Варенька.
Как светились глаза папеньки, когда я этот портрет разглядывала! Мне аж совестно стало. Стар он уже совсем, внуков хочет. А где ж их внуков взять, если все женихи вокруг рохля?
Но с другой стороны, что убудет с меня, уважить папеньку, заехать посмотреть на это чудо-юдо в бантиках? Да и как ни как дипломатические отношения с тридесятым царством тоже вещь важная.
— Степан! Степан, вели дружине в поход готовиться. С рассветом выступаем. Да, и Захарку мне пришли, выспаться очень нужно.
Захарка был парень видный, удалый да покладистый — то, что нужно для спальничего. Чтобы и сон был сладок и без забот лишних.
Мстислав.
Солнышко светит, птички поют… Лето! Хорошо-то как!
С крыши сарая такая красотища кругом! Лес наш густой видно, и поля широкие. А еще видно, как матушка по двору куда-то спешит. Может меня ищет? Надо залечь понадежнее, найдет ведь если — опять начнется песенка грустная: «Мстиславушка, чадушко мое, так внучков хочется на старости лет понянчить, женился бы ты, Мстиславушка…». И батюшка тоже в ту же дудочку играет: «Женится тебе надобно, Мстислав Силович! Я в твои годы…». Не желаю я жениться, в его годы! И учиться уже не хочу, выучился весь.
На девок красных глаза б мои и не глядели вовсе! Соберутся в кружок, и давай хихикать да глазки мне строить — ждут, чтобы я к ним первым подошел. А оно мне надо первым к ним подходить? Потом ведь будут на меня смотреть и продолжать хихикать, а я значит должен с ними первым же заговорить, шутку смешную сказать, красоту их девичьи похвалить, по заду легонечко, игриво хлопнуть… Кто бы меня самого по заду игриво хлопнул!
А если с крыши прямо вниз смотреть, то кузню видно и кузнеца нашего, Гришку. Вот уж кто бы хлопнул, так хлопнул, сразу бы все внутри разгорячилось.
Красивый у нас парень, Гришка! Сильный, высокий, кудри золотые, глаза голубые, бородка мягкая. А плечи какие!
Махнет молотом, и сразу все мышцы и на спине и на руках заиграют. Красота! Жаль, отсюда только спину его и видно. Пресс у него такой, что наверное даже батюшкиной палицей не пробить. Когда замах топором делает и руки вверх поднимает, то все кубики сосчитать можно! А на руках и бицепсы видно, и трицепсы. Вот бы он меня этими сильными руками обнял и унес куда-нибудь. Нет, ладно уж, сам дойду, только бы прижал к себе покрепче, и пальцы свои на плечо мое положил. Глаза только закрою и сразу представляю, что он этими пальцами длинными и руками сильными со мной проделать может. Жаль, только представить и могу. Как навоображать себе всякого, с этим у меня забот никогда не было, а вот опыта у меня мало. А если уж взаправду, то и нет у меня никакого опыта, в батюшкины-то годы.
Каких только девок мне матушка в горницу не загоняла! А я их всех вниз по лесенке потом вежливо спускал, потому как они ж от меня зачин ожидали, а я желаю чтобы меня сперва обихаживать начали, любви большой и чистой хочу.
Вот сижу, к примеру, я, весь такой смущенный, а предо мной на коленях Гришка стоит, и руками своими по ногам меня наглаживает. Слова нежные шепчет. А потом рубашку бы мне расстегнул и пальчиками своими длинными по груди, по ребрышкам. Чтоб все косточки пересчитал, а я бы жмурился, как наш кот Васька, когда полный марафет наводит и между ног себе все нализывает.
А потом взял бы он меня, перевернул лицом в траву, и…
Тут воображение мое богатое и замирало в неизвестности, куда дальше двигаться. Вот ровно на этом месте, когда Гришка, шепча мне в ухо нежные слова, переворачивал меня к небу задом, к траве передом, сердце начинало предвкушающе ухать, тело просто ощущать на себе ласку сильных рук кузнеца нашего раскрасивого, и… А что потом делают-то? Или сразу в это самое отверстие вставляют? Так ведь больно же должно быть! А у Гришки это дело большое, точно больно будет! Так что, пока, все мои мечты разбивались об неопытность мою юношескую. Книжечку бы какую на эту тему прочесть, ознакомится, так сказать, теоретически, чтобы потом уже познаниями своими и на практике блеснуть. Хотя Гришка, он по девкам интересуется. Про то, что у него бородка мягкая, я в их хихиканье круговом подслушал. Поэтому не видать мне Гришки у своих ног, хоть плачь.
Вчера вечером батюшка с матушкой такие довольные и загадочные ходили, задумали небось опять что-то. Невесту мне очередную нашли, не иначе, вот и радуются. Только забава эта, уж второй год как по одним и тем же правилам разыгрывается. Сначала родители мои перемигиваются друг с другом довольные, сватов собирают, портретик мой, знатно приукрашенный, с собой им вручают, даров каких-нибудь хахаряшнообразных, но пристойных, невестушке моей возможной и мамочке ее, если таковая в наличии имеется. А потом сваты возвращаются, носом землю с печали царапая. C грехом пополам, довести дело до приглашения меня и батюшки в гости можно будет, только если с Гришки фигуру писать, а личико распрекрасное мое врисовывать. Да и то, прогонят взашей ведь, как только меня настоящего увидят. Я ж с невестой конкуренцию по нежности кожи и холености ручек составить смогу. Даже мозольки от перышек самописных аккуратно мазькой специальной свожу ежевечерне и пяточки в отваре специальном перед сном отмачиваю, чтобы мягонькие были. Для кого вот только красота моя вся? Гришенька на меня и не смотрит, поганец!
Ох, что-то на птичьем дворе суматоха началась какая-то — девки бегают, гусей ловят. Не к добру это! Третьего гуся в дом понесли.
А вот и маменька снова из двери выскочила, нарядный кокошник поправляя. Какая такая беда опять на голову мою буйную? Придется слезать, пока сами не нашли. Или Гришу дождаться, чтобы он меня на руках спустил? Притворится, что боюсь страшно. И он тогда на руках меня прямо в дом внесет. Мечта несбыточная! Вот только девки засмеют потом. Придется самому с крыши слезать.
Варенька.
До тридесятого царства доскакали к обедне. Что тянуть то! Уже когда город виден был, притормозили в лесочке. Прихорошиться надобно, да и сватам отдышаться дать, а то скажут потом, мол уморила несчастных дорогой скорой.
Меня умыли, косу переплели, да поверх всего в платье обрядили. Вожу с собой одно такое: парча синяя, вышито ниткой золотой, а спереди умно так разрезано, что и на лошадь запрыгнуть сподручно и меч, если что, достать. Специально для официальных церемоний: щит там кому на ворота прибить или послов с письмом о капитуляции принять.
Вообще я платья не люблю, бесполезная одёжа: ни тепла, ни проку. Но этикет вещь сурьёзная. Да и батюшке совестно будет, если я явлюсь тут, такая резвая, в мужское платье обряженная. А так можно сказать красотка. Вон и Захарка любуется, а я его вкусу верю, он мне когда-то самого красивого коня пригнал от половцев и как только усмотрел.
Ну вот, сейчас заедем, поклонимся, заверим Силу Григорьевича в нерушимой дружбе народов, посмотрим на чудо-юдо с бантиком и к вечеру уже у хазар будем. Вот там и разгуляемся!
Мстислав.
И зачем?! Ну зачем я не спрятался на чердаке или в подполе?! За что такое наказание на голову мою? Невеста к нам сама едет! Матушка в панике по дому мелькает, девок совсем загоняла, батюшка не знает, чем себя занять, с лицом потерянным сидит.
И тут матушка меня разглядела как следует и издала боевой клич:
— Дитятко-то совсем к приезду невесты не готово! Чумазое какое и одежда вся измазюканная, как у дворового мальчишки последнего!
И как они принялись меня толпой отмывать-наряжать-причесывать! Вот я про крышу свою уютную истосковался весь. Нет, наряжаться я люблю, но чтобы обстоятельно, без паники, спокойно. Часа два рубашку повыбирать, потом штаны, потом камзол с жилетом, потом и обувь с прочими аксессуарами разными. А уж прическу…! Прическу за десять минут из моих кудрей приличную сделать — это же надругательство просто над понятием прекрасного! А главное зря это все, напрасно суета эта — приедет невеста, глянет на меня и уедет. Да и вообще интересно мне, девица эта, с шумом ожидаемая, одна одинешенька к нам приедет? Это что же за невеста такая самостоятельная? Прямо любопытство грызть меня начало поедом, но я на приведение моего внешнего облика в завлекательное для гостей состояние отвлекся.
А приодели меня знатно: чулки белые, бриджи шелковые, сверху рубашку до колен, в талии стянутую так, что дыхнуть невозможно, а рукава у нее вниз спадают, конусообразно, взмахнешь и сразу в супницу или в салат попадешь. Зато красиво! Ботинки с острыми носиками вверх, ходить невозможно, но опять же красота какая! Локоны мои подвили, челку короткую на лоб старательно начесали. А на шею пышный бант, чтобы оттенить цвет лица моего бледного, специально отдушками и отварами с утра, днем и вечером натираемого, чтобы загар к коже не приставал. Потому что в одной из книжек библиотечных было написано, будто лучи солнца яркие вредны для здоровья.
Варенька.
Столица тридесятого королевства мне приглянулась. Терема стоят все расписные, ратники крепкие, мастеровые весёлые. Из дома булочника вкусно хлебом пахнет, в кузни молот стучит. Мальчишки конюхи проворные да смекалистые к лошадям подход знают. Красота, а не город!
Только на короткий визит царь Сила Григорьевич явно настроен не был. Пир закатил, что столы от яств ломятся, деликатесы всякие. Дружина моя налетела на угощения, как будто неделю на голодном пайке была. Ох, поскудники, как же я потом с ними пьяными хазар громить буду?
А Сила Григорьевич, охальник эдакий, всё винца мне подливает, да про свои земли хвастает. Лисицы, говорит, в лесу дремучем у него водятся, мехом чёрные. Таких до самого моря ни у кого больше нет. А в круглом озере, говорит рыбы видимо не видимо, да вся крупная, да какая сытная. А народец говорит мастеровой какой работящий, да какие чудеса выделывает. И всё в том же духе — заманивает.
Тут и царица появилась с царевичем. На портретике то он покрупнее смотрелся. А тут сижу смотрю на это чудо, гадаю, как он на таких ножках тоненьких, да в таких лапоточках чудных на ветру не падает. Это молодец вообще? А то стоит такое глазастенькое. Ресничками хлопает, бантик на рукавчике треплет. Весь такой беленький, гладенький. Кудряшечки как у куколки одна к одной. Губки розовые. Я даже засомневалась, что этот царевич из плоти сделан. Подошла и пальцем его потыкала. Нет, живой, ругается.
Мстислав.
Матушка меня, от греха подальше, сперва от невестеных глаз спрятала, пока та с батюшкой о делах государевых, для возбуждения этим у нее интересу к замужеству, разговаривать будет. Может на богатства наши глазоньками разгорится, и мое видение прекрасное проморгает. Решит, что я бонус такой нечаянный ко всей этой радости несусветной. А мне страсть как хотелось, хоть в щелочку, на чудо это посмотреть, которое без папеньки и маменьки к нам само доехало и теперь с батюшкой моим вино за столом пьет. Голосочек-то у нее громкий! А рассуждает по-умному, я же только с виду немощь бледная, а учителей вокруг меня столько ходило, что в пору самому академию открывать, такой я образованный получился.
И вот батюшка знак подал явно, потому что матушка хвать меня за руку, и в залу пиршественную. А я глазами-то вдоль столов невесту все свою ищу и ищу, а кругом мужики жующие, голодные видно. Небось царство-государство у них бедное совсем, раз они дружину свою так голодом морят? И тут, аж замер — неужто она?! Ох, ты ж… Мамочки! Нет, красивая девица, не отнимешь. Величественная такая, Гришуне как раз под стать. Хотя Гриша, все же, по крупнее будет. Но только… Матушка, батюшка, что я с этим богатырем с косами делать буду? Нет, не правильно я вопрос формулирую, ох неправильно. Что этот богатырь с косами со мной сделает? Воображение мое богатое заработало, затарахтело, поскакало вскачь диким коником. Пожалейте, не отдавайте! Гриша!!!
И тут она из-за стола встала и ко мне двинулась, стремительная такая вся. Платьице на ней покрою оригинального, а вот насчет цвета я призадумался, ультрамарин или индиго? Или синенькое, без примесей всяких? А узор ниточкой золотой вышит изысканный, не просто стежки-дорожки какие. Залюбовался я на узор, отвлекся. И тут она меня пальцем в живот как ткнет! Аж до позвоночника дотронулась, по — моему.
— Что же вы творите-то такое, гостья дорогая?! Я же живой человек, между прочим! Со мной нельзя таким беспардонным образом обращаться! У меня организация тела нежная и хрупкая, можно почленовредить что-нибудь нужное, и как мне потом, поломанному, жить дальше будет? Когда и целого-то вот никак с рук сбыть не удается?!
Матушка сразу раскашлялась демонстративно, чтобы мою неуважительную речь заглушить. А меня просто обида разобрала, вместе с легким таким беспокойством. А если она вдруг согласится меня за себя в мужья взять? Раз она меня пальчиком толкнула и я зашатался, что же со мной будет, когда она меня рученькой своей тронет? А если вдруг под рученьку эту горячую попаду? Сразу погибну или с сотрясением залягу в уголочке красном, под образами?
Батюшка на меня зыркнул недобро. Понятное дело, он тут царевне про красоту лесов наших небось рекламную акцию проводил, а я весь такой, пальцем меня не потрогай. Вздохнул я горестно, себя жалеючи, ручку галантно даме предложил, до стола проводил. Сам с батюшкой рядом сел и так молчком весь пир и просидел. А потом ушел к себе в горницу, книгу читать сказочно-фантастичную, стресс нервический снимать. Царевна эта не сегодня, так завтра уедет, чего мне на нее любоваться?
Варенька.
Хазар пришлось отложить, дружина вся пьяная, весёлая. В таком угаре мы их только перебить всех можем, кто потом дань платить будет.
Сидим значит с мужиками во дворе обсуждаем. Степан, голова хмельная, упёрся на своём и всё тут: «Девица, говорит, царевич этот»
— Ну какая ж девица? Ну, какой прок Силе Григорьевичу обманывать-то? Он царь солидный, уважаемый. Сказал мОлодец, значит мОлодец.
Нет ведь, на своём стоит. Не бывает, говорит, чтобы мОлодец да весь такой из себя пригожий. Да и глаза говорит такие большие, да как небо голубые — какой же это мОлодец?
Короче поспорили мы с ним ни на шутку. Степан вообще мужик упёртый, волевой. Недаром у меня сотником ходит.
А как тут кто прав-то выяснить? Каждый в свою сторону клонит.
Дружина моя подключилась. Предложили спустить с царевича портки и, так сказать, убедиться лично. А если подумать вопрос-то не праздный, можно сказать государственной важности. Вдруг, думаю, царь Сила Григорьевич политику какую задумал, и нас тут в заблуждения заводит с умыслом хитрым. Надо разобраться.
Сказано — сделано.
Поспрашивали у дворовых, кого поймали, где царевич изволит почивать, вычислили окошечко. Залезаю. Вхожу, значит.
Горница вся такая ладная, цветочками украшена. Я уж задумалась, не промахнулась ли окошечком, да не попали ли в горницу к царице. Нет, смотрю, на ложе величины необъятной сидит царевич с книжечкой. Читает.