Много лет назад, когда дети были маленькими, Эбби завела традицию каждый октябрь вывешивать на крыльце привидения. Шесть штук в ряд, с головами из белых резиновых шаров, обтянутых белой марлей, которая свисала почти до пола и колыхалась при легчайшем ветерке. От этого весь дом с фасада приобретал загадочный вид и будто парил в воздухе. В Хэллоуин детям, чтобы постучаться в дверь и потребовать угощения, приходилось отбиваться от летучих хвостов. Ребята постарше хохотали, но малыши пугались, особенно ветреными вечерами, когда марля вздымалась, извивалась, обертывалась вокруг них.

Сыновья Стема требовали, чтобы привидений повесили и в этом году, однако Нора сказала:

– Хэллоуин еще только в среду. Нас к тому времени здесь не будет.

Они покидали дом в воскресенье – раньше въехать в свою квартиру Ред не мог. Предполагалось, что к началу рабочей недели все уже устроятся на новых местах.

Но Ред услышал и воскликнул:

– Да повесьте, почему нет! Это же в последний раз. А в понедельник утром наши рабочие их снимут.

– Да! – завопили мальчики, а Нора засмеялась и, признавая поражение, развела руками.

Привидений достали с чердака, где они хранились в картонной коробке из-под бумажных полотенец, Стем поставил лестницу и развесил их по медным крючкам, ввинченным в потолок. Вблизи привидения выглядели устало. Им полагалось переодеваться время от времени, и сейчас явно настала пора, однако всем хватало других забот.

То, что забирали Аманда и Джинни, их мужья уже отнесли в пикап Реда. Вещи Стема сложили в углу столовой. Единственная коробка Денни стояла в его комнате, но он заявил, что на поезде ее отвезти не сможет.

– Пошлем экспресс-почтой, – предложила Джинни.

– Или, может, у кого-то из вас останется? – сказал он.

На том и порешили пока.

На чердаке и в подвале еще оставались вещи (в основном – на помойку), но в целом дом совершенно опустел, и по комнатам гуляло эхо. Диван и кресло на голом полу в гостиной ожидали переезда на квартиру Реда. Обеденный стол сдали в комиссионный магазин, а кухонный стол, казавшийся до смешного маленьким и простеньким, тоже забирал с собой Ред. Мебель покрупнее выносили через парадную дверь (через кухонную было бы слишком трудно), и каждый раз кто-нибудь отводил в стороны длинные хвосты двух центральных привидений и прихватывал сбоку пружинистыми шнурками. И все-таки то и дело Стем или Денни – или еще кто-то, тащивший мебель – запутывался в марле, пригибал голову, чертыхался и отчаянно пытался высвободиться. Ворчал: «И какого черта поразвешивали!..» Однако никто не предложил привидений снять.

* * *

В последнее время в семье только и говорили, какой хороший помощник Денни, – и что же тот учудил? В субботу вечером объявил, что утром уезжает.

– Утром? – переспросила Джинни. Обитатели Боутон-роуд ужинали у нее, поскольку вся их посуда была запакована, и Джинни только что поставила жареный свиной окорок перед Хью – чтобы разрезал. Она рухнула на стул, даже не сняв варежек-ухваток, и вскричала: – Но ведь папа утром переезжает!

– Я помню, и мне от этого очень грустно, – сказал Денни.

– А Стем – днем!

– Ну а я что могу сделать? – воззвал Денни к семейству в целом. – Приближается ураган, а это все меняет.

Семейство глядело озадаченно. Об урагане твердили по всем новостям, но считалось, что он минует их, пройдет к северу. Хью, муж Джинни, заметил:

– Обычно люди бегут от урагана, а не к нему.

– Да, но я должен убедиться, что дома все в порядке, – ответил Денни.

Повисла изумленная пауза, как будто секундный атмосферный разряд. Слово «дом» в сознании семьи никак не вязалось с Нью-Джерси – даже в сознании Денни, как все они до этой минуты полагали. Джинни моргнула и открыла рот, собираясь заговорить. Рсд вопросительно обвел глазами стол; было непонятно, что именно он расслышал. Деб первая обрела дар речи:

– Дядя Денни, я думала, что твои вещи сложены в гараже.

– Сложены, – подтвердил Денни. – В гараже моей хозяйки, но она женщина одинокая, нельзя же ее бросить в трудную минуту.

Стем спросил:

– А ты не можешь остаться хотя бы, пока папа не переедет?

– На канале погоды объявили, что поезда «Ам-трак» к завтрашнему дню перестанут ходить, и тогда я застряну здесь.

– Застрянешь! – с обиженным видом повторила Джинни.

– Говорят, что сообщение прекратится по всему северо-восточному направлению.

– Так… – протянул Ред и глубоко вздохнул. – Давайте разберемся, все ли я правильно понял. Утром ты уезжаешь.

– Да.

– Раньше, чем я перееду на новое место?

– Боюсь, что так.

– Но тогда как же мой компьютер? – осведомился Ред.

– Твой компьютер? – не понял Денни.

– Я рассчитывал, что ты мне установишь Wi-Fi. Ты же в курсе, что я в таких делах ни бум-бум! Вдруг я не смогу подсоединиться? Вдруг мой ноутбук из-за переезда сойдет с ума? Или я попробую подсоединиться, а ничего не будет, кроме этой их дебильной надписи на экране «Подключение к интернету отсутствует»? Когда, знаешь, надувной мячик вращается, и вращается, и вращается, а нельзя это прекратить. Что, если я не смогу установить связь, не смогу никуда выйти?

Он спрашивал не только Денни, но и всех за столом, отчаянно глядя то на одного, то на другого. Денни сказал:

– Папа, вот у Аманды Хью знает про компьютеры в сто раз больше, чем я.

Но Хью, муж Аманды, вытаращил глаза:

– Кто, я?

Ред смотрел испуганно. Наконец Нора, сидевшая рядом, накрыла ладонью его руку и заверила:

– Мы обо всем позаботимся, я обещаю, папа Уитшенк.

Ред пронзил ее испытующим взглядом и хоть не сразу, но успокоился. Никто не стал напоминать ему, что у Норы нет даже электронной почты.

– Что же, Денни, ты просто великолепен, – заявила Джинни, сняла варежки и с размаху плюхнула их рядом со своей тарелкой. – Ты делаешь что хочешь и когда хочешь, и мир должен замереть для господина Денни. Мы должны поклониться, что ты оставался с нами так долго, и быть абсолютно вне себя от счастья за эту редкую, особую привилегию. Спасибо, что почтил нас своим присутствием!

– Блудный сын, – спокойно произнесла Нора и через стол улыбнулась Пити: – Да, малыш?

Но мысли Пити были заняты ураганом. Он спросил:

– Дядя Денни, а вдруг ветер подхватит тебя и унесет, как злую соседку в «Волшебнике из страны Оз»? Как думаешь, такое может случиться?

– Всяко бывает. – Денни взял из корзинки булочку, весело подбросил ее и положил к себе на тарелку.

Рано утром в воскресенье небо затянуло грозными тучами, что, впрочем, никого не удивляло. Пусть ураган прошел стороной, но порывистый ветер, дождь и электрические помехи по всему городу неизбежны, и поэтому, прежде чем погода еще ухудшится, Джинни и Аманда привезли своих мужей грузить тяжелое, а потом Аманда взяла мальчиков и собаку и переправила к себе, чтобы не путались под ногами. Джинни назначили транспортировать Реда и кое-какие кухонные принадлежности на его квартиру и начать обустройство, постановив, что ему незачем смотреть на окончательное разорение дома. Однако он все тянул и тянул с отъездом. Обычно никогда не капризничал, а тут, когда Нора предложила холодные хлопья на завтрак, брюзгливо отказался и потребовал яичницу, хотя яйца уже положили в сумку-холодильник, а сковородку спрятали на самом дне коробки.

– Пап, – начал было Стем, но Нора перебила:

– Ничего-ничего, я скоренько.

Потом он долго ел и все еще сидел за столом, когда приехала Джинни. Ей пришлось ждать, с трудом пряча раздражение, и смотреть, как отец медленно и методично вилкой подносит ко рту крошечные кусочки и жует задумчиво, наблюдая, как Стем и оба Хью ходят мимо и таскают коробки из гостиной в машину Джинни.

– Она постоянно твердит, что ей следовало понять, что я за человек, когда она узнала, что я не сортирую мусор, – жаловался Стему Хью, муж Аманды. – Но интересно, что следовало понять мне, когда она написала такую записку?

Джинни звякнула ключами от машины и спросила:

– Пап, не пора ли нам?

– Мне сегодня приснилось, что дом сгорел, – отозвался он.

– Какой дом? Этот?

– Я видел стропила и вообще весь остов, чего не видел с тех пор, как отец его строил.

– Ну… – Джинни тайком страдальчески глянула на Нору, которая заново заворачивала сковородку в газету. – Но это же вполне объяснимо. – Она чуть пожала плечами и поинтересовалась: – Денни нормально уехал?

– Нет, – ответил Ред, – по-моему, он еще в постели.

– В постели!

– Я к нему постучалась какое-то время назад, и он сказал, что встает, но, видно, опять заснул, – сообщила Нора.

– Ему же не терпелось уехать!

– Спокуха, – раздался голос Денни. – Вот он я. – Он возник на пороге уже в куртке, на каждом плече – по цилиндрической сумке, третья, куда объемистей, стояла в ногах. – Всем доброе утро.

Джинни воскликнула:

– Ну наконец-то!

– Я смотрю, дождя пока нет?

– Только по счастливой случайности, – язвительно бросила она. – Я думала, ты торопишься!

– Я проспал.

– Опоздал на поезд?

– Нет, время есть. – Он повернулся к отцу, который с завидным упорством ловил на тарелке убегавший кусок яичного белка: – Как себя чувствуешь, пап?

– Нормально.

– Волнуешься из-за новой квартиры?

– Нет.

– Кофе? – предложила Нора.

– Не надо, спасибо, попью на вокзале. – Денни помолчал мгновение и спросил: – Мне вызвать такси или как?

Он смотрел на Джинни, но ответила ему Нора:

– Я могу тебя отвезти.

– Да у тебя, похоже, и без меня забот полон рот.

Он снова глянул на Джинни. Та сердито отбросила назад волосы, завязанные в хвост, и огрызнулась:

– А вот я не могу. У меня машина под завязку.

– Мне не сложно, – сказала Нора.

– Готов, пап? – спросила Джинни.

Ред положил вилку, вытер губы бумажным полотенцем и проговорил:

– Как-то неправильно взять и уехать, чтобы остальные тут все разгребали.

– Но нам же надо устраиваться на новом месте. Кроме тебя, никто не скажет, куда положить твои шпатели.

– Господи, да какая мне разница, куда положат мои шпатели? – почти крикнул Ред.

Но все-таки встал, хотя и с трудом, и Нора, шагнув вперед, прижалась к нему щекой:

– Увидимся завтра вечером, папа Уитшенк. Не забудьте, вы обещали прийти к нам на ужин.

– Я помню. – Он снял со спинки стула ветровку и начал надевать, но вдруг замер и уставился на Денни: – Слушай, а тот тип с валторной, это ты подстроил?

Денни удивился:

– Чего?

– Ты все организовал? Вполне представляю. Небось еще и заплатил неплохо! Только затем, чтобы мы все по тебе затосковали.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ну да, – Ред хихикнул, как будто бы про себя, – да, действительно, это было бы полное сумасшествие. – Он надел ветровку как следует, поправил воротник. – И все-таки, не так-то часто качки в спортивных майках слушают классическую музыку.

Денни вопросительно посмотрел на Джинни, но та не обращала на него внимания.

– Все взял, пап? – спросила она.

– Нет, не все, – ответил тот, – но остальное, я так думаю, привезут.

Он подошел к Денни и положил ладонь ему на спину – не то приобнял, не то хлопнул слегка:

– Счастливо тебе добраться, сынок.

– Спасибо. Надеюсь, на новой квартире все сложится.

– Да, я тоже надеюсь.

Ред отвернулся от Денни и пошел из столовой. Джинни и Нора тянулись следом. Денни взял сумку, стоявшую у него в ногах, и направился за ними.

– Скоро увидимся, – сказал в холле Ред обоим Хью. Те как раз опять вернулись за вещами, причем оба уже слегка выдохлись.

Хью, муж Джинни, обратился к ней:

– Уже едете? Думаю, можно бы еще ящик к вам втиснуть.

– Не надо, лучше в грузовик, – отказалась она. – Я уже тороплюсь.

Она миновала его, слегка толкнув плечом, и поспешно догнала отца, будто опасаясь, что тот убежит. Они пробрались между перевязанными марлевыми полотнищами, Стем отступил, пропуская их.

– Мы приедем где-то через час, – сообщил он Реду.

Спустившись с крыльца, Ред остановился и оглянулся на дом. Потом посмотрел на Джинни:

– Вообще-то это был не совсем сон.

– Что, пап?

– Когда мне снилось, что дом сгорел, это был ненастоящий сон. Скорее картинка, какие, знаешь, мелькают перед глазами, когда засыпаешь. Я лежал в постели, и он прямо встал передо мной, этот остов сгоревший. Но я подумал: «Нет-нет-нет, срочно выкинь это из головы! С ним и без нас все будет хорошо».

– Все будет хорошо, – заверила Джинни.

Он повернулся и побрел вниз по мощеной дорожке, а Джинни подождала Денни и Нору и потянулась к Денни через все его сумки, чтобы обнять.

– Скажи дому «до свидания», – велела она.

– До свидания, дом, – сказал он.

* * *

– Последний раз я пропустила церковь, когда рожала Пити в больнице. – Нора и Денни ехали на вокзал.

– И что, теперь ты попадешь в ад?

– Нет, – абсолютно серьезно ответила Нора, – но все равно странно. – Она включила поворотник. – Попробую, может, на вечернюю службу попасть, если успеем с переездом.

Денни смотрел в окно на проносящиеся мимо дома и левой рукой отбивал на колене такт музыки, звучавшей у него в голове.

– Наверное, ты рад вернуться к преподаванию, – помолчав, произнесла Нора.

Он отозвался:

– Хм? А, да, конечно.

– Ты всегда будешь внештатным или потом получишь постоянную должность?

– Для этого пришлось бы взять больше нагрузки, – проговорил он, но его мысли явно где-то витали.

– Мне кажется, ты должен очень хорошо ладить со старшеклассниками.

Он быстро перевел на нее взгляд:

– Нет. Как выяснилось, все это меня жутко угнетает. Депрессивное какое-то занятие. Все, чему ты их учишь, – просто капля в море, причем ты сам это знаешь, и к тому же почти всегда бесполезно в обычной жизни. Я, может, другим займусь.

– Чем?

– Скажем, изготовлением мебели.

– Мебели… – повторила она, словно пробуя слово на слух.

– Мне нужно, чтобы работа приносила нечто… ощутимое, понимаешь? Что можно предъявить в конце дня. Да и чего с собой бороться: я же из семьи работяг.

Нора кивнула, как будто сама себе, и Денни опять уставился в окно.

– Кстати, насчет валторны, – обратился он к проезжающему автобусу, – что это было, ты не в курсе?

Нора еле заметно пожала плечами:

– Представления не имею.

– Надеюсь, крыша у него не поехала?

– С ним все будет нормально, – успокоила Нора. – Ты не волнуйся, мы за ним присмотрим.

Они достигли Сент-Пол-стрит. Теперь на юг по прямой – и скоро Пенн-стейшн. Нора села свободней, едва касаясь руля пальцами. Даже управляя машиной, она точно плыла.

– Я вот что хотела тебе сказать, Денни, – мы с Дугласом оба хотели, – мы очень ценим твою помощь, то, что ты приехал. Это было очень важно для твоих мамы и папы. Надеюсь, ты это понимаешь.

Он взглянул на нее:

– Спасибо. В смысле, пожалуйста. Обращайтесь. Ну и вам обоим спасибо тоже.

– И ты молодец, что не рассказал про его мать.

– Это, знаешь ли, никого не касается.

– Не сказал Дугласу, я имею в виду, когда он был маленький.

– А.

Снова молчание.

– А знаешь, что со мной произошло? – В его голосе звучало удивление, словно он заговорил против своей воли. – Помнишь, я чинил папину рубашку?

– Да.

– Эту его дашики.

– Да, помню.

– Я думал, что ни за что не найду нитку нужного цвета, это же такой безумно яркий синий. Но потом я подошел к бельевому шкафу, где мама держала швейные принадлежности, открыл дверцу и не успел даже потянуться за коробкой, как с полки откуда-то сзади выкатилась ярко-синяя катушка. Мне оставалось только руку подставить и поймать.

Они затормозили на светофоре. Нора посмотрела на Денни задумчиво, отстраненно.

– Это, конечно, объяснимо, – продолжал он. – Понятно, что у мамы были такие нитки, это ведь она сшила рубашку, а нитки не выкидывают, у них же нет срока годности. А почему она валялась не в коробке?.. Видно, выпала раньше, когда я пришивал пуговицу. А выкатилась из-за того, что я резко открыл дверцу. Устроил сквозняк. Или что-нибудь в этом роде, не знаю.

Зажегся зеленый. Нора поехала дальше.

– Но на долю секунды, прежде чем все это до меня дошло, – продолжал он, – мне почти показалось, что она протянула мне эти нитки. Подала вроде как тайный знак. Глупо, да?

Нора ответила:

– Нет.

– И я подумал: «Значит, она говорит, что прощает меня». Забрал дашики в свою комнату и сел на кровать зашивать рубашку. А в голове, как будто из ниоткуда, возникла мысль: «Или это она говорит, что знает, что я прощаю ее». И мне неожиданно стало так, знаешь, легко-легко.

Нора кивнула и включила поворотник.

– Хотя кто тут разберет? – спросил Денни у домов, мелькавших за окном.

– Мне кажется, ты все правильно разобрал, – отозвалась Нора.

И свернула к вокзалу.

Остановилась, выключила передачу и, нажав на кнопку, открыла багажник.

– Не забывай нас, – сказала.

– Да уж не забуду. Не пропаду просто так. Я же нужен, чтобы вам не заскучать.

Она улыбнулась, ямочки на щеках стали глубже.

– Пожалуй, что так. Это правда. – Подставила щеку для поцелуя и плавно махнула рукой, когда Денни вышел из машины.

Тучи были уже антрацитовые и бурлили – будто кто-то размешал воду в озере и поднял со дна ил. В здании вокзала потолочные витражи, обычно калейдоскоп бледных прозрачных оттенков морской волны, стали темны и непроницаемы. Денни обошел автоматы для продажи билетов, куда тянулись извилистые очереди, и встал к кассам. Но и там перед ним топталось еще десять-двенадцать человек. Он поставил сумки на пол и по мере продвижения очереди толкал их вперед ногой. Чувствовалось, как волнуются рядом люди. Немолодые супруги позади него, видимо, не позаботились заказать билеты, и жена все повторяла:

– Господи, господи, билетов не останется. Не останется.

– Да останется, – не выдержал муж. – Хватит с ума сходить.

– Я так и знала, что надо заранее звонить. Все драпают от урагана.

«Урргана». Металлический, протяжный балтиморский акцент, хрипотца курильщицы.

– Не будет мест в этом поезде, поедем на следующем, – сказал муж.

– На следующем! Да не будет его! После этого пути уже перекроют.

Муж раздраженно фыркнул, но симпатии Денни были на стороне его жены. Он свой билет зарезервировал, но полной уверенности все равно не ощущал. Что, если сообщение прекратят раньше, чем прибудет его поезд? Придется вернуться на Боутон-роуд, и он застрянет со своим семейством, врастет в него, как ноготь.

Мужчину впереди позвали к окошечку, и Денни пропихнул свои сумки дальше. Сейчас ему непременно попадется какая-нибудь зловредная старушенция. Он отчетливо ее себе представлял. «Мне жаль, сэр…» – загундосит, но по голосу будет ясно, что не жаль ни капельки.

Но нет, ему досталась веселая афроамериканка, и ее первой реакцией на его код подтверждения было: «Да вы везунчик!» Денни радостно расписался в билете и даже не стал, как обычно, ворчать из-за цены. Поблагодарил кассиршу и потащил сумки к «Данкин Донате» – купить кофе и еще, пожалуй, пончик, чтобы отпраздновать отъезд. Все-таки удалось вырваться!

Несколько столиков перед кафе да и все скамьи в зале ожидания оказались заняты. Есть пришлось, прислонившись к колонне и бросив сумки в ногах. Вокруг сновали пассажиры, их было больше, чем в Рождество или День благодарения, и все измученные.

– Нет, шоколадку нельзя, – прикрикнула мать на маленького сына, – и не отставай, а то потеряешься.

Медоточивый женский голос сообщил по громкоговорителю, что поезд на юг прибывает на платформу Б. «Б – Бубба», – пояснил голос, что показалось слегка странным и Денни, и девушке рядом с ним – рыжеволосой красотке с золотистым загаром, особенно приятным глазу потому, что для рыжих он редкость. Красотка посмотрела на Денни, подняв бровь, приглашая повеселиться вместе с ней.

Иной раз взглянешь на женщину, и она взглянет на тебя, и возникает неуловимое узнавание, взаимопонимание, при котором всякое возможно. Или нет. Денни отвернулся и выбросил бумажный стаканчик в урну.

Поезд с платформы «Б – Бубба» направлялся в округ Колумбия, куда, похоже, никто не хотел ехать, зато, когда объявили северный поезд Денни, буквально все ринулись к лестнице. Денни вспомнились вчерашние слова Хью, мужа Джинни, что обычно люди бегут от урагана. Но, видно, на севере их дом, и их тянет туда неодолимо, будто перелетных птиц. Толпа протолкнула Денни вперед и вниз по лестнице и вынесла слишком близко к краю платформы – у него закружилась голова. Он зашагал к голове поезда. Однако ему не хотелось, чтобы в вагоне было слишком пусто. В пустых вагонах неуютно. Он любил купаться в море чужой болтовни, любил почти домашний уют перекрестных разговоров по мобильникам.

Издали, дугой, к ним приближался поезд, темносерый, еле видный на фоне неба; мимо Денни прополз ряд вагонов, а затем состав, лязгнув, остановился. Пустых мест тут, по всей видимости, не будет. Денни шагнул к ближайшей двери и занял первое попавшееся кресло рядом с подростком в кожаной куртке – знал, что сесть поодаль от всех не получится. Поставил багаж на полку над головой и лишь тогда спросил:

– Тут свободно?

Мальчик пожал плечами и отвернулся к окну. Денни плюхнулся на сиденье и вытащил из внутреннего нагрудного кармана билет.

Всегда это чувство «слава тебе господи», когда наконец устроишься в поезде. И сразу, буквально через пару минут, «скорей бы приехать». Но пока что Денни владел абсолютный, благодатный покой.

Люди искали и не находили, где сесть. Они запрудили проход, протискивались вперед с пухлыми рюкзаками, нервно перекликались. «Дина, куда пошла?» – «Сюда, мам!» «Впереди есть места, проходите!» – закричал откуда-то кондуктор.

Поезд тронулся, и те, кто еще стоял, покачнулись и принялись хвататься за что попало, лишь бы не упасть. Дама, немолодая и, вероятно, считавшая, что ей полагается уступать, целую минуту грозно нависала над Денни, но он сосредоточенно изучал свой билет до тех пор, пока даму не отозвала подруга.

За стеклом унылым потоком медленно плыли дома – их задние окошки с убогими шторками или завешенные старыми, завивающимися вверх газетами, грили и мусорные баки на крыльце, во дворе ржавая, никому не нужная кухонная утварь. В вагоне все понемножечку успокаивалось. Сосед Денни смотрел в окно, прислонив голову к стеклу. Денни насколько мог незаметно достал из кармана телефон, нажал на кнопку с запрограммированным номером и наклонился вперед, сложившись почти пополам. Он не хотел, чтобы его подслушивали.

«Привет, это Элисон, – заговорила запись. – Меня либо нет дома, либо я занята, но вы легко можете оставить мне сообщение».

– Возьми трубку, Элли, – попросил он. – Это я.

Пауза, щелчок.

– По-твоему, если сказать «это я», то я сразу все брошу и прибегу?

Раньше он бы спросил: «А разве нет?» Еще три месяца назад спросил бы, но сейчас сказал:

– Ну помечтать-то можно.

Она молчала.

– Чем занимаешься? – не сразу осмелился поинтересоваться он.

– Готовлюсь к Сэнди.

– Кто это – Сэнди?

– Не кто, а что, болван. Сэнди – ураган. На каком ты свете?

– А.

– В новостях показывают, как закладывать двери мешками с песком. Но где, спрашивается, их покупают, эти мешки?

– Я все сделаю, – заверил он. – Я уже еду.

Снова пауза. Он мучительно замер, но она лишь обронила:

– Денни.

– Что?

– Я еще не ответила «да».

– Я понимаю. – Он почти перебил ее, чтобы она не успела взять обратно слово «еще». – Но надеюсь, что вид моей неотразимой персоны произведет должный эффект.

– Да неужели. – Без выражения.

Он зажмурился и ждал.

– Мы уже говорили об этом. Ничего не изменилось. Я ни за что не стану продолжать так, как было раньше.

– Я знаю.

– Я устала. Измучилась. Мне уже тридцать три.

Рядом остановился кондуктор. Денни сел прямо и не глядя сунул ему в руки билет.

– Мне нужен человек, на которого можно положиться, – продолжала она. – Который не будет менять работу чаще, чем другие люди фитнес-клубы. И срываться незнамо куда без предупреждения. И сидеть целый день в трениках да покуривать травку. А главное, у кого не будет вечно плохого, плохого, плохого настроения. Неизвестно почему! Плохое настроение – и все тут.

Денни опять наклонился вперед:

– Послушай, Элли. Ты всегда спрашивала, что со мной не так. Но неужели ты не понимаешь, что я и сам очень хотел бы знать? Всю жизнь спрашиваю себя, просыпаюсь среди ночи и спрашиваю: «Что со мной не так? Почему я только все порчу?» Смотрю иногда на свои поступки и никак не могу их объяснить.

Тишина на другом конце провода стала мертвой, и он испугался, что она повесила трубку. Позвал:

– Эл?

– Что?

– Ты здесь?

– Здесь.

Он сказал:

– Мой папа даже во сне помнит, что мама умерла. Так он говорит.

– Это грустно, – помолчав, ответила Элли.

– Но и я тоже! Я помнил, что тебя нет, каждую секунду, пока был в отъезде.

В ответ – молчание.

– Поэтому я и хотел бы вернуться. Чтобы на этот раз все по-другому.

Молчание.

– Элли?

– Ладно, – согласилась она. – Давай попробуем и посмотрим, как пойдет.

Он выдохнул с облегчением.

– Ты не пожалеешь.

– Как знать, может, и пожалею.

– Не пожалеешь, богом клянусь.

– Но ты будешь на испытательном сроке, понял? А я подумаю. Будешь ждать, пока я окончательно не дам добро.

– Конечно. Без вопросов, – отозвался он. – При первой же провинности ты меня вышвырнешь.

– О господи, не знаю, и почему я такая размазня?

– Мои вещи по-прежнему у тебя в гараже?

– Были, когда я последний раз заглядывала.

– Так что, можно перенести их обратно в дом?

Она не отвечала, и он, крепко вцепившись в телефон, уточнил:

– Это вовсе не обязательно. Если, по-твоему, для начала мне опять надо пожить над гаражом, я пойму.

Элли ответила:

– Пожалуй, вряд ли стоит начинать до такой степени сначала.

Его рука, державшая телефон, расслабилась.

Две девчонки прямо за ним смеялись и не могли остановиться. Они буквально купались в своем хихиканье, беспрерывно прыскали и повизгивали. Интересно, что в их возрасте кажется таким смешным? Другие пассажиры читали, слушали музыку, набирали что-то на компьютерах, а эти две лишь покатывались, замолкали, ловили ртом воздух, а потом снова заходились в хохоте.

Денни обернулся к соседу-подростку, мол, как тому нравится это «ха-ха-ха», но, к своему ужасу, увидел, что мальчик плачет, причем отнюдь не тихими слезами. Нет, он вздрагивал от рыданий, растянув рот в страдальческой гримасе, руки конвульсивно вцеплялись в колени. Денни растерялся. Что делать, утешать или не обращать внимания? Но не обращать внимания бесчувственно. Разве мальчик, столь открыто демонстрируя горе, не просит о помощи? Денни осмотрелся, но никто из пассажиров, похоже, не замечал, что происходит. Денни уставился на спинку переднего кресла и молился, чтобы это прекратилось.

Все в точности так, как когда Стем только появился у них в доме. Он спал в комнате Денни и каждую ночь плакал, прежде чем заснуть, а Денни лежал, молчал, напряженно вглядывался в темноту и старался ничего не слышать.

Много позже, уехав в школу, он сам весь день думал лишь о том, когда можно будет лечь в постель и позволить слезам незаметно стекать по щекам в подушку. Без причины – он был счастлив убраться подальше от своей семейки, да и они мечтали от него избавиться. Счастье, что другие мальчишки ни разу ничего не заметили. На этой последней мысли Денни вдруг понял, что ему делать со своим соседом, – ничего. Притвориться, будто не замечаешь его слез. Смотреть мимо, на залитое дождем стекло. Сосредоточиться на пейзажах за окном, давно уже деревенских, ибо далеко позади остались невзрачные домишки и вокзал под нахлобученной шапкой сизых туч, и пустые городские шоссе, и узкие улочки, тянущиеся на север в обрамлении деревьев, чьи кроны ветер выворачивает наизнанку, и дом на Боутон-роуд, где на крыльце, пока никто их не видит, веселятся и танцуют привидения в призрачных юбочках.