— Может, вы все-таки передумаете, Сара? — спросил Вагнер, когда они отъехали от здания Института, в котором располагался офис Фельдмана, и направились в сторону Мишн-дистрикт. Дождь прекратился. Сквозь туман робко проглядывало солнце.
— Нет.
— Тогда позвольте мне…
— Вы же понимаете, что мой план лучше.
— И более рискованный для вас, — возразил Вагнер.
— Вовсе нет, если только вы будете играть строго отведенную вам роль.
— Я понимаю, что в этом плане — вся наша надежда, но нужно отдавать себе отчет в том, что она может и не оправдаться. Если даже кто-нибудь из завсегдатаев клубов и узнает вашего соседа на той фотографии десятилетней давности…
— Это будет лишь началом. Потом обязательно всплывет еще что-нибудь, — убеждала его Сара. Она взглянула на Вагнера, надеясь уловить в его лице хотя бы намек на оптимизм. Но оно оставалось бесстрастным.
— Вы никак не можете отделаться от подозрений в отношении Джона, я угадала? Вы что, разыгрываете меня, Майк? Вы действительно считаете, что Викки — это хлипкая версия?
— Конечно, нет. Разве иначе я согласился бы на ваш рискованный план?
— Но… — Сара чувствовала, то есть одно «но».
Вагнер пожал плечами.
— Вы прекрасно угадываете мои мысли, Сара. Я покажу и его фото. — Он не стал называть имени Джона.
Сара резко заметила:
— Вы все равно ничего не добьетесь.
— А я и не хочу ничего добиваться.
Сара покосилась на него. Верил ли он в то, что говорил?
Какое-то время они ехали молча, и лишь шум двигателя нарушал тишину в салоне «файарберда».
На Рыночной площади они остановились на красный сигнал светофора. Мальчишка бойко торговал газетами, лавируя между машинами. Именем Ромео пестрели все заголовки. Вагнер украдкой взглянул на Сару, потом перевел взгляд на светофор.
— На ее лице были кровоподтеки. Так сказано в протоколе вскрытия Грейс.
Сару, казалось, не смутила его неожиданная реплика.
— Ну, и что с того? Она ведь падала с седьмого этажа.
— Да, но только приземлилась затылком.
— Что вы сказали?
— Ничего.
— Вы так не думаете. Почему ее смерть квалифицировали как самоубийство?
— Учли заключения психиатров — вашей сестры и врача из клиники, где лечилась Грейс. Оба заключения указывали на то, что у пациентки наблюдались ярко выраженные суицидальные тенденции и что она уже предпринимала неоднократные — правда, безуспешные — попытки самоубийства. Наш медэксперт объяснил, что кровоподтеки на ее лице явились результатом ранений, полученных во время падения. Рядом с тем местом, куда она упала, стоял фонарный столб. Возможно, она задела его лицом, прежде чем ударилась о мостовую.
— Но вы-то с этим не согласны. Вы думаете, что в то утро она попросила Джона прийти и умоляла дать ей последний шанс. Он пришел в бешенство. Опять избил ее. Потом она, возможно, начала угрожать ему новыми обвинениями, он испугался и вышвырнул ее из окна. Так? — закричала она.
— Тише, Сара. Напугаете окружающих.
— Если даже все произошло именно так — а я этого не отрицаю, — тогда как объяснить то, что Джон вдруг отважился на серию садистских убийств? Его жена не была изнасилована или изуродована. Сердце было на месте. Это не похоже на почерк Ромео.
— Не знаю, что и сказать. Может, ее гибель и явилась своего рода катализатором. Мелани говорила, что в такого рода делах обязательно присутствует какое-то провоцирующее событие. — Зажегся зеленый свет, и Вагнер поехал через Рыночную площадь. — И потом — когда удается избежать наказания, приходит кураж. Ощущение собственной силы. Мелани и об этом говорила. Однажды совершенное злодеяние может открыть клапан и выпустить на волю извращенные сексуальные фантазии, которые до этого убийце удавалось скрывать от окружающих. А стоит один раз переступить черту, и обратного хода уже нет.
— Что сказал Джон, когда она объясняла все это вам обоим?
— Он согласился с ней. Он считал, что Ромео не мог бы остановиться, даже если бы захотел этого. Если только не найдется такой смельчак, который положит конец этому безумию.
Сара страдальчески посмотрела на красивый профиль Вагнера.
— И вы намерены стать этим смельчаком?
— Да, конечно, я тебя помню, Майк. — Викки лукаво улыбнулся, переводя взгляд с полицейского удостоверения Майкла на его лицо. — Только не говори мне, что опять разыскиваешь нашу милую Сару.
— Нет. На этот раз я разыскиваю тебя.
Изогнутая бровь Викки поползла вверх.
— О? И с чего это вдруг?
— Я бы хотел задать тебе несколько вопросов. Не возражаешь прогуляться со мной в полицейский участок?
— Но ведь здесь намного уютнее.
— Я бы хотел, чтобы ты взглянула на некоторые снимки.
— Даже не представляю, зачем я вам понадобилась. Я ведь никого не видела. Кого же я могу опознать?
— Нам известно, что Ромео бродил здесь, возле дома. Может, прикидывался уличным бродягой, курьером или просто ротозеем, болтающимся возле порнолавки. Ты, вероятно, и сама не догадываешься, что видела его, но, взглянув на фотографии — чем черт не шутит, — может, кого и вспомнишь.
Викки надул пухлые ярко-красные губы.
— Я не очень-то люблю полицейские участки, Майк.
— Поверь, я окажу тебе королевские почести.
Викки хихикнул.
— Против этого разве можно устоять? — Он развернулся на своих трехдюймовых каблуках. — Я мигом, только возьму сумочку и припудрю нос.
Через пару минут он вернулся с ключами в руке.
— Позволь мне, — галантно предложил Вагнер, снимая кольцо с ключами с пальца Викки и закрывая за ними дверь.
— А я-то думала, что времена рыцарей давно прошли, — замурлыкал Викки.
Заслонив собой дверь, Вагнер вставил ключ в замочную скважину, повернул его вправо, а потом, громко закашлявшись, вернул в исходное положение.
Направляясь к выходу, Викки держал Вагнера под руку и игриво улыбался ему. Вагнер улыбался в ответ.
Как только Сара увидела, что «сладкая парочка» подходит к машине Вагнера, она вышла из книжной лавки и поспешила к дому.
Как Вагнер и обещал, дверь в квартиру Викки открылась легким нажатием на ручку. Не теряя времени, Сара захлопнула за собой дверь и направилась к гардеробной.
Шляпная коробка была на том же месте, что и в прошлый раз. Сара без колебаний сняла ее с полки.
Вот она — лежит сверху. Потускневшая фотография размером пять на семь, на которой Викки заснят с мамой на пляже.
Она вгляделась в лицо молодого человека, который небрежно, но собственнически обнимал мать за плечи и с интимной улыбкой смотрел на нее. Сара перевела взгляд на мать. Рыжеволосая красавица с хищным ртом. Обижала она сына? Издевалась? Заставляла чувствовать себя беспомощным и неполноценным? А может, воспитала в нем яростную ненависть к женщинам, которая потом излилась в кровавых злодеяниях?
Она поспешно спрятала снимок в сумку. Ей не терпелось поскорее убраться из этой каморки, где спертый воздух был пропитан запахом дешевых духов.
Потом она вдруг вспомнила слова Вагнера. Даже если Вик и ходил по секс-клубам, это еще ничего не доказывает. Нужны более веские улики, которые помогли бы изобличить его и снять подозрения с Аллегро. Да что там говорить, ей больше всех хотелось избавиться от груза тяжких сомнений.
Дневник Мелани. Ее школьный фотоальбом. Любая из этих улик годилась для обвинения. И сердце ее сестры. Нет, найти его она не в силах.
Вагнер продержит Викки час как минимум. Времени, конечно, в обрез, но ведь и квартирка у Викки не Бог весть какая большая. И Сара, выйдя из гардеробной, начала методично обыскивать остальные помещения.
Викки, усаживаясь на пассажирское сиденье автомобиля, вдруг спохватился.
— Черт возьми, мне нужно сбегать домой. — Он с досадой смотрел на спущенную петлю на черных колготках, которая бежала по мускулистому бедру. — Подожди меня, дорогой, я пойду надену новые колготки.
Вагнер, уже сидевший за рулем, выскочил из машины, в то время как Викки хлопнул дверцей.
— Ну и что, подумаешь! Мы же в полицию едем, а не на танцы.
— Это неважно. Не могу же я появляться на людях в драных колготках.
Вагнер обогнул машину и преградил Викки путь к дому.
— Послушай, милашка, у меня мало времени. Избавь меня от лишних хлопот. Что за споры могут быть между друзьями?
Викки ткнул в грудь Вагнера длинным наманикюренным пальцем.
— Ты пока разворачивайся, а я мигом.
— Да, конечно. Знаю я вас, девчонок. Сначала вам нужно сменить колготы, потом решаете, что юбка не та. И вообще, нужна другая блузка, клипсы…
— Ты больше времени отнимаешь своими разговорами, Майк. Я бы давно уже переоделась.
Вагнер схватил Викки за руку.
— Пойдем. Давай сначала дело сделаем, а уж потом, когда вернешься домой, хоть весь вечер переодевайся.
Благодушие Викки как рукой сняло.
— Что за спешка? Какого черта тебе не терпится отвезти меня в полицию? Знаешь, что я тебе скажу: одно из двух — либо я оказываю тебе любезность, добровольно следуя в твой вонючий полицейский участок, либо приходи с ордером, милый…
Вагнер нехотя уступил. Впрочем, рассудил он, у Сары времени было более чем достаточно, чтобы проникнуть в квартиру Викки, забрать фотографию и незаметно вернуться к себе, чтобы собрать кое-какие пожитки. Корки уже ждал ее на улице в машине без опознавательных знаков и готов был отвезти не в отель «Роял» на Буш-стрит, как распорядился Аллегро, а в мотель на Ломбард-стрит. И, поскольку он был подчиненным Вагнера, тот попросил хранить в секрете местонахождение Сары. Ото всех.
Вагнер уже собрался садиться в машину, когда вдруг вспомнил о незапертой двери. Викки был уже возле самого дома, когда Вагнер нагнал его.
Викки провел кончиком языка по верхней губе, игриво улыбнулся Вагнеру, и они вместе зашли в подъезд.
— Хочешь помочь мне переодеться, милый?
Но соблазнительная улыбка мигом потускнела на губах, стоило Викки обнаружить, что дверь в его квартиру открыта.
— Черт. — Вагнер смущенно пожал плечами. — Должно быть, я повернул ключ не в ту сторону.
— Или какой-нибудь мерзавец забрался в квартиру. Может, ты зайдешь первым?
Сара все еще была в гардеробной, рылась в коробке с журналами мод, которую обнаружила за вешалкой с экзотическими вечерними платьями, когда услышала, как хлопнула дверь и в коридоре раздались голоса.
Вагнер и Викки. Какого черта?
Взгляд ее упал на открытую дверь гардеробной. Вскочив на ноги, она прикрыла ее, стараясь не шуметь.
— Одну минутку, дорогой, — услышала Сара голос Викки.
— Я засекаю время, — ответил Вагнер.
У Сары бешено забилось сердце, когда Викки произнес:
— Проклятье. Совсем забыла, это же была последняя пара черных колготок. Ладно, переоденусь в леггинсы. У меня есть совершенно сногсшибательные — шоколадно-коричневые, кожаные.
Хваленые леггинсы болтались как раз перед носом у Сары. Она поспешно запихнула журналы обратно в коробку, которую задвинула под полку, и сама нырнула туда же.
Дверь в гардеробную открылась, едва. Сара успела спрятаться.
Через пару секунд до нее донесся испуганный крик Викки:
— Какого черта?..
— Проблемы? — В голосе Вагнера прозвучали нотки беспокойства. Впрочем, оно в любом случае было несравнимо с ощущением жуткого страха, пронзившим Сару.
— Я бы сказал, что да. Не хочешь взглянуть?
Сару прошиб пот. Может, она поставила эту чертову шляпную коробку на другую полку? Или забыла прикрыть ее крышкой?
За дверью послышались шаги Вагнера.
— Леггинсы, ты только полюбуйся. Эта идиотка-продавщица сказала мне, что они шестнадцатого размера, и я ей поверила, поскольку ужасно торопилась и мерить их было некогда. Я даже чек не проверила. Но вот же, здесь черным по белому написано. Размер двенадцатый. Чертов двенадцатый. И как теперь, по-твоему, я должна натягивать эти недомерки на свои длинные ноги? Готова поклясться, что она сделала это нарочно. Зная, что конец распродажи. Что ж, больше я в эту дыру ни ногой.
Вагнер схватил с вешалки голубой бархатный комбинезон.
— Мне этот больше нравится. Цвет выгодно подчеркивает твои сексуальные глаза.
— Ты, правда, так думаешь? Или тоже пудришь мне мозги?
— Я похож на того, кто пудрит мозги?
— У тебя тоже чертовски сексуальные глаза, детка, — замурлыкал Викки. — Мы с тобой могли бы шикарно провести время здесь вместо того, чтобы терять его в твоем вонючем полицейском участке.
«Ну, это уж слишком, — подумала Сара. — Разве только он… Ромео… бисексуален?»
— И все-таки, может, прокатимся? — предложил Вагнер. — Мне действительно нужно, чтобы ты посмотрела эти снимки, Викки.
— Ну ладно, ладно. Только ты уж помоги мне снять с себя это старье. Давай, детка, начни с пуговиц.
Сара испытала определенную неловкость. Однако Вагнер повел себя в этой щекотливой ситуации как истинный профессионал. Сара утешала себя тем, что никогда не напомнит Вагнеру о сцене, невольной очевидицей которой она оказалась.
— Почему вы решили перебраться именно сюда? — спросил Вагнер, стоя на пороге гостиной Мелани. Было начало восьмого вечера. Шел одиннадцатый день расследования дела об убийстве Мелани.
— Сама не знаю, — призналась Сара. Она уставилась на легкие вмятины в марокканском ковре, оставленные любимым креслом сестры. Заляпанный кровью ковер был передвинут. Как и кофейный столик из сосны. Все другие предметы обстановки, которые могли хранить следы пребывания в доме убийцы, были вывезены полицией на экспертизу. Вместе с трупом жертвы.
Тусклый свет проникал сквозь опущенные жалюзи, окрашивая комнату в мертвецкие тона.
— Теперь это мой дом, — сказала Сара. — Отец оставил его Мелани, а она завещала мне.
Вагнер недоуменно посмотрел на нее.
— И вы так скоро решились перебраться сюда?
— Только на время. Свое будущее я не связываю с этим домом.
— Что вас не устраивало в мотеле? Вид из окна?
— Мне нужно быть здесь, Майк. Я не могу объяснить это. Можно считать это моим примирением с Мелани. Примирением с собой. Да и потом — кто станет разыскивать меня здесь? Даже Корки не знает, где я. Оставив его дежурить возле мотеля, я вызвала такси к ресторанчику напротив, спустилась по водосточной трубе во внутренний дворик и добежала до условленного места. Уже оттуда я позвонила вам на пейджер.
Она подошла к своей сумке, которую бросила в кресло, и достала потускневшую фотографию Викки и его матери. Больше ничего заслуживающего внимания в квартире соседа ей отыскать не удалось. Ни одной улики, подтверждающей его связь с убийствами.
Вагнер скорчил гримасу.
— Мы столько усилий приложили к тому, чтобы заполучить этот снимок. Надеюсь, что не напрасно.
— Что вы скажете Джону, когда он обнаружит, что Сьюзен Уилсон не зарегистрирована в отеле «Роял»? — спросила она, когда Вагнер убрал фотографию в конверт, в котором — Сара уже знала — лежала фотография и Джона Аллегро.
— Я еще не думал об этом, — признался он. — Не волнуйтесь. Что-нибудь придумаю. — Он достал из пачки сигарету и, перед тем как закурить, вопросительно взглянул на нее.
— Курите. Только это вас погубит.
— Я собираюсь бросить, как только… — Он замолчал. Концовка фразы была понятна обоим.
— Вам удалось отыскать тот клуб в Ричмонде?
Он кивнул головой.
— Я сначала навещу пару известных мне клубов в городе, а уж потом займусь поисками.
— Позвоните мне утром, если… что-нибудь выясните?
— Я заеду сегодня вечером, когда все закончу.
Она покачала головой.
— Нет. Будет уже поздно, Майк. Я собираюсь пораньше лечь спать.
— Сара, это безумие. Вы не можете оставаться здесь одна.
— Я потушу свет, опущу жалюзи. Не буду подходить к телефону. В самом деле, Майк, все будет в порядке.
— И все равно я буду волноваться.
— Вы сейчас говорите, как мой приятель Берни.
Вагнер улыбнулся.
Сара улыбнулась в ответ.
Ближе к девяти вечера Сара начала задаваться вопросом, что заставило ее вернуться на Скотт-стрит — в дом, кишевший мучительными воспоминаниями. Неужели она надеялась, что ее возвращение отпугнет демонов прошлого? Докажет, что она сильнее и могущественнее, чем они думают? Если так, то надежды ее оказались напрасными.
Она бродила по тихому дому — сначала внизу, по служебным помещениям, потом поднялась наверх, в квартиру, которую когда-то делила с отцом и сестрой. В окна проникал мягкий зеленоватый свет, отбрасываемый уличным фонарем, и Сара без труда ориентировалась в полумраке.
Ей казалось, что она бродит среди привидений. Ты здесь, Мелани? А ты, папа? И ты, Ромео?
Она так долго пыталась воспрянуть физически и морально после унижений и оскорблений, которым подверглась в детстве. Убийство Мелани и покушение Ромео на ее рассудок вновь вернули ее в прошлое. И теперь в душе бушевало море эмоций — страх, злость, раздражение, печаль, любовь, похоть. В тот вечер в Тибуроне рядом с Джоном, к ним еще присоединился слабый росток надежды на счастье.
Добравшись до спальни — некогда принадлежавшей отцу, потом Мелани, — она прошла к комоду и достала одну из ночных сорочек сестры — в нежно-розовый цветочек, с изящным пояском. Она вдохнула ее сладкий аромат. Раньше Сара ненавидела запах духов — особенно этих. Сейчас он показался ей каким-то уютным и расслабляющим. Так в детстве она чувствовала себя, надевая любимый халат матери.
В зеркале над комодом она увидела отражение кровати Мелани: ее покров был содран, осталась лишь пружинная коробка. Сара медленно прошлась по комнате. Глубокая печаль разлилась в душе. Упав на колени, она уткнулась лицом в жесткий край кровати. И долго стояла так, не двигаясь.
Поначалу слабые музыкальные аккорды сливались с ее хриплым прерывистым дыханием. Мелодия словно подвывала им в такт. Но вот Сара задышала ровнее, а музыка все звучала. Теперь уже отчетливо. Не стоило даже гадать, что это была за мелодия. «Голубая рапсодия».
Ужас объял Сару. Откуда доносится музыка?
Снизу.
Он здесь. Ромео где-то рядом. Влез в окно? Нет. Ах, да, ключ. Должно быть, Мелани дала ему ключ. Да. Он ведь был любовником ее сестры, заменил ей отца. Смог дать ей то, о чем она мечтала…
Сара зажала уши ладонями. Не помогает. Мелодия с вкраплениями страха и отчаяния вибрировала в голове. От нее не убежать.
Нет, нет, нет. Вот чего он добивается. Загнать тебя в угол. Заставить бояться. Подчиниться.
Она вскочила, бросилась вон из спальни Мелани. В коридоре увидела серебряный подсвечник, стоявший на столике. Схватив его, прижала к груди. Нет. Не думай. Действуй. В этом твое спасение.
Она бесшумно спускалась по лестнице. Боясь лишний раз вздохнуть. Надеясь лишь на то, что ей удастся застать его врасплох.
Даже и на первом этаже музыка звучала все так же тихо. Поначалу Сара решила, что она доносится из приемной Мелани. Но там было так темно.
И тут она вспомнила. Стереоколонки. Но проигрыватель находится в кабинете Мелани.
Вот где он притаился. Вот где поджидал ее. Ее убийца. Искуситель. Любовник?
Вцепившись в подсвечник обеими руками, Сара осторожно приоткрыла дверь в приемную. По комнате блуждал лунный свет. И в нем купалась музыка.
Взгляд Сары упал на закрытую дверь, ведущую в личный кабинет Мелани. Да. Он там. Ждет. Изнывает от желания. Манит ее к себе. Ромео…
Зажав подсвечник в одной руке, другой она нащупала ручку двери. Лишь одна мысль настойчиво стучала в голове: Нанести удар первой.
И, лишь повернув ручку двери, Сара поняла, что музыка уже не звучит. Когда это произошло? Разве она не слышала ее, входя в приемную? Видимо, она просто отвлеклась и перестала прислушиваться.
А может, это он выключил проигрыватель. Чтобы лучше слышать ее шаги.
Сара замерла. Что она делает? О чем только что думала? Ах, да. Нанести удар первой.
Да, таков был ее план. А что еще ей оставалось? Слишком поздно звать на помощь.
Она ворвалась в кабинет, бешено размахивая перед собой подсвечником. Выходи, ты, ублюдок, негодяй, ты, сердцеед чертов…
Никто не набросился на нее. В этой комнате, как и во всех остальных, никого не было.
Он прячется. Готовится к прыжку. Как все монстры.
Она зажгла лампу на столе Мелани. Не выпуская из рук подсвечник. Никто не выскочил из темноты.
Неужели он ушел? Неужели это была очередная романтическая игра?
Она подошла к проигрывателю. Никакого компакт-диска с «Голубой рапсодией». Никакой кассеты. Где же звучала музыка? И вообще, слышала ли она ее?
Оглушительный рев музыки, ворвавшийся в комнату, поверг ее в ужас. Пока до нее не дошло, что это была вовсе не рапсодия, а тяжелый рок. И донесся он из автомобиля, промчавшегося за окном.
Она присела на край стола Мелани, опустив подсвечник на колени. Ты теряешь рассудок, Сара. Ты уже не в силах совладать с разбушевавшимся воображением.
Утром Сара испытала странное смущение и растерянность. Непривычно было проснуться в своей бывшей спальне на Скотт-стрит, которую Мелани переоборудовала в комнату для гостей. И, как всегда бывало по утрам с тех пор как погибла Мелани, ей отчаянно захотелось, чтобы реальность оказалась привычным ночным кошмаром.
К сожалению, действительность была ужаснее, чем все ночные кошмары, вместе взятые.
Взгляд ее упал на телефонный аппарат, стоявший на тумбочке возле кровати. Берни. Да. Ему всегда удавалось вдохнуть в нее оптимизма. Почти всегда. И, помимо всего прочего, он искренне переживал за нее.
Он снял трубку сразу же.
— Это я, Сара. И со мной все в порядке, — выпалила она.
— Надеюсь, ты знаешь, что тебе предстоит оплатить лечение моей язвы.
— У тебя же нет язвы.
— Будет.
— О, Берни, что за чушь.
— Ты слышала новости?
— Какие еще новости? — насторожилась она.
— Еще одно… тело без сердца было найдено вчера вечером. Какая-то проститутка. Ее нашли в отеле неподалеку от Дворца правосудия. Полицейские еще не сделали заявления, но, поскольку проститутки — это не амплуа Ромео, говорят, что, возможно, объявился его двойник.
— Нет. Это он, — еле слышно прошептала она. — Ему нужно было еще одно сердце.
— Что это значит?
— Ничего. Не обращай внимания.
— Где ты, Сара?
— Это секрет.
— С каких это пор между нами секреты?
Она почувствовала, как к глазам подступили слезы.
— Боюсь, что уже давно.
— Сара, ты плачешь?
— Еще нет.
— Тебе нужно чье-нибудь плечо, чтобы выплакаться на нем?
— Было бы неплохо. — Но подумала она не о плече Берни. Ей нужно было плечо Джона. Почему все у нее в жизни так скомкано? Почему нет ни одного клочка чистого, гладкого, без морщинок?
— Одно только слово, милая, и я плюхаюсь в авто и срочно доставляю тебе свое плечо.
— Я люблю твое плечо. Люблю тебя. Но я устала от слез. Я просто позвонила сказать тебе, что со мной все в порядке.
— Верится с трудом.
— Мы скоро обо всем поговорим, Берни. — Она собралась повесить трубку.
— Подожди. Чуть не забыл, — спохватился Берни. — Вчера раз десять в офис звонил Гектор Санчес, хотел поговорить с тобой.
— Черт. Я тоже хотела поговорить с ним. Я ему позвоню. Спасибо, Берни.
— Сара, не пропадай, слышишь?
— Хорошо. Обещаю.
Повесив трубку, она тут же перезвонила в справочную службу и узнала телефон Гектора Санчеса.
Он ответил не сразу.
— Гектор, это Сара Розен. Я тебя разбудила?
— Нет. Я рисовал. Думаю, на этот раз у меня получится вполне приличная картина. Ты должна зайти, посоветовать. Разумеется, когда будешь готова к этому.
— Ты звонил мне за этим?
— Нет. Это насчет твоего последнего визита. Ну, помнишь, когда у меня под дверью появилась эта посылка.
Еще бы ей не помнить.
— Да. И что?
— Собственно, дело не в самой посылке, а в том дегенерате, который ее доставил.
— Да, и что? — Саре вдруг стало тяжело дышать.
— Должно быть, он положил ее буквально перед тем, как я вернулся после обеда с Аркином.
— С чего ты взял?
— Это все обоняние. У слепых ведь оно обостренное, ты же знаешь. Так вот: в коридоре пахло этим ублюдком. Возможно, он даже притаился где-то рядом. Клянусь тебе, Сара. Запах был очень сильным.
Сара медленно перевела дыхание, вспомнив специфический запах, исходивший от Джона, — перегар, смешанный со свежестью ментоловых таблеток.
Вагнер позвонил чуть позже.
— Я вас разбудил?
— Нет. Вы… нашли что-нибудь? — спросила она.
— Ничего конкретного.
— Я уже знаю о проститутке, — она замялась. — Ее нашли поблизости… от Дворца правосудия.
— Неопознанное сердце.
— Почему проститутка? Ведь это же не в его правилах?
Вагнер мрачно заметил:
— Я думаю, вы были правы насчет трещин. Похоже, он начинает терять голову.
— Да. Выходит, я была права.
— Я понимаю ваше состояние, Сара. Поверьте мне…
— Майк, у меня созрел новый план.
— Сара…
— Я должна убедиться в том, что это не Джон. Иначе, клянусь, я сойду с ума. И, что бы вы ни говорили, вам тоже нужно убедиться в его невиновности.
Она слышала, как он достает сигарету.
— Хорошо, я весь внимание. Хотя это не означает, что я уже согласен.
— Я думаю, вы согласитесь, Майк. Должны. Мы оба должны.
Переговорив с Вагнером, Сара тут же позвонила Аллегро. Их разговор длился минут двадцать. Они условились о свидании вечером. Аллегро должен был явиться в дом Мелани к семи часам.
В начале шестого Сара позвонила Берни, но трубку снял автоответчик. После сигнала она начала диктовать сообщение.
— О, Берни, как бы мне хотелось, чтобы ты был дома…
Щелчок на другом конце провода и чье-то хриплое дыхание вслед за ним лишили Сару дара речи.
— Берни?
Ответа не последовало.
Сара почувствовала, как кровь прилила к вискам.
— Берни? Это ты?
И тут до нее донеслись сначала еле слышные, но постепенно становившиеся все более громкими, позывные Ромео. Его «Голубая рапсодия». На этот раз уже не иллюзорная.
— Нет, нет, нет! — закричала она в трубку. — Боже, нет!
Берни перезвонил через двадцать минут, которые показались ей вечностью. Оказалось, он выходил из дома. Пил кофе с Тони. Просил извинить. Она не стала рассказывать про музыку. Не стала говорить и о том, что безумно испугалась за него. Она знала, что случившееся — не что иное, как очередная мерзкая шутка Ромео. Она надеялась, что последняя.