— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Берни, когда утром следующего дня Сара, в его пижаме, выползла на кухню.

Она налила себе чашку кофе.

— Как я выгляжу?

— Ужасно.

— А чувствую себя еще хуже.

— Я думаю, — понимающе заметил Берни. — Но это хорошо, что ты все вспомнила, Сара. В конце концов…

Она сердито посмотрела на него.

— Знаешь, какого чувства во мне сейчас в избытке? Злости. Я злюсь на отца. На Ромео. На Джона.

— На Джона?

— Аллегро. И на Майка Вагнера, и на всю их блестящую команду профессионалов.

— Я уверен, что они делают все возможное, Сара…

— Этого не достаточно. Нужны дополнительные усилия. И тут не обойтись без меня. Только я могу раздразнить его, довести до бешенства, так чтобы он уже не мог удовлетвориться своими записочками, леденцами, медальонами. Я должна заставить его крутиться, пусть лезет из кожи вон. Проявит себя во всей красе. В понедельник я опять иду на телевидение. И отныне буду ежедневно появляться на экране. До тех пор пока он не примет мой вызов. Схлестнулись две силы воли, Берни. — Она устремила взгляд в пространство. Как много битв ей еще предстоит выдержать. Сколько счетов предстоит свести. И прежде всего не с Ромео. Другое имя возглавляло список ее противников. Симон Розен.

Полчаса спустя, выйдя из дома, где жил Берни, Сара заметила Корки, который стоял, оперевшись на капот своего автомобиля, и курил. Увидев ее, он бросил сигарету и поздоровался.

— Доброе утро.

Она опасливо огляделась по сторонам. Придет ли день, когда она перестанет дрожать от страха перед преследующими ее монстрами?

— Не волнуйтесь. Все спокойно, — заверил ее Корки. — Даже репортеры еще не вышли на ваш след.

Сара кивнула головой. Она не сомневалась в том, что после очередного ее выступления в «Опасной грани» пресса предпримет еще более активную атаку на нее.

— Вы не подбросите меня, Корки…

— Куда на этот раз?

— В Беркли. В «Бельвиста». Это интернат для инвалидов. Я хочу навестить отца.

Когда через двадцать минут они подъехали к «Бельвиста», Корки предложил ей свои услуги в качестве сопровождающего.

— Нет, спасибо. Это местечко охраняют дай Бог как. Не от непрошеных визитеров, а от чересчур ретивых больных, которые норовят улизнуть. Со мной все будет в порядке, не беспокойтесь.

В порядке. Смелое утверждение.

— Хорошо, я побуду здесь, Сара, — пообещал он, легонько потрепав ее по плечу.

Шарлотта Харрис, старшая медсестра, удивленно посмотрела на Сару, когда та, войдя в вестибюль, смело направилась к лестнице. Медсестра покинула свое рабочее место и поспешила за Сарой.

— Очень сожалею, мисс Розен, но приемные часы лишь с одиннадцати…

— Мне необходимо срочно поговорить с отцом, — непреклонно заявила Сара и продолжила свой путь.

Харрис неотступно следовала за ней.

— Вы, похоже, очень расстроены, мисс Розен. Надеюсь, вы не хотите волновать вашего отца…

— Отчего же? — Сара уже преодолела четыре ступеньки.

— Пожалуйста, мисс Розен. Придите в один…

— Я хочу видеть отца немедленно.

— Но это невозможно.

— Я бы удивилась, если бы это было возможно, — сказала Сара, поднимаясь выше.

— Я вынуждена настаивать, мисс Розен. Ваш отец очень болен.

— Рассказывайте.

Ее грубый ответ ошарашил медсестру.

— Боюсь, мне придется принять меры, мисс Розен. Я запрещаю вам тревожить вашего отца…

— Если я закачу сейчас скандал — а я обещаю, что сделаю это, если вы не отвяжетесь от меня, мисс Харрис, — вот тогда я действительно потревожу не только своего отца, но и всех ваших гостей.

Поджав губы, медсестра наконец ретировалась.

— Вы будете нести полную ответственность за последствия вашего вторжения, мисс Розен.

— Разве все мы не несем ответственности за свои поступки, мисс Харрис?

Войдя в гостиную отцовских апартаментов, Сара застала отца сидящим в любимом кресле у окна, с газетой в руках. Он был в темном костюме, накрахмаленной белой рубашке с дорогими золотыми запонками и пестрым галстуком, в полуботинках из добротной буйволовой кожи. Увидев его в деловом костюме, Сара испытала странное чувство: она словно вернулась в прошлое.

— Я тебе не помешаю?

Он поднял на нее взгляд.

— Она уже пришла?

— Кто?

— Моя первая пациентка. — Он посмотрел на наручные часы «ролекс». — Уже на семь минут опаздывает. — Он медленно поднялся. — Итак, поговорим о трансференции.

— Нет. Нет, твоя пациентка еще не пришла, папа. А пока я хотела поговорить с тобой.

Он прищурился.

— Я вас знаю?

— Это я, Сара. Твоя дочь.

— Моя дочь? — Настороженность сменилась в нем смущением. Он вновь опустился в кресло и уставился на Сару. — Почему ты так рано проснулась, детка? Что-нибудь случилось? Ты не заболела? Скажи мне.

Еле сдерживая слезы, Сара покачала головой.

Он улыбнулся ей, похлопал себя по колену.

— Ты же знаешь, Мелли, что меня нельзя беспокоить во время работы. Впрочем, у меня всегда найдется минутка для маленькой плутовки. Иди, сядь ко мне. Ненадолго.

— Я не Мелли, папа. Я Сара. Мелли умерла. — У Сары пересохло во рту.

Он, казалось, не слышал ее. И продолжал похлопывать себя по бедру.

Сара медленно приблизилась к нему, опустилась на колени возле его кресла.

— Почему, папа? Почему?

Отец закрыл глаза, и рука его скользнула по ее щеке. Потом он погладил ее жесткие волосы, на этот раз ничего не сказав о прическе.

— Все хорошо, детка. Все хорошо, — пробормотал он.

Сара тоже закрыла глаза, мучимая не столько воспоминаниями, сколько тем, с чем ей предстояло столкнуться. Страх, словно раскаленная лава, растекался по жилам, в то время как из темных недр памяти извергалось очередное видение, которое она считала давно погребенным.

Она сидит на верхней ступеньке витой лестницы. Несколько часов назад она провалила экзамен в балетном классе.

Открывается входная дверь. В дом врывается Мелани, рюкзак с учебниками болтается у нее на плече. Отец встречает ее в холле первого этажа. Они обнимаются. Теплые, дружеские объятия отца и дочери. Милые, невинные. Любящие. Сару пронзает острое чувство зависти.

— Что? А поцелуй? — говорит отец, когда Мелани пытается высвободиться.

Мелани послушно подставляет щечку.

— Цыпленок и то лучше это делает.

— Ну, хорошо. Если я тебя крепко поцелую, ты разрешишь мне пойти к Дженни на ужин? Ее мама пригласила меня. Мы с Дженни занимаемся физикой…

— А, так теперь твои поцелуи будут взятками?

Она видит, как Мелани обвивает руками шею отца, целует его прямо в губы, по-настоящему. Она слышит, как Мелани хихикает, когда отец выпускает ее.

— Дженни меня ждет на улице, в машине.

— Постой, Мелани. Твоя мама опять не в форме. И хуже, чем обычно. Так что сегодня я буду ночевать в кабинете.

Во взгляде Мелани проскальзывает уныние. И тут же, буквально на глазах, она меняется, становясь улыбающейся, соблазнительной девочкой-женщиной, которую Сара прежде не знала.

— Я вернусь к десяти. Постучусь к тебе.

— Обещаешь?

— Обещаю, — весело говорит Мелани, скрепляя обещание еще одним смачным поцелуем.

— Ничего не выйдет.

Сара открыла глаза. Отец сидел, с ужасом уставившись на нее.

Ее охватило чувство стыда.

— Извини. — Лишь только сорвалось с ее губ это слово, как она тут же ощутила прилив ярости. Какого черта она все время извиняется? Разве она пришла сюда не за тем, чтобы услышать это от отца? Разве не был ее визит попыткой заставить его сознаться в том, что он сотворил с Мелани? Признаться в совращении собственной дочери… и испытать хотя бы малейшее раскаяние за свой тяжкий грех?

— Извинениями здесь не отделаешься, милая.

Сара поднялась с колен, так что теперь смотрела на отца сверху вниз.

— Да, ты прав. Слишком поздно просить прощения, отец.

От ткнул в нее пальцем.

— Я требую, чтобы ко мне привели диетолога. Я точно знаю, что он разрешил мне есть по два яйца в неделю. А мне за десять дней не дали ни одного. Я веду учет.

Сара взглянула на поднос с остатками завтрака, стоявший на столике возле кресла. Яичная скорлупа валялась на пустой тарелке. Ощущение безнадежности захлестнуло Сару. Она подошла к окну и уставилась на пушистые зеленые лужайки. За ее спиной раздался шелест газеты — отец возобновил чтение. Она почувствовала себя беспомощной, и это вызвало новый прилив раздражения и отвращения.

— Что вам угодно, мистер? Время ленча еще не пришло, не так ли?

Заслышав резкий окрик отца, Сара обернулась посмотреть, с кем он разговаривает. Она ожидала увидеть охранника, который по просьбе Шарлотты Харрис прибыл, чтобы выдворить ее, но каково же было ее удивление, когда она увидела Джона Аллегро, стоявшего на пороге гостиной. Одного взгляда на выражение лица детектива, его бледность, еще более мятый, чем обычно, костюм было достаточно, чтобы понять: случилось нечто ужасное.

— Что?..

Он сделал ей знак, предлагая выйти из комнаты.

— Поговорим не здесь.

Она покосилась на отца. Симон Розен был занят тем, что извлекал из карманов своего пиджака крошечные клочки бумаги и аккуратно сортировал их, бормоча что-то себе под нос. Казалось, он полностью отключился от действительности. Он даже не взглянул на Сару, когда та проходила мимо него, направляясь к двери.

Как только они вышли в коридор, она кинулась к Аллегро.

— Что случилось? Скажите.

Молча он взял ее за руку и повел к лестнице, затем вниз по ступенькам, мимо Шарлотты Харрис, все еще кипевшей от возмущения, прямо к выходу. Корки уже уехал. Побитый автомобиль Аллегро был единственным на автостоянке.

Она высвободила руку и резко остановилась.

— Скажите же наконец, в чем дело, черт побери. — Хотя в голосе ее и звучала настойчивость, в глубине души она сознавала, что совсем не хочет слышать правды. В последнее время печальных известий было в избытке. С нее довольно.

Ей вдруг вспомнилась детская рождественская сказка о девочке Кэрол. Она почувствовала себя маленькой героиней, мечущейся в окружении призраков прошлого и настоящего.

А как насчет призрака будущего? Может, в нем и не будет необходимости?

— Эмма Марголис, — сказал Аллегро.

Она удивленно уставилась на него.

— Что такое?

Он посмотрел ей в глаза.

— Сегодня утром ее нашла экономка.

— Нашла? — Мысли взметнулись диким вихрем.

Аллегро протянул к ней руку. Сара в ужасе попятилась назад.

— Нет. Нет. Нет.

— Она мертва, Сара. Убита.

Эмма. Он добрался до Эммы. Которая была одной из немногих, к кому Сара относилась неравнодушно. И кто был внимателен к ней. Кому она доверяла. Это хороший урок тебе, Сара. Очень хороший урок.

Ее кулак обрушился на капот автомобиля Аллегро.

— Как вы могли допустить такое? — закричала она.

— Сара…

— Выходит, ему все позволено? Вы не можете остановить его. Вы, недотепы.

— Сара, я понимаю ваши чувства…

— Ни черта вы не понимаете! — Ее уже трясло, как в лихорадке. В окнах показались лица любопытствующих «гостей».

— Мы поймаем его. Клянусь вам, Сара.

— Заткнитесь. С меня довольно ваших лживых обещаний. Он убил Эмму. Убил мою сестру. Собирается убить меня. И знаете, что я вам скажу: это будет величайшим облегчением. Придет конец кошмару, в котором я живу.

Он так грубо схватил ее за плечи, что она буквально рухнула в его объятия.

— Не смейте так говорить. Слышите? — крикнул он. — Развязка близка. На этот раз мы не дадим ему уйти. Мы задействовали все силы. Ничто и никто не ускользнет из поля зрения. Мы твердо знаем, что схватим мерзавца.

— Дудки, Джон. Вам не удастся побороть его. Эмма. Бедная Эмма. Я должна была предвидеть это. Должна была все сопоставить. Особенно после разговора с Берни.

— Что вы имеете в виду? Что вы должны были предвидеть?

— Где вы были вчера вечером? Я вам звонила. После… после того как попыталась соединиться с Эммой.

— Ваше сообщение записано на автоответчике. Сегодня утром мы его прослушали.

— Я не о том спросила. Где были вы?

Он помрачнел.

— Я заехал в бар выпить, после того как оставил вас у Берни.

— Выпить? — Она только сейчас уловила ментоловый запах его дыхания. Интересно, сегодня утром он тоже махнул бутылочку?

— Ну, выпил. И довольно прилично. Иногда это со мной случается, — словно оправдываясь, произнес он.

— Это не мое дело, — пробормотала она.

Аллегро тяжело вздохнул.

— Извините меня за грубость. Больше этого не повторится. Так зачем вы звонили?

Она оглянулась на здание санатория и в окне второго этажа увидела лицо отца. Он смотрел на нее. Сейчас, как и в ту давнюю ночь, их взгляды встретились и не отпускали друг друга. В ту злосчастную ночь между ними был заключен своеобразный пакт о войне. И теперь Сара должна была найти в себе силы, чтобы разорвать его.

— Он насиловал ее, — сказала она, не спуская глаз с лица Симона. — Мой отец насиловал мою сестру. Она думала, что это любовь. Но это была не любовь. Надругательство. Он был первым, кто связал ее по рукам и ногам. Сделал своей рабыней. Для этого ему не понадобились шелковые шарфы. Он был гораздо умнее. И коварнее. Мелани была обречена.

Аллегро задрал голову и тоже уставился на доктора Симона Розена, но промолчал.

— Я застала его на месте преступления. Только хранила это в секрете, до тех пор пока… — Она закрыла лицо руками. — Я должна была что-то предпринять. — Теперь-mo ты поймешь. Это послужит тебе хорошим уроком.

— Сара, вы были ребенком. Вы не могли ничего сделать. — Он потянулся к ней, но она шарахнулась в сторону. Ее тошнило от одной мысли о том, что он может к ней притронуться. Я не заслуживаю утешения. Не заслуживаю нежности или жалости. Впрочем, даже если бы я что-то и предприняла, это ничего бы не изменило.

Слезы ручьями потекли по ее щекам. Но она оплакивала не себя. Она оплакивала Мелани. И Эмму.

— Джон, если унижение — это ад, как называется то, что за ним следует?

Аллегро устремил на нее прямой взгляд.

— Чистилище.

Она покачала головой.

— Нет. Это называется «смерть». — Она вновь посмотрела на окно. Отца уже не было. — Давайте уедем отсюда. — Уже произнося эти слова, она знала, что это ее последний визит в «Бельвиста». Больше она здесь не появится. И уже никогда не увидит отца.

Они сидели в машине Аллегро и говорили. Сара прижалась головой к боковому стеклу.

— Если бы я вчера осталась ночевать у Эммы, может…

— Не казните себя, Сара.

Но в сознание настойчиво стучалась одна и та же мысль: «Во всем виновата ты, Сара. Кроме тебя некого больше винить. Это твоих рук дело. Если бы ты не совала нос куда не следует…»

— Эмма была доброй, порядочной, заботливой женщиной. Пусть даже и с психическими отклонениями.

— В каком смысле?

Сара заколебалась.

— Она была подвержена садомазохизму.

— Откуда вы это знаете?

— Она… говорила об этом… прошлой ночью, — сказала она и тут же устыдилась того, что разглашает чужие тайны.

— Пожалуйста, Сара. Это может вывести нас на новый след. Вы должны мне рассказать.

Сара понимала, что Аллегро прав. Ей следовало рассказать обо всем. Может, если бы она сделала это раньше, Эмма сейчас была бы жива. Это твоя вина…

— Она бывала в одном из закрытых секс-клубов.

— Я знаю, что Майк однажды брал ее с собой в секс-клуб. Она тогда готовила очередную программу. Но вряд ли этот визит можно рассматривать…

— Она и до этого бывала в секс-клубе. С Дайаной Корбетт. Это где-то в районе Ричмонда. Пару раз они ходили туда.

— Боже, — пробормотал Аллегро. — Как назывался этот клуб?

— Она не сказала.

— Хорошо. Мы выясним. Это уже кое-что, Сара. Вы нам очень помогли.

Она поделилась с Аллегро и своими соображениями о том, что Ромео охотится за женщинами, которые, как он считает, явились жертвами инцеста.

— Эмма что-нибудь говорила о том, что в детстве ее подвергали насилию?

— Нет, но этим вполне можно объяснить ее тягу к садомазохизму. Разве дети, которых подвергали насилию, не отождествляют секс со стыдом, виной, унижением? И потом, уже во взрослой жизни, разве не стремятся они вновь испытать те же чувства — боль, унижение, стыд, рабскую покорность? Ведь иного они не знают.

Он молчал. Трудно было сказать, о чем он думает.

— Джон, если Ромео охотится за мной, так не потому ли, что считает и меня жертвой инцеста? Думает, что и я стремлюсь ощутить чужое превосходство над собой, грубую силу. Получить наказание. Хотя это и не так, — поспешно добавила она. — Совсем не так.

— Может, Мелани писала что-нибудь об этом в своем дневнике?

Она смерила его колючим взглядом.

— Что, например? Вы думаете, сестра наплела там что-нибудь насчет инцеста в отношении меня? — Сначала Берни. Теперь Джон. Разве мало того, что она явилась свидетелем инцеста?

— Я лишь хотел сказать, что, возможно, она писала о том, как вы застали их с отцом…

— Почему вы решили, что Мелани знала об этом?

— Я — детектив, Сара. И дедукция — моя профессия. Я так понял, что, раз вы видели ее, есть вероятность, что она видела вас.

— Это невозможно. Единственное, она могла слышать, как отец распекал меня в коридоре за то, что я шпионю. Только я не шпионила.

— Я в этом не сомневаюсь, Сара.

— Я думаю, что Ромео в детстве тоже страдал от унижений.

Аллегро вздохнул.

— Так же считала и Мелани. У нас целый штат сотрудников, которые копаются в прошлом всех подозреваемых, выясняют, как прошло их детство.

Сара выглянула в окно. Как странно было видеть людей, спешащих по своим делам. Был будний день. Люди сновали по магазинам, торопились с работы домой, где их ждали семьи, друзья…

Она закрыла глаза, чтобы никого не видеть. Уж очень сильную зависть рождало зрелище.

— Я была так уверена в том, что стану для него следующей мишенью.

— Да, я тоже так думал.

— Похоже, он взял слишком быстрый темп. На прошлой неделе — Мелани. Спустя восемь дней — Эмма. Он становится все более кровожадным, Джон. И более дерзким. Все из-за меня.

— Не надо, Сара.

— Пошла на телевидение. Бросила ему вызов. Я думала… я думала… — Голос ее дрогнул, и она разрыдалась. — О Боже, — всхлипывала она, — что я наделала? — Хотя глаза ее и были закрыты, она все равно ощущала сильное жжение, как будто позднее утреннее солнце прожигало насквозь веки.

— А что… с сердцем Мелани? Он… оставил его… на теле Эммы?

Аллегро молча кивнул головой.

Лицо Сары исказилось от боли. Она была уверена, что Ромео сохранит сердце Мелани для нее. Неужели ты всерьез рассчитываешь на то, что сможешь перехитрить этого монстра, глупышка?

Аллегро потянулся к ней и коснулся ее руки. Инстинктивно она взяла его руку и прижала к своей щеке. Порыв этот был трогателен и лишний раз демонстрировал, насколько она уязвима и беззащитна.

— Мне нравилась Эмма. Вам с Майком тоже, я знаю, — сказала она.

— Да, но дело здесь даже не в том, что ты был знаком с жертвой и даже любил ее. Самое ужасное — это идиотское чувство беспомощности, которое мы оба испытываем. Да что там — испытывают все, кто задействован в расследовании.

Кому, как не Саре, было знать о том, что такое беспомощность. Она могла бы написать целую книгу об этом. Нет, эту книгу уже написала Мелани.

— Послушайте, Сара, мне ужасно не хочется оставлять вас в таком состоянии, но я должен вернуться на квартиру Эммы. Я отослал Корки к дому вашего приятеля Берни. Он останется с вами. Я бы с удовольствием поменялся с ним ролями, но дел невпроворот. И еще нужно отыскать тот клуб в Ричмонде, о котором вы говорили. Вы даже не представляете, как может изменить ход расследования крохотный осколок информации.

— Спасибо, что приехали сообщить мне о случившемся. Это значит… — Она хотела сказать ему, что его жест достоин самой высокой оценки. Что она тронута его вниманием и заботой. И еще… что ей хотелось бы остаться прошлой ночью в той чудной гостинице. И, может, тогда ее фантазии превратились бы в реальность. Все это она хотела сказать ему. Но не могла.

— Я знал, как вы будете расстроены. И подумал, что мне стоит самому рассказать вам обо всем, — пробормотал он.

— Извините за то, что обозвала вас недотепой.

Он слабо улыбнулся.

— Меня и хуже обзывали.

— Я хочу остаться с вами, Джон.

— Сара…

— Пожалуйста.

В квартале, где жила Эмма, царило столпотворение. Люди в штатском, полицейские в форме, репортеры, фотографы, телеоператоры и просто зеваки буквально сражались за место на тротуаре. Аллегро даже не смог подъехать к дому Эммы. Улицу запрудили патрульные машины, катафалк судмедэксперта, фургоны передвижных телестудий.

— Пригнитесь, — сказал Аллегро Саре, остановив машину у тротуара чуть поодаль, — или они сейчас набросятся на вас, как саранча.

Сара сползла с сиденья как можно ниже, насколько позволял тесный салон спортивного автомобиля. Вагнер, стоявший с двумя полицейскими возле подъезда, заметил машину Аллегро и дал ему знак оставаться на месте. Через минуту он покинул свой пост и стал пробираться сквозь толпу. Он был крайне удивлен и даже ошарашен, увидев Сару, скорчившуюся на пассажирском сиденье.

— Что это?..

— Все в порядке. Она не будет подниматься наверх.

Вагнер, склонившийся к водительскому окошку, посмотрел на Сару. Взгляд его несколько смягчился.

— Как вы? Держитесь?

Она кивнула головой.

— А вы?

— Да, — резко бросил он.

От Сары не ускользнула некоторая напряженность в его интонациях.

— У нас появился новый след, Майк. Спасибо Саре, — сказал Аллегро.

Он не успел рассказать Вагнеру о клубе в Ричмонде. Тот опередил его с новостями.

— В таком случае у нас теперь два следа. Соседка Эммы, Маргарет Болдуин, видела ее вчера днем в чайной неподалеку отсюда. Заведение называется «Аппер краст». Похоже, оно весьма популярно среди местных дам. Эмма была с мужчиной. Мы показали Болдуин кое-какие фотографии. Она уверенно опознала Перри. Клянется, что именно он был с Эммой. И еще. Когда Эмма ушла из чайной, Болдуин, сидевшая за столиком у окна, заметила, что, расставшись с Эммой в дверях ресторанчика, Перри послонялся пару минут по улице, а потом пошел следом за ней.

— Давай-ка с ним побеседуем, — сказал Аллегро.

— К нему уже пошли наши ребята. На этот раз мы вооружились ордером на обыск.

— Больше никто ничего не видел?

Вагнер показал на бледно-розовый дом на противоположной стороне улицы.

— На первом этаже там живет пожилая женщина, миссис Рамни, которая говорит, что около пяти видела заходившую в дом парочку. Зрение у нее не слишком хорошее, но она вполне уверена, что видела именно Эмму, поскольку других темнокожих женщин среди жильцов этого дома нет. Но вот о ее спутнике ничего определенного она сказать не смогла.

— Как он был одет? Какого роста? Цвет волос? — В голосе Аллегро звучала настойчивость. — Господи, Майк, хоть что-нибудь она видела?

Вагнер закурил.

— Ей кажется, что он был высокий. Темноволосый. В спортивной куртке, но какого цвета — сказать затрудняется, поскольку страдает некоторым дальтонизмом. В общем, ничего конкретного она не запомнила.

— Однако время суток она указала точно, — заметила Сара.

— Только потому, что в тот момент как раз принимала пятичасовое лекарство, — объяснил Вагнер.

— Вы думаете, это был Перри? — спросила она.

Вагнер переглянулся с Аллегро и лишь потом ответил:

— Вероятность весьма велика.

Сару не убедил его ответ.

— С чего вдруг она стала бы приглашать его к себе? И разве не насторожило бы ее то, что он шел за ней по пятам?

Вагнер бросил на нее сердитый взгляд.

— Эмма любила риск. Особенно если он сулил удачный сюжет для программы.

— Пожалуй, тут шла игра не на рейтинг, — вспыхнула Сара.

Вагнер принял скорбный вид.

— Я знаю. Я не то хотел сказать.

— Почему бы нам не выслушать самого Перри? — Аллегро слегка сжал плечо Сары.

— Я как раз собирался ехать к нему, — сказал Вагнер. — Родригес и Джонсон встретят меня там с ордером на обыск.

Аллегро посмотрел на Сару, потом перевел взгляд на Вагнера.

— Мы с тобой.

По лицу Вагнера было видно, что его не очень обрадовала идея прихватить с собой Сару, но он предпочел умолчать об этом. Вместо этого он спросил, что за новый след обнаружили они. Аллегро рассказал ему о клубе в Ричмонде.

— Я такого не знаю, — сказал Вагнер. — Но срочно направлю кого-нибудь на поиски.

Роберт Перри так и не подошел к двери, несмотря на настойчивый стук полицейских.

— У нас ордер! — прокричал Вагнер. — Если вы нас не впустите, Перри, мы будем вынуждены применить силу.

— Может, его нет дома, — предположил Родригес.

Сару охватило дурное предчувствие.

— Я так не думаю. Ломайте дверь, Джон.

Аллегро смерил ее испытующим взглядом. Потом, вынув из кобуры пистолет, кивнул Вагнеру и Родригесу.

— Пошли. Джонсон, ты останешься здесь, с Сарой.

Джонсон — приземистый двадцатилетний парень с грустными глазами — не слишком обрадовался отведенной ему роли сиделки. Но, поскольку операцией руководил Аллегро, вынужден был подчиниться.

Когда Вагнер и Родригес навалились всей массой на дверь в квартиру Перри, из соседних квартир высунулись жильцы. Аллегро показал всем свое удостоверение. Двери тут же захлопнулись, не успел он произнести и слова.

С четвертой попытки дверь подалась. Вооруженные полицейские ворвались в квартиру. Когда через минуту Родригес вышел с известием, худшие опасения Сары подтвердились.

— Мертв? — спросил Джон.

Родригес покачал головой.

— Пульс еще бился, когда мы его срезали. Болтался в ванной. Аллегро вызывает «скорую».

— Срезали? — хриплым шепотом произнесла Сара.

— Да, этот мерзавец пытался повеситься.

Она ощутила мощный удар. Как будто коснулась оголенного провода. В памяти ожило воспоминание о другом повешении. Еще одном самоубийстве. Только более результативном. Мамочка. Прости, прости, прости…

— Похоже, мальчик попался, — сказал Джонсон, пряча пистолет в кобуру. — Предпочел отправиться на тот свет, лишь бы уйти от ответа.

Родригес скривил рот.

— Кстати, с собой в ванную он прихватил проигрыватель. Угадай, что это была за музыка.

— Постой. Не говори, — подхватил Джонсон. — «Голубая рапсодия».

— А как тебе это понравится? Из чего, по-твоему, он сплел удавку? Из белого шелкового шарфа.

Джонсон присвистнул.

Сара проскользнула между полицейскими. В открытую дверь она разглядела Перри, который лежал, распластанный на ковре. Вагнер стоял на коленях рядом, пытаясь привести его в чувство.

Аллегро подошел к ней сзади.

— Вы знали, что он попытается это сделать?

— Подозревала. — Выражение лица ее было безучастным.

— Каким образом?

— Интуиция.

Аллегро не сразу понял, что она имеет в виду. Потом вспомнил, как Фельдман рассказывал ему о двух попытках самоубийства, которые в свое время предпринимала Сара.

Она опять заглянула в спальню.

— Он выживет?

— Возможно. Хотя мне и кажется, что ему бы этого не хотелось.

Сара заметила два целлофановых пакетика, которые Аллегро держал в обтянутой резиновой перчаткой руке, — пакетики с вещественными доказательствами. В одном лежал белый шелковый шарф, в другом — серебристый компакт-диск.

Из спальни вышел Джонсон. Он тоже держал в руке целлофановый пакетик.

— Видеопленка. На этикетке надпись — «Опасная грань».

Сара зажмурилась: свет, лившийся в окно гостиной, вдруг показался ей слишком ярким.

— С вами все в порядке? — поспешно спросил Аллегро.

— Выходит, все предельно ясно? Перри и есть Ромео?

— Похоже. Возле его кровати я нашел еще кое-что, — сказал он.

Сара ощутила приступ удушья.

— Что? Фотоальбом Мелани? Ее дневник?

— Нет. Альбом с газетными вырезками о каждой из жертв.

— И… ничего больше?

Он обнял ее за плечи.

— Пока нет. Как только мы вывезем Перри, бригада криминалистов перевернет здесь все вверх дном.

— Джон, пообещайте мне кое-что.

Она не успела договорить, как он уже закивал головой.

— Если мы найдем дневник, я позабочусь о том, чтобы в него не совали нос.

Она на мгновение прижалась к его щеке. Ему, как всегда, не мешало бы побриться, но сейчас даже это колкое прикосновение было ей приятно.

— Он синеет! — крикнул Вагнер из спальни. — Где эти медики, черт бы их побрал!