Дворцовый слуга принес мне от господина То-но бэна Юкина̀ри подарок, обернутый в белую бумагу и украшенный великолепной веткой цветущей сливы.

«Уж нет ли в нем картины?» — я нетерпеливо открыла сверток, но оказалось, что там тесно уложены, один к одному, хэйда̀н — жареные пирожки с начинкой.

Было там и письмо, сочиненное в стиле официального документа:

«Препровождаю один пакет пирожков. Оный пакет почтительно преподносится согласно Установленным прецедентам.

Адресат: господину сёнагону  — младшему секретарю Государственного совета».

Ниже стояли даты и подпись «Мимана̀-но Нарию̀ки»

В конце я прочла приписку:

«Ваш покорный слуга желал бы лично явиться с приношением, но побоялся показаться слишком уродливым при дневном свете».

Почерк был в высшей степени изящен.

Я показала это послание государыне.

— Искусная рука! Очень красиво написано, — с похвалой заметила государыня и взяла письмо, чтобы проглядеть его.

— Но что мне ответить? Надо ли дать подарок слуге, принесшему письмо? Если б кто-нибудь сказал мне!..

— Кажется, я слышу голос Корэнака̀? — молвила государыня. — Кликни его.

Я вышла на веранду и приказала слуге:

— Позови господина сатайбэ̀на .

Сатайбэн Корэнака тотчас же явился, заботливо оправив свой наряд.

— Я звала вас не по приказу государыни, — сказала я, — но по личному делу. Если посланный приносит подарок, вот вроде этого, одной из фрейлин, ну, скажем, госпоже Бэн или мне, надо ли дать ему вознаграждение?

— Нет, незачем. Оставьте у себя пирожки и скушайте… Но почему вы спрашиваете меня? Разве вам послал этот дар какой-нибудь высший член Государственного совета?

— Ну что вы, разве это возможно? — возразила я. Надо было отвечать на письмо Юкинари. Я взяла тонкий лист алой бумаги и написала: «Тот „покорный слуга“, который не удосужился сам лично принести холодные пирожки, наверно, холоден сердцем».

Я привязала письмо к цветущей ветке алой сливы и отослала его.

Почти немедленно Юкинари велел доложить о себе:

— Ваш покорный слуга явился. Я вышла к нему.

— А я-то был уверен, что в награду за мой подарок вы угостите меня, как водится, скороспелым стишком. Но ваш ответ просто восхитителен! Ведь если женщина хоть немного возомнит о себе, она так и сыплет стихами направо и налево. Но вы не такая! С вами приятно поговорить. Мне не по душе присяжные сочинительницы стихов, это неделикатно. Навязчиво, наконец!

Так родилась забавная история, в духе тех, что рассказывают о Норимицу.

Кто-то сообщил мне:

— Когда эту историю поведали императору в присутствии множества людей, государь соизволил заметить: «Она ответила остроумно».

Но довольно об этом. Восхвалять самое себя непристойно и, пожалуй, смешно.