Гуанчжоу.

Старший инспектор Чэнь стоял на железнодорожном вокзале, заполненном народом. Люди ехали сюда со всех уголков страны. Гуанчжоу, экономический и культурный центр Южного Китая, быстро превращался во второй Гонконг.

Как ни странно, если верить путеводителю, который держал в руке Чэнь, история Гуанжчоу гораздо древнее истории Гонконга. В путеводителе описывались давние контакты жителей Гуанчжоу с западными торговцами-варварами. В то время Гонконг еще был простой рыбацкой деревушкой. Однако все тридцать лет, прошедших после 1949 года, Гуанчжоу, в силу своей близости к Гонконгу, был объектом особого надзора. В результате его культурное и экономическое развитие замедлилось. И лишь в начале восьмидесятых годов, когда товарищ Дэн Сяопин совершил инспекционную поездку в южные провинции и провозгласил политику открытых дверей, все начало меняться. С развитием рыночной экономики и ростом частного предпринимательства Гуанчжоу и окружающие его города буквально преобразились. В Гуанчжоу, как в Шэньчжэне, соседнем городе, объявленном особой экономической зоной, быстро расли небоскребы. Город стал «особым» – в том смысле, что здесь не действовало большинство ортодоксальных социалистических правил и норм. Преимущества социализма нашли новое определение в смысле лучшей жизни и процветания народа. В город потоком хлынули иностранные капиталы и инвестиции. Гонконг стал еще ближе благодаря недавно построенной железнодорожной ветке.

Вот почему столько людей устремились в Гуанчжоу – как и Се Жун. На одном конце платформы выстроилась очередь из пассажиров; они ждали нового экспресса Гуанчжоу-Гонконг. В местных газетах печатались отчеты о дискуссиях: одна страна – две системы. Уличные торговцы предлагали «жареного гуся по-гонконгски» и «свинину по-гонконгски», как будто ярлык «гонконгский» автоматически улучшал качество блюда или товара.

Однако Чэнь, в отличие от возбужденных пассажиров, не думал о том, как попасть в Гонконг. После 1997 года, когда Гонконг перейдет под юрисдикцию Китая, он, наверное, съездит туда – и Гонконг тогда теоретически все еще будет капиталистическим. Но сейчас его главная задача – найти временное пристанище, не выйдя за рамки бюджета.

Комиссар Чжан недаром упоминал о финансах на совещании особой следственной бригады. Чэнь изложил почти все доводы в пользу поездки, кроме одного. Может, это было и не так важно, однако данная причина сыграла решающую роль. Он хотел как можно больше занять себя расследованием, чтобы не было времени думать о своих личных делах. И возможность на несколько дней уехать из Шанхая – именно то, что надо. Однако, оказавшись в Гуанчжоу, Чэнь понял, что положение его хуже, чем он ожидал. После скачка цен номер в захудалом маленьком отеле на окраине города стоил сорок юаней в день. Чэнь уже потратил сто пятьдесят юаней на билет туда и обратно. Оставшихся двухсот юаней не хватит даже на пять дней проживания. Старший инспектор обычно тратил на еду где-то пять юаней в день, но здесь даже мисочка пельменей с креветками и лапшой, съеденная в уличной забегаловке, обойдется гораздо дороже. Единственный выход – найти дешевую гостиницу, при которой имеется столовая.

Потратив двадцать минут у вокзальной гостиничной стойки, он решил позвонить товарищу Ян Кэ, председателю местного отделения Союза писателей.

– Товарищ Ян, говорит Чэнь Цао.

– Маленький Чэнь! Очень рада слышать твой голос, – ответила Ян. – Я узнала тебя по шанхайскому выговору.

– Значит, вы еще помните меня?

– Конечно – и статью, которую ты написал о фильме, тоже. Ты где?

– Здесь, в Гуанчжоу. Хотел поздороваться; выразить уважение маститому писателю от лица неизвестного молодого литератора.

– Спасибо, но ты вовсе не неизвестный литератор. Да и уважение молодых к старшим в наши дни становится редкостью.

Ян, которой сейчас было под семьдесят, в шестидесятых годах написала книгу «Песня революции», сразу ставшую знаменитой – как сказали бы сейчас, бестселлером. Позже по книге поставили популярный фильм; главную роль в нем сыграла Даоцзинь, революционная богиня. Когда «Песня революции» вышла на экраны, Чэнь был еще слишком мал и не видел фильма, однако он хранил дома вырезки из журналов с кадрами из него. Во время культурной революции и книгу, и фильм запретили. Когда позже фильм снова разрешили, Чэнь поспешил посмотреть его. Из кинозала он вышел разочарованным. Знаменитый запрещенный фильм оказался обычной пропагандистской поделкой: краски слишком яркие, героиня слишком серьезна и неподвижна, жесты знакомы по революционным плакатам. И тем не менее Чэнь написал статью об исторической ценности романа.

– Каким ветром тебя занесло в наши края?

– Да так, ничего особенного. Все кругом только и говорят, что Гуанчжоу сильно изменился. Вот мне и захотелось взглянуть на город своими глазами. Может, найду здесь новые темы для творчества.

– Вот именно – поэтому-то сюда и едет столько писателей. Где ты остановился, Чэнь?

– Еще не решил. Честно говоря, вы – первая, кому я звоню в Гуанчжоу. Кажется, отели здесь слишком дороги.

– Ну да; вот для чего и создан наш Дом писателей. Ты ведь о нем слышал? Сейчас позвоню, скажу насчет тебя. Поезжай туда. Дом расположен очень удобно, а тебе, как члену Союза, положена крупная скидка.

– Ах да, кстати, это тоже важно.

Дом для приезжих писателей размещался в здании, где первоначально располагался Союз писателей Гуанчжоу – местное отделение Союза китайских писателей. Как говорится, не было бы счастья… Номинально общественная организация, Союз китайских писателей всегда снабжался деньгами из правительственных фондов. Власть поддерживала профессиональных литераторов. Однако в последние годы снабжение сильно урезали. Дойдя до крайности, Ян разместила в здании Союза дом для приезжих, а прибыль направила на поддержку Союза.

– Знаешь, именно этот аргумент я привела местным властям, чтобы они одобрили мой план. Поскольку Гуанчжоу так быстро меняется, писатели будут приезжать к нам, чтобы изучать жизнь. Им надо где-то жить. Отели слишком дороги, а в нашем Доме писателей с членов Союза берут только треть от обычной цены. Наш дом – в интересах социалистического духовного развития.

– Какая замечательная мысль! – воскликнул Чэнь. – Должно быть, у вас там отбою нет от постояльцев.

– Сам увидишь, – отвечала Ян. – К сожалению, сегодня я не смогу с тобой увидеться. Уезжаю на конференцию ПЕН-клуба в Гонконге. Зато на следующей неделе мы даем торжественный обед от имени местного отделения Союза.

– Не волнуйтесь, председатель Ян. Но мне и правда очень хочется повидаться с вами и с другими литераторами.

– Ты уже давно вступил в Союз китайских писателей. Я помню, что голосовала за тебя. Захвати членский билет. Чтобы получить скидку, тебе надо будет его показать.

– Спасибо.

Несмотря на то что Чэнь уже несколько лет являлся членом Союза китайских писателей, он так и не выяснил, как ему удалось туда вступить. Он даже не подавал заявления о приеме. Его стихи не пользовались особой популярностью критики; не обладал он и тщеславием человека, который во что бы то ни стало хочет каждый месяц видеть свое имя на страницах прессы. Может быть, своим избранием он отчасти был обязан тем, что являлся сотрудником полиции. Видимо, его профессия пришлась по душе руководству. Как известно из партийной литературы, в социалистическом Китае писателями становятся представители всех общественных слоев.

Вскоре он добрался до Дома писателей; в отличие от того, что писали о нем в газетах, дом оказался вовсе не таким роскошным. Расположенный в конце длинной извилистой улицы, он смотрел на улицу классическим колониальным фасадом, однако здание осыпалось, а краска облупилась. По контрасту с новыми или недавно отремонтированными зданиями на склоне холма, он выглядел скромно, даже слегка обшарпанно. Тем не менее дом стоял на вершине холма, откуда открывался великолепный вид на Жемчужную реку.

– Меня зовут Чэнь Цао, – сказал он регистратору, протягивая членский билет. – Я прибыл по приглашению товарища Ян Кэ.

На билете под фамилией и именем золотыми иероглифами было написано: «Поэт». Чэнь специально попросил, чтобы здесь не упоминали о его основной профессии – старший инспектор полиции.

Взглянув на членский билет Чэня, регистратор воскликнул:

– Значит, вы и есть тот знаменитый поэт, о котором только что предупреждала первый секретарь Ян! Мы оставили для вас очень тихую и светлую комнату. Там вам никто не помешает.

– Первый секретарь Ян? – Чэня позабавил новый титул пожилой писательницы. Как ни говори, а приятно: хоть раз в жизни членский билет творческого союза сослужил ему хорошую службу.

– Номер четырнадцать. – Чэнь посмотрел на квитанцию. – Это мой номер?

– Нет, это номер вашей койки. Номер на двоих, но сейчас там больше никто не проживает. Весь номер в вашем распоряжении. К сожалению, все одиночные номера сейчас заняты.

– Спасибо.

Чэнь перешел вестибюль и заглянул в киоск, где купил гуанчжоускую бумагу. Сунув ее под мышку, он поднялся в номер.

Комната, в которой ему предстояло жить, находилась в конце коридора и была угловой. Тихая и светлая, как и обещал регистратор. И относительно чистая. В номере находились две довольно узкие койки, две тумбочки и маленький стол. Столешница была вся в пятнах от сигаретных ожогов – видимо, хранила следы нелегкого писательского труда. Здесь пахло хозяйственным мылом – как от новых рубашек, которые долго провисели в старых шкафах. Более маленького санузла Чэню еще не доводилось видеть. Воду в туалете надо было спускать, дергая за латунную цепочку, прикрепленную к старинному бачку под потолком. Кондиционера не было – как и телевизора. Только старомодный электровентилятор стоял в изножье кровати. Впрочем, вентилятор работал.

Чэнь подошел к отведенной ему койке. Под ней стояли пластиковые шлепанцы. На жестком металлическом основании лежала тонкая простыня, напомнившая ему чем-то доску для игры в го.

Несмотря на усталость с дороги, спать днем он не собирался. Вместо сна Чэнь решил принять душ. Из-за капризов электрического водонагревателя горячая вода неожиданно превращалась в ледяную, но такие перепады даже освежали. Чэнь обернул бедра махровым полотенцем, лег на кровать, подложив под голову пару подушек, и несколько минут полежал с закрытыми глазами. Потом позвонил на стойку регистратора и спросил, как добраться до полицейского управления Гуанчжоу. Регистратор заметно удивился, но Чэнь объяснил, что хочет навестить работающего там друга. Узнав адрес, он оделся и вышел.

Инспектор Хуа Гоцзюнь принял его в светлом, просторном кабинете. Хуа было под пятьдесят; на его лице постоянно играла широкая улыбка. Перед отъездом из Шанхая Чэнь переслал своему коллеге из Гуанчжоу предварительные сведения.

– Товарищ старший инспектор Чэнь! Добро пожаловать в Гуанчжоу. Позвольте поприветствовать вас от имени всех моих коллег.

– Товарищ инспектор Хуа, огромное вам спасибо за помощь. В Гуанчжоу я впервые. И поскольку совершенно не знаю города, мне никак не обойтись без вашей помощи. Вот официальный запрос нашего управления.

Чэнь вкратце обрисовал ситуацию, не упоминая о происхождении и родственных связях У Сяомина. Пролистав папку, он достал оттуда фотографию.

– Мы ищем вот эту девушку. Ее зовут Се Жун.

– Мы навели о ней справки, – ответил Хуа, – однако пока безуспешно. Видимо, для вас очень важно найти ее, товарищ старший инспектор Чэнь, раз вы приехали к нам из самого Шанхая.

Обычно в таких случаях просто посылали запрос в управление полиции Гуанчжоу; его сотрудники сами искали нужного человека. Если дело было более важным, можно было несколько раз позвонить по телефону. Но не более того. Присутствия старшего инспектора не требовалось.

– В настоящее время она – наша единственная зацепка, – объяснил Чэнь, – а дело носит политический характер.

– Понимаю, но разыскать ее будет трудно. В последние несколько лет в Гуанчжоу приехало бог знает сколько народу. И лишь четверть из них – а может, и меньше – зарегистрировались по месту нового пребывания. Вот список людей, которых мы проверили; вашей свидетельницы среди них нет.

– Значит, она в числе тех, кто проживает в городе нелегально, – сказал Чэнь, беря список. – Кстати, а почему многие приезжие не регистрируются?

– Они приезжают сюда работать и не спешат заявлять о себе. Их приезд не противоречит закону, но они часто занимаются нелегальной деятельностью. Они просто хотят заработать. Пока им есть где остановиться, они не побеспокоятся о том, чтобы заявлять о себе местным властям.

– Где же нам ее найти?

– Поскольку ваша свидетельница – молодая девушка, скорее всего, она устроилась на работу в какое-нибудь кафе или ресторан, – предположил Хуа. – А может, в караоке-клуб или в массажный салон. Для «золотоискательниц» из других городов это сейчас самые популярные профессии.

– Можно ли проверить все подобные заведения?

– Раз найти ее для вас так важно, мы разошлем пару человек с проверкой. Возможно, на поиски уйдет несколько недель – и все может оказаться тщетным.

– Почему?

– Дело в том, что и работник, и работодатель всячески уклоняются от уплаты налогов. Так зачем хозяевам говорить, кто у них работает? Особенно караоке-клубы и массажные салоны – они чураются нас, как чумы.

– Что еще можно предпринять?

– Пока ничего. Нам остается только ждать.

– А чем могу заняться я? Не хочется сидеть сложа руки.

– Вы впервые в Гуанчжоу, поэтому расслабьтесь и отдохните у нас. Недалеко отсюда находятся особые экономические зоны Шэньчжэнь и Шэкоу. Туда едет много туристов. Если хотите, связывайтесь с нами ежедневно. Но если вам захочется осмотреться самому – почему бы и нет?

Возможно, он, Чэнь, действительно переоценивает серьезность дела, на что намекал инспектор Хуа. Выйдя из здания управления полиции Гуанчжоу, Чэнь позвонил Хуан Идину, редактору местного «толстого» журнала, который когда-то напечатал подборку его стихов. В редакции, однако, ему сказали, что Хуан уволился с работы и открыл бар под названием «Полуночный залив» на улице Гурманов. Не очень далеко отсюда. Поэтому Чэнь взял такси и поехал в указанный бар.

Так называемая улица Гурманов не случайно получила свое название. Под многочисленными вывесками прямо на тротуаре стояли клетки всех форм и размеров с самыми разнообразными экзотическими животными. Кухня провинции Гуандун славится своей смелостью. Змеиный суп, рагу из собачатины, обезьяньи мозги, блюда из рыси и бамбуковой крысы… Будущие деликатесы сидели в клетках, чтобы у клиентов не возникло сомнения в свежести поданных им яств.

Бар «Полуночный залив» Чэнь нашел без труда, но ему сообщили, что Хуан уехал в Австралию. Больше у Чэня в Гуанчжоу знакомых не было. Идя по улице, он смотрел, как люди едят и пьют – внутри и снаружи ресторанов. Он подозревал, что многие изысканные блюда приготовлены из животных, входящих в Красную книгу. Недавно он как раз читал об этом статью в «Жэньминь жибао». Несмотря на государственные запреты, в ряде ресторанов подают блюда, приготовленные из животных редких и исчезающих видов.

Чэнь развернулся и бесцельно побрел вдоль берега, к пристани. На деревянных скамьях сидели парочки; они дожидались своей очереди, чтобы покататься на лодке. Кататься в одиночестве Чэню не хотелось. Посидев на лавочке несколько минут, он направился в Дом писателей.

На горизонте собирались черные тучи. В комнате было душно. Чэнь налил в чашку тепловатой воды из термоса и заварил зеленого чая. Не успел он допить вторую чашку, как пошел дождь – настоящий тропический ливень. Вдалеке гремел гром. Улицы снаружи покрылись грязью. О том, чтобы выйти, и думать было нечего. Чэнь решил перекусить в местной столовой. Столовая оказалась чистенькой; на столах лежали накрахмаленные скатерти и стояли сверкающие стаканы. Однако меню разнообразием не отличалось. Он заказал порцию рыбы (она оказалась жесткой, как резина) с отварным рисом. Не очень вкусно, но, по крайней мере, съедобно. Что еще важнее для него – недорого. Однако вскоре он ощутил неприятное послевкусие от рыбы, и ему стало хуже. Чэнь налил себе еще чаю, надеясь, что чай промоет желудок, но тепловатая вода не помогала. Надо было как-то убить еще два-три часа до сна.

Вернувшись в номер, Чэнь прислонился к кровати и включил переносной радиоприемник. Местные новости читали на гуандунском диалекте, который он понимал с большим трудом. Радио он выключил. Вдруг он услышал в коридоре шаги. Кто-то подошел к его двери и негромко постучал. Не успел он отозваться, как дверь широко распахнулась. В номер вошел мужчина лет сорока с небольшим – высокий, сухопарый, преждевременно облысевший. На нем был дорогой серый костюм; на рукаве болталась несрезанная бирка иностранной фирмы – признак богатства. На шее висел вышитый шелковый галстук. Багажа у незнакомца не оказалось, он нес в руке только легкий кожаный чемоданчик.

Судя по виду, подумал Чэнь, незнакомец похож на популярного романиста, автора одного-двух бестселлеров.

– Здравствуйте. Не помешал?

– Нет-нет, что вы! – сказал Чэнь. – Вы тоже здесь остановились?

– Да, притом в этом же номере. Меня зовут Оуян.

– Чэнь Цао. – Он протянул новому знакомому визитную карточку. – Рад с вами познакомиться.

– Значит, вы поэт… Ух ты! Еще и член Союза писателей!

– Ну, не то чтобы… – Чэнь хотел было объясниться, но передумал. Какой смысл представляться старшим инспектором полиции? – Я написал всего пару стихотворений.

– Чудесно! – Оуян протянул ему руку. – Сегодня редко можно встретить настоящего поэта.

– Значит, вы – прозаик?

– Да нет, я… Вообще-то я бизнесмен. – Оуян сунул руку в жилетный карман и извлек оттуда внушительного вида визитную карточку. Имя его было напечатано золотом, рядом перечислялся длинный список компаний. – Всякий раз, приезжая в Гуанчжоу, я останавливаюсь здесь. В Доме писателей можно жить не только писателям. Знаете, почему? Я приезжаю сюда в надежде познакомиться с писателями. И сегодня моя мечта сбылась! Кстати, вы уже ужинали?

– Да, в местной столовой.

– Что? Такие столовые – оскорбление для писателей!

– Много я там не ел.

– Вот и хорошо, – обрадовался Оуян. – Всего в двух кварталах отсюда есть один ресторанчик. Малое предприятие, семейный бизнес, но кормят там неплохо. Дождь кончился. Давайте сходим туда!

Вечерело; стало заметно темнее. Следом за Оуяном Чэнь вышел на улицу, пестревшую киосками с едой. Вывески с красно-черными иероглифами подсвечивались бумажными фонариками. На маленьких угольных печках кипели кастрюли. На нескольких кастрюлях было написано на гуандунском наречии: «Повышает аппетит», «Гормоны», «Мужская сила». Эти киоски с едой, как и другие частные предприятия, выросли на улицах Гуанчжоу, как грибы после дождя, после поездки на юг товарища Дэн Сяопина.

Ресторанчик, в который привел его Оуян, с виду казался самой примитивной забегаловкой: несколько деревянных столиков с семью-восемью скамьями. На открытой кухне помещалась одна большая угольная печь и две печи поменьше. Единственным опознавательным знаком был красный бумажный фонарь с нарисованным в классическом стиле иероглифом «счастье». Под вывеской в наполненных водой деревянных кадках и бадейках извивались и плавали живые угри, лягушки, моллюски и различные виды рыб. Рядом стоял довольно большой аквариум с несколькими змеями различных размеров и форм. Клиенты тыкали пальцем в понравившийся им экземпляр и указывали, как его приготовить.

Склонившись над бадьей, женщина средних лет снимала кожу со змеи. Несмотря на то что голову ей отсекли, змея продолжала извиваться в деревянной бадье. Однако всего через пару минут кольцо белого мяса будет тушиться в коричневом глиняном горшке. Старик в белом колпаке, помахивая черпаком, обжаривал в воке карпа. Заказы разносила молодая девушка; она проворно сновала между столиками, удерживая в худых руках по нескольку тарелок сразу. Ее деревянные сандалии громко клацали по тротуару. Повара в белом колпаке она называла дедушкой. Семейное предприятие!

Посетители все прибывали; вскоре все столики оказались занятыми. Очевидно, этот ресторанчик пользуется здесь известностью. Чэнь видел вывеску еще утром, но решил, что питаться здесь ему не по карману.

– Здравствуйте, почтенный Оуян! Каким попутным ветром вас сегодня занесло к нам? – Очевидно, девушка, подошедшая к их столику, хорошо знала Оуяна.

– Сегодняшний попутный ветер – наш прославленный поэт Чэнь Цао. Знакомство с ним – большая честь для меня. Нам – как обычно. И лучшее вино. Самое лучшее!

Оуян картинно шлепнул на стол толстый бумажник.

– Конечно, самое лучшее! – повторила девушка, уходя. Меньше чем через пятнадцать минут на грубой, некрашеной столешнице появился внушительный ряд мисок, блюд и тарелочек.

Тень от бумажного фонаря падала на лица и на крошечные чашечки в руках. В Гуанчжоу, как слышал Чэнь, способны приготовить настоящее лакомство из всего, что движется. И сейчас он в этом убедился: им подали омлет с пресноводными моллюсками, мясные шарики «четыре вида счастья», жареного рисового угря, очищенные креветки в помидорах, рис «восемь сокровищ», суп из акульих плавников, целую черепаху в коричневом соусе, соевый творог с крабовым мясом.

– Несколько самых простых кушаний; придорожная забегаловка, – сказал Оуян, поднимая палочки, и, словно бы извиняясь, покачал головой. – Недостаточно почтения к великому поэту. Завтра пойдем в другое место. Сегодня уже слишком поздно. Пожалуйста, попробуйте черепаховый суп. Знаете, хорошо влияет на инь – нам, мужчинам, это полезно.

Черепаха была огромная, с мягким панцирем. Весом не менее килограмма. Если учесть, что на рынке в Гуанчжоу такое мясо продается по сто шестьдесят юаней за килограмм, порция супа стоит не меньше ста юаней! Цены взвинчивались благодаря суевериям. Считается, что черепахи, упрямые, живучие земноводные, способствуют долголетию. Чэнь готов был согласиться с тем, что суп из черепахи очень питателен; однако он совершенно не понимал, при чем тут баланс инь и ян в организме.

Впрочем, времени на размышления у Чэня не было. Радушный хозяин, Оуян постоянно подкладывал ему на тарелку самые, по его мнению, лакомые кусочки. Выпив по второй чашке «Маотая», Чэнь тоже ощутил прилив сил. Настроение стремительно улучшалось. Превосходная еда, приятное на вкус выдержанное вино, молодая официантка – проворная, приветливая, как молодой месяц. Ароматы ночи в Гуанчжоу опьяняли.

Но пожалуй, более, чем все остальное, старшего инспектора Чэня опьяняла его новая ипостась. Признанный поэт, которому поклоняется преданный почитатель.

– «У чаши с вином дева – луна,/Чьи сверкают руки белизной», – процитировал Чэнь строки «Воспоминания о юге» Вэй Чжуана. – Так и хочется думать, будто Вэй описывал сцену в Гуанчжоу и все происходило неподалеку от того ресторанчика, где мы сейчас сидим.

– Надо записать эти строки в блокнот, – заявил Оуян, глотая ложку супа из акульих плавников. – Вот настоящая поэзия!

– Образ уличной таверны в классической китайской поэзии встречается довольно часто. Возможно, он берет начало в истории любви Чжо Вэньцзюнь и Сыма Сяньжу, живших в эпоху Хань. Оказавшись в труднейших обстоятельствах, влюбленные вынуждены были зарабатывать на жизнь, продавая вино в придорожной закусочной.

– Вэньцзюнь и Сяньжу! – воскликнул Оуян. – О да! Я видел оперу, посвященную их роману. Сяньжу был великим поэтом, и Вэньцзюнь сбежала с ним.

Ужин удался на славу; под конец Оуян заказал еще одну бутылку «Маотая», которую они и распили. Чэнь забыл о сдержанности; он взахлеб толковал о поэзии. На работе его литературные опыты не ценили; он воспользовался случаем поговорить о мире слов с благодарным слушателем.

Молодая официантка все подливала им вина; ее белые руки так и мелькали над столом, деревянные сандалии приятно цокали в ночи. Те же слова и звуки больше тысячи лет назад опьянили Вэй Чжан.

Попутно, наслаждаясь вкусной едой и вином, Чэнь также выслушивал по кусочкам историю жизни Оуяна.

– Двадцать лет назад – а помню, словно вчера это было, – говорил Оуян, – не успеешь щелкнуть пальцами…

Двадцать лет назад, учась в старших классах школы, Оуян вознамерился стать поэтом. Но с приходом культурной революции его мечта разбилась вдребезги – как и окна в школьных классах. Школу закрыли. Его, как представителя «грамотной молодежи», послали в деревню. После того как он растратил восемь лет жизни впустую, Оуяну разрешили вернуться в Гуанчжоу. Как и многие его сверстники, он долго маялся без работы. Вступительный экзамен в институт он завалил, зато ему удалось основать частное предприятие – завод по производству пластмассовых игрушек в Шэкоу, километрах в семидесяти к югу от Гуанчжоу. У Оуяна оказался талант к предпринимательству, и теперь у него было все, кроме времени на занятия стихосложением. Несколько раз он собирался все бросить, но в его памяти еще свежи были воспоминания о том, как он, представитель «грамотной молодежи», работал по десять часов в день, получая жалкие гроши. Он решил вначале заработать достаточно денег, а пока по-разному пытался оживить мечту о литературе. Например, сейчас он приехал в Гуанчжоу не только по делам, но и для того, чтобы посетить литературные курсы, организованные местным отделением Союза писателей.

– Дом писателей того стоит, – говорил Оуян, – ведь я наконец познакомился с настоящим поэтом – с тобой!

Не совсем настоящим, подумал Чэнь, отделяя палочками черепашью ногу. Впрочем, сидя рядом с Оуяном, он ощущал себя истинным поэтом, профессионалом. Вскоре он убедился в том, что Оуян – любитель; поэзия для него лишь средство для излияния личных чувств. Несколько строк, которые прочитал ему Оуян, были потоком сознания и страдали отсутствием правильной формы.

Очевидно, Оуян готов был рассуждать о поэзии сутки напролет. На следующее утро он снова заговорил о стихах за утренним чаем – он пригласил Чэня на чай и пельмени в ресторан «Золотой феникс».

К их столику официантка подкатила тележку со множеством сладостей и закусок. Они могли есть сколько угодно, если не забывали время от времени заказывать очередной чайник с чаем.

– Что вам подать сегодня, господин Оуян? – поинтересовалась официантка.

– Копченые свиные ребрышки с соевым соусом, курицу с клейким рисом, отварной говяжий рубец, свиной окорок «Орешек» и хризантемовый чай с сахаром. – Оуян повернулся к Чэню и улыбнулся. – Это мои любимые здешние закуски к чаю, а ты сам выбирай.

– Боюсь, – ответил Чэнь, – мы назаказывали слишком много. Ведь сейчас мы всего лишь пьем утренний чай.

– Насколько мне известно, этот обычай зародился в Гуанчжоу. Просыпаясь, местные жители привыкли первым делом выпивать чашечку отменного чая, – сказал Оуян. – Наверное, кому-нибудь пришло в голову, что к чаю можно подать что-нибудь вкусное. Не полную трапезу, а всякие деликатесы. Так появились крошечные порции закусок к чаю. Вскоре чайные закуски вошли в привычку. Чай сейчас – не главное.

В зале слышался гул голосов, звяканье чашек. Посетители говорили о делах, поглощая закуски, тележки с которыми катались от кухни к столикам. Молодые официантки расписывали клиентам новые фирменные блюда. Для разговора о поэзии не самое лучшее место.

– В Гуанчжоу все так заняты, – заметил Чэнь. – Как же местные жители ухитряются выкраивать время на утренний чай?

– Утренний чай – дело обязательное. – Оуян широко улыбнулся. – За чаем легче обсуждать дела. Подготовиться к важным сделкам. А мы с тобой можем в свое удовольствие потолковать о поэзии.

Чэня слегка покоробило то, что его новый друг не дал ему заплатить. Оуян разразился страстной речью:

– Мне удалось заработать немного денег. Ну и что? Что останется через двадцать-тридцать лет? Ничего. Мои деньги перейдут к кому-то другому. Они обесценятся, упадут в цене, потеряют свой смысл. Как говорил наш дорогой учитель Ду Фу? «Ничто не длится вечно, кроме твоего писания». Да, ты – поэт, которого знает вся страна, так позволь мне пару дней побыть твоим учеником, Чэнь, если ты не считаешь это ниже своего достоинства. В древности ученики обязаны были приносить учителю целый окорок Цзиньхуа.

– Я не учитель и не известный поэт.

– Вот что я тебе скажу. Вчера я немного посидел в библиотеке Дома писателей – вот еще одно здешнее преимущество: открытый доступ к книгам и газетам всю ночь. И знаешь что? Я нашел не меньше шести статей, посвященных тебе. И везде твои стихи ценятся очень высоко.

– Шесть! Не знал, что их так много.

– В самом деле. Я так взволновался, что, как говорится в Книге песен, «ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть».

Оуян не совсем точно процитировал стихотворение из Книги песен. Ведь в нем, если уж на то пошло, речь велась о любви. Однако в его искренности сомневаться не приходилось.

После утреннего чая Чэнь пошел в тот отель, где по приезде в Гуанчжоу останавливалась Се. Фасад отеля облупился; вполне подходящее место для приезжих девушек, которые ищут работу. Портье стоически долго рылся в записях и наконец нашел то, что нужно. Он придвинул книгу записи постояльцев к Чэню, чтобы тот прочел сам. Се уехала отсюда второго июля. Куда – никто не знал.

– Она не оставила никакого контактного адреса?

– Нет. Эти девчонки не оставляют контактных адресов. Чэню пришлось ходить из одного отеля в другой со снимком в одной руке и картой города – в другой. В незнакомом, на глазах меняющемся городе это оказалось труднее, чем он ожидал, несмотря даже на то, что у него имелся список более-менее подходящих гостиниц.

Везде в ответ на его расспросы только качали головой.

– Нет, мы такой не помним…

– Попробуйте что-нибудь выяснить в городском справочном бюро…

– Нет, извините. У нас так много постояльцев…

Короче говоря, Се Жун никто не опознал.

После обеда Чэнь пошел в маленькую закусочную, стоявшую в глубине, на улице, и заказал миску пельменей с креветками и несколько пончиков в масле. Обедая, он вдруг понял одну характерную особенность Гуанчжоу. Улицу, на которой он сидел, нельзя было назвать центральной, но дела у владельцев закусочной и тут шли хорошо. Постоянно входили-выходили люди, брали пластиковые коробки с комплексными обедами и начинали есть одноразовыми палочками прямо на ходу. Только Чэнь сидел за столиком и ждал, пока его обслужат. Видимо, здесь люди больше спешат, больше ценят время. Что бы ни говорили о произошедших в городе переменах, в Гуанчжоу жив дух, который едва ли можно назвать социалистическим, несмотря на развешанные повсюду лозунги «Построим новый социалистический Гуанчжоу». Такой же лозунг, кстати, висел и на стене в закусочной.

Гуанчжоу действительно постепенно превращается во второй Гонконг. Деньги льются сюда рекой – как из Гонконга, так и из-за границы. Вот почему сюда так стремятся молодые девушки. Некоторые действительно пытаются найти легальную работу, а некоторые сразу идут на панель. Местным властям нелегко уследить за ними. Они становились еще одной характерной чертой, из-за которой сюда приезжали жители Гонконга и иностранцы.

Интересно, чем занимается здесь Се Жун – одинокая молодая девушка? Чэнь понимал, почему профессор Се так волнуется за дочь.

Он позвонил в управление полиции, но никаких новостей у коллег не было. Местные коллеги не горели желанием помочь приезжему из Шанхая. У них свои проблемы, объяснил инспектор Хуа, а людей не хватает даже на раскрытие собственных, местных преступлений.

В конце третьего дня, также прошедшего зря, Чэнь вернулся в Дом писателей полностью опустошенный. Оуян пригласил его в ресторан «Змеиный царь» на, как он выразился, «особенный ужин». Чэнь почти разуверился в том, что его поездка в Гуанчжоу окажется удачной. Последние несколько дней принесли одни огорчения. Он, словно переместившийся из своей эпохи Дон Кихот, ходил по городу с фотографией в руке и задавал одни и те же вопросы. Перемещался из одного отеля в другой, ища невозможного. Чэнь понимал, что его цель невыполнима, но тем не менее не сдавался. Поэтому он согласился на «особенный ужин», решив, что такой ужин восстановит его силы.

Их провели в отдельный кабинет с белыми стенами и раскрашенными в голубой цвет херувимами на потолке. Во всем чувствовалось непосредственное влияние Гонконга. Среди яств, перечисленных в меню, он увидел такие деликатесы, как, например, жареный молочный поросенок или медвежьи лапы, но они попросили принести им фирменное блюдо под названием «Битва тигра с драконом». По словам официантки, «Битва» состояла из разных видов змеиного и кошачьего мяса. По просьбе Оуяна она перечислила разнообразные полезные свойства змей:

– Змея полезна для кровообращения. В медицине ее применяют для лечения анемии, ревматизма, артрита и астении. Желчный пузырь змеи особенно успешно разжижает мокроту и улучшает зрение.

Чэнь задумчиво листал меню, но вовсе не потому, что предвкушал радость попробовать фирменное блюдо ресторана. Как можно назвать его поездку? Сумасбродной затеей, погоней за несбыточным… Как говорят, «погоня за диким гусем»? Но Се – их единственный след. Если он не отыщет ее, скорее всего, расследование придется прекратить.

Оуян налил в миску Чэня половник змеиного супа, приговаривая:

– Без этого никак. «Битва тигра с драконом»! Официантка принесла им бутылку рисовой водки на пробу.

– «Маотай», – объявила она, поворачивая бутылку так, чтобы стала видна этикетка.

Оуян отпил глоток и кивнул: годится. Водка оказалась крепкой. Чэнь также осушил свою чашечку одним глотком.

Будучи человеком светским и искушенным, Оуян заметил, что Чэнь не в духе, но не стал спрашивать о причинах его плохого настроения напрямую. И только через несколько чашечек Оуян заговорил о собственных делах, приведших его в Гуанчжоу:

– Хочешь верь, хочешь не верь, а ты моя счастливая звезда. Литературная звезда! Я только что получил выгодный крупный заказ. Так что сейчас мы отмечаем сделку.

Ужин удался на славу. «Битва тигра с драконом» оказалась столь же фантастической на вкус, как и название. Между «драконом» и «тигром» лежало крутое яйцо – оно символизировало огромную жемчужину.

– Кстати, а что тебя привело сюда – я имею в виду, кроме поэзии? – спросил Оуян, подкладывая своими палочками в тарелку Чэня мясо рыси. – Если у тебя какое-то дело в Гуанчжоу, может, я сумею тебе помочь?

– Да так, ничего особенного… – неуверенно начал Чэнь, прежде чем отпить еще глоток. Четвертая то была чашечка или пятая – он потерял счет.

– Можешь мне доверять, – кивнул Оуян.

– Дельце у меня небольшое, но, может, ты и правда сумеешь мне помочь… С твоими связями…

– Сделаю что могу, – пообещал Оуян, откладывая палочки в сторону.

– Я приехал сюда собрать материал для стихов, – заявил Чэнь, – но одна дама-профессор из моего института, которую я уважаю со студенческих лет, просила что-нибудь разузнать о ее дочери. Дочь приехала в Гуанчжоу несколько месяцев назад, но с тех пор не объявлялась, не оставила ни адреса, ни телефона. Старушка-профессор очень волнуется. Я обещал, что постараюсь разыскать ее. Вот фотография дочери.

– Дай-ка взглянуть.

– Ее зовут Се Жун. Когда она приехала сюда месяца три назад, то пару дней жила в отеле «Счастливый», а потом съехала, не сказав куда.

Чэнь не был уверен в том, что Оуян поверил его рассказу. Он не все выдумал, но обязан был сохранить свое расследование в тайне.

– Давай попробую, – кивнул Оуян. – Я знаком с несколькими здешними мадам.

– Мадам?

– Да брось, об этом всем известно. Я имел дела со многими из них. Деловая необходимость; без этого никак. Они прекрасно осведомлены о новых девушках.

Чэнь был более чем поражен. По правилам, он должен подать рапорт на содержательниц притонов – и, более того, доложить о связях с ними Оуяна. Но он решил этого не делать. Успех его поездки зависит от помощи Оуяна; подобную помощь ему трудно будет получить от местных властей.

Как и обещал Оуян, «змеиный пир» оказался самой экзотической трапезой из всех, которые когда-либо доводилось пробовать старшему инспектору Чэню.