В десятый день каждого месяца — день поминовения усопшего канцлера Мититака, по приказу императрицы совершалась заупокойная служба с приношением в дар священных сутр и изображений Будды. Когда настала девятая луна, церемония эта была совершена в собственной канцелярии императрицы при большом стечении высшей знати и придворных сановников.

Сэйха̀н прочел проповедь, исполненную такой скорби, что все были взволнованы до слез, даже молодые люди, которые обычно не способны глубоко почувствовать печаль нашей быстротечной жизни.

Когда служба кончилась, присутствовавшие на ней мужчины стали пить вино и декламировать китайские стихи.

То-но тюдзё, господин Таданобу, процитировал из китайской поэмы:

Луна и осень вернулись в назначенный срок,

Но он, куда он сокрылся?

Эти поэтические строки замечательно отвечают мгновению. Как только он отыскал их в своей памяти?

Я пробралась к государыне сквозь толпу придворных дам. Она как раз собиралась удалиться.

— Прекрасно! — воскликнула она, выслушав меня. — Можно подумать, что стихи эти нарочно сочинены к нынешнему дню.

— О да! Я хотела, чтоб вы скорей их услышали и потому покинула церемонию, не доглядев ее до конца… Я тоже думаю, что Таданобу нашел прекрасные слова!

— Ты, понятно, была восхищена больше всех, — заметила императрица, и вот почему она так сказала.

Однажды Таданобу прислал слугу нарочно, чтобы вызвать меня, но я не пошла.

Когда же мы с ним случайно встретились, он сказал мне:

— Почему вы не хотите, чтобы мы по-настоящему стали близкими друзьями? Это странно, ведь я знаю, что не противен вам. Уже много лет у нас с вами доброе знакомство. Неужели же теперь мы расстанемся, и так холодно? Скоро кончится мой срок службы при дворе, я уже не смогу видеть вас. Какие воспоминания оставите вы мне?

— О, разумеется, мне было бы нетрудно уступить вам, — ответила я. Но уж тогда я больше не посмею восхвалять вас. Право, это было бы жаль! А теперь, когда мы, придворные дамы, собираемся перед лицом императора, я пою вам хвалу так усердно, будто по служебной обязанности. Но разве я могла бы, если… Любите же меня, но только в глубине своей души. Иначе демон совести начнет мучить меня, и мне трудно будет по-прежнему превозносить вас до небес.

— Ну что вы! — возразил Таданобу. — Люди, связанные любовью, порою хвалят друг друга с большим жаром, чем если б они были просто знакомы. Тому немало примеров.

— Пусть себе, если им не совестно, — отвечала я. — А вот мне претит, когда кто-нибудь, мужчина или женщина, на все лады восхваляет того, с кем находится в любовной близости, и приходит в ярость, если услышит о них хоть единое слово порицания.

— От вас, видно, ничего не дождешься, — бросил мне Таданобу и страшно насмешил меня.