Дрожь в руках не унималась, хотя Майкл Вагнер и впился в руль своего мощного, новенького, серебристого автомобиля «файарберд» так, что побелели костяшки пальцев. Он включил радио. Билли Холидей надрывно выводил свои блюзы. То, что надо сейчас. Вагнер спускался вниз по Мишн-стрит, купаясь в печальных звуках музыки. Слезы струились по его щекам.
Мишн была плотно забита транспортом, который с трудом пробивался в фарватере суматошной улицы, по обеим сторонам которой тянулись бесконечные торговые ряды, прореженные пальмами, латиноамериканские бары, из открытых дверей которых на тротуары выплескивалась зажигательная музыка, игорные дома, оружейные лавки и даже притоны хиппи — пережиток шестидесятых.
Он миновал здание с огромной красочной фреской на фасаде. Стайка панков — все в черной коже, с затянутыми на руках и бедрах грубыми кожаными ремнями — слетелась к фасаду дома и щебетала с пероксидными блондинками, щеголявшими кольцами в носу. Настоящий Сан-Франциско. Вагнеру был слишком хорошо знаком этот мрачный городской квартал. За годы службы в полицейском отряде он частенько бывал здесь по вызовам.
Добравшись до Шестнадцатой улицы, он свернул вправо, на Валенсиа. Притормозил возле трехэтажного оштукатуренного здания, желтая краска на стенах которого облупилась, обнажив кричащие ярко-оранжевые панели. Это обшарпанное строение, соседствующее с магазинчиком порнолитературы и мексиканским винным погребком, являло разительный контраст в сравнении с фешенебельной застройкой Пасифик Хайтс — квартала, в котором проживала Мелани.
Никто не открыл ему дверь, когда он нажал на кнопку домофона возле таблички с именем Сары Розен, так что он попробовал дозвониться к соседке. Викки Вольтер. Раздался зуммер, и он, толкнув дверь, ступил в холл первого этажа.
На пороге квартиры 1В показалась женщина лет тридцати с небольшим, ростом повыше пяти футов. Ее огненно-рыжие волосы были взбиты высоко на затылке, скуластое экзотическое лицо обрамляли сексуальные кудряшки. Полные губы были накрашены ядовито-розовой помадой. Оделась она явно для работы: черная кожаная мини-юбка, белый шерстяной джемпер с глубоким вырезом, золотистые туфли без задников. Она обольстительно улыбнулась, когда Вагнер подошел ближе, но соблазн улыбки не мог сравниться с сексуальным блеском ее густо намалеванных глаз.
— Привет, дорогуша. Могу я чем-нибудь помочь?
Низкий грудной голос заставил Вагнера повнимательнее присмотреться к женщине, которая теперь уже одной рукой упиралась в приподнятое бедро, а другой жеманно касалась шеи. Вагнер тут же догадался, что на самом деле перед ним не она, а он.
Дрожь пробежала по телу. Столько лет в полиции, а до сих пор удивлялся тому, как ловко этой публике удавалось одурачить его. В памяти всплыл недавний эпизод в ночном клубе СоМа, когда он, подцепив хрупкую блондиночку, в танце с изумлением обнаружил, как напряжен ее член.
— Меня зовут Викки Вольтер. Если хочешь, красавчик, можешь называть меня мисс Викки, — оскалился трансвестит.
Вагнер ласково улыбнулся, не обнаруживая никаких признаков дискомфорта.
— Я ищу Сару Розен. — И он посмотрел на соседнюю дверь квартиры 1Б.
— Сару? Обожаю эту женщину. — Очаровательный Викки придвинулся ближе. Вагнер вынужден был признать, что пахнет от него хорошо. — Боже, как бы мне хотелось заполучить ее хотя бы на время. По-моему, она совершенно сногсшибательна. У нее все данные секс-бомбы, только она не знает, что с ними делать. Она твоя подружка?
— Нет. Не совсем.
— Хм. Ты из полиции, верно?
— Я просто хотел поговорить с ней, — объяснил Вагнер и добавил: — Только не думай, что у нее проблемы с полицией.
Викки окинул детектива долгим, оценивающим взглядом и медленно покачал головой. Чарующая улыбка померкла на его неоново-розовых губах.
— Но ведь после твоего визита они появятся, голубчик?
Сара уже подходила к лифту, отправляясь с послеобеденными визитами к своим подопечным, когда ее нагнал шеф. Эндрю Бушанон был жилистым, с тонкими губами и веснушчатым лицом мужчиной лет сорока с небольшим. Шесть лет назад, когда Сара только появилась в агентстве, Бушанон, тогда еще ее коллега, пытался приударить за ней. Она решительно пресекла его попытки. Получив повышение, он возобновил атаку, рассудив, что новая должность начальника дает ему реальное преимущество. Сара и на этот раз проявила твердость, пригрозив иском о сексуальном преследовании. Вскоре по агентству поползли слухи о ее лесбийских наклонностях. Сару это вполне устраивало, поскольку репутация лесбиянки надежно оберегала ее от домогательств настойчивого шефа. Однажды, поднимаясь с Бушаноном в лифте и будучи наедине с ним, она даже поблагодарила его. Надо отдать ему должное, он очень огорчился.
Вот и сейчас он выглядел таким же опечаленным, как тогда, в лифте.
— Сара, ты не зайдешь ко мне на минутку? — В голосе его звучали нехарактерные нотки беспокойства. И он почему-то избегал смотреть ей в глаза.
Первой мыслью Сары было то, что шеф опять взялся за старое. Впрочем, она тут же отбросила ее. Если бы у Бушанона действительно были планы возобновить ухаживание, он бы лоснился и сиял от предвкушения.
— А в чем дело? — устало спросила она.
Шеф нервно растер потные ладони.
— Пожалуйста, Сара. Мне бы не хотелось… — Он запнулся, явно не желая продолжать начатую мысль.
Произошло нечто серьезное. Сара была в этом уверена. В любом случае ей меньше всего хотелось, чтобы именно этот мерзавец посвятил ее в страшную правду о случившемся.
Желанию ее не суждено было сбыться.
Бушанон молча проводил ее к своему кабинету, открыл дверь и жестом пригласил войти. Сам же за ней не последовал.
Майкл Вагнер вскочил со стула, как только Сара вошла в кабинет. И растерялся.
По правде говоря, он и не рассчитывал на то, что Сара окажется вылитой копией сестры — Мелани Розен он находил неподражаемой, — но во внешности, стиле, манерах представшей перед ним женщины не было и намека на кровное родство с Мелани. И не то чтобы Сара не была привлекательной. Скорее, в ней была своя красота. Вагнеру почему-то вспомнилась фраза, брошенная Викки, о том, что у нее все данные секс-бомбы, только она не знает, что с ними делать. Пожалуй, в самую точку.
Сара Розен была одета в широченный блекло-голубой хлопчатобумажный джемпер с угловым вырезом и допотопную ярусную юбку с индийским орнаментом, доходившую до середины икр. Но даже за фасадом столь уродливого наряда Вагнер без труда разглядел особую неповторимость ее долговязой, угловатой неженственной фигуры, которую дополняла по-мальчишески короткая стрижка. И что особенно поразило его — так это прямой, почти воинственный взгляд ее карих глаз. У Мелани тоже были карие глаза. Но в них не было такого вызова.
— Вы Сара Розен? — Она была так не похожа на ту, чей образ он мысленно нарисовал, что Вагнер счел необходимым подстраховаться и еще раз выяснить личность своей визави.
— Да. А вы кто? — спросила она, сложив на груди руки. В облике стоявшего перед ней мужчины было что-то знакомое, но она не могла припомнить, где его видела.
«Колючая, как кактус», — мысленно заключил Вагнер. Но потом почему-то подумал о красивых цветках, украшавших некоторые виды кактусов. Он медлил, не решаясь покончить со вступительной частью, зная, что, как только он представится полицейским, она почувствует беду. Хотя, судя по выражению ее лица, она уже была готова к плохим известиям. Он поймал себя на том, что ему интересно, как она отнесется к его сообщению. Очень часто ему удавалось заранее предсказать реакцию собеседника, но сейчас он затруднялся это сделать.
— Может быть, вы присядете, Сара? — Тон его был мягким и участливым. Обращаться к ней по имени Вагнер вообще-то не собирался, это вышло само собой. Может быть, сказались чувства, которые он питал к ее сестре. А может, за внешней агрессивностью Сары Розен он разглядел хрупкую ранимость и незащищенность.
Она не шелохнулась. Взгляд ее блуждал по кабинету Бушанона, обставленному казенной, сугубо утилитарной мебелью, как будто в поисках запасного выхода.
Но единственный выход был через ту дверь, в которую она вошла.
— Пожалуйста, Сара, — мягко произнес Вагнер, указывая ей на стул, с которого только что встал. — Присаживайтесь. Боюсь, что мне…
Она отчаянно затрясла головой.
— Нет, — резко бросила она, чувствуя, как перехватывает горло, как захлестывает ее жуткое ощущение «дежа вю». Она — тринадцатилетняя девочка. Стоит в кабинете директора средней школы Милл Стрим. Но перед ней не молодой человек. А пожилая женщина со взбитыми седыми волосами, темно-красными губами и грустными глазами, в которых теплится сочувствие.
Можно потакать, моя дорогая…
И Сара, разозлившись от столь бесцеремонного вторжения в ее внутренний мир, кричит:
— Какого черта вы указываете, что мне можно и чего нельзя?
Вагнер приблизился к ней на шаг, надеясь получше рассмотреть. Но даже и с близкого расстояния все равно не смог ничего прочитать по ее лицу. Оно оставалось для него загадкой. А загадки всегда несли в себе интригующее начало.
Стоило ему подойти ближе, как она тут же отвернулась.
— Может, нам лучше поговорить в другом месте? Как вы смотрите на то, чтобы пройтись…
Он еще не договорил, а она уже решительно направилась к двери и вышла в коридор.
Вагнер, изумленный столь стремительной реакцией, поспешил за ней. Она бегом спустилась с лестницы и остановилась на выходе из здания, чтобы перевести дух, когда он нагнал ее. Они вместе пошли по тротуару, потом Сара свернула на Ван Несс, направившись в сторону ратуши. Шла она широким шагом, размахивая руками, глядя прямо перед собой, и ее сандалии ритмично шлепали по асфальту, а длинные серебряные серьги в форме дельфинов покачивались в такт шагам.
Свернув за угол, она, не глядя по сторонам, ступила с тротуара и чуть не угодила под колеса грузовика. Вагнер, схватив ее за руку, увел с проезжей части, и автомобиль рванул вперед, оглушив их длинным сердитым гудком.
Сара гневно посмотрела ему вслед, погрозив пальцем водителю. Вагнер улыбнулся и отпустил ее руку. Не обращая на него внимания и по-прежнему не глядя по сторонам, она стала переходить улицу.
В абсолютном молчании они прошли несколько кварталов. Вагнер начал задаваться вопросом, не успела ли она уже узнать плохие новости.
— Нам далеко еще идти?
Она не ответила. И даже не дала понять, расслышала ли его вопрос.
Они поравнялись с экспресс-баром.
— Послушайте, может, нам выпить по чашечке кофе? — предложил он.
Она даже не замедлила шаг. Своего спутника она, по-видимому, воспринимала как назойливую тень, от которой не убежишь, и потому приходится с ней мириться.
Вагнер начинал злиться.
— Сара, вы должны позволить мне…
— Я ничего вам… не должна, — огрызнулась она.
Он понял, что спорить бесполезно. Рано или поздно она все равно должна была остановиться.
Она свернула на Макалистер. Вагнер закурил, потом, когда солнце ударило прямо в лицо, надел темные очки в массивной коричневой оправе.
У Сары бешено стучало в висках. Голова раскалывалась, и казалось, что боль уже никогда не утихнет. Вместе с тем она знала, что самое страшное впереди. Что он там говорил в кабинете Бушанона? Боюсь, что мне…
Страхи его, вероятно, были не беспочвенны. Но ей меньше всего хотелось разделить их с ним.
За городской ратушей начинался парк — островок зеленой травы с редкими деревцами, тропинками и аллейками, скамейками, которые давно уже облюбовали для себя бездомные и бродяги. Сара направилась к одной из них, пустовавшей, и устало плюхнулась на сиденье.
Вагнер, стоя, с любопытством разглядывал ее. Агрессивности в ее глазах поубавилось. И выглядела она собранной и притихшей.
Его приятно поразила эта смена настроения. И заинтриговала.
— Ну, а теперь говорите, — безучастным тоном произнесла она, подняв на него взгляд.
«Нет, — мысленно возразил он самому себе после того, как присел рядом и присмотрелся к ней повнимательнее. — Это не спокойствие. Пожалуй, полное пренебрежение». Он отшвырнул сигарету в сторону.
— Речь идет о вашей сестре. — Неловкая пауза. — Мелани. — Он нахмурился. Снял темные очки. — Она убита. Ее… тело было найдено сегодня утром.
Поначалу казалось, будто Сара вообще не поняла, о чем идет речь. Потом она покачала головой, словно отказываясь верить.
Вагнер не отводил от нее взгляда. Она замерла. Он пытался прочитать хоть что-то по ее лицу, но оно оставалось бесстрастным.
— Когда это случилось? Где? — вдруг спросила она.
— Сегодня ночью. В ее доме. Наверху, в гостиной. — Немного помявшись, он добавил: — Мне очень неприятно говорить об этом, но убийство было крайне жестоким.
Сара уже отвернулась от него, прежде чем он успел произнести последние слова, так что он не был уверен в том, что она их расслышала. Как не был уверен и в том, что хотел бы этого. И вообще он не понимал, почему вдруг решил выложить всю страшную правду. Чтобы задеть за живое? Пробудить какие-то чувства? Печаль? Злость? Хоть что-то?
Сара услышала последнюю фразу. Услышала и постаралась тут же забыть. Она сидела, обхватив руками колено. Дышала глубоко, размеренно. Пытаясь успокоиться. Ты ведь знаешь схему.
В сознании эхом пронесся голос из прошлого.
— У тебя когда-нибудь возникало ощущение раздвоения личности? — это спрашивал Фельдман. Ее психиатр, венгр по национальности. Она сразу же узнала его густой венгерский акцент.
— Постоянно, — кисло усмехнувшись отвечала она. — Я просто научилась скрывать это.
И Фельдман журит ее — очень похоже на нравоучения Мелани, и неудивительно, учитывая то, что он был ее наставником:
— Непременно давай волю своим чувствам, Сара. Это единственный путь к исцелению.
«Что ж, Фельдман, — с горечью подумала она, — если это единственный путь к исцелению, то, значит, мне не выкарабкаться».
Сара уставилась на проходившую мимо женщину с нечесаными грязными седыми волосами. Она толкала перед собой тележку, в которой, судя по всему, был сложен весь ее нехитрый скарб. Женщина разговаривала сама с собой, бормотала что-то себе под нос, раздражалась, отчаянно жестикулировала.
Сара проследила за ней взглядом, пока та не скрылась из виду. Ее вдруг обуяла зависть — чувство нелепое и смехотворное в данной ситуации. И она почти расслышала голос Мелани: «Нет, Сара. Это не зависть. Жалость к себе. Тебе сейчас кажется, что несчастнее тебя нет никого, и ты готова поменяться ролями с кем угодно. Даже с бездомной шизофреничкой».
Вагнер засомневался в том, что Сара помнит о его присутствии. Да что там говорить, он даже не был уверен, что она знает о его существовании. Казалось, мыслями она была где-то очень далеко. Возможно, на другой планете.
— Я даже не успел представиться, — сказал он с единственной целью привлечь ее внимание, поскольку не сомневался в том, что ей абсолютно наплевать на его персону. — Я — Вагнер. Детектив Майкл Вагнер из отдела убийств полицейского управления Сан-Франциско.
Стоило Саре услышать его имя, как она тут же обернулась и пронзила его враждебным взглядом.
— Вагнер? Вы один из тех, кто связан с этим убийцей. Ромео. — Она наконец вспомнила, где его видела. Это был тот молодой детектив, что выступал вместе с Мелани во вчерашней вечерней телепередаче. Боже, неужели в тот самый момент, когда она, сидя в своей убогой конуре, смотрела запись этой телепередачи, убивали ее сестру? Сара еще крепче сцепила руки, так что побелели костяшки пальцев.
— Я — один из тех, кто пытается поймать его, — поправил Вагнер. И добавил решительным тоном: — Сейчас — с особым рвением.
Даже теперь, когда все каким-то странным образом встало на свои места, Сара все равно сомневалась в реальности происходящего.
— Так, значит, это был он? Ромео?
— Обычно мы не сбрасываем со счетов вероятность существования подражателя. Но на этот раз все-таки склоняемся к тому, что это дело рук серийного убийцы. Вполне возможно, что Ромео выбрал вашу сестру в качестве очередной жертвы, поскольку она слишком хорошо его изучила и это его напугало. Она, действительно, была хорошим психологом. Чертовски хорошим. Если бы не эта трагедия… — Он не смог договорить, ком застрял в горле. — Извините, — виновато произнес он.
Необъяснимая ярость полоснула, словно бритвой. У Сары вырвался короткий грубоватый смешок.
— Ромео. Только Мелани может прийти в голову окрестить так этого монстра. У нее извращенное чувство юмора.
От Вагнера не ускользнуло то, что она говорит о сестре в настоящем времени, но он промолчал.
— Это наследственное, — продолжала Сара диалог с самой собой. — Мы все в какой-то степени извращенцы.
— Мелани когда-нибудь говорила с вами о Ромео? — вмешался Вагнер.
— Нет, никогда. Хотя, думаю, с удовольствием бы это сделала, если бы я изъявила желание выслушать ее.
— Я вас не осуждаю, — сказал он.
Она удивленно посмотрела на него.
— За что?
— Я хочу сказать, что, возможно, эта тема и не была… подходящей…
— У нас было мало общих тем для разговоров.
— Вы не были близки?
— В каком смысле? — ощетинилась она.
Вагнер смутился.
— Я не знаю. Я был единственным ребенком в семье.
— Вы были близки?
Она что, не поняла, о чем он спросил?
— У меня не было ни братьев, ни сестер, — пояснил он свою мысль.
Она в упор посмотрела на него.
— Вы и Мелани. — В голосе ее звучала издевка. Как будто она была уверена в том, что знает ответ.
Он смело встретил ее взгляд.
— Мы были знакомы очень непродолжительное время.
— И какого вы о ней мнения?
— Мне она показалась блестящим специалистом.
— Это верно. Что еще? — настойчиво спросила она, требуя дальнейших откровений.
Вагнер не принял предложенных правил игры. Он вовсе не собирался распространяться о своих чувствах к Мелани. И в то же время считал себя не вправе отмахиваться от вопросов ее сестры.
— Душевная, энергичная, отзывчивая…
— Вы ведь не были ее пациентом?
Вопрос удивил его.
— Конечно, нет, — ответил он, глядя ей прямо в глаза. — Мы просто работали вместе.
— Надеюсь, вас не оскорбил мой вопрос.
— Нет, я не воспринял его как оскорбление.
— Мелани считала, что психоанализ никому не повредит.
— Я тоже так думаю. Просто мне не доводилось бывать у психиатров. Как бы то ни было, мы с вашей сестрой познакомились пару месяцев назад, когда ее подключили к нашей группе в качестве консультанта-психолога. Как я уже сказал, у нас сложилось впечатление, что ей удалось разгадать мотивы поведения Ромео, постичь особенности его психики.
— Выходит, не до конца, — раздраженно произнесла Сара.
Вагнер до сих пор сдерживал эмоции, но сейчас они невольно выплеснулись наружу.
— Послушайте, я понимаю, как вам сейчас тяжело. Но и нам не легче. Вот уже несколько месяцев мы пытаемся поймать этого психопата. Думаете, приятно видеть, как он каждый раз уходит у нас из-под носа? Если хотите знать, мне все это уже порядком надоело.
— Охотно верю.
Ни по ее тону, ни по выражению лица Вагнер так и не смог догадаться о смысле этого замечания. Он отвернулся, взгляд его упал на валявшуюся на соседней скамейке газету. Заголовок на первой странице усиленно рекламировал новую книгу о Николь и О. Джей. Завтра — по крайней мере, в Сан-Франциско — первые полосы будут пестреть именами Мелани Розен и Ромео. Газеты, радио, телевидение — все дружно подхватят горячую новость. Эксперт-консультант, приданный группе по поимке Ромео, становится пятой жертвой убийцы-маньяка. Сара, пожалуй, права: психиатрическая экспертиза оказалась не на высоте. Как и активность полиции.
Он отвел взгляд от заголовка и устремил его в никуда, лишь бы не смотреть на Сару. Ему захотелось уйти, исчезнуть, покончить с этим делом, покончить с ней. Сара Розен выбила его из колеи.
— Где она сейчас? — резко спросила Сара.
Вагнер недоуменно посмотрел на нее. Потом до него дошел смысл заданного ею вопроса.
— Мне кажется, вам лучше не видеть ее.
— Я просто хочу знать, где она.
— В морге. Патологоанатом…
— Нужно ведь организовать похороны, — отрешенно произнесла она.
— Придется подождать пару дней, прежде чем мы сможем выпустить… — он хотел было произнести «тело», но потом подумал о том, насколько бесчеловечно это прозвучит. Уж в чем-в чем, а в бесчеловечности его трудно было упрекнуть. Хотя качество это и было не в его пользу, — вашу сестру, — закончил он фразу.
Сара в упор посмотрела на него. У Вагнера возникло ощущение, будто она только сейчас его заметила. Взгляд ее скользнул по его торсу, но в нем не было и намека на сексуальный интерес. Совсем наоборот. Этот придирчивый осмотр, скорее, напоминал визуальный армейский обыск. Как будто она хотела проследить, по форме ли он одет. А еще таким же взглядом окидывала его мать, когда отправляла в школу, проверяя, опрятен ли сынишка.
Сара увидела перед собой высокого, стройного мужчину с аккуратно уложенными светло-каштановыми волосами, в отутюженных серых шерстяных брюках, синем блейзере — немятом и со всеми пуговицами, без хлопьев перхоти на плечах, в кожаных ботинках, начищенных до мягкого блеска. Майкла Вагнера нельзя было назвать писаным красавцем, но взгляд его голубовато-серых глаз — умный и чуточку невинный, совсем не свойственный полицейскому, — завораживал. Сара решила, что ему лет тридцать с небольшим. Столько же, сколько и ей.
Завершив бесстрастный осмотр, она резко встала, не вымолвив ни слова. Вагнер, с облегчением приветствовав окончание неприятной для него процедуры, последовал ее примеру.
— Могу я чем-нибудь помочь вам? — смущенно спросил он.
Губы ее слегка изогнулись, но не в улыбке.
— Все об этом спрашивают, — безучастно произнесла она. — Но никогда не помогают.
— Кто «все»?
На этот раз она, действительно, улыбнулась, но улыбка получилась с каким-то горьким привкусом.
— Не имеет значения.
— Думаю, что имеет, — тихо сказал он, — только вы не хотите говорить об этом.
Сара широко улыбнулась.
— Должно быть, вы ей нравились.
Румянец постепенно заливал его шею, подкрадываясь к щекам.
— Простите, что вы сказали?
Улыбка померкла на ее губах.
— Ну, вот, теперь вы все испортили.
— Извините. — Он поймал себя на том, что начинает терять терпение. Сара играла с ним, можно даже сказать — провоцировала. А какого черта он с ней церемонится? Он пожалел о том, что не оставил Сару Розен Аллегро.
— Послушайте, у вас такое горе, — сказал он, в нетерпении взмахнув руками, горя желанием поскорее расстаться с ней. — Почему бы вам не пойти домой? Позвоните подруге, а может, пригласите кого-нибудь съездить с вами к отцу? Надо же сказать ему о случившемся.
— Мой отец, — эхом повторила Сара, вдруг изменившись в лице. Это был первый видимый признак того, что до нее дошел смысл трагедии. Она даже покачнулась.
Вагнеру показалось, что она близка к обмороку. Он протянул руку, чтобы поддержать ее, но помощь его не потребовалась. Сара обрела равновесие. Правда, цвет лица у нее так и не улучшился.
— Боже, я же должна сказать отцу, — задыхаясь, выпалила она, как будто идея принадлежала именно ей. Я не могу это сделать. Я не справлюсь с этим без тебя, Мелани. Я умею лишь выслушивать плохие новости. Но не сообщать их. Как я скажу ему? Как он это переживет? Ведь ты для него — единственная отрада в жизни. — Бедный папа, — сказала она, посмотрев на Вагнера невидящим взглядом. — Он столько сил вложил в воспитание своих дочерей, лепил их по своему образу и подобию. Мелани была его самой большой удачей, я же — полным провалом.