радовал родителей и двор своей жаждой жизни: он родился с двумя молочными зубами и обладал завидным аппетитом. В раннем детстве этот голубоглазый и краснощекий малыш с золотистыми кудряшками был похож на ангелочка. Он рос очень подвижным и любознательным ребенком. Но на людях мальчик старался не проявлять присущей ему ребячливости и был серьезен не по годам. К примеру, вот какой портрет десятилетнего дофина составил венецианский посол: «Красота, спокойствие и важность придают совершенство его внешности, его лицо являет серьезность и строгость. Меланхолия властвует над ним в том возрасте, который обычно полон живости». Уже тогда в будущем короле проявлялась черта, о которой впоследствии напишет его наставник, кардинал Мазарини: «Он будет великим королем: он никогда не говорит то, что думает».

По правилам дворцового этикета, дофин начал исполнять официальные обязанности наследника престола… сразу же после рождения. Уже 6 сентября младенец давал в своих покоях «аудиенцию» делегатам Парижского парламента. Присутствовавший на ней генеральный прокурор Матье Моле рассказывал, что королевский отпрыск возлежал под большим балдахином из вышитого цветами белого Дамаска на белой шелковой подушке, которую держала его няня. Перед его ложем находилась большая балюстрада, так что наследника престола можно было лицезреть лишь с двадцати шагов. Няня дофина сказала, что он открыл глаза, чтобы видеть своих верных слуг.

Маленький дофин буквально купался в родительской любви. Несмотря на рождение в 1640 году второго сына, Филиппа, ставшего впоследствии герцогом Анжуйским и Орлеанским, основное внимание король и королева уделяли своему первенцу. К сожалению, отец занимался его воспитанием недолго, он умер в 1643 году, когда сыну исполнилось всего пять лет. Мальчик вряд ли хорошо помнил его. Тем не менее несколько романтизированный образ отца остался в памяти будущего короля на всю жизнь и служил ему примером для подражания. Несмотря на то что для Людовика XIV был не приемлем стиль отцовского правления, при котором государственные дела всецело доверялись первому министру, он уважал его за то, что большую часть своей жизни тот провел на поле брани. Благодаря походной жизни Людовик XIII обладал многими «экстремальными» для монарха навыками: сам заправлял свою постель, был неприхотлив в еде и даже слыл неплохим кулинаром. А еще старый король был страстным охотником, и это увлечение не мог не унаследовать его сын. Не случайно, возводя потом свою резиденцию в Версале, Людовик XIV велел обновить маленький охотничий домик отца, сделав его центром нового дворцового ансамбля. Многое унаследовал сын и из отцовского характера: был по натуре таким же углубленным в себя, склонным к скрытности и сдержанности во внешнем проявлении чувств. Видимо, именно этой глубинной связью отца и сына было продиктовано последнее желание Людовика XIV, чтобы его сердце было похоронено рядом с сердцем его отца, Людовика XIII.

Что касается отношения дофина к Анне Австрийской, то, по словам Ш. Перро, «не было сына, который выказывал бы большее почтение своей матери за всю свою жизнь». Королева заботилась не только о здоровье своего первенца, не отходила от его постели во время болезней, но и оказывала большое влияние на его нравственное воспитание.

История сохранила несколько противоречивых характеристик королевы Анны. Ее политический оппонент, кардинал де Рец, писал о ней весьма нелицеприятно и зло: «В ней было больше язвительности, чем высокомерия, больше высокомерия, чем величия, она была скорее манерна, чем глубока, скорее неумела с деньгами, чем щедра, скорее привязчива, чем страстна, скорее несгибаема, чем горда, дольше помнила обиды, чем добрые дела, она в большей степени хотела выглядеть благочестивой, чем была ею, она была скорее упряма, чем тверда, скорее посредственна, чем талантлива». А вот живший долго при дворе герцог де Ларошфуко, напротив, считал, что «она была очень хороша собой, добра, нежна и очень галантна; в ней не было ничего фальшивого – ни в характере, ни в уме. Она отличалась большой добродетелью». Действительно, будучи очень набожным человеком, Анна Австрийская не пропускала ни одного поста или большого религиозного праздника, постоянно навещала монастыри, где еженедельно причащалась. К такой же регулярности в исполнении религиозных обрядов она с детства и на всю жизнь приучила и Людовика. Внушая сыну чувство королевского достоинства, она в то же время старалась не избаловать его и была с ним достаточно строга. Когда однажды девятилетний мальчуган от каприза перешел к дерзости, королева разгневалась и сказала: «Я вам покажу, что у вас нисколько нет власти, а у меня она есть! Уже давно вас не секли!» Людовик тут же бросился перед ней на колени и попросил прощения. Даже будучи взрослым человеком и полновластным правителем страны, он по-прежнему побаивался упреков матушки за свои амурные похождения. Ее мучительную смерть от рака груди в начале 1666 года Людовик пережил как огромное горе.

По традиции того времени забота и воспитание мальчика до семи лет находились в основном в женских руках. С 1643 года он жил вместе с матерью в Пале-Рояле, в очень простой и скромной обстановке. А как только ему исполнилось семь лет, за воспитание и образование наследника взялись мужчины. Для этого ему был назначен специальный наставник. Им стал крестный отец Людовика, кардинал Мазарини, подбиравший дофину учителей и следивший за его обучением. Король и его брат Филипп учились по руководствам, составленным для них литератором и эрудитом Ламот-Левейе. Они получили основы географии, риторики, морали, экономики, политики, логики, физики. Воспитателями не были обойдены и такие предметы, как этикет и культура общения. Наряду с уроками танцев, верховой езды и фехтования Людовика обучали музыке: он научился играть на лютне, клавесине, а благодаря Мазарини пристрастился к игре на гитаре. Вместе с тем в программе обучения короля почти отсутствовали естественные науки, не был он знаком и с правоведением, философией, теологией и т. п.

Были у Людовика и учителя, которые посвящали его в секреты военного ремесла. Они обучали его стрельбе из мушкета и владению шпагой и пикой. Для отработки азов военного ремесла для него даже был построен небольшой форт, в котором он учился разбивать военный лагерь. Людовик очень любил лагеря, битвы, езду верхом и запах пороха. Будущий монарх знал, что Франция, как и любое другое государство, вряд ли обойдется без военных конфликтов и такие знания ему могут пригодиться. Его физическая форма восхищала современников даже в преклонные годы. По свидетельству герцога де Сен-Симона, король «очень любил свежий воздух и всякие телесные упражнения, пока был в состоянии заниматься ими. Превосходно танцевал, играл в шары, в мяч. Даже в пожилом возрасте оставался великолепным наездником… Он любил стрелять, и не было никого, кто стрелял бы так метко и с таким изяществом».

В перечень «обязательных предметов» для будущего монарха входило также обучение умению управлять страной, и для постижения его мальчика с детства приобщали к государственным делам: он присутствовал на заседаниях Государственного совета и парламента, выслушивал доклады чиновников. Своеобразной школой управления было для него и общение со своим главным наставником – Мазарини. Кардинал, во многом разделявший суждение о том, что «политика – вот истинная грамматика, которую должны изучать короли», ежедневно – на практике – давал ему уроки «королевского мастерства», посвящая в тонкости дипломатии. Так что не прав был великий Вольтер, когда писал, что «Людовика XIV не учили ничему, кроме танцев и игры на гитаре». Другое дело, что сам подопечный не всегда добросовестно относился к учебе, и учителя неоднократно жаловались Мазарини, что дофин ленится на уроках. К тому же он не получил навыков самостоятельной работы с книгами. Возможно, что отсутствие интереса к чтению передалось ему от Анны Австрийской. Королева-мать тоже не любила читать, предпочитая абстрактному книжному знанию опыт и здравый смысл, и не приобщила к книжной культуре сына. Впоследствии Людовик XIV не раз сожалел об упущенных возможностях. Так, в 1694 году, обращаясь к воспитанницам Сен-Сира, он назвал себя «невеждой» и посетовал на то, что в годы своего детства «не получил хорошего воспитания». Видя недочеты в собственном образовании, он до конца своей жизни самостоятельно восполнял их, изучая историю, военное дело, литературу.

 

В тени всесильного кардинала

Согласно давней традиции, регентство при несовершеннолетнем короле Франции должна была осуществлять его мать. Людовик XIII никоим образом не мог эту традицию нарушить, но, испытывая неприязнь и недоверие к королеве, которую, как сестру испанского короля, подозревал в тайных сношениях со своим врагом – Испанией, он решил ограничить ее во властных полномочиях. По завещанию Людовика, после его смерти для управления страной при малолетнем короле должен был быть создан регентский совет, в котором Анне Австрийской отводилась роль рядового участника. Однако ей удалось при поддержке парижского парламента аннулировать завещание мужа и стать единоличной регентшей. Для этого 18 мая 1643 года Людовик XIV появился в парламенте, чтобы принять Акт справедливости. Выглядело это так: маленький король пролепетал несколько слов о том, «что он пришел в парламент, чтобы подтвердить свою добрую волю», а остальное за него сказал канцлер. Комментируя это событие, герцог Сен-Симон обвинял королеву в узурпации власти: «Король чуть ли не с рождения был обезволен коварством матери, которая сама хотела править, а еще более – своекорыстными интересами злокозненного министра, тысячекратно рисковавшего благом государства ради собственной власти». С этим можно согласиться с единственной оговоркой: королева взяла реванш за долгие годы унижений со стороны мужа. Поэтому нет ничего удивительного в том, что после его кончины она решила наверстать упущенное и, питая абсолютную симпатию и доверие к кардиналу Мазарини, объединила с ним свои усилия по управлению страной. Так гордая испанка и хитрый итальянец фактически более чем на десятилетие оказались во главе Франции.

Кардинал Джулио Мазарини играл важную роль в государстве еще при Людовике XIII. Он стал одним из самых неожиданных и ценных «приобретений» для Франции, «преподнесенным» королю его главным министром Ришелье. Однако служить королю Мазарини было суждено меньше года, а всю остальную жизнь он провел во времена царствования его преемника, твердо держа бразды правления государством в своих руках.

Современники по-разному характеризовали Мазарини. Ришелье называл его «самым великим государственным человеком», а народ сочинял о нем массу оскорбительных и скабрезных стишков и песен. Наиболее полную характеристику кардиналу дала королева Швеции Христина, одна из самых просвещенных женщин своего времени. Она написала о Мазарини следующее: «Это человек осторожный, ловкий, тонкий, желающий, чтобы его считали придворным и иногда довольно хорошо изображающий царедворца; он умерен во всех своих страстях, вернее, можно сказать, что у него всего одна всеобъемлющая страсть: это его честолюбие. Все другие страсти он подчиняет ей, а любви и ненависти ровно столько, сколько необходимо, чтобы достичь цели, а хочет он одного – править. У него великие проекты, достойные его непомерного честолюбия, изворотливый, ясный, живой ум, обширнейшие знания в области всех дел света, я не знаю никого, кто был бы лучше информирован; он трудолюбив, усидчив и прикладывает невероятные усилия, чтобы сохранить состояние, и сделает все возможное, чтобы увеличить его».

Уставший в конце жизни от государственных забот монарх покровительствовал и доверял этому энергичному и умному человеку, с удовольствием и облегчением переложив на его плечи решение всех государственных дел. Именно Людовик XIII выпросил для него у Папы Римского кардинальскую шапку. К 1646 году Мазарини уже почти три года вершил судьбы страны, являясь премьер-министром, и осуществлял надзор за воспитанием наследника престола. Став регентшей молодого короля, Анна Австрийская предоставила кардиналу неограниченные права, и он фактически стал единоличным правителем королевства.

У Мазарини было немало политических противников. Начавшаяся в 1648 году во Франции Фронда – мятеж крупной аристократии против правительственной власти – во многом была направлена именно против первого министра. В частности, герцог де Ларошфуко видел главную причину этой смуты именно во владычестве кардинала, которое «становилось нестерпимым». Он писал о Мазарини: «Были известны его бесчестность, малодушие и уловки; он обременил провинции податями, а города – налогами и довел до отчаяния горожан Парижа прекращением выплат, производившихся магистратом… Он неограниченно властвовал над волею королевы и Месье, и чем больше в покоях королевы возрастало его могущество, тем ненавистнее становилось оно во всем королевстве. Он неизменно злоупотреблял им в дни благоденствия и неизменно выказывал себя малодушным и трусливым при неудачах. Эти его недостатки вкупе с его бесчестностью и алчностью навлекли на него всеобщую ненависть и презрение и склонили все сословия королевства и большую часть двора желать перемен».

В отличие от других бунтов и восстаний, Фронда началась не с провинции, а с привилегированного Парижа, жители которого никогда не облагались тальей – земельным налогом. Главной движущей силой этой гражданской войны стали буржуа. В числе ее зачинщиков были самые именитые граждане столицы: верхи судейского сословия, духовенство и представители знати. В этой опасной игре с властью был замешан и неугомонный брат Людовика XIII, принц Гастон Орлеанский.

Фронда началась зимой 1647—48 года, когда недовольные парижские рантье устроили беспорядки на улице столицы. За этим последовали возмущения должностных лиц судебного ведомства по поводу возможного снижения им жалованья. Следующими возмутителями спокойствия стали парламентарии, которые воспротивились созданию новых должностей. Дело в том, что королева, уверенная в авторитете своей власти, 15 января 1648 года в присутствии Людовика XIV объявила в парламенте эдикт о назначении двенадцати новых докладчиков, на что парламентарии согласия не дали. Между двором и парламентом началась трехмесячная «бумажная» война. За это время на сторону парламентариев встали счетная палата, палата косвенных сборов и Большой совет, которые заключили союз и пожелали заседать сообща в необычной ассамблее – палате Людовика Святого. Анна Австрийская усмотрела в ней «республику внутри монархии» и запретила ее созыв. Но вопреки ее приказу парламент разрешил палате собраться. Ее депутаты выработали хартию, которая, однако, отстаивала скорее их собственное благо, нежели общественное. И Мазарини, желая не допустить беспорядков в столице, пошел на уступки, утвердив многие требования палаты, в том числе упразднил должности интендантов и уменьшил талью.

Однако парламент не успокоился на достигнутом. К новому наступлению на королевский двор парламентариев подстрекали советники Брюссель и Бланмениль. Королева приказала заключить их под арест и этим «подняла на ноги» весь Париж. За одну ночь город оброс баррикадами. На сторону парламента перешли члены магистратуры верховных судов и придворная знать, а также практически все принцы во главе с Гастоном Орлеанским. Еще одним зачинщиком смуты стал де Гонди, племянник архиепископа Парижа, которого потом назвали «одним из главных виновников» того, что Франция была залита кровью в жестокой гражданской войне.

Больше всего фрондеров злило отношение к этим событиям малолетнего короля. Он вовсе не собирался принимать их сторону, а полностью поддерживал действия своей матери и крестного, послушно следуя всем их указаниям. Да и могло ли быть иначе? Ведь Людовику в то время было только десять лет. Кроме того, нельзя не признать, что именно кардинал больше всего повлиял на становление его личности. Несомненным результатом воспитания Мазарини стали не только политические взгляды наследника французского престола, но и его художественные вкусы. К примеру, благодаря кардиналу он «заразился» любовью к итальянской культуре. Отсюда «выросло» не только его увлечение гитарой, но и преклонение перед итальянскими художниками, архитекторами, актерами. Одним из свидетельств тому впоследствии станет его приглашение в Париж легендарного архитектора Бернини и виртуоза того времени, гитариста Франческо Корбетта. Правда, не все, чему Мазарини желал научить своего воспитанника, было тому по душе. Так, стремясь приучить Людовика к экономии, кардинал ограничивал его карманные расходы до безобразия. Как писал в «Мемуарах» камердинер короля Лапорт, бывали случаи, когда Мазарини изымал у него уже выданные деньги. А Александр Дюма, ссылаясь на того же Лапорта, описывал и другие примеры скаредности кардинала: король вынужден был спать на одних и тех же простынях до той поры, пока они не приходили в негодность, ему часто отказывали в карете, а сорочки меняли так же редко, как и постельное белье. Однако с годами Людовик будет все больше ценить Мазарини и детская нелюбовь к нему сменится дружеской привязанностью.

Во время драматических событий Фронды юный Людовик впервые столкнулся с предательством близких родственников, в частности двоюродных братьев и представителей знати. В результате мятежных действий под руководством Гастона Орлеанского, принцев Конти и Конде, герцога Бофора королевская семья вместе с несколькими министрами и придворными вынуждена была в ночь с 5-го на 6 января 1649 года бежать из Парижа в Сен-Жермен-о-Лэ. Но тамошний дворец был плохо подготовлен к пребыванию венценосных особ. Через некоторое время они вынуждены были вернуться в Париж, где Анна Австрийская отдала приказ об аресте главных вождей Фронды. 19 января 1650 года принцев Конде и Конти, а также герцога де Лонгвиля заключили в Венсенский замок. К королеве явился президент парламента с ходатайством об освобождении высокородных бунтовщиков. Присутствовавший при этом визите Людовик XIV был сильно возмущен увиденным и услышанным. После ухода президента парламента он сказал королеве: «Мама, если бы я не боялся прогневить вас, я бы трижды велел президенту умолкнуть и выйти».

Тем не менее принцы вскоре были освобождены по королевскому приказу. И способствовал этому Мазарини, находившийся тогда в изгнании. Предвидя новые беспорядки, он рассудил, что Конде может ему пригодиться для усмирении фрондеров. Однако парламент организовал новое наступление на королевский двор. В ночь с 9 на 10 февраля 1651 года король и регентша оказались фактически в заточении в собственном дворце и вынуждены были во второй раз тайно покинуть столицу. Вместе с матерью Людовик почти два месяца содержался под унизительным домашним арестом в Пале-Рояле. С тех пор он стал опасаться столицы и большую часть времени проводил в своих загородных резиденциях.

Эти трагические события, расколовшие страну и поставившие королевскую власть под угрозу, закалили характер юного короля. Он на своем опыте ощутил контраст между величием своего сана и реальной ограниченностью монаршей власти. Король-подросток увидел, как почтительно склонявшие перед ним головы парламентарии в то же время дерзко вырывали у его матери-регентши одну уступку за другой. Ему пришлось постранствовать по дорогам Франции, познав при этом страх и даже голод, – ведь Фронда, начавшаяся в Париже, быстро «расползлась» практически по всему королевству. В поездках по стране он воочию убедился в хрупкости ее экономики, отягощенной войной с Испанией, в административной анархии, в тяжелом положении граждан, задавленных поборами. Все это глубоко запало в память юного короля и впоследствии нашло отражение в его подходе к решению внутриполитических проблем Франции.

Опыт, полученный Людовиком XIV во время Фронды, заставил его быстро повзрослеть. К тому же 5 сентября 1651 года ему исполнилось 13 лет, и по государственному законодательству Франции он становился совершеннолетним. По этому случаю 7 сентября в Париже было устроено грандиозное празднество. В восемь утра король принял мать и членов семьи, пэров и маршалов, явившихся во дворец, чтобы его приветствовать. Потом королевский кортеж двинулся к зданию, в котором заседал парламент. Впереди процессии ехали два трубача и пятьдесят глашатаев в дорогих ливреях из шелка, бархата, парчи и кружев, расшитых жемчугом и бриллиантами. За ними двигались рейтеры короля и королевы, шли пешие лучники и знаменитая швейцарская сотня. В торжественной кавалькаде были губернаторы, рыцари Святого Духа, маршалы Франции, церемониймейстер, обер-шталмейстер, несущий королевский меч, длинные вереницы пажей и гвардейцев. Король, одетый в золотые одежды, изящно гарцевал на лошади в окружении телохранителей, восьми пеших шталмейстеров, шести вельмож шотландской гвардии и шести адъютантов. Вслед за ним следовала нескончаемая вереница праздничных карет, в которых сидели королева, его младший брат, фрейлины, принцы и герцоги. Официальная церемония состоялась на заседании парижского парламента. Выступив на нем, король произнес краткую речь: «Господа, я пришел в свой парламент, чтобы заявить вам, что я, по закону моего государства, сам и в свои руки беру правление. Я надеюсь, что с Божьей милостью это управление будет милосердным и справедливым. Господин канцлер изложит мои намерения». После этого все присутствующие преклонили перед ним колени и поклялись в вечной верности королю. На этом юридически закончилось регентство Анны Австрийской, регентский совет был распущен, а герцог Орлеанский освобожден от должности главнокомандующего французской армией. Молодой король поблагодарил мать и попросил ее и далее наставлять его, сказав: «Я желаю, чтобы вы были в Совете после меня». Отныне король мог подписывать главные документы и назначать новых министров при доброжелательной поддержке Анны Австрийской. Официальное объявление совершеннолетия Людовика XIV стало поворотным пунктом в истории Фронды. Ведь теперь акции, направленные против партии кардинала Мазарини, могли караться как государственная измена или преступление против Его Величества.

Впрочем, молодому королю тогда было не до кардинала. В 1652 году королевским войскам пришлось снова вести осаду своей столицы. В результате кровопролитных боев Фронда постепенно пошла на спад. Первыми о своей готовности встать на сторону двора заявили парламентарии. Единственным их условием было требование о повторном изгнании Мазарини. Хитрый итальянец, зная, что его вторая ссылка продлится не дольше первой, с легкостью на это согласился. В результате достигнутого соглашения королевский двор смог вернуться в столицу. Как писал новый военный министр Мишель Летелье, «почти все население Парижа пришло его встречать в Сен-Клу».

Теперь, когда прекратилось гражданское противостояние, парламент вернулся к своим обязанностям, а один из главных фрондеров, герцог Гастон Орлеанский, подписал документ о повиновении и признании своей вины, можно было смело возвращать из изгнания кардинала. И 25 октября 1652 года Людовик XIV написал Мазарини: «Мой кузен, пора положить конец страданиям, которые Вы добровольно претерпеваете из-за любви ко мне». И кардинал снова занял свой пост у королевского престола. Но оказалось, что теперь король вернул Мазарини лишь видимость власти. Он доверял своему премьер-министру в области внешней политики, дипломатии и военного дела. А вот что касается внутренней политики, финансов, управления и юстиции, то здесь действия кардинала вызывали у него недовольство. Особенно короля раздражал, как он писал потом в мемуарах, «беспорядок, царящий повсюду».

Большим событием в жизни молодого короля стало его торжественная коронация 7 сентября 1654 года в Реймсе. Она стала символом окончания внутренней смуты в королевстве и официальным закреплением правового контракта, объединявшего монарха с Богом, его народом и главными лицами в стране. На церемонии молодой король был, как никогда, сосредоточен, ведь ему предстояло дать клятву, традиционно произносимую при коронации всеми королями Франции, положив руку на Евангелие. В ней он клялся перед Богом даровать своим народам мир, справедливость и милосердие. Коронация сопровождалась традиционным помазанием короля святым маслом, сохраняемым в «святой ампуле», инвеститурой кольцом и мечом. По древнему преданию, все это должно было придать правителю особую харизму и способность излечивать больных. Через два дня после коронации две тысячи больных ожидали выхода к ним короля в парке церкви Сен-Реми. Он касался их, произнося магическую формулу: «Король касается тебя, Господь излечивает тебя». Впоследствии Людовику XIV, как и его предшественникам, приходилось помногу раз повторять эту тяжелую церемонию.

При всем уважении и привязанности к Мазарини начиная с 1654 года, с момента коронации, Людовик XIV стремится постепенно выйти из тени всесильного премьера и сконцентрировать в своих руках всю полноту власти. Последним волевым решением кардинала, которому молодой король вынужден был подчиниться, стал его брак с испанской инфантой Марией Терезией. Он был продиктован внешнеполитическими обстоятельствами, сложившимися в конце 1660-х годов. Стремясь положить конец многолетней испано-французской войне, кардинал Мазарини добился подписания в ноябре 1659 года выгодного для Франции Пиренейского мира, по которому Испания уступила французской короне Руссильон и другие территории и признавала Эльзасские постановления Мюнстерского мира 1648 года. Именно этот договор и был скреплен брачным союзом французского короля с его испанской кузиной. Но, несмотря на красоту своей нареченной, он ни минуты не был в нее влюблен и на протяжении всей супружеской жизни искал любовных развлечений на стороне. Они вошли в его жизнь рано, но по-настоящему сильная любовь впервые поразила его сердце накануне предстоящей свадьбы.

 

Любовная лихорадка

О любовных похождениях Людовика XIV слагали легенды, и, судя по историческим документам и воспоминаниям современников, они мало чем отличались от действительности. Уже в 15 лет этот красавец с темными локонами, правильными чертами лица, изящными манерами и величественной осанкой производил неотразимое впечатление на женщин. Недаром герцог де Сен-Симон писал, что «Людовик XIV с юных лет более чем кто-либо из его подданных создан для радостей любви». Однако количество его любовных связей, по меркам XVII века, не слишком отличалось от числа возлюбленных его деда Генриха IV, который был особенно влюбчив и не считал нужным соблюдать супружескую верность.

По преданию, первый урок любви Людовику преподала 42-летняя камеристка королевы, мадам де Бове. С тех пор юноша, охваченный любовной лихорадкой, отправлялся каждую ночь на завоевание очаровательных фрейлин. Узнав о его ночных визитах, бдительная мадам де Навай, под надзором которой находились девушки, приказала замуровать потайной ход, которым он пробирался в их опочивальни, но юный король не стерпел вмешательства в свои любовные дела. Его новыми объектами стали дочь садовника и племянница Мазарини Олимпия. Особые знаки внимания последней из них, оказываемые Людовиком на виду у всего двора, даже породили слух о том, что она станет королевой Франции. И тогда Анна Австрийская, которая до этого терпеливо относилась к проказам сына, не на шутку рассердилась. Юной Олимпии было приказано удалиться из Парижа.

К 1658 году частые ночные похождения короля, истощая силы его неокрепшего организма, стали даже сказываться на здоровье. К тому же в июне он заболел тяжелейшей лихорадкой. 29 июня его состояние ухудшилось настолько, что пришлось послать за священником. Придя в себя после жара, Людовик увидел у своей постели семнадцатилетнюю Марию Манчини, еще одну племянницу кардинала, глаза которой были полны слез. В отличие от

Олимпии, она была некрасива: чернявая, с желтым цветом лица и большим ртом. Но в ее огромных темных глазах светилась такая любовь к нему, что король не смог остаться равнодушным к чувству девушки. После своего выздоровления он пригласил Марию в Фонтенбло, где в течение нескольких недель они совершали вместе увеселительные прогулки по воде в сопровождении музыкантов. Людовик провозгласил ее королевой всех развлечений.

По возвращении в Париж Мария была на седьмом небе от счастья. «Я обнаружила тогда, – писала она в своих «Мемуарах», – что король не питает ко мне враждебных чувств, ибо умела уже распознать тот красноречивый язык, что говорит яснее всяких красивых слов. Придворные, которые всегда шпионят за королями, догадались, как и я, о любви Его Величества ко мне, демонстрируя это даже с излишней назойливостью и оказывая самые невероятные знаки внимания». Вскоре Людовик признался девушке в любви, назвал ее своей невестой, и с тех пор они стали неразлучны.

Его чувство к Марии было доселе неизведанным и таким крепким, что все былые любовные похождения казались ему пустым ребячеством. Как ни парадоксально, но королю, с легкостью побеждавшему любую понравившуюся женщину, теперь приходилось прилагать немало усилий, чтобы заслужить и удержать любовь итальянской дурнушки. Под влиянием этой образованной девушки, которая, по словам мадам де Лафайет, отличалась «необыкновенным умом» и знала наизусть множество стихов, не любивший книги Людовик начал много читать. Он прочел Гомера, Петрарку, Вергилия, страстно увлекся искусством и открыл для себя новый мир, о существовании которого даже не подозревал, пока находился под опекой своих учителей. Стыдясь своего невежества по сравнению с ней, Людовик совершенствовал свои познания во французском языке и начал изучать итальянский. Но самым главным было то, что Марии удалось не только преобразить духовный мир короля, но и внушить ему мысль о величии его предназначения. Один из современников, Амедей Рене, писал, что именно она «пробудила в Людовике XIV дремавшую гордость; она часто беседовала с ним о славе и превозносила счастливую возможность повелевать. Будь то тщеславие или расчет, но она желала, чтобы ее герой вел себя, как подобает венценосной особе». Таким образом, можно с полной уверенностью сказать, что «короля-солнце» породила любовь. Хотя это лучезарное прозвище закрепится за ним гораздо позже, но сама идея «королевского солнца» укрепилась в его сознании во многом благодаря Марии Манчини.

В то время как Людовик грезил «о сладких объятиях» итальянки, которая день ото дня все больше расцветала и хорошела в лучах его любви, королева и кардинал полным ходом вели переговоры о его бракосочетании с испанской инфантой. Им приходилось использовать все свое влияние на короля, чтобы он, как монарх, руководствовался прежде всего не чувствами, а интересами вверенной ему страны. Чтобы сломить упорство короля, настаивающего на своем «неподобающем» браке с Марией, Мазарини заклинал его расстаться с возлюбленной «в интересах Вашей славы, Вашего счастья, во благо Господа, во благо Вашего королевства». Но Людовик не слушал никаких доводов. Тогда кардинал встретился с племянницей. Он долго убеждал ее в том, что страсть Людовика к ней может иметь самые роковые последствия для королевства, и уговаривал расстаться с ним. В конце концов Мария, как человек умный и сведущий в делах политики, вынуждена была согласиться с кардиналом. Она написала дядюшке письмо, в котором отказывалась от дальнейших отношений с королем.

Эта новость повергла Людовика в полное отчаяние. Он не мог смириться с потерей Марии, слал ей умоляющие письма, подарки, но не получил от нее в ответ ни одной весточки. Тогда король подписал мирный договор с Испанией и дал согласие на брак с Марией Терезией. Королевскую свадьбу сыграли дважды: 3 июня 1660 года – в Фуэнтерабиа, на испанской территории, и 9 июня – в Сен-Жан-де-Лиз, на территории Франции. А 26 августа состоялся торжественный въезд новобрачных в Париж. В этот день, когда праздничные колокола гремели по всему королевству, Мария заливалась горючими слезами в маленьком городке Бруаже. Позже она написала в своих «Мемуарах»: «Я не могла думать, что дорогой ценой заплатила за мир, которому все так радовались, и никто не помнил, что король вряд ли женился бы на инфанте, если бы я не принесла себя в жертву…»

Мария Терезия отличалась на редкость спокойным нравом. Она не любила шумные увеселения, предпочитая им тихое уединение за чтением испанских книг. Она могла иногда всю ночь терпеливо ждать загулявшего мужа. А когда под утро или на следующий день забрасывала Людовика вопросами, то он в ответ только галантно целовал ей руки и ссылался на дела государственной важности. Каждую ночь он старался наведаться в спальню жены, чтобы соблюсти приличия. Его первое серьезное чувство к Марии Манчини было разбито, но жизнь продолжалась, и в ней было немало красавиц, способных и желающих его утешить. Так что любовная лихорадка, охватившая короля в юности, постепенно приняла хронический характер, и фаворитки, сменяя одна другую, на какое-то время завладевали его сердцем, оставляя при этом разум и душу свободными. Со временем он научился отмерять границы влияния своих любовниц, не позволяя им ни в коем случае вмешиваться в дела королевства. Впоследствии Людовик XIV писал: «Давая волю своему сердцу, мы должны твердо держать под контролем свой разум, проводить четкую грань между нежностью любовника и решениями монарха, не допускать, чтобы возлюбленная вмешивалась в государственные дела и высказывалась о людях, которые нам служат». Надо отдать королю должное, он действительно никогда не отступал от этого принципа, выработанного на собственном опыте.

 

«Государство – это Я!»

Эта фраза, которую приписывают Людовику XIV, давно стала крылатой. Долгое время в этих словах усматривали лишь образец эгоцентризма, монаршего самомнения и вседозволенности. В действительности же она была адресована парламентариям и звучала так: «Напрасно вы думаете, что государство – это вы, нет, государство – это я!» Слова Людовика XIV очень точно выражали суть абсолютной монархии, воцарившейся в стране во время его правления. И она состояла отнюдь не в монополии короля на власть, а в укреплении ее в тех областях политики, где еще недавно (стоит вспомнить события Фронды) она ставилась под сомнение. Поэтому все корпоративные органы, в том числе парламенты, при Людовике XIV по-прежнему участвовали в управлении страной, но были решительно отстранены от рассмотрения вопросов, традиционно составлявших их прерогативу. Король в этом процессе выступал лишь в роли собирателя прежних королевских полномочий, а не претендовал на новые. Кроме того, беря на себя функции по координации работы Государственного совета, департаментов и государственных секретарей, по принятию решений и по улаживанию споров между ними, он еще и публично признавал свой королевский долг перед государством и свою личную ответственность за действия правительства. Введя прямое правление монарха, Людовик XIV на протяжении 54 лет самостоятельного управления страной оставался лояльным к назначенным им министрам. За все эти годы он только шесть раз не был согласен с большинством совета министров.

Собственная внутриполитическая «программа» короля, по существу, сводилась к идее всемерного укрепления монархической власти. Ель управленческий аппарат состоял из шести министров, канцлера, генерального контролера финансов и четырех государственных секретарей. В подчинении у них находилось 34 интенданта, которые были наделены обширными полномочиями на местах (в провинциях) и осуществляли выгодную для государства политику. При такой системе перед молодым энергичным монархом открывалось практически безграничное поле деятельности.

Все началось с кончины некоронованного правителя Франции – Мазарини. Он ушел из жизни в ночь на 9 марта 1661 года, немного не дожив до шестидесяти лет. Кардинал завещал своим наследникам необъятное по тогдашним меркам состояние – 35 миллионов ливров, нажитое весьма сомнительными способами. Но гораздо большим было его политическое наследие, оставленное Людовику XIV. По сути, именно он заложил и укрепил фундамент французского абсолютизма, обеспечил гегемонию Франции на континенте, сделав ее гарантом европейского равновесия. По меткому выражению Александра Дюма, «Мазарини оставил народу Франции мир, своей семье – богатство, а королю – королевство, в котором уже не было оппозиции – ни парламентской, ни церковной, ни феодальной».

Людовик XIV не только не преминул воспользоваться наследием своего воспитателя и премьера, но подготовился к самостоятельному исполнению своих королевских обязанностей. Уже на следующий день он созвал Государственный совет. Появившись в парламенте, молодой король заявил: «Я пригласил вас сюда вместе с моими министрами и государственными секретарями, чтобы сказать вам, что до сих пор я был доволен тем, как кардинал вел мои дела; но теперь пришло время взять их в свои руки. Вы будете помогать мне советом, если я вас об этом попрошу». Он запретил канцлеру скреплять печатью какие-либо документы без своего приказа, а государственным секретарям – отправлять послания без его согласия. Далее король сказал: «Положение меняется, в управлении моим государством, моими финансами и во внешней политике я буду придерживаться иных принципов, чем покойный кардинал. Вы знаете, чего я хочу; теперь от вас зависит исполнять мои желания». Комментируя это выступление, кардинал де Рец, ярый противник Мазарини, писал, что ему показалось, что «за плечом юного короля виднелась хитрая и насмешливая физиономия» его покойного премьера, по наущению которого и действовал король. Действительно, как стало известно историкам, именно Мазарини почти «приказал» Людовику XIV после его смерти взять бразды правления в свои руки.

Решение короля вызвало молчаливое изумление среди придворных и отчаяние и недоверие у тех, кто считал себя кандидатом на вакантный пост премьер-министра. Ведь, как писала мадам де Лафайет, смерть Мазарини «давала большие надежды тем, кто мог претендовать на должность первого министра; они открыто полагали, что король, который пришел к власти, позволит им целиком распоряжаться как делами, касающимися его государства, так и делами, касающимися его особы, предавшись министру и не пожелав вмешиваться не только в дела общественные, но и в частные дела. Нельзя было уместить в своем воображении, что человек может быть столь непохожим на самого себя и что после того, как власть короля всегда находилась в руках первого министра, он захотел бы сразу взять обратно и королевскую власть, и функции премьер-министра».

Не назначив вопреки всеобщему ожиданию первого министра, Людовик XIV хотел перед всем миром подчеркнуть намерение самому использовать при решении государственно-политических дел принадлежащую короне власть. Можно сказать, он сам стал своим премьером. Одним из первых нововведений короля стала реорганизация Королевского совета, закончившаяся в сентябре 1661 года. Она была проведена, чтобы устранить из большой политики силы, которые во времена Фронды являлись серьезной проблемой для короны. В частности, в работе отдела совета по делам правления больше не участвовали представители высшего дворянства, и проводился он только под непосредственным руководством короля.

Порядок своего единоличного правления Людовик XIV успел установить до 20 апреля – даты отъезда двора в Фонтенбло. Каждый придворный узнал о той роли, которая была ему предназначена. При этом король продемонстрировал незаурядное умение правильно выбирать министров и советников, что позволило ему не просто управлять страной, но и удерживать ее в периоды кризисов на позициях одного из самых могущественных европейских государств. По словам герцога де Сен-Симона, «его министры и посланники были тогда самыми искусными в Европе, генералы – великими полководцами, их помощники – выдающимися военачальниками». В первой половине правления Людовика XIV блеску его царствования во многом способствовали генеральный контролер финансов Жан Батист Кольбер, военный министр Лувуа, военный инженер Вобан, талантливые полководцы – Конде, Тюренн, Тесе, Вандом и другие. Поставив их на государственные посты, король тем самым возвеличил и укрепил как могущество государства, так и собственное положение, проявив при этом, по мнению английского историка Томаса Маколея, сразу «два таланта, необходимых государю: хорошо выбирать сподвижников и приписывать себе львиную долю их заслуг».

Жана Батиста Кольбера рекомендовал Людовику XIV еще Мазарини, у которого тот управлял его частным имуществом. Короля подкупила его относительная скромность, а также честность, которую он выказал буквально на следующий день после смерти кардинала. Кольбер сообщил ему о том, что Мазарини зарыл в разных местах до 15 миллионов наличными, не указав эту сумму в завещании. Из этого Жан Батист сделал вывод о намерении Мазарини предоставить эти деньги казне, сундуки которой в то время были пусты. Несомненно, финансист проявил верность своему новому господину, сообщив ему об оставленном богатстве, а не присвоив его себе. И Людовик оценил ее по достоинству, назначив Кольбера главой финансового управления страны. Вскоре Кольбер стал центральной фигурой правительства, его по праву считают одним из лучших администраторов и политиков в мировой истории. Он прекрасно умел, учитывая стремление короля самому править страной, поддерживать в нем убежденность в том, что все важные решения тот принимает единолично. При этом главный финансист не боялся оставаться в тени своего венценосного господина: он служил ему с такой преданностью, с какой собака служит своему хозяину, и питал к нему любовь, граничившую с обожанием.

Занимая один из самых высоких постов при дворе, Кольбер, конечно же, не мог не участвовать в придворных интригах. Он вел нескончаемую «тихую» войну то со своим предшественником, обер-интендантом финансов Никола Фуке, то с военным министром Лувуа. В большинстве случаев победа в этой борьбе оставалась на его стороне, и он неуклонно шел к осуществлению намеченных им трех целей: приведению в порядок финансов страны, поднятию французского земледелия и развитию торговли и промышленности.

Благодаря Кольберу во Франции была введена строгая отчетность в поступлении и расходовании государственных доходов, привлечены к уплате земельного налога все незаконно уклонявшиеся от него, увеличены налоги на предметы роскоши, за счет чего наполнялась королевская казна. Чтобы сократить постоянный разрыв между государственными доходами и расходами, он серьезно занимался сокращением долгов и оздоровлением бюджета за счет развития производительных сил страны в сфере земледелия, торговли и промышленности. Он покровительствовал различным торгово-морским компаниям, основывал государственные мануфактуры, организовывал колонизацию земель.

Для активизации внутренней торговли Кольбер приказал проложить дороги и уничтожил таможни между отдельными провинциями. Он обеспечил создание большого торгового и морского флота, способного соперничать с английским и голландским, основал Ост-Индскую и Вест-Индскую торговые компании, а в Америке, в нижнем течении Миссисипи, при нем была основана французская колония, названная в честь короля Луизиадой. Немало внимания главный финансист Людовика XIV уделял и развитию искусства и науки: снаряжал исследовательские экспедиции, приумножал фонды королевской библиотеки и ботанического сада, основал Академию наук, Академию пластического искусства и музыки и другие. Фактически этот талантливый и энергичный человек управлял всеми сферами жизни страны, кроме военной и внешней политики.

Все меры, предпринимаемые Кольбером в течение тех 18 лет, когда он занимал пост министра финансов, приносили государству громадные доходы. Но беспрестанные разрушительные войны, которые вел Людовик XIV, а также непомерные расходы на содержание его двора и строительство дворца в Версале уничтожили большинство достижений выдающегося финансиста. Чтобы наполнить королевские сундуки казной, ему приходилось снова и снова поднимать налоги, вызывая тем самым недовольство масс, которое фокусировалось на его персоне. Да и сам король в конце концов перестал благоволить к своему министру, так что последние годы жизни стали для Кольбера были нелегкими – его блестящая карьера разрушилась, его «тихая» война с Лувуа закончилась поражением.

Кольбер стал распоряжаться финансовым хозяйством Франции с 1665 года. До этого финансами страны занимался еще один ставленник Мазарини – Никола Фуке, не менее блестящий финансист того времени, человек умный и честолюбивый. Возможно, он так и продолжал бы исполнять свои обязанности, если бы не перешел дорогу сразу двоим – королю и Кольберу. Фуке, пользовавшийся доверием не только у банкиров Франции, но и других стран Европы, имел поистине сверхъестественные способности получать огромные кредиты. Его возможности по добыванию денег казались неисчерпаемыми. Словно фокусник, он с легкостью затыкал одну дыру в государственном бюджете за другой. К примеру, только на первые шесть месяцев 1661 года казне потребовалась огромная по тем временам сумма в 20 миллионов ливров, и Фуке сумел ее раздобыть.

В начале единоличного правления Людовика XIV положение суперинтенданта Фуке казалось весьма прочным. Король не только доверял ему свою казну, но и поручал ряд сложных дипломатических переговоров, в частности по достижению соглашения о женитьбе короля Карла II на португальской принцессе, по решению вопроса о продаже англичанами Дюнкерка Франции. Все было бы хорошо, если бы не безграничная страсть Фуке… к прекрасному. По словам историка Жоржа Ленотра, «он собирал роскошную мебель, редчайшие ткани, прославленные картины, знаменитые античные мраморы» и не просто коллекционировал всю эту красоту, но и гениально умел ошеломить ею. Именно таким, поражающим самое смелое воображение, стал его дворец в Во с несравненным по красоте и масштабам парком. В один из жарких августовских дней 1661 года сказочное поместье посетил король со своей свитой. Фуке встретил гостей с необычайной пышностью. Достаточно сказать, что, когда их кареты ехали по центральной аллее парка, по обеим сторонам ее сто фонтанов различной высоты образовали две прохладные водяные стены. Для ужина, поражавшего гастрономической роскошью и обошедшегося Фуке в непостижимую сумму – 120 тысяч ливров, было накрыто 80 столов, сервированных 500 дюжинами серебряных тарелок и 36 дюжинами блюд. А на стол Людовика XIV был поставлен сервиз из массивного золота. Но вместо восхищения он вызвал только раздражение королевской семьи, ведь ее собственная золотая посуда была переплавлена для оплаты расходов на Тридцатилетнюю войну. Потом было дано представление в зеленом театре, а после него устроен фантастический фейерверк.

Уезжая из Во, Людовик XIV холодно поблагодарил хозяина и сказал лишь: «Ждите от меня известий». Видимо, уже тогда Фуке понял, как был неосторожен в демонстрации своего богатства. Он не учел, что его желание произвести на короля благоприятное впечатление только усилило в том чувство ревности и враждебности. Ведь король сам желал создать новый стиль, новую архитектуру и новую моду, которые были бы примером для других, а его подданный его опередил. К тому же на фоне роскоши поместья в Во стала очевидна относительная «бедность» королевского дворца. Неслучайно, описывая великолепие особняка суперинтенданта, Кольбер подчеркивал: «Все эти здания, мебель, серебро и другие украшения были предназначены для каких-то финансистов и откупщиков, на это тратили немыслимые деньги, в то время как здания Его Величества часто ремонтировались с запозданием из-за нехватки средств, королевские дома почти не имели обстановки и для спальни короля не нашлось даже пары серебряных подставок под поленья». Тем самым Фуке как будто осмелился поставить себя выше монарха.

Кроме того, суперинтендант позволил себе вторгнуться в святая святых – интимную жизнь короля. Он предложил его фаворитке Луизе де Лавальер 200 тысяч франков за политическое влияние на Людовика. Но оскорбленная девушка категорически отказалась. Тогда Фуке, рассыпаясь в любезностях, стал говорить с ней о бесчисленных и неоценимых достоинствах ее венценосного возлюбленного, чем вызвал слепую и жесткую ревность у короля. Еще одной роковой ошибкой суперинтенданта стала продажа господину д’Арле должности генерального прокурора парижского парламента. Это делало его почти неуязвимым для системы правосудия, но только не для гнева короля. Оказывается, Людовик XIV уже давно собирал на Фуке компромат: «Недолго я находился в неведении его недобросовестности. Он не мог остановиться и продолжал свои непомерные расходы, строил укрепления, украшал дворцы, интриговал, передавал своим друзьям важные должности, покупаемые на мои средства, – и все это в надежде вскоре стать суверенным правителем государства». Последнее обстоятельство особенно важно: оказывается, король опасался, что его самый близкий подданный может замахнуться на его трон.

В сентябре 1661 года Фуке был арестован, о чем Людовик XIV тут же сообщил нескольким знатным вельможам: «Господа, я велел арестовать суперинтенданта. Наступило время, когда я сам стал заниматься своими делами. Я решил арестовать его четыре месяца назад. Если я откладывал исполнение этого намерения до сегодняшнего дня, то лишь для того, чтобы нанести удар в такой момент, когда он сочтет себя наиболее почитаемым как государством, так и собственными друзьями». Придворные с ужасом вдруг увидели истинный характер монарха, в котором смешались скрытность, злопамятность и зависть, и долго потом помнили этот наглядный урок, который преподал им «король-солнце». Однако, им, как и суду, пришлось признать, что многие обвинения против Фуке, который нередко путал государственную казну со своей собственной, были абсолютно справедливы. Ему был вынесен жестокий приговор – изгнание. Узнав о нем, король гневно сказал: «Если бы его приговорили к смерти, я позволил бы ему умереть». Людовик не мог допустить изгнания из страны человека, который знал слишком много «секретов государства», и поэтому заменил его пожизненным заключением. Остаток своей жизни Фуке пришлось провести вдали от своего сказочного поместья, в мрачной тюрьме маленького городка Пиньероля. Многие историки сегодня убеждены, что именно суперинтендант Людовика XIV был тем самым загадочным узником в «железной маске», о котором на протяжении трех столетий было сложено множество легенд.

После истории с Фуке уже никто из придворных не рисковал открыто соперничать с королем. Они воочию убедились в том, что Людовик XIV способен взять все бразды правления в свои руки и действовать быстро и энергично. Тем не менее королю все же приходилось сталкиваться с самоуправством некоторых министров, особенно военного, маркиза Франсуа Мишеля ле Телье де Лавуа, инициативность которого не всегда совпадала с пожеланиями Людовика. Будучи достаточно квалифицированным военным специалистом, он в то же время в качестве одной из основных мер при проведении внешнеполитических акций считал жестокость. Поэтому он часто настаивал на проведении репрессий на завоеванных землях. Именно по его приказу французскими солдатами был сожжен германский Пфальц, такую же участь он уготовил и Триру. Но король дважды решительно воспрепятствовал ему в этом. Не смирившись с отказом, Лувуа решил поставить его перед свершившимся фактом, сказав, что приказ об уничтожении города уже отдан. Разгневанный Людовик с каминными щипцами в руках бросился на него и под страхом смерти потребовал немедленно остановить кровавую расправу.

Вместе с тем король хорошо понимал, что талантливый Лувуа немало способствовал престижу французского государства на международной арене, ценил его как человека, который реформировал французскую армию. Ведь это именно он с одобрения Людовика XIV ввел рекрутские наборы солдат, создав тем самым постоянную армию, численность которой в военное время достигала 500 тысяч человек – непревзойденный по тем временам показатель в Европе. В ней царила образцовая дисциплина, новобранцы систематически обучались, а каждый полк имел свое, особое обмундирование. По инициативе Лувуа использовавшаяся до того на вооружении пика была заменена штыком, привинченным к ружью, построены казармы для постоянного проживания солдат, провиантские магазины и госпитали, учреждены корпус инженеров и несколько артиллерийских училищ. А еще при нем по проекту талантливого инженера Вобана было возведено более 300 (!) сухопутных и морских крепостей, проводились каналы, сооружались плотины. Но, несмотря на все эти достижения, Людовик к концу 1680-х годов накопил немало поводов для недовольства своевольным министром. По словам Сен-Симона, в тот самый день, когда пятидесятилетний Лувуа скоропостижно скончался, король велел приготовить приказ о его аресте и заточении в Бастилию.

Существенные изменения при Людовике XIV претерпело и управление провинциями. Король лишил там властной базы губернаторов – традиционных представителей короны, принадлежавших к высшему дворянству. Теперь они могли только с согласия короля ездить в управляемые ими области, а многие их обязанности были переданы королевским интендантам, которые сыграли неоценимую роль в концентрации власти и усилении авторитета короля в провинциях.

Абсолютную власть государя и полное подчинение ему подданных Людовик XIV считал чуть ли не Божьей заповедью. Он говорил: «Во всем христианском учении нет более четко установленного принципа, чем беспрекословное повиновение подданных тем, кто над ними поставлен». Но, требуя повиновения и должного исполнения своих обязанностей от других, Людовик XIV был достаточно требователен и к самому себе. Свое «королевское ремесло» он исполнял добросовестно. В его представлении оно было связано с постоянным трудом, с необходимостью церемониальной дисциплины, сдержанности в публичном проявлении чувств, строгого самоконтроля.

Даже развлечения его были во многом государственным делом, их пышность поддерживала престиж французской монархии в Европе. Обычно в определенные дни недели неукоснительно проходили регулярные заседания различных секций Королевского совета. Лишь к концу правления Людовика XIV ритм этих заседаний замедлился, и он стал бывать на них все реже и реже. Но даже когда участие короля в государственных делах было минимальным, как в случаях с решением специфических экономических вопросов, главный финансист страны Кольбер всегда подчеркивал личную его заинтересованность в этих вопросах. И подданные воспринимали это как возвращение к нормальному правлению после полувекового засилья первых министров и фаворитов. Так что самостоятельное правление Людовика XIV в целом воспринималось современниками с одобрением.

 

«Я слишком любил войну»

Если во внутренней политике страны Людовик XIV опирался на министров и советников и согласовывал с ними принимаемые решения, то во внешней политике вся ответственность за курс государства лежала только на нем. Это, впрочем, не исключало того, что время от времени тот или иной министр начинал играть очень большую роль в процессе регулирования международных отношений.

В годы правления Людовика XIV эта политика носила по преимуществу экспансионистский характер. Король нередко предпринимал военное вторжение на территории соседних государств без какой-либо правовой базы. Поэтому во второй половине XVII и начале XVIII века Франция почти непрерывно находилась в состоянии войны.

Первым военным конфликтом, в который он вверг страну, стала борьба за Испанские Нидерланды (1660 – начало 1680-х гг.). После женитьбы на испанской инфанте Марии Терезии, ссылаясь на каноны деволюционного (наследственного) права, Людовик XIV предъявил претензии на испанское наследство своей жены. Дело в том, что в их брачном договоре указывалось, что Мария должна будет отказаться от территориальных претензий, если получит значительное приданое. А поскольку таковое отсутствовало, то Людовик XIV решил добиться справедливости силой. В 1667 году он отправил в Нидерланды (Соединенные провинции) свои войска, которые в мае того же года заняли часть Фландрии и Геннегау, а в феврале 1668-го оккупировали Франш-Конте. Людовик сам участвовал в во всех тяготах этого военного похода, ведя при этом жизнь солдата. Согласно Аахенскому миру, подписанному в мае того же года, Франция сохранила за собой 11 городов во Фландрии, в том числе Лилль, но вынуждена была вернуть Испании Франш-Конте.

Однако постоянные столкновения между Соединенными провинциями и Францией продолжались. Так, в 1672 году Людовик XIV со своим войском перешел через Рейн и в течение шести недель захватил половину провинций, после чего с триумфом вернулся в Париж. В 1674 году король направил на территорию Соединенных провинций уже три большие армии: с одной из них он лично вновь занял Франш-Конте, другая, под командой принца Конде, победила при Сенефе, а третья – во главе с Тюренном – опустошила Пфальц. В 1676 году король с новыми силами явился в Нидерланды и завоевал ряд городов. В результате этих походов вся страна между Сааром, Мозелем и Рейном была превращена в пустыню. Только вследствие неприязненных действий со стороны Англии он в 1678 году заключил Нимвегенский мир, по которому за Францией были закреплены большие приобретения в Нидерландах и весь Франш-Конте.

Помимо территориального расширения, одним из результатов этой войны стало усиление могущества Франции на континенте. Это насторожило не только ближайших ее соседей – Испанию и Нидерланды, но и другие европейские страны. Пытаясь остановить дальнейшую экспансию Франции в Западной Европе, ряд государств (Испания, Нидерланды, Швеция, Бавария, Пфальц, Саксония и Священная Римская империя) заключили в 1686 году союз, получивший название Аугсбургской лиги. В 1689 году к ней присоединилась и Англия. На протяжении 1688–1697 годов Лига вела с Францией войну за так называемое Пфальцское наследство, вошедшую в историю под названием Девятилетней войны. Поводом для нее послужили притязания на Пфальц, предъявленные Людовиком XIV от имени своей невестки Елизаветы Шарлоты Орлеанской, состоявшей в родстве с умершим незадолго перед тем курфюстом Карлом Людвигом. Заключив союз с курфюстом кельнским Карлом Эгоном, французский король приказал своим войскам занять Бонн и напасть на Пфальц, Баден, Вюртемберг и Трир. В начале 1689 года они опустошили весь Нижний Пфальц. Но, несмотря на все эти победы, Людовик XIV был не готов к длительным военным действиям против европейской коалиции. Перед лицом изменений в европейской расстановке сил он лишь хотел превентивным ударом добиться долговечного владения предоставленными ему на 20 лет областями из пфальцского наследства. Однако он недооценил решимость европейских государств, которые 28 мая 1692 года почти полностью уничтожили французский флот.

Эта война принесла Франции большие трудности, поскольку по времени совпала с усиливавшимися в стране экономической депрессией и демографическим кризисом, вызванными катастрофическим неурожаем 1693 года. Потери населения из-за, так называемого кризиса пропитания были огромными. Сразу после начала войны дефицит французского государственного бюджета значительно увеличился и достиг к моменту ее окончания огромной цифры – 138 миллионов ливров. Страна была истощена и стала практически неплатежеспособной. Учитывая исключительно высокую цену этой долгой войны, Людовик XIV не только прилагал усилия к скорейшему заключению мира, но и впервые решился пойти на значительные уступки. По мирному договору 1697 года, подписанному в Рисвике, он отказался от большей части территорий, в частности, уступил герцогство Лотарингское сыну Карла V Леопольду и реституировал места в Южных Нидерландах и Люксембурге за Испанией, но все же сохранил за Францией Страсбург и другие земли в Эльзасе. В условиях создавшегося к тому времени баланса сил в Западной и Центральной Европе Людовик XIV вынужден был считаться с тем, что внешнеполитическое влияние Франции уменьшается, а также учитывать в своих политических амбициях экономические и социальные нужды страны.

Но, не успев почувствовать облегчения после окончания одной войны, всего через пять лет Франция оказалась на пороге новой, самой длительной и тяжелой из всех войн, что велись Людовиком XIV. В результате ее все признаки улучшения финансово-экономической ситуации в стране были сведены на нет. Новая война за Испанское наследство, которая длилась с 1701-го по 1714 год, стала неизбежной после кончины в ноябре 1700 года испанского короля Карла II, бывшего шурином Людовика XIV. Но еще задолго до этой смерти, наблюдая за агонией монарха, европейские правители начали делить богатый «испанский пирог». Венские Габсбурги надеялись, что именно их представитель станет полным наследником королевства, а Англия и Франция предполагали, что произойдет его раздел. Карл II ненавидел Людовика XIV, но и австрийцев не жаловал. Чтобы никого из претендентов «не обидеть», он еще в 1698 году сделал наследником своего внучатого племянника Иосифа Фердинанда, сына Баварского курфюста, который не был ни Габсбургом, ни Бурбоном. Но в феврале следующего года тот неожиданно умер. В числе претендентов остались только двое: эрцгерцог Карл Габсбург, племянник короля Испании, и Филипп де Бурбон, герцог Анжуйский, двоюродный внук Людовика XIV.

После смерти баварского наследника начались долгие переговоры о разделе Испанского наследства между двумя государствами. Арбитром на них выступал английский король Вильгельм III. Однако умирающий Карл II твердо стоял на том, что, к кому бы не перешло королевство, главным условием наследования является его целостность и неделимость. Сначала он подписал завещание в пользу Карла, но потом, поддавшись уговорам своего советника кардинала Портокарреро, изменил его в пользу Филиппа, но с условием, что обе бурбонские монархии (Испания и Франция) не должны слиться в одно государство. Комментируя это решение, маршал де Таллар писал: «Новость о завещании в пользу герцога Анжуйского разорвалась, как бомба, в Мадриде 2 ноября 1700 года и привела в замешательство австрийскую партию, но вызвала всеобщее удовлетворение испанцев». Действительно, нового короля, Филиппа V, встретили в Испании очень радушно. Современники даже отмечали, что «по его прибытии собралась такая толпа народа, что шестьдесят человек оказались затоптанными насмерть». Но с началом его правления у испанских придворных стало возникать недовольство и раздражение в связи с тем, что на многие руководящие посты в государстве король назначал французов, советников своего деда.

Людовик XIV не мог не воспользоваться выгодной расстановкой сил. Согласно грамотам, зарегистрированным парижским парламентом, 1 февраля 1701 года Филипп V, являясь теперь испанским королем, сохранял за собой право наследования французского престола. Поэтому уже весной 1701 года совместно с войсками Испании французы оккупировали нидерландскую крепость и выгнали оттуда голландских наемников. Такое развитие событий не могло не насторожить Вильгельма III и его союзников, которые начали открыто формировать новые полки, готовясь к войне. Но если английский король мог мобилизовать 100 тысяч солдат и его союзники столько же, то король Франции уже имел 200 тысяч хорошо обученных воинов, которыми командовали талантливые полководцы, прославившиеся в предыдущей военной кампании. То же можно было сказать и о флоте: Англия имела всего 150 военных кораблей, к которым могли присоединить свои суда Нидерланды, а флотилия Франции насчитывала 206 кораблей, к которым готова была присоединить свой флот Испания.

Первые три года этой войны продемонстрировали превосходство Франции и Испании. Во многом этому способствовал военный талант герцога Вандомского, двоюродного племянника Людовика XIV, одержавшего целый ряд ярких побед. 26 июля 1702 года его войска нанесли поражение противнику при Санта-Виттории, 15 августа – при Луццаре, 26 октября 1703 года – при Сан-Себастьяне, 16 августа 1705 года – при Кассано, 19 апреля 1706-го – при Капьчинато. В некоторых из этих сражений принимал участие и сам Филипп V, который не раз рисковал своей жизнью, как и его великий дед. А победа французского флота над британским при Велес-Малаге 24 августа 1704 года помешала Англии превратить Средиземное море в «британское озеро».

Людовик XIV открыто радовался успехам своей армии и оставался невозмутимым, если с военного театра приходили плохие новости. Одной из них стала высадка в 1705 году войска габсбургского эрцгерцога в Испании и присоединение им к своей державе Жероны и Барселоны. Он наблюдал за военными действиями из Версаля, заботясь о поддержании морального духа страны, духа патриотизма. Но война требовала прежде всего материальных средств, а их в казне было недостаточно. Теперь уже было мало того принципа революционного налогообложения, который Людовик XIV ввел в середине Девятилетней войны. Понимая, что простой люд страны находится на пределе своих возможностей, король решился на установление фиксированного налога на доходы. Таким образом, к необходимым финансовым жертвам было привлечено дворянское сословие.

Хотя в 1704 году маршал Франции Лафайет и герцог Вандомский одержали новые победы на полях сражений, ситуация в Баварии резко изменилась не в пользу Франции. Французы не смогли остановить продвижение герцога Мальборо, и он беспрепятственно опустошал завоеванные ими раннее земли. А 13 августа 1704 года ему удалось разбить в битве при Хехштеде, которая длилась в течение всего дня, 50-тысячную армию курфюста Баварского, графа де Таллара и де Марсена. Как сказал маркиз Данжо, «король переносит это несчастие с невообразимой твердостью».

1705 год стал переломным в ходе этой войны. Сначала армии Людовика XIV, несмотря на неудачи, оправились и даже перешли в наступление. На севере маршал Виллар наносил поражение за поражением герцогу Мальборо и осуществил удачный поход в Германию. Герцог Вандомский смог удержать до весны Италию, правда, с апреля по сентябрь его преследовали неудачи. Людовик XIV отозвал его и перебросил на защиту тех земель, которые еще остались от Нидерландов. Но после отъезда герцога из Италии Франция потеряла Миланскую провинцию, Пьемонт и Савойю. В сентябре пришли тревожные новости из Турина, где принц Евгений Савойский разбил войска герцога Орлеанского, племянника короля. Потом один за другим пали такие опорные пункты французской армии, как Мантуя, Модена, Касале, Кивассо.

Следующие два года армии противников сражались с переменным успехом, но к зиме 1709 года Франция подошла с отчаянным военным положением, пустой казной и желанием мира на любых условиях. В историю страны она вошла как «грозная зима» – из-за очередного неурожая, катастрофического голода и лютых морозов. По свидетельствам современников, с 5 января по 2 февраля того года от холода «только в одном Париже умерло двадцать четыре тысячи человек». Жизнь столицы замерла. Не лучше было и в провинциях, а вскоре и все королевство перешло на режим чрезвычайной ситуации. По приказу короля были введены меры, которые помогали преодолеть в стране голод и связанную с ним волну бунтов, грабежей и мародерства. В их числе было перераспределение запасов зерна в городах и селах в пользу тех местностей, которые особенно пострадали от неурожая, ужесточение борьбы со спекулянтами, устройство сети приютов и домов призрения для бедняков, введение строгого режима экономии, в том числе и при дворе. Людовик XIV, как это уже было в 1689 году, вновь отослал на монетный двор свой золотой сервиз, тарелки, блюда и окладные венцы. Он призвал духовенство и придворных последовать своему примеру, и те также несли свою серебряную посуду и украшения, чтобы оказать помощь голодающим.

Чтобы помочь накормить народ, военно-морской флот занялся доставкой зерна из других стран. Все эти усилия, а также урожай 1710 года наконец помогли победить голод. А вот одержать победу в войне, похоже, было уже невозможно. Оставалось лишь надеяться на скорейшее заключение мира.

Переговоры о мире Людовик XIV доверил министру иностранных дел маркизу де Торси, который слыл талантливым дипломатом и переговорщиком. За три недели, которые тот провел за столом переговоров в Гааге, карта Европы была перекроена много раз. В результате долгих дебатов было выработано сорок пунктов, названных «гаагскими прелиминарными условиями». Большинство из них были унизительными для Франции. Самым оскорбительным для Людовика XIV стало требование признать эрцгерцога Карла королем Испании. Ему давалось два месяца на то, чтобы Филипп Анжуйский покинул трон, а французские войска были отозваны с полей сражения. Кроме того, Франция должна была отдать Кельн, Страсбург, Ландау и Брейзак, сохранить в Нижнем Эльзасе свои права только на «префектуру Десяти городов», ликвидировать все укрепления Дюнкерка и согласиться на торговый договор, выгодный Англии. А еще Людовика XIV обязывали признать королеву Анну, дочь Якова II Стюарта, и протестантское наследование в Англии. В обмен Франция получала лишь перемирие… на два месяца. Торси, уполномоченный вести переговоры от имени короля, знал одно – Франции нужен мир. Но он также хорошо знал предел уступкам, на которые был готов пойти король. И когда коалицианты потребовали, чтобы любящий дед лишил владений ни в чем не повинного внука, Торси отказался дать согласие на это.

Доведенный до крайней степени унижения такими условиями, Людовик XIV решил обратиться к своему народу с письмом-воззванием. В нем, в частности, говорилось: «Чтобы установить этот мир, я уже принял условия, которые прямо противоположны безопасности моих приграничных провинций, но чем больше я выказывал сговорчивости и желания рассеять подозрения моих врагов, которые делают вид, что сохраняют эти подозрения по отношению ко мне, моей силе и моим замыслам, тем больше они предъявляли требований… Хотя я разделяю все то горе, которое война принесла моим подданным, проявившим такую верность, и хотя я показал всей Европе, что я искренне желал бы дать мир моим подданным, я убежден, что они сами воспротивились бы получить этот мир на тех условиях, которые в равной мере противоречат справедливости и чести французской нации». Заканчивалось это письмо призывом добиваться мира новыми усилиями. И французы повсеместно откликнулись на призыв короля. Они сумели мобилизовать свои силы и за три месяца изменить положение на полях сражений в пользу своей страны.

По приказу короля командующим большой фландрской армией был назначен Вилл ар. Эти силы должны были остановить вражеское вторжение на территорию Франции. Маршал хотя и отличался неуемным тщеславием, но был храбр, блестяще умел вести наступление и увлекать за собой людей. Прибыв к войскам, он в первую очередь накормил солдат, а затем сделал все, чтобы поднять их моральный дух. И уже 7 августа 1709 года они одержали победу на Каталонском фронте, а 26 августа – при Румерштейне. Затем последовал еще ряд победных сражений, в результате которых французы овладели Бриансеном и Жероной. Но самой знаменитой стала битва при Мальплаке, которая состоялась 11 сентября. В ней приняла участие вся французская военная элита: старые полки Пьемонта, Наварры и Пикардии, французская и швейцарская гвардии и кавалерия королевского дома. В результате сражения потери армии коалиции составили более 20 тысяч человек, что вдвое превышало потери армий Виллара. За удачно проведенную кампанию 1709 года Людовик XIV по достоинству вознаградил маршала, присвоив ему титул пэра.

Еще большее значение имела битва 10 декабря 1710 года при Вильявисьосе. Блистательную победу в ней одержали полки герцога Вандомского. Впоследствии он писал об этом событии в своей реляции: «Никогда не было для армии короля более удачного сражения, чем сражение при Вильявисьосе, которое принесло полную победу; эта огромная армия, которая дошла до Мадрида и создавала угрозу оккупации для всей Испании, теперь полностью разбита». Это поражение лишило эрцгерцога Карла последней надежды на испанский престол. А в апреле следующего года после смерти своего старшего брата Иосифа I он стал его преемником на Австрийским престоле. В этой ситуации, не желая объединения под его началом двух монархий, теперь уже английские дипломаты стремились к заключению мира с Францией.

1712 год также ознаменовался для Франции серьезными военными и дипломатическими успехами. Благодаря таланту флотоводца Жана Батиста Дюкасса она одержала несколько значительных побед на море. Сам Людовик XIV в тандеме с маркизом де Торси, в котором гибкость дипломата удачно сочеталась с твердостью характера, продолжал вести тайные переговоры с представителями Анны. В результате между ними был подписан договор о перемирии, который лишил принца Евгения Савойского поддержки Англии. Теперь дело оставалось за окончательным, решительным сражением.

Людовику XIV первому пришла в голову мысль атаковать Денен. Но Виллар осуществил этот замысел, не дожидаясь его приказа. Его кавалерия шла в атаку, как на парад, а сам он несся впереди в накидке их буйволовой кожи, «приносящей счастье». Войска принца Евгения, потерпев сокрушительное поражение, вынуждены были снять осаду Ландреси и уклониться от дальнейшей битвы. Победа 24 июля 1712 года под Дененом позволила стабилизировать обстановку на севере Франции. После этого армия короля взяла Маршьенн, Сент-Аман, Дуэ, Ле-Кенуа и Бушен. Этот успех способствовал подписанию мирных договоров с Голландией и Англией. Теперь первым условием в них стал отказ Филиппа V от права на корону Франции. В свою очередь герцоги Орлеанский и Беррийский отказались от своих прав на Испанское наследство. Это был компромиссный мир, более благоприятный для Франции, чем предлагавшийся ранее. Но в результате его принятия в 1713 году в Утрехте королевство и многое потеряло: Дюнкерк был объявлен нейтральным городом, Франция отказалась от Турне, Менена, Ипра и Сен-Венана. Теперь ей на долгий срок пришлось забыть о возможности как можно дальше отодвинуть границы королевства на север и восток от Парижа.

Но даже после заключения Утрехтского мира проведение военных действий продолжалось по настоянию эрцгерцога Карла. Однако удача в очередной раз отвернулась от Евгения Савойского, и Виллар поочередно овладел Шпейером, Вормсом, Кайзерслаутерном, Ландау и Фрейбургом. Взятие последнего сыграло важную роль: его обменяли на Страсбург, который остался за Францией. 6 мая 1714 года был подписан договор в Рамштадте, по которому Карл VI отказался от претензий на Испанское наследство, получив взамен Нидерланды, Милан, Неаполь, Тоскану и Сардинию. Оба договора, по мнению известного историка Фридриха Масона, стали шедевром де Торси и лебединой песней стареющего Людовика XIV.

В целом войны составили чуть меньше половины 54-летнего срока правления Людовика XIV, так что назвать это правление тихим и мирным вряд ли можно. Войны стоили жизни 500 тысячам французов, но дали королевству 10 новых провинций и сделали из него настоящую империю. Такого результата не смог добиться не только ни один предшественник «короля-солнца», но и его ближайшие потомки. Для сравнения стоит сказать, что войны и революции первой империи унесли около 1,5 миллиона солдат, а границы Франции при этом не изменились. Недаром великий император и непревзойденный полководец Наполеон Бонапарт, оценивая годы правления своего далекого предшественника, отмечал: «Людовик XIV был великим королем: это он возвел Францию в ранг первых наций в Европе, это он впервые имел 400 тысяч человек под ружьем и 100 кораблей на море, он присоединил к Франции Франш-Конте, Руссильон, Фландрию, он посадил одного из своих детей на трон Испании… Какой король со времен Карла Великого может сравниться с Людовиком во всех отношениях?» Однако сам Людовик XIV в преддверии своей смерти произнес такие слова: «Я слишком любил войну». Видимо, на смертном одре он сожалел о тех потерях, к которым привела страну его внешняя политика.

 

Как людовик XIV стал «Королем-солнце»

В «Королевском триумфе» – памфлете, написанном по случаю возвращения 18 августа 1649 года десятилетнего Людовика XIV в Париж, – о юном монархе было написано: «Это яркое светило, лучезарное солнце, это день без ночи, это центр круга, откуда расстилаются лучи». Это был первый случай, когда Людовика XIV сравнивали с солнцем.

С 12-летнего возраста король танцевал в так называемых балетах театра Пале-Рояль, которые представлялись во время карнавалов. В те времена карнавалы были не просто праздниками, а своеобразными действами «перевернутого мира», в котором король мог на несколько часов стать шутом, артистом, фигляром. Впрочем, точно также и шут мог предстать в роли короля. Юному Людовику поручались в карнавальных балетах две роли: Восходящего солнца (1653 г.) и Аполлона – солнечного бога (1654 г.). Те же партии он исполнял позже и в придворных балетах.

А в 23 года монарх сам сделал своей эмблемой солнечное светило. Сначала он использовал ее во время «грандиозного и красивого конного турнира», который проходил во дворце Тюильри в 1662 году во время так называемой Карусели – празднично-карнавальной кавалькады. На ней Людовик XIV предстал перед народом в роли римского императора с огромным щитом в форме солнца, который означал, что солнце защищает короля и вместе с ним и всю Францию. В связи с этим историк балета Ф. Боссан писал: «Именно на Большой Карусели 1662 года в некотором роде родился «король-солнце». Имя ему дали не политика и не победы его армий, но конный балет».

По словам Людовика XIV, солнечная эмблема «должна была символизировать в какой-то мере обязанности короля» и постоянно побуждать его к их выполнению. В своих «Мемуарах» он обосновывал этот выбор так: «За основу выбирается солнце, которое по правилам эмблематики считается самым благородным и по совокупности присущих ему признаков уникальным светилом, оно сияет ярким светом, передает его другим небесным светилам, образующим как бы его двор, распределяет свой свет равно и справедливо по разным частям земли; творит добро повсюду, порождая беспрестанно жизнь, радость, движение; бесконечно перемещается, двигаясь плавно и спокойно по своей постоянной и неизменной орбите, от которой никогда не отклоняется и никогда не отклонится, – является, безусловно, самым живым и прекрасным подобием великого монарха. Те, кто наблюдали, как я достаточно легко управляю, не чувствуя себя в затруднительном положении из-за множества забот, падающих на долю короля, уговорили меня включить в центр эмблемы земной шар – державы и написать “Nec pluribus impar”; считая, что мило польстили амбициям молодого монарха; что раз я один в состоянии справиться с таким количеством дел, то смог бы даже управлять другими империями, как Солнце имело бы и другие миры, если бы они подпадали под его лучи».

Судя по его высказываниям, Людовик XIV видел в великом светиле, как в неустанном труженике и источнике справедливости, пример для подражания. Его идеалом было спокойное, уравновешенное правление. Но, как это часто бывает в жизни, идеал не всегда реализуется на практике. Поэтому и Людовику XIV приходилось во времена Фронды, крестьянских мятежей и войн не раз выступать в роли солнца, сжигающего непокорных. Стоит лишь вспомнить судьбы незадачливого Фуке, кардинала де Реца и других его политических противников. Но при этом нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что за более чем полувековое правление Людовика XIV был вынесен и исполнен всего лишь один смертный приговор за участие в заговоре против него: в 1674 году на площади Бастилии казнили шевалье де Рогана.

Закрепленное в истории за Людовиком XIV прозвище «король-солнце» во многом справедливо. И не потому, что оно ему льстило и соответствовало его представлениям о королевской власти или что у него был блистательный двор, а потому, что его государство и система управления были построены по принципу Солнечной системы. Он правил, как Солнце, находясь в центре огромной, необъятной, но целиком подчиненной ему машины. Его влияние, как лучи, пронизывало эту систему, не оставляя ни одного уголка, ни одной области нетронутыми. Он являлся первым судьей и, несомненно, олицетворением справедливости для всех жителей королевства, ответственным перед Богом за благополучие своего государства.

Это прозвище подходило Людовику XIV и по многим другим причинам. Современники в своих воспоминаниях и переписке нередко упоминали о его доброжелательности, заботливости, галантности, благовоспитанности и необыкновенном внешнем шарме. И хотя настоящие чувства этого монарха чаще всего были скрыты за ширмой учтивости, в нем видели человека солнечного и ласкового со всеми. Такому восприятию способствовала и притягательная внешность короля. Несмотря на свой небольшой рост, вынуждавший его носить высокие каблуки, он был статен и пропорционально сложен, имел представительную наружность. Природное изящество сочеталось в нем с величественной осанкой, спокойным взглядом и непоколебимой уверенностью в себе.

Сохранилось немало примеров великодушия Людовика XIV. Одним из них является визит короля к раненному на поле боя маршалу де Виллару в 1709 году, после битвы при Мальплаке. Оно помогло его скорому выздоровлению и воодушевило на новые сражения. Людовик XIV был обходителен и доброжелателен не только с людьми знатного происхождения – полководцами, министрами и принцами, но и с выходцами из третьего сословия – артистами, камердинерами, слугами. Аббат де Шуази писал: «Король любит нежно тех, кто ему служит и находится рядом с его персоной… Он их осыпает своими милостями так, как будто они постоянно нуждаются. Если они ошибаются, он к ним относится по-человечески; а когда они ему хорошо служат, он обращается с ними как с друзьями». По свидетельству Сен-Симона, Людовик XIV «ни разу никому не сказал чего-нибудь обидного, а если ему приходилось сделать замечание, выговор или высказать, что бывало крайне редко, это всегда произносилось достаточно благосклонным тоном, очень редко – сухим, никогда – гневным. Не было человека более учтивого по самой своей природе, умевшего лучше соизмерить учтивость с рангом других, подчеркивая тем самым их возраст, достоинство, сан. Это различие очень тонко проявлялось и в том, как он здоровался и принимал поклоны входящих или выходящих придворных. Он был великолепен, когда совершенно по-разному принимал приветствия на театре военных действий и на смотрах». А знаменитая писательница мадам де Севинье писала, что умение уговаривать и располагать к себе людей у Людовика XIV сформировалось еще в детстве. Даже в страшные годы Фронды, будучи ребенком, Людовик XIV «привлекал души и подчинял их себе».

Особенно Людовик XIV уважал и выделял среди своего окружения тех, кто умел молчать. Таких подле него было только двое: канцлер Поншартрен и камердинер Александр Бонтан. С последним король провел бок о бок сорок лет своей жизни. Между Людовиком и камердинером был настоящий симбиоз: когда в августе 1686 года король заболел четырехдневной лихорадкой, Бонтан тоже слег с нею. По словам маркиза де Сурша, Людовик «нежно о нем заботился в течение всей его болезни», а когда в 1701 году с камердинером случился апоплексический удар, приказал, «чтобы ему о Бонтане докладывали, где бы он ни находился». Эта дружба, такая неравная в социальном положении, как нельзя лучше характеризует короля как человека милосердного, отзывчивого, проявлявшего постоянную заботу о ближнем.

Особенно много друзей было у короля среди людей искусства. Он не только «коллекционировал» таланты, щедро платя за их творчество, но и дарил им свое расположение, которого некоторые придворные не могли добиться от него десятилетиями. Именно так складывались отношения Людовика XIV с корифеями французского музыкального и театрального искусства Жаном Батистом Люлли, Жаном Расином и Жаном Батистом Мольером. Люлли отдал королю 33 года своего творчества. Он сочинял для него танцы, написал музыку к 20 балетам, в которых тот принимал участие, а также великолепное произведение, посвященное Апполону. По сути, именно он вывел на сцене величественный образ «короля-солнце». Людовик XIV не остался перед ним в долгу: создал для своего главного музыканта Королевскую академию музыки, предоставил ему такие материальные и финансовые возможности, каких за всю историю не имел в своем распоряжении ни один композитор, стал крестным отцом его старшего сына. «Король-солнце», как ни один другой правитель, следил за сочинением всех крупных произведений Люлли – от выбора сюжета до репетиций. А еще прощал ему все выходки, дерзкие слова и чудовищные требования, правда, до поры до времени. Незадолго до смерти композитора король охладел к нему и даже отнял у него подаренный ранее театр.

Был король привязан и к знаменитому поэту и драматургу Расину. Тот мог входить к монарху без доклада, а когда он болел, то и вовсе обосновывался в его покоях. Кстати, эту честь он разделил с еще одним человеком незнатного происхождения, гитаристом Робером де Визе. По мере создания молодым Расином своих знаменитых трагедий духовная связь его с Людовиком становилась все теснее. Поэт сумел увидеть в нем сентиментального мечтателя, наделенного богатым воображением, и в своих произведениях создал немало близких ему по духу образов.

Дружба Людовика XIV с Мольером в чем-то была более, а в чем-то менее тесной по сравнению с его привязанностью к Расину. Это было скорее взаимопонимание, которое чувствуют два партнера на сцене. Мольер, по сути, играл роль скрытого рупора политической мысли Людовика и ценил его великий талант – исполнять главную роль, роль короля, будь то на сцене или в жизни.

Людовик XIV был верен тем представителям искусства, которые разделяли его образ мысли. Он по достоинству ценил таланты Буало, Перро, Монсара, Лебрена, Ле-нотра, которые делали все, чтобы Франция прослыла законодательницей моды и искусства. А те, в свою очередь, платили ему той же монетой: все художники, скульпторы, архитекторы, которых любил король, воплощали в своих произведениях то, что он хотел бы сказать о себе. Все это было частью создаваемого десятилетиями мифа под названием «король-солнце». Он был призван увенчать абсолютную монархию, достигшую при Людовике XIV своего пика, когда королю принадлежала фактически неограниченная верховная власть в государстве. «Абсолютный без возражения», как называл короля герцог Сен-Симон, искоренил любую другую власть во Франции, кроме той, которая исходила от него самого. Однако к концу жизни Людовика XIV этот культ «короля-солнце», при котором способные люди все более оттеснялись фаворитами и интриганами, неминуемо должен был привести к постепенному упадку всего здания монархии. Но до этого было еще далеко, а пока молодой Людовик XIV с присущей ему энергией, целеустремленностью и вкусом в 1661 году приступил к созданию самой роскошной королевской резиденции – Версаля – и своей придворной культуры.

 

Версаль – вечный праздник

В начале правления Людовика XIV, как и при его предшественниках, королевский двор не имел постоянного местопребывания. Основными его резиденциями поочередно были Фонтенбло, Лувр, Тюильри, Сен-Жермен-о-Лэ, Шамбор, Винсенн и, наконец, Версаль. Частая смена местопребывания двора и правительства была сопряжена с большими расходами, поскольку при этом все, что нужно было для комфортной жизни короля и его придворных, перевозили из одного дворца в другой. Длинный королевский поезд включал в себя десятки, а то и сотни карет, груженных мебелью, бельем, светильниками, столовой посудой и утварью. После драматических событий Фронды король не особенно любил жить в Париже (известно, что с 1682-го по 1715 год он побывал там лишь 16 раз с короткими визитами), поэтому столичные дворцы его не привлекали. Увлеченный замыслом «создания природы» и нового образа жизни, не ограниченного рамками городского быта, он выбрал для новой резиденции парижский пригород Версаль, где на территории большой усадьбы с парком его отцом был построен скромный охотничий домик.

Первые изменения в королевской усадьбе начались вскоре после смерти кардинала Мазарини. Они больше касались парковых насаждений, чем дворца. Для проведения этих работ «генеральным инспектором зданий и парков короля» был назначен знаменитый французский архитектор, мастер садово-паркового искусства Андре Лe-нотр. Что же касается перестройки старых и появления новых сооружений, то все это началось в основном со второй половины 1660-х годов и проводилось под непосредственным и постоянным контролем самого короля.

Уже в первые два года строительства Людовик потратил на него несметные суммы. Прежде всего он купил прилегающий к усадьбе участок земли, назвав его в честь рождения сына Рощей дофина. Затем были приглашены лучшие специалисты: знаменитый архитектор Луи де Во возглавил строительные работы, а «первый живописец короля» Шарль Лебрен контролировал работы штукатуров, ковровщиков, художников и скульпторов по украшению интерьера дворца.

Строительство Версальского дворцового ансамбля велось до 1682 года, но даже когда в него уже переехал королевский двор, работы по его благоустройству продолжались, в них было занято около 36 тысяч рабочих и 6 тысяч лошадей. Сердцем Версаля стал Большой дворец. Луи ле Во, приняв во внимание пожелание короля оставить в неприкосновенности отцовский охотничий домик со стороны парадного двора, развил дворцовую композицию пристройкой крыльев, обрамляющих так называемый Мраморный двор (он действительно был вымощен плитами мрамора).

В 1670-х годах архитектор Жюль Ардуен-Мансар еще больше расширил дворец, пристроив к нему новые корпуса. Левое крыло дворца предназначалось для принцев крови, правое – для размещения министров, а на втором этаже главного центрального корпуса располагались королевские апартаменты. Здесь было множество открытых парадных комнат. Каждый зал апартаментов был очень наряден и индивидуален в оформлении, притом что все они были объединены единым стилем. Стены их были облицованы мраморными плитами, обшиты деревом ценных пород, затянуты бархатом или шелком. В отделке комнат использовались только дорогие отделочные материалы: мрамор, чеканная бронза, деревянная позолоченная резьба. В них было множество зеркал, живописных полотен и скульптур.

В Большом Версальском дворце достиг совершенства принцип анфиладной планировки комнат, так хорошо отвечавший устоявшемуся придворному церемониалу и культу личности короля. Все его приемные залы были посвящены античным богам. В их убранстве использовались символы, прославляющие добродетели и достоинства Людовика XIV и королевского семейства. Самый длинный путь – к королевской спальне – шел через залы Венеры, Дианы, Марса, Меркурия, Аполлона и дальше – через залы Войны с картинами на батальные сюжеты и «Бычьего глаза», а также Зеркальную галерею. Последняя была наиболее знаменитым залом Версальского дворца. Ее покрывал огромный коробовый свод высотой 12,5 м. Здесь отмечались дни рождения короля, совершались бракосочетания, устраивались балы и приемы иностранных послов. Галерея поистине ошеломляла размерами и пропорциями, роскошью убранства, колоритом, а в погожие солнечные дни – каким-то невероятным избытком света и воздуха. Ее зеркала, наложенные на плоские стены, отражали парк с его боскетами и главной аллеей, небо и водоемы, иллюзорно расширяя до безграничности внутреннее пространство зала и создавая поистине сказочный по впечатлению эффект.

Спальня короля, двери которой охраняла швейцарская гвардия, была средоточием жизни всего дворца. Здесь в присутствии придворных и знатных особ происходила церемония утреннего подъема и вечернего отхода короля ко сну. Главным предметом ее обстановки была кровать, установленная так, чтобы в ее центре сходились оси трех городских проспектов – магистралей, связывающих Париж с Версалем, – как бы стягивающих вместе всю страну. Огромное королевское ложе под балдахином одной стороной примыкало к стене Зеркальной галереи. Оно было обнесено серебряной балюстрадой, отделявшей его от толпы счастливых избранников, допущенных к его величеству.

Возведение Версальского дворцового ансамбля обошлось французской казне примерно в 77 миллионов ливров. Недешево стоило и ежегодное благоустройство его помещений, парков и содержание королевского двора: только в 1685 году на эти цели было израсходовано более 8 миллионов ливров. Однако это уникальное творение стоило того. Оно сразу же привлекло внимание всей аристократической Европы. Во Францию, как при жизни Людовика XIV, так и в годы правления его преемников, приезжало немало путешественников, чтобы посмотреть на это чудо архитектуры и садово-паркового искусства. Вот что, например, писал о нем русский историк и писатель Николай Карамзин в своих «Записках путешественника»: «Ничто не может сравниться с великолепным видом дворца из сада. Фасад его, вместе с флигелями, простирается на 300 сажен. Тут рассеяны все красоты, все богатства архитектуры и ваяния. Никто из царей земных, даже сам роскошный Соломон, не имел такого жилища. Надобно видеть, описать невозможно. Сосчитать колонны, статуи, вазы, трофеи не есть описывать. Огромность, совершенная гармония частей, действие целого: вот чего и самому живописцу нельзя изобразить кистью.

В садах Версальских не следует искать природу. Но здесь на всяком шагу искусство пленяет взоры. Здесь царство кристальных вод, богини Скульптуры и Флоры. Партеры, цветники, пруды, фонтаны, бассейны, лесочки и между ними бесчисленное множество статуй, групп, ваз, одна другой лучше. Зритель, окинув глазами все это великолепие, умолкнет от изумления, не в силах выразить свое восхищение. Одно название статуй, которыми украшены партеры, фонтаны, лесочки, аллеи, заняло бы несколько страниц».

Надо сказать, что русский писатель очень точно подметил особенность Версальского парка. С балкона дворца, откуда его любил рассматривать Людовик XIV, он открывался во всей красе и геометрической правильности линий. Прямо перед парадным входом лежали два блистающих, как зеркала, бассейна. Их бортики по скошенным углам были украшены скульптурами, символизирующими воды королевства, – богами и богинями, являющимися символами больших и малых рек Франции. За бассейнами начинался спуск по Большой лестнице, у подножия которой среди двух гигантских зеленых партеров находился бассейн с фонтаном Латоны, созданный по сюжету древнегреческого мифа о возлюбленной Зевса, нимфе Латоне, матери Аполлона и Артемиды, бежавшей от преследования ревнивой Геры. Его бесчисленные струи изливаются из фигурок странных существ – людей с лягушечьими головами (ведь, согласно мифу, изнемогающая от жажды Латона попросила у людей воды и получила отказ, за что и превратила их в лягушек). От этого фонтана начинается 335-метровая Королевская аллея (ее также называют Зеленым ковром), проложенная еще при Людовике XIII. Она представляет собой огромный зеленый газон не стриженой, а скошенной травы (кстати, по старой традиции его косят здесь до сих пор). Аллея ведет к еще одному из чудес Версаля – фонтану «Колесница Аполлона», в котором отражены главные символы «короля-солнца»: прячущиеся в раковинах тритоны, символизирующие восход и выпускающие из водных глубин солнечные лучи, мчащаяся навстречу восходящему солнцу четверка вздыбленных коней, впряженная в колесницу, и 15-метровые струи, рисующие королевскую эмблему – цветок лилии.

Рощи и кустарники огромного парка (его площадь была равна четверти всей площади, занимаемой тогда Парижем) перемежались лужайками с боскетами замысловато стриженой зелени. Во времена Людовика XIV весь парк был огромной сценой под открытым небом, где постоянно происходили необыкновенно красочные зрелища: маскарадные шествия, балетные дивертисменты, фейерверки.

В Версальский ансамбль входило много интересных сооружений. В глубине парка, у Большого канала, находился Большой (или Мраморный) Трианон. Этот интимный дворец служил королю убежищем от шумной придворной жизни Большого дворца, от надоедливого этикета, церемоний и чрезмерной роскоши. Он был очень элегантным и нарядным благодаря обилию мрамора зеленого и розового цветов, имел очаровательную открытую галерею. Стены его залов сплошь и рядом украшали всевозможные зеркала, и потому многие из них так и назывались, например, Зеркальный салон или Большой кабинет зеркал. Вокруг дворца еженощно пересаживались девятьсот тысяч (!) горшков с цветами, ошеломляя россыпью красок и смелостью их сочетаний. Такая процедура была вызвана тем, что Людовик XIV терпеть не мог увядших растений.

Дошедший до наших дней в своей первозданной красе Версальский дворцовый ансамбль сегодня является национальным богатством Франции. Это наследство потомкам, сокровище, которым страна гордится и которое составляет ее славу, демонстрируя ее вклад не только в национальную, но и в мировую культуру. А во времена Людовика XIV Версаль, как основная резиденция короля, в значительной степени служил тому, чтобы демонстрировать его величие и власть всему миру. В нем все, до мельчайших деталей, было рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на окружающих. К примеру, знаменитая «лестница послов», которая вела к парадным покоям монарха, была сделана из разноцветного драгоценного мрамора, а ее фрески изображали представителей всех народов мира. Но самое главное состояло в том, что она вела… к величественному бюсту Людовика XIV. Делясь своими впечатлениями от Версаля, мадам де Севинье писала: «Все, что называется двором Франции, находится в этих прекрасных апартаментах короля, которые вы знаете. Там не знаешь жары, там переходят от одного места в другое, нигде не торопясь… Во всем он [Людовик XIV] любит пышность, великолепие, изобилие. Из политических соображений эти вкусы он сделал правилом и привил их всему двору».

Величию новых королевских апартаментов соответствовали установленные Людовиком XIV сложные правила этикета. В них все было продумано до мелочей. К примеру, если королю хотелось утолить жажду, то требовалось «пять человек и четыре поклона», чтобы подать ему стакан воды или вина. После выхода из спальни он, по обыкновению, отправлялся в церковь. Затем он шел в Совет, где заседал до обеда. По четвергам король принимал посетителей, которые приходили к нему с просьбами или прошениями, и терпеливо их выслушивал. В час дня ему подавали обильный обед из трех блюд, который он съедал в присутствии придворных. При этом все окружающие должны были наблюдать за королевской трапезой молча и стоя. После обеда монарх удалялся к себе в кабинет, где собственноручно кормил своих охотничьих собак. Вторая половина дня была посвящена его работе с государственными секретарями или министрами. Если король был нездоров, то Совет собирался в его спальне. Заканчивался день обычно всевозможными увеселениями, которые длились, как правило, до десяти часов вечера. Остальное время король проводил в кругу семьи. В полночь он кормил собак, желал всем спокойной ночи и уходил в спальню, где со многими церемониями отходил ко сну. При этом на столе возле королевского ложа на ночь всегда оставлялось спальное кушанье и питье.

В развлечениях королевского двора также были установлены неизменные правила. Во время пребывания в Версале в зимнее время три раза в неделю с семи до десяти вечера происходило собрание всего двора в больших апартаментах. В залах Изобилия и Венеры устраивались роскошные буфеты, в зале Дианы играли в бильярд, а в салонах Марса, Меркурия и Аполлона – в ландскнехт, риверси, ломбер, фараон и портику. Игра в карты стала неуемной страстью короля и придворных. Как писала мадам де Севинье, «на зеленом столе рассыпались тысячи луидоров, ставки бывали не меньше пяти, шести или семи сот луидоров». Сам Людовик XIV, проиграв в 1676 году 600 тысяч ливров, впоследствии отказался от крупных ставок. В другие три дня недели в Версале представлялись комедии, сначала итальянские, а потом и французские. А начиная с 1697 года их заменили героико-романтические пьесы Корнеля, Расина и Мольера.

Пребывание короля и придворных в Версале придало внешней жизни двора небывалый блеск. Пока Людовик XIV был молод, она протекала там как сплошной праздник. Балы, маскарады, концерты, танцевальные представления, увеселительные прогулки следовали непрерывной чередой. Но «король-солнце» ничего не делал просто так. Даже придворные увеселения были инструментом его власти, ее пропагандой. На этих многочисленных праздниках, «съедавших» фантастические суммы, король проявлял свои незаурядные режиссерские и актерские таланты. Особенно показательны в этом отношении балетные представления, которые под влиянием Людовика XIV стали во Франции не только развлечением и искусством, но и ритуалом. А еще он считал, что «развлечения учат монархов общению с людьми». И следуя традиционному для французской монархии постулату о «легкости доступа к монарху», в 1654 году он выступил в театре Пти-Бурбон в итальянской опере «Свобода Пелея и Фетиды», смешанной с балетом. Этот спектакль шел девять вечеров подряд в зале, вмещающем три тысячи зрителей. Следовательно, венценосного танцора видели как минимум тридцать тысяч парижан, т. е. десятая часть тогдашнего населения столицы. Для Людовика XIV танец был не только удовольствием, но и проекцией королевского образа во всем его совершенстве.

Верхом театрализованных увеселительных действ были большие придворные празднества. Первым среди них стали многодневные «Удовольствия Волшебного острова», устроенные в садах Версаля в 1664 году, на которых присутствовало около 600 «куртизанов». В 1668-м там же состоялось празднество «Большой дивертисмент», а в 1674 году – «Версальский дивертисмент», который собрал уже 1500 «куртизанов». Изобретательность устроителей этих празднеств была поистине неисчерпаема. Так, во время проведения «Версальского дивертисмента» с наступлением ночи весь двор уселся в гондолы, и под звуки скрипок все поплыли между освещенными берегами Большого канала к дворцу Нептуна и нимф, сооруженному придворным декоратором Карло Вигарани из дорогих тканей и картона и украшенных драгоценными камнями. Людовик хорошо понимал, что увеселения лучше всего воспитывают придворных. И во многом именно благодаря им он заставил двор признать определенный стиль красоты, молодости, вкуса, спортивный и рыцарский дух, который был присущ ему самому на протяжении всей жизни. Традиция проведения больших празднеств продолжалась до 1682 года, причем героем последнего из них был уже не король, а его 22-летний наследник.

Повседневная жизнь монарха протекала в основном публично, среди большого количества придворных (их было около 20 тысяч человек). К их числу присоединялось и немало любопытствующих посетителей, а также просителей. Дело в том, что в принципе каждый подданный государства мог воспользоваться правом передачи королю своего прошения. Эту практику, в которой молодой Людовик XIV видел возможность познакомиться с непосредственными нуждами граждан, он начал поощрять с 1661 года. Позднее в Версале каждый понедельник в помещении королевской гвардии выставляли большой стол, на котором просители оставляли свои письма. До 1683 года ответственным за их дальнейшее прохождение был государственный секретарь по военным делам и министр, маркиз де Лувуа. Под его контролем письма обрабатывались государственными секретарями и с соответствующим рапортом передавались королю. По каждому прошению Людовик XIV выносил решение лично.

 

Франция трех королев

Супружество мало что изменило в образе жизни молодого Людовика. Несмотря на красоту и добрый нрав Марии Терезии, он так и не полюбил ее и постоянно искал любовных развлечений на стороне. Точное количество его любовных историй неизвестно, но наиболее значимыми в его жизни были три женщины, которых современники могли считать неофициальными королевами.

Уже в марте 1661 года Людовик проявил живейший интерес к очаровательной Генриетте, дочери английского короля Карла I, ставшей женой его брата герцога Филиппа Орлеанского. Но очень скоро эта увлеченность сменилась более сильным чувством к фрейлине невестки, семнадцатилетней Луизе де Ла Вальер. Не красавица, но очень миловидная и, что самое главное, наделенная трепетным и нежным сердцем, скромная и застенчивая девушка доставила Людовику редкое счастье искренней и глубокой любви. Она стала как бы отдаленным эхом его первой любви – Марии Манчини, хотя внешне (большие голубые глаза и белокурые волосы) была полной противоположностью смуглой итальянки. О том, как трепетно и нежно относился к ней король, свидетельствует множество фактов. Он встречался с ней либо ночью в лесу Фонтенбло, либо в комнате графа де Сент-Эньяна, единственного поверенного в его «непроницаемую тайну». А однажды, во время внезапной грозы, он два часа прикрывал девушку (из-за хромоты она не могла быстро ходить) от дождя своей шляпой, пока они не добрались до дворца. Любовная лихорадка вновь охватила его с такой с силой, что он порой забывал о приличествующей его сану сдержанности. Так, узнав, что Луиза сопровождает Генриетту в Сен-Клу, он тут же вскочил на лошадь и под предлогом осмотра строительных работ за один день посетил ряд замков, после чего вечером уже был Сен-Клу. Он проскакал за день тридцать семь лье только для того, чтобы провести с Луизой ночь.

Между тем его возлюбленная находилась в смятении чувств: с одной стороны, она была охвачена глубокой, всепоглощающей страстью к Людовику и испытывала несказанное наслаждение от близости с ним, с другой – ее мучили угрызения совести перед Марией Терезией, которая готовилась к рождению наследника престола. Первого ноября 1661 года у короля родился сын. Это счастливое событие на время сблизило его с женой, однако уже после крестин дофина он снова вернулся на ложе мадемуазель де Ла Вальер, и их страсть разгорелась с новой силой. Но однажды, после ссоры с возлюбленным, Луиза в отчаянии покинула Тюильри и скрылась в монастыре Шайо. Узнав об этом, Людовик в очередной раз забыл о приличиях: оставив в недоумении королеву, он сразу же помчался за любовницей, а вернув ее во дворец, прилюдно поцеловал. Еще большее изумление у двора вызвала его просьба к Генриетте: величайший король Европы униженно молил ее оставить фрейлину при себе. А вечером он опять был в будуаре Луизы.

Людовик поручил архитекторам Лебрену и Ленотру возведение дворца в честь фаворитки и сам тщательно просматривал его чертежи. А после ознакомления с ними писал ей нежнейшие письма. Разлучаясь хоть ненадолго, любовники встречались с еще большим пылом. А когда Людовику стало известно о беременности подруги, он отбросил всякую сдержанность и стал открыто прогуливаться с ней. Рожденный Луизой от короля ребенок оказался не последним: всего она родила четырех детей, из которых, однако, выжили только двое. После первых родов Луиза долго не выходила из дома и никого не принимала, кроме короля. Людовику такое затворничество было не по душе, и он увез ее в недостроенный Версаль, где она заняла положение официально признанной фаворитки. И хотя все придворные всячески заискивали перед ней, Ла Вальер не чувствовала себя счастливой и часто плакала. Она стыдилась титула любовницы короля и вела себя в обществе не как хозяйка блестящего французского двора, а как набожная грешница.

Со смертью в 1666 году Анны Австрийской исчезла последняя преграда, хоть немного удерживавшая Людовика в рамках приличия. Уже через неделю после похорон королевы Ла Вальер стояла в церкви во время мессы рядом с Марией Терезией. Так вместе с официальной королевой в государстве появилась еще одна, неофициальная, но не менее значимая в глазах двора. Однако «царствовала» она недолго – с 1661-го по 1667 год, пока внимание монарха не привлекла молодая, красивая и амбициозная фрейлина королевы – Франсуаза Атенаис, урожденная герцогиня де Мортемар, которая уже два года как была замужем за маркизом де Монтеспаном. На Марию Терезию новая фрейлина произвела прекрасное впечатление. Впрочем, эта двадцатилетняя девушка могла кого угодно очаровать и увлечь своим разговором, в котором шутки и глубокомысленные тирады сочеталась с притворной невинностью. Отмечая эту способность, Сен-Симон писал о ней в своих «Мемуарах» следующее: «Атенаис де Монтеспан обладала бесценным даром говорить фразы, одновременно смешные и значительные, иногда даже не подозревая сама, что именно она сказала».

Но самым главным из достоинств госпожи Монтеспан являлось то, что она была очень хороша собой: идеальная фигура, тонкие запястья и талия, пышная грудь, белоснежные зубы (редкий для того времени дар природы), яркие голубые глаза и прямой нос, густые и блестящие волосы, поднятые на макушке и спадающие оттуда на шею мириадами локонов. Ее притягательная красота была дерзкой и вызывающей, как и стиль поведения: именно она ввела в моду столь вольную прическу и откровенное дезабилье из тонких прозрачных тканей.

Брак Атенаис с маркизом де Монтеспаном нельзя было назвать удачным. Муж, хотя и имел благородное происхождение и был в родстве с испанскими королями, не имел ни денег, ни положения при дворе, да к тому же единственное, что он умел, так это тратить деньги. Поэтому место фрейлины королевы для Атенаис было не только престижным, но и выгодным: она получала жалованье и имела свои апартаменты. Но, даже заняв столь завидное положение при дворе, молодая женщина чувствовала глубокое неудовлетворение. Особенно острым оно стало во время грандиозного дивертисмента, который король дал в честь своей официальной фаворитки. Гордая и властолюбивая красавица Атенаис считала, что это она должна быть рядом с Людовиком вместо этой «жалкой куклы» Ла Вальер, так похожей, по ее мнению, на деревенскую молочницу. Чтобы оттеснить соперницу, она втерлась к ней в доверие. Простодушная Луиза, нуждавшаяся в общении, стала все чаще приглашать госпожу де Монтеспан на интимные ужины с королем. Постепенно Людовик увлекся острым насмешливым умом и дразнящей чувственной красотой Монтеспан и начал увиваться вокруг нее. Заметив его ухаживания, Луиза поняла, что отныне не только она интересует короля и, как всегда, приготовилась втихомолку страдать.

Но до полной победы Атенаис было еще далеко. Людовик, любивший во всем театральные эффекты, не обошелся без них и в любовных делах. Он устроил празднества в Сен-Жермене под названием «Балет муз», поручив Ла Вальер и де Монтеспан в нем одинаковые роли, из чего придворным стало ясно, что точно также на равных правах они будут делить и его ложе. В действительности король уже почти перестал интересоваться Луизой, а сохранение за ней статуса официальной фаворитки должно было служить прикрытием, защищающим от скандалов и обвинений его новую пассию Атенаис. Хуже всего было Марии Терезии. Когда Людовик даровал Ла Вальер титул герцогини и признал своей дочерью ее третьего ребенка – Марию Анну, родившуюся 2 октября 1666 года, королева рыдала от стыда и унижения. А утешавшая ее фрейлина де Монтеспан (как тут не вспомнить об иронии судьбы!) поняла, что пришло время действовать быстро и решительно. И она поспешила за королем во Фландрию, куда он отправился воевать за Испанское наследство. Там в условиях военного лагеря во время одного из привалов она и стала любовницей Людовика XIV.

По возвращении в Париж король, продемонстрировав полное пренебрежение ко всякого рода пересудам, утвердил официальный статус обеих любовниц. Он поместил их в смежных покоях в Сен-Жермене и потребовал, чтобы они при посторонних поддерживали видимость дружеских отношений. С тех пор обеим фавориткам приходилось играть в карты и обедать за одним столом, прогуливаться вместе по парку, оживленно и любезно беседуя. А король ждал, как отреагирует на это двор. Реакцией стали куплеты, весьма непочтительные к любовницам, но сдержанные по отношению к королю. Отныне он мог совершенно спокойно отправляться к своим возлюбленным, проходя из комнаты одной к другой и не обращая внимания на чье-то мнение. И хотя венценосный любовник все больше отдавал предпочтение госпоже де Монтеспан, она не могла быть спокойной, пока существовала ее соперница. К тому же Луиза опять подарила королю сына, и это событие на какое-то время вновь сблизило их. Тогда коварная Атенаис решила прибегнуть к помощи магии. С целью устранения Ла Вальер и приворота Людовика она обратилась к знаменитой парижской ведьме Л а Вуазон. Та дала ей пакетик с «любовным порошком» из обугленных и растолченных костей жабы, зубов крота, человеческих ногтей, шпанской мушки, крови летучих мышей, сухих слив и железной пудры. Ничего не подозревавший король проглотил это зелье вместе с супом… и, тут же покинув Луизу, вернулся в объятия Атенаис. Страсть к этой пышногрудой пылкой красавице отодвинула далеко на задний план все другие увлечения Людовика. Тем более что она стала единственной женщиной в его жизни, способной полностью утолить его любовные аппетиты. Мадам де Монтеспан уже в марте 1669 года родила от него дочь, а марте следующего года – сына. Возмущенный изменой жены, герцог де Монтеспан развелся с ней.

А покинутая королем Луиза после столь очевидных доказательств его любви к сопернице тайно бежала из двора в монастырь Шайо. Но в тот же вечер по приказу Людовика ее вернули в Версаль. Король плакал перед ней, и ей не оставалось ничего другого, как поверить, что он все еще ее любит. И напрасно. 18 декабря 1673 года он вынудил ее стать крестной матерью очередного ребенка де Монтеспан. После такого унижения де Ла Вальер наконец осознала тщетность попыток восстановить свои отношения с королем и приняла окончательное решение стать монахиней. Накануне пострига в монастыре кармелиток она публично вымолила прощение у королевы. В 30 лет она стала милосердной сестрой Луизой и носила это имя в течение 36 лет, до самой смерти.

После того как главная соперница покинула поле любовной битвы, Атенаис наконец почувствовала себя второй королевой Франции. Придворные за чрезмерную гордость и стремление к роскоши называли ее Султаншей. Ее апартаменты в Версале состояли из 20 комнат, тогда как Мария Терезия располагала лишь одиннадцатью. По многим вопросам фаворитка оказывала достаточно большое влияние на короля: он доверял ее вкусам при разработке архитектурных проектов Версаля, по ее предложению назначил придворными летописцами и официальными историками Мольера и Расина. Единственное, чего он ей не позволял, так это принимать участие в государственных делах, но она к этому и не стремилась.

Чтобы оставаться для него самой красивой, умной и желанной женщиной, Атенаис по-прежнему пользовалась «любовными порошками» Ла Вуазон. Однако то ли доза снадобья увеличилась, то ли изменилась сила его воздействия, но фаворитка стала замечать, что Людовик стал больше обращать внимание на других дам. Среди них особенно опасной претенденткой на роль новой фаворитки оказалась восхитительная молодая женщина 28 лет – Анна де Роган, баронесса де Субиз. Связь с ней король старался не афишировать, поскольку она тоже была замужем. Но, в отличие от герцога де Монтеспана, супруг Анны только обрадовался столь завидному любовнику, ибо увидел в нем источник дохода. За «пользование» своей женой он потребовал денег. И, как писал один из современников, «гнусная сделка совершилась, и знатный негодяй, в баронскую мантию которого пролился золотой дождь, купил бывший дворец Гизов, получивший имя Субиз». Верхом цинизма и алчности стала фраза, которой он объяснял источник такого богатства: «Я здесь ни при чем, это заслуга моей жены».

Ревность к новой сопернице заставила маркизу де Монтеспан снова прибегнуть к зелью. Теперь оно должно было отвратить короля от баронессы де Субиз. Так и произошло: Людовик оставил молодую любовницу и снова вернулся к Атенаис. Более того, он подарил ей настоящий замок в Кланьи, бывший одним из самых красивых дворцов того времени. Но самым главным свидетельством его любви стало признание им своих детей от маркизы де Монтеспан законнорожденными.

Однако периодически король продолжал находить новые объекты страсти. Направляясь в спальню своей главной фаворитки, он по дороге задерживался то в покоях мадемуазель де Грансе, то принцессы Марии Анны Вюртенбергской, то камеристки Атенаис мадемуазель де Ойе. Обнаружив, что ее снова обманывают, маркиза заказала у ворожеи более сильное средство, чем порошки. И вскоре содержимое таинственных флаконов с мутной жидкостью оказалось в пище Людовика. Но их действие привело к обратному результату: вскоре неутомимый любовник вступил в связь с фрейлиной королевы, мадемуазель де Людр. Обуреваемая ревностью маркиза в течение двух недель пичкала короля более сильными средствами, среди которых были толченая жаба, змеиные глаза, кабаньи яички, кошачья моча, лисий кал и стручковый перец. Только благодаря могучему от природы здоровью он ухитрялся переваривать всю эту мерзость без видимого вреда для организма. Результатом воздействия зелья стал еще один ребенок, которым маркиза разрешилась в мае 1677 года.

Однако вскоре фаворитка узнала о новой любовной авантюре Людовика с 18-летней фрейлиной королевы, мадемуазель де Фонтанж. Это была восхитительная блондинка с серыми глазами, о которой аббат де Шуази язвительно сказал, что «она красива, как ангел, и глупа, как пробка». Ярости маркизы не было предела. Видимо, тогда в ее голове зародился коварный замысел отравить из мести и короля, и молодую соперницу. Но здесь случилась новая неприятность: по приказу Людовика XIV была создана «Палата допросов», которая провела тайное расследование по поводу проведения черных месс. Был арестован один из участников этих страшных дьявольских ритуалов, любовник Ла Вуазон, аббат Лесаж и его помощники. А 12 марта 1679 года схватили и саму ведьму. Узнав об этом, Атенаис в страхе покинула Париж. Л а Вуазон не выдала свою клиентку, но когда та вернулась в Сен-Жермен, то к своему ужасу нашла мадемуазель де Фонтанж в покоях, смежных с апартаментами короля. Терпеть дальше такое положение она была не намерена, пришла пора действовать.

Сначала Атенаис хотела отравить короля с помощью пропитанного сильным ядом прошения. Для этого сообщница Вуазон «приготовила отраву столь сильную, что Людовик XIV должен был умереть, едва прикоснувшись к бумаге». Но использовать ее не удалось. Тогда маркиза обратила это оружие против соперницы. 28 июня 1681 года после агонии, длившейся одиннадцать месяцев, мадемуазель де Фонтанж умерла в возрасте 22 лет. По двору расползлись слухи о ее убийстве. Вот что говорила принцесса Пфальцская: «Нет сомнений, что Фонтанж была отравлена. Сама она обвинила во всем Монтеспан, которая подкупила лакея, и тот погубил ее, подсыпав отраву в молоко». Подозрение двора разделял и король, который не на шутку стал бояться своей возлюбленной. Но, чтобы не бросить тень преступления на женщину, которая была матерью его детей, он запретил производить вскрытие умершей Фонтанж. С Атенаис король продолжал вести себя так, словно ему ничего не было известно о ее злодеянии, но разыгрывать перед ней влюбленного не мог, поэтому вернулся к законной супруге.

Однако главный удар маркизе де Монтеспан был нанесен оттуда, откуда она его не ожидала. Дело в том, что для воспитания своих детей, рожденных от короля, она выбрала хорошо зарекомендовавшую себя в домах парижских аристократов Франсуазу Скаррон. В этой уже немолодой женщине ум и элегантные манеры сочетались с желанием и умением оказывать помощь: она могла сидеть у постели больного, заниматься воспитанием детей и другими домашними обязанностями, и при этом с ней было приятно общаться и дружить. Знатные люди, принимавшие ее в своих салонах, знали ее как вдову поэта Поля Скаррона и ничего не ведали о ее весьма сомнительном прошлом. Между тем Франсуаза д’Обинье (таково было ее имя в девичестве) родилась в тюремной камере. Чудом она оказалась в монастыре, где получила приют, образование и воспитание. Всему остальному – иностранным языкам, умению держаться в аристократическом обществе и вести остроумную и живую беседу – ее научил Поль Скаррон, с которым она обвенчалась в 16 лет.

Устроившись гувернанткой к маркизе де Монтеспан в уютный дом на улице Вожирар, Франсуаза добросовестно выполняла свои обязанности. Единственным недостатком, раздражающим метрессу короля, были ее неодобрительные высказывания по поводу поведения хозяйки во время редких визитов Людовика XIV. А вот король, наоборот, был очень доволен воспитательницей и даже пожертвовал ей поместье и титул маркизы де Ментенон. Атенаис выразила по этому поводу крайнее неудовольствие: «Вот как? Замок и имение для воспитательницы бастардов?» Новоявленная помещица ответила достойно: «Если унизительно быть их воспитательницей, то что же говорить об их матери?» Когда в 1674 году маркиза переехала с детьми жить во дворец, туда же поместили и гувернантку. Придворные тут же «приклеили» ей прозвище Льдышка за ее душеспасительные высказывания.

А вот король в обществе этой всегда спокойной и немного загадочной женщины находил явное удовольствие, любил в ее присутствии играть с детьми. Первая попытка Ментенон отлучить его от «грешницы» Монтеспан оказалась неудачной. Но после целого года душеспасительных бесед он наконец решился на окончательный разрыв с фавориткой. Вернувшись из очередного военного похода, Людовик XIV вместе с Ментенон и другими дамами, старавшимися, как и она, спасти королевскую душу, приехал к Атенаис в Кланьи. Догадавшись по окружению о цели его визита, она прервала его скомканную речь, сказав: «Не стоит читать мне проповеди. Я знаю – мое время ушло». И хотя маркиза еще около десяти лет оставалась при дворе, король уже больше никогда не посещал свою бывшую фаворитку. Единственное его участие в ее дальнейшей судьбе состояло в том, что он собственноручно сжег все свидетельства ее причастности к преступным связям с дьяволом, отравлениям и смертям, полученные в ходе расследования «Дела о ядах». Так закончилось шестнадцатилетнее «царствование» второй королевы Франции.

Последним триумфом маркизы де Монтеспан при дворе стал бал, который она устроила в 1685 году по поводу помолвки своей дочери с принцем Конде, Людовиком Бурбонским. После этого она уехала в свой дворец в Кланьи, но ее оттуда выгнал собственный сын, не желавший жить под одной крышей с поверженной матерью. В последние годы жизни, замаливая свои грехи, Атенаис занялась благотворительностью: построила на свои деньги монастырь Святого Иосифа для бедных воспитанниц (там же она и жила), основала госпиталь в Фонтенбло, богадельню в Сен-Жермен и пансион для бедных девиц при монастыре урсулинок. Теперь она стала чрезвычайно набожной и заказывала в монастырях мессы на несколько лет вперед. Злые языки по этому поводу говорили, что, так долго дружа с дьяволом при жизни, маркиза не хотела продолжить эту дружбу после смерти. Она действительно боялась умереть, опасаясь, что после смерти ее ждет ад. Ее кончина в мае 1707 года в провинции Бурбон, куда она поехала на воды лечиться, и похороны были превращены наследниками в настоящий фарс. Сын Атенаис от законного мужа, маркиз д’Антан, прервав охоту, примчался на них лишь для того, чтобы успеть снять с шеи мертвой матери ключик от шкатулки, где хранилось завещание. Он опасался, что все наследство Монтеспан может достаться его братьям и сестрам, рожденным от короля. Гроб с останками той, которую когда-то так страстно любил король, был скромно захоронен в семейной усыпальнице рода Мортемаров. Людовик XIV откликнулся на событие с полным равнодушием: «Слишком давно она умерла для меня, чтобы я оплакивал ее сегодня».

В отличие от предшественницы, мадам де Ментенон вроде бы не жаждала занять место бывшей фаворитки. Так, по крайней мере, уверял герцог де Ноэй. Он говорил, что, «укрепляя монарха в вере, она использовала чувства, которые внушала ему, дабы вернуть его в чистое семейное лоно и обратить на королеву те знаки внимания, которые по праву принадлежат только ей». И действительно, Мария Терезия не верила своему счастью. Почти тридцать лет она не слышала от супруга ласковых слов, а теперь он проводил с ней вместе вечера и разговаривал с нежностью. Но королевской любви от этого не прибавилось. Напротив, ежедневно встречаясь с мадам де Ментенон, выслушивая ее ненавязчивые советы и суждения, Людовик со временем понял, насколько необходима ему эта женщина. Но он понимал, что не может превратить в любовницу ту, которая так хорошо воспитала его детей. Оставался только один выход – заключить с ней тайный брак. И после смерти в январе 1683 года королевы Марии Терезии он именно так и поступил. Тайный брак с маркизой де Ментенон был заключен по всем правилам прямо в кабинете Людовика XIV. Невесте было 48 лет, а жениху – 45.

Королевский двор, который считал главной претенденткой на место французской королевы молодую португальскую инфанту, был немало озадачен этим невероятным морганатическим браком. Несмотря на его секретность, придворные судачили об этом событии на все лады. К примеру, язвительная мадам де Севинье, намекая на низкое положение новой супруги короля, писала дочери: «Положение мадам де Ментенон уникально, подобного никогда не было и не будет». А вот Антуан Арно, напротив, считал его достойным: «Я не вижу, что можно найти предосудительного в этом браке, заключенном по всем правилам церкви. Этот брак унизителен лишь в глазах слабых, которые смотрят как на унижение на брак с женщиной старше себя и намного ниже себя рангом; на самом деле король совершил деяние, угодное Господу, если он смотрел на этот союз как на средство от своей слабости, которое помешает ему совершать предосудительные поступки. Этот брак его связывает любовью с женщиной, добродетель и ум которой он уважает и в беседах с которой он находит невинные удовольствия, которые дают ему возможность отдохнуть от великих дел».

По свидетельствам современников, вторая супруга короля обладала многими достоинствами, и не только духовного характера. Несмотря на зрелый возраст, она считалась одной из самых красивых женщин королевства. Хотя на портретах Франсуаза, как правило, запечатлена в черных одеяниях, на самом деле она особенно любила голубые платья и всегда старалась следовать моде. Благодаря честолюбию и сильно развитой воле эта женщина научилась сохранять самообладание и при этом владела великим искусством любви в интимной жизни. Свидетельством того, что она была великолепной любовницей, может служить тот факт, что за 22 года брака король, столь любивший прекрасный пол, ни разу не изменил ей. А еще мадам де Ментенон была очень интересной собеседницей. Король ежедневно говорил с ней на самые разные темы: строительство, искусство, религию, образование и воспитание. Она стала единственной женщиной, которую Людовик XIV все-таки допустил к решению политических вопросов. На это указывал в 1686 году маркиз де Сурш: «Можно было не сомневаться, что мадам де Ментенон занимается политикой, ибо она оказывала свое покровительство каждому министру, чтобы включить их в сферу своих интересов, и старалась уравнять их в их влиянии, не допуская, чтобы кто-либо из них слишком возвысился над всеми остальными». Однако многие царедворцы, привыкшие к свободным нравам при дворе, отзывались о времени «правления» третьей королевы Франции весьма неодобрительно. Они считали, что под ее влиянием Версаль превратился в скучное место, где им приходилось прятать сжигавшие их страсти под маской благочестия. Но самому Людовику XIV теперь нравилась тихая семейная жизнь, которой он и предавался с новой супругой с наслаждением. Впрочем, большинство современников небезосновательно считали, что король из одной крайности перешел в другую: от распутства обратился к ханжеству. Он совершенно оставил шумные сборища, празднества и спектакли – все это ему теперь заменяли проповеди, чтение нравственных книг и душеспасительные беседы с иезуитами.

 

«Я ухожу, но государство будет жить всегда…»

Последние годы жизни Людовика XIV наряду с внешнеполитическими неудачами ознаменовались множеством семейных несчастий. Так уж получилось, что когда король наконец-то почувствовал вкус к спокойной семейной жизни и ощутил себя главой огромного семейства, череда внезапных смертей стала уносить одного за другим его наследников и ближайших родственников. Эти тяжелые утраты начались в 1711 году и продолжались вплоть до смерти самого Людовика XIV.

Первым в этом ужасном списке утрат оказался единственный сын Людовика XIV от Марии Терезии, пятидесятилетний Луи Французский. На второй день празднования Пасхи в апреле 1711 года он вместе с невесткой, герцогиней Бургундской, отправился в Мед он и по дороге встретил священника, который направлялся к больному со Святыми Дарами. Монсеньор поинтересовался, чем болен умирающий. Оказалось, что у того оспа. И хотя Луи переболел этой болезнью еще во младенчестве (а может быть, именно поэтому), он всегда ее очень боялся. Встреча со священником произвела на него неприятное впечатление, вызвав нехорошее предчувствие, которым он поделился со своим лейб-медиком: «Неудивительно, если я через несколько дней захвораю оспой». Но все произошло гораздо быстрее: уже на следующий день дофин почувствовал слабость и слег с лихорадкой.

Узнав о болезни сына, Людовик сначала счел ее неопасной. Но уже утром следующего дня из Медона прибыл гонец, сообщивший о том, что Монсеньер в большой опасности. Король тут же отправился к сыну. Когда у больного появилась на теле сыпь, ему вроде бы стало немного легче. Появилась надежда на скорое выздоровление. Но 14 апреля состояние больного резко ухудшилось: лицо у него распухло, усилившаяся лихорадка сопровождалась бредом. К концу дня положение стало настолько безнадежным, что хотели послать в Париж за несколькими госпитальными медиками, которые гораздо чаще сталкивались с этой болезнью, нежели придворные лекари. Но личный врач дофина не только отказался от этого, но даже запретил сообщать королю о возобновлении болезни. Перепробовав все известные ему средства и поняв, что надежды на исцеление уже нет, он все же вынужден был сам доложить об этом Людовику XIV.

В течение часа, пока продолжалась агония, король неотступно оставался у дверей спальни своего сына. А после его кончины крайне подавленный и обессиленный от горя он отправился в Марли. Душевная боль его была столь велика, что он долго не мог избавиться от сильнейших приступов удушья и уснул только под утро.

После смерти Монсеньора титул дофина перешел к его старшему сыну, герцогу Бургундскому. И вслед за титулом трагические события переместились в его дом. Сначала неожиданно заболела молодая жена герцога Мария Аделаида Савойская. С начала февраля 1712 года ее несколько дней лихорадило, она не могла уснуть даже после приема опиума. Никакие средства молодой женщине не помогали, и 11 февраля состояние ее настолько ухудшилось, что ее причастили. На следующий день она в муках скончалась. Обстоятельства этой смерти кажутся довольно странными, особенно если учесть, что спустя всего лишь неделю за ней ушел и ее супруг. При этом обращают на себя внимание странные симптомы, приведшие его к летальному исходу: все лицо наследника престола покрылось синими пятнами, появились боли во всем теле. По словам больного, ему казалось, что у него все внутри горит. Он умер 18 февраля, не достигнув и тридцати лет.

Тем временем несчастливый титул наследника французского престола продолжал косить королевское семейство. Уже 6 марта оба сына герцога Бургундского – новый дофин (герцог Бретонский) и его брат, новый герцог Анжуйский, – тоже внезапно заболели. Чтобы отвратить очередное несчастье, Людовик XIV приказал их немедленно окрестить. Старшему принцу было пять лет, младшему – меньше трех, и их обоих назвали Людовиками. Тем не менее 8 марта 1712 года герцог Бретонский умер. Погребальная колесница отвезла в Сен-Дени тела сразу троих членов королевского семейства: матери, отца и сына.

Узнав о смерти герцога Бретонского, король обратил свои взоры на своего третьего внука. Но вскоре он лишился и этого наследника. Герцог, являвшийся самым красивым и обаятельным из трех сыновей Монсеньора, умер весной 1714 года, после серьезной травмы, полученной на охоте.

Все эти потери стали слишком жестоким испытанием для старого Людовика. Помимо чисто человеческой боли от утраты близких, он был серьезно встревожен будущим королевства, тем, что королевский род Бурбонов может угаснуть. Поскольку его внук Филипп V Испанский отказался от французского трона, у Людовика оставался только один законный наследник – маленький четырехлетний правнук, герцог Анжуйский. «Вот и все, что осталось у меня от всей моей семьи», – говорил он, плача. Если бы, не дай Бог, умер и этот хрупкий мальчик, то французский трон мог занять Филипп II Орлеанский, племянник короля, прослывший интриганом и отравителем. Людовик XIV не доверял ему еще со времен Фронды. Так же, как и его придворные, он боялся за жизнь будущего маленького короля, регентом которого до совершеннолетия должен был стать именно Филипп. Поэтому он решил предпринять все меры для того, чтобы сохранить династию. 21 мая 1714 года король узаконил ранг своих двух внебрачных детей от маркизы де Монтеспан: герцога де Мена и графа Тулузского. А в июле в эдикте Марли он оговорил, что в случае пресечения его законного рода трон могут занять эти узаконенные принцы. И хотя подобные решения шли вразрез с основными законами королевства и многие представители знати были им возмущены, публично свое недовольство выказать никто не посмел. Парижский парламент без труда зарегистрировал этот документ.

Теперь необходимо было решить вопрос о регентстве. 2 августа 1714 года король составил тайное завещание, в котором ограничил власть своего племянника. С этой целью он создал Совет регентства, в который должны были войти сам регент, герцог де Бурбон, герцог де Мен, граф Тулузский, канцлер, глава финансового совета, генеральный контролер финансов, несколько маршалов и четыре государственных секретаря. Все решения Совета должны были приниматься большинством голосов, герцог Орлеанский не имел права решать что-либо единолично, а герцогу де Мену была доверена охрана и опека будущего Людовика XV.

Однако король, как человек проницательный, сомневался, что его завещание будет в точности исполнено. Ведь он не мог не помнить, как его мать и Мазарини обошлись с завещанием его отца. Тем не менее после передачи этого документа президенту парижского парламента Людовик XIV с облегчением сказал: «Отныне я купил право на свой отдых…» Завещание было положено в нишу, выбитую в одной из опор Версальского дворца, и закрыто железной дверью и решеткой с тремя замками. Через несколько дней Людовик сделал к нему две приписки: о назначении маршала де Вильруа воспитателем будущего короля после достижения им семилетнего возраста и о назначении на должность королевского наставника Эрюоля Флери, а в качестве исповедника – преподобного отца Мишеля Летелье.

Но, как оказалось, тайное завещание Людовика XIV, направленное на то, чтобы избавить королевского наследника от опеки Филиппа Орлеанского, стало его ошибкой. В период регентства оно сделало власть малолетнего монарха непрочной и недолговечной. Филипп, так же как в свое время это сделала Анна Австрийская, восстановил свои полномочия, в том числе и командование войсками. Но за это он вынужден был вернуть парижскому парламенту право ремонстрации, что привело впоследствии к ослаблению королевской власти.

В конце своей жизни уставший от войн, порядком обескровивших государство и чуть не обесчестивших его самого, придавленный семейным горем Людовик XIV действительно мечтал только об отдыхе. Трагические события последних лет сильно подкосили здоровье этого некогда самого крепкого человека королевства. После смерти детей и внуков он стал печальным и угрюмым. И хотя король по-прежнему постоянно занимался делами королевства, бремя государственных забот все больше тяготило его. Людовик XIV, который раньше так много воевал, работал, охотился, ездил верхом и любил подолгу гулять пешком, теперь резко одряхлел и стал малоподвижным и сонливым. Даже в свой любимый Версаль он ездил довольно редко, главным образом для того, чтобы полюбоваться его великолепными садами. Веселые версальские развлечения остались в прошлом, а общество старого владыки стало не интересным для молодых придворных.

После наблюдения за полным затмением Солнца, происходившим 3 мая 1715 года, король почувствовал усталость. И тут же Версаль и Париж облетела молва о его внезапной болезни. Чтобы опровергнуть эти слухи, Людовик XIV назначил смотр гвардии, на котором решил присутствовать лично. 20 июня он в последний раз предстал перед гвардейцами в том наряде, какой обычно носил во времена своей молодости. Французский монарх ловко вскочил в седло и прогарцевал перед европейскими послами, а потом не сходил с коня в течение четырех часов, наблюдая за проходом кавалерии. В день Святого Людовика в Версале был устроен большой королевский обед. Под конец этого застолья монарх почувствовал себя плохо: у него началась горячка и до предела участился пульс. Врачи, не колеблясь, посоветовали ему принять причастие.

После причащения Людовик XIV побеседовал поочередно со своими близкими и некоторыми сановниками. Первым он пригласил к себе маршала де Вильруа, которому сказал: «Я чувствую, что скоро умру; когда меня не станет, отвезите вашего нового государя в Венсенн… и прикажите исполнять мою волю». За ним в покои короля был приглашен герцог Орлеанский. О чем они беседовали, известно лишь со слов Филиппа, которому царственный дядя якобы сказал следующее: «Если дофин умрет, то ты, брат мой, будешь государем и корона будет принадлежать тебе. Я сделал такие распоряжения, какие считал самыми благоразумными, но так как всего предвидеть невозможно, то, если что окажется нехорошо, можно будет изменить». Так ли это было или нет, неизвестно. Не вызывает сомнения лишь то, что король не был уверен в своем племяннике. Он уважал его как хорошего полководца, но сомневался в нем как в государственном деятеле. К тому же герцог Орлеанский вел разгульный образ жизни, государственным делам предпочитал увеселения, и Людовик XIV небезосновательно боялся, что с таким правителем во Франции может опять повториться Фронда.

Вслед за Филиппом напутствия от умирающего короля получили герцог Менский, граф Тулузский и другие принцы крови. В течение двух последних дней он говорил всем только слова любви и благодарности, призывал к миру и согласию. Обращаясь к придворным, он сказал: «Господа, я доволен вашей службой; вы служили мне верно и с большим желанием мне угодить. Я очень сожалею, что недостаточно, как мне думается, вознаградил вас за это, но обстоятельства последнего времени мне не позволили это сделать. Мне жаль расставаться с вами. Служите моему наследнику с таким же рвением, с каким вы служили мне; это пятилетний ребенок, который может встретить немало препятствий, ибо мне пришлось их преодолеть множество, как мне помнится, в мои молодые годы. Я ухожу, но государство будет жить всегда; будьте верны ему, и пусть ваш пример будет примером для всех остальных моих подданных. Будьте едины и живите в согласии, в этом залог единства и силы государства; и следуйте приказам, которые будет отдавать вам мой племянник. Он будет управлять королевством; надеюсь, что он это будет делать хорошо. Надеюсь также, что вы будете выполнять свой долг и будете иногда вспоминать обо мне».

После этой речи Людовик XIV попросил маршала Вильруа, назначенного гувернером дофина, привести к постели его преемника. Он поцеловал мальчика и сказал ему: «Мой дорогой малыш, вы станете великим королем, но счастье ваше будет зависеть от того, как вы будете повиноваться воле Господа и как вы будете стараться облегчить участь ваших подданных. Для этого нужно, чтобы вы избегали, как могли, войны: войны – разорение народов. Не следуйте моим плохим примерам; я часто начинал войны слишком легкомысленно и продолжал их вести из тщеславия. Не подражайте мне и будьте миролюбивым королем, и пусть облегчение участи ваших подданных будет вашей главной заботой». Потом Людовик XIV простился со своей верной подругой – мадам де Ментенон. Увидев, что двое молодых комнатных лакеев плачут, стоя у его постели, король обратился к ним: «О чем вы плачете? Разве вы думали, что я бессмертен? Что касается меня, то я никогда так не думал, и вы должны были, при моей старости, давно приготовиться к тому, чтобы меня лишиться».

На следующий день Людовику стало немного легче, но облегчение было недолгим. Вскоре он начал бредить. Герцог Орлеанский тут же приказал изъять бумаги у маркизы де Ментенон: король был еще жив, а будущий регент уже взял власть в свои руки. Не дожидаясь смерти своего венценосного супруга, она в тот же день по приказу герцога Орлеанского покинула Версаль и уехала в Сен-Сир. 31 августа король лишь на короткое время пришел в себя. Заражение крови, начавшееся на ноге, дошло до колена, потом охватило бедро. Услышав над собой пение отходных молитв, он несколько раз повторил: «Пришло время умирать». 1 сентября 1715 года за четыре дня до своего семидесятисемилетия и на семьдесят втором году царствования Людовик XIV скончался. Присутствовавший при этом Данжо, сказал: «Он отдал Богу душу без малейшего усилия, как свеча, которая погасает».

После вскрытия врачи сделали вывод, что если бы не гангрена, то неизвестно, сколько бы король мог прожить еще. Все внутренние органы, за исключением чрезмерно растянутого желудка (он страдал булимией), были у него в полном порядке. Внутренности Людовика XIV отправили в собор Парижской Богоматери, сердце – к иезуитам, а тело – в Сен-Дени. Похороны великого короля прошли скромно, без пышных процессий. Когда под покровом ночи траурный кортеж с его гробом направлялся из Версаля в усыпальницу французских королей, по дороге его встречали только группы простолюдинов, которые не обратили на него никакого внимания. Франция, которая так многим была обязана «королю-солнце», не оплакивала своего монарха, видимо устав от его 72-летнего царствования. А епископ Боссюэ в день похорон Людовика XIV подвел итоги его бурного и неслыханно долгого правления одной фразой: «Только Бог велик!»

Личное правление этого монарха, не имевшее в Европе прецедентов, вошло в историю как классический образец абсолютной власти, как эпоха небывалого расцвета во всех областях культуры и духовной жизни, подготовившего почву для появления французского Просвещения. Поэтому неудивительно, что вторая половина XVII – начало XVIII века получили в стране название «золотого века», а самого монарха нарекли «королем-солнце». Он был великим королем, несмотря на то, что совершил немало ошибок. Ибо это он возвел Францию в ранг первостепенной европейской державы.

Людовик XIV, несомненно, был сильной личностью. Только такой лидер мог довести абсолютную власть до своего апогея. Система жесткой централизации управления государством, насаждаемая им, явилась примером для многих политических режимов как той эпохи, так и современного мира. Благодаря этому при нем укрепилась национальная и территориальная целостность королевства, действовал единый внутренний рынок, повысилось качество и количество французской продукции, появилась сильная и боеспособная армия, одна из лучших на континенте, французская нация и все человечество обогатились бессмертными творениями литературы, искусства и архитектуры. Вместе с тем, уже в годы правления Людовика XIV «старый порядок» во Франции дал трещину, абсолютизм начал клониться к закату, и возникли первые предпосылки Французской революции конца XVIII века, а дипломатия короля и бесконечные войны привели к потере главенствующего положения королевства на континенте.

Тем не менее он продержался на троне гораздо дольше не только своих предшественников и современников, но и потомков. И при этом прожил достаточно долго для своего времени. Во многом это объясняется присущей ему гибкостью, толерантностью, спокойствием, непоколебимой уверенностью в себе и завидным здоровьем, которое придворный врач Валло называл «героическим».

С достоинством пронести на протяжении семи десятилетий весь груз королевской власти и пережить жизненные тяготы и неурядицы Людовику XIV помогло прежде всего то, что от природы он был наделен здравым смыслом и замечательной способностью понимать суть вещей. По мнению венецианского посланника, «сама натура постаралась сделать Людовика XIV таким человеком, которому суждено по его личным качествам стать королем нации». Кроме того, он обладал важным для монарха умением выражаться кратко, но ясно, и говорить не больше того, что было нужно. Еще одним залогом его королевского долголетия был каждодневный труд: всю жизнь он прилежно занимался государственными делами, от которых его не могли оторвать ни любовные отношения, ни развлечения, ни даже старость. Недаром сам Людовик XIV любил повторять: «Царствуют посредством труда и для труда, а желать одного без другого было бы неблагодарностью и неуважением относительно Господа». Эти слова стали главным заветом, оставленным им своему малолетнему преемнику, будущему королю Людовику XV.

 

Сухие столбцы энциклопедий и цифры статистики могут дать только самое общее представление о том, какой была (и осталась) одна из величайших правительниц не только Великобритании, но и всего мира. Заглянув в них, можно узнать, что Александрина Виктория (24 мая 1819 г. – 22 января 1901 г.) – последний представитель Ганноверской династии на троне Великобритании, что ее правление, продлившееся более 63 лет, является самым долгим за всю историю страны. В честь Виктории были названы штат Австралии, самое большое озеро в Африке, знаменитый водопад на реке Замбези, главный город канадской провинции Британская Колумбия и столица Сейшельских островов. Как самому популярному монарху, Виктории в Англии поставлено больше всего памятников, самый известный из которых – монумент около Букингемского дворца.

Королева Виктория – одна из тех удивительных женщин, которым удалось совершить почти невозможное: реализовать себя в качестве мудрого монарха, жены и матери. За время ее правления Великобритания стала одной из самых сильных держав мира, причем репутация правящей династии, подорванная ее предшественниками, была полностью восстановлена. Более того, королевская семья стала примером для подражания и образцом для подданных. В честь британской королевы была названа целая эпоха. Эпоха, когда мужчины стремились стать джентльменами, а женщины – леди, когда были созданы величайшие произведения искусства, когда отдельные мелочи, наполняющие повседневную жизнь, получили статус символов.

Тем не менее авторы мемуаров, хроник и биографий практически никогда не употребляют оборот «она сделала это», заменяя его на «это произошло при ней». Уинстон Черчилль, великолепный знаток человеческой природы, высказался еще определеннее: «Она стремилась царствовать, а не управлять».

 

Последняя из династии Ганноверов

Вопросы престолонаследования – одни из самых непростых в мире. Особенно в Европе, где за многовековую историю династические линии переплелись между собой, и очередь потенциальных претендентов на трон порой бывает очень длинной. Но в случае с королевой Викторией дело обстояло иначе.

Ее дед – Георг III – был не только одним из монархов-долгожителей (он правил почти 60 лет), но и самым многодетным королем за всю историю Великобритании. У него было 9 сыновей и 6 дочерей, однако немногие из них сумели обзавестись потомством. Так, предшественник королевы Виктории на британском троне, Вильгельм IV, состоял в морганатическом браке с актрисой Дороти Джордан. Так что ни один из его 10 детей не мог наследовать корону. Когда в 1817 году умерла принцесса Шарлотта, перед Ганноверской династией остро встала проблема выживания. В течение двух последующих лет сыновья Георга III начали между собой самую настоящую борьбу за корону. Вильгельм IV спешно женился на Аделаиде Саксен-Мейнингенской. Несмотря на солидный возраст (53 года), он сумел дать жизнь двум дочерям. Однако обе они умерли во младенчестве. Но то, что не удалось осуществить Вильгельму, сумел претворить в реальность четвертый сын короля Георга III, Эдуард Август, герцог Кентский.

Эдуард Август родился 2 ноября 1767 года. Он был человеком своей эпохи. Как и остальные принцы, Эдуард получал ежегодное содержание, выделяемое парламентом – 42 тысячи фунтов стерлингов в год, но, как и остальные принцы, он не был склонен к экономии и постоянно был в долгах.

Молодые годы Эдуарда прошли на военной службе. В 1791–1802 годах он служил в Канаде, с 1799 года командовал там британскими войсками. Наградой за военную карьеру стали полученный в 1799-м титул герцога и звание фельдмаршала. В 1802 году Эдуард Август участвовал в подавлении мятежа гарнизона Гибралтара. При этом он проявил такую жестокость, что даже привыкшие к жесткому пресечению беспорядков англичане были потрясены. По стране прокатилась волна возмущений, и военная карьера принца на этом завершилась.

Что касается семейной жизни, то, как и его брат, Эдуард Август не состоял в официальном браке и большую часть жизни прожил с мадам Сен-Лоран, которая по своему происхождению не могла претендовать на роль матери будущего наследника или наследницы престола. Поэтому, когда зашла речь о продолжении рода, он стал искать себе супругу соответствующего происхождения. Ею стала принцесса Саксен-Кобургская Виктория, вдовствующая княгиня Лейнингенская (1786–1861). Она устраивала Эдуарда во всех отношениях: безупречное происхождение, двое детей от предыдущего брака (Карл Фридрих Вильгельм и Анна Феодора Августа). Все это давало надежду на рождение наследника. О любви или хотя бы привязанности речи не шло. Эдуард был уже немолод, его невесте исполнилось 32 года – немалый возраст для женщины. Кстати, сватовство принца далеко не сразу увенчалось успехом: когда он впервые попросил руки Виктории, то получил отказ. Однако на помощь пришел брат Виктории – принц

Леопольд из дома немецких князей Кобургов. Дело в том, что Эдуард способствовал заключению его брака с принцессой Шарлоттой, идея которого поначалу не пришлась по душе ее отцу.

До свадебной церемонии жених с невестой виделись всего однажды – когда герцог Кентский приезжал на смотрины в Амборах. Накануне свадьбы Эдуард написал одному из своих друзей: «Надеюсь, мне достанет сил исполнить мой долг»… Впрочем, не стоит думать, что им руководили высокие чувства и ответственность перед великими предками. Причина была намного проще и приземленнее: принц Эдуард надеялся поправить свое финансовое положение. Дело в том, что герцог Йоркский после того, как женился с целью подарить британской короне наследника, стал получать от парламента ежегодное вознаграждение в размере 25 тысяч фунтов стерлингов в год. Известны слова герцога Кентского, которые не оставляют сомнений в его истинных мотивах: «Я соглашусь на такую же сумму и даже не буду предъявлять претензий, что фунт стерлингов с тех пор сильно подешевел».

Первое венчание Эдуарда и Виктории состоялось в Кобурге 29 мая 1818 года. Затем молодожены отправились через Брюссель в Лондон, где 11 июля состоялась повторная церемония. Потянулись месяцы ожидания. Супруги поселились в Лондоне, в Кенсингтонском дворце. Это было время разочарований. Во-первых, парламент отклонил предложение правительства о повышении содержания принца. Во-вторых, к концу лета Виктория все еще не забеременела. Возможно, климат Лондона не способствовал зарождению новой жизни, а может, сказывалось слишком сильное психологическое напряжение. Ведь 12 августа было официально объявлено о беременности герцогини Августы Кембриджской. Ее ребенок мог претендовать на престол, если бы брак Эдуарда оказался бездетным. Жизнь в Лондоне требовала больших затрат, и Виктория и Эдуард приняли решение вернуться в Германию. Там герцогиня наконец почувствовала, что скоро станет матерью.

Медицина того времени была не настолько совершенна, как в наши дни, и пол будущего ребенка точно определить было невозможно. Намного лучше были развиты знаменитые британские традиции и законы, определявшие порядок престолонаследия. Разумеется, Эдуарду были известны все тонкости этих законов. Поэтому он понимал: его ребенок должен родиться на английской земле. Почему это было так важно? Ответ на этот вопрос дает письмо его младшего брата, герцога Сассека: «Что касается юридической необходимости для герцогини приехать в Лондон и рожать здесь, то мнения на этот счет могут быть разные, но что касается чувства, то в этом не может быть сомнений, Джон Булль – очень странное животное, и его нужно обхаживать. Ты увидишь, как трудно вдолбить ему в голову, что его монарх, родившийся в другой стране, не является чужеземцем. Это ты должен любой ценой предотвратить».

Возвращение на английскую землю ничуть не напоминало торжественный выезд. Одна английская путешественница стала свидетельницей путешествия герцога и герцогини и была в шоке от этого «обшарпанного каравана». Название было метким: караван состоял всего лишь из двух карет. В первой (ею правил сам Эдуард, у которого не было средств даже нанять кучера) поместились Виктория с дочерью, сиделка, горничная, две комнатные собачки и клетка с канарейками. Второй экипаж занимали доктор, акушерка мадам Сиболд и прислуга. Доктор и акушерка ехали с караваном не случайно: Виктория была на седьмом месяце, и случиться могло всякое… Но, несмотря на тяготы путешествия, «обшарпанный караван» успешно добрался до Лондона. Семья разместилась в обветшалом Кенсингтонском дворце. Именно там 24 мая 1819 года у герцогини родилась девочка. Будущая королева появилась на свет здоровенькой. Эдуард мог вздохнуть с облегчением: его план благополучно осуществился.

 

Детство королевы

Любые родители испытывают немало затруднений, выбирая имя своему ребенку. Тем более родители, чей ребенок принадлежит к королевской семье. Им приходится учитывать множество нюансов, связанных с политикой, традициями страны, семейными взаимоотношениями. Принц-регент настаивал на имени Джорджина – производном от его собственного. А в связи с тем, что ее крестным должен был стать российский император Александр I, просто необходимо было взять женский вариант его имени. Часть придворных предлагала использовать традиционные для династии имена – Шарлотта или Августа. Поначалу малышку хотели назвать Джорджина Шарлотта Августа Александрина Виктория. Но позже, на семейном совете, остановились на двух последних именах: Александрина Виктория. Первое имя – в честь императора Александра I, второе – в честь матери.

Хотя маленькая принцесса и не была единственной претенденткой на трон, однако ее шансы на царствование были очень и очень велики. Мать вскоре после ее рождения написала в письме домой, что Виктории, «вероятно, предназначено однажды сыграть великую роль, если не родится брат и не перехватит эту роль у нее из рук». На случай, если эта возможность осуществится, девочку необходимо было подготовить к предстоящей роли. Ведь, как известно, королевами не рождаются…

Первый год жизни принцессы был омрачен серьезной потерей. Беда обрушилась на семью неожиданно. Принц Эдуард отличался прекрасным здоровьем, следил за собой, так что надеялся на долгую и полноценную жизнь. Он надеялся пережить своих братьев, после чего у него появилась бы возможность на какое-то время занять трон, а затем передать его своей дочери. Но судьба распорядилась иначе. Во время охоты он попал под дождь, сильно промок и простудился. Простуда перешла в воспаление легких, и его вдова осталась с восьмимесячной дочерью на руках. Одна, в чужой стране, без денег…

Мать будущей королевы была на грани отчаяния. Единственным выходом из ситуации ей казалось возвращение в Германию, домой, там она, по крайней мере, могла рассчитывать на помощь семьи. Однако ее родственники рассудили иначе. Леопольд, который в свое время организовал замужество сестры, не мог не понимать: если его племянница вырастет в Германии, ее шансы на престол существенно уменьшатся. А в случае, если она все же станет королевой, народ будет воспринимать ее не иначе как чужестранку. В отличие от сестры Леопольд считался состоятельным человеком, так что он выделил ей часть своих средств, чтобы дать возможность будущей королеве вырасти на английской земле. Его помощь не ограничилась деньгами. К семье герцогини Кентской был направлен Штокмар – доверенное лицо Леопольда, а позже – Луиза Лехцен, которая стала наставницей маленькой принцессы. Дядя проявлял исключительный интерес ко всему, что касалось жизни племянницы. А жизнь эта была очень непростой…

После смерти мужа герцогиня попала под сильное влияние Джона Конроя. Этот человек, когда-то служивший конюшим у герцога Кентского, позже стал его другом. Так что его предложение остаться с безутешной вдовой, чтобы позаботиться о ней, выглядело почти естественно… При дворе говорили, что Конрой был любовником Виктории

Кентской, что, впрочем, мало кого могло бы удивить или шокировать. Однако его отношения с герцогиней строились не на страсти, а на трезвом расчете, и истинной целью была власть. Бывший конюший надеялся, что Виктория может стать королевой до совершеннолетия. А в этом случае регентшей при ней должна была бы стать ее мать. Герцогиня была в его власти, и он рассчитывал, что через нее сможет оказывать влияние и на королеву. Это сулило ему огромную выгоду в будущем. Герцогиню, в свою очередь, положение регентши при дочери тоже вполне устроило бы. А для того, чтобы управлять принцессой было проще, ее необходимо было вырастить послушной.

Для выработки послушания была разработана целая система воспитания, получившая название кенсингтонской. Буквально каждый шаг девочки был под контролем. Ее поведение было подчинено длинному списку запретов. В числе многочисленных «табу» были лишние сладости, чтение литературы по своему выбору, выражение чувств при посторонних, беседы с незнакомыми людьми. Обучение, прогулки, прием пищи – все происходило по раз и навсегда установленному графику, отклонения от которого не допускались. Каждый ее проступок заносился в особые «Книги поведения». Как ни странно, но гувернантка Луиза Лехцен, которая следила за соблюдением всех этих бесчисленных правил, пользовалась полным доверием и любовью Виктории.

В сказках принцы и принцессы живут в розово-голубых замках, спят на перинах из лебяжьего пуха и по пять раз на дню меняют наряды. У Виктории всего этого не было. Впоследствии она вспоминала свое детство с грустью: «У меня никогда не было отдельной комнаты. У меня никогда не было ни дивана, ни мягкого кресла, все ковры были изношены и вытерты». Гардероб будущей королевы был более чем скромным. Часто ей приходилось носить одно и то же платье, пока она не вырастала из него окончательно. Во многом это объяснялось нехваткой средств, ведь приходилось экономить буквально на всем. Но у скромности и аскетизма была и другая причина.

Вдовствующая герцогиня одним выстрелом убивала двух зайцев. С одной стороны, она прекрасно понимала, что репутацию наследницы престола необходимо беречь с самого детства. Герцогиня имела все основания опасаться провокаций и даже покушений на жизнь дочери. Именно поэтому постель Виктории стояла в комнате матери. Что касается подчеркнутой скромности, которую прививали Александрине Виктории, она также была частью создания ее будущего образа. В те времена королевский дворец считался местом, где мораль и нравы были далеки от совершенства. Образ скромной, чистой и умненькой принцессы на этом фоне выглядел как нельзя более привлекательно. С другой стороны, девочка, воспитанная в системе ограничений, должна была стать послушной и благодарной дочерью, полностью лишенной капризов и своеволия.

Хотя вдовствующую герцогиню и обвиняли впоследствии в излишнем подавлении воли дочери, в итоге «кенсингтонская система» пошла Виктории только на пользу. Она сумела сохранить самостоятельность характера и чувство собственного достоинства, научилась следовать установленным правилам игры и ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа. А привычка управлять своими чувствами и не показывать их посторонним позже сделалась ее отличительной чертой.

Принцесса получила классическое домашнее образование, для своего времени – очень неплохое. Вначале оно мало чем отличалось от обучения, предназначенного для всех дочерей аристократов. В список необходимых предметов входили иностранные языки, арифметика, география, история, музыка, конная выездка, рисование. Больше всего Дрине (так ее называли домашние) нравились танцы и занятия живописью. Впоследствии Виктория писала прекрасные акварели, это было для нее отдыхом от государственных дел. Ее языковое чутье также было прекрасно развито. Это позволило ей выучить не только немецкий и английский языки, но также французский и итальянский.

До 12 лет девочка не задумывалась о том, какое будущее ее ожидает. Разумеется, она знала о своей принадлежности к королевской семье, однако вряд ли всерьез задумывалась о том моменте, когда на ее голове окажется корона. Затем все изменилось. Ей сообщили о роли, которую ей предстоит сыграть в истории страны, и она отнеслась к этой роли с полной серьезностью, пусть и выразила свою мысль совсем по-детски: «Я буду хорошей».

С этого момента занятиям уделялось больше времени. Результат стоил потраченных усилий. Пусть королева Виктория и не могла похвастаться выдающимися успехами в науках, но во многих вопросах она разбиралась не хуже своих министров. Кроме того, она неизменно руководствовалась здравым смыслом, а в сложных вопросах опиралась на помощь советников, которым могла доверять.

Когда будущей королеве исполнилось 13 лет, мать отправилась с ней в поездку по стране. Виктории предстояло познакомиться со своими будущими владениями и подданными. Стремясь упрочить положение дочери, вдовствующая герцогиня сделала ставку на партию вигов. Во время поездки она посетила дома наиболее влиятельных из них. На юную принцессу поездка произвела ошеломляющее впечатление. Она своими глазами увидела и великолепную пышность дворца герцога Вестминстерского в графстве Чешир, и ужасающую нищету промышленных районов Бирмингема. Но не только принцесса знакомилась со своей будущей страной: страна, в свою очередь, присматривалась к ней самой и к ее окружению. Двор испытывал сильнейшее раздражение, наблюдая за действиями вдовствующей герцогини. Ни она, ни будущая королева (а в том, что девочка вскоре займет трон, уже не оставалось сомнений) не были желанными гостями в Виндзорском замке и бывали там исключительно редко.

Впрочем, на празднование 72-летия Вильгельма IV, состоявшееся в августе 1836 года, приглашение Виктории и ее матери было отправлено. Во-первых, король с королевой были людьми объективными и понимали, что Виктория не несет ответственности за действия герцогини и Конроя. Во-вторых, не пригласить членов королевской семьи на празднование было бы вопиющим нарушением этикета. Обед надолго запомнился всем приглашенным. В конце приема Вильгельм IV предельно ясно выразил свое отношение к деятельности вдовствующей герцогини. Он сказал, что искренне надеется дожить до совершеннолетия Виктории, и выразил надежду, что ее мать, окружившая себя «злобными советниками», никогда не станет регентшей.

Конрой тем временем почувствовал, что его положение становится все более шатким. Еще недавно он хвастал, что вот-вот станет управлять Англией (эти его слова были записаны одним из австрийских дипломатов). Но время было против него: после достижения совершеннолетия Виктория обретала полную независимость от матери, а значит – и от него самого.

Конрой решил сменить тактику. Он почти требовал от герцогини, чтобы она заставила дочь сделать его своим постоянным советником. Сохранились его слова: «Если принцесса Виктория не прислушается к голосу здравого смысла, ее нужно будет заставить». Однако здравый смысл подсказывал будущей королеве как раз обратное: держаться от этого человека как можно дальше. Даже когда она заболела тифом и лежала в горячке, она нашла в себе силы отказать Конрою, который буквально не отходил от нее, требуя подписать бумагу о своем назначении. Он попытался распространить слух о том, что будущая королева неспособна управлять страной – в этом случае герцогиня все же имела шанс стать регентшей при дочери, однако и эта его попытка провалилась.

24 мая 1837 года Виктория отметила свое 18-летие. Лондонцы искренне поздравляли ее с днем рождения. Надежды Вильгельма IV, чье здоровье ухудшалось с каждым днем, сбылись: теперь Виктория не нуждалась в регентах.

 

«Скажите, что мне делать?»

Ночь с 19-го на 20 июня 1837 года стала для короля роковой. Его последние часы прошли в Виндзорском дворце, в обществе архиепископа Кентерберийского и управляющего двором лорда Кэнингхэма. Как только царствующий монарх скончался, они отправились в Кенсингтонский дворец, чтобы сообщить будущей королеве эту печальную новость. К воротам дворца они прибыли в 5 утра, и целый час были вынуждены дожидаться, пока их примут.

Наконец мать разбудила Викторию и сообщила ей о посетителях, ожидающих ее внизу. Когда принцесса в халате (тратить время на переодевание она не стала) спустилась к ним, лорд Кэнингхэм и архиепископ Кентерберийский рассказали ей о кончине короля. А затем, повинуясь традиции, преклонили колени перед новой королевой Англии.

Виктория понимала, что от ее первых шагов в новой роли зависит очень многое. Прежде всего необходимо было заручиться поддержкой правительства. Некоторые историки приводят свидетельства того, что покойный король заранее позаботился о своей наследнице и передал ей записку, в которой дал несколько советов о том, как ей следует держаться в первые дни. Другие утверждают, что стратегия была выработана за завтраком, а советником Виктории был Штокмар. Во всяком случае приехавший в Кенсингтонский дворец премьер-министр лорд Мельбурн был встречен королевой тепло. Королева сразу же сказала, что собирается оставить его и весь действующий кабинет министров у власти. Это был верный ход, и Мельбурн, в свою очередь, помог Виктории подготовить речь для будущего выступления на тайном совете.

В 11.30 в зал, где собрались высшие деятели государства, вошла Виктория в сопровождении двух герцогов королевской крови. Сидя в приготовленном для нее кресле, она прочла речь, составленную лордом Мельбурном и произнесла традиционные слова присяги. Как и ее предки, Виктория обещала соблюдать права своих подданных.

Несмотря на то что смерть Вильгельма IV не была неожиданной или скоропостижной, коронация Виктории прошла несколько скомкано. Когда карета подъехала к Вестминстрскому аббатству, будущая королева была немного растеряна. Она не знала всех тонкостей предстоящей церемонии. Поэтому была вынуждена шепотом спрашивать у придворных: «Умоляю, скажите мне, что я должна делать?» Кольцо, которое архиепископ Кентерберийский должен был надеть на ее палец, оказалось слишком мало. По воспоминаниям присутствовавших, архиепископ чуть не вывихнул королеве палец. Разумеется, он поступил так не из жестокости. Чуткие к соблюдению традиций англичане непременно сочли бы дурным знаком, если бы не удалось выполнить эту часть церемонии. Одно знамение лондонцы уже успели заметить: в день коронации над городом пролетел черный лебедь. Это дало пищу для множества слухов. Подданные из самых разных слоев общества многозначительно качал и головами и предсказывали, что правление юной королевы окажется недолгим.

Восемнадцатилетняя королева удивительно быстро приспособилась к своему новому статусу. В день своей коронации она написала: «Раз Провидению угодно было поставить меня на это место, я все сделаю, чтобы исполнить свой долг в отношении моей страны; я очень молода и, может быть, во многих, но не во всех отношениях неопытна, но я уверена, что лишь немногие имеют больше действительной доброй воли и больше желания делать то, что полезно и справедливо, чем я». Ей удалось найти единственно верную линию поведения: она не пыталась указывать министрам, что им следует делать, но вникала во все тонкости принимаемых решений и умела отстоять свою позицию в важных вопросах.

В первые годы ее правления правительство возглавлял лорд Мельбурн. Ему пришлось столкнуться с множеством проблем – в колониях назревали восстания. В результате он был вынужден уйти в отставку, уступив место сэру Роберту Пилу, принадлежавшему к партии тори. Многие из королевских фрейлин были женами вигов, и новый глава правительства попытался заменить их женами членов своей партии. Королева отказалась пойти на этот шаг. Она твердо сказала, что не откажется ни от одной из своих фрейлин и оставит их всех. Когда же Пил попытался обосновать свое требование, ссылаясь на непопулярность вигов и расстановку сил в парламенте, Виктория ответила: «Меня не интересуют их политические взгляды. Я не беседую с ними о политике».

Начало царствования Виктории прошло в условиях политической нестабильности. Тори и виги непрерывно боролись за власть, сменяя друг друга чуть ли не каждый год. Королева приложила немало усилий, добиваясь создания коалиции, но лишь в 1852 году, когда правительство возглавил лорд Абердин, эта цель была достигнута.

В целом же отношения Виктории с правительством были удивительно разумны и рациональны. Она подписывала государственные решения, принятые кабинетом министров, не пытаясь вносить в них коррективы. Но неизменно требовала обоснования этих решений. Королевская санкция в ее понимании не была пустой формальностью, и она терпеливо выслушивала доклады и читала документы, разъясняющие тот или иной вопрос. Ее послания правительству были выдержаны в строгом стиле. А порой она даже напоминала министрам, что если они посягнут на ее право знать обо всех государственных решениях, то им быстро найдется замена.

Заинтересованность молодой королевы государственными обязанностями не осталась незамеченной. Один из ее современников оставил восхищенный отзыв: «Она ни на минуту не покидает своего поста – самая трудолюбивая и обязательная королева в мире».

 

Первая влюбленность королевы

Не прошло и двух лет с момента вступления на престол Александрины Виктории, как она доказала, что верность долгу перед своей страной для нее важнее любых других соображений. Правительство и родственники понимали, что королева Англии просто обязана выйти замуж и оставить после себя наследника.

Для любой женщины замужество – важный шаг, способный изменить жизнь в лучшую или худшую сторону. Для королевы он важен вдвойне. Поэтому кандидатуры подбирались тщательно. Наиболее перспективным казался герцог Альберт, которого прочили принцессе в мужья еще в детстве. Как оказалось впоследствии, это был исключительно удачный выбор. И все же первым, на кого обратила внимание Виктория, оказался совершенно другой мужчина…

В 1839 году Александрина Виктория готовилась отпраздновать свое двадцатилетие. При дворе готовились к пышным празднествам. Приглашения на торжество получили многие представители правящих домов Европы, в том числе – будущий император Российской империи, цесаревич Александр. Цесаревич Александр, впоследствии известный как Александр II, был всего на год старше английской королевы. Красивый, голубоглазый, высокий, он невольно обращал на себя внимание. Дамы восхищались его безукоризненными манерами, умением держаться. Затянутый в великолепный мундир русский наследник престола не оставил равнодушной и именинницу. Первый танец она танцевала именно с ним – и не только из политических соображений. Последний танец – также. Языкового барьера не существовало – цесаревич получил прекрасное образование, так что во время бала они смогли побеседовать. Виктория призналась жене премьер-министра, что Александр ей «чрезвычайно понравился» и что они стали друзьями.

4 мая состоялась личная аудиенция. Виктория и Александр смогли немного лучше узнать друг друга. О мыслях и чувствах цесаревича свидетельств не сохранилось, а юная королева посвятила ему несколько строк в своем дневнике: «У него красивые синие глаза, короткий нос и изящный рот с очаровательной улыбкой. Я нашла Великого Князя чрезвычайно привлекательным, с располагающим приятным характером, таким естественным, таким веселым».

Одной аудиенцией дело не ограничилось. За время, в течение которого цесаревич находился в столице, встреч было немало. Разумеется, ни о каких нескромных поступках и речи быть не могло, да и виделась молодая пара только урывками и в большом обществе. Но от двора не укрылось, что обычно пунктуальная королева стала откладывать некоторые встречи, если они мешали ей увидеться с Александром, или поручать их премьер-министру. На страницах ее дневника появилась еще одна запись, более откровенная, чем первая: «Мне страшно нравится Великий Князь, он такой естественный и веселый, и мне так легко с ним».

Александр тоже выглядел счастливым. Он охотно беседовал с английской королевой, делал ей небольшие подарки – все строго в рамках приличий, однако сопровождавшие наследника придворные всполошились. Они опасались, что цесаревич окончательно потеряет голову. А это грозило нешуточными потрясениями. Дело в том, что брак между Викторией и Александром мог состояться лишь в одном-единственном случае: если бы один из них отказался от престола во имя любви. Виктория уже стала королевой и на цесаревича возлагались большие надежды. Поэтому английские и российские придворные были на грани паники.

В Россию полетели письма: Александрина Виктория и Александр глаз не сводят друг с друга, между ними зарождается настоящее чувство. Из Петербурга курьеры доставили ответ императора: необходимо срочно покинуть Англию, пока наследник не наделал глупостей. Англичане, в свою очередь, принялись уговаривать королеву прислушаться к голосу разума. В стране наконец-то установилось хрупкое равновесие, и любой опрометчивый поступок отразился бы на судьбе Англии. Что же касается наследника русского престола, говорили Виктории советники, каким бы прекрасным человеком он ни был, Россия – опасный соперник для Британии. Таким образом, королева оказалась перед выбором: собственное счастье или счастье своих подданных. Уроки наставников не прошли даром: она выбрала второе.

Советники Александра торопили его с отъездом, но назначен он был лишь на 30 мая. Почти месяц – много это или мало? Для молодых влюбленных он, наверное, казался одним мгновением. И оба сознавали, что это мгновение скоро станет только воспоминанием. Перед отъездом цесаревич и английская королева в последний раз увиделись наедине. Это прощальное свидание сильно взволновало обоих. Виктория записала: «Он был бледен, и голос его дрожал, когда он сказал мне по-французски: «Мне не хватает слов, чтобы выразить все, что я чувствую», – и добавил, как глубоко он признателен за столь любезный прием…Затем он прижался к моей щеке и поцеловал меня так тепло и с таким сердечным чувством, и потом мы опять очень тепло пожали друг другу руки».

Королева вернулась к государственным делам, и о визите цесаревича ей напоминали теперь только его портрет и живой подарок – щенок овчарки по имени Казбек. Впрочем, нельзя сказать, что кто-то заметил на лице Виктории следы слез или переживаний. Либо она настолько хорошо скрывала свои чувства, либо ее увлечение Александром все же не успело перерасти в глубокое чувство. Им суждено было встретиться еще раз – спустя 35 лет, когда романтика была полностью вытеснена конфликтом интересов двух огромных государств. Возможно, оба вспомнили свою первую встречу, но оба уже были в том возрасте, когда воспоминания не имеют власти ни над настоящим, ни над будущим.

 

Семейная идиллия

В январе 1840 года королева обратилась к парламенту. Ее речь не касалась вопросов управления страной или положения в колониях. Виктория объявила, что собирается выйти замуж. Сдерживая волнение, она назвала имя своего будущего супруга: принц Альберт Саксен-Кобургский.

Принц Альберт был двоюродным братом Виктории. Он появился на свет всего на три месяца позже, чем королева, и даже роды у его матери принимала та же повитуха. И король Леопольд, дядя Виктории, и ее бабушка считали, что этот брак – лишь вопрос времени. Однако первая встреча Альберта и Виктории, состоявшаяся в мае 1836 года, пробудила скорее дружеские чувства. В письмах к дяде Виктория выказывала симпатию к кузену и добродушно над ним подшучивала, а будущий принц-консорт ограничился замечанием: «Наша кузина – весьма добродушная особа». Позже, когда история любви этой пары облетела весь мир, она была слегка подкорректирована. Говорили о том, что молодые люди сразу же понравились друг другу. Однако многие исторические источники рисуют другую картину, а историографы даже задаются вопросом: был ли этот союз действительно счастливым?

Король Леопольд решил не полагаться на волю случая. Он устроил вторую встречу королевы и принца. В октябре 1839 года Альберт приехал с визитом в Лондон. На этот раз Виктория посмотрела на него по-новому, о чем свидетельствует ее письмо к дяде: «Красота Альберта впечатляет, он так любезен, так прост: короче, он соблазнителен». В дневнике же она была еще более откровенна: «Встреча с ним всколыхнула мои чувства. Как он красив! Его губы завораживают, у него такие очаровательные усики и бакенбарды». Вскоре королева оценила и другие достоинства своего избранника. Он был умен, образован, умел поддержать любую беседу. Рядом с этим человеком она могла быть счастлива – огромная редкость для династических браков. Именно это она и сказала лорду Мельбурну.

Впрочем, была одна небольшая трудность. Принц не мог решиться попросить руки королевы. Поэтому Виктории пришлось самой сделать ему предложение. Конечно же, она волновалась, хотя и не ожидала отказа с его стороны. Ведь Альберту, как и ей самой, с детства внушали, что принцы и принцессы могут выбрать себе пару только из числа себе подобных.

Поговорить с Альбертом она решила после королевской охоты. Это была их первая встреча наедине. Пригласив Альберта в свой кабинет, Виктория какое-то время поддерживала светскую беседу. Надеялась ли королева, что он первым заговорит о своих чувствах? Судя по ее письму к тете, герцогине Глостер, нет. Более того, она была довольна скромностью Альберта, его признание в любви и тем более предложение руки и сердца были бы непростительной вольностью, учитывая разницу в их положении.

Затягивать разговор не было смысла, и Виктория обратилась к своему кузену: «Я буду счастлива, если вы согласитесь на то, чего я желаю, то есть станете моим мужем». Альберт преклонил колено и поцеловал ей руку. А затем произнес: «Я буду счастлив провести мою жизнь рядом с вами». Вечером дневник королевы пополнился еще одной записью: «Я люблю его больше, чем думала, и я сделаю все, что в моей власти, чтобы облегчить его жертву».

Почему Виктория говорила о жертве со стороны Альберта? По законам того времени супруг королевы Англии вовсе не становился королем. Ему было уготовано незаметное существование, и все, чего от него ожидали – это появления наследников. Он не мог принимать непосредственного участия в управлении страной, имел право только на титул фельдмаршала. Так что роль мужа королевы была незавидной.

Впрочем, Виктория была полна решимости бороться, если не за права своего мужа, то хотя бы за его титул. Она обратилась за помощью к своему давнему другу и советнику, премьер-министру лорду Мельбурну. Королева в отчаянии спрашивала, чего же стоит ее власть, если она даже не может сделать своего мужа королем? Но лорд был непреклонен: титул Альберту мог дать только парламент. Он посоветовал Виктории не торопиться с этим вопросом, поскольку «те, кто делают королей, могут и свергать их». Королева в очередной раз показала свою выдержку и мудрость: она не стала настаивать и сменила тему разговора. Свои переживания она могла доверить только бумаге: «Я даже не могу сделать Альберта опекуном наших детей. Если после моей смерти мой сын будет совершеннолетним, то он станет опекуном младших братьев и сестер, а не их отец. А если дети не достигнут к тому моменту совершеннолетия, то будет назначен регент».

А что же Альберт? Как он относился к своему подчиненному положению? Ответ на этот вопрос дает его переписка с Викторией. Когда он узнал, что невеста собирается решать не только государственные вопросы, но и семейные – выбор дома, обстановки и даже свиты, он с горечью написал ей: «Подумайте о моем положении – я покидаю мою родину, все дорогие мне воспоминания, моих настоящих друзей ради страны, где все мне незнакомо и чуждо: люди, язык, обычаи, образ жизни, мое положение. Кроме вас, мне некому будет довериться. И мне даже не разрешают оставить при себе двух-трех людей, которые должны заниматься моими личными делами и которым я доверяю…» Однако его упреки не подействовали на королеву. Она не поддавалась на уговоры, а ее ответы порой были довольно жесткими и наверняка задевали самолюбие Альберта. Когда он предложил поселиться в Виндзоре, а не в Лондоне, то услышал: «Мой дорогой друг, вы совсем не разбираетесь в данном вопросе. Вы забыли, любовь моя, что я королева. Ничто не должно мешать или замедлять решение государственных дел. Парламент заседает, и почти каждый день неотложные дела требуют моего присутствия. Я не могу покинуть Лондон. Даже два-три дня отсутствия – это слишком долго». Даже медовый месяц продлился всего лишь две недели – и тоже из государственных соображений.

Свадьба Виктории и Альберта состоялась 10 февраля 1840 года – на подготовку церемонии пришлось потратить почти полгода. К выбору свадебного наряда невеста отнеслась со всей ответственностью, хотя и нарушила при этом некоторые традиции. Дело в том, что особы королевской крови обычно надевали тяжелое парчовое свадебное платье, украшенное драгоценными камнями и наполовину закрытое бархатной, отделанной горностаем накидкой. Виктория нарушила эту традицию, заказав белое платье из атласа, украшенное веточками флёрдоранжа (цветки апельсина) и отделанное кружевом. Впрочем, простым и скромным его назвать было нельзя. Хотя к тому времени было освоено фабричное производство кружев, все титулованные особы отдавали предпочтение кружевам ручной выделки. Более сотни кружевниц в течение шести месяцев трудились над украшением ее платья и длинной вуалью. Наряд дополняли свадебные украшения: серьги, шпильки с драгоценными камнями, бриллиантовое ожерелье. А напротив сердца королева приколола подарок принца Альбера – сапфирово-бриллиантовую брошь. Жених и невеста выглядели счастливой парой, да они и были счастливы, насколько это было возможно. Вся Европа с умилением смотрела на молодоженов, а свадебное платье королевы мгновенно стало образцом для подражания тысяч модниц.

Сразу же после бракосочетания молодожены отправились в Виндзорский дворец. Он был построен еще в XI веке Вильгельмом Завоевателем и считался одним из символов Британии. В его стенах некогда жили Генрих I, Джеймс I, Эдуард III, при котором началась Столетняя война, и Карл II… Кстати, дворцом Виндзорский замок стал именно во времена Карла II, когда многие его апартаменты были перестроены и залы наполнились предметами роскоши.

Никто не был свидетелем первой брачной ночи Виктории и Альберта. Но утром она отправила своему дяде восторженное письмо: «Спешу Вам сообщить, что я счастливейшая из женщин, самая счастливая из всех женщин мира. Я действительно думаю, что невозможно быть счастливее меня и даже – столь же счастливой». С каждым днем любовь Виктории к своему мужу разгоралась все сильнее, к концу медового месяца она буквально обожала его. Неудивительно, что сразу же после свадьбы она распорядилась поставить в своем кабинете второй письменный стол, чтобы как можно больше времени проводить с Альбертом.

Газеты того времени пристально следили за жизнью Виктории и ее мужа. Эта пара казалась удивительно гармоничной и счастливой. В придворных кругах разошлась мини-пародия, полностью раскрывавшая степень влюбленности королевы: «Мы и наш любимый Альберт». Но был ли счастлив он сам? Современные исследователи расходятся в мнениях на этот счет. Еще накануне свадьбы, во время прибытия Альберта в Англию, его встречала толпа зевак с плакатами:

Виктория и в самом деле никогда не была худышкой. При небольшом росте это могло бы стать немалым недостатком для девушки. Но, несмотря на это, в молодости она была довольно привлекательна. «Мы, однако, довольно невысоки для королевы», – признавалась она в своем дневнике. Но ее светлые умные глаза, величественная осанка и внимание к собеседнику заставляли самых взыскательных эстетов через пять минут беседы с ней забывать и о небольшом росте, и о полноте. Альберт был строен и изящен, очень хорош собой. Злые языки могли бы сказать, что он намного привлекательнее своей жены. Однако когда они вместе появлялись на публике, казалось, что оба просто созданы друг для друга – настолько дополняли друг друга принц и королева.

Литтон Стрейчи полагал, что это был «семейный брак» – брак по расчету, в котором обе стороны от начала и до конца играли соответствующие роли. В определенном смысле это так и было. Виктория и Альберт совместными усилиями создали образ идеальной супружеской пары – верной, прочной, далекой от каких-либо скандалов и сплетен. Каждый из них приложил немало усилий для создания той атмосферы доверия и взаимоподдержки, которая отличает счастливые семьи от несчастных.

Виктория старалась сделать все возможное для того, чтобы Альберт не чувствовал себя иждивенцем. Она охотно прислушивалась к его советам, поскольку принц получил намного лучшее образование и пользовался заслуженной репутацией «ходячей энциклопедии». Его привлекала живопись, техника, архитектура, музыка. Любовь ко всем этим областям культуры он стремился привить и своей супруге. Жизнь высших придворных кругов казалась ему пресной и скучной, недаром он называл ее «пейзажем в серых тонах». Виктории происходящее во дворце казалось чем-то само собой разумеющимся, и когда горячо любимый муж предложил ее несколько разнообразить, она поначалу была удивлена. Тем не менее ей хотелось сделать приятное Альберту, поэтому вскоре при дворе начались перемены. Разумеется, на проверенные веками традиции никто не покушался, и революции в области этикета не произошло. Но с легкой руки Альберта в Виндзоре и Букингемском дворце было разрешено изредка устраивать карточные и другие настольные игры. Сам принц нередко играл на фортепиано и органе. Фортепианные пьесы в четыре руки, песни на музыку Мендельсона приобрели популярность – ведь во все времена придворные стремились перенять привычки своих монархов.

Не меньшую роль Альберт играл и в вопросах политики и управления страной. Писатель Андре Моруа говорил по этому поводу: «Некоторые политики находили, что у него слишком много власти. А его идеи относительно королевской власти многие считают несовместимыми с английской конституцией… Он вел Англию к абсолютной монархии». На первый взгляд, эта фраза полностью противоречит словам самой Виктории. В своем дневнике она упоминала: «Я читаю и подписываю бумаги, а Альберт их промокает». Но противоречие это – только кажущееся. Если поначалу молодая королева была полна желания править и не допускала ни малейшего вмешательства в решение государственных вопросов, то уже через несколько месяцев супружества ее позиция изменилась: «Мы, женщины, не созданы для правления, если б мы были честны сами с собой, то отказались бы от мужских занятий… С каждым днем я все больше убеждаюсь, что женщины не должны брать на себя правление королевством».

Одной из причин такой смены интересов стало рождение дочери. Виктория Аделаида родилась в 1840 году. Во время беременности принц Альберт трогательно ухаживал за женой, заботился о ней. Немногие монархи были так внимательны к своим женам. Когда после родов королева спросила, доволен ли ею муж, Альберт ответил: «Да, дорогая. Но не будет ли разочарована Англия, узнав, что родилась девочка, а не мальчик?» Виктория пообещала, что в следующий раз у нее родится сын. И действительно, через год на свет появился будущий король Эдуард VII.

Всего у Альберта и Виктории родилось девять детей: Виктория, Альберт Эдуард, Алиса, Альфред, Елена, Луиза, Артур, Леопольд и Беатриса. Разумеется, королева была избавлена от большинства трудностей, которые выпадают на долю многодетных матерей из низших слоев общества. Но не стоит забывать, что ее обязанности по отношению к стране оставались прежними. Ей приходилось совмещать огромное количество ролей: супруги, матери, правительницы. Поток документации, с которыми ей приходилось работать, был огромен: переписка, докладные записки министров, ее указания им. Едва ли она сумела бы справиться с ним, если бы не поддержка Альберта. Он помогал ей решительно во всем, приучал ко многим новшествам, давал мудрые советы. Почувствовав, что Виктория устает от внимания со стороны придворных и журналистов, он увозил ее в замок Балморал в Шотландии. Экскурсии, игра в кегли и прятки, беззаботные вечера – все это давало Виктории возможность отдохнуть. Пожалуй, это были самые счастливые дни их супружества.

Альберт и Виктория прожили вместе 21 год. И с каждым годом они все лучше понимали друг друга. Несмотря на то что их родители не были достойным примером для подражания (брак родителей Виктории совсем не был счастливым, а родители Альберта были уличены в супружеских изменах), королева и ее муж стали живой легендой, воплощением мечты об идеальной паре. Вероятно, именно поэтому Виктории удалось сделать почти невозможное: добиться от парламента признания прав своего мужа.

В 1856 году королева отправила премьер-министру официальное послание. На этот раз оно не касалось внешней политики или управления страной. Виктория решила, что настал подходящий момент для того, чтобы конституционно признать и закрепить права принца Альберта. К тому времени его популярность существенно возросла – по крайней мере, по сравнению с первыми годами после свадьбы. Альберт больше не был чужаком. Он общался с членами правительства, видными учеными и изобретателями того времени, его советы относительно экономики страны и внешней политики часто оказывались мудрыми и эффективными. Англия постепенно превращалась в передовую страну, из которой по всему миру распространялись последние изобретения. Телефон, телеграф, сеть железных дорог, объединившая страну, научные достижения и общее повышение уровня жизни были прекрасным фоном для того, чтобы немного изменить устаревшие законы и традиции.

Одной из самых удачных идей, которые добавили популярности супругу королевы, была организация первой Всемирной выставки. В 1849 году принц Альберт предложил организовать Международную выставку, в которой могли бы принять участие многие страны мира. Ее официальное название – «Великая выставка изделий промышленности всех наций 1851 года» – объясняло основную идею выставки. Экспонатами должны были стать лучшие изобретения современности, новинки, словом, результаты прокатившейся по Европе промышленной революции.

Список учредителей возглавила сама королева Виктория. Подготовительные работы заняли почти два года. Торжественная церемония открытия состоялась 1 мая 1851 года в Хрустальном дворце Джозефа Пакстона, возведенном из железа и стекла на территории Гайд-парка. На первом этаже здания и в его галереях разместилось более 13 километров выставочных стендов. Мероприятие пользовалось невероятным успехом. Один из посетителей выставки так описал свои впечатления: «В том здании было что-то волшебное, в нем была какая-то идея величия, таинственная и неожиданная, которая вас сразу охватывала. Общий вид его был вместе и очарователен и величествен». А королева Виктория назвала ее одним из чудес света и началом «золотого века».

Впрочем, Альберт был не только фанатиком прогресса. В первую очередь ему был присущ трезвый расчет. Всемирная выставка не только демонстрировала величие Англии и ее техническую мощь – она позволила заработать огромные деньги. Экспозиция была открыта пять с половиной месяцев, и ее посетило более шести миллионов человек. На эти деньги в Англии были открыты новые научные и образовательные заведения, в том числе – знаменитый Лондонский музей науки и естествознания и геологический музей.

Разумеется, парламент не сразу согласился удовлетворить просьбу королевы. Потребовался долгий год бюрократических проволочек, заседаний, споров. Но в итоге принц Альберт получил специальный «королевский патент», который давал ему право именоваться принцем-консортом, то есть принцем-супругом.

Альберт был искренне благодарен Виктории. Если поначалу его и подозревали в некоторой холодности по отношению к жене, теперь даже самые злостные сплетники не находили пищи для разговоров. Тем более что принц неизменно отзывался о своем супружестве почти восторженно. В одном из посланий к брату он писал: «Чем тяжелее и крепче цепи супружества, тем лучше. Супруги должны быть прикованы друг к другу, неразделимы и жить только друг для друга. Я хотел бы, чтобы ты приехал и полюбовался на нас – идеальная супружеская пара, соединенная любовью и согласием».

В начале декабря 1861 года случилось несчастье. Принц Альберт тяжело заболел. Поначалу Виктория надеялась, что он вскоре поправится, ей даже в голову не могло прийти, что ее «милый ангел», который прожил с ней рядом так долго, может умереть. Но в пять часов 14 декабря 1861 года это произошло. Теряя сознание, Альберт прошептал: «Моя дорогая жена…» Это были его последние слова.

 

Виндзорская вдова

Смерть Альберта оказалась настолько страшным ударом для Виктории, что она почти потеряла рассудок. Он был не только мужем, но и ее лучшим другом, советчиком, помощником во всех делах. Королева не представляла, как жить дальше… Но она сумела взять себя в руки и дала клятву посвятить остаток жизни памяти Альберта и воплотить в жизнь все то, что ему не удалось завершить. Вот отрывок из ее письма дяде: «Я твердо решила, бесповоротно решила, что все его пожелания, проекты, мысли будут для меня руководством к действию. И никакие человеческие законы не свернут меня с этого пути».

Она строго-настрого приказала слугам соблюдать точно такой же распорядок, какой сохранялся при жизни любимого мужа. Они должны были действовать так, будто их хозяин все еще жив: по утрам подавать ему кувшин с горячей водой для умывания, вечером класть на постель пижаму. В вазе на столе сменялись свежие цветы, часы заводились в одно и то же время… А безутешная Виктория отказывалась покидать Виндзорский замок. Ей был безразличен и ропот членов правительства, которые упрекали ее в пренебрежении к своим обязанностям, и попытки духовенства наставить ее на путь смирения. Нарядом королевы с момента смерти Альберта и до самой смерти стало черное платье. Ее затянувшийся траур вначале осуждали, позже к нему привыкли и воспринимали как должное. В память о любимом муже она приказала соорудить мавзолей в виндзорском парке. Чуть позже появились другие напоминания о покойном: Альберт-мемориал и концертный зал – Альберт-холл неподалеку от Музея Виктории и Альберта. Музей был основан еще при жизни принца-консорта.

В течение долгих месяцев королева Виктория находилась в тяжелейшей депрессии. За ней закрепилось прозвище Виндзорской вдовы. Она была шокирована, увидев его в сборнике стихов Редьярда Киплинга:

Но даже это не самое лестное прозвище не могло вырвать ее из той пропасти отчаяния, в которой она оказалась. Ее письма и дневниковые записи в разных выражениях повторяли одну и ту же мысль: «Мир померк для меня».

Пытаясь справиться со своим горем и увековечить память о любимом муже, Виктория написала книгу «Early life of the Prince Consort» (1867 г.). Позже увидели свет «Leaves from the journal of our life in the Highlands» (1868 г.), а в 1884 году – «More leaves from the journal of a life in the Highlands».

Поведение королевы после смерти супруга многие расценили как проявление слабости. Многие полагали, что она больше никогда не вернется к своим обязанностям и будет довольствоваться скромной ролью декоративной фигуры. Но они ошиблись. Королева победила в себе безутешную женщину.

Немалую роль в возвращении королевы к государственным делам сыграл Бенджамин Дизраэли. Несмотря на то что начало их знакомства было не слишком удачным и лишь невероятные усилия со стороны Дизраэли помогли ему преодолеть ее предвзятое отношение, он сумел сделать немало полезного для Британии. В те годы, когда он занимал пост премьер-министра (1868-й и 1874–1880 гг.), Британия приобрела контроль над Суэцким каналом, аннексировала ряд новых территорий, собрав под короной 40 стран – от Канады до Индии.

Дизраэли и королева были полностью единодушны в стремлении превратить Англию в самую могущественную державу в мире. Этой цели были подчинены все их усилия в области внешней политики. Королева предоставила ему самые широкие полномочия и неизменно поддерживала самые дерзкие начинания премьер-министра. Этот тандем оказался исключительно удачным, не зря историки называют его расцветом правления королевы Виктории.

Дизраэли восхищался королевой и стремился оправдать ее доверие. В 1875 году, когда между политиками Британии и Франции развернулась нешуточная борьба за Суэцкий канал, Виктория с нетерпением ожидала известий от Дизраэли. Запись в дневнике королевы от 14 ноября 1875 года буквально в двух словах объясняет, каким образом премьер-министру удалось обыграть своих политических противников: «Получила почту от господина Дизраэли с очень важными новостями о том, что правительство купило акции наместника Египта в Суэцком канале на четыре миллиона, что дает нам полный контроль над Индией и вообще ставит нас в очень безопасное положение! Потрясающая вещь. Это полностью заслуга господина Дизраэли». О предстоящей покупке Дизраэли сообщил королеве три или четыре дня назад. Тогда предложение казалось неоправданно смелым, однако Виктория не побоялась пойти на риск и поддержала его.

Следующий год оказался еще более удачным, чем предыдущий: в число заморских владений Британии входит Индия. Королева Виктория провозглашается «императрицей Индии» – титул, которым она гордилась, хотя никаких реальных привилегий он не давал. Дизраэлли стоило немалых усилий убедить парламент принять билль об этом провозглашении. За невероятные успехи на политическом поприще Виктория пожаловала своему советнику и другу графский титул.

С преемником Дизраэли, Уильямом Гладстоном, королева была в гораздо худших отношениях. Хотя Виктория и приняла его проект избирательной реформы, но к биллю «Хоум Рул» (речь шла о предоставлении самоуправления Ирландии) она не могла отнестись с одобрением: законопроект подрывал устои монархии. Впрочем, ей не пришлось бороться в одиночку. Билль вызвал настоящий взрыв негодования в палате общин, и Гладстон был вынужден уйти в отставку. Надо сказать, Гладстон и раньше сильно раздражал королеву, и не в последнюю очередь – своей манерой общения. Виктория негодовала: «Он говорит со мной, как будто я – общественное собрание». Очень многие члены правительства придерживались совершенно противоположного тона. Лесть, лесть и еще раз лесть – вот что ежедневно слышала королева. Нельзя сказать, что она оставалась равнодушной к ней. Однако сумела выработать некоторый душевный иммунитет к излишним восхвалениям. В конце концов, важно было не то, что думают о ней окружающие, а то, что она сама думает о них.

20 июня 1887 году вся Британия торжественно отмечала 50-летний юбилей царствования королевы Виктории. На состоявшийся по этому поводу торжественный банкет пригласили 50 европейских королей и принцев. Леди Рандольф, присутствовавшая на торжестве, в мемуарах описала свои впечатления от увиденного: «Я редко видела Лондон таким праздничным: синее небо, яркое солнце, пестрые флаги и взволнованная, но терпеливая толпа, равномерно рассредоточившаяся по бесчисленным улочкам…Зрелище было великолепным и впечатляющим. Изумительно красивые платья и мундиры казались еще ярче и прекраснее в мягком церковном полумраке с лучами летнего солнца, струившегося сквозь старинные витражи окон. Королева, являвшая собой славу и преемственность английской истории, сидела одна в середине огромного нефа. Это была маленькая и трогательная фигурка, окруженная пышным собранием и сотнями глаз, пристально следивших за каждым движением ее стареющего тела».

Виктория с достоинством принимала поздравления гостей. Но гораздо сильнее ее тронули не воздаваемые ей официальные почести, а небольшой эпизод. В ее дневнике сохранилось упоминание о нем: «…а маленькая девочка дала мне красивый букет, на лентах которого было вышито: «Боже, храни нашу Королеву, не только Королеву, но Мать, Королеву и Друга». И действительно, Виктория стала для подданных уже не столько представительницей своей династии и олицетворением монархии, сколько матерью. Зрелая, уверенная в себе, требующая неукоснительного соблюдения норм нравственности и морали, она прилагала немало усилий для того, чтобы постоянно поддерживать свой авторитет. Премьер-министр лорд Солсбери говорил: «Виктория непостижимым образом всегда точно знала, что хочет и что думает народ». У нее был настоящий артистический талант. Лондонцы плакали от умиления, когда она вместе с выздоравливающим после тифа Эдуардом проехала по городским улицам. Она целовала руку своего чудом избежавшего смерти сына, и простым жителям Острова этот жест казался трогательным и естественным. Позже, в старости, она демонстрировала верность традициям уходящего века: дворцы, где она жила, освещались не электричеством, а свечами. Доклады министров и отчеты, напечатанные на машинке, королева не читала. Всякий раз ее фрейлины переписывали их от руки. Ей не только прощали эти милые чудачества – они нравились народу Британии, для которого уважение к традициям оставалось одной из важнейших черт национального характера.

Интересно, что реальная помощь, которую королева оказывала своим подданным, далеко не всегда оказывала такой эффект. Несмотря на то что во время неурожая картофеля 1845 года Виктория пожертвовала 5000 фунтов в помощь голодающим и собиралась построить в Ирландии резиденцию, отношение к ней ирландцев оставалось враждебным. В 1863 году Дублинская корпорация даже отказалась поздравить принца Уэльского со свадьбой. Это было открытым вызовом. Многие ставили королеве в вину и то, что она «немка», и ее почти неприличную с точки выдержанных британцев скорбь по принцу Альберту. Непопулярные законы, на которых она ставила резолюцию, также подливали масла в огонь… Не стоит забывать, что именно на период ее царствования пришелся страшный голод в Ирландии, в колониях то и дело вспыхивали восстания, а каждая победа британских войск и каждое новое приобретение британской короны оплачивалось тысячами жизней простых солдат. Таким образом, нельзя сказать, что британцы были единодушны в своей любви к королеве.

За свою жизнь королева Виктория пережила несколько покушений. Правда, некоторые историки называют их несерьезными и даже высказывают предположение, что они были попросту подстроены. Первое покушение состоялось в самом начале ее царствования, накануне рождения старшей дочери. Восемнадцатилетний Эдуард Оксфорд дважды выстрелил в проезжающую карету Виктории, но промахнулся. Королева, которая была беременна, не пострадала, а ее несостоявшегося убийцу признали сумасшедшим. Но если бы Виктория в тот злополучный день умерла, не оставив наследников, английский трон снова стал бы свободен, ведь принц Альберт в тот момент не имел никаких прав… 29 мая 1842 года королева, проезжавшая в карете, снова подверглась нападению. Джон Фрэнсис, вооруженный пистолетом, обстрелял карету в Сент-Джеймсском парке. Как и в прошлый раз, его удалось вовремя остановить. Через несколько дней произошло еще одно покушение. Правда, позже выяснилось, что пистолет нападавшего мальчишки был заряжен всего лишь табаком и бумагой. Встревоженный принц Альберт обратился к парламенту с проектом закона, по которому любой, кто выстрелит или бросит что-либо в королеву, будет приговорен к семи годам заключения и телесным наказаниям. Однако на практике с теми, кто покушался на жизнь Виктории, обходились очень мягко. Отставной офицер Роберт Пэйт, который в 1850 году сумел прорваться к королеве и несколько раз ударить ее тростью, был просто признан невменяемым. Ирландец Артур О'Коннор, который под дулом пистолета (правда, незаряженного) хотел добиться от королевы освобождения ирландцев из тюрем, также получил символическое наказание. Очередная попытка убить Викторию состоялась в 1882 году, на этот раз нападавший был родом из Шотландии. И, по уже сложившейся традиции, был признан невменяемым и отпущен на свободу.

 

«Бабушка» Европы

У Виктории и Альберта было 9 детей и 40 внуков. Такое обилие потомков иногда повергало королеву в настоящий шок: «Седьмая внучка и четырнадцатый внук – это, боюсь, уже многовато; скоро мы начнем походить на кроликов в Виндзорском парке!» Впрочем, принцы и принцессы во все времена были не только любимыми детьми, но и фигурами в политической игре. Благодаря целой серии династических браков Виктория сумела породниться с основными правящими домами, за что ее часто называли «бабушкой Европы». Судите сами: ее старшая дочь Виктория в 1858 году вышла замуж за кронпринца прусского, который позже стал императором Фридрихом III. Альберт Эдуард, царствовавший под именем Эдуарда VII, женился на датской принцессе Александре. Алиса вышла замуж за принца, а впоследствии – великого герцога Людвига Гессенского. Альфред породнился с императором Александром II, взяв в жены русскую великую княжну Марию Александровну. Елена была замужем за принцем Христианом Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Августенбургским, Луиза – за Джоном Кэмпбеллом, 9-м герцогом Аргайльским. Артур, герцог Коннаутский, женился на принцессе Луизе Маргарите Прусской, Леопольд, герцог Олбани, – на Елене Вальдек-Пирмонтской. А младшая из дочерей, Беатриса, вышла замуж за князя Баттенберга и стала матерью будущей королевы Испании Виктории Евгении (жены Альфонса XIII и бабки Хуана Карлоса I).

Необходимо сказать, что отношения королевы Виктории с детьми и внуками далеко не всегда были простыми и безоблачными. Младенцы не вызывали у нее ни малейшего интереса. Королеве приписывают высказывание: «Некрасивый малыш – в высшей степени неприятное существо, и даже самый милый малыш ужасен, пока не одет». Подрастая, дети доставляли хлопоты другого рода. Они стремились к самостоятельности, самоутверждению и нередко при этом вели себя совершенно не так, как хотелось бы матери. Например, будущий наследник престола, Эдуард, не раз огорчал ее своими буйными вечеринками. Его поведение шокировало мать, оно не вписывалось в сложившуюся в то время систему норм поведения. Поэтому даже после женитьбы принца, когда и он сам, и окружение королевы ожидали, что она передаст ему трон, Виктория продолжала царствовать. Скорее всего сын и наследник просто не вызывал доверия у привыкшей к строгому соблюдению приличий, пунктуальности и труду королевы. Она опасалась, что он не сумеет сохранить и приумножить то, что она собирала в течение всей жизни. Разумеется, Эдуарда такое положение не устраивало, но ему оставалось только терпеливо ждать, пока трон не освободится. Другой сын Виктории, Альфред, вызвал гнев матери тем, что познакомился в Ницце с дочерью Александра II, великой княгиней Марией Александровной, и решил на ней жениться. Надо сказать, что этот брак вызвал возмущение и у Виктории, и у Александра, однако любовь победила. Не дождавшись родительского благословения на брак, Альфред и Мария обвенчались сами.

Ни в молодости, ни в зрелости королева не отличалась мягкостью характера. Теперь же, с приближением старости, ее властность и привычка распоряжаться проявлялись еще сильнее. Министров она изводила постоянными придирками, все чаще выказывала свое недовольство. Киплинг не зря описывал баснословные богатства Виндзорской вдовы – состояние королевской семьи к концу правления Виктории многократно увеличилось. Однако то ли времена юности, когда принцесса была вынуждена постоянно экономить, все еще были свежи в ее памяти, то ли королеву одолевала обычная скупость, но она не раз устраивала своим детям настоящие выволочки, обвиняя их в транжирстве. Например, Эдуарду она не раз указывала на то, что он слишком много средств тратит на подарки жене. По ее мнению, следовало быть скромнее и не покупать драгоценности и наряды в таких количествах.

Те, кто застал королеву в почтенном возрасте, с трудом могли представить себе ту очаровательную юную принцессу, какой Виктория взошла на трон. Или хотя бы счастливую в браке женщину. Они недоумевали, почему многие искренне восхищаются этой своевольной и сварливой старухой. У. Брант писал в своих записках: «Из того, что я слышал о королеве в последние годы ее жизни, явствует, что она была довольно банальной почтенной старой дамой и напоминала многих наших вдов с ограниченными взглядами, без всякого понимания искусства и литературы, любила деньги, обладала некоторым умением разбираться в делах и некоторыми политическими способностями, но легко поддавалась лести и любила ее… Впрочем, публика стала видеть, в конце концов, в этой старой даме нечто вроде фетиша или идола». В этом была величайшая трагедия королевы. Она так долго находилась на троне, что превратилась в символ, объект неизменного любопытства журналистов и публики. Она уже не правила и даже не царствовала – просто доживала свой век, прекрасно осознавая свою роль и чувствуя себя почти ровесницей века.

Тем временем наступил 1897 год – «алмазный» юбилей царствования британской королевы. Британская империя была полна сил, и торжество по случаю 60-летия царствования Виктории было решено отпраздновать как грандиозный фестиваль, на который должны были приехать управляющие всех колоний с семьями и высокие гости из правящих домов всего мира. В программу фестиваля вошло множество мероприятий. В торжественной процессии приняли участие военные отряды от каждой колонии. Среди 50 ООО солдат, прошедших в парадном строю, были гусары из Канады, кавалеристы из Нового Южного Уэльса, карабинеры из Неаполя, верблюжья конница из индийского Биканера, гурки из Непала. Торжественный смотр английского флота был не менее величественным. 26 июня на рейд Спитхэда прибыло 165 военных кораблей, в том числе 21 эскадренный броненосец 1-го класса и 25 броненосных крейсеров. Эскадры, которые построились в кильватерные колонны, были живым воплощением военной мощи Британии. В Лондоне состоялось множество балов и приемов, самым роскошным из которых стал знаменитый «бриллиантовый» бал-маскарад во дворце герцогини Девонширской. Детальный отчет об этом мероприятии был опубликован в «Таймс». Королеве преподнесли роскошные подарки, по всей Британии прокатилась волна патриотизма. Королеве искренне желали здоровья и долголетия. Но постаревшая Виктория, на тот момент уже прикованная к инвалидному креслу, едва ли получала наслаждение от праздника. Жизнь постепенно, по капле, уходила из нее. После бриллиантового юбилея (за год до него Виктория поставила новый рекорд длительности правления, опередив Георга III) королева все реже появлялась на публике. Последней публичной церемонией, в которой приняла участие Виктория, была закладка здания будущего музея Виктории и Альберта в 1899 году.

Физические страдания королевы на закате жизни не шли ни в какое сравнение со страданиями моральными. В последние годы жизни она потеряла сына Альфреда и двух внуков, а ее любимая дочь Виктория была серьезно больна. «Снова и снова удары судьбы и непредвиденные потери заставляют меня рыдать» – эта жалоба выдает все отчаянье матери, пережившей своего ребенка. Она по-прежнему чтила память своего любимого мужа и готовилась к встрече с ним. Каждый год в годовщину смерти Альберта в ее дневнике появлялась новая запись. Как и при жизни, она почти боготворила его: «Его чистота была слишком велика, его устремления слишком высоки для этого бедного, несчастного мира! Его великая душа теперь только наслаждается тем, чего она была достойна!»

В декабре 1900 года королева в последний раз отметила годовщину смерти принца Альберта. Виктория была особенно печальна в этот день. Казалось, ее не покидало предчувствие собственной смерти. Однако и свою смерть эта великая женщина сумела сделать неординарной, как и весь период своего царствования.

 

Прощание с «золотым веком»

Здоровье Виктории, и без того сильно пошатнувшееся, было окончательно подорвано. И все же она нашла в себе силы отправиться в путешествие на остров Уайт. Королеву не могли остановить ни погода, ни постоянная слабость, ни боль. Ей хотелось еще один раз попасть на остров, где она провела самые счастливые дни в своей жизни. Виктория готовилась не к смерти – она готовилась к свиданию с любимым человеком, которого потеряла почти 40 лет назад. Прибыв в замок, королева пожелала остаться в полном уединении и попросила письменные принадлежности. А затем подробно и обстоятельно, как все, что она делала, описала церемонию собственных похорон. Она предусмотрела буквально все, до мельчайших деталей. Одним из первых распоряжений было пожелание надеть на нее белое платье. Виктория попросила положить с ней в гроб несколько самых любимых украшений. Дальнейшие распоряжения шокировали ее детей и подданных, но воля умирающего священна… Вот почему в последний путь королеву сопровождали укрытые от посторонних глаз вещи самых дорогих ей людей: алебастровый слепок с руки принца Альберта, его последний халат, мантия, которую вышила умершая дочь королевы, принцесса Алиса (она скончалась от дифтерии 14 декабря 1878 года, в возрасте 35 лет). Не забыла Виктория и о Джоне Брауне, которого впоследствии считали то ли ее любовником, то ли вторым мужем. В память о нем она распорядилась положить с ней в гроб его фотографию и прядь волос…

Незадолго до смерти королева Виктория перечитывала свои записи. Она понимала, что многие из них могут вызвать в обществе сильный резонанс и даже навредить упоминавшихся в них людям. Поэтому она оставила еще одно распоряжение: попросила свою младшую дочь Беатрис отредактировать дневник перед тем, как он будет отправлен в архив. Виктория понимала, что ее современники и потомки непременно захотят ознакомиться с теми мыслями, которые она доверяла дневнику, и рано или поздно они будут опубликованы. Сама она уже не успевала удалить записи, которые могли скомпрометировать ее саму или ее близких друзей. На выполнение воли матери у Беатрис ушло тридцать лет. Принцесса переписала все записи от руки, а оригинал отправила в огонь. Только после этого, в 1931 году, с дневником королевы смогли ознакомиться посторонние. В настоящее время записи, сделанные королевой Викторией, хранятся в Королевском архиве в Виндзорском замке. Их набралось немало – 111 томов. Но это и неудивительно, если вспомнить, какую долгую и полную испытаний жизнь прожила английская королева-долгожительница. Записи, оставленные королевой, очень разнородны. Наряду с описаниями событий дня в дневнике встречаются удивительно мудрые мысли, вошедшие во многие собрания афоризмов. И эти мысли характеризуют королеву Викторию лучше, чем мемуары министров или придворные хроники:

«Любой возраст имеет свои преимущества и свои блага».

«То, чего мы не понимаем сейчас, мы поймем когда-нибудь – в этой жизни или в иной. Но мы можем быть уверены в том, что объяснение не скроется от нас».

«Великие события успокаивают и умиротворяют меня; и только мелочи действуют мне на нервы».

«Во власти человека быть счастливым – и быть довольным».

Виктория понимала, что путешествие на остров будет для нее последним. Но ей казалось, что гораздо лучше умереть среди стен, которые хранят светлые воспоминания, чем в наполненном многолетней тоской Виндзорском замке. Близкие родственники, услышав о том, что состояние Виктории ухудшается, поспешили проститься с ней. Последняя болезнь была непродолжительной, но тяжелой. 82-летняя королева чувствовала приближение смерти, ее дыхание все чаще прерывалось. Внук Виктории, Вильгельм II, император Германии и врач, пытался хоть как-то облегчить ее страдания. Но лекарства от смерти не существует… 22 января 1901 года сердце королевы остановилось. Перед смертью она ни разу не позволила себе пожаловаться на свое самочувствие, беспокоило ее только одно: «Я не хочу умирать, я должна завершить еще несколько дел…»

Смерть королевы вызвала невероятный резонанс во всех уголках Британской империи. Королеву оплакивала вся страна. Казалось невероятным, что трон, на котором она провела всю свою сознательную жизнь, опустел. Несмотря на то что преемник королевы давно был назначен и никакой борьбы за корону не предвиделось, англичане воспринимали уход своей королевы как конец самой спокойной и счастливой эпохи. Разумеется, многие политики видели, что в старой доброй Англии назревают перемены, что ее могущество пока еще медленно, но начинает таять. И все же пока страной правила Виктория, у всех сохранялось чувство стабильности и защищенности.

Тело Виктории необходимо было доставить в Лондон. Из Осборна водным путем на королевской яхте «Альберта» покойницу доставили в Портсмут. Во время этого печального плаванья произошел неприятный инцидент. Его виновником стал наконец-то дождавшийся своей очереди новый монарх Британской империи Эдуард VII. Устроитель похорон герцог Норфолкский распорядился приспустить флаг на яхте. Поднявшийся на борт Эдуард обратил внимание на положение флага и поторопился проявить свою только что обретенную власть. Он спросил, почему флаг находится в неподобающем положении. Герцог Норфолкский ответил: «Королева умерла, сэр». Эдуард немедленно отреагировал на эти слова: «Король Англии жив». Герцогу пришлось поднять флаг.

Специальный поезд привез тело королевы из Портсмута на лондонский вокзал, откуда она столько раз отправлялась с визитами в разные страны. Улицы города заполнили толпы людей. Они молча, без слез, провожали взглядом траурную процессию, направлявшуюся в Виндзорский замок. Торжественная церемония прощания с королевой была запечатлена в документальном фильме С. Хепуорта «Похороны королевы Виктории» (1901 г).

Общее настроение англичан было скорее тревожным, чем траурным. Это тонко подметил английский писатель Джон Голсуорси в своей «Саге о Форсайтах»: «Век уходит!.. что будет, когда на престол сядет этот Эдуард. Никогда уже не будет так спокойно, как при доброй старой Викки». Британский поэт Роберт Бридже выразился иначе: «Казалось, что колонна, державшая небосвод, обрушилась». За время правления Виктории в Италии сменилось три короля, в Испании – четыре, во Франции пали две династии. А она оставалась все такой же: пунктуальной, трудолюбивой, величественной.

Даже те, кто не испытывал симпатии к королеве при жизни, не могли отрицать, что за годы ее царствования Британия превратилась из рядовой европейской страны в процветающую империю. И казалось не таким уж важным, что идеи, которые позволили осуществить это, исходили не от самой королевы, а от величайших политических умов викторианской эпохи. Она не была гением политической мысли, но умела находить проницательных и дальновидных советников. Не всегда сходилась во мнениях с членами правительства, однако готова была выслушать доводы в пользу того или иного законопроекта. Видимо, в этом и заключался главный секрет ее политического долголетия…

 

От истории к мифу

Первый фильм о королеве Виктории появился через 36 лет после ее смерти. Он назывался «Виктория Великая». Роль Виктории в этой картине сыграла Анна Нигл. В 1997-м вышла следующая картина – «Ее Величество миссис Браун» с Джуди Денч в главной роли. В 2001 году была снята романтическая киноистория «Виктория и Альберт» – миф о том, как Виктория в юности дала обет никогда не выходить замуж, но безумно полюбила своего будущего мужа и нарушила данное себе слово. Роль королевы досталась ее тезке актрисе Виктории Хэмилтон. А в 2009 году на суд зрителей был представлен еще один фильм – «Молодая Виктория», с Эмили Блант в главной роли. (Эта картина получила «Оскар» за лучшие костюмы.) Любопытно, что в ленте сыграла пра-пра-пра-правнучка Виктории, принцесса Беатрис. Вероятно, этот фильм не станет последней лентой, посвященной английской королеве. Ведь в последнее время во всем мире растет интерес к эпохе, названной в ее честь.

Отношение к викторианской моде, искусству и нравам сегодня довольно неоднозначное. Викторианские дома, изысканная мебель, сочетание, казалось бы, совершенно разнородных стилей в интерьере – все это время от времени входит в моду так же, как и маскарады в костюмах той эпохи. Что же касается нравов и морали, их принято считать ханжескими, неестественными и слишком жесткими. Но так ли это было на самом деле?

Главным недостатком той эпохи было, пожалуй, чрезмерно стыдливое отношение к собственному телу. Истинные леди того времени не должны были пользоваться услугами мужчин-врачей, даже находясь при смерти, женские платья и мужские костюмы тщательно скрывали тело. Упоминание даже самых обычных деталей анатомии считалось верхом неприличия. О выражении чувств не было и речи, и даже отношения между супругами нередко были довольно прохладными. Фраза, приписываемая королеве Виктории, – «Закрой глаза и думай о Британии» – наиболее точное описание тогдашних представлений о близости между полами. Даже такое естественное понятие, как беременность, превращалось в нечто постыдное. Англичанин не мог сказать, что его жена беременна, только «в интересном положении» или «в счастливом ожидании». Девушка, которая провела в одной комнате с мужчиной, которого ей не представили, больше пары минут, считалась скомпрометированной.

Правящая королева строго следила за соблюдением приличий. Главными добродетелями считались трудолюбие, целомудрие, пунктуальность и аккуратность. Конечно, трудно было найти людей, в точности соответствующих идеалу истинного джентльмена или истинной леди, слишком уж высокие требования предъявляла эпоха королевы Виктории. Однако к этим идеалам все же стремились, и за счет этого все общество становилось немного лучше.

Многое из Викторианской эпохи настолько прочно вошло в наш быт, что мы даже не отдаем себе отчета в их происхождении. Именно королева Виктория ввела обычай делать рождественские подарки, с ее легкой руки европейские невесты отправляются на свадьбу в белом платье и в сопровождении подружек. Знаменитая английская традиция чаепития и чайный этикет также родились в Викторианскую эпоху. Так что век правления королевы Виктории вовсе не был таким унылым и лишенным всяческих удовольствий временем, как его иногда пытаются представить.

 

Посмертные обвинения

При жизни королевы Виктории никто не осмеливался усомниться в законности ее происхождения или бросить тень на ее имя – слишком безупречной была репутация Виндзорской вдовы. Но позже появились исследования, которые ставили под сомнение и то и другое.

Первое из обвинений связано с именем Джона Брауна. Слухи о том, что королеву и конюха связывали более чем близкие отношения, ходили еще при жизни Виктории, в годы, последовавшие за смертью принца Альберта. После оглашения ее завещания, по которому с ней в могилу положили фотографию Джона Брауна и прядь его волос, эти слухи усилились. Но лишь сравнительно недавно исследователям удалось обнаружить свидетельства того, что королева не только отвечала слуге взаимностью, но даже… обвенчалась с ним!

Достоянием общественности скандальная новость стала после публикации в историческом журнале «The British Diarist» дневника Льюиса Харкурта, сына министра внутренних дел Уильяма Харкурта. Запись от 17 февраля 1885 года мгновенно облетела всю мировую прессу: «Мисс Маклауд, сестра покойного капеллана Ее Величества Нормана Маклауда, рассказала, что ее брат, будучи при смерти, сознался, что обвенчал королеву с Джоном Брауном, а затем всегда об этом горько сожалел. У мисс Маклауд не было никаких причин выдумывать эту историю, так что, как бы невероятно и постыдно это ни звучало, боюсь, этому следует верить». Свидетельство сына министра многие историки посчитали достоверным. Дело в том, что у Харкурта-младшего была репутация человека, осведомленного обо всех значимых событиях того времени. Его характеристики высокопоставленных лиц этой эпохи были неизменно точны, а в его мемуарах содержалась масса интересных фактов и подробностей. Поэтому историк Патрик Джексон, написавший предисловие к отрывкам из дневника, назвал его «идеальным мемуаристом», у которого не было причин для клеветы или искажения фактов. Но действительно ли Джон Браун и Виктория обвенчались в Глазго в 1866 году? Или брак королевы и конюха – одна из дешевых сенсаций, пригодных только для бульварной прессы?

Сразу стоит сказать, что достоверных доказательств того, что этот брак был заключен, не существует. Конечно, трудно ожидать, что капеллан оставил запись об этом венчании, раз не упоминал о нем практически до своей смерти. Но Викторию окружало немало людей, которым она доверяла и которые должны были хотя бы в личных записях упомянуть о своем отношении к такому скандальному событию. Сторонники версии, по которой Виктория все же поступила вопреки голосу рассудка, ссылаются на личную переписку Брауна и королевы, которая была обнаружена сравнительно недавно. Однако ни единой цитаты из писем они не приводят. Дело в том, что члены королевской семьи запретили их публикацию до тех пор, пока жив хотя бы один ее потомок. Поэтому разобраться, где правда, а где ложь, историки сумеют нескоро…

И все же трудно поверить, что королева, которой на тот момент исполнилось 47 лет – весьма почтенный возраст для женщины, – способна была повести себя, как 17-летняя простушка, сбегающая с любовником, чтобы обвенчаться в соседней церкви. Вся ее жизнь подчинялась долгу перед страной, а такой мезальянс оставил бы несмываемое пятно не только на ее репутации – на репутации всей династии.

Против версии тайного брака королевы говорят и другие обстоятельства. Прежде всего Джона Брауна описывают как грубияна. Разумеется, так могли назвать любого, кто вольно или невольно нарушал правила этикета. Но строгость нравов викторианской Англии не допускала ни малейшего намека на пошлость и грубость. За двусмысленное высказывание можно было поплатиться карьерой. К тому же, у Джона был еще один порок, который едва ли мог понравиться королеве: конюх пил, и пил крепко. Если вспомнить строгую мораль той эпохи, когда во главу угла ставились аскетизм, трудолюбие и разумное, осмысленное отношение к жизни, трудно поверить, что королева пошла на поводу у страсти и влюбилась в пьяницу…

Официальные биографы королевы отрицают саму возможность связи между конюхом и Викторией. Не верят в нее и создатели многочисленных книг и фильмов, посвященных Викторианской эпохе. Слишком цельным и достойным был образ Виктории, чтобы подозревать ее в двуличии и нарушении принципов, по которым строилась вся ее предыдущая жизнь. В фильме 1997 года «Миссис Браун» отношения Джона и королевы изображаются как платонические. Вероятнее всего, так и было. Для чего, в таком случае, Виктории идти на невероятный риск и связывать себя узами брака со слугой-шотландцем? С другой стороны, как иначе объяснить ее невероятное предсмертное желание?

Вполне возможно, Джона и королеву связывала вовсе не любовь. Но тогда что? Ответ на этот вопрос можно найти, исследуя обыденную жизнь общества того времени и его увлечения. Викторианская эпоха – это время увлечения спиритизмом. Вера в то, что можно общаться с душами умерших, была очень распространенным явлением. Джон Браун был одним из тех, кто пытался установить связь с загробным миром. Виктория находилась в таком отчаянии после смерти мужа, что готова была забросить государственные дела. Если Джон мог преодолеть пропасть между жизнью и смертью и дать ей возможность пообщаться с Альбертом, пусть даже иллюзорную, то неудивительно, что королева считала его самым близким человеком. И прощала ему и страсть к выпивке, и некоторую неотесанность. Но в этом случае брак между ними был невозможен: ведь Джон был не заменой, а мостом между влюбленными…

Второе обвинение, до сих пор не подтвержденное и не опровергнутое, касается происхождения королевы. Портреты и фотографии Виктории не дают ни малейшего повода усомниться в ее принадлежности к Ганноверской династии: круглое лицо со срезанным подбородком, мясистый нос, пухлые губы бантиком, высокий выпуклый лоб и голубые глаза – все это можно найти на портретах герцога Кентского и Георга III.

Причиной сомнения стали две страшные болезни: порфирия и гемофилия. Одна из них у потомков королевы проявилась, несмотря на то, что взяться ей было вроде бы неоткуда. А второй, наследственной, болезни королева и ее потомство сумели избежать. Впрочем, обо всем по порядку.

Порфирия была настоящим бичом божьим для британского королевского дома. Это редкое наследственное заболевание связано с нарушением пигментного обмена. Основные симптомы порфирии – наличие порфиринов и их производных в моче, которые могут вызывать изменение ее цвета, повышенная чувствительность кожи к солнечному свету, приводящая к ее хроническому воспалению и образованию на ней волдырей, воспаление отдельных нервов, психические нарушения и схваткообразные боли в животе. И дед королевы Виктории, и ее отец страдали порфирией, однако саму королеву и ее потомков болезнь обошла стороной. Единственным исключением, известным медикам, стала внучка Виктории, сестра кайзера Вильгельма II Шарлотта. Но не исключено, что она получила этот ген по мужской линии…

На фоне чудесного избавления от порфирии злой насмешкой судьбы выглядит тот факт, что у наследников Виктории проявилась не менее страшная болезнь – гемофилия. Она выражается в нарушении свертываемости крови. Даже небольшая царапина, которая у здорового человека заживет в считаные дни, может стать смертным приговором для гемофилика. Но не только повреждения кожи опасны: внутренние кровотечения и кровоизлияния приводят к воспалению органов и суставов. Гемофилия в большинстве случаев поражает мужчин, а женщины являются только носителями дефектных генов. Именно поэтому до появления потомков мужского пола трудно определить, есть ли болезнь. Принц Леопольд, родившийся в 1853 году, страдал от гемофилии, Алиса и Беатриса передали ее своим детям…

Все эти факты заставили исследователей тщательно исследовать родословную королевы Виктории. В 1911 году члены британского Общества евгеники Уильям Буллок и Пол Филдс провели тщательное исследование состояния здоровья всех предков Виктории вплоть до семнадцатого колена. В библиотеке Королевского медицинского общества до сих пор хранится их отчет, который так и не был опубликован. Покров молчания, который набросили на выводы исследователей, объясняется просто: несмотря на все усилия, ни у одного из предков королевы не удалось отыскать следы гемофилии… У ее матери были дети от первого брака, и ни у одного из их потомков гемофилия не обнаружена. Что это означает? Возможны два варианта: либо королева Виктория не является родной дочерью Эдуарда Кентского, либо, когда она еще была эмбрионом, в ее организме мутировал ген, отвечающий за появление гемофилии. Вероятность мутации гена оценивают как один шанс из 25 000. Подсчитать же вероятность адюльтера почти невозможно. Но, учитывая, что на карту была поставлена судьба династии, а нравы того времени были далеки от идеала, этот вариант многим кажется более правдоподобным…

Чарльз Гревилл, клерк Тайного совета и мемуарист, который был вхож в Букингемский дворец, был полностью уверен, что у герцогини был любовник. Называет он и его имя: сэр Джон Конрой. Этот отставной капитан ирландской армии был другом Эдуарда, а позже, после его смерти, стал управляющим всей собственностью вдовы. Королева Виктория ненавидела этого человека и в своем дневнике, который она вела с 13 лет, называла его «чудовищем» и «дьяволом во плоти». Эта ненависть однажды сослужила королеве плохую службу. В 1839 году, обнаружив, что у одной из фрейлин ее матери округлился живот, она тут же обвинила в этом именно Джона Конроя. Однако Флора Гастингс – история сохранила имя фрейлины – прошла медицинский осмотр и доказала, что никогда не знала мужчины. Выпуклый живот оказался следствием водянки, от которой она вскоре умерла… Разразился скандал, в карету королевы полетели тухлые яйца. Однако почему подобное обвинение вообще прозвучало в адрес Конроя? Герцог Веллингтон (его слова были записаны Гревиллом) считал, что Виктория однажды застала мать и Джона в неподобающей ситуации. Вероятно, многое могла бы поведать баронесса Спэф – компаньонка матери Виктории. Ее удаление из Кенсингтонского дворца в 1829 году наделало немало шума.

Поговаривали, что она осмелилась сообщить десятилетней будущей королеве какую-то семейную тайну…

Впрочем, неприязненное отношение королевы Виктории к Конрою вовсе не обязательно связано с тем, что он был любовником ее матери. В ранней юности этот человек был настоящим кошмаром для принцессы, он стремился подчинить ее себе целиком и полностью. Для того чтобы возненавидеть его, достаточно было единственного эпизода – когда Джон буквально не давал покоя больной Дрине, надеясь, что в бреду она подпишет бумаги, которые отказывалась подписать в здравом рассудке…

Современные методы генетического исследования позволили бы точно установить, являлась ли королева Виктория дочерью Эдуарда. Однако об эксгумации останков королевы Виктории не может быть и речи. Результаты анализа ДНК ее потомков тщательно скрываются. И дело здесь не только во врачебной тайне, запрещающей разглашение медицинской информации, но и в тайне государственной. Если бы в ходе расследования выяснилось, что королева Виктория была зачата вне брака, разразился бы самый громкий скандал за всю историю существования британской монархии. Ведь в этом случае все ее прямые наследники теряют право занимать британский трон.

Есть и еще одно обстоятельство. Королева Виктория – не просто одна из правивших королев Англии, она – символ «золотого века» Британии, ее расцвета. А когда речь идет о символах, не стоит проявлять излишнюю дотошность и искать пятна на солнце.

 

Империя Габсбургов

Германская династия Габсбургов была одной из самых могущественных в Европе. Ее правление, продолжавшееся более шести веков, охватывало как Средневековье, так и Новое время. С 1438-го по 1806 год с коротким перерывом в 1742–1745 годы Габсбурги были императорами Священной Римской империи. Самым же ярким представителем этой династии является Франц Иосиф I, ставший предпоследним австрийским императором. Он занимал трон дольше любого другого монарха из рода Габсбургов – 68 лет. Незадолго до своей смерти, предвидя печальную судьбу Австро-Венгерской империи, он произнес знаменательную фразу: «Если монархии суждено погибнуть, то пусть она, по крайней мере, погибнет с честью». Но в 1848 году, когда Франц Иосиф стал императором Австрии и королем Венгрии, до ее гибели было еще далеко.

Более того, в 1814–1815 годах Вена превратилась в центр мира. Именно здесь после низвержения Бонапарта был созван знаменитый Венский конгресс, на который съехались политики высшего ранга из всех европейских государств. При разделе «европейского пирога», благодаря усилиям мудрого министра иностранных дел Меттерниха, тогдашний император Австрии Франц I получил немалый кусок. К империи отошли Далмация, западная часть Истрии, острова в Адриатике, Венеция и Ломбардия. Габсбурги стали монархами в Тоскане, Парме и Модене. Апеннинский полуостров полностью «прирос» к Австрии, а еще она стала постоянным председателем в Германской конфедерации – объединении германских государств под гегемонией австрийских Габсбургов.

Однако пока Англия, Франция и Пруссия динамично развивались, империя Габсбургов, как и империя Романовых, находилась в состоянии застоя. Печальную роль в этом сыграл император Франц, получивший от Наполеона обидное прозвище Убогий. Иногда его еще называли «тигром в ночном халате». Он был старшим сыном императора Леопольда. Среди его младших братьев были и талантливый полководец Карл, и энергичный хозяйственник, наместник Венгрии Иосиф, и известный ученый-естествоиспытатель Иоганн, отличавшийся наиболее либеральными убеждениями. Но, увы, ни один из них не имел права на престол. Франц же был наименее одаренным из всех шестнадцати детей императора Леопольда. Будучи человеком ограниченным, он предпочитал заниматься не государственными делами, а тысячей бюрократических мелочей. Его бросало в дрожь любое слово, вызывающее ассоциации с изменением общественного строя. Примером тому может служить комичная ситуация, описанная его врачом. Однажды Франц простудился, и придворный медик после осмотра поспешил его успокоить: «Не беспокойтесь, Ваше Величество. Это всего лишь простуда, и она не внушает мне никаких опасений. Кроме того, у вас хорошая конституция». На это перепуганный император воскликнул: «Не говорите мне никогда этого слова. У меня нет никакой конституции и никогда не будет!»

Император сознательно ограничивал промышленность для того, чтобы в столице было меньше пролетариев, а значит, и меньше революционных опасностей. Когда ему представили план развития железнодорожного сообщения, он взял его в руки с откровенным отвращением и заявил: «Нет, нет. Я ничего не буду делать. Как бы по этим дорогам к нам не пришла революция». Проблемы своей империи он умудрялся считать… преимуществами. Оригинальным был и его подход к многонациональному составу государства. Французскому послу император рассказывал: «Я посылаю венгерских чиновников в Италию, а итальянских – в Венгрию. Каждый народ присматривает за соседним. Никто не понимает соседа, и в итоге все ненавидят друг друга. Из этой ненависти рождаются порядок и всеобщий мир».

В общем-то Франц был неплохим человеком и к своим государственным обязанностям относился серьезно. Но при этом он оказался полностью лишен перспективного видения развития своей империи. Природная робость и подозрительность делали его противником любых начинаний. «Тигр в ночном халате» откладывал любые реформы на неопределенное время. К примеру, Меттерних советовал ему создать парламент из представителей разных народов Австрии и предоставить сеймам реальные полномочия. Вместо этого в стране была ужесточена цензура, а прессе запретили употреблять слово «конституция». Кроме того, австрийские войска служили «всеевропейскими сторожевыми псами», усмиряя националистические и сепаратистские волнения. Именно такая политика императора, в конечном счете, и вела страну к революции. Но Франц не понимал этого и полагал, что бремя правления возложено на него Господом в качестве условия пребывания на троне.

Смерть императора в 1835 году мало что изменила в империи, поскольку на престоле его сменил слабоумный сын Фердинанд, который страдал приступами эпилепсии. За него правили другие, в том числе и Меттерних, возглавлявший регентский совет. Габсбургскую державу в то время насмешливо называли «абсолютной монархией без монарха». Но свободы стало больше, и она захлестнула Австрию, едва не «смыв» Габсбургов. После Парижской революции 1848 года восстания вспыхнули по всей Европе, в том числе и в Австрии. Именно в этот непростой исторический момент на политической арене и появился будущий император Франц Иосиф. Он родился 18 августа 1830 года неподалеку от Вены, в Шёнбруннском замке (по другим данным – в Лаксенбурге). Его отец, эрцгерцог Франц Карл, был достаточно незначительной и заурядной фигурой, о которых принято говорить «ни рыба ни мясо». Будучи младшим братом императора Фердинанда, сам он к престолу не рвался.

Франц Иосиф был мало похож на отца. Большинство своих качеств, как, впрочем, и трон, он унаследовал от своей матери, баварской принцессы Софии. Эта амбициозная женщина относилась к власти очень решительно: если ей не суждено стать женой императора, значит, она станет его матерью. Наделенная умом и огромной энергией, она считалась при дворе «единственным мужчиной в императорской фамилии». У нее было четыре сына, но поскольку средний из них стал религиозным фанатиком, а младший слыл дебоширом и гомосексуалистом, то все надежды она возлагала на старших – Франца Иосифа и Максимилиана.

Франц Иосиф рос одиноким ребенком, единственными его друзьями были только младшие братья. Стремясь дать ему хорошее образование, мать без меры загружала его школьными занятиями: если в девять лет мальчик тратил на уроки 37 часов в неделю, то позже эта цифра возросла до 50 часов. Редкие свободные от учебы часы он посвящал игре в солдатики. Мать подарила ему их в четыре года, и мальчик умудрился ни одного из них не поломать и не потерять. Может быть, с этого началась его страсть к военному делу, к тому же и в его образовании военным наукам уделялось большое внимание. В 13 лет подросток уже получил звание полковника драгунского полка. Но оно было скорее символическим, соответствующим его положению при дворе, а по-настоящему воинскую службу Франц Иосиф прошел, начиная с рядового. Это наложило определенный отпечаток на его характер: всю жизнь он сохранял любовь к порядку, дисциплине, униформе, строгому соблюдению субординации.

Но, конечно же, военное дело было не единственным предметом в обучении Франца Иосифа. Он изучал историю, литературу, математику, химию и астрономию. Биографы позднее отмечали, что он, еще будучи юношей, осознавал ту ответственность и роль, которая ждала его в будущем, и обнаруживал недюжинные способности, особенно к языкам. Кроме французского, английского и латинского юный герцог очень хорошо знал венгерский, свободно говорил на польском, чешском и итальянском. Ведь дальновидная мамаша с помощью всесильного диктатора и канцлера Меттерниха готовила его к управлению многонациональной империей! А еще, будучи сторонником абсолютизма и полицейского режима, этот выдающийся политический деятель по-своему обучал Франца Иосифа основам государственности и права. И как покажет будущее, эти уроки даром не прошли.

По натуре будущий император был педантом, строго придерживался правил придворного этикета. Врожденная самоуверенность и гордость сделали его старше своих лет. Франц Иосиф считал, что главная обязанность каждого члена его семьи состояла в том, чтобы быть Габсбургом. Он верил и хотел, чтобы все признали, что династия Габсбургов призвана Всевышним управлять Европой. При этом от природы Франц Иосиф был наделен общительным характером, веселым нравом, предпочитал простоту в жизни и в отношениях с людьми. Но страна, как и вся Европа, переживала тогда отнюдь не простую ситуацию, которая не только помешала молодому отпрыску династии Габсбургов завершить свое образование, но и полностью перевернула всю его жизнь.

 

Революция в «лоскутном государстве»

Начиная с 1830 года европейский континент сотрясался от революций, как кипящий котел. Венский конгресс не привел к примирению соперников, его решения пошли на пользу только правящим династиям и не отвечали интересам народов. За его кулисами Меттерних плел интригу за интригой, не стесняясь в средствах для достижения своих целей. В конце концов в большинстве государств пришли к власти антиреволюционные правительства, панически боявшиеся любого проявления сободомыслия.

Австрия напоминала лоскутное одеяло: ее территория была составлена из отдельных государств с разнородным населением. Иногда эти «лоскутки» попадали в империю в виде приданого императорских жен или были наградой за военные успехи австрийской армии. Австрийский император был одновременно королем Венгрии, Ломбардии, Чехии и Галиции. В своей внутренней политике он пытался законсервировать все, что сохраняло исключительное положение феодальной знати и укрепляло монархию. Его усилиями был создан едва ли не самый реакционный в Европе режим. Империя Габсбургов на весь мир «прославилась» своими политическими тюрьмами, слежка за гражданами осуществлялась даже на дому. Усилились цензурные гонения на печать: количество венских газет сократилось до двух, но и за ними строго следила тайная полиция, из школ были изъяты учебники, заподозренные в либерализме.

Австрийская империя была не государством, а скорее «географическим понятием» и бюрократической машиной. Итальянцы, поляки, венгры, словенцы и другие народы, входящие в нее, могли только мечтать о национальной идее. Австрийские министры открыто заявляли о том, что все народы Средней Европы должны гордиться тем, что они являются подданными Габсбургов. Особенно смешными казались им национальные устремления итальянцев. Летом 1848 года, когда начались волнения в Милане, там находилась австрийская оккупационная армия под командованием знаменитого 80-летнего фельдмаршала Радецкого, чеха по происхождению. Антиавстрийскую борьбу возглавил король Сардинии Карл Альберт. Начало ее было довольно оригинальным: король издал указ о запрещении курения в Италии. Это был ощутимый удар по экономике империи, поскольку прибыль от продажи табака поступала в австрийскую казну. Солдаты оккупационной армии, естественно, пренебрегли этим указом и демонстративно продолжали дымить когда и где хотели. В ответ на это итальянки в Ломбардии стали вырывать у австрийцев папиросы прямо изо рта, а с крыш и окон домов выливать на них помои. Постепенно все это переросло в уличные стычки. Появились первые убитые и раненые. Количество восставших быстро росло. Им на помощь пришел Карл Альберт с войсками. Армия Радецкого вынуждена была оставить Милан, но 28 июля 1848 года ей удалось разбить части короля Сардинии в Ломбардии.

Будущий император Франц Иосиф, которому к тому времени еще не исполнилось и 18 лет, был прикомандирован к штабу фельдмаршала Радецкого. Это обстоятельство было не по вкусу командующему австрийской армией, и он открыто заявил об этом юному Габсбургу: «Ваше королевское высочество! Представьте мою ответственность! Мало ли что может приключиться! Вдруг вы попадете в плен. Это сразу перечеркнет все наши теперешние успехи!» На что Франц Иосиф спокойно ответил: «Господин маршал! Наверное, было большим недоразумением посылать меня к вам в войска. Однако моя честь не позволяет мне покинуть вас, я должен остаться на передовой линии огня». Ничего не поделаешь – было принято решение, что молодой Габсбург примет участие в ближайшем бою. Он состоялся 6 мая у Санта-Лючи. Во время сражения возле Франца Иосифа разорвалась вражеская граната, но он остался невредимым. Обеспокоенный Радецкий попросил его быть осторожнее, на что будущий император ответил: «Не беспокойтесь, в Австрии еще достаточно архикнязей (великих князей)». В этом бою Франц Иосиф честно заслужил свой первый боевой крест. Трудно сказать, был ли он действительно отважным солдатом, но на передовой побывал и пороху понюхал. Вскоре его отправили домой для подготовки к исполнению более высокой миссии.

Тем временем положение в Австрийской империи становилось все более сложным. Бродившее в народных массах недовольство открыто проявилось после подорожания в 1845 году продуктов питания и в связи с неурожаем 1846 года. Дело дошло даже до массового разгрома мясных лавок и булочных. Но «первой искрой» для австрийской революции послужили волнения, прокатившиеся в начале 1848 года по Италии, и февральская революция во Франции. Уже в марте того же года в Вене началось восстание, к нему добавились антиавстрийские выступления в Венгрии. Не помогали ни полицейские репрессии, ни войска, ни массовые аресты. Улицы Вены каждый день наполнялись демонстрантами. Напряжение в стране дошло до точки кипения. При дворе пришли к убеждению, что во имя спокойствия необходимо пожертвовать Меттернихом, которого все народы империи ненавидели как жестокого тирана. 13 марта 1848 года он вынужден был уйти в отставку, заявив напоследок: «Я отступаю перед силой, превышающей даже силу монарха». Бегство бывшего канцлера из страны было столь поспешным, что он даже не успел толком собрать свои вещи. Царствование 1835–1848 годов, которое сам Меттерних называл застоем империи, подходило к концу.

Единственным человеком, которого беспокоила судьба бывшего канцлера, оставалась София Баварская. Она продолжала состоять с ним в переписке. В одном из писем София написала ему о своем сыне: «В эти трудные и смутные времена одним утешением для меня является мой бедный Франц. Я благодарю Всевышнего, что он даровал мне такого сына. Его отвага, его решительность, его твердый взгляд на дела ничуть не изменились. Он уже сам далеко оставил позади своих ровесников и делает намного больше, чем можно было бы ожидать от него в его возрасте. Снова воскресла наша надежда. Слава Богу за ту силу, которую он дает Францу. Она так пригодится ему в жизненной борьбе».

Тем временем волнениям в Австрии не видно было конца. Не помог и императорский указ от 15 марта 1848 года, который вводил в стране конституцию. В Вене восставшие начали сооружать баррикады. Император Фердинанд, пытаясь спасти положение, назначил новых министров. Правительство шло навстречу восставшему народу, обещая все новые и новые уступки. Однако это не помогло, и казалось, что империя вот-вот развалится в огне революции. Учитывая столь угрожающее положение, императорская семья решила покинуть столицу и переехала сначала в Инсбрук, а затем в Оломоуц.

В это тяжелейшее для австрийской монархии время в роли спасителей империи Габсбургов выступили «три солдата»: никак не хотевший стареть фельдмаршал Радецкий, аристократ князь Альфред Виндишгрец и вечно всем недовольный и самоуверенный бан (правитель) Хорватии Элянич (Еллачич). Они пришли к единому выводу: император недееспособен, министры двора – неудачники-экспериментаторы. Поэтому срочно требовались решительные меры. И они эти меры приняли. Радецкий, получив от императора приказ оставить Ломбардию, не выполнил его. Виндишгрец отказался передать часть своих войск в подчинение военному министру, заметив при этом хладнокровно, что они ему самому нужны. И наконец, Элянич проигнорировал приказ уйти в отставку и сдать войска под командование своему наследнику. Ослушавшись императора, они завладели положением и стали спасителями державы. В частности, Элянич разбил 28 октября под Швехатом венгерскую повстанческую армию, наступавшую на Вену. Виндишгрец 10 июня подверг бомбардировке Прагу и подавил там восстание, а затем поспешил с войсками к Вене. Ему на помощь подошел Радецкий. После короткой осады столицы и бомбардировки она была взята приступом. Баррикады были разрушены, восставшие казнены, и в Вене воцарилось спокойствие. Отдельные очаги волнений оставались только в Венгрии. Но одними силовыми методами разрешить создавшуюся в стране ситуацию было невозможно. Проблема дееспособности императора и властных структур государства не была решена.

Фердинанд какое-то время пребывал вдали от столицы, а всеми государственными делами занимался назначенный им его представителем эрцгерцог Иоганн. Придворные говорили об императоре: «Что ж, если не хочет – пусть не возвращается! Мы и без него неплохо проводим время». А когда 18 августа он все же вернулся в Вену, то был встречен там без особого энтузиазма.

Многие государственные деятели находились в полной растерянности из-за непонятной ситуации в верхних эшелонах власти. В октябре, прежде чем опять покинуть столицу, разочаровавшийся в своем народе император изложил собственную оценку событий в манифесте: «Я полностью истощил запасы доброты и доверия, которые может проявить монарх по отношению к своим народам. Следуя велению времени и всеобщему желанию, я с радостью отказался от неограниченной власти, доставшейся мне от моих предков, и добровольно пошел на все уступки, необходимые для сохранения свободы и порядка. Анархия перешла всякие пределы, захлестнув Вену убийствами и поджогами… Я оставляю окрестности моей столицы, чтобы найти средства для спасения несчастного народа Вены и защиты истинной свободы. Тех, кому дорога Австрия и дорога свобода, я призываю сплотиться вокруг своего императора».

Однако на этот призыв императора никто не откликнулся. Это означало одно – конец старого режима, олицетворением которого он был. София Баварская и жена императора Фердинанда I понимали, что настало время для осуществления их тайных планов по передаче власти в стране. Новый председатель совета министров, князь Феликс Шварценберг, и императрица Мария Анна стали уговаривать колеблющегося императора отречься от престола. Тот сначала упорствовал, ссылаясь на милость Божью, сделавшую его монархом и не допускавшую отречения, но потом согласился.

Акт отречения и передачи власти Францу Иосифу состоялся в императорской резиденции в Оломоуце 2 декабря 1848 года. На церемонии присутствовали Гибнер, Шварценберг, Виндишгрец, знавшие о том, что там произойдет заранее, военная знать, каноники оломоуцкого капитула, аристократия и все великие князья и княгини Габсбургского рода. Непосвященный в происходящее брат Франца Иосифа Максимилиан спросил Гибнера, что, собственно, происходит. Но на этот вопрос ответил сам Фердинанд, зачитав заранее приготовленное заявление об отречении от престола в пользу старшего племянника. Затем Шварценберг ознакомил присутствующих с тремя постановлениями, которые закрепляли акт отречения Фердинанда, признание Франца Иосифа совершеннолетним и отказ Франца Карла от своих прав на престол в пользу сына. Так ушел с политической сцены один из самых малозаметных австрийских императоров, стоявший у кормила власти около 13 лет. Несмотря на то что он был, как говорили современники, «человеком весьма незначительного духа» и слыл слабоумным, окружавшие нередко поражались его весьма умно сформулированным высказываниям, а в народе его называли Добрым. Благословляя своего племянника на правление империей, Фердинанд сказал: «Благослови тебя Бог, только будь молодцом, и Бог тебя не оставит. Я рад, что так случилось». Эти слова были «последними честными словами старой Австрии». После церемонии передачи власти бывший император Австрии Фердинанд I вместе с женой Марией Анной тихо и незаметно отбыли в Прагу.

 

Начало правления, или из огня да в полымя

Францу Иосифу I было всего 18 лет, и его молодость должна была стать залогом новых надежд на стабилизацию положения в стране. К концу 1848 года революционные страсти здесь немного улеглись: в Вене было почти спокойно, затихли восстания в Чехии и Галиции. Единственными очагами волнений оставались Италия и Венгрия. Несмотря на победу Элянича над венграми под Веной, те еще больше сплотились и даже провозгласили Венгерскую республику. Это стало прямым вызовом империи Габсбургов. Однако решением этой и других политических проблем вместо молодого императора пока занимались более опытные политики – Шварценберг и Виндишгрец. Суть их борьбы с национальными выступлениями оставалась прежней: натравливание венгров на итальянцев, а хорватов на венгров.

Венгрия доставляла Габсбургам немало хлопот. Считая себя независимой нацией, венгры не желали признавать Франца Иосифа своим королем до тех пор, пока он не был коронован венгерским митрополитом в Пеште. Молодой император принес присягу и поклялся уважать законы венгерского королевства. Он убеждал венгров в том, что стремится объединить все народы монархии в единое государство. Но те не хотели считать себя частью чужой империи и вскоре вновь выступили на борьбу за независимость своего государства. Венгерское восстание 1849 года стало одним из самых кровопролитных в истории мировых войн и революций.

По совету Шварценберга австрийский император отправился в Варшаву на встречу с российским царем. Целью этой поездки было не столько установление более близких отношений с могучим восточным соседом, сколько попытка убедить российского монарха в необходимости оказания Австрии помощи в борьбе с Венгрией. Николай I, опасавшийся того, что венгерская революция может перекинуться на территорию Польши, входившей в состав России, дал согласие на отправку в восставшую страну своих войск. И вскоре 106-тысячная российская армия под командованием князя Паскевича через Галицию вошла в Венгрию. Для охраны порядка им были оставлены две дивизии в Галиции и на Буковине, которым противостоял польский легион под командованием Высоцкого. 14 мая 1849 года, когда российские войска вошли во Львов, австрийские власти устроили им пышный прием.

С приходом армии Паскевича в Венгрию положение восставших там стало критическим. Очень скоро объединенные австро-российские войска разбили венгерскую повстанческую армию, в результате чего венгерскому диктатору Кошуту и польскому революционеру Бему пришлось бежать в Турцию. 13 августа того же года силы генерала повстанческой армии Гербея были разбиты у местечка Вилягош. В Венгрии началась жестокая расправа над восставшими. Особенно отличился в зверствах подчиненный Радецкого, австрийский генерал Гайнава, получивший прозвище Гиена из Бресции. Каратели расправлялись не только с сельскими жителями, но и с рабочими, представителями среднего класса. За поддержку сепаратистов досталось и верхушке венгерского общества. Командиров и вожаков повстанческих отрядов вешали и расстреливали. В числе казненных оказался даже венгерский премьер-министр Людовик Батияни, главный представитель легендарного венгерского рода. Его вдова и сын поклялись, что никогда не признают Франца Иосифа своим правителем. Еще долгие годы после этих кровавых событий австрийские тюрьмы были наполнены тысячами политических заключенных. Так с помощью русских штыков Венгрия снова отказалась «прикованной» к Австрии.

Трудно утверждать, насколько Франц Иосиф был причастен к этим ужасным событиям. Некоторые историки указывают на то, что он лично подписывал приговоры о казнях сотен повстанцев. А когда его попросили помиловать Людовика Батияни, император якобы цинично ответил: «Я подтверждаю своим императорским словом, что каждый австрийский подданный, без оглядки на то, кем бы он ни был, должен быть равным перед законом». Возможно, что, подписывая смертные приговоры, девятнадцатилетний монарх не всегда мог возражать своим ближайшим советникам, являвшимся настоящими диктаторами страны. А может быть, ему действительно была безразлична судьба тех простых людей, которые не падали перед ним ниц. Ведь в его честолюбивом, монархическом представлении все они заслуживали наказания. Так или иначе, но в то время, как в Венгрии лилась кровь тысяч невинных людей, в императорском замке в Будапеште и в венском Бурге один великолепный бал сменял другой.

Начало правления Франца Иосифа ознаменовалось жестоким подавлением венгерского восстания. Количество виселиц росло как на дрожжах. И тут стоит вспомнить об одном интересном факте, предшествовавшем появлению будущего императору на свет. Оказывается, при рождении он получил неприглядное прозвище Дитя виселицы. Возникло оно при следующих обстоятельствах. На поздних сроках беременности у его матери Софии случались приступы истерии. Во время одного из таких приступов она, рыдая, выплеснула своему мужу Францу Карлу в лицо кофе, а затем заявила, что сможет родить счастливого ребенка лишь в том случае, если будет помилован какой-нибудь преступник, осужденный на смерть. И был найден убийца и помилован благодаря минутному капризу беременной женщины. В память об этом наследник Габсбургов и получил в народе свое прозвище. Но после этой странной истории сердце Софии настолько ожесточилось, что она, по сути, стала злым духом своего сына. Проявив один раз милосердие к закоренелому убийце, она ни разу не нашла его в своем сердце по отношению к людям, осужденным за стремление к свободе и независимости своих государств. Поэтому, когда великая княгиня София отправлялась на прогулки по улицам Вены или Будапешта, толпа выкрикивала ей вслед имена замученных австрийцами венгерских патриотов.

Не меньшую ненависть в связи с венгерскими событиями вызывал в народе и молодой император. А мадьярская графиня Каролия, чей сын также пал жертвой австрийцев, даже осмелилась произнести в его адрес проклятие: «Пусть небеса и ад уничтожат его счастье. Род его пусть исчезнет с лица земли. А у него самого пусть смерть заберет тех людей, которых он больше всего любит! Пусть руина завершит его жизнь, а его детей постигнет ужасный конец!» Трудно не поверить в мистическую силу этого проклятия – ведь все, что напророчила несчастная графиня, не только полностью сбылось в дальнейшей судьбе Франца Иосифа, но в течение последующих пятидесяти лет отразилось на существовании главной ветви династии Габсбургов, практически уничтожив ее.

 

Дебют на политической арене

Обширная образовательная программа, по которой учили Франца Иосифа, вполне соответствовала его высокому рангу и успешно подготовила его к исполнению отведенной ему роли на политическом Олимпе империи. Становлению же характера Франца Иосифа во многом способствовала волевая и династически устремленная великая княгиня София. Система его ценностей была предельно проста: сознательная дисциплина, приверженность к авторитарным методам абсолютно во всем, даже в семейных делах. Тот формализм, граничивший с педантизмом, с которым Франц Иосиф относился к мелочам этикета во всех без исключения ситуациях, был вполне в духе вековых традиций Габсбургов. Почетное и важное место в его системе ценностей занимала безоговорочная преданность династии и католической церкви. Основополагающими величинами для него всегда оставались династия, армия, церковь и вероисповедание, которые в его понимании были не отделимы от государства, поэтому на протяжении всей своей жизни Франц Иосиф сохранил сильное пристрастие ко всему военному.

Что касается политического мировоззрения молодого монарха, то самое глубокое воздействие на него оказали труды Карла Людвига фон Брука. Их предметом была великогерманская экспансия из Центральной Европы на юго-восток. Эта фантастическая теория стала юношеской мечтой Франца Иосифа. Однако немецкая политика была для него той сферой, в которой все вопросы должны были решаться исключительно между назначенными князьями кабинетами министров. Его основополагающим критерием для выбора решений являлись монархические интересы. Вера Франца Иосифа в политический вес правящих монархов и их солидарность нередко приводила его к переоценке возможностей, связанных с личными встречами и договоренностями.

Поначалу юный император в силу своей молодости и неопытности находился в роли ученика, которому чисто формально принадлежала прерогатива принятия решений. Но по прошествии довольно короткого времени он начал сам принимать участие в большой политике. Сначала он постигал те политические инициативы, которые разрабатывал и развивал совет министров и его председатель Альфред Виндишгрец. Но поскольку Франц Иосиф был порождением революции 1848 года, которая фактически и возвела его на трон, то шок, полученный им в юности, сделал его относительно гибким политиком. Воспоминания об опасностях, связанных с нависшей над троном угрозой, делали его беспокойным и напористым. Веления времени заставляли молодого монарха делать то, что ему было не слишком близко и интересно.

Казалось, с приходом нового императора Австрия вновь обрела былое могущество и величие. Ее армия была одной из самых больших и сильных в Европе. Осознание этого наполняло представителей династии Габсбургов гордостью, они вновь воспряли духом и почувствовали себя выше других. Показательным в связи с этим стало отношение Франца Иосифа к новому правителю Франции императору Наполеону III. Французский император прислал ему официальное приглашение по случаю своего вступления на престол. В ответном письме Франц Иосиф велел вычеркнуть из обращения слово «брат» и заменить его простым «господин». Этот факт вызвал недовольство у французского королевского двора и правительства. Отныне Наполеон III стал заядлым врагом Австрии и Габсбургов.

В 1850 году двадцатилетний император выступил с примечательной инициативой, которая позволяла ему окончательно освободиться, с одной стороны, от разговоров о конституции, а с другой – от надоевшей опеки своих министров. Он призвал к себе в союзники опытного политика «старой школы» Кюбека. Вместе они просчитали все шаги, необходимые для восстановления самодержавного правления. 31 декабря 1851 года вышел Новогодний патент, которым в Австрийской империи была ликвидирована конституция. Теперь молодой монарх стал и первой, и последней инстанцией политического волеизъявления. Еще один шаг на пути укрепления собственной власти был сделан им после смерти Шварценберга. Несмотря на то что кончина этого выдающегося государственного деятеля, которого он очень высоко ценил, стала для него горькой утратой, император, не колеблясь ни минуты, сам заполнил образовавшийся вакуум. Он был настолько уверен в себе, что открыто заявил о намерении впредь самостоятельно руководить политикой. Этот шаг молодого монарха, конечно же, был преждевременным и повлек за собой серьезные ошибки.

Прежде всего Франц Иосиф переоценил силу и мощь Австрии, а также ее влияние в Германском союзе. В то же время молодой правитель искренне верил, что именно он принесет спокойствие и благополучие народам своей державы. Он лично объездил и посетил все края и страны, входившие в состав империи Габсбургов. И надо отдать ему должное, в этой поездке император показал себя с наилучшей стороны. По всему государству была объявлена амнистия политическим заключенным и невинно осужденным. В общей сложности было освобождено около двух тысяч человек. Этим актом он сумел привлечь на свою сторону симпатии аристократии и шляхты, которые формально были представителями народных масс, населявших империю. Дальнейшую работу по созданию нужного имиджа главы государства проделала умелая пропаганда в различных административных, учебных заведениях, школах. Внесла в это дело свою лепту и пресса: малейшая социальная уступка со стороны власти массам преподносилась в ней как подарок «нашего доброго императора». Поэтому в народе о Франце Иосифе стали говорить доброжелательно: «Хоть он и в Вене, а все языки отцов помнит».

Добавил императору популярности и жуткий случай, который мог закончиться для него трагически. На одной из улиц Вены на прогуливавшегося Франца Иосифа было совершено покушение. Некто Любени, портной по профессии, напал на него сзади с ножом. К счастью, удар был слабым и нож лишь скользнул по голове императора. Говорят, что во время покушения тот вел себя отважно, а после случившегося сказал: «Теперь я понимаю, как тяжело моим солдатам в Милане…» Пресса тут же использовала эти слова для популяризации «заботливого правителя». В газетах написали, что даже в минуты смертельной опасности он думает о любимой армии. А еще писали, что в этой ситуации император повел себя как истинный монарх, которого ничего не страшит. Надо сказать, что молодой Франц Иосиф действительно производил впечатление не по годам трезвого и решительного человека. Его девизом было: вначале думать, а потом говорить. Многие европейские политики, в частности Бисмарк, бельгийский король и английский министр Гуд, отзывались о нем с большим уважением.

 

Первые испытания и неудачи

Крымская война 1853–1856 годов стала первым серьезным испытанием для империи Габсбургов во времена правления Франца Иосифа. Поводом к ней послужил спор о «ключах от святых мест» в Палестине между католиками и православными. Русский император Николай I потребовал от Турции признания России покровительницей всех православных подданных Оттоманской империи. Но фактически война между Россией и Турцией велась за господство в черноморских проливах и на Балканском полуострове. Как известно, в 1849 году царь с помощью русских штыков спас Австрийскую империю от революции и сохранил Францу Иосифу венгерский престол. Теперь он надеялся на ответную благодарность со стороны Австрии и ждал от нее поддержки. Но этого не случилось. Против России выступила не только Турция, но и коалиция в составе Англии, Франции и Австрии.

Накануне войны в драматической личной переписке Франц Иосиф пытался отговорить Николая I, своего «старого друга и учителя», как он его называл, от экспансии. А с началом военных действий он смело и довольно резко отошел от прежней линии в кильватере России и сформулировал самостоятельную позицию Австрии, которая в конечном итоге неизбежно должна была быть направлена против бывшей союзницы. Вот что писал австрийский император своей матери: «Вопреки всем политическим осложнениям, я не теряю мужества, и, по моему мнению, если мы будем действовать смело и энергично, то эта восточная заваруха сулит нам определенные выгоды. Наше будущее – на востоке, и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла только по причине слабости и разброда в нашем лагере. Медленно, желательно незаметно для царя Николая, но верно мы доведем русскую политику до краха. Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но в политике нельзя иначе, а наш естественный противник на востоке – Россия. Прежде всего надо быть австрийцем, и, безотносительно личности Николая, я радуюсь нынешней слабости России».

Франц Иосиф, военное руководство и министр иностранных дел Буоль пришли к выводу, что необходимо пресечь экспансию России на Балканы. Ведь туда, в устья Дуная, были устремлены и австрийские интересы. Однако выяснилось, что у Австрии недостаточно сил для того, чтобы занять ключевую позицию и оттуда дирижировать заключением выгодного для нее мира.

В ходе войны Франц Иосиф выдвинул крупные войсковые соединения на восточные границы империи. России было предъявлено ультимативное требование очистить Дунайские княжества. Не проконсультировавшись с союзниками в Германии, Австрия сама оккупировала эти области. Однако оккупация Дунайских княжеств вызвала весьма негативную реакцию в Европе. Австрию клеймили как захватчика, устремившегося за добычей.

Крымская война стала тяжелым испытанием для России. Несмотря на знаменитое морское сражение Нахимова у Синопа, героическую оборону Севастополя и битву на Альме, Россия в итоге проиграла ее. В этот момент Австрия свернула все военные мероприятия на Балканах, демонстративно направленные против восточного соседа и объявила о демобилизации. Франц Иосиф отказался вступить в войну на стороне западных держав ив 1855 году полностью вышел из дипломатической игры вокруг Крымской войны.

30 марта 1856 года в Париже был подписан унизительный для России мир, по которому она возвращала Турции занятый в ходе войны Карс и отказывалась от покровительства православного населения Оттоманской империи. Ей также было запрещено иметь военный флот и базы на Черном море. Над Молдавией, Валахией и Сербией устанавливался протекторат великих держав. Чтобы еще больше унизить Россию на Парижском мирном конгрессе, Франц Иосиф добавил сверх установленных ранее условий договора еще одно – уступку россиянами в пользу Турции части Бессарабии, примыкающей к Дунаю. Это предложение полностью устраивало западные державы, в планы которых входило создание напряженных отношений между Россией и Австрией. После смерти в 1858 году царя Николая I на российский престол взошел его сын, Александр II. Вражда между Австрией и Россией сохранилась и при нем.

Франц Иосиф был весьма удовлетворен исходом Парижского конгресса. По его мнению, он выполнил главную задачу – предотвратил развитие революции на Балканах. Но он хорошо понимал, что победители в этой войне не были теми партнерами, с которыми всерьез и надолго можно было строить систему сохранения консервативного порядка в Европе. Однако в то время император еще не осознавал, какая мощная мина заложена под само существование габсбургской монархии. Горьким прозрением для него оказалась начавшаяся в 1859 году Итальянская война (или, как ее еще называли, австро-франко-сардинская война). В связи с ней в Германии сразу поубавилось симпатий к автократично правящему императору Австрии. Вскоре дала о себе знать и давняя обида Наполеона III.

А началось все с того, что молодой король Сардинии Виктор Эммануил развязал войну против Австрии за Ломбардию. Франция тут же выступила на стороне итальянцев. В конце апреля 1859 года Австрия предъявила Сардинии ультиматум, и в начале мая австрийские войска вторглись на ее территорию. К этому времени уже не было в живых старого вояки Радецкого, а из нынешних генералов не нашлось никого достойного, чтобы занять его место. Тогда Франц Иосиф решил сам встать во главе армии. Однако военного стратега из него не получилось.

Австрийская армия фельдмаршала Гиулая насчитывала 120 тысяч человек, что вдвое превышало по численности сардинскую. Но с помощью французских войск 20 мая итальянцы нанесли австрийцам поражение у Монтебелло. Таким же неудачным стало для австрийцев и сражение у Палестро, а 4 июня армия французского императора Наполеона III и вовсе заставила австрийцев отступить. Решающая схватка между противниками состоялась 24 июня при Сольферио, в которой 137-тысячная австрийская армия снова потерпела поражение. Дальше продолжать войну австрийская империя уже не могла, поэтому 12 июля того же года в Виллафранке был заключен мир. По его условиям большая часть Ломбардии передавалась Сардинскому королевству. Под австрийским господством оставалась только Венеция. Таким образом, владычеству Габсбургов в Северной Италии был нанесен решающий удар. В течение двух лет Виктор Эммануил сумел объединить почти всю Италию, за исключением Венеции и Рима.

Поражение Австрии в Итальянской войне имело положительные последствия для стран, входящих в состав империи. Франц Иосиф вынужден был подписать так называемый «октябрьский указ» (от 20 октября 1860 года), а в феврале 1861 года ввести в стране конституцию. В 1867 году весьма либеральная конституция была дана и венграм. Она предоставила им полную автономию, уравняла в правах с австрийцами, позволила организовать все внутреннее управление страной на национальных началах и иметь собственную армию. В том же году Франц Иосиф короновался в Будапеште как венгерский король. С этого времени страна была преобразована в двуединую монархию под названием Австро-Венгрия.

Вслед за тем была введена полная автономия в Галиции и частичная в Чехии. Во всей империи был установлен суд присяжных и признана несменяемость судей. Было объявлено равноправие вероисповеданий. С введением всех этих общественно-политических изменений Австрия вошла в ряд наиболее прогрессивных стран Европы. Последующие годы показали, что политика реформ, несмотря на ее умеренность, принесла стране хорошие результаты: усилилась армия, окрепли финансы, строительство многочисленных железных дорог привело к промышленному подъему, большие успехи были достигнуты в области просвещения, Вена и другие города стали больше и богаче.

Однако на внешнеполитическом горизонте империи тучи так и не рассеялись. Австрия не сумела плодотворно использовать для своей монархии недолгие годы перемирия после Итальянской войны. А вот Италия сумела за это время объединить свои усилия в борьбе за свою независимость с Пруссией. В 1866 году началась новая, австропрусская война. Итальянцы со своей стороны стремились отвоевать у Австрии все земли Северной Италии. Виктор Эммануил даже обратился к Францу Иосифу с предложением выкупить Венецию. Но возмущенный император ответил на это: «Габсбурги не торгуют своей территорией, могут ее только подарить, если пожелают».

Австро-Венгрии очень трудно было бороться на два фронта. Решающая битва с прусской армией, которой командовал генерал фон Мольтке, состоялась 3 июля 1866 года у деревни Садова в Чехии. Пруссаки имели превосходство в артиллерии и другом, более современном вооружении. В многонациональной австрийской армии под командованием генерала Бенедека солдаты, представляющие разные народы империи, не желали сражаться за Франца Иосифа. Тысячи венгров, румын и итальянцев дезертировали прямо на поле боя. Поэтому австрийская армия не выдержала прусских атак и отступила. В этом сражении только убитыми и ранеными австрийцы потеряли 23 тысячи человек, еще 21 тысяча солдат и офицеров была взята противником в плен и дезертировала. Остатки полуокруженных австрийских войск вынуждены были отойти за Эльбу.

Прусские войска по политическим причинам не стали преследовать противника и идти на штурм Вены. Тем более, что их итальянские союзники потерпели тяжелое поражение в битве у Кустоццы с австрийскими войсками под командой великого князя Альбрехта. Но, несмотря на это, война с Пруссией закончилась для империи Габсбургов поражением. Согласно условиям перемирия, Австро-Венгрия передала победительнице Гольштейн, захваченный австрийцами у Дании в 1864 году, а Италии досталась Венецианская область. Политическим же результатом этой войны стал окончательный отказ Австро-Венгрии от объединения германских государств под своим началом и выход ее из Германского союза. Был закреплен окончательный переход гегемонии в Германии к Пруссии, возглавившей Северогерманский союз.

Но вскоре военные действия на европейском континенте с участием австрийцев возобновились. В 1870 году обострилось французско-прусское соперничество за владение Люксембургом. Наполеон III, учитывая обиды нанесенные Пруссией Австро-Венгрии в 1866 году, решил привлечь ее на свою сторону. И Франц Иосиф, забыв о том, что еще недавно нелицеприятно называл французского монарха «архимерзавцем» и «мошенником», согласился ему помочь. Он направил в Париж своего прославленного полководца, великого князя Альбрехта для участия в переговорах. На них было достигнуто формальное соглашение об участии Австрийской империи в войне против Пруссии. По разработанному союзниками плану 80-тысячная итальянская армия должна была наступать на Пруссию через Балканы, а 150-тысячная австрийская атаковать ее со стороны Чехии. Однако в самый ответственный момент Франц Иосиф изменил союзническим обязательствам. В Париж была отправлена депеша, в которой Вена с сожалением заявляла, что не может прийти на помощь Франции. Формальным предлогом такого решения была ссылка на то, что Россия придет на помощь Пруссии.

Таким образом, в самый тяжелый момент Франция была предана. Она потерпела сокрушительное поражение. Количество одних только пленных французов составило около 500 тысяч. Пруссаки заняли Париж. Франция была вынуждена отдать Германии Эльзас и Лотарингию, заплатить контрибуцию в размере 5 миллиардов франков золотом. На долгие годы в Западной Европе воцарилось господство Германии.

 

Прекрасная императрица «с чудинкой»

А в Австро-Венгерской империи наконец-то наступило относительное спокойствие. У Франца Иосифа появилась возможность немного передохнуть и задуматься о том, о чем думают все молодые люди в его возрасте. Конечно же о любви и браке. Да, да, будучи монархом одной из самых больших держав Европы, двадцатичетырехлетний Франц Иосиф мог себе позволить жениться не из политических интересов, а по любви. Существовало только одно важное и непреложное условие – его избранница должна была происходить из знатного рода.

Как это часто бывает, обсуждение столь щекотливого вопроса началось на семейном уровне. Весть о намерении австрийского монарха жениться мигом облетела все европейские дворы. Королевы, у которых были дочери на выданье, начали забрасывать сети. Решение этого деликатного дела взяла в свои руки мать императора София. Кто, как не она, должна найти достойную партию своему любимому Францу. Особый интерес и симпатию у нее вызывала династия Виттельсбахов из Баварии, тем более, что Габсбурги состояли с ними в давних родственных отношениях. Поэтому, не теряя драгоценного времени, София уладила это дело с королем Баварии Максимилианом I. Выбор пал на одну из его дочерей – Елену, милую и хорошенькую девушку. Ее стали готовить к высокой миссии. София, со своей стороны, начала расхваливать суженую перед сыном, делая главный акцент на знатности баварского рода. Тот не стал противоречить матери, которой безоглядно верил во всем. И хотя в душе Франц Иосиф мечтал о романтической любви, на смотрины согласился.

Встреча молодых была назначена в Бад-Ишле, летней резиденции Габсбургов неподалеку от Зальцбурга. К «лучшему жениху в мире», как называли австрийского императора тогдашние историки, Елена приехала вместе с младшей сестрой Елизаветой, более известной как Сиси. В первый же день по приезду баварских принцесс состоялся торжественный обед. Он начался скучно. Франц Иосиф выглядел рассеянным, мрачным и невнимательным. Но все изменилось после появления в гостиной Сиси. Настроение императора резко улучшилось, он повеселел, стал сыпать остротами и не спускал с девушки восхищенного взгляда. Она действительно была необычайно красива: с буйной копной каштановых волос, безупречной фигурой с осиной талией и бездонными карими глазами, поражавшими своеобразным взглядом, который говорил о нежной и неспокойной душе, полной загадок. Может быть, именно эти глаза и сразили Франца Иосифа.

Император предложил Елизавете погулять по парку. С прогулки он вернулся сияющий и сразу же объявил матери о своем намерении жениться на принцессе, которой было всего шестнадцать лет. «Я влюблен, как лейтенант, и счастлив, как Бог», – признался он. Между тем родители его избранницы держали юную дочь в стороне от жизни королевского двора. Учитывая ее молодость, они не были готовы к тому, что она может так скоро занять столь высокое положение в свете. Образование Сиси ограничивалось простым домашним обучением. Она очень любила природу и часто уходила одна в лес и горы, бродила по окрестным полям, заходила в сельские дома и играла с крестьянскими детьми.

Вечером в честь гостей из Баварии во дворце был дан бал, во время которого Франц Иосиф танцевал с Елизаветой котильон, что означало, что он сделал свой выбор. После танца он подарил ей «котильонный букет» из альпийских цветов, которые нарвал сам. А в перерыве между танцами влюбленный император показал девушке альбом с цветными картинками, на которых были изображены 18 представителей народов империи Габсбургов, одетых в национальные костюмы. «Вот мои подданные, ты хотела бы, чтобы они стали и твоими?» – спросил он Елизавету. Она лишь загадочно улыбнулась.

Уже на следующее утро Франц Иосиф приехал на виллу, где остановились баварские гости, и попросил у родителей Елизаветы ее руки. Через пятнадцать минут он получил положительный ответ. А вот его мать София выступила против этого брака. Она считала, что Елизавета слишком молода, легкомысленна и совершенно не подходит на роль императрицы. Но сын, который всегда и во всем слушался мать, в этом случае был непреклонен: «Сиси или никто!»

После получения согласия на руку Елизаветы сразу же состоялась праздничная помолвка молодых в местном костеле под звуки австрийского национального гимна. При выходе из костела Франц Иосиф сказал своей невесте: «Это наисчастливейший день в моей жизни. Своим счастьем я обязан тебе. Благодарю тебя за тот свет, который ты внесла в мою жизнь!» После этого Елизавета с сестрой и родителями отбыла в Поссенхофер – родовое имение Виттелсбахов. А вслед за ней туда стали лететь письма и подарки жениха. Оказалось, что Франц Иосиф умеет ухаживать за любимой женщиной, хоть и не оригинально, но красиво. Подарки сыпались на Елизавету как из рога изобилия: то бриллиантовая брошь в виде букета роз, то миниатюрный портрет императора в бриллиантовой рамке, то шубка из горностаев. Своеобразный подарок сделала будущей невестке и София. Она послала ей четки, то ли намекая на то, что пора оставить легкомыслие, то ли для того, чтобы девушка молилась за здоровье свекрови. Благодарственное письмо Елизаветы, в котором та обращалась к ней на «ты», возмутило строгую женщину. Ведь даже любимый сын называл ее только на «вы». Неприязнь Софии к будущей невестке еще больше усилилась, а вскоре сменилась глухой враждебностью, которая будет долгие годы портить жизнь обоих супругов.

Готовясь к свадьбе, Елизавета собрала 25 сундуков с приданым, которое стоило значительную по тому времени сумму – 50 тысяч гульденов. Еще 100 тысяч гульденов ей подарил Франц Иосиф. Позаботилась принцесса и о повышении своего общеобразовательного уровня: изучила австрийскую историю, а также историю Венгрии. Последняя ее особенно заинтересовала, ведь в ней текла и частица венгерской крови. По старинному обычаю, согласно которому муж на утро после свадьбы должен подарить жене подарок, чтобы компенсировать ей потерю девственности, Франц Иосиф преподнес ей «утренний подарок» в размере 12 тысяч золотых. Кроме того, он запланировал выдавать императрице ежегодно по 100 тысяч гульденов «на булавки», так называемые карманные расходы.

24 апреля 1854 года по Дунаю поплыл украшенный цветами свадебный корабль с императором. Причалив к берегу, Франц Иосиф обнял невесту, и они отправились в карете по улицам Вены. Горожане восторженно приветствовали будущую императрицу, краше которой, казалось, не было на свете. А Елизавета чувствовала себя как в сказке. Неужели это была любовь, о которой она мечтала и сочиняла стихи с десяти лет, и сидящий рядом с ней молодой красавец-император и есть герой ее романа? Ее, как и всех присутствовавших в костеле, где проходило венчание, потрясла роскошь свадебной церемонии, дотоле невиданной в Вене. Новобрачных приветствовала огромная толпа народу, а венчавший их кардинал Плаушер разразился длинной торжественной проповедью. После этого состоялся официальный прием, на котором императрице были представлены придворные, теперь уже ее подданные, допущенные до целования ее руки. Завершением церемонии стал затяжной свадебный банкет.

Когда после всех волнений свадебной церемонии и затянувшегося праздника Елизавета добралась до спальни, то силы буквально покинули ее. Четыре горничные и фрейлина помогли ей раздеться, а через полчаса пожаловал Франц Иосиф в сопровождении матери. Елизавета притворилась спящей. София надулась и ушла. Говорят, на следующее утро за завтраком она бесцеремонно осведомилась у невестки, каков ее сынок в постели. В ответ на это молодая женщина только разрыдалась. Она поняла, что отношения со свекровью у нее вряд ли сложатся. Так и произошло. Еще до свадьбы София назначила фрейлиной Елизаветы графиню Эстергази-Лихтенштейн, которая, скорее всего, была ее шпионкой. Несмотря на то что принцесса накануне проштудировала свадебный этикет, свекровь, неотступно следовавшая за нею тенью, без конца нашептывала ей инструкции.

С первых дней восшествия на престол Сиси почувствовала себя как в мышеловке. Но шанса изменить свою жизнь для нее уже не существовало, ведь стать императрицей – это навсегда. Если для нее венценосный брак стал концом романтической сказки детства, то для Франца Иосифа – достижением мечты. Он выбрал себе спутницу жизни не по приказу матери и двора, а по любви. Но, несмотря на то что оба супруга в первые годы совместной жизни испытывали друг к другу взаимные чувства, тень трагических событий, которые разрушат не только их семейное счастье, но и всю династию Габсбургов, уже витала над ними. Пройдет немного времени, и страшное проклятие венгерской графини Каролии начнет сбываться, нанося один удар за другим.

В цепи грядущих несчастий немалую роль сыграла великая княгиня София. На первый взгляд казалось, что ее отношения с Елизаветой не что иное, как банальные размолвки свекрови с невесткой. В действительности же София с первых же дней со свойственной ей жестокостью принялась ваять из Сиси свое подобие, не считаясь ни с особенностями ее характера, ни с личными склонностями, ни с привычным для бывшей баварской принцессы образом жизни. Под гнетом постоянных наставлений, выговоров, упреков и жестокого обращения юная императрица, терпя бесконечные обиды, была на грани отчаяния. Она стала дичиться всех и вся, никому не доверяла. София же высказывала ей почти неприкрытое презрение. Скандалы между ними возникали на каждом шагу и чаще всего касались соблюдения придворного этикета и обязанностей императрицы. К примеру, Елизавета после обеда во дворце хотела выпить стаканчик доброго мюнхенского пива, которое не переводилось в ее родительском доме, но в глазах венского двора это желание расценивалось почти как преступление. Такой же «проступок» она совершала, когда уходила самостоятельно в город в сопровождении лишь одной придворной дамы. А когда на одном торжественном банкете молодая императрица позволила себе снять с рук перчатки, ей грубо сделали замечание, а она в ответ рассмеялась. В результате всех этих придирок и унижений Елизавета стала за глаза называть свою «вторую мать» «эта дурная женщина», а София ее – «баварской провинциалкой».

Франц Иосиф предпочитал до поры до времени не вмешиваться в их ссоры, надеясь, видимо, что со временем все уладится. Но, как и следовало ожидать, со временем все становилось только хуже. Особенно обострились отношения двух женщин во время первой беременности Елизаветы. В 1855 году она родила дочь и пока приходила в себя после перенесенных мучений, девочку нарекли Софией и тут же унесли в апартаменты свекрови. Это стало ударом для несчастной Сиси. Видя, что ее душевные силы на пределе, и опасаясь за ее здоровье и жизнь, Франц Иосиф решил увезти жену к ней на родину.

В любимом и так часто снившемся Елизавете Поссенхофере император просто не узнавал свою печальную жену-затворницу. Она буквально сияла от переполнявшей ее радости. Ей не хотелось думать о возвращении в Вену, где ее ждала неумолимая свекровь и бесконечная, иссушающая душу вражда. Летом 1856 года императрица родила еще одну девочку, которую назвали Гизелой и… снова унесли к свекрови. Но тут уже не выдержал Франц Иосиф. Он буквально взбунтовался и выказал матери свое недовольство. Впервые в резкой форме он потребовал у нее не вмешиваться в его семейную жизнь и заявил, что отныне дочери будут жить с родителями. А еще сын обязал ее соблюдать уважение к той женщине, которую он любит всем сердцем. Впервые со времени замужества Елизавета одержала победу, но она оказалась пирровой. София отчетливо поняла, что лишается былого влияния на сына, и отныне перестала скрывать свою враждебность к невестке. А вслед за этим судьба нанесла императорской чете свой первый удар: в 1857 году умерла их двухлетняя дочь София. Отчасти это тяжелое горе было смягчено в августе того же года появлением на свет долгожданного наследника, которого нарекли Рудольфом. Но даже после рождения сына положение Елизаветы при дворе оставалось тяжелым. К тому же в отношениях супругов наступило охлаждение. Многие современники видели его причину в действиях матери императора, считая, что именно эта интриганка подсунула Елизавете первого любовника, а Францу Иосифу – любовницу. Но, так или иначе, факт остается фактом: семейная жизнь императорской четы дала трещину.

Охладев к жене, Франц Иосиф с головой ушел в государственные дела. От горьких мыслей отвлекала его и любовь к военному делу. Он часто пропадал на военных парадах и маневрах. А остававшаяся в одиночестве Елизавета все чаще впадала в меланхолию. Она еще пыталась всеми силами отстаивать право на собственные мысли, взгляды и поступки. Наперекор канонам дворцового этикета императрица открыла двери монарших апартаментов для художественной интеллигенции Вены. В круг ее общения стали входить художники, артисты, поэты и люди других творческих профессий, считавшиеся еще вчера немыслимым обществом для императорского двора. Конечно же, это не только не прибавляло ей популярности среди придворных, но и вызывало открытую враждебность.

Полному охлаждению между супругами способствовали и долгие путешествия и поездки по стране, в которые с удовольствием отправлялась Сиси. Особенно она любила бывать в Венгрии. И хотя жители этой второй половины империи Габсбургов хорошо помнили о жестоком подавлении венгерского восстания Францем Иосифом, к Елизавете они относились с большим уважением. Впервые она появилась здесь с мужем в 1857 году. Тогда, по понятным причинам, императорская чета была встречена в Венгрии прохладно. Но неподдельный интерес императрицы к истории и нынешнему положению страны, к самим венграм довольно быстро настроил население по отношению к ней на доброжелательный лад. Тем более, что все хорошо знали, что она не ладит с эрцгерцогиней Софией, которую так ненавидели в Венгрии. С появлением в семействе Габсбургов молодой императрицы в сердцах мадьяров зародилась робкая надежда на то, что в ее лице они найдут свою заступницу, которая сможет повлиять на Франца Иосифа в венгерском вопросе. Елизавета каким-то неведомым чутьем уловила эти надежды и поняла, что здесь ей доверяют. Поэтому когда она приезжала в Венгрию, то чувствовала, что все ее душевные раны словно затягивались. Вернувшись в Вену из очередной поездки, императрица засела за изучение венгерского языка и вскоре овладела им в совершенстве. В ее библиотеке появились книги венгерских авторов, а ближайшей подругой стала уроженка Венгрии Мария Валерзе, позднее ставшая графиней Лярош. А однажды Елизавета и вовсе вызвала в австрийском свете бурю негодования, появившись в театре в венгерском национальном костюме.

Несмотря на то что императрица была малосведущей в законах большой политики, она неожиданно для всех продемонстрировала удивительную дальновидность, дипломатический такт и политическое чутье в решении венгерского вопроса. По-женски тонко ей удалось подвести мужа к мысли о необходимости урегулирования отношений с Венгрией. Франц Иосиф и сам прекрасно понимал, что политика кнута ни к чему хорошему не приведет, и все больше сближался с супругой во взглядах на решение этой проблемы, осознавая, что дарование Венгрии права на самоопределение не несет никакой угрозы для могущества империи. В результате в феврале 1867 года в венгерском парламенте был зачитан указ о восстановлении конституции страны. Таким образом, в том же году и была создана Австро-Венгерская империя. Это событие стало триумфом для Елизаветы.

Императрица была обворожительной женщиной, вызывавшей восхищение своей красотой, легкостью и грацией. Она и поныне считается самой красивой монархиней Европы XIX столетия. Стремясь сохранить стройную фигуру (при росте в 1 метр 72 сантиметра ее вес никогда не превышал 50 кг) и юную внешность, Сиси занималась гимнастикой, часами гуляла на свежем воздухе, великолепно ездила верхом. А еще она регулярно делала маски из тонко нарезанных кусочков молодой телятины, клубничного сока, обожала ванны из оливкового масла или дистиллированной воды, а ее завтрак обычно начинался с коктейля, изготовленного из белков пяти-шести яиц и сухарика. Перед полуднем Елизавета выпивала чашку бульона, сваренного из нескольких килограммов мяса, а в обед пила охлажденное во льду молоко, сырые яйца и бокал токайского вина. Ежедневно придворным парикмахерам требовалось не менее трех часов, чтобы уложить ее дивные волосы в замысловатую прическу.

Елизавета уже не любила мужа, но еще была очень молода и красива, поэтому ей так хотелось любви и счастья. И хотя свои любовные связи женщина умела хорошо скрывать, не обходилось и без скандалов. Так, из воспоминаний графини Лярош известно о пылкой любви Сиси к молодому венгерскому графу Гунияди. Она уехала с возлюбленным на остров Мадейру. Когда об этом смелом и демонстративном поступке стало известно Францу Иосифу, он отозвал в служебном порядке Гунияди в Вену, а императрице велел срочно покинуть Мадейру. Но Сиси, вместо того чтобы вернуться домой, отправилась в Англию. Там она пустилась в новую любовную авантюру: завязала роман с английским аристократом Мидлетном, ставшим позднее генералом. Эта связь оказалась самой длительной: генерал сопровождал ее в поездках по всей Европе и до конца своей жизни пронес любовь к Сиси. А однажды он даже осмелился лично засвидетельствовать свое почтение Францу Иосифу, который хорошо был осведомлен об «английских похождениях» Сиси. Тот отнесся к непрошеному визитеру холодно, и вскоре англичанин, собрав чемоданы, отбыл на туманный Альбион. Повторная просьба принять его в 1907 году также получила категорический отказ императора: «Мидлетн принят не будет, мое решение твердо и окончательно».

Еще одно, менее известное любовное приключение Сиси произошло в 1874 году. Однажды она пришла без сопровождения на бал, проводившийся в банкетном зале Музик-ферайн. Она скрыла под маской и свою красоту, и свой титул, потому что хотела, чтобы ее полюбили «просто так». И действительно, загадочная стройная незнакомка вскоре привлекла внимание молодого чиновника Фрица Пахера Листа фон Тайнбурга. Провожая ее после нескольких танцев, он объяснился ей в любви и попросил снять маску, но она этого так и не сделала. Тем не менее в пылкой душе юноши еще долго жили воспоминания о единственной встрече с этой загадочной женщиной, а Сиси потом признавалась, что, может быть, это был тот редкий случай в ее жизни, когда судьба одарила ее настоящей любовью. Они долгие годы писали друг другу письма, при этом императрица так и не открыла ему своей тайны, используя для переписки псевдоним.

Экстравагантное и даже странное поведение императрицы вполне объяснилось ее своеобразной натурой. Елизавета была романтиком и всегда жила в своем собственном сказочном мире. Она говорила своей подруге: «То, что я иногда поступаю ужасно, не должно в свою очередь возмущать других. Любовь не является грехом. Бог сотворил любовь и каждый имеет свою мораль. Если мы своей любовью не причиняем боли третьему лицу, никто не смеет быть судьей такой любви». У Елизаветы была очень тонкая и ранимая душа, она всю жизнь как будто убегала от самой себя. Есть документальные свидетельства, что в ее роду были душевнобольные, а такие болезни, как известно, часто передаются по наследству. Действительно, одна из сестер Сиси, княгиня Аленсон, долгое время находилась в психиатрической клинике в Граце, а сестра Елена, которую прочили в жены Францу Иосифу, стала жертвой религиозной мании. Поэтому саму Елизавету нередко называли императрицей «с чудинкой».

Венценосные супруги были очень разными людьми: по характеру, наклонностям, душевному настрою, образу жизни. К тому же в силу своего высокого положения в обществе они никогда не принадлежали всецело самим себе. В 1868 году Елизавета родила еще одну дочь – Валерию. Но между супругами уже не было прежней близости, хотя открытость и доверие в их отношениях сохранились. Постоянным предметом беспокойства Франца Иосифа стало все возрастающее желание жены как можно реже бывать в Вене, которая была для нее подобием тюрьмы. Во время ее долгих путешествий он сильно тосковал о ней и писал ей множество нежных и ласковых писем, в которых старался успокоить и обнадежить ее томящуюся душу.

В 1872 году умерла эрцгерцогиня София, и Елизавете начало казаться, что она еще сможет обрести столь желанный ей покой и гармонию в жизни. Но вместо этого судьба преподнесла ей жесточайший удар – смерть единственного сына и наследника престола, кронпринца Рудольфа. В минуты невыносимого горя только что получившая известие о его гибели Елизавета выказала нечеловеческую выдержку. Именно она сделала то, на что не решился никто другой – сообщила мужу, что их сына больше нет. Она первой увидела Рудольфа в гробу, укрытого по грудь белым саваном. На мгновение ей показалось, что он просто заснул со странной улыбкой на губах. Только в эти страшные минуты до прихода мужа она дала волю своему отчаянию, упав на колени перед мертвым телом сына. В эти часы, наполненные траурными церемониями и скопищем чужих ненужных глаз, Елизавета старалась держаться из последних сил. И ей это удалось. Франц Иосиф умолял ее не присутствовать на церемонии погребения, но она выдержала все до конца.

После похорон глубокой ночью императрица незаметно вышла из дворца. Первый фиакр, встреченный ею в этот поздний час, отвез ее в монастырь капуцинов, где только что похоронили Рудольфа. Елизавета, отказавшись от услуг монаха, медленно спустилась в склеп, освещенный тусклым светом факелов. Еле сдерживая нечеловеческий крик, она тихо произнесла: «Мальчик мой, скажи, что же с тобой случилось?» Однозначного ответа на этот вопрос нет до сих пор, есть лишь несколько версий гибели кронпринца, о которых мы расскажем позже.

После смерти сына последние 10 лет жизни Елизаветы стали годами прощания со всем, что ее окружало. Она раздарила все свои сколько-нибудь нарядные вещи, предпочитая носить в основном черные платья. Ее душевное состояние явственно свидетельствовало о том, что жизнь потеряла для нее всяческий смысл. Напрасны были надежды Франца Иосифа, что острота боли от утраты со временем утихнет. Жена заперлась в маленьком особняке в Ишле, там, где он впервые увидел ее. Изредка Францу Иосифу удавалось вытащить Елизавету в свет, но единственным способом забыться для нее стали путешествия. Как тяжело раненный зверь, она искала такое место, где можно было бы хоть на минуту отключиться от преследовавшей ее боли утраты. Императрица все больше походила на душевнобольную. Как-то в одном из разговоров о жизни и смерти она сказала: «Что мы знаем об этом? Еще никто не вернулся из этого путешествия и не рассказал нам, что там нас всех ожидает».

Иногда прогулки Елизаветы затягивались на весь день, за это время она могла пройти 15–20 миль. Как правило, ее сопровождал студент афинского университета, которого она шутливо называла «греческим лектором». Он читал императрице стихи греческих авторов и нес за нею поклажу. Во время прогулок она нередко вела себя странно: пряталась за каким-нибудь деревом и меняла наряд. А однажды, будучи в Париже, императрица лунной ночью отправилась в собор Нотрдам, а потом зашла в дешевое кафе и съела чашку лукового супа. Выходя на прогулки, Елизавета брала с собой кошелек, набитый деньгами и часто подавала милостыню.

Франц Иосиф редко виделся с женой и уже с трудом мог припомнить, когда они в последний раз сидели вместе за обеденным столом. Известно, что во время одного из ее вояжей по Франции он посетил Елизавету в курортном местечке Кап-Мартен. Но этот визит был чисто внешней демонстрацией благополучия во взаимоотношениях императорской четы.

Елизавета по-прежнему категорически отказывалась от охраны, создавая трудности отвечавшему за ее безопасность детективу французской полиции Ксавьеру Паоли. Она постоянно игнорировала его требования, говоря: «Успокойтесь, мой милый Паоли, что может со мной случиться?

Кто может пожелать зла бедной женщине? Впрочем, все мы подобны лепестку мака или всплеску маленькой волны на поверхности воды». Между тем, опасность была близка. Говорят, что накануне трагедии императрице были посланы некие мистические предостережения. Так, однажды, когда она читала в саду о сицилийской мафии, над ее головой появился черный ворон, который стал кружиться и истошно каркать. Прислуга долго пыталась отогнать его, но он возвращался снова и снова. Еще одно недоброе предзнаменование случилось в Швейцарии. С балкона своего гостиничного номера Елизавета увидела в парке таинственную женщину, одетую во все белое. Та стояла среди деревьев и в упор смотрела на нее. Не на шутку напуганная и взволнованная императрица велела слугам прогнать странную незнакомку, но, обыскав весь парк, они никого не нашли. Придворные сразу вспомнили старинное поверье, существовавшее у династии Габсбургов: перед всяким несчастьем в императорском роду всегда появляется таинственная женщина в белом как предвестница беды. Так было в 1867 году, когда в Мексике был убит брат Франца Иосифа Максимилиан, так было и в 1889-м, ставшим годом гибели кронпринца Рудольфа.

Наступил 1898 год. С его приходом жизнь Елизаветы стала особенно неспокойной. Ей не сиделось на месте, и она металась по всей Европе: из Биаррица в Сан-Ремо, из Сан-Ремо в Ко, из Ко в Киссенген, оттуда в Бад-Ишль и опять в Ко. В окружении императрицы чувствовалось какое-то напряжение, да и она сама, видимо, его ощущала. Говорят, что Елизавета даже предсказала свою собственную смерть за сутки до гибели на берегу Женевского озера, сказав: «Не хочу жить. Хочу, чтобы моя душа выскользнула через маленькое отверстие в сердце и воспарила к небесам». На следующий день она решила навестить баронессу Ротшильд на ее вилле в Прегари. Все сопровождавшие ее в этой поездке в Женеву принялись отговаривать императрицу от поездки, но она осталась непреклонной: «Я готова ко всему, готова заглянуть в глаза судьбе. Если что-то должно случиться, нет силы, которая могла бы этому помешать».

10 сентября после полудня 60-летняя императрица с придворной дамой вышла из отеля и направилась к набережной Мон-Блан, чтобы сесть на пароход и доплыть до Прегари. Неожиданно к женщинам подбежал Люкени и с чудовищной силой вонзил в грудь Елизавете остро отточенный трехгранный напильник (по другим данным, сапожное шило). Императрица упала. Прохожие помогли ей встать, и она сама дошла до пристани и поднялась на палубу. Но там она побледнела и снова упала, успев только сказать: «У меня немного болит грудь». Когда ее уложили на скамью, то увидели, что на платье из пробитого напильником корсета капает кровь. Елизавета потеряла сознание, у нее началась агония. Оказалось, что убийца пронзил ей сердце. Так трагически ушла из жизни эта удивительная женщина.

Убийцу тут же схватили. Оказалось, что он родился в Париже, своих отца и матери не знал, работал строителем, кочуя из одной европейской столицы в другую. Очутившись в Женеве, Люкени увлекся идеями социалистов и анархистов. Под их воздействием он и задумал совершить это убийство, при этом ему было все равно кого убивать – итальянского короля Гумберта, или русского царя Николая II, или герцога Орлеанского. Сообщение в газете предопределило выбор террориста, тем более что однажды в Будапеште он видел Елизавету и хорошо запомнил ее внешность. Проведенная экспертиза засвидетельствовала, что убийца психически здоров, а его действиями руководило желание отомстить ненавистным аристократам за свою горькую жизнь и… прославиться. На вопрос полицейского, почему он напал на Елизавету, Люкени спокойно ответил: «Она была первой коронованной особой, которая повстречалась на моем пути». На судебном процессе, когда его спросили, чувствует ли он раскаяние, Луиджи ответил: «Конечно же нет». При этом он с удовольствием позировал фотокорреспондентам и посылал в зал воздушные поцелуи. Убийцу приговорили к пожизненному заключению, но через 12 лет он повесился в женевской тюрьме.

Сообщение о гибели императрицы было срочно направлено в Вену. Когда адъютант Франца Иосифа, граф Пара пришел доложить ему об этой ужасной вести, тот по его лицу понял, что случилось несчастье. Прочитав телеграмму, император тяжело упал в кресло, обхватив голову руками. Немного придя в себя, он увидел рядом своего племянника Франца Фердинанда и тихо сказал ему: «Неужели нет на свете такого горя, от которого могла бы уберечь меня судьба!?» И, как оказалось потом, уготованная ему судьбой горькая чаша еще не была выпита им до дна.

 

Муза по имени Катарина Шратт

Кроме Елизаветы в жизни Франца Иосифа была еще одна женщина – актриса Катарина Шратт, которая долгие годы оставалась его возлюбленной, музой и спутницей. Их любовные отношения начались в 1885 году и ни для кого, в том числе и для императрицы, не составляли тайны. Более того, именно она и подобрала подругу мужу. Елизавета хорошо понимала, как он страдает от отсутствия семейного счастья и любви, которые она уже не могла ему дать. И хотя мысль о том, чтобы подыскать достойную любовницу для собственного мужа, может показаться не очень этичной, это было со стороны Елизаветы своеобразным проявлением заботы и сострадания по отношению к человеку, с которым она была когда-то счастлива. Кроме того, императрица хотела, чтобы Франц Иосиф настолько увлекся другой женщиной, что ему было бы не до нее и она могла бы вести свой привычный образ жизни.

Однажды Елизавета попросила свою подругу графию Ларош подыскать для Франца Иосифа достойную подругу. Единственное условие состояло в том, что эта женщина не должна претендовать на то, чтобы стать императрицей. Графиня предложила ей нескольких придворных дам, готовых с удовольствием утешить императора, о котором давно уже говорили как о «соломенном вдовце». Но Елизавета отвергла все кандидатуры. А вскоре она остановила свой выбор на молоденькой хорошенькой артистке Венского императорского театра Катарине Шратт, жене венгерского аристократа. Катарина была очень доброй женщиной и не претендовала на какие-то привилегии. По мнению Елизаветы, именно она могла дать Францу Иосифу то счастье, которого он был лишен по ее вине.

Их знакомство произошло в императорской канцелярии, куда Катарина пришла с какой-то просьбой. Для Франца Иосифа этот визит оказался приятной неожиданностью. Он часто посещал Венский театр и, испытывая симпатию к этой красивой и талантливой актрисе, старался не пропускать ни одного представления с ее участием. Видимо, Сиси хорошо знала об этом. Кроме красоты и таланта Катарина отличалась скромностью и интеллигентностью, что не могло не произвести на императора благоприятного впечатления. Вскоре он поделился с женой своими впечатлениями от личного знакомства с актрисой, и та высказала пожелание тоже поближе с ней познакомиться. Катарине было направлено приглашение посетить императорский двор. Ее встреча с императрицей была очень сердечной, за ней последовали другие, в результате чего женщины подружились и часто вели долгие задушевные беседы.

Что же касается Франца Иосифа, то сначала его встречи с актрисой хранились в тайне, но очень скоро, по мере того, как они становились ближе друг другу, стали практически публичными. У императора появилась не только любовница, но и близкий друг. Елизавета несомненно была рада этому, ведь теперь ее бесконечные путешествия по всему миру уже не вызывали у мужа недовольства. Возможно, в знак благодарности женщине, которая помогла получить ей желанную свободу, она поручила одному из самых известных придворных художников нарисовать портрет Катарины. Вскоре актриса покинула сцену и незаметно вошла в жизнь императорского двора и семьи Франца Иосифа. Она жила тихо и не причиняла никому неудобств. Франц Иосиф почти ежедневно навещал ее в скромной венской квартире, а когда он покидал Вену, Катарина ехала вместе с ним. В императорском летнем курорте в Ишле у нее была своя вилла, куда император, как правило, приезжал на коне или приходил пешком.

К любовной связи Франца Иосифа с Катариной австрийцы относились спокойно. Забавные истории и анекдоты, которые придумывали на эту тему в народе, были скорее смешными, чем злобными. И только дочери Франца Иосифа относились к любовным похождениям отца иначе. Гизела и Валерия неоднократно говорили ему, что эта связь бросает тень на всю императорскую семью, что такое поведение главы империи недостойно и вредит им. Но 70-летний император был тверд как скала, он не мог и не хотел предавать свою любовь.

Однажды Катарина получила оскорбительное анонимное письмо. Она собрала вещи и уехала в Брюссель, оттуда – в Баварию, а затем в Рим. В Риме она добилась аудиенции у папы и получила его благословение на расторжение брака со своим мужем, бароном Киссом. После этого стали ходить слухи о ее возможном скором морганатическом браке с Францем Иосифом (к этому времени Елизаветы уже не было в живых). Но этого не случилось. Престарелый монарх просто любил эту уже немолодую женщину, так же как и она его, и ничего другого им не было нужно.

Катарина находилась рядом с Францем Иосифом в течение долгих тридцати лет. Это было время их тихого счастья. Актриса не вмешивалась ни в государственные дела императора, ни в придворную жизнь. Она ни разу не позволила использовать свои отношения с венценосной особой для решения проблем других людей. Но, кто знает, смог бы Франц Иосиф достичь столь преклонного возраста и без малого 70 удерживать в своих руках бразды правления империей без любви и поддержки этой женщины.

 

Мексиканская авантюра Максимилиана и другие трагедии

Четыре важных в истории Австрии года – 1859-й, 1866-й, 1870-й и 1878-й (год начала российско-турецкой войны) – наглядно показали династии Габсбургов, что ей нечего искать в Италии и Германии. Стало понятно, что будущее империи находится на Балканах, и начиная с 1878 года австрийская политика стала развиваться именно в этом направлении.

Австрия предприняла попытку взять под свое покровительство славянские народы Турции. Однако здесь ее главным соперником была Россия. Но если та двигалась в направлении Константинополя, то Габсбургов интересовали Салоники. Первым наглядным шагом такой политики стал тайный договор 1878 года, подписанный на Берлинском конгрессе. Согласно ему, австрийская империя аннексировала Боснию и Герцеговину. Для захвата этих славянских земель Франц Иосиф направил туда 200-тысячную армию с 480 пушками. Такой силе местные партизаны оказать сопротивление не могли.

Сложные внешнеполитические события 1870-х годов для Франца Иосифа усугубились сразу несколькими семейными трагедиями. И первой среди них стало убийство мексиканскими повстанцами младшего брата Франца Иосифа, великого князя Максимилиана. Поначалу он был вице-королем Ломбардии и Венеции. Чтобы склонить итальянцев на сторону Австрии, он правил осторожно и спокойно. Но, несмотря на это, итальянцы ненавидели австрийских оккупантов. К примеру, когда Максимилиан со своей женой Шарлоттой выходил в Венеции на площадь Святого Марка, то за несколько минут до этого венецианцы спешно покидали ее, чтобы не видеть ненавистную чету. Франц Иосиф понимал, что брату было не под силу справиться с напряженной обстановкой в итальянских владениях, и отозвал его в Вену. Но Максимилиан обиделся на него за это и удалился на остров Мирамаре в Средиземном море. Здесь он занялся сочинением стихов и политических трактатов. Возможно, что Максимилиан спокойно и дожил бы свой век за этим любимым занятием, если бы не его жена Шарлотта. Она была дочерью бельгийского короля, и ее снедало честолюбие: она не представляла своей жизни без трона. Шарлотта мечтала о том, чтобы вновь надеть королевскую корону на голову мужа. Вскоре такой случай подвернулся, но не в Европе, а в далекой Америке.

В то время у Мексики были немалые долги перед Францией, Англией и Испанией. Правивший там президент Бенито Хуарес отказался их платить. Тогда влиятельные мексиканские эмигранты, чтобы навести порядок на родине, предложили создать в Мексике монархическую форму правления. С этой идеей они отправились в замок Максимилиана на острове и предложили ему возглавить будущую монархию. Великий князь, хотя и считал, что Европа в то время была «бедной, жалкой и медленно разлагающейся», большого воодушевления от такого предложения не испытал. Словно предчувствуя трагический конец этой авантюрной затеи, он ответил отказом. Но тут в дело вмешалась честолюбивая Шарлотта, и Максимилиан передумал, заявив мексиканской делегации, что готов занять престол, но только после проведения референдума об учреждении мексиканской монархии. Когда этот плохо организованный и сфальсифицированный референдум продемонстрировал мнимый перевес голосов сторонников монархии, эрцгерцог дал свое согласие и принял мексиканскую корону.

Этому событию предшествовало одно неприятное для Максимилиана обстоятельство. Он опять крупно повздорил с Францем Иосифом. Тот выдвинул брату обидное условие, фактически вынуждающее его отречься от своих прав на австрийский престол. Шарлотта тут же умчалась в Вену на переговоры с императором, но он остался непреклонным. Франц Иосиф лично прибыл в Мирамар, прихватив с собою других великий князей, министров, канцлеров и фельдмаршалов. Под давлением такой делегации Максимилиан публично отрекся от австрийского престола. Братья попрощались очень сухо, не обнявшись и не подав друг другу руки, а только по-военному отдав честь.

После этого на башне мирамарского замка был поднят мексиканский флаг. В честь мексиканских гостей был дан торжественный банкет. После него новоиспеченный король Мексики всю ночь проблуждал по аллеям парка в мыслях о своем темном и неопределенном будущем. Когда Шарлотта принесла ему поздравительную телеграмму от Наполеона III, он не выдержал и грозно крикнул ей: «Я запрещаю тебе говорить мне о Мексике!» Нервы Максимилиана расшатались, да и чувствовал он себя неважно, из-за чего была даже перенесена дата отъезда в Мексику. Однако все же пришло время отбывать к месту нового правления. Когда с борта корабля Максимилиан увидел удаляющийся родной берег, то расплакался. В отличие от него, Шарлотта пьянела от радости – ведь теперь она королева Мексики. Об этой стране она знала мало, слышала только, что где-то там находится золотоносный край Эльдорадо. Будущее рисовалось ей в богатстве и блеске славы. Она мечтала о королевском ложе из лепестков роз, о балах и высоких должностях для своих любимцев.

Но действительность оказалась совсем иной и заставила ее быстро разочароваться. Выяснилось, что в стране шла гражданская война, и основным занятием Максимилиана стало ведение боевых действий против мексиканских повстанцев. До прибытия в Мексику он заручился поддержкой французского императора Наполеона III, который отправил в страну 25-тысячную армию и восемь тысяч солдат Иностранного легиона под командой маршала Базена. По сути, столица Мексики была оккупирована французами. Максимилиану, как новому правителю страны, пришлось признать ее старые долги. Отряды президента Хуареса беспрерывно совершали набеги по всей территории страны, доходя и до столицы. Против них организовывались карательные экспедиции, но как только французы уходили, повстанцы появлялись вновь.

Разные слои мексиканского населения во главе с Хуаресом не хотели монархии в стране и оказывали ожесточенное сопротивление. Тем более, что в повстанческих массах нашла отклик так называемая «доктрина Монро» – «Америка для американцев». Наполеон III был хорошо осведомлен о событиях, происходящих в Мексике, и пока мог, помогал Максимилиану в борьбе с повстанцами. Но в связи с обострившимися отношениями в Европе и угрозой для Франции со стороны Пруссии французскому императору самому срочно понадобились войска, отправленные в Мексику. После их возвращения на родину Максимилиан оказался без всякой поддержки. В его распоряжении осталась маленькая добровольческая армия, состоявшая из европейских авантюристов и искателей приключений. Положение императора становилось угрожающим.

Император попытался наладить отношения с президентом Хуаресом, предложив ему заключить мир. Но тот отклонил это предложение. Тогда Максимилиан отослал Шарлотту в Европу за помощью. Но Наполеон III не пошел навстречу просьбам Максимилиана, а французские солдаты и вовсе не желали отправляться в Мексику. Шарлотта пригрозила Наполеону отречением мужа от мексиканского престола, на что тот спокойно ответил: «Серьезно? Я также думаю, что это будет лучшим выходом из сложившейся ситуации». Тогда Шарлотта в последней надежде обратилась в Ватикан, но все было тщетно. Вскоре душевные силы покинули неудавшуюся императрицу, и она сошла с ума от горя. До конца своих дней она ждала своего мужа, хотя его уже не было в живых.

У Максимилиана оставался только один шанс выйти достойно из сложившегося положения – отречься от злосчастного престола. Но сделать это ему, видимо, не позволила гордость Габсбургов. Монарх решил идти до конца. Когда последний французский солдат покинул Мексику, он с горечью произнес: «Наконец-то я свободен!» И отдал приказ поймать Хуареса и расстрелять. С остатками своей «национальной» армии Максимилиан направился в город-крепость Кверетаро. Он рассчитывал на преданность престолу его жителей. Там его действительно радостно встретили сторонники монархии. Однако вскоре повстанцы осадили Кверетаро. Малочисленным императорским силам совместно с семью тысячами сторонников Максимилиана пришлось обороняться от 40-тысячной армии республиканцев. Жестокая осада города продолжалась более двух месяцев. Силы были неравны, и 15 мая 1867 года город пал. Максимилиан попал в руки Хуареса, которого совсем недавно он приговорил к заочной смерти.

Победители разрешили ближайшим иностранным сторонникам Максимилиана покинуть Мексику, а вот его самого арестовали. Больше месяца его держали под охраной в небольшом домике на окраине Кверетаро. Он исполнял роль заложника на случай иностранной интервенции. Тем временем войска Хуареса овладели всем краем. Теперь он мог покончить с ненавистным врагом. Максимилиан был предан суду военного трибунала. До последней минуты новоиспеченный монарх, ставший жертвой европейских политических интриг и спекуляций, надеялся на спасение. Но суд был скорым и суровым. Низложенного императора четырьмя голосами против трех приговорили к расстрелу. Решение суда он встретил спокойно.

Утром 19 июня Максимилиана разбудили. Он надел фрак, помолился и попросил отправить свое обручальное кольцо жене в Вену. Императора и двух его генералов доставили в Церро де ла Кампанас – Колокольному холму в долине под Кверетаро. Как подобает настоящему Габсбургу, Максимилиан не позволил завязать себе глаза. Его последними словами были: «Это бунт и государственная измена!» Прогремел залп, и несчастный император упал, сраженный пулями. После долгих переговоров его тело было доставлено тем самым фрегатом, на котором

Максимилиан и Шарлотта в апреле 1864 года отплыли в Мексику, в Триест, а оттуда перенаправлено в Вену, где его и похоронили. В память о мексиканском императоре Максимилиане, представителе династии Габсбургов, в Кверетаро родилась крылатая фраза: «Он был, чтобы быть, он умер, чтобы жить».

Европа еще не успела опомниться от мексиканской трагедии, как в дом Габсбургов пришла новая беда, которая коснулась представителей семейства по линии жены Франца Иосифа. При очень загадочных обстоятельствах погиб баварский король Людовик II. Трагедия произошла на Штаренбергском озере вблизи Мюнхена. Людовик страдал душевным расстройством, которое приняло форму нездорового романтизма. Толчком для их развития послужило его разочарование в любви: измена и фактически предательство со стороны его невесты Софии, сестры Елизаветы. Людовик замкнулся в себе и предпочитал проводить время в одиночестве. Замкнутый и необычайно странный способ жизни баварского короля, за который его прозвали «последним романтиком», привлекал внимание всей Европы. Большую часть времени Людовик проводил в своем замке, фантастически обставленном. Здесь у него была столовая, совершенно пустая, зато в воображении короля ее посещали знатные гости: он угощал на банкетах… духов Марии Антуанетты, русской царицы Екатерины II, Гамлета и даже Юлия Цезаря. Людовик вел с ними долгие задушевные беседы, обсуждал вопросы искусства и философии. По его приказу в совершенно пустом зале придворной оперы игрались лучшие спектакли, слушателями которых были гости с того света. Для себя самого король любил устраивать ночные обеды, длившиеся порой до пяти часов утра. При этом его развлекали лучшие актеры.

А еще на примыкающем к королевскому парку озере Людовик любил плавать в пышной гондоле, которую тянул лебедь. Правил страной Людовик тоже весьма оригинально: он направо и налево раздавал аристократические титулы и звания, в результате чего вельможами стали даже его личный парикмахер и портной.

Все возрастающая ненормальность короля в конце концов вынудила его родню оформить над ним опекунство. Его окружили охраной, за ним повсюду следовал доктор с фигурой атлета. Елизавета никак не хотела поверить в ненормальность своего родственника, не раз просила Франца Иосифа помочь ей освободить его от такого опекунства и даже разработала план по его освобождению. Но его осуществлению помешала таинственная смерть Людовика. Однажды король в сопровождении своего неотлучного доктора решил покататься на лодке по Штаренбергскому озеру. В тот же день были обнаружены перевернутая лодка и два утопленника. Извлеченные из воды тела свидетельствовали о том, что между Людовиком и его спутником произошла настоящая схватка.

Следующая трагедия произошла уже в семействе Франца Иосифа с дочерью великого князя Альбрехта, княгиней Елизаветой. Во время одного из придворных балов в Шенбрунне она решила уединиться в одной из комнат на втором этаже. Девушке просто захотелось покурить. Она была одета в пышное бальное платье из муслина со множеством кружев. Видимо, княгиня уже зажгла папиросу, как вдруг послышались шаги. Испугавшись, что может войти отец и, застав ее за этим занятием, устроить ей нагоняй, она спрятала руку с горящей папиросой за спину. Вошедший был действительно великим князем Альбрехтом. Он подошел к дочери, и тут неожиданно платье на ней вспыхнуло. Елизавета с криком как горящий факел пронеслась по ступеням на первый этаж. Когда огонь погасили, было уже поздно. Девушку положили в ванну с оливковым маслом и перевезли в Вену. Лучшие австрийские врачи пытались спасти ее жизнь, но сделать этого не смогли. В страшных муках она умерла.

Но все эти трагические события стали только прелюдией к самому большому несчастью, обрушившемуся на голову Франца Иосифа. Все их затмила трагедия, происшедшая в замке Майерлинг в январе 1889 года.

 

Таинственные события в замке Майерлинг

21 августа 1858 года у Елизаветы и Франца Иосифа родился долгожданный сын, названный по имени основателя династии Рудольфом. Казалось, что с его появлением стабильность и дальнейшее существование династии Габсбургов обеспечено. Необычайно живой и темпераментный ребенок радовал родителей, которые возлагали на него большие надежды.

Наследник древнейшего престола Европы получил всестороннее домашнее образование. Его обучали более пятидесяти учителей. Среди них выдающийся ученый, профессор-зоолог Альфред Брем и известный экономист Карл Менгер. В отличие от своего отца, Рудольф воспитывался в весьма либеральном духе. Однако с детства он хорошо усвоил, что он – Габсбург. Гордость от сознания этого переполняла его, хотя он рос общительным и совсем не высокомерным. Население Вены любило кронпринца и ласково называло его «наш Руди».

Уже в юном возрасте венценосный подросток высказывал смелые суждения о политике и правлении. Так, в письме к одному из учителей пятнадцатилетний Рудольф писал: «Дело монархии кончено. Это гигантская развалина. Она еще держится, но в конце концов рухнет. Пока народ слепо позволял собой управлять, все шло отлично.

Однако эра эта кончена, люди освободились». Содержание письма дошло до императора, и тот впредь запретил внушать наследному принцу крамольные мысли, а самого его с тех пор полушутливо называл «свободомыслящим». И был не так уж далек от истины: в 17 лет Рудольф объявил, что хочет поступать в университет. Это вызвало у Франца Иосифа сначала недоумение, а потом и негодование, поскольку по заведенному порядку наследник престола мог избрать только военную либо морскую карьеру. Рудольф уступил отцу и стал военным.

Молодой наследник был умен, красив, блестяще образован и к тому же оказался великолепным рассказчиком. Все это обеспечило ему успех в обществе. Особенно он нравился женщинам, так же, впрочем, как и они нравились ему. Будучи весьма темпераментным, Рудольф рано пустился в любовные приключения. Узнав о «любвеобильном» поведении сына, Франц Иосиф решил поскорее женить 23-летнего отпрыска. И 10 мая 1881 года Рудольфа обвенчали с принцессой Стефанией, дочерью бельгийского короля Леопольда II. Брачная церемония сопровождалась пышными празднествами. На первых порах многим казалось, что кронпринц влюблен в Стефанию. После свадьбы молодожены много путешествовали. Иногда они останавливались в императорской резиденции в Шенбрунне, иногда в Майерлинге под Веной, где у кронпринца был охотничий замок. Увидев впервые это романтическое место, Стефания с восторгом сказала: «Какое прекрасное место, оно словно создано для того, чтобы тут жить!», на что Рудольф с горькой усмешкой ответил: «Да, и для того, чтобы умереть». Навряд ли он тогда догадывался, что его слова станут пророческими и вскоре в точности исполнятся…

После женитьбы кронпринц серьезно занялся службой. Правда, для ее прохождения он выбрал второстепенный полк, расквартированный в Праге. В то время при венском дворе столица Чехии считалась скучным местом. Первое время Рудольф жил там тихо и просто, часто выезжал на охоту. Военная карьера продвигалась успешно: в 24 года наследник престола получил звание фельдмаршала и вице-адмирала, стал командиром дивизии, стоявшей в Вене. Рудольф начал интересоваться и государственными делами. Он хотел бы видеть Австрию могущественной либеральной империей без пережитков и предрассудков феодального строя. По его мнению, разные национальности, входившие в состав государства, можно было бы прочно объединить конституционной монархией и армией. Но революцию при всем своем либерализме Рудольф не принимал, где бы она ни случалась. Он отстаивал великодержавную политику и вынашивал грандиозные планы по поводу будущего империи Габсбургов. Кронпринц любил повторять: «Мы нужнее Европе, чем Европа нам». К сожалению, все эти планы наследника не находили какого-либо отклика у царствующего императора.

К разладу с отцом добавились частые ссоры с женой. Уже вскоре после заключения брака Рудольф понял, что его семейная жизнь не удалась. Интересы и воззрения супругов были слишком разными, и с годами их позиции по многим вопросам все больше расходились. Даже рождение в сентябре 1883 года дочери, эрцгерцогини Елизаветы, не смогло предотвратить роста отчужденности между супругами. Они не виделись неделями. На упреки близких Рудольф отвечал, что никогда не видел в глазах жены огня любви к нему, в них было только недоверие. Справедливости ради стоит сказать, что сам он вел отнюдь не монашеский образ жизни. Чтобы отвлечь сына он любовных похождений, Франц Иосиф специально для него создал новую должность – генерального инспектора пехоты. Но Рудольф, как и прежде, предпочитал инспектировать злачные места Вены. По воспоминаниям очевидцев, в своем охотничьем замке в Майерлинге он устраивал ночные попойки и оргии. Здесь в ванной с шампанским купались обнаженные артистки кабаре и оперетты. Не в лучшем виде по роскошным залам замка разгуливал и сам кронпринц с друзьями.

В это непростое для него время Рудольф познакомился с девятнадцатилетней баронессой Марией Вечерей, дочерью венгерского барона и итальянки из банкирской семьи. Девушка жила в Вене с матерью и опекуном Александром Бальтацци, известным спортсменом. Отец ее умер, когда она была еще ребенком. Их встреча стала для обоих чем-то вроде удара молнии. Мария неистово влюбилась в кронпринца. Она боготворила его и была готова ради него на все.

Роман Рудольфа и Марии развивался бурно. На протяжении 1887–1888 годов они почти не разлучались. Дело дошло до того, что кронпринц даже хотел взять с собой девушку на празднование 50-летия правления королевы Виктории в Лондон. Из-за этого разразился скандал. Но влюбленные по-прежнему продолжали встречаться то в доме графини Лярош, то в любимом замке в Майерлинге, проводя время в прогулках, развлечениях и охоте.

Франц Иосиф долго терпел неприглядное поведение сына. Однако в 1888 году между ними состоялся очередной серьезный разговор, поводом к которому послужило письмо папы Льва XIII к императору. В нем глава Ватикана сообщал Францу Иосифу о том, что кронпринц обратился к нему с просьбой о расторжении брака со Стефанией. Для австрийского монарха это известие стало громом среди ясного неба. Пригласив сына во дворец, он в категорической форме потребовал от сына объяснений. Франц Иосиф не хотел ничего слышать о разводе сына с законной женой и заключении брака с Марией и сказал, что ни за что не допустит такого скандала. Но, видимо, сын остался при своем мнении, поскольку последними словами императора стали такие: «Ты не достоин быть моим наследником!»

Прошло несколько месяцев. Что происходило за это время в отношениях между Рудольфом и Марией неизвестно. Накануне зловещего дня 30 января 1889 года кронпринц выехал в Майерлинг на охоту. А на следующий день утром в замок прибыла полиция. В одной из его комнат были обнаружены два трупа – Рудольфа и Марии. По всей видимости, кронпринц сначала застрелил свою возлюбленную, а затем с помощью зеркала совершил самоубийство. На ночном столике лежали прощальные письма эрцгерцога: матери, лакею… Отцу – ни строчки. Лицо, грудь, шея лежавшего на кровати Рудольфа были залиты кровью. Его правая рука сжимала револьвер. Пуля попала в висок и раздробила голову. Возле наследника престола находилось тело Марии Вечери без каких-либо следов крови. Девушка сжимала в руке розу.

Официально было объявлено, что Рудольф застрелился, находясь в состоянии «душевного помрачения». Это давало возможность похоронить его по церковному обычаю в родовом склепе Габсбургов. Марию тайно похоронили на кладбище при женском монастыре. Охотничий замок Майерлинг Франц Иосиф велел превратить в монастырь. По поводу же самой трагедии вскоре стали появляться разные слухи и предположения, которые продолжают возникать и по сей день. Говорят о сердечном ударе, отравлении, заговоре с целью убийства, политической мести и договоренности между влюбленными о двойном самоубийстве.

Весть о гибели единственного сына и наследника потрясла Франца Иосифа: он упал в кресло и разрыдался, никого не хотел видеть и слышать. Позднее в послании к венгерскому премьер-министру он написал: «Я потерял все; всю свою надежду и веру я возлагал на моего сына. Теперь же мне не остается ничего другого, кроме как думать об исполнении моих обязанностей, которым я буду верен столько, сколько будут носить меня мои старые ноги».

Тайна трагедии, случившейся в замке Майерлинг, не раскрыта до сих пор. Долгие годы о ней напоминала скромная эпитафия на каменном кресте над могилой Марии Вечери: «Как цветок, расцветает человек, и как цветок, его ломают».

 

Этот пресловутый Балканский вопрос

Невзирая на все несчастья, которые одно за другим обрушивались на род Габсбургов, Франц Иосиф продолжал со стойкостью и рвением заниматься делами своей державы. Императорские обязанности были для него превыше всего. Тем более они требовали полной самоотдачи в столь не простое время, каким была последняя четверть XIX столетия.

Европейские государства в этот период активно создавали новые союзы, меняя своих бывших внешнеполитических союзников на противников и наоборот. В этом отношении достаточно показательными были связи между Германией и Австро-Венгрией. Между этими странами с 1866 года не существовало никаких государственных или федеративных уз. Их отношения строились исключительно на основе международных договоров. Начиная с 1871 года рейхсканцлер германской империи Отто фон Бисмарк неустанно боролся за создание германо-русско-австрийского договора, который играл бы роль стабилизирующего фактора в Европе. Однако по мере того как русско-германские отношения становились все сложнее, изменялись и предпочтения Бисмарка. Ив 1879 году он сделал «выбор» в пользу Австрии. Концепция сообщества двух государств предусматривала сохранение Австро-Венгрии и использование ее потенциала прежде всего на востоке в качестве противовеса России. Для Франца Иосифа создание союза с Германской империей было равносильно решающему шагу к укреплению безопасности его державы. Император настолько сжился с этой мыслью, что до самого конца его долгой жизни этот союз оставался неизменной точкой отсчета всей его внешней политики.

После смерти Рудольфа новым наследником престола в 1896 году Франц Иосиф объявил своего племянника Франца Фердинанда. Он относился к нему весьма своеобразно: не приближал к себе и не стремился посвящать в государственные дела. Однако Франц Фердинанд успел создать в своей резиденции – Бельведерском дворце – настоящее теневое правительство. Он продвинул своих людей на руководящие посты (министр иностранных дел граф Алоиз Эренталь, начальник генерального штаба Франц Конрад фон Гетцендорф). Известно было также, что со своими тайными сотрудниками Франц Фердинанд разработал программу коренного изменения политической структуры монархии. Она была направлена на территориальное и политическое ослабление Венгрии, но не решала опасной чешской проблемы. Не лучше обстояли дела и с итальянским, румынским и польским вопросами. Франц Фердинанд главным образом стремился укрепить положение немцев в империи. Все это превращало наследника престола в «человека германского правительства» и прежде всего в подручного императора Вильгельма II, с которым он умел прекрасно находить общий язык.

Франц Фердинанд был весьма властолюбивым человеком. Он с большим трудом мирился с тем, что «шенбруннский дедушка», как назвали в придворных кругах Франца

Иосифа, не желал уступать ему дорогу. Весьма ревниво относился он и к возможным конкурентам. Поначалу таковым считали его легкомысленного брата, эрцгерцога Отто, но в 1906 году он умер. Злило Франца Фердинанда и то, что еще в 1900 году его вынудили подписать отказ от права на престол для его собственных детей. Таким образом, следующим наследником становился сын Отто, эрцгерцог Карл. Вводя это ограничение, Габсбурги еще не ведали, что впереди их ждет очередная трагедия.

А пока нынешнего монарха Австро-Венгерской империи особенно волновал балканский вопрос. После того как Габсбурги захватили Боснию и Герцеговину, в поле их интересов оставались и другие страны Балкан: Далмация, Хорватия, Словения, Воеводина, Истрия и независимое княжество Черногория. Но особенно их волновали события в Сербии, которая, вступив в союз с Россией, в 1876 году вышла из-под владычества Турции. С помощью россиян в столице Сербии – Белграде, прозванном турками «вратами священной войны», – было спущено зеленое знамя мусульман.

Главным своим врагом Сербия считала Австро-Венгрию. Белград стоял у самого слияния Дуная с Савой, и с австрийского берега крепостные орудия Землина держали город на постоянном прицеле. Сербский король Милан Обренович в 1883 году втайне от народной скупщины и министров вступил в сговор с Габсбургами. Австро-Венгрия сделала из Сербии нечто вроде своего протектората. На смену турецкому угнетению пришло угнетение немецкое. Но покорить полностью Сербию Австро-Венгрии было не под силу. Когда Габсбурги попытались силой подчинить ее своему диктату, Сербия «взорвалась» народными волнениями, но все они были подавлены королем с жестокостью, напоминавшей прежние ужасы правления турецких султанов. В конце концов Обренович вынужден был покинуть страну и переехать в Вену, где и скончался.

Австрийская политика на Балканах подвергалась ожесточенной критике со стороны России. Дипломаты отзывались о габсбургской державе как о «давно съеденной червями». «Лоскутная империя» начинала трещать по всем швам.

Тем временем Россия энергично сближалась с Францией и при этом опасались союза Германии с Австрией. И недаром. В 1899 году в Гааге состоялась мирная конференция, на которой были приняты конвенции о законах войны и о всеобщем разоружении. Но после нее все страны, напротив, начали усиленно вооружаться. Германский король Вильгельм II даже не скрывал своего боевого азарта: «Этот фокус в Гааге придумала Россия, но пусть в Петербурге не думают, что я побросаю в море свои пушки, лучшие в мире, и пусть русские торчат в Маньчжурии, а в Европе они всегда получат от меня коленкой под зад…» Никто и не думал нападать на Германию, но в Европе запахло порохом. И причиной тому стал так называемый «боснийский кризис».

Дело в том, что после того, как в 1878 году российские войска избавили болгар от гнета Турции, все Балканы охватило предчувствие свободы. Австрия в этой войне не участвовала, но на Берлинском конгрессе 1878 года представлявший ее граф Андраши, венгр по происхождению, с нескрываемым цинизмом заявил, что империя Габсбургов готова приобщить славян к мировой цивилизации. В ответ на такое заявление участники конгресса вручили Австро-Венгрии мандат на управление Боснией и Герцеговиной, в соответствии с которым она стала поспешно превращать захваченные земли в свою провинцию. Сербию резали по-живому, что привело к кровавому восстанию в стране. А в 1897–1899 годах, когда в Боснии начался массовый голод и люди питались травой и кореньями, Вена обложила голодающих налогом в три кроны именно на траву и коренья. Славянское население Боснии и Герцеговины стало убегать в Сербию и Черногорию. Затем Габсбурги начали притеснять православных священников и закрывать славянские школы. Под предлогом соблюдения тишины было запрещено пение народных песен. Вена натравливала православных на мусульман и католиков и наоборот. На улицах Сараево не стало слышно сербской речи, говорили в основном по-немецки. Вот такие «блага мировой цивилизации» принесла империя Габсбургов на земли южных славян.

Франц Конрад фон Гетцендорф в беседе с Францем Иосифом предлагал: «Не пора ли от методов управления Боснией и Герцеговиной перейти к методам энергичной аннексии? Генеральный штаб вашего императорского величества полагает, что можно захватывать даже всю Сербию, ибо Россия ныне ослаблена, а Германия преисполнена боевой бодрости». Это предложение было принято императором, и вскоре Австро-Венгрия целиком поглотила Боснию и Герцеговину. Славянский мир был возмущен этим, Сербия вооружалась, готовясь отбить нападение, но официальный Петербург пока молчал. Это обстоятельство пошатнуло доверие Белграда к русской политике. О причине такой реакции на происходящее со стороны России точнее всего высказался Петр Столыпин: «Мы никак не можем влезать в войну – ни в большую, ни в малую». Тем не менее простые русские люди были готовы в случае военных событий выступить на стороне сербов: в одной только Москве набралось десять тысяч добровольцев, желавших выехать в Белград, чтобы сражаться за братский славянский народ.

Наступил 1910 год – год появления знаменитой кометы Галлея, которую считали плохим предзнаменованием, несущим людям войны, засухи, эпидемии и природные катаклизмы. И хотя Земля задела лишь хвост кометы, без происшествий не обошлось. 15 июля 1910 года сербский студент Богдан Жераич стрелял в австрийского генерала Верешанина, который был поставлен Францем Иосифом во главе Боснии. Террорист промахнулся и покончил с собой. Однако, впоследствии стало известно, что он готовил покушение на самого императора, который в те дни должен был посетить Сербию.

Аннексированные Босния и Герцеговина оказались для Габсбургов лишь обузой. Не только Россия, но и Турция возмутилась агрессией Вены. Турки объявили беспощадный бойкот австрийским товарам, из-за чего Австро-Венгрия понесла многомиллионные убытки. Вместо вооруженного усмирения Балкан Европа наблюдала за невиданным подъемом национально-освободительного движения славян. А положение в этой стародавней «бочке с порохом», подложенной в погреб континента, день ото дня становилось запутанней. Дипломаты и политики хорошо понимали, что все это является прологом к мировой бойне, но лишь разводили руками: «Когда добрые соседи дерутся, стоит ли нам поджигать весь дом, чтобы они прекратили драку?..» В 1912 году началась 1-я Балканская война. В ходе ее Россия предупреждала Сербию, чтобы та не рассчитывала на вовлечение русских в войну, а Австро-Венгрия боялась, что Сербия получит выход к Адриатическому морю, куда может войти российский флот. Берлин наблюдал за всем этим свысока, единственным проявлением внимания со стороны Германии стало лишь поздравление кайзером Франца Иосифа с началом мобилизации австрийской армии.

В конце 1912 года по инициативе России в Лондоне открылась минная конференция. Дипломаты торопились уладить конфликты, так как Франц Иосиф ввел свои войска в Галицию. Австрийцы готовы были наброситься на Сербию: «Мы не уберем штыки, хорошо видимые с улиц Белграда, до тех пор, пока сербы не разойдутся по домам…» Пока в

Лондоне решали, как принудить Балканы к послушанию, в Турции власть захватила партия «младотурок», стремившаяся к сближению с Германией. Турция вновь напала на славян, но была разбита. Лондонская конференция решительно настояла на том, чтобы турки убрались из Европы.

Не успела закончиться 1-я Балканская война, как летом 1913 года разразилась 2-я. Она привела к тому, что вчерашние победители перессорились, поскольку всем хотелось урвать побольше от военного пирога. Давние борцы за свободу, греки, заговорили о возрождении Великой Эллады, а Белград – о создании Великой Сербии. Началась братоубийственная и грабительская война. Коалиция в составе Сербии, Черногории и Греции набросилась на братьев-славян Болгарии. Румыния отказалась от нейтралитета, и король Карл I двинул румынскую армию на Софию. Турки ударили с юга. Несчастная Болгария капитулировала. Таким образом, 2-я Балканская война полностью разрушила Балканский союз.

Вена тем временем утопала в роскоши. Оживленная публика, сверкающая бриллиантами, беззаботно и жизнерадостно прогуливалась вечерами на Рингштрассе. Венцы не задумывались о том, что положение на рубежах с Сербией становилось все тревожнее. К границам шли австрийские военные эшелоны. Белград лежал как на ладони под жерлами австрийских пушек. Никто не догадывался о том, что именно здесь «вязались те исторические узлы», которые никто не в силах будет развязать.

 

Роковые выстрелы в Сараево

Предгрозовую обстановку на Балканах в Европе связывали с поведением сербов, которые словно сами напрашивались на большую войну. У Австрии было много сторонников, которые приводили вроде бы веские доводы в пользу того, что сербам доверять не стоит. Резюмируя их, английский журналист Гамильтон писал: «Австрия имеет немало причин для подозрительного отношения к сербам. В самом деле, приятно ли иметь соседа, бегающего под твоими окнами с ножиком в руках и распевающего с утра до вечера о том, что в Дрине вода течет холодная, а кровь у серба слишком горячая».

Кроме того, после балканских войн Европу захлестнули разные мистические слухи и пророчества. Так, немецкий профессор Рудольф Мевес разработал оригинальную теорию, согласно которой в истории человечества события повторяются с последовательностью, схожей с цикличностью земных катаклизмов. Он предсказал, что в 1904 году разразится война в Азии (русско-японская война), а после этого войны будут сотрясать Европу вплоть до 1933 года. Затем в мир явится сам Великий Сабана (именно в 1933 году на политическую арену выйдет Гитлер). Удивительно, но почти так и случилось. Среди пророческих высказываний, в частности, было и предсказание, касающееся династии Габсбургов. Молва предсказывала, что эрцгерцог Франц Фердинанд не займет престола империи: «Он осужден умереть на ступенях трона…»

Тем временем австрийский император Франц Иосиф был уже слишком стар, чтобы крепко держать кормило власти в своей многонациональной державе. Еще в 1898 году император разделил со своим племянником Францем Фердинандом верховное командование австрийской армией. Но будущий наследник престола был окружен всеобщей ненавистью. Даже люди, относившиеся к нему благосклонно, писали о нем: «Нельзя отрицать в нем ярко выраженного эгоиста и той жестокости, которые отнимали у него интерес к чужим страданиям… Горе всем тем, кого он преследовал своей ненавистью!» А главную угрозу империи

Габсбургов Франц Фердинанд видел прежде всего в сербах, давно мечтавших о независимой Великой Сербии. Поэтому радикально настроенным сербским националистам он недвусмысленно дал понять, что им стоит умерить свои аппетиты. С тех пор австрийский наследник стал притягательной мишенью для тайных обществ. Сербы повторяли как клятву: «Австрия сама давно съедена червями, а наследника престола скоро съедят могильные черви…»

Еще в начале XX века в Сербии возникло тайное общество «Черная рука», которое возглавил полковник военной разведки Драгутин Дмитриевич, известный среди сообщников под псевдонимом Анис. Вокруг «Черной руки» на Балканах начала создаваться сеть тайных обществ. Одним из них стал «Союз или смерть», тесно связанный с сербскими организациями Боснии и Герцеговины и руководимый все тем же Анисом. Сербские националисты верили, что смерть наследника австрийского трона эрцгерцога Франца Фердинанда как нельзя лучше послужит делу освобождения славян. В исполнителях террористического акта недостатка не было: волна патриотизма захлестнула молодежь, и в ее среде быстро сложилась группа, готовая к его совершению. Это были сторонники революционного движения южных славян, так называемой «Молодой Боснии»: студенты Белградского университета Таврило Принцип, Неделко Габринович и Трифко Гребец. Узнав еще весной о готовящемся визите Франца Фердинанда в Сараево, они разработали план покушения. Оружие для них поставил боснийский националист Милан Цыганович. Он же научил их стрелять из пистолета, проинструктировал, как использовать бомбы. Заговорщики были снабжены капсулами с цианистым калием для совершения самоубийства, если дело сорвется.

Молодые революционеры готовились к покушению с душевным трепетом и какой-то обреченностью. Они принесли клятву в комнате, где на столе, накрытом черным бархатом, лежали крест, кинжал и револьвер. Гаврило Принцип сказал: «Я готов, я готов, я готов… Господи, укрепи меня». Затем он написал письмо Даниле Иличу, учителю и писателю из Сараево, который возглавил заговор. Еще в ноябре 1913 года Илич посетил Сербию, чтобы обсудить с Анисом это покушение. Но на тот момент мишенью «Черной руки» был военный губернатор Боснии Потиорек. Как и когда оба заговора слились в один, неизвестно, но мотивы обоих покушений были одинаковыми: террором заставить Австро-Венгрию отказаться от права управлять своими южнославянскими подданными.

Визит эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево был назначен на воскресенье, 28 июня 1914 года, в священный для сербского народа день Видован. Это посещение города после военных маневров, проведенных в Боснии, да еще в день национальной скорби (именно в этот день в 1389 году Сербия оказалась под властью Турции), выглядело в какой-то мере провокационным. Уже накануне приезда эрцгерцога по столице Боснии и Герцеговины поползли недобрые слухи. Люди говорили: «Непременно что-то случится!» О готовящемся покушении стало известно Николе Пасичу, премьер-министру Сербии. Он счел своим долгом немедленно уведомить об этом австрийское правительство. Однако его послание было составлено в слишком обтекаемых выражениях и не вызвало необходимой реакции.

Вечером 27 июня 1914 года эрцгерцог с супругой Софией, графиней Хайек и сопровождающими лицами прибыли в небольшой городок Вилице, что в 50 километрах на запад от Сараево. Они остановились в отеле «Босния». Торжественный въезд в Сараево должен был состояться утром следующего дня. В программу пребывания высокого гостя входил прием в городской ратуше и поездка по городу для ознакомления с его достопримечательностями. Утром 28 июня поезд с гостями прибыл в Сараево. На нем приехали и агенты охранки, но по неизвестной причине остались на вокзале.

Автомобильный кортеж торжественно двинулся по улицам столицы. Ярко светило солнце, весь город утопал в цветах, черно-желтых флагах Габсбургов и красно-желтых боснийских. Из окон домов свисали яркие ковры, на каждом шагу виднелись портреты Франца Фердинанда. Горожане в праздничных костюмах приветствовали наследника престола. Впереди ехала машина бургомистра, за ней – открытый автомобиль, на заднем сиденье которого расположились Франц Фердинанд и его супруга. Кортеж медленно двигался по набережной реки Милечка. В толпе горожан, заполнивших набережную, находился Неделко Габринович. Решением организации именно на него была возложена священная миссия – убить наследника престола Габсбургов. Замаскированную под пакет с книгами бомбу молодой студент держал в дрожащих руках. Ему с трудом удалось пробиться в первый ряд. Неделко оказался рядом с двумя хорошенькими девушками. Молодые люди попросили полицейского показать им Франца Фердинанда, и тот пообещал им это сделать. Наконец впереди показалась вереница автомобилей. Толпа встречающих зашевелилась, раздались радостные возгласы. Мимо уже проследовало несколько автомобилей, когда полицейский показал им эрцгерцога. И в этот же момент мимо охранника в сторону автомобиля пролетела бомба.

Однако водитель эрцгерцога Лойка боковым зрением увидел, как молодой человек в черном бросил в машину какой-то предмет. Он успел нажать на педаль газа, и автомобиль рванулся вперед. Бомба упала позади машины эрцгерцога. По другой версии, Франц Фердинанд успел рукой отбить летевший предмет, тем самым защитив супругу. Осколками бомбы легко ранило несколько зевак и офицеров из следовавшего за эрцгерцогом автомобиля.

Франц Фердинанд закричал водителю: «Стой! Стой!», но тот понесся дальше и остановился только в безопасном месте у ратуши. Неделко Габринович, воспользовавшись возникшей паникой, попытался скрыться. Он бросился в реку, но его вытащили из воды и арестовали.

Несмотря на инцидент, который сильно напугал герцогиню Софию, Франц Фердинанд не отменил намеченную программу визита. Поездка продолжилась. У городской ратуши эрцгерцога торжественно встречали построенные в каре войска. Затем последовал обед с «отцами города», на котором высокородную чету искренне поздравили со счастливым спасением. Франц Фердинанд вполуха выслушал приветствие военного губернатора Боснии генерала Оскара Потиорека и иронически спросил: «Вы думаете, что будут еще какие-нибудь бомбометания?» Пытаясь как-то сгладить происшедшее, генерал в свою очередь задал ему вопрос: «Ваше Высочество полагает, что улицы заполнены убийцами?» Тем не менее было решено изменить маршрут следования кортежа.

Тем временем водитель Лойка осмотрел автомобиль эрцгерцога и обнаружил, что несколько осколков попали в верхнюю часть бензобака, но не пробили его. Другие осколки оставили свой след на левой половине кузова и свернутом верхе авто. О том, что маршрут следования кортежа изменен, водителя не предупредили. Как это могло случиться, остается загадкой. До сегодняшнего дня неясно и то, почему ведущая машина колонны, ехавшей с максимальной скоростью, свернула с набережной Аннеля на улицу Франца Иосифа. За ней в эту боковую улочку втянулся и весь кортеж. Потиорек сразу заметил оплошность и закричал: «Стой! Не туда! Поезжай прямо! Скорее! Что это? Это не та дорога!» Лойка резко затормозил, и вся процессия остановилась.

Пытаясь вырваться из пробки, автомобиль эрцгерцога медленно маневрировал у магазина деликатесов Морица Шиллера. По роковому стечению обстоятельств именно там в этот момент оказался Гаврило Принцип. Террорист выхватил револьвер и дважды выстрелил. Наступило общее замешательство. Потом люди с криком побежали в разные стороны. Террористу несказанно повезло, венценосные пассажиры оказались прямо на линии огня. Одна пуля пробила воротник мундира эрцгерцога, шейную артерию и застряла в позвоночнике. Вторая пуля, пройдя сквозь кузов автомобиля, пробила плотный корсет Софии и попала ей в живот. Первой умерла герцогиня. Смертельно раненный Франц Фердинанд успел проговорить: «София, ради наших детей, не умирай, прошу тебя!» Это были его последние слова. Через 10 минут наследник австрийского престола скончался.

Стрелявший был моментально схвачен. Покончить с собой ему помешали возмущенные свидетели покушения. Как позже выяснилось, чахоточный боснийский серб Гаврило Принцип являлся членом подпольной организации «Молодая Босния». Дальнейшее расследование показало, что пистолеты и бомбы террористы получили от «Черной руки». Заключение правительственной комиссии по расследованию обстоятельств покушения оказалось кратким: «Охрана организована была из рук вон плохо. Правильней сказать, ее вообще не было». Суд над 24 арестованными и обвиняемыми по делу об убийствах и покушениях открылся в окружном суде Сараево 12 октября 1914 года, а 23 октября судьи вынесли вердикт. Принцип, Габринович и Грабец были признаны виновными в убийстве и государственной измене, но поскольку им еще не исполнилось 20 лет, то смертную казнь применить к ним не могли. Все они получили максимальный срок заключения – по 20 лет каждому. Они умерли в тюрьме еще до окончания войны, в разжигании которой сыграли далеко не последнюю роль. Два года спустя всю ответственность за покушение на Франца Фердинанда и его супругу взял на себя Драгутин Дмитриевич-Анис. Вскоре руководитель «Черной руки» был обвинен в покушении на жизнь сербского принца-регента Александра и приговорен к расстрелу. Этот легендарный человек унес с собой в могилу множество тайн и загадок истории сербского сопротивления режиму Габсбургов.

Конечно, эрцгерцог Франц Фердинанд был убит не только из-за отвратительной охраны. Приговор ему вынесло время и созревавшая в недрах Европы, как гнойный нарыв, война. В тот год все страны ждали лишь благовидного предлога для нападения. И лучшего, чем убийство наследника престола Габсбургов, трудно было найти.

О покушении в Сараево Францу Иосифу осмелилась сообщить его любовница Катарина Шратт. Старый император заплакал: «Есть ли на этом белом свете хоть одно тяжелое испытание, какое миновало бы меня?., в моей жизни ничего не пощадили! Нет сына, нет жены, а теперь убрали и наследника…» В самой же империи ни венгры, ни славяне, ни сами же немцы слезинки по убитому не обронили. Напротив, в кругах высшего света воцарилось веселье. Гулянье на Пратере не отменили, на улицах Вены звучала музыка. Маркиз Монтенуово, внук императрицы Марии Луизы (второй жены Наполеона I), заявил как-то: «Нам давно нужен был предлог, чтобы поставить Сербию на место – в углу на коленях, и Франц Фердинанд дал нам его, а теперь его задача в этом мире окончена».

 

Первая мировая война

История распорядилась так, что выстрелы, прогремевшие в Сараево 28 июня 1914 года, стали по сути первыми выстрелами Первой мировой войны. Австро-венгерское правительство возложило на Сербию всю ответственность за убийство наследника престола и его супруги. 23 июля того же года Франц Иосиф объявил последний в своей жизни ультиматум Сербии. Он потребовал распустить патриотические организации, враждебно относившиеся к империи; участия своих чиновников в проводимом сербами расследовании; ареста сербских официальных лиц, замеченных в тайной борьбе против габсбургской монархии, а также извинений Сербии в случившемся.

Все рассчитывали, что ответ Сербии будет звучать примирительно, однако он оказался очень уклончивым. Сербское правительство в точно назначенный срок вручило австрийцам ответное послание. Историки считают этот документ блистательным актом мировой дипломатии. Белград с тонкими оговорками принял девять пунктов ультиматума, а вот десятый, в котором Вена требовала силами австрийских штыков навести порядок на сербской земле, принят не был. Убедившись, что Россия придет на помощь, крошечное сербское королевство начало военную мобилизацию. Через пять дней после предъявления ультиматума Австро-Венгрия объявила Сербии войну.

В столицах европейских государств закипела трудная дипломатическая работа, направленная на предотвращение мировой бойни. Лишь германский кайзер Вильгельм II довольно потирал руки: «Теперь придется начинать! Теперь или никогда! Сербов согнуть в бараний рог…» А в Вене Конрад фон Гетцендорф строил радужные планы перед новым наследником престола: «Плодородная страна Сербия станет дивным бриллиантом в Вашей будущей короне. От Польши тоже никак нельзя отказываться, как не откажемся и от Украины, совместив ее с нашей Галицией. Греция будет тоже неплохим приобретением». Тогда же престарелый император Франц Иосиф заявил, что целиком полагается на военную мощь Германии, без которой Австрия не совладает с Россией, а Россия, несомненно, вступится за Сербию. И действительно, когда российский император Николай II призвал к всеобщей мобилизации, Германия – союзник Австро-Венгрии – объявила войну России. Франция и Британия, как союзники России, объявили войну Германии. И к концу августа 1914 года уже вся Европа находилась на военном положении.

Так, подталкивая друг друга, европейские правительства втянули свои народы в Первую мировую войну. Первоначальные и легкомысленные расчеты политиков решить все за несколько недель не оправдались. Война унесла 10 миллионов человеческих жизней. Принеся всем сторонам неисчислимые бедствия, страдания и смерть, она длилась четыре года.

В конце июля 1914 года австро-венгерская артиллерия начала массированный обстрел Белграда. Франц Иосиф заранее обложил столицу Сербии, заполонил Дунай военными кораблями. Белград рушился под бомбами, гибли мирные жители. Все сербы, как один человек, встали под ружье. То там то тут слышался призыв: «Чужого не хотим, своего не отдадим! Верую в единого бога – русса, который победит шваба и прусса…»

Генерал Потиорек форсировал Дрину и Саву. Сербское правительство Пашича перебралось в город Ниш, а командование сербской армии – в Крагуевац. Сербы благодарили Россию, которая сумела передать им 150 тысяч винтовок. Затем сербские войска устроили «чудо на Дрине»: они так ударили по захватчикам, что армия Потиорека побежала. Сербские солдаты вошли в пределы монархии Габсбургов. Сородичи осыпали их цветами. Генерал Потиорек сдавал сербам одну позицию за другой. Чтобы скорее убежать, австрийцы сбрасывали в ущелье свои пушки и запасы продовольствия. Тем временем, русские моряки Дунайской флотилии отражали атаки австрийских кораблей. Под огнем врага они выгружали на пристанях тонны военных грузов и продовольствия. Сербы сражались с отвагой античных воинов, и вскоре вся армия Габсбургов была скована на Балканах их атаками. Тем временем русская армия генерала А. А. Брусилова громила австрийские войска в Галиции. Давно император Франц Иосиф не испытывал такого позора.

Однако военное счастье переменчиво. Сербская армия была уже сильно измотана в тяжелых боях. Между тем генерал Потиорек сумел собрать разбежавшиеся австрийские войска и почти без боя вступил в Белград. Очень скоро его армия превратилась в карательную. По всей Сербии выстроились виселицы, а тех, кто еще не успел скрыться, расстреливали. Но вскоре на помощь сербам подоспели Россия и Франция. Командующий сербской армией воевода Путник подписал приказ: «Лучше смерть, нежели стыд оккупации!» И в конце 1915 года сербы вновь перешли в наступление. Ожесточенные бои длились двенадцать дней, в результате австрийские войска снова были разгромлены. Они потеряли половину своего состава. Но, несмотря на это, Потиорек приказал расстреливать убегающих с поля боя австрийцев из тяжелых орудий: «Если они боятся умереть от сербской пули, так пусть их разнесут свои же крупнокалиберные снаряды…» В лежавший в руинах Белград с развернутыми боевыми знаменами вошли сербские солдаты. А Вена после очередного поражения погрузилась в траурное уныние. Францу Иосифу доложили о разгроме его армии на Балканах. Услышав эту печальную весть, «старый и добрый монарх» склонился над письменным столом и горько заплакал.

Но на помощь Австрии пришли немцы, и вскоре началось хорошо подготовленное немецкое наступление. В октябре 1915 года Белград снова подвергся страшной артиллерийской бомбардировке. Два дня на улицах города шли ожесточенные бои. Рядом с сербами сражались русские матросы. Но в тыл сербам ударили болгарские войска царя Фердинанда, продавшегося немцам, и участь Сербии была решена. Воевода Радомир Путник принял решение отходить в Черногорию через Албанию. Начался массовый исход сербов с родной земли. Это была невиданная доселе трагедия и катастрофа гордого южнославянского народа, которую впоследствии назовут «Весь народ в эмиграции». Английский миноносец увез прочь сербского короля Александра и премьера Пашича, а войска и беженцы остались на берегу… Немецкие корреспонденты, словно шакалы, шедшие по следам отступающих, с радостью сообщили берлинским и венским читателям: «Кровь эрцгерцога Франца Фердинанда, мученически погибшего, будет смыта потоком сербской крови. Мы присутствуем при торжественном акте исторического возмездия…»

Тем временем Вена давно превратилась в сплошной госпиталь. Кее вокзалам из Галиции и Македонии один за другим подходили санитарные поезда. Оказалось, что начать войну гораздо легче, чем потом закончить ее. Австрийская армия терпела поражение за поражением на различных фронтах. В результате Первой мировой войны Австро-Венгрия потеряла только убитыми и умершими 1,1 миллиона человек.

С самого начала войны Франц Иосиф был настроен пессимистически. И действительно, ход военных действий давал очень мало оснований надеяться на победу. Первые два года император еще старался держать все нити управления в своих слабеющих руках. Но затем состояние его здоровья резко ухудшилось. В ноябре 1916 года Франц Иосиф заболел воспалением легких и 21 декабря скончался. Так случилось, что этот человек, переживший немыслимые трагедии в личной жизни, не узнал о трагедии своей державы – позоре поражения в войне и гибели империи Габсбургов, на алтарь которой была положена вся его долгая жизнь.

 

«Последний монарх старой школы»

«Последний монарх старой школы», как любил себя именовать Франц Иосиф I, правил своей империей без малого 68 лет из 86, прожитых им. Так что его по праву можно считать монархом-долгожителем. Он появился на политической арене Европы еще при Меттернихе и пережил Бисмарка. Начав свою жизнь в мире кабриолетов и дилижансов, он дожил до того времени, когда над крышей его дворца в Шенбрунне уже летали аэропланы, а в водах Адриатики плавали подводные лодки. Пережив череду горьких семейных трагедий и устав от войн, восстаний и груза бесконечных государственных дел, в последние годы своей жизни Франц Иосиф часто жаловался придворным: «Все умирают, один я, несчастный, никак не могу умереть…» А когда наконец его не стало, то вся Европа осознала, что с его уходом ушла целая эпоха в истории народов, входивших в огромную империю Габсбургов. Он был единственным европейским монархом, носившим едва ли не самое большое количество титулов: австрийского императора, апостолического короля венгерского, короля богемского, ломбардского и венецианского, далматского, хорватского, славенского, лодомерского (т. е. Владимиро-Волынского и Галицийского), иллирийского и иерусалимского, великого воеводы сербского. Франц Иосиф с достоинством носили многие высокие военные звания: фельдмаршала австрийского, генерал-фельдмаршала прусского, фельдмаршала британского. Он был обладателем российского ордена Святого Георгия 4-й степени (1849 г.).

Австрийский император был известен своим консерватизмом, строгим соблюдением этикета и традиций. Исповедовавший идею божественного права правителя на власть, он неохотно признавал конституционализм и всеобщее избирательное право. Самым важным в жизни для него всегда оставался его императорский род Габсбургов. Ради его процветания и могущества Франц Иосиф мог заглушать в себе все остальное. Недаром один из современников писал о нем: «Он забывал порой данные им обещания, принятые на себя обязательства, долг своего высокого положения, но никогда не забывал он одного – того, что он Габсбург».

Франц Иосиф считал свою династию незыблемой и вечной, он не хотел слышать ни о каких переменах, а тем более реформах. Да, впрочем, он был и не в силах осуществить их, ибо в своей государственной деятельности руководствовался принципом «выжатого лимона». А это означало, что сам император и его приближенные «упорно и цепко держались за все старое, за все, что можно было сохранить, – держались за власть, за учреждения, за обычаи, за людей». Главную свою задачу как императора Франц Иосиф видел в укреплении мощи и единства Австрийской империи. А когда веление времени заставило его отказаться от такой политики, он, плохо понимая, что творится вокруг, оказался не готовым к проведению какой-либо внятной программы преобразований. Вот почему, характеризуя правление австрийского монарха последних лет, один из его премьеров, граф Эдурард Тааффе довольно грубо сказал: «… он просто тащился по старой колее».

До конца своей жизни Франц Иосиф оставался консерватором не только в политике, но и в быту. Он так и не провел во дворец телефон, не пользовался автомобилем, предпочитая ездить только на лошадях, ни разу не вошел в лифт и с большим трудом согласился на электрическое освещение. По сей день нередко говорят, что австрийцы, венгры и чехи до сих пор рано встают и рано ложатся спать потому, что Франц Иосиф, бывший «жаворонком», за долгие годы своего правления приучил их к такому режиму. О пунктуальности и педантичности императора слагали анекдоты. Говорят, что уже лежа на смертном одре, он нашел в себе силы сделать замечание спешно вызванному к его постели и не успевшему поэтому толком одеться врачу. «Вернитесь домой, – сказал он ему, – и оденьтесь, как подобает».

Между тем в начале XX века мир стал совершенно иным. То, что казалось монолитным, давало трещины, что всегда было неподвижным и незыблемым, колебалось, качалось и приходило в движение. Бывшая в середине XIX века великой державой, Австрийская империя за семь десятилетий его правления пришла в результате Первой мировой войны к полному краху. Вот тогда-то Франц Иосиф и произнес свою знаменательную фразу: «Если монархии суждено погибнуть, то пусть она, по крайней мере, погибнет с честью». Но исполнить последний завет умирающего монарха не удалось…

Знаменитая императорская династия Габсбургов закончила свое правление в начале XX столетия. Последний австрийский император Карл I еще пытался спасти империю, провозгласив (под императорским присмотром) в 1918 году союз национальных, самостоятельных государственных образований: немецко-австрийского, чешского, югославского и украинского. (Польские земли отошли к независимой Польше.) Но было уже поздно. На территории империи одно за другим появлялись независимые государства: Чехия, Словакия, Югославия. Части территории, подвластной австрийским монархам, отошла к Румынии, Германии, Италии и др. Империя Габсбургов развалилась. 23 марта 1919 года под английским военным эскортом Карл I покинул Австрию. Императорский поезд случайно встретил на границе писатель Стефан Цвейг. Впоследствии он вспоминал: «“Кайзер” – это слово было для нас воплощением всей власти, всего богатства, символом незыблемости Австрии… А теперь я видел наследника, последнего императора Австрии изгнанником, покидавшим страну. Доблестная череда Габсбургов, которые из столетия в столетие передавали из рук в руки державу и корону, заканчивалась в эту минуту». Вскоре Национальный совет Австрии принял закон о высылке из страны всех Габсбургов и конфискации их собственности.

Однако знаменитая австрийская императорская династия не забыта и поныне. В самой Австрии и за ее пределами последние представители дома Габсбургов вызывают у многих людей живой интерес. По некоторым данным, в годы Второй мировой войны гестапо арестовало эрцгерцогов братьев Эрнста и Макса фон Гогенберги, сыновей того самого Франца Фердинанда, убитого в Сараево летом 1914 года. Как это ни удивительно, но представители угасающей династии Габсбургов и сегодня «делают погоду» в Европе. К примеру, сын последнего императора Карла I, Отто фон Габсбург, стал одним из инициаторов создания Евросоюза и сейчас занимает ключевой пост в Совете Европы.

Что же касается самого Франца Иосифа, то он был увековечен еще при жизни. В 1873 году австро-венгерская географическая экспедиция на севере Баренцева моря (ныне Архангельская область России) открыла архипелаг, который был назван в честь императора архипелагом Франца Иосифа. Это имя он носит и по сей день. В 1879 году в Австро-Венгерской империи была выпущена монета достоинством в 2 флорина, посвященная серебряной свадьбе Франца Иосифа и Елизаветы. Уже в наше время в Австрии были отчеканены в серии «Судьбы представителей дома Габсбургов» памятные монеты в честь императора.

Смерть, которая долгие годы охотилась за представителями династии, соединила последних Габсбургов: в императорской усыпальнице при церкви капуцинов в центре Вены скромный гроб императрицы Елизаветы установлен рядом с гробом ее сына Рудольфа. Над ними возвышается саркофаг Франца Иосифа. Это захоронение стало грустным напоминанием о людях, живших на изломе веков и оставивших неизгладимый след в сердцах людей, но так и не сумевших стать счастливыми при жизни…

 

Князь Ренье III был одним из старейших правящих монархов Европы и еще при жизни стал легендой. Карликовым государством Монако на побережье Средиземного моря князь, герцог Валентинуа, маркиз Бо Ренье Луи Анри Максанс Бертран руководил в общей сложности 56 лет. Он правил с 1949 года – дольше, чем кто-либо из современных монархов Европы. Несмотря на то что подвластная ему территория составляет менее двух квадратных километров, князь Ренье смог превратить крошечное Монако в богатое европейское государство – безопасный оазис для миллионеров. В расхожей фразе о том, что Монако – это страна, в которой плотность миллионеров на один квадратный метр самая высокая в мире, нет и доли шутки. Сегодня Монако – это совершенно особый мир, славящийся самыми роскошными отелями и яхтами, самыми высококлассными магазинами и салонами, самыми респектабельными ресторанами и казино. Сегодня Монако – это излюбленное место общения великосветских особ, мировых звезд и знаменитостей. Очень часто княжество так и называют – звездный Эдем… Ведь на улицах вечернего Монако запросто можно встретить фланирующими или катающимися в роскошных авто представителей мировой элиты. Даже будни в этой маленькой стране похожи на вечный праздник. Немудрено, что многие высокооплачиваемые звезды кино и спорта, знаменитые фотомодели и автогонщики (в их числе Клаудиа Шиффер и Михаэль Шумахер) перебрались сюда на постоянное жительство.

Сегодня Монако – это страна, в которой всегда идеально чисто и почти полностью отсутствует преступность. Один тот факт, что в княжестве втрое меньше безработных, чем музыкантов монакского симфонического оркестра (штат которого составляет 90 человек), говорит о многом.

Именно благодаря Ренье III маленький приморский городок, получивший когда-то прозвище «опереточное княжество», стал известной всему миру цитаделью богатых и знаменитых. То, что удалось сделать князю Ренье, до него не удавалось ни одному из представителей династии Гримальди, которая правит Монако уже семь веков. Из микроскопического княжества, которое на протяжении веков находилось практически на положении французской колонии, князь сумел создать государство, отвечающее основным демократическим институтам Европы.

Когда 6 апреля 2005 года на 82-м году жизни Ренье III скончался, его сын и преемник князь Альберт, обращаясь к монегаскам (так по традиции называют себя коренные жители Монако), сказал: «Все мы сегодня осиротели». Действительно, в XX веке вряд ли еще какой-либо монарх сделал для процветания своей страны столько, сколько сумел сделать князь Ренье Гримальди.

Неудивительно, что в Монако Ренье III не просто уважали, его боготворили. Поданные говорили о нем с неподдельным почтением: «Настоящий человек. Скала». Действительно, он был похож на ту самую высокую в княжестве скалу, которую в незапамятные времена хитростью отвоевал его предок, первый из семисотлетней династии Гримальди. На этой скале и сегодня высится мощная старинная крепость – величественный княжеский дворец, расположенный в одном из красивейших мест крошечной страны – в Старом городе – Монако, который официально является столицей одноименного государства.

 

История «райского уголка»

Среди всех европейских «мини-государств» Монако находится на последнем месте, опережая лишь Ватикан: площадь княжества составляет всего 1,9 км2, длина по морскому берегу равна примерно 3,5 километра, а ширина в отдельных местах достигает не более 200 метров! От одной границы княжества до другой можно дойти пешком за час. Однако этот «райский уголок» планеты, как чаще всего называют Монако, – самая густонаселенная страна Европы. Расположено крошечное государство на скалистом выступе Приморских Альп у самого Средиземного моря. Триста дней в году на французской Ривьере, или Лазурном берегу, как именуют эти места, стоит ясная солнечная погода. Места здесь поистине благодатные: никогда не бывает ни холодов, ни сильной жары, ни засух, ни затяжных дождей.

Неудивительно, что узкая полоска побережья, омываемая теплым морем и защищенная цепью скалистых гор, не пустовала и в далекой древности. Удобная морская бухта, на берегу которой раскинулось Монако, привлекала моряков, купцов и пиратов Восточного Средиземноморья еще с античных времен. В древности территорией нынешнего Монако поочередно владели греки, финикийцы, римляне и арабы.

Все народы, обитавшие на берегах Средиземного моря, были исконными мореплавателями, они издавна бороздили эти воды. В XII веке Фридрих Барбаросса, император Германии, предоставил итальянскому городу-республике Генуе право владения всем лигурийским побережьем – от Порто-Венере до Монако. Генуэзцы захватили Монако 10 июня 1215 года. Тогда же был заложен первый камень укрепления на скале, которое сегодня известно как Дворец Принцев Монако.

К концу XIII века, которым датировано первое упоминание о князьях Гримальди, эти земли все еще находились под властью Генуи. С тех пор крепость Монако стала причиной многочисленных жестоких битв между двумя враждующими сторонами, не признающими Генуэзскую республику: гиббелинами (защитниками императора) и гвельфами (приверженцами папы). Именно в это время знатная лигурийская семья из древнего рода Гримальди заявляет о себе в истории Генуи.

Гримальди были гвельфами, и им пришлось отправиться в изгнание. Ренье I Гримальди умер, защищая обреченное на провал дело, – он стал капитаном беспощадного флота, охотившегося за судами из Генуи, которые приближались к лигурийским берегам. Другой член семьи, Франсуа Гримальди сумел завладеть скалой Монако. Это событие – одна из самых легендарных страниц в истории княжества.

В конце XIII века, в период особого обострения борьбы гвельфов и гиббелинов, крепость Монако была захвачена отрядом гвельфов под командованием Франсуа Гримальди, переодетого во францисканского монаха. Это случилось холодной январской ночью 1297 года: в ворота маленькой генуэзской крепости, стоявшей на месте нынешнего Монако, постучались с просьбой о ночлеге несколько монахов. Но, попав внутрь, странники тут же выхватили из-под ряс мечи, перебили опешивших стражей и захватили крепость. Таким образом, хитростью, сравнимой разве что с хитроумием Одиссея, Франсуа Гримальди удалось застать врасплох генуэзских стражников, за что он и получил прозвище Лукавый.

Овладев крепостью, Франсуа Гримальди, потомок знатного генуэзского рода, изгнанный со своей родины политическими противниками, тут же присягнул на верность враждовавшему с генуэзцами королю соседней Франции, получив взамен княжеский титул для себя и своих потомков. В память о дерзкой акции первого из Гримальди герб княжества с тех пор украшают изображения двух «монахов» с мечами наголо. Таким образом, история монархической династии Гримальди ведет свой отсчет с января 1297 года. 8 января в Монако традиционно отмечается День Княжества, а в 1997 году страна праздновала 700-летие с момента начала правления Монако фамилией Гримальди.

И в средние века, и позднее собственных сил, чтобы отстоять свою независимость, у маленького княжества (правда, оно тогда было больше, чем сейчас) не было, и Гримальди обращались за помощью к другим государствам, принимая протекторат то Испании (1524), то Франции (1641). Великая французская революция, сбросившая с трона Людовика XVI, отразились и на Монако: 13 января 1793 года княжеская власть там была свергнута. Двое из Гримальди попали в тюрьму, а жена одного из них, Тереза Франсуаза, – на эшафот (1794). С 1793-го по 1814 год Монако входило в состав французского департамента Приморские Альпы. Но после отречения Наполеона по Парижскому договору 1814 года княжество Монако было восстановлено, а Венский конгресс в 1815 году передал его под протекторат Сардинского королевства. Революция 1848 года снова свергла Гримальди, князь Флорестан I (1785–1856), который правил с 1841 года, был изгнан из Монако. Впрочем, на следующий год власть монарха была восстановлена, но протекторат Сардинии перестал существовать. На этом, однако, бурные события для княжества не закончились.

Свой нынешний суверенный статус княжество обрело по договору с Францией в 1861 году – при Карле III, ему за это пришлось уступить французам города Ментона и Рокбрюн, которые с пригородами занимали 85 процентов прежней территории Монако. За это Карл III получил 4 миллиона франков, которые вложил в очень прибыльный проект. Его идею князю Гримальди подсказал сын парижского башмачника Франсуа Блан, служивший тогда крупье в воспетом Достоевским и Тургеневым казино в немецком Висбадене. В 1863 году Карл III предоставил Блану концессию на открытие «Общества морских купаний», центром которого стал рыбачий поселок Монте-Карло, а главным сооружением – огромный игорный дом.

Самое знаменитое в мире казино Монте-Карло было построено в 1864 году на участке скалистой пустоши, купленной у прежнего хозяина по смехотворной цене. Изначально здание представляло собой небольшую виллу, которую потом неоднократно перестраивали и расширяли. Сейчас внутри казино среди роскошных интерьеров стоят столы для рулетки и карточных игр, игровые автоматы. О размерах ставок можно судить хотя бы по веренице супердорогих автомобилей, поджидающих своих хозяев перед входом. А о том, какие человеческие трагедии разыгрываются под сводами этой обители азарта, можно только догадываться. А вот живущим счастливой, не отягощенной политическими и экономическими неурядицами жизнью коренным жителям Монако (монегаскам) приходится подавлять врожденное чувство азарта: закон запрещает им посещать казино. Правда, князь Карл III, некогда установивший этот закон, «подсластил» свой запрет, освободив подданных от налогов. Их монегаски не платят по сей день.

После того как ставший императором объединенной Германии Вильгельм I запретил там в 1871 году все игорные дома, Монте-Карло несколько десятилетий было едва ли не единственным казино Европы. Невозможно подсчитать, сколько денег перешло за это время из карманов неудачливых игроков в кассы общества и казну Гримальди. Зато известно, что с 1870-го по 1913 год в Монако ежегодно происходило по 250–300 самоубийств разоренных игроков. Вслед за богачами в княжество стекались авантюристы, мошенники и воры всех мастей – не случайно князь Альберт I созвал в Монако весной 1914 года Первый международный полицейский конгресс, на котором впервые прозвучала идея создания Интерпола.

Хотя доход от игорного бизнеса с начала его основания был необычайно велик, вплоть до 50-х годов прошлого века Монако тем не менее оставалось провинцией. Все изменилось после того, как в 1949-м на трон вступил князь-созидатель – Ренье Гримальди.

 

Монегаски – они и есть Монегаски

Мало кто не слышал сегодня о Монако. Лазурный берег, знаменитое казино в Монте-Карло и проводимый в княжестве чемпионат «Формулы-1» – «Гран-при Монако» известны на весь мир. А вот о том, кто такие монегаски, знают немногие. А ведь это не какое-то индейское или африканское племя, как ошибочно полагают некоторые, а коренные жители государства Монако, наследственной конституционной монархии.

В далекой древности греки основали на территории нынешнего княжества свою колонию и соорудили на уединенной скале храм Геракла Пустынника, по-гречески «Монойкос». По одной из версий, этому слову, приобретшему в итальянском языке форму «монако», суждено было стать названием целой – пусть и очень маленькой! – страны и лечь в основу наименования ее жителей: «монегаски».

Население Монако на 2008 год составляло 34 тысячи человек, однако коренных жителей – монегасков – из них всего лишь 8 тысяч (16 %)! Остальные жители Монако – это французы (47 %), итальянцы (16 %) и другие – граждане 124 стран, в том числе около ста россиян. По этническим корням большинство монегасков – это южные французы, частично смешавшиеся с северными итальянцами. Государственный язык в Монако – французский; широко распространены также английский и итальянский. Традиционный монегасский язык «монегю» – один из древних лигурийских диалектов – употребляется в основном старшим поколением и преподается в школах княжества. Традиционная культура страны близка к южнофранцузской. Это неудивительно. Ведь хотя Монако и независимое государство, фактически оно находится под протекторатом Франции. Когда в 2002 году ввели евро, княжеству было разрешено чеканить евро-монеты с национальным рисунком.

Монегаски и все иностранцы (кроме французов), живущие в Монако круглый год, не платят подоходного налога. Они не платят также налогов на недвижимость и автомобили. Монегаски – это своего рода местная аристократия, у них есть преимущественное право перед иностранцами при приеме на работу, причем в любой отрасли. Любопытно, что каждый третий мужчина-монегаск служит в полиции. Кроме того, лишь 3 % монегасков живут в собственных домах, остальным за символическую плату предоставляет жилье государство. Причем, чтобы стать монегаском, недостаточно родиться в Монако, нужно родиться в семье монегасков или попасть в список лиц (обычно их не более десятка), которым князь Ренье III за особые заслуги ежегодно дарует монакское гражданство. Сам князь Ренье III Гримальди был единственным из своего рода коренным жителем Монако – монегаском, поэтому по праву считается аборигеном своей страны.

Монегаски трепетно соблюдают уходящие в прошлое традиции и обычаи. Особенно своеобразны и интересны в Монако старинные праздники. Карнавалы, красочные и многолюдные шествия факельщиков и барабанщиков по старым улицам трех слившихся воедино городов княжества – Монако, Монте-Карло и Ла-Кондамина, религиозные процессии (большинство монегасков католики), празднование дня святого Ренье и святой Богомолки (небесной покровительницы Монако), особый ритуал празднования монегасского Рождества – таких обычаев и традиционных праздников не счесть. Их отмечают в Монако чуть ли не ежемесячно.

Один из самых трогательных из сохранившихся обычаев – празднование православного Рождества 6 января. Обычай этот завезли в Монте-Карло русские аристократы; многие из них проводили зиму в Монако и на Французской Ривьере. Празднование православного Рождества проходит в роскошном зале самого фешенебельного отеля Монте-Карло «Отель де Пари», где подолгу в свое время жили князь Юсупов, граф Шувалов, княгиня Воронцова-Дашкова и великие князья дома Романовых.

 

Гримальди – это звучит гордо!

Династия Гримальди относится к старейшим династиям Европы. С 1419 года она неизменно правит княжеством Монако. О судьбах первых суверенов княжества Монако мы знаем скорее по легендам, чем по документальным источникам.

До середины XIX века основные доходы Гримальди приносила пошлина с торговых судов в 2 % от цены грузов. Впрочем, потомки Франсуа Гримальди в неспокойные средние века не гнушались и морским разбоем. Да и внутрисемейные проблемы решали в духе нынешних мафиозных кланов. Так, принца Жана II убил в 1505 году родной брат Люсьен. Он княжил 18 лет, пока его не заколол кинжалом племянник Бартоломео Дерна. Его преемник Геркулес правил 15 лет, пока не был утоплен во время купания. Вдобавок за право иметь Гримальди вассалами и получать с них дань долго соперничали правители Франции, Испании и даже Германии. Так что история развития государства монегасков была весьма бурной.

Князь Карл III, который правил Монако с 1856 года вплоть до смерти в 1889 году, как было уже упомянуто, стал основателем знаменитого казино в Монте-Карло, которое и сегодня можно по праву назвать сердцем Монако. Современный Монте-Карло, один из четырех округов княжества, воистину являет собой средоточие помпезности и богатства. Несомненно, казино «Монте-Карло», один из первых игорных домов в Европе, по-прежнему самое роскошное и респектабельное игорное заведение планеты.

Открытие первого казино в Монако стало одним из самых значительных событий в истории маленькой страны, так как вскоре игорные заведения княжества получили мировую известность и стали не только главной достопримечательностью, но одним из основных источников доходов крохотного государства.

Казино, рулетка, обслуживание иностранцев, среди которых было немало титулованной знати (германский кайзер Вильгельм, русские аристократы, У. Черчилль), а также различных авантюристов и нуворишей – все это привело к быстрому росту населения, сооружению нескольких шикарных гостиниц и открытию дорогих ресторанов. Доходы Гримальди быстро поползли вверх, и уже через некоторое время княжеская семья стала значительно богаче.

Кроме открытия знаменитого казино при Карле III было также благоустроено побережье, построены железнодорожные вокзалы в Монако и Монте-Карло, появились отделения почты и телеграфа. Князь начал чеканить золотые монеты и печатать первые марки Монако. Также Карл обеспечил религиозную независимость княжества, добившись создания собственной епархии.

Если княжение Карла III вошло в историю Монако в основном благодаря открытию казино, то его сын Альберт I (1848–1922) не в переносном, а в прямом смысле прославил свое имя тем, что внес весомый вклад в мировую науку. Именно принцу Альберту I – талантливому ученому, крупному коллекционеру и меценату – Монако во многом обязано своей репутацией крупнейшего научного и культурного центра.

Прадед Ренье III, князь Альберт I, правивший княжеством с 1889 года, как и все представители его династии, в душе был моряком. Еще юношей увлекся он исследованиями жизни моря, и это стало делом всей его жизни. «Принц моря», как называли Альберта I, всерьез был увлечен науками, морскими путешествиями и исследованиями океанической фауны и флоры. Океанографии Альберт I посвятил много сил, активно участвуя в разнообразных морских экспедициях. В течение более чем тридцати лет, активно работая с географами, ботаниками, зоологами, которых он собрал в Монако, он неутомимо изучал все «чудеса» прибрежных зон. Альберт I обобщил результаты своих следований в книге, имеющей для науки большое значение, которую он назвал «Путь мореплавателя». Принцу принадлежит и изобретение нескольких приборов и методик для исследований океана. С помощью Альберта I, если не сказать под его руководством, была составлена первая в истории карта глубин мирового океана на 24 листах.

Впоследствии принц основал знаменитый Институт океанографии, включающий, помимо прочего, известный теперь всему миру океанариум. Открытый в 1910 году Океанографический институт по праву считается гордостью монегасков. В залах института собрана великолепная коллекция раковин, скелеты громадных кашалотов, касаток, чучела диковинных рыб и морских животных. Впечатляют десятки аквариумов, в которых плавают рыбы чуть ли не из всех морей земного шара. Благодаря остроумной системе стекол-экранов и специальной подсветке у посетителей музея создается впечатление, что они сами находятся под толщей воды, как бы «внутри» моря. До последнего времени бессменным руководителем музея был Жак-Ив Кусто – самый знаменитый в мире исследователь морских глубин. По обеим сторонам музея раскинулся великолепный парк Св. Мартина, заложенный еще в 1830 году. На открытой террасе парка стоит бронзовый монумент князю-ученому Альберту I.

Кроме океанографии Альберт интересовался проблемами палеонтологии и основал в Париже Институт палеонтологии человека, в котором выставлена коллекция доисторических скелетов и окаменелых останков вымерших животных, найденных в древних пещерах на территории княжества. В основанных принцем институтах, ставших крупнейшими научно-исследовательскими заведениями, могли работать ученые всего мира. Именно благодаря стараниям Альберта на скале Монако (на 100-метровой высоте) разбит прекрасный экзотический сад – одна из самых посещаемых туристами достопримечательностей княжества. В мягком благодатном климате Монако прекрасно прижились необычайной красоты цветы со всех уголков планеты и тысячи удивительных растений: от карликовых до многометровых. На 60-метровой глубине под экзотическим садом находится открытая для посещения доисторическая пещера – бывшее жилище древнего человека.

Демократичный и современный правитель, принц Альберт дал княжеству Монако конституцию, что было с его стороны жестом доброй воли и проявлением либеральных взглядов, которые способствовали значительному росту его популярности среди монегасков. Учредитель Международного института мира Монако, Альберт I пользовался в правящих кругах стран Европы заслуженной репутацией мудрого правителя. Князь, занимающийся благотворительностью, образованный меценат, первоклассный ученый и основатель океанографии, Альберт I скончался в 1922 году, снискав всеобщее уважение. Когда на закате его жизни князя Альберта I благодарили за огромный вклад в развитие политики и экономики княжества, он ответил: «В том нет никакой моей заслуги, без этого я не был бы счастлив».

Дед Ренье III, Луи II стал князем Монако в 1922 году, но так и не смог достичь того же величия, которое познал его отец – Альберт I. Луи II стал инициатором создания футбольного клуба «Монако» в 1924 году. Его именем назван построенный в 1939 году футбольный стадион, на котором играет эта команда. В 1929 году состоялись первые автогонки на Гран-при Монако. В 1931 году для поднятия культурного престижа Монако по инициативе Луи II знаменитый Рене Блюм основал балетную труппу «Оперы Монте-Карло».

В годы Второй мировой войны князь Луи II пытался сохранить нейтралитет Монако, однако не мог не поддержать правительство Виши во Франции во главе со своим фронтовым товарищем маршалом Петэном. Это вызвало сильные внутренние противоречия в Монако, так как большинство италоговорящего населения княжества поддерживало итальянское правительство Муссолини. В 1943 году Монако было оккупировано итальянскими войсками, а после краха Муссолини – немецкими. Начались депортации евреев, в числе которых оказался и основатель знаменитого «Балета Монте-Карло» Рене Блюм. Есть сведения, что по секретному приказу князя Луи II монакская полиция предупреждала потенциальные жертвы об эсэсовских облавах. Но, несмотря на это, политика Луи в целом вызывала негодование его наследника Ренье – ярого антифашиста.

 

Князь-созидатель

Князь Ренье, который являлся обладателем множества громких титулов, в том числе герцога Валантинца, графа Карл адского и барона дю Бюи, не должен был унаследовать престол и стать монархом. Он появился на свет 31 мая 1923 года и при крещении был наречен Луи Анри Максанс Бертран Гримальди. Его мать была внебрачной дочерью наследного принца Монако Луи II (1870–1949). В молодости Луи служил во французском Иностранном легионе в Алжире, где страстно влюбился в певицу кабаре. Она родила от него дочь Шарлотту, однако Луи не женился на матери своего ребенка, зная, что отец никогда не даст разрешения на этот брак. Законной семьей Луи, дослужившийся в Первую мировую до бригадного генерала, к тому моменту не обзавелся – это ему предстояло сделать только в 75-летнем возрасте (в 1946 году Луи вступил в брак с французской актрисой Жисленой Домманже и уехал во Францию). Не желая допустить, чтобы трон перешел к кузенам, немецким герцогам Урах, его отец князь

Альберт I потребовал, чтобы Луи удочерил Шарлотту и провел в жизнь закон, согласно которому она стала полноправной наследницей престола. Стремясь сохранить власть, в 1919 году Луи признал свою незаконнорожденную дочь, но в 1944 году принцесса Шарлотта отказалась от права наследования трона в пользу своего сына – будущего князя Ренье III.

В 1920 году Шарлотта Луиза Жюльетта вышла замуж за французского аристократа, графа Пьера де Полиньяка (1895–1964), который получил в Монако титул принца Гримальди. Благодаря этому браку по мужской линии князь Ренье является прямым потомком первой супруги Наполеона I Жозефины Богарнэ.

Воспитанием будущего правителя княжества занимался дед. Мать Ренье III, особа нервная и с непредсказуемым характером, плохо справлялась с обязанностями венценосной матери и жены. Она постоянно спорила с мужем, слугами, садовниками и собственными детьми, нередко прикладывалась к бутылке, после чего била посуду и устраивала скандалы. Своими истериками она довела мужа до того, что он, вопреки кодексу «аристократической чести», решил с нею разъехаться. Дети-погодки, маленький наследник престола Монако и его сестра Антуанетта, росли без матери. У Антуанетты было больное сердце, а Ренье вырос замкнутым и молчаливым. Казалось, ему были неприятны любые всплески каких бы то ни было эмоций, даже положительных. По прошествии многих лет, будучи уже взрослым мужчиной с железной волей и твердым характером, он порой нервно вздрагивал, когда кто-то начинал бурно выражать свои чувства! Одна лишь сестра, да потом супруга знали тайну его сдержанности. И понимали ее.

Образование будущий правитель карликового княжества получал в Великобритании, Швейцарии и Франции, где окончил, в частности, престижную «Сьянс-По» – Высшую школу политических наук в Париже. В сентябре 1944 года принц Ренье добровольно поступил в качестве иностранного подданного во французскую армию. Его определили на службу в Штаб 2-го армейского корпуса под командованием генерала Монзаберта. Под знаменами этого подразделения он воевал на фронтах Эльзаса и Вестфалии в звании младшего лейтенанта в артиллерии генерала де Голля. Продолжая военную карьеру во французской армии, принц Ренье получил звание лейтенанта и был направлен в экономический отдел Французской военной миссии в Берлине. 16 января 1947 года господин Леон Блюм, глава Временного правительства Французской Республики, вручил ему Рыцарский крест Почетного легиона за его военные заслуги. В мае 1949 года французское правительство возвело его в звание капитана, а в декабре 1954 года – в звание полковника французской армии.

На княжеский престол Ренье вступил после того, как 9 мая 1949 года скончался его дед, князь Луи II. Получив бразды правления государством, князь энергично принялся исполнять обязанности суверена. Отстаивая новые идеи, Ренье III проводил политику обновления, направленную на превращение Монако в современное государство, и при этом выступал за сохранение традиций прошлого.

Наиболее показательной стороной правления Ренье III бесспорно является его деятельность по расширению и обустройству территории княжества Монако. Не случайно он получил прозвище «князь-созидатель». Принц оказался, пожалуй, единственным из монархов мира, которому удалось увеличить в XX веке площадь своих владений без каких-либо агрессивных военных действий. Территория Монако за период правления Ренье III увеличилась на одну пятую (со 150 до 181 га) в результате земельных приобретений и освоения прибрежных вод. После проведения первых строительных работ, направленных на восстановление некоторых зданий, в том числе портовых сооружений, разрушенных во время Второй мировой войны, под руководством князя в Монако были построены новая пристань, железнодорожный туннель и плавучий док, служащий причалом для больших круизных судов. За это Ренье III также называли князем-строителем.

Вторым важным этапом в градостроении стало покорение моря. Это было сделано по инициативе Ренье III. Один за другим выросли в Монако три новых квартала, сооруженные на подводных каменных фундаментах: в 1958 году – квартал ле Портье, в 1961 году – дю Ларвот-то – «зеленая» зона с курортной инфраструктурой, а также квартал Фонвьей с современными жилыми домами, офисными центрами и стадионом «Луи II», строительство которого началось в 1965 году и продолжалось более двадцати лет.

Наследник научного достояния своего прадеда, принца Альберта I, «основоположника и вдохновителя океанографии», принц Ренье III, как и его знаменитый предшественник, с 1956 года являлся Президентом Международной комиссии по научному исследованию Средиземного моря. Принимая во внимание серьезную опасность для жизни океанов, вызванную некоторыми видами человеческой деятельности, принц Ренье III организовал в 1959 году в Монако Первую научную конференцию по ликвидации радиоактивных отходов. Для борьбы с загрязнением Средиземного моря в 1970 году он предложил французскому и итальянскому правительствам одобрить специальную программу, о чем и был подписан соответствующий договор 10 мая 1976 года.

Так же серьезно, как относился к любой сфере своей деятельности, князь Ренье III подошел к конституционной проблеме своего государства. В 1962 году он подписал новую конституцию Монако, согласно которой женщины в его государстве получили отныне право голоса на выборах, в стране была отменена смертная казнь, учрежден Верховный суд.

Вторая конституция Монако была дарована гражданам страны князем Ренье III с целью усовершенствования институтов княжества, которые должны «лучше отвечать потребностям хорошего управления страной» и «удовлетворять новым потребностям, вызванным общественной эволюцией ее населения». Поправки к конституции в Монако могут приниматься только с согласия князя и парламента. Чтобы они вступили в силу, требуется поддержка шестнадцати депутатов, что составляет две трети состава парламента крошечного государства. Главой государства, согласно конституции, является князь, которому отводится главная роль в управлении княжеством. Князь не только делит с парламентом законодательную власть, но также является главой исполнительной и судебной власти в стране. При князе действует совещательный орган – Совет короны. В числе обязательных компетенций Совета – консультации по вопросам заключения международных договоров, роспуска парламента, удовлетворения просьб о натурализации или восстановлении гражданства, помилования и амнистии.

За годы своего правления князь Ренье основал в Монако несколько благотворительных организаций, среди которых наиболее известны Красный Крест и «Американские друзья Монако», учредил премию Ренье. Он же стал инициатором создания Яхт-клуба Монако, открытого в 1953 году. Члены этого клуба и теперь занимаются организацией спортивных мероприятий на воде, среди которых всемирно известная парусная регата.

Огромным достижениям князя-созидателя уже в первые годы его власти не помешало даже то, что в начале правления большую часть своего времени монарх проводил не в Монако, а во Франции, где жила его возлюбленная, Жизель Паскаль. Правителя Монако и французскую киноактрису связывали настоящие серьезные чувства в течение долгого времени. Они были счастливы и неразлучны целых шесть лет, но, несмотря на взаимную любовь, все же расстались. Это случилось, когда врачи объявили Жизель, что она никогда не сможет иметь детей, а Ренье не имел права остаться без наследника. Княжеству Монако обязательно нужен был наследник! Ведь по условиям франко-монакского договора в том случае, если династия Гримальди прервется, страна автоматически лишится государственного суверенитета и превратится в автономную провинцию Франции. А это значит, что в княжестве вступит в силу французское налоговое законодательство, чего допустить было ни в коем случае нельзя.

Такое развитие событий абсолютно не устраивало и Аристотеля Онассиса – греческого миллиардера, кровно заинтересованного в сохранении «налогового рая» в Монако. В начале 1950-х годов этот всемогущий бизнесмен, владелец танкерного флота стал некоронованным королем Монако. В 1949 году, нуждаясь в деньгах, князь Ренье (в наследство он получил запустение и разруху) продал ему контрольный пакет акций «Общества морских купаний» – компании, владевшей лучшей монакской недвижимостью, которая по площади составляла треть территории княжества.

Онассис задумал превратить Монако в свою операционную базу – княжество располагалось между Персидским заливом и нефтеперерабатывающими заводами Северной Америки и, что самое важное, было «налоговой гаванью» в центре Европы. Европейские аристократы с ужасом поговаривали, что еще немного – и над резиденцией князя взовьется панамский флаг, под которым плавали танкеры Онассиса. Став владельцем акций, греческий миллионер с присущей ему деловой хваткой начал приводить княжество в порядок: оборудовать причалы, реставрировать здания казино и гостиниц, строить новый ипподром. Он, конечно же, был заинтересован в том, чтобы его вложения приносили доход. Состоятельного грека, однако, беспокоило то, что молодой князь Монако не женат и не имеет наследника. Опасаться его естественной смерти, конечно, не приходилось, но ведь возможен и несчастный случай. А это значит, что Монако лишилось бы государственного суверенитета и превратилось в автономную провинцию Франции. Жить в ожидании того, что «налоговый рай» может внезапно исчезнуть, Аристотель Онассис не мог. Так у греческого магната родилась идея женить Ренье III.

Аристотель Онассис, чьи деловые интересы были связаны с Новым Светом, решил, что невестой князя должна стать американская кинозвезда. Самой обворожительной в то время была Мэрилин Монро. Друзья из Голливуда сообщили, что Монро как раз свободна – она только что рассталась с бейсболистом Джо Ди Маджо, а роман с драматургом и сценаристом Артуром Миллером еще не достиг своего апогея. Мэрилин даже успели спросить, смогла бы она обольстить некоего «заморского принца», и она будто бы ответила: «Оставьте меня с ним наедине на двое суток – и он женится на мне».

Но дальнейшие обстоятельства сложились совсем не так, как задумывал греческий магнат. В 1954 году представлять США на Каннском кинофестивале приехала другая молодая актриса, восходящая звезда Голливуда Грейс Келли. В конкурсе участвовала картина «Могамбо», где она снялась с Кларком Гейблом и Авой Гарднер. Еженедельник «Paris Match» организовал для американской киноактрисы, одной из красивейших девушек Америки, фотосессию в Монако. Журналисты уже предвкушали тему съемок – встреча принцессы кино и настоящего правящего принца на фоне прекрасного старинного замка.

Ренье Гримальди принял Грейс Келли во дворце. 32-летний монарх был чуть ниже Грейс, плотного сложения, с четко вылепленными чертами лица. Он оказался моложе и красивее, чем ожидала Грейс. Князь произвел на красавицу самое положительное впечатление, Ренье тоже понравилась спокойная и уверенная в себе актриса. Их разговор неожиданно сложился легко и приятно. Князь провел актрису по залам своего сказочного замка, показал роскошные дворцовые сады в Монте-Карло, свой личный зверинец и захватывающий вид с высоты практически на все его государство – лежащее в подкове гор на берегу моря княжество площадью менее одной квадратной мили.

После этой короткой встречи американская красавица и европейский монарх вступили в переписку. Началась она с письма, в котором Келли светски благодарила князя Ренье за то, что он уделил ей время и показал чудесный парк и зверинец. Ее чем-то несказанно привлек этот сдержанный, немногословный человек, гладивший по голове ластящегося к нему, как домашняя кошка, огромного тигра в вольере зверинца. Но она, конечно, не ожидала, что неимоверно занятой князь ответит ей длинным обстоятельным письмом, в котором с неподражаемым юмором опишет скучный дипломатический прием и новый сорт роз, который недавно расцвел в его саду. Принц Ренье великолепно владел словом. Молодая актриса ответила ему, очарованная неуловимым сердечным теплом, которым веяло от его письма.

Умный, с серьезным взглядом на мир и с прекрасным чувством юмора, Ренье все больше открывался в письмах к своей далекой заокеанской возлюбленной. К этому времени 25-летняя Грейс устала от многочисленных бурных романов и была уже готова к тому, чтобы создать собственную семью. Однако родители молодой актрисы пока не одобрили ни одного претендента на ее руку. Князь Гримальди тоже стоял перед выбором. Ему как князю нужны были наследники, ведь не будет правителя на престоле хотя бы один день – и княжество вернется под власть Франции, а как человеку ему прежде всего хотелось надежной и дружной семьи, которой, по сути, у него никогда не было, ведь родители его развелись, когда он был совсем маленьким.

Через несколько месяцев переписки и телефонных разговоров, 25 декабря 1955 года, как раз в Рождественскую ночь, князь Ренье Монакский приехал в Филадельфию, чтобы просить руки Грейс. Несколько дней он провел, встречаясь со всеми родственниками девушки, много разговаривая с ней самой, и окончательно решил, что наконец-то нашел свою принцессу. В Нью-Йорке перед самым Новым годом Ренье сделал Грейс Келли предложение. Перед таким женихом не могли устоять даже родители Грейс, одобрение которых до этого не мог получить ни один претендент на роль зятя. Но уж на этот раз «сиятельный» кандидат в зятья отвечал всем их требованиям: не женат, умеренно старше их дочери, аристократ, безмерно богат и его титул приравнивает будущую княгиню к самым блистательным монархическим семьям Европы! Чего же еще можно желать?

Сама Грейс, давно мечтавшая стать женой и матерью, тем не менее тоже была разборчива и однажды отказала даже шаху Ирана Мохаммеду Реза Пехлеви. Но на этот раз она по-настоящему влюбилась и на предложение князя с радостью ответила согласием, несмотря на то, что понимала – этот брак означал конец ее блистательной карьеры. «Когда я выходила замуж за князя Ренье, я выходила замуж за человека, а не за то, что он собой представлял или кем он был. Я его полюбила, не задумываясь обо всем этом», – писала Грейс много лет спустя в своем дневнике.

Помолвка князя Монако и голливудской актрисы состоялась в декабре 1955 года на родине Грейс в Филадельфии. В знак преданности Ренье подарил возлюбленной перстень, украшенный бриллиантами и рубинами, поскольку настоящий подарок – бриллиантовое кольцо в двенадцать каратов с изумрудной инкрустацией – не был готов. Известию о предстоящей свадьбе князя Монако Ренье III и кинозвезды Грейс Келли были рады не только жители маленького княжества, но и вся Америка. Наверное, одному лишь королю фильмов ужасов Альфреду Хичкоку этот брак пришелся не по душе: после свадьбы по настоянию мужа Келли перестала сниматься, и Хичкок потерял любимую актрису. Более того, впоследствии Ренье III запретил показ фильмов с участием Грейс Келли на территории Монако.

 

Свадьба века

В начале апреля 1956 года Ренье встречал свою возлюбленную у себя на родине – Грейс Келли на судне «Констансьюнель» прибыла из Америки в Монако уже в качестве официальной невесты князя. Студия «Метро-Голдвин-Майер», прощаясь со своей «оскароносной» любимицей, полностью оплатила ее роскошное приданое и получила право на эксклюзивные съемки свадебного торжества – в качестве компенсации за расторгнутый контракт с Грейс Келли. В этом фильме Грейс предстояло сыграть свою настоящую главную роль.

Долгожданное бракосочетание князя Ренье III и Грейс Келли состоялась в апреле 1956 года в Монако. Свадьба проходила в два этапа. 18 апреля в тронном зале дворца Гримальди состоялась гражданская церемония, на которой присутствовали лишь ближайшие родственники и друзья жениха и невесты. После церемонии молодожены ненадолго вышли на балкон, чтобы поприветствовать собравшихся перед дворцом людей. В тот же день Ренье и Грейс устроили торжественный прием для трех тысяч жителей Монако, и все желающие могли пожать руку жениху и невесте (целовать невесту было запрещено). Вечер закончился праздничным фейерверком в честь новобрачных.

На следующий день вся красота и роскошь старой Европы воплотились в обряде венчания, проходившем в кафедральном соборе Монако, украшенном сиренью и белыми лилиями. Под торжественные звуки органа первыми в церковь вошли семьи венчавшихся. За ними следовали семь подружек невесты в желтом и шестеро детей – четыре девочки в белых платьях и два мальчика в белых бриджах. Затем появилась Грейс, которую вел под руку к алтарю отец – у алтаря она должна была ждать будущего мужа.

На Ренье был костюм, стилизованный под военный мундир эпохи Наполеона, дизайн которого князь разработал сам. На невесте – платье из шелковой тафты цвета слоновой кости, украшенное валансьенскими кружевами, которые специально были выкуплены Ренье из музея. Платье для Грейс шила Элен Роуз, главный костюмер одной из самых известных киностудий Голливуда «Метро-Голдвин-Майер». На свадебный наряд ушло 25 метров отборной тафты и 100 метров шелковых кружев, изготовленных французскими кружевницами за 125 лет до свадьбы Грейс и Ренье. Фату украшала тысяча маленьких жемчужин (из многочисленных работ Элен Роуз, двенадцать из которых были номинированы на премию «Оскар», свадебный наряд Келли признан лучшим и передан в Музей искусств Филадельфии).

Князя и кинозвезду венчал монсиньор Марелла, папский легат из Парижа. Среди шестисот приглашенных были дипломаты, главы государств, звезды кино, известные бизнесмены. Среди почетных гостей торжества были и легенды Голливуда Глория Свенсон, Ава Гарднер, Конрад Хилтон и многие другие. Британская королева Елизавета II, смущенная «слишком большим количеством кинозвезд», была вынуждена даже вежливо отказаться от участия в празднике. За церемонией внимательно следили 30 миллионов телезрителей – рекордная цифра для того времени. На черно-белых кадрах телевизионного репортажа воплотилась заветная мечта: 26-летняя актриса, девушка не королевских кровей, стала настоящей принцессой.

После венчания молодожены объехали княжество в кремово-черном «роллс-ройсе» с откидным верхом. Этот роскошный автомобиль был свадебным подарком молодоженам от жителей Монако. Разрезав шестиярусный торт шпагой, пара отправилась в путешествие по Средиземному морю на яхте «Deo Juvante II», которую князь преподнес Грейс Келли в качестве подарка на свадьбу. Когда яхта отплывала, с неба, из гидросамолета Аристотеля Онассиса, посыпались тысячи красных и белых гвоздик.

Свадьба, названная впоследствии репортерами всего мира «свадьбой века», была настолько яркой и запоминающейся, что даже неподражаемая Мадонна, выходя замуж, хотела быть похожа на принцессу Монако, а на голове у нее была бриллиантовая тиара самой Грейс Келли.

 

Грейс Келли – светлый ангел Монако

Более 50 лет прошло со дня свадьбы князя Монако Ренье III и голливудской звезды Грейс Келли. Уже 28 лет, как Грейс нет в живых, но жители этого маленького государства до сих пор вспоминают о ней с благодарностью. Превращение молодой голливудской актрисы в принцессу вызвало интерес к крошечному средиземноморскому княжеству, и времяпрепровождение в Монако надолго вошло в моду.

Красавица, княгиня, кинодива и один из самых нежных образов Голливуда… Грейс Келли была той женщиной, которая легко брала от жизни все, что считала необходимым. Так же легко и очень рано она с этой жизнью рассталась. Ее прекрасное лицо навсегда останется украшением мирового киноэкрана. Она всегда будет олицетворением настоящей леди. Ее короткая, лишь шестилетняя карьера в кино – самая яркая комета в истории мирового кинематографа. «Она была настоящей принцессой с самого рождения», – сказал Фрэнк Синатра о Грейс Келли. Дочь владельца кирпичной фабрики, в прошлом простого каменщика, эмигрировавшего из Ирландии, и признанной городской красавицы, бывшей преподавательницы физкультуры и манекенщицы, Грейс, третий ребенок в семье, удалась на славу – скромная, деликатная и при этом дисциплинированная и волевая. При всех своих достоинствах характера к 17 годам Грейс стала еще и сказочно хороша собой. Из неказистого «гадкого утенка», каким ее считали окружающие, она вдруг неожиданно превратилась в высокую стройную белокурую красавицу с прекрасными манерами и огромными грустными глазами.

Свой жизненный путь Грейс выбрала еще в католической школе, где она всерьез увлеклась театром и уже тогда достигла на этом поприще явных успехов. Сказывались гены – дядя Грейс, Джордж Келли, являлся известным драматургом, лауреатом Пулитцеровской премии 1926 года. Он же и помог племяннице выдержать экзамены в Американскую Академию драматического искусства. Поступив в Академию и перебравшись в Нью-Йорк, Грейс завязала новые знакомства и неожиданно для себя начала появляться на обложках модных журналов. Фотографы из числа богемных друзей сразу отметили перспективность девушки в модельном бизнесе. Работа в рекламе приносила достаточно денег, чтобы девушка оплачивала свою учебу и все расходы в Нью-Йорке сама. В 1948 году Келли выдержала жесткие экзамены и прошла на второй (и последний) курс Академии. Обычно на него попадало меньше половины поступивших – таким суровым был отбор.

В большой кинематограф Грейс проложила себе дорогу через телевизионные сериалы. Ее роли в кино начались с картины «14 часов». После первых двух фильмов стало ясно: появилась новая звезда. Необыкновенно стройная, длинноногая, эта блистательная блондинка сразу стала соперницей Элизабет Тейлор, Софи Лорен и Мэрилин Монро. У Грейс была изумительная фарфоровая кожа, прекрасный овал лица, точеный носик, чувственный рот и прохладные изумрудные глаза. И вот уже сам Альфред Хичкок присматривался к очаровательной блондинке – он искал главную героиню своих новых фильмов. Как оказалось, совершенно ненапрасно. Два фильма Хичкока из трех, в которых у него снялась Грейс Келли, – «В случае убийства набирайте “М”» (1954 г.) и «Окно во двор» (1954 г.) – были признаны лучшими творениями режиссера. Потом еще нескольких крупных ее работ ждал настоящий триумф – за драматическую роль в фильме «Деревенская девчонка» Грейс Келли получила «Оскар». Это был апогей карьеры, сбылось все, о чем Грейс грезила еще школьницей. Казалось, она имела все, о чем можно было мечтать: роли, награды, почитание поклонников, романы с самыми красивыми мужчинами Голливуда. Ее знали, ее боготворили, ее засыпали овациями и предложениями руки и сердца! Но она жаждала любви – не всенародной, а одного мужчины, которого никак не могла найти. А когда такой мужчина в ее жизни появился, встреча с ним перевернула всю ее жизнь – голливудская звезда, одна из первых красавиц Америки стала принцессой крошечного европейского государства.

В новой жизни Грейс пришлось нелегко. На первых порах подданные Монако недоверчиво отнеслись к «американской принцессе», не говорящей на их языке, к тому же далеко не все родственники князя прониклись к Грейс симпатией. О кинематографе пришлось забыть. Навсегда оставив Голливуд, Грейс Келли не перестала быть образцом вкуса и изысканного стиля. Кинематограф звал ее назад, но она не вернулась на съемочную площадку. «Видите ли, актеры в США могут разделять свою общественную, публичную жизнь и жизнь личную. Здесь в Монако, будучи женой принца Ренье, я могу играть только одну роль… Быть его принцессой», – говорила Грейс Келли. Не имея возможности играть на сцене и сниматься в кино, Грейс старалась не унывать, она постепенно обживалась во дворце, привыкала к протоколу, с энтузиазмом занималась переустройством и декорированием старинных комнат.

Большую часть медового месяца Ренье и Грейс провели в плавании вокруг Корсики. Когда они вернулись в Монако, врачи сказали, что Грейс беременна. Не только Ренье, но и вся страна были в восторге от этой новости. Счастливый князь окружил будущую мать своего ребенка заботой и вниманием. Несмотря на беременность, проходившую весьма тяжело, Грейс была очень хороша. Нежная полнота очень шла ей. Она выглядела трогательной и беззащитной – сущим ангелом. Ребенка она ждала с нетерпением, как и муж. Им казалось, что это будет мальчик – наследник короны. Родители уже готовили конверт с голубым приданым, но родилась девочка – принцесса Мария-Луиза-Каролина. Для матери она стала несказанным чудом, для отца – его любимицей, возле которой он ходил на цыпочках, затаив дыхание. Он быстро забыл свое мимолетное разочарование от того, что родился не мальчик! Тем более, что уже через два года Грейс оправдала ожидания своего мужа: она родила мальчика и обеспечила свою семью и страну законным наследником. Сына назвали Альберт Александр Луи Пьер. Все крошечное Монако во главе с князем ликовало. Грейс тоже была счастлива – она отлично выполнила свой династический долг, упрочила положение рода Гримальди.

Сегодня ее сын, князь Альберт, нынешний правитель Монако, известный спортсмен и меценат, вспоминает о своей матери со сдержанным восторгом. И то, что он говорит, противоречит устоявшемуся представлению о Грейс как об эгоистичной особе, не уделявшей должного внимания детям и только портившей их дорогими подарками. «Мама относилась к нам по-американски, сердечно, тепло, но без сюсюканья. Все наши детские тайны и проблемы неведомо каким образом становились тотчас известны ей. Редко видя ее рядом, мы, тем не менее, чувствовали себя защищенными ее сердечным теплом. Думаю, что любовь к спорту перешла ко мне тоже от мамы. По наследству».

С появлением Грейс маленькое княжество Монако стало гораздо популярнее. Приток туристов в крошечную страну увеличился в несколько раз. Со временем жители Монако искренне полюбили своего «светлого ангела» – Грейс активно занималась благотворительностью. На нее восхищенно смотрели подданные, особенно – сильный пол, ей аплодировали, ею восхищались, женщины старались ей во всем подражать. Она мягко и тепло улыбалась, пожимала руки, принимала букеты, хлопотала по устройству чаепитий для престарелых и утренников для неизлечимо больных детей, организовывала работу Красного Креста, штаб-квартира которого располагалась тогда в Монако, собирала работы для выставки детского рисунка. Ее улыбку знали во многих странах мира, ее почту с трудом могли прочесть три личных секретаря, а водитель едва успевал распахивать перед княгиней дверцы автомобиля: Грейс всегда спешила – то в больницу, где лежат дети с острой формой лейкемии, то на очередной официальный прием.

Благодаря Грейс Келли в Монако вошли в традицию роскошные балы. Элла Фитцджеральд, Морис Шевалье, Гарри Белафонте, Шарль Азнавур – имена этих гостей все чаще слышались в княжеских залах. В честь сорокалетия Грейс в 1969 году был дан один из самых роскошных балов – бал Скорпионов. Почетными гостями были друзья семьи – Элизабет Тейлор и Ричард Бартон. Великолепные наряды гостей, и прежде всего элегантной хозяйки, представляли собой изысканные произведения искусства. Не случайно, даже много лет спустя, эти наряды экспонируются на выставках и неизменно вызывают восхищение. И сегодня в Монако ежегодно устраивается множество фестивалей, гала-концертов, балов, светских раутов, благотворительных мероприятий с участием высшей европейской, и не только европейской, знати, миллионеров, звезд кино и эстрады. Зимой в княжестве проходят Международный цирковой фестиваль, авторалли «Монте-Карло» и Международный фестиваль телевидения. Весной – фестиваль фокусников, красочное открытие оперного сезона, «Бал Розы», Весенний фестиваль искусств Монте-Карло, Всемирный фестиваль музыки, Открытый международный чемпионат по теннису и гонки «Гран-при Монако». Летом и осенью интерес вызывает Международный чемпионат по плаванию и Международный вертолетный салон, Международный фестиваль фейерверков и благотворительное шоу Организации Красного Креста Монако, регата «Сентябрьское рандеву» и «Гран-при федерации атлетики Монако». Раньше украшением светских и спортивных мероприятий всегда была красавица Грейс Келли. Сейчас там неизменно присутствуют обе ее дочери – Каролина и Стефания.

Много лет Грейс активно помогала мужу, обсуждала с ним государственные решения, возглавляла общественные организации, открывала фонды для неимущих. Ренье привлекал в страну бизнес и поощрял науку, Грейс организовывала фестивали, спектакли и концерты известных исполнителей. Она же, используя свои голливудские связи, способствовала привлечению в Монако мировой киноэлиты, посещающей всемирно известный кинофестиваль в Каннах. Всю элегантность и очарование актриса вложила в главную роль своей жизни – роль княгини, жены и матери. И мир обратил на это внимание. Дела Монако пошли на лад. Крошечное государство стало одним из самых притягательных мест на Средиземном море, куда съезжались сливки общества. Здесь можно было встретить и миллионеров из Америки, и путешественников из Австралии, и высокопоставленных государственных деятелей из России. Каждый год княжество посещает 4 миллиона туристов.

На государственные праздники собирались все монегаски, каждый мог пожать руку и поговорить с Ренье и Грейс. В 1981 году венценосная чета отпраздновала серебряную свадьбу. Они правили вместе 26 лет. За это время в Монако началась совершенно новая жизнь, поднявшая крошечное княжество до мирового уровня.

 

Семейная жизнь

Супруги Гримальди были очень не похожи друг на друга – крепкий, приземистый темноволосый Ренье и высокая стройная белокурая Грейс в строгом изысканном наряде. Этот контраст всегда бросался в глаза. Он был своеобразным знаком единения двух культур, двух континентов. Американцы, возможно, поначалу осуждали князя Ренье за то, что он лишил их страну символа. Но Грейс вряд ли смогла бы сделать для своей страны столько, сколько дала она маленькому европейскому государству. Грейс Келли сама выбрала свою роль и играла ее с блеском. В семейной жизни она тоже проявляла бесконечное терпение и мудрость.

Нельзя сказать, что совместная жизнь князя Ренье и Грейс Келли была всегда спокойна и безоблачна, хотя их брак все же можно назвать счастливым, ведь супруги искренне любили друг друга. При этом князь обладал суровым характером и потому нередко был вспыльчив и несдержан с женой. Пока дети были маленькими, они оставались тем объединяющим фактором, который крепил слабеющий союз. Ренье не мог простить жене ее популярности, которая зачастую затмевала его особу. Ревность к такой славе толкала князя на необдуманные и не очень приятные для жены поступки. Безмерно любящий жену князь, похоже, унаследовал от своей неуравновешенной матери вспышки необузданного, но быстро проходящего гнева. Неудивительно, что в отношениях Ренье и Грейс случались периоды, когда они отдалялись друг от друга, и это приносило боль и страдания обоим.

С приходом 60-х на их семью неожиданно обрушились несчастья. Сначала тяжело заболел и вскоре скончался отец Грейс. Всегда считавшая отца своим наставником, Грейс тяжело переживала эту утрату. Затем, перед рождением последней дочери – принцессы Стефании (в мае 1965 года) княгиня одного за другим потеряла еще неродившихся детей. В 1967 году очередная беременность Грейс закончилась еще более трагически – она целый месяц носила в чреве мертвого ребенка. Врачи долго не могли определить, что с княгиней, и только когда появилась угроза сепсиса и смерти Грейс, князь Ренье настоял на операции. Придя в себя после наркоза, 38-летняя Грейс узнала, что больше детей у нее никогда не будет. Князь Ренье и Грейс всегда мечтали иметь большую семью, в которой будет не меньше пяти детей. Мечта не осуществилась полностью, но огорченные супруги мудро утешили себя тем, что у них уже есть трое прекрасных детей и для Грейс гораздо важнее быть здоровой и сильной для них, чем жалеть о том, что недостижимо!

Шли годы. Дети росли. Чуть располневшая, но все еще пленительная княгиня по-прежнему уверенно держала в своих руках бразды правления многочисленных благотворительных фондов и комитетов, приютов и госпиталей. Возглавляемое ею Общество Красного Креста работало столь успешно, что приезжали делегации из других стран – набираться опыта. Но неуемной творческой натуре Грейс этого было недостаточно, она искала применение своей бьющей через край энергии. Начала увлекаться составлением панно и композиций из сухих цветов и листьев, рисовала акварелью. Кто-то из друзей посоветовал ей устроить выставку, и она неуверенно дала согласие показать несколько своих работ. Их ждал невероятный успех. Картины раскупили на второй день после вернисажа, а фонд княгини Грейс в помощь детям и престарелым получил прибыль в миллионы швейцарских франков! Она все больше времени проводила за изучением специальных альбомов и книг. Потом загорелась идеей вернуться на сцену. Голливуд с восторгом принял предложение неувядающей звезды, но затею эту пришлось почти сразу оставить – князь Ренье решительно воспротивился тому, чтобы его супруга вышла на театральную сцену и тем более на киноэкран. Он все еще безумно ревновал ее к прошлому. Грейс вынуждена была уступить требованиям Ренье, но супруги сошлись на компромиссе: княгиня может выступать на сцене с литературно-поэтическими вечерами – ведь у нее чудный голос, она обожает поэзию и великолепно читает. И здесь Грейс ждал ее звездный час. Билеты на ее концерты раскупались моментально, залы были переполнены, а записанные кассеты с ее голосом продавались втридорога.

Своих дочерей Грейс растила сама. Но сына она почти не видела: по традиции воспитанием будущего правителя занимался Ренье. Насколько Альберт был уравновешен, хорошо воспитан и трудолюбив, настолько же обе принцессы были избалованы сверх меры. Уже с юности они часто попадали на страницы скандальной хроники. По мнению князя Ренье, дети слишком рано хотели «опериться и выпорхнуть» в богемную жизнь высшего света и творческой элиты. Особенно много хлопот родителям доставляла младшая – Стефания. Унаследовав темперамент матери, она не имела ни ее выдержки, ни покладистости, ни рассудительности. Неуправляемая и избалованная, она бросалась от одного увлечения к другому, с юношеских лет светские скандалы стали ее любимым развлечением. Князь Ренье, дороживший репутацией древней фамилии, очень страдал от подобных выходок своих отпрысков. Его могла успокоить только сдержанная и мягкая Грейс. Но у нее самой от переживаний и волнений часто случались мигрени и гипертонические кризы, несколько раз она теряла сознание прямо на приемах. Она пыталась не впадать в депрессию, подшучивала над собой, регулярно плавала в бассейне, занималась аутотренингом. Но случалось, что иногда срывалась, плакала, часами молчала. Она отчаянно боялась лишний раз огорчить и встревожить князя Ренье своими мелкими, как ей казалось, страхами и муками матери и обычно быстро брала себя в руки.

Так было и в тот, ставший трагическим, сентябрьский день 1982 года, когда она решилась серьезно поговорить со строптивой Стефанией, которая снова вздумала ввязаться в очередную авантюру и всячески демонстрировала непокорный характер.

 

Невосполнимая потеря

13 сентября 1982 княгиня Грейс вместе с младшей дочерью, 17-летней Стефанией, возвращались из Л а Турби в Монако. Отказавшись от услуг личного шофера, Грейс сама села за руль автомобиля, хотя с самого утра плохо себя чувствовала, ее мучила сильнейшая головная боль. Грейс знала, что водитель она не очень хороший, к тому же на горной дороге полно крутых виражей, но все же, несмотря это, решилась ехать.

В дороге она хотела серьезно, без посторонних поговорить с дочерью, которая вдруг приняла решение учиться вождению гоночных машин. В пути случилось нечто невероятное. Петляя по узкой горной дороге, «лендровер» княгини Грейс неожиданно потерял управление на крутом повороте и упал в пропасть с высоты 45 метров. Машина была в полной исправности. Что стало причиной этой странной аварии, остается загадкой. Одна из самых распространенных версий происшедшего такова. В машине, выясняя отношения с дочерью и говоря на повышенных тонах, княгиня внезапно почувствовала себя плохо и потеряла контроль над дорогой. Она крикнула дочери, что у нее темнеет в глазах и она ничего не видит. Стефания отчаянно пыталась помочь ей, но не смогла перехватить руль. Машина лишилась управления и рухнула с обрыва. Существуют и другие предположения о случившемся. Суть их сводится к тому, что полной уверенности в том, кто именно в то утро сидел за рулем – дочь, собиравшаяся поступать в школу автогонщиков, или расстроенная этим намерением мать – нет до сих пор.

Однако доподлинно известно, что на момент приезда медиков к месту аварии Грейс, получившая тяжелейшие травмы, находилась в состоянии комы. Принцессу отвезли в Монакскую больницу и подключили к аппарату искусственного дыхания. Стефания пострадала тоже, но сразу после аварии с большим трудом она все же сумела выбраться из покореженной машины через переднее сиденье. У нее были множественные ушибы, переломы, травма шейных позвонков и сильнейший шок. Почти год Стефания провела в больнице, училась ходить и сидеть.

Врачи и близкие надеялись до последнего, а обожавшие княгиню жители Монако, как только узнали о несчастье, толпами собирались у госпиталя и на центральной площади города, у собора и в маленьких часовнях. Они тихо молились о выздоровлении их обожаемой Грейс. Никто не верил, что «ангел с изумрудными глазами» покинет их навсегда и маленькое, красивое княжество, в котором жила добрая фея – принцесса с бархатным голосом, осиротеет. Многие знали, как нежно князь Ренье привязан к свой супруге, и даже не пытались вообразить себе, как этот пожилой и уважаемый всеми человек с заметно сдавшим в последние годы здоровьем перенесет немыслимую потерю!

Во вторник, 14 сентября, у дверей палаты княгини Грейс доктора объявили Ренье, Каролине и Альберту, что состояние Грейс безнадежно: ее мозг уже более суток мертв. Князь Ренье и дети посовещались и приняли вердикт светил медицины – отключить аппарат искусственного обеспечения дыхания.

Затаив дыхание, люди всей планеты следили за телерепортажами из Монако. Утром 14 сентября 1982 года мир узнал, что ее Святейшее Высочество, Принцесса и Княгиня Монакская, Патриция-Грейс Келли скончалась.

Прощание с княгиней прошло в том же соборе Св. Николаса, где когда-то она стояла в прекрасном платье на своей свадьбе. Список прибывших на похороны монакской принцессы свидетельствовал о том, что своему престижу крошечное княжество во многом обязано и Грейс. Проводить принцессу в ее последний путь прибыли не только члены августейших и самых знатных фамилий Европы, но и большая делегация актеров студии «Метро-Голдвин-Майер» и Нью-Йоркской Академии киноискусства. Пышные венки и скромные букеты перемешались в огромном море цветов, что плыло, колыхаясь, за гробом Грейс. Князь Ренье, которого под руки вели дети, впервые в жизни рыдал, не стесняясь слез.

«Господи, я не спрашиваю тебя, почему ты забрал ее у меня, но благодарю за то, что ты дал ее нам», – эти слова произнес на могиле своей жены князь Монако Ренье III Гримальди. Похоронили Грейс Келли в фамильном склепе Гримальди. Ее могила и часовня, построенная рядом, всегда полны живых цветов и свечей.

Ренье III боготворил Грейс при жизни и оставался верен ей и после ее смерти. Без своей принцессы он прожил еще долгих 23 года. Жизнь его прошла в одиночестве, больше он никогда не женился. «Он так и не оправился после смерти жены. Это была невосполнимая потеря», – сказал

Филипп Делорм, французский биограф Ренье. Сам же князь говорил, что ощущает присутствие Грейс даже спустя годы после того, как предал жену земле. Свое крошечное княжество Ренье наполнил бесчисленными напоминаниями о женщине, которую любил: авеню принцессы Грейс, библиотека имени Грейс Келли, театр имени Грейс Келли. На 20-ю годовщину смерти принцессы королевское издательство выпустило иллюстрированную книгу, посвященную княжеской чете. Ренье III лично написал предисловие, в котором благодарил Грейс за то, что она с таким совершенством исполнила роль жены и матери.

Жители Монако до сих пор хранят в сердцах образ Грейс. Ее стиль одежды, манера поведения и двадцать с лишним лет спустя – образец, достойный подражания и восхищения для миллионов сердец. «Я не могу этого объяснить, но княгиня Грейс до сих пор здесь, – говорит Натали Пансенард, 40-летняя учительница начальной школы. – Ее теплота, великодушие, человечность… Она была просто волшебницей». Люди постарше с нежностью вспоминают, как княгиня Грейс вместе с детьми каталась на велосипеде по средиземноморскому побережью и застенчиво говорила «Bonjour» в ответ на приветствия прохожих.

Сказка закончилась там же, где и началась. В кафедральном соборе Монако рядом с могилой Грейс Келли была оставлена пустая мраморная плита, чтобы в свое время на ней было выгравировано имя Ренье.

 

Князь Ренье и возрождение Монако

За годы своего правления Ренье III сумел превратить Монако в процветающее государство с одним из самых высоких уровней жизни и с непривычной для многих стран атмосферой довольства и благополучия. «Благодаря моему отцу, князю Ренье, который занялся модернизацией княжества, Монако – современное государство. У нас есть колоссальное наследие и огромный потенциал во многих областях, и кроме того, мы открыты миру. Именно в этом сила Монако» – эти слова принадлежат нынешнему правителю государства, князю Альберту II. Князь установил в стране трехпроцентный подоходный налог, что привлекло в Монако богачей со всего мира.

Сказочный имидж Монако покоится на двух китах – безукоризненном внешнем виде и избранной князем Ренье III экономической модели. Хотя сегодня Монако и является ассоциированным с Евросоюзом государством, возможность Ренье самостоятельно осуществлять экономическую политику превратили страну в значимый финансовый центр.

Еще с 50-х годов прошлого столетия благодаря репутации клиентов своего казино, браку с голливудской звездой и Каннскому кинофестивалю по соседству князь Ренье смог развить индустрию отелей и туризма. Права суверенного монарха помогли ему создать основу для офшорного банковского сектора, где по закону владельцам счетов гарантируется анонимность. Ренье также способствовал превращению княжества в центр торговли и, как это не покажется странным, промышленного производства. Сегодня в экономике Монако заняты 42 тысячи человек, что в семь раз превышает количество граждан страны. Ежедневно на работу в Монако приезжают многие жители Франции и Италии, для которых процесс «приезда» весьма условен: так, из соседнего французского Лa-Турбие до Монако всего несколько минут пешком.

При небольшом количестве собственного населения правительство страны благодаря умело выстроенной политике получает сотни миллионов долларов дохода. Около половины доходов стране дает НДС, единственный налог в стране. В Монако не платится не только подоходный налог для физических лиц, но и налог на прибыль для компаний. Из компаний налогами облагаются лишь те фирмы, которые более 25 % своего оборота получают за пределами княжества. Недвижимость княжества, которая в значительной мере находится в собственности государства, дает еще около 10 процентов доходов бюджета. Знаменитое же казино Монте-Карло, поставлявшее в XIX веке львиную долю доходов в казну, сейчас приносит только около 4 %.

Промышленность Монако, работающая на туризм, в основном представлена компаниями, выпускающими косметику и фармацевтическую продукцию, которые потребляются на месте, в дорогих центрах красоты. Кроме того, власти Монако реализуют масштабную программу строительства новых отелей. Правительство пытается также привлечь туристов из таких перспективных с точки зрения развития новых рынков стран, как Россия, Китай и Индия. Оттуда дольше добираться до Лазурного берега, и туристы обычно проводят в Монако больше времени, а следовательно, и больше тратят, чем европейцы.

Правящая семья Гримальди также активно участвует в коммерческих проектах. Власти Монако до сих пор владеют 45 % акций компании «Монако Телеком», местного оператора связи. Князю Ренье удалось навести порядок и в игорном бизнесе. Чтобы предотвратить в середине 1960-х годов поглощение компании «Общества морских купаний», оператора казино и самых известных гостиниц, судоходным магнатом Аристотелем Онассисом, Ренье увеличил долю правительства в компании до 69,6 процента. Это оказалось очень выгодными инвестициями – и в 2004 финансовом году компания заработала 10,5 миллиона долларов чистой прибыли. Сейчас акции продолжают расти на ожиданиях: предполагается, что князь Альберт даст разрешение на строительство нового казино и жилой недвижимости на плавающем острове в заливе Монте-Карло. По некоторым оценкам, семья Гримальди тратит 12 миллонов долларов в год. Эта сумма делится между Альбертом, двумя его сестрами Каролиной и Стефанией и шестью племянниками.

В 1993 году Монако было принято в ООН. В 2002 году было подписано новое соглашение с Францией, гарантировавшее независимость Монако даже в случае прерывания династии Гримальди. Тогда же был принят новый закон о престолонаследии, согласно которому князь потерял право выбирать наследника в случае отсутствия собственных детей, но в число наследников были включены родственники, рожденные от не правившего члена династии. Наряду с Лихтенштейном, Монако является единственным европейским государством, где монарх оказывает реальное влияние на государственные дела. Несмотря на наличие конституции и принципа разделения властей, власть князя ничем не ограничена. Князь является главой государства и выбирает премьер-министра из трех кандидатов, выдвинутых правительством. Законы принимает однопалатный парламент – Национальный Совет, но он не имеет права законодательной инициативы. Каждый закон должен быть утвержден монархом. Князь также является представителем Монако на международном уровне, имеет право объявлять амнистию и решает вопрос о предоставлении гражданства Монако. В 2004 году Монако вступило в Совет Европы. Правда, эта последняя международная акция стала заслугой в большей степени наследного принца Альберта, нежели самого Ренье III, который в последние годы своей жизни испытывал серьезные проблемы со здоровьем и передал часть функций управления княжеством своему сыну.

 

Ренье-коллекционер

Князь Ренье III прославился не только как мудрый талантливый правитель, он также известен как заядлый коллекционер. Его уникальная коллекция почтовых марок и монет, которая создавалась на протяжении нескольких веков, была получена им в наследство. Как и его предки, князь сделал немало, чтобы приумножить ее.

Но если о филателистической коллекции английской королевы Елизаветы II довольно много писалось, то о коллекции князя Монако Ренье III известно гораздо меньше. В конце позапрошлого столетия английский пастор, преподобный Г. Г. Барбье собрал единственную в своем роде коллекцию марок, посвященную княжеству Монако. В нее вошли также несколько сардинских марок, выпущенных до 1860 года. После смерти пастора эту коллекцию приобрел князь Монако Альберт I, который задался целью сохранить все знаки почтовой оплаты, имеющие отношение к развитию почты Монако. Вместе с престолом любовь к коллекционированию унаследовал и его сын – князь Луи II. От него коллекция перешла к внуку – князю Ренье III, который принял самое деятельное участие в формировании коллекции за счет покупки редчайших старинных марок. В личной коллекции князя есть немало мировых редкостей. По инициативе Ренье в 1996 году в Монако был создан музей марок и монет. Для освещения экспонатов коллекции была установлена специальная оптическая система, которая не нагревается со временем и сохраняет естественность цветов экспонатов. В коллекции этого современного музея имеются очень редкие экземпляры марок, рассказывающие об истории почты княжества Монако, а также различные документы, служившие для печати марок со времен первой марки «Шарль III» 1885 года вплоть до наших дней. Залы, отведенные для монет и банкнот, свидетельствуют о качестве нумизматики княжества с 1640 года. В музее представлен и печатный станок, на котором более 60 лет печатали марки этой страны.

Ренье III славился и как страстный любитель автомобилей. Он собирал свою коллекцию машин более тридцати лет. Его необыкновенное собрание старинных автомобилей насчитывает около ста европейских и американских моделей разных эпох, а также шесть карет. Эта потрясающая своим великолепием коллекция наглядно демонстрирует всю автомобильную историю XX века.

Самый старый ее экспонат – автомобиль «Де Дион Бутон» 1903 года сборки – стал первым приобретением Ренье III. Затем последовал автомобиль «Рено Торпедо» 1911 года производства, «Панхард-Левассор» 1913 года, «Форд» 1924 года, «Пежо Кадрилетт» 1921 года, «Линкольн» 1928 года и т. д. Особое место в коллекции автомобилей занимают экспонаты времен Второй мировой войны: джип, «Додж», «Джи-Эм-Си» – и «американские красавицы» послевоенных лет: «Кадиллак» и «Крайслер-Империал». Кроме того, в княжеской коллекции представлены транспортные средства на конной тяге: берли-ны, коляски, дилижансы с гербами князей Карла III и Альберта I. «Охотничий брек» компании «Форд» Людовика II, «Флорида» фирмы «Рено» и лондонское такси, на котором ездила принцесса Грейс, придают этой выставке автомобилей семейный характер. По приказу князя Ренье III его собрание машин было размещено в специально оборудованном зале с видом на террасы порта Фонвьей. Когда зал закрыт для посетителей, его можно арендовать для проведения торжественных мероприятий или рабочих встреч.

В частной коллекции князя Ренье III имелись не только автомобили, но даже корабли, вернее, их модели. Часть моделей княжеской коллекции была передана в Морской музей Монако, в котором представлены модели около 250 знаменитых кораблей. Здесь есть и старинные корабли, и научные суда, и трансатлантические лайнеры, и авианосцы. Самые замечательные среди них – «Калипсо» и «Альбион» капитана Ж-И. Кусто, «Антарктика» Ж.-Л. Этьена и огромные модели авианосца «Ними» (5 м) и лайнера «Нормандия» (более 3 м).

 

Сестры Гримальди

Есть одно предание, о котором Гримальди предпочитают умалчивать, но суеверные люди считают, что именно оно оказало сокрушительное влияние на судьбу рода. Это знаменитое «проклятие рода Гримальди». Как гласит легенда, первый монакский князь Ренье похитил в Голландии прекрасную девушку, обесчестил ее и бросил. Красавица превратилась в ведьму и прокляла своего обидчика: «Никому из Гримальди не дано будет познать счастье в браке!» История княжеского рода подтверждает это пророчество. На протяжении веков семейная хроника Гримальди пестрела ссорами, скандалами и разводами. В наше время ими особенно прославились дочери князя Ренье III – Каролина и Стефания.

Чем старше становились сестры Гримальди, тем чаще их сравнивали с матерью – сдержанной красавицей, истинной леди Грейс Келли. И сравнения эти были не в пользу молодых принцесс. Своенравные, упрямые, при этом энергичные, эмоциональные и полные энтузиазма, они с юных лет попадали в бесконечные скандальные истории и прославились главным образом благодаря своей бурной личной жизни, приносящей постоянный доход папарацци и репортерам скандальной хроники.

Князь Ренье имел немало оснований огорчаться из-за своих дочерей, особенно из-за младшей – Стефании, которую в свое время журналисты называли «маленьким ураганом». Темпераментная и непредсказуемая, Стефания стала притчей во языцех. «Лучше потом раскаиваться, чем сожалеть о том, чего не сделал» – таково было кредо принцессы. В предисловии к биографии «Принцессы Гримальди», сочиненной Мишель-Ивом Муру, она написала: «Принцессы редко бывают счастливы. Им перепадают восхитительные моменты, неведомые простым смертным, но при этом они лишены радостей простой, естественной и спокойной жизни».

Обладая неограниченными финансовыми возможностями и не имея привычки слушать советы, в юности Стефания попробовала себя практически во всех областях, где девушки мечтают себя проявить. Она была фотомоделью и одновременно сама создавала одежду, после того как прошла стажировку у Кристиана Диора и открыла собственный дом моделей «Pool Position». Наигравшись с модой, в середине 1980-х годов Стефания решила стать певицей и даже записала диск «Ураган», который возглавил хит-парады многих стран и разошелся тиражом в 5 млн экземпляров. Однако и это занятие принцессе вскоре наскучило. Но как ни волновались родители принцессы из-за ее непостоянства в выборе занятий, гораздо больше их беспокоило то, что Стефания не раз попадала в неприятные истории с наркотиками.

Примерно в это же время она стала мишенью журналистов из-за своих многочисленных романов, которые всегда становились достоянием общественности. К этому привыкли и удивились только в 1995 году, когда Стефания обвенчалась с очередной «большой любовью своей жизни», собственным телохранителем Даниэлем Дюкруэ. Впрочем, логика в этом поступке была: у пары уже родились к тому времени двое детей-погодков – сын Луи и дочь Полина. Новоиспеченный аристократ тут же попал в прицел объективов папарацци, за что и поплатился. Через год после венчания всю мировую прессу обошли снимки, на которых муж монакской принцессы был застигнут в объятиях профессиональной стриптизерши Фили Хоутман, обладательницы титула «Мисс Бельгия без одежды». Гримальди были оскорблены до глубины души. Стефания, возможно, и простила бы своего неверного мужа, но князь Ренье был непреклонен и настоял на том, чтобы дочь развелась с Дюкруэ. Словно по инерции Стефания нашла утешение у другого телохранителя, Жана-Раймона Готтлиба, от которого принцесса родила третьего ребенка – дочь Камиллу. Впрочем, и эти отношения оказались недолгими. И тогда личная жизнь принцессы, начавшая казаться цирком, стала им на самом деле – Стефания влюбилась в швейцарского дрессировщика слонов и директора цирка Франка Кние. Жена Кние устроила скандал, но, привыкшая всегда добиваться своего, принцесса Стефания не отступила. Она купила автофургон и в течение восьми месяцев следовала за цирком Франка. Пресса уже начала намекать, что Кние станет третьим супругом Стефании. В сентябре 2003 года принцесса действительно вышла замуж, но не за Франка Кние, а за 29-летнего акробата его цирка, португальца Адана Лопеса Переса. На следующий год она бросила мужа, влюбившись в его коллегу из России. Князь Ренье долго сносил выходки Стефании, но однажды кончилось терпение и у него. Когда он узнал, что у дочери связь с его собственным метрдотелем, 46-летним Ришаром Люка, то немедленно рассчитал бедолагу, положив конец этой истории.

Впрочем, жизнь принцессы состоит не только из любовных похождений. Она активно занимается благотворительностью и весьма преуспела в этом семейном деле, начало которому положила еще ее мать. Стефания открыла центр «Очаг жизни принцессы Стефании», в котором помогают инвалидам, и создала ассоциацию «Монако в борьбе со СПИДом» (принцесса является представителем ООН по борьбе с этой болезнью). Кроме того, она принимает активное участие в деятельности Красного Креста Монако.

Старшая из сестер Гримальди – Каролина, как и Стефания, в молодости тоже доставляла немало хлопот родителям. От матери она унаследовала ирландское упрямство, от отца – средиземноморский темперамент. Юной Каролине хотелось развлекаться с приятелями, ходить в ночные клубы, танцевать. Но после каждого такого выхода «в свет» в журналах появлялись фотографии, где она представала, по мнению родителей, в неподобающем для принцессы виде. Каролина бунтовала, отстаивая свою независимость, и с максимализмом молодости заявляла: «Моя мать хочет, чтобы я общалась с друзьями, которых выбирает она, чтобы я одевалась, как нравится ей, и чтобы мое будущее было лучше, чем ее. Но я не хочу нести бремя нереализованных амбиций».

У строптивой и своенравной Каролины Гримальди семейная жизнь складывалась не лучше, чем у ее младшей сестры. Ее первый брак с французским плейбоем и бездельником Филиппом Жюно, который был старше принцессы на 17 лет, распался через два года. Еще 12 лет после этого Каролина Гримальди добивалась у Ватикана официального развода. Гибель матери в автокатастрофе в 1982 году выдвинула Каролину на роль первой дамы княжества, и Каролина полностью отдалась светской жизни. Она возглавила Фонд принцессы Грейс, финансирующий госпитали, принимала и продолжает принимать участие в деятельности Красного Креста Монако, который устраивает балы, которые столь престижны, что на них стремится попасть весь высший свет Европы (доход от участия в них – и немалый – идет на благотворительные цели). Принцесса Каролина стала почетным президентом «Балета Монте-Карло», имеющего мировую славу (в свое время там блистал С. Дягилев). «С 4 до 13 лет я хотела стать балериной, – вспоминает Каролина. – Занималась сначала классическим танцем, потом современным. А позже нашла способ послужить этому искусству, создав постоянную балетную труппу». Ею двигало стремление возвратить княжеству славу одного из центров балетного искусства – ведь в двадцатые годы прошлого века Монако было постоянным пристанищем дягилевской труппы. В последнее время принцесса Каролина принимает деятельное участие в подготовительных работах по реализации идеи воссоздания Александрийской библиотеки. Как известно, эта библиотека Древнего Египта, считавшаяся одним из Семи чудес света, сгорела во время одной из войн. Каролина является также председателем оргкомитета Международного фестиваля искусств Монте-Карло.

В качестве первой дамы Каролина добавила блеска великосветским балам. Ее имя стало синонимом красоты и элегантности. Именно в годы светских вечеринок Каролина познакомилась с итальянским промышленником Стефано Казираги, сыном богатого миланского предпринимателя. Вскоре состоялась их гражданская свадьба, родился сын Андреа, затем дочь Шарлотта и сын Пьер. Принцесса обрела наконец внутреннее спокойствие и гармонию, которые так долго искала. Но безмятежное течение семейной жизни оборвала новая трагедия. 3 октября 1990 года Стефано, чемпион мира по гонкам на катерах, погиб во время соревнований. О мифическом пророчестве колдуньи вспомнили тогда многие, и прежде всего сама принцесса, которая, как и мать, с детства была суеверна: по ее собственному признанию, она, например, «для разрушения отрицательного поля» держит в кармане магнит. Однако перехитрить судьбу Каролине не удалось. Как раз накануне соревнований Стефано сказал в одном из интервью: «Ничто не может заставить меня бросить гонки. Я всегда обожал скорость. Моя жена это знает и уважает мои увлечения. В нашей любви нет ни вопросов, ни сомнений. Мы оба немного фаталисты. Чему быть – того не миновать…»

После гибели мужа принцесса замкнулась: почти забросила обременительные светские обязанности и проводила большую часть времени с детьми в своем деревенском поместье. Лишь девять лет спустя после гибели мужа она вновь вышла замуж. Со своим нынешним супругом принцем Ганноверским Каролина была знакома с детства и постоянно встречалась на светских раутах и модных курортах. Эрнст-Август Ганноверский – выходец из старинного рода, владелец великолепных замков на севере Германии – приходится крестным сыном и внучатым племянником английской королеве, а также двоюродным братом королеве Испании Софии и греческому королю Константину. Вступить в брак с принцем Каролина смогла лишь после того, как тот отдал предыдущей жене, оставленной ради принцессы, половину 120-миллионного состояния. Брак Каролины и Эрнста-Августа был заключен в январе 1999 года, а несколько месяцев спустя у супругов появилась на свет дочь Александра.

После замужества Каролине по настоянию отца пришлось вернуться к роли первой дамы. Принцесса вновь стала председательствовать на присуждении литературной премии, носящей имя ее деда, князя Пьера. Она превосходно знает английскую и французскую литературу, блестяще владеет английским, немецким и испанским языками. Говорят, у самой принцессы легкое перо и когда-то она даже собиралась стать журналисткой. На вопрос, не тяжело ли ей исполнять многочисленные официальные обязанности, Каролина признается: «Я каждый день говорю себе, что не выдержу. Но я, как кошка, которая бегает за своим хвостом. И чем больше я делаю, тем больше мне остается сделать».

 

Смерть Ренье III

6 апреля 2005 года европейская аристократия, жители Монако и весь мир узнали о том, что старейший монарх Европы, представитель одной из древнейших монархических династий князь Монако Ренье III, герцог Валентинуа, маркиз Бо Ренье Луи Анри Максанс Бертран скончался. В стране были приспущены флаги, отменены концерты и кинопремьеры, опустели улицы – Монако погрузилось в траур.

К смерти своего правителя княжество было готово – в последние годы своей жизни Ренье III не мог похвастаться крепким здоровьем. В марте 2005 года состояние Ренье Гримальди стало настолько тяжелым, что князя с диагнозом «острая бронхолегочная инфекция» поместили в кардиопульмонарный центр. За две недели до кончины ситуация стала критической – князя перевели в реанимацию. Совет короны Монако констатировал «невозможность исполнения Ренье III его высоких обязанностей» и назначил регентом его сына, 47-летнего принца Альберта.

6 апреля, несмотря на старания врачей и молитвы папы Иоанна Павла II, который незадолго до собственной смерти передал князю свое благословение, Ренье III ушел из жизни. Его дети – 47-летний принц Альберт, 48-летняя принцесса Каролина и 40-летняя принцесса Стефания – назначили дату похорон и стали готовиться к траурной церемонии.

Проститься с Ренье III прибыли представители почти всех европейских монархий: испанский король Хуан Карлос, король Бельгии Альберт II, король Швеции Карл XVI Густав, королева Норвегии Соня, британский принц Эндрю, датский принц Йоахим, голландский кронпринц Виллем Александр. Также почтить память Ренье III прибыли президент Ирландии Мэри Макалис и президент Франции Жак Ширак. Помимо официальных лиц, в Монако съехалось множество богачей, завсегдатаев казино в Монте-Карло. Для охраны стольких VIP-персон армии княжества не хватило – Монако, по всей видимости, единственное государство в мире, где размеры регулярной армии меньше численности военного оркестра (85 человек). Чтобы обеспечить безопасность высоких гостей, семья Гримальди обратилась к Ж. Шираку, который любезно предоставил правящему дому две тысячи полицейских, 560 спецназовцев, 100 мотоциклистов, три группы кинологов с собаками, а также несколько военных вертолетов и истребителей. Под прикрытием полицейских и спецназовцев десять монакских гвардейцев пронесли гроб с телом Ренье III к кафедральному собору. На площади перед собором собралось более трех тысяч монегасков, пришедших попрощаться с любимым правителем. Князю Ренье III, который участвовал в освобождении Эльзаса в составе войск антифашистской коалиции, воздали воинские почести – прогремел артиллерийский салют из 36 залпов. После этого гроб с телом Ренье III поместили в фамильный склеп Гримальди, в котором покоится тело жены князя, голливудской актрисы Грейс Келли. На церемонию захоронения были приглашены только родственники и ближайшие друзья Ренье III.

С уходом Ренье III Гримальди ушла в прошлое более чем полувековая история его правления. Смерть старейшего монарха Европы вслед за кончиной Иоанна Павла II стала еще одним напоминанием: мир навсегда попрощался с целой эпохой. Теперь единственным полновластным монархом в Европе стал сын покойного монарха – до недавнего времени принц, а сегодня князь Альберт II (полное имя Альберт Александр Луи Пьер).

 

Князь Альберт II

В ноябре 2005 года, после окончание траура по Ренье III, принц Альберт, отличный спортсмен, бывший финансист и дипломат, вступил на престол княжества Монако. Вместе с троном новый князь получил в наследство и управление финансово-туристическим конгломератом, имеющим оборот в 11,5 миллиарда долларов в год. При жизни отца застенчивый принц больше держался в тени, не вмешиваясь в государственные дела. Но, вступив на престол, он решил доказать, что может быть не менее ярким политиком, чем его отец. Перед князем Альбертом стояла нелегкая задача – не только закрепить успех Ренье III, превратившего Монако из провинциального захолустья в фешенебельный курорт и финансовый центр, но и приумножить известность Монако.

Уже в первые дни правления князь Альберт II объявил о намерении «модернизировать» княжество, для чего он хочет прежде всего обновить старую команду и частично пересмотреть отношения с Парижем, уменьшив зависимость от него. Альберт II мечтает, чтобы княжество Монако не только имело репутацию финансового эдема, но и активно действовало на международной арене, участвовало в решении экологических проблем и помогало беднейшим странам, принимая участие в масштабных благотворительных проектах. Принц намерен тратить значительные средства на охрану окружающей среды. По его словам, раньше он скрывал свой интерес к проблемам экологии, боясь вызвать неудовольствие отца. Теперь же «зеленый принц», как прозвали его подданные, с гордостью заявил, что первой его миссией как главы государства будет экспедиция на остров Шпицберген в Арктике. (В 2006 году он осуществил этот проект, причем лично побывал на Северном полюсе, добравшись туда на собачьих упряжках.)

До восхождения на престол Альберт тяготился государственными делами, отдавая предпочтение спорту и молодежным тусовкам. Несмотря на это, о наследном принце, ставшим теперь уже князем Альбертом II, пресса писала и пишет значительно меньше, чем о его сестрах. Князь Альберт слывет человеком сдержанным и застенчивым. На родине принц окончил лучший лицей в Монако, после чего продолжил образование в США, в массачусетсском «Амхерст-колледже», где получил звание лиценциата политических наук. Будущий князь не только изучал экономику, психологию, философию, историю искусств, антропологию и социологию, но и пел в университетском хоре и даже гастролировал с ним по Европе. Альберт с детства свободно владеет французским и английским языками, а впоследствии выучил также итальянский, немецкий и испанский. Князь служил в ВМС Франции. Имея чин лейтенанта, Альберт совершил кругосветное путешествие на французском военном корабле «Жанна д’Арк». Впоследствии он стажировался в американском банке «Morgan Guarantee Trust» и Нью-йоркской коллегии адвокатов, а в Париже осваивал бизнес-науки в концерне «Moet Hennessy». После возвращения в Монако Альберт выполнял дипломатические функции от имени своей страны. С тех пор как в 1993 году Монако вступило в ООН, Альберт возглавляет делегацию княжества на Генеральной Ассамблее. Он активно сотрудничает с ООН и завоевал уважение этой организации, в частности, в 2006 году он был назначен покровителем «Года Дельфина» и официально открыл его 17 сентября 2006 года.

Подданные надеются, что сочетание финансового, коммерческого и дипломатического опыта может очень пригодиться их новому правителю. Монегаски ждут от своего принца продолжения политики его отца, хотя им не чужды и конструктивные перемены.

 

Нынешняя правительница Великобритании королева Елизавета II, которой в 2010 году исполнилось 84 года, царствует уже более полувека: когда она взошла на престол, премьер-министром Великобритании был Уинстон Черчилль, а Советским Союзом управлял Иосиф Сталин. За время правления Елизаветы II в Англии сменилось 12 премьер-министров, за годы царствования королева встречалась с десятью американскими президентами и с четырьмя римскими папами.

Прапрабабушка Елизаветы II, легендарная королева Виктория, родилась 24 мая 1819 года и прожила 81 год, 7 месяцев и 29 дней. Король Георг III, умерший в 1820 году, дожил до 81 года и 239 дней. Елизавета II, родившаяся в 1926 году, побила эти рекорды. В день своего 82-летия, 21 апреля 2007 года, королева Елизавета II к своим многочисленным регалиям присовокупила еще один «титул» – она стала самым пожилым монархом в истории Великобритании. Но прославленная королева Виктория еще несколько лет сохранит за собой абсолютный рекорд самого долгого правления в британской истории – ведь она взошла на трон в 18-летнем возрасте и царствовала почти 64 года, то есть дольше всех остальных британских монархов, включая пока и Елизавету II. Чтобы обойти свою прапрабабушку, Елизавета должна будет остаться на троне до 9 сентября 2015 года. Если такое произойдет, достижение легендарной Виктории уйдет в историю и рекордсменом станет ныне царствующая английская монархиня. И, как считают многие, Елизавета II вполне может превзойти «рекорд» своей прапрабабушки. Ведь долгожительство по женской линии – удивительная особенность Виндзоров. Мать нынешней английской королевы скончалась в 2002 году, дожив до 101 года, а ее младшая сестра Элис, тетка нынешней королевы, прожила еще дольше.

Пока в списке правивших дольше всего английских монархов Елизавета II занимает третье место. Но в 2012 году, если королева к этому времени останется на троне, она превзойдет Георга III, правившего 59 лет. В этом случае принц Чарльз, которому к тому времени будет 67, станет самым старым наследником престола в истории королевской семьи. А вот среди всех нынешних европейских монархов Елизавета II находится на троне дольше остальных, здесь ей принадлежит почетное первое место.

Не отстает от своей венценосной супруги и герцог Эдинбургский Филипп, с которым Елизавета II живет в браке с 1947 года. Герцог стал самым долгоживущим принцем-консортом в истории британской монархии. Филипп Эдинбургский побил рекорд королевы Шарлотты (1744–1818) – жены короля Георга III, которая была супругой британского монарха 57 лет и 70 дней.

Британскую королеву Елизавету II можно с полным правом назвать «образцовой монархиней». Она принадлежит к династии Виндзоров (до 1939 года династия называлась Сакс-Кобург-Готской). «Ее Высочайшее Величество Елизавета Вторая, Божьей милостью Королева Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и других ее Царств и Территорий, Глава Содружества, Защитница Веры, Самодержица Орденов Рыцарства» – таков полный официальный титул королевы. Елизавета является королевой 15 государств Содружества наций, куда входят Австралия, Антигуа и Барбуда, Багамы, Барбадос, Белиз, Гренада, Канада, Новая Зеландия, Папуа – Новая Гвинея, Сент-Винсент и Гренадины, Сент-Китс и Невис, Сент-Люсия, Соломоновы Острова, Тувалу, Ямайка. Она – Верховный Главнокомандующий вооруженными силами и Лорд Острова Мэн. С 29 мая 1953 года по 31 мая 1961 года Елизавета была также Королевой Южной Африки. Ее Высочайшее Величество Елизавета II является также и главой англиканской церкви.

Елизавета – сороковая по счету на английском троне со времен нормандского завоевания, то есть с XI столетия. В числе ее далеких предков – Карл Великий, Эгберт Уэссекский, Сид Кампеадор, Фридрих I Барбаросса. Следовательно, помимо английской, в жилах этой монархини течет кровь французская, немецкая, испанская, греческая да и толика русской, учитывая родственные связи Виндзорской династии с Романовыми. В истории Великобритании Елизавета II – шестая по счету королева. Политическое будущее британской монархии, ее авторитет внутри страны и за рубежом напрямую зависят от личности самого монарха. Сегодняшний авторитет монархии во многом результат более чем 50-летней деятельности нынешней королевы Елизаветы II.

Со дня коронации Елизавете II довелось пережить многое: болезненный распад британской колониальной империи, который повлек за собой утрату титула Императрицы Индии; пожар в Виндзорском замке; обложение налогами ее имущества; гибель принцессы Дианы и спекуляции вокруг этой трагедии, в том числе и разговоры о причастности Виндзоров к смерти леди Ди. Были в королевской жизни и громкие бракоразводные процессы в семье, и судебные разбирательства, и многолетние нападки на сам институт британской монархии, и времена горького разочарования. Все это Елизавела пережила с поистине королевским достоинством, величайшим мужеством, спокойствием и выдержкой. Во всяком случае, именно такие эмоции и такое поведение английская монархиня демонстрировала и продолжает демонстрировать своим подданным. Какова же королева на самом деле, что скрывается за ее ювелирно отточенными манерами и сдержанными речами – узнают лишь потомки: дневник Елизаветы II, который, по ее собственным словам, «расскажет больше, чем газеты», обнародуют минимум через полвека. А пока королева упорно прячет личную жизнь за дворцовыми стенами, она не дает интервью журналистам и общается с ними только через своего пресс-секретаря.

За время своего царствования Елизавета II установила немало знаменательных вех: стала первым британским монархом, который отпраздновал бриллиантовую свадьбу; первым британским монархом, отправившим электронное письмо, и еще она – впервые в истории королевства – провела в саду своего дворца концерт для широкой публики. И сегодня почтенный возраст – не помеха активности королевы. Она с достоинством выполняет государственные обязанности: принимает иностранных послов, выступает на официальных приемах, совершает поездки по стране и за рубеж.

 

Детство принцессы

Если бы в день появления на свет маленькой Елизаветы Александры Марии, 21 апреля 1926 года, кто-нибудь сказал, что она будет британской королевой, скорее всего в это бы никто не поверил. Все крупные газеты, в которых на первых полосах красовались фотографии первой внучки короля Георга V и королевы Марии, единодушно предсказывали: чтобы стать королевой, ей придется выйти замуж за какого-нибудь иноземного короля. И действительно, у Елизаветы практически не было шансов занять трон у себя на родине. У ее деда Георга V, кроме ее отца, будущего короля Георга VI, было еще трое сыновей: Эдуард, принц Уэльский (будущий Эдуард VIII), герцог Кентский Георг и герцог Глостерский Генри. Таким образом, Елизавету – да и то весьма условно – можно было считать лишь четвертой в очереди к престолу.

Между тем именно Лилибет, как звали в семье всеобщую любимицу, стала наследницей трона. Это случилось в 1936 году, который историки впоследствии назовут ужасным годом. И не только потому, что вскоре в Испании вспыхнет гражданская война, Муссолини раздавит Абиссинию и все громче будет заявлять о себе Гитлер. Но и потому, что английскую монархию начнут сотрясать внутренние конвульсии. Всего за десять месяцев 1936 года в Англии сменилось три короля. От пневмонии умер любимый дедушка Елизаветы Георг V. Менее года пробыл на троне его сын Эдуард VIII. Едва успев примерить корону, он заявил о своем решении жениться на разведенной американке миссис Уоллис Симпсон и отрекся от престола. На трон взошел Георг VI – отец Елизаветы. Ему должен был наследовать его младший брат – герцог Глостерский, но тот заранее отказался от своих прав на корону, а второй брат короля, герцог Кентский, погиб в авиакатастрофе. Так и получилось, что Елизавета, старшая дочь Георга VI, вдруг стала наследницей трона.

Первое появление Елизаветы на публике произошло, когда малышке был всего лишь год и два месяца. Елизавете не было и трех лет, когда она начала учиться верховой езде – на пони, полученном от отца в подарок к Рождеству. Лилибет ежедневно ездила верхом, и с годами это занятие переросло в страстное увлечение конным спортом и скачками. Подруг у маленькой принцессы было мало, зато было много любимых животных. Она сама воспитывала многочисленных собак, сама чистила клетки своим птицам. Примечательно, что все ее собаки были отменно выдрессированы! Верховая езда, лошадиные и собачьи бега и сегодня являются самыми любимыми развлечениями и времяпрепровождением английской королевы.

Детство Лилибет проходило в атмосфере нежности и заботы. Принцессу одевали исключительно в солнечно-желтые наряды. Детские портреты Елизаветы печатали в газетах и на коробках конфет. Жила маленькая принцесса большую часть года в маленьком коттедже на территории Виндзорского замка – он был подарен родителям девочки ее дедушкой Георгом V. На всю жизнь она сохранит приверженность к этому коттеджу, окрашенному в бледно-розовый цвет. Елизавета сама поддерживала в нем порядок и делала это с большим старанием. Здесь она провела самые беззаботные годы своей жизни.

В шесть лет у принцессы появилась гувернантка. Эту обязанность выполняла 22-летняя шотландка Марион Кроуфорд, получившая образование в Эдинбургском университете. Молодая наставница сумела воспитать в Елизавете прилежание, пунктуальность и научить будущую королеву самодисциплине. В дальнейшем обучение принцессы сводилось в основном к освоению гуманитарных наук – истории, географии, грамматики, литературы, французского языка. К этим ежедневным урокам добавлялись занятия музыкой, танцами и рисованием, изучение этикета.

Лилибет росла смешливой и озорной. Она остро реагировала на любую несправедливость не только по отношению к себе, но и к кому бы то ни было. Уже в те годы было видно, что характером Елизавета пошла в решительного деда, а не в спокойного, флегматичного отца. Так, однажды в знак протеста против, как ей казалось, чрезмерной строгости учительницы французского языка принцесса вылила на свою голову целую чернильницу – золотистые кудри маленькой Лилибет пытались отмыть несколько недель. В другой раз, невзлюбив учителя географии, принцесса наотрез отказалась продолжать занятия, пока педагога не заменили.

Ограниченные знания, полученные на уроках, и почти полное отсутствие общения со сверстниками будущая королева сумела восполнить благодаря своей любознательности, чтению и общению с высокообразованными людьми, вращавшимися в кругу ее родителей. Благодаря стараниям бабушки, королевы Марии, Елизавета и ее младшая сестра Маргарет познакомились со многими произведениями английской литературы и лондонскими музеями. Она же в не меньшей степени была озабочена тем, чтобы принцессы с детства осознавали высоту своего положения. Кодекс королевского поведения в число основных качеств включал чувство собственного достоинства и сдержанность. По мере того как средства массовой информации усиливали внимание к королевскому дому, соблюдение этого кодекса становилось особенно важным, и Елизавета научилась следовать его правилам. К тому же при всей своей демократичности отец Лилибет Георг VI и его супруга Елизавета всегда следовали традиции, гласивший, что жизнь монарха окружена тайной. Этому же они учили и своих детей.

 

Из принцесс в королевы

Принцессе Елизавете Александре Марии Йоркской было всего десять лет и восемь месяцев, когда 10 декабря 1936 года она стала наследницей престола после того, как, процарствовав восемь месяцев, отрекся от трона ее дядя Эдуард VIII и королем стал ее отец Георг VI. Можно сказать, что с этого дня беззаботное детство девочки закончилось. Десятилетняя Елизавета уже располагала достаточными сведениями по истории своей семьи и британской монархии, чтобы знать, что отказ от короны ее «дяди Давида», как называла она Эдуарда VIII, был первым случаем добровольного отречения от престола. Еще будучи ребенком, Елизавета поняла, что день, когда Эдуард VIII отказался от короны, был решающим моментом в ее жизни, предвестником необыкновенной судьбы.

Когда принцесса Елизавета была еще подростком, началась Вторая мировая война. Ее отец король Георг VI намеревался остаться на родине для участия в движении Сопротивления, если Англия будет оккупирована. Для остальных членов королевской семьи был разработан план эвакуации в Канаду, однако он так и не был приведен в исполнение. «Дети вряд ли поедут без меня, – говорила королева-мать, – я никуда не поеду без короля, а король не покинет Англию ни при каких обстоятельствах».

Лондон подвергался бомбардировкам. 9 сентября 1940 года во время авианалета в Букингемский дворец попала бомба. В тот день королева-мать записала в дневнике: «Я рада, что нас бомбили. Теперь могу со спокойной совестью смотреть в глаза людям в Истэнде». Через много лет этот случай вспомнит пресс-секретарь Елизаветы II, рассказывая о реакции королевы, когда к ней в спальню проник лондонский безработный: «Она пережила куда более худшие моменты, когда была совсем юной, – во время Второй мировой войны Лондон жестоко бомбила нацистская авиация, и резиденции королевской семьи, как и дома других англичан, тоже были под угрозой».

Вскоре Елизавета и ее младшая сестра были отправлены сначала в Балморал (Шотландия), а затем в королевскую резиденцию в Виндзоре (Англия), подальше от бомбардировок. Сам Георг VI вместе с женой по-прежнему оставались в столице, чтобы воодушевить британцев своим присутствием. В истории Англии и в благодарной памяти британцев родители Елизаветы король Георг VI и его супруга Елизавета навсегда останутся монархами, вынесшими вместе со своим народом все тяготы кровопролитной борьбы с нацистской Германией, пережившие с ним все лишения военного лихолетья.

В октябре 1940 года, когда Елизавете было 14 лет, она впервые выступила с радиообращением – от имени всех английских детей обратилась к соотечественникам с призывом к мужественному сопротивлению. В апреле 1941 года, в 15-летнем возрасте, будущая королева Англии первый раз появилась на публике, проведя смотр Гренадерского гвардейского полка. Хотя отец Елизаветы и не хотел этого, в марте 1945 года ей наконец позволили войти в состав Вспомогательной территориальной службы – женского подразделения британской армии. Получив звание младшего офицера, Елизавета Виндзор – так она числилась в списках – обучалась на водителя военного грузовика вместе с другими студентами. Принцесса отлично научилась водить и обслуживать автомобиль. Сохранилось даже фото, на котором юная Елизавета меняет колесо у грузовика.

Опыт коллективного обучения впоследствии стал причиной, по которой королева Елизавета отправила своих детей в школу, а не стала приглашать во дворец домашних учителей. Надо еще добавить, что Елизавета II по сей день остается единственной женщиной из королевской семьи, кто действительно состоял на военной службе, а не просто получил почетное военное звание.

Прошло полтора десятка лет с того момента, как Елизавета была объявлена наследной принцессой, и она стала королевой. 6 февраля 1952 года во время официальной поездки за границу Елизавета получила известие о том, что ее отец неожиданно скончался. По официальной версии, 56-летний король Георг VI умер от пневмонии. Лишь много лет спустя стало известно, что у него, заядлого курильщика, был рак легких. Истинную причину смерти отца от Елизаветы, как, впрочем, и от других членов монаршей семьи, в то время скрывали (много лет спустя в память об отце празднование пятидесятилетия своего пребывания на троне Елизавета решит начать с открытия онкологического центра в графстве Норфолк).

В то время, когда королевскую семью постигла утрата, наследная принцесса пребывала вместе со своим мужем принцем Филиппом с визитом в Кении – они совершали благодарственную поездку по странам, внесшим вклад в победу над фашизмом во Второй мировой войне. В ночь на шестое февраля Елизавета заснула принцессой в небольшом отеле на окраине кенийского селения, а проснулась уже королевой. В тот же день она вернулась в Англию, подавленная горем и растерянная, но ни разу не потерявшая самообладания на публике. В лондонском аэропорту Хитроу двадцатипятилетнюю королеву встретил у трапа Уинстон Черчилль. На взлетной полосе находилась также королевская семья и другие члены английского правительства. Все они были в трауре по покойному королю; несмотря на принизывающий ветер, мужчины стояли с непокрытыми головами, приветствуя новую королеву.

Выйдя из самолета, Елизавета раз и навсегда распрощалась с прежним образом жизни – отныне она в первую очередь была главой государства и символом страны и лишь во вторую – женой и матерью. Время, когда ее можно было назвать просто по имени или как когда-то, в детстве – Лилибет, осталось позади. Отныне к Елизавете можно было обращаться не иначе как «Ваше Величество». С этого момента даже то подобие частной жизни, которым она довольствовалась до сих пор, исчезло безвозвратно. И Елизавета приняла это как должное.

Официально Елизавета II была коронована 2 июня 1953 года. Приближенные двора уверяют, что уже за три недели до коронации она практически не снимала корону, привыкала ее носить, чтобы на церемонии не случилось никаких недоразумений. Ведь символ монаршей власти, украшенный 275 драгоценными камнями, весил три килограмма! Впрочем, по другой легенде, когда Елизавета направлялась в карете к Вестминстерскому аббатству, на вопрос одной из придворных дам, как ощущает себя без пяти минут монархиня, ответила с величественным спокойствием: «Превосходно! Тренер сегодня сказал, что моя лошадь – фаворит на ближайшем дерби».

Коронация Елизаветы II по ее настоянию была самой демократичной в истории Британии. Блистательная церемония стала первым событием, которое транслировалось по телевидению в разных странах мира. Когда королева давала разрешение на ее трансляцию по телевидению, она аргументировала это так: «Люди должны видеть меня, чтобы верить мне». В тот день в рапорте лондонской полиции было отмечено необычайно низкое число карманных краж, хотя улицы были полны народа. Сам У. Черчилль заявил, что восшествие на престол Елизаветы II было актом национального объединения. Британцы были подготовлены к правлению молодой наследницы уважаемого суверена, а Елизавета соответствовала своему статусу. Такие ее качества, как организованность и самодисциплина, умение работать и учиться делали ее с каждым годом мудрее и компетентнее. Одна из придворных дам, долгое время общавшаяся с монархиней, охарактеризовала ее следующим образом: «Елизавета II обладает железной волей, дисциплинированностью и любит порядок. Она избегает проявления эмоций и держит свои чувства под жестким контролем. Иногда вы увидите мускулы, двигающиеся на ее щеках, но не более того. Елизавета полностью идентифицировала себя с ролью королевы».

 

Королева Елизавета и принц Филипп

Замуж Елизавета II вышла за пять лет до вступления на престол. Ее избранник Филипп Маунтбэттен (впоследствии ставший герцогом Эдинбургским) родился на острове Корфу и был потомком датско-греческого королевского рода. Его дед был убит в 1913 году, дядю Константина свергли с престола в 1917-м, а кузен Георг II отрекся от короны в 1923 году. Семью Филиппа изгнали из Греции, когда ему исполнился всего год, и, по некоторым свидетельствам, в Британию он попал в коробке из-под апельсинов. Став взрослым, принц Филипп навсегда отказался от возможности занять греческий престол, приняв английское подданство.

В юного Филиппа принцесса влюбилась еще в 13-летнем возрасте – впервые и на всю жизнь. Путешествуя на родительской яхте, Елизавета и ее младшая сестра Маргарет познакомились в Дортмуре с 18-летним красавцем гардемарином королевского морского колледжа. Филипп, поиграв с девочками в крокет, благополучно забыл о знакомстве. А вот юная британская принцесса, сыграв с ним всего одну партию, влюбилась безоглядно. Она ждала своего избранника целых шесть лет, хотя вся королевская семья не одобряла ее влюбленности. Королю-деду не очень нравилась эта кандидатура в избранники Елизаветы. Ведь лейтенант Маунтбэттен, ныне Его Королевское Высочество герцог Эдинбургский Филипп, хоть и не был простолюдином, но происходил из обедневшей и давно потерявшей власть династии. Партия была не блестящей… Не нравилось деду и то, что Елизавета сделала скоропалительный выбор и остановилась на первом же молодом человеке, с которым едва познакомилась. И кроме того, принцесса и принц были троюродными кузенами – королева Виктория была их прапрабабушкой. В королевской семье считали, что юной Елизавете нужно хорошо подумать и принять более взвешенное решение. Однако у принцессы и в мыслях не было отказываться от своих детских мечтаний, она по-прежнему была влюблена, и не в ее характере было отступать.

По слухам, Елизавета, как и ее легендарная прапрабабушка Виктория, сама сделала будущему супругу предложение. Во всяком случае, в архивах королевской семьи нет сведений, подтверждающих, что предложение руки и сердца сделал принц.

О помолвке принцессы Елизаветы и лейтенанта Филиппа Маунтбэттена было объявлено 9 июля 1947 года. Еще в 1939 году принц Греческий и Датский вступил в Военно-морские силы Великобритании, а в феврале 1947 года стал гражданином Великобритании. Для того чтобы продолжить службу в ВМС, принц должен был выбрать себе фамилию, и он стал Маунтбэттеном, по фамилии британских родственников его матери. Титул Его Королевского Высочества герцога Эдинбургского был присвоен Филиппу королем Георгом V накануне бракосочетания. Свадьба Елизаветы стала первым и единственным в британской истории случаем замужества предполагаемой наследницы престола.

Церемония бракосочетания принцессы Елизаветы и герцога Эдинбургского прошла в Вестминстерском аббатстве 20 ноября 1947 года. Елизавета стала десятым членом королевской семьи, которая сочеталась браком в этом аббатстве. Первым стало бракосочетание короля Генриха I и принцессы Шотландии Матильды 11 ноября 1100 года. 26 апреля 1923 года в аббатстве поженились родители Елизаветы, будущий король Георг VI и герцогиня Йоркская Елизавета.

На свадебной церемонии принцессы Елизаветы и принца Филиппа присутствовало две тысячи гостей. В их числе две королевские четы из Дании и Югославии, короли Норвегии и Румынии, а также шах Ирана. Тысячи людей выстроились на пути свадебной процессии и были допущены в Вестминстерское аббатство после службы. Миллионы слушали прямой радиорепортаж с церемонии. Тюлевую фату Елизаветы удерживала алмазная тиара, изготовленная для королевы Марии (бабушки Елизаветы) в 1919 году. Бриллианты для тиары были взяты из ожерелья и другой тиары, купленных королевой Викторией у ювелиров «Collingwood and Сº» в качестве свадебного подарка Марии в 1893 году. В августе 1936 года королева Мария подарила тиару жене своего сына Георга Елизавете, которая теперь одолжила ее дочери, принцессе Елизавете. Обручальное кольцо из платины с бриллиантами было изготовлено ювелирами из дома «Philip Antrobus», камни для него были взяты из тиары, принадлежавшей матери Филиппа. В руках невеста держала роскошный, искусно составленный букет из белых орхидей и мирта. Веточки для свадебного букета срезали с того же миртового куста, что и для букета королевы Виктории. (Точная копия этого букета была преподнесена Елизавете II на золотую годовщину ее свадьбы в 1997 году.) Свадебное платье королевы создал дизайнер сэр Н. Хартнелл. Производители ткани для свадебного платья использовали нити китайских тутовых шелкопрядов, которые были специально привезены на ферму замка Луллинг-стоун. После свадьбы платье Елизаветы выставили в Сент-Джеймском дворце, после чего его провезли по городам Британских островов: оно побывало в Глазго, Ливерпуле, Бристоле, Престоне, Лестере, Ноттингеме, Манчестере, Брэдфорде, Лидсе и Хаддерсфилде.

В день свадьбы молодожены получили около 2500 подарков со всего мира. В их числе были отрез вышитой ткани из Индии, сотканной из хлопковых нитей, спряденных лично Махатмой Ганди, золотое ожерелье с нефритами от египетского короля Фаруха и чайный сервиз с надписью «Двойная радость» от президента Китая Чан Кайши. Елизавета и Филипп также получили множество подарков от простых граждан, включавших связанный вручную свитер, две пары теплых носков и вышитую грелку для чайника. Специальную выставку свадебных подарков новобрачных в Сент-Джеймском дворце посетили 200 тысяч человек. Так называемый «свадебный завтрак», прием в честь новобрачных, прошел в Букингемском дворце. Свадебный торт без малого трех метров в высоту был испечен из ингредиентов, полученных в качестве подарков из других стран, так как в Англии все еще действовали послевоенные продовольственные ограничения. Торт, украшенный гербами семей жениха и невесты, сахарными фигурками и армейскими символами, разрезали саблей герцога Маунтбэттена – свадебным подарком английского короля.

В свадебное путешествие новобрачные отправились со станции Ватерлоо. Принцесса взяла с собой любимую собачку Сьюзен породы корги. Медовый месяц молодожены провели на Мальте и в Шотландии.

Одиннадцать месяцев спустя у Елизаветы и Филиппа родился сын Чарльз, принц Уэльский (род. в 1948), а еще через два года – дочь, принцесса Анна (1950). В последующие годы королева Елизавета еще дважды становилась матерью: в 1960 году она родила сына – принца Эндрю, герцога Йоркского, в 1964-м – принца Эдварда, графа Уэссекского (1964). В феврале 1960 г. было официально объявлено, что потомки Елизаветы II будут носить фамилию Маунтбэттен-Виндзоры. С рождением принца Эндрю в 1960 году королева Елизавета II стала первой правящей монархиней, родившей ребенка, со времен королевы Виктории, чья младшая дочь принцесса Беатрис появилась на свет в 1857 году.

В 1948 году Елизавета и Филипп арендовали свой первый семейный дом в графстве Суррей, неподалеку от Виндзорского замка. Через год чета переехала в Кларенс-хаус в Лондоне. После женитьбы на принцессе Елизавете Филипп продолжил военную службу в ВМС и дослужился до звания капитан-лейтенанта. После того как в 1953 году Елизавета II была коронована, герцог Эдинбургский первый присягнул ей на верность. Быть мужем царствующей королевы – незавидная «должность». Как шутит сам герцог Эдинбургский Филипп, по английским законам его как бы и не существует. В Великобритании супруг царствующей королевы не становится королем, а остается принцем-консортом. Таким образом, Филипп Эдинбургский никогда не был и не будет коронован. Он частное лицо и обречен находиться в тени. Например, он не имеет права видеть те документы, с которыми приходит к королеве премьер-министр. Жалованье его определяется законодателями, при этом оно во много раз меньше жалованья Елизаветы II (около 50 тысяч фунтов стерлингов в год, а у супруги – миллион!). Принц Филипп, превратившийся из главы семьи в подданного своей супруги и вынужденный прервать свое блестящее продвижение по службе, некоторое время не мог примириться с происшедшими переменами. Для человека, которого называют еще «железным герцогом», всю жизнь находиться в тени жены-королевы – нелегкое испытание. Филипп Эдинбургский не довольствуется участью безмолвной тени королевы и старается играть заметную роль в жизни страны.

Наиболее влиятельной фигурой он является в вопросах защиты окружающей среды, а кроме того, занимается вопросами развития науки, промышленности, техники и уделяет серьезное внимание проблемам подрастающего поколения. Но это лишь внешняя сторона. Что же касается личных отношений Елизаветы II с супругом, то, к сожалению, прекрасный принц оказался не таким уж прекрасным мужем. Стоит ли удивляться пересудам, что семейные отношения королевы Елизаветы были далеко не безмятежными: ходят слухи, что у герцога Эдинбургского есть внебрачные дети, а связь Филиппа с двоюродной сестрой королевы Александрой когда-то и вовсе обернулась национальным скандалом. Так что, вопреки популярной песне, короли могут жениться по любви, но это отнюдь не защищает их от семейных проблем и неурядиц.

Однако королева Елизавета II никогда не комментировала поступки мужа, во всяком случае публично. В свое время она проявила весь свой такт и сумела сохранить нарушившееся было равновесие в семье. И это спасло ее брак. Елизавета безраздельно признала авторитет мужа в семейных делах, а Филипп стал надежной опорой в выполнении ее королевских обязанностей. Неслучайно их сравнивают с королевой Викторией и принцем-консортом Альбертом. В 1997 году Елизавета II и герцог Эдинбургский Филипп отпраздновали свою золотую свадьбу. А 20 ноября 2007 года королевская чета отметила 60-летие своего брака – бриллиантовую свадьбу. Таким образом, их брак является самым долгим за всю историю британской монархии, а Елизавета II стала первым британским монархом, который отметил бриллиантовую свадьбу. Торжественная церемония в честь юбилея прошла в Вестминстерском аббатстве на день раньше – 19 ноября 2007 года, так как 20 ноября королева с супругом отправились на Мальту, где они провели первые годы семейной жизни, когда Филипп служил в Военно-морских силах Великобритании. На службе, посвященной торжеству, присутствовали 2000 гостей. В их числе были пятеро хористов, певших шестьдесят лет назад на церемонии бракосочетания Елизаветы и Филиппа, а также 10 пар, отмечавших бриллиантовую свадьбу в тот же день, что и королевская чета.

 

«Быть на троне – для меня это дело всей жизни»

В современной Европе осталось лишь семь монархов. Причем с четырьмя из них британская королева связана родственными узами. Основным отличием английской монархии от прочих европейских является глубокое почтение, вызываемое ею со стороны общества. Только в Великобритании монархические традиции поддерживаются и государством, и церковью, и многочисленной титулованной аристократией, и самим народом.

Корону англичане уважают исторически, но за что же они ценят именно Елизавету II? Газета «Санди тайме» провела широкомасштабный опрос населения, и вот какие наиболее популярные ответы были получены: «королева необходима для процветания страны»; «королева много и плодотворно работает на благо Англии»; «королева очень умна». Опрос, проведенный перед золотым юбилеем царствования Елизаветы II, показал, что более 80 % британцев считают монархию подходящим строем для их страны, а более 60 % хотят, чтобы Елизавета II до конца своих дней оставалась на троне.

Много лет спустя после своей коронации в одном из телевизионных интервью Елизавета II призналась: «В каком-то смысле у меня не было времени, чтобы привыкнуть к своей новой роли; мой отец умер слишком рано – все произошло очень неожиданно, это была обязанность, которую следовало исполнить надлежащим образом. При подобных обстоятельствах и выясняется, насколько ты готов принять такую судьбу. Преемственность, я считаю, имеет огромное значение. Быть на троне – для меня это дело всей жизни».

В обывательском представлении британская королева «царствует, но не правит». На самом деле все несколько сложнее. Елизавета II наделена немалыми полномочиями: она вправе смещать кабинеты министров, объявлять войну, распускать армию, увольнять госслужащих, уступать территорию другому государству. Однако во всех этих вопросах, кроме назначения премьер-министра и роспуска парламента, ей надлежит советоваться с членами правительства, причем последнее слово – не за сувереном. При этом Ее Величество может наложить вето на любой законопроект, но последний раз британский монарх воспользовался этим правом три века назад. Королева вправе отвергнуть кандидатуру премьер-министра, назначить главу правительства, но делает это лишь в исключительных случаях, не считая возможным нарушить многовековые правила политической игры. Монархиня имеет гарантированное законом право советовать, консультировать и предостерегать своих министров. Она может иметь собственное мнение по вопросам политики и делиться им с премьер-министром. Каждую неделю, вот уже полвека, у Елизаветы II происходят рабочие встречи с премьер-министром, к которым она всегда усиленно готовится, чтобы быть во всеоружии. Даже на отдыхе королева регулярно принимает премьера и просматривает целый ворох бумаг. Аудиенции главы кабинета министров строго конфиденциальные, причем королева сама решает, какому вопросу уделить особое внимание. Елизавета II чрезвычайно серьезно относится к этим мероприятиям. Как некогда заявил премьер Г. Вильсон, «я твердо советую своему преемнику тщательно готовиться перед встречей – в противном случае он будет выглядеть, как школьник, не выучивший урок». Главы британского кабинета министров в один голос подтверждают чрезвычайную компетентность, добросовестность, трудолюбие и выдержку Елизаветы II. Королеву именуют «великой труженицей». Никто из британских монархов так часто не бывал за пределами своей страны, совершая протокольные турне, как Елизавета II, причем обычно ее сопровождает супруг принц Филипп. Все политические лидеры, работавшие с королевой, относились к ней с восхищением и симпатией, ценили ее высокий профессионализм и дружелюбие.

Ее Величество изо дня в день, из десятилетия в десятилетие скрупулезно изучает правительственные документы, планирует официальные приемы, встречи, визиты, обеды… Изо дня в день – безупречное служение и безупречно исполняемый долг.

Права и обязанности английской королевы четко регламентированы. Причем некоторые из ее прав совпадают с правами рядовых граждан, другие носят совершенно исключительный характер. К примеру, ни один из автомобилей королевы Елизаветы не имеет регистрационных номеров; она не платит налоги с сумм до 50 млн фунтов стерлингов и вообще не платит автомобильные налоги; не оплачивает свои телефонные разговоры; она не может быть привлечена к ответственности за долги или автомобильную аварию, виновником которой явилась машина королевы. Кстати, у Елизаветы II вообще нет автомобильных прав, да они ей и ни к чему. Утверждают, что у королевы нет даже паспорта, причем и дипломатического тоже, в связи с чем вызывает недоумение, как именно она пересекает границы во время своих регулярных международных визитов. Вместе с тем существуют и определенные ограничения прав монарха. Например, королеве запрещено давать показания в суде, она не может арендовать недвижимость, не имеет права голосовать.

За годы пребывания на троне Елизавета II сотрудничала более чем с десятью премьер-министрами. При этом королева поддерживала корректные отношения со всеми главами правительств, в том числе с представителями лейбористской партии – Г. Вильсоном и Э. Блэром. Она умела находить общий язык с такими уникальными личностями, как У. Черчилль, которого соотечественники назвали самым великим британцем всех времен, и М. Тэтчер, известной всему миру как «железная леди». Первая женщина-премьер, пришедшая к власти в Великобритании в конце 1970-х годов, прославилась своей жесткой хваткой в экономических делах, войной с Аргентиной, дружбой с Р. Рейганом и М. Горбачевым. Говорили, что Елизавета II неприязненно относилась к амбициозной Тэтчер, которая стремилась присвоить себе ее широкие представительские функции на международной арене. Отношения между королевой и премьер-министром осложняли разногласия в связи с поддержкой британским правительством режима апартеида в ЮАР, что, по мнению Елизаветы, могло негативно сказаться на влиянии Великобритании в африканских странах – членах Содружества. При этом она всегда оставалась верна традиции английских королей новейшего времени – быть над политическими схватками. В качестве «надпартийной силы» выступали до Елизаветы II все монархи Великобритании в XX столетии. Такое же правило неукоснительно соблюдает и нынешняя британская монархиня.

Но временами королева все же позволяла себе резкость по отношению к «железной леди». Например, однажды Маргарет Тэтчер перед официальным приемом спросила у Елизаветы, какой туалет у нее будет. «Не беспокойтесь, королева не обращает внимания, как одеты другие!» – ответила Ее Величество. В свою очередь, Тэтчер, по традиции всех премьер-министров, относилась к королеве с должным почтением, хотя и совершенно без трепета. Она предпочитала не замечать недовольства суверена и в мемуарах отрицала наличие каких-либо разногласий с королевой, отмечая лишь «ее опытность, способность быстро разбираться в текущих вопросах и общую плодотворность их бесед». Очевидцы вспоминают, что встречи двух могущественных дам были неизменно дружескими и не ограничивались протоколом. Трудно сегодня поверить, что М. Тэтчер и королева Елизавета II – ровесницы, для Тэтчер 80-летие стало возрастом немощи.

Сегодня на официальной британской политической сцене королева появляется один раз в год – открывает сессию парламента. Это официальная церемония является одной из старейших английских традиций и восходит к эпохе Вильгельма Завоевателя. В конце октября или начале ноября вместе с принцем Филиппом в сопровождении эскадрона военной гвардии Елизавета выезжает из Букингемского дворца и медленно едет в золоченой карете, запряженной шестеркой лошадей, к Вестминстерскому дворцу, где расположен парламент. Вокруг дворца и на прилегающих улицах собирается огромная толпа людей. При появлении королевы Елизаветы граф-маршал Англии приветствует ее вместе с обер-гофмейстером и хранителем Вестминстерского дворца. Затем королева в белом платье с шестиметровым шлейфом направляется через королевский вход в особую комнату, где ее облачают в малиновую парламентскую мантию и надевают тяжелую корону, сделанную в 1838 году для королевы Виктории. Дальше Ее Величество следует в палату лордов, к королевскому трону, с которого произносит тронную речь. В наши дни тронная речь пишется и произносится от первого лица, но составляет ее для королевы премьер-министр, и по закону она должна ее прочесть в точности, следуя тексту, повторяя слово в слово. На этом торжественная процедура открытия сессии парламента, а вместе с ней и официальные функции королевы заканчиваются.

Ее Величество – главнокомандующая вооруженными силами страны. Она принимает глав государств Содружества и прочих стран во время их визитов в Великобританию, а также других высокопоставленных лиц. Наследника престола, принца Уэльского Чарльза, к государственным делам королева не подпускает. Не идет пока речь и о передаче власти наследному принцу. И это притом, что Чарльз – самый высокообразованный человек под сводами Букингемского дворца: он бакалавр исторических наук, серьезно занимался музыкой, живописью. Кроме того, принц служил в морской авиации, не раз прыгал с парашютом, пилотировал истребители и плавал с аквалангом. Имея в виду незавидную роль остающегося не у дел принца, одна английская газета, якобы от имени Чарльза, однажды даже поместила на своих страницах шутливое объявление: «Требуется работа. Выпускник Кембриджа ищет должность. Много ездил по миру, имеет отличные связи, компетентный оратор, обладает данными лидера, служил на флоте и в авиации, интересуется садоводством, гомеопатией, философией, архитектурой, живописью, игрой в поло, музыкой. Размер оклада значения не имеет». А видный деятель консерваторов Н. Теббит ехидно заметил, что Чарльз потому так хлопочет об участи безработных, что сам в таком же положении.

Чертами характера наследный принц не слишком похож на свою мать. Его публичные высказывания не раз вызывали в высшем обществе противоречивый резонанс, чего никогда не позволяет себе Елизавета II. Может быть, и по этой причине королева не спешит с передачей престола наследнику.

14 ноября 2008 года Британия необычайно пышно отпраздновала 60-летие принца Чарльза. Пока члены королевской семьи поздравляли юбиляра, мировые газеты наперебой обсуждали нелегкую судьбу Чарльза, побившего все британские рекорды по пребыванию в статусе наследного принца. Елизавета II стала королевой в 1952 году, когда Чарльзу было всего четыре года. С тех пор и до сегодняшнего дня, чем бы он ни занимался, его конституционный статус не менялся – он более полувека остается наследником престола. Время от времени журналисты и политики начинают разговор о том, не пора ли королеве отказаться от престола в пользу сына и передать ему корону, пока он сам не стал слишком старым. Однако эти разговоры обычно заканчивались ничем. Представители королевского дворца дают понять, любые обсуждения отречения неуместны и лишены смысла. Да и сами инициаторы этих разговоров понимают, что отречение – это слишком «небританский» путь передачи власти, навевающий мысли о позоре или конституционном кризисе. Именно поэтому новость о том, что во время торжества в честь 60-летия сына королева Елизавета II заявила, что готова через пять лет отречься от престола, стала настоящей сенсацией. Если это действительно произойдет, для Великобритании это событие станет экстраординарным. Пока же королева на здоровье не жалуется и отдавать бразды правления в руки сына не собирается. Елизавета II по-прежнему стремится в точности соответствовать традиционному образу монарха. Сохранение стабильности в своей семье, в политике и в стране в целом – принцип, который королева соблюдает неукоснительно в любых критических ситуациях.

Интересно, что политические взгляды королевы – это государственная тайна. Как-то пресс-секретарь королевы Майкл Ши поведал на одном из брифингов, что Елизавета II по социальным вопросам «во многом придерживается левой стороны». Это неосторожное замечание стоило королевскому секретарю должности. Монарх призван символизировать единство нации, и Елизавета II выдерживает эту позицию блестяще. Ибо вот уже много лет не только в Англии, но и во всем мире Елизавета олицетворяет собой те ценности, к которым большинство людей относится с уважением, даже если и не соблюдает их в собственной жизни – мужество, благородство, достоинство и чувство долга.

В день своей коронации Елизавета II пообещала служить своему народу и Содружеству наций всю жизнь. С тех пор в мире многое изменилось. Хотя Содружество остается вторым крупнейшим международным объединением – в него входят 53 государства с совокупным населением в миллиард семьсот миллионов человек, что составляет 30 процентов населения земного шара, – власть его главы сегодня гораздо более ограничена, чем в первые годы правления Елизаветы. Однако на своей родине монарший авторитет по-прежнему велик. Не случайно в мире начали говорить о «новой елизаветинской эре». Королева Елизавета II, так же как ее отец и дед, посвящает все свое время своей стране, достойно представляя ее на мировой арене.

 

Рабочий день королевы

Рабочий день королевы начинается в 10 часов утра, а заканчивается поздним вечером. В первую очередь – это детальное, до мелочей, планирование визитов, приемов, встреч и поездок. Уже за завтраком – обязательное чтение ежедневных британских газет и личной корреспонденции. За годы своего правления Елизавета II получила три миллиона посланий. Письма королеве приносят на серебряных подносах в нераспечатанном виде, и она наугад выбирает несколько, на которые отвечает собственноручно, на остальные – секретариат или придворные дамы. Считается, что адресат, получивший личное послание королевы Елизаветы, благословенен до третьего колена. Ежедневно в Букингемский дворец поступает около 300 обращений, чаще всего это просьбы о помощи. «Многих интересует жизнь королевской семьи, другие жалуются, что имеют проблемы с пенсией. Что интересно, люди до сих пор не воспринимают Елизавету II как конституционного монарха и пишут ей письма с просьбами, решить которые может только правительство, потому что у королевы нет властных полномочий», – рассказывает личный пресс-секретарь королевы П. Рассел-Смит. Все письма, затрагивающие вопросы политики или проблемы, связанные с управлением государством, передаются в соответствующие государственные ведомства и департаменты.

По многовековой традиции королева покровительствует нуждающимся. В Великий Четверг на Страстной неделе, когда – также по традиции – королева Елизавета посещает Вестминстерское аббатство, ей всегда сопутствуют бедняки – обитатели лондонских приютов, причем их количество соответствует ее возрасту. В этот день каждый из них получает из рук Ее Величества милостыню – несколько мелких монет (сумма также соответствует возрасту королевы).

Аудиенции королевы чаще всего назначаются на первую половину дня, причем каждая встреча с послом, епископом или судьей занимает не менее 15 минут. Роль королевы обязывает ее принимать участие во всех награждениях, открытиях и прочих общественных мероприятиях. За годы царствования Елизавета II лично провела более 500 церемоний введения в должность, подписала около

3,5 тысячи парламентских актов, дала около ста государственных банкетов, присутствовала на спуске на воду более двух десятков кораблей. А уж по части зарубежных визитов английская королева даст фору любому главе государства – за полвека своего правления она нанесла 251 визит в 128 стран. Кстати, во время зарубежных визитов обычный вес ее багажа – несколько тонн. Рекордной была поездка на совещание глав государств – членов Содружества наций в 1953 году – 12 тонн одной одежды!

Покидает дворец королева обычно после полудня – посещает действующие и открывающиеся больницы, ездит на выставки, театральные представления, концерты (на концерте Ф. Коллинза она даже танцевала с Н. Манделлой), а обожаемые скачки вообще старается никогда не пропускать. Когда государственные дела не позволяют лично присутствовать на соревнованиях, она осведомляется о результатах забегов по телефону. Елизавета проводит военные смотры, восседая верхом на лошади во главе кавалерийского полка своей гвардии.

Вечерняя работа Елизаветы складывается из встреч с премьер-министром, ознакомления с официальными бумагами, присылаемыми во дворец из разных министерств в так называемых секретных «боксах» – чемоданчиках из красной или черной кожи. Главным образом это телеграммы от послов и министров, находящихся за рубежом, отчет о предыдущем дне работы парламента и документы, подготовленные к обсуждению на заседаниях правительства. Некоторые бумаги королева подписывает собственноручно, причем она никогда не ставит свою подпись «не глядя», всегда внимательно знакомится с документом. Где бы королева ни находилась – в отпуске, в зарубежной поездке или в Букингемском дворце, секретная корреспонденция всегда будет предоставлена ей в особом чемоданчике, к которому даже герцог Эдинбургский не имеет доступа.

Первым человеком, допускаемым в кабинет Елизаветы, является «серый кардинал» Букингемского дворца – личный королевский секретарь. Его роль состоит в том, чтобы организовывать визиты монархини как в самой Англии, так и в другие страны, составлять тексты королевских речей, заведовать королевскими архивами, управлять пресс-службой и канцелярией королевства. Секретарь королевы пользуется огромным влиянием, его функции тесно переплетаются с обязанностями советника. О лорде Стамфордхеме, верой и правдой служившем в этой должности королю Георгу V, монарх сказал: «Он научил меня быть королем». При Елизавете эту должность унаследовал внук лорда Стамфордхема, Майкл Адин. Дольше всех обязанности секретаря Елизаветы исполнял талантливый скульптор Мартин Чартерз.

То немногое время, что королева находится вдали от любопытных глаз и свободна от политических дел, она проводит в кругу семьи, с близкими, возится с любимыми собаками, у королевы целая армия четвероногих питомцев: корги, спаниели и лабрадоры.

 

Букингемский дворец

Вряд ли герцог Букингемский предполагал, что его поместье на окраине Вестминстера, где он в 1703 году отметил новоселье, со временем станет известно всему миру и будет одним из главных символов британской монархии. Но именно такая судьба ожидала прекрасный дворец герцога. В 1762 году английский король Георг III решил купить Букингемский дом с намерением сделать в нем частную резиденцию, так как Сент-Джеймский дворец перестал устраивать его и величиной, и отделкой. Он приобрел дворец за 28 ООО фунтов стерлингов у сэра Чарльза Шеффилда, который унаследовал дворец после смерти овдовевшей герцогини. По свидетельству современников, Букингем-хаус считался тогда «одним из красивейших домов Лондона». Дворец получил название «Дом королевы» и служил резиденцией супруги короля Шарлотты и их растущей семьи. Так Букингемский дворец стал королевским.

Георг III модернизировал и расширил дом: в частности, был упрощен фасад здания и построена прекрасная библиотека для большого собрания ценнейших книг. Король перенес сюда и многие произведения искусства из других дворцов, чтобы украсить интерьер «Дома королевы». Кроме того, он закупил великолепное собрание картин, в основном итальянских художников. А для написания портретов королевских особ были приглашены ведущие английские художники того времени – Рамзей, Зоффани, Гейнсборо, Б. Уэст.

Но символом королевства Букингемский дворец сделала королева Виктория, царствование которой началось в 1837 году и продолжалось долгих 64 года. Дворец снова подвергся очень серьезной реконструкции, которая обошлась казне в 640 ООО фунтов стерлингов. В архитектуре дворцового ансамбля были сделаны последние значительные дополнения: построен еще один флигель и перенесен бывший парадный вход, Мраморная арка, на нынешнее место возле Ораторского уголка в Гайд-парке. При королеве Виктории Букингем-хаус был официально объявлен главной резиденцией британских монархов.

Сегодня Букингемский дворец является официальной лондонской резиденцией английской королевы – Ее Величества Елизаветы II. Это самый большой действующий королевский дворец в мире и главный дворец страны. Он служит не только местом работы королевы, где вот уже в течение более сорока лет она исполняет обязанности главы Британского государства и Содружества Наций, но и местом ее жительства, а также местом постоянного проживания ее мужа Филиппа, герцога Эдинбургского, и некоторых других членов королевской семьи. Если хозяйка во дворце, то над зданием развевается разноцветный королевский штандарт с гербами исторических областей королевства, если в отъезде – просто британский флаг.

Расположен Букингемский дворец в самом сердце Лондона, напротив улицы Полл-Молл и Грин-парка. Перед дворцом стоит беломраморный с позолотой монумент той, что обитала в нем дольше всех, – памятник королеве Виктории. Более двух тонн мрамора пошло на сооружение десятков аллегорических женских фигур, но тем не менее сам памятник – лишь небольшая часть мемориального комплекса, построенного при короле Эдуарде VII в честь его матери. Весь нынешний Молл, от Букингемского дворца до выходящей на Трафальгарскую площадь арки Адмиралтейства, был спроектирован с этой целью. А заодно и оказался самым пригодным в Лондоне местом для проведения парадов и торжественных процессий. Предыдущая история Молла ничего такого не предполагала – его соорудили в середине XVII века как площадку, на которой Карл II мог играть с придворными в популярную тогда игру типа крокета. Игра называлась итальянским выражением «Palla a maglio» («Молотком по мячу») и дала название не только Моллу и параллельному ему Полл-Моллу, или Пэлл-Мэллу, но и всем торговым моллам света.

В настоящее время дворец занимает территорию в 20 гектаров, из них 17 гектаров – сад. Сады Букингемского дворца – это самые большие частные сады в Лондоне. Их украшает большой искусственный пруд, обустройство которого было закончено в 1828 году. Картину естественной природы дополняют птицы фламинго, покой которых не нарушают даже королевские вертолеты, кружащие над дворцовым садом. По утрам в королевском саду главный волынщик шотландского полка «Аргайл и Сатерленд» исполняет для Елизаветы утреннюю серенаду. Эту приятную традицию ввела в 1843 году королева Виктория, и несомненной заслугой нынешней хозяйки Букингема является то, что она ее не упразднила.

Букингемский дворец охраняется Придворным дивизионом, состоящим из полка гвардейской пехоты и Королевского конно-гвардейского полка. Каждый день ровно в 11:30 с апреля по август (в остальные месяцы – через день) проходит захватывающая церемония смены караула королевских гвардейцев. На сегодняшний день это одна из самых старых английских традиций, известных человечеству, и едва ли не самая знаменитая церемония в Лондоне, которая привлекает множество туристов. Кроме того, в определенный день в течение 200 лет торжественная церемония смены караула дополняется выносом государственных штандартов личной гвардией королевы. Происходит это знаменательное событие, конечно же, в непростой день, а единственный раз в году – в день рождения правящего монарха.

До недавнего времени очень немногие знали, что скрывается за знаменитой черно-золотой решеткой ограды Букингемского дворца. Долгое время попасть сюда было совершенно невозможно, только в 1992 году Букингемский дворец открыли для публики – всего лишь пару десятков комнат и только два месяца в году, в августе и сентябре, когда королева перебирается в Шотландию, в замок Балморал.

Во время отпуска Ее Величества ворота Букингемского дворца распахиваются для всех желающих, готовых заплатить от 8 до 14 фунтов (каждый год цена билета повышается примерно на фунт). Но уже ради того, чтобы увидеть жемчужину королевской коллекции – знаменитые полотна Ван Дейка, Гейнсборо, Рубенса, Рембрандта и Вермеера, стоит расстаться с этой суммой. Во дворце располагается огромная уникальная картинная галерея – самое большое помещение Букингемского дворца: длина ее составляет почти 50 метров, ширина – восемь. Общая длина коврового покрытия галереи сопоставима с двумя теннисными кортами. Экспозиция галереи, состоящая из нескольких десятков картин, постоянно меняется. Картинная галерея и парадные комнаты Букингемского дворца хранят в своих стенах лишь часть произведений живописи, принадлежащих британской короне. Королевская коллекция размещена также в Виндзорском замке, Кенсингтонском дворце, дворцах Хэмптон-Корт, Осборн-хаус и Холлируд-хаус. Эта богатейшая коллекция насчитывает несколько тысяч полотен, а собрание рисунков и гравюр знаменитых художников (в их числе рисунки Леонардо да Винчи и Рафаэля) не имеет себе равных во всем мире. Помимо картин, в коллекцию входят скульптуры работы Марочетти, Чантри и Кановы, редчайшие изделия севрского фарфора, а также прекрасные образцы изысканной французской и английской мебели.

Кроме Королевской картинной галереи посетители Букингемского дворца могут осмотреть девятнадцать парадных залов, в числе которых Тронный, Бальный и Банкетный и Музыкальную гостиную, где для королевы играл, например, М. Ростропович и где крестили многих детей и внуков Елизаветы. Примечательны также старинные королевские конюшни, появившиеся благодаря Д. Нэшему в начале XIX века. В так называемых конюшнях сейчас действует знаменитый музей карет, коллекция которого является поистине уникальной.

Открытые для посещений парадные апартаменты предназначаются для официальных церемоний, банкетов и приемов. Парадные залы – сердце действующего дворца. Для посетителей открыта и Парадная столовая Букингемского дворца, украшенная парадными портретами. За ее длинным столом из красного дерева могут разместиться одновременно 600 человек. В центре столовой, над камином, висит огромный (высотой почти три метра) портрет короля Георга IV в коронационных одеждах. Парадные комнаты расположены анфиладами, центральной из которых является Зеленая гостиная. Ранее она была салоном королевы Шарлотты, затем залом, где собирались делегации перед приемом у монарха.

И сегодня Букингемский дворец – это прежде всего резиденция и рабочий кабинет монархини. Именно здесь средоточие английской королевской власти, отсюда начинаются все церемониальные и праздничные действия династии, здесь открываются сессии парламента (двери палаты общин открыты ежедневно для всех желающих) или церемонии в честь дня рождения королевы.

Сейчас во дворце постоянно проживает только королева Елизавета и ее муж. Личные апартаменты королевы и герцога Эдинбургского сейчас находятся в северном крыле здания и выходят окнами на Грин-парк. Елизавета II кажется удивительно скромным монархом: вместе с мужем она занимает всего 12 комнат. Во дворце имеют свои апартаменты и их дети: принцесса Анна, принц Эндрю и принц Эдвард. Интересно, что принц Чарльз, наследник Британской короны, живет не в Букингеме, а во дворце Сент-Джеймс (бывшей резиденции Генриха VIII). Всего в Букингемском дворце около восьмисот комнат – одних только спален в нем 240, а ванных комнат – 78! Все они предназначены не только для Ее Величества и членов королевской семьи, но и для почетных гостей королевского дома, а также для его многочисленной прислуги. Кстати, устроиться на работу в Букингемский дворец может каждый желающий: список вакансий свободно размещен в Интернете.

 

На службе ЕЕ королевского Величества

На службе у британской монархии в Букингемском дворце состоит около 700 человек. Многочисленные лакеи, горничные, грумы, шоферы, садовники и мойщики окон заняты во дворце с утра до вечера и с вечера до утра. Букингемской дворец – это маленький город со своим отделением полиции, двумя почтовыми офисами, госпиталем, баром, спортивными клубами, дискотекой, кинотеатром и бассейном. В огромном дворце около 800 комнат и около 3 миль красных ковровых дорожек! Жилая площадь Букингемского дворца составляет 77 ООО м2. Для того чтобы содержать окна дворца в чистоте, постоянно задействованы 12 человек! Два человека работают полный рабочий день, чтобы следить за 300 часами дворца. Королеву и ее семью обслуживает целый штат священнослужителей, который насчитывает 48 человек. В штате королевского медперсонала – 14 врачей. В канцелярии наградного отдела, занятого делами по дарованию гражданам званий кавалеров и рыцарей различных орденов, работают семь человек. 33 человека служат в Благородном корпусе Королевской лейб-гвардии, 34 – на службе в роте королевских лучников, 77 гвардейцев составляют личную охрану королевы. На службе у Ее Величества есть даже придворный астролог. С 1616 года при дворе также выбирают «официального» придворного поэта, в обязанности которого входит писать поэмы в честь торжественных событий в королевской семье. Помимо поэта, есть во дворце и королевский художник, и скульптор, и ботаник. Но XXI век все же берет свое – на королевской службе теперь состоят не только придворные поэты и художники, но и пилоты (два-три раза в месяц королева покидает Лондон на спецвертолете).

Есть должности, которые являются исключительно королевскими, – это ливрейные лакеи, пажи и хранители кладовых (ответственные за фарфор, стекло и серебро), пайп-мажоры (капельмейстеры оркестра волынщиков). Все они имеют свою специфику. Но и обычные должности при дворе, например горничной или сестры-хозяйки, требуют особой квалификации. Д. Дуглас, старший мажордом, курирующая уборку покоев второго этажа дворца, рассказывает: «Я бы посоветовала всем, кто захочет поступить на такую службу, сначала получить некоторый профессиональный опыт и знания. Лично я окончила соответствующий колледж и ряд профессиональных курсов, например, по уходу за антикварной мебелью, картинами и другими произведениями искусства, организованных департаментом Королевской коллекции». Пресс-секретарь двора П. Расселл-Смит говорит так: «Букингемский дворец сегодня – это прежде всего рабочая резиденция монарха. В ней усердно трудятся не только сотрудники, но и сама хозяйка. Более того, именно Елизавета II задает тон». Во дворце каждый согласится с мнением, что среди своих слуг королева Елизавета пользуется почтением и неподдельным уважением. Ее нельзя назвать ни капризной, ни привередливой, ни придирчивой, ни высокомерной. Соблюдая должную дистанцию, подчиненные и Ее Величество установили и поддерживают ровные, уважительные отношения, что устраивает и ту и другую стороны.

С 1991 года британский парламент ежегодно утверждает специальный грант на содержание королевских резиденций. Поначалу его размер составлял почти 26 миллионов фунтов стерлингов, однако к настоящему времени снизился до 15 миллионов. Королевской семье приходится экономить. Существует легенда, что еще недавно королева лично обходила дворец и гасила свет в тех комнатах, где освещение работало впустую. А вот где королева не жалеет средств, так это в попытках предотвратить утечку какой-либо информации из собственного семейства. Чтобы добиться от слуг и придворных полной конфиденциальности, в трудовые договора даже пришлось включить особый пункт. Ранее в трудовых договорах были лазейки, которые позволяли нечистоплотным служащим всячески обходить требование о конфиденциальности. После ряда скандалов, связанных с королевским семейством, двор утратил веру в своих служащих и решил их приструнить финансовыми методами, вместо того чтобы потом выплачивать огромные суммы за то, чтобы истории о королевском семействе не попали в газеты. Самым известным случаем подобного рода был скандал, связанный с устройством на работу в Букингемский дворец репортера газеты «Daily Mirror», а также с изданием бывшим дворецким принцессы Дианы автобиографической книги.

В новом виде трудовые договора заключаются непосредственно с королевой, а не с конкретным работодателем, как было прежде. Пункт о конфиденциальности гласит, что, нарушив его, работник должен отдать всю сумму, полученную за время действия контракта, на благотворительность. Как писала газета «Daily Telegraph» в 2004 году, только по последнему на тот момент счету Елизавете пришлось расстаться с 125 тыс. фунтов, чтобы сберечь тайны Букингемского дворца. Чтобы личная информация не стала достоянием общественности, Виндзоры идут и на маленькие ухищрения. Например, беседуя в присутствии слуг, они могут вдруг быстро перейти на французский.

 

Гости Ее Величества

Ежегодно более 50 тыс. человек посещают королевский дворец в качестве гостей, приглашенных на банкеты, званые обеды и ужины, приемы и встречи. Прием гостей – это высший пилотаж дворцового искусства, в котором есть свои хитрости. Так, на торжественных приемах в честь высокопоставленных гостей сигналы к действию прислуге подаются с помощью специальных огоньков, спрятанных в цветочных композициях. Если загорается оранжевый – значит «все по местам»; зеленый – «приступить к обслуживанию». Бывший лакей королевы, Г. Родес, рассказал однажды о званых королевских обедах в документальной телепередаче ВВС. Было интересно узнать, что подготовка стола на 12 персон занимает три часа. Слуга в белоснежных перчатках должен разложить приборы, проверяя все расстояния линейкой. Для обедов в честь официальных визитов глав других государств во дворце используют золотую посуду с гравировкой в виде герба, символизирующего королевскую власть. Для менее важных обедов и ужинов выставляются сервизы Викторианской эпохи, в основном из севрского фарфора.

Принимают почетных королевских гостей в самых торжественных и роскошных залах дворца – Парадных апартаментах. Сэр М. Росс, главный церемониймейстер дворца, рассказывает: «Все государственные апартаменты – своего рода театр. Они выполняют ту функцию, которая требуется в данный момент. Комната может быть преобразована из зала для званого обеда в зал для проведения конференции, семинара, приема или концерта». Например, Аудиенц-зал ежедневно используется как комната ожидания для удостоенных личной аудиенции королевы, в основном иностранных дипломатов, представляющих верительные грамоты. Он же служит обеденной залой в первый день госвизитов глав иностранных государств. Кроме того, монаршая семья устраивает там праздничные обеды на Рождество и по особо торжественным случаям.

Входя в Букингемский дворец, посетитель попадает в огромный зал, а затем – на изогнутую парадную лестницу из мрамора, вдоль которой висят портреты монарших особ еще со времен королевы Виктории. По велению королевы Виктории в 1853–1855 годах во дворце была построена самая большая в Лондоне того времени комната для развлекательных мероприятий. Танцевальный зал – это самая просторная комната во дворце. Ее торжественное открытие состоялось в 1856 году в честь окончания Крымской войны. В настоящее время этот зал используется королевой для государственных приемов и других официальных мероприятий, например ежегодных дипломатических приемов, на которые приглашается около 1500 гостей. Кроме прочего, в Танцевальном зале устраиваются памятные концерты и театральные выступления. Парадная столовая – одна из главных торжественных комнат в западном крыле дворца. Много выдающихся людей побывали здесь на званых обедах, в том числе 24 кавалера ордена «За заслуги», а также президенты и премьер-министры многих государств мира.

Иностранных лидеров обычно селят в Бельгийских апартаментах Букингемского дворца, состоящих из приемной, столовой, гостиной, спальни и ванной. Именно здесь жили император Японии Акихито в мае 1998 года и российский президент В. Путин с супругой, посетившие Соединенное Королевство с государственным визитом в июне 2003 года. В распоряжение сопровождающих главу государства лиц отводится до семнадцати гостевых комнат и апартаментов.

Королева Елизавета II и герцог Эдинбургский уже давно ввели традицию и небольших неофициальных приемов в Букингемском дворце, во время которых они имеют возможность пообщаться с выдающимися людьми самых разных профессий. Обычно на обед приглашаются 6–8 гостей и двое королевских придворных. Первый такой обед был устроен 11 мая 1956 года, и с тех пор эта традиция сохраняется до сегодняшнего дня. На таком обеде побывали шотландский автогонщик Д. Стюарт, английская актриса Д. Коллинз, писательница и философ А. Мэрдок, английский композитор Э. Ллойд Уэббер и многие другие выдающиеся личности.

Путь во дворец открыт и для кавалеров различных британских государственных наград. Список награжденных составляется и публикуется дважды в год, а сами церемонии награждения проходят в Бальном зале дворца на протяжении всего года. Удостоенные высокой чести прибывают во фраках и вечерних платьях, а королева, вручая им ордена и медали, посвящает их с помощью шпаги. По большей части Елизавета жалует наградами по представлению премьер-министра, но некоторые из наград вручает и по собственному усмотрению: орден Кавалеров почета, орден «За заслуги», орден Королевы Виктории, орден Подвязки и орден Чертополоха. Кавалерами ордена Британской империи стали, например, Ч. Чаплин и А. Хичкок.

Но даже не являясь главой государства и не обладая выдающимися заслугами, все же можно получить шанс попасть во дворец не только в качестве туриста, но и в статусе гостя. Для этого нужно получить приглашение на ежегодное летнее чаепитие у королевы в саду Букингемского дворца. Приглашения на королевский прием рассылают по различным организациям – от школ до профобъединений. Каждый июль проводится три таких королевских приема, на которых присутствует до восьми тысяч человек. Эти приемы на свежем воздухе были введены еще королевой Викторией, чтобы венценосная семья могла иметь возможность встретиться и пообщаться с представителями разных слоев общества. Отклонить королевское приглашение практически невозможно – отказавшийся больше никогда не будет приглашен ни на одну церемонию с участием членов королевской семьи. Во время летних приемов дворцовый сад похож на гигантский муравейник, бурлящий в ожидании хозяйки праздника. Но это вовсе не значит, что каждый из присутствующих гостей сможет пообщаться со своей государыней. Лишь немногие из них смогут увидеть королеву Елизавету вблизи и тем более поговорить с ней лично.

В июне 2002 года в честь 50-летнего юбилея правления Елизаветы II были впервые устроены публичные концерты в саду Букингемского дворца. Королева посетила и концерт классической музыки, и поп-концерт «Вечеринка во Дворце», ставший одним из самых популярных за всю историю жанра. Трансляцию этого концерта посмотрели около 200 миллионов зрителей во всех уголках мира. Кстати, королева является первым членом королевской семьи, получившим «золотой диск» от компании грамзаписи (присуждается после продажи 1 миллиона дисков). 100 тысяч компакт-дисков с записью концерта «Вечеринка во Дворце» разошлись в первую неделю продаж.

Время от времени проникают в Букингем и незваные гости. Так, в 1982 году группа из трех германских туристов устроила пикник в саду Букингемского дворца, искренне полагая, что они находятся в Гайд-парке. В том же году в спальню к королеве по водосточной трубе забрался некий М. Фаган, безработный отец четверых детей, он даже попытался попросить у Елизаветы II закурить. Впрочем, формальной причиной для его последующего ареста стала кража бутылки вина из дворца. Чуть позже Фагана признали психически больным и на несколько месяцев поместили в спецбольницу в Ливерпуле.

В сентябре 2004 года Д. Хатч из Глостера, представлявший общественную организацию «Отцы за справедливость», в костюме Бэтмена взобрался на балкон Букингемского дворца и простоял там несколько часов, пока его не сняла полиция. Поразительно, но Хатчу удалось перелезть через дворцовую ограду с помощью складной алюминиевой лестницы, пройти через двор и взобраться с помощью все той же лестницы на балкон дворца. При этом он не встретил ни малейшего сопротивления со стороны королевских гвардейцев и полицейских, охранявших вход.

 

Скандалы и разводы в королевском семействе

Основной принцип королевы Елизаветы, так же, как ее отца и деда, личная жизнь монархов должна быть окружена тайной. Однако к концу 1980-х годов это незыблемое правило английской короны было нарушено. В большой семье Елизаветы начались разводы и скандалы. Ссоры между сестрами и братьями, непослушание детей, излишняя роскошь в быту – все это выносилось на первые полосы таблоидов. Чем дальше, тем больше англичане критиковали королевскую семью, нравы принцев и принцесс и все чаше возвращались к идее вообще упразднить монархию. С. Гейзер, один из поклонников рыночной экономики, называл британский образ жизни, культуру и стереотипы британского мышления «полным анахронизмом». А началось все с принцессы Маргарет – младшей сестры королевы. В середине 1950-х годов Маргарет собиралась выйти замуж за бывшего придворного, к тому же разведенного, некоего П. Таунсенда. Семья убедила ее отказаться от такого намерения. Маргарет подчинилась, но в 1960 году вступила в брак с фоторепортером Э. Армстронгом-Джонсом. На этот раз уговоры на принцессу не подействовали. «Вы занимайтесь своей империей, – заявила она сестре, – а я буду следить за своими перчатками!» Брак вовсе не был неравным: жених принадлежал к одной из лучших семей Уэльса, к тому же накануне свадьбы ему был пожалован титул графа Сноудоунского. Но если поначалу кто-то обвинял принцессу Маргарет в опрометчивости, то вскоре стало ясно, что переживать стоит не за нее, а за ее мужа. Недаром Маргарет всегда называли «принцессой-бунтаркой». В отличие от старшей сестры, которая с юности готовилась к роли королевы, Маргарет больше интересовалась кино, театром, модой, общением с друзьями, танцами. Она считалась самой привлекательной из всех Виндзоров и пользовалась большим успехом у мужчин, с которыми она легко сходилась и так же легко расставалась. Неудивительно, что Маргарет превратила жизнь молодого фотографа в сущий ад. Она не пропускала ни одной скандальной вечеринки в Лондоне. На своем ярко-красном вертолете принцесса летала по всему Соединенному Королевству, в течение суток ее могли видеть сразу в трех-четырех местах в Англии или Шотландии. В ее квартире на карибском острове Мюстик ежедневно собирались шумные компании. Еще в начале 1960-х подданные британской короны поняли, что принцессу нельзя назвать образцовой женой. Когда же в газетах все чаще стали появляться сообщения о романе принцессы с неким Р. Ллуэллином, жителям Соединенного Королевства стало понятно, что вскоре о распаде семьи будет объявлено официально.

О том, что граф Сноудоунский и ее королевское высочество графиня Сноудоунская развелись, представитель Букингемского дворца сообщил в 1978 году. Это был первый развод в королевской семье с начала века, когда дочь королевы Виктории (и по совместительству внучка Александра II) принцесса Виктория развелась, чтобы выйти замуж за своего двоюродного брата великого князя Кирилла Владимировича. Развод никак не повлиял на образ жизни принцессы Маргарет. Она кутила в своих апартаментах в Букингемском дворце и на острове Мюстик, пока в 1998 году у нее не случился инсульт. Умерла Маргарет в 2002-м в возрасте 71 года, будучи уже полным инвалидом. Впервые за многовековую историю член королевской семьи был кремирован, на чем настояла сама принцесса Маргарет, которая и после смерти подтвердила свою репутацию бунтарки. После ее смерти одна из лондонских газет вышла с заголовком «Смерть несчастной принцессы». Но официальный биограф принцессы К. Уорвик заявил, что называть ее несчастной – полная чушь. «Маргарет, – сказал он, – всю жизнь жила так, как хотела, и в свое удовольствие».

2002 год принес в королевский дом еще одну страшную потерю – в год своего юбилея королева лишилась матери, Елизаветы I. Вся Британия оплакивала королеву-мать, а вот смерть принцессы Маргарет прошла почти незамеченной среди тех, кого принято называть простыми британцами. В пору же своего расцвета, то есть в 50-е и 60-е годы прошлого века, принцесса Маргарет была таким же символом свободы духа, каким много позже стала принцесса Диана. Однако Диана умерла молодой в расцвете сил, а Маргарет суждено было запомниться старой и больной женщиной в инвалидной коляске, которая всему другому предпочитала виски и сигареты. И именно «бунтарка» Маргарет стояла у истоков недоброй традиции разводов и скандальных любовных историй, принесших столько неприятностей королевской семье в 1990-е годы.

Именно в эти годы браки троих детей королевы Елизаветы II, благословленные ею и Филиппом, распались. Все это случилось в тяжелом для королевской семьи 1992 году – в марте объявили о расставании принца Эндрю и Сары, в апреле распался брак принцессы Анны и Марка Филлипса

и, наконец, в декабре развелись принц Чарльз и принцесса Диана. Этот год был очень сложным для для королевы Елизаветы еще и потому, что ко всем неприятностям, связанным с разводами троих ее детей, прибавились несколько публикаций и телепередач с подробностями частной жизни ее семьи и страшный пожар, уничтоживший девять помещений в любимом Виндзорском замке. Королева назвала этот год «Annus Horribilis», и это было самое большое публичное признание, когда-либо слетавшее с плотно сжатых губ английской королевы. Не в правилах Елизаветы искать сочувствия, хотя она очень тяжело переживала все эти события, восприняв их не только как удар по престижу королевской семьи, но и как личную трагедию. Однако королевские принципы – не извиняться, не оправдываться и не выворачивать душу наизнанку – остались незыблемыми.

Между тем бракоразводные процессы в королевской семье нанесли ощутимый ущерб английской короне. Единственная дочь Елизаветы II принцесса Анна развелась со своим мужем, капитаном-драгуном Марком Филлипсом после 15 лет совместной жизни, хотя начиналась их совместная жизнь вполне идиллически. 14 ноября 1973 года за свадебной церемонией наблюдали более миллиона человек – это была первая королевская свадьба, транслировавшаяся в прямом эфире по всему миру. Впрочем, не только этот факт надолго задержал супружескую чету в центре внимания журналистов и широкой публики. Анна и Марк проявили поистине чудеса демократизма. Капитан Филлипс наотрез отказался от каких-либо титулов. Позже, когда у Анны и Марка родились дети – сын Питер (1977) и дочь Зара (1981), бабушка предложила сделать их принцем и принцессой, однако демократичные родители вновь отказались. Слухи о том, что отношения мистера и миссис Филлипс не сложились, ходили давно. Королевская семья эти слухи всячески опровергала. Тем не менее, как выяснилось, супруги ждали лишь совершеннолетия детей, чтобы развестись. В 1989 году пара объявила о желании «расстаться», а в 1992-м развод был оформлен официально. Прошло всего лишь несколько дней после развода, и принцесса Анна вышла замуж за капитана II ранга королевских ВМС (ныне вице-адмирала) Т. Лоуренса. Королевских подданных взволновал не столько факт развода, сколько то, что принцесса, вступая в новый брак, решилась на церемонию венчания. Поскольку англиканская церковь выступает против повторного венчания разведенных, церемония состоялась в Шотландии.

Весной 1992 года развелся второй сын Елизаветы Эндрю, герцог Йоркский. А ведь когда-то его свадьба с Сарой Фергюсон, самостоятельной рыжеволосой красавицей, уже побывавшей в браке, произвела немало шума. Роман Эндрю и Ферджи (как чаще называют Сару) начался задолго до свадьбы, но первое время ни королева Елизавета II, ни ее муж не давали согласия на брак. Единственной защитницей Ферджи была королева-мать Елизавета I. Она-то и добилась того, чтобы 23 июля 1986 года принц Эндрю и Сара Фергюсон все-таки поженились. Герцог и герцогиня Йоркские казались счастливейшей парой на свете. Герцогиню быстро полюбила вся королевская семья. Но миф о безупречном браке просуществовал недолго. Герцог Йоркский, профессиональный военный моряк, редко бывал дома, герцогиня была предоставлена самой себе. В 1992 году в газетах заговорили о романе Сары с ее финансовым агентом, американцем Д. Брайаном. В конце года герцог и герцогиня объявили о том, что расстаются и вскоре развелись официально. Надежды на то, что исключением из общего правила станет брак младшего сына королевы принца Эдварда и Софи Рис-Джонс, в королевской семье почти не было, что не удивительно – при дворе женитьбу Эдварда на владелице пиар-агентства восприняли весьма негативно. Королева, которая предпочитает публично не афишировать своего отношения к поступкам детей, на этот раз решилась на беспрецедентные меры. В 1999 году церемония венчания сына монарха впервые происходила не в Вестминстерском аббатстве, а в «домашней» часовне Святого Георгия в Виндзоре. По случаю бракосочетания сыновьям монарха обычно даровался титул герцога, но принц Эдвард был пожалован «всего лишь» титулом графа Уэссекского (этот титул возродили после многовекового забвения). Впрочем, опасения королевской семьи по поводу этой женитьбы пока не оправдались. В 2007 году у Эдварда и Софи родился второй ребенок. Сын графа и графини Уэссекских стал восьмым внуком королевы Великобритании Елизаветы II. Мальчик носит титул виконта Северна и занимает восьмое место в линии наследования британского престола.

Самой же громкой в королевской семье стала история женитьбы, а затем и сенсационного развода старшего сына Елизаветы, наследного принца Чарльза, герцога Уэльского, и Дианы Спенсер. Как старательно королева искала жену своему старшему сыну! Она пыталась следовать традициям – невестой принца должна быть прекрасно воспитанная невинная девушка непременно из хорошей семьи. Но наследник престола предпочитал встречаться со своей давней любовью Камиллой Паркер Боулз (урожденной Шенд), роман с которой тянулся у него еще с 1972 года. По настоянию матери 33-летний Чарльз женился на 20-летней Диане Спенсер, но не расстался с Камиллой. Разумеется, брак оказался непрочным. Вскоре ходившие слухи о раздоре в семье наследного принца Чарльза и принцессы Дианы, родившей ему двух сыновей, подтвердились официально. Так, лондонский журнал «Экономист» в декабре 1992 года сообщил новость: принц и принцесса решили жить раздельно. 14 июля 1996 года начался бракоразводный процесс. Принц Чарльз предложил свой вариант условий: Диана получает 32 миллиона долларов отступных и право носить титул «Ее Королевское Высочество», так как она остается матерью наследного принца Уильяма. Принц же сохраняет за собой право стать королем. За последние 280 лет истории королевства это должен был быть первый случай, когда на трон вступит разведенный король. 28 августа 1996 года Чарльз и Диана официально перестали быть мужем и женой. Хотя Елизавета сама предложила супругам развестись официально, раз уж отношения все равно не складываются, этот развод стал настоящим ударом для королевы, особенно учитывая, что, согласно социологическим опросам, принцесса Диана пользовалась наибольшей любовью англичан из всех представителей венценосного семейства. Сама же Диана всерьез опасалась, что после развода народ отвернется от нее и ее ждет всеобщее осуждение. Но произошло совершенно обратное: Диана выглядела в глазах народа жертвой, одинокой брошенной женщиной. Ей сочувствовали, ее жалели, ее подбадривали. Всю свою ярость и ненависть общественность обрушила на Камиллу Паркер Боулз, заклеймив ее нелепой кличкой – Ротвейлер. Диана тем временем наслаждалась долгожданной свободой. То и дело на страницах бульварной прессы мелькали сообщения о ее новых романах с тем или иным известным политиком, артистом или спортсменом. Но на самом деле серьезные отношения в это время у нее возникли только с Доди Аль-Файедом, сыном египетского миллиардера Мохаммеда Аль-Файеда. Королевское семейство было шокировано поведением леди Ди, но народ продолжал ее боготворить.

Гибель всенародной любимицы принцессы Дианы в августе 1997 года потрясла не только Британию, но и весь мир. Она же спровоцировала в обществе грандиозный скандал (тут и связь с египетским миллиардером, и разговоры о возможной беременности принцессы, и обвинения в возможной причастности королевской семьи к устранению непозволительно оторвавшейся от действительности Дианы). Смерть принцессы ставили принцу Чарльзу в упрек, повторяя: «Если бы он любил ее больше… Если бы они не расстались…» Великобританию охватила настоящая «дианомания», страна надолго погрузилась в траур, оплакивая свою «королеву сердец». После гибели Дианы королева Елизавета изо всех сил пыталась скрыть подробности внутрисемейных отношений, но это удавалось ей с большим трудом. Таблоиды печатали сенсационные фотографии и интервью придворных, где рассказывались неприглядные подробности личной жизни королевской семьи. Королева, конечно, опровергала все заявления, бросающие тень на семью. Но даже на официальных приемах можно было заметить, что она не одобряет поведения детей. На гражданскую церемонию бракосочетания Чарльза с Камиллой Паркер Боулз Елизавета II не пришла, выразив тем самым свое к ней отношение. Скромная по меркам королевского двора свадебная церемония состоялась 9 апреля 2005 года. Не было ни пышных торжеств, ни праздничных фейерверков. Только родственники и самые близкие друзья. Когда на следующий день после свадьбы Чарльз давал интервью газете «Таймс», то в ответ на вопрос, что он испытывает, принц произнес: «Я осуществил мечту всей моей жизни…». Но вопреки желанию принца, до крайности приверженного королевскому церемониалу, Камилла оказалась чужда официозу титулов, приемов и миссий. Она не использует полагающийся ей по мужу титул принцессы Уэльской, предпочитая именоваться герцогиней Корнуэльской (в Англии) и Ротсейской (в Шотландии). В последнее время Камилла и Чарльз все реже появляются вместе. Британская «Daily Mail» подсчитала, что за последние полгода они совместно отметили лишь 33 семейных мероприятия. Столько же Камилла отпраздновала без Чарльза. А сам принц и вовсе почтил своим присутствием 90 «домашних» мероприятий без Камиллы. «Он хочет, чтобы она вела себя по-королевски, она же предпочитает сельское уединение», – цитирует газета приближенных семьи. Друзья замечают, что Камилла все чаще уединяется в своем поместье «Ray Mill»: «Там она чувствует себя самой собой. Там она может скинуть грязную обувь в прихожей и не беспокоиться об этикете».

Никто толком не знает, какую роль играет королева Елизавета в делах своей семьи. Однако очевидно, что ее, как человека несколько другой эпохи и других нравов, не могут радовать ни разводы, ни скандальные выходки ее родственников. «…Безусловно, она была опечалена, как опечалилась бы на ее месте любая мать, – три брака ее детей распались, что не могло ее не огорчать», – так сдержанно ответила на вопрос журналистов о чувствах и эмоциях Елизаветы относительно скандальных разводов в королевском семействе ее пресс-секретарь.

Череда скандалов и разводов, многолетние отношения принца Чарльза с Камиллой Паркер Боулз, загадочная гибель принцессы Дианы и многочисленные выходки членов королевского дома серьезно подпортили репутацию обитателей Букингемского дворца. Не успели утихнуть страсти вокруг смерти леди Ди, как на скандальную авансцену вырвался принц Уэльский Гарри – младший сын принца Чарльза и погибшей принцессы Дианы. Когда ему было 17 лет, его поймали за курением марихуаны. Наркотики и алкоголь, появление Гарри на вечеринке в ночном клубе со свастикой на рукаве, общение с девушками легкого поведения – все это не могло не расстраивать высочайшую семью. Вряд ли королева читает таблоиды, но наверняка ни одна из проказ младшего внука не прошла мимо ее критического взора. По настоянию семьи Гарри прошел курс реабилитации в наркологической клинике, однако лечение не дало ожидаемых результатов. В 2007 году было решено направить принца в Афганистан, где в течение двух месяцев он нес службу в провинции Гильменд в качестве авиационного наводчика. Рисковать жизнью члена королевской семьи только ради исправления имиджа было бы крайне неразумно, считает директор Центра британских исследований Института Европы РАН А. Громыко. «Я думаю, за закрытыми дверями Букингемского дворца Гарри, мечтавший отправиться в горячую точку, устраивал скандалы, в том числе и своей бабушке, – сказал он “Известиям”». – А пиар в данном случае не зазорен: отпрыск королевской семьи показал, что может не только учиться в элитных военных колледжах и прятаться за спинами телохранителей, но и воевать. Эти два месяца в Афганистане Гарри может поставить себе в зачет». Вернувшись в феврале из Афганистана, принц назвал службу в армии «поворотным моментом» в своей жизни, после которого он отправился в Африку, посетил больных СПИДом детей в Лесото. Мнение о том, что Гарри окончательно встал на путь исправления, казалось, подтверждались: принц собирался жениться. Однако свадьба с его давней подругой, дочерью миллионера из ЮАР Ч. Дэйви, Челси, так и не состоялась.

Пожалуй, единственная отрада королевы Елизаветы – ее 27-летний внук Уильям, поведение которого не дает поводов для скандальных разборок в «желтой прессе». На страницах таблоидов Уильям появляется разве что катающимся на лыжах в обществе своей невесты, 28-летней Кейт Миддлтон. Молодые люди встречаются уже семь лет, слухи об их свадьбе возникали многократно, но Уильям и Кейт пока еще только помолвлены. В последний раз СМИ заговорили об их свадьбе в ноябре 2010 года.

Разочарована количеством скандалов, происходящих внутри и вокруг королевской семьи, не только сама королева, но и ее поданные. Многочисленные опросы общественного мнения в Англии в 1990-х годах совершенно недвусмысленно дают понять: незамеченными скандалы не прошли. С каждым новым скандалом в доме Виндзоров, растиражированным вездесущей «желтой прессой», престиж английской монаршей семьи падает. Ссоры и примирения, измены и разводы – все выходило на поверхность и становилось поводом для публичных обсуждений. Никогда ранее члены королевской семьи не вызывали столько нареканий со стороны подданных. И хотя пик «антикоролевских» выступлений в Британии давно прошел, среди англичан и сейчас наблюдаются республиканские настроения. Теперь лишь каждый третий считает, что отказываться от монархии нельзя, ибо это приведет к проблемам в общественной жизни, а десять-пятнадцать лет назад такого мнения придерживались почти три четверти англичан.

Особенно низка популярность королевской семьи у молодого поколения. Уважением и интересом пользуется лишь один «персонаж» из всех Винздоров – принц Уильям. Большинство молодых опрошенных в возрасте от 15 до 25 лет именно Уильяма хотели бы видеть на английском престоле, а не его отца Чарльза, отношение к которому в Англии достаточно скептическое. Причем в обществе довольно активно идут споры, кто будет новым королем Британии – наследный принц Чарльз или его сын Уильям. В королевском же доме на этот счет придерживаются однозначного мнения. «Исторически у британской короны были разные периоды непопулярности, и вы их знаете. Однако монархия быстро научилась адаптироваться к действительности и двигаться вперед вместе со временем. Институт монархии небезупречен, но будет неправильно отрицать, что он не сделал выводов из своих прошлых ошибок. В девяностых годах у британской короны был трудный период – множество браков внутри королевской семьи распалось, потом был страшный удар – гибель принцессы Уэльской Дианы. Но, как мне кажется, кризис преодолен. Относительно же Чарльза и Уильяма… тут линия престолонаследия совершенно ясна – следующим сувереном Великобритании будет не кто иной, как принц Уэльский Чарльз», – заявляет пресс-секретарь королевы П. Расселл-Смит.

 

Привычки и предпочтения королевы

Хотя публичность является составной частью повседневной жизни Елизаветы II, а статус королевской особы создает определенный круг повседневных обязанностей, связанных с этикетом, образом жизни и соблюдением церемониала, это не мешает королеве Елизавете как самому обычному человеку иметь свои привычки, предпочтения, интересы и хобби.

Возможность вволю насладиться свободой и покоем, предаться увлечениям и любимым занятиям у королевы появляется только во время отпуска, который она проводит в своих загородных резиденциях Сандринхем, Балморал и Виндзор. Королева прерывает свою официальную деятельность несколько раз в год: на полтора месяца во время рождественских праздников, на месяц – на Пасху и на два с половиной – летом и осенью.

Лишь в это время ей выпадает редкое для людей ее судьбы счастье побыть самой собой: одеться «как хочется», а не по протоколу, вволю покататься на лошадях, подрессировать собак, наконец, всласть поесть малины, которую королева обожает, но никогда не ест прилюдно из-за зернышек. Говорят, что другой гастрономической слабостью королевы являются лягушачьи лапки и сыры, хотя в целом в еде Елизавета неприхотлива – пищу предпочитает простую, вроде бараньих котлет или ростбифа и сливочного пудинга или мороженого на десерт. Перед ланчем королева может выпить стаканчик джина, вечером – мартини. Любимая трапеза Ее Величества – чай в пять часов вечера, крепкий, с молоком. Королева даже иногда сама моет посуду, чего уж точно могла бы не делать никогда в жизни. Говорят, что в свое время, узнав об этом, М. Тэтчер прислала Елизавете II в подарок резиновые перчатки – чтобы королева, по крайней мере, не мыла посуду голыми руками.

Брайан Хои, автор книги «Дома с королевой», пристрастиям и привычкам Елизаветы посвятил целую главу. По его словам, королеву раздражают бороды и усы, мужские жилетки, дребезжание кубиков льда в стакане (поэтому на королевской кухне замораживают шарики – их звук приятнее). Она не переносит чужих длинных выступлений, присоединяясь к мнению своего мужа, что «ум не воспринимает того, чего спина выдержать не в состоянии». И недовольна, когда посторонние заигрывают с ее собачками. Она не разрешает открывать окна Букингемского дворца даже в жару – не хочет портить вид здания, снаружи напоминающего шоколадную шкатулку. Королева пристегивается в машине ремнями безопасности, не любит отвечать на письма, но обожает вскрывать их. Она никогда не носит черное, за исключением траурных дней. Страшно нервничает во время публичных выступлений, но это заметно только домашним, потому что королева начинает говорить «странным» голосом – почти на октаву выше. Разгадывая кроссворды, королева никогда не заглядывает в справочники, считая это жульничеством.

Находясь не в Букингеме, а в других резиденциях, Елизавета II чувствует себя более свободно и начинает день с чтения любимой спортивной газеты. Королева ценит комфорт и не отказывает себе даже в мелочах. Отправляясь в путешествия, она приказывает упаковать любимые подушки и отделанные лайковой кожей сиденья для туалета. В переездах из замка в замок принимают участие десятки грузовых машин и не менее 60 человек, хотя в каждом дворце есть и свой штат прислуги. Пятьдесят человек – секретарей, костюмеров, портных, парикмахеров и косметологов – всегда следуют за Елизаветой. У королевской камеристки есть список всех ее туалетов, аксессуаров и драгоценностей. В списке – по два пальто к каждому платью: одно из шерсти, другое из шелка, чтобы заранее избежать различных случайностей, связанных с капризами погоды. С этой же целью в подолы всех платьев Елизаветы зашиты свинцовые грузики, которые защищают королевское платье от порывов ветра.

Одно из любимейших занятий королевы – верховая езда, которой она увлечена с раннего детства. И даже сегодня, несмотря на свой почтенный возраст, Елизавета по-прежнему ездит верхом. Королева – превосходная наездница и садится в седло несколько раз в неделю, хотя в этой роли ее можно увидеть также в праздник выноса знамени, который приходится на первую или вторую субботу июня.

В 1981 году, когда Елизавета II на лошади из Букингемского дворца направлялась на парад, кто-то из плотных рядов выстроившихся по пути людей сделал по ней несколько выстрелов. Напуганная лошадь шарахнулась в сторону, но королева сумела сдержать ее и как ни в чем не бывало продолжила путь. Выяснилось, что стрелял из пистолета-ракетницы психически больной человек.

Своим лошадям королева уделяет немало времени, она разговаривает с ними, гладит их и в такие минуты, как пишет Б. Мейер-Стабли в своей книге «Повседневная жизнь Букингемского дворца при Елизавете II» «становится сама собой и почти забывает о своем высоком предназначении». Свою любовь к лошадям и страсть к конному спорту Елизавета передала своей дочери. Принцесса Анна с детства выступала в крупнейших международных соревнованиях по верховой езде, в том числе в 1973 году в Клеве. Она известна как единственный член британской королевской семьи, участвовавший в Олимпийских играх (выступала в соревнованиях по конному спорту на Олимпиаде-76 в Монреале и заняла 24-е место в личном первенстве по троеборью). В 1986–1994 годах принцесса Анна была президентом Международной федерации конного спорта.

И сама Елизавета по сей день обожает все, что связано с конным спортом, коневодством и скачками. «Она занимается лошадьми и интересуется ими так давно, что прекрасно разбирается в родословных породистых коней и точно знает, чего хочет. У нее есть собственное мнение относительно правил проведения состязаний, и оно столь же достойно уважения, как и мнение контрольных судей на дорожке. Она с первого взгляда может определить достаточно ли развита у лошади грудь, хороши ли у нее копыта и ноги, красивы ли глаза и хорошей ли формы морда. Ее знания и суждения, кроме всего прочего, подтверждаются превосходной зрительной памятью. Наконец, она знает о скачках все: от начала до конца…Королева является признанным экспертом в коневодстве и скачках», – говорит близкий друг королевы, распорядитель скачек в Аскоте. Все королевское семейство ежегодно присутствует на этих знаменитых скачках. В особую королевскую ложу Елизавета приглашает своих друзей и высокопоставленных гостей. Королевские скачки в Аскоте – третье по значимости после регаты на Темзе и выставки цветов в Челси мероприятие лондонского светского сезона. Особенностью этого события является не только престиж соревнований, но и пафос сопутствующих скачкам мероприятий. Королевский Аскот – это и спортивное состязание, и светский раут в равной мере. И именно это каждый раз привлекает на скачки более 300 тысяч человек. Сама королева Елизавета II с 1945 года не пропустила ни одних скачек в Аскоте, а с 1952-го в соревнованиях обязательно принимали участие королевские скакуны. Каждый сезон примерно 25 королевских скаковых лошадей готовят к участию в различных турнирах. Лошади, выведенные на Королевском конном заводе, за последние 200 лет побеждали практически на всех главных скачках в Британии. Последние несколько лет скачки в Аскоте проводят в течение пяти дней, вместо традиционных четырех. Причиной этому послужило празднование 50-летия восшествия на престол Елизаветы II, в честь чего и было решено продлить соревнования на один день, что с восторгом приняла публика.

Елизавета II известна не только как большая любительница конного спорта и лошадей, она – хозяйка множества собак, которых просто обожает. Британцы уже не могут представить себе свою правящую королеву без ее любимых питомцев – «royal dogs», многие из которых – прямые потомки подаренной восемнадцатилетней принцессе Елизавете еще в 1944 году собаки породы вельш-корги по имени Сьюзан. С тех пор корги постоянно живут рядом с Елизаветой II. Королева помогает ухаживать за своими четвероногими любимцами; когда позволяет график, она сама кормит, расчесывает их и занимается с ними дрессировкой. Собаки нередко сопровождают королеву даже на официальных мероприятиях.

Кроме того, королева самолично вывела новую породу собак «дорги» – помесь таксы и корги. Помимо корги и дорги, королева занимается разведением и дрессировкой лабрадоров и коккер-спаниелей в своей загородной резиденции Сандринхем. Существует даже особая сандринхемская порода черных лабрадоров, выведенная в 1911 году. Умерших питомцев королевы хоронят на территории Сандринхема, где им устанавливается памятная плита.

Поскольку королева Елизавета давно прославилась своей любовью к животным, за годы своего правления она получила немало «живых» подарков, причем нередко весьма необычных. Наиболее экзотические – ягуары и ленивцы из Бразилии и два черных бобра из Канады – были отданы на попечение Лондонского зоопарка.

Елизавета II продолжает традиционное семейное увлечение почтовыми голубями, которое берет начало в 1986 году, когда бельгийский король Леопольд II преподнес в подарок британской королевской семье несколько таких птиц. В 1990 году один из королевских голубей, впоследствии получивший кличку Сандринхемская молния, победил в крупных международных соревнованиях во Франции. Как большой любитель голубиных соревнований королева является попечителем нескольких обществ спортивного голубеводства, в том числе Королевской ассоциации спортивных голубей.

В 2005 году королева Елизавета заявила свои права на 88 молодых лебедей, обитающих на Темзе. За птицами присматривает специально нанятый клеймовщик лебедей. А первый королевский смотритель лебедей был назначен еще в XII веке. Формально королеве до сих пор принадлежат осетры, киты и дельфины в прибрежных водах Великобритании. Закон, принятый в 1324 году при короле Эдуарде II, гласит: «Также король владеет… китами и осетрами, пойманными в море и иных местах в пределах королевства». Закон этот действует и по сей день, и, согласно ему, осетры, киты и дельфины считаются «королевскими рыбами». Поэтому, если они пойманы в трехмильной зоне от британского берега или выброшены на берег, корона может заявить на них свои права.

 

Стиль Елизаветы II: выглядеть по-королевски

Будучи активным правящим монархом, Елизавета II приковывает к себе всеобщее внимание не только в день своего рождения. Кстати, по традиции, которую заложил король Эдуард VII, празднование ее дня рождения каждый год переносится на вторую субботу июня, хотя, как известно, королева Елизавета родилась в апреле. В этот день у здания казарм Королевской конной гвардии в Уайтхолле проходит торжественный парад, во время которого виновница торжества не только принимает поздравления и оглашает список государственных наград, но и демонстрирует свой очередной наряд.

Большую часть своей жизни королева Елизавета проводит у всех на виду. О ее жизни снимают кинофильмы и пишут книги, новости о Елизавете не сходят с первых полос газет и журналов. А это значит, что лицо, символизирующее и представляющее Великобританию на мировой арене, всегда должно выглядеть безупречно. Безукоризненная четкость линий и продуманный до мельчайших деталей образ – такой привыкли видеть подданные свою королеву. Получив традиционное английское воспитание, Елизавета II всегда придерживалась классического консервативного стиля. Королевский титул не позволяет ей выглядеть ни слишком чопорно, ни слишком просто – поэтому Елизавете всегда приходится искать золотую середину. Карл Лагерфельд однажды заметил, что стать узнаваемой фигурой в мире моды легко – для этого нужно одеваться так, чтобы на вас легко можно было нарисовать дружеский шарж. Королева следует заветам великого кутюрье – ее облик легко обрисовать словами «твидовый костюм, брошь, сумка и шляпа». Кстати, несмотря на современные веяния моды, Елизавета никогда не носит туфли, перчатки и сумочки разных цветов. Критики часто обвиняют ее в неизменности стиля, ведь даже прическа королевы не меняется десятилетиями!

Действительно, образ английской королевы за долгие годы ее царствования не претерпел особых изменений. Пальто-трапеция, костюм или платье (длина которого в молодости была лишь на пару сантиметров короче, но все равно не поднималась выше колен) и неизменные аксессуары: шляпка в тон, брошь, жемчужная нить, перчатки, зонтик и сумочка. Выйти на улицу без этих вещей для королевы так же неприлично, как и без чулок. Никто и никогда, к примеру, не видел королеву Елизавету II на людях без сумочки. Существует даже шутка о том, что Елизавета II без сумки – это все равно, что Сталин без трубки, Черчилль без сигары, а Рузвельт без длинного мундштука. Елизавета не носит с собой денег, ключей, документов и кредитных карт, однако сумка всегда при ней, причем иногда довольно внушительных размеров. За 56 лет пребывания на троне у Елизаветы II скопилось более двухсот сумочек. Все они содержатся в прекрасном состоянии и строго классифицированы. Сумочкам королевы даже посвящена целая книга, которая написана Ф. Дэмпиером и Э. Уолтоном и называется «Что в сумке королевы и другие королевские секреты».

Особая страсть Елизаветы II – шляпки. В Великобритании даже ходит анекдот о высокой крыше в королевском автомобиле, поднятой специально для того, чтобы королеве не пришлось снимать свою любимую шляпку. Без головного убора Ее Величество на улице не появляется. Каждый год на ежегодных королевских скачках букмекерские конторы принимают специальные ставки на то, какой цвет и фасон шляпки выберет королева для визита в Роял-Аскот.

Не позволяя себе сильно менять фасоны своих нарядов, королева, тем не менее, не ограничивает себя в выборе цвета. В королевском гардеробе присутствуют все цвета радуги, но самыми любимыми всегда были голубой, розовый и сиреневый. Наибольшее влияние на вкус Елизаветы оказала ее мать, однако, как и любая женщина, королева не чужда влиянию извне. Так, во времена законодательницы моды принцессы Дианы туалеты королевы стали заметно элегантнее и женственнее, а к любимым одноцветным костюмам добавились наряды из ткани в горох и клетку. Когда королева Елизавета отдает или наносит визиты, она меняет свой наряд до пяти раз в день.

Шьют для королевы придворные модельеры, причем совершенно бесплатно. Их наградой является право называться официальным поставщиком королевского двора, а это в Англии считается большой честью, которой удостаиваются лишь профессионалы высочайшего класса.

В разные годы жизни Елизаветы королевские платья создавали знаменитые придворные модельеры Н. Хартнелл, X. Эмис, И. Томас, Д. Андерсен и др. Королевским портным приходилось продумывать не только дизайн платьев и принадлежностей к ним, но и учитывать характер мероприятий, национальные особенности державы, подбирать соответствующие материалы и расцветки, согласовывая их в том числе и с самой королевой. Так, для визита в Эфиопию были сшиты платья зеленых тонов в знак уважения к мусульманскому народу державы и одному из цветов ее государственного флага. Для первого в истории визита английского монарха в КНР в 1986 году было создано нежно розовое шелковое платье с вышивкой из стекляруса и изображениями пионов – самых популярных цветов Китая. Все платья Елизаветы бережно хранятся. Интересно, что сгруппированы они не по модельерам и не по эпохам, а по цветам. Королевские наряды разных лет можно увидеть на специальных выставках, которые проводятся в Букингемском дворце.

Склонность королевы к поддержанию традиций и любовь ее к своим вещам столь велики, что она никогда не выбрасывает старые вещи и в узком домашнем кругу носит давно вышедшие из моды платья. Королева любит удобную, мягкую обувь с закругленными носами на невысоком каблуке. Благодаря такому фасону обуви она может проводить много времени на ногах. Чтобы пожимать множество рук в течение дня, она берет с собой в официальные поездки как минимум шесть пар перчаток из шевро на шелковой подкладке. Макияж английской королевы сведен до минимума: Елизавета не пользуется ни тенями для век, ни тушью для ресниц, ни лаком для ногтей. Всему прочему Елизавета II предпочитает красную помаду «Balmoral», которая была создана в честь ее коронации и которую она наносит на губы сама. Что касается ее прически, то она практически неизменна. О консерватизме вкусов Елизаветы II говорит и тот факт, что в течение многих лет она одевается у одних и тех же кутюрье. Лишь в 1990 году М. Бохан – модельер, одевающий княжеский двор Монако, – предпринял безуспешную попытку обновить гардероб Букингемского дворца, предложив несколько укоротить королевские платья. Королева осталась верна своему вкусу.

При всей консервативности взглядов на мир моды королева Великобритании признана одной из самых гламурных женщин планеты. Когда королеве исполнился 81 год, журнал «Vogue» включил Ее Величество Елизавету II, наряду с К. Мосс, К. Шиффер и Н. Кэмпбелл, в «Полный список гламурных женщин наших дней», который состоит из 50 имен. Журнал очень одобрительно отозвался о королеве Елизавете, которая даже «в своих ботинках и головном платке смотрится так, как будто на ней надеты драгоценности короны». И это еще одно подтверждение тому, что Елизавета II не только королева своего государства, но и истинная королева стиля.

 

Сокровища семьи Виндзоров

До 1993 года Елизавета II считалась самым богатым человеком не только Великобритании, но и мира. Одной только королевской коллекции произведений искусства было вполне достаточно для того, чтобы подтвердить это мнение. В уникальной коллекции британской короны насчитывается 14 тысяч рисунков и пять тысяч картин, принадлежащих кисти старых мастеров: Микеланджело, Гейнсборо, Рембрандта, Ван Дейка, Рубенса, Вермеера. Однако после того как эксперты оценили королевский капитал, отделив личное имущество Елизаветы II от имущества короны, то королева с капиталом в 250 миллионов фунтов стерлингов оказалась в самом конце второй сотни мировых богачей.

Среди основных составляющих личного богатства Елизаветы II – герцогство Ланкастер, дворцы Балморал и Сандринхем, скаковые лошади, ювелирные украшения и драгоценности, включая самую дорогую в мире бриллиантовую брошь стоимостью 25 млн фунтов, машины, коллекция вин, оценивающаяся в 2 млн фунтов, 30 роскошных шуб, хранящихся в специальном холодильнике в Букингемском дворце, которые сама королева никогда, впрочем, не носит. Особое место в этом реестре занимает королевская коллекция марок, оцениваемая в 100 млн фунтов и включающая уникальный Маврикий, приобретенный дедом Елизаветы в 1904 году и теперь оцениваемый в 2 млн фунтов.

Королева обладает обширной коллекцией ювелирных изделий, большую часть которой составляют так называемые королевские регалии (короны, скипетры). Остальные драгоценности, в том числе самый крупный розовый бриллиант в мире, королева получила в наследство или в подарок. Среди наиболее известных королевских ювелирных украшений можно упомянуть бриллиантовую брошь в виде веточки австралийской акации, подаренную правительством Австралии в 1954 году; ожерелье из крупных аквамаринов и бриллиантов прямоугольной огранки и серьги, подаренные послом Бразилии в год коронации, которые Ее Величество носила во время государственного визита во Францию в 2004 году.

Стоимость пакета акций королевы Елизаветы и прочих вложений ее капитала достигает 137 миллионов. Королеве принадлежат также более 180 тыс. акров земли в Англии, более 85 тыс. акров в Шотландии и, кроме того, очень дорогие земли в Лондоне, такие как Риджентс-парк, Пикадилли, Холборн, Кенсингтон и другие. Королева владеет огромным достоянием и за пределами Англии. В основном королевский капитал вложен в недвижимость в Швейцарии и Америке.

В 2001 году британская газета «Mail on Sunday» опубликовала свою оценку личного состояния королевы Елизаветы II, в которое входят недвижимость, драгоценности, предметы искусства, акции и т. п. на общую сумму 1,15 млрд фунтов стерлингов. Это более чем вдвое превышает недавние предварительные оценки и по меньшей мере вшестеро больше той цифры, которую называют официальные представители Букингемского дворца. При этом стоимость королевской коллекции произведений искусства, собрания королевских драгоценностей, хранящихся в Тауэре, и дворцов из подсчетов была исключена, так как все это лично королеве не принадлежит, а является национальным достоянием и отдано ей как бы на хранение.

Одним из главных источников резкого увеличения королевского богатства было секретное соглашение между только что взошедшей тогда на престол Елизаветой II и правительством У. Черчилля, согласно которому в виде особого исключения ее величество освободили от уплаты налогов на дивиденды и проценты на вклады в британские компании. По подсчетам специалистов, такое послабление принесло королеве Елизавете со времени вступления на престол в 1952 году более 1 млрд фунтов дохода. Между тем и ее отец, король Георг VI, и все британские монархи, начиная с викторианских времен, платили налоги, как и все остальные граждане Соединенного Королевства. Нынешняя же королева стала отчислять деньги в казну лишь с 1993 года, и то лишь после шумной газетной кампании.

Второе место в списке богачей королевской семьи занимает принц Чарльз. В пятерку самых богатых в семье Виндзоров также входит герцог Эдинбургский. Будущий наследник престола принц Уильям занимает в списке седьмую строчку вслед за своим младшим братом принцем Гарри. А в целом состояние всего королевского семейства оценивается в 2 миллиарда фунтов стерлингов и не идет ни в какое сравнение с баснословным богатством представителей некоторых других монархических домов, таких как король Саудовской Аравии Фахд с его 32 миллиардами, султан Брунея с 17 миллиардами и эмир Кувейта Джабер Аль-Сабах с 15 миллиардами фунтов стерлингов. Даже некоторые собственные подданные королевы побогаче ее: например, «король бумажных пакетов» Ханс Раузинг, состояние которого оценивается в 5,9 миллиарда, и герцог Вестминстерский с состоянием в 3,9 миллиарда.

Интересно, что Елизавета I, королева-мать, была значительно беднее своей правящей дочери-тезки. Перед самой кончиной ей, привыкшей к широкому образу жизни, приходилось довольствоваться суммой «всего» 643 тысячи фунтов в год, которые она получала на свое содержание от английского правительства. Для человека, в общем-то, не считающего деньги, это было довольно сложно. Именно поэтому Елизавета I время от времени попадала во всякие курьезные истории, вроде перерасхода кредита в банке.

В 2009 году королева Британии Елизавета II впервые за последние 20 лет обратилась к парламентариям с просьбой выделить больше средств на содержание монаршего дома. Ежегодно государство выделяет на финансирование британской короны сумму, оговоренную так называемым Цивильным списком, документом, который не менялся с 1990 года. Указанная в списке сумма была заморожена Т. Блэром в 2000 году и составила около 13 миллионов долларов. Эти деньги должны покрывать расходы на содержание королевских резиденций, организацию банкетов и приемов, оплату труда обслуживающего персонала королевского дворца. В лучшие времена Букингемскому дворцу удавалось экономить и часть денег откладывать в резервный фонд, который с 1990-х возрос до 56 миллионов долларов. Теперь королевский неприкосновенный запас почти иссяк. Из-за дефицита бюджета королева вынуждена была брать деньги из резерва. Только в 2009 году она взяла из фонда 9,6 миллиона долларов. Если так будет продолжаться, то к 2012 году королевский неприкосновенный запас полностью иссякнет, заявляют в Букингемском дворце. Но средства, указанные в Цивильном списке, далеко не последняя статья расходов на британскую монархию. Правительство также выделяет гранты на путешествия особ королевской семьи. Миллионы фунтов тратятся и на обеспечение безопасности дворцов и членов монаршей семьи. На содержание семи королевских дворцов отчисляется 6,3 миллиона долларов, а на обслуживание самолетов, поезда и огромной королевской яхты «Britannia» – еще 12 миллионов.

Однако сегодня, в тяжелые экономические времена, получить от государства лишний фунт королевской семье становится все сложнее. Так, правительство Г. Брауна уже лишило Елизавету II государственного самолета. Долгое время члены королевской семьи летали на авиалайнерах королевских ВВС, финансируемых из госбюджета. Но воздушные суда, прослужившие монархии более 20 лет, износились. Покупать новые правительство отказалось, предложив королеве самостоятельно заплатить за транспорт. Елизавете II пришлось выложить за подержанный самолет 4,8 миллиона долларов.

В ответ на просьбу Букингемского дворца о выделении дополнительных средств британские парламентарии могут выйти с собственным предложением – обеспечить доступ общественности, в первую очередь туристов, в резиденции и сделать более прозрачной отчетность о том, как тратятся деньги британских налогоплательщиков. «Если говорить откровенно, то доступа в Букингемский дворец должно быть больше, – считает консерватор Р. Бейкон, который также является членом общественного комитета по вопросам отчетности. – В Белом доме тоже живет глава государства, и там также есть вопросы безопасности, но большую часть года он открыт для посетителей». Кое-кто из британских парламентариев вообще считает монархию изжившим себя институтом. «Королевская семья обращается к правительству за дополнительными средствами, но пока их ждет скорее сокращение бюджета, – уверен республиканец Г. Смит. – Прочие чиновники стоят государству гроши по сравнению с британской монархией». «Странно видеть, как одна из богатейших королевских семей в стране требует несколько миллионов фунтов у налогоплательщиков, в то время как большинство людей не могут оплатить счета за квартиру, – возмущается либерал Н. Бейкер. – Это не очень-то благоразумно». Все чаще в парламенте звучат предложения ввести королеве годовую зарплату в размере 320 тысяч за то, что она выполняет представительские функции. Согласно подсчетам «The Press Association», королевская семья в 2009 году обошлась каждому британцу всего в 1,1 доллара, что на 50 центов больше, чем в 2008-м. Правда, в эту сумму не входит обеспечение безопасности и путешествия.

И все же среди британцев королева слывет весьма экономной особой. В разгар кризиса Елизавета II демонстративно сократила расходы на свой гардероб. Накануне Рождества 2009 года Елизавета распорядилась дарить членам королевской семьи подарки не дороже 73 долларов. Такие подарки монаршей семье поставляет компания «Torn Smith». Раньше внутри праздничных хлопушек можно было найти и золотые запонки, и дорогие зажигалки. Но в кризисные времена не время шиковать, решили в Букингемском дворце. Королева даже отказалась от пышного празднования ее «бриллиантовой» свадьбы в 2007 году. 60-летие брака с герцогом Эдинбургским Филиппом собирались отметить в отеле «Ритц». Однако королева заявила, что не может устраивать пиршества, когда страна переживает экономический спад, и отменила торжество.

 

«Боже, храни королеву!»

Многолетнее царствование английской королевы Елизаветы II сделало ее своеобразным символом эпохи. За время ее правления так много всего изменилось, так много всего произошло в мире – в нашу жизнь вошло телевидение, человек покорил космос и побывал на Луне, были изобретены компьютеры и Интернет, воздвигнута, а затем разрушена Берлинская стена…

Вот уже более полувека элегантная седая женщина с добрым спокойным взглядом олицетворяет для британцев монархию в Соединенном Королевстве. Елизавета не только занимает трон больше, чем кто-либо из действующих королей Европы, но и является последним представителем «старой школы» монархов: она тщательно придерживается вековых традиций и церемоний. Ей симпатизируют практически все слои населения Великобритании: престиж дома Виндзоров, а вместе с ним и английской монархии, по-прежнему высок. Елизавета II является не только «эталоном» для подражания, но и наиболее ярким представителем правящей элиты. Королева Великобритании – пожалуй, самый известный монарх современности. Пока в других странах сменяются правители и режимы, британцы из поколения в поколение передают любовь и преданность своей королеве, которая в течение многих лет остается символом вековых традиций, стабильности и прочности их державы. Сохранить такое отношение к своему монарху британцам не помешали даже многочисленные скандалы и разводы, которые сотрясали королевский дом в 1990-х годах. В 1997 году, после смерти леди Дианы, Елизавета впервые стала крайне непопулярной, но ее стойкость была вознаграждена восторгами ее соотечественников в 2002 году, на праздновании золотого юбилея коронации. Даже после обнародования внутрисемейных скандалов королеве удалось сохранить веру своих подданных в особое предназначение монархической фамилии. Народ прощает монарху что угодно, кроме слабости. Королева это знает. И чувствует себя на своем месте вполне уверенно. Она и вправду до мелочей соответствует своей роли: 72 % британцев считают, что королева выполняет свои обязанности превосходно. Показательно, что за годы ее правления число жителей государств Содружества увеличилось с 8 до 55 миллионов.

Превзойдя рекордный возраст королевы Виктории, Елизавета II стала старейшим монархом в истории страны, но она по-прежнему деятельна, полна энергии и сил. И если посмотреть на ее последние фотографии в газетах, в сам факт ее пребывания на престоле в течение полувека можно поверить с трудом. Совершенно непонятно, как эта разменявшая девятый десяток женщина умудряется по-прежнему прекрасно выглядеть, не терять жизнелюбия, стоически переживать все жизненные неурядицы, оставаясь всегда одинаково приветливой и элегантной, и изо дня в день вот уже пятьдесят лет исполнять все, что положено королеве Соединенного Королевства.

Возможно, для кого-то активность Елизаветы покажется удивительной, но королева, вероятно унаследовавшая хорошее здоровье своей матери, умершей в 101 год, не собирается снижать темп жизни. Более того, она не собирается отрекаться от престола, во всяком случае это не произойдет в ближайшие годы. «Я не думаю, что отречение от престола возможно, и даже сам вопрос об этом неуместен», – считает Р. Джобсон, автор интересных монографий об истории британской монархии. Вероятно, неутомимость Елизаветы II вместе с чувством долга закладывалась годами, но эти качества королевы вызывают обожание и уважение ее подданных. Елизавета II продолжает трудиться ради счастья британцев. Как и делала это на протяжении полувека, взойдя на престол молодой двадцатишестилетней женщиной.

Видимо поэтому, невозможно представить себе Англию без королевы, как невозможно представить ее без двухэтажных автобусов, красных телефонных будок и гвардейцев в меховых шапках у стен Букингемского дворца. Британцы понимают это, когда снова и снова с воодушевлением и гордостью произносят слова национального гимна: «Боже, храни королеву!».