Повозка громыхнула, попав колесом в колдобину, и деревянный борт больно ударил Сэм между лопаток. Но она почти не почувствовала боли: с того момента, как утром кузнец защелкнул железное кольцо на ее щиколотке, она так и не пришла в себя. Ей было нехорошо — голова кружилась, поташнивало. Струйки пота скатывались по шее за лиф платья, а влажные волосы липли к коже жаркими клейкими прядями. Ей, как и ее соседу, связали руки, и сейчас она не могла даже шевельнуться. Все тело ломило, кисти рук онемели. От жары и пыли, запорошившей ей глаза, от вонявшей кислятиной охапки старой соломы, на которой Сэм сидела, хотелось плакать.

Но хуже всего была жара, не боль и даже не металлическое кольцо вокруг лодыжки, а направленный на нее недобрый взгляд мужчины, сидевшего напротив, того, кто был прикован к ней восемнадцатью звеньями металлической цепи.

Восемнадцатью.

У Сэм было время их сосчитать. Восемнадцать толстых, черных звеньев. Цепь была достаточно прочной, чтобы удержать даже необъезженного жеребца. Бикфорд, усаживая Сэм в повозку, сказал, давясь от смеха, что в Лондоне, чтобы снять кандалы с ног, придется пригласить кузнеца. При этих словах удивление на лице бродяги сменилось угрюмой злобой. И теперь всякий раз, когда Сэм взглядывала на него, он, стиснув зубы, отвечал ей таким враждебным взглядом, будто она была виновата в случившемся.

Впрочем, она смотрела на него так же. Ей вся эта ситуация нравилась не больше, чем ему. Она надеялась сбежать под покровом ночи, но теперь, когда ее приковали к этому шестифутовому злодею, она едва ли сможет сдвинуться с места. Неужели остался один путь — Лондон?

Отвернувшись от попутчика, Сэм перевела взгляд на открывавшиеся просторы полей и попыталась успокоиться, хоть на какое то время забыть о своем положении.

«Все не так уж безнадежно, — уговаривала она себя. — Надо только не поддаваться панике и перестать жалеть себя. Надо думать».

До Лондона они доберутся не раньше, чем через неделю. Возможно, в дороге сломается колесо повозки… Нет, едва ли, сразу же остановила себя Сэм, — на такое везение глупо надеяться. Полицейские взяли, конечно, исправную повозку, крепкую, надежную, приспособленную к перевозкам тяжелых грузов по бездорожью. Ей не страшны равнины и ухабы, которые встречались здесь на каждом метре. Сэм собственным задом чувствовала каждый проклятый ухаб. Нет, надеяться на то, что с повозкой что-нибудь случится, нельзя. Тем более задумывать побег, основываясь на этой надежде.

А если кто-нибудь из охранников утратит бдительность? Нет, все четверо не спускали глаз с захваченной добычи, следили за пленниками, словно стая волков. Еще бы! Их ждет неплохое вознаграждение.

Бикфорд правил лошадьми, насвистывая веселенький мотивчик, действующий Саманте на нервы. Рядом с ним беспокойно ерзал молодой Такер, каждые несколько минут оглядывавшийся на арестованных. Он не спускал палец с курка пистолета, и Сэм опасалась, как бы он случайно не нажал на курок.

Лич ехал впереди верхом, а Суинтон сзади. Он ехал молча, даже обычных колкостей не было слышно. Это молчание пугало Сэм. Он ехал так близко, что она ощущала его дыхание. Даже не оглядываясь, она чувствовала, как черные птичьи глаза следят за каждым ее движением, за каждой капелькой пота, стекающей по шее. Ее бесило, что Суинтон, наверное, радуется тому, как она страдает.

Сэм вздрогнула: Суинтон напомнил ей дядюшку Прескотта в его самых отвратительных проявлениях. От этой мысли у нее даже перехватило дыхание, но она постаралась побороть страх, чтобы, не дай Бог, не расплакаться. Нет, ни Суинтону, ни дяде Прескотту и никому другому никогда не удастся заставить ее почувствовать себя беспомощной.

Должен же быть какой то выход!

На щеку села муха. Сэм тряхнула головой, чтобы прогнать ее, и на глаза упали волосы. Нахмурив брови, Сэм потерлась щекой о плечо, кляня свою беспомощность. Наконец ей удалось откинуть волосы, но на глазах, раздраженных дорожной пылью и грязью, выступили слезы.

В тот самый момент, когда она подняла голову, оглянулся Такер, и в выражении его веснушчатого лица она заметила нечто неожиданное.

Сочувствие. Сожаление.

Времени на раздумья не было. Сэм приняла решение почти инстинктивно. Вместо того чтобы прогнать выступившие слезы, она позволила себе расплакаться, слезинка заскользила вниз по щеке, оставляя дорожку на грязной коже. За ней следом другая. К этому она добавила трогательную дрожь нижней губки. Потом опустила ресницы, словно устыдившись того, что он заметил ее слезы, и тихо всхлипнула.

Сэм снова медленно подняла глаза — паренек смотрел на нее. Лицо Такера напряглось. Похоже было, что он едва сдерживается, чтобы не броситься к ней и не развязать руки. Но… он резко отвернулся. Сэм нахмурилась. Как видно, чувство долга взяло верх над сочувствием. Пропади ты пропадом!

С противоположной стороны повозки донесся сдержанный смешок. Бродяга смотрел на нее с издевательской ухмылкой на разбитых губах, а плечи тряслись от еле сдерживаемого смеха.

Сэм почувствовала, что краснеет; вздернув подбородок, она отвернулась, мысленно призывая чуму на его голову. Ее не интересуют его грязные мысли. Го, что он правильно понял разыгранную сценку, еще ровным счетом ничего не значит.

Ей все-таки удалось произвести на молодого полицейского нужное впечатление, а это главное!

Теперь каждый раз, когда Такер оглядывался назад, она безошибочно замечала в выражении его лица мягкость. Более того, жалость. А жалость может оказаться весьма полезной.

Сэм снова украдкой взглянула на бродягу — он улыбался. «Смейся, сколько влезет, недоумок. Увидим, кто будет смеяться последним, когда я окажусь на свободе, а ты все еще будешь под арестом», — думала Сэм.

Вполне удовлетворенная достигнутым результатом, она откинулась на деревянный борт повозки, любуясь ясным синим небом над головой. День уж не казался ей таким безнадежно унылым.

Если не считать урчания в пустом желудке мучил голод. Боже, когда же это она в последний раз по-настоящему обедала? Какие-то закуски, которые ей удалось перехватить вчера вечером на приеме у леди Хэммонд, в счет не идут. Приглашения на вечер у Сэм не было, и она не рискнула слишком долго находиться в толпе гостей, а быстро направилась к шкафчику со столовым серебром.

Вся эта вчерашняя авантюра с вечеринкой была с самого начала рискованной затеей. Ей следовало исчезнуть из Стаффордшира еще две недели назад. Работать в одном округе четыре месяца подряд — это слишком долго. Но богатые загородные особняки открывали столько возможностей легкой добычи, а ей не хватало всего какой-то сотни фунтов!

Чтобы навсегда уехать из Англии. Начать новую жизнь. И, наконец почувствовать себя в безопасности.

От радости, что ее мечта близка к осуществлению, Сэм вчера вечером была в слишком приподнятом настроении. А в таких случаях у нее всегда притуплялась бдительность. Она сделала всего один промах, но этого оказалось достаточно, чтобы леди Хэммонд ее поймала с поличным.

И всего-то полдюжины креветочных вилок! Как будто такая дама, как леди Хэммонд, вообще могла заметить пропажу этих несчастных вилок.

Сэм поморщилась. Все это, черт побери, так несправедливо! Она никогда не брала у людей помногу. Отчасти потому, что боялась жадностью привлечь к себе нежелательное внимание и оказаться в петле, но главным образом потому, что не хотела никому причинять страдания. Даже такой, как леди Хэммонд.

Закрыв глаза, Сэм постаралась выбросить из головы мысли о еде и о вчерашнем досадном промахе.

Повозка, трясясь и скрипя, катилась к югу, и Сэм после бессонной ночи, от изнуряющей жары задремала. Сквозь сон она слышала, как шумно дышали лошади. Время перевалило за полдень. Солнце стояло высоко и припекало нещадно.

Ее разбудил зловещий крик. Открыв глаза, Сэм настороженно выпрямилась. Они приближались к опушке большого лесного массива. Высоко в небо поднялась стая птиц, криками предупреждая лесных обитателей о вторжении людей.

Окончательно проснувшись, Сэм огляделась. Они въехали в лес. Густая листва закрывала солнце, и она чуть не застонала от облегчения. Опаленную солнцем кожу нестерпимо саднило, и прохладная тень показалась ей целительным бальзамом.

Дорога и жара, по-видимому, утомили и ее стражей. Бикфорд, лениво выругавшись, погрозил кулаком ворону, слишком низко пролетевшему над головой. Такер, будущий предполагаемый спаситель, сидел, привалившись к борту повозки. Треуголка сползла ему на глаза, веснушчатая щека покоилась на ладони. Пистолет лежал на коленях.

Даже Лич и Суинтон, ссутулясь, сонно покачивались в седлах и казались такими же усталыми, как и их лошади.

Сэм, зевнув, бросила взгляд на бродягу, уверенная, что он тоже дремлет. Но нет. Он сидел, прижавшись спиной к борту и опустив на грудь голову, но не спал. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь листву, поблескивали на его черных волосах. Сэм заметила седину. Как ни странно, но вчера он почему то показался ей совсем молодым парнем. Самоуверенным. Дерзким. Интересно, сколько же ему лет на самом деле?

Под колесами хрустела сухая листва, как будто давили яичную скорлупу. Сэм снова переключила внимание на лес. Какая ей разница, сколько ему лет, кто он такой и чем он занимается? При первом удобном случае она исчезнет из этих мест, убежит и от него, и от охранников.

Вероятно, они скоро доберутся до какого-нибудь городишки и остановятся там на ночь. Сэм надеялась, что ей удастся уговорить их ненадолго оставить ее в одиночестве, чтобы она могла привести себя в порядок. На Бикфорда и прочих ее уговоры, конечно, не окажут воздействия… по этого рыжего паренька, возможно, удастся уговорить найти кузнеца и ненадолго освободить ее от цепи — всего на минутку, чтобы освежиться и справить естественные потребности. И тогда она сбежит. Сэм тихонько вздохнула и улыбнулась.

Дорога резко повернула на восток, огибая лес. Интересно, подумала Сэм, почему дорога огибает лес, ведь проще было бы проложить ее прямиком через лес.

И тут она поняла, где они находятся — в самой южной части Стаффордшира. Должно быть, это и есть тот самый пользующийся дурной славой лес под названием Каннок-Чейз.

Это был самый обширный, самый глухой и мрачный лесной массив в Англии, место, где скрывались воры, мятежники и разбойники всех мастей. Даже теперь, когда большая часть земель была поделена на участки, обнесенные заборами, Каннок-Чейз был таким же глухим местом, как много лет назад, во времена средневековья. Отсюда разбойники совершали свои полночные набеги, а законопослушные граждане предпочитали обходить его стороной. Этим и объяснялся странный крутой поворот дороги.

За спиной послышался едва слышный резкий металлический звук. Сэм оглянулась. Бродяга сидел выпрямившись, устремив пристальный взгляд в лесную чащу. Он сидел совершенно неподвижно.

Ее насторожил странный блеск его зеленых глаз. Сэм не могла бы сказать точно, что именно встревожило ее, но что-то было в его взгляде. И откуда бы взяться этому металлическому звуку? На лязганье цепи это не похоже.

Бродяга бросил взгляд вправо, на Лича, едущего впереди. Довольно далеко впереди. К концу дня полицейский мало-помалу увеличил дистанцию между ними, существенно опередив повозку.

Заметив, что бродяга бросил такой же острый взгляд влево, Сэм замерла. На сей раз, он поглядел на Суинтона. Тот тоже был далеко — в нескольких ярдах от повозки.

Сердце ее учащенно забилось. Похоже, что… но нет, не может быть, что этот мерзавец… тоже, что-то замышляет.

Не сейчас. Не при дневном свете. Стражники, конечно, утомились, но одно подозрительное движение, и они изрешетят незадачливого бедолагу пулями. И ее вместе с ним.

Не может же он замыслить побег при дневном свете! Не сумасшедший же он, в самом деле!

Сэм попыталась успокоиться. Он производил впечатление человека здравомыслящего. В изумрудных глубинах глаз, несомненно, светился разум — цепкий, находчивый. Нет, его лицо, обрамленное черной бородой и копной непокорных черных волос, тронутых сединой, нельзя было назвать тупым. Эта мысль обнадеживала. Немного успокоившись, Сэм вгляделась в худощавое загорелое лицо и вновь увидела то, что уже заметила в нем вчера вечером при тусклом свете факелов — вызывающую дерзость. Безрассудство. Вчера это вызвало у нее презрение, теперь же испугало. Она поняла, что значила эта дерзость: ему нечего терять.

Бродяга меж тем перевел взгляд с Суинтона на Бикфорда, затем на Такера, потом как бы невзначай взглянул на нее, затем вниз, на связывающую их цепь, на ее закованную щиколотку, дюйм за дюймом поднимая взгляд вверх, по ее ногам и телу.

Сэм бросило в жар. Однако это был не тот похотливый, оценивающий взгляд, которым он смотрел на нее вчера. Нет, это было что-то совсем другое, отчего у нее перехватило дыхание. Словно он оценивал ее и… одобрял. Да, она ясно прочла на его странное одобрение.

Он снова посмотрел на полицейского. Сэм замерла. Вокруг стояла тишина. Даже птицы в лесу угомонились.

Пульс у нее учащенно бился. Неужели он действительно что-то затеял? Безумец! Неужели он решился бежать днем, да еще с ней на привязи?

Сэм шевельнула ногой, слегка погремев цепью, чтобы привлечь его внимание. Он взглянул на нее в упор. Она беззвучно произнесла губами одно слово:

— Нет!

Он приподнял бровь — то ли вопросительно, то ли с вызовом, она не поняла. Может быть, этот сумасшедший просто не знал, что означает слово «нет»? Особенно когда его произносит женщина.

Посмотрев мимо нее на лес, он зевнул и с самым невинным видом пожал широкими плечами, словно не понимая, что она имеет в виду.

Заплывший глаз и разодранная щека и — ангельски непорочное выражение лица. Ее не проведешь! У воровки и обманщицы есть одно преимущество — ее не обманут такие же, как она, мошенники.

Она не поверила ему, даже когда он удобно улегся на охапке соломы, такой спокойный и умиротворенный, словно сапожник, наслаждающийся однодневным отдыхом за городом.

Прошло полчаса. Он не шевельнулся.

Может быть, она неправильно его поняла? Вполне возможно, что ее ввела в заблуждение его мимолетная ухмылка. Конечно, убеждала себя Сэм, он ничего не замышляет. Просто горько посмеивается нал их судьбой.

Или он все-таки что-то задумал?

Несмотря на его небрежную позу, она не могла избавиться от ощущения, что он что-то затевает. Что-то такое опасное, что и словами не передать.