В тот морозный вечер я стоял на перекрестке улиц Исаака и Сталина и смотрел, как наши, припав к амбразурам баррикады, лупили по грузинам из ружей и карабинов времен Бега Кошты. Оккупанты в свою очередь мочили наших из автоматов и пулеметов и пуль на это дело не жалели. Грохот от стрельбы был знатный, аж в ушах звенело, а толку никакого – из наших никто не пал, следовательно, потери у грузин были не больше. Это бескровное шоу с элементами пиротехники продолжалось довольно долго и закончилось внезапно с появлением Колорадо. Он довольно грубо оттолкнул меня, стоящего у него на пути, и прошествовал на баррикаду, к одному из шоуменов. У последнего был до того свирепый вид, что ужас охватывал всякого, на ком останавливался его взгляд. Но тут случилось нечто невероятное, не укладывающееся в моей, признаться, не очень смекалистой голове. Увидев Колорадо, «свирепый» как-то сник и стал до того жалок, что мне захотелось ободрить его мужественными словами, но я пожалел о своем намерении, ибо тот, отбросив винтовку, хотел сдаться грузинам. Только было уже поздно. Колорадо мгновенно очутился возле него и прикладом автомата ударил по лицу. Свирепый шоумен немедленно рухнул на гололед, и Колорадо ногами начал месить несостоявшегося предателя, словно тесто для пирогов. С нашей стороны стрельба прекратилась, все бросились смотреть на захватывающую дух драму, главный герой которой настиг проворовавшегося ублюдка и воздал ему по заслугам. Какая-то женщина бросила к ногам Колорадо свою грязную косынку, и тот, повинуясь древнему обычаю предков, отпрянул от своей жертвы.

Поправляя кепку-бейсболку на своей остроухой голове, Колорадо двинулся прямо на меня, и я порядком струхнул, хотя не чувствовал за собой никакой вины. Гроза прошла мимо, и я облегченно вздохнул – но преждевременно, как оказалось. Колорадо вернулся и бросил мне короткое, жесткое: «Пошли!» Я недоумевал, потому что не был знаком с ним, – но тем не менее пошел за человеком, о котором ходили такие слухи, что кровь стыла в жилах. Внезапно он остановился и, обернувшись ко мне, хриплым голосом спросил:

– У тебя есть оружие?

Я ответил, что есть, и, вытащив спрятанный под телогрейкой обрез двустволки, показал его чудо-воину. Увидев мой пугач, Колорадо усмехнулся и предложил: «Если хочешь увидеть грузин на самом деле, идем со мной». Я не хотел, но почему-то согласился.

Колорадо перелез через забор в сад заброшенного дома. Я последовал его примеру и, увязая по колено в лежалом снегу, двинулся за своим новым товарищем. Я, конечно же, был рад, что Колорадо взял на дело именно меня, и даже гордился оказанной честью. Но меня мутило от страха при мысли о том, что нас ждет там, куда мы так стремительно продвигаемся.

Насколько я понял, мы пробирались в тыл к грузинам и, чтобы не засветиться, шли огородами. То и дело нам попадались пустые, брошенные хозяевами дома, которых еще не успела коснуться рука мародера. Меня невольно тянуло к этим жилищам одобычиться, и лишь присутствие Колорадо заставляло воздержаться от этого веселого предприятия. Но тут перед моим взором предстал великолепный особняк подпольного миллионера Боле, дочка которого отвергла моего друга Хряка и вышла замуж за какого-то недоумка-грузина. Брак по расчету, оба из богатых семей. Сучка, могла бы подать руку помощи Хряку, чей отец спился и в последнее время опохмелялся тройным одеколоном – самая низшая стадия алкоголизма в нашем городе. «Ну так погодите же! – думал я в благородном негодовании. – Я вынесу все ценное, что найду, и подожгу ваш дом! Вот Хряк обрадуется». Будет и на нашей улице светлый праздник, засмеялся я злорадно и, как безумный, ринулся к дому, полному сокровищ. Выстрел и свистнувшая над головой пуля заставили меня замереть на месте. Рот открылся сам собой, и я прикрыл его обеими руками, чтобы удержать готовое выпрыгнуть, бешено бьющееся сердце.

– Что ты творишь, мать твою?! – услышал я хриплый голос Колорадо. – Сейчас не время заниматься подобными делами, нельзя просто так грабить людей.

– Он же первый негодяй и приспешник оккупантов! – возмущенно воскликнул я, прикрывая свою алчность и месть громкими словами. Но Колорадо был искушен в подобных вещах.

– Ты ошибаешься, – спокойно сказал он. – Вот этот автомат, – Колорадо поднял руку с оружием и потряс им, – купил он и еще много чего. Доить надо тех, кто не хочет помогать и не воюет, ты понял?

Разговор был окончен, и мы двинулись дальше.

Отягощенный автоматом и боеприпасами, Колорадо неумолимо шагал вперед, оставляя в снегу глубокие следы, по которым робко и с опаской ступал я. Мне хотелось крикнуть: «Эй, остановись! Куда ты идешь и ради кого рискуешь? О тебе уже и так идет недобрая слава мародера и убийцы. Люди ненавидят тебя за твою храбрость и дерзость. Они готовы предать тебя смерти вместе с твоими братьями только потому, что вы можете и делаете то, на что не способны они, трусливые твари!» Но я промолчал. Скорее всего, он не понял бы меня или, того хуже, подумал бы, что взял с собой в попутчики труса. И хотя я на самом деле отчаянно трусил, мне не хотелось, чтобы об этом узнал Колорадо.

Свет многочисленных костров, лай собак, редкие автоматные очереди и гул, издаваемый армией грузин, были нам наградой за наш неожиданный и, как мне казалось, легкомысленный марш-бросок. Я был ни жив ни мертв от страха и усталости, когда мы остановились перед большим блочным домом, окна и двери которого выходили в сад. Колорадо осторожно прошел к деревянной, пахнущей олифой двери и попытался ее открыть, но дверь не поддалась. Он вернулся и сказал:

– За домом грузины, я обойду дом вот так, – он показал как, – а ты пойдешь вон к тому забору, – он показал, к какому, я не видел, но понял, – и метнешь вот эту штуку через забор. – Он сунул в мою онемевшую руку лимонку. – Они близко, ты не промахнешься. Да, сделаешь это, как начнется стрельба, не раньше.

Я молчал.

Он усмехнулся и добавил:

– Потом можешь делать ноги или подождать моего возвращения. В любом случае выбор за тобой.

Колорадо ушел, а я остался один на один со своим страхом, набросившимся на меня с новой силой. Но страх не помешал мне отойти от дома в глубь зимнего сада, выбрать там дерево с толстым стволом и спрятаться за ним.

Я смотрел на темно-синий бархат неба и думал. Говорят, вокруг некоторых звезд вертятся такие же планеты, как наша Земля. А на некоторых планетах существует жизнь. Неужели и там гуманоиды или негуманоиды истребляют друг друга из-за клочка планеты, на котором вполне мирно можно жить всем? Хотя… можно себе представить, как оборонялись бы марсиане, если бы к ним вторглись с какой-нибудь другой планеты, например…

Космические мои размышления прервала стрельба и крики за домом. Недолго думая, я побежал к дощатому забору, который скрывал меня от милицейской армии грузин, и, вырвав зубами кольцо гранаты, метнул ее за гнилую ограду. Прогремевший взрыв придал мне храбрости. Мать мою и всех родичей в придачу! Какое-то непонятное веселье овладело мной, засохший язык выталкивал из моего нутра не совсем разумные слова. Волна отчаянной отваги сменялась мутной волной тошнотворного страха. Все происходящее было безумием, в которое я вписался с удивительной быстротой и точностью. Я обнаружил в себе такую кровожадность и жажду убивать, что испугался самого себя. «Вот теперь мы посмотрим!» – визжал я, с удивлением слушая собственный голос откуда-то со стороны. Но осторожность храбрости не помеха, и я снова спрятался за деревом.

В доме послышался шум, кто-то страшно кричал, а окна изнутри осветились пламенем. «Наверное, Колорадо ранили», – подумал я, холодея от ужаса. Но это был не он. Деревянная дверь, не выдержав чудовищных ударов ломившегося наружу, слетела с петель, и в сад выбежал громадного роста милиционер, охваченный пламенем. Он упал спиной на снег и начал извиваться подобно огненной саламандре. Вслед за ним из дома выбежали еще двое в нелепых шинелях. У одного в руке было ведро. Другой держал одеяло. Им удалось потушить огонь, охвативший их товарища. Я же, прицелившись из своего куцего ружья, с досадой отметил, что даже с такого близкого расстояния мне ни за что не убить их: слишком короткие стволы, мои пули не причинили бы им вреда, но побудили бы милиционеров к ответным действиям. Эти свиньи не посмотрели бы на мой нежный возраст. Шлепнули б на месте. В этом я мог не сомневаться. Оставалось только ждать случая, чтобы угостить незваных гостей. Я сидел в своем укрытии тихо как мышь, слушая, а порой выглядывая из-за ствола дерева, не приближаются ли враги.

Один из милиционеров проверил пульс на шее лежащего великана.

– Пульс у него есть, – сказал он.

– А как это случилось? – спросил другой.

Проверивший пульс дрожащим голосом начал рассказывать:

– Мы грелись у костра. Вдруг вижу, какой-то парень в кепке целится в нас из автомата. А потом он начал стрелять. Мать моя, я был в Афгане, но даже там такого не видел! Кругом все попадали: кто с раной в боку, кто с дыркой в голове. Гиви тоже ранило, и он упал прямо в костер, а потом взрыв и паника. Кричали, что осетины зашли нам в тыл и режут всех своими ужасными кинжалами. Я упал и, кажется, вырубился, а когда очухался, заметил, что Гиви выбрался из костра и, пылая как факел, бросился в этот дом. Остальное ты видел сам.

– Да, видел, – услышал я голос другого милиционера. – Не приведи Господь еще раз увидеть такое. Может, заберем его отсюда?

Они взяли под мышки вспыльчивого уаига и потащили его дымящуюся тушу волоком к злосчастному дому. Из черного проема выломанной двери полыхнуло огнем короткой очереди. Один из тащивших упал лицом вперед и тут же стих, другой присел на снег и все пытался подняться. Из дома вышел Колорадо и великодушно протянул ствол автомата страждущему. Тот ухватился за него, как утопающий за соломинку, и с проклятиями поднялся на слабеющие ноги. Выстрелом в лицо Колорадо заставил грубияна замолчать.

При свете луны Колорадо показался мне фантастическим существом, пришедшим к нам с одной из тех далеких звезд, – не ведающим ни страха, ни жалости. «Он, наверно, забыл про меня. Если увидит, пришьет непременно», – подумал я, в ужасе прижимаясь к корявому стволу дерева и оттуда наблюдая за действиями инопланетянина. Задумчиво смотрел Колорадо – или тот, кто им казался, – на поверженных врагов, как вдруг дымившийся великан зашевелился и пополз к дому, откуда недавно вылетел подобно болиду. Колорадо, казалось, был удивлен такой живучестью и ногой перевернул ползущего.

– Не убивай меня, – взмолился милиционер, – я такой же осетин, как и ты.

Эти жалобные слова, произнесенные на ломаном осетинском, привели инопланетянина в неземную ярость.

– Уж лучше бы ты промолчал! – крикнул Колорадо. – Ты зачем сюда пришел? Убивать своих братьев?! Так получай за это!

Прикладом автомата Колорадо принялся бить лежащего, и вскоре голова великана превратилась в кровавую массу.

Из проклятого дома вышел еще один – в длинной шинели, вооруженный автоматом. Увлеченный расправой, Колорадо не заметил целившегося в него врага, бочком обошедшего место казни. Милиционер вел себя довольно странно: он не стрелял, хотя пытался. «Заело!» – обрадовался я. Тот, не видя меня, приблизился к дереву, за которым я прятался, и, прислонившись к нему спиной, дрожащими руками начал разбирать свое забарахлившее оружие. Еще недавно я бы не смог выстрелить в живого человека. Но увиденное и пережитое за последние два часа, а может, и того меньше, сделало меня совершенно другим. Из мирного обывателя, зацикленного на собственных проблемах, я превратился в жаждущего крови ублюдка. Я приставил обрез к затылку грузина – от неожиданности тот выронил автомат из непослушных рук и что-то пробормотал, я не расслышал, – и выстрелил. Полголовы как не было.

Милиционер лежал спиной к звездному небу и дрыгал конечностями, пытаясь отвоевать у смерти несколько секунд уходившей от него жизни. Я посмотрел на его погоны и перекрестился: это был оборотень! На правом плече его блестели мелкие лейтенантские звездочки, но три большие звезды на левом показывали, что убитый был настоящий полковник. Какую шутку отколол перед смертью этот клоун… Остатки страха я выблевал на снег, а полой шинели убитого вытер свое забрызганное кровью лицо. Батоно полковник или кто ты там, зачем ты пришел сюда? Кто призвал тебя на войну? Ты послушался диссидента, недавно выпущенного из сумасшедшего дома, и пришел убивать нас? Разве ты не знал простую истину: кто придет с мечом, от меча и погибнет? Ты поздно раскинул мозгами в чужом саду незнакомого тебе народа. Как дохлого бездомного пса зароют тебя и тут же забудут твою безымянную могилу. И долго еще родные будут ждать твоего возвращения, если ты, конечно, человек, а не оборотень…

Я смело вышел из укрытия и перешагнул через труп. Чувствуя себя свободным и способным на все, подошел к Колорадо. Комками снега тот счищал запекшуюся кровь с приклада автомата. Увидев меня, он сказал:

– У меня кончились патроны, но я знал, что ты где-то рядом.

И тогда я спросил его:

– За что ты хотел убить ту гориллу? Там, на баррикаде?

Колорадо, казалось, пропустил мой вопрос мимо своих необычных ушей.

В саду засвистело, но это были не соловьи. С деревьев посыпались скошенные пулями ветки. Мне не терпелось убраться отсюда подобру-поздорову.

– Дня два назад, – спокойно начал Колорадо, – я взял этого козла на дело. Его вид обманул меня. Я думал, в таком могучем человеке не должно быть места для страха. – Он усмехнулся. – Грузины нас обнаружили слишком рано. Пришлось отстреливаться. Я оглянулся убедиться, что с типом все в порядке, но того и след простыл. Мне удалось выбраться. В ту ночь я не нашел его. Он же зашел к Боле и потребовал от моего имени денег. Боле, конечно, не поверил, и эта мразь прострелила ему ногу. Затем он связал раненого и изнасиловал его беременную дочь.

Я прикусил губу, чтоб не улыбнуться. Все-таки есть на свете справедливость! Хряк, твою мать, с тебя причитается. Я вспомнил заплаканное лицо друга во время той богатой свадьбы, что Боле сыграл для своей единственной дочки.

Пули визжали не умолкая. Но я уже не боялся и даже хотел, чтоб одна из них попала в меня – только слегка, конечно, чтобы похвастаться раной, полученной в настоящем бою, той, которую любил. Сладкая дрожь пробежала по телу…

Голос Колорадо вернул меня к действительности:

– Возьми свой трофей, больше нам здесь делать нечего.