Юя разбудил телефон.

Это говорил Чэнь:

– Адрес Бао – дом 361, улица Цзюньгунлу. Второй этаж. Это в районе Янпу.

Юй спросил:

– Откуда у вас эта информация?

– Связи, – расплывчато ответил Чэнь.

По голосу начальника было слышно, что он не очень-то и хотел вдаваться в подробности. Юй это понял.

– Я на верном пути, – продолжил Чэнь. – Ни слова Почтенному Ляну или кому-то еще. Встретимся там.

Это был сюрприз для Юя. До сих пор Чэнь оставался в тени.

Когда Юй доехал до Цзюньгунлу, старший следователь уже ожидал его, дымя сигаретой.

До 1949 года это был район трущоб. Его реконструировали в начале пятидесятых, когда строились дома для отдельных рабочих, чтобы показать превосходство социалистической системы. Потом все застопорилось, когда город, раз за разом, начали сокрушать политические встряски.

Эта территория тогда считалась особой, потому что постройки явно отличались своей нестандартностью от других частей города. Территория получила название «забытый уголок».

В последние годы этот «уголок» превратился в одну из улиц, где сосредоточились провинциалы, так как здесь была низкая арендная плата, и где они получали нелегально средства от субаренды. Обычно в одной комнатке ютились пять или шесть человек, когда они впервые приезжали в город. Когда их финансовое положение стабилизировалось, они съезжали из этих мест.

– По имеющейся у меня информации, Бао проживает здесь один в маленькой комнате, – сказал Чэнь. – Он живет здесь несколько месяцев. У него нет постоянной работы, он существует на средства, полученные от работы по сокращенному графику в компании по благоустройству территории.

– Если у него есть своя комната, то дела его совсем не плохи, – прокомментировал Юй.

Дом Бао, номер 361 по улице Цзюньгунлу, был одним из первых двухэтажных домов, построенных для рабочих в пятидесятых годах. Он отличался и от утонченного стиля шикумэнь, и от современных новых домов. Дом состоял скорее из частей, нежели из квартир. В каждой части проживало несколько семей. У каждой семьи было по комнате и общая кухня. Комната Бао первоначально была с балконом, через который можно было пройти на кухню. Внизу располагался маленький ресторанчик, похожий на перестроенную комнату.

Чэнь и Юй поднялись по лестнице. На их стук в дверь вышел высокий худощавый молодой человек лет шестнадцати-семнадцати. Бао выглядел как недоразвитый зеленый росток фасоли. Его маленькие глазки при виде Юя в форменной одежде расширились от страха. Комната Бао была настолько пустой, что Юй вряд ли видел что-нибудь подобное. В ней почти не было мебели. Он увидел фанеру, положенную на две бамбуковые табуретки, вместо кровати, а чуть подальше в беспорядке лежала куча картонных коробок. Там же был сломанный стул и нечто похожее на студенческую парту.

– Давайте расколем этот орешек здесь, – прошептал Чэнь.

Это не было похоже на Чэня, который всегда считал обязательным выполнить надлежащую процедуру от начала до конца. Но Юй знал, что их поджимало время. Если они отведут Бао в управление, то к допросу присоединятся и секретарь парткома Ли и остальные и тем самым могут затормозить процесс.

Сегодня четверг. Они должны знать всю правду от Бао прежде, чем состоится конференция, намеченная на пятницу.

– Тебе лучше все рассказать, – сказал Чэнь Бао. – Если скажешь, что ты сделал утром седьмого февраля, следователь Юй сможет отчасти помочь тебе в этом деле.

– Вы все знаете, молодой человек, – сказал Юй, – и если вы будете сотрудничать с нами, то мы постараемся смягчить наказание.

Следователь Юй не был уверен, что может давать такие гарантии, но он поддерживал Чэня.

Им некуда было сесть, кроме как на сломанный стул. Бао сидел на корточках у стены, скрючившись, как поникший росток боба.

– Я не знаю, о чем вы, господа, – сказал он, не глядя ни на того, ни на другого.

– Допросите его, – сказал Чэнь, – а я обыщу комнату.

Юй отметил, что Чэнь этим утром снова отошел от своего стандартного поведения. У них даже не было ордера на обыск.

– Хорошо, – сказал Юй, взяв игру на себя. – Бао, где вы были утром седьмого февраля? Мы знаем, что вы делали, так что нет смысла отпираться.

Возможно, Бао был слишком юн. Он не знал, что полиции необходимо иметь ордер на обыск, прежде чем они могут обыскивать комнату. Но он тем не менее уклонился от вопросов Юя и автоматически твердил, что не причастен к какому-либо преступлению.

Чэнь ворошил коробки. В коробке из-под обуви он нашел пачку бумаг, скрепленных резинкой.

– Это рукопись, которую ты взял в то утро у Инь, – произнес Чэнь таким спокойным голосом, как если бы был уверен в этой находке.

Это была рукопись романа, который Ян перевел на английский язык.

Юй скрыл свое удивление:

– Игра окончена. Лучше признаться сейчас.

Теперь Бао был похож на сваренный и съежившийся зеленый росток боба.

– Сейчас у меня появилась улика, ты взял это из комнаты Инь, – сказал Чэнь. – Не стоит отрицать. Твой последний шанс – сейчас сотрудничать с нами.

– Пораскинь мозгами, – добавил Юй.

– Я и не думал этого делать, – начал обеспокоенный Бао. – Я не хотел этого делать, правда.

– Держи, – сказал Чэнь, вытаскивая из кармана маленький диктофон.

– Да, мы можем записать его здесь, – кивнул Юй.

– Это ваше дело, следователь Юй. Допрашивайте его, а я спущусь в ту маленькую закусочную и за чашкой лапши взгляну на рукопись.

– Бросьте, шеф. Вы тоже должны задать ему вопросы. Останьтесь.

– Я еще не завтракал. Я быстро перекушу и вернусь.

Тем временем Бао начал давать показания. Он сидел на корточках, обхватив голову руками, как в том фильме о крестьянах восточного региона, который когда-то видел Юй. Сейчас Юй, положив диктофон на пол, сидел на картонной кровати и смотрел сверху вниз на говорящего Бао.

Все началось с первой поездки Бао в Шанхай три с половиной года назад, по случаю смерти его бабушки. Умирающая Цзе хотела увидеть своего внука в первый и уже в последний раз. Это была одна из бесчисленных трагических историй, связанных с культурной революцией. Хун, которая тогда была подростком, пыталась примкнуть к хунвейбинам, но ее не приняли из-за темного прошлого ее семьи. Хун чувствовала, что у нее нет выбора, что надо доказать свою революционную преданность, разорвав все связи с семьей. Она осудила своих родителей, так же как и Ян, потому что ее дядя был правым, хотя она никогда его не видела. Хун была в рядах первой группы хунвейбинов, выходцев из провинции Цзянси, она приняла участие в движении «образованной молодежи», идущей в сельскую местность. Она сделала шаг вперед, выйдя замуж за местного крестьянина, решительно порвав со своим прошлым.

В конце культурной революции Хун, должно быть, пожалела о своих «революционных решениях», но мало что могла сделать. Ее отец умер, а мать до сих пор не может простить ее. После первых двух лет замужества ей практически не о чем было говорить с мужем. Все свои надежды она возлагала на сына Бао. Она заставляла его читать книги и рассказывала ему разные истории. Большинство рассказов было про волшебный город, в котором она выросла. И также немного про Яна. Прошло время, и Ян больше не казался ей ни черным, ни контрреволюционером, теперь он был модным интеллектуалом.

Когда до нее дошла просьба умирающей матери, Хун понадобилось несколько недель, чтобы собрать деньги на билет Бао. Мать так и не простила ее. В поезде Бао ехал один, но к тому времени, как он приехал в Шанхай, бабушка уже умерла. Ее комната отошла государству. А все нажитое, оставшееся после нее, было разделено среди соседей. Один из них сказал, что Цзе сама отдала ему всю мебель, а другой забрал остальные вещи. Они стоили немногого, но парень испытал сильное разочарование. Хун послала сына в Шанхай, надеясь, что он получит наследство.

Цзе умирала в одиночестве. Теперь, когда она уже мертва, откуда ни возьмись приезжает ее внук и требует то, что ему положено. Никто не хотел заниматься объявившимся родственником. А Бао даже негде было остановиться в городе. Однако в домкоме он узнал, что среди тех, кто хоронил Цзе, была Инь Лиге. Она забрала у Цзе старый фотоальбом и еще несколько старых писем, которые никому не были нужны.

Кто-то из членов домкома посоветовал Бао обратиться к Инь за помощью. Хун как-то упоминала имя Инь. Она слышала, что какие-то ранние переводы Яна были переизданы. Возможно, это были его стихи. За это ему должны были заплатить, или, по крайней мере, у Инь должна была быть на этот счет какая-то информация.

Поэтому Бао сразу поехал к Инь, в переулок Сокровищницы сада.

Когда он представился, она была радушна и гостеприимна. Потом выяснилось, что Бао имеет близкое отношение к Яну. Она уговорила его остаться на несколько дней. Местоположение переулка было удобным, и она решила, что, пока будет занята, он сможет познакомиться с местными достопримечательностями. Она гуляла с ним, когда у нее было время. Инь даже водила его в ресторанчик «Синья». Все шло хорошо, пока не выяснилось, зачем он приехал в Шанхай.

Ее отношение к нему моментально изменилось. Она не заработала никаких денег от ранних переводов Яна, но сборник его стихов – это уже совсем другое. Она показала ему договор, который прислал ей издатель. В нем не было точно сказано, сколько ей полагается, как специальному редактору, поэтому она назначила встречу в редакции. Там она выдвинула условие, что в обмен на небольшие средства от издателя Бао дает ей слово больше ее не тревожить.

Но Бао думал, что так нечестно. Он верил, что городские жители, особенно такие, как Инь, всегда имеют преимущество по сравнению с такой деревенщиной, как он.

Он вернулся обратно в деревню с суммой меньше тысячи юаней. Для жителей деревни эта цифра была весьма внушительной. Бао больше уже не был парнем, зависящим от поденщины, как его отец и предки, трудившиеся не покладая рук на рисовых полях, где их ноги всегда были в грязи. Поездка в Шанхай открыла ему глаза на новый мир. Тот факт, что его бабушка жила в городе всю свою жизнь, а мать – семнадцать лет, и, более того, легенда о его знаменитом родственнике сделала совершенно невозможным его пребывание в бедной захудалой деревне.

Он сказал матери, что собирается стать успешным человеком в Шанхае.

В своих намерениях он был не одинок. Несколько молодых парней уже уехали в большой город.

Однако Шанхай не стал городом-мечтой Бао. Для того чтобы с чего-то начать, у него не было ни капитала, ни знаний. Все, на что он мог рассчитывать, была лишь временная, низкооплачиваемая тяжелая работа на стройплощадке. Он видел собственными глазами, как богатые купаются в деньгах и роскоши, растрачивая за одну ночь столько, сколько Бао платил за месяц проживания в своей конуре. Но все же, если бы у него было желание трудиться, как у других провинциалов, то можно было выжить. Но этого было недостаточно для Бао.

В отличие от своих шанхайских приятелей Бао считал себя другим. Он не мог забыть о своих великих ожиданиях, о своих надеждах, о том, что здесь его будет ждать куча денег, ведь он внучатый племянник Яна.

Он начал читать о Яне и наткнулся на роман «Смерть китайского профессора». Как и многие другие, он был убежден, что Инь достигла успеха благодаря ее отношениям с Яном. Поэтому Бао полагал, что его требования как наследника Яна будут учтены.

Если один сборник стихов был составлен Инь, думал он, то могут быть и другие рукописи, а возможно, переводы или романы. Его мать как-то сказала, что Ян написал что-то еще до начала культурной революции. Потом он узнал о сомнительной славе «Смерти китайского профессора» и о том, что сборник стихов Яна будет издан повторно, а может, и неоднократно, и от всего этого он может иметь деньги.

Бао не потерял голову от возможной перспективы. Получая за свою работу мизерную плату, он делал отчаянные попытки изменить свою жизнь всеми способами, которые приходили ему в голову. Он начал играть в мацзян . В этом ему не очень везло. Он проигрывал немного, но те длинные, бессонные ночи за столом мацзяна стоили ему нескольких дополнительных заработков. Потом с добытыми деньгами он стремглав летел в супермаркет. Поначалу Бао выигрывал пару сотен юаней, но вскоре у него начали расти проигрыши, и казалось, что деньги утекают как вода в болото. За ним начали охотиться кредиторы. Они могли постучать в дверь в любое время дня и ночи.

В отчаянии он снова задумал обратиться к Инь. У нее было много денег, по крайней мере ему так казалось.

Он думал, что она должна ему помочь.

Книга, деньги, слава… все это пришло к ней благодаря Яну. Но что это были за отношения? Они даже не были женаты, и у нее не было свидетельства о браке.

Он, Бао, был единственным законным наследником Яна.

Бао колебался, обращаться ли к ней после подписанного соглашения. Он думал, что ничего из этого не выйдет. Однако, когда узнал, что Инь собирается в Гонконг, ему в голову пришла идея. В то время тем, кто возвращался из иностранных государств, таких как Гонконг, выдавали специальную квоту на импортные товары, такие как японские телевизоры или американские стереосистемы. Если они не хотели использовать квоту, то могли ее продать на черном рынке за кругленькую сумму. Бао думал, что у Инь нет места для такой аппаратуры в ее крошечной комнате, а также, что у нее кишка тонка, чтобы продать квоту на черном рынке. Поэтому-то он и собирался попросить у нее эту квоту.

Бао позвонил Инь, но, прежде чем он попытался объяснить ей, что хочет, она сильно разозлилась и угрожала позвонить в полицию, если он еще раз появится в переулке. Тогда он пошел в институт, где она преподавала, предварительно рассчитав, что преподаватель не будет скандалить, если это касается ее личной жизни. Он обманным путем проник через ворота, где сказал, что он ее бывший ученик. Бао застал Инь в кабинете одну.

– Если вы не пользуетесь квотой, вы ничего не потеряете, отдайте ее мне, – потребовал он. – Как внучатый племянник Яна, я прошу вас мне помочь.

– Что ж, – сказала Инь, долго рассматривая его, – я старалась скопить немного денег на цветной телевизор для себя, но квота действует всего лишь в течение шести месяцев. Позвони мне через два месяца. Если я не соберу денег к тому времени, тогда я тебе ее отдам. – Это был не прямой отказ. – А сейчас иди. У меня через десять минут начнется урок. Давай я провожу тебя до двери.

Пока они шли до конца коридора, к ней с тетрадками в руках подошли две молоденькие студентки.

– Ты знаешь, где здесь выход, – сказала она ему.

Он знал, но он услышал что-то, что заставило его остановиться и спрятаться за бетонным столбом.

– Профессор Инь, вы, должно быть, помните меня, – сказала сладким голосом одна из девушек. – Вы учили меня два года назад. Вы сказали, что я ваша любимая ученица. И мне будет нужна ваша помощь, когда вы поедете в США. Мне нужно рекомендательное письмо.

Из услышанного он понял, что через два месяца Инь будет в Штатах. Поэтому ее обещание было обманом.

Чем больше он об этом думал, тем больше расстраивался. В его голове крутилась одна и та же мысль, что даже ее возможность поехать за границу была связана с Яном. Он решил, что ему надо действовать, пока не поздно.

Он вспомнил, что она оставила ключи в замочной скважине стола, когда буквально выпихнула его из своего кабинета, и что она не заперла дверь, потому что в этот момент туда входил еще один преподаватель. Так он оказался в кабинете. Преподавателя там не было, и дверь также была не заперта. Никто не видел, как он вошел в комнату и обшарил ее стол. Это не привело к успеху. Единственные деньги, которые он смог найти, были монеты в маленькой пластиковой коробочке. Но потом он понял, что в ключнице ключи от задней двери шикумэня и от ее комнаты. И он кое-что вспомнил. В тот момент, когда он гостил у нее, Инь сделала дубликат ключей для него. Или из-за акцента, или из-за его деревенского вида специалист по замкам сделал два дубликата и отдал их ему. Бао не сказал Инь о том унижении, которое он испытал, и что он оплатил дополнительные услуги из своего кармана. Позднее он вернул только один дубликат.

Он хранил ключи в ключнице, на которой был изображен танцор из балета «Красная женщина-солдат». Когда он возвратился в Шанхай, то привез ключи с собой.

Бао начал строить планы, но с опаской. Он помнил о привычке Инь вставать рано утром для занятия гимнастикой. Обычно она уходила из шикумэня около пяти пятнадцати утра и не возвращалась до восьми. В это время он мог войти в ее комнату, взять все, что угодно, и выйти либо через передние, либо через задние ворота. Чем раньше, тем лучше конечно же, ведь большинство жильцов до шести часов еще спали. Пока его никто не видел выходящим из комнаты Инь, он был вне опасности. Единственный возможный риск был в том, что кто-то из жильцов мог узнать его. Но с прошлого визита он уже стал взрослым, и риск был не велик. Если бы даже его заподозрили как вора, полиция, возможно, не стала бы его искать, так как найти его в Шанхае очень трудно.

Чтобы быть уверенным в своих планах, он проделал некоторые наблюдения. После недельного тайного изучения переулка он решил действовать. После того как Инь ушла утром 7 февраля, Бао сразу проник через заднюю дверь. Он совсем не считал свои действия неправильными, потому как полагал, что должен получить свою долю наследства Яна.

Однако ему потребовалось гораздо больше времени, чем он предполагал, на то, чтобы украсть что-либо ценное. Денег оказалось мало, банковской книжки не было, еще меньше было кредиток. Потом он нашел рукопись на английском языке в картонной коробке под кроватью. Он не мог ее прочитать, но понял, что это могло быть.

Когда он услышал на лестнице шаги, то не обратил на них внимания. В доме было много людей. Некоторые женщины рано утром шли в магазин за продуктами. Но, услышав звук ключа, вставляемого в замочную скважину, он запаниковал. Он метнулся, чтобы спрятаться за дверь, в надежде, что каким-то образом выскользнет незамеченным. На лице Инь он увидел ужас при виде ограбленной комнаты, где большинство ящиков были пусты, а коробки из-под обуви выброшены на середину комнаты. Когда она повернулась в его сторону, он выпрыгнул из-за двери, схватил с кровати подушку и накрыл ею лицо Инь, сильно прижимая тело к стене. Он сильно придавил ее голову к стене, пытаясь предотвратить ее крик. Когда же он наконец отпустил подушку, она, как мешок, сползла на пол.

Бао знал, что рискует, потому что его могли или увидеть, или узнать соседи после всего происшедшего. Теперь это уже было убийство. Он взял рукопись и пару ценных вещей, которые нашел, открыл дверь комнаты и шагнул на лестницу. Он не мог покинуть здание через переднюю дверь. В любую секунду люди могли выйти из множества комнат, располагавшихся по обе стороны коридора.

Когда он спустился вниз к задней двери, то увидел, как на улице женщина чистит креветки. Отступать было некуда, поэтому ему ничего не оставалось делать, как спрятаться под лестницей. Не имея никакого плана, он выглядел безголовой мухой, кружащейся в воздухе. После двух или трех долгих минут он услышал в переулке какую-то суматоху. Он выглянул и увидел, что Креветочницы на улице больше не было, и вылетел стрелой из своего укрытия.

Рассказ Бао длился около двух часов. Юй почти израсходовал возможности диктофона. Незадолго до окончания рассказа Бао вернулся Чэнь с портфелем и рукописью под мышкой.

Большая часть рассказа Бао подтвердила ранние догадки Юя, хотя некоторые детали удивили его.

– Это сделал он, – сказал Юй Чэню, кивнув в сторону Бао.

Чэнь положил рукопись на кровать, прямо перед Бао:

– Ты знал, что у Инь была эта рукопись?

– Нет, и мысли не было, – ответил Бао. – Но я думал об этом. Моя мать сказала, что у нее должна быть рукопись. Моя мать никогда раньше не встречалась со своим дядей Яном, понимаете?

– Сразу отправляем его в отдел? – спросил Юй.

– Да. Я позвонил Малышу Чжоу снизу из ресторана. Он сказал, что будет здесь в час на полицейской машине. Возможно, он уже ждет нас.

Они спустились с Бао вниз. Малыш Чжоу действительно ожидал их в «мерседесе».

– Следователь Чэнь, мы прислали для вас лучшую машину в управлении.

Чэнь выглядел растерянным, когда положил руки на пухлый портфель, который лежал позади него на сиденье.

– У меня один вопрос, товарищ Чэнь, – сказал Юй. – Рукопись романа Яна должна была храниться в банке вместе с переводом китайских стихов. Как она оказалась у нее в комнате?

– Она была слишком умна и думала о себе. Вы считаете, депозитная ячейка будет безопасней для таких людей, как она? – спросил Чэнь. – Инь могла намеренно арендовать банковскую ячейку, чтобы люди думали, что все ценности там и что она не может держать что-то важное в комнате.