Глава 17

Я падаю.

Падаю спиной вперед в глубокие, темные воды. Они скрывают меня с головой, вливаются в меня через рот, нос, заполняют легкие, завладевая желанием дышать, жить.

Я принимаю их. Я рада им.

Я слышу голоса на расстоянии. Слышу, как люди зовут меня по имени, но я не могу их найти. Они в безопасности, над водой. В другом мире. В живом мире.

И в нем нет места для меня.

* * *

– Когда она проснется?

Голос Ливи пробивался сквозь тихий, ритмичный писк. В свое время я наслушалась достаточно звуков этих машин, чтобы узнать – больничные капельницы. Если бы это не подсказало мне, где я нахожусь, то об этом позаботился тошнотворный, стерильный запах больницы.

– Когда ее сознание будет готово, – объяснил незнакомый мужской голос. – Кейси впала в состояние глубокого психологического шока. Физически с ней все в порядке. Мы обеспечиваем ее тело водой и питанием. Теперь нам остается только ждать.

– Это нормально?

– Как я понял, четыре года назад твоя сестра пережила травмирующее событие и так от этого морально и не оправилась.

Голоса смолкли ровно настолько, чтобы я рискнула приоткрыть веки. Перед моим затуманенным взором появились белые и желтые стены.

– Кейси!

Внезапно появилось лицо Ливи. Ее глаза опухли и под ними залегли темные круги, словно она не спала несколько дней. Ее щеки покраснели и покрылись пятнами слез.

– Где я? – спросила я хрипло.

– В больнице.

– Что? Почему?

На секунду рот Ливи открылся, но она быстро его захлопнула, стараясь вести себя спокойно. Для моего же блага. Я знаю. Я знаю свою Ливи. Всегда такая самоотверженная. Всегда такая заботливая.

– С тобой все будет хорошо, Кейси. – Она потеребила простыню, чтобы найти мою руку. Сжала ее. – Тебе помогут. Я никогда больше не позволю Тренту ранить тебя.

Трент. От этого имени мне показалось, что мое тело пронзает тысячами булавок. В ответ я вздрогнула.

Трент и есть Коул.

Трент разрушил мою жизнь. Дважды.

Внезапно я стала задыхаться. Реальность словно зажимала мои легкие в тиски.

– Как… – начала я, но не смогла продолжить, потому что мне нечем было дышать.

«Как это вышло, что Трент и есть Коул? Как он меня нашел? Зачем он меня нашел?»

– Дыши, Кейси.

Ливи крепче ухватилась за меня и легла рядом на кровать, свернувшись клубочком. Тогда я поняла, что хватаю ртом воздух.

– Я не могу, Ливи! – крикнула я. Слезы жгли мои щеки. – Я тону.

Помещение наполнил звук ее рыданий.

Он знал. Все это время он притворялся, что заботится, сочувствует и ничего не знает о моем прошлом, о том, что он – причина этого самого прошлого. Это были его машина, его друг, ночь его пьянки, которые украли у меня мою жизнь.

– Все нормально, Кейси. Ты в безопасности. Ливи обняла меня и прижалась ко мне всем телом, пытаясь своим весом перебороть мою дрожь.

Мы оставались в таком положении несколько минут. Часов. Всю жизнь. Не знаю. Ничего не менялось. Ничего, пока в больничную палату не влетела Шторм, тяжело дыша, словно только что пробежала марафон. Глаза горели яростью, которой я никогда раньше не видела.

– Я знаю, Кейси. Знаю, что с тобой произошло. Теперь я обо всем знаю.

По ее щекам текли слезы. Она забралась на другую сторону кровати и схватила меня за руки. Мы лежали втроем, как сардины.

Запутавшиеся, рыдающие сардины.

* * *

Шипящий звук…

Яркий свет…

Кровь…

Красивое лицо Трента, его руки, сжимающие руль.

Он показывает на меня.

Смеясь.

– Кейси! – Что-то резко ударило меня по лицу. – Проснись!

Я все еще кричала, даже когда вернулись четкие очертания, и я увидела выпученные глаза Ливи прямо передо мной и окружающие меня приборы. Что-то жалило мою щеку. Я подняла руку, чтобы ощупать ее.

– Прости, что мне пришлось дать тебе пощечину, но ты кричала не переставая, – сквозь слезы объяснила Ливи.

Кошмары вернулись, только стали еще хуже. В миллион раз хуже.

– Ты не прекращала кричать, Кейси. Тебе нужно прекратить.

Ливи резко вздохнула, рыдая, и свернулась калачиком на кровати рядом со мной, раскачиваясь и бормоча себе под нос:

– Пожалуйста, помоги ей. Господи, помоги ей, пожалуйста.

* * *

– Скажи-ка еще раз, что это за больница?

Я провела здесь уже два дня, и Ливи и Шторм не отходили от моей постели, за исключением случаев, когда нужно было воспользоваться уборной или принести воды и еды.

Шторм и Ливи обменялись длительными, острыми взглядами.

– Специализированная, – медленно ответила Ливи.

– В Чикаго, – добавила Шторм, слегка приподняв подбородок.

– Что?

Мой голос нес в себе больше силы, чем, по моему мнению, было возможно. Я попыталась сесть на кровати. Я чувствовала себя так, словно меня переехал грузовик.

Ливи поторопилась объяснить:

– Здесь поблизости расположена клиника для страдающих от посттравматического стрессового расстройства. Считается, что она – лучшая в стране.

– Ну… что… как… – Наконец я села вертикально при помощи перилец на кровати. – С каких это пор стандартная медицинская страховка покрывает расходы по содержанию в лучшей клинике страны?

– Успокойся, Кейси.

Шторм осторожно опустила меня обратно в лежачее положение. У меня не было сил с ней бороться.

– Эм… нет, я не могу успокоиться. Мы не можем за это заплатить… – я задергала капельницу, ругаясь про себя.

– Что ты делаешь? – спросила Ливи. В ее голосе отчетливо звучала паника.

– Срываю со своей руки эту чертову штуковину и сваливаю к чертовой матери из этой моднявой психушки. – Я оттолкнула ее руку, когда она попыталась меня остановить. – Сколько же это стоит? Пять тысяч за ночь? Десять?

– Тише, не беспокойся об этом, Кейс.

Шторм погладила меня по волосам.

Наступила очередь ее руки быть отброшенной.

– Кому-то придется об этом побеспокоиться! Какого хрена мне придется делать? Обосноваться в ВИП-комнатах у «Пенни» на постоянной основе в одних наколенниках, чтобы оплатить все счета?

– Вижу, наша пациентка проснулась? – прервал меня незнакомый мягкий голос, который я уже слышала раньше, и я замешкалась.

Я обернулась и увидела приятного пожилого мужчину с редеющими волосами и добрыми угольно-черными глазами, который протягивал мне руку. Я даже не слышала, как он вошел.

– Здравствуй, я – доктор Штейнер. – Я посмотрела на его руку, словно она была покрыта бородавками и сочащимися волдырями, и он убрал ее. – Да, точно. Проблема с рукопожатиями.

«Проблема с рукопожатиями?» Я хмуро посмотрела на Ливи, и она отвела глаза.

Если что-то из этого доктора и побеспокоило, вида он не подал.

– Кейси. О том, что произошло с тобой, мне сообщил…

– Дэн, – отрезала Шторм, взгляд которой метался между доктором и Ливи.

– Точно. Дэн. – Он откашлялся. – Думаю, что я могу тебе помочь. Думаю, что ты снова сможешь жить нормальной жизнью. Но я не смогу ничего сделать, если ты сама не хочешь помощи. Понимаешь?

Я с открытым ртом пялилась на этого человека, который назвал себя доктором, но совершенно точно не мог им быть. Что за доктор входит в палату и говорит такое?

Ответа от меня не последовало, и он подошел к зарешеченному окну.

– Ты хочешь снова стать счастливой, Кейси?

Счастливой. Снова это слово. Я думала, что была счастлива. А потом Трент меня уничтожил. Опять. Я влюбилась в убийцу своей семьи. Я ночь за ночью проводила с ним, он был рядом, был во мне, я мечтала о будущем с ним. При этой мысли желчь подступила к горлу.

– Требования, предъявляемые к моим сеансам терапии, – это разговаривающий пациент, Кейси, – объяснил доктор Штейнер без намека на сарказм или раздражение в голосе. – Так что я снова задам этот вопрос. Ты хочешь стать счастливой?

Господи, этот тип такой пробивной. И он заставит меня говорить. Ради этого все и затеяно. Почему все так зациклены на вытягивании из меня прошлого? Оно свершилось. Окончилось. Никакая болтовня его никогда не изменит, никогда никого не вернет. Почему я одна это понимаю?

Комфортное оцепенение вернулось и сочилось сквозь мои конечности и грудь, формируя толстый ледяной слой на моем сердце. Естественная защита тела. Оно цепенеет, чтобы прогнать боль.

– Счастья для меня не предусмотрено.

Мой голос был ледяным и грубым.

Он снова повернулся ко мне лицом, в глазах его виднелся намек на жалость.

– О, предусмотрено, мисс Клири. Эта битва потребует многих усилий, и я буду испытывать тебя на каждом шагу. Мои методы могут быть нетрадиционными. С тобой я буду делать сомнительные вещи. Временами ты даже будешь готова меня возненавидеть, но мы пройдет этот путь вместе. Тебе просто нужно захотеть. Я не переведу тебя в свою клинику, пока ты добровольно на все это не согласишься.

– Нет, – вызывающе прорычала я.

Сама идея о том, чтобы идти куда-то с этим шарлатаном казалась возмутительной.

Я услышала рядом с собой звук, словно кто-то задыхается. Он исходил от Ливи, пытающейся оставаться спокойной.

– Кейси, пожалуйста, – умоляла она.

Я упрямо стиснула зубы, хотя то, что я видела ее такой, причиняло мне боль.

Она увидела мою реакцию, и в ее глазах внезапно сверкнула такая нехарактерная для нее ярость.

– Ты не единственная, кто потерял родителей, Кейси. Больше это не касается только тебя. – Она спрыгнула с моей кровати и нависла надо мной, сжав руки в кулаки. А затем она разъярилась так, как я никогда раньше не видела. – Я не могу с этим справиться! Кошмары, борьба, то, что ты отдаляешься. Мне приходилось справляться с этим четыре года, Кейси! – Ливи впала в истерику, слезы лились по ее щекам. Она кричала, и я ожидала, что в любую секунду вбежит охрана. – Четыре года я смотрела, как ты приходишь и уходишь из моей жизни, и каждый раз я думала, будет ли сегодняшний день тем днем, когда я найду тебя, повесившейся в шкафу или плавающей в ванной. Я понимаю, что ты находилась тогда в машине. Понимаю, что тебе пришлось все это видеть. А как же я? – Она подавилась слезами, а ярость, которая подталкивала ее вперед, спала, оставив Ливи истощенной и жалкой. – Я теряю тебя снова и снова и больше не могу с этим справиться!

Ее слова ударили меня по голове, словно молот.

Я думала, что мое сердце уже разбито, но это было не так.

Не полностью.

Не до этого момента.

– Я знаю, что случилось в ночь нападения на Шторм, Кейси. Знаю, – сказала Ливи, следя за мной многозначительным взглядом.

Шторм. Я бросила взгляд в ее сторону, и Ливи погрозила мне пальцем.

– Не смей огорчать Шторм из-за того, что она мне все рассказала, Кейси Делин Клири. Не смей. Шторм рассказала мне, потому что беспокоится о тебе и хочет, чтобы тебе помогли. Ты едва не напала на человека с разбитой пивной бутылкой. Мы больше не будем помогать тебе бежать от твоих же гребаных проблем, поняла? – Ливи некрасиво стерла с лица слезы. – Я больше не собираюсь этого делать.

Раз за разом я говорила себе, что все это ради Ливи. Все, что я делала, было направлено на ее защиту. Глядя на нее теперь, глядя на то, с чем ей пришлось справляться, я подумала, а не было ли все это сделано ради моей собственной защиты? Я знаю, что Ливи потеряла родителей. Знаю, что в каком-то смысле она едва не потеряла меня. Но думала ли я когда-нибудь о ее чувствах? Пыталась ли поставить себя на ее место? Я думала, что ничье место не было и вполовину таким же плохим, как то, которое тянуло меня вниз, как цементные блоки. А Ливи никогда не подавала виду. Она всегда была такой сильной и уравновешенной. Она всегда была Ливи – с родителями или без. Я просто думала…

Я не думала… Господи! Я никогда на самом деле не оценивала своих действий, всех своих реакций и того, как они отражались на Ливи. Я просто думала, что если я находилась в вертикальном положении и дышала, то была здесь, с ней. С Ливи. Но в определенном смысле меня никогда с ней не было.

Внезапно мне захотелось сдохнуть.

Я почувствовала, как моя голова качается вверх и вниз, а все сопротивление испарилось, когда боль нахлынула с новой силой. Понимание. Я всегда говорила себе, что хочу защитить от боли свою младшую сестренку, но делала все не ради ее защиты. Ради своей защиты. Все, что я делала – только причиняла ей боль. Всем людям в своей жизни.

– Хорошо. – Доктор принял этот жест в качестве согласия. – Подготовлю для тебя палату. Но первая часть твоей терапии начнется прямо сейчас.

У меня закружилась голова от такой молниеносной реакции. Предельно рациональный и деловой, но в то же время похожий на торнадо, висящий в воздухе, чтобы сеять повсюду хаос. Он спокойно подошел к двери и поманил кого-то внутрь.

Нет. Я съежилась на кровати и сжала руки Ливи, пока она слегка не захныкала. «Господи, пожалуйста… нет! Он этого не сделает».

Взрослая копия Трента появилась из-за угла и вошла в комнату. Горе исказило красивые черты его лица.

Отец Трента.

Отец Коула.

Черт. Я не знаю даже, как его теперь называть.

– Я хочу, чтобы ты выслушала мистера Рейнольдса. Ничего больше. Просто выслушала. Сможешь сделать это? – спросил меня доктор Штейнер.

Думаю, я кивнула, но не была в этом уверена. Я была слишком занята, рассматривая лицо этого мужчины, размышляя, насколько сильно он напоминал мне его. Его глаза, в которые я влюблялась день за днем. Счастливая. Влюбленная. Да, влюбленная. Я была влюблена в Трента. В убийцу моей жизни.

– Мы все время будем с тобой, – сказала Шторм, взяв меня за руку.

Отец Трента/Коула откашлялся.

– Здравствуй, Кейси.

Я не ответила. Я просто смотрела, как он сунул руки в карманы и держал их там. Прямо как его сын.

– Меня зовут Картер Рейнольдс. Можешь называть меня Картер.

Мое тело пробрала дрожь, когда я услышала эту фамилию.

– Я хочу извиниться за все, через что вам с сестрой пришлось пройти по вине моего сына. Я пытался сделать это четыре года назад, но полиция выдала нам запрет на приближение. Тогда моя семья и я проявили уважение к вашей частной жизни. К сожалению, Коул… Трент снова вам навредил.

Он сделал еще несколько шагов по направлению к моей кровати, искоса глядя на доктора Штейнера, который ему просто улыбнулся.

– Та машина была нашей… моей… Саша вел ее в ночь аварии. – Он нахмурился. – Хотя, думаю, что ты об этом знала, правда? Это было указано в страховых документах.

Последовала пауза, словно он ждал, пока я смогу подтвердить его слова, но я этого не сделала.

– После аварии мы потеряли Коула. Он фактически прекратил свое существование. Он бросил Мичиганский университет, прекратил заниматься футболом, разорвал все связи с друзьями. Он бросил девушку, с которой встречался четыре года, совершенно перестал употреблять спиртное. Он сменил имя с Коула Рейнольдса на Трента Эмерсона – это его второе имя и девичья фамилия его матери.

Картер остановился, сжав губы в тонкую линию.

– Авария разбила на части и нашу семью. Мы с его матерью развелись год спустя. – Он небрежно махнул рукой. – Хотя это неважно. Я хочу, чтобы ты знала, что Коул… эм… Трент – проблемный молодой человек. Через два года после аварии я нашел его в нашем гараже со шлангом, натянутым на выхлопную трубу заведенного автомобиля. Мы думали, что навсегда его тогда потеряли.

Голос Картера надорвался от эмоций, а я почувствовала незваный приступ боли от образа, возникшего в голове.

– Вскоре после этого его приняли на стационарное лечение, основанное на программе доктора Штейнера для страдающих посттравматическим стрессовым расстройством. – Картер снова посмотрел на доктора, который ему улыбнулся и кивнул. – Его выписали как полностью здорового. Мы были уверены, что он оправился. Он снова смеялся и улыбался. Снова стал нам звонить. Поступил в школу графического дизайна в Рочестере. Казалось, что он пошел по жизни дальше. Он даже посещал амбулаторные программы и групповые сеансы терапии, чтобы помогать другим людям преодолеть их горе.

– Пока, шесть недель назад, нам не показалось, что у него случился рецидив. Он появился на пороге у матери, бормоча что-то о тебе и о том, что ты никогда его не простишь. Мы привезли его сюда и снова поместили в клинику доктора Штейнера.

Я пыталась сдержать удивление, которое отразилось бы на лице. Значит, все время, пока Трента не было, он был здесь, в Чикаго. В клинике для страдающих ПТСР, тем, от чего он так настойчиво пытался излечить меня.

– Спустя пару дней после его выхода отсюда он пребывал в состоянии эйфории. Мы не могли понять, в чем дело, думая, что, возможно, он принимает наркотики или помутился рассудком. Доктор Штейнер отрицал и то, и другое. Он не мог рассказать нам, что происходит, из-за соглашения о конфиденциальности, которое существует между пациентом и врачом.

– Если быть точным, я и сам не знал, что происходит. Трент скрывал важную информацию во время сеансов со мной, зная, что я этого не одобрю, – перебил доктор Штейнер.

– Точно, – Картер кивнул в знак согласия. – Мы поняли это только три дня назад, когда его мать столкнулась с секретарем клиники, и та спросила, как дела у Трента и Кейси. Она и не подумала ничего плохого, учитывая, что Трент упоминал, что у него есть девушка по имени Кейси и у них была размолвка. Полагаю, он думал, что ничем не рискует, рассказав ей об этом.

Картер вздохнул.

– Два года назад, когда мой сын завершил стационарное лечение, он верил в то, что, если сможет исправить твою жизнь, то будет прощен за всю боль, которую тебе причинил. – Теперь он смотрел в пол, и на его лице появилась тень стыда. – Мой сын следил за тобой два года, Кейси. Выжидая, прежде чем к тебе подойти.

Я едва заметила, как в предплечье впились пальцы Ливи. Хотя я и не испытывала бури эмоций, это знание отдалось болью где-то глубоко внутри меня. Трент меня преследовал? Скрыто выслеживал? И все потому, что хотел починить то, что сам же и сломал? Я хочу сделать тебя счастливой. Хочу, чтобы ты улыбалась. Его слова звучали у меня в голове. Теперь во всем появился смысл. Он искренне в это верил. Был на задании по исправлению меня.

– Мы с его матерью понятия не имели, Кейси. Честно. Но Трент наблюдал за тобой эти два года. У него был кто-то знакомый в колледже, кто помог взломать твой электронный ящик. Так он узнал, что вы переезжаете в Майами. Мы понятия не имели, что он сорвался из Нью-Йорка. Но он сделал это, оставив квартиру и едва наладившуюся жизнь, чтобы последовать за тобой с навязчивой идеей, что, если он сможет исправить твою жизнь, то будет прощен. Мы ежедневно общались по электронной и голосовой почте. Один раз он даже навестил свою маму.

– Так я была проектом, – пробормотала я себе под нос. Проектом для очистки совести.

Тошнота. Это все, что я сейчас испытывала. Желчь поднялась к горлу, когда меня ударило осознание. Я никогда его не волновала. Я была лишь одной из двенадцати ступеней в пошаговой программе, которую он создал у себя в голове.

– Это не имеет значения.

Голос звучал глухо. Это и правда не имело значения.

Трент и все хорошее, что он привнес в мою жизнь, мертвы. По правде, они никогда и не были живы.

Заговорила Шторм, впервые с тех пор, как пришел Картер.

– Кейси, Дэн хочет, чтобы ты выдвинула обвинения против Трента. То, что он сделал, неправильно и незаконно. Он гребаный извращенец и заслуживает тюрьмы.

Я ухмыльнулась про себя. Шторм никогда не ругается. Должно быть, она и правда взбешена.

– Я заставила его подождать с рапортом, пока ты не почувствуешь себя лучше и не сможешь решить сама. Я подумала, что ты сама должна принять это решение.

С низким рычанием она добавила:

– Хотя я и хочу прострелить ублюдку голову.

Я медленно кивнула. Сообщить в полицию. Предъявить Тренту обвинения. Трент отправится в тюрьму.

– Его мать и я поймем, если ты хочешь выдвинуть обвинения, – спокойно сказал Картер, но я видела, как поникли его плечи, когда он отверг единственного сына.

– Нет.

Слетевшее с губ слово удивило даже меня саму.

Брови Картера изогнулись от удивления.

– Нет?

– Кейси, ты уверена? – спросила Ливи, сжав мою ладонь.

Я посмотрела на нее и кивнула. Понятия не имею почему, но знаю, что я не хочу этого делать. Уверена, я ненавижу Трента. Уверена, что должна его ненавидеть, потому что он и есть Коул, а ненависть к Коулу – все, с чем я знакома.

Я подняла глаза на Картера, представляя, как этот человек вытаскивал из задымленного гаража безвольное тело сына, и то, что я испытала, не было ненавистью. Это было жалостью. Жалостью к нему, к Тренту, потому что я так близко знакома с уровнем боли, который мог бы подтолкнуть человека к этому. Мысли о таком исходе появлялись и в моей голове раз или два за все эти годы.

– Нет. Никаких обвинений. Никакой полиции. Это ничего не изменит. Никогда не меняло.

На мгновение Картер закрыл глаза.

– Спасибо.

Голос, которым были произнесены слова, был хриплым и полным эмоций. Он откашлялся. Посмотрев на Ливи, он добавил:

– Я так понимаю, что стоит вопрос об опекунстве над Ливи.

– Нет, никакого вопроса. Она под моей опекой.

Я повернулась, посмотрев на Ливи. Зачем она ему рассказала?

– Я позвонила тете Дарле, – мягко объяснила она. – Я не знала, справишься ли ты с этим. Она сказала, что может забрать меня с собой домой и…

– Нет! Нет! Ты не можешь меня оставить! – внезапно заорала я. Сердце бешено забилось.

– Она никуда не денется, Кейси, – пообещал Картер. – Только вернется в Майами, чтобы снова пойти в школу. Моя фирма позаботится о том, чтобы были составлены все официальные документы об опеке. Пока ты не почувствуешь себя лучше или Ливи достаточно не повзрослеет, опекуном будет назначена мисс Мэттьюс.

Я кивнула в оцепенении.

– Спа… спасибо.

Он нам помогает. Почему он нам помогает?

Он мне улыбнулся.

– Еще я поговорил с вашим дядей. – Его взгляд стал ледяным и жестким. – От страховки еще остались деньги, Кейси. Он не промотал их целиком. Я прослежу, чтобы все они были переведены на ваше с сестрой имя. – Он вытащил что-то из внутреннего кармана пальто. – Вот моя визитка, если вам когда-нибудь что-то понадобится. В любое время, Кейси. Ливи. Что угодно. Я помогу, чем только смогу.

Он положил ее на прикроватную тумбочку.

Кивнув доктору Штейнеру, он направился к двери. Плечи его были сгорблены, словно он нес ужасное бремя. И полагаю, так и было, учитывая, что натворил его сын. Он остановился, положив руку на дверную ручку.

– Чего бы это ни стоило, я никогда не видел Трента таким счастливым, каким он был с тобой. Никогда.

* * *

Я уставилась на огромные дубовые двери. Они так сильно контрастировали со стерильно-белой внутренней отделкой клиники.

Мой дом на ближайшее время.

Пухлая ручка скользнула в мою ладонь, и я не отпрянула.

– Не переживай. Не так уж тут и плохо, а если ты будешь хорошей, то когда тебя отпустят, мы пойдем есть мороженое, – сказала Мия с грустью на лице.

Они с Дэном гуляли по зоопаркам и паркам Чикаго, пока Шторм оставалась со мной. Сейчас они пришли попрощаться. Она подняла свободную руку и показала два пальца.

– По три шарика!

Шторм появилась позади нее, держа Дэна за руку, и рассмеялась.

– Все правильно, Мия, – и подмигнула мне.

– Готова? – спросила Ливи, повиснув у меня на локте.

Глубоко вдохнув, я снова осмотрела это место.

– Выглядит чересчур шикарно.

– Не парься. Я знаю парня, который знает парня… который знает другого парня, – усмехнулся Дэн.

По какой-то причине, я ему не поверила. У меня возникло ощущение, что в этом как-то замешаны ухоженные руки Картера Рейнольдса. Может быть, мне повезло с участием в акции «купи два по цене одного», потому что Штейнер не помог его сыну в первый раз. Хотя, в виде исключения, я этому не перечила.

Ливи и я пошли вперед, ступая в ногу.

– Спасибо, что делаешь это, Кейси, – прошептала она, смахивая катившуюся по щеке слезу.

Мужчина в светло-голубой униформе открыл дверь и протянул руку, предлагая взять мою сумку.

– Я буду звонить так часто, как мне разрешат, – вскрикнула Ливи, последний раз сжимая мое предплечье, прежде чем меня отпустить.

Я подмигнула, нацепив на лицо храброе выражение.

– Увидимся над водой.

 

Глава 18

Я этого не переживу.

Я не смогу это пережить.

Все, чего они от меня хотят, – это разговор. Говори, говори, говори. О своих чувствах, кошмарах, практически совершенном нападении на мужчину, атаковавшего твою подругу, мертвых родителях, Дженни, Билли, Тренте. Каждый раз, когда я заталкивала все эти вещи в темный, тесный шкаф, где им и надлежало находиться, доктор Штейнер врывался туда и вытаскивал их обратно на свет, словно это было его навязчивой идеей, хотя я лягалась и орала, вцепившись в его пиджак.

Ничего мне не поможет.

Не поможет успокоительное. От него я чувствую усталость и тошноту. Доктор Штейнер сказал, что лекарству потребуется время, чтобы начать действовать.

Я сказала, что двину ему в морду.

Ненавижу его до глубины души.

А когда я закрываю глаза ночью, меня встречает Трент. Смеясь. Всегда смеясь.

Однажды я рассказала об этом доктору Штейнеру на ежедневном личном сеансе в его кабинете.

– Думаешь, он смеется, Кейси? – спросил он.

– Разве я не это только что сказала?

– Нет, ты сказала, что тебе приснился сон, в котором он над тобой смеялся. Но веришь ли ты, что он смеется?

– Не знаю, – пожала плечами я.

– Не знаешь?

Я зло взглянула на него. Этот разговор продолжался намного дольше, чем я ожидала. Вот, что я получила за то, что открыла свой большой рот. Обычно я молчу и даю односложные ответы – «да» и «нет». Пока они меня устраивали. Не знаю, почему я подумала, что эта тема будет безобидной.

– Давай на минутку об этом задумаемся, Кейси, ладно?

Он откинулся на спинку стула и просто сидел, наблюдая за мной. Он думает об этом? Он думает, что я думаю? Это действовало на нервы. Я позволила своему вниманию рассредоточиться по кабинету, чтобы отвлечься от неловкости. Кабинет был маленьким и вписывался в интерьер клиники. Стены были забаррикадированы книгами, как и должно быть в кабинете всякого порядочного мозгоправа. Но Штейнер не был похож ни на одного мозгоправа, которого я встречала ранее. Не знаю, как описать его. Голос, манеры, все это было необычным.

– Трент – молодой парень из колледжа, который перепил однажды вечером, как и многие студенты. А потом он совершил ужасную, глупую ошибку.

Руки сжались в кулаки, и я подалась вперед, сидя в кресле, представляя, что плююсь кислотой в Штейнера, и она растворяет его кожу.

– Ошибку? – прошипела я. Ненавижу это слово. Ненавижу, когда оно используется для описания той ночи. – Мои родители мертвы.

Доктор Штейнер поднял палец.

– Это результат его ужасной, глупой ошибки. Но не его ужасная, глупая ошибка, разве нет?

Ответа от меня не последовало, я была слишком занята, разглядывая синий ковер на полу. Я почувствовала, как что-то ударилось в мой лоб. Я опустила глаза и увидела у себя на коленях скрепку.

– Вы только что запустили в меня скрепкой? – спросила я, абсолютно искренне удивившись.

– Ответь на вопрос.

Я стиснула зубы.

– Что было ужасной, глупой, изменившей жизнь, ошибкой Трента? – надавил на меня доктор Штейнер.

– Он ехал домой, – проворчала я.

В мой лоб врезалась очередная скрепка, когда доктор Штейнер неистово затряс головой. Его голос стал чуточку выше.

– Нет.

– Он дал ключи своему другу, чтобы тот отвез их домой.

– Бинго! Он сделал выбор, находясь в состоянии алкогольного опьянения, выбор, который ему никогда не стоило делать. Очень плохой и очень опасный выбор. А когда он протрезвел, узнал, что этот его выбор убил шестерых человек. – Последовала длительная пауза. – Поставь на мгновение себя на его место, Кейси.

– Не буду…

Доктор Штейнер предвидел мой ответ и пресек протест на корню.

– Ты же напивалась раньше?

Я крепко сжала губы.

– Нет?

Без усилий в мыслях пронеслась одна ночь. За полгода до аварии мы с Дженни оказались на вечеринке и напились коктейлей Jagger bomb. Та ночь была одной из самых веселых в моей жизни. Последовавшее за ней утро – уже другая история.

– Вот именно, – продолжил доктор Штейнер, словно прочел мои мысли. Может, и прочел. Может, он – суперпридурочный шарлатан. – Скорее всего, ты творила что-то глупое, говорила что-то глупое.

Я нехотя кивнула.

– Насколько ты была пьяна?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Я была… пьяна.

– Да, но насколько сильно?

Я одарила его сердитым взглядом.

– Да что с вами не так?

Он снова проигнорировал мои слова.

– Ты бы поехала домой, сев сама за руль?

– Эм… нет.

– А почему нет?

– Потому что мне тогда пятнадцать было, гений!

Костяшки пальцев побелели, так сильно я вцепилась в подлокотники.

– Точно, – он небрежно махнул рукой. Но, очевидно, не добился, чего хотел. – А твоя подруга? Друзья? Насколько именно пьяными были они?

Я дернула плечами.

– Не знаю. Пьяными.

– Как это можно было определить? Очевидно ли было, что они пьяны?

Я нахмурилась, вспоминая, как Дженни танцевала и пела под Ханну Монтану на столе для пикника. Я понятия не имею, насколько пьяна она была. Дженни бы вела себя так же, даже будь она трезвая как стеклышко. Наконец, я пожала плечами, а от воспоминаний в горле застрял болезненный комок.

– Что, если бы под конец веселья эти самые подруга или друг сказали тебе, что уже протрезвели и могут сесть за руль? Ты бы им поверила?

– Нет, – быстро ответила я.

Он снова поднял палец, размахивая им.

– А теперь подумай минутку об этом, Кейси. У всех возникали такие ситуации. Веселая ночь, немного выпивки. Ты знаешь, что не можешь сесть за руль, но разве ты не поверишь другу? Я и сам был в такой ситуации.

– Вы ищете оправдания вождению в нетрезвом виде, доктор Штейнер?

Он бешено замотал головой.

– Абсолютно точно нет, Кейси. Этому нет оправданий. Есть только ужасные последствия, с которыми людям приходится жить остаток своей жизни из-за принятия одного глупого решения.

На мгновение мы замолчали, не сомневаюсь, что доктор все еще ждал моего ответа.

Я посмотрела на руки.

– Полагаю, такое могло случиться, – признала я с неохотой.

Да, подумав об этом, я вспомнила, что раз или два садилась в машину, думая, что водитель в порядке, раз сам так говорит.

– Да, могло, – доктор Штейнер многозначительно кивнул. – И случилось. С Коулом.

Внезапно злость во мне поднялась волной.

– Какого хрена вы делаете? Вы на его стороне? – рявкнула я.

– Я ни на чьей стороне, Кейси. – Его голос снова стал спокойным и ровным. – Когда я слышу твою историю о трагическом несчастном случае, я не могу не сопереживать всем, кто в ней оказался. Тебе. Твоей семье. Мальчикам, которые погибли, не пристегнувшись ремнем безопасности. И Коулу, парню, который отдал кому-то свои ключи. Когда я слышу его историю, я испытываю…

Я вылетела из кабинета доктора Штейнера, а вслед мне раздался его голос:

– Сочувствие!

Это слово преследовало меня всю дорогу по коридору к моей палате, пытаясь обнаружить лазейку, сквозь которую сможет заползти мне в душу, чтобы меня мучить.

* * *

– Как дела?

Мне хотелось забраться в телефон и обнять Ливи. Прошла неделя, и я ужасно по ней соскучилась. Никогда прежде я не была так далеко от нее столь продолжительное время. Даже когда я лежала в больнице после аварии, она навещала меня практически каждый день.

– Доктор Штейнер определенно нетрадиционен в своих методах, – пробормотала я.

– Почему?

Я возмущенно вздохнула, а затем сказала ей то, чего она точно не хотела слышать.

– Да он неадекватен, Ливи! Он орет, давит, говорит мне, о чем мне думать. Он – это собрание всего, чего не должно быть в мозгоправе. Не знаю, в каком психиатрическом колледже он проходил обучение, но понимаю, почему Трент вышел отсюда еще более пришибленным, чем пришел.

Трент. Внутри у меня все сжалось. «Забудь о нем, Кейси. Его нет. Он мертв для тебя».

Последовала пауза.

– Но он помогает? Тебе становится лучше?

– Еще не знаю, Ливи. Я просто не знаю, станет ли вообще что-то когда-то лучше.

* * *

Дженни истерически расхохоталась, когда мимо нас по дороге пронесся автомобиль.

– Ты видела лицо Рэйли, когда я во всю мочь орала Super Freak? Просто классика жанра.

Я смеялась вместе с ней.

– Уверена, что можешь вести?

После того, как я спрыгнула с капота грузовика Джорджа и повалила на землю одного из друзей Билли, я точно знала, что нахожусь не в том состоянии, чтобы садиться за руль, так что отдала ключи ей.

Она отмахнулась от меня.

– А, да. Я перестала пить… типа… несколько часов назад! Я…

Вспышка яркого света отвлекла нас обеих. Фары… и очень близко. Слишком близко.

Мое тело дернулось, когда «Ауди» отца столкнулась с чем-то, а ремень безопасности врезался в шею от силы удара. Словно взрыв, воздух разорвал оглушительный звук. Через несколько секунд он прекратился, и остались только тишина и странное ощущение жути, словно все мои органы чувств парализовало, но при этом они работали в усиленном режиме.

– Что случилось?

Ничего. Никакого ответа.

– Дженни?

Я посмотрела в сторону. Все погрузилось во тьму, но света было достаточно, чтобы я поняла, что она больше не сидит за рулем. И поняла, что мы в беде.

– Дженни? – снова позвала ее я. Мой голос дрожал.

Я смогла отстегнуть ремень безопасности и открыть дверь машины. Вот что имеют в виду, говоря «моментально протрезвел». В таком состоянии сейчас нахожусь и я, обходя машину спереди, едва замечая шипение двигателя и дым, поднимающийся из-под искореженного капота. Машина разбита всмятку. Я руками вцепляюсь в свои волосы, на меня накатывает паника.

– О господи, папа меня…

Я остановилась как вкопанная, увидев на земле пару сандалий.

Сандалии Дженни.

– Дженни! – закричала я, рванувшись к поросшему травой пятачку земли, где лицом вниз лежала Дженни. Она не шевелилась. – Дженни!

Я потрясла ее. Она не ответила.

Мне нужно найти помощь. Мне нужно найти телефон. Нужно…

Тогда я и заметила еще одну груду металла.

Другой автомобиль.

И его состояние намного хуже, чем состояние «Ауди».

Внутри меня все упало. Я едва могла различить очертания находящихся в машине людей. Я поднялась на ноги и начала неистово размахивать руками, ни о чем не думая.

– Помогите! – закричала я.

Но смысла в этом не было. Мы находились на темной дороге, окруженной лесом, черт знает где.

Бросив, наконец, это дело, я пробралась к машине. Биение сердца гулко отдавалось в ушах.

– Эй? – прошептала я.

Не знаю, чего я боялась больше: услышать что-то или не услышать ничего.

Мне никто не ответил.

Я наклонилась ближе и прищурилась, пытаясь рассмотреть что-нибудь сквозь разбитое стекло. Я ничего не видела… слишком темно…

Щелк. Щелк. Щелк…

Внезапно на меня хлынул поток света, словно включились прожекторы, освещая чудовищную сцену. Тела двух взрослых поникли на передних сиденьях, и мне пришлось отвести взгляд, потому что месиво из окровавленной плоти было слишком кошмарным, и я отвела взгляд.

Было слишком поздно им помогать. Я просто знала это.

Но сзади тоже кто-то был. Я подбежала туда и заглянула внутрь, увидев изломанное тело с копной волос цвета вороного крыла, прижатое к искривленной дверце автомобиля.

– Божетымой, – я с трудом вздохнула, и колени подогнулись.

Это Ливи.

Какого черта она делает в этой машине?

– Кейси.

Ледяные пальцы сжали сердце при звуке моего имени. Я заглянула глубже и увидела длинную, темную фигуру, сидящую рядом с ней. Трент. И он ранен. Сильно. Но он находится в сознании и смотрит на меня напряженным взглядом.

– Ты убила моих родителей, Кейси. Ты – убийца.

* * *

Ночная медсестра, Сара, вбежала в комнату в тот момент, когда я очнулась, крича изо всех сил.

– Все нормально, Кейси. Тише. Все в порядке.

Она гладила меня по спине медленными, круговыми движениями. Я вся была в холодном поту. Она продолжала меня успокаивать, даже когда я свернулась калачиком, крепко прижав колени к груди.

– Этот кошмар был самым сильным плохим, Кейси. – Она уже несколько раз приходила ко мне во время этих ночных эпизодов. – Что тебе приснилось?

Я заметила, что она не спрашивала, хочу ли я об этом говорить. Она полагала, что это необходимо, хочу я того или нет. В этом состояла особенность этого места. Все, чего они от меня хотели, – это разговор. А все, чего хотела я, – хранить молчание.

– Эм-м, Кейси?

Я сглотнула колющий горло комок.

– Сочувствие.

* * *

– Может, вы и правы.

Брови доктора Штейнера вопросительно поднялись.

– Ты о том сне, который видела прошлой ночью?

Мой хмурый вид подтвердил его правоту.

– Да, Сара рассказала мне. Она хотела, чтобы я был в курсе, на случай каких-либо проблем. В этом заключается ее работа. Она не предавала тебя. – Он говорил так, словно эту фразу повторил уже множество раз. – Что именно произошло?

По какой-то причине я пересказала ему весь кошмар от начала до конца. По телу бегали мурашки, когда я воспроизводила его в памяти.

– И что именно сделало его таким ужасным?

Я склонила голову набок и взглянула на доктора. Очевидно, он меня не слушал.

– Вы о чем? Все были мертвы. Дженни была мертва, родители Трента были мертвы. Я убила Ливи. Это было просто… так ужасно!

– Ты убила Ливи?

– Ну, да. Это моя вина.

– Хм-м… – Он кивнул, но ничего больше не сказал. – Что ты испытала, увидев лежащую замертво Дженни?

При мысли об этом я прижала руки к животу.

– То есть ты жалела ее? – ответил он за меня.

– Конечно, да. Она была мертва. Я – не социопат.

– Но она вела автомобиль, который врезался в семью Трента. В Ливи. Как это вообще возможно, что ты ее пожалела?

Я пробормотала быстрее, чем подумала.

– Потому что это Дженни. Она никогда не хотела причинить кому-то боль. Она не сделала этого специально…

Я резко прервалась и взглянула на него, когда до меня дошел смысл слов.

– Саша – не Дженни. Я понимаю, что вы делаете.

– И что же я делаю?

– Вы пытаетесь заставить меня посмотреть на Сашу и Трента как на людей, которые смеются, плачут и имеют семьи.

Его «всезнающие» брови поднялись.

– Это не то же самое! Я ненавижу их! Я ненавижу Трента! Он – убийца!

Доктор Штейнер выскочил из своего кресла и подбежал к полке с книгами, вытаскивая самый большой из ранее виденных мною словарей. Он подлетел ко мне и бросил его мне на колени.

– Вот. Посмотри слово «убийца», Кейси. Смотри! Ищи его! – Он не дождался меня, вероятно, почувствовав, что донес до меня свою идиотскую точку зрения. – Ты – неглупая девушка, Кейси. Ты можешь прятаться за этим словом или можешь принять все, как есть. Трент – не убийца, и ты его не ненавидишь. Ты знаешь, что и то, и то – правда, так что прекрати лгать мне и, что еще более важно, прекрати лгать самой себе.

– Да, я ненавижу их, – выплюнула я, но мой голос потерял былую силу.

Прямо сейчас я ненавидела доктора Штейнера.

Ненавидела его, потому что понимала, что он прав.

 

Глава 19

Доктор Штейнер привел меня в маленькое белое помещение с окном, через которое было видно другое маленькое белое помещение.

– Это одностороннее зеркало?

Я постучала по нему.

– Да, Кейси. Садись.

– Хорошо, доктор Диктатор, – проворчала я, шлепаясь на предложенный мне стул.

– Спасибо, Пациент-Заноза-В-Заднице.

Я усмехнулась. Иногда нетрадиционные методы доктора Штейнера делали эти сеансы менее болезненными. По большей части нет, но изредка – да.

– Какое наказание вы приберегли для меня на сегодня?

Я беспечно развалилась на стуле, но, когда открылась дверь, тело задеревенело, и я втянула полные легкие воздуха, когда увидела лицо входившего человека.

Это Трент.

Коул.

Трент.

Черт.

Прошло несколько недель с тех пор, когда я видела его в последний раз. Его русые взлохмаченные волосы, длинное, подтянутое тело… он вошел в помещение, красивый, как и всегда. Мне пришлось это признать. Мне ненавистно было это делать. Только теперь я не видела на его лице ни улыбки, ни ямочек на щеках. Ничего, что напоминало обаятельного парня, в которого я влюбилась.

Влюбилась. Я сжала зубы, борясь с болью, которая накатила вместе с осознанием этого.

Он сел на стул, стоящий прямо напротив меня. Не нужно было даже знать Трента, чтобы заметить бесконечное страдание, бушующее в его глазах. Но из-за того, что я знала его или хотя бы какую-то его частичку, эта боль взывала ко мне.

И это было невыносимо. На уровне инстинкта мне хотелось протянуть руку и забрать ее.

Руки доктора Штейнера придержали меня за плечи за секунду до того, как я вскочила бы и вылетела из комнаты.

– Он не видит тебя, Кейси. И не слышит.

– Что он здесь делает? – прошептала я. Мой голос дрожал. – Зачем вы так со мной поступаете?

– Ты продолжаешь утверждать, что ненавидишь Трента, а мы оба знаем, что это не так. Он здесь, так что признай это раз и навсегда и двигайся дальше. В твоем выздоровлении нет места для того, чтобы держаться за идею ненависти.

Я не могла оторвать от Трента глаз, даже когда начала отрицать сказанное доктором Штейнером.

– Вы – придурочный, извращенский док…

Доктор Штейнер прервал меня.

– Ты знаешь, что он также мой пациент, Кейси. И ему требуется помощь так же, как и тебе. Он также страдает ПТСР. Он также ввел себя в заблуждение, что может просто спрятать подальше боль, вместо того чтобы справляться с ней подходящими методами. Он просто делал это менее традиционным способом. Но сейчас мы об этом говорить не будем. – Я вздрогнула, когда он похлопал меня по плечу. – Сегодня я немножко смошенничаю. Устрою один сеанс на двоих.

– Я так и знала.

Я ткнула в него пальцем в обвиняющем жесте.

Доктор Штейнер улыбнулся, словно моя реакция его позабавила. Я же не видела в этом ничего забавного. Мне было интересно, что же подумает об этом медицинская комиссия, когда я на него донесу.

– Это необходимо как для выздоровления Трента, так и для твоего, Кейси. Ты будешь сидеть и слушать все, что он скажет. После этого ты его больше не увидишь. По окончании сеанса он вернется домой. Он хорошо справляется, но влиять на него эффективно становится невозможно, потому что он знает, что ты находишься в этом же здании. Я не могу рисковать и позволить вам столкнуться. Ты поняла?

В ответ я только что-то неразборчиво проворчала.

Доктор Штейнер перегнулся через меня и щелкнул переключателем, расположенным рядом с микрофоном. Прямо сейчас я могла вырваться отсюда. Могла. Возможно, я бы и убежала. Но не стала этого делать. Просто сидела и смотрела на парня, которого одновременно знала очень хорошо и не знала совсем, и думала, что вообще он хочет мне сказать. И как бы сильно какая-то часть меня ни хотела, я не могла заставить себя отвести от него глаз.

– Он тебя не видит. Он сам так захотел. Красная лампочка даст ему знать, что микрофон включен, – объяснил доктор Штейнер, и я услышала тихий щелчок позади себя. Оглянувшись через плечо, я увидела, что он вышел из помещения, оставив меня лицом к лицу с человеком, который дважды меня сломал.

Я ждала, сжав руки в кулаки, а внутри у меня все скрутило. Трент ерзал на стуле, пододвигая его все ближе, пока его колени не коснулись стекла. Он наклонился вперед и уперся локтями в колени, опустив взгляд на свои пальцы. Эти пальцы, эти руки… не так давно они были моим спасением, принося мне поразительное удовольствие. Как все могло так быстро измениться?

Медленно двигаясь, словно это причиняло ему боль, Трент поднял глаза, и они оказались на одном уровне с моими. Он всматривался в меня, взгляд его светло-синих глаз с бирюзовыми крапинками пронзал меня с такой силой, что у меня появилась уверенность, что он все видит. Я запаниковала и поерзала из стороны в сторону. Его глаза смотрели в прежнем направлении.

«Ладно, может, Штейнер и не обманул».

– Привет, Кейси, – мягко сказал он.

«Привет», – одними губами проговорила я, прежде чем себя одернула. Слышать его голос было мучительно.

Трент откашлялся.

– Немного странно разговаривать с собственным отражением в зеркале, но это единственный способ, с помощью которого я смог бы сказать все, что мне нужно сказать, так что… Я счастлив, что ты здесь, с доктором Штейнером. Он – отличный доктор, Кейси. Доверяй ему. Мне бы хотелось, чтобы и я в свое время полностью ему доверился. Может быть, в таком случае я бы не подверг тебя всему этому. – Он сжал губы и отвел взгляд. Уверена, его глаза стали словно стеклянными, но они были нормальными, когда он снова повернулся лицом ко мне. – Я думал… – Он сглотнул, его голос стал хриплым. – Я думал, что, если ты в меня влюбишься, это исправит все то, что я с тобой сделал. Я думал, что смогу сделать тебя счастливой, Кейси. Счастливой настолько, что если бы ты когда-нибудь узнала правду, то нормально бы к этому отнеслась. – Он уронил голову в ладони, на мгновение спрятав в них лицо, но затем снова ее поднял. Его губ коснулась грустная усмешка. – Насколько же это ненормально?

Последовала долгая пауза, и у меня появилась возможность рассмотреть его, вспомнить все те дни счастья и смеха. Я не могла поверить, что они были настоящими. Казалось, что с тех пор прошла вечность.

– То, что случилось той ночью четыре года назад, – худшее из когда-либо принятых мной решений. Я буду жить, сожалея о нем всю оставшуюся жизнь. Если бы только я мог повернуть время вспять и спасти твою семью, спасти свою семью, спасти Сашу и Дерека, я бы так и сделал. Я бы что угодно сделал, только бы все изменить. – Его кадык дернулся, когда он сглотнул.

– Саша… – он снова склонил голову.

Я закрыла глаза при звуке этого имени. Слышать его… Оно все еще причиняло боль, но уже не такую сильную, как до урока доктора Штейнера о сочувствии. Когда я открыла глаза, Трент снова сидел лицом ко мне, а по его щекам катились слезы боли и потери.

Это все, что потребовалось. Мое тело скрутило – его вид, такой надломленный, смел всю мою оставшуюся защиту. Мои руки взлетели ко рту, закрывая его, а на глазах выступили слезы, прежде чем я смогла их сдержать. Я яростно вытирала их, но они продолжали наворачиваться. После всего произошедшего то, что я видела Трента в момент боли, глубоко меня обожгло.

Причина была в том, что я не ненавижу его. Не могу. Я любила его. Если быть честной с самой собой, я, может, все еще люблю его. Меня не волнует даже, что, по сути, он меня преследовал. Не знаю почему, но знаю, что не волнует.

«Вот, доктор Штейнер. Я признала это. Черт бы вас побрал!»

– Саша был хорошим парнем, Кейси. Ты мне не поверишь, но он бы тебе понравился. Я вырос с ним. – Теперь Трент грустно улыбнулся, погрузившись в воспоминания. – Для меня он был как брат. Он не заслуживал того, что с ним случилось, и это странно, но так лучше. Он и десяти минут бы не продержался с таким чувством вины. Он… – голос Трента надломился, и он большим пальцем провел по щеке, смахивая слезы. – Он был хорошим человеком.

Трент взглядом обвел контуры зеркала.

– Я знаю, что ты, должно быть, меня ненавидишь, Кейси. Ты ненавидела Коула. Так сильно. Но я – не Коул, Кейси. Я больше не тот человек.

Он замолчал и глубоко вдохнул. Когда он снова заговорил, его голос был ровным и спокойным, глаза сияли ярче, а плечи поднялись немного выше.

– Я не в силах исправить то, что сделал с тобой. Все, что я могу сказать, – прости. Сказать это и посвятить свою жизнь тому, чтобы дать знать другим людям, чего может стоить такая ошибка. Как сильно она может ранить. – Его голос смолк. – Это я в силах сделать. Ради тебя и ради себя.

Медленным, осторожным движением он поднял свою дрожащую руку и прижал ладонь к стеклу. Задержал ее там.

И я не смогла сдержаться.

Я приложила к зеркалу свои пальцы так, что они идеально совпали с его, представляя, каково было бы снова ощутить прикосновение его кожи, почувствовать, как его пальцы обхватят мои и притянут меня к нему, к его теплу, в его жизнь.

Долгое время мы оставались в таком положении, ладонь к ладони. По моим щекам катились слезы. Потом он снова уронил руку на колени, а его голос сделался мягким.

– Я хотел лично сказать тебе, что, хотя мои намерения и были неправильными…

Теперь он смотрел на стекло взглядом, полным страсти и эмоций. Одним из тех взглядов Трента, от которых у меня подгибались колени.

– То, что я к тебе испытывал, было настоящим, Кейси. Оно все еще настоящее. Просто я не могу больше держаться за эти чувства. Нам обоим нужен шанс исцелиться.

У меня сердце подскочило к горлу.

– Все еще настоящие, – признала я тихонько вслух. Чувства настоящие.

Слезы с новой силой полились по щекам, когда я сообразила, что происходит.

Трент прощается.

– Надеюсь, что однажды ты сможешь исцелиться от всего этого, Кейси, и благодаря кому-то будешь смеяться. У тебя такой красивый смех, Кейси Клири.

– Нет, – внезапно прошептала я, нахмурившись. – Нет!

Руки ударились о стекло, и я заколотила по нему. Я не готова прощаться, поняла я. Не так. Пока нет.

Может, и никогда.

Я не смогу объяснить. Я просто чертовски уверена, что не хочу этого испытывать. Но испытываю.

Я задержала дыхание, глядя, как Трент встал и вышел за дверь, напрягшись. Вид закрываемой двери… Трента, навсегда уходящего из моей жизни… все это высвободило поток рыданий, и я упала на пол.

 

Глава 20

Я изучала корешки книг в библиотеке доктора Штейнера, занимая себя, чтобы не видеть его распухшую губу, которой я наградила его после вчерашнего группового сеанса. Она выгодно оттеняла его фингал, который он получил на сеансе, проходившем на прошлой неделе. С того самого дня, когда Трент со мной попрощался, я чувствовала себя еще более опустошенной, чем раньше. Не могло быть никаких сомнений… Трент или Коул, тот, кто ошибся, или тот, кто убил… этот мужчина крепко держал мое сердце и забрал его часть с собой.

– Что ж, мои сыновья уже начали называть среду «днем недели, когда отцу надирают задницу», – заявил доктор Штейнер.

Ну… раз уж разговор об этом зашел, избежать его у меня не получится.

– Простите, – пробормотала я, решившись бросить взгляд на его лицо, и поморщилась.

Он улыбнулся.

– Не извиняйся. Я знаю, что надавил на тебя несколько сильнее, чем стоило. Обычно я осторожно подвожу пациентов к разговору об их травме. Я подумал, что с тобой немного более агрессивный подход сработает лучше.

– И откуда же у вас появилась эта замечательная идея?

– Потому что ты скрепила свои эмоции и боль так плотно, что нам, возможно, понадобится динамит, чтобы сквозь них прорваться, – пошутил он. – В смысле, посмотри на себя. Ты – тренированный боец. Ты, скорее всего, можешь научить уму-разуму моих сыновей. На самом деле, я, может, тебя скоро приглашу на ужин, чтобы ты выбила из них всю дурь.

Я закатила глаза от слов доктора-шарлатана, которому чужды условности.

– Не стала бы я заходить так далеко.

– Я стал бы. Ты собрала все эмоции от произошедшей трагедии и превратила их в один чертовски крепкий защитный механизм. – Его голос стал более мягким. – Но все защитные механизмы можно разбить. Думаю, ты уже об этом знаешь.

– Трент…

Его имя само слетело с языка.

Он кивнул.

– Сегодня мы не будем говорить о случившемся.

Мои плечи резко опустились от такой новости. Обычно доктор Штейнер только об этом и хотел говорить. Я ждала, пока он поудобнее усядется в своем кресле.

– Мы поговорим о том, как справляться со стрессом. О каждом способе, которым человек пытается себе помочь. Хорошем, плохом, злом…

Доктор Штейнер перечислил длинный список механизмов, загибая палец всякий раз, когда называл какой-то из них.

– Наркотики, алкоголь, секс, анорексия, насилие… – Я сидела и слушала, думая, к чему он клонит. – Навязчивая идея о «спасении» или «исправлении» того, что сломано.

Я знала, о ком он говорит.

Я была механизмом для Трента.

– Создается ощущение, что в какой-то момент все эти механизмы помогают, но в конце концов из-за них ты становишься слабым и уязвимым. Это нездоровые механизмы. Нерациональные. Ни один человек не может жить здоровой, полной жизнью, когда у него на прикроватной тумбочке разложены дорожки кокаина. Понимаешь?

Я кивнула. Я не подходила Тренту. Вот что пытается донести до меня доктор Штейнер. Поэтому Трент и попрощался. Рана внутри все еще кровоточила, но я не заталкивала боль от нее подальше. Я бросила этим заниматься. В этом не было смысла. Доктор Штейнер вытащит все оттуда, этого невозможно избежать, как не объехать тушу буйвола, размазанную по шоссе.

– Хорошо. А теперь, Кейси, нам нужно найти механизм, который поможет тебе. Кикбоксинг им не является. Да, он помогает тебе направлять ярость в нужное русло. Но давай найдем способ, который поможет погасить эту ярость совсем. Я хочу, чтобы ты подумала об этом вместе со мной. Как ты думаешь, что является здоровым механизмом?

– Если бы я знала, я бы его использовала, разве нет?

В ответ он закатил глаза. Профессионал закатил глаза.

– Давай, ты – умная девочка. Вспомни обо всем, что слышала. Что предлагали другие люди. Я помогу тебе начать. Первый механизм – это говорить с другими о своей травме.

Настал мой черед закатывать глаза.

Доктор Штейнер небрежно отмахнулся.

– Знаю, знаю. Поверь мне, ты ясно дала мне это понять. Но разговор о своей боли и то, что ты поделилась бы ею с другим человеком, – это один из самых сильных механизмов. Он помогает выпустить боль, а не сдерживать ее до тех пор, пока ты не взорвешься. Другие методы включают в себя живопись, чтение, установку каких-то целей, ведение дневника, где бы ты записывала свои чувства.

Хм. Вести дневник я смогла бы. Это все-таки очень личное.

– Йога – это тоже хорошо. Она помогает очистить разум, сконцентрироваться на дыхании.

Дыхание.

– Десять маленьких вдохов, – пробормотала я скорее для себя и почувствовала, как губы кривятся от иронии.

– Что это такое?

Доктор Штейнер придвинулся ближе, пальцем поправив на носу свои окуляры.

Я покачала головой.

– Да так, ничего. Так мама говорила. Сделай десять маленьких вдохов.

– Когда она это говорила?

– Когда я грустила, была расстроена или нервничала.

Доктор Штейнер потер пальцами подбородок.

– Понимаю, а говорила она что-нибудь еще? Ты помнишь?

Я усмехнулась. Конечно, я помню. Эти слова намертво отпечатались у меня в голове.

– Она бы сказала: «Просто дыши, Кейси. Десять маленьких вдохов. Ухватись за них. Почувствуй их. Полюби их».

Последовала длительная пауза.

– И как ты думаешь, что она имела в виду?

Я раздраженно нахмурилась.

– Она говорила мне дышать.

– Хмм. – Он катал ручку по поверхности стола, словно глубоко задумался. – И как бы помогли десять маленьких вдохов? Почему маленьких? Почему не глубоких?

Я ударила руками по столу.

– Это то, о чем и я всегда ее спрашивала. Теперь вы понимаете.

Но он не понимал. Судя по легкой усмешке, он понимал нечто иное. Нечто, чего не понимала я.

– Думаешь, это важно, маленькие они или глубокие?

Я нахмурилась. Такие игры мне не нравились.

– А как вы думаете, что она под этим имела в виду?

– А ты как думаешь, что она имела в виду?

Я хотела снова двинуть доктору Штейнеру по губам. Правда, правда хотела его еще раз ударить.

* * *

«Просто дыши, Кейси. Десять маленьких вдохов. Ухватись за них. Почувствуй их. Полюби их».

Я снова и снова проигрывала в голове эти слова, как делала тысячу раз прежде, но безрезультатно. Я лежала в своей камере, которая и не была вообще-то камерой. Это маленькая, милая комната с личной ванной и солнечно-желтыми стенами, но я все равно чувствовала себя как в заключении.

Доктор Штейнер сразу понял, что мама имела в виду. Я догадалась по его раздражающей усмешке. Полагаю, надо быть суперумной, чтобы сообразить. Очевидно, доктор Штейнер суперумный. Я же, что тоже очевидно, нет.

Я глубоко вздохнула, вызывая в памяти наш разговор. Что он сказал? Дыхание может быть механизмом совладания. А потом он начал задавать вопросы о маленьких вдохах. Но он меня подставил. Он уже знал ответ на этот вопрос. А ответ – это…

Раз… два… три… Я досчитала до десяти, в надежде, что на меня снизойдет глубокая мудрость. Не снизошла.

«Думаешь, это важно, глубокие они или маленькие?» – спросил он. Что ж, раз они не маленькие, но и не глубокие, то это просто… вдохи. Тогда ты дышишь просто, чтобы… дышать.

…Ухватись за них. Почувствуй их. Полюби их…

Я подскочила. Странное, успокаивающее ощущение захлестнуло мое тело, когда на меня снизошло озарение.

Все так просто. Господи, как все, черт возьми, просто.