Империя Габсбургов

Германская династия Габсбургов была одной из самых могущественных в Европе. Ее правление, продолжавшееся более шести веков, охватывало как Средневековье, так и Новое время. С 1438-го по 1806 год с коротким перерывом в 1742–1745 годы Габсбурги были императорами Священной Римской империи. Самым же ярким представителем этой династии является Франц Иосиф I, ставший предпоследним австрийским императором. Он занимал трон дольше любого другого монарха из рода Габсбургов – 68 лет. Незадолго до своей смерти, предвидя печальную судьбу Австро-Венгерской империи, он произнес знаменательную фразу: «Если монархии суждено погибнуть, то пусть она, по крайней мере, погибнет с честью». Но в 1848 году, когда Франц Иосиф стал императором Австрии и королем Венгрии, до ее гибели было еще далеко.

Более того, в 1814–1815 годах Вена превратилась в центр мира. Именно здесь после низвержения Бонапарта был созван знаменитый Венский конгресс, на который съехались политики высшего ранга из всех европейских государств. При разделе «европейского пирога», благодаря усилиям мудрого министра иностранных дел Меттерниха, тогдашний император Австрии Франц I получил немалый кусок. К империи отошли Далмация, западная часть Истрии, острова в Адриатике, Венеция и Ломбардия. Габсбурги стали монархами в Тоскане, Парме и Модене. Апеннинский полуостров полностью «прирос» к Австрии, а еще она стала постоянным председателем в Германской конфедерации – объединении германских государств под гегемонией австрийских Габсбургов.

Однако пока Англия, Франция и Пруссия динамично развивались, империя Габсбургов, как и империя Романовых, находилась в состоянии застоя. Печальную роль в этом сыграл император Франц, получивший от Наполеона обидное прозвище Убогий. Иногда его еще называли «тигром в ночном халате». Он был старшим сыном императора Леопольда. Среди его младших братьев были и талантливый полководец Карл, и энергичный хозяйственник, наместник Венгрии Иосиф, и известный ученый-естествоиспытатель Иоганн, отличавшийся наиболее либеральными убеждениями. Но, увы, ни один из них не имел права на престол. Франц же был наименее одаренным из всех шестнадцати детей императора Леопольда. Будучи человеком ограниченным, он предпочитал заниматься не государственными делами, а тысячей бюрократических мелочей. Его бросало в дрожь любое слово, вызывающее ассоциации с изменением общественного строя. Примером тому может служить комичная ситуация, описанная его врачом. Однажды Франц простудился, и придворный медик после осмотра поспешил его успокоить: «Не беспокойтесь, Ваше Величество. Это всего лишь простуда, и она не внушает мне никаких опасений. Кроме того, у вас хорошая конституция». На это перепуганный император воскликнул: «Не говорите мне никогда этого слова. У меня нет никакой конституции и никогда не будет!»

Император сознательно ограничивал промышленность для того, чтобы в столице было меньше пролетариев, а значит, и меньше революционных опасностей. Когда ему представили план развития железнодорожного сообщения, он взял его в руки с откровенным отвращением и заявил: «Нет, нет. Я ничего не буду делать. Как бы по этим дорогам к нам не пришла революция». Проблемы своей империи он умудрялся считать… преимуществами. Оригинальным был и его подход к многонациональному составу государства. Французскому послу император рассказывал: «Я посылаю венгерских чиновников в Италию, а итальянских – в Венгрию. Каждый народ присматривает за соседним. Никто не понимает соседа, и в итоге все ненавидят друг друга. Из этой ненависти рождаются порядок и всеобщий мир».

В общем-то Франц был неплохим человеком и к своим государственным обязанностям относился серьезно. Но при этом он оказался полностью лишен перспективного видения развития своей империи. Природная робость и подозрительность делали его противником любых начинаний. «Тигр в ночном халате» откладывал любые реформы на неопределенное время. К примеру, Меттерних советовал ему создать парламент из представителей разных народов Австрии и предоставить сеймам реальные полномочия. Вместо этого в стране была ужесточена цензура, а прессе запретили употреблять слово «конституция». Кроме того, австрийские войска служили «всеевропейскими сторожевыми псами», усмиряя националистические и сепаратистские волнения. Именно такая политика императора, в конечном счете, и вела страну к революции. Но Франц не понимал этого и полагал, что бремя правления возложено на него Господом в качестве условия пребывания на троне.

Смерть императора в 1835 году мало что изменила в империи, поскольку на престоле его сменил слабоумный сын Фердинанд, который страдал приступами эпилепсии. За него правили другие, в том числе и Меттерних, возглавлявший регентский совет. Габсбургскую державу в то время насмешливо называли «абсолютной монархией без монарха». Но свободы стало больше, и она захлестнула Австрию, едва не «смыв» Габсбургов. После Парижской революции 1848 года восстания вспыхнули по всей Европе, в том числе и в Австрии. Именно в этот непростой исторический момент на политической арене и появился будущий император Франц Иосиф. Он родился 18 августа 1830 года неподалеку от Вены, в Шёнбруннском замке (по другим данным – в Лаксенбурге). Его отец, эрцгерцог Франц Карл, был достаточно незначительной и заурядной фигурой, о которых принято говорить «ни рыба ни мясо». Будучи младшим братом императора Фердинанда, сам он к престолу не рвался.

Франц Иосиф был мало похож на отца. Большинство своих качеств, как, впрочем, и трон, он унаследовал от своей матери, баварской принцессы Софии. Эта амбициозная женщина относилась к власти очень решительно: если ей не суждено стать женой императора, значит, она станет его матерью. Наделенная умом и огромной энергией, она считалась при дворе «единственным мужчиной в императорской фамилии». У нее было четыре сына, но поскольку средний из них стал религиозным фанатиком, а младший слыл дебоширом и гомосексуалистом, то все надежды она возлагала на старших – Франца Иосифа и Максимилиана.

Франц Иосиф рос одиноким ребенком, единственными его друзьями были только младшие братья. Стремясь дать ему хорошее образование, мать без меры загружала его школьными занятиями: если в девять лет мальчик тратил на уроки 37 часов в неделю, то позже эта цифра возросла до 50 часов. Редкие свободные от учебы часы он посвящал игре в солдатики. Мать подарила ему их в четыре года, и мальчик умудрился ни одного из них не поломать и не потерять. Может быть, с этого началась его страсть к военному делу, к тому же и в его образовании военным наукам уделялось большое внимание. В 13 лет подросток уже получил звание полковника драгунского полка. Но оно было скорее символическим, соответствующим его положению при дворе, а по-настоящему воинскую службу Франц Иосиф прошел, начиная с рядового. Это наложило определенный отпечаток на его характер: всю жизнь он сохранял любовь к порядку, дисциплине, униформе, строгому соблюдению субординации.

Но, конечно же, военное дело было не единственным предметом в обучении Франца Иосифа. Он изучал историю, литературу, математику, химию и астрономию. Биографы позднее отмечали, что он, еще будучи юношей, осознавал ту ответственность и роль, которая ждала его в будущем, и обнаруживал недюжинные способности, особенно к языкам. Кроме французского, английского и латинского юный герцог очень хорошо знал венгерский, свободно говорил на польском, чешском и итальянском. Ведь дальновидная мамаша с помощью всесильного диктатора и канцлера Меттерниха готовила его к управлению многонациональной империей! А еще, будучи сторонником абсолютизма и полицейского режима, этот выдающийся политический деятель по-своему обучал Франца Иосифа основам государственности и права. И как покажет будущее, эти уроки даром не прошли.

По натуре будущий император был педантом, строго придерживался правил придворного этикета. Врожденная самоуверенность и гордость сделали его старше своих лет. Франц Иосиф считал, что главная обязанность каждого члена его семьи состояла в том, чтобы быть Габсбургом. Он верил и хотел, чтобы все признали, что династия Габсбургов призвана Всевышним управлять Европой. При этом от природы Франц Иосиф был наделен общительным характером, веселым нравом, предпочитал простоту в жизни и в отношениях с людьми. Но страна, как и вся Европа, переживала тогда отнюдь не простую ситуацию, которая не только помешала молодому отпрыску династии Габсбургов завершить свое образование, но и полностью перевернула всю его жизнь.

 

Революция в «лоскутном государстве»

Начиная с 1830 года европейский континент сотрясался от революций, как кипящий котел. Венский конгресс не привел к примирению соперников, его решения пошли на пользу только правящим династиям и не отвечали интересам народов. За его кулисами Меттерних плел интригу за интригой, не стесняясь в средствах для достижения своих целей. В конце концов в большинстве государств пришли к власти антиреволюционные правительства, панически боявшиеся любого проявления сободомыслия.

Австрия напоминала лоскутное одеяло: ее территория была составлена из отдельных государств с разнородным населением. Иногда эти «лоскутки» попадали в империю в виде приданого императорских жен или были наградой за военные успехи австрийской армии. Австрийский император был одновременно королем Венгрии, Ломбардии, Чехии и Галиции. В своей внутренней политике он пытался законсервировать все, что сохраняло исключительное положение феодальной знати и укрепляло монархию. Его усилиями был создан едва ли не самый реакционный в Европе режим. Империя Габсбургов на весь мир «прославилась» своими политическими тюрьмами, слежка за гражданами осуществлялась даже на дому. Усилились цензурные гонения на печать: количество венских газет сократилось до двух, но и за ними строго следила тайная полиция, из школ были изъяты учебники, заподозренные в либерализме.

Австрийская империя была не государством, а скорее «географическим понятием» и бюрократической машиной. Итальянцы, поляки, венгры, словенцы и другие народы, входящие в нее, могли только мечтать о национальной идее. Австрийские министры открыто заявляли о том, что все народы Средней Европы должны гордиться тем, что они являются подданными Габсбургов. Особенно смешными казались им национальные устремления итальянцев. Летом 1848 года, когда начались волнения в Милане, там находилась австрийская оккупационная армия под командованием знаменитого 80-летнего фельдмаршала Радецкого, чеха по происхождению. Антиавстрийскую борьбу возглавил король Сардинии Карл Альберт. Начало ее было довольно оригинальным: король издал указ о запрещении курения в Италии. Это был ощутимый удар по экономике империи, поскольку прибыль от продажи табака поступала в австрийскую казну. Солдаты оккупационной армии, естественно, пренебрегли этим указом и демонстративно продолжали дымить когда и где хотели. В ответ на это итальянки в Ломбардии стали вырывать у австрийцев папиросы прямо изо рта, а с крыш и окон домов выливать на них помои. Постепенно все это переросло в уличные стычки. Появились первые убитые и раненые. Количество восставших быстро росло. Им на помощь пришел Карл Альберт с войсками. Армия Радецкого вынуждена была оставить Милан, но 28 июля 1848 года ей удалось разбить части короля Сардинии в Ломбардии.

Будущий император Франц Иосиф, которому к тому времени еще не исполнилось и 18 лет, был прикомандирован к штабу фельдмаршала Радецкого. Это обстоятельство было не по вкусу командующему австрийской армией, и он открыто заявил об этом юному Габсбургу: «Ваше королевское высочество! Представьте мою ответственность! Мало ли что может приключиться! Вдруг вы попадете в плен. Это сразу перечеркнет все наши теперешние успехи!» На что Франц Иосиф спокойно ответил: «Господин маршал! Наверное, было большим недоразумением посылать меня к вам в войска. Однако моя честь не позволяет мне покинуть вас, я должен остаться на передовой линии огня». Ничего не поделаешь – было принято решение, что молодой Габсбург примет участие в ближайшем бою. Он состоялся 6 мая у Санта-Лючи. Во время сражения возле Франца Иосифа разорвалась вражеская граната, но он остался невредимым. Обеспокоенный Радецкий попросил его быть осторожнее, на что будущий император ответил: «Не беспокойтесь, в Австрии еще достаточно архикнязей (великих князей)». В этом бою Франц Иосиф честно заслужил свой первый боевой крест. Трудно сказать, был ли он действительно отважным солдатом, но на передовой побывал и пороху понюхал. Вскоре его отправили домой для подготовки к исполнению более высокой миссии.

Тем временем положение в Австрийской империи становилось все более сложным. Бродившее в народных массах недовольство открыто проявилось после подорожания в 1845 году продуктов питания и в связи с неурожаем 1846 года. Дело дошло даже до массового разгрома мясных лавок и булочных. Но «первой искрой» для австрийской революции послужили волнения, прокатившиеся в начале 1848 года по Италии, и февральская революция во Франции. Уже в марте того же года в Вене началось восстание, к нему добавились антиавстрийские выступления в Венгрии. Не помогали ни полицейские репрессии, ни войска, ни массовые аресты. Улицы Вены каждый день наполнялись демонстрантами. Напряжение в стране дошло до точки кипения. При дворе пришли к убеждению, что во имя спокойствия необходимо пожертвовать Меттернихом, которого все народы империи ненавидели как жестокого тирана. 13 марта 1848 года он вынужден был уйти в отставку, заявив напоследок: «Я отступаю перед силой, превышающей даже силу монарха». Бегство бывшего канцлера из страны было столь поспешным, что он даже не успел толком собрать свои вещи. Царствование 1835–1848 годов, которое сам Меттерних называл застоем империи, подходило к концу.

Единственным человеком, которого беспокоила судьба бывшего канцлера, оставалась София Баварская. Она продолжала состоять с ним в переписке. В одном из писем София написала ему о своем сыне: «В эти трудные и смутные времена одним утешением для меня является мой бедный Франц. Я благодарю Всевышнего, что он даровал мне такого сына. Его отвага, его решительность, его твердый взгляд на дела ничуть не изменились. Он уже сам далеко оставил позади своих ровесников и делает намного больше, чем можно было бы ожидать от него в его возрасте. Снова воскресла наша надежда. Слава Богу за ту силу, которую он дает Францу. Она так пригодится ему в жизненной борьбе».

Тем временем волнениям в Австрии не видно было конца. Не помог и императорский указ от 15 марта 1848 года, который вводил в стране конституцию. В Вене восставшие начали сооружать баррикады. Император Фердинанд, пытаясь спасти положение, назначил новых министров. Правительство шло навстречу восставшему народу, обещая все новые и новые уступки. Однако это не помогло, и казалось, что империя вот-вот развалится в огне революции. Учитывая столь угрожающее положение, императорская семья решила покинуть столицу и переехала сначала в Инсбрук, а затем в Оломоуц.

В это тяжелейшее для австрийской монархии время в роли спасителей империи Габсбургов выступили «три солдата»: никак не хотевший стареть фельдмаршал Радецкий, аристократ князь Альфред Виндишгрец и вечно всем недовольный и самоуверенный бан (правитель) Хорватии Элянич (Еллачич). Они пришли к единому выводу: император недееспособен, министры двора – неудачники-экспериментаторы. Поэтому срочно требовались решительные меры. И они эти меры приняли. Радецкий, получив от императора приказ оставить Ломбардию, не выполнил его. Виндишгрец отказался передать часть своих войск в подчинение военному министру, заметив при этом хладнокровно, что они ему самому нужны. И наконец, Элянич проигнорировал приказ уйти в отставку и сдать войска под командование своему наследнику. Ослушавшись императора, они завладели положением и стали спасителями державы. В частности, Элянич разбил 28 октября под Швехатом венгерскую повстанческую армию, наступавшую на Вену. Виндишгрец 10 июня подверг бомбардировке Прагу и подавил там восстание, а затем поспешил с войсками к Вене. Ему на помощь подошел Радецкий. После короткой осады столицы и бомбардировки она была взята приступом. Баррикады были разрушены, восставшие казнены, и в Вене воцарилось спокойствие. Отдельные очаги волнений оставались только в Венгрии. Но одними силовыми методами разрешить создавшуюся в стране ситуацию было невозможно. Проблема дееспособности императора и властных структур государства не была решена.

Фердинанд какое-то время пребывал вдали от столицы, а всеми государственными делами занимался назначенный им его представителем эрцгерцог Иоганн. Придворные говорили об императоре: «Что ж, если не хочет – пусть не возвращается! Мы и без него неплохо проводим время». А когда 18 августа он все же вернулся в Вену, то был встречен там без особого энтузиазма.

Многие государственные деятели находились в полной растерянности из-за непонятной ситуации в верхних эшелонах власти. В октябре, прежде чем опять покинуть столицу, разочаровавшийся в своем народе император изложил собственную оценку событий в манифесте: «Я полностью истощил запасы доброты и доверия, которые может проявить монарх по отношению к своим народам. Следуя велению времени и всеобщему желанию, я с радостью отказался от неограниченной власти, доставшейся мне от моих предков, и добровольно пошел на все уступки, необходимые для сохранения свободы и порядка. Анархия перешла всякие пределы, захлестнув Вену убийствами и поджогами… Я оставляю окрестности моей столицы, чтобы найти средства для спасения несчастного народа Вены и защиты истинной свободы. Тех, кому дорога Австрия и дорога свобода, я призываю сплотиться вокруг своего императора».

Однако на этот призыв императора никто не откликнулся. Это означало одно – конец старого режима, олицетворением которого он был. София Баварская и жена императора Фердинанда I понимали, что настало время для осуществления их тайных планов по передаче власти в стране. Новый председатель совета министров, князь Феликс Шварценберг, и императрица Мария Анна стали уговаривать колеблющегося императора отречься от престола. Тот сначала упорствовал, ссылаясь на милость Божью, сделавшую его монархом и не допускавшую отречения, но потом согласился.

Акт отречения и передачи власти Францу Иосифу состоялся в императорской резиденции в Оломоуце 2 декабря 1848 года. На церемонии присутствовали Гибнер, Шварценберг, Виндишгрец, знавшие о том, что там произойдет заранее, военная знать, каноники оломоуцкого капитула, аристократия и все великие князья и княгини Габсбургского рода. Непосвященный в происходящее брат Франца Иосифа Максимилиан спросил Гибнера, что, собственно, происходит. Но на этот вопрос ответил сам Фердинанд, зачитав заранее приготовленное заявление об отречении от престола в пользу старшего племянника. Затем Шварценберг ознакомил присутствующих с тремя постановлениями, которые закрепляли акт отречения Фердинанда, признание Франца Иосифа совершеннолетним и отказ Франца Карла от своих прав на престол в пользу сына. Так ушел с политической сцены один из самых малозаметных австрийских императоров, стоявший у кормила власти около 13 лет. Несмотря на то что он был, как говорили современники, «человеком весьма незначительного духа» и слыл слабоумным, окружавшие нередко поражались его весьма умно сформулированным высказываниям, а в народе его называли Добрым. Благословляя своего племянника на правление империей, Фердинанд сказал: «Благослови тебя Бог, только будь молодцом, и Бог тебя не оставит. Я рад, что так случилось». Эти слова были «последними честными словами старой Австрии». После церемонии передачи власти бывший император Австрии Фердинанд I вместе с женой Марией Анной тихо и незаметно отбыли в Прагу.

 

Начало правления, или из огня да в полымя

Францу Иосифу I было всего 18 лет, и его молодость должна была стать залогом новых надежд на стабилизацию положения в стране. К концу 1848 года революционные страсти здесь немного улеглись: в Вене было почти спокойно, затихли восстания в Чехии и Галиции. Единственными очагами волнений оставались Италия и Венгрия. Несмотря на победу Элянича над венграми под Веной, те еще больше сплотились и даже провозгласили Венгерскую республику. Это стало прямым вызовом империи Габсбургов. Однако решением этой и других политических проблем вместо молодого императора пока занимались более опытные политики – Шварценберг и Виндишгрец. Суть их борьбы с национальными выступлениями оставалась прежней: натравливание венгров на итальянцев, а хорватов на венгров.

Венгрия доставляла Габсбургам немало хлопот. Считая себя независимой нацией, венгры не желали признавать Франца Иосифа своим королем до тех пор, пока он не был коронован венгерским митрополитом в Пеште. Молодой император принес присягу и поклялся уважать законы венгерского королевства. Он убеждал венгров в том, что стремится объединить все народы монархии в единое государство. Но те не хотели считать себя частью чужой империи и вскоре вновь выступили на борьбу за независимость своего государства. Венгерское восстание 1849 года стало одним из самых кровопролитных в истории мировых войн и революций.

По совету Шварценберга австрийский император отправился в Варшаву на встречу с российским царем. Целью этой поездки было не столько установление более близких отношений с могучим восточным соседом, сколько попытка убедить российского монарха в необходимости оказания Австрии помощи в борьбе с Венгрией. Николай I, опасавшийся того, что венгерская революция может перекинуться на территорию Польши, входившей в состав России, дал согласие на отправку в восставшую страну своих войск. И вскоре 106-тысячная российская армия под командованием князя Паскевича через Галицию вошла в Венгрию. Для охраны порядка им были оставлены две дивизии в Галиции и на Буковине, которым противостоял польский легион под командованием Высоцкого. 14 мая 1849 года, когда российские войска вошли во Львов, австрийские власти устроили им пышный прием.

С приходом армии Паскевича в Венгрию положение восставших там стало критическим. Очень скоро объединенные австро-российские войска разбили венгерскую повстанческую армию, в результате чего венгерскому диктатору Кошуту и польскому революционеру Бему пришлось бежать в Турцию. 13 августа того же года силы генерала повстанческой армии Гербея были разбиты у местечка Вилягош. В Венгрии началась жестокая расправа над восставшими. Особенно отличился в зверствах подчиненный Радецкого, австрийский генерал Гайнава, получивший прозвище Гиена из Бресции. Каратели расправлялись не только с сельскими жителями, но и с рабочими, представителями среднего класса. За поддержку сепаратистов досталось и верхушке венгерского общества. Командиров и вожаков повстанческих отрядов вешали и расстреливали. В числе казненных оказался даже венгерский премьер-министр Людовик Батияни, главный представитель легендарного венгерского рода. Его вдова и сын поклялись, что никогда не признают Франца Иосифа своим правителем. Еще долгие годы после этих кровавых событий австрийские тюрьмы были наполнены тысячами политических заключенных. Так с помощью русских штыков Венгрия снова отказалась «прикованной» к Австрии.

Трудно утверждать, насколько Франц Иосиф был причастен к этим ужасным событиям. Некоторые историки указывают на то, что он лично подписывал приговоры о казнях сотен повстанцев. А когда его попросили помиловать Людовика Батияни, император якобы цинично ответил: «Я подтверждаю своим императорским словом, что каждый австрийский подданный, без оглядки на то, кем бы он ни был, должен быть равным перед законом». Возможно, что, подписывая смертные приговоры, девятнадцатилетний монарх не всегда мог возражать своим ближайшим советникам, являвшимся настоящими диктаторами страны. А может быть, ему действительно была безразлична судьба тех простых людей, которые не падали перед ним ниц. Ведь в его честолюбивом, монархическом представлении все они заслуживали наказания. Так или иначе, но в то время, как в Венгрии лилась кровь тысяч невинных людей, в императорском замке в Будапеште и в венском Бурге один великолепный бал сменял другой.

Начало правления Франца Иосифа ознаменовалось жестоким подавлением венгерского восстания. Количество виселиц росло как на дрожжах. И тут стоит вспомнить об одном интересном факте, предшествовавшем появлению будущего императору на свет. Оказывается, при рождении он получил неприглядное прозвище Дитя виселицы. Возникло оно при следующих обстоятельствах. На поздних сроках беременности у его матери Софии случались приступы истерии. Во время одного из таких приступов она, рыдая, выплеснула своему мужу Францу Карлу в лицо кофе, а затем заявила, что сможет родить счастливого ребенка лишь в том случае, если будет помилован какой-нибудь преступник, осужденный на смерть. И был найден убийца и помилован благодаря минутному капризу беременной женщины. В память об этом наследник Габсбургов и получил в народе свое прозвище. Но после этой странной истории сердце Софии настолько ожесточилось, что она, по сути, стала злым духом своего сына. Проявив один раз милосердие к закоренелому убийце, она ни разу не нашла его в своем сердце по отношению к людям, осужденным за стремление к свободе и независимости своих государств. Поэтому, когда великая княгиня София отправлялась на прогулки по улицам Вены или Будапешта, толпа выкрикивала ей вслед имена замученных австрийцами венгерских патриотов.

Не меньшую ненависть в связи с венгерскими событиями вызывал в народе и молодой император. А мадьярская графиня Каролия, чей сын также пал жертвой австрийцев, даже осмелилась произнести в его адрес проклятие: «Пусть небеса и ад уничтожат его счастье. Род его пусть исчезнет с лица земли. А у него самого пусть смерть заберет тех людей, которых он больше всего любит! Пусть руина завершит его жизнь, а его детей постигнет ужасный конец!» Трудно не поверить в мистическую силу этого проклятия – ведь все, что напророчила несчастная графиня, не только полностью сбылось в дальнейшей судьбе Франца Иосифа, но в течение последующих пятидесяти лет отразилось на существовании главной ветви династии Габсбургов, практически уничтожив ее.

 

Дебют на политической арене

Обширная образовательная программа, по которой учили Франца Иосифа, вполне соответствовала его высокому рангу и успешно подготовила его к исполнению отведенной ему роли на политическом Олимпе империи. Становлению же характера Франца Иосифа во многом способствовала волевая и династически устремленная великая княгиня София. Система его ценностей была предельно проста: сознательная дисциплина, приверженность к авторитарным методам абсолютно во всем, даже в семейных делах. Тот формализм, граничивший с педантизмом, с которым Франц Иосиф относился к мелочам этикета во всех без исключения ситуациях, был вполне в духе вековых традиций Габсбургов. Почетное и важное место в его системе ценностей занимала безоговорочная преданность династии и католической церкви. Основополагающими величинами для него всегда оставались династия, армия, церковь и вероисповедание, которые в его понимании были не отделимы от государства, поэтому на протяжении всей своей жизни Франц Иосиф сохранил сильное пристрастие ко всему военному.

Что касается политического мировоззрения молодого монарха, то самое глубокое воздействие на него оказали труды Карла Людвига фон Брука. Их предметом была великогерманская экспансия из Центральной Европы на юго-восток. Эта фантастическая теория стала юношеской мечтой Франца Иосифа. Однако немецкая политика была для него той сферой, в которой все вопросы должны были решаться исключительно между назначенными князьями кабинетами министров. Его основополагающим критерием для выбора решений являлись монархические интересы. Вера Франца Иосифа в политический вес правящих монархов и их солидарность нередко приводила его к переоценке возможностей, связанных с личными встречами и договоренностями.

Поначалу юный император в силу своей молодости и неопытности находился в роли ученика, которому чисто формально принадлежала прерогатива принятия решений. Но по прошествии довольно короткого времени он начал сам принимать участие в большой политике. Сначала он постигал те политические инициативы, которые разрабатывал и развивал совет министров и его председатель Альфред Виндишгрец. Но поскольку Франц Иосиф был порождением революции 1848 года, которая фактически и возвела его на трон, то шок, полученный им в юности, сделал его относительно гибким политиком. Воспоминания об опасностях, связанных с нависшей над троном угрозой, делали его беспокойным и напористым. Веления времени заставляли молодого монарха делать то, что ему было не слишком близко и интересно.

Казалось, с приходом нового императора Австрия вновь обрела былое могущество и величие. Ее армия была одной из самых больших и сильных в Европе. Осознание этого наполняло представителей династии Габсбургов гордостью, они вновь воспряли духом и почувствовали себя выше других. Показательным в связи с этим стало отношение Франца Иосифа к новому правителю Франции императору Наполеону III. Французский император прислал ему официальное приглашение по случаю своего вступления на престол. В ответном письме Франц Иосиф велел вычеркнуть из обращения слово «брат» и заменить его простым «господин». Этот факт вызвал недовольство у французского королевского двора и правительства. Отныне Наполеон III стал заядлым врагом Австрии и Габсбургов.

В 1850 году двадцатилетний император выступил с примечательной инициативой, которая позволяла ему окончательно освободиться, с одной стороны, от разговоров о конституции, а с другой – от надоевшей опеки своих министров. Он призвал к себе в союзники опытного политика «старой школы» Кюбека. Вместе они просчитали все шаги, необходимые для восстановления самодержавного правления. 31 декабря 1851 года вышел Новогодний патент, которым в Австрийской империи была ликвидирована конституция. Теперь молодой монарх стал и первой, и последней инстанцией политического волеизъявления. Еще один шаг на пути укрепления собственной власти был сделан им после смерти Шварценберга. Несмотря на то что кончина этого выдающегося государственного деятеля, которого он очень высоко ценил, стала для него горькой утратой, император, не колеблясь ни минуты, сам заполнил образовавшийся вакуум. Он был настолько уверен в себе, что открыто заявил о намерении впредь самостоятельно руководить политикой. Этот шаг молодого монарха, конечно же, был преждевременным и повлек за собой серьезные ошибки.

Прежде всего Франц Иосиф переоценил силу и мощь Австрии, а также ее влияние в Германском союзе. В то же время молодой правитель искренне верил, что именно он принесет спокойствие и благополучие народам своей державы. Он лично объездил и посетил все края и страны, входившие в состав империи Габсбургов. И надо отдать ему должное, в этой поездке император показал себя с наилучшей стороны. По всему государству была объявлена амнистия политическим заключенным и невинно осужденным. В общей сложности было освобождено около двух тысяч человек. Этим актом он сумел привлечь на свою сторону симпатии аристократии и шляхты, которые формально были представителями народных масс, населявших империю. Дальнейшую работу по созданию нужного имиджа главы государства проделала умелая пропаганда в различных административных, учебных заведениях, школах. Внесла в это дело свою лепту и пресса: малейшая социальная уступка со стороны власти массам преподносилась в ней как подарок «нашего доброго императора». Поэтому в народе о Франце Иосифе стали говорить доброжелательно: «Хоть он и в Вене, а все языки отцов помнит».

Добавил императору популярности и жуткий случай, который мог закончиться для него трагически. На одной из улиц Вены на прогуливавшегося Франца Иосифа было совершено покушение. Некто Любени, портной по профессии, напал на него сзади с ножом. К счастью, удар был слабым и нож лишь скользнул по голове императора. Говорят, что во время покушения тот вел себя отважно, а после случившегося сказал: «Теперь я понимаю, как тяжело моим солдатам в Милане…» Пресса тут же использовала эти слова для популяризации «заботливого правителя». В газетах написали, что даже в минуты смертельной опасности он думает о любимой армии. А еще писали, что в этой ситуации император повел себя как истинный монарх, которого ничего не страшит. Надо сказать, что молодой Франц Иосиф действительно производил впечатление не по годам трезвого и решительного человека. Его девизом было: вначале думать, а потом говорить. Многие европейские политики, в частности Бисмарк, бельгийский король и английский министр Гуд, отзывались о нем с большим уважением.

 

Первые испытания и неудачи

Крымская война 1853–1856 годов стала первым серьезным испытанием для империи Габсбургов во времена правления Франца Иосифа. Поводом к ней послужил спор о «ключах от святых мест» в Палестине между католиками и православными. Русский император Николай I потребовал от Турции признания России покровительницей всех православных подданных Оттоманской империи. Но фактически война между Россией и Турцией велась за господство в черноморских проливах и на Балканском полуострове. Как известно, в 1849 году царь с помощью русских штыков спас Австрийскую империю от революции и сохранил Францу Иосифу венгерский престол. Теперь он надеялся на ответную благодарность со стороны Австрии и ждал от нее поддержки. Но этого не случилось. Против России выступила не только Турция, но и коалиция в составе Англии, Франции и Австрии.

Накануне войны в драматической личной переписке Франц Иосиф пытался отговорить Николая I, своего «старого друга и учителя», как он его называл, от экспансии. А с началом военных действий он смело и довольно резко отошел от прежней линии в кильватере России и сформулировал самостоятельную позицию Австрии, которая в конечном итоге неизбежно должна была быть направлена против бывшей союзницы. Вот что писал австрийский император своей матери: «Вопреки всем политическим осложнениям, я не теряю мужества, и, по моему мнению, если мы будем действовать смело и энергично, то эта восточная заваруха сулит нам определенные выгоды. Наше будущее – на востоке, и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла только по причине слабости и разброда в нашем лагере. Медленно, желательно незаметно для царя Николая, но верно мы доведем русскую политику до краха. Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но в политике нельзя иначе, а наш естественный противник на востоке – Россия. Прежде всего надо быть австрийцем, и, безотносительно личности Николая, я радуюсь нынешней слабости России».

Франц Иосиф, военное руководство и министр иностранных дел Буоль пришли к выводу, что необходимо пресечь экспансию России на Балканы. Ведь туда, в устья Дуная, были устремлены и австрийские интересы. Однако выяснилось, что у Австрии недостаточно сил для того, чтобы занять ключевую позицию и оттуда дирижировать заключением выгодного для нее мира.

В ходе войны Франц Иосиф выдвинул крупные войсковые соединения на восточные границы империи. России было предъявлено ультимативное требование очистить Дунайские княжества. Не проконсультировавшись с союзниками в Германии, Австрия сама оккупировала эти области. Однако оккупация Дунайских княжеств вызвала весьма негативную реакцию в Европе. Австрию клеймили как захватчика, устремившегося за добычей.

Крымская война стала тяжелым испытанием для России. Несмотря на знаменитое морское сражение Нахимова у Синопа, героическую оборону Севастополя и битву на Альме, Россия в итоге проиграла ее. В этот момент Австрия свернула все военные мероприятия на Балканах, демонстративно направленные против восточного соседа и объявила о демобилизации. Франц Иосиф отказался вступить в войну на стороне западных держав ив 1855 году полностью вышел из дипломатической игры вокруг Крымской войны.

30 марта 1856 года в Париже был подписан унизительный для России мир, по которому она возвращала Турции занятый в ходе войны Карс и отказывалась от покровительства православного населения Оттоманской империи. Ей также было запрещено иметь военный флот и базы на Черном море. Над Молдавией, Валахией и Сербией устанавливался протекторат великих держав. Чтобы еще больше унизить Россию на Парижском мирном конгрессе, Франц Иосиф добавил сверх установленных ранее условий договора еще одно – уступку россиянами в пользу Турции части Бессарабии, примыкающей к Дунаю. Это предложение полностью устраивало западные державы, в планы которых входило создание напряженных отношений между Россией и Австрией. После смерти в 1858 году царя Николая I на российский престол взошел его сын, Александр II. Вражда между Австрией и Россией сохранилась и при нем.

Франц Иосиф был весьма удовлетворен исходом Парижского конгресса. По его мнению, он выполнил главную задачу – предотвратил развитие революции на Балканах. Но он хорошо понимал, что победители в этой войне не были теми партнерами, с которыми всерьез и надолго можно было строить систему сохранения консервативного порядка в Европе. Однако в то время император еще не осознавал, какая мощная мина заложена под само существование габсбургской монархии. Горьким прозрением для него оказалась начавшаяся в 1859 году Итальянская война (или, как ее еще называли, австро-франко-сардинская война). В связи с ней в Германии сразу поубавилось симпатий к автократично правящему императору Австрии. Вскоре дала о себе знать и давняя обида Наполеона III.

А началось все с того, что молодой король Сардинии Виктор Эммануил развязал войну против Австрии за Ломбардию. Франция тут же выступила на стороне итальянцев. В конце апреля 1859 года Австрия предъявила Сардинии ультиматум, и в начале мая австрийские войска вторглись на ее территорию. К этому времени уже не было в живых старого вояки Радецкого, а из нынешних генералов не нашлось никого достойного, чтобы занять его место. Тогда Франц Иосиф решил сам встать во главе армии. Однако военного стратега из него не получилось.

Австрийская армия фельдмаршала Гиулая насчитывала 120 тысяч человек, что вдвое превышало по численности сардинскую. Но с помощью французских войск 20 мая итальянцы нанесли австрийцам поражение у Монтебелло. Таким же неудачным стало для австрийцев и сражение у Палестро, а 4 июня армия французского императора Наполеона III и вовсе заставила австрийцев отступить. Решающая схватка между противниками состоялась 24 июня при Сольферио, в которой 137-тысячная австрийская армия снова потерпела поражение. Дальше продолжать войну австрийская империя уже не могла, поэтому 12 июля того же года в Виллафранке был заключен мир. По его условиям большая часть Ломбардии передавалась Сардинскому королевству. Под австрийским господством оставалась только Венеция. Таким образом, владычеству Габсбургов в Северной Италии был нанесен решающий удар. В течение двух лет Виктор Эммануил сумел объединить почти всю Италию, за исключением Венеции и Рима.

Поражение Австрии в Итальянской войне имело положительные последствия для стран, входящих в состав империи. Франц Иосиф вынужден был подписать так называемый «октябрьский указ» (от 20 октября 1860 года), а в феврале 1861 года ввести в стране конституцию. В 1867 году весьма либеральная конституция была дана и венграм. Она предоставила им полную автономию, уравняла в правах с австрийцами, позволила организовать все внутреннее управление страной на национальных началах и иметь собственную армию. В том же году Франц Иосиф короновался в Будапеште как венгерский король. С этого времени страна была преобразована в двуединую монархию под названием Австро-Венгрия.

Вслед за тем была введена полная автономия в Галиции и частичная в Чехии. Во всей империи был установлен суд присяжных и признана несменяемость судей. Было объявлено равноправие вероисповеданий. С введением всех этих общественно-политических изменений Австрия вошла в ряд наиболее прогрессивных стран Европы. Последующие годы показали, что политика реформ, несмотря на ее умеренность, принесла стране хорошие результаты: усилилась армия, окрепли финансы, строительство многочисленных железных дорог привело к промышленному подъему, большие успехи были достигнуты в области просвещения, Вена и другие города стали больше и богаче.

Однако на внешнеполитическом горизонте империи тучи так и не рассеялись. Австрия не сумела плодотворно использовать для своей монархии недолгие годы перемирия после Итальянской войны. А вот Италия сумела за это время объединить свои усилия в борьбе за свою независимость с Пруссией. В 1866 году началась новая, австропрусская война. Итальянцы со своей стороны стремились отвоевать у Австрии все земли Северной Италии. Виктор Эммануил даже обратился к Францу Иосифу с предложением выкупить Венецию. Но возмущенный император ответил на это: «Габсбурги не торгуют своей территорией, могут ее только подарить, если пожелают».

Австро-Венгрии очень трудно было бороться на два фронта. Решающая битва с прусской армией, которой командовал генерал фон Мольтке, состоялась 3 июля 1866 года у деревни Садова в Чехии. Пруссаки имели превосходство в артиллерии и другом, более современном вооружении. В многонациональной австрийской армии под командованием генерала Бенедека солдаты, представляющие разные народы империи, не желали сражаться за Франца Иосифа. Тысячи венгров, румын и итальянцев дезертировали прямо на поле боя. Поэтому австрийская армия не выдержала прусских атак и отступила. В этом сражении только убитыми и ранеными австрийцы потеряли 23 тысячи человек, еще 21 тысяча солдат и офицеров была взята противником в плен и дезертировала. Остатки полуокруженных австрийских войск вынуждены были отойти за Эльбу.

Прусские войска по политическим причинам не стали преследовать противника и идти на штурм Вены. Тем более, что их итальянские союзники потерпели тяжелое поражение в битве у Кустоццы с австрийскими войсками под командой великого князя Альбрехта. Но, несмотря на это, война с Пруссией закончилась для империи Габсбургов поражением. Согласно условиям перемирия, Австро-Венгрия передала победительнице Гольштейн, захваченный австрийцами у Дании в 1864 году, а Италии досталась Венецианская область. Политическим же результатом этой войны стал окончательный отказ Австро-Венгрии от объединения германских государств под своим началом и выход ее из Германского союза. Был закреплен окончательный переход гегемонии в Германии к Пруссии, возглавившей Северогерманский союз.

Но вскоре военные действия на европейском континенте с участием австрийцев возобновились. В 1870 году обострилось французско-прусское соперничество за владение Люксембургом. Наполеон III, учитывая обиды нанесенные Пруссией Австро-Венгрии в 1866 году, решил привлечь ее на свою сторону. И Франц Иосиф, забыв о том, что еще недавно нелицеприятно называл французского монарха «архимерзавцем» и «мошенником», согласился ему помочь. Он направил в Париж своего прославленного полководца, великого князя Альбрехта для участия в переговорах. На них было достигнуто формальное соглашение об участии Австрийской империи в войне против Пруссии. По разработанному союзниками плану 80-тысячная итальянская армия должна была наступать на Пруссию через Балканы, а 150-тысячная австрийская атаковать ее со стороны Чехии. Однако в самый ответственный момент Франц Иосиф изменил союзническим обязательствам. В Париж была отправлена депеша, в которой Вена с сожалением заявляла, что не может прийти на помощь Франции. Формальным предлогом такого решения была ссылка на то, что Россия придет на помощь Пруссии.

Таким образом, в самый тяжелый момент Франция была предана. Она потерпела сокрушительное поражение. Количество одних только пленных французов составило около 500 тысяч. Пруссаки заняли Париж. Франция была вынуждена отдать Германии Эльзас и Лотарингию, заплатить контрибуцию в размере 5 миллиардов франков золотом. На долгие годы в Западной Европе воцарилось господство Германии.

 

Прекрасная императрица «с чудинкой»

А в Австро-Венгерской империи наконец-то наступило относительное спокойствие. У Франца Иосифа появилась возможность немного передохнуть и задуматься о том, о чем думают все молодые люди в его возрасте. Конечно же о любви и браке. Да, да, будучи монархом одной из самых больших держав Европы, двадцатичетырехлетний Франц Иосиф мог себе позволить жениться не из политических интересов, а по любви. Существовало только одно важное и непреложное условие – его избранница должна была происходить из знатного рода.

Как это часто бывает, обсуждение столь щекотливого вопроса началось на семейном уровне. Весть о намерении австрийского монарха жениться мигом облетела все европейские дворы. Королевы, у которых были дочери на выданье, начали забрасывать сети. Решение этого деликатного дела взяла в свои руки мать императора София. Кто, как не она, должна найти достойную партию своему любимому Францу. Особый интерес и симпатию у нее вызывала династия Виттельсбахов из Баварии, тем более, что Габсбурги состояли с ними в давних родственных отношениях. Поэтому, не теряя драгоценного времени, София уладила это дело с королем Баварии Максимилианом I. Выбор пал на одну из его дочерей – Елену, милую и хорошенькую девушку. Ее стали готовить к высокой миссии. София, со своей стороны, начала расхваливать суженую перед сыном, делая главный акцент на знатности баварского рода. Тот не стал противоречить матери, которой безоглядно верил во всем. И хотя в душе Франц Иосиф мечтал о романтической любви, на смотрины согласился.

Встреча молодых была назначена в Бад-Ишле, летней резиденции Габсбургов неподалеку от Зальцбурга. К «лучшему жениху в мире», как называли австрийского императора тогдашние историки, Елена приехала вместе с младшей сестрой Елизаветой, более известной как Сиси. В первый же день по приезду баварских принцесс состоялся торжественный обед. Он начался скучно. Франц Иосиф выглядел рассеянным, мрачным и невнимательным. Но все изменилось после появления в гостиной Сиси. Настроение императора резко улучшилось, он повеселел, стал сыпать остротами и не спускал с девушки восхищенного взгляда. Она действительно была необычайно красива: с буйной копной каштановых волос, безупречной фигурой с осиной талией и бездонными карими глазами, поражавшими своеобразным взглядом, который говорил о нежной и неспокойной душе, полной загадок. Может быть, именно эти глаза и сразили Франца Иосифа.

Император предложил Елизавете погулять по парку. С прогулки он вернулся сияющий и сразу же объявил матери о своем намерении жениться на принцессе, которой было всего шестнадцать лет. «Я влюблен, как лейтенант, и счастлив, как Бог», – признался он. Между тем родители его избранницы держали юную дочь в стороне от жизни королевского двора. Учитывая ее молодость, они не были готовы к тому, что она может так скоро занять столь высокое положение в свете. Образование Сиси ограничивалось простым домашним обучением. Она очень любила природу и часто уходила одна в лес и горы, бродила по окрестным полям, заходила в сельские дома и играла с крестьянскими детьми.

Вечером в честь гостей из Баварии во дворце был дан бал, во время которого Франц Иосиф танцевал с Елизаветой котильон, что означало, что он сделал свой выбор. После танца он подарил ей «котильонный букет» из альпийских цветов, которые нарвал сам. А в перерыве между танцами влюбленный император показал девушке альбом с цветными картинками, на которых были изображены 18 представителей народов империи Габсбургов, одетых в национальные костюмы. «Вот мои подданные, ты хотела бы, чтобы они стали и твоими?» – спросил он Елизавету. Она лишь загадочно улыбнулась.

Уже на следующее утро Франц Иосиф приехал на виллу, где остановились баварские гости, и попросил у родителей Елизаветы ее руки. Через пятнадцать минут он получил положительный ответ. А вот его мать София выступила против этого брака. Она считала, что Елизавета слишком молода, легкомысленна и совершенно не подходит на роль императрицы. Но сын, который всегда и во всем слушался мать, в этом случае был непреклонен: «Сиси или никто!»

После получения согласия на руку Елизаветы сразу же состоялась праздничная помолвка молодых в местном костеле под звуки австрийского национального гимна. При выходе из костела Франц Иосиф сказал своей невесте: «Это наисчастливейший день в моей жизни. Своим счастьем я обязан тебе. Благодарю тебя за тот свет, который ты внесла в мою жизнь!» После этого Елизавета с сестрой и родителями отбыла в Поссенхофер – родовое имение Виттелсбахов. А вслед за ней туда стали лететь письма и подарки жениха. Оказалось, что Франц Иосиф умеет ухаживать за любимой женщиной, хоть и не оригинально, но красиво. Подарки сыпались на Елизавету как из рога изобилия: то бриллиантовая брошь в виде букета роз, то миниатюрный портрет императора в бриллиантовой рамке, то шубка из горностаев. Своеобразный подарок сделала будущей невестке и София. Она послала ей четки, то ли намекая на то, что пора оставить легкомыслие, то ли для того, чтобы девушка молилась за здоровье свекрови. Благодарственное письмо Елизаветы, в котором та обращалась к ней на «ты», возмутило строгую женщину. Ведь даже любимый сын называл ее только на «вы». Неприязнь Софии к будущей невестке еще больше усилилась, а вскоре сменилась глухой враждебностью, которая будет долгие годы портить жизнь обоих супругов.

Готовясь к свадьбе, Елизавета собрала 25 сундуков с приданым, которое стоило значительную по тому времени сумму – 50 тысяч гульденов. Еще 100 тысяч гульденов ей подарил Франц Иосиф. Позаботилась принцесса и о повышении своего общеобразовательного уровня: изучила австрийскую историю, а также историю Венгрии. Последняя ее особенно заинтересовала, ведь в ней текла и частица венгерской крови. По старинному обычаю, согласно которому муж на утро после свадьбы должен подарить жене подарок, чтобы компенсировать ей потерю девственности, Франц Иосиф преподнес ей «утренний подарок» в размере 12 тысяч золотых. Кроме того, он запланировал выдавать императрице ежегодно по 100 тысяч гульденов «на булавки», так называемые карманные расходы.

24 апреля 1854 года по Дунаю поплыл украшенный цветами свадебный корабль с императором. Причалив к берегу, Франц Иосиф обнял невесту, и они отправились в карете по улицам Вены. Горожане восторженно приветствовали будущую императрицу, краше которой, казалось, не было на свете. А Елизавета чувствовала себя как в сказке. Неужели это была любовь, о которой она мечтала и сочиняла стихи с десяти лет, и сидящий рядом с ней молодой красавец-император и есть герой ее романа? Ее, как и всех присутствовавших в костеле, где проходило венчание, потрясла роскошь свадебной церемонии, дотоле невиданной в Вене. Новобрачных приветствовала огромная толпа народу, а венчавший их кардинал Плаушер разразился длинной торжественной проповедью. После этого состоялся официальный прием, на котором императрице были представлены придворные, теперь уже ее подданные, допущенные до целования ее руки. Завершением церемонии стал затяжной свадебный банкет.

Когда после всех волнений свадебной церемонии и затянувшегося праздника Елизавета добралась до спальни, то силы буквально покинули ее. Четыре горничные и фрейлина помогли ей раздеться, а через полчаса пожаловал Франц Иосиф в сопровождении матери. Елизавета притворилась спящей. София надулась и ушла. Говорят, на следующее утро за завтраком она бесцеремонно осведомилась у невестки, каков ее сынок в постели. В ответ на это молодая женщина только разрыдалась. Она поняла, что отношения со свекровью у нее вряд ли сложатся. Так и произошло. Еще до свадьбы София назначила фрейлиной Елизаветы графиню Эстергази-Лихтенштейн, которая, скорее всего, была ее шпионкой. Несмотря на то что принцесса накануне проштудировала свадебный этикет, свекровь, неотступно следовавшая за нею тенью, без конца нашептывала ей инструкции.

С первых дней восшествия на престол Сиси почувствовала себя как в мышеловке. Но шанса изменить свою жизнь для нее уже не существовало, ведь стать императрицей – это навсегда. Если для нее венценосный брак стал концом романтической сказки детства, то для Франца Иосифа – достижением мечты. Он выбрал себе спутницу жизни не по приказу матери и двора, а по любви. Но, несмотря на то что оба супруга в первые годы совместной жизни испытывали друг к другу взаимные чувства, тень трагических событий, которые разрушат не только их семейное счастье, но и всю династию Габсбургов, уже витала над ними. Пройдет немного времени, и страшное проклятие венгерской графини Каролии начнет сбываться, нанося один удар за другим.

В цепи грядущих несчастий немалую роль сыграла великая княгиня София. На первый взгляд казалось, что ее отношения с Елизаветой не что иное, как банальные размолвки свекрови с невесткой. В действительности же София с первых же дней со свойственной ей жестокостью принялась ваять из Сиси свое подобие, не считаясь ни с особенностями ее характера, ни с личными склонностями, ни с привычным для бывшей баварской принцессы образом жизни. Под гнетом постоянных наставлений, выговоров, упреков и жестокого обращения юная императрица, терпя бесконечные обиды, была на грани отчаяния. Она стала дичиться всех и вся, никому не доверяла. София же высказывала ей почти неприкрытое презрение. Скандалы между ними возникали на каждом шагу и чаще всего касались соблюдения придворного этикета и обязанностей императрицы. К примеру, Елизавета после обеда во дворце хотела выпить стаканчик доброго мюнхенского пива, которое не переводилось в ее родительском доме, но в глазах венского двора это желание расценивалось почти как преступление. Такой же «проступок» она совершала, когда уходила самостоятельно в город в сопровождении лишь одной придворной дамы. А когда на одном торжественном банкете молодая императрица позволила себе снять с рук перчатки, ей грубо сделали замечание, а она в ответ рассмеялась. В результате всех этих придирок и унижений Елизавета стала за глаза называть свою «вторую мать» «эта дурная женщина», а София ее – «баварской провинциалкой».

Франц Иосиф предпочитал до поры до времени не вмешиваться в их ссоры, надеясь, видимо, что со временем все уладится. Но, как и следовало ожидать, со временем все становилось только хуже. Особенно обострились отношения двух женщин во время первой беременности Елизаветы. В 1855 году она родила дочь и пока приходила в себя после перенесенных мучений, девочку нарекли Софией и тут же унесли в апартаменты свекрови. Это стало ударом для несчастной Сиси. Видя, что ее душевные силы на пределе, и опасаясь за ее здоровье и жизнь, Франц Иосиф решил увезти жену к ней на родину.

В любимом и так часто снившемся Елизавете Поссенхофере император просто не узнавал свою печальную жену-затворницу. Она буквально сияла от переполнявшей ее радости. Ей не хотелось думать о возвращении в Вену, где ее ждала неумолимая свекровь и бесконечная, иссушающая душу вражда. Летом 1856 года императрица родила еще одну девочку, которую назвали Гизелой и… снова унесли к свекрови. Но тут уже не выдержал Франц Иосиф. Он буквально взбунтовался и выказал матери свое недовольство. Впервые в резкой форме он потребовал у нее не вмешиваться в его семейную жизнь и заявил, что отныне дочери будут жить с родителями. А еще сын обязал ее соблюдать уважение к той женщине, которую он любит всем сердцем. Впервые со времени замужества Елизавета одержала победу, но она оказалась пирровой. София отчетливо поняла, что лишается былого влияния на сына, и отныне перестала скрывать свою враждебность к невестке. А вслед за этим судьба нанесла императорской чете свой первый удар: в 1857 году умерла их двухлетняя дочь София. Отчасти это тяжелое горе было смягчено в августе того же года появлением на свет долгожданного наследника, которого нарекли Рудольфом. Но даже после рождения сына положение Елизаветы при дворе оставалось тяжелым. К тому же в отношениях супругов наступило охлаждение. Многие современники видели его причину в действиях матери императора, считая, что именно эта интриганка подсунула Елизавете первого любовника, а Францу Иосифу – любовницу. Но, так или иначе, факт остается фактом: семейная жизнь императорской четы дала трещину.

Охладев к жене, Франц Иосиф с головой ушел в государственные дела. От горьких мыслей отвлекала его и любовь к военному делу. Он часто пропадал на военных парадах и маневрах. А остававшаяся в одиночестве Елизавета все чаще впадала в меланхолию. Она еще пыталась всеми силами отстаивать право на собственные мысли, взгляды и поступки. Наперекор канонам дворцового этикета императрица открыла двери монарших апартаментов для художественной интеллигенции Вены. В круг ее общения стали входить художники, артисты, поэты и люди других творческих профессий, считавшиеся еще вчера немыслимым обществом для императорского двора. Конечно же, это не только не прибавляло ей популярности среди придворных, но и вызывало открытую враждебность.

Полному охлаждению между супругами способствовали и долгие путешествия и поездки по стране, в которые с удовольствием отправлялась Сиси. Особенно она любила бывать в Венгрии. И хотя жители этой второй половины империи Габсбургов хорошо помнили о жестоком подавлении венгерского восстания Францем Иосифом, к Елизавете они относились с большим уважением. Впервые она появилась здесь с мужем в 1857 году. Тогда, по понятным причинам, императорская чета была встречена в Венгрии прохладно. Но неподдельный интерес императрицы к истории и нынешнему положению страны, к самим венграм довольно быстро настроил население по отношению к ней на доброжелательный лад. Тем более, что все хорошо знали, что она не ладит с эрцгерцогиней Софией, которую так ненавидели в Венгрии. С появлением в семействе Габсбургов молодой императрицы в сердцах мадьяров зародилась робкая надежда на то, что в ее лице они найдут свою заступницу, которая сможет повлиять на Франца Иосифа в венгерском вопросе. Елизавета каким-то неведомым чутьем уловила эти надежды и поняла, что здесь ей доверяют. Поэтому когда она приезжала в Венгрию, то чувствовала, что все ее душевные раны словно затягивались. Вернувшись в Вену из очередной поездки, императрица засела за изучение венгерского языка и вскоре овладела им в совершенстве. В ее библиотеке появились книги венгерских авторов, а ближайшей подругой стала уроженка Венгрии Мария Валерзе, позднее ставшая графиней Лярош. А однажды Елизавета и вовсе вызвала в австрийском свете бурю негодования, появившись в театре в венгерском национальном костюме.

Несмотря на то что императрица была малосведущей в законах большой политики, она неожиданно для всех продемонстрировала удивительную дальновидность, дипломатический такт и политическое чутье в решении венгерского вопроса. По-женски тонко ей удалось подвести мужа к мысли о необходимости урегулирования отношений с Венгрией. Франц Иосиф и сам прекрасно понимал, что политика кнута ни к чему хорошему не приведет, и все больше сближался с супругой во взглядах на решение этой проблемы, осознавая, что дарование Венгрии права на самоопределение не несет никакой угрозы для могущества империи. В результате в феврале 1867 года в венгерском парламенте был зачитан указ о восстановлении конституции страны. Таким образом, в том же году и была создана Австро-Венгерская империя. Это событие стало триумфом для Елизаветы.

Императрица была обворожительной женщиной, вызывавшей восхищение своей красотой, легкостью и грацией. Она и поныне считается самой красивой монархиней Европы XIX столетия. Стремясь сохранить стройную фигуру (при росте в 1 метр 72 сантиметра ее вес никогда не превышал 50 кг) и юную внешность, Сиси занималась гимнастикой, часами гуляла на свежем воздухе, великолепно ездила верхом. А еще она регулярно делала маски из тонко нарезанных кусочков молодой телятины, клубничного сока, обожала ванны из оливкового масла или дистиллированной воды, а ее завтрак обычно начинался с коктейля, изготовленного из белков пяти-шести яиц и сухарика. Перед полуднем Елизавета выпивала чашку бульона, сваренного из нескольких килограммов мяса, а в обед пила охлажденное во льду молоко, сырые яйца и бокал токайского вина. Ежедневно придворным парикмахерам требовалось не менее трех часов, чтобы уложить ее дивные волосы в замысловатую прическу.

Елизавета уже не любила мужа, но еще была очень молода и красива, поэтому ей так хотелось любви и счастья. И хотя свои любовные связи женщина умела хорошо скрывать, не обходилось и без скандалов. Так, из воспоминаний графини Лярош известно о пылкой любви Сиси к молодому венгерскому графу Гунияди. Она уехала с возлюбленным на остров Мадейру. Когда об этом смелом и демонстративном поступке стало известно Францу Иосифу, он отозвал в служебном порядке Гунияди в Вену, а императрице велел срочно покинуть Мадейру. Но Сиси, вместо того чтобы вернуться домой, отправилась в Англию. Там она пустилась в новую любовную авантюру: завязала роман с английским аристократом Мидлетном, ставшим позднее генералом. Эта связь оказалась самой длительной: генерал сопровождал ее в поездках по всей Европе и до конца своей жизни пронес любовь к Сиси. А однажды он даже осмелился лично засвидетельствовать свое почтение Францу Иосифу, который хорошо был осведомлен об «английских похождениях» Сиси. Тот отнесся к непрошеному визитеру холодно, и вскоре англичанин, собрав чемоданы, отбыл на туманный Альбион. Повторная просьба принять его в 1907 году также получила категорический отказ императора: «Мидлетн принят не будет, мое решение твердо и окончательно».

Еще одно, менее известное любовное приключение Сиси произошло в 1874 году. Однажды она пришла без сопровождения на бал, проводившийся в банкетном зале Музик-ферайн. Она скрыла под маской и свою красоту, и свой титул, потому что хотела, чтобы ее полюбили «просто так». И действительно, загадочная стройная незнакомка вскоре привлекла внимание молодого чиновника Фрица Пахера Листа фон Тайнбурга. Провожая ее после нескольких танцев, он объяснился ей в любви и попросил снять маску, но она этого так и не сделала. Тем не менее в пылкой душе юноши еще долго жили воспоминания о единственной встрече с этой загадочной женщиной, а Сиси потом признавалась, что, может быть, это был тот редкий случай в ее жизни, когда судьба одарила ее настоящей любовью. Они долгие годы писали друг другу письма, при этом императрица так и не открыла ему своей тайны, используя для переписки псевдоним.

Экстравагантное и даже странное поведение императрицы вполне объяснилось ее своеобразной натурой. Елизавета была романтиком и всегда жила в своем собственном сказочном мире. Она говорила своей подруге: «То, что я иногда поступаю ужасно, не должно в свою очередь возмущать других. Любовь не является грехом. Бог сотворил любовь и каждый имеет свою мораль. Если мы своей любовью не причиняем боли третьему лицу, никто не смеет быть судьей такой любви». У Елизаветы была очень тонкая и ранимая душа, она всю жизнь как будто убегала от самой себя. Есть документальные свидетельства, что в ее роду были душевнобольные, а такие болезни, как известно, часто передаются по наследству. Действительно, одна из сестер Сиси, княгиня Аленсон, долгое время находилась в психиатрической клинике в Граце, а сестра Елена, которую прочили в жены Францу Иосифу, стала жертвой религиозной мании. Поэтому саму Елизавету нередко называли императрицей «с чудинкой».

Венценосные супруги были очень разными людьми: по характеру, наклонностям, душевному настрою, образу жизни. К тому же в силу своего высокого положения в обществе они никогда не принадлежали всецело самим себе. В 1868 году Елизавета родила еще одну дочь – Валерию. Но между супругами уже не было прежней близости, хотя открытость и доверие в их отношениях сохранились. Постоянным предметом беспокойства Франца Иосифа стало все возрастающее желание жены как можно реже бывать в Вене, которая была для нее подобием тюрьмы. Во время ее долгих путешествий он сильно тосковал о ней и писал ей множество нежных и ласковых писем, в которых старался успокоить и обнадежить ее томящуюся душу.

В 1872 году умерла эрцгерцогиня София, и Елизавете начало казаться, что она еще сможет обрести столь желанный ей покой и гармонию в жизни. Но вместо этого судьба преподнесла ей жесточайший удар – смерть единственного сына и наследника престола, кронпринца Рудольфа. В минуты невыносимого горя только что получившая известие о его гибели Елизавета выказала нечеловеческую выдержку. Именно она сделала то, на что не решился никто другой – сообщила мужу, что их сына больше нет. Она первой увидела Рудольфа в гробу, укрытого по грудь белым саваном. На мгновение ей показалось, что он просто заснул со странной улыбкой на губах. Только в эти страшные минуты до прихода мужа она дала волю своему отчаянию, упав на колени перед мертвым телом сына. В эти часы, наполненные траурными церемониями и скопищем чужих ненужных глаз, Елизавета старалась держаться из последних сил. И ей это удалось. Франц Иосиф умолял ее не присутствовать на церемонии погребения, но она выдержала все до конца.

После похорон глубокой ночью императрица незаметно вышла из дворца. Первый фиакр, встреченный ею в этот поздний час, отвез ее в монастырь капуцинов, где только что похоронили Рудольфа. Елизавета, отказавшись от услуг монаха, медленно спустилась в склеп, освещенный тусклым светом факелов. Еле сдерживая нечеловеческий крик, она тихо произнесла: «Мальчик мой, скажи, что же с тобой случилось?» Однозначного ответа на этот вопрос нет до сих пор, есть лишь несколько версий гибели кронпринца, о которых мы расскажем позже.

После смерти сына последние 10 лет жизни Елизаветы стали годами прощания со всем, что ее окружало. Она раздарила все свои сколько-нибудь нарядные вещи, предпочитая носить в основном черные платья. Ее душевное состояние явственно свидетельствовало о том, что жизнь потеряла для нее всяческий смысл. Напрасны были надежды Франца Иосифа, что острота боли от утраты со временем утихнет. Жена заперлась в маленьком особняке в Ишле, там, где он впервые увидел ее. Изредка Францу Иосифу удавалось вытащить Елизавету в свет, но единственным способом забыться для нее стали путешествия. Как тяжело раненный зверь, она искала такое место, где можно было бы хоть на минуту отключиться от преследовавшей ее боли утраты. Императрица все больше походила на душевнобольную. Как-то в одном из разговоров о жизни и смерти она сказала: «Что мы знаем об этом? Еще никто не вернулся из этого путешествия и не рассказал нам, что там нас всех ожидает».

Иногда прогулки Елизаветы затягивались на весь день, за это время она могла пройти 15–20 миль. Как правило, ее сопровождал студент афинского университета, которого она шутливо называла «греческим лектором». Он читал императрице стихи греческих авторов и нес за нею поклажу. Во время прогулок она нередко вела себя странно: пряталась за каким-нибудь деревом и меняла наряд. А однажды, будучи в Париже, императрица лунной ночью отправилась в собор Нотрдам, а потом зашла в дешевое кафе и съела чашку лукового супа. Выходя на прогулки, Елизавета брала с собой кошелек, набитый деньгами и часто подавала милостыню.

Франц Иосиф редко виделся с женой и уже с трудом мог припомнить, когда они в последний раз сидели вместе за обеденным столом. Известно, что во время одного из ее вояжей по Франции он посетил Елизавету в курортном местечке Кап-Мартен. Но этот визит был чисто внешней демонстрацией благополучия во взаимоотношениях императорской четы.

Елизавета по-прежнему категорически отказывалась от охраны, создавая трудности отвечавшему за ее безопасность детективу французской полиции Ксавьеру Паоли. Она постоянно игнорировала его требования, говоря: «Успокойтесь, мой милый Паоли, что может со мной случиться?

Кто может пожелать зла бедной женщине? Впрочем, все мы подобны лепестку мака или всплеску маленькой волны на поверхности воды». Между тем, опасность была близка. Говорят, что накануне трагедии императрице были посланы некие мистические предостережения. Так, однажды, когда она читала в саду о сицилийской мафии, над ее головой появился черный ворон, который стал кружиться и истошно каркать. Прислуга долго пыталась отогнать его, но он возвращался снова и снова. Еще одно недоброе предзнаменование случилось в Швейцарии. С балкона своего гостиничного номера Елизавета увидела в парке таинственную женщину, одетую во все белое. Та стояла среди деревьев и в упор смотрела на нее. Не на шутку напуганная и взволнованная императрица велела слугам прогнать странную незнакомку, но, обыскав весь парк, они никого не нашли. Придворные сразу вспомнили старинное поверье, существовавшее у династии Габсбургов: перед всяким несчастьем в императорском роду всегда появляется таинственная женщина в белом как предвестница беды. Так было в 1867 году, когда в Мексике был убит брат Франца Иосифа Максимилиан, так было и в 1889-м, ставшим годом гибели кронпринца Рудольфа.

Наступил 1898 год. С его приходом жизнь Елизаветы стала особенно неспокойной. Ей не сиделось на месте, и она металась по всей Европе: из Биаррица в Сан-Ремо, из Сан-Ремо в Ко, из Ко в Киссенген, оттуда в Бад-Ишль и опять в Ко. В окружении императрицы чувствовалось какое-то напряжение, да и она сама, видимо, его ощущала. Говорят, что Елизавета даже предсказала свою собственную смерть за сутки до гибели на берегу Женевского озера, сказав: «Не хочу жить. Хочу, чтобы моя душа выскользнула через маленькое отверстие в сердце и воспарила к небесам». На следующий день она решила навестить баронессу Ротшильд на ее вилле в Прегари. Все сопровождавшие ее в этой поездке в Женеву принялись отговаривать императрицу от поездки, но она осталась непреклонной: «Я готова ко всему, готова заглянуть в глаза судьбе. Если что-то должно случиться, нет силы, которая могла бы этому помешать».

10 сентября после полудня 60-летняя императрица с придворной дамой вышла из отеля и направилась к набережной Мон-Блан, чтобы сесть на пароход и доплыть до Прегари. Неожиданно к женщинам подбежал Люкени и с чудовищной силой вонзил в грудь Елизавете остро отточенный трехгранный напильник (по другим данным, сапожное шило). Императрица упала. Прохожие помогли ей встать, и она сама дошла до пристани и поднялась на палубу. Но там она побледнела и снова упала, успев только сказать: «У меня немного болит грудь». Когда ее уложили на скамью, то увидели, что на платье из пробитого напильником корсета капает кровь. Елизавета потеряла сознание, у нее началась агония. Оказалось, что убийца пронзил ей сердце. Так трагически ушла из жизни эта удивительная женщина.

Убийцу тут же схватили. Оказалось, что он родился в Париже, своих отца и матери не знал, работал строителем, кочуя из одной европейской столицы в другую. Очутившись в Женеве, Люкени увлекся идеями социалистов и анархистов. Под их воздействием он и задумал совершить это убийство, при этом ему было все равно кого убивать – итальянского короля Гумберта, или русского царя Николая II, или герцога Орлеанского. Сообщение в газете предопределило выбор террориста, тем более что однажды в Будапеште он видел Елизавету и хорошо запомнил ее внешность. Проведенная экспертиза засвидетельствовала, что убийца психически здоров, а его действиями руководило желание отомстить ненавистным аристократам за свою горькую жизнь и… прославиться. На вопрос полицейского, почему он напал на Елизавету, Люкени спокойно ответил: «Она была первой коронованной особой, которая повстречалась на моем пути». На судебном процессе, когда его спросили, чувствует ли он раскаяние, Луиджи ответил: «Конечно же нет». При этом он с удовольствием позировал фотокорреспондентам и посылал в зал воздушные поцелуи. Убийцу приговорили к пожизненному заключению, но через 12 лет он повесился в женевской тюрьме.

Сообщение о гибели императрицы было срочно направлено в Вену. Когда адъютант Франца Иосифа, граф Пара пришел доложить ему об этой ужасной вести, тот по его лицу понял, что случилось несчастье. Прочитав телеграмму, император тяжело упал в кресло, обхватив голову руками. Немного придя в себя, он увидел рядом своего племянника Франца Фердинанда и тихо сказал ему: «Неужели нет на свете такого горя, от которого могла бы уберечь меня судьба!?» И, как оказалось потом, уготованная ему судьбой горькая чаша еще не была выпита им до дна.

 

Муза по имени Катарина Шратт

Кроме Елизаветы в жизни Франца Иосифа была еще одна женщина – актриса Катарина Шратт, которая долгие годы оставалась его возлюбленной, музой и спутницей. Их любовные отношения начались в 1885 году и ни для кого, в том числе и для императрицы, не составляли тайны. Более того, именно она и подобрала подругу мужу. Елизавета хорошо понимала, как он страдает от отсутствия семейного счастья и любви, которые она уже не могла ему дать. И хотя мысль о том, чтобы подыскать достойную любовницу для собственного мужа, может показаться не очень этичной, это было со стороны Елизаветы своеобразным проявлением заботы и сострадания по отношению к человеку, с которым она была когда-то счастлива. Кроме того, императрица хотела, чтобы Франц Иосиф настолько увлекся другой женщиной, что ему было бы не до нее и она могла бы вести свой привычный образ жизни.

Однажды Елизавета попросила свою подругу графию Ларош подыскать для Франца Иосифа достойную подругу. Единственное условие состояло в том, что эта женщина не должна претендовать на то, чтобы стать императрицей. Графиня предложила ей нескольких придворных дам, готовых с удовольствием утешить императора, о котором давно уже говорили как о «соломенном вдовце». Но Елизавета отвергла все кандидатуры. А вскоре она остановила свой выбор на молоденькой хорошенькой артистке Венского императорского театра Катарине Шратт, жене венгерского аристократа. Катарина была очень доброй женщиной и не претендовала на какие-то привилегии. По мнению Елизаветы, именно она могла дать Францу Иосифу то счастье, которого он был лишен по ее вине.

Их знакомство произошло в императорской канцелярии, куда Катарина пришла с какой-то просьбой. Для Франца Иосифа этот визит оказался приятной неожиданностью. Он часто посещал Венский театр и, испытывая симпатию к этой красивой и талантливой актрисе, старался не пропускать ни одного представления с ее участием. Видимо, Сиси хорошо знала об этом. Кроме красоты и таланта Катарина отличалась скромностью и интеллигентностью, что не могло не произвести на императора благоприятного впечатления. Вскоре он поделился с женой своими впечатлениями от личного знакомства с актрисой, и та высказала пожелание тоже поближе с ней познакомиться. Катарине было направлено приглашение посетить императорский двор. Ее встреча с императрицей была очень сердечной, за ней последовали другие, в результате чего женщины подружились и часто вели долгие задушевные беседы.

Что же касается Франца Иосифа, то сначала его встречи с актрисой хранились в тайне, но очень скоро, по мере того, как они становились ближе друг другу, стали практически публичными. У императора появилась не только любовница, но и близкий друг. Елизавета несомненно была рада этому, ведь теперь ее бесконечные путешествия по всему миру уже не вызывали у мужа недовольства. Возможно, в знак благодарности женщине, которая помогла получить ей желанную свободу, она поручила одному из самых известных придворных художников нарисовать портрет Катарины. Вскоре актриса покинула сцену и незаметно вошла в жизнь императорского двора и семьи Франца Иосифа. Она жила тихо и не причиняла никому неудобств. Франц Иосиф почти ежедневно навещал ее в скромной венской квартире, а когда он покидал Вену, Катарина ехала вместе с ним. В императорском летнем курорте в Ишле у нее была своя вилла, куда император, как правило, приезжал на коне или приходил пешком.

К любовной связи Франца Иосифа с Катариной австрийцы относились спокойно. Забавные истории и анекдоты, которые придумывали на эту тему в народе, были скорее смешными, чем злобными. И только дочери Франца Иосифа относились к любовным похождениям отца иначе. Гизела и Валерия неоднократно говорили ему, что эта связь бросает тень на всю императорскую семью, что такое поведение главы империи недостойно и вредит им. Но 70-летний император был тверд как скала, он не мог и не хотел предавать свою любовь.

Однажды Катарина получила оскорбительное анонимное письмо. Она собрала вещи и уехала в Брюссель, оттуда – в Баварию, а затем в Рим. В Риме она добилась аудиенции у папы и получила его благословение на расторжение брака со своим мужем, бароном Киссом. После этого стали ходить слухи о ее возможном скором морганатическом браке с Францем Иосифом (к этому времени Елизаветы уже не было в живых). Но этого не случилось. Престарелый монарх просто любил эту уже немолодую женщину, так же как и она его, и ничего другого им не было нужно.

Катарина находилась рядом с Францем Иосифом в течение долгих тридцати лет. Это было время их тихого счастья. Актриса не вмешивалась ни в государственные дела императора, ни в придворную жизнь. Она ни разу не позволила использовать свои отношения с венценосной особой для решения проблем других людей. Но, кто знает, смог бы Франц Иосиф достичь столь преклонного возраста и без малого 70 удерживать в своих руках бразды правления империей без любви и поддержки этой женщины.

 

Мексиканская авантюра Максимилиана и другие трагедии

Четыре важных в истории Австрии года – 1859-й, 1866-й, 1870-й и 1878-й (год начала российско-турецкой войны) – наглядно показали династии Габсбургов, что ей нечего искать в Италии и Германии. Стало понятно, что будущее империи находится на Балканах, и начиная с 1878 года австрийская политика стала развиваться именно в этом направлении.

Австрия предприняла попытку взять под свое покровительство славянские народы Турции. Однако здесь ее главным соперником была Россия. Но если та двигалась в направлении Константинополя, то Габсбургов интересовали Салоники. Первым наглядным шагом такой политики стал тайный договор 1878 года, подписанный на Берлинском конгрессе. Согласно ему, австрийская империя аннексировала Боснию и Герцеговину. Для захвата этих славянских земель Франц Иосиф направил туда 200-тысячную армию с 480 пушками. Такой силе местные партизаны оказать сопротивление не могли.

Сложные внешнеполитические события 1870-х годов для Франца Иосифа усугубились сразу несколькими семейными трагедиями. И первой среди них стало убийство мексиканскими повстанцами младшего брата Франца Иосифа, великого князя Максимилиана. Поначалу он был вице-королем Ломбардии и Венеции. Чтобы склонить итальянцев на сторону Австрии, он правил осторожно и спокойно. Но, несмотря на это, итальянцы ненавидели австрийских оккупантов. К примеру, когда Максимилиан со своей женой Шарлоттой выходил в Венеции на площадь Святого Марка, то за несколько минут до этого венецианцы спешно покидали ее, чтобы не видеть ненавистную чету. Франц Иосиф понимал, что брату было не под силу справиться с напряженной обстановкой в итальянских владениях, и отозвал его в Вену. Но Максимилиан обиделся на него за это и удалился на остров Мирамаре в Средиземном море. Здесь он занялся сочинением стихов и политических трактатов. Возможно, что Максимилиан спокойно и дожил бы свой век за этим любимым занятием, если бы не его жена Шарлотта. Она была дочерью бельгийского короля, и ее снедало честолюбие: она не представляла своей жизни без трона. Шарлотта мечтала о том, чтобы вновь надеть королевскую корону на голову мужа. Вскоре такой случай подвернулся, но не в Европе, а в далекой Америке.

В то время у Мексики были немалые долги перед Францией, Англией и Испанией. Правивший там президент Бенито Хуарес отказался их платить. Тогда влиятельные мексиканские эмигранты, чтобы навести порядок на родине, предложили создать в Мексике монархическую форму правления. С этой идеей они отправились в замок Максимилиана на острове и предложили ему возглавить будущую монархию. Великий князь, хотя и считал, что Европа в то время была «бедной, жалкой и медленно разлагающейся», большого воодушевления от такого предложения не испытал. Словно предчувствуя трагический конец этой авантюрной затеи, он ответил отказом. Но тут в дело вмешалась честолюбивая Шарлотта, и Максимилиан передумал, заявив мексиканской делегации, что готов занять престол, но только после проведения референдума об учреждении мексиканской монархии. Когда этот плохо организованный и сфальсифицированный референдум продемонстрировал мнимый перевес голосов сторонников монархии, эрцгерцог дал свое согласие и принял мексиканскую корону.

Этому событию предшествовало одно неприятное для Максимилиана обстоятельство. Он опять крупно повздорил с Францем Иосифом. Тот выдвинул брату обидное условие, фактически вынуждающее его отречься от своих прав на австрийский престол. Шарлотта тут же умчалась в Вену на переговоры с императором, но он остался непреклонным. Франц Иосиф лично прибыл в Мирамар, прихватив с собою других великий князей, министров, канцлеров и фельдмаршалов. Под давлением такой делегации Максимилиан публично отрекся от австрийского престола. Братья попрощались очень сухо, не обнявшись и не подав друг другу руки, а только по-военному отдав честь.

После этого на башне мирамарского замка был поднят мексиканский флаг. В честь мексиканских гостей был дан торжественный банкет. После него новоиспеченный король Мексики всю ночь проблуждал по аллеям парка в мыслях о своем темном и неопределенном будущем. Когда Шарлотта принесла ему поздравительную телеграмму от Наполеона III, он не выдержал и грозно крикнул ей: «Я запрещаю тебе говорить мне о Мексике!» Нервы Максимилиана расшатались, да и чувствовал он себя неважно, из-за чего была даже перенесена дата отъезда в Мексику. Однако все же пришло время отбывать к месту нового правления. Когда с борта корабля Максимилиан увидел удаляющийся родной берег, то расплакался. В отличие от него, Шарлотта пьянела от радости – ведь теперь она королева Мексики. Об этой стране она знала мало, слышала только, что где-то там находится золотоносный край Эльдорадо. Будущее рисовалось ей в богатстве и блеске славы. Она мечтала о королевском ложе из лепестков роз, о балах и высоких должностях для своих любимцев.

Но действительность оказалась совсем иной и заставила ее быстро разочароваться. Выяснилось, что в стране шла гражданская война, и основным занятием Максимилиана стало ведение боевых действий против мексиканских повстанцев. До прибытия в Мексику он заручился поддержкой французского императора Наполеона III, который отправил в страну 25-тысячную армию и восемь тысяч солдат Иностранного легиона под командой маршала Базена. По сути, столица Мексики была оккупирована французами. Максимилиану, как новому правителю страны, пришлось признать ее старые долги. Отряды президента Хуареса беспрерывно совершали набеги по всей территории страны, доходя и до столицы. Против них организовывались карательные экспедиции, но как только французы уходили, повстанцы появлялись вновь.

Разные слои мексиканского населения во главе с Хуаресом не хотели монархии в стране и оказывали ожесточенное сопротивление. Тем более, что в повстанческих массах нашла отклик так называемая «доктрина Монро» – «Америка для американцев». Наполеон III был хорошо осведомлен о событиях, происходящих в Мексике, и пока мог, помогал Максимилиану в борьбе с повстанцами. Но в связи с обострившимися отношениями в Европе и угрозой для Франции со стороны Пруссии французскому императору самому срочно понадобились войска, отправленные в Мексику. После их возвращения на родину Максимилиан оказался без всякой поддержки. В его распоряжении осталась маленькая добровольческая армия, состоявшая из европейских авантюристов и искателей приключений. Положение императора становилось угрожающим.

Император попытался наладить отношения с президентом Хуаресом, предложив ему заключить мир. Но тот отклонил это предложение. Тогда Максимилиан отослал Шарлотту в Европу за помощью. Но Наполеон III не пошел навстречу просьбам Максимилиана, а французские солдаты и вовсе не желали отправляться в Мексику. Шарлотта пригрозила Наполеону отречением мужа от мексиканского престола, на что тот спокойно ответил: «Серьезно? Я также думаю, что это будет лучшим выходом из сложившейся ситуации». Тогда Шарлотта в последней надежде обратилась в Ватикан, но все было тщетно. Вскоре душевные силы покинули неудавшуюся императрицу, и она сошла с ума от горя. До конца своих дней она ждала своего мужа, хотя его уже не было в живых.

У Максимилиана оставался только один шанс выйти достойно из сложившегося положения – отречься от злосчастного престола. Но сделать это ему, видимо, не позволила гордость Габсбургов. Монарх решил идти до конца. Когда последний французский солдат покинул Мексику, он с горечью произнес: «Наконец-то я свободен!» И отдал приказ поймать Хуареса и расстрелять. С остатками своей «национальной» армии Максимилиан направился в город-крепость Кверетаро. Он рассчитывал на преданность престолу его жителей. Там его действительно радостно встретили сторонники монархии. Однако вскоре повстанцы осадили Кверетаро. Малочисленным императорским силам совместно с семью тысячами сторонников Максимилиана пришлось обороняться от 40-тысячной армии республиканцев. Жестокая осада города продолжалась более двух месяцев. Силы были неравны, и 15 мая 1867 года город пал. Максимилиан попал в руки Хуареса, которого совсем недавно он приговорил к заочной смерти.

Победители разрешили ближайшим иностранным сторонникам Максимилиана покинуть Мексику, а вот его самого арестовали. Больше месяца его держали под охраной в небольшом домике на окраине Кверетаро. Он исполнял роль заложника на случай иностранной интервенции. Тем временем войска Хуареса овладели всем краем. Теперь он мог покончить с ненавистным врагом. Максимилиан был предан суду военного трибунала. До последней минуты новоиспеченный монарх, ставший жертвой европейских политических интриг и спекуляций, надеялся на спасение. Но суд был скорым и суровым. Низложенного императора четырьмя голосами против трех приговорили к расстрелу. Решение суда он встретил спокойно.

Утром 19 июня Максимилиана разбудили. Он надел фрак, помолился и попросил отправить свое обручальное кольцо жене в Вену. Императора и двух его генералов доставили в Церро де ла Кампанас – Колокольному холму в долине под Кверетаро. Как подобает настоящему Габсбургу, Максимилиан не позволил завязать себе глаза. Его последними словами были: «Это бунт и государственная измена!» Прогремел залп, и несчастный император упал, сраженный пулями. После долгих переговоров его тело было доставлено тем самым фрегатом, на котором

Максимилиан и Шарлотта в апреле 1864 года отплыли в Мексику, в Триест, а оттуда перенаправлено в Вену, где его и похоронили. В память о мексиканском императоре Максимилиане, представителе династии Габсбургов, в Кверетаро родилась крылатая фраза: «Он был, чтобы быть, он умер, чтобы жить».

Европа еще не успела опомниться от мексиканской трагедии, как в дом Габсбургов пришла новая беда, которая коснулась представителей семейства по линии жены Франца Иосифа. При очень загадочных обстоятельствах погиб баварский король Людовик II. Трагедия произошла на Штаренбергском озере вблизи Мюнхена. Людовик страдал душевным расстройством, которое приняло форму нездорового романтизма. Толчком для их развития послужило его разочарование в любви: измена и фактически предательство со стороны его невесты Софии, сестры Елизаветы. Людовик замкнулся в себе и предпочитал проводить время в одиночестве. Замкнутый и необычайно странный способ жизни баварского короля, за который его прозвали «последним романтиком», привлекал внимание всей Европы. Большую часть времени Людовик проводил в своем замке, фантастически обставленном. Здесь у него была столовая, совершенно пустая, зато в воображении короля ее посещали знатные гости: он угощал на банкетах… духов Марии Антуанетты, русской царицы Екатерины II, Гамлета и даже Юлия Цезаря. Людовик вел с ними долгие задушевные беседы, обсуждал вопросы искусства и философии. По его приказу в совершенно пустом зале придворной оперы игрались лучшие спектакли, слушателями которых были гости с того света. Для себя самого король любил устраивать ночные обеды, длившиеся порой до пяти часов утра. При этом его развлекали лучшие актеры.

А еще на примыкающем к королевскому парку озере Людовик любил плавать в пышной гондоле, которую тянул лебедь. Правил страной Людовик тоже весьма оригинально: он направо и налево раздавал аристократические титулы и звания, в результате чего вельможами стали даже его личный парикмахер и портной.

Все возрастающая ненормальность короля в конце концов вынудила его родню оформить над ним опекунство. Его окружили охраной, за ним повсюду следовал доктор с фигурой атлета. Елизавета никак не хотела поверить в ненормальность своего родственника, не раз просила Франца Иосифа помочь ей освободить его от такого опекунства и даже разработала план по его освобождению. Но его осуществлению помешала таинственная смерть Людовика. Однажды король в сопровождении своего неотлучного доктора решил покататься на лодке по Штаренбергскому озеру. В тот же день были обнаружены перевернутая лодка и два утопленника. Извлеченные из воды тела свидетельствовали о том, что между Людовиком и его спутником произошла настоящая схватка.

Следующая трагедия произошла уже в семействе Франца Иосифа с дочерью великого князя Альбрехта, княгиней Елизаветой. Во время одного из придворных балов в Шенбрунне она решила уединиться в одной из комнат на втором этаже. Девушке просто захотелось покурить. Она была одета в пышное бальное платье из муслина со множеством кружев. Видимо, княгиня уже зажгла папиросу, как вдруг послышались шаги. Испугавшись, что может войти отец и, застав ее за этим занятием, устроить ей нагоняй, она спрятала руку с горящей папиросой за спину. Вошедший был действительно великим князем Альбрехтом. Он подошел к дочери, и тут неожиданно платье на ней вспыхнуло. Елизавета с криком как горящий факел пронеслась по ступеням на первый этаж. Когда огонь погасили, было уже поздно. Девушку положили в ванну с оливковым маслом и перевезли в Вену. Лучшие австрийские врачи пытались спасти ее жизнь, но сделать этого не смогли. В страшных муках она умерла.

Но все эти трагические события стали только прелюдией к самому большому несчастью, обрушившемуся на голову Франца Иосифа. Все их затмила трагедия, происшедшая в замке Майерлинг в январе 1889 года.

 

Таинственные события в замке Майерлинг

21 августа 1858 года у Елизаветы и Франца Иосифа родился долгожданный сын, названный по имени основателя династии Рудольфом. Казалось, что с его появлением стабильность и дальнейшее существование династии Габсбургов обеспечено. Необычайно живой и темпераментный ребенок радовал родителей, которые возлагали на него большие надежды.

Наследник древнейшего престола Европы получил всестороннее домашнее образование. Его обучали более пятидесяти учителей. Среди них выдающийся ученый, профессор-зоолог Альфред Брем и известный экономист Карл Менгер. В отличие от своего отца, Рудольф воспитывался в весьма либеральном духе. Однако с детства он хорошо усвоил, что он – Габсбург. Гордость от сознания этого переполняла его, хотя он рос общительным и совсем не высокомерным. Население Вены любило кронпринца и ласково называло его «наш Руди».

Уже в юном возрасте венценосный подросток высказывал смелые суждения о политике и правлении. Так, в письме к одному из учителей пятнадцатилетний Рудольф писал: «Дело монархии кончено. Это гигантская развалина. Она еще держится, но в конце концов рухнет. Пока народ слепо позволял собой управлять, все шло отлично.

Однако эра эта кончена, люди освободились». Содержание письма дошло до императора, и тот впредь запретил внушать наследному принцу крамольные мысли, а самого его с тех пор полушутливо называл «свободомыслящим». И был не так уж далек от истины: в 17 лет Рудольф объявил, что хочет поступать в университет. Это вызвало у Франца Иосифа сначала недоумение, а потом и негодование, поскольку по заведенному порядку наследник престола мог избрать только военную либо морскую карьеру. Рудольф уступил отцу и стал военным.

Молодой наследник был умен, красив, блестяще образован и к тому же оказался великолепным рассказчиком. Все это обеспечило ему успех в обществе. Особенно он нравился женщинам, так же, впрочем, как и они нравились ему. Будучи весьма темпераментным, Рудольф рано пустился в любовные приключения. Узнав о «любвеобильном» поведении сына, Франц Иосиф решил поскорее женить 23-летнего отпрыска. И 10 мая 1881 года Рудольфа обвенчали с принцессой Стефанией, дочерью бельгийского короля Леопольда II. Брачная церемония сопровождалась пышными празднествами. На первых порах многим казалось, что кронпринц влюблен в Стефанию. После свадьбы молодожены много путешествовали. Иногда они останавливались в императорской резиденции в Шенбрунне, иногда в Майерлинге под Веной, где у кронпринца был охотничий замок. Увидев впервые это романтическое место, Стефания с восторгом сказала: «Какое прекрасное место, оно словно создано для того, чтобы тут жить!», на что Рудольф с горькой усмешкой ответил: «Да, и для того, чтобы умереть». Навряд ли он тогда догадывался, что его слова станут пророческими и вскоре в точности исполнятся…

После женитьбы кронпринц серьезно занялся службой. Правда, для ее прохождения он выбрал второстепенный полк, расквартированный в Праге. В то время при венском дворе столица Чехии считалась скучным местом. Первое время Рудольф жил там тихо и просто, часто выезжал на охоту. Военная карьера продвигалась успешно: в 24 года наследник престола получил звание фельдмаршала и вице-адмирала, стал командиром дивизии, стоявшей в Вене. Рудольф начал интересоваться и государственными делами. Он хотел бы видеть Австрию могущественной либеральной империей без пережитков и предрассудков феодального строя. По его мнению, разные национальности, входившие в состав государства, можно было бы прочно объединить конституционной монархией и армией. Но революцию при всем своем либерализме Рудольф не принимал, где бы она ни случалась. Он отстаивал великодержавную политику и вынашивал грандиозные планы по поводу будущего империи Габсбургов. Кронпринц любил повторять: «Мы нужнее Европе, чем Европа нам». К сожалению, все эти планы наследника не находили какого-либо отклика у царствующего императора.

К разладу с отцом добавились частые ссоры с женой. Уже вскоре после заключения брака Рудольф понял, что его семейная жизнь не удалась. Интересы и воззрения супругов были слишком разными, и с годами их позиции по многим вопросам все больше расходились. Даже рождение в сентябре 1883 года дочери, эрцгерцогини Елизаветы, не смогло предотвратить роста отчужденности между супругами. Они не виделись неделями. На упреки близких Рудольф отвечал, что никогда не видел в глазах жены огня любви к нему, в них было только недоверие. Справедливости ради стоит сказать, что сам он вел отнюдь не монашеский образ жизни. Чтобы отвлечь сына он любовных похождений, Франц Иосиф специально для него создал новую должность – генерального инспектора пехоты. Но Рудольф, как и прежде, предпочитал инспектировать злачные места Вены. По воспоминаниям очевидцев, в своем охотничьем замке в Майерлинге он устраивал ночные попойки и оргии. Здесь в ванной с шампанским купались обнаженные артистки кабаре и оперетты. Не в лучшем виде по роскошным залам замка разгуливал и сам кронпринц с друзьями.

В это непростое для него время Рудольф познакомился с девятнадцатилетней баронессой Марией Вечерей, дочерью венгерского барона и итальянки из банкирской семьи. Девушка жила в Вене с матерью и опекуном Александром Бальтацци, известным спортсменом. Отец ее умер, когда она была еще ребенком. Их встреча стала для обоих чем-то вроде удара молнии. Мария неистово влюбилась в кронпринца. Она боготворила его и была готова ради него на все.

Роман Рудольфа и Марии развивался бурно. На протяжении 1887–1888 годов они почти не разлучались. Дело дошло до того, что кронпринц даже хотел взять с собой девушку на празднование 50-летия правления королевы Виктории в Лондон. Из-за этого разразился скандал. Но влюбленные по-прежнему продолжали встречаться то в доме графини Лярош, то в любимом замке в Майерлинге, проводя время в прогулках, развлечениях и охоте.

Франц Иосиф долго терпел неприглядное поведение сына. Однако в 1888 году между ними состоялся очередной серьезный разговор, поводом к которому послужило письмо папы Льва XIII к императору. В нем глава Ватикана сообщал Францу Иосифу о том, что кронпринц обратился к нему с просьбой о расторжении брака со Стефанией. Для австрийского монарха это известие стало громом среди ясного неба. Пригласив сына во дворец, он в категорической форме потребовал от сына объяснений. Франц Иосиф не хотел ничего слышать о разводе сына с законной женой и заключении брака с Марией и сказал, что ни за что не допустит такого скандала. Но, видимо, сын остался при своем мнении, поскольку последними словами императора стали такие: «Ты не достоин быть моим наследником!»

Прошло несколько месяцев. Что происходило за это время в отношениях между Рудольфом и Марией неизвестно. Накануне зловещего дня 30 января 1889 года кронпринц выехал в Майерлинг на охоту. А на следующий день утром в замок прибыла полиция. В одной из его комнат были обнаружены два трупа – Рудольфа и Марии. По всей видимости, кронпринц сначала застрелил свою возлюбленную, а затем с помощью зеркала совершил самоубийство. На ночном столике лежали прощальные письма эрцгерцога: матери, лакею… Отцу – ни строчки. Лицо, грудь, шея лежавшего на кровати Рудольфа были залиты кровью. Его правая рука сжимала револьвер. Пуля попала в висок и раздробила голову. Возле наследника престола находилось тело Марии Вечери без каких-либо следов крови. Девушка сжимала в руке розу.

Официально было объявлено, что Рудольф застрелился, находясь в состоянии «душевного помрачения». Это давало возможность похоронить его по церковному обычаю в родовом склепе Габсбургов. Марию тайно похоронили на кладбище при женском монастыре. Охотничий замок Майерлинг Франц Иосиф велел превратить в монастырь. По поводу же самой трагедии вскоре стали появляться разные слухи и предположения, которые продолжают возникать и по сей день. Говорят о сердечном ударе, отравлении, заговоре с целью убийства, политической мести и договоренности между влюбленными о двойном самоубийстве.

Весть о гибели единственного сына и наследника потрясла Франца Иосифа: он упал в кресло и разрыдался, никого не хотел видеть и слышать. Позднее в послании к венгерскому премьер-министру он написал: «Я потерял все; всю свою надежду и веру я возлагал на моего сына. Теперь же мне не остается ничего другого, кроме как думать об исполнении моих обязанностей, которым я буду верен столько, сколько будут носить меня мои старые ноги».

Тайна трагедии, случившейся в замке Майерлинг, не раскрыта до сих пор. Долгие годы о ней напоминала скромная эпитафия на каменном кресте над могилой Марии Вечери: «Как цветок, расцветает человек, и как цветок, его ломают».

 

Этот пресловутый Балканский вопрос

Невзирая на все несчастья, которые одно за другим обрушивались на род Габсбургов, Франц Иосиф продолжал со стойкостью и рвением заниматься делами своей державы. Императорские обязанности были для него превыше всего. Тем более они требовали полной самоотдачи в столь не простое время, каким была последняя четверть XIX столетия.

Европейские государства в этот период активно создавали новые союзы, меняя своих бывших внешнеполитических союзников на противников и наоборот. В этом отношении достаточно показательными были связи между Германией и Австро-Венгрией. Между этими странами с 1866 года не существовало никаких государственных или федеративных уз. Их отношения строились исключительно на основе международных договоров. Начиная с 1871 года рейхсканцлер германской империи Отто фон Бисмарк неустанно боролся за создание германо-русско-австрийского договора, который играл бы роль стабилизирующего фактора в Европе. Однако по мере того как русско-германские отношения становились все сложнее, изменялись и предпочтения Бисмарка. Ив 1879 году он сделал «выбор» в пользу Австрии. Концепция сообщества двух государств предусматривала сохранение Австро-Венгрии и использование ее потенциала прежде всего на востоке в качестве противовеса России. Для Франца Иосифа создание союза с Германской империей было равносильно решающему шагу к укреплению безопасности его державы. Император настолько сжился с этой мыслью, что до самого конца его долгой жизни этот союз оставался неизменной точкой отсчета всей его внешней политики.

После смерти Рудольфа новым наследником престола в 1896 году Франц Иосиф объявил своего племянника Франца Фердинанда. Он относился к нему весьма своеобразно: не приближал к себе и не стремился посвящать в государственные дела. Однако Франц Фердинанд успел создать в своей резиденции – Бельведерском дворце – настоящее теневое правительство. Он продвинул своих людей на руководящие посты (министр иностранных дел граф Алоиз Эренталь, начальник генерального штаба Франц Конрад фон Гетцендорф). Известно было также, что со своими тайными сотрудниками Франц Фердинанд разработал программу коренного изменения политической структуры монархии. Она была направлена на территориальное и политическое ослабление Венгрии, но не решала опасной чешской проблемы. Не лучше обстояли дела и с итальянским, румынским и польским вопросами. Франц Фердинанд главным образом стремился укрепить положение немцев в империи. Все это превращало наследника престола в «человека германского правительства» и прежде всего в подручного императора Вильгельма II, с которым он умел прекрасно находить общий язык.

Франц Фердинанд был весьма властолюбивым человеком. Он с большим трудом мирился с тем, что «шенбруннский дедушка», как назвали в придворных кругах Франца

Иосифа, не желал уступать ему дорогу. Весьма ревниво относился он и к возможным конкурентам. Поначалу таковым считали его легкомысленного брата, эрцгерцога Отто, но в 1906 году он умер. Злило Франца Фердинанда и то, что еще в 1900 году его вынудили подписать отказ от права на престол для его собственных детей. Таким образом, следующим наследником становился сын Отто, эрцгерцог Карл. Вводя это ограничение, Габсбурги еще не ведали, что впереди их ждет очередная трагедия.

А пока нынешнего монарха Австро-Венгерской империи особенно волновал балканский вопрос. После того как Габсбурги захватили Боснию и Герцеговину, в поле их интересов оставались и другие страны Балкан: Далмация, Хорватия, Словения, Воеводина, Истрия и независимое княжество Черногория. Но особенно их волновали события в Сербии, которая, вступив в союз с Россией, в 1876 году вышла из-под владычества Турции. С помощью россиян в столице Сербии – Белграде, прозванном турками «вратами священной войны», – было спущено зеленое знамя мусульман.

Главным своим врагом Сербия считала Австро-Венгрию. Белград стоял у самого слияния Дуная с Савой, и с австрийского берега крепостные орудия Землина держали город на постоянном прицеле. Сербский король Милан Обренович в 1883 году втайне от народной скупщины и министров вступил в сговор с Габсбургами. Австро-Венгрия сделала из Сербии нечто вроде своего протектората. На смену турецкому угнетению пришло угнетение немецкое. Но покорить полностью Сербию Австро-Венгрии было не под силу. Когда Габсбурги попытались силой подчинить ее своему диктату, Сербия «взорвалась» народными волнениями, но все они были подавлены королем с жестокостью, напоминавшей прежние ужасы правления турецких султанов. В конце концов Обренович вынужден был покинуть страну и переехать в Вену, где и скончался.

Австрийская политика на Балканах подвергалась ожесточенной критике со стороны России. Дипломаты отзывались о габсбургской державе как о «давно съеденной червями». «Лоскутная империя» начинала трещать по всем швам.

Тем временем Россия энергично сближалась с Францией и при этом опасались союза Германии с Австрией. И недаром. В 1899 году в Гааге состоялась мирная конференция, на которой были приняты конвенции о законах войны и о всеобщем разоружении. Но после нее все страны, напротив, начали усиленно вооружаться. Германский король Вильгельм II даже не скрывал своего боевого азарта: «Этот фокус в Гааге придумала Россия, но пусть в Петербурге не думают, что я побросаю в море свои пушки, лучшие в мире, и пусть русские торчат в Маньчжурии, а в Европе они всегда получат от меня коленкой под зад…» Никто и не думал нападать на Германию, но в Европе запахло порохом. И причиной тому стал так называемый «боснийский кризис».

Дело в том, что после того, как в 1878 году российские войска избавили болгар от гнета Турции, все Балканы охватило предчувствие свободы. Австрия в этой войне не участвовала, но на Берлинском конгрессе 1878 года представлявший ее граф Андраши, венгр по происхождению, с нескрываемым цинизмом заявил, что империя Габсбургов готова приобщить славян к мировой цивилизации. В ответ на такое заявление участники конгресса вручили Австро-Венгрии мандат на управление Боснией и Герцеговиной, в соответствии с которым она стала поспешно превращать захваченные земли в свою провинцию. Сербию резали по-живому, что привело к кровавому восстанию в стране. А в 1897–1899 годах, когда в Боснии начался массовый голод и люди питались травой и кореньями, Вена обложила голодающих налогом в три кроны именно на траву и коренья. Славянское население Боснии и Герцеговины стало убегать в Сербию и Черногорию. Затем Габсбурги начали притеснять православных священников и закрывать славянские школы. Под предлогом соблюдения тишины было запрещено пение народных песен. Вена натравливала православных на мусульман и католиков и наоборот. На улицах Сараево не стало слышно сербской речи, говорили в основном по-немецки. Вот такие «блага мировой цивилизации» принесла империя Габсбургов на земли южных славян.

Франц Конрад фон Гетцендорф в беседе с Францем Иосифом предлагал: «Не пора ли от методов управления Боснией и Герцеговиной перейти к методам энергичной аннексии? Генеральный штаб вашего императорского величества полагает, что можно захватывать даже всю Сербию, ибо Россия ныне ослаблена, а Германия преисполнена боевой бодрости». Это предложение было принято императором, и вскоре Австро-Венгрия целиком поглотила Боснию и Герцеговину. Славянский мир был возмущен этим, Сербия вооружалась, готовясь отбить нападение, но официальный Петербург пока молчал. Это обстоятельство пошатнуло доверие Белграда к русской политике. О причине такой реакции на происходящее со стороны России точнее всего высказался Петр Столыпин: «Мы никак не можем влезать в войну – ни в большую, ни в малую». Тем не менее простые русские люди были готовы в случае военных событий выступить на стороне сербов: в одной только Москве набралось десять тысяч добровольцев, желавших выехать в Белград, чтобы сражаться за братский славянский народ.

Наступил 1910 год – год появления знаменитой кометы Галлея, которую считали плохим предзнаменованием, несущим людям войны, засухи, эпидемии и природные катаклизмы. И хотя Земля задела лишь хвост кометы, без происшествий не обошлось. 15 июля 1910 года сербский студент Богдан Жераич стрелял в австрийского генерала Верешанина, который был поставлен Францем Иосифом во главе Боснии. Террорист промахнулся и покончил с собой. Однако, впоследствии стало известно, что он готовил покушение на самого императора, который в те дни должен был посетить Сербию.

Аннексированные Босния и Герцеговина оказались для Габсбургов лишь обузой. Не только Россия, но и Турция возмутилась агрессией Вены. Турки объявили беспощадный бойкот австрийским товарам, из-за чего Австро-Венгрия понесла многомиллионные убытки. Вместо вооруженного усмирения Балкан Европа наблюдала за невиданным подъемом национально-освободительного движения славян. А положение в этой стародавней «бочке с порохом», подложенной в погреб континента, день ото дня становилось запутанней. Дипломаты и политики хорошо понимали, что все это является прологом к мировой бойне, но лишь разводили руками: «Когда добрые соседи дерутся, стоит ли нам поджигать весь дом, чтобы они прекратили драку?..» В 1912 году началась 1-я Балканская война. В ходе ее Россия предупреждала Сербию, чтобы та не рассчитывала на вовлечение русских в войну, а Австро-Венгрия боялась, что Сербия получит выход к Адриатическому морю, куда может войти российский флот. Берлин наблюдал за всем этим свысока, единственным проявлением внимания со стороны Германии стало лишь поздравление кайзером Франца Иосифа с началом мобилизации австрийской армии.

В конце 1912 года по инициативе России в Лондоне открылась минная конференция. Дипломаты торопились уладить конфликты, так как Франц Иосиф ввел свои войска в Галицию. Австрийцы готовы были наброситься на Сербию: «Мы не уберем штыки, хорошо видимые с улиц Белграда, до тех пор, пока сербы не разойдутся по домам…» Пока в

Лондоне решали, как принудить Балканы к послушанию, в Турции власть захватила партия «младотурок», стремившаяся к сближению с Германией. Турция вновь напала на славян, но была разбита. Лондонская конференция решительно настояла на том, чтобы турки убрались из Европы.

Не успела закончиться 1-я Балканская война, как летом 1913 года разразилась 2-я. Она привела к тому, что вчерашние победители перессорились, поскольку всем хотелось урвать побольше от военного пирога. Давние борцы за свободу, греки, заговорили о возрождении Великой Эллады, а Белград – о создании Великой Сербии. Началась братоубийственная и грабительская война. Коалиция в составе Сербии, Черногории и Греции набросилась на братьев-славян Болгарии. Румыния отказалась от нейтралитета, и король Карл I двинул румынскую армию на Софию. Турки ударили с юга. Несчастная Болгария капитулировала. Таким образом, 2-я Балканская война полностью разрушила Балканский союз.

Вена тем временем утопала в роскоши. Оживленная публика, сверкающая бриллиантами, беззаботно и жизнерадостно прогуливалась вечерами на Рингштрассе. Венцы не задумывались о том, что положение на рубежах с Сербией становилось все тревожнее. К границам шли австрийские военные эшелоны. Белград лежал как на ладони под жерлами австрийских пушек. Никто не догадывался о том, что именно здесь «вязались те исторические узлы», которые никто не в силах будет развязать.

 

Роковые выстрелы в Сараево

Предгрозовую обстановку на Балканах в Европе связывали с поведением сербов, которые словно сами напрашивались на большую войну. У Австрии было много сторонников, которые приводили вроде бы веские доводы в пользу того, что сербам доверять не стоит. Резюмируя их, английский журналист Гамильтон писал: «Австрия имеет немало причин для подозрительного отношения к сербам. В самом деле, приятно ли иметь соседа, бегающего под твоими окнами с ножиком в руках и распевающего с утра до вечера о том, что в Дрине вода течет холодная, а кровь у серба слишком горячая».

Кроме того, после балканских войн Европу захлестнули разные мистические слухи и пророчества. Так, немецкий профессор Рудольф Мевес разработал оригинальную теорию, согласно которой в истории человечества события повторяются с последовательностью, схожей с цикличностью земных катаклизмов. Он предсказал, что в 1904 году разразится война в Азии (русско-японская война), а после этого войны будут сотрясать Европу вплоть до 1933 года. Затем в мир явится сам Великий Сабана (именно в 1933 году на политическую арену выйдет Гитлер). Удивительно, но почти так и случилось. Среди пророческих высказываний, в частности, было и предсказание, касающееся династии Габсбургов. Молва предсказывала, что эрцгерцог Франц Фердинанд не займет престола империи: «Он осужден умереть на ступенях трона…»

Тем временем австрийский император Франц Иосиф был уже слишком стар, чтобы крепко держать кормило власти в своей многонациональной державе. Еще в 1898 году император разделил со своим племянником Францем Фердинандом верховное командование австрийской армией. Но будущий наследник престола был окружен всеобщей ненавистью. Даже люди, относившиеся к нему благосклонно, писали о нем: «Нельзя отрицать в нем ярко выраженного эгоиста и той жестокости, которые отнимали у него интерес к чужим страданиям… Горе всем тем, кого он преследовал своей ненавистью!» А главную угрозу империи

Габсбургов Франц Фердинанд видел прежде всего в сербах, давно мечтавших о независимой Великой Сербии. Поэтому радикально настроенным сербским националистам он недвусмысленно дал понять, что им стоит умерить свои аппетиты. С тех пор австрийский наследник стал притягательной мишенью для тайных обществ. Сербы повторяли как клятву: «Австрия сама давно съедена червями, а наследника престола скоро съедят могильные черви…»

Еще в начале XX века в Сербии возникло тайное общество «Черная рука», которое возглавил полковник военной разведки Драгутин Дмитриевич, известный среди сообщников под псевдонимом Анис. Вокруг «Черной руки» на Балканах начала создаваться сеть тайных обществ. Одним из них стал «Союз или смерть», тесно связанный с сербскими организациями Боснии и Герцеговины и руководимый все тем же Анисом. Сербские националисты верили, что смерть наследника австрийского трона эрцгерцога Франца Фердинанда как нельзя лучше послужит делу освобождения славян. В исполнителях террористического акта недостатка не было: волна патриотизма захлестнула молодежь, и в ее среде быстро сложилась группа, готовая к его совершению. Это были сторонники революционного движения южных славян, так называемой «Молодой Боснии»: студенты Белградского университета Таврило Принцип, Неделко Габринович и Трифко Гребец. Узнав еще весной о готовящемся визите Франца Фердинанда в Сараево, они разработали план покушения. Оружие для них поставил боснийский националист Милан Цыганович. Он же научил их стрелять из пистолета, проинструктировал, как использовать бомбы. Заговорщики были снабжены капсулами с цианистым калием для совершения самоубийства, если дело сорвется.

Молодые революционеры готовились к покушению с душевным трепетом и какой-то обреченностью. Они принесли клятву в комнате, где на столе, накрытом черным бархатом, лежали крест, кинжал и револьвер. Гаврило Принцип сказал: «Я готов, я готов, я готов… Господи, укрепи меня». Затем он написал письмо Даниле Иличу, учителю и писателю из Сараево, который возглавил заговор. Еще в ноябре 1913 года Илич посетил Сербию, чтобы обсудить с Анисом это покушение. Но на тот момент мишенью «Черной руки» был военный губернатор Боснии Потиорек. Как и когда оба заговора слились в один, неизвестно, но мотивы обоих покушений были одинаковыми: террором заставить Австро-Венгрию отказаться от права управлять своими южнославянскими подданными.

Визит эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево был назначен на воскресенье, 28 июня 1914 года, в священный для сербского народа день Видован. Это посещение города после военных маневров, проведенных в Боснии, да еще в день национальной скорби (именно в этот день в 1389 году Сербия оказалась под властью Турции), выглядело в какой-то мере провокационным. Уже накануне приезда эрцгерцога по столице Боснии и Герцеговины поползли недобрые слухи. Люди говорили: «Непременно что-то случится!» О готовящемся покушении стало известно Николе Пасичу, премьер-министру Сербии. Он счел своим долгом немедленно уведомить об этом австрийское правительство. Однако его послание было составлено в слишком обтекаемых выражениях и не вызвало необходимой реакции.

Вечером 27 июня 1914 года эрцгерцог с супругой Софией, графиней Хайек и сопровождающими лицами прибыли в небольшой городок Вилице, что в 50 километрах на запад от Сараево. Они остановились в отеле «Босния». Торжественный въезд в Сараево должен был состояться утром следующего дня. В программу пребывания высокого гостя входил прием в городской ратуше и поездка по городу для ознакомления с его достопримечательностями. Утром 28 июня поезд с гостями прибыл в Сараево. На нем приехали и агенты охранки, но по неизвестной причине остались на вокзале.

Автомобильный кортеж торжественно двинулся по улицам столицы. Ярко светило солнце, весь город утопал в цветах, черно-желтых флагах Габсбургов и красно-желтых боснийских. Из окон домов свисали яркие ковры, на каждом шагу виднелись портреты Франца Фердинанда. Горожане в праздничных костюмах приветствовали наследника престола. Впереди ехала машина бургомистра, за ней – открытый автомобиль, на заднем сиденье которого расположились Франц Фердинанд и его супруга. Кортеж медленно двигался по набережной реки Милечка. В толпе горожан, заполнивших набережную, находился Неделко Габринович. Решением организации именно на него была возложена священная миссия – убить наследника престола Габсбургов. Замаскированную под пакет с книгами бомбу молодой студент держал в дрожащих руках. Ему с трудом удалось пробиться в первый ряд. Неделко оказался рядом с двумя хорошенькими девушками. Молодые люди попросили полицейского показать им Франца Фердинанда, и тот пообещал им это сделать. Наконец впереди показалась вереница автомобилей. Толпа встречающих зашевелилась, раздались радостные возгласы. Мимо уже проследовало несколько автомобилей, когда полицейский показал им эрцгерцога. И в этот же момент мимо охранника в сторону автомобиля пролетела бомба.

Однако водитель эрцгерцога Лойка боковым зрением увидел, как молодой человек в черном бросил в машину какой-то предмет. Он успел нажать на педаль газа, и автомобиль рванулся вперед. Бомба упала позади машины эрцгерцога. По другой версии, Франц Фердинанд успел рукой отбить летевший предмет, тем самым защитив супругу. Осколками бомбы легко ранило несколько зевак и офицеров из следовавшего за эрцгерцогом автомобиля.

Франц Фердинанд закричал водителю: «Стой! Стой!», но тот понесся дальше и остановился только в безопасном месте у ратуши. Неделко Габринович, воспользовавшись возникшей паникой, попытался скрыться. Он бросился в реку, но его вытащили из воды и арестовали.

Несмотря на инцидент, который сильно напугал герцогиню Софию, Франц Фердинанд не отменил намеченную программу визита. Поездка продолжилась. У городской ратуши эрцгерцога торжественно встречали построенные в каре войска. Затем последовал обед с «отцами города», на котором высокородную чету искренне поздравили со счастливым спасением. Франц Фердинанд вполуха выслушал приветствие военного губернатора Боснии генерала Оскара Потиорека и иронически спросил: «Вы думаете, что будут еще какие-нибудь бомбометания?» Пытаясь как-то сгладить происшедшее, генерал в свою очередь задал ему вопрос: «Ваше Высочество полагает, что улицы заполнены убийцами?» Тем не менее было решено изменить маршрут следования кортежа.

Тем временем водитель Лойка осмотрел автомобиль эрцгерцога и обнаружил, что несколько осколков попали в верхнюю часть бензобака, но не пробили его. Другие осколки оставили свой след на левой половине кузова и свернутом верхе авто. О том, что маршрут следования кортежа изменен, водителя не предупредили. Как это могло случиться, остается загадкой. До сегодняшнего дня неясно и то, почему ведущая машина колонны, ехавшей с максимальной скоростью, свернула с набережной Аннеля на улицу Франца Иосифа. За ней в эту боковую улочку втянулся и весь кортеж. Потиорек сразу заметил оплошность и закричал: «Стой! Не туда! Поезжай прямо! Скорее! Что это? Это не та дорога!» Лойка резко затормозил, и вся процессия остановилась.

Пытаясь вырваться из пробки, автомобиль эрцгерцога медленно маневрировал у магазина деликатесов Морица Шиллера. По роковому стечению обстоятельств именно там в этот момент оказался Гаврило Принцип. Террорист выхватил револьвер и дважды выстрелил. Наступило общее замешательство. Потом люди с криком побежали в разные стороны. Террористу несказанно повезло, венценосные пассажиры оказались прямо на линии огня. Одна пуля пробила воротник мундира эрцгерцога, шейную артерию и застряла в позвоночнике. Вторая пуля, пройдя сквозь кузов автомобиля, пробила плотный корсет Софии и попала ей в живот. Первой умерла герцогиня. Смертельно раненный Франц Фердинанд успел проговорить: «София, ради наших детей, не умирай, прошу тебя!» Это были его последние слова. Через 10 минут наследник австрийского престола скончался.

Стрелявший был моментально схвачен. Покончить с собой ему помешали возмущенные свидетели покушения. Как позже выяснилось, чахоточный боснийский серб Гаврило Принцип являлся членом подпольной организации «Молодая Босния». Дальнейшее расследование показало, что пистолеты и бомбы террористы получили от «Черной руки». Заключение правительственной комиссии по расследованию обстоятельств покушения оказалось кратким: «Охрана организована была из рук вон плохо. Правильней сказать, ее вообще не было». Суд над 24 арестованными и обвиняемыми по делу об убийствах и покушениях открылся в окружном суде Сараево 12 октября 1914 года, а 23 октября судьи вынесли вердикт. Принцип, Габринович и Грабец были признаны виновными в убийстве и государственной измене, но поскольку им еще не исполнилось 20 лет, то смертную казнь применить к ним не могли. Все они получили максимальный срок заключения – по 20 лет каждому. Они умерли в тюрьме еще до окончания войны, в разжигании которой сыграли далеко не последнюю роль. Два года спустя всю ответственность за покушение на Франца Фердинанда и его супругу взял на себя Драгутин Дмитриевич-Анис. Вскоре руководитель «Черной руки» был обвинен в покушении на жизнь сербского принца-регента Александра и приговорен к расстрелу. Этот легендарный человек унес с собой в могилу множество тайн и загадок истории сербского сопротивления режиму Габсбургов.

Конечно, эрцгерцог Франц Фердинанд был убит не только из-за отвратительной охраны. Приговор ему вынесло время и созревавшая в недрах Европы, как гнойный нарыв, война. В тот год все страны ждали лишь благовидного предлога для нападения. И лучшего, чем убийство наследника престола Габсбургов, трудно было найти.

О покушении в Сараево Францу Иосифу осмелилась сообщить его любовница Катарина Шратт. Старый император заплакал: «Есть ли на этом белом свете хоть одно тяжелое испытание, какое миновало бы меня?., в моей жизни ничего не пощадили! Нет сына, нет жены, а теперь убрали и наследника…» В самой же империи ни венгры, ни славяне, ни сами же немцы слезинки по убитому не обронили. Напротив, в кругах высшего света воцарилось веселье. Гулянье на Пратере не отменили, на улицах Вены звучала музыка. Маркиз Монтенуово, внук императрицы Марии Луизы (второй жены Наполеона I), заявил как-то: «Нам давно нужен был предлог, чтобы поставить Сербию на место – в углу на коленях, и Франц Фердинанд дал нам его, а теперь его задача в этом мире окончена».

 

Первая мировая война

История распорядилась так, что выстрелы, прогремевшие в Сараево 28 июня 1914 года, стали по сути первыми выстрелами Первой мировой войны. Австро-венгерское правительство возложило на Сербию всю ответственность за убийство наследника престола и его супруги. 23 июля того же года Франц Иосиф объявил последний в своей жизни ультиматум Сербии. Он потребовал распустить патриотические организации, враждебно относившиеся к империи; участия своих чиновников в проводимом сербами расследовании; ареста сербских официальных лиц, замеченных в тайной борьбе против габсбургской монархии, а также извинений Сербии в случившемся.

Все рассчитывали, что ответ Сербии будет звучать примирительно, однако он оказался очень уклончивым. Сербское правительство в точно назначенный срок вручило австрийцам ответное послание. Историки считают этот документ блистательным актом мировой дипломатии. Белград с тонкими оговорками принял девять пунктов ультиматума, а вот десятый, в котором Вена требовала силами австрийских штыков навести порядок на сербской земле, принят не был. Убедившись, что Россия придет на помощь, крошечное сербское королевство начало военную мобилизацию. Через пять дней после предъявления ультиматума Австро-Венгрия объявила Сербии войну.

В столицах европейских государств закипела трудная дипломатическая работа, направленная на предотвращение мировой бойни. Лишь германский кайзер Вильгельм II довольно потирал руки: «Теперь придется начинать! Теперь или никогда! Сербов согнуть в бараний рог…» А в Вене Конрад фон Гетцендорф строил радужные планы перед новым наследником престола: «Плодородная страна Сербия станет дивным бриллиантом в Вашей будущей короне. От Польши тоже никак нельзя отказываться, как не откажемся и от Украины, совместив ее с нашей Галицией. Греция будет тоже неплохим приобретением». Тогда же престарелый император Франц Иосиф заявил, что целиком полагается на военную мощь Германии, без которой Австрия не совладает с Россией, а Россия, несомненно, вступится за Сербию. И действительно, когда российский император Николай II призвал к всеобщей мобилизации, Германия – союзник Австро-Венгрии – объявила войну России. Франция и Британия, как союзники России, объявили войну Германии. И к концу августа 1914 года уже вся Европа находилась на военном положении.

Так, подталкивая друг друга, европейские правительства втянули свои народы в Первую мировую войну. Первоначальные и легкомысленные расчеты политиков решить все за несколько недель не оправдались. Война унесла 10 миллионов человеческих жизней. Принеся всем сторонам неисчислимые бедствия, страдания и смерть, она длилась четыре года.

В конце июля 1914 года австро-венгерская артиллерия начала массированный обстрел Белграда. Франц Иосиф заранее обложил столицу Сербии, заполонил Дунай военными кораблями. Белград рушился под бомбами, гибли мирные жители. Все сербы, как один человек, встали под ружье. То там то тут слышался призыв: «Чужого не хотим, своего не отдадим! Верую в единого бога – русса, который победит шваба и прусса…»

Генерал Потиорек форсировал Дрину и Саву. Сербское правительство Пашича перебралось в город Ниш, а командование сербской армии – в Крагуевац. Сербы благодарили Россию, которая сумела передать им 150 тысяч винтовок. Затем сербские войска устроили «чудо на Дрине»: они так ударили по захватчикам, что армия Потиорека побежала. Сербские солдаты вошли в пределы монархии Габсбургов. Сородичи осыпали их цветами. Генерал Потиорек сдавал сербам одну позицию за другой. Чтобы скорее убежать, австрийцы сбрасывали в ущелье свои пушки и запасы продовольствия. Тем временем, русские моряки Дунайской флотилии отражали атаки австрийских кораблей. Под огнем врага они выгружали на пристанях тонны военных грузов и продовольствия. Сербы сражались с отвагой античных воинов, и вскоре вся армия Габсбургов была скована на Балканах их атаками. Тем временем русская армия генерала А. А. Брусилова громила австрийские войска в Галиции. Давно император Франц Иосиф не испытывал такого позора.

Однако военное счастье переменчиво. Сербская армия была уже сильно измотана в тяжелых боях. Между тем генерал Потиорек сумел собрать разбежавшиеся австрийские войска и почти без боя вступил в Белград. Очень скоро его армия превратилась в карательную. По всей Сербии выстроились виселицы, а тех, кто еще не успел скрыться, расстреливали. Но вскоре на помощь сербам подоспели Россия и Франция. Командующий сербской армией воевода Путник подписал приказ: «Лучше смерть, нежели стыд оккупации!» И в конце 1915 года сербы вновь перешли в наступление. Ожесточенные бои длились двенадцать дней, в результате австрийские войска снова были разгромлены. Они потеряли половину своего состава. Но, несмотря на это, Потиорек приказал расстреливать убегающих с поля боя австрийцев из тяжелых орудий: «Если они боятся умереть от сербской пули, так пусть их разнесут свои же крупнокалиберные снаряды…» В лежавший в руинах Белград с развернутыми боевыми знаменами вошли сербские солдаты. А Вена после очередного поражения погрузилась в траурное уныние. Францу Иосифу доложили о разгроме его армии на Балканах. Услышав эту печальную весть, «старый и добрый монарх» склонился над письменным столом и горько заплакал.

Но на помощь Австрии пришли немцы, и вскоре началось хорошо подготовленное немецкое наступление. В октябре 1915 года Белград снова подвергся страшной артиллерийской бомбардировке. Два дня на улицах города шли ожесточенные бои. Рядом с сербами сражались русские матросы. Но в тыл сербам ударили болгарские войска царя Фердинанда, продавшегося немцам, и участь Сербии была решена. Воевода Радомир Путник принял решение отходить в Черногорию через Албанию. Начался массовый исход сербов с родной земли. Это была невиданная доселе трагедия и катастрофа гордого южнославянского народа, которую впоследствии назовут «Весь народ в эмиграции». Английский миноносец увез прочь сербского короля Александра и премьера Пашича, а войска и беженцы остались на берегу… Немецкие корреспонденты, словно шакалы, шедшие по следам отступающих, с радостью сообщили берлинским и венским читателям: «Кровь эрцгерцога Франца Фердинанда, мученически погибшего, будет смыта потоком сербской крови. Мы присутствуем при торжественном акте исторического возмездия…»

Тем временем Вена давно превратилась в сплошной госпиталь. Кее вокзалам из Галиции и Македонии один за другим подходили санитарные поезда. Оказалось, что начать войну гораздо легче, чем потом закончить ее. Австрийская армия терпела поражение за поражением на различных фронтах. В результате Первой мировой войны Австро-Венгрия потеряла только убитыми и умершими 1,1 миллиона человек.

С самого начала войны Франц Иосиф был настроен пессимистически. И действительно, ход военных действий давал очень мало оснований надеяться на победу. Первые два года император еще старался держать все нити управления в своих слабеющих руках. Но затем состояние его здоровья резко ухудшилось. В ноябре 1916 года Франц Иосиф заболел воспалением легких и 21 декабря скончался. Так случилось, что этот человек, переживший немыслимые трагедии в личной жизни, не узнал о трагедии своей державы – позоре поражения в войне и гибели империи Габсбургов, на алтарь которой была положена вся его долгая жизнь.

 

«Последний монарх старой школы»

«Последний монарх старой школы», как любил себя именовать Франц Иосиф I, правил своей империей без малого 68 лет из 86, прожитых им. Так что его по праву можно считать монархом-долгожителем. Он появился на политической арене Европы еще при Меттернихе и пережил Бисмарка. Начав свою жизнь в мире кабриолетов и дилижансов, он дожил до того времени, когда над крышей его дворца в Шенбрунне уже летали аэропланы, а в водах Адриатики плавали подводные лодки. Пережив череду горьких семейных трагедий и устав от войн, восстаний и груза бесконечных государственных дел, в последние годы своей жизни Франц Иосиф часто жаловался придворным: «Все умирают, один я, несчастный, никак не могу умереть…» А когда наконец его не стало, то вся Европа осознала, что с его уходом ушла целая эпоха в истории народов, входивших в огромную империю Габсбургов. Он был единственным европейским монархом, носившим едва ли не самое большое количество титулов: австрийского императора, апостолического короля венгерского, короля богемского, ломбардского и венецианского, далматского, хорватского, славенского, лодомерского (т. е. Владимиро-Волынского и Галицийского), иллирийского и иерусалимского, великого воеводы сербского. Франц Иосиф с достоинством носили многие высокие военные звания: фельдмаршала австрийского, генерал-фельдмаршала прусского, фельдмаршала британского. Он был обладателем российского ордена Святого Георгия 4-й степени (1849 г.).

Австрийский император был известен своим консерватизмом, строгим соблюдением этикета и традиций. Исповедовавший идею божественного права правителя на власть, он неохотно признавал конституционализм и всеобщее избирательное право. Самым важным в жизни для него всегда оставался его императорский род Габсбургов. Ради его процветания и могущества Франц Иосиф мог заглушать в себе все остальное. Недаром один из современников писал о нем: «Он забывал порой данные им обещания, принятые на себя обязательства, долг своего высокого положения, но никогда не забывал он одного – того, что он Габсбург».

Франц Иосиф считал свою династию незыблемой и вечной, он не хотел слышать ни о каких переменах, а тем более реформах. Да, впрочем, он был и не в силах осуществить их, ибо в своей государственной деятельности руководствовался принципом «выжатого лимона». А это означало, что сам император и его приближенные «упорно и цепко держались за все старое, за все, что можно было сохранить, – держались за власть, за учреждения, за обычаи, за людей». Главную свою задачу как императора Франц Иосиф видел в укреплении мощи и единства Австрийской империи. А когда веление времени заставило его отказаться от такой политики, он, плохо понимая, что творится вокруг, оказался не готовым к проведению какой-либо внятной программы преобразований. Вот почему, характеризуя правление австрийского монарха последних лет, один из его премьеров, граф Эдурард Тааффе довольно грубо сказал: «… он просто тащился по старой колее».

До конца своей жизни Франц Иосиф оставался консерватором не только в политике, но и в быту. Он так и не провел во дворец телефон, не пользовался автомобилем, предпочитая ездить только на лошадях, ни разу не вошел в лифт и с большим трудом согласился на электрическое освещение. По сей день нередко говорят, что австрийцы, венгры и чехи до сих пор рано встают и рано ложатся спать потому, что Франц Иосиф, бывший «жаворонком», за долгие годы своего правления приучил их к такому режиму. О пунктуальности и педантичности императора слагали анекдоты. Говорят, что уже лежа на смертном одре, он нашел в себе силы сделать замечание спешно вызванному к его постели и не успевшему поэтому толком одеться врачу. «Вернитесь домой, – сказал он ему, – и оденьтесь, как подобает».

Между тем в начале XX века мир стал совершенно иным. То, что казалось монолитным, давало трещины, что всегда было неподвижным и незыблемым, колебалось, качалось и приходило в движение. Бывшая в середине XIX века великой державой, Австрийская империя за семь десятилетий его правления пришла в результате Первой мировой войны к полному краху. Вот тогда-то Франц Иосиф и произнес свою знаменательную фразу: «Если монархии суждено погибнуть, то пусть она, по крайней мере, погибнет с честью». Но исполнить последний завет умирающего монарха не удалось…

Знаменитая императорская династия Габсбургов закончила свое правление в начале XX столетия. Последний австрийский император Карл I еще пытался спасти империю, провозгласив (под императорским присмотром) в 1918 году союз национальных, самостоятельных государственных образований: немецко-австрийского, чешского, югославского и украинского. (Польские земли отошли к независимой Польше.) Но было уже поздно. На территории империи одно за другим появлялись независимые государства: Чехия, Словакия, Югославия. Части территории, подвластной австрийским монархам, отошла к Румынии, Германии, Италии и др. Империя Габсбургов развалилась. 23 марта 1919 года под английским военным эскортом Карл I покинул Австрию. Императорский поезд случайно встретил на границе писатель Стефан Цвейг. Впоследствии он вспоминал: «“Кайзер” – это слово было для нас воплощением всей власти, всего богатства, символом незыблемости Австрии… А теперь я видел наследника, последнего императора Австрии изгнанником, покидавшим страну. Доблестная череда Габсбургов, которые из столетия в столетие передавали из рук в руки державу и корону, заканчивалась в эту минуту». Вскоре Национальный совет Австрии принял закон о высылке из страны всех Габсбургов и конфискации их собственности.

Однако знаменитая австрийская императорская династия не забыта и поныне. В самой Австрии и за ее пределами последние представители дома Габсбургов вызывают у многих людей живой интерес. По некоторым данным, в годы Второй мировой войны гестапо арестовало эрцгерцогов братьев Эрнста и Макса фон Гогенберги, сыновей того самого Франца Фердинанда, убитого в Сараево летом 1914 года. Как это ни удивительно, но представители угасающей династии Габсбургов и сегодня «делают погоду» в Европе. К примеру, сын последнего императора Карла I, Отто фон Габсбург, стал одним из инициаторов создания Евросоюза и сейчас занимает ключевой пост в Совете Европы.

Что же касается самого Франца Иосифа, то он был увековечен еще при жизни. В 1873 году австро-венгерская географическая экспедиция на севере Баренцева моря (ныне Архангельская область России) открыла архипелаг, который был назван в честь императора архипелагом Франца Иосифа. Это имя он носит и по сей день. В 1879 году в Австро-Венгерской империи была выпущена монета достоинством в 2 флорина, посвященная серебряной свадьбе Франца Иосифа и Елизаветы. Уже в наше время в Австрии были отчеканены в серии «Судьбы представителей дома Габсбургов» памятные монеты в честь императора.

Смерть, которая долгие годы охотилась за представителями династии, соединила последних Габсбургов: в императорской усыпальнице при церкви капуцинов в центре Вены скромный гроб императрицы Елизаветы установлен рядом с гробом ее сына Рудольфа. Над ними возвышается саркофаг Франца Иосифа. Это захоронение стало грустным напоминанием о людях, живших на изломе веков и оставивших неизгладимый след в сердцах людей, но так и не сумевших стать счастливыми при жизни…