Боль от ран душевных бывает ничуть не слабее боли от ран физических. В следующие несколько дней Кейт убедилась в этом на своем опыте. Ей и раньше приходилось страдать, однако теперь она ощутила боль остро как никогда — будто в грудь воткнули нож. Спору нет, звучит странно: при чем тут грудь? Ведь сердце — не более чем насос, который прокачивает по телу кровь. И все же Кейт казалось, что ее сердце изранено, как будто одновременно усохло и распухло, как бы противоречиво это ни звучало.
Каждый день, идя на работу, она чувствовала себя пронзительно одинокой. Буквально у всех прохожих есть друзья или подруги, с которыми можно посмеяться, поделиться наболевшим или легонько ткнуть локтем в бок. Стайки девушек держатся так, будто определенно знают об этой жизни все. Влюбленные парочки шепчутся, склонив головы, соседские кумушки сплетничают у своих машин перед работой. Взбалмошные мужья, трудные подростки, несчастливые друзья — предмет обсуждения может быть любой, но стоит Кейт подойти ближе, как все умолкают и отрывисто здороваются: "Доброе утро", даже если они с ней не знакомы. Кейт притворялась, что не слышит. Если склонить голову пониже, то волосы отлично закрывают лицо.
Погода стояла весенняя, зацветали одуванчики, звонко чирикали птицы. Будь у нее время, Кейт с удовольствием бы посадовничала. Ей это всегда помогало. Увы, каждое утро надо было идти в детский сад, наклеивать фальшивую улыбку и встречать у главного входа детишек. Некоторые малыши до сих пор расставались с родителями неохотно, крепко цеплялись за их колени и прятали зареванные личики. Родители удрученно смотрели на Кейт, она героически изображала сочувствие, которого не испытывала вовсе, и делано-бодрым голосом спрашивала: "Хочешь, я возьму тебя за руку, и мы зайдем вместе?" Причина была проста: в дверях стояла миссис Дарлинг, дожидаясь предлога для увольнения. Впрочем, хоть бы и уволила — какая теперь разница?
По пути в четвертую группу Кейт кивала воспитателям и нянечкам, с которыми сталкивалась в коридоре. Здоровалась с миссис Чонси, убирала верхнюю одежду и сумку в шкаф. Входя в класс, дети наперебой делились с Кейт последними новостями — что учудил любимый питомец, какой страшный сон приснился ночью, что подарила бабушка — и порой все говорили одновременно, а Кейт стояла дуб дубом и повторяла: "Да ну? Хм. Подумать только". Усилия приходилось прилагать титанические, но дети ничего не замечали.
Занятия Кейт проводила на автомате — все эти бесконечные "покажи и расскажи", "читаем сказку" и "подвижные игры". В перерыве шла в учительскую, где миссис Бауэр разглагольствовала об операции по удалению катаракты, или миссис Фэйруэзер делилась опытом лечения больных суставов. Беседа прерывалась, воспитатели приветствовали Кейт, она бормотала что-то себе под нос, опускала голову, пряча лицо, и бочком пробиралась в туалет.
Четвертая группа вступила в некую особенно склочную фазу, и все девочки перестали разговаривать с Лайамом Эм.
— Что ты им сделал? — спросила Кейт.
— Сам не знаю, — ответил ребенок.
Кейт ему поверила. Иногда маленькие девочки плетут недетские интриги. Поэтому она велела Лайаму не обращать внимания и немного потерпеть; малыш кивнул, тяжело вздохнул и отважно расправил плечи.
За обедом она безучастно гоняла еду вилкой по тарелке, на вкус все было как вата. В пятницу Кейт не взяла из дома вяленую говядину (точнее, не смогла взять, потому что та неожиданно закончилась) и съела лишь пару виноградин. Впрочем, аппетита у нее все равно не было, — распухшее сердце поднялось до горла и мешало глотать.
Во время тихого часа Кейт сидела за столом миссис Чонси и смотрела в пустоту. Раньше она листала старые газеты миссис Чонси или прибирала разбросанные игрушки (в уголке "Лего" или на столике для детского творчества), сейчас же она таращилась в никуда и копила обиду на отца.
Должно быть, она ничего для него не значит; в погоне за научным открытием дочь стала для него разменной монетой. Если уж на то пошло, то у Кейт нет цели в жизни. Разве сможет она найти мужчину, который ее полюбит? — думает отец. — Почему бы не выдать ее за того, кто хотя бы мне пригодится?
Не то чтобы у Кейт никогда не было отношений с противоположным полом. После окончания школы (мальчишки ее слегка побаивались) у нее было много парней. Ну, по крайней мере на свидания ее приглашали. И даже не по одному разу. Отец совершенно не вправе был считать ее никому не нужной!
Кроме того, ей всего двадцать девять. Времени для поисков мужа предостаточно!
В пятницу после обеда Кейт задумчиво гоняла по утрамбованной площадке крышечку от бутылки, мучая себя и вспоминая слова отца. Он сказал, что парень ему нравится. Будто этого достаточно, чтобы выдать за него свою дочь! А заявление о том, что отъезд Петра станет огромной потерей для человечества! Можно подумать, отцу есть до человечества хоть какое-то дело. Проект стал для отца самоцелью. В сущности, конца ему не видно. Он тянется и тянется, обрастает ответвлениями, заходит в тупик, потом идет в обход, и никто, кроме ученых уже не знает, зачем это нужно. В последнее время Кейт стала сомневаться, видят ли цель сами ученые. Похоже, инвесторы о нем вообще забыли, и финансирование продолжается по привычке. Отец бросил преподавать уже давно (несложно представить, что из него был за учитель) и с тех пор скитался по лабораториям, которые периодически закрывали или переводили в другие места. Когда в университете Джонса Хопкинса открылся специализированный аутоиммунный научно-исследовательский центр, отца туда не пригласили. Либо он сам отказался, Кейт не знала наверняка. В любом случае он продолжал себе работать в одиночку, и никто не удосуживался проверить, есть ли у него хоть какие-нибудь подвижки. А вдруг ему удалось добиться невероятных результатов?… Тем не менее в данный момент Кейт не могла придумать ни одной достойной причины, по которой отец имел право вот так пожертвовать своей старшей дочерью.
Кейт промазала, вместо крышечки пнув кустик травы, чем весьма удивила малыша, ждущего своей очереди на качели.
Должно быть, Натали удалось завоевать благосклонность Адама. Изящно сидя на корточках, она утешала плачущего ребенка с ободранным локтем. Адам стоял рядом и сочувственно наблюдал.
— Почему бы тебе не отвести ее в группу и не наклеить пластырь? — предложил Адам. — За детьми на качелях я присмотрю.
— Ах, Адам, спасибо! — Натали грациозно поднялась и заботливо повела ребенка в здание. Сегодня она была в платье, что невиданно для нянечек. Оно соблазнительно шелестело вокруг бедер, и Адам смотрел на девушку чуть дольше приличного.
Пару месяцев назад Кейт тоже пришла на работу в юбке. Обычная джинсовая юбка с клепками и молнией впереди, никаких там складочек-оборочек, и все же она надеялась, что будет выглядеть чуть более женственно… Старушки-воспитательницы мигом заметили и отреагировали.
— Кое-кто решил принарядиться! — воскликнула миссис Бауэр, и Кейт смутилась.
— Разве она нарядная? Просто остальные вещи в стирке, вот и все!
Адам вроде бы не заметил. В любом случае носить юбку на работе оказалось крайне непрактично (по игровому городку не полазишь), вдобавок Кейт долго не могла забыть своего отражения в зеркале. Молодящаяся старушка, да и только. Разумеется, до старости было еще далеко, но на следующий день Кейт снова пришла в "левисах".
А теперь Адам подошел к ней прогулочным шагом и обронил:
— Ну, бывают же такие травматичные дни!
— В каком смысле?
— Только что девочка ободрала локоть, с утра один из моих ребят сунул палец в точилку для карандашей.
— Ой! — поморщилась Кейт.
— Перед обедом Томми Бэсс выбил зуб, пришлось звонить его матери, чтобы забрала беднягу…
— А-а, понятно, это и есть травматичный день, — кивнула Кейт. — Зуб в молоко положили?
— В молоко?
— Кладешь зуб в молоко, и потом его можно вставить на место, если повезет.
— Черт, нет, не положил, — ответил Адам. — Завернул в бумажную салфетку на случай, если они захотят отдать его зубной фее.
— Ну, тогда не волнуйся — зуб не постоянный.
— Откуда ты знаешь про молоко?
— Просто знаю, и все.
Кейт понятия не имела, куда девать руки, поэтому болтала ими взад-вперед, пока не вспомнила: Белочка сказала, что когда она так делает, то похожа на парня. (Если верить Белочке.) Она сунула руки в карманы джинсов.
— В девять лет я получила бейсбольной битой по зубам, потеряла коренной, — призналась Кейт. Внезапно до нее дошло, что бейсбол — игра для девочек неподходящая, и она поспешно добавила: — Я мимо проходила. По дороге домой. И наша экономка сказала, что зуб надо положить в молоко.
— Похоже, уловка сработала, — заметил Адам, глядя на нее более пристально. — У тебя прекрасные зубы.
— Ах, ты… Хм, это так мило с твоей стороны! — вовремя поправила себя Кейт.
Она принялась чертить в пыли дуги носком кроссовки. Подошла София, и они стали обсуждать рецепт хлеба без замеса. После полудня кукла-балерина снова бросила куклу-морячка (Кейт и не подозревала, что они опять сошлись). На этот раз они расставались из-за того, что морячок вел себя неподобающим образом.
— Пожалуйста, Корделия! — взмолилась Эмма Джи, говорившая за морячка. — Я больше никогда не буду вести себя неподобающим образом! Обещаю!
Балерина ответила:
— Последних шансов я давала тебе предостаточно. С меня хватит!
И тут Джамиша свалилась с табурета-стремянки и набила на лбу огромную шишку, подтвердив теорию Адама о травматичных днях. Не успела Кейт ее успокоить, как громко повздорили Хлоя и Эмма Дабл-Ю.
— Девочки! — повысила голос миссис Чонси. В отличие от Кейт она реагировала на детские ссоры сразу.
— Так нечестно! Эмма Дабл-Ю захапала всех пупсов! У нее кукла "пью и писаю", плачущая кукла и анатомически точная кукла! А мне остался только дурацкий деревянный Пиноккио!
Миссис Чонси повернулась к Кейт, надеясь на ее немедленное вмешательство, но Кейт велела им разбираться самим и пошла проверить, чем заняты мальчики. Один малыш играл с куклой (тоже с пупсом), возя ее лицом вниз с громким жужжанием, словно это машина-грузовик. Жаль, ведь на пупсов сегодня такой спрос. Впрочем, Кейт решила не связываться. Боль обиды перекинулась с груди на левое плечо, как бывает при инфаркте. Подобный исход вполне устроил бы Кейт.
* * *
По пути домой она вспоминала разговор с Адамом. Кейт дважды восхищенно ахнула совершенно по-девчоночьи, чего терпеть не могла, к тому же ее голос звучал выше, чем обычно, плюс дурацкая интонация в конце предложений. Вот же бестолочь! "Так мило с твоей стороны!" Фу! Проходя мимо любимого японского клена миссис Гордон, Кейт получила веткой по лицу. Яростно отмахнувшись, она помчалась дальше, мимо дома Минцев, надеясь, что в приоткрытую дверь ее не заметят и разговаривать с соседями не придется.
Белочка еще не вернулась. Отлично! Кейт швырнула сумку на стул в прихожей и отправилась на кухню перекусить. Желудок начал возмущаться из-за пропущенного обеда. Она отрезала себе кусок чеддера и прошлась по кухне, размышляя, что купить завтра в продуктовом. Если готовить мясное пюре без мяса (следует разоблачить лжевегетарианку Белочку), то придется положить побольше другого ингредиента — чечевицы или гороха. Рецепт отца рассчитан на то, чтобы пюре хватило ровно до вечера пятницы. Однако на этой неделе вышло иначе: Белочка его совсем не ела, а помощи Петра, несмотря на волчий аппетит, было недостаточно. К субботе им все не съесть, и отец расстроится.
Кейт с неохотой удалила из списка покупок говядину. Шаблон на компьютере создал отец, распределив продукты и бытовую химию в порядке, в котором они стояли на полках супермаркета. Сегодня Кейт вычеркнула мини-колбаски салями, прежде так любимые ее сестрой, сушеную говядину решила оставить и добавила в список шампунь. Отец не включил его в шаблон, потому что мыться можно и мылом и обходится оно гораздо дешевле. Когда у них работала экономка, порядки в доме были не такие строгие. Не то чтобы доктор Баттиста не пытался все упорядочить, просто беспечный нрав миссис Ларкин доводил его до умопомрачения.
— Почему нельзя просто записывать то, что мне в голову придет? — воскликнула она, когда доктор попытался вручить ей шаблон. — Это вовсе не сложно: морковь, горох, курица…
Пирог с курицей в исполнении миссис Ларкин был восхитителен! Пока не слышал отец, она велела Кейт ни в коем случае не позволять мужчине вмешиваться в домашнее хозяйство.
— Непременно увлечется, войдет в азарт, — предостерегла экономка, — и твоя жизнь уже тебе не принадлежит!
Кейт припомнила ссору между родителями, когда отец пытался научить мать загружать посудомоечную машину. "Ложки нужно класть ручками вниз, ножи и вилки — ручками вверх, — твердил он. — Таким образом, ты никогда не уколешься, и сортировка столовых приборов займет гораздо меньше времени". Позже он решил, что вынимать посуду из машины вообще не следует. Кейт сочла такой подход вполне разумным, однако мама разрыдалась и убежала в спальню.
В вазе лежал изрядно увядший клементин, купленный еще в феврале. Кейт почистила его и съела. Она стояла у окна, разглядывая маленький красный скворечник, который прикрепила на кизиловом деревце на прошлой неделе. Птицы им так и не заинтересовались.
Интересно, Петр в курсе, что задумал отец? Видимо, да. До чего унизительно! Наверняка он тоже сыграл свою роль: "случайно" столкнулся с Кейт на улице, когда она шла домой, навешал ей комплиментов про волосы, затем пришел на ужин. Не похоже, что его заботила истекающая виза. Такое чувство, что он воспринимает план ее отца как нечто само собой разумеющееся!
Что ж, теперь-то он должен понять, что ничего не выйдет! Отец наверняка успел сообщить о ее отказе. Интересно, какое у него было при этом лицо?
К Кейт Баттиста просто так не подступишься!
Кейт поднялась наверх, зашла в комнату Белочки и забрала из корзины грязное белье. Отец считал, что сортировка вещей после стирки занимает слишком много времени, поэтому велел каждому члену семьи выбрать свой день. Белочкин день был пятница. Впрочем, стирка все равно оставалась на Кейт.
Из-за многочисленной косметики, выставленной на комоде с зеркалом, в комнате сильно пахло подгнившими фруктами. Большая часть вещей, которым место в корзине для белья, была разбросана по полу. Там их Кейт и оставила. Убирать за сестрой — не ее забота.
В подвале было пыльно и уныло, ноги и руки Кейт мигом налились тяжестью. Она поставила корзину с бельем и замерла на мгновение, потом выпрямилась и открыла дверцу стиральной машины.
* * *
Когда пришла Белочка, Кейт возилась в саду — подстригала старые побеги клематиса возле гаража. Белочка распахнула заднюю дверь с проволочной сеткой и крикнула:
— Ты там? — Кейт обернулась и вытерла лоб рукавом. — Есть что перекусить? Умираю с голоду!
— Это ты доела мою вяленую говядину? — спросила Кейт.
— Кто — я?! Ты забыла, что я теперь веганка?
— Веганка? — повторила Кейт. — Погоди, ты же вроде вегетарианка?
— Веганка, вегетарианка — какая разница?
— Если не знаешь разницы, то какая ты…
— Моя одежда выстирана?
— В сушилке.
— Ты ведь не сунула туда мою кофточку с открытыми плечами?
— Сунула, если она была в корзине для белья.
— Кейт, ну в самом деле! Ты же знаешь, белое я откладываю до дня стирки постельного белья!
— Откладываешь, так и стирай сама, — отрезала Кейт.
— У меня была тренировка чирлидерш! Не могу я успевать везде и сразу!
Кейт вернулась к работе.
— Что за семейка! — возмутилась Белочка. — Нормальные люди сортируют одежду по цветам.
Кейт сунула обрезки лианы в мусорный пакет.
— Поэтому и одежда после стирки у них не одинаково серого цвета!
Сама Кейт ходила в темном и клетчатом. Предмет беседы ее совершенно не занимал.
* * *
За ужином отец так и сыпал комплименты.
— Специи для карри сама молола? — спросил он. (По пятницам мясное пюре трансформировалось в карри.) — Вкус необычайно оригинальный!
— Не-а.
— Возможно, дело в правильном количестве специй. Остринка мне нравится!
Так он вел себя последние три дня. Вид у отца был жалкий.
Белочка ела тост с сыром и картофельные чипсы с зеленым луком. Заявила, что это ее гарнир. Прекрасно, пусть загибается от авитаминоза.
Долгое время раздавался лишь хруст чипсов и звон вилок о тарелки. Наконец доктор Баттиста откашлялся.
— Итак, — начал он мягко. — Я вижу, что налоговые декларации еще здесь.
— Точно, — ответила Кейт.
— М-да. Я упоминаю о них лишь потому… Мне кажется, скоро последний день подачи.
— Да неужели? — Кейт изумленно подняла брови. — Последний день — кто бы мог подумать!
— Я к тому… Впрочем, ты наверняка об этом помнишь.
— Знаешь, папа, в этом году тебе самому придется заполнить свою налоговую декларацию!
Он раскрыл рот от удивления.
— Я сделаю свою, ты — свою, — заявила Кейт. Вообще-то, ей и заполнять было особо нечего. К тому же она давно закончила и отправила свои документы в налоговую.
— А… э… — проблеял отец. — У тебя так хорошо получается, Кэтрин!
— Уверена, ты справишься самостоятельно, — отрезала Кейт.
Он повернулся к Белочке. Та иронически улыбнулась, посмотрела на сестру и подняла сжатую в кулак руку.
— Так держать, Кэтрин!
Такого поворота Кейт не ожидала.
* * *
За Белочкой заехала чья-то мама на машине, набитой пищащими и хохочущими девчонками, машущими из всех окон. Радио играло на полную, оглашая окрестности барабанным боем.
— Мобильник взяла? — крикнула Кейт и, спохватившись, добавила: — Когда вернешься?
— Пока-пока! — ответила Белочка, хлопнула дверью и уехала.
Кейт приготовила ленч на завтра, выключила свет в кухне и столовой. Отец был в гостиной — сидел в кожаном кресле, увлеченно читая научный журнал. Кейт прошла по коридору, и отец явно напрягся: заметил. Не успел он начать разговор, как Кейт круто свернула влево и бросилась по лестнице, перескакивая через две ступеньки. За ней скрипнуло кресло, однако останавливать ее отец не стал.
Хотя на улице едва стемнело, Кейт переоделась в пижаму. Почистив зубы, уставилась на свое отражение в зеркале; склонила голову, коснулась стекла лбом и посмотрела себе в глаза. Под ними лежали темные, почти черные круги. Она вернулась в спальню, легла на кровать, поправила подушку, придвинула ближе лампу, взяла с тумбочки книгу и стала читать.
Ей нравился Стивен Джей Гулд. Кейт отдавала предпочтение научно-популярной литературе, в основном по естествознанию и теории эволюции. В романах большого толку она не видела, хотя и читала их время от времени. Если ей не спалось, она отправлялась в воображаемое путешествие по кембрию. Четыреста пятьдесят миллионов лет назад единственными живыми существами были беспозвоночные, и ни один из них не жил на суше.