Каир встретил Мону прохладой и кучами мусора на улицах, – оказалось, что за свое довольно краткое отсутствие она уже успела отвыкнуть от привычного с детства пейзажа. Линда подыскала ей новую квартиру, и через три часа после приземления измученная Мона наконец получила ключи от своего временного пристанища. Баваб глядел на нее, не скрывая любопытства, и она могла лишь догадываться, что он думает насчет новой жилички. Мона грустно усмехнулась. Да уж: нечасто увидишь одинокую египтянку на седьмом месяце беременности. Вопреки всем обычаям ее не навещал ни муж, ни родители, ни толпа других родственников. Она по-прежнему общалась лишь с Линдой, но делать это приходилось в обстановке строгой секретности: не приведи Аллах муж подруги узнает, что его блудная кузина беременна неизвестно от кого. Пришлось выбросить старую сим-карту и полностью оборвать все контакты с семьей, но несмотря на все меры предосторожности, Мона не могла избавиться от страха. В многомиллионном Каире она испуганно озиралась по сторонам, опасаясь, как бы не встретить кого-то из знакомых. Один раз нежелательная встреча все же произошла; правда, это оказалась всего лишь бывшая коллега, которая узнала ее и решила поздороваться. Моне пришлось соврать, что она вышла замуж и вполне счастлива, дать неправильный номер телефона и постараться забыть о неприятном эпизоде.

Шло время, а Мона все не могла успокоиться. Она убеждала себя, что находится в безопасности и скоро Сергей заберет ее с собой – в Канаду, в Украину, хоть на край света, лишь бы подальше отсюда. Каир казался ей чужим, грязным и враждебным городом. Гинеколог, который вел беременность Моны, обратил внимание на нервозность своей пациентки и прописал ей мягкое успокоительное. Мону раздражали удивленные взгляды и шепоток соседей за спиной, раздражала извечная манера египтянок передвигаться повсюду в сопровождении родственниц или подруг, – почти каждый выход на улицу становился для нее испытанием. Сидя в приемной у врача, она смотрела на других беременных женщин, которые пришли в компании мужей, матерей или сестер, а зачастую целой толпой; в такие моменты она особенно страдала от своего одиночества. Живот рос, ребенок толкался все активнее и, по словам доктора, развивался вполне благополучно – вот только Моне не становилось легче.

Звонки Сергея тоже не добавляли оптимизма: он был погружен в свои дела и, казалось, не слишком-то интересовался женой и дочерью. Пара дежурных вопросов о ее самочувствии, и Сергей переводил разговор на другую тему. Мона видела, что ему нравится Канада: он воодушевленно рассказывал о работе, о новых друзьях и красивой природе, чем-то напоминающей родную – украинскую.

– Я не чувствую, что мы с тобой – одна семья, – пожаловалась она однажды.

– Мона, ради бога! Да, я сейчас далеко, но мы ведь уже сто раз это обсудили. Так сложились обстоятельства, и придется немного потерпеть.

– Дело не только в том, что ты далеко. Просто мне кажется…

– Тебе кажется, – отрезал Сергей. – Мона, я понимаю: ты беременна, ты одна, у тебя гормоны. Но сколько можно повторять одно и то же?

– Ты меня совсем не слушаешь.

– Потому что я заранее знаю, что ты скажешь. Лучше подумай о ребенке. Врачи говорят, что беременным женщинам вредно нервничать.

– Я стараюсь, но не получается. Скажи хотя бы, когда ты сможешь приехать.

– Летом, как мы и договаривались.

– Кстати, твоя мама так и не прислала мне бумаги из нашего посольства.

– Черт, я ей напомню… А если мы не успеем до родов?

– У меня на руках только орфи-контракт, да еще и с иностранцем, – с сомнением протянула Мона. – Пожалуйста, поторопи свою маму. На меня и так косо смотрят: беременная женщина, совсем одна, без мужа, без семьи. Не хватало еще позорного отказа зарегистрировать ребенка.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь.

– А мне кажется, в своей Канаде ты совсем забыл, что такое Египет.

– Ладно, ладно. Я все понял. Давай, созвонимся завтра. Целую.

– Я тебя люблю, – прошептала Мона.

– И я тебя. Пока. – Сергей повесил трубку и раздраженно закурил сигарету.

«Вот черт, теперь еще и матери придется звонить. – Он раздраженно нахмурил брови. – Да что ж за жизнь у меня пошла?» – Рука потянулась за следующей сигаретой. Звонки жене и матери с первого дня стали для Сергея тяжелой обязанностью и служили постоянным напоминанием о его вине перед этими женщинами, хотя Сергей никак не мог понять, в чем эта вина заключается. Моне приходилось звонить каждый день, а матери – два-три раза в неделю; на большее его не хватало. Сегодня Сергей хотел ограничиться разговором с женой, но раз Моне срочно нужны документы, придется напомнить матери, – от этой мысли он вновь нахмурился, но выбора не было.

Тамара Николаевна, как обычно, жаловалась на плохое здоровье, подорожавшие продукты, нестабильную ситуацию в стране и свое одиночество. Сергей слушал вполуха и сочувственно кивал в нужных местах.

– Мам, ты помнишь про документы из посольства? – наконец вклинился он.

– Помню, вот только сегодня туда звонила. – Сергей почувствовал, что мать недовольна. Впрочем, все, что касалось Моны, неизменно вызывало ее недовольство.

– И что сказали? Переводы готовы?

– Нет, не готовы. Им нужна справка о твоем вероисповедании. Что за дикая страна? Какое им дело до твоей религии? Я, конечно же, сказала, что ты крещеный.

– Мама!

– Что – мама! Крещеный, как и положено в нашей вере…

– По их законам мусульманка не может выйти замуж за христианина, – ответил Сергей убитым голосом.

– Они так и ответили. И сказали, что не могут легализовать ваш брак. Для этого ты должен предоставить справку, что исповедуешь ислам. Я, разумеется, сказала, что мой сын не имеет никакого отношения к их исламу…

– Мама, ну зачем?

– Потому что это правда! В любом случае, без этой бумаги они не будут ничего делать.

– А почему нам сразу об этом не сказали?

– Вот сам их об этом и спроси, – отрезала Тамара Николаевна.

– Ладно, теперь уже не важно. Черт…

– Когда ты приедешь? – угрюмо поинтересовалась мать.

– Постараюсь прилететь летом.

– Постараешься?

– Мама, Мона в Каире, и ей скоро рожать.

– А твоя мать в Украине, где до сих пор страшно выйти на улицу. Одна, без родных, без поддержки…

«Черт, ведь то же самое буквально пять минут назад говорила Мона, – подумал Сергей. – Просто поразительно. Мать и Мона на дух друг друга не переносят, но твердят в унисон практически одно и то же».

– Мама, ну я тебя прошу. Мне что, на части разорваться?

– Ну конечно, кто после свадьбы вспомнит про родную мать? Правильно говорят: дочь рожают для себя, а сына – для другой женщины…

– Я же сказал, что постараюсь приехать. Не начинай, пожалуйста. В крайнем случае куплю тебе билеты в Канаду и помогу с визой.

– Ну хорошо, – смилостивилась Тамара Николаевна. – Будем надеяться, что я тебя еще увижу. А то кто знает, сколько мне жить-то осталось…

– Мама!!!

Сергей наспех попрощался и протянул руку за очередной сигаретой. Нет, это становится просто невыносимым! Мать и раньше любила поворчать, что сын укатил за границу, бросив свою старушку на произвол судьбы, но после его свадьбы это перешло всякие границы.

«А теперь придется сообщить Моне, что документов о браке она не получит. Черт бы побрал Египет и эти вечные заморочки с религией! Вот тут с мамой трудно не согласиться: кому какое дело до моего вероисповедания?»

Подумав, Сергей решил, что на сегодня с него хватит – разговор с женой можно отложить до завтра. А сейчас он заслужил небольшую передышку.

«Проведу вечер в приятной компании, расслаблюсь, выпью виски… глядишь, жизнь покажется веселее».

С Моникой Сергей познакомился на прошлой неделе в одном из баров. Приятная молодая женщина без особых комплексов не стала ломаться и сразу согласилась завершить вечер в его квартире.

«До чего приятно иметь дело с западными девушками, – думал он, паркуя машину около кафе. – Двое взрослых людей хорошо проводят время и не выносят друг другу мозг. Я уже почти забыл, что такое возможно… пока Юля мне не напомнила».

Сергей задумался. За последние полтора года в его жизни не случалось романов, за исключением Моны. Все начиналось так красиво и романтично: он завоевывал, она сопротивлялась. А что теперь? Они женаты буквально несколько месяцев, а ему уже ничего не хочется – только свободы.

В кафе его ждал приятель: они поужинали, хорошо выпили, посмотрели хоккейный матч, и Сергей в прекрасном расположении духа переместился в соседний бар, где встретился с Моникой. Несколько раз ему в голову залетали мысли о жене и о предстоящем тяжелом разговоре, но Сергей решительно гнал их прочь. Этот вечер он твердо решил провести расслабленно и спокойно.

Мона сидела у окна и бессмысленно смотрела на улицу. В последнее время ей становилось все сложнее сконцентрироваться: предметы валились из рук, еда подгорала; да, собственно, и аппетита не было. Мона всегда была чистюлей, но сейчас беспорядок в квартире волновал ее меньше всего; она равнодушно глядела на пыль и разбросанные вещи. Антидепрессанты, выписанные врачом, почти не помогали. Порой Моне казалось, что ребенок, толкающийся в животе, – единственная тонкая нить, которая держит ее в этой жизни. Она долго боялась себе признаться, что чувства Сергея заметно охладели и он тяготится семейными обязанностями, но однажды просто устала прятать голову в песок. Сергей звонил раз в день, но в его голосе не чувствовалось никакой теплоты; он задавал дежурные вопросы, как будто отрабатывая некую повинность. Но самое ужасное заключалось в том, что бежать было некуда. Даже родная страна стала для нее враждебной: мысли о том, что кто-то может раскрыть тайну ее отношений с Сергеем, не давали Моне покоя.

«Не приведи Аллах…»

Когда-то она думала, что брак с Ахмедом – это худшее, что могло случиться в ее жизни, но теперь Мона поняла, что сильно ошибалась. Да, сейчас ей было значительно хуже. Тогда Мона имела хоть какую-то поддержку, тогда еще была надежда или вернуться в дом к отцу или уйти, чтобы начать жизнь с чистого листа. Теперь, с ребенком и фактически без мужа, об этом не могло быть и речи.

«Я бы многое отдала, лишь бы снова увидеть мать, сестру… лишь бы понять, что кому-то в этом мире я небезразлична».

Одиночество висело на ее шее, будто тяжелый камень, – порой Моне казалось, что она ощущает его физически. Одна Линда звонила ей и проявляла какое-то сочувствие к положению подруги, но и той приходилось быть предельно осторожной. Через подругу Мона навела справки о своей семье; старший брат собирался жениться, и Сумайя наконец нашла себе нового жениха.

«Слава Аллаху, что у них все хорошо… но очень жаль, что мы не можем увидеться, – подумала Мона. – Хватит того, что один раз я уже расстроила свадьбу сестры».

Несколько месяцев назад разрыв с семьей дался ей относительно легко – Мона считала, что это вынужденная необходимость и наименьшее из возможных зол. Впереди маячила новая чудесная жизнь, и она даже не допускала мысли, что ее выбор может оказаться неверным. Теперь, вновь очутившись в Каире, в полной изоляции от родных и даже от прежних знакомых, Мона была не столь уж уверена в своем будущем. Как она ни пыталась убедить себя, что это временно и нужно лишь пережить тяжелый период, – в глубине души Мона сильно сомневалась в своих перспективах. У нее было слишком много свободного времени и слишком мало поводов для радости; все чаще и чаще преследовавшие ее неудачи казались Моне небесной карой за ее брак с иноверцем.

От Линды она узнала, что вторая жена Ахмеда уже беременна. Эта новость вызвала в ней смешанные чувства.

«Если бы я тогда смогла полюбить Ахмеда, ну хоть немного… если бы у меня получилось забеременеть… кто знает, как могла сложиться моя жизнь?»

Ее размышления прервал звонок телефона – это была Линда.

– Как настроение? – осторожно поинтересовалась подруга.

– Как обычно, – равнодушно откликнулась Мона.

– Чувствуешь себя нормально? Как ребенок?

– Физически я в полном порядке. Не переживай.

– Выше нос, все образуется. Мизу завтра уезжает в командировку, так что мы сможем увидеться.

– Здорово. – Мона действительно была рада этой новости. – А то я совсем заскучала.

– Тебе надо почаще выходить на улицу, – посоветовала Линда.

– С моим животом?

– Ну что за средневековые представления? Кто сказал, что беременной женщине нельзя гулять? Наоборот, свежий воздух тебе просто необходим!

– Свежий воздух? Вообще-то мы в Каире. Тут скорее углекислый газ. Но дело даже не в отсутствии мест для прогулок. Мне кажется, что все окружающие смотрят на меня… как будто они знают, что этот ребенок – плод тайного и запретного брака…

– Это называется «паранойя». Никому нет дела до отца твоего ребенка.

– Я понимаю, что накручиваю себя, но ничего не могу сделать. Мне не по себе от взглядов окружающих.

– Скоро возьмешь на руки своего бебика и забудешь обо всем на свете, – сказала Линда. – Все твои переживания покажутся глупыми и надуманными. Ребенок – это такое чудо.

– Я знаю, Линда, я знаю. Но не хотелось бы растить его без отца.

– Что за глупости, почему без отца? Сергей ведь не отказывается от вашей дочери. Скоро он приедет…

– Ах, Линда, мы вроде не ссоримся, но каждый день как будто отдаляемся друг от друга.

– Это потому, что вы в разлуке. А у тебя еще и гормоны играют. Скоро вы снова будете вместе, и все наладится.

– Не уверена в этом.

– Ну даже если вам суждено расстаться, жизнь на этом не закончится. Главное – это твой ребенок. Гони от себя дурные мысли, чтобы не сделать ему плохо.

– Это так непросто, Линда… Но я постараюсь. Ради ребенка я очень постараюсь.

– Вот и умница. Я позвоню тебе завтра с утра, договоримся, где встретимся. Хорошо?

– Хорошо. До завтра.

Мона положила трубку и вернулась к своим невеселым мыслям. Помимо прочих неприятностей, в последнее время довольно остро встал финансовый вопрос. Она привыкла, что все денежные вопросы решает мужчина; собственно, Сергей их и решал, но перед отъездом в Каир признался, что ограничен в средствах, и просил жену по возможности экономить.

– Как только получится, я сразу вышлю тебе деньги, – пообещал Сергей. – Но пока я не могу дать тебе большую сумму: я должен оставить что-то маме, ну и взять с собой на первое время.

– Конечно, я понимаю. – Моне только сейчас пришло в голову, что она понятия не имеет, сколько зарабатывает ее муж. До сих пор он всегда за все платил и ни в чем ее не ограничивал.

«Интересно, он зарабатывает больше Ахмеда или нет?» – мелькнуло у нее в голове.

– Но деньги все равно понадобятся. Мне нужно купить вещи для ребенка… Снять квартиру и на что-то жить…

– Я всего лишь прошу не транжирить деньги попусту. Вернувшись из Каира, я получил годовой бонус, но деньги уже почти разошлись. Да и бонусы урезали из-за ситуации в стране, так что… Ладно. Будем надеяться, что в следующем году заплатят больше.

– Да, конечно. Я все поняла.

Все это время она почти не тратила денег – разве что на аренду квартиры, минимально необходимый набор продуктов и на визиты к врачу. Но сейчас, после звонка Линды, Мона задумалась о том, что до сих пор ничего не купила для ребенка.

«А роды уже через месяц. Надо пройтись по магазинам, – решила она, – все-таки с Линдой будет веселее».

Мона написала Сергею сообщение, что завтра идет покупать их дочери приданое, но муж не ответил. Она подождала полчаса, час, пока Сергей вообще не вышел из Сети. Настроение вновь испортилось, а воображение разыгралось не на шутку.

«Где он? Почему не отвечает?»

Мона подозревала, что Сергей вновь начал выпивать, а зная ее отношение к алкоголю, скрывает это от жены, – этим она объясняла то, что он стал часто «пропадать» вечерами. Мысли о другой женщине у нее тоже возникали, но она из последних сил гнала их от себя.

«Нет, это невозможно. Он не такой».

Сергей в это время сидел в баре в компании Моники. Он бегло просмотрел сообщение жены и перевернул телефон, чтобы его спутница ничего не заметила.

«Мы же сегодня уже поговорили, чего тебе еще надо? – раздраженно подумал Сергей, отпивая виски. – Иди по магазинам, иди когда хочешь и куда хочешь, я ведь не запрещаю. Только дай и мне хоть глоток свободы».

Угрызения совести его почти не посещали, – свое поведение он считал логичным и едва ли не единственно возможным в сложившейся ситуации.

«Любой, даже самый порядочный мужчина вел бы себя точно так же. – Эту точку зрения целиком разделяли и его украинские друзья, знавшие о сложностях в семейной жизни Сергея. – Я делал все, чтобы сохранить ее репутацию. Когда она забеременела, я женился, хоть и не планировал этого. Я привез ее в Украину. Я обеспечивал и обеспечиваю Мону, готов признать ребенка, готов даже забрать их с ребенком с собой, просто не могу сделать этого прямо сейчас. Так получилось, что мне пришлось уехать в Канаду, а ей – вернуться в Каир, но в этом опять же нет моей вины. А жить монахом я не готов. Сорри, но это уж слишком. В конце концов, Мона никак не страдает от моих интрижек, она о них даже не знает».

Иногда совесть все же напоминала ему о Юле.

«Это просто случайность. Я был пьян и… в общем, все сделал не нарочно. Хорошо, что Юля оказалась такой замечательной девушкой и все поняла правильно».

И тем не менее мысли о Юле посещали его куда чаще, чем это допустимо для человека, который хочет все забыть. Сергей боялся признаться себе, что в тот вечер в компании своей бывшей девушки чувствовал себя слишком уж хорошо. Против воли он сравнивал Мону с Юлей – и был вынужден признать, что сравнение в пользу последней.

«Нет, пожалуй, первое время нам с Моной было приятно вместе… до известия о ее беременности. А вот в Украине… может, все дело в том, что там мы жили в маминой квартире? Нет, было что-то еще. Она изменилась, когда стала моей женой, – исчезла прежняя легкость, зато появился огромный список обязанностей. Черт, ну почему все так сложно… Ведь я любил Мону – или мне казалось, что любил. Я чувствовал в ней родственную душу, и мне нравилось проводить время вместе с ней. Куда все это подевалось, да еще так быстро? Теперь я ловлю себя на мысли, что Юля для меня куда ближе и понятней, чем собственная жена. Впрочем, мы с Юлей никогда не жили вместе, а семейная жизнь может многое изменить, теперь-то я это точно знаю. В любом случае мы с Моной женаты и у нас будет ребенок, – все остальное так, несерьезно… Эх, ведь столько лет жил холостяком, и еще бы столько прожить, не зная всех этих сложностей».

Впрочем, Сергей старался не слишком зацикливаться на мыслях о своей непростой личной жизни, – у него было много работы, была возможность проводить вечера и ночи с Моникой, и на все остальное времени уже не оставалось. Только ежедневные звонки жене напоминали о том, что он, даже спрятавшись на другом конце света, по-прежнему несвободен.

На следующее утро, проводив Монику до дверей, он решил позвонить Моне.

«Нет смысла оттягивать… придется сообщить ей, что с нашими документами о браке ничего не вышло», – решил Сергей.

Как и следовало ожидать, жена страшно расстроилась.

– Даже не знаю, что делать. Наверное, придется проконсультироваться с адвокатом.

– Хабиби, я не виноват. Мне же никто не сказал про справку об исламе. Ох уж эти ваши вечные египетские заморочки с религией.

– Я могла бы догадаться, что им понадобится эта бумага. В моей стране христианин не может быть мужем мусульманки.

– В общем, это косяк вашего посольства.

– Да я тебя и не обвиняю. Просто не знаю, что мне теперь делать.

– Хабиби, не переживай. Сходи к адвокату, если тебе так спокойнее. Но в любом случае я приеду, и мы все решим. В моем присутствии ребенка зарегистрируют по орфи?

– В твоем присутствии? Наверное. Но ведь ты даже не говоришь, когда приедешь.

– Я не говорю, потому что сам не знаю. Постараюсь прилететь к вам так быстро, как это только возможно. В крайнем случае возьму несколько дней за свой счет. А ты пока договорись с ребенком, чтобы он не торопился и дождался папу.

– Очень смешно.

– Я просто пытаюсь разрядить обстановку. Знаю, что ты очень ждала этих бумаг. Но уверен, что мы и без них все сделаем. Ты только не волнуйся.

– А почему ты не отвечал мне вчера вечером?

– Ну… после работы мы с коллегами пошли в кафе, посидели, поговорили… Было шумно…

– И много выпивки, – закончила Мона.

– Малыш, ну тут вообще-то не Египет, и здесь нет сухого закона.

– У тебя и в Египте его не было, – вздохнула Мона.

– Я же не обещал тебе бросить пить. Мы сто раз об этом говорили, и я объяснял, что алкоголь – часть нашей культуры.

– Ладно, давай не будем об этом. Все равно мое мнение ничего для тебя не значит.

– Хабиби, ну не начинай. Давай закроем тему. Мне пора бежать на работу. Хорошо вам с Линдой сходить по магазинам.

– Спасибо. Не волнуйся, я постараюсь быть экономной.

– Хорошо. Ну все, целую, я побежал.

– Я тебя люблю.

– И я тебя.

Мона договорилась встретиться с Линдой в одном из больших торговых центров. В последний момент оказалось, что подруге не с кем оставить сына, и она взяла Карима с собой.

– Ты объяснила ему, что наша встреча – это секрет для папы и остальных родственников? – забеспокоилась Мона.

– Ну конечно. Не волнуйся, все будет в порядке.

День пролетел незаметно: они хорошо прогулялись, наелись пиццы с мороженым и закупили почти все необходимое для новорожденного. Ноги у Моны гудели от непривычно долгой ходьбы, но это была приятная усталость.

– Тебе надо почаще выбираться из дома, – посоветовала Линда.

– Я знаю. Просто как-то не хочется ходить одной… ну, я уже говорила.

– Ага, говорила. Ты думаешь, у тебя на лбу написано, что муж иноверец, и все окружающие будут судачить за спиной.

– Я понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Мне неловко. Ты ведь знаешь, что наши женщины редко гуляют одни… особенно в моем интересном положении.

– По-моему, когда ты была замужем за Ахмедом, то частенько убегала от свекрови и бродила в одиночестве.

– Да, но тогда я не чувствовала себя настолько виноватой, как сейчас.

– Виноватой? Перед кем?

– Перед Аллахом, перед собой, перед всеми… я и сама толком не знаю. В Украине было проще, а здесь мне как-то не по себе.

– Все мы не ангелы. А окружающим нет дела до твоих грехов перед Аллахом.

– Зато всем и всегда есть дело до чужой личной жизни. А в моей жизни, сама знаешь, есть что обсудить.

– Нет, все же у тебя паранойя. Никто и ничего не знает о твоем муже и отце ребенка. Успокойся уже.

Вечером Линда посадила подругу в такси и помахала рукой. Мона чувствовала себя немного лучше, чем раньше.

«Жаль, что даже редкие встречи с Линдой приходится тщательно скрывать… – думала она, глядя на вечерний Каир. – Может, подруга права и мне надо относиться к ситуации чуть проще?»

Следующие дни Мона старалась почаще выходить из дома; ей даже стало казаться, что свои страхи можно победить.

«Наверное, я слишком много всего надумала. Жизнь продолжается, и надо жить, тем более что скоро родится мой ребенок».

Даже Сергей, казалось, стал разговаривать с женой немного теплее. Мона решила, что их отношения все еще можно спасти.

«В каждой семье бывают сложности, – говорила мать накануне ее свадьбы с Ахмедом, – но в большинстве случаев все преодолимо. Семейные отношения требуют большой работы. А еще они требуют уступок… особенно от женщины. Такова уж наша участь».

«Да, видно, такова моя участь, – решила Мона. – Все оказалось сложнее, чем я думала, но это не повод сдаваться. Сколько душевных сил я вложила в этот брак, пути назад у меня просто нет. Значит, надо ждать, пока в Украине все нормализуется… или пока Сергей не сможет забрать меня с собой. Ждать и изо всех сил стараться сохранить то, что у нас осталось».

Мона сходила на консультацию к адвокату; ей почти удалось не краснеть, описывая ситуацию с мужем-иностранцем, сомнительным орфи и нелегализованным браком из Украины.

– Будет лучше, если ваш супруг приедет сюда для регистрации ребенка. Иначе, боюсь, могут возникнуть сложности. Это вопрос решаемый… но в отсутствие вашего супруга дело потребует значительных финансовых вложений. Вы меня понимаете?

«В этой стране все решают деньги, – с грустью подумала Мона. – Впрочем, в некоторых случаях это даже удобно – для тех, у кого деньги есть».

До родов оставалось уже меньше месяца, – живот у Моны вырос, ребенок двигался все активнее, заставляя ее замирать в предвкушении встречи с дочерью. Паническая боязнь окружающих слегка угасла, возможно, она просто слишком устала жить в постоянном страхе. И казалось, что все наконец налаживается, пока однажды не раздался телефонный звонок. Номер был незнакомый, и Мона, как будто предчувствуя недоброе, не сразу решилась взять трубку, но в конце концов все-таки ответила.

– Это Линда, – сказала подруга, не поздоровавшись. – Прости меня. Прости, если сможешь. Я не хотела.

– Линда? Что случилось?

– Твой отец знает, что ты в Каире, и знает, в каком районе. Тебе лучше уехать. Он в ярости и намерен достать тебя хоть из-под земли.

Мона почувствовала, как сердце уходит в пятки.

– Но… как?

– Карим проболтался отцу. Прости… Я не думала, что так получится. Он ведь всего лишь ребенок. Мизу приехал из командировки, они разговорились, и Карим все рассказал. Я пыталась объясниться с мужем, но он и слушать не захотел… Сразу позвонил твоему отцу… Тот немедленно примчался… Сейчас они ушли, а я взяла телефон у соседки, чтобы предупредить. Прости…

– Что именно он знает? – спросила Мона упавшим голосом.

– Что ты в Каире. Что ты беременна. Что мы встречались несколько дней назад. Мизу устроил такой скандал… ладно, сейчас это неважно. Мне пришлось сказать, что ты вышла замуж за Сергея и что он принял нашу веру. Не знаю, поверили ли они. Сколько было крику… Конечно, сразу им тебя не найти, но твой отец настроен очень решительно.

– Я должна срочно уехать.

– Я не знаю… наверное… стоп, давай подумаем. Прости, я в такой панике, что сама плохо соображаю. Может, все не так уж страшно? Не надо ждать, пока тебя найдут, – позвони отцу сама, объясни ему ситуацию: что вы поженились в Украине, но там началась революция, поэтому тебе пришлось вернуться. Скажешь, что Сергей принял ислам.

– Тогда почему я сразу не вернулась к отцу и матери? Почему живу в Каире совсем одна?

– Не знаю… ну предположим, ты боялась. После твоего скандального развода с Ахмедом и побега из дома ты боялась сообщить им о браке с иностранцем… Да, ситуация выглядит очень двояко. Но давай рассуждать логически: главная претензия твоего отца – то, что Сергей иноверец. Но ведь можно сказать, что он принял ислам. У него даже были какие-то бумаги, подтверждающие смену веры! И у вас официальный брак – да, заключенный в другой стране, но официальный!

– Мой отец не дурак – это во-первых. Он сразу поймет, что Сергей такой же мусульманин, как я космонавт. Во-вторых, он никогда не простит мне тайного брака. Неужели за столько лет в Египте ты так ничего и не поняла? Даже если у нас десять официальных брачных контрактов, тайный брак – позор для семьи. Уж лучше был бы орфи, но оглашенный перед всеми. Как я могу вернуться в дом отца с таким животом, при том что никто не слышал о моем замужестве? Я что, буду показывать каждому встречному украинское свидетельство о браке?

– Но можно сделать перевод…

– Линда, мы живем по законам шариата. Любой брак должен быть объявлен публично – и точка. Не важно, сколько у меня контрактов и на каком языке. Для всех окружающих я – проститутка, потому что не вышла замуж честь по чести, как положено, с толпой приглашенных и публичным оглашением брака. Ну и то, что муж иноверец, делает ситуацию вообще из ряда вон. Отец никогда мне не поверит и никогда не простит…

– Прости меня, – прошептала Линда. – Я так виновата… Я не хотела, клянусь.

– Ладно, все равно уже ничего не исправить… Знаешь, рано или поздно это должно было случиться. А сейчас мне нужно уезжать, причем как можно скорее.

– Но ведь тебе скоро рожать… Как ты поедешь?

– У меня просто нет выбора. Даже боюсь представить, на что способен мой отец. Я выкину эту сим-карту и куплю другую. Позвоню, как только смогу, но вряд ли это будет скоро.

– Прости меня.

– Линда, мне нужно бежать. Времени нет. Если Аллах мне поможет, я успею скрыться.

– К чему такая спешка? Отец в любом случае не найдет тебя сразу.

– Но ведь в прошлый раз он меня как-то отыскал? Я не могу рисковать. Вдруг он запрет меня дома до конца дней? Заберет ребенка и отдаст дальним родственникам, а меня посадит под замок? Поэтому уже сегодня меня здесь не будет. Прощай, Линда. Не знаю, когда мы теперь сможем увидеться… и увидимся ли вообще. На все воля Аллаха. Я уже поняла, что бесполезно спорить с судьбой, – за все свои ошибки все равно придется платить.

– Мона, мне так жаль…

– Не надо. И не ругай Карима, – он действительно ребенок и проболтался не со зла. Знаешь, я всегда чувствовала, что рано или поздно отец меня найдет. Поэтому я так боялась возвращаться в Каир…

– Куда ты поедешь?

– Тебе лучше этого не знать. Может быть, я скажу потом, когда все образуется.

– Хорошо. Да хранит тебя Аллах, Мона. Я буду молиться за вас с ребенком. И буду ждать весточки в любое время дня и ночи.

Мона повесила трубку и некоторое время сидела неподвижно, пытаясь полностью осознать произошедшее. Бежать… Срочно. Она обвела взглядом квартиру, уже почти готовую к рождению ребенка. Черт, ведь следующий месяц уже оплачен, и никто не вернет ей эти деньги… а деньги у нее совсем не лишние. Многие вещи придется оставить… У нее мелькнула мысль нанять большую машину, чтобы перевезти все необходимое, но она тут же ее отвергла. Нет времени. Жаль денег, жаль вещей, но свобода дороже. Мона решительно встала и принялась собираться. Через час все было готово. Получилось два чемодана – один с личными вещами и другой с вещами для ребенка. Она вновь огляделась, решая, что еще взять: кроватку придется оставить, а вот коляску можно прихватить с собой. Двигаться быстро у нее не получалось – мешал живот, но она действовала на пределе своих возможностей. Адреналин бурлил в крови: быстрее, быстрее, еще быстрее. Наконец Мона была готова выйти на улицу. К счастью, баваба на месте не оказалось; она быстро поймала такси и на всякий случай назвала адрес на полпути к станции. Там Мона вышла, рассчиталась и поймала другое такси, которое довезло ее до места назначения.

«Если вдруг они найдут первого таксиста, он не сможет рассказать им, куда я на самом деле ехала».

На станции Мона сверилась с расписанием и купила билет первого класса на ближайший поезд в Александрию.