В районе Виндхёрст Нандина обитала в доме нашего детства – квадратном строении под бурой кровельной дранкой. Хоть и в дождь, дорога заняла не больше пяти минут. Я даже пожалел, что путь так недолог. Припарковавшись, я еще минуту-другую оставался в машине, обдумывая, что скажу сестре. Признаваться в плачевном состоянии дома не хотелось, ибо Нандина уже давно зудела – а не пора ли заняться ремонтом. Если же без всяких объяснений возникнуть на пороге и попроситься в свою старую комнату, сестра решит, что у меня нервный срыв или чего хуже. Кинется хлопотать и утешать. Взбудоражится.

М-да. Порой сестра меня удивляла. Она открыла дверь и мгновенно все поняла, увидев мои слипшиеся на лбу волосы, промокшую одежду и хлопья побелки, приставшие к обшлагам брюк.

– Заходи и встань на коврик, – велела Нандина. – Я принесу полотенце.

– У м-меня немного натекло в прихожей, – сказал я.

– Разуйся и оставь ботинки в коридоре.

– Я подумал, что одну ночь можно….

Нандина уже скрылась в кухне. С меня капало на коврик, а я стоял и вдыхал запахи детства – мастики и заплесневелых обоев. Из-за маленьких, странно расположенных окон и тяжелых драпировок даже днем дом казался мрачным, а сейчас был настолько темен, что хотелось проморгаться, дабы лучше видеть.

– Сними ботинки-то, сколько раз говорить? – Дождавшись, когда я разуюсь и отстегну фиксатор, Нандина подала мне линялое посудное полотенце. Такие полотенца с календарем у нас висели над кухонным столом. На этом значился 1975 год. Я промокнул лицо и вытер голову. – Где твоя трость?

– Не знаю.

– Забыл в машине?

– Наверное.

– Какую-нибудь одежду с собой захватил?

– Нет.

Сестра подошла ближе, но руку предлагать не стала – знала, что я этого не люблю, и мы потихоньку двинулись в гостиную. От Нандины пахло шампунем. Она была в хлопчатобумажном домашнем халате. (Сестра из тех последних американок, кто после работы всегда переодевается в домашнее.) Дождавшись, когда я усядусь на диван, Нандина сказала:

– Пойду посмотрю, не остались ли здесь твои тапочки.

Наверное, остались. Тут еще много чего моего. Когда я покинул отчий дом, мать ничего не выбросила из моей комнаты.

Нандина ушла наверх, а я откинулся на диване и уставился в потолок. В солидный старомодный потолок в кремовой штукатурке, с медальоном посредине, без единой трещинки, заметной глазу.

Вдруг вспомнилась машина моего соседа по университетской общаге – ржавый «шевроле», сумасбродно стрелявший выхлопами. В один прекрасный день рыдван сдох окончательно, и парень просто снял номера и ушел прочь, ни разу не оглянувшись. Вот и мне бы так поступить с моим домом. Не жалко абсолютно ничего. Пусть сгинет с лица земли. Ни одна жилка во мне не дрогнет.

Нандина вернулась с моими вельветовыми туфлями, о которых я совсем забыл. Потом сестра принесла мой фиксатор, и я его надел, прежде чем обуться.

– Ты ужинал? – спросила сестра.

– Да.

– Аарон!

– Что?

– Теперь скажи правду.

– Я съел полдюжины сырых устриц, крабовую котлету, картофельное пюре с чесноком, салат «зеленая богиня», яблочную тарталетку и выпил два бокала вина.

– Господи помилуй!

Я попытался скрыть самодовольство.

– Расскажи-ка, в каком состоянии твой дом, – сказала Нандина.

– Ну, в каком… – Я задумался. – Вроде как в прихожей потолок немного пропитался водой.

– Понятно.

– Ничего удивительного. Дождь лил всю ночь и весь день.

– Сдается мне… – начала сестра.

– Давай з-завтра п-поговорим, – перебил я. – А то я без сил. Моя кровать застлана?

– Разумеется.

Ну конечно, нечего и спрашивать. Я встал, делано зевнул и потянулся:

– Пора, пожалуй, на боковую. Извини, что заявился без уведомления. Обещаю, я обременю тебя на пару дней, не больше.

– Аарон! Оставайся хоть насовсем. И не надо мне никаких уведомлений.

Вот лишнее доказательство того, что я пребывал в полном раздрызге: предложение остаться насовсем показалось весьма соблазнительным.

Моя комната на втором этаже была рядом с комнатой Нандины. Сестра обитала в ней с самого детства, хотя было бы разумнее после смерти родителей перебраться в их комнату куда более просторную. С тех пор как я уехал на учебу, в комнате моей ничего не изменилось. На полках рядком стояли модели самолетов, под стереопроигрывателем – стопка виниловых пластинок: U2, Том Петти. Я надел старые пижамные штаны, которые нашел в комоде, и подошел к книжному шкафу – хотелось что-нибудь почитать перед сном. Но мне не повезло, там были только затрепанные сборники математических игр и логических головоломок. В детстве я их щелкал как орешки, но, бывало, заходил в тупик, словно упирался лбом в стену, и тогда жутко психовал, начинал швырять что ни попадя и крушить все подряд. Позже, вспоминая эти эпизоды, я видел себя со стороны: взбешенный подросток, волосы торчком, молотит рукою воздух, а мать пытается его сграбастать и безуспешно лепечет: «Аарон, не надо. Это же просто развлечение. Передохни и начни заново, чего ты?»

Куда подевался весь этот пыл? Слава богу, теперь я совсем другой.

Одно время я увлекся фокусами. Днями напролет репетировал, а потом приставал к взрослым: «Возьмите любую карту. Мне не показывайте. Стоп! Ну зачем показали-то!»

Еще я мечтал стать эстрадным комиком. Заучивал анекдоты из журналов и затем опробовал их на родных: «Идет, значит, по улице человек, согнулся в три погибели, на спине тащит огромные напольные часы. Несет их, значит, в ремонт. Встречает он приятеля, тот ему… ему… говорит…»

И тут меня разбирал дикий смех. Ей-богу, мне казалось, что смешнее анекдотов не бывает. «А ты не пробовал, говорит приятель, не пробовал…»

От смеха я задыхался и стонал. Из глаз текли слезы, сводило живот, а слушатели мои, дядюшки и тетушки, лишь недоуменно улыбались.

«Ты не пробовал купить наручные часы?» «Что-что?» – не разбирала аудитория, ибо я уже был неспособен к членораздельной речи. Но повторить реплику я не мог, поскольку от смеха катался по полу.

Теперь и эту сцену я видел со стороны: парень что-то бессвязно лопочет и, согнувшись пополам, заходится безудержным смехом.

Неудивительно, что я не обзавелся детьми. Они бы нагнали тоску.

Когда я ухаживал за Дороти, о детях мы почти не говорили. Кажется, раз-другой она обмолвилась, что дети ее не интересуют, но обсуждением вопроса это не назовешь. Стало быть, потомства не будет, поскольку Нандина в ее возрасте вряд ли выйдет замуж. Наш род закончится нами.

Может, оно и к лучшему, думал я.

– Ты не понял, что все изменилось, – рассказывала мать. – Из больницы ехал такой счастливый, все егозил, радовался, что возвращаешься домой. Мы с отцом глазом моргнуть не успели, как ты соскочил с сиденья…

– Я не хочу этого слышать, – сказал я.

– …а нога твоя подломилась, и ты со всего маху грохнулся на тротуар. Но не заплакал. Хочешь улыбнуться, а у тебя только половинка рта слушается, и ты смотришь так растерянно, но все равно пытаешься…

– Мам, не надо! Сказал же, я не хочу этого слышать.

Матушка порой бывала раздражающе бестолковой. Я понимаю, она хотела как лучше, но я, похоже, только и делал, что ее осаживал: не надо! уйди! я сам! Не было случая, чтоб она не крикнула мне вслед:

– Не забудь трость!

– Она мне не нужна.

– Нет, нужна. Вспомни, что давеча случилось на стадионе «Мемориал».

Я стискивал зубы и, отвернувшись, ждал, пока мать принесет мою трость.

Она умерла в 1998-м, всего через полгода после отца. Обоих скосил инфаркт. Теперь вспоминаю мамину хлопотливость, и она не раздражает. Напротив, трогает. Но если б сейчас матушка объявилась и стала пенять, почему это улегся в майке, которую носил днем, я бы опять рявкнул: «Отстань, сказано! Мне хорошо!»

Впервые после смерти Дороти я уснул почти мгновенно. Мне приснилось, что Джимми Вантидж по-прежнему живет по соседству, хотя он переехал еще в конце седьмого класса. Мы пошли искать черепах в парке «Каменистый ручей». Но Джимми шел так быстро, что я за ним не поспевал. Потом я уже просто полз по тротуару и кричал, чтоб он меня подождал. Это странно, обычно в своих снах я абсолютно здоров. И чуть ли не летаю. Однако в этом сне я корчился и задыхался. Утром на миг показалось, что у меня еще саднит ладони, стертые о тротуар.

Я знаю, кого надо вызвать, сказала Нандина, «Кровельщиков в цилиндрах». Когда-то они перекрыли нам крышу и, конечно, поймут, что нынешний заказ – первоочередной.

– Сегодня же им позвоню. А ты свяжись со страховщиком. Или уже связался?

– М-м-м…

Нандина одарила меня взглядом, полным долготерпения, – дескать, чего от тебя, увальня, ждать-то? Я не люблю этот взгляд. В кухне мы завтракали кукурузными хлопьями с чаем – наше традиционное семейное меню, которое я уже давно поменял на кофе и тосты. В блокноте сестра составляла список дел на день. Этот блокнот я тоже не люблю.

– Не хлопочи, – сказал я. – У меня все под контролем.

– Можно узнать, что – все?

– Ну, страховщик, крыша… И одной крышей дело не обойдется. Ты-то не в курсе. Тут нужен генеральный подрядчик.

– Есть такой на примете?

– Конечно.

Сестра смотрела недоверчиво.

– Зовут его… Его зовут… – тянул я, словно брал разбег для тройного прыжка, – Гил Брайан. – Имя всплыло, когда я припомнил влажные блестящие подглазья. – Сегодня позвоню ему и скажу про потолок в прихожей.

– Ну что ж, ладно. – Нандина как будто огорчилась.

Я настоял, чтобы в город мы ехали каждый на своей машине:

– А то вдруг ты раньше освободишься?

– Ничего, я под тебя подстроюсь.

– И потом, я, наверное, заеду к себе – кое-что забрать.

– Хочешь, я с тобой?

– Не надо.

Честно говоря, я не собирался к себе заезжать. В комоде и шкафу было полно моей старой одежды, а я вовсе не привередлив. Мне сгодятся и растянутые мальчиковые трусы, и джинсы с высоковатым поясом, и рубашка «оксфорд», которую я носил еще в восьмом классе. Говорят, «оксфорд» моден во все времена, но у этой был мягкий воротничок. Да бог-то с ним. Бриться можно одноразовыми станками, которые нашлись у сестры в ванной. Вообще-то я бреюсь электробритвой. В обеденный перерыв надо будет купить новую.

Впервые я осознал, что не могу видеть свой дом, – мне легче купить новую электробритву, чем из ванной забрать старую.

Приехав на работу, я закрылся в кабинете и оставил сообщение на дежурном телефоне страховой компании, поскольку никогда не обращался к своему агенту и даже имени его не помнил. Затем в поисковой строке набрал гил брайан подрядчик балтимор. Гила не нашлось, однако интернет предложил «Подрядную компанию братьев Брайан». Я набрал указанный номер, и мне ответил живой человек.

– Ал-ло? – чересчур громко произнес мужской голос.

– «Братья Брайан»?

– Ага.

– Гил Брайан?

– Не-а.

– Но у вас есть Гил Брайан?

– Ага.

– Могу я с ним поговорить?

– Отлучился.

– Можно оставить ему сообщение?

– Лучше я дам его мобильник.

Я записал номер, но сразу не позвонил. Разговор с другим Брайаном меня утомил.

А что, если дом продать? Выставить на продажу как «требующий ремонта»? (Точно!) Можно кому-нибудь заплатить, чтоб собрал мои пожитки, чтоб сам я туда носу не казал. Наверняка кого-нибудь можно нанять. А я сниму себе квартиру с обстановкой. Если с ней что не так, всегда можно снять другую.

«Наблюдение за птицами» отправилось к Айрин, а я редактировал очередной заказ – «Мою войну» Джорджа С. Хогана-старшего. Меж собой мы ее называли «Битва чертовой дюжины». Почему столько мужчин считают военную службу главным событием своей жизни? Они могут дожить до девяноста с гаком, не раз жениться и наплодить кучу детей, добиться немалого успеха в профессии, однако наиважнейшим своим опытом назовут Вьетнам, Корею или высадку в Нормандии. В случае с мистером Хоганом постичь это было особенно трудно, поскольку его личная война выглядела скукой зеленой. Моего лучшего друга по службе звали Сай Хелм. Классный был парень. О лучшем приятеле, чем старина Хелм всегда говорю я, нельзя и мечтать.

Я вставил запятую после «старины Хелма» и больше ничего не трогал. Это наше правило в работе с заказами. (Некоторые авторы возражают даже против запятых.) Одолев еще три страницы, я потер глаза, потянулся и пошел за кофе.

Чарлз раскладывал пасьянс в компьютере. Коренастый, с вечно красным, помятым лицом, он был немного старше всех нас и работал по какому-то загадочному графику, в который никто не вмешивался. Айрин куда-то свинтила, Пегги наполняла сливочник.

– Ох, бедняжка Аарон, слыхала я про твой потолок, – сказала она.

Я бросил злобный взгляд на кабинет Нандины.

– Кого думаешь нанять? – спросила Пегги.

– Одного мужика.

– А то я знаю хорошего…

– Не надо, все уже решено, – сказал я и, подумав, что это вышло грубо, добавил: – Однако спасибо.

Но Пегги ничуть не обиделась и ручкой вперед подала мне сливочник:

– Как продвигается книга мистера Хогана?

– Сейчас читаю о его классном дружке. Очень классном. Таком, знаешь, классном-преклассном.

Пегги с готовностью улыбнулась. Чувство юмора у нее отсутствовало напрочь – если, конечно, не считать ее нарядов в кукольном стиле, что, по-моему, могло сойти за юмор. А я уже завелся:

– Но могло быть и хуже. Типа «Мои годы в городском совете». Это мой эталон.

– А я голосую за «Жизнь адвоката по недвижимости», – из дальнего конца приемной встрял Чарлз, не отрываясь от компьютера.

– Отличный кандидат. Как же я о нем забыл?

– А ты помнишь нашу «Дилетантскую перепланировку кухни»? – спросила Пегги.

– Ну да… – промямлил я. Не скажу, что книжка эта засела у меня в памяти.

– Я подумала, она тебе пригодится, раз ты затеваешь ремонт.

– Что? Руководствоваться нашей собственной книжкой?

Пегги серьезно кивнула.

– Господь с тобой, наши книги не задумывались как инструкция.

– Разве нет?

– Ну, как настоящая инструкция. Скорее это… сувенир. Мелочь, какую даришь знакомым.

– А вот в «Перепланировке кухни» сказано, что с подрядчиком надо все оговорить еще до начала работ. По-моему, это полезно.

Между прочим, за безличным «сказано» скрывались я и дизайнер-пенсионер из округа Анн-Арандел.

– Да, верно, – буркнул я и, захватив кофе, направился в свой кабинет, вовсе не собираясь следовать совету Пегги.

– Прежде чем условиться о цене, напомни ему о рынке спроса, – вдогонку мне крикнул Чарлз. – Или сбыта? Что-то из них.

– Ладно.

Мистер Хоган описывал полевые учения. Смит и Доналдсон расположились ярдах в пятидесяти слева от меня, а Мерритт и Хелм засели в леске от меня справа, но их скрывала глубокая впадина, тянувшаяся ярдов на двести к северо-северо-востоку…

Взгляд мой съехал на книжный стеллаж. Дилетантская серия занимала несколько полок – разноцветье блестящих корешков одинакового размера. Книжки стояли по датам их выхода, от первых до последних. «Перепланировка кухни», выпущенная несколько лет назад, была на верхней полке. Я ее достал.

«Знать, что вам нужно» – так называлась первая глава. (Где вы шинкуете и строгаете в вашей нынешней кухне? Погодите, а вы этим занимаетесь вообще?) Вторая глава – «Переговоры с подрядчиком». Все остальное выглядело излишне детальным планом по размещению временной кухни в свободной ванной комнате.

Я вернулся к столу и начал читать главу о подрядчике. Оказалось, наиважнейшим элементом был контроль. Не воображайте, что после своих указаний вы можете отдыхать, дав подрядчику вольную. Известите его или ее, что в конце каждого рабочего дня вы будете проверять результаты. Потребуйте, чтобы он или она представили письменный график, где будут указаны точные даты завершения тех или иных работ. Договоритесь о еженедельных встречах, на которых вы будете знакомиться с его или ее отчетом о текущих расходах.

С этим «он или она» напортачила Нандина, хотя в целом с редактурой справилась. Начать с того, что сестрица не умеет формулировать. Умнейшая женщина, но в формулировках ни черта не смыслит.

Я заложил пальцем страницу и снял телефонную трубку. Набрал номер Гила Брайана.

– Алло? – ответили мне.

Этот хоть не гаркнул, как тот в конторе. Человек говорил нормальным голосом, фоном слышался рокот какого-то мощного механизма.

– Гил Брайан? – спросил я.

– Да.

– Говорит Аарон Вулкотт, владелец дома на Румор-роуд, г-г-где…

Глупо, но я не мог справиться со словами.

– Где упало дерево, – сказал Гил Брайан. – Понятно.

Но даже с его помощью продолжить я не мог. Не знаю, что случилось. Подступили слезы, я боялся, что голос мой сорвется.

– Надумали заняться ремонтом? – помолчав, спросил Гил.

Я сглотнул.

– Да.

– Если хотите, могу подъехать и взглянуть.

– Я в другом месте. – Я прокашлялся.

– Тогда, может, позже, после работы?

– В смысле, меня там не бывает. Я живу у сестры. Давешний дождь одолел заплатку, и в прихожей обвалился потолок.

Гил Брайан присвистнул.

– Я вот подумал, не могли бы вы заехать по адресу сестры, где-нибудь в половине шестого? Я бы отдал вам ключ, и вы бы все осмотрели.

– То есть один, без вас?

– Да.

Возникла пауза.

– Отчего же, можно и так, – сказал Гил. – Но все-таки лучше с вами.

Я промолчал.

– Ладно, съезжу один.

– Спасибо.

– Речь только о крыше? Или о комнатах тоже?

– Обо всем. Я не знаю. Посмотрите там. Как вы решите.

– Обо всем? И в какие сроки?

– Понятия не имею. Да сколько понадобится.

Я продиктовал адрес Нандины, повесил трубку и отправил «Дилетантскую перепланировку кухни» обратно на полку.

На половину шестого я назначил встречу умышленно – в это время Нандина еще не вернется с работы. Сестра считала делом чести уходить из конторы последней. Стало быть, она не сможет встревать в мой разговор с подрядчиком и не узнает, что это наша первая встреча по делу.

Но, похоже, сестрица моя обладает сверхъестественным шестым чувством, иначе как еще объяснить, что в пять пятнадцать она, стукнув в дверь, просунулась в мой кабинет:

– Я ухожу. Увидимся дома.

– Уже уходишь?

Нандина повесила сумку через плечо:

– Я все сделала. Как раз дошла до конца главы.

К моему возвращению она уже готовила ужин. Когда звякнул дверной звонок, следом за мной сестра вышла в прихожую, вытирая руки о передник, надетый поверх домашнего халата.

Запачканная пропыленная одежда придавала подрядчику вид человека, чей день прошел в тяжких трудах, но подглазья его все так же влажно блестели, что опять расположило к нему.

– Входите, мистер Брайан, – сказал я.

– Гил, – поправил он.

– Хорошо, тогда и я – Аарон.

Мы пожали руки. Ладонь у него была как бейсбольная перчатка. Нандина все еще торчала в прихожей, и мне пришлось ее представить:

– Моя сестра Нандина. – Затем я коротко отрекомендовал Брайана: – Подрядчик.

– О как, – сказала сестра и, попятившись, скрылась в кухне.

– Пойдемте в комнату, – пригласил я Гила.

– Да нет, я весь грязный. Возьму ключ и поеду.

Я достал из кармана ключницу и, отцепляя ключ, спросил:

– Вы прямо сегодня хотите осмотреть дом?

– Да, собирался.

– Боюсь, там нет электричества.

– Ах так. Ладно, съезжу утром, осмотрюсь при дневном свете. Давайте я загляну к вам завтра в это же время, когда буду знать, что оно и как.

– Чудесно. – Я отдал ключ.

– Значит, осматривать все?

– Весь дом целиком. Составьте список повреждений.

– Ну ладно, – сказал Гил, но я видел, что он озадачен моим поведением.

Мы вновь пожали руки, и подрядчик ушел. Тотчас из кухни выглянула Нандина:

– Однако вы быстро.

– Он просто забрал ключ.

Похоже, ответ ее удовлетворил, она кивнула и вернулась к готовке. Но за ужином спросила:

– А как ты вышел на этого подрядчика?

– Через Джима Раста.

Сестра накренила голову, словно человек, уловивший фальшивую ноту у певца:

– Джим Раст сам пользовался его услугами?

– Ну да, конечно, – ответил я, хотя не знал точно. – Все уже решено, Нандина. Не суйся не в свое дело.

– Ах, извини, пожалуйста!

Ужин прошел в молчании.

На следующий вечер никто мне не мешал, я поджидал гостя один.

– Привет, – сказал я, когда Гил позвонил в дверь. – Заходите.

В этот раз он был во всем чистом – свежая рубашка, отглаженные штаны хаки, – и мы вдвоем уселись на диване, Гил на одном краю, я на другом. Мне очень понравилось, что он пришел с белой скрипучей папкой. Сразу виден профессиональный подход. Гил открыл папку и на журнальном столике веером разложил листки, исписанные удивительно мелкими печатными буквами.

– Значит, вот что мы имеем, Аарон, – сказал он.

И опять мне понравилось, что он назвал меня по имени. Я ужасно не люблю работяг, которые упрямо величают тебя «мистером», хотя ты просил обойтись без официоза.

– Насчет электричества вы были правы. Вода просочилась аж до подвала, и проводку замкнуло. Для ремонта я позову «Энергетиков Уоткинса», но они смогут этим заняться лишь после того, как…

Хлопнула входная дверь, донесся голос Нандины:

– Аарон, ты дома?

Черт!

Сестра возникла в дверях гостиной:

– Ой!

Гил поднялся:

– Здравствуйте.

– Добрый вечер.

– Мы тут занимаемся расчетами. – Я послал сестре недвусмысленный взгляд.

– Хорошо-хорошо, не буду вам мешать, – сказала Нандина и поспешно отступила в коридор.

– На чем мы остановились? – спросил я. Гил сел и просмотрел свои записи.

– Сильнее всего пострадал чердак, кое-где придется заменить стропила. Новая, разумеется, кровля, новый утеплитель; такая же история с потолками кухни и прихожей, со шкафами по западной стене. И вытяжку надо делать заново. С ней, заразой, всегда морока. Так, что касаемо веранды…

– А нельзя ее убрать? – спросил я.

– Не понял?

– Убрать веранду совсем, снести. Она и так вся разломана, и потом, это же пристройка, первоначально ее не было…

– Не хотите чем-нибудь освежиться? – Теперь Нандина появилась из столовой.

– Нет, – отрезал я.

– А вы, мистер Брайан?

– Гил, – сказал подрядчик и опять встал. – Спасибо, нет.

– Может, холодного пива?

– Нет, благодарю.

– Бокал вина?

– Нет, но все равно спасибо.

– Крепче ничего нет. – Нандина прошла в гостиную и уже изготовилась плюхнуться в кресло, словно тема выпивки требовала всестороннего обсуждения. – Конечно, по такой погоде лучше всего джин с тоником, но вот…

– Нандина! – прикрикнул я.

– Что?

– Не беспокойтесь, – сказал Гил. – Я вообще не пью.

– Ах вон как.

– Я в обществе Анонимных алкоголиков. – Гил выпрямился, как будто даже с вызовом, но теребившая бородку рука выдавала его смущение.

– Ой, извините, пожалуйста, – сказала Нандина.

– Ничего, пустяки.

Я уже был готов к тому, что теперь Нандина разовьет тему безалкогольных напитков, но Гил ее опередил:

– Мы тут говорили о веранде. Аарон просит ее снести.

– Снести? Совсем?

– Такое вот желание заказчика.

– Что за ерунда? – Нандина посмотрела на меня: – Дом сразу упадет в цене.

– Какое мне дело до его цены? – сказал я.

– Сам-то дом крошечный. С верандой он больше.

– Нандина, хватит, а? У нас тут деловой разговор.

– Ты зол на веранду, вот и все.

– Чего?

– Ненавидишь ее за то, что там случилось.

– Господи боже мой, твое-то какое дело?

– У меня есть одна мысль, – вмешался Гил. Он заговорил очень спокойно и веско, как будто вел международные переговоры: – Что, если веранду оставить, но сделать перепланировку?

– Как это? – спросил я.

– А вот как. Похоже, ваш письменный стол был развернут к стеллажу, который крепился к стене дома, верно?

На той стене висел телевизор, убивший Дороти. Я кивнул.

– Но ведь можно поставить стол в центре, лицом к застекленной стороне. Так лучше, правда? У вас будет вид на палисадник. А встроенные книжные полки, низенькие такие, пустить по периметру. Согласитесь, это совсем другой коленкор.

– Ну не знаю… – промямлил я. Хотя видел, идея хороша.

Похоже, сестра это поняла.

– Спасибо вам, мистер Брайан, – сказала она и наконец-то вышла из комнаты.

А мы с Гилом занялись его бумагами.

Мистера Хогана озарила идея касательно его военных мемуаров: в книгу должны войти письма к матери. Я не возражал. Мы всего лишь издатели. Но я не предполагал, что он предоставит нам подлинники писем. Однажды в начале октября мистер Хоган шмякнул на мой стол толстенную пачку конвертов, перехваченных шелковой лентой, некогда, похоже, синей.

– Ну вот, к примеру, – сказал он, вытащив одно письмо из связки.

Мистер Хоган даже не присел, хоть я и предложил ему стул. Из-за щек в красных прожилках этот сгорбленный седой старикашка казался возбужденным. Скрюченными пальцами он вытянул мятый листок из конверта. Даже издали было видно, что письмо едва ли читаемо: карандашные каракули выцвели, истончившаяся бумага смахивала на луковую шелуху.

– Вам придется перепечатать письма, – сказал я.

– Тут я рассказываю, чем нас кормят. Мол, шибко истосковался по жареной селедке и моло́ке.

– Вы сможете перепечатать письма, мистер Хоган?

– Как уехал из дома, пишу, ни разу не ел настоящих бисквитов.

– Кто отпечатал вашу рукопись? – спросил я. Мемуары его мы получили в сносном виде, что бывало далеко не со всеми текстами, а об электронной форме рукописей мы даже не мечтали.

– Сноха услужила, – сказал мистер Хоган.

– Не могла бы она также перепечатать и письма?

– Я не хочу ее просить.

Не стоит выяснять – почему, решил я. Благие порывы иссякают. Такое бывает. Я выглянул в приемную:

– Пегги, принеси, пожалуйста, список машинисток, кто берет заказы.

– Сейчас, минутку.

– За это придется платить? – спросил мистер Хоган.

– Ну да.

– Я, знаете ли, не денежный мешок.

– Не думаю, что выйдет очень дорого.

– На эту затею я уже угрохал все свои сбережения.

Пегги принесла список. Похоже, она была в платье с нижней юбкой. Вот уж не думал, что такие штуки еще продаются.

– Как нынче ваш артрит, мистер Хоган? – спросила Пегги.

– Вот он говорит, эти письма надо перепечатать, – сказал старик.

– Чудесно. У меня большой список тех, кто охотно вам поможет.

– Боюсь, мне это не по средствам.

Пегги разглядывала список, словно в нем таилось решение проблемы.

– Это мои письма к матери. – Мистер Хоган держал листок обеими руками. – Я подумал, они кое-что добавят к моим воспоминаниям.

– Письма с фронта всегда интересны, – сказала Пегги.

– Ну я-то писал из Флориды.

– Все равно.

– Я пишу, как сильно скучаю по маминой готовке. По селедке и молоке.

– Я обожаю молоку, – поделилась Пегги.

– В любом случае… – начал я.

– Я живу на пенсию. – Старик буравил взглядом секретаршу, листок в его руках задрожал.

– Знаете что, мистер Хоган, а давайте я отпечатаю ваши письма, – сказала Пегги.

Так и знал, что этим кончится.

– За деньги? – спросил мистер Хоган.

– Нет, что вы, не надо ничего.

– Что ж, спасибо, – согласился старик. По-моему, уж слишком легко.

– Ты очень любезна, Пегги, – сказал я строго и как бы с укоризной.

Но я зря старался. Пегги только улыбнулась, показав ямочки на щеках, мистер Хоган деловито засунул письмо в конверт.

Я побаивался, что пожилые клиенты обижаются на Пегги. Медоточивые манеры ее и чрезмерная почтительность выглядели… покровительственно, что ли? Ну да, этак снисходительно. Я бы это счел снисходительностью. Но, похоже, я один. Мистер Хоган радостно вручил связку писем секретарше и глянул на меня, воинственно вскинув подбородок:

– Я знал, что все уладится.

Ну вот, а я выглядел злыднем. Как всегда.

– Надеюсь, Пегги, ты понимаешь, во что ты вляпалась, – сказал я, когда старик ушел.

– Конечно, – ласково ответила она и предложила сделать мне кофе, хотя прекрасно знала, что днем я кофе не пью. Просто хотела сменить тему.

Если бы не Пегги, крекеры лежали бы на своем месте. Порой я об этом думал. Выходит, если бы не Пегги, Дороти была бы жива? Да нет, вряд ли. Часто жена забирала свои шесть крекеров и уходила на веранду. Скорее всего, ничего бы не изменилось, если б она их нашла.

Нет, я не держал зла на Пегги. И все же чем-то она меня раздражала. Наверное, своей приторной участливостью. И Айрин – тем, что всячески меня избегала, словно горе заразно, и Чарлз – тем, что боялся смотреть мне в глаза. Меня уже тошнило от моих коллег.

Может, взять отпуск? Но тогда чем заполнить время? У меня даже нет никакого хобби.

– А не стать ли и мне волонтером? – спросил я Пегги. – Поучаствовал бы в какой-нибудь благотворительной акции. Вот только не могу сообразить, в какой именно.

Похоже, Пегги хотела что-то сказать, но раздумала.

Оказалось, моего страхового агента зовут Концепсьон. Как же я мог такое забыть? Она больше общалась с Гилом, нежели со мной. Я дал ей номер его мобильника, и они с подрядчиком стали не разлей вода: встречались живьем, беспрестанно обменивались мейлами и факсами. Белая папка Гила сильно разбухла, его альбом с цветными образчиками раздулся от смет, квитанций, схем и списков. Гил приходил почти каждый вечер и, разложив на журнальном столике бумажные простыни, докладывал о состоянии дел так подробно, что более чем удовлетворил бы «Дилетантскую перепланировку кухни». Поврежденные стропила уже заменили, с крышей почти закончили. Гил хотел до холодов успеть с наружными работами и уж потом заняться внутренними. Он нанял двух плотников, и пока все шло по графику, в чем я мог убедиться лично, если б соизволил наведаться к дому.

– Ну как-нибудь на днях, – увильнул я. Гил окинул меня взглядом. Я подумал, сейчас он начнет давить, как все другие (как моя сестрица, если уж конкретно), но подрядчик лишь кивнул:

– Ладно.

– В смысле, рано или поздно я к вам загляну.

– Хорошо. А пока я буду заглядывать к вам. Мне не трудно.

Кого же он мне напомнил? Ну да, Пегги. Отзывчивую Пегги с ее позвольте-вам-помочь. Кстати, из них вышла бы славная пара. Я усмехнулся, представив Пегги под ручку с Гилом: она в пышной юбке, как у фарфоровой пастушки, он смахивает на медведя.

– А вы женаты, Гил? – спросил я.

– Ой, нет. – Подрядчик конфузливо мотнул головой, словно отметая комплимент.

– И никогда не были?

– Нет. – Он поскреб бороду и, помолчав, признался: – Я вроде как профукал свою молодость… Вылетел из колледжа, связался с плохой компанией… Похоже, момент для женитьбы я упустил.

– Однако же сумели выбраться на ровную дорогу.

– Только благодаря кузену. Если б не он, я бы и сейчас где-нибудь валялся под забором. Абнер взял меня в свое дело. По сути, спас мне жизнь.

– А что же ваш брат?

– Какой брат?

– У вас ведь «Подрядная компания братьев Брайан».

– А-а, это ради названия. «Кузены Брайан» не годятся.

– Почему?

– Ну сами посудите: человек звонит – могу я поговорить с мистером Кузеном Брайаном?

Я засмеялся.

– Нет, братьев нету. Только выводок сестер, который вечно у меня на хвосте.

– Я вас понимаю. Ох уж эти сестры.

– Извините, что спрашиваю, – сказал Гил, словно улучив удобный момент, – но как быть с имуществом?

– Каким имуществом?

– В доме остались всякие бумаги и ваши личные вещи. И еще вот почта. Всякий раз, как вхожу в дом, на полу куча корреспонденции. Мне не трудно привезти ее вам, но ведь можно через интернет уведомить почтовое отделение, чтобы все доставляли сюда.

– Верно, я этим займусь.

– Потом, кухонная утварь. Посуда в шкафах. Когда мы начнем внутренние работы, все это надо будет перетащить в спальню или куда там.

– Хорошо, я подумаю.

– Ваша сестра уже освободила холодильник, но еще остались крупы, консервы и прочее.

– Сестра туда заезжала?

– Только чтоб забрать продукты из холодильника.

– Об этом я не знал.

– Наверное, не хотела вас беспокоить.

Я уставился на список расходов, который держал в руке.

– Конечно, мое нежелание появляться в доме выглядит странно. Просто я боюсь, там накатят… и все такое.

– Да, я понимаю, – сказал Гил.

– По правде, я не уверен, что вообще захочу туда вернуться.

– Дайте нам закончить, и тогда посмотрим, что вы скажете. Я вот думаю в прихожей настелить пол светлого оттенка. Если, конечно, вы одобрите.

– Даже в этом случае, – сказал я. – Даже со светлым полом.

Гил терпеливо ждал, не сводя с меня взгляда.

– Послушайте, а вы не хотите купить этот дом, а? – сказал я. – Этак удачно вложить капитал. А как почините, я уверен, сможете выгодно продать.

Я хохотнул, как бы приглашая его посмеяться. Но Гил меня не поддержал.

– У меня нет таких денег, – сказал он.

– М-да.

– Знаете, о вещах не беспокойтесь. Я прикажу своим ребятам все упаковать в коробки, если вы не против.

– Конечно, нет. Я даже не буду возражать, если все это барахло они оттащат на помойку.

– Ну это уж чересчур. Все, что, на наш взгляд, вам пригодится здесь, я закину в грузовик и в следующий раз привезу.

– Ладно, спасибо. – Я прокашлялся. – И вот еще что…

Гил ждал.

– Не могли бы вы привезти мою одежду?

– Одежду?

– Все, что в шкафу и в комоде возле кровати.

– Хм.

Я показал на свой наряд. До сих пор я обходился тем, что нашлось в моей старой комнате, но все это, конечно, мне было не по возрасту.

– Ничего упаковывать не надо, просто забросьте в кузов, и все.

– Ладно, разберемся, – сказал Гил.

– Спасибо.

Конечно, следовало поблагодарить Нандину за ее хлопоты по разгрузке холодильника. (Хотя сестрой, бесспорно, руководило еще и любопытство.) Прям куда ни глянь, всюду были заботливые доброхоты. Не только Нандина. Чарлз приносил завернутый в фольгу банановый хлеб – эти тяжелые, как кирпичи, буханки пекла его жена. Чтоб отвлечь меня от грустных мыслей, Айрин оставляла на моем столе рекламные листовки, предлагавшие опасные для жизни приключения: дельтапланеризм, скалолазание, ныряние в коралловых рифах. Бывшие соседи постоянно зазывали к себе на ужин и после моих отговорок неохотно тянули «Ну ла-а-адно», давая понять, что лишь на этот раз позволяют мне сорваться с крючка. Люк превратил ресторанное застолье чуть ли не в еженедельную традицию, Нейт возобновил наши турниры по ракетболу.

А я, похоже, всем отвечал черной неблагодарностью. Особенно Нандине. Я всегда был начеку и встречал в штыки все, что она говорила из лучших, конечно, побуждений. Но порой она и впрямь этого заслуживала. Надо же такое удумать! К примеру, однажды сестра заявила:

– По крайней мере, теперь ты не обременен домашними хлопотами. Я к тому, что Дороти не готовила и вообще о тебе не заботилась.

– Неправда! – парировал я. – У нас был гармоничный брак. Союз двух взрослых самостоятельных людей.

Или вот в другой раз, когда я затеял стирку ее и моих вещей, сестрица этак снисходительно изрекла:

– Дороти, конечно, считала, что достаточно разделить белье на белое и цветное, но вообще-то цветное тоже делится на светлое и темное.

Я не стал ее уведомлять, что Дороти, скорее всего, спокойно загрузила бы машину всеми бельевыми категориями разом.

Все чаще я будто слышал сестрины мысли: «Скверно, конечно, что жена его умерла, но стоит ли уж так по ней горевать? Чего уж так убиваться-то?»

– Ты думаешь, никто не заметит, что ты небрит и всю неделю ходишь в одной и той же рубашке? – поинтересовалась сестра. – Нет, милый мой, люди все замечают. Давеча Бетси Харди тебя увидела и перешла на другую сторону улицу, чтобы, говорит, ты не смущался своего затрапезного вида. Спасибо, говорю, Бетси, за твою деликатность, но, по-моему, ему плевать, как он выглядит.

– Бетси Харди? Я ее не видел.

– Главное, что она тебя видела. По-моему, ты хотел забрать приличную одежду, что осталась в твоем доме?

– Да, Гил привезет мои шмотки.

– Что? Ты позволишь ему копаться в твоих вещах?

– А что такого?

Нандина сощурилась:

– Когда Джим Раст рекомендовал тебе подрядчика, он что-нибудь о нем рассказывал? Ты знаешь его прошлое? Откуда он родом? Он балтиморец?

– Он прекрасный человек, поверь на слово.

– Просто интересно, вот и все.

– Он мог вообще не говорить об Анонимных алкоголиках.

– Я против них ничего не имею.

– Гораздо хуже, если человек пьет, но не состоит в этом обществе, – подчеркнул я.

– А кто спорит? Ты думаешь, я из-за этого интересуюсь его биографией? Я бесконечно рада, что он совладал с недугом. И всякий раз угощаю его фруктовым соком и лимонадом.

– Воистину.

Но я-то знал, что причина в ином. Однажды сестра застукала Гила с банкой кока-колы. Прохладительные напитки – ее пунктик. Она не просто их не любит, она всей душой их ненавидит. Если б существовала программа «Двенадцать шагов по избавлению от пристрастия к кока-коле», Нандина сделала бы щедрое пожертвование.

Нет, поймите правильно, я вовсе не жалуюсь на сестру. Когда я остался без крыши над головой, Нандина без всяких колебаний меня приютила, не выказав ни малейшего недовольства тем, что нарушен ее привычный уклад. Она – мой самый родной человек из ныне живых. У нас совместные детские воспоминания, в которые нет ходу посторонним.

Когда мы говорили меж собой, кто-нибудь из нас частенько начинал фразу любимым отцовским выражением, или присловьем, что ли, – «излишне напоминать…» И тогда другой улыбался.

Или вот еще: из моей прихожей Гил привез фарфоровое блюдо, доверху заваленное рекламными листовками вроде «еды на вынос» и прочим хламом. В кухне Нандина готовила ужин, а я, сортируя этот бумажный мусор, нашел визитку «Братьев Брайан».

– Галаад! – удивился я.

– Что?

– Полное имя Гила – Галаад. А я думал, что он Гилберт.

Нандина перестала помешивать суп:

– Галаад? Как в псалме?

– Ну да.

«Галаад» – из той же серии, что «излишне напоминать». Кому-нибудь другому строчка «Есть в Галааде бальзам» ничего не скажет. Это мамин любимый псалом, который она напевала за мытьем посуды. А мне слышалось «съесть в Галааде бальзам». Когда один из кузенов стал потешаться над моим исполнением, Нандина доской от «Монополии» треснула его по башке.

Нет, вновь оказаться в отчем доме было совсем неплохо. Я бы даже сказал, уютно.

Перед Рождеством мы всегда допечатывали тираж «Дилетантских подарков» и договаривались с городскими магазинами, что наши книги, украшенные алыми шелковыми бантами, будут выставлены на кассах. Мне бант казался неуместным. Да, книга о подарках, но ведь не в подарок покупателям. Однако Айрин, автору идеи, бант очень нравился, да и Чарлз уверял, что в таком виде книги расходятся хорошо. Обычно мы ему доверяли, когда речь шла о массовом вкусе. Из всех нас только он вел нормальную, так сказать, жизнь: был женат первый и единственный раз, воспитывал трех дочерей-подростков. Чарлз любил рассказывать о забавных домашних ситуациях (не хуже чем в ситкоме «Семейка Брэди»), и все остальные ему внимали, точно группа этнографов, изучающих диковинные обычаи.

Для нас с Нандиной Рождество прошло незаметно. Мы уже давно не обменивались подарками и не украшали дом, если не считать рождественского венка, который сестра принесла из супермаркета. По давней традиции мы пошли на праздничный обед у тети Сельмы. Даже в моем супружестве традиция эта осталась неизменной, хоть всякий раз мы с Дороти клялись, что уж следующее Рождество отметим как-нибудь иначе. У тетки кормили скверно, а гостей становилось все меньше – родичи умирали или перебирались в другие края. Нынче за столом нас было пятеро: мы с Нандиной, тетя Сельма и ее сын Роджер со своей очень молоденькой третьей женой Анной Мари. Эту пару мы не видели с прошлого Рождества, а посему предстояло выдержать разговоры о Дороти. Роджер предпочел сделать вид, будто ничего не произошло, но был явно смущен моей черствостью, позволившей мне явиться на трапезу. А вот Анна Мари с ходу взяла быка за рога:

– Я просто жутко огорчилась, узнав о смерти Дороти.

– Спасибо, – сказал я.

– В прошлое Рождество она выглядела совершенно здоровой!

– Да… она и была здоровой.

– Как поживаете?

– Ничего.

– Нет, я серьезно.

– С учетом всех обстоятельств, неплохо.

– Я почему спрашиваю, моя подруга… как ее… Луиза… только что потеряла мужа.

– Печальная новость.

– Он умер вчера утром. Лейкемия.

– Надо же! – сказала тетя Сельма. – В Сочельник!

– Теперь для нее этот праздник не в праздник, ибо всякий раз он напомнит о Барри.

– И потом, ужасно неудачное время для похорон, – заметила тетя Сельма.

– Скажите, Аарон, нет ли у вас какого-нибудь мудрого совета, который я могла бы передать подруге?

– Мудрого совета? – переспросил я.

– Ну, типа, как справиться с горем.

– Мне бы кто подсказал. Боюсь, тут я не помощник.

– Ну ладно. Скажу, вы вроде как сумели это пережить.

– Ну что ты, ей-богу! – одернул жену Роджер, словно оправиться от потери близкого человека было чем-то предосудительным.

Но, странная штука, именно в тот момент я понял, что и впрямь сумел изжить свое горе. Я представил, как нынче утром подруга Анны Мари просыпается и ее ждет первый долгий день вдовьей жизни, и возблагодарил небо, что сам через это уже прошел. Боль не исчезла совсем, но я как будто отдалился от первоначальной невыносимой муки.

Я выпрямился, глубоко вздохнул и вот тогда-то поверил, что и вправду сумею пережить утрату.

Однако чуть ли не в следующий вечер, когда в постели я уже балансировал на грани яви и сна, вдруг пробилась мысль: «Что-то Дороти давно не звонит!»

В самом начале нашей совместной жизни она, бывало, звонила с работы – просто сказать «привет» или спросить, как у меня дела. Но медовый месяц, похоже, закончился. Что ж, это вполне естественно, а все равно немного грустно.

И тут я очнулся. «Господи, она же умерла», – подумал я. Вновь охватила нестерпимая боль. Нет, мне с этим никогда не справиться, я не смогу. Никто не поможет, а сам я не сумею.

Оказалось, я вовсе не изжил свое горе.

Настоящая зима пришла в середине января. Навалило снегу, ударили морозы. К тому времени наружные работы успели закончить, и мастеровые перебрались в дом. Штукатурим потолки, докладывал подрядчик. Я одобрительно кивал, однако к дому не ездил. Ездила Нандина. Кто-то должен, сказала она, загладить мое хамство.

– Кому это я нахамил? – удивился я.

– Штукатурам, кому еще? Рабочим хочется, чтобы труд их оценили. Они такие молодцы! Потолки – без единого пупырышка.

– Вот и славно.

– Теперь нужно выбрать цвет пола в прихожей.

– Да, Гил показывал образцы. Я проголосовал за «кленовый сироп».

– Ты проголосовал за «теплый мед». Интересно, как он смотрится в реальности, но этого не узнаешь, если сиднем сидеть в гостиной.

– Вот сама и посмотри, раз тебе так хочется.

Нандина поехала и, вернувшись, доложила: цвет хорош, однако, на ее взгляд, «жженый сахар» был бы лучше.

– Решено, – сказал я. – Пусть будет «жженый сахар».

Я думал, вопрос исчерпан, но почему-то сестра выглядела недовольной.

В затишье между Рождеством и Пасхой Чарлз предложил новый маркетинговый ход.

– Приближается сезон подарков, – сказал он. – День матери, День отца, окончание учебы, июньские свадьбы… Что, если нашего «Дилетанта» продавать тематическими наборами? Скажем, молодожены получат «Дилетантскую кухонную утварь», «Дилетантское составление меню» и «Дилетантский званый ужин». Допечатка не потребуется, соберем имеющиеся экземпляры под одной цветной суперобложкой. Для новобрачных мне видится белая глянцевая. На День матери, предположим, розовая. Вы согласны?

– А на утренней планерке ты не мог об этом сказать? – спросила Нандина. Дело было к вечеру, мы собрались в приемной. Нандина опять уходила раньше и уже перебросила пальто через руку.

– Утром меня еще не осенило. – Чарлз удобнее откинулся в кресле. – Идея возникла после обеда. Так всегда бывает, если за ланчем я выпью коктейль. Пожалуй, мне надо выпивать почаще.

Нандина закатила глаза, Айрин хихикнула, не отрываясь от каталога.

– Я понял твою задумку, – сказал я.

– Но не любой коктейль. Мне нравятся те, что подают в ресторане Монтегю. В них как будто особая творческая сила.

– Я говорю о наборах. – Нынче день выдался спокойный, и я убил время, расставляя дилетантскую серию на полках не по дате выхода, а по названиям. Все темы были свежи в памяти. – Для выпускников колледжей, например, можно объединить «Заявление о приеме на работу», «Поиск жилья» и «Месячный бюджет». И даже присобачить «Кухонную утварь».

– Именно! – сказал Чарлз. – Кроме того, так можно сбыть залежавшиеся остатки.

– И все ж таки набор загоняет в рамки, – вмешалась Пегги. – Может, некоторые выпускники еще не готовы прибрести дом. А новобрачная уже давно купила «Месячный бюджет».

– В том-то вся прелесть! – возразил Чарлз. – Народ любит комплекты. Этим он удовлетворяет свой инстинкт коллекционера. Человек вновь купит книгу в комплекте под общей цветной обложкой. Или скажет себе: когда-нибудь и «Поиск жилья» наверняка пригодится.

– Ты прав. – Айрин отвлеклась от каталога, заложив страницу пальцем с длинным алым ногтем. – Только что я купила набор с «Энн из Зеленых мезонинов», хотя у меня есть почти все прежние издания.

– Ты читаешь «Энн из Зеленых мезонинов»? – изумился я.

– Верно, у меня та же история со сказками о Винни-Пухе, – сказала Пегги.

Представить Пегги с детской книжкой на диване я еще мог, но вот Айрин…

Все эти доводы не убедили только Нандину.

– Ладно, поговорим завтра, – сказала она, устремляясь к двери. – Я опаздываю на деловую встречу.

– Но идея-то хороша! – вслед ей крикнул Чарлз и, не получив ответа, обратился к нам: – Правда?

– Правда, – ответила Айрин. – Идея блестящая.

– Всего лишь «Дилетантский маркетинг», – заскромничал Чарлз.

– Скорее уж «Дилетантское надувательство», – подколол я.

– Ничего себе! Сам сказал, что понял мою задумку.

– Понял прекрасно.

Наверное, я слегка завидовал. Мои идеи Айрин ни разу не назвала блестящими.

На сегодня у меня еще осталось только одно дело – разговор с мистером Дюпоном, пожелавшим издать свои путевые заметки. Название «В полете содержимое чемодана может перемешаться» меня заинтриговало, однако собственно рукопись, которую я наскоро пролистал в присутствии автора, представляла собой обычную нудятину: описания завораживающих горных видов и восхитительных национальных блюд. Но это, конечно, не моя забота. Мы оговорили расценки, сроки издания и прочее, я выразил горячее желание сотрудничать, после чего мы пожали руки и распрощались.

В приемной была одна Пегги – что-то печатала. Я уж хотел встать у нее за спиной и шутливо пожурить – мол, не бережешь себя, вкалываешь допоздна, но она, не отрываясь от работы, меня опередила:

– Не забудь трость.

Это меня раздосадовало, и я прошел прямо к вешалке, где утром повесил свою палку.

– Не забуду.

– На прошлой неделе ты дважды уходил без нее.

– И что? Как видишь, я таки сумел приковылять на своих двоих.

Стук клавиатуры смолк. Я обернулся и встретил взгляд больших ярко-синих глаз.

– Значит, надо притвориться, будто ты не пользуешься тростью?

– Да нет… Но вообще-то я не особо в ней нуждаюсь. Если что, прекрасно обойдусь и так.

– Понятно.

Я раскаялся, что рявкнул на Пегги, но она уже вернулась к работе, и я просто попрощался:

– Ну, до свиданья.

– Пока, – не обернувшись, ответила Пегги.

Что-то я стал часто бросаться на людей, раздумывал я по дороге домой. Нынче на утренней планерке я просто взбеленился, когда Нандина постучала ручкой по кофейной кружке, призывая нас к порядку.

– Слушай, Нан, неужто обязательно изображать тут Континентальный конгресс? – заорал я.

Однако на нее где сядешь, там и слезешь.

– Да, обязательно, – сказала она. – И ты прекрасно знаешь, я терпеть не могу, когда меня называют «Нан».

А теперь вот с Пегги… Лучистые глаза ее со стрельчатыми ресницами как будто нарисовал ребенок…

Я превращаюсь в брюзгу, которого даже в Хэллоуин ребятишки обходят стороной, подумал я, паркуясь возле дома, и огорчился, увидав автомобиль Нандины. Я-то надеялся, что она еще не вернулась со своей деловой встречи. Я вздохнул и выбрался из машины. Хорошо бы проскочить к себе, не столкнувшись с сестрой.

Я открыл входную дверь и услышал голос Нандины, доносившийся с кухни. Видимо, деловая встреча (с каким-нибудь мастеровым) проходила у нас в доме. Собеседник ответил сестре, и я узнал голос Гила, хотя слов не разобрал. Прямо в куртке я прошел на кухню.

– Здрасьте, – сказал я.

Гил – рукава фланелевой рубашки закатаны – сидел за столом, парка его висела на спинке стула. Нандина разрезала апельсин.

– Ой, я не слышала, как ты пришел, – сказала она, оборачиваясь.

– Привет, Гил, – еще раз поздоровался я, в ответ он вскинул свою бейсбольную ладонь:

– Как поживаете, Аарон?

– Что-то с домом? – спросил я. Обычно Гил появлялся поздно вечером.

– Нет, там все в порядке. Я принес смету по электропроводке. – Он похлопал себя по карманам. – Куда же она…

– Я готовлю напиток Гилу, – сообщила сестра. – Не хочешь отведать?

– Что за напиток?

– Апельсиновый сок, киви, имбирный корень, папайя…

– Ого!

– …половинка канталупы, два сельдерейных стебля…

На столешнице красовалась соковыжималка – сложный агрегат, который я не видел с тех пор, как у Нандины закончился роман с вегетарианцем. Помнится, была большая морока с этой соковыжималкой. В посудомоечной машине ее толком не отмоешь, поскольку неразъемные части…

Погодите-ка.

Как закончился роман…

Я посмотрел на Гила, безмятежно ожидавшего напиток. Перевел взгляд на сестру.

Нандина покраснела.

– Ох ты, – сказал я.