— Твой отец устраивает такие вечеринки каждый год? — спрашиваю я, когда Рейган оплачивает поездку на такси своей кредитной картой, и мы выскакиваем из машины.

Судя по двухэтажному дому, к которому мы подъехали, место тренера команды по гребле в Принстоне очень хорошо оплачивается, либо семья Рейган получает деньги из других источников. Дом представляет собой смесь камня и кирпича с крутыми крышами и сочетающимися с ними башенками. На идеально подстриженном газоне разбит сад в английском стиле, а подъездная дорожка образует огромную петлю у входа. Дюжина или чуть больше машин уже припаркованы по периметру круга, в том числе и белая Ауди Коннора.

— Как часы. Это сборище словно говорит что-то вроде «Здорово, команда, в этом году мы выиграем гонку, команда, а я загоняю вас зимой».

Я бреду позади нее, когда мы заходим за дом и идем к настолько же красивому заднему двору. Там, с напитками в руках, общаются около пятидесяти хорошо выглядящих людей, которые принимают закуски от шныряющих повсюду официантов в смокингах. Толпу преимущественно составляют мужчины, но проскальзывают среди них и девушки.

— Подружки, — подтверждает Рейган.

Я инстинктивно поправляю свою серую юбку-карандаш. Рейган описывала вечеринку как «торжественную, но сдержанную». С собой я привезла немного нарядной одежды, которую можно было бы надеть в пока еще теплую погоду, так что мой ограниченный выбор свелся к приталенной юбке и фиолетовой шелковой блузе без рукавов с глубоким вырезом на спине, и она, к сожалению, выставляла на всеобщее обозрение мою новую татуировку. Рейган убедила меня, что у ее родителей не сложится плохое впечатление обо мне, если они ее увидят. Но я все равно оставила распущенными свои длинные черные волосы.

Быстро осматриваю толпу, разыскивая Коннора. Мне неизвестно, будет ли здесь Эштон. Думаю, это ожидаемо, раз он капитан команды, но…еще ожидаемо не изменять своей девушке, а это до Эштона пока не дошло.

— О, Рейган! Как дела? — раздается женский голос.

Я оборачиваюсь и вижу спешащую к нам более взрослую версию Рейган. Она протягивает к ней руки, и этот жест вызывает у меня улыбку. У них абсолютно одинаковые рост, фигура, улыбка…все.

— Отлично, мам, — спокойно отвечает Рейган, когда мама целует ее в щеку.

— Как ты поживаешь? Как учеба? Ты гуляла? — спрашивает она быстро и приглушенно. Она кажется немного безумной, словно у нее совсем мало времени на разговоры, а из дочери нужно выудить побольше информации.

— Ага, мам. Со своей соседкой по комнате. Это Ливи. — Она переключает внимание своей матери на меня.

— О, приятно познакомиться, Ливи. Называй меня Рэйчел, — говорит она с теплой, вежливой улыбкой. — Ой, какая же ты красавица. И такая высокая!

По моей шее разливается тепло. Я открываю рот, чтобы ее поблагодарить, но она уже сосредоточилась на Рейган.

— А как общежитие? Ты в этой крошечной кровати хоть высыпаешься? Сделали бы они их побольше. Для людей они не годятся!

Пока она болтает, у меня вырывается смешок, и я спешно прикрываю лицо, изображая кашель. «Каким-то образом в кровать Вашей дочери поместились аж двое».

Рейган отвечает широкой улыбкой.

— Все не так плохо. Там удобнее, чем я думала.

— Хорошо, хорошо. Боялась, что ты не будешь высыпаться.

— Мам, ты же знаешь, я хорошо сплю. Мы вчера с тобой разговаривали. И позавчера. И позапозавчера… — терпеливо произносит Рейган, но я улавливаю сердитую нотку в ее голосе.

— Знаю, дорогая. — Рэйчел хлопает ее по плечу. — Я должна идти. Обслуживающий персонал надо немного направить. — И на этом мама Рейган исчезает, словно дым на ветру: поспешно, но грациозно.

Рейган наклоняется ко мне.

— Прошу прощения за нее. Я — единственный ребенок, поэтому она несколько гиперзаботлива. И нервозна. Мы отучаем ее от успокоительных. — На следующем вздохе она начинает спрашивать: — Есть хочешь? А то мы можем вот туда пойти и…

— Рейган! — грохочет мужской голос, прерывая нас.

Глаза Рейган загораются, и она хватает меня за руку.

— О, пошли, познакомишься с папулей!

Я едва за ней поспеваю, когда Рейган на радостях шустро припускает к дому. Она похожа на мать больше, чем того хочет. Притормаживает моя подруга только один раз, когда из ниоткуда появляется Грант и дает нам по напитку.

— Дамы, — отвешивает поклон он, а потом исчезает также быстро, как и появился, на ходу подмигнув Рейган.

Одного глотка хватает, чтобы понять: здесь налито виски. Я испытываю облегчение. После сегодняшнего посещения больницы нервы немного шалят.

Рейган идет напролом через толпу парней, улыбаясь им на ходу, пока не подходит к крытому патио около дома, где рядом с Коннором стоит огромный мужчина с седой, аккуратно подстриженной бородой и круглым животом — ее отец, насколько я понимаю.

— Привет, папуль! — взвизгивает Рейган, налетая на него с объятиями.

Он поднимает ее с земли и хохочет, когда она целует его в щеку.

— Моя малышка.

Я проскальзываю под протянутую руку Коннора и обнимаю его, но сама наблюдаю за Рейган и ее отцом, а грудь сжимается от зависти.

— Прекрасно выглядишь, — бормочет Коннор, целомудренно поцеловав меня в губы.

— Спасибо. Ты тоже.

Так и есть. Он всегда выглядит хорошо, но сейчас на нем надеты брюки и накрахмаленная белая рубашка. Когда Коннор улыбается, у него на щеках появляются ямочки, и от облегчения я медленно выдыхаю. Я ловлю себя на мысли, что рядом с Коннором чувствую себя более расслабленно. Есть в нем что-то такое. Легкость, спокойствие, поддержка.

Это правильно.

— Как прошел сегодняшний день в больнице?

Я качаю головой, словно затрудняюсь ответить.

— Хорошо. Тяжело, но хорошо.

Коннор легко сжимает мое предплечье.

— Не переживай. Все наладится. Ты справишься.

Я выдавливаю улыбку, радуясь, что хоть кто-то во мне уверен, и поворачиваюсь обратно к Рейган и ее отцу.

— Как твой первый месяц? Надеюсь, ничего слишком дикого не случилось? — в этот момент спрашивает отец у Рейган.

— Не-а, соседка меня сдерживает. — Рейган показывает на меня. — Это Ливи Клири, папуль.

Мужчина разглядывает меня добрыми голубыми глазами, а потом протягивает руку.

— Привет, Ливи. Я — Роберт.

— Здравствуйте, сэр…Роберт. Я — Ливи Клири. — Я начинаю заикаться, и у меня вырывается нервный смешок. Качаю головой. — Простите, Рейган же Вам только что сказала.

Роберт смеется. Я вижу, что его взгляд перемещается на что-то позади меня.

— О, благодарю, — говорит он, принимая напиток.

Место рядом с Робертом занимает высокий, темноволосый человек. Тот самый с невозможно длинными ресницами и пронизывающими карими глазами, от взгляда которых мое сердце сбивается с ритма.

— Всегда пожалуйста, — вежливо отвечает он.

Эштон всегда красив, даже в самой простой одежде. Но сегодня он определенно проявил уважение к пожеланиям тренера. Его волосы уложены аккуратно и опрятно и все же сексуально. Вместо джинсов и кроссовок, на нем надеты черные строгие брюки и туфли. Вместо поношенной футболки — насыщенно-синяя рубашка, выглаженная и идеально на нем сидящая. Наблюдая, как он делает глоток, я вижу выглядывающий из-под рукава потертый кожаный браслет, и это единственное, что напоминает о знакомом мне до этого момента Эштоне. Он выглядит так, словно только что сошел со страниц журнала GQ.

Не знаю, причина ли в его преображении или в том, что я, наконец-то, признала свое к нему влечение, но тот дискомфорт, который я постоянно испытывала рядом с ним, начинает постепенно исчезать — или меняться, — превращаясь в нечто совершенно иное и совершенно не неприятное. И все же конкретно отвлекающее.

Мои мысли прерывает веселый голос Роберта.

— Я чувствую, парни. В этом году у нас собралась команда чемпионов. — Он хлопает капитана своей команды по плечу.

Эштон отвечает ему искренней, полной уважения улыбкой. Такой, которой я ни разу прежде не видела.

Обернувшись ко мне, Роберт говорит:

— Значит, Ливи, на пару с моей дочкой ты — одна из принстонского урожая этого года.

Мои глаза встречаются с глазами Эштона прежде, чем мне удается отвернуться и сосредоточиться на Роберте. Сердце от этого начинает биться чаще.

— Да, сэр, — произношу я, откашлявшись.

— И какие пока впечатления? — Его взгляд опускается на мою талию. Тогда я и вспоминаю, что рядом стоит Коннор, небрежно меня приобняв. — Эти негодяи тебя не обижают, надеюсь?

Я застенчиво улыбаюсь Коннору, который озорно ухмыляется в ответ.

— Никаких негодяев. — Я допиваю свой напиток. Как я умудрилась так быстро опустошить стакан? Не в силах себя остановить, смотрю на Эштона, взгляд которого прикован к моей груди. Инстинктивно я складываю руки, чем зарабатываю от него широкую ухмылку, когда он подносит бокал к губам. «Может, один негодяй и найдется».

— Отлично. Эти молодые люди хороши, — говорит Роберт, утверждающе кивнув. Тут же до нас доносится вопль, и из-за дома появляется Тай в килте. Роберт добавляет: — Временами, может, и диковаты, какие же студенты без этого. Да, Грант?

Клянусь, то ли у Гранта есть встроенный радар на пустые бокалы, то ли он наблюдает за нами как ястреб, потому что внезапно парень появляется откуда-то сзади и дает нам с Рейган новые стаканы с виски.

— Да, тренер.

— Никакого алкоголя, да, Кливер? — Широкая бровь Роберта вопросительно поднимается аж на середину лба.

— Ни капельки, — отвечает Грант, бестолковую улыбочку которого заменяет маска искренности.

— Нет, конечно, папуль, — мило вторит Рейган.

Роберт глядит вниз на свою преданную дочурку, которая притвориться невинной школьницей-девственницей может лучше, чем настоящая невинность. Лучше, чем…ну, я, видимо. Не уверена, поверил ли он ей. Ему нужно лишь наклониться и принюхаться к напитку, тогда он и поймет, что выпивки там больше, чем всего остального. Но он меняет тему.

— Так, что у тебя за специализация, Ливи?

— Молекулярная биология.

Судя по тому, как взлетают его брови, отец Рейган впечатлен.

— Ливи собирается стать педиатром, — гордо верещит Коннор.

— Это хорошо. И что заставило тебя выбрать Принстон?

— Здесь учился мой отец. — Слова соскальзывают с языка непринужденно, ведь этот ответ хорош, как и любой другой. По правде же, я легко могла поступить в Гарвард или Йель. Письма о зачислении пришли мне и оттуда, учитывая, что школьные консультанты уговорили меня подать документы. Но то, какой университет я выберу, никогда даже не обсуждалось.

Роберт кивает, будто ждал этого ответа. Думаю, он часто его слышит. Не редкость, что несколько поколений одной семьи поступают в Принстон. Раздумывая, он хмурит брови.

— Выпуск какого года?

— 1982.

— Хм…я из выпуска 1981 года. — Рукой он трет бороду, словно глубоко задумался. — Еще раз, как ты сказала у тебя фамилия?

— Клири.

— Клири…Клири… — повторяет Роберт, потирая бороду пальцами. По нему видно, что он напряженно пытается вспомнить. Я делаю большой глоток, наблюдая за ним. Он точно не может знать моего отца, но мне приятны его старания.

— Майлз Клири?

Я давлюсь, а глаза у меня округляются от удивления.

Кажется, Роберт гордится собой.

— Вот значит как!

— Правда? Вы его знали? В смысле… — Я пытаюсь урезонить свою радость.

— Да. — Он медленно кивает, словно его мысли быстро наполняют воспоминания. — Да, знал. Мы оба были членами клуба «Tiger Inn». Много раз на одни и те же вечеринки ходили. Он — ирландец, да?

Я понимаю, что киваю головой.

— Дружелюбный, добродушный. — Он издает легкий смешок, но я вижу, как нечто, похожее на огорчение, появляется в выражении его лица. — Некоторое время мы с одной и той же девушкой встречались. — Еще смешок, и его изборожденные морщинами щеки вспыхивают от какого-то воспоминания. Уверена, об этом я точно ничего слышать не хочу. — А потом он познакомился с темноволосой красавицей, и мы стали редко его видеть. — Его глаза совсем немного сужаются, когда он вглядывается в меня, изучая черты лица. — Судя по тебе, я бы сказал, что он на ней женился. Ты выглядишь в точности, как она.

Я улыбаюсь и киваю, на мгновение опуская взгляд в пол.

— Это так круто, Ливи! — визжит Рейган, глаза которой округлились от предвкушения. — Нам надо их свести, как только твои родители сюда приедут!

Роберт тут же кивает, соглашаясь с дочерью.

— Да, я бы с удовольствием увиделся с Майлзом.

— Эээ… — И в мгновение ока мой слабый шарик радости сдувается от столкновения с реальностью. Да, отлично было бы увидеть моего отца и Роберта вместе. Побыть здесь с родителями. Услышать беззаботный смех отца. Но этому не суждено случиться. Никогда. Я чувствую, как ладонь Коннора сжимает мою, крепко притягивая меня к нему. Только он знает. А теперь узнают все. — Вообще-то, они с мамой погибли в автомобильной аварии, когда мне было одиннадцать.

Существует стандартное выражение лица для случаев, когда ты сообщаешь подобные новости. Удивление, кожа немножко бледнеет, а потом брови поднимаются. Еще обычно один коротенький кивок головы. Тысячу раз это видела. Выражение лица Роберта повторяет это в точности, только дополняется свирепым взглядом в сторону дочери, которым он словно говорит «Почему ты не знала этого о своей соседке?». Но это не ее вина. Я никогда ей этого не говорила. Не избегала этой темы, просто разговор об этом не заходил.

— Мне…мне очень жаль это слышать, Ливи, — хрипло произносит он.

Я пытаюсь успокоить его слабой улыбкой и утешительными словами.

— Все нормально, правда. Это давно случилось. Я…в порядке.

— Что ж…

Повисает неловкая тишина. Именно по этой причине я всячески избегаю ситуаций, когда приходится делиться этим с группой людей. А потом Грант, который все еще болтается поблизости, спасает ситуацию, сменив тему на обсуждение предстоящей гонки, и освобождает меня тем самым от всеобщего внимания. Наделяет меня возможностью впервые с начала разговора о родителях взглянуть на Эштона.

Я ожидаю стандартного выражения лица. Но не тут-то было. Взгляд его глаз с самым странным выражением прикован ко мне. Губы изогнулись в крошечной улыбке. Взгляд наполнился легкостью.

Описать это можно только, как…

Умиротворение.

* * *

— Так вот насчет чего весь шум.

Гордо улыбаясь, Коннор берет меня за руку, пока мы идем по Проспект Авеню — по-другому «Улице» — название, знакомое всем в Принстоне, — и поднимаемся по лестнице к впечатляющему зданию в стиле Тюдоров, фасад которого украшают изображения коричневого клевера. Сегодня четверг. Очередь ко входу тянется даже на улице, но Коннор показывает свою клубную карту и без проблем проводит нас внутрь.

Распахнув передо мной тяжелую дверь, он драматичным жестом показывает мне интерьер.

— Добро пожаловать в лучший обеденный клуб! — Меня тут же оглушают звуки смеха и музыки.

— По-моему, вы все так о своих клубах говорите, — дразню его я, разглядывая на ходу обшивку стен из темного дерева и старинную мебель.

В прошлую субботу, когда Роберт подтвердил, что мой отец был членом этого клуба, Коннор пообещал провести мне экскурсию. С тех самых пор я вся была на нервах.

— Здесь мило. — Я глубоко вдыхаю, будто это действие как-то поможет мне почувствовать присутствие в этих стенах Майлза Клири.

— Ты еще ничего не видела, — улыбается Коннор и протягивает мне свою сильную руку. — Гид к Вашим услугам.

Коннор проводит меня по нескольким этажам расширенного и отремонтированного клуба, больше всего времени уделяя потрясающей столовой, библиотеке и гостиной наверху. Напоследок он приберегает подвал: просторное, слабо освещенное помещение, напоминающее гараж, которое здесь называют «Пивная».

— Сейчас все еще не так плохо, — говорит Коннор, взяв меня за руку, когда мы спускаемся вниз. — К полуночи передвигаться станет невозможно. Это самая большая и самая лучшая пивная в Принстоне. — Он усмехается и добавляет: — И это я говорю не только потому, что вхожу в этот клуб.

— Не сомневаюсь, — бормочу я, осматриваясь.

Повсюду расположились смеющиеся и улыбающиеся студенты — как парни, так и девушки. Некоторые носят в руках пластиковые шпаги и маскарадные маски. Коннор говорит, что они, скорее всего, до этого были где-то на тематической вечеринке.

Единственная мебель, которую я вижу, — это несколько огромных зелено-белых столов с логотипом обеденного клуба. Почему-то я не удивляюсь, когда за одним из них вижу Тая. В этот момент он кричит кому-то и наливает из кувшина пиво в пластиковый стакан, которые двумя пирамидами расставлены на противоположных концах стола.

— Здорово, приятель! — Свободной рукой Тай хлопает Коннора по спине. Наклонившись, он с фальшивым шотландским акцентом орет: — Айриш!

Меня пробирает смех. Есть в Тае что-то такое беззаботное. Он грубый, шумный и иногда ведет себя, как полный извращенец, и все же не может не нравиться. Мне кажется, что они с Кейси хорошо бы сошлись. Может, поэтому рядом с ним мне так комфортно. Каким-то странным, не лишенным сверкания всем, что есть под килтом, образом он напоминает мне о доме.

Коннор крепко сжимает плечи Тая.

— Мы сюда приходим поесть почти каждый день, но Тай же здесь практически обитает. Он входит в офицерский корпус. Видимо, поэтому это место такое дикое. Понятия не имею, как он умудряется хоть один предмет сдать.

Тай показывает подбородком на учебник, разложенный на ближайшем стуле, а на его лице застывает выражение полнейшего непонимания.

— Не знаю, о чем это ты. Здесь я лучше всего соображаю. — Бросив на пол пустой кувшин, Тай берет два шарика для пинг-понга. — Готов?

Коннор пожимает плечами, глядя на меня.

— Ты как?

Еще раз осмотрев стол и шарики, я спрашиваю:

— Это что…пив-понг?

Тай шумно опускает свою кружку и с озорной ухмылкой заявляет:

— Бейрутская девственница! А мне нравится! — Он показывает на меня пальцем. — Никогда не называй это пив-понгом. Назад пятками нельзя, а то выставлю эту красивую задницу за дверь!

— И почему у меня такое чувство, что я попала, — ворчу я, рассматривая стаканчики с пивом. И все же я знаю, что угрозы Тая не пустые, и попытка сбежать, скорее всего, повлечет унижение перед всем клубом.

— Шотландец ненормальный, — бормочет Коннор себе под нос, но глаза его блестят. Обняв меня за талию, он начинает посмеиваться. — Не волнуйся. Я хорошо играю. Со мной ты в безопасности.

Я слегка сжимаю его запястье, и он отпускает меня. Благодаря напоминанию я чувствую некоторое облегчение. Знаю, что с Коннором я в безопасности. Совсем другая история, была бы я с Эштоном. Он бы, вполне вероятно, проиграл, только бы я напилась. И все же мои глотки на этот раз будут самыми маленькими глотками, известными человечеству.

— Что у нас тут, двое на двое? Кто твой напарник, Тай? — спрашивает Коннор.

— А ты как думаешь? — Легкомысленный ответ раздается за секунду до появления раскачивающегося медово-блондинистого хвостика и ухмылки.

— Рейган! Слава Богу. Спаси меня.

— Ни за что, соседка. — Она лениво хлопает меня по спине, забирая у Гранта стакан с пивом, и игриво ему подмигивает.

Я так рада видеть здесь Рейган. С того самого разговора у ее родителей, рядом со мной она становилась необычно молчаливой. Возможно, она злится, что я не упомянула случившееся с моей семьей. Я не уверена, а сама она не поднимала этой темы. Но сегодня, вроде бы, все нормально, и я этому рада.

Все здесь, кроме…Заправив прядку волос за ухо, я тайком осматриваю помещение, разыскивая высокого, темноволосого парня.

— У него завтра сложный тест, — шепчет Рейган с понимающей ухмылкой. — Он не придет.

— А. — Больше я ничего не спрашиваю, хотя и не могу проигнорировать появившееся разочарование. А потом молча себя отчитываю. Здесь я с Коннором. С Коннором. С Коннором. Сколько ж раз мне надо повторить его имя, прежде чем оно прилипнет?

— Ладно, Мелкая! — кричит Тай. — Топай сюда. Коннор и девственница сегодня продуют!

Лицо вспыхивает, когда в мою сторону поворачиваются головы.

— Я никогда не играла! — громко вношу ясность я, хотя Тай ни в каком смысле не ошибся.

— Так, начинаем, — объявляет Тай, и в воздух летит монетка.

В этот бросок выигрывают они, и вокруг нас быстро собирается толпа. Видимо, «Бейрут» — зрелищная игра. Вскоре я понимаю почему: есть возможность понаблюдать, как сильно люди напиваются. И как быстро.

Коннор объясняет стандартные правила: если противник попадает мячиком в стакан или ты вообще промахиваешься мимо стола, ты пьешь. Что ж, у меня с этими правилами возникло две проблемы. Во-первых, наши противники удивительно хороши. Во-вторых, я удивительно плоха.

Несмотря на талант Коннора топить в пиве шарики, проходит совсем немного времени, прежде чем в лидерах оказываются Тай и Рейган. А когда во мне разливается вызванное алкоголем расслабление, целиться я начинаю еще хуже. Когда наступает мой черед бросать, доходит до того, что люди отступают от стола, дабы не получить шариком между ног.

— Практика тебе не помогает, да? — дразнит Коннор, ущипнув меня за талию.

В ответ я показываю ему язык. Когда он с сосредоточенным выражением лица оценивает ситуацию на столе, я украдкой изучаю его рельефные предплечья и идеальный зад, обтянутый джинсами, а ведь носить их — такая редкость для Коннора. Он хмур, да не совсем. Это привлекает. До такой степени, что меня злит, когда момент прерывается симпатичной блондинкой, положившей ладонь на его бицепс.

— Привет, Коннор. — Ее улыбка кокетлива, с этим не ошибешься.

— Привет, Джулия. — Он сверкает ямочками на щеках, но тут же возвращается к игре, изучая стаканчики. Его незаинтересованность в ней заметна. Заметна для меня и очевидна для Джулии, которая выглядит упавшей духом.

К тому времени, когда мы доходим до последнего стаканчика, — выигрывают Тай и Рейган, — я уже бросила следить за происходящим. Просто пью, когда Грант — наш самозваный рефери — отдает мне приказы.

Коннор целует меня в щеку и бормочет:

— Ты в хлам. Думаю, стоит выйти на воздух. Пойдем. — И приобняв меня за талию (не только от симпатии, но и для поддержки, я уверена), Коннор ведет меня наверх и к выходу в тихое местечко.

— Как хорошо. — Я вдыхаю прохладный, свежий воздух.

— Да, там становится жарко и душно, — бормочет Коннор, убирая волосы с моего лица. — Тебе весело?

Уверена, моя ухмылка говорит сама за себя, но все же отвечаю:

— Да, мне очень весело, Коннор. Спасибо, что привел.

Поцеловав меня в лоб, Коннор прислоняется к стене рядом со мной.

— Не за что. Мне страшно этого хотелось. Особенно теперь, когда узнал, что в этот клуб входил твой отец.

Я тоскливо улыбаюсь, запрокинув назад голову.

— Твой отец тоже был членом клуба?

— Не, он входил в «Cap». Тоже большой.

— Разве ему не хотелось, чтобы ты вошел туда?

Сцепив свои пальцы с моими, Коннор говорит:

— Он просто рад, что я вообще оказался в Принстоне.

— Ясно. — «Уверена, то же можно было бы сказать и о моем отце…»

Кажется, что Коннор глубоко задумался.

— Знаешь, до последних лет я никогда не осознавал всей прелести своих отношений с отцом. — Повисает долгая пауза, а потом он добавляет: — Пока не познакомился с Эштоном.

«Бейрут» и девушка, пытающаяся привлечь внимание Коннора, отвлекли меня настолько, что некоторое время я умудрилась вообще не думать об Эштоне. Теперь же мысли о нем вернулись, и я чувствую себя тревожно.

— В смысле?

Коннор вздыхает. Его лицо кривится, словно он размышляет над ответом.

— Я был с Эшем, когда на гонку приезжал его отец. С ним он — другой человек. Не знаю, как объяснить. У них отношения просто…натянутые. По крайней мере, так мне показалось.

Меня разбирает любопытство.

— Ну, а ты не спрашивал у него об этом?

Фырканье отвечает быстрее слов.

— Мы — парни, Ливи. И не обсуждаем чувства. Эштон — это…Эштон. Знаю, ты считаешь его сволочью, но он — хороший парень, когда хочет им быть. Он прикрывал меня больше раз, чем мне хотелось бы признать. Помнишь ту историю обо мне в лодке? Ну, ты знаешь…

— Кверху задом? Помню, конечно, — хихикаю я.

Склонив голову, Коннор застенчиво улыбается и признается:

— Думаю, тренер вышвырнул бы меня из команды, если бы не Эштон. Не знаю, что он сказал или сделал, но как-то мое прощение заслужил. Знаю, я шучу о том, что Эш — паршивый капитан, но на самом деле он хорош. Он — отличный капитан. Лучший, что был у нас за три года моей учебы. Его уважают все парни. И не только за то, что у него девушек больше, чем у нас всех вместе взятых.

От этих слов я закатываю глаза. С каждым днем мысль об Эштоне с кем-либо — его девушкой или любой другой — становится мне все более ненавистна, а эти слова вызывают скручивающий внутренности образ.

— В любом случае, прости, что приплел Эштона. Он — мой друг, но говорить о нем у меня нет никакого желания. Давай поговорим о…

Он поворачивается и берет меня за талию. Язык Коннора проскальзывает в мой рот. Этот поцелуй длится дольше, чем любой наш поцелуй до этого. Хотя я осознаю, что не возражаю. Мне даже нравится, и я кладу руки на его крепкую грудь. Боже, у Коннора и правда отличное тело. Остальные девушки точно уже это заметили. Почему же мои гормоны только сегодня начали это понимать?

Виновато пиво, видимо.

А, может быть, они, наконец, начали принимать тот факт, что Коннор может быть очень правильным для меня.

* * *

— Я тебя предупреждала, — напоминаю я, разогревая мышцы ног.

— Все не может быть настолько плохо.

Я убеждаюсь, что она видит мою ответную гримасу. Если не учитывать обязательные пробежки на физкультуре в школе и тот случай, когда доктор Штейнер заставил меня бегать на ферме за курами, я избегала любых форм бега. Удовольствия от него никакого не получаю и умудряюсь хоть раз, но споткнуться.

— Давай же! — наконец, визжит Рейган, подпрыгивая от нетерпения.

— Ладно, ладно.

Я собираю волосы в высокий хвост и, потягиваясь, встаю, а потом бегу вслед за ней. Вот и еще один аргумент против пробежки: на улице пасмурно и прохладно, а дождь то моросит, то прекращается. Рейган же клянется, что в местном прогнозе погоды было обещано, что через час станет солнечно. Мне кажется, что она врет, но я не спорю. После вечеринки ее отца отношения между нами были странноватыми. Поэтому, когда она попросила пробежаться с ней сегодня, я сразу же согласилась. Несмотря на скользкие дороги и все такое прочее.

— Если мы пробежим эту улицу до конца и обратно, получится две мили. Справишься? — спрашивает Рейган, а потом добавляет: — Мы сможем остановиться и пройтись, если почувствуешь слабость.

— Слабаки хороши в ходьбе, — усмехаюсь я.

Она недовольно фыркает.

— Да ты, наверное, похудеешь от простого чиха.

Через несколько минут у нас получается бежать бок о бок, когда мои большие, медленные шаги совпадают с ее мелкими и быстрыми. Тогда она и выпаливает:

— Почему ты не рассказала о своих родителях?

Не могу понять, злится ли она, ведь никогда не видела ее в таком состоянии. Но судя по тому, как Рейган закусывает губу и хмурится, ей очень неприятно.

Не знаю, что еще сказать, поэтому отвечаю:

— Просто эта тема никогда не всплывала. Правда. Это единственная причина. Прости.

Мгновение она молчит.

— Ты не любишь об этом говорить?

— Да нет, — пожимаю плечами я. — По крайней мере, не избегаю этого разговора.

Не то что моя сестра, которая запихнула все подальше в могилу с тлеющим динамитом. С того самого утра, когда я проснулась и увидела сидящую у своей кровати тетю Дарлу с покрасневшими глазами и Библией в руках, я просто это приняла. Пришлось. Моя сестра была едва жива, и мне нужно было сконцентрироваться на ней и том, чтобы мы с ней жили дальше. Так что, в одиннадцать лет, едва живая после гриппа, который спас меня от той аварии, я вылезла из постели и приняла душ. Позвонила в свою школу и в школу, где работали родители. Сообщила о случившемся соседям. Помогла тете Дарле упаковать наши вещи и переехать. Помогла заполнить бумаги на получение страховки. Убедилась, что меня сразу же зачислили в новую школу. Убедилась, что все, кому это было необходимо, узнали о гибели моих родителей.

Некоторое время мы бежим молча, а потом Рейган говорит:

— Ты же знаешь, что можешь все мне рассказать, да?

Я улыбаюсь своей крошечной подружке.

— Знаю. — Пауза. — И ты тоже знаешь, что можешь все мне рассказать, да?

За нее отвечает широкая, радостная ухмылка, такая, когда прямо под глазами появляются миленькие ямочки.

Я решаю, что этот момент идеален для полной смены темы разговора.

— Например, можешь перестать притворяться, что вы с Грантом не встречаетесь. — Я умудряюсь вовремя перехватить Рейган за руку, чтобы она не ткнулась носом в тротуар. Рейган восстанавливает равновесие и поворачивается ко мне. Глаза ее округлились, а щеки пылают. — Я думала, ты не умеешь краснеть, Рейган.

— Не говори никому! — шипит она. Ее хвостик раскачивается из стороны в сторону, когда она вертит головой и прищуривается, глядя на кусты, словно кто-то там мог спрятаться. — Никто не знает, Ливи.

— Серьезно? Думаешь, никто не знает? — К моему глубочайшему удовлетворению она краснеет еще сильнее. — Мне кажется, все знают. Или, во всяком случае, подозревают. — На днях Коннор ни с того ни с сего сказал о том, что Грант бегает за Рейган. Как-то я даже заметила, что пару раз Тай качал головой, глядя на них, а уж если до него дошло, то остальные понять просто обязаны.

Задумавшись, она прикусывает губу.

— Ладно. Нельзя просто стоять. — Мы легко бежим дальше. — По-моему, все к этому шло. Мне он всегда нравился, а весь прошлый год он со мной заигрывал. Однажды вечером мы с ним столкнулись в библиотеке. В укромном уголке. Поблизости никого не было… — Она пожимает плечами. — Все просто случилось.

— В библиотеке! — восклицаю я.

— Тихо ты! — На бегу она машет перед собой руками и хихикает.

— Но… — Я кривлюсь. — Где? — В этой библиотеке я была много раз, и не могу вспомнить ни одного уголка настолько темного и уединенного, чтобы заниматься там чем-то, кроме чтения.

— А что? — задорно ухмыляется она. — Хочешь развлечься там с Коннором?

— Нет! — При одной только мысли о том, что я предложу нечто подобное Коннору, я хмуро гляжу на Рейган.

Однако это ее не останавливает. Изогнув бровь, она спрашивает:

— С Эштоном?

Я чувствую, что краснею до самой шеи.

— Между нами ничего нет.

— Ливи, я видела вас тем вечером в «Шоушенке». Видела, как ты на него смотрела. Когда ты уже признаешь это?

— Что признаю? Что у моей соседки слишком развитое воображение?

В ответ она закатывает глаза.

— Ты же знаешь, чем больше времени проходит, тем тяжелее становится?

— Нет, не знаю, потому между нами ничего нет! — Вспомнив кое-что, я спрашиваю: — Эй, а он расстался с Даной?

Она пожимает плечами.

— Не слышала, но кто там его знает. У Эштона все скрыто за семью печатями.

— В смысле?

— У него может быть дюжина братьев и сестер, а ты никогда об этом не узнаешь. — Рейган прерывается, чтобы глотнуть воды из бутылки. Протерев рот рукой, она продолжает: — Папа всегда узнает членов команды. Ну ты понимаешь: их семью, успеваемость, специализацию, планы на будущее…Он считает их своими мальчиками. — Вспоминая крупного, крепкого мужчину с вечеринки и все хлопки по спине и вопросы, я понимаю, о чем речь. — Но он совсем немного знает о собственном капитане. Практически ничего.

— Хм…почему, интересно. — В голове звенит предостерегающий колокольчик.

— Грант думает, это как-то связано со смертью его матери.

Мои ноги прирастают к месту. Просто перестают двигаться. Рейган тормозит и начинает бежать на месте.

— Как? — спрашиваю я, глубоко вздыхая. Встреча с другими людьми, потерявшими родителей, всегда глубоко меня задевает. Благодаря такой близости, даже полные незнакомцы мгновенно становятся друзьями.

— Без понятия, Ливи. Об этом я знаю лишь потому, что как-то вечером подслушала их с отцом разговор в кабинете у нас дома. Но это единственное, что отцу удалось о нем выудить. Эштон умеет избегать разговоров. В смысле…ты встречала Эштона. Знаешь, какой он.

— Да, знаю. — А еще я знаю, что люди избегают подобных разговоров, когда за этим стоит какая-либо причина. Плохая причина. У меня начинает болеть живот.

— Побежали. — Рейган хлопает меня по попе и бежит вперед.

Мне приходится к ней присоединиться, хотя я больше не испытываю совсем никакого желания бегать. Хочется сесть и подумать. Смутно помня, что Коннор сказал мне в клубе «Tiger Inn», я спрашиваю:

— Ты встречала его отца?

— На осенней гонке. Он обычно с женщиной приезжает.

— С женой?

— За прошедшие четыре года я видела нескольких женщин. Может, это и жены. Кто знает? Опять же, что касается Эштона, то яблочко от яблоньки недалеко падает, так что… — Она одаряет меня колким взглядом.

— Какой он?

— Кажется вполне нормальным. — Она медлит. — Хотя рядом с ними у меня возникает странное чувство. Словно Эштон очень осторожен в словах и действиях.

«Значит, не только Коннор чувствует, что что-то не так…»

— И все-таки, что если это так?

— Что так? — медленно повторяю я, не понимая, к чему она клонит.

— Что, если он расстался с Даной?

— А. — Рейган, может, и избегает неловких ситуаций, но не стесняется задавать сложные вопросы. Это мне в ней нравится. Хотя сейчас я вполне обошлась бы без допроса с пристрастием. — Ничего. Я с Коннором. Наверное.

— Да, что вообще между вами происходит? Вы уже… — Она с намеком шевелит бровями.

Я лишь качаю головой и ворчу:

— Ты прямо как моя сестра. Нет. У нас все развивается неторопливо и без сложностей.

— По-моему, это скучно, — сухо бормочет она. — Могу поспорить, с Эштоном бы у вас все было быстро и жестко.

— Рейган! — Я в шутку толкаю ее, и она начинает хихикать. Но при мысли об этом внутри все переворачивается. Что, если бы я встречалась с Эштоном, а не с Коннором? Нет. Это невозможно.

— Просто, ты кажешься совсем другой рядом с Эштоном. И когда дело касается Эштона.

— Злобной? — фыркаю я.

— Страстной, — ухмыляется она.

Отчаянно желая сменить тему, я спрашиваю:

— Так, вы с Грантом встречаетесь?

Ловко перепрыгнув лужу, Рейган отвечает:

— Пока не уверена. У нас все довольно легкомысленно, и я не готова вешать ярлыки. Пока. — Она пригибает голову, а ее губ касается робкая улыбка. — Но…я без ума от него, Ливи. Если только я увижу его с другой, то, наверное, совсем с катушек слечу и прибью обоих.

Я хмурюсь, стараясь представить Гранта с другой. Не получается, потому что Грант таскается за Рейган, как влюбленный щеночек. А потом я задумываюсь, не встречается ли Коннор с другими девушками, потому что на наших отношениях нет никакого ярлыка. А что, если это так? Может, «неторопливо и без сложностей» значит «свободен и могу встречаться»? Если я увижу его с другой, слечу ли я с катушек? Благодаря знакомившимся с нами девушкам в обеденном клубе, я поняла, что Коннору, видимо, было бы из кого выбрать, но меня это не слишком волнует. Но когда в мыслях проносится образ целующего Дану Эштона, внутри все переворачивается. Я понимаю, это неправильно, но узнаю это чувство. Это не только шок. Это ревность. И уже это меня беспокоит. Как и разговоры девушек в баре. И прикосновения к его руке.

Вздох Рейган возвращает меня из мыслей обратно к нашему разговору.

— Чем бы это ни было, нам придется держать это в тайне, пока Грант не окончит колледж.

В ответ я хмурюсь, и это выражение лица говорит ей, что я не понимаю, почему.

— Мой папа! Ты меня слушаешь? Ох, Ливи. — Она сердито на меня глядит. — Иногда мне интересно, где ты витаешь…Папа не в восторге от него.

— Почему?

— Считает, что Грант несерьезно относится к жизни. Грант боится, что он вышвырнет его из команды, если узнает.

— Но…он учится в Принстоне. Насколько серьезней он может быть? — скептически фыркаю я.

— Настолько серьезным, чтобы не заниматься этим с дочерью тренера в библиотеке, — ворчит она, прибавив скорости.

Справедливо.

Снова начался дождь. Легкая, прохладная изморось, и вскоре моя синяя футболка промокает насквозь. Но я совершенно не против. Выбранный Рейган маршрут пролегает по спокойной улице в «плезантвильском» районе: красивые дома, подстриженные газоны и огромные деревья, только-только начавшие менять цвет листвы. Приятно побыть вдали от кампуса. Такое чувство, будто гора с плеч свалилась. Может, я провожу там слишком много времени, и он превращается в мой собственный пузырь. Я даю тихому окружению окутать меня, наслаждаясь своим побегом, и концентрируюсь на дыхании, удивляясь, что бегу вровень с Рейган.

И думаю об Эштоне. Размышляю о его жизни, его родителях, его матери. Размышляю о том, как он ее потерял. Была ли причина ее смерти неожиданной, как автомобильная авария? Или виновата болезнь, например, рак? Вспоминая наш разговор в первую неделю учебы, его реакцию, когда я сказала, что собираюсь учиться на педиатра и специализироваться в онкологии, можно подумать, что это именно рак.

Мы еще не добегаем до конца улицы, когда Рейган кричит:

— Поворачиваем назад. Я замерзла, а до дома еще почти миля. — Она перебегает на другую сторону улицы. — Как думаешь, побыстрее сможешь? Погода — отстой.

— Может, тебе не стоит больше доверять прогнозам погоды на радиостанциях, — недовольно говорю я, набрав полный рот дождевой воды. Горло так сильно пересохло, что заболел язык, но я не хочу переусердствовать с количеством жидкости, опасаясь судорог.

— Каким прогнозам? — Рейган оглядывается через плечо и хитро мне подмигивает, а я прибавляю темп, стараясь ее догнать. Она же бежит еще быстрее. Я решаю, что для меня это чересчур, так что бегу в нескольких шагах позади нее, рассматривая тихую дорогу впереди. Длинную, с кочками и рытвинами, которые нам надо будет огибать. Мне же надо сосредоточиться, иначе очень вероятно, что я споткнусь о собственные ноги.

На другой стороне улицы — где совсем недавно бежали мы — я замечаю одинокую фигуру. Еще один ненормальный бегает в такую погоду. На ходу мой взгляд мечется между дорогой и человеком. Вскоре я приближаюсь настолько, что могу понять, — это мужчина. Еще ближе, и я вижу темные, растрепанные волосы.

Эштон.

Его шаги спокойны, как и движения, а лицо сосредоточено. Эштон бежит, как хорошо натренированный спортсмен. Спортсмен в промокшей насквозь белой футболке, которая прилипает к каждому изгибу его груди. Я не могу оторвать от него глаз. От бега биение сердца и так участилось, а теперь по венам бежит адреналин, дав мне заряд энергии. Я чувствую себя так, словно могу пробежать десять миль, словно могу перепрыгивать через автомобили, словно могу…

Руки едва удерживают мое лицо от прямого столкновения с асфальтом.

Видимо, при падении я наделала достаточно шума, чтобы встревожить Рейган, потому что она выкрикивает мое имя и быстро бежит обратно.

— Ты в порядке?

Я морщусь, поднимаясь. Лодыжку пронзает острая боль, а ладонь саднит.

— Да, я… — Слова прерываются шипением, когда меня пронзает очередной приступ боли. — Наверное, споткнулась о выбоину в тротуаре.

Она изучает асфальт и хмурится.

— Ты вот об этой маленькой, незаметной трещине, шириной с волосинку?

— Я тебя предупреждала, — ворчу я, ругнувшись себе под нос.

— Мда. И что нам теперь делать? — Прикусив губу, она вытаскивает из кармана худи телефон. — Посмотрим, может, Грант где-нибудь поблизости и сможет нас подвезти.

— Это было впечатляюще, Айриш! — выкрикивает Эштон, тяжело дыша, и пересекает улицу.

Рейган с удивлением поднимает на него глаза…будто бы она не заметила, что он бежал в эту сторону. Я наблюдаю, как ее взгляд немного опускается, и глаза тут же расширяются. «Вот именно. Как ты посмела не заметить, что ЭТО бежит по улице, Рейган!» Она понимающе на меня глядит, словно говорит, что ее маленький, пошлый, повернутый на сексе в библиотеке мозг связал воедино все события, которые привели к моему падению.

— Привет, Эштон, — весело произносит она, не сводя с меня глаз.

Он быстро ей кивает и опускается на одно колено. Пока Эштон изучает мою лодыжку, я прислушиваюсь к его сбивчивому дыханию и сглатываю внезапно появившиеся слюни. Откуда они только взялись? Минуту назад меня иссушала жажда! Нажатие его пальцев, хоть и аккуратное, заставляет меня вздрогнуть, вернув в реальность.

— Можешь встать? — спрашивает он. Его прекрасные карие глаза полны беспокойства.

— Не знаю, — бормочу я и пытаюсь подняться на ноги. В мгновение ока его руки оказываются у меня на талии, помогая. То, что дальше я не побегу и даже до дома не дойду, становится понятно сразу же.

— Думаю, у меня растяжение. — Я растягивала лодыжку столько раз, что с этим ощущением прекрасно знакома.

— Я звоню Гранту, — заявляет Рейган, подняв к уху телефон.

Внезапно я оказываюсь в сильных руках Эштона, и он несет меня вниз по улице. Каким-то образом его ладони обжигают мою кожу даже сквозь одежду.

— Я не собираюсь стоять под дождем и ждать, пока припрется Кливер, — бросает Эштон.

— Куда мы идем? — спрашиваю я, потому что общежитие находится в миле отсюда, причем идти надо в обратном направлении.

Смотря прямо перед собой, он тихо произносит:

— Несу тебя к себе, Айриш. — Судя по изогнувшимся губам, он намеренно произнес слова с намеком. Но ухмылка быстро соскальзывает, и он более мягко произносит: — Обними меня за шею. Так будет легче.

Я послушно поднимаю руку и обвиваю ей шею Эштона, положив ладонь ему на плечо. Большой палец оказывается около прорези в воротнике. Я чувствую, как напрягаются его мышцы от моей тяжести. Интересно, сколько он сможет так меня держать.

Наверное, Рейган задалась тем же вопросом. Она подбегает к нам и заявляет:

— Далеко же!

— Максимум полмили. Вперед. — Он дергает подбородком, а потом подмигивает ей. — Ты же не хочешь, чтобы Грант увидел, как эта задница снова станет толстой, а?

Упоминание легендарной толстой задницы оказывается достаточной мотивацией. Показав ему язык и бросив на меня острый взгляд, Рейган уносится прочь еще быстрее, чем бежала до этого. И оставляет меня наедине с Эштоном.

— Прости, что весь потный, Айриш. Ты застала меня посреди долгой пробежки, — тихо говорит он. Взгляд карих глаз опускается на меня, а потом возвращается обратно на дорогу.

— Ничего страшного. Я не против. — Мой голос дрожит. И я понимаю, что правда не против, хотя его тело промокло с головы до пят. Не уверена, от пота или от дождя. Волосы прилипли к лицу и голове, но все равно сексуально завиваются на кончиках. Я вижу каплю, бегущую вниз по его щеке, и у меня появляется огромное желание стереть ее. Но я не уверена, не покажется ли этот жест чересчур интимным, так что ничего не делаю. И все же, сердце у меня колотится намного сильнее, чем во время бега.

— Прекрати пялиться, Айриш.

— Я не пялюсь. — Я отворачиваюсь и смотрю на дорожку. Щеки у меня пылают. Мне стыдно, что он меня поймал. Опять.

Он слегка передергивает плечами, поправляя хватку.

— Тебе надо меня опустить?

Он усмехается.

— Благодаря восьми годам занятий греблей нести тебя довольно легко, Айриш.

— Видимо. — Восемь лет. Это определенно объясняет его накачанный торс. — Наверное, тебе очень нравится.

— Да, — произносит он, вздохнув. — Расслабляешься, когда ты на воде, сосредоточен на конечной цели. Легко отбросить все в сторону.

Эштон дергает головой. Я вижу еще одну стекающую по его щеке каплю и понимаю, что он пытается ее стряхнуть, раз не может стереть.

— Вот, — бормочу я и протягиваю руку, чтобы помочь. Он тут же переводит на меня хмурый взгляд своих темных глаз, и я отдергиваю руку. Наверное, я неправильно его поняла. Мне не стоило…Но вскоре я понимаю, что хмурится он не из-за этого. Он хмурится из-за отвратительной раны на ладони, которую я получила при падении. Отвлекшись на лодыжку и Эштона, я совсем о ней забыла.

— Тебе определенно стоит подумать о том, чтобы больше никогда не бегать, Айриш, — ворчит он.

— А тебе стоит подумать о том, чтобы надевать побольше одежды, когда бегаешь, — рявкаю я в ответ. Ярость вспыхивает без предупреждения, а за ней быстро следует румянец.

— И почему же, Айриш?

Чтобы оттянуть время, я провожу языком по зубам и решаю проигнорировать его вопрос.

— Я могла бы подождать Гранта.

— И умереть от пневмонии, — раздраженно возражает он, снова поправляя хватку на мне. От движения качается нога, а из-за нее дергается ступня, и ногу пронзает боль. Но я борюсь с желанием поморщиться. Не хочу, чтобы ему было неудобно.

Эштон идет быстрым, размеренным шагом, глядя прямо перед собой, так что я предполагаю, что все разговоры закончены.

— Мне жаль, что так произошло с твоими родителями. — Слова произнесены настолько тихо, что я едва не пропускаю их мимо ушей.

Я поглядываю на него боковым зрением и вижу, что он все также смотрит вперед, а на лице его застыла маска.

«Мне жаль, что так случилось с твоей мамой».

Фраза вертится на языке, но я ее не произношу. В конце концов, Рейган подслушивала и не должна об этом знать. Я не должна об этом знать. Если только он сам мне не скажет.

Так что, я молчу. Просто киваю и тихонько жду его дальнейших действий. Но он молчит. Повисает очередная ужасно длинная, неловкая пауза, когда мы оба молчим. Когда Эштон смотрит прямо перед собой, а мой взгляд мечется между его лицом и разноцветными кронами деревьев. Когда я поглощаю тепло его тела, остро осознавая, что покрыта его потом. Когда я чувствую его сердцебиение и пытаюсь сделать так, чтобы мое сердце билось в том же темпе. И потом понимаю, насколько это смешно.

Но я не в силах справиться с этой тишиной.

— Не могу поверить, что отец Рейган их знал, — мимоходом говорю я, а потом добавляю: — И что во мне он узнал маму. Не знала, что мы так сильно похожи.

Эштон сильно хмурится.

— Ты же помнишь, как она выглядела?

— Да. Но как-то было наводнение, и родители потеряли все свои детские фотографии, снимки времен колледжа. Так что, я никогда не видела маму в том возрасте, что я сейчас.

Я чувствую, что кончиками пальцев тру теплую кожу, и понимаю, что в какой-то момент моей задумчивости ладонь саботировала здравый смысл и скользнула под воротник футболки Эштона. Я наблюдаю, как пальцы, будто по собственной воле, выводят маленькие круги. И, раз уж сегодня я вся такая смелая и вопрос этот вполне безобиден для человека, который не знает ответа на него, я решаюсь спросить, стараясь сохранить голос обыденным и несерьезным.

— А что насчет твоих родителей?

Возникает пауза.

— Что насчет них? — Эштон пытается выглядеть скучающе, но судя по тому, как сжались вокруг меня его руки, а мышцы шеи напряглись, я тут же понимаю, что нашла больное место.

— Не знаю… — Повернувшись лицом к дороге, я ненароком произношу: — Расскажи мне о них.

— Нечего особо рассказывать. — Скучный тон сменяется раздраженным. — Зачем тебе? Что слышала Рейган?

Смотря вперед, я глубоко вздыхаю и решаю не лгать.

— Что твоей мамы…нет?

Я чувствую, как Эштон выдыхает.

— Это так. Ее нет. — Произносит он это очень сухо, что не способствует дальнейшим расспросам.

Не знаю, что заставляет меня испытать удачу.

— А что с твоим отцом?

— Он есть…к сожалению. — Презрение в его голосе очевидно. — Оставь эту тему, Айриш.

— Ладно, Эштон.

* * *

Когда мы подходим к их дому, я успеваю уже раз пять спросить у Эштона, не хочет ли он дать рукам отдых, а он раз пять говорит мне замолкнуть и не вякать о том, что ему надо меня опустить.

Больше мы ничего не говорим.

Он шагает наверх прямо мимо Рейган — только что вышедшей из душа и утопающей в спортивных штанах Гранта — и любопытствующего Гранта, проходит мимо общей ванной и направляется в ванную в своей спальне. Там он аккуратно опускает меня на тумбочку.

Аналогичный моему стон дает понять, что ему стоило опустить меня довольно-таки давно.

— Прости, — бормочу я, чувствуя себя виноватой.

В дверном проходе появляются Рейган и Грант, когда Эштон со стоном растягивает руки перед грудью, а потом и над головой.

— Посмотрите-ка на эти большие, крепкие мускулы, — издевательски сюсюкает Грант и тянется сжать бицепсы Эштона.

— Иди на хер, Кливер, — огрызается он, отталкивая руки Гранта. Эштон хватает полотенце с крючка и начинает протирать мои волосы и лицо.

— Что! Я собирался вас подобрать, но Рейган сказала, что вы хотите… — Острый локоток Рейган, оказавшийся под ребрами Гранта, затыкает его на середине предложения.

— Вот. Чай. — Рейган передает мне дымящуюся кружку.

Одного глотка хватает, чтобы понять: это не просто чай.

— Ты подлила спиртного в чай больного человека, — уныло утверждаю я. Алкоголь обжигает горло. — Кто ты после этого?

— Уж лучше это, чем то, что получает хромая лошадь, — отвечает Рейган, развязывая шнурки на моем кроссовке и стягивает носок. Я втягиваю воздух сквозь зубы. — Насколько все плохо? Нам надо тебя в больницу отвезти?

Я вижу фиолетовый синяк на подъеме ноги и отекшую лодыжку.

— Нет, это всего лишь растяжение, я думаю.

— Ты еще не доктор, Айриш, — бормочет Эштон и нагибается, изучая мою ногу. В этот момент я вижу, что футболка на его спине словно превратилась во вторую кожу. Видны все изгибы, все бугорки мышц, все части тела Эштона. Идеален. Мое тело защитило его спереди, но спина взяла на себя основную тяжесть дождя. Если он и замерз, то этого не показывает. — Приложим лед пока, но если станет хуже, отвезу тебя в больницу.

Я киваю, замечая, как Эштон руководит ситуацией. Словно у меня в этом деле и вовсе нет права голоса.

— Должны помочь. — Грант протягивает мне пару костылей. Увидев мое хмурое выражение лица, он объясняет: — Это Тая. Он, по крайней мере, пару раз в год на вечеринках растягивает лодыжку. Хорошо, что он роста небольшого. Для тебя они как раз должны быть впору.

— Он не будет против?

— Не, до ноября они ему нужны не будут. Как часы, — говорит Грант, а потом глядит на мою ступню и улыбается.

Внезапно я чувствую себя неловко.

— Что?

Пожав плечами, он отвечает:

— У тебя сексуальные ступни, Айриш. — За его словами тут же следует стон, когда Рейган в шутку шлепает его по груди.

— Хватит разглядывать ступни моей соседки!

— Ладно, дай твои поразглядываю.

— Фуууу! — визжит она и подныривает под его руку, удирая из комнаты. Грант несется за ней.

— Лед принесите! — орет им вслед Эштон, а потом совсем тихо ворчит: — Этот идиот вылетит из команды.

Я наблюдаю, как он ковыряется в ящике под раковиной и достает оттуда аптечку.

— Не вылетит, если тренер не узнает. Они счастливы.

Эштон замирает. Проходит добрых четыре секунды, прежде чем его руки снова начинают шевелиться, вытаскивая бинты и антисептик.

— Хочешь позвонить Коннору и сказать, что ты здесь?

«Коннор».

— А, да. — Я даже не подумала о том, что надо ему позвонить. Отчасти я о нем забыла…Не отчасти. Совсем забыла. — Он же делает ту работу в библиотеке, да? Не хочу его отвлекать.

Взяв в руки мою пораненную ладонь, Эштон поднимает глаза и тихо спрашивает:

— Уверена?

И у меня появляется ощущение, будто он спрашивает о чем-то совершенно ином. Уверена ли я в Конноре, может быть.

Внезапно атмосфера в помещении сгущается. Мои легкие усиленно работают, прогоняя сквозь себя воздух, а его темные глаза изучают мои в поисках ответа.

— Наверное. — Все, что я могу выдавить.

Эштон дрожит, и я вспоминаю, что он промок до нитки.

— Тебе надо переодеться, а то заболеешь, — шепчу я, многозначительно глядя на его футболку.

Отпустив мою руку, он тянется за спину и за воротник стягивает футболку через голову. Швырнув ее в угол, он снова берет меня за руку. И я оказываюсь лицом к лицу с грудью, образ которой уже несколько недель не могу вытеснить из мыслей. Грудью, при виде которой сбивается дыхание. Грудью, так нагло пялиться на которую в трезвом виде мне пока не доводилось. А теперь я пялюсь. Как олененок, ослепленный фарами, не могу отвернуться и изучаю все бугорки и изгибы.

— Что это значит? — спрашиваю я, подбородком показывая на чернильный символ на груди в районе сердца.

Эштон молчит. Полностью избегает ответа на вопрос, проводя большим пальцем по моей нижней губе.

— У тебя тут слюни, — бормочет он, а потом снова сосредотачивается на царапине на моей ладони. Лицо же мое пылает и без его внимательного взгляда.

— Все не так плохо, как кажется, — слышу я свое бормотание, когда он переворачивает мою ладонь над раковиной. Взгляд цепляется на кожаный браслет на его запястье. Такое ощущение, будто он его не снимает. Никогда. Я стучу по нему свободной рукой и спрашиваю:

— Зачем он тебе?

— Какая ты сегодня любопытная, Айриш. — Судя по тому, как сжимаются его челюсти, я понимаю, что это еще один скрытый за семью печатями ответ.

Рейган была права. Он не обсуждает ничего личного. Вздохнув, я наблюдаю, как он откручивает крышку с антисептика и держит мою руку вытянутой.

— Да она даже не… — Я собиралась произнести слово «болит». Но вместо этого с языка срывается такая брань, что моряк с пожизненным стажем бы мной загордился. — Какого хера ты творишь? Черт! Его так не льют, козлина ты дурная! Блядь! — Меня охватывает боль, а царапину мучительно жжет.

Эштон даже ухом не повел. Он поворачивает мою ладонь туда и обратно, рассматривая ее поближе.

— На вид все чисто.

— Конечно, чисто, ты только что все отбелил к чертям собачьим!

— Расслабься. Сейчас перестанет жечь. Пока мы подождем, чтобы боль стихла, отвлекись и поразглядывай меня. Ты же так во все это и впуталась… — На секунду его веселый взгляд сталкивается с моим и возвращается к ладони. — Неплохое сочетание, кстати. «Козлина дурная»? Серьезно?

— Я говорила это в самом лучшем смысле слова, — ворчу я, но совсем скоро уже борюсь с собственными губами, которые так и норовят изогнуться в улыбке. Думаю, это и правда забавно. Или будет, когда я смогу ходить…Полная решимости не поддаться искушению, я обвожу взглядом маленькую ванную, рассматривая плитку за стеклянными створками душа, успокаивающе белые стены, белые пушистые полотенца…

А потом снова возвращаюсь к телу Эштона, потому что, посмотрим правде в глаза, оно намного более притягательно, чем плитка и полотенца. Да и что угодно, если уж на то пошло. Я изучаю черную индейскую птицу на внутренней стороне его запястья. Она большая — добрые пять дюймов в длину, украшенная замысловатыми деталями. Настолько замысловатыми, что практически скрывает находящийся под ней рубец.

Шрам.

Я открываю рот, чтобы спросить, но захлопываю. Взглянув на порядочного размера китайские иероглифы на его плече, я вижу еще один умело скрытый рубец. Еще один шрам.

Сглотнув комок, подкативший в горлу, я думаю о том дне, когда домой заявилась моя сестра с огромной татуировкой в виде пяти воронов, сделанной на бедре. Под ней скрывается один из самых уродливых шрамов, оставшихся с той ночи. Пять птиц — по птице на человека, погибшего в машине в ту ночь. В том числе, и птица для нее. В то время я не понимала смысла. Она сказала мне лишь два года назад.

С тяжелым вздохом я снова перевожу взгляд на символ на его груди и изучаю его более пристально.

И вижу еще один умело скрытый шрам.

— Что случилось? — спрашивает Эштон, разворачивая бинт. — Ты побледнела.

— Что… — Замолкаю, прежде чем успеваю спросить о случившемся. Все равно не получу ответа. Я отвожу глаза к своей ладони и думаю. Может, это ничего и не значит. Скорее всего, ничего не значит. Люди постоянно набивают татуировки, чтобы скрыть шрамы…

Но все мое нутро кричит: это не ничего.

Наблюдаю, как Эштон накладывает бинт на рану. Больше она не жжет, но я не уверена, что послужило тому причиной: время или тот факт, что моя голова усиленно работает, выкручивая и переворачивая кусочки мозаики в попытках сложить их воедино. Но слишком многого я не понимаю. Простых вещей, таких, как кожаный браслет…

Кожаный браслет.

Кожаный браслет.

Пристально приглядевшись, я понимаю, что это не браслет.

Я хватаю Эштона за руку и поднимаю ее к глазам, рассматривая тонкую темно-коричневую полоску: швы по краям, то, как два конца сходятся с маленькими застежками…и вижу, что когда-то эта кожа была ремнем.

Ремнем.

У меня вырывается крошечный вдох, а взгляд мечется от его руки к плечу и, наконец, останавливается на груди. На длинных шрамах, скрытых под татуировкой.

И внезапно я все понимаю.

Доктор Штейнер говорит, что я чувствую боль людей сильнее остальных из-за того, через что прошла с Кейси. Что я реагирую на нее более напряженно. Может, он и прав. Может, поэтому сердце у меня пропускает удар, внутри все скручивает от тошноты, а по щекам беззвучно текут слезы.

Тихий шепот Эштона притягивает мое внимание к его лицу, и я вижу грустную улыбку.

— Для собственного же блага ты слишком умна, ты знаешь об этом, Айриш?

Его кадык дергается. Я все еще держу его за запястье, но он не отнимает у меня свою руку. Не уворачивается от моего взгляда. А когда я поднимаю свободную руку и кладу ему на грудь, поверх символа, поверх его сердца, он не морщится.

На языке вертится столько вопросов. Сколько тебе было лет? Сколько раз это происходило? Зачем ты до сих пор носишь его на запястье? Но я молчу. Не могу спросить, потому что при мысли о маленьком мальчике, уклоняющемся от ремня, слезы текут еще быстрее.

— Ты же знаешь, что можешь говорить со мной о чем угодно, да, Эштон? Я никому не скажу, — слышу я свой дрожащий шепот.

Он наклоняется и поцелуем убирает слезы с моих щек, сначала одну, потом другую, и еще одну, приближаясь к моим губам. Не знаю, дело ли в напряженности момента, потому что сердце мое разрывается от боли за него, тело отвечает, а разум полностью отключился, но его губы замирают на уголке моего рта и он шепчет:

— Ты снова на меня уставилась, Айриш.

И тогда я непроизвольно поворачиваюсь и встречаю его губы своими.

Он сразу же мне отвечает. Не теряя времени, прижимается ко мне и заставляет губы приоткрыться. Я чувствую соленый привкус своих слез на его языке, когда тот проскальзывает внутрь и касается моего. Одну руку он кладет на тыльную сторону моей шеи, углубляя поцелуй, притягивая меня к себе, чтобы подобраться еще ближе, проникнуть еще глубже. И я разрешаю ему, потому что хочу его близости, хочу помочь ему забыться. Я совсем не переживаю о том, что делаю и правильно ли это делаю. Все должно быть правильно, если вызывает такие чувства.

Моя ладонь так и лежит на его груди, поверх сердца, которое неистово колотится под моими пальцами. Кажется, что этот единственный поцелуй длится вечность, пока слезы на щеках не высыхают, губы не начинают болеть, а я не запоминаю божественный вкус губ Эштона.

Но внезапно он отрывается от меня, оставляя тяжело дышать.

— Ты дрожишь.

— Не заметила, — шепчу я. И это правда. До сих пор не замечаю.

Я замечаю лишь биение его сердца под своими пальцами, красивое лицо перед собой и то, что дышать мне удается с трудом.

Подняв меня на руки, Эштон идет в спальню и опускает меня на кровать. Он целенаправленно идет к комоду, на ходу захлопывая дверь в комнату. Я не произношу ни слова. Даже не осматриваюсь в комнате. Просто изучаю очертания его спины, а в голове совершенно пусто.

Он подходит и бросает рядом со мной простую серую футболку и пару спортивных штанов.

— Должны подойти.

— Спасибо, — рассеянно произношу я, проводя пальцами по мягкому материалу. В голове кавардак.

Следующие несколько мгновений я не в силах объяснить. Возможно, причина в том, что произошло месяц назад и только что в ванной. Но Эштон требует:

— Подними руки, Айриш.

И тело мое подчиняется, словно двигающийся в замедленном действии хорошо натренированный солдат. У меня вырывается резкий вдох, когда я чувствую, как его пальцы забираются под край моей футболки и поднимают мокрую ткань все выше и выше…пока не снимают ее через голову, и я остаюсь в розовом спортивном бюстгальтере. Он не глазеет на меня, не делает никаких комментариев и не заставляет нервничать. Он лишь молча разворачивает серую футболку и за воротник натягивает ее мне на голову, опуская на плечи. Я еще не продела руки в рукава, когда Эштон опускается передо мной на колени. Сглотнув, я наблюдаю за его лицом, когда его руки проскальзывают под футболку к застежке бюстгальтера. Ловко расстегивают ее. И все это время Эштон не отводит взгляда от моих глаз. Снимает его и бросает на пол, ждет, пока я просуну руки в рукава.

— Встань, — мягко говорит он, и снова мое тело отвечает. Одну руку я кладу ему на плечо для поддержки, чтобы уберечь свою растянутую лодыжку. Футболка большая мне размеров на пять как минимум и достает практически до середины бедра. Так что, когда его руки берутся за резинку моих штанов и стягивают их вниз, я не чувствую себя обнаженной. Но Эштон так и стоит на коленях, его взгляд прикован ко мне. Ни разу он его не отводит. Ни в тот момент, когда штаны падают на пол. Ни в тот момент, когда его ладони скользят вверх, хватая меня за бедра, забираются под футболку и касаются моего нижнего белья. Я тяжело вдыхаю второй раз, когда он продевает пальцы под резинку трусиков и стягивает их вниз, пока они просто-напросто не падают на пол. Эштон резко вдыхает, на мгновение крепко зажмуривает глаза, а потом снова их открывает.

— Садись, — шепчет он, и я подчиняюсь.

Он лишь раз отводит взгляд, чтобы аккуратно снять мокрую одежду с поврежденной лодыжки. Развернув свои спортивные штаны, он натягивает их мне на ноги так высоко, как может.

— Встань, Айриш.

Я делаю, как сказано, снова используя его для поддержки. В это время Эштон надевает на меня штаны и туго завязывает веревочки на поясе. Ни разу он не прикасается ко мне неуместным образом.

Рискни он, не думаю, что остановила бы его.

Когда он заканчивает, когда я полностью одета, бездыханна и не уверена насчет того, что только что произошло, но все также стою перед ним, Эштон берет меня за руку. Он поднимает ее и крепко прижимает к своему сердцу, как до этого я сделала сама. Только он удерживает ее, полностью накрыв мою ладонь своей. Дрожит, то ли от холода, то ли от чего-то еще, а сердце его колотится, как бешеное. Я поднимаю взгляд к его грустным, покорным глазам.

— Спасибо.

Я сглатываю застрявший в горле комок и шепчу:

— За что?

— За то, что помогла забыться. Хоть ненадолго. — Он целует костяшки моих пальцев и добавляет: — У нас ничего не получится, Айриш. Оставайся с Коннором.

Сердце падает в пятки, когда он отпускает мою руку. Отвернувшись, Эштон идет к ванной. Его тело напряжено, а голова немного опущена, словно в поражении.

Боюсь, если я не спрошу сейчас, то не смогу никогда.

— Что означает «одна ты — навсегда»?

Он колеблется, дойдя до дверного прохода. Одну руку кладет на ручку, другой хватается за дверной откос. Бицепсы на руках напрягаются. Его тело качается в сторону ванной, и я предполагаю, что не получу ответа.

— Свободу. — Он закрывает за собой дверь.

Для меня одна ты — навсегда. Одна ты означаешь свободу.

Все, что мне остается, — взять лежащие на кровати костыли и, хромая, уйти из комнаты. Мне нужно время, чтобы подумать, а думать рядом с Эштоном невозможно.

«У нас ничего не получится, Айриш. Оставайся с Коннором».

«Блин. Коннор».

Я забыла о нем. Опять.