Почему миф называют мифом

Что такое мифология вообще и греческая мифология в частности — вопрос отнюдь не праздный и не такой самоочевидный, как кажется на первый взгляд. На эту тему написаны горы книг, существует множество теорий, объясняющих и в целом и в деталях разные аспекты происхождения, сущности, развития, значения, влияния, интерпретации мифологии; издаются специальные энциклопедии и мифологические словари на всех языках, ученые собрания мифологических текстов и популярные сборники. Но от этого изобилия сведений не становится легче. И читатель, даже самый искушенный и образованный, зачастую не сомневается в том, что миф и легенда — это одно и то же, что миф ничем не отличается от сказки, что мифология есть не что иное, как религия или фольклор. А уж почему закрепилась с глубокой древности традиция обозначать словом "миф" нечто связанное с богами и героями античности, этого и подавно читатель не знает.

Вопросы встают один за другим.

Но мы, оставив в стороне всю концептуальную пестроту теории мифа (это предмет особой, в данном случае не нашей задачи), спросим себя, а что же действительно означает слово "миф" и почему с древних времен, учитывая определенные цели, укрепилось именно оно.

"Миф" по-гречески означает не что иное, как "слово". Поэтому и древнегреческие мифы можно назвать "словом" о богах и героях.

Но дело в том, что древние греки были очень чуткими к тончайшим оттенкам языка и представление о слове выражалось в их лексике особенным образом.

Греки различали "слово" как "миф" (μυυος — mythos), "слово" как "эпос" (επος — epos) и "слово" как "логос" (λογος — logos).

Миф, эпос и логос имели свои сферы употребления, хотя границы эти, некогда довольно четкие, с течением времени стали не столь очевидными и доступны объяснению только при специальном анализе. Кроме того, надо иметь в виду, что каждое из этих трех слов имело множество оттенков значения (в слове "эпос" их около шестидесяти), среди которых намечался ведущий, основной, тот, который отграничивал данное слово от другого и создавал его неповторимость.

Изучение первичного, устойчивого смысла этих слов с учетом их этимологии приводит к следующим выводам. "Миф", оказывается, выражает обобщенно-смысловую наполненность слова в его целостности. "Эпос" указывает на звуковую оформленность слова, на сам процесс произнесения (ср., например, в дальнейшем "эпос" — жанр героической песни, "слово" о подвигах, как гомеровские поэмы или древнерусское "Слово о полку Игореве").

Что же касается "логоса", то он предполагал первичную выделенность и дифференциацию элементов, переходящую затем в некую их собранность. Судя по всему, "логос" связан с развитием аналитического мышления и широко употребляется в греческой классике, не находя себе места в архаические времена, где господствовал "миф", выражая первичную нерасчлененность и обобщенную целостность жизненных представлений. У Гомера, например, "логос" совсем не встречается, если не считать только трех случаев, но зато у философов-стоиков IV-III вв. до н. э., разрабатывавших учение о слове, в равной мере не употребляется "миф", повсеместно уступая место "логосу".

Итак, выясняется, что древняя традиция совсем не случайно именовала "мифом" слово о богах и героях, закрепив за песнями об их подвигах наименование "эпоса" и предоставив "логосу" сферу философии, науки и рассуждающей мысли вообще.

 

Когда и как рождается миф

Теперь мы можем сказать — то, что обычно называют мифологией, есть упорядоченное единство существовавших первоначально в дифференцированном виде "слов", обобщающих для древнего человека представление о том мире, в котором он живет, и о тех силах, которые этим миром управляют.

Нерасчлененно-целостное, а значит, и мыслительно-чувственное обобщение действительности, которое именуется мифологическим, характерно для очень древнего периода социально-исторической жизни, а точнее говоря, локализуется в общинно-родовой, или первобытно-общинной, формации, которая для Греции ограничивалась первой третью I тысячетилетия до н. э., но истоки которой уходили в бездны тысячелетий.

Общинно-родовая формация тоже неоднородна и тоже имеет свою историю, о чем мы будем говорить ниже. Но есть нечто единое, характерное для всех ее периодов. Это жизнь родовыми объединениями, где отсутствуют частная собственность, разделение на бедных и богатых, сословные различия и где сама земля и орудия производства принадлежат всей родовой общине. Собственно говоря, общинно-родовая формация является доклассовым обществом, жизнь которого организована на основе стихийно-коллективистских родственных отношений.

Для человека этого времени, для члена такой общины наиболее естественны и доступны отношения родственные, которыми обусловлена вся трудовая жизнь коллектива, а значит, и его существование. И вполне закономерно, что природную жизнь этот древний грек не может представить себе иначе как с помощью все тех же родственных связей, объединяющих предков с родителями и детьми и образующих одну большую родовую общность, мы бы сказали теперь — космическое единство, охватывающее землю, небо, море и подземный мир.

Вполне естественно, что такой древний человек, глядя на окружающую жизнь, видит в ней огромное количество единичных явлений, которые он вполне способен назвать определенным словом. Но, называя отдельный предмет, человек вместе с тем осуществляет мыслительный акт обобщения, а так как мышление находится в единстве с языком, то этот акт осуществляется в слове.

Так, глядя на огонь, вспыхнувший от удара молнии, на огненные языки костра, на светящиеся в ночи огоньки, на тлеющие угли, на лесной пожар или на пламя в кузнечном горне, древний человек все эти конкретные отдельные феномены огня обозначает одним словом, обобщает их в "мифе", давая имя огненной силе вообще, той силе, что живет огнем, сама им является и управляет им. Имя этой огненной силы — Гефест. Так рождается "слово" о Гефесте, миф о Гефесте со всеми дальнейшими последствиями, поскольку мыслительный акт связан с непосредственно чувственным восприятием, обобщается жизненным опытом, дальнейшим вымыслом, выдумкой, живописующими о происхождении огненной силы, именуемой Гефестом, его родителях, его семье, его деяниях.

Глядя на зреющий колос, на пробивающийся стебель, на зеленеющую траву или зацветающие плодовые деревья, древний человек все эти феномены произрастания называет обобщенно одним словом — Деметра, то есть мать-Земля, та, что рождает, выращивает, выкармливает. Отсюда в дальнейшем сложная и занимательная биография Деметры, горюющей по исчезнувшей дочери и радующейся ее обретению, что сопровождается то оскудением природы в засушливое время или зимой, то ее изобилием при сборе урожая осенью.

Видя, как бушует море, как разливаются или высыхают реки, несутся водопады, пробиваются родники, бегут ручьи, древний человек обобщает все проявления водной стихии в одном слове — Посейдон, то есть владыка вод или супруг Земли, объемлющий ее водным простором.

И небо с его светом, с его бездонной ясностью, с его просторами, где-то в неведомых высях смыкающимися со снежными вершинами гор, древний грек называет одним словом — Зевс — светоносное небо, светоносный день.

И так один за другим рождаются слова-мифы, разрастающиеся в рассказы о высших существах, таких же, как и человек, только бесконечно мощных и бессмертных, живущих одной семьей и управляющих космической общиной, господствующих над миром. Таким образом, говоря предварительно, в самых общих чертах, рождается мифология, мифологическое мышление или мифомышление, свойственное первобытному человеку, который переносит свои собственные родовые отношения на всю окружающую его действительность.

 

Необходимые отграничения и разъяснения

Здесь, на этой древней ступени родового общества, в процессе мифологизирования действительности обобщенное понятие становится отдельным существом, то есть, собственно говоря, не чем иным, как божеством. Невозможно не сослаться здесь на В. И. Ленина, который писал, что "идеализм первобытный: общее (понятие, идея) есть отдельное существо", признавая "возможность превращения (и притом незаметного, несознаваемого человеком превращения) абстрактного понятия, идеи в фантазию (in letzter Instanz=бoгa)".

Античный миф, как видим, основан на непосредственно-чувственном восприятии мира и обобщении этого восприятия в целостное единство, расцвеченное вымыслом. Древняя мифология — предмет неоспоримой реальности и веры в ее непреложность. Она возникает и развивается еще до религии, которая нуждается в теоретических обоснованиях, догмах и в системе почитания божества со всеми ее обязательными ритуалами, законами, требованиями и запретами, то есть культом. Для живой мифологии культ вторичен, а первична реальность космического бытия, переживаемого как стихийно-материалистическая проекция вовне родовой жизни первобытного коллектива.

Античный миф нельзя называть сказкой, потому что сказка — это уже продукт народного творчества, она вполне сознательно придумывается, с заранее намеченной целью и идеей, причем и рассказчик и слушатель прекрасно понимают сказочную выдумку и верят ей условно, в рамках своеобразной игры.

Миф ничего заранее не придумывает и вполне реален, как сама жизнь, естественно творящая этот миф.

Чудеса, населяющие миф, превосходят всякую чудесность сказки и впоследствии снабжают ее материалом чудесности. Но эти чудеса не условны, они рождены самой первобытной жизнью с ее наивной верой в обязательность и повседневность чуда. Миф — это и не легенда, предание, хотя последние в основе своей могут иметь элементы некогда пережитой мифологии. Легенды и предания складываются с учетом обстоятельств исторической и социально-политической жизни, являясь сознательным подкреплением тех или иных идей, фактов или тенденций, требующих своего оправдания, подтверждения или опровержения и упразднения, обязательно с опорой на высшие и потому неоспоримо авторитетные силы.

Миф не знает такой преднамеренности и не складывается ни a priori, ни post factum, а рождается стихией самой первобытной жизни, обоснованной через самое же себя.

Все вышесказанное отграничивает миф и от фольклора, хотя в более позднее время мифологическая образность поставляет материал и для устного народного творчества в любой его форме (песни, сказки, предания, поучения, басни, загадки и т. д.).

Мифология не есть ни продукт просто незрелого и примитивного мышления, ни результат сознательного и целенаправленного творчества древнего человека. Она понятна только исходя из специфики родовых отношений первобытного коллектива, будучи одной из форм освоения мира этой первобытной общиной. И самое примечательное, что единство мифа и мышления в эти древние времена отнюдь не исключает их принципиального различия.

Миф только и возможен при обобщающей деятельности мысли, а значит, и слова первобытного человека, но, появившись на свет, миф призван одушевить весь мир, создавая целое, единое, целостное, живое тело космической общины. А если это так, то животворящее слово-миф в представлении древних исполнено таинственной, всемогущей, так называемой магической силы, и законы ее начинают господствовать в жизни мифа, поддерживаясь смутными человеческими ощущениями и аффектами. Но, как и должно быть, мышление в противовес мифу пытается вывести жизнь на пути объяснения ее закономерностей, стремится и ее и человеческую практику осознать вне всякой магии, направить ее разумно и целесообразно.

Вот почему, как это ни парадоксально, миф не существует без функций мышления, но само же мышление призвано этот миф признать несостоятельным и избавиться от него. Отсюда — извечное слияние и извечная борьба мифа и мышления в течение тысячелетий, отсюда же — задача науки изучить развитие человеческого мышления, идущего сначала по путям мифологического освоения жизни, а в дальнейшем вступающего в противоречие с мифом, отрицающего миф и развивающегося в борьбе за самостоятельность.

 

Источники мифологической традиции

Греческая мифология существовала в далеких тысячелетиях до нашей эры и закончила свое развитие вместе с концом общинно-родового общества. Однако до нас дошло множество произведений античной письменной литературы, из которой можно извлечь и образы, и сюжеты, и факты, свидетельствующие о том, что мифологическая традиция была устойчива, закреплялась в памяти поколений, передавалась от предков к потомкам и с развитием письменной литературы стала фиксироваться и систематизироваться.

Почти вся античная литература — художественная (эпос героический и дидактический, драма, лирическая поэзия) и научная (философия, история, география как описание путешествий и земель) — изобилует мифологическими материалами, не говоря уже о том, что существовали специальные сборники мифов, которые дошли до нашего времени, пусть не целиком, а в отрывках и переложениях, но все-таки дошли.

Среди главных источников для изучения всех периодов мифологического развития Греции в первую очередь назовем героические поэмы Гомера — "Илиаду" и "Одиссею", складывавшиеся несколько веков (первая треть I тысячелетия до н. э.) на границе родового и классового рабовладельческого общества, объединив тем самым в одно художественное целое мощные пласты мифологического и исторического бытия от примитивных до самых утонченных форм.

Первым систематизатором мифологии, и особенно мифов о создании мира, рождении богов, их генеалогии ("Теогония") и смене человеческих поколений ("Труды и дни"), является поэт Гесиод (VII в. до н. э.), ставший одним из зачинателей, как говорят иногда, предфилософии.

Фрагменты и изложение так называемых киклических поэм (VII-VI вв. до н. э.) дают возможность представить в определенной последовательности мифы Троянского цикла.

Трагики V в. до н. э. Эсхил, Софокл, Еврипид использовали в своих сюжетах мифологию героизма во всей ее сложности и гибельной безысходности.

Традиция насыщать поэмы о героях мифологическими сведениями особенно процветала в эпоху эллинизма, ту, что пришла на смену греческой классике (VII-IV вв. до н.э.), уже с конца IV в. до н. э., а затем переросла в эллинистически-римский период (I-V вв. до н. э.). Познание мира, открывшегося грекам в своей огромности и беспредельности после завоеваний Александра Македонского, способствовало возникновению интереса к экзотике дальних стран, к уединенным народам, хранителям древних таинств, чудес и магии, а также к собственному прошлому как незыблемой основе в быстро меняющемся мире. Поэтому большое значение для мифологии имеют поэма Аполлония Родосского "Аргонавтика" (III в. до н. э.) и огромная поэма в 48 песен Нонна Панополитанского о Дионисе (V в. н. э.).

1. Фестский диск. Середина II тысячелетия до н. э. Гераклеон на Крите. Музей

Гимническая поэзия (а гимн — одна из древнейших литературных форм, коренящаяся в религиозной практике), в том числе так называемые Гомеровские гимны (с VII в. до н. э. вплоть до византийского времени), гимны Каллимаха (III в. до н. э.), Орфические гимны (VI в. до н. э. — II в. н. э.), гимны Прокла (V в. н. э.), резюмирует многовековую традицию античной мифологии, воспевая подвиги богов, давая им интересные характеристики с помощью множества эпитетов, создавая своеобразные божественные биографии. Большой и разнообразный мифологический материал дают и латинские поэты I в. до н. э., такие, как Вергилий ("Энеида") и Овидий ("Метаморфозы").

Не меньший интерес проявляли к мифологии знатоки древних генеалогий — логографы Гекатей, Акусилай, Ферекид, Гелланик (VI в. до н. э.); философы — Эмпедокл, Парменид, Ксенофан, Платон; историки — Геродот (V в. до н. э.), Полибий (III-II вв. до н. э.), Диодор Сицилийский (I в. до н. э.); географы, такие, как Страбон (I в. до н. э. — I в. н. э.); философ-моралист и историк Плутарх (I-II вв. н. э.); путешественник и любитель старины Павсаний (II в. н. э.); коллекционер редкостей Атеней (III в. н. э.); поздние философы-неоплатоники, создавшие своеобразную диалектику мифологии и истолковавшие аллегорически и символически древние мифы, — Плотин и Порфирий (III в. н. э.), Прокл (V в. н. э.)

Но особенно была важна работа мифографов — собирателей мифов и составителей специальных сборников. Среди мифографов отличались своей ученостью александрийцы (III-II вв. до н. э.). Широко известен Аполлодор Афинский (II в. до н. э.), которому принадлежало не дошедшее до нас сочинение "О богах" в 24 книгах. Ему же приписывается известная "Библиотека", дошедшая частично в компилятивном изложении (I в. до н. э. — II в. н. э.), где подробно излагаются теогония и главнейшие родословные героев, следуя Гомеру, эпическому циклу, Гесиоду, трагикам и другим источникам.

Мифограф Гигин, писавший на латинском языке (I в. до н. э. — I в. н. э.), несмотря на сухость и краткость изложения, очень полезен для изучения мифологии, так же как и сборник, известный под названием "Ватиканских мифографов" (VII в. н. э.) и включающий, собственно говоря, три мифографических сочинения, где в систематическом виде дается обзор всей античной мифологии.

Незаменимым источником мифологии являются комментаторы античной поэзии, такие, например, как римский комментатор Вергилия Сервий (III в. н. э.).

Христианские авторы первых веков нашей эры, например Афинагор, Климент Александрийский (III в. н. э.), также могут служить источником сведений о мифах, и притом вариантов очень древних и редких. Борясь с языческой религией, христианские авторы опровергали ее, используя факты греко-римской мифологии, доказывающие, по их мнению, невежество, грубость, жестокость и несуразность язычества и его божественно-героического пантеона.

Кроме письменных источников свидетельства о разных периодах мифологического развития составляют памятники античного искусства (архитектура, скульптура, керамика, вазопись, мелкая пластика, глиптика, торевтика), особенно архаические; археологические находки, которыми особенно богаты XIX-XX вв. (Крит, Кипр, Микенская Греция, Малая Азия, Северная Греция); этнографические изыскания, изучающие религиозно-мифологические пережитки в обрядах, предметах быта, культовых постройках; устное народное творчество, сохранившее устойчивую мифологическую образность.

 

Художественно-эстетическое значение мифологии

Перед нами немаловажный вопрос — имеет ли греческая мифология свою, присущую ей художественную ценность, определенную эстетическую значимость, если она ориентирована целиком на представления древнего и, казалось бы, достаточно примитивного человека о его собственном бытие, еще очень тесно связанном с простейшими функциями природы вообще — рождением, выкармливанием, выращиванием, удовлетворением элементарных потребностей, борьбой за существование, болезнями и, наконец, смертью, которой, однако, не завершается жизненный цикл, продолжаясь и повторяясь в неведомом, уже потустороннем крае.

Выше мы пришли к выводу, что греческая мифология отличается от ранних форм устного народного творчества — сказки, песни, легенды, басни, — где всегда ощущается сознательное стремление к фантазии и поучению. Но всякий, кто знакомился с греческими мифами, даже в разных пересказах, должен признать, что они вовсе не лишены творческого вымысла и своеобразной выразительности, впитавших к тому же жизненный опыт древнего человека.

В мифе живут особой жизнью "природа и сами общественные формы, уже переработанные бессознательно-художественным образом народной фантазией", писал Маркс, почему в дальнейшей своей истории греческая мифология и составляла не только арсенал греческого искусства, но и его почву". Мифотворчество поражает нас буйством фантазии, непредвзятостью чувств, безудержностью страстей, столь же стихийных, как и сама природа, в изобилии чудес и красоты. Поэтому нет ничего удивительного в том, что, являясь одной из древнейших форм освоения мира, греческая мифология имеет огромное самостоятельное эстетическое значение, если понимать под эстетическим максимальную выразительность внутреннего содержания предмета вовне.

2. Тиринф, сводчатая галерея. 1350-1250 гг. до н. э

Наиболее отчетливо и завершенно эстетическая направленность греческой мифологии выявлена в гомеровском эпосе и в "Теогонии" Гесиода, где мифологическая картина всего космоса, богов и героев приняла законченно-систематический вид.

У Гомера красота есть божественная субстанция и главные художники — боги, создающие мир по законам искусства. Недаром красота мира создается богами в страшной борьбе, когда олимпийцы уничтожают архаических и дисгармонических чудовищ. Правда, эта дикая доолимпийская архаика тоже полна своеобразной красоты. Титаны прекрасны в своей безудержной стихийности, полудева-полузмея Ехидна привлекает путников прекрасным ликом. Эта "быстроглазая нимфа" является одновременно чудовищем, кровожадным змеем, залегающим в пещере и несущим смерть. Тератоморфизм совмещает в себе чудовищность и чудесность, ужас и красоту. Однако красота архаической мифологии гибельна. Сирены привлекают моряков прекрасными голосами и умерщвляют их. Скалы, на которых обитают сирены, усеяны костями и высохшей кожей их несчастных жертв. Эти страшные полуптицы-полуженщины (так называемые миксантропические, то есть "смешанные" существа) уже прекрасны своим искусством пения, но еще ужасны во всей своей дикости. Красота мифологической архаики достигает подлинного совершенства в удивительном безобразии причудливых форм таких чудовищ, как Тифон или Сторукие. Гесиод с упоением изображает стоголового Тифона, у которого пламенем горят змеиные глаза. Головы Тифона рычат львом, ревут яростным быком, заливаются собачьим лаем. Жуткий сторукий Котт именуется у Гесиода "безупречным". Он великолепен в своем совершенном безобразии. Ужас и красота царят в "Теогонии" Гесиода, где сама Земля-великанша неустанно порождает чудовищных детей, "отдавшись объятиям Тартара страстным". Зевс, сражаясь с титанами, тоже прекрасен своим грозным видом. Он пускает в ход перуны, гром и молнии так, что дрожит сам Аид, а Земля-великанша горестно стонет. Олимпийцы и титаны швыряют друг в друга скалы и горы, жар от Зевсовых молний опаляет мир, поднимается вихрь пламени, кипит почва, океан и море, жар охватывает Тартар и Хаос, солнце закрыто тучей камней и скал, которые мечут враги, ревет море, земля дрожит от топота великанов, а их дикие крики доносятся до звездного неба. Перед нами — космическая катастрофа, мучительная гибель мира доолимпийских владык. Так же когда-то уступил новым властителям змеевидный Офион, по орфическому преданию, царивший еще до Кроноса на снежном Олимпе. Перед нами в муках рождается новое царство Зевса и великих героев, оружием и мудрой мыслью создающих новую красоту, ту, которая основывается не на ужасе и дисгармонии, а на строе, порядке, гармонии, которая освящена Музами, Харитами, Орами, Аполлоном в его светлом обличье, мудрой Афиной, искусником Гефестом и которая как бы разливается по всему миру, преображая его и украшая.

3. Поэт с маской трагического актера. 2-я половина IV в. до н. э. Рим. Музеи Ватикана

Гомеровская мифология — это красота героических подвигов, почему она и выражена в свете и сиянии солнечных лучей, блеске золота и великолепии ору-жия. В мире этой красоты мрачные хтонические силы заключены в Тартар или побеждены героями. Чудовища оказываются смертельными. Гибнут Медуза Горгона, Пифон, Ехидна, Химера, Лернейская гидра. Прекрасные олимпийские боги жестоко расправляются со всеми, кто покушается нарушить гармонию установленной ими власти, той разумной упорядоченности, которая выражена в самом слове "космос" (греч. cosmeo — украшаю). Однако побежденные древние боги вмешиваются в эту новую жизнь. Они дают, как, например, Земля, коварные советы Зевсу, они готовы возбудить вновь разрушающие силы. Да и сам героический мир становится настолько дерзким, что нуждается в обуздании. И боги посылают в этот мир красоту, воплощая ее в облике женщины, несущей с собой соблазны, смерти и самоуничтожение великих героев. Так появляется созданная богами прекрасная Пандора, в которую боги вкладывают лживую душу. Так рождается от Зевса и Немесиды, богини мести, Елена, из-за красоты которой убивают друг друга ахейские и троянские герои. Прекрасные женщины — Даная, Семела или Алкмена, — соблазняют богов, изменяют им и даже презирают их, как Коронида или Кассандра.

4. 'Арфист' — кикладский идол. XXIV — XXIII вв. до н. э. Афины. Национальный археологический музей

Ушедший в прошлое мир матриархальной архаики мстит новому героизму, используя женскую красоту, столь воспеваемую в эпоху классического олимпийства. Прекрасные, гордые женщины вносят зависть, раздор и смерть в целые поколения славных героев, заставляя богов наложить проклятие на своих же потомков.

Прекрасное в мифе оказывается активным, беспокойным началом. Оно, воплощаясь в олимпийских богах, является принципом космической жизни. Сами боги могут управлять этой красотой и даже изливать ее на людей, преображая их. Так, мудрая Афина у Гомера одним прикосновением своей волшебной палочки сделала Одиссея выше, прекраснее и завила ему кудри наподобие гиацинта (Од. VI 229-231). Та же Афина преобразила Пенелопу накануне встречи ее с супругом. Она сделала Пенелопу выше, белее и пролила на нее амвросийную мазь, которой пользуется сама Афродита (там же XVIII 190-196). Здесь красота представляет собою некую материальную тончайшую субстанцию, обладающую небывалой силой. Древняя фетишистская магия, на которой основана вся практика оборотничества, здесь преобразована в благодетельное воздействие мудрого божества на любимого им героя.

Но еще важнее та внутренняя красота, которой наделяют олимпийские боги певцов и музыкантов. Это красота поэтического мудрого вдохновения. Мифический поэт и певец вдохновляется Музами или Аполлоном. Но Музы и Аполлон — дети Зевса, так что в конечном счете красота поэтического таланта освещается отцом людей и богов. Поэт, певец и музыкант обладает пророческим даром, ведая не только прошлое, но и будущее. Вся греческая мифология пронизана преклонением и восхищением перед этой внутренней вдохновенной красотой, обладавшей великой колдовской силой. Орфей заставлял своей игрой на лире двигаться скалы и деревья и очаровал Аида с Персефоной. Амфион, играя на лире, заставлял огромные камни складываться в фиванские стены.

Представление о красоте в греческой мифологии прошло долгий путь развития — от губительных функций к благодетельным, от совмещения с безобразным к воплощению ее в чистейшем виде, от фетишистской магии до милых и мудрых Олимпийских Муз.

Греческая мифология в историческом развитии дает нам неисчерпаемый материал для освоения ее в плане эстетическом и для раскрытия ее художественного воздействия в литературе и искусстве античности.

 

Краткая периодизация

Греческая мифология развивалась вместе с историей общинно-родовой формации, поэтому она никак не может быть представлена в виде раз навсегда данной, застывшей картины, прекрасной в своей неизменности, где вне времени и пространства находят себе место вечно пирующие на Олимпе бессмертные боги, а смертные люди призваны совершать героические подвиги на земле. Чтобы такая картина появилась в представлении древнего человека, должно было пройти немало времени, измеряемого тысячелетиями. И начинается греческая мифология не с прекрасных богов и героев, а с мира смутного и страшного, где ни о богах, ни о героях нет еще и помину. Греческая мифология имеет периоды своего развития, которые в кратчайшем виде можно назвать доклассическим, или архаическим, и классическим, или героическим.

5. Муза с лирой на горе Геликон. Лекиф Мастера Ахилла. Около 440 г. до н. э. Лугано. Части, колл

Первый из них, тоже говоря кратко, начинается в сумраке тысячелетий и завершается ко II тысячелетию до н. э., о чем свидетельствуют главным образом археологические данные, подкрепляющие исторические выкладки.

6. Музы слушают Терпсихору. Амфора Мастера Пелея. Около 440 г. до н. э. Лондон. Британский музей

Второй падает в основном на II тысячелетие до н. э., достигая расцвета в середине этого тысячелетия и завершаясь в его конце мифами о гибели героических поколений. Старая наивная мифология уходит в небытие вместе с родовым строем, когда в первой трети I тысячелетия возникают предпосылки классового рабовладельческого общества и создаются принципиально новые формы жизни.

Кносский дворец

Мифологические сюжеты и образы приобретают в дальнейшем развитии греческой культуры вплоть до конца античности художественные и идеологические функции. Однако не они являются предметом нашей книги. Нас интересует живой мифологический процесс. Поэтому, принимая во внимание эти грандиозные сдвиги социально-исторических и мифологических пластов, остановимся подробнее на указанных выше периодах.