Я перевернулась с боку на бок, вытянула отекшие ноги и отложила в сторону недочитанную книгу. С верхней полки купе вагона было интересно наблюдать за убегающими вдаль стройными соснами. Они тянулись вдоль железной дороги уже сотни километров, иногда уступая свое законное место на земле небольшим деревням с далеко разбросанными один от другого домиками, поселкам и даже городам со своими неуклюжими новостройками-близнецами. Тогда вдаль начинали убегать дома и оставались позади жители населенных пунктов. Ночью я спала под монотонный убаюкивающий стук колес, утром позавтракала с соседями по купе, которые вскоре вышли на маленькой, затерянной среди множества сосен станции, и я осталась одна.

Я подумала о том, что почему-то в дороге, особенно в поездах, царит какая-то атмосфера доверия. Сначала придирчиво, с сомнением пассажиры осматривают своих новых соседей, бросая вскользь оценивающие взгляды, а потом, через какие-то полчаса, уже знакомятся и рассказывают друг другу о себе. Почему-то совсем незнакомым людям легче рассказать о самом сокровенном, открыть тайну и даже попросить совета. Домик на колесах, как когда-то в детстве я называла вагон, располагает людей к откровенности, и они с малознакомыми соседями говорят о том, о чем не могут рассказать даже своим близким. Иногда они обмениваются адресами, телефонами и много лет поддерживают связь с теми, кого видели один раз в жизни и то несколько часов. Бывает и так, что при расставании забывают взять адрес доброго случайного соседа, а потом долгие годы память хранит его образ. Случается, что домик на колесах везет в себе любовь, и два одиноких сердца здесь встречают друг друга, чтобы уже никогда не расставаться. Разве я не права?

Неужели ваша память не хранит образ какой-то старушки, давным-давно случайно встреченной в вагоне? Она вам, возможно, ничего не посоветовала, вы даже не поделились с ней ничем сокровенным, и, скорее всего, ее уже нет в живых, а вот нет-нет, да и вспомните ее с корзиной больших ароматных зеленовато-желтых осенних яблок. Может быть, она была одинокой, и ее могила давно заросла сорняками, о ней некому вспомнить, а ваша память, независимо от желания, хранит образ этой простой женщины. Я лежала и думала: почему так происходит? Возможно, зная, что нам придется провести несколько часов в одном вместительном домике, пожить под его общей крышей, всем вместе согреваться в нем, мы на некоторое время становимся одной большой семьей. Входя в новую семью, мы хотим казаться лучше, чем мы есть, добрее, чем на самом деле, чище душою. И мы оставляем за порогом домика на колесах все свои плохие качества и с удовольствием делимся с соседом своим обедом, а потом и своими бедами, радостями, успехами. Став одной большой семьей, мы меняемся местами, без скандала, добровольно отдавая соседу свое удобное место, которое несколько часов назад с криками выбили для себя у кассира. На станциях мы провожаем своих соседей, помогая им дотащить до двери вагона тяжелые сумки, хотя на улице для случайного прохожего вряд ли будем это делать с таким удовольствием. Мы провожаем их, как давних добрых друзей, и когда заходят в наш общий домик на колесах новые пассажиры, встречаем их настороженными, изучающими взглядами, пряча подальше свои кошельки. Это в нашу семью вошел чужой человек, привнеся дискомфорт. Но не проходит и часа, как мы к нему привыкаем, за одним столом пьем с ним чай, с удовольствием едим его домашнюю колбасу, принимая уже за своего.

«Да, интересные эти домики на колесах», – улыбнулась я сама себе и своим размышлениям и подумала: кто же будет теперь моим соседом? Ведь ехать мне еще долго. «Если молодая пара, то будет весело, – думала я. – Если женщина, будет интересно, если мужчина…» Я не успела закончить мысль, как поезд остановился на какой-то станции и громыхнула дверь вагона. Из моего окна не было видно названия станции, но ведь все равно сейчас кто-то зайдет, внося с собой свежий воздух с улицы, и все расскажет.

Дверь моего купе отворилась, и в проеме появилась женщина лет сорока-сорока пяти.

– Слава Богу, успела! – сказала она, втаскивая впереди себя увесистую полипропиленовую сумку.

Она тяжело дышала и сразу же плюхнулась на сиденье, желая перевести дух.

– Здравствуйте, – сказала она, вытирая платочком пот с раскрасневшегося лица. – А то я зашла и повела себя по-свински – забыла поздороваться.

– Здравствуйте, – отозвалась я, с любопытством ее рассматривая с высоты верхней полки.

Эта рано поседевшая и явно выглядящая старше своих лет женщина казалась уставшей, измученной работой и самой жизнью. Увы, красавицей назвать ее было трудно. Даже слова «симпатичная» или «приятная женщина» никак к ней не клеились. Она была полноватая, шея, выдающая возраст женщины, у нее практически отсутствовала, и казалось, что голова с толстыми обвисшими щеками сидит прямо на плечах. Серые волосы были коротко подстрижены и обрамляли ее красноватое лицо с невыразительными глазами и тяжелыми веками. Ее лицо не красили и редкие, но широкие светлые брови, и уж совсем портил большой мясистый нос, свисавший картофелиной почти до линии узких прямых губ. Создавалось впечатление, что нос, не выдержав своего веса, просто поник.

– Ты, деточка, давно уже едешь? – обратилась она ко мне с традиционным вопросом, чтобы начать разговор.

– Меня зовут Поля, можно Паша, – представилась я. – А вас?

– Можно тетя Лида, – ответила она. – Долго тебе еще ехать?

– Долго, еще день и ночь. А вам?

– И мне долго, детка, – вздохнула она.

– Что же так невесело, тетя Лида? В гости едете?

– Дочка у меня, Аня, такого возраста, как ты, – как-то грустно произнесла женщина, и только теперь я заметила, что у нее заплаканные глаза и темные круги под ними, говорящие о бессонной ночи, возможно, не одной.

– Она заболела?

– Ох, не знаю даже, как и сказать. – Женщина тяжело вздохнула, внимательно рассматривая меня. – Хуже это болезни или лучше. Ты вот, Паша, красивая, зеленоглазая, губки яркие и без помады, и носик у тебя точеный, а волосы – просто загляденье!

– Рыжие, – вставила я.

– Рыжие, но какие пышные, кудрявые, длинные! Наверное, мужики толпой бегают за тобой?

– Да прям уж и толпой! – улыбнулась я, ловко уйдя от ответа.

– А моя Аня красотой обделена. Да и в кого ей быть красавицей? У нас все в роду некрасивые. И муж у меня был, царство ему небесное, – женщина перекрестилась, – самый некрасивый парень в деревне. В молодости никак себе пару найти не мог – все девки от него шарахались. Вот он и прибился ко мне, тоже никому не нужной. Правда, человек был замечательный, жили мы с ним душа в душу, Аню в любви родили.

Женщина сделала паузу, очевидно перенеслась мысленно в далекое прошлое, а я молчала, не находя нужных слов.

– Говорят, от любви красивые дети рождаются, да видно, это все выдумки. Вроде бы и любили мы с мужем друг друга, а вот Аня… Ане досталось все худшее, что было в моей и мужа внешности, – сказала женщина, и мне стало искренне жаль ее дочь. – Конечно, мы ей с детства внушали, что не в красоте счастье, главное, чтобы судьба выпала хорошая. Говорили, потому что хотелось в это верить, и все силы потратили на то, чтобы воспитать ее хорошей, доброй девочкой, да и хозяйкой на все руки. Учиться в город послали, она стала медсестрой. Как приедет в отпуск, спрашиваю: «Анечка, есть у тебя кто-то? Встречаешься с мальчиком?», а она мне в ответ: «Мама, посмотри на меня! Кому я нужна? Разве что какому-нибудь пьянице, который глаза зальет и не заметит, какой у меня нос». Она шутит, а у меня сердце кровью обливается. Для нас с отцом она ведь самая лучшая. Веришь мне, Паша?

Я верила этой некрасивой женщине, если вообще применим такой эпитет к женщине. Не прошло и полчаса, как она вошла в купе, а я уже прониклась к ней доверием, и мне жаль ее и незнакомую мне Аню, ее дочь. Наверное, так бывает только в домике на колесах.

– Верю, верю, тетя Лида, – ответила я, невольно вспоминая о своем прошлом.

– А потом у нее появился парень. Отец не дождался этого момента – сердце схватило, и сразу умер. Может, оно и к лучшему, что он не дожил до сегодняшнего дня. Грех так говорить, но…

Женщина вытерла платочком набежавшую слезу и продолжила:

– Анечка на седьмом небе была от счастья, а я – тем более. Думала, услышал, наконец-то, Бог мои молитвы и послал дочери хорошего человека. Год они встречались, и дело шло к свадьбе. А потом он… Он ушел от Ани к ее подружке, бросив на прощание самое обидное: «Кому ты нужна, уродина?» Аня не выдержала этого и вскрыла себе вены. Хорошо хоть, что сделала она это на работе. – Женщина плакала без слез – видно, все уже выплакала. Потерев покрасневшие глаза, она продолжила: – Спасли ее, но она, глупенькая, твердит одно: «Не хочу жить, я никому не нужна, я – уродина».

– И что же теперь с ней? – с участием спросила я тетю Лиду.

– Забрали в психушку и держат там. Оттуда не выпустят, пока не перестанет думать о самоубийстве.

– Вы разговаривали с лечащим врачом?

– А как же! Разговаривала по телефону.

– Ну и что он говорит?

– Вроде бы немного успокоилась, не плачет уже, но жить не хочет. Впала в депрессию, потеряла интерес к жизни, не ест, не пьет… Я сначала думала: ну упорола глупость, порезала вены сгоряча, а теперь успокоится, одумается, а там, даст Бог, встретит нормального человека, и забудется былое. Время лечит и не такие раны. Ты знаешь, Паша, я и не собиралась ехать. Повидать-то ее хочется, но ведь время тяжелое, за рабочее место надо держаться, я еще не на пенсии. Да и расстояние огромное, билеты недешевые. Думала, лучше заработаю лишнюю копейку и ей перешлю, хоть какая-то помощь будет. Чего же лишний раз кататься туда-сюда?

– А потом все-таки решили поехать? – спросила я, чтобы поддержать разговор.

– А теперь надо ехать. Надо найти какие-то слова утешения. Я две ночи не спала, все пыталась придумать, что мне ей сказать, какие найти слова. Уже и билет взяла, и в поезд села, уже и еду, а что буду ей говорить, до сих пор не знаю. Понимаешь? Нет слов, как будто туман в голову влез, ничего не соображаю. Еду дочь спасать, а как это буду делать – не знаю, до сих пор не знаю, – вздохнула она.

– Надо внушить ей, что надежда есть всегда, – попробовала я дать ей совет.

– Как? Сказать, что случится чудо и однажды она проснется красавицей? – горько усмехнулась женщина.

– Во-первых, она должна полюбить себя такой, какая она есть, – с горячностью сказала я, свесив голову вниз.

– Да мы с мужем так ее и воспитывали. Но Аня уже взрослая девочка и реально смотрит на вещи. Конечно же, в больнице я опять буду ей говорить, что каждый человек заслуживает счастья, что встретила она не того, кого надо, а ее половинка где-то бродит, ищет ее. Я скажу, что счастье – это не только любимый рядом. Но, понимаешь, Паша, у нее чувствительная, ранимая душа, и ей хочется простого женского счастья, хочется знать, что она кому-то нужна, что кто-то ее ждет.

– Так оно и будет! Разве можно отчаиваться из-за какого-то подонка?! Он того не стоит! – Я так пылко это говорила, что чуть не свалилась вместе с матрацем вниз.

Спрыгнув на пол, я перетащила свои пожитки на свободную нижнюю полку. Найдя в сумочке резинку, я стянула ею свои пышные рыжие волосы в объемный пучок и уселась напротив тети Лиды. Присмотревшись к ней, я отметила, что переживания оставили след на ее лице. Теперь она мне не казалась такой уж некрасивой. За неприглядной внешностью скрывалась ее душевная красота, ее благие намерения и море тоски.

– Это я тоже скажу. Но будет ли ей легче, если ее избранника, пусть даже бывшего, я назову подонком?

– Самое главное – это надежда. Она никогда не должна покидать человека. Сейчас у вашей дочери ее нет, поэтому она не хочет жить. Вам надо дать ей ее, надежду. Понимаете?

– Я-то понимаю. А как ей донести все это? Как найти нужные слова?

– Скажите, что человек не должен терять надежду ни при каких обстоятельствах. На то мы и люди, чтобы надеяться на лучшее. Сегодня мы проснулись и надеемся, что будет хорошая погода, хотя синоптики пророчат нам дождь. Мы едем на работу и надеемся, что на дорогах не будет пробок, хотя они есть там каждый день. А еще надеемся, что день пройдет удачно, хотя знаем, что начальник – дурак и при любых обстоятельствах обязательно испортит настроение. Мы надеемся, что не заболеем гриппом, хотя все вокруг чихают. Нас треплет жизнь иногда так, что кажется, уже не найти выхода из тупика, но он есть, все равно есть выход, надо только надеяться! Даже в комнате без окон и двери найдется незаметная маленькая щель, нужно только надеяться и искать выход!

– Если бы я могла такими словами говорить! – вздохнула тетя Лида.

– Скажите ей, что даже смертельно больные люди надеются на то, что выживут, и некоторые остаются жить потому, что они верили, надеялись. Она же сама медработник и должна это знать. Даже у умирающего человека, который ясно осознает, что покидает этот мир, остается надежда, что после смерти его ждет другая, лучшая жизнь! – Я с таким жаром это говорила, словно передо мной была не тетя Лида, а впавшая в отчаяние незнакомая мне девушка Аня.

– Ты так красиво говоришь, Паша! – восхитилась женщина.

– Скажите Ане, что я читала в одной книге, написанной умным человеком, что удача, счастье бывают иногда коварны. Они имеют обыкновение пользоваться черным ходом и часто скрываются под маской неудачи. Один человек опустил руки, как она, и не заметил Жар-птицу счастья. А другой, в ком живет надежда, сорвет эту маску и увидит лицо счастья. Или просто дождется, когда счастью надоест прикрываться маской и оно снимет ее, – говорила я, не зная сама, откуда у меня появилось сразу столько умных мыслей.

– Правда? – с надеждой спросила тетя Лида, и ее лицо стало на миг по-детски наивным.

– Конечно!

– Постараюсь ей передать все твои слова.

– Вот и передайте. Давайте закажем чай, – предложила я, решив, что чашка горячего чая немного успокоит несчастную мою попутчицу.

– Давай, – согласилась она.

Вскоре мы пили ароматный чай, дружелюбно поглядывая друг на друга. Тетя Лида немного повеселела и приободрилась.

– А откуда ты все знаешь? Ты ведь такая красивая, одета с иголочки и, наверное, счастливая.

– Вы думаете, у меня в жизни все было гладко?

– Думаю, что таких, как ты, уверенных в себе, красивых и умных, неудачи обходят стороной.

Я улыбнулась.

– Все так думают. Но и в моей жизни были черные полосы, тянувшиеся не один день. Я выжила благодаря надежде.

– Правда? – удивилась тетя Лида.

– Перед тем как стать красивой, мне пришлось побыть Гадким утенком, – горько усмехнулась я.

– Не может быть! – всплеснула руками женщина. – Я все время думала, что красивые счастливы уже от рождения!

– Не всегда, – сказала я, и в памяти моей всколыхнулось прошлое.

И тут мне захотелось рассказать этой женщине о своей жизни, начиная с того момента, как я стала осознавать себя. «Это все домик на колесах», – снова подумала я и сказала:

– Я хочу вам рассказать историю своей жизни. У вас с Аней будет время пообщаться. Рассказывайте ей все, что от меня услышите, не спеша, по частям, на ночь, как в детстве сказки, дав ей возможность подумать и сделать выводы. Может быть, мой рассказ поможет вернуть ей надежду. Мы с вами расстанемся на какой-то станции и никогда больше не увидимся. Конечно, мы могли бы обменяться телефонами или адресами, но тогда я не смогу рассказать вам всю правду. Я хочу помочь вам, вашей дочери, поэтому мой рассказ будет без обмана и без утайки. Я уверена, что он поможет вам спасти дочь, – твердо сказала я, окончательно решившись, и уселась удобнее напротив тети Лиды, приоткрывшей от удивления рот с узкими бесцветными губами.