— Кэтрин, жизнь моя! — вскричал отец. — Мое сокровище! Свет моих очей!

Кейт оторвалась от книги.

— Да?

— У меня будто гора упала с плеч! — воскликнул он. — Это надо отпраздновать! Где Белочка? Та бутылка вина еще цела?

— Белочка ушла к подруге с ночевкой, — ответила Кейт, загнула уголок страницы и отложила книгу в сторону. — Что празднуем?

— Будто не знаешь! Скорей идем на кухню.

Кейт поднялась, чувствуя смутную тревогу.

— А наш Пиотр — парень себе на уме! — заметил отец, направляясь на кухню. — Молчком выскочил из лаборатории, пока там была Белочка со своим репетитором. Я даже не знал, что он ходил повидаться с тобой, пока он не сообщил мне новость.

— Какую еще новость?

Отец не ответил, открыл холодильник и пошарил в глубине.

— О какой новости ты говоришь? — спросила Кейт.

— Вот она! — Отец извлек початую бутылку кьянти, закупоренную довольно небрежно.

— Отец, она стоит уже семь месяцев.

— Ну и что, она же хранилась в холодильнике. Систему мою ты знаешь. Давай бокалы!

Кейт потянулась к верхней полке застекленного буфета.

— Скажи хотя бы, за что пьем, — попросила она, протягивая отцу два пыльных бокала.

— Как за что?! Пиотр говорит, что теперь он тебе нравится.

— Неужели?

— Рассказал, как вы вдвоем сидели в саду, ты угостила его дивным ланчем, и вы мило пообщались.

— Ну, если можно так сказать, — пожала плечами Кейт. — И что с того?

— Значит, у него появилась надежда! Он уверен, что все получится!

— Ах, так! Уверен, значит? Тогда он больной на всю голову!

— Ну-ну, — добродушно проговорил отец, разливая вино. Смешно встопорщив усы, он отошел и сравнил уровень жидкости в бокалах. — Пять унций. На шестнадцать секунд.

Кейт поставила бокал в микроволновку и нажала нужные кнопки.

— Лишний раз убеждаюсь, что быть вежливой не стоит. В самом деле! Явился без приглашения, можно сказать, вломился в дом, хотя входная дверь была открыта — спасибо Белочке! А если бы нас ограбили?… В любом случае вышло совершенно по-хамски. Прервал мой заслуженный перерыв, слопал половину моего сандвича с ростбифом… Конечно, я сама предложила, хотя он мог бы и отказаться из вежливости. Впрочем, откуда иностранцам о ней знать…

— Ничего не забыла? — спросил отец, кивнув в сторону микроволновки — вино уже согрелось.

— И посмотри, как он все извратил! — задохнулась Кейт, заменяя один бокал другим. Она снова нажала кнопки. — Что мне было делать: сидеть молча? Естественно, я поддерживала видимость беседы. А теперь ему хватает наглости заявить, что он мне нравится!

— И все же признайся, он способен внушить симпатию!

— При чем здесь симпатия?! Ты же просишь меня выйти за него замуж!

— Нет-нет-нет, не прямо сейчас, — заверил отец. — Давай не будем забегать вперед. Я лишь прошу тебя не принимать поспешных решений. Подумай над моим планом. Только не слишком долго, ведь уже апрель. Но…

— Отец! — строго проговорила Кейт.

— Вино, — напомнил он, кивнув в сторону микроволновки.

Кейт достала второй бокал, отец поднял свой.

— У меня тост! Выпьем за… — Кейт боялась, что он скажет "за тебя и Пиотра", но он закончил иначе: — За непредвзятость!

Доктор отпил глоток, Кейт к вину не притронулась и поставила бокал на стойку.

— Прелестно! — объявил отец. — Стоит поделиться моей системой с журналом "Ценитель вин".

Он сделал глоток побольше. С наступлением весны отец перестал носить нательные рубахи в мелкий рубчик, которые носил зимой. Рукава рабочего комбинезона были закатаны до локтей, обнажая тонкие волосатые руки, выглядевшие удивительно хрупкими. Неожиданно Кейт стало его жалко, несмотря на всю ее злость. До чего же он неприспособленный, как он вообще умудряется выживать?!

— Отец, посмотри правде в глаза, — почти ласково проговорила Кейт. — Я никогда не выйду замуж за нелюбимого человека.

— Знаешь, в других культурах браки планируют родители…

— Мы-то не в другой культуре, и никакого запланированного родителями брака не намечается. Это не брак, а рабство!

— Что?! — ужаснулся отец.

— Разве нет? Ты пытаешься сбыть меня с рук против моей воли. Хочешь, чтобы я жила с чужим мне человеком, спала с ним — ради твоей выгоды! Разве это не рабство?

— Вот тебе и на! — воскликнул он. — Господи, Кэтрин! Я и не думал, что тебе придется с ним спать!

— Разве?

— Теперь понятно, почему ты так сопротивлялась!

— А ты что ожидал?

— Ну, я просто… Боже мой! Этого от тебя никто не требует! — Он отпил вина и прокашлялся. — Все, на что я рассчитывал — мы будем жить, как жили, только Пиотр переедет к нам. Похоже, без этого не обойтись. Мы отдали бы ему бывшую комнату миссис Ларкин, ты бы осталась в своей спальне. Я полагал, что это ты понимаешь. Боже правый!

— Тебе не приходило в голову, что Службе иммиграции это покажется подозрительным? — спросила Кейт.

— С чего бы? Многие супружеские пары спят раздельно. Скажем, что Пиотр храпит. Может, так оно и есть — кто знает? Видишь ли… — Он принялся шарить по карманам в поисках телефона. — Видишь ли, я кое-что выяснил. Нужно задокументировать, что ухаживание происходило постепенно, тогда мы докажем… — Прищурившись, отец посмотрел на экран мобильника, нажал одну кнопку, другую и снова прищурился. — Фотографии! — воскликнул он. — Фотографии, снятые на протяжении некоторого времени. Так мы докажем, что у вас есть общая история!

На первом кадре Кейт и Петр сидели за столом наискосок друг от друга в отцовской лаборатории, Кейт на табурете, Петр на складном стуле. Кейт была в замшевой куртке, Петр — в лабораторном халате. Оба смотрели на фотографа ошарашенно, словно их застигли врасплох.

На следующем фото они сидели в той же позе, только теперь Кейт говорила что-то фотографу. На шее у нее очертились две жилки, о которых она прежде и не подозревала.

На другом кадре фигура Кейт вышла смазанно. Она стояла на тротуаре, повернувшись к мужчине, шагающему за ней следом. Было непонятно, кто это.

На четвертой фотографии они шли под руку, огибая другую пару. Похоже, отец за ней следил.

На пятом кадре Кейт с Петром сидели за столом в доме Баттиста, на переднем плане маячила Белочка, и банка меда у нее в руках частично закрывала лицо Петра.

Потом Петр сидел за столом рядом с Кейт. Это была последняя фотография.

— Разберусь и перешлю их тебе, — пообещал отец. — Думаю, вам пора начать обмениваться эсэмэсками.

— Что-что?

— Я тут прочел в газете, что иногда Служба иммиграции просит супружеские пары предъявить свои телефоны. Просматривают переписку, дабы убедиться, что они действительно состоят в отношениях.

Кейт протянула телефон отцу, но он в это время подливал себе вина. Первый бокал он уже допил, теперь, похоже, собирался допить всю бутылку. Он протянул ей бокал и попросил:

— Четырнадцать секунд.

— Почему так мало?

— Ну, вино уже немного согрелось на воздухе.

Он взял свой мобильник, сунул в карман и стоя ждал, пока Кейт поставит бокал в микроволновку.

— Не хотел об этом пока говорить, — начал доктор Баттиста, — но мне кажется, что я стою на пороге открытия. Настоящий прорыв в науке, причем как раз в тот момент, когда сильные мира сего почти потеряли веру в мой проект. И если Пиотр останется, если нам удастся… Представляешь, что это для меня значит?! Кейт, я прошел такой долгий путь! Я терял терпение, впадал в депрессию, хотя всегда знал, что важнее этого в моей жизни нет ничего! Да, твоя мать…

Он умолк и снова кивнул в сторону микроволновки. Кейт достала вино и подала отцу. Второй бокал он выпил залпом, что вряд ли было разумно. К алкоголю доктор Баттиста не привык. Хотя благодаря вину он стал более общительным.

— Моя мать? — повторила Кейт.

— Твоя мать считала, что мы должны проводить выходные вместе. И даже в отпуск ездить! Она ничего не понимала. Ты-то поймешь, мы с тобой похожи. Мы люди здравые и практичные. А твоя мать была слишком… точнее, не слишком стойкой. Не любила оставаться одна — можешь себе представить? Вдобавок впадала в отчаяние от малейших пустяков. Не раз говорила мне, что не видит смысла в жизни.

Кейт скрестила руки на груди.

— Я отвечал ей: "Еще бы, дорогая! Положа руку на сердце, могу сказать про себя то же самое. Неужели ты думала, что в жизни есть смысл?" Похоже, ее это нисколько не утешало.

— Да неужто? — буркнула Кейт, потянулась к стакану и сделала большой глоток. — Многие женщины счастливы в материнстве и чувствуют себя вполне состоявшимися. Они ни с того ни с сего не решают, что жизнь бессмысленна.

— Хм-м. — Отец задумчиво уставился на муть на дне бокала, затем поднял взгляд. — Ты тут вовсе ни при чем, Кейт. Ведь ты об этом думаешь? В подавленном настроении она находилась задолго до твоего рождения. Боюсь, частично в этом виноват я. Точнее, брак со мной. Что бы я ни говорил, она воспринимала неправильно. Она думала, что я ее недооцениваю, веду себя так, будто я умнее нее. Разумеется, это полная чушь! То есть я, понятное дело, куда умнее ее, однако интеллект — не единственный фактор, который имеет значение в браке. В любом случае ей никак не удавалось преодолеть свое уныние. У меня было такое чувство, что я стою на краю болота и смотрю, как она погружается в трясину. Она пыталась лечиться у разных специалистов, однако безуспешно — ничего не помогало. И таблетки пила. Всевозможные антидепрессанты, селективные ингибиторы обратного захвата серотонина и прочие… Ничто на нее не действовало, а ведь у многих препаратов были серьезные побочные эффекты. Наконец мой британский коллега рассказал о своем изобретении — новом препарате, который только начали использовать в Европе. В Штатах его еще не допустили к применению в медицинской практике, но он творил настоящие чудеса. Друг прислал мне его, твоя мать попробовала. Она стала энергичной, оживленной и неутомимой. Ты тогда училась в восьмом классе, и мама внезапно заинтересовалась твоей учебой, принялась посещать собрания родительского комитета, сопровождала класс на всевозможных экскурсиях. Вернулась моя прежняя Тея, какой она была, когда мы познакомились!.. И тут ей захотелось второго ребенка. Она сказала, что всегда хотела шестерых детей, и я ответил: "Дорогая, решать тебе. Сама знаешь, подобные вопросы я оставляю на твое усмотрение". Забеременела она буквально сразу, пошла к доктору, и тогда-то мы узнали, что чудо-лекарство разрушило ее сердце. В Европе начали об этом подозревать, препарат сняли с продажи, до нас вести дойти не успели.

— И в этом причина ее смертельной болезни?

— Да, и я целиком признаю свою вину. Если бы не я, она не узнала бы о том препарате. Твоя тетя считает, что без меня он ей и не понадобился бы. — Доктор Баттиста допил остатки вина и резко опустил бокал на стойку. — Зато мой коллега получил ценные клинические данные…

— Мама ездила со мной на экскурсии? — спросила Кейт, пытаясь сосредоточиться лишь на этом. — Она мною интересовалась? Она меня любила?

— Конечно же! Она тебя обожала.

— Мне так долго ее не хватало! — воскликнула Кейт, едва не плача. — И я совсем не помню, как она мною занималась!

— Неужели ты не помнишь, как вы ходили вместе по магазинам?

— Вместе по магазинам?!

— Она так радовалась, что у нее есть дочь, с которой можно заниматься всякими девчоночьими делами. Вы покупали одежду и заглядывали в кафе перекусить, как-то раз даже сходили на маникюр.

Кейт почувствовала странную опустошенность. Она не только растеряла бесценные воспоминания, которые стоит беречь всю жизнь, она еще и возненавидела все то, чем занималась вместе с матерью. Она терпеть не может бегать по магазинам! А когда-то это ей очень даже нравилось. Словно Кейт в детстве и Кейт взрослая — два совершенно разных человека. Она посмотрела на свои неухоженные, бесцветные ногти и не смогла представить, что когда-то они были профессионально обработаны, отполированы и покрыты лаком.

— Вот почему у нас появилась наша Белочка. — Голос отца чуть дрогнул — вероятно, из-за вина; линзы очков запотели. — Какое счастье, что она у нас есть! Такая хорошенькая и беззаботная, совсем как твоя мать до брака со мной. Правда, далеко не интеллектуалка… Ей не хватает твоей твердости характера. Кейт, я понимаю, что прошу от тебя слишком многого. — Он взял ее за руку. — Ты заботишься о сестре, занимаешься домом… Боюсь, ты никогда не найдешь себе мужа!

— Не стоит благодарности, — пробормотала Кейт, высвобождая руку.

— Я все это к тому, что… Ах, мне никогда не удается выразить свои мысли складно! Я хочу сказать, там, где ты бываешь, мужа не встретить. Сидишь дома затворницей, возишься в саду, на работе нянчишь детишек. Там-то уж точно не найти достойного мужчину… Я вел себя как эгоист! Нужно было настоять на том, чтобы ты вернулась в колледж.

— Не хочу я в колледж, — возразила Кейт. Она и в самом деле не хотела, разговор начал ее тревожить.

— Есть ведь и другие колледжи, если тот тебе не понравился. Я прекрасно понимаю, что ты могла бы учиться в университете Джонса Хопкинса! Я думал только о себе. Твердил: "Она молода, времени предостаточно, пусть пока поможет по дому. Мне с ней легко и приятно".

— Легко и приятно?!

— Возможно, по той же причине я решил свести тебя с Пиотром. "И тогда она будет рядом со мной! — думал я. — Вреда не будет, ведь брак фиктивный, и она останется дома". Ты вправе на меня сердиться, Кейт. Я должен перед тобой извиниться.

— Что ж, — кивнула Кейт. — Отчасти я могу тебя понять.

Она вспомнила тот вечер, когда вернулась из колледжа. Свалилась как снег на голову, побросав немногочисленные пожитки в пару чемоданов. Выйдя из такси, она застала отца на кухне в переднике поверх рабочего комбинезона.

— Почему ты вернулась? — спросил он.

— Меня выгнали, — ответила Кейт, намеренно сгущая краски, чтобы покончить с этим раз и навсегда.

— Почему? — поинтересовался отец. Она рассказала про профессора и его бестолковое объяснение процесса фотосинтеза. — И вправду бестолковое, — признал отец, и Кейт испытала громадное облегчение. Нет, не просто облегчение — радость. Она поняла, что это самый счастливый день ее жизни.

Отец рассматривал бутылку на свет, надеясь найти на дне пару капель.

— Когда ты говорил, что брак будет фиктивный… — начала Кейт. Отец посмотрел ей в глаза. — Если речь идет о формальности, точнее, о небольшой уловке, которая поможет ему легализоваться, и потом вернем все, как было…

Отец поставил бутылку на стойку. Он ждал, что скажет Кейт, буквально не дыша.

— Думаю, меня это не особо напряжет, — закончила Кейт.

— Значит, ты согласна?

— Ах, отец! Сама не знаю, — устало ответила она.

— Но подумать ты согласна? Я верно тебя понял?

— Возможно.

— Ты и правда готова это сделать для меня?

Она заколебалась, потом робко кивнула. В следующую же секунду отец сгреб ее в неуклюжие объятия, затем чуть отодвинул от себя и посмотрел ей в глаза.

— Ты согласна! Ты действительно согласна! Ты любишь меня достаточно сильно, чтобы сделать это ради меня! Ах, Кейт, моя дорогая, словами не могу выразить, как я благодарен!

— Ну, если только моя жизнь после этого не сильно изменится, — уточнила она.

— Клянусь тебе, все останется по-прежнему! Ты его почти не заметишь, все будет так же, как раньше! Я сделаю все, чтобы это на тебе никак не отразилось… Теперь дела пойдут на лад, я уверен, мой проект обречен на успех! Спасибо, милая!

Помолчав, Кейт ответила:

— Пожалуйста.

— И… — начал отец. — Кейт?

— Что?

— Пожалуйста, заполни мою декларацию. Я пытался, но… — он потешно развел в стороны тощие руки, признавая свою беспомощность, — ты ведь меня знаешь!

— Да, отец, — ответила она. — Конечно.