Глава 1

Скажите, чего не хватает народу? Нет, не спешите с ответом: если б на это было так просто ответить, то мудрые правители давно бы принесли всем по клочку счастья и не допустили бы ни революций, ни гражданских войн... Или допустили бы? Ведь кто сказал, что правители Земли мудры? По крайней мере -мудры во всем?.. Они ведь тоже люди... Да и компьютеры в таком деле не очень-то помогают: вспомните, что натворила на Риадане одна-единственная "Машина Правосудия", едва дорвавшись своими электронными мозгами до власти... Хотя — и тут несложно найти ей оправдание: мол, а машину-то кто создал? Люди! Вот и пороки, мол, от создателей созданию своему передались... Уж не лучше ли в таком случае отдать власть над планетой богам? Они-де справедливы и мудры, хоть нас — таких вот несовершенных создали... Вдруг что-нибудь да исправят к лучшему? Хуже-то не сделают? Как вы думаете? Есть еще куда хуже?..

А то еще, глядишь, и ответят они, боги, на извечный вопрос, терзающий из эпохи в эпоху любое разумное население: ТАК ЧЕГО ЖЕ, ЭРУ ПОБЕРИ, ЧЕГО ЖЕ НЕ ХВАТАЕТ НАРОДУ?!

Давно ли кричали в народе: "Кошмар! Что это за ужас: зима среди лета! Куда это Небеса смотрят!!!", а теперь вот настала весна, стремительно возвращается утерянное лето — и идет новый вой: "Верните нам нашу зиму, а то приходится не ходить, а плавать!.."

Да и вышедшие из берегов реки никакой радости в настроении не прибавили... На равнинах — потопы, в горах — лавины, сползающие и на бегу превращающиеся в селевые потоки. Но более утонченное издевательство досталось маленькому "полуготическому" заброшеному Храму в очень хитром ущелье. Кто, когда и зачем построил этот Храм — и не вспомнит никто. Даже не помнят, кому из богов посвящен этот Храм. В более позднюю эпоху народ утверждал, что это Храм Создателя, Храм самого Единого Творца, Всевышнего и Милосердного. Но богослужений все равно там не проводил, предпочитал строить для этого новые Храмы, кроя золотом их крыши. Помните, как в песне:

Купола у нас кроют чистым золотом,

Чтобы чаще Господь замечал...

Только не часто что-то блеск золота привлекал внимание Золотого Творца, Обладающего Силой Творящего Пламени! (Тоже титул Всевышнего, и, согласитесь, ничуть не хуже других...) Так может, не в золоте дело?

Вот только умоляю: не повторяйте вослед за шутниками, что Ему надо не храмы дарить, а очки от близорукости, чтоб хоть что-нибудь разглядел!

А может — стоит вспомнить кое-что из забытого? Это ведь не сложно -пришел в старый дом с уцелевшими еще клочками обоев да следами от картин на стенах, вдохнул воздух поколений, смешанный с горьковатым запахом запустения, зажмурил глаза... А с небес — эхо ушедших голосов. А из подполья — шепоток потревоженных крыс. Тех, что завидовали голубям за то, что те умеют летать, но затем — увидели, что делает лень и сытость с гордыми прежде божиими птицами. Рожденный ползать — не всегда полетит. А рожденный летать? Отчего ж — ползает?! Или весь смысл жизни — пожрать да поспать, а взлететь — лишь для того, чтоб нагадить на крышу Храма?!

Вернуться в старый дом... А прилететь в старый Храм? Не скрою — сотни лет тут не было никого. А теперь вот — трое решили объявиться. Двое — это, разумеется, наши любители приключений: Женька и Темка. А третий, разумеется — Элдхенн-младший. Он хоть и дракон метров тридцати ростом — а все равно мальчишка. И в душе, и по поведению...

Храм находился в горах, но за хитрое его расположение нередко называли его чуть иначе: Храм-В-Ложбине. Стоял он на тверди земной, но над ним нависала не меньшая толща. Он словно скрылся в нише, вырытой неведомыми силами в недрах горы. Снизу — не заметить Храма, только расщелина, как горло пещеры. Сверху — ни с орла, ни с самолета не разглядишь. Идеальная маскировка, хотя и не понятно — от кого же!..

Да вот беда — Элдхенн знал про это загадочное сооружение и теперь вез туда своих малолетних друзей, похвастаться диковинкой. Да и еще проблема: при своем росте дракон ну никак не мог залезть внутрь! А через узкие вертикальные окошки многое ль разглядишь? То-то же...

Внизу расстилались весенние пейзажи, лужи и заливы. Но можно ли долго любоваться этой красотой, когда так и тянет рассказать о последних новостях, увиденных в палантире?! И Тема со вкусом, со смаком принялся описывать последнюю встречу Славика с Мерлином. Как незадачливый маг кинулся искать свою жестяную коробку, доверху набитую палантирами, а вместо нее обнаружил лишь старый фиолетовый носок. Как он поймал того, кто последним был у него — Славку — у самого входа в Славкин дом, как потребовал вернуть палантиры, в надежде, что авторитет мага — это всегда авторитет мага, а где побаиваются, там и уважают... И как в ответ на мерлиновское "Отвечай, где мои палантиры!" Славик наивно развел руки, и вместе с ответом "Сгорели!.." между руками полыхнул такой фонтан пламени, что Мерлину и за год не создать...

Женька представил себе эту сценку и так затрясся от смеха, что начисто позабыл, на чьей спине он находится и на какой высоте эта самая спина летит. А забывать об этом, катаясь верхом на драконах, не следует! Иначе можно научиться летать. Сверху вниз. С ускорением. До самой земли... Что, собственно, Жека и сделал. К счастью, внизу оказалась грязь. Неэстетично, конечно же, да зато мягко...

Бедный Элдхенн тщетно описывал по воздуху круг за кругом, тщетно всматривался острым своим взором в расстилающееся под ним — Женька как сквозь землю провалился...

...И ведь действительно провалился! Стоило ему вылезти из грязи, как земля под ногами разверзлась и Женечка вновь ухнул в пустоту. Теперь уже неглубоко. Сумрачно было, конечно же, но пробивающиеся сквозь пролом солнечные лучи освещали уходящий вглубь коридор, облицованный кирпичом. Подземный ход! Старинный подземный ход!!! Ну как устоять перед соблазном! Кто из мальчишек откажется от похода по подземельям!.. Женька — не устоял.

Поворот за поворотом, там чуть выше, а там — чуть ли не ползком... И вот потолок рванулся вверх, и коридор завершился небольшой кирпичной залой с нишами в стенах. Идти дальне некуда. Женька развернулся было к выходу, чтобы вновь войти в коридорчик тоннеля, как вдруг из ближайшей дыры ниши шагнул к нему старичок.

— Привет, Вы тут живете? — Женя предпочел совместить приветствие с вопросом.

Дедуля ничего не ответил. В полной тишине он шагнул к пацану.

— Э, Вы чего? — оторопело спросил Женька, но дедуля уже подошел вплотную к мальчишке и со всей силы вцепился ему в плечи, подавшись вперед и словно желая поцеловать. Это уже ни в какие ворота не лезло.

Женька поднапрягся и завопил на весь коридор истошно и пронзительно:

— НАСИЛУЮТ!

— Не насилуют, а кусают, — деликатно поправил старичок и обнажил огромные вампирские клыки...

 

Глава 2

Тем временем в новом замке Князя Тьмы откровенно скучал Макс Второй, ученик Князя. Разумеется — стоит сказать лишь, что обитаешь в Твердыне Мельтора, как все вокруг решают: на скуку жаловаться грешно. Еще бы -старинные подвалы и галереи, забытые переходы, потаенные комнаты — это первое, что приходит на ум при поминании Князя и его обиталища. Но — что делать, если самому старинному из коридоров этой Твердыни не исполнилось еще и пол-года, а все "тайные" и "забытые" комнаты новостройки нанесены на строительный план, вывешенный при входе в Замок? Делать нечего, оставалось только шляться по коридорам Замка и разыскивать, что же из имущества прихватил из Ледяной Башни Печали с собой хозяин мира сего. Старинное оружие там, или бутыль древнего вина там... Или тут? В конце-концов, Славик утверждал, что Мельтор перенес сюда весь свой винный погребок, и перенес магией, чтобы без сотрясений и толчков... А с другой стороны — если Славик знает об этом погребке — то разве целы еще эти вина?

Что может быть лучше: бал, шикарный банкетный стол, блеск свечей и драгоценностей, кавалеры приглашают дам к мазурке... Звенит живая музыка, не запакованная архиваторами или магнитофоном, а извлекаемая из настоящих инструментов настоящими музыкантами... И вот приглашаешь на танец прекрасную даму, и мир вокруг кружится, взбодренный то ли густым благородным вином, тягучим, как ликер, то ли пьянящим дыханием партнерши по танцу...

Музыка явственно зазвенела в ушах, и внезапно раскололась, как пышущее жаром стекло под холодом капель воды, от собственных шагов по граниту полов. Никакой магии, просто кончилась дорожка из ковролина, а с нею — и тени-воспоминания. И оставалось только идти и занудить, что в замке нет ни одной дамы.

— Не с кем даже поговорить! — крикнул в пустоту Макс, — Я уж не говорю о романтике, об общих... интересах!..

Ой, не стоит порой гневить судьбу! Стоило бедолаге только посетовать на отсутствие женского общества, как перед ним возникло очаровательное создание с черными длинными волосами и тонкой улыбочкой. Наряд — вполне современный — джинсы, полусапожки и красная куртка. На голове — то ли обширная кепка, то ли берет... Но не успел расплывшийся в улыбочке Макс обрадоваться овеществлению мимолетного желания, как из уст незнакомки прозвучало:

— Я, Мишэл из клана Олафа, — и в руке очаровашки возникла катана.

Не оставалось ничего другого, как выхватить с пояса эспадрон и принять навязанный бой. Но как представиться? Макс и сам удивился не меньше, когда услышал, что автоматически произносит:

— Я, Элмер Ричард, Владеющий Силой Пламени, принимаю твой вызов!

Клинки взметнулись в салюте. И следом — стремительная атака. Тонкий меч девицы скрестился с узкой саблей Макса. Звон, искры... Бой продолжался недолго. Сперва девица в красном теснила парнишку, наседая всей мощью, но вот ее дыхание сбилось, она явно устала, и тогда Макс перехватил инициативу и, закрутив клинок противника, выбил его из рук. От неожиданности девица плюхнулась на колени, и Макс занес свой клинок над плечом, словно Мак-Лауд.

Рубить жертву не было никакого желания, несмотря на ее свинское поведение. Да и где гарантия, что она из землян или новых зайстовских, которым рубить головы — несмертельная уже традиция? Они даже контракты составляют... О, а это мысль:

— Да позволено мне будет спросить прежде, чем нанести удар: а контракт на семьдесят процентов Энергии у Вас в порядке?

Продолжить столь удачно начатый пассаж, правда, не удалось: девица вдруг невинно так проворковала:

— Ну ладно, пора просыпаться... — и растворилась в воздухе, словно и не было ее...

Обалдело посмотрев на исчезнувшую незнакомку, вечный хип прошарил рукой перед собою. Никого...

— А Учитель времени не теряет! И пол-года не прошло, а уже призраки в коридорах поразвелись, и вполне симпатичненькие, современные даже!..

После такой встречи Макс шагал по замку радостно и тихонько ликовал:

— Классно, что тут больше дам нету!

Ноги сами принесли его к подвалу, где за новой дверью, в маленькой комнатке, на новеньком дубовом столе стояла бутылка — старая и молочно-голубая, в синие прожилки по мутному, совершенно непрозрачному стеклу... Ну можно ли устоять?! А вдруг там вино "еще тех времен", не примеченное вездесущим Славкой? Руки Макса намертво сомкнулись на горлышке и пальцы уже потянулись к сургучу печати, когда из угла донеслось:

— Не тронь! Мое! — и из вентиляционной отдушины в стене появилась огненно-рыжая девица. На вид — очень даже материальная, несмотря на парение в полуметре от пола. От нее пахнуло жаром, словно внезапно свалился в камин. Ало-оранжевое платье летающего огонька слепило глаза переливами пламени на складках.

С диким воем: — "У-у-у, еще одна!" — Макс рванулся в коридор, не выпуская, впрочем, бутылки из рук. Девица с ненавязчивостью шаровой молнии погналась вслед за ним, не отставая ни га шаг, но и не опережая похитителя древней стеклотары...

* * *

Снег сошел, и второй раз в этом году расцвели деревья. Белая ароматная метель, не отбирающая, а дарующая жизнь...

Срывать такие цветы не стоит, но аромат их так манящ...

Димка вцепился в ветку вишни, притягивая ее вниз, к себе. Не сорвать и не поставить в банку на подоконнике. Просто так — понюхать и вновь отпустить... Пусть качается на ветру, привлекая пчел и шмелей.

Ветка была толстой и тяжелой, а Димка — легким и воздушным. В результате у дерева с мальчишкой возник компромисс: ветка нагнулась наполовину, а малыш висел на ней, не доставая сандаликами до земли и молодой травы. И — качался вместе с веткой под порывами ласкового ветерка. Качался, вдыхая ароматы цветов...

Внезапно что-то приподняло Димку повыше, и он от удивления отпустил ветку, так и зависнув среди весенней метели. Чуть снизу раздался голос:

— Зачем мучить дерево, если можно взлететь самому?

Рыцарь Эрхон держал мальчишку над головой и, похоже, не испытывал особых неудобств от его веса. Малыш понюхал еще раз цветы, мило улыбнулся и поблагодарил.

Рыцарь вернул мальца на поверхность планеты и коротко сказал: "Брысь!" Димка убежал, звонко щелкая сандалетами по влажному асфальту.

Эрхон настороженно огладывался по сторонам. Давно, давно он не чувствовал этого присутствия, и вот опять — кто-то из Древних, владеющих Силой... Или — из этих фанатиков с Зайста, для которых отрубание головы -национальный спорт и контракт на семьдесят процентов... Достав из-под плаща катану, рыцарь заозирался, аки Дункан. Никого. Резко развернуться к дому за спиной. И в тот же момент — рука легла ему на плечо. Подпрыгнув от неожиданности, он крутнулся на месте. Лицо... Сколько лет уже не видались?.. Катана скользнула в ножны, улыбка сопроводила облегченный вздох.

— А, это ты!.. Напугала... — положил ей руку на плечо: — Какими судьбами, Весенний Лист?

— Попутной Весной... Посреди лета, — девушка мило улыбнулась.

И в тот же момент ощущение Силы полыхнуло вторично. И за спиной девушки возникла девчонка. В красной куртке, слегка драных на коленях джинсах и лаковых полусапожках. Тень падала на лицо от большого черного берета, и из этой тени поблескивали лишь очки и огонек сигареты.

В руке у незнакомки появился клинок. Сигарета колыхнулась в такт словам:

— А, воркуете, голубки!

Эрхон отстранил Весенний Лист, девица тем временем щелчком откинула сигарету, и начался бой. После двух-трех выпадов и обманных движений рыцарь выбил у девчонки катану и, развернув юную нахалку, ощутимо пнул ее пониже спины. Завопив "Ну, пора просыпаться!", девчонка исчезла на лету.

Поединщик оторопело посмотрел на пустоту и встряхнул головой:

— Опять эти — Глюки Сновидений! — с досадой сказал он. — Ну как же мне они надоели!!!

 

Глава 3

Женька поглядел на сытую рожу вампира и, потирая пальчиком укус, спросил:

— Нажрался?

— Угу, вкусил сию трапезу, — согласился старичок. — Зело бяше лепо се было!..

— А раз доволен — давай выводи меня отсюда.

— И чего бы это...

— Услуга за услугу...

— Я тебе сделал уже услугу, даровав жизнь вечную!..

— Жизнь вечную?

— Ну да. Вкусил я тебя и даровал Вечность. Я — Мули, а ты, значит, после укуса моего простым Вампиром будешь. Или тоже Мули, если повезет! Так что будем тут вместе век коротать да прохожих поджидать...

— А я не хочу — тут! ВЫВЕДИ МЕНЯ ОТСЮДА!

Женечкин вопль вынес стену, словно она была пенопластовой. Старик замер в шоке, а затем тихо пролепетал:

— Как же так? Я же Мули, а он получился Бруксой! А Бруксы старше по рангу... И я вынужден подчиняться ему!..

С этим старик плюхнулся ниц перед Женькой и пролепетал:

— Слушаю и повинуюсь, Повелитель!

— Так бы и сразу! — Женька нагнал побольше высокомерия. — Так выведешь ты меня или будешь валяться у ног и далее?

— Выведу, ежели пожелаете, Ваша Громогласность! Но вообще-то голосом своим Вы уже проложили проход в Храм, куда и направлялись... Так что можете просто перешагнуть пролом — и Вы у цели...

— Иду, — улыбнулся Жека, — А вот донорским пунктам теперь хана: все оберу, раз уж стал вампиром!..

* * *

Лес дышал той неповторимой влажной прохладой, что бывает только весной. Возвращающееся лето вновь даровало эту сказку, и Славик наслаждался, возлежа на полянке рядом с палаткой. Он не боялся намокнуть: вода была ниже, на земле и отходящей от летней зимы траве, а в воздухе, где завис юный контрабандист, витали только ароматы весны.

Здесь, вдали от людей, можно было расслабиться и не бояться шокировать кого-то элементарной левитацией. Можно было просто висеть в воздухе и отдыхать...

Лениво протянув руку, Славик призвал к себе лежащую в палатке сигарету. Поймал ее губами за фильтр, выпустил из ноздри тоненькую струйку пламени, прикуривая.

Пускать пламя в последнее время стало любимым развлечением. Обнаружив незадолго до достопамятного конфликта с Мерлином, что может удержать между руками столб огня, Славик принялся тренироваться. И вскоре уже мог плюнуть огнем или пустить тоненький язычок пламени через ноздрю.

Правда — получалось не всегда безвредно для самого себя, так что юный контрабандист предпочитал пока еще потренироваться, прежде чем хвастаться перед друзьями.

"Огнеплевательность" была не единственным свойством, недавно появившимся у него. Порой, как-то хитро присмотревшись, удавалось увидеть потаенную сущность человека. Но этого Славик не любил: далеко не всегда увиденное было приятным... Можно было почувствовать настроение окружающих -и поэтому теперь Славик предпочитал одиночество, чтобы не давили чужие чувства, особенно если рядом кто-то рассержен или попросту разозлен!

Получалось лечить на расстоянии, просто испуская поток энергии. Но это не было чудом: скорее всего, в нем просто пробудились свойства, присущие людям Второго Средневековья. Тогда, помнится, было полно экстрасенсов...

Славик затянулся и выпустил в небо колечко дыма. Затем — второе и третье. Посмотрел, как они медленно поднимаются вверх, и выпустил четвертое, которое взвилось, как ракета, проскочив через первые три.

И хотя ветер дул с востока — кольца летели строго на север, подчиняясь воле пустившего их.

Какая-то мошка уселась на руку и попыталась укусить. Славик мысленно щелкнул по ней — и вспугнутое насекомое взмыло в небо.

Было приятно просто висеть вот так и ничего не делать. Было влом шевелиться.

Капля с неба — крупная, прохладная — упала точно на сигарету, погасив ее. Вторая. Третья... Начинался дождик. Обычный летний дождик. Маленький такой: размером только на эту полянку и хватило...

Может — именно это и насторожило Славика. Уж не шутит ли кто из приятелей, а?

Зачастившие капли размыли несчастную сигарету, превратив ее в бесформенное месиво из бумаги и трубочного зелья.

М-да, этого так стерпеть было трудно. Ну ладно бы там — простые земные сигареты с табаком, их везде полно, но их почти никто и не курит -вредно... А вот эти, импортные, с настоящим трубочным зельем, не имеющим побочных эффектов! Их же привозят совсем-совсем мало, с одного недавно открытого мира, который и обнаружили-то лет как пятьдесят, а уж двухсторонние торговые отношения установили всего год-два назад!

Любая шутка хороша лишь тогда, когда шутник безнаказан. Но — и ответить на шутку надо толково. А для этого что нужно сделать? Правильно: сперва установить, кто именно пошутил, чтобы знать, чем достать его понадежнее.

И Славик присмотрелся к небу. К силе, направившей дождь. Он почти был уверен, что увидит образ Жеки-Шутника, добравшегося-таки до Камня Погоды у Мельтора и теперь прикалывающегося над друзьями. Но... Дохнуло холодом и пустотой. Чем бы ни было это существо — оно не было жителем Рокласа или Земли. И — кажется, оно забавлялось. А вот этого-то Славик стерпеть и не мог. Подняв над собой купол защиты, он потянулся в палатку за новой сигаретой: закурить в насмешку над чужим шутничком... В палатке оказалась только пустая пачка.

— Ты... Последнюю сигарету извел?! — внезапно и неожиданно для самого себя Славик вспылил. Купол защиты над ним изогнулся, превращаясь в параболическую антенну из тончайших энергий. А затем сквозь новоявленный излучатель Славик выстрелил. Он и сам не понимал, откуда взялось столько силы. Вместо привычных двадцати четырех единиц Силы ввысь рванулось более десяти тысяч! "Плавающее число!" — ахнул Славик, — "Но это же невозможно!" Вскипел дождь.

Казалось — висящее сверху тоже не ожидало такой атаки. Холодную небесную сущность отбросило куда-то в космос, снеся до орбиты Цолмона, не менее! Славик и сам испугался своей прыти и силы. Да и вообще-то — кажется, зря он обидел небесного шутника... Стоило б извиниться. Но как?! И Славик применил лучший жест миролюбия: послал вдогонку целительную, лечебную энергию. Примерно в том же количестве, что и атакующую до этого. Даже -чуть-чуть поболее... Чтобы наверняка...

Мир вокруг как-то неуловимо менялся. Вроде бы — все на месте. Деревья, трава, воздух, грязь внизу... Только энергии вокруг прибавилось: видимо, Славкин поток добавился к привычным ручьям Силы на Рокласе...

И тут — разверзлись хляби небесные! Холоднющий ливень ударил с такой силой, что тело Славика среагировало рефлекторно, перебрасываясь в единственно доступное сейчас сухое место: комнату в одном из постоялых дворов Растер Гоув, которую Славик снимал, заплатив наперед деньгами с продажи народу палантиров...

Славик возник в комнате — и тут же вокруг обрушился поток воды: телепортируя, Славка почему-то прихватил и клок окружающего пространства. Раньше с ним такого никогда не случалось...

— Это что еще такое! — раздался от двери грозный женский голос. Ну да, конечно, когда хозяйка этого двора нужна — ее днем с огнем не сыщешь, а вот как все не так — она тут как тут! Стоит и продолжает кричать:

— Ты посмотри, во что ты превратил новые половицы! Ты хоть представляешь себе, сколько это все будет стоить?!

— Сейчас исправим! — невинно улыбнулся Славик и разлитая по полу вода мгновенно исчезла. Вместе с половицами.

Хозяйка не нашлась, что и ответить на случившееся. Вообще-то стоило бы отделать этого юного постояльца чем-то потяжелее швабры, выселить с треском, потребовать компенсации убытков или в крайнем случае — накричать! Но -попробуй сделай что-либо из перечисленного применительно к столь сильному магу! Хм, то-то и оно! А если рассердится?..

Славик же, казалось, сам обалдел от случившегося: второй раз подряд все шло наперекосяк! Не оттого ли, что атаковал неведомо кого? Так вроде бы -извинился потом...

И, глядя на удаляющуюся из комнаты хозяйку, Славик тихонько пробормотал:

— Упс... Все, пора "завязывать" с этими новыми свойствами, пока чего похуже не натворил... Доприкалывался...

 

Глава 4

Ливень в городе — не так страшно, как в лесу. Можно нырнуть в ближайшее парадное и отсидеться там. Если, разумеется, Вы никуда не спешите. А Том не спешил. Он вообще давно уже никуда не спешил. Ходит себе по городу такой мальчишка лет двенадцати, с длинными светлыми локонами, смотрит на жизнь вокруг, наблюдает... Или прячется от надвигающегося ливня, как вот сейчас.

В городе было судорожно, и давящая со всех сторон тревога льдисто сжимала душу, заставляя ознобно трепетать в ожидании неведомого. Казалось, город бьется в агонии, не в силах ни излечиться, ни умереть достойно. Он напоминал привычный журнал, где даже самый страстный поцелуй пахнет типографской краской, где скрежет бумаги по влажным пальцам подменяет собой треск автоматов или звон мечей.

Город умирал, но даже не догадывался об этом. И ничего не было необычного в пареньке, приткнувшемся неловко на скамейке возле светофоров и склонившем голову в каком-то оцепенении. Грозовая тревога витала в помертвевшем воздухе, и мальчишка казался первой жертвой гибнущего мегаполиса. Неподвижный. Неживой. И только серьга в левом ухе блеснула живым огоньком.

Том замер от этого блеска, и тогда чуть слышно колыхнулась грудь паренька. Присмотрелся. На вид — лет тринадцать, устало-измученный, с не слишком красивым округлым лицом, длинными светло-каштановыми волосами, не видевшими гребешка уже давным-давно, и темно-зеленой кепкой, венчающей подобие прически "Я у мамы вместо швабры". Губы пухлые, без малейшего намека на улыбку, сжаты, как от боли. Ресницы закрытых глаз неимоверно, не по-человечески велики. То ли смаглу, то ли кендер-переросток... Подрался с кем-то, что ли?

— Вам плохо? — Том осторожно присел на скамейку рядом с мальчишкой.

— Не-а, все в кайф, — еле разлепляя губы, бормочет тот. Голос тонкий, но хриплый, не поймешь: пацан или девчонка. И в этот самый момент нарыв свинцового неба прорвало небывалым дождем. Его холоднющие капли ударили отвесно, скрывая за своей стеной недалекие дома. Спасаясь от дождя, Том ринулся к ближайшему подъезду, находящемуся прямо через дорогу от скамейки. И найденыша с собой потащил: не бросать же под дождем! Тем более что сам по себе молодой человек не соблаговолил даже пошевелиться под потоками с небес.

Хлопнула дверь парадного, и тут же, словно в ответ, ударили по мокрому асфальту крупные звенящие градины. Мутные ледяные шарики размером с грецкий орех лупили тротуар, вспарывая асфальт, рассыпаясь колючими искрами осколков, но в парадном было тепло и уютно. Личность в кепке плюхнулась на пол возле ступеней и подтянула под себя ноги, сгибая в коленях. Затем, пошарив в карманах, извлекла мятую сигарету и коробок насквозь промокших спичек. Стирая мокрую серу на терке коробка, бесполезно переводила спичку за спичкой, пока Том не догадался поднести зажигалку.

— Спас-сиб. Куришь?

— Не-а.

— Ладно. А че это ты вдруг незнакомой герле решил помочь? И ваще положь меня где взял! Ты учти: я с незнакомыми ни-ни-ничего не жел-лаю имет-т-ть! И даж-же не р-разговар-риваю!

"Герла... То есть — девчонка. Дура дурой! Взять бы да точно выпихать тебя под дождик и град, протрезвела бы хоть!" — хмыкнул Том, но вслух сказал:

— Так что мешает познакомиться? Меня зовут Том. Томас.

— Иэрнэ. Ирина, то бишь.

Видимо, подобная фраза истощила девчонку, потому что она клюнула вперед, и при этом ее кепи улетело на пол. Теперь, не прикрытые головным убором, среди нечесаных волос вызывающе торчали острые эльфийские ушки. Хм, только эльфийки для полного счастья и не хватало!

Незнакомка подняла лицо, зеленью продолговатых глаз впившись в зрачки Тома. Подняла кепи и скомкала его в кулаке.

— Ты музыку любишь? — вероятно, это был ее дежурный вопрос, потому что, не дожидаясь ответа, она продолжила: — А я очень люблю. Тащусь прям! И чем круче — тем больше в кайф!

Том тем временем с какой-то тоской подумал, что для пацана такое лицо было бы вполне даже ничего, но для девчонки оно смотрится отнюдь не прелестным... А она продолжала:

— Соломки маковой приму — и за плейер! Или покурю длиннохвостой травки. Токо вот сегонння чего-т перекурилась, вот и развезло. Дуба чуть не дала...

— Наркоманка, — то ли мысль, то ли вздох.

В две-три затяжки сигарета выкуривается по самый фильтр, удерживаемый уголками губ. Но затем губы отпускают его, и вопрос слетает с них вместе с окурком:

— А как ты понял, что я — девчонка? Ведь я под пацана стригусь! Как депресняк — так и стригусь под пацана. А сейчас депресняк крутой...

— "Если это "стрижка под пацана", то я — Троллейбус на Восток..." -подумалось Тому, но вслух он сказал: — А я по голосу догадался, что ты девица.

— А что, если б я оказалась пацаном?

— А вот тогда бы я, не стесняясь, снял бы ремень да всыпал бы тебе, чтоб неповадно было бы так нажираться! — рыкнул Том.

— Прав был! — существо на полу вновь клюнуло носом. — Продолжай считать меня герлой и дальше!..

"Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке..." — подумалось Тому, но от применения воспитательных мер немедленно он вынужден был воздержаться: в таком состоянии юный наркоман все равно ни фига не поймет, хоть розгами его отделай!

"Иэрнэ, значит... Помнится — отец как-то рассказывал про эльфа с таким именем... Или все же про эльфийку? Конечно, склерозом пока не страдаю, но за такое количество лет не грех и позабыть... Ладно, очухается сие чудо да стихнет дождик — приволоку его к себе, познакомлю с Игроками, порасспрошу..."

И вдруг что-то незаметно изменилось, вселяя тревогу. Том насторожился. Привычный, хотя и забытый озноб дернулся в мозгу, засвистел сигналом тревоги. Сколько времени уже не звучал этот проклятый сигнал! Шепнув дремлющему пареньку "Минуточку!", Том кошачьим движением поднялся, одной рукой расстегивая плащ, а другой нащупывая в полузабытом сне ребристую рукоять катаны. За дверью кто-то стоял и ждал...

Том слушал тишину, но кроме шума дождя ее нарушало только сопение обкурившегося сотоварища... И только ощущение Силы пульсировало в затылке, да холодок сзади на шее, словно от присутствия меча. Похоже — не Крагер, Райен не стал бы столько времени ожидать, уже вопил бы "Скоро ли следующие тренировки?!"

Ожидание становилось невыносимым, и тогда Том резко ударил ногой, вышибая дверь и выскакивая под холод небесных потоков и еле различая за ними смутный силуэт с мечом в руке. Зыбкая фигура в дожде качнулась вперед, и плащом рванулись в стороны огромные перепончатые крылья. Молча.

— Я — Томас Слипер из клана Сэлета! — громко выкрикнул Том.

— Козел! — прозвучало в ответ. — Я же мог тебя сдуру зарубить! Что это ты двери пинками выносишь, словно Лютер! Жить надоело?

— Напротив, нетопырь недорезанный!

И оба, сунув мечи за пояс, кинулись в объятия друг другу.

— Томми!

— Феникс!

— Ты-то как тут?

— Я-то с друзьями, а ты?

— Преследовал тут одного... одно...

— Вечного?

— Вроде бы. Ощущение горит, но — непохожее на наши.

Том заметил, что стало чуть темней, но дождь перестал совсем. Хотя нет, шумит по-прежнему. Просто Феникс поднял свои крылья, укрывая друга от холодной купели. А затем крылатый кивнул:

— Может, в парадное зайдем? Че зря мокнуть?

 

Глава 5

Элдхенну надоело кружить на высоте и он спланировал к старому Храму. И — надо же! — на крыше Храма деловито восседал Жека, пожирая продуктовый НЗ из своего рюкзачка.

— Жека! — завопил Темка.

— Салют компани!.. — малыш лениво махнул в ответ рукой вместе с бутербродом.

Тема не сдержался, и после спуска на землю с пол-часа гонял пинками милого Женечку вокруг всего Храма. И лишь утомившись, друзья разожгли костер и присели поболтать и пожарить шашлыки.

Женька полюбовался на полную луну, висящую в небе, и вдруг коротко взвыл. С неба шмякнулась какая-то перепончатокрылая дрянь с шипами и когтями, дернулась и замерла.

— Как это ты? — удивился Тема.

— Да, один мужик клевый тут научил...

Торчать на дожде было не резон, и Том вместе с Лассарой зашли в парадное. Из-под свода метнулась летучая мышь и кинулась в серое дождливое небо. Том вздрогнул. Волной всколыхнулась память: бьющие воздух перепончатые крылья, распахнутые створки Врат Миров, отлитые из неземного металла... Том, точно такой же, но в старинной одежде принца и при эспадроне вместо катаны, провожает взглядом улетающего из заточения за Гранью Миров крылатого Мелкора. Небо — такое же сумрачное и серое, но там, где пролетает Крылатый — ослепительная синь неба и солнечные лучи рассекают серое покрывало дождя.

И вдруг серые тени вырастают словно из-под земли. Приказным тоном орут:

— Именем Эру Единого, Илуватара и Владетеля Арды, Вы арестованы и подлежите немедленному уничтожению!

— Интересно, за что же?

— Вы осмелились выпустить из заточения Врага Мира! Этому нет прощения! Приготовься умереть!

— Знаете, в чем ваша ошибка? — спросил Том у посланцев Эру. И, не дожидаясь даже недоуменных взглядов, ответил, выхватывая эспадрон:

— Вы слишком долго разглагольствовали! Настолько долго, что позволили мне вытащить клинок, и теперь я буду сопротивляться!.. И посмотрим, кто кого, ведь вы привыкли воевать с безоружными, преподобные майяр!

Это было откровенное оскорбление, но Том на это именно и рассчитывал: ослепленный яростью противник чаще допускает ошибки.

Но бой закончился, даже не начавшись: чья-то тяжелая рука точными ударами "отключила" всех трех посланцев. Когда майяры осели на землю, за их спинами оказалось рослое человекоподобное существо в черной рясе и шлеме с решетчатым забралом, скрывающим лицо...

— Не бойся меня! Я пришел, чтобы защитить тебя: ты спас из заточения нашего Учителя!..

— Я и не боюсь, — спокойно ответил Том...

— Я и не боюсь... — эхом отозвалось в парадном современного дома. Говорил обкурившийся мальчишка...

— Я и не боюсь. Просто стыдно, как же я мог опуститься до такого.

Том в изумлении глянул на надевающего кепи паренька, а тот продолжал:

— Обкурился, как последняя свинья. Искал, вишь ли, забвения от своей и чужой боли.

— А разве бывает чужая боль? — мягко спросил Феникс.

Изумленный взгляд:

— Ты говоришь, как Учитель. Ты из его народа?

— Я — Феникс Лассара, Вечный без клана...

Том изумился, что друг внезапно решил раскрыться совсем незнакомому пацану, но вдруг сообразил, что взгляд Феникса направлен куда-то за спиной мальчишки. И лишь затем полыхнуло. Не озноб, а жар, словно вылили кипящее олово. Медленный поворот головы.

Из стены медленно выходило ОНО — сверкающий силуэт, словно тончайшая человеческая оболочка наполнена расплавленным, кипящим металлом. Бесстрастные глаза — просто объемный рельеф на золоте лица — внезапно полыхнули желтым сиянием и вновь угасли. Символом могущества — тонкая золотая корона, растущая прямо из головы, являющаяся продолжением лысого сверкающего черепа.

— Единый! — пророкотало чудовище, и, судя по всему, сочло на этом обряд представления достаточным. По крайней мере, оно ринулось в атаку сразу же после своего слова. Лезвие выросло прямо из руки, но не стало ее продолжением, отделившись в меч с рельефной тяжелой рукоятью и пышной золотой чашей гарды. И только по блеску клинка было ясно, что чудовище вырастило этот клинок прямо из себя.

Феникс еле успел подставить свой меч, спасая шею от неминуемого удара. Затем отскочил на шаг и снизу вверх кинул разящую сталь, вложив в удар всю силу руки. Но монстр оказался проворнее и, качнувшись вправо, пропустило лезвие почти вплотную к своему боку, а затем сделал ответный выпад.

Два клинка — сталь и золото — скрестились, и огненные искры напряжения рванулись в стороны, ослепляя мальчишек дуговым огнем сварки.

— Уходите! — заорал Феникс, обращаясь к другу и Иэрнэ.

— Ты — всегда думал о других! — тяжелые мысли монстра скрипом отдались под сводами черепа, раскатились ржавыми шариками, рождая боль и замедляя реакцию. И, словно желая сломить этой болью, чудовище продолжало:

— И поэтому я — сильнее. Я — Единый! И люблю себя! А ты...

Феникс превозмог боль и резко закрутил меч противника, выбивая его под сводчатый потолок с лепными узорами. Меч взмыл на недосягаемую высоту, но тончайшая нить тянулась от сверкающей руки к клинку, и по этой нити перетек меч обратно, не достигнув дворцовых сводов...

Дворец?! Том изумленно замер, ибо лишь сейчас сообразил, что вокруг -не тесное парадное старого домика, а зала прекрасного, но мертвого какого-то дворца. Или огромного, невиданного Храма.

— Не думал, что ты сменишь имя, Тот, Кто Восстал В Мощи Своей!

— Я Феникс! И не был иным!

— Я что, не узнаю Крылатого?! — монстр кольнул Феникса в грудь, но крылатый мальчишка увернулся и резко ударил по руке атакующего.

Кисть вместе с мечом со звоном упала на пол, расплескавшись брызгами, и Феникс крутнулся, привычным жестом с разворота срубая сверкающую голову обезоруженного чудовища. Но тех долей секунды, что вертелся крылатый, оказалось достаточно, чтобы расплескавшееся втянулось в недра Единого, и вновь отросшая рука с мечом встретила сталь клинка почти у самой шеи. Звякнуло, и только искры покатились по полу.

Столкновение было столь сильно, что отбросило Феникса на скользкие плиты пола, и меч его полетел в угол. Не выжидая, меч монстра обрушился вниз, на открытую шею лежащего.

Никто не успел понять, что произошло, просто Том метнулся вперед и в прыжке отбил удар, адресованный другу. А затем воткнул короткий кинжал в оборачивающееся к нему чудовище и, воспользовавшись моментом, ударил...

— Шипокрыл... — задумчиво протянул Тема.

— А что, похоже! Точно как в книжках, даже еще колючее!..

Темка не без содрогания смотрел на то, как Жека приближается к замершей перепончатокрылой дряни и берет ее двумя пальчиками за усеянное шипами крыло, поднимает и внимательно осматривает. Затем оба мальчишки зашли в Храм и Темка плюхнул ядовитую тушу шипокрыла на алтарь. Усмехнулся уголком рта:

— Приносим эту жертву тебе, Единый! Ты эту дрянь породил — тебе и прибирать это тело из бытия!..

— Боюсь — долго ждать прийдется, — из тени в углу Храма шагнул давешний Женькин знакомец-вампир. Он подошел к алтарю и задумчиво ощупал крыло чудища. Затем оторвал клочок перепонки, пожевал его и глотнул, прокомментировав: — Точно не Мельтора, а Единого творение: всюду ядовито насквозь! Человек бы на третьей секунде помер!

— А Вы — не человек?! — влез в монолог Темка.

— Разумеется! Видишь же, что тени нет! Значит — Вампир!

— Ага! А я — Тень Отца Гамлета!

— Ты не веришь мне?

— А с чего бы! В кои-то века вампиры получили возможность беспрепятственно входить в Храмы Гочподни! Ой, Господни!

— Вот с подобных оговорок все и началось! А теперь имя Единого не испугает даже рядового призрака! — при этом старичок достал из кармана маленькое алюминиевое распятие и принялся ковырять им в зубах, удаляя обрывки перепонки шипокрыла. — И ш тех пор, как штали штамповать ширпотребом эти талишманы, они, люди то-ешть, жаведомо жагашили шилу рашпятия и вшех имен Вшевышнего! — и он наконец-то сплюнул лоскуток перепонки. И в этот момент раздался страшный грохот.

— А вот и мусорщики пожаловали! — Темка радостно кивнул на Тома и Единого, влетевших в Алтарный Зал, но не остановивших своего поединка. Те же тем временем ожесточенно рубились, не обращая ни малейшего внимания на троицу в углу возле алтаря. Вампир пристально присмотрелся к дерущимся и глубокомысленно изрек:

— Меня тут не росло! Чао, ребятки!.. — при этом он шагнул в висящий на стене портрет и растворился в нем. Секунду спустя из картины высунулась его голова и назидательно произнесла: — На Вашем месте я бы тоже слинял! Так что не теряйте времени! — и окончательно исчез в произведении живописного искусства.

Однако малыши, завороженные небывалым поединком, не сдвинулись с места. Да и было отчего: такие "баталии на двоих" не во всяком сериале увидишь!..

Меч снес голову сверкающего монстра, но тот не грохнулся на плиты и не истек молниями Силы. Напротив, изящно склонившись и не капнув ни единой каплей из облегченной шеи, он поднял за корону свою голову и повернулся к Тому.

— Убить думал! Единого?!!! — насмешливо пророкотала башка и, всосавшись в пальцы держащей ее руки, комом протекла под сияющей металлической кожей и вынырнула на шее, занимая свое место.

Было тихо и страшно. Словно терминатор из жуткого фильма, эта дрянь казалась бессмертной. И было ясно, кто в конце концов победит, когда истают силы живых... Только жаль было мальчишку. Он-то при чем?..

— Возьми мою голову, но поклянись, что не тронешь мальчишку, что отпустишь его, — негромко произнес Феникс.

Чудище не успело ответить, потому что Иэрнэ вдруг выкрикнул:

— Хрена, Учитель! Второй раз я тебя не покину! Никогда! Именем Арты и Эа!

Феникс оглянулся, словно ища выход. И тут его взгляд упал на странное зеркало в углу зала, за алтарем. Решение пришло мгновенно:

— Срочно к зеркалу! Уходим через него, я веду!..

— Я тоже зеркален, так что Вы во мне отразитесь, во мне будете! -заявил в ответ Единый, недобро ухмыляясь, — Я тоже отражаюсь...

— Отражаешься?! — вспыхнул Женька, — Так ты счас волнами пойдешь!

Никто до сего момента просто не обращал внимания на двух мальчишек, на корточках присевших у зеркала. Но вот тот, что потолще, тот, что так просто возразил Единому, приоткрыл свой рот и дико завыл-завопил.

Острый ледяной визг возник в пространстве. Казалось, древние имена Мира Внутри и Мира Вне режут чудовище, и оно стонет от боли, рассыпаясь на мелкие капельки-брызги. Капли разлетались по залу, крохотными осами размазываясь по стенам и узорам колонн, отравляя медными тускнеющими кляксами фрески под потолком и блеск мозаик пола. Визг резал слух и не смолкал ни на мгновенье. А затем все кончилось. И чей-то голос, то ли Женьки, то ли Феникса, крикнул:

— Сюда! Скорее!

 

Глава 6

Вообще-то никакого Мельнибонэ на карте известных миров не значится. Сей географический изыск так и остался лишь в книгах Муркока. Но — кто знает, как поведет себя история в будущем? Давно ли все поминания про Арду относили к "изыскам в стиле профессора Толкиена"? А теперь торгуют с Ардой, туристами обмениваются... Может — и Мельнибонэ — не совсем придумка, просто -Территория, Лучше Всех Спрятанная?

А вот Эльрик Мельнибонийский зачастил в последнее время на территории Риадана и Земли. Увы — он не открыл ни нам, ни другим любопытствующим местоположения своего края, а потому вслед за профессором Энгивуком рискну предположить, что на самом деле Эльрик — один из землян-"ролевиков", заигравшийся в свои бесконечные игры и сменивший свой облик примерно так же, как до этого сделал Черный Колдун Мальден...

Впрочем — какое нам дело, из Мельнибонэ или из крохотного городка где-то на Земле прибыл к нам сей воитель и искатель приключений, если сейчас он топал по одному из новых крохотных городков империи Западный Риадан и злобно порыкивал себе под нос.

У Эльрика было дурное расположение духа: только что он познакомился с компанией уличных гопников, и это знакомство ему крайне не понравилось... Особенно их вожак, явно в прошлом или спецназовец, или вконец разорившийся ведун, каких много сейчас шляется по Риадану, с тех самых пор, как нечисть получила гражданские права наравне с людьми и, стало быть, истреблению больше не подлежит... Вот и "оттягиваются" теперь безработные ведуны на всем, что "не совсем человек", но не убивают, а просто по-гопницки бьют!..

Вот так они и Эльрика приветили. Правда, порой ему казалось почему-то, что предводитель гопников чересчур уж гибок, словно из ртути или из резины он, а не из плоти и крови, но — чего только не покажется в такой ситуации!.. Впрочем, судя по силе ударов, скорей не резина, а именно ртуть...

И вот теперь Эльрик Мельнибонийский широким шагом топтал гранит булыжной мостовой, по ходу ворча:

— Нет, не могу поверить! Какой-то человечишко! Нет, этого не может быть!.. О! — внимание ворчуна привлекла появившаяся на пути фигура в доспехах, явно спешащая по своим делам: — Гляди-ка, еще один чертов рыцарь... Эй, ты, почтеннейший! — Эльрик заступил дорогу неизвестному, — У тебя дама сердца есть?

— Нет, — последовал равнодушный ответ.

— Как нет? Черт... А родовое поместье у тебя есть?!

— Нет.

— О Эру Моргот! А покровитель твой в таком случае...

— У меня нет покровителя...

— Кхм... Да есть у тебя хоть что-нибудь, из-за чего можно подраться!!!

— А что, нашего желания недостаточно?.. — наивно спросил рыцарь.

Они отсалютовали мечами.

— Эльрик Садрикович Мельнибонийский! К Вашим услугам!

— Сэр Эрхон! К Вашим услугам...

Бой начался по всем правилам и незамедлительно. Эльрик наседал, но явно не с желанием разрубить соперника, а просто сгоняя зло за прошлый проигрыш гопникам. Он не мог еще забыть, как получил по голове такой удар, что сперва на миг перед глазами вспыхнули звезды, а затем показалось, что уходящие гопники расплываются, превращаясь в аморфную лужу разноцветного металла, все больше поблескивающего золотом, а затем этот металл впитался в асфальт...

Эрхон тоже прекрасно понимал порывы своего нежданного противника и поэтому не контратаковал, а только парировал удары, стараясь измотать Эльрика и тем самым "спустить пар"...

Однако проходивший мимо патруль не стал разбираться в тонкостях поединка. С воплями типа "Поединки разрешены только в специально отведенных местах", "Пройдемте, товарищи, в отделение" и "Эй! Чего Вы это делаете!" бывшие ПЛановцы приблизились к сражающимся. Впрочем, последнюю фразу они выкрикнули, когда поединщики прервали междусобойчик и радостно обернулись к вновь прибывшим, завертев веером мечи. Бывшие элитчики Патрулей Лояльности поняли, что они не вовремя, но было уже поздно. Теперь обоим бойцам было на ком отвести душу — и они с радостью этим воспользовались: полицию они ненавидели еще больше, чем гопников.

Увидев круги сверкающей стали, бравые патрульные начали состязаться в скорости бега. И даже победили, с трудом скрывшись от своих преследователей...

Запыхавшиеся и довольные, рыцари остановились возле деревянной таверны. И тут из-за серого забора рядом шагнул парнишка лет пятнадцати, не больше. В руке он сжимал закупоренную бутылку вина, а по лицу блуждала печальная полутрезвая ухмылочка.

Присмотревшись к рыцарям, Славик-Контрабандист (а это был именно он!) ткнул пальцем в меч Эльрика, явно колебаясь, что сделать лучше: похвалить меч или попросить штопор. Наконец, решившись, выдохнул:

— П-чем Буреносец?

— Торговцы явились! — закипел Эльрик, — нэнавыжу!

Взмах клинком был молниеносен, но и Славик среагировал мгновенно: чуть откачнувшись назад, он подставил под клинок горлышко бутылки, тут же срубленное мечом. Посмотрел на результат, хмыкнул:

— Открывают "по-гусарски". Ценю!

Затем отхлебнул хмельную жидкость и заявил:

— Сп-сибо! Так как, идем?

— Э-куда? — недоуменные голоса рыцарей слились в хор.

— Э-туда! Трактир громить! На продукт, в смысле, — и Славик кивнул на деревянное сооружение рядом.

Трактир, где после гибели Оборотня хозяином стал какой-то гоблин, практически не изменился. Те же столы, те же стойки, те же двери, крашеные под кирпич... Да и посетители подобные. Вон вампир потягивает из тюбика консервированную кровь через соломинку. Вон парочка ведунов сплетничает о подвигах своего шефа Геральта. Вон какая-то девица в кепке-берете и красной курточке потягивает пойло из кружки... Стоп! Внимательный зритель наверняка уже заметил, что это та самая девица, что доводила своим поединком Макса Второго, а затем так странно растворилась в воздухе!..

Вот в этот-то трактир и вломилась наша троица: двое Рыцарей и Контрабандист. Заняли свободную стойку, кивнули хозяину:

— Пива, вина и закуси на шестерых!

— Ваши друзья подойдут позже? — залебезил перед заказчиками гоблин.

— Нет, это мы будем жрать за двоих! Каждый!..

— А пить за троих! — встрял Славка, — Так что ЫШО ПЫВА!

Стол троицы был сервирован на удивление быстро.

Тем временем девица за соседним столом покончила со своим пойлом и вопросительно посмотрела на бармена.

Гоблин истолковал этот взгляд немного иначе, решив, что клиент уходит и желает расплатиться. Ловко лавируя между столами, он побежал к девице, по ходу ворча под нос:

— Все эти Воины Сновидений — просто свиньи! Вчерась вот приперлись трое, выжрали бочонок эля и растворились прямо в воздухе, ни фига не заплатив! Я бы их всех ставил к стенке и стрелял через одного из арбалетов!..

Посетители в зале трактира замерли, даже ведуны перестали шептаться. Все взгляды устремились на особу в красном. Видимо, завсегдатаи хорошо знали эту личность и теперь ожидали зрелища.

И не зря. Девица встала из-за стола, выплюнула изрядный кусок жевачки и со всей силы врезала гоблину в ухо.

Перелетев через стол ведунов, бармен грохнулся об пол, вскочил, и, выкрикнув что-то на Островном наречии, перевел затем:

— Твою дивизию!

В ответ личность в красном четко и раздельно произнесла:

— Ты, грязная Мордорская свинья, порочишь честь славных Воинов Сновидений!.. Да я тебя!..

При этом легким движением руки извлекла из-за спины сверкающую катану с черной ребристой рукоятью, занесла ее для рубящего удара. Гоблин в испуге зажмурился, прощаясь с жизнью, и даже не рискнул ответить ей, что не знает никакого Мордора, а говорил на родном, Островном языке. И тут обладательница сияющего оружия резко треснула гоблина рукоятью катаны в челюсть. Затем подумала и ударила еще раз. И еще. И еще...

Ведуны попробовали оттащить разбушевавшуюся личность от стонущего бармена, предлагали успокоиться, выпить за Родину, за Кастанеду...

Не помогло... Сперва девица действительно пошла к столику ведунов, но тут очухавшийся гоблин, размазывая кровь и сопли по лицу, выхватил у одного из ведунов его меч и с рыком повернулся к девице.

Зря он это сделал! Она молниеносно вновь выхватила катану и замерла. Гоблин нерешительно остановился и явно не собирался нападать первым. Но девица эта, похоже, никогда не любила доставать катану просто так. Ничтоже сумняшеся, она кинулась в атаку и гоблину волей-неволей пришлось защищаться. Сталь звенела, заставляя вздрагивать тех посетителей, что поближе к побоищу. Пару раз ведуны пригибались, когда клинок свистел над их головами.

И только троица посетителей за угловым столиком относились ко всему этому с философским спокойствием. Наблюдая за схваткой, Эльрик спокойно, даже чуть равнодушно, прокомментировал:

— Круто рубится подруга!

— Да! Оттягивается по полной программе! — согласился Эрхон.

Славик же мечтательно протянул:

— Ага... Интересно, какова она в... — он явно хотел сказать "В постели", но не успел: девица резко обернулась к ним и звонким мальчишеским голосом выкрикнула:

— Покончу с этим (кивок в сторону гоблина) — за "Подругу" ответите!

Эльрик среагировал первым:

— Извините, молодой человек... И за них тоже... — и кивнул на друзей.

Так похожий на девицу мальчишка выкрикнул в ответ:

— Принято! Но не мешайте ловить кайф!.. — и юный Воин Сновидений продолжил трактирный погром...

Через минуту гоблин уже лежал в отключке, очередной раз получив гардой катаны по голове.

Майкл уныло посмотрел на тело и вздохнул:

— А, черт, заплатить не успел... Еще действительно скажет этот жлоб, что мы не расплачиваемся!..

И с этими словами Майкл кинул ему на грудь золотую монету. Затем повернулся к посетителям, не пострадавшим еще при побоище, и произнес с нажимом:

— Кто тронет — до утра не доживет! Я сказал!

— На похороны, видимо, — осторожно шепнул-прокомментировал Эрхон, стараясь, чтоб выходящий из трактира и затормозивший у двери мальчишка не расслышал его...

Но стоило Майклу скрыться за громко хлопнувшей дверью, как Славик, окинув острым взглядом картину побоища, задумчиво протянул:

— Кажется, о нашей выпивке позаботились...

Пояснять сотоварищам ничего не пришлось, и "святая троица" взяла со столов все, что еще уцелело...

 

Глава 7

Зеркало стояло в самом углу длинного сумеречного коридора, залитого лишь синтетической не-тьмой. Обыкновенное круглое зеркало в рост человека, которое неизвестный автор заключил в раму из прекрасных хрустальных сталактитов, словно вмерзло оно в лед. А возле зеркала стояли двое пацанов, и тот, что потолще, торопил бегущих.

Не останавливаясь, Феникс прыгнул в зеркало, ухватив одной рукой Иэрнэ, а другой увлекая за собой Тома. Вместе с ними влетели сквозь зеркальную амальгаму сбитые с ног Темка и Женька. Зеркало показалось простой иллюзией, скрывавшей за собой тайное помещение, но зал, открывшийся взорам, был напоен светом звезд и никак не вязался с напыщенным показным величием покоев Единого.

— И снова мне жизнь спасает брукса, — улыбнулся Феникс. — Это уже привычка...

— Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит?! — от переизбытка впечатлений Том схватился за голову, сжимая виски ладонями. — Вот ты! -ткнул пальцем в Иэрнэ, — Дважды назвал Феникса Учителем. Почему?

— А как же мне еще называть Крылатого Валу?

— Но ты ж уже предположил, что я — просто из того же народа, что и твой Учитель! — взвыл Феникс.

— А с чего бы ты тогда из всех нас именно меня, Человека, попросил отпустить?!

— Не жутко удивлю, если скажу, что Тома он все равно бы не отпустил? Вечного, которого можно убить, он не отпустит. Впрочем, кое в чем я перед ним блефовал. Нет, не в просьбе отпустить тебя, а в той назначенной цене.

— Своей жизнью? — Женька показался озадаченным. — С такой ценой не шутят, разве что ты вечен и неуничтожим...

— Именно.

— Бедный монстр... — фыркнул Женька.

— Кто знает... Эта тварюка оказалась неимоверно сильна. Возможно, что платить пришлось бы всерьез...

— Стоп! — крикнул Том. — Это позже. Далее: Феникс, что это за ублюдок и зачем ты за ним гнался? На фиг тебе сдался этот... этот терминатор!

— Я — Вечный без клана.

— Знаю.

— Не перебивай! Именно оно сделало это. А когда-то клан Крылатых Лассара был известен по всей галактике. Теперь же лишь я и брат мой Алекс остались на Дорогах Мира. Остальных сгубило оно. Я давно потерял его след, и века не думал уже об отмщении, но недавно оно вернулось опять... И голубой кровью Лассар поклялся я не упустить его.

— А оно поклялось — не выпустить тебя, Феникс, — съехидничал Иэрнэ. — Но оно, в отличие от тебя, клятвы не сдержало, Странник.

— Ты знаешь мое прозвище?

— Прозвище? Скорее — призвание. Ты ж не рожден убивать!

— Верно. Но почему теперь ты признал, что я не твой учитель?

— Учитель никогда не мстил. Никому...

— Дальше, — Том продолжал свои вопросы: — Через сколько секунд оно до нас доберется вновь?

— Века. На Дорогу-Меж-Зеркалами дано выходить не всем, и места этого нет нигде в мире. Так что найти нас — проблематично... — с этими словами Лассара присел у шероховатой стены, опершись на свой клинок и расправив затекшие крылья.

— Иэрнэ, теперь ответь ты, — Том повернулся к эльфу. — Я, конечно, понимаю, что ты — мастер мистификаций, то за девчонку себя выдаешь, чтобы не всыпали за грехи, то теперь вот — за человека... Но ведь уши в тебе все равно эльфа выдают! Так на фиг?

Эльфеныш нервно мял левой руке кепочку. Затем, не находя слов, сделал неопределенный жест правой рукой. В ответ Том демонстративно зевнул.

— Все равно не поверишь... — вздохнул Иэрнэ.

— А ты попробуй... — Крылатый обернулся к эльфу.

Тогда недавний знакомец Тома глубоко вздохнул и выпалил:

— Наш народ выбрал Путь Людей... Понимаешь — я не с Риадана, хотя и родился на Риадане. Мы жили на Арте...

"Арта — название Арды на языке тамошних Темных, на нашем языке!" -машинально отметил Том. А эльф продолжал:

— Мы жили на Арте. И Крылатый Вала был нашим Учителем. Мы были эльфами по рождению, но выбрали Путь Людей. Нас звали Эльфами Тьмы, но мы — первые увидевшие Свет. И нас убили. Они думали, что убив нас, сумеют обеспечить нам плен в Мандосе, а затем "исцелить", вселив в иные тела. Но — просчитались. Мы выбрали Путь Людей, и поэтому прошли мимо Чертогов, и ушли во Внешний Мир... И все наши родились в телах людей, и жили во многих мирах вокруг и в различные эпохи... А я почему-то родился опять эльфом. Только не на Арте, а на Рокласе. И в облике риаданского эльфа живу, и сам не знаю — зачем. За что мне такая судьба? Последний ЭЛЬФ среди эльфов, возжелавших стать людьми. Я что, плохо верил в то, что стану после смерти человеком, а?!

— Расспросишь Учителя — пояснит... — рассеянно хмыкнул Женька, оглядываясь по сторонам.

И было отчего озираться в изумлении: такого еще не приходилось видеть простым смертным. Шероховатые стены то ли песчаника, то ли желтоватого бетона ограничивали по бокам коридор, запертый с одной стороны вмерзшим в лед зеркалом и уходящий с другой стороны в бесконечность. Над головами сияли небесной синью своды из голубого нейтрита, такого же, как идет на броню земных проникателей. Кое-где под обвалившимися кусочками песчаника из стен поблескивал такой же нейтрит. Местами плиты потолка были проломлены, и сквозь дыры виднелось небо, все из клубящейся фиолетовой дорожной пыли.

Пол под ногами лишь у стен напоминал старый асфальт. В полуметре от песчаника он обрывался в ничто, и среди неимоверного провала сияли мириады звезд. Но — Иэрнэ стоял, одной ногой опершись на эту бездну, и не думал проваливаться! Женька глянул под ноги. Так и есть: и они с Темкой стоят среди звезд! Под ногами мирно проплыла галактика, слепяще-оранжевая к центру и разбрасывающая в стороны зеленоватые спирали-рукава...

— Не боись, не провалишься, — Феникс кивнул Женьке. — Вот такая она и есть — Дорога Меж Зеркалами. Пыль над головой, звезды под ногами, стены с дверцами и картинами по сторонам... Дверцы и картины будут чуть дальше, когда мы пойдем по коридору... И я бы не советовал вам касаться этих картин... Заблудитесь...

— Минуту... — Иэрнэ перебил Лассару. — Молодой человек, что Вы имели в виду, когда говорили "Расспросишь Учителя"? Ведь Учитель наш погиб, и был выброшен за Врата Ночи в вечное Ничто!

— Опять этот религиозный бред! — деланно поморщился Женька. — Вот расскажу Мельтору, что про него бают — или посмеется, или рассердится!

— Так Учителя называли немногие. Чаще — Мелькор!

— А я так его называю. И смею тебя заверить — он жив и здоров. И в последний раз я видел его не позднее, чем сегодня утром...

— А еще Женька сейчас — ученик Мельтора, — встрял Темка, — И именно он выпустил Вашего Учителя из заточения в подвалах в мае этого года...

— Ну и кто тебя просил все это разглашать? — вздохнул Женька. — Он же меня сейчас начнет рвать на сувениры!..

— Не смешно. Но я попрошу Вас привести меня к Учителю. Надеюсь — Вы не откажете мне в просьбе?

— А сколько нас? — хихикнул Женька. — Запомни, меня звать Женькой, Евгением, если уж так охота посолидничать. Но все же обращайся ко мне на "Ты", договорились, эльфийская твоя душа?

Иэрнэ только кивнул, зато Том мгновенно ткнул пальцем в Женьку:

— Теперь ты. Кто ты таков? Кроме того, что ученик Мельтора и нахал-шутник, доставший пару-тройку городов своими хохмами...

— Не доставший еще пару-тройку... — скромно уточнил за него Темка, заработав увесистый подзатыльник от друга. — Остальные — уже...

— Меня интересует, — продолжил Том, — Как ты сумел так вот заорать на Единого... Так... эффектно. Или это тоже — "шуточка"?

— Просто мной сегодня вампир закусывал, — вздохнул Женька. — Вот я и стал такой... голосистый... Вампир тот говорил, что я теперь брукса.

— Теперь ты, — Том вновь обернулся к Лассаре. — Ты говорил, что второй раз брукса спасает тебе жизнь. Кто же и когда был первый?

— Мой друг, — ответил Феникс. — Он — брукса, хотя более похож на Мули. Когда-то своим голосом он спас меня от Вепря, — и, заметив, как рука Тома машинально чертит знак против Чудовища Зеркал, хмыкнул: — Вепрь тогда помер. Насовсем. Так что не бойся.

— А зовут твоего друга...

— Мальчик, — крылатый Лассара горько усмехнулся, — просто Мальчик. От Имени он отказался. Сказал, что раз потерял все, и семью, и дом, то зачем хранить Имя...

Не желая продолжать воспоминание, Феникс пристально взглянул в глаза Тома и негромко, но настойчиво произнес:

— Ты так упорно спрашивал, что теперь я хочу сказать. Я, конечно, благодарен тебе за свою жизнь, но — ты нарушил первый закон Вечных: бой всегда ведется один на один. Это — закон.

— Плевать мне на законы и каноны! — взъярился вдруг Том, — Жизнь друга мне гораздо дороже этих дурацких правил! Я не охочусь за головами, и в Собирании я участвовать тоже не желаю. И нет на мне ни одной жизни, хотя сегодня чуть не взял одну. И наполнен я лишь собой.

— Не одну, — тяжело вздохнул крылатый. — Не одну, а всего моего рода. И сотни иных родов, которые эта тварь унесла. И я изведу ее, клянусь небом!

— Тяжкая клятва — крылатому. Не отступить... — Иэрнэ вздохнул, — И кровь Учителя моего тоже на м-мерзавце металлическом. И хоть смертен я, но клянусь исчезнувшими навек Эллери Ахэ, что я, последний из них, сделаю все, что в моих силах, чтобы каждая капля крови их и крови Учителя нашего вонзилась в него смертным жалом. И пусть я умру, но клятвы своей не нарушу, хоть и учил нас Черный Вала прощению и гармонии.

— Том, — Темка повернулся к вечному мальчишке, — А ты давно знаком с Фениксом?

— Давно... Феникс — мой Учитель...

* * *

Воспоминание всплыло из небытия, как проявляемый фотоснимок, как оживающая Карта в руках Воина.

— Принц, ты зачем выпустил Князя Тьмы?! — Единый был в гневе.

— Он уйдет и никогда никому не будет вредить!

— С чего это ты взял?! — рокочущий голос сотрясал своды дворца.

— Он сам мне пообещал это...

— А ты — поверил ему?! — в механическом голосе Единого послышалась неподдельная насмешка. — Он обманул тебя! И вновь будет сеять зло!.. -порывом голоса всколыхнуло плащ мальчишки, но принц упрямо возразил:

— Он — никогда не делал зла. И — он говорил правду...

Гром расколол плиты пола: Единый пылал от гнева. Нельзя было даже представить себе, что этот колосс, больше всего напоминающий машину или благородную статую, может ТАК сердиться и прямо-таки булькать от гнева! И все же — все естество золотой фигуры излучало жар гнева и ярости. Рокочущее чудище подошло вплотную к мальчишке и направило на него палец:

— Предатель! Ты на его стороне! Изменник! И ты умрешь!

Палец Единого неестественно вытянулся и навылет тонким клинком пронзил мальчишку. Принц с удивлением взглянул на выходящий из его груди меч-палец, понимая, что ноги становятся ватными. Детские губы шевельнулись, выдохнув в лицо богомонстру:

Так от века идет охота

На поверивших Черной Птице,

Но таинственная работа...

Голос-вздох замолк. Обливаясь кровью, мальчик упал на плиты парадной залы. А его родители?

Король с королевой преклонили колена в благоговейном ужасе и почитании Единого. И только королева вздохнула:

— Как жаль, что наш сын — предатель...

— Не сын... — тут же поправил ее Король. — Я же сразу говорил: незачем нам усыновлять безродного. Одни проблемы были от этого приемыша...

— Никто из людей не коснется тела этого предателя, осквернившего Веру! — холодно и надменно заявила королева. И Эру кивнул в знак высшего одобрения.

...Хоронили его не люди, а лесные орки. И даже эльфы не препятствовали им. Траурная процессия в белом неслышными тенями скользила по лесу, и даже ветки не шевелились. А на носилках — тело Принца — мальчика в белой мантии.

Носилки... И постамент алтаря, с которого многие Уходили... И вдруг, из зеркального блеска щитов — человек. Крылатый. И шепот-вопрос, прижавший к земле траву:

— Зачем хоронить живого? Негоже это, Воины. Свет его предал, но зачем же Тьме признавать такой Свет всесильным?

И затем — к мальчику, склонившись над телом:

— Встань и иди. Окончен твой отдых. Получена весть...

Свист молний? Шум леса?

Глаза открываются — рывком. Тело садится. Рывком. Встает — рывком...

— Идем, малыш... Теперь... тебе еще многому надо учиться... Теперь ты один из нас...

Блеск зеркал. Пустые носилки. Ряд Орков. Ряд Эльфов...

Многие с этого алтаря — Уходили. В Танце Огня. Мальчик — первый, кто ушел. Просто так. Своим ходом...

Том. Томас Слипер. Томас Слипер из клана Сэлета. Томас Слипер из клана Сэлета, воспитанник Крылатого Лассары...

 

Глава 8

Лат отложил в сторону книжку и кивнул вошедшему мальчишке.

— Приземляйся.

Мишель плюхнулся на свободный стул и нерешительно замер. В конце-концов, не каждый день Командор вызывает кого-то для конфиденциальной беседы. Вроде бы — ничем не проштрафился... Но — кто знает? Трудно, когда командор — щупач экстра-класса да еще и бывший Лорд Ночи. Тут не знаешь, поступок нехороший или нехорошая мысль огорчат Изначального.

— Воюешь, значит... — неопределенно начал Лат.

— Только во сне... — оправдательно начал Мишель. — Это же никому не вредит!

Командор вздохнул и вдруг спросил:

— А тебе нравится, когда кошмары снятся?

— Не очень... — честно ответил мальчишка. — Но в последнее время я нашел против этого средство!

— Сновидение... — Лат сделал ударение на втором слоге. — Тоже метод... Но не слишком ли ты переувлекаешься книгами Кастанеды и открывшейся перед тобой Силой?

— А что в том плохого?! — Мишель откровенно недоумевал. — Это ведь действительно не вредно!

— Понимаешь, малыш... — начал Лат, — Я терпел, когда ты представал перед начинающими Воинами в облике Дона Хуана и даже вручил одному из них тут же присненный Ключ Порталов. Я улыбался, когда ты устраивал полеты по Сонным Пространствам и Сумеречной Дороге и задирал Дорожную Полицию — в конце-концов, эти самозванцы хуже разбойников с иной дороги... Но когда ты стал входить в сон лишь затем, чтобы там согнать накопившуюся за день злость и раздражение — это уже совсем не годится... Понимаешь — в поисках приложения своих сил ты проектировал себя в РЕАЛЬНЫЕ миры... И от твоих атак страдали вполне РЕАЛЬНЫЕ люди и гоблин.

— Я думал — это всего лишь сон... — шмыгнул носом Майкл.

— Задумайся... — Лат снова взял книгу. — Я бы не хотел, чтобы воспитанник "Звездного Ветра" вел себя, как уличный гопник... И не хотел бы тебя отстранять от участия в регате за подобные фокусы, да еще за восемь дней до начала регаты... Понимаешь — даже в простых снах ты встречаешься не с голограммами, а с живыми обитателями Сонных Пространств. Но когда ты вторгаешься в реальные миры — то мера ответственности твоей растет стократ...

— Я пойду, Лат... — Мишель поднялся, и вдруг, у самой двери, спросил:

— Одного не пойму — как же я сумел вывалиться в реальность посреди сна, а?

— Ты во сне засыпал? То-то же! Сон, увиденный во сне, есть реальность, это еще Будда говорил...

* * *

И все-таки снам не прикажешь. Можно менять их, корректировать, сжимать или растягивать, но им не прикажешь не сниться вообще.

И на этот раз снилась Мишелю маленькая деревушка, затерянная где-то в лесах. Дул теплый ветер, заблудившийся в верхушках сосен, нырял вниз, хлопая ставнями заброшеных домов. Говорят — недавно здесь отгремел Армагеддон, и таких деревенек тут теперь видимо-невидимо. С прудом, где полным-полно здоровенных зубастых карпов, с плачем и стонами домового в вечнохолодной печной трубе.

Обгорелые заборы напоминали другое пожарище. Но это было давно... Очень давно... Горел город. Простой деревянный город у подножия здоровенного каменного замка. Его жители сперва просто не поверили, что вторгшиеся в эти края чужаки способны на зло. Сперва не поверили, а потом уже было поздно. И не важно, что не были тогда известны автоматы и сваггеры, что вместо ядерных бомб применяли файерболы, а вместо пуль летели стрелы и метательные ножи... Город погиб, захлебнувшись в крови, и не сумел остановить это безумие даже Черный Менестрель, вскочивший на камень у окраины города и резко ударивший по струнам лютни. Черным назвали Менестреля атакующие, ведь он пел о Тьме. Но он не был черен. Ледяной белизной сияли его одежды, ярче алого головного убора с серебряными колокольцами. Неестественно выгнутая правая рука лихо била по струнам, и песня неслась лавиной. И услышавший ее не мог уже бояться Тьмы, ведь — понимал и ее, и Свет, и место обеих сил в Истинном Мироздании. Но за миг до того, как полетели на землю мечи захватчиков, один из их предводителей злобно выкрикнул: "Да что вы слушаете! Бейте его!" И мечи остались в руках. И обрушились на певца. Никогда прежде не поднимали руку на менестреля. Но — в борьбе Света и Тьмы на этот раз именно Свет поступился честью и прервал песнь Менестреля, ибо — испугался его. Свет победил. Но победа его была сродни поражению: взяв на себя кровь невинноубиенных, он обрек себя на проклятия и противников, и союзников. И не раз еще аукнулась Воинам Света эта "победа любой ценой"... Победа над Эльфами, которые считали себя Людьми...

Мишель рассказывал эту историю троим ребятам, забредшим в пустую деревушку и устроившим тут свое обиталище — то ли скит отшельников, то ли летний скаут-лагерь. Тут было принято рассказывать истории на ночь. И Майкл делился своими воспоминаниями из прежней, неземной еще жизни...

— Почему мы не слышали ничего подобного? — спросил Райен, когда история кончилась.

— Потому что Мишка это только что придумал! Клево! Тебе бы жутики снимать! — завосторгался Севка.

— Не поэтому. Просто летописи обычно пишут победители. И никто никогда не давал слова побежденным. Особенно если их вырезают вплоть до последнего человека.

— До последнего эльфа!

— Человека. Они называли себя Людьми, хотя и были эльфами от рождения. Ибо они избрали Путь Людей, путь со свободой выбора.

— Странные какие-то, — фыркнул Севка, — Эльфы, а назвали себя людьми, Тьма, а говорят — самые светлые. Что ж это за эльфы такие, если от них даже имен нет!

— Имен не осталось. Приказано забыть... — чужим каким-то голосом отрубил Михаэль.

И больше в эту ночь никто ни о чем не говорил. О чем они думали? Этого, пожалуй, не знал даже Эру, Единый. Вот только когда они пробудились утром, то на теле своем обнаружил Мишель два шрама, старых, больших и уродливых, словно напоминание о чем-то. Или предупреждение.

— Смотрите! — чуть ли не испуганно Юлька ткнул пальцем на живот Майкла. — Откуда это?

— А может, было? — осторожно начал Райен, хотя было ясно, что и сам он в это не верит.

Юлий подскочил к Мишелю и осторожно коснулся прохладными пальцами грубой покореженной плоти. Шрамы были какими-то вялыми и твердыми наощупь.

— Болит?

— Не-а... — мальчишка с изумлением и каким-то неясным, смутным страхом разглядывал шрамы, затем потер краешек одного из них, потому что показалось, что там блеснуло что-то, как жидкий металл. Но — показалось...

— Как следы когтей орлов, — Юля попытался пальцами разгладить шрамы.

— Вчера точно не было. Это Единый тебя покарал, за то, что на его валар поклеп вел! — выдал вдруг Севка.

— ...Да ты, видать, и вправду Нольдор, парень... — процитировал Мишель прямо в холеное арийское лицо заступника Эру. — Если и Единый — то не покарал, а попытался рот заткнуть.

— Угу, тебя испугался, грозного...

Никто не успел даже крикнуть "А вот и не подеретесь!", как двое мальчишек уже сплелись в клубок рук и ног, молотя друг друга и катаясь по земле.

Но бились они не по религиозным соображениям, просто Майкл обиделся на колкость Севки... Так что неписаных правил не нарушал никто, и в места пониже пупка удары не наносились принципиально.

И через минут пять друзья уже сидели на траве, вытирая пот и потирая ушибы, а еще пол-часа спустя все четверо — и "бойцы", и их "секунданты" -кидали в пруд камешки, стараясь "напечь блинов" и приводя в бешенство прыгающих на скачущие по поверхности воды камешки зубастых карпов, и думать уже забыли об утренней драке.

Дня три пролетели совсем незаметно. Три дня — во сне, воспринимаемом Мишелем как единственная реальность... И только сны у Мишеля становились все тревожнее и страшней. И снились ему черные скалы над алмазной пылью дорожек под мертвым небом с искусственным люминесцентным освещением, и цепи, стягивающие запястья прикованного к скале на благословенной земле Амана, и когти пикирующих сверху орлов Великого Короля Валинора. И висящий был -Мишель, но звали его иначе. Он так боялся боли, так страшился крови, но теперь не раскаивался и не проклинал тот миг, когда избрал себе путь Творца, а не прислужника Великих, когда признал Крылатого — Учителем...

Кровь орошала алмазный песок, боль рвала шрамы. Но к утру видения отступали, и день приносил долгожданный отдых. Ведь нежиться и дремать на солнышке — ничуть не менее полезно, чем ночной сон...

Крупный карп накинулся на скачущий по воде камень с такой силой, что вылетел по инерции на берег, совершенно забыв о своей безопасности. И -забился в траве, не выпуская плоский кусок гранита из пасти. Может — это и насторожило бы Мишеля: раньше эти сверкающие хищники не забывали о собственной безопасности, но тут к чудовищу радостно кинулись остальные мальчишки, подхватывая увесистые дубцы и вопя "Мясо!"... А Райен — тот вообще вместо дубца мечом двуручным размахивает... Кто знает — может, так тут и выманивают зубастых карпов на берег?..

Уха получилась чистой, как слеза, и такой ароматной, что почуяли, наверное, и на небесах. Но обитатели небес, говорят, страдают излишней скромностью, а посему никто из них не рискнул спуститься и попросить себе хоть ложку горячей ухи. Ребята же подобными комплексами не страдали, а посему котелок опустел в пять минут. Приятное тепло разлилось по телу, и звало оно не к безделию, а к веселью. И тогда ребята выволокли из сарая длинную капроновую веревку и, навязав на концах ее узлы, затеяли перетягивание каната. Мишель с Райеном стали поближе к сараю, Юлька же с Севкой вцепились в другой конец веревки. Крик-команда — и хлопцы уже со всей силы упираются в землю, стараясь перетащить веревку на себя. Сопят носы, тяжелеет дыхание... Райен атлетически изящно расставил полусогнутые накачанные ноги, которые почти не тронул летний загар. Мишель тянет, словно яхту на берег вытаскивает. На другом конце — то же веселье: Сева, намотав на руку конец веревки, уперся в землю и с сопением тянет на себя, легонький же Юлька прямо повис на веревке, откинувшись назад под острым углом, он словно летит на месте, и лишь босые ноги связывают его с землей. Кажется, отпусти веревку — и... Майкл переглянулся с Райни. Улыбка, чуть заметный кивок... Они поняли друг друга без слов. И — мгновенно отпустили веревку! Торпедой, снарядом полетел Юлька и вписался своей макушкой прямо в живот Севки, сбивая с ног балансирующего на грани равновесия мальчишку.

Смех, веселье... Затем хлопцы затеяли беготню по длинной, как насест, горизонтальной доске старого забора. Райен, сославшись на старшинство, заявил, что стар он уже по заборам лазать.

— Тоже мне, старик, — фыркнул Юлька, безуспешно пытаясь забраться на доску. — Песок уже сыпется... Ну ладно, не хошь сам — помоги мне залезть...

Несчастье пришло внезапно. Просто зазмеились, сплетаясь, приступы равнодушия и ярости, безумия и бездумия. Мишель слышал о таком от Лата: где-то неподалеку проходил Ковчег Мрака. Не Нагльфарк — Звездный Катамаран не имеет с Мраком ничего общего, хотя такоже не доставляет землянам приятных минут. И не Черный Клипер — двойник Золотого Парусника не страшен и не зол, он — таков, каков его капитан... Ковчег — не материальный крейсер, который можно торпедировать и победить. Его опасается сам Мрак: когда-то этот летучий плацдарм ненависти коснулся Верховного Мамбета, и с тех пор странствует по Вселенной, неся с собой Неодухотворенность. И те, кого коснется дыхание Ковчега, обречены навсегда. Казалось — надежды нет. Никакой.

Решение пришло мгновенно. И над поляной пронесся крик Сновидящего:

— Ребята! Ко мне! Немедленно! Опасность!

Они примчались. Такой вопль преодолел их облом. Надолго ли? Нельзя останавливаться. И нельзя вытащить их через сон в свой мир: следом выберется Ковчег.

— Смотрите мне в глаза! Внимательнее!

Золотые глаза Мишеля вспыхнули впитанным в древние времена огнем, увлекая за собою ребят. Не зря Золотоглазый дружил с Мастером Иллюзий: кое-чему успел у него обучиться. Например — пробуждать в человеке память поколений. Это неимоверно трудно, но зато при этом работает весь мозг и не остается ни единой клеточки, доступной для постороннего внушения. Похоже -сейчас это был единственный шанс спасти души этих мальчишек от Пустоты.

И поплыли перед взорами малышей древние пейзажи Амана, и снова Курумо вел поклепы на Крылатого, и снова огненным смерчем "высшие" Светлые вырезали Темных только за то, что те живут на свете. И снова закованным в цепи уходил в изгнание ослепленный по приказу Манвэ великий Король Боли, Бог Любви К Миру, Темный Владыка, Крылатый Черный Вала Мелькор, и зрячие его глазницы были полны печали и сострадания к ставшему на путь гибели миру.

Вот память вернулась назад, и в тронный зал устремляются Берен и Лутиэнь. Мелькор давно уже видел их путь, и теперь попросил кого-то из подручных, кажется, Иэрнэ:

— Сплети мне венок из одуванчиков, хорошо?

— Да, Учитель, но скоро тут будут...

— Знаю. Для них и хочу. Представляешь — они вторгаются в зал, а я им навстречу — в венке вместо короны. И говорю: "Вы не стесняйтесь, я тут просто — по-домашнему...

Венок из желтых благоухающих одуванчиков был легок и прекрасен, и Черный Вала надел его, как Корону Весны. Прошелся, затем странно так всхлипнул и сняв, положил желто-зеленое чудо на стол:

— Мне и этот венец тяжел...

Он так и встретил Берена с Лутиэнь. С непокрытой головой. Седой и уставший. С улыбкой услышал: "Я буду петь перед тобой, как поют менестрели Средиземья!" Хорошо хоть, что не спросит потом, взял ли он что-нибудь новое из этих песен. А то что ответить? "Чего я могу для себя взять от себя..."? Поверит ли? Сейчас она даже себе не верит: никак не поймет, почему это Владыка Тьмы не желает засыпать...

— Спасибо, девушка, — Мелькор улыбнулся. — Давай договоримся: не надо обманов! Я прекрасно знаю, кто вы и зачем пожаловали. Да только зря все это. За Сильмариллом пожаловали? Поверьте, и без вашей песни я отдал бы вам камешек, с удовольствием бы отдал, да нету его у меня! Ни единого нету! Гномы уперли! Вместе с короной!.. Так что присаживайтесь, чайку попьем...

— Лжешь, Моргот!

Пощечина волчьей лапы оставила на щеке след, подобный клинку, но тут Лутиэнь остановила возлюбленного:

— Он говорит правду!

Сон — лучший подарок. Он позволяет забыть. Да только не доступен сей дар великим Вала. И никакое заклятие не поможет. Лишь только глубокая задумчивость порою оторвет от дел и дарует смутное упокоение, словно мастер Иллюзий или его Учитель Ирмо махнули крылом.

Когда Мелькор вернулся к реальности, выйдя из глубин нового своего замысла, то с удивлением увидел в изголовьи знакомую до боли стальную корону, спертую месяц тому гномами, прорывшими тоннель прямо под трон мятежного Валы. Рядом лежала кучка гномьих топоров с переломанными рукоятями, и свет двух сильмариллей играл на их лезвиях. Третий же камешек отсутствовал, на его место был вправлен в корону митрильный шарик. Черное серебро скрадывало отсутствие камня, и стальная корона по-прежнему не утратила завершенности.

— Надо же — самый маленький камешек выбрали, — подумалось вдруг ему...

А волны памяти несутся вперед, и вот уже Золотоглазый по приказу Манвэ распят на проклятой скале, где завершили свой жизненный путь Эллери Ахэ -Эльфы Тьмы. И орлы кривыми своими клювами рвут плоть того, кто так боится боли, и обнажают ребра. Клювы и когти. Боль. Смерть. Боль и после смерти. Мишель катался по земле от боли, но даже в этой муке он ни на секунду не ослабляет защиту, не выпускает за очерченную линию души друзей, не подпускает к ним Пустоту. И все это — когда сознание убито волной боли, а шрамы горят адским огнем. Удерживает защиты. Подсознанием. Волей. Душой...

Ковчег уходил. Уходил, не зацепив ни ребят в деревеньке, ни весь этот мир: Мишель сумел захлестнуть всю планету, защищая ее от странствующего равнодушия. Но грозный странник все же не пожелал оставить это безнаказанным. Уже покинув этот мир, он ударил по герою-защитнику. Последнее, что почувствовал юный Сновидящий — сознание покинуло его. Падение. Пустота...

* * *

— Командор! — Антон вбежал в каюту Лата. — Майкл пропал!

— Как — пропал?!

— Утром просыпаюсь — а его койка пуста. Одеяло так лежит, словно он не вставал, а исчез прямо из-под одеяла.

— Ну — телепортировал куда... Разве ему это проблема?

— Не проблема... Но только не видел его никто... И на завтрак он не явился... Командор... Не сердись, но — это он не после вчерашнего разноса исчез? Может — обиделся, а?

— Не знаю... — вздохнул Лат. — Вообще-то никакого разноса не было и в помине... Так — беседа на темы параллельных миров...

Поглядев в спину выходящему из каюты Антону, Лат засобирался: стоило начинать искать. Ох, не с проста все это, чует сердце...

 

Глава 9

— И здесь живут люди!

Городок понравился мальчику. Тихий такой, степенно-провинциальный, он ласково обволакивал гостя неуемным тополиным запахом, пробуждая в душе что-то давным-давно забытое. Казалось — возвращается уже почти ушедшее детство. Хотелось просто зажмуриться и поплыть в облаках тополиного пуха, этой летней зимы, приветливой и манящей.

Шум авто не тревожил старые улочки с дощатыми тротуарами, и только раскатистый звоночек старинного трамвая звонкими шариками разлетался от резных деревянных стен двухэтажных домиков, похожих на сказочные замки или дворцы.

Где-то резвилась детвора — ее неумолчный гомон органично вплетался в тишину города, сливаясь с урчанием горлиц и сизым звуком перьев, рассекающих воздух. Где-то неумолчно звенели цикады, радуясь теплу и свету. Мир жил светлой своей жизнью, вдали от тревог, и никакие злые волшебники не в силах потревожить этот покой.

Мир, в котором нету места злу...

С шорохом пронеслась над головою и села на карниз птица.

— Угу у! Угу у! Угу у! — воркование горлицы навевает покой, и нет страха в душе, тает последняя тревога под палящим летним зноем.

Где-то пух тополиный легок,

И его не затопчут в грязь.

Там живет посреди слободок

Детский смех, словно юный князь.

И забытое оживает

В тополиной веселой пурге,

И о горе душа забывает...

Мишель сморщил переносицу:

— И о горе душа забывает... И о горе душа забывает, как... Ох!..

Как нередко бывало, вдохновение, полет души обогнало тяжелую поступь слов, и последняя строчка бесследно улизнула, не оставив в сознании ни следа! Обидно! Но разве можно всерьез обижаться, когда вокруг такой светлый мир?! Подумаешь — строчка...

Дребезжащий звук появился откуда-то сзади, вместе с дробным стуком подошв и детским смехом. Мальчик обернулся, и улыбка осветила лицо: по доскам тротуара катил на пошарпаном самодельном велосипеде пацаненок лет одиннадцати, в короткой мятой маечке неопределенного цвета и ярко-оранжевых трусиках, а за ним бежала стайка мальчишек и девчонок, радостно размахивая руками. Вихрем пронеслись они мимо Майкла и умчались за крашеный лазурью дом в конце улицы, лишь мельком покосившись на новичка. По хорошему взглянули, чисто и открыто, но задерживаться не стали. То ли чтобы не прерывать игру, то ли оттого, что был он постарше их, и засомневались они, будет ли интересно франтовато одетому "столичному" подростку с голопузой "малышней"...

Франтовато одетому... Мишель сам улыбнулся своим мыслям. Все познается в сравнении... Мог ли он назвать "франтоватым" свой повседневный костюм? Темно-лиловые слаксы, эдакие плотные узкие брючки, да того же цвета рубашка навыпуск. Казалось — перетяни пояском — и готовый костюм из цикла "Юный паж. Средневековье". Но ни один паж не нацепил бы подобного, посчитав чуть ли не верхом нищеты. А вот в тихом провинциальном городке эти же брюки и рубашка вызывающе "модные", и становится даже немного неудобно за свой вид...

"Столичному"... Да есть ли тут столица? Знают ли в этом солнечном городке понятие власти? Надеюсь, что нет...

Доски тротуара приятно пружинили под ногами, словно дорога упругими ладонями подталкивала снизу идущего паренька. Мгновения невесомости щекотали душу, наполняя светом и радостью. Мишель шел, сам не зная куда, просто наслаждаясь покоем.

Мирно грелись на солнышке сморщенные годами старушки. Они обсуждали что-то свое, не обращая внимание на весь окружающий мир и на проходящего паренька в частности... Зеленый кузнечик прыгнул рядом с ними на скамейку, цвиринькнул и живой молнией полетел дальше.

За синим домиком открылась новая улица, такая же тихая и спокойная. В конце ее высился небоскреб: целых пять этажей! Кирпичное здание выглядело чуть вызывающе среди деревянных собратьев, но все-таки не походило на современные городские "коробки". Узоры, выложенные рельефом кирпича, оплетали венками окошки, рисовали вдоль стен ажурные полуколонны и арки. Домик дышал тем же уютом, что и деревянные его собратья, и казалось почему-то, что он улыбается...

Приятно бродить просто так и впитывать летний зной, а город касается твоих щек тополиными пуховыми ладонями. И в целом мире нет ни тревог, ни слез. Сказка, ставшая внезапно явью. Жаль, что не попал в этот воистину благословенный край Том, друг по многочисленным сновидениям, этим снам с продолжением... Ведь окажись он тут — и Мишель с ним наверняка бы встретился... "Тут — все возможно?" "Это — Рай?" Шепот травы, звон цикад, радость солнечного света...

И отдохнет усталый странник

На перекрестке двух дорог...

Окошко за спиной желанно,

А впереди друзей порог...

Город диктовал свои рифмы, и они с радостью превращались в легкие строки, которые проказник-ветерок уносил бумажными голубями под задумчивый изумрудный сумрак деревьев.

Вековые тополя размеренно качали ветвями, внимая словам пацана, и Майклу захотелось просто подойти и обнять тополь, погладить его шершавую кору, прижаться щекой!..

В ушах зазвенело, мир подернулся рябью, но мальчик встряхнул головой -и наваждение прошло, звон стих, остались только город, тополь и солнце. Да неутомимые цикады разрезали тишину.

Мудрым был старый тополь, и спокойной мудростью своею поделился он с обнявшим его мальчишкой. Спокоен был тополь, и не боялся он людей с топором и пилой, ибо знал, что не тронут его в этом городе, и еще не родившиеся дети нынешних ребятишек будут приводить своих правнуков под сень старого доброго дерева. И в этом дивном городе это действительно было правдой.

— Ты почему такой грустный? — тонкий мальчишеский голос вывел Мишеля из задумчивости.

— Я не грустный, я задумчивый, — Майкл повернулся на голос и невольно улыбнулся, видя курносое веснушчатое круглое лицо пацана, окаймленное давно не стрижеными льняными лохмами. — Тебя как зовут?

— Санька. А тебя?

— Майкл. Можно — Мишель.

— Мишка?

— Можно и так.

— А ты новенький. К кому-то в гости приехал?

— Скорее — просто приехал. Ни к кому.

— И остановиться негде? — и, получив утвердительный кивок, — Так пошли ко мне.

— Родители ж заругают! Скажут: "Ну вот, привел с улицы неизвестно кого. Обормота."

— Что они, психованные, что ли?! Пойдем, хватит стесняться, как девчонка!

Родители действительно ничего не сказали, приняли радушно, словно родного. И с расспросами тоже не торопились. Ограничились Санькиным объяснением: "Это — Миша. Прибыл издалека, а остановиться негде, родичи поразъезжались."

Первым делом Санькина мама усадила обоих мальчишек за стол. "Надеюсь, молодые люди не побрезгуют домашним борщом?"

Саня с некоторым скрытым удивлением поглядывал на Майкла, который впервые в своей жизни попробовал настоящий домашний борщ, и блюдо это ему так понравилось, что уплетал он за обе щеки. Сам же Санька деликатно "поклевал" и скорей потянулся к компоту...

Несмотря на круглолицесть, Саня был худеньким стройным мальчишкой. Пожалуй, даже слишком худым. Но это ни капли не убавляло его жизнерадостность, и сразу после обеда он потащил своего нового друга на речку, купаться. Вода была теплой, словно парное молоко.

— Ты хорошо плаваешь?

— Не жалуюсь.

— Тогда давай до пристани! Наперегонки!

Дощатая пристань темнела вниз по течению, и крохотные отсюда лодочки прыгали на волнах у причала. Раз в неделю туда приставал пароход, привозивший почту, газеты и кого-нибудь из пассажиров. И тогда смотритель пристани — симпатичный такой дедушка — гонял купающихся ребят подальше: как бы под гребные колеса не угодили! В остальное же время мальчишки плескались прямо между темных мокрых свай причала, наслаждаясь летом и прекрасной волной.

Мишель старался изо всех сил, но Саня оказался проворней и сразу же вырвался вперед. Он летел, как торпеда, рассекая невысокие волны, и вскоре уже хлопнул ладонями по борту ближайшей лодки. Секунду спустя хлопнули о борт лодки ладони Майкла.

Не было ни капли печали у проигравшего, не было и тени зазнайства у победителя...

Позже Саня познакомил Мишеля со своими друзьями — и они теперь днями то пропадали на речке, то запускали воздушных змеев или собирались вечером дома у Сани, в том самом лазурно-синем домике с белым резным узором, и рассказывали друг другу удивительные истории. И часто, когда была его очередь, Мишель то пересказывал истории Артагорта, то начинал вспоминать свои приключения, порой смешные, но чаще-таки грустные, и мальчишки сидели, разинув рты, и затаив дыхание слушали о Воинах Сновидений, Живом Доме и коварном демиурге, назвавшем себя Единым. И перед их глазами проплывали битвы и войны, снова и вновь люди до последнего боролись за свободу постаревшего и утратившего силы свои Учителя, снова голгофа ждала Золотоглазого, вновь нуменорский король хитростью в тонко продуманном плане свергал власть валар, снова Абадонна дергал за тонкую ткань мира, сокрушая колонны и храмы, перемешивая маяки и дома. И никто не считал это выдумкой! Ребята негодовали, слушая о предательстве Курумо, смеялись над нашествием Королевы Кошек, представляя себе этот скандал на благословенной земле...

И только раз Илья — тот мальчишка в оранжевых трусиках, что в первый день лихо так мчал на велосипеде — спросил у Мишки: "А шрамы еще болят, Золотоокий?"

Мишель хотел отшутиться, но не посмел, понял страшное: ВИДИТ! И ответил честно:

— И не только на погоду. Как на небе бардак — сразу Единый напоминает о своем существовании. Правда, когда очутился здесь — почти не дергают...

— Но "почти" — не значит "совсем"...

Илья приложил свою горячую ладошку к рубцам на животе Мишеля и зашептал что-то под нос. Мишель не стал прислушиваться, он просто лежал и наслаждался теплом, ласковым прикосновением и — друзьями вокруг. Ночью снились сады Ирмо, не раздавленные еще злым роком, не испепеленные в мести Пришедшего. А наутро с изумлением увидел, что от шрамов не осталось и следа!

— Это Илюшка! Он и не такое умеет! — радостно пояснил Санька. — А еще он так же вылечил когда-то Лата, когда тот сломал ногу!

От таких слов сновидящий просто обалдел: среди всех знакомых ребят Майкл не мог припомнить ни одного Лата. А поверить в то, что Илька лечил ногу Изначальному — тут уж пардон! Да вообще — знают ли в этом мире, что где-то в дебрях Вселенной есть Отряд "Звездный Ветер" и его командор, бывший Лорд Ночи Лат?.. И, почти не стесняясь, мальчишка сообщил первую часть своих сомнений другу.

— А ты и не мог бы его знать! — ответил Санька. — Он в этом году к нам еще не приезжал. Но — скоро будет! Вот тогда мы накатаемся на шлюпках!

 

Глава 10

Славику понравилось бродить с новыми друзьями. В конце-концов, рядом с двумя рыцарями и их клинками можно не применять магию для собственной безопасности. А магичить юный контрабандист теперь опасался всерьез: он никак не мог забыть неприятностей под дождем... Да еще — можно часами слушать рассказы Эльрика, потихоньку перенося их на кристаллы... А эта информация палантирами не добывается: ну не находят они никакого Мельнибонэ! То ли далеко оно слишком, то ли название произносится не так... Вон, За Гад Дум палантир тоже разыскивать не желает... А "Обитель Лориена" — сразу показывает...

Жаль, что Эрхон не делится воспоминаниями. Говорит — злые и неинтересные они... Действительно, любопытно было б узнать, что ж за воспоминания это такие, что злыми кажутся даже после рассказов мельнибонийца? Ладно, сейчас не хочет — когда-нибудь к слову проговорится... Или будет занесен в список "неперспективных источников информации" — его Славик давно подумывал завести, да все надобность отпадала...

И еще было у странствующих рыцарей одно полезное свойство: они имели при себе множество звонких монет, и щедро угощали странствующего с ним мальчишку, стоило лишь заглянуть в трактир. О, а вот и очередной трактир, легок на помине!

На этот раз рыцари, кажется, решили пройти мимо. Действительно, не всякого привлечет трактир, если на его стене реклама игровых автоматов, "расположенных в фойе". Но с другой стороны — когда еще следующий подвернется? И Славик демонстративно вздохнул:

— Эх, и чего это я Мерлина не послушался! Хоть и гад он, но на этот раз был прав! И на фиг мне было те палантиры распродавать?! Теперь все знают все, а я без работы остался! Во, последние остались, — и с этими словами он достал новенькие однокупонники, оставшиеся в его кармане со времен Великого Помешательства, когда Директ-Коммендатура нашлепала этого бумажного добра пачками: — С этим только в туалет ходить!

Эльрик щелкнул пальцем по желто-коричневым бумажкам:

— Да, бедняга, за что ж ты теперь пить будешь?

— Да вы че?! — праведным гневом разразился контрабандист: — Денег нет — и я бросил! Да и пил я — чтоб забыть одно... один инцидент... И почти забыл... Тут другое: долгоните пару золотых, я тут одному задолжал, давненько уже...

Ничтоже сумняшеся, мельнибониец достал кошелек:

— На, держи...

— Оу! А пять можно?

— Ладно...

— Ну ладно — так ладно, давайте эти десять!

— А полетать?.. — и сопроводительный пинок направил юного нахала прямиком в двери трактира...

Открывая головой двери, паренек прокричал:

— Да вы что, мужики, ХИБА Ж ЦЭ ГРОШИ?!

— Будем ждать? — Эрхон посмотрел на Эльрика.

— Не-а. Не стоит. Сам нас найдет... О ведь все мечтает раскрутить тебя на информацию.

— Информацию?

— Ага... Твои воспоминания... Мои вон все рассказы позаписывал. И вслушивался-то как внимательно, ну прям как Муркок... А ты ему так ничего и не поведал...

— И не буду... — холодно отрезал Эрхон. — Мои воспоминания о работе наемником в войсках Валинора — не для него...

Влетая в кабак, Славик метнул два золотых прямо в трактирщика. И, прежде чем коснуться земли, выпалил:

— На все, пожал-ста! Выпивки и закуски на всех!

Стоит ли говорить, что его заказ был выполнен практически мгновенно.

Спустя полчаса среди всеобщего хмельного духа и воплей "Класный мужик!", Славик вновь встал, сжимая в руке кубок с багровым вином:

— Ща, ребяты, я толкну реч-ч-чЬ. В стихах! Вместо тоста!

Однажды был я весел и богат,

Но продал я свое богатство,

Тому, кому ОНИ благоволят,

С кем эти боги безусловно в братстве,

И тут же я остался без работы, обалдуй,

И денег у меня в кармане больше...

Последнее слово он так и не произнес, покачнувшись и смачно вписавшись носом в салат. Где и заснул.

В этот-то момент и вошел в трактир Том. После того, как он вместе со своими спутниками вывалился из зеркальной стены прямиком во двор нового жилища Мельтора, он отправился "немного постранствовать-повспоминать", как сказал он друзьям. Реально он просто почувствовал себя лишним, "не ко двору", и поэтому даже не стал заходить внутрь, распрощался на улице. Ну в самом-то деле: Феникс останется поболтать с хозяином замка: крылатые всегда найдут общую тему для беседы. Иэрнэ наконец-то встретится со своим Учителем, словно воскресшим из мертвых... Женька с Темой — они вообще домой вернулись, можно сказать... Ну и что делать на этом празднике жизни бессмертному, потерявшему отца неведомо сколько тысячелетий назад, помнящему лишь голос мамы да множество приемных родителей — много их было за эти четыре с половиною тысячи лет... Как много было и сиротских приютов, и детских домов, и даже концлагерей... Не стоило портить праздник Лассаре и эльфенышу. Можно просто побродить по городам и весям, да подумать, что делать, когда золоторожий вернется. Ведь не будешь же каждый раз от него по зеркалам да порталам скрываться! Когда-нибудь он все же доубьет прогневившего его бессмертного мальчишку... Эх, как все было бы проще, если б за выигранным или проигранным боем не тянулся шлейф интриг и мести, а все завершалось бы надписью "Game Over", как в этих вот игровых автоматах в углу.

Томми скептически ухмыльнулся и подошел к автомату. Игры что надо, и на Земле не всегда встретишь такие реликты! Например — вот эта. Том кинул жетон в щель, и на экране монитора вспыхнуло название: "Мортал Комбат 47". Руки сжали рукоять джойстика, и в этот момент на экране двое встали в стойки. Был полный облом читать над ними их имена, но стойки бойцов вызывали уважение. И вдруг в сознании засвистело, и из недр памяти выплыл образ: двое в точно таких же стойках. На одном черный плащ с капюшоном на глаза, на другом — орочьи доспехи из кожи и стальных пластин, с оскаленной мордой какого-то чудища на груди... Фон, правда, другой — вместо сумрачного догорающего города из компьютерной игры раскинулся прекрасный лесной пейзаж. И шикарный пенек посреди полянки не нарушал гармонии жизни. Вот только бойцы были не слишком уж миролюбивы.

И все-таки это были бойцы, а не убийцы. Это кто угодно заметил бы: у "капюшона" на поясе болтался узкий стальной клинок, но он был надежно зачехлен в ножнах; у "кожано-стального" в траве рядом валялся отброшенный тяжелый меч. Но никто не притрагивался к оружию: куда интереснее испытать силу своих рук и ловкость.

Но никто не смог бы сделать таких выводов: в лесу вокруг них просто никого не было. Бой начался внезапно. Точные удары и блоки, но никто даже не успел всерьез разогреться, как раздался шум медведя, ломящегося по сучьям и сухой хвое. Быстро обернувшись на звук, воители увидели не царя леса и хозяина тайги, а человеческие силуэты. Не стоило искушать судьбу — эти подходящие могли оказаться не столь тонкими ценителями единоборств, и им ничего не стоило потянуться за мечами, а то и арбалетом... Опять же, если начнется бой, то прийдется защищаться, и не руками, а мечом... А к чему бессмысленное кровопролитие?..

И двое бойцов нырнули в кусты по две стороны от тропы, чтобы не давать и повода для конфликта.

Громкошумящие приблизились: младший — мальчишка с почти белыми локонами, в дворянском костюмчике и белом плаще. На поясе болтается узенький эспадрон. На голове — золотая корона со звездочкой, синей эмалью и серебряным тополиным листком. Та самая, что через множество лет увенчает голову другого мальчишки, того, что вызовет на бой Абадонну, Принца Мрака. И — даже победит, хотя брат его Мерлин и не поверит в это... Почувствует какую-то фальшь в событиях... Но — когда это еще будет?..

Второй же, сопровождающий Принца — высокое человекоподобное существо в черной монашеской хламиде, с огромным черным крестом на поясе и черным рунным мечом на плече. Но не это бросалось в глаза в первую очередь, а стальная, набранная из подвижных пластин механическая правая рука, сжимающая меч, да шлем с костлявой лапой на затылке и перепончатыми крыльями на лбу. Лицо закрывалось частой решеткой сетчатого забрала, а по бокам от него торчали черные клыки-бивни...

Принц и его спутник прошли мимо пенька, даже не заметив попрятавшихся поединщиков. А может — заметив, но не желая портить им настроение? Поняв их философское миролюбие?

А вот мимо стоящего дальше пройти не получилось. С виду — юноша лет девятнадцати, но из под плаща — светящийся металлический доспех, в руке -Светлый Меч (сейчас такие только в Валиноре и встретишь!). Незнакомец недвижно стоял посреди тропы и уступать дорогу не собирался. А когда Принц и его спутник остановились — шагнул к ним. Не доходя шагов трех, вытянул вперед руку с мечом, указав ею на рослого.

— Наемник, твоя работа окончена! Мне нужен ОН! — и палец неизвестного воина уперся в грудь Принца. Малыш непроизвольно отшатнулся. Но обладатель клыкасто-костлявого шлема даже не двинулся с места. Незнакомец почувствовал на себе пренебрежительно-хмурый взгляд нечеловеческих глаз, хотя частая решетка забрала не давала увидеть глаза. Рычащий рокот из-под сетки сложился в слова:

— Сам наемник! А его, — кивок в сторону парнишки, — ты получишь только через мой труп!

— Да?! Это легко исправить... — с глумливым тоном фыркнул незнакомец и тут же перешел в атаку. Но и Монстр-монах был не лыком шит. Его меч спорхнул с плеча и принял на себя клинок противника. Два полновесных полутораручника со звоном столкнулись и разлетелись вновь, выискивая места для прорыва. Молнией мелькало светлое лезвие клинка незнакомца, и черными сполохами отвечало ему широкое черное лезвие с горящими серебром насеченными рунами. Узкая тропинка — не лучшее место для побоищ, и поэтому от внушительных взмахов веером взлетали срубленные стебли крапивы и ветви деревьев. Но друг другу воины не причиняли ни малейшего вреда. Один лишь раз удар Светлого Меча попал по кисти Монаха, но клинок срикошетил от стальных пластин механической руки и не оставил даже царапинки.

Монстр атаковал, оттесняя незнакомца все дальше и дальше от Принца. И если сперва посланец валар был уверен в легкой победе, то теперь, отступая под натиском чудовищного монаха, пришлось срочно пересмотреть свои взгляды на "низших". И все же майяр не был бы майяром, если бы не привык, что цели надо добиваться любым путем, и что не всегда этот путь честен. Так и теперь, едва убедившись в том, что в честном бою Черного Монаха не одолеть — он применил магию, и после эффектного пасса рукой монах застыл в неестественной позе, так и не завершив удар, направленный прямо в живот противнику.

Эрхон посмотрел на замершего врага и повернулся к принцу. В мозгу промелькнуло: "Обратиться к Томасо по имени или... Нет, пусть лучше не знает, что я знаю, как его зовут. Иначе он поймет, кто послал меня. А Эру приказал не раскрываться..."

Ленивой походочкой уличного гопника Посланец подошел к принцу и, приставив меч сбоку к его шее, надменно произнес:

— Ну вот и настала твоя последняя минута. Есть желание помолиться? -ну естественно, почему бы не дать повод мальчишке вознести хвалу тому, кто и обрек его на смерть!

Но малыш, кажется, не разделял настроения Эрхона. Вместо смиренной молитвы он запальчиво выкрикнул:

— Есть желание сразиться!

При этом тонюсенький клинок эспадрона выпорхнул из-за пояса и толчком подбросил вверх меч. Не ожидавший подобного, воин растерялся лишь на мгновение, достаточно короткое, чтобы дать мальчишке хоть какое-то преимущество. И в следующий момент массивный Светлый Меч понесся сверху вниз и наискосок, желая перерубить не только тонкий пруток стали, но и шею принца. Сколько раз у себя в Валиноре Эрхон на спор перерубал орочьи ятаганы, сложенные втрое! Но принц, вопреки ожиданию, не стал принимать атакующее лезвие на свой клинок, а, чуть уклонившись вбок, толкнул меч совершенно с другой стороны, ускоряя, а не тормозя его! Эта абсурдная, на первый взгляд, выходка дала неожиданный результат — меч пролетел дальше, со свистом разорвав воздух, и при этом его занесло так, что он чуть не выпорхнул из руки валинорского воителя, словно испуганная птица. Так мало этого: словно в насмешку, мальчишка принялся цитировать фразу из недавно написанной каким-то хоббитом-эсквайром "Алой Книги Западного Крома":

— "Но Черный Воин уже стоял перед нею, огромный и грозный. Со злобным криком, нестерпимым для слуха, он нанес удар палицей. Щит Эовин разлетелся, рука, державшая его, переломилась, а сама она зашаталась и упала на колени. Тогда Воин навис над ней как туча и вновь взмахнул палицей, чтобы нанести последний удар..."

При этом малыш снова отвел в сторону клинок противника и снова уклонился от смерти. А вслед за этим вновь процитировал:

— "Но вдруг он отпрянул, вскрикнув от страшной боли, и удар палицы, не повредив Эовин, обрушился на землю. Это Мэрри собрался с силами..."

А затем принцу удалось на мгновение прижать своим эспадроном Меч противника к земле, но тот взметнулся вновь. И тогда мальчишка закрутил меч воителя так, что Эрхон завертелся вокруг своей оси, открыв куцую кормовую часть доспеха. И в тот же момент, словно нарочно дожидаясь этого, Томасо воскликнул, завершая фразу:

— "... И воткнул меч ему в щель пониже доспехов!" — после чего действительно воткнул узенький четырехгранный сабельный клинок эспадрона в означенное место, про себя с ехидством добавив: "На своей лошади он сегодня домой не уедет! Да и на чужой тоже!.."

Но этот удар имел и еще одно последствие: болевой шок ослабил концентрацию мысли Эрхона и его заклятие пало. Освобожденный Монстр, продолжив движение, срубил целый ворох крапивы, после чего лишь сообразил, что перед ним никого нет. Повертев головой, он увидел презабавную картину: обалдело напрягшегося и выпучившего глаза противника и Принца, сзади вонзившего клинок чуть пониже спины. И все же подобное равновесие было хрупким, ненадолго. И чтобы упрочить его, надо было что-то срочно предпринять. Отбросив на ходу меч в траву, Черный Монах подошел к пострадавшему, вынимая из-за пояса огромный черный крест. Поднес его к лицу валинорца. Пророкотал:

— Помолись, сын мой! — при этих словах стальная рука дернула крест за верхнюю часть, и та превратилась в нож, немедленно направленный в лицо Эрхона, а голос зарычал страшней прежнего: — ИЛИ Я ВСПОМНЮ, ЧТО У ЭТОЙ ЦИТАТЫ ЕСТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ!

Надо отдать должное — реакция у Посланца самого Эру оказалась отменная: он вскинул руки, отбросив по ходу меч, и быстро заявил:

— Я наемник, а не самоубийца!

Чья-то рука опустилась на плечо Принца. Он вздрогнул и обернулся, на ходу соображая, что шпаги в руке нет. Как, впрочем, нету ни загадочного напавшего воина, ни дружественного Черного Монаха со стальной рукой и клыкастым шлемом. Только плащ за спиной — прежний. Или показалось?

За спиной стоял Макс Первый — когда-то один из лучших контрабандистов, а теперь — провинциальный киношник-документалист.

— Ну что, вспоминаешь прошлое? — спросил Макс.

За его спиной по булыжному шоссе проносились авто. Память Тома услужливо подсказала: современность, с момента битвы прошло четыре с половиной тысячи лет...

Макс тем временем продолжал:

— Слушай, Том, у меня тут явилась идея! Возьмем кое-что из твоих воспоминаний и по ним такое кино снимем!..

Разговаривая, Макс повел Тома по той самой тропе, что за сотни лет ни капли не изменилась. Только пенек протрухлел насквозь да пол-леса постройки и дороги слизали. Теперь наваждение воспоминаний сошло полностью, и Том сознавал, что на нем не плащ и камзол, а красно-серая футболка, синие шорты почти до колен и черная косынка, завязанная на пиратский манер...

По каменной тропе прошли трое. Один — Славик-контрабандист, не обративший на Тома ни малейшего внимания, другой — высокий статный рыцарь, а третий сильно похож на валинорского наемника Эрхона, вот только одет победнее... Навстречу им прошагали Лат с Севкой, и из сумки Лата высовывался синей гардой спортивный эспадрон... Севка что-то оживленно рассказывал Командору, и тот улыбался в ответ... Похоже — в этом году "Звездный Ветер" будет проводить парусную практику на Риадане... Неплохо...

Макс тащил Тома вперед, на ходу разглагольствуя о тонкостях сюжета, который они будут снимать, и в этот момент привычный озноб пробежал по спине. Кажется, это уже стало походить на дурную привычку: навстречу топал, блистая очками, Володька. А с ним рядом — Ли Бао младший.

Том машинально рванулся к катане, но Макс придержал руку товарища. Володька же выхватил свой клинок, но Том красноречиво покрутил ладонью у виска, и тот с досадой констатировал:

— Ладно, как-нибудь в другой раз...

Ли Бао посмотрел на друга и ухмыльнулся: уж он-то не стал бы стесняться из-за каких-то условностей типа присутствия свидетелей...

Том прошел между Володькой и его китайским другом, и очкастый вечный повернул голову вслед проходящему. А затем — досадливо махнул рукой и пошел дальше.

И только какая-то птица высоко с небес наблюдала эту сцену, зависнув почти неподвижно в воздухе. Поглядела, как разошлись двое Полувечных, как Макс догнал Тома, как скрыла их лесная листва...

И — только шепот листьев... Впрочем — это тоже воспоминание, пусть даже и вчерашнее. А сейчас шепчут не листья.

Шептались несколько захмелевших "ловцов удачи", поглядывая на спящего пьяного паренька.

— Не советовал бы... — многозначительно изрек Том. — Не советовал бы...

 

Глава 11

— Не советовал бы... — свистящий шепот давил на нервы, а от воспаленной кожи под белесыми шерстинками отчетливо несло трупом...

Вепрь прижал отобранный когда-то у мальчишек клинок к щеке Ингвальда и довольно рычал:

— Что, думал, что избавился от меня насовсем? А я вернулся. По твою душу. И живым ты от меня не уйдешь. А умирать будешь медленно... Постепенно...

С наслаждением кабаноголовый мрачник полоснул клинком, надрезая щеку Джино. Юноша и не думал сопротивляться. Во-первых, у него не было никакого оружия, а во-вторых, ведь он же ясно помнил, как убил Вепря, назвав его Подлинное Имя! И вот — опять это исчадие ада здесь! Живое и, к сожалению, здоровое. Только пахнет не очень...

Ингвальд схватился за вспыхнувший огнем порез, когда от недалекого дома прозвучал резкий окрик в тембре волынки:

— Эй, Вепрь! На того ли ты тратишь свою силу?!

— Шут?! — вскинулся в изумлении монстр, оборачиваясь к дому.

— А ты думал?! — Шут в белоснежно-ледяном своем одеянии и алом колпаке стоял в проеме выбитого окна, чуть расставив ноги и сжимая в руке Клинок Печали. За спиной серебрился трофейный автомат. Машинально отметив, как отступает на безопасное расстояние Ингвальд, Шут продолжал, обращаясь к клыкастому: — Что-то слишком часто ты стал попадаться на моем пути!.. Не надоело?

И, не давая опомниться, прыгнул вниз, на лету сбрасывая ненужный автомат и нацеливаясь шпагой в сердце врага. Но монстр не потерял былой сноровки, и вспыхнул на старых сухих листьях бой двух Фехтовальщиков! Звон стали смешался с шепотом листьев, клинки метались, как молнии, звон наполнял округу и будил старый брошеный дом многоголосым эхом. Резким взмахом Шут попытался срубить противнику голову, но Вепрь на мгновенье пригнулся, пропуская клинок над шлемом, и тут же ответил встречным выпадом. Шут поймал клинок монстра своим и, сильно крутнув, заставил взмыть вверх неопасную уже сталь. И тут же, отбросив свой клинок, вцепился длинными своими музыкальными пальцами в плечи чудовища. Взгляды противников скрестились, как шпаги — и ни один из них теперь был не в силах отвести взор. Всю свою ненависть к Мраку Шут направил в бездонные зрачки монстра. Лучи впились в мозг, трансформируя облик. И вот уже вместо кабаньего рыла из-под тисненой кожи шлема на Шута взглянуло перекошенное от напряжения бородатое лицо Эреля. Мрачник прохрипел со злобной усмешкой:

— Бесполезно! Я бессмертен!!!

— Ты или все твои семнадцать тел? — холодно поинтересовался Шут, -Или душ?

В воздухе нарастал свист напряжения.

— Кто тебе сказал?!! — лицо чудовища действительно сковал страх.

Свист все нарастал, и вот уже подломились колени Вепря, он рухнул на землю. Но следом, не в силах стоять на ногах, упал на колени и Шут. Но даже в этот момент он продолжал вжимать в землю врага, дрожащими от напряжения пальцами вцепившись в плечи его, и пронзая мозг мрачника лазерами своих глаз.

Рука Вепря судорожно дернулась, пытаясь дотянуться до лежащего у самой ноги клинка. В лучшее время это заняло б секунду, но сейчас сил хватило лишь на короткий взмах-дерганье. И клинок остался лежать там, где лежал...

Свист закручивал мир в спирали, перед глазами Джино все поплыло, и последнее, что он успел заметить — это пламя, полыхнувшее сквозь шапку Шута. Колпак словно превратился в костер. Прощально звякнули бубенчики...

И, словно разорванное этим звоном, спало оцепенение. Ингвальд качнулся вперед. Там, где только что слились в поединке Мрак и Свет, Вепрь и Шут, теперь догорали осенне пожухлые листья. Вокруг дымящего огня валялось оружие. Перешагнув через шпагу мрачника, Ингвальд поднял с лиственного ковра автомат, стряхнул с него прилипший листочек... Нет, автомат не станет напоминать о Шуте, слишком уж земная это штука... Серебристая машинка смерти полетела обратно в листву. А Ингвальд уже поднял с земли Шпагу Печали. Ее гарда, исполненная в виде клыкастого черепа, надежно закрыла руку. Рукоять словно срослась с ладонью. Запел рассекаемый легким движением воздух.

То, что нужно!

Перешагнув через костер, Ингвальд пошел вдаль. Не "куда", а "откуда". Подальше от дома. Старого дома с подслеповатыми выбитыми окнами и заколоченной дверью.

И, словно горел только для Джино, костер мгновенно погас.

Пепел листьев...

Они лежали серые, сгоревшие, мертвые среди золота остальных, но по-прежнему сохранившие свою форму, каждую свою прожилочку, словно отчеканенные из серой стали.

А потом налетевший порыв ветра взбил, сметал пепел листьев, и серым покрывалом разлетелся он по свету, оставив лишь чернеющую проплешину на земле, где долгие годы еще не вырастет ни единой травинки...

* * *

Жаль, что хмельные собутыльники Славика не прислушались к предостережениям Тома. Но что поделаешь — под спиртным даже червяк может почувствовать себя героем и пойти бить грача или ворона. А уж люди под хмельком способны и не на такие "подвиги"...

Негромко перешептываясь, они попытались обшарить карманы своего несовершеннолетнего благодетеля. Наивные... Первый полетел через стол, сшибая стулья, как кегли. Еще двое получили по удару в физиономию, пока Славик поднимался из салата, грозно рыча:

— Думаешь, я трезвый злее? Ща проверим! НЭНАВЫЖУ ГОПОТУ!

Пропустив все же несколько ударов, юный контрабандист и сам щедро одарял недавних собутыльников. Кажется — удача была на его стороне.

— Я вам и без магии воздам должное, крысы! — и Славик вновь кого-то припечатал к столешнице. Битва подходила к концу, когда трое типов в сером, до того безучастно взиравших на происходящее, поднялись.

Возможно — их огорчило падение на их стол тела, разбившего глиняные кружки и сбросившего на пол бифштекс, но в их руках сверкнули клинки. Положение становилось серьезным. И все же магичить Славик не рисковал.

На что он надеялся? На врожденную защиту? Первый же незатягивающийся порез убил эту надежду на корню. Оставалось проявить чудеса героизма и ловкости и прорваться к заветной двери выхода. Увы — не тут-то было...

— Лови! — крик прозвучал резко и неожиданно громко, и паренек машинально поймал узкую ведунскую катану, брошенную ему Томом.

— Спасибо! Как только — сразу верну! — с этими словами контрабандист выбил палаш из руки одного серого и перерубил клинок второму. Теперь можно было и не торопиться к двери: туда ринулись, опережая мальчишку, трое серых и куча пропоец, уразумевших наконец-то, в чем отличие бесплатных тумаков от бесплатной же выпивки.

— Премного благодарен! — Славик галантно протянул клинок владельцу. — Гранд мерси! Бардзо женькуемо! Сенкую! Выручил, выручил... А ты тут как — попутным ветром аль разыскиваешь кого?

— Разыскиваю... — Том вложил клинок в ножны. — Уже нашел...

Славик проследил за взглядом и в углу, за уцелевшим столиком, обнаружил своего вечного конкурента Макса.

Макса деликатно попивал кофе из маленькой чашечки, которую держал левой рукой. Правая рука его скрывалась под столом. И что в ней — не было видно. На столе, кроме блюдца от кофейной чашечки, не было ничего.

Подойдя к другу-конкуренту, Славик изобразил из себя гораздо более пьяного, чем был на самом деле. Качнулся, оперся на стол и спросил слегка заплетающимся языком:

— Привет! Слышь, ты мне напоминаешь одного пацана, он был моим любимым конкурентом, мы с ним не ср... Ой, извини, не др-ались! Ты не он?

— Так это все же ты, Славик?

— И был когда-то молод и богат!..

Макс привстал и, деликатно поставив чашечку на стол, левой рукой схватил Славку за грудки, а правой поднял и направил, как боевой сваггер, в лицо видеокамеру:

— ГА-А-АД! Из-за тебя мы все без работы остались! Ты что же, не соображал, что творил?! Они же теперь всю информацию без нас, по палантирам твоим гонят, а мы тут торчим, бедствуем! Небось, денежки за палантиры пропиваешь?!

— Не-а, новые долги пропиваю... Хошь — ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЯ! — и Славик сделал широкий жест рукой в стиле телерекламы.

— Я те присоединюсь! Я те присоединюсь! — Макс вскипел. — Да ты понимаешь, баран, что теперь только на этой планете и можно нормально прокормиться: тут еще золото в оплату берут!

Рядом с Максом присел Том, достал из-за пазухи стопку рукописных листов:

— Максим, я тут набросал некоторые воспоминания, как ты и просил. Вот только не уверен, сможешь ли ты это снять без спецэффектов...

Пока обладатель видеокамеры погрузился в чтение, Славик заказал на столик три шикарных ужина и бутылку "Рубинового Тари".

— Лопайте, угощаю, — коротко бросил он, когда заказ был исполнен.

Дважды приглашать не пришлось...

— Так ты что, теперь в киношники подался? — в завершение трапезы спросил Славка.

— Надо же что-то делать... — вздохнул Макс. — Только без толку это...

— Что ж так плохо?

— Документалки снимать — так кому они нужны?! Разве что какое удачное побоище засниму, как вот твое сегодня... В качестве репортажа или ковбойского боевика. А на художественное действо — где взять бабки на спецэффекты?

— Ум-гу, и с дедками та же история!.. Хотя — дедках: есть идея! Хошь клевые спецэффекты? Бесплатно! В смысле — за мою долю в сюжете! Снимем тут, а прокрутим на Земле. Супербоевик "Терминатор-18 в гостях у Горца"! А че, пойдет!

— Ага... Только назвать лучше просто "Риадан"! — и Макс приготовился выслушать сюжет и предложения. Но Славик махнул рукой:

— Тогда айда к Мельтору, там у него мой дружок тусуется. Женька. Вот он мне и рассказал про недавнюю историю. Ты только представь себе: старый храм, блеск и пыль, а посреди всего этого запущенного великолепия сражаются крылатый демон и золотая жидкометаллическая статуя! Жека это сам наблюдал!

Макс посмотрел в рукопись, вздохнул и сказал словно сам себе:

— И тут обошел!

— Ага. Работа такая... А еще в замке Мельтора тусуется твой тезка, напросившийся к хозяину замка в ученики.

— А, тот, что тебя гранитозадым все называет? — невинно поинтересовался Максим.

— Помнишь, ЗАРАЗА!

И троица отправилась к двери.

Обернувшись на пороге, подмигнут трактирщику. И, пока тот бежал с бутылками в руках, громко провозгласил:

— Товар-щи! Я иду к такому хорошему богу — Мельтору. Так что можете допивать без меня!

Сунув за пазуху одну из принесенных бутылок, мальчишка притянул за ухо трактирщика поближе и шепнул ему:

— Они на меня напали, идиоты — так что я за них не платил! Э, с моих сдачи не надо!.. Просто будет тебе с них двойной доход...

И затем, от самых дверей, вновь обратился ко всем:

— И это правильно, товарищи, даду-даду!

За дверью Славик полез за пазуху и достал оттуда только что купленную бутылку. Протянул Максу. Затем извлек оттуда же вторую... Третью... Четвертую и пятую протянул Тому, ядовито пояснив удивленным ребятам:

— Заначка еще никому не помешала... Не думаю, чтобы хозяин остался в накладе...

 

Глава 12

Лат прибыл дней через пять. Мишель думал, что он приедет попутным транспортом, а то и на коне, в крайнем случае — воспользуется одним из базовых космолетов, если это ТОТ САМЫЙ Лат — но то, что увидел он, поразило воображение.

— Лат приехал! Лат приехал! — горланили на разные голоса пацаны. Санька быстро растолкал валявшегося в предутренней дреме Мишку и поволок его на берег. У излучины реки белели шлюпочные паруса. Один, два, три... Белокрылые яхточки выходили из сияющего марева, висящего над водой, и плавно стремились вперед, покачиваясь на волнах. Двенадцать парусников приближались к пристани. Знакомые до боли, ремонтируемые всю зиму в "Муравейнике". Впрочем, нет — вот того гафельного тендера с жюль-верновским именем не было уже в эту зиму: он остался только на фотоснимках да в воспоминаниях старожилов. Зато не видно стремительного "Викта" — нового латовского эксперимента. От мыслей Мишеля отвлек Санька:

— Айда на Пристаня!

Лат был тот самый. И, разумеется, не один. Вместе с ним прибыли и его ученики. Весь "Звездный Ветер". Весь, кроме Мишеля.

— Они каждое лето приплывают к нам в городок, на парусную практику... — на бегу пояснил Илька.

Мишель осторожно подошел к Командору. Подошел и остановился, не зная, что и сказать. Действительно — как объяснить свое исчезновение из Отряда? Еще труднее рассказать, как оказался здесь.

Лат лишь мельком взглянул на юного Воина Сновидений, и повернулся к Саньке. Даже не поздоровался по имени, только головой приветственно кивнул! Мишель почувствовал, что ему словно соленый нож вонзился в сердце. Жгучая боль и обида. Как же так? Ну, понятно, исчез после прочухана в кабинете, можно посчитать, что дезертировал. Но ведь на самом-то деле не сбегал! Неужели Лат так просто отворачивается от одного из матросов своего Отряда? Или (робкая надежда, но все же!) это он просто решил показать сперва свою сердитость и праведный гнев, а потом простит и заговорит, как всегда?.. Трудно на такое понадеяться, но все же...

На берегу появился шут в зеленом камзоле и алой шапочке. Здесь никто не знал его имени, так и звали — Шут. Сжимая в руках гитару, он расправил крылья и перелетел через лодочную бухточку. Завис в полуметре от дощатого настила пристани, щипнул струны. Кивнул: "Приветствую тебя и твоих друзей, Изначальный. Эта моя песня — вам, крылатые в море!"... Песня словно родилась из тишины.

Вы слышите? — пружинный перезвон там? -

В барометре качнуло стрелку с места:

Дрожат от нетерпения норд-весты

За стартовой чертою горизонта.

Сейчас они, сейчас они рванутся.

Вы слышите — качнулся старый флюгер?

А ну-ка, поднимайте парус, люди!

Пора ему, как надо, развернуться!

Пора развернуться сполна...

И пусть нас волною встретит

Заманчивая страна -

Та сторона, где ветер!

Та сторона, где ветер...

Случалось, нас волна сшибала с палуб.

Бывало, что мы плакали от боли.

Но главное — чтоб быть самим собою -

А человек всегда сильнее шквала!

И хлесткие удары бейдевинда -

Не самые тяжелые удары.

А главное — чтоб спорили недаром,

Чтоб не было потом за все обидно.

Чтоб ясно смотрели в глаза

Друг другу и всем на свете,

Когда вернемся назад

Сквозь неспокойный ветер!

Вечный встречный ветер...

Мишель напрягся, почувствовав, что эта песня и о нем тоже... Удары ветра — не самые страшные удары... Когда от тебя отворачивается Друг и Учитель — это несравнимо больнее. И как тут сохранить ясность взгляда?..

А песня тем временем продолжалась:

Страшней, чем буря, серые туманы.

Страшнее всех глубин седые мели.

И если это вы понять сумели,

Плывите смело к самым дальним странам.

Но дальних стран и всех морей дороже

Два слова, тихо сказанные другом -

Когда, держа в ладони твою руку,

Сказал, что без тебя он жить не может.

Ты тоже не можешь один,

И пусть вам обоим светит

Теплой Звездой впереди

Та сторона, где ветер!

Та сторона, где ветер...

"Неужели и после этого Лат не заговорит со мною, будет делать вид, что впервые меня видит?" — билось в мозгу Майкла.

— Спасибо, — Лат склонил голову. — Ты, как всегда, спел ровно столько, сколько хотел, но меньше, чем мог бы.

Шут ступил наконец на доски причала и сложил крылья. Закинул гитару на плечо.

— Я не слишком далеко вижу, Изначальный, но мне кажется, что в следующем году я не спою тебе: не судьба нам будет свидеться! А жаль: в том году, а то и чуть позже, моя песня была бы уместна, как никогда... Может -плюнуть на условности и спеть сейчас, а? Не нарушу этим Законы Мироздания, Лорд?

— Спой, Дар... И тебе легче на душе станет, и мне услышать иными словами грядущее судится...

Шут сел на краешек причала и свесил ноги в воду. И вновь — гитара в руках. Несмотря на устойчивый мощный ветер — песня о безветрии. Кто знает: может, в грядущем августе действительно будет знойный штиль и зеркало застывшей воды в полдень и стоячий туман по утрам?..

Какая жалость: ветра нет с утра,

Стоит туман над тихими лесами...

А мне сейчас приснились клипера

С гудящими упруго парусами.

Они прошли по утреннему сну -

Мне подарили часть своей дороги -

И их кипящий след перечеркнул

В моей душе все беды и тревоги.

Они ушли. Но это не беда -

Соленой пылью оседает влага,

И с крыши звонко капает вода,

Считая мили, как вертушка лага.

— Жаль, если это действительно пророчество, — Лат вздрогнул и зябко поежился, словно в него дохнуло морозом. — И все же спасибо, друг... Знаю — не мог не спеть...

— И мог бы не успеть... Всего четыре месяца... Четыре месяца и два года... А знаешь, Лат? У тех клиперов были желтые паруса... Желтые даже в тумане...

 

Глава 13

После дневной суеты ребята собрались у костра на берегу реки. Были тут и местные, и из Отряда. Звенели гитары, слышались шутки и смех. Порой кто-то из взрослых появлялся из темноты, или придя из Города, или просто спустившись с небес. Странно — но летали в основном взрослые. Дети предпочитали бегать по планете, ощущая босыми ступнями силу ее жизни, тепло и ласковость...

Лат пел, и Зеленый Шут внимательно слушал его. И лицо Зеленой Птицы становилось все грустней и серьезнее. Мишель прислушался.

Ты ушел навсегда, ты растаял вдали,

Слишком поздно пришли за тобой Корабли...

Парус желтый мелькнул слишком поздно вдали.

Тела след на песке... Тебя не сберегли...

Ты плевал на Стрелу и плевал ты на Круг,

И клинок твой чертил в небе радужный круг...

Из пространства петель в море огненных дуг

За тобой шел мальчишка — твой преданный друг.

Пристань Золотых Кораблей,

Пристань на Планете Людей...

Если рвутся нити Пути -

Сможешь ты на Пристань прийти...

Нечаянно вспомнились утренние слова Шута: "А знаешь, Лат? У тех клиперов были желтые паруса... Желтые даже в тумане... " И как вздрогнул в ответ Изначальный.

Что за вести несет желтый парус вдали?

Желтой тенью идут из мечты Корабли,

Этот траурный бег не прервать, не сдержать,

И над синей Землей встанет Пристань опять...

И тебя уже нет: чей-то выстрел вдали

На твои горизонты послал Корабли,

И рыдает мальчишка, уткнувшись в песок:

Он теперь одинок, навсегда одинок...

Пристань из мечты Кораблей,

Пристань на Планете Людей...

Если рвутся нити Пути -

Сможешь ты на Пристань прийти...

И не сбудется сказка, Господь не придет,

Не утешит, из черных краев не вернет!..

Ты оставил мальчишке в наследство клинок...

Он один — а вокруг мир суров и жесток...

На суровой Земле среди сорной травы

Прорастает огнем Древо Сил и Любви,

Звездный Рыцарь-мальчишка сквозь Вечность идет,

Где-то там в Лабиринте его парус найдет...

Желтый караван Кораблей

Душу унесет от людей,

Чтобы в лабиринте Пути

След твой пылью звезд занести...

Лат допел.

И воцарилась тишина. Только костер трещал, пожирая брошенные в него ветки.

Пауза затягивалась, и тогда Мишель вдруг протянул руку к гитаре:

— Можно?

Лат протянул. Так же, как протянул бы любому другому из сидящих у костра. Как незнакомому...

Мишель вспоминал песню, услышанную лишь раз на кассете. Кажется, сочинил ее Ник Дракуля, давным-давно создавший на Арде музыкальную группу "Лиссэ Лотэссэ". Солист той группы дважды подряд предал своего Учителя, и вот тогда-то и родилась эта песня. Странно — но сейчас она будет тоже к месту. И чья ж в том вина, что на этот раз по иронии судьбы поет ее не Учитель, а Ученик...

Ты собираешься в обратный путь -

И у костра останусь я один.

Ну что ж, иди,

А мне не повернуть,

Я не хочу сойти на полпути.

Как жаль, что выбрал именно тебя себе в друзья,

В хранителя всех тайн...

Но не держать же мне тебя в цепях...

Иди обратно и болтай, болтай...

Не думай, я не буду проклинать тебя,

Твои фальшивые черты.

Прекрасно, что есть свойство забывать.

И дай мне бог не стать таким, как ты!

— Благородного дона обидел кто-то из его друзей? — метнул в мальчишку быстрый взгляд Лат.

— Можно и так сказать... — уклончиво заметил Мишель. — То общались и даже ссорились временами, а то вдруг делает вид, что вообще со мной не знаком...

— И... кто же это, если не секрет? — тихо спросил Командор.

— Какая разница... — пожал плечами мальчишка. — Главное — что он услышал эту песню... Хотя и делает вид, что не понял ее...

— Да-а... Это ж как надо разочароваться, как должно болеть в душе, чтобы вспомнить песню почти трехсотлетней давности...

— Ничего, Командор, она и в две тысячи пятьсот девятом по земному летоисчислению не утратила своего смысла...

— Ты можешь предрекать будущее? — вскинул бровь Лат.

— Нет... А с чего бы это вдруг?

— Ну как же, до две тысячи пятьсот девятого еще три года. Сейчас на Земле две тысячи пятьсот шестой... Август...

"Ну вот, ни за что чуть не оскорбил Лата!" — пронеслось в мозгу пацана. — Выходит — я в прошлое угодил! Тогда все ясно: Лат меня ЕЩЁ не знает, я только два года спустя в отряд приду! Но если я в прошлом, то интересно, какой это мир? Лат что-то говорил, что их Отряд лишился прежней базы, но я тогда невнимательно слушал... Даже не запомнил, где она была.

— Лат, а как называется этот мир?

— Память мою проверяешь, что ли? Сам ведь живешь здесь! Аль не знаешь, как собственная родина называется?

— Понимаешь, — уклончиво отозвался мальчишка, — Я тут сам в гостях. И попал сюда через портал. Так что в астрономических координатах не пояснишь, где мы сейчас находимся?

Лат подбросил ветки в костер.

— Это недалеко от Призрака-5. Раньше этот шарик назывался "Полигон "Чертоги"", но с недавних пор зовется просто Планета-Рай. Мы сюда уже лет двадцать приплываем на практику, каждый август.

— А на Риадан не думали полететь? Там тоже, говорят, неплохо... -осторожно спросил Мишель.

— А что мы там забыли? — отмахнулся Лат. — Тут поспокойнее. Нету ни тоталитарных режимов, ни войн, ни вообще никакого правительства! И население относится к нам дружелюбно... А на Риадане — кровь, постоянные сражения во имя то одного, то другого... В такой обстановке не о парусных гонках, а о сохранении жизни приходится думать... Впрочем — справедливости ради замечу, что Риадан — это все же не Дэсхорд, не Риан и уж тем более не Эспария. Так что тихий уголок там, возможно, и удастся отыскать. Но — это ж еще искать надобно, а тут вся планета нам рада... А с чего ты спрашивал? Захотел прокатиться отсюда на Риадан? Так после практики могу устроить желающим небольшую экскурсию туда, на денек-два...

— Да нет, спасибо, не надо... — отмахнулся Мишель. — Просто так спросил. Пришла планета на ум...

* * *

И по утрам на торжественной Отрядной линейке поднимали походный флаг: ярко-синий, с белым кругом и вписанным в него силуэтом-корабликом.

И днями яхты "Звездного Ветра" скользили по волнам, и их белые крылья отражались в залитой солнцем воде.

И местная ребятня прибегала на берег, и, забыв обо всем, детишки расправляли словно из ниоткуда взявшиеся крылья и парили над яхтами. Или дельфинами мчались по воде, обгоняя легкокрылые суденышки, обдавая брызгами моряков.

Один только Мишель старался пореже попадаться на глаза Командору: к чему создавать очередной анахронизм? И так все в этой истории запуталось до предела...

А вечерами вновь собирались все вместе, и тогда начинал свои рассказы Лат. И странное чувство появлялось в душе у Мишеля. Казалось — знает Лат уже и о Воинах Сновидений, и о Пространствах Снов, и рецепты по перемещениям меж мирами были у него так похожи на истину.

Но не только Лат удивлял Мишеля. Как-то услышал Майкл кусочек беседы Изначального с Шутом. Говорили о нем, о Мишеле:

— Откуда пришел он на самом деле? Откуда? Зачем? Сам — не ответит. Другие — не догадаются...

Ладно, пусть думает-гадает, через два года ответ сам вломится к нему в кабинет с воплем "Запишите меня в Отряд!"... Вот тогда и узнаешь, "откуда"... А "зачем" — а кто его знает, какими превратностями судьбы вышвырнуло его в эти времена и дали, на три года назад и на тысячи парсеков в сторону...

В один из таких вечеров Мишель не удержался, и, сломив свое молчание, рассказал "небольшую страшилку". Историю про Ковчег Мрака, так и не добравшийся до обитателей какого-то отдаленного мирка, несмотря на все свое желание. Ребята охали и вздыхали, а Лат хмурился, словно чувствуя недосказанности в этом повествовании.

А затем, перед самым отъездом с планеты, Изначальный подошел с Мишелю и Саньке, расположившихся в тени домика смотритель пристани. Он протянул Майклу длинный сверток, замотанный в газету.

— Я помню твой рассказ, и я знаю — в нем нет ни слова фальши. Жаль, что ты рассказал не все, но, видимо, на то есть у тебя и своя причина... И я хочу оставить тебе кое-что на память о нашей встрече. Сдается мне, что это еще пригодится тебе. Пообещай, что откроешь не раньше, чем яхты уйдут в Портал.

— Обещаю...

Когда дымок воронки рассеялся за последней из яхт, и вновь над водой висело только ясное летнее небо, Майкл медленно и осторожно развернул газету. В ней лежал кинжал. Настоящий кинжал в черных кожаных ножнах.

И дни приближались к осени. И вдруг тоска и боль предчувствия резанули грудь. Ковчег. Он и тут пройдет. Но только — не хватит сил, чтоб обуздать здесь чудовище. Отданы они в предыдущем мирке, и Планета-Рай обречена. Словно воочию увидел Мишель тот кровавый апрель, что обрушится в этот мир. Горящие дома, алчное багровое воронье и вышедший на бой Шут. Один против всех вторженцев. Обреченный на поражение. "Воин на пенсии", как он любил сам себя называть. И даже песню про это пел...

Нож на поясе, меч у меня за спиной,

Стычки, битвы и кровь и опять, и опять.

Но ведь может боец уйти на покой.

Но ведь можно воину однажды устать.

Можно лечь на траву... В вышине облака...

Прошептать: "Надоело! Дрался я столько лет!

Есть на свете покой, есть на свете любовь,

Запах трав полевых и алый рассвет."

И с меча боевого смыть присохшую кровь,

И на мирное солнце прищурить глаза.

Но, о боги, откуда-то снова и вновь

Раздаются тревожные голоса:

"Воин, рядом война! Встань, друзьям помоги!

Ты — Боец, ты — Защитник! Не противься судьбе!

Воин, встань, оглянись: повсюду враги,

А пока это так — ты не служишь себе..."

И, тебя ожидая, седлает коней

Твой отряд, где ты нужен, где нельзя без тебя.

И прийдется идти туда, где нужней,

Чтоб в бою снова встретить утро этого дня,

Утро нового дня...

И все же не выстоять одному против Мрака. Не проиграть — можно. Победить — нельзя. Ибо такая победа обернется поражением мгновенно.

Желание защитить Город вспыхнуло яркой звездой. Оно затопило улицы и дома, пронзило жителей и подвалы, небо с его ветрами и облаками и заброшеные подземные ходы и норы...

И вновь горело болью тело. Но от этой боли, от напряженных нервов, Город расслоился, как бывает только во снах. И Мишель видел, как лежит уничтоженный багровыми воронами мальчишка у тополя, как обезумевший Город дерется сам с собой всеми своими жителями, и в то же время, оторвавшись от Планеты-Чертогов, Город нашел себе новый мир, и там, у такой же точно реки, мирно живет себе дальше, и мальчишки по-прежнему катаются на велосипедах и запускают воздушных змеев. И постепенно злобный, осатаневший Город таял и исчезал, а единственно реальным становился этот, другой, мирно стоящий в ином мире под ветрами августа.

 

Глава 14

И второй раз за этот август распахнулись у пристани врата портала. И вновь скользнули на воду белокрылые яхты, во главе с "Виктом", сияющим свежим лаком.

— Лат вернулся! — пролетел по городу слух, и вновь бежали ребята на пристань. И сошедший на берег Лат радостно пожал руку Мишелю:

— Привет, пропажа! А я уж думал, что с тобой приключиться могло! А ты уж тут, на Рокласе околачиваешься, поджидаешь... Что, обиделся за взбучку по поводу Сновидений, а?

И тут взгляд Командора упал на телепающийся кинжал в черных ножнах.

— Так значит, "не думали ль полететь на Риадан"? Ладно, расскажешь мне все подробнее. И про Ковчег в том числе. Договорились?

— Ладно, ближе к вечеру, у костра... — Майкл еще не отошел от Перемещения, хоть и прошло пару дней...

— Можно и завтра... Впрочем, завтра будет Бал... Ладно, как надумаешь, в общем, так и поговорим...

Мишель благодарно кивнул.

— А ты знаешь, я удивлен, как похож этот городок на Риадане на тот, что был в Чертогах-Рае... Или это не случайно, Воин?

— Не случайно... Я боялся, что он погибнет там, когда сперва приблизится Ковчег, а затем — дружины Вепря. Я сам не понимаю, как это все получилось, но — получилось ведь, и то хорошо...

— И то хорошо... — согласился Лат.

Сквозь толпу встречающих пробился Славик, одной рукой сжимающий полупустую бутылку, а другой волочащий за собой Макса.

— Ну что, снял, как яхты из портала выпадали?

— Да снял, снял!.. — отмахивался бывший контрабандист. — Теперь бы сами гонки отснять...

— Насколько я понял, Командор — это Вы, — обратился к Изначальному Славик.

— Да. А что случилось?

— Ничего особенного... Прос-сто мы хотели бы поснимать гонки. Регату, в смысле. Когда она начинается?

— Сегодня после обеда... — Лат цепкими пальцами ухватился за плечо юного нахала. — Но у меня к тебе одна просьба. Не пойми неправильно, но здесь, в Отряде, ребята из разных миров. И далеко не все используют медицинские нанароботы и прочую дребедень. Так что я был бы благодарен тебе, если бы в следующий раз ты появлялся бы тут без бутылок вина и в трезвом состоянии.

— Бу сде! — выпалил Славик и с тоской посмотрел на бутылку: — Щас выкинуть или можно допить?..

— Сам решай.

Славик глянул сквозь рубиновый напиток на солнце, на блики по воде, на искры на лакированных бортах яхт...

— Лучше допить. Ему более ста лет! А чтоб никому не было обидно, предлагаю тост, такой, чтоб был в тему:

— За нашего Крылатого, который нагнал нам попутный ветер. А заодно за того разгильдяя, что обеспечил нам море (Салют, Ульмо!)

Говорят, что в этот самый момент в зеркальном новеньком замке Мельтор, наблюдавший за происходившим в палантир, удивленно спросил, повернувшись к стоящим рядом балрогессе и Максу Второму:

— Я кому-то вызывал какой-то ветер?! По-моему, это работа возложена на брата моего Манвэ... И, кстати, не в этом даже мире...

— Будем надеяться, что это он Лассару крылатого благодарил, -ухмыльнулся Максим.

И весь день, и половину дня следующего длилась регата. И Славик с Максом снимали сперва гонки, а затем исчезли куда-то. Наверное -телепортировали в другой городок. Подальше от Командора, поближе к трактирам...

* * *

По случаю удачного завершения Регаты решено было устроить грандиознейший сабантуй. Ребята веселились, кто как мог. Да и девчата-барабанщицы не отставали от них.

Музыка плавно лилась из динамиков, и пары кружились в мягких зовущих волнах вальса. Приглашенные девушки охотно кружились, прикорнув к плечу своих кавалеров. Все было изысканно и старомодно. Свечи в тяжелых подсвечниках трепетали, неровными огоньками озаряя полутемный зал и кивая пламенем вслед проносившимся мимо парам. Можно было бы, конечно же, включить верхний свет и поставить что-нибудь из "тяжелого рока", но в душе так хотелось романтики...

Королем избрали Лата. И не только потому, что был он высок, красив и статен. И не только потому, что он — Командор флотилии. Сыграли свою роль и те его книжки, что, оказывается, уже читали все его сотоварищи... "Сказки" — любил говорить он сам. Волшебные сказки про мальчишек, его друзей и знакомых, и о том взрослом мире, куда вбрасывает их равнодушная жизнь, не спрашивая желания пацанов. Всегда казалось — истории эти интересны будут лишь детям. Ан нет... Читали и полюбили...

Короновали прямо посреди зала, водрузив на голову тонкую жестяную корону. "...И нарекаем Королем Бала, и..."

Капелька серебряной краски упала на плечо, расползаясь по тонкой ткани рубашки. Откуда? Не досохла корона?

Вторая капля, третья... И вдруг со звоном вылетело стекло и, сметая все на своем пути, гася биением крохотных крылышек свечи, в зал ворвался, одевая празднующих в зеркальные саваны, Рой. Никто не успел понять, что случилось, никто не завизжал от испуга, никто не скорчился в углу и не попытался вжаться в стенку. Стальная, с золотистым отливом, промчалась и схлынула невероятная волна, и только краска бесцельно падала на пол, застывая ртутными лужами.

Командор с изумлением воззрился на ставшего вдруг золотой зеркальной статуэткой сотоварища. Что-то неведомое перекрасило присутствующих, изменило все вокруг, но почему-то первой мыслью было "Боже, да как же я теперь отмоюсь от этого!"

Что-то странное происходило вокруг, и Лат со смесью испуга и непонимания глядел на участников бала, размеренными шагами зомби шагающих по залу на несгибаемых ногах и никак не реагирующих на реплики Лата и столкновения между собой. "Если это розыгрыш — то очень плохой! Если это всерьез — тогда это действительно страшно... Почему же я не боюсь?" -билось в голове. А затем, подбежав к окну, он увидел серебряно-золотой макет Города в натуральную величину и испугался по настоящему.

* * *

В Растер-Гоув Славика не пустили в кафе "Рыцарское". Можно было б, конечно, пойти в другую забегаловку, но уж очень взбесила мальчишку надпись, в которую ткнул дюжий вахтер-вышибала:

"Вход только в доспехах!

Или хотя бы в шлемах!"

— Ах, не позволяют?! Ну, ладно! Макс, подсади меня, а то я не вижу, что за этим забором... Отлично, свалка цветмета. Полезли, тут достаточно алюминия, чтобы дракона собрать, а не то что пару шлемов!

На этот раз двух пареньков в джинсовых прикидах, но с сияющими шлемами на головах, никто не задержал.

Когда жаркое было съедено, и выпивка последовала за ним, Славик повернулся к Максиму:

— Кажется, нам светит проблема: монеты у меня еще в прошлой забегаловке завершились...

К несчастью, его услышал трактирщик. Он сграбастал паренька... нет, не за грудки, а за шлем. И алюминиевая подделка расползлась в его мощных руках.

— Э, да у них шлемы поддельные! — заорал служитель котелков и сковородок. — Так как, хлопцы, платите сразу или...

— Или, — равнодушно зевнул Славик. — А что там планируется на "или"?

Тем временем Макс скинул свой шлем и предпочел нахлобучить стальную миску в качестве возможной защиты при драке.

Трактирщик тем временем заявил:

— Спрашиваешь, что "или"? Ща я тебе сделаю шлем! А потом потащу в полицию, и там ты заплатишь мне за все, и за еду, и за учиненный дебош...

— Какой дебош? Не было ж никакого дебоша! — возмутился мальчишка.

— Ничего! Ща будет!.. — успокоил толстяк.

И с этими словами надел на голову Славки чугунок, а затем резко замахнулся и начал уже опускать руку вниз, чтобы "забить" чугунок поглубже. Славик зажмурился в ожидании удара сверху... И потому не видел, что выбило окно...

* * *

Туча появилась внезапно. Не парило, не слышались раскаты грома, лишь легкое зудение заполнило воздух. А вслед за ним сплошной лавиной ринулись тучи. Они казались единой тварью, невероятным и фантастическим драконом, раскинувшим крылья от горизонта до горизонта. Клочьями и клубами дыма неслось это на Мишеля. Казалось, то ли крылья звездных скоплений, то ли целая галактика летит над землей. Туча странно светилась, и вдруг с ужасом понял мальчишка, что это не туча, а рой, гигантский рой каких-то крохотных светящихся насекомых, заполонивших всю округу и сияющих ослепительным металлическим блеском. А в центре этого роя летела его королева, и была она много больше простых насекомых, и напоминала она отлитую из чистейшего золота статуэтку пчелы, которую оживил какой-то добрый волшебник. Все части этого металлического создания были подвижны, и была она живой, хотя и сверкала металлом.

Красотой был полет Роя и его госпожи, но вдруг ударила в сердце позабытая уж тревога, когда под Роем заблестел металлом старый замок на холмах за городком. Словно превратили старые благородные камни, источенные временем, в дорогую безделушку-подделку. Майкл ринулся было бежать, когда кто-то сбил его с ног. Быстрый взгляд...

— Том! Впервые вижу тебя не во сне! Какими судьбами?

— Тут все наши! Воины. Слушай внимательно! ЛЯГ!!! Рой не трогает тех, кто не думает. Так что ляг и постарайся ни о чем не думать, пока он не пройдет! Рой не трогает мертвых и тяжелобольных!

Капля стального дождя ударила в плечо Тома, расплываясь ртутным сиянием. Вторая и третья. Сотая. Их были тысячи! Тысячи тысяч! И среди них грозно и гордо плыла в спокойном величии громадная золотая матка — Царица Роя.

Гул стал нестерпимым, и тут Том шагнул в сторону, чтобы собою не привлечь внимания к другу, лежащему на земле. Пулями били "пчелки", и волной живого металла одел Тома пролетающий Рой. Волна за волной крохотные совсем мушки ударялись о вечно молодого мальчишку, и каждая разбрызгивалась капелькой серебра, и вскоре Том напоминал только что отлитую сияющую статую. Но при этом он был по прежнему живой, он двигался и пытался заговорить вновь. И когда сделал он шаг — показалось перепуганному Мишелю, что шагает киборг из жидкого металла, неумолимый Т-1000 из старого кинобоевика "Терминатор-2. Судный День.", так сиял и переливался тот, кто еще мгновение назад был простым человеком из плоти и крови.

Был... Как скоро убедился в страшной, неумолимой правоте этого слова Мишель.

Рой уходил, оставляя за собой город, полный жидкометаллических людей. Скрывалось за горизонтом нашествие, пыльные крылья чудовища покидали встревоженное небо. И тут каплями и ручейками потекла с людей краска, ртутными лужицами растекаясь у ног.

Мишель облегченно вздохнул: пронесло! Снова возвращался естественный цвет кожи, и Том больше не походил на шагающий ртутный манекен.

— Том! Оно ушло!

Голос Мишеля разом заглох, когда он понял, что Том никак не реагирует на его слова.

Подбежал, тряхнул за плечи:

— Том! Очнись!!!

Никакой реакции. Пустой, равнодушный взгляд. Мертвый. Том отвернулся и мерно зашагал от перепуганного Мишеля, деревянно переставляя негнущиеся руки и ноги. Мальчишка попытался догнать уходящего друга, но что-то тяжелое сбило его с ног. Оказалось — дед с Пристани, так же деревянно шагающий по своим неизвестным теперь делам. Он даже не заметил мальчика, пошагал дальше. Не обернулся.

Порою кто-то из жителей городка налетал на другого. Сталкивались. Топтались на месте, затем резко, как по команде, разворачивались и расходились в разные стороны. Словно игрушки-вездеходики в магазине.

Мишелю стало по настоящему страшно от этой механической, бесцельной и пугающе стройной математически возни. И жуть ознобом продирала грудь, когда он видел, с какой бесстрастностью шагали наравне со взрослыми мальчишки -его недавние друзья и просто знакомые. И не было в их движениях ничего кроме математической неумолимости маятника.

Город обезумел. Молчали посеребренные кузнечики. Тупо тыкались в землю клювами одуревшие горлицы, не сдвигаясь с места. И гулом барабанов — шаги негнущихся ног.

Славик с изумлением уставился на "позолоченного" трактирщика, который, не опуская руки, повернулся и ушел за стойку, где принялся наливать в стаканы виски из пустой бутылки. Затем повернулся к Максу:

— Так! Дебош отменяется! И платеж, кстати, тоже... Прихватим с собой чего пожевать?

Увы — ртутная пища не вызвала аппетита у двух землян.

А за дверью трактира их ждал золотой ад.

Славик отступил на шаг, тряхнул головой:

— Что-то мне не нравится этот "Зомбиленд"! Поперли-ка отсюда!..

— Не "поперли", а полетели! — огрызнулся Макс. — Ты ведь не забыл, надеюсь, как выглядят апартаменты Мельтора?

— Не только не забыл, но и зарисовал. Э нет, это я для себя зарисовывал! — и Славик помахал перед носом сотоварища картонкой шесть на девять сантиметров... — Кстати, если уж на то пошло, то не "полетели", а приготовились начинать перемещение путем искажения криволинейности пространства в его топологическом преобразовании посредством трансгрессии исходных функций мерности с применением для реализации процесса вектора поросячьего хвостика слушавшего меня! Не хрюкай возмущенно, а телепортируемся! Я там знаю почти пустую комнату, где просто невозможно с чем-нибудь совместиться!..

В комнате было сумеречно. Возникшие посреди комнаты ребята поморгали, привыкая к полумраку. И различили в углу комнаты Крылатого, склонившегося над столом и сосредоточенно читающего рукопись.

— Хочешь новые спецэффекты? — шепнул Славик. — Тогда бери камеру и поскорее снимай, сейчас тако-о-ое начнется!..

Недоумевающий Макс вскинул камеру, направляя ее на читающего. Тем временем юный контрабандист прокрался к полке, на которой лежало несколько сверкающих бронзовых колоколов и колокольчиков разного размера. Подумав, выбрал корабельную рынду и, стараясь не звякнуть, занял место за спиной хозяина замка.

— ДО-О-ОН-Н-НГ! — густой звон сотряс комнату. Мальчишку отбросило упругим потоком ветра от распахнувшихся крыльев взлетающего. Рында упала на пол и еще раз звякнула, на этот раз дребезжаще и жалобно. А Мельтор уже воспарил к потолку и теперь медленно спускался вниз, слегка шевеля кончиками крыльев. Макс был в восторге.

Коснувшись ступнями каменного пола, Мельтор повернулся к Славику:

— Ну как, нормально сыграл испуг? Или еще дубль снимем, а? Все запечатлели? Думаю, в "3х4" или "Сам себе режиссер" это вам принесет приз... Может быть...

— Может — и принесет, но учитывая, как тот мужик в кепочке подбирает кадры... Стоп, так ты заранее знал и так прикидывался?

— Прикалывался. А подкрасться незаметно... Ты слишком громко думал. Да и зеркало на стене... было... пока не взлетел...

— Ах, зеркало на стене... Склеить? — мальчишка достал любимую пробирку с нанароботами, — А то ж семь лет несчастий... А с другой стороны — что тебе семь лет по сравнению с тысячами, что ты в свое время промаялся?.. — и спрятал пробирку обратно.

— Само зарастет... — отмахнулся крылатый. — Ты вот скажи лучше, что тебе, лично тебе надобно?

— Что мне надобно? Ой, никогда еще с золотой рыбкой не общался, сейчас подумаю. Итак, ага! Вспомним аск... Я жутко извиняюсь, но не будет ли любезен глубокоуважаемый джинн... То есть не джинн, но... В общем, не будет ли у Крылатого для бедного студента...

— Булочка за углом? — ухмыльнулся Мельтор. — Найдем. Вот зернышко. Как раз пока ты станешь студентом, из него успеет вырасти каравай. Или все же лучше булочка?

— Не угадали... — Славик ядовито улыбнулся и загадал: — Я не отказался бы от Жетона, прозрачного такого, с буковкой в центре, ну, ты знаешь... От пива хорошего на золотой, копеек тридцать на всякий случай... А сигаретки не найдется?.. Может — еще и прикурить будет? Ой, а куда это я полетел?

— Сейчас тебе будет и пиво, и сигаретка, и прикурить!.. — донесся ему вслед немного странно звучащий голос Мельтора.

И оказался Славик в кабаке, откуда так недавно телепортировал к Мельтору. В зубах у него дымилась забойная "Монастырецкая Прима", которую считал ядреной даже Загорский. На столе лежал прозрачный жетончик московского метрополитена, с буквой "М" посерединке. Под ним оказались три желтых монетки, с одной стороны которых красовался трехзубый знак, напоминающий чем-то герб то ли Крымской Республики, то ли кого-то из их древних соседей, а на другой — надпись "10 копiйок".

В тот же момент к Славику подошел нетвердой походкой трактирщик и поставил на стол здоровенную кружку ароматного пенистого пойла.

— Как и заказывали: на золотой.

Славик отчетливо сознавал, что золотого у него не найдется...

Мельтор обернулся к укрывшемуся в темном уголке Максу:

— Вылезайте, молодой человек, я Вас и так прекрасно вижу... Можете и в замке поснимать, мне не жалко... Но сперва направьте объектив своей камеры на лежащий на столе палантир. Так Вы сможете запечатлеть, что бывает, когда желания сбываются дословно... Поучительное зрелище, юноша...

Бежать! Бежать!!!

Дорога бьет по пяткам горячей пылью, похлопывает по бедру черными ножнами прицепленный прямо к плавочкам кинжал — подарок Лата. Командора.

Звоном вспоров тишину, вынырнул, атакуя в спину, Рой. Словно почувствовал, что не все еще утратили разум, что один — остался.

Теперь уже ненадолго. Рой выскочил внезапно — не убежать. Даже не отпрыгнуть...

Что-то резко рвануло Мишеля, швырнуло в сторону, отбросив с дороги, и вот уже на том месте, где только что стоял мальчишка, закружился, отвлекая внимание Роя на себя, крохотный ветерок, кружа пожухлые внезапно серые сухие листья, поднимая махонькие смерчики дорожной пыли.

Рой пронесся сквозь вихрик — и на месте крохотного смерча возник вдруг упавший в поднятую пыль сверкающий серебристый мальчишка. Он лежал, раскинув руки, будто маленький воин, срезанный пулеметной очередью. Вот только пули — маленькие, крылатые — размазались, разлетелись по дорожной пыли серебряными ртутными каплями, чуть золотыми в лучах потревоженного, воспаленного солнца, и лужицы сверкающего металла покрыли дорогу. Кровь?.. Кровь!.. Боль... Сон...

Со стороны казалось — мальчишка заснул. Но Мишель с болью и ясностью понял — нет, никогда уже не взлететь этому пацаненку над домами, никогда не коснуться чьей-то щеки своей теплою ладошкой. Никогда больше не стать ему ветерком, поднимая махонькие смерчики пыли. Никогда не вознестись веселым звоном над городом...

Вы никогда не видели, как умирает ветерок? Нет? Счастливые...

Мишель плакал.

Они были незнакомы, хотя и виделись каждый день...

Сколько раз он подхватывал сотворенные Мишелем стихи и уносил их под карнизы, в гнезда ласточек. Сколько раз обдувал плечи своему другу-мальчишке, веселился и баловался. А вот поговорить им так и не довелось. И даже имя его Мишель не знает. Да и есть ли имена у ветерков?..

Маленький ветерок, который успел в своей жизни сделать одно большое дело — вовремя толкнуть Мишеля...

Словно поняв, что его обманули, Рой медленно развернулся для новой атаки. Нестерпимо звенели мириады крохотных крыльев. Мишель отшатнулся назад. С размаху ударился спиной о старый плетень. С треском сломались прогнившие доски, и мальчик покатился вниз, под откос, обдираясь о покрывающие склон колючки и тырсу. Верх-низ, верх-низ! Земля и небо кружились в бешеной карусели, Верх-низ... И вдруг — полет, падение... Плюх! Холодная вода смыкается над головой, вновь расступается, ознобом пробирает тело, залечивая царапины. Теперь можно осторожно поднять глаза. Над головой отвесной стеной нависает огромный глинистый обрыв — метров тридцать! Или просто из воды кажется он таким здоровенным?

Мишель ложится на спину, и течение медленно несет его вдаль, все вперед и вперед.

— "Хорошо хоть, что ходил в последнее время, как и вся местная ребятня: в одних только плавках, подставляя солнцу и теплому ветру коричневые от загара плечи, ощущая босыми ступнями теплую шероховатость деревянных тротуаров, прохладный шелк травы и горячее дыхание песка, когда он струился меж пальцев ног. Зато теперь можно не опасаться, что лишняя одежда потащит на дно. Можно плыть и плыть, куда течение несет. Как бревно. Бревно с глазами. Горлум. Золотой Горлум. Белый Голлум мира."

Разумеется, в мыслях плывущего пацана не было такой стройности и красоты: это уже потом могут прийти словесные обороты для описания мыслей и чувств. А пока — лишь образы-чувства: Светлое и с запахом тополей — лето. Теплое — загар на плечах. Стремительно-ласковое — ветерок. Прохладное и успокаивающее — течение. Грустное и незадачливое — Горлум, невезучий пожилой полухоббит из старой детской книжки.

"Как-то раз у Эсгарота

Видели бревно с глазами -

Результат больших мутаций!

Как-то раз у Эсгарота

Выплыло бревно с глазами -

Видно, в сваях заблудилось..."

Сумрак наползает на глаза, холодит кожу, вода становится серой и зябкой, с запахом тины и ракушек. Плюхает вода, разбиваясь обо что-то неясное впереди. Поскрипывает старое дерево. Надо открыть глаза, надо посмотреть...

Старый причал надвигался на озябшего мальчишку, словно крейсер.

"Айда наперегонки! До причала!"

"Дедушка, а на лодке прокатите?"

"Намерзлись, пострелы? Заходите, хлопцы, чайком обогреетесь! Он у меня липовый, сам цвет собирал!.."

"Деда, мы тут в прятки, так не выдавай, я под парусом сныкаюсь!"

"Дедуль, Мишку не видал?"

"Сорока летела, о Михее болтала, да разглашать не велела! У нее и спросите..."

"Чай свежий, с медом..."

Дедушку не попросишь о помощи. Вон он сидит на валяющемся у причала бревне, лениво раскуривая самокрутку, и серебристый металл клочками сползает с него, умерщвляя траву. Дедушка не узнает никого. Теперь он действительно один. Как и все, кто прошел через Рой.

Сумерками — тень причала. Дощатый сруб скрывает от глаз дедушку.

Рядом пляшут на воде ялики, лодки, хлюпают поплавками водные велосипеды. И среди всей этой мелочи — стремительный силуэт яхты, отдыхающей перед Великим Походом. Одиночное кругосветное плавание — это всегда завораживает. И мальчишки со всего города сбегались поглазеть на легкокрылое чудо, замершее у берега, словно присевшая отдохнуть птица. И музыка дальних странствий звучала в сердцах мальчишек, когда косой треугольник парусов скользил над волной.

Яхта привязана к причалу единственным тросом. Туго, очень туго сдвигается он. Но вот плюхнулся в воду пеньковый канат, и яхта медленно отошла от пирса... Прости, Андрис! Но тебе вряд ли понадобится она...

Мишель вскочил в яхту и потянулся к гика-шкоту. Серебряная нить, напоминающая наполненную металлом трубку капельницы, тянулась от гика прямо к берегу, уходя в домик. Звенящий звук приближающегося Роя разорвал тишину. Ударом кинжальчика, по-прежнему прицепленного к плавочкам (надо же -столько всего стряслось, а не потерялся!) мальчик одним взмахом пересек тросик, и лишь его обрывок дернулся на конце гика. Рой приближался, и "пчелы" его блестели, как трос. Смутная догадка толкнулась в голове. Двумя ударами перерубив остатки сверкающей гибкой трубки, Мишель зашвырнул обрезки в кусты на недалеком еще берегу.

Мокрая пеньковая веревка не очень-то годилась на гика-шкот, но выбора не было. Вытянув идущую хвостиком за яхтой причальную веревку, Мишель привязал ее к кольцу на гике и, намотав на ребристый барабан ручной лебедки, с треском потянул. Хлопнул, ловя ветер, грот, и тут же — резкий крен. Ветер мотает яхту, и она рыскает, как раненый альбатрос над пеной прибоя. Что-то не так. Пока сознание размышляет — руки словно живут своей жизнью. Привычным движением берутся за рычаг — и из швертового колодца выдвигается в воду под брюхом яхты стальная тяжелая пластина — шверт. Движения яхты становятся ровнее, ветер теперь лишь подгоняет ее. Вот тебе и парусная практика... Можно и обернуться.

Рой кружит над кустами, куда улетела фальшивая веревка, раз за разом тщетно пронзая кусты в поисках беглеца. Сработало!!!

Кажется, можно расслабиться.

Удерживать яхту на курсе удивительно легко. Все дальше и дальше милый сердцу городок светлого детства, превращенный неясной стихией в живое кладбище, адский кошмар.

Проплывает мимо деревенька. Кажется, отсюда к Саньке приезжал в гости Рэм. Или не отсюда. Деревянными шагами бродят по деревне серебряные зомби. Интересно, как там Лат? Подействовал ли на Изначального металлический монстр? Нельзя останавливаться. Остановишься, чтобы узнать — и уже некому будет узнавать...

Вечером так хочется остановиться на привал. Глаза слипаются, и зевота раздирает рот не хуже Самсона. Но что-то звенит: "Останавливаться нельзя!" То ли страх, то ли внутренний голос.

На камбузе нашелся единственный брикет растворимого кофе. Смешивая его с сахаром, Мишель жевал горчащую смесь, отгоняя сон, но тот кружил рядом, терпеливо выжидая. И только когда миновал Час Быка — он бежал, чтобы вернуться потом. Завтра.

Впереди были города Торговой Республики, но сознание их заснуло в объятьях металла. И некому было помочь одинокому мальчишке. Они сами нуждались в помощи, хотя и не знали этого.

У больших причалов речных вокзалов кислым запахом угасших угольных топок жаловались на свою судьбу пароходы. Лодки нерадивыми коровами разбрелись по реке, порвав заграждения лодочной станции. Дождик готовился вдали... Дождик?!

Стремительной тучей налетал Рой. Он был ужасен, как в тот, первый раз! Раскинув от горизонта до горизонта свои рваные крылья, он комками металла мчался над самой землей, сметая все на своем пути. Экстра-нейтронная бомба: дома есть, люди есть, а сознания — нет!..

Мишель вывалился за борт яхты, в холодную утреннюю воду, и со всей силы вцепился в перо руля. Надо было не просто держаться, чтобы не отстать от яхты, но и удерживать на курсе белокрылое судно. Иначе первое же виляние -и берег позаботится о дальнейшей судьбе. Вон он какой каменистый!..

С тонким звоном промчались первые Стражи. За ними заклубился туман крохотных, ослепительно сверкающих тел, расползающийся клубами чуть золотистого дыма. И среди этого великолепия грузно проплыла огромная матка. Сейчас она прошла так близко, что можно было точно понять ее размеры: метра три. Ничего себе "пчелка"! Она прошла рядом, почти вплотную, но на этот раз она не казалась ожившей золотой статуэткой. Напротив, что-то фальшивое было в ее сиянии и блеске, словно шел в небе гигантский компьютерный рисунок, этакая иллюстрация к фразе "И стал тут терминатор Т-1000 огромной пчелой, и полетел в небо..." Красивый такой рисунок, со всеми тенями, полутенями и блеском бликов по живому металлу, но — мертвый, ненастоящий.

То ли примелькалось чудовище, то ли просто не мог уже Майкл относиться к нему, как в тот, первый раз...

Полусферой накрывали летящую королеву крохотные совсем "пчелки", такие же яркие, как и их госпожа... И крыльями стали расходился по сторонам Рой. И не было ему ни конца, ни края.

Лежащего на воде не тронули. Видимо, сочли за утопленника.

"Больных и мертвых он не трогает! Надо лежать и НЕ ДУМАТЬ!"

Как же прав оказался Том. Жаль только, что сам он не успел прибегнуть к своему совету, спеша поделиться открытием с другом...

Открытием или Знанием? Впрочем, теперь не все ли равно...

Стальные серпы смерти — раскинутые крылья Роя. Золотые. И все же — не бесконечен он. Последние "пчелки" скрылись за горизонтом, и Мишель, облегченно вздохнув, подтянулся на руках, забрасывая озябшее тело в яхту.

Он не знал, сколько прошло времени, дни и ночи слились в сплошной кошмар, когда приходится чутко прислушиваться к плеску волн и шугаться звона цикад, принимая его за Нашествие. Когда остановиться нельзя, а плыть сонным — значит столкнуться с камнями или вылететь на берег. Если бы был момент остановиться и подумать, то Мишель, без сомнения, удивился бы, что стремится куда-то вдаль. Словно во сне, когда бежишь, плывешь, летишь куда-то и не догадываешься даже, куда и зачем, знаешь только, что должен спешить и что двигаешься правильно...

А затем река резко раздалась в стороны, широко раскинув руками свои берега, и впереди заблестело далекое, неимоверно синее и бескрайнее море. Яхта словно вырвалась из плена берегов. Нет, скорее, берега просто раздвинулись, как руки женщины, пустившей в дальнее плавание свой кораблик и теперь с тоской глядящей вдаль треугольному парусу. Вернется? Нет? Не знает... И Мишель не знал...

Зафиксировав румпель, он наконец-то свободно скатился в каюту и уснул тяжелым, беспробудным сном без сновидений...

 

Глава 15

Посадка произошла на удивление успешно. Дэвид и представить себе не мог, что яхты класса "Фламинго" обладают таким запасом прочности: продырявленная во многих местах, почти полностью разгерметизированная, с ошметками корабельного мозга и россыпью панелек от автопилота, она приземлилась на ручнике, как пассажирский авиалайнер, лишь слегка подпрыгнув от толчка о грунт.

К сожалению — не работала рация, так что надо было добежать до ближайшего терминала связи. Увы — ждать, пока яхта исправит свои повреждения, некогда: обстрелявшие успеют замести следы, и тогда опять ищи-свищи их по всей обитаемой галактике.

Люк распахнулся, и шеф Службы Безопасности выпрыгнул на зелень клумбы, так кстати подвернувшейся на главной площади города. Внезапно в глазах потемнело.

— Что за черт! Еще один приступ ясновидения?.. — Малдер был раздражен, а поэтому не сразу обратил внимание, что нету привычного головокружения и тяжести в ногах.

Робкий солнечный лучик пробился сквозь стекло шлема. Похоже — кто-то просто окатил его краской. Неужели тут дом красили или плакат дорисовывали? Сбить при такой посадке ведро с краской — вполне реально. Хорошо хоть -шлем не успел снять...

Малдер вспомнил, как когда-то у него в руках взорвался баллончик со сжатыми чернилами. Глаза-то восстановились быстро, минут за сорок, а вот парадный костюм и новые обои на стенах... Да и ощущения были не из приятных...

Краска тем временем полностью сползла со шлема. И удивленному взору предстал ртутно-серебряный город с серебряно-золотистыми людьми, продолжающими спешить по своим делам и совершенно не обращающими внимание на свой странный вид.

— У них что, мода сейчас такая?.. — Малдер задал вопрос в пустоту.

Краска скатывалась ртутными каплями с прохожих, и они вновь становились многоцветными.

Было что-то неправильное в их поведении. Но это не сразу бросалось в глаза. Они шли прямо и только прямо. А разворачивались лишь тогда, когда натыкались друг на друга или на стены домов и стволы серебряных же деревьев.

Стало трудно дышать. Ну да, в баллонах завершились и последние капли сэкономленного кислорода. Ну ладно, здесь не открытый космос! Сразу надо было шлем сбросить...

Воздух оказался холодным и бодрящим. От пьянящего аромата зазвенело в ушах. Какая благодать!

Хотя — нет. Звон — реален! Откуда-то сзади нарастало странное жужжание. Малдер не успел обернуться. Его толкнуло в затылок, и из-за спины ринулся поток крошечных золотых насекомых. Словно капли дождя, идущего горизонтально. Но он уже не осознавал этого, хоть и видел золоченый поток...

"Нет. Потом мне привиделось, что Бог послал на меня рой саранчи, и дважды она налетала на меня, и за второй раз съела мой мозг." Как странно порой сбываются пророчества...

* * *

Лат выскочил на улицу, прямо в круговорот улиц.

И Город испугал его незрячею, мутною тишиной.

И страшны были его дети, безразличными, безучастными ко всему манекенами слоняющиеся по улицам и дворам. О, как бы теперь возликовали бы классные руководительницы и директрисы заодно с завучами! Как ублажил бы их вид покорного стада, не возражающего им и во всем послушного — давняя мечта "педагогов"!.. Но Лат сжимался от боли, видя холодные неузнающие глаза Стаськи и Илюшки, Вовки и Николы, Данилки и Саньки, Кирилла и Митьки... И пытался докричаться до них, но слова вязли в безразличии.

И все же он не терял надежды. Он шел рядом с ребятами и говорил, говорил, говорил... Говорил, стараясь пробудить хоть капельку памяти, отогреть замерзшее, разрушить сковывающий сознание гипс. И хотя все вокруг были страшны, Лат все же чувствовал своих детей, и боролся. Где-то там, в глубине души, теплился их разум, но был он сдавлен, задавлен, забит... И вытащить его наружу казалось делом фантастическим и невозможным. Впрочем, и о постройке двухмачтового гафельного иола из старой шлюпки тоже говорили ему: "Невозможно!". Но то — парусник, а тут — души детей... И все же война продолжалась. Сколько дней прошло...

И треснул лед.

И Данилка радостно улыбнулся, узнав командора флотилии.

И Санька спросил: "А где Мишель?"

И тут же ответил Илья: "В пути, на Дороге..."

Дети оживали, и были они первыми ласточками в этом возвращающемся к жизни городе. И первые радости сменялись новым горем и отчаянием:

— Лат! Лат!.. Я прихожу домой — а они телевизор смотрят и не шевелятся! А на экране сплошной "снег", вышка-то не работает. Я к ним — а отец только рукой показал, отойди, мол, не мешай смотреть... А мама — так она даже не взглянула в мою сторону!.. — плакал Кирилл.

— Мама бродит по комнатам и переставляет подсвечники с места на место... — с ужасом в глазах шепчет Санька. — И все...

— ...А соседка выключенным утюгом с утра до вечера гладит свой носовой платок...

И вновь вспыхнула война. Странная война с невидимым и давно уже ушедшим противником. Война не "с кем", а "за что"! За души детей. Теперь — за души их родителей. И вновь пытался изменить что-то Лат, бессменный Командор детской флотилии и бывший Лорд, и вновь — на пределе нервов поиск слов и ключей к спящим, замороженным душам.

Оттают ли взрослые, чьи души давно уже закрыты для нового, заперты и заколочены?..

Война продолжалась...

А по вечерам очнувшиеся ребята вместе со своим старшим другом собирались в домике на старой пристани и там, на Пристанях, говорили, пытаясь докопаться до сути происшедшего, понять, что стряслось.

— Лат, а ты-то как от этого очнулся? — с робкой какой-то надеждой спросил Данька, рыжий и когда-то улыбчивый пацаненок из "Звездного Ветра".

— Сам не знаю, — Командор впервые за столько времени потер лоб, словно вытирая пот, и холод стали коснулся руки. Корона.

— Ребята, я что, все время и ходил в ЭТОМ ?

— Угу, — хохотнул Севка, долговязый подросток с черной лакированной гитарой. — Император-тайга!

— С ума сойти! Это ж на меня напялили на балу, когда избрали Королем Бала! За всем этим... — он выразительно посмотрел на опустевший город, — я и забыл про эту фигню!

— Не фигню! — Сурен взял корону в руки и внимательно осмотрел. Затем, несмотря на протестующие вопли Лата, напялил корону на прежнее место на голове Командора, на потеху ребятам. Но сам — не улыбнулся, внимательно обошел вокруг, пощелкал по жести пальцем, а затем присел на корточки и тихо заговорил:

— Жесть спаяна, образуя кольцо. Пластина обода прикрывает виски и центр затылочной кости. Зубцы короны защищают темя и наиболее уязвимые участки...

— Прям-таки тактико-технические характеристики новых средств защиты от мордобоя! — не утерпел Лат. — А не смущает, что она тонюсенькая, из жести?

— Не-а, не смущает. И не от мордобоя. Если предположить, что эти серебряно-золотые мушки воздействуют на мозг, то скорее всего -высокочастотным излучением. И тогда корона надежно защищает мозг от любого типа фоздействий, ой, воздействий... Так что не вижу ничего странного и противоестественного. И королевский Ваш сан спас жизнь и разум Вам, Ваше Величество! — с шутовским поклоном добавил Сурен.

— А если Рой вернется? — спросил вдруг Илья. Спроси кто другой — и не ясно, поверил бы кто. Но Илья... Видящий...

— У меня полно старых банок. От томатной пасты. Можно из них! -Сурен, как всегда, говорил отрывисто, но по существу.

И если бы кто посторонний пришел бы в этот город, то решил бы, что попал Город Королей или в сумасшедший дом, ибо все жители города носили короны. Конечно, банок, из которых Сурен собирался построить ракету для запуска на Луну, не хватило, и в ход пошли старые огрызки жести со свалок, из кружков на станции юных техников и с завода по изготовлению оцинкованных ведер.

Взрослые в равнодушии своем позволяли детям напяливать на их головы жестяные сооружения, не высказывая ни малейших эмоций и не снимая этих "символов королевской власти".

Забавно было видеть бабуль, стоящих у колодца в сверкающих коронах. Не менее забавны "короли" за экранами телевизоров или уныло стучащие костяшками домино, причем в этих играх не было победителей и побежденных, ибо смысл игры сводился теперь просто к стуканью костяшкой об стол...

Пока еще никто из взрослых не очнулся, но ребята надеялись. И в случае успеха обдумывали уже, как бы подоходчивее объяснить им, что короны — не игра, а необходимое средство защиты...

Но это — впереди. А пока — ни один из взрослых не очнулся. Как не очнулся и один единственный мальчишка — Том. Его нашел Кирилл. Привел на Пристаня и, заикаясь от смущения, проговорил:

— Вот, н-нашел! Ст-транный он к-какой-то!

— Все мы были "странными"!

— Да не т-то. При оруж-жии... А еще в т-том ж-же п-п-подвале был т-т-т-т...

— Т-труп? — передразнил Кирилла Севка, вспоминая старый анекдот про заику.

Но Кирилл как-то странно вздрогнул и с испугом сказал:

— Т-т-точно т-так: т-труп!

Имя — Том — вспомнили несколько ребят, видевшие его пару раз до ТОГО, как называли теперь Нашествие. Но откуда он явился и что здесь делал — не знал никто. И откуда у простого мальчишки катана — настоящая, с тяжелой кожаной рукоятью и сверкающим, острым как бритва лезвием — тоже оставалось загадкой. Кто-то предположил было, что клинок — найденный, но чуть изогнутая катана была точно подогнана под руку Тома, да и заплечные ножны-перевязь...

На кожаной рукояти — тиснение: прямой, вытянувшийся в струнку дракон с раскинутыми в стороны передними лапами, несущийся сквозь латинскую букву "S" с готическими завитками. Никакого намека на имя владельца. Особенно — если считать владельцем Тома.

Что только не перепробовали, пытаясь добудиться. Но все оставалось тщетным. Пытались.. Лат даже добыл где-то две спортивных рапиры и ребята поочередно устраивали перед Томом настоящие мушкетерские поединки, но взгляд пацана оставался равнодушным и безучастным. Попробовали дать Тому рапиру -он зажал ее в кулаке, словно скалку. Сережка попытался даже атаковать, но Том не реагировал на уколы. Тогда Генка рубанул сверху, но мальчик проигнорировал удар, и клинок равнодушно звякнул по жести короны.

А затем в воздухе повис противный занудный звон-вой, вызывающий зубную боль, и за полуприкрытой дверью зависла сияющая Королева Роя в окружении своих жидкометаллических подданных. Судорога прошла по лицу Тома, и он вскочил, сжимая в руке смертоносную свою катану. В глазах его, до этого пустых и холодных, билась ярость и гнев. Голос оказался чистым и немного усталым:

— Я — Томас Слипер из клана Сэлета!

И гигантская пчела поднимается на задние лапы, выпуская длиннющее жало. Мгновение — и насекомое перетекает в форму коронованного золотого человека, а жало ложится в ладонь горящим мечом. И знойным маревом вспыхивает в мозгах ребят и Лата ответ-представление:

— Единый!

Голос скрипит и лязгает, словно у машины повыламывали зубья из шестеренок. Но даже такой, скрипящий и чуть скособоченный, монстр страшен. И мантия его из крохотных сверкающих пчелок слепит глаза коварной "не-тьмой", которая и не свет...

Молниями скрестились клинки, и благородная сталь катаны высекла искры из неземного металла золотого меча...

Лат умел ценить искусство фехтования. Сам прекрасный фехтовальщик, он обучал владению клинком своих ребят, ставил бои в кинофильмах и проводил турниры, но то, что он видел теперь, превосходило все мыслимое. Сталь сливалась в сплошной круг, разя монстра, но чудовище легко и уверенно отбивало яростные атаки и тут же кидалось в контратаку, но и его выпады не достигали цели — верткий мальчишка уклонялся и вновь кидался в атаку. Звон оружия заглушил зудение мелких насекомых, зависших в воздухе в полной неподвижности, словно стрекозы. Свист рассекаемого воздуха. Клинок поет, предвкушая кровь. Но никто не в силах сдвинуться с места, словно загипнотизированные борьбой двух Мастеров. Это был Бой, Бой с большой буквы, и какими же жалкими и детски наивными теперь казались поединки, что устраивались перед Томом для пробуждения.

Резкий выпад — и катана рассекает чудовище, разбрызгивая пальцы на его руке. И упавшие на пол обрубки вдруг превращаются в новых зудящих насекомых, взмывают над полом и зависают рядом со своими собратьями. А затем, уплотнившись, золоторожий металлический агрессор захватывает заросшей вдруг раной катану — и тут же возносится золотой меч. Разрушив оцепенение, Лат, Командор, сорвался с места, размахивая рапирой, но монстр даже не обратил на него внимание. И в тот растянувшийся в вечность миг, пока Лат в выпаде летел вперед, сожалея, что так и не успел надеть тот старинный проклятый Браслет, в голове вспыхнуло раскаленное:

— Я не убью тебя, Томасо из клана Сэлета, это было бы слишком просто! Нет! Я вновь убью твоих друзей, и ты вновь будешь нянчиться с зомби. А когда пройдет время — я приду вновь!.. И так будет всегда!

С этими словами рой насекомых ринулся на ребят, и волна живого серебра с золотом одела Лата и его команду, накрыла с головой и откатила, и посреди Роя улетала золоченая пчела-матка, пряча в себя длиннющее жало и чужую катану.

— Ты жив? — кинулся к Тому Командор, капая по сторонам жидким холодным металлом.

— Ну ты даешь! Где ты так научился? — кольцом обступили Тома ребята. И в этом гомоне совершенно потонули слова Антона:

— А короны-то действуют...

— Том, так кто же ты?

— Расскажи, мы же все видели!

— Мы никому не расскажем!

Вымучено улыбнувшись, Том негромко заговорил:

— Я видел — у вас в почете телесериал "Горец". Так возьмите за объяснение, что где-то это все существует на самом деле. И что я — такой же, как они там, в фильме.

— Но они там взрослые!

— Вечный, он же — бессмертный, прекращает расти, когда его убивают первый раз.

— Верно!

— А не думали, что будет, если убьют мальчишку?

— Вечный мальчишка... — задумчиво протянул Лат, — Так сколько же тебе лет? Сам ответишь? А то я поклялся никогда не просматривать мысли людей...

— Отчего бы и не ответить? Не секрет ведь! Тысячи четыре, с копейками...

Лат вдруг чуть изменился в лице, но не от возраста собеседника, а от чего-то другого, мелькнувшего на заднем плане:

— Том, тебе лучше уйти!..

— Я понимаю. Иначе я представляю угрозу для ребят, ведь когда Единый вернется...

— И это тоже... Но... Я не о том. Я о том, что мне как-то сказал Кирилл, когда нашел тебя в подвале. Я думаю, тебе не стоит общаться с ребятами, ты можешь вредно повлиять на них... Немотивированная жестокость и все такое, сопутствующее многовековому опыту... Ну, ты меня понимаешь...

И Том исчез.

Правда, все ребята знали, где он укрывается, и поочередно навещали его. Втайне от Лата. И подолгу болтали с ним, рассказывая о своих нехитрых новостях, слушая воспоминания полувечного...

А вот вечера на Пристанях стали без него какие-то не те. Вроде бы и ничего он не делал там обычно, просто сидел в уголке, но когда ушел — стало немного пусто. И тень какой-то незаслуженной обиды витала в воздухе, словно наплевали в душу...

Один из таких вечеров прервался быстро и неожиданно.

— Мишель в опасности! — Илья внезапно вскочил и ринулся к выходу.

— Погоди! — Лат выбежал вслед за ним, но догнал мальчика только возле его двора. Илья взглядом попросил: "Остановись!" А затем:

— Это будет вопреки всем правилам — но я должен сделать это сам. Сам должен ему помочь.

— Где он?

— Извини, Лат — не скажу.

— Но почему? Почему же?! — в голосе Изначального почудилась детская какая-то обида, — Не доверяешь, да?

— Доверяю. Да, ты тоже можешь его спасти, просто выдернув с Пути, притащив сюда... Напялив жестяную корону... Но тогда погибнет целый мир... Так что ты останешься здесь. Мне и Мишелю надо будет сделать то, чего ты никогда не решился бы сделать, и ты это сам когда-нибудь поймешь и признаешь... Ты хороший, Командор, но порою считаешь, что если что-то когда-то плохо — то это будет злом всегда и во всем, во всех случаях жизни. Увы... но я выбрал свой Путь. Прости и прощай!..

— Значит, ты...

— Не надо. Я не хочу, чтоб ты думал обо мне хуже, чем я есть. И он тоже не плохой... А этот мир... он просто смертельно устал и может не выдержать...

Лорд попытался что-то сказать — и не смог. Он только молча наблюдал, как Илюшка достает из сарая свой изношенный велосипед, как заскрипели пружины, как прогнулось сиденье, когда мальчишка вскочил верхом, как зашуршали по гравию старенькие облысевшие шины. А затем велосипед стал на "козу", словно мотоцикл на гонках при слишком крутом старте. Следом за передним оторвалось от земли заднее колесо, и верный "Школьник" покатил по воздуху, словно по сказочному хрустальному мосту, поднимаясь все выше и выше. Полет был стремителен, и вскоре велосипедист превратился в крохотную черточку в небе. А затем исчезла и она.

Лат еще долго смотрел в небо, и показалось ему, что увидел он кусочек не написанной еще сказки, тревожный и неясный. Сколько раз в его книгах ребята стремились в небо, то упрашивали летчика, то садились в кабину самолета или седлали гигантскую добрую птицу, но чтобы просто вот так, на обычном дворовом велосипеде... Как должна рваться вперед душа, чтобы случилось чудо... И это чуть темное "Я не хочу, чтоб ты думал обо мне хуже, чем я есть. Ты хороший, Командор, но нам надо будет сделать то, чего ты никогда не решался и решиться не сможешь, потому что смертельно устал." Слова немного путались, приобретая чуть иной смысл, но все же Лат был уверен, что Илюшка никогда не убьет и не украдет. Не струсит. И друга не предаст, ведь так спешит к Мишелю по своему звездному мосту. Что же тогда? Что?..

Он знал, что никогда не напишет этой сказки, ибо понимал, что пока не разберется во всем — не сумеет начать, а душой чувствовал, что разобравшись и узнав — будет уже не собой и не пожелает доверить это бумаге... Не захочет рассказать остальным...

 

Глава 16

За окнами серебрел город, такой непохожий сам на себя. Покрывшись ртутной амальгамой, проявились и стали заметны малейшие трещинки в кирпичах, чешуйки краски на оконных рамах, выбоинки на порогах.

Это не радовало, а сжимало сердце тоской и безнадежностью. Значит -Единый начал новый этап борьбы... Можно опять уйти в добровольное изгнание, запереться в подвалах, погрузиться в пучину вод или темные сырые пещеры... Но тогда не решится вопрос, а снова отложится на неопределенное время. И все равно рано или поздно прийдется сразиться. Ну почему так все просто и бездарно? Почему надо убивать своего создателя лишь затем, чтобы защитить от него созданный тобою мир?! Неужели в этой седой вселенной так и не прибавилось ума?

— Учитель! — голос прозвучал от двери. — Я отправляюсь в путь. Ты столько учил меня смирению, но надо и меч не забывать, особенно если враг иного пути не понимает!..

На голове говорившего чернела стальная вороненая корона — подарок Мельтора.

Учитель повернулся к своему Ученику, устало опираясь рукой на подоконник.

— Я не желаю его гибели... Ты ведь знаешь, что когда-то он создал меня... Тогда он был Творцом, а я — ошметком чьей-то души, разорванной и разметанной по всей вселенной. Он дал мне новую полноценную жизнь, он обучил меня законам Творения, и даже первый Мир мы творили вместе...

— Это который же? — скептически улыбнулся Макс.

— Ты знаешь... Он со своими помощниками сотворил прекрасный Поток, мелодичный фон, равномерный и мощный. А я внес в него Искажение, и тем овеществил Мир. Это как голограмма, основой которой — когерентный поток, а само изображение — искажения, внесенные в эту гармонию...

— Я тут подслушал край вашей беседы и смею внести свою лепту в создание этого диалога... — донеслось из-под окна.

Мельтор и Макс Второй выглянули из окна. Внизу стоял тощий парень в камуфляже и с лютней за спиной. Голову его украшал зеленый же берет с торчащим из него цилиндром авторучки. Увидев Мельтора, незваный гость чуть усмехнулся:

— Не волнуйтесь, я не занимаюсь более заключением сделок! Как говорится -

Здесь нет Товара, нет Купца,

Пустите в гости молодца!

— Ну, заходи, Саттарис, — усмехнулся Мельтор.

Человек в зеленом тут же оказался в комнате. Поправив съехавший на ухо берет, он изящно поклонился и заявил:

— Сатоурис. Менестрель Сатоурис, смертный и гордящийся этим!

— Выкупил, значит, душу-то, а? — усмехнулся хозяин замка.

— О, это давно. Примерно тогда же, когда Нарака превратилась в Крысиный Рай... И с тех пор я честно инкарнирую, наслаждаясь этой стороной бытия... Так вот, о вашем споре... Ой, то есть о вашей высокоученой беседе. Я бы сравнивал Творение не с голограммой, а с Творением... только по-китайски. У них есть хорошая фраза: вся гармония в мире — это круговорот энергии Чи, а материальные предметы — это искажения, внесенные в этот круговорот... Так что все было правильно: Единый с помощниками создал тогда поток Чи, а ты принялся лепить из него задуманное вами. И, если я правильно помню священные квэнты, то первый раз Единый недоработал гармоничность Потока, так ведь? И потому ничего не сработало. Но он был уверен, что стоит попробовать еще раз, и развил ту же самую тему, но с вариациями. Он так был рад простоте решения, что лик его просто сиял от счастья. Но увы — ошибка была в Теме, а не в аранжировке... И потому вторая попытка искажения темы тоже не дала результата. И тогда Единый стал серьезен и начал совершенно новый Поток. На этот раз вполне удачно, и твое, Мель, Искажение достигло цели, ведь было что искажать... И когда Мир родился, Единый провел "разбор полетов", он ведь верил, что все, им сотворенные, мечтают стать Творцами Миров, и потому подробнейше описал им, как Искажения творят среди общей Гармонии те или иные предметы, вещи, явления, существ... Увы, уже тогда не все поняли, о чем он говорил... А уж во что это превратилось, когда недопонявшие его принялись пересказывать это ну совершенно ничего не понявшим Эльфам, а те в свою очередь через множество поколений пересказали это все хоббиту, перенесшему сии истории в своем уже изложении на Всеобщий Язык... Я уж не говорю, что затем со Всеобщего книга того хоббита, попав на Землю, сперва была переведена на английский одним почтенным профессором филологии, а затем... Затем ей совсем не повезло: на другие языки ее зачастую переводили совершенно несведущие даже в английском, не говоря уж о Всеобщем или эльфийском... Впрочем, к тому времени от первофраз Единого в тексте не осталось ни буковки... Вот только одного я никак не могу понять -какого гремлина Единый затем санкционировал высылку тебя, Мель, за Грань его Мира, а? Э, а куда вы подевались-то?..

Едва Сатоурис договорил свой монолог до середины — Учитель и Ученик были уже далеко, в иной зале.

— Ты можешь питать к золоторожей твари сколь угодно родственные чувства, — начал Макс, — Но я желаю спасти этот мир, пока не все города еще обезумели. Так что не спорь — я пойду и сражусь с ним. Благослови меня на этот бой и этот поход. Впрочем — знай, что ежели не благословишь -пойду и без твоего благословения. Судьба мира мне дороже, и поэтому я пойду, даже если ты меня проклянешь...

— Я пойду с Повелителем Воинов, — из коридора появилась пылающая балрогесса.

— И я... — это балрог, рассказывавший истории о Драконьем Городе.

— И шуты порой побеждают... Я тоже пойду! — Женька подошел к Максу. — Мы вместе сюда пришли — вместе и на бой отправимся. В конце-концов, я единственный, кто хоть что-то сумел существенно повредить Единому...

— Это заговор... — вздохнув, улыбнулся Мельтор. — Благословляю вас, и знайте — вы будете не одни... Но пока я остаюсь здесь, мне надо еще посетить одного моего очень старого знакомого...

И, проводив глазами маленький отряд, распахнул крылья и заскользил на север, к цитадели Магистра Ирлана, оставив всеми забытого Сатоуриса в гордом одиночестве посреди новенького замка.

И на пути маленького отряда встречались маленькие города. И уже попавшие под Нашествие, тоскливые и унылые. И еще не знающие об охватившей планету беде. И в таких городах Макс и Женька рассказывали услышанный от Лата рецепт — о жестяных коронах, способных спасти от гнева обезумевшей металлической пчелы и ее свиты. И некоторые верили им...

И все чаще Макс ругал последними словами и местных странников, и картографов с Земли.

— Что случилось? — Женька заглянул в карту, но ничего не понял в переплетении линий и цветов.

— Что случилось?! Что случилось, говоришь?! Да это уже восьмой провинциальный городок, не нанесенный на карту! Такое ощущение, что все о них просто забыли! А ведь сразу видно, что им не одно столетие! Я еще понимаю — карты местных, тут и рассеянность, и политические мотивы могут быть... Но карты землян — это снимки со спутников! Так какого пьяного ежика тут ничего нет?!

— Не все ли равно? — хмыкнул Женька. — А, может, их облака закрывали, когда съемка велась...

— Облака сейчас не помеха...

— Ну, не облака, так что-то другое... А ты знаешь — мне нравятся эти города... Они такие уютные, тихие...

 

Глава 17

Они появились внезапно — Тихие Города. Возникли из ниоткуда, словно грибница ожила после золотого ливня и выстрелила гроздья опят, прилепившихся к трухлявым пням гор, боровиков под сенью водопадов Матери Всех Рек, сыроежек посреди сырости лесов... Города, словно призраки пришедшие ниоткуда, но живущие своей давно устоявшейся жизнью, мирной и провинциальной. Как будто кто-то сдернул Невидимый Полог, открыв взору ранее спрятанную цивилизацию...

В таких городах невозможно отделаться от ощущения, что вернулся в детство. В свое детство, светлое и идеализованное. Там, где невозможны беды, а огорчения — ненадолго и не всерьез...

— Они вышли из расслоившегося пространства... — сказал незадолго до бегства на Дорогу Лат. — Из огня да в полымя...

Изначальный не пояснял своих слов. Просто он избегал посещать Тихие Города, хотя в каждом из них — его знали. Особенно дети.

Здесь не было благоустроенности Земли, но был уют. Здесь не было воинственности средневекового Риадана, но никому и в голову не приходило напасть на Тихие Города...

Блики света луны на воде,

Что дорожку проложат в "нигде"...

Невозможно забыть никогда

Тихие Города...

Из Чертогов исторгнуты вглубь...

Убежать? Умереть? Уснуть?

Снова уйдут в никуда

Тихие Города...

Эти строки были карандашом набросаны на клочке бумаги, забытом Латом между страниц книги с желтым летящим клипером на обложке.

Старая бумажная книга в мягкой обложке — все, что осталось от Лата и его Отряда на Рокласе.

Сперва все казалось игрой: завесить желтой шторой единственное окно и выйти в звенящее цикадами Новолуние. Шагнуть в пустоту — и вдруг ощутить ее упругость. И вместо дощатого тротуара ступить босыми ступнями на прохладу шершавых плит, протянувшихся до горизонта. Холодок ознобом пробежал по позвоночнику: сверху — вниз, а затем снизу — вверх... И за последним толчком холодка пришло Зрение. Дорога уходила до горизонта, но обочины ее обрывались в пустоту, за которой мелькали огоньки звезд — не чуждые, дальние и холодные, а теплые и ласковые, они лучиками своими гладили ступивших на Дорогу ребят, обещая им свое покровительство и любовь...

И тогда лишь ребята постигли: это всерьез!..

И с радостью приняли они новый поход, предвкушая, как вернутся домой и расскажут оставшимся там о своем удивительном странствии.

И сколько времени пролетело — не ведал никто, ведь на Дороге не хочется ни есть, ни спать. Усталость не трогает Идущих По Дороге, и путь их светел, хотя и не видно светил. Но не может же быть, чтоб свет звезд освещал все вокруг ярче Солнца... И не стареют они, словно на землях достославного Авалона...

Лат резким движением выбросил вперед напряженную руку и отломил кусочек тонкого лучика, мгновенно превратившегося в горящий окурок, и невольно поморщился: никак не удается ему вытащить целую сигарету, пол-сигареты успевает сгореть до того, как оторвется от звездного луча. Есть-то, конечно же, тут не хочется, пить — тоже. А вот курить... Правда, тут возникает еще одна проблема: делать это надо втихаря, чтоб пацаны не приметили. А то... В общем, о каком примере тогда б пошла речь?!

Вообще-то идею выхватить что-нибудь из Пространства преподнес Севка: когда на его любимой гитаре после особо резкого аккорда лопнула струна, он, прервав игру, мотнул рукой в сторону и со скрежетом вытащил прямо из пустоты новенькую серебряную струну. Сбросил прямо на ноздреватый ракушечник плит обрывки старой, вставил новую и осторожно завертел колки, настраивая инструмент.

— У Кио выучился? — хмыкнул Лат.

— У Софии Марчес, — огрызнулся Севка. Он был чуть сердит и не хотел вдаваться в подробности. А причина для сердитости была вполне серьезная: новая струна пела звонче и громче своих сестер и нарушала тем благозвучие аккордов.

— Прийдется и остальные менять, — то ли спросил, то ли посоветовал Стаська.

— Сам знаю, — огрызнулся Севка и выдернул из пространства еще одну струну. Лат насторожился. Он внимательно присмотрелся к пальцам музыканта, и на миг показалось ему, что под пальцами Севки блеснул лучик звезды. А затем лучик надломился — и вот уже зазмеилась в руке третья струна.

Шестая струна вылетела с таким басовитым ревом, что Командор поморщился, а Генка сказал:

— Ну все, хватит Пространство насиловать!..

— А у меня и так не семиструнка, — Севыч бросил старые струны рядом с обрывком, но Сурен аккуратно поднял их и, смотав вокруг ладони, сунул руку в карман.

— Дети, не сорите в общественных местах и на дорогах, — паясничая и обращаясь к Севке, заявил голосом сердитой тетушки-воспитательницы Антон. Данька с Митькой прыснули со смеху, и эхом отозвался хрустальный звон: это запели-зазвенели струны звездного серебра. И словно разбуженный ими, на Дороге возник Замок. Он стоял чуть сбоку от пути, но опущенный мост и поднятые решетки ворот беззвучно приглашали войти. И если ты даже не нуждаешься в покое и уюте, то разве оставит тебя равнодушным загадочный зов средневековья?

 

Глава 18

В Замке оказалось тихо и даже уютно. Безлюдные галереи и утопающие во тьме своды не пугали своим величием. Напротив — они обещали что-то, скрывающееся вдали.

В нишах стен скрывались блестящие рыцарские доспехи, и Темка шлепнул ладошкой по одному из них. Гулкий звон метнулся под сводами, угасая вдали.

За поворотом открылась тяжелая дверь, а за нею — сокровищница. Похоже, что сюда не одно поколение бросало свои безделушки. Сундуки жемчуга и самоцветов, золотые россыпи... Николка подбросил жменю тяжелых монет, наслаждаясь приятным звоном.

— Эх, в Городе бы нам столько — и дом свой для Отряда купили бы, и яхты новые приобрели! А фильмов-то, фильмов сколько можно было бы снять!.. — малыш мечтательно прижмурился.

— Ага, и заодно объяснял бы всем, что не грабил ни банк, ни ювелирный магазин... — Антон и тут встрял со своей "бочкой дегтя", которая в его словах приходилась на ложку лишь меда.

— Ну и объяснил бы, ну и что?

— А то, что реквизировали бы все. "Для музея!"

— Ну, эт' бы уж не рек-квизировали б-бы, — Кирилл достал из угла изящную боевую шпагу со старинной витой рукоятью. Древний клинок покоился в скромных кожаных ножнах, но засверкал, едва лишь его извлекли на свет.

— Положи, — попросил Лат, хотя было видно, что и Изначальному самому не терпится взмахнуть подобным клинком, но он себя сдерживает, — Не мы сюда поместили его — не нам его и брать...

За сокровищницей длинный коридор привел ребят в давно уже опустевший, но не утративший своего блеска Тронный Зал. То, что зал Тронный, выдавало, пожалуй, лишь наличие самого трона. В остальном же — Лат почему-то улыбнулся такому сравнению — Зал напоминал раззолоченную крысиную нору.

И словно в продолжение мыслей на трон прыгнула здоровенная серая крыса. Лат вздрогнул и от неожиданности моргнул. Крыса тут же исчезла, а на троне оказался высокий и полный остроносый человек с улыбчивым лицом, наряженный в серую мантию с золотым и серебряным шитьем. На голове его сверкала корона.

— Приветствую странников, забредших сюда, — мягким голосом проговорил он.

Лат нервно оглянулся. Судя по тишине и открытым в изумлении ртам, ребята видели то же, что и он сам. Король же тем временем продолжал:

— Надеюсь, что вы прибыли, чтобы пополнить собою число моих подданных?

— Я не очень огорчу Вас, Ваше Величество, если скажу, что даже не знаю, какого Королевства Вы Король... — нарушил молчанье Антон.

— Не очень, ибо Я могу и ответить: Самого Счастливого Королевства В Мире! И в доказательство искренности и благих моих намерений к вам вне зависимости от принятого Вами потом решения я хочу в качестве подарка Вам предложить выбрать все, что вы пожелаете, из сокровищницы моей!

И вскоре ребята в сопровождении Короля вышли в коридор, ведущий к сокровищнице. Но теперь пустой прежде коридор был заполнен стражниками в серых одеждах из плюша. Они парадно стояли, вытянувшись в струнку у стен и сжимая длинные алебарды. Неподвижные и...

— "И похожие, как две капли помоев!" — с ухмылкой мысленно процитировал старую пьесу Лат.

— Выбирайте, что хотите! — широким жестом Король обвел всю сокровищницу, едва лишь они ступили внутрь. Он явно ожидал, что ребята налетят на золото с бриллиантами. Но Кирилл тут же кинулся к ранее облюбованному клинку. Да и остальные ребята последовали его примеру, разглядывая извлеченную из-под груды золота древнюю сталь. Клинков оказалось немало.

— Может, возьмете что поблагороднее? — спросил их Король. — А то с такими ржавыми железяками уходить из Замка как-то неудобно. Хотя, — добавил он, чуть подумав, — Стоит ли уходить вообще?..

— Ну, уйти-то отсюда — не проблема, — заявил вдруг Антон и начал читать такой стих:

В моде красное и серое,

В городах воняет серою,

Дорожает злато-серебро,

И молчанье — золото!

Все красивые и смелые

Обросли добром и семьями,

Пожинают, что не сеяли...

Король жестом прервал говорившего и продолжил:

...Опасаясь голода.

Отмечайте дни рождения,

Слушайте предупреждения,

Постарайтесь в наслаждении

Жить, покуда молоды!

Бега лет не задержали мы,

И царевны стали жабами;

Зерна истины — державами

В муку перемолоты.

А в ответ на эти жалобы

Не услышать даже ржания;

Смерть махнет косою ржавою,

Жизнь — серпом и молотом.

Затем усмехнулся и, пожав плечами, добавил:

— Один раз от меня уже уходили этими стихами. Второй раз не выйдет!

— Интересно, что случилось с уходящим первым?

— Ничего! Взял и ушел! А что я ему могу сделать: в конце-концов, сын он мне или не сын?! Сын!

— Сына помиловали. А нас?! — вопрос Антона заглушил очередное ехидство Севочки: — В конце концов среди концов мы наконец нашли конец.

— А вам кто-нибудь угрожает?! Тю! Вы же мне гости! Я просто говорю, что дважды одно и то же заклинание тут не действует!.. Так что если желаете уйти-исчезнуть с треском и спецэффектами — придумайте что-нибудь посвежее. И без пошлостей, пожалуйста, Всеволод.

— А он у нас штатный Ржевский. В смысле — Поручик... — Данька легко уклонился от подзатыльника, и Севка со всего маху заехал ни в чем не повинному Темке. И ей-богу, не будь рядом Короля — завязалась бы драка. А так Тема лишь показал из-под тишка кулак, мол — ладно-ладно, я тебе после припомню... Если вспомню...

— Но — мы отвлеклись, — улыбнулся Король, — так может — возьмете себе что другое? Смотрите: рубины, алмазы, бриллианты, прозрачные, как слеза младенца! А вот — золотая чаша. Или диадема-венок из золота с серебром! Есть жетоны, браслеты, Кольца!.. Есть прекрасные статуэтки! А вы выбираете это железо, словно боитесь, что я пожалею дать вам что-то более существенное и драгоценное. Я же могу и обидеться, не считайте меня жлобом!..

— Никто и не считает. Просто детей всегда тянет к оружию, — Лат улыбнулся, — Это же РОМАНТИКА! — а в сознании бьется: "Поверит или нет?! Только б не заподозрил..."

— Детей тянет к военным игрушкам? — Король усмехнулся, успокаиваясь. — Ну что же, пускай поиграют.

Обвитые черненой кожей рукояти удобно легли в ладони.

— Что-то не верится, что для них это игрушки, — Король прошептал это так тихо, что никто не услышал. А вслух произнес: — Добро пожаловать в Обеденные Покои, стол уже накрыт.

Блюда разносили слуги, одетые в тот же серый плюш, что и стража, только скроена одежда была несколько иначе. Подобострастное выражение не сходило с их лиц, а острые носы наводили гнетущие мысли о крысах.

Пахло жареным мясом и диковинными соусами, ароматы тропических фруктов вплетались в этот запах, будя аппетит. Ребята замерли на своих местах, проклиная в душе все эти правила дворцового этикета, не позволяющие тут же накинуться на еду. Король тем временем встал со своего места и, покачивая золотым кубком в правой руке, напыщенно произнес:

— Господа! Мы, Властью Единого Король этой страны и всея окрестностей от тьмы внизу и до подзвездных чертогов отныне и присно — Мы объявляем начало праздничного банкета в честь Великого Командора и его славных спутников! И хотя скромность избравших Дары достойна всяческого почитания, но Мы хотим надеяться, что хоть в еде вы не будете столь умеренны! И первым тостом своим я желаю провозгласить: В давние времена жил прекрасный художник и скульптор. Был он беден, и потому ваял лишь из гипса. Но так прекрасны были его фигуры, что казались живыми. И отказывался при том он от помощи богатых своих почитателей, но как-то те собрались вместе и принесли ему золото для создания новой скульптуры. По молодости он было не согласился, но уговорили его. И что же? Прошли века. Дожди размыли гипсовые творенья, а вот золотая статуэтка жива и поныне, и лишь по ней знаем мы о чудо-мастере минувших эпох. А не было бы у него богатых друзей, давших ему сей металл -никто б и не вспомнил о нем! Так выпьем же за вечную нашу дружбу и сотрудничество в этом подзвездном мире и за его пределами, ибо что может быть чище дружбы, особенно если это дружба между Власть Имущими и Юностью!

Король вновь утонул в своем кресле и ребята потянулись было к тарелкам, когда поднялся со своего места Лат.

— Негоже оставлять доброе слово безответным, — сказал он, придерживаясь манеры Короля, — И посему я ответное слово держать желаю.

— Дозволяю, говори!

— Странно было бы говорить что-то кроме хвалы Государю, столь почетно принявшему нас, и я желал бы усладить слух Вашего Величества словом о Дружбе.

Когда проза сменилась стихами — не заметил никто. Просто речь вдруг приобрела ритм и завершенность, а слова ушли так далеко от начального "замысла", что Обеденный Зал подернулся рябью.

Этой ночью песне не спится,

Ну никак не может уснуть,

Непременно что-то случится,

И — хорошее что-нибудь...

Непременно узнаем радость,

А какую — не угадать.

И опять будут листья падать,

И в окошко звезды стучать...

Провожая минувшее лето,

Облака поплывут по реке,

И знакомая радуга лентой

У меня взовьется в руке...

Успокаивающая и безвредная, песня тем не менее вырвала ребят из Королевства, но — никуда не могла увести, и они словно парили между Дорогой и Замком. И тогда ослепительной молнией ударили в зыбкую тишину звездные струны, и та раскололась залихватским маршем. Осколки миража, разбиваясь, заглушали часть песни, но она звучала, все уверенней и увереннее:

...Чтоб каждый по городу гордо шел,

А сбоку звенела шпага!

Тогда б не бросали на ветер слов

Без должного основанья,

И было бы меньше клеветников,

Болтающих на собраньях!

Песня рвала Пространство, все набирая силу. Из-за плюшевых портьер ринулись Серые Стражники, но никого не смогли ухватить: ребята исчезали, словно таяли в воздухе. Стрелы из арбалетов Охраны напрасно дырявили стены, пролетая сквозь исчезающих гостей и не причиняя им никакого вреда. Звон тетивы заглушил гитару, но лишь смолк он — и тут же из пустоты вновь донеслись Севкины переборы и голос Лата:

...Врагу в перекошенное лицо

Надменно швырнуть перчатку!

— Упустили!!! — Король поморщился, словно ему и впрямь швырнули перчатку в лицо. А затем свирепо глянул на столпившихся слуг:

— Жратву на помойку! Не стану же я есть отравленное! И вам не советую, ясно?! Мне мои слуги живыми нужны! А это, — кивок в сторону стола, — я приготовил для НИХ!.. — и он швырнул кубок в стену.

А на Дороге все звучала песня:

Как это было бы хорошо:

Чтоб в людях жила отвага,

Чтоб мальчик по Городу гордо шел,

А сбоку звенела шпага,

Чтоб мальчик по Городу гордо шел,

А сбоку звенела шпага!

Отзвучала гитара, и вслед за ней кто-то из малышей вопросил:

— Зачем?

— Что зачем? Шпага?

— Нет, зачем ты увел нас оттуда?

— Есть одна странность: на Дороге НИКОГДА не хочется кушать, а тут голод прорвал и меня. Это не могло случиться на Дороге и в Приграничном Пространстве. Это было во-первых. Во вторых — неужели же вы не заметили, как он посмотрел на вас, когда среди дорогих безделушек вы выбрали именно клинки?! Взгляд мещанина и обывателя на Рыцаря. Причем — взгляд Напуганного Обывателя! И, наконец, в-третьих — по дворцовому этикету специальные люди в присутствии монарха вкушают часть пищи со стола, дабы доказать, что она не отравлена. Вы заметили хоть одного такого слугу на банкете? То-то же и оно! Правда, есть тут и одна неприятность: я, честно говоря, не рассчитывал на такой потрясающий эффект от песни, и запел я сперва просто чтобы оттянуть время, пока придумается что-то получше...

Тогда-то Изначальный и дернул машинально рукой, впервые выудив окурок из подпространства. Сколько времени прошло с тех пор, а доставать целую сигарету из звездных лучей он так и не научился...

 

Глава 19

Мягким кошачьим мехом ночь окутала Город. И заснули даже те, кто готов был наслаждаться радостями жизни часов так двадцать семь в сутки. И тогда в Город вошел Кошак — высокий ладно скроенный негр с огненно-рыжей шевелюрой. Разумеется, звали его не Кошаком. Имя было у него совершенно другим. Но прозвище, подброшенное ему кем-то из друзей, прилипло намертво. И никто уже не помнил, за что же его "наградили" таким "званием". То ли за бесшумную походку, то ли за кошачью пластику и грацию...

На поясе у Кошака висел черный лаковый футляр, напоминающий длинную трубку, на шее болтался серебряный амулет-талисман с изображением Святого Бегемота, сжимающего свой верный примус.

Кошак крался неслышно, но если б кто ему сказал сейчас, что он крадется, то в ответ наверняка услыхал бы удивленное:

— Я крадусь?! Да я просто иду!

И, что самое удивительное — это было бы правдой. Ибо действительно легкость движений была лишь следствием многолетней привычки. Но — никто не отвлек его от мыслей своим утверждением, а посему юноша растворился в темноте ночного города так же внезапно, как и появился...

А вслед за ним на улицах появились еще полуношники: подросток в плаще из собственных крыльев и мальчишка с белыми льняными волосами. Куда они спешили? Кто разберет в этом диком полусумасшедшем городе, с его механическими шагами взрослых, с исчезнувшими внезапно детьми?..

И хотя пути их не пересеклись с Кошаком — не судьба — но блеск мириадов огоньков, слагающихся в созвездия, ласкал им сердца и делал их походку упругой и тихой.

Пройдя мимо самолета-истребителя, навеки застывшего на своем постаменте, они зашли за приземистый двухэтажный универмаг и через заброшенное поле дворового стадиона пошли к жилым домам неподалеку, спугнув какую-то зверюгу, метнувшуюся от них с быстротой молнии и лишь зашелестевшую в траве. То ли крысу-переростка, то ли котенка...

— Феникс, надо найти Лата... Боюсь — без помощи Изначального нам не справиться...

— Боюсь — не получится у тебя, Том...

— Но почему? Почему?! Потому лишь, что Лат запретил ребятам из Отряда встречаться со мной?

— Нет, просто они посбегали на свою Дорогу. Все до единого.

— С точки зрения Лата это разумно: увести детей подальше от этого маразма...

— С точки зрения... Подальше... А не кажется ли тебе, что бежать -значит предать свой Город? И что тогда стоят все благородные рассуждения о Долге и Чести, о Разуме и Порядочности?!

— Но спасти от духовной гибели сотню пацанов — это тоже немало. В конце концов это можно рассматривать не как бегство, а как планомерное отступление с целью сберечь души тех, кто сможет затем вернуться и возродить Город.

— Если будет что возрождать. Похоже — не нам бездельничать в этом месте и в это время...

— Ладно, Феникс... Я сейчас на Пристаня, посмотрю, что там осталось от Командора и его Отряда. Может — найду какие-нибудь следы...

— Не задерживайся, Томми.

— Я ненадолго. Встретимся на площади через час?..

* * *

В штаб-квартире "Звездного Ветра" — запустение, и только ветер прибрежный гуляет в опустевших коридорах и комнатах, шелестит страницами книг... Гоняет из угла в угол листок, исписанный неровным почерком. Серебрятся под светом звезд линии карандаша, складываясь в слова:

Тихие города...

Старые города,

Где травы ростом с мальчишек

Под крепостными стенами

Спят...

Сколько там спрятано тайн!

Мне бы их все узнать -

Каждую сделать рассказанной сказкою...

И вот

я по солнцу бегу

С живою сказкой в ладонях!

Мчится

навстречу мне

синий

безоблачный

день!

И вдруг -

На пути

Черной чертой

Чья-то ложится тень!

Чья-то недобрая тень!

Что же мне делать, как же мне быть?

Тайну забыть?

Сказку отдать?

И убежать,

Чтоб не догнала беда?

А куда?

...Тихие города...

...Тихие города...

Теплые города,

И сколько хороших людей в них,

Сколько верных товарищей

Там...

Мне бы их всех позвать!

Мне бы их всех собрать!

Каждому сделать что-то хорошее...

И вот

Мне навстречу бежит

Мой самый лучший товарищ!

Друга

надежней, чем он,

в Мирах

не найти!

Но вдруг

Между ним

И между мной

Кто-то встает на пути

Так, что не обойти.

Что же мне делать, как же мне быть?

Клятву забыть?

Друга предать?

И убежать?

Нет, не уйти никуда?

Никогда?

В тихие города...

Листок так и не попадется в руки Тому, ветер вынесет его в разбитое окно раньше, чем мальчишка войдет в опустевший зал. И — поплывет серым корабликом беглый стих, растворится в потоках вод...

* * *

Солнце только выплывало из-за куполов домов. У здания мэрии, а точнее — у этого переплетения дубовых стволов, превративших административное здание в одну из городских диковинок, пронесся небольшой вихрик. Он поднял придорожную пыль и грязь, словно расчищая для чего-то площадку. Неожиданно часть тротуара, кусок газона и воздух над ними стали неописуемо искажаться. Кажется, взбеленилось само пространство. С глухим шуршащим потрескиванием оно разверзлось, открывая бархатисто-черный тоннель из ниоткуда.

Из этой пространственной аномалии под лучи восходящего солнца шагнул человек. На нем был неестественно черный, похожий на военный, костюм и такого же цвета плащ, у ворота застегнутый лилового металла фибулой.

Человек огляделся. Возможно, кто-то и узнал бы в пришедшем шефа Четырнадцатого Отдела, но на улицах было безлюдно. Ночной Патруль за эти дни подобрал зазомбированных горожан и переправил их в безопасные места. Но, видно, не всех — из-за поворота появился человек в старом джинсовом костюме, с рюкзачком за спиной и гитарой в руках. Он бессмысленно перебирал струны, извлекая из инструмента тихую какофонию.

Загорский обернулся на звук. Но человек не остановился, в удивлении уставившись на фиолетовое свечение-марево, заменявшее левый глаз СБ-шника. Он продолжал идти, грозя вот-вот столкнуться с дорожным знаком.

Не говоря ни слова, Яромир подошел к путнику и остановил его рукой. Тот послушно встал перед пришельцем, продолжая мучать гитару. В его голове не было ни единой мысли. Даже искусственно спровоцированные воздействием Загорского, они тут же угасали. Мозг знает только "идти" и "играть". СБ-шник сжал ладонями голову скитальца и напряг все свои способности, чтоб возвратить того в полноценную жизнь. Но ответом на его действия была пустота души. Мозг чист, словно отформатированная дискета. Ни мыслей, ни рассудка -полная информационная пустота. И только, как последние оплоты былой памяти, остались "идти" и "играть".

Яр усадил ходячего кататоника на бордюр тротуара и направился внутрь мэрии. Здание было совершенно безлюдно. Лишь одинокая пальма — жертва эльфийской магии и коррекции Рабиновича — сиротливо бродила по опустевшим комнатам. Постояв у входа, Загорский сознанием пробежался по всем этажам -пусто. Он развернулся и вышел.

По ту сторону мэрии, прямо посреди клумбы, валялась на боку яхта Малдера. Где же этот оболтус? Неужели бродит где-то по свету подобно этому безумному скитальцу с гитарой? Из кармана Яромир достал гоблинский шарик. В хрустале палантира появился лес. Дэвид бесцельно продирался сквозь заросли. Незрячими глазами искал что-то, чего и сам не знал. Не думал... А Альфа? Она тоже стала такой? В ответ на эту мысль в шарике возникла каминная зала Черной Башни. Альфа что-то говорила Сашке. Тот явно отнекивался, то и дело кивая в сторону Бертрама. Сцена заставила Яромира усмехнуться: жена занимается своим любимым делом — доводит окружающих болтовней. Значит -порядок.

Одним жестом Загорский начертил в воздухе квадрат и в образовавшийся портал шагнул навстречу Малдеру.

Да. И он — тоже. Но можно ли помочь? Яромир не мог. Сам не мог.

На правой руке из-под рукава сверкнул черного металла браслет с семью разноцветными кристаллами. Один из них, тот, что синий, сверкнул бирюзовой звездочкой и вновь открылся черный тоннель вспоротого лучом пространства.

Увлекая за собой Малдера, Загорский шагнул туда, откуда только что вернулся: там помогут. Должны помочь.

Другой конец тоннеля Межмирья вывел в холод изумрудных стен Портального Зала. Сияющие синевой квадраты Исказителей нервно потрескивали, нарушая тишину нижнего яруса. Внезапно в центре зала появился бесплотный фантом Гральда.

— Я вернулся за вашей помощью, — Загорский начал первым.

— Я уже вижу... Это будет сложно... — прозвучал ответ Новатора, но в его тоне чувствовалось обещание. — Я жду тебя в основной лаборатории. Тебя и твоего подопечного.

— Видать, не суждено мне так скоро вернуться домой, — посетовал вдогонку растворяющемуся фантому Яромир.

 

Глава 20

Замки — это, видимо, страсть Дороги, не известная почти никому. Но уж если попасть в струю — тогда держись и не жалуйся! Давно ли сбежали из Замка Крысиного Короля — а впереди новый маячит. Странный такой Замок, асимметричный весь, одни башни выше, другие ниже... Вал почти срыт, ров зарос сорной травой.

Обжегшись на молоке — и на воду дуют. Не избавившись еще от прошлых своих впечатлений, ребята хотели было миновать и эту громаду, но любопытство превозмогло. Или не любопытство?

Может, все проще? Что сделать, если посреди поля, где вы идете, стоит замок, куда вам идти неохота? Разумеется — обойти его стороной. А как вы думаете обойти Замок, если Дорога убегает под его основную арку и пронзает каменную громаду насквозь?! Обойти?! Интересная мысль! Но не стоит забывать, что края Дороги обрываются в межзвездную пустоту и по вакууму, как известно, пешком не ходят... Вот и пришлось войти в этот Дорожный Замок...

И тут же раздалось хлопанье крыльев. Стремительная тень пересекла двор и вдруг нечто огромное буквально упало сверху. Это напоминало огромную белоснежную взлохмаченную птицу, но почему-то с четырьмя лапами. Большего никто заметить не успел, кидаясь в ближайшее укрытие под навес. А сверху загремел звенящий, но приятный голос:

— Поберегись! Я приземляюсь!.. Зашибу-у-у!..

— Что это?! — Сурен старался говорить шепотом, но пришлось-таки повышать голос: иначе слова терялись в хлопанье крыльев.

Ответить никто не успел, да это и не понадобилось: посреди мощеного булыжником двора, пересеченного оранжевой плиткой Дороги, грузно плюхнулся белый дракон. Он был огромен — метров тридцать от головы до хвоста. Левое крыло он поджал к телу, а правое грациозно уложил поперек дворика.

Все молчали, когда вперед вышел Лат. Он обратился прямо к дракону и, кажется, нисколько его не боялся:

— И давно ты так людей пугаешь?

— Так — впервые, — смущенно-сердито ответил дракон, выделив первое слово. — Впрочем, я не рассчитывал, что кого-нибудь напугаю, я кричал просто так, для профилактики!.. Потому что когда ни прилети -обязательно кто-нибудь тут тусуется!

— Профилактика удалась, — хмыкнул Лат, но Данька его перебил:

— Да тише ты, Командор! Ты что, не видишь, что он ранен?!

Теперь всем ребятам стало видно, что из-под распростертого на булыжнике крыла течет кровь. Митьке мгновенно стало дурно: его всегда мутит при виде крови. Изначальный полез в свою походную аптечку, а Севка обошел дракона и присел на корточки, осматривая рану. Сделать это было сложно — пришлось заглядывать под крыло, практически касаясь головой земли, но просить дракона приподнять крыло в подобной ситуации Севка посчитал неудобным.

— Да не возитесь со мной, — смущенно попросил дракон, — Я рану вылижу — и само заживет...

— Не думаю, — Севка показался озабоченным, — Антон, подойди! Что ты об этом скажешь?

— Далеко так летел? — спросил Антон у дракона.

— Километров пятьсот... — ответил дракон.

— Тогда скажу, что удивлен. С таким осколочным ранением нельзя пролететь ста метров!

— Я терпеливый...

— Даже слишком. Только теперь — приподними крыло и потерпи еще: надо извлечь осколки, — Антон был серьезен и деловит. Явно — лечить раны ему было не впервой. Не обращая внимания на текущую кровь, подросток вцепился в торчащий кусок зазубренного железа и каким-то хитрым образом качнул на себя. Выскочивший осколок звякнул по камням. За ним полетели второй и третий. Дракон терпеливо стонал. И только раз пронзительно тонко крикнул: когда Антон отдирал присохшие с кровью смятые перья, попавшие в рану. Затем, взяв у Лата бактерицидку, подросток обратился к дракону:

— Можешь орать, сколько влезет, но не дергай крылом: сейчас будет очень и очень щипать...

Дракон не заорал. Он только старательно сопел, совсем как мальчишка, которому мажут коленку зеленкой... И длинные перья гривы колыхались в такт легкой дрожи, пробегавшей по огромному телу.

Перебинтовать крыло было практически невозможно, так что пришлось ограничиться пластырем.

— Ты сказал, что тут постоянно кто-то тусуется, — спросил Лат. — Это ты про местное население так?

— Не-а! — дракон прикрыл глаза. — Дело в том, уважаемый Командор, что местное население — это я и есть! Это наш родовой замок!.. А вот в гости заносит сюда почти всех Ходящих-По-Дороге, а это в нынешние времена, согласитесь, не редкость...

— Соглашусь. Но с каких пор Дорога пустила на себя драконов?! Ваше племя, вроде бы, она не очень-то жалует!

— Жалует! Правда, не всех драконов, а только представителей нашего Клана, да и то после того, как Святая Евгения замолвила за нас слово...

— Вам везет на ее покровительство...

— Ага! А ей везет, что мы любим позировать перед ней: у нее прекрасно получаются наши портреты!..

— Это заметно — я видел их на открытках, — улыбнулся Данилка, — Но, правда, всегда был уверен, что это — воображение художника.

— Теперь увидел — воображение или нет... — дракон блаженно жмурился: тепло Севкиных рук прогревало крыло, изгоняя боль из заживающей на глазах раны. Неясно было, что сыграло здесь большую роль — живучесть и особенности организма дракона или экстрасенсорные способности Севки.

Санька тем временем брезгливо оглядел булыжный дворик:

— Кровищи-то натекло! Теперь не отдраить!

Дракон обернулся к ребятам:

— Генка, набери в свою фляжку моей крови.

— Зачем?!?!

— Крыс пугать, — уклончиво ответил дракон, но ребята правильно почувствовали подтекст. Так что Гена, поправив свои очки с "дальнобойными" стеклами, вылил на камни воду, опорожняя флягу, и набрал драконьей крови по завязку, под самую крышечку. И, только он успел завинтить пробочку, как остальная кровь ярко вспыхнула и заполнила на мгновение все пространство вокруг алым сиянием. И — ни следа крови на камнях!

— Теперь Крысы в замок не сунутся, — самодовольно заметил дракон, но, заметив недоумение на лицах ребят и Командора, пояснил: — Барьер! И если понадобится — смочите двери и окна вашего дома этой кровью — и Крысы до утра туда не войдут...

— До утра? — Митьке так полегчало с исчезновением крови, что вновь потянуло на расспросы.

— К сожалению, магической силой кровь Белых Драконов обладает только ночью, с заката до восхода светила...

— Зато какая прелесть чукчам и эскимосам! — хмыкнул Севочка: — У них полярная ночь — целых пол-года.

— Самое смешное, — хмыкнул дракон, — так это то, что оно действительно сработает!.. На всю темную половину года!..

Наутро от раны дракона не осталось ни малейшего следа. И только тогда рассудительный Кирилл решился спросить:

— А кто ж это тебя так изукрасил?

— Да, было дело, — вздохнул белый гигант. — Влетело за родственничка, можно сказать. Смога помните? Нет, не копоть в Лондоне, а дракона вблизи Эсгарота. Так вот, похоже, за него или кого в этом роде и приняли. Я, понимашь ли, пролетаю себе мимо, никого не трогаю, залюбовался городком на берегу озера и в планшетку, разумеется, забыл заглянуть. Так что и не догадывался, что над Эсгаротом-2 кружусь. А тут с крыши ратуши местный шеф ПВО подполковник Бард залепил в меня двумя "Стингерами"! От первого -уклонился, а вот второй... Будь я Орлом Манвэ — разлетелся бы кучкой перьев! А так — отделался тем, что вы видели. Впрочем — паника в городке все же возникла, хотя и не совсем по моей вине.

— П-п-паника?

— Ум-гу, — самодовольно улыбнулся дракон: — моя кровь весьма обильно оросила этот милый вполне городок. А время-то было вечернее, солнце уже садилось... В общем, вслед за заревом из Эсгарота-2 ломанулось такое количество жителей, что даже мне поплохело! С пол-города всю ночь шлялось в округе, не рискуя войти обратно.

— Но почему же? — влез в разговор Санька.

— Стоп, не отвечай! — это Севочка. — Дай-ка я угадаю!.. Из всех щелей полезли крысы, и жители смотались от них?

— С точностью до наоборот, — вздох был похож на стон, — Это они и были Крысами! Да-да, не изумляйтесь! Мало ли Крыс среди людей? Куда меньше Людей среди крыс...

— В этом он прав... — Лат поглядел на ребят, затем на дракона: — Мы тут и сами сталкивались с... подобными!.. С Крысиным Королем. Слышал о таком?..

— Глупый вопрос!.. Давно слышу про этого мерзавца... Правда, все никак до него не доберусь. Уж над ним бы с удовольствием вспорол бы свое брюхо, лишь бы "осчастливить" его потоком смертельной крови!!! Но он все умудряется ускользнуть... А как вы от него смотались?

— Песней. Хорошей такой песней из Отрядной жизни...

— Да, Песни уводят из его мрачного царства... А мне споете ее?

 

Глава 21

— Привет котятам! — голос доносился прямо с неба. — Все шарим по полигонам?

Кошак настороженно оглянулся, но в сумраке не было ничего видно. Только странный свист ветра чуть настораживал. Но различить в загустевшей ночной синеве что либо было абсолютно невозможно.

— Кто там шутит?! — выкрикнул в пустоту Кошак. — Отзовись!

— Отозваться или показаться? — легкий смешок серебристо звенел в ночи.

— Как угодно. Или стреляю на голос!

— Типа есть на свете этом существо, способное понять, откуда звучит мой голос... Кроме моего брата, разумеется...

— Как знаешь! Или ты показываешься, или...

— Ах, какие ж мы грозные! Как мы умеем сердиться!.. Ну что же, прийдется спуститься с небес и перестать витать в облаках...

С этими словами, заставив Кошака вздрогнуть и отступить на шаг, с неба спикировало жуткое подобие Бэтмэна. Человек с огромными перепончатыми крыльями летучей мыши и с холодным лунным блеском катаны в руках. Впрочем, крылья тут же сложились ведунским плащом за спиной, а катана скользнула в черненые ножны. Тусклый свет фонаря упал на сошедшего с небес. В голове мелькнула строчка из Блока: "Ночь, Улица, Фонарь, Аптека.", и тут же переделалась в более прозаическую, но куда более реальную в такой ситуации: "Ночь, Улица, Фонарь под глазом...".

И все же не чувствовалось, что незнакомец ищет драки. Хотя... Кто их, этих ангелов, разберет?.. А с другой стороны — вы видели непернатых ангелов? Ну, в смысле, с перепонками на крыле...

Да еще — бывают ли несовершеннолетние ангелы? А этот на вид — лет тринадцать, не больше...

— Вижу, совсем память отшибло? — улыбнулся крылатый.

— Похоже на то, — осторожно ответил Кошак. — Напомнишь?

— Вспомни, кто тебя вытащил на Дорогу-Меж-Зеркалами!

— Граф Феникс?! Если это правда, то Вы с тех пор, гм, скажем так, несколько помолодели...

— Не скрою: я не всегда старею. Да и крылья вернул, как видишь...

— А тут...

— Тут с друзьями. Впрочем, сегодня с восходом солнца я ухожу... Вместе с Томом. Не запамятовал его?

— Помню этого... четырехтысячелетнего двенадцатилетнего! И его фехтовальные уроки еще не забыл... А куда вы?

— На Дорогу. Надо кое-кого отыскать. А ты тут какими судьбами, Кошак?

— Как и положено Кошаку — вслед за Крысами. А еще — ищу, не найдутся ли следы моего брата.

— Это Рэма, что ли?

— Его, кого же еще! Сгинул, как сквозь землю провалился!..

И в этот миг Феникс Лассара схватился за рукоять катаны и настороженно оглянулся. Затем облегченно вздохнул: — Выходи, Том, не фиг прятаться! Я-то тебя в сумраке замечательно вижу! А еще вижу, что если немедленно не сдвинешься на пол-шага, то тебя обделает какая-то стервозная ночная птичка... Уже обделала!

Последняя реплика Феникса слилась со страшной руганью Тома, говорившей о снайперских способностях бедной безвестной птахи и о ее предках до седьмого колена... Наконец, отведя душу и перемазав носовой платок, Том появился в круге света.

Феникс улыбнулся ему и, пряча улыбку, невинно сказал, протягивая другу увесистый сверток:

— Тут тебе один молодой человек просил передать...

Том сорвал оберточную бумагу и изумленно уставился на знакомую до боли катану.

— Откуда?!

— Я уже сказал — один молодой человек неимоверно рыжей наружности передал. Рыжий и конопатый...

— Но этот клинок уволок у меня Единый, чтоб он подох!.. Я думал, что уже никогда не найд...

Реплика осталась недоговоренной. Так нежданно вернувшаяся катана внезапно взмыла в боевое положение. Да и Лассара встревожился, обнажая оружие и бросив сквозь зубы:

— Прям вечер встреч и ошибок!..

На свету появился запоздалый прохожий. Он ошалело уставился на клинки, затем ухмыльнулся:

— Вернулся клинок — да к хозяину?

— Успокойся, Том! — Лассара положил руку на плечо другу, — Это он вернул нам твою катану...

Вечный мальчишка тщательно присмотрелся к прохожему и невольно улыбнулся: прохожий оказался четырнадцатилетним пареньком, рыжим, словно сияющий в радости Балрог. Парнишка нисколько не выглядел испуганным. Напротив — он с любопытством рассматривал Тома, не произнося ни звука.

Зато заговорил Том:

— Нет, ты не из наших... Фонишь — не спорю. Излучаешь — да. Имеешь Силу — согласен. Но ты — смертный. Кто ты, чужанин?

— Ты сам ответил — ЧУЖАНИН!!! — в голосе парнишки скользнула обида, и он исчез во тьме так же внезапно, как и явился.

— Обиделся, — вздохнул Том, — А жаль... Я так и не успел спросить у него, как он добрался до Чертогов Единого.

— А заодно ты забыл поблагодарить его, — хмыкнул Лассара, — Верно, Кошак? Том у нас невоспитанный...

Тишина была ему ответом. Пока внимание Полувечных было отвлечено пареньком, Кошак неслышно растворился в ночном сумраке. Он умел исчезать бесшумно...

 

Глава 22

Дракон вызвался проводить ребят и их Командора до следующей Твердыни. Собственно, он не столько сопроводил их, сколько просто подвез на своей широкой спине.

— Во-первых, так вы меньше устанете, во-вторых, мне все равно надо разминать крыло, а с нагрузкой его разработка пойдет быстрее, и в-третьих, так вы еще больше оторветесь от Крысиного Короля.

— А ты думаешь — он нас преследует? — озабоченно спросил Лат.

— Не думаю, а просто уверен, — ответил дракон, крылом помогая ребятам взобраться к себе на спину. Затем добавил: — Разумеется, если ничего более существенного на его серую головушку не свалится!

— Например?

— Откуда я знаю! Это так — гипотетическое предположение.

— В устах дракона, склонного к пророчеству, это звучит несколько иначе...

Но дракон проигнорировал реплику, набирая высоту. Завалился вниз и назад старый Замок, крутнулась межзвездной спиралью Дорога. Драконы вообще могут странствовать по Мирозданию без помощи Дороги, а у Драконов Святой Евгении эти свойства развиты до идеала.

Спиралями завивалось Пространство, шерсть близких звездных лучей щекотала лица ребят, тоненькими льдинками блестели Грани Мироздания, смещаясь и отражаясь друг в друге, как бесчисленные зеркала, рождающие все новые и новые миры.

Стоило присмотреться, и становилось видно, что лучи звезд сплетаются в спиральный узор, и там, где он утоньшается почти до прозрачности — змеится золотой ниточкой Дорога. Но вот сменяется угол зрения — и нить уже не золотистая, а серебряная, как нить Жизни. Одна, другая, третья... Пять тонких нитей пронзают Кристалл Мироздания, удерживая воедино его грани, не давая им развалиться от внутренних катаклизмов и внешних давлений... И черной трещинкой — обугленный рельсовый путь в подтеках ржавчины — ржавый Мост Мироздания — чуждая искусственная пародия на Дорогу, проходящая не по низинам, а по вершинам Звездного Кружева.

Кристалл развернулся, вертясь, как в хороводе, замелькали Грани, и с каждым мгновеньем желтая пыль Дороги все набегала и набегала, занимая собою весь взор. Шорох под когтями. Легкий толчок. Последний взмах крыльев. И вот уже дракон поворачивается к ребятам:

— Наш авиалайнер приземлился в аэропорту "Цитадель". Можно покинуть самолет до полной остановки двигателей: все равно это для вас безопасно!..

И — прыснул со смеху, не выдержав собственной шутки.

Ребята слезли с мелко вибрирующего от смеха дракона и огляделись по сторонам.

Замок впечатлял своими колоссальными размерами, но скорее подавлял, чем поражал. Запомнился он смутно, и сколько ни пытались затем ребята восстановить его облик — это оказалось совсем бесполезным! Даже Лат не смог нарисовать этот Замок, хотя портреты ребят и пейзажи обычно получались у него просто великолепно. Память вырывала фрагменты. Странствие по Цитадели превратилось в разрозненные обрывки. Смешались городок у подножия Замка, обступивший его со всех сторон, и сам Замок. Путь превратился в мелькание разрозненных кадров.

Кучи лестниц из серого бетона, переходы и галереи, проходы чердаками и крышами... Улочки, кривые и старинные. Холм. На холме — замок. В замке -полно странных скульптур: окаменевших крыс.

Дракон даже хмыкнул:

— А говорят, что только Гномы после смерти обращаются в камень, из которого их сотворил Кузнец...

Впрочем, развивать эту тему дальше он не стал...

А Замок так и остался в памяти — Замком Каменных Крыс.

Впрочем — чувствовалось, что что-то здесь все же не так, что ждет этот Замок кого-то, кто прибудет под его серые каменные своды и снимет неведомое и неощутимое никем заклятие, и тогда...

Но что будет — "тогда" — не мог представить никто. Как говорил порою Лат — "Это не наша Сказка..."

И только Севка развеял тягость уныния очередной пакостью: посмотрев на серовато-белый налет, обильно покрывающий все крысиные статуи, он с восторгом заметил:

— Класс! Выглядит, как будто у стаи чаек несварение желудка!

Но никто не рассмеялся в ответ...

Дракон давно вернулся в свой Замок, Цитадель Каменных Крыс растаяла вдали... Впереди лежала Дорога. Бесконечная и зовущая, но в последне время — почему-то немного тревожная...

 

Глава 23

Мир, вообще-то, полон неожиданностей. Утопили Валары материк — и завершилась Первая Эпоха. Уронили Колечко в вулкан — вот и Четвертая Эпоха спешит на смену Третьей. Но это — далеко, на Арде...

...И кто же знал, с какого пустяка начнется новая Эпоха в жизни Риадана!..

Началось все с того, что Славика выселили из дома. Не то, чтобы какие-то особые претензии были к нему: квартирная неуплата, как всегда, небольшая, да и магичил он в последнее время мало... Но, видимо, именно то, что постоялец перестал магичить, да ослабевшая память, и подвигло домохозяйку на вершину храбрости и героизма: ее сыновья просто заявились и спокойненько так сказали:

— Убирайтесь! Вы здесь больше не живете! Теперь мы сдаем наше здание кооперативному ПТУ для Элитного Спецконтингента! Так что очистите помещение в течение суток и без выходного пособия! Понял?

— "Понял, что вы сволочи и джаввы!" — подумал Славик, но вслух сказал только первое слово. Так что конфликта с мордобоем не вышло.

Но, хочешь — не хочешь, а пришлось бедолаге разыскивать гостиницу подешевле, чтоб не под открытым небом ночевать. Конечно — ночи сейчас в городе теплые, но комарам-то не объяснишь, что ужинать тобою не стоит! Вот и кусают. Падают, конечно, тут же замертво, потравившись выпитым, но разве от этого легче: остальные-то, глупенькие, все лезут и лезут, и наплевать им на судьбу предыдущих своих сотоварищей...

Гостиницы в городе так и не обросли, подобно своим собратьям в России времен Второго Средневековья, табличками типа "Мест нет!", но найти подходящее жилье было немалой проблемой.

— Эх, куда подевалась прежняя гостеприимность жителей Города! — в сотый, а то и тысячный раз сокрушался Славик, бродя по улицам и откровенно скучая от безденежья и бесхозности. Но — делать было нечего, а неимоверно подпрыгнувшие в один момент цены на "государственное жилье" сделали номера гостиниц сродни "Мерседесу" или яхте. Нет, не по комфорту, только по доступности. Из-за цены... Добыть же деньги, когда твоими собственными заботами информация стала общедоступной и обесценилась — сродни заработать, продавая эскимосам лед... Вот так и заботься о людях... Возвращаться же на Землю не было ни малейшего желания: слишком уж благоустроена, словно клумба... Да — чувство было, что нельзя упустить событие, которое только грядет...

Пробовал было бедняга поселиться на Пристанях, но там и так уже собралась такая куча "выселенцев", что искать там свободное место нечего было и думать. Да еще — если раньше там в основном мальчишки торчали, то теперь они исчезли в одно мгновенье, как по мановению волшебной палочки, а на их место собрались взрослые такой наружности, что никак не могла вызвать доверия у юного контрабандиста. Нет, вроде бы и приличные, но — с такими только зазевайся!..

Пробовал поселиться в подвалах — так блохи атаковывали, словно стаи миниатюрных волков!.. И приходилось бежать не глядя.

Как-то раз, блуждая по улицам, Славик услышал знакомое:

— Приятных Снов Наяву, Битый-Недобитый!

Голос был знаком и незнаком одновременно, но не от этого вздрогнул и вскинулся Славик: никто уже лет пять не называл его так, с тех самых пор, как он покинул Самый Благоустроенный Из Миров, где он прожил с самого своего рождения, и отправился в странствия по Вселенной...

Обернуться. Поспокойнее обернуться, чтобы не выдать ни испуга, ни тревоги. Посмотреть на говорящего. ОПАНЬКИ!!!

Перед Славиком стоял высокий ладно скроенный негр с черным лаковым футляром-трубкой на поясе, и серебряный амулет болтался у него на шее. Что-то в облике юноши показалось Славику знакомым. Какой-то смазанный образ из далекого прошлого, но откуда?!...

Негр улыбнулся, и с легким кивком его головы полыхнула в лучах предзакатного солнца огненно-рыжая шевелюра.

Имя так и не всплыло. Кажется — что-то на "М"... Но прозвище!..

— Кошак! Какими ветрами в таком захолустье!

— Значит, я не ошибся. Славик! Как тебе удалось тогда смыться?!

— Я спросил первым. Но если ты думаешь, что...

— Я думал, что этот вопрос риторический. Но...

— Сплошные "но"! О копах — все просто: один авантюрист увел. Таби Танака. Слыхал про такого?

— А как же! Я балдел просто, как Власти переполошились, когда со шлюпа "Альфа" возобновились передачи по гиперканалам! А как завертелись перед ним, когда его поддержали и "Вавилон-17", и "Иерихон-13": "Ах, Господин Координатор! Ах, простите за прежние недоразумения! Ах, восславим сына легендарного Ли Бао Лунга!" Прямо — в задницу без мыла лезли!.. Здорово было. Удивляюсь, как они ему памятник на Центавре не поставили... Кстати, а что тебя так удивило, что я пришел в этот городок?

— Ты хоть представляешь себе, где ЭТО находится?

— Не-а! Но можно подумать. Итак, провинция где-то на Земле. Судя по языку — Россия. Судя по выговору местных — Зауралье. Скорее всего — Эбург или Тюмень. Ну как, угадал?

— Хрена тебе! Во-первых, это не Земля! Ты Мироздание не забыл? Так вот: Арду помнишь? Нет, это не Арда. Просто проведи вектор от Земли до Арды, а от Арды вверх через центр Валакирки. Второй — от Земли через Плеяды. Ну, где пересеклись? Правильно: Роклас. Ну вот: там-то мы сейчас и живем! Оба!..

— С ума сойти... Впрочем, у меня была на этот счет другая версия: о Подвале Подвала.

— Подвале?! — Славик ненаигранно изумился.

— Ну да! Вспомни рассказы Тома про Дом. Самое свободное место, кажется — Чердак Вольницы, а самое страшное и застойное, пугающее своей неизвестностью — Подвал. Но есть кое-что и пострашнее Подвала.

— Подвал Подвала? То, что живет в сознании?

— И не только в сознании. И в нем самом живут... Крысы.

— А ты пришел за ними. Ню-ню! Прям — Гамельнский Крысолов!..

— Не остри! — лицо негра мгновенно стало жестким: — Что ты знаешь о Крысолове! Сказочки да стишки?!

— Ну...

— Молчи! Он умирал у меня на руках! Я знал его годы и годы! Мы с ним исходили немало дорог... У тебя — свой Учитель, у меня — свой! Крысолов! И не смей насмехаться!

— Но он увел детей... Всех детей Гамельна!

— Лат тоже увел из Города всех детей! Впрочем — почти всех...

— Ты знаешь, куда?

— На Дорогу, куда же еще! Это в его силах!.. Но с Крысоловом было сложнее. Дети, которые ушли вслед за ним — это не люди, понимаешь? Они ушли не под песню мечты, а под Крысиную Песню... И кто ж виноват, сто на весь Гамельн был только один ребенок-человек: хромой мальчишка, тогда только учившийся играть на флейте... Но — не привык Крысолов убивать тех, кто выглядит хотя бы как дети... Так что Крысолову эти детишки еще прибавили хлопот и седых волос, пока он не пристроил их в поселении Зеленых Эльфов в волшебном Вековечном Лесу. Думал — они там изменятся... Наивный... Они и извели его, и тогда хромой музыкант взял в руки уцелевшую флейту Крысолова. А затем я как-то встретился с ним...

— Извини, если чем обидел...

— Да ладно. Так это действительно не Земля? Далеко ж они забрались...

— Кто?

— Крысы. Не говори, что они есть везде: я не о тех, что на помойках. Я о тех, на которых охотился Крысолов.

— Поясни.

— Сегодня в полночь сам увидишь...

— Но Крысолов...

— Теперь Я — Крысолов! — Кошак повернул крышечку лакового футляра и на мгновение приподнял ее. Блеснуло что-то круглое и темное, но рассмотреть Славик ничего не успел: негр захлопнул футляр. И тут же у самых ног прошмыгнула огромная серая крыса, словно обшитая серым плюшем. Славик ткнул ее ногой, но зверюга вовремя уклонилась и злобно оскалилась, готовясь к броску.

То, что произошло в следующий миг, было похоже на дикий сон. Свистнул в воздухе тонкий шнур — и вот уже Кошак обвил шею крысы шнуром сорванного со своей шеи медальона. Животное хрипело и вырывалось, пытаясь дотянуться когтями до незащищенных частей тела охотника, но только шкрябала клепанную кожу куртки. Затем крыса дернулась и замерла, высунув язычок. И в тот же момент зверюга начала расти, и вот уже на дощатом тротуаре вытянулся человек в сером плюшевом доспехе. Глаза навыкате, синий язык свешивается изо рта... Темнеющее мертвое лицо.

— Что это? — еле выдавил Славик.

— Крыса. Из тех самых. Вот о них-то я и говорил. Надо же -разболтался, расслабился, а этот шпион все подслушал!

— Кажется — он уже ничего не расскажет, — осторожно заметил Славик.

— Не "кажется", а точно, — с ноткой гордости ответил Кошак, но тут же самокритично добавил: — Но форму теряю: не заметил его вовремя. Он бы все настучал своему Королю, если бы ты не захотел его треснуть, а он не захотел бы ответить... Но болтать тут дальше не стоит. Пошли к тебе, поболтаем, а то тут скоро станет весьма горячо...

— Мне некуда идти. Я теперь бездомный.

— А в гостиницу?

— Ага, с моими финансами!

— А много их?

— Как всегда: шиш и ни шиша!..

— Ясненько! Ладно, идем, я тебя пристрою. Да и себе комнатку там же сниму. На сегодня. В смысле — мне на сегодня, а тебе — бессрочно.

— Спасибо. Ты так богат?

— В некотором смысле... Не забивай себе голову хламом типа дурных мыслей!

 

Глава 24

Гостиница оказалась старой и грязной, с деревянными стенами, оклеенными клочьями разношерстных обоев, но Кошак сказал, что в такой гостинице его плату примут, а в более современных отелях — нет. Так что выбирать особенно не приходилось.

— Крысы беспокоят? — этот вопрос, обращенный к администраторше -визгливой девчонке — был явно риторическим: она, вскочив на стол, отмахивалась от трех крыс, пока остальные тянули из ее сумочки тормозок с ужином.

— Помочь? — негр улыбнулся.

— Да-а-а-а-а-а-а-а! — провизжало в ответ.

— А как насчет оплаты? — Кошак казался спокойным и нагло-бесцеремонным.

— Любую цену-у-у, только убери-и-и и-и-их!

Не торопясь, юноша откинул крышечку лакового футляра и извлек оттуда флейту.

Славик вздрогнул: в черном лаковом футляре-трубке была ТА САМАЯ ФЛЕЙТА! Наследная Флейта Крысоловов, бамбуковая флейта, черненая на огне Мировых Пожарищ.

Кошак погладил инструмент своими чуткими пальцами, прикрыл клапаны-отверстия и нежно поднес флейту к губам. Выдохнул в нее.

Первый же звук ввинтился в Пространство, как штопор. Музыка пульсировала, завораживая и ввинчиваясь в мозги всех присутствующих. Древняя флейта по-прежнему обладала своей магической силой. Из всех нор, щелей и плохо прижатых половиц полезло серое войско. Крысы маршировали перед замершими в шоке людьми, и только флейтист, не прерывая мелодии, пошел к выходу. До речки было минут десять ходу, но до возвращения Кошака никто из людей не сдвинулся с места. А когда юноша вернулся — флейта в его руках вновь на мгновенье ожила. Пара трелей — и оцепенение ушло, отпустило.

— Вы выполните свое обещание? — переспросил Кошак.

— А Вы что думали, господин?! Я легенды хорошо знаю, и что было с попытавшимися обмануть Вас — хорошо помню! Так что угодно Господину Крысолову?

— Мой друг, — Кошак кивнул в сторону Славика, — поживет у Вас годик-другой! Бесплатно, разумеется!..

— Только-то? — кажется, цена за освобождение от крыс показалась девушке невысокой.

— Не только, — юноша улыбнулся своими пухлыми губами, заметив ее смятение, и добавил: — Сегодня здесь ночую еще я. Это устраивает Вас?

— Ну разумеется! Ваша койка в комнате номер пять, а Вашего друга мы пропишем во вторую комнату, там всегда зимой хорошее отопление, да и вид из окна приятный.

— А почему — в разные комнаты?

— Это всего лишь два места, оставшиеся у нас. Выбирать просто не из чего!..

Так Славик и нашел жилье.

Верный своей привычке сперва предусмотреть все пути возможного отступления, Славик тщательно оглядел коридор своего этажа.

Вход был в торце коридора. Слева от входа вдоль стены расположились две двери, ведущие в комнаты. Вдоль правой стены также расположились две двери, но на этом коридор не заканчивался: справа он переходил в узенький, утопающий в сумраке закуток. Возможно, там что-то и располагалось, но разглядеть это было попросту невозможно. Пятая комната оказалась ближайшей к выходу, слева от входа. А новое жилище Славика — комната номер два -располагалась у самого закутка. "Чуть что — до выхода бежать неудобно: далековато, и место открытое, а в закутке вполне можно посадить снайпера или автоматчика..." — мелькнуло в голове. Впрочем, стоило присмотреться сразу, не откладывая на потом. Славик присмотрелся. Теперь, вблизи, стало видно, что закуток — этакий темный аппендикс, местами заросший паутиной и имеющий одну-единственную дверь с медной цифрой "3" на уровне глаз. Видимо, еще одна комната. Судя по паутине вокруг — кладовка, куда заглядывают нечасто... Ни пожарного выхода, ни черной лестницы... Жаль...

Что-то настораживало, но Славик никак не мог понять причины внезапной дисгармонии. Попробовал представить себе этаж, как план. Дверь в закутке вдоль правой стороны, общей с основным коридором. Получалось примерно так:

— Великовата комната номер четыре, — пробормотал под нос Славик. -Наверное, человек так на пятьдесят. Ох, не хотел бы я там жить!.. Тесно, душно и пакостно, ни чихнуть, ни пукнуть!..

Впрочем, собственный номер-апартамент у Славика тоже восторга не вызвал. В комнате оказались четыре кровати: по две у каждой стены, и окно напротив двери. Тумбочек или столов замечено не было. Так себе — ночлежка на четверых, а не жилище. Единственное, что чуть успокаивало — кровать Славика оказалась справа от двери, и полностью прикрывалась дверью, когда та открывалась. Так что просмотреть эту точку из коридора было попросту невозможно. Да и жители-обитатели казались пока вполне приличными. Такие себе старичок со старушкой и их великовозрастное дитя. Был уже вечер, и все трое мирно сопели носами, уткнувшись в подушки.

За окном блистал ночными огнями город. За городом желтые электрические огоньки сменялись синими искорками вокзала, а те, уменьшаясь, плавно переходили в белые колючие точечки звезд.

 

Глава 25

На Дороге звезды не такие колючие. Они большие и добрые, а лучи их -как мех Белого Дракона, приносящего любовь и удачу.

Идти под такими звездами — одно удовольствие, но все чаще и чаще толкается в сердце раненая птица — тоска по родному дому. И все чаще и чаще приходит сознание: Дорога бесконечна, но наш Путь по ней близится к завершению. Нет, не в сказочные дали, а в дом, родной милый дом, где горит желтое окошко, где ждут тебя...

Лат не хочет пускать. Он говорит, что рано еще. Что Город сейчас — не для детей. Что не всякому взрослому будет он по нутру.

— Но разве после Нашествия было лучше? — Санька задумчиво тер переносицу, словно желал содрать с нее пару веснушек.

— Тогда мы хоть что-то могли сделать... — Севка щипнул струну. Минорный аккорд...

— Тогда!.. Тогда мы были там! А сейчас мы Тут! А отсюда нам ничего ТАМ не изменить!..

— И я об этом же... — Севка мог быть ехидным даже в такие моменты.

— Значит — бунт?

— Бунт!

— Бунт!.. — за спиной Саньки твердо стали Стаська и Вовка, Никола и Данька, Кирилл и Митька, Антон, Генка... Сурен задумчиво сказал:

— Не вернуться сейчас в Город — значит предать его! — и, обернувшись к Лату: — Извини, Командор, но мы возвращаемся!..

Прощальный салют клинков... Пыль под ногами...

Прощай, Дорога!

Желтое окно в теплых лучах звезд... Все ближе... Ближе... Ближе.

* * *

— Ну что ж, Изначальный, удивлен, удивлен... Признаюсь — не ожидал... Но ты и из этого положения нашел выход! Да, ты не можешь предать детей, бросить их... Но ты сделал так, что они бросили тебя, и теперь ты вновь свободен и не связан никакими клятвами!

— Иди к черту, Том! — огрызнулся недавний Командор "Звездного Ветра". — Без тебя тошно! Я — спасти их хотел... Ты не представляешь себе, во что может превратиться их город буквально за несколько дней! Там, где стерта память, в силу вступают животные инстинкты. Ты хочешь, чтобы они оказались посреди города, погрязшего в пороке и распутстве?! Я слишком люблю их, чтобы допустить такое... И я защищал, как мог... Но, увы, сейчас они сами выбрали свой Путь, и теперь я бессилен изменить это. Невозможно изменять законы, особенно если сам их установил... Ни выбросить, ни обойти!..

Лассара оглянулся по сторонам. Проселок Дороги висел среди звезд, никто не шел по ней ни вперед, ни назад. Всего лишь три путника, присевших в дорожную пыль, вели свою беседу. Мир вокруг словно вымер...

— Лат, ты помнишь, как в первый раз появился в "Ветре"?

Вздох Изначального в ответ...

* * *

— Извините, леди, но я еще раз повторяю, от хорошей жизни дети из дома не бегут...

Лунг сидел в кресле возле визора, спиной к окну. Он был в черном плаще с капюшоном, лицо было закрыто черной непроницаемой вуалью, а голос искажен синтезатором.

— Нет. Да... Ну уж не, знаю почему они бегут ко мне. Да какая романтика?! Они мне верят, а вам нет. Почему? Ну вам лучше знать. Нет, я не хамлю. Я думаю, что Теодору лучше пожить у меня. Как хотите... Всего доброго...

— Командор?

Лунг резко обернулся. На подоконнике восседал юноша лет двадцати-двадцати пяти. Стандартно-модный прикид, черные волосы чуть длинней моды. Странно-знакомое лицо, некрасивое, но излучающее тепло и добро.

— Я Вас слушаю.

— Мне сказали, Вы набираете инструкторов.

"Интересно, как он сюда попал. В окно влез, что ли?.."

— Набираю. У Вас есть опыт работы с детьми?

Парень усмехнулся:

— Довольно большой.

— Документы, рекомендации?..

"Странные глаза... Где-то я видел подобный взгляд — усталый, напряженный... Где-где?! В зеркале, с пол-года назад..."

— Я не люблю бюрократии.

— Я тоже. Борьба, языки, искусство?

— Все.

— Гарантия?

— Мое слово...

"Дьявол... Такое впечатление, что он видел меня лет десять назад и теперь четко копирует мои манеры... Вот шиза!"

— Хорошо. Только инструктора здесь живут.

— Вы хотите сказать, что мне есть где жить?

— И последнее — Ваше имя?

— Лат, — просто ответил парень.

Перед глазами молнией блеснул образ: черный плащ... Или фиолетовый?.. Шпага... Или меч?.. Образ размыт, в памяти — лицо. Лет пять назад, когда он только полез в Ночь, кто-то из Высших показал его — Повелителя. Лорда.

— Ясно, Лат. Давно здесь?

— С пол-часа.

— А тут?

— С полвека.

— Маловато?

— Раньше не смог. Воскресать всегда долго — уж тебе это известно.

— Аэ. И последняя просьба — в следующий раз пользуйся дверью...

* * *

Дорога подхватила память Изначального, повлекла вперед. Кажется, прошло пол-года с начала инструкторствования в Отряде. Год две тысячи четыреста тридцать шестой... Лето...

— Мухлюешь!

— Сам мухлюешь! — возмущенно завопил Лат, явно пойманный на месте преступления, — Щупач чертов!

— Я-то щупач, а ты — маг. Да еще и скотина, — Лунг изловчился и щелкнул Лата по носу картами, за что немедленно получил ногой под коленную чашечку. Деланно огорчившись снайперскими способностями Изначального, Командор выдал ему тираду на помеси драгского и эсперанто, в которой самым нежным было слово "кизлодда".

— Дети услышат! — с шуточным ужасом прошептал Лат.

— Пусть знают, какая зараза их инструктор.

— А Командор лучше?

Перебранка продолжалась минут десять, потом Лорд внезапно поднял руку: "Тихо..."

— Меня зовут, — порадовал он Лунга.

— Ни фига подобного. Ты мне нужен на сборе.

— Еще полчаса.

— Опоздаешь.

— Успею, — Лат сложил пальцы в Знак и тут же проявился тоннель Дороги, — Я быстро, — сказал он, растворяясь в темноте. Черный квадрат исчез.

— Будь проклят тот день, когда я принял в инструктора этого бродягу, — проворчал Зверь.

— Командор!!!

Вопль ужаса разорвал тишину кабинета. Лунг похолодел. Где? Откуда? Метнулся в зал... В углу сбились ребята. Дэн, прижавший руку к раненому плечу, и Таби пытались удержать выстрелы. Стреляли, казалось, отовсюду, и кто-то из девчонок тихонько вскрикнул, когда луч, пробив защиту, оплавил пластик стены над ее головой. На полу растянулся Малыш — луч достал его прежде, чем он нырнул под защиту.

На мгновение Лунг оцепенел. И тут же смерчем взметнулась энергия. Он отшвырнул к стене инструкторов и встал, закрыв детей жесткой непроницаемой стеной.

— Убедительная просьба покинуть помещение детского отряда "Звездный Ветер", — наизануднейшим голосом начал Зверь, обращаясь к стрелявшим, — В противном случае к вам будут применены следующие меры, — и Лунг начал толково, обстоятельно и доходчиво объяснять, что он собирается сделать с нахалами, щедро делясь методами, при помощи которых он в течении последних двенадцати лет отправлял на тот свет своих недругов (Половина обещаний, правда, шла на теле-уровне). Через некоторое время Лунгу это надоело и он начал стеб, которым обычно выводил из терпения даже Сигецу. Дети смеялись, забыв про опасность, нападающие бесились, заливая огнем незащищенную часть зала.

— Я стою и смотрю на тебя.

Я ж сказал, чтобы ты не стрелял.

Ты, наверное, просто дурак -

Ах, зачем я тебя не послал?!.

Кстати, ребята, ремонт за ваш счет...

Пол-часа, сорок минут, час... Поле не слабело, треп Лунга не прекращался.

— Командор, помочь?

— Ребята, укусите Дэна за ухо!

"Еще пол-часа... Широкий телеуровень: "Лат! Help me!!! Лат!! Help me!!! Лат!!! Лат! Лат...""

Черный квадрат проявился в кабинете Зверя. На диван "выпал в осадок" Лорд, поморщился, потянувшись. Боль в спине была не сильной, а в чем-то и приятной. Успел. Вступился. Помог.

— Help!!!

Лата подбросило. Семь секунд — и он возник посреди зала. М-да. Задержался... Мозг мгновенно прокрутил варианты. Дано: мир Тени, взрослый Лунг... Дети!!! Есть право вмешаться...

— А вот и наша друга, — прокомментировал Лунг, — Заходи, друга, гостем будешь.

Лат неспеша приблизился к стрелявшим. Завеса лазера мгновенно рассеялась и бандиты с обалдевшими физиономиями уставились на замолчавшее оружие. В руках Лорда появился шест... а точнее — швабра, образца второго средневековья. Минуты через две помещение было очищено и лишь где-то вдали затихали искренне возмущенные вопли гопников.

Лунг продолжал стоять в позе "Цой требует гонорара", нахально улыбаясь. Только глаза его почему-то были неподвижными.

Лорд наклонился к Тедди, распростершимся на полу, погладил его по волосам, воскрешая. Паренек пошевелился, приподнялся.

— Эх ты, боец, — хмыкнул Лат, — Что ж ты так сразу — в обморок?

— Да... А больно!

— Что больно? Тебе ж только волосы и опалило. Вставай... Все в порядке, — Лат еще раз взъерошил волосы парнишке и подошел к Лунгу.

— Вот тебе и первое боевое крещение, Командор. Молодец, — Лорд хлопнул его по плечу и Лунг... упал. Рухнул, словно срубленное дерево, потому что был уже неживым. Давно. Но Лат понял это лишь сейчас.

— Ну вот. Довели своего Командора до обморока, — с улыбкой проворчал он, — А все ты, Тедди, со своим дурным примером.

— А че я? Я ниче...

Лат без усилий поднял Лунга на руки.

— Все нормально. Дэн, Таби, сбор сегодня без нас!..

*

...Анализ подтвердил — смерть. Окончательная и бесповоротная. Перерасход энергии уничтожил и без того изломанный организм. Лат покусал губы, бросил взгляд на безжизненное лицо Лунга. Вернуть жизнь? No problem, но... Зверь уже да-алеко не ребенок, и мир Тени, де еще и с уклоном в технократию... М-да, сложно обходить законы, особенно если их устанавливал ты сам... И все же... решение пришло само. И в третий раз за день в комнате Командора замерцала Дорога и Лорд с Лунгом на руках привычно шагнул вперед...

*

Воскресать трудно, но воскрешать еще труднее. Трое суток кропотливейшей работы оказались безрезультатными. Организм нормально функционировал, легкие благополучно качали воздух, сердце исправно сокращалось, но сознание, похоже, не признававшее ни Дня, ни Ночи, ни чего-либо производного, не желало возвращаться. Лорд выбился из сил. Трудно быть богом, особенно если некоторые тебя таковым не признают.

— А ведь "Ветер" без нас уже явно разогнали, — машинально пробормотал он.

— Кто?!

Лат резко обернулся. Лунг сидел на кровати, уставившись на него испуганными глазами.

* * *

— Ребята! Да вы что?! — умоляюще взвыл Лунг, с неподдельным испугом уставившись на полуметровую свечу толщиной в руку Ильюшки — пацаненка с самой Земли, который пару месяцев назад заявился в отряд — промерзший, тощий, вымотанный — через пол-галактики добрался зайцем и заявил, что выставить его можно будет только силой, но он все равно вернется, поэтому лучше будет принять сразу. Лунг чуть не получил инфаркт, договариваясь с его бабушкой (родители — УОКСовцы не возражали), но парнишка все же остался в отряде — в первых рядах истязателей Лунга. Чего стоили его падения с перекладины (и вместе с перекладиной) на родного Командора, вывод из строя общегородского компьютера, и прочее, и прочее, и проч... А теперь еще и это... Лат подбросил тему — собираться всем отрядом и говорить, говорить, говорить... пока не догорит одна единственная свеча. Малышня, естественно, всегда старалась найти свечку подлиннее, но чтобы до такой степени...

— Ох, останутся от Илюши одни Илюшины уши, — в энный раз пообещал Лунг, а Лату полетело клыкастое мысленное послание с теле-шипением: "Научил, скотина!"

"А че я? Я ниче!" — мысленно отозвался Лорд.

— Ладно, — Лунг погасил свет, и лишь огонек на конце фитиля освещал комнату, — Слушайте...

"Свечка" началась, и Лунг с ужасом прикидывал, что закончится она лишь под утро. Ребята в отряде крепкие — сказывается выучка, но... Но последнее время все чаще ноет сердце и темнеет перед глазами при резких движениях. "Эх, свалить бы все сейчас на Изначального да отдохнуть недельку..." -мечтательно подумал он.

— И тогда Лорд Мрака убил Лорда Дня, прикрывавшего отступление своего младшего брата...

— Лорда Дня убил не Мрак, — перебил Лат, — Красноглазый...

Лунг и Лорд обменялись взглядами: "Детям не надо..." — "Пусть знают правду. Он был подлецом вдвойне..."

Дальше легенду продолжил Лат. Ребята слушали, как завороженные. Легенда закончилась, но — увы! — свеча не сгорела и на треть.

— Командор, спой, а? — раздался ангельский голос Тедди, а Крис услужливо протянул гитару...

— Ну... Ладно, поехали:

"Своим рожденьем ты поставил

В тупик галактик всех закон.

Твоя звезда без всяких правил

Вдруг озарила небосклон..."

За песней последовала еще одна легенда — про мальчишку с Факелом. Лат рассказал о Факеле... Отряд тут же забросал его вопросами: как, где?

— А мальчик еще стоит? Еще держит Факел? — тихо спросила Кристи.

— Нет, — улыбнулся Лат, — Я ведь вернулся. А ну-ка, дайте гитару...

"Проиграна борьба,

И стерты краски со знамен,

Земля для вас мала,

И не вернуть тех, кто ушел..."

Легенды, сказки, песни... Лунг улыбался...

Кто-то... не важно кто, память не сохранила лицо и имя, но осталась фраза: "Если есть спасение — оно в детях." Вряд ли есть спасение — он изуродовал свою карму на много жизней вперед, и не хватит слез, чтобы смыть всю грязь и кровь, но пусть хоть эти детские улыбки зачтутся ему... Но почему же так болит и кружится голова, а глаза застилает кровавая пелена?

— Командор, "Углич"!

Кажется, Димка... Или Арчи... Неважно... Свеча сгорела только до половины... Только бы не уронить гитару, только бы не ослабли пальцы, только бы...

"А за что во все века мальчишек?.."

Голос на мгновение оборвался:

"Топорами, пулями, напалмом..."

Песня благополучно допета. Лунг улыбнулся:

— Ребята, а все. Смотрите на свечку.

Свеча догорала.

— Ну!.. Так нечестно, — привычно заныл отряд.

— Все честно! Уже утро скоро! Вперед — спать, а то на тренировке опять все отжиматься будете, за общий дрых на матах.

— Командо-ор!

— Я уже три года Командор. Всем спать!

"Лат, да уведи же их!!!"

Лорд сориентировался мгновенно. В течении минуты все были выдворены из зала и лишь в коридоре были слышны стандартные перебранки с инструкторами.

Лунг поднялся, сделал, шатаясь, несколько шагов, но приступ кашля согнул его пополам. Лунг бы упал, но Лат вовремя подхватил его. Лунг безвольно обвис на руках Лорда. Лицо Командора потемнело, из края рта сочилась струйка крови.

— Помоги... — прохрипел Лунг, — Ко мне... Дети... могут увидеть...

Они добрались до кабинета-комнаты Лунга, где Зверь обессилено рухнул на диван.

— Что случилось?

Но ответа Лат не услышал — Лунг потерял сознание как только коснулся головой подушки.

Очнулся Лунг лишь на следующий день, вернее, на следующую ночь. Больше суток его лихорадило, тело содрогалось от приступов кашля, на губах запеклась кровь. И Лорд, в очередной раз плюнув на законы, отвоевывал Лунга у смерти, пытаясь вернуть то, что в свое время Лунг продал Эспарии.

— Ник... Ник, помоги мне... Дай умереть... Лорд, уведи детей... Не надо... Нет!!!

К полуночи Лунг затих, а еще через час открыл мутные глаза.

— Лат?..

— Так тебя и растак!

— Обласкал, — Лунг закашлялся. Отвел руку Лорда, — Все в тему... Который час?

— Лучше спроси, который день, — проворчал Лат, — Ты сам хоть знаешь, чем ты болен?

Лунг зевнул:

— Легче перечислить, чем не болен...

— Неделю постельного режима, — не терпящим возражений тоном сообщил Лорд.

— Бу сде! А спать можно?

— Вырубайся, — милостиво разрешил Лат, удивляясь столь быстрому согласию Лунга.

— А л а р м ! . .

Вот дьявольщина! Чей-то призыв вывел Лорда из задумчивости. Взгляд на лицо Зверя — спит и в ус не дует, привычное движение рукой и вперед — шаг на Дорогу. Помочь. Ответить. Вступиться.

Вернуться удалось только вечером...

"Страшная, страшная сказка,

Красная, красная кровь,

Серые, серые стены,

Желтая, желтая боль..."

Хрипловатый голос Лунга доносился из темного зала.

— М-да, — сделал вывод Лат и шагнул в комнату:

— Всем привет. Командор, гони гитару. Ребята, новая песня...

* * *

Память скручивается, навязывает узлы, сокращая расстояния. Незаметно пролетает год. И снова лето. Тридцать седьмой...

Лунг молча рухнул в кресло. Лат косо взглянул на него. Кинул пачку сигарет. Лунг благодарно кивнул. Когда окурок обжег пальцы, Лунг отбросил оплавленный фильтр и уставился на Лата. Прошло минут пять. Лорд молчал. Первым надо заговаривать с призраком, но никак не с Лунгом. Наконец Зверь с видимым усилием произнес:

— Забери, а?

Вопросы были излишни. Речь шла о способностях, о сверхданных Лунга. Лат давно заметил, что Сила тяготит его. В свое время Лорд предложил Зверю стать Мастером, приняв покровительство Ночи, и он не забыл, с каким ужасом Лунг отказался. "Мне это НЕ НУЖНО, Лат... Я и так близок к всесилию, а ты помнишь, чем это закончилось для твоей расы..."

— Долго думал?

— Двенадцать лет.

Больше вопросов не возникало. За два года Лат неплохо изучил Зверя... Лунг устал, Лунг уходит и жестоко отказать ему в мелкой прихоти. Зверь хочет умереть свободным — он слишком долго жил в неволе...

Лунг подставил руку... Но пальцы не ощутили привычной жесткости. Пачка сигарет не появилась. Он поднял глаза на Лорда:

— Уже?

— А ты хотел, чтоб я неделю заклинания бормотал? — ворчливо поинтересовался тот, — Когда уходишь?

— Завтра... Нет, пожалуй, сегодня. Сейчас.

Лат спокойно смотрел, как Лунг переодевался. Черный комбез, серебристая куртка, значок "инь-ян"... Предлагать остаться, увещевать, объяснять?.. Зачем? Все возвращается на круги своя...

— Может, молодость вернуть?

Лунг усмехнулся. Положил руку на сердце:

— Разве что вот здесь.

— Увы, — Лорд вздохнул.

— Увы, — подтвердил Лунг.

Лат закурил. Века и века общения с людьми наложили свой отпечаток. Он привык курить, не отказывался и от выпивки, хотя и не пьянел. Лорд привык даже к предательству (в свое время в споре Лунг бросил неожиданную фразу: "Вся наша разница в том, что ты привык к подлости, а я — нет..."), но он так и не смог привыкнуть к одному — прощаться. Сколько их было — этих прощаний... Но что поделать — люди смертны, а он, на свою беду, вечен...

— Не бросай отряд, Лат. Я собрал их, они поверили мне, но... Я не могу больше. Объясни им это... И если не смогут простить, то пусть хотя бы поймут.

Лорд кивнул.

— Не уходи от них. А, впрочем... Ты не умеешь уходить.

— Почему?

— Уход — это всегда предательство. Прощай, Изначальный. Вечности!

— Храни тебя Ночь...

* * *

И еще одно воспоминание. Годом спустя. Уже после того, рокового выстрела на какой-то захолустной планетке... После пышной панихиды... После газетных статей и торжественных до противности телепрограмм...

В комнату вошел невысокий ладный юноша: тонкие черты лица, сверкающие узкие глаза, твердый рисунок рта, иссиня-черные густые волосы, обычно волной лежащие на плечах, собраны в хвост на макушке.

— Лат?

Лорд развернулся:

— Да?

— Вы... Лат, Вы были последним, кто говорил с моим отцом... Он искал смерть?

Лат покачал головой:

— Нет, Таби. Лунг хотел жить... Но знал, что умирает. И постарался умереть как и жил — свободным...

— Вы знали о том...

— ...Что он умрет? Я знаю порой больше чем хочу.

Таби гневно взглянул на Лорда:

— И Вы не хотели спасти его?! Или Изначальный решил, что мой отец отжил свое?! Решил за него?!.

— Успокойся, — мягко сказал Лат, — Есть Законы, которые не могу обойти даже я... Не сердись, Таби... Не сердись, — в молодом голосе проскользнула тоска и безысходность, накопившиеся тысячелетиями. Таби опустил глаза:

— Простите, Лат... Но... Так нельзя! О, Боги! Так НЕЛЬЗЯ!!!

Боль прорвалась слезами. Лорд сел рядом, обнял юношу за плечи. Не утешал — парень слишком долго копил в себе горе.

В этом люди счастливы — Лорд выплакал все слезы много сотен лет назад. А Таби... Таби еще умеет плакать — и это хорошо.

Прошло минут пять, пока Таби перестало трясти от рыданий.

— Извините, Лат...

— Ничего. Так легче. Не стыдись плакать, Таби — не жги сердце.

— Лат... Я хотел Вас спросить... Я вдруг вчера понял — я ведь толком ничего не знаю о своем отце. Мне было шесть лет — вернее шесть недель, когда он отдал меня учиться. Окасо, Сэндзо, Берт, Иррен...

— Мастер?!

— Да, его так называют. Вы знаете его?

— Да так... Вообще-то ученик... Ты у него долго занимался?

— С десяти... лет.

— А потом?

— Потом... Мне было шестнадцать. Развитие стало нормальным и отец забрал меня. Пол-года — Итан, потом около года я жил дома, на Лиессе. А дальше... Отец увез меня сюда — инструкторствовать. За всю жизнь в общей сложности я его и видел от силы год-полтора. Мама ничего не рассказывала об отце, он — тоже... Лат, расскажите о нем!

Лорд грустно улыбнулся:

— Я его знаю не больше тебя, Таби. Мы встретились два года назад... Я просто не хотел смотреть в его прошлое без его разрешения, а Лунг не хотел...

— Я хочу знать о своем отце! — упрямо повторил Таби, — Или я не имею право даже на это?..

— Имеешь... Ты знаешь Ника?

— Какого именно? — не понял Таби.

— Императора. Приемного отца Лунга.

— Отец много говорил о нем, но не знакомил.

— Николас сейчас на Лайншенте.

— В столице Империи?

— Да. Лети туда. Он знает все.

— До Лайншента месяц пути, — угрюмо сказал Таби, — Это долго. Я не люблю ждать.

— Вот вредина! — вздохнул Лат, — Ладно, Бог с тобой, — движение рукой, и Лат, словно дверь, открыл кусок пространства, — Иди...

* * *

— Феникс, — Лат повернулся к Лассаре. — Я понимаю — ты подталкивал мои воспоминания. Но скажи, зачем ты извлек из забытья те, последние?

— Затем... — крылатый взглянул прямо в глаза Изначальному. — Ты столько раз нарушал или обходил свои же законы, когда надо было помочь друзьям... А сейчас сидишь, размазываешь сопли и скулишь, что они, твои дети, сами выбрали Путь, и теперь ты бессилен изменить это. Ты врешь сам себе... Зачем?

— Лат, за поколением поколение дети приходили к тебе, в "Звездный Ветер"... — осторожно начал Том. — Ты так старался сберечь их от напасти, что даже мне сказал не появляться в Отряде, потому что опасался... опасался, что бессмертный может все испортить к чертям!

— Они все равно бегали к тебе, — вздохнул Лат. — Я ведь знаю это, хотя и не подавал виду...

— Тем более. А вот сейчас, когда им действительно нужна будет твоя помощь не на легендарной Дороге, а там, у них дома — ты вдруг сваливаешь в кусты! Лат, ты ли это?! Ты хоть помнишь о таких словах, как честь, совесть, дружба? В конце-концов, как же слова о том, что мы в ответе за тех, кого приручили, привязали к себе? Или это всего лишь слова? А, Изначальный?!

То ли всхлип, то ли стон в ответ:

— Куда проще не думать обо всей этой ерунде, которую придумали себе эти смертные. Кажется, я выгорел. Лишь теперь я чувствую, как же я от всего этого устал. Я старался изменить мир — и вяз в собственных законах. Я потерял брата в совершенно бессмысленной войне. Я на тысячи лет одиночества обрек Звездного Рыцаря... Я хотел быть любимым — и потому так и не надел Браслет: она могла полюбить человека, но не бога, не сверхсущество... И все же она меня бросила, даже такого... Ребята, которых я попытался спасти, теперь вынуждены разрываться между тенью благодарности ко мне и страхом за свой родной Город, за свою родину... Я хотел свести счеты с Единым — и не смог разрушить его: ведь я его создал когда-то, создал как памятник брату!.. И, кажется, подставил этим весь этот Город! И не только Город... Подставил весь этот мир!..

— Подставил?!

— В смысле — подставил под удар, если тебе угодно! — вспышка боли ослабла, но говорить спокойно Лат еще не мог. — Я все чаще думаю: а стоило ли соваться сюда вообще?! По-моему, без нас этот мир был бы значительно чище.

— Чище?! С неповрежденной памятью, но под властью Единого?

— С неразвращенной душой. Знающий, что возник сам, и что нет в нем Творцов, Изначальных и прочей дребедени, на которой так удобно строить культы для слабаков... Для слабых душою... О Калдар, как я устал. И что еще страшнее — я не вижу смысла в нашем существовании. Ни малейшего смысла... Кажется, я только сейчас понял, что может сделать с человеком эта жизнь. Может быть, она имела бы смысл, если б имела бы свой конец.

— Слишком много "бы", — вздохнул Том. — Но я тоже пуст. Я устал. И все же не плачусь. Мои слова — не слезы, а грусть...

— Ты по крайней мере можешь позволить себе подставить голову под клинок. Я же не могу даже этого, — Лат печально вздохнул, выдернув из пустоты окурок "Магны" и затянувшись. — Я действительно вечен и обречен воскресать раз за разом, шляясь по мирам и дорогам...

— Ты по крайней мере рождаешься, растешь и взрослеешь, тебе хоть это дано. А я — мальчишка по жизни, я жутко стар, но кто ж прислушается ко мне, если видит перед собой всего лишь двенадцатилетнего пацана?!

— К тебе прислушивались... — тихо возразил Лат. — И тогда ты менял многое... Да и воспитанные тобой Воины... Тихие Города — твоя заслуга, Том, не отвертеться... Так что тут-то ты был не прав... В тебе польза есть... Мы же... Похоже, мы действительно бесполезны, если не в силах без посторонней помощи исправить содеянное нами же.

— Кажется, ты уже призываешь бороться.

— Ты догадлив... Слабость минула... Спасибо, ребята, я — на Роклас. Меня там ждет мой Отряд... Вы — со мной?

— Нет. Мы — чуть позже. Сперва я раскину Карты, посмотрю, где остальные Воины, — Лассара вытянул из бокового кармана Колоду в потрепанном кожаном футляре...

— Страшно, — вздохнул Том: — Мы так свыклись с Картами, что в голову лезут чудные сравнения. Как-то спросил Ника, как он себя чувствует после дрязги на Дэсхорде, так знаешь, что он мне ответил? "Как старая Карта: обтрепалась по краям, но в середине еще можно различить лицо".

— Что-то мне не по себе от таких сравнений. — повел крылом Феникс, глядя на уходящего вдаль Лорда, постепенно тающего в тумане. — Словно мы -действительно просто чьи-то рисунки в альбоме эскизов под заголовком "Жизнь. Черновики. Копия N13." И художник забыл их выбросить в корзину для мусора, уходя пообедать. А потом позабыл вернуться, сгинул.

— И кто же этот художник? Уж не Единый ли?!

— А почему бы и нет? И чем ластик для картинки приятнее, чем Нашествие — для нас?..

 

Глава 26

Оторвавшись от пейзажа, Славик швырнул свой сверток под кровать. С глухим стуком сверток вылетел обратно и шлепнулся на пол. Славик присел и заглянул под кровать. Невольно улыбнулся: снизу кровать плавно переходила то ли в сундук с выдвижными отделениями, то ли в тумбу размером с диван.

— Комби-мебель! Комфортно и компактно, — Славик открыл один из ящичков и сунул туда сверток. И вдруг — как ножом — полоснула всплывшая в памяти фраза Кошака, обращенная к администраторше: "Сегодня здесь ночую еще я. Это устраивает Вас?" СЕГОДНЯ! А следом — разговор на улице, минут за десять по похода в гостиницу:

— "Крысы. Не говори, что они есть везде: я не о тех, что на помойках. Я о тех, на которых охотился Крысолов.

— Поясни.

— Сегодня в полночь сам увидишь..." Сегодня в полночь... Похоже, Кошак исчезнет сегодня, исчезнет так же внезапно, как и появился. И снова — даже не поговорить!..

Славик поднялся, решительным шагом направляясь к двери. К пятому номеру...

Первая комната оказалась открытой, и администраторша, руки в боки, спорила о чем-то с постояльцами. Стоило мимолетно заглянуть...

"Хм, комната номер один совершенно такая же, как и моя, вторая. Очевидно, является жильем администраторши. Комнату номер пять сейчас увидим. Но — вряд ли она хоть чем-то отличается от предыдущих. Кроме того, что окна смотрят на порт и Пристаня, а не на вокзал, разумеется."

Ну надо же так разочароваться! Пятый номер оказался "люксом". Разумеется, настолько, насколько это вообще возможно в подобном сарае. Всего три кровати, а вместо четвертой — телевизор. Черно-белый, с огромной линзой перед крошечным экраном, он вполне соответствовал эпохе этого городка. Но работал отлично, и даже показывал какой-то фильм по мотивам книг Грина. А единственным зрителем был, разумеется, негр-крысолов. Две его соседки -тетки средних лет — благополучно дрыхли, полностью игнорируя шумы телевизионного приемника (как-то не поднимается рука назвать "КВН" современным словом "телевизор". "Приемник" — иное дело...).

— Поболтать пришел? — кивнул Кошак, — Присаживайся.

— Повспоминать.

— Неужели?! — изумление было искренним. — Никогда не подумал бы, что наши земные проблемы — воспоминания из приятных!

— А что поделаешь, если это — единственное время, когда мы были вместе... Например — в школе...

— Хотя и в разных классах.

— Угу. Зато авантюр хватало! А помнишь, как мы полезли в заброшеный дом посреди Кара-Кум и там впервые ты обнаружил Тень-На-Стене?

— Я всегда предпочитал называть это Дорогой.

— Но это не Дорога!

— Знаю. Просто есть что-то общее. Пусть всего лишь чуть-чуть, но все же. Посуди сам: Дорога не всех пускает на себя. И Тенью мог воспользоваться лишь тот, кого признает и пустит туда Дом.

— Далеко ты зайдешь с такими сравнениями!.. Ты еще сравни Дом с Мирозданием, Тень с Дорогой, а себя — с Воинами.

— Отвечаю по порядку, зануда! — улыбнулся Кошак, — Дом — Здание. Сам сравни со вторым словом: Миро-Здание! То-то же. Тени Дороги на ребрах Мироздания... Нужны комментарии? А вот о Воинах... Лоботрясы вы и бездельники, а не Воины! Охотитесь не знамо на что! Ищете врагов, чтобы было б потом, от кого защищать Мир! А потом придет Серый, и...

— Серый?

— Да, причем не Олорин. Когда же, наконец, до вас дойдет та простая истина, что мир гармоничен в своих проявлениях, что он жив, пока он в равновесии, пока Черного и Белого — пополам! Но какой-то идиот выкрикнул, что Белое — хорошо, а Черное — плохо, а остальные подхватили его вой! А там, где Белое убьет Черное, а Черное убьет белое — приходят Новые Хозяева: Серые. Крысы. Крысы Сознания, если угодно!.. Вы еще называете их Мраком. По крайней мере — любите так называть... Однако кто из них больший Мрак -вопрос: Крысы, которые пришли на опустошенные Войной земли, или вы, освободившие им эти земли своей вековечной войной! Извини за резкость, но вы своими дрязгами между Светом и Тьмой разнесли пол-Вселенной, подарив ее Крысам. Вы пишете Хроники Светлых и Черные Хроники, баллады и сказочки, прославляющие то тех, то других, а Крысы тем временем лопают трупы и Светлых, и Темных, и с удовольствием занимают их земли. А вы все никак не соберетесь обернуться назад, чтобы увидеть, что происходит на освобожденных вами Мирах, Архипелагах и Измерениях!.. Ну как, лавровые венки Освободителей еще не жмут?

— Откуда столько яда? Я понимаю, конечно, что мы не во всем правы, но... Когда я шел к тебе сейчас, то думал, что все будет совсем по-другому!

— Ну естественно! Хочешь — я опишу, как ты представлял себе эту встречу? Все просто: сперва мы вспоминаем, как бунтовали на Земле, затем я, разомлев от воспоминаний, покупаю хорошего вина, и мы нажираемся до свинского состояния, затем полируем это водкой или чем тут еще покрепче, а утром нам начинают рассказывать, что мы вытворяли ночью, но зато ты радуешься, что ночь прошла, а Кошак никуда не делся, хотя и говорил, что исчезнет в полночь! А раз так — то можно снова нажраться и отправиться совершать новые подвиги! Похоже? А мне вот не до того!.. Вы еще не знаете, какого джина выпустили, ввязавшись в дрязги с Единым! Ну — хлопните вы его, допустим! Он, конечно, не сахар, но то, что натворите своей победой вы, ни в какие ворота не лезет! Миллиарды лет Южные не появлялись даже в сказках, а теперь мир содрогнется от их легионов! Эльфов Тьмы пожалел? Не спорю, жалко их. А индейцев, всех этих Майя и Ацтеков, вырезанных испанцами до основания, не жалко? А Мир Кораблей, Галактику Цветка Материнского Сада, Королевы Миров — не жалко? А тех миллиардов, что погибнут в первые же дни от выпущенных вами Южных — не жалко?

— Ша! Тормози! Пр-р-ру-у-у! Ну-ка, живо колись, что за Южные?

— Фиг! Придет время — сам узнаешь! Скажу только, что с Сотворения Миров и до гибели Эру они были пленниками Единого. А теперь вырвутся на свободу. Уже скоро...

— Но погибнут люди!

— Ну и отлично!.. Может, хоть после этого тебя царапнет Совесть! А к моим чувствам взывать не стоит: нет их у меня больше! И на совесть да сознательность не дави — они у меня противоударные!..

— Прощай, Крысолов...

— Славик! "Славик, извини! Но я правда не могу ничего тебе сказать: от любого моего слова разрушится последнее Пророчество — и тогда уже точно ничего не спасешь! Извини, ведь именно тебе и одному твоему другу предстоит встретить Южных, и выстоите ли вы — не знаю, но если я что расскажу, то -не выстоите точно!" — все это в мозгу. А вслух — только горькое: -Славик, прости!.. Прости и прощай!..

Славик вышел из комнаты, А на экране — вдоль шеренги моряков несли зашитое в парусину тело. Играла странная песня. И мальчишка размазывал слезы, нисколько не стесняясь их. Хоронили Капитана.

 

Глава 27

До приморского городка оставалось еще пару дней пути. Максу стало откровенно скучно, да и местность, болотистая и унылая, не способствовала радости.

— А знаете, что сейчас самое время для появления нечисти? — зевнув, заявил Макс.

— Ну и что? — Женька поправил лямки рюкзачка. — Я и сам нечисть! Вампир, как-никак! Но сейчас нечисть людей не трогает, благо — Указ малолетнего Короля и все такое прочее.

— Да нет, — перебил его бывший пацифист. — Я не про ту нечисть, что тут живет, я про пришлую... Сейчас ведь все Порталы и Меридианы нараспашку, так оттуда много ценителей человеков лезет! Ценителей в гастрономическом плане, в смысле...

— Да ну тебя! Я скорее поверю в то, что за нами зомби из мертвых от Нашествия городов погонятся...

И тут Макс великолепным прыжком перескочил через Женьку и истошно завопил, бессмысленно тыча пальцем куда-то за спины спутников.

Женька обернулся, заранее оскалив клыки, балрог и балрогесса -выхватывая хлысты. Увы — кроме болот ничего там не наблюдалось. Жека присмотрелся повнимательнее... Увы и ах — все равно не видать...

Резкий смех пронесся над болотом: смеялся Макс.

Рассуждая о полоумных шутничках, весь небольшой отряд прошествовал дальше. И снова с визгом прыгнул вперед Макс. Отряд только посмеялся в ответ, но, глянув на выпученные в ужасе глаза своего командира, обернулся, готовясь принять бой... И — опять ничего, кроме смеха...

После пятой шутки Женька внятно пообещал, подбоченясь и выразительно сверкая клыками:

— Еще раз — я и так на тебя заору, что вмиг летать научишься! Командир, блин! Шуточки, как в казарме!

— И это говорит король шутки... кидающий обрывки кульков в капюшоны... — ядовито парировал Макс.

— Кидавший... Я-то уже вышел из детсадовского возраста, а ты вот, видать, только входишь в оный возраст... — и Жека показал язык.

Макс бегал быстрее.

И когда он уже собрался макнуть "этого клятого бруксу" в болотную жижу — из болота поднялись ОНИ. Размером с хорошую лошадь, твари передвигались на полусогнутых лапах. Их завершенные гребнем головы скалились множеством острых зубов, а со шкуры капала болотная грязь и едкая, дымящаяся слизь. Твари били хвостами по жухлой траве.

— Ребята, а вот теперь — атас! — выкрикнул Макс.

— Брысь! — отмахнулся Женька, и даже балрог то ли рассмеялся, то ли сморщился... — На этот раз не надуешь!

— А я и не собираюсь! Кому охота — могут идти на корм этим... этим... Блин, да бежим же!

Одна из тварей звонко взвыла, оскалившись и громко щелкнув челюстями. Остальные вторили своей товарке.

Осторожно обернувшийся Женька переменился в лице. И вся четверка кинулась наутек.

Город был уже недалеко, но твари не отставали. Похоже — они даже не устали, а только-только разогрелись.

— Ой, нагуляют они аппетит, так им нас и на легкую закусь не хватит...

Глубокий обрыв окружал город. То ли проточенный когда-то рекой, то ли вырытый жителями специально для защиты от всяких ползучих и бегающих... И лишь одинокий мостик, растянутый на трех толстенных ржавых цепях, соединял берега.

Доски гулко гремели под ногами, сырые и шершавые. Путники проскочили мост и обернулись, готовясь дать отпор: это было единственное узкое место, где преследователи не смогут обойти со всех сторон.

Макс выхватил меч, готовясь рубануть первого же монстрика из тех, что пробегут по мосту. И тут светлая мысль стукнула его в голову. Цепи!

Удар, еще удар... Увы — они лишь пружинили и теряли чешуйки ржавчины, и не собираясь разрубаться. Взвизгнул Женька, отбросив с моста первую зверюгу. Она упала на остальных, и они заботливо поставили ее на ноги, вправив вывихнутую конечность.

Они не торопились и двигались по мосту медленно, но уверенно, цепляясь за выступы и поручни, чтоб не быть сброшенными вновь. Женька вскрикнул еще пару раз, но на этот раз это их не остановило. Только замедлило. И тут балроги, не сговариваясь, взялись за две крайних цепи. Старое железо затрещало окалиной и начало раскаляться. Еще немного — и оно поплывет под собственной тяжестью. И тогда...

— Эх, жаль, третья цепь будет цела! — простонал Макс.

Балрог переглянулся с балрогессой, и та запульсировала, словно гаснущая на ветру свеча, а затем засияла ярче, чем обычно, и начала раздвигаться в стороны, помахивая четырьмя крыльями. Еще мгновение — и балрогесс стало двое. Вторая взмыла на своей паре огненных крыльев и вцепилась в последнюю цепь.

Твари уже почти добрались до берега, несмотря на крики бруксы, когда цепи дружно лопнули, и мост устремился в бездну, увлекая чужих хищников за собой.

Только тогда Макс поглядел на обеих балрогесс, похожих, как близняшки-двойняшки, и истерично хохотнул:

— Двое! А вроде бы не пил! Сегодня, по крайней мере...

— Нам еще лодку добыть надобно, — вмешался Женька.

— Ну, за этим проблем не станет, — отмахнулся Макс...

Как выяснилось — это было проблемой не меньшей, чем отбиться от чужих тварей. Городок еще не сознакомился с Нашествием, и поэтому рыбаки были в своем уме и полном здравии. И в этом самом уме они дружно заявляли, что с охотой перевезут юного воителя, более-менее согласны перевезти духов огня, но вот вампира не повезут ни за какие коврижки, пусть и не рассчитывает. Так что или пусть брукса остается на берегу, или не поедет никто!

Не помогли ни уговоры, ни угрозы, ни золото. И только к утру какой-то неудачник согласился продать им свою дырявую лодку, давно рассыхающуюся на берегу...

Макс вломился в лавку и, кинув мешочек с золотом на прилавок, выкрикнул:

— Шелка на все! Живо!

Недоумевающие швеи по выкройкам "юного господина" шили странные паруса, один из которых напоминал здоровенный бурдюк. Они ничего толком не понимали, но готовы были честно отработать преподнесенное им золото.

А в полдень все сшитое было закреплено к купленной лодке. И балроги взмахнули крылами, нагоняя горячий воздух в пестрый воздушный шар. Шар устремился в небо, увлекая с собой и лодку, и пассажиров. Хлопнули, ловя попутный ветер, паруса, и воздушный кораблик устремился к каменистому островку, скрытому за горизонтом и далекими бушующими штормами...

 

Глава 28

Шторм опрокидывал яхту, меняя местами море и небо, и холодная вода с ревом заливала каюту, гигантской ладонью била по мачте, пытаясь сломать и швырнуть за борт деревянные щепки. Грохот и вой. Избитое тело саднит, соленые брызги жгут раскаленные легкие. Нет ни сил, ни желания сопротивляться. Пусть ударит Волна, настоящая и страшная. Пусть унесет на дно и принесет забвение. Зато не надо кричать от одиночества, проснувшись в пустой каюте, не надо бояться звона крепежных колечек, принимая его за Нашествие, не надо раз за разом падать в воду от осточертевшего уже Роя...

Тишину и забвение несет смерть. Шторм...

И вдруг — сквозь завывания ветра:

— МИШЕЛЬ! ДЕРЖИСЬ! Я ИДУ, МИШЕЛЬ!!!

И предсмертным бредом — фигурка велосипедиста в свинцовом суровом небе. Невероятный полет. Ветер рвет сиреневую майку, багровым глазом горят в темноте бури шортики.

— Илюшка...

Что так бьется в груди?

Сердце.

Что так плещет вокруг?

Море.

Что качает меня?

Волны.

Что так греет меня?

Солнце.

Мишель медленно разлепил непослушные глаза, дрогнув отяжелевшими веками. Прямо перед носом — макушка Ильи. Мальчик уткнулся носом в плечо мореплавателю и мирно сопит. Сквозь распахнутую дверь в каюту врывается сноп горячих солнечных лучей. Блеск солнца и ласковое покачивание яхты не вяжутся с ревом шторма, доносящимся извне.

Майкл улыбнулся: сон. И какой приятный сон! Как не хочется просыпаться и вновь оказываться в пустоте и одиночестве посреди бесконечного равнодушного океана.

Илья зашевелился во сне и, закинув руку, угодил Майклу по уху.

Сон был так похож на реальность, и, похоже, обещал быть долгим.

Мишель понимал, что неоткуда появиться в открытом море мальчишке, который остался в далеком полузабытом городе. Да и нет его скорее всего в живых, ведь нашествие Роя лишило разума не только Илюшку, но и всех обитателей теплого города под Чистой Звездой...

Осторожно выбравшись на палубу, мореплаватель удивленно огляделся. И было отчего... Вокруг по-летнему жаркого солнца синел круг чистого неба, а вокруг него клубились и метались штормовые тучи, клочьями прорезая друг друга и поднимая в бешеной пляске волны, словно умываясь в них. Лишь крохотный, метров сто в диаметре, кусочек моря был тих и ласков. И он дрейфовал вместе с солнечным светом и безветрием среди безумия волн. Сон... Теперь Мишель был уверен, что это сон, ведь "по-правде" так не бывает!

Но если — сон, то почему нельзя взлететь? А стоит ли? Вдруг именно от этого проснешься?..

И лишь споткнувшись о брошенный среди палубы велосипед и ушибив коленку, мальчишка понял, что все это происходит на самом деле...

Кинулся в каюту. Коснулся плеча Ильки. В тот же миг яхту качнуло, холодный штормовой порыв обдал ознобом, свет стал рассеянным и блеклым, сумеречным. Илюшка поднял голову.

— Привет... — оторопело сказал Майкл.

— Привет... Ты зачем меня разбудил? Мне снилось солнце и штиль...

— Так это ты держал погоду... — начал было Мишель, но вдруг согнулся от кашля — многодневное нервное истощение и холод сделали свое. Он упал у ног Илюшки, почти мгновенно потеряв сознание...

На третий день после шторма их прибило к какому-то островку, где малыш и бросил якорь, ожидая выздоровления друга.

Сознание никак не возвращалось к Мишелю. Илька почти не отходил от него, лишь бегал на остров, чтобы собрать фрукты или наловить раков на обед. Здешние раки были крупные и неповоротливые, и из них Илька готовил "раковый суп", приправляя его водорослями и ароматными травами.

Болеющий друг пил отвар, не открывая глаз и не узнавая ничего вокруг... Так прошла неделя.

А в бреду Майкл все бежал и бежал от Роя по пыльному проселку. И вновь, и вновь вспоминался мальчишка-ветерок, ставший человеком лишь на миг, чтобы успеть столкнуть своего друга с пути золотых пчел. Постепенно это воспоминание стало покрываться словами, пока они не обрели завершенность песни.

Над городом ливневых туч разворот,

На улицах стало темно,

И ветер у парковых старых ворот

Рвет с досок афиши кино.

А в фильме герои идут сквозь буран

И штормы гудят в парусах.

Но рвется кино — и слепящий экран

Бьет белою вспышкой в глаза.

Рвется кино -

И вспышка в глаза...

А если однажды порвался не фильм

И вспышка у глаз — наяву?

И ветер над маленьким следом твоим

Качнул молодую траву...

А может быть, даже следа не найти,

Где ты, как от выстрела, лег...

Как мало порой удается пройти,

Хоть путь и казался далек!

Мало пройти,

Хоть путь и далек!..

От битвы с бедой нам нельзя убегать:

Ты плакал, но сделал, что мог.

Спасибо тебе за твои два шага

По трудной дороге дорог...

Когда кораблям на пути нелегко

И звезд не видать среди туч,

В медлительном свете больших маяков

И твой загорается луч.

Средь маяков -

Ясный твой луч...

Выздоровел Мишель мгновенно, словно кто выключателем щелкнул. Взглянул на радостно засиявшего Ильку.

— Привет! Ну что — плывем?

И от острова яхта пошла дальше, унося с собою друзей.

Илюшке было интересно абсолютно все. Как управлять парусами. Можно ли "порулить", где компас, чем грот отличается от стакселя... А порой -странное: "Жести не найдется?" В спешке он забыл прихватить вторую жестяную корону, и теперь пытался собрать ее аналог из проволочек и обрывков меди.

А когда корона водружена на Тимми (медное плетение, правда, больше напоминало ажурную сетку, чем венец королей, но от Роя спасало надежно!) -новый вопрос:

— А это что за фигня?

Коробочку Мишель уволок из сна самого Мельтора, и очень гордился таким трофеем. Там, во сне, Князь говорил, что на Арде от такой машинки было бы много толку, и в старину польза этого лакированного деревянного ящичка с двумя рядами красных световых цифровых индикаторов была несомненна. Однако теперь это была простая безделица, никому не нужный сувенир.

"Валарометр", как назвал свое изобретение Мельтор. Нехитрое устройство улавливало энергетику валар и отображало на шкалах удаление валара от прибора в метрах и километрах. Верхняя шкала — север-юг, нижняя -запад-восток...

Тут же, в ином мире, на Риадане, этот приборчик был совершенно бесполезен. Если бы он был помощнее и его радиус действия превышал сотню километров — то он вполне подошел бы в качестве компаса, указуя на крошечный городок в Западном Риадане. Но, увы, такой мощной сделать машинку не получилось... Так что посреди океана приборчик стал навеки глухим и слепым. И Мишель, убедившись в этом, вынул из него батарейку, просто чтобы не утомлять ни микросхемы, ни батарею...

Но теперь, желая показать действие аппаратика (ну и что, что загорятся только нули, зато полюбуется Илюшка!), Майкл воткнул батарейку на место.

К величайшему удивлению, шкалы ожили мгновенно. Цифры сменялись в бешеном ритме, словно в пьяном калейдоскопе, и один за другим загорались нижние сегменты от единичек: кто-то сигналил: "Внимание! Я приближаюсь!"

Неопознанный валар двигался из-за кормы. И скорость его пугала. И тогда вдруг понял Майкл, что только Вала Мельтор может лететь с такой скоростью над гребнями волн, и возрадовался.

Но вместо печального валы вдруг вынырнул из-за сереющего горизонта проклятый всеми Рой. И стремителен был бег его, и цифры на шкатулке говорили о нем!..

Серебряными саванами одело мальчишек Нашествие, мешая дышать, пригибая к палубе неимоверной своей тяжестью. И отяжелевшие паруса грузно заполоскали и обвисли, потеряв ветер. И старые раны, исчезнувшие без следа, заболели вновь.

И промчался Рой дальше, и сползли в море ртутью следы Нашествия, и вновь наполнился ветром освободившийся из металлического плена грот и стремительный летящий кливер, вздувшийся узким серпиком над белым треугольничком стакселя.

Яхта вновь набирала ход, направляемая уверенной уже рукой Илюшки-морехода, старавшегося ни в чем не уступать своему другу...

...Остров оказался обитаемым. Правда, все его население составляла одна единственная женщина чуть моложе средних лет, но зато умом и манерами речи она могла заменить целую компанию очень даже приятных собеседников...

Греческой пифией назвали бы ее в привычном нашем мире, но здесь она предпочитала носить свое имя, которое, впрочем, не очень охотно раскрывала перед другими... Не торопилась раскрывать...

Она давно изучала Рой. И, как истинный теоретик, вывела гору формул, объясняющих миграции и маневры Роя естественными причинами. Она вывела химические формулы его жидкого металла и гармонические составляющие вероятностного распределения составляющих частей Роя, параметры его излучений и филологическую подоплеку Сказаний О Рое. И, как истинный теоретик, она ни разу не видела в глаза объекта своих исследований. Иначе чем же теоретик будет отличаться от практика?

Она выслушала рассказ Мишеля — и дополнила коллекцию формул.

Она выслушала рассказ Илюши — и отнесла его к Сказаниям.

Хотя по ходу и разъяснила, что называющий себя Единым и Рой — суть одно и то же, и что если Единый излучает, словно Айнур, то не Эру ли это? Какой из этого вывод? Разумеется, никакого: это лишь новая теоретическая предпосылка в ее гипотезу.

Она же сказала разумное: надо не бежать от Роя, а попробовать найти его и уничтожить бесследно. И Мишка с Ильей устыдились, что эта простая по сути мысль ни разу не проложила дороги в их светлые головы.

И она же не поверила прибору Мельтора, когда тот бешено завращал цифрами. И спокойно глядела, как сменяются нижними огрызочками единичек показания на шкале. И увидела она Рой. Впервые в жизни. И бежать уже было поздно. И ушла она затем деревянной походкой вглубь зеленых джунглей острова, словно в том лишь и заключалась ее миссия жизни, чтобы направить на путь борьбы этих ребят, и, выполнив предначертание жизни своей, сокрылась она в недоступном.

Они так и не узнали, как ее зовут...

Волны бились в острые скулы яхты. Пенилась струя за кормой...

Илька посмотрел на кильватерный след и вдруг вздохнул:

— Пропадет она там, на острове...

— Не успеет, — чуть легкомысленно пожал плечами Мишель. — Ухлопаем Единого — заберем ее на обратном пути...

— Заберем... А жаль, что она ошиблась, и наша жизнь — не сказание.

— Почему, Илька?

— Потому что в сказке со смертью колдуна расколдовываются все, кого он заколдовал... Увы — в жизни так не бывает... А еще — потому что в сказке можно кинуться на негодяя с голыми руками и победить... А в жизни... И вообще, у нас даже пистолета нет, не говоря о чем-то посерьезнее... Миш, ты говорил, что можешь из снов вещи вытаскивать... Постарайся, а?

Мишель присел, прислонившись к мачте и ощущая спиной звон такелажа. Расслабился и нырнул в глубины изменчивого мира чужих сновидений. Проскочил мимо солнца, входящего в Знак Близнецов, спугнул Ивика, опять сунувшегося в межгранные странствия без подготовки и экипировки, проскочил какую-то станцию, висящую на расстоянии светового года от Земли... Промчался мимо сидящего на астероиде роденовского Мыслителя, почему-то одетого в рваный скафандр. И обнаружил висящий в пустоте корабль, напоминающий то ли бутон, то ли соцветие... У принцессы, голову которой венчает пестрая птица, такое удобное оружие...

— Вот, я принес! — рядом с Мишелем возникли два боевых десинтора.

— С ума сойти! — восторженно взвизгнул Илька. — На склад военный пробрался, что ли?

— Нет, в сон Ольги Ларионовой, когда она "Чакру Кентавра" писала! Эти десинторы побезотказней военных будут: все же не Земная, а Джасперская технология...

— Есть предложение по прибытии на остров сперва поупражняться в стрельбе... — серьезно сказал Илька. — А то как бы не опростоволоситься в битве...

 

Глава 29

Администраторша куталась в халатик, читая книгу в засаленной обложке, когда Славик осторожно коснулся ее плеча.

— Что случилось? — девушка подняла глаза.

— Случилось, — Славик старался говорить спокойнее, чтоб не выдать своих истинных чувств. — Я прихожу — а там тело. На кровати. На моей кровати!..

— Тело? Пьяный постоялец? Так я его счас мигом!!! — праведный гнев у всех администраторов в крови...

— Не пьяный. Труп. Задушенный... — как описать, когда, войдя в комнату, застаешь на собственной койке труп стражника в сером плюше, по прежнему дразнящий тебя посиневшим языком, торчащим точно так же, как тогда, пару-тройку часов назад, на улице! Крыса! Крысо-человек! Серый!..

— Боже! Только этого мне и не хватало! Прийдется вызывать полицию! А пока... Минуточку! Кажется, я знаю, где Вы можете пока переночевать. Сегодня, пока с утра не приедут полицейские. Прошу Вас!

И девушка провела Славика прямиком в закуток, к комнате номер три. В тот самый момент, когда они шли коридором, из четвертой комнаты вышел постоялец. Вышел и отправился на лестничную площадку, покурить. Славик машинально запомнил увиденную комнату, почувствовав какое-то несоответствие, но переходить с подсознательного уровня на сознательный пока не стал: из головы не выходил мертвый Стражник.

Как ни странно, комната номер три оказалась незаперта. И не кладовка была за дверью, а помещение более обширное, нежели предыдущие.

Целых пять кроватей размещалось здесь, но только две из них были, похоже, обжиты.

— Ложитесь здесь! — девушка показала на среднюю кровать и, уходя добавила: — Сегодня поспите тут, а завтра переберетесь на свое место. Вы уж извините за такое!.. Честное слово, тут это впервые... И не волнуйтесь -эту комнату снимают два постояльца, кажется — отец и сын. Они платят за все помещение, но я им расскажу, что случилось у Вас, и они возражать не будут, я уверена... Не стесняйтесь, располагайтесь, они будут ближе к полуночи...

Оставшись один, Славик тут же зримо представил себе вид-план этажа.

Теперь картина приняла завершенный вид, и он настораживал.

Получалось, что в здании с одним парадным на этаже есть огромное пространство, недоступное с этажа! Есть ли вход туда с соседних этажей? Какие лестницы ведут туда?.. Или этот кусок этажа просто замурован? Интересно тогда — КЕМ и ЗАЧЕМ?! Что скрывается там?..

Впрочем, поверх настороженности и тревоги ложился смежающий веки сон, смешанный с обидой на Кошака, и, упав на кровать, Славик то ли вспомнил, то ли услышал слова молодого Крысолова:

— И самое обидное — это то, что вся эта война, вся борьба для вас -просто игра! Посреди крови и грязи вы играете в прекрасную сказку. Придумали даже свои языки, алфавиты, грамматику, руны... "Героические Руны для кровавых имен!" — так пелось в одной старой песне. Умный был человек, сочинивший ее. По крайней мере — он вовремя прекратил Игру. Свою Игру. Хотя и не мешал остальным играть!

— Играть... — сквозь сон повторил Славик.

— Кстати, ты не заметил одну странность? До Нашествия говорили — "милиция", после — "полиция". Интересно, что-нибудь кроме названия изменилось?

— Странность, пожалуй, в другом, — подумалось Славику: — Кошак же ничего не может знать о Нашествии! Он пришел позже, а местные о Нашествии ничегошеньки не помнят! Откуда ж узнал Крысолов? Впрочем, стоит ли удивляться: это же сон! А если не сон? Ведь описал же зануда-флейтист в точности Славиковы мечты о встрече вечером в гостиничном номере! Кто его теперь разберет!.. Или не описывал? Может, и тот разговор тоже приснился? И Стражник. И Тихие Города! А может, скорее всего, приснился и весь этот мир, Мир Арты?.. Земли? Риадана? И козни Единого — приснились. Ну конечно же: разве может быть злым — Бог?! Риторически вопрос... А скорее всего — и то, что ты родился — тоже приснилось. Ты спишь. Тебя нет. Ты просто сон дремлющего Космического, Вселенского Разума. Его самый страшный ночной кошмар. А скорей всего — и Вселенский Разум — тоже сон. Вот только вопрос — чей?

— Мой, — послышалось с соседней кровати. — Отдай, он мой!

Остатки сна-забытья мигом слетели с Славика. Он прислушался. На соседней койке, той, что справа от двери, слышались приглушенные голоса.

— У тебя опыт большой, ты и на бумаге напишешь! Отдай диктофон! -настаивал мальчишечий голос.

— У меня опыт, а потому я быстрее надиктую и тогда тебе отдам! -возразил другой голос, повзрослее, показавшийся Славику знакомым. — И вообще — потише, а то гостя разбудишь...

— Ладно, на твой... мой диктофон и диктуй, только в коридоре, а то точно гостя разбудишь... — в шепоте паренька послышалось плохо скрываемое злорадство...

Хлопнула дверь. Минуту спустя послышалась возня. Кто-то кидал свои шмотки, методично набрасывая их на спинку стула. Когда очередная вещь пронеслась над Славиком и вместо скрипа стула послышался звон чайной ложечки об пол, юный контрабандист довольно прокомментировал:

— Промазал! — и открыл глаза.

Глаза Славика уже привыкли к сумраку, да и вышедшая на небо полная луна щедро дарила свой свет. И в синеватых лучах ночного светила Славик внимательно разглядел пацана. На вид — лет четырнадцать, стройный до худобы, медноволосый, он был по всему телу покрыт крупными и светлыми веснушками. Причем на груди эти веснушки были более густы, идя от плеч и шеи и сходясь к "солнечному сплетению" ярко выраженным треугольником. Из одежды на нем были лишь узкие плавочки да наручные часы на широком браслете. Все же остальное тело просто лучилось от обилия веснушек!

Паренек присмотрелся и хмыкнул:

— Ну и промазал! Утром подберу. Все равно в чашке чая не было...

— Ага, я его выпил... — зачем-то признался Славик. — А ты тут живешь?

— Живу пока. Вместе с другом. Ладно, потом поговорим... А то я таки забуду все мысли и впечатления...

С этими словами веснушчатый достал из выдвижного ящичка под кроватью лаптоп и, положив его на подушку, плюхнулся на постель. Волной залопотали, зашелестели под умелыми пальцами клавиши. Славик завистливо вздохнул: несмотря на все тренировки, он набирал тексты куда медленнее, раза в три-четыре... Взять, что ли, уроки скорописания у этого конопатого пацана? А ведь мальчишка печатает вслепую: подсветка экрана не работает, так что на клавишах — сплошная темень!..

За дверью слышались невнятные бормотания второго обитателя этой комнаты — видимо, по-прежнему мучил диктофон. Интересно, кто их двоих быстрее завершит?..

Мальчишка оторвался от клавиш и повернулся к Славику:

— Ты недавно тут?

— Час, два, не больше...

— Я не об этой кровати, — улыбнулся пухлыми губами мальчишка, — Я о Городе.

— Городе?

— Ты не похож на местных. Мне кажется, что ты пришел откуда-то, Странник.

— Тимка разбирается в чужаках! — донесся из-за двери знакомый, но по-прежнему нераспознаваемый голос.

— У кого-то диктофон освободился? — тут же обрадовано вопросил мальчик. В ответ за дверью вновь неразборчиво забормотало.

— И вот так всегда... — улыбнулся паренек и вновь зашелестел клавишами.

— Тебя, как я понял, Тимофей зовут. Пожалуй, стоит представиться в ответ: Славик.

— Приятно познакомиться, — мальчишка вновь оторвался от истязания лаптопа. — Только меня, вообще-то, не Тимофей, а Тим зовут. Как и моего отца. Кстати, Славик — это более десятка имен. Какое из них у тебя?

— Не понял, какое "более десятка"? — в голосе Славика скользнуло недоумение.

Тим перевернулся на спину и, глядя в потолок, принялся перечислять:

— Болеслав, Бронеслав, Брячислав, Буреслав, Владислав, Вячеслав, Гореслав, Горислав, Зореслав, Изяслав, Лучеслав, Мечеслав, Мирослав, Мстислав, Родослав, Ростислав, Святослав и, наконец, Ярослав!

— Восемнадцать. Пять, — равнодушно зевнул контрабандист.

— Что "восемнадцать, пять"? — на этот раз настал черед недоумевать Тиму.

— Восемнадцать имен ты назвал... — поучительно начал Славик. — А мое — пятое: Владислав.

— Счетная машинка... — донеслось из-за двери и тут же возобновилось бормотание.

— А мне он говорил об одном твоем тезке... — при слове "Он" Тим кивнул на дверь.

— Смешно: администраторша считает, что вы — отец и сын. Что — так похожи?

— Есть сыновья, более похожие на матерей... Так что смотрят тут не на сходство физиономий, а на характеры... А вот в этом мы чем-то похожи, видать, раз принимают...

— А как вы встретились? — осторожно спросил Славик. — И еще — твои родители не возражают, что ты тут с кем-то... не родственником... обитаешь где-то на задворках Вселенной?

— Мои родители далеко... — он вздохнул... — Не в "Где", а в "Когда"... Они жили лет пятьсот назад... А я, сбегая от Инквизиторов, смотался в какую-то дырку, лишь бы Инспектор-Инквизитор не нашел, и провалился вот во времени. В будущее. И теперь уже два года странствую вместе с тем, к кому прямо в особняк вывалился... Назад мне, похоже, уже не вернуться... Хотя и сейчас нас мотает взад и вперед по временам и весям... А тут... Тут странное ощущение. Вроде никто и не гонит, все относятся дружелюбно или по крайней мере корректно, и все же — чужой среди своих...

— Так изменился бы. Попробовал бы, хотя бы...

— Легко сказать — попробовал бы! А если я просто — другой? И не только в мыслях, в мировоззрении дело! А то, что при Нашествии на меня ничто не повлияло? Все вокруг поразмагничивались, а мне хоть бы что?! Ваши, и те от Нашествия пострадали практически все. Ну, почти все!..

— Наши?

— Ага. Я и про землян, и про Воинов, что повадились в этот мир... Да еще после одного случая стал я чувствовать людей немного иначе... Словно вижу в них что-то хорошо скрытое от других... Сущность и что-то еще... Кстати, вот еще одно: на днях столкнулся на улице с этаким тысячелетним пацаном, ну, Томом, так он сперва за катану свою ухватился, когда почувствовал меня, а затем тщательно так присмотрелся и говорит мне: "Нет, ты не из наших... Фонишь — не спорю. Излучаешь — да. Имеешь Силу -согласен. Но ты — смертный. Кто ты, чужанин?" Чужак...

— Не "чужак", — машинально поправил его Славик. — "Чужанин" -значит "пришлый", родившийся не здесь... СТОП! — Славик аж подскочил: — Ты видел Тома?! Где он?

— Не в Городе. Когда я его встретил — он уходил с Лассарой. И знаешь, что странное? Лассара не показался мне чужаком! А вот Том — он явно чувствовался... Как бы это определить?.. Понимаешь — дико: простой мальчишка вдруг кажется чужеродным, а крылатый парень, которого в средневековье сожгли б на костре как демона — кажется своим, словно родился и вырос в нашем Городе, среди нас... А я вот — чужой. Чужак... Прямо хоть бери свой мозг и размагничивай его, как дискету, чтобы снова стал чистеньким, "своим" для Города. Размагнитить — а затем записать: пошлости — двадцать процентов, хитрости — пятьдесят два процента, умения предавать и использовать других — пятнадцать, цинизма — десять, если что осталось -вписать немного ума. Разума, в смысле. И — ни в коем случае не вписывать совесть: неходовой это нынче товар...

— Проще расформатить дискету, чем память человека, — возразил Славик, — Дискета пустеет, а вот в памяти хоть что-нибудь, но остается. И тогда рано или поздно все отрастет вновь, восстановится, формать — не формать...

— Вот-вот, расформатить. Совсем как у Семенова. Помнишь?

И Тим задумчиво процитировал:

— "...Вот и сейчас он сидел у дальнего терминала, который был заставлен компьютерами на семерых, а принтерами на восьмерых. Штирлиц был один и никого не ждал. Иногда ему становилось скучно, он вытаскивал из кармана дисковод с дарственной надписью "Программисту Исаеву за освобождение Дальнего Востока от Феликса Эдмундовича Дзержинского" и с меткостью истинного системного программиста форматировал затаившихся по углам тараканов.

— Развели тут! — орал он. — Бардак!

И действительно, в ВЦ был бардак. Пол был залит дешевым тонером, заплеван и завален дискетами. Создавалось впечатление, что каждый считал своим долгом если не одарить пол BAD BLOCK'ами, то хотя бы плюнуть или что-нибудь пролить." Ну, и так далее...

— По-моему, это был не Семенов.

— Какая разница, все равно про Штирлица!.. Впрочем, желающих "расформатить" людей и без этого было предостаточно...

Повинуясь внезапной ассоциации, Славик вдруг спросил:

— Что ты помнишь о Нашествии?

— Помню Железных Пчел. Помню Пожар Памяти: горели не дома, не люди, а их мысли... Помню выгоревшие тела, бездумно шагающие по улицам. Они шли, и пепел мыслей пересыпался у них в голове. А затем, недавно, пришли те, кто оживил. Пусть немногих, но все же... Я не могу сказать, Зло они свершили или Добро: они оживили души — удобренные пеплом, посевы хорошо растут, но семена были те, что сейчас пожинает весь Город. Конечно, если стоит выбор -зомби или подобные существа, то пусть уж лучше эти полумрачники... Но разве не нашлось ничего другого, чтобы посеять? Неужели создание новых гопников -единственно разумное решение?!...

— А другое прорастало? — вопросом на вопрос ответил Славик.

— Извини. Я не подумал об этом... И все же — зачем пришли? Чтобы спасти от Нашествия?

— Мы пришли раньше. Разные... Феникс говорил — он гнался за тем, кто повинен во всем этом. Он как-то говорил мне: "Если б мы так долго не откладывали Поход. На завтра, послезавтра, послепослезавтра... Если б не колебались и ударили первыми — кто знает: может, Нашествия не было б вовсе..." Но тогда мы не знали, что золоторожий решится на такое...

— Этот "золоторожий" именует себя Единым... Его мысли просто понять. Нет, это не значит — простить, просто понять: он привык повелевать безраздельно, и когда увидел, что все больше и больше людей не признают его не только Богом и Создателем, но и вообще — не признают, то решил, что лучше стать Повелителем Зомби, чем вообще не повелевать никем... Вот и началось — Нашествие. Вот и бесится он... Так что вашей вины в промедлении нет. Просто вы никогда не сражались с фюрерами. Мы, впрочем, тоже...

— Зато теперь...

— И теперь — никакого хэппи-энда не намечается... Даже если те, кто сейчас отправился к заброшеному храму в горах, добьются своего и Единый уйдет из жизни — придут Его дети. Собственно — они уже пришли... Я не о тех, что созданы им, я о тех, что дети ему по духу: Крысы. Город полон Крыс!.. И скоро они завоюют нас, пока мы будем мирно нежиться в своих постельках...

Славик хотел было ответить Тиму, рассказав о теле Серого на своей кровати в соседней комнате, но не успел.

Ответом на эти слова прозвучала флейта. Она пела за окном, и при полной луне ее голос рассыпался парашютиками одуванчиков, серебряными капельками, разливался горными звонкими ручьями...

Славик метнулся к окну. Опережая его, на подоконник уселся Тим. В лунном мареве было прекрасно видно, как идет по Городу высокий, стройный черный силуэт: Крысолов. Идет, играя на флейте, и за ним, как послушное стадо, топают сгорбленные силуэты, даже в сумраке ночи не черные, а серые -Крысы... Их все больше и больше, они идут отовсюду, а у ног Серых топают их меньшие собратья: пацюки и прочие крысы с помоек и канализаций. Невиданная колонна направляется дальше, и в какой-то миг Крысолов ступил на тонкий лунный лучик. И лучик затвердел хрустальным мостиком под его ногою. Колонна уходила в Небо. Подальше отсюда. Из Города, с Планеты, из жизни...

Оцепенение. И — прекрасная песня.

— А ты мелодию узнаешь? — спросил вдруг Тим.

— Не-а.

— Ты прислушайся. Это же песня. Ну, та самая, что Юрик из "Лиссэ Лотэссэ" поет!

— Отстань от человека! — прозвучало из-за спины. Очевидно, в комнату вернулся старший друг Тима. И сейчас он стоял за спиной Славика и тоже глядел в окно. На Крысолова и его обильную жатву. — Ты не учел, что для него эта песня еще не вернулась, она станет модной где-то через год, на следующий День Весеннего Равноденствия. А пока она хорошо забыта, с тех самых пор, как Ник ушел из "Лиссэ Лотэссэ" и создал группу "Мама"...

Человек за спиной замолчал, но Славик не спешил повернуть к нему голову. Ну и что, что голос знаком? Успеется посмотреть, никуда он из комнаты не денется. А вот такое зрелище, как за окном — раз в жизни увидать можно...

И только с последними словами песни, с последними нотами мелодии, когда растаял лунный хрусталь, до Славика дошло: "Лиссэ Лотэссэ" — на Арде, в Мегаполисе. А здесь — не Арда!.. Да и на Арде сейчас никто не упомнит эту группу и ее настоящего создателя, это только в отчетах по "Истории-Хронос" сохранилось... Откуда эти сведения у этих двоих?

Он обернулся на мгновение позже, чем хлопнула дверь и из-за нее вновь донеслось бормотание.

Тим вскинул глаза на Славика:

— Э, а что, собственно, случилось? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение!

— Не увидел. В том-то и дело, что не увидел. Уж очень твой друг шустер, словно нарочно скрывается сейчас за дверью...

— Да брось, он и не думает об этом... Он просто спешит записать все увиденное только что. Это ж ведь и читателям интересно будет...

— Допустим... — Славик оставался серьезным. — А вот откуда ты да он знаете, что будет через год? И что было триста лет назад?

А в мозгу бьется:

— "Не понятно: на пророков и провидцев не похож, а говорит о будущем столь же уверенно, сколь и о веках, в которых началась эта музыкальная история... Уж не родственник ли Зрячей?"

— "Не важно, сколько времени прошло с начала этой истории: можно жить в трех-четырех временных срезах сразу..." — мысль в ответ. Голос знакомый: то ли Кошак, то ли Тим... Но Кошак — далеко. В небесах он теперь. Только что ушел. А Тим — вот он стоит, чуть улыбается, но рта не раскрыл ни на миг... Телепатия? Какая разница! Главное — ответ: "можно жить в трех-четырех временных срезах сразу..."

— ...В трех-четырех временных потоках одновременно. Как Шут, например. Боже, опять Шут! Неугомонная память!.. Пепел листьев...

— Тише-тише, едет крыша... — это уже Тим произнес вслух. Тот же голос...

— А под крышей — чердак, — съехидничал Славик. Просто так, чтобы заглушить горькие мысли...

— Это все не так просто, — Тим вдруг стал серьезен. — Помнишь, я говорил о путях спасения Города? Теперь я точно знаю: Вы, пришедшие, своей возней и стараниями смогли на этот раз очнуть Город от спячки. Не знаю, что ждет впереди, но... Каждый должен сам убираться в доме, чтобы не было бардака. А наш мир — это наш дом. Впрочем, подобные реплики набили всем оскомину, кажутся банальщиной... Так не лучше ли сказать — Дом. Именно так, с большой буквы... Наш Дом, который мы бережно обживаем, бережем, украшаем... Наш Дом — Город. Наш Дом — Планета. Наш Дом — Вселенная. Наш Дом — Мироздание... Наш Дом — Мир... Наш мир — это Дом...

— Ты даже не знаешь, как здорово ты сказал, Тим!

— А, может быть, как раз знаю? Но — где-то там, на уровне подсознания... Просто — пришло время — и подвелся итог... Вот только -Крысы... Как они вписываются сюда?

— Наш мир — Дом, но и Подвал — часть реального бытия. Дом... Он вполне реален. И так же вполне реален мир, где весь наш мир — тоже просто чей-то подвал, такой же неубранный и грязный, — Славик печально улыбнулся, затем продолжил:

— И, как говорил один мой знакомый Кошак — на то и живем мы все, чтобы не расплодились по всему Подвалу и Чердаку Крысы Сознания, этот легион Серого Войска.

— Он, впрочем, кажется, считал, что Крысолов справится с этой задачей лучше Воинов и Контрабандистов... — невинно прозвучало из глубины комнаты. Славик обернулся. В проеме, прислонившись к косяку двери, стоял Артагорт с диктофоном в руке.

— Арт?!

— Он самый. А что удивительного? Привет, Славик... Ну, видишь, Тимка, все не так-то и плохо... Сподручные Единого покинули Город и всю эту планету. Навсегда ли — не знаю, но хоть сейчас не будут мешать... Так что пришла пора и Единым заняться. С утра отправляемся в путь.

— Куда? — выпалил Славик.

— Тебе лучше не идти, — Артагорт был серьезен. — Это мы с Тимом отправимся на охоту.

— Но почему?

— Опасно... В такой бой обычно только Хранители и суются... Вот мы и идем...

— Вдвоем на Единого? — сколько скепсиса в одной фразе...

— Почему вдвоем? Туда же отправились уже Макс Второй и балроги, туда же придут Воины, которых таки отыскали на Дороге Том и Лассара, туда же нацелил свои стопы Мельтор, да и Ирлан со своим воинством не дремлет...

— Но зачем это тебе, Арт? "Сводки с полей сражений" покоя не дают?

— Нет... Не тяну я на фронтового корреспондента... Просто понимаешь -я столько раз проигрывал Ему в своем мире, что пришла пора взять реванш. Тут. В этом мире. Здесь он — чужак, хоть и выдает себя за Бога, и потому не может менять законы по своему усмотрению. А я... Мне есть за что мстить ему...

— Никуда ты не пойдешь... — уверенно сказал контрабандист. — Арт, ты мне живой больше нравишься, чем в виде зомби или трупа. Честное слово!.. Так что обламывайся с этим походом!..

— Не могу.

— Тогда хоть монетку кинь...

— А это мысль... — Артагорт достал из кармана никелированный кружочек размером с пятнадцатикопейку. — Если упадет портретом вверх — иду вместе с Тимом. Если колосками — иду сам, чтобы Тим не рисковал...

С этими словами он подбросил монетку повыше, и она завертелась, падая... И зависла в полуметре от пола, став точно на ребро!

— Вот так! — довольно сказал Славик. — Никто никуда не идет.

Тим и Арт переглянулись, и мальчишка вкрадчиво сказал:

— А Макс Первый, тот, что киношник, уже и место себе присмотрел в укрытии возле Храма, снимать битву будет...

— Мою идею юзать! — выкрикнул в показной ярости контрабандист и, крутнувшись на месте, исчез. Из пустоты донеслось:

— Передайте хозяйке гостиницы, что моя койка за мною! Я еще вернусь!..

 

Глава 30

Нестерпимо болела голова. Малдер открыл глаза. Какое-то странное чувство, будто бы все тело пронизано сотнями тонюсеньких ниточек, натянутых от пола до потолка. Под самым потолком в пустоте висели три ярких светящихся сферы. Дэвиду захотелось встать. Он попытался опереться о кровать и только тут осознал, что висит в воздухе. Словно почувствовав его желание, неведомая сила перевернула его и поставила на ноги. Он находился в столбе света. Многочисленные лучики струились то ли снизу вверх, то ли сверху вниз. Малдер огляделся. Вокруг стояли существа. Иначе не скажешь, потому что на людей они не очень-то походили. Все, за исключением одного: Яромира Загорского. Но и он теперь похож на человека не до конца. Вместо прежнего его левого глаза было какое-то лиловое сияние. А может — это не Яромир, а кто-то очень похожий? Принял вид, так сказать, чтобы не испугать? М-да, он бы еще это и этим, остальным посоветовал бы... А то слишком уж... Мысль оборвалась, едва начавшись. Мыслям было просторно, но текли они вяло и криво, мелкими рывками... Сонное состояние покидало его ум медленно и лениво. Хотелось что-то спросить, но мозг еще не был в состоянии оформить мысль и перевести ее в слова.

Тем временем стоявшие о чем-то заговорили. Дэвид не разобрал, о чем, хотя вроде бы и понимал язык. К нему подошел Загорский. Он вывел Малдера из светового столба и повлек за собой. Ноги плохо слушались и от этого походка выглядела нетрезвой.

Странные коридоры, залы. Непонятное оборудование, если это вообще оборудование, а не декоративное оформление в стиле "замок черного колдуна". Они оказались перед сияющим синим окном. Яромир шагнул в него, увлекая за собой зачарованного коллегу. И вот они в какой-то зале с изумрудными стенами и потолком. Руны на полу напоминали те, что Малдер видел на зарисовках интерьеров "Ската", бесследно пропавшего недавно с Причальной Паутины.

Сонное состояние надорвал противный, режущий уши свист. Дэвид повернул голову в сторону его источника: откуда-то из-под рукава Загорского исходил яркий голубой луч. Под его напором часть помещения будто вздулась и лопнула, открывая потустороннюю черноту. И, еще не совсем придя в себя, Малдер шагнул вслед за своим поводырем.

— Где мы? — приложив невероятное умственное усилие, спросил он.

— Между Мирами.

Всего несколько шагов (или это только кажется, что шагаешь, а на самом деле по чуть-чуть переносишься силой своего желания?), и вот они уже стоят в каминной, в башне Загорского.

— Яр, где ты был? Что с твоим глазом? — Альфа кинулась к мужу.

— Пойдем, дорогая. Я все тебе расскажу... Бертрам, отведи Дэвида в свободную комнату, ему нужно прийти в себя, и позови ко мне Сашку...

Скелет-службист взял Малдера под руку и повел куда-то вниз по лестнице.

— Чайку сделать, шеф? — поинтересовался он на ходу.

— Н-нет... Спасибо Берт... — выдавил из себя Дэвид, — Если бы кофе...

— Да господи! Ща сделаем кофе! — ободряюще усмехнулся Бертрам. -Одеяло принести?

Малдер кивнул. Он пытался понять только что увиденное.

* * *

— Ну-с, Берт, а теперь кайся — что это тут происходит... — Яромир Савельич развалился в кресле у камина.

— Бардак... — честно ответил скелет. — Летает эта золотая гордость гербари... Нет, гербарий — это когда цветочки засушены. А как оно дразнится, когда насекомые сушеные в коллекции на музейной полке? Нет, не тараканы после дезинсекции, я про пчел, бабочек и прочую моль. А, ладно... Так вот, летает со своим стадом прислужников... Не стадом, а роем? Ну пусть будет роем! Летает и где пролетит — там все и становятся а-ля автоматы, потупее, чем в Великую Депрессию. Мы это назвали "Синдром последнего рефлекса"... Увы — защиту от этого обнаружили слишком поздно. Нет, не мы. Тут в гостях на планете был Лат, так он предложил короны из металла. Работает... Стальные гермошлемы, кстати, тоже... А знаешь, Яр, обидно ведь: я этот Рой заметил еще до того, как он сюда добрался! Он один из Тихих Городов по дороге вынес таким же способом... Поднял я тревогу, и давай жителей эвакуировать. А они не эвакуируются! Мы им, мол, давайте кто куда, и желательно подальше и побольше, а они — кто куда, но только от нас и только в пределах города... В общем — сами-то мы в Башне заперлись, а потом стали этих... автоматоидов подбирать и эвакуировать. В первое же нашествие Коваленко отбил сигнал тревоги на Землю, так сюда почти весь флот УОКСа прилетел. Окружили планету и объявили карантин, так мы эвакуированных к ним на крейсер-лазарет переправляем. Там врачи пытаются докопаться до происшедшего. А Сашка — тот вломился в Город Гоблинов, стервец, и с моей помощью эвакуировал хранящиеся там яйца своих сородичей.

— Тоже в лазарет? — ахнул Загорский.

— Нет, на какую-то из "Скалярий"... Говорит — они там в безопасности будут... Ну так вот, земляне планету оцепили и никого не пущають внутрь. А наружу только через карантин. И ничего так и не делают по большому счету... А мы-то вычислили по наблюдениям, где Рой базируется, у него улей в одном из храмов Единого, вот нету гнева Его на их головы!.. Доложили шефу Флота, а он — "Мы не можем вмешаться в дела суверенной планеты, потому что потому... Бюрократ со стажем!

Яромир молча подошел к визору и щелкнул клавишами.

— Пост тридцать три... — послышалось с экрана.

— Так, дите! — рык Загорского заставил подпрыгнуть даже Бертрама. -Или ты немедленно свяжешь меня с господином Траффолдом, или звездочки с погон полетят не только у тебя, я вам тут звездопад на весь УОКС устрою!

Испуганный диспетчер (а как тут не испугаться, когда сам Победитель Дракона разнос начинает!) переключил связь немедленно.

— Твое Управление совсем обленилось? — без приветствия напал на Траффолда Яромир.

— Но... Мы честно держим карантин... Хотя этого и нет даже в уставе...

— Согласно Уставу Управления Объединенного Космофлота Системы... -начал было за спиной Загорского Гельберг, но шеф знаком велел ему заткнуться. Замолчал и шеф УОКСа.

— Вы что, решили сделать из планеты заповедник для Роя? — Яромир недобро ухмыльнулся уголком рта. — И никого не пускаете, чтобы "птичку" не обидел никто? Может, еще и подкармливать будете? Для полного комфорта... У вас тут пасека, так?

— Мы не бездельничаем... — жестко возразил старик на экране. — И никто не может упрекнуть нас, что мы ничего не делаем. Когда эти... костяные твои доложили нам о месте дислокации Роя — мы выслали туда звено истребителей. Не вернулся никто. Вернее, вернулись, и теперь они постоянные клиенты нашего лазарета, вместе с местными, пострадавшими от Нашествия. А с орбиты этот гадюшник не накрыть: храм в углублении в скале, над ним такая толща, что только планетодробилкой ковырять! Ты ж не предложишь нам искать один из затерянных БАСов и применять тут его излучатели, а?

— Типа вы не могли туда послать истребители-автоматы...

— Они выходили из строя еще на подлете... Мы — военный флот, но мы не самоубийцы и не камикадзе. Мы сейчас всесторонне изучаем проблему Роя, и надеемся найти приемлемые решения...

За спиной Траффолда возник сержант и негромко произнес:

— Только что в сторону планеты совершил несанкционированный вылет старший лейтенант Соронсон.

— Ингвальд? Извините, Яромир, я свяжусь с Вами позднее. У одного из наших офицеров сейчас могут возникнуть большие проблемы с мозгами...

Когда связь прервалась, Бертрам хмыкнул:

— Наверное, Джино решил присоединиться к тем, что пошли охотиться на этих пчелок прямо в их улье...

 

Глава 31

Была когда-то фантастическая повесть времен Второго Средневековья, повествующая о битвах с Мраком. Так себе повесть, ничего особенного, но называлась красиво: "Войска собираются в Киеве". И теперь вот, глядя на творившееся на небольшом каменистом островке посреди океана, в высоченных скалах которого затаился в ложбине Храм Единого, невольно хотелось повторить за старым автором: "Войска собираются... здесь!!!" Картина была просто феерическая: зеркала храма зазвенели разом, и из них шагнули люди. Если бы кто посмотрел на зеркала до этого, то, без сомнения, увидал бы, как в отраженном зеркальном мире возникли идущие, которых не было в самом храме. И как, подойдя вплотную к стеклянной поверхности, эти отражения просто шагнули из зеркал в зал, оказавшись настоящими людьми.

Но некому было смотреть на выходящих из зеркал: в храме в тот момент не было ни единого живого существа. Это лишь минуту спустя под древние своды ворвались три огненнокрылых демона и Макс-Бывший Пацифист. А вслед за ними — Женька-Брукса. Крылатые демоны с подозрением косились на крылатого предводителя Зеркальщиков, ловя в ответ точно такие же взгляды. Но Женька, лишь приметив Крылатого Лассару, успокоился: свои! Зато увиденное за алтарем повергло его в целую смесь чувств, главным из которых была все же печаль: прямо на стене чуть повыше алтаря скорчился старичок-вампир. Тот самый. Он был приколочен осиновыми колами, и нынешней позой своей больше всего напоминал то распятие, которым так любил ковыряться в зубах, доказывая всем бессилие предметов веры при отсутствии самой веры... Вампир был мертв, и, судя по всему, висел тут не первую неделю... Конечно ж, он был мерзким старикашкой, да и кусаться полез ну совершенно без спросу, но глядя на съежившееся и иссохшее тельце, Женька испытывал-таки не злорадство, а жалость. А еще — удивление, что кому-то удалось изловить этого верткого вампира. И — ненависть к тому, кто убил, а затем выставил вот так на всеобщее обозрение труп. К счастью, Женька и не догадывался, что осиновыми кольями к стене был прибит в свое время не труп, а вполне живой только что пойманный вампир, и что умирал он долго — от голода и постоянных жгущих мучений, доставляемых ему осиной... Умирал в усладу Единому, так наказавшему вампира за неверие.

Само же золотоликое чудовище отсутствовало, Феникс это ясно ощущал.

На отдаленной от храма скале устраивались поудобнее Макс-киношник и Славик. Свой энтомоптер они спрятали в соседней ложбинке, и теперь искали наиболее приемлемые ракурсы для съемки. Снег давно уже растаял в этих горах, и знойное лето иссушило все вокруг, нагрев камни и выбелив песок на берегу. Единственная пригодная бухточка островка была девственно чиста: кому придет в голову использовать корабли там, где всегда под рукой глайдер, флип или энтомоптер. Или маршрутное такси с автопилотом, на худой конец! Когда-то эти такси называли ласково и нежно — "Пчела", но после событий с Роем у народа резко пропало желание вообще поминать маленькое трудолюбивое насекомое. Так что пчел обитатели Рокласа называли теперь просто "жу-жу", как в старой детской песенке, "Пчел" — "аэротакси", или попросту "такси", когда же слышалось слово "пчела" — народ инстинктивно пригибался и в страхе оглядывал горизонт в поисках надвигающегося Роя.

Макс разместил переносной штатив-треногу и прилаживал к нему камеру, рассуждая вслух. То ли он обращался к Славику, то ли говорил сам себе...

— Сейчас отснимем эту тварюку со всеми ее превращениями, а затем вставим в наш сюжет и прокрутим на Земле, пусть думают-гадают, как мы сделали такие спецэффекты!

— Ага, — Славик предпочел предположить, что обращаются к нему, — И все "Оскары" наши! А "Оскары" — почет, почет — это слава, слава -прибыль, а прибыль — ВОТ ТОГДА И НАПЬЮСЬ ВВОЛЮ!..

В ответ он заработал только сочувственно-понимающий взгляд Макса и жест плечами... И киношник продолжил тестировать камеру, затем открыл ее крышку и сунул туда чистый диск. И вдруг, прислушавшись к чему-то, резко развернул камеру, нажимая на ходу "Rec". Громко шепнул:

— А вон и выпивка летит!

— Где?! — в голосе Славика появились вожделение с надеждой.

Но в небе летели не бутылка и не рюмка. Из-за горизонта медленно поднималась, ослепительно сияя в лучах заходящего солнца, туча Роя.

Ослепительные тучи насекомых заполонили все небо, и посреди них плыла трехметровая золотая пчела — Королева Роя. Она спустилась на пороге храма и медленно, чуть неуклюже поднялась на задние лапы, ставшие тут же толще и прочнее. Неторопясь перетекла в человекоподобное существо с золотой короной на золотой же голове. И тут же пчелки, словно ожидая именно этого момента, разом ринулись к центральной фигуре, на лету соединяясь в золотой развевающийся плащ за спиной. Смолк звон мириадов крылышек. И в наступившей тишине живая золотая статуя повернулась, готовясь войти в храм.

Это оказалось не так-то и просто. Двери распахнулись, и из сумрака помещения шагнули навстречу божеству воины. Издалека трудно было рассмотреть, кто есть кто, но сразу бросалось в глаза, что четверо из них крылаты, причем крылья троих полыхают, как костер, у четвертого же -задумчиво-черные, словно ночь. Всего же воинов было множество, и одеяния большинства из них были темно-синими до черноты, но с зеркальным кругом-эмблемой на рукаве. Круги блестели и были уже хорошо различимы в видоискателе, но Макс старался снимать так, чтобы ни на секунду не выпустить из поля зрения жидкометаллического бога.

На какое-то мгновение Максу показалось, что чудовище испытает недоумение, или хотя бы вздрогнет от неожиданности. Но Единый остался беспристрастным. То ли он очень хорошо владел собой, то ли просто был не способен на внешнее проявление эмоций...

— Зачем пожаловали? — пророкотал в головах воинов механический голос. — Признали меня своим Богом? Тогда я с радостью дарую вам прощение и приму в лоно веры моей! Я забуду все то зло, что вы творили против меня, и приму вас в число моих сторонников избранных! Преклоните колено!

— Мы преклоняем колено только перед тем, кому служим всей душой! -яростно воскликнула одна из демониц огня.

— А на коленях нас вообще никто и никогда не видел! — добавил крылатый Феникс.

— Поставить на колени — не велика проблема... — пророкотал Единый и плащ его чуть колыхнулся. — Но я предлагаю честное служение мне и Свету.

— То, что ты предлагаешь — не Свет, а рабство! Тебе же даже народ этой планеты не удастся никогда поставить на колени!

— Почему же? Удалось. Уже удалось... Они все мне покорны... А вам, иномиряне, я честно предлагаю занять место Избранных. Вы будете иметь все -власть, славу, богатство!

— А взамен мы должны...

— Прекратить эти боевые действия, обрекающие вас на поражение... — за него договорило само божество.

— Странные пироги, — хмыкнул Макс-Воин, — Ты велишь нам не воевать с тобою, что скорей напоминает боязнь поражения, а не великодушие...

— Мне ничего не стоит испепелить вас всех или просто стереть в порошок... — и в доказательство своих слов Единый протянул руку, и балрогесса, на которую указал он, замерцала, как свеча на ветру, и погасла, обратившись в ничто. Только дымок поднимался в небо...

Макс-Воин рванулся вперед, взмахнув рунным клинком, но Феникс удержал его, с силой вцепившись в плечо.

И в тот же миг полыхнуло. Сперва показалось, что возродилась огненная демоница, потом — что разверзлись небеса. А из пролома в пространстве уже хлынула лавина: всадники в сверкающих доспехах, восседающие на боевых конях. А впереди, во главе, мчался на своем единороге Магистр Ирлан, и над ним развевалось темно-синее до черноты полотнище с серебряным кругом. И только теперь Макс и Славик поняли, что напоминали им формы Воинов Зеркал: тот же синий цвет, только круг не просто серебряный, а ослепительно-зеркальный. Видимо, Ирлан на своем флаге пытался изобразить ту самую эмблему, но сподручными средствами зеркало гибким не сделаешь и на флаг не прикрепишь -вот и стал круг серебряным.

Всадники заполонили пространство перед храмом, и сразу стало неимоверно тесно. Но Единый вновь и не подумал вздрогнуть...

— Вот это сцены-ы!!! — завопил в восторге Славик, — Это же просто невероятно!

Макс-киношник легонько хлопнул сотоварища по загривку, а затем молча указал на микрофон. Мол — не шуми, звук тоже записывается!..

Однако, отвернувшись от храма и Единого, Славик взглянул на бухточку и ухмыльнулся: к берегу подходила белоснежная яхта.

"Туристов принесло, видимо!" — проехидствовал бывший контрабандист. -"Вот уж не знают, в какое дерьмо их принесло! И вместо приятного отдыха на южных пляжах — ..."

Мысль не успела дооформиться: с яхты спрыгнули двое мальчишек с боевыми армейскими десинторами наперевес. Вообще-то такое оружие не у всякого косморазведчика встретишь, а тут... И настроены они явно не позагорать на солнышке...

Мальчишки как раз пробирались через толпу Серебряных Рыцарей, лавируя меж конями, когда с треском и фырчанием к берегу пристали десятки скоростных десантных скутеров. Легкие суденышки выскакивали на полной скорости далеко на песок, оставляя за собой широкие следы, и тормозили на излете. С них спрыгивали бравые десантники в пятнистом многоцветном камуфляже и масках на лицо. Сжимая короткоствольные спецавтоматы, они за считанные секунды окружили рыцарей и воинов, окруживших Единого, и командир десантников властным голосом выкрикнул:

— Никому не двигаться! Стреляем без предупреждения!

Единый лениво отмахнулся, словно от надоедливых мошек. И бравые солдаты в камуфляже тут же превратились в склизкую протоплазму, расплескавшуюся по песку. Автоматы с чмоканьем полетели в то, что еще секунду назад было их хозяевами.

— Промашечка вышла, Единый! — злорадно заметил Лассара. — Это ж твои собственные войска были, СЛУКовцы! Верой и правдой служили тебе, а ты вдруг их — раз, и все!

— Не страшно! — пророкотало чудовищное божество. — Зато они сейчас уже в раю, вкушают плоды жизни вечной, а не бренного телесного существования! Те же, кто не признают меня, будут мучимы и в этой, и в запредельной жизнях!

И вновь на лице его не изменилась ни единая черточка.

— Слушай, что это за спецназ тут выпендривался, а? — Славка никак не мог понять до конца, что происходит.

— С-Луковцы.

— Кто-кто?!

— С-Луковцы! Такая секта религиозно-военная. Сокращенно от "Сопротивление Лукавому" — получается С-Лук. Жаль, что мы не засняли их прибытие на берег.

— А что такого? Потом костюмированной массовкой доснимем!

— Эх, ничего ты не понимаешь тут, Славка! Таких вот никто не пожелает играть!

— Ну почему же? Есть же актеры, сыгравшие в сотнях фильмов фашистов или центаврийцев там! Так почему же...

— А потому, чудак-человек, что эти похуже любых фашистов будут! И похлеще Аббингтона!

Славка недоверчиво присвистнул.

— Да-да, — продолжал Макс, — Я не оговорился! Аббингтон убивал, насиловал и мучил просто потому что садист, а эти вот придумали себе целую идеологическую базу, основным принципом которой является "Чтобы все боялись!", и готовы убивать всех: и взрослых, и детей! И не только готовы, но и убивали! Тысячами! Миллионами, и по разным мирам! Убивали, чтобы насадить в тех мирах свою веру — веру вот в эту вот золоторожую образину! Они оправдывали и даже поощряли убийство любого ребенка, если этот ребенок отказывался принять веру в их Бога: объявляли пособником Лукавого, и устраивали демонстрационную публичную казнь! Во имя Единого!

— Похоже, Единый не зачел им их старания, — ухмыльнулся Славка.

— Зачел! Просто сейчас победа их руками была б ему унижением — вот он и прибрал их. За ненадобностью... Чтобы ни с кем славой своей не делиться.

— А по-моему, он пытается перевербовать всех тут к себе, — заметил Славик, — И поэтому понял, что нормальные люди не захотят быть в одной компании с такими вот клиентами в масках!

Тем временем Феникс напряженно присматривался к малейшим движениям Единого: а что, как тот решит не рисковать и, превратившись в пчелу, рванет вверх, едва лишь поймет, что сила не на его стороне?

И тут пришла поддержка с воздуха. Сперва послышалось хлопанье огромных крыльев, а затем на всех, стоящих на площади, пала тень. Невысоко над головами, поднимая ветер, пронесся Элдхенн-младший — белоснежный красавец-дракон с ухмыляющейся физиономией. А на спине его, с улыбкой пошире, чем у дракона, восседал Темка. Что мальчишка сжимал в руках -разобрать было невозможно, но Единый почувствовал что-то и пристально посмотрел на наездника.

Дракон примостился на скалах, задумчиво облокотив голову на приподнятую переднюю лапу. Оперенные белые крылья накрыли скалу, словно скатерть стол.

— Надеюсь — все собрались уже? — в механическом голосе Единого послышались насмешливые нотки.

И ответом ему был гром среди ясного неба! В зените появилась сверкающая жемчужная точка. Она росла с каждым мгновением, и вскоре уже превратилась в силуэт посадочной капсулы. С ревом, оставляя за собой инверсионный след и завихрения разорванного короткими крылышками воздуха, капсула пронеслась над всеми собравшимися и плавно вписалась в старинный храм!

Полетели камни и клочья штукатурки, рухнул потерявший опору купол. Взметнулась в вечернее небо многотысячелетняя пыль. Тут уже вздрогнул даже Единый.

— Нет, ты только посмотри, сколько жалости и отчаяния в этом взгляде! — Славка толкнул Макса, указывая на золотоликое божество. — Сейчас расплачется...

Но Единый не расплакался, а впал в ярость, увидев Ингвальда Соронсона, шагающего по руинам от разбитой вдребезги капсулы и смахивающего пылинку с плеча парадной униформы.

— Ты хоть представляешь себе, сколько тысячелетий стоял этот храм в целости и сохранности?! — взревел золотоликий.

— Да?! — Ингвальд делано удивился, — Тысячелетий, говоришь? В таком случае я просто удивлен, что при такой вот прочности он вообще простоял все эти сотни лет! Он должен был развалиться куда как пораньше этих десятилетий...

Единый прорычал, словно раскат грома пронесся под сводами черепа.

— А вообще-то, — заметил Ингвальд, — Мне таки стоило бы извиниться, что я сломал этот дом, но у капсулы отказало управление, так что я летел просто туда, куда она несла...

— И остался в живых — исключительно промыслом божиим, то есть моим! — гордо и напыщенно заявило божество.

Тут уж засмеялись не только земляне: о защитных полях обитателей Земли ходили легенды и анекдоты по всей галактике, не миновали они и Риадан! Похоже — только Единый об этом и не слышал...

— И добавил тут бог — "Так что ты должен быть вовек мне благодарен за спасение! Уверуй и переходи на мою сторону!" — язвительно заметил Ингвальд, отсмеявшись. — Не перейду! Не то чтобы я имел что-то личное против тебя -но я страсть как не люблю хвастунов и лжецов...

Единый, казалось, просто подавился от такой наглости. Он молчал, застыв, словно статуя. Звенящая тишина навалилась на островок...

Славик был удивлен — не так он представлял себе войну с богом! Пережив столько происшествий и битв, помня войну с Абадонной (Славик оказался один из немногих, кто не забыл ОБА исхода Армагеддона, хотя почему это произошло — не мог пояснить ни он, ни кто-либо вокруг...), лихолетье Мальдена и битвы против полоумного компьютера и его приспешников — он просто изумлялся той неспешности, с которой идет эта "Битва", с позволения сказать: стоит куча народу против одного-единственного противника и вяло переругиваются, как торговки на базаре. И вдруг — осенило: просто Единый сейчас больше всего напоминает человека, рассматривающего кучу муравьев! Пока муравьи просто суетятся вокруг — смотрит и ничего не делает — созерцает. А если кто из муравьишек кусаться полезет — придавит ладонью доставивших неудобство — и снова смотрит на остальных... А то еще и кусочек сахара пообещает в виде жизни вечной на небесах — чтобы порезвей суетились! И тут впервые Славик понял, что золотая статуэточная форма ввела в заблуждение, и, похоже, не только его: Единый воспринимался как некая материальная форма, то ли человек, то ли пчела, а ведь на самом деле это все маска! На самом деле Единый — нечто совершенно другое и чуждое, далекое настолько, что и представить себе невозможно! И воевать-то надо с этим самым неведомым, а не с золоченой статуэткой-идолом, созданной им как обманка! Так охотники на страусов наряжаются в дурацкие костюмы, чтобы страусы не распознали б в них человека. Так десантники мажутся грязью, чтобы выглядеть кочкой, а не солдатом. Так варлоны носят непроницаемые костюмы-скафандры, чтобы не пробился сквозь наряд свет их истинной сущности. Так Звезды-Добытчики принимают вид оживших гипсовых статуй, скрывая свою истинную суть и звездную мощь. Так и здесь: что за чудовище под благолепным видом? Что за древняя сила предстала в таком сияющем облике?

Стало по-настоящему страшно. И не столько это был страх перед Неведомым, в каком обличье оно б не выступало, сколько ужас от твердой убежденности, что никто кроме него этого сейчас не осознает, все по-прежнему глазеют на трехметровую статуэтку и в душе надеются запинать врага, как когда-то валары запинали Мелькора в старой книжке профессора Толкиена. А Он, Враг — совсем не такой, каким кажется...

И если начнется Настоящая Битва — то Золотая Обманка не остановится ни перед чем. А может — Его и вообще нет? Может, Он — в мозгах всех вокруг? Образ? Голограмма? Хорошо наведенная галлюцинация? Или НАСТОЯЩИЙ — стоит где-то сбоку и управляет этим вот золотым манекеном-марионеткой?

А если — попробовать? Иногда Славику это удавалось: увидеть частицу истинной сущности окружающих. Надо только слегка напрячься, а глаза прикрыть и расслабить, и...

Каменистая планета, покрытая сверкающими кристаллами сродни гигантским листам микросхем. Большая часть листов-кристаллов поломана и раздроблена упавшим с высот астероидом размером с крупный остров. А что не разбито -постоянно портится от привнесенных упавшим островом кислорода и воды, прежде отсутствовавших в этой точке мироздания. Линии света, уходящие из гибнущих кристаллов в ничто. Гнев бессилия и испуг кого-то сверху, кто мог бы все тут починить и исправить — но не может дотянуться сюда и обречен лишь созерцать, как рушится древний замысел...

И ниоткуда где-то на уровне подсознания выплыло странное и горькое откровение: "Остров, висящий в пустоте — Валинор. Пустота, пожирающая остров — Единый."

И за этой мыслью зазвучала другая:

"Предопределенность Эру — это и есть страх Подвала Дома. Ибо там все известно заранее — и спасения нет!"

Оставалось сделать один единственный шаг, еще одну мысль, и тогда...

Славик встряхнул головой. Чем бы ни было это видение — к Единому оно явно не имело никакого отношения, а мысли показались навязанными извне...

Прелюдия к Войне продолжалась...

И в этот момент Темка высоко поднял над головой здоровенный шар темного стекла. Сфера Зрячего Шара подернулась рябью помех, осветилась изнутри, и из сияния шагнул подросток в одежде придворного мага. Вывалившись из слепящих лучей, он споткнулся о лапу Элдхенна и что-то злобно пробормотал себе под нос. Вырвавшаяся из его руки молния хлестнула Единого, как бич. Небольшая воронка на золотой поверхности божества заросла почти сразу же, но сам факт атаки задел золоторожего за живое. Он протянул руку — и шар, взмыв в воздух, намертво прилип к металлическим пальцам. За две секунды сфера стала совершенно прозрачной, как тельце высосанной пауком мухи. И Единый отбросил опустевшую оболочку, разбившуюся о мелкие камешки под ногами.

Из зеркальной поверхности груди чудища вдруг высунулась рука и прилепила ко лбу термодетонатор. Едва она скрылась — грохнуло, и голова Единого научилась летать одновременно в нескольких направлениях.

Увы — золотое чудовище не упало в агонии, а вихрем собрало осколки, слившиеся на плечах в совершенно целую коронованную голову. Выполнив свою миссию, вихрь закружился вокруг, стягивая на себя холод и дождь. Хлынуло резко и неожиданно. Макс героически успел накрыть камеру курткой Славика, продолжая снимать торчащим из-под джинсы объективом.

Два выстрела прозвучали одновременно, сливаясь в один, и живот Единого исчез, словно его никогда и не было. И, пока капельки золота затягивали дыру, венценосец повернулся к мальчишкам, крепко сжимающим десинторы. А потому не заметил, как спустился с небес на недалекую скалу Крылатый Мельтор. И как Славик потянулся в карман куртки за сигаретой с трубочным зельем, а вместо него обнаружил лишь мокрую кашицу.

— Последнюю сигарету мочить?! — взъярился пацан, вскидывая руку и чувствуя, как закипает в нем энергия. Плавающее Число...

Единый шагнул к мальчишкам с десинторами, всмотрелся, и громом пророкотал меж скал его голос:

— Золотоглазый и Ано, давно я ждал вас... Горящая Жизнь и Мастер Иллюзий.

— Ты ошибаешься, — холодно бросил младший мальчишка, — Не то есть Имя, под которым творили рабов, а то, под каким обретали свободу! Здесь нет Мастера Иллюзий Ано, а есть Сын Человеческий Илья. И нет здесь подчиненного тебе и ставленника твоего Золотоглазого, от которого ты даже имени и не помнишь, одно прозвище, а есть друг мой и старший брат Мишель! И не тебе пытаться овладеть нами через имена наши... Пламенный!

Дрогнул и озарился багровым огнем спокойный лик Эрэ, и бешенством загорелись глаза его.

— Пусть я не в силах управлять вами через имена ваши, — пророкотал золоторожий диктатор, — Но в силах я лишить вас имен ваших и памяти вашей!..

И с воем помчались на ребят серебряно-золотые мушки из плаща, и облили с ног до головы телами своими, и откатили назад, и лишь рассмеялся в ответ Мишель, и звоночком вторил ему смех Ильи. И сказал тут Мишель сияющему противнику своему:

— Нет у тебя власти и над мыслями нашими, и над памятью. Пуст ты отныне...

И в страхе великом исказилось благородное лицо Единого, и меч возник в руке его. И ринулся он в атаку, и туго пришлось бы дерзким ребятам, но тут Славик выпустил на свободу свою ярость, и меч на взмахе преломился и брызнул осколками, разлетевшимися мушками по всему острову.

И попытался он вновь исказить мир вокруг, чтобы прихлопнуть наглецов, отправить их вослед балрогессе и СЛУКовцам, но удары его вязли в магическом потопе, устроенном захлестнувшей мироздание энергией Славки, и промахивался он раз за разом, не попадая ни в кого из окруживших его.

И тогда перепуганный Единый, демон-огонь вселенной Эрэ, перетек в сияющую пчелу-матку, и повел на мальчишек все свое войско, всех мушек, что родились из его капель, когда Женька закричал на него в этих же чертогах, спасая жизнь Лассаре. "Пусть не на память, так на тела их повлияю! Р-А-З-Д-А-В-Л-Ю-!!!"

В ярости своей и испуге своем не смотрел он по сторонам, а потому не видел, как Славик подбежал к Мельтору и зашептал ему на ухо:

— Князь! Ты же можешь превращаться в кого угодно, верно? Я же сам видел!

— Могу... Я и не скрываю этого... — Мельтор поудобнее пристраивал в руке меч из струящейся тьмы, готовясь кинуться в бой.

— Тогда оставь клинок, или ты вновь проиграешь и снова никого не спасешь! Пойми — не в золотой оболочке он, не там его сущность!

— Сущность?!

— Ну да! И убить надо не его облик, а его сущность! Эх, впервые жалею, что Абадонну убили! Но ведь ты знаешь, как он выглядел? Так попробуй, превратись на немного времени в него и посмотри на него тем самым взглядом, выпивающим сущность!

— Боюсь — не выйдет у меня... Одно дело — форма, а вот далее...

— Мель, или ты сейчас пробуешь, или все мы тут — трупы! Впитывай мою энергию, заряжайся ею, трать ее, но превращайся немедленно! Пока еще не поздно, пока он отвлекся и не сообразил, отчего не может попасть! Представь себе внятно: ты — сын Лорда Мрака. Вспомни, как ты приобрел свои глаза, как на это среагировал отец...

— Отца напугало проклятие Сфинкса, — изменившимся голосом проговорил Мельтор. — Он сам чуть не погиб от моего взгляда, и войско его сильно поредело тогда...

— Проклятие Сфинкса? — удивился контрабандист.

— Ну да. Я раздраконил Пятого Сфинкса, и этот великий Оракул не вынес моих насмешек над своими глазами и "наградил" меня точно такими же, разрушающими суть и испепеляющими до основания. А затем отец придумал мне эти очки, позволяющие видеть и при этом не разрушать...

Превращение прошло мгновенно.

И вот уже перед Славиком был не Крылатый Мельтор, Демон Любви К Миру, а "юноша бледный со взором горящим" — Принц Мрака в черном своем камзоле и с плотными зеркальными очками, надежно скрывающими глаза.

Серебрянокожий повернул голову к Славке и спросил с некоторым сомнением:

— Похож?

— Как две капли воды! — хмыкнул бывший контрабандист.

— Тогда пригнитесь! Все!

И Славик, поняв, что сейчас случится, истошно завопил:

— ЛОЖИСЬ!!!

И все подчинились ему. Все, кроме бушующего Единого, упали лицами на песок.

И не видели поэтому, как новоявленный Абадонна чуть-чуть приподнял свои зеркальные очки, не сводя взгляда с врага своего, и над их головами прошло желтое сияние взгляда, и как врезалось оно в обезумевший Рой.

— И пришедший из заключения из-за Грани Миров возьмет на себя всю боль Арты и убьет Единого... Слишком старое пророчество! — смех ударил Единого больнее взгляда.

— Но ты — не Мелькор!

— Теперь — нет! Ты ведь сам так хотел этого! Так получай же! — и ртутная кожа засветилась, словно расплавленное серебро. Полыхнуло нестерпимым жаром.

— Ты не Мелькор! — в голосе Единого появился испуг.

— А я и не утверждал этого, — холодно бросил серебрянокожий юноша с черными пышными волосами и приподнял очки посильнее. Желтое сияние стало ярче, и Единому становилось все трудней удерживать прежнюю благообразную форму. Теперь золотое лицо его исказилось, став лицом параноика и маньяка, черты заострились, словно проступали изнутри несуществующие кости, глаза глубже упрятались в глазницы, а изящная корона, растущая прямо из головы, превратилась в крылья нетопыря. Ужасен стал лик Единого, но и в таком виде была гармония, завершенность. Даже большие, чем в благообразии прежнем. Чувствовалось, что привычен ему облик этот. Похоже — самозваный бог Риадана возвращался наконец-то в свое истинное обличье. И это разоблачение страшило его.

— Ты не Мелькор! — и ужас с отчаянием был в голосе золотоликого божества.

— Потому и не ты заключал меня за Гранью Миров, а другой.

— Как зовут его?

— Ты не знаешь имен Мрака.

— Абадонна! — в ужасе узнал говорившего Единый, и это было последним действием в долгой его жизни. Серебрянокожий снял очки. Совсем! Под взглядом Принца Смерти металлическое чудовище превратилось в ряд расслоившихся скользящих картинок, выпитых без остатка бездонными глазами — колодцами желтого пламени. И бессильный металл плюхнулся на камни и песок, расплескался золотыми лужами, но не впитался, а испарился без остатка, и пар этот тоже сожгли желтые безжалостные глаза.

И только затем облик Ангела Смерти качнулся, подернулся рябью, и вскоре уже не Абадонна, а Мельтор стоял перед соратниками. Такой же, как прежде. Почти такой же, разве что кожа стала чуть-чуть смуглее и золотистей, словно отразился на ней цвет вверженного в небытие врага.

— Ох, сильно вошел в роль! Еле вышел обратно! — улыбнулся он. И затем, обращаясь к друзьям, добавил: — Можете вставать, Единый больше никого не потревожит! Никогда! Опасность миновала... — и надел плотные зеркальные очки на струящиеся желтым светом глаза...