Через несколько дней Сергей достал нужную справку и привел Мону к адвокату. Поскольку у него не было друзей-мусульман, свидетелями при подписании контракта стали двое сотрудников из соседнего офиса. Мона чувствовала себя неловко, хотя пыталась это скрыть; Сергей, как обычно, был спокоен и невозмутим. Они быстро поставили свои подписи в нужных местах и, получив на руки два экземпляра орфи, вышли на улицу.
– Ну вот, теперь ты моя жена, – сказал новоиспеченный муж, но в его словах Моне послышалась ирония. Она промолчала.
– Что с тобой? – поинтересовался Сергей.
– Вспомнилась моя свадьба с Ахмедом.
– Кто же в такой момент вспоминает о предыдущей свадьбе?
– У нас с тобой все как-то не по-настоящему. Думаю, ты и сам это понимаешь.
– Предыдущая свадьба была настоящей, но не принесла тебе счастья.
– Я знаю. Но мне все равно не по себе.
– Мона, перестань. Ты же знаешь, что в этой ситуации я не могу сделать большего.
– Прости. Я вовсе не жалуюсь. Ты действительно сделал все, что мог. Точнее, ты сделал намного больше, чем я могла рассчитывать.
– Но ты не чувствуешь себя счастливой, – полувопросительно сказал Сергей.
– Я не чувствую себя замужней. Думаю, это пройдет, когда мы переедем в Украину, но здесь мне все время кажется, что никто не верит в наш брак. Так что мы теперь будем делать?
– Поехали смотреть новую квартиру, – предложил Сергей. – Сейчас только позвоню риелтору.
Мона кивнула. Еще неделю назад они решили, что найдут новое жилье, где их с самого начала будут знать как супружескую пару. Чтобы не вызывать ненужных разговоров, Сергей оставит за собой прежнюю квартиру, оплаченную его работодателем, но фактически станет жить вместе с Моной.
Квартира оказалась не слишком большой, но Мону это не волновало: она беспокоилась лишь о том, чтобы никто не догадался об истинном положении вещей. С каждым днем ей все больше хотелось уехать, сбежать из этой страны, которая вдруг стала казаться враждебной и опасной. Она постоянно рассказывала Сергею об исламских обычаях и традициях, чтобы он не попал впросак; во взглядах окружающих Моне все время чудилось недоверие и подозрение. На работе их отношения по-прежнему тщательно скрывались; утром Сергей высаживал ее за несколько кварталов от бизнес-парка, и оставшуюся часть пути Мона ехала на такси. Вечером они возвращались домой разными дорогами и часто в разное время, а в обеденный перерыв Мона и Сергей, как и раньше, встречались тайно в удаленных от офиса кафе. Единственное, что изменилось после подписания орфи, то, что теперь вечерами они приезжали в одну и ту же квартиру, не прячась от баваба.
Только там, в этой квартире, Мона чувствовала себя спокойно и расслабленно. Она прибиралась, готовила ужин, следила за одеждой Сергея, и за этими домашними хлопотами хотя бы ненадолго могла ощутить себя настоящей женой. Мысленно Мона уже была в Украине. Она верила, что там сможет избавиться от всех страхов, сомнений и призраков прошлого, там она начнет жизнь с чистого листа и обязательно будет счастлива.
Спустя три недели после подписания орфи Мона вдруг почувствовала странное недомогание. Несколько дней она не могла понять, что с ней происходит, пока ее вдруг не осенило.
«Беременность!» – это слово обрушилось на нее, словно сошедшая с гор лавина. Мона сидела оглушенная, судорожно хватая ртом воздух, и не могла разобраться в своих чувствах и ощущениях. Как же так? Она была почти уверена, что бесплодна! Хотя врачи не находили у нее никаких проблем, три года неудачных попыток завести ребенка в браке с Ахмедом и шушуканье родственников убедили Мону в обратном – детей у нее быть не может. Что же получается? Прикинув сроки, она поняла, что забеременела сразу, в первую же ночь, которую они с Сергеем провели вместе.
«Как он отнесется к этой новости? – задумалась Мона. – Мы никогда не говорили о детях. Но ведь он предложил мне замужество, значит, хочет ребенка! Как может быть иначе? Ведь это одна из главных причин, почему люди женятся».
– Беременна? Мона, ты шутишь? – Сергей казался ошарашенным. Он подошел к окну и молча закурил. Новость о ребенке стала для него такой же неожиданной, как и для Моны. Только сегодня Сергей заказал себе билет в Украину – он улетал через две недели.
– Но я думал… То есть ты говорила… – растерянно произнес он.
– Да, я тоже думала, что бесплодна. У меня очень долго не получалось забеременеть, хотя врачи не находили никаких проблем.
Глядя в ее счастливое лицо, Сергей осекся. Слова об аборте замерли у него на губах.
«Черт бы побрал Диму с его «умными» советами! – со злостью подумал он. – Хотя я сам виноват: надо было предохраняться. Ведь Мона верила, что у нас с ней настоящий брак, а я с самого начала не собирался увозить ее из Египта. Ну и что мне теперь делать?»
– Ты не выглядишь счастливым, – осторожно заметила Мона.
– Я… очень удивлен. Не могу привыкнуть к этой мысли.
– Я тоже.
Мона смущенно улыбнулась. Сергей молча достал вторую сигарету.
– Ну ты, брат, даешь, – присвистнул Дима, когда друг, срочно вызвав его из дома, сообщил последние новости. Сергей знал, что Мона хочет видеть его дома, но ему не терпелось сбежать и перед кем-то облегчить душу. – Наверное, поздновато об этом спрашивать, но почему ты не предохранялся?
– Это уже не имеет значения, – хмуро ответил Сергей. – Ну, сглупил. Думал, что детей у нас быть не может. Мона никогда не говорила об этом прямо, но ведь в браке с Ахмедом у нее не получалось забеременеть целых три года.
– И что? Всякое бывает.
– В общем, это уже не важно. Я не знаю, что делать. На аборт она не согласится.
– Уверен? А если объяснить ей ситуацию? Предложить денег? Приличную сумму, а?
– Ты с ума сошел.
– Ну а что? Вряд ли ей нужен ребенок без мужа. А мужа у Моны фактически нет. Ну что такое орфи-контракт с иностранцем, да еще полученный по липовой справке о вероисповедании? Филькина грамота.
– Вот только она думает, что скоро мы поедем в Украину, поженимся по-настоящему, будем жить долго и счастливо и умрем в один день.
– Значит, тебе придется сообщить ей, что это не так.
– Ты делаешь из меня законченного подлеца.
– У тебя не так много вариантов. Или объяснить реальное положение дел, или в самом деле взвалить на плечи жену-египтянку и ребенка.
– Мона такого не заслужила.
– Слушай, брат, это все лирика. Ну ты же сам видишь, что других вариантов нет.
– Мне нужно время, чтобы подумать, – вздохнул Сергей.
– О чем тут думать? – увидев выражение лица друга, Дима осекся. – Ладно, это твое дело. Но на мой взгляд, у тебя просто нет выбора.
– Я не хочу делать ей больно. Кроме того, ты знаешь, какое тут отношение к абортам.
– Я тебя умоляю. За деньги можно найти врача…
– Наверное, врача найти можно. Но ни за какие деньги я не смогу убедить Мону сделать аборт. Она уже любит этого ребенка. И, честно говоря, я чувствую себя виноватым.
– В том, что она забеременела?
– Да. Она не предохранялась, потому что верила, что у нас с ней настоящий брак. А вот я должен был принять меры.
– И ты хочешь расплатиться за свою ошибку тем, что в самом деле увезешь ее с ребенком в Украину?
– Я же сказал, мне надо подумать. Черт, а ведь как хорошо все складывалось! Знаешь, я даже начал думать, что семейная жизнь – это не так уж плохо.
– Я смотрю, она тебя крепко обработала.
– В том-то и дело, что никто меня не обрабатывал. Просто с ней я чувствовал себя очень комфортно. Нам было хорошо вместе, понимаешь? Господи, ну почему она забеременела?
– Что случилось, то случилось. Какой смысл посыпать голову пеплом?
– Знаешь, я не могу отделаться от мысли, что самым лучшим выходом из ситуации был бы выкидыш, – признался Сергей. – Чувствую себя последним подонком, который мечтает о смерти собственного ребенка, но ведь тогда проблема бы решилась сама собой.
– Ребенка еще нет, – возразил Дима, – он не родился и родится еще не скоро.
– В том-то и дело, что для Моны ребенок уже есть, – вздохнул Сергей. – В этом и заключается весь ужас моего положения.
Мона видела, что отношение Сергея изменилось с тех пор, как он узнал о ребенке. Ее надежды на то, что он обрадуется этой новости, разбились сразу, как только она сообщила мужу о своей беременности и увидела выражение его лица. К тому же у нее начался сильный токсикоз – она почти ничего не ела, постоянно чувствовала слабость и прикладывала немало усилий, чтобы скрыть свое положение от коллег в офисе. Единственным человеком, которого Мона посвятила в эту ситуацию, стала Линда.
– Как мужчина может не хотеть ребенка? – спрашивала она подругу, едва сдерживая слезы. – Ведь для этого люди и создают семьи.
– Не всегда, – мягко возражала Линда. – Особенно если мы говорим о западных странах.
– Там что, не рожают детей?
– Ну конечно, рожают. Но намного меньше, чем арабы, африканцы и азиаты. Понимаешь, у них другой подход к этому вопросу.
– Какой?
– Видишь ли, египтянок с детства воспитывают так, что их главная цель – выйти замуж и родить детей, а главная миссия женщины – быть женой и матерью. А вот европейки настроены на карьеру, на жизнь в свое удовольствие, путешествия, саморазвитие. Там позже женятся и выходят замуж и далеко не всегда сразу заводят ребенка. В моей стране много пар, у которых всего один ребенок, есть вообще бездетные – не потому, что проблемы со здоровьем, нет. Это их осознанный выбор.
– Какие странные у них обычаи. А может быть так, что мужчина любит женщину, но не хочет от нее ребенка?
– Может быть, что он вообще не хочет ребенка, ни от какой женщины, – ответила Линда.
Мона побледнела.
– Я не говорю, что это именно ваш случай. Может быть, Сергей просто не планировал заводить детей вот так сразу.
– И что же мне делать?
– Наберись терпения и дай ему время. Возможно, он сам изменит отношение к твоей беременности.
– Господи, я так долго мечтала о ребенке. А теперь рядом нет никого, кто мог бы разделить со мной эту радость.
– Даст бог, все наладится. Скажи, а Сергей… ну, он не предлагал тебе избавиться от ребенка?
– Что ты, Линда! Неужели ты думаешь, он на это способен?
Линда промолчала. У нее с самого начала были сомнения в том, что Сергей собирается забрать Мону с собой в Украину, и она справедливо подозревала, что ребенок ему совсем не нужен. Но, видя состояние подруги, она не решалась поделиться с ней своими мыслями.
– Это уже хорошо. Понимаешь, на Западе… в общем, там разрешены аборты.
– Но ведь это убийство.
Линда вздохнула. Как бы сильно она ни любила подругу, порой приходилось признать, что та смотрит на мир совсем иначе.
– Да, конечно, – с позиции религии и гуманизма. Но закон этого не запрещает.
Мона промолчала. Она часто слышала от Линды, что на Западе живут совсем другие люди, но только теперь ей впервые показалось, что пропасть между ней и Сергеем куда глубже, чем она думала раньше.
«Ведь, в сущности, я не так уж хорошо его знаю, – мелькнуло в голове у Моны. – Конечно, Сергей замечательный человек, и нам хорошо вместе, но мы совсем мало прожили вместе и пока не прошли ни одного серьезного испытания».
От этих мыслей Моне вдруг стало не по себе, и она попыталась оправдать любимого.
«Нет-нет, Сергей не такой. Он мог бросить меня, и не раз. Однако вместо этого Сергей давал мне денег, когда я в них нуждалась, он даже предложил замужество…»
– Я совсем запуталась, Линда, – задумчиво сказала Мона.
– Все в руках Аллаха.
– А может быть, то, что со мной происходит, это наказание? За все, что я сделала? За то, что живу с иноверцем?
– Аллах милостив. Не надо об этом думать. Может быть, все еще образуется. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
– Не очень. Почти ничего не ем, голова кружится и постоянно тянет спать.
– А вы были у врача?
– Пока нет. Сергей возвращается домой в таком настроении… в общем, я не решилась поговорить на эту тему.
– Но ведь ты можешь сходить одна, разве нет? Если хочешь, пойдем вместе.
– Спасибо, но мне хотелось пойти с Сергеем. Вдруг что-то изменится, когда он увидит ребенка на УЗИ?
– Ты знаешь, мужчины не слишком сентиментальны. Отцовские чувства у них могут проснуться только через пару лет после рождения ребенка.
– Столько я не выдержу, – вздохнула Мона. – Мне очень нужна его поддержка. И так уже сто раз пожалела, что сказала Сергею о ребенке. Если бы знала заранее, что он так отреагирует, держала бы эту новость в секрете столько, сколько смогла бы. Линда, ты не представляешь, как нам было хорошо вместе! А теперь мы почти не разговариваем. Сергей постоянно не в настроении…
– Не надо сейчас об этом думать. Тебе вредно нервничать. Скажи, а ты не хочешь сообщить родителям?
– С ума сошла? Сообщить о том, что я живу с христианином по орфи и теперь жду от него ребенка? Отец убьет меня, если узнает.
– А мать?
– Мама… Нет, ей тоже лучше не знать. Наверное, она нас не выдаст, но уж точно не обрадуется этой новости.
– Она еще на тебя злится?
– Очень. Мы созваниваемся от силы раз в месяц. Мама не может простить мне того, что из-за нашего развода с Ахмедом расстроилась свадьба Сумайи. Да ведь ты наверняка была у них с тех пор, как я сбежала из дома. Что обо мне говорят?
– Совсем ничего.
– Вот видишь. Родители вычеркнули меня из жизни, как будто Сумайя всегда была их единственной дочерью. Мать звонит раз в месяц, просто чтобы задать пару дежурных вопросов. А если они узнают, что я теперь живу с Сергеем… Наверное, родители предпочли бы, чтобы я умерла и избавила их от позора.
– Да, ты права. Лучше им этого не знать. Может быть, пройдет время, и Аллах смягчит их сердца. – Они немного помолчали. – А какую религию будет исповедовать ваш ребенок?
– Ох, Линда, я не заглядываю так далеко.
– И все-таки?
– Я надеюсь, что Сергей не будет настаивать на крещении. Знаешь, он не слишком религиозен. А для меня важно, чтобы ребенок рос мусульманином. Я и так взяла большой грех на душу, согласившись на замужество с иноверцем.
– Ох, как у вас все сложно.
– А ведь ты предупреждала, – грустно улыбнулась Мона. – Но что делать, если мне не нужен никто, кроме Сергея?
Прошло еще несколько дней. Мона чувствовала, что у нее больше нет сил терпеть эту ситуацию. Она твердо решила во что бы то ни стало поговорить с Сергеем и расставить все точки над i.
«В конце концов, я не могу заставить его любить этого ребенка. Лишь бы понять, что он намерен делать. В любом случае, я как-нибудь справлюсь», – убеждала она себя.
Сергея в квартире не оказалось, хотя Мона точно знала, что он уехал из офиса еще два часа назад. Она не сразу забеспокоилась: если раньше все свободные вечера они проводили вместе, то теперь Сергей все чаще стал исчезать в неизвестном направлении, даже не заботясь о том, чтобы предупредить жену. Но когда время перевалило за полночь, Мона не на шутку встревожилась. Телефон Сергея упорно молчал; она не знала, что и думать.
Когда в замке заворочался ключ, Мона была на грани истерики. Надежда на серьезный разговор растаяла сразу, как только она увидела, в каком ее муж вернулся состоянии. Сергей едва стоял на ногах.
– Ты что… пьян? – только и смогла выговорить она.
Он неопределенно развел руками.
– Подумаешь, посидели немного с друзьями. – Сергей устало опустился на диван.
Мона промолчала. Ей много чего хотелось сказать по поводу его постоянных отлучек, но было ясно, что сейчас он просто не способен разговаривать. Мона не могла не заметить, что в последние дни Сергей стал часто выпивать, но впервые видела его в таком состоянии. Прожив двадцать три года среди мусульман, она никогда не имела дела с алкоголем: представить своего отца, брата или бывшего мужа, вернувшихся домой навеселе, было решительно невозможно, и сейчас Мона находилась в замешательстве, не зная, как надо реагировать.
«А ведь здесь, в этом доме, Сергей живет со мной, и его считают мусульманином, – подумала она. – Наверняка баваб видел, что он пьян в стельку. Боже, как стыдно! Нет, надо с этим что-то делать».
Повернувшись к Сергею, она увидела, что тот свалился на диван, даже не разувшись, и уже заснул.
«Поговорю с ним завтра, – решила Мона. – Но завтра уж точно. Я не дам ему шанса избежать разговора».
На следующее утро Сергея мучило дикое похмелье. Убедившись, что муж проснулся, Мона вышла из дома, не сказав ему ни слова. Весь день она ждала, что Сергей позвонит или напишет в чат, и боролась с искушением самой выйти на связь. Он молчал, а Мону все больше раздирали обида и огорчение.
Вечером она послала ему сообщение, в ультимативной форме потребовав прийти домой как можно раньше для серьезного разговора. Настроение у Моны было самое решительное.
«Хватит молча глотать слезы, – решила она. – Я ни в чем перед ним не виновата. Если Сергей не хочет этого ребенка – пусть хотя бы наберется мужества и скажет мне это прямо, глядя в глаза».
Сергей не стал увиливать; он вернулся домой трезвым и без опозданий. Однако разговор не клеился: Мона слишком многое хотела ему сказать, но, считая Сергея виноватым, в первую очередь ждала извинений. Он же пока не принял никакого решения и слабо представлял, что ему делать.
– Ты хотела со мной поговорить, – напомнил Сергей, когда пауза совсем затянулась.
– Да, хотела. А разве ты сам ничего не хочешь мне сказать?
– Нет.
– Жаль. Сергей, я просто хочу понять, что происходит и что с нами будет дальше. Жить так, как мы живем сейчас, невозможно. Я беременна. Мне тяжело физически и морально, а ты…
– Мы не договаривались о ребенке.
– Я тоже этого не ожидала. Но если я – твоя жена, то почему ты так странно воспринимаешь мою беременность? Разве в этом есть что-то ненормальное?
– Мона, это бессмысленный разговор. Ты сама должна понимать, что ребенок нам ни к чему, – по крайней мере, в течение ближайших нескольких лет.
– Ты просто не хочешь иметь детей.
– Да, и это тоже. Я пока не готов стать отцом.
– Но ведь мы женаты…
– И что? Брак – это одно, а ребенок – совсем другое. Может, у вас в Египте принято рожать сразу после свадьбы, но у нас все не так. Если ты вышла замуж за иностранца и согласилась на переезд в другую страну, тебе придется изменить свои взгляды.
– Но ребенок уже есть, и с этим надо считаться.
– И что ты от меня хочешь?
– Хочу знать правду. Ты… отказываешься? Отказываешься от нас?
– Я этого не говорил.
– Ты ничего не говоришь уже больше недели. Я не могу это выносить.
– Но мне пока нечего тебе сказать.
– Когда ты уезжаешь? – тихо спросила она.
– Скоро.
– Понятно. – Мона почувствовала, как из глаз капают слезы, и поспешно отвернулась. Ей не хотелось плакать в его присутствии.
Сергей смотрел на жену, и его обуревали противоречивые чувства. Он злился, хотя прекрасно понимал, что беременность стала для Моны такой же неожиданностью, как и для него. Сергей раздражался, видя, как Мона рада этому ребенку, и досадовал, что не может разделить ее чувства. С другой стороны, он помнил, как им было хорошо вместе, и отчасти жалел Мону, понимая, что ей нелегко. Временами Сергей был близок к тому, чтобы просто дать жене денег, уехать и забыть об этой ситуации, а порой, наоборот, склонялся к тому, чтобы забрать ее с собой.
Увидев слезы Моны, он хотел подойти утешить ее, но в последний момент передумал.
– Перестань, пожалуйста, – сдержанно сказал Сергей. – Я ухожу к друзьям.
– Опять? – Мона понимала, что сейчас не время начинать новую ссору, но ничего не могла с собой поделать.
– Не надо изображать ревнивую жену. Я иду с друзьями, а не с подругами.
– Я просто устала, – тихо сказала она.
– Скоро улечу, вот и отдохнешь. – Сергей с силой хлопнул дверью.
Мона опустилась на диван и наконец дала волю слезам. Ей было жаль себя, своих разбитых надежд и своего брака с Сергеем, с самого начала замешенного на обмане и грехе и в итоге оказавшегося столь недолговечным. Она вспомнила три года, проведенные с Ахмедом, и впервые за все это время подумала о том, что у них могла сложиться пусть не самая счастливая, но все-таки семья, если бы ей удалось забеременеть тогда, а не сейчас. Хотя между Моной и Ахмедом никогда не было любви, у них было одинаковое воспитание и представление о браке, и, возможно, родители не так уж ошибались, говоря, что это и есть самое главное. Вспомнив свои романтические представления, мечты и чаяния, Мона вдруг разозлилась. Она понимала, что сказка закончилась, а любовь не выдержала первого же испытания, – хотя как можно назвать испытанием еще не рожденного совместного ребенка? Бессмысленно глядя в окно, Мона жалела о своих утраченных иллюзиях, не в силах подумать о том, как будет жить дальше.
Так прошло несколько часов. Мона продолжала сидеть на диване, ей не хотелось никуда идти, не хотелось ничего делать, даже двигаться не хотелось. Она продолжала молча смотреть в окно, не заметив, что на улице совсем стемнело. Временами в ее голове мелькали какие-то обрывки мыслей, но Мона старательно гнала их от себя – думать было слишком больно.
«Завтра, я подумаю об этом завтра», – твердила она, пытаясь избавиться от назойливых и неприятных мыслей и не замечая, что повторяет фразу всемирно известной Скарлетт О’Хара.
Ночь давно вступила в свои права, но Каир и не думал засыпать. На улицах все еще было многолюдно, и Мона, очнувшись от своего странного многочасового полузабытья, вдруг с грустью подумала, что ей нет места в этом городе.
«Каир перестал быть для меня родным, – решила она. – Мужа нет, родственники вычеркнули меня из жизни, Сергей предал… Из близких людей осталась только Линда. Мне лучше уехать туда, где никто не знает о моем прошлом и об отце этого ребенка. Надо отбросить гордость и поговорить с Сергеем по существу. Надеюсь, он не откажется хотя бы дать денег… тогда я уеду в Александрию. Это достаточно большой город, чтобы затеряться и начать новую жизнь. Сниму небольшую квартиру и буду растить ребенка, а когда он немного подрастет – найду работу. Рано или поздно моя жизнь должна наладиться. Что бы ни случилось, мне надо жить дальше, а оставаться в Каире бессмысленно и даже опасно. Вдруг отец узнает о ребенке? Маловероятно, но вдруг? Нет, нельзя этого допустить!»
Скрипнула входная дверь, и раздались шаги Сергея. Мона вздрогнула от неожиданности. Как она пропустила его появление?
Сергей щелкнул выключателем и остановился в нескольких шагах, но его лицо оставалось в тени. Мона молчала, пытаясь понять, в каком он настроении, и радовалась тому, что сегодня, по крайней мере, от мужа не пахнет алкоголем.
– Почему ты сидишь в темноте? – наконец спросил Сергей.
Мона пожала плечами и отвернулась.
– Тебе плохо?
– Какое это имеет значение? – вяло огрызнулась она. – Я хочу с тобой поговорить. Не волнуйся, на этот раз тебе не придется выслушивать мои жалобы. Нам нужно обсудить сугубо практические вопросы.
– Какие же? – поинтересовался Сергей.
– Я решила уехать в Александрию.
– В Александрию? А ты что, больше не собираешься со мной в Украину?
– Сергей, ты издеваешься? – взорвалась Мона. – Какая Украина? Ты даже смотреть на меня не хочешь!
– Не преувеличивай. Да, новость о ребенке стала для меня неожиданной, я не был к этому готов и не смог правильно среагировать. Я понимаю, что обидел тебя. Прости.
– То есть… Объясни, что ты имеешь в виду?
– Мы уедем вместе, как и планировали. Сегодня я рассказал о нас своей маме.
– И что она думает? – осторожно спросила Мона, все еще не веря в происходящее.
– Мама? – Сергей задумался, пытаясь подобрать правильные слова. – Она переваривает эту информацию.
– То есть свекровь не в восторге, – резюмировала Мона.
– Не преувеличивай. Она давно мечтала о внуках, просто не ожидала, что я женюсь на египтянке. Так или иначе, теперь мама все знает. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Я уверен, что со временем вы подружитесь.
Несколько секунд Мона молча смотрела на Сергея. У нее мелькнула мысль, что когда-то Ахмед говорил то же самое о своей матери. Но она отбросила ненужные воспоминания и бросилась ему на шею.
– Ты не представляешь, что это для меня значит.
– Ну-ну, перестань. – Он погладил жену по голове.
Мона не знала, что пару часов назад Сергей еще не знал, как поступить; он вновь пошел на встречу с друзьями, чтобы в очередной раз обсудить ситуацию. Друзья настаивали на том, чтобы откупиться деньгами, но их уговоры возымели обратный эффект: Сергей понял, что не может так поступить.
– Брат, ты сам вешаешь себе на шею камень, – твердил Дима. – Жениться на девушке такого воспитания… другой веры… Ну как твоя Мона будет жить в Украине?
– Как-нибудь справимся.
– Брат, ты сошел с ума.
– Я не могу поступить иначе, – покачал головой Сергей. В этот момент он окончательно решил забрать Мону с собой.