Национальность для Афона – дело второстепенное: в этой удивительной монашеской республике за ее тысячелетнюю историю сплавились воедино молитвенные подвиги самых различных наций – греков, славян, грузин, румын, и образовалась нация новая, афонцы. Но по нашей немощи, по незнанию греческого, по привязанности к родине мы, русские паломники, тянемся в первую очередь к Пантелеимоновскому монастырю. А во вторую – к двум другим славянским монастырям, Хиландарю и Зографу, рассчитывая там на особую теплоту и сердечность. Что и находим.

Два этих монастыря имели и имеют особую судьбу, на которой отразилась многовековая история взаимоотношений греческого и славянского миров. Славяне двинулись на юг Европы в эпоху великого переселения народов, и нельзя сказать, что тогдашние эллины встретили пришельцев хлебом-солью. Часть славян ассимилировалась, внеся свой вклад в генофонд современных греков и в топонимию Греции (славянские топонимы встречаются даже на Пелопоннесе). Другая часть, включая наших пращуров, вела активные боевые действия с византийцами. Особенно много проблем у Второго Рима было с сильным болгарским царством, а один из византийских императоров получил ужасное прозвание Болгаробойца. Впрочем, Византия умела включать в свой состав, или по крайней мере в свою орбиту, разноплеменные народы. И мы, конечно, никогда не забываем, что именно от нее получили свое главное духовное сокровище – Православие.

Болгарский монастырь Зограф. 1999

В красивейшем болгарском Зографском монастыре, отстроенном почти заново в конце позапрошлого века для двухсотенного братства, сейчас обитает около десятка иноков. Обитель – ближайшая к Уранополю, к границе Афона с миром. У ее причала корабль с паломниками делает вторую, после хиландарской арсаны, остановку. На причал обычно никто не сходит: пилигримы-греки не останавливаются в Зографе, хотя имеют на это полное право, и плывут дальше, в благоустроенные греческие монастыри.

Получасовой подъем в гору приводит в чудную лощину, где и высится Зограф, самое имя которого порой трактуют как «живописный». Основан он был в честь св. Георгия Победоносца в XI веке тремя братьями-болгарами и испокон веков считал Россию защитницей и покровительницей. В монастыре, несмотря на его нынешнюю бедность, ведутся восстановительные работы, поэтому первым, по всей вероятности, вас встретит рабочий-болгарин, который, без затруднения перейдя на русский, с готовностью отведет к отцу-гостиннику. Мой спутник рассказал, что работает в Зографе уже год, но, так как греки туристическую визу дают только на месяц, а потом сурово штрафуют, он раз в тридцать дней ездит в Болгарию, отмечается на границе – и обратно. В странноприимнице, несмотря на летний наплыв паломников на Афон, пусто. Один из монахов взялся сопроводить по обители.

Внутренний двор. Монастырь Зограф

В просторном монастырском дворе – два храма. В малом – чудотворная икона Божией Матери «Акафистная», история которой, изложенная по церковно-славянски на мраморной доске в притворе, читается без затруднений. В соборном храме, кафоликоне, – три чудотворные иконы св. Георгия. Самая чтимая из них приплыла на Святую Гору по морю, и монахи, возложив ее на дикого мула, решили отдать икону тому монастырю, к которому животное приведет. Мул взобрался нахолм напротив Зографа; теперь здесь стоит в память об этом событии храм, куда ежегодно на Юрьев день идет крестный ход. Всего же в Зографе двадцать две церкви – по две на монаха.

Монастырь Хиландарь. 1999

По афонским правилам, паломник может жить в монастыре одну ночь. В болгарском же проблем со свободными помещениями нет – живи хоть всю жизнь. Богослужение к тому же родное, славянское, хотя его восточный распев нашему слуху кажется немного монотонным.

От болгар к сербам проложена тропа. Она переваливает через хребет, минуя различные климатические области, разветвляясь и принимая разнообразные формы: от мощеной дорожки до узкого, в одну ступню, желоба. Пройдя первоначальный этап пути, через некоторое время я вышел… опять к Зографу, только не с западной, как раньше, а с восточной стороны, не менее живописной. Говорят, что между монастырями два часа ходу, но это для тех, кто ходит ежедневно. Мне пришлось идти, сбиваясь с магистрали, часа четыре. Впрочем, благодатное присутствие Ангела-хранителя чувствовалось всегда: когда я по причине одичания местности начинал сомневаться, бывают ли здесь люди вообще, мне попадалась в утешение пустая банка из-под кока-колы, а когда по прошествии двух часов я вознамерился увидеть сербский монастырь, мне тут же попался прибитый к дереву указатель «Хиландарь». Это была, однако, лишь середина пути.

Изможденный солнцепеком, я наконец прошел сквозь Святые врата обители, не заметив даже указатель к архондарику – странноприимнице, куда полагается поначалу идти паломнику. Ангел-хранитель повел меня к трапезной, где два послушника накрывали на стол. «Русский? Из Петербурга? Как там у вас Валаам?» Я был вполне вознагражден теплой встречей. Послушники налили мне добрую чашу вина: «Вообще-то у нас угощают с дороги в архондарике, но русским можно везде».

Скит Старый Руссик, первоначальная обитель сербского святителя Саввы. 1997

Архондаричный отец Василий, отведя в комнату, действительно не замедлил с угощением и доброй беседой. В ней прозвучала, правда, горькая нота: о. Василий скорбел о том, что российское правительство, по его мнению, порой изменяет вековой дружбе с сербами.

Залы и коридоры архондарика сплошь завешаны портретами героев сербского освободительного движения.

Я внимательно осмотрел эту своеобразную галерею, не найдя, к своему стыду, ни одного знакомого имени. Странно, но героев Войны за независимость далеких Североамериканских штатов я знал лучше.

В толстенной книге посетителей монастыря оставило свои записи, кажется, пол-Сербии. Для сербов Хиландарь – великая национальная святыня, которую они титулуют Лаврой. Она связана с именами двух самых чтимых сербских святых – св. Саввы и св. Симеона. Святитель Савва (в миру княжич Растько), из царского рода Неманичей, отказавшись от престола, ушел на Афон и принял постриг в обители, называемой сейчас Старый Руссик (на землях русского Пантелеимоновского монастыря). Домовую церковь Старого Руссика, где сейчас живет один-единственный пантелеимоновец, сербы недавно по-братски восстановили. Перейдя в Хиландарь, св. Савва вскоре принял своего отца, великого жупана Стефана Неманя, ставшего в иночестве Симеоном. Мироточивые мощи св. Симеона были впоследствии перенесены в Сербию, а св. Савва недавно удостоился сооружения в свою честь в Белграде величественного храма.

Среди кратких записей выделялись два больших многостраничных рассказа. Один из них, написанный нашим соотечественником, благоразумно указавшим только личное имя, повествовал о том, как автор получил отказ в афонской визе: ему, как священнику, нужно было дополнительное благословение из Константинополя. Хорошенько помолившись, он пересек границу нелегально, заблудился и плутал весь день, сбив ноги в кровь. Хиландарские монахи, напоив его обильно чаем (это важная деталь, так как греки пьют исключительно кофе), дали на несколько дней самый сердечный прием.

Другой рассказ, сербского паломника, был посвящен печальному случаю. Два друга, преодолев долгий путь по солнцепеку, достигнув монастыря, присоединились к монастырской трапезе. Друг рассказчика во время трапезы упал замертво: его сразил солнечный удар… Не облегчилась ли его посмертная участь кончиной на Афоне?

Чтение рассказов странников (письменный сербский воспринимался много легче устного) было прервано ударами деревянного била, звавшего на службу. После службы иноки и паломники приложились к знаменитой святыне – чудотворной иконе Божией Матери «Троеручица», названной так в память отсеченной руки св. Иоанна Дамаскина. Образ был помещен на необычном месте – в кресле игумена. Монахи затем пояснили, что считают «Троеручицу» игуменьей Хиландаря, а реального главу братии – как бы исполняющим обязанности. Другая реликвия собора – рака на месте первоначального погребения св. Симеона Мироточивого.

Обойдя храмы, я рассмотрел их убранство. Заинтересовавшись богослужебными книгами, обнаружил, что старые книги были в основном печати Киево-Печерской Лавры, а поновее – русского Джорданвилльского монастыря в штате Нью-Йорк. На богатых ризах там и сям стояли дарственные надписи на русском.

На следующее утро я покинул гостеприимных братьев, в духовном и кровном смыслах. У Святых врат монах-серб, прощаясь, сказал мне почти по-столыпински: «Нам нужна сильная Россия».