Такого безумного поступка он, несомненно, не совершал еще никогда в жизни. Ветер с дождем хлестал в лицо, но Николас, пришпорив коня, мчался вперед. Его серый жеребец птицей летел через поля, только эхо разносило топот копыт. Еще два-три часа, и он будет в Мерсисайде. Если, конечно, не сломает себе шею. Он еще даже не знал, как будет разыскивать там Саманту.

Город наверняка кишит полицейскими, но это его мало волновало. Удивительно, но он даже не задумывался над последствиями своего поступка. Жизни Саманты угрожает опасность — этого было достаточно, чтобы изменить его планы. Ему потребовалось не более пяти минут, чтобы объяснить Ману ситуацию и поручить ему сделать то дело, ради которого он приехал в Англию. Он приказал Ману, не раздумывая и не сомневаясь, убить того, кто придет за пакетом, кем бы он ни оказался. Дождь сек лицо иголками, но Николас этого почти не замечал. Если с Самантой что-нибудь случится, он никогда не простит себе этого. Она значила для него больше, чем он сам для себя.

Если только ее дядюшка посмеет прикоснуться к ней, то он выпустит кишки старому сукину сыну! Жеребец перемахнул через изгородь, и Николас снова пришпорил коня. Скорее! Ему, черт возьми, безразлично, нуждается она в его защите или нет. Он не сможет спокойно жить, пока не убедится, что она в безопасности.

Он сам посадит ее на первый корабль, отбывающий в Венецию, а потом встретится с Ману у Клэрис, и, как только отремонтируют их суденышко, они отправятся в Южную Каролину. О том, как он переживет расставание с ней во второй раз, Николас старался не думать.

Господь, по-видимому, еще не закончил свои жестокие шуточки. Он сердито взглянул на небеса, начиная подозревать, что у Господа неистощим запас их, особенно когда речь идет о бывших пиратах.

Пока он несся по холмистой местности, одна мысль согревала ему душу: завтра к вечеру вымогатель будет мертв. Ману поклялся ему сделать это и на сей раз не ослушается приказания.

После долгих дождей и туманов и гнетущей серенькой погоды Михайлов день выдался ясным: небо очистилось от облаков, а солнце светило ослепительно ярко. Перемена погоды, казалось, выманила на улицу всех обитателей Йорка, заметила Сэм, выглядывая из окошка наемного экипажа, в котором вместе с Колтоном Фостером тряслась по булыжной мостовой. «А нельзя ли будет улизнуть и затеряться в толпе?» — подумала она со слабым проблеском надежды.

Она даже не успела додумать до конца эту мысль, как почувствовала, что в ребра больно ткнулось твердое дуло пистолета.

— Мы будем на месте через несколько минут, — напряженно произнес Фостер, — Запомните, мисс Делафилд, вы должны точно исполнить мои указания и тогда сможете идти, куда хотите, как будто ничего этого никогда и не бывало. Все останется позади и забудется, как дурной сон.

Сон? Вернее было бы назвать это кошмаром. Она живет в каком-то кошмаре, которому конца не видать.

— Не беспокойтесь, сделаю все, что надо.

«Если только не появится хоть самая малейшая возможность улизнуть, не получив пулю в затылок», — добавила она про себя.

Сидевший рядом с ней на обтянутом бархатом сиденье наемного экипажа Фостер не ответил. Он явно не доверял ей, несмотря на все ее усилия расположить его к себе. Дорога от Мерсисайда до Йорка заняла два дня. Два долгих и самых утомительных дня за всю ее жизнь. Саманта не ела и не спала, ее била лихорадка, она все время мерзла, хотя одета была тепло. Шерстяная юбка и накидка с капюшоном не могли защитить ее от холодного страха, который поселился внутри.

Прежде чем разрезать веревку, связывающую ей руки, Фостер обыскал ее и, обнаружив в кармане драгоценный камень, отобрал его. За всеми ужасными событиями Саманта позабыла о подарке Ника, но, когда Фостер его забрал, она чуть не заплакала. Она все время думала о Нике и в конце концов решила, что Ник Джеймс не может быть Николасом Броганом. Разве мог человек, о котором говорили, что он одержим жадностью, отдать драгоценный камень? Она знала о нем правду. Например, о казни его отца, об ужасах, пережитых в плавучей тюрьме. Ведь он не придумал все это, чтобы вызвать у нее сочувствие. Это была правда.

— Я все-таки считаю, что вы перепутали этого человека с другим, — спокойно сказала она Фостеру, глядевшему в окошко. — Ник Джеймс — никакой не пират. Я уверена, что в Англии найдется немало людей с клеймом в виде трезубца. Не могут же все они быть Николасом Броганом.

Фостер покачал головой и пробормотал себе под нос что-то невнятное. Она не расслышала слов, но судя по тому, как это было сказано, оскорбительное замечание было высказано в адрес некоторых «безмозглых блондинок».

— Мисс Делафилд, вы пытаетесь ухватиться за соломинку.

— А вы ослеплены жаждой мести. Он нахмурился.

— Побыли бы вы хотя бы день в моей шкуре, тогда бы и судили, имею ли я на это право.

Она перевела взгляд с его молодого лица на пустой рукав, свисавший с плеча, и опустила глаза.

— Вижу, что вам пришлось нелегко, — тихо сказала она, — но ведь вы не единственный человек на свете, на долю которого выпали страдания.

— Страдания? — резко повторил он. — Что вы знаете о страданиях? Знаете ли вы, что значит жить калекой, мисс Делафилд? Когда люди глазеют на вас, где бы вы ни появились? Видеть в их глазах жалость и брезгливость? Что, значит, быть неполноценным человеком? Известно ли вам, как неполноценный человек зарабатывает себе на жизнь? Он барахтается где-то на задворках жизни, прося милостыню, чтобы выжить, и проводит дни и ночи в одиночестве…

Он неожиданно замолчал и снова взглянул в окошко.

Сэм сидела, прижавшись к спинке сиденья, потрясенная откровениями Фостера… и его болью. Волна сочувствия и жалости захлестнула ее, той самой жалости, которая приводила его в ярость. Ему, наверное, и правда многое пришлось вытерпеть, подумала она. Жизнь обошлась с ним жестоко в юном возрасте, и он позволил гневу и горечи ожесточить свое сердце.

— Мистер Фостер, хотите верьте, хотите нет, но я знаю, каково остаться одной, — тихо сказала она.

Он сердито выругался.

— Приберегите свои печальные истории для того, кто захочет их слушать. Как бы вы ни страдали, ваши страдания не идут в сравнение с тем, что пришлось вынести мне. Особенно от руки Николаса Брогана. — Он произнес «Брогана» как проклятие, как будто само это имя было повинно во всех его мучениях. — Вас он просто соблазнил и бросил, как изношенную одежду. Он всегда так обращается со своими шлюхами. — Фостер снова обернулся к ней и сказал явно с намерением причинить ей боль:

— Не угодно ли узнать, сколько у него было любовниц? Я мог бы назвать примерную цифру…

— Нет, благодарю, — сказала она в ответ. — Обойдусь без этой информации.

— Как хотите. Но поверьте мне, мисс Делафилд, о том, что его приняли не за того человека, не может быть и речи. Я потратил много лет, чтобы выследить Брогана. Я многое узнал о нем. И не мести я жажду, а справедливости. Этот мерзкий убийца весело живет, имея сколько угодно денег и, женщин. От него не убудет, если он отдаст несколько тысяч фунтов одной из своих жертв.

Он снова выглянул в окошко и постучал в крышу экипажа рукояткой пистолета.

— Приехали. — Фостер напрягся и направил на нее дуло пистолета. — Оставайтесь со своими иллюзиями, если хотите, но не забудьте делать то, что я вам приказываю.

Не сводя взгляда с пистолета, Сэм молчала. Что бы она ни сделала, ее жизнь под угрозой. Если она попробует предупредить Ника, она, возможно, станет соучастницей одного из самых жестоких преступников за всю историю Англии. Ио если подчинится указаниям Фостера, она, возможно, подпишет смертный приговор человеку, которого любит.

Экипаж остановился. Фостер встал, спрятав пистолет в карман камзола.

— Пришло время заработать себе свободу, мисс Делафилд.

Он распахнул дверцу, вышел из экипажа и, оглядев многолюдную улицу, жестом пригласил ее выйти. Он расплатился с кучером, по не успел экипаж отъехать, как дуло пистолета снова уперлось в ребра Сэм.

— Чтобы вам не пришло в голову как-нибудь нарушить мои указания, — сказал он, подталкивая ее к входу в таверну, — я хочу, чтобы вы твердо запомнили одну вещь.

— Что именно? — Сэм изо всех сил старалась сохранять самообладание.

Он кивком головы указал на вывеску над входом. Она увидела выведенное крупными буквами название — «Черный ангел» и изображенного под ним демона со злобной ухмылкой и трезубцем в одной руке.

— Он не стоит того, чтобы за него отдать жизнь, — сказал Фостер. У Сэм перехватило дыхание.

— Клеймо и несколько следов от ударов плетью, — упрямо сказала она, — еще не означают, что это Николас Броган.

Фостер насмешливо фыркнул.

— Поживем — увидим. — Они уже находились в нескольких шагах от двери. — Значит, я вхожу первым. Вы сосчитаете до двадцати, прежде чем последовать за мной. Не хочу, чтобы было заметно, что мы с вами пришли вместе.

— Понятно.

— И помните: я за вами слежу. И держу вас на мушке… а ваши деньги находятся в моем кармане.

Сурово взглянув на нее в последний раз, он вошел внутрь, оставив ее на улице.

Сэм стояла в тени возле входа, а мимо текла толпа прохожих. Она начала считать.

Один… два…

Она так и не решила, правильно ли поступает. Кое-что из сказанного Фостером было похоже на правду. Она сама видела, как Ник убивает голыми руками. А правду о своем прошлом он, возможно, не рассказал ей потому, что она была слишком ужасна.

Три… четыре… пять…

Но разве мог Ник, который был так нежен с ней, утешал ее, спас ей жизнь, который умел рассмешить ее… разве мог этот человек быть Николасом Броганом?

Шесть… семь… восемь…

Но если Фостер лжет, то нужно предупредить Ника.

Девять… десять… одиннадцать…

А если Ник действительно Николас Броган, она, возможно, рискует жизнью.

Двенадцать… тринадцать… четырнадцать…

Ох, пропади все пропадом! Если у нее осталась хоть капля здравого смысла, нужно немедленно бежать. Бежать подальше от этого проклятого места. Из Йорка. Из Англии. Бежать сию же минуту и навсегда забыть о встрече с Ником, или как там его зовут.

Пятнадцать… шестнадцать… семнадцать…

Но она не может этого сделать. Без единого шиллинга в кармане далеко не убежишь.

Восемнадцать… девятнадцать… К тому же она не может бросить Ника на произвол судьбы.

А вдруг Фостер лжет? А вдруг он ошибается? Может быть, Ника вообще здесь нет. Двадцать.

Будь, что будет, подумала Саманта, открывая дверь, и шагнула через порог.

Она быстро окинула взглядом темную, большую комнату. Закашлявшись от густого табачного дыма и тяжелого запаха пива и пота, она поискала глазами черную шевелюру, зеленые глаза, широкие плечи и обветренное загорелое лицо. В «Черном ангеле» в тот день было многолюдно, но Ника среди посетителей она не увидела.

А ведь он не такой человек, которого не заметишь в толпе. Даже если бы он изменил внешность, она узнала бы его. Его там не было.

С облегчением вздохнув, Сэм взглянула с победоносным видом на Фостера, с напряженным видом сидевшего в дальнем конце зала. Он ошибся. Фостер все не так понял. Человек, за которым он охотился, был не Ник Джеймс.

Фостер кивком головы указал ей на стойку бара, напомнив, что пора делать дело. Она подчинилась приказу. Чем скорее она заберет этот проклятый пакет, тем скорее освободится. Стремясь поскорее разделаться с неприятным поручением, она, протолкавшись локотками в толпе, направилась прямиком к хозяину таверны.

Ману сидел в темном углу в самой глубине комнаты. Шляпа, надвинутая на лоб, и газета в руках скрывали его лицо. Время от времени он поглядывал поверх газеты на хозяина, ожидая его сигнала, о котором они договорились заранее.

В тот вечер в «Черном ангеле» было, как никогда, многолюдно: фермеры, горожане, приезжие — псе наслаждались праздничным отдыхом и радовались хорошей погоде.

Его жертва пока еще не появлялась, но Ману был терпеливым охотником. Покуривая манильскую сигару, он без труда делил свое внимание между предстоящей ему задачей и газетой, которую держал в руках. Он размышлял о том, чему все еще никак не мог поверить.

Ему не верилось, что он сидит здесь в одиночестве, а капитан Броган внезапно уехал.

Из-за женщины.

Он все еще недоверчиво покачивал головой при этой мысли, хотя после неожиданного отъезда капитана и его невнятных объяснений прошло уже два дня. Ману никогда бы не поверил и даже расхохотался бы в лицо тому, кто бы только предположил, что это может произойти. Однако факт остается фактом. Капитан Николас Броган, имя которого наводило ужас на каждого добропорядочного англичанина, влюбился.

Два десятка лет капитан с успехом сопротивлялся чарам прекрасного пола и вдруг — на тебе! — влюбился по уши. Он, конечно, никогда не признается в этом. Пробормотав что-то невразумительное О воровском кодексе чести и о том, что он обязан ей жизнью, капитан помчался спасать ее.

Еще больше Ману удивило то, что он сказал перед отъездом. Два слова, которых Ману никогда не слышал от него раньше. Береги себя.

Проявление заботы, обычные слова, которые можно сказать другу, но произнес их человек, клявшийся, что у него нет и не будет друзей.

В очередной раз взглянув поверх газеты, Ману насторожился. Хозяин подавал ему знак, исподтишка указывая жестом на закутанную в накидку фигуру у дальнего конца стойки.

Ману кивнул, и хозяин понес пакет человеку, который пришел за ним. Ману весь подобрался, гнев горячей волной прошел по жилам. Так вот он, вымогатель, наконец-то появился…

Он замер на месте, с удивлением разглядев под шерстяной накидкой изгибы женской фигуры. Тут не ошибешься. Это женщина!

Секунду спустя удивления как не бывало. Не раз предупреждал он капитана: в аду нет фурии страшнее разъяренной женщины. Он скорчил гримасу. Пол вымогателя ничего не меняет, особенно если на карту поставлена жизнь его капитана.

Она сама затеяла эту опасную игру. И ей одна дорога — в ад.

Хозяин передал ей пакет. Нельзя терять ни секунды Молись, несчастная дуреха!

Поднявшись с места, Ману сунул руку в карман, и пальцы сжались вокруг рукоятки ножа. Небольшое смертоносное лезвие сделает свое дело быстро и бесшумно. Он перережет ей горло и выскочит из двери, прежде чем окружающие поймут, что произошло.