— Эх, Панси… — Теодор Нотт покачал головой. — Посмотри, как наяривают, — парень еще раз аккуратно высунулся из-за стеллажа с книгами и хмыкнул, — а ты еще утверждала, что она тверда и неприступна как черствый зефир.

Панси надулась и сложила руки на груди.

Если посмотреть на план хогвартской библиотеки сверху, то это выглядело бы примерно так: в левом ее крыле, между двадцать восьмым и двадцать девятым стеллажами самозабвенно целовались Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, из-за тринадцатого стеллажа периодически выглядывал Теодор Нотт и обязательно отпускал ехидный комментарий в сторону почему-то обиженной Панси Паркинсон. Миллисент Булстроут, которую взяли с собой как-то случайно, тихо хрумкала вафлей.

Гарри Поттер, которому вдруг срочно понадобилась какая-то мозгодробильная книга, еще не знал, что через сорок одну секунду он произнесет сакральную фразу «что здесь, боггарт возьми, происходит?!». Фразу, без которой не обходится ни один роман, особенно если ответ очевиден.

«Что здесь происходит, происходит…» — перековеркает его раздасованный Нотт и тихо заметит, что за такие вопросы, вкупе с неожиданным появлением, на голову роняют канделябр. А потом поднимают и роняют еще раз.

Заинтересованная Панси резко вырвет из рук Нотта бинокль, к которому далее жадно прилипнет, кусая губы и переживая за блондина.

Миллисент Булстроут будет продолжать тихо хрумкать вафлей.

Гарри потребует объяснений, Драко ответит ему, что он может получить только от мертвого осла уши.

Панси не без злого удовлетворения заметит, что сюда бы еще Уизли, и Драко точно бы залабали Шопена. По закону Мерфи, это ее замечание окажется пророческим.

Рон Уизли, толком не разобравшись в ситуации, попытается двинуть Драко в челюсть под кричащий аккомпанемент Гермионы и испуганный вздох Панси. Ему помешает это сделать Джинни, которой любопытство не дало терпеливо подождать в гостиной и она отправилась в библиотеку «на подглядеть».

Гермиона будет крепко сжимать руку Драко, как бы умоляя его сохранить терпение, и не усугублять ситуацию.

Панси Паркинсон попытается вытолкнуть Нотта на помощь Драко, на что получит ответ, то Тео болен клаустрофобией. Недоуменно заметив, что клаустрофобия — это боязнь замкнутого пространства, которого там немного не наблюдается, Панси опять же получит резонный ответ.

«В гробу! В гробу есть замкнутое пространство!» — нервно пискнет Теодор.

Только что начавшийся, но уже успевший себя зарекомендовать как бесконечный, сей спор прервет Олег Николаевич Шматко и сообщит всем присутствующим, что после таких общемировых выяснений отношений всегда побаливает харизма, а так же предложит всем скопом отправиться в баню. В прямом и переносном смысле тоже.

В бане у всех присутствующих, ну, кроме Гермионы, действительно трагически переживающей всю сложившуюся ситуацию, проснется воинствующий детский азарт.

Рон Уизли, который захочет, чтобы его попарили веником, вскоре пожалеет об этом. Ибо по какой-то нелепой случайности, его милый с виду веник окажеся сделанным неизвестным умельцем из веток Дракучей Ивы. По еще более нелепой случайности, у Драко Малфоя поломается дверная ручка, и тот будет вынужден просидеть в парной, пока его не обнаружит там специальная бригада спасателей в лице полуголого Блейза Забини и смущенной Гермионы.

Гарри Поттер умудрится присесть на камни для пара. И, как следствие этого, все, находящиеся в бане, в течение двух минут будут слушать непрерывную тираду Гарри о всей этой ситуации.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Полумна Лавгуд. Со свойственной ей непосредственностью, девушка пожмет плечами и скажет: «Я не понимаю, что они все ссорятся. Драко любит Гермиону, Гермиона любит Драко. Все, что происходит между двоими — это нормально. Ненормально, это когда целая толпа начинает совать туда свой нос».

До сих пор остается загадкой, то ли эта фраза окажет влияние на умы ссорящихся, то ли холодное пиво после парной, но после этого все будет.

Хорошо.

Утро. Четырнадцатый, и последний день армейского режима.

И дневника неизвестного шестикурсника:

«УРРРРРРРРРРАААААААААААА!»

На этом все интересное в этом дневнике заканчивается и далее на протяжении целых пяти недель обсуждается некая «самая красивая в мире!» Эмма»

— Нет, ну я обещал или не обещал!? Я обещал! Я обещал факты из своей биографии вперемешку с чем-то веселым и просто фантастически зажигательным! Ведь сегодня великий день! Нет, не так. Сегодня ВЕЛИКИЙ ДЕНЬ!!! Итак, я начинаю! Кто меня не любит, а я таких не знаю, отвернитесь на всякий случай и заткните уши, ибо вы портите мое биополе! Ха-ха-ха! Я, Деннис Криви, некоронованный король Сыктывкара, родится в детстве, втайне от родителей. Тогда же же я упал с дерева и повредил смекалку. Одеваюсь я в дорогих продуктовых магазинах и еще меня всегда тянет сделать то, что других бесконечно раздражает. Бесполезные знания доставляют мне массу удовольствия и я откровенно читаю себя печенькой с вареньем — ибо я вкусный и соблазнительный. Мой рот разговаривает с людьми, и я испытываю беспокойство, оказавшись в комнате с волосатыми стенами. Мое хобби — косоглазие, а по гороскопу я Рысь. Я мечтаю сыграть в крикет с индусом, у меня есть сапоги из кожи инопланетянина, я выращиваю в банке собственную цивилизацию, и считаю что снежинки — это мухи в белых пижамах. Ну, хватит для начала, а то вы подхватите деннисопередозировку. А у нас песня. Это группа Ундервуд — «Это судьба»:

Гостиная Слизерина.

— Эх, если деградировать, так с музыкой, — улыбнулся Драко. — Теперь я не сержант, а просто староста, аж не интересно. Кстати, — Малфой резко развернулся на стуле и в упор посмотрел на зевающего Блейза. — А ты что ночью делал, подлец?

— Я разговаривал о кактусах, — пожал плечами Забини.

— О кактусах?!

— Да, я знаю, что говорить о кактусах было глупо. Но не говорить — это значило начать что-нибудь делать, потому как остальные темы для разговора к семи утра были исчерпаны.

Драко рассмеялся, кинул загадочный взгляд на Блейза и покинул гостиную Слизерина.

— Вы начинаете слушать фразу, которую заканчиваете слушать! — Это была единственная фраза кроме хохота, которую соблаговолил высказать Деннис Криви.

Видимо, его просто озарило.

Предобеденное построение.

— … И поэтому, за хорошие показатели мы с полковником, — Шматко хитро посмотрел в сторону Дамблдора, — решили вас, так сказать, отпустить досрочно. Форму можете оставить себе на память, — Олег Николаевич расхохотался. — И мы договорились с товарищем Криви-младшим, вечером в Большом Зале будут танцы! Ну, или дискотека, не знаю, как вы это называете.

Реакция уже не-солдатов была вполне предсказуемой.

Ну, а как же, это пример чистейшего ликования.

Вечером, зажигательно отплясывая под классику рок-н-ролла, Гарри немного прихрамывал (камни для пара — это суровая вещь, как ни крути), но все же неожиданно умело кружил радостную Джинни Уизли.

Блейз Забини и Полумна Лавгуд о чем-то тихо беседовали. Лица у обоих были умиротворенные. «Небось опять о кактусах», — мимоходом подумал Драко Малфой, прежде чем прижать к себе крепко Гермиону и пообещать ей никогда ее не отпускать.

Рон Уизли к этому моменту почти додумал проект нового, усовершенствованного самогонного аппарата, поэтому решил отвлечься и пригласить на танец Панси Паркинсон. Та, соглашаясь, умудрилась незаметно показать язык Теодору Нотту.

А прапорщик Шматко срочно покидал Хогвартс. До России он доберется, как видимо, не скоро, ибо мадам Максим, вдохновленная хогвартским примером, пригласила Олега Николаевича к себе в Шармбаттон. А там кто знает…

Но это уже несколько другая история, из которой я могу сообщить только то, что потомственные вейлы даже в противогазе смотрятся ослепительно.