Насреддин-шах

Насреддин-шах (Насер ад-Дин Шах Каджар), родившийся 16 июля 1831 года сын Мохаммед-шаха, в семь лет был награжден российским императорским орденом Белого орла. Будущий персидский правитель провел свою молодость в Тебризе, в отдалении от столицы и шахского двора. Будучи еще совсем юным, он присутствовал на приеме у королевы Виктории, которая лично подарила ему входившую тогда в европейскую моду фотокамеру. Так родилось одно из увлечений Насреддин-шаха – фотография. На протяжении многих лет он фотографировал персидские и зарубежные пейзажи, свое дворцовое окружение и любимых жен. Сам шах тоже очень любил позировать, и до наших дней дошли его фото.

Персидские поэты традиционно воспевали сияние очей и безупречные черты своих прекрасных возлюбленных, но первые фотографические изображения иранских красавиц появились в конце XIX века. Насреддин-шах составил целую галерею портретов своих жен. И сейчас облик обитательниц шахского гарема, сохраненный для нас тогда новейшим, а сейчас привычным фотоискусством, способен немало удивить тех, кто привык руководствоваться стереотипными мнениями. Жены Насреддин-шаха вовсе не выглядят робкими, напротив, это вполне уверенные в себе дамы.

Сохранились также портреты матери Насреддин-шаха и его дочерей. На большинстве снимков женщины и девушки облачены в традиционные одежды, но при этом компоновка кадра напоминает о жанре портретной съемки в европейских фотоателье. А после того, как жены шаха стали в качестве домашней одежды носить костюмы, подобные тем, в которых выступали танцовщицы, эта мода вскоре проникла и в дома знати, а также просто обеспеченных людей.

«Библиотекарь заметил в одной книге знаменитого персидского философа запись, сделанную рукою шаха. Эта запись была представлена шаху, и он признал ее за свою и вспомнил, что она была сделана им 35 лет тому назад, после сна, который он видел, заснув над этой книгой. Запись гласила: «Ему советуют быть дружным с Россией, главное, с Александром III, так как Александр II, хотя много сделает добра для народа, но падет от злодейской руки». К несчастию, предсказание сна сбылось согласно тому, как видал 35 лет тому назад шах».

Мисль-Рустем

К власти Насреддин-шах пришел в семнадцать лет и с 17 сентября 1848 года долгие сорок семь лет правил Персией, пытаясь провести реформы, которые сделали бы страну более могущественной и процветающей.

Насреддин-шах, пытавшийся приобщить Персию к европейскому пути развития цивилизации, совершил несколько поездок по развитым странам Европы – в 1873, 1878 и 1889 годах. Владыка Персии посетил и Российскую империю. В российской столице Насреддин-шаха торжественно встречал император Александр II. Описания его первого путешествия были опубликованы на английском языке в 1874 году в британской столице. В 1887 году они вышли в Санкт-Петербурге на русском языке под названием «Путешествие шаха Наср-Эддина по Мазандерану. Собственный его величества дневник».

Во время правления Насреддин-шаха существовала Персидская казачья бригада (официально именовалась «Казачья его величества шаха бригада»). Обучением ее личного состава занимались русские инструкторы, один из которых по фамилии Меняев оставил весьма интересные мемуары о своем пребывании в Персии, опубликованные им под псевдонимом Мисль-Рустем. Так, в частности, он писал: «В 1881 году стали переносить шахскую библиотеку в другое помещение. Библиотекарь заметил в одной книге знаменитого персидского философа запись, сделанную рукою шаха. Эта запись была представлена шаху, и он признал ее за свою и вспомнил, что она была сделана им 35 лет тому назад, после сна, который он видел, заснув над этой книгой. Запись гласила: «Ему советуют быть дружным с Россией, главное, с Александром III, так как Александр II, хотя много сделает добра для народа, но падет от злодейской руки». К несчастию, предсказание сна сбылось согласно тому, как видал 35 лет тому назад шах. Вспомнил ли шах об этом сне, получив известие о трагической кончине Императора Александра II, неизвестно, но только вслед за этим печальным известием он послал немедленно за русскими инструкторами и объявил им со слезами на глазах, что он «потерял лучшего друга – Императора Александра II» (текст опубликован по изданию: Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-шахе с 1882 по 1888 г. – СПб., 1897).

В свой первый визит в Россию, длившийся месяц, шах отправился из Тегерана в Анзали, а затем поплыл на корабле по Каспийскому морю. Пресса Российской империи писала, что 10 мая 1873 года половина жителей столицы заполнила Невский, чтобы увидеть торжественный приезд персидского шаха к российскому двору.

Мисль-Рустем запечатлел в своих записках и подробности того, как выглядели обычно парадные одежды персидского властителя: «Обыкновенно шах одевается в черный или пестрый шалевый «сардали» (персидский сюртук); в руках любит вертеть тонкую тросточку; на шее у него, на цепочке, почти постоянно висит знаменитый огромный бриллиант. Но при выезде и приемах шах любит разукраситься своими драгоценностями: на шапку тогда навинчивается знаменитое бриллиантовое перо, унизанное вместе жемчугом и изумрудом посередине, к которому приделан часовой механизм, отчего перо все время находится в движении и производит сильный блеск. На плечи он одевает тогда погоны, на которых посажено по два или по три огромных изумруда или бриллианта; на грудь пришпиливаются до 42 огромных алмазов, расположенных в несколько рядов. Сбоку бриллиантовая звезда и на усыпанной крупными бриллиантами портупее через плечо привешивается драгоценная кривая шашка. Сверх этого, он иногда одевает сделанные в Париже эксельбанты, у которых все шнуры сделаны из мелких бриллиантов, а на наконечниках насажены крупные».

«Но при выезде и приемах шах любит разукраситься своими драгоценностями: на шапку тогда навинчивается знаменитое бриллиантовое перо, унизанное вместе жемчугом и изумрудом посередине, к которому приделан часовой механизм, отчего перо все время находится в движении и производит сильный блеск».

Мисль-Рустем

Михаил Александрович Зичи (Михай Зичи) – венгерский рисовальщик и живописец из знатного рода Зичи – в течение пятнадцати лет, с 1859 по 1873 год, являвшийся российским придворным живописцем, во многих своих работах изобразил жизнь императорского двора, сцены приемов и охоты. Он создал картины, запечатлевшие первый визит Насреддин-шаха в Россию. Одна из этих картин, на которой изображен приезд персидского шаха в российскую столицу, теперь находится в иранской столице, во дворце Голестан. В Зимнем же дворце остались работы Зичи, посвященные приему Насреддин-шаха принцессой Марией Александровной, а в галерее Эрмитажа находится картина с изображением посещения персидского шаха торжественной церемонии парада императорской армии Александра II.

 

Интерес к созиданию

Специально для этой книги известный психолог Карина Сарсенова проанализировала историческую роль Насреддин-шаха:

«Что такое идеальный правитель? И вообще, существует ли он? Без сомнения, да. Идеальный – для своего народа. Для определенной эпохи его становления. Для важнейшего этапа в развитии этнического самосознания. Идеальный правитель отражает самим фактом своего бытия проявленные и скрытые ресурсы этноса. Детерминирует вектор продвижения общества и индивидуума. Превращает недостатки в достоинства. Идеальный правитель – это воплощение души народа, его осознанных и бессознательных устремлений и чаяний. Концентрация нынешней и грядущей современности в образе одного человека. И ярчайший пассионарий во всех его нюансах и смыслах.

Конечно, Насреддин-шах был подлинным пассионарием. И не абы каким, а позитивным, созидающим гением подчиненного ему времени. Создателем нового времени, наставником многомерных личностных поисков, проводником подсознательных импульсов народа в сферу их осознанной реализации. Страсть к жизни не может испытывать негативно настроенный человек. Самый долгоправящий, в пределах новой истории, шах Персии, пребывал покорным слугой огромной творческой силы, дарованной ему Всевышним. Грандиозность перемен, познанные Персией в результате многих лет его правления, трудно переоценить. Большое видится на расстоянии. Вклад творческих гениев в историю отдельной страны и всего мира становится очевидно масштабным по прошествии солидного промежутка лет. Хорошо это или плохо? Однозначно хорошо. Чем видимее след, тем выше вероятность его полноценного восприятия грядущими поколениями.

Страсть к жизни, к познанию, к творчеству и поэтому – к изменениям, вела судьбу великого шаха Насреддина. Обладатель внушительной силы воли, непреодолимого обаяния, уверенный в себе, мастер интуиции и логического анализа, редчайший симбиотик интроверсии и экстраверсии, он видел недоступные простому человеческому взгляду перспективы и сумел вложить любовь к жизни, к ее динамике в души своих подопечных, граждан Персии.

Карина Сарсенова

Страсть к жизни, к познанию, к творчеству и поэтому – к изменениям, вела судьбу великого шаха Насреддина. Обладатель внушительной силы воли, непреодолимого обаяния, уверенный в себе, мастер интуиции и логического анализа, редчайший симбиотик интроверсии и экстраверсии, он видел недоступные простому человеческому взгляду перспективы и сумел вложить любовь к жизни, к ее динамике в души своих подопечных, граждан Персии. Пусть не сразу, но победа была одержана. Проведены задуманные реформы. Привит интерес к созиданию. Положены начала новых форм творческого самопознания. Изменены к лучшему, осовременены национальные черты, выпестован тот особый уровень этнического сознания, который позволил народу успешно взаимодействовать со стремительно меняющимся миром вокруг. Проложены мосты между, казалось бы, принципиально не соединяемыми цивилизациями Востока и Запада… Невозможное оказалось возможным в их совместном фокусе в сознании одного только человека… Сколь многое зависит от силы духа, решительности и смелости одной лишь личности и от ее истинного служения Всевышнему! И от глубокого понимания собственного народа, безусловной любви к нему и трепетного уважения, опираясь на которые, шах Насреддин сумел совершить действительно великие дела.

Быть первопроходцем всегда трудно. Эта задача неизменно возлагается на плечи лучших пассионариев современности, на лидеров с большой буквы. На людей с неординарным мышлением и принципиально отличным от других мировосприятием. Ярчайший пример такого духовного, политического, культурологического лидерства, конечно же, шах Насреддин. Невозможно научиться быть лидером. Лидером рождаются, как Насреддин-шах, рождаются быть служителями своего народа, реализаторами его потаенных идей, вестниками культурной мощи… Пассионарий, по нраву сибарит, пользуется благами жизни для подпитки своей духовной силы. Без этого никак нельзя. Радость бытия возвращает пассионарию столь щедро затрачиваемую им энергию созидания и любви. И, естественно, люди, помогающие ему растить эту радость, сами духовно растут и развиваются. Наполняются силой сотворяющего бытия… И вместе с ведущим их лидером покоряют прежде невообразимые вершины материального и духовного развития».

 

Амир-Кабир

Одним из ближайших сподвижников четвертого шаха Персии из династии Каджаров был визирь (премьер-министр) Амир-Кабир (Мирза Таги Фархани), видный государственный деятель и просветитель.

С детства он выучился чтению и письму, затем благодаря своим талантам смог поступить на государственную службу писарем, и потом стал продвигаться по службе. В двадцать два года был направлен младшим членом персидской миссии в столицу Российской империи. Побывав в Османской империи на переговорах по заключению мира, Мирза Таги обратил внимание на проведенную соседом модернизацию. В 1847 г. вернувшись на Родину, он стал приближенным наследника, будущего правителя Насреддин-шаха и помог тому после смерти его отца получить престол. Будучи назначен великим визирем, Мирза Таги принял титул Амира Кабира – Великого эмира (министра), ставший его именем в персидской и мировой истории.

Амир Кабир провел реформы государственного управления, сократив раздутые государственные расходы и вмешательство других стран во внутренние дела Персии, но сохранив при этом развитие торговых отношений.

По инициативе Амира Кабира в Тегеране был открыт первый иранский университет, получивший название – Дар-оль-Фонун (Дом знаний). В нем обучали и готовили людей к государственной службе, преподавали искусство управления.

По инициативе Амира Кабира в Тегеране был открыт первый иранский университет, получивший название – Дар-оль-Фонун (Дом знаний). В нем обучали и готовили людей к государственной службе, преподавали искусство управления.

Помимо этого, визирь был инициатором основания персидской газеты «Произошедшие события» («Вагэ-йе Эттефагийе»). Помимо экономики, Амир Кабир занимался и дипломатией, выстраивая отношения с иностранными державами и курируя создание персидских посольств во многих странах мира.

Но обладающий прямым характером и заботившийся об интересах родной страны Амир Кабир был неугоден многим придворным сановникам и даже родственникам самого шаха, убедившим его, что визирь сам рвется к власти и хочет захватить трон. Поверивший им шах снял Амира Кабира с поста первого министра и отправил в ссылку в Кашан. Сотрудники российского посольства предложили ему получить убежище, уехав в Российскую империю, но Амир Кабир отказался и вскоре, находясь в ссылке, был приговорен к смерти и убит 11 января 1852 г.

В честь Амир-Кабира назван Тегеранский технологический университет.

 

Англо-персидская война

Противоборство за Герат, о котором уже говорилось раньше, между Персией и Афганистаном, а фактически – между Персией и союзной ей Российской империей, с одной стороны, и Великобританией, с другой – возобновилось в начале 1850-х годов. «Вернуть Герат, центр говорящей на фарси провинции, имевшей многочисленные связи с остальной частью Ирана, было мечтой каждого персидского правителя с тех пор, как наступили годы анархии, последовавшей за смертью Надира в 1747 г.», – говорится в книге Фируза Казем-Заде «Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии».

Очередному столкновению интересов из-за Герата предшествовали попытки англичан установить контроль над торговыми перевозками по морю. Это попытки носили весьма благородное обличье – прекратить работорговлю на море. В 1851 году была подписана конвенция, предоставившая английским чиновникам право обыскивать корабли персидских купцов: «В целях предотвращения ввоза негров-рабов мужского и женского пола, Персидское правительство соглашается разрешить военным кораблям Британского правительства и Ост-индской компании в течение одиннадцати лет обыскивать персидские купеческие суда… за исключением персидских государственных судов, не являющихся собственностью купцов или персидских подданных; в отношении такого рода государственных судов не должно быть никакого вмешательства… Если рабы на каком-либо из этих судов будут найдены, Британские власти должны забрать их; людей же, которые ввозили рабов не следует задерживать и применять к ним иные наказания, кроме отнятия у них рабов. Судно же, на котором ввозились рабы, совместно и с ведома чиновников Персидского правительства, находившихся на борту британских крейсеров, должно быть передано властям, находящимся в персидских портах, которые являются частью Персидского государства; и только власти Персидского государства могут наказывать и штрафовать собственника того рабовладельческого судна, который действовал в нарушение приказа Его Величества шаха Персии о ввозе рабов…».

«Судно же, на котором ввозились рабы, совместно и с ведома чиновников Персидского правительства, находившихся на борту британских крейсеров, должно быть передано властям, находящимся в персидских портах, которые являются частью Персидского государства; и только власти Персидского государства могут наказывать и штрафовать собственника того рабовладельческого судна, который действовал в нарушение приказа Его Величества шаха Персии о ввозе рабов…»

Англо-персидская конвенция 1851 г.

Однако главной точкой напряжения оставался Герат. Армия шаха предпринимала попытки установить контроль над Гератом в 1852 году, а четырьмя годами позже, 25 октября 1856 года персидским войскам удалось занять город. Но британцы были крайне заинтересованы в том, чтобы Афганистан оставался для них дружественной страной, поскольку он единственный мог представлять собой некую буферную зону между Средней Азией, где росло влияние России, и английскими владениями в Индии.

Поэтому после вступления персидских войск в Герат, ситуация обострилась до предела. 1 ноября 1856 года генерал-губернатор Индии, выполняя прямой приказ из метрополии, объявил войну Персии. В его официальном обращении к войскам, отправленным для высадки на побережье Персидского залива, подробно разъяснялась британская точка зрения: «Не так давно, в декабре 1855 г., Персидское правительство в статье тегеранской «Официальной газеты» объявило о своем намерении отправить войска в Герат, основываясь на том, что «соседи» эмира Дост Мухаммад-хана – правителя Афганистана – спровоцировали его к овладению Кандагаром…». Под «соседями» подразумевались как раз англичане, чьи интересы простирались не только до Кандагара. Но, разумеется, вслух этого никто из британских представителей признавать не собирался. А генерал-губернаторское послание было преисполнено негодования: «Это утверждение, что «соседи» подстрекали правителя Афганистана захватить Кандагар, или что они ему помогали в захвате этого города, или что он получал советы и поддержку от них, чтобы двинуться на Герат (если под «соседями» подразумевается Британское правительство), целиком неверно. Никакого подстрекательства, помощи или поощрения (прямого или косвенного) со стороны Британского правительства не было оказано… Несмотря на это, Персидское правительство выполнило свое намерение. Персидские войска вмешались во внутренние дела Герата и вторглись на его территорию (хотя случай, который мог бы оправдать такие действия, не представился) и осадили город. Тегеранское правительство не только взяло на себя право назначить правителя Герата, но и, обращаясь к правителю города, объявило Герат персидской территорией…».

«Это утверждение, что «соседи» подстрекали правителя Афганистана захватить Кандагар, или что они ему помогали в захвате этого города, или что он получал советы и поддержку от них, чтобы двинуться на Герат (если под «соседями» подразумевается Британское правительство), целиком неверно. Никакого подстрекательства, помощи или поощрения (прямого или косвенного) со стороны Британского правительства не было оказано…»

Чарльз Каннинг, генерал-губернатор Индии

В декабре 1856 года в Персидский залив вошла английская эскадра. Высаженные с кораблей десанты захватили остров Харг, а потом и город Бушир. В январе 1857 года между Англией и афганским эмиром, а еще точнее – «между эмиром Дост Мухаммад-ханом, правителем Кабула и тех районов Афганистана, которые ныне находятся в его владении, и сэром Джоном Лоуренсом, кавалером ордера Бани, главным комиссаром Пенджаба, а также подполковником Г. Б. Эдвардсом, кавалером ордена Бани (низшей степени), комиссаром Пешавара со стороны достопочтенной Ост-индской компании, находящейся под управлением пэра Чарльза Джона виконта Каннинга, генерал-губернатора Индии», был заключен так называемый Второй Пешаварский договор, который среди прочего гласил: «Принимая во внимание, что… сейчас идет война между Британским и Персидским правительствами, достопочтенная Ост-индская компания решила помочь Дост Мухаммад-хану защитить и удержать свои теперешние владения в Балхе, Кабуле и Кандагаре от притязаний Персии. Британское правительство настоящим согласилось, учитывая дружеские отношения, существующие между обоими правительствами, выплачивать названному эмиру один лак компанейских рупий ежемесячно в продолжении всего периода войны с Персией на нижеследующих условиях. Эмир обязан содержать то количество кавалерии и артиллерии, которое у него имеется, в настоящее время и кроме того, не менее 18 тыс. человек пехоты, из них 13 регулярных полков, общей численностью 13 тыс. человек…»

При этом Персия с самого начала изъявила готовность поскорее заключить перемирие, но британцы намеренно затягивали переговоры, продолжая продвигать свои войска в глубину персидской территории. События англо-персидской войны нашли свое отражение даже в работах Карла Маркса. «Следует, однако, напомнить, что, еще до того как произошел захват Бушира, – писал он в одной из своих статей, опубликованных в газете «New-York Daily Tribune» от 24 июня 1857 года, – персидский посол Ферух-хан, во время своих длительных переговоров с лордом Стратфордом де Редклиффом в Константинополе, по собственной инициативе предложил эвакуировать персидские войска из Герата». Соратник Маркса – Энгельс – тоже не обошел вниманием эту войну: «Англичане напали на Бушир и натолкнулись на храброе, хотя и безуспешное сопротивление. Однако в Бушире сражались не регулярные войска, а войска, состоявшие из иррегулярных отрядов, набранных среди персов и арабов – жителей побережья. Регулярные части еще только сосредоточивались, находясь приблизительно на расстоянии шестидесяти миль, в гористой местности…»

К заключению мирного договора Англию подтолкнули тревожные вести из Индии, где назревало недовольство, обернувшееся вскоре знаменитым восстанием сипаев, а также проблемы в Европе, где стало очевидным сближение между Францией и Российской империей.

Договор о мире между британской короной и шахом Персии был подписан в Париже 4 марта 1857 года: «Ее Величество, королева Объединенного королевства Великобритании и Ирландии и Его Величество, знамя которого есть Солнце, священный, августейший, великий монарх, неограниченный Шах-ин-Шах всех государств Персии, объединенные искренним желанием покончить с бедствиями войны, которая противоречит их дружественным желаниям и склонностям, и, чтобы восстановить на прочной основе дружественные отношения, поддерживавшиеся так долго между двумя высокими государствами, решили заключить мир, рассчитанный на обеспечение взаимной выгоды и пользы… Его Величество шах Персии соглашается отказаться от всех претензий на суверенитет над территорией и городом Гератом и районами Афганистана и никогда не требовать от вождей Герата или властей других районов Афганистана каких-либо знаков повиновения, таких, как чеканка монеты, хутба или дань».

«В тот год возникновение всеобщего пожара казалось неизбежным. 1 ноября правительство Индии объявило Ирану войну и высадило войска в Бушире. Русские подготовились к интервенции. Свое посредничество предложил Наполеон III. Русские не шевельнули пальцем. Англичане в основном вывели вооруженные силы из Персидского залива. Насир ад-Дин отказался от всяческих притязаний на Герат. Наконец, в 1863 г. последний попал в руки афганцев и вошел в состав царства, к которому не имел никакого отношения»

Жан-Поль Ру

Впрочем, по поводу монет существовала и небезынтересная оговорка: «Однако, если гератское население по своему собственному желанию, как это было во времена покойных Камрана и Яр Мухаммад-хана, захочет послать Персии подарки деньгами и начеканит их с именем шаха, то Персия примет их без всякого возражения…»

Описывая события 1856 года, Жан-Поль Ру подчеркивает, что «в тот год возникновение всеобщего пожара казалось неизбежным. 1 ноября правительство Индии объявило Ирану войну и высадило войска в Бушире. Русские подготовились к интервенции. Свое посредничество предложил Наполеон III. Русские не шевельнули пальцем. Англичане в основном вывели вооруженные силы из Персидского залива. Насир ад-дин отказался от всяческих притязаний на Герат. Наконец, в 1863 г. последний попал в руки афганцев и вошел в состав царства, к которому не имел никакого отношения».

Таким образом, только в 1863 году Герат был окончательно присоединен к Афганистану.

 

Тайны и агенты: Большая игра и Персия

Термин «Большая игра» для описания сложного противостояния Российской и Британской империй в Южной и Центральной Азии был придуман английским офицером Артуром Конолли. Персия неизменно находилась в центре этих событий и часто принимала в них активное участие.

Согласно официальной исторической версии в 1840 году Конолли записал эти слова на полях скопированного письма. Само письмо было отправлено британским представителем в Кабуле губернатору Бомбея (ныне город Мумбаи в Индии). Впоследствии популярность выражения обеспечил Киплинг, использовавший его в романе «Ким» о мальчике-ирландце, выросшем в Индии среди местных жителей, что позволяет этому «сахибу, сыну сахиба» с легкостью становиться неотличимым от них. Конечно, он становится для тех, кто ведет Игру, весьма ценным кандидатом, перевоплощаясь то в проводника странствующего ламы, то в мальчика на побегушках у торговца.

«– Этот военный – мелкая рыбешка, – объяснил Махбуб Али, – но со временем мы поймаем более крупную. Он лишь продает быков за две разные цены: одна цена для него, другая – для правительства, а я это не считаю грехом.

– Почему мне нельзя было просто унести книгу и на этом успокоиться?

– Тогда он перепугался бы и донес об этом своему начальству. А мы, возможно, потеряли бы след большой партии новых ружей, которые переправляются из Кветты на Север. Игра так велика, что одним взглядом можно окинуть только маленький ее участок».

«Мы, участники Игры, беззащитны. Умрем, так умрем, и тогда имена наши вычеркиваются из книги. Вот и все».

Редьярд Киплинг

Впрочем, во все времена подобные тайные игры опасны для всех участников, но особенно для рядовых исполнителей, и Большая Игра не исключение. Ким по ходу действия сталкивается с одним из таких, на кого открыта охота: «– Но разве правительство не может тебя защитить? – Мы, участники Игры, беззащитны. Умрем, так умрем, и тогда имена наши вычеркиваются из книги. Вот и все. В Бандакуи, где живет один из нас, я попытался замести след и для этого переоделся махратом. Потом я приехал в Агру и уже собирался вернуться в Читор, чтобы взять письмо. Так уверен я был, что улизнул от них…».

Биография самого Конолли в каких-то чертах сходна с жизнью героя романа Киплинга – он в 12 лет остался круглым сиротой, а через четыре года уже поступил на военную службу в Индии. Однажды в 1829 году он возвращался в Индию из отпуска, проведенного в Англии, и путь его лежал через Москву. Видимо, такой маршрут был выбран не случайно. Из Первопрестольной Конолли отправился на Кавказ, а потом в Хивинское ханство. Туда не добрался, зато попал в Герат. Поездка заняла почти год, по ее итогам Конолли написал книгу «Путешествие в Северную Индию сухопутным путем из Британии через Россию, Персию и Афганистан». В этой монографии он анализировал, какими путями русская армия может быть переброшена в Индию.

«Туркестан, Афганистан, Каспийский регион, Персия – у многих эти слова вызывают ощущение отдаленности, или воспоминание о странных превратностях, или отголоски умирающего романа. Для меня, признаюсь, они – шахматные фигуры на доске, где идет игра за мировое господство».

Джордж Керзон

Этому почти совпало по времени с появлением книг другого англичанина на ту же тему. Полковник Джордж де Ласи Эванс сначала выпустил книгу «Замыслы России», где утверждал, что в Санкт-Петербурге уже готов план вторжения. А потом, когда первое сочинение было воспринято публикой с изрядным недоверием, он же написал «Осуществимость вторжения в Британскую Индию». Поскольку Российская империя примерно тогда же разгромила Турцию, вторая книга Эванса вызвала интерес. Герцог Веллингтон даже высказал опасение, что если русские дойдут до Индии, местное население встретит их радостно, и владычеству Ост-Индской компании может прийти конец. И значит, решительное сражение надо давать где-то на территории Афганистана или Персии.

Есть версия, что Конолли потому и отправился в свою поездку, что получил приказ разведать путь возможного русского наступления.

При этом еще весной 1835 года появилась докладная записка Штаба Отдельного кавказского корпуса, где говорилось об ошибочности представления, будто «сокровища Индии могут нас завлечь в войну с англичанами, и проход нашими войсками почти 1000 верст через чужие земли для них кажется весьма легким и доказывает, сколь мало они знакомы с регулярными войсками и с потребностями, для них нужными». Но однозначно отрицать возможность похода на Индию аналитики корпуса тоже считали нецелесообразным: «…связи со Средней Азией для нас неоценимы и один вид, что мы имеем намерение идти в Индию, будет достаточен, чтобы склонить Англию на мир, или на согласие на наши предложения в политическом каком-либо деле».

Отчет такого серьезного ведомства как III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии за 1839 год гласил: «Англия, принимая возможность за самое дело, всегда подозревает Россию в интригах к разрушению английского могущества в Индии и влияния в Средней Азии. Кроме того, к этой мысли Англия склоняется тем более, что, употребляя политику единственно для возвышения своих торговых интересов, она обязана отчасти России упадку своей континентальной торговли и кредита… Оттого соперничество и козни англичан на Востоке, в Персии и ханствах, соседних с Персиею и на Кавказе, примыкающем к морю… По общему мнению, нет никакого сомнения, что Хива подстрекается англичанами к грабежу наших караванов. Когда разнеслись слухи, что генерал-адъютанту Перовскому поручена экспедиция в Хиву, здешнее английское посольство улыбалось, и в публике утверждали, что Англия уничтожит своим золотом все проекты России на основании влияния или владычества в Азии».

В 1840 году в Хиву был направлен капитан Джеймс Аббот, который должен был склонить хивинского хана на сторону Британии. Другие секретные поручения у него тоже были. Но в результате, как пишет О. М. Хлобустов в книге «Госбезопасность России от Александра I до Путина»: «1 мая 1840 г. при проведении рекогносцировки в окрестностях укрепления Ново-Александровского на российской территории Аббот и его сопровождающие были задержаны патрульным казачьим разъездом и доставлены к коменданту крепости. Оттуда они были направлены в Оренбург, а об инциденте сообщено в МИД. Во избежание дипломатического скандала Аббот был оставлен на свободе «под честное слово»… В июне Аббот был препровожден в Петербург, откуда он был выслан на родину».

«Англия, принимая возможность за самое дело, всегда подозревает Россию в интригах к разрушению английского могущества в Индии и влияния в Средней Азии… Оттого соперничество и козни англичан на Востоке, в Персии и ханствах, соседних с Персиею и на Кавказе, примыкающем к морю…»

Отчет III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1839 г.

В то же самое время в Бухару отправился подполковник Чарльз Стоддарт, которому было поручено воздействовать на тамошнего эмира, настраивая его против России. Но эмир Насрулла быстро проникся недоверием к гостю и заключил его под стражу. Пытаясь выручить Стоддарта, в Бухару приехал уже упоминавшийся Конолли, но вскоре он тоже оказался в тюрьме. «Лондон, стремясь спасти своего незадачливого агента в Бухаре, был вынужден обратиться к своему геополитическому сопернику, – пишет О. М. Хлобустов в книге «Госбезопасность России от Александра I до Путина», – российскому МИДу с просьбой о содействии в вызволении из плена Стоддарта». Но и это не помогло. Оба британских агента были казнены в Бухаре в июне 1842 года.

В конце 1850 годов возрос интерес Императорского Русского Географического общества (созданное в 1845 году в Санкт-Петербурге при деятельном участии мореплавателя адмирала Федора Петровича Литке по высочайшему повелению императора Николая I, и до 1850 года называвшееся Русским географическим обществом) к исследованиям территорий, располагавшихся за пределами родной державы. То же самое касалось и деятельности географических обществ в Берлине, Лондоне и Берлине. Но если их деятельность «захватывала» Африку, то Императорское Русское Географическое общество уделяло внимание изучению Азии, в том числе территорий, прилегавших к персидской границе.

«…чтобы Герат не стал плацдармом интриг против Индии или в конечном счете исходным пунктом для вторжения, Персию следовало оттуда вытеснить, и поскорее. Нельзя было забывать, что Россия давно заключила с Тегераном соглашение, по которому имела право открывать свои консульства в любых провинциях, подвластных шаху».

Питер Хопкирк

Помимо исследований областей, географические общества испытывали не только сугубо академическое любопытство, но и собирали важную информацию для дальнейшей экспансии. Поэтому известный писатель Джозеф Конрад хлестко обозвал сложившийся в это время тесный альянс науки и расширения границ империй «воинствующей географией».

Осада Герата персидскими войсками подробно описана в других главах, но здесь мы снова вспомним о ней, как череде событий, имевших к Большой игре самое прямое отношение. Для Англии это было весьма неприятным сюрпризом. «25 октября 1856 года после весьма непродолжительной осады Герат сдался персидским войскам, – пишет Питер Хопкирк в книге «Большая игра против России. Азиатский синдром». – Весть об этом целый месяц добиралась до Индии и застала англичан врасплох, хотя Дост Мохаммед предупреждал из Кабула, что Персия такую акцию планирует. Чтобы получить возможность отразить любое вторжение Персии в Афганистан, он просил оружия и помощи, но напрасно… Как бы там ни было, но чтобы Герат не стал плацдармом интриг против Индии или в конечном счете исходным пунктом для вторжения, Персию следовало оттуда вытеснить, и поскорее. Нельзя было забывать, что Россия давно заключила с Тегераном соглашение, по которому имела право открывать свои консульства в любых провинциях, подвластных шаху».

Неоднократно высказывались и предположения, что восстание сипаев в Индии тоже было очередным ходом в Большой игре, хотя обычно подобные версии опровергались. Хопкирк как раз принадлежит к числу опровергающих связь мятежа с британо-российским противостоянием, впрочем, с оговорками: «Подобно Крымской войне и экспедиции в Персидский залив, он не был частью Большой игры, даже если некоторые «ястребы» подозревали участие в нем российских или персидских агентов. Кстати, ходили слухи, что в Персии похвалялись этим в открытую».

Слухи, действительно, ходили, некоторые из них нашли отражение в «Записке генерал-майора А. К. Гейнса о политическом положении и англичанах в Индии, о численности и состоянии ее войск, ее населении», датированной 3 апреля 1878 года. «После взятия Дели, столицы Магомет-Шах-Багадура (в 1857 году), в его архивах была найдена переписка, веденная им во время Севастопольской осады, с Персиею относительно совокупных действий против англичан, – писал Гейнс. – В это же время Набоб Данди Пан, который приобрел впоследствии такую широкую известность под именем Нена Сахиба, ездил по Индии, рассказывая про неудачи англичан в Крыму. Подписка, открытая английским правительством в пользу раненых в Севастопольскую войну, получила у индусов название русской подати и, по мнению туземцев, предназначалась на пополнение истощенных сил Англии для новой борьбы с Россиею…».

«После взятия Дели, столицы Магомет-Шах-Багадура (в 1857 году), в его архивах была найдена переписка, веденная им во время Севастопольской осады, с Персиею относительно совокупных действий против англичан».

Генерал-майор А. К. Гейнс

Более того, отмечал автор «Записки», опубликованной вместе с другими архивными документами в сборнике «Большая игра» в Центральной Азии: «Индийский поход» русской армии», по поводу отношения Британии к туркестанским интересам России тоже не должно быть иллюзий: «Нет никакого сомнения, что Англия с помощью денег будет стараться возбудить против нас Бухару, Хиву и туркмен и, может быть, южных киргизов оренбургского ведомства. Центром враждебной России пропаганды, вероятно, будет английское посольство в Персии и консульство в самом северном персидском городе Мешхеде».

На самом деле Бахадур Шах, Бахадур Шах II (Сирадж уд-Дин Абу-л-Музаффар Мухаммад Зафар) – последний падишах Империи Великих Моголов, официальный правитель Индии с 28 сентября 1837 по 14 сентября 1857 года, не имел реальной власти, находившейся в руках Британской Ост-Индийской компании. На 82-м году жизни последнему Великому Моголу суждено было сыграть заметную роль в ходе Индийского народного восстания 1857–1858 годов. 11 мая 1857 года, когда отряды восставших сипаев заняли Дели, он подписал воззвание, в котором говорилось о восстановлении имперской власти и звучал призыв ко всем индийцам объединиться в борьбе за свою родину.

«Нет никакого сомнения, что Англия с помощью денег будет стараться возбудить против нас Бухару, Хиву и туркмен и, может быть, южных киргизов оренбургского ведомства. Центром враждебной России пропаганды, вероятно, будет английское посольство в Персии и консульство в самом северном персидском городе Мешхеде».

Генерал-майор А. К. Гейнс

После разгрома восстания англичане начали судебное разбирательство в поисках виновных, и в показаниях арестованного Бахадур-шаха было сказано, что «все документы, которые сипаи считали необходимыми, составлялись по их приказанию. После этого их приносили ко мне и заставляли прикладывать к ним печать. Часто они прикладывали печать на пустые и незаполненные конверты. Всякий раз, когда принцы Мирза Могол, Мирза Хайр Султан или Абубакр приносили ко мне петиции, их неизменно сопровождали сипайские командиры, которые приносили приказы, какие им было желательно, уже написанные на отдельных листах бумаги, и заставляли их переписывать моей собственной рукой. Я был во власти солдат, и они с помощью силы делали, что им нравилось». Бахадур-шах был лишен власти, британское правительство объявило о ликвидации института Могольской империи. Бахадур-шах был отправлен в ссылку и 7 ноября 1862 скончался в Рангуне. Англичане убили двух его сыновей (Мирзу Могола и Мирзу Хайра Султана) и внука Мирзу Абубакра.

Так что, несмотря на заявления русского генерала, вряд ли последний могольский падишах переписывался с владыкой Персии Насреддин-шахом о совместных действиях против англичан, с которыми до 4 апреля 1857 года (когда был подписан мирный договор) персы вели войну.

Английские эмиссары неоднократно наведывались в среднеазиатские ханства, собирая разведывательные данные и по возможности лоббируя интересы Британии. Развернувшее соперничество между Российской и Британскими империями и сложная политическая обстановка в Европе, связанная с победоносной для России русско-турецкой войной 1877–1878 годов, явились причиной того, что в Российской империи было принято решение начать поход войск Туркестанского военного округа на юг в сторону Афганистана и Индии – так называемый «Индийский поход».

Судя по архивным документам, этот поход с самого начала планировался как отвлекающий англичан маневр, для пресечения их замыслов, направленных против России в Средней Азии. Немаловажную роль в реализации этой антибританской демонстрации должны были сыграть дружеские отношения Российской империи с Персией.

20 января 1879 года датирована «Докладная записка полковника А. Н. Куропаткина по поводу депеши военного агента в Великобритании Свиты Его Императорского Величества генерал-майора А. П. Горлова». В ней будущий военный министр Российской империи пишет следующее: «Наиважнейшая для противодействия англичанам наша новая граница, по-видимому, должна заключить в районе наших владений ханство Бухарское (до р. Аму-дарьи) и кочевья туркмен с Мервом и верховьями р. Мургаба. Мы тогда примкнем нашими границами к Персии и Афганистану и будем в силах не пропускать английское оружие и инструкторов в Бухарские владения и, что еще важней, в кочевья туркмен…

«Наше движение в туркменские степи выгодно для Персии и эти выгоды должны быть сознаны персидским правительством. Поэтому при наших важных операциях, по-видимому, лучше отказаться от занятия, напр., верховьев Атрека, чем дать повод Персии отнестись враждебно к нашему движению вглубь туркменских степей…»

А. Н. Куропаткин

Наше движение в туркменские степи выгодно для Персии и эти выгоды должны быть сознаны персидским правительством. Поэтому при наших важных операциях, по-видимому, лучше отказаться от занятия, напр., верховьев Атрека, чем дать повод Персии отнестись враждебно к нашему движению вглубь туркменских степей…

Утвердившись в Текинском оазисе, но не желая одним ударом покончить с Мервом, возможно начать подготовлять средства для борьбы с Англией путем дипломатических переговоров с Персией. Принятая нами на себя оборона этой богато одаренной от природы полосы привела бы ее в цветущий сад. Принятие подобного взгляда Персиею было бы для нас чрезвычайно выгодным. Обязавшись защищать Персию от туркмен, мы могли бы добыть право занять нашими гарнизонами Мешхед и Серахс».

Видный британский государственный деятель лорд Джон Рассел, дважды (с 1846 по 1852 г. и с 1865 по 1866 г.) занимавший пост премьер-министра Великобритании, в 1860 году писал: «Наше воздействие на Санкт-Петербург следует оказывать крайне осмотрительно и чрезвычайно редко. Ничто не возмущает Российское правительство так сильно… Необходимо дать России почувствовать, что ее поведение не является центром всеобщего внимания и что отношения Великобритании и Персии строятся как дружественные…».

В последней трети XIX века Российская империя занялась расширением своих среднеазиатских владений и завоеванием Туркестана войсками под командованием Михаила Скобелева, что немедленно привело к новому витку Большой игры. «Британское правительство также пробовало выработать политику в отношении Центральной Азии и Персии, – пишет Фируз Казем-Заде в книге «Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии». – Отправной точкой послужила депеша от британского посланника в Тегеране, Тейлора Томсона (№ 136 от 25 июня 1874 г.), в которой он возрождал предложение Иствика о предоставлении помощи Персии для того, чтобы препятствовать России в завоевании туркменских земель, в том числе Мерва. Томсон, подобно Иствику, чувствовал необходимость посылать британских офицеров в Тегеран для обучения и наведения дисциплины в иранском войске. Можно было бы даже субсидировать Персию «с целью обеспечения безопасности этой страны как барьера для Британской Индии против России».

«Необходимо дать России почувствовать, что ее поведение не является центром всеобщего внимания и что отношения Великобритании и Персии строятся как дружественные…»

Джон Рассел

Питер Хопкирк так описывает возросшую разведывательную активность британцев: «Если бы утром 1 октября 1880 года кто-то пересекал пустыню в Центральной Персии к востоку от Исфахана, он мог бы случайно наткнуться на любопытное зрелище. В уединенном, Богом забытом месте европеец явно военного вида и выправки раздевался и напяливал на себя наряд армянского торговца лошадьми. На нем были такой же традиционный длинный стеганый халат и черная шапка из овчины, как и на двоих молча наблюдавших за ним спутниках. Они были одеты точно так же, с той лишь разницей, что это были подлинные армяне, в то время как он – британский офицер. Подполковник Чарльз Стюарт из 5-го пенджабского пехотного полка, вырядившись подобным образом, готовился отправиться на отдаленный участок северо-восточной границы Персии. Оттуда он собирался наблюдать за передвижениями российских войск в пустынных районах на севере Туркмении».

«Мы помним еще времена Британской империи, желавшей покорить весь мир, и иранский народ до сих пор не доверяет англичанам. А русского спокойно пригласят в гости: мы знаем, что у него за пазухой нет камня».

Хабиб Ахмад-заде

Отголоски тогдашних попыток британского вмешательства сохранились в памяти иранцев до сих пор. Известный писатель и сценарист, автор романа «Шахматы с Машиной Страшного суда» Хабиб Ахмад-заде так говорит об этом: «Мы помним еще времена Британской империи, желавшей покорить весь мир, и иранский народ до сих пор не доверяет англичанам. А русского спокойно пригласят в гости: мы знаем, что у него за пазухой нет камня».

 

Новый облик Тегерана

Во времена правления Каджаров Тегеран стал образцом нового иранского города, начали формироваться новые городские понятия – улица, площадь, городская среда, парк и официальные городские учреждения. Увеличилось количество иностранцев, которые стали возводить на территориях своих дипломатических миссий высокие здания и разбивать большие сады.

Начиная с 1899 г., когда был принят указ о создании мэрии (баладие), государство начало создавать организационные единицы городского управления. Изнанкой быстрого развития крупных иранских городов (в первую очередь столицы) стал кризис коллективной памяти, поскольку в результате внутренней эмиграции в эти города переехали группы людей из разных иранских провинций. Как подчеркивает Ниматулла Фазели в книге «Современная иранская культура», «неоднородность этих групп и отсутствие конкретных культурных программ не позволили появиться городскому коллективному чувству или коллективной памяти. Коллективная память и конкретная городская идентичность жителей разных регионов, которые в период Насер ад-Шаха и даже до него в пределах конкретных районов знали друг друга, были стерты». При этом шахское правительство не смогло предложить новую культурную политику вместо утраченной местной идентичности, и поэтому в столице не была полностью сформирована местная городская культура.

В конце XIX века, как отмечает иранский историк Ярванд Абрахамиан, в городах жило менее одной пятой части всего населения страны. Городское население Персии обитало в 36 городах, причем большинство жило в Тегеране (200 тысяч человек) и Тебризе (110 тысяч человек). В других крупных городах: Исфахане, Йезде, Казвине, Куме и Ширазе – численность жителей насчитывала от 20 до 80 тысяч человек. В городах Ардебиль, Кашан и Амол проживало примерно по двадцать тысяч человек.

«Тегеранскую площадь Тупхане (Пушечную) можно назвать первичной моделью современного иранского города или, как его еще называют сегодня некоторые иранские исследователи, «тегеранским стилем». Площадь Тупхане, построенная в середине XIX века, включала в себя некоторые элементы и компоненты традиционного иранского города: рынок, правительственный дворец, мечеть и ворота, открывающееся в сторону жилых кварталов».

Ниматулла Фазели

При этом система городского управления долгое время сохраняла традиционные черты: «вали» и «хакимы» управляли провинциями, а персидские города подразделялись на махалле (районы. – Прим. авт.), каждый из которых имело своего «кадхода». «Кадхода был посредником между жителями махалле и городским судьей… Он также заведовал кофейнями, зурханами (залами для занятий традиционным спортом. – Прим. авт.) и общественными банями».

Один из самых первых преобразователей облика персидских городов в XIX веке был упомянутый ранее визирь Амир Кабир (посещавший Санкт-Петербург), начавший реконструкцию шахских дворцов, затем – дорог, и задумавший организовать и большую артиллерийскую площадку. По приказу владыки-реформатора Насер ад-Дин Шаха (неоднократно путешествовавшего по Европе и восхищавшегося Парижем, его бульварами и площадями) с 1877 по 1891 год прошла модернизация столицы, поэтому, по мнению многих иранских историков, именно Париж и стал образцом для преобразований персидской столицы.

По мере увеличения числа жителей Тегерана они перестали вмещаться на территории, огражденной городской стеной, построенной еще во времена шаха Тахмаспа (1514–1576) и почти одновременно с проведением первой переписи населения страны 1867 года, началось разрушение старой стены, опоясывавшей Тегеран и строительство новой… Но к этим традиционным постройкам добавились и приметы новизны – здесь появились здания телеграфа, мэрии, новая больница и другие постройки, обусловленные нуждами большого города и столицы государства.

 

Водопровод и змеиная кожа

Разумеется, процесс перемен не был гладким, он порождал и драмы, и комические ситуации. Так, популярный иранский писатель Мохаммад-Казем Мазинани в в романе «Последний из Саларов» с юмором описывает начало модернизации городской жизни и его неизбежные издержки: «Ровно на десять утра был назначен пуск водопровода: было объявлено, что вода пойдет из гидранта на главной площади города. Народу собралось – не протолкнуться, и все городские власти присутствовали…

«Кадхода был посредником между жителями махалле и городским судьей… Он также заведовал кофейнями, зурханами и общественными банями».

Ниматулла Фазели

Древний провинциальный городок, подобно старому змеиному королю после последней случки, находился в процессе сбрасывания кожи. Голову он положил возле недавно разбитых бульваров, а хвостом обвился вокруг минарета исторической мечети и непрерывно извивался, чтобы старая кожа слезла с него, как футляр. Куски этой прежней шкуры еще видны были в нижней части города.

Бульдозеры вскрывали старую городскую ткань, чтобы заложить основания нового: парков и школ, контор и домов геометрических форм – квадратных и прямоугольных. А каких только тайн не выходило на поверхность при сносе старого… В полночь люди слышали стоны и хныканье нечистой силы из разрушенных старых бань и крытых водохранилищ. Древние крепостные стены тряслись от безжалостного натиска бульдозерных ножей и с трудом удерживали сами себя от обвала. На месте улиц неожиданно появлялись сады. Переулки и улицы, как поднявшееся тесто, раскатывались под колесами автомобилей и делались все длиннее и длиннее. С каждым днем росло количество автомастерских и автослесарей; свои промасленные руки они вытирали о рваные женские платки и мужские шаровары, о сюртуки из цветной бязи и об армяки старого покроя…

Из японского динамика на минарете Сельджукидских времен разносился по городу призыв к полуденному намазу. Услышав азан, ветер древности вставал на свои параличные ноги и шаркал в главную мечеть, и там позади Сасанидских колонн читал один намаз за другим. Потом торопливо покидал мечеть и пытался отдышаться где-нибудь в садах южной части города. Так он действовал уже не одну тысячу лет, но теперь он, кажется, совсем обессилел. Говорили, что он это делал еще и в те годы, когда мечеть была зороастрийским храмом: так же шелестом своим сопровождал чтение Авесты на староперсидском языке.

Губернатор провинции закончил речь под аплодисменты публики. Мэр города с его круглым животиком, на котором галстук лежал, словно змея, греющаяся на солнышке, шагнул вперед. Девушки в традиционных нарядах возле крана гидранта держали поднос с большими ножницами. Мэр взял ножницы и шагнул к гидранту. Площадь ждала в пыльном молчании. Мэр перерезал ленточку, и стальной кран открыли, и со свистом и бульканьем под напором пошла вода. Эта вода шла из глубокого колодца и, в отличие от воды в старых городских арыках, была заключена в темницу чугунных труб, из которых теперь вырывалась и с ворчанием падала в бетонное русло, и текла уже по нему дальше…».

Бульдозеры вскрывали старую городскую ткань, чтобы заложить основания нового: парков и школ, контор и домов геометрических форм – квадратных и прямоугольных. А каких только тайн не выходило на поверхность при сносе старого… В полночь люди слышали стоны и хныканье нечистой силы из разрушенных старых бань и крытых водохранилищ. Древние крепостные стены тряслись от безжалостного натиска бульдозерных ножей и с трудом удерживали сами себя от обвала. На месте улиц неожиданно появлялись сады. Переулки и улицы, как поднявшееся тесто, раскатывались под колесами автомобилей и делались всё длиннее и длиннее.

Мохаммад-Казем Мазинани

 

Железные дороги

Интенсивное развитие урбанизации страны, появление новых предприятий и вызванная этим необходимость быстрой перевозки больших партий грузов способствовали развитию транспортной системы Персии. Традиционные купеческие караваны вьючных животных уже не могли обеспечить потребности экономики. Немалую роль играло и взаимодействие с Российской империей, которая, как пишет Святослав Рыбас в книге «Заговор верхов, или Тотальный переворот», после поражения в Крымской войне «и утраты из-за сопротивления Англии всех преимуществ, полученных после войны с Турцией… повернулась в противоположную сторону от Европы».

Не только на персидской земле появление железных дорог и ездивших по первых паровозов порой пугало людей, относившихся к новому способу передвижения с опаской. Когда в августе 1851 года российский император Николай I отправился в Москву на празднование 25-летия своего коронования, в сопровождении свиты и нескольких немецких принцев, то большие мосты из боязни переходил вслед за поездом пешком.

Тем не менее в 1864 году в Тегеране появился человек, представлявшийся как «господин Савалан», и предложил правительству Персии проект строительства железной дороги. Получить концессию он тогда не сумел, однако добился обещания уведомлять его в течение следующих 10 лет о всякой вновь открывшейся перспективе железнодорожной концессии.

В 1866 году Мошен-хан Мойн ол-Молк, персидский посланник в Лондоне, вел переговоры о постройке железной дороги от Тегерана до города Рей с прусским предпринимателем Строусбергом, который в то время занимался строительством и эксплуатацией железных дорог в Румынии.

«Горчаков выразил недовольство концессией, заявив, что она нарушит персидскую независимость. Шах ответил Горчакову, что его страна не может остаться без железных дорог, строительство которых требует привлечения иностранных компаний. Он предложил русскому канцлеру помочь в этом деле. Горчаков заверил шаха, что он попробует найти компанию, подходящую для этой цели».

Александр Широкорад

Проявляли интерес к возможности строить железные дороги в Персии и англичане, которые опасались, что если их опередят русские, то влияние Российской империи в Центральной Азии еще более возрастет. Соответственно, и в России этот вопрос воспринимался как весьма важный. Обсуждение возможного получения британской стороной железнодорожной концессии происходило, в том числе, и во время визита Насреддин-шаха в столицу империи. «За кулисами были проведены серьезные переговоры между шахом, мирзой Хосейн-ханом и князем А. М. Горчаковым, канцлером России, – пишет А. Б. Широкорад в книге «Россия – Англия: неизвестная война, 1857–1907». – Горчаков выразил недовольство концессией, заявив, что она нарушит персидскую независимость. Шах ответил Горчакову, что его страна не может остаться без железных дорог, строительство которых требует привлечения иностранных компаний. Он предложил русскому канцлеру помочь в этом деле. Горчаков заверил шаха, что он попробует найти компанию, подходящую для этой цели. Возможность, которая внезапно открылась перед Россией, не была упущена опытным дипломатом. Министерство иностранных дел немедленно представило предпринимателя, желающего вложить капитал в Иран, – отставного русского генерала барона фон Фалькенгагена, который прибыл, снабженный наилучшими рекомендациями. Он был приглашен в Тегеран обсудить условия контракта».

Какое-то время продолжалась борьба интересов разных держав, поиск финансовых средств и добросовестных исполнителей. Российские предприниматели и правительство по-прежнему интересовались сотрудничеством с Персией в области развития железных дорог. В марте 1889 года правительству Российской империи было предоставлено на 5 лет исключительное право на разработку проектов железных дорог в Персии. Промышленники Хомяков, Третьяков и Корф вели переговоры о предоставлении концессии на сооружение Трансперсидской железной дороги от Решта до южного побережья Персии. Проект не был тогда осуществлен, не в последнюю очередь из-за противодействия Англии. В России тоже сложилась обеспокоенность, что постройка Трансперсидской дороги послужит не расширению российской торговли на юге Персии, а наоборот, будет способствовать проникновению английских товаров с побережья Аравийского моря в Северную Персию. Да и оценка необходимых расходов вызвала сомнения в том, что проект возможно быстро осуществить – ведь в самой России в то самое время строилась грандиозная и остро необходимая Транссибирская магистраль.

«В 1893 году Персидское страховое и транспортное общество Лазаря Полякова приобрело концессию на строительство дороги Энзели-Казвин, было образовано Общество Энзели-Казвин, получившее право проложить дорогу до Тегерана и Хамадана. 77 процентов выпущенных Обществом акций, по указанию С. Ю. Витте, были выкуплены государственным казначейством».

Святослав Рыбас

Тем не менее, в 1890 году между Российской империей и Персией было заключено соглашение, что в течение 10 лет никакие железнодорожные концессии в Персии никому без согласия России предоставляться не будут. «В 1893 году Персидское страховое и транспортное общество Лазаря Полякова приобрело концессию на строительство дороги Энзели-Казвин, – отмечает Рыбас, – было образовано Общество Энзели-Казвин, получившее право проложить дорогу до Тегерана и Хамадана. 77 процентов выпущенных Обществом акций, по указанию С. Ю. Витте, были выкуплены государственным казначейством. Весь контроль над деятельностью Общества Энзели-Тегеранской дороги оказался сосредоточенным в руках правительства… Особая роль принадлежит Учетно-ссудному банку Персии, созданному Я. С. Поляковым и переданным им в управление Государственному банку. В 1894 году частный банк фактически стал структурой русского Государственного банка, являясь главным инструментом для закрепления России в Персии, провозглашенного в конце 1890-х годов Министерством финансов. По предложению С. Ю. Витте были определены основные задачи банка: содействовать «развитию активной торговли русских в Персии, сбыту туда русских фабрикатов, распространению среди персидского населения российских кредитных билетов, а равно вытеснению из Персии английских произведений».

Лазарь Поляков, известный финансист и промышленник, одним из первых в России обратил внимание на перспективность рынка Центральной Азии. Он построил в Тегеране фабрику по производству спичек. Также им были основаны Персидское и Центрально-Азиатское промышленное и коммерческие общества. С 1890 года Лазарь Поляков являлся генеральным консулом Персии в Москве. Был награжден персидскими орденами – Орденом Льва и Солнца и Орденом Меджидие I степени. В 1897 году в России он был возведен в потомственное дворянство и получил герб, одним из элементов которого было «червленое крылатое колесо» как символ строительства им железных дорог.

Однако экономический кризис 1908 года помешал Полякову провести задуманную им железнодорожную линию в Персии. Первая железная дорога появилась там только в 1914 году, соединив Тебриз и Джульфу на границе Российской империи.

 

Розовая мечеть

Среди архитектурных шедевров Ирана почетное место занимает расположенная в Ширазе мечеть Насир-аль-Мольк, иначе именуемая «Розовая мечеть». На самом деле этот замечательный памятник эпохи Каджаров сияет многообразием всех красок и оттенков, какие только существуют. Строительство мечети было начато в царствование Насреддин-шаха по распоряжению одного из родственников правителя – Мирзы Хасана Али, носившего прозвище Насир-аль-Мольк, которое закрепилось за мечетью. Руководил возведением мечети, длившимся 12 лет, архитектор Мухаммад Хасан.

Интерьеры Розовой мечети украшены пестрой мозаикой, образующей сложные орнаменты. Но главной ее достопримечательностью являются витражные окна. Проходя сквозь оконные проемы, в которых установлены узорчатые разноцветные стекла, солнечный свет обретает невероятное богатство красочности, благодаря чему внутреннее пространство мечети словно наполняется сиянием драгоценных камней.

Многочисленные арки, соединяющие помещения мечети между собой, а также служащие выходами во двор и на террасы, украшены фресками и облицованы изразцами тонкой работы. Расписной изразцовой плиткой выложен и свод большой арки над входными воротами. В северной части мечети находится обширный внутренний двор. Свод западного шабестана украшен росписью и опирается на двенадцать колонн, отсюда во фронтальную часть мечети ведут семь дверных проемов – деревянные двери, подобно окнам, застеклены многоцветными витражами.

Кстати, многие исследователи придерживаются мнения, что впервые образцы мозаики и витражей появились именно в Персии. До наших дней из древности дошли замечательные персидские шкатулки, украшенные наборным рисунком из кусочков цветного стекла. Впоследствии оконные переплеты, в которые вставлялись разноцветные стекла, стали непременным украшением священных сооружений и дворцов знати. И постепенно традиция украшения построек разноцветными узорчатыми окнами и наборными узорами на стенах, полах и потолках распространилась из Персии по всему миру.

 

Судьба древних памятников

Город Сузы (персидское название Шуш), расположенный в провинции Хузестан на западе Ирана, – один из древнейших городов мира. Здесь были найдены уникальные предметы, созданные задолго до нашей эры, еще в пятом тысячелетии.

Шли столетия, менялись державы. В 538 году до н. э. в Сузы пришел Кир Великий. Его сын, Камбиз II, перенес в Сузы столицу персидской державы. Позже враги не раз подступали к городу и захватывали его, истребляя жителей. Многие сооружения былых времен были разрушены.

Одним из первых сооружениями древних Суз заинтересовался в 1836 году Генри Роулинсон, осмотревший эту территорию, затем в 1851 году – Уильям Лофтус. Французский архитектор и востоковед Паскаль Кост в 1839–1841 гг. путешествовал по Персии вместе с художником и археологом Эженом Фланденом. В 1851 году они выпустили шеститомный труд «Voyage en Perse». В 1885–1886 гг. французский археолог Марсель-Огюст Дьёлафуа вместе со своей женой Жанной-Паулой-Рашель провели раскопки в Сузах. Они исследовали дворцы Дария I и Артаксерса II; невзирая на договор с персидским правительством о находках, Дьелафуа вывез оттуда барельефы из глазурованного кирпича, которые вместе с другими его находками были выставлены в особом зале Лувра, названном его именем.

Марсель-Огюст вернулся на государственную службу, а Жанна-Паула, которая во время путешествия и раскопок вела дневник, куда заносила свои наблюдения за жизнью местных жителей и описания археологических находок мужа, издала два тома записок – «La Perse, la Chaldée et la Susiane» (1886) и «A Suse. Journal des fouilles» (1888). Так, в ее дневнике были следующие строки: «Сегодня я с большим сожалением осматривала огромного каменного быка, найденного на днях. Его вес составлял почти 12 тонн и сдвинуть с места такую глыбу не представлялось возможным. В конце концов мне удалось совладать со своими чувствами. Я взяла молоток и набросилась на каменного зверя, нанося ему ожесточенные удары. В конце концов капитель треснула, как спелый плод. Таким образом мы смогли разделить ее на части и перевезти во Францию».

«Сегодня я с большим сожалением осматривала огромного каменного быка, найденного на днях. Его вес составлял почти 12 тонн, и сдвинуть с места такую глыбу не представлялось возможным…»

Жанна Дьёлафуа

Узнав об экспозиции древних персидских памятников, в нарушение договоренностей вывезенных из страны, правительство Персии заявило официальный протест, но в ответ французское правительство предложило шаху посетить французскую столицу и увидеть там предметы, найденные во время раскопок Сузах. В ходе своей последней поездки в Европу в 1889 году Насреддин-шах посетил экспозицию персидских древностей, которую Франция отказалась ему передать…

 

Прочесть неведомые письмена

А когда европейцы стали проявлять научный интерес к изучению восточных древностей? Итальянский аристократ и путешественник Пьетро делла Валле, оставивший одну из первых европейских записей о древнем Вавилоне и его «замечательные описания», побывал на персидской земле, посетив Персеполь.

Пьетро делла Валле был принят при дворе шаха Аббаса, став его гостем. Да и в дальнейшем персидские древности вызывали неустанный интерес. «В 1767 г. король Дании впервые отправил на Восток научную экспедицию, чтобы ее члены собрали как можно больше информации, касающейся различных отраслей знания, в том числе археологии, – пишет Жорж Ру в книге «Великие цивилизации Междуречья». – Ее руководитель Карстен Нибур, математик по профессии, скопировал в Персеполе множество надписей, которые впоследствии были переданы филологам… С тех пор почти все, кто посещал Восток, вносили свой вклад в изучение его руин, собирали древности, копировали надписи».

Британский археолог, лингвист и дипломат Генри Роулинсон вошел в историю как дешифровщик знаменитой Бехистунской надписи. В 1837–1844 годах Роулинсон многократно, рискуя жизнью, взбирался на Бехистунскую скалу и копировал персидскую и эламитскую части надписи. Вернувшись в 1849 году на родину, Роулинсон через год напечатал и свои воспоминания, и саму надпись. В 1859 году он получил должность английского посланника в персидской столице, но через несколько месяцев ушел в отставку.

«В 1767 г. король Дании впервые отправил на Восток научную экспедицию, чтобы ее члены собрали как можно больше информации, касающейся различных отраслей знания, в том числе археологии. Ее руководитель Карстен Нибур, математик по профессии, скопировал в Персеполе множество надписей, которые впоследствии были переданы филологам… С тех пор почти все, кто посещал Восток, вносили свой вклад в изучение его руин, собирали древности, копировали надписи».

Жорж Ру

В тексте книги рассказывается о великих державах и их правителях, богах Шумера и шумерском пантеоне. Поскольку боги Месопотамии обладали различными статусами, то и размеры святилищ были у них разные. Часть богов – среди которых Шара и Забаба – были покровителями городов-государств. Объектами всеобщего поклонения был бог Луны Нанна, и его сын Уту. Отдельные главы посвящены эре героев, Хаммурапи и династии Саргона, величии и падению Вавилона. «В длинном клинописном тексте, составленном на трех языках: древнеперсидском, вавилонском и эламском – вырезанном на скале в Бехистуне (неподалеку от Керманшаха), – напоминает Жорж Ру, – чтобы увековечить память о победах Дария над врагами, сам перс рассказывает, как некий вавилонян по имени Нидинту-Бел собрал целое войско, провозгласив, будто является Навуходоносором, сыном Набонида, и захватил вавилонский престол. Дарий лично выступил против него, наголову разбил вавилонян на берегах Тигра и Евфрата и преследовал самозванца до самой столицы, где тот был схвачен и казнен».

Значение расшифровки Бехистунской надписи для мировой культуры и науки можно сравнить только с самим фактом того, что этот памятник благополучно сохранился до наших дней. Роулинсон поначалу имел в своем распоряжении некоторые уцелевшие фрагменты других древних надписей, часть которых он сумел расшифровать. Но для полного прочтения, для верного понимания не хватало материала. Требовалось больше надписей, а самое главное – имен. «И он нашел их на Бехистунской скале, в надписи из многих сотен трехъязычных строк, выбитых на специально подготовленной поверхности скалы площадью свыше 1200 квадратных футов, которая также частично была заполнена низким скульптурным рельефом, – пишет Самюэль Крамер в книге «Шумеры. Первая цивилизация на Земле». – К несчастью, этот памятник был расположен на высоте более 300 футов над уровнем земли, и добраться туда не было никакой возможности. Поэтому Роулинсону пришлось соорудить специальную лестницу, и время от времени, желая получить как можно более полную копию, он болтался на веревках напротив скалы».

Роулинсон начал копировать персидские фрагменты Бехистунской надписи в 1835 году, и эта работа с пятью отрывками, содержавшими 414 строк, продолжалась более года. Причем за это время ученый смог скопировать примерно половину текстов. Но уже тогда, опираясь на классические трактаты и труды географов Средневековья, он сумел распознать и прочесть часть названий, упоминаемых в надписи. «К 1839 г. он познакомился с трудами своих европейских коллег и с помощью полученной дополнительной информации успешно перевел первые 200 строк древнеперсидской части бехистунского текста, – пишет Крамер. – Ему хотелось скопировать всю надпись с Бехистунской скалы до мелочей, но его обязанности военного прервали эти усилия, и вернуться к любимому занятию он смог уже только в 1844 г. В тот год он вернулся в Бехистун, полностью завершил копию 414 строк древнеперсидской надписи и скопировал все 263 строки второй, эламской, как это теперь известно, версии».

«И он нашел их на Бехистунской скале, в надписи из многих сотен трехъязычных строк, выбитых на специально подготовленной поверхности скалы площадью свыше 1200 квадратных футов, которая также частично была заполнена низким скульптурным рельефом. К несчастью, этот памятник был расположен на высоте более 300 футов над уровнем земли, и добраться туда не было никакой возможности. Поэтому Роулинсону пришлось соорудить специальную лестницу, и время от времени, желая получить как можно более полную копию, он болтался на веревках напротив скалы».

Самюэль Крамер

На этом упорный исследователь не остановился. «В 1847 г. он снова путешествовал из Багдада в Бехистун и с риском для жизни и конечностей, – подчеркивает Крамер, – перенес на бумагу вавилонскую версию, снабдившую его 112 строками, готовыми к расшифровке при помощи уже расшифрованного к тому моменту древнеперсидского текста. Более того, в процессе работы он обнаружил еще одну существенную черту вавилонского письма, «полифонию», когда один и тот же знак мог означать более одного звука или «единицы» (достоинства). В результате Роулинсон теперь сумел правильно прочесть около 150 знаков; он знал, как читаются и что означают почти 200 слов языка». Более того – ему стала понятна даже примерная грамматическая схема доселе неведомого наречия.

Лишь в 1848 году Роулинсон отправил свою рукопись «с копиями, транслитерацией, переводом, комментариями и примечаниями» в Королевское азиатское общество. Так была заложена научная основа расшифровки древнеперсидских текстов.

 

Персидское серебряное плетение

Традиции персидской культуры хранят в себе и множество приемов изготовления удивительных в своем великолепии и легкости украшений, в том числе и сплетенных из тончайшей серебряной проволоки. Серебряная филигрань – это цепочки, серьги, кольца, изготовленные из гибкой серебряной проволоки, образующей тончайший воздушный узор со «снежным блеском». Говоря об эталонах современной филиграни, прежде всего вспоминают «персидский завиток», «персидское плетение».

Серебро для филиграни смешивается с малым количеством свинца, отливается в слитки, после расплющивается в пластины, из которых вытягивают тонкую и длинную проволоку. Для создания узора ее переносят по частям на лист слюды и приклеивают, потом спаивают отдельные фрагменты узора. Мастера делают вначале каркас из тонкой серебряной проволоки, после заполняют внутренность узорным плетением, специальной пастой закрепляют на листе слюды и паяют. Чтобы изделие не тускнело, его покрывают после обжига и очистки лаком. По окончании работы украшению придают особый «снежный» блеск.

Секреты ремесла ювелиров обычно передаются в семьях по наследству, и уже с детства ученики начинают выполнять самую сложную работу. «Даже такому тонкому и чуткому инструменту как рука искусного мастера, не достает аккуратности при изготовлении воздушной филиграни, и с этой паутиной из проволоки работают лишь дети», – гласил каталог одной из ювелирных выставок, проходившей во Франции в 1886 году. И в наши дни столь деликатное искусство требует зорких глаз и чутких рук – проволоку иногда перекручивают, как тоненький канат, и многие операции под силу лишь десятилетним детям – подмастерьям. Делая каркас или лепесток, мастер дает юному помощнику резать проволоку нужной длины, после этого подготовительного процесса, осторожно загибая на полвитка один конец проволоки, ее вставляют в каркас до полного заполнения.

 

Миссия генерала Куропаткина

Алексей Николаевич Куропаткин, начальник Закаспийской области генерал-лейтенант Генерального штаба, был отправлен в Персию Николаем II с официальным визитом, чтобы сообщить Насреддин-шаху о вступлении на престол нового российского императора, и помимо этого, обсудить пограничные вопросы двух держав. Куропаткин находился в персидской столице с 12 января по 23 февраля 1895 года, встречался с шахом, его первым министром и другими влиятельными персидскими сановниками, с российскими дипломатами и командиром Персидской казачьей бригады.

После возвращения в Россию, 25 марта 1895 года, Куропаткин был принят Николаем II, которому представил свой отчет. В своем документе («Всеподданнейший отчет генерал-лейтенанта Куропаткина о поездке в Тегеран в 1895 году для выполнения высочайше возложенного на него чрезвычайного поручения» // Добавление к Сборнику географических, топографических и статистических материалов по Азии. – 1902. – № 6) генерал-лейтенант и будущий военный министр империи писал, что «поддержание преобладающего влияния нашего в Персии и на будущее время является настоятельно необходимым… заботливо охранять целость Персидского государства. Если не для нас, то для детей и внуков наших вся Персия должна войти в сферу русских политических и экономических интересов… вооруженные силы в Персии в настоящее время незначительны, не устроены и не обучены должным образом. Но материал имеется хороший и если явятся опытные инструкторы и прекратится воровство сумм, ассигнуемых шахом на армию, то в Персии может быть создана значительная военная сила… Принимая на себя миссию по охране целости этой страны, мы, по-видимому, должны влиять на персидское правительство… дабы в Персии не развивались и не совершенствовались вооруженные силы».

Документ произвел впечатление на российского императора, который в своем дневнике 30 мая 1895 года написал, что «читал с интересом отчет Куропаткина о его поездке зимою в Персию». В середине 1890-х годов продолжилось вытеснение Британской империи из Персии Российской империей, используя, в том числе и экономические методы.

Прошло пять лет, и А. Н. Куропаткин, произведенный в декабре 1900 года в генералы от инфантерии, и военный министр Российской империи (в 1898–1904 годах), отмечал в своих записках (Куропаткин А. Н. Русско-японская война, 1904–1905: Итоги войны. СПб.: Полигон, 2002.), что «в главе 2-й всеподданнейшего доклада военного министра в 1900 г. изложен военно-стратегический обзор границ России. Общие мои выводы относительно различных участков нашей границы были сделаны в этом труде следующие.

Поддержание преобладающего влияния нашего в Персии и на будущее время является настоятельно необходимым… заботливо охранять целость Персидского государства. Если не для нас, то для детей и внуков наших вся Персия должна войти в сферу русских политических и экономических интересов».

Генерал-лейтенант Алексей Куропаткин

6) К востоку от Турции на Кавказе мы граничим на 698 верст с Персией, с Персией же наша граница идет по Каспийскому морю 412 верст и к востоку от него на протяжении 890 верст до Зюльфагарского прохода на р. Герируд. Общая длина нашей границы с Персией, считая с берегом Каспийского моря – 2000 верст.

Торговые наши обороты с Персией, постепенно возрастая в последние 10 лет, с 20 млн руб. в 1888 г. достигли в 1897 г. 35 млн руб. в год. Из торговых оборотов по сухопутной границе только торговые обороты с Германией, Австрией и Китаем превышают нашу торговлю [63] с Персией. Наш отпуск за последние 10 лет с 9 млн достиг 16 млн руб., привоз – с 11 млн до 19 млн руб.

Необходимо, однако, добавить, что отпуск наших товаров искусственно увеличивается весьма серьезными льготами по вывозу сахара и хлопчатобумажных изделий, а ввоз уменьшается высоким обложением чая (привозимого через Персию из Индии и Китая) и почти запретительным обложением иностранной мануфактуры.

Выгоды географического положения на берегу Индийского океана и на кратчайшие пути из Европы в Индию в связи с культурной отсталостью Персии и военной слабостью делают ее естественной ареной борьбы за преобладание между несколькими державами. До сих пор в этой борьбе принимали главное участие Россия и Англия, ныне же к ним, по-видимому, готова присоединиться Германия, делающая серьезные попытки утверждения своего присутствия по соседству с Персией в Малой Азии.

Непосредственное соприкосновение наше на протяжении почти 2000 верст, продолжительность мирных сношений (граница в Закавказье остается без перемены в течение 70 лет), выгоды, даваемые нам Гюлистанским договором (статья 4), которым мы приобрели право вмешиваться во внутренние дела Персии, приобретенное тем же трактатом право исключительного господства на Каспийском море, омывающем беззащитные северные персидские берега, наконец, совершенное наше превосходство в военном отношении дают в настоящее время России политическое преобладание в Персии. Что же касается экономического преобладания, то мы господствуем только в трех северных провинциях Персии, на всей же остальной ее площади экономическое господство принадлежит не нам, и, собственно, в южных провинциях оно принадлежит Англии. Идя по пути постепенного расширения сношений с Персией, Англия, по-видимому, стремится захватом побережья Индийского океана, проложением железнодорожной сети и развитием торговых сношений не только вполне обеспечить свое господство на юге Персидского государства, но постепенно занять экономически средние провинции и даже [64] бороться с нами в северных. Серьезным противником нашим в будущем должна вскоре явиться Германия, имеющая уже ныне в своих руках важный караванный путь Трапезон – Тавриз.

Относительно Персидской границы в докладе моем 1900 г. сделано следующее заключение:

«Граница наша с Персией установлена весьма прочно, и мы ни в политическом, ни в военном отношениях отнюдь не нуждаемся в изменениях нашей пограничной черты и в каких-либо приобретениях от Персии. Напротив, приобретение новых земель, населенных иноплеменниками, необходимость чрезвычайных и постоянных расходов на устройство сих земель может скорее ослабить, чем усилить нас на Персидской границе; ослабится уже тем, что подорвет ту приязнь, с которой персидское население к нам относится как к добрым соседям.

Нет необходимости в изменении пограничной черты собственно и в военном отношении. Только на небольшом протяжении в Ленкоранском уезде и вдоль р. Атрека она разделяет родственные племена персов и туркмен. На остальном протяжении, идя по естественным линиям, она служит и этнографической чертой: в Закавказье – между армянами и турками, в Азербайджане – между персами, турко-татарами и курдами, в Средней Азии – между туркменами и русскими Закаспийской области, курдами и персами Хорасана.

Таким образом, ни политические, ни военные условия не вызывают необходимости каких-либо изменений на обширной границе нашей с Персией.

За последние 50 лет наша торговля с Персией по ввозу и вывозу возросла с 4 до 35 млн руб. в год. Мы обязаны охранять достигнутые результаты и развивать их, принимая все меры, дабы, прежде всего, рынки северной части Персии – Азербайджан, Тегеранский и Тавризский с каждым годом все надежнее упрочивались за нами.

Дальнейшее возрастание нашей торговли с Персией возможно прежде всего лишь в том случае, если населению Персии будет обеспечено внутреннее спокойствие.

Покорением туркмен 20 лет тому назад мы обеспечили Персии спокойное развитие населения Хорасанской провинции. Ныне мы пожинаем плоды победы над Геок-Тепе, ибо наш торговый оборот только по Хорасану уже составляет 10 млн руб. в год. Несомненно поэтому, что и в будущем на нашей обязанности лежит оказать в случае надобности содействие персидскому правительству к водворению спокойствия в соседних с ним местностях Персии.

Таким образом, нашими наиболее настоятельными задачами в Персии в настоящее время являются поддержание спокойствия в пограничных с нами местностях и занятие господствующего положения на северных рынках Персии».

«Граница наша с Персией установлена весьма прочно, и мы ни в политическом, ни в военном отношениях отнюдь не нуждаемся в изменениях нашей пограничной черты и в каких-либо приобретениях от Персии. Напротив, приобретение новых земель, населенных иноплеменниками, необходимость чрезвычайных и постоянных расходов на устройство сих земель может скорее ослабить, чем усилить нас на Персидской границе; ослабится уже тем, что подорвет ту приязнь, с которой персидское население к нам относится как к добрым соседям».

Военный министр Алексей Куропаткин

«Таким образом, нашими наиболее настоятельными задачами в Персии в настоящее время являются поддержание спокойствия в пограничных с нами местностях и занятие господствующего положения на северных рынках Персии».

Военный министр Алексей Куропаткин

 

Имея в виду Персию…

Россия продолжала расширение своих границ в Туркменистане, но при этом всегда учитывалось возможное беспокойство Персии, для которого не следовало давать повода. В 1873 году войска под командованием генерала Н. Н. Головачёва заняли селения Хорезмского оазиса. В 1877 году был занят Кызыл-Арват. В 1879 году войска генерала Лазарева штурмовали Геок-Тепе, но неудачно. После этого туда направлен генерал Скобелев во главе 11 тысяч солдат и с сотней пушек. Он получил строжайшее указание не перемещать войска на восток за пределы оазиса Ахал-Теке и не совершать маневров на персидской границе.

Скобелев осадил крепость Геок-Тепе и 12 января 1881 года взял ее штурмом, несмотря на численное превосходство обороняющихся – в крепости было, по разным оценкам, 20 или даже 25 тысяч воинов. Брат известного художника-баталиста Верещагина – Александр – участвовал в том походе, будучи в чине майора, и был по приказу Скобелева назначен временным комендантом Геок-Тепе. В своих воспоминаниях «Дома и на войне» (книга вышла в Санкт-Петербурге в 1886 году) он писал о защитниках крепости: «стреляли они хладнокровно, редко и необыкновенно метко». Крепость была взята благодаря умело подведенной мине, с помощью которой подорвали стену. Сохранились воспоминания Александра Майера, участвовавшего в этой отчаянной операции («Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880–1881», изданы в Санкт-Петербурге в 1886 году): «Гардемарин нагнулся осмотреть, хорошо ли вложена мина, и убедился, что весь цилиндр скрылся под землей… Фитиль Бикфорда выдавался на пол-аршина из обломков глины, которыми была сделана забивка мины… – Ребята, уходите все по траншейке… Живо!..».

Известный русский этнограф Евгений Марков запечатлел рассказ одного из участников обороны крепости: «…Скобелев уж очень хитер был. Мы ждали, что русские на стены полезут, как в первый раз; а Скобелев какой хитрый! Все из пушек нас бил, а на стены не шел. Вот мы слышим ночью, что русские под стеной ход копают, лопатами стучат. Ну, думаем, вот это хорошо! Мы всю ночь шашки точили, думаем, станут они из-под земли вылезать, а мы им головы будем рубить. Нам только этого и нужно было. Вдруг, как задрожит земля, как взлетит вверх стена наша, мы думали, что весь свет сквозь землю провалился! Все голову потеряли! А тут русские ура закричали… В крепость ворвались…». В середине 1990-х годов в Гёкдепе (нынешнее название Геок-Тепе) была построена мечеть Сапармурата-хаджи в память о погибших защитниках города.

«Накануне этого дня Скобелев командировал в Персию начальника штаба отряда, полковника Гродекова (теперь генерал-лейтенант), с тремя офицерами. Цель командировки заключалась в устройстве вспомогательной довольственной базы в Буджнуре, лежащем недалеко от Геок-Тэпе».

А. В. Щербак

Несколькими днями позже взятия Геок-Тепе отряд полковника А. Н. Куропаткина занял Ашхабад.

Перед тем, как выступить на Геок-Тепе, Скобелев тщательно проанализировал предыдущий неудачный поход и пришел к выводу, что основной причиной поражения стало недостаточное снабжение, как боеприпасами, так и продовольствием. Поэтому он позаботился о подвозе всего необходимого по Каспийскому морю и далее по новой, стремительно построенной железной дороге. Также он отправил в Персию Николая Гродекова, будущего Туркестанского генерал-губернатора и командующего Туркестанским округом, чтобы тот организовал на персидской территории базу, расположенную всего в одном дневном переходе от Геок-Тепе, и заготовил там требуемые припасы.

«Афганистан и Персия приветствовали экспедицию Скобелева, ибо сами не могли справиться с ахалтекинцами, живущими одним разбоем. Только воинственные курды жестоко отмщали текинцам за их набеги. А в Персии и Афганистане целые области, когда-то богатые и густо населенные, теперь оставались безлюдны и одичалы…»

Валентин Пикуль

В книге врача и писателя, участника русско-турецкой войны и Ахал-текинской экспедиции А. В Щербака «Ахал-Тэкинская экспедиция генерала Скобелева в 1880–1881 гг.», изданной в Санкт-Петербурге в 1900 году, подробно описана эта вдумчивая подготовка: «Отъезд свой генерал назначил на 31 августа. Накануне этого дня Скобелев командировал в Персию начальника штаба отряда, полковника Гродекова (теперь генерал-лейтенант), с тремя офицерами. Цель командировки заключалась в устройстве вспомогательной довольственной базы в Буджнуре, лежащем недалеко от Геок-Тэпе. Предполагалось образовать там 4-х-месячный запас довольства на 5000 человек, с тем, чтобы при движении нашего отряда к Геок-Тэпе, также и во время осады этой крепости и дальнейших действий, можно было бы подвозить запасы из ближайшего пункта. Операция эта, благодаря энергическому содействию нашего посланника в Персии, представляла все данные к успешному выполнению».

В популярном историческом романе Валентина Пикуля «Генерал на белом коне», рассказывающем о деятельности генерала М. Д. Сколебева, есть следующие строки: «Афганистан и Персия приветствовали экспедицию Скобелева, ибо сами не могли справиться с ахалтекинцами, живущими одним разбоем. Только воинственные курды жестоко отмщали текинцам за их набеги. А в Персии и Афганистане целые области, когда-то богатые и густо населенные, теперь оставались безлюдны и одичалы… Потому-то навстречу отрядам Скобелева неустанно шли караваны верблюдов: персы и афганцы добровольно помогали русским, присылая им в подарок ячмень, рис, горох и коровье мясо…».

«Многочисленные развалины указывают, что еще в недавнее относительно время местность эта была населена. Туркмены-текинцы разрушили персидские деревни и частью умертвили, частью угнали в плен их жителей…»

А. Н. Куропаткин

По свидетельству Алексея Николаевича Куропаткина, написавшего об этом в своей книге «Завоевание Туркмении. Поход в Ахал-теке в 1880–1881 гг.» (издана в Санкт-Петербурге в 1899 году), русскими войсками в крепости Геок-Тепе были освобождены из рабства 500 персов. «Рабы-персияне и пленные персиянки отправлены на родину», – писал Куропаткин. В его воспоминаниях рассказывается и о последствиях текинских набегов, которые он наблюдал собственными глазами: «Пространство между персидскими и туркменскими поселениями, ограниченное Атреком на юге, главным его притоком р. Сумбаром на западе и курдскими поселениями на востоке, еще 8 лет тому назад представляло из себя обширный треугольник, заполненный отрогами Кюрен-дагских и Эльбрусских гор и лишенный всяких поселений, хотя пространство это способно к культуре; по горам много пастбищ, а долины весьма плодородны и отличаются хорошим климатом. Многочисленные развалины указывают, что еще в недавнее относительно время местность эта была населена. Туркмены-текинцы разрушили персидские деревни и частью умертвили, частью угнали в плен их жителей… Сотни некогда цветущих деревень и теперь еще лежат в развалинах по северной границе Персии».

Когда шла подготовка к Ахал-Текинской экспедиции, персидские власти и русский посол Зиновьев договорились о том, что текинцам продовольствие в Хорасане продавать не будут, вывоз провианта был запрещен. Кроме этого, по свидетельству Куропаткина, «шах Персидский запретил пускать на персидскую территорию и переселенцев-текинцев».

Заботу Скобелева о поставках провианта из Персии описывает и Валентин Рунов в книге «Гений войны Скобелев. «Белый генерал»: «Для улучшения продовольственных поставок М. Д. Скобелев решил воспользоваться улучшением российско-иранских отношений. На территории Ирана в городе Гермамбе был создан специальный магазин (склад), где оптом закупались продукты в Иране, и уже оттуда они поставлялись в Туркмению. При этом была исключена целая цепь перекупщиков и цены, естественно, упали».

«На территории Ирана в городе Гермамбе был создан специальный магазин (склад), где оптом закупались продукты в Иране, и уже оттуда они поставлялись в Туркмению».

Валентин Рунов

Взятие крепости Геок-Тепе еще не завершило противостояние в этих землях. Эдвард Аллворт в книге «Россия: прорыв на Восток» пишет: «До 1884 года обстановка постоянно осложнялась из-за набегов на русскую зону туркменов Мары. В 1883 году в Мары был послан полковник Алиханов. Он убеждал племенных предводителей и известных граждан в необходимости подчинения российским властям ради собственных интересов. Такие усилия принесли плоды, ибо 1 января 1884 года была созвана ассамблея ведущих туркменских деятелей в Мары по вопросу присоединения к России. Оазис преобразовали в округ Мары». Это встревожило англичан. Однако русское правительство предложило Британии совместно определить границу с Афганистаном. Тем самым, острого конфликта удалось избежать. Граница от реки Амударья до персидского Хорасана была установлена в 1887 году.

 

Персидская казачья бригада

Это весьма примечательное подразделение персидской армии, о котором уже упоминалось в предыдущих главах, было создано после второй заграничной поездки Насреддин-шаха, во время которой он путешествовал, в том числе, и по Закавказью, подвластному Российской империи. Сопровождали царственного гостя во время этого визита кубанские и терские казаки. Они так впечатлили шаха своей великолепной джигитовкой и красочной форменной одеждой, что персидский владыка пожелал непременно создать и у себя на родине подобные войска. Советский историк Н. Р. Рихсиева в своем исследовании, опубликованном в 1978 году, утверждала, что «определенную роль в выборе играло личное желание Насреддин-шаха, которого в неоднократных поездках по России сопровождали русские казачьи части и покорили его выправкой и дисциплиной» (Рихсиева Н. Р. «К истории иранских казачьих частей»).

Также очевидцы свидетельствовали, что шах был искренне восхищен Собственным Его Императорского Величества Конвоем, состоявшим из кубанских казаков. «Персидская казачья бригада сформирована в 1879 году русскими инструкторами, – писал военный инструктор Меняев, опубликовавший под псевдонимом Мисль-Рустем книгу «Персия при Наср-Эдин-шахе с 1882 по 1888 г.», – откомандированными из России персидскому шаху, по его желанию. Во время пребывания шаха в Петербурге ему очень понравился Конвой Его Величества, и с того времени он решил сформировать у себя подобный же конвой. Это единственная часть персидской кавалерии, которая обучается строю по русскому сокращенному уставу и походит на регулярную кавалерию».

В ходе поездки шах попросил кавказского наместника – великого князя Михаила Николаевича – направить в Персию русских офицеров, которые могли бы сформировать и обучить казачьи кавалерийские подразделения. Правительство Российской империи ответило согласием, и в ноябре 1878 года в Персию был командирован участник только что закончившейся Русско-турецкой войны, штаб-офицер для особых поручений при штабе Кавказского военного округа подполковник Алексей Домонтович, потомственный кубанский казак. «К середине XIX в. русско-персидские отношения заметно улучшились. Россия была важным торговым партнером Персии, а главное, стратегическим союзником против ее извечного врага – Турции, – пишет Александр Широкорад в книге «Россия – Англия: неизвестная война, 1857–1907». – В ходе войны 1877–1878 гг. Персия оказала определенную помощь русской Кавказской армии. В 1879 г. русское влияние в Тегеране значительно возросло в результате создания персидской казачьей бригады под командованием русских офицеров. В ее состав вошли четыре конных полка двухбатальонного состава, пехотный батальон и две четырехорудийные батареи. Штатная численность бригады составила 1750 человек. Бригада подчинялась лично шаху и быстро стала важной опорой его власти». Действительно, командир бригады подчинялся только самому шаху и садр-азаму, то есть первому министру, минуя персидского военного министра.

«Персидская казачья бригада сформирована в 1879 году русскими инструкторами, откомандированными из России персидскому шаху, по его желанию. Во время пребывания шаха в Петербурге, ему очень понравился Конвой Его Величества, и с того времени он решил сформировать у себя подобный же конвой».

Мисль-Рустем

Впрочем, О. А. Гоков в исследовании «Создание и начальный этап существования Персидской казачьей бригады» указывал, что формирование этого подразделения стало реализацией давних задумок, связанных и с необходимостью сдерживать английскую экспансию. По его словам, в 1894 году товарищ министра иностранных дел в своем письме начальнику Главного штаба Н. Н. Обручеву вспоминал: «Пятнадцать лет назад бывший посланник наш в Тегеране тайный советник Зиновьев побудил шаха обратиться к нашему содействию для образования персидской кавалерии по образцу нашего казачьего войска… имея в виду главным образом приобретение влияния на персидское правительство и помешать другим, враждебным нам правительствам, взяться за это дело».

Важность крепкого сотрудничества с Персией в самых разных областях, в том числе и военной, была отмечена и генерал-майором Генерального штаба И. Блаламбергом в «Записке о значении для России Каспийского моря как торгового пути в Центральную Азию». Блаламберг многократно руководил экспедициями, изучавшими побережье Каспийского моря. «Россия должна обратить свой взор на Азию как рынок важный и обширный», – писал он.

Русский посланник в Тегеране Лаговский еще в 1857 году докладывал директору Азиатского департамента Ковалевскому: «Присылка сюда офицеров может быть чрезвычайно полезною, внушая персиянам к нам доверие, ибо видя наше желание усилить их страну… они перестанут мечтать и верить наущениям наших противников о наших намерениях подчинить себе эту страну».

«В 1879 г. русское влияние в Тегеране значительно возросло в результате создания персидской казачьей бригады под командованием русских офицеров. В ее состав вошли четыре конных полка двухбатальонного состава, пехотный батальон и две четырехорудийные батареи. Штатная численность бригады составила 1750 человек. Бригада подчинялась лично шаху и быстро стала важной опорой его власти».

Александр Широкорад

Как бы то ни было, Домонтович провел смотр персидской кавалерии и составил план действий по созданию Персидской казачьей бригады. 7 февраля 1879 года Домонтович подписал контракт с персидским правительством об организации постоянной русской военной миссии. Сам он стал начальником этой миссии и первым командиром Персидской казачьей бригады, находясь в этом качестве в Персии по 1882 год. О. А. Гоков в своем исследовании указывает, что официально новая воинская часть именовалась «Его Величества шаха бригада», а ее командир – «Заведующий обучением персидской кавалерии». В качестве дара от правительства Российском империи бригаде была придана батарея конной артиллерии.

Оружие персидских казаков подробно описано в книге Мисль-Рустема, достаточно долго наблюдавшего жизнь и службу в бригаде изнутри: «Вооружение всех полков состояло из кинжала и шашки кавказского образца, часто под серебром, и из винтовки системы Бердана, которые выдаются на руки только на время учения, а в остальное время хранятся в цейхгаузе. Берданки – несколько сот штук, – с комплектом патронов, были подарены шаху Государем Императором Александром II. Патронташи одеваются через плечо. Батарея, входящая в состав этой бригады, состоит из 4 легких стальных орудий, подаренных шаху Государем Императором Александром III в 1883 году, и имеет лошадей по мастям. Одно орудие даже на серых лошадях. К этим орудиям был прислан в подарок и комплект снарядов».

Поступающий на службу должен был прибыть со своей лошадью, а также представить поручительство от уже зарекомендовавшего себя достойным доверия лица. «Бригада эта была первый раз сформирована русским полковником Домонтовичем, приехавшим в Персию по назначению русского правительства, с тремя обер-офицерами и 5 урядниками – от Терского и Кубанского войска, – писал Мисль-Рустем. – Это была, так сказать, русская военная миссия. Лицам, вошедшим в ее состав, сохранялась служба в России и платилось содержание как от русского, так и, отдельно, от персидского правительств, и, надо отдать справедливость, содержание очень хорошее: полковник получает до 10.000 руб. в год, обер-офицеры около 5.000, а урядники около 1.200 руб. (смотря по курсу). Выдача производилась частью персидской серебряной монетой, частью русскими кредитками. Желающие поступить в бригаду приводили с собой лошадь с седловкой, а остальное выдавалось им за деньги, вычитаемые потом из жалованья. При определении на службу требовалось только, чтобы кто-нибудь поручился за поступающего, что он не сбежит и не унесет выданную ему в кредит обмундировку. В 1883 году бригада пополнилась, по желанию шаха, еще полком мухаджир и легкой батареей из четырех орудий».

«Присылка сюда офицеров может быть чрезвычайно полезною, внушая персиянам к нам доверие, ибо видя наше желание усилить их страну… они перестанут мечтать и верить наущениям наших противников о наших намерениях подчинить себе эту страну».

Александр Лаговский, старший секретарь русской миссии в Персии

Командир бригады официально подчинялся шаху, однако он был подотчетен также российскому Генеральному штабу, кавказскому наместнику и Министерству иностранных дел, то есть русскому посланнику в Тегеране. Основным местом дислокации казачьей бригады был Тегеран, но также были отделения в Тебризе и других городах Северной Персии. Общая численность личного состава доходила до 900 человек. Хотя посетивший Персию в конце XIX века лорд Керзон зафиксировал в своих записках, что численность казачьей бригады составляла порядка 2 тысяч человек. Но многие историки отмечают, что, говоря о Персидской казачьей бригаде, Керзон руководствовался официальными положениями и указывал максимальный заявленный состав. Например, по его сведениям, «Полный комплект русских инструкторов обыкновенно составляли: один полковник, три капитана, один поручик и десять унтер-офицеров; но в настоящее время число их уменьшено до следующих размеров: один полковник, один капитан, один поручик и шесть унтер-офицеров». Хотя фактически состав русской военной миссии на всем протяжении ее существования не менялся, и в нее входили полковник Генштаба, три обер-офицера и пять унтер-офицеров. Об условиях службы в бригаде Керзон писал: «Субалтерн – и унтер-офицеры ежегодно получают от казны по одному мундиру персидской шерстяной материи, по два мундира из тонкой хлопчатобумажной материи и по паре сапог, на сумму в 100 кранов».

В казачьей бригаде были как кавалерийские, так и пехотные подразделения. Пехотинцы-казаки именовались на русский манер пластунами и носили пластунскую форму, кавалеристы – форму Кубанского казачьего войска. Русские инструкторы были одеты в форму Терского казачьего войска. А парадная форма шахского конвоя соответствовала форме Конвоя Его Величества.

Мисль-Рустем описывает облик и амуницию персидских казаков, а также коней и сбрую весьма подробно: «Обмундировку и вооружение этим полкам дали по образцу кавказских казаков. Первый полк получил обмундировку кубанских казаков, т. е. бешметы и верх папахи красные; второй – казаков Терского войска, т. е. бешметы и верх папахи голубые, а третий – зеленые бешметы и белый верх; погоны с инициалами полка. Обмундирование батареи было схоже с формой кубанских русских батарей. При бригаде, с самого ее основания, был учрежден также особый взвод «garde» (т. е. гвардейский), как называли его персы, который был одет, как наш конвой Его Величества, в красные, а по будням синие, обшитые галуном черкески и посажен не на гнедых, как у нас в конвое, а на серых жеребцах. В полках допускались лошади всех мастей, но они ранжировались мастями по эскадронам и взводам. Так, я заметил, что первые эскадроны имели больше вороных, вторые гнедых и рыжих, третьи разношерстных, и четвертые – серых и белых мастей. Седла и уздечки – кавказского образца, но большею частию с азиатскими мундштуками; хотя русские инструктора и добивались, чтобы все ездили на удилах, а не на мундштуках, но это оказалось невозможным, так как тамошние жеребцы привыкли к строгим мундштукам и на удилах заносили».

«Лицам, вошедшим в ее состав, сохранялась служба в России и платилось содержание как от русского, так и, отдельно, от персидского правительств, и, надо отдать справедливость, содержание очень хорошее: полковник получает до 10.000 руб. в год, обер-офицеры около 5.000, а урядники около 1.200 руб. (смотря по курсу). Выдача производилась частью персидской серебряной монетой, частью русскими кредитками. Желающие поступить в бригаду приводили с собой лошадь с седловкой, а остальное выдавалось им за деньги, вычитаемые потом из жалованья».

Мисль-Рустем

В бригаде существовали такие звания, по соответствию русских и персидских чинов: казак, серджюге (приказный), векиль-чап (младший урядник), векиль-раст (старший урядник), векиль-баши (вахмистр), муин-наиб (подхорунжий), наиб-сейюм (прапорщик), наиб-дейюм (хорунжий), наибаваль (сотник), султан-капитан (подъесаул), явер (есаул), наиб-сергенг (войсковой старшина), сергенг (полковник), сартип 1-го ранга (бригадный генерал), сартип 2-го ранга (генерал-майор), мир-пендж (генерал-лейтенант), амир-туман (полный генерал), сардар-маршал (маршал), амир-найон (главнокомандующий). На погонах, которые тоже были русского образца, помещались персидские накладки из бронзы: у казаков – лев с короной, у обер-офицеров – лев с короной в лавровом полувенке, у штаб-офицеров – лев с короной и венок в три четверти, у генералов – лев с короной и полный венок, у сардара – большой лев с короной без венка.

В 1883 году бригаду возглавил новый командир полковник Чарковский, который сформировал третий казачий полк, а также эскадрон ветеранов. Был в составе бригады даже свой оркестр.

Это о Чарковском, среди прочего, Мисль-Рустем писал: «Я должен добавить, что русский полковник Ч. в 1883 году устроил одну дежурную комнату по европейскому образцу; там был даже деревянный пол, что большая редкость в Персии, устроенный им из досок ящиков, в которых привезли орудия из России. На стенах были портреты шаха, разных персидских знаменитостей и картины; в подставках стояли знамена; было даже кресло с серебряной дощечкой, имевшей надпись, что шах в 1883 году удостоил, при посещении казарм, сесть на него…»

Посетивший Персию британский врач Уильс писал в книге, которая была издана на русском языке в 1887 году: «Три года тому назад шах имел три казачьих полка, получавших правильное жалование, при которых состояли инструкторами европейцы. Мне не приходилось видеть более красивого состава солдат и лошадей».

Впоследствии на рубеже 1890-х годов бригада пришла в не лучшее состояние, однако ситуация была исправлена не в последнюю очередь усилиями нового командира – полковника Косоговского, назначенного в 1894 году. Он хорошо говорил по-персидски и еще до своего назначения много ездил по стране. Ему принадлежали идеи реформирования всей персидской армии, которые были впоследствии реализованы на практике. В сентябре 1894 года в бригаде было 500 обученных и экипированных казаков. 1 марта 1899 года шах повелел увеличить численность бригады на тысячу человек, что и было исполнено уже к 31 августа 1899 года.

«Я заметил, что первые эскадроны имели больше вороных, вторые гнедых и рыжих, третьи разношерстных, и четвертые – серых и белых мастей. Седла и уздечки – кавказского образца, но большею частию с азиатскими мундштуками; хотя русские инструктора и добивались, чтобы все ездили на удилах, а не на мундштуках, но это оказалось невозможным, так как тамошние жеребцы привыкли к строгим мундштукам и на удилах заносили».

Мисль-Рустем

По наблюдениям Мисль-Рустема в жизни Персидской казачьей бригады периодически происходили курьезы, связанные с особенностями местного менталитета: «Через казармы вы проникаете в две кухни, чистенькие, с котлами, с двумя пузатыми самоварами, которые для виду возились всюду за бригадой. В этих кухнях никогда ничего не варится. Полковник Ч. вздумал было не давать порционные деньги на руки, но это удалось ему ненадолго: появился ропот, и пищу перестали варить. Дело в том, что на полученные порционы персидский казак умудряется кормить всю свою семью, а из котла это сделать немыслимо».

Бывали и откровенно забавные случаи, которые также запечатлел в своей книге Мисль-Рустем. Однажды, по его словам, в бригаду явились два более чем почтенных и откровенно не подходящих для строевой службы старика, которые, тем не менее, каким-то образом умудрились раздобыть фирман о зачислении их в ряды шахских казаков. Озадаченный инструктор был вынужден согласиться и поставил их в последнюю шеренгу, поскольку было очевидно – строевые упражнения и освоение воинских приемов старцам не под силу. Вскоре на смотр в бригаду пожаловал сам Насреддин-шах. Дряхлых новоиспеченных «казаков» опять поставили подальше, но у них, оказывается, существовал собственный план действий. «Каково же было удивление инструктора, когда он, проходя по фронту с шахом, еще издали увидал опять в первой шеренге, безобразно державших шашки и сгорбленно стоявших, бородатых стариков. Шах, подойдя к ним, остановился, усмехнулся и сказал: «Вижу, вы старые служаки, – молодцы». Они же ему, без церемонии, стали из фронта кланяться и приблизительно держали такую речь: «Мы-то молодцы, носили тебя еще на руках во время твоего похода с отцом твоим Мамед-шахом на Герат (поход этот был лет 50 тому назад), а ты вот, неблагодарный, все нас держишь нижними чинами». Шаху очень понравилась эта речь, и он со смехом спросил, чего же они желают. Они отвечали: «Чина», чтобы иметь до смерти пенсию, – и шах им сказал: «Мобарек явер», что значит: «поздравляю майорами». И вот два старика-нахала, никуда не годные, сделались майорами и по проходе шаха были выгнаны из строя русским инструктором и никогда больше не показывались в бригаде. Не правда ли, оригинальное производство?»

При этом Мисль-Рустем отмечал, что хотя современные ему жители Персии в большинстве своем выражали склонность больше к торговым делам, нежели к проявлению воинственного духа прославленных героев прошлого, но изучение военного дела и в особенности верховой езды и джигитовки удавалось казакам из Персидской бригады очень хорошо.

 

Ван Хельсинг в Персии

Свидетельством того, насколько усердно британцы вели пресловутую Большую игру, может служить путешествие венгерского востоковеда Арминия Вамбери, предпринятое им в первой половине 1860-х годов. Он, переодетый дервишем, побывал в Бухарском и Хивинском ханстве и дважды – в Иране. Казалось бы, главной его целью было именно этнографическое изучение стран, городов и образа жизни людей. Но в 2005 году Британский национальный архив рассекретил документы, из которых стало ясно, что Вамбери был агентом английских спецслужб и его странствие являлось частью плана по противодействию намерениям России расширить сферу влияния в Центральной Азии.

Правда, заметки Вамбери, изданные им в виде книги «Путешествие по Средней Азии», содержат немало интересных наблюдений. Хотя достоверность части из них оспаривалась другими авторами. Так, генерал-лейтенант русской армии, историк и лингвист Михаил Терентьев сомневался, что Вамбери совершил весь тот путь, который описал: «Мне лично удалось проверить в Самарканде две вещи, – указывал Терентьев в книге «Россия и Англия в Средней Азии», – уличающие Вамбери в том, что он их не видел и, следовательно, в Самарканде не был».

Однако Ирану посвящена немалая часть книги Вамбери. Вот впечатления автора от прибытия в Мешхед: «Был один из тех прекрасных осенних дней, которыми так богат восточный Иран. Местность – голая равнина с немногими холмами – не очень романтична; но тем красивее возвышающийся, словно оазис, город, окруженный садами, блистающий разноцветными куполами». Далее путешественник указывает, каким контрастом по сравнению с «тяжелым, подавленным настроением в туркестанских городах» показалась ему жизнерадостная персидская уличная толпа. «Пустынными улицы Мешхеда бывают редко; но особенно полны и даже, я бы сказал, забиты они в ясные осенние дни, и если в эту пору, между десятью и двенадцатью часами, взглянуть на пеструю сутолоку на всех улицах, то едва ли запомнишь точно хотя бы один из окружающих тебя сотен предметов…»

Особое впечатление на путешественника произвели некоторые архитектурные памятники: «Мечеть Гаухаршад… славится скорее не богатством, а как произведение искусства. Высокий портал из разноцветных изразцов, освещенный солнцем, благодаря своим великолепным краскам представляет феерическое зрелище. Руины Медресе-Ханым в Самарканде, как и развалины на Мусалла в Герате, были, может быть, роскошнее и богаче, но, мне кажется, едва ли красивее. Внутри также преобладают превосходные изразцы. Золото и серебро хотя и встречаются, все же персы правы, когда называют усыпальницу имама Ризы царственной, а мечеть – произведением искусства».

«Персия – именно та страна Азии, которая благодаря проявлению всех крайностей наиболее отчетливо показывает свой восточный характер».

Арминий Вамбери

С несомненным почтением Вамбери пишет об авторе «Шахнаме»: «Прежде чем расстаться со святым городом, я съездил на могилу великого иранского барда, на могилу Фирдоуси, которая, как мне указали, находится на развалинах Туса, лежащих к северу от города. Надгробный памятник очень скромный, а под ним лежит один из величайших национальных поэтов мира, который воспел историю своего народа в 60 тысячах стихов, включив в свой язык не более двух чужих (арабских) слов… Он хотел остаться верным иранцем и считал позором пользоваться языком угнетателей своего народа».

А в рассказе о посещении Нишапура он также отмечает великих поэтов, «чьи могилы немало прославили этот старый город Ирана. Один – это Фарид ад-Дин Аттар, великий мистик и философ, который написал интересное произведение «Мантик ат-тайр» («Логика птиц»). В нем представлены все разновидности пернатого мира, их мучает желание понять смысл своего существования, и они жаждут найти источник истины. Орлы, коршуны, соколы, а также ворон, голубь, горлица и соловей – всех их одинаково интересует этот важный вопрос. Все навещают всезнающую Худхуд, волшебную птицу Соломона, которую считают учителем, и расспрашивают ее в чрезвычайно курьезной беседе о желаемых сведениях. Она разыгрывает скромность, дает мудрые советы и ведет стаю на ту тропу, по которой попадают к Симургу, Фениксу восточного мира, который одновременно предстает символом ярчайшего света… Второй поэт, прах которого покоится в Нишапуре, – это Хайям, резкий антипод первого… И все-таки Хайяма читают не меньше, чем первого поэта. Персия – именно та страна Азии, которая благодаря проявлению всех крайностей наиболее отчетливо показывает свой восточный характер». При этом, отмечает Вамбери, именно в Персии при всех противоречиях и крайностях отчетливо выражена склонность и способность к мирному сосуществованию.

Вамбери был сильно впечатлен, по его словам, отношением иранцев к Нишапурской равнине: «Джелгей Нишапур (Нишапурская равнина) в глазах перса – это верх красоты и богатства. Для него воздух там чище и благоуханнее, чем где-либо, ее вода – самая сладкая в мире, плоды ее земли ни с чем не сравнимы, а когда он с гордостью и радостью указывает на лежащие к северо-востоку горы, богатые бирюзой и благородными металлами, можно себе представить, как сияют от восторга его глаза, когда он говорит об этих местах своей родины».

В дальнейшем странствии Арминия Вамбери можно заметить его регулярный интерес к русской теме в разных ее аспектах, причем именно в контексте Большой игры. «Шахруд – значительный торговый центр между провинциями Мазендеран и Ирак… Караван-сараев несколько, и в одном из них расположена фактория большой русской торговой компании «Кавказ», которая в последнее время почти вытеснила английскую торговлю в Хорасане благодаря импортной торговле Астрахани и Баку через Астрабад. Да, русские обладают огромным влиянием во всей Азии, от Камчатского залива до Константинополя, и ни для кого это влияние не является таким опасным, как для британского льва, которому русский медведь теперь крепко наступает на пятки, и наступит время, когда он вцепится ему в шкуру своими острыми когтями».

«Персидская столица показалась мне местом, где процветают цивилизация и образованность».

Арминий Вамбери

«Шахруд – значительный торговый центр между провинциями Мазендеран и Ирак… Караван-сараев несколько, и в одном из них расположена фактория большой русской торговой компании «Кавказ», которая в последнее время почти вытеснила английскую торговлю в Хорасане благодаря импортной торговле Астрахани и Баку через Астрабад».

Арминий Вамбери

Он много пишет о набегах туркестанских кочевников на приграничные районы Персии и оживленные торговые пути, проходящие по этим местам. «Путешествие из Мешхеда в Тегеран всегда считается рискованным предприятием; но особенно опасен Хорасан, где страх перед туркменами, белуджами и курдами заставляет задуматься любого». Впрочем, тогдашнему управителю этих мест – «мечу государства» Султану Мурат-мирзе удалось достичь успеха в обеспечении безопасности дорог. «Он был энергичный и талантливый человек, – пишет Вамбери, – и наряду с другими похвалами, которые ему воздавались вполне по заслугам, существовала поговорка: «Ребенок мог бы уверенно и спокойно пройти по улицам с полной тарелкой фруктов на голове». Приводит путешественник и другую поговорку, относящуюся к дороге: «Девять фарсахов в Хорасане – это очень много, потому что пословица говорит: «Миля в этой провинции бесконечна, как женская болтовня, и кто примется измерять их, у того все мерные цепи лопнут». А Тегеран после всех треволнений пути безмерно обрадовал путешественника: «Персидская столица показалась мне местом, где процветают цивилизация и образованность».

Среди фактов биографии Арминия Вамбери есть и такой: он был хорошо знаком с писателем Брэмом Стокером и, по свидетельству современников, именно Вамбери, один из первых европейцев, совершивших столь протяженное путешествие по Персии, стал для создателя «Дракулы» прообразом профессора Ван Хельсинга.

 

На рубеже веков

…В 1896 году завершилось правление Насреддин-шаха. К этому времени численность жителей Тегерана достигла четверти миллиона человек. В городе были не только построены новые, но и отремонтированы многие старые здания, создана централизованная система водоснабжения. Еще в 1870 году Насреддин-шах начал реконструкцию столицы, приказав взорвать все устаревшие и потерявшие свое оборонительное значение фортификационные сооружения. На освободившемся месте были построены новые городские кварталы, в которых поселились и те, кто раньше ютился в окрестных лачугах. В Тегеране была открыта французская школа, где преподавали естественные и гуманитарные науки: историю, географию, химию, медицину.

Насреддин-шах, как уже упоминалось, увлекся новейшим для того времени искусством – фотографией. Он специально выписал из Европы одного из лучших фотографов – француза Франсиса Карлиана и с его помощью создал в своем дворце первую в Персии фотостудию. Шах стал настоящим покровителем персидского фотоискусства, отправляя своих подданных в разные (в том числе и отдаленные) уголки страны, где они фотографировали природу и селения, местные достопримечательности и базары, людей и живописную природу.

Среди прибывших в Персию зарубежных фотографов были и русские. В конце 1870-х годов в Тегеране открыл свое фотоателье мастер Антон Севрюгин, который удостоился чести стать придворным фотографом Насреддин-шаха. При участии Севрюгина была создана фотолетопись Персии, демонстрирующая, как менялся быт и облик жителей ее городов и столицы.

О сохранявшихся на этом фоне традициях легендарной персидской роскоши и в наши дни напоминает бесценный «Глобус Насреддин-шаха»: для его изготовления было использовано 34 килограмма золота. Моря и океаны изготовлены из изумрудов, а материки – из рубинов. Общий вес драгоценных камней, вставленных в это грандиозное ювелирное изделие, – больше трех с половиной килограммов.

Но тем временем мир вступал в следующий, XX век, где Персии-Ирану предстояло превратиться из далекой, неизвестной, отчасти романтичной страны в полноправного участника многих мировых событий.