Сэм не смогла ответить: у нее перехватило дыхание. Глядя в его глаза, ощущая тепло его прикосновения, она чувствовала себя так, как будто поднялась в ночное небо и летает среди звезд.
Чувства к мужчине, к незнакомцу, который знал теперь все ее секреты. Но ведь он не был больше безымянным незнакомцем.
Ник.
Она поделилась с ним своей болью, рассказала то, что никогда и никому не рассказывала. Как получилось, что она так много рассказала ему о себе? Почему доверилась ему?
У нее было предостаточно причин, чтобы не верить этому человеку. Любая здравомыслящая женщина так бы и поступила. Ведь он беглый преступник, человек, который почти ничего не знал о том, что такое доброта, зато предостаточно знал о жестокостях жизни. Сидя сейчас вот так, прижавшись к нему и ощущая тепло его тела, она почувствовала, что сердце ее бьется неровно.
Многочисленные шрамы, клеймо говорили о жизни, полной лишений и опасностей. Казалось, он был сделан из такого же прочного металла, как и соединяющая их цепь. Но он способен и на нежность, и на сострадание. Это она испытала на себе. Он ждет ее ответа.
Затаив дыхание, она закрыла глаза, не в силах вынести огонь его вопрошающего взгляда и растерявшись от собственной неуверенности. Ей нечего бояться его, это она уже поняла, но она сама…
— Ник, — прошептала она. — Я… я не все тебе до конца рассказала.
— Этому трудно поверить. — В его голосе не чувствовалось насмешки, он говорил совершенно серьезно.
— Но это правда. — Она открыла глаза и смущенно сказала: — Когда я сказала, что все еще немного боюсь тебя… так это не совсем так. Не тебя я боюсь. — У нее снова потекли слезы. — Я боюсь себя.
Он улыбнулся понимающей улыбкой.
— Чего же ты боишься, Саманта?
— Ну… когда ты целовал меня, я почувствовала… — Она с трудом подыскивала слова, чтобы объяснить, что испытывала, и очень смутилась при воспоминании об этом. Просто она совсем потеряла голову при прикосновении его губ.
— Тебе было холодно и жарко одновременно? — тихо сказал он, снова целуя ее, на этот раз едва прикасаясь к губам. — И ты как будто испытывала сразу и голод, и жажду? — Он поцеловал ее еще раз.
— Да. — Она произнесла это слово, как вздох, и опустила ресницы, почувствовав головокружение. — И меня охватывает какой-то трепет. И… — Ее объяснения прервал очередной поцелуи. — И почему-то перехватывает дыхание.
— И ты чувствовала, будто таешь? — Его рука скользнула вниз и остановилась на ее животе. Пальцы его огнем жгли кожу. — Вот здесь?
Саманта с удивлением взглянула на него.
— Да.
— Так и должно быт», ангелочек. — Ник поцеловал ее волосы. — Так бывает с каждым мужчиной и каждой женщиной, и с тобой тоже. И со мной.
От звука его низкого, хрипловатого голоса по ее телу пробежала дрожь. Она смотрела на него, как будто видела впервые, и замечала то, чего не видела раньше — глубокие морщинки в уголках глаз, небольшой шрам на виске, непокорную прядь волос, то и дело падавшую ему на лоб. И его глаза. Они глядели в ее глаза дерзко и нежно. Вглядываясь в их изумрудно-зеленые глубины, Саманта искала хотя бы намек на обман, но не нашла.
— Ты хочешь сказать, что испытываешь то же самое?
— Да, — хрипло ответил он.
Она с недоверием, искоса взглянула на него. В воде, когда он обнимал ее, она чувствовала, что вот-вот потеряет контроль над собой… он же, напротив, судя по всему, держал себя в руках.
— Я испытываю это, когда ты близко, когда ты прикасаешься ко мне… особенно так, как ты делала это в пещере.
— Я… я делала это в лечебных целях.
— В последний раз я что-то не заметил в руках у тебя тряпки, — напомнил Ник с озорной усмешкой. — Мне даже показалось, что тебе это нравится. — Покраснев, она опустила глаза. — Так и должно быть, ангелочек. Это естественно — получать удовольствие от прикосновения друг к другу.
— Я… я не… — Она сама чувствовала, что сейчас солжет.
— Тебе кажется, что ты не должна получать от этого удовольствия?
В течение шести лет Саманта следовала только своим правилам: шла, куда хотела, делала, что хотела. Словосочетание «не должна» осталось в прошлом с того дня, как она была объявлена вне закона. Прожив столько времени сама себе хозяйкой, Саманта привыкла распоряжаться своей жизнью и своими чувствами; ей в конце концов стало даже это нравиться. Но теперь она себя не узнавала. Ник перестал быть незнакомцем, зато она стала незнакомкой для самой себя. Исчезли страх, настороженность, недоверчивость, уже давно ставшие частью ее жизни. Ей казалось, что земля уходит у нее из-под ног, и она летит куда-то в ночи, и нет под рукой ничего прочного, за что можно было бы уцепиться… кроме него.
— Ник, я не знаю. Все это так…
— Ново? Это действительно ново для тебя, ангелочек. Но это естественная часть твоего существования. Ты должна наслаждаться этим так же, как наслаждаешься лунным светом и ветерком. — Он улыбнулся. — Может быть, даже больше. — Ник наклонился к ней, щекоча бородой ее щеку, отчего по всему ее телу пробежала дрожь. — Позволь мне показать тебе, как это бывает.
Она издала какой-то гортанный звук, но и сама не могла бы сказать, означает ли он «да» или «нет».
— Мы не будем делать ничего, что испугало бы тебя, — заверил он ее. — Если ты захочешь, чтобы я остановился, я остановлюсь. Если захочешь продолжить… — Он провел губами по ее губам. — Только скажи мне, и я продолжу.
Саманта молчала.
— Саманта?
— Да, — прошептала она, поняв, что уже давно приняла решение. — Да.
Не успела она договорить, как он закрыл ей рот поцелуем и, обняв за плечи, осторожно уложил на землю. Его губы начали совершать свой колдовской обряд над ее губами.
Она и не догадывалась, какой необычайной чувствительностью обладают ее губы. Запустив пальцы в его черную шевелюру, она притянула его к себе. Застонав, он схватил ее руки и прижал к земле.
Поняв, что мешает ему, Саманта расслабилась и позволила ему поступать, как он того желает, полностью подчинившись его власти. Лежа на ласковой траве, она чувствовала, как в огне его поцелуев тают ее последние сомнения. Она не боялась его, не боялась показаться ему беззащитной.
Оторвавшись от губ, Ник стал целовать ее подбородок, щеки, нос, глаза.
— Все правильно, ангелочек, — шептал он. — Закрой глазки и позволь себе только чувствовать.
Его руки скользнули вниз. Сквозь тонкий шелк платья она ощущала его ласковые прикосновения. Шутливо куснув мочку уха, он, покрывая ее поцелуями, стал медленно спускаться вниз, и от прикосновений его губ и языка по телу у нее пробегала дрожь.
Он нежно прихватил зубами ее кожу, я из приоткрытых губ Саманты вырвался стон. Выгнув спину, она раскрылась навстречу этим новым ощущениям, которые делали ее и слабой, и сильной одновременно. Казалось, что и ночной воздух вокруг, и листва над головой, и даже земля пол ней насыщены электричеством, как во время грозы, как после летнего ливня, напитавшего землю влагой.
Сердце у нее бешено билось. Все чувства обострились. Саманта вдыхала исходивший от него мускусный мужской запах, ощущала твердость его тела и прикосновение его пальцев, воспламенявшее ее. Одна его рука отыскала ее грудь. Саманта напряженно застыла, но прикосновение было нежным, осторожным, почти благоговейным. Она почувствовала, как под его рукой затвердели соски, и закусила нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть. Он медленно описал пальцем круг вокруг соска. Дыхание у нее стало прерывистым, и, как только он убрал руку, она издала протестующий стон. Ник медленно, дюйм за дюймом, начал спускать с ее плеч лиф платья. Все ниже и ниже… открывая ее тело теплому ночному ветерку.
Огрубевшие пальцы прикасались к ее коже легко и нежно. Саманта открыла глаза, но не шевельнулась, доверившись ему. Затаив дыхание, она смотрела, как его пальцы, казавшиеся темными на ее светлой коже, скользят по ее телу, лаская округлость груди. Близость уже казалась ей не угрожающей, а упоительной.
Николас глядел на нее, распростертую рядом, и глаза его горели, каждый мускул был напряжен, дыхание стало прерывистым. Она поняла, как сильно действует на него простое прикосновение к ее телу. Он хочет ее, хочет не только целовать и прикасаться к ней. Хочет, но не позволяет себе получить свое удовольствие.
Мгновение спустя его губы проследовали по ее телу той же дорожкой, которую уже воспламенили его пальцы. Он нащупал языком твердую жемчужинку на груди и поиграл ею. Когда вершина напрягшегося соска увлажнилась, он нежно подул на него, заставив Сэм вскрикнуть. Она выгнула спину, вся дрожа от желания.
Поцелуй его привел ее в полное смятение. Бархатистая влага губ показалась похожей на обрушившийся горячий ливень. В ответ на его поцелуи — то дразнящие, то нежные, то пламенные — что-то задрожало и напряглось в самом центре ее существа. Ей показалось, что она поднимается под облака, на головокружительную высоту. Ощущение было для нее новым, мощным и невыразимо прекрасным.
Забыв обо всем на свете, Саманта целиком отдалась этому новому ощущению. Рука его медленно и осторожно скользнула вниз, отыскивая край подола юбки. Он начал поднимать платье, оголяя сначала щиколотки, потом колени и наконец бедра. Шуршание шелка, казалось, заглушало потрескивание костра.
— Саманта? — хрипло прошептал он.
Она открыла глаза, не поняв, о чем он просит.
— Ты хочешь, чтобы я продолжал?
Она не сразу ответила, пораженная тем, как он напряжен, — напряглись мускулы рук, под ее спиной, на обнаженной груди выступил пот. Напряжение было в каждой линии его тела и его лица.
— Да. — Сердце у нее забилось еще сильнее. Она погладила рукой его заросшую бородой щеку. — О да.
От ласкового прикосновения ее пальцев он задрожал.
— Саманта, прошу тебя, не надо.
— Ты не хочешь, чтобы я прикасалась к тебе?
— Нет, не в том дело…
Она повела пальцами по напряженным мускулам его шеи, и он застонал.
— Мне нравится трогать тебя.
— Но сейчас все должно быть только для тебя, ангелочек. — Он осторожно прижал ее руку к земле. — Ты можешь… — Голос его охрип. — Ты можешь сделать это потом.
Он предупредил ее возражения, зажав рот поцелуем. Она почувствовала, как его рука на бедре поднимает юбку все выше, но у нее не было ни страха, ни желания сопротивляться, ни сомнении. Он сломал ее сопротивление так же легко и просто, как отодвинул мешавшие ему шелк и кружево платья. Она чувствовала себя с ним в безопасности.
«Какая я раньше была глупая, — думала Саманта, когда полагала, что защитить себя можно, только отгородившись от всего света. Нет, не это мне нужно, а возможность быть вместе с ним, ощущение, что мной дорожат и что я под защитой».
Саманта раскрыла губы, позволив ему проникнуть еще глубже. Влажная горячая волна захлестнула ее сердце, разум и тело. Волна была похожа на нагретую солнцем воду, на тающий мед. Его пальцы медленно описывали круги по ее бедрам, будто он, набравшись терпения, ждал ее решения. Она расслабилась и раздвинула бедра, не ощущая больше потребности оберегать от него свои сокровенные тайны.
Оторвавшись от губ, он уткнулся носом в ее щеку. — Да, — прошептал он ей на ухо. — О да. — Он провел пальцами по внутренней поверхности бедер. — Откройся мне, милая… вот так…
Он отыскал самый чувствительный центр ее женского существа и прикоснулся к нему осторожно и нежно. На нее обрушился целый шквал ощущений. Ее словно ударил электрический разряд, и влажная жаркая волна поднялась навстречу его пальцам. Он ласково погладил мягкий треугольничек волос, раздвинув пальцами нежные лепестки, скрывавшие самую сокровенную женскую тайну.
— О, нежный ангелочек, — хрипло простонал он.
Ей показалось, что она больше не выдержит его прикосновений, но тут он отыскал среди влажных волос крошечный бутончик и слегка потер его большим пальцем. Пульсирующая волна удовольствия сотрясла все ее тело. Она вскрикнула.
Желание и напряжение так прочно слились воедино, что у нее затуманился разум. Пламя желания сжигало ее, и это была сладкая пытка. И чем сильнее хотелось ей его прикосновения, тем нежнее ласкали его пальцы. А он завораживал ее окончательно поцелуем, медленно прикасаясь языком к ее языку в такт движениям пальцев. Неизведанные ощущения потрясли ее, как откровение, у нее вырвался крик, и она, содрогаясь, замерла в тот самый момент, когда первый луч солнца упал на поляну, пробившись сквозь кроны деревьев.
Купаясь в солнечных лучах, Саманта медленно опускалась с небес на землю, опустошенная, но одновременно полная жизненных сил. Она сама себе казалась лучом, теплым, прозрачным первым лучом утреннего солнца.
Саманта очнулась в его объятиях. Открыв глаза, она поморгала, будто ожидая обнаружить, что все еще летит сквозь облака в окружении ангелов.
Но нет, она была на земле. Рядом со своим черным ангелом.
Он смотрел на нее сверху вниз, глаза его искрились, а в выражении лица она заметила мягкость, которой не видела раньше. С гулко бьющимся сердцем она улыбнулась ему в ответ. Ей захотелось потрогать его, как он ее трогал, познать его на ощупь, на вкус, ощутить его запах. Ей хотелось обнять его и никогда не отпускать. Но ее почему-то клонило в сон, тело ее отяжелело.
— Ник, я…
Он закрыл ей рот поцелуем, не дав договорить.
— Шшш, Саманта, не пытайся понять это, просто чувствуй.
Сонно пробормотав что-то, она закрыла глаза и, прильнув к нему, замерла. А он, устроившись поудобней, прислонился спиной к дереву. В этот момент ей хотелось одного — вечно оставаться здесь, с ним. Казалось, нет ничего естественней, чем засыпать, положив голову ему на грудь. Ей было так спокойно!
Разве можно было предположить, сонно подумала она, что все закончится таким образом?
Они устало брели по берегу реки, и лучи послеполуденного солнца жгли обнаженные плечи Николаса. Ему пришлось расстаться с изодранными в клочья, перепачканными кровью остатками рубахи. Из остатков простыни Саманта соорудила ему повязку на грудь, чтобы прикрыть клеймо. Пока сойдет и это.
Они уже несколько часов находились в пути, направляясь вверх по течению, так как предполагали, что их преследователи — если они все еще рыщут в Каннок-Чейз — будут искать их в е низовьях реки. У него оставалось всего пять дней, чтобы добраться до Йорка, а это означало, что необходимо как можно скорее раздобыть лошадь …и освободиться от красивой леди, которая шагала с ним рядом.
Сам себе, удивляясь, Николас покачал головой. Всего лишь вчера он только и мечтал поскорее отделаться от Саманты Делафилд, теперь же при мысли о разлуке щемило в груди. И причина была не в неутоленном желании, которое все еще горячило кровь.
Николас вытер рукой пот, выступивший на груди, подумав, что было бы неплохо с такой же легкостью стереть и это странное чувство. Цепь зацепилась за корягу, и он споткнулся. Саманта озабоченно поддержала его за локоть.
— Ты уверен, что у тебя хватит сил идти дальше?
— Со мной все в порядке. — Она отпустила его руку. Почувствовав, что ответил слишком резко, Николас повторил то же самое мягче: — Со мной все в порядке.
Она, по-видимому, ему не поверила, но он не собирался объяснять ей, что не от физической слабости заплетаются у него ноги, а от мыслей о ней, что само по себе становилось слабостью. Их взгляды встретились, и ее щеки залились краской. Он не удержался от улыбки. Она целый день то и дело краснела при взгляде на него.
— У тебя теперь с лица не сходит улыбка, — поддразнивая ее, сказал Николас, с удовольствием наблюдая, как от его слов Саманта покраснела еще гуще. Он нежно погладил ее по щеке. — Не надо смущаться, ангелочек.
— Я не смущаюсь, — торопливо ответила она, вздернув подбородок.
Ее реакция пришлась ему по душе. Она приняла страсть так же легко, как принимала жизнь: безоговорочно и полностью, с радостью и всем сердцем.
Саманта не переставала поражать его все новыми достоинствами, каждое из которых озадачивало его больше, чем предыдущее. Мисс Саманта Делафилд была человеком деликатных чувств и в то же время обладала железной волей. Она была благовоспитанной леди и талантливой воровкой, милой, невинной девушкой и в то же время могла безоглядно предаваться чувственным наслаждениям.
Не успев остановить себя, Николас наклонился и поцеловал ее. Ее губы, теплые, нежные, раскрылись ему навстречу. Она уже научилась отвечать на его поцелуи и его страсть! Он взял ее за плечи и, притянув к себе, крепко обнял. В его жизни было так мало ласки, а она давала ее так много и с такой готовностью, что он не мог от: этого отказаться и просто плыл по течению, не задумываясь о том, что будет дальше. Его губы прильнули к ее губам, и милый женский жар ожег его, приведя в смятение тело, разум и душу. Он резко поднял голову. Тело его напряглось, сердце глухо колотилось.
— А вы опасны, леди.
Он сказал это шутливым тоном, но в этой шутке было много правды. Она тоже тяжело дышала, а глаза были цвета расплавленного золота.
— Ты собираешься выполнить свое обещание позднее? — спросила она с загадочной полуулыбкой.
— Какое обещание? — в замешательстве спросил он.
— Ты сказал, что я смогу потрогать тебя, — напомнила она ему. — Позднее. — Ее голос прошел по его телу, как глоток крепкого виски, на него отозвался каждый нерв в его теле.
— Правильно; — произнес он, наконец. — Я так и сказал. — Он лихорадочно искал выход из положения. Все еще обнимая, он легонько подтолкнул ее вперед. — Но сейчас для нас главное — не угодить снова в тюрьму.
Она пошла вперед. Шагая следом за нею, Николас пытался разобраться в причинах собственного поведения. Это, черт побери, оказалось нелегкой задачей. Особенно когда она глядит на него, как взглянула только что — в ее взгляде было сладкое чувственное обещание, глаза искрились… Он не знал, как назвать это.
Она сказала «потом», и он почувствовал, как все внутри завязалось в тугой узел — покрепче, чем испанский морской узел. Нет. Никакого «потом» не будет.
Николас нахмурился. До сегодняшнего утра он был убежден: нет ничего плохого в том, что он получит удовольствие и уйдет своей дорогой. Чем она отличается от других женщин, которых он знал? И с девственницами ему приходилось иметь дело. Немало девушек уходило от него с улыбкой на лицах, приобретя сладкий опыт. Он никогда не отказывался лечь в постель с женщиной, если она того пожелает.
До сегодняшнего утра. До Саманты, Ему по какой-то необъяснимой причине было важно уберечь ее невинность. Не брать у нее сокровище, которое она сама предлагала.
Такое впервые случилось с капитаном Николасом Броганом, подумал он, печально усмехнувшись: не тронуть сокровище, вместо того чтобы взять его.
Он смотрел на нее, завороженный грациозными движениями ее тела. Если это соблазнительное тело снова окажется в его объятиях, он может не сдержаться и взять то, что она предлагает, а посему надо держаться от нее подальше.
Мысли его снова перенеслись на поляну. Он все еще не мог поверить тому, что произошло между ними, причем не тому, что она так упоительно отвечала ему. Это как раз его не удивило. Нет, его поразило то, что ее удовольствие оказалось для него такой же радостью, как и для нее, хотя его самого терзало желание погрузиться в ее сокровенные глубины и ему потребовалось собрать в кулак всю силу воли, чтобы тут же не овладеть ею. Она таяла в его руках, как мед, податливая, открытая, готовая, но он сдержал себя.
Впервые в жизни он доставил удовольствие, не взяв ничего взамен, и от этого почувствовал себя невероятно… хорошо. Более чем хорошо. Он был счастлив.
Николас покачал головой, напомнив себе, что его ждет неотложное дело. Речь идет о жизни и смерти. Йорк. Вымогатель. Осталось всего пять дней. Меньше пяти дней. Пропади все пропадом! Сосредоточься, Броган!
Они продолжали идти, погруженные каждый в свои мысли. Солнце клонилось к закату, посылая косые лучи сквозь листву деревьев. Ему показалось, что впереди послышался какой-то шум.
— Подожди! — Он остановил Саманту и встал рядом с ней. — Что это за звуки?
Они замерли на месте, прислушиваясь. Ветер донес звук голосов.
— Ах, черт возьми! — Схватив Саманту за руку, Николас нырнул в заросли кустарника.
— Как ты думаешь, кто это, может быть? — шепнула она.
Он не ответил, зная, что они оба подумали об одном и том же: полицейские!
Но голоса не приближались. Кем бы ни были эти люди, они, по-видимому, не двигались с места. И ни лая собак, ни ржания лошадей не было слышно. К тому же некоторые голоса, несомненно, принадлежали женщинам.
— Трудно сказать, кто это, — прошептал он в ответ. — Хочешь, подойдем поближе и посмотрим?
Она кивнула. Они осторожно подошли поближе, держась в тени деревьев в нескольких ярдах от себя, они увидели людей, разбивших лагерь посреди большой поляны.
Николас остановился, укрывшись за стволом векового дуба, и подтащил к себе Саманту. Он осторожно выглянул из-за дерева, пожалев, что у него нет с собой подзорной трубы. Рядом он слышал учащенное дыхание Саманты.
— Если это не полицейские, — прошептала она, — то кто же эти люди? Кто еще может сейчас болтаться в Каннок-Чейз?
В лагере было около сорока человека — мужчины, женщины и дети. Какие-нибудь путешественники… Повозки и фургончики были ярко раскрашены.
— Цыгане, — сказал он, наконец. — Такие же, как мы, изгои общества, ищущие прибежища в лесу. Саманта вздохнула с облегчением.
— Может быть, нам уйти, пока они нас не заметили?
— Не торопись, ангелочек. — Он продолжал внимательно изучать табор. — Там, где есть повозки, должны быть и лошади.
Саманта втянула носом воздух.
— Чувствуешь запах? — Она пристроилась рядом с ним, чтобы лучше видеть. — Интересно, что они там варят?
От пряного запаха у него заурчало в животе.
— Наверное, какую-нибудь похлебку.
В центре круга, образованного фургончиками, был разведен костер, на котором готовили пищу. Две женщины суетились возле большого чугунного котла, подвешенного над огнем.
Однако самым соблазнительным для него зрелищем были лошади. Николас заметил их в дальнем конце табора. Не менее двух десятков. Он улыбнулся.
— Неосторожно с их стороны оставлять лошадей там, откуда любой может их увести.
— Ты, наверное, шутишь. Нас поймают. — Она погремела цепью. — К тому же, как мы усядемся на лошадь вдвоем?
— Что-нибудь придумаем, когда придет время.
— Полицейские, возможно, уже разговаривали с этими людьми. А вдруг они им за нас обещали вознаграждение?
Николас на мгновение задумался. Она права: откуда им знать, сколько времени стоят здесь цыгане? Нет, появляться у них слишком рискованно.
— Я схожу туда, когда стемнеет, а ты останешься…
Он замолчал.
— Извини, — она криво усмехнулась, — но куда бы ты ни пошел, я пойду с тобой.
Взглянув на нее, Николас вспомнил, что однажды уже сделал ту же самую ошибку, но тогда это объяснялось тем, что он не привык быть с кем-нибудь в паре. А теперь… А теперь он просто хотел, чтобы она была в безопасности.
Это открытие поразило его: он ведет себя как порядочный человек. Ему хочется защитить ее!
— Но если ты решишься на это, я тоже не струшу, — продолжала Саманта, не подозревая о подлинной причине его молчания. — Не такая уж я неженка.
Ну, это вопрос спорный, подумал он, вспомнив, Как она чуть не лишилась сознания в его объятиях сегодня утром.
— Я знаю, — успокоил ее он, впервые пожалев о том, что она такая храбрая.
— Так что мы будем делать?
Пока он обдумывал ответ, с дальнего конца табора раздался какой-то новый звук, звук, совсем неуместный в глухом лесу, знакомый звон металла о металл. Звук этот менял все планы.
Потому что это, несомненно, стучал по наковальне молот кузнеца.