Перед званым ужином Юй пришел домой довольно поздно.

Пэйцинь уже заканчивала готовить на общей кухне.

– Тебе помочь?

– Нет, иди в комнату. Циньциню сегодня лучше; помоги ему сделать домашнее задание.

– Да, из-за болезни он не ходит в школу уже два дня. Должно быть, пропустил много уроков.

Но Юй ушел не сразу. При виде Пэйцинь, деловито хлопочущей на кухне, он почувствовал себя виноватым. На кухне было жарко. Даже белая рубашка с закатанными рукавами прилипла к телу. Присев на корточки у бетонной мойки, Пэйцинь перевязывала живого краба соломинкой. Несколько янчэньских крабов шумно ползали по усыпанному кунжутом днищу деревянной бадьи.

– Их надо связывать, – пояснила Пэйцинь, заметив его непонимающий взгляд, – иначе клешни в кипятке оторвутся.

– А зачем ты насыпала в бадью кунжут?

– Чтобы крабы не худели. Кунжут для них питателен. Мы купили крабов сегодня, рано утром.

– В наши дни крабы – большая редкость.

– Да и старший инспектор Чэнь нечасто к нам заглядывает.

Именно Пэйцинь предложила пригласить Чэня на ужин. Юй ее, конечно, поддержал. Она предложила званый ужин ради него, ведь именно ей предстояло все приготовить в их единственной комнатке площадью одиннадцать квадратных метров. И тем не менее она настояла на ужине.

Накануне вечером Юй рассказал жене о заседании парткома управления. Комиссар Чжан выразил недовольство его, Юя, равнодушием и халатностью. Недовольство Чжана было Юю не в новинку. Однако на собрании Чжан дошел до того, что предложил парткому отстранить Юя от дела. Предложение Чжана поставили на голосование. Юй не входил в состав парткома, поэтому не мог защищаться. Поскольку следствие зашло в тупик, многие считали, что можно сменить лошадей – по крайней мере, перепоручить ответственное задание другому. Казалось, секретарь парткома Ли готов с этим согласиться. Юй занимался убийством Гуань неохотно, но его отстранение от дела могло сработать по принципу домино. Его судьба была бы предрешена – по словам лейтенанта Лао, который присутствовал на заседании, – если бы не заступничество старшего инспектора Чэня. Чэнь удивил членов парткома, произнеся целую речь в защиту Юя. Он уверял, что наличие разных мнений по делу – явление совершенно нормальное. Такой подход отражает демократизм нашей партии и совершенно не умаляет достоинств следователя Юя, способного сотрудника полиции.

– Если кому-то не нравится работа особой следственной бригады, – заявил в заключение Чэнь, – то ведь ее возглавляю я. Я и несу за все ответственность. Увольте меня.

Именно благодаря эмоциональному заступничеству Чэня Юй остался в составе особой следственной бригады.

Юй с удивлением выслушал рассказ Лао; он не ожидал, что его начальник окажет ему такую поддержку.

– Твой старший инспектор умеет разговаривать на партийном языке, – спокойно заметила Пэйцинь.

– Да уж. К счастью, сейчас он был на моей стороне, – сказал Юй.

– Давай пригласим его к нам на ужин! – предложила Пэйцинь, выслушав рассказ мужа. – В наш ресторан привезут живых крабов из озера Янчэнь по госцене. Я возьму дюжину; к крабам можно приготовить лишь несколько закусок.

– Хорошая мысль. Но тебе придется столько возиться!

– Нет, мне даже приятно, ведь у нас так редко бывают гости. Я приготовлю такой пир, который твой старший инспектор не скоро забудет.

Чэнь, опять-таки к удивлению Юя, охотно принял приглашение, сказав, что после ужина хочет кое-что обсудить с ним.

Стоя рядом с женой и печально глядя на нее, Юй думал о том, какая жизнь ей досталась. Пэйцинь деловито сновала в тесном кухонном закутке, где умещались только угольная печка и столик, над которым висел бамбуковый шкафчик. На столе едва хватало места для того, чтобы она могла расставить все миски и тарелки.

– Иди в комнату, – повторила Пэйцинь. – Не стой и не смотри на меня.

Стол в комнате, накрытый к ужину, являл собой внушительное зрелище. Палочки, ложки и закусочные тарелки были украшены свернутыми бумажными салфетками. Посреди стола располагались крошечный медный молоточек и стеклянная миска с водой. Однако это был не совсем обеденный стол, потому что за ним же Пэйцинь также шила и штопала, Циньцинь делал уроки, а Юй просматривал папки с делами.

Юй заварил себе зеленого чая, пристроился на ручке дивана и отпил маленький глоток.

Они жили в старомодном трехэтажном доме стиля шикумэнь, популярного в начале тридцатых годов. Только в тридцатых годах в таком доме жила одна семья. Сейчас, шестьдесят лет спустя, в доме жило больше двенадцати семей. Все комнаты поделили перегородками, чтобы вместить побольше народу. Прежней осталась только выкрашенная в черный цвет входная дверь. Войдя в дверь, жильцы попадали в маленький внутренний дворик, заваленный всяким хламом, – нечто вроде общественной помойки. Оттуда можно было пройти в холл с высоким потолком, от которого отходили два крыла – восточное и западное. Некогда просторный холл давно превратили в общую кухню и кладовую. Два ряда угольных печей и горы угольных брикетов обозначали, что на первом этаже обитает семь семей.

Комната Юя находилась в восточном крыле, на первом этаже. Старого Охотника поселили сюда в начале пятидесятых. Ему даже была дарована роскошь в виде дополнительной комнаты – гостиной. Теперь, в девяностых годах, в четырех комнатах, отведенных когда-то Старому Охотнику, жили четыре семьи: сам Старый Охотник с женой; две их дочери: одна с мужем и дочерью, вторая, тридцатипятилетняя, незамужняя; и его сын, следователь Юй, который жил с женой Пэйцинь и сыном Циньцинем. В результате каждая комната одновременно служила спальней, гостиной, столовой и ванной.

До уплотнения в комнате Юя была столовая; площадь ее составляла около одиннадцати квадратных метров. Комната была не идеальной, так как в северной стене было всего одно окно не больше бумажного фонаря. Особенно трудно было принимать в ней гостей, так как, чтобы попасть туда, нужно было пройти через комнату Старого Охотника, некогда гостиную, выходившую в холл. Вот почему семейство Юй редко приглашало к себе гостей.

Чэнь пришел в половине седьмого. В одной руке он нес керамическую бутылочку с шаосинским рисовым вином «Красная дева». Такое вино отлично сочетается с крабами! В другой его руке был, как обычно, черный кожаный кейс.

– Добро пожаловать, старший инспектор, – встретила его Пэйцинь, идеальная шанхайская хозяйка, вытирая руки о фартук. – Как гласит пословица, «ваше общество осветило наше скромное жилище».

– Любое жилище, в котором устраивают пир с крабами, – великолепное жилище, – возразил Чэнь. – Спасибо вам за вашу доброту.

В комнате вокруг стола едва разместилось бы четыре стула. Поэтому они втроем сели на стулья, а с четвертой стороны тихо сидел на кровати их сынишка Циньцинь.

Циньцинь был длинноногий, большеглазый, круглолицый; впрочем, увидев гостя, он от смущения спрятал мордашку за книгой с картинками. Стесняться он перестал, только когда на столе появились крабы.

– Где ваш отец, Старый Охотник? – спросил Чэнь, кладя палочки на стол. – Я еще не поздоровался с ним.

– Его нет дома; он патрулирует рынок.

– По-прежнему в строю?

– Да, это долгая история. – Юй покачал головой.

Выйдя в отставку, Старый Охотник записался в добровольную народную дружину. В начале восьмидесятых, когда частные уличные торговцы были вне закона или, на политическом жаргоне, считались «капиталистами», старик взял на себя ответственность по охране святости государственного рынка. Однако вскоре частную торговлю узаконили и даже провозгласили необходимым дополнением к социалистическому рынку. Правительство больше не вмешивалось в частный бизнес – если предприниматели исправно платили налоги. Но старый сыщик все равно продолжал ходить на рынок, как на работу, хотя дел у него там теперь не было. Ему просто приятно было чувство, что он может принести хоть какую-то пользу социалистическому строю.

– Поговорим за едой, – вмешалась Пэйцинь. – Крабы ждать не могут!

Крабовый пир удался на славу. Круглые красно-белые крабы в маленьких бамбуковых пароварках красиво смотрелись на фоне белоснежной скатерти. Среди сине-белых блюдец лежал медный разделочный молоточек. Рисовое вино было подогрето до нужной температуры. Оно стояло под лампой и оттого горело, как янтарь. На подоконнике в стеклянной вазе стоял букет хризантем – пусть он слегка поредел, поскольку был срезан два-три дня назад, он все еще смотрелся выигрышно.

– Жаль, что я не догадался захватить мой «кэнон». Надо бы сфотографировать стол, крабов и хризантемы, – сказал Чэнь, потирая руки. – Как будто иллюстрация из «Сна в Красном тереме».

– Вы ведь имеете в виду двадцать восьмую главу? Баоюй и его «сестры» сочиняют стихи на крабовом пиру. – Пэйцинь вынула из крабовой ножки мясо для Циньциня. – Увы, нашу комнату не сравнишь с Садом Роскошных зрелищ.

Юю было приятно, что они только что побывали в том Саду. Теперь он тоже в состоянии оценить сравнение.

– Но ведь наш старший инспектор – настоящий поэт. Он прочтет нам свои стихи.

– Не просите меня читать, – возразил Чэнь. – Когда я ем крабов, мне не до стихов!

– На самом деле для крабов сейчас еще не сезон, – словно извиняясь, проговорила Пэйцинь.

– Да нет, они очень вкусны.

Очевидно, Чэню понравилась изысканная стряпня Пэйцинь. Особенно он налегал на соус чжису, который ему то и дело приходилось подливать. Доев золотистую пищеварительную железу самки, Чэнь вздохнул от удовольствия:

– Однажды Су Дунибо, поэт эпохи Сун, сказал: «О, если бы я мог наслаждаться крабами без того, чтобы рядом не сидел винный надзиратель!»

– Что еще за винный надзиратель? – Циньцинь первый раз подал голос во время ужина, выказав интерес к истории.

– Винный надзиратель был мелким чиновником в XV веке, – пояснил Чэнь, – как в наши дни офицер полиции среднего звена. В его обязанность вменялось лишь одно: следить за поведением других чиновников на парадных пирах и праздниках.

– Ну, вам не нужно об этом беспокоиться, старший инспектор Чэнь. Пейте в свое удовольствие, – засмеялась Пэйцинь. – Ужин у нас не парадный, а начальник тут вы – ведь вы начальник Юя.

– Госпожа Юй, я в восхищении от вашего ужина. Крабовый пир! Я долго, очень долго мог только мечтать о нем.

– Все благодаря Пэйцинь, – сказал Юй. – Ей удалось достать крабов по госцене.

Все отлично знали, что купить крабов по госцене – неслыханная удача. По крайней мере, по официальной цене. Так называемые госцены еще существовали, но в основном в газетах и в данных государственной статистики. На свободном рынке цены были выше в семь-восемь раз. Однако государственным ресторанам время от времени, в начале и в конце сезона, привозили одну-две бочки крабов. Вот только до посетителей эти крабы почти никогда не доходили. Как только их привозили, их распределяли между сотрудниками ресторана.

– Чтобы покончить с ужином, съедим еще лапшу. – Пэйцинь держала в руках огромную супницу; на поверхности бульона плавали кусочки розовой ветчины Цзиньхуа.

– Что это?

– Лапша «из-за моста», – пояснил Юй, помогая жене водрузить на стол супницу, полную прозрачной рисовой лапши, а также расставить тарелочки с закусками: нарезанной тонкими ломтиками свининой, рыбным филе и зеленью.

– Ничего особенного, – улыбнулась Пэйцинь, – просто блюдо, к которому мы привыкли, когда как представители «грамотной молодежи» жили в провинции Юньнань.

– Лапша «из-за моста»… Кажется, я слышал об этом необычном блюде. – В голосе Чэня слышалась радость истинного гурмана. – А может, читал о нем. Его называли очень специфическим, но пробовать его мне еще ни разу не доводилось.

– Вот что о нем рассказывают. – Юй, неожиданно для себя, пустился в разъяснения. – В эпоху династии Цин один образованный муж занимался в уединенном домике на острове, готовясь к экзамену на должность чиновника. Жена приготовила мужу одно из его любимых блюд, куриный суп с лапшой. Чтобы принести суп мужу, жене нужно было перейти длинный деревянный мост. Когда она дошла до острова, лапша остыла и утратила свой свежий, хрустящий вкус. Поэтому в следующий раз жена понесла две чаши: одну с горячим бульоном, сверху которого она налила масло, чтобы суп не остыл, а в другой миске она несла промытую лапшу. Она не смешивала лапшу с бульоном, пока не доходила до домика. Естественно, суп получился изумительный; ее муж, ощутив после обеда прилив сил, хорошо подготовился и успешно сдал экзамен.

– Счастливчик, – заметил Чэнь.

– А Пэйцинь готовит еще лучше, – хихикнул Юй. Юю тоже очень понравилась лапша; суп оживил воспоминания о днях, проведенных в Юньнани.

Потом Пэйцинь подала чай в глиняном терракотовом чайнике на черном лакированном подносе. Чашки были изящными, как плоды личжи. Сервиз был предназначен специально для чая сорта «Черный дракон». Все оказалось именно так великолепно, как и обещала Пэйцинь.

За чаем Юй ничего не спрашивал у гостя о заседании парткома. И Пэйцинь не заговаривала об их работе. Они без труда поддерживали светский разговор. Старший инспектор Чэнь держался просто, как будто и не был начальником Юя.

В его маленькой красноватой чашечке медленно распускались чайные листья.

– Какой прекрасный ужин! – воскликнул Чэнь. – Я почти забыл о том, что я полицейский.

Следователь Юй понял: начальник тонко намекает на то, что пора поговорить о другом. Наверное, сейчас старший инспектор Чэнь раскроет истинную причину своего прихода. Но в присутствии Пэйцинь обсуждать подобную тему может быть неудобно.

– Сегодня я ушел довольно рано, – сказал Юй. – На работе что-нибудь случилось?

– Я только что раздобыл ценные сведения – по нашему делу.

– Пэйцинь, ты не оставишь нас ненадолго?

– Конечно. Мы с Циньцинем прогуляемся. Ему, кстати, нужно купить точилку для карандашей.

– Нет, извините, госпожа Юй, – возразил Чэнь. – Лучше прогуляемся мы с Юем. Прогулка нам не повредит – тем более после такого сытного ужина.

– Даже не думайте, старший инспектор! Вы в первый раз пришли к нам в гости. Выпейте еще вина и спокойно побеседуйте с Юем. Я вернусь где-то через час – и тогда угощу вас домашним десертом.

Она накинула синюю джинсовую жилетку и вышла вместе с Циньцинем.

– Итак, что случилось? – спросил Юй, услышав, что за женой захлопнулась дверь.

– Вы ведь беседовали с У Сяомином? – спросил Чэнь.

– С У Сяомином… Да, помню, он фотограф из «Красной звезды». Он один из тех, кто знал Гуань. Я провел обычную проверку. – Юй вытащил блокнот и пролистал несколько страниц. – Мы с ним дважды беседовали по телефону. Он сказал, что сделал несколько фотографий Гуань. Снимки были опубликованы в «Жэньминь жибао». Политическое задание. А что? Что-нибудь подозрительное связано с ним?

– Довольно много. – Чэнь отпил глоток чаю и вкратце рассказал Юю о том, какой неожиданный поворот получило их расследование.

– Ничего себе! – воскликнул Юй. – Значит, У мне солгал. Давайте его арестуем!

– Вам известно, из какой он семьи?

– Что значит – «из какой семьи»?

– Его отец – У Бин.

– Что вы говорите?!

– Да, не кто иной, как У Бин, шанхайский министр пропаганды. У Сяомин – его единственный сын. Кроме того, он – зять Лян Гочжэня, бывшего губернатора провинции Цзянсу. Вот почему я хотел поговорить с вами здесь.

– Подонок, «партийный сынок»! – выпалил Юй, стукнув кулаком по столу.

– Что? – Очевидно, Чэня удивила такая бурная реакция.

– Золотая молодежь! – Юй всячески старался успокоиться, взять себя в руки. – Думают, что всегда выйдут сухими из воды! Но только не на этот раз. Давайте выпишем ордер на арест!

– Пока нам известно лишь то, что Гуань и У связывали близкие отношения. Для ареста недостаточно.

– Я не согласен. Ведь все сходится! Давайте посмотрим, – сказал Юй, допив чай. – У ездит на машине; это машина его отца. Значит, у него была возможность выбросить труп в канал. И пластиковый мешок для мусора сюда тоже вписывается. Не говоря уже об икре. Кроме того, поскольку У женат, ему приходилось держать их связь в тайне. Гуань тоже ни к чему было рассказывать о своей связи с женатым мужчиной. Вот почему она так старательно скрывала все, что касалось ее личной жизни.

– Но все это еще не доказывает, что Гуань убил У Сяомин. Мы располагаем лишь косвенными уликами.

– У утаил важные сведения. Достаточно для того, чтобы официально допросить его.

– Именно это меня и беспокоит. Если мы вступим в противоборство с сыном У Бина, мы затронем политические струны.

– Вы обсуждали это с секретарем парткома Ли?

– Нет еще, – ответил Чэнь. – Ли еще в Пекине.

– Значит, можно действовать, не докладывая ему.

– Да, можно, но необходимо соблюдать осторожность.

– Вам что-нибудь еще известно об У?

– У меня имеются только официальные сведения. – Чэнь достал из портфеля папку. – Их немного: биография, самые общие анкетные данные. Вот, почитайте завтра, если хотите.

– Если вы не возражаете, я бы прочел несколько страниц сейчас, – сказал Юй, поднося зажигалку сначала к сигарете Чэня, а потом закуривая сам.

Затем Юй начал читать документы, подшитые в папке. Самым подробным было официальное личное дело, добытое Чэнем в Шанхайском архивном управлении. Ничего особо интересного в личном деле не содержалось, но Юй обратил внимание: досье составлено более тщательно, чем те дела, что он видел в обычных управленческих папках. У Сяомин родился в 1949 году. Как говорится, родился с нефритовым браслетом на руке. Его отец, У Бин, был руководящим работником; ведал идеологическим сектором. Он жил в одном из самых роскошных особняков в Шанхае. В школе первой ступени У Сяомин был лучшим учеником. Горделивый юный пионер в развевающемся красном галстуке, потом, в начале шестидесятых, – примерный комсомолец с золотым значком на лацкане. Культурная революция изменила все. Политический противник У Бина, Чжан Чуньцяо, член Политбюро ЦК, отличался безжалостностью к своим врагам. На глазах У Сяомина родителей выволокли из особняка, заковали в наручники и бросили в тюрьму, где его мать и умерла. У с сестрой остались без крыши над головой: их буквально выкинули на улицу. Никто не смел проявить заботу о детях «врагов народа». В течение шести или семи лет У Сяомин занимался тяжелым физическим трудом. Позже его, как представителя «грамотной молодежи», отправили перевоспитываться в деревню, в провинцию Цзянси. В 1974 году ему разрешили переехать поближе к Шанхаю, в округ Цинпу, по причине ухудшения здоровья отца. В конце семидесятых старика выпустили из тюрьмы и реабилитировали. Хотя У Бина восстановили на работе, силы его были подорваны, и трудиться он уже не мог. У Сяомину тоже предложили хорошую работу. В качестве фотографа «Красной звезды» он получал доступ к высшим партийным руководителям. Несколько раз он съездил за границу. Далее в биографии с достойным похвалы тщанием рассказывалось о семейной жизни самого У Сяомина. У женился в провинции Цзянси, когда находился там на перевоспитании. Его жена, Лян Цзюй, также происходила из семьи высокопоставленных партработников. В Шанхай они вернулись вместе. Лян получила работу в муниципалитете, но из-за сильного невроза вот уже несколько лет находится дома. Детей у них нет. Поскольку У Сяомин вынужден заботиться о тяжелобольном отце, они с женой поселились в отцовском особняке.

В части, касающейся профессиональной деятельности У, Юй нашел несколько более свежих страниц – характеристику, поданную начальством с целью последующего повышения. Характеристику подписал непосредственный начальник У, Ян Ин. Он характеризовал У как фоторедактора журнала, «классного фотографа», которому доверили снимать даже самого товарища Дэн Сяопина во время приезда Дэна в Шанхай. В характеристике подчеркивалась проявленная У преданность делу. У также проявил политическую зрелость, пожертвовав выходными ради выполнения ответственного задания. В конце характеристики Ян Ин «от всей души рекомендовал» своего подчиненного к повышению.

Закончив читать, Юй заметил, что его сигарета в пепельнице дотлела до конца.

– Немного, правда? – спросил Чэнь.

– Для нас – немного, – согласился Юй. – Интересно, кем его собираются назначить?

– Пока не знаю.

– Как же нам продолжать расследование?

– Положение трудное, даже опасное, – сказал Чэнь, – учитывая родственные связи У. Всего одна ошибка – и нас ждут крупные неприятности. Политика!

– Политика или не политика… У вас есть выбор? – Как у полицейского – нет.

– Тогда и у меня тоже нет выбора. – Юй встал. – Я с вами.

– Спасибо, товарищ следователь Юй Гуанмин.

– Не нужно меня благодарить. – Юй подошел к горке и достал бутылку «Янхэ». – Мы одна команда, правда? Вот, выпейте. Я хранил эту бутылку несколько лет.

Юй и Чэнь осушили бокалы.

Юй вспомнил: в «Троецарствии» герои скрепляли вином обет разделять радость и горе.

– Значит, – сказал Чэнь, – надо его допросить, и как можно скорее.

– С другой стороны, неразумно дразнить змею, шевеля траву. Тем более змею ядовитую, – заметил Юй, подливая себе еще вина.

– Но мы обязаны поступать по протоколу, если он наш главный подозреваемый, – медленно проговорил Чэнь. – И потом, У Сяомин все равно, так или иначе, имеет перед нами преимущество.

– Вы правы, – кивнул Юй. – Я не боюсь укуса змеи, но хочу прикончить ее одним ударом.

– Знаю, – сказал Чэнь. – Когда, по-вашему, нам стоит начать?

– Завтра, – заявил Юй. – Может, нам удастся захватить его врасплох.

К тому времени, как вернулись Пэйцинь с Циньцинем, Юй и Чэнь допили бутылку «Янхэ» и согласовали шаги, которые они предпримут завтра.

Обещанный Пэйцинь десерт оказался домашним миндальным тортом.

Потом Юй и Пэйцинь проводили Чэня до автобусной остановки. Перед тем как уехать, Чэнь долго благодарил их.

– Ну, как прошел вечер? Все удалось? – спросила Пэйцинь, беря мужа под руку.

– Да, – рассеянно ответил он. – Все прошло отлично.

Впрочем, не совсем.

Только вернувшись, Пэйцинь начала убираться на кухне. Юй вышел в маленький внутренний дворик и закурил очередную сигарету. Циньцинь уже спал. Юй не любил курить в комнате. Дворик являл собой некрасивое зрелище – похоже на поле боя, где каждая семья пыталась занять максимум места. Юй смотрел на гору угольных брикетов: двадцать в нижнем ряду, пятнадцать выше, а в верхнем ряду семь – наподобие большой буквы «А».

Еще одно достижение Пэйцинь.

Она приносит брикеты из угольного склада неподалеку, хранит их во дворе, а потом топит ими печку. В «Сне в Красном тереме» Дайюй носила белую корзинку с опавшими лепестками.

Обернувшись, Юй увидел, что Пэйцинь, склонившись над мойкой, отчищает сковороды и кастрюли при тусклом свете лампочки. На лбу у нее выступила испарина. Тихонько напевая что-то себе под нос, она встала на цыпочки и поставила тарелки в навесной бамбуковый шкафчик. Он поспешил на помощь. Закрыв дверцу шкафчика, он остался сзади нее и обнял ее за талию. Она положила голову ему на плечо и не стала его останавливать, когда его руки скользнули у нее по спине.

– Странно, – сказал он, – но старший инспектор Чэнь мне завидует.

– Что? – удивилась жена.

– Он сказал мне, что я счастливчик.

– Так и сказал?!

Юй поцеловал жену в затылок. Он был так благодарен ей за сегодняшний вечер!

– Иди ложись, – сказала она с улыбкой. – Я скоро приду.

Он лег, но ему не хотелось засыпать, пока Пэйцинь не ляжет. Юй немного полежал, не выключая свет. За окном, на улице, слышался шум транспорта, проезжающего по улице Цзинлиньлу; но иногда выдавалась редкая минута, когда шум затихал в ночи. На клене печально щебетал черный дрозд. С шумом захлопнулась дверь в комнату соседей напротив. Кто-то полоскал горло над цементной общей мойкой; он услышал еще один неясный звук – как будто ударом по стеклу убили москита.

Потом он услышал, как Пэйцинь гасит на кухне свет и едва слышно входит в комнату. Она переоделась в старый, изношенный шелковый халат, шуршавший на ходу. Тихо звякнув, легли на блюдце серьги. Потом она достала из-под кровати плевательницу и вынесла ее в коридор. Послышались булькающие звуки. Наконец она подошла к постели и скользнула под байковое одеяло.

Юй не удивился, когда жена прижалась к нему. Он почувствовал, как она передвигает подушку, чтобы было удобнее. Халат ее раскрылся. Он неуверенно провел рукой по ее гладкому животу. От нее шло мягкое тепло. Юй притянул жену к себе. Она посмотрела на него снизу вверх.

В ее глазах он увидел ожидаемый ответ на свой вопрос.

Они не хотели будить Циньциня.

Сдерживая дыхание, он старался двигаться как можно бесшумнее; она помогала ему.

Потом они еще долго не отпускали друг друга.

Обычно после этого Юй сразу засыпал, но сейчас вдруг понял, что голова у него совершенно ясная.

Они с Пэйцинь – обычные китайцы, старательные, усердные и отходчивые. Такой крабовый пир, как сегодня, они могут устроить нечасто. Но они высоко ценят маленькие радости жизни: кино по воскресеньям, поездку в Сад Роскошных зрелищ, песню на новой кассете, свитер с Микки-Маусом для Циньциня. Иногда он проявлял недовольство, как и другие, но в общем считал себя счастливым. Чудесная жена. Замечательный сынишка. Что может быть важнее?

Старый Охотник однажды сказал ему:

– Не важно, что у человека в голове – ад или рай. Не в материальном мире живет человек.

Однако следователю Юю все же хотелось кое-чего. Отдельную квартиру с двумя спальнями и ванной, например. Циньцинь уже большой; ему нужна своя комната. Тогда им с Пэйцинь не нужно будет сдерживаться, когда они занимаются любовью. Газовую плиту вместо угольной. И компьютер для Циньциня. Его собственные школьные годы прошли впустую, а у Циньциня должно быть другое будущее…

Список был довольно длинным, но хотелось получить хотя бы несколько самых главных вещей.

Все это, как писали в «Жэньминь жибао», будет доступно в ближайшем будущем. «Будет у нас хлеб, будет и молоко», как говорил верный большевик в фильме о русской революции; он предсказывал жене чудесное будущее молодого Советского Союза. Этот фильм часто показывали, когда Юй заканчивал школу; собственно говоря, «Коммунист» в то время был единственным разрешенным к показу иностранным фильмом. Сейчас Советский Союз практически распался, но следователь Юй по-прежнему верил в китайскую экономическую реформу. Возможно, через несколько лет жизнь обычных китайцев изменится к лучшему.

Из-под стопки журналов он вытянул пепельницу.

Ох уж эти «партийные детки»! Вот что особенно осложняет жизнь обычным китайцам. Пользуясь своими родственными связями представители золотой молодежи вытворяли такое, о чем простые люди и мечтать не смели, – и при этом делали стремительную политическую карьеру.

У, типичный представитель золотой молодежи, должно быть, думает, будто весь мир – сладкая дыня, которую можно нарезать на кусочки ради собственного удовольствия, а жизнь других людей можно выплюнуть, как косточку.

Следователь Юй давно понял, что жизнь несправедлива. Многое зависело от семейного происхождения, например, хотя нигде оно не имело такого большого значения, как в Китае девяностых годов.

Но сейчас У Сяомин совершил убийство. В этом Юй был совершенно уверен.

Глядя в потолок, Юй думал: ему совершенно ясно, что произошло в ночь десятого мая. У позвонил, Гуань приехала к нему домой, они поели икру, позанимались сексом. А после У задушил ее, засунул тело в мешок для мусора, выбросил в канал и уехал…

– Твоего старшего инспектора что-то гнетет, – сказала Пэйцинь, сворачиваясь калачиком и прижимаясь к нему.

– Ах, ты еще не спишь? – удивился Юй. – Да, так и есть. Дело трудное, в него вовлечены некоторые важные персоны.

– А может, из-за другого.

– Откуда ты знаешь?

– Я женщина. – Уголки ее губ дрогнули в улыбке. – Вы, мужчины, не замечаете того, что бывает написано у людей на лице. Красивый старший инспектор, к тому же известный поэт – он должен считаться завидным женихом, а вид у него одинокий.

– Значит, ты тоже неравнодушна к нему?

– Нет. У меня уже есть такой замечательный муж. Он снова обнял ее.

Прежде чем Юй заснул, он услышал, как за дверью что-то тихо скребется. Некоторое время он прислушивался, а потом вспомнил: там, в бадье, осталось несколько живых крабов. Они больше не ползали по посыпанному кунжутом днищу бадьи. Он слышал, как лопаются пузырьки пены, которой крабы увлажняли друг друга в темноте.