Поезд подошел вовремя, и в девять тридцать они уже были в Сучжоу.

Неподалеку от вокзала в боковой улочке инспектор Рон с восхищением заметила маленькую гостиницу. С решетчатыми окнами, ярко-красной верандой и двумя каменными львами, охранявшими ворота, она производила впечатление древней античности.

– Мне не хочется останавливаться в «Хилтоне», – заявила Кэтрин.

Чэнь согласился с ней. Он не собирался извещать полицию Сучжоу о своем прибытии, а остановиться на два-три дня можно где угодно. К тому же если бы кто-то вздумал за ними следить, то вряд ли их стали бы искать в маленькой гостинице, затерянной в лабиринте тесных улочек старого центра города. В Шанхае, прибыв на вокзал, он поменял приобретенные Ли билеты на Ханчжоу, никому не сказав, что на деле они отправляются в Сучжоу.

Когда-то гостиница была большим домом в стиле шикумэнь, с фасадом, украшенным старинным узором. Через внутренний дворик вела дорожка, выложенная плоскими разноцветными камнями. Управляющий гостиницей пыхтел и мялся, не выказывая особенной радости по поводу их появления, и наконец смущенно признался, что гостиница не предназначена для приема иностранцев.

– Но почему? – спросила Кэтрин.

– Согласно правилам городского туризма, иностранцев положено размещать в отелях классом не ниже трех звезд.

– Не волнуйтесь, – успокоил его Чэнь, предъявляя ему свое удостоверение. – Мы на особом положении.

Тем не менее в гостинице оказался всего один люкс, который предоставили Кэтрин, Чэню же пришлось остановиться в обычном номере.

Провожая их наверх, управляющий непрестанно извинялся и сначала показал комнату Чэня. В крошечном номере помещалась только деревянная кровать, больше никакой мебели не было. Управляющий объяснил, что в коридоре находятся две душевых: одна для мужчин, другая для женщин. Позвонить Чэнь мог только с телефона, который находился внизу у администратора. Зато в номере Кэтрин работал кондиционер, имелся телефон и даже ванная. Уместились в номере и стол со стулом, но такие маленькие, как будто их привезли из начальной школы. Хотя пол был застлан ковром.

После того как управляющий, рассыпаясь в извинениях, распрощался и оставил их одних, Чэнь занял единственный стул, а Кэтрин уселась на кровать.

– Извините, старший инспектор Чэнь, что я поставила вас в такие условия, но вы можете звонить отсюда.

Чэнь сразу же набрал номер Лю.

Ему ответил женский голос с сильным шанхайским акцентом:

– Лю еще в Пекине, вернется только завтра. Самолет прибывает в восемь тридцать утра. Хотите оставить ему сообщение?

– Нет, спасибо, я перезвоню завтра.

Тем временем Кэтрин распаковала свои вещи.

– Так что же нам пока делать?

– Как говорится в китайской пословице, будем наслаждаться земным раем. Сучжоу знаменит своей парковой архитектурой – павильонами, прудами, гротами, мостиками. Здесь все устроено так, чтобы создавать безмятежную и уютную атмосферу, которая отражала вкусы ученых и правительственных чиновников во времена династий Цин и Мин. – Чэнь достал карту Сучжоу. – Парки очень живописны, все, что в них находится – крутые мостики, заросшие мхом тропинки, журчащие ручейки, скалы причудливой формы, старинные надписи на крышах красных павильонов, – должно сливаться в единую, совершенную картину.

– Мне не терпится посмотреть на них, старший инспектор Чэнь. Поскорее решайте, куда нам пойти. Вы прирожденный гид, честное слово!

– Мы обязательно осмотрим парки, но сначала не предоставите ли вы своему скромному гиду отпуск на полдня?

– Конечно, но зачем?

– В уезде Гаофэн похоронен мой отец. Это недалеко от Сучжоу, всего час езды на автобусе. Я не навещал его могилу уже несколько лет. Поэтому мне очень хотелось бы съездить туда сейчас, утром. Тем более что только что прошел праздник Цинмин.

– А что это за праздник?

– Он приходится на пятое апреля, это день, когда почитаются могилы предков, – пояснил он. – А совсем рядом от центра находятся два парка. До знаменитого И-парка можно дойти пешком. Вы можете погулять там, а я вернусь к двенадцати часам. И потом мы с вами насладимся обедом в сучжоуском стиле на базаре около храма Сюаньмяо. И я весь день буду в вашем распоряжении.

– Конечно, вы обязательно должны посетить кладбище. Обо мне не беспокойтесь. – Кэтрин помолчала, потом спросила: – А почему ваш отец похоронен в Сучжоу? Мне просто интересно.

– Кладбища в Шанхае уже переполнены. Поэтому здесь стали открывать новые кладбища. Многие старики верят в фэн-шуй – они завещают похоронить себя с видом на горы и реки. Мой отец сам выбрал место для своей могилы. А когда он умер, мы привезли сюда гроб с его телом. Я навещал могилу всего два или три раза.

– Мы пойдем в замок днем, но я не хочу одна гулять утром. Такой красивый город, – сказала она с озорным огоньком в глазах. – «Кому я могу сказать об этом вечно прекрасном ландшафте?»

– Ого, вы знаете Лю Юна! – Чэнь не стал говорить ей, что поэт эпохи Сун посвятил эти стихи своей возлюбленной.

– Так я могу поехать с вами?

– Вы хотите сказать, на кладбище?

– Да.

– Нет, я не могу просить вас. Это было бы слишком большим одолжением с вашей стороны.

– Мне запрещают туда ехать китайские обычаи?

– Да нет, не совсем. – Чэнь не решился сказать ей что китаец посещает могилу своих предков только с женой или невестой.

– Тогда все в порядке, поедем вместе. Я буду готова через минуту. – И она поспешила в ванную, чтобы принять душ и переодеться.

Ожидая девушку, Чэнь набрал номер Юя, но ему ответил автоответчик. Он оставил ему сообщение, указав номер своего сотового.

Кэтрин появилась в белой блузке, в легком светло-сером блейзере и юбке такого же цвета. Ее светлые волосы были забраны назад.

Он предложил добраться на такси, но она изъявила желание поехать на автобусе.

– Хочу провести день как обычная местная жительница.

Чэнь сомневался, чтобы Кэтрин это удалось. Кроме того, ему не хотелось, чтобы она тряслась в переполненном автобусе. К счастью, в нескольких кварталах от гостиницы они увидели автобус с табличкой: «Экспресс до кладбища». Билеты стоили в два раза дороже, зато они сели без всякой толкотни. Пассажиров в автобусе оказалось меньше, чем их багажа, – корзинки с готовой едой, пластиковые пакеты с фастфудом, бамбуковые чемоданчики, вероятно наполненные бумажными деньгами, и разваливающиеся картонные коробки, обвязанные веревками, чтобы не вывалилось содержимое. Они протиснулись на сиденье прямо за водителем, благодаря чему смогли вытянуть ноги в пространство под его сиденьем. Кэтрин протянула водителю пачку сигарет – знак ее статуса «почетной гостьи» в гостинице «Мир», и водитель весело им улыбнулся.

Несмотря на открытые окна, в автобусе было неимоверно душно, а сиденья из кожзаменителя буквально раскалились. Пахло потом, соленой рыбой, маринованным мясом и разными пряными закусками. Однако Кэтрин была явно довольна: она увлеклась разговором с пожилой женщиной, сидящей через проход от нее, и с интересом рассматривала различные «приношения», которые полагалось возлагать на могилы. Шумную разноголосицу перекрывала громкая песня, доносившаяся из невидимых колонок. Популярный гонконгский певец высоким голосом выводил слова песни. Чэнь узнал эти стихи: поэма, написанная Су Дуном. Это была посвященная жене поэта элегия, которая, однако, имела и более широкий смысл. Почему шофер автобуса выбрал именно ее? Видно, рыночная экономика проникала повсюду: поэзия тоже стала товаром.

Старший инспектор Чэнь не верил в загробную жизнь, но под влиянием песни ему захотелось, чтобы она существовала. Узнал бы его отец? После стольких лет…

Вскоре вдали показалось кладбище. От подножия холма навстречу им медленно шли несколько старух с белыми головными повязками, в халатах из черной домотканой материи. Во время своего последнего приезда на кладбище его встречали такие же старухи.

Он схватил Кэтрин за руку:

– Пойдемте скорее.

Но она еле поспевала за ним. Чтобы добраться до могилы его отца, нужно было подняться до середины высокого холма. Тропинка густо заросла травой. Краска на указателях выцвела и облупилась. Несколько ступеней почти совсем осыпались. Пробираясь под свешивающимися ветвями сосен и цепкого шиповника, он вынужден был замедлить шаг и подождать Кэтрин.

– А почему на могильных камнях некоторые иероглифы красные, а другие – черные? – спросила Кэтрин осторожно пробираясь между могилами.

– Имена, написанные черным, означают тех, кто уже умер, а красным – тех, кто еще жив.

– А это не предвещает несчастье живым?

– В Китае муж и жена должны покоиться под одним и тем же памятником. Поэтому, когда умирает один из супругов, другой заказывает памятник с выгравированными на нем именами обоих супругов – одно черным, а другое красным. А когда и он умирает, их дети помещают гробы родителей или урны с прахом в одну могилу и перекрашивают все иероглифы в черный.

– Должно быть, очень древний обычай.

– Да, но постепенно он исчезает. Теперь семьи не такие прочные, люди разводятся, женятся снова. Старики и то не все следуют старинной традиции.

Их разговор прервало появление старух в черном. По возрасту им было лет по семьдесят, а кому-то и больше, но они медленно и неуклонно взбирались по крутой тропе на распухших ногах. Чэнь был поражен их упорством. Они несли свечи, благовония, бумажные деньги, цветы и средства для мытья надгробий.

Одна из них с трудом дошаркала до Чэня и стала совать ему бумажный домик.

– Да защитят вас души ваших предков!

– Ах, какая у вас красивая жена-американка! – воскликнула другая старуха. – Ваши предки радуются за вас в могиле.

– Предки благословляют вас! – подхватила третья. – У вас впереди замечательное будущее!

– Вы заработаете за границей целые кучи денег! – предсказала четвертая.

– Нет, не надо, не надо! – упрямо качал головой Чэнь в ответ на их завывания на сучжоуском диалекте, которого, к счастью, Кэтрин не понимала.

– Что они говорят? – спросила она.

– Ну, всякие приятные пожелания, чтобы мы купили у них что-нибудь или дали им денег. – Купив у одной старухи букетик цветов, по их поникшему виду он сразу догадался, что они с чьей-то могилы, но промолчал. Кэтрин купила связку благовонных палочек.

Когда они наконец нашли могилу его отца, старухи кинулись к каменному надгробию с тряпками и вениками. Одна из них достала кисточку и две баночки с красками и стала обновлять иероглифы. За такую услугу следовало заплатить. Отчасти причиной их старательной угодливости была Кэтрин. Старухи наверняка решили: раз у него жена из Америки, значит, он очень богат.

Чэнь смахнул с памятника оставшуюся пыль. Кэтрин сделала несколько снимков, и он обрадовался, что сможет показать матери фотографии. Воткнув в землю палочки с благовониями, она зажгла их, после чего встала рядом с Чэнем в такой же позе – прижав ладони к сердцу.

Интересно, как бы воспринял сегодняшнюю сцену покойный профессор-неоконфуцианец? Его сын, китайский полицейский, с девушкой, сотрудницей американской полиции?

Закрыв глаза, Чэнь мысленно попытался вступить в связь с почившим. Он очень подвел своего отца, который больше всего заботился о продолжении семейного рода. Стоя у отцовской могилы, все еще неженатый Чэнь смог найти себе единственное оправдание: по нравственным установкам Конфуция, забота о благоденствии страны считается самой главной обязанностью человека.

Однако ему не удалось спокойно предаться размышлениям. Старухи снова завели свою шарманку, стали назойливо предлагать приношения. Их хору вторило громкое жужжание целых полчищ огромных черных комаров, которые облепили их с Кэтрин, словно нытье седых вещуний пробудило в них жажду крови. Самые ярые хищники уже вонзили в него свое жало, Кэтрин тоже потирала шею, морщась от боли.

Она достала из сумочки баллончик с аэрозолем и побрызгала ему на руки, затем натерла ему шею. Но противомоскитный спрей американского производства не устрашил китайских насекомых. Они и не думали улетать, а продолжали с назойливым жужжанием липнуть к влажной от пота коже.

С другой стороны кладбища показались еще несколько старух в черном.

Пора уходить, подумал он.

– Идемте.

– Почему так быстро?

– Все равно здесь уже не та атмосфера. От этих старух ни минуты покоя.

Спустившись с холма, они встретились с новой проблемой. Судя по расписанию, им предстояло дожидаться автобуса битый час.

– На дороге в Муду останавливаются несколько автобусов, но до ближайшей остановки минут двадцать пешком.

Вдруг рядом с ними затормозил грузовик, и из окошка высунулся водитель:

– Вас подвезти?

– Да. Вы едете в Муду?

– Забирайтесь. С вас двадцать юаней, – сказал шофер. – Но в кабине только одно место.

– Кэтрин, садитесь вы, – предложил Чэнь. – Я поеду в кузове.

– Нет, нет, я хочу с вами.

Поставив ногу на колесо, он перемахнул через борт и подтянул ее наверх. На днище валялось несколько порванных коробок. Он перевернул одну из них и предложил девушке присесть.

– Со мной такое впервые, – весело сказала она, усевшись и вытягивая ноги. – Ребенком я часто просила, чтобы мне разрешили покататься в кузове, но родители ни разу не позволили.

Она скинула туфли и потерла лодыжку.

– Все еще побаливает? Мне так неловко, инспектор Рон.

– Вы опять за свое? За что вы извиняетесь?

– За москитов, за старух, за тяжелую тропу, а теперь еще и за поездку в кузове.

– Но ведь я увидела настоящий Китай! Что же здесь плохого?

– Наверное, вы дали старухам кучу денег.

– Не будьте таким жестоким. Бедняки существуют во всем мире, например, в Нью-Йорке очень много бездомных. Я конечно, не богата, но не разорюсь оттого, что дала им немного мелочи.

Одежда Кэтрин помялась, намокла от пота, скинутые туфли валялись рядом, а ей хоть бы что: сидит себе на дне кузова и довольна без меры. Чэнь понял, что она не просто красавица – от нее исходил какой-то живительный свет, веселая доброжелательность.

– Вы очень добры, – пробормотал он, понимая, что ему, члену партии, не следовало демонстрировать гостье из Америки царившую в деревне бедность, правда, и она признала наличие бездомных в Нью-Йорке.

– Смотрите! Вон пагода Люхэ! – указал Чэнь, желая отвлечь ее от разговора на эту тему.

Грузовик остановился в середине улицы Гуаньцяньлу, рядом с храмом Сюаньмяо. Высунув голову, водитель крикнул:

– Дальше мне нельзя. Мы уже в центре города. Меня задержит полиция за то, что я везу пассажиров в кузове. Автобуса можете не ждать, отсюда вы пешком доберетесь до Гуаньцяньлу.

Чэнь вылез из кузова первым. Мимо пролетали один за другим велосипедисты. Видя, что Кэтрин колеблется, он протянул ей руки и помог спуститься.

Вскоре показался дивный храм на улице Гуаньцяньлу. На площади перед храмом раскинулся базар, где продавалась различная еда, а также товары местного производства: безделушки, картины, вырезанные из бумаги фигурки и всякие мелочи, которых не найдешь в крупных универмагах.

– Торговля проникла гораздо глубже, чем я думала. – Кэтрин с удовольствием приняла у него бутылку «спрайта», которую он купил для нее. – Впрочем, это неизбежно.

– Город расположен достаточно близко от Шанхая, поэтому многое перенимает оттуда. Ну и туристы помогают – их здесь всегда очень много.

Для входа в храм им пришлось приобрести билеты. За красными воротами, обитыми медью, они увидели кусочек замощенного камнями дворика, где толпились паломники, над которыми клубился дым от благовоний.

Кэтрин была поражена.

– Неужели даосизм так популярен в Китае?

– Если вы имеете в виду количество даосских храмов то не очень. Большее влияние он оказывает на философию. Например, люди, которых вы могли видеть в парке Хуанпу, занимаются гимнастикой тайцзи. Так вот, они являются последователями даосизма в мирском смысле исповедуют принцип борьбы мягкого с твердым, верят что медленное побеждает быстрое.

– Да, я понимаю: инь превращается в ян, ян – в инь, все находится в процессе превращения во что-то иное. Старший инспектор превращается в гида, а потом в поэта-постмодерниста.

– А сотрудник маршальской службы в китаеведа, – подхватил Чэнь. – По своим религиозным обрядам даосизм не так уж отличается от буддизма. И там и здесь возжигают свечи и благовония.

– Если построишь храм, найдутся и молящиеся.

– Можно сказать и так. При все более пронизывающем китайское общество духе потребительства некоторые китайцы в поисках ответа на духовные запросы обращаются к буддизму, даосизму или к христианству.

– А как насчет коммунизма?

– Члены партии верят в него, но сейчас, в переходный период, в жизни много трудностей. Люди не уверены в завтрашнем дне. Так что не так уж плохо во что-то верить.

– А вы?

– Я верю, что Китай развивается в нужном направлении…

Появление облаченного в шелковое одеяние даосского монаха прервало мысль Чэня.

– Добро пожаловать, наши уважаемые жертвователи. Не желаете ли погадать? – Даосец протянул вперед бамбуковый сосуд, в котором торчали бамбуковые палочки с номерами.

– Что это? – спросила Кэтрин.

– Один из способов предсказания судьбы, – объяснил Чэнь. – Выберите какую-нибудь палочку. Она скажет вам все, что вы хотите узнать.

– Неужели! – Она вытянула одну палочку, на которой оказался номер 157.

Даосец подвел их к деревянной подставке, на которой лежала толстая книга, и нашел страницу с соответствующим номером. На странице было написано:

– И что же означают эти стихи? – спросила Кэтрин.

– Вы не поверите, но я в них совершенно не разбираюсь, – ответил Чэнь. – Смысл предсказания истолкует вам этот монах – за мзду, конечно.

– А сколько нужно дать?

– Десять юаней, – сказал монах. – Данное предсказание имеет для вас очень большое значение.

– Отлично.

– О каком периоде времени вы хотите узнать – о настоящем или о будущем?

– О настоящем.

– Что вы хотели бы узнать?

– Об одном человеке.

– В таком случае ответ очевиден. – Монах угодливо улыбнулся. – То, что вы ищете, прямо перед вами. Первый куплет подразумевает внезапное изменение, когда, казалось бы, ничего уже невозможно сделать.

– О чем еще говорят стихи?

– Они подходят и для романтических отношений. Второй куплет все объясняет.

– Ничего не понимаю, – сказала Кэтрин, обернувшись к Чэню. – Ведь рядом со мной стоите вы!

– Ответ нарочито двусмыслен, – улыбнулся Чэнь. – Я рядом с вами, так кого же вам искать? А может, речь идет о Вэнь, кто знает!

Они стали обходить храм, рассматривая глиняных идолов на камнях в форме подушки – богов даосской религии. Когда монах уже не мог их слышать, она снова спросила:

– Вы же поэт, Чэнь. Объясните мне смысл стихов.

– Смысл стихов и предсказания может быть совершенно разным. Вы же заплатили за предсказание судьбы так что должны удовлетвориться его интерпретацией.

– А что значит «гусь дикий, во всей красоте взмывающий в небо»?

– В старину в Китае существовало четыре легендарных образа красоты, настолько прекрасных, что затмевали все остальное: птица, взлетающая в небо, рыба, ныряющая в глубь реки, луна, прячущаяся за облаками, и цветок, закрывающийся на ночь. А позже теми же метафорами пользовались для описания красавицы.

Вскоре они вошли в храмовый дворик. Кэтрин стала фотографировать – как типичная американская туристка, подумалось ему. Восхищенная, она снимала храм с разных ракурсов, потом остановилась около пожилой женщины.

– Вы не могли бы нас сфотографировать? – попросила она и встала рядом с Чэнем.

Ветерок швырнул Чэню на плечо прядь ее пронизанных солнцем светлых волос; стоя на фоне старинного храма, она смотрела в видоискатель камеры.

На базаре перед замком было темно от толп людей. Кэтрин любовалась экзотичными и дешевыми сувенирами. Помимо нескольких корзиночек с растениями, от которых исходил приятный аромат, она приобрела у старушки, торгующей крошечными птичьими яйцами пакетик чая «Сучжоу» и мешочек с сушеными грибами. У киоска с народными игрушками Чэнь нашел извивающуюся и гремящую камушками бумажную змею на бамбуковой палочке, живо напомнившую ему о детстве.

Потом они уселись за столик под тенью огромного зонта. Он заказал пельмени по-сучжоуски, очищеннных креветок с нежным чайным листом и суп из крови курицы и утки. За едой Кэтрин продолжала забрасывать его вопросами о стихотворении-предсказании.

– Эти строки принадлежат Лю Ю, поэту эпохи Сун, но взяты они из двух разных стихотворений, – сказал он. – Первые часто приводят, когда хотят описать внезапные перемены. А что касается двух вторых строк, то здесь кроется трагическая история. Когда Лю было за семьдесят, он снова приехал туда, где впервые увидел Шень, женщину, которую любил всю жизнь, и написал стихи, созерцая зеленую воду под мостиком.

– Очень романтическая история, – сказала Кэтрин, зачерпнув полную ложку супа.