Исмаил I – первый Сефевид на троне

Начало следующего расцвета Персидского государства было связано с именем шаха Исмаила I, основателя новой правящей династии Сефевидов. Он славился как талантливый военачальник и не раз демонстрировал личную доблесть в сражениях. Исмаил пришел к власти, опираясь на движение кызылбаши – «красноголовых», которых так прозвали за обычай носить чалму с 12 красными полосами, которые были призваны символизировать 12 имамов.

Родоначальником Сефевидов, в честь которого была названа вся династия, считается шейх Сефи ад-Дин, основавший в начале XIV века в Ардебиле суфийско-дервишский орден «Сефевийе». Отец будущего владыки шейх Гейдар возглавлял племенной союз кызылбаши. А его мать Алим-шах бегим была дочерью Узун-Хасана, правителя Ак-Коюнлу (государство туркоманских племен в восточной Анатолии и западном Иране, существовало до воцарения Сефевидов) и греческой принцессы Феодоры Деспины из рода Великих Комнинов, правивших Трапезундской империей.

В 1488 году шейх Гейдар был убит в битве с ширванцами, а в 1495 году его столицу Ардебиль захватили войска Ак-Коюнлу. Шейх Али, старший сын шейха Гейдара, был убит, а младшего Исмаила верные кызылбаши спасли и укрыли, вывезя мальчика сначала в Решт, а потом в Гилян. Там, в Гиляне, во дворце Каркия Мирзы Али он и провел последующие несколько лет, получив хорошее образование под руководством видных ученых.

Победный путь Исмаила начался в 1500 году, когда ему было 14 лет. Исмаил выступил из Гиляна во главе кызылбашей и воинов из других союзных племен и с этой 7-тысячной армией двинулся на Ширван. Решающее сражение произошло в местности Джабани у стен крепости Гюлистан. Армия Исмаила – будущий шах отважно дрался в первых рядах – сокрушила противника, ширваншах Фаррух Ясар был убит, а победители взяли столицу Ширвана – город Баку.

«В 1501 г. он захватил Баку, победил Ак-Коюнлу Алванда и при Нахичевани, что отдало под его власть весь Азербайджан, а затем вступил в Тебриз, где, короновавшись в 1502 г. в качестве шаха, основал династию Сефевидов. Даже если своим успехом он был во многом обязан окружению, невозможно отрицать, что новый монарх был вундеркиндом».

Жан-Поль Ру

«Исмаил I стал вооруженной рукой расширять пределы своих владений. Военные походы следовали один за другим, и его армии кызыл-башей в большинстве случаев сопутствовали убедительные победы».

Алексей Шишов

«Выступивший с небольшим отрядом, оцениваемым приблизительно в полторы тысячи человек, Исмаил прибыл в Эрзинджан (нынче в Восточной Турции) летом 1500 г. с силами, которых стало в пять-шесть раз больше, – пишет Жан-Поль Ру в книге «История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней». – Он немедленно начал действовать. В 1501 г. он захватил Баку, победил ак-коюнлу Алванда и при Нахичевани, что отдало под его власть весь Азербайджан, а затем вступил в Тебриз, где, короновавшись в 1502 г. в качестве шаха, основал династию Сефевидов. Даже если своим успехом он был во многом обязан окружению, невозможно отрицать, что новый монарх был вундеркиндом».

Да, Исмаил продолжил свое восхождение на трон победой над Алванд-ханом, правившим в одной из частей, на которые распалось Ак-Коюнлу после смерти Узун-Хасана и его сына. Алванд-хан, получив донесение о блестящей победе Исмаила над ширванцами, выступил против него из Тебриза во главе 30-тысячной армии. Исмаил повел войска ему навстречу и разбил наголову. Это произошло под Шаруром, а потом победитель Исмаил вступил в Тебриз, и там в июле 1501 года провозгласил себя шахом и начал чеканку собственной монеты.

А далее, как пишет в своей книге «100 великих полководцев Средневековья» Алексей Шишов, «Исмаил I стал вооруженной рукой расширять пределы своих владений. Военные походы следовали один за другим, и его армии кызыл-башей в большинстве случаев сопутствовали убедительные победы. Они начались с того, что в 1503 году в большой битве было разгромлено войско султана Мурада Ак-Каюнлу (брата Альванда Ак-Каюнлу). Побежденному пришлось с остатками своих воинов бежать в Багдад. После этого большого успеха кызылбаши в 1503–1504 годах занимают на территории современного Ирана города (с областями) Казвин, Кум, Кашан, Исфаган, Шираз, Йезд и Керман. Так образовалась историческая «сердцевина» Сефевидской державы. В 1506 году шах Исмаил I начал новую серию завоевательных походов, которая завершилась в 1510 году. Хорошо организованные, полные боевого духа тюрки-кызылбаши завоевывают Армению, Курдистан и арабский Ирак (Месопотамию) с древним городом Багдадом». Столицей Сефевидского государства стал город Тебриз; впоследствии столица была перенесена в Казвин, а оттуда – в Исфахан.

 

Чальдаранская битва

Но успешные завоевательные походы шаха Исмаила встревожили правителя Османской империи, и это привело к прямым военным столкновениям. Исмаил стремился объединить усилия с другими противниками турок, например с венецианцами, обладавшими сильным флотом и множеством прибрежных крепостей. Еще в январе 1505 года шах писал дожу Венецианской республики Леонардо Лоредано: «Мы завоевали всю страну Аджамию, которая теперь процветает. Надеемся на всемогущество Бога и с этой надеждой одержим еще много больших побед, потому что Бог всемогущ и милосерден. И под его образом мы надеемся, что одержим победу над нашими врагами».

«Мы завоевали всю страну Аджамию, которая теперь процветает. Надеемся на всемогущество Бога и с этой надеждой одержим еще много больших побед, потому что Бог всемогущ и милосерден. И под его образом мы надеемся, что одержим победу над нашими врагами».

Шах Исмаил I – дожу Венеции Лоренцо Лоредано

Обращался он с предложением союза и к великому магистру рыцарей-госпитальеров, чьим оплотом был остров Родос в Средиземном море: «…Мы снова просим твою многоуважаемую персону и, демонстрируя нашу добрую волю, выражаем наше огромное желание, чтобы ты пошел против турка – нашего врага… И если ваше правительство соизволит удовлетворить эту нашу просьбу, наша дружба многократно увеличится и окрепнет».

Например, Императору Священной Римской империи Карлу V, шах писал: «Если по Божьей воле это письмо достигнет Вас, то Вы узнаете, что некий Петр прибыл к нам с письмом от короля Венгрии и прочли мы письмо этого государя с удовольствием. Теперь же мы отправляем с вышеупомянутым Петром настоящее письмо и надеемся, что получение его вызовет Ваше удовлетворение. Я очень надеюсь, что Вы внимательно отнесетесь к моим просьбам. Мы должны в начале весны одновременно с двух сторон напасть на нашего общего врага – османского султана. Мы должны начать войну с апреля месяца и продолжать ее до тех пор, пока победа не будет уделом нашим. Как слышал я от подданных османских, христианские государи находятся в войне и вражде друг с другом. Это вызывает удивление, так как при виде распри между ними враги станут еще более дерзкими.

Исходя из этого, я направил письмо королю Венгрии, призывая его воздержаться от вражды с европейскими государями. Я знаю, что он собрал войско с целью повоевать с Его величеством и отправкой ко мне посла с письмом желает сделать меня соучастником в этом деле. Однако я постоянно отказывал в его просьбе, потому что, как Вы говорите, желаю быть Вам другом в счастье и беде, и тот, кто оставит своего союзника и предаст его, заслужит кары Всемогущего Бога. Поэтому Вам необходимо скорее приступить к подготовке войска, и я думаю, что нет нужды еще раз писать, чтобы побудить Вас к этому. Расстояние большое, и пересылка писем представляет трудности, особенно в связи с тем, что османский султан господствует на морях, а отправка другого посла, кроме настоящего, не представляется возможной.

«Мы должны в начале весны одновременно с двух сторон напасть на нашего общего врага – османского султана. Мы должны начать войну с апреля месяца и продолжать ее до тех пор, пока победа не будет уделом нашим».

Шах Исмаил I – императору Карлу V

Конечно, не доверяйте османскому султану. Султан – человек, который не придает значения союзу, клятвам о верности и не пренебрежет ничем, чтобы уничтожить Вас.

Этот старый враг столь вероломен, что отнюдь не будет искренне говорить с великим шахиншахом, царствующим на территории Германии. Слава Аллаху, владыке миров. Аминь. Аминь. Написано в шаввале 924 г. х. Искренне преданный и любящий Вас шах Исмаил Сефеви, сын шейха Хейдара».

Ответное письмо Карла V шаху Исмаилу I гласило: «Высокому царевичу и могущественному властелину, Исмаилу Суфи, Шахиншаху Ирана, брату и лучшему другу нашему.

Карл, высокий царевич, который по милости Божьей является императором Рима и католического мира, государем Германии и Испании, областей Сицилии и Наварры, Гренады, Балеарских островов, Индии, новооткрытой золотой страны, повелителем отдаленных земель Африки, княжеств Германии и Франции и т. д.

Благочестивому и счастливому шаху Исмаилу Сефеви, падишаху Ирана, брату и лучшему другу нашему.

О высокий государь и любимый брат! В прошлом году некий по имени Петр из маронитских священников ливанских гор принес нам письмо Вашего величества, в котором убежище пышности и величия предлагает нам быть готовыми начиная с прошлого апреля вместе начать войну с нашим общим врагом – султаном османских турок. К несчастью, письмо не было еще получено нами в то время, которое было назначено Вашим величеством, чтобы спокойно принять необходимые решения по этому поводу…

В довершение всего государь Франции начал с нами войну, и в войне этой он потерпел ряд поражений, и, наконец, после того, как почти все его войско полегло на поле битвы, он сам живым попал в руки наших войсковых предводителей. Теперь, когда по милости Божьей нам досталась победа и так как мы всегда желали мира и всеобщего спокойствия… считаем, что нашим неотложным делом является то, чтобы мы по обоюдному желанию и воле нашей двинули свои войска против турок. С этой целью я и отправляю обратно к Его величеству известного вам гонца, чтобы он довел до Вашего сведения наше решение воевать. Вы мнение свое должны довести до нас, послав человека, полностью заслуживающего Ваше доверие. В этом деле поспешность была бы полезной. Потому что мы совершенно готовы со своим и союзным войском Вашего величества начать военные действия с врагом, который, в самом деле, бесстыден и нагл. Да сохранит Всевышний Его величество в добром здравии и да разрешит все волнующие его дела».

«Теперь, когда по милости Божьей нам досталась победа и так как мы всегда желали мира и всеобщего спокойствия… считаем, что нашим неотложным делом является то, чтобы мы по обоюдному желанию и воле нашей двинули свои войска против турок. С этой целью я и отправляю обратно к Его величеству известного вам гонца, чтобы он довел до Вашего сведения наше решение воевать».

Император Карл V – шаху Исмаилу I

В 1512 году шах Исмаил разгромил войско турецкого наместника и захватил города Карахисар и Малатья. Но в том же году в Османской империи сменился правитель – на престол взошел султан Селим I, жестокий и энергичный. В 1514 году он двинул армию против шаха Исмаила. Битва разыгралась в августе того же года на равнине Чальдаран. И там удача отвернулась от первого Сефевида – слишком неравными оказались силы. Османы уже реформировали свою армию по европейскому образцу, что означало в первую очередь перевооружение. Произошло драматическое столкновение доблести с непривычной еще мощью порохового оружия. «В отношениях Сефевидов с Османской империей было место и для войны, и для мира, о чем свидетельствуют многочисленные боевые столкновения между ними, после которых заключались мирные договоры. Самое крупное сражение между Ираном и Османской империей произошло при Чальдаране, его причиной послужила поддержка шахом Исмаилом взбунтовавшегося османского принца султана Мурада, а также религиозные противоречия между двумя странами… В битве при Чальдаране Сефевиды не смогли противостоять османской армии, вооруженной огнестрельным оружием и артиллерией, – отмечает Али Акбар Велаяти в книге «Исламская культура и цивилизация». – В иранской армии такого оружия не было, что ставило ее в заведомо невыгодное положение перед лицом более подготовленного противника».

«В отношениях Сефевидов с Османской империей было место и для войны, и для мира, о чем свидетельствуют многочисленные боевые столкновения между ними, после которых заключались мирные договоры. Самое крупное сражение между Ираном и Османской империей произошло при Чальдаране…»

Али Акбар Велаяти

В центре боевых порядков османов была поставлена артиллерия – около трех сотен пушек. Для прикрытия и маскировки перед ними стояли пехотинцы-азабы, а после линии пушек – стрелки-янычары. Зная, что самая грозная сила персидской армии – кавалерия, турки сделали все возможное, чтобы затруднить стремительным и грозным кызылбашским всадникам перемещение по полю сражения и прорыв турецкого фронта. Пушки были скреплены между собой цепями. Обозных мулов и верблюдов, а также повозки, тоже соединив цепями, расположили перед янычарами и по бокам как своеобразные стены.

Поначалу казалось, что счастье сопутствует шаху Исмаилу. Конница так яростно и быстро ринулась на фланги турецких войск, что на левом фланге, где войска в атаку вел лично сам шах, боевые порядки противника были смяты, и даже пушки не успели нанести заметный ущерб мчащимся всадникам. Но на правом фланге конники попали под ураганный обстрел и были вынуждены отступить. Султан направил все силы против Исмаила и его воинов. Шах отважно сражался, он одолел прославленного турецкого воина Али-бека Малкуч-оглу, но, несмотря на эту доблесть, все шло к неблагоприятной для него развязке. Янычары обстреливали шаха и его сподвижников, укрывшись за скрепленными повозками. Исмаил был дважды ранен, причем легенды, сложенные после битвы, гласили, что незадолго до ранения в руку он разрубил своей саблей ствол одной из пушек. Но потом, раненый, он выронил клинок. Саблю нашли на поле битвы и принесли султану, рассказав о случившемся. Тогда тот сам ударил этой саблей по пушке, но на стволе не осталось даже зазубрины. «Это не та сабля!» – воскликнул султан. Когда эта история дошла до Исмаила, он сказал: «Сабля, может, и та, но не та рука».

Однако в сражении шах Исмаил едва уцелел. Его конь споткнулся и рухнул наземь вместе со всадником. Вокруг были враги, но Исмаила ценой собственной жизни спас Солтанали-мирза Афшар – он был внешне похож на правителя и в тот момент ринулся вперед, выкрикивая приказания, как если бы он был шахом. Османы ринулись к нему, а тем временем один из приближенных Исмаила подвел ему другого коня. Вокруг шаха собрались несколько сотен уцелевших воинов, они прорвали кольцо вражеского окружения и смогли добраться до Тебриза.

Турецкая армия, не встречая сопротивления, устремилась на Тебриз, но в это время в Анатолии взбунтовались янычары. Султану Селиму пришлось прекратить войну с Исмаилом ради подавления беспорядков в собственной стране. После Чальдаранской битвы шах Исмаил счел за лучшее не рисковать благополучием своей страны, отказавшись от новых завоевательных походов и сосредоточив внимание на благоустройстве городов, дорог, оросительных систем. Также он покровительствовал поэтам и ученым. Он снова активизировал дипломатические отношения с европейскими странами – Венецианской республикой, Венгрией, а также с королями из рода Габсбургов, желая создать союз, который позволит если не сокрушить османов, то создать некое равновесие, которое будет сдерживать завоевательную жажду султанов.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Но в 1524 году в возрасте 37 лет шах Исмаил внезапно умер. Случилось это в Ардебиле, куда он приехал, чтобы почтить память своего отца. Исмаил был погребен в усыпальнице Сефевидов Даруль-Иршад.

 

Властитель и поэт

Шах Исмаил I обрел славу не только как мудрый правитель и доблестный военачальник, но и как искуснейший стихотворец. Он создавал свои поэтические произведения под именем Хатаи и, следуя традициям персидской лирики, воспевал в них силу чувств («Я ныне властитель державы любви!») и красоту возлюбленной, оплакивал неразделенную страсть («Тоска и беда – вот визири мои. \ В костях моих мозг, словно воск, растопился, \ Огонь поселился в безумной крови!») и выражал готовность поспорить с судьбой («Я воин – меня не пугают бои! \ Орел я, парящий над лезвием Кафа, \ Завидуют песням моим соловьи» (перевод Д. Голубкова)).

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Перу Исмаила Хатаи принадлежат многие произведения, центральное место среди которых занимает поэма «Дехнаме» – «Десять писем»: «Пронеслась зима, весна пришла. \ Мак зацвел, и роза расцвела. \ Подымают птицы крик любви. \ Вновь огонь любви горит в крови. \ Мир луга и рощи расцветил \ И уста молчания открыл…» (перевод В. Державина). Также им написана поэма «Насихат-наме» («Книга наставлений») и отдельные стихотворения, традиционно объединяемые в два сборника.

Старейшая из существующих сейчас рукописей стихов Исмаила Хатаи датируется 1535 годом, она была создана известным каллиграфом Шах Махмудом Нишапури в царствование шаха Тахмаспа I, сына Исмаила. Этот драгоценный манускрипт, содержащий 262 касыды и газели и 10 четверостиший, хранится в Ташкенте.

С именем первого Сефевида многие исследователи связывают известный дастан «Шах Исмаил» – поэтическое лирическое предание, существующее примерно в десяти различных вариантах. Дастан повествует о наследнике трона по имени Исмаил и его возлюбленной Гюльзар, которую пытается отнять у него жестокий отец. После множества приключений влюбленные обретают счастье, Исмаил вступает на престол и становится великим владыкой.

Кроме поэтического таланта, шах Исмаил хорошо рисовал и владел техникой каллиграфического письма, умел играть на музыкальном инструменте – барбате.

Воцарение шаха Исмаила совпало с началом принципиальных перемен в расстановке сил в тогдашнем мире. Прежде всего речь о торговле: ведь несмотря на перемену правящих династий, в течение столетий Персия и сопредельные страны владели ситуацией на торговых путях, которые вели из Китая и Индии в Европу.

Ситуация изменилась с появлением на Востоке чужеземцев. «Иран, Турция, Египет, весь восточный мусульманский мир остолбенело смотрел, как рушатся вековые устои после появления здесь португальцев, – указывает Жан-Поль Ру в книге «История Ирана и иранцев». – Чтобы это полностью понять, им не понадобилось много времени, и они были вынуждены констатировать: мало того, что они лишились монополии на торговлю межу Индией и Дальним Востоком, с одной стороны, и Европой – с другой, но с каждым годом они теряли еще небольшой сектор рынка. За двадцатью кораблями дальнего плаванья, которые в 1502 г. привел в Индийский океан Васко да Гама и которые начали изгонять все мелкие арабские, персидские или китайские суденышки, ранее обеспечивающие перевозку товаров, последовали другие флотилии, которые ежегодно на Пасху отчаливали от побережий христианской Европы и месяцев через шесть подходили к индийским берегам». И это были не просто торговцы, наполнявшие трюмы товарами и уходившие прочь. Пришельцы укоренялись, строили фактории и обустраивали постоянные базы.

«За двадцатью кораблями дальнего плаванья, которые в 1502 г. привел в Индийский океан Васко да Гама и которые начали изгонять все мелкие арабские, персидские или китайские суденышки, ранее обеспечивающие перевозку товаров, последовали другие флотилии, которые ежегодно на Пасху отчаливали от побережий христианской Европы и месяцев через шесть подходили к индийским берегам…»

Жан-Поль Ру

Война с Османской империей при шахе Исмаиле не стала полномасштабной. Султан Селим после бунта своей армии, по словам Ру, «отложил завоевание Ирана на будущее и вернулся в Стамбул. Он его так и не совершил, потому что умер у себя в столице в 1520 г. Его преемник Сулейман I Великолепный (1520–1566) тоже этого не сделал – как союзник Франциска I против Австрии он был слишком занят в Европе. Нападая на Иран (трижды), он никогда как следует не готовился к походам, не извлекал никаких уроков из неудач и в конечном счете потерпел поражение. После его восшествия на престол Иран во всех отношениях получил передышку. Сулейман отменил блокаду, введенную отцом, и это, несмотря на присутствие португальцев, позволило международной торговле несколько оживиться. Обменялись посольствами. Начались переговоры. Но смерть шаха Исмаила и юный возраст его преемника шаха Тахмаспа (1524–1576) – десять лет! – казалось, давали османам благоприятную возможность напасть на персов…»

 

Сефевиды и Великие Моголы

Две прославленные династии владык Азии – Персии и Индии – связывали политические и культурные отношения, начавшиеся практически с момента прихода первого Сефевида к власти в Персии.

14 февраля 1483 года родился император Бабаур (Захир-ад-дин Мухаммед Бабаур), иначе – Бабур, основатель империи Великих Моголов в Индии, полководец и поэт. Он являлся прямым потомком легендарных Тамерлана (по отцу) и Чингисхана (по матери). Когда Бабуру исполнилось одиннадцать лет, погиб его отец, и юноша стал повелителем родной Ферганы. Но на эти земли претендовали слишком многие, и Бабуру пришлось с остатками армии и приближенными уйти на территорию Афганистана, где он и создал новое государство, собираясь со временем вернуться в Фергану. В 1504 году Бабур взял Кабу (где через четыре года создал Сад Верности) и затем принял титул падишаха, но так и не смог вернуться на Родину, которой уже успешно завладел другой. Но тут вмешалась Персия…

«Его преемник Сулейман I Великолепный (1520–1566) тоже этого не сделал – как союзник Франциска I против Австрии он был слишком занят в Европе. Нападая на Иран (трижды), он никогда как следует не готовился к походам, не извлекал никаких уроков из неудач и в конечном счете потерпел поражение».

Жан-Поль Ру

Узбекский хан Шейбани-хан (упоминаемый как Шайбак, Шайбек и Шахибек), Чингизид, основатель Бухарского ханства и династии Шейбанидов, сделал роковую ошибку, отправив ему во время обмена дипломатическими подарками деревянную плошку для сбора подаяния, оскорбив шаха Исмаила I. В ответ владыка Персии отослал Шейбани-хану прялку… В ходе начавшейся войны Шейбани-хан потерпел поражение, попав в засаду. Как пишет историк Бэмбер Гаскойн («Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана»), «вскоре за добрыми новостями последовало возвращение к Бабуру его сестры Ханзады, вдовы Шейбани, которую шах Исмаил освободил и отправил с почетным эскортом и дорогими подарками в Кабул к брату. То был первый дипломатический контакт Бабура с Персией… Его помыслы были все еще обращены к Самарканду, и вскоре стало ясно, что шах охотно помог бы ему вернуть столицу предков… шах рассчитывал воспользоваться законными правами Бабура на Самарканд как средством присоединить эту область к своей империи. В обмен на военную помощь Бабур обязывался чеканить монету от имени Исмаила и упоминать в хутбе имя шаха, а поскольку то были два непременных символа суверенности, Бабур, по сути дела, превращался в вассала, управляющего Самаркандом по воле персидского шаха. Но поскольку Бабуру было дозволено чеканить свою монету и упоминать свое имя в хутбе в Кабуле, он, далекий от фанатизма, видимо, решил, что ничего не теряет, возвращаясь хотя бы окольным путем в свой возлюбленный Самарканд, и принял… условия шаха».

«В обмен на военную помощь Бабур обязывался чеканить монету от имени Исмаила и упоминать в хутбе имя шаха, а поскольку то были два непременных символа суверенности, Бабур, по сути дела, превращался в вассала, управляющего Самаркандом по воле персидского шаха».

Бэмбер Гаскойн

Вступив в военный и политический союз с персидским шахом Исмаилом I против узбеков, Бабур при поддержке персов сумел вернуть себе Бухару. В октябре 1511 года состоялся торжественный въезд (после десятилетнего отсутствия) Бабура в Самарканд (как пишет Гаскойн Бэмбер, «лавки на базарах были задрапированы золотой парчой и увешаны живописными изображениями, люди всех сословий толпились на улицах, выкрикивая приветствия»), но позже не сумел удержать город. Но поскольку все его походы в направлении Центральной Азии заканчивались неудачами, Бабур поменял направление своего натиска и завоевал к 1529 году всю Центральную Индию.

 

Воцарение династии Моголов

В книге «Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана» Бэмбер Гаскойн рассказывает о том, как зарождались честолюбивые планы Бабура, приведшие в итоге к созданию прославленной династии: «Он постоянно возвращался в мыслях к молниеносному завоеванию Индии Тимуром в 1399 году. Хизр-хан, которого Тимур оставил управлять Пенджабом в качестве своеговассала, впоследствии стал султаном Дели и основал династию Саййидов, но даже при этом он открыто подтверждал свою верность дому Тимура, отказываясь именовать себя шахом, а при сыне Тимура Шахрухе утверждал, что он в Индии всего лишь наместник. Этот факт представлял для Бабура особую важность, и он, уже деятельно занимаясь подготовкой к захвату Хиндустана, отправил к султану Ибрахиму в Дели посла «во имя сохранения мира» и предложил, вероятно, самый оптимистичный в истории обмен. «Я послал ему ловчего ястреба-тетеревятника, – писал Бабур в своих воспоминаниях, – и попросил у него земли, которые исстари зависели от тюрков».

«Я послал ему ловчего ястреба-тетеревятника и попросил у него земли, которые исстари зависели от тюрков».

Бабур

Решающим сражением в его индийском походе стала битва при Панипате между войсками Бабура и армией Ибрахим-шаха Лоди, правившего в Дели. Это сражение, произошедшее 21 апреля 1526 года, стало вдобавок одним из первых, если вспомнить Чальдаранскую битву, в которых активно использовалось огнестрельное оружие и артиллерия. Бабур учел печальный опыт шаха Исмаила и решил положиться не только на отвагу своих воинов, но и на пушки. Кроме того, он повелел устроить передвижную крепость из повозок, расположив в ней стрелков, вооруженных ручным огнестрельным оружием.

Армия Ибрахим-шаха Лоди имела численное преимущество, однако Бабур сумел сначала спровоцировать делийцев на фланговую атаку, а потом разгромить их артиллерийским огнем. Боевые слоны, на которых Ибрагим-шах весьма надеялся, испугались грома пушек и ринулись на свои же войска, сминая боевые порядки. К середине дня битва завершилась полной победой Бабура. Ибрагим-шах погиб, но победитель распорядился похоронить его с подобающими почестями. А в качестве памятника своей победы велел разбить в Панипате обширный прекрасный сад.

Победа в битве при Панипате позволила Бабуру почти беспрепятственно занять Дели и Агру, подчинив себе таким образом всю Северную Индию. Почти сразу же после сражения Бабур отправил своего сына Хумаюна с небольшим отрядом взять под охрану драгоценности и золото, хранившиеся в Агре. А сам с остальным войском двинулся к Дели и беспрепятственно вступил в город. Он провел в Дели время, необходимое для того, чтобы в пятницу в мечетях города возгласили хутбу, в которой упоминалось его имя: по традиции, выслушивание хутбы означало, что народ принял власть нового правителя. Так и произошло, жители не взбунтовались. Настало время правления Великих Моголов.

 

«Бабур-наме»

Бабур являлся просвещенным правителем: он сочинял стихи и переписывался с одним из выдающихся поэтов того времени – Алишером Навои. В последние годы жизни правителя в его лирике отчетливо звучала тема тоски по родной земле:

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Также родоначальник Моголов написал автобиографию «Бабур-наме», подробно описывающую предпринятые походы и нравы покоренных им народов. Видный востоковед Луи Базан в предисловии к французскому изданию «Бабур-наме» 1980 года подчеркивал, что «автобиография (Бабура) представляет собой чрезвычайно редкий жанр в исламской литературе».

Перу венценосного ученого и литератора принадлежит целый ряд сочинений («Деван», «Мубаййин», «Аруз Рисоласи», «Рисолаи Валидиййа», «Харб иши»). Изучением его творческого наследия занимаются ученые крупнейших университетов и научных центров всего мира. Следует отметить, что дочь Бабура – Гульбадан бегим, продолжая литературную традицию отца, написала историческое повествование «Хумаюн-наме».

Книга «Бабур-наме», объединившая в себе исторические и биографические записки, этнографические и географические наблюдения, была переведена на персидский язык в 1589 году при шахиншахе Акбаре I Великом, внуке Бабура. Этот властитель, подобно своему деду, покровительствовал искусствам и наукам, при нем была собрана богатейшая библиотека, насчитывавшая более 20 тысяч книг, также Акбар лично перевел на персидский ряд произведений. В эпоху правления Акбара было создано множество замечательных живописных работ, стены его дворцов были расписаны великолепными фресками.

Одним из самых удивительных произведений художественной школы той поры стал цикл иллюстраций к «Бабур-наме», состоявший примерно из пяти сотен миниатюр. Сейчас уникальные рисунки находятся в различных музеях мира. Российское собрание миниатюр к «Бабурнаме» было составлено в начале ХХ века известным меценатом Саввой Морозовым, который приобрел эти листы у персидских купцов на ярмарке в Нижнем Новгороде. На 57 листах, находящихся сейчас в коллекции московского Музея Востока, размещены 69 миниатюр, где запечатлены придворные пиры, охотничьи сценки, жанровые сюжеты, битвы, а также изображены прекрасные цветы, величественные деревья и экзотические звери.

В 1530 году, незадолго до своей смерти, Бабур отправил посла к московскому великому князю Василию Ивановичу. Посол добрался до Москвы только в 1533 году. Эта история была описана в книге В. А. Уляницкого «Сношения России с Среднею Азиею и Индией в XVI–XVII вв.», изданной в Москве в 1889 году.

Умер Бабур 26 декабря 1530 года.

 

Шах приютил изгнанника

Индийские владения унаследовал сын Бабура – Хумаюн. Тогда завязался новый виток отношений, не всегда простых, между Сефевидами и Моголами. Бембер Гаскойн пишет: «Вступивший на трон сын Бабура, Хумаюн, в результате мятежа его брата Камрана-мирзы, а также битвы с войсками афганского наместника Шер-хана Сура в 1540 году, потерпев полный разгром, был вынужден бежать к Сефевидам с просьбой о помощи. Хумаюн был принят при дворе шаха Тахмаспа. Взамен за обещанную военную помощь Хумаюн передал Сефевидам Кандагар, а также признал себя вассалом Сефевидов. При помощи сефевидских войск Хумаюну удалось разгромить своих противников, вернув себе трон. На период правления Хумаюна между двумя державами установились мирные и дружественные отношения…»

«Хумаюн был принят при дворе шаха Тахмаспа. Взамен за обещанную военную помощь Хумаюн передал Сефевидам Кандагар, а также признал себя вассалом Сефевидов. При помощи сефевидских войск Хумаюну удалось разгромить своих противников, вернув себе трон».

Бэмбер Гаскойн

Сохранились письма, которыми обменивались в те времена падишах Хумаюн и шах Тахмасп. Эти тексты демонстрируют всю красочность принятого тогда эпистолярного стиля. Царственные авторы пересыпают свою письменную речь изысканными стихами, украшают ее витиеватыми оборотами и пышными метафорами. Вот, к примеру, как писал Хумаюн своему иранскому собрату:

«Вечное бытие и постоянное правление принадлежит не нам – лишь Всевышнему принадлежит вечное бытие и непрерывное правление!

Моя чистая душа, которая является зеркалом божественных тайн и несомненных предначертаний, выражая искренние чувства дружбы и преданности, сообщает, что в день сотворения в существо этого любящего раба Божьего вложена беспредельная любовь к священному роду Пророка и невинным Имамам. И по велению величественного Господа – Вершителя судеб этот ничтожный раб Божий по мере своих сил и возможностей проявлял усилие и усердие по выполнению всех предписаний и осуществлению догм шариата главы посланников. И в этом деле не осталось никакой заботы и тревоги в сердце этого от души любящего и вечного друга Пророка и его рода – все желания, которые появлялись, нашли свое осуществление благодаря милости и щедрости того ни в чем не нуждающегося господина, за исключением того, что мне не довелось иметь счастье обойти вокруг могил святых Имамов, особенно Мешхеда Резы – султана ангелов и людей, то есть покровителя обездоленных Абульхасана Али ибн Муса ар-Реза, – тысячи ему приветствий и восхвалений!

Всегда, день и ночь, я беспрерывно молился Повелителю миров, чтобы он способствовал достижению такого счастья. И вот появились плоды этих молений – благоухающий ветерок милосердия донесся до жителей дома скорби и разлуки, и ангел-вестник постучался в дверь с благой вестью и сообщил о возможности посещения гробницы Его Величества Имама:

Как только эти слова донеслись до ушей моего разума, я очистил свое сердце от земных привязанностей, украсил свое внутреннее зеркало предельной искренностью, преданностью и праведностью и отправился в путь. Но, несмотря на это, я ждал разрешения Его Величества на то, чтобы совершить паломничество в священный город Имама. И наконец этот находящийся в ожидании преданный любящий удостоился чести получить высокочтимое письмо, что послужило источником бесконечной радости. И высказав эти слова:

с караваном надежды отправился в сторону Каабы желаний…»

«Надеюсь, что после нашей полезной встречи будет столько удач и побед, что о них узнают во всех уголках Хиндустана, Туркестана, Ирана и Турана и их будут вспоминать веками».

Шах Тахмасп – падишаху Хумаюну

Не менее изысканным был и ответ шаха Тахмаспа, в котором он обещал Хумаюну поддержку и военную помощь в делах борьбы с соперниками и возвращения на трон:

«Письмо, вышедшее из-под пера не имеющего себе равных, избранника Всевышнего, любящего Мухаммеда, Али и их святого рода, слова которого были подобны жемчужинам, дошло в самый счастливый час, и прочтение этого славного и драгоценного письма породило искры любви, и поскольку в этом письме, являющемся пределом красноречия, были выражены забота и любезность…

И поскольку из содержания этого высочайшего письма выяснилось, что источником Вашего внимания и великодушия для начала этого дела является только путь любви и покорности к указывающему правителю дорогу роду Пророка, и нет сомнения, что в результате этой веры, о правильности которой свидетельствуют слова Всевышнего, удастся добиться таких побед, что все люди мира будут воспевать их такими словами:

И вести о победах и поражениях врагов в результате помощи и содействия дойдут до небес, и сад любви к роду Пророка расцветет еще пышнее. Надеюсь, что после нашей полезной встречи будет столько удач и побед, что о них узнают во всех уголках Хиндустана, Туркестана, Ирана и Турана и их будут вспоминать веками. С помощью Его Величества Хумайуна я сровняю с землей завистников и сеятелей раздора в Индии, огненным мечом разгромлю негодяев, превращу тьму неверия того края в свет истинной веры, и все люди земли будут наблюдать за победами и успехами нашего освещающего весь мир меча…»

Благодаря персидской помощи Хумаюну удалось сокрушить противников и не только вернуть себе власть, но и значительно укрепить ее. Связи между двумя державами стали еще прочнее, причем это было заметно в самых разных сферах.

Али Акбар Велаяти в книге «Исламская культура и цивилизация» так пишет о персидском влиянии на культуру империи Моголов: «При Хумайюне Хумаййуне каллиграфия получила большое распространение благодаря присутствию при дворе иранских мастеров каллиграфии – Ахмада Му’тамина Казвини и Мир Касима… С точки зрения отношений с Ираном, большое значение имеет правление Хумайюна. Он жил в Иране и был хорошо знаком с иранцами, что естественным образом сблизило две династии. К его двору прибывали многочисленные иранцы, самым выдающимся из них был его визирь Бирам-хан».

«С точки зрения отношений с Ираном, большое значение имеет правление Хумайюна. Он жил в Иране и был хорошо знаком с иранцами, что естественным образом сблизило две династии. К его двору прибывали многочисленные иранцы, самым выдающимся из них был его визирь Бирам-хан».

Али Акбар Велаяти

Более того, Бирам-хан сыграл немалую роль и в удачном начале правления наследника Хумайюна – Акбара. Когда он был провозглашен властителем, ему было всего 14 лет, но трудности вступления во власть он благополучно преодолел, опираясь на мудрого наставника.

 

Шедевры искусства и быта

После войн и раздоров наступил период «золотого века», когда вернувшийся в Индию император Хумаюн привез с собой персидских ювелиров и ремесленников. Как пишет Жан-Поль Ру в книге «История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней», отражая отношения между двумя династиями: «с Индией Великих Моголов отношения были скорее хорошими с тех пор, как Хумаюн, сын Бабура, после десяти лет царствования (1530–1540) был изгнан узурпатором Шер-шахом Суром, попросил убежища при дворе Тахмаспа, был очень хорошо принят и смог при поддержке шаха в 1556 г. отвоевать свой трон… Хумаюн и его преемники так же хорошо служили делу иранизма, как и служило бы семейство Сур, если бы сохранило трон. Изгнанник вернулся пропитанным персидской культурой и привез с собой из Ирана двух очень талантливых художников, заложивших основы прекрасной школы индийской миниатюры».

Расцвет искусства финифти в странах Востока в XVI веке произошел под влиянием Персии, где эта техника изготовления ювелирных украшений была известна давно. Одно из направлений традиционной техники эмалевых украшений предполагает создание двусторонних изделий. Эмаль покрывает оборотную сторону украшения, а лицевая покрыта камнями. Сначала изготовляют оборотную сторону золотого украшения и резцом прочерчивают рисунок, после чего наполняют его смесью стекла и красок и кладут изделие в глиняную печь, нагреваемую до высокой температуры, для запекания и прочного закрепления эмалевых вставок в основе. Неровные края аккуратно обтачивают вручную.

«Хумаюн и его преемники… хорошо служили делу иранизма… Изгнанник вернулся пропитанным персидской культурой и привез с собой из Ирана двух очень талантливых художников, заложивших основы прекрасной школы индийской миниатюры».

Жан-Поль Ру

В XVI веке, когда была основана династия Великих Моголов, персидские традиции получили у придворных ювелиров этих властителей новое развитие и небывалый размах, заставляющий вспомнить о великолепных уборах древних царей Персии. Потом традиция распространилась по всей Центральной Азии. На оборотной стороне украшений чаще стали появляться покрытие эмалью с изображением тонкого растительного узора, а лицевую сторону инкрустировали драгоценными неограненными камнями большого размера. Именно такое богатство украшений, как «тюрбан, украшенный рубином без оправы размером с орех, с другой стороны – равный по величине бриллиант, пояс из жемчуга, рубинов, бриллиантов, цепочка и браслеты из различных драгоценных камней…», описывали в своих мемуарах первые европейские путешественники, побывавшие при дворе Великих Моголов и иранских шахиншахов времен расцвета династии Сефевидов.

Персидские мастера, кроме цветной эмали, умели делать и удивительную «зеркальную эмаль», почти не отличимую в своем блеске от игры бриллиантов чистой воды, притом что эмалевые вставки – обычно вытянутые гладкие «капли» – имели форму кабошона, то есть были без граней. Они традиционно сочетаются в узоре с круглыми эмалевыми вставками, складываясь в «листочки» и «цветы» или абстрактные орнаменты.

Секреты Моголов сумели повлиять на развитие ювелирного искусства настолько, что каждая вещь стала особой миниатюрой. Ее обратная сторона была эмалевой, с изображениями всевозможных животных, птиц, цветов и орнаментов. На лицевой стороне украшения располагались драгоценные камни.

По мнению Арти Д. Александер, «особенностью «могольской» работы с камнями было явное нежелание уменьшать их объемы огранкой, им нравились не ограненные камни и мода того периода благополучно дожила до современности. Правда, в больших вещах не всегда присутствовал большой вкус… Пояса императоров переплетали нитями безупречно гладкого и ровного жемчуга, на тюрбанах закрепляли рубины без оправ; бриллианты размером с орех, изумруды еще большего размера как нечто вполне обыденное присутствовали в одеяниях местной знати. Ожерелья составляли из невиданного крупного жемчуга, чередующегося с просверленными рубинами и алмазами, все пальцы унизывали перстни, локтевые и запястные браслеты имели по 3–4 ряда драгоценных камней…»

«Пояса императоров переплетали нитями безупречно гладкого и ровного жемчуга, на тюрбанах закрепляли рубины без оправ; бриллианты размером с орех, изумруды еще большего размера как нечто вполне обыденное присутствовали в одеяниях местной знати. Ожерелья составляли из невиданного крупного жемчуга, чередующегося с просверленными рубинами и алмазами, все пальцы унизывали перстни, локтевые и запястные браслеты имели по 3–4 ряда драгоценных камней…»

Арти Д. Александер

«Я видел огромный город, превосходивший Лондон по размерам и числу жителей».

Ральф Фитч

Посещаемый современными туристами Фатехпур Сикри, более известный как «Мертвый город», был окружен оборонительной стеной, а с четвертой стороны находилось большое искусственное озеро, давно уже высохшее. Высота городских стен – 9,6 м (при толщине 2,4 м). В город вели 8 ворот, построенных по единому плану. Сегодня главный въезд в него проходит через ворота, ведущие в Агру (37 км). Среди множества прочих достопримечательностей – Сангин Бурдж, массивная башня, выполнявшая не только военные функции (контролировавшая доступ к «Слоновьим воротам»), но служившая местом размещения музыкантов, встречавших появление императора барабанным боем. Сейчас это уникальный пример заброшенного индийского города XVI века. Построенный императором Акбаром, город был столицей Индии с 1571 по 1585 г.

В записках падре Монсаррата, иезуита, посетившего Фатехпури-Сикри в 1580 году, рассказывается, что великий император сам участвовал в строительстве (тесал вместе с мастеровыми камень). Великолепием и изяществом отличались дворцовые (Диван-кхас – Зал личных аудиенций) и культовые части города (Соборная мечеть Джама-Масджид, знаменитый Ибадаткхана – молитвенный дом, где Акбар встречался с представителями всех религий, желая создать единую).

По оценкам историков, население города в период его короткого расцвета составляло не менее 220 тысяч человек. Побывавший в нем в 1584 году английский купец Ральф Фитч писал: «Я видел огромный город, превосходивший Лондон по размерам и числу жителей».

Акбар покинул новую столицу, отправившись сначала в Лахор, а потом в Агру… До сих пор нет точного объяснения всеобщего «исхода» – версия, что жители ушли из-за отсутствия в городе воды, опровергнута учеными.

Фатехпури-Сикри и сейчас остается большой загадкой: из 118 средневековых построек ученые смогли определить назначение только 53. За прошедшие 400 лет город стал легендой, постепенно исчезающей во времени.

 

Слияние традиций

Исследователь Бембер Гаскойн в своей книге «Великие Моголы. Потомки Чингисхана и Тамерлана» пишет о тесной и многообразной связи персидской культуры и традиции с культурой Тимуридов и впоследствии Великих Моголов: «И каменщики, и слоны, вероятно, поработали в Самарканде на строительстве величественной гробницы повелителя, называемой Гур-Эмир. Ее прекрасный бирюзовый купол, созданный под влиянием персидского искусства, может считаться предтечей грядущего великолепия. Тимур велел доставить индийских мастеров в Самарканд, где они должны были следовать персидским художественным образцам, но его потомки передали персидские идеи мастерам Индии, а те, используя обе традиции, стали создавать купола более высокого стиля, заслужившие мировую известность».

Гробница Хумаюна в Дели известна не только своими архитектурными достоинствами, как таковыми, но и тем, что это – памятник супружеской любви и скорби: она была воздвигнута по распоряжению Хаджи Бегам, вдовы Хумаюна. «Зодчий, выбранный ею, Мирак Мирза Гияс, вероятнее всего, был персом, – отмечает Бэмбер Гаскойн, – и по его проекту в Индии появилось первое сооружение с куполом в персидском стиле – таком же, как и гробница Тимура в Самарканде. Купол – исключительная примета мусульманской архитектуры в Индии (в индуистских храмах, где используются главным образом горизонтальные опорные балки, этот принцип неприемлем), однако купола мусульманских сооружений в Индии имеют уплощенную форму, напоминая половинку грейпфрута, в противоположность высоким персидским куполам, как бы поднимающимся на стройной шее. Чтобы привести в соответствие красивые внешние линии с не слишком высокой внутренней камерой, на персидских куполах делают два покрытия с некоторым пространством между ними, и гробница Хумаюна следует этому образцу. Работы начались в 1564 году, и Хаджи Бегам, совершив паломничество в Мекку, основала свою резиденцию непосредственно возле лагеря строителей и наблюдала за строительством вплоть до его окончания в 1573 году. Однако выбранный ею проект оформления гробницы опередил время… стиль этот забыли в Индии вплоть до того времени, когда он возродился в усовершенствованной форме через шестьдесят лет при создании Тадж-Махала».

«Тимур велел доставить индийских мастеров в Самарканд, где они должны были следовать персидским художественным образцам, но его потомки передали персидские идеи мастерам Индии, а те, используя обе традиции, стали создавать купола более высокого стиля, заслужившие мировую известность».

Бэмбер Гаскойн

Тадж-Махал – беломраморная мечеть-мавзолей в Индии, в городе Агра – занимает одно из почетных мест среди величайших памятников архитектуры мирового значения. Это великолепное сооружение было воздвигнуто по приказу Шах Джахана, правителя из династии Великих Моголов, в память о его любимой супруге Мумтаз Махал. В 1983 году Тадж-Махал получил статус объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО и был назван «жемчужиной мусульманского искусства, одним из общепризнанных шедевров наследия, которым восхищаются во всем мире».

Само название «Тадж-Махал» происходит от персидского «великий дворец». Важной была и роль мастеров из Персии при его создании. Главным архитектором этого грандиозного строительства, согласно многим старинным хроникам, был персидский зодчий Устад Иса Ширази. Нанесением надписей на стены и арки руководил каллиграф из Шираза по имени Аманат Хан. Тадж-Махал возведен из мрамора, который доставляли за 300 км, полированный полупрозрачный камень сияет белизной при дневном свете, кажется розовым на рассвете, а ночью в свете луны выглядит серебристым.

Для создания Тадж-Махала были применены уникальные по тем временам технологии и вспомогательные средства. Сначала провели дренаж строительной площадки площадью 1,2 гектара, а потом ее уровень был поднят на 50 метров от уреза воды в протекающей рядом реке Джамна. Опорой сооружению стал фундамент, в основе которого забутованные камнями глубокие колодцы. Строительные леса сами по себе представляли капитальную постройку: они были сложены из кирпича. Чтобы доставлять к месту строительства мрамор и другие материалы, соорудили многокилометровый пандус из утрамбованной земли и разработали для больших каменных плит специальные повозки, в которые запрягали быков. На месте эти плиты поднимали и устанавливали в растущие стены с помощью механизма из блоков и рам. Необходимую для строительных работ воду поднимали из реки в больших резервуарах по канатной дороге, а потом распределяли ее с помощью сложной системы труб.

«Чтобы привести в соответствие красивые внешние линии с не слишком высокой внутренней камерой, на персидских куполах делают два покрытия с некоторым пространством между ними, и гробница Хумаюна следует этому образцу… стиль этот забыли в Индии вплоть до того времени, когда он возродился в усовершенствованной форме через шестьдесят лет при создании Тадж-Махала».

Бэмбер Гаскойн

Существует легенда, что приближенные владыки опасались, как бы разборка лесов не заняла времени еще больше, чем само строительство, продолжавшееся примерно с 1632 по 1653 год. Однако Шах Джахан приказал глашатаям объявить окрестным жителям, что всякий желающий может забрать кирпичи из лесов себе, после чего, как гласит легенда, эти грандиозные леса были разобраны меньше чем за сутки.

 

Великие миниатюры

Абд ас-Самад – один из самых известных персидских художников XVI века. Он жил в Ширазе, а затем в Тебризе, где прошел обучение в мастерской шаха Тахмаспа I.

Историк Акбара Абул Фазл в написанной на персидском языке летописи, описывающей историю Империи Великих Моголов («Акбарнаме»), сообщает о встрече художника и императора: «…к удивительному и чудесному Ходже Абд ас-Самаду Ширин Калам (сладчайший калам), который служил в этом городе, ценитель всего изящного (т. е. Хумаюн) отнесся с большим уважением».

Абд ас-Самад стал придворным живописцем императора Хумаюна и в 1549 году последовал за ним в отвоеванный им Кабул. При участии художника были созданы многие иллюстрации к роману «Хамза-наме». За мастерство, проявленное при создании своих работ, Абд ас-Самад был удостоен почетного прозвища Ширин-Калам – «Сладостная Кисть». Двое сыновей мастера, Мухаммад Шариф и Бехзад, тоже стали известными художниками. «Акбар в новом городе Фатахпуре организовал государственную школу живописи, в которой работало более сотни художников, обучавшихся у иранских мастеров, – пишет Али Акбар Велаяти. – По мере того, как вырастали новые деятели искусства, изменялся и стиль живописи. Постепенно портреты знатных военачальников и князей и даже придворных дам, выполненные в новой технике и с использованием новой цветовой гаммы, стали доминирующим направлением в живописи. В эпоху Акбара творили такие живописцы, как Абд ас-Самад, Бес-аван-Басаван, и Бишан Дас и Абд ас-Самад».

«Акбар в новом городе Фатахпуре организовал государственную школу живописи, в которой работало более сотни художников, обучавшихся у иранских мастеров».

Али Акбар Велаяти

Для шаха Тахмаспа был создан один из прославленных среди ценителей антиквариата экземпляров «Шахнаме», известный как «Шахнаме Хаутона». Факсимильное издание книги было выполнено в 1971 году в честь 2500-летия основания Персидской державы. Созданный мастерами (миниатюры приписывается художнику Ага Мираку) в 1525–35 гг. по заказу персидского шаха Тахмаспа I, покровителя персидской школы изобразительного искусства, этот экземпляр «Шахнаме» стал одним из самых дорогих шедевров Востока.

В апреле 2011 г. иллюстрированный лист из этого издания поэмы «Шахнаме» был продан на аукционе Sotheby's за 7,4 миллиона фунтов стерлингов (12 миллионов долларов), тем самым был установлен новый рекорд стоимости произведений исламского искусства. По словам организаторов торгов, «Шахнаме» был «повсеместно признан одной из величайших иллюстрированных рукописей всех времен или культур и находится в числе величайших произведений мирового искусства», и поэтому они ожидали, что лот принесет 2–3 миллиона фунтов, но в результате интереса антикваров цена была повышена более чем в три раза.

«При шахе Акбаре в 1582 г., персидский язык стал официальным государственным языком. Акбар проявлял особое внимание к персидской культуре и литературе и даже создал что-то вроде Дома переводов, чтобы там осуществлялись переложения старинных индийских текстов, написанных на санскрите и других языках, на персидский язык».

Али Акбар Велаяти

«Как пишет Аннемари Шиммель, известный немецкий исламовед, правление Гурканидов в Индии стало периодом наивысшего расцвета персидской литературы в этой стране, – отмечает Али Акбар Велаяти. – Доказательством этому служит обилие поэтов, а также разнообразие тем, отражавших современное положение и носивших чисто художественный характер. В то время многие персоязычные литераторы отправлялись из Ирана ко двору Гурканидов (Бабуридов), которые их привечали и щедро вознаграждали их за труды. При шахе Акбаре в 1582 г. персидский язык стал официальным государственным языком. Акбар проявлял особое внимание к персидской культуре и литературе и даже создал что-то вроде Дома переводов, чтобы там осуществлялись переложения старинных индийских текстов, написанных на санскрите и других языках, на персидский язык. Одной из причин жанрового и тематического разнообразия персидской поэзии того времени можно считать близкое знакомство поэтов с индийской литературой».

Упомянутое выше уникальное издание обычно сравнивают с еще одним, предшествовавшим, шедевром иллюстраций – «Шахнаме» Байсонкура, тимуридского принца (внука Тимура и брата Улугбека, выдающегося астронома и поэта), являвшегося государственным деятелем и покровителем искусств. В 1426 году Байсонкур заказал иллюстрированное издание «Шахнаме» для библиотеки дворца. Работа над манускриптом продолжалась четыре года. Размеры уникального рукописного издания – 38×26 см. В манускрипте 346 страниц. Миниатюры, по мнению современных ученых, сделали художники Мулла Али и Амир Халил, а переплет – Мавлана Киям ад-Дин. Использовав богатую цветовую гамму (оттенки красного, зеленого, черную, белую, коричневую и золотую краски, охру, оттенки синего), мастера создали уникальные миниатюры, по которым можно «рассмотреть» далекое прошлое – или то, как его представляли в XV веке – интерьеры дворцов владык и внешний вид построек, одеяния и оружие героев, лошадей и других животных.

В самом предисловии к манускрипту говорится, что его текст не был скопирован, как обычно, только с одной рукописи «Шахнаме», а был составлен из нескольких различных вариантов этого великого произведения с целью представить самый полный свод эпоса. «Шахнаме» Байсонкура – образец прекрасного оформления, искусной каллиграфии и непревзойденного мастерства переплета. Известный французский востоковед Жан-Поль Ру писал, что для рисунков «характерны изысканный колорит, какого не найти в других местах, чувство композиции и умение передавать движение, бесподобное изящество в изображении стройных тел с маленькими, но очень выразительными головкам, иногда склоненными к плечу…».

 

«На дороге дружбы…»

Персидский шах Аббас I и индийский властитель Акбар подобно своим предшественникам регулярно обменивались письмами. «И наилучших приветствий и славословий заслуживает тот, – гласит одно из посланий Аббаса, – кто своей высокой, как небосвод, пророческой миссией стал украшением человечества, и если бы не было его, то венец пророчества не сверкал бы так.

…Правителям страны красноречия и взыскующим сокровенные истины известно, что… священные души человеческие до того, как встретиться и общаться в материальном мире, имели связь и близкие отношения в духовном мире, и это не что иное, как отражение божественной любви, поэтому корыстные отношения сего бренного мира не могут сравниться с ними. И такая близость и дружба бывает прочной, не подвергается превратностям, не испытывает нарушений и ослаблений. Особенно тогда, когда основы таких отношений заложены предками и переданы по наследству из поколения в поколение.

«Хотя дальность расстояния и препятствует нашей встрече и общению, однако оно не может преградить путь духовной и душевной близости».

Шах Аббас I – императору Акбару

Хотя дальность расстояния и препятствует нашей встрече и общению, однако оно не может преградить путь духовной и душевной близости.

Тем не менее искренний характер часто не удовлетворяется этим и хочет, чтобы эта внутренняя связь проявлялась во внешних доказательствах, поэтому, прибегая к помощи писем и посланий, посредством их подтверждает свое единство и преданность и старается искренними и дружелюбными словами, вышедшими из-под искусного пера, порадовать душу и освежить разум друзей. Исходя из этого шлю самые искренние приветствия и пожелания, свидетельствующие о нашей преданности, в адрес Его Величества, могущественного правителя, обладающего умом Феридуна, храбростью Рустама, щедростью Джамшида, справедливостью Нуширавана, богатством Сулеймана и величием Искандера.

От него исходят благодеяния, он благоустраивает мир, в результате чего с каждым днем возвышается его слава, ему сопутствуют удачи и победы.

В его подчинении находятся огромные территории на суше и море, он обладает мощной и непобедимой армией… Он – распространяющий мир и безопасность и удостоившийся божественной щедрости и милости, великодушный и величественный хаган Джалал ад-Дин Акбар-шах – да продлит Аллах его правление! Со всей сердечностью пожеланий и искренностью намерений, что в правилах преданных друзей, мы молимся Всевышнему, чтобы тот еще больше возносил его положение и увеличил его могущество и богатство, расширил его владения, что в интересах всех людей. Надеемся, что эти мольбы будут услышаны и наши сердечные пожелания найдут свое осуществление.

«И хотя между нашими династиями – да продлится их правление до вечности! – издавна существовали отношения дружбы и единства, но я не уделял достаточного внимания поддержанию этого единства, преданности и искренности, и об этом невозможно писать в письме и трудно представить. Моя убедительная просьба и искреннее желание состоят в том, чтобы до тех пор, пока небосвод вращается и звезды светят, эти добрые отношения находились в центре внимания Его Величества, чтобы до дня Страшного Суда сад дружбы и преданности не подвергался тлению…»

Император Акбар – шаху Аббасу I

Хотя и не удостоился чести созерцать Ваше счастливое лицо, но в пиршествах дружеского общения мой внутренний взор постоянно устремляется в лицо не имеющего себе равных правителя.

После всех этих приветствий и искренних пожеланий, что необходимо для проявления благожелательности и преданности, доводится до Вашего сведения, что всем известна прочная дружба и единство, которые имели место в отношениях моего покойного деда – покровителя ислама и обитателя рая – и твоего почтенного и могущественного отца – да освятит Аллах их могилы и поместит их души в райских садах! И когда Его Величество Хумайун пожаловал к нам, два счастливых правителя заключили прочный союз и договорились, что и впредь должны сохраняться дружба и единство между сторонами. Это со всей ясностью было подтверждено во время восшествия на престол того счастливого правителя. И пока эти славные повелители находились на престоле правления, они так безупречно соблюдали эти договоренности, что лучше трудно себе вообразить. Они постоянно предпринимали шаги в сторону укрепления дружественных отношений, поддерживали непрерывную связь посредством писем и посланий, чему завидовали многие знаменитые правители того времени…»

Характерно, что за всеми красотами красноречия можно рассмотреть реальные проблемы, возникавшие в отношениях двух могущественных государей: «Когда Его Величество Хумайун, оставив этот бренный мир, переселился в мир вечного блаженства и шахский престол был украшен Твоим восшествием, ожидалось, что Ты будешь следовать по пути, намеченному тем правителем – обитателем рая Хумайуном, и бутоны дружбы и преданности превратятся благодаря этому в благоухающие розы… Однако величественный падишах, вопреки ожиданию, проявил равнодушие к правилам дружбы и преданности… Тем не менее, когда я находился в Герате и обучался делу управления государством, у меня часто возникала мысль о том, чтобы послать к Вам кого-нибудь для возобновления и укрепления давней дружбы… Но пока я вынашивал эту идею, жестокая судьба ниспослала нам большое горе – ушел из жизни мой славный и отважный брат Абулгалиб султан Хамза мирза – да освятит Аллах его могилу!

И на этот раз мы ожидали, что со стороны могущественного покровителя Акбара прибудет кто-нибудь, чтобы выразить соболезнование, однако и это ожидание не осуществилось, так как никто не пожаловал к нам с Вашей стороны. Наконец в эти дни по велению судьбы мне пришлось покинуть Хорасан и прибыть в столицу, чтобы взять в свои руки бразды правления и вступить на наследственный престол. И после того как я навел порядок в стране и упорядочил государственные дела, у меня вновь воскресла мысль о том, чтобы восстановить дружественные отношения между сторонами, укрепить основы доверия и преданности во взаимоотношениях. Поэтому Ядгар, султан Румлу, который обладает совершенным умом и величием, отличается от всех своим мастерством в красноречии и является одним из самых приближенных и почтенных людей, отправляется к Вам, чтобы передать Его Величеству наше письмо, свидетельствующее о нашей любви и преданности, и довести до его сведения наши искренние намерения. И поскольку мы всегда и при любых условиях готовы соблюдать правила искренних дружеских отношений, если Его Величество предложит и посоветует что-нибудь важное в решении трудных вопросов государственного управления, мы с благодарностью будем делать все возможное, чтобы осуществить это, и ожидаем, что такой же путь будет избран им, и до дня Страшного Суда ничто не сможет нарушить нашу дружбу, наоборот, она будет развиваться и расширяться.

Желаем, чтобы милостью и покровительством Аллаха Вы постоянно находились на высоком престоле правления для осуществления мер на благо всех людей. Да защитит Всевышний Ваше господство и правление от ослабления и упадка».

Владыка Акбар так отвечал царственному собрату из Ирана: «…Начало движения пера, слагающего песни, и начало любого письма, содержащего тонкие смыслы, должны связываться с именем того не имеющего начала, благотворящее и щедрое бытие которого не имеет конца и начала. Он своим всемогуществом превратил жалкое небытие в совершенное бытие и двумя буквами «каф» и «нун» сотворил беспредельный и безграничный мир, снабдив его всем необходимым – абстрактной и материальной субстанцией, разумом и душой, светом и тьмой, созвездиями и небесами, цветом и запахом. И из числа всех сотворенных проявил особое милосердие к роду человеческому, который представляет собой квинтэссенцию материального и божественного миров, что нашло свое подтверждение в аяте: «Мы сотворили человека наилучшим образом». И отметил высокое положение и достоинство человека: «И Мы оказали щедрость роду человеческому». И после этого из числа людей избрал пророков и посланников, имеющих связь с божественным миром, которые призваны в свете Его откровений посредством дозволений и запретов наставлять сбившихся с пути на путь истины, знания и мистического познания. И в конце этого ряда поставил драгоценнейшую печать – самые лучшие приветствия Ему! А завершение этого дела возложил на потомков и родственников того славного предводителя – да благословит их Аллах и приветствует! И после этих рангов поручил управление странами мира и осуществление необходимых дел в интересах людей султанам и падишахам, которые то силой мстят врагам государства и религии, то милосердием и щедростью проливают бальзам на раны сердец угнетенных.

«Наконец в эти дни по велению судьбы мне пришлось покинуть Хорасан и прибыть в столицу, чтобы взять в свои руки бразды правления и вступить на наследственный престол. И после того как я навел порядок в стране и упорядочил государственные дела, у меня вновь воскресла мысль о том, чтобы восстановить дружественные отношения между сторонами, укрепить основы доверия и преданности во взаимоотношениях…»

Шах Аббас I – императору Акбару

Далее обращаюсь с наилучшими приветствиями и бесконечными восхищениями к могущественному владыке, отличающемуся от всех правителей времени своей справедливостью, всаднику коня мудрости и смелости.

Это счастливый и удачливый покоритель стран, обладающий богатством Сулеймана, наследник могущественных правителей мира, потомок гаавы Пророков и его священного рода – невинных Имамов, возбуждающий зависть в сердцах падишахов времени, освещающий тьму гнета и несправедливости, то есть падишах, покровительствующий всему миру, величественный шах Аббас! Пусть продлится его жизнь и правление до дня Страшного Суда, пусть крепнут основы его государства, пусть улучшатся дела страны и народа под покровительством его силы и разума!

После этих приветствий и восхвалений, во-первых, пусть будет известно светлой душе Его Величества, которая является вместилищем тайн материального и божественного миров, что хотя моим видящим истину глазам не довелось созерцать озаряющее мир лицо падишаха Аббаса, но я много слышал о его благородных и совершенных качествах. И хотя между нашими династиями – да продлится их правление до вечности! – издавна существовали отношения дружбы и единства, но я не уделял достаточного внимания поддержанию этого единства, преданности и искренности, и об этом невозможно писать в письме и трудно представить. Моя убедительная просьба и искреннее желание состоят в том, чтобы до тех пор, пока небосвод вращается и звезды светят, эти добрые отношения находились в центре внимания Его Величества, чтобы до дня Страшного Суда сад дружбы и преданности не подвергался тлению, чтобы, забыв о поре разобщенности, Его Величество способствовал развитию дружеских связей, регулярно присылал письма и радовал наши преданные и чистые души, превратив их в предмет зависти райских садов.

«Это счастливый и удачливый покоритель стран, обладающий богатством Сулеймана, наследник могущественных правителей мира, потомок гаавы Пророков и его священного рода – невинных Имамов, возбуждающий зависть в сердцах падишахов времени, освещающий тьму гнета и несправедливости, то есть падишах, покровительствующий всему миру, величественный шах Аббас!»

Император Акбар – шаху Аббасу I

Во-вторых, Ваше высокочтимое письмо, отправленное через украшающего и пользующегося большим и заслуженным доверием Манучехр бека эшикагасибаши, который обладает тонким умом и проницательностью, величием и благосклонностью превосходит других с точки зрения знания условий исполнения обязанностей посланника, было получено нами в благоприятный и счастливый час и стало толчком к обновлению и усилению давней дружбы и единства, которые всегда были присущи отношениям двух могущественных династий»

(Тексты писем приводятся по изданию «Сефевиды и Великие Моголы в мусульманской дипломатике». СПб. СПбГУ. 2004, пер. А. Фарзалиева и Р. Мамедовой).

 

Аббас Великий

Один из виднейших правителей Персии – шах Аббас I Великий приходился внуком шаху Тахмаспу. Его отец Мохаммад I Худабенде был возведен на престол кызылбашами, они же в 1582 году провозгласили шахом его младшего сына. Но юный правитель Аббас был наделен немалыми державными способностями, поэтому именно ему удалось реформировать армию и привести страну к процветанию. «Своим умелым правлением он сумел преодолеть неурядицы и признаки слабости, проявившиеся в Иране, – пишет о нем Али Акбар Велаяти. – При этом монархе могущество Ирана во всем всем мире было признано настолько, что европейские монархи и Папа Римский стали направлять к его двору своих послов».

Наблюдая, как кызылбаши оказались силой, которая, подобно древнеримским преторианцам, решала, какому правителю взойти на престол, Аббас быстро осознал опасность как для себя лично, так и того, что по прихоти этих воинственных кланов страна может быть ввергнута в полный хаос.

«До начала царствования шаха ʻАббаса и создания современной армии основу иранского войска составляли кызылбашские части, – подчеркивает в своей книге Али Акбар Велаяти. – Это была грозная военная сила, которая вызывала уважение даже у османских правителей. Но после битвы при Чальдаране стало совершенно очевидно, что следует менять всю структуру армии. Шах Тахмасп набрал молодежь молодежь в пятитысячный полк, названный «курчи» и составивший ядро небольшой армии, которая впоследствии была развита усилиями шаха ʻАббаса Великого. Таким образом, была проделана необходимая работа для последующих военных реформ этого монарха».

«Шах Тахмасп набрал молодежь молодежь в пятитысячный полк, названный «курчи» и составивший ядро небольшой армии, которая впоследствии была развита усилиями шаха ʻАббаса Великого».

Али Акбар Велаяти

Он приступил к изменению структуры вооруженных сил, планомерно заменяя кызылбаши наемными войсками из сопредельных земель. Кроме того, он привлек к реформированию персидской армии военных специалистов из Европы, поскольку было ясно, что войска старого образца терпят крах при столкновении с подразделениями европейского образца. Особую роль в обновлении персидской армии при Аббасе сыграли братья Ширли.

Англичане Энтони и Роберт Ширли в 1598 году прибыли в Персию – по разным версиям, то ли в качестве посланников королевы Елизаветы I, намеревавшейся заключить с Аббасом союз против турок-османов, то ли целенаправленно в качестве военных советников. Относительно союза Аббас I ответа тогда не дал, но предложил братьям службу при своем дворе. Они согласились, но год спустя шах отправил старшего из них, Энтони, с дипломатической миссией в Европу, и обратно тот не вернулся.

А Роберт остался служить у шаха, и ему было поручено руководство военной реформой. Л. С. Васильев в книге «История Востока» указывает, что в результате реформы был создан «12-тысячный корпус стрелков-мушкетеров и 12-тысячный корпус артиллеристов, что вместе с корпусом гвардейцев-гулямов, в основном, из кавказцев, составило ядро регулярной армии… Все это укрепило позиции шаха». Теперь Аббас I мог опираться на преданную лично ему дисциплинированную и качественно оснащенную армию. «Шах Аббас создал новую регулярную армию с особой дисциплиной на основе ядра из «шахсевенов» («сторонников шаха»), представлявших различные национальные меньшинства страны, – пишет Али Акбар Велаяти. – При помощи братьев Ширли шах получил ценные военные знания, соответствующие требованиям той эпохи и уровню военного дела».

В Персии впервые появились пехота, кавалерия и артиллерия в новейшем понимании. Было организовано производство пушек и боеприпасов. «С этой-то хорошо вооруженной и модернизированной армией он обрушился на кызылбашей, – пишет Али Акбар Велаяти. – Заодно обеспечил безопасность страны и упорядочил ее экономическую систему. Шах ʻАббас придавал огромное значение торговле, особенно внешней. Он активно развивал отношения с европейскими странами. Многочисленность его послов при европейских дворах свидетельствовала о том, насколько активно велась работа по установлению внешних связей Ирана в то время. Одним из свидетельств успешности деятельности шаха ʻАббаса стало то, что Шарден, посетив Иран, отметил, что такого величия страна уже не сможет добиться после смерти этого великого шаха».

«Шах Аббас создал новую регулярную армию с особой дисциплиной на основе ядра из «шахсевенов» («сторонников шаха»), представлявших различные национальные меньшинства страны. При помощи братьев Ширли шах получил ценные военные знания, соответствующие требованиям той эпохи и уровню военного дела».

Али Акбар Велаяти

Кроме реформы армии, шаху Аббасу потребовалось осуществить и денежную реформу, поскольку за 11 лет постоянной смены власти в Персии финансовая система пришла в совершенно расстроенное состояние. Аббас ввел монету «аббаси», достоинство которой равнялось одному мискалю серебра.

Шах Аббас I провел ряд удачных завоевательных походов, присоединив к своим владениям Хорасан, Гилян и Мазандеран, а также Лурестан и Кандагар. Он успешно воевал с турками, вернув потерянные после Чальдаранской битвы территории – часть Армении и Грузии, а также Ширван, – и снова занял Багдад в 1623 году.

Следует отметить, что шах Аббас был первым иноземным государем, который признал воцарившуюся на Руси новую династию Романовых. Он выделил русскому правительству заем в размере 7 тысяч рублей. В 1625 году шах Аббас прислал в подарок царю Михаилу великолепный трон.

 

Мосты Исфахана

Владения династии Сефевидов теперь простирались от Тигра до Инда. Шах Аббас перенес столицу в Исфахан и позаботился, чтобы он выглядел, как подобает главному городу державы. Исфахан и поныне славится своими достопримечательностями, среди которых его знаменитые мосты, пересекающие реку Заянде. Самый известный мост называется Си-о-се Поль, что в дословном переводе означает «тридцать три моста», он состоит из 33 пролетов. Этот мост длиной 290 метров был возведен по приказу шаха Аббаса I в 1602 году. Иначе его называют мостом Аллаверды-хана – по имени визиря, возглавлявшего строительство. Этот приближенный шаха Аббаса руководил возведением и других знаменитых архитектурных ансамблей Исфахана, а также занимал пост бегларбега провинции Парс.

«Многочисленность его послов при европейских дворах свидетельствовала о том, насколько активно велась работа по установлению внешних связей Ирана в то время. Одним из свидетельств успешности деятельности шаха Аббаса стало то, что Шарден, посетив Иран, отметил, что такого величия страна уже не сможет добиться после смерти этого великого шаха».

Али Акбар Велаяти

В середине моста Си-о-се Поль расположена традиционная чайхана, откуда открывается прекрасный вид на реку и город. Впрочем полюбоваться пейзажами можно и из многочисленных арок. Мост не только соединяет между собой районы города, но и служит при необходимости плотиной: в пролетах имеются ворота, которые можно закрыть для того, чтобы выше по течению реки накопить воду и направить ее на орошение возделываемых земель и знаменитых исфаханских садов.

Еще один прославленный мост Исфахана – мост Хаджу, также способный при необходимости служить дамбой, регулирующей уровень воды в реке. Он был построен при Аббасе II в 1650 году и стал одним из любимых мест отдыха владыки. В центре моста строители соорудили специальный, роскошно отделанный павильон, где шах проводил вечера, любуясь закатом. Еще два павильона были построены на обоих концах моста. Павильоны и сам мост отделаны многоцветными изразцами, образующими причудливые узоры, и это оформление сохранилось до наших дней в неприкосновенности.

 

Мечеть Имама

В Исфахане находится и построенная по велению Аббаса I одна из самых красивых мечетей в мире – мечеть Имама. Ее стали строить в 1612 (в ряде источников называется 1611) году с южной стороны центральной площади Исфахана – Мейдани-Шах (площади Имама), одной из самых больших в мире – 165×510 метров. До наших дней дошла легенда, рассказывающая о том, что самый первый камень в основание заложил сам шах Аббас Великий. Мечеть получила название Шахской. Ее строительство продолжалось почти двадцать лет (четыре года строили парадный вход) и было закончено в 1629 г. Владыке Персии удалось увидеть исполнение своего великого замысла воочию, что в те далекие века случалось нечасто.

«Шах Аббас жил в мире, покое и довольстве, отдыхая в своих поместьях, наслаждаясь победами, одержанными над врагами и покоренными провинциями…»

Орудж-бек

Строили мечеть персидские зодчие и мастера – главным архитектором называют Усто Абуль-Касима, а начальником каллиграфов и художников – Али Резу, – создавшие поистине уникальный памятник архитектуры.

Это грандиозное сооружение, строительство которого началось более четырех веков назад, дошло до наших дней в почти в первозданном виде. Лишь вскоре после окончания строительства, в 1630, а затем в 1666 году укрепили часть фундамента (который для такого огромного здания оказался недостаточным), были сделаны художественные работы. При строительстве мечети применялись самые передовые и необычные строительные решения того времени, до сих вызывающие уважение архитекторов. Для того чтобы даже облицовка здания приобрела особую выразительность, по приказу владыки Персии мастера использовали не простую керамическую мозаику, а многоцветные глазурованные плитки, расписанные в технике «хафт-ранги» («семицветный», «радуга»), которых было использовано более 470 тысяч!

Среди достопримечательностей мечети можно отметить уникальную акустику: под одним из сводов здания любой звук повторяется эхом двенадцать раз. Имам в мечети может говорить, совершенно не повышая голос, и его услышит каждый, кто находится в здании, и здесь невозможно произнести ни одного слова, чтобы не быть при этом услышанным, где бы говорящий ни стоял. Поэтому мечеть еще называют и Шепчущей.

Общая площадь здания составляет около 20 тысяч квадратных метров, длина – 100 метров, ширина – 130 метров. Главный купол достигает в высоту 54 метра. Главный двор окружен сводчатыми галереями, ведущими в небольшие боковые дворики, являющиеся уголками уединения и прохлады. В северо-западном дворике сохранились каменные солнечные часы, созданные персидским ученым и изобретателем шейхом Баха Аль-Дином Мохаммедом Амили, известным еще как шейх Бахаи. С его именем связана причудливая история-легенда о строительстве в этом городе бани, на протяжении многих столетий обогревавшейся за счет единственной свечи.

После революции 1979 г. Шахская мечеть была переименована в мечеть Имама – Масджид-и-Имам в честь духовного руководителя революции имама Хомейни. Мечеть Имама внесена в список памятников Всемирного наследия ЮНЕСКО.

 

Дон Жуан Персидский

Это имя носил реально существовавший человек, которого на родине в Персии звали Орудж-бек. Он родился не ранее 1560 и не позже 1567 года и являлся сыном Султанали-бека (Султан-Али-бека Баята), занимавшего важные посты при дворе сефевидского шаха Мухаммеда Худабенде (1578–1587), сына шаха Тахмаспа I.

Чтобы добиться поддержки эмиров, шах Мухаммед Худабенд, по словам известного персидского историка (автора крупнейшего источника по истории Сефевидского государства «Тарих-и алем арай-и’Аббаси» («История украшателя мира Аббаса» Искандера Мунши) «открыл дверцы» государственной казны и «достиг предела расточительности». В конце концов шах, который был покинут своим войском, передал корону в руки своему сыну, молодому и энергичному Аббасу I.

После восшествия на престол шаха Аббаса I Орудж-бек принимал участие во всех его военных компаниях, в том числе сопровождал шаха в его победоносном походе 1589 года против узбеков в Герат. «Когда персидские войска достигли границ Герата, шах Аббас, который все еще оставался в Исфахане, прискакал верхом и присоединился к ним, став во главе армии, – вспоминал Орудж-бек. – Талим-хан в юном рвении жаждал открытого боя: он немедленно атаковал нас, и тогда шах принял вызов, хотя мы, персы, имели только 100 тысяч человек против 160 тысяч татар. В тот день, однако, удача сопутствовала нам, так как, начав великую битву против нас, татары поняли истинную цену того, как по-иному могут бороться наши командиры и солдаты, если ими командует лично их шах. Татары оказались совершенно не способными отразить наши атаки и повернули назад, спасаясь бегством, потеряв всю славу, которую они приобрели, и в то же самое время потеряв и господство над провинцией Хорасан. В своем беспорядочном бегстве они оставили своего предводителя Талим-хана, который попал к нам в плен и немедленно был казнен по приказу шаха Аббаса. Тогда мы освободили Герат, взяв в плен более 6 тысяч татарских солдат и вдобавок такое же число их женщин. Видя, что все его враги побеждены, шах отдал армии приказ вернуться в столицу Исфахан».

«Когда персидские войска достигли границ Герата, шах Аббас, который все еще оставался в Исфахане, прискакал верхом и присоединился к ним, став во главе армии. Талим-хан в юном рвении жаждал открытого боя: он немедленно атаковал нас, и тогда шах принял вызов, хотя мы, персы, имели только 100 тысяч человек против 160 тысяч татар. В тот день, однако, удача сопутствовала нам, так как, начав великую битву против нас, татары поняли истинную цену того, как по-иному могут бороться наши командиры и солдаты, если ими командует лично их шах».

Орудж-бек

Будучи приближен к шаху, Орудж-бек стал одним из его доверенных лиц в Европе. Произошло это, когда стала очевидной неизбежность новой войны с турками. «Шах Аббас жил в мире, покое и довольстве, отдыхая в своих поместьях, наслаждаясь победами, одержанными над врагами и покоренными провинциями, когда к персидскому двору прибыли с посольством Мухаммед-ага, великий чавуш султана Турции Мухаммеда III в сопровождении свиты из трехсот владетельных особ и знати. Требованием султана было, чтобы шах Аббас послал своего сына Сефи-мирзу в Константинополь ко двору султана – престолонаследнику в то время было двенадцать лет – веселить и развлекать султана. Царь, зная по собственному опыту жестокие нравы османского двора, отвечал послу таким образом: царь в действительности только слуга своего сына, так как в Персии, когда рождается принц-престолонаследник, он номинально становится царем страны, поэтому он скорее сам отправится засвидетельствовать свое уважение его величеству султану и окажет честь его двору; но, если будет отослан его сын, даже если он захочет послать его, придворные вельможи никогда не согласятся отправить принца».

Но в борьбе против могущественной Османской империи, угрожавшей существованию и многих европейских стран, шах Аббас решил найти союзников в Европе. Ко дворам европейских государей были отправлены персидские посольства. Так, в 1604 г. шах направил своих представителей – посольства Рахуллы-бека и Али Кули-бека – к австрийскому императору Рудольфу II и польскому королю Сигизмунду III. Спустя пять лет посольства возвращались на родину через русские земли, послом вместо умершего в Астрахани Рахуллы-бека стал Тахмасп-бек.

«В Астрахани мы пробыли шестнадцать дней, и нам был оказан превосходный прием, и поскольку была осень, то в стране в изобилии было дынь и яблок очень хорошего качества, – записывал Орудж-бек свои впечатления. – Здесь не только земля приятная, но также и люди; так, генерал-губернатор, которого великий князь Московии назначил сюда правителем, велел объявить, чтобы никто не смел требовать с нас деньги за то, что мы пожелаем купить, а за непослушание – наказание в двести плетей. Город Астрахань – правильнее Астархань – имеет население в 5 тысяч домовладельцев (или 22 500 душ); все дома деревянные, за исключением одних крепостей; хорошо укреплена усадьба, где проживает генерал-губернатор. Это высокое здание и сделано из очень толстых каменных стен; оно охраняется большим гарнизоном, и никто не смеет войти туда без особого разрешения…»

«В Астрахани мы пробыли шестнадцать дней, и нам был оказан превосходный прием, и поскольку была осень, то в стране в изобилии было дынь и яблок…»

Орудж-бек

Но прежде всего шах Аббас в 1599 году отправил посольство ко двору испанского монарха для заключения союзного договора против Османской империи. Одним из руководителей этой дипломатической миссии стал Орудж-бек.

Если верить описаниям испанских знакомых, которые прилагаются к тем старинным запискам сотрудника персидского посольства, то Орудж-бек выглядел привлекательно и импозантно: стройный мужчина в расцвете лет, обладающий густой и волнистой шевелюрой, темпераментный и изысканный, мастерски владевший шпагой, пером и кистью. Большинство из того, что мы знаем о этом персидском дипломате и писателе, известно из его же записок. Они впервые увидели свет более четырех веков назад, в 1604 г., в Вальядолиде, городе на северо-западе Испании, являвшемся в то время местопребыванием двора испанских владык.

Вышедшая на испанском языке книга впервые поведала читателям не только о существовавшей на Востоке великой державе, но и многом другом. Записки Орудж-бека состоят из трех книг, в первой из которых содержатся разнообразные сведения о государстве Сефевидов, правителях и населении. Во второй книге уделено внимание истории персидской державы с древнейших времен до начала XVII века и приводятся подробные версии происхождения правящей во время путешествия Орудж-бека династии. В третьей книге детально описывается путешествие посольства из Персии в Испанию, причем уделено внимание и Российскому государству, его столице и приему персидских послов русским государем.

«Огромный дворец (Кремль) окружен стеной, и он настолько обширный, что сам по себе является приличного размера городом. Дворец весь построен из камня и прекрасно сконструирован, особенно царские покои, которые спланированы на итальянский манер».

Орудж-бек

«Его столица называется Москва, и она очень густонаселена… само название происходит от реки Москвы, которая омывает город Москву. Река берет свое начало в девяти милях от города, и судоходство по ней затруднено по причине извилистости ее русла, особенно между столицей и городом Коломной… Население города, я подсчитал, составляет 80 тысяч дворов (или 360 тысяч душ) и более. Они живут в отдельных домах с сараями и амбарами, и, следовательно, количество земли, занимаемой здесь людьми, более чем необходимо… Город, однако, не обнесен стеной и стоит на открытой местности, и защитой ему служат болота, реки и лагуны, окружающие его. Огромный дворец (Кремль) окружен стеной, и он настолько обширный, что сам по себе является приличного размера городом. Дворец весь построен из камня и прекрасно сконструирован, особенно царские покои, которые спланированы на итальянский манер».

По дороге в Испанию посольство со своим секретарем Орудж-беком посетило Германию и Рим, где было встречено владыками и знатными европейскими вельможами, побывало на устроенных в их честь торжественных приемах и получило подарки для своего персидского владыки. Прибыв в итальянскую Верону, персидское посольство тщетно ждало встречи с венецианским дожем. Официальной причиной отказа главы Венеции вести переговоры с представителями шаха Аббаса I было то, что сейчас у него гостит посол Османской империи, и поэтому, мол, он не может принять одновременно послов двух враждующих между собой стран. Зато персидское посольство принял римский папа Климент VIII (1592–1604).

В записях Орудж-бека рассказывается и о том, что посольство было с достоинством принято в Праге императором Священной Римской империи Рудольфом II (1576–1612), ценителем всевозможной экзотики и тайных знаний. При его дворе жило много художников и философов, лекарей и искателей «философского камня».

«Мы застали его величество стоящим на прекраснейшем ковре в верхнем конце зала; за пределами ковра стоял готовый к услугам его главный секретарь, бывший переводчиком и владевший многими языками и который пользовался исключительной благосклонностью императора. Наш посол вышел вперед и с выражением почтения встал на колени и вручил императору послание царя Персии…»

Орудж-бек

«В конце недели, когда мы отдохнули, его величество послал к нам своего секретаря с приказами, и на следующий день на пяти экипажах нас привели в большой императорский дворец (Hradschin), самое роскошное и прекрасное здание, которое мы когда-либо видели. От внешних ворот до первой лестницы выстроились по обе стороны четыре различных отряда императорской гвардии, с различным оружием, и мы прошли между ними. Когда мы достигли конца лестницы, навстречу вышли камергеры его величества и вместе с присутствовавшими там вельможами и дворянами нас привели к императорской передней. Мы вошли в большой зал, где нас ожидал его величество; камергеры и придворные при этом отстали, и мы вошли одни. Мы застали его величество стоящим на прекраснейшем ковре в верхнем конце зала; за пределами ковра стоял готовый к услугам его главный секретарь, бывший переводчиком и владевший многими языками и который пользовался исключительной благосклонностью императора. Наш посол вышел вперед и с выражением почтения встал на колени и вручил императору послание царя Персии…»

(Текст воспроизведен по изданию «Россия и Европа глазами Орудж-бека Баята – Дон Жуана Персидского». СПб. СПбГУ. 2007. Перевод О. Эфендиева, А. Фарзалиева).

Но, увы, случались и неприятные инциденты: сопровождавший персов британец Антоний Шерли был обвинен в краже посольских ценностей, предназначенных в подарок самому владыке Ватикана – Папе Римскому. Так что можно догадаться, по какой причине он более не появился в Персии.

Вскоре после того, как он закончил свой труд, Орудж-бек, которого называли в Испании Дон Жуаном Персидским, погиб. Надо иметь в виду, что в то время имя Дон Жуан еще не стало нарицательным, одним из «вечных образов» литературы Нового времени, представлявшим собой образ ненасытного обольстителя женщин. При этом первый художественный образ дона Жуана создал около 1630 года испанский драматург и доктор богословия Тирсо де Молина в пьесе «Севильский распутник и каменный гость».

На три с лишним века записки Орудж-бека, получившие громкое название «История Дон Жуана Персидского», оказались забыты. Лишь в 1926 г. они были переведены на английский язык и опубликованы в британской столице известным ученым-ориенталистом Г. Ле Стренджом, который снабдил их своими комментариями.

Вскоре после окончания Второй мировой войны в Мадриде было напечатано второе издание книги на испанском языке. В 1959 г. книга о путешествии персидского посольства была переведена на персидский и опубликована в Иране под названием «Дон Жуани Ирани». На русском языке (перевод с английского издания) книга появилась в Баку в 1988 г. Затем она была переиздана с расширенным указателем издательством Санкт-Петербургского университета. Записки Орудж-бека являются ценнейшим свидетельством жизни Московского царства, содержащим множество уникальных подробностей: «Когда мы достигли верхнего конца зала, увидели там великого князя; он сидел на троне, на ступенчатом возвышении. Это сиденье было сделано из массивного золота, инкрустированного драгоценными камнями. Великий князь был одет в мантию из золотой парчи, отороченную мехом куницы, застегнутую на множество бриллиантовых пуговиц, и на нем была шапка, имеющая вид митры. В его руке был скипетр, похожий на пастуший посох, и позади князя стояли сорок вельмож, и каждый держал серебряный жезл в руке, который был для них знаком отличия. Кроме того, великий князь брал скипетр с собой, когда отправлялся на войну.

Когда мы предстали перед ним, то пали ниц, а особый посол Персии, который был, как мы уже говорили, послан в Московию, вышел вперед. Его звали Пиркули-бек, и он был из персидской знати самого высокого ранга. Перед тем как представиться, он поцеловал письмо, которое привез, а затем вложил его в руки его величества. При этом великий князь поднялся со своего сиденья и, получив письмо, также поцеловал его, а затем отдал его переводчику, который тотчас прочел и перевел его на язык русской страны. Затем наш посол, держащий путь в Испанию, вышел вперед и отдал свое письмо, в котором великого князя просили оказать нам покровительство в благоприятном проезде; и он тотчас обещал сделать это. Его величество разрешил нам сесть, и мы заняли места на длинных скамьях, покрытых бархатом и подбитых перьями».

«Великий князь был одет в мантию из золотой парчи, отороченную мехом куницы, застегнутую на множество бриллиантовых пуговиц, и на нем была шапка, имеющая вид митры. В его руке был скипетр, похожий на пастуший посох, и позади князя стояли сорок вельмож, и каждый держал серебряный жезл в руке, который был для них знаком отличия».

Орудж-бек

 

Федот Котов и его путь в Персию

Миллионы людей слышали о путешествии русского купца Афанасия Никитина и его записках «Хожении за три моря». Но был на русской земле и другой путешественник – Федот Афанасьевич Котов, отправившийся в 1623 году в персидские земли и оставивший об этом путешествии подробные записи.

Федот Афанасьевич Котов происходил из видного купеческого рода, его предки в XVI веке успешно занимались торговлей со странами Востока и, скорее всего, бывали в Персии. После окончания Смутного времени на Руси снова оживилась торговля. Прибывший в 1620 г. в Москву английский посол Мерик при переговорах с государем Михаилом Федоровичем стал просить разрешения на транзитную торговлю с Персией через русские земли. Русский царь, собрав именитых отечественных купцов, рассказал им об английском предложении, сказал также, что сейчас в Русском государстве «во всем скудость и государевой казны нет нисколько», а английские купцы за дорогу в Персию готовы платить державе деньги. На вопрос царя «Если дать английским гостям дорогу в Персию, то не будет ли от того московским гостям и торговым людям помешки и оскуденья?» предусмотрительные купцы сказали государю, что «на то воля государева», а если на них не будет опалы, то они выскажут свое мнение.

«Боятся наша братья того: только Англичанам дать дорогу в Персию – и их промыслы станут; но этого не угадать, всякому своя часть, – и большим товаром торгуют, и малым промышляют, как кто сможет… иные Персияне станут с Англичанами торговать в Персии, а другие поедут в Астрахань, одним Англичанам своими товарами как Персию затворить? Много в Персии охочих торговых людей поедут за русскими товарами».

Федот Котов, русский купец

Выступил тогда и московский купец Родион Котов. Есть две версии – это был брат Федота Котова, либо имя неправильно записали, и это был сам Федот Котов. Котов смело сказал царю: «Боятся наша братья того: только Англичанам дать дорогу в Персию – и их промыслы станут; но этого не угадать, всякому своя часть, – и большим товаром торгуют, и малым промышляют, как кто сможет… иные Персияне станут с Англичанами торговать в Персии, а другие поедут в Астрахань, одним Англичанам своими товарами как Персию затворить? Много в Персии охочих торговых людей поедут за русскими товарами». По всей видимости, ответ, да и сам купец, Михаилу Федоровичу и его боярам понравился, и спустя три года он, по поручению русского царя, «в купчинах, с государевой казною», отправился в персидские земли.

5 мая 1623 года Котов с отрядом из восьми человек покинул столицу и 8 августа прибыл в Астрахань. Спустя шесть дней он добрался по Каспию до Ширвана, а затем по суше прибыл 20 июня в Исфахан. Котов купечествовал с товарами российского царя, что, по всей видимости, избавляло его и от множества бюрократических хлопот и препятствий. Затем купец побывал также в «Турской земле», «Индеи» и «городе Индейском Урзуме», вернувшись на родину лишь в следующем году.

История этого торгового путешествия была им подробно изложена в записках «О ходу в персидское царство и из Персиды в Турскую землю и в Индию и в Урзум, где корабли приходят», содержащих описание самых разнообразных подробностей жизни простых и знатных жителей Персии, дорог и городов, климата и ирригационных сооружений, одежды и обычаев, традиций и главных мусульманских праздников. Котов описывает и встречу жителями персидской столицы шаха Аббаса, возвращавшегося после взятия Багдада. Со временем сочинение стало литературным памятником, и в 1958 году был выпущен перевод рукописи Котова на современный русский язык.

(«Текст воспроизведен по изданию «Хождение купца Федота Котова в Персию». М. Изд. вост. литературы. 1958. Пер. Н. А. Кузнецовой)

 

Возрождение тканых узоров

Слава многоцветных персидских ковров распространилась далеко за пределы страны еще до воцарения династии Сефевидов, однако при этих правителях – а именно при шахе Тахмаспе I и шахе Аббасе I – произошел новый виток развития в искусстве изготовления ковров. Этот период возрождения ковроткачества оставил потомкам порядка 3 тысяч ковров, которые являются украшением крупнейших музеев и коллекций, заслуженно входя в золотой фонд культурного наследия человечества. Так, знаменитый «ковер Ардабиля», изготовленный для гробницы Шейха Сафаюддина Ардабили, предка Сефевидов, – жемчужина собрания лондонского Музея Виктории и Альберта.

Возрождение этого изысканного мастерства, органично сочетающего умение ремесленника с талантом художника, началось еще при первом Сефевиде – шахе Исмаиле. Но наивысшего расцвета оно достигло во времена правления Аббаса Великого, когда благодаря установившемуся в державе миру и процветанию выдающиеся живописцы могли пользоваться покровительством властителя и спокойно создавать эскизы будущих орнаментов для ковров, а мастера-ткачи – до совершенства оттачивать свои навыки. Ковры, сотканные при шахе Аббасе, получили отдельное название «ковры школы Аббаси». На коврах той эпохи были запечатлены прекрасные цветники, сады, охотничьи угодья владык, сложные причудливые орнаменты.

«Сефевиды превратили ковроткачество из ремесла сельских жителей в общенациональное промышленное производство, которое стало одной из важнейших составляющих всей экономики страны, – пишет в своей книге «Исламская культура и цивилизация» Али Акбар Велаяти. – Можно предположить, что первый ковровый цех был построен при Аббасе Великом в Исфахане. Самым древним образцом иранского ковроткачества той эпохи, дошедшим до нас, является известный ковер «Ардабиль», хранящийся в лондонском Музее Виктории и Альберта. Он датируется 942/1506 г. При шахе Аббасе имелось значительное количество шахских ковровых мастерских, где на заказ изготавливались драгоценнейшие ковры. Так, польский король Сигизмунд III закупленные в Иране ковры дал в приданое своей дочери».

Одновременно с ковроткачеством переживало расцвет и текстильное производство. «Рассказывают, что на исфаханском базаре производством тканей занимались 25 тысяч рабочих, а глава текстильного цеха был одним из влиятельнейших людей в стране… – пишет Али Акбар Велаяти. – Ежегодно в Европу экспортировалось 22 тысячи тюков шелковых тканей». Летописцы свидетельствуют, что шах Аббас регулярно посещал мастерские и лично наблюдал за изготовлением ковров и шелковых полотен.

«Сефевиды превратили ковроткачество из ремесла сельских жителей в общенациональное промышленное производство, которое стало одной из важнейших составляющих всей экономики страны. Можно предположить, что первый ковровый цех был построен при Аббасе Великом в Исфахане».

Али Акбар Велаяти

Официально признанной родиной шелка – самого экологичного, качественного и красивого материала, по мнению большинства ученых, является Китай. Предания говорят, что примерно в 2700 году до нашей эры китайской принцессой Си Линчьжи были изобретены способы получения нити из коконов шелковичного червя. Долгие века под страхом смертной казни за измену императору было запрещено разглашать тайну его изготовления, а также вывозить за пределы страны гусениц шелкопряда или семена тутовника.

Поэтому и процветал Великий шелковый путь. Но в легендах рассказывается, что однажды некий персидский купец решил во что бы то ни стало раскрыть этот секрет. Не сразу, но ему удалось завязать тайные знакомства на тутовых плантациях и вывезти в складках чалмы сначала семена тутовника, а потом и немного грены – яичек шелкопряда. По другой версии того же предания, купец спрятал в головном уборе не грену, а несколько коконов с живыми куколками.

Шелк носили императоры и знать Рима и Византии, недаром в летописях их называли «ткаными ветрами». Шелк ценили владыки восточных стран. Не были равнодушны к шелку и Великие Моголы, индийские навабы и могольская знать. В «Айни Акбари» Абдула Фазала рассказывалось о развитии шелкоткачества во времена императора Акбара.

Обращая внимание на ковроткачество и текстильное ремесло в эпоху Великих Моголов, можно отметить, что оно, как пишет Али Акбар Велаяти, «несло в себе сильный иранский элемент, на котором это искусство было основано. Ковровые мастерские располагались в таких городах, как Агра, Фатахпур и Лахор. Мастерами и наставниками там были иранские ковроткачи из Кашана, Исфахана, Кермана и Сабзевара, а образцами служили иранские ковры с цветочным узором».

«…в мозаиках Хирбат Минья и Хирбат аль-Мафджар, ковры обозначаются оставленными кистями, а в одном случае – явным указанием на технику тканья. Иные переносы не столь откровенны. Однако можно утверждать, что непрерывные цепочки иранских сенмурвов, или собакоголовых мифических животных, в росписях Хирбат аль-Мафджар копируют персидские ткани».

Олег Грабар

Более того, традиционные узоры персидских ковров влияли на орнаменты и цветовые решения настенных росписей и мозаик во многих сопредельных странах. Олег Грабар в книге «Формирование исламского искусства» пишет об этом: «…в мозаиках Хирбат Минья и Хирбат аль-Мафджар, ковры обозначаются оставленными кистями, а в одном случае – явным указанием на технику тканья. Иные переносы не столь откровенны. Однако можно утверждать, что непрерывные цепочки иранских сенмурвов, или собако-головых мифических животных, в росписях Хирбат аль-Мафджар копируют персидские ткани».

 

Калам и краски

Искусство создания многоцветных и красочных тканей имеет богатую историю, в которой существуют самые разные направления и традиции. С Востока богатые ткани везли во все концы земли. В знаменитом княжестве Голконда, где долго правили владыки-мусульмане, под влиянием персидских традиций сложился «коромандельский» стиль. В тамошних мастерских производили узорчатый материал «каламкари».

Каламкари представляет собой ручную роспись на ткани своеобразной кистью-«пером», каламом. Изначально силуэт выполняется в черной гамме, остальные детали – серыми тонами, а потом узор расписывается яркими красками. Калам изготовлялся из высушенного тростника, конец которого специальным образом затачивался (для традиционного рисования имела значение его длина и толщина острия), а при необходимости к нему прикрепляли кусочек холста. Для ткани каламкари традиционными являются такие цвета, как шафран, розовые, охра, красный, черный, синий.

Наиболее выразительно персидский стиль прослеживается в тканях, которые изготавливали в Мачилипатнаме. Процветающий торговый центр текстиля и порт – город Мачилипатнам – экспортировал ткани каламкари не только по всему Востоку, но и в Западную Европу, где их называли «вощеный ситец». При Великих Моголах особенной популярностью пользовались цветные ткани из хлопка, из них делали не только одежду, но и перегородки ширм, шамианы (красочные шатры-палатки) и многое другое.

Часто мастера работали по рисункам, предоставленным персидскими заказчиками, иногда дополняя их оригинальными художественными элементами на свой вкус. «Самым известным орнаментом был рисунок «Древо Жизни», – отмечает дизайнер и исследователь Арти Д. Александер. – На узорчатых тканях персидского стиля, изготавливавшихся в Мачилипатнаме, изображено раскидистое цветущее Древо, растущее на возвышении. На его ветвях с ажурной листвой сидят фантастические птицы, а по обе стороны подножия два павлина держат в клювах змей. В нижней части ткани традиционно изображалось море и обитающие в нем рыбы, черепахи, раковины…» Блеск водной стихии передавала знаменитая синяя краска – индиго.

«Самым известным орнаментом был рисунок «Древо Жизни». На узорчатых тканях персидского стиля, изготавливавшихся в Мачилипатнаме, изображено раскидистое цветущее Древо, растущее на возвышении. На его ветвях с ажурной листвой сидят фантастические птицы, а по обе стороны подножия два павлина держат в клювах змей. В нижней части ткани традиционно изображалось море и обитающие в нем рыбы, черепахи, раковины…»

Арти Д. Александер

 

Высокая кухня Персии

Персидскую кухню часто называют матерью всемирной кулинарии, потому что именно с древней иранской земли по всему свету распространились многие кушанья, без которых теперь не мыслят свой стол самые разные народы. Среди таких блюд – пирожки санбуса (самбуса), которые повсюду знамениты под сходными названиями, будь то самбусак Магриба, самса Средней Азии или португальская шамуса. Вариантов приготовления существует великое множество. Классическая самса имеет треугольную форму, но допустимы и квадратная, и круглая. В оболочке из хрустящего теста скрывается сочная начинка из приправленного луком и специями рубленого мяса, курдюка, картофеля, тыквы, гороха, чечевицы. В приморских регионах и на берегах крупных рек самсу-самбусу готовят с начинкой из рыбы.

Появление одного из самых известных в наши дни видов традиционного иранского хлеба – сангак – историки относят ко временам шаха Аббаса I. А непосредственно честь изобретения «каменного хлеба», согласно преданиям, принадлежит Шейху Бахаи, прославленному ученому и поэту, советнику шаха.

Аббас Великий, справедливо почитаемый не только как правитель, но и как выдающийся полководец, неоднократно вел военные действия. Но, кроме стратегического таланта военачальника, успех любой военной кампании определяется и умелым решением повседневных проблем, например снабжения войска пропитанием. А как накормить воинов в походе хотя бы хорошим горячим хлебом, если нет ни очагов для выпечки, ни даже гарантированно качественной муки?

Чтобы решить эту проблему, Шейх Бахаи предложил печь хлеб из зерна, которое поставляли крестьяне, – размолотое на маленьких мельничках-зернотерках, оно смешивалось с водой. А потом тонкие и длинные куски получившегося теста выпекались на прогретой кострами насыпи из множества камешков. Причем этот импровизированный очаг перемещался вместе с армиями шаха Аббаса в «разобранном» виде – каждый воин вез при седле или нес в котомке маленький мешочек с галькой. На привале камешки ссыпались вместе, и на них выпекали хлеб.

Тогда же на дворцовой кухне, а потом и по всей стране появились всевозможные виды долмы – блюда из фарша, которым начиняются плоды, овощи или листья, которое ведет свою историю из Ирана и прилегающих стран. Кушанье это весьма древнее и может иметь как самый привычный вид фаршированных виноградных листьев, так и представлять собой наполненные начинкой овощи или фрукты. Одна из самых старинных разновидностей этого блюда – айва, которую традиционно начиняют мясным фаршем, благо кисло-сладкая мякоть и мясо очень хорошо дополняют друг друга как в смысле гармонии вкуса, так и применительно к пользе для пищеварения. В свежем виде айва почти не съедобна, а будучи запеченной или сваренной на пару, она еще сильнее проявляет свой характерный и приятный аромат, а также обретает вкус и консистенцию, которые делают ее прекрасным лакомством.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Сочетание мяса с кисло-сладкими фруктами можно встретить и в долме из виноградных листьев. Для иранской кухни, где вообще-то рис пользуется большим почетом, характерен фарш для долмы, наоборот, без риса – только рубленое мясо и фрукты. Немалой популярностью и сейчас пользуется долма в виде фаршированных баклажанов, здесь позволительна даже более жирная, чем обычно, начинка, поскольку баклажаны способствуют быстрому и благополучному усвоению даже тяжелой пищи. Баклажаны и фарш из баранины считаются одним из лучших взаимодополняющих сочетаний продуктов.

Еще одним из самых древних кулинарных изобретений можно с полным правом назвать прохладительный напиток шербет (от персидского слова «sharbat»). Традиционно он был не только, а порой и не столько, сладким, но и кисловатым, и пряным. Основой служил сироп или настой из ягод шиповника или кизила, особый аромат давали розовые лепестки, непременно добавляли в напиток корицу, шафран, пряные травы. Несладкие шербеты существуют и сейчас, обычно они готовятся из кислых фруктов и насыщенного настоя ароматических трав. Их употребляют по ходу трапезы, когда на стол подаются мясные блюда, особенно если кушанье приготовлено из жирного мяса. Предание гласит, что знаменитому путешественнику Марко Поло, с именем которого связывают появление шербета в Европе, в первую очередь довелось попробовать именно такой шербет, призванный помогать пищеварению после обильной и тяжелой еды.

 

Стенька Разин и персиянка-пленница

К общему русско-персидскому прошлому, несомненно, относится и широко известная история о том, как знаменитый мятежный казак – атаман Степан Разин – утопил в Волге свою возлюбленную – персидскую княжну. К такой жестокости, согласно преданию, подтолкнули его насмешки сподвижников. И даже первым кинофильмом, снятым и вышедшим на экраны «электротеатров» в Российской империи в 1908 году, стала «Понизовая вольница», поставленная на студии Ханжонкова режиссером Владимиром Ромашковым на основе этого сюжета.

В картине влюбленный в княжну атаман, постоянно задерживающий войско для своих «гулянок», прочитав подброшенное есаулами письмо, в котором говорится, что княжна изменяет ему с «принцем Хасаном», в гневе топит ее. «Картина эта до известной степени делает эру в истории русского кинематографического театра, – писал журнал «Сцена» в 1908 году. – В ней впервые наш синематограф вступает на национальную почву, в ней впервые он дает роскошную и выдержанную в историческом колорите картину. Театр «Колизей», благодаря своему огромному экрану, смог блестяще поставить эту картину. Не останавливаясь ни перед какими затратами, он пригласил хор певчих, которыми будут исполнены «Вниз по матушке по Волге» и «Из-за острова на стрежень». Кто не знает красивую легенду о Стеньке Разине и персидской княжне, послужившей содержанием картины?»

На этот же сюжет написал когда-то стихотворение Пушкин:

А повествующая о том же самом знаменитая песня «Из-за острова на стрежень…» вообще порой считается народной и дошедшей из глубины столетий, хотя на самом деле ее текст был написан Д. Н. Садовниковым лишь в середине XIX века.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

И мало кто задумывается, имеет ли эта песенно-кинематографическая история какое-то отношение к реальности. Действительно, мятежные казаки под предводительством Разина на воде и берегах Каспийского моря не раз вступали в столкновение с войсками персидского шаха Сулеймана, а однажды им даже удалось захватить летний дворец персидского правителя. Причем посланник русского царя Пальмар доставил шаху грамоту от своего государя с предупреждением о бунтовщиках, с которыми церемониться не следует («побивали бы их везде и смертию уморяли без пощады»), поэтому всерьез переговоров с ними никто не вел. Несмотря на то (об этом речь пойдет далее), что имеется ряд свидетельств, Степан Разин заявлял о готовности стать подданным шаха.

Историю с возможным захватом благородной пленницы большинство исследователей связывает с морским сражением весной 1669 года возле острова, ныне именуемого Сари, неподалеку от Ленкорани. Тогда флотилию Разина атаковали корабли, которыми командовал Мамед-хан (иначе – Менада-хан), наместник Астрабада, в чьем распоряжении были и сухопутные силы, занявшие остров. Как сообщал шведский посланник в Персии Э. Кемпфер, у Разина имелось три десятка речных стругов и мелкокалиберные пушки на каждом из них. Русские донесения гласили, что у мятежников наличествовало примерно двадцать судов, но большая часть – морские, то есть более крупные струги с артиллерией в 20 больших и 20 малых пушек. В любом случае, персидский флот имел двойное превосходство в количестве кораблей – не меньше полусотни больших высокобортных боевых судов. Мамед-хан приказал соединить корабли цепями, чтобы противник не мог вырваться из окружения.

«Самый распространенный миф: Разиным была утоплена именно персидская княжна – дочь Менады-хана, чью флотилию казаки разбили у Свиного острова. Однако в плену у Разина был сын хана, и это факт, установленный множеством документов, о дочери же ни единого упоминания нет».

Максим Чертанов

Однако применив обманный маневр, притворно отступая, Разин сумел выманить преследователей в открытое море, а там его пушкари, сосредоточив огонь на флагманском корабле, подожгли его особым ядром, начиненным хлопком и нефтью. Корабль Мамед-хана заполыхал, взорвался пороховой погреб. Из-за цепей начали тонуть и соседние суда. Командующий успел покинуть горящее судно, но боевые порядки уже смешались, и в итоге победа осталась за Разиным. Во время этого сражения в плен к казакам попал сын Мамед-хана, впоследствии переданный русским властям.

«Самый распространенный миф: Разиным была утоплена именно персидская княжна – дочь Менады-хана, чью флотилию казаки разбили у Свиного острова. Однако в плену у Разина был сын хана, и это факт, установленный множеством документов, о дочери же ни единого упоминания нет», – пишет Максим Чертанов в книге «Степан Разин». По его же словам, «сценарий фильма «Стенька Разин» писал даже Е. И. Замятин в 1933 году для студии «Вандор-филмз»; предполагалось, что играть главную роль будет Шаляпин, но, увы, проект не был реализован. Там княжна и Разин обожают друг друга, но на пленницу положил глаз коварный Василий Ус и подбил казаков возмутиться поведением атамана; конец все тот же».

Источником версии, что вместе с сыном наместника была пленена сестра, вскоре погибшая от рук атамана, являются мемуары голландского путешественника Яна Стрейса, опубликованные им в 1676 году в Амстердаме: «При нем была персидская княжна, которую он похитил вместе с ее братом. Он подарил юношу господину Прозоровскому, а княжну принудил стать своей любовницей. Придя в неистовство и запьянев, он совершил следующую необдуманную жестокость и, обратившись к Волге, сказал: «Ты прекрасна, река, от тебя получил я так много золота, серебра и драгоценностей, ты отец и мать моей чести, славы, и тьфу на меня за то, что я до сих пор не принес ничего в жертву тебе. Ну хорошо, я не хочу быть более неблагодарным!» Вслед за тем схватил он несчастную княжну одной рукой за шею, другой за ноги и бросил в реку. На ней были одежды, затканные золотом и серебром, и она была убрана жемчугом, алмазами и другими драгоценными камнями, как королева. Она была весьма красивой и приветливой девушкой, нравилась ему и во всем пришлась ему по нраву. Она тоже полюбила его из страха перед его жестокостью и чтобы забыть свое горе, а все-таки должна была погибнуть таким ужасным и неслыханным образом от этого бешеного зверя».

Доктор исторических наук В. Н. Королев в своем обстоятельном исследовании «Утопил ли Стенька Разин княжну?» отмечает явную мифологичность этого сюжета: «По одной из легенд, Разин привез из Персии волшебный ковер, а «девка-предательница» его подменила, почему атамана и схватили. В некоторых преданиях, враждебных Разину, он представлен как «друг и любовник Маринки-безбожницы» (Марины Мнишек?)… Утопление разинской любовницы само по себе также вызывает большие сомнения и походит на занимательный фольклорный рассказ. Атаман в произведениях устного народного творчества постоянно что-то кидает с борта судна (удобно кидать?): то бросает в воду двадцатипудовые камни, то отправляет на небо персидский половник, в результате чего образуется известное созвездие из 7 звезд, то кидает с Каспия через Кавказский хребет в Черное море ступку-самобойку, непрерывно вырабатывающую соль (кусочек ступки откалывается и падает в Маныч). И коль скоро есть судно, вода и несдержанный атаман с любовницей, то почему бы ему и ее не бросить в воду?»

«При нем была персидская княжна, которую он похитил вместе с ее братом… Он совершил следующую необдуманную жестокость и, обратившись к Волге, сказал: «Ты прекрасна, река, от тебя получил я так много золота, серебра и драгоценностей, ты отец и мать моей чести, славы, и тьфу на меня за то, что я до сих пор не принес ничего в жертву тебе. Ну хорошо, я не хочу быть более неблагодарным!» Вслед за тем схватил он несчастную княжну одной рукой за шею, другой за ноги и бросил в реку. На ней были одежды, затканные золотом и серебром, и она была убрана жемчугом, алмазами и другими драгоценными камнями, как королева».

Ян Стрейс

Однако этому нет подтверждений ни в официальных документах, включая приговор Степану Разину, где подробно перечислены все его преступления, ни даже в аутентичном песенном фольклоре. В приговоре атаману указано, что он «грабил жителей Персии и отнимал товары у купцов, а то и убивал их… разорил… некоторые города», убил «нескольких именитых купцов шаха персидского и других иноземных купцов: персов, индийцев, турков, армян и бухарцев, приезжавших в Астрахань». Но об убийстве благородной пленницы там нет ни слова.

Не слишком известная, но примечательная деталь разинского бунта состояла в том, что атаман выражал недвусмысленную, документально зафиксированную готовность принять персидское подданство вместе со всеми своими людьми. С. Ф. Платонов в «Учебнике русской истории» (глава «Движение Разина») пишет о том: «Разин зазимовал в этом городке; а в марте следующего 1668 года он со своими ватагами поплыл к персидским берегам. Вести о его удачах привлекли с Дона новые шайки голутвенных. Так, по Волге пробрался атаман Сережка Кривой с несколькими сотнями товарищей, на Бузане побил загородивший ему путь стрелецкий отряд и вышел в море. По Куме пришли Алешка Каторжный с конными казаками и запорожец Боба с хохлачами. С прибытием сих подкреплений силы Разина возросли до нескольких тысяч человек, и он с большою свирепостью погромил прибрежные татарские города и селения от Дербента и Баку до Решта. Тут Разин вступил в переговоры и даже предложил шаху свои услуги, если ему дадут землю для поселения».

«Персия им показалась наиболее справедливой, где лучше других обращались с подданными, вот почему они приняли решение предложить себя в неволю персидского шаха; из любви к королю они станут шах-севен, и теперь они надеются на великодушие этого великого монарха, что он выслушает их мольбы и предоставит им убежище и землю для поселения…»

Жан Шарден

Французский путешественник Жан Шарден описывает в своих воспоминаниях как нападения разинцев на персидское побережье, так и их попытки предложить шаху свою службу. Шарден объясняет это их намерением выиграть время и запутать преследователей, посланных за ними и русской, и персидской стороной: «Чтобы лучше скрыть свои намерения, они послали ко двору четырех из своих как депутатов с аккредитивными грамотами, как будто бы это было посольство. Люди губернатора Шемахи их проводили в Исфахан, куда они прибыли немного времени спустя после того, как туда пришло известие об их вторжении. С ними обошлись довольно хорошо, предоставили им жилище, освободили от пошлин, как обычно поступали с другими посланниками. Они попросили аудиенции короля, но им отказали под предлогом, что по характеру их посольства они не могли претендовать на эту честь и что они казались даже врагами. Им предложили аудиенцию первого министра, на что они согласились. Тогда же они заявляли, что они депутаты от 6000 казаков, их товарищей, находившихся на Каспийском море, что они действительно были подданными империи московитов, но, утомленные дурным обращением, которое они там претерпевали, они решили бежать из своей страны с детьми и женами и с имуществом, которое они могли увезти; после обсуждения места их убежища Персия им показалась наиболее справедливой, где лучше других обращались с подданными, вот почему они приняли решение предложить себя в неволю персидского шаха; из любви к королю они станут шахсевен, и теперь они надеются на великодушие этого великого монарха, что он выслушает их мольбы и предоставит им убежище и землю для поселения».

(Текст воспроизведен по изданию «Путешествие Шардена в Персию», Киевские университетские известия, № 9. 1873.)

О том же говорится и в рукописи уже упоминавшегося посланника Э. Кемпфера «Записки о Персидском походе С. Разина». Этот автор подробно описывает разгромленные разинцами прикаспийские городки, историю о том, как они хотели купить у одного из шахских наместников провиант, а получив отказ, ограбили местный базар. Кемпфер даже пишет о взятии казаками Баку, в чем современные историки сомневаются, хотя и не отрицают, что учинить набег на предместья этой мощной крепости Разин вполне мог. «В начале 1667 года он обратился к шаху (the King), прося даровать ему немного земли, – утверждает Кемпфер, – причем давал самые решительные заверения, что его люди будут вести себя как настоящие шахсивен, что на местном языке значит быть верными монаршему величеству или быть верными слугами государя и верноподданными, и что они всегда будут готовы защищать его и служить ему…» Многие русские документы и донесения персидских купцов также содержат сведения о том, что Разин отправлял послов к шаху.

«В начале 1667 года он обратился к шаху (the King), прося даровать ему немного земли, – утверждает Кемпфер, – причем давал самые решительные заверения, что его люди будут вести себя как настоящие шахсивен, что на местном языке значит быть верными монаршему величеству или быть верными слугами государя и верноподданными, и что они всегда будут готовы защищать его и служить ему…»

Э. Кемпфер

 

Марина Мнишек в гареме шаха?

Впрочем, Степан Разин был не первым на Руси мятежником, который надеялся обрести персидское подданство и тем спастись от законного гнева московского государя. Когда, освободив от поляков Москву, в столице венчали на царство Михаила Романова, казалось, что Смутное время закончилось, но во многих городах, где даже и не подозревали о воцарении Михаила, продолжались мятежи. Марина Мнишек (тоже раньше венчанная на царство и имевшая сына от Дмитрия Само званца) с казачьим атаманом Иваном Заруцким в марте 1613 года направились к Воронежу, где мятежников догнало государево войско под командованием Ивана Одоевского. После двух дней боев Заруцкий с Мариной отступили на Дон, а весной 1613 года добрались до Астрахани. После этого Заруцкий отправил посольство в Персию, чтобы сообщить, что Астраханское царство хочет перейти в подданство персидского шаха. Правитель Персии – это был шах Аббас – вроде бы даже поинтересовался, как выглядит царица Марина.

«Внешность Марины была на любителя: одним она казалась красавицей, другим не нравилась, – пишет Кирилл Резников в книге «Мифы и факты российской истории. От лихолетья Смуты до империи Петра». – Маленького роста и худощавая, Марина не могла похвалиться пышными формами, модными в те времена. Судя по портретам, лицо ее благородного овала, с высоким лбом и правильными чертами, портили тонкие сжатые губы. Положение спасали красивые, выразительные глаза под изящно выгнутыми бровями и густые темные волосы». Но достойный классической мелодрамы сюжет – прекрасная полячка, бывшая русская царица оказывается в гареме персидского владыки – не сложился. Как не помогли немного ранее и самому Дмитрию Самозванцу его планы заключить союз с Персией.

«Внешность Марины была на любителя: одним она казалась красавицей, другим не нравилась. Маленького роста и худощавая, Марина не могла похвалиться пышными формами, модными в те времена. Судя по портретам, лицо ее благородного овала, с высоким лбом и правильными чертами, портили тонкие сжатые губы. Положение спасали красивые, выразительные глаза под изящно выгнутыми бровями и густые темные волосы».

Кирилл Резников

 

Персия в первом русском театре

Первая в русской истории профессиональная театральная постановка тоже имела прямое отношение к Персии. В царствование Алексея Михайловича в июне 1672 года был издан царский указ: «…иноземцу магистру Ягану Готфриду учинити комедию, а на комедии действовати из Библии «Книгу Есфирь»…» Иоганн Готфрид Грегори взялся за работу. Вскоре пьеса, являвшая собой характерный пример популярного в те времена в разных странах дидактического театра, где ставились спектакли просветительского и назидательного свойства, была написана и получила название «Артаксерксово действо».

В основе сюжета – история о том, как один из влиятельных сановников при дворе царя Артаксеркса по имени Аман обвинил представителей еврейской общины, оставшейся в Месопотамии после конца Вавилонского пленения, в разных преступлениях и добился указа об их поголовном истреблении. Царица Эсфирь, славившаяся не только красотой, но и кротким нравом, узнала о том от двоюродного брата Мардохея и поведала владыке правду. Царь, осознав, что коварство Амана направлено против неповинных – и против Мардохея, который однажды спас Артаксерксу жизнь, – приказал казнить злого лжеца. По мнению ученых, библейский Артаксеркс – это исторический царь Персии Артаксеркс I.

«…иноземцу магистру Ягану Готфриду учинити комедию, а на комедии действовати из Библии «Книгу Есфирь»…»

Указ царя Алексея Михайловича

Для представления «Артаксерксова действа» в селе Преображенском началось строительство «Комидийной хоромины» со сценой и декорациями. Первый спектакль, в котором были заняты 60 актеров, состоялся 17 октября 1672 года. На премьере присутствовал сам царь Алексей Михайлович с боярами и царица Наталия Кирилловна с детьми и придворными боярынями. Несмотря на то, что спектакль продолжался почти 10 часов, царь досмотрел его до конца и остался очень доволен. «Артаксерксово действо» имело такой успех, что впоследствии спектакль был неоднократно повторен.

Но история Персии не только хранила классические достижения, но и продолжала развиваться.