На трассе близ села Мамисантубани, в ста метрах от нашей границы стоял молодой человек в черном пиджаке и смолил. А я, Кусок и Красавчик Асса сидели в кустах на краю поля, наблюдали за ним и гадали, за каким чертом он явился на нейтральную полосу.

– Наверное, наркоту хочет толкнуть нашим, – предположил Кусок.

Я тут же заспорил:

– Нет, он не похож на барыгу, смотри, какой здоровый, такие либо оружие продают, либо заложников.

– А по-моему, он сутенер, – улыбнулся Красавчик Асса, усаживаясь на сгнивший от сырости сук, который рассыпался под ним в труху, но он ловко, не выпуская винтовки из рук, вскочил на свои могучие кривые ноги горца. Я поймал его взгляд и, приложив палец к губам, прошептал:

– Тсс, не шуми.

Красавчик Асса зыркнул на меня и стал отряхивать от гнили штаны. А Кусок вынул из кармана кожаного плаща пачку сигарет и хотел закурить, но я схватил его за кисть:

– Не надо! Если задымишь, он нас заметит.

– Ну так сделай что-нибудь, – нахмурился Кусок и отдернул руку.

Мне стало страшно, я заскулил:

– Кусок, может, ты пойдешь к нему? Мне с ним не справиться.

– Он же дернет, как только увидит меня.

– Как это? Почему?

– Да потому что я похож на крутого чувака, а ты на крысенка…

– Пошел ты.

– Правда, – поддакнул Куску Красавчик Асса. – Из нас троих ты самый плюгавый. Никому и в голову не придет тебя испугаться.

– Ладно, – говорю. – Хватит. Пойду к нему, остальное как договорились.

– Гряди, – хихикнул Красавчик Асса. – И дьявол да поможет тебе..

Я отдал автомат Куску, выбрался из кустов и, сжимая в кармане лимонку, двинулся через заросшее сорняком поле к парню в черном пиджаке. Солнце слепило глаза, я едва передвигал чугунными ногами, но тащился вперед, оглядываясь на кусты, где засели два моих товарища.

Парень в черном пиджаке сразу заметил меня и насторожился. Он с пушкой, мелькнуло в голове, иначе удрал бы. Эта мысль чуть не разорвала мне сердце, однако не остановила, хотя идти стало гораздо трудней. Еще я почувствовал, как каменеет мое тело – того и гляди превращусь в мраморного болвана, утащившего в ад Дон Гуана. Но в любом случае надо пожать руку парню в черном пиджаке, и тогда Кусок и Асса выскочат из засады, наведут на него стволы, и он сдастся. Таков был план, по правде говоря, никуда не годный, если не сказать безумный. Странно, что он не палит в меня и не убегает. Должно быть, принял меня за своего. Ну, если так, я подыграю тебе, генацвале. Я немножко знал по-грузински и мог без акцента произнести «моди ака бичо». Уйдя одной ногой в рыхлую мокрую землю, я выдернул с хлюпаньем другую, приветственно поднял руку и, оскалившись, выкрикнул:

– Моди ака бичо, моди!

Парень в черном пиджаке приятно удивился и пошел мне навстречу. Он что-то говорил, но я ничего не понимал, только радостно кивал, изображая восторг от встречи. Однако на полдороге он сбавил скорость – видно, почуял неладное – и уже недоверчиво о чем-то спросил. Я не знал, что ответить, приблизился к нему и прохрипел:

– Моди ака бичо, моди…

Тип в черном пиджаке встал как вкопанный и внимательно посмотрел на меня, а я оглянулся на кусты, но оттуда никто и не думал выскакивать.

– Рабырут ай уа хуыздарты сыжы, – сипел я, сжимая в кармане лимонку.

– Кто ты? – спросил по-русски тип в черном пиджаке, и в голосе его послышалась угроза.

Смекнув, что рассчитывать мне не на кого, я выхватил из кармана лимонку и кинулся на незнакомца. Обвив его шею правой рукой, я начал пихать ему в рот гранату левой. Он, видно, не ждал от меня таких молниеносных движений, испугался и совсем не оказал сопротивления. И я согнул его пополам, хотя он был сильнее меня раза в три, если не больше, и повис на нем.

– Выходите! – крикнул я. – Не бойтесь, он у меня в руках!

Двое выбрались из кустов и не спеша подошли к нам.

– Ты его задушишь так, – сказал Кусок, закуривая. – Отпусти парня, говорю тебе, ты что, оглох?

– Не могу, мышцу свело!

Они помогли разжать мне руку, при этом чуть не сломали ее, а парень в черном пиджаке упал на землю и притворился, будто сознание потерял. Красавчик Асса поднял его, тряхнул как следует, и он, открыв глаза, теперь на самом деле грохнулся в обморок.

– Надо валить отсюда, – сказал Кусок. – Пока нас не заметили.

Я отыскал в траве гранату, сунул в карман, и мы втроем схватили пленника и потащили в кусты. В тени он пришел в себя и попросил курить. Кусок дал ему сигарету и немного прояснил ситуацию.

– Идет война, а ты ходишь тут один на нейтральной полосе. Так нельзя, мой друг. Он, – Кусок показал на меня, – убийца, и как только увидел тебя на трассе, хотел застрелить, но я и Красавчик Асса уговорили его не делать этого.

– Чего ты вре… – стал я возмущаться.

– Заткнись, – Кусок подмигнул мне, потом снова взялся за пленного. – Как зовут тебя, бичо?

– Бадри, – всхлипнул тот. – Я тут ни при чем, я в руки не брал оружия и ни в кого не стрелял!

– Так мы тоже не стреляли в тебя, и за это ты должен отблагодарить нас. Сколько за тебя дадут денег, дзмао?

– Не знаю, я простой тракторист.

– Какой марки твой трактор, «судзуки»?

– Нет, «камацу»…

– Отлично! Вот пусть твои родные продадут трактор и выкупят тебя.

Бадри заплакал и больше не мог говорить, и мы повели его ко мне домой. Идти надо было через весь район, и чтоб не привлекать к себе внимания, мы не стали вязать пленному руки. Пусть все думают, что он из нашего отряда, просто ему нравится носить пиджаки – жаль, не моего размера. Наверное, Куску опять достанется, пижону. У него и так полно классных вещей. Сколько раз просил его дать потаскать черный кожаный плащ. Так ведь зажал, наврал, будто Черо взял кожан, когда шел на свидание, и не вернул. Сегодня, однако, надел, забыл, что ли, как пудрил мне мозги?

А Бадри никуда не убежит, насчет него я был спокоен. Во-первых, он в ступоре от страха, во-вторых, здесь, на чужой для него территории, мы были единственной ему защитой, и он это хорошо понимал.

Как назло, стояла чудесная весенняя погода, и народ после долгих апрельских дождей высыпал на улицы. И хотя я приобнял Бадри, как своего лучшего друга, и бодро шагал с ним по лужам, улыбаясь встречным и поперечным, – многие заметили чужака с белым, как цветущее дерево, лицом…

Стало быть, привели мы Бадри ко мне домой, обыскали, ничего не нашли и, разочарованные, усадили его за стол, предложили поесть. Я положил перед ним хлеб и сыр на тарелочках. Налил в чашку отвар шиповника и подвинул к нему. Бадри отказался от еды и попросил чашку кофе. Вот тебе и тракторист, впрочем, в душе он мог быть не меньше аристократ, чем я или Красавчик Асса. Тот вообще был из древней княжеской фамилии. Но его прабабку, княжну Зару, однажды изнасиловал какой-то абрек. Княжна после такого позора бросилась с обрыва, упала в горную реку, и ее выловил тот самый абрек и снова изнасиловал. Тогда прадед Красавчика Ассы отыскал насильника своей сестры и в честном поединке бесчестно его убил. По легенде, они договорились биться на кинжалах, вышли на зеленый луг, и прадед Красавчика Ассы вытащил из голенища левого сапога маленький двухствольный пистолет. Абрек, увидев огнестрельное оружие, дернул с поля битвы. Два выстрела прозвучали в ущелье, где-то сошла лавина и смела отару овец вместе с пастухом, а вот пули пролетели над папахой абрека, и он остановился. Повернувшись лицом к противнику, он злобно улыбнулся и сильный на кривых ногах горца пошел на него с наточенным сверкающим кинжалом. Когда до врага осталось несколько шагов, прадед Красавчика Ассы выхватил из голенища правого сапога трехствольный пистолет и нарисовал на груди абрека три дырки. Тот упал и произнес одно только слово: «Красавчик!» После этого всех мужчин в их роду стали звать красавчиками…

– Просьба пленного священна, – заявил Кусок.

Он встал, закурил и, выпустив дым из хищных ноздрей горбатого носа, бесшумно, будто призрак, принялся ходить по комнате, приговаривая:

– Омия магиз деда м… оми… В длинном, до пят, черном кожаном плаще он действительно производил жуткое впечатление, и Бадри, увидев его таким в полутьме комнаты, свалился со стула. Я и Красавчик Асса подскочили к пленнику, схватили под мышки и снова усадили за стол. Я, чтобы немного рассеять тьму в углах с кружевной паутиной, подошел к окну, отдернул занавески и увидел на улице целую толпу людей. Они собрались перед нашими зелеными простреленными воротами и, увидев меня за грязным стеклом, потребовали выдать им пленника на растерзание. Я схватил автомат и как был, босой, выскочил во дворик, куда успели проникнуть несколько парней. Все они были из моего района, и, по правде говоря, я их ненавидел. Полагаю, они тоже не питали ко мне братских чувств.

– Чего надо? – крикнул я, передергивая затвор.

Парни отступили к сколоченному из досок и фанеры туалету под фундуком, взглянули друг на друга, и один из них, рыжий, ударяя кулаком в ладонь, с гнусной улыбкой пошел на меня:

– Дай хоть разок врезать твоему гостю!

Его дружки осмелели и стали угрожать:

– Давай его сюда, Таме! Нечего заступаться за врага! Отдай его нам по-хорошему!

– Вам сначала придется уложить меня, прежде чем вы доберетесь до него!

Я оглянулся и увидел в окне Куска. Скрестив на груди руки, с сигаретой во рту, тот спокойно смотрел на нас, из его жутких ноздрей струился табачный дым, в котором он и растворился как призрак. Я отступил на несколько шагов и, коснувшись спиной двери, дал первую очередь под ноги незваным гостям, потом вторую, подлиннее, и парни, толкая друг друга, бросились наутек. Я вышел за ворота: там уже никого не осталось. Я вернулся домой и увидел Куска за столом напротив Бадри. Они пили кофе. Еще перед ними стояли трехлитровая банка вина и два пустых граненых стакана.

– Все нормально? – спросил Кусок, не оборачиваясь. Мы говорили на русском, чтобы пленник не думал, будто мы замышляем против него худое.

– Нет, все очень плохо, – сказал я, направляясь к дивану, на котором развалился Красавчик Асса. Он подвинулся, и я сел, положив автомат на колени. – Надо искать место для Бадри. Здесь ему нельзя оставаться. Эти подонки ночью могут закинуть в дом гранаты.

Пленник, услышав это, попросился в туалет, Асса с винтовкой встал, и они вышли за дверь.

– Не знаю, что с ним делать, – сказал Кусок, разливая вино в стаканы. – Зачем мы его вообще взяли?

– Откуда мне было знать, что он так легко сдастся? Ему бы убежать к своим, так нет же…

– А ты в курсе, что у него жена осетинка? – Кусок не слушал меня, он пил и хмелел на глазах. – И она отсюда, из Цхинвала. Бадри на трассе ждал ее и думал, что ты от нее, потому и не убежал, а ты его взял в плен.

– Ну давай отдадим его жене, и все будут счастливы!

– Теперь уже нельзя, – сказал Кусок и отхлебнул кофе из чашки с отбитой ручкой. – Я знаю его жену. Это такая сука, и у нее два брата, оба убийцы.

Бадри и Красавчик Асса вернулись, и каждый сел на свое место…

Пришла мать с митинга, она обожает такие мероприятия, и, увидев пленника, спросила:

– Что это ваш друг такой бледный?

Кусок встал и полез к ней обниматься:

– Тетя Ира, знаешь, как я тебя люблю? Я бы хотел, чтобы ты была моей мамой.

– Ладно тебе, отвяжись! – Мама делала вид, что сердится, хотя ей было приятно, впрочем, она женщина строгая, несколько даже суровая, и она оттолкнула Куска. – А кофе где нашли? Уже не знаю, куда его спрятать от вас, проклятых!

– Тетя Ира, я горжусь, что у моего друга такая классная мама…

Она замахала руками, дескать, мне сейчас не до телячьих нежностей, и торопливо ушла в свою комнату.

Бадри протянул мне клочок бумаги и сказал, что это номер телефона его жены. Я пообещал позвонить от соседей, вышел во двор, постоял немного на воздухе, потом вернулся и сказал, что никто не берет трубку. Бадри не поверил и заплакал.

Мать снова появилась, уже одетая в красивое, по ее мнению, платье. Она попросила не шалить и ускакала на какое-то патриотическое мероприятие. Кусок, выжравший один три литра вина, встал и, шатаясь, принялся кружить по комнате, каркая:

– Омия магиз деда м… оми…

Один только потомок князей был вменяем, я попросил его присмотреть за этими двумя.

– А ты куда? – спросил Красавчик Асса.

– В город, хочу с Рябым переговорить.

Он кивнул, дескать, валяй. Бадри снова захотелось в туалет, но его больше никто не хотел конвоировать, до того он всем надоел, а одному ему было страшно выйти во двор. Пришлось мне стоять на стреме возле туалета, пока он там пыхтел, потом я сдал его Красавчику Ассе и дернул в город с автоматом на плече.

Я шагал по улице, бросая вызывающие взгляды по сторонам, и, заметив сидящих на лавочке парней, подошел к ним и нарочно толкнул одного в бок локтем, другого задел прикладом автомата, но никто даже не пикнул. Я немного постоял в ожидании комментариев, но ребята будто в рот воды набрали. Тогда я вытянул из нагрудного кармана рыжего пачку сигарет, засунул в свой, хотя сам не курил, сплюнул и пошел дальше. Я ждал, что кто-нибудь окликнет меня и тогда я вернусь, но уже другим, совершенно безумным, и завалю всех, кто сидит на этой дурацкой лавочке. У рыжего, знаю, есть пушка, и он начнет в меня палить, как только увидит, что я поворачиваюсь и собираюсь открыть по ним огонь. И эта мысль так завела меня, что я сбавил шаг и стал прислушиваться. Но мне понравилась тишина за спиной, и я не стал ее нарушать.

Я благополучно выбрался из своего района и направился в город. По дороге встретил красивую девушку и долго смотрел ей вслед, а она не оглянулась, и мне стало грустно. Я вздохнул и попер дальше.

Дойдя до перекрестка, я пропустил машину, затем пересек дорогу и, остановившись перед воротами Рябого, стал его звать. Он не сразу откликнулся, должно быть, кувыркался со своей невестой, которая уже перебралась к нему и объявила себя хозяйкой его сердца и двухэтажного каменного дома. Ждать пришлось долго, и со скуки я выкурил сигарету. У меня сразу закружилась голова; чтоб не упасть, я прислонился спиной к холодной каменной стене и медленно, как расстрелянный, сполз вниз и сел на корточки. Так и сидел, пока надо мной не щелкнул шпингалет. Торчать под чьими-то окнами опасно, потому что на тебя могут вылить горячий суп или содержимое ночного горшка, плюнуть или вообще кирпич на голову уронить. Я отскочил от стены и увидел в окне второго этажа бородатое лицо Рябого.

– Чего надо? – спросил он недовольно.

– Поговорить.

– Ладно, я скоро.

Через полчаса он спустился ко мне, и я рассказал про заложника.

– Послушай, у меня в субботу свадьба, мне сейчас не до заложников.

– Но ведь ты у нас вроде как за командира.

– Ладно, – сказал он, немного подумав. – А что ты предлагаешь? Есть идеи?

– Давай к Парпату, он даст совет.

– Соображаешь.

Я открыл ворота, Рябой выгнал на улицу свою старую вишневую «пятерку», и мы погнали в город. Он развернулся возле райкома и тормознул перед высоким кирпичным домом, посигналил раз, потом два, и уже решил, что мы впустую тратим время, как из окна второго этажа выглянул сам Парпат и, улыбаясь, помахал нам рукой:

– Уау, какие люди! Рябой и Таме, неразлучные, как всегда! А-ха-ха!

– Здорово, – приветствовал его Рябой, вылезая из машины. Я остался сидеть в салоне. Мой бородатый командир, облокотившись на приоткрытую дверцу, продолжал: – Хотел с тобой потолковать с глазу на глаз.

– У меня нет секретов, – засмеялся Парпат. – Я прозрачен как стекло. Говори.

– У нас заложник. Может, купишь его? – крикнул Рябой. – Отдам за полцены!

– А кто он? У него есть осетинские родственники?

Я дернул Рябого за футболку:

– Скажи нет!

Но он, верно, меня не расслышал и заявил:

– У него жена осетинка!

– Кретин, – прошипел я.

Парпат от смеха чуть не вывалился из окна:

– На вашем месте я бы отвез этого заложника к жене прямо сейчас и купил бы ей по дороге цветы и коробку шоколадных конфет!

– Так ты берешь заложника или нет? Отдаю за четверть цены!

– Нет. Осетинская жена – это большая проблема! Ладно, извините, парни, мне тут звонят. Пока!

Рябой сел в машину, но она, проклятая, не заводилась. Пришлось толкать ее, и я совсем выбился из сил. Мимо проезжали знакомые мародеры, они остановились и взяли нас на буксир. Машину отцепили возле дома Рябого, где собралась гогочущая толпа. Сердце мое екнуло, похоже, командир тоже понял, что за народ здесь собрался. Особенно выделялась молодая симпатичная женщина в белой блузке с большим вырезом на выдающейся груди. В руке у нее была блестящая черная сумка. Она заметила нас и что-то сказала людям.

Я открыл дверцу машины, вынул автомат и, передернув затвор, повернулся лицом к приближающейся орущей толпе.

– Разберись с ними, – бросил Рябой, входя во двор.

– Неужели Парпат нас сдал?

– Может быть, – сказал Рябой, закрывая за собой ворота. – Я успокою кой-кого и спущусь.

Между тем симпатичная девушка в блузке с большим вырезом наступала на меня, рыча, точно львица:

– Кто ты такой, мать твою, чтобы брать моего мужа в плен? Говори, где он, шпингалет, пока я не вырвала твое сердце и не забила тебе его в зад!

Прав был Парпат: осетинская жена – большая проблема, но какая сексуальная! Жаль, такая бешеная, а то бы договорился с ней и за ночь любви отпустил бы ее мужа.

Пока я раскатывал губу, она замахнулась на меня сумкой. Я хотел увернуться, но споткнулся о бугорок, упал и вскочил уже с мозгами набекрень. Я стал орать, что стреляюсь со всеми мужчинами, сколько бы их тут ни было! Но сначала пусть уберут эту стерву, пока не врезал ей прикладом по рылу! Толпа сразу притихла, да и кому охота подставлять себя под пули из-за грузина: в Эредви недавно вон закопали живьем тринадцать молодых осетинских парней. И вдруг мне показалось, что я вытянулся и стал очень высок и хорош собой, просто ужас до чего крутой! И на мне был длинный кожаный плащ, и все восхищались мной, героем, кроме этой ведьмы, жены Бадри.

– Ты ударишь меня? – кричала она. – Вы слышите?! – Играет на публику, дрянь. – А ты только с автоматом мужчина? Давай, положи свое оружие и выходи со мной на кулаках!

Я отвечал ей очень достойно, и все это слышали:

– Ладно, ты меня достала! Знаешь, что я сейчас сделаю? Я пойду и замочу твоего Бадри!

– Стреляй сначала в меня!

Она швырнула в меня сумку, я ловко уклонился, тогда она разорвала на груди блузку, и оттуда вывалились офигенные сиськи. Какой-то парень, должно быть, один из ее братьев-убийц, подбежал к ней и прикрыл сестрицу собой, пока та, рыдая, приводила себя в порядок. Рябой тоже появился и произнес целую речь.

– Сегодня утром эти ребята, – он показал на меня, – пробрались на вражескую территорию и, рискуя жизнью, взяли там языка! Они не знали, что этот язык окажется осетинским зятем, но, к счастью, сейчас все прояснилось, и мы не против вернуть его вам, но только с одним условием! Идет война, и за самого худого заложника дают четыре автомата, но с вас мы возьмем только два, согласны?

Начался оживленный торг, прерываемый воплями супруги Бадри. Я от души желал ей онеметь, и она в конце концов, к великой моей радости, сорвала голос и теперь сипела, словно гусыня. Увидев, что больше не может влиять на торг, жена Бадри потихоньку подобрала с земли полкирпича, сунула в сумку и, фальшиво улыбаясь, пыталась приблизиться ко мне, но я отбегал и прятался за спинами ее близких и родственников. А они уже принимали меня как своего и даже пытались помирить нас.

В итоге мы поменяли Бадри на две ржавые винтовки и четыреста долларов, которые оказались фальшивыми…