— Спокойной ночи, милорд. Благодарю вас. — Темноволосая красавица направилась к двери, сдерживая зевоту. Гастон провожал ее до двери.
— Нет, это я благодарю тебя, Изабелла.
— Мне это доставило удовольствие, милорд, — смущенно улыбнулась девушка. — Но в следующий раз я не могу обещать, что уступлю так легко. По крайней мере вам не удастся одержать верх столько раз.
— Прости, если я не жалел тебя сегодня. И прости, что задержал допоздна. Я даже не заметил, как пролетело время.
— Приятное время, сэр. Когда бы вы ни захотели сразиться со мной, я готова. Это занятие доставляет мне не меньше радости, чем работа за ткацким станком.
— Возможно, я еще приглашу тебя. — Около двери в большой зал он рассеянно кивнул на прощание: — Спи крепко.
— Не сомневаюсь, что ни разу не проснусь за всю ночь. — Она присела в реверансе. — Наши игры очень меня утомили.
Когда она ушла, Гастон прислонился лбом к косяку и закрыл глаза. Через мгновение у него из груди вырвался тихий, горестный стон.
День за днем, час за часом он постепенно сходит с ума.
Сколько бы ночей он ни проводил вот так, с разными женщинами, он не мог найти покоя. Он чувствовал, что время приближалось к полуночи, но сна не было ни в одном глазу.
Гастон выпрямился, потер пальцами глаза, вернулся в спальню и закрыл за собой дверь. Подойдя к столу перед очагом, взял в руки деревянную доску для игр и смахнул белые и черные фишки в предназначенный для них кожаный мешочек. Туда же он бросил игральные кости. Все же не стоит проводить так все ночи.
Стоит ли вечер за вечером забавляться с хорошенькими девушками, если его ни к одной из них не влечет? За любимой игрой он еще яснее начинал понимать, к чему его на самом деле влечет. И к кому.
В эти три недели он перепробовал всевозможные занятия, но так и не смог довести себя до физического изнеможения, как ни пытался. Дни он проводил в псовой и соколиной охоте, много занимался фехтованием. А вот по ночам…
По ночам было невыносимо.
Все из-за той ночи на снегу среди леса, когда он убедился, как его жена может отвечать на ласки мужа.
Тогда, у костра, он ощутил, как в нем вдруг проснулись неизвестные ему чувства, как они начали подавлять разум и как теперь отравляют каждый момент его жизни.
К своему удивлению и огорчению, он заметил, что даже еда и вино потеряли для него былую привлекательность. Ему нужна только Кристиана.
Он открыл стоящий в изголовье кровати сундук, небрежно бросил в него доску и мешочек с фишками и громко захлопнул крышку. В чем же причина ее упрямства? Почему она отказалась от его предложения остаться с ним? Любая женщина сочла бы его более чем лестным. Он бы заботился о ней, защищал ее. Она бы имела все, чего только ни пожелала.
Наслаждение, которое принесла бы им страсть! И всего-то нужно, чтобы она отказалась от своей неразумной преданности Турелю и от своих наивных понятий о любви. Он часто представлял Кристиану в своей постели и потом готов был волком выть.
Она принадлежит ему. И никакого значения не имеют ни король, ни его клятвы, ни законы, ни ее упрямое желание любви. Они подходят друг другу, они — пара, которую свела высшая сила, сковала страстью, какой он не испытывал ни разу в жизни. Он никогда не доверял голосу сердца, а вот в крепости связывающих их уз был абсолютно уверен.
И еще точно знал: она испытывает то же самое, — понял по ее ответу на его ласки.
Так почему же она не хочет признать этого? Она признает! Ей ничего другого не останется. Потому что их брак будет скоро расторгнут. Через неделю, может быть, даже раньше.
Посылая своих людей на разведку, он дал им приказ не только найти Туреля, но и, не открывая себя, следить за ним. Вот почему их так долго нет. Но как только они вернутся, у него будут основания предстать перед королем с убедительными доказательствами вероломства его врага. Он потребует расторжения брака, который ему навязали. Брака с нежеланной женщиной.
Нежеланной?..
Неправда, нет смысла лицемерить перед самим собой. Сняв камзол, он сел на кровать и начал стягивать сапоги. Конечно, он желает Кристиану. Не как жену, но желает. Стоит ему подумать о ней, как его начинает трясти, словно в лихорадке. Сегодня, когда он увидел ее на кухне, ему пришлось напрячь все свои силы, чтобы не подойти к ней, не задержаться там лишнего мгновения. Он знал, чем это закончится: он возьмет ее на руки и отнесет в свою постель.
Он не собирался заглядывать в кухню, но, проходя через главный зал, услышал переливы ее смеха и не сумел перебороть себя, как измученный жаждой путник, неожиданно обнаруживший в двух шагах от себя хрустально чистый водопад.
Гастон снял со свечи нагар, лег на спину и погрузился в воспоминания.
Когда он вошел в кухню и увидел Кристиану, его потянуло к ней еще сильнее: широко распахнутые, сияющие глаза, растрепанные волосы, перепачканное платье — весь ее вид выражал нескрываемую радость, которую ей доставляло это занятие.
Он улыбнулся. Она совершенно не похожа на настоящую миледи, и в то же время невозможно противостоять ее обаянию. Кристиана выглядела сегодня по-настоящему счастливой. Но что ждет эту рыжеволосую озорницу, когда его люди вернутся сюда с ее хозяином и он потребует расторжения брака?
Улыбка исчезла с его губ. Впервые он задумался о дальнейшей судьбе Кристианы и… испугался за нее.
Какое в конце концов ему дело до подопечной его главного врага? Сначала ему хотелось побыстрее избавиться от нее, но теперь…
Теперь он… чувствовал ответственность.
Да, именно это слово лучше всего передает его отношение к Кристиане. Ответственность за ее безопасность, за ее благополучие.
Ответственность и забота — вот что теперь переполняло его.
Что же будет с Кристианой? Отправит ли Турель ее обратно в Арагонский монастырь? Гастон не желал ей такой доли. Ей так же мало подходит роль послушницы, как ему — роль монаха.
Он ни за что не поверит, что женщина, обладающая таким темпераментом и умом, по своей воле вернется к серой жизни, в которой существуют только запреты и необходимость полного послушания.
А если опекун выдаст ее замуж за другого?
Гастон вскочил о кровати и стал мерить шагами комнату, словно это могло облегчить его страдания. Чтобы другой мужчина дотрагивался до нее, раздевал, шептал на ухо ласковые слова? Нет, только не это!
И если от первых двух вариантов Гастону было не по себе, то, подумав о третьем, он едва не задохнулся.
Турель, несомненно, придет в ярость, когда узнает, что Кристиана сломала его планы. И в виде наказания этот сукин сын изобьет бедняжку. Или того хуже…
Гастон сжал зубы. Он не имеет права допустить это!
Есть только один выход. Пусть Кристиана противится ему, но… она останется, и тогда Гастон защитит ее.
Со временем она убедится, что ее наивные понятия о сути отношений между мужчиной и женщиной — всего лишь бредни, навеянные сочинениями трубадуров, и забудет об этих детских фантазиях. Он уже дал ей возможность испытать истинную страсть, и она не сможет долго ей сопротивляться. А когда он женится на миледи Розалинде, им и подавно незачем будет отказываться друг от друга.
Итак, она останется!
Каждая клеточка, его тела с радостью отозвалась на это решение. Чем скорее Кристиана согласится, тем лучше для них обоих.
В два шага добравшись до двери, он рывком распахнул ее и отправился к ней.
Ничего не произошло!
Селина вдруг почувствовала, что пол, начавший было выскальзывать из-под ног, снова приобрел твердость.
Она открыла глаза и задрожала — ей не удалось сдвинуться ни на дюйм, не то что перелететь на семь столетий.
Почему вдруг все остановилось? Что случилось?
Что она сделала не так? Она все еще стояла под ослепительным лучом, затмение продолжалось, время было определено правильно, она была так же одета и думала о том же…
Все должно было сработать! Это был ее шанс вернуться домой. Вернуться, пока осколок пули в спине…
— О, пожалуйста! — Крикнула она, вытягивая руки навстречу ослепительному лучу. — Пожалуйста, Боже, помоги!
Селина обеими руками ухватилась за каменный подоконник и, шепча молитвы, зажмурила глаза в тайной надежде, открыв их, обнаружить себя дома в 1993 году.
Но ничего не вышло. Когда она открыла глаза, вокруг все было по-прежнему. Последние сомнения исчезли — она осталась в 1300 году.
От напряжения и разочарования ей стало дурно. Она почувствовала, что сейчас ее либо стошнит, либо она потеряет сознание, либо разразится рыданиями. Нельзя допустить нервного срыва. Нельзя! Она цеплялась за подоконник и за последнюю соломинку надежды: через три месяца у нее будет еще один шанс.
Три месяца!
А если ей станет хуже? Отчего у нее несколько дней болела спина? Переживет ли она эти три месяца? А вдруг умрет до следующего затмения?
Вопль отчаяния, сомнения и страха вырвался из груди девушки.
Нет, она не поддастся панике. Соберет все силы, всю выдержку и справится. Надо успокоиться и выяснить, почему все сорвалось. Еще раз посоветоваться с Бринной. И найти способ вернуться домой.
Она услышала шум в дверях и, застигнутая врасплох, резко обернулась.
В первый момент Селина не сообразила, кто вошел в комнату. Все еще ослепленная ярким лучом, она вглядывалась в темноту. Постепенно неясный силуэт превратился в высокую знакомую фигуру.
Гастон!
Ее сердце замерло, потом забилось с удесятеренной силой.
Она все еще здесь. Все еще в его времени…
Все еще его жена.
Неожиданно слезы покатились по щекам — в самых дальних, самых тайных уголках ее души поднялась радость. Радость оттого, что возвращение не удалось!
Селина вскрикнула от смущения и страха и чуть не сделала шаг навстречу мужу. Она понимала, что поступает глупо, но ей так сейчас нужна его надежность и сила, так хочется почувствовать себя в безопасности в его объятиях. Но, не видя выражения его лица, она не решилась тронуться с места.
Гастон остановился перед ней, сжимая в кулаке обрывок пергамента — ее записку к Иоланде.
— Что вы тут делаете? — спросил он тоном, в котором можно было услышать и сдерживаемую ярость, и откровенное подозрение. — Что это такое? — Он протянул ей записку. — Как понять ваши слова, что вы возвращаетесь домой и никого из нас больше не увидите?
Селина шагнула в сторону, чтобы оказаться вне полосы света.
— Я… хотела вернуться домой… — От волнения в ушах у нее стучало. Слова сыпались скороговоркой. — Хотела вернуться в свое время, я уже вам рассказывала, и у меня должно было все получиться, но почему-то сорвалось. Я…
— Неужели вы опять морочите мне голову? — Он уставился на ее тедди. — Вы ждали, что я буду разыскивать вас? Думали подловить меня и соблазнить, хотя ваше одеяние прежде вам в этом не помогло?
Он был без рубахи и без сапог, в одних лишь трико. И она увидела наконец выражение его лица и затрепетала.
На смуглом лице безошибочно читалось недоверие и… вожделение. Она почти физически ощущала на своем теле его пристальный взгляд.
— Вы здесь ни при чем! — крикнула Селина срывающимся голосом. — Я хотела попасть домой! Я всегда говорила вам правду, и я…
— Если вы думаете, что я вам поверю, — негромко произнес он, — то вы даже более наивны, чем я думал.
Селина оперлась о стену и закрыла лицо руками. Удар был слишком силен. Там, где она пыталась найти понимание и сочувствие, она обнаружила подозрение, похоть и злобу.
— П-пожалуйста, оставьте меня, — с дрожью в голосе взмолилась она, не глядя на Гастона, не желая, чтобы он видел ее слезы. — Вы все равно мне не поверите, что бы я ни говорила. Поэтому оставьте меня.
Вместо того чтобы убраться прочь, он двинулся ей навстречу.
Она задохнулась, когда он, взяв ее запястья, прижал их к стене, заключив ее в ловушку между холодным камнем и его пышущей жаром обнаженной грудью.
— Я бы поверил вам, если бы вы плели свою паутину более аккуратно.
В серебряном свете его глаза стали почти черными, и все из них пропало, кроме всепоглощающей страсти.
— Отпустите меня! Вы не можете… Вы поклялись…
— Я исполню свое обещание, Кристиана. Но я искушенный любовник и могу получить наслаждение, оставив вас девственницей. — Он прижался к ней, его тело горело от возбуждения, дыхание стало прерывистым. — Я много ночей провел без сна, безумно желая вас, и больше не намерен терпеть.