До четырехлетия Богданчика и Иринки оставался месяц. Милана ломала голову, определяясь с подарками детям. Ей постоянно приходилось опускаться до унижения, выпрашивая деньги у мужа и свекрови, чтобы чем-то порадовать малышей. Она уже несколько раз порывалась выйти на работу, но Володя и слушать не хотел, да и свекрови было удобнее, чтобы невестка оставалась дома и помогала по хозяйству. Милана взвалила на свои плечи бо`льшую часть домашних обязанностей. Произошло это постепенно и добровольно, в то время как Светлана потихоньку отстранилась от всякой помощи. Они с мужем все еще строили свой дом, и конца-края не было видно. Володя часто менял место работы, и Милане приходилось без конца его подталкивать. Это вызывало недовольство, и Вовчик все чаще скандалил и оскорблял Милану. За годы жизни в новой семье она научилась молчать и терпеливо сносить унижения. Иногда она задумывалась над тем, почему так получается, но ответа не находила.

«Я слабачка, и на мне катаются все кому не лень», — так думала Милана каждый раз, когда это происходило.

Дети стали ее светлым лучиком среди беспросветных будней. Богданчик был похож на нее, а Иринка — на отца.

«Будут счастливыми!» — радостно думала Милана, глядя на них.

Она одаривала их любовью и лаской, давала то, что сама недополучила в детстве. В самые трудные минуты она находила утешение в материнстве. Для свекрови ее двойняшки были радостью только в первые дни появления в доме. Кроме того, Марина Сергеевна требовала называть ее мамой, а Милана так и не смогла произнести это слово. Откуда свекрови было знать, что оно значило для нее? При слове «мама» у Миланы мгновенно возникала ассоциация с родной матерью — строгой, принципиальной, бездушной; это было живое напоминание об унизительных визитах к гинекологу, о женщине, лишенной материнских чувств. Милана несколько раз пыталась назвать свекровь матерью, но язык не поворачивался, ей не хватало воздуха — она задыхалась от воспоминаний о прошлом. Невестка по-прежнему называла ее Мариной Сергеевной, и свекровь не раз говорила: «Теперь понятно, почему ты не общаешься с матерью. Какая дочь, такая и невестка». Милана молча проглатывала обиду и старалась во всем угодить хозяйке дома.

Светлана ненавидела детей Миланы. Когда они были маленькими, мешали ей спать, потом «путались под ногами» и от их крика у нее «вечно болела голова». При каждом удобном случае она повышала на малышей голос и одергивала их.

— Когда я уже смогу отдохнуть от этого дурдома?! — часто кричала она, если маленькие племянники громко разговаривали или смеялись. — Я скоро сама с ума сойду!

— Что бы ты делала, если бы у тебя были свои дети? — однажды спросила Милана, после того как Светлана выдворила расшумевшихся проказников на улицу.

— Я бы их правильно воспитывала, — парировала невестка, — сидели бы у меня тихо, как мыши!

— Но это же дети! Из них просто прет энергия!

— Отведи их в садик, пусть там показывают свой темперамент! — отрезала Светлана. — А еще лучше — запиши в какой-нибудь кружок. Хотя на что они у тебя годны? Только жизнь всем портить.

О развивающих занятиях Милана подумывала и сама. Дети были не по годам способны, активны, к тому же очень любили рисовать.

— Вовчик, надо детей чем-то занять, им некуда девать энергию, — как-то сказала Милана мужу.

— Так найди куда, — ответил он.

Милана сказала, что хотела бы определить их в спортивные секции и на рисование.

— Это платно? — был первый вопрос.

— Да.

— Мы не настолько богаты, чтобы тратить деньги на ерунду.

— Детям нужно развиваться. Они не ходят в садик, ограничены в общении со сверстниками, к тому же у них талант к рисованию. Хочешь посмотреть их картинки?

— Пусть тебе показывают, ты же для этого сидишь дома, а я устаю на работе. К тому же при желании они могут общаться с соседскими детьми. И не говори, что они старше наших на пять лет.

— А куда они должны девать энергию, которая прямо кипит в них?

— Приучай к работе по дому и по хозяйству, а то вырастут бездельниками.

— Как ты, — тихо произнесла Милана. К счастью, муж не услышал.

С просьбой оплатить занятия в кружках Милана обратилась к свекру, но тот сказал, что его дело зарабатывать деньги, а куда их тратить — решает жена. От свекрови Милана тоже не получила поддержки.

— Мои росли без всяких развлечений — и нормально! — заявила женщина. — Непьющие, поженились, вон один дом себе строит. А кружки — это баловство и напрасная трата денег.

Милана еще несколько раз пыталась затронуть эту тему, но все возвращалось на круги своя. Она задумала накупить книжек, альбомов для рисования, красок и карандашей, чтобы заниматься с детьми дома, но снова встретила непонимание. Она понемногу и с большим трудом выпрашивала деньги на покупки и в свободное время сама занималась с детьми рисованием, а по вечерам перед сном читала им книги. Володя приглушал звук телевизора, под шум которого привык засыпать, и нервно ерзал в постели.

— Скоро уже конец? — спрашивал он.

— Мамочка, еще почитай! — наперебой просили дети.

— Пять минут и спать! Папа хочет посмотреть телевизор! — говорил Володя и поглядывал на часы.

Единственным человеком, который понимал и поддерживал Милану, стала соседка Татьяна. Полностью отказаться от спиртного она так и не смогла, но уже не напивалась до бессознательного состояния. Порой Милана предупреждала подругу, что на следующий день они поведут детей на природу или в Дом культуры на бесплатный спектакль. Тогда Татьяна приводила себя в порядок и с самого утра теребила Милану: «Ну, когда уже пойдем?» Во время спектакля Татьяна садилась рядом со своим крестником Богданчиком. Милана видела, что Татьяне безразлично, что происходит на сцене: она смотрела на ребенка, что-то шептала ему на ушко и старалась незаметно коснуться губами его макушки. Иногда Милане удавалось вырваться на природу, и они все вместе шли в скверик. Там дети развлекались на каруселях-качелях, а женщины сидели на скамейке и болтали. Бывало, что Татьяна в конце своего огорода разводила костер и приглашала соседей печь картошку. Дети с испачканными золой руками и губами визжали от удовольствия и с благодарностью обнимали тетю Таню за шею. Рядом с ними Татьяна оживала. Ее потухшие глаза начинали светиться радостью, когда дети бегали вокруг, носили хворост для костра, бросали в угли картофелины и тыкали в них палочками, проверяя, когда они испекутся.

«Вот кто мог бы быть хорошей матерью, — думала Милана, глядя, как соседка ладит с малышами. — И очень трудно представить в этой роли Светлану».

Милане не пришлось долго ломать голову над подарками для детей. Ей позвонила Ольга, которая жила в США, но про подругу не забывала и созванивалась с ней каждые три месяца.

— Миланка, моя ты хорошая! — затарахтела Оленька. — Мы с Карлом месяц назад вернулись с гастролей, и я сразу же начала собирать тебе посылочку.

— Зачем, Оля?

— Решила сделать подарки тебе и детишкам ко дню рождения, — объяснила подруга. — Думала, все поместится в одну коробку, а получились две большие. Я накупила детям и наборы для рисования, и кучу игрушек!

— Оля, ну зачем ты тратилась… — растерялась Милана, испытывая неловкость.

В прошлом году Оля прислала детям на подарки триста долларов, но им мало что досталось — на эти деньги провели газ в дом и во флигель, куда через «недельку» собирались переселиться родители мужа, освободив комнату для молодежи. Как всегда, все затянулось почти на год, но уже скоро там должен был закончиться ремонт и появилась надежда, что наконец-то дети смогут спать спокойно, без телевизора папы. Милана не стала скрывать от Оли, на что ушли доллары, поэтому подруга решила не присылать больше денег и сама купила подарки.

— Не переживай, — сказала Ольга, — мы не сняли с себя последнюю рубашку. Так вот, слушай. В одной коробке игрушки и подарки детям, а еще одежда. Там обувь летняя и зимняя, тапочки, пижамки, курточки, платьица, колготы, кое-что будет на вырост, но это не страшно, правда ведь?

— Оля, мне так неловко…

— А вторая коробка — лично тебе! — продолжала Ольга. — И не вздумай этой корове Светке что-нибудь дарить, обойдется! Для свекрови я положила теплый халат, пусть носит и поменьше рычит на тебя. Вовчику твоему — ничего, он мужик, пусть сам зарабатывает. Короче, я уже все выслала, через месяц получишь.

— Спасибо тебе, Оленька! У меня просто нет слов! — растроганно произнесла Милана. — Как твои родители? — поинтересовалась она, зная, что они полгода назад переехали жить к дочери.

— Все нормально, тоскуют немного, языка не знают, но ничего, привыкнут! А твой братик как?

— С трудом закончил училище, говорил, что работает, но не знаю, правда или снова врет.

— А с родителями как у него?

— Отец дал ему возможность закончить училище, помогал деньгами. Надеялся, что Игорь поступит хотя бы на заочное обучение в институт, но тот не захотел. Теперь якобы отец с матерью ему не помогают, — рассказывала Милана.

— Они так до сих пор и не изъявили желание увидеть внуков? — осторожно спросила Оля.

— Нет, — глухо произнесла Милана.

— Ничего, когда-нибудь до них дойдет, — заверила Ольга. — Некоторые родители забывают, что к ним придет старость, а с ней болезни и одиночество, и только тогда вспоминают, что у них есть дети. Но часто это пробуждение происходит слишком поздно. Кстати, как там Женька? Что-то он не берет трубку.

— Недавно звонила, все было нормально.

— У него всегда все нормально, — с грустью в голосе сказала Ольга. — Дозвонишься, передавай привет от меня.

Они простились, и Милана, не откладывая на потом, позвонила Женьке. Он не ответил, и она перезвонила его жене Валентине.

— Женя в больнице, — сказала та, — его готовят к операции. Извини, я не могу говорить.

Женю снова будут оперировать. В который уже раз? И сколько процедур еще предстоит перенести? На сколько у организма хватит сил? У Миланы было плохое предчувствие, но она успокаивала себя тем, что это не первая операция и, как только Женьке станет чуть лучше, он позвонит и, как всегда, бодро скажет: «Привет! У меня все хорошо. Меня прооперировали, уже отошел от наркоза!»

«Хотя бы и в этот раз все было удачно!» — подумала Милана.

* * *

Накануне детского дня рождения Милане позвонил Игорь и сообщил, что приедет в гости.

— Могу я познакомиться с племяшами? — сказал он. — Приеду не с пустыми руками, с подарками.

Милана боялась, что брат ляпнет что-нибудь лишнее, приоткроет завесу над ее прошлой жизнью, но Игорь был настойчив. Где она живет, брат знал уже давно, поэтому даже ее категорическое «Нет!» не имело бы никакого значения, он все равно приедет. Милана попросила брата об одном: ничего не рассказывать об их семье. Он дал слово и через несколько дней под вечер уже стоял на пороге.

— Привет, сестренка! — сказал он нарочито радостно и обнял Милану.

Игорь сильно изменился. Стал выше ростом, раздался в плечах, но лицо его приобрело нездоровый сероватый цвет, под глазами — темные круги, движения резкие, нервные.

Милана сразу заподозрила, что дело в наркотиках. Брат раздал подарки детям, и когда они остались наедине, она негромко спросила:

— Скажи честно, ты стал наркоманом?

— Да брось ты, сестренка! — похлопал ее по плечу Игорь. — Вечно ты что-то сочинишь!

— Я не слепая, по тебе видно.

— Не болтай глупостей! Все у меня на мази! Сейчас познакомимся с твоим Вовчиком поближе, раздавим с ним пузырек и все будет окей!

— Не напейся хоть, — попросила Милана, — не опозорь меня.

— Там я должен быть хорошим сыном, чтобы «не опозорить наш род», здесь то же самое! — раздраженно проворчал он.

— Родители в курсе, что ты поехал ко мне?

— Само собой! А что?

— Они… Что они сказали? Ничего не просили передать? — спросила Милана, все еще надеясь на прощение родителей и смягчение их сердец.

— Нет, а что? Должны были что-то передать?

— Просто спросила, — вздохнула Милана.

Вечером за столом Игорь поставил на стол бутылку водки, свекор — тоже, для гостя, как положено, потом брат сбегал в магазин еще за одной. Все уже ушли отдыхать, за столом остались Игорь и Володя. Милана уложила детей спать и вернулась к ним. Она переживала, что у брата развяжется язык и он начнет рассказывать то, о чем она молчала.

— Иди спать, — сказал ей муж. — Нечего тебе слушать мужской разговор.

— Да. Мы тут по-родственному побазарим, а ты отдыхай, — заплетающимся языком поддержал его брат.

Милана ушла, долго не могла уснуть, но усталость взяла свое, и она оказалась в крепких объятиях сна. Утром ее разбудил крик Светланы. Милана открыла глаза и увидела на пороге комнаты разъяренную, с растрепанными волосами сноху.

— Гадина, где твой брат?! — вопила сноха. — Где он, я тебя спрашиваю?!

Страшная догадка парализовала мысли Миланы, и она уставилась на Светлану широко раскрытыми глазами.

— Что ты вылупила на меня зенки, как корова?! — заорала Светлана так, что дети проснулись и испуганно смотрели то на нее, то на мать.

Милана вскочила с постели и подбежала к ним.

— Что вы орете с самого утра? — Володя оторвал голову от подушки. — Что случилось?

Светлана, срываясь на фальцет, сообщила, что Игорь ее ограбил.

— Что?! — ахнула Милана. — Ограбил?!

— Он спер все мое золото! — выкрикнула Светлана.

— Может, ты положила его в другое место? — взволнованно спросила Милана. — Поищи хорошенько.

— Ты еще будешь указывать мне, что делать?! — выкрикнула сноха и принесла пустую шкатулку. — Вот! Полюбуйся! Здесь было все мое золото!

Милана стояла как оглушенная. Стыд жег ее настолько, что она потеряла дар речи.

— Вот влип! Ох и семейка! — Володя подхватился с постели.

— Нет, это недоразумение. Надо разобраться. Он… Игорь не мог, — лепетала растерянная Милана.

— Вы все такие воры? — Володя схватил Милану за футболку, потянул на себя.

— Не трогай меня! — вскрикнула она испуганно. — Пусти!

Злобная, ироничная гримаса исказила лицо мужа. Он дышал Милане в лицо перегаром, и ей стало страшно до безумия.

— Пожалуйста, отпусти, — повторила она с просительной, почти унизительной интонацией. — Не кричи, здесь дети.

— Ворюги! У нас в семье никогда не было воров! — прошипел он ей в лицо.

— Я не вор, ты же знаешь, — прошептала перепуганная Милана.

— Ты привела его в наш дом! Признавайся, сука, это ты навела его на золото?!

Мужчина так дернул за футболку, что она затрещала по швам. Милане стало нечем дышать.

— Не смей меня трогать! — смогла выдавить она из себя, глядя в незнакомое, перекошенное злобой лицо мужа.

И сразу же от сильного удара в лицо упала на пол.

— Это она! Она его специально привела в наш дом! — визжала Светлана.

Удары ногами посыпались на Милану. Она вскрикнула от боли, прикрыла голову руками и сцепила зубы — боялась испугать детей.

— А ну прекрати! — Свекровь вбежала в дом и оттянула сына от Миланы. — Что у вас тут случилось?

— Она привела в наш дом брата-ворюгу, — тяжело дыша, ответил ей Владимир. — Сработали по договоренности.

— Вот, — Светлана продемонстрировала свекрови пустую шкатулку, — было золото — и нет его! Гость с собой прихватил!

— Надо вызвать полицию, — сказала свекровь.

Милана поднялась с пола, села на кровать. Испуганные дети подбежали к ней, обступили с двух сторон, прижались теплыми тельцами.

— Не надо полицию, — хрипло сказала она. — Я свяжусь с ним, он все вернет.

— А если не вернет? — вспылила Светлана. — Ты будешь возвращать?!

— Я поеду, найду его и все верну, — глухо произнесла Милана.

— Даю тебе неделю сроку! — крикнула сноха и ушла.

Милана осталась одна с детьми.

— Мамочка, тебе больно? — спросил Богданчик, заглядывая ей в глаза.

У Миланы все тело ныло, но физическую боль заглушала душевная. Она искала руки, которые бы ее охраняли, согревали и защищали от жизненных невзгод, тянулась к ним, а они нанесли ей жестокий удар. Было больно, грустно, обидно и унизительно. Она посмотрела на сына, улыбнулась уголком губ.

— Нет, мне ни капельки не больно, — ответила она и прижала ребенка к себе.

— А у тебя кровь, — показала пальчиком Иринка.

Милана почувствовала сладковатый привкус на губах.

— Я ее сейчас вытру, и ничего не будет.

— Вавки не будет? — спросила девочка.

— Давайте-ка бегите умываться, чистить зубки и одеваться! — как можно веселее распорядилась Милана.

— Что мы будем делать? — посмотрел на маму Богданчик.

— Позавтракаете, и пойдем к тете Тане!

— Ура! — в один голос пропели дети и убежали в ванную комнату.

Милана вытерла кровь на губах, посмотрела в зеркало. Глаз припух, а под ним красовалась гематома. Она набрала номер Игоря, но он был вне зоны доступа. Милана переоделась и снова набрала его номер — безрезультатно. Прибежали дети, и она пошла их кормить.

Милана встретилась с соседкой, и они решили прогуляться с детьми по улице.

— Да, плохи твои дела, — сказала Татьяна, выслушав Милану. — Если мужик поднял на жену руку один раз, то поднимет и во второй.

— Нет, я не верю, — возразила Милана. — Вовчик просто вспылил и не сдержался. Уверена, что к вечеру он остынет и попросит прощения.

— Конечно попросит! И в следующий раз, когда ударит, тоже будет просить прощения. Поверь мне как старшей, не было случаев, чтобы избиение жены заканчивалось одним разом. Я понимаю, что тебе больно и неприятно это слышать, но такова реальность. Тут надо или рубить все узлы и бежать куда глаза глядят, или всю жизнь терпеть унижения и побои.

Милана промолчала. Она смотрела, как дети гоняются за бабочкой, а та словно дразнила их, перелетая от цветка к цветку.

— Было бы куда — уехала бы, — вздохнула Милана. — У меня двое детей, в кармане пусто и ехать некуда. Да и надо думать, как вернуть Светке ее сокровища.

— И как ты собираешься это сделать, если брат отключил телефон?

— Поеду его искать. А что мне остается?

— Я могла бы предложить тебе перебраться ко мне, — сказала Татьяна, — но боюсь, что сделаю этим еще хуже.

— Ты права. Спасибо, но это невозможно.

Они подошли к зданию Дома культуры и увидели афишу, которая оповещала, что сегодня в десять часов прочтет лекцию глава общественной организации «Право на жизнь», правозащитница Злата Справедливая.

— Мама, будет спектакль? — спросил Богданчик, указывая пальчиком на афишу.

— Кукольный или человеческий? — посмотрела на маму Иринка.

— Может, сходим? — спросила Татьяна.

— А дети высидят?

— Высидим! — в один голос ответили брат и сестра.

— Можно пойти, — согласилась Милана, взглянув на электронные часы на стене здания, — но как быть с этим? — показала она на синяк.

— Кто там будет на тебя смотреть?! — отмахнулась Татьяна и потянула Милану за руку.

Людей в зале было немного, и они сели позади всех. Через пару минут на сцене появилась женщина лет тридцати пяти, с короткими огненно-рыжими волосами, крепко сбитая, и уверенной походкой прошла за трибуну. Она не читала по бумажке, а начала говорить, охватывая взглядом присутствующих. Милана сначала отвлеклась, задумавшись о своем, но постепенно стала прислушиваться к ее словам. Злата говорила о насилии над детьми и женщинами в семье. Ее лекция напрямую касалась жизни Миланы, слова были искренними и правдивыми, проникали в душу.

— Гендерное насилие — серьезная проблема, затрагивающая миллионы женщин и детей в разных точках планеты. Только вдумайтесь: на протяжении жизни семьдесят процентов всех женщин сталкиваются с насилием! — эмоционально звучало с трибуны. — Во многих случаях первостепенной причиной насилия над слабым полом является культура, в которой процветают устаревшие патриархальные традиции и взгляды. Многие дамы до сих пор считают, что мужчина в доме главный, и понятия не имеют, что их права ущемлены и они совсем не обязаны терпеть издевательства. Разве редко мы слышим: «Не было никакого насилия, он просто дал мне пару пощечин»?

Милане показалось, что свою речь Злата адресует ей — и даже смотрит прямо на нее.

— Самой распространенной причиной, почему женщина продолжает терпеть избиения, является то, что у нее нет своего жилья, а вернуться к родителям часто означает попасть в еще худшие условия, — продолжала оратор. — Финансовая зависимость женщины лишает ее возможности прервать отношения с мужчиной, и она оказывается в ситуации, когда терпеть насильника для нее менее страшно, чем оказаться на улице без денег и жилья, а мужчине-тирану это дает контроль над жертвой.

Милана мельком взглянула на Татьяну — она тоже заслушалась речью правозащитницы, и дети сидели смирно.

— С появлением ребенка в семье положение усугубляется, — произнесла Злата и обвела взглядом присутствующих. — Женщина постепенно привыкает к таким условиям жизни, теряет остаток уверенности в себе, а значит, и шансы изменить свою судьбу к лучшему, она напугана и боится перемен. И только если происходит что-то ужасное, например появляется угроза жизни ее детям, она способна на кардинальные действия.

С трибуны звучал не скучный монолог, а живые рассказы о том, каким моральным и физическим унижениям подвергаются маленькие члены семьи. Оказывается, таких случаев много. Злата приводила примеры того, как из казалось бы нормальных и благополучных семей выходят в свет подростки, абсолютно не способные себя защитить.

— Часто дети подвергаются не только физическому, но и психоэмоциональному насилию, которое приводит к формированию у ребенка паталогических черт характера и нарушает развитие его личности. Как результат — потеря доверия, негативное отношение к себе, переживания из-за собственной недееспособности, ненужности и несчастливости… — Эти слова были словно о Милане, и она старалась не пропустить ни одного. — Они беззащитны перед миром, в котором оказались, — звучало со сцены, — и часто такие люди становятся или жертвами обстоятельств, или еще более жестокими и агрессивными, чем их родители. Они вырастают неуверенными в себе, неспособными защитить себя. — Злата четко произносила каждое слово и подкрепляла сказанное конкретными примерами.

Милане казалось, что она читает и озвучивает ее воспоминания о детстве, но уйти, не дослушав до конца, она уже не могла.

— Сделайте первый шаг к своему освобождению от насилия! — такими словами правозащитница закончила свое выступление.

Последовало несколько вопросов, и она охотно на них ответила.

После лекции Милана попыталась выйти одной из первых, чтобы никто не заметил следов от побоев, но Злата догнала ее и придержала за руку.

— Можно вас на минутку? — спросила она.

— Идите, я вас догоню, — сказала Милана детям и легонько подтолкнула их к Татьяне.

Злата отвела ее в сторону.

— Вы можете рассказать, что у вас случилось?

— У меня все нормально. — Милана попыталась улыбнуться.

— Ваше лицо говорит об обратном. Наша общественная организация помогает женщинам, попавшим в беду, обрести чувство собственного достоинства и начать новую жизнь. Конечно, материально мы им помочь не можем, но поддержать, что-то посоветовать, найти жилье, устроить на работу — это да.

— Спасибо, я сама справлюсь со своими проблемами.

— Вы не уверены в себе, напуганы, и это заметно. Я сразу могу выделить из толпы людей с тяжелым детством, — не сдавалась Злата. — Чувствуется, что вы нуждаетесь в помощи. У нас есть опытные психологи…

— Спасибо, не надо, — смущенно повторила Милана, торопясь уйти.

— Возьмите. — Злата сунула ей в руку визитку. — Там номер моего мобильника. Если будет трудно, звоните!

Милана еще раз ее поблагодарила, спрятала визитку в карман и поспешила к выходу.

* * *

Домой Милана вернулась в подавленном состоянии. Ей не хотелось видеть Володю, и это было впервые за все время их совместной жизни. К счастью, мужа дома не оказалось, и она вздохнула с облегчением.

— Мои крошечки, а ну-ка быстренько мыть руки! — велела она детям и пошла в кухню.

Занимаясь приготовлением обеда, Милана вновь и вновь мысленно прокручивала услышанное на лекции. Простые слова докладчицы Златы разложили по полочкам все источники ее проблем. Милана и сама подсознательно понимала, что неудачи в ее жизни тянутся из далекого детства, вернее, из того времени, воспоминания о котором должны остаться на всю жизнь яркими, красочными, самыми приятными… Но не в ее судьбе.

«Наверное, Злата права. Нельзя молча переносить унижение и побои. Но ведь она сама озвучила обстоятельства, из-за которых женщины чаще всего вынуждены терпеть насилие в семье. Главное из них — боязнь остаться с детьми на улице, без средств к существованию и жилья».

У Миланы мелькнула мысль, что если б она была одна, то могла бы уехать отсюда и попытаться начать новую жизнь.

«Тогда у меня такая возможность была, но я ею не воспользовалась. — Она горько усмехнулась. — Так что теперь не стоит искать виноватых».

И все равно было горько на душе и до слез обидно из-за такого отношения мужа.

«Я доверила ему свою судьбу, — думала она, накрывая на стол. — Он должен был беречь меня, охранять от жизненных невзгод, а не обижать. Я так старалась быть хорошей невесткой и женой! И снова „Я старалась быть хорошей“! Сначала — для родителей, потом — для мужа. Что это? Рок? Судьба? Повторение истории?»

На некоторое время Милана отвлеклась от гнетущих мыслей, наблюдая, как дети стараются есть вилками овощной салат. Она улыбнулась, когда Иринка, искоса посмотрев на брата, уже в который раз попыталась наколоть тоненький кусочек помидора, который постоянно от нее ускользал. Тогда девочка склонилась над тарелкой и быстро, чтобы не увидел братик, помогая себе пальчиками, положила его в рот.

«Хотя бы позвонила Оленька! — подумала Милана. — Так хочется ей все рассказать, пожаловаться на жизнь, услышать слова сочувствия».

— Мама, почему ты не ешь? — спросил сын.

— Болит вавка? — Иринка взглянула на мать красивыми большими глазами. — Давай я поцелую, и она перестанет болеть!

— Мои вы маленькие воробушки… — растроганно сказала Милана, обнимая детишек. — Ничего у меня не болит! Просто не хочется есть, вот и все! Такое бывает, правда?

— Да, я не хотел есть, когда промочил ножки, — согласился Богданчик. — Тогда у меня болело горло и был кашель.

— А мне не елось, когда болел животик, — сказала девочка и тут же спросила: — Мама, а что вы с папой подарите мне на день рождения?

— А мне? — подхватил вопрос ее братик.

— Тетя Оля выслала нам посылку, там много подарков для вас, — объяснила Милана.

— Много-много? — В глазах Иринки заблестели радостные искорки.

— Вот столько? — Богданчик развел руки широко в стороны, демонстрируя, что такое «много».

— Очень много! Скоро мы получим по почте большую коробку, все вместе ее откроем и достанем оттуда подарки! — пообещала детям Милана. — А сейчас можете поиграть во дворе. Только чур — не пачкаться в грязи! Договорились?

— Да! — хором ответили дети.

Вечером Милана старательно избегала взгляда Володи. Ребра ныли так, что было больно дышать, но еще сильнее болела душа. Казалось, кто-то нагло и цинично сунул грязные руки в самую ее глубину, разорвав что-то светлое и обнадеживающее.

Ужинали молча, словно на поминках. Милана немножко перекусила, хотя кусок в горло не лез, — лишь бы ее не трогали! — и ушла готовить детей ко сну.

Переодеваясь в ванной, она взглянула на свое отражение в зеркале: тело было в синяках и ссадинах. Милана дотронулась рукой до ребра — боль пронзила от головы до пят.

«Похоже, ребро сломано», — подумала она, надевая ночную рубашку.

Володя пришел, когда дети уже мирно посапывали в кроватках. Ночник в виде цветка лотоса заливал комнату тусклым розовым светом. Володя лег рядом с Миланой, легонько коснулся губами оголенного плеча жены.

— Милочка, прости меня, — прошептал он.

Милана молчала, только по телу пробежала мелкая нервная дрожь.

— Не знаю, что на меня нашло. Словно бес вселился, — сказал он. — Знаю, что ты обижена, но, честное слово, я не хотел. Ты думаешь, мне легко? Да я целый день места себе не находил, все из рук валилось!

— Мне тебя пожалеть? — глухо, без единой эмоции в голосе спросила Милана.

— Ну зачем ты так?

— Тебе же было плохо, значит, я, как жена, должна тебя приласкать и пожалеть.

Будь в комнате чуть светлее, он увидел бы на ее лице грустную и презрительную улыбку.

— Милка, ну прости дурака! Прошу тебя! Это было в первый и последний раз. Клянусь тебе!

— Ты растоптал мою душу. Понимаешь?

— Ударь меня! Плюнь мне, такому подлецу, в лицо! Делай, что хочешь, но прости! — умолял он.

Володя аккуратно приподнял рубашку и начал нежно целовать каждый сантиметр ее тела. Милана впервые не почувствовала возбуждения, которое возникало при прикосновении губ и рук мужа к ее обнаженному телу. Странно, но кровь не запульсировала толчками и горячее от страсти дыхание Володи не разнесло волну жара по каждой клеточке.

— Ты мне сломал ребро, — сказала она обыденно и просто, отстраняя Володю.

— Я дурак! Глупец! Как я посмел поднять руку на мать своих детей?! Может, вызвать врача?

— Не надо, — сдержанно и холодно ответила Милана и повернулась к нему спиной.

Утром Милана сразу почувствовала, что она лишняя и совершенно чужая в этой семье. Свекровь со свекром демонстративно ее не замечали. Григорий что-то нашептывал на ухо жене, а Светлана время от времени исподлобья бросала на Милану испепеляющие взгляды. Она манерно коснулась пальцами мочек ушей, закатила глаза и громко страдальчески вздохнула.

— Гриша, ты помнишь, как на тридцатилетие подарил мне золотые сережки-капельки? — произнесла она, взглянув не на мужа, а на Милану. — Теперь их нет!

Милана сделала вид, что не услышала колкости снохи.

— И не только сережек, — поддержал Светлану муж, — но и цепочки с кулончиком нет.

— Да! Кулончик был такой прикольный! Дельфинчик как живой!

— И мы с отцом тебе дарили колечко, — якобы к слову добавила свекровь. — Недешевое! Поднатужились и купили.

У Миланы чесался язык упрекнуть свекровь в том, что за все годы она не удосужилась порадовать ее хотя бы маленьким подарком, но женщина промолчала.

«С чем я пришла в их дом? — думала она. — С пустыми руками. Смею ли я упрекать ее в невнимании к себе? Конечно же нет».

Мужественно все выдержав, Милана взяла корзину и пошла в сад собирать яблоки, которые ветром и дождем сбило с дерева, и теперь плоды, умытые росой, лежали на траве, желтые, словно покрытые воском. Володя пошел за ней, догнал и ухватился за корзину.

— Зая, ну прости меня! — Он смотрел ей прямо в глаза.

— Тебе станет легче от моего прощения?

— Конечно! Хожу сам не свой.

— Мог бы словечко в защиту жены замолвить, — без зла упрекнула Милана.

— Милочка, зачем нам скандалы? Подумай сама! И так на душе тошно! Не обращай внимания, и все. У них языки чешутся, а ты переживаешь. Малыш, перемелется — мука` будет! Главное, чтобы ты меня простила!

— Я подумаю, — сказала Милана и потянула корзину на себя.

— Куда? Я сам!

Володя выхватил из ее рук плетенку и принялся собирать яблоки. Милана, увидев на огороде Татьяну, направилась к низкой изгороди, разделявшей усадьбы, поздоровалась. Соседка подошла ближе, поинтересовалась, как дела.

— Прощения просит, — вполголоса сказала Милана, кивнув в сторону Володи.

— Все они так. Напакостят, а потом просят.

— Как ты думаешь, стоит простить?

Татьяна задержала взгляд на Володе, который, собрав полную корзину желтобоких яблок, понес ее во двор.

— Ты мое отношение знаешь, — сказала соседка. — Простить можно, но это не убережет тебя от новых побоев, после чего он снова будет вымаливать прощение. Впрочем, это лишь мое мнение, а как быть тебе — решай сама.

Володя не дал бы Милане уснуть до утра, если бы она не сказала, что прощает его.

Муж, удовлетворенный таким ответом, быстро захрапел, а Милана еще долго лежала без сна. Она все думала, простила ли мужа искренне или просто чтобы он отстал от нее. В душе была пустота, словно Володя вырвал оттуда кусочек чего-то живого. Было неприятно, что это сделал человек, на которого она возлагала большие надежды, и от осознания этого пострадавшее тело еще больше болело и кровоточило…

Каждый день Милана собиралась поехать на поиски брата, с которым пропала связь, но никак не могла оправиться от побоев, поэтому все откладывала поездку.

— Мне кажется, или действительно время истекло? — сказала Светлана Милане. — Наверное, напрасно я пожалела твоего брата-ворюгу. Если завтра утром я тебя снова здесь увижу — через час мое заявление будет лежать на столе у следователя.

— Не увидишь, — ответила Милана. — Завтра я поеду.

Милана сдержала свое слово. У нее все еще болело в боку, но она заявила Володе, что едет на поиски Игоря.

— Мне нужны деньги на дорогу, — сказала она.

Муж дал ей ровно столько, чтобы хватило на билеты в обе стороны.

— Здесь мало. Надо больше, я беру детей с собой.

— Зачем? — удивился он.

— Так надо, Вовчик, — ответила Милана, загадочно улыбнувшись.

— Хочешь познакомить их с дедушкой и бабушкой? Твое право, — сказал Владимир и отсчитал нужную сумму.

* * *

Впервые после побега Милана ступила на родную землю. С первым же шагом страхи окружили ее со всех сторон, встали темной стеной. Они душили ее, словно невидимая сила впивалась холодными костлявыми пальцами в шею, и от этого затруднялось дыхание, шаталась земля под ногами, перед глазами плыли темные круги.

— Мамочка, тебе плохо?

Голос дочери вернул Милану в реальность. Она прижала к себе детей и с волнением в голосе сказала:

— Все хорошо, мои маленькие, с мамой все нормально, и у вас все будет очень хорошо. Вы поняли?

— Да-а-а! — ответили они хором.

Как и планировала, первым делом Милана пошла к Женьке и Валентине. Это были люди, к которым она могла прийти в любое время дня и ночи и они открыли бы ей дверь. Милана уже знала, что Женя снова попал в больницу, поэтому не стала лишний раз надоедать звонками и сразу направилась к ним. Друзья жили недалеко от двора ее родителей, и Милана ускорила шаг. Она уже видела дом Жени и Вали, и все равно ей казалось, что отец идет следом и вот-вот вцепится ей в шею хваткими пальцами. Она боялась его до сих пор. Очень. Дико. Нечеловечески. И лишь две теплые ручки, за которые женщина крепко держалась, придавали ей сил и не позволяли рухнуть в обморок от страха прямо посреди улицы. Только очутившись во дворе Женьки и закрыв за собой калитку, она смогла свободно дышать. Казалось, все страхи остались по ту сторону металлической ограды.

— Мы уже пришли? — спросил Богданчик.

— Да! — ответила ему сестра.

— Быстренько заходим в дом! — Милана легонько подтолкнула детей. — Можно? — постучала она в дверь, забыв о существовании звонка.

В доме на диване сидела Валентина. Она посмотрела на вошедшую Милану с детьми и еле заметно грустно улыбнулась. Милана никогда не видела ее такой подавленной, уставшей, с темными кругами под глазами. Плохое предчувствие кольнуло сердце, по спине пробежал холодок. Валентина еще не произнесла ни слова, как Милана уже поняла: случилось что-то ужасное…

Дети играли во дворе, и Валентина могла спокойно поговорить с гостьей.

— Все было, как раньше, — рассказывала она. — У Жени в этот раз ничего не болело, просто он заметил в кале кровь и решил обратиться к лечащему врачу. Женя прошел обследование, и его положили в отделение на операцию. Ты же его знаешь, он всегда говорил, что у него все хорошо, вот, мол, прооперируюсь и скоро выпишусь. Так было не раз, и все уже привыкли к такому повороту событий и не особо-то тревожились. Впрочем, как и я.

Валентина выглянула в окно, где двойняшки катали в коляске Оксанку, и продолжила:

— Только в этот раз я по-настоящему поняла, насколько мужественным и сильным человеком был мой муж. Наверное, именно эта внутренняя сила, которая была в его больном, далеко не мощном теле, меня так к нему притягивала.

Милана не задавала лишних вопросов, не желая бередить свежие раны, давая Валентине возможность выговориться именно сейчас, в тяжелый момент жизни.

— Женя чувствовал, что это конец, — глухо сказала Валентина. — Перед операцией он был как никогда грустным, я впервые увидела в его глазах обреченность. Ты же знаешь: Женька никогда не ныл, не жаловался на судьбу, но когда его увозили на операцию… — голос Валентины дрогнул, и она смахнула набежавшую слезу, — он сказал, что любит меня и дочь и… Он задержал на мне взгляд. Прощальный взгляд, который я никогда не забуду.

— Он… во время операции? — спросила Милана, не в силах произнести страшное слово «умер», которое никак не ассоциировалось с ее жизнерадостным другом.

— Нет. На следующий день после операции он, как всегда, уже поднимался с постели, обзванивал знакомых, а еще через день его состояние резко ухудшилось, — рассказывала Валентина. — Вот тогда Женя впервые сказал мне, что не хочет жить.

— Он страдал от сильных болей?

— Да. Ему кололи обезболивающее, но это не помогало. Он ничего не ел и угасал на глазах. Знаешь, как догорающая свеча, которая горит тихо, слегка потрескивая, но ты понимаешь, что еще чуть-чуть — и она догорит, и тогда наступит тьма.

Валентина замолчала. Она словно застыла в воспоминаниях, которые не отпускали, но через некоторое время тряхнула головой, будто избавляясь от тяжелых мыслей, и продолжила:

— Перед тем как впасть в кому, он успел написать письмо для дочери, которое она должна открыть в свое совершеннолетие. Еще он успел вспомнить всех своих друзей, не забыл и о тебе, Мила, поблагодарил судьбу, что все вы были в его жизни, и за то, что свела его со мной. Он улыбнулся на прощание… Я знаю, что в эту улыбку он вложил все свои силы. Измученный, изможденный, худой, до невозможности посеревший, а на искаженном от нестерпимой боли лице — улыбка… Врачи сказали, что метастазы задели многие органы и удалить опухоль оказалось невозможно, но я все равно сидела у его изголовья и все ждала… Чуда не произошло. Он ушел в светлый мир, где нет боли и мучений, тихо и спокойно, на рассвете, и вот уже четвертый день его нет с нами.

Милана пыталась найти слова утешения, но пребывала в шоке от услышанного, и ее сознание никак не могло принять смерть Жени — человека, который всегда был душой компании, который за пару часов мог подобрать лучшие музыкальные хиты для отдыха или найти в Интернете фильм, который был бы интересен всем. Он мог до копейки просчитать эконом-бюджет для компании, но не прослыть скрягой, знал, где и что можно купить качественное и недорого, имел тысячу знакомых и ценил дружбу. Милане он навсегда запомнился в клетчатой рубашке. Они у Женьки были разного цвета, но почему-то всегда в клетку. Почему? Теперь уже этого не узнать. Он любил жизнь и умел жить. В его жизни не было фальшивых друзей, как не было ненужных вещей. Его жизнь была светлой, без хитрости, лжи и захламленности, и только сейчас Милана поняла, что его жизнь — пример для подражания. Простой парень, который мог выпить пива в компании, за полчаса организовать отдых, работал, хотя имел группу инвалидности, решил не ныть и ждать смерти, а жить полноценной жизнью и радоваться ей так, словно каждый прожитый день был последним.

— Его жизнь была короткой, но яркой, наполненной любовью и светом, — тихо сказала Милана, обняв за плечи Валентину. — Женя жил без хлама в душе и в жизни и ушел без него. Нам будет его не хватать, но ты как-то держись ради Оксанки.

— Я не смогу жить здесь без него, — ответила Валентина, выделив слово «здесь».

— И что ты планируешь?

— Продам дом и уеду. Чужим жалко, но вроде бы его хочет купить дядя Жени. А ты, Миланка, приехала к родителям?

— Не совсем. Мне надо найти Игоря. Брат приезжал к нам и проворовался, — созналась Милана. — Ты его не видела?

— Что я могла видеть? — вздохнула Валя.

— Извини.

— Все нормально. Не боишься идти домой?

— Боюсь, но мне надо увидеть Игоря, а у него телефон отключен.

— Сходи на работу к матери и все разузнай, — посоветовала Валентина.

— Так и сделаю. Валюша, мы можем остановиться у тебя на день-два?

Валентина ответила, что, конечно, они могут пожить у нее и ей будет не так тоскливо. Она накормила гостей, и Милана с детьми пошла в библиотеку, где работала ее мать. Валя предлагала оставить детей дома, но у Миланы теплилась надежда, что при встрече с внуками сердца матери смягчится.

У Миланы от волнения трепетала каждая клеточка, когда она переступила порог библиотеки. Ее мать стояла между стеллажами с книгами. Вот она повернула голову и встретилась взглядом с дочерью. У Миланы на миг замерло сердце. Мать посмотрела на нее и удивленно вскинула брови. Потом что-то сказала сотруднице и быстро пошла к выходу.

— Выйдем отсюда! — бросила она дочери на ходу.

Они вышли на крыльцо. Богдан с Иринкой сидели на скамейке неподалеку и болтали ногами.

— Здравствуй, мама! — выдохнула Милана, пытаясь справиться с волнением.

— Зачем ты вернулась? — спросила мать, осмотрев ее с головы до ног.

— Мы так долго не виделись. Неужели ты не рада встрече? — Милана с надеждой посмотрела на мать.

— После всего, что ты натворила, я должна встречать тебя с распростертыми объятиями?

— Прошло столько времени… Если даже я что-то сделала не так… Мама, я надеялась, что ты меня простила.

— Ты не заслуживаешь прощения, — сухо ответила женщина.

— Пусть я трижды плохая дочь, но ты же моя мать, — без тени упрека произнесла Милана.

— Да, я мать! И заметь: хорошая мать, которая сделала все, чтобы ты выросла достойным человеком, но, видать, что-то упустила. Отец прав, нужно было держать тебя в ежовых рукавицах, а мы тебя разбаловали.

— Разбаловали?! — Милана опешила от такого заявления. — Да я не знала, что такое детство! Я никогда не видела твоей ласки! Разве я многого хотела? Или что-то просила, требовала от вас? Я старалась вам угодить, быть хорошей дочерью…

Милана осеклась.

«Снова „быть хорошей дочерью“! Зачем?»

— Я уже всем сказала и теперь повторю тебе лично: у меня нет дочери!

— У тебя есть внуки, — стараясь быть спокойной, ответила Милана, кивнув в сторону детей. — Хочешь с ними познакомиться?

— Ты успела наплодить потомство? — Мать презрительно скривила рот.

— Я их родила, — чеканя каждое слово, произнесла Милана.

— Сама оборванка и плодишь нищету.

— Обо мне можешь говорить что угодно, но о детях — не смей! — сквозь зубы процедила Милана.

Мать, услышав в ее голосе угрозу, поторопилась уйти, но Милана удержала ее за руку. От этой руки она всегда ждала хоть капельку ласки и нежности, но женщина отдернула ее так, словно наткнулась на что-то холодное и мерзкое.

— Не смей ко мне прикасаться! — вскрикнула мать, и Милана вздрогнула. — Ты разрушила все, что мы с отцом годами создавали для тебя! Ты опозорила наш род и унизила нас, как могла!

— Хорошо. Я плохая дочь, — взволнованно заговорила Милана, испугавшись, что мать уйдет и она не узнает, как найти брата. — А где ваш сын? Где Игорь? Его-то хоть можно увидеть?

— Игорь! — язвительно-презрительная гримаса исказила худое, в мелких морщинах лицо матери. — Он был нашей надеждой и мог стать порядочным человеком, но твое плохое влияние сыграло свою роль.

— Выходит, что и Игорь уже плохой? — с иронией в голосе спросила Милана. — Чем же он вам не угодил?

— А тем, что отец вынужден был продать бизнес, чтобы погасить его долги. Ты начала нас убивать, а твой брат продолжил «хорошую» традицию. Теперь отец в больнице с инфарктом, и в этом виноваты вы оба! — Мать ткнула в плечо Миланы тощим костлявым пальцем.

— Значит, отец в больнице. А где Игорь сейчас?

— Мы не знаем, где он, и не хотим знать. На лечение отца ушли все наши сбережения, так что денег нет, не вздумай попрошайничать. Напрасно ты притащила сюда своих нищебродов, — кивнула мать в сторону детей.

— Это твои внуки.

— Это твои дети! — Мать сделала ударение на слове «твои». Потом резко повернулась и взялась за ручку двери.

— Мама! — с последней надеждой окликнула ее дочь.

Женщина на миг замерла, затем с силой потянула за ручку… и дверь захлопнулась.

Милане словно перекрыли кислород. Она поняла, что их разделяет не дверь, а пропасть непонимания, и надежда на снисхождение и прощение лопнула, как мыльный пузырь. Она тяжело задышала. Казалось, она не сможет сделать следующий вдох и умрет.

— Мамочка! — услышала она словно сквозь стену голос Иринки.

— Нам здесь надоело, — заныл Богданчик. — Когда мы уже уйдем отсюда?

— Та тетя злая, да? — спросила дочь Миланы, указывая пальчиком на дверь.

— Мои крошки, уходим отсюда! — сказала она детям. — Идем быстрее!

Милана провела еще два дня в поисках брата, но никто не знал, где он. Она случайно столкнулась с одним из кредиторов Игоря и поняла, что, пока мужчина не знает, что она сестра должника, нужно уезжать из города.

* * *

— Не смотри на меня, как удав на кролика, — сказала Милана Светлане по возвращению домой.

Сноха стояла перед ней, уперев руки в бока, готовая обрушить на Милану гром и молнии.

— Привезла? — спросила она.

— Я не нашла брата, но устроюсь на работу и буду выплачивать тебе долг, — ответила Милана и пошла в свою комнату.

Она решила, что будет правильно пойти на работу.

«Тогда дома страсти поутихнут, будет меньше скандалов, да и детям лучше в садике», — размышляла Милана. Вечером, когда все собрались за столом, она заявила:

— Чтобы не повторять еще раз и не оправдываться, довожу до вашего сведения, что брата я не нашла и, естественно, Светлане долг не вернула.

— Могла бы у родителей денег попросить, — буркнула невестка.

— Пришла в наш дом босая и голая… — упрекнула свекровь.

— Во-первых, я не сама пришла, меня привел в ваш дом ваш сын. Во-вторых, я выйду на работу и буду отрабатывать долг Игоря.

— На какую работу? — Григорий скривился в ухмылке.

— Да на любую! Все лучше, чем сидеть дома, как некоторые! — вспылила Милана.

— А ну-ка выйдем! — шепнул ей на ухо Володя, до боли сжав под столом руку.

У Миланы возникло плохое предчувствие, тем не менее она послушно последовала за мужем в их комнату.

Он прижал ее коленом к дверному косяку и зло прошипел прямо в лицо:

— Ты что, оборзела, тварь?!

— Пусти! — попросила испуганная Милана.

— Может, хахаля себе там нашла? Или на старую любовь потянуло?

— Сбрендил, что ли?

Милана попыталась освободиться, но удар под дых заставил ее скрючиться от боли. Она упала на пол, хватая воздух, как рыба на суше. Когда Милана смогла наконец дышать, Володя уже был в кухне — Милана слышала его веселый, возбужденный голос. Она доползла до кровати, упала лицом вниз и заплакала, заглушая рыдания подушкой.

Володя снова просил прощения — день, второй, третий; стоял на коленях до тех пор, пока не услышал от жены то, что хотел: «Прощаю». Милана старалась не думать о том, что ее слова далеко не искренние — обида накапливалась, нагромождалась, нарастала как снежный ком, и отчуждение между супругами увеличивалось. Милана чувствовала, что между ней и мужем вырастает стена и никакие «прости» не могут ее разрушить, но не видела выхода из сложившейся ситуации.

«Я невезучая, такова моя судьба», — часто думала она.

Такие выводы оптимизма не добавляли. Будущее казалось Милане темным, непроглядным, тоскливым, и с этим нужно было смириться. Больше всего она боялась, что дети станут такими же, как она, но в сложившейся ситуации Милана могла дать им только свою любовь и ласку.

«Ради детей я должна перенести все и выдержать», — думала она, скрывая от малышей свое подавленное настроение.

Поиски работы не увенчались успехом, но Милана не теряла надежды и была настроена решительно.

— Ну и когда же ты выходишь на работу? — спросила ее Светлана.

— После выходных попробую еще, — ответила Милана.

— Ну-ну. Но не забывай: мое терпение не безгранично, — в который раз напомнила невестка.

В субботу вечером Милана получила с доставкой на дом посылки от Ольги. Две большие коробки под радостные возгласы детворы она распечатала в их комнате.

— Доставайте свои подарки! — скомандовала она.

— Ой! Куколка! Это мне! Смотри, здесь для нее одежка!

— А это мне! Мальчикам нужны машинки!

— Платьица носят девочки, значит, это мне!

— Конструктор!

— И карандаши! Тут краски и кисточки!

— Блокнотики!

— Нет! Это альбомы для рисования! А они для кого?

Милана не вмешивалась в радостное щебетание детей. Она постоянно напоминала им, что они — брат и сестра, поэтому должны быть дружны и всегда делиться друг с другом, и сейчас наблюдала, как они распределяют подарки между собой. Конструктор был один, и дети отложили его в сторону, чтобы потом решить важный для них вопрос, чей он, а сами продолжили потрошить коробку.

Во второй посылке были вещи для Миланы. Оленька прислала ей много одежды, несколько пар обуви, шампунь и гель для душа, положила даже несколько брусков туалетного мыла.

— Похоже, это для вас, — сказала Милана детям, достав два больших банных полотенца с утятами. — Теперь надо выбрать, где чье.

— Мое — где утенок с дудочкой! — воскликнула Иринка. — А Богданчику — с утенком и шариком.

— А почему не мне утенок с дудочкой? — нахмурился брат.

— Потому что! — нашлась с ответом сестра.

— Я хочу с дудочкой!

— И я!

«Пришло время вмешаться», — подумала Милана.

— Утенок с дудочкой — это девочка, — сказала она детям, — значит, это полотенце Иринки, а тот, что с шариком, — мальчик, значит, это полотенце Богданчика!

Дети, удовлетворенные таким объяснением, успокоились и забрали полотенца.

— Отнесите их в ванную, — сказала Милана, — сегодня после купания будете ими вытираться.

Милана сложила вещи в шкаф, оставив халат для свекрови и шарфик для невестки.

Перед ужином она отдала подарки женщинам.

— Могла бы и мужчинам что-то прислать, — заявил Григорий.

— Оля — моя подруга, — ответила Милана, — и подарки она выслала мне и моим детям.

— Нашим детям, — поправил ее муж.

— Они там, в Америке, все богачи, — вставил свое слово свекор.

— А чем богаче, тем жаднее, — фыркнула Светлана, бросив недовольный взгляд на Милану. — Прислала копеечный шарфик!

— Дети, вы поели? — спросила Милана. — Идем купаться!

В ванной она обнаружила, что висит только одно детское полотенце. Милана вернулась в комнату, поискала второе — его нигде не было. Она по очереди искупала детей и вытерла их одним полотенцем, чтобы они не заметили пропажу полотенца с дудочкой. Милана не стала никому говорить о случившемся, решив утром, когда в доме никого не будет, еще раз хорошенько везде посмотреть.

Утром она снова стала искать, но так и не обнаружила пропажу. Светланы и Григория не было дома, и Милана зашла в их комнату. Она ни разу до этого не была здесь, разве что стояла на пороге, но сейчас решила проверить свою версию. Она открыла прикроватную тумбочку и увидела полотенце с утенком. Милана потянула за него, и на пол упала картонная коробочка. Она наклонилась, чтобы поднять ее, как вдруг оттуда высыпались золотые украшения Светланы. Милана оторопела.

«Она все свернула на Игоря, а я даже не усомнилась в ее словах!»

Милана забрала коробочку и полотенце, спрятала их в своей комнате. В тот день она еле дождалась ужина, когда все собрались вместе.

— Вот это детское полотенце, которое Оля подарила Иринке, я обнаружила в комнате Светланы, — сказала она, демонстрируя пропажу. — Так кто здесь вор?

— Мне надо идти на крестины, а не с чем! Могла бы подарить его мне! — парировала невестка.

— Можно было попросить, а не воровать! — ответила ей Милана.

— Нечего лазить по чужим комнатам! — огрызнулась Светлана.

— Моего брата кое-кто обвинил в воровстве, а вот и «пропавшие» украшения! — Милана достала из кармана коробочку.

— Ты забрала их у Игоря? — взглянул на нее Володя.

— Представь себе, что нет! Эту коробочку со всем богатством моей невестки я нашла в ее комнате!

— И все равно, он украл два моих колечка! — взвизгнула красная от возмущения Светлана.

— Два колечка? А я должна была отрабатывать весь вот этот хлам?!

Милана бросила коробочку на стол.

— Он спер два кольца? — Володя посмотрел на Милану.

— Теперь я уже и в этом сомневаюсь, — ответила она.

— Я не вру! Не вру! — заистерила Светлана. — Почему мне не верят?! Нет двух колечек! Если я вру, почему брат прячется от тебя? Почему не отвечает на звонки?

— Хорошо, я отработаю два кольца, — согласилась Милана.

— Он вор, как ни крути! — заявил Володя.

— Да и тут есть воры, — заметила Милана.

Светлана схватила коробочку и со слезами убежала. Григорий последовал за ней. Милана не стала ужинать и тоже ушла в свою комнату. Володя не сказал ей ни слова. Просто лег рядом и повернулся спиной.

* * *

В понедельник утром Милана собралась снова идти на поиски работы. Она одевалась в комнате, когда услышала, как Богданчик вскрикнул, и тихонько приоткрыла дверь. Она не смогла разобрать, что говорила ребенку Светлана, но слышала ее приглушенный недовольный голос. Милана вышла и увидела, что сын едва не плачет.

— Что случилось, малыш? — спросила она.

— Ничего, — ответил мальчик, размазывая по лицу слезы.

Милана завела детей в комнату, посадила рядом на кровать.

— А теперь расскажите, что у вас произошло, — сказала она.

Они переглянулись и опустили головы.

— Ничего, — тихо произнесла девочка.

— Посмотрите мне в глаза. Оба! — приказала Милана.

Они подняли головы, посмотрели на мать.

— Вы знаете, что по глазам можно определить, говорит человек правду или обманывает? — спросила она.

— Как? — спросила Иринка.

— Если человек говорит правду, в его глазах видно маленькую букву «п», если обманывает — букву «о».

Дети опустили глаза.

— Сейчас я вижу в ваших глазках букву «о», это означает обман. Вы поступаете плохо, обманывая свою маму. Вам не стыдно?

— Нам нельзя этого говорить, — сказала девочка, не поднимая голову.

— Почему?

— Тетя Света не разрешает, — ответил сын.

— Так, мои дорогие… — Милана села между ними, обняла обоих. — Нужно всегда говорить правду, так что я вас слушаю. Почему плакал Богданчик?

— Он бежал и нечаянно толкнул тетю Свету, — объяснила Иринка.

— И что?

— И тетя Света его пощипала.

— Что сделала? Как это «пощипала»?

— Больно пощипала! — сказал мальчик и показал плечо.

Милана и раньше замечала синячки на руках и плечах детей, но те говорили, что ударились, и она не придавала этому особого значения. И только сейчас все поняла.

— Она всегда щиплется, — сказала Иринка. — Больно, вот так! А еще говорит, что если мы нажалуемся, то пощипает еще больнее. Она злая!

— И вы молчали? Не рассказывали мне? Почему?! — спросила их Милана.

— Мы боялись тети Светы, — ответила Иринка.

— Ябедничать нехорошо, ты сама нам говорила, — добавил мальчик.

— А еще она говорит, что ты, мама, нищенка, — сказала на ухо матери девочка и спросила: — А кто такая нищенка?

— Я потом объясню. А сейчас пойдемте со мной.

Милана была возмущена. Она побежала во флигель, где уже был закончен ремонт, и принялась выносить оттуда в сарай инструменты и остатки стройматериалов. Потом вымыла пол и перетащила туда из комнаты матрацы и одежду. Дети перенесли свои игрушки.

— Мы будем здесь жить? — спросил Богданчик.

— Да, мои хорошие, — ответила Милана.

— А почему? Чтобы тетя Света не щипалась?

— Да-да, — рассеянно ответила Милана.

Оставалось дождаться мужа, чтобы перенес мебель.

«Если родители Володи не хотят перебираться во флигель, там будем жить мы, — решила Милана. — Всем будет спокойнее, и скандалов меньше. Ссориться со Светланой не хочется, но я не позволю ей обижать детей».

Вскоре вернулся с работы Володя. Он был злой: ему снова недоплатили, он поругался с начальством и уволился. Только он вошел в двор, как увидел жену, которая что-то несла во флигель.

— А это что за прикол? — спросил он, увидев вещи на новом месте.

— Сейчас я тебе все объясню, — ответила Милана. — Светлана обижает наших детей. Знаешь, что она делает? Щипает их!

— За что? За непослушание? И поделом им! Что с ними случится? Знаешь, как меня отец в детстве ремнем порол? Задница вся синяя была, а я жив, даже благодарен за такие уроки.

— Я не дам детей в обиду! — четко и уверенно произнесла Милана.

— И ты им поверила?! — вспыхнул Володя. — Они тебе наплетут что угодно! А ты, значит, возомнила себя хозяйкой и самостоятельно приняла решение жить в доме, предназначенном для моих родителей?! Сейчас же собирай шмотки и неси обратно! — приказал он.

— Давай поживем отдельно, — испуганно попросила Милана, увидев, что муж разъярен. — Так будет лучше для всех.

— Я сказал, бери тряпье и неси в дом! — закричал он.

На крик прибежали дети, облепили мать, прижались к ней.

— А вы чего приперлись?! Щипают вас, да? Значит, заработали! Пошли вон отсюда! — заорал отец.

Дети заплакали, обхватив мать руками.

— Разбаловала их дальше некуда! Уже слово отца для вас ничего не значит, так?!

Он схватил детей за руки. Милана попыталась их защитить, но муж одним ударом кулака в грудь бросил ее на пол и потащил детей за собой.

— Посидите в темной кладовке пару часиков — быстро научитесь уважать отца!

Дети испуганно плакали, и Милана бросилась им на помощь.

— Не смей! — закричала она. — Дети боятся темноты! Не надо этого делать!

— Ничего, — ответил Владимир, — клин клином вышибают!

Она знала, что дети, особенно Иринка, очень боялись темноты, поэтому до сих пор в их комнате горел ночник. Милана, как никто, понимала, что такое детские страхи и каковы их последствия, поэтому должна была сделать все, чтобы не травмировать детей.

— Володя, послушай, прошу тебя, умоляю, не делай этого! — взмолилась она, забежав наперед и расставив руки в стороны.

Он со всего размаху ударил ее в лицо. Милана упала на спину, больно ударившись затылком, и провалилась во тьму. Когда она открыла глаза, то сразу сообразила, что ее дети в опасности. Шатаясь, она поднялась и увидела перед собой разъяренное лицо мужа. Не успела Милана опомниться, как Владимир за руку затащил жену во флигель, где на нее вновь посыпались удары…

Татьяна отпрянула, когда на пороге своего дома увидела окровавленную соседку. Не спрашивая ни о чем, она завела Милану в дом, напоила водой и обмыла кровь.

— Во скотина! Зверь, а не человек! — возмущалась Татьяна, укладывая избитую Милану на диван. — Чтоб ему руки отсохли!

Милана полежала, ожидая, пока боль немного попустит, и спросила:

— Таня, у тебя есть деньги?

— Есть малехо. А что?

— Одолжишь?

— Ты что надумала?

— Я уеду отсюда, — хрипло сказала Милана. — Заберу детей и уеду.

— Куда?

— Не знаю. Куда угодно, но издеваться над детьми не позволю.

Она вкратце рассказала, что произошло, и Татьяна предложила пожить у нее, но Милана наотрез отказалась.

— Он придет сюда, и достанется и мне, и тебе заодно, а ситуацию это не изменит, — сказала она.

Она попросила Татьяну сходить во флигель и принести ее сумочку.

— Сходишь, когда они будут ужинать, — объяснила Милана, — тогда тебя не заметят. Моя сумочка лежит слева, под коробкой с игрушками, там мои и детские документы.

Татьяне удалось незаметно унести сумку из флигеля, и теперь женщины ждали, пока в доме все уснут, чтобы забрать детей. Татьяна принесла увесистый молоток и сунула его за ремень джинсов.

— А это зачем? — спросила Милана.

— Отбиваться, если что, — объяснила та. И добавила: — Мне терять уже нечего, а тебе надо бежать.

В полночь они пробрались в дом. Татьяна стояла у двери, а Милана разбудила девочку, прикрывая ей рот рукой.

— Тише, моя маленькая, молчи, а то разбудишь папу.

Иринка послушно обвила шею матери руками. Милана передала девочку соседке и разбудила сына. Прислушалась — муж тихо похрапывал на кровати. Она поспешно собрала детскую одежду и прихватила обувь, что стояла рядом с кроватками.

В доме Татьяны они одели детей, Милана сказала им, что они едут путешествовать. Татьяна вызвала такси и через десять минут распрощалась с соседкой.

— Спасибо тебе за все, — сказала ей Милана. — Я буду тебе звонить. Не бойся, им, — она кивнула в сторону дома, — я не скажу, что ты мне помогала.

— Да я особо и не боюсь! — ответила женщина. — Вы поторопитесь, пока эти твари спят.

Милана сидела на заднем сиденье, обняв детей за плечи. Она бежала, спасая их, сама не знала куда. Они доехала до железнодорожного вокзала, и она расплатилась с таксистом. Денег было мало, поэтому Милана купила билеты до областного города. Расчет был на то, что денег должно хватить на первые дни их проживания на новом месте.

* * *

Приезд в большой город вернул Милану в реальность. Очутившись на шумном вокзале, среди множества пассажиров, она почувствовала свою беспомощность. Первым делом она нашла дешевое кафе и накормила детей, сама же ограничилась чашкой горячего чая. Потом позвонила Валентине. Оказалось, что она уехала на время из города и в дом переселяется дядя Женьки.

— Дом еще не продали, но дядя пока будет жить там, а я погощу у родственников, — объяснила Валентина.

Милана не стала говорить ей, что сбежала из дома, решив не взваливать на Валентину свои проблемы. Без конца звонил Владимир, но Милана нажимала красную кнопку, а в конце концов вообще отключила телефон.

Она купила газету с объявлениями в надежде найти работу с предоставлением жилья, но, просмотрев их, поняла, что это невозможно. Тогда она сказала детям, что их путешествие продолжается, и пошла по улицам, выискивая на магазинчиках и киосках объявления, что требуются работники. Чаще всего, увидев двоих детей, ей отказывали, и Милана шла дальше.

Ближе к обеду дети устали и начали просить пить. Они остановились в парке, нашли свободную скамейку в тени деревьев, и Милана принесла им бургеры и воду. Пока дети ели, она заметила неподалеку вывеску «Дешевые хостелы». Дав детям возможность передохнуть, она пошла с ними по указанному адресу. Почти час ходьбы — и полное разочарование: ее денег не хватало и на одни сутки пребывания в хостеле. Милана вспомнила о Злате и открыла сумочку. К сожалению, ее визитки там не оказалось. Дети начали хныкать и говорить, что им надоело путешествовать и у них болят ножки. Милана запаниковала. Еще немного — и наступит ночь. Что тогда делать? Оставалось только обратиться за помощью к Ольге. Найдя скамейку, она усадила детей, дала им воду и проверила счет мобильного телефона.

«На звонок должно хватить», — подумала она, набирая номер подруги.

На ее счастье, Оля сразу взяла трубку.

— Ты? — удивилась она. — Посылку получили?

— Да, большое спасибо…

— Милочка, извини, объявили посадку на наш самолет, — перебила ее Оля. — Мы с Карлом улетаем во Францию, у него гастроли. Я вернусь через десять дней и сразу тебе позвоню. О’кей?

— Оля, у меня такая… — начала Милана и услышала частые гудки.

Раздосадованная, она проверила счет — денег не осталось. В телефоне было двадцать пропущенных звонков от мужа. Она отключила мобильник.

— Мои крошки, — сказала Милана детям, — мы будем путешествовать дальше.

— Мы уже не хотим, — сказала Иринка.

— Надо. Так надо.

Милана взяла детей за руки.

До вечера они безуспешно бродили по незнакомому городу, который никак не хотел быть гостеприимным. Ночь Милана провела на вокзале в зале ожидания. Когда к ним подошел полицейский наряд и попросил предъявить билеты, она объяснила, что ждет мужа, который должен был приехать на машине, но она поломалась в пути, и теперь они вынуждены ждать, пока устранят неисправность.

Следующий день не принес утешительных результатов, и Милана была в отчаянии. Последние деньги были истрачены на питание детям, сама она не ела уже двое суток. Приближалась ночь. На вокзал идти она не рискнула и побрела с детьми на окраину города, где тянулись длинные узкие улицы и преобладал частный сектор. Милана мечтала найти заброшенный дом и провести там ночь. Она надеялась на чудо, которое могло бы их спасти, хотя и понимала, что чудес не бывает. Но большой город упрямо не хотел принимать усталых путников — он привык к тому, что в нем приживаются только сильные люди.

Милане явно не везло. С наступлением темноты улицы быстро опустели, а она все шла и шла, сама не зная куда и зачем. Дети уже не плакали и ничего не просили — они устало брели за матерью, которая еле держалась на ногах.

Впереди Милана увидела костер и направилась в его сторону. Им пришлось идти через пустырь, где стояли недостроенные многоэтажки.

— Мы будем печь картошку на костре? — оживилась Иринка.

— Не знаю, доченька, — устало ответила Милана.

У костра сидели женщина неопределенного возраста и пожилой мужчина. По их внешнему виду было сразу понятно, что это бомжи. Милана подошла, поздоровалась.

— Можно нам посидеть у костра? — спросила она.

— А ты не спрашивай, садись, — прохрипел старик.

Милана села на сложенные один на другой кирпичи и почувствовала, что силы ее покидают. Она услышала запах варева из кастрюли на костре, в животе заурчало, в голове закружилось, и она покачнулась.

— Да ты, девонька, никак голодная? — спросил старик.

— Сейчас мы вас накормим, — пообещала женщина. Она поднялась, палкой приподняла крышку кастрюли, вытянула шею и потянула носом. — Вкусно пахнет! Сегодня у нас банкет — вареные сосиски! Михалыч, хлеб есть?

— А как же! Что, Марта, ты думаешь, что Михалыч весь день пробухал и не раздобыл хлеба?

Мужчина подтащил к себе грязную полипропиленовую сумку, высыпал из нее на землю пластиковые и стеклянные бутылки, нашел пакетик с хлебом.

— Держи! Сегодня в кафе отдали остатки, — сказал он, подавая хлеб женщине.

— Марта, между прочим, тоже не гуляла, — ответила она. — Нашла за магазином просроченные сосиски. Прикинь, Михалыч, как люди обнаглели, с жиру бесятся: два дня просрочки, а они колбасу в мусорку!

Женщина подняла с земли одноразовую тарелку, положила туда три сосиски и немного хлеба, подала Милане.

— Посуда одноразовая может быть многоразовой, — засмеялась она. — Вы ешьте, а потом налью в кружку, так сказать, бульон — навар сосисочный.

Дети поели, и их стало клонить в сон. Милана, перекусив, почувствовала, что ее тоже одолевает усталость. Она ужасно хотела спать и спросила, смогут ли они здесь переночевать.

— Мы там спим, — кивнула рукой в сторону здания Марта. — Дождемся Борьку и Белку, и я вас проведу.

— Кто такой Борька? — зевнув, спросил Богданчик.

— Борька у нас босс, — объяснила Марта. — Он тут за главного. Мы ему оставили ужин, а Белка — это сучка, она привела щенка и, наверное, кормит его.

— А где ее щеночек? — спросила Иринка.

— Скоро увидишь, — пообещала женщина.

Борьку долго ждать не пришлось. Подошел коренастый мужчина, бесцеремонно осмотрел Милану с ног до головы, сел у костра. Марта поспешно подала ему еду.

— Я смотрю, у вас тут рты появились, — сказал он, уминая сосиски. — Надолго к нам?

— Не приставай с расспросами, — ответила ему Марта. — Сами еще ничего не знаем. Пришли, еле на ногах держатся.

— Понятно… — протянул мужчина.

— А вот и наша Белочка! — радостно воскликнула женщина, увидев собаку.

Подошла дворняжка, вся белая, только кончики ушек черные. Она, поводив носом, завиляла хвостом и облизнулась.

— Голодная небось? — Марта погладила ее по спине, почесала за ухом. — Сейчас и тебя накормлю.

Собака мгновенно проглотила сосиску и снова уставилась на Марту. Женщина подала ей кусочек хлеба, налила в мелкую пластиковую тарелку немного отвара из кастрюли.

— Пей! Тебе детеныша кормить надо, — сказала она ласково.

— Мама, можно погладить собачку? — спросила Иринка.

— Можно, — ответила ей Марта. — Белка у нас детей любит.

— И я хочу! — пошел за сестрой Богданчик.

Белка, обрадованная ласками, принялась облизывать детей. Они гладили ее и смеялись, впервые за два дня. Потом Марта пошла с ними к зданию, за ними поплелась Белка.

Марта привела их в помещение, в котором не было ни окон, ни дверей. Она приказала им постоять пока в темноте, нашла свечку и зажгла ее. В углу лежала груда тряпья, на котором сидел маленький толстолапый белый щенок. Услышав мать, он заскулил.

— Щеночек! — подбежала к нему Иринка. — Мама, смотри, какой он хорошенький!

— Мы заберем его к себе домой? — спросил Богданчик.

— Заберем, — устало ответила Милана.

— Здесь мы будем спать, — объяснила Марта. — Сегодня весь день парило и, похоже, напарило. Ночью будет дождь, так что на тепло надеяться нечего, — добавила она, сняв щенка с «постели».

Женщина встряхнула старое, потертое одеяло, расстелила на земле курточки, в головах положила фуфайку.

— Здесь вообще-то я сплю, но сейчас вы будете, — сказала она Милане.

— Марта, а вы?

— За меня не волнуйтесь, Марта не пропадет. Вернее, она уже давно пропала, а теперь просто доживает отведенные судьбой дни, — улыбнулась женщина.

Милана отметила про себя, что Марта гораздо моложе, чем ей показалась вначале, и что у нее приятная, красивая улыбка. Марта уложила детей, оставив свободное место посередине.

— Ты ляжешь с одной стороны, — сказала она Милане, — тут я положу Белку со щенком, а я примощусь с другой.

— А зачем Белку? — удивленно спросила Милана.

— Небо затянуто. Видишь, ни одной звездочки, и ветер дует холодный. Будет дождь, я это чувствую, похолодает. Это тебе не ночь в теплой постели в доме, — хихикнула женщина. — Замерзнут дети, простудятся, а у собаки температура тела высокая, она теплая и «шерстяная». Только Белка со щенком спасет детей от переохлаждения.

— Мы будем спать с нашим щеночком? — обрадовалась Иринка.

— И с Белочкой! — поддержал ее брат.

Белка радостно забралась к щенку и улеглась между детьми. Марта с Миланой укрыли их. Им самим практически не осталось одеяла, и женщины теснее прижались к малышам.

— Не отодвигайся от них, а то замерзнут, — сказала, зевнув, Марта.

Милана мгновенно провалилась в крепкий сон. Она проснулась от грохота и не сразу поняла, где находится. Гремел гром, молнии рассекали темное небо, которое было видно через зияющие чернотой оконные проемы. Милана взглянула на детей. Они спали, прижавшись к щенку и собаке. Она поправила одеяло и закрыла глаза. Марта спала, а у нее сон как рукой сняло. Она понимала, что ее поспешное, необдуманное решение ни к чему хорошему не приведет. С другой стороны, она как мать должна была встать на защиту своих детей, и она это сделала.

«Как жить дальше? — думала она. — Вернуться домой, чтобы все повторилось? А может, после побега Володя одумается, сделает выводы и все наладится?»

Милана уже не надеялась, что когда-нибудь снова будет испытывать к мужу то нежное чувство, которое и прежде нельзя было назвать любовью, скорее благодарностью, — ее больше всего беспокоило будущее детей. Она не хотела, чтобы они повторили ее судьбу, попыталась уберечь их от насилия и травм, а что в итоге?

«Я неудачница, — думала она. — Таким, как я, лучше не рождаться и не жить».

Под грохот небес Милана пыталась найти выход из сложившейся ситуации, прокручивала в голове тысячи вариантов, вплоть до самоубийства, но все это не сделало бы ее детей счастливее.

«Не надо ни о чем думать, просто отдыхать и набираться сил, — сделала она вывод и теснее прижалась к дочери. — Утро вечера мудрее».

Марта показалась ей довольно-таки умной женщиной.

«Интересно, как она оказалась на улице?» — подумала Милана, снова проваливаясь в сон.

* * *

Разъяренное небо посылало громы и молнии на землю целую ночь. К утру оно немного поутихло, успокоилось, и Марта ушла, чтобы раздобыть еды.

— Никуда не ходите, — приказала она Милане, — скоро снова польет как из ведра.

И она не ошиблась. Дождь шел уже несколько часов подряд, он то утихал и сеял, как сквозь сито, то снова обрушивался на землю шумным ливнем. Дети проснулись и просили поесть, но у Миланы не было ни еды, ни денег. Она была в отчаянии и старалась отвлечь их игрой со щенком.

— Мама, а как мы его назовем, когда привезем домой? — поинтересовалась дочь.

— Куда привезем?

— Домой. Ты же вчера обещала.

— Если обещала, то привезем.

— А когда мы поедем домой?

Домой… Милана не знала, где теперь ее дом и есть ли он вообще. Она подумала, что, скорее всего, придется возвращаться, и от этого еще больнее защемило в груди. Примет ли ее семья после побега? Возможно, им придется сделать это ради детей. Но что ее ожидает? Снова побои и унижения? Даже с такой жизнью она могла бы смириться, если бы не обижали ее кровиночек.

«Я неудачница, и дети рядом со мной будут такими же», — с грустью думала она.

Мысли в голове путались. Милана пыталась найти одну, правильную, ту, которая смогла бы указать путь к переменам в ее жизни, но все они сплетались в липкий клубок обид, унижений и безысходности.

Милана приказала детям никуда не ходить, а сама отправилась поискать посудину, чтобы собрать дождевую воду и умыться. Побродив среди развалин, она ничего не нашла: везде только битый кирпич, обрывки бумаги, кучи дерьма. Наконец Милана нашла более-менее чистую пластиковую бутылку, вышла в «дверь» и выставила ее под дождь.

«Так можно ждать сутки», — подумала она, глядя, как в узкое горлышко попадают одинокие капли.

— Так когда мы поедем домой? — снова заныла девочка. — Я хочу домой!

— И я! — поддержал ее Богданчик.

Милана села на «кровать» и взяла щенка на руки. Малыш, благодарный за заботу и внимание, весело махал хвостиком, радостно повизгивал и пытался всех облизать.

— Какой ласковый мальчик! — воскликнула Милана как можно веселее. — Давайте вместе придумаем ему кличку!

Дети предложили назвать щенка Бельчонком, но Милана заметила, что он скоро вырастет и будет как-то неприлично окликать большую собаку детским именем.

— Бумчик! — предложил Богданчик.

— А что такое «бумчик»? — спросила Иринка.

— Он — Бумчик! — Мальчик указал пальчиком на щенка.

— Бумчик! Бумчик! — позвала девочка, и щенок перестал лизать руку Миланы, посмотрел на нее и весело взвизгнул. — Ему понравилось имя! — обрадовалась Иринка.

На счастье Миланы, вернулась Марта.

— Заждались, воробушки? — спросила она, отряхивая промокший пиджак. — А я принесла вам поесть!

Дети облепили женщину, Белка бегала вокруг нее и лаяла, а Бумчик пытался пристроиться к соску матери и, смешно переваливаясь, гонялся за ней. Марта достала остатки котлет и принялась отламывать надкушенные края. Их она отдала Белке, а детям подала по беляшу и раздала котлеты.

— Отдали сегодня в кафешке, — объяснила она. — Не бойся, не на мусорке подобрала, они чистые, а нам с тобой по пирожку, — сказала Милане.

В бутылке она принесла еще теплый чай, и они по очереди пили его.

— Сегодня с утра удалось насобирать бутылок, — рассказывала Марта, усевшись на кирпичи. — У меня девчата в кафешке знакомые, у них купила беляши-пирожки и попросила сделать сладкий чай в чистую бутылочку. Детям же, не себе!

— Марта, а у тебя есть дети? — осторожно спросила Милана.

— Такие, как я, не имеют права заводить детей, — ответила та.

— Какие «такие»? Ты красивая, добрая, но почему же…

— Почему я на улице? Никого не виню, сама виновата. Расскажу тебе вкратце — это не секрет. Отец хотел, чтобы я пошла по его стопам, стала образованной, закончила институт, чтобы не гуляла с пацанами и не пила. Но чем больше он давил на меня, тем больше во мне рос протест. Наверное, стремление к свободе меня и погубило. Впрочем, я ни о чем не жалею.

Марта достала из-за пазухи пачку сигарет без фильтра, довольно улыбнулась, что они не намокли, и закурила.

— Он приказывал — не гуляй, а я шла с парнями в загул на несколько дней… Придавит — не кури, а я накурюсь назло ему, аж дым из ушей, и довольна… Велит — не пей, а меня как нечистая сила подбивает нажраться до поросячьего визга. А потом залетела… Мне было восемнадцать лет, деваться некуда, созналась отцу.

— А мать?

— Она погибла в автокатастрофе, когда я была еще девочкой немного старше твоей, — объяснила Марта и продолжила: — Тогда отец рассвирепел, и мы поругались. Вернее, он на меня орал, а я высказала все, что о нем думала. Он стал швырять мне в лицо вещи, и я не противилась — собрала их и ушла из дома. Навсегда.

— А ребенок? Он родился?

— Я сделала на дому у одной медсестры аборт, но неудачно. Открылось кровотечение, и я, наверное, подохла бы где-нибудь под забором, да один «добренький» дядя спас. Подлечил меня малехо — и сразу на панель. Больше десятка лет отпахала, здоровье угробила, детей иметь не могу, личная жизнь не сложилась, жилья нет. Теперь вот доживаю, так сказать, время, отведенное мне на этой земле. Да я и не жалуюсь — у каждого своя судьба. А вот как ты оказалась на улице без денег да еще с детками?

— А к отцу ты не хочешь вернуться? Все-таки тебе есть куда идти.

— Показаться в таком виде и сказать, что он был прав? — Марта скривила рот в ухмылке. — Нет уж, не дождется!

— Ты единственный ребенок в семье?

— Нет, есть еще два брата. Один где-то в Израиле, он стал большим человеком. Не спрашивай, почему я не обращусь к нему, — я не знаю ни адреса, ни номера телефона. Он старше меня. Еще один брат есть, но он тоже порвал отношения с отцом, я не знаю, где он.

— Может, мне обратиться к твоему отцу и поговорить с ним?

— Не надо. Лучше жить свободной и бедной, чем богатой и униженной. Ты мне расскажи, как ты здесь оказалась и что думаешь делать дальше, — попросила Марта, затоптав окурок.

Милана рассказала о своей жизни, о бегстве из дома мужа и безвыходной ситуации.

— Может, тебе пока пожить здесь и дождаться звонка от подруги? — предложила Марта, выслушав Милану. — Ты попросишь ее помочь материально, снимешь жилье и устроишься на работу.

— Наверное, я так и сделаю, если ты прокормишь нас несколько дней, — сказала Милана.

— Конечно же прокормлю! Может, там, — она указала пальцем вверх, — мне, грешной, зачтется хоть одно доброе дело, сделанное на этой земле?

— А ты не пробовала найти работу?

— Без документов? Я ведь ушла из дома только с маленькой сумочкой. А вы правда заберете с собой щенка?

— Пообещала, не подумав, а теперь надо сдержать слово, — кивнула Милана. — Я тогда была в таком состоянии, что плохо соображала.

— Хороший щенок, — улыбнулась Марта, — такой ласковый! Жалко его, пропадет ведь!

— Заберем, — пообещала Милана и добавила: — Вопрос только в том — куда?

Еще двое суток Милана с детьми провела среди развалин. Дожди не утихали, сильно похолодало. Дети начали кашлять, и ночью Милана, коснувшись лба Богданчика, поняла, что он затемпературил.

— Плохи наши дела, — сказала Марта утром, когда мальчик не играл, а только лежал и кашлял. — Боюсь, чтобы не было воспаления легких.

— Господи! Что же делать?! — От отчаяния Милана расплакалась.

— Может, ты поедешь с детьми к родителям? Все-таки они не чужие, — предложила Марта.

Милана рассказала ей о последней встрече с матерью.

— Тогда у тебя один выход — возвращаться домой. Ради них, — кивнула Марта в сторону детей. — Даже если Богданчика возьмут в больницу здесь, где брать деньги на лечение?

— А на дорогу где?

— Жди меня здесь, я скоро вернусь, — велела Марта.

Она накинула еще не просохший пиджак на плечи и шагнула в дождь.

Марта вернулась через час.

— Как он? — спросила сходу.

— Все так же, — ответила Милана.

Марта принесла еду, горячий чай и таблетки от простуды.

— Где ты их взяла? — обрадованно спросила Милана.

— Возле аптеки постояла, у одного дядьки выпросила, он мне купил.

Они напоили Богданчика лекарством, и вскоре температура снизилась, ребенок повеселел.

— Возьми. — Марта полезла за пазуху и извлекла оттуда целлофановый пакетик. — Здесь деньги вам на дорогу.

— Марта! — Милана обняла женщину. — Я тебе так благодарна! Где ты их взяла?

— Украла! — засмеялась женщина, но, увидев растерянное выражение лица Миланы, заверила: — Бери! Честно заработанные!

— Спасибо! Марта, говорят, что люди встречаются не просто так, и я верю, что мы с тобой еще увидимся и я смогу отблагодарить тебя за доброту. Спасибо, что ты мне помогла, я этого никогда не забуду! — растроганно сказала Милана и снова обняла женщину.

— Молчи, а то я заплачу! Идите уже! И Бумчика не обижайте!

— Мы не будем его обижать, да, мама? — спросила Иринка.

— Конечно же нет! Мы будем его любить! — заверила Милана.

Через час они сели в поезд, чтобы вернуться домой. Милана чувствовала, что ее бьет озноб. Она дотронулась до лба — он был горячим.

* * *

Милана сошла с поезда глубокой ночью. Ей нужно было добраться до дома. Маршрутки будут только утром, а на такси денег не хватало. Снова пошел дождь.

«Как назло! — подумала она. — Ехали в поезде — дождя не было, а теперь пошел».

Они вышли из вокзала. Милана оставила детей под навесом и спустилась вниз по ступенькам туда, где стояли две машины такси. Холодный дождь ее не пощадил: мгновенно намочил волосы, холодные струйки побежали по спине. Милану трясло так, что стучали зубы. Таксист приоткрыл дверцу автомобиля, сонно спросил:

— Куда едем?

— Можно воспользоваться вашим мобильником? У меня на счету нет денег, — обратилась Милана к таксисту.

Он нехотя протянул ей телефон. Раздались долгие гудки. Татьяна не брала трубку, и Милана повторила вызов.

— Кому там не спится? — услышала она сонный голос.

— Таня, это Милана. Мне надо добраться домой, дети простужены, а на такси не хватает денег. Ты можешь меня выручить?

— Без проблем, — ответила женщина. — Дуйте, я жду.

Было начало третьего, когда Милана — измученная, грязная, усталая и простуженная — переступила порог дома Татьяны.

— Господи! Да никак все переболели! — всплеснула руками соседка. — Быстро снимайте мокрую одежду и пить горячий чай!

Женщины раздели детей, напоили их чаем с малиной и уложили в постель.

— Мы будем спать с Бумчиком, — заявила Иринка.

Милана посмотрела на хозяйку дома.

— Я не против, — кивнула Татьяна.

Она тряпкой вытерла щенку лапы и положила его между детьми.

— Теперь твоя очередь, — сказала Татьяна Милане. — Раздевайся, я повешу твою одежду сушиться.

Милана прилегла на диван. Последние силы покидали ее, и она пробормотала:

— Я не могу.

Татьяна стянула с нее брюки и мокрые носки, растерла ноги самогоном, надела свои вязаные носки с дырами на пятках, потом сняла с Миланы кофточку и подала ей свой халат.

— Он, правда, нестиранный, зато сухой, — проговаривала она, одевая Милану, как ребенка. — Все будет хорошо, не волнуйся.

Милана поблагодарила, и Татьяна укутала ее теплым одеялом.

— Выпей, поможет! — принесла она рюмку самогона.

— Нет, не надо! Я не пью, — запротестовала Милана.

— А я тебе не пить предлагаю, а полечиться. Тяпни. Поспишь, а утром встанешь — все как рукой снимет, — уговаривала соседка.

— Не могу.

— Надо через не могу! — настаивала Татьяна. — Лекарства тоже неприятно пить, но приходится.

— Мне плохо.

— Вот поэтому и надо принять сто грамм фронтовых — это чудодейственное лекарство.

— Вот пристала, — сказала Милана и, чтобы соседка оставила ее в покое, залпом выпила рюмку самогона.

Потом закашлялась, и Татьяна предусмотрительно подала ей стакан воды.

— Вот теперь порядок, — довольно сказала она и поправила одеяло.

Милана проснулась от крика Татьяны:

— Вставай! — кричала она, вбежав в дом. — Бегом в свой сад! Там что-то с Богданчиком!

Милана вскочила и с растрепанными волосами побежала за соседкой.

— Обуйся! — Татьяна кинула ей под ноги глубокие резиновые галоши, в которых ходила по огороду.

Визжал щенок, кричала испуганно Иринка, а Богданчик лежал на земле и бился в конвульсиях. Милана перелезла через изгородь, разделявшую усадьбы, зацепилась за нее ногой, упала на куст смородины, поцарапала руки и лицо.

— Маленький мой! — кинулась она к ребенку. — Что с тобой?

По телу Богданчика пробегали судороги, он не мог говорить. Рядом с ним визжал окровавленный щенок и рыдала сестра.

— Что ты сделал? — крикнула Милана мужу.

— Я… Я просто хотел воспитать его мужчиной, — ответил тот растерянно.

— Что ты сделал?! — Милана озверела.

Она подхватила мальчика на руки и пошла на мужа. Он испуганно попятился.

— Я сказал отрубить щенку хвост, он не стал, и я сам…

— Зачем?! — закричала Милана. — Таня, возьми Иру и щенка!

Татьяна взяла девочку и щенка и побежала вслед за Миланой на улицу.

— Надо вызвать «скорую», — сказала Милана. — У ребенка шок.

— Какая, к черту, «скорая»?! Ее сто лет ждать будем!

Татьяна тормознула первую попавшуюся легковушку и затолкала туда Милану с детьми.

— Будь человеком, — сказала она водителю, — отвези быстренько в больницу, денег у них нет.

— Понял, — ответил водитель и захлопнул дверь.

Пока ехали, мальчик немного успокоился. Он только всхлипывал и испуганно вскидывал ручонки. Иринка не переставала плакать. В больнице детей забрали врачи, и Милана сидела в коридоре, ожидая результатов. Время тянулось неимоверно долго, пока вышел врач.

— У детей нервный срыв, — сказал он. — Но это не все. Вы знали, что они простужены?

— Да. Я собиралась везти их сегодня на прием, — ответила Милана.

— У мальчика бронхит, и он болен уже не первый день, у девочки ОРЗ. Им оказана помощь, дети спят, а вас я прошу пройти со мной.

Только сейчас от сердца немного отлегло, и Милана осознала, как нелепо выглядит. Она не мылась несколько дней, была в грязном халате, рваных носках, галошах и с расцарапанными лицом и руками. Ей стало неловко, когда доктор завел ее в приемное отделение, где были дежурный врач и мужчина в форме полиции. Присутствующие оглядели ее с ног до головы, и в их взглядах Милана заметила презрение.

— Присаживайтесь, мамаша, — кивнул на кушетку врач, и она не могла не услышать издевки в слове «мамаша».

Заполнили медицинские карточки детей, полицейский предложил Милане пройти освидетельствование на алкоголь.

— Это зачем? — испуганно спросила она.

— Положено! — был ответ.

— Так, значит, вы пьете? — спросил позже доктор.

— Я вообще не пью, — ответила Милана.

— В вашей крови обнаружен алкоголь.

— Я вам сейчас все объясню… — покраснев, начала Милана.

— Не надо мне ничего объяснять, — отрезал врач. — Меня ждет пациент. Сейчас пройдете с санитаркой, вас отмоют и переоденут.

— Но…

— Сергеевна! — позвал он. А когда вошла полная женщина в белом халате и косынке, распорядился: — Забирай, твоя пациентка!

— Иди за мной! — скомандовала женщина и, переваливаясь тучным телом с ноги на ногу, пошла по коридору. В санкомнате она подала Милане полотенце и указала на душ. — Мойся. Тебе надо переодеться.

— У меня нет другой одежды, — ответила Милана.

— Сейчас принесу больничное, — кинув на нее пренебрежительный взгляд, сказала санитарка и вышла.

Вскоре она вернулась и бросила на кушетку одежду.

— Одевайся. И откуда только вы, такие «мамочки», беретесь? — с упреком сказала Сергеевна. — Это, конечно, не мое дело, но все-таки…

Милана молча оделась, и санитарка проводила ее в палату к детям. Они спали, Милана долго стояла над их кроватками, думая о чем-то своем.

Иосиф Карлович, заведующий педиатрическим отделением, разрешил себе получасовой перерыв после обхода. Зайдя в кабинет, он включил электрочайник. В том, что вода в чайнике свежая, он не сомневался. Старая добрая Сергеевна любит побубнить себе под нос, но с обязанностями справляется отлично. Иосиф Карлович сел в глубокое кресло возле большого куста комнатной розы и вдруг заметил новые бутоны.

«Скоро зацветет, — подумал он, — но я уже не увижу этого во всей красе».

Оставались считаные дни до его ухода с работы. Всю жизнь он проработал хирургом, заведовал отделением и был на хорошем счету. Мало того, он считался лучшим хирургом области, и самые сложные случаи доверяли только ему. Иосиф Карлович даже сожалел, что не вел статистику проделанных операций и спасенных жизней. Операций были тысячи, и не один человек с благодарностью вспоминает «старого еврея», как прозвали его больные. Его знало высшее руководство области, так как и они имеют свойство попадать на операционный стол, а он помнил их по диагнозам. А еще по суммам, полученным в знак благодарности. Почти всегда ему платили — и простые смертные, и те, кто считал себя выше их. Совали в карман халата денежные купюры, он отмахивался: «Да что вы?! Не стоит!» — но и не возвращал их пациентам. Долгое время он жил один, тратил на себя мало, все вкладывал в дело сына. И только однажды его подставили: дали денег и сами же настучали в соответствующие органы. Конечно же, дело удалось замять, но, чтобы избежать лишней шумихи, Иосифа Карловича перевели в детское отделение, и вот уже год, как он им заведует и считает дни. Через несколько дней ему стукнет шестьдесят, документы для выезда за границу к сыну уже готовы, покупатели на дом тоже есть. Здесь он «старый еврей», а в клинике сына он еще поработает, и никто его старым считать не будет.

«Скорее бы!» — подумал Иосиф Карлович.

Кнопка чайника щелкнула, и он приготовил себе кофе. Сергеевна предусмотрительно положила в вазочку печенье, но сегодня у доктора не было аппетита. Он уселся в удобное кожаное, хотя уже и потертое кресло, чтобы насладиться горячим напитком и немного отдохнуть. Потом надо будет сходить на санпропускник, послушать, что будет говорить женщина, которая в нетрезвом состоянии привезла детей с сильным нервным расстройством. Он ненавидел таких женщин. Все началось с того, как его любимая красавица жена, нарожав ему детей, начала выпивать. Она старалась скрыть свою зависимость, но алкоголь всегда выплывает наружу. Во избежание упреков и скандалов, она исчезала из дому на несколько дней, оставив детей на него. Может, именно тогда он упустил что-то в их воспитании? Да что теперь вспоминать прошлое? Его уже не исправить, как не вернуть жену, которая пьяная села за руль автомобиля и погибла в автокатастрофе…

Милану вызвали на беседу к полицейскому. Он указал ей на стул напротив за столом. За другим столом сидел седоволосый мужчина, по-видимому врач, с бородкой и в очках. Он исподлобья бросил на Милану пренебрежительный взгляд и уткнулся в бумаги.

— Как случилось, что ваши дети поступили в отделение в шоковом состоянии? — спросил полицейский.

— Муж на их глазах отрубил щенку хвост, они испугались, — объяснила она.

— Это произошло в вашем присутствии, и вы ничего не сделали, чтобы уберечь детей?

— Нет, я не видела, как это случилось.

— Где вы были в это время?

— У соседки. Понимаете, мы приехали ночью, я была уставшая, я уснула… — сбивчиво и взволнованно произнесла Милана.

— Пьянствовали с соседкой? — ухмыльнулся мужчина.

— Я вообще не пью.

— Ну да. Я выдумал, что у вас в крови обнаружен алкоголь, — съязвил полицейский. — А почему вы в таком… грязном виде? Поцарапанное лицо, эти галоши…

— Я же сказала, что мы приехали ночью, я еще не была дома и не успела помыться. Соседка сняла с меня мокрую одежду и дала свою. Временно.

— Все ясно. Вы напились до такого состояния, что обмочились, и соседка вас переодела. Вы были не в силах сами переодеться?

— Да нет же, вы меня неправильно поняли! Я намокла под дождем.

— А сколько дней вы не мылись?

— Несколько. Я была не дома, мне негде было помыться, — прошептала Милана и покраснела.

— Почему вы были не дома? Ушли в запой?

— Нет. Я забрала детей и уехала от мужа. Но мне пришлось вернуться.

— И где вы провели с детьми эти дни? Они не только грязные и испуганные, но и простужены.

— У меня не было денег, нам негде было ночевать… Пришлось провести эти дни на улице с бездомными… Дети простыли, и у меня не было другого выхода, как…

— В общем, все ясно. Я оформляю документы надлежащим образом и передаю куда следует, пусть там сами разбираются, — сказал мужчина за столом.

— Прошу вас, не надо! Я хорошая мать! Я сейчас вам все расскажу! — взмолилась перепуганная Милана.

— Раньше надо было думать, а теперь она ищет оправдания, — недовольно произнес он. — Знаешь, сколько я повидал таких, как ты!

— Но вы же меня не выслушали!

— Иди отсюда! — отмахнулся от нее мужчина, как от надоедливой мухи.

Милана выбежала в коридор, села на стул у окна и безутешно расплакалась. Она чувствовала себя униженной и беззащитной. Сергеевна молча таскала тряпку на швабре по полу, бросая взгляды на вздрагивающие от рыданий худенькие плечи вновь поступившей мамаши. Она убирала коридор и хорошо слышала недавний разговор. За время работы в детском отделении она насмотрелась всего: мамочек, которые кусали локти и рвали на себе волосы из-за болезни или потери ребенка; видела таких, которые приносили своих детей, избитых ими же; видела алкоголичек и их потомство. В этой женщине, грязной, измученной, с запахом перегара, в нестиранной одежде, она разглядела глубоко несчастную, доведенную до отчаяния мать. Она не стала пока подходить к ней, давая возможность выплакаться.

Пришло время посещения больных.

— Вот, твой муж принес, — подала Сергеевна пакет Милане.

— Что там?

— Передачка тебе и детям.

Милана вывернула содержимое пакета на кровать, отобрала детскую одежду, все остальное засунула назад.

— Здесь еще суп и яблоки, — подала она второй пакет.

— Верните, пожалуйста, вот это назад. — Милана отдала пакет с едой и своей одеждой. — Скажите, что мне от него ничего не надо.

— Так у нас же мамаш не кормят.

— Я знаю.

— Выйдешь к нему? Он хочет поговорить.

— Мне не о чем с ним говорить.

— Дело, милочка, твое, — сказала Сергеевна, забирая пакеты, — но он все-таки отец детей.

— Он? Отец? — горько усмехнулась Милана. — Видите, до чего он довел детей? Если меня не посадят, я его убью, — уверенно произнесла она.

— Что… сделаешь? — спросила побледневшая Сергеевна.

— Убью! — повторила Милана, до боли сжав кулаки.

— Девонька, это ты сгоряча, да?

— Нет, я так решила.

Ничего не сказав, шаркая тапочками, Сергеевна побрела из палаты.

— М-м-м-а… — послышалось что-то невнятное с кроватки мальчика, и Милана бросилась к сыну.

— Богданчик, мое солнышко, ты уже проснулся? — Она присела на кровать к ребенку, погладила его волосы. — Мама здесь, рядом.

Мальчик протянул к ней руки, попытался сказать «мама», но слова застряли в горле — спазм не дал возможности заговорить.

— Что с тобой, малыш? — встревожилась Милана, поняв, что сын не может произнести ни слова. — Подожди, я сейчас вернусь!

Она поцеловала его и побежала за врачом. Педиатр, осмотрев ребенка, вынужден был повторно вызвать на консультацию невропатолога. Специалист назначила лечение, объяснив Милане, что сильное заикание мог спровоцировать перенесенный стресс.

— Будем надеяться, что через недельку нам удастся снять спазмы, — сказала она перед уходом. — А сейчас ребенку нужен покой, никакого волнения. — И добавила, что мальчику будут давать успокоительное и снотворное, чтобы он побольше отдыхал.

Невропатолог не успела выйти из палаты, как Иринка проснулась и сразу начала плакать.

— Где мой Бумчик? Папа убил его топором? — сквозь слезы повторяла девочка.

Милана пыталась объяснить, что с щенком все нормально, он живет у тети Тани, но, похоже, девочка плохо воспринимала информацию. Пришлось невропатологу осмотреть и ее.

— Бедные дети, — сказала она, записывая что-то в карточке. — Как можно было довести их до такого состояния?!

В ее реплике был скорее упрек, чем вопрос, поэтому Милана промолчала.

«Не стоит оправдываться перед теми, кто не желает тебя выслушать и понять, — подумала она. — Главное, чтобы дети выздоровели, ради этого можно все вытерпеть».

К вечеру Иринка немного успокоилась, но все равно капризничала, временами хныкала и все время спрашивала о Бумчике. Богданчику тоже стало лучше, но он по-прежнему сильно заикался и грустил — видимо, вспоминал щенка. Милана понимала их, как никто другой: до сих пор были живы воспоминания о Пине, несчастном, улыбчивом, доверчивом утенке, жизнь которого оборвала жестокая рука отца. Милана всячески пыталась оградить детей от подобного, но не смогла, и ее душу переполняло чувство вины и ненависти к мужу.

— Я все равно его убью, — повторила она, сидя в изголовье детей, когда они вечером уснули.

— Что у тебя такого случилось, что ты готова замарать руки кровью? — спросила Сергеевна, уже не в первый раз слыша от Миланы эти слова.

— Тише, — попросила та, — мне с трудом удалось их приспать.

— Тогда пойдем со мной, — предложила женщина.

Милана с удивлением посмотрела на нее.

— Да не бойся ты! — засмеялась санитарка. — Убивать, значит, она смелая, а как пойти с беззащитной старой женщиной, то трусит.

Милана поправила простынки на кроватках и, убедившись, что дети спят, тихонько вышла из палаты. Сергеевна привела ее в комнату, предназначенную для обедов медработников. На это указывал старый холодильник, притаившийся в углу небольшой комнаты, стол, застеленный прозрачной клеенкой, электрочайник, микроволновка и посуда на навесной полке. Женщина не спеша включила чайник, приготовила две чашки, поставила на стол баночку варенья, достала из сумки пирожки.

— Сейчас перекусим немного, — сказала она.

— Спасибо, я не голодна.

— Попьем чай с малиновым вареньем, — продолжила Сергеевна, пропустив слова Миланы мимо ушей. — Смотрю, ты тоже простужена, вон как кашляешь.

Милана только сейчас вспомнила, что давно ничего не ела, поэтому не стала упираться и проглотила несколько пирожков.

— Вот и славненько, — сказала Сергеевна, — а теперь пей чай и расскажи мне правду.

— Я пыталась это сделать, но меня никто не хочет слушать. Для всех здесь я алкоголичка, которая не следит за своими детьми, — с грустью призналась Милана.

— А ты попробуй еще раз мне рассказать, — попросила Сергеевна, — постараюсь тебя понять. Если стучишь, а дверь не открывается, значит, не туда стучишь, поищи другую.

Милана рассказала и об отце, и о побеге из дому, и о попытке примирения с матерью, и о жизни с бомжами и возвращении домой.

— Все повторяется, только теперь с моими детьми. Когда-то я поклялась, что не допущу такого, но не уберегла их, и теперь мне ничего не остается, как убить его, — закончила Милана и добавила: — Если, конечно, меня не посадят.

— И правильно! — поддержала Сергеевна, с присвистом отхлебнув из блюдца чай. — Убей его — и дело с концом!

Милана расширила глаза от удивления. Женщина, пытавшаяся быть строгой, на самом деле источала саму доброту, а теперь такое говорит?

— Знала я одну такую, которая из-за ребенка прибила своего муженька.

— И что?

— А ничего! Отсидела свое за решеткой и вернулась домой. А ребенок мыкался по детдомам, пока я, его защитница, отбывала срок.

— Значит, это вы убили мужа?

— Я. И долгое время считала, что поступила правильно, а потом, когда сын вырос и занялся воровством, поняла свою ошибку. Надо было защищать свою кровиночку, но совсем не так. — Она сокрушенно покачала головой. — Теперь вот сын мается по тюрьмам… Добрый он, но вороватый. Вернется домой, наобещает, что и работать пойдет, и мне даст возможность дома отдохнуть, а пройдет немного времени — и снова за свое. И знаешь, кто в этом виноват? Я! Не было рядом с ним никого из близких людей, рос как мог, выживал как придется… Вот так-то, девонька!

— А что бы вы сделали, если бы можно было все вернуть? Разрешили бы и дальше издеваться над своим сыном? — спросила Милана, помолчав.

— Бог дал нам материнство, чтобы мы не только рожали детей, но и защищали их, — вздохнула Сергеевна и поставила блюдце на стол. — Уже потом я поняла, что есть тюремную похлебку должен был мой муж, а не я. Понимаешь, о чем речь?

— Обратиться в полицию с заявлением?

— Вот именно!

— Нет, я не хочу, чтобы он сидел. Что мне это даст? После такого его семья выгонит меня из дома, и я снова окажусь на улице с детьми и без денег. Нет уж, хватит! Да и вообще я не смогла бы так поступить с мужем, если бы даже у меня было свое жилье, — созналась Милана.

— Почему?

— Я слабая.

— Тебе Бог дал детей, чтобы ты стала сильной. Ради них!

— Нет, я не готова к такому. — Милана отрицательно покачала головой. — Должен быть другой выход, но я в таком состоянии, что не вижу его. Влезло в голову «убить» и не пускает другие мысли.

— Вот и плохо! Ради детей нужно идти на все, но только с холодным рассудком.

— Например, на что?

— Да на что угодно! Обмани мужа, свекровь и свекра, накажи их как-то, прокрути с ними безумную аферу — сделай все, но чтобы дети были при тебе и ни в чем не нуждались. Пусть у них не будет суперсовременного телефона или компьютера, но они не должны быть голодными, напуганными. Они должны знать и всегда чувствовать, что рядом с ними мама, что она их любит и защитит.

— Говорите, аферу? — задумчиво произнесла Милана, думая о чем-то своем.

— А почему бы и нет, если это пойдет на пользу дела?

— Спасибо вам! — воскликнула повеселевшая Милана и поцеловала Сергеевну в мягкую щеку.

* * *

Иосиф Карлович уже намеревался идти домой, как вспомнил, что печенье закончилось, и пошел искать Сергеевну, чтобы дать ей денег на сладости. Он прислушался, не гремит ли где ведро санитарки. Тишина. Но доктор знал, где она может отдыхать или пить чай. Подойдя к двери, он услышал разговор Сергеевны и матери, дети которой недавно поступили в отделение. Подслушивать было не в правилах Иосифа Карловича, но через неплотно прикрытую дверь он четко разобрал заявление женщины о том, что она готова кого-то убить. Доктор остановился у двери. Несколько раз он намеревался уйти, но любопытство взяло верх, и он дослушал до конца, а потом тихонько удалился.

Дома Иосиф Карлович лег спать пораньше. Завтра ему предстоит заступить на суточное дежурство, следовало хорошо отдохнуть, но сон куда-то улетучился. Эта женщина, Милана… В ее красивых глазах поселилась грусть, какая-то неуверенность и разочарование в жизни. Он уже видел такое выражение. Это было давно, в его прошлой жизни. Сначала — во взгляде его жены. Тогда она еще не пила, но узнала, что он ей изменяет. Она простила его один раз, второй… Муж обещал образумиться, но молодая кровь играла, и он вновь не устоял перед соблазном. На всю жизнь он запомнил тот последний взгляд жены. Он не упрекал, не осуждал, в нем были грусть и безнадежность, как у этой молодой женщины. Потом жена, напившись, разбилась. Все годы он утешал себя тем, что авария была случайной, а сегодня увидел Милану, и она пробудила в нем воспоминания о прошлом. В эту ночь Иосиф Карлович не утешал себя, не обманывал, он совершенно точно знал: жена специально направила машину на обрыв — она не хотела так жить, об этом говорил ее взгляд, в котором были отчаяние и горечь. Этим взглядом она просила остановить ее и остановиться самому, а он не понял…

Иосиф Карлович крутился в постели, как вьюн на сковородке, его все раздражало. Мешали одеяло, подушка, свет фонаря за окном, но больше всего не давали покоя угрызения совести, которые он усыплял в своей душе, обманывал, а теперь они прорвались наружу и лишили его покоя. Его дочь не унаследовала внешности матери, но природа наградила ее такими же, как у матери, глазами — большими, красивыми, выразительными и говорящими. Когда у них еще все было хорошо, он любил наблюдать, как мгновенно меняются глаза дочери в зависимости от настроения. Они были то как чистое весеннее небо, то как грустная осень, то как дождливый день, то светились счастьем, как залитая солнцем земля… Уходя из дому, она посмотрела на него точно так, как ее мать. Она ушла, чтобы никогда не вернуться. Две женщины, которых он любил, были в его жизни, и он сам виноват в том, что потерял их…

«И хватит себя оправдывать, — сказал он себе. — Ничего уже не вернуть, а вот как-то помочь Милане можно».

Он подумал, что снова не честен с самим собой: он хочет помочь Милане, чтобы искупить собственные грехи прошлого.

«Если даже так… — решил он. — Хочется сделать что-то хорошее перед отъездом, и я так и поступлю».

Иосиф Карлович взглянул на светящийся красным циферблат часов. Было три часа ночи. В шесть утра ему подниматься и заступать на дежурство.

«Все равно уже не засну», — подумал он.

Мужчина включил свет, аккуратно застелил постель и пошел в ванную комнату принять душ.

На работе Иосиф Карлович был уже за час до своей смены.

— А что так рано? — потянулся дежурный полицейский.

— Тебя, Максим Петрович, хотел застать.

— Меня? И зачем я вам понадобился? — удивленно спросил полицейский и прошелся по комнате, разминая затекшие ноги.

— Максим Петрович, сделаешь для меня доброе дело? — Иосиф Карлович подошел к нему и остановился напротив.

— Для вас — что угодно!

— Уничтожь все, что написал вчера на женщину, которая поступила с двумя детьми, — сказал доктор и посмотрел ему в глаза.

— Я, конечно, очень вас уважаю и преклоняюсь перед вашим талантом, но… Это же должностное преступление! Она была в нетрезвом состоянии, и я обязан…

— Да знаю я, что ты обязан, — перебил его Иосиф Карлович, — но очень надо! Понимаешь?

— Не могу. Извините, — произнес полицейский растерянно и потупился.

— Есть такое слово — «надо», — негромко сказал доктор и сунул ему в карман заранее приготовленную купюру.

— У меня могут быть неприятности… — Максим Петрович потянулся к карману. — Нет, я не могу.

Доктор придержал его руку и сунул в карман еще одну крупную купюру.

— Надеюсь, ты меня не подведешь? — спросил он и, не дожидаясь ответа, направился в свой кабинет.

К Милане пришел посетитель, об этом ей сообщила санитарка.

— Кто это? — спросила она, решив, что снова приехал муж, который доставал звонками так, что пришлось отключить телефон.

— Откуда мне знать? — сдвинула плечами санитарка.

— Мужчина или женщина?

— Женщина.

Это была Татьяна.

— Я тебе звоню-звоню, а телефон отключен, — взволнованно сказала соседка. — Уже разные мысли в голову полезли. Как вы здесь?

Они вышли на улицу, чтобы спокойно поговорить. Милана ей все рассказала и попросила приносить еду, так как в больнице кормили только детей.

— Володя привозил передачку, но я от нее отказалась. Лучше голодать, чем от него что-то взять, — заявила она.

— Ну и правильно! Я так перепугалась, когда все это произошло, — вспоминала Татьяна. — Я ведь не видела, что твой благоверный сотворил. Смотрю, все кричат, а вокруг кровь… Ужас!

— Как там Бумчик? Дети постоянно о нем спрашивают.

— Нормально. Я обработала ранку, теперь поправляется. Уже успел сделать посреди комнаты лужу, — улыбнулась Татьяна. — Такой хорошенький щенок!

— Он согревал своим теплом детей в те холодные ночи. А что там… у них?

Милана хотела сказать «дома», но вспомнила, что это уже не ее дом, — да и, по большому счету, никогда им не был. Дом — это там, где тебя любят и ждут, а в этой семье она всегда была чужой.

— А кто его знает? Ходят надутые как сычи. Миланка, а что ты собираешься дальше делать? Возвращаться назад к мужу?

— Точно сейчас сказать не могу, — ответила Милана, — как только решу, сообщу тебе первой. Но что с ним жить не буду — это точно.

Татьяна ушла, и Милана прошлась по коридору в поисках кабинета заведующего отделением. Она постучала в дверь — никто не ответил, толкнула ее — заперто.

— Иосиф Карлович сегодня дежурит, — объяснила ей проходившая мимо девушка в белом халате. — Если хотите его увидеть, подходите в одиннадцать часов, доктор придет сюда пить чай. Он никогда не нарушает график, если, конечно, не привезут больного.

Часы на стене в конце коридора показывали без четверти одиннадцать, и Милана решила подождать доктора. Иосиф Карлович пришел ровно в одиннадцать, кивнул ей, мол, заходи. Он включил чайник, предложил Милане сесть, сам опустился в любимое кожаное кресло.

— Что привело вас ко мне? — спросил он.

Милана пришла с необычной просьбой. Она не знала, поможет ей этот незнакомый человек или пошлет куда подальше, но решила рискнуть.

— Сначала я хочу рассказать немного о своей жизни и о том, что случилось на самом деле, — начала она. — Очень прошу вас, выслушайте до конца, пожалуйста!

— Можете не утруждаться. Я случайно услышал ваш разговор с Сергеевной, — сказал доктор, внимательно глядя на Милану. — Поверьте, это вышло нечаянно.

— Так даже лучше. Мне не придется все повторять и заново переживать то, что уже случилось.

— Я так понимаю, у вас ко мне просьба, — напомнил доктор.

— Да, и очень большая. Иосиф Карлович, не могли бы вы сказать моему мужу и подтвердить справкой с печатью, что Богданчик тяжело болен и ему нужна срочная и дорогостоящая операция?

Их взгляды встретились: у врача — вопрос и недоумение, у женщины — просьба и надежда.

— Позвольте узнать, зачем вам такая справка? — спросил он после паузы.

— Вы уже знаете о моем положении. Я не могу вернуться к мужу, но и другого жилья у меня нет. Я уже один раз попробовала уехать, пришлось несколько дней жить под открытым небом с бомжами, и вам известно, к чему это привело. Теперь я настроена решительно, уже ничто меня не остановит. Я просто обязана обеспечить детям спокойную и счастливую жизнь. Больше насилия ни над собой, ни над ними я не допущу, — пояснила Милана, пристально глядя на доктора, чтобы понять его реакцию. — Даже если вы нам не поможете, я не вернусь домой, хотя тогда мне придется гораздо труднее. Одно я знаю точно: я — мать и уже ни перед чем не остановлюсь. Если, конечно, меня не посадят.

— Не посадят. Я слушаю вас, продолжайте.

— У свекра и свекрови нет больших денег, как нет их и у моего мужа, но с такой справкой я попрошу их взять кредит — якобы на операцию.

— И вы считаете, что деньги могут сделать ваших детей счастливыми?

Милана заметила, как легкая саркастическая улыбка мелькнула на лице доктора.

— Я не собираюсь потратить эти деньги на игрушки, жилье и еду, — уверенно продолжила она. — Я уеду, чтобы начать свое дело, которое будет приносить пусть небольшой, но стабильный доход. Не стану скрывать, что часть денег все-таки уйдет на жилье и питание.

— А если ваш муж с этой справкой обратится в правоохранительные органы?

— Постараюсь сделать так, чтобы он ее увидел, а потом скажу, что потерялась или что-то выдумаю. Главное — получить деньги на руки и успеть отсюда уехать.

— Гм… — Доктор погладил бородку. — Странная просьба. А вы рискованная!

— Уже да, — согласилась Милана. — У меня нет другого выхода. Не убивать же его в самом деле… — улыбнулась она кончиками губ.

— Я подумаю, — пообещал Иосиф Карлович.

Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. Милана встала и посмотрела ему в глаза.

— Я не знаю, что буду делать, если вы не поможете, — сказала она тихо.

«Снова тот же взгляд!» — мелькнуло в голове доктора.

Он отвернулся и налил себе кипятка в чашку.

Прошло несколько дней, но Иосиф Карлович пока не дал Милане ответа. Доктор видел ее несколько раз, даже осматривал детишек, но ни словом не обмолвился о своем решении. А она терпеливо ждала. Израненная душой и телом, Милана устала быть удобной, испытывать страх, приспосабливаться и выживать. Трагедия с детьми перевернула все у нее внутри. Любовь к ним, желание сделать их счастливыми толкали ее на безумный поступок. Она поняла, что именно мать, а не кто-то иной, должна стать источником жизненной силы для детей. Она обязана сделать так, чтобы они выросли в любви, меньше спотыкались, шли с поднятой головой, были чуткими, добрыми и нашли свой путь среди множества жизненных дорог. Чтобы все это в них было, нужно привить детям чувство самоуважения, научить их реализовывать свои мечты и желания, а для этого они должны исцелиться ее материнской любовью. Сама она выросла в мире, где не было ни любви, ни понимания, и другого мира она не знала. Конечно, Милана допускала, что он существует, но считала, что если он и есть, то не для нее.

Пришло время, когда Милана готова была начать новую жизнь, ни на кого не надеясь, не ожидая подачек, снисхождения или жалости к себе. Она готова была ухватиться за свою мечту руками и ногами, цепляться за новое будущее, сдирая ногти до крови. Она еще не видела его четко, но уже чувствовала его тепло и еле зримый свет. Милана знала, что на развалинах прошлого будущее не построить. Она так и не разобралась в своем муже, но знала, что он пытался столкнуть ее в пропасть, и она удержалась на самом краю. Только сейчас Милана поняла, что те двое мужчин, которые были в ее жизни, никогда по-настоящему ее не любили. Любила ли она их? Наверное, тоже нет. Как бы там ни было, они уже в прошлом, оба. Связь, не затронувшая действительно глубокие чувства, имеет положительный момент — расставания безболезненны. И пусть она стала жертвой собственного безрассудства, доверчивости и неумения разбираться в людях, у нее есть время все исправить. Милана чувствовала, что ее душа истерзана и опустошена, но чем больше пустоты, тем больше шансов заполнить ее чем-то новым, светлым, добрым. Она не боялась проститься с теми, кто не сделал ее счастливой, — не стоило забирать с собой в будущее недостойных.

«В моей жизни будут дети — моя радость, гордость, мой стимул, — думала Милана. — Мне будет нелегко измениться самой, но я сделаю все, чтобы они не знали и не пережили того, что выпало на мою долю. Ради них я сделаю все возможное и невозможное!»

К ней приходили свекровь и свекор, но она попросила медсестру передать, что плохо себя чувствует. С мужем Милана тоже не хотела видеться, и это не было трусостью. У нее был план, и она должна была во что бы то ни стало его осуществить. Милана не знала, почему так считает, однако была уверена, что доктор согласится ей помочь. Дети пошли на поправку, но Богданчик все еще заикался, стал менее веселым и жизнерадостным, а Иринка часто плакала и капризничала, чего раньше не было.

— Детям нужно время для реабилитации, — сказал лечащий врач. — Травмы психики за несколько дней не излечить.

Она знала это как никто другой.

* * *

— Зайдите в мой кабинет, — сказал Милане Иосиф Карлович, и у нее учащенно забилось сердце.

Утихомиривая внутреннюю дрожь, Милана пошла за доктором. Она отбросила свои любимые «а что, если…», «вдруг…», «я — невезучая», оставив только уверенность в благосклонности врача.

— Милана, вы не передумали? Я дал вам достаточно времени для размышления, — сказал Иосиф Карлович, внимательно посмотрев ей в глаза.

В них не было испуга, неуверенности и чувства загнанности в угол, какие он видел раньше, — Милана казалась спокойной и более уверенной в себе, вот только глаза ее выдавали, в них все та же грусть и… надежда.

— Нет, я не передумала, — уверенно сказала она. — А вы, Иосиф Карлович, готовы мне помочь?

И замерла в ожидании ответа.

— Когда-то у меня было все: жена, трое детей, — задумчиво произнес доктор, глядя словно сквозь Милану. Казалось, он не видит ее и говорит сам с собой. — Сначала я потерял жену, потом — двоих детей. Все случилось по моей вине, и исправить что-то уже невозможно. Я не хотел бы, чтобы вы, как я, в канун своего шестидесятилетия, констатировали такой же грустный факт. Вы еще молоды, у вас маленькие дети и есть шанс избавиться от прошлого, начать жизнь с чистого листа. Если вы сможете перечеркнуть прошлое, оставив в нем своих обидчиков, выбросить из души хлам взаимных упреков, поиска виноватых, обвинений и обид, у вас все получится. Я помогу вам в этом. Ради вас и ради искупления вины перед двумя детьми, которых я когда-то незаслуженно вычеркнул из своей жизни. Хотя, к сожалению, это не поможет мне их вернуть.

— Они… живы? — осторожно спросила Милана.

— Надеюсь, что да.

— А третий ребенок?

— На днях я улетаю к нему, он живет и работает за границей. Так вот, — словно вырвав себя из воспоминаний, сказал доктор, — я подготовил вам справку. Я вам все подробно расскажу о мнимом диагнозе ребенка, симптомах болезни, клинике, где его якобы будут оперировать, и все такое…

Окрыленная разработанным совместно с доктором планом, Милана начала действовать. Когда пришел муж, она вышла к нему.

— Как дети? — спросил Володя.

— Плохи дела, — вздохнула Милана. — Особенно с Богданчиком.

— Что с ним?! — В его голосе слышалось волнение.

— Оказывается, у мальчика больное сердце.

— Но… Как? Он же регулярно проходил осмотры врача. — Володя захлопал глазами и растерянно посмотрел на Милану.

— Может, такие врачи смотрели, но здесь сказали, что стресс спровоцировал обострение болезни.

— Что они признают?

— Я в этих вопросах не очень компетентна, но написали заключение. Мальчик нуждается в срочной операции. Мне дали справку-счет. Вот она. — Милана подала мужу документ.

Володя несколько раз перечитал написанное и некоторое время стоял молча, уставившись взглядом в бумагу.

— Здесь указана сумма… — пробормотал он.

— Да.

— …неподъемная для нас.

— Эту справку я направлю в благотворительный фонд. Я уже с ними связывалась, и они обещали перечислить на счет часть денег.

— Сколько?

— Десять процентов от необходимой суммы.

— А где взять остальные девяносто? — Володя был озадачен.

Милана взяла у него листок.

— Принеси мне конверт с маркой, — попросила она, — я отправлю им справку-счет. Время не терпит, и если мы не соберем нужную сумму вовремя…

— Я не знаю, что делать, — растерянно произнес муж.

— Поговори с родителями. Не оставят же они внука в беде? Пусть я для вас плохая, но ребенок…

— Откуда у них деньги? Где они их возьмут?

— Может, взять кредит? — осторожно спросила Милана. — На операцию не дадут — я уже узнавала, а вот под залог дома, например, на дальнейшее строительство могут дать.

— Точно! Я об этом не подумал! Я поговорю с родителями, они мне не откажут. А как мне увидеть детей?

— Доктор не разрешает. Они перенесли стресс, и теперь им нужен покой. Если они тебя увидят, то снова все вспомнят, и… Ты сам понимаешь, чем это может закончиться. Ну, иди, мне пора, — сказала Милана и поспешила уйти, крепко сжимая в руке справку.

Дни ожидания тянулись бесконечно долго. Милане лезли в голову разные мысли, но она гнала их прочь. Когда ее начинали мучить угрызения совести, она смотрела на детей, разговаривала с ними, видела, как изменил их один день, и сомнения улетучивались, исчезали, как утренний туман при первых лучах солнца. Она обнимала детей и заверяла их, что скоро они поправятся, заберут Бумчика и уедут далеко-далеко, туда, где им будет хорошо. Дети ей верили, и она не имела права обмануть их надежды.

— Как дела, девонька? — спросила как-то Сергеевна. — Вижу, ты повеселела.

— Должно быть все хорошо, — ответила ей Милана.

— Попросила помочь старого еврея? — хитро улыбнулась санитарка. — Он с виду грозный, а в душе совсем другой. Как бы это правильно сказать… Глубоко несчастлив, что ли? Об успешных, принципиальных и уважаемых людях так не говорят, но кто к нему в душу заглядывал? Все мы такие: видим, что на службе у человека все идет отлично, и не задумываемся, что и у таких людей свои печали.

— Иосиф Карлович потерял двоих детей. Что с ними случилось?

— Чужая семья — потемки, — шумно вздохнула тучная санитарка. — Краем уха слышала, что разбежался он с детьми, а почему, никто того не знает. Не жалуется доктор, но видно, что страдает.

На третий день после разговора с мужем Милане позвонила свекровь и уточнила, не врет ли Володя.

— Приезжайте, я покажу вам справку-счет, пока не отправила в благотворительный фонд, — ответила Милана и спросила, когда Володя ей привезет почтовый конверт.

— Надо же, какое горе… — вздохнула женщина. — Ничего, мы ребенка вытянем! Нам пообещали дать кредит, а конверт я уже купила, на днях Володя приедет и привезет. Что вам еще передать?

— Спасибо, нам ничего не надо, — ответила Милана.

Через день приехали все вместе: свекровь со свекром и муж Миланы.

— Все вышло! — сказал Володя. — Мы взяли кредит на пять лет.

— Конверт не забыл? — спросила Милана.

Сердце у нее учащенно билось.

— Вынеси справку, мы сразу же письмо и отправим, — предложил свекор.

— Нужно еще взять выписку из истории болезни, заверить ее и только тогда отсылать. Я сама все сделаю, — сказала Милана, как они и договорились с доктором.

— А с деньгами как быть? — спросил Володя. — Мы вместе привезли их, чтобы не ограбили.

— Их надо передать доктору, который будет сопровождать ребенка в центр на операцию, — сказала Милана. — Сейчас я его позову.

Она не шла, а бежала по коридору к кабинету Иосифа Карловича. Больше всего Милана боялась, что его не окажется на месте и все может сорваться. На ее счастье, врач был у себя.

— Они здесь! — выпалила она с ходу. — Принесли деньги.

— Иди в палату и не высовывайся, — буркнул Иосиф Карлович и тяжело поднялся из кресла.

Он вернулся минут через двадцать и пригласил Милану к себе в кабинет.

— Деньги у меня в сейфе, — сказал он. — На работе я буду еще два дня, на третий улетаю за границу. Навсегда. Так что у тебя есть двое суток.

— Вот справка, — протянула она бланк.

— Это хорошо, она подлежит немедленному уничтожению, — сказал он и положил справку на тарелку. Затем поднес зажигалку, чиркнул ею, и бумагу охватило пламя. Вмиг счет превратился в кучку пепла. — Что тебе еще нужно сделать?

— Документы мои и детей у соседки, она их принесет, но мне нужно как-то выписаться.

— Выписаться — не прописаться. Это не проблема. Позвони соседке, чтобы немедленно привезла документы, а сейчас иди.

— Спасибо вам! — растроганно произнесла Милана, готовая расцеловать неулыбчивого, сурового доктора.

— Еще рано благодарить. Иди. Не мешай мне!

Милана связалась с Татьяной, и соседка в тот же день привезла документы.

— Что ты решила? Куда поедешь? А своим что скажешь? — засыпала она вопросами Милану.

— Таня, пока молчок, я тебе потом все объясню, — заверила Милана. — Мне от тебя понадобится еще одна услуга.

— Да что угодно! Ради своего крестника Богданчика, ради тебя я сделаю все!

— Следующей ночью тебе нужно будет пробраться к моим во флигель и взять немного моих вещей и детские. Хотелось бы еще подарки от Оли, хотя бы часть их. В общем, я дам тебе денег, купишь две сумки, сложишь туда вещи, заберешь Бумчика, вызовешь такси и дуй сюда, к больнице. Да, еще купи корзину для щенка. Здесь подождешь нас до утра, — объяснила ей все подробно Милана.

— Я все поняла, — растерянно сказала соседка. — Но куда вы едете? И откуда деньги?

— Я все тебе объясню. Потом, — повторила Милана. — Ты, главное, ничего не перепутай. Не сегодня ночью, а завтра. Поняла?

— Ясный пень!

— Танечка, — Милана взяла ее за руки, посмотрела прямо в глаза, — от твоих действий зависит моя дальнейшая судьба. Понимаешь? Ты не должна меня подвести. Главное, не проспи и не…

— Не боись, бухать не буду, — улыбнулась Татьяна.

Милана зашла к доктору, отдала ему свои документы и попросила немного денег на такси.

— Завтра после обеда зайдешь ко мне за паспортом, — сказал он, отсчитав деньги.

Иосиф Карлович, пользуясь своими связями, без проблем выписал Милану. Был последний день его работы. Завтра утром он улетит к сыну, навсегда оставив родину и своих двоих детей. Первым родительский дом покинул старший сын, поехав учиться за границу. Иосиф Карлович надеялся, что и младший сын пойдет тем же путем, но он предпочел учебу на родине и на последнем курсе разрушил все его надежды, заявив, что женится и не намерен работать за границей. Их ссора закончилась расставанием, когда он заявил сыну, что не даст ему больше ни копейки. Сын громко хлопнул дверью, сказав на прощанье, что никогда не примет его подачки. Он так больше и не появился в жизни отца. Потом ушла дочь. О ее судьбе тоже ничего не было известно. Дом Иосиф Карлович уже продал, но новым хозяевам оставил номера телефонов — свой и старшего сына. На что он надеялся? Столько лет прошло, а от детей не было весточки.

«Есть такое слово „вдруг“, — решил Иосиф Карлович. — Когда человеку не на что надеяться, он вспоминает это слово. Вдруг кто-то из детей решит вернуться в родительский дом?»

Для Миланы он сделал все, что мог. У него были некоторые сомнения в том, что эта хрупкая, не уверенная в себе женщина с глубокими психологическими травмами и нелегкой судьбой сможет в одиночку справиться с жизненными невзгодами, но он видел, что в ней проснулась настоящая мать, и не просто мать, а самая что ни есть хищница, готовая до смерти биться за своих детей. И он помог ей, пошел на эту аферу с деньгами.

«Самое интересное, что меня ни капельки не мучает совесть, — подумал доктор. — Бояться мне нечего. Если ее семья поднимет бучу, то ничего не сможет доказать. Свидетелей нет, справки тоже, значит, не с чем обращаться в суд. Там скажут, что они могли сами, добровольно взять кредит на строительство, а что жена с детьми удрала — так это дела семейные».

К концу рабочего дня он накроет стол, пригласит сотрудников. Иосиф Карлович решил спиртное не брать, заказал в ресторане горячие и холодные блюда, сладости, всем по коробке дорогих конфет, пригласил профессионального фотографа. Посидят по-дружески, вспомнят прошлое, но перед этим надо будет отдать Милане деньги и проститься с ней. Он никогда не узнает, как сложится ее жизнь. Конечно, можно было бы взять ее номер телефона, позвонить и поинтересоваться. Но зачем? У них разные пути-дорожки. Он хочет пересечь границу, перечеркнуть прошлое и остаток жизни провести по-другому: без взяток, за хорошую оплату труда, рядом с сыном…

Когда Иосиф Карлович зашел в палату, Милана что-то писала. Рядом на тумбочке лежал подписанный почтовый конверт.

— Кому пишем любовное послание? — улыбнулся доктор. — Не мне ли, старому еврею?

— Я должна написать мужу, чтобы он не искал нас и не подавал в розыск, — ответила она.

— Подумай хорошенько, как написать. О кредите — ни слова, это может обернуться против тебя же, — посоветовал доктор.

— Я понимаю.

— Вот деньги.

Он подал ей сверток.

Милана встала и взяла его.

— Спасибо вам большое, — прошептала она, и глаза ее увлажнились. — Если бы не вы…

— Ну-ну! Не разводи сырость в отделении, — сказал он шутливо. — Помни, Милана, что жизнь — как река: сегодня ее воды вовсю бурлят, бушуют, она гонит волны, как при шторме, а через время становится спокойной, тихой, теплой и уверенной в себе. Прощаться не люблю, но желаю тебе удачи! Ты — настоящая мать! Пусть тебе и твоим детям улыбнется удача! Да, я тут принес таблетки и написал, когда и как давать их детям.

— Спасибо! — растроганная Милана готова была броситься ему на шею и разреветься. — Я вас никогда не забуду!

Иосиф Карлович хотел обнять Милану, но сдержался. Он боялся назвать ее словом, которое отдавало болью, — дочерью. Доктор схватил бумагу на тумбочке, быстро написал номер своего мобильника.

— Позвони мне лет через пять, — проговорил он быстро. — Поняла?

— Да! — ответила Милана.

Доктор быстро вышел, не оглядываясь.

Ночью Милана проснулась и уже до утра не сомкнула глаз. Она несколько раз порывалась позвонить Татьяне, но боялась, что ее звонок прозвучит не вовремя — тогда, когда соседка будет во флигеле. Когда за окном начало сереть, она вышла в туалет и оттуда позвонила.

— Танюша, ты где? — спросила она.

— Где-где, под больницей, вас жду, уже замерзла как собака, и Бумчик голодный пищит.

— Ты отпустила такси?

— Да.

— Зачем?!

— Дорого платить! Вы скоро? — спросила Татьяна.

— Через час выйдем. Жди.

Милана проверила документы: эпикриз, больничные карточки, свидетельства о рождении, паспорт — все на месте, деньги тоже. Она разбудила детей и принялась их собирать.

— Мы едем домой? — испуганно спросил мальчик, все еще заикаясь.

— Мы едем в новый дом, тетя Таня уже ждет нас на улице, — ответила Милана.

— Я хочу к Бумчику, — заныла Иринка.

— И Бумчик вас ждет, так что поторопитесь.

— А у Бумчика есть кровь? У него на хвостике вавка? — спросила девочка.

— Нет никакой крови! Тетя Таня вылечила Бумчика!

Пока дети одевались, Милана нашла Сергеевну, обняла ее и поцеловала в щеку.

— Спасибо вам, — сказала она. — Я уезжаю с детьми от мужа, чтобы начать новую жизнь. Деньги у меня есть, не спрашивайте откуда.

— А я и не любопытствую! Ангела-хранителя вам в дорогу и на жизнь! — пожелала санитарка.

Она вытерла глаза и перекрестила Милану.

Татьяна подпрыгивала, стараясь согреться. Бумчик носился вокруг двух объемных сумок. Дети, увидев щенка, завизжали от радости, и через миг счастливый щенок с большим азартом их облизывал.

— Все, что могла! — кивнула на сумки Татьяна.

— Спасибо, — сказала Милана и вызвала такси. — Таня, у меня есть деньги, и я уезжаю, чтобы начать новую жизнь. Я буду тебе звонить, хотя не обещаю, что часто. Вот письмо, бросишь его моим в почтовый ящик, но только не сейчас, а вечером, когда мы будем уже далеко.

— Что ты им написала? Или это личное?

— Могу сказать дословно: «Я уезжаю с детьми, чтобы начать жизнь без насилия и унижений. С детьми все нормально, они здоровы. Не ищите нас». Вот и все, — объяснила Милана.

— Куда вы поедете?

— Если честно, то пока не знаю, на вокзале определюсь, — ответила Милана. — Танечка, ты для меня так много сделала, но не обижайся, если я позвоню и не скажу, где мы. Хорошо?

— Боишься, что твоим проболтаюсь?

— Не боюсь, но и не хочу, чтобы они узнали через каких-то твоих знакомых, — призналась Милана.

— Я понимаю.

— Еще раз спасибо тебе! — Милана обняла соседку.

— Это я тебя должна благодарить, — взволнованно сказала Татьяна. — Ты вытянула меня из депрессии, я стала меньше бухать.

— Постарайся вообще не пить.

— Обещать не могу, но постараюсь, — сказала Татьяна.

Прибыло такси. Милана с детьми поехала на вокзал и купила билеты на поезд до города за пятьсот километров от этого места. Через полчаса дети смотрели в окно купе, поглядывая на корзину со щенком, а Милана прилегла. Поезд увозил ее навстречу новому и неизведанному, где она должна была стать хозяйкой своей судьбы. Будущее манило ее и не пугало. Она была настроена сжечь за собой все мосты, решив строить свою жизнь собственными руками и в зависимости от своего желания. Она ясно осознавала, что мало стать свободной, нужно еще создать крепость, куда не сможет пробраться прошлое…