«История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней»

История первых двух десятилетий XVIII века Персии неразрывно связана с российским государством. К торговым интересам добавлялись военные и политические. Царь Петр, еще не ставший императором Петром I, но уже разгромивший шведского короля и полководца Карла XII, стал проявлять интерес к восточным территориям.

 

Петр I отправил посольство

История первых двух десятилетий XVIII века Персии неразрывно связана с российским государством. К торговым интересам добавлялись военные и политические. Царь Петр, еще не ставший императором Петром I, но уже разгромивший шведского короля и полководца Карла XII, стал проявлять интерес к восточным территориям, торговым путям и наличию полезных ископаемых.

В 1715 году правитель России решил отправить в Персию одного из своих доверенных лиц – Артемия Петровича Волынского (1689–1740), состоявшего при Петре Павловиче Шафирове (втором по рангу после Гаврилы Головкина дипломате петровского времени) во время Прутского похода. В 1711 году вице-канцлер Шафиров заключил с Османской империей Прутский мирный договор и затем вместе с графом M. Б. Шереметевым остался у них заложником. В октябре 1712 года все русское посольство, 205 человек, в том числе Артемия Волынского, по приказу турецкого султана Ахмеда II бросили в подвалы Семибашенного замка, прикрыв сверху решеткой, на «шести саженях и в двадцати локтях от земли», где те «от вони и духу опасались исчезнуть». В своих воспоминаниях Волынский так описывает свои беды: «Когда я был в турках и посажен в тюрьму, отец мой, имев меня одного сына, опечалился и впал в параличную болезнь, отчего и язык отнялся у него; в то время мачиха моя, которая была весьма непотребного состояния, разорила дом весь». Поэтому Артемий Петрович (среди его приятелей был и предок А. С. Пушкина Абрам Ганнибал) был в курсе турецких нравов и непростых отношений Османской империи с Персидской державой.

Из дошедшего до наших дней текста подробных инструкций, которые царь Петр дал Волынскому – «Инструкция господину подполковнику Артемию Волынскому. Ехать к шахову величеству Персидскому в чине его царского величества посланника и быть при нем, шахе, впредь до указу на резиденции, о чем ему дана его царского величества к нему шаху верющая грамота публичная», – очевидно, что Артемия Петровича направляли не только в качестве посланника для установления торгово-политической связи с соседским Сефевидским государством.

«Ехать к шахову величеству Персидскому в чине его царского величества посланника и быть при нем, шахе впредь до указу на резиденции, о чем ему дана его царского величества к нему шаху верющая грамота публичная».

Инструкция Петра I А. П. Волынскому для выполнения дипломатической миссии в Персии

Волынскому были даны секретные указания тщательно изучить обстановку в Персии (в том числе в Азербайджане) и позаботиться о получении русскими купцами торговых привилегий. Пункт 7 петровских инструкций посланнику гласил: «Домогаться ему, чтоб позволен был российским купцам во всей Персиде свободной торг и повелено б было покупать всякие товары, как и у него царского величества в землях. А особливо трудиться ему пристойными способы шаха склонять, чтоб во области его шаховой, в Гиляне, и в протчих провинциях позволено было российским купцам шолк-сырец покупать и в Российское государство бес препятия вывозить, в чем доныне от шаха российским купцам по проискам армянским весьма заказно, кроме некоторых немногих особ и то знатно по подущении армянском. Також де надлежит ему, господину посланнику, стараться склонять шаха, дабы подданным его армяном жульфинцом повелено было весь свой торг с шолком-сырцом обратить проездом в Российское государство, в чем им самим по близости пути и в безопасном проезде великая будет польза».

Помимо этого, в инструкции российскому посланнику было поручено узнать о состоянии шахских крепостей и войска: «…присматривать и разведывать удобновозможными способы, однако ж со осторожностью, чтоб не подать в том суспиции сколько у шаха в его области каких крепостей, и в которых местах, коликое число войска, конницы и пехоты, артиллерии и иного ружья, и в каком состоянии все оное и в каком надзирании те крепости, и в каком порядке войска и артиллерия и протчее обретаютца и не умножают ли где оного, и тщательно ль или слабо в том всем поступают и не вводят ли европейских обычаев в войне».

«Будучи ему тамо присматривать и разведывать удобновозможными способы, однако ж со осторожностью, чтоб не подать в том суспиции, сколько у шаха в его области каких крепостей, и в которых местах, коликое число войска, конницы и пехоты, артиллерии и иного ружья, и в каком состоянии все оное и в каком надзирании те крепости, и в каком порядке войска и артиллерия и протчее обретаютца и не умножают ли где оного, и тщательно ль или слабо в том всем поступают и не вводят ли европейских обычаев в войне».

Инструкция Петра I А. П. Волынскому для выполнения дипломатической миссии в Персии

Также русского царя интересовали взаимоотношения Сефевидов и владык Османской империи, о чем узнать Волынскому было указано особо: «Тако ж прилежно ему всегда разведывать и предостерегать, какое шах персидской обхождение имеет с турками и нет ли их, персов намерения против их, турков к начинанию войны, и за что оную начинать причину имеют, и сколь охотно к тому склонность их является или не желают ли они, персы, против их турок для безопасности своей с кем в союз вступить. И о всем вышеописанном, что он присмотрит и уведает, писать ему ко двору его царского величества немедленно. А сколько мочно им персом добрыми способы внушать, какие главные неприятели, они турки их государству и народу суть, и какова всем соседям от них есть опасность против того же представлять и внушать им о дружбе его царского величества и что во всяких случаях делает, с его шаховым величеством содержать добрую соседственную приязнь».

Летом 1715 года под руководством подполковника Волынского было сформировано посольство в Персию. В состав входило семьдесят два человека, в том числе крепостной астраханского коменданта М. И. Чирикова, «зело искусный» в восточных языках Семен Аврамов (1696 года рождения), знающий персидский (вместо взятого ранее Волынским с собой переводчика, который, по его словам, оказался «дураком и пьяницей»), и британский врач Джон Белл (который оставил подробные заметки о путешествии на Восток), также сопровождающие с пушками солдаты конвоя.

Посольство везло персидскому шаху Солтану Хусейну, от царя Петра ценные подарки: ловчих птиц, соболей, «мамонтову кость». Передвигалось посольство не спеша, зиму провело в Казани и снова двинулось в путь. Доехав до Астрахани, Волынский с сопровождающими отправился морским путем в Дербент, куда прибыл 28 августа 1716 года, далее – в Ниязабад (30 августа) и Шемаху. Здесь посланник провел время с 27 сентября по 4 декабря 1716 года.

Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона в последующем столетии сообщал русским читателям о Шемахинском ханстве следующее: «…составлявшее сначала часть Ширвана, потом сделавшееся самостоятельным, граничило на севере с Кубинским владением, на востоке с Бакинским, на юге с рекой Курой, на западе с ханством Шекинским по реке Гок-чай, имея в длину от Каспийского моря до Гок-чая около 150 верст, а с севера до реки Куры около 100 верст. По покорении Ширвана персидским шахом Измаилом Сефи в 1501 г., Ш. владение только временно выходило из-под власти персидских шахов во время войн с турками…» (С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890–1907).

До наших дней дошла и «Записка о встрече и выезду посланника Волынского к Шемахинскому хану». В ней подробно описаны прошедшие 30 сентября 1716 года переговоры между Волынским и ханом, и те вопросы, которые они обсуждали, а также многочисленные детали обстановки. «И как приехали на двор ханской, где у них поставлены были их солдаты с ружьем с 200 по обе стороны крыльца, также и перед крыльцом (например, как баталион де Каре в ту меру, чтоб близко к крыльцу не приехать). Однакож посланник перед ним своим велел итти и всем же, солдаты их, за которыми и сам поехал. В чем оне уступили. И, приехав… слез с лошади, потом пришел в зал (где сидит хан), который услан изрядными коврами, а остредине иной зделана фонтана. Хан сидел перед ним в месте, подле стены, а по обе стороны подле боковых стен сидели салтаны и протчие, которые было человек с 60, а перед каждым поставлены большие мисы сахаров, по кальяну, также и перед ханом. По правую сторону подле хана одно порожнее место с подушкою, перед которым также поставлена миса с сахаром. По левую сторону хана сидел дербенский салтан, зять ево только по дале и бес подушки. И как посланник пришел к хану, тогда он недопустя сажени за две встал и поздравил посланника и просил, чтоб сел на то порожнее место. И посланник сел. Потом принесли кальян и поставили перед посланника, и подносили кофе и чай, а между чем имели разговор портикулярной, а при гем и о том хан спросил, знает ли посланник, где ныне князь Черкаской. Посланник сказал, что когда он из Астрахани суда поехал, а оной туда тог день приехал, а ныне где, не знает. Потом хан спросил, чего ради он в прошлом годе ездил и ныне поедет ли? Посланник сказал, что ездил в прошлом годе осматривать места, можно ль какую построить малую крепость ради купечества. И обыскав место, ныне едет для построения оной, что чинится с общаго согласия с ханом фидинским и с трухменцами (которым оне больше верят, а с фидинцами имеет сами частые ссоры) для лутчаго безопасения купечеству, которые у нас с теми народами, ибо желает оное купечество больше умножить, нежели прежде сего было.

«И, приехав… слез с лошади, потом пришел в зал (где сидит хан), который услан изрядными коврами, а остредине иной зделана фонтана. Хан сидел перед ним в месте, подле стены, а по обе стороны подле боковых стен сидели салтаны и протчие, которые было человек с 60, а перед каждым поставлены большие мисы сахаров, по кальяну, также и перед ханом. По правую сторону подле хана одно порожнее место с подушкою, перед которым также поставлена миса с сахаром».

«Записка о встрече и выезду посланника Волынского к Шемахинскому хану»

Хан сказал, те народы зело непостоянны и большая часть у них разбойников, того ради от них не безопасно.

Посланник сказал, что и цар. величеству известно подлинно о состоянии их и о том, что у них против их ханов живут частые бунты и того ради для опасения придается ему, князу Черкасскому, некоторые малы число войск наших.

Хан спросил: ныне при нем будет войск и какие вой ска, регулярные или нет? Посланник сказал: войск ныне будет с ним тысячи с три или малым больше, а из того числа половину регулярных. Хан сказал, что лутче бы туда купечество иметь чрез сухой путь, нежели чрез море, и не так бы убыточно было. Посланник сказал, что паче убыточнее чрез сухой путь, нежели чрез море, и не так бы убыточно было».

«В XVIII веке получает широкое развитие торговля со странами Востока, откуда поступают китайский фарфор, персидские ткани, мебель, безделушки, определившие вкус законодателей моды».

Р. В. Захаржевская «История костюма: От античности до современности»

Весной 1717 года посольство Волынского достигло столицы Персии Исфахана. «В иранской столице Волынский начал трудные переговоры с главным фаворитом и первым вельможей шаха Султана Хусейна «эхтема девлетом» Фатх Али-ханом Дагестани, – пишет Игорь Курукин в биографии «Артемий Волынский». – С русской стороны сыпались «обнадеживания» в «крепкой его царского величества дружбе и приязни»; с персидской – восточная утонченная вежливость сменялась недипломатичным отказом в шахской аудиенции, изоляцией посла и его людей, бесконечными протокольными придирками».

4 мая 1717 года шах Султан Хусейн дал посланнику Волынскому аудиенцию в дворцовом саду, в летнем павильоне, и после исполнения традиционных дворцовых церемоний угостил обедом: пловом, фруктами и шербетом. 30 июля того же года был подписан торговый договор с Персией, который позволял русским купцам свободно торговать на всей персидской земле с уплатой обычных пошлин и давал им право закупать в любом количестве шелк без уплаты лишних сборов за вывоз, ограждал их от злоупотреблений шахских и ханских чиновников. Шелковые ткани и другие изделия были в тот время очень выгодным товаром, ведь, как отмечает в книге «История костюма: От античности до современности» Р. В. Захаржевская, «в XVIII веке получает широкое развитие торговля со странами Востока, откуда поступают китайский фарфор, персидские ткани, мебель, безделушки, определившие вкус законодателей моды».

Текст договора, иначе «капитуляции», – тогда это слово еще не имело современного значения сдачи одного из воюющих государств, а означало всего лишь договор между государствами о правах подданных одного из них на территории другого – гласил: «Понеже прежде сего было в Персидских государств, которые суды содержатся под властию высокаго шаха, онаго высокоместнаго государя купцам в их купечестве великие обиды и налоги чинятся, того ради согласием обоих стран и презрением шахова величества постановлено: когда купцы российския во всякое время с товарами со своими в Низовую или в другие места прибудут, и тогда в тех вышеявленных купцов не задерживали и товары их не развязывали бы, ибо начальники для своих прибытков у тех российских купцов товары развязывают».

В тексте договора было подробнейшим образом расписано и то, какие меры будут приняты персидскими властями для защиты русских торговцев от воинственных кочевников и откровенных разбойников на дорогах: «Когда корован российской из Низовой в Шемаху поедут, то б на каждые на 10 верблюдов по два человека караульщиков давали и в Низовой от стороны высокого шаха несколько человек караульщиков давали б для караула, чтоб от воров остерегали бы, при которых был и один начальник, правдивый и верный, дабы в пути идучи оные караульщики и другие люди обид, налогов и нападков не чинили… Высокий указ по сему состоялся. Как корован российский поедит из Низовой в Шемаху, то б канвоев и караульщиков колико человек им потребно будет, дать на их коштах и надлежит памянутому канвою и караульщиков по их воле путешествие иметь и от всяких случаях, и от воровских людей, и от разбойников оберегать без всякой отговорки, и одного человека над ними канвоями и провожатыми учинить начальника, чтоб оный накрепко смотрел и не допускал, дабы от них кто компании российской обиды и нападки не чинились под опасением жестокого наказания. Писано месяца рамазан 1129 году, при том и печать».

«Понеже прежде сего было в Персидских государств которые суды содержаться под властию высокаго шаха, онаго высокоместнаго государя купцам в их купечестве великие обиды и налоги чинятся, того ради согласием обоих стран и презрением шахова величества постановлено: когда купцы российския во всякое время с товарами со своими в Низовую или в другие места прибудут, и тогда в тех вышеявленных купцов не задерживали и товары их не развязывали бы, ибо начальники для своих прибытков у тех российских купцов товары развязывают».

Торговый договор между Россией и Персией

Была оговорена и всевозможная правовая защита торговых людей по прибытии их к месту назначения, чтобы там они могли реализовать свой товар и закупить то, что намеревались везти обратно, без проблем, проволочек и вымогательства: «Как купцы с товарами в Шемаху приедут и на определенных на гостиных дворах станут, то тогда в продаже тех их товаров им никаких принятии ни чинили и не запрещали, дабы оные по своей воле продавали или на персидские товары меняли, для того, что как бегляр беги, так и другие чиновники люди у них товаров берут насильно и ценою малую дают, а иногда и без цены емлют, того ради запрещено им было, дабы таких обид и нападков не чинили. А ежели товары хотят купить, то б принуждены были надлежащию цену заплотить и взять. Також, ежели купцы российские принуждены будут в своих делах купеческих или в обидах и нападках бить челом или на кого жаловаться тутошным судьям или начальствующим людям, то б им показать правосудия, и десятыя деньги и других харчей о них не брали б, и в том им купцам никаких утратов и изъянов не чинили б, как прежде сего бывало… Как российские купцы приедут в Шемаху и им в продаже своих товаров никакого мешательства ни чинили, и надлежит поступать каждому по их воле, и с кем у них торг сойдется, то по согласию обоих сторон да торгуются. А ежели у них согласия не будет и торг не сойдется, тогда беглер бегом и другим начальникам и судьям отнюдь их не озлоблять и в том их не принуждать, и противными и лживыми коварствами или щетами им в купечестве их похищения не учинять, и когда оные будут просить о своих похищениях товаров или в других случаях, тогда беглер беги и другие судьи им всякое вспоможение показали, не пожелая от них дешеков или каких самим интересов без замедления, как проводушие надлежит в правде без обиды их кантентовать под опасением жестокого наказания. Писано месяца рамазана 1129 года, при том и печать».

Конечно, не осталась без внимания и сфера взаимных расчетов во избежание задержки платежей: «Российские купцы всегда бывали не в малых обидах в том, что когда товаров своих продадут или когда в долг отдадут, то от персидских купцов и от других тем российским купцам немалые обиды и нападки чинили, у купцов российских товаров берут и по сие время держут и назад отдают. Того ради ныне, как сей капитуляции заключится, то по сем времени должно каждому по договору своему пороль свой воздержать тщалися денег отдавать или взятых товаров не задерживая возвращать назад, а за срок их товаров не задержали. Ежели кто за срок товаров задержит и в деньгах продолжать будет, то б оные принуждены были б на всякой месяц на 1000 тумян по одному тумяну дать процент без всякого отлагательства…»

«Российские купцы всегда бывали не в малых обидах в том, что когда товаров своих продадут или когда в долг отдадут, то от персидских купцов и от других тем российским купцам немалые обиды и нападки чинили, у купцов российских товаров берут и по сие время держут и назад отдают. Того ради ныне, как сей капитуляции заключится, то по сем времени должно каждому по договору своему пороль свой воздержать тщалися денег отдавать или взятых товаров не задерживая возвращать назад, а за срок их товаров не задержали. Ежели кто за срок товаров задержит и в деньгах продолжать будет, то б оные принуждены были б на всякой месяц на 1000 тумян по одному тумяну дать процент без всякого отлагательства».

Торговый договор с Персией

На основании этого договора через три года в Персии – в Исфахане и Шемахе – стали работать русские консулы. В их должностные обязанности входил сбор относящихся к торговле сведений, а также выдача паспортов русским подданным и заверение их обязательств, завещаний и подписанных сделок.

Перед возвращением в Россию посланник был принят шахом, который подарил ему парчовый халат и двух лошадей. Царю Петру персидский шах передал ценные живые подарки: двух львов, двух барсов, шесть обезьян и трех попугаев. И самое главное – слона.

 

Слон для царя

С древнейших времен слон во многих странах считался символом непобедимой мощи и благосостояния. Слоны не только участвовали во многих великих сражениях древности, но и содержались при дворе владык, поражая своим обликом чужеземных послов и радуя местных жителей, привыкших к дружелюбию «своих» слонов.

Когда же слоны появились на Руси? Одна из гипотез приписывает эту инициативу как раз Петру I, вернее, царю Петру, поскольку он тогда еще не был императором, и не было у него порядковой римской цифры. И звали его тогда традиционно, по батюшке, Петр Алексеевич.

Побывав в Европе, царь Петр (кстати, путешествовавший со своими Великим посольством, но инкогнито, дабы свободно приобщаться к зарубежным передовым технологиям) на одной из ярмарок увидел слона, и тот его так поразил исполнением различных трюков по команде дрессировщика, что государь решил непременно завести в России такое умное и могучее животное. Прошли годы, и первый слон – из Персии – появился в новой российской столице Санкт-Петербурге.

Но в дошедших до нас записках говорится, что еще за полтора века до «петровского слона» на Руси уже жил персидский слон – его подарили первому русскому царю Ивану Грозному. Может быть, этот царь и прежде не видел слонов (и даже не мечтал получить его в подарок), но так сложилась мировая история.

В те времена Россия и Персия имели общего могущественного недруга – Османскую империю, захватывавшую все новые и новые земли. И вот в 1569 году Иван Грозный, надеясь заполучить союзника, отправил в далекую Персию (очень далекую – ведь тогда не было ни железных дорог, ни самолетов) посольство во главе со своим доверенным лицом А. А. Хозниковым. Посольство везло владыке Персии шаху Тахмаспу I необходимое для обороны страны от османов оружие – сто пушек и больше пятисот ружей.

«Тогда араба и его слона сослали в опале в посад Городецкой. Араб умер там, и великий князь послал дворянина с наказом умертвить слона при помощи крестьян… и посадских. Слон стоял в сарае, а кругом сарая был тын. Неподалеку от него схоронили араба. Тогда слон проломил тын и улегся на могиле…»

Генрих Штаден, опричник Ивана Грозного

Этот ценный оружейный дар был принят персидским шахом благосклонно и в ответ русскому царю были отправлены дорогие подарки, среди которых, конечно, выделялся слон.

История этого персидского слона может послужить сюжетом для исторического романа, полного перипетий судьбы и непоколебимой верности этого животного. В Москве слона разместили в самом центре, рядом с Кремлем – возле Никольских ворот Китай-города. Там на потеху отечественной публике был устроен зверинец, и специальный служитель – тот самый погонщик, который привел слона из Персии – заботился о нем. Но случилась беда: проблемы с продовольствием в столице вызвали массовый голод, а следом пришла эпидемия чумы. Тогда нашлись злые и невежественные люди, объявившие причиной бедствий появление слона и сопровождавших его чужеземцев. Опасаясь бунта, царь велел отправить и слона, и погонщика в ссылку. О дальнейшем немец-опричник Генрих Штаден рассказывал: «Тогда араба и его слона сослали в опале в посад Городецкой. Араб умер там, и великий князь послал дворянина с наказом умертвить слона при помощи крестьян… и посадских. Слон стоял в сарае, а кругом сарая был тын. Неподалеку от него схоронили араба. Тогда слон проломил тын и улегся на могиле…»

«…превелий слон зверь, всадника правяща его на шеи имея, при нем на нем узрети его, аки врабия; высоту бо зверя сего глаголют и видится быти аршина с полпята, имея нози длиною с человека толсты яко бревно, толстотелесен, безшерстен, великоглав, черновиден, горбоспинен, задопокляп, ступанием медведоподобен, от верхния губы имея нос или губа или хобот, яко рукав платна висящ до земли, им же яко рукою брашно и питье приимет, и согнув в уста своя отдает. От верхних зубов два зуба велики вне торчатъ сюду и сюду, уши имея велики, яко заслоны печныя, рожки малы, подобны агнчим, хвост подобен воловьему…»

Андрей Денисов «Повесть риторическая о срете в Москве слона персидскаго»

А тому слону, который был подарен Петру I, выпала намного более благополучная участь. Первая отечественная газета «Санкт-Петербургские ведомости» подробно описывала путешествие слона «из Персиды» в Астрахань по суше и дальнейший путь, когда толпы астраханцев на протяжении десятков верст пешком провожали невиданное животное. Жители волостей, через которые проходил слон, даже получили от этого долговременную пользу – местным властям было приказано починить или выстроить заново ветхие мосты.

Этому слону посвящен интересный литературный памятник – «Повесть риторическая о срете в Москве слона персидскаго», написанная современником, а изданная в 1880 году под названием «Встреча в Москве персидского слона в царствование Петра I. Рассказ очевидца». Автор повести, писатель-раскольник Андрей Денисов, ученик Феофана Прокоповича, был впоследствии признан одним из самых ярких литературных деятелей эпохи Петра Великого.

«Бысть убо нынешняго (года) в третий день октября, персидскаго посла со зверьми и птицами приезд в Москву, ему же и честно славная стреча и многонародное зрение… – писал Денисов. – Понеже узреся иже николиже в Москве видеся, и увидься чудо не во океанском, но в Московском народном мори, не бывалое зрителище – превелий слон зверь, всадника правяща его на шеи имея, при нем на нем узрети его, аки врабия; высоту бо зверя сего глаголют и видится быти аршина с полпята, имея нози длиною с человека толсты яко бревно, толстотелесен, недолог по высоте, безшерстен, великоглав, черновиден, горбоспинен, задопокляп, ступанием медведоподобен, от верхния губы имея нос или губа или хобот, яко рукав платна висящ до земли, им же яко рукою брашно и питье приимет, и согнув в уста своя отдает. От верхних зубов два зуба велики вне торчатъ сюду и сюду, уши имея велики, яко заслоны печныя, рожки малы, подобны агнчим, хвост подобен воловьему…»

При этом очевидец усматривает в небывалом диве, представшем глазам москвичей, и глубокий философский смысл, особенно в том, сколь мирно и степенно огромный зверь шествовал среди густой толпы «ниже бо народи далече убешати могуще, ниже зверя потопта или досади кого, но абие не вредя людей, обратяся водим всадником, в путь свой идяше. Тако сиe чудо, народы окружаемо, с покровов и с высот зремо и удивляемо, в Москву вниде. Сице с славою и честию посол во уготованный ему дом в вечер глубок прииде…»

В Санкт-Петербурге Петр распорядился разместить слона в одном из собственных своих домов, а потом был выстроен «Слоновый двор». Были приняты меры по защите слона от холода российских зим – изготовили теплую меховую попону на суконной подкладке, не забыв и специальный капюшон на хобот, назначили истопника и служителей для ежедневной доставки дров. «Ведомости» сообщали, что слону назначено официальное довольствие: рацион его составлял ежедневно 50 фунтов риса и кукурузы, «в летнее время воз травы; в зимнее время по 5 пудов сена и тростнику», а также очень дорогой в те времена сахар и лучшие специи, включая даже шафран.

 

«Великими богатствы от шаха одарен…»

1 сентября 1717 года посольство Артемия Волынского покинуло персидскую столицу, оставив только при шахском дворе Семена Аврамова. В его обязанности входило собирать сведения, относящиеся к торговле с Россией, и опекать купцов. Также Аврамов должен был своевременно сообщать российскому начальству обо всех важных событиях, происходящих в Персии.

В своих записках Волынский отмечал, что «Во всей Персии я почитаю лутчшие провинции, начав от границы турецкой, Эривань и Тебриз, которые не безхлебные бывали, тако ж и комерциею немалой интерес Персии приносят, ибо великие караваны турецкия (по несколько сот верблюдов) для купечества туда приходят, а большая часть привозит серебра (нежели иных товаров), которые в Тебризе турецкие купцы сами отдают мастерам переделывать персидскую монету, и потом на готовые деньги, какие товары хотят, в Персии покупают, паче же сырец шолк… провинции, лежащие подле Каспийского моря, Ширванская и Гилянь, ис которых великая польза персиянам. И где я ни был, но прибыточнее оных не видел…» В Ширване же «жилых мест не мало и многолюдно и во всем довольствие и имеют, понеже земля зело плодоносна и множество родитца хлеба (которым и другие многие места довольствуютца), виноградов и протчих изрядных фруктов, каких я и в Турецкой области не видал; также и лесов довольно, а особливо около моря. К тому ж зело много диких изрядных зверей и птиц; также и скотом довольны и рыбами, а особливо лутчей интерес их шолк, которого довольно везде родитца и редкая деревня, где бы не было толковых заводов, как около моря, так и до самой реки Кура». Описывая Гилян, Волынский отмечает, что «здешний шолк выше протчих… Шолку… зело оного родитца много, с которого только одних пошлин (как слышал я сам от эхтадевлета шахова) собирается в казну шахову до 900 000 рублей, кроме иных доходов. Также и пшена зело много родитца и такова во всей Персии нет, откуды весь дом шахов довольствуетца».

«Во всей Персии я почитаю лутчшие провинции, начав от границы турецкой, Эривань и Тебриз, которые не безхлебные бывали, тако ж и комерциею немалой интерес Персии приносят, ибо великие караваны турецкия (по несколько сот верблюдов) для купечества туда приходят, а большая часть привозит серебра (нежели иных товаров), которые в Тебризе турецкие купцы сами отдают мастерам переделывать персидскую монету, и потом на готовые деньги, какие товары хотят, в Персии покупают, паче же сырец шолк… провинции, лежащие подле Каспийского моря, Ширванская и Гилянь, и с которых великая польза персиянам».

Артемий Волынский

Посольство покинуло персидские земли в мае 1718 года, причем большинство трудностей передвижения было связано именно с доставляемым царю Петру зверинцем – только довольствие слона обошлось посланнику почти в тысячу рублей. А это были по тем временам огромные деньги. Но зато насчет крепостей Волынский рапортовал начальству, «Сколько я персидских мест видел – нет крепости ни одной». Невысоко Волынский оценивал и шахских приближенных, и персидскую армию. Описание Артемия Волынского, позже вошедшее в архивы под названием «Журнал русского посланника А. П. Волынского», дошло до наших дней.

Поспешая из Персии в новую российскую столицу с докладом и дарами для царя, Волынский загонял лошадей (в одной из жалоб на посланника говорится, что он не удовольствовался полученными от коменданта города Петровска 250 подводами, и требовал еще 200 подвод!), но его обгоняли слухи, что посольство из Персии возвращается с «великими богатствы от шаха одарен», хотя Волынский и отрицал это…

 

Восточные перспективы

Известный российский историк Сергей Соловьев в своем фундаментальном труде «История России с древнейших времен» (том XVIII) пишет, что «Волынский продолжал писать Петру о необходимости действовать в Персии и на Кавказе вооруженною рукою, а не политикою. Как видно, в Петербурге внушено было Волынскому, что до окончания шведской войны трудно начать непосредственно войну персидскую, но что он может ускорить распадение Персии поднятием зависевших от нее народов кавказских; 15 августа Волынский писал царю: «Грузинский принц (Вахтанг) прислал ко мне и к сестре своей с тем, чтоб мы обще просили о нем ваше величество, дабы вы изволили учинить с ним милость для избавления общего их христианства, и показывает к тому способ: 1) чтоб ваше величество изволили к нему прямо в Грузию ввести войск своих тысяч пять или шесть и повелели засесть в его гарнизоны, объявляя, что он видит в Грузии несогласие между шляхетством; а ежели войска ваши введены будут в Грузию, то уже и поневоле принуждены будут многие его партию взять. 2) Чтоб для лучшего ему уверения изволили сделать десант в Персию тысячах в десяти или больше, чтоб отобрать у них Дербент или Шемаху, а без того вступить в войну опасен. 3) Просил, чтоб изволили сделать крепость на реке Тереке между Кабарды и гребенских козаков и посадить русский гарнизон для свободной с Грузиею коммуникации и для его охранения. И как видится, государь, по моему слабому мнению, все его предполагаемые резоны не бессильны. Вахтанг представляет о слабом нынешнем состоянии персидском, и какая будет вам собственная из оной войны польза, и как персияне оружию вашему противиться не могут; ежели вы изволите против шаха в войну вступить, он, Вахтанг, может поставить в поле своих войск от 30 до 40000 и обещается пройти до самой Гиспагани…»

Царь Петр I оказался доволен деятельностью посольства в Персии, и в марте 1719 года Артемий Волынский был произведен в полковники и назначен начальником только что основанной Астраханской губернии.

Многим «птенцам гнезда Петрова» после победы над Швецией стало казаться, что восточные империи – соседи России – теперь должны признать ее силу и возросшую роль на Востоке. Артемий Волынский был одним из советчиков Петра I – сторонников организации Персидского похода (и его участником), и в подведомственной ему Астраханской губернии он сделал немало приготовлений к предстоящей войне с Персией.

Через несколько лет, казалось, уже достигнув почти самых вершин власти, Волынский был низвергнут недругами, арестован, допрошен и 27 июня 1740 года публично казнен.

При обыске имущества в кабинете министра Волынского было найдено и много персидских вещей: убранная персидским коноватом (разновидность шелковой ткани) «угловая зала», персидские ковры, две пары персидских башмаков, подвеска персидская золотая с жемчужными зернами «бурмицкими», халат «шахов верхней» парчовый с золотыми кистями и шнурками, «завой» с персидской чалмы, персидские «генжинские», гилянские, казвинские, «ордевинские», шемахинские и другие монеты, хранившиеся в двенадцати мешочках, бумажных пакетах и глиняной кубышке (Волынский был нумизматом) и даже две персидские пищали.

 

Закат эпохи Сефевидов

Солтану Хусейну I, царствовавшему с 1694 по 1722 год, выпало стать фактически последним правителем Персии из династии Сефевидов. Хотя после него титул шаха носили еще несколько представителей этого рода, но их правление было большей частью номинальным. Его отец, шах Сулейман, говоря о выборе наследника, указывал, что для спокойной жизни царедворцам имеет смысл поддержать его старшего сына, а это был как раз Солтан Хусейн. Но ради укрепления могущества державы было бы лучше, если бы корона перешла к младшему сыну Сулеймана по имени Аббас. Однако приближенные предпочли Солтана Хусейна.

Ему довелось взойти на престол в непростое время, когда от правителя требовалась твердая воля и умение стратегически мыслить. Начались беспорядки в нескольких провинциях, аравийские пираты нападали на принадлежащие Персии острова, и в довершение всего началась эпидемия чумы. Но шах Солтан Хусейн редко пытался побороть искушение передать заботы о решении государственных дел не только своим вельможам, но и родной тетушке, которая была весьма властолюбивой особой.

Это не принесло стране благоденствия, а правителю славы. Солтан Хусейн получил прозвище «Очень хорошо!», поскольку именно этими словами он торопливо одобрял представляемые ему проекты указов. И при всем этом он вошел в историю как тот, кто не смог со всей ответственностью отнестись к государственным обязанностям. Но ему довелось пережить нашествие удачливых завоевателей, плен и страшный момент, когда афганский эмир Мир Махмуд-хан приказал убить всю его семью. Солтан Хусейн спас тогда двух маленьких сыновей, но сам был ранен.

Этому предшествовало состоявшееся 8 марта 1722 года около селения Гулнабад, в окрестностях Исфахана, решающее сражение между вторгшимися афганцами и персидской армией. Войска Солтана Хусейна имели превосходство по численности и вооружению, но разногласия между военачальниками стали причиной тяжелого поражения. Шах с остатками армии отступил к Исфахану, где и был осажден противником. Сын шаха Тахмасп-мирза смог пробраться сквозь кольцо осаждающих и поспешил в Мазандаран, надеясь собрать там войска для освобождения столицы от осады.

Но 22 октября 1722 года Исфахан был занят армией Мир Махмуда, который провозгласил себя новым шахом Персии. Тем же титулом именовал себя Тахмасп-мирза, который попросил помощи у российского императора Петра I. В 1722–1723 годах части русской армии заняли города Дербент, Баку и Решт, взяв под контроль Дагестан и Северный Азербайджан. Были взяты и другие города. В сентябре 1723 года в Санкт-Петербурге был подписан договор, по условиям которого к Российской империи отошли Дербент, Баку, Решт, провинции Ширван, Гилян, Мазендеран и Астрабад.

«Мое слабое мнение доношу по намерению вашему к начинанию, законнее сего уже нельзя и быть причины: первое, что изволите вступить за свое; второе не против персиян, но против неприятелей их и своих…»

Артемий Волынский – Петру I

 

Персидский поход

Поводом к вторжению русских в Персию стали действия лезгинского князька Дауд-бека и казы-кумыцкого князька Суркая. 21 июля 1721 г. Дауд-бек и Суркай подошли к городу Шемахе, 7 августа взяли город и стали грабить и жечь богатые дома. Русские купцы, обнадеженные завоевателями, что их грабить не будут, оставались спокойны. Однако вечером того же дня около четырех тысяч вооруженных лезгин и кумыков напали на русские лавки в гостином дворе, приказчиков разогнали саблями, а некоторых и побили, товаров же разграбили на 500 тысяч рублей. Один только Матвей Григорьев Евреинов – богатейший в России купец – понес убытки на 170 тысяч рублей и вконец разорился.

Волынский немедленно отписал царю: «Мое слабое мнение доношу по намерению вашему к начинанию, законнее сего уже нельзя и быть причины: первое, что изволите вступить за свое; второе не против персиян, но против неприятелей их и своих; к тому ж и персиянам можно предлагать (ежели они бы стали протестовать), что ежели они заплатят ваши убытки, то ваше величество паки их отдать можете (т. е. завоеванное), и так можно пред всем светом показать, что вы изволите иметь истинную к тому причину. Также мнится мне, что ранее изволите начать, то лучше и труда будет меньше».

В декабре 1721 года Петр отвечал Волынскому: «Письмо твое получил, в котором пишете о деле Дауд-бека и что ныне самый случай о том, что вам приказано предуготовлять. На оное ваше мнение ответствую, что сего случая не пропустить зело то изрядно, и мы уже довольную часть войска к Волге маршировать велели на квартиры, отколь весною пойдут в Астрахань. Что же пишите о принце грузинском, оного и прочих христиан, ежели кто к сему делу желателен будет, обнадеживайте, но чтоб до прибытия наших войск».

Ранее оставленный в Исфахане Аврамов на родину вернулся в начале 1718 года. Но затем – поскольку знатоков Персии (да к тому знающих язык!) было немного – Семена отправили обратно, на этот раз консулом в Исфахан. В Шемаху был назначен консулом А. Баскаков. Перед обоими русскими консулами в Персии была поставлена задача узнать, «коликое число в тех провинциях купечества и поселян, и от чего болше пожитки имеют, и в чем их интерес состоит, и что с них собираетца шаху в год доходов». До наших дней дошли сведения о прибытии Семена Аврамов в октябре 1721 года в Гилян, а через несколько месяцев он отправился в Казвин.

«Письмо твое получил, в котором пишете о деле Дауд-бека и что ныне самый случай о том, что вам приказано предуготовлять. На оное ваше мнение ответствую, что сего случая не пропустить зело то изрядно, и мы уже довольную часть войска к Волге маршировать велели на квартиры, отколь весною пойдут в Астрахань».

Петр I – Артемию Волынскому

Именно Семену Аврамову прибывший в июле 1722 года перед Персидским походом в Астрахань Петр I отправил инструкции, дабы тот объяснил шаху, что русская армия пересекла границу не для того, чтобы воевать с Персией, а лишь «для искоренения бунтовщиков, которые нам обиду сделали». Российский император предлагал владыке Персии свою военную помощь в изгнании его недругов при условии передачи Российской державе «некоторых по Каспийскому морю лежащих провинций».

Уже находясь с этим посланием по пути в Исфахан, русский консул узнал об отречении шаха Салтана Хусейна от престола – тот, как уже отмечено выше, уступил корону вождю вторгшихся в Персию афганцев Мир Махмуду. Но Семен Аврамов решил передать предложение Петра I не Мир Махмуду (по всей видимости, не надеясь на его длительный успех), а сыну прежнего шаха, в Казвине провозгласившему себя шахом Тахмаспом II.

«Во время персидского похода Петр не терял надежды на успех. Во время одной из поездок по побережью капитан Федор Соймонов убеждал государя, что в Китай и Америку российским морякам и купцам «много б способнее и безубыточнее» плавать с берегов Камчатки. Но император торопился получить доступ к богатствам Востока через Каспий, а потому ответил: «Знаешь ли, что от Астрабата до Балха и до Водокшана… и на верблюдах только 12 дней ходу? А там во всей Бухарии средина всех восточных комерцей. И видишь ты горы? Вить и берег подле оных до самаго Астрабата простирается. И тому пути никто помешать не может».

Игорь Курукин «Артемий Волынский»

15 июля 1722 года Петр издал «Манифест к народам Кавказа и Персии», в котором говорилось, что «подданные шаха – лезгинский владелец Дауд-бек и казыкумский владелец Сурхай – восстали против своего государя, взяли приступом город Шемаху и совершили грабительское нападение на русских купцов. Ввиду отказа Дауд-бека дать удовлетворение принуждены мы… против предреченных бунтовщиков и всезлобных разбойников войско привести». Манифест написал князь Дмитрий Кантемир, который хорошо владел персидским, а также и турецким языком. Он даже изготовил соответствующий шрифт и напечатал в походной типографии этот манифест.

Тахмасп-мирза сам обратился за помощью уже на правах законного наследника персидского престола, поэтому персидский поход был продолжен, хотя Петр имел виды и на деловую его полезность. «Во время персидского похода Петр не терял надежды на успех, – отмечает в книге «Артемий Волынский» Игорь Курукин. – Во время одной из поездок по побережью капитан Федор Соймонов убеждал государя, что в Китай и Америку российским морякам и купцам «много б способнее и безубыточнее» плавать с берегов Камчатки. Но император торопился получить доступ к богатствам Востока через Каспий, а потому ответил: «Знаешь ли, что от Астрабата до Балха и до Водокшана (Бадахшана. – Прим. авт.) и на верблюдах только 12 дней ходу? А там во всей Бухарии средина всех восточных комерцей. И видишь ты горы? Вить и берег подле оных до самаго Астрабата простирается. И тому пути никто помешать не может».

Петр произвел Матюшкина в генерал-лейтенанты. 17 сентября царь писал новому генерал-лейтенанту: «Поздравляю со всеми провинциями, по берегу Каспийского моря лежащими, понеже посол персидский оные уступил».

Договор был подписан в Петербурге 12 сентября 1723 г. и состоял из следующих главных статей:

«1. Его императорское величество всероссийский обещает его шахову величеству Тахмасибе добрую и постоянную свою дружбу и высоко-монаршеское свое сильное вспоможение против всех его бунтовщиков и для усмирения оных и содержания его шахова величества на персидском престоле изволит, как скоро токмо возможно, потребное число войск в Персидское государство послать, и против тех бунтовщиков действовать, и все возможное учинить, дабы оных ниспровергнуть и его шахово величество при спокойном владении Персидского государства оставить.

2. А насупротив того его шахово величество уступает императорскому величеству всероссийскому в вечное владение города Дербень, Баку со всеми к ним принадлежащими и по Каспийскому морю лежащими землями и местами, такожде и провинции: Гилянь, Мазандеран и Астрабат, дабы оными содержать войско, которое его императорское величество к его шахову величеству против его бунтовщиков в помочь посылает, не требуя за то денег».

«Его императорское величество всероссийский обещает его шахову величеству Тахмасибе добрую и постоянную свою дружбу и высоко-монаршеское свое сильное вспоможение против всех его бунтовщиков и для усмирения оных и содержания его шахова величества на персидском престоле изволит, как скоро токмо возможно, потребное число войск в Персидское государство послать, и против тех бунтовщиков действовать, и все возможное учинить, дабы оных ниспровергнуть и его шахово величество при спокойном владении Персидского государства оставить».

Русско-персидский мирный договор 1723 г.

Однако договор хоть и был подписан, но обеспечение его соблюдения было совсем не простым делом. «Тем не менее для удержания прикаспийских областей…требовались большие силы, – отмечает Александр Широкорад в книге «Персия – Иран. Империя на Востоке». – Так, в 1729 г. там дислоцировалось 17 пехотных и 7 конных полков. Кроме того, имелись иррегулярные конные отряды из грузин, армян и горных черкесов. Несмотря на смерть Петра I, русские войска не ушли с южного побережья Каспия. Алексашка Меншиков, правивший от имени Екатерины I, приказал генерал-лейтенанту Матюшкину вновь двинуться в Персию. В 1725 г. русские войска заняли Астрабад и Торку. После этого шах был вынужден ратифицировать договор 1723 года».

 

Пушкин о Персидском походе Петра Великого

Александр Сергеевич Пушкин собирался написать «Историю Петра», посвященную одному из самых драматических периодов отечественной истории. До наших дней дошли лишь подготовительные тексты, при жизни Пушкина ничего из них так и не было напечатано. Первый отрывок был опубликован в 1855 году, а полностью – лишь в выпущенной к столетию гибели поэта десятом томе шестнадцатитомного собрания сочинений Пушкина. Второе издание, в которое был внесен важный ряд исправлений и уточнений, вышло в свет в 1958 году. В тексте Пушкина-историка есть и строки, посвященные истории Персии и персидско-российских отношений.

«Гусейн шах в то время тиранствовал, преданный своим евнухам, изнеможенный вином и харемом. Бунты кипели около него, – писал в набросках Пушкин. – В поминутных мятежах истребился род Софии. На отдаленных границах Персии, близ Индии, кочевал дикий и воинственный народ: авганцы, происшедшие из Ширвана, близ Касп.<ийского> моря… Мирвейс, происшедший из их рода, умел при дворе шаха снискать его доверенность, и он был назначен глав.<ным> начальником над своими единоплеменниками во время наместничества Мансур-хана. Несколько времени после Мирвейс возмутился… истребил всех персиян, находившихся в Авганской земле, и объявил себя кандагарским ханом. Шах посылал противу мятежника свои войска. Они были разбиты, и Мирвейс умер <в> 1717 году, быв спокойным властителем похищенной области. Мир-Махмуд, сын его, ему наследовал. В 1720 году он с 15,000 авганцев вторгнулся в Персию и, вскоре умножа свое войско 60,000, пошел прямо на Испагань. Испуганный шах отправил к Петру 3-х посланников, одного за другим…»

«Наследником избран второй сын, Тахмасиб (или Тахмас). Он успел с 500 воинами пробиться сквозь осаждающих Испагань и поспешил в окрестных областях набрать войско для освобождения столицы. Тогда-то Петр прибыл в Астрахань. Устрашенные мятежники Дауд-бег и Сурхай искали покровительства Порты, обещая ему за то области, близ Касп.<ийского> моря лежащие…»

А. С. Пушкин

Далее поэт намеревался описать мятеж Дауд-бека и Сухрая, а также историю выбора наследника шаха Солтана Хусейна. «У шаха были 3 сына и дочь. Старший Мирза-Зефи был его любимец. Шах взял его из харема и сделал его своим наместником. Евнухи, опасаясь деятельности и властолюбия молодого человека, нашли способ его низвергнуть. Мирза-Зефи по повелению отца был заключен в темницу и ослеплен. Наследником избран второй сын, Тахмасиб (или Тахмас). Он успел с 500 воинами пробиться сквозь осаждающих Испагань и поспешил в окрестных областях набрать войско для освобождения столицы. Тогда-то Петр прибыл в Астрахань. Устрашенные мятежники Дауд-бег и Сурхай искали покровительства Порты, обещая ему за то области, близ Касп.<ийского> моря лежащие…»

По словам Пушкина, именно перспектива вмешательства в ситуацию османов заставила Петра поспешить с организацией похода, ускорив его начало на целый год. «25 июня Петр писал к Сем.<ену> Аврамову, консулу в Испагани, чтоб он с шахом вступил в переговоры и предложил ему помощь с тем, чтоб близ-каспийские области были ему уступлены». Причем поэт приводит распоряжения императора относительно того, чтобы во время похода вой ска не причиняли вреда местному мирному населению.

 

Надир-шах: путь к престолу

22 апреля 1725 года Мир Махмуд был убит заговорщиками, во главе которых находился его двоюродный брат Мир Ашраф-хан. Он и завладел троном. Но с другой стороны Персии угрожала Османская империя, двинувшая свои войска в пограничные районы. Летом 1723 года турки вошли в Восточную Грузию и Восточную Армению, взяв Тифлис и Ереван. В 1724–1725 гг. османы захватили города Мераге, Хой, Нахичевань, Ордубад, Тебриз, Ганджа и Ардебиль, а также провинцию Луристан, города Нехавенд, Казвин и Хамадан.

Осенью 1726 года багдадский наместник Ахмед-паша привел войска к Исфахану и заявил в письме к Ашраф-хану, что намерен вернуть престол законному правителю. Ашраф-хан приказал убить Солтана Хусейна, пообещав Ахмад-паше «полное удовлетворение на острие своего меча и копья».

Принц Тахмасп-мирза был признан как Российской империей, так и османами законным наследником своего отца – шахом Тахмаспом II. Он обосновался в Астрабаде, а в 1726 году его главным военачальником стал выходец из кызылбашского племени афшар по имени Надир, назначенный наместником Мазандарана и Хорасана и принявший титул Тахмасп-кули хан. Осенью 1729 года он разгромил Мир Ашрафа, изгнав его из Исфахана. Тахмасп II вернулся в столицу и был коронован. На следующий год Надир-хан вытеснил османов из Керманшаха и Южного Азербайджана.

Но потом Тахмасп II решил самостоятельно начать новые военные действия против турок и был ими разгромлен так, что заключил мирный договор, по которому уступал все земли до реки Аракс. Надир-хан потребовал от султана возвратить все занятые земли, а сам с войском явился в Исфахан и сверг шаха Тахмаспа. Правителем был провозглашен его сын-младенец Аббас III. В 1740 году по приказу хорасанского наместника Риза-Кули-мирзы, старшего сына Надир-шаха, Тахмасп был убит в заключении в Себзеваре.

«Надир после изгнания турок расположился лагерем в местности, называемой Муганом (степь между Курой и Араксом). Здесь он, разослав людей, собрал всех правителей и вельмож персидских и на торжественном собрании выступил со следующей речью: «Ведомо ли вам, ради чего я созвал вас? Вот который уже год я ради вас не выпускаю из руки меча и сумел изгнать из нашей страны врагов ваших, вырвав из их рук все города нашего царства персидского, и сейчас, завершив все, я вернулся, явившись сюда. и вот после того, как покорил всех врагов и установил незыблемый мир, надлежит вам возвести на престол царя…» И они все совместно написали грамоту и скрепили печатью, что Кулихан – наш царь и нет у нас иного царя, кроме него…»

Абраам Ереванци

Армянский историк XVIII века Абраам Ереванци так описывает восхождение Надир-шаха на престол: «Надир после изгнания турок расположился лагерем в местности, называемой Муганом (степь между Курой и Араксом). Здесь он, разослав людей, собрал всех правителей и вельмож персидских и на торжественном собрании выступил со следующей речью: «Ведомо ли вам, ради чего я созвал вас? Вот который уже год я ради вас не выпускаю из руки меча и сумел изгнать из нашей страны врагов ваших, вырвав из их рук все города нашего царства персидского, и сейчас, завершив все, я вернулся, явившись сюда. И вот после того, как покорил всех врагов и установил незыблемый мир, надлежит вам возвести на престол царя…» И они все совместно написали грамоту и скрепили печатью, что Кули-хан – наш царь и нет у нас иного царя, кроме него, вручили ему грамоту, устроили ему торжество воцарения, продолжавшееся много дней, и сделали его царем». Ереванци, по мнению современных исследователей, был прямым очевидцем многих событий. Простота языка, которым написана книга «История персидского царя» (впоследствии получила название «История войн 1721–1736 гг.» и была издана на армянском языке в 1938 году и годом позже на русском), а также очевидные познания автора в военном деле наводят на мысль, что он был либо купцом, постоянно следовавшим за армией, либо воином – участником боевых действий. Единственная рукопись книги, где описано завоевание афганцами Исфахана, падение государства Сефевидов, войны 1725–1736 годов между Османской империей и Персией, хранится в армянском монастыре на острове Сан-Ладзаро, рядом с Венецией.

«Захватив Иран и утвердив свою власть, он заодно изгнал захватчиков: с одной стороны – османов, у которых в 1732 г. отобрал Месопотамию и которых вынудил в 1736 г. подписать мир, восстанавливавший границы 1639 г., с другой стороны – русских, которых в 1738 г. вытеснил из Армении и Азербайджана, – пишет Жан-Поль Ру в книге «История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней». – Более того, он совершил молниеносные рейды на Согдиану и Хорезм, где подчинил оба ханства – Бухарское и Хивинское, в 1739 г. ходил на Индию и дошел до самого Дели, откуда несметную добычу, в числе которой всегда упоминают знаменитый «Павлиний трон»…»

 

«Павлиний трон» и «Гора света»

«Павлиний трон» Великих Моголов получил свое название из-за изображенных на его спинке фигур двух павлинов с раскрытыми веерами хвостов из золота, алмазов, рубинов, изумрудов и крупных жемчужин. Сам трон был изготовлен из чистого золота и расписан цветной эмалью. Спинку трона венчал уникальный бриллиант «Кох-и-Нур» – в переводе «Гора света».

Сокровища великих владык во все века будоражили воображение, об убранстве парадных дворцовых залов слагали легенды сказители и писали в своих книгах путешественники. «Над троном размещался балдахин, сделанный из золота и ляпис-лазури, где были изображены небо и звезды, знаки зодиака и семь видов погоды, a также цари в различные моменты жизни – на пиру, в сражении или на охоте. Имелся также механизм, который указывал время дня…»

По преданию, камень «Гора света» получил это название после того, как прославленный персидский полководец и правитель Надир-шах захватил столицу Моголов. Иногда камень называют «Великий Могол». Он был добыт в Голконде, первоначально весил 780 карат. В данное время является собственностью королевской семьи Великобритании. У него есть близкий «родственник» – «Дарья-и-нур» («Море Света») – бриллиант, хранящийся у шахов Ирана (в Индии его захватил Надир-шах, как и «Горную Луну», похищенную им, а ныне украшающую корону русского царя).

«Захватив Иран и утвердив свою власть, он заодно изгнал захватчиков: с одной стороны – османов, у которых в 1732 г. отобрал Месопотамию и которых вынудил в 1736 г. подписать мир, восстанавливавший границы 1639 г., с другой стороны – русских, которых в 1738 г. вытеснил из Армении и Азербайджана. Более того, он совершил молниеносные рейды на Согдиану и Хорезм, где подчинил оба ханства – Бухарское и Хивинское, в 1739 г. ходил на Индию и дошел до самого Дели, откуда несметную добычу, в числе которой всегда упоминают знаменитый «Павлиний трон»…»

Жан-Поль Ру

«Кох-и-нур» был преподнесен Бабуру в после прибытия в Агру его сыном Хумаюном. Этот камень был передан сыну владыки семьей раджи Гвалиора, которая в то время укрылась в крепости Агры и была взята Хумаюном под свою защиту. По словам Бабура, «Хумаюн передал его мне, когда я приехал в Агру. Я просто вернул ему камень», хотя он уже подсчитал, что стоимости сокровища достаточно для «пропитания на два с половиной дня для всего мира».

Затем драгоценный камень оказался в Персии – его передал Хумаюн шаху Тахмаспу. Владыка Персии отправил его в подарок Низам-шаху в Декан, а затем бриллиант снова оказался в сокровищнице Великих Моголов – у императора Шах Джахана. Но после того, как в 1739 году Дели был захвачен персидским владыкой Надир-шахом, ему достались многие драгоценности. Он сумел завладеть «Павлиньим троном», но там уже не было знаменитого алмаза. Вездесущие шпионы донесли владыке, что алмаз надо поискать в тюрбане побежденного правителя Шаха Рангила. Во время пира Надир Шах предложил тому в знак мира и дружбы обменяться тюрбанами…

Вскоре победитель поспешил в свои покои, где собственноручно размотал тюрбан и, увидев сияющий камень, воскликнул: «Гора света!». По словам Тавернье, французского ювелира и путешественника, «Кох-и-Нур» имел вес 420 карат и был огранен в форме розы для того, чтобы наилучшим образом представить игру световых лучей.

Дальше, как пишет Гаскойн Бэмбер, «от внука Надир-шаха он перешел к царствующей фамилии в Кабуле, от них – к Раджиту Сингху, знаменитому сикхскому правителю Пенджаба, а когда Пенджаб был в 1849 году аннексирован британцами, камень передали верховному комиссару сэру Джону Лоуренсу, который был столь очевидно не заинтересован в приобретениях для империи, что шесть недель таскал драгоценность в жилетном кармане, позабыв о ней. Наконец камень был отправлен им королеве Виктории и прибыл как раз вовремя, чтобы стать главным экспонатом Великой выставки 1851 года и попасть потом в лондонский Тауэр, из которого ничто не исчезает».

Во время междоусобиц, после гибели Надир-шаха в 1747 году, «Павлиний трон» был похищен из Хорасана и разделен на отдельные части. Но считается, что некоторые подлинные элементы его были потом вмонтированы в «Солнечный трон», иногда также именуемый Павлиньим, трон персидских шахов из династии Каджаров. В настоящее время он украшает экспозицию музея в Тегеране.

 

Мирный договор о Каспийском побережье

О том, как Российская империя предпочла вернуть земли у берега Каспийского моря, существуют достаточно подробные документальные сведения. В 1733–1734 гг. в Польше Станислав Лещинский попытался завладеть престолом, чтобы возродить, как он надеялся, могущество Речи Посполитой. Императрица Анна Иоанновна послала туда войска, однако в ответ Оттоманская империя, имевшая на Польшу свои виды, начала подготовку к войне против России. Поэтому российское правительство сочло необходимым заключить союз с Персией против Турции.

«Персы к этому времени находились в состоянии войны с Турцией. Русское правительство ради войны с турками решило пожертвовать прикаспийскими землями, – пишет Александр Широкорад в книге «Персия – Иран. Империя на Востоке». – Русский посол князь С. Д. Голицын 16 декабря 1734 г. объявил Тахмаспу Кули-Хану, что императрица Анна Иоанновна, «имея полную надежду на скорое очищение Персии от неприятелей, согласна… возвратить ему остававшиеся в русском владении персидские города под тем условием, что города эти никогда не будут отданы в неприятельские руки… Тахмасп Кули-хан так обрадовался, что изменился в лице и объявил, что готов все сделать, чтоб отблагодарить императрицу, за такую милость пусть императрица располагает им как своим последним слугою, и, обратясь к стороне Генжи, крикнул: «Горе вам! Не только вы все, но и сам ваш султан погибнет от персидской сабли, если Бог продолжит мою жизнь». В 1735–1739 гг. русские войска оставили южное побережье Каспия, а также Баку и Дербент. Персидский поход был последним и далеко не самым удачным походом Петра Великого. Баку, Дербент, Энзели и Решт могли быть заняты небольшими десантными отрядами, что позже и произошло. Однако удержать территории на юге Каспийского моря было крайне сложно…», так что решение, принятое Анной Иоанновной, было вполне логичным.

«…Тахмасп Кули-хан так обрадовался, что изменился в лице и объявил, что готов все сделать, чтоб отблагодарить императрицу, за такую милость пусть императрица располагает им как своим последним слугою, и, обратясь к стороне Генжи, крикнул: «Горе вам! Не только вы все, но и сам ваш султан погибнет от персидской сабли, если Бог продолжит мою жизнь». В 1735–1739 гг. русские войска оставили южное побережье Каспия, а также Баку и Дербент».

Александр Широкорад

 

Сватовство Надир-шаха

Могло случиться и так, что к давним торговым и культурным связям России и Персии добавились бы брачные узы между царственными особами. Осенью 1741 года в Россию было отправлено посольство от повелителя Персии Надир-шаха – владыка сватался к царевне Елизавете, дочери Петра I. В начале октября 1741 года жители Санкт-Петербурга были потрясены удивительным зрелищем. По улицам столицы проходила длинная пышная процессия.

Верблюды и мулы в нарядной сбруе везли тюки с дарами от шаха: золотой посудой, драгоценным оружием, украшениями тончайшей работы. Важно шествовали четырнадцать слонов в роскошных попонах, со сверкающими драгоценными камнями султанами на головах. На великолепных конях ехали послы и сопровождавшие их воины. Европейский автор так описывал эту картину: «Впереди шагал хор музыкантов, затем следовали конные и пешие воины и тысяча белых, богато одетых невольников, которых шах посылал в подарок великой княжне, позади них грузно ступали четырнадцать слонов; первый, белый, был навьючен только драгоценностями, жемчугом, золотом и серебром, прочие несли на спине чудесные индийские и персидские ткани, ковры и ценные меха. Потом влачилась тысяча черных, словно из эбенового дерева выточенных рабов, которые несли в руках попугаев или вели на серебряных цепях прирученных львов, тигров либо пантер. Сто невольников исключительно красивой наружности следовали за ними с опахалами из страусовых перьев, посланцы же на горячих конях, в пестрых восточных нарядах, усеянных алмазами, и второе подразделение воинов замыкали шествие».

Однако брак русской великой княжны и персидского шаха не состоялся. По одной из версий историков, отказом на сватовство владыки ответил канцлер Остерман, который, желая услужить тогдашней правительнице Анне Леопольдовне – матери «императора-младенца» Иоанна Антоновича, даже не позволил персидским посланникам увидеться с Елизаветой. По другой – от брачного предложения шаха уклонилась сама великая княжна, опасаясь, что в случае не то что ее согласия, но даже проявленного интереса сторонники Анны Леопольдовны заподозрят ее в притязаниях на власть. Эти подозрения и так преследовали Елизавету Петровну все время правления ее кузины Анны Иоанновны, которая и завещала корону Иоанну Антоновичу.

Среди современников бытовало мнение, что именно принятое без ее участия решение отказать Надир-шаху окончательно утвердило Елизавету в намерении отстоять свои права. Не прошло и двух месяцев после прибытия персидского посольства, как дочь первого императора при поддержке гвардейцев Преображенского полка заняла российский престол и весной 1742 года была коронована как императрица Елизавета Петровна.

 

Гибель Надир-шаха и «большая игра»

20 июня 1747 года Надир-шах был убит заговорщиками в своем военном лагере под Хоросаном в Восточном Иране. Российский канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, докладывая императрице Елизавете Петровне о гибели персидского шаха, предложил на это вдобавок отреагировать со всей поспешностью и отправить в Гилянь русские войска «на помощь персиянам против турок в случае внезапного нападения последних». Помимо этого, Бестужев-Рюмин вновь вернулся к высказанному ранее своему предложению «о сожжении построенных в Персии кораблей и о захвачении Элтона».

Речь шла об англичанине по фамилии Элтон, за деятельностью которого русские агенты уже внимательно следили какое-то время. Он какое-то время обретался в пределах Российской империи, а именно в Оренбурге, потом осуществлял картографическую съемку каспийского побережья, а далее подрядился построить для персидского флота несколько кораблей.

Это вызвало большую тревогу. Через два месяца императрица решила вновь обсудить положение в Персии. Она совещалась в Коллегии иностранных дел с графом Румянцевым, генерал-прокурором князем Трубецким, генералом Бутурлиным, адмиралом Апраксиным, а также тайным советником бароном Черкасовым. В итоге было принято такое решение: «1) удостовериться в смерти шаха Надира… 5) отправить нынешней же осенью как можно скорее к гилянским берегам до 1000 четвертей пшеничной муки для продажи тамошним жителям на деньги или для мены на шелк; 6) воспользоваться смутою в Персии и смертью шаха для искоренения корабельного строения, заведенного Элтоном: для этого предписать находящемуся в Гиляни резидентом Черкасову подкупить из бунтовщиков или других персиян, чтоб сожгли все корабли, построенные или еще строящиеся, сжечь также заведенное там адмиралтейство, анбары, парусные и прочие фабрики и инструменты, что можно будет, то бы все сожгли, а иное разорили б до основания, к чему хотя несколько их разных людей уговорить, чтоб они это сожжение как можно скорее сделали, и за то им хотя бы и знатную сумму из казенных денег выдать.

«…тайно или под видом разбойников съездить в Ленгерут и случая искать находящиеся там корабли и всякое адмиралтейское строение сжечь и до основания разорить. Равномерно и о том стараться, чтоб заводчика этого корабельного строения Элтона оттуда достать, или уговорить, или тайно схватить, или у персиян за деньги выпросить и немедленно в Астрахань отослать».

Из распоряжения императрицы Елизаветы Петровны

Если б это не удалось, можно тем командирам, которые на судах с продажным хлебом к гилянским берегам будут отправлены, поручить, чтоб они как на походе в море, так и в бытность при берегах всегда примечали и, где им персидские корабли попадутся, всячески старались если возможно, скрытно, а по нужде хотя и явно зажечь и таким образом сделать, чтоб они вовсе пропали; также командиры приложили бы старание, будучи там на малых судах, тайно или под видом разбойников съездить в Ленгерут и случая искать находящиеся там корабли и всякое адмиралтейское строение сжечь и до основания разорить. Равномерно и о том стараться, чтоб заводчика этого корабельного строения Элтона оттуда достать, или уговорить, или тайно схватить, или у персиян за деньги выпросить и немедленно в Астрахань отослать».

То, что впоследствии будет названо «большой игрой», уже набирало обороты. Британские агенты, равно как и Ост-Индская компания, проявляли к Персии и сопредельным землям большой интерес, и присутствие России им отнюдь не нравилось. Интересы же самой Персии ими вообще не принимались во внимание.

 

Персидская авантюра князя Потемкина

27 января 1779 года у супруги наследника российского престола – великой княгини Марии Федоровны родился второй сын. Он был назван Константином, поскольку его блистательная бабушка – императрица Екатерина прочила младенцу великое будущее, а именно престол Константинополя, который она мечтала отобрать у турок-османов, возродив заново Византию. Особо ревностно стремился к осуществлению этого плана князь Потемкин, хотя и видел его несколько иначе. В его версии, путь через Персию в Индию был едва ли не важнее. Константин был еще малышом, когда светлейший начал действовать.

«10 мая 1781 года… Потемкин отправил графа Марка Войновича, выходца из Далмации, на персидский берег Каспийского моря, – пишет историк Саймон Себаг-Монтефиоре в книге «Потемкин». – Этот план он вынашивал целый год, параллельно ведя переговоры с Австрией. 11 января 1780 года, за десять дней до того, как Иосиф предложил встретиться с Екатериной в Могилеве, светлейший приказал генералу Суворову, самому способному из своих военачальников, собрать в Астрахани боеспособный корпус. Кораблям, строившимся с 1778 года на Волге, в Казани, он приказал двигаться на юг. Заключение союза с Австрией могло потребовать еще несколько лет, а тем временем Россия, оставив в покое Османов, прозондировала бы почву в Персии. Персидская империя в те годы охватывала южный берег Каспийского моря, включая Баку и Дербент, всю территорию сегодняшнего Азербайджана, большую часть Армении и половину Грузии».

«Владетель Ашхабадской провинции Ага-Мохаммед-хан заигрывал со всеми потенциальными союзниками… Он приветствовал идею создания русской фактории на восточном берегу Каспия, которая, возможно, помогла бы его войску».

Саймон Себаг-Монтефиоре

В составе экспедиции было три фрегата и несколько транспортных кораблей. 29 июня 1781 они вышли в Каспийское море, чтобы, по словам Себаг-Монтефиоре, «устроить торговый пост в Персии и заложить основы центральноазиатской политики Екатерины. В персидской администрации царил беспорядок. Владетель Ашхабадской провинции Ага-Мохаммед-хан заигрывал со всеми потенциальными союзниками… Он приветствовал идею создания русской фактории на восточном берегу Каспия, которая, возможно, помогла бы его войску».

Планам не суждено было осуществиться. «Князь приказывал Воиновичу действовать «только убеждением», – подчеркивает Себаг-Монтефиоре, – но по прибытии тот «стал делать прямо противоположное». Обнаружив на восточном берегу Каспия Ага-Мохаммеда и его армию, Войнович доказал, что он «такой же плохой царедворец, как политик». Персидский князь желал образования русской фактории и даже предлагал послать в Петербург своего племянника, но вместо этого Войнович учредил форт, как будто 600 человек с 20 пушками могли противостоять персидской армии. Салютуя персам пушечным огнем, он переполошил и без того подозрительных местных воевод, до которых дошел слух, что по Дагестану идет Суворов с 60 тысячами человек. Эту дезинформацию, возможно, забросили в Персию англичане». Подозрительный Ага-Мохаммед предпочел отказаться от таких союзников, и под угрозой немедленной гибели предложил им уйти. Сказал он это у себя на обеде, куда пригласил Войновича. Тут посланец проявил благоразумие и увел экспедицию прочь.

 

Недолгое «царство милосердия»

После гибели Надир-шаха страна вновь была охвачена междоусобицами. В 1753 году на престол взошла новая династия – Зенды. Первым ее представителем был Карим-хан, который так и не принял шахского титула. Карим-хан именовал себя «уполномоченным государства» и правил от имени последнего представителя Сефевидов – Исмаила III. При этом он заслужил любовь подданных и славу одного из лучших государей Персии за всю историю.

Карим-хан не знал грамоты, но любил и ценил поэзию, покровительствовал ученым и был почитаем за свой великодушный характер. «Я не властитель, – говорил он, – я просто люблю людей». При нем столица была перенесена в – родной город прославленных стихотворцев Саади и Хафиза. По его повелению искусные зодчие воздвигли роскошные мавзолеи над местами последнего упокоения великих поэтов. В целом эпоха его правления примечательна тем, что не было войн, зато произошел заметный культурный расцвет.

Зенды оставались у власти почти до самого конца XVIII века. Но период благоденствия, который многие впоследствии именовали «царством милосердия», завершился практически сразу после кончины Карим-хана в марте 1779 года. И сразу начались междоусобицы среди его родственников. Наконец в Ширазе взошел на престол Лотф Али-шах, последний шах из династии Зендов. Он был известен как справедливый и добродетельный правитель, но против него выступил Ага-Мухаммед-хан, глава племени каджаров.

«Изо всех иранских династий не было другой такой человечной, справедливой, милосердной и доброжелательной династии. Карим-хан – один из наиболее человеколюбивых правителей в истории. Лотф Али – один из дорогих и близких сердцу мучеников в истории Ирана».

Саид Нафиси

В 1791 году войска Ага-Мухаммеда благодаря предательству сумели захватить Шираз, а через три года – и последний город, где находился Лотф Али-шах, – Керман. Лотф Али-шах попал в плен и был жестоко убит.

Современный иранский историк Саид Нафиси пишет о них: «Изо всех иранских династий не было другой такой человечной, справедливой, милосердной и доброжелательной династии. Карим-хан – один из наиболее человеколюбивых правителей в истории. Лотф Али – один из дорогих и близких сердцу мучеников в истории Ирана».

Своей столицей новый правитель Ага Мохаммед Шах Каджар сделал город Тегеран. Он вел множество войн и славился неоправданной жестокостью. Его родной брат по отцу, Муртаза-Кули-хан, страшась гибели (Ага-Мухаммед приказал убить его мать), бежал в Россию, где просил убежища у императрицы Екатерины II.

В сентябре 1787 г. при поддержке русской флотилии Муртаза-кули-хан вернулся в Гилян, но в сражении против брата потерпел поражение и был вынужден вернуться на русскую территорию, где и жил впоследствии до кончины. В одном из писем Екатерина II писала о нем: «Это человек добродушный и предупредительный. Он попросил осмотреть Эрмитаж и был там сегодня в четвертый раз; провел там три или четыре часа подряд, рассматривая все, что там находится… как настоящий знаток». По распоряжению Екатерины известный художник Боровиковский написал портрет Муртазы-Кули-хана.

Есть версия, что именно с присутствием Муртазы-Кули-хана в Санкт-Петербурге связано появление впоследствии знаменитой повести Н. Гоголя «Нос». Одному из спутников персидского принца в плену у Ага-Мухаммеда отрезали нос. И как пишет в своей статье «О реальности основы сюжета повести Н. В. Гоголя „Нос“» А. Крашенинников, «Муртаза обратился к Зубову с необычной просьбой – сделать своему изуродованному спутнику протез носа. Вид безносого перса в свите хана пугал всех и вызывал у многих отвращение». За выполнение этой работы взялся Осип Шишорин. «Мастер реконструировал в рисунке отрезанный нос перса, затем вылепил его и сделал по этой лепной модели носа два медных штампа, – пишет Крашенинников, – вложив между которыми тонкий позолоченный изнутри лист серебра, выколотил своеобразный протез носа. Наличие штампов позволяло повторять его. По просьбе заказчика механик сделал второй, запасной протез. Наружную поверхность протеза он окрасил „под натуру“. Шишорин придумал также изящный способ ношения своего изделия на лице: оно крепилось изнутри к носовой кости хозяина „пружиной-биндажем“ (само название подтверждает английскую выучку Шишорина) – приспособлением вроде того, что позднее применялось на пенсне. Но как бы плотно ни прикреплялся металлический нос пружиной, между изделием и щекой оставалась легкая щель, для маскировки которой мастер придумал подобие лейкопластыря из тонкой шелковой тафты (тоже, вероятно, телесного цвета), пропитанной гумией (клейким соком особых растений). Стоило лизнуть, клей растворялся, ткань прилипала к коже и металлу».

«Это человек добродушный и предупредительный. Он попросил осмотреть Эрмитаж и был там сегодня в четвертый раз; провел там три или четыре часа подряд, рассматривая все, что там находится… как настоящий знаток».

Екатерина II о Муртазе-Кули-хане

Ага-Мухаммед, желая отомстить за поддержку брата, разорил русские поселения и консульство на каспийских берегах, после чего вторгся в Закавказье. Грузинский царь Ираклий II обратился к России за помощью, итогом стало присоединение Грузии к Российской империи. В 1797 году Ага-Мухаммед был убит своими приближенными. По одной версии, ему подали отравленную дыню, по другой – просто закололи. На престол Персии взошел Фетх Али-шах, сын еще одного брата Ага-Мухаммеда.

К началу XIX века Персия вновь стала одним из участников всемирной истории, заключая союзы с мировыми державами. В Тегеран отправлялись французские, английские и русские дипломатические миссии.