"ИЩИТЕ РУКУ МОСКВЫ"
С тем, что Самуил Шварцбарт был мститель, решительно не согласны украинские историки диаспоры. По их мнению, Шварцбарт был обычный агент ГПУ, террорист-наемник Москвы, направленный на уничтожение Петлюры. Такую версию они отстаивали еще в 1926 году.
Профессор Юрий Кульчицкий, например, доказывает, что "украинцы (имеются в виду деятели эмиграции. – Д.Т.) постоянно задавали себе вопрос, почему убит именно Петлюра.., а не Деникин, Волынцец, Булак-Балахович или кто-то другой из известных погромщиков, которые постоянно жили в Париже.
И ответ ясен: в отличии от них, Петлюра возглавлял украинское национально-освободительное движение и именно этим был опасен для врага. Большевики постоянно преследовали Петлюру и, оказав дипломатическое давления, заставили его уехать из Польши [1 – см. примечания в конце текста].
Он пользовался престижем в Польше, Франции и других странах. Его поддерживали украинцы в изгнании и повстанцы в Украине, которые продолжали бороться с большевиками в подполье, все еще надеясь на поворот. Убив Петлюру, враг надеялся уничтожить украинское освободительное движение…
Убийство Петлюры было только первым из целого ряда политических убийств украинских национальных лидеров и шло также по линии постановления Коминтерна о политических убийствах, которая была подписана 9 января 1926 года.
Сам характер убийства очень напоминает методы, примененные большевиками в их борьбе с украинским подпольем в 1921-1926 годах. Еще перед убийством Петлюры большевики усовершенствовали способы устранения атаманов, убивая их или опорочивая их честь. В случае такого угрожающего противника, каким был Петлюра, они применили оба мероприятия".
То есть главный аргумент здесь – повышенная опасность, угроза со стороны Петлюры для большевистского правительства. И именно поэтому, мол, главный атаман пал жертвой террористического акта.
Но их оппоненты не соглашаются: Петлюра не был более опасным противником, чем, скажем, Деникин или Врангель, но они не стали жертвами покушения. Кроме того, сам по себе этот аргумент более чем сомнительный хотя бы потому, что если бы убийство Петлюры организовывали органы ГПУ, они могли бы сделать это тайно, позаботиться о том, чтобы убийца не попал в руки французской полиции.
Ведь на открытом судебном процессе могло стать известно о причастности к расправе большевистских карательных органов. И поскольку Советский Союз тогда еще находился в дипломатической изоляции и чрезвычайно заботился о своем международном престиже, то вряд ли решился бы он на такой бессмысленный и опасный шаг.
Кроме того, в те годы сталинский политический авантюризм еще не распространялся более-менее заметно на внешнюю политику, которую тогда направлял рассудительный и интеллигентный Г.В.Чичерин.
Так или иначе, но еще во время предварительного следствия настойчиво искали "руку Москвы", "московский след". И эту версию всячески поддерживала французская антикоммунистическая пресса, которая имела целью скомпрометировать советское посольство в Париже.
Тогда его возглавлял в ранге чрезвычайного и полномочного посла тот самый Христиан Раковский, который в 1919-1924 годах был главой Советского правительства Украины и считался одним из самых последовательных противников Симона Петлюры во время гражданской войны на Украине.
Особого напряжения поиски "московского следа" достигли тогда, когда во время следствия, а затем на процессе обвиняемый в убиестве признался, что он когда-то был социалистом, сочувствовал марксистам, но сначала не уточнил, в какой именно фракции социал-демократии принадлежал.
Когда же Шварцбарт впоследствии дал показания, что с молодых лет принадлежал к австрийской социал-демократической группы "функ", что переводится как "Искра", где он тщательно изучал Маркса, Энгельса, Либкнехта и Лассаля, часть прессы начала на все заставки утверждать, что Шварцбарт как большевик и большевистский террорист разоблачен.
В качестве доказательства даже упоминались такие факты из его юношеской биографии, которые не имели никакого отношения к совершенному убийству: арест Шварцбарта за кражу со взломом 1908 года в Вене, за что он отсидел четыре месяца в каторжной тюрьме в императорской Австро-Венгрии. Упоминалось также, что он был выслан из Будапешта в 1909 году как нежелательное лицо по представлению полицейского управления.
В подтверждение версии о том, что Шварцбарт был большевиком, А. Яковлев в своей книге "Парижская трагедия" пишет, что еще до первой мировой войны, "путешествуя на пароходе "Мельбурн" к России, Шварцбарт и еще несколько его товарищей проводили большевистскую пропаганду на пароходе, были арестованы и переданы российским властям по приезде в Архангельск".
Кроме того, как отмечает А. Яковлев, "он (то есть Шварцбарт. – Д.Т.) поместил свои воспоминания с пребывания на Украине 1917-1919 гг., причем откровенно и не прячась описывал, как он служил в красной большевистской армии и как ездил по Украине с уголовными большевистскими отрядами".
А профессор Юрий Кульчицкий добавляет: "Когда его спросили на суде, служил ли он в Красной Армии, Шварцбарт ответил, что нет. На самом деле он не только служил в Красной Армии, но и сам организовывал еврейскую военную часть, которая состояла из 90 бойцов и подчинялась известному большевику Котовскому… Украинцы убеждены, что Шварцбарт был или большевиком, или их инструментом и что он не один был замешан в заговоре".
Но все это лишь предположения историков. Тем более что адвокату обвиняемого удалось разыскать документы, которые свидетельствовали о том, что Шварцбарт во время службы в Красной Армии никакого участия в боевых действиях не участвовал, потому командовал совсем не военной частью, а только обозом в бригаде Котовского. Да и то сравнительно недолго: весной – летом 1920 года.
К тому же, продолжал он далее, решилась бы большевистская контрразведка посылать на такое задание человека, в которой нет абсолютно "чистой" – без краж в молодости – и надежной биографии. Кому же нужен такой нелепый провал агента-террориста?
Но страсти на том не утихали. Бывший украинский генерал, который оказался в эмиграции и постоянно жил в Париже, Николай Шаповал заявил нескольким журналистам, что твердо убежден в том, что Самуил Шварцбарт был причастен к тайной большевистской заговора, которую возглавлял Михаил Владей. Но свои официальные показания согласился дать только судебным инстанциям.
И вот в июне двадцать шестого года началось судебное следствие, которое является основой любого уголовного процесса.
В нем принимали участие специально приглашенные защитники с обеих сторон: подсудимого взялся защищать блестящий парижский адвокат, талантливый публицист с широкими связями в различных кругах французской столицы Анри Торрес.
Не менее известных адвокатов и пригласила семья Симона Петлюры. Его жена Ольга Петлюра после многодневных консультаций с друзьями, знакомыми, лидерами украинской эмиграции поручила представлять интересы потерпевшей части опытным юристам профессору Цезарю Кампенси и Альберту Вильма – кавалеру ордена Почетного легиона, чрезвычайно энергичном и честолюбивому человеку, который заявлял, что знаком со всей прокуратурой Франции и поэтому обязательно отправит Шварцбарта на виселицу или, в лучшем случае, на пожизненную каторгу.
Следовательно, судебное следствие началось, и Альберт Вильма сразу же предложил допросить свидетеля обвинения – пожилого украинского ученого-эмигранта профессора В. Коваля, который заявил, что узнает в Шварцбарте одного из трех, что следили за Петлюрой весной 1926 года. Дополнительные показания он дать не смог, поскольку чувствовал себя очень плохо и на следующий допрос не явился.
Через несколько дней профессор Коваль умер. Однако суд по требованию адвокатов семьи потерпевшего принял его показания как одно из доказательств того, что Шварцбарт действовал не один. Это, пожалуй, было ошибкой Кампенси и Вильма.
Потому что на суде, когда прокурор потребовал от Шварцбарта объяснения по поводу показаний Коваля, Торрес обратился к председателю суда:
"Ваша честь, разве можно принимать во внимание показания, которые давал пожилой и очень больной человек, давал буквально за несколько дней до кончины, стоя одной ногой уже в могиле?
Разве не могут быть такие показания предвзятыми из-за плохого настроение лица, которые давал показания, разве могут они быть взвешенными, если лицо, что их давал, уже не имел возможности полностью контролировать свои поступки, свое зрение и память?" и хотя суд не согласился с Торесом, показания Коваля практически не были взяты во внимание.
Другим свидетелем обвинения, который также настаивал на том, что "без Москвы не обошлось", был уже упомянутый генерал Николай Шаповал. Он показал и на предварительном следствии и на судебном процессе, что речь шла о заговоре и что главными заговорщиками были Володин и убийца Шварцбарт.
Генерал Шаповал рассказал, что его знакомый Михаил Володин был членом Союза русских максималистов и приехал из Германии на конгресс Социалистической партии Франции, который состоялся 8 августа 1925 года.
Поскольку Володин не имел где остановиться вПариже, и был ограничен в средствах и к тому же не знал французского языка, Шаповал на просьбу одного известного французского социалиста, которого он не может назвать, чтобы не бросать тень подозрения на его доброе и честное имя [2], устроил Володина в своем доме.
Генерал Шаповал сообщил, что Володин принимал активное участие в террористических актах на Дальнем Востоке еще в 1920-1921 годах, затем работал в большевистской дипломатической миссии в Праге, где помог организовать восстание коммунистов в Кладно, неподалеко от Праги.
Вследствии этого Володину пришлось немедленно покинуть Чехословакию. Он оказался в Берлине, где снова работал в большевистской миссии, а затем нелегально переехал во Францию и поселился в Париже. Здесь он скитался по квартирам знакомых, потому что не мог поселиться в гостинице.
Кроме меня, продолжал генерал, правда, не объяснив, откуда он знает такие подробные детали, а также насколько они достоверны, Г. Володин часто посещал одного своего знакомого, который жил неподалеку от кладбища Пер-Лашез. А часовой магазин Шварцбарта как раз и находился возле этого кладбища.
Володин часто расспрашивал о Петлюре, интересовался его образом жизни, интересами, увлечениями, уверяя, что хорошо знает одного давнего приятеля Петлюры, который очень хотел бы, если это возможно, снова встретиться с Симоном Васильевичем. Когда Шаповал предложил устроить такую встречу, Володин поблагодарил, но отказался.
Зная, что 23 мая 1926 года в Париже должен был начать работу представительный съезд украинских эмигрантских организаций, Володин попросил билеты для себя и именно для того человека, который жил возле кладбища Пер-Лашез. Потому что он, видимо, хотел, настаивал генерал, чтобы Шварцбарт увидел, как выглядит Петлюра.
А 26 мая, в день убийства, Володин зашел к Шаповала, и они вместе отправились к пекарни купить хлеба. Было послеобеденное время, и уже в пекарне Шаповал узнал, что застрелили какого-то известного "русского генерала", которых тогда в Париже было очень много. На эту весть, как утверждает генерал, Володин отреагировал немедленно: "Это, наверное, убили Петлюру," – и замолчал, поняв, что выдал себя.
В конце июля 1926 года Николая Шаповала вызван к следователю, которому он сразу выложил весь каскад своих показаний. Кроме того, генерал сообщил, что неоднократно замечал подозрительных людей, которые крутились вокруг Петлюры.
"Это были заговорщики, заговорщики",- настойчиво твердил свидетель. Но поскольку он был политическим оппонентом, более того – противником Петлюры, то не поделился своими подозрениями непосредственно с бывшим главным атаманом, а за две-три недели до убийства известил его о своих сомнениях через Норича Карбовского.
Позже и профессор Нейман, доверившись Шаповалова, рассказал, что Володин сообщил ему и ево жене об убийстве вечером того же дня, когда оно произошло. Таким образом, суммировали на суде адвокаты Петлюры, несколько человек услышали о смерти Симона Васильевича от Володина.
"Но это еще ничего не доказывает- вмешался адвокат обвиняемого Торрес. – От любого салонного болтуна или мальчика, который продает свежие газеты, в тот же день узнало об убийстве Петлюры значительно больше людей, чем четверо человек.
И потом знание сведений о убийства, даже знание абсолютно всех модных сплетен Парижа, еще отнюдь не свидетельствует о малейшую причастность человека к совершенному преступлению…".