Мона ощущала себя на седьмом небе от счастья. Сергей сказал, что приглашение будет готово в течение нескольких дней, а это значит, что скоро она наконец уедет из Египта, чтобы воссоединиться с любимым и стать его законной женой. Моне было стыдно вспоминать свои недавние страхи и подозрения: как она могла не доверять Сергею? Это же просто смешно! Он так ее любит!

Однако следующий звонок добавил Моне головной боли. Оказалось, что для регистрации брака ей требуется привезти некоторые документы, а для этого требовались данные ай-ди всех членов ее семьи. Мона не знала этого наверняка, но опасалась, что может «засветиться» перед родными, ничего не знавшими о ее планах.

«Если до отца дойдут слухи, что я собираю эти бумаги… Если он догадается зачем… Нет, только не это. Я даже боюсь представить, что папа со мной сделает».

Мона понимала, что у нее нет выбора: если она хочет выйти замуж за Сергея и счастливо зажить с ним за пределами Египта, она должна добыть все нужные документы. Собрав волю в кулак, девушка приступила к решительным действиям. Беготня по многочисленным инстанциям далась ей нелегко: чиновники не слишком торопились исполнять свои обязанности и, казалось, придумывали все возможное, чтобы выжать из просителя последние соки. Она переходила из кабинета в кабинет и переезжала от одного здания к другому: нужная бумага – в одном месте, штамп на эту бумагу – в другом, круглая печать – в третьем, но пока доберешься до этого места, там уже закончились часы приема. Во всех учреждениях царила неповторимая атмосфера, которую трудно передать словами: прогресс в виде электронных талонов сюда попросту не дошел, и посетители занимали «живую очередь», причем далеко не всегда сразу становилось понятно, в какой именно кабинет тебе нужно. Люди злились, ругались, повышали голос и постоянно что-то уточняли друг у друга. Чиновники, наоборот, являли собой образец спокойствия и безмятежности. Еще давно, в самом начале своей карьеры, они усвоили простую истину: даже когда дело стоит на месте, рабочий день все равно идет, а значит, торопиться им некуда. Исходя из этого принципа, чиновники действовали с истинно восточной важностью и неторопливостью, постоянно прерываясь на очередную чашку чая с каким-нибудь печеньем. Посетители, казалось, безмерно раздражали их своей суетливостью; спасало лишь то, что от этих назойливых людей можно спрятаться за надежными стенами своих кабинетов.

Никогда раньше Моне не доводилось сталкиваться с бюрократической машиной; как любой человек, впервые попавший в сети этой бездушной системы, она чувствовала себя растерянной и безумно злилась. Ее выводили из себя полные тетеньки, скользящие по посетителям равнодушным взглядом, раздражали постоянные очереди, а главное – затянутость и бестолковость самого процесса. Она нервничала и торопилась, постоянно ожидая подвоха, но окружающим не было до этого никакого дела, – все происходило независимо от ее воли, по веками установившейся традиции.

Сбор документов затянулся; не обошлось и без сложностей, но все-таки крупных неприятностей удалось избежать. Для получения одной важной бумаги потребовались оригиналы документов членов ее семьи, и Мона встала перед тяжелым выбором. Звонить матери? И что она ей скажет? К счастью, тут ей сыграла на руку другая черта египетских чиновников, а именно – страсть к мздоимству. Стоило лишь намекнуть, что получить оригиналы этих документов представляет для нее определенную сложность, как толстая сотрудница сразу встрепенулась, а ее глаза на миг вдруг приобрели осмысленное выражение.

Оказалось, вопрос можно решить прямо на месте, потребуется лишь «халяуа». Поскольку деньги у Моны были, проблема решилась легко и быстро. Пачка купюр перекочевала в руки чиновницы; по такому случаю та лично встала с кресла и пошла в другой кабинет, чтобы помочь щедрой посетительнице решить ее вопрос. Через пять минут нужная бумага оказалась у Моны в руках; как водится, ее требовалось еще заверить в другом месте, но это уже не имело никакого значения: за эти несколько дней постоянные перебежки из кабинета в кабинет и из здания в здание вошли у Моны в привычку.

Итак, все нужные документы были собраны; оставалось лишь дождаться приглашения. Чувствуя себя самой настоящей невестой, Мона решила купить себе свадебное платье: а то неизвестно, что продается в Украине. Она слабо представляла, в какой одежде выходят замуж иностранки, но подозревала, что это может быть что-то слишком открытое, что Мона никогда не решится на себя надеть. Еще несколько дней она провела, посещая свадебные салоны; иногда ее сопровождала Линда. На этот раз никто не вмешивался в процесс подготовки к свадьбе: Мона чувствовала себя свободной и счастливой оттого, что может выбрать платье, мужа и образ жизни, исходя из собственных пожеланий и представлений.

Когда курьер в желтой фирменной куртке вручил ей заветный конверт из Украины, Мона едва не лишилась чувств. Вот оно – счастье! Оказывается, счастье имеет материальную форму, его легко можно потрогать руками! Свадебное платье, приглашение, распечатанный билет на самолет – все эти предметы материального мира олицетворяли ее стремительно приближающуюся новую жизнь и служили доказательствами того, что все это Моне не приснилось.

Довольно быстро удалось оформить и визу; правда, в консульство Украины Мона смогла попасть лишь со второй попытки, но даже это не могло омрачить ее радости. Украинские чиновники показались Моне куда вежливее египетских, и она решила, что Сергей явно преувеличивал, рассказывая об ожидающих их трудностях. Скоро они поженятся, и в качестве законной супруги она сможет остаться в Украине хоть на всю жизнь!

Получив визу, Мона забронировала билеты на ближайшую дату. До отъезда к любимому оставалась всего неделя. Неделя! Ее последние дни в Каире, прежде чем она покинет этот город, – возможно, навсегда! Пребывая в состоянии эйфории, она решила позвонить матери, с которой не общалась уже два месяца. Мона по-прежнему не решалась сказать ни о своей беременности, ни о предстоящем замужестве и отъезде в Украину. Она просто хотела услышать голоса матери и сестры и убедиться, что у них все в порядке.

Разговор получился совсем не таким, как хотелось Моне. Вначале мать отвечала на расспросы сухо, дежурными фразами, и два раза пожаловалась на отсутствие женихов для Сумайи. Мона поняла, что ее так и не простили, и уже собиралась повесить трубку, когда мать вдруг вспомнила про отца.

– Переживает он, – вздохнула она. – Похудел, и голова совсем седая… Обижен сильно и старается не подавать виду, но в последнее время начал спрашивать про тебя.

– Вот как? – удивилась Мона. – Передай ему, что у меня все нормально.

– Может, ты как-нибудь заедешь домой?

– Я… не знаю. Мне кажется, это не самая лучшая идея.

– Нельзя же вечно прятаться друг от друга.

Мона вздохнула. Ох, мама, мама… Ты ведь ничего не знаешь… Если бы не беременность, она бы не устояла перед искушением увидеть своих родных еще хотя бы раз, но сейчас Моне было страшно. Ее положение пока не бросалось глаза, – из-за токсикоза она даже похудела, но опасения, что правда каким-то образом все же может открыться родным, были слишком сильны. Что сделает отец, если все узнает? Лучше даже не думать об этом!

– Ты права, но я пока не готова. Может быть, позже.

– Не бойся. Отец был очень зол, но уже остыл. И еще он очень переживает из-за тебя.

– Не стоит. У меня все в порядке.

– Мона… Я никогда не спрашивала об этом, но… ты ведь больше не встречаешься с тем иностранцем?

– Сергей… он уехал из Каира, – расплывчато ответила Мона.

– Навсегда? – уточнила мать.

– Навсегда.

– Дочка, какая замечательная новость! Слава Аллаху! Ты сняла с моей души огромный камень! Теперь тебе точно не нужно ничего бояться! Отец простит тебя. Конечно, ты доставила ему много огорчений, но все-таки ты остаешься его дочерью и он переживает за твое будущее.

– Мама, я тебе еще раз повторяю, что у меня все прекрасно и вам не о чем переживать. Мне очень жаль, что из-за этой ситуации расстроилась свадьба Сумайи. Я этого не хотела, клянусь.

– Сумайя до сих пор обижена на тебя.

– Я знаю, и мне очень жаль, – повторила Мона. – Но ведь ничего уже не исправить.

– Приезжай. Поговори с отцом и с сестрой.

– Я подумаю. – Мона вдруг почувствовала ком в горле. Ей страшно хотелось рассказать всю правду в надежде, что мать порадуется за нее, но Мона понимала, насколько это неосмотрительно и опасно. – Не торопи меня, мама.

– Ну хорошо. Кстати, Ахмед скоро женится.

– Вот как? Откуда ты знаешь?

– Соседки рассказали. Недавно была шабка.

– Ну что ж. Надеюсь, он будет счастлив. – Мона поймала себя на мысли, что воспоминания о бывшем муже оставили ее совершенно равнодушной. Она не чувствовала ни ревности, ни злости, ни обиды, ни сожалений – ничего.

– Вполне естественно, что он уже нашел новую жену. Такие завидные женихи на дороге не валяются, – вздохнула мать.

– Мама, перестань! Ахмед хороший человек, и пусть в новой семье у него все сложится хорошо. Но тебе не стоит сожалеть о том, что мы расстались. Наш брак был ошибкой.

– Но что же будет с тобой, Мона? Как ты будешь жить дальше?

– Со мной все хорошо. Может, тебе трудно в это поверить, но я сейчас намного счастливее, чем была в браке с Ахмедом. Кроме того, он ведь не единственный мужчина в мире. Рано или поздно я устрою свою судьбу.

– Дай-то бог, дочка… Конечно, ты ведь теперь в Каире… Там более свободные нравы. Возможно, ты найдешь жениха, который не узнает о твоем скандальном разводе, или даже того, кто сможет закрыть на это глаза. Но я не могу не волноваться. Уж очень болит моя душа… за тебя и Сумайю… – Она расплакалась.

Кое-как успокоив мать, Мона положила трубку и вдруг сама разрыдалась.

«Наверное, было бы лучше совсем не звонить, – подумала она. – Пусть родные думают, что я поменяла номер. А как иначе объяснить свое исчезновение и выключенный телефон?»

– Твоя мама права: ты не сможешь прятаться вечно, – покачала головой Линда. Подруги встретились в кафе за несколько дней до отъезда Моны в Каир. – Если ты хотела порвать все связи с семьей, надо было поменять сим-карту сразу после побега из дома и не делать попыток связаться с ними.

– Наверное, ты права. Я совсем запуталась. Не знаю, что делать. Написать родным из Украины? Сообщить, что я вышла замуж и жду ребенка?

– Тебе решать. Прости, но в такой ситуации я даже опасаюсь давать советы. Одно знаю точно: если ты хочешь начать новую жизнь – нельзя оставлять то, что связывает тебя с прошлым. Рано или поздно тебе придется во всем признаться. Родственники или простят тебя, или отрекутся окончательно. В любом случае, в Украине ты можешь не опасаться их мести.

Мона вздохнула. Она знала, что Линда и сама идет на риск, когда видится с ней, – эти встречи приходилось скрывать от Мизу, который был категорически против любых контактов жены с его кузиной.

– Если ты уедешь без предупреждения и выключишь свой телефон, рано или поздно твои родители придут ко мне, – задумчиво протянула Линда. – Наверняка они догадываются, что мы по-прежнему общаемся.

– Да, ты права. Прости, что снова подставляю тебя под удар. Ох, Линда, я просто не знаю, что делать!

Разговор с матерью не шел у нее из головы; Мона постоянно размышляла о том, как решить вопрос с родными, но не могла придумать ничего путного. Единственное, в чем она была твердо уверена, – это то, что ни за что не решится показаться на глаза отцу. Но судьба распорядилась иначе: за два дня до отъезда она встретила его у дверей своего дома.

Сначала Мона подумала, что у нее галлюцинации: она много раз мысленно представляла эту ситуацию, хотя никогда не думала, что отец в самом деле сможет найти ее в многомиллионном Каире. Вторая мысль, которая промелькнула в ее голове: заметил ли он изменения во внешности дочери? Почему-то Мона не сомневалась, что мать, родившая и воспитавшая четверых детей, раскусила бы ее сразу. Отец – другое дело, но и он может что-то заподозрить. Мона автоматически одернула тунику, пытаясь скрыть едва-едва намечающийся живот.

– Здравствуй, дочка, – поздоровался отец.

– Здравствуй, папа. Не ожидала тебя здесь увидеть, – прошептала Мона. Стоило слегка отвлечься от собственных мыслей, как ей бросились в глаза изменения во внешности отца. За прошедшие три месяца он, казалось, постарел на десять лет: в волосах прибавилось седых волос, а его некогда мощная фигура похудела и как будто сгорбилась под тяжестью невидимого груза. Было несложно догадаться, что эти изменения – последствия ее скандального развода и побега из дома. Сердце Моны болезненно сжалось. Как же он смог разыскать дочь в огромном мегаполисе? Зачем пришел сюда? Но стоило лишь взглянуть на его лицо, чтобы понять, что отец не собирается мстить: слишком много усталости, боли и смирения притаилось в глубине этих глаз.

– Не пригласишь к себе? – спросил отец.

«Хочет убедиться, что я живу одна, без мужчины», – поняла Мона.

– Заходи, – ответила она, судорожно прикидывая, как может себя выдать. Никаких следов проживания Сергея в квартире не осталось; детские вещи были аккуратно сложены в укромном месте, да и чемодан она благоразумно убрала за шкаф.

«Если повезет, то он ничего не узнает, – решила Мона. – А если я откажусь пускать папу в квартиру, будет только хуже. Пусть Аллах мне поможет».

Они молча поднялись в лифте, и Мона открыла дверь. Отец внимательно осмотрел обстановку, но ничего не сказал.

Пауза затянулось; Мона мяла в руках салфетку, не зная, как начать разговор.

– Так, значит, твой иностранец уехал? – спросил отец.

– Да, уехал.

– Что ж, это вполне естественно. Скажи, Мона: неужели ты не жалеешь, что разрушила брак с Ахмедом ради человека, который никогда не собирался связывать с тобой свою жизнь?

Она тяжело вздохнула.

– Я ничуть не жалею, что развелась с Ахмедом. Наш брак с самого начала был ошибкой. Да, мне обидно, что все случилось именно так, со скандалом… но тут уже ничего не поделаешь. Сергей ни в чем не виноват, да и Ахмед был не вправе меня винить – я никогда ему не изменяла. Знаю, ты не одобряешь, что я водила знакомство с другим мужчиной в отсутствие мужа, но…

– Вообще-то я пришел сюда не для того, чтобы вспоминать прошлое, – перебил ее отец. – Не нужно защищаться, Мона, – я вовсе не собираюсь на тебя нападать.

– Но мне очень жаль, что я доставила тебе столько переживаний. Поверь, я бы очень хотела как-то это исправить.

– Я чувствую свою вину, Мона. Что бы ни случилось, ты – моя дочь, и я несу за тебя ответственность перед Аллахом. Раз ты свернула с пути, значит, я в чем-то ошибся.

– Прости за дерзость, но этот путь никогда не был моим. Мне следовало отказаться от брака с Ахмедом и пойти учиться.

– Жаль, что мы запретили тебе это сделать. Тогда я считал, что ты слишком молода, и мой долг – оградить дочь от всех возможных соблазнов. Теперь я понимаю, что это была моя ошибка. Получив образование и работу, ты бы не стала тихой семейной женщиной, какой я хотел тебя видеть… но возможно, нам бы удалось избежать всех этих потрясений. – Отец уронил голову на грудь. – Да, я хотел как лучше, но все получилось совсем иначе…

– Я рада, что ты это понимаешь. И еще раз прошу прощения за все, что вам с мамой пришлось пережить по моей вине. – Она говорила медленно, с трудом удерживаясь от того, чтобы разрыдаться и кинуться ему на шею.

– Как ты собираешься жить дальше?

Мона долго обдумывала ответ. Она понимала, что ступает на опасную тропу. Нельзя, чтобы отец догадался о ее планах: известия о беременности дочери от иноверца ему просто не пережить.

– Как буду жить? Обыкновенно, – осторожно сказала Мона. – Так же, как жила все эти месяцы.

– Может, тебе стоит вернуться домой?

– Домой? Ты предлагаешь мне вернуться домой?

– Да. Нехорошо, когда молодая женщина живет одна. Я постараюсь забыть прошлые обиды и не стану запрещать тебе работать.

– А как же репутация семьи и общественное мнение?

– Плевать я хотел на общественное мнение. Знаешь, мы, египтяне, слишком много думаем о том, что скажут люди.

– С этим не поспоришь, – усмехнулась Мона.

– Я уже не молод, дочка. Самое время думать не о злых языках, которые судачат за моей спиной, а о Всевышнем. Ты знаешь, что я как отец несу за тебя ответственность. Что я скажу Аллаху, когда он спросит о тебе? Я во многом ошибался, Мона, но теперь хочу попробовать исправить свои ошибки. Что касается пятна на репутации… его не отмыть. Но Аллах милостив: возможно, когда-нибудь он смягчит людские сердца и наша семья вновь будет считаться одной из самых уважаемых.

– Я очень сожалею, – повторила Мона.

– Так что ты скажешь о моем предложении?

Она отчаянно размышляла, как отказаться, чтобы отец ничего не заподозрил.

– Прости, но пока не могу вернуться. Скоро мне предстоит командировка за границу.

– Да? – удивился отец. – И куда же?

Мона втайне возрадовалась, что он не имеет никакого представления о ее работе.

– В Эмираты, – ответила она первое, что пришло ей в голову. – Там будет стажировка… Курсы повышения квалификации… В общем, для меня это очень хороший шанс.

– Ты точно решила ехать?

– Да.

– И надолго?

– Как минимум на полгода. Улетаю уже на следующей неделе.

– Мать мне ничего не говорила, – удивился отец.

– Мама не знала. Вопрос с поездкой решился буквально на днях, – выкрутилась Мона.

Она ерзала на кресле и тайком поглядывала на часы, опасаясь продолжать этот разговор. С одной стороны, Мона жалела отца и в глубине души очень хотела наладить с ним отношения. С другой стороны, она понимала, что это невозможно, – слишком многое было поставлено на карту. Нельзя допустить, чтобы отец догадался о планах дочери: мало того, что это разобьет его сердце, – он может вмешаться и помешать отъезду Моны в Украину.

«Я должна выбрать: или Сергей, или моя семья. Увы, но совместить их в моей жизни невозможно: они будто выходцы с разных планет. И как бы сильно я ни любила родителей, в глубине души я давно выбрала Сергея».

Поняв, что разговор закончен, отец попрощался и направился к выходу. Обернувшись напоследок, он еще раз пристально посмотрел на Мону.

– Ты уверена, что у тебя все хорошо?

– Уверена, – ответила она, с трудом сдерживая слезы. – Прости меня, папа.

– Аллах милостив. Я буду молиться за тебя.

– Спасибо.

– Но ты хотя бы зайдешь к нам?

– Ин ша Аллах. Зайду когда-нибудь…

Захлопнув за отцом дверь, Мона сползла на пол и разрыдалась.

Оставшиеся до отъезда дни прошли без особых потрясений. В последнюю ночь Мона долго не могла сомкнуть глаз: все вещи были собраны, такси заказано, все дела в Каире давно закончены, но что-то не давало ей покоя. О своем отъезде Мона не сообщила никому, кроме Линды, – даже баваб считал, что девушка просто переезжает на другую квартиру. Лежа в постели, она прокручивала в голове всю свою прошлую жизнь: детство в деревне и замужество с Ахмедом, устройство на работу и встречу с Сергеем. То, что последовало за этим знакомством, изменило всю ее жизнь: казалось, смутные мечты о заморских странах и прекрасном принце вот-вот осуществятся. Но теперь, на пороге новой жизни, Моне было откровенно страшно. Что ждет ее в Украине? Как она уживется с матерью Сергея? При одном воспоминании о бывшей свекрови девушку передернуло. Мона пыталась намекнуть мужу о возможности жить отдельно, но тот мягко отверг ее предложение.

– Конечно, мы взрослые люди и должны жить сами по себе, – согласился Сергей. – Но давай не будем торопиться. Еще неизвестно, останемся ли мы в Украине. А потом: ты иностранка, не знающая ни страны, ни языка, а я не смогу постоянно сидеть с тобой дома. Как ты обойдешься без маминой помощи, тем более когда родится ребенок?

Мона была вынуждена признать разумность этих доводов, но она ничего не могла с собой поделать: при одной мысли о совместном проживании со свекровью ей становилось плохо. Интуиция показывала девушке, что и в этот раз все будет не так уж просто.

«По крайней мере, теперь мне есть чем дорожить и за что бороться, – решила Мона. – Ведь, положа руку на сердце, я никогда не цеплялась за Ахмеда; наш брак был ошибкой, и где-то в глубине души я понимала это с самого начала… вот почему необходимость уживаться с хамати вызывала лишь плохо скрываемое раздражение. Свекровь видела мое отношение и, естественно, злилась – а как иначе? Но теперь ситуация коренным образом изменилась: у меня есть любимый мужчина и скоро родится наш ребенок. Это стоит того, чтобы наладить отношения со свекровью. Ведь она мать, а любая мать желает сыну только самого лучшего. Надо лишь показать ей, как сильно я люблю Сергея, – тогда она примет меня как родную».

Тяжелые мысли долго не давали ей покоя; утром Мона с трудом поднялась, быстро выпила кофе и попросила баваба спустить ее вещи вниз. Такси опаздывало; она нервно топталась на месте, пытаясь дозвониться до водителя и проклиная египетскую непунктуальность.

Наконец машина подъехала; Мона, сдерживаясь из последних сил, помогла таксисту запихнуть свои чемоданы в багажник и всю дорогу поторапливала его, как могла. Несмотря на каирские пробки, в аэропорт они успели вовремя. Еще два томительных часа ожидания – и Мона оказалась в кресле самолета. В памяти совсем некстати всплыли воспоминания о единственной за всю ее прошлую жизнь заграничной поездке в Дубай. Тогда они с Ахмедом чуть не опоздали на рейс, поссорились и всю дорогу просидели молча, отвернувшись друг от друга. Несмотря на все переживания, сегодня Мона глядела в свое будущее куда более оптимистично, готовясь вступить в новую волшебную жизнь. Она испытывала целую гамму эмоций: вера и надежда на счастливое будущее с Сергеем смешивались с опасениями, как она сможет жить в чужой стране; сюда же добавлялось чувство вины перед своей религией и родителями за брак с иноверцем. Моне хотелось воспарить на седьмое небо, но смутное ощущение подавленности и страха вновь опускало ее на землю, не давая в полной мере насладиться своим триумфом. В попытке отвлечься от всех этих переживаний Мона стала разглядывать людей в салоне самолета.

«Как они не похожи на нас, – думала она, продолжая осматривать своих попутчиков и улыбчивых стюардесс, разносящих леденцы. – Здесь больше половины иностранцев. Я еще не успела покинуть территорию Египта, а уже чувствую себя белой вороной. Да поможет мне Аллах!»

Перелет прошел почти незаметно; измученная после бессонной ночи, Мона вскоре задремала и проснулась лишь при заходе на посадку. Паспортный контроль и прочие таможенные процедуры тянулись так долго, как будто Украина специально испытывала на прочность ее и без того измотанные нервы. Мона удивилась тому, что многие сотрудники аэропорта говорят по-английски хуже, чем она. Но наконец все осталось позади, получив свой объемный багаж и вспомнив сразу все известные ей молитвы, Мона вышла в зал, где ее ждал Сергей.

Они неловко обнялись. В глазах у Моны стояли слезы; Сергей, смущаясь, подарил ей букет цветов и повел к выходу. Мона отчаянно вертела головой, пытаясь не упустить ничего из происходящего. Все это казалось ей сном – неужели она действительно прилетела в Украину?

– Как ты, хабиби? – спросил Сергей, выруливая со стоянки. – Как себя чувствуешь?

– Все хорошо.

– Долетела нормально?

– Да, отлично.

– Мама нас уже ждет.

– Как она настроена? – осторожно уточнила Мона.

– Совсем неплохо. Тебе не о чем волноваться.

– Не получается. Твоя мама ведь говорит по-английски?

– Боюсь, не слишком хорошо. Зато с ней ты сможешь быстро выучить русский.

Мона слабо улыбнулась и переключилась на изучения пейзажа за окном автомобиля. По сравнению с Каиром Киев показался ей очень светлым и чистым городом. Она смотрела на широкие проспекты, парки, жилые кварталы и пыталась свыкнуться с мыслью, что ей предстоит прожить здесь, возможно, не один год и даже не одно десятилетие. Иногда Сергей комментировал то, что попадалось им по дороге; он пытался казаться спокойным и уверенным, но Мона чувствовала его нервозность.

«Как может быть иначе? – убеждала себя она, желая справиться с собственными страхами. – Перевезти жену-иностранку – это серьезный шаг. Конечно, Сергей волнуется, и это естественно. Главное, что мы наконец-то вместе».

Когда машина доехала до пункта назначения, Мона долго рассматривала дом и окрестности, стараясь все запомнить. Она знала, что Сергей живет не в компаунде, а в самом обычном многоквартирном доме; ее удивило наличие большой детской площадки во дворе и то, что все дома стоят далеко друг от друга.

– Наверное, это очень удобно, – признала Мона. – Но ведь на месте такой площадки можно построить еще один дом или даже не один.

– Чтобы они стояли окно в окно? – с улыбкой уточнил Сергей.

– В Египте обычно так и делают.

– Я знаю. Или ты думаешь, что за год жизни в Каире я видел только компаунды и офисные здания? Но в Украине есть генеральный план застройки городов, и по этому плану дома нельзя лепить вплотную друг к другу. Существуют определенные нормы, сколько квартир может быть построено на один квадратный километр площади; во дворах обязательно должны быть зелень и детская площадка. А еще в каждом районе есть детский сад, школа и поликлиника. Ну и магазины, само собой.

– Как у вас все продуманно, – восхитилась Мона. – Так много деревьев, и к тому же очень чисто. Наверное, здесь хорошо убирают.

– В первую очередь тут меньше сорят. Конечно, кое-кто может швырнуть окурок на тротуар, но в основном мусор выкидывают в урны. И уж точно никто не выбрасывает отходы из окна.

Мона покраснела; она знала, что Сергей говорит не о ней лично, а о привычках египтян в целом, но ей вдруг стало неприятно.

– Еще у вас очень красивая природа, – сказала Мона, пытаясь перевести разговор в другое русло. – Никогда не видела столько желтых листьев.

– Зато нет пальм, – отшутился Сергей. – Тебе не холодно?

– Нет. Честно говоря, здесь теплее, чем я думала.

– Тебе повезло с погодой, но думаю, что скоро похолодает.

– Знаешь, что еще меня удивило? В Каире я за всю жизнь не видела столько церквей, сколько заметила сейчас, проезжая по Киеву, – продолжала делиться впечатлениями Мона.

– Здесь много храмов, и некоторые очень красивые.

– А ты ходишь в церковь? – осторожно спросила Мона.

– Очень-очень редко. Ну, может, один-два раза в год, по большим праздникам. Я же говорил, что мы не слишком религиозны.

– Но церкви у вас и правда красивые. Зато все дома похожи друг на друга, как близнецы.

– Прямо все?

– Ну, я с трудом могу отличить твой дом от соседнего.

Сергей улыбнулся, вспомнив «Иронию судьбы».

– Да, в спальных районах, хм, не слишком разнообразная архитектура.

– И все дома очень высокие.

– А я уже успел забыть, что у вас все не так.

– На каком этаже твоя квартира?

– На десятом. Надеюсь, ты не боишься высоты?

– Вроде не боюсь, – осторожно ответила Мона. – Но я никогда не жила так высоко. А лифт есть?

– Ну конечно! – расхохотался Сергей. – Может, давай уже поднимемся? Мама ждет.

– Да, конечно. – Она с сожалением оглянулась на двор. – Просто мне здесь очень понравилось. Что ж, пошли знакомиться с твоей мамой.

Сергей ободряюще обнял ее за плечи. Мона ответила ему робкой улыбкой и обреченно подумала, что отступать ей все равно некуда.