«Попытка понять поступки императора Фернана, не поняв его души, это попытка увидеть ложь без знания истины. Это попытка понять тьму без знания света...»

Клариса Гекслани, «История Второй Империи, Комментарии»,

1-е издание, репринт, Хальмстемская библиотека

Филь проснулся оттого, что у него нестерпимо чесалось в носу. Не открывая глаз, он чихнул, но чесаться не перестало. Тогда он перевернулся набок, но это тоже не помогло. Когда сдерживаться стало невозможно, Филь приподнялся на локтях и чихнул так смачно, что его глаза открылись сами собой.

Мальчик лежал на подушках в ослепительных лучах солнца, глубоко вдыхая душистый воздух. Он был наполнен странным, ни на что не похожим ароматом, к которому примешивался более знакомый запах дыма от костров. Поведя глазами вокруг, Филь обнаружил себя лежащим на гигантской кровати, стоявшей посередине комнаты размером с Малую гостиную Хальмстема.

Холодина в комнате была лютая. Причину Филь быстро обнаружил — высокая стеклянная дверь на балкон была открыта. Мальчик натянул на себя одеяло повыше и от удовольствия зажмурился, настолько теплым и невесомым оно оказалось, белоснежным, набитым легчайшим пухом. Он ткнулся носом в такую же подушку и со счастливым вздохом опять закрыл глаза.

В комнату тихо вошли. Кто-то, бесшумно двигаясь, закрыл дверь на балкон и положил что-то на стоявшую у кровати кушетку. Мальчик решил притворяться спящим, пока не вспомнит, как он здесь очутился. Послышались еще шаги и знакомый мужской голос произнес негромко:

— Вы достали, что я просил?

В ответ раздался женский голос:

— Я взяла у племянника его форму, они вроде одного роста.

— Ваш племянник служит вестником?

— Да, господин секретарь. У него сегодня выходной.

— Хорошо, распорядитесь, чтобы эту форму потом постирали.

Женщина спросила в сомнении:

— Только вот что нам делать с эмблемами?

— Ну, не спарывать же их! Оставьте, как есть.

Когда они ушли, Филь глянул на кушетку и увидел сложенную там стопкой одежду. На бордовой ткани он заметил вышитую эмблему в виде цветка, растущего из воды, чьи листья были листами пергамента, а цветы — сигнальными горнами. Это была не его одежда.

Выкарабкавшись из-под одеяла, мальчик вскочил с кровати — его собственной одежды в комнате не было. Филь помрачнел: получалось, что вслед за плащом с сандалиями он потерял и штаны с рубахой. В чем же он пойдет? Не в ночной же рубашке, бывшей на нем! И тут Филь всё вспомнил.

Этот господин, что сейчас заходил сюда, встречал их вчера ночью. Выслушав префекта, он отослал его и позвал другого господина, которого мальчик уже смутно помнил. Они вдвоем пытались добиться чего-то от Филя, потом второй господин рассердился. Тогда первый господин сказал:

— У него калейдоскоп в голове, он смертельно устал. Но, кажется, он был под допросом эмпарота. С вашего позволения, я дам ему выпить пуны и отправлю спать. Утро вечера мудренее.

С новым интересом, пополам с испугом, мальчик оглядел опочивальню, уже догадываясь, куда он попал. Всё удовольствие от нахождения в ней с него смыло — в голове стучалась только настойчивая мысль, что он откусил куда больше, чем в силах проглотить. Надо бежать, но как и в чем? Филь решил начать с того, что можно было сделать прямо сейчас.

Он схватил лежавшие на кушетке штаны и тут увидел свои черные от грязи ноги. Нет, с этими ногами нельзя в такие штаны, решил он. А если поймают в таком виде в чужой одежде? Бросившись к умывальным принадлежностям, расставленным в углу на столике, Филь схватил таз с водой, опустил его на пол и встал в него с ногами. Кое-как смыв с них грязь, он хотел уже броситься обратно к штанам и тут увидел себя в зеркале.

Таких зеркал мальчик ранее не видал — оно было размером с кровать, если ее поставить на попа. Филь разглядел, какого цвета его лицо, и взвыл от бессилия. Это же нельзя отмыть за раз! Растерянный, он повернулся к балкону — может, оттуда можно сигануть вниз? — затем сообразил, что для начала надо всё-таки одеться. Он снова дернулся у кушетке, совершенно забыв, что стоит в тазу.

Наступив на его край, Филь опрокинул таз и тот поддал мальчику под колени. Ноги его подломились, он рухнул спиной на столик. Обитый бронзой угол стола въехал в зеркало. «Крак!» — раздался позади Филя тихий отчетливый звук.

Филь не стал даже оборачиваться. Он больше никуда не хотел бежать. Зажмурившись, он втянул голову в плечи, слушая грохот стеклянного водопада за спиной, надеясь лишь, что его убьет сразу большим осколком. Но смерть его почему-то миновала. Открыв глаза, он увидел, что в комнате стоит г-н секретарь.

У него было узкое лицо с крупным горбатым носом и глубоко посаженные глаза под скепически изогнутыми угловатыми бровями. Он потрясенно смотрел на усыпанный осколками пол, по которому во все стороны растекалась грязная вода.

— Как это произошло? — делая ударение на каждом слове, сказал господин секретарь. Увидев пустую раму, он примерз к ней взглядом.

Филь с трудом поборол дрожь в коленях. Вранье не могло ему помочь, оно лишь продлило бы его мучения. Возможно, его даже станут пытать.

— Я... я хотел сбежать, — проговорил он обреченно, понимая, что жизнь его кончена.

— И? — сухо поинтересовался у него г-н секретарь.

— Но сначала я хотел помыться, — ответил Филь тише.

Г-н секретарь крякнул, услышав это.

— Помылся? — спросил он.

— Помылся.

— А потом?

— А потом я подскользнулся, — уставясь в пол, пробормотал Филь.

Он потерянно переступил с ноги на ногу на мокрых досках. Плечи и спину его саднило. Видимо, некоторые из осколков его поранили.

— Стой, где стоишь, — холодно бросил ему г-н секретарь. Он показал на куски стекла под ногами мальчика и испарился из комнаты.

Не успел он скрыться, прибежали служанки и с оханьем и аханьем принялись убирать стекло, затем вымыли с головы до ног самого Филя. У них это получалось так ловко, что мальчик только успевал поворачиваться в злосчастном тазу. Когда его вытирали полотенцем, он заметил, как сказалась его ночевка на белоснежных простынях постели, и чуть не застонал от огорчения.

Одев его в одежду с кушетки, оказавшуюся ему впору — чулки, штаны, сапоги, рубашку с камзолом и короткий плащ — Филя вывели во двор. Здесь он понял, чем так пахло в опочивальне.

Двор был не внешний, куда его привезли вчера. Этот двор располагался внутри замкового корпуса, выстроенного вокруг обширного парка. И каких только деревьев в нем не было! Филь узнал знакомые ему тис, лавр, платан и кипарис среди множества других, пахучих и незнакомых.

Вдоль выложенных мрамором дорожек стояли вырубленные из цельного куска дерева скамьи. На одной из них, в черных шерстяных трико, башмаках и камзоле, закинув ногу на ногу, сидел г-н секретарь. Он грелся на солнышке.

— Императору, как всегда, жарко, — завидев Филя, сказал он не поворачивая головы,— а я вечно мерзну.

Он вздохнул и, подняв лицо к солнцу, закрыл глаза. Г-н секретарь выглядел как человек, который пытается до конца использовать выпавшую ему минутку отдыха. Филь мялся рядом. С ним мялась служанка, которая привела его сюда. Наконец г-н секретарь поднялся со скамьи.

— Идем!

Отпустив кивком служанку, он сжал костлявыми пальцами плечо мальчика и потащил его за собой. Он шагал быстро на своих тощих ногах и Филю пришлось перейти на бег вприпрыжку. Они пересекли парк и влетели в застекленные двери еще одного сада, на сей раз зимнего.

В открытой южному солнцу лоджии, развалившись на кушетке и сложив ноги на ее спинку, возлежал плотный огненно-рыжий вельможа. Он изучал длинный пергамент, с которого свисала сургучная печать.

— Сир, я привел его, — останавливаясь в отдалении, сказал г-н секретарь.

— А, Клемент, наконец-то!

Вельможа встал с кушетки и устремил взгляд выпуклых глаз на Филя, затем сделал круг вокруг мальчика, будто тот был невиданной скульптурой.

— Вы были правы, он в самом деле побывал под допросом эмпарота, — сказал вельможа, невнятно выговаривая слова. — Мне принесли его допросный лист, и вы не поверите, что он успел там натворить!

Он протянул секретарю пергамент.

— Вы не поверите, что он успел здесь натворить, — сказал тот, опуская свой киль вместо носа в документ.

Рыжие брови вельможи встали вопросительным домиком и Филь сообразил, кто перед ним. У мальчика от страха затряслись руки.

— Да-а? — ожидающе произнес император.

Г-н секретарь кивнул и, отвлекшись от документа, вкратце поведал, что произошло в опочивальне. Император прикрыл веки словно то, что он услышал, его бесконечно расстроило. Квадратное лицо с низким лбом и тяжелой челюстью превратилось в морду спящего пса.

— Значит, ты тот самый малый, что уронил мост на голову моего брата, — сказал он Филю. — Жаль, промазал, надо было лучше целиться.

Император сердился или подначивал, Филь не мог взять в толк. Но он вроде не собирался распинать его за разбитое зеркало и покушение на брата. На душе Филя полегчало, он даже позволил себе оглядеться.

Среди растущих в кадках растений он заметил несколько мраморных скульптур. У одной из них притулился до ужаса знакомый деревянный ларец. Г-н секретарь, тем временем, вчитывался в пергамент с таким лицом, словно был не в силах поверить глазам.

Император проговорил мягко:

— Как видите, Клемент, мы еще легко отделались. Всего за месяц он успел выбить окно в башне на высоте девяноста шагов, обратите внимание. Подпалил кусты неопалимой купины, чем вызвал пожар склада, едва не сгорев сам. Там много еще чего, но во всем этом нет ни капли злого умысла. Так что простим проказнику сегодняшнее мелкое происшествие.

Секретарь поднял на него растерянный взгляд:

— Но зеркало, сир!

— Я сказал, простим, — повторил император с нажимом. — Вы, видать, еще не дочитали до конца?

Секретарь снова ткнулся в пергамент. Вдруг он так остро глянул на Филя, что сердце того опять юркнуло в пятки. Быстро скатав пергамент, г-н секретарь сказал:

— Сир, я полностью с вами согласен, нам следует его простить!

Не понимая перемены его настроения, Филь всё же вздохнул с облегчением. Вытянув руку, император щелкнул пальцами в направлении ларца. Клемент достал оттуда кубок с изумрудом и мальчик опять вздохнул, вожделенно уставясь на камень.

— Это символ императорской власти, — сказал император, принимая кубок у секретаря. — Он переходит по наследству каждому следующему императору. Говорят, что это любимый кубок Локи, чей отец О́дин правил тут много веков назад. У О́дина был нелегкий характер, он зачастую выводил своих приближенных из себя, но раз перестарался и его собственный сын Локи пришпилил папашу копьем к дереву. Желая выразить отцу до конца свое неудовольствие его поведением, Локи собрал его кровь в этот кубок и выпил за здоровье папы. С тех пор кубок приобрел интересные свойства, в частности, он обезвреживает яды. Ты можешь пить из него среди своих самых заклятых врагов и ничего с тобой не случится…

Как бы не был Филь заворожен кубком, тут он не удержался и фыркнул. Этот правитель сильно рисковал, если полагался на такие свойства. Ни один моряк не доверит свою жизнь канату, не проверив его для начала.

— Так ведь ничего не стоит подменить его на время пира! — возразил мальчик. — В нем же нет ничего особенного!

Кроме камня, подумал он и сразу понял, что преступил границу: лицо императора снова отяжелело, он опять стал похож на пса.

— Кубок темнеет, — проговорил вельможа ровно, — при попадании на него даже сильно разведенного яда.

Всё равно можно как-то обмануть, подумал Филь, просто нужен особый сплав, вот и всё. Император швырнул кубок обратно в открытый ларец.

— Это подделка! — рявкнул он в ответ на испуганный взгляд мальчика. — Он не темнеет больше так, как темнел раньше! Мне нужен этот кубок, — продолжил он с напором, — и если ты когда-нибудь его встретишь, то должен доложить нам об этом немедленно!

Если подделка оказалась столь хороша, у Филя не было сомнений, кто ее изготовил — Ирений не зря торчал целую неделю в кузне этим летом. Для чего ему это понадобилось, мальчик решил поразмыслить потом, а пока, кивнув, он осторожно подумал: «С чего бы это я бросился докладывать? Я что, уже на службе?».

Будто услыхав его мысли, император сказал:

— На тебе форма императорского вестника. Предполагалось, что она послужит тебе, пока приводят в порядок твою одежду, но так даже лучше... Подойди сюда!

Неуверенный в том, чего следует ожидать от этого, Филь шагнул вперед и император коснулся его плеча кончиком пальца.

— Назначаю тебя моим личным вестником... — Он брезгливо поджал палец. — Этого достаточно для любого эмпарота, если кто засомневается в твоей должности. — Он оборотился к секретарю. — Дайте ему его жалование!

— Сколько именно, сир? — поинтересовался тот.

— А сколько обычно платят вестнику? — спросил император так, словно желал поскорей закончить всё это.

— Пять золотых империалов в год, сир.

— Выдайте ему десять серебром и пусть проваливает, — произнес император с раздражением. — И учти, я жду от тебя новостей! — с угрозой сказал он Филю, которого г-н секретарь уже потащил к дверям.

Вернувшись, Клемент доложил:

— Я вывел его в город, сир. Вы чуть было не вышли из себя, — добавил он почтительно.

Император глянул на него с вымученной улыбкой.

— Да, представьте себе! Этот мальчишка меня взбесил.

Клемент поклонился:

— Его следовало бы отправить на рудники отрабатывать нанесенный урон, а не нанимать на имперскую службу. Одно зеркало стоило двести империалов!

Император невесело улыбнулся:

— С любым другим я бы так и поступил. Но этот неучтивый пакостник выжил в шторм, который забрал жизни всех прочих с корабля, очутившись волей случая в Преддверии в период летнего открытия Границы. Он погиб бы там, угоди он туда в любое другое время, но ему помог случай. После чего он лишь случайно не сгорел на пожаре. Затем он случайно уронил мост на моего брата и случайно увидел, как тот проник в Библиотечную башню и что-то украл. Этому мальчишке покровительствуют какие-то боги и у меня нет желания переходить им дорогу... пока нет. Сначала пусть его невидимые покровители и собственное неистребимое любопытство послужат нам, теперь, когда он знает, что мы ищем!