Карьерист или бесстрашный герой?

Во все времена на небосводе истории зажигались и гасли яркие звезды. Но они не исчезали бесследно. И если внимательно приглядеться, то вся история человечества испещрена прочерками некогда ярко горевших звезд. Одной из них по праву можно назвать Жана Батиста Бернадота, сумевшего благодаря своим незаурядным способностям сделать блистательную карьеру. Его путь – это путь от простого французского солдата до шведского короля. О его личности до сих пор ходят противоречивые слухи, складываются легенды. Исследователи и биографы так и не могут прийти к единому мнению: чем объясняется его столь стремительный и невероятный взлет?

«Автор обстоятельной и, возможно, одной из самых удачных биографий Бернадота, сэр Данбар Планкет Бартон, выразительно озаглавил свою книгу о нем „Изумительная карьера Бернадота“. Нет причин не соглашаться с Бартоном. Даже на фоне грандиозного жизненного поприща Наполеона Бонапарта карьера Бернадота и впрямь изумительна», – пишет российский историк А. Егоров.

Основатель знаменитой шведской королевской династии Жан Батист Жюль Бернадот никогда не предполагал, что он, француз по национальности, не будучи дворянином по происхождению, станет королем Швеции. Хотя городок По – столица Беарна (исторической гасконской провинции), откуда он был родом, был родиной и других выдающихся личностей. Именно тут появился на свет легендарный гасконец – известный всему миру благодаря произведениям А. Дюма – граф д’Артаньян. Земляком Бернадота был и Генрих IV Наваррский, основатель пятой по счету королевской династии во Франции.

По происхождению Жана Батиста нельзя назвать стопроцентным аристократом. Хотя его мать, урожденная де Сен-Жермен, вышла из дворянского рода, но, по утверждению его биографа А. Палмера, она была не дворянкой, а дочерью фермера, весьма состоятельного и влиятельного в своем округе. Отец же, Анри Бернадот, состоял юристом в коллегии королевских адвокатов. Как бы то ни было, чета Бернадотов являла собой образец вполне обеспеченных и уважаемых людей в округе.

Можно сказать, что Жану Батисту повезло. Он родился в правильное время и в правильном месте. В 1790 году, когда во французской армии были сняты все запреты на занятие командных должностей людьми, не принадлежавшими к аристократическому сословию, Бернадот-младший хоть и принадлежал к уважаемой фамилии, вряд ли смог бы достигнуть таких высот. «К тому времени, когда Жанна Бернадот произвела на свет пятого и последнего ребенка, в жизни Европы произошли важные перемены: закончилась Семилетняя война. В результате нее, пустив по ветру государственную казну и потерпев ряд „образцовых“ поражений на суше и на море, „возлюбленный король“ Людовик XV лишился почти всех сколько-нибудь значимых для Франции колоний. Престиж монархии Бурбонов и в стране, и за ее пределами упал до невиданно низкой отметки», – отмечает А. Егоров.

Если бы не внезапная смерть Бернадота-старшего, жизнь Жана Батиста сложилась бы иначе. Как и предполагалось, он пошел бы по стопам отца. Но, видно, у Фортуны были несколько другие планы насчет несостоявшегося адвоката. Бернадот бросил учебу и в августе 1780 года пополнил ряды добровольцев в Королевский морской полк. Полк предназначался для службы на островах, за океаном, в морских портах. Сегодня это самый престижный и элитный вид пехоты, а тогда в нем служили, по большей части, любители дальних странствий и приключений.

Примечательно, но первые шаги в своей карьере Бернадот начинал на родине Наполеона – Корсике. Впоследствии судьба не раз будет сводить этих незаурядных людей. За полтора года службы там ничего выдающегося с Жаном Батистом не произошло. Разве что молодой морской пехотинец приобрел славу лучшего фехтовальщика и покорителя женских сердец, да еще увез с острова своеобразную «награду» – малярию, которая будет ему напоминать о себе до конца жизни. Позже, с 1784 года он будет нести гарнизонную службу в Гренобле, в чине сержанта. Начальство выделяло гасконца. Так, по словам Данбара Планкета Бартона, он был замечен во время смотра полка генерал-инспектором, который сказал полковнику: «Если ваш адъютант так умен, как кажется, полк вправе им гордиться». На что полковник ему ответил: «Могу вас уверить, что внешность – это наименьшее из его достоинств». Забегая вперед, стоит отметить, что пройдет не более 15 лет, и это суждение о Бернадоте сменится совершенно противоположным: в высшем свете Парижа о нем будут говорить, что он «обращает на себя внимание скорее своей внешностью, нежели своим умом».

А пока Бернадот выполняет разные задания командира полка, маркиза д’Амбера: обучает новичков, учит фехтованию, возвращает дезертиров. Позже у гасконца будет еще возможность доказать свою преданность маркизу д’Амберу. По всей вероятности, именно в то время в его жизни происходит одно немаловажное событие, о котором упоминает А. Егоров: «…есть некоторые основания полагать, что в бытность Жана Батиста в Гренобле он вступает в масонскую ложу. По крайней мере его единственное сохранившееся письмо к брату в По (март 1786 г.) подписано масонскими значками».

Между тем во Франции назревают революционные настроения. Все чаще на улицах городов и сел вспыхивают народные восстания. В одном из них Жану Батисту пришлось отличиться. Находясь в Гренобле, он участвует в разгоне такой манифестации. Горожане, доведенные до отчаяния, крайне враждебно относились к солдатам. Во время стычки разгневанная женщина подбежала к Жану Батисту и отвесила ему оплеуху. Дальнейшие действия Бернадота показали, что он был готов действовать незамедлительно и… без сантиментов. Молодой офицер приказал открыть огонь по безоружным людям. Мостовая обагрилась кровью. Горожане стали забрасывать солдат камнями. Сам Жан Батист был ранен и едва унес ноги. С крыш и балконов на карателей посыпалась черепица. День 7 июня 1788 года вошел в историю Франции как «день черепиц», а имя Бернадота впервые попало на ее страницы, причем как верного слуги короля.

Но что примечательно, витавшие в стране идеи «свободы, равенства и братства» в то же время захватывают и самого Жана Батиста, и в революционном порыве он делает себе татуировку «Смерть тиранам». Стоит отметить еще одно важное событие в его жизни. В мае 1789 года Морской полк передислоцировался в Марсель. Здесь Жан Батист снял для себя скромную комнату в доме зажиточного торговца шелком Франсуа Клари. Дочери Франсуа – тогда 18-летняя Жюли и 12-летняя Дезире – впоследствии сыграют большую роль не только в жизни самого Бернадота, но и других выдающихся деятелей французской и мировой истории. Но это будет позже.

Францию лихорадило. Революционные настроения стали проникать и в солдатские казармы. Солдаты все чаще отказывались подчиняться приказам офицеров. Образовывались новые политические партии, требующие вывести из города регулярные войска и перепоручить охрану отрядам национальной гвардии (буржуазным воинским формированиям). Описывая обстановку в городе и действия Бернадота в соответствии с ней, А. Егоров отмечал: «В такой ситуации почти неизбежным становится конфликт между линейными войсками, точнее офицерским корпусом старой армии и руководством национальной гвардии. То, что возврат к „старому порядку“ невозможен, поняли далеко не все и далеко не сразу. Когда маркиз д’Амбер, поссорившись с национальными гвардейцами, пригрозил им поркой, он сам чуть было не угодил на фонарь (виселицу). Маркиза выручил Бернадот с группкой солдат, пробившийся к полковнику и буквально выхвативший его из рук разгневанных национальных гвардейцев. Чтобы спасти жизнь д’Амберу, Бернадоту и его товарищам даже пришлось обнажить шпаги. До кровопролития дело, однако, не дошло, и противники разошлись мирно. Проявив весь свой гасконский темперамент в деле спасения начальника, Бернадот столь же отважно поступал и впоследствии. По его инициативе и с его подписью в Национальное собрание была направлена бумага в защиту д’Амбера. Заступничество помогло. Инцидент был исчерпан».

Однако большинство историков очень осторожно делают свои выводы относительно Бернадота. Они считают, что «большинство равных ему по званию ненавидело его, считая честолюбцем, приспособленцем сомнительных дарований, человеком, который ожидает исхода событий невдалеке так, чтобы в случае выгоды мгновенно оказаться „при делах“, а если обстановка неблагоприятная – выйти сухим из воды». Вот какую характеристику, в частности, давал ему Я. Нересов: «Законченный карьерист, очень умный и столь же волевой Жан Батист быстро смекнул, что именно революция даст ему возможность добиться того, о чем он мечтал с юности. Хитрый беарнец приложил все свои незаурядные дарования, чтобы вознестись как можно выше на гребнях мутных революционных волн. Своей невероятной работоспособностью, чрезвычайным красноречием, природным умением увлекать за собой толпу Бернадот очень напоминал Дюмурье – такого же авантюриста, как и он».

Другого мнения придерживается А. Егоров: «Честолюбивый Жан Батист верит, что у него будет шанс отличиться: „Я рассчитываю вскоре стать капитаном, – пишет он брату в По и, как бы смутившись, замечает: – Но все эти размышления для меня не столь притягательны, как мысли о Свободе… Что бы ни случилось, я не покину свой пост и всегда буду руководствоваться честью и долгом… следуя за своей совестью…“ И далее он продолжает: „Можно ли доверять этой самохарактеристике Жана Батиста? Наверное, да“. Зловещий Фуше в своих мемуарах почти дословно повторяет то, что сказал о себе Бернадот: „Честолюбие, – писал гений полицейского сыска, – несомненно, было его преобладающей страстью, но то было благотворное и благородное честолюбие… свобода была той ценностью, которой он был искренне предан“».

И вот мечты гасконца становятся реальностью. В начале 1792 года он уже лейтенант, правда, революционной армии. Буквально в течение недели Жан Батист получает повышение по службе: капитан, майор, полковник… Но нельзя сказать, что он не испытывал при этом никаких затруднений. Вот что пишет А. Егоров: «Бернадот остро переживал упадок армейской дисциплины и всеми средствами пытался добиться ее неукоснительного соблюдения. „Армия без дисциплины, – говорил он, – может одержать победу, но не сможет извлечь из нее пользу“. За подобные „старорежимные“ представления о солдатском долге Бернадот едва не поплатился свободой. Лишь отвага, проявленная Жаном Батистом во время последовавшего вскоре сражения, избавила его от ареста. В бою полк Бернадота дрогнул под напором врага и начал отступать. Все попытки Бернадота остановить солдат были тщетны; увидев, что его слова не возымели действия, он сорвал свои эполеты, швырнул их на землю и воскликнул: „Если вы опозорите себя, бежав с поля боя, я отказываюсь быть вашим полковником!“. Солдаты остановились. Ситуация была спасена. Полицейский комиссар, намеревавшийся арестовать Жана Батиста и видевший происшедшее своими глазами, отменил приказ об аресте ревнителя воинской дисциплины».

Как видно из этого факта, Бернадот был смелым и решительным человеком. Но не только это сыграло свою роль в его дальнейшей блистательной карьере. Знакомство и дружба со многими выдающимися деятелями Франции – от Сен-Жюста, правой руки Робеспьера, до подлинного «льва французской армии» генерала, Франсуа Северина Марсо – лишь закрепили его успех. Также два с половиной года (с 1792-го по 1794 г.) он воевал под флагами знаменитых революционных дивизионных генералов Журдана и Клебера. За заслуги в знаменитой битве при Фрелюсе 29 июня 1794 года последний прямо после боя повысил Бернадота до бригадного генерала. Через три месяца (2 октября 1794 г.) Журдан присвоил беарнцу высший чин во французской революционной армии – дивизионного генерала. Историки подсчитали, что за 15 месяцев Жан Батист пять раз получал повышение по службе. Он всегда оказывался в самых опасных точках боя, снискав славу и уважение. Уже тогда солдаты и друзья называли его… «богом войны»! Причину столь высокого признания молодого генерала один из его биографов, Ле Гетте, видел в его личных качествах: «Не обладая выдающимися талантами стратега и тактика, Бернадот, однако, в полной мере обладает иными свойствами: способностью внушать солдатам уверенность в успехе и неким личным магнетизмом, побуждающим их следовать за ним, пренебрегая опасностью». Но по мнению А. Егорова, «уже тогда, в середине 90-х, обращает на себя внимание одна из черт, присущих Бернадоту-военачальнику: он никогда не бросает своих солдат в бой очертя голову. В иных случаях, – продолжает историк, – он склонен промедлить, проявив даже нечто вроде нерешительности. Порой он не отваживается ввязываться в чересчур рискованное предприятие. Это, конечно, вовсе не свидетельствует об отсутствии у него личного мужества. Напротив, в пылу сражения он – всегда на виду, всегда в самой гуще боя. 21 августа 1796 г., во время отступления Самбро-Мааской армии, в стычке под Дейнингом Бернадот получает рану пикой в голову. „Не будь у меня шляпы, – пишет он брату, – я бы погиб“. Таким образом, если Жан Батист и „не решается“ на какой-нибудь слишком „лихой“ маневр, то причиной тому вовсе не забота о собственной безопасности, а мысли о судьбе вверенных ему солдат. Может быть, именно эта черта характера Бернадота гораздо больше, чем иные качества, снискала ему любовь и уважение тех, кому пришлось сражаться под его началом».

Но нельзя не отметить, что во многих случаях, и это покажет будущее, такие вроде бы положительные качества Жана Батиста приобретут несколько иное значение. Вот что, к примеру, пишет Я. Нересов: «Между прочим, со временем неуемное честолюбие, амбициозность и тщеславие возобладают у Бернадота над разумом, взаимовыручкой. Понятия чести и долга будут ставиться им в зависимость от чинов, титулов и денежных пожалований. Его упрямый и независимый характер приведет к тому, что он будет чисто формально выполнять, а иногда и уклоняться от приказов, не несущих какой-либо выгоды лично для него. Любопытно, но это почувствуют не только во французской армии, но и в армиях союзников, когда Бернадот будет воевать на их стороне против Наполеона». Но это случится позже.

А пока молодой офицер продолжает уверенно подниматься по служебной лестнице. И совсем скоро ему удается подняться на одну из самых высоких ее ступеней: в 1804 году в числе первых своих генералов Наполеон возводит его в ранг маршала Франции. Присвоение Бернадоту звания маршала было со стороны Наполеона не столько признанием его заслуг, сколько необходимостью считаться с родственными узами, которые их связывали. В действительности же отношения между Наполеоном и Бернадотом были далеки от взаимности. Они скорее напоминали не соратников, а соперников. Это противостояние между ними длилось вплоть до кончины Наполеона.

 

Гасконец против корсиканца

Отношения Бернадота и Наполеона складывались весьма непросто. Впервые они встретились 3 марта 1797 года в местечке Ла Фаворита, близ Мантуи. «Бонапарт, – вспоминал Бернадот, – принял меня очень хорошо. Я увидел молодого человека лет 25–26, который старательно делал вид, что ему пятьдесят, и мне показалось, что это не предвещает ничего хорошего Республике». Впрочем, Наполеону гасконец тоже не понравился. Разве могло быть иначе? Две величины, две выдающие личности. С нескрываемым презрением он говорил о «вычурности речи» Бернадота, столь свойственной пылким южанам. Заметив, что у Жана Батиста голова француза, Бонапарт тут же добавил, что зато сердце у него, как у римлянина. При всем известном пренебрежительном отношении Наполеона к итальянцам в подобных словах командующего было мало лестного. «Генерал-плебей» пришелся явно не ко двору в его итальянской армии. Правда, тот же Наполеон совершенно по-иному охарактеризовал войска, пришедшие с Рейна, в которых служил Бернадот: «Прекрасные войска, в превосходном состоянии и отлично дисциплинированные».

Между солдатами, прибывшими вместе с молодым гасконским генералом из рейнской армии, и солдатами итальянской армии также возникли непростые отношения. Рейнцы считали Наполеона «выскочкой», прославившимся разгоном народных демонстраций в Париже. А еще они полагали, что именно рейнская армия взвалила на себя основную войну с европейской коалицией. Солдаты итальянской армии, напротив, боготворили своего командующего Бертье. Нередко все эти споры заканчивались потасовками. «По понятным причинам солдаты и офицеры Бернадота испытывали некоторую зависть к славе итальянской армии, и вскоре между теми и другими начались самые свирепые ссоры. Бернадот даже вызвал Бертье на дуэль…» – пишет английский историк Р. Делдерфилд. К тому же накануне битвы при Тальяменто Бернадот еще больше подлил масла в огонь, обратившись к своим солдатам с призывом: «Солдаты! Всегда помните о том, что вы пришли из Самбро-Маасской армии и что на вас взирает итальянская армия». Но следует отметить, что во время боевых действий, когда вставало общее дело – борьба с австрийцами, все стычки заканчивались. Как только начинались бои, Жан Батист всегда в передовых рядах во время атаки умело руководил своими солдатами. Впоследствии адъютант Бонапарта Лавалет вспоминал: «Солдаты Бернадота с криком „Да здравствует Республика!“ переправились через Тальяменто, опрокинули противника и овладели позициями на противоположном берегу реки. Было захвачено 6 пушек и 500 пленных австрийцев. Эти решительные действия Бернадота и его солдат во многом способствовали достигнутой победе».

Удивительно, но «генерал-гасконец» получал от Наполеона похвалы и выговоры одновременно. Так, Бонапарт не мог не признать его храбрости и поздравил солдат с победой. И в то же время раздраженно попенял Жану Батисту за то, что «где бы ни проходила ваша дивизия, слышны лишь жалобы на отсутствие дисциплины». Тем не менее гасконец не терял надежду заслужить похвалу Бонапарта. Но тщетно. 19 марта 1797 года он атаковал крепость Градиска и после упорного боя, потеряв 500 человек, захватил ее. Несколько иначе описывает эти события Итальянской кампании в своем очерке Бонапарт: «Дивизия Бернадота появилась перед Градиской для переправы через Изонцо. Она нашла городские ворота запертыми, была встречена пушечными выстрелами и попыталась вступить в переговоры с комендантом, но он от этого отказался. Тогда командующий (Наполеон в своем очерке пишет о себе в третьем лице) двинулся с Серье на левый берег Изонцо… Для сооружения моста пришлось бы потерять драгоценное время. Полковник Андреосси, начальник понтонных парков, первым бросился в Изонцо, чтобы измерить его глубину. Колонны последовали его примеру, солдаты переправлялись по пояс в воде под ружейным огнем двух хорватских батальонов, обращенных потом в бегство… Во время этого перехода на правом берегу велась оживленная ружейная перестрелка: там дрался Бернадот. Этот генерал имел неосторожность штурмовать крепость, был оттеснен и потерял 400–500 человек. Эта чрезмерная храбрость оправдывалась желанием самбромаасских войск проявить себя в бою и, благородно соревнуясь, прибыть к Градиску прежде старых частей итальянской армии».

Вполне закономерно, что после этого гасконец уже не рвался в бой. «Уроки», полученные от Бонапарта, не прошли мимо. Жан Батист был уверен, что все его действия, будь то даже успешная атака неприятельской крепости, вряд ли заслужат похвалу от Наполеона. А раз так, стоит ли стараться? И все же, несмотря на прохладные отношения с выскочкой «гасконцем», Наполеон не мог не признать его заслуги. Так, генерал Дезе писал, что Бернадот «был полон огня, доблести, превосходного энтузиазма…», хотя, и «не пользовался популярностью, ибо поговаривали, что он сумасшедший».

Отдавая должное молодому импозантному генералу, Наполеон именно ему поручил доставить в Париж захваченные у австрийцев знамена. Однако это поручение главнокомандующего историк Я. Нересов объясняет по-своему. Он считает, что Наполеон «старается не дать Бернадоту развернуться, а то и отправить с глаз долой, например, в Париж – отвезти пять… захваченных у австрийцев знамен… якобы „притормаживая“ Бернадота, почувствовав в нем скрытые до поры до времени неограниченные амбиции». Такое же мнение высказывает и историк Борис Фролов: «…уже в это время между своенравным гасконцем и главнокомандующим Бонапартом возникают серьезные разногласия, вскоре переросшие во взаимную неприязнь, сохранившуюся на все последующие годы, особенно со стороны Бернадота. После заключения перемирия с австрийцами (апрель 1797 года) Бонапарт под благовидным предлогом (доставка в Париж трофейных знамен, что считалось почетным поручением) удалил Бернадота из армии». Основанием для таких утверждений послужили воспоминания участников событий того времени. В частности, секретарь Наполеона Луи Антуан Фовель де Бурьенн в своих «Записках о Наполеоне, директории, консульстве, империи и восшествии Бурбонов» писал: «Первый консул не посмел, однако ж, открыто мстить ему, но всегда изыскивал все случаи удалять Бернадота, приводить его в затруднительное положение и делать ему поручения, не давая никаких определительных наставлений, в надежде, что Бернадот впадет в ошибки, за которые первый консул мог бы подвергнуть его ответственности».

Слова Бурьенна заставляют задуматься на двумя вопросами, чрезвычайно важными для понимания взаимоотношений Наполеона с Бернадотом: за что, собственно, будущий император должен был мстить Жану Батисту и почему «не посмел» это сделать? По мнению британца Данна-Паттисона, ответ на первый вопрос прост. Он заключается в том, что после провозглашения Консульства Бернадот вел «бесконечную тайную войну против Наполеона». Что же касается второго вопроса, то здесь исследователями упоминается несколько вариантов. Среди них, прежде всего, следует назвать некий «политический подтекст». А. Егоров подразумевает под ним следующее: «…Бернадот был известен как генерал-патриот (читай якобинец), и слишком явное желание первого консула отдалить его от себя стало бы проявлением антиякобинских чувств главы государства». Кроме того, историки считают, что разрыв с Бернардотом был невозможен из-за родственных отношений. В частности, он мог бы привести к ссоре Наполеона со своим старшим братом Жозефом, женатым на сестре супруги Жана Батиста. Но скорее всего Бонапарт предпочитал держать строптивого гасконца «на коротком поводке», подпитывая время от времени денежными средствами и титулами и отслеживая все его действия.

Вот почему в послании к Директории Наполеон, переступив через личные отношения, очень хорошо отзывается о Бернадоте, называя его «одним из выдающихся защитников республики» и превосходным командующим, добившимся славы на берегах Рейна.

В 34 года Жан Батист попадает в Париж, где остается на семь недель. На это время высокий, красивый и обаятельный генерал погрузился в бурную светскую жизнь: побывал на торжественном приеме Директории, установил дружеские отношения с директором Баррасом и другими официальными лицами. Но несмотря на стремительный водоворот светской жизни, Жан Батист не забывал посылать Бонапарту регулярные отчеты о том, что происходит в Париже. Однако их написание, безусловно, не являлось основной целью гасконца. Главным для него было найти себе какое-нибудь уютное место и удобную должность. Если должность, то не меньше должности военного министра. Если армейский пост, то не меньше поста командующего Рейнско-Мозельской армией.

Но этим амбициозным планам Бернадота не суждено было свершиться. Вот что пишет историк А. Егоров: «Вместо поста военного министра или назначения командующим Рейнско-Мозельской армией ему предлагают взять на себя командование армией Центра, со штаб-квартирой в Марселе – третьестепенная и отнюдь не завидная должность. Бернадот с гневом отвергает предложение, облекая свой отказ во вполне благопристойную форму. Для того, чтобы командовать армией Центра, „рассуждает“ он, необходимо глубокое понимание человеческой натуры, твердый и в то же время склонный к компромиссам характер, коим, как простой солдат, он не обладает. Не исключено, что одной из причин, в силу которой честолюбивые замыслы Бернадота рассыпаются в прах, было тайное противодействие им со стороны Бонапарта».

И возможность осталась только возможностью, а молодой генерал был вынужден вернуться 13 октября 1797 года в Италию, куда в это время прибыл и Наполеон для встречи со своим эмиссаром. Тогда и произошел инцидент, навсегда воздвигнувший ледяную стену в отношениях Наполеона и Бернадота. А дело было так, по прибытии Жана Батиста попросили подождать некоторое время в приемной, отчего вспыльчивый гасконец пришел в негодование и разразился тирадой по поводу недопустимости подобного поведения по отношению к генералу. Слышавший все это Бонапарт вышел из своего кабинета и с притворно-ласковой улыбкой принес ему свои извинения за задержку. А потом, в процессе беседы, каверзными вопросами умело загнал неосведомленного Бернадота в угол, чем уязвил его самолюбие, показав, что тот просто выскочка и неуч. «Бонапарт с ученым видом знатока стал обсуждать особенности построения македонской фаланги и римского легиона. Не слишком сведущий в военной теории, Бернадот тут же сник. А выпускник двух военных учебных заведений, кадровый военный Наполеон Бонапарт, как бы не замечая созданной им самим неловкости, с упоением продолжал „копать в глубь“ каверзной для собеседника темы. Никто не знает, сколько времени маленький корсиканец „преподавал“ высшую военную науку хвастливому беарнцу», – пишет Я. Нересов. И далее отмечает такую примечательную деталь: «После того как Наполеон так „мягко и ласково“ поставил Бернадота на место, тот все понял и, забросив все, не только плотно засел за книги по военной истории, но после каждой прочитанной главы обязательно обсуждал ее со своими адъютантами. Бернадот был способным учеником».

Однако этот урок показательного тыканья носом в собственное невежество, преподанный Наполеоном, не только не понизил градус амбициозности Жана Батиста, а, напротив, еще больше утвердил его в высоком мнении о своих талантах. «Мысль о том, – пишет историк А. Егоров, – что он достоин лучшей участи, что ему по плечу „первые роли“, бередит душу темпераментного и упрямого гасконца. Он не прочь возглавить итальянскую армию, в крайнем случае – командовать дивизией в составе английской армии (официальное название армии, формировавшейся во Франции в конце 1797 – начале 1798 г. и якобы предназначенной действовать на Британских островах. Но на самом деле целью английской армии был Египет, а не Индия). Если для него, для его талантов нет достойного применения, ну что же: он уедет в деревню и, подобно Цинциннату, будет возделывать огород…»

Огород ему возделывать не пришлось, пока он оставался служить в итальянской армии. Но недолго. Большинство офицеров с недовольством и пренебрежением воспринимали и его самого, и его выходки. Особенно злило офицеров-республиканцев, когда он предложил обращаться друг к другу не гражданин, а «monsieur», что в переводе с французского означает «господин». На это сразу же отреагировал генерал Брюн, ярый республиканец, который вызвал Бернадота на дуэль. Наполеон, узнав об этом, тотчас же запретил этот поединок. «Только он был в состоянии понимать, что приближается время, когда вежливость будет уважаться более, чем фанатизм», – пишет по этому поводу Р. Делдерфилд.

Но не только это взволновало Бонапарта. Он всерьез был обеспокоен неуемной энергичностью и амбициозностью Жана Батиста. Он не хотел видеть рядом с собой такого человека, который в любое время мог стать его конкурентом на посту командующего итальянской армией. Чтобы отделаться от неуемного гасконца, Наполеон применил все свое умение убеждать, превознося перед членами Директории его дипломатические способности. Это в конце концов ему удалось, и те направили Бернадота в Австрию на должность дипломата. Узнав об этом, генерал вначале был не восторге от такой перспективы. В письме Директории он пишет: «Первое качество солдата – повиновение, не дает мне права проявлять нерешительность, но я боюсь, что на поприще дипломатии меня ожидают куда большие трудности, нежели те, с которыми я сталкивался в своей военной карьере». Но затем передумал и согласился с назначением.

Давая свое согласие, Бернадот, по словам биографа Данна-Паттисона, соблазнился перспективой прославиться теперь на политическом поприще, получив один из ответственных дипломатических постов, ибо «Вена была в то время полюсом, вокруг которого вращалась вся европейская политика…». Другой биограф будущего короля, Фредерик Масон, считает несколько иначе. По его мнению, Бернадота привлекло довольно значительное жалованье – 144 тысячи франков; и к тому же он сразу получал половину ежегодной суммы плюс 12 тысяч на дорожные расходы. Официальное назначение Жана Батиста состоялось 11 января 1798 года.

О том, насколько он сведущ в вопросах дипломатической работы, Бернадот даже не задумывался. Он привык к решению всех вопросов по-военному, кавалерийским наскоком. Свидетельством тому может служить еще один эпизод, который характеризует генерала как человека импульсивного и неискушенного в делах дипломатии (хотя немало историков считало, что скорее в нем проявилась завышенная самооценка, нежели неопытность в дипломатических кругах). По мнению Жана Батиста, если он получил назначение, значит, его должны пропускать на всех пограничных пунктах. Поэтому он, даже не имея дипломатического паспорта, тотчас же направился к австрийской границе. Конечно же австрийский патруль остановил странного дипломата. Бернадот был разгневан таким неуважением к французскому послу и заявил, что если его не пропустят дальше, он поймет это как объявление войны его стране. Эти угрозы возымели эффект. Пограничники, не желая усугублять ситуацию, пропустили дипломата. 8 февраля 1798 года Жан Батист прибыл в Вену. Описывая это событие, Фредерик Масон метко заметил: «Сама Революция вступила в Вену в лице Бернадота». А Я. Нерсесов убедительно показал справедливость этих слов на ряде примеров: «В новом качестве темпераментный поначалу гасконец стал настоящей „достопримечательностью“ Вены, причем довольно скандальной. С его именем связана целая череда опасных, с точки зрения политика (но не военного), казусов и досадных промашек. Так, к примеру, против всех дипломатических правил он взял и приказал повесить на балконе посольского дома флаг республиканской Франции, чем вызвал взрыв возмущения у австрийцев, только что позорно проигравших войну Бонапарту. Дело кончилось тем, что французский флаг сорвали и сожгли, а Франция отозвала своего горе-дипломата».

Вероятно, Наполеон в будущем не раз пожалел об этом назначении. Ведь именно из-за поведения Бернадота в должности посла чуть не сорвалась его экспедиция в Египет. Политическая ситуация так накалилась, что французская сторона раздумывала о возможных ответных действиях. Впоследствии здравый смысл взял вверх, и французские политики спустили этот эпизод на «тормозах», так как сами были причастны к этому конфликту, разрешив выставить на здании французского посольства в Вене революционно-республиканские трехцветные эмблемы. Но не только эта неудача на дипломатическом поприще усугубила натянутые отношения между «вспыльчивым гасконцем» и «надутым корсиканцем». Как говорят французы, ищите женщину. А если быть точнее – прекрасную даму, пленившую их обоих…

 

Возлюбленная Наполеона и жена Бернадота в одном лице

Так случилось, что одна и та же женщина сначала была возлюбленной Наполеона, а потом стала женой Бернадота. Это обстоятельство конечно же не могло не усугублять их соперничество друг с другом. Хотя никакой «битвы» за обладание объектом любви между ними не было, время от времени в этом странном любовном треугольнике просыпались былые чувства, бередя душу и отравляя семейное спокойствие Бернадотов.

Истоки этой любовной истории следует искать в далеком 1794 году, когда на пороге своего 17-летия Бернардин Эжени Дезире Клари познакомилась с молодым генералом Наполеоном Буонопарте. Вернее, сначала она познакомилась с его старшим братом Жозефом, который в том же году женился на ее сестре Жюли. Несмотря на юный возраст, Дезире уже не только успела получить обычное для девочек в дореволюционной Франции образование в школе при женском монастыре, но и стать убежденной республиканкой. Поэтому она сразу же влюбилась в героя, решительно подавившего накануне мятеж роялистов в Тулоне. Вот что пишет об этом автор книги «10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец» Сергей Нечаев: «Для Дезире молодой корсиканец стал идеалом. Она восхищалась его храбростью, которую он проявил под Тулоном и о которой говорили повсюду. Для нее он был и защитником, и покровителем большой семьи, взиравшей на него как на божество. И, естественно, прошло совсем немного времени, и юная Дезире одарила Наполеона той нежной любовью, которая в избытке счастья обычно не находит возможности быть выраженной словами». По его словам, «любовь поразила ее, словно удар молнии».

А что же Наполеон? Надо сказать, что он тоже был очарован бархатными глазами и другими прелестями юной Дезире. К тому же она была дочерью богатого торговца шелком Франсуа Клари и имела солидное приданое. После того как генерал уехал из Марселя по делам службы, молодые люди писали друг другу нежные письма, в которых оба клялись в вечной любви и верности. «Мысль жениться на Дезире, – по словам С. Нечаева, – созрела в голове Наполеона лишь тогда, когда он в 1795 году уже находился в Париже. А предложение формально было сделано 21 апреля, то есть в тот день, когда генерал Бонапарт проездом оказался на несколько дней в Марселе. И именно с этого момента, как принято считать, он не переставал строить самые заманчивые планы на будущее, связанные с этой девушкой». Казалось, ничто не могло помешать счастью влюбленных. «Что касается семейства Клари, – пишет С. Нечаев, – то с их стороны препятствий не было. Отец, как утверждают, заявивший, что „с него достаточно одного Бонапарта“, умер 20 января 1794 года, и теперь судьба Дезире зависела практически только от нее самой. Бонапарты же вообще были счастливы: у Дезире было прекрасное приданое, 150 000 франков, а это было целое состояние для такого бедного офицера, как Наполеон. То есть, по сути, ни денег, ни положения, ни должности у него не было, в Париже он оказался в большой немилости, очень сильно нуждался, а посему всеми силами „уцепился“ за этот брак».

Но фортуна переменчива. В октябре 1795 года положение Наполеона резко меняется к лучшему. Он становится помощником одного из членов Директории – Поля Барраса – и после того, как по его приказу подавляет силой артиллерии мятеж роялистов в Париже, получает звание дивизионного генерала. Теперь он – начальник парижского гарнизона и командующий внутренними войсками столицы. Как герой революции и войны Наполеон становится желанным гостем во всех аристократических салонах, и конечно же женское внимание ему обеспечено. И вскоре Наполеон забыл свою малышку Клари. Может, его чувство к ней было недостаточно сильным или мешала долгая разлука? Но С. Нечаев видит причину расторжения его помолвки с Дезире в другом: «…скорее всего виной тут был тот самый Париж с его бесчисленными красавицами, которых Наполеон стал встречать в том обществе, в которое корсиканца потихоньку начали впускать. Кто была Дезире по сравнению с ними? Обыкновенной провинциалкой…»

Есть еще один интересный момент, на который указывает историк. Оказывается, что, будучи помолвлен с девицей Клари, Наполеон ухитрился сделать предложение другой женщине – «подруге своей матери, уже овдовевшей в то время мадам Пермон». «Потом он пытал счастья у Марии-Луизы де Ля Бушардери» и увлекся некоей Викториной де Шатене. Из всего этого С. Нечаев делает вывод: «Как видим, Наполеона вдруг начали привлекать женщины тридцати, тридцати пяти и даже сорока лет, эдакие светские львицы, опытные в искусстве влюблять в себя». Поэтому нет ничего неожиданного и странного в том, что, встретив однажды на званом вечере в салоне мадам Тальен вдову генерала Богарне, 33-летнюю красавицу-креолку Жозефину де Богарне, 26-летний Бонапарт потерял голову и послал официальный отказ бывшей невесте. В 1796 году он вступил в брак с Жозефиной.

Дезире очень тяжело переживала предательство любимого. В прощальном письме к нему она писала: «Вы сделали меня несчастной, и все же я в своей слабости прощаю Вам… Вы женаты!.. Теперь бедная Дезире не имеет больше права любить Вас, думать о Вас… Мое единственное утешение – это сознание, что Вы убеждены в своем постоянстве и неизменности… Теперь я желаю только смерти. Жизнь для меня стала невыносимым мучением с тех пор, как я не могу больше посвятить ее Вам… Вы женаты! Я все еще не могу свыкнуться с этой мыслью, она убивает меня. Никогда не буду принадлежать никому другому… Я, которая надеялась вскоре стать счастливейшей в мире женщиной, Вашей женой… Ваша женитьба разрушила все мои мечты о счастье… Все же желаю Вам всяческого счастья и благополучия в Вашем браке. Пусть та женщина, которую Вы избрали, сможет дать Вам то счастье, которое мечтала дать Вам я и которого Вы достойны».

Пережив расставание с несостоявшимся женихом, Дезире с сестрой Жюли и ее мужем уехали в Италию, куда тот был назначен послом. Но бывший жених, пытаясь устроить ее будущее, невольно наносит ей очередной удар. «Наполеон, заботясь о судьбе Дезире, – пишет публицист Владимир Скачко, – „предписывает“ ей в мужья 26-летнего красавца и отважного французского генерала Леонарда Дюфо. Наполеон пишет Жозефу в Рим, где также находилась и Дезире: „Тебе передаст это письмо генерал Дюфо. Он будет говорить тебе о своих намерениях жениться на твоей свояченице. Я считаю этот брак очень выгодным для нее, потому что Дюфо – отличнейший офицер“. Дело сладилось и тоже уже шло к свадьбе, но генерал был убит в 1797 году восставшей чернью, которая пыталась расправиться с французским послом. По данным некоторых источников, убит прямо на глазах невесты. Все той же Дезире…» Но Наполеон на этом не успокоился. После трагедии с Дюфо он назначил «в женихи» для Дезире своих адъютантов Мармона и Жюно, но оба они были ею отвергнуты.

Дезире Клари вернулась во Францию. В это же время в Париж приехал и Жан Батист Бернадот. Молодой офицер не обходит стороной ни один модный салон, но в высшем свете, по словам историка А. Егорова, он «обращает на себя внимание скорее своей внешностью, нежели своим умом». Подтверждением могут служить слова мадам де Шанте, которая, повстречав Бернадота на одном из вечеров у Барраса в июне 1798 года, вспоминала: «Он относится к тем людям, которых нельзя было не заметить при встрече и не спросить других о том, кто это такой». На одном из таких приемов, устроенном братом Наполеона Жозефом, Бернадот увидел очаровательную Дезире. Следует сказать, что он уже давно был знаком с ней, так как в 1789 году квартировал у них в доме. С тех пор робкая девочка-подросток превратилась в стройную, грациозную девушку с бархатными глазами. Дезире тоже обратила пристальное внимание на высокого черноволосого офицера с ослепительной улыбкой. А когда он сделал ей предложение, она ответила согласием, несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте. 17 августа 1798 года они поженились. По словам биографа Фредерика Масона, Бернадот был для Дезире «неплохой партией, но характер у этого якобинца самый несносный; педант и зануда, он вел себя как скучнейший школьный наставник, не было в этом беарнце ни живости, ни огня, да и любезностью он не блистал, зато рассчитывал свои поступки с точностью арифмометра, искусно скрывая двойную игру. Педантичная мадам Сталь была для него первой среди женщин, а свою жену во время медового месяца он заставлял писать диктанты». Выбор, сделанный Дезире Клари, не очень нравился и Наполеону, поскольку Бернадот был не только ярым якобинцем, но и слыл его личным врагом. Тем не менее, Бонапарт послал своей бывшей невесте пожелания счастья.

Дезире всячески демонстрировала на людях свою любовь к мужу. Герцогиня д’Абрантес в своих мемуарах писала: «Она его любила, но любовь стала для бедного беарнца сущим бедствием. Он отнюдь не был героем ее чувствительного романа, и поведение жены приводило его в недоумение. Это были непрерывные слезы. Когда он уезжал, она плакала; когда он был в отъезде, она тоже лила слезы; и даже когда он возвращался, она рыдала оттого, что через неделю снова должен уехать». Другого мнения о замужестве Дезире историк А. Егоров: «Это был странный брак, потому что благодаря ему Бернадот входил в семью Бонапартов, хотя глава клана, Наполеон, терпеть его не мог. Впрочем, и сама Дезире решилась на брак скорее всего не из любви к Жану Батисту, а „в пику“ своему прежнему воздыхателю. Во всяком случае, когда много лет спустя ее спросили о том, почему она вышла замуж за Бернадота, Дезире, не задумываясь, ответила: „Потому что он был солдат, способный противостоять Наполеону“».

Да, поначалу мадам Бернадот руководило желание делать все назло предавшему ее возлюбленному, доказать, что он сделал неправильный выбор. Но он по-прежнему оставался ее единственной любовью, а к законному супругу она чувствовала привязанность, и не более того. Такого мнения придерживался известный французский писатель XX века Ги Бретон – автор книги «Наполеон и женщины»: «Несмотря на эту наивную привязанность (к мужу. – Авт.), Дезире не забывала человека, с которым четыре года назад обменялась клятвами вечной любви. Поэтому, став матерью толстого мальчугана, которому было предназначено стать королем Швеции, 6 июля 1799 года Дезире отправила Бонапарту письмо с просьбой стать крестным отцом ребенка… Это был довольно злорадный жест, прежде всего по отношению к Жозефине, которую Дезире ненавидела и называла „старухой“, да и по отношению к Бонапарту, брак которого оказался бесплодным».

Конечно же рождение сына стало для мадам Бернадот не только большой материнской радостью, но и своеобразным реваншем. И Наполеон не мог этого не понять. Но вряд ли в его сердце пробудились отголоски прежнего чувства. «Возникли у корсиканца сожаления о разрыве с бывшей невестой или нет – трудно сказать, – пишет Ги Бретон. – В ответе на письмо он ограничился советом дать ребенку имя Оскар, что Дезире и исполнила». Но сама-то она все больше ощущала, что не может забыть неверного возлюбленного. Тем более что в силу родственных связей ей приходилось достаточно часто встречаться с ним и каждая из этих встреч возвращала ее в прошлое. Так, В. Скачко пишет: «В карете Дезире сидела напротив Бонапарта, колени их соприкасались, и она, как напишут потом биографы, „почувствовала, как в ее сердце неожиданно для нее самой возрождается прежняя любовь“». А вот какую картину рисует Ги Бретон: «За обедом молодая хозяйка дома не отрывала глаз от Бонапарта, вспоминая робкого офицера, который ухаживал за ней в Марселе, и, не узнавая его в этом новом властном человеке, имя которого стало известно всему миру и привело в трепет Директорию».

Теперь Дезире резко меняет тактику своего поведения по отношению к Наполеону: желание отомстить за измену сменяется у нее желанием помочь ему. Характеризуя мотивацию ее дальнейших действий, Ги Бретон убедительно описал, как и почему она превратилась из потенциального врага Наполеона в его союзницу. В частности, он пишет следующее: «…Дезире решила всеми средствами, вплоть до шпионства за собственным мужем, помогать человеку, которого она снова полюбила. Неожиданная и эффективная преданность бывшей невесты вряд ли была романтически бескорыстной. Некоторые историки считают (и это весьма правдоподобно), что Дезире замышляла снова привлечь к себе Бонапарта и вынудить его развестись с Жозефиной. Среди других авторов эту гипотезу защищает Леон Пиньо, который писал: „Надо задать себе вопрос, не руководилась ли мадам Бернадот в своем поведении чувством ревности и мести к Жозефине? Бонапарт вернулся в Париж, получив сведения о неверности жены, с твердым решением добиться развода. Может быть, мадам Бернадот, охваченная нежными воспоминаниями, тоже думала о разводе, чтобы возродить прошлое и соединить свою жизнь с победителем Египта, господином завтрашнего дня? В то время мораль была расшатана, и подобный проект не казался неосуществимым“. Как бы то ни было, вернувшись из Мортефонтэна, Дезире приступила к делу, и без ее тайных усилий, внушенных страстью, Бонапарт, пожалуй, не осуществил бы свой государственный переворот».

В описании французского писателя процесс передачи Дезире необходимых сведений Наполеону выглядел следующим образом: «Каждое утро молодая женщина встречалась со своей сестрой Жюли и подробно пересказывала ей разговоры, которые велись в ее доме между Бернадотом и другими якобинцами – врагами Бонапарта; называла имена генералов, которые ратовали за сохранение Директории. Вечерами она с наивным видом расспрашивала своего мужа, каким образом он собирается воспрепятствовать „этому разбойнику Бонапарту“ захватить власть. На следующее утро откровения Бернадота передавались на улицу Виктуар, и Бонапарт обдумывал, как отразить маневр противника».

Немногие историки писали об этом странном сотрудничестве, хотя о нем упоминают многие современники. Например, Баррас пишет в своих мемуарах: «Таким образом, Бонапарт – через Жозефа, а Жозеф – через жену Бернадота вели свою политику чуть ли не в постели Бернадота…»

Недвусмысленно высказался по этому поводу и сам Наполеон. Накануне переворота 18 брюмера он так успокаивал министра юстиции Жана Жака Режи де Камбасереса по поводу поведения Бернадота, которого называли «человек-препятствие»: «Я нашел способ связать его по рукам и ногам, хоть он об этом и не подозревает. Он делает вид, что по-прежнему желает нашего провала, но в глубине души – о причинах этого я Вам когда-нибудь расскажу – он теперь больше расположен к нам…» Способ, о котором упоминает Наполеон, – это, по всей вероятности, и есть помощь верной Дезире. И может быть, именно в оплату за эти «шпионские» услуги, а не из чувства вины перед оставленной девушкой, как это считает С. Нечаев, Бонапарт, «сделал Бернадота маршалом, купил ему имение за 400 000 франков и наградил их обоих титулами князя и княгини де Понтекорво с рентой в 300 000 франков».

А вот насчет того, что Бернадот ничего не подозревал, Наполеон ошибался. Жан Батист догадывался об уловках мадам Бернадот и скорее всего смирился с неизбежным. Глава Директории Поль Баррас вспоминал: «Заметив несколько раз неприятные последствия своей откровенности с женой, он тщательно ограждал себя, по мере возможности, от ее экспансивности. Однажды, когда он обсуждал политические дела со своим личным секретарем и мадам Бернадот вошла в его кабинет, он замолчал и сделал знак своему секретарю прервать беседу в присутствии „болтушки“, которую он называл иногда смеясь „шпионочкой“». И нужно отдать должное беарнцу, что, возможно зная и догадываясь о чувствах Дезире к Бонапарту, он всего лишь смиренно наблюдал за выходками жены, никак публично их не комментируя и не осуждая. Император ликовал! Но Бернадот также оказался в выигрыше. Позже уже он станет победителем Наполеона. Как пишет С. Нечаев, «Бернадот отплатил за все это Наполеону „по полной программе“: он вступил против императора в заговор, под конец даже открыто воевал против него, удивительным образом став наследником шведского престола».

А бывшая возлюбленная Наполеона помогала ему и всему большому семейству Бонапартов даже после того, как он отрекся от престола. Начиная с капитуляции Парижа в 1814 году и до реставрации Бурбонов ее дом, тогда уже наследной принцессы Дезидерии, являлся приютом для всех его родственников, боявшихся повторить его участь. А по словам В. Скачко, «перед отправкой Наполеона в изгнание она была единственной женщиной, которая не бросила его и утешала в горечи поражения и крушения…».

Удивительно, но у Дезире всегда была надежда на то, что бывший возлюбленный когда-нибудь к ней вернется. Она не угасла ни тогда, когда после развода с Жозефиной Наполеон женился на австрийской принцессе Марии-Луизе, ни после смерти Жозефины в 1814 году. Она терпеливо продолжала любить и ждать его. Эта страсть «отпустила» ее только с его кончиной. И тогда в жизнь уже немолодой женщины постучалась новая любовь. В. Скачко пишет: «В 1821 году на далеком острове Святой Елены умер Наполеон Бонапарт, и тогда, может быть, от безнадеги 44-летняя Дезире опять влюбилась. И вот эта ее последняя любовь актуальна и для Украины. Ее „объектом“ стал Арман Эммануэль София-Септимани де Виньеро дю Плесси, граф де Шинон, 5-й герцог де Ришелье, украинцам более знакомый как Эммануил Осипович де Ришелье. Да-да, тот, кто по праву считается одним из отцов-основателей Одессы и чей памятник украшает ее набережную. В то время дюк де Ришелье уже вернулся с русской службы во Францию и был премьер-министром при короле Людовике XVIII Бурбоне. Дюк, говорят, ответил Дезире взаимностью, но умер уже в 1822 году. И только тогда Дезире решила вернуться в Швецию. К мужу и сыну…

Но и там Наполеон не оставлял ее. В 1823 году в Стокгольм она приехала вместе с невестой для сына – Жозефиной Лейхтенбергской, дочерью Эжена де Богарне, пасынка Наполеона и сына императрицы Жозефины».

Когда Бернадот стал наследным принцем Швеции (1810 г.), Дезире с большим трудом согласилась ехать с мужем в Стокгольм. Но прожив там с 1810-го по 1811 год, инкогнито вернулась в Париж, где имела очень популярный салон. В Швецию Дезире переехала только в 1823 году, уже будучи королевой. Однако столь высокое положение не доставляло ей большой радости, и к своим монаршим обязанностям она относилась не слишком прилежно, исполняя самую скромную представительскую роль. Описывая ее жизнь в Стокгольме, В. Скачко отмечает, что «ей были тягостны обычаи и ритуалы, показной этикет и вычурность, снобизм и фальшь королевского двора», она не полюбила своих новых соотечественников и говорила, «что их благородство лишь в том, что они смотрят на нее ледяными взглядами», «она так никогда и не выучила шведского языка и знала из него всего несколько слов». Один из французских дипломатов писал: «Королевство не изменило ее. К сожалению, для авторитета короны. Она всегда была и будет оставаться купчихой, удивленной своим положением и пребыванием на престоле».

Всю свою жизнь Дезире надеялась возвратиться во Францию. Она хотела это сделать в 1844 году после смерти мужа. Однако реальная возможность для этого представилась ей лишь спустя 9 лет, в 1853 году, когда новым французским императором стал племянник Наполеона – Наполеон III. Но она почему-то так и не решилась на отъезд из Швеции.

Дезидерия дожила до глубокой старости. Королева умерла в 83 года, надолго пережив дорогих ее сердцу мужчин. «Часто, не зажигая света, она бродила по коридорам замка, как бы удивленно изучая его размеры и роскошь, – пишет В. Скачко. – Что хотела найти эта женщина в сумерках свалившегося на нее и окружившего ее величия или среди искрящихся отблесков света и теней на улицах пасмурного Стокгольма, уже не узнает никто. Ее внук – король Карл XV – стал настоящим шведом, родившимся на шведской земле. Конечно, он любил свою бабушку, но вряд ли понимал ее. И конечно, не мог понять ее любовь, которая не помешала ей получить корону, но так и не дала женского счастья…»

Поразительно, но уже в XX веке в роду шведских Бернадотов появилась точная копия Дезидерии. Ровно через 200 лет после рождения Дезире Клари, в 1977 году, в семье правящего шведского короля Карла XVI Густава родилась дочь – кронпринцесса Виктория. Именно она, а не мужчина-сын, после внесения поправок в конституцию Швеции, займет шведский трон. Виктория – правнучка Дезире Клари в шести поколениях и очень похожа на нее. И что удивительно, она, в отличие от прабабушки, вышла замуж по любви.

Но это уже совсем другая история. А пока вернемся к переломному событию в жизни четы Бернадотов, которое превратило Дезире Клари в королеву Дезидерию, а Жана Батиста Бернадота – в короля Карла XIV Юхана.

 

Король по протекции русской разведки

Вскоре судьба Жана Батиста действительно вычертила очередной причудливый зигзаг, и он неожиданно стал регентом Швеции. Но так ли уж неожиданно? Как показали исследования современных российских историков, столь стремительному возвышению французского маршала во многом поспособствовала… русская разведка, которая к тому же нашла поддержку в лице патриотически настроенных шведских офицеров. В 1806 году войска Бернадота захватили в плен до 1,5 тысячи шведов. Рыцарское отношение к пленникам и их последующее быстрое освобождение Жаном Батистом очаровали шведов и принесли ему большую популярность в Швеции. Это и определило главную роль в решении шведского парламента об избрании Жана Батиста наследником шведского трона. Несмотря на то, что Бонапарт не очень был рад этому выбору, он все же согласился на него. Но прежде приказал маршалу подать в отставку и оставить французскую службу. Хотя существуют и другие версии происходящего.

В 1809 году в Швеции произошел государственный переворот, в результате которого была установлена конституционная монархия, и новый король, бездетный и немощный Карл XIII, в отчаянии просил властителя Франции помочь ему в выборе наследного принца. Бонапарт, не раздумывая, выдвинул на эту роль Бернадота, решая таким образом сразу две проблемы: он одним махом отсылал неугодного человека от себя и одновременно приобретал вассала на шведском престоле.

Но неужели лишь эти две причины послужили поводом для столь неординарного решения Наполеона? По официальной версии, шведскую корону маршалу Бернадоту предложил капитан Карл Мернер, который имел мощную негласную поддержку в лице влиятельных шведских военачальников. Однако основная нить интриги тянулась в Россию, к Александру I, через его флигель-адъютанта, подающего большие надежды 25-летнего полковника Александра Ивановича Чернышева, который являлся личным представителем российского императора во Франции. Официально он занимался курьерской доставкой почты между Александром I и Бонапартом, а по сути, был тайным осведомителем. Чернышев блестяще справлялся с этой ответственной задачей, поставляя с ноября 1810-го по февраль 1812 года русскому командованию конфиденциальные сведения, значение которых трудно переоценить.

В 1810 году Александр I приказал Чернышеву навестить в Стокгольме Бернадота, чтобы выяснить политические предпочтения кронпринца Швеции. Дружеские отношения между Чернышевым и Бернадотом установились еще в бытность последнего маршалом Наполеона, поэтому полковник блестяще справился с поставленной задачей. Это и послужило отправной точкой для последующей тесной дружбы между Россией и Швецией. Бернадот пообещал Чернышеву, что в случае утверждения его как регента Швеция никогда не выступит против России, подчеркивая, что нисколько не разделяет имперской доктрины Наполеона и его грандиозных захватнических планов. Он гарантировал Александру I свою полную лояльность по отношению к России. Искушенный в дипломатии маршал не без оснований полагал, что если шведы обратятся с предложением его кандидатуры к Бонапарту от своего лица напрямую, то наверняка получат отказ.

Чернышев колебался, стоит ли доверять обещаниям Бернадота и способствовать его восхождению на шведский трон или же, наоборот, воспрепятствовать этому? Принимая во внимание то особое положение, которое маршал занимал среди наполеоновского окружения, он склонился к первому варианту. Большую роль в продвижении Бернадота на шведский трон сыграла также любовница Чернышева, сестра Наполеона княгиня Полина Боргезе. План по воцарению в Швеции человека, дружески относящегося к России, был блестяще воплощен в жизнь: Государственный совет Швеции поддержал кандидатуру Бернадота, выдвинув лишь одно условие – принятие лютеранской веры. После выполнения этого условия 5 ноября 1810 года Жан Батист Бернадот был официально усыновлен шведским королем под именем Карла Юхана. О своих политических симпатиях кронпринц заявил уже на первой аудиенции русскому послу Сухтелену 27 ноября 1810 года: «Я верю, что счастье Швеции неотделимо от мира с Россией». Более того, когда разговор коснулся потери Швецией Финляндии, он объявил, что «по своему географическому положению Финляндия должна принадлежать России».

Александр I счел «шведскую операцию по воцарению Бернадота» несомненным успехом русской дипломатии и наградил Чернышева орденом Святой Анны. Таким образом, российский император заполучил в стане врага умного, расчетливого и тщеславного союзника, о чем никак не мог догадываться Наполеон. Самоуверенность французского императора сыграла с ним злую шутку: он был убежден, что родственные узы, свято чтившиеся на Корсике, никогда не позволят Бернадоту предать его. Кроме того, он полагал, что его ставленнику, учитывая происхождение, буйный темперамент и гордый нрав, придется очень нелегко среди надменной шведской аристократии. И это непременно должно заставить новоиспеченного кронпринца искать защиты у французской стороны. Но великий полководец просчитался. После нападения Наполеона на Россию тщеславный Бернадот, мечтавший о французском троне, начал исправно снабжать Александра ценной информацией. Таким образом, выдвижение нелюбимого родственника на роль наследного принца Швеции явилось роковой ошибкой Бонапарта. Будучи уже в изгнании, он с досадой отмечал, что если бы мог предположить, что Швеция не поддержит его в боевых действиях против России, то он вообще не начинал бы эту кампанию. Бонапарт утверждал: «Я отнюдь не повлиял на возвышение Бернадота в Швеции, а ведь я бы мог тому воспротивиться. Россия, помню, поначалу была весьма недовольна, ибо воображала, что это входит в мои планы».

Правомерен вопрос, почему Бернадот не поддержал Наполеона, но и в открытую не стал ему противостоять? Ответ на этот вопрос в какой-то степени содержится в предыдущих разделах этой главы, повествующих о взаимоотношениях этих великих французов. Но на некоторых моментах из их прошлого стоит остановиться поподробнее.

В 1799 году Наполеон отправился в Египет, а Жан Батист остался в Европе. В это время как раз и проявились все таланты Бернадота. Пока лучшие войска французской армии во главе с Бонапартом продолжали находиться у берегов Нила, в это время велась новая война. Против Французской республики сражалась почти половина Европы. Суворов воевал с французскими генералами в Италии, эрцгерцог Карл на Рейне, а в Голландии высадился русско-английский экспедиционный корпус… В это непростое время правящая во Франции Директория назначила Бернадота военным министром. Жан Батист, будучи на этой должности, доказывает, что он истинный патриот и прекрасный администратор. «Принимая военное министерство, – признавался он позже, – я нисколько не обольщал себя относительно размеров данной задачи; но, родившись, так сказать, на войне, воспитанный войною за свободу, я чувствовал, что сам вырастаю среди опасностей и побед. Я имел счастье принять участие в работе, приведшей к некоторым результатам, которые наши враги называли чудесами…» – писал биограф Данн-Паттисон о Бернадоте. Следует отметить, что Жан Батист действительно многое сделал для Франции в то время. Несмотря на многие трудности, Бернадот реорганизовал и снабдил необходимым обмундированием, оружием, боеприпасами и продовольствием французскую армию. Не без помощи Жана Батиста внутри страны наводится порядок, мятежи подавлены. Благодаря ему были найдены средства для уплаты солдатам жалованья, которое они не получали больше семи месяцев. «Пусть смотрят на то, что я мог сделать, что я должен был сделать, и пусть судят о том, что я сделал… – писал он впоследствии. – 91 000 конскриптов полетели, чтобы составить батальоны; почти все они немедленно были одеты, снаряжены и вооружены. Я получил разрешение собрать 40 000 лошадей… Общий ход событий известен. Голландия была спасена, левый берег Рейна обеспечен от какой бы то ни было опасности, русские уничтожены в Гельвеции; победа возвратилась к знаменам Дунайской армии, удержана была линия обороны между Альпами и Апеннинами, невзирая на все несчастья, постигшие наше оружие в этой стране, коалиция распалась».

Вскоре Бернадоту представился шанс взойти на самую высокую ступеньку в своей карьере. Франция, истерзанная бесконечными войнами, революциями, испытывала нехватку в сильной руке – «шпаге-сабле» и, что немаловажно, известной и почитаемой народом! Историк Я. Нересов писал: «Сам Наполеон оставил по этому поводу очень емкое изречение: „Для того чтобы управлять, надо быть военным: ведь лошадью управляют в сапогах со шпорами“. Но не всякий генерал может быть пригоден для… гражданского управления». Ситуация у правящей Францией Директории была сложная, так как она ставила себя под удар. Доверив свои тайны «шпаге-сабле», она, с одной стороны, делала его соучастником, а с другой – становилась его… заложником. До конца было непонятно, как поведет себя человек, узнав, что в его руках находится судьба Франции. И не повернет ли он свои пушки и солдат против Директории? В числе кандидатов оказался и Бернадот. Все таланты гасконца говорили в его пользу: и решителен, и ловок, и великолепный оратор, и умеет увлекать за собой толпу. И Жан Батист убедил Директорию, что он именно тот, кто им нужен. Как говорили многие историки впоследствии, «он сам метил в бонапарты». Но все пошло не так. Бернадоту была присуща странная черта характера – выжидать до последнего, и казалось, что все идет как надо, как вдруг бравый гасконец исчез. И дальнейшие события уже развивались не в пользу Бернадота. Прибыл из Египта главный соперник Жана Батиста – Наполеон. Отлично понимая, какой предоставляется ему шанс, он начинает действовать. И уже 9—10 ноября 1799 года (по революционному календарю 18–19 брюмера 8 года революции) после возвращения во Францию корсиканец захватил власть.

Бернадоту пришлось отойти на второй план. Свой шанс он упустил – двум Бонапартам не бывать. Этот и другие случаи явились предпосылкой к бесконечной войне гасконца против корсиканца.

Наполеона не отпускали мысли отослать чересчур амбициозного беарнца куда-нибудь подальше. Но каждый раз Бернадот каким-то образом выкручивался.

Антипатия между Наполеоном и Бернадотом лишь усиливалась. По мнению одного из биографов Жана Батиста, тот после провозглашения Консульства вел «бесконечную тайную войну против Наполеона». «Иные эпизоды этой „войны“ хорошо известны, – пишет А. Егоров. – Так, например, у адъютанта Бернадота был найден объемистый сверток с антиправительственными прокламациями, а один из участников заговора на жизнь первого консула, скульптор Черраки, получил от Жана Батиста 12 тысяч франков. Однако Бернадоту не составляет большого труда оправдаться. Если его адъютант и проявлял враждебность к Бонапарту и консульскому правительству, то он действовал так по собственной инициативе, и Бернадот тут ни при чем. Что же до денег, выданных Черраки, так ведь то была плата скульптору за изготовленный им бюст генерала…»

Поверил ли Наполеон в эти объяснения, сказать сложно… Но что примечательно, Бернадот получил звание маршала, а еще к тому же первым приобрел княжеский титул. Историк Я. Нересов отмечает, что «новоиспеченному князю Понте-корво и маршалу Франции Наполеон приказал выдать столько денег, сколько тот пожелает, чтобы не кричал на всех перекрестках, что вынужден попрошайничать во времена империи Наполеона. Золотой дождь, пролившийся на нашего беарнского „попрошайку“, вызвал немало кривых ухмылок других маршалов Франции, чьи заслуги перед отечеством и лично Наполеоном, несомненно, были выше, чем хвастливого гасконского петуха».

В 1805 году начинается война с европейскими монархами, и маршалу Бернадоту поручается командование 1-м корпусом Великой армии, в составе которой – больше солдат-баварцев, чем французов. Один из его биографов считает, «что в этом лишний раз проявилось недоверие к нему Наполеона. Император „всегда заботился, чтобы Бернадот никогда не имел под своим началом французских солдат“. И в последующих кампаниях Жан Батист командовал не французскими, а „интернациональными“ (союзническими) воинскими контингентами: в 1807 году – поляками, в 1808-м – голландцами и испанцами, в 1809-м – поляками и саксонцами». И, тем не менее, это не мешает Бернадоту одерживать победы на военном поприще. Так, 20 октября 1805 года австрийский генерал Мак капитулирует со своей армией под Ульмом, и способствовал этому маршал Бернадот. Но бывали у него и неудачи. Так, когда Бонапарт поручил Жану Батисту с его первым корпусом совершить форсированный маневр – зайти во фланг, окружить армию и принудить русских солдат сложить оружие – из этой затеи ничего не вышло. Но тут главным союзником русских выступила погода. Бернадот не справился из-за размытых осенними дождями дорог и сильных снегопадов, превративших Дунай в настоящее море. В результате к установленной позиции он явился с трехдневной задержкой. Вот как описывает дальнейшие события историк А. Егоров: «„Я утешаюсь мыслью о том, – докладывает Бернадот Наполеону, – что Вашему величеству хорошо известны трудности форсирования войсками реки там, где нет никакого моста“. Объяснения бесполезны. Властелин разгневан. „Бернадот заставил меня потерять день, – с раздражением пишет он своему брату Жозефу, – а от одного дня зависят судьбы мира. Каждый день все более и более убеждает меня в том, – продолжает он, – что люди, которых я воспитал, – самые лучшие. Как и прежде, я доволен Мюратом, Ланном, Даву, Сультом, Неем и Мармоном“». Бернадота среди них нет. Можно представить, какие чувства испытывал Жан Батист.

Эти и другие разногласия никоим образом не способствовали их сближению. И несмотря на это, Бернадот все же пытался заслужить расположение Наполеона. «Лез из кожи вон, участвуя наряду с кавалерией Мюрата в преследовании остатков прусской армии… Он заставил пруссаков капитулировать под датским портом Любеком. Безжалостным преследованием пруссаков Бернадот не дал им погрузиться на корабли и отплыть в Англию. Этим маневром он частично искупил свои грехи перед братьями по оружию, по Великой армии. Но Бернадот не успокаивается победой под Любеком и в следующем бою под Галле разбивает в пух и прах последний прусский резерв под началом принца Фридриха Вюртемберского…» – писал Я. Нересов. Да, безусловно, Бонапарт «заметил» эти победы Жана Батиста, но его поражения были ему «еще заметнее». Наполеон чувствовал ненадежность Бернадота и при первом удобном случае убрал от себя подальше, при этом унизив его как военачальника. Казалось, что его яркая биография на этом бы и закончилась, если бы не шведская корона.

28 мая 1810 года в Швеции умер принц Христиан Август Шлезвиг-Гольштейнский – двоюродный брат короля Карла III и наследник шведского престола. В октябре 1810 года Жан Батист прибыл в Швецию. 19 октября в присутствии архиепископа Упсальского Бернадот отрекся от католицизма и принял лютеранство. Затем состоялась судьбоносная встреча наследника шведского трона и того, кто царствовал. Шведский король был очарован своим преемником. «Мой дорогой генерал, – сказал он своему адъютанту, когда встреча подошла к концу, – я безрассудно рисковал, но полагаю, что выиграл», – отмечает историк А. Егоров. Наполеон перед тем как отпустить Бернадота на новую родину, пытается получить гарант лояльного отношения к Франции и к нему. Он просит будущего короля Швеции подписать специальную грамоту, где тот обязуется не выступать против Франции. Жан Батист в гневе отверг это предложение. И Бернадот, ставший наследным принцем Швеции Карлом Юханом, не только не пошел войной против России в 1812 году, но и в тяжелый час для Бонапарта – в 1813 году – приложил все усилия, чтобы, объединившись с Англией, Пруссией, Россией и Австрией, отомстить своему обидчику. Некоторые историки считали, что Бернадот вступил в антифранцузский союз, желая заполучить Норвегию. Другие историки считали, что он намеревался впоследствии с помощью Александра I занять французский престол.

Испытывал ли Бернадот угрызения совести, воюя с соотечественниками? Скорее всего, да. Но он сразу же себя оправдывал: «Моя позиция весьма щекотлива, – говорил он своему адъютанту Клуэ после разгрома Нея под Денневицем (6 сентября 1813 года), – для меня омерзительно сражаться с французами, Наполеон один ответственен за это отвратительное положение». Несколько другого мнения придерживается историк Борис Фролов: «Действия Бернадота в кампании 1813 года носили недостаточно решительный характер, он явно уклонялся от решительных столкновений с французами. Сражения при Гросс-Беерне (23 августа 1813 года) и Денневице (6 сентября 1813 года), в которых войска Северной армии последовательно разгромили маршалов Н. Удино и М. Нея, были выиграны не благодаря усилиям Бернадота, а скорее вопреки. Главную роль в этом сыграли прусские войска, а также бегство с поля сражения саксонцев, не пожелавших сражаться против своего бывшего начальника, пользовавшегося среди них большой популярностью».

Несмотря на то, что в будущем Бернадоту предстояло надеть шведскую корону, он после разгрома Наполеона не оставлял чаяний стать императором Франции. «Бесхозная» корона Франции непреодолимо влекла к себе его королевское высочество, кронпринца Шведского. Проявив недюжинную для всех расторопность, Карл Юхан является во французскую столицу… Французское общество, по крайней мере парижане, воспринимают притязания Бернадота с нескрываемой враждебностью. «Под окнами дома (где остановился кронпринц Шведский), – свидетельствует современник, – были слышны крики: „Прочь, изменник! Прочь, вероломный!“» Но европейские монархи отклонили притязания Жана Батиста на французскую корону. Известный мастер политической интриги министр иностранных дел Франции Шарль Морис де Талейран объяснил это решение так: «Бернадот не может быть ничем иным, как только новой фазой революции». А затем с презрением добавил: «К чему же выбирать солдата, когда был свергнут величайший из солдат». Вместо заносчивого беарнца трон занимает династия Бурбонов. И не важно, что на троне Людовик XVIII продержался всего двадцать дней, для Бернадота открылась новая страница его жизни. Битва при Ватерлоо, отказ Бонапарта от престола, возвращение Бурбонов – все это уже мало занимало кронпринца шведского.

Жан Батист Бернадот, ставший королем Карлом Юханом, сделал все от него зависящее, чтобы доверенная ему страна процветала. Благодаря ему в Швеции была введена конституционная монархия, проведен ряд важнейших для государства реформ. Во внешней политике Карл Юхан придерживался миролюбивой линии: поддерживал дружеские отношения с Россией, Великобританией, избегал радикальных реформ, которые могли бы нарушить социальное равновесие в стране. Он пережил многих своих соратников-маршалов. Ни у одного из революционных генералов и наполеоновских маршалов судьба не сложилась так удачно, как у него. Да, у многих были яркие взлеты, но до конца, без всяких потрясений и невзгод, своими «плодами» смог воспользоваться только Жан Батист Бернадот.

«Вспоминал ли бывший генерал французской революции и наполеоновский маршал прошлое? Наверное, да. Когда за три года до его смерти Бернадоту сообщили, что 2 декабря 1840 года в Париже будут погребены останки Наполеона, привезенные с острова Св. Елены, он воскликнул: „Скажите им, что я тот, кто был когда-то маршалом Франции, теперь всего лишь король Швеции“», – пишет историк А. Егоров. И это не просто красивая фраза. Думается, что он не только помнил о своем маршальском прошлом, но и очень высоко ценил его, гораздо выше королевского настоящего, потому, что всю жизнь стремился достичь наполеоновской высоты. Но она для него так и осталась недосягаемой, как и для других маршалов и сподвижников Бонапарта. Их, отважных и талантливых, в истории Франции было немало, а Наполеон – такой один. И Бернадот, всю жизнь соперничавший с ним, вынужден был признать: «Наполеон – величайший полководец всех времен, самый великий человек из всех когда-либо живших на земле людей, человек более великий, чем Ганнибал, чем Цезарь и даже чем Моисей».

Жан Батист Бернадот – человек удивительной судьбы, один из ярчайших представителей своего времени – умер в возрасте 81 года 8 марта 1844 года. А потомки знаменитого наполеоновского маршала, ставшего по протекции русской разведки королем, благополучно правят Швецией по сей день.