В то апрельское утро Чэнь Цао, старший инспектор управления полиции Шанхая, незаметно для себя снова оказался на затянутой туманом улице, ведущей к парку Хуанпу.

Несмотря на относительно малую площадь – около шести гектаров, – парк благодаря своему удачному местоположению был одним из самых посещаемых мест в Шанхае. Напротив главных ворот высилась гостиница «Мир», а через задние ворота можно было попасть прямо на мост Вайбайду, название которого сохранилось со времен колониальной эпохи и буквально означало «Пешеходный мост для белых иностранцев». Особенно парк славился своей длинной, с плавными изгибами дорожкой для прогулок, вымощенной разноцветными плитами. Дорожка вела все выше; с вершины холма взгляду посетителя открывался вид на сверкающие под солнцем воды сливающихся здесь рек Хуанпу и Сучжоу. Добравшись до самого верха дорожки, можно было различить снующие в разных направлениях многочисленные суда на фоне темнеющего вдали Восточно-Китайского моря.

Чэнь сунул в турникет зеленый пластиковый жетон, и смотрительница с красной повязкой на рукаве, седая женщина по фамилии Чжу, поспешно подавив зевок, приветливо ему кивнула. Он был хорошо знаком работающим здесь людям.

Сегодня Чэнь оказался в парке самой ранней пташкой. Он направился к центральной лужайке, окруженной высокими тополями и раскидистыми ивами. В некотором отдалении от лужайки, за свежеокрашенными в зеленый цвет скамейками, виднелся изящный белый павильон с просторной верандой, построенный в европейском стиле. На листве в лучах восходящего солнца мириадами сверкающих глаз поблескивали капельки росы.

Прелесть парка усиливалась для Чэня связанными с ним ассоциациями. Он знал историю этого парка еще со школы. Официальные учебники того времени сообщали, что на рубеже XIX и XX столетий парк могли посещать только белые иностранцы. Вывески на воротах, которые охраняли индийцы-сикхи в красных тюрбанах, гласили: «Вход китайцам и собакам запрещен». После 1949 года коммунистическое правительство сочло подобные вывески выразительным примером пренебрежительного отношения западных властей к коренному населению страны и частенько цитировало этот оскорбительный запрет в целях патриотического воспитания. Было ли так на самом деле? Сейчас уже трудно установить, поскольку грань между вымыслом и правдой постоянно смещалась теми, кто приходил к власти.

С наслаждением вдыхая свежий запах речной воды, Чэнь поднялся по ступенькам к прогулочной дорожке. Сверкая крыльями в предрассветном освещении, над волнами носились вилохвостые качурки, словно возникшие из полузабытого сна. Уже стала заметной линия, разделяющая воды Хуанпу и Сучжоу.

Но парк притягивал к себе Чэня не только своей красотой и историей.

В начале семидесятых, закончив школу и не имея возможности ни учиться дальше, ни найти работу, он стал приходить сюда по утрам, чтобы позаниматься гимнастикой тайцзи. Спустя два-три месяца, в одно туманное утро, утомившись от занятий, он присел на скамейку и увидел рядом с собой потрепанный учебник английского языка. Откуда взялся учебник, он так и не смог установить. Иногда для защиты от сырости люди стелили на скамейки старые газеты или журналы, но только не учебники. Несколько недель Чэнь таскался в парк с этим учебником в надежде, что найдется его хозяин, но хозяин так и не объявился. И однажды, обескураженный бесплодной попыткой повторить особенно сложную позу, Чэнь присел на лавочку и наугад открыл учебник. С тех пор вместо комплексов упражнений тайцзи он стал изучать в парке английский.

Мать была встревожена такой сменой интересов. В то время читать что-либо помимо цитатника председателя Мао считалось предосудительным. Но отец, представитель неоконфуцианской школы, заметил, что, согласно древней теории у-син , занятия в парке благоприятны для сына: из пяти необходимых для человека первоэлементов Чэню немного недостает воды, поэтому ему полезно находиться в любом месте, расположенном поблизости от реки. Много лет спустя Чэнь захотел получше ознакомиться с теорией у-син, но тогда о ней ничего не писали.

Те утренние занятия в парке поддерживали его на протяжении всего периода культурной революции. И в 1977 году он поступил в Пекинский университет иностранных языков, набрав по английскому высший балл на вновь открывшихся вступительных экзаменах. А через четыре года, благодаря очередному стечению обстоятельств, его распределили на работу в управление полиции Шанхая.

Оглядываясь назад, Чэнь нередко думал, что вся его жизнь пронизана причудливой причинно-следственной связью поменявшихся местами инь и ян. Достаточно вспомнить учебник, забытый кем-то на скамейке в парке, или его юность, так неудачно пришедшуюся на годы культурной революции. Одно событие или какой-то случайный поступок вели к другим, так что невозможно было предвидеть, чем все это закончится. Причины и следствия сплетались в куда более сложную и запутанную сеть, чем события в детективах западных писателей, которые он переводил в свободное время.

Прохладный апрельский ветерок донес издали мелодичный перезвон больших часов на здании шанхайской таможни. Половина седьмого. Во время культурной революции они играли другую мелодию – «Алеет Восток». Подобно водному потоку, время не стоит на месте, а уносится прочь.

В начале девяностых, благодаря проводимым Дэн Сяопином экономическим реформам, облик Шанхая сильно изменился. В начале прошлого века в роскошных особняках, выстроившихся в линию на другой стороне улицы Чжуншаньлу, располагались самые преуспевающие западные компании. После 1950 года там располагались учреждения коммунистической партии. Теперь в особняках снова размещались представительства западных фирм. Городские власти стремились придать набережной Вайтань статус китайской Уолл-стрит. Преобразился и парк Хуанпу, хотя некоторые изменения Чэню не нравились. Как, например, бетонный, выстроенный в постмодернистском стиле Речной павильон, рядом с которым он сейчас остановился, – его громада угрюмо вырисовывалась на фоне серого предрассветного утра и как будто с подозрением за ним наблюдала. Впрочем, ведь и сам Чэнь, когда-то бывший бедным студентом, стал известным старшим инспектором шанхайской полиции.

Тем не менее он по-прежнему любил этот парк и, несмотря на чрезвычайную загруженность работой, находил возможность посещать его раза два в неделю, тем более что парк находился всего в четверти часа ходьбы от управления.

Невдалеке пожилой мужчина занимался гимнастикой тайцзи, быстро чередуя одно упражнение за другим: «схватить птицу за хвост», «аист расправляет крылья», «погладить гриву дикой лошади» – слева и справа… Интересно, подумал старший инспектор Чэнь, кем бы он стал, если бы в свое время более прилежно и упорно занимался гимнастикой. Возможно, сейчас он был бы таким же, как этот невозмутимый энтузиаст тайцзи, облаченный в шелковый белый костюм с широкими рукавами, с пуговицами, обтянутыми красным шелком. Чэнь был с ним знаком. Любитель тайцзи служил бухгалтером в государственной компании, которая находилась на грани банкротства. Тем не менее в данный момент мастер двигался в полной гармонии с вселенской энергией ци.

Чэнь присел на свою любимую зеленую скамейку, стоявшую под высоким тополем. На ее спинке во время культурной революции вырезали популярный лозунг: «Да здравствует диктатура пролетариата!» Как ни пытались его закрасить, иероглифы все равно легко было прочесть.

Чэнь достал из портфеля сборник цы и открыл его на стихах Ню Сицзи.

Он пропустил несколько строчек и прочитал последнюю строфу:

Вот и еще одно совпадение, думал он, барабаня пальцами по спинке скамьи. Не так давно, сидя в кафе на набережной, он прочел эту строфу одному другу – вернее, подруге… Сейчас она ступает по зеленой траве очень далеко отсюда. Однако старший инспектор Чэнь пришел сюда вовсе не для того, чтобы предаваться тоске по прошлому.

Успешное окончание громкого политического дела, касающегося Баошеня, заместителя мэра Пекина, привело к неожиданному повороту в работе и в личной жизни Чэня. Он еще не оправился от эмоционального и физического переутомления. В недавнем письме своей подруге Лин он писал: «Как говорится в пословице, в нашем мире в восьми случаях из десяти все идет не так. Люди – не более чем случайный продукт удачи или невезения, несмотря на их намерения и труды». Лин не ответила на письмо, что его нисколько не удивило. Из-за последнего дела отношения между ними стали напряженными.

Позади Чэня возникла фигура человека в сером маоистском френче, который обратился к нему серьезным приглушенным голосом:

– Товарищ старший инспектор Чэнь!

Он узнал Чжан Хунвэя, старшего офицера охраны парка. В семидесятых Чжан носил на френче значок с портретом Мао, энергичным пружинистым шагом патрулировал дорожки парка, бросая подозрительные взгляды на учебник английского в руках Чэня. Теперь ему было уже за пятьдесят, он облысел, лицо его избороздили морщины, походка стала шаркающей, но он по-прежнему носил тот же серый френч, с которого изчез лик Мао.

– Прошу вас, товарищ старший инспектор Чэнь, пойдемте со мной.

Он последовал за Чжаном в отдаленный уголок парка, полускрытый вечнозеленым кустарником, подстриженным на уровне парапета набережной. Там, метрах в трех от задних ворот, на земле лежал изувеченный труп мужчины с множественными ранами, из которых ручейками струилась кровь, образуя на земле причудливый узор. От берега реки к месту, где лежал труп, тянулась цепочка из капель крови.

И в страшном сне старшему инспектору Чэню не могло привидеться, чтобы ему пришлось заниматься убийством, совершенным в парке Хуанпу.

– Я наткнулся на него, когда делал утренний обход, товарищ старший инспектор Чэнь. Мы знаем, что вы часто приходите сюда по утрам, – извиняющимся тоном говорил Чжан, – вот я и…

– Во сколько вы сегодня делали утренний обход?

– Около шести. Сразу после открытия.

– А когда обходили парк вчера вечером?

– В половине двенадцатого. Прежде чем закрыть парк, мы несколько раз все проверили. И здесь никого не было.

– Значит, вы уверены…

Их разговор прервал взрыв смеха, раздавшийся неподалеку. На парапете сидела молодая женщина и позировала молодому человеку, который навел на нее объектив фотокамеры. Веселое лицо ее под японским зонтиком раскраснелось. Вот она довольно рискованно откинулась назад, и в тот же миг послышался щелчок, затем сверкнула вспышка. Видимо, молодожены приехали сюда на медовый месяц. Романтический день, начавшийся с фотографирования в парке Хуанпу.

– Очистите парк от посетителей и закройте его, – озабоченно нахмурившись, приказал Чэнь и торопливо набросал на книжной закладке номер. – Позвоните по этому номеру из вашей конторы. Попросите следователя Юй Гуанмина прийти сюда как можно скорее.

Чжан поспешно удалился, а Чэнь стал осматривать тело. Убитый был мужчиной лет сорока с небольшим, среднего сложения и роста, одетый в дорогую шелковую белую пижаму. Лицо его было в крови от глубоких порезов, а левая сторона черепа размозжена сильнейшим ударом. Трудно было представить, как он выглядел, будучи живым, но и без медэксперта Чэнь видел, что ему нанесли более дюжины ударов тяжелым и острым орудием, что исключало нож. На плечах раны были очень глубокими, до самых костей. Учитывая такое множество ран, на землю вытекло сравнительно мало крови.

В пижамной куртке был только один карман. Чэнь проверил его. Ничего. И никаких ярлычков на одежде. Он осторожно ощупал нижнюю челюсть и шею трупа в местах, не запачканных кровью. Окоченение уже началось, но остальное тело было относительно мягким. Кожа ног приобрела синюшный оттенок. Под нажимом его пальца багроватые пятна побелели. Следовательно, смерть наступила четыре или пять часов назад.

Он оттянул веко мертвеца – налитый кровью глаз уставился в покрытое тучами небо. Роговая оболочка еще не утратила прозрачности, что подтверждало предположение о том, что смерть наступила недавно.

Как этот труп мог оказаться в парке Хуанпу?!

Старший инспектор Чэнь не сомневался в добросовестности службы охраны парка. Офицеры службы охраны вместе с добровольными дружинниками из пенсионеров совершали вечерние обходы очень прилежно и старательно, осматривали всю территорию, несколько раз объявляли по громкоговорителю о закрытии парка и просили посетителей срочно его покинуть, с помощью фонариков выискивали влюбленных, прячущихся в тени деревьев, и только после тщательного обхода закрывали парк на ночь. Однажды они специально представили управлению полиции доклад о принимаемых ими мерах по охране парка, в котором просили повысить зарплату охранников, работающих в ночную смену. При огромном дефиците жилья в Шанхае парк привлекал влюбленных возможностью уединения. В отдаленных уголках парка молодые забывали о времени, а также и о том, что парк – место публичное. Служба охраны работала здесь очень добросовестно. Чжан неукоснительно следил за тем, чтобы на ночь в парке не оставалось ни единого человека, и Чэнь ему доверял.

Вместе с тем в парк можно было проникнуть и после закрытия: перелезть через ограду не представляло большого труда. Преступник мог совершить убийство, после чего благополучно скрыться. Но мимо парка всю ночь проезжали машины и проходили люди. Так что подобный случай непременно был бы замечен и доведен до сведения полиции. Однако состояние кустарника опровергало такую возможность – никаких признаков борьбы. Две-три сломанные ветки – вот и все, что удалось обнаружить старшему инспектору Чэню. А то, что погибший был в пижаме, тоже заставляло предположить, что убийство произошло в каком-то помещении, откуда уже мертвое тело было доставлено сюда, в парк. Вполне возможно, что труп сбросили сюда с реки. Парапет набережной был невысоким. Во время ночного прилива брошенное с лодки тело могло упасть на парапет и скатиться с него в кусты, что также объясняло цепочку черных пятен на берегу.

Но Чэнь никак не мог понять одного: преступник должен был понимать, что прятать здесь тело просто глупо, оно будет немедленно обнаружено. Парк Хуанпу находится в самом центре Шанхая, каждый день его посещают тысячи людей. Так с какой стати тащить сюда труп?

Тут он увидел сквозь дымку тумана знакомую фигуру следователя Юя с болтающимся на плече фотоаппаратом. Высокий, крепкий и мускулистый, с суровым лицом и глубоко посаженными глазами, Юй был верным и испытанным помощником Чэня, хотя и старше его на пару лет. Кроме того, Юй единственный из его коллег никогда не сплетничал за спиной старшего инспектора по поводу его стремительного продвижения по службе. Своим повышением Чэнь был обязан новой кадровой политике, провозглашенной Дэн Сяопином, в соответствии с которой в органы правопорядка стали привлекать людей с высшим образованием. Они с Юем стали друзьями с тех пор, как распутали дело об убийстве Всекитайской отличницы труда.

– Здесь? – сразу спросил Юй, не поздоровавшись с начальником.

– Да, здесь.

Юй начал делать снимки с разных ракурсов. Опустившись на колени, он нагнулся и внимательно осмотрел раны. Потом достал из кармана брюк линейку и измерил порезы на передней стороне туловища, после чего перевернул его и обследовал раны на спине. Затем Юй взглянул на стоявшего рядом Чэня:

– Вы нашли при нем какие-нибудь документы?

– Нет.

– Боюсь, это дело рук триады, – заявил Юй.

– Почему вы так думаете?

– А вы взгляните на раны. Все нанесены топором. И их не меньше восемнадцати. Можно было обойтись и меньшим количеством – например, одного удара по черепу было бы вполне достаточно, чтобы убить человека. Так что количество ран может иметь особое значение. Типичный для гангстеров способ расправы. – Юй выпрямился во весь свой рост и убрал линейку в карман. – В среднем длина порезов – сантиметров шесть-семь, что говорит о твердой руке и большой силе нападавшего. Здесь поработал отнюдь не дилетант.

– Вывод верный, – кивнул Чэнь. – Как думаете, где его убили?

– Где угодно, только не здесь. Парень еще в пижаме. Должно быть, убийца притащил сюда труп специально – хотел кого-то предупредить. Вот еще одно доказательство в пользу того, что убийство совершено триадой. Они хотят этим что-то сказать.

– Кому?

– Может, кому-нибудь из парка, – предположил Юй. – Или еще кому-то, кто очень скоро об этом узнает. Если хочешь, чтобы об убийстве моментально узнал весь город, лучшего места и не найти.

– Значит, вы считаете, что тело положили здесь специально для того, чтобы его скорее нашли?

– Да, именно так я и думаю.

– Тогда с чего же мы начнем?

Вместо ответа, Юй спросил:

– Шеф, а мы должны брать на себя это дело? Я не говорю, что управление должно от него отказываться, но, насколько я помню, наша особая бригада занимается только политическими делами.

Чэнь понимал отсутствие у своего помощника должностного рвения. Обычно их бригада занималась только теми преступлениями, которые управление объявляло «особыми» по установленным или предполагаемым политическим мотивам. Другими словами, делу присваивался статус «особого», когда управлению приходилось сосредоточить все силы и внимание, чтобы защитить интересы внутренней политики.

– Ну, вообще-то в управлении, по слухам, собираются создать новую группу – она будет заниматься расследованием деятельности «Голубой триады». Но такое дело вполне можно классифицировать как «особое». К тому же мы не можем с уверенностью утверждать, что к этому убийству приложила руку триада.

– Но если она имеет к нему отношение, то дельце весьма щекотливое. Тут легко и обжечься.

– Верно, – согласился Чэнь, понимая, на что намекает Юй. Не каждый полицейский горит желанием заняться делом, связанным с этой бандой.

– У меня сегодня утром все время дергалось левое веко. Не очень хорошее предзнаменование, шеф.

– Пустяки, следователь Юй. – Старший инспектор Чэнь не верил в предрассудки, в отличие от некоторых его коллег, – те непременно советовались с Ицзин, Книгой перемен, прежде чем взяться за дело. Но если суеверия действительно имеют значение, он просто обязан принять дело. Ведь именно в этом парке ему впервые улыбнулась удача.

– В школе нам рассказывали, что Чан Кайши пришел к власти благодаря поддержке шанхайских гангстеров. В его правительстве семь министров были членами «Голубой триады». – Юй помолчал, затем продолжал: – После 1949 года их деятельность пресекли, но, как вы знаете, в восьмидесятых они принялись за старое.

– Да, да, это мне известно. – Чэнь удивился нетипичному для его немногословного помощника красноречию. Обычно Юй не цитировал учебники и уж тем более не вдавался в исторические экскурсы.

– Гангстеры могут быть гораздо более влиятельными, чем мы думаем. Триада орудует в Гонконге, в Тайване, в Канаде, в Штатах и во всем мире. Не говоря уже об ее связях с некоторыми высшими руководителями здесь, у нас.

– Я читал отчеты о ситуации, – заметил Чэнь. – Но в конце концов, а для чего тогда существуем мы?

– Один мой приятель из провинции Аньхой получил задание выбить долги для государственной компании. Так он говорит, что целиком рассчитывал на те же незаконные средства, какими действует триада. В наше время люди не очень-то доверяют полиции.

– Но когда такое произошло в самом центре Шанхая, в парке Хуанпу, мы не можем сидеть сложа руки, – заявил Чэнь. – Сегодня я оказался здесь совершенно случайно. Видно, судьба у меня такая. Так что сперва я переговорю с секретарем парткома Ли. По крайней мере, составим рапорт и разошлем по отделениям полиции фотографии жертвы. Необходимо установить его личность.

Когда похоронная команда увезла тело, старший инспектор с помощником остановились у парапета. Опустевший парк выглядел непривычно. Чэнь достал пачку сигарет «Кент» и раскурил одну для себя, другую для помощника.

– «Ты понимаешь, что это невозможно сделать, но все равно должен что-то делать», – процитировал он. – Изречение Конфуция, которое любил повторять мой покойный отец.

Юй сменил ворчливый тон на примирительный:

– Как бы вы ни решили, я с вами.

Чэнь понимал ход рассуждений помощника, но свои обсуждать с ним не хотел. Сентиментальное отношение к парку Хуанпу он считал своим личным делом, так что на решение заняться расследованием этого возмутительно наглого убийства его подтолкнули соображения политического рода. Если, как они предполагают, в деле действительно замешана организованная преступная группировка, подобное убийство способно сильно повредить репутации города. На почтовых открытках, в кино, в учебниках, как и в его собственных стихотворениях, парк Хуанпу представал символом Шанхая. Будучи старшим инспектором городского управления полиции, Чэнь считал себя ответственным за сохранение доброго имени города.

С некоторым опозданием он ответил своему помощнику:

– Спасибо, следователь Юй. Я знал, что могу на вас положиться.

Покидая парк, они увидели перед центральными воротами толпу людей. Все читали объявление: сегодня парк закрыт на ремонт.

Когда нельзя сказать правду, подойдет любое объяснение.

Вдалеке над слегка тронутыми позолотой волнами скользила белокрылая чайка, четко вырисовываясь на горизонте, как будто неся солнце на своих крыльях.