Проснулась я от ощущения качки и тряски. Приподнялась, огляделась вокруг. Солнце светило так ярко, даже глазам стало больно, но я все-таки увидела, что мы остановились на заболоченном поле соломенного цвета. Джейк сидел за рулем и что-то бормотал. Двое мужчин в джинсовых куртках изо всех сил наваливались на машину сзади.

— Взяли! — крякнул один из них, и я почувствовала толчок. Колеса забуксовали.

— Вот идиоты! — сказал Джейк, выключая зажигание. — Не могут навалиться разом.

— Что происходит? — спросила я.

Он искоса взглянул на меня и вылез из машины.

— Надо подогнать вон тот трактор, — обратился он к тем двоим. — Подтолкнуть сзади. Только и делов.

— Трактор? Какой трактор? — спросил один из них, — Это ты про вон ту развалину? Да она всего-то на двенадцать лошадиных сил. Жена орудует ею в огороде. Думаешь, этой штукой можно тебя вытащить? И потом, к машине сзади никак но подберешься. Уж больно крутой подъем.

— Тогда дерните спереди. Мне все равно.

— И спереди ничего не выйдет. Это же не трактор, а черт-те что. На нем навоз и тот не вывезешь.

— Послушайте, — сказал Джейк. — Вот двадцать долларов — они ваши, если приложите руки.

В заднее стекло я видела, как он передавал деньги человеку в красной клетчатой кепке. Изо рта у них вылетали маленькие клубы пара.

— И все двадцать по одному доллару? — спросил мужчина.

— Деньги есть деньги.

— Ну что ж, пожалуй, можно попробовать. Пошли, Кейд.

Мужчины зашагали через поле. Джейк вернулся в машину. Вместе с ним ворвалась струя холодного воздуха. Я задрожала и сложила руки на груди. Мне было не по себе: пропала куда-то целая ночь.

— Где это мы? — спросила я.

— Посмотри в окно, увидишь. Посреди пшеничного поля.

— Да, но как мы сюда лопали?

— Кажется, я заснул за рулем, — сказал Джейк. Он потер подбородок, который уже покрылся щетиной. — Наверняка заснул, — повторил он. — Чудно. Я же могу обходиться без сна. Не нужен он мне. Не то что другим. На вечеринках я могу не спать целую ночь, а наутро отправляюсь на работу как ни в чем не бывало. А захочу — могу и следующую ночь не спать. Иногда бывает тоскливо. Все кругом храпят, а ты нет. Знаешь, как это получилось: я просто ехал, не думал ни о чем — и вдруг очутился посреди поля. Глухая ночь. Вокруг ни души, ты дрыхнешь как убитая. Мне только и оставалось спать дальше. Утром пришлось дожидаться, пока в овсе не появились эти двое.

— В пшенице, — поправила я, хотя, честно говоря, не могла отличить одно от другого.

Я прищурилась, поглядела из окна машины на желтеющие стебли и увидела: человек в кепке едет к нам на маленьком зеленом тракторе, а рядом шагает Кейд, размахивает свернутым тросом.

— Вот увидишь, — сказал Джейк, — эта машинка мигом нас вытянет. Я и не в таких переделках бывал, — Он опустил стекло и крикнул: — Подцепите ее, ребята, а потом тащите, только поаккуратнее. Не рывком.

Не обращая на него внимания, мужчины принялись за работу. «Не умеет Джейк с ними обращаться», — подумала я. Мне совестно было, что я оказалась в его компании, и я сползла пониже на сиденье, чтобы не видеть их, не видеть, как они прицепляют машину к трактору. Но все равно почувствовала. Я так долго пробыла в этой машине, она стала как бы моей второй кожей. Я ощущала — или мне это только казалось? — как их загрубевшие руки, ухватившись за бампер, протягивают, привязывают шершавый трос. Потом Кейд подошел к окну со стороны Джейка.

— Женщину выпустишь? — спросил он.

Джейк задумался.

— Нет.

— Будет полегче.

— У нее дверь не открывается, — сказал Джейк, — Да и вообще, подумаешь, делов-то, — Он включил зажигание.

Кейд немного отступил. Мотор трактора взвыл — высоко, жалобно. Трос натянулся. Зажужжали шины. Мы сдвинулись на фут, на два. Потом рывок, стук, и машина остановилась. Я выпрямилась, посмотрела в окно и увидела, как наш передний бампер, подпрыгивая, катится по полю.

— Вот черт! — воскликнул Джейк.

Трактор остановился, водитель спрыгнул на землю. Мужчины, почесывая в затылках, двинулись к нам. Джейк вылез из машины и пошел им навстречу. Теперь все трое чесали в затылках и, нахмурившись, смотрели на то место, где прежде был бампер.

— Эта развалина — дешевка образца 1953 года, — сказал Джейк.

Мужчины закивали, как бы запоминая каждое его слово.

— Вы только посмотрите на эти покрышки. Гладкие, как садовый шланг. — Джейк ударил по шине.

Я ощутила удар. Наступила долгая, напряженная тишина.

— Обидно! — сказал водитель трактора. — Так жалко бампер.

— Ты тут ни при чем, — сказал Джейк.

— Может, удастся подтолкнуть ее сзади. Глянь-ка, она уже немного съехала с насыпи. Видишь? Уже не упирается носом в землю.

— Может, женщина сядет за руль, а мы втроем подтолкнем?

Джейк вернулся к машине и просунул голову в окно.

— Я не умею водить, — сказала я, прежде чем он открыл рот.

— Но ты же знаешь, где находится акселератор?

— Нет, не знаю. И даже где тормоз — понятия не имею.

— Нет, знаешь, — сказал Джейк. Он влез в машину и снова включил зажигание. Потом показал на пол: вот акселератор, вот тормоз. — Только на тормоз не нажимай, пока не доедешь вон до той дороги, поняла? Ее отсюда не видно. Узкая проселочная дорога. Покрыта щебенкой. Мы будем толкать машину туда, а не к шоссе. По этой насыпи на шоссе не выедешь. Ну давай садись за руль.

Он вылез из машины. Я пересела на его место и взялась за руль.

— Шофер из нее аховый, — заметил Джейк. Мужчины хмыкнули. Они, кажется, нашли общий язык. Стояли и уныло смотрели на мои побелевшие от напряжения руки, застывшие на баранке.

— Смелее, барышня, — сказал Кейд. — Двигай помаленьку.

— Хорошо, — ответила я.

— Смотри, как бы не забуксовала.

Я нажала на педаль акселератора. Мужчины навалились на багажник. Колеса завизжали, забуксовали. Медленно, толчками, машина двинулась вперед. Она набирала скорость. Оторвалась от мужчин и, подпрыгивая на ухабах и камнях, пробивала дорогу сквозь сорняки, оставляя за собой примятую желтую ленту. Я посмотрела в зеркало и увидела эту ленту и бегущих по ней мужчин. Они махали руками и что-то кричали. Но я забыла посмотреть вперёд и только потом сообразила, что узенькая проселочная дорога на мгновение возникла и снова исчезла. В панике я еще сильнее нажала на акселератор, изо всех сил рванула на себя руль, потом стала судорожно переключать скорости, одну за другой, до тех пор, пока нога случайно не наткнулась на тормоз. Шины взвизгнули. Машина остановилась как вкопанная, и я ударилась о ветровое стекло. Подбежал Джейк, я увидела его сквозь завесу разноцветных кругов, плавающих в черном воздухе. На лбу у меня вздулась шишка.

— Вот видишь, — сказал Джейк. — Кто говорил, что ты не умеешь водить?

Он влез в машину, я, словно в тумане, передвинулась на пассажирское место. Он снова включил мотор и подал машину задним ходом к проселку. Помахал своим приятелям, которые неторопливо шли по полю. Они помахали ему в ответ. Мы приближались к шоссе.

— Умираю с голоду, — сказал Джейк. — А ты?

Я так дрожала, что не могла вымолвить ни слова.

Мы завтракали у заправочной станции «Суноко»: пакетик соленых шкварок и два кусочка торта из автомата.

Я пошла в туалет и пристально рассмотрела свое лицо в зеркале на ящике с бумажными полотенцами Надо взять себя в руки. На меня глядели темные-темные глаза, а я уж было решила, что они выцвели, стали такими же серыми, как у Джейка. Лицо показалось мне осунувшимся, растерянным. Скорее взять сумку — и назад, в машину.

Мы проезжали через сосновые рощи; мелькали фермы и новенькие, построенные из шлакоблоков магазины самообслуживания. Иногда приходилось ехать следом за каким-нибудь грузовиком или трактором, который невозможно было обогнать. Тогда Джейк начинал бормотать:

— Болван. Тупица. Дубина. Вот наподдать бы ему в зад…

— Не понимаю, — сказала я. — Не в одном же Мэриленде широкие автострады. Неужели у них нет дороги получше? …

— Это я такие выбираю, сама знаешь почему: здесь не бывает полицейских.

Мне показалось, он напрасно так в этом уверен. Но действительно, патрульные машины пока не попадались. Только помятые «шевроле», «форды» да допотопные грузовики, которым нет износу. Когда у Джейка лопалось терпение — примерно каждые пятнадцать минут, — он останавливался у какого-нибудь магазина самообслуживания и покупал еду, например хрустящую кукурузу. Я жевала в такт хору реклам, звучащему в моей голове. А Джейк тем временем снова запускал мотор, устремлялся вперед и в конце концов оказывался в хвосте того самого грузовика, который задерживал его прежде. И случалось это всегда на подъеме, на повороте или перед встречными машинами в другом ряду.

Джейк сыпал проклятиями, я знай жевала. Хорошо, когда умеешь отключаться, надо только представить себе, будто мы находимся на огромном, гладком конвейере, медленно движущемся по сельским дорогам с рекламными щитами в двух с половиной футах от грузовика с газонокосилками.

В полдень мы остановились перекусить возле какой-то забегаловки в предместье большого города.

— Да мы же только и делаем, что едим. Я еще не проголодалась.

— Не имеет значения. Мне надо передохнуть.

Куда ни взгляни — фабрики да кладбища автомобилей; забегаловка стояла на крохотной цементной площадке, словно обкусанной со всех сторон. Внутри — изобилие надраенного алюминия и изношенного винила в желтую крапинку. Кроме нас, единственным посетителем был подросток, жующий сосиску. Официантка походила на монашенку: лицо суровое, очки в железной оправе. Принимая у Джейка заказ, она поджала губы: все жареное, жирное, соленое. (Мало-помалу я уже начала разбираться в его вкусах.)

— Мне только кофе, — сказала я.

Официантка презрительно хмыкнула и гордо удалилась.

Когда она ушла, я протянула руку к соседнему стулу и взяла газету, помятую, небрежно сложенную, но, целую.

— Хотите посмотреть комиксы? — спросила я Джейка. На его лице появилась гримаса отвращения. Я пожала плечами. Пробежала первую страницу, потом вторую. Первичные выборы, рост цен, трудовые договоры… О Джейке и обо мне ни слова. Про нас все забыли, будто нас вовсе и не существовало. Их уже занимали более важные дела. Я была потрясена. Но Джейка это нисколько не удивляло. Когда я отложила газету, он, даже не взглянув в мою сторону, сосредоточенно набивал карманы пакетиками с сахаром.

— Здесь о нас ни слова, — сказала я.

— Что? — Он огляделся вокруг.

— В газете о нас ни слова.

— Ну и что?

Официантка принесла заказ. Я сидела, уставясь в свой кофе и не притрагиваясь к нему. Джейк подтянул рукава куртки и придвинул к себе солонку.

— Сколько у тебя наличными? — спросил он.

— Наличными?

— Я должен знать.

— Не ваше дело.

— У тебя есть деньги, я знаю. Я видел в твоем бумажнике.

— Это мои деньги, — сказала я, — не ваши.

Обычно я не придаю значения деньгам, но сейчас — другое дело. Я оказалась предоставленной самой себе, все на свете забыли обо мне, покинули — даже те, кто должен был разыскивать меня, а этот тип хочет отобрать у меня последние гроши. К тому же я была обижена. Как было бы хорошо, если б кто-нибудь меня угостил.

— Могли бы быть и повнимательней, — сказала я.

— Послушайте, мадам, — сказал Джейк. — Шарлотта, это путешествие — не такое уж дешевое удовольствие. Одни бензин чего стоит. Деньги у меня на исходе. Я вообще-то людей не граблю, не выношу этого. Но сейчас ты должна отдать мне свое портмоне.

Я сделала вид, будто не слышу.

— Считай, что взаймы.

— Не хочу я одалживать вам деньги.

— Не упрямься. Мне нужно позарез. Ты что, думаешь, эта мелочь, что я там хапнул, никогда не кончится?

Официантка кинула на нас взгляд через плечо. Блеснули очки.

— Ты убийца. Сидишь и режешь меня без ножа, — сказал Джейк.

Он говорил тихо, но с надрывом, того и гляди затеет скандал. Терпеть не могу скандалов. Я вынула бумажник и швырнула его на стойку.

— Давно бы так.

— Всего-навсего семь жалких долларов, — сказала я. — Вы удовлетворены?

— Клянусь честью, я их верну, Шарлотта. Ей-богу.

— Как бы не так, — сказала я.

Я оперлась подбородком о кулак. Мрачно задумалась, мигая от пара, поднимавшегося над чашкой кофе. Поискала глазами сахар — металлическая вазочка была пуста.

Я чуть не заплакала.

— Здесь же нет сахара, — сказала я.

— Держи. — Джейк, вытащил из кармана пакетик.

Разорвал его и высыпал содержимое в мою чашку. Я сидела и смотрела. Потом он налил сливок, размешал пластмассовой ложечкой. — Пей.

Я успокоилась. Оставалось только поднять чашку, теплую, тяжелую, надежную. Обо всем остальном уже позаботились. Я была окружена самым пристальным вниманием.