Пети по кличке Чети увидел на площади своего приятеля Черчи, глубокомысленно грызшего ноготь на мизинце, подошел:

– Дружище, перестань, пожалуйста, смотреть противно…

– А что еще тут делать? – возразил Черчи, вынув изо рта перст, и сплюнул.

– В Писе сегодня жуары бон, давай махнем туда и напьемся!

– А кто зовет-то?

– Как кто, Сталкер… Мы вчера с ним в кафе сидели, помнишь?

– Не очень.

– Он еще смеялся над твоим большим носом.

– Э, так это был не Сталкер, а Спикер.

– Да хоть Триппер… У него вино славное!

– О, тогда конечно, – промолвил Черчи и, вычистив спичкой грязь под ногтем другого пальца, отгрыз кончик.

Мимо проезжала развалюха с шашечками наверху, Чети, который Пети, вскинул руку зиг хайлем, и машина остановилась. Приятели залезли через заднюю дверцу в душный, пахнущий бензином салон и, усевшись на обжигающее зад сиденье, в один голос бросили: в Пис. Похожий на матадора водитель с подозрением смотрел через зеркальце заднего вида на своих пассажиров, как будто предчувствовал недоброе, и, покачав головой, со вздохом переключил скорость, отпустил сцепление и нажал на газ. Машина развернулась и помчалась в сторону Богири, на перекрестке она свернула направо, спустилась вниз к новому мосту над Лиахвой, проехала через него, обогнула парк с новым стадионом, огражденным высокой стеной, которая тянулась вдоль трассы и обрывалась напротив здания суда через дорогу…

– Можно покурить? – обратился Пети к водителю и уже поднес зажигалку ко рту с сигаретой.

– Валяй, – ответил тот и повернул на Згудерское кладбище, однако подъем здесь был крутой, и матадор врубил первую скорость. Машина взвыла и, подпрыгивая на ухабах, потащилась в утыканную могильными плитами гору. Черчи перестал грызть ногти и, притихший, вглядывался в надгробия, как будто искал кого-то, но, заметив свежую могилу, побледнел, стал бормотать молитвы и истово креститься.

– Эй, ты чего? – Пети толкнул приятеля в бок локтем. – Все там будем.

– Это ты точно сказал, – прошептал Черчи и, опустив грязное стекло окошка, подставил ветру блестевшее от пота белое лицо. Захватившее поле кладбище исчезло в пыли позади, и развалюха, сопровождаемая сворой заливающихся лаем собак, въехала в село Пис. Пети, высунувшись из окна, выкинул окурок и дразнил псов, корчил рожи, но только они отстали, крикнул:

– Останови!

Матадор нажал на тормоза, и приятели, не заплатив, выпрыгнули из машины посреди немощеной деревенской улицы и, перемахнув через колючую зеленую изгородь, скрылись за ней. Таксист тоже выскочил из своего драндулета и, подобрав булыжники, стал швырять их вслед беглецам. В ответ в него полетело несколько зеленых помидоров и небольшая тыковка, которая попала в лобовое стекло, и оно треснуло.

– Мать вашу! – схватился за голову таксист. – Ну погодите, вы за все запла…

Он не договорил, потому как сзади на матадора с шумом налетел большой рыжий петух и клюнул его прямо в затылок.

Приятели уже не слышали воя и проклятий таксиста, так далеко продвинулись они в чей-то сад и бросили якорь возле аккуратно сложенных под виноградником чурок, чтобы передохнуть. Пети принял лежащего в траве пузатого человечка за мешок, сел на него и, посмотрев в сторону каменного двухэтажного дома с приоткрытой дверью, предложил:

– Давай зайдем туда. Сегодня праздник, и хозяева примут нас как дорогих гостей.

– А если не примут?

– Тогда спросим, где живет Сталкер.

– Не Сталкер, а Спикер.

Мешок под Пети зашевелился и сказал:

– А чего это вы ругаетесь в моем дворе?

Пети подскочил и уставился на человечка, который встал и, шатаясь, направился к дому, бормоча:

– Сейчас я вам покажу, как по чужим огородам лазить.

– Тьфу ты, черт, – промолвил Пети. – Он, наверное, за оружием пошел, так его нельзя отпускать…

– Давай убежим.

– Нет-нет, посмотри, какой здесь виноградник, думаю, в подвале у него хранится доброе вино.

Пети выхватил из кучи чурку, погнался за хозяином райского сада, замахнулся и жахнул его по голове и, когда пузан обмяк, подхватил под мышки и потащил к крыльцу, наступив при этом на коровью лепешку…

На шум из дома выбежала хорошенькая женщина лет тридцати в коротком халатике и, увидев Пети с бесчувственным человечком, заголосила:

– Убили, убили мужа моего ненаглядного!

– Да не орите вы, – Чети взглянул на красотку и расплылся в улыбке. – Земфира, мать твою за ногу, что ты тут делаешь?

– Чети, милый Пети! Я вышла замуж за этого ушлепка… А ты с ним ничего такого не сделал?

– Ну что ты, – Чети выронил ее супруга и незаметно вытер об него ботинок. – Мы подобрали его на улице, он там с таксистом каким-то дрался.

– Так ему, окаянному, и надо! Он как выпьет, на всех бросается, я, наверное, разведусь с ним – надоел… Ну ладно, проходи. А это кто прячется под виноградником?

– Друг.

Приятели, захмелев, сидели за столом, угощались, хвалили пироги и пили за здоровье Земфиры. А она подливала гостям, себя тоже не забывала, чокалась с ними и, осушив свой стакан, бежала к дивану, на котором лежал муж, щупала ему пульс и, обливаясь пьяными слезами, вытирала платочком кровь с плешивого темечка. За окном между тем становилось темно, и Черчи забеспокоился:

– Слушай, уже поздно, давай домой…

– Хорошо, только выпьем из большого рога.

– И не проси, не осилю.

Однако Пети наполнил громадный рог вином из глиняного пузатого кувшина и, передав собутыльнику, сказал:

– Пей за хозяйку дома! От такого тоста нельзя отказываться!

– Мы же только и делаем, что пьем за нее!

– Пей и не прекословь!

– Ну ладно, но только один раз.

– Там будет видно.

– За тебя, Земфира!

– Спасибо, милый…

Черчи осушил рог и замертво свалился под стол. Теперь уж точно никто не помешает, подумал Пети и принялся целовать Земфиру в лицо, шею, грудь; дрожащими, нетерпеливыми пальцами он расстегнул на женщине халат и, обнажив ее, пришел в восторг: уау, какая ты сисястая и как божественно пахнешь! Она, конечно, тоже отвечала на его страстные поцелуи и, уже готовая отдаться нежданному гостю, не видела, как супруг ее зашевелился на диване. А он приподнялся, вытер окровавленную голову, взглянул на покрасневшую ладонь, облизнул и, причмокивая, потянулся к висевшему на стене ружью. Пети, тяжело дыша, уложил Земфиру на пол, скинул с себя футболку и джинсы и, когда та раздвинула ноги, заметил ее мужа. Быстрее молнии он вскочил на подоконник и, выбив раму со стеклом, голый сиганул в сад. В кромешной тьме Пети выбрался из сада и, очутившись на улице, невидимый, бормотал:

– Ох, как больно! Проклятая роза! Я, наверное, все колючки с нее собрал. Погоди-ка, и член в шипах. Черт!

Сзади его осветило фарами. Оглянулся он, а на него уже такси мчалось с клюнутым в затылок матадором. Пети, конечно, наутек, и хотя у него был первый разряд по легкой атлетике, однако возле кладбища беглец почувствовал на своей волосатой заднице холодную сталь бампера. Тогда он свернул с дороги и свалился в яму. Я в могиле, ужаснулся Пети и давай карабкаться наверх, но тщетно – слишком глубоко, да и земля рыхлая, не за что уцепиться. Он сделал еще несколько попыток, увы, безуспешных, выбился из сил и решил передохнуть, как вдруг сверху на него упал луч фонарика. Пети в надежде вскинул голову, увидел таксиста и крикнул:

– Эй, помоги! Я тебе заплачу, только до дома доберусь!

Но тот даже не ответил. Он просто положил фонарик на край могилы, ухватился обеими руками за валун, поднял над головой и стал целиться в дневного пассажира, внимательно за ним следившего. Таксист с силой кинул вниз камень, при этом сам потерял равновесие и полетел в яму. Он сразу же вскочил и, прижавшись к стенке могилы, соскреб прилипшую к лицу грязь. Ничего не увидел – такая была темень вокруг, зато почувствовал на своих плечах ноги, босые и волосатые, как у черта. Матадор схватился не то за правую, не то за левую щиколотку невидимки и даже пытался укусить, но получил за это несколько мощных ударов по голове и, разжав руки, завалился набок. Очнулся таксист от лившейся на него сверху жидкости, на вкус как просроченное пиво. Открыв глаза, он увидел Пети на краю могилы с фонариком.

– Живой, – обрадовался босяк. – Извини, что нассал на тебя, но здесь нет воды, а как проверить, живой ты или мертвый? Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон! Ты не будешь против, если я возьму твою машину? Умница, а это тебе луч света в темном царстве. Лови! – Размахнувшись, Черчи швырнул фонарь в матадора с такой силой, что тот застрял у него во рту и потух вместе с сознанием.

А Черчи так бы и проспал до утра под столом, если бы не грохот в комнате. Он открыл глаза и увидел, как голая Земфира бегала вокруг стола, а за ней гонялся муж с ружьем. В какой-то момент он остановился и пальнул, но попал в люстру, и света не стало. Черчи воспользовался темнотой и выскользнул из дома. Он пулей вылетел из села, добежал до кладбища, но, увидев желтый огонек такси, испугался, свернул с дороги и спрятался за большим памятником. Машина, сверкая фарами, уехала, а Черчи заблудился и плутал в темноте между холодными мраморными плитами до тех пор, пока не свалился в могилу. Парень завыл от страха, полез наверх, сорвался и упал на таксиста. Тот открыл глаза, зашевелился, от движения во рту включился фонарик, луч света упал на Черчи, и бедный таксист принял его за ангела. Но почему он не улетает, подумал клюнутый рыжим петухом матадор, он бы и меня вытащил отсюда, а может, даже взял на небо. Таксист на корточках подполз к Черчи, коснулся его рукой и, выплюнув изо рта треснутый фонарь, прошептал: «Ангел, ангел, возьми меня с собой!»

Черти от ужаса стал совершенно белый, он взмахнул руками, будто крыльями, и вылетел из ямы. С тех пор его никто не видел.