Осенью Кейт посадила на заднем дворе крокусы. Последние несколько недель она ждала всходов, внимательно осматривая землю под стволом багряника. Увы. Утром в субботу, вернувшись из похода по магазинам, она проверила снова, расковыряв клумбу лопаткой. Ни единой луковицы… То ли кроты постарались, то ли мыши-полевки, то ли другие вредители.

В кухне зазвонил телефон. Кейт перестала копать и отбросила с лица волосы. Белочка давно проснулась (Кейт слышала, как недавно она плескалась в душе), однако отвечать на звонок не спешила. К тому времени, как девушка зашла в дом, сработал автоответчик, и голос отца произнес:

— Кейт, возьми трубку. Это папа.

На стойке лежал пакет с ланчем. И как она раньше его не заметила? Кейт замерла на пороге заднего входа и сердито на него воззрилась.

— Кейт! Ты где? Я забыл дома ланч.

— Чертовски тебе не повезло, — пробурчала Кейт в пустой кухне.

— Не завезешь его ко мне на работу?

Кейт отправилась обратно в сад. Совок швырнула в ведро и взялась за специальный инструмент для удаления корней одуванчиков.

Телефон зазвонил снова.

На этот раз она успела раньше автоответчика.

— Сколько раз, по-твоему, я поведусь на эту уловку?

— А, Кейт! Кэтрин. Боюсь, я снова забыл свой ланч.

Она промолчала.

— Ты меня слышишь?

— Боюсь, придется тебе обойтись без ланча.

— Что-что? Кейт, я ведь не прошу тебя о многом.

— Вообще-то, просишь.

— Просто принеси мой ланч! Я не ел со вчерашнего вечера.

Кейт задумалась.

— Ладно. — Она бросила трубку прежде, чем отец успел ответить, вышла в коридор и крикнула в лестничный пролет: — Белочка!

— Чего? — откликнулась сестра совсем рядом.

Кейт заглянула в гостиную. На диване рядышком сидели Белочка и Эдвард Минц. На коленях сестра держала открытую книгу.

— Приве-ет, Кейт! — восторженно воскликнул Эдвард.

Джинсы на нем были такие драные, что сквозь дыры проглядывали волосатые коленки. Кейт его проигнорировала.

— Отцу нужно отнести ланч, — обратилась она к Белочке.

— Куда?

— Сама-то как думаешь? И почему трубку не берешь?

— Потому что у меня урок испанского? — возмущенно ответила Белочка и указала на книгу, лежащую на коленях.

— Так прервись и сбегай в лабораторию!

— Твой папа сидит в лаборатории по субботам? — спросил Эдвард у Белочки.

— Всегда он в лаборатории? — воскликнула Белочка. — Работает по семь дней в неделю?

— И по воскресеньям тоже?

— Почему бы тебе самой не сбегать? — перебила его Белочка.

— Я занята в саду, — ответила Кейт.

— Белочка, я тебя подброшу, — пообещал Эдвард. — Где его лаборатория?

— К сожалению, Белочке нельзя ездить с мальчиками одной.

— Эдвард не мальчик! — возразила Белочка. — Он мой репетитор?

— Правила знаешь: пока не исполнится шестнадцать — нельзя.

— Я очень ответственный водитель, — заявил Эдвард.

— Извини, правило есть правило.

Белочка захлопнула книгу и швырнула ее на диван.

— Все девочки в школе катаются с мальчиками чуть ли не каждый вечер!

— Скажи об этом папе. Не я придумала правила! — ответила Кейт.

— Да какая разница? Вы с ним похожи как две капли воды!

— Что? Возьми свои слова обратно! — воскликнула Кейт. — Ни чуточки мы не похожи!

— Ах, виновата, извини ради бога! — Белочка ослепительно улыбнулась, мило приподняв уголки рта. (Так подленько улыбались девочки, когда Кейт была в седьмом классе.) Она встала и буркнула: — Пойдем, Эдвард.

Он пошел за ней.

— Я — единственный вменяемый человек в этой семейке, — заявила она. Кейт проводила их по коридору. В дверях кухни ей пришлось попятиться, потому что Белочка стремительно выскочила оттуда, яростно размахивая пакетом с ланчем. — Остальные двое — совсем чокнутые! — поделилась она с Эдвардом, следовавшим за ней по пятам как щенок.

Кейт достала из холодильника сандвич с ростбифом, купленный утром в гастрономическом отделе. К приготовлению вегетарианского пюре она еще и не приступила, между тем нехватка мяса уже остро ощущалась.

Разворачивая сандвич, она бросила взгляд в окно. Из гаража Минцев задним ходом выехал серый минивэн. На пассажирском сиденье с видом королевы расположилась Белочка, упрямо глядя перед собой. Ну и ладно. Если отцу так важно соблюдение его драгоценных правил, пусть сам и следит за дочерью.

— Не припомню, чтобы мне запрещалось ездить одной с мальчиками, — сказала она отцу, когда тот озвучивал новые правила.

— Не припомню, чтобы тебе хоть кто-то предлагал, — ответил отец.

Кейт немного размечталась: сначала Белочка вырастет, потом состарится и станет такой же блеклой, как почти все блондинки. Волосы, как солома, лицо морщинистое, как печеное яблоко, все в красных прожилках, губы бледные. И отец признается Кейт, что Белочка вовсе не оправдала его надежд.

* * *

На заднем дворе стояла бетонная скамья, выщербленная и замшелая. Обычно на нее никто не садился, но сегодня Кейт, вместо того чтобы есть в кухне, решила перекусить снаружи. Она опустилась с краю, рядом поставила тарелку с сандвичем, откинулась на спинку и посмотрела на крону соседнего дерева. По нижней ветке метался дрозд, оглашая воздух пронзительными трелями. Может, у него тут гнездо, хотя вроде не видно. На огромном дубу через дорогу две невидимые птицы вели беседу. "Тюрли? Тюрли? Тюрли? — спрашивала одна, другая отвечала: — Фью! Фью! Фью!" Сложно сказать, то ли вторая здоровалась с первой, то ли ее поправляла.

Закончив работу в саду, Кейт смешает ингредиенты для пюре, затем сменит постельное белье и займется стиркой. А что потом?

Друзей у нее больше нет. Все живут своей жизнью — окончили колледж, нашли работу в других городах, некоторые даже женились или вышли замуж. Иногда они приезжают в Балтимор на Рождество, но ей звонить давно перестали. Да и о чем с ней говорить? Никто ей даже не шлет эсэмэс, не считая Белочки, когда та задерживается после школы и просит Кейт ее забрать.

Тюрли и Фью умолкли, дрозд тоже улетел. Кейт убедила себя, что дрозд счел ее достойной доверия. Она откусила сандвич и сделала вид, что разглядывает клумбу с гиацинтами и ничуть не интересуется его дурацким гнездом. Ряды кудрявых белых лепестков напомнили ей бумажные завитки на концах бараньих ребрышек в ресторане.

— Првет!

Кейт перестала жевать.

Из задней двери вышел Петр и спустился по ступенькам. Сегодня он был в лабораторном халате, надетом поверх футболки; пока он шел, лацканы развевались на ветру.

Кейт глазам своим не поверила. И как ему хватило наглости?

— Парадная дверь была нараспашку, — пояснил он.

Чертова Белочка!

Петр подошел к Кейт и посмотрел на нее сверху вниз. Хорошо хоть ему хватило ума не пытаться вести светскую беседу.

Зачем он явился? Наверное, решил лично убедиться, что она не желает иметь с ним ничего общего. Отец точно ему все сказал, почувствовала Кейт. Прежде он приветствовал ее легким поклоном, вроде "Вот он я!" (картинка так и встала у нее перед глазами). Сегодня было иначе: Петр стоял с мрачным видом и вел себя почти по-военному сдержанно.

— Что вам надо? — спросила она.

— Пришел извиниться.

— Вот как.

— Боюсь, мы с доктором Баттиста вас оскорбили.

Узнать, что он это понимает, было одновременно приятно и унизительно.

— С нашей стороны было неосмотрительно просить вас обманывать ваше правительство, — сказал он. — Думаю, американцы испытывают от этого чувство вины…

— Не только неосмотрительно, — перебила его Кейт. — Вы поступили по-свински, эгоистично, обидно и… мерзко!

— Вот крыса!

— Где? — поспешно обернулась Кейт, но увидела лишь заросли кустарника.

Петр расхохотался.

— Очень смешно, — оценил он.

— Чего?

Петр с улыбкой смотрел на нее сверху вниз, покачиваясь с пятки на носок и держа руки в карманах. Неужели он вообразил, что теперь они в хороших отношениях? Кейт взяла с тарелки ростбиф, демонстративно откусила большой кусок и принялась жевать. Петр лишь продолжал улыбаться. Похоже, у него была уйма свободного времени.

— Вас могут арестовать! — напомнила Кейт, проглотив то, что было во рту. — Жениться ради грин-карты — уголовное преступление.

Вид у него был не особо расстроенный.

— Извинения приняты, — добавила Кейт. — Увидимся.

Кейт надеялась, что не увидит его больше никогда.

Петр испустил глубокий вздох, вынул руки из карманов и присел на скамейку. Такого Кейт не ожидала. Между ними стояла тарелка, в сохранности которой Кейт сомневалась, хотя если она ее уберет, то Петр может счесть это за приглашение придвинуться ближе. Значит, пусть стоит, где стоит.

— Идея была дурацкая, — сказал он, глядя на газон перед собой. — Понятное дело, вы вполне можете сами найти себе мужа. Вы девушка крайне независимая.

— Женщина.

— Вы очень независимая женщина с прекрасными волосами, которым не нужны никакие салоны красоты, и вы похожи на танцовщицу…

— Не стоит перебарщивать, — перебила Кейт.

— На танцовщицу фламенко, — уточнил он.

— Вот как, — сказала Кейт. — Значит, фламенко.

Ритмичные прихлопы и притопы на паркете. Логично.

— Ладно, Петр, — решительно сказала Кейт. — Спасибо, что заглянули.

— Вы единственная, кто произносит мое имя правильно, — грустно заметил он.

Она снова откусила сандвич и принялась жевать, глядя исключительно на газон перед собой, как и Петр. Неожиданно ей стало его жаль.

— А доктор Баттиста! — вдруг воскликнул он. — Почему вы зовете его "отец", а ваша сестра — "папа"?

— Он сам так велел, — ответила Кейт, — но вы же знаете нашу Белочку-девочку…

— А!

— Раз уж зашла речь, почему вы называете его "доктор Баттиста", а он вас — "Петр"?

— У меня язык не поворачивается назвать его Луисом, — потрясенно воскликнул Петр, что прозвучало как Лу-виссс. — Ведь он выдающийся ученый!

— Неужели?

— В моей стране — да! Я столько лет о нем слышал! Когда я объявил, что уезжаю работать с доктором, в моем институте все просто взвыли от зависти.

— Надо же! — поразилась Кейт.

— Разве вам неизвестна его репутация? Ба! У нас есть поговорка: человек, которого уважает весь мир…

— Ясно-ясно, все поняла, — поспешно вставила Кейт.

— Порой он ведет себя как тиран, хотя другие ученые позволяют себе куда больше. А он даже голоса не повышает! И с сестрой вашей он очень терпелив.

— При чем тут сестра?

— Она же ветреница, да? Сами знаете.

— У нее ветер в голове, — поправила Кейт. — Это точно.

Она и сама обрела некую воздушность. И улыбнулась.

— Сестра сдувает челку со лба, строит всем глазки и отказывается от животных белков. Доктор ей ни слова не скажет против. Как это правильно!

— Сомневаюсь, — возразила Кейт. — По-моему, он очень предсказуем. Безумен, как все гениальные ученые, вот и западает на пустоголовых блондинок, чем ветренее — тем лучше. До чего банально! Ясное дело, блондинки от него тоже без ума, как и многие другие женщины. Посмотрели бы вы на отца на рождественских вечеринках у тети Тельмы!.. Женщины вокруг него так и вьются: уж больно он им кажется недосягаемым и загадочным. Каждая надеется, что именно ей удастся подобрать ключ к его сердцу.

Разговаривая на подобную тему с иностранцем, Кейт чувствовала себя вполне раскованно. Ему можно рассказать что угодно — все равно поймет хорошо если половину, особенно при быстром темпе речи.

— Ума не приложу, что случилось с Белочкой, — поделилась она. — В младенчестве я считала ее чуть ли не собственной дочерью — я была в том возрасте, когда дети любят понянчить малышей. Как она меня обожала — копировала меня во всем, и только я могла ее утешить. Потом, уже подростком, она здорово отдалилась, стала совсем другой: общительной и компанейской, я бы даже сказала, слишком общительной. А я вдруг превратилась в злобную старую деву, хотя мне всего двадцать девять. Понятия не имею, почему так произошло!

— Не все ученые, — задумчиво протянул Петр.

— Что?

— Не все ученые предпочитают блондинок, — пояснил он и бросил на нее быстрый взгляд из-под полуопущенных век. Конечно, он не понял ничего из сказанного Кейт. Легко отделалась!

— Хотите половинку моего сандвича? — спросила она.

— С удовольствием, — сказал Петр, ни минуты не колеблясь. Он откусил изрядный кусок и пока жевал, на челюсти будто шишка вспухла. С набитым ртом он добавил: — Думаю, я могу называть вас Катя.

Кейт не хотелось быть Катей, хотя, поскольку они больше никогда не увидятся, то и возражать не имело смысла.

— Ну, как хотите, — беззаботно ответила она.

— Почему американцы всегда начинают издалека?

— В каком смысле?

— Каждое предложение вы начинаете с "Ну…" или "Ну да…" или "Хм" или "В любом случае…". Вы говорите "Итак…", хотя перед этим не было сказано ничего такого, что стоило бы подытожить, или "В смысле…", хотя перед этим не было сказано ничего такого, что стоило бы прояснить. Молчите-молчите, потом говорите "В том смысле, что…". Почему вы так делаете?

— Ну, ну да, хм… — медленно начала Кейт. Сначала он не понял, потом коротко хохотнул. От его смеха Кейт непроизвольно улыбнулась. — Встречный вопрос: почему вы начинаете говорить так внезапно? Вы просто выстреливаете фразами! "Так и так", начинаете вы. "Эдак и вот так" — будто кувалдой бьете. Выходит слишком решительно и безапелляционно. Все, что вы говорите, звучит как… как постановление правительства.

— Понятно, — кивнул Петр и тут же поправился: — Ну да, понятно.

Теперь она тоже рассмеялась. Кейт откусила свою половинку сандвича, Петр — свою. Подумав немного, она призналась:

— Иногда мне кажется, что иностранцы специально разговаривают не похоже на нас. Послушайте, как иностранец поет американскую популярную песенку, к примеру, или рассказывает шутку, в которой приходится имитировать южный говор или ковбойские интонации. Выходит идеально, без малейшего акцента! Подражаете вы безукоризненно! И тогда становится ясно, что вы просто не хотите говорить, как мы. Потому что вы гордитесь своим акцентом.

— Я не горжусь, — покачал головой Петр. — Хочу избавиться от акцента.

Он уставился на свой сандвич — просто держал его обеими руками и смотрел вниз; веки полуопущены, и она даже не могла сказать, о чем он думает. Внезапно Кейт поняла: хотя он коверкает согласные и гласные звуки, внутри он формулирует свои мысли ничуть не менее сложные и глубокие, чем у нее.

Кейт положила корочку на тарелку и вытерла руки о джинсы.

— Что будете делать теперь? — спросила она.

Он поднял взгляд.

— Делать?

— С вашей визой.

— Не знаю.

— Жаль, что ничем не могу помочь.

— Без проблем, — заверил он. — Честное слово! Спасибо за сочувствие. Полагаю, все наладится, так или иначе.

Кейт понятия не имела, как все может наладиться, но решила проявить сдержанность.

Петр доел сандвич и отряхнул ладони. Уходить он и не думал.

— Симпатичный у вас садик.

— Спасибо.

— Любите за ним ухаживать?

— Ага.

— Я тоже.

— Раньше мне хотелось стать ботаником, — поделилась Кейт, — а потом меня выгнали из колледжа.

— За что вас выгнали?

Кейт поняла, что на сегодня достаточно. Иначе он подумает, что ему удалось ее смягчить. Она поспешно поднялась и сказала:

— Давайте провожу вас до машины.

Петр тоже встал, глядя на нее удивленно.

— Не стоит.

Тем не менее она направилась к палисаднику, и ему пришлось последовать за ней.

Обогнув дом, они увидели минивэн Минцев и Белочку, машущую с пассажирского сиденья. Она ничуть не смутилась тому, что Кейт застала ее в машине с мальчиком.

— Привет снова, Пиотр! — крикнула она.

Петр молча поднял руку, Кейт отвернулась и пошла заканчивать работу в саду. День и вправду стоял чудесный. Она все еще злилась на отца, однако ей грело душу, что парень, за которого ее пытался выдать отец, по крайней мере, не конченый хам.