Возьмем для примера моих приятелей — Сайтора Моричаровский и Тадаси де Тоётакэ ПинХэ. Они вот медовый месяц провели на Сатурне.

Маршруты свадебных путешествий также зависят от моды. В конце каждого года обозреватели такого рода путешествий объявляют наобум: в будущем году модно будет ездить туда-то. Ну и тащатся в это место все, кому не лень. Взмывают цены в гостиницах, калечатся в свалке люди, а другие, не менее интересные туристические маршруты остаются невостребованными. Но ведь все боятся, не дай бог, отстать от моды. И толпы туристов осаждают разрекламированные места.

Обычно, изрядно помятые в давке, порастеряв дорогие, купленные в рассрочку парики и контактные линзы, за которые предстоит расплачиваться еще трем поколениям, а если и вовсе не повезет, то с переломанными руками-ногами, бедолаги возвращаются домой на санитарно-транспортном корабле. И все равно снова и снова отправляются в такие вот путешествия.

Мода крутит людьми, как ей вздумается. Едут не наслаждаться медовым месяцем, а ради того лишь, чтобы похвастаться потом: вон, мол, где я был. Как-то один обозреватель путешествий, боясь отстать от им же придуманной моды, в шестнадцатый раз отправился на медовый месяц в забитое туристами место. В результате вывалился бедняга из аэромаршрутки на электротермическую дорогу и вспух, как зерно попкорна.

Но я не дурак, чтобы следовать такой моде. Я уже заранее, за два года, точно решил, куда поеду в свадебное путешествие. На Марс, на плантацию шелковых акаций Аки-маки. Она находится в каньоне «Кошачий лаз», известном своими чудесными пейзажами на закате, недалеко от города Дака, где есть всё, что нужно туристу. Недорогое, к тому же тихое и приятное местечко.

Женщина, которую я выбрал себе в невесты, оказалась разумной, так что спорить со мной не стала. Разве стал бы я жениться на той, что мужу будет перечить?

У себя на работе, в Центре супермаркетинговых исследований, я взял отпуск на пять недель, и мы с невестой отправились в космопорт на самом севере мегаполиса Токио. Свадьбу мы собирались сыграть на месте.

Вот уже тридцать лет свадьбы играют там же, где проводят медовый месяц. И расходов меньше, и родственники не докучают. В большинстве туристических мест есть Дворцы бракосочетаний, так что можете устроить свадьбу по любому обряду: синтоистскому, буддистскому или христианскому — как вашей душе угодно. Можно даже заказать синто-буддистскую или христианско-буддистскую церемонию. Ведь в последнее время религии стали практически неразличимы.

Яркий тому пример — Рождество. Когда наступает Рождество, буддистские монахи из секты Нитирэн бьют в барабаны и поют псалмы, а синтоистские священники наряжаются Санта Клаусами. Если думаете, что это вранье, сходите на Рождество в храм Мэйдзи дзингу, что на севере мегаполиса Токио, и сами увидите. По обеим сторонам дороги, ведущей к храму, сверкают блестки и горят уставленные в ряд свечи. На главных храмовых воротах тории, увешанных золотой и серебряной тесьмой, которой обычно украшают елку на Рождество, мигает неоновая надпись: «Merry Xmas». На ящике для пожертвований стоит крест. На нем с петлей на шее — бодхисатва Каннон, на руках у нее младенец. А когда дергаешь за шнур в молельном зале хайдэн, звонит не колокольчик, а колокол, как у христиан, и устроено так, будто снег идет.

Так вот, мы с невестой поднялись на прозрачном лифте на двадцать второй этаж и вышли в вестибюль.

— Подожди здесь, — сказал я ей. — Я схожу в справочное бюро.

Она беспокойно огляделась вокруг и сказала:

— Возвращайся поскорее, — и пытливо так на меня посмотрела.

Некоторые в таких ситуациях ласково отвечают «Конечно, дорогая, я мигом» или что-нибудь в этом духе, растягивают рот в улыбке и целуют невесту. Только делать этого ни в коем случае нельзя. Тогда пиши пропала нормальная жизнь после свадьбы.

— Ты это... вот что, я, может, вернусь нескоро, — бросил я в ответ, напустив на себя сердитый вид, и вышел из вестибюля.

Войдя в справочное бюро, я достал купленный неделю назад в Космическом бюро путешествий туристический ваучер и показал его дежурному сотруднику. Тощий юнец выкатил трусоватые глаза, спрятанные за очками:

— Вы направляетесь в Даку?

— Точно.

— Но в этом году все едут на Сатурн, — промямлил он. — Почему вы выбрали именно Даку? Туда в этом году еще никто не ездил.

— Ну, это уж мое дело, куда мне ехать.

— Оно конечно, — сокрушенно согласился дежурный, вцепившись руками в конторку. — Но ничего хорошего из этого не выйдет. Я вам из лучших побуждений говорю. Он покосился на других посетителей.

Кроме меня в бюро оказался еще один мужчина, лет за тридцать, который в дальнем конце зала увлеченно обсуждал что-то с другим сотрудником.

— Лучше вам туда не ездить, — не унимался дежурный. — В этом году на туры в Даку нет даже тридцатипроцентной скидки для читателей еженедельника «Женское чтиво». И телевизионщики все на Сатурне, так что у вас не окажется ни малейшего шанса попасть ни в «Хронику путешествий», ни в «Медовые новости».

— Ну и славно, — ответил я. — Чем спокойнее, тем лучше.

— Там будет слишком спокойно. Вы рискуете заболеть аутизмом. А в больнице и врачей-то, наверное, нет. — Дежурный даже побелел весь, аж слюной брызгать начал. — И вообще, в Даку нет рейса. Потому что с Дакой нет регулярного сообщения. Чтобы вас туда доставить, придется отправлять пустой космолет.

— Естественно, придется, — я взял двумя пальцами ваучер и помахал им у дежурного перед носом. — Давай, посылай космический корабль. Я же билет купил. А не пошлешь, подам в суд на Космическое транспортное агентство за мошенничество.

В глазах дежурного промелькнуло безумное выражение. Он выпрямился и визгливо засмеялся.

— Шутить изволите.

— А ну, дай-ка мне свой видеофон. Расскажу об этом случае в телепрограмме жалоб. Как твоя фамилия?

— П-п-п-постойте, — у парня аж дыхание перехватило. Он вцепился в меня трясущимися руками. — Позвольте, я все объясню. Чтобы отправить на Марс космолет, необходима подпись заместителя начальника отдела путешествий на Марс. Но беда в том, что он уехал в Африку охотиться на диких животных. Решил, что до конца года в отделе все равно не будет работы. Такой уж он беспечный человек. Так что ничего не поделаешь. Войдите в мое положение! — скулил он, вертя в руках бесскрепочный стэплер.

Я рассеянно взглянул на его бледную физиономию.

— Никак в Африке еще водятся дикие животные?

— Говорят, водятся, — он вежливо поклонился. — Этот чудак, замначальника, утверждает, что на нашей планете осталось полным-полно интересных мест. Но мне вовсе так не кажется. А вы что изволите думать на этот счет?

— Это от человека зависит, — ответил я, и, отобрав у дежурного стэплер, тоже начал вертеть его в руках. — Люди ленивые, слабые духом, не умеют искать сами, поэтому и довольствуются ширпотребом, тем, что им подсовывают СМИ. Но встречаются и такие, что не успокоятся, пока не найдут в самом обычном, заурядном нечто свое, только им доступное.

— Вот как? Мне это не очень понятно.

— Да уж...Кстати, а нельзя ли этого замначальника вызвать из Африки?

— Вызвать?.. — с сомнением повторил дежурный. — Вообще-то у него тяжелый характер...

«Этот парень, похоже, то и дело получает нагоняи от начальства», — подумал я.

Вертя в руках стэплер, я зазевался и ненароком пришпилил рукав своего пиджака к рукаву парня за конторкой.

— Ой, что вы делаете? — взвизгнул дежурный. — Это же высокочастотный термосшиватель! Теперь, чтобы нас расцепить, один рукав рвать придется.

— Вот влипли, — вздохнул я. — Ну-ка, снимай свой пиджак. Мой-то костюм цельнокроеный. Раздеться можно только догола. Включая трусы.

— Что же делать? — заскулил парень. — Ведь и у меня такой же.

Мы засуетились, пытаясь распустить шов. Современный мужской костюм — штука добротная — он рассчитан на то, чтобы носили его не один десяток лет. Материя такая крепкая, что без электроножниц не разрежешь.

Пытаясь подцепить шов ногтями, я спросил:

— А что, если отправиться к замначальника, чтобы он поставил печать? Где он там, в Африке?

— В Центральной, в городе Банги.

— А рейс туда есть?

— Рейс есть. Туда дважды в сутки летает мезосферолет. — Он посмотрел на часы. — Следующий вылет через десять минут.

— Ты давай, поезжай, — сказал я. — Поставишь печать и обратно. А я тебя здесь подожду.

— Если вы настаиваете, я, конечно, полечу, — заныл дежурный. — Вот только пиджак...

— Ах, да. — Я задумался. Ждать все равно придется, так какая разница, где время провести, что здесь сидеть, что в Африку слетать. — Ну, тогда я, пожалуй, с тобой.

— В таком случае нужно поторопиться.

Дежурный по видеофону попросил сослуживца подменить его. Мы вместе вышли из офиса и поднялись на тридцать третий этаж, на крышу космопорта.

Оттуда ввысь уходили более сотни вертикальных взлетных пеналов разного цвета — в зависимости от пункта назначения, — они будто пытались дотянуться до самого неба. На крышах соседних зданий тоже имелись взлетно-посадочные площадки — частного пользования.

В мезосферолете, направлявшемся в Центральную Африку, мы оказались единственными пассажирами.

— Сколько туда лететь? — спросил я парня из справочного бюро. Наши рукава по-прежнему оставались намертво сцепленными, так что, делать нечего, пришлось втиснуться в кресло рядом с ним.

— За сорок восемь минут должны бы долететь, — промямлил он в ответ.

Мезосферолет стартовал точно по расписанию.

Поднявшись на высоту 1500 километров, корабль взял курс на запад-юго-запад. Естественно, им управлял автопилот.

Мы пролетели над Кореей, известной своей обжигающей язык китайской капустой ким-чхи, а также вечерним праздником горного перевала Ариран. Оставили позади Китай, славящийся во всем мире супом «ласточкино гнездо», пирожками «хунвейбин», а также «макаронами с цзедуном». Пронеслись над Индией, с ее кокосами из штата Керала и индостриптизом. Промчались над знаменитой сувенирными деревянными верблюдами и горячими источниками Мохаммеда Аравией и точно по расписанию прибыли в Центральную Африку.

На холмистом плато, на высоте четыреста метров, стояла гостиница космопорта. Наш мезосферолет плавно скользнул в один из вертикальных посадочных пеналов на крыше.

— Замначальника остановился тут. Но, возможно, он сейчас как раз охотится на диких зверей, — сообщил дежурный.

Как и следовало ожидать, в гостинице заместителя начальника не оказалось. В бюро по обслуживанию номеров нам сказали, что он скоро вернется. К счастью, дверь его номера была не заперта, и мы ввалились туда.

Он ничем не отличался от любого номера гостиницы «Де Люкс» в мегаполисе Токио. Та же планировка, та же обстановка, как в тысяче других номеров. Работает кондиционер — прохладно. «Да, гостиницы везде на одно лицо, — подумал я. — Хоть на Марс поезжай, хоть на Сатурн, все едино. Так оно и будет, покуда не изменится вдруг мода на гостиничную архитектуру...»

За окном простирался лес офисных и гостиничных высоток.

О том, что мы попали в Африку, напоминали лишь деревянный абориген в виде куклы кокэси да картина маслом, на которой изображен лев.

Мы ждали и ждали, но замначальника все не появлялся.

— С минуты на минуту обратный рейс, — дежурный сидел как на иголках.

Я позвонил в бюро обслуживания номеров.

— Нет ли у вас готовой мужской одежды?

— Нет, не имеется.

— И нижнего белья тоже нет?

— Есть только сувенир — в виде набедренной повязки охотника-аборигена.

— Ничего не поделаешь. Сойдет и повязка. Несите поскорей.

Я снял с себя всю одежду, отдал ее дежурному, и нацепил на голое тело принесенную коридорным набедренную повязку.

— Давай, отправляйся, — прикрикнул я на дежурного, который хихикал, глядя на мой наряд. — Я буду ждать замначальника здесь. А ты поезжай и что-нибудь придумай с этим рукавом.

Дежурный поклонился, и, прихватив мою одежду, вышел из номера.

А я остался один ждать возвращения зама.

Наконец дверь отворилась.

Но как только я повернулся, она тут же захлопнулась.

И почти сразу же прогремели выстрелы. Пули прошили дверь и засвистели в комнате. Я поскорее прижался к стене — похоже, меня приняли за натурального охотника-аборигена — и завопил:

— Я не абориген!

Стрельба смолкла. Дверь медленно приотворилась, и в проем осторожно заглянул бородатый здоровяк.

— Так ты не абориген?

— Я желтой расы! — гордо выкрикнул я, ударив себя кулаком в грудь.

— Ну, тогда извини. — Здоровяк опустил ружье и вошел в комнату. Похоже, это был заместитель начальника отдела собственной персоной.

— Ну как, видели диких животных? — поинтересовался я.

— А существуют ли они? — замначальника сердито швырнул ружье и повалился на кровать. И вдруг завопил как сумасшедший:

— Дикие звери?! Охота?! Черта с два! В джунглях натянут огромный экран. Сначала тебе долго крутят старый документальный фильм, а потом начинается «охота». Выпускают из клетки несколько обезьян, да еще заводные львы и слоны из фанеры ездят по рельсам. Вот и все. Если попадешь в кого-нибудь, дежурный абориген провоет «У-у-у» и вручит в подарок сигареты. Бред какой-то!

— Так я и думал, — кивнул я. — На Земле ведь совсем не осталось ничего интересного.

— Быть того не может! — заорал замначальника, вперившись безумным взглядом в потолок. — Быть того не может! Остались еще в мире интересные места. Точно остались! — он вскочил с кровати и уставился на меня. — Кстати, я тут недавно был во Вьетнаме. Вот где интересно! Ты небось никогда во Вьетнаме не бывал. Вот и говоришь, что ничего интересного не осталось. Так ведь?

— А что, там в самом деле интересно?

— Война там идет, — ответил он. — Не веришь — поезжай, сам посмотри. Послушай-ка, давай махнем прямо сейчас? Я еще разок за компанию съезжу. Точно, я сам тебя туда отвезу.

Он встал и начал собираться.

— Земляне в последнее время только и летают, что на Марс да на всякие другие планеты. Им невдомек, что у них под самым носом, на их собственной планете куча интересных мест. И пословица на этот счет имеется: «Под самым маяком темным-темно».

— Однако чем дальше от дома, тем больше интересного.

— А на этот счет даже стихи есть:

То есть, может, наткнешься в дальней дороге на что-нибудь эдакое, а может, и нет. Так что нас-то Земля должна интересовать. Точно. Вот почему я везу тебя во Вьетнам. Увидишь Вьетнам — убедишься в этом.

Мы с замом поднялись на крышу гостиницы и сели в мезосферолет, следовавший в Южный Вьетнам.

От Центральной Африки до Сайгона двадцать восемь минут.

Как только мы поднялись в воздух, я сразу включил новости. На маленьком экране перед креслом замелькали информационные сводки. В Нью-Йорке вышла из строя часть Центральной ЭВМ, в результате потеряли работу двадцать тысяч человек. В Центральной Европе изобличили во взяточничестве должностных лиц, которые имели отношение к концессиям на Нептуне. И еще несколько мелких сообщений, столь же безрадостных. Неудивительно — зрители ведь обожают мрачные новости. Время от времени, правда, кому-нибудь приходит в голову: а не попытаться ли для разнообразия сообщать хоть изредка что-нибудь жизнеутверждающее? Впрочем, кто же станет смотреть такое...

Все люди одинаковые. Жаждут скандальных сенсаций, чтобы украдкой поразвлечься, порадоваться чужой беде. Поэтому не мудрено, что сообщаемые вскользь хорошие новости не вызывают интереса.

Средства массовой информации и общественность, якобы объятые праведным гневом, возмущаются погрязшим в коррупции политиком или злодеяниями серийного убийцы, но ведь на это можно взглянуть и с другой стороны. Может, люди просто завидуют им, не будучи сами способными на столь ужасные поступки? Может, потому и поднимают гвалт, орут во все горло, требуя самого сурового наказания для преступников, а заодно и поливая грязью их семьи? А потом веселятся, глядя на дело рук своих. Такова психология толпы. Чем не суд Линча во времена освоения Запада?

Однако в последнее время даже самые мрачные новости перестали быть интересными. За сотни лет СМИ научились любую сенсацию подгонять под определенный стереотип, этакий шаблон выработали.

Сообщат, например, о какой-нибудь чудовищной семейной трагедии. И тут же перекраивают ее под душещипательную семейную мелодраму. Словом, под телесериал подгоняют. Каждому из реальных участников трагедии дают определенную роль в этом сериале и заставляют их играть по своему сценарию.

Поэтому и заголовки новостей стали однотипными:

«Семейная драма в жизни — трагичнее любого телесериала!»

«Момент истины! Частная жизнь политиков, знакомых всем по роману „Черный парламент“! Снимается электронный сериал для просмотра на компьютере».

«Это жизнь или сериал? Ставшая игрушкой в руках изменчивой судьбы домработница, родом с Марса, трепещет под тяжестью содеянного ею преступления» (Телекомпания Млечный Путь планирует создание сериала по мотивам этой драмы).

Вот такие дела.

После новостей показали довольно скучную трехмерную мультяшку.

Потом на экране появилась картинка. Я подумал, опять мультик, но оказалось — реклама косметической фирмы.

«Послушай, Белоснежка. У тебя в последнее время такая белая, гладкая кожа. Ты, верно, пользуешься какой-то особой косметикой?»

«А ты, Чернушка, все такая же черная. Чтобы кожа выглядела молодой и белоснежной, применяют молочко для тела. Но выбирать его следует в зависимости от типа кожи. Так почему ты почернела? Прямо на обгорелый труп негра похожа. Хи-хи-хи».

«Да вот, не заметила утечку радиации из трубы с атомным топливом для ванной. Вот и почернела вся».

«Такое бывает. Раз дело в этом...»

«Уже несколько сот лет, — подумал я, — Чернушка задает один и тот же вопрос одной и той же подруге, но в результате не стала ни капельки белее. Впрочем, и сами-то мы недалеко ушли от этой девицы, словно страдающей базедовой болезнью».

— Ну как? Не слышали о каком-нибудь интересном местечке?

Этот вопрос уже нескольким десяткам поколений заменяет приветствие. Но попробуй задай встречный вопрос: а что вас, собственно, интересует? Окажется, что собеседник, как правило, и сам не знает, что ему нужно. Оттого СМИ и выдумали свое «Туристическое обозрение». Однако же эти обозреватели заботятся исключительно о собственной популярности, поэтому рекламируют только то, что заведомо интересно абсолютно всем. Как-то начинающий обозреватель рассказал по телевизору об одном страшном районе в городских трущобах Венеры, где тебя на каждом шагу подстерегают проститутки, грабители и убийцы. После этого Женская туристическая ассоциация объявила ему бойкот и беднягу просто стерли в порошок. С тех пор обозреватели стали рекомендовать лишь те места, которые не могут вызвать недовольство женского пола. Хотя, с другой стороны, кто же во второй раз поедет в такой скучный тур? Потому и требуют — покажите нам что-нибудь поинтереснее. Да где ж их возьмешь, интересные маршруты для всех без исключения? И вот работники туристической индустрии бросились искусственно переделывать и перестраивать самые заурядные места, а потом всячески их рекламировать. В результате все стало одинаковым — куда ни поедешь. По этой причине вместо приветствия и произносят как заклинание: «Ну как? Не слышали о каком-нибудь интересном местечке?»

Замначальника тронул меня за плечо и показал на иллюминатор:

— Прилетели.

Внизу мелькали окраины Сайгона. Я увидел огромную высотку с взлетно-посадочными пеналами на крыше. Ага, это, должно быть, и есть космопорт.— Вон в том здании находится «Намтур» — сообщил замначальника.

— «Намтур»? А что это такое?

— Вьетнамское туристическое бюро. Сокращенно — «Намтур».

Корабль сел на крышу этой высотки, мы вышли и направились в офис «Намтура». Там нам сказали, что через пять минут в дельту реки Меконг отправляется бронированный экскурсионный автобус. Мы с замом бросились к лифту, спустились на первый этаж, и, выйдя на автостоянку, сели в автобус.

Кресла в нем были, как в старинных автобусах, на пятьдесят-шестьдесят пассажиров. Сверху его защищало полуцилиндрическое покрытие из прозрачного бронепластика повышенной прочности — так что ничего не случится, даже если в автобус угодит бомба. Рядом с каждым сиденьем был репродуктор, усиливающий звуки извне, и другие штуковины.

Пассажиров оказалось семеро. Пожилая белая супружеская пара — судя по всему, из провинции, двое одетых по последней ботанической моде стильных молодых парней, господин средних лет с шикарными усами, ну и мы с замом. При виде моего наряда, состоявшего из одной набедренной повязки, у всех округлились глаза.

В автобус вошли негр водитель и девушка гид, совершенная красотка.

— Господа, благодарим вас за то, что вы воспользовались услугами экскурсионного автобуса Вьетнамского туристического бюро, — заворковала гид.

Мы проехали пригороды Сайгона, мимо скоростной магистрали для аэроавто.

— Итак, мы направляемся к месту великой битвы, от которой сотрясаются земля и небеса. Мы едем в дельту реки Меконг, где разыгрывается грандиозное шоу — прославленная на весь мир локальная Вьетнамская война. Позвольте представиться. Меня зовут Мэри Торагодзэн. Я буду вашим гидом.

— Давай, сестренка, — двое парней от радости аж подпрыгнули на своих местах. — Ты круче всякой войны!

Такие вот изголодавшиеся по женскому полу молодчики были во все времена. Они едут не достопримечательности смотреть, а охотиться за хорошенькими девушками.

— Итак, кровавая бойня, которая вскоре предстанет вашим глазам, продолжается уже много столетий. Эта земля по праву гордится своей проникнутой духом старины войной — культурным наследием Вьетнама.

— Ас чего, собственно, началась война? — спросил господин средних лет, сделав серьезную мину.

— Ну...— Торагодзэн с сомнением склонила головку набок. — Теперь уже, наверное, не найти людей, которые помнили бы, с чего она началась.

— Конечно, она ведь так давно идет, — со вздохом протянул зам.

— Значит, противники просто так убивают друг друга, не зная, во имя чего? — скорбно покачал головой усатый. Лицо его приняло патетическое выражение. — Какой ужас! Это же настоящая трагедия!

— Да не все ли равно, главное, чтобы интересно было, — встрял в разговор один из парней. — Вы же сами сюда на экскурсию приехали.

— Безответственные, однако, вещи вы говорите, — вспылил усатый. — Я специально приехал сюда, чтобы поведать всему миру об этом печальном факте. А затем развернуть антивоенное движение.

— Надо же, оказывается, попадаются еще этакие реликты, — захихикали парни. — Вы опоздали — не то сейчас время. Это раньше можно было на антивоенном движении деньгу зашибить или прославиться. А сейчас, хоть книги об этом пиши, никто их покупать не станет.

— Да что ты несешь? Молокосос! — усатый в ярости вскочил с места.

— Господа, не ссорьтесь, пожалуйста, — торопливо защебетала Торагодзэн, указывая рукой на окно. — Пока я рассказывала, мы прибыли в дельту Меконга. Посмотрите, пожалуйста, направо. Видите лес? Там, должно быть, прячутся вьетконговцы...

— Ой, и правда воюют. Перестрелку ведут! — заорал один из парней, глядя налево, в сторону залитого черной жижей рисового поля.

— Там идут съемки фильма о войне, — поспешила объяснить Торагодзэн. — Просто платят противникам деньги и арендуют место боевых действий для съемок. Настоящая война по плану должна идти справа, так что смотрите, пожалуйста, туда.

— Лично мне эта девушка нравится больше войны, — второй парень сделал попытку облапать Торагодзэн.

— Пожалуйста, посмотрите туда. Посмотрите направо. Ой, так нельзя, — продолжала щебетать гид, пытаясь переключить внимание парней на происходящее за окном и одновременно увертываясь от их рук.

— Наш автобус выехал на рисовое поле. Он может передвигаться как по суше, так и по воде. По грязи он едет на гусеницах. Сейчас по полю в сторону леса движутся бойцы армии Южного Вьетнама.— Армия Южного Вьетнама, вперед! — закричал один из парней, схватив прикрепленный сбоку от кресла микрофон, звук которого усиливали небольшие репродукторы на стенках автобуса. Парню явно было все равно, кто победит.

В нескольких десятках метров от нас по рисовому полю параллельно автобусу двигалась группа чернокожих солдат. Повернув головы в нашу сторону, они помахали нам.— А почему в армии Южного Вьетнама все солдаты — негры? — удивился я.— Это американские негры, — объяснил зам. — Вьетнамцы-то все записались в армию Вьетконга.— Почему?— Ну, зрительские симпатии на стороне вьеткон- говцев, так что их лучше принимают. Поэтому все хо-тят попасть во Вьетконг. Белые солдаты из Америки тоже хотят заполучить роли во Вьетконге.— А зарплата у кого выше?— И доходы от туристов, и деньги от кинокомпа-нии за аренду делят поровну после каждого сражения. Так что зарплата, по идее, у всех одинаковая.— Господа, посмотрите в сторону леса, — объявила Торагодзэн. — На поле показались те, кого мы с не-терпением ожидали. Встречайте Вьетконг!

Из мангровых зарослей выскочили шесть вооруженных винтовками и автоматами вьетнамцев и залегли в грязь.

— Вьетконг не сдается! — заорал в микрофон парень, который еще недавно болел за армию Южного Вьетнама.

— А почему их называют «Вьетконг»? — обратился к Торагодзэн дед из деревни.

— Сегодня точное происхождение этого слова уже неизвестно...

— Ничего-то нам точно не известно, — передразнил ее один из парней.

— Однако, — поспешно добавила Торагодзэн, — эти люди через средства массовой информации прославили Вьетнам на весь мир. А туристический бизнес обеспечил сегодняшнее процветание Вьетнама. Эти люди и есть Вьетконг. Поэтому считается, что, скорее всего, название происходит от словосочетания «Конструкторы Вьетнама», иначе говоря, «Строители Вьетнама».

Посреди рисового поля бойцы Южного Вьетнама и вьетконговцы начали перестрелку. В автобусе из репродукторов послышались автоматные очереди. Гид удвоила громкость, так что в автобусе все казалось еще более реальным, чем снаружи.

— Круто! Круто! — веселились парни, вскочив со своих мест.

— Такая пальба стоит, а убитых нет, — поделился я своими наблюдениями с замом.

— У них, — ответил он, — из двадцати выстрелов восемнадцать холостые. Оружие и патроны старого образца, все на счету — их ведь так сложно производить. И делать их некому, и материалов для них не хватает. Один выстрел из винтовки, к примеру, обходится в ту же сумму, что взрыв водородной бомбы весом в мегатонну. Потому как мастеров по ядерному оружию хоть пруд пруди, а умельцев, способных изготовить пули нужного калибра, во всем мире — считанные единицы.

— А вот сейчас, как в старые добрые времена, идет небольшой бой на уровне взводов, — объяснила Торагодзэн, убавив звук в репродукторе. — Обратите внимание на армию Южного Вьетнама. Только что погиб один солдат. Помолимся же за упокоение его души!

— Что же такое происходит? — с жалостью покачал головой усатый.

Один из чернокожих солдат ничком упал посреди поля и не шевелился.

— Это же трагично! — заголосил усатый, вскочив с места. — У нас на глазах гибнут люди. Как можно безучастно наблюдать за этим ужасом? Как можно веселиться, глядя на такую жестокость?

— Они, между прочим, все добровольно сюда приехали, — возразил ему один из парней. — Это, между прочим, их профессия.

— Вот именно. Нравится им умирать — так пусть себе. Разве нет? — поддержал его второй.

— Закончится война — и все они лишатся работы.

— Недопустимо так относиться к собственной жизни — ни за какие блага, ни за какие деньги на свете! — усатый в возбуждении размахивал кулаками. — Это нужно немедленно прекратить. О чем только думает Федерация!

— Вообще-то, вьетнамская война по неофициальной информации — одна из мер федерального правительства по регулированию численности населения. Так что Федерация тоже довольна, — заметил замначальника, оглянувшись на усатого. — Поскольку средняя продолжительность жизни увеличилась, правительство уже не справляется с проблемой перенаселенности. Молодежь согласна умирать только здесь. Естественно, каждый год в парламенте поднимают вопрос о том, насколько легитимна эта война, однако парламентарии никак не могут прийти к определенному заключению. Впрочем, «не могут» — это не совсем точно, просто так заведено — не приходить ни к какому заключению.

Усатый скорчил недовольную мину и с ворчанием уселся на свое место.

Торагодзэн украдкой одарила замначальника очаровательной улыбкой и продолжила:

— Давайте еще немного приблизимся к Вьетконгу.

Наш автобус начал потихоньку двигаться по рисовому полю в сторону леса. Прямо под нашими окнами молодой вьетконговец во всю палил из автомата. Его боевой дух явно был на подъеме. Похоже, это был дебют, точнее, боевое крещение.

— Здорово воюет, — восхитился я.

— Дать, что ли, ему чаевые, — пробормотал замначальника.

— Чаевые?

— Это делается вот так.

Зам вытащил из кармана купюру, сложил ее в несколько раз, вложил в капсулу в вакуумной трубе, вмонтированной сбоку кресла, и закрыл отверстие крышкой. Капсула пробкой вылетела из автобуса и упала перед молодым вьетконговцем. Солдат, согласно старинному ритуалу, трижды разрезал ладонью, как мечом, воздух, благодаря богов за награду. Потом поднял с земли капсулу, поднес ее ко лбу, отвесил поклон в нашу сторону, а затем снова принялся палить из автомата. От его пули на землю грохнулся еще один чернокожий боец армии Южного Вьетнама.

— Потрясающее легкомыслие! — снова взорвался усатый.

— Какое нам, мать, вышло нынче везение, а! — обратился старик крестьянин к своей жене. — Мы-то и ведать не ведали, что на белом свете есть такие интересные вещи.

— Здесь ничего не происходит всерьез! — вскипел усатый.

— А почему эта война не обрела мировую известность? Ведь так интересно, — обратился я к заму.

— Раньше о ней наверняка знало больше людей. Я хочу сказать, в то время, когда она только началась, — пояснил замначальника. — Тогда, вероятно, это был не туристический бизнес, как сейчас, а, скорее, экономическая политика. Есть теория о том, что в те времена две сверхдержавы, разделившие мир между собой, поставляли оружие для этой войны, тем самым создавая и развивая промышленные структуры. Если полистать древнюю историю, то начинаешь понимать, что стабильность, а также развитие экономики той или иной эпохи всегда обеспечивались с помощью войн. Кроме того, война, по всей видимости, была еще и способом борьбы с безработицей. Это сейчас можно жить в свое удовольствие и без работы. Но раньше, думаю, люди не могли себе этого позволить, — зам кивнул в сторону парней, не оставлявших попыток заключить в объятия уже изрядно помятую Торагодзэн. — И таких вот парней раньше отправляли на войну. Так что, наверное, война служила еще и мерой борьбы с подростковой преступностью.

— Дочка! Скажи, пожалуйста, — обратился дед к гиду, — это представление круглый год идет, без выходных?

— Нет, выходные предусмотрены, — ответила Торагодзэн с улыбкой, и на щеках у нее появились ямочки. — Согласно древней традиции, на Рождество и Новый год у нас объявляют прекращение огня. Кроме того, поскольку среди солдат имеются буддисты, в Праздник цветов у нас тоже перемирие.

— То есть так было и раньше? — спросил я.

Торагодзэн с гордостью выпятила свою пышную грудь:

— Да, это совершенно достоверный факт. В такие дни прекращение огня объявляли с начала войны.

— Вот видите, — один из парней победоносно посмотрел на усатого господина. — Эта война с самого начала была несерьезная.

— Но ведь Новый год и Рождество — самый разгар туристического сезона, — обратился я к Торагодзэн. — Не будет представления, не будет и туристов.

— Все действительно так. Над этой проблемой в «Намтуре» долго ломали голову, — кивнула Торагодзэн, мило сложив губы в улыбку. — В конце концов решили, что на Рождество воюющие стороны будут швырять друг в друга рождественскими тортами, а на Новый Год — рисовыми лепешками моти. На Праздник цветов проводится состязание по обливанию друг друга цветочным чаем аматя.

— Что же это такое?! — усатый поднял глаза к небу и печально вздохнул.

— Господа! Обернитесь. К нам приближаются главные силы армии Южного Вьетнама — две элитные роты.

Беленькой ладошкой Торагодзэн указала назад, и все в автобусе обернулись.

— Ого! Вот они!

— Вот это да!

— Южный Вьетнам, вперед!

— Так держать!

В направлении к автобусу шлепали по грязи стрелковая и артиллерийская роты, состоявшие из юных негров. В руках у стрелков были винтовки М14 и М16 и пулеметы М60 — все старого образца. Артиллеристы волокли по грязи орудия М56 — 90-миллиметровые самоходные пушки, 81-миллиметровые минометы, 105-миллиметровые тяжелые минометы и 106-миллиметровые безоткатные орудия. В дополнение к 81-миллиметровым минометам имелись 40-миллиметровые гранатометы М79. По виду все орудия были древние — с дулами ярко-ржавого цвета.

Обе роты заняли позицию посреди рисового поля и открыли по лесу огонь из всех орудий. Настоящих снарядов было маловато, зато огня, дыма и шума — хоть отбавляй.

тыр-тыр

уить-уить-уить-уить уити-ти-ти-ти ттырр

трр-трр-тррр

тра-та тра-та-та тра-та тра-та тра-та-та

бу-ум бу-бум

тата тата тата тата тата тата та

тыр-тырр тыры-ры-ры-ры — тырр

швырк швырк-швырк швырк швырк швырк

— Круто! — парни в восторге хлопали в ладоши.

В крышу нашего автобуса угодил 81-миллиметровый снаряд. От сильного толчка мы с замом скатились с кресел. Старуха крестьянка что есть мочи вцепилась в своего деда, у того от неожиданности вылетели сразу и вставная челюсть, и искусственный глаз. Одного из парней отбросило к кабине водителя. Парень врезался головой в прозрачную поливиниловую перегородку, отделявшую кабину от пассажиров, отчего у него слетела фальшивая накладка из волос, и он заорал: «Мамочка!» Усатый в ужасе ухватился за талию Торагодзэн, роняя на ее форменную одежду слюни вперемешку с соплями.

— Господа! Пожалуйста, успокойтесь! Все будет нормально, — уговаривала Торагодзэн трясущихся, белых как смерть пассажиров, протягивая к ним руки и широко улыбаясь. — С нашим автобусом ничего не может случиться.

Из лесу выскочила новая партия солдат. На сей раз это были вьетконговцы — человек десять с лишним. Вслед за ними шествовали американский индеец, эскимос и айну, причём последний вел на поводке медведя.

— А это еще кто? — удивился я.

— У нас сегодня гастролеры, — пояснила Торагодзэн.

Битва становилась все жарче. Вокруг автобуса рвались снаряды, нас трясло все сильнее.

— Сегодня не скупятся на снаряды, — сказал замначальника. — Когда я в прошлый раз сюда приезжал, туристов было всего трое, так что бой устроили совсем небольшой.

— А когда будут делить деньги от туристов и от кинокомпании за аренду поля боя? — спросил я.

— Когда туристы уедут, тогда и поделят, — объяснил зам. — Говорят, вон в том лесу, в свободное от работы время, вьетконговцы и южные вьетнамцы играют в покер или в чет-нечет.

— А с погибшими что делают?

— Их семьям выплачивают компенсацию. Бывает, члены семьи тоже участвуют в представлении. Вон, кстати, как раз одна такая...

Я посмотрел в сторону, куда указывал замначальника. И точно. Из лесу выскочила старуха, вроде как мать убитого, и ринулась к валявшемуся в грязи вьетконговцу. Старуха бросилась на его недвижное тело и очень артистично заголосила.

— Лица зареванного не видно! — заорал в репродуктор один из парней.

Старуха поспешно повернула к нам лицо и завыла еще громче.

— Ой, да она же вьетнамка, — возмутился я. — А вьетконговец-то белый.

— Так это ж профессионалка, — объяснил зам. — Она уже десять лет только этим и промышляет.

— Получается, и вправду Вьетконг попривлекательнее будет, — сказал я. — Бедные негры! Неприбыльная им выпала работенка...

— В армии Южного Вьетнама всегда было много негров, — снова пояснил зам. — В провинции Северная Америка негров с давних времен подвергали ужасной дискриминации. И на войну их отправляли для того, чтобы сократить численность.

— Сколько у нее всяких функций было. У войны.

— Да, война — штука рациональная.

— Чего тут рационального? — рассвирепел до сих пор молчавший водитель негр. Услышав наш разговор, он поднялся с места и подошел к нам. — Чего рационального в том, чтобы убивать негров?

Тут до замначальника дошло, какой промах он совершил. Мы так увлеклись войной, что оба начисто забыли о цвете кожи нашего водителя.

— А ну, давай, повтори-ка еще раз. Мой прадед, между прочим, был Старый Черный Джо.

— Я совсем не хотел обидеть негров, — оправдывался зам перед сжимавшим ему горло водителем. — Помогите!

— Посмотрите! Мы же сейчас в дерево врежемся! — завизжала Торагодзэн.

Оставшийся без управления автобус въехал в чащу и покатился прямо на большое дерево. Парни поняли, какой им выдался шанс полапать гидшу, и, заорав: «Мамочка!» — с обеих сторон прилипли к Торагодзэн.

Хотя мы двигались со скоростью всего 30 километров в час, удар все равно оказался очень сильным. По мощности не уступавший бульдозеру, автобус с корнем вывернул дерево, а затем наехал на поваленный ствол; гусеницы некоторое время продолжали крутиться в воздухе, пока автобус не опрокинулся набок.

— Ой-ой-ой! — пронзительно завизжал усатый.

Всех пассажиров отбросило на одну сторону автобуса. Деревенская старуха впилась зубами в мой голый бок.

— Откройте двери! — заорал замначальника.

— Выходить нельзя! — крикнула ему в ответ Торагодзэн. Она очень мило смотрелась вверх ногами, причем парни от нее так и не отлепились. — Снаружи идет бой. Выходить опасно.

— Так ведь бензин течет! — заорал водитель, прижавшийся шоколадной щекой к небритому лицу зама. — Надо выходить, может произойти утечка радиации.

Тут двери открылись, и все мы выкатились наружу. Вокруг по-прежнему тарахтели автоматы и взрывались снаряды. Мы с замом пригнувшись перебежали к ближайшему большому дереву и залегли. Тут же в другое дерево неподалеку от нас попал минометный снаряд и разбросал вокруг обломки ветвей.

— А-а-а! — Продолжая вопить, усатый подполз к нам и попытался укрыться от пуль за нашими спинами.

В тени соседнего дерева все еще прилипшие к Торагодзэн парни дрожали так, что у них зуб на зуб не попадал. Похоже, страсть их начисто улетучилась и они изрядно перетрусили. Один, кажется, еще и обмочился — от формы Торагодзэн поднимался белый пар, и она возмущалась, что воняет. Чуть подальше дед со старухой вцепились мертвой хваткой в негра-водителя. Тот не мог пошевелиться и только яростно сучил ногами.

— Господа! Вы что, экскурсанты? — непонятно откуда к нам притерся вьетнамец с подленькими глазами и зашептал: — Не угодно ли девочек, господа? У меня хорошие девочки. Всего за пять гран сведу вас с шикарной вьетконговкой.

Я отказался; вьетнамец тут же перебежал под градом пуль к парням, и снова послышался его шепот:

— Как насчет девочек? Девочки нужны?

— Он что, сутенер? — спросил я.

— Это местная достопримечательность — сувьетнер, — объяснил зам.

— Кола! Кому кока-колы? Холодная кола! — к нам приблизился разносчик с холодильной камерой за плечами.

Я попросил одну колу. Он вытащил из ящика бутылку, протянул ее мне и потребовал один гран.

— Что так дорого? — поразился я.

В этот момент в холодильную камеру попала пуля, и от товара остались одни осколки.

— А вот почему, — со вздохом развел руками разносчик.

Я достал из-под набедренной повязки деньги и заплатил.

Пока я, лежа ничком на земле, пил колу, в соседние деревья опять полетели пули. Прятавшийся за мной усатый господин запричитал и вцепился в меня. «Попади сюда снаряд, я даже убежать не смогу», — подумал я. Высвободившись из объятий усатого и выскочив из-под дерева, я пустился наутек. За мной по пятам неслась автоматная очередь, с сухим треском взрывая землю. Некоторое время я продолжал бежать, пока не спрыгнул в какую-то яму — вроде окопа. Там оказалась одна-единственная вьетконговка. Высунув из укрытия голову, она палила по рисовому полю из винтовки М14.

— И ты давай стреляй. Вон там еще винтовки, — бросила она, окинув меня беглым взглядом.

У вьетконговки была огромная грудь — того и гляди пуговицы на гимнастерке не выдержат такого напора, необъятный зад, очень смуглая кожа и крепкий на вид таз. Два ряда желтых зубов — один передний отсутствовал. Я дал бы ей лет сорок шесть — сорок семь. Эта женщина околдовала меня с первого взгляда. Загипнотизировала. Давненько со мною такого не случалось.

— Сейчас, сию минуту, — заторопился я, схватил винтовку, прицелился и дал залп в сторону солдат Южного Вьетнама.

— Тебя как зовут? — обратился я к вьетконговке.

— Суни, — ответила она.

Похоже, из-за моего наряда она приняла меня за гастролера. «Все складывается как нельзя удачнее, — подумал я. — Только бы меня приняли во Вьетконг, а там, глядишь, и женюсь на ней. Какая она смелая! Большая и надежная, как мама. Такой не найдешь в мегаполисе Токио. Жениться на ней. Да еще прожить вот такую захватывающую жизнь и умереть здесь», — размечтался я.

Мы некоторое время продолжали стрелять. Вдруг в небе на северо-востоке показался намтуровский вертолет и начал снижаться прямо между Вьетконгом и армией Южного Вьетнама. В вертолете сидела моя невеста.

— Не одолжишь мне нижнюю юбку? — обратился я к Суни.

Я прицепил юбку к стволу винтовки и, изо всех сил размахивая ею, вылез из окопа. Стороны прекратили перестрелку.

Из севшего в грязь вертолета вылезла моя невеста, вырядившаяся в белоснежное свадебное платье, и засеменила по грязи к нам. Я поднял нижнюю юбку повыше над головой и направился ей навстречу.

— Я тебя, между прочим, повсюду искала. Хочу разорвать помолвку, — сказала она. — Приехала за твоим согласием.

— Откуда взяла платье? — спросил я.

— А это он мне купил, — она показала пальцем в сторону вертолета. Там в кабине пилота восседал дежурный из справочного бюро и смотрел в нашу сторону. — А еще он мне разрешил после свадьбы подписаться на женский электронный журнал. И на медовый месяц, он говорит, мы полетим не на Даку, а на Сатурн. А еще...

— Ладно, — перебил я. — Помолвка разорвана. А теперь давай, вали отсюда. Здесь война идет.

Она побежала обратно к вертолету, но по дороге обернулась и крикнула мне:

— Прощай! Жалко, конечно. Мне-то хотелось как следует насладиться «расставанием». Ты хороший, правда. Прощай. Прощай!

Вертолет начал подниматься в воздух, а я поспешил обратно в чащу.

Я хотел уже спрыгнуть обратно в окоп, но Суни меня остановила.

— Раз ты гастролер, займись-ка пушкой.

— Я вообще-то хотел в постоянный состав.

Суни подумала и кивнула.

— Ладно, потом поговорю насчет тебя в «Намтуре». Но все равно сегодня твое место у пушки.

Делать нечего, я побежал в сторону изъеденной временем пушки, которую как раз притащили из леса сегодняшние гастролеры.

— Дай мне пострелять! — крикнул я.

Индеец приветственно поднял руку и сказал:

— Хау! Я — ты — друг. Вместе стрелять.

— Как пить дать! — сказал я и занял место заряжающего.

— Заряжай! — скомандовал айну.

— Пли! — дал команду медведь.

И я дал залп.